Кольцо Пяти Драконов

9 Сосуд наполовину полон

Название, монастыря — монастырь Плывущей Белизны — соответствовало ему очень точно. Он был построен на отвесной скале, возвышающейся над Каменным Рубежом, из белого, как кость, камня, сверкающего на солнце, сияющего серебром под дождем. Безлунными ночами здание словно светилось неземным светом. Девять стройных минаретов поднимались над высокими стенами. Их венчали вытянутые, покрытыми серебряными пластинами купола. Когда на горы опускался туман или надвигались низкие тучи, купола пропадали из виду.

Ни одна из ныне живущих рамахан не помнила времен, когда монастыря не существовало. По преданию, здание было задумано и возведено богиней Минной. Многое подтверждало достоверность этой легенды, и в первую очередь — сам камень постройки. Ничего подобного в горах Дьенн Марр не встречалось. Он был плотным и настолько твердым, что прошедшие века не оставили следов на огромных глыбах. На всей Кундале сравниться с ним мог разве что бывший монастырь Слушающей Кости в Аксис Тэре — ныне в'орннский Храм Мнемоники.

Риана, ежедневно работавшая в колдовском саду Бартты, видела монастырь каждый раз, когда поднимала глаза. Если же смотреть вниз... Изредка на крутых, ступенчатых улицах мелькали фигурки людей. Они двигались короткими, быстрыми рывками, часто замирая на месте, словно придавленные вечной усталостью, словно навеки разучились радоваться. Завернувшись в темные плащи, люди спешили по своим делам или одиноко стояли, погрузившись в размышления, на заслоненных от света порогах или у наполовину прикрытых ставнями окон. Будто чего-то ждали, вечно ссутулив плечи под невидимым ураганом. Где суета и шум голосов, споры из-за цен? Где переклички знакомых на переполненных народом рынках, вопли играющих детей? Где, в первую очередь, многочисленные кундалианские праздники, отмечающие смену времен года, урожаи, особенные дни календаря, которые Джийан с такой любовью описывала ему? Тишина нервировала. Аннон и Курган любили проводить время в окрестностях Аксис Тэра, но всегда возвращались к зною и бурному ритму города.

Окруженная странными запахами, от которых кружилась голова и слегка подташнивало, Риана работала под острым взглядом Бартты. С распухших от побоев лица, шеи и плеч еще не сошли синяки. По ночам она не могла спать от боли, однако снотворное, которое готовила для нее Бартта, не пила — оставшись одна, выплевывала за окно.

Риана считала себя умной — и, как оказалось, зря. Однажды ночью, через три дня после избиения, она попыталась выскользнуть из дома. Подождала, пока погаснет лампа в спальне Бартты, пока весь дом погрузится в темноту, встала с постели и подошла к открытому окну, пристально глядя в ночь. Низкие облака неслись по небу, закрывая вершины гор и минареты монастыря, воздух был промозглым и холодным. Натянув плащ, она вылезла в окно — и оказалась лицом к лицу с Барттой.

Первый удар бросил девочку на колени. Затем Бартта схватила ее за волосы на затылке и дернула так сильно, что на глазах выступили слезы, но Риана твердо решила не кричать. Только скрипела зубами от ярости. В руке Бартты сиял шарик света.

— Смотри! — приказала Бартта, сильно дернув Риану за волосы.

Цветы на клумбе под окном, куда она последние три дня выплевывала сонное питье, поникли, лепестки сморщились. Бартта наклонилась ближе.

— Глупый, упрямый Аннон, — прошипела она. — Думал, я не пойму твои уловки? — Она выпустила волосы Рианы. Ее голос изменился, смягчаясь. — Риана никогда бы не подумала об уходе. Зачем бы ей? Где-то в этих горах — ее дом, она среди своих сородичей, скоро войдет в элиту своего народа, ей откроются все тайны Миины.

Бартта помогла девочке встать, отряхнула платье, погладила по щеке. Отвела в другую часть сада и ласково сказала:

— Вот видишь это растение с цветами в форме воронки и каплевидными орехами? — Бартта опустилась на колени, и Риана присела рядом. — Это бругманзия багряная или, как ее еще называют, кровавица. — Бартта сорвала орешек, сняла зеленую кожуру, положила красноватую сердцевину Риане на ладонь. — Я научу тебя, как делать из нее пасту, которая, проглоченная в нужном количестве, не даст тебе замерзнуть даже в мороз. Это тайна, которую не знает ни одна из учениц. Даже не все послушницы. — Она ласково погладила Риану по голове. — Но тебя я научу. Хочешь?

Риана, сбитая с толку такой резкой сменой настроения, кивнула, хотя не понимала, как это ей может пригодиться.

Два дня спустя Риану разбудило пение силовых ручьев. Бартта говорила, что они оплетают всю Кундалу. Так уж получилось, что дом был построен на ручье, но ведь так же был построен и монастырь Плывущей Белизны. В сущности, по словам Бартты, все рамаханские монастыри стояли на главных ручьях. Загадочная силовая решетка страшно интересовала Бартту; она все время спрашивала Риану, чувствует ли та ручьи. Риана всегда отвечала “нет”, но обещала стараться, потому что хотела, чтобы Бартта продолжала говорить о них. Риана сделала вывод, что среди многого другого, утраченного рамаханами, была подробная карта ручьев. Без карты невозможно осмыслить линии; не зная точек пересечения, невозможно понять природу решетки и ее предназначение. Очевидно, теперь очень немногие из рамахан могли хотя бы почувствовать ручьи, что уж тут говорить о попытке составить карту заново.

Кости гудели, словно тело превратилось в инструмент, струны которого перебирает невидимый виртуоз. Ощущение было не очень неприятное, однако, безусловно, жуткое.

Только-только рассвело; при низком небе, затянутом черно-синими тучами, утро обещало быть лишь чуть менее темным, чем ночь. Риана встала посреди спальни и закрыла глаза. Ее окутывала тишина. На улице лихорадочно щебетали птицы; дождь мягко барабанил по подоконнику, шелестел в колдовском саду.

Ужасная примитивность дома начала угнетать ее. Ни атомных ламп, ни ионных акселераторов, ни терциевых матриц, ни нейронно-сетевых генераторов. Тепло от огня, свет от масляных ламп и ничего, что давало бы ощущение связи с внешним миром. Деревня, в сущности, глуха, нема и слепа. Неудивительно, что Кундала оказалась такой легкой добычей.

Внезапно заскрипели половицы, из соседней комнаты позвала Бартта. Девочка натянула кундалианскую одежду и вышла из спальни.

Бартта сидела за деревянным столом. На столе стояли две миски, заполненные отвратительной кундалианской кашей. Риане она не нравилась.

— Садись завтракать. Сегодня будет много работы. Риана молча села, но не взяла деревянную ложку. Сейчас бы хоть немножко жареных коррибов.

— Мазь, которую я сделала для тебя, действует. Твое лицо выглядит гораздо лучше. — Можно подумать, что синяки появились в результате несчастного случая! — Еще немного, и я отведу тебя в монастырь.

Девочка угрюмо уставилась на неаппетитный завтрак. В пустом животе урчало. За ужином она почти ничего не ела. Приготовленные Барттой тушеные коренья по вкусу и запаху напоминали грязь. То немногое, что Риана проглотила, не удержалось в желудке: ее вырвало примерно через час после того, как она отправилась спать.

— Ешь. — Голос Бартты стал строже. — Как кундалианка...

— Джийан не стала бы это есть. Бартта не донесла ложку до рта.

— В'орнны схватили Джийан, ей пришлось жить с в'орннами, пришлось делить постель с в'орнном. Ей надо было приспособиться, чтобы выжить, — как должна приспособиться и ты.

Мгновение Риана обдумывала эти слова. Бартта знала, чем пронять Аннона: достаточно просто упомянуть Джийан.

Риана схватила ложку. Внушив себе, что это жареное мясо кора, она забросила вареную крупу в рот и побыстрее проглотила.

В мгновение ока Бартта вырвала ложку из руки Рианы, схватила ее за плечо и яростно встряхнула.

— Ты ешь, как животное! — завопила она Риане в лицо. — Ты что, животное? Кундалиане не едят, как животные! Кундалиане — цивилизованный народ! — Она толкнула Риану так, что стул закачался. — Ну-ка подбери ложку. Вымой ее и приходи, я научу тебя, как есть правильно.

Когда Риана вернулась к столу, Бартта встала рядом с ней.

— Набери ложку гленнана и положи в рот. Пока жуешь, отложи ложку, чтобы насладиться вкусом. Глотай. Теперь снова возьми ложку...

Так и пошло. Посередине завтрака Риана с неудовольствием призналась себе, что Бартта права. Для нее гораздо полезнее просто слушаться Бартту. Раз уж застряла в этом проклятом теле, надо хотя бы приспособиться к нему. И научиться кундалианским обычаям. Взять, к примеру, завтрак. Может, и не очень вкусный, зато по крайней мере желудок не возмущается, как вчера вечером, когда она запихивала в себя пищу.

Потом в ней вновь восстал в'орннский воин. “Я не Риана!” — упрямо крикнула она в уме. Сердце колотилось... Но она была Рианой. И стоило посмотреть на Бартту, как становилось ясно, что будет с ней каждый раз, когда Аннон снова заявит о себе. Ах, Н'Лууура, если бы Джийан была здесь! Но ее не было: ее увез свор-командир Реккк Хачилар. Вполне возможно, что он... она... Аннон... Риана никогда больше не увидит Джийан.

Что-то застряло у нее в горле, и она чуть не подавилась. Проглотила остатки гленнана и глубоко вздохнула. В душе боролись гнев и отчаяние. Смирение никогда не было свойственно мужчине-в'орнну; этого понятия для воинов просто не существовало. Мысленно Риана поставила себе задачу: выжить. “А чтобы выжить, мне надо приспособиться”.

Она покорно доела гленнан, потом отнесла миску и ложку к раковине. Под ногами гудели слышные только ей ручьи.

Через неделю Бартта велела собираться в монастырь Плывущей Белизны.

По дороге Риана впервые по-настоящему увидела деревню. Каменный Рубеж напоминал амфитеатр, вырытый в склоне горы: крутые улицы спускались к “сцене” — центральной площади.

Девочка шла рядом с Барттой, замечая, как крестьяне кланяются, прося Миину даровать ей благословение и доброе здоровье. Они миновали красивый парк, окруженный высокими соснами, прекрасно ухоженный, но совершенно безлюдный. В тавернах молодые люди с покрытыми грязью и потом лицами ели стоя, время от времени прикладываясь к кружкам, и тихо разговаривали между собой. Они смотрели ей вслед, и их взгляды ощущались физически, как рука, стискивающая затылок. Нигде не было слышно музыки, только плач младенцев и шепот ветра в соснах. А потом появился еще один звук. На узкой улочке они с Барттой столкнулись с похоронной процессией, идущей за белым гробом. Риана мельком увидела залитые слезами лица, покрывала и длинные плащи. Громкие рыдания напоминали шум дождя в водосточных трубах. Печаль изливалась из каждой двери, лежала на затененных улицах, как задыхающиеся, полумертвые животные. Силовые ручьи мертво молчали.

Наконец они свернули на узкую мощеную дорожку, которая, петляя, поднималась круто вверх метров на шестьсот к воротам монастыря Плывущей Белизны.

В духе классической кундалианской архитектуры внутренняя часть монастыря была настоящим лабиринтом комнат, святилищ, коридоров, садов, лоджий, балконов, широких лестниц, двориков и атриумов. Юные ученицы, да и многие послушницы-лейны вечно терялись в этом хаосе, и даже жрицы-шимы порой забредали в неизвестные им районы монастыря. Только конары, старшие жрицы из правящей Деа Критан, всегда точно знали, где находятся.

Девять раз за каждый лунный цикл — то есть сутки — хрустальные куранты вызванивали пятиугольник тонов, магически основанные один на другом в единстве Большого Аккорда — символа любви и присутствия Миины. В это время вся работа в монастыре замирала; пока звучал Аккорд, пелись ежедневные молитвы. Поскольку в монастырских садах росло много апельсинников, тонкий аромат смешивался со Священными Песнями, придавая им нечто невыразимое словами. Как говорили рамаханы, знак того, что Святое Слово Миины достигает четырех углов мира.

В то первое утро в монастыре Риану поджидало еще одно испытание. Уборные для каждой ступени рамахан были общими. То есть ученицы — как и лейны, и шимы — пользовались одной уборной на всех. Личные уборные были только у конар.

Войдя в душевую, Риана застыла в замешательстве при виде совершенно обнаженных кундалианок. Ей снова пришлось напомнить себе, что она и сама кундалианка. И откуда у нее взялось это внезапное отвращение к толпе? Ученицы говорили о своих телах: кто слишком толстая или слишком худая, у кого ноги слишком короткие или слишком полные. Они болтали о своих лицах: у кого нос слишком длинный или слишком курносый, у кого глаза слишком близко посажены, слишком маленькие или косые, у кого прыщи, а кто просто уродина. Звучал неискренний, нервный смех, девочки сбивались во враждующие стайки, издевались над слабыми, над застенчивыми, над любой, казавшейся “другой”, шептались о том, кто из наставниц самая плохая, самая злобная, самая строгая или самая уродливая, о пропущенных занятиях, списанных контрольных, о запретных ласках, о ночных побегах и тайных свиданиях с мальчиками, поджидающими по ночам за стенами монастыря, о вечеринках, где тайком глотали снадобья, сделанные из трав и грибов, и курили пронесенную в монастырь лаагу. Аннон кое-что знал о лааге. Ее делали из высушенных измельченных листьев тропического растения; при курении или жевании она производила явное наркотическое действие, приводящее к быстрому привыканию. Это был грубый и опасный наркотик, особенно по сравнению с саламуууном, который в отличие от лааги не вызывал привыкания. Консорциум Ашеров крепко держал саламууун в руках, позволяя продавать его только в имеющих специальное разрешение кашиггенах.

Риана продолжала прислушиваться к негромким взволнованным голосам. Никто не упоминал о Миине, о священных текстах, о службах, даже о миссии рамахан, о которой так часто говорила Джийан: вернуть кундалианам ощущение благодати, которым они наслаждались столетия назад.

Пока Риана пыталась понять все это, две ученицы заметили новенькую и, насмехаясь, затащили под душ прямо в одежде. Платье прилипло к телу, что рассмешило их еще больше. Ее раздели и затолкали под горячие брызги в длинной душевой из мыльного камня, потешаясь над ее застенчивостью и обзывая. Конечно, поведение Рианы в таком близком соседстве с обнаженными девушками было довольно необычным. Каждый раз, когда Аннон чувствовал прилив сексуального возбуждения, Риану охватывала волна отвращения, принося чувства стыда и смущения.

А это оказалось небезопасно: смущение вывело на поверхность Аннона. Риана утратила хрупкую видимость женственности, сознание того, где она и кто. И бросилась в бой. Неудивительно, что эта внезапная агрессивность ошеломила и напугала девочек. Они завопили и побежали из душевой: так порыв ветра сметает опавшую листву.

Крики привлекли внимание дежурной послушницы, лейны Астар. Это была красивая женщина, не слишком старая, не слишком молодая. В блестящих каштановых волосах уже сверкала седина. Бледно-желтое одеяние послушницы очень шло ей.

— Что тут происходит? — спросила она мелодичным голосом.

— Новенькая какая-то чудная, — сказала одна из учениц.

— Да. Она странная, — сказала другая.

— Она пыталась сделать нам больно, — вмешалась третья.

— Нам она вообще не нравится, — сказала четвертая.

— Ну-ну, девочки. — Улыбка лейны Астар каким-то образом успокоила страх и враждебность учениц. — Риана в нашем монастыре недавно... бедняжка потеряла память. — Она оглядела учениц, одну за другой обнимая их взглядом. — Вы все помните, как трудно бывает вначале. Подумайте, насколько все труднее для нее. Риане надо многому научиться. Мы должны помочь ей привыкнуть; мы сами ждали помощи — и нам помогали. Таковы наши обычаи, не так ли?

Девочки закивали, и послушница велела им бежать одеваться, поскольку они уже опоздали на утреннюю молитву.

Оставшись наедине с Рианой, лейна Астар обернулась к ней.

— Ты в порядке?

Риана долго молчала.

— Откуда ты знаешь обо мне? — спросила она наконец.

— Мне рассказали, — просто ответила лейна Астар и протянула полотенце. — Не угодно ли тебе выйти?

Риана взяла полотенце и обернула им тело, к которому не могла привыкнуть. Она вгляделась в лицо лейны Астар — открытое, доброжелательное и, к счастью, бесхитростное.

— Почему ты ударила их, Риана? — В тоне лейны Астар не было угрозы. Казалось, ей искренне любопытно.

— Я что-то чувствую, — нерешительно ответила Риана. — Ну, в смысле, в теле. Не знаю что. — Она не могла сказать лейне Астар, что поддалась жажде мести убийцам семьи Аннона Ашеры.

— Ты — здоровая девочка-подросток, — произнесла лейна Астар. — Сказывается действие гормонов — они наращивают мускулы и кости, чтобы ты могла расти. Не надо беспокоиться из-за ощущений: это совершенно нормально.

— Не для меня, — пробормотала Риана.

Лейна Астар по-прежнему улыбалась, словно не услышала.

— Давай-ка я провожу тебя в келью.

— Боюсь, это не понравится конаре Бартте. Я пропущу молитву.

— Для молитв всегда есть время, — беззаботно сказала лейна Астар. — По-моему, в данный момент для тебя гораздо важнее устроиться на новом месте.

Риана была так благодарна, что смогла только кивнуть.

День Рианы складывался так: подъем до рассвета на первую молитву, потом скудный завтрак в трапезной вместе с прочими ученицами и занятия с разными наставницами-рамаханами с перерывом на молитву. В полдень — обед, за ним еще одна молитва, затем физический труд почти до самой вечерней молитвы, после чего ее ждали личные занятия с самой Барттой. Риана предпочла бы проводить вечера с лейной Астар, но об этом не могло быть и речи. Ревнивая Бартта не допустила бы соперницы.

Ее больше не дразнили. Гораздо хуже: другие девочки подчеркнуто не замечали ее. Риана слушала их разговоры в душевых, чувствуя себя совершенно чужой, по-прежнему неловко и неуютно. Бывали времена, когда это становилось просто невыносимо; тогда она прижималась головой к стене и горько плакала по жизни, которую когда-то вел Аннон — жизни богатой и привилегированной; теперь от нее ничего не осталось, словно и не существовало никогда. Аннону не доводилось выбрасывать мусор, чистить овощи, голыми руками выкапывать из земли клубни. Работать двадцать звездных часов в день, а спать четыре. Он был волен есть, когда хочется, играть, когда хочется, охотиться, когда хочется, идти, куда хочется. Все это было недоступно Риане. Она была — по сути, если не по названию — пленницей.

“Лучше привыкай к нынешней жизни, — не уставала твердить Бартта. — Другой у тебя нет”.

Все это было так нечестно!

К счастью, текущая вода скрывала слезы, но какое это имело значение? Ученицы нахально пробегали мимо или отворачивались, когда собирались посплетничать, не обращая внимания на ее боль и страдания.

Каждая мелочь превращалась в проблему: от пересчета в'орннских звездных часов на кундалианские лунные часы, от пищи, которую приходилось есть, до койки, на которой она спала. Всякий раз, когда Риана работала, принимала душ, одевалась или ходила в туалет, ее поражала чуждость нового тела. Что делать с грудями или местом, где когда-то болтались интимные места Аннона? Между ног теперь было совершенно гладко, отчего она чувствовала себя вернувшейся в детство. Она старалась избегать зеркал, ибо лицо, смотревшее из зеркала, вызывало у нее неудержимую дрожь. Внешность, отражавшаяся в зеркале, совершенно не соответствовала содержанию. Казалось, этот разрыв невозможно преодолеть, да она и не особенно пыталась — хотя бы потому, что просто не могла отказаться от прошлого. Ее приводила в ужас мысль, что, если она смирится с произошедшей переменой, все, что осталось от Аннона, в сущности, умрет.

И это были не пустые страхи. Бытовые мелочи привычной Аннону жизни постепенно стирались из памяти. Бывали времена, когда это становилось просто невыносимо. Все равно что наблюдать за собственной смертью: медленно, неумолимо драгоценные кусочки вырывают из тебя, как страницы из книги. Бывали времена, когда она не сомневалась, что сойдет с ума; ведь что такое, собственно, рассудок, как не осознанное ощущение своего “я”? Если нет “я” — или если это “я” быстро исчезает, — как существовать рассудку? Где жить — если использовать психологическую метафору, — раз дома нет?

В такие моменты Риана поднимала старательно расшатанную плитку под койкой и извлекала два мирских предмета, которые тайком пронесла в монастырь: нож, подаренный Элеаной, и древнюю кундалианскую книгу, найденную в пещерах под дворцом в Аксис Тэре.

Дотрагиваясь до ножа, Риана не могла сдержать слез. Он вызывал в ней столько чувств, что справиться с ними казалось невозможным. При воспоминании об Элеане грудь разрывалась от боли. Оглядываясь назад, она понимала, что начала влюбляться в Элеану, хотя в'орнн, каким она когда-то была, никогда бы не признался в таком. Но что теперь делать с этой любовью, которая обосновалась в сердце так же крепко, как пятнистое солнце в безоблачном небе Кундалы? Она — женщина. Действительность была такой странной, что Риана не могла осознать ее. Возможно, Аннон смог бы принять существование в теле кундалианина — но кундалианки! Это уж чересчур.

“Если бы я только не убежал из дворца, — думала она. — Если бы я только последовал первому побуждению вернуться и перерезать Бенину Стогггулу глотку. Если бы я только не поехал сюда с Джийан. Если бы я только остался с Элеаной”. Но о каком “я” шла речь? Лучше привыкай к нынешней жизни. Другой у тебя нет.

Иногда, несмотря на неизбежное суровое наказание, черное отчаяние заставляло Риану кидаться в драку — как сделал бы в'орнн Аннон, — то расквасив нос задире, то подбив глаз мучительнице. Оказалось, что это тело, несмотря на относительную слабость, обладает замечательной реакцией, огромной выносливостью и упрямым сердцем. Как ни странно, подвиги совсем не принесли ей любви других жертв задир, которые упрямо держались ближе к стаям, частью которых стремились быть. Так что она оставалась одинокой, отверженной даже среди тех, кого пыталась защитить.

Но бывали и другие случаи, более пугающие и сбивающие с толку, когда, мучительно тоскуя по прежней жизни, ей вспоминались замороженные степи, покрытые льдом скалы и заснеженные холмы — настолько отчетливо, что она понимала, что когда-то жила там. Аннон никогда не видел голографических снимков этих мест и тем более не бывал там. Риана тихо стонала, обхватив голову, словно иначе мозг разлетелся бы на куски.

Такие припадки были хуже всего, однако она никому не рассказывала о них, даже Бартте, которая хотя бы знала Аннона, пусть и совсем недолго. И еще. Аннон всегда мог поговорить с Курганом; у Рианы не было никого. Она не смела доверить правду даже лейне Астар. И все равно лейна Астар ухитрялась приносить Риане утешение. Астар то и дело посылала ее в Библиотеку, большое двухэтажное хранилище всех знаний рамахан, и там девочка часами читала — быстро, почти исступленно, буквально проглатывая том за томом. Они с лейной Астар часто встречались в Библиотеке и просто молча сидели бок о бок за книгами.

Риана не рассказывала Бартте о новой подруге, а тем временем лейна Астар потихоньку начала учить ее тому, как поступать, что говорить и, пожалуй, самое важное, что не говорить. Даже Бартта начала замечать перемены. Астар превращала занятия в остроумные и требующие все большего напряжения игры, возбуждая присущее Риане стремление побеждать и одновременно давая выход агрессивности. Таким образом, Риана начала считать лейну Астар чем-то вроде ангела-хранителя, сияющим оазисом в отвратительном месте, где она оказалась. Она медленно и мучительно училась быть кундалианкой, быть женщиной, быть рамаханой, но ужасная правда по-прежнему отделяла ее даже от Астар.

Постепенно Риана привыкла делать то, что велит Бартта, какой бы низкой или неприятной ни была задача или сколько бы таких задач ни наваливалось на нее каждый день, — намного больше, чем поручалось другим учениц, намного больше, чем она вообще могла выполнить. Соответственно, как бы тяжело Риана ни трудилась, она была обречена на неудачу, вызывая недовольство того самого человека, которому следовало угодить.

Так прошло шесть недель. Однажды Бартта пришла за Рианой во время третьих курантов и велела идти за ней. Они молча прошли по лабиринту коридоров, атриумов и садов в квадратную комнату. Три ученицы в синих муслиновых платьях стояли на коленях, выжидающе глядя на конару в шафрановом одеянии из шелка-сырца. В двух из них Риана узнала девочек, которых регулярно мучили в душевой.

Солнечный свет струился через замысловатую резьбу деревянных ставен, рисуя прихотливые узоры яркого света и глубокой тени на плиточном полу. На побеленных стенах висели прямоугольники из корового пергамента, покрытые такими же странными кундалианскими надписями, как те, что она видела в своей старой книге.

— Конара Опия, это Риана, — сказала Бартта сильным, ясным голосом. — Сия ученица провела здесь всего шесть недель и нуждается в твоем... особенном обучении.

Жрица улыбнулась и протянула руки, но Риане не понравилось ее лицо, закрытое, как дверь тюрьмы.

— Мне доставит большое удовольствие обучать ее, конара Бартта.

Несомненно, почувствовав внутреннее сопротивление девочки, Бартта положила руки Риане на плечи. В ответ Риана уперлась.

Бартта нагнулась.

— Делай, что говорят, — прошипела она Риане на ухо. — Не серди меня, иначе тебе будет плохо нынче вечером.

Риана сжала кулаки, в ней вспыхнул гнев. Что посоветовала бы в этой ситуации лейна Астар? Она попыталась думать как кундалианка, как женщина, как рамахана. И тотчас поняла, что могла бы; беда в том, что ей этого не хотелось.

— Мне все равно, — сказала она достаточно громко, чтобы услышали все. — Здесь какое-то зло.

— Зло? — Конара Опия засмеялась. — Зло не может проникнуть в монастырь. Миина не дозволила бы этого.

— Вот видишь, — сказала Бартта. — Не о чем беспокоиться. — И снова зашептала так, что слышать могла только Риана: — Тебя обучат всему, что я обещала Джийан.

Риана заметила, что три ученицы смотрели прямо перед собой, словно ничего не слышали, словно погруженные в транс. Она ощущала силовые ручьи: они были какими-то искаженными, прерывистыми. Неровное биение вызывало у нее нервную дрожь.

— Риана, я знаю, какой пугающей может казаться сначала новая ситуация. Но уверяю тебя, это пройдет. — Конара Опия улыбалась. — Почему ты не подходишь и не садишься рядом со мной?

И тут Риана почувствовала, как сильные пальцы Бартты болезненно впиваются в плечи.

— Делай, как она велит, Риана. — Бартта решительно подтолкнула ее вперед.

Девочка на негнущихся ногах подошла к месту, указанному жрицей, и села, скрестив ноги, на пол, вместо того чтобы встать на колени, как другие ученицы. Когда она оглянулась, Бартты уже не было.

— Ну а теперь, — сказала конара Опия с ужасной фальшивой улыбкой, будто приклеенной к лицу, — перейдем к делу. — Она обращалась напрямую к Риане, словно других учениц не существовало. Девочка вздрогнула от необъяснимого страха.

В комнате потемнело, и Риана оглянулась, чтобы посмотреть, кто закрыл ставни. И обнаружила, что в затемненной комнате никого нет — только она и конара Опия.

— А где остальные? — спросила она.

— Какие остальные, Риана? — Руки конары Опии чертили сложный узор в воздухе. Между ними появился полупрозрачный куб. Когда жрица поставила его на пол, внутри вспыхнуло черное пламя. Риана протянула руку — и не почувствовала жара, исходящего от огня.

— Хорошо, Риана. — Глаза конары Опии, жадно наблюдающей за ней, сверкнули. — Теперь положи руку в огонь.

Поскольку жара не чувствовалось, Риана протянула руку вперед. В тот миг, когда пальцы коснулись пламени, чернота исчезла. Перед ней пылал и пускал искры самый обыкновенный огонь. Она отдернула руку, чтобы не обжечься.

— Как ты сделала это, Риана? — спросила конара Опия.

— Я... не знаю.

Жрица указала пальцем.

— Это — Куб Обучения. Он и существует, и не существует одновременно.

— Так же, как другие ученицы?

На губах конары Опии снова играла улыбка — несокрушимая, как стены монастыря.

— Да, Риана. Именно так. — Она подняла левую руку, и огонь в кубе исчез.

— Это колдовство, — сказала Риана. — Бартта говорила, что Осору в монастыре запрещено.

— Ты совершенно права. — Конара Опия сделала что-то, отчего Куб Обучения завертелся. — Однако это колдовство совсем другого рода.

Под взглядом Рианы куб, который медленно вертелся против часовой стрелки, начал набирать скорость, одновременно увеличиваясь. Только что его грани были не больше двух пядей — и вот он вырос так быстро, что Риана отпрянула. Когда грани достигли трех метров, вращение замедлилось и остановилось.

— Входи, — приказала конара Опия.

— Что? — Риана подскочила. — Ты шутишь?

— Входи, — повторила жрица. Ее улыбка превратилась в оскал. — Сейчас же.

— А если я откажусь?

Конара Опия подняла руку, поманила указательным пальцем, и Риане показалось, что из нее выкачивают все тепло. Девочку охватил страшный холод, она задрожала, зубы неудержимо застучали. Она обхватила себя руками — без толку.

— Останови это, — хрипло прошептала она.

— Остановить это можешь только ты, Риана.

Бросив на конару Опию убийственный взгляд, Риана шагнула в куб.

— Понимаешь, — сказала конара Опия, стоя перед кубом, — рамаханы не могут существовать без колдовства. Однако Осору способны заниматься только обладающие Даром. Это создало искусственную кастовую систему, чего, как мы поняли, допускать было нельзя. Это привело к чудовищнейшему злоупотреблению силой; это привело к утрате Жемчужины, к гибели Матери. В наши дни Кэофу заменило Осору. Кэофу могут изучать все при условии правильного настроя. — Она подняла палец. — Но правильный настрой необходим. — Снова отвратительная улыбка. — Куб Обучения служит именно для этой цели.

Риана прижала ладони к гладкой колдовской поверхности.

— А нельзя просто учить меня Кэофу?

— Боюсь, что нет. — Конара Опия выглядела совершенно уверенной в себе и с невозмутимым интересом наблюдала, как Риана пытается выбраться из куба. — Наверное, я могла бы сказать тебе, что сопротивление совершенно бесполезно, — продолжила она. — Но, судя по тому, что мне говорили, ты должна убедиться сама.

Чем сильнее Риана билась о полупрозрачные стены куба, тем слабее становилась. Внезапно она замерла, тяжело дыша и глядя на злорадную улыбку конары Опии. “Что мне делать?”

— По-моему, — сказала конара Опия, — мы готовы начать.

Воздух внутри куба начал разрежаться. В висках Рианы застучала кровь, заболела и закружилась голова; девочка пошатнулась.

— Отлично. — Конара Опия сделала шаг к кубу. — Теперь посмотрим.

Необычный образ проник в смятенный разум Рианы. Она увидела себя бредущей по обледенелому хребту. Снежные вихри поднимались, кружась, к темно-синей чаше неба. Она добралась до подножия огромного замерзшего водопада и полезла вверх. Разреженный воздух вырывался из носа и рта, и она, кажется, инстинктивно, вдохнула до самого дна легких и задержала воздух. Она продолжала лезть, дыша таким странным образом, а когда воздух стал разреженней, перестала выдыхать вообще.

Даже не задумавшись, Риана вдохнула до дна легких. И не выдохнула. Наблюдая за конарой Опией, она заставила себя снова зашататься и упала на спину. Откинула голову и опустила веки, словно на грани обморока.

Конара Опия протянула руку через стенку куба, раздвинув ее. Куб исчез, и Риана заставила себя завалиться на бок. Сердце забилось быстро, когда она увидела, как жрица начертила в воздухе три концентрических черных круга. Круги двигались, пока не остановились прямо над головой Рианы. Потом начали опускаться.

Риана медленно выдохнула, затем очень осторожно вдохнула снова и задержала воздух в легких. Ее сковал страшный холод, когда черные круги достигли ее и опутали, как сеть. Она успела подумать о Джийан — и потеряла сознание.

Что с ней сделали?.. Риана сидела на узкой постели у себя в келье, подтянув колени к груди. Она понимала, что Бартта — такая же колдунья, как конара Опия, и от мысли, что Бартта каким-то образом сумеет заползти к ней в голову, становилось тошно. Ее приводило в ужас, что Бартта будет посвящена во все ее сокровеннейшие мысли, что она может узнать о ноже и книге и лишить ее последней физический связи с жизнью Аннона.

Внезапно ее охватило неодолимое стремление открыть книгу, хотя она не могла прочитать там ни слова. Риана содрогнулась, вытянула ноги, прижалась спиной к побеленной стене, украшенной лишь изображением священной бабочки Миины.

— Наконец, — прошептала она. — Я сошла с ума.

Тишина. Биение сердца, ток крови по жилам. Однако покой монастыря не принес облегчения. Напротив. Одиночество, паническое чувство, что ею овладело безумие, стали сильнее.

Что-то словно шевелилось в черепе; ощущение было странное, вроде того, какое бывает, когда кровь медленно сочится сквозь пальцы. Снова непрошено возникли чужие мысли: горные пики, ледяные бури, ясные холодные ночи, пронизывающий ветер, бег по глубокому, чуть ли не по пояс, снегу, спуск на веревке по отвесным скалам, похороны двух взрослых — мать? отец? — и слезы, застывающие на ресницах. Мысленно она закричала, пытаясь отыскать одно — хотя бы одно — воспоминание из Аксис Тэра, но они казались далекими, чужими, словно вычитанные в книге, словно пережитые кем-то другим.

Это, наверное, было как-то связано с Кэофу, с тем, что сделали с ней три черных круга. Не позволю!

Риана глубоко вздохнула и начала биться головой о стену, пока не потекла кровь, склеивая волосы, заливая глаза и уши. Прибежала встревоженная шумом Бартта. Риана закричала, не сознавая, кто удерживает ее и почему. Яростно рванувшись, она высвободилась и бросилась через крохотную келью, налетела на трехногий табурет и потеряла сознание, ударившись о залитый кровью каменный пол.

— Ничего, шима Арголас, теперь я посижу с ней.

Высокая худая жрица-рамахана сжала руки перед собой и низко поклонилась Бартте.

— Да, конара. Пожалуйста, не утомляй ее: девочке пришлось очень тяжело.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Надеюсь, лучше? — Бартта, ласково улыбаясь, присела у постели Рианы. Но как только дверь за шимой Арголас закрылась, улыбка исчезла.

Холодный взгляд впился в Риану.

— Ну и чего ты, по-твоему, добьешься, вот так калеча себя? Хочешь, чтобы тебя по ночам связывали? Мне для этого достаточно щелкнуть пальцами.

Риана промолчала. Она думала только об одном: смогла ли ее жестокость к себе убрать с головы три черных кольца.

Бартта вздохнула.

— И как нам быть с конарой Опией? Она неосмотрительна, тебе не кажется? У нее отвратительные уравнительские идеи, она мечтает, чтобы все конары были равными, представляешь? Что ж, потому-то ее и не выбрали в Деа Критан. Несомненно, это гложет ее, как гложет и то, что я возглавила Деа Критан. “Почему конара Бартта забрала такую власть”? — пожаловалась она, неплохо подражая голосу конары Опии. — Глупая! — Бартта хихикнула, прикрывшись ладонью. — Знание — это Сила, это Власть, а Власть — это Все! — тихонько пропела она. За последние несколько дней Риана, то впадающая в забытье, то приходящая в себя, часто слышала эту мелодию. Хотя прежде ни разу не слышала слов.

Бартта наклонилась над ней, закусила нижнюю губу, показав желтые зубы.

— Что же мне с тобой делать? Как обучить тебя должным образом, если ты не желаешь слушаться?

Она ласково погладила покрытый синяками лоб девочки.

— Еще один такой припадок, и ты всерьез искалечишь себя. Мы не можем допустить это. — Она улыбнулась так же ласково, как шиме Арголас. — Чуточку доверия, Риана. Мне казалось, оно у нас есть. Что ж, ты провела меня. — Она поправила волосы девочки. — Второй такой возможности тебе не представится, не сомневайся.

Бартта порылась в сумке из шкуры кора, висевшей у нее на поясе, вытащила крохотный медный шарик и положила Риане на лоб.

— Третий Глаз видит, и с этим Зрением приходит Знание. — Она семь раз обвела шарик указательным пальцем, один раз коснулась его, и шарик раскрылся, отчего во лбу Рианы образовалась вмятина в форме звезды. — Если же твой Третий Глаз слеп...

Подушечкой указательного пальца Бартта давила на вмятину, пока глаза Рианы не закатились и девочка не застонала от боли.

— Сфера Связывания.

Все вокруг казалось смазанным, искаженным. Стены начали кровоточить, потолок растаял, келья превратилась в шар, пульсирующий и мерцающий темной энергией. Они оказались внутри медленно бьющегося сердца. Раздался шепот — не громче шелеста ветерка в высокой траве, — однако волосы на затылке Рианы зашевелились. Если бы у нее только были лук и стрелы Аннона... или кхагггунский ударный меч. Увы, она безоружна. Хуже того, ею овладело странное и тревожное утомление. Сфера вокруг переливалась, вспыхивала. Кружилась голова. Риана пыталась отвести взгляд, но разноцветные вспышки были повсюду. Утомление охватило ее, лишив энергии, ментальной выносливости, решительности.

— Да, Сфера Связывания, — повторила Бартта. — Весьма мощное и нечасто используемое заклинание. Эта идиотка конара Опия говорит, что твой разум оказал поразительное сопротивление Кольцам Гармонии, так что теперь я вынуждена принять решительные меры безопасности. — Весело напевая, Бартта снова дотронулась до шарика. От прикосновения он сложился, и она спрятала его. В центре лба Рианы медленно тускнело красное пятно в форме звезды, но заклинание снова открыло раны. — Сфера свяжет нас — до самой смерти. А смерть придет непременно. Так всегда бывает с этим заклятием. Как тускнеет знак, так потускнеет и твоя память... Меня здесь не было. Ты не просыпалась. — Бартта что-то пробормотала на Древнем наречии. — Это заклятие не сможет увидеть, унюхать, услышать или почувствовать даже другая колдунья.

Когда вернулась шима Арголас, Бартта вытирала с головы Рианы свежую кровь.

— Ах, Миина, что случилось? — Шима Арголас бросилась к больной.

— Увы, она снова впала в буйство. — Бартта покачала головой, словно была огорчена до глубины души. — Я не смогла успокоить ее, так что пришлось дать снотворное. — Она вздохнула. — Что же мне с ней делать?

— Миина ее знает. — Шима Арголас сочувственно кивнула.

Бартта встала.

— К несчастью, я не принадлежу себе. Меня ждут заботы о священных делах Великой Богини. Оставляю пока девочку в твоих умелых руках.

Позже, когда шима Арголас задремала на лежанке, поставленной у постели Рианы, вошла лейна Астар. Постояла в дверях, прислушиваясь к чему-то, слышному ей одной. Возможно, не решалась войти, желая убедиться, что шима Арголас действительно уснула. Потом Астар беззвучно скользнула по холодному каменному полу. Опустилась на колени по другую сторону постели. Провела ладонью по воздуху над телом Рианы. Там, где она проводила рукой, воздух на мгновение вспыхивал, светясь то синим, то зеленым, то пурпурным, то оранжевым или красным в зависимости от части тела. Над несколькими местами лейна Астар помедлила, больше всего над ушибами. Когда Астар убрала руку, все следы крови исчезли, осталось только несколько маленьких и незаметных шрамов. На мгновение лейна склонила голову, словно молясь; она была так неподвижна, что посторонний наблюдатель не заметил бы даже дыхания. Потом лейна Астар встала, быстро вышла и исчезла в лабиринте монастыря.

10 Кольца

— Далма, погляди, что я тебе купил.

Тускугггун в платье цвета крови голонога и златотканом сифэйне улыбнулась.

— Кольцо.

— Не просто кольцо, — ухмыльнулся Веннн Стогггул. — То кольцо, которое тебе так хотелось...

— То кольцо! — воскликнула Далма. — О котором я мечтала много месяцев! — Она выхватила кольцо из его пальцев. — Но как ты достал его, Веннн? Его уже продали — очень богатому баскиру. Мастер сама сказала мне, что не будет делать другое. А теперь оно мое! — Она засмеялась. — Как, как, как?

— Я — это я! — Голос Стогггула гремел во дворце регента, заставляя стражу вытягиваться во фрунт, референтов настораживаться, а слуг съеживаться. Он провел руками по телу Далмы, по осиной талии, по пышным бедрам. Под ее взглядом его интимные места начали подниматься. — Власть и сила порождают силу и власть. Я теперь регент: я получаю все, что хочу. Я все могу. Я наградил Киннния Морку, произведя его в звезд-адмиралы. Я дал гэргонам Кольцо Пяти Драконов. Я принес им голову Аннона Ашеры. Чего еще им требовать от меня?

Далма лизнула ему шею сзади — в том самом месте, где он больше всего любил.

— Терпение, любовь моя. Гэргоны — обманщики. Они не захотят дать тебе то, что ты хочешь, когда ты этого захочешь.

— Союз баскиров с кхагггунами поможет нам восстановить стабильность. Конечно, гэргоны понимают это. Конечно, они отберут рынок саламуууна у Консорциума Ашеров и отдадут мне. Я просил их, но они еще не ответили.

— Дай им время оценить твои подарки, дорогой. А пока советую подумать о другом. Я слышала, будто новый звезд-адмирал подал ходатайство, желая сделать твоего первенца своим новым адъютантом. Ты должен гордиться.

— Гордиться? — Веннн Стогггул покачал головой. — Этому проныре следовало бы найти себе место на нижней ступени моего Консорциума и готовиться в один прекрасный день заменить меня. Я отклоню ходатайство.

Далма, которая кое-что знала о в'орннских мужчинах, продолжала ласкать его.

— Разумеется, ты прав, Веннн. Именно этого все и ждут от тебя, поскольку звезд-адмирал пытается залезть в другую касту.

Стогггул нахмурился.

— Я намерен возвысить кхагггунов до положения Великой касты.

— Каким образом? — спросила Далма. — Отклонив ходатайство звезд-адмирала, ты создаешь прецедент для сохранения статус-кво.

— Пожалуй. Позже будет очень трудно изменить линию поведения. — Стогггул задумался.

— Курган еще молод. Такой поворот мог бы оказаться к лучшему.

— Неужели? — скептически протянул Стогггул. — Просвети же меня, сделай милость.

— Курган не рожден кхагггуном, но теперь ему придется служить в их рядах. Насколько я слышала, жизнь у них тяжелая. Ты называл его безответственным и буйным. Служа под руководством звезд-адмирала, он научится дисциплине, его буйство будет укрощено.

Стогггул задумался над словами тускугггун — как всегда. В ней было что-то особенное, что-то, что он заметил сразу же, когда в первый раз увидел ее на приеме у Бака Оуррроса, одного из конкурентов-баскиров. Ему, конечно, было приятно присвоить собственность конкурента, особенно Оуррроса — баскира-ревизиониста, живущего в За Хара-ате, и одного из главных поборников этого города. Однако хитроумный Стогггул быстро обнаружил в ней массу самостоятельных достоинств и все больше радовался тому, что украл женщину у Бака Оуррроса.

Далма надела кольцо на палец.

— Превосходно сидит! — Она поцеловала Стогггула. — Теперь мне остается только перебраться сюда. — Она уловила нерешительность регента и улыбнулась. — Если ты согласишься, я покажу тебе один секрет.

Он сделал вид, что размышляет, хотя на самом деле уже принял решение. Элевсин держал здесь любовницу, и притом кундалианку. Почему бы ему — теперь, когда он стал регентом, — не поселить с собой лооорм? Йеуфффри, несомненно, рассердится. Но кто она такая? Да, мать его детей. Курган вышел из-под ее крылышка, однако есть еще трое: мальчик Терреттт и девочки Оратттони и Маретэн. Все нуждаются в наставлениях Йеуфффри. Кроме того, у нее своя художественная жизнь в хингатта лииина до мори. Она делала отвратительную керамику, которую, однако же, умудрялась продавать.

— Что за секрет? — Стогггул ничем не выдал любопытство. Это была постоянная игра, которой оба наслаждались.

Далма погладила его по затылку.

— Из тех, что нравятся тебе больше всего.

— Согласен! Только если я сочту секрет стоящим.

— Тогда пошли. — Она взяла его за руку и повела по затененным коридорам, залитым солнцем атриумам, мимо разоренного сада, по лоджиям в полосах света и тени. Один раз Стогггул уловил какой-то необычный запах.

— Что это?

Далма вскинула голову.

— Может, корень горечавки?

— Попахивает гнилью, — прогремел регент. — Я прикажу вырвать ее с корнем.

Наконец они добрались до комнат — похоже, чьих-то личных покоев, — где Стогггул прежде не бывал. Далма дотронулась до какой-то точки на гипсовой панели, и та повернулась вовнутрь. Они оказались в коротком, пахнущем плесенью проходе.

— Где мы? Далма захихикала.

— Не будь таким нетерпеливым. Увидишь.

Он нашел в темноте ее запястье, развернул ее и прижал к себе. Она расслабилась в его объятиях и издала вздох удовольствия, отчего его интимные места поднялись.

— Хочешь взять меня здесь, — прошептала она, — у стены?

Раздался шелест: Далма распахнула платье. Стогггул почувствовал ее жар и сырость и не мог больше контролировать себя. Ее тонкие пальцы умело расстегнули его одежду, и он, замычав, с силой вошел в нее.

Когда он закончил, Далма прильнула к его потному телу.

— У тебя есть план, Веннн. Я знаю.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты дал гэргонам Кольцо Пяти Драконов. Разве не с его помощью можно найти Жемчужину?

— Жемчужина! — презрительно хмыкнул регент. — На что мне вещь, которую боготворят животные? Хотя, если не ошибаюсь, гэргоны ею живо интересуются. — Его интимные места снова встали. — Меня же интересует только контроль над рынком саламуууна. Если я помогу им найти Жемчужину — а похоже, Кольцо Пяти Драконов здесь первый шаг, — они должны дать мне то, чего я желаю больше всего. Это только справедливо. — Его рука сжалась в кулак. — Я совершу то, чего не смог отец. Ашеры убили его, чтобы сохранить тайну саламуууна. Мне мало убить их всех. Я намерен отомстить вдвойне. Клянусь, очень скоро все секреты Ашеров будут моими!

— О да! Я была права насчет тебя... — Слова перешли в стон, когда он пронзил ее до глубины.

Немного позже они вышли в крохотный дворик, посреди которого был огород с незнакомыми ему растениями. Со всех сторон поднимались глухие стены. И одна-единственная дверь.

— Что это? — спросил он.

— Сад Джийан. Несомненно, источник зелий кундалианской колдуньи.

Стогггул начал топтать растения ногами. Резкие запахи защекотали ноздри. Он громко чихнул. Далма, воспользовавшись возможностью, ласково отвела его в сторону.

— Зачем уничтожать огород? — спросила она.

— Потому что он принадлежал кундалианской счеттте и, следовательно, Элевсину.

— Эти растения могут нам пригодиться.

— Как? Они кундалианские. — Регент сморщил нос и снова чихнул. — Здесь пахнет смертью.

Далма взяла его за руку и повела обратно к тайной двери.

— У меня есть приятельница-кундалианка. На то, чтобы подружиться с ней, я потратила немало времени и усилий. Это она рассказала мне об этом огороде. Думаю, с ее помощью я смогу раскрыть спрятанные здесь секреты.

Стогггул отмахнулся.

— Я презираю все кундалианское! Гадость!

Она крепче сжала ему руку, лизнула ухо кончиком языка.

— Ты всегда говоришь, что сила порождает силу, Веннн. Представь, насколько сильнее ты станешь, если вдобавок к огромной власти в твоем распоряжении будет и кундалианское колдовство.

— Кольцо Пяти Драконов символизирует суть кундалианских знаний, — сказал первый гэргон.

— Оно содержит секрет, который мы не смогли обнаружить сами, — сказал второй гэргон.

— Наконец мы узнаем правду, — сказал третий гэргон. Гэргоны — в инсектоидных легированных костюмах — выстроились идеальным полукругом перед огромной круглой дверью в подземных пещерах под дворцом регента. Атомные лампы принесли проблески мерцающего света в море сумеречных теней. Голоса бились о камни, как волны о берег моря.

Три гэргона. Тот, что посередине, держал Кольцо с красным жадеитом. Этот гэргон вдруг обернулся и обратился к четвертому, который стоял, скрытый тенями, в стороне и наблюдал.

— Возможно, поскольку это кундалианский артефакт и поскольку наш коллега посвятил напряженным исследованиям много месяцев, следовало бы предоставить честь открыть дверь в Хранилище нашему постоянно живущему здесь эксперту по всему кундалианскому.

— Не думаю, — сказал Нит Сахор. — Эта дверь не поддалась, несмотря на все наши усилия. Наука — даже в нашем, подобном магии, варианте — бессильна перед ней. Я пришел к выводу, что она не кундалианского происхождения. Скорее она создана их Богиней — Мииной.

— Что за ерунда? — произнес второй гэргон.

— Миины не существует, — отрезал третий.

— Погодите, — сказал первый гэргон. — Возможно, наш товарищ прав. Это объяснило бы сто один год разочарований. — Он поднял Кольцо Пяти Драконов. — Если так, то мы получаем ответ. По легенде, Кольцо также создано Мииной. — Он склонил голову набок, в холодном, раздробленном свете атомных ламп сверкнул шлем. — Верно?

Нит Сахор наклонил голову.

— Верно.

— Была ли дверь Хранилища создана кундалианами либо же их Богиней, несущественно. Теперь у нас есть ключ, открывающий ее.

Эхо голоса затихло, и воцарилась оглушительная тишина. Первый гэргон переместился почти вплотную к круглой двери, потом снова обернулся к Ниту Сахору.

— Из всех нас ты один, товарищ, не отведал череп Ашеры Аннона. Ты испытываешь сомнения?

— Сомнения, опасения, дурные предчувствия, — ответил Нит Сахор.

Не успел он договорить, как первый гэргон отвернулся. Обернувшись к двери, он надел Кольцо Пяти Драконов на обтянутый перчаткой указательный палец.

— Наступает величайший момент в истории в'орннов, — произнес нараспев первый гэргон и, согнув палец, поднес Кольцо к круглому медальону в центре двери. Он помедлил, и Нит Сахор сказал:

— Легенда гласит, что Кольцо вставляется в пасть Священного Дракона.

— Легенды! — фыркнул первый гэргон. — Ученые мы или питающиеся грязью дикари?

— Не мешало бы выяснить, — произнес Нит Сахор так тихо, что никто не услышал. А если бы они и услышали, то не поняли бы, поскольку сказано это было на Древнем наречии рамахан.

Гэргон прижал Кольцо к изваянию странного существа. Подобно тому, как последний кусочек головоломки встает на место, оно идеально вошло в открытую пасть. Мгновение ничего не происходило. Потом раздался щелчок, и медальон начал поворачиваться по часовой стрелке.

— Ага, — сказал первый гэргон.

— Она открывается, — сказал второй.

— Наконец-то мы получим желаемое, — сказал третий. Медальон продолжал поворачиваться, и первый гэргон хотел вынуть Кольцо из пасти резного Дракона. Не получилось, и тогда гэргон попытался снять Кольцо с пальца. Тщетно. Поворачивающийся медальон тянул руку за собой. Будь у него больше времени, гэргон, возможно, вызвал бы поток ионов, который смог бы нейтрализовать западню. А может, и не смог бы. В любом случае времени у него не было. Палец треснул, потом раскрошилось запястье, сломался локтевой сустав, плечо сначала вывихнулось, потом раздробилось. Первый гэргон упал на колени, сжимая здоровой рукой искалеченную.

Второй гэргон бросился было к нему, но замер в шаге от товарища. Первый гэргон откинул голову назад. Что-то происходило; тихий гул наполнил пещеру, отдаваясь эхом от каменных стен.

— Этому недопустимому нападению на в'орннскую Модальность надо положить конец, — заявил третий гэргон, поднимая руку. Зеленый огонь заструился из кончиков пальцев, переплетаясь с нитями из легированной перчатки, и, набрав силу, выплюнул язык холодного пламени прямо в центр медальона. Оно достигло цели, раздался грохот, но это было только эхо. Третий гэргон напрягся, в горле застыл булькающий крик — его пронзила отдача его же собственного ионного копья.

Первый гэргон трясся, словно в когтях огромного невидимого зверя.

— Ну же, товарищ, — сказал второй гэргон, — мы должны помочь Ниту Кийлллну.

Нит Сахор не двигался. Он наблюдал, как второго гэргона зацепило взрывом, когда взорвался шлем Нита Кийлллна. Он не дрогнул, когда горящие осколки сплава и костей застучали о его экзоскелет и лопнула ближайшая к нему атомная лампа.

Три его товарища погибли.

Со временем круглая базальтовая дверь приоткрылась наполовину. Нит Сахор знал, что внутри — все, о чем он мечтал, все, к чему стремились душа и разум. И однако инстинкт много древнее его самого удержал гэргона на месте. В сущности, он почти не дышал, ибо довольно скоро ощутил чье-то присутствие прямо за скрытым тенями входом. Нит Сахор чувствовал идущую оттуда силу так, как не могли товарищи-гэргоны. Этого следовало ожидать, учитывая природу его исследований. И все же он понял, что не готов. Ему показалось, что он видит глаза, злобно уставившиеся на него, оценивающие его, жадно питающиеся его мыслями, смеющиеся над его бессилием. Глаза в темноте, с нефритово-зелеными прорезями зрачков, сверхъестественно разумные. Органы чувств, которые можно назвать глазами только потому, что в словарном запасе Нита Сахора не хватало терминов, чтобы дать им верное название.

Нит Сахор ощутил, как необычное и весьма неприятное покалывание распространяется вверх и вниз по позвоночнику. Это заставило его нервничать, мешая мыслительному процессу. Нит Сахор никогда прежде не чувствовал страха, хотя слышал его описания на сотнях языков, видел определения в тысячах текстов. Умом, если не инстинктом, он понимал, что именно сейчас испытывает.

В зловещем сумраке из-за Двери вылетело нечто: пронеслось к центральному медальону и оттуда к резной пасти хагошрина. Что-то обернулось вокруг основания сломанного пальца Нита Кийллина. С глухим щелчком палец был отделен от руки, потом извлечен из Кольца Пяти Драконов и брошен на каменный пол рядом с дымящимся телом Нита Кийллина. Затем нечто — чем бы оно ни было — юркнуло обратно в тень Хранилища, медальон повернулся против часовой стрелки, и дверь с грохотом захлопнулась. Глубоко в недрах земли под дворцом отчетливо послышался грозный раскат грома.

Вот тогда Нит Сахор наконец выступил из тени. Пристально посмотрел на медальон, однако приближаться не стал.

На медальоне свернулся Дракон — Сеелин, Священный Дракон Преобразований; в пасти у него было Священное Кольцо кундалианской богини Миины.

“Так, значит, легенды верны, — подумал Нит Сахор. — Хагошрины охраняют Хранилище Жемчужины. Кольцо Пяти Драконов открывает дверь, но только если его носит Дар Сала-ат, помазанник Миины. Остальные — равно кундалиане и в'орнны — умирают ужасной смертью”.

Снова раскатился гром — низкий и пугающий, подобный звону погребального колокола.

Нит Сахор невольно вздрогнул. “А это означает, что верно все. Все, что я раскопал, изучая кундалианские мифы. Все изыскания, над которыми смеялись мои коллеги, трое из которых ныне мертвы”.

Те, кто хотел осквернить Священное Хранилище, пытались использовать Кольцо Пяти Драконов — и потерпели неудачу. Теперь включилось самозапускающееся устройство. Кольцо стало своего рода детонатором сейсмической бомбы. Вынуть Кольцо может только Дар Сала-ат. До лононских ид меньше четырех месяцев. Если Избранник Миины не успеет, кора планеты расколется на куски, моря затопят землю, жизнь будет сметена, истреблена, и история Кундалы начнется заново. Так записано. Так будет.

11 Эа-Унн

Представьте себе, что вы ночью свалились в сухой колодец. А теперь представьте то мгновение, когда луч фонаря спасительницы проникает в шахту колодца.

Риане снилась бесконечная ночь — и вот наступил рассвет. Она была на равнине — пустынной, бесплодной, лишенной цветов и вообще каких-либо примет. Перед ней стоял незнакомец, который, однако же, казался знакомым. Она пристально смотрела в глаза незнакомца и боялась. Боялась, ибо чувствовала, что падает, падает в бесконечную темноту. Не было ничего, что могло бы как-то остановить или задержать падение, что могло бы спасти ее. И она падала и, падая, чувствовала рядом другого — незнакомца. А потом что-то изменилось: темноту затопил свет, и Риана увидела, что летит к этому знакомому незнакомцу. Она попыталась закричать, чтобы предотвратить столкновение. Потом свет снова изменился, и она поняла, почему незнакомец казался таким знакомым, увидела, что падает в зеркало...

Трах!

Риана открыла глаза — одна в своей келье. Поднимался ветер, внутренний ветер, превратившийся в чужие воспоминания... снег... и сверкающие льдом вершины Дьенн Марра.

— Ты кто, Н'Лууура тебя побери? — прошептала она. Теперь картинки сопровождались песней — кундалианской песней, которую Джийан пела Аннону, когда он был совсем маленьким. Внезапно Риану охватил гнев.

И снова вихрь картин: она умирала. Она была обречена умереть, но в самый последний миг что-то произошло. Две силы тянули ее, боль была просто невообразимая. В этот ужасный миг перед ней мелькнула Бездна... и ее обитатели.

Риана, перепуганная до глубины души, яростно замотала головой.

— Убирайтесь из моей головы, кто бы вы ни были! Перед ней возникло существо с пятью лицами. В Бездне.

Пэфорос.

Джийан рассказывала Аннону о Пэфоросе, свергнутом демоне демонов...

— Стой! — закричала Риана. — Прекрати! — Она отчаянно дрожала при мысли о пятиголовом существе, ухмылявшемся ей в снах.

Но было поздно. Она видела все. Это было уже чересчур.

Риана крепко зажмурилась. Она видела Пэфороса. Никому не дано видеть его, кроме Миины; ни на кого, кроме мертвых, он не мог притязать. Тем не менее она его видела. Хуже того, он видел ее и теперь поселился в ее снах.

В голове шумело, и Риана поняла, что прислушивается к эху отчаяния. Она тонула в этом мире и в чуждости себе самой. Спасения не было. Не...

Открой книгу.

Она застыла; сердце колотилось в груди.

Открой книгу.

Риана провела ладонью по необработанному, некрашеному муслину простыни, словно пытаясь убедиться, что реально, а что воображается, потому что границы, которые она знала и считала само собой разумеющимся, начали стираться. Но даже этого чисто физического действия теперь было недостаточно: она начала сомневаться во всем. Всхлипнув, подняла половицу и вытащила книгу. Открыла на первой странице и уставилась на непонятные кундалианские руны.

Моргнула.

Ее снова охватила паника, растекаясь по жилам, как огонь. “Что я делаю? Я не умею читать на этой разновидности кундалианского языка”. Однако каким-то образом один вид странных, непонятных рун успокаивал бешено стучащее сердце.

Риана смотрела на непонятные страницы и думала о Джийан. Ее губы шевелились, словно в молитве.

Вдруг она ахнула. Руны складывались в буквы, буквы в слова, слова в предложения.

“ВЕЛИЧАЙШИЙ ИСТОЧНИК, — прочитала она в изумлении. — ПЯТЬ СВЯЩЕННЫХ КНИГ МИИНЫ”.

Затаив дыхание, Риана перевернула страницу.

КНИГА ПЕРВАЯ: ДУХОВНЫЕ ВРАТА

В каждом из нас есть пятнадцать Духовных Врат. Им назначено быть распахнутыми. Горе, если хотя бы одни не отворяются...

И тут появилась непрошеная мысль: “Врата не отворились”.

Шло время, и Риана все меньше ненавидела свое женское тело. Таинства женственности — сексуальная привлекательность, устройство нового тела, внезапные выбросы бушующих гормонов — по-прежнему ставили ее в тупик, но теперь, когда тело полностью оправилось от тяжелой дуурской лихорадки, она могла по достоинству оценить его выносливость и силу. Риана вставала на час раньше остальных рамахан и работала над своим телом так напряженно, что руки и ноги дрожали, а пот лился солеными ручьями. Изучала свой новый облик в зеркале, сосредоточившись на наблюдении за тем, как меняются очертания, расширяются плечи, появляются мускулы на руках и — еще более крепкие — на ногах, и это ей ужасно нравилось.

Однажды утром, точно в назначенное ей время, Риана вошла в класс шимы Опии.

Яркий янтарный свет разгара лета проникал сквозь арабески деревянных ставен, большинство которых были открыты. Это придавало комнате таинственный вид; полоски и причудливые завитушки света, казалось, создавали свой собственный рунический язык, много древнее и кундалианского, и в'орннского.

— Доброе утро, Риана, — раздался тихий мелодичный голос лейны Астар. — Входи, не бойся.

— Где шима Опия? — спросила Риана. Лейна Астар улыбнулась.

— Она слишком уж часто оскорбляла конару Бартту. Ее назначили на другую работу.

Сердце Рианы подпрыгнуло.

— Теперь меня будешь учить ты? Лейна Астар заразительно рассмеялась.

— Как приятно видеть тебя в более веселом настроении! — Она подвела девочку к низкому столу возле деревянных ставней. Арабески света плавали по блестящей лакированной поверхности, словно во сне. Они сели, скрестив ноги, на тонкие подушки друг против друга. — Конара Бартта поручила мне твое формальное обучение.

Риана склонила голову набок.

— Ты ведь послушница.

— Меня должны были сделать шимой три года назад, но... — Астар наклонилась вперед и произнесла громким шепотом: — Открою тебе секрет: я чуточку бунтовщица.

— Я тоже, — вырвалось у Рианы раньше, чем она успела прикусить язык.

— Ну, я никому не скажу, если ты не скажешь.

— Договорились. — Риана несколько расслабилась.

— Так. — Лейна Астар сложила руки на груди. — Чему учила тебя конара Опия?

Риана рассказала о Кэофу, Кубе Обучения и трех концентрических черных кольцах.

— Во-первых, позволь мне объяснить основы рамаханского колдовства, о которых конара Опия тебе, конечно, не рассказывала, — начала лейна Астар. — Есть две школы колдовства: Осору, или Пять Лун, и Кэофу, или Черная Греза. Изучать Осору способны лишь обладающие врожденным Даром. Когда-то две системы были едины, однако в какой-то момент те, кто овладел обеими дисциплинами, обнаружили, что принципы действия обеих могут сосуществовать в одном разуме, а философские принципы — нет. Возможно, из-за того, что Кэофу способен изучать любой, обладающий интеллектом и решимостью, оно оказалось подверженным порче. Похоже, оно ослабляет Белые Костяные Врата, самое восприимчивое к влиянию зла место в человеке. Две системы разделились, и у каждой были свои сторонники среди рамахан. Постепенно группировка Кэофу добилась перевеса. В наши дни — главным образом из-за поддержки конары Бартты — Осору в монастыре больше не изучают. Из-за того, что у конары Бартты нет врожденного Дара, тех, кто обладает им, остерегаются. В результате изучают только Кэофу, но не как обычную часть учебной программы.

Лейна Астар заглянула Риане в глаза.

— Хотя, возможно, конара Опия убеждала тебя в обратном, даже среди лейн очень немногие обучаются Кэофу — конара Бартта ревниво оберегает свою власть. А что до учениц, то ты первая, Риана.

— Что же во мне такого особенного?

— Во-первых, ты смогла вернуть колдовской черный огонь Кэофу в его естественное состояние. Во-вторых... — Лейна Астар протянула руку и выхватила из воздуха над головой Рианы три черных кольца. — Видишь, они не впитались в тебя. Не представляю, как можно сопротивляться Кольцам Гармонии... А ты смогла. — Она сделала круговое движение, и кольца с тихим хлопком растаяли.

— Ничего не понимаю, — сказала Риана. — Я ничего не делала сознательно.

— Давай узнаем. — Лейна Астар положила тонкие руки на стол; солнечные узоры придавали им потусторонний вид. — Начнем?

— Я не принесла дощечку и стило, — сказала Риана. Кундалиане в отличие от в'орннов не пользовались устройствами для хранения данных.

— Они не нужны. Нужен только разум. Как ты знаешь, у нас пять времен года. Можешь рассказать мне, какое из них рамаханы чтят превыше других?

В голове Рианы неожиданно всплыла легенда о царице голоногов. Откуда она взялась? Джийан никогда не рассказывала ее Аннону.

— Лонон, пятое время года, когда роятся голоноги, — сказала она. — В лононе происходит спаривание, и потомство появляется до разгара зимы, когда направляется на юг через море Крови, чтобы опуститься Миина знает где. Лонон — их время. А также время Миины.

— Великолепно, Риана. Миина, помимо всего прочего, богиня урожая. Время урожая имеет для нас здесь, в монастыре, много смыслов. Как и для всех кундалиан, это время накопления пищи на долгую зиму, но для нас это также время духовного очищения. Точно так же, как в лононе листья опадают, засоряя водосточные желоба домов и канавы, так и наши души за долгий год засоряются. И потому в лононе мы совершаем особенные обряды, чтобы освободить себя от наносного и нежеланного, вычистить себя изнутри от любых накопившихся грязных или неподобающих мыслей. Потому для нас лонон — священное время, время Богини, когда безраздельно властвует духовность.

Выразительные руки сплетали жесты.

— Это также время Обители Духов. Миина говорит об этой стороне лонона в уцелевших отрывках “Величайшего Источника”. Обитель Духов, где временно пребывают наши предки, существует рядом с нашим домом. — Сжатые в кулаки руки двигались кругами над покрытым пятнышками света столом. — У каждого из этих двух миров своя орбита. — Она показала кулаками. — В разгар зимы миры дальше всего друг от друга, во время лонона они как бы соприкасаются. Тогда можно обратиться в Обитель Духов за силой и поддержкой.

Астар встала, указав три точки на теле: над каждой грудью и в низу живота.

— Вот места, где нам надо восстанавливаться, — духовные хранилища. Мы учимся набирать силу от накопленной мудрости Обители Духов.

— Можно задать вопрос?

— Конечно, Риана. — Лейна Астар снова села. — Здесь, со мной, можешь спрашивать о чем угодно.

— Ты сказала, что Обитель Духов там, где живут наши предки, но по твоим же словам — они остаются там временно. Куда уходят духи, когда покидают Обитель?

Теплая улыбка осветила лицо лейны Астар. Из-под платья она достала великолепно вышитый бархатный мешочек. Открыла, порылась внутри.

— Отвечаю на твой проницательный вопрос. Обитель Духов не место... вроде Кундалы — планеты, вращающейся по орбите вокруг солнца. Считай ее чем-то вроде промежуточной станции, связующего звена, которое не дает тонкой субстанции уклоняться в неизведанные пределы. На этой промежуточной станции духи ждут своего срока вернуться в смертную сферу, дабы родиться заново, продолжить свой личный путь к просветлению, к истине о самих себе.

— Как луевондрен, — сказала Риана и тут же выругала себя за несдержанность.

— Я слышала это в'орннское слово. Так гэргоны называют свою концепцию реинкарнации или перевоплощения. Возможно, здесь есть какое-то теоретическое сходство, однако доказательств того, что, по крайней мере для в'орннов, реинкарнация действительно существует, нет.

Риана снова удивилась, откуда у послушницы такие знания. Аннон, как и все в'орнны, верил в луевондрен. Лейна Астар снова улыбнулась.

— А теперь дай мне руки. — Она положила руки Рианы на стол ладонями кверху. — Только пообещай молчать и постарайся расслабиться. Больно не будет.

— Что ты собираешься делать?

— Не волнуйся. Мы просто пополним твое духовное хранилище.

— Как? Сейчас разгар лета. До лонона еще много недель.

— Знаю. Но когда очень нужно, есть другой путь. Это очень важный урок, Риана. Что бы ни происходило, всегда есть другой путь. Его просто надо найти.

— Но как? Я не знаю...

— Пока просто расслабься. — Астар достала из мешочка узкий, покрытый выгравированными рунами ящичек и вынула оттуда пару иголок. Они были странные, совсем не блестели в солнечном свете. Скорее свет проходил сквозь них, словно их и не существовало. По-прежнему улыбаясь, Астар взяла одну иголку за кончик. — Я хочу проткнуть ею центр твоей ладони.

Риана отдернула руку.

— Я обещала: боли не будет. Думаешь, я лгу? Риана промолчала.

— Ладно. Этого нельзя сделать против твоей воли. — Астар хотела убрать иголки.

— Погоди! — Риана сглотнула. — Что... Что случится со мной, когда ты воткнешь в меня иголку?

— Не знаю. Для всех это происходит по-разному, — ответила Астар. — Могу сказать наверняка, что тебя наполнит ощущение здоровья.

Медленно, не отрывая взгляда от глаз послушницы, Риана положила руки на стол.

Астар чуть помедлила, возможно, чтобы увериться, что девочка приняла решение. Потом взяла одну иголку за кончик и, держа перпендикулярно к крышке стола, воткнула ее точно в центр левой ладони Рианы. Риану встряхнуло, словно от легкого укуса электричества, но через мгновение осталась только медленная пульсация тепла в низу живота. Лейна Астар не солгала: боли не было. Вторую иглу послушница воткнула в правую ладонь Рианы. На этот раз ее встряхнуло сильнее, даже пальцы свело судорогой.

Пульсация обрела форму, переходя из одной руки в другую, словно по невидимой проволоке. Оттуда она перешла на низ живота, поднялась к груди и снова спустилась, завершая энергетическую петлю.

— Я чувствую себя так, будто меня подключили к какой-то машине, — сказала Риана.

— Великолепная аналогия. — Астар слегка удивилась. — Машина, Риана, это твое собственное тело. Иголки — конары называют их “кви” — раскрыли струну твоей внутренней энергии; они стали Каналом, через который пополняется духовное хранилище... Это запретное знание, но говорят, будто в прежние времена Матерь могла пополнить духовное хранилище, когда пожелает, без помощи кви.

— Я очень мало знаю о Матери.

— Ах, Матерь. — Астар на миг прикрыла глаза. — До появления в'орннов, когда Жемчужина хранилась в подземельях Среднего дворца, Деа Критан не существовало, а рамаханами руководила правительница, чья духовность была всеобъемлющей.

— По-моему, она погибла в день, когда м... в день, когда в'орнны вторглись на Кундалу?

— Говорят, будто ее убили раппы, когда заговорщики из числа жрецов-мужчин организовали переворот. В те времена во всех прочих аспектах кундалианской жизни женщины и мужчины были равны. Это закончилось, когда некие жрецы-мужчины силой забрали Жемчужину из Хранилища. Поскольку они пытались использовать Жемчужину для собственных целей, она сказала им только то, что они хотели услышать.

— Она солгала им?

— Да, Риана, Жемчужина солгала им, как ей и было предназначено. Только чистый сердцем и духом может заглянуть в Жемчужину и узреть Истину. — Астар повернула каждую кви на четверть вправо. Так помешивают в горшке с кипящим рагу: на поверхность поднялись новые ощущения. — В гневе Своем, — продолжала лейна, — Великая Богиня отвергла кундалиан. Было предсказано, что они останутся в рабстве до поры Амбата, когда родится Дар Сала-ат.

— Кто такой Дар Сала-ат?

— Дар Сала-ат — это Тот, кто чист духом и сердцем... Тот, кто найдет Жемчужину, кто использует ее так, как ее предназначено было использовать, и освободит кундалиан от в'орннского ярма. А еще предсказано, что Дар Сала-ат освоит обе системы колдовства, исцелит то, что было ошибочно разорвано на части, и свяжет их в одно целое.

Риана надолго задумалась. Чувствовала она себя прекрасно.

— Риана, я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня. — В голосе и взгляде Астар появилось напряжение.

Девочка ждала, едва дыша. Неземной свет наполнил ее теплом и светом.

— Я задам тебе вопрос, — продолжала Астар. — Всего один. И хочу, чтобы ты ответила как можно быстрее, не задумываясь.

— Это какой-то тест?

Лейна Астар бросила на нее проницательный взгляд.

— Да. Какой никогда прежде не применялся.

— Почему?

— Тест называется “Эа-унн” — “Встреча Путей”.

— Это важно?

— Очень важно.

— Но я не готова.

— Ошибаешься. — Лейна Астар повернула кви на четверть поворота налево. — Одно испытание ты уже прошла, когда оживила черный огонь. — Лейна Астар в последний раз поправила кви. — Скажи мне первое же слово, какое придет тебе на ум в этот самый миг.

— Дьенн.

Астар замерла. Красивые губы слегка приоткрылись; щеки порозовели.

— Да, — прошептала она и улыбнулась. — Видишь, Риана, ты не провалилась.

— Правда?

— Ты доказана то, что уже подозревалось. Ты особенная. Очень особенная. Мы думаем, именно поэтому конара Бартта и отдала тебя учиться Кэофу. Вот почему ты смогла сопротивляться Кольцам.

— Мы? В этом участвует кто-то еще?

— Да, но... это секрет. — Лейна Астар понизила голос. — Мне не надо говорить тебе, какое зло таится вокруг, верно?

— Я немного сбита с толку, — задумчиво сказала Риана. — Конара Опия утверждала, что в монастыре нет места злу.

— В прежние времена так и было. Но с тех пор, как пропала Жемчужина, с тех пор, как была свергнута Матерь, с тех пор, как рамаханы сбились с пути, многое изменилось. Миина отвратила от нас Свой лик... — Глаза лейны Астар сияли. — Теперь пришла ты; рука Великой Богини показалась снова.

Риана покачала головой.

— Не понимаю.

— Сейчас тебе слишком опасно знать больше, — сказала лейна Астар. — Но поверь мне, когда я говорю, что в свой час ты поймешь все. — Она склонила голову набок. — Интересно. Ты не спросила, что означает “Дьенн”.

— Я уже знаю, — ответила Риана. — На Древнем наречии это означает “Дракон”.

Ответ привел лейну Астар в замешательство.

— Откуда ты это знаешь, Риана? Ты ведь только-только начала изучать Древнее наречие.

— Понятия не имею, — честно призналась Риана. Она хотела рассказать лейне Астар, как однажды ночью открыла “Величайший Источник” и просто начала читать, но вспомнила предупреждение Джийан никому не рассказывать о книге. — Я... просто знаю, вот и все. — Она на мгновение задумалась. — Интересно, не могли ли так подействовать Кольца Гармонии?

— Как я говорила, ты невосприимчива к воздействию Колец. В любом случае они не могут передавать подобные знания.

— И еще одно смущает меня. Когда ты говорила о кви, ты сказала, что так их называют конары. Значит, конары ими пользуются?

— Только конара может использовать кви.

— Но ты послушница.

— Именно так. — Астар, тихонько мурлыкая, вынула кви из ладоней Рианы и, протерев их спиртом, убрала в коробочку с рунами. — Настоящая головоломка, верно?

12 Крах

В уединении своего дома в Аксис Тэре свор-командир Реккк Хачилар положил голову на руки, оплакивая своего друга и регента Элевсина Ашеру. Элевсин был для него и наставником, и вторым отцом. Он помог Реккку отделаться от клейма, оставленного родным отцом.

Отец Реккка был одним из самых знаменитых рэнннонов недавней истории. Рэнннонами называли мятежных кхагггунов, которые отвергли командование и касту. Отец Реккка, как и другие рэннноны до него, погиб в кровавом сражении, где абсолютно все было против него. Рэннноны занимали уникальное положение в мировоззрении кхагггунов: их презирали и ими восхищались. Кхагггуны никогда не восставали против командования. В тех редких случаях, когда это происходило, они выпадали из в'орннской Модальности и могли зарабатывать себе на жизнь, нанимаясь к частным лицам улаживать трудные и опасные дела. Но главное было не в этом, а в простом, однако категорическом нравственном императиве. Кхагггун становился рэннноном, когда сталкивался с тем, что считал несправедливостью, для исправления которой требовались действия, несовместимые с законами касты. Именно это и порождало двойственность в отношении к ним бывших товарищей. Например, отец Реккка восстал против жестокости звезд-адмирала, место которого теперь занял Киннний Морка. Он погиб, но сделал то, ради чего стал рэннноном: убил звезд-адмирала.

И именно Элевсин Ашера помог Реккку преодолеть шоры воспитания и впервые увидеть отца таким, каким тот был на самом деле, — героем.

Были и другие новости, также неблагоприятные. Реккк только что узнал, что новый регент утвердил безумное ходатайство Киннния Морки назначить Кургана Стогггула его новым адъютантом. Н'Лууура их побери, этот в'орнн еще совсем ребенок и к тому же баскир! С другой стороны, возможно, не такое уж это безумие, скорее разновидность “брака по расчету”. Новое назначение крепко связывало двух в'орннов — Бенина Стогггула и Киннния Морку, — подавая знак, что основание их союза глубже, чем все подозревали. Странная, казалось бы, пара: Великая каста с Малой кастой. Но Реккк был практичным в'орнном — иногда — и потому не слишком удивился. Когда он вопиюще нарушил правила в Каменном Рубеже, то не только вызвал возмущение Олннна Рэдддлина, но и рискнул всем: положением адъютанта, званием свор-командира. Всем. И ради чего?

Он слышал ее шаги в другой части дома. Джийан. Реккк полюбил ее с того мига, как впервые увидел в личных покоях Элевсина Ашеры. Всего лишь беглый взгляд. Более чем достаточно, чтобы зажечь сердца страстью — и виной. Каждый раз, когда он видел ее (насколько он знал, она его никогда не видела), влечение к ней росло. Желать любовницу друга, притом кундалианку, было постыдно. И однако непостижимым образом его так сильно тянуло к ней именно потому, что она кундалианка. Реккк старательно прятал эти чувства даже от себя. Пока не узнал о перевороте.

От внимания Реккка не ускользнуло, что Киннний Морка не привлек его к планированию операции. И вдруг стало ясно, что Олннн Рэдддлин состоит при нем шпионом, а не просто перв-капитаном. Реккк очень старался не дать Рэдддлину поводов для подозрений. До того момента в Каменном Рубеже, когда он не позволил протащить тело Аннона Ашеры по площади. Он заглянул в отважные глаза Джийан и почувствовал, как тают сердца. Невозможно подвергнуть ее унижению и страданиям, как невозможно перестать дышать. Он даже не задумывался: он действовал.

Теперь начались последствия. Он больше не был адъютантом Киннния Морки, и недавно назначенный звезд-адмирал не вызывал его. Дурной знак. Очень дурной знак.

С другой стороны, все это началось давным-давно. Пытался ли когда-либо Киннний Морка завоевать его доверие? Никогда. Наоборот, приставил к нему шпионом Олннна Рэдддлина. Будущее выглядело так: Элевсин Ашера больше не у власти, а бывший командир, самый влиятельный кхагггун на Кундале, списал его. Все это, наверное, можно было бы пережить. Если бы Джийан любила его. Но реальность была диаметрально противоположной. Реккк объяснил ей, что они с Элевсином были друзьями, что ей не надо бояться... увы, его слова были встречены с холодным презрением. А чего он ожидал? Возлюбленный Джийан был подло убит, преданный тем самым кхагггуном, который должен был бы защищать его жизнь. Сын возлюбленного, мальчик, которого она воспитывала с младенчества, также мертв. И вряд ли она поверила хоть одному его слову. Да и как иначе? Именно он был выбран ловить Аннона, он вручил Кинннию Морке голову Аннона, как охотничий трофей.

Еще можно было направить ударный меч на себя. Поступить достойно.

Реккк прошел в оружейную и снял со стены ударный меч. Активировал его, ощутив легкий удар, когда сверхвозбужденные ионы образовали дугу между поверхностями двойного лезвия.

Кхагггун слегка дрожал, обдумывая свою смерть. Он убил множество людей, видел, как перед тем, как глаза тускнеют, в них появляется отсутствующее выражение, но никогда раньше не спрашивал себя, что они видели в миг смерти. Да и как иначе? Жажда крови неистово охватывала его, сосредоточивая все силы на бое. Теперь воспоминания всплыли, подобно странной рыбе из океанских глубин. Жизнь до смерти. Один шажок. Но Реккк знал, что понадобится вся его энергия, чтобы погрузить ударный меч в живот.

Отмахнувшись от этих отвратительных мыслей, он приготовился.

— Собираешься покончить с собой? — произнес за спиной резкий насмешливый голос.

Реккк вздрогнул и обернулся.

На него смотрели ясные, синие, как свистики, глаза.

— Вот. — Он протянул ей рукоятку ударного меча. — Ты хотела убить меня с тех самых пор, как я привез тебя сюда. Давай.

Джийан подняла перевязанные руки.

— Ах, — сказал он, признавая поражение, — я забыл. Как они?

: — Как будто с них содрали всю кожу. Они молча смотрели друг на друга. Наконец Реккк промолвил:

— По-моему, я уже говорил тебе это... я знаю, что именно видел в тебе Элевсин Ашера.

— Ты обманываешь себя.

— Эта мысль тебя как-то утешает, не так ли?

— Меня ничто не может утешить.

— Ты обращаешься со мной с презрением. Разве я изнасиловал тебя, резко говорил с тобой, касался тебя неподобающим образом?

Само ее молчание было насмешкой.

— Разве я не обращался с тобой вежливо? — крикнул он. Она засмеялась ему в лицо.

— Ты охотился на моего... охотился на Аннона, ты связал его, как животное, на улицах деревни!

— Он был уже мертв.

— То, что ты сделал, обратило мое сердце в пепел. Реккк не мог вынести этот холодный, горький взгляд.

— Как необычна для женщины такая горячая привязанность к воспитаннику.

— Идиот! Я не в'орннская тускугггун!

— Конечно, но ты испытываешь такую привязанность к в'орнну.

— Как мало ты о нас знаешь. — Джийан заговорила тише. — Не проходит и мига, чтобы я не скучала бы по нему, когда мне не хотелось бы снова обнять его, защитить, убаюкать, сказать ему, что все будет хорошо... — Голос прерывался, словно у нее в горле застрял рыболовный крючок. — Но хорошо уже никогда не будет. Я не смогла помочь Элевсину и не смогла помочь Аннону. Неужели ты не понимаешь? Когда он умер, часть меня умерла вместе с ним.

Реккк не сразу собрался с мыслями.

— Я не могу выразить, как сожалею... Ее глаза сверкнули.

— Прибереги пустые слова для других. Я не верю тебе. Он покачал головой.

— Что бы ты ни думала обо мне, Джийан, я говорю правду. Я не вставил тебе окууут, как было приказано.

— Да неужели? — Она подняла черные руки. — И как бы его имплантировали?

Реккк замер в неловкой позе, по-прежнему с ударным мечом в руке.

— Тебе даже не надо совершать самоубийство, — бросила Джийан. — Ты уже мертв. Просто ты еще этого не понял.

Она была права, и Реккк знал это. Как его жгло желание коснуться ее, обнять, облегчить боль и страдание. Как странно испытывать такое к инопланетянке! И однако — из-за дружбы с Элевсином — совсем не странно. У Элевсина он научился сочувствию к кундалианам, и чем дальше, тем больше какая-то магнетическая сила неумолимо тянула его к ним, уводя от сородичей. Он не понимал природы этой силы, но научился у Элевсина по крайней мере не стыдиться ее. Однако пропасть между ним и Джийан была гораздо шире. Ее холодная враждебность не уменьшалась. Ее презрение сокрушало его сердца. Джийан отвернулась.

— Я бы охотно отдала жизнь, только бы вернуть Аннона. А что до твоей смерти, боюсь, тебе придется собраться с духом и сделать все самому.

Он заговорил хриплым шепотом:

— Джийан, то, что случилось с Анионом... Если бы я нашел его живым, то не убил бы. Его отец был моим другом и наставником. Я бы умер, защищая его сына.

— Слова.

— Не просто слова. Я не позволил, чтобы его протащили по Каменному Рубежу.

— И я благодарна тебе за это. — Она повернулась к нему, прекрасные глаза сверкали. — Но с того самого мига я спрашивала себя почему. Почему ты сделал это? Ты сам дал ответ. — Она скрестила руки на груди. — Я вижу, как ты смотришь на меня. И узнаю откровенную похоть в твоих глазах.

— Нет, ты ошибаешься. — Но, конечно, в голосе не хватало убежденности.

— Элевсин недавно погиб, а ты уже сгреб добычу. Ты утверждаешь, что был его другом? Какая скверная и жалкая шутка! Ты ничуть не лучше его убийц, Стогггула и Морки!

Сердца Реккка сжались еще сильнее. Казалось, все огни в мире погасли разом.

— К сожалению, каждый верит только тому, чему хочет верить. Так намного легче и гораздо проще, чем принять правду.

— Снова слова.

Реккк беспомощно пожал плечами и, заблокировав закодированный ионный поток, повесил ударный меч на стену.

— Трус!

Он пытался забыть о ней. Но так было еще больнее.

— Тебе пора сменить повязки. — По освещенному звездным светом коридору Реккк увел Джийан из оружейной комнаты в ванную. Усадил там, разрезал узел и начал разматывать муслиновые бинты на правой руке. Ее пристальный взгляд резал, как лезвие меча.

Поддерживая руку снизу, Реккк продолжал разматывать бинты. Красные, ободранные пальцы блестели, намазанные мощной в'орннской мазью от ожогов.

Он осторожно вытер их чистыми салфетками из неотбеленного муслина; Джийан тихо стонала от боли. Раны казались такими же воспаленными и распухшими, как и в самом начале. Он пробовал уже четвертое средство — сочетание в'орннской и кундалианской медицины. Почему ни то, ни другое не работало?

— Ожоги очень сильные, — сказал ей Реккк, снова накладывая мазь. — Нужно еще время для излечения. — Он поднял глаза. — Я видел, ты пробовала на них колдовство. Не помогло?

— Ты подсматриваешь за мной?

Что бы он ни сказал, все не так!.. Реккка охватило отчаяние.

— Я просто хотел знать, вот и все.

Она отвернулась, снова отгородившись от него. Он перестал накладывать лекарство.

— Если бы ты рассказала мне, что с тобой произошло, я бы лучше представлял себе, как лечить раны.

— Говорю тебе, не знаю. На Аннона напал первиллон. В пещере был какой-то светящийся лишайник — такую разновидность я раньше никогда не видела. Аннон упал туда. Когда я вытаскивала его, сок лишайника залил мне все руки.

Она смотрела на руки и потому не заметила полный боли взгляд Реккка. Не заметила и то, как он хотел было что-то сказать, но прикусил язык.

Любовь, пылающая в сердцах, превратилась в гнев. Реккк оставался кхагггуном до мозга костей: чувства бушевали в нем, как шторм. И потому он поступил совершенно неправильно. Рука сжалась в кулак.

— Тебе никогда не уйти отсюда, и ты прекрасно это понимаешь. — Джийан не ответила, и ее молчание взбесило его еще больше. — Ты теперь моя, нравится тебе это или нет. Можешь выкинуть из головы Элевсина Ашеру или любого другого из прошлой жизни. Твое настоящее здесь и сейчас — рядом со мной.

Она молчала.

— Отвечай, когда к тебе обращаются!

— Ах да, высшая раса угрожает. — Джийан помолчала. — Если таково твое желание, я повинуюсь ему, — сказала она спокойно. — Ты в'орнн, а я кундалианка. Разумеется, я буду делать, как ты прикажешь. — Она вскинула голову, глаза сверкнули. — Но ни на миг не думай, будто ты можешь изменить меня. Я не буду...

Реккк дал ей пощечину. Она вскрикнула, упала на пол, и он набросился на нее, распахивая платье, обнажая прекрасное тело.

— Продолжай. Это у в'орннов получается лучше всего. — Джийан была похожа на морскую звезду, распростертую на каменном полу. Ее полное презрение как зеркало показало ему всю гнусность его поведения. Он отдал бы жизнь, только бы хоть на миг почувствовать ее любовь.

Слезы сверкали в уголках ее глаз, как бриллианты. Джийан лежала как упала. Тело открыто перед ним, но в остальном она абсолютно закрыта.

— Прости, — прошептал Реккк, запахивая ей платье. — Прости меня...

— Теперь ты понимаешь. — Ее прекрасные глаза смотрели в пространство. — Твоя сила жалка.

Он бросился прочь от нее, выбежал из комнаты, но насмешливые слова преследовали его:

— Ты думаешь, что можешь иметь то, что имел Элевсин? — Ее голос был холодным, мертвым. — Нет, не можешь. И никогда не сможешь. Никогда.

Полный ярости и унижения Реккк захлопнул за собой двери дома и, пытаясь очиститься от мыслей, бросился в бурлящее сердце города, словно так мог скрыться не только от нее, но и от себя.

В любом другом состоянии Реккк заметил бы, что за ним следят. Впрочем, если бы и заметил, то не слишком обеспокоился бы. Сейчас он, несомненно, был бы только рад быстрому удару ножа убийцы.

Бессмысленные блуждания привели его в дальнюю северную часть города, район месагггунов, — место опасное даже по кхагггунским меркам. На переполненных улицах воняло низкосортным нумааадисом, промывочной жидкостью и помойкой. Только что миновал пересменок, и среди полупьяных жителей то и дело вспыхивали драки. Бойцов усердно подстрекали прохожие — все, кроме немногочисленных жрецов, последних хранителей того, что оставалось от в'орннской религии. Бог войны Энлиль давным-давно отыграл свою роль. Когда гэргоны рвались к власти тысячелетия назад, они прошерстили шеренги Детей Энлиля, вырвав Малые касты из цепких рук Церкви. Очень немногие месагггуны до сих пор посещали запущенные храмы Северного квартала. Традиционалистов безжалостно преследовали Прогрессисты — месагггуны, считающие, что гэргонский взгляд на жизнь — единственный путь к возвышению.

Месагггуны, работающие на машинах Модальности, были несчастными неудачниками. Они жили в нищете, без надежды на продвижение, в их жизни не было ничего, кроме тяжелой монотонной работы. Они были той смазкой, благодаря которой Модальность работала плавно, однако сами не получали ни благодарности, ни надежды, не считая умилительного сюсюканья, скупо отмеряемого жрецами. Прочие касты, включая кхагггунов, не задумываясь, ступали по их сильным согнутым спинам. В сущности, когда они не дрались между собой, месагггуны вступали в краткие, но яростные схватки с кхагггунами. Как и кхагггуны, месагггуны обладали раздутым чувством чести — возможно, потому что ничего другого у них все равно не было. Кровная месть была распространенным явлением. Реккк знал, что скорее всего встретят его здесь плохо. И, несомненно, потому и пришел.

Действительно, его заметили, и двое крепких, испачканных смазкой месагггунов прекратили делать ставки на ближайшую драку, чтобы посмотреть на незнакомца поближе. Форма кхагггуна служила сильнейшим раздражителем, а отсутствие ударного меча согревало окаменевшие сердца. Один из них размахивал толстым обрезком металлической арматуры. Реккк сразу определил, что этот месагггун — вожак. Обычно такие драки начинались с насмешек, но Реккк и так был уже достаточно заведен и потому сразу же бросился вперед.

От удара кулаком в живот месагггун скрючился. Реккк схватил обрезок арматуры и дважды ударил его по голове, а потом, развернувшись, заехал второму месагггуну в ухо. Полилась кровь, и высокий месагггун упал. К тому времени к Реккку успел подобраться третий месагггун. Три умелых удара наполовину оглушили Реккка; он стиснул зубы от боли. Но каким-то образом боль принесла облегчение, и он отшвырнул оружие. В драку вступали все новые месагггуны, нанося удары кулаками, ногами, головой, и ему приходилось все тяжелее. Кожа распухла и полопалась, однако Реккк только смеялся, и это заставило их удвоить усилия, чтобы избить его до бесчувствия. Некоторое время он еще успевал отвечать, но в конце концов не выдержал численного превосходства. Он принимал побои как истинный в'орнн — без возражений, без криков. Все мысли были только о том, что он сделал с Джийан.

— Веннн, ты разочаровал меня — в который уже раз. — Регент Стогггул, Призванный гэргонами, оказался в темном, битком набитом доме своего детства. Он стоял перед отцом — хотя отец был давно мертв, и Стогггул знал, что на самом деле его тело сейчас где-то в глубинах Храма Мнемоники. Он все знал и ничего не мог с собой поделать. Его охватил знакомый страх.

— Когда же ты научишься? — сурово сказал отец. — Ты никогда не станешь таким, как я, никогда, как бы ни старался. — Отец неодобрительно покачал головой. — Ты ни на что не годен. Жестокое разочарование. Лучше бы ты вообще не родился.

К своему ужасу, регент Стогггул обнаружил, что дрожит как всегда дрожал, когда сталкивался с отцом. Столько времени прошло, их разделила бездна смерти — а все по-прежнему, потому что истина этих слов укоренилась в нем, пока острое разочарование отца не стало его собственным.

— Ты жалок, Веннн, ты играешь в игры власти, на которые у тебя не хватает силенок. Я всегда мог видеть тебя насквозь, да и теперь могу. Ты думаешь, что я мертв, но я продолжаю жить. Я буду здесь каждый раз, когда ты будешь приходить.

Регент прикусил губу, поклявшись молчать, хотя что-то в глубине души начало поскуливать.

— Посмотри на себя. — Отец подошел ближе, сжимая в руке ионный хлыст. — Дрожишь, как лист на ветру! — Он взмахнул хлыстом, и во рту у регента появился знакомый привкус протухшего мяса или яда. — Я делал все, что мог, но погляди, с каким сырьем мне приходилось работать. — Щелк! Ионный хлыст ударил регента по плечам, и Стогггул вскрикнул, не только от боли, но и от узнавания. — Ты омерзителен, Веннн. — Щелк! — Мне стыдно называть тебя сыном. — Щелк! — На колени, как и должно червяку.

— Не надо, не надо, не надо! — Голос регента Стогггула из хриплого шепота превратился в отчаянный крик. Он закрыл глаза. А когда открыл их, вместо отца перед ним был гэргон, глядящий на него сверху вниз рубиново-красными зрачками.

— Стогггул Веннн, мы увидим тебя мертвым.

Регент понял, что стоит на коленях на арене открытого многоярусного амфитеатра. Все места — кроме одного — были заполнены гэргонами. “Их, наверное, тысяча”, — подумал Стогггул. Все взгляды были устремлены на него. Их враждебность пригибала его к земле. Сердца тяжело колотились в груди. Гэргоны никогда не угрожали попусту.

— Твой вид оскорбителен для нас, — сказал гэргон с рубиново-красными зрачками, занимая свое место. — Мы не знаем, чего больше в наших чувствах: жалости или презрения.

Потрясенный пережитым, ослабленный страшными воспоминаниями, он сумел пробормотать только:

— Скажите, чем я оскорбил вас, чтобы я смог искупить свою вину.

Гэргон встал, его нейронные сети горели гневом.

— Искупление, регент, будет таким: ты примешь наш гнев и разделишь его. Ты возбудишь кхагггунов. Ты и звезд-адмирал Морка Киннний развернете кампанию по искоренению и уничтожению всех врагов, всех предателей. Канавы Аксис Тэра захлебнутся кровью, долины за городом наполнятся ею. Мы желаем слышать вопли на похоронах; мы желаем видеть, как народ все больше обращается к Кэре, религии, что одинаково охватывает в'орннов и кундалиан.

— А когда я выполню то, что вы просите, что потом? — осмелел регент. — Вы отдадите мне рынок саламуууна? Ради него Ашеры убили моего отца! Это единственное, что вы...

— Ты здесь не для того, чтобы задавать вопросы, регент, или выдвигать требования! — загремел гэргон. — Ты здесь для того, чтобы слушать и повиноваться!

Взмах облаченной в перчатку руки — и регент Стогггул исчез, возникнув снова в дворцовых покоях на другом конце города.

Реккк Хачилар очнулся в грязном переулке: видимо, кто-то оттащил его туда. Голова была прислонена к куче мусорных баков. Испуганные крысы бросились врассыпную, когда он неловко заворочался. Болело все тело; другого он и не заслуживал. Мгновение разум был блаженно пуст. Потом, подобно ядовитому цветку, перед мысленным взором вновь появилась Джийан, распростертая на полу, в ушах отдавались ее слова, перемещающиеся через пространство и время, чтобы снова причинить ему страдание.

Он не знал, где находится, да его это и не интересовало. Переулок был узкий, с глухими стенами. Вдали слышались бесчисленные городские звуки. Хруст костей, стоны: где-то поблизости полным ходом шла другая драка.

Реккк с трудом встал на колени, его вырвало. Схватился за голову, словно это могло остановить головокружение. Постепенно он смог подняться на ноги. Прислонился к грязной стене, хрипло дыша, мусором вытер с сапог блевотину.

Собравшись с силами, Реккк быстро проверил все кости. Переломов вроде не было, что само по себе можно было назвать чудом, но он не мог сделать даже неглубокий вдох так, чтобы сильная волна боли не прокатилась по всему телу.

Начался дождь, капли текли по щекам, как слезы. Реккк стиснул зубы и, пошатываясь, пошел по переулку. Он прошел не больше двадцати шагов, когда наткнулся на дверь, которой прежде не заметил. Справа от двери висела скромная металлическая дощечка, гласившая: “СИЯНИЕ” — и чуть ниже: “ТОЛЬКО ПО НАПРАВЛЕНИЯМ”. Как роскошный кашигген оказался в этом рабочем районе? Кашиггены были когда-то спокойными заведениями, предназначенными для развлечения рамахан. В'орнны, знающие толк в развлечениях, превратили кундалианские кашиггены в роскошные саламуууновые притоны.

Не обращая внимания на предупреждение, Реккк ввалился в дверь. Внутри были плис, бархат и атлас, витал сладкий, пряный запах саламуууна. Реккк облизнул сухие потрескавшиеся губы и попытался сосредоточить взгляд. Он увидел восьмиугольную комнату с мебелью в кундалианском стиле; стены обиты богатой парчой; на сводчатом потолке — россыпь эмалевых звезд. В одном углу сидела старая в'орннская предсказательница, сухая кожа туго обтягивала череп. Она смотрела на гостя жадными совиными глазами. Две изысканные имари изо всех сил старались не замечать его.

— Ты, очевидно, ошибся. — Перед ним стояла дзуоко, прекрасная тускугггун в бледно-лиловом платье. Наверное, хозяйка этого кашиггена. Сифэйн из серебряной парчи был отброшен назад. Во взгляде, которым она смерила его, читалось отвращение. — Ни одна из моих имари и близко к тебе не подойдет. — Рядом с ней стоял крепкий месагггун. Руки толщиной со ствол дерева скрещены на широкой груди. И, кстати говоря, чистый и трезвый. Он злобно смотрел на Реккка из-под внушительных бровей, подчеркнуто не обращая внимания на следы побоев. — Хотя это и не имеет значения. Ни один из моих знакомых ну никак не мог бы направить сюда тебя. — Она щелкнула пальцами, и месаптун-переросток угрожающе шагнул к Реккку.

— Ты неправа, Миттелвин.

Реккк посмотрел налево. Перед ним стояла совсем юная тускугггун в темно-синем платье и сифэйне, прошитом сверкающей золотой нитью. Очень высокая и стройная, она двигалась с изумительным изяществом. Еще одна имари из “Сияния”? Исключено. Ни одна имари не посмела бы говорить с дзуоко в таком тоне. Насколько он знал, традиция имари была древней даже для кундалиан. Требовались десятилетия обучения, и очень немногие проходили этот путь до конца.

— Это тот кхагггун, которого я ожидала, — промурлыкало видение. — Признаться, немного потрепанный.

— Немного! — расхохоталась Миттелвин. — Погляди на беднягу. По-моему, он столкнулся с кем-то из наших милых местных жителей!

Месагггун подавил смешок.

— А ты чего смеешься? — повернулась Миттелвин. — Приведи его в порядок, накорми лееестой... из теплой кастрюли, не трехдневной дрянью. Потом отведи в комнату семь — для удовольствия сударыни Каннны.

Душ принес и удовольствие, и боль. Иголочки воды жалили все синяки и опухоли, но тепло расслабляло. Реккку предложили на выбор четыре сорта мыла, все с характерными мужскими ароматами. Он стоял под душем очень долго. Кхагггуну нечасто выпадает роскошь выкупаться таким образом.

Потом ему дали одежду цвета коровой крови. Все сидело как влитое. Когда Реккк спросил месагггуна о своей форме, тот ответил, что ее почистят и выгладят. Реккк ел вкусную теплую лееесту и размышлял, в каком качестве к нему приставлен этот месагггун: слуги или же тюремщика. Когда он сказал, что хочет пить, месагггун принес воды. Ни нумааадиса, ни какого-либо другого спиртного предложено не было.

И все его вопросы остались без ответов. Кто такая сударыня Каннна и как она вообще могла ждать его, если он наткнулся на дверь кашиггена совершенно случайно? “Терпение”, — сказал себе Реккк.

Когда он наелся и напился, месагггун провел его по коридору, тускло освещенному старомодными кундалианскими лампами. Мерцающее пламя в хрустальных трубках успокаивало душу. Даже громадный месагггун был учтив, когда открывал дверь в комнату семь. Потом он пошел прочь, а Реккк стоял и смотрел ему вслед.

Сударыня Каннна ждала в небольшой круглой комнате с коническим потолком. Она сидела в глубоком кресле. Рядом стоял диван в кундалианском стиле, выглядящий не только удобным, но и манящим. В своем нынешнем состоянии Реккк был благодарен за удобство. В'орннская мебель была строго утилитарна; эстетика и стиль никого не интересовали.

— Вы выглядите усталым, свор-командир, — сказала сударыня Каннна. — Присаживайтесь.

Откуда-то доносились ароматы гвоздичного масла и жженого мускуса.

— Боюсь, я нахожусь в невыгодном положении. Вы явно знаете меня, но я уверен, что мы не знакомы.

— Напрямую — нет. — Она подняла руку. — Может, вам трудно сидеть?

Он невольно усмехнулся и осторожно присел на край дивана.

— Пожалуйста, расслабьтесь, свор-командир, и успокойтесь. Я не нападу на вас.

Он не улыбнулся в ответ.

— Я так обучен. Если с моей стороны не хватает доверия, это просто потому...

— Скажите-ка, свор-командир, вы не откажетесь?.. — Женщина поставила перед ним хрустальную коробочку с порошком цвета корицы.

— В свое время я выкурил немало саламуууна.

— Отлично. — Она откинула крышку коробочки. — Высшего качества. Другого Миттелвин не держит.

— Нет, спасибо, — ответил Реккк. — Не сейчас.

— А, понимаю. — Сударыня Каннна кивнула. — Снова вопрос доверия. — Она заглянула ему в глаза. — Скажите мне кое-что, свор-командир...

— Только если вы сначала ответите на мой вопрос. — Он счел ее молчание знаком согласия. — Я слышал, как Миттелвин назвала вас сударыней. Почему? Я никогда раньше не слышал такого слова.

— Оно редко используется. — Женщина положила ногу на ногу, и шуршащее платье слегка распахнулось. — Я принадлежу к Великой касте. Я состою при весьма особенном в'орнне. Отсюда и титул.

— И что это за в'орнн?

— Это уже второй вопрос, свор-командир. — Она нежно улыбнулась. — Теперь скажите мне, пожалуйста, что вы делаете в Северном квартале Аксис Тэра.

— Пришел получить то, что заслужил.

Сударыня Каннна смотрела на него с любопытством.

— И получили?

— Я все еще жив.

Ее улыбка стала шире. Она проглотила половину содержимого коробочки и предложила ему остаток.

— Итак, вы, похоже, не знаете, закончилось ли уже ваше путешествие.

Мгновение он колебался. Ему пришло на ум, что все это затеяно либо Олннном Рэдддлином, либо Кинннием Моркой, чтобы забить последний гвоздь в его гроб. Потом, как демон в ночи, возник образ Джийан; Реккк схватил саламууун и вдохнул целиком.

Глаза сударыни Каннны блеснули.

— Прилягте, свор-командир. Пусть саламууун унесет вас, куда сможет.

Ему нравился звук ее голоса, успокаивающий, как когда-то голос матери. Реккк не вспоминал о матери уже много лет. И понял, что не знает, где она или вообще жива ли. Он закрыл глаза и увидел ее. Мать улыбалась и говорила с ним, и, как когда-то, он почувствовал, как скучает по ней.

Я хотел найти тебя, но мне постоянно не хватало времени.

Знаю. Не вини себя, Реккк.

Но я виноват.

Тебе следовало жить своей жизнью. Это было важнее.

Так не должно было быть.

Такова жизнь.

Он заплакал, когда она заключила его в объятия.

Не горюй о себе, Реккк. Живи своей жизнью, как жил всегда.

Не могу. Я люблю кундалианку, а она никогда не ответит на эту любовь.

Почему ты так уверен?

Я все время чем-то обижаю ее.

Ничто не постоянно, Реккк. Даже смерть...

Он долго плыл по морю из собственных слез. Море качало его, баюкало, говорило с ним тихим шепотом, как свойственно океанам. В глубине бездонных вод он чувствовал движение жизни: крупные существа, невообразимо странные и совершенно незнакомые, хотя ему довелось посетить множество миров и повидать немало странных форм жизни. Он не боялся их. Слушал далекие песни и понимал их смысл, не зная слов, а загадочные течения несли его...

Когда Реккк наконец открыл глаза, сударыня Каннна исчезла. На ее месте сидел кто-то удивительно, до боли знакомый.

— Джийан, — выдохнул он. — Как ты нашла меня?

— Напротив. Это ты нашел меня.

— Я люблю тебя, — сказал Реккк. Она улыбнулась.

— Знаю.

— И однако ты так печальна, всегда так печальна.

— За свою жизнь, Реккк, я потеряла многое, очень дорогое для меня. Сердце мое обратилось в пепел. Не могу постичь, почему оно продолжает биться.

— Ты никогда не потеряешь меня. Клянусь тебе, Джийан.

— Итак, — сказал Нит Сахор, снова трансформируясь из одного тела в другое, — вот мы и подошли к финалу нашей маленькой драмы.

Реккк почувствовал, как психогенное воздействие саламуууна тает, словно тонкие шелковые нити вытягиваются из каждой клетки мозга.

— Где Джийан? — пробормотал он.

— Ушла тем же путем, что и сударыня Каннна. В глазах у Реккка прояснилось.

— Ты хочешь сказать, что ее никогда не существовало?

— Не так, как ты подумал. Тем не менее обе существуют. На данный момент я — Нит Сахор.

Гэргон закинул ногу на ногу, положил руки на колени. Реккк смотрел на эти руки, прикрытые легированной сетью, как на челюсти бритвозуба. К своему ужасу, он обнаружил, что неудержимо дрожит. Почти с самого рождения его обучали быть бесстрашным, но оказаться так близко к гэргону... это, пожалуй, чересчур. Огромным усилием он взял себя в руки.

— Ну, Реккк, — сказал гэргон, — чувствуем ли мы себя лучше после саламууунового полета?

— Я слыхал, что гэргоны любят жестокие шутки, — ответил Реккк. — Но никогда не думал, что стану мишенью для них.

Нит Сахор наклонился вперед.

— Ты неправильно понял меня. Здесь не было никаких шуток. Все это служило тому, чтобы обнаружить... как бы сказать... внутреннюю природу вещей. — Реккк смотрел на гэргона с тревогой. — Спроси себя сам: теперь, бросив быстрый взгляд на карту твоей собственной вселенной, ты знаешь о себе больше, чем знал, когда из тебя выбивали Н'Луууру?

Реккк насторожился.

— Да не сказал бы.

— Правда? — Нит Сахор склонил набок длинную изящную голову. — Тогда, возможно, мне следовало бы рассказать тебе о моем полете. Я был на корабле, и корабль этот плыл по морю бирюзовой крови. Как и большинство в'орннов, я ненавижу океан. Но это не важно. На корабле со мной Элевсин Ашера. Безголовый. Окровавленное тело извергает кровь, из которой состоит море, по которому мы плывем. А потом я понимаю, что натворил, какую ошибку совершил с Элевсином. Понимаешь, у гэргонов довольно ограниченный опыт общения с внешним миром. Вот почему мы поручаем все мирские дела другим.

Я любил Элевсина Ашеру... насколько я знаю, ты тоже любил его, Реккк. Он был особенно чувствителен к окружающим нас невидимым силам. Его, как и меня, тянуло к кундалианам. Необъяснимо. Это чувство пугало меня. Я пытался получить объяснение. Элевсин, разумеется, не мог мне помочь. Как объяснить любовь? Желание? Они непостижимы. Но я не понимал этого и разгневался. Я постыдно обращался с ним. Не защитил, когда мог бы. Теперь он мертв, и вина лежит на мне тяжким бременем.

Ошеломленный беспрецедентным признанием Реккк Хачилар промолчал.

— Да, боюсь, хваленые гэргоны подвержены ошибкам. — Нит Сахор на миг поднес указательный палец к губам, и глаза его вспыхнули в свете масляной лампы. — Как видишь, твои обстоятельства небезызвестны мне. В связи с чем я хочу сделать тебе предложение.

Мгновение назад Реккк посмеялся бы над нелепостью ситуации. Теперь он смог только издать какой-то горловой звук. Весь его мир перевернулся вверх тормашками.

— Я доверил тебе немало секретов, Реккк. Как по-твоему, ты можешь довериться мне?

Реккк Хачилар уставился на гэргона, сердца тяжело бились в груди.

— Если вы в курсе моих обстоятельств, вы знаете: у меня больше нет причин жить.

— Это тебе открыл саламуууновый полет?

Реккка настолько переполняли чувства, что он не сразу смог ответить.

— Нет, — выговорил он наконец.

— Но тебя по-прежнему тянет покончить с собой? Хочешь умереть?

Реккк уставился в пол и подумал о страдальческом лице Джийан.

— Да.

— А если бы я смог изменить это?

Реккк положил руки на колени, облизнул губы. Мозг, казалось, горел. Ему хотелось визжать от гнева на жизнь, заведшую его в тупик: он любит инопланетянку, которая презирает его.

— Что скажешь, Реккк?

— Как же вы смогли бы вернуть мне желание жить?

— О, этого я не могу, Реккк. Этого не может никто, кроме тебя.

То же сказала ему и мать в саламуууновом полете.

— Но я могу дать тебе то, что ты желаешь больше всего. Воздух замерцал, и на мучительное мгновение перед ним оказалась Джийан. Потом вернулся гэргон.

— Вы не сможете принудить ее.

— Разумеется.

— Она полюбит меня по своей доброй воле?

— Да, но берегись того, чего желаешь больше всего, Реккк. Вот тебе лучший совет.

Реккк глубоко вздохнул. Перед глазами стояла Джийан; сердца неистово колотились в груди. “Семь бед — один ответ”, — мелькнуло в голове.

— Кроме вашего обещания, должна быть и другая плата за оказанные услуги.

Нит Сахор кивнул.

— Все, что захочу?

— Если это окажется мне по силам.

— Я, наверное, очень вам нужен.

— Гораздо лучше не знать ответа на этот вопрос. Реккк вспомнил, что надо выдохнуть.

— Согласен.

Гэргон сел, прикрыл глаза; его лицо превратилось в бесстрастную маску.

— Ты знаешь, что кундалианское Кольцо Пяти Драконов нашлось?

— Нет. — Реккк Хачилар нахмурился. — У кого оно?

— Веннн Стогггул отдал его в дар Товариществу.

— Наверняка не просто в дар. Чего он хотел взамен?

Нит Сахор улыбнулся.

— Он хотел, чтобы его назначили регентом; хотел, чтобы рынок саламуууна отобрали у Консорциума Ашеров и отдали ему.

— Товарищество согласилось?

— Он — регент, столько-то они пожаловали. Что до саламуууна... Давай просто скажем, что мне удалось на время оттянуть это решение.

— И что же вам надо от меня? Найти Жемчужину?

Нит Сахор поднял руку в перчатке.

— Почему ты говоришь так, Реккк? — Гэргон, казалось, обрадовался вопросу.

— Вы давно пытались найти Жемчужину, иначе зачем еще без конца допрашивать рамахан?

Нит Сахор сплел пальцы.

— Понимаешь, большинство Товарищества сгорает от желания узнать, что находится на Неведомых Землях по другую сторону Дьенн Марра. Как тебе, несомненно, известно, бесконечные ледяные бури не дают нанести эту область на карту. Ни одна наша система не способна проникнуть сквозь поток тэта-излучения в плотном облачном слое. Я же продолжал исследования науки и мифов Кундалы. Мой интерес встретил яростное сопротивление остальных собратьев, не веривших в существование Жемчужины и полагавших, что я попусту трачу время и средства, которые лучше пустить в ход более... приемлемым образом. Так что мне приходилось работать тайно.

Каждое мгновение в обществе Нита Сахора показывало гэргона в новом свете.

— Во всяком случае, теперь вы должны идти другим путем, так?

— Баланс изменился. Гибельное, опасное изменение... но, к сожалению, необходимое.

— Вы сейчас говорите о Морке и Стогггуле, — горько сказал Реккк.

— Они часть уравнения.

— Вы не могли бы выражаться чуточку определеннее?

— Я раскрыл тревожащий секрет: похоже, Кундала — узловая точка в нашей истории.

— Будущей или прошлой?

— Не знаю. Вероятно, и то, и другое. — Нит Сахор казался смертельно серьезным. — Часы тикают, Реккк, и поверь мне, когда я говорю, что это тиканье предвещает беду.

Сердца Реккка глухо стукнули. Он кивнул.

— Полагаю, вы не оставляете мне выбора.

— О, выбор есть всегда. — Гэргон снова подался вперед. — Что такое жизнь, как не пляска множества выборов?

— Чего же именно вы хотите от меня? — Он беспокойно поерзал. — Вы ведь знаете, что я пошутил, когда упомянул Жемчужину.

— Это не шутка, Реккк. Жемчужину надо найти, если мы хотим уцелеть. Мои коллеги использовали Кольцо весьма опрометчивым образом. Несмотря на все мои возражения, они попытались с его помощью открыть дверь Хранилища.

— Не понимаю, в чем проблема. Для этого оно и предназначено, не так ли?

— Да — помимо всего прочего. Но, согласно кундалианской легенде, дверь может открыть только наследственный глава рамахан или Помазанник.

— Дар Сала-ат?

— Да. — Звездно-сапфировые глаза Нита Сахора блестели.

— Но Дар Сала-ат — персонаж из сказки. На самом деле он не существует.

— Существует, я не сомневаюсь. Кольцо Пяти Драконов уже убило трех гэргонов. Оно остается закрепленным в двери Хранилища — что-то вроде бомбы замедленного действия, об устройстве которой мы не можем даже гадать. Только Дар Сала-ат в силах остановить процесс, который безрассудно запустили гэргоны. Ты должен найти его и целым и невредимым привести к Хранилищу к лононским идам — до них меньше четырех недель. Иначе вся жизнь на Кундале будет уничтожена.

Реккк содрогнулся от ужаса.

— Вы могли бы покинуть планету, вернуться к изучению вселенной...

— Мог бы, но не сделаю этого.

— Можно эвакуировать всех в'орннов на Кундале.

— Но не кундалиан.

Реккк пристально посмотрел на гэргона.

— Я ожидал, что Товарищество по крайней мере потребует эвакуации.

— Наверное. — Нит Сахор наклонил голову. — Если бы кто-то из моих коллег знал, уверен, они бы отбыли первым же транспортом.

— Они не знают?

— У двери Хранилища в то утро, когда они попытались использовать Кольцо, было четыре гэргона. Я единственный, кто остался в живых. Товариществу известно, что Кольцо смертоносно для нас, ничего более.

Реккк, давно затаивший дыхание, выдохнул.

— Вы ведете гибельную игру.

— Мы оба, Реккк. — Нит Сахор простер руки. — Нам не дано выбора. Похоже, такова наша судьба.

— Невозможная задача. — Реккк качал головой. — Найти Дар Сала-ата! Я даже не представляю, с чего начать.

Нит Сахор явно приготовился к этому вопросу.

— Так уж получилось, что самый лучший источник информации у тебя под рукой.

— Не понимаю.

— Поймешь, Реккк, я тебе ручаюсь.

— Ненавижу, когда вы говорите загадками.

— Знаю. — Нит Сахор улыбнулся. — А теперь говори то, что хотел сказать.

— Ладно. Но если я возьмусь за дело, я хочу получить плату вперед.

— Так не принято.

— Это непременное условие. Впрочем, не хотите — не надо.

— Согласен. Назови цену. Реккк встал.

— Я хочу, чтобы Джийан смогла снова увидеть Аннона.

— Невозможно. Он мертв.

— Да, но его “сорочка” еще существует. Она у Веннна Стогггула.

Нит Сахор вскочил. Зеленый ионный огонь сорвался с перчаток, осветил комнату.

— То, что ты просишь, — неслыханная дерзость.

— Но это возможно, не так ли? — Реккк слышал слухи, будто гэргоны способны воскресить мертвеца на короткий миг, чтобы пообщаться с ним.

— Да, хотя такие попытки никогда не предпринимались ни с кем, кроме гэргонов.

— Однако же такова моя цена.

Внезапно холодный огонь в руках Нита Сахора погас.

— Хорошо, — сказал гэргон.

Реккк внимательно слушал. Показалось ли ему, или Нит Сахор уступил слишком быстро? Реккк не мог отделаться от тревожного ощущения, что гэргон ожидал именно этой просьбы.

— Реккк, — говорил теперь Нит Сахор, — знай, что совершить такое нелегко. Существует огромный риск — и для тебя, и для кундалианки, а также и для меня самого. Чтобы сделать то, о чем ты просишь, я должен вызвать антиэнергию. Она не принадлежит нашей вселенной и потому смертельно опасна. Подойди слишком близко, даже на долю секунды, и будешь уничтожен. Я понятно выражаюсь?

— Да.

— Значит, договорились. Нужно кое-что подготовить. Через три дня в полночь возвращайся сюда с Джийан.

Реккк кивнул и повернулся к выходу.

— Реккк... Он обернулся.

— Пожалуйста, никаких иллюзий. Аннон не возродится; он не оживет и даже не будет жив в нашем понимании. Встреча продлится очень недолго. Джийан должна полностью сознавать это.

— Понимаю, Нит Сахор.

Гэргон замерцал, трансформируясь обратно в сударыню Каннну. Реккк невольно вздрогнул. В манипуляциях с веществом жизни было что-то очень тревожное.

Сударыня Каннна спокойно посмотрела на него.

— Ты должен в последний раз обдумать последствия нашего договора. Когда мы выйдем из этой комнаты, уже ничего не изменить.

Реккк почувствовал, как сжались желудки.

— Хорошо.

Сударыня Каннна улыбнулась странной улыбкой.

— Я сделала правильный выбор, Реккк. Тебе разрешено просить — и что же ты выбираешь? Почести для себя? Смерть для обидчиков? Богатство сверх меры? Нет. Твое желание — облегчить страдания кундалианки.

— Моя жизнь — открытая книга, да?

— Не совсем, — сказала сударыня Каннна. — Я не бог.

— Все знают, что гэргоны не верят в бога. Сударыня Каннна улыбнулась еще шире и вывела его в тихий коридор, где ждал новый мир.

13 Поднебесный

Самой тягостной обязанностью в монастыре считалось раз в месяц относить запасы наверх, к Ледяным пещерам. Это делали с благими намерениями: помогали прокормиться кундалианским изгнанникам, нежелательным лицам и мелким преступникам, отвергнутым обществом. Несчастные жили высоко в Дьенн Марре, среди постоянного холода, ветра, снега и разреженного воздуха. Дорога из монастыря была трудной и при лучших условиях; но когда горы разражались ледяными бурями или ураганами, дорога становилась по меньшей мере рискованной. Однако каждый месяц ученицы поднимались в горы независимо от обстоятельств. Разумеется, ни одна из них никогда не видела несчастных изгнанников — да никто и не стремился к этому. Требовалось лишь опустошить вьюк с запасами в Ледяных пещерах и побыстрее уйти. Это было не так легко, как кажется, ибо спускаться всегда приходилось в сгущающихся сумерках, а девочки были усталыми от подъема и нехватки кислорода. Погода к концу дня ухудшалась. И, конечно, поднимался пронизывающий ветер.

Обо всем этом и размышляла Риана, поправляя тяжелый вьюк. Она пробиралась через густой куэлловый ельник вверх по крутой каменистой тропе, ведущей к Ледяным пещерам. Узенькая тропка петляла среди валунов и куэлл по горному склону к верхней границе лесов. Девочка двигалась осторожно: ошибаться было нельзя, ибо склоны со всех сторон обрывались с головокружительной неожиданностью. Солнце, пылающее в безоблачном небе, обжигало кожу. Несмотря на высоту, было зверски жарко.

Время от времени Риана останавливалась, чтобы перевести дыхание, а заодно попить или откусить кусок пищевого концентрата. А еще снова и снова упрекала себя, что не воспользовалась случаем, отказалась от плана пробраться обратно в Аксис Тэр, чтобы убить Киннния Морку и Веннна Стогггула за совершенные ими кровавые преступления. Но возможность отомстить представлялась совершенно нереальной, и это приводило ее в отчаяние.

У нее не было ни общественного положения, ни денег, ни союзников. Попробовать связаться с Курганом?.. Курган никогда бы не поверил, что Риана — это Аннон. Н'Лууура, Риане и самой до сих пор не очень-то верилось!

Она не спала три ночи, читая “Величайший Источник”. За это время прочитала и выучила наизусть все Пять Священных Книг Миины. Как ей это удалось, Риана не понимала. Аннон был умен и сообразителен, но ему понадобились месяцы, чтобы овладеть современным кундалианским языком. Иногда ее охватывало странное чувство нереальности происходящего. Бывали времена, когда личность Аннона — мужчины и воина — словно бы тонула в море беспорядочных чужих эмоций, вызывающих у него отвращение. Однако приходилось признать, что женские чувства часто оказываются кстати при общении с окружающими.

В результате всенощных бдений она как-то раз пропустила утренние молитвы. Бартта не замедлила наказать ее, как и предвидела Риана, — придумала поход к Ледяной пещере. Именно этого Риана и добивалась. Но теперь, вырвавшись из стен монастыря, она решила отказаться от побега на свободу. Свобода? Просто смешно!

Кундалиане — особенно женщины, часто становившиеся добычей в'орннских мужчин, — не были свободны. И, разумеется, Бартта знала это, вот почему без колебаний позволила Риане выйти за ворота монастыря. Нет, когда Риана все серьезно обдумала, единственным средством было выдержать до конца, набраться сил (изучение Кэофу, несомненно, поможет!) и дождаться своего часа, чтобы отомстить.

Месть.

Риана быстро проглотила смесь сушеных орехов, лечебных трав и меда, убрала бутылку с водой и полезла дальше. Здесь, в горах, она чувствовала себя необыкновенно хорошо, словно вернулась домой. Очень помогали чужие воспоминания о сверкающих ледяных полях и отвесных скалах, об умении запоминать, о способности читать на Древнем наречии кундалиан. И в ту ночь... Голос, казалось, исходил откуда-то из глубин ее существа. “Открой книгу”, — сказал он, словно уже знал, что книга эта — “Величайший Источник”.

Столкнулась ли она с Рианой — настоящей Рианой, которую Аннон оттолкнул, пока ее тело было на краю смерти? Неужели Риана на самом деле не умерла? Неужели часть ее по-прежнему существует, то поднимаясь к поверхности, то отступая, как прилив и отлив? Это объяснило бы все: новые способности, чужие воспоминания о местах, где Аннон никогда не бывал, постоянные смены настроения.

“Риана? — шепнула Риана про себя. — Ты там? Ты прячешься от меня? Я не причиню тебе вреда, поверь”.

Каркнула птица, и девочка огляделась, смеясь над тем, что говорит сама с собой, словно безумный в'орнн. Как кундалиане называют сумасшедших?

Тчакира.

Риана застыла. Это был тот же голос. Однажды она попросила Бартту рассказать о Риане. Бартта ответила раздраженно: “Забудь о ней. Она лишилась памяти о доме, родителях, о себе. Кроме имени, у нее вообще ничего не было. Бессмысленная руна”.

Может быть, Бартта ошибалась.

“Ты здесь?” — прошептала про себя Риана, но ответа не последовало. Едва ли можно порицать Риану за то, что та прячется. Если вдуматься, эта теперешняя Риана была живой метафорой. Аннон вторгся в ее тело, и теперь в'орнн в который раз помыкал кундалианкой.

— Я никем не помыкаю, — сказала Риана.

Внутри тишина. Но она ощущала, как что-то слушает. Ждет.

Помня об этом, Риана пошла быстрее.

Тропинка уже стала значительно круче, однако девочка сохраняла темп, испытывая выносливость тела. Ветер выл среди отвесных скал. Постепенно куэллы сменились низкорослыми, искривленными погодой вересковыми елями и чахлым кустарником. Небо на такой высоте было зеленым на горизонте и жутковато багряным над головой. После долгого сидения в монастыре кожа словно горела. Жара была невыносимой. Где-то внизу проносились облака, раскромсанные ветрами и костлявыми пальцами из темного базальта и блестящего аспидного сланца. На такой высоте не было ни голоногов, ни других мелких птиц. Эти места принадлежали исключительно крупным хищникам: каменным соколам, ястребам-муэрам и тому подобным. Они парили в вышине на тепловых течениях, разглядывая землю и устремляясь вниз быстро, молча, уверенно, чтобы схватить ледяного зайца или снежного лисенка и снова взмыть к гнездам.

Бартта дала ей карту — грубый кусок выдубленной шкуры, весь в рубцах и пятнах. Риана подозревала, что некоторые пятна — засохшая кровь. У нее по-прежнему не было подруг среди учениц, и внимание к ней обычно выражалось насмешками. Это еще очевиднее проявилось, когда Риану отправили в Ледяные пещеры. Известие о наказании распространилось по монастырю с быстротой молнии. Ученицы насмехались над ней, а очень многие радостно напоминали о тех несчастных, которые так и не вернулись из путешествия, в которое отправлялась она.

Над Анионом никто и никогда не насмехался, но над Джийан — много раз. Аннон видел, как лавочники-кундалиане плевали на землю, когда она выходила из их заведений; он видел ухмылки на лицах мужчин-в'орннов, когда она шла мимо, слышал произносимое вполголоса “регентова счеттта”. Теперь Риана спрашивала себя, знала ли Джийан о таком отношении. Наверное, знала. Если Джийан могла быть так сильна духом, то могла и Риана.

Мысли о Джийан причиняли боль. Риану поражало, как она скучает по Джийан. Вспоминалось, как часто Аннон принимал любовь Джийан как должное, как сердился на нее, говорил колкости, бывал холоден с нею. Как часто Джийан ухаживала за Анионом, когда тот болел, бывал напуган или расстроен, если Элевсин не приходил. Как она шутила с ним, смешила его, рассказывала потрясающие истории о Кундале и Миине, о Сеелин, Эшир, Гом, Паов и Эйг — Пяти Священных Драконах. Риана знала их всех: их цвета, характеры, внешность. Она помнила, как Аннон, бывало, играл с резными фигурками на стене покоев отца, даром что сначала ему приходилось забираться на кресло, чтобы дотянуться. Сеелин, зеленый Дракон воды, Преобразования; Эшир, синий Дракон воздуха, Прощения; Гом, желтый Дракон земли, Обновления; Паов, черный Дракон дерева, Предвидения; Эйг, красный Дракон огня, Силы. Сеелин была подвижной и переменчивой, Эшир — быстрой и надежной, Гом — неспешным и твердым, Паов был спокойным и миролюбивым, Эйг — нетерпеливым и вспыльчивым. Джийан рассказывала восхитительные истории о Драконах: Эшир и Гом влюбились ливнем мчащихся метеоров, Паов и Эйг соединились в гигантском кратере Шаллмхи, величайшего из цепи вулканов на южном континенте, вызвав самое большое извержение в истории Кундалы. Аннон находил эти рассказы — трогательные, забавные, страшные — бесконечно восхитительными, и теперь Риана с удовольствием вспоминала их. В душе она благодарила Джийан за это наследие, хотя сердце ее болело от одиночества. Если подумать, она была благодарна Джийан за очень многое.

Зубчатые серо-синие валуны поднимались с обеих сторон, создавая неудобный, узкий проход. Пробираясь по нему, Риана услышала крик. Подняла голову и увидела гигантского гэрорела. Заслонив глаза от солнца, девочка наблюдала, как он скользит в солнечном свете, распластав тень по неровным склонам скал. Гэрорел был почти прямо над ней. Он сделал над ущельем три круга, потом опустился к вершинам валунов. В известном смысле, подумала Риана, странное путешествие Аннона началось с гэрорела. Если бы гэрорел не напал на него, оставив в нем коготь, он не почувствовал бы пульсацию, не ушел бы из покоев Джийан. Мятежники захватили бы его и убили, как отца. Вместо этого Аннон обнаружил тайный переход к кундалианскому Хранилищу и там столкнулся с Драконом — Сеелин, — которая исцелила его. В известном смысле, думала теперь Риана, именно коготь гэрорела привел его к Дракону. Словно все это было предопределено.

Риана осторожно шла по ущелью. Ей пришлось снять вьюк со спины и прижать к боку, чтобы проскальзывать в самых узких местах. В'орнн внутри нее инстинктивно встревожился, поскольку это было идеальное место для нападения. Разумеется, она снова и снова повторяла себе, что нападать на нее некому. Однако же сдерживала дыхание, пока не миновала ущелье.

На северном склоне тропинка стала пошире, хотя и круче, и карабкаться было труднее из-за мха и лишайника, прижившихся на влажной земле. Риана хотела свериться с картой, но обнаружила, что этого не требуется. Она просто знала, что мох и лишайник растут здесь благодаря избытку воды, и точно так же знала, что ждет впереди. Снова накатила волна неуверенности. Однако теперь ей мерещился проблеск света и надежды.

— Риана, если я не совсем ошибаюсь, это твои края. Надеюсь, ты поведешь меня.

Спеша дальше, она прислушалась и уловила далекий гул водопада.

Поднебесный,раздалось в уме.

Тропинка пошла немного вниз, и Риана побежала. С обеих сторон по камням ручейками сбегала вода. Тропинка снова пошла вверх, петляя среди кладбища валунов, появившегося, похоже, в результате древнего оползня. Рев становился все сильнее. Наконец Риана добралась до верха, посмотрела вниз — и у нее перехватило дыхание.

Поднебесный, священный водопад Миины, вздымался на сотни метров, уходя в пурпурное небо. Каскады воды низвергались вниз, поднимая в воздух пелену дымки, высекая искры света и маленькие радуги, которые вспыхивали и гасли, пока Риана, смеясь, бежала к подножию. Странное было чувство — потрясение от первого взгляда и в то же время ощущение, что все это знакомо. Так же странно было и то, что она, похоже, привыкала к этой двойственности, даже наслаждалась ею.

Аннон много раз слышал рассказы Джийан о Поднебесном, ибо водопад занимал особенное место в кундалианских мифах. Именно в него по приказу Миины окунули хвосты Пять Священных Драконов; считалось, будто заводь у подножия Поднебесного уходит к центру Кундалы. Другие мифы рассказывали о том, как кундалианские Королевы (в предшествующие Долгому Становлению времена на Кундале были Королевы), соперничая за власть над землями, устроили там сражение, нарушив основные заповеди Великой Богини. Глухие к Ее голосу, они продолжали уничтожать армии друг друга, пока Миина не повелела низвергающимся водам Поднебесного течь кровью, сметая воюющих Королев и их ставленников. “Кровожадны вы, — вскричала Она в гневе Своем. — Так пейте же кровь, пока не утонете в ней”.

Так появились современные кундалиане: из истоков, питающих Поднебесный. Выше этих истоков находилась цель Рианы — Ледяные пещеры.

До полудня оставался еще час — Риана добралась очень быстро. Ей было жарко, она чувствовала себя липкой от пота и грязной после трудной дороги. У невидимого из-за пены берега заводи девочка сбросила вьюк и умылась в брызгах священных вод. Откинула голову и посмотрела на мощные потоки, сверкающе белые, будто каскады мелкого сахарного песка. Потрясенная величием водопада Риана внезапно почувствовала себя по-особенному счастливой, словно вернулась домой. Быстро расшнуровала ботинки, подоткнула платье и опустила босые ноги в ледяную воду. Она сидела так близко к водопаду, что полностью погрузилась в туман. Рев ощущался физически, тело сотрясала дрожь, словно рядом с мотором огромной машины. Страшный холод потихоньку сковывал ноги. Риана склонила голову и совершенно неосознанно начала читать молитвы.

До этого мига они казались бессмысленным набором фраз и глупого благочестия. Но здесь, рядом с источником Великой Богини, Риана начала различать нить. Она соскользнула с берега и зашла в воду по пояс. И снова это странное сочетание новизны и знакомства. Наверняка Риана много раз купалась здесь. Платье вздулось на воде, подобно крыльям Миининой бабочки, трепеща на мелкой ряби. Риана продолжала молиться и одновременно будто наблюдала за собой со стороны: слушала слова и находила в них смысл. Неожиданно она заплакала, чувствуя себя наполненной волшебной красотой этого места, которое казалось возникшим из сна.

Она бросилась в глубокую воду, перевернулась, поплыла на спине. Опускающийся прозрачно-белый туман, удивительно красивый, постоянно менялся, в нем вспыхивали и гасли разные оттенки. Встретившись с солнечными лучами, волнующиеся облака тумана принимали различные формы. Всплывали дразнящие обрывки жизни Рианы до того, как та заболела дууровой лихорадкой: незнакомые лица, какие-то жуткие неповоротливые фигуры, обширные ледяные поля, льющаяся кровь и слабый предсмертный крик.

В центре заводи стало еще холоднее. Вода была почти черной, и Риане верилось, что здесь действительно нет дна. Легкий ветерок волновал туман, и время от времени над бурной водой выбрасывались длинные усики дымки. Риана все еще была довольно далеко от подножия Поднебесного, однако чувствовала его безмерную силу. Почему-то это имело для нее особенное значение. Она напряглась, стараясь разобраться в эмоциях, мыслях и впечатлениях, остававшихся в чужой памяти смутными и неразборчивыми.

— Почему кровь, кто кричал? — воскликнула она, снова разгневавшись из-за гибели семьи Аннона, из-за несправедливости всего, что обрушилось на нее.

Высоко над головой, выше тумана, на скалах, откуда низвергался водопад, снежная рысь, пришедшая попить из источника, скользнула прочь, заметив появившиеся из леса сосен-марр две большие фигуры. Они стояли в глубокой тени у обрыва и смотрели вниз, а из чаши неба спустился огромный гэрорел. Птица села на плечо одной из фигур и начала брезгливо очищаться от капелек крови ледяного зайца.

Может ли она увидеть нас?подумало первое существо.

Сквозь туман — нет,ответило другое. Но если я сделаю вот так...Что-то вроде щупальца высунулось за край. Покажется, будто ветерок пошевелил водные испарения.

Много спутанных нитей сошлись здесь.

Она — точка опоры и рычаг.

Она узнает это?подумал первый.

Должна,отозвался другой. Если нет...

Что, если она— не Тот? Если она— не Тот, ее ждет неудача, и мы погибнем.

Она — Тот. Миина сказала нам это многими способами... Ее вестники, гэрорел и сова, пометили обоих; оба были больны перед тем, как сошлись вместе в обжигающем огне Нантеры.

Это и пугает меня. Святой круг Нантеры был нарушен, пусть всего на мгновение. Даже мы не в силах предвидеть отдаленных последствий.

Тем больше причин верить в Пророчество. Это тот самый изъян, который связывает две несовершенные души, что выковали Того.

Первое существо вгляделось сквозь пелену волнующегося тумана.

Если враги найдут ее раньше, чем она будет готова, они раздавят ее, как жука-марка. Она должна осторожно выбирать союзников.

Воистину. Один будет любить ее, один предаст, один попытается уничтожить.

Перья гэрорела зашелестели, когда птица подняла огромные крылья, вероятно, встревоженная мрачностью беседы.

Меня переполняют дурные предчувствия,продолжало первое существо. Предречено, что приход Дар Сала-ата совпадет с возможностью смерти Миины. Миина может умереть, и мы не в силах спасти ее.

Верно. Такой шанс есть только у Дар Сала-ата. Единственный шанс.

Первое существо содрогнулось.

Если Великая Богиня умрет, умрем мы все, даже Бессмертные.

Второе существо кивнуло.

Да. Кундалиане, в'орнны, мы. Это будет Анамордор, Конец Всего Сущего.

Наши враги начали вербовать союзников— а нас и так осталось немного.

У нас есть Дар Сала-ат.

Вероятно, следовало бы принять меры...

Нет-нет. Нам запрещено вмешиваться.

Даже наше присутствие здесь — уже вмешательство. Несомненно, мы можем сделать еще один шаг.

Первое существо вытянуло оба верхних щупальца — и будто тень заслонила солнце. Гэрорел расправил крылья и прянул в небо.

Вот. Теперь Тигпен будет знать о Дар Сала-ате.

Второе существо проводило взглядом огромную птицу.

Но если Тигпен предупреждена, кто еще приготовится ?

Вместе с движением тумана в голове Рианы появились необычные голоса. Не Рианы и не Аннона. Она словно бы сидела в одном углу амфитеатра и слушала разговор, происходящий в другом углу. Странная акустика улавливала звуки: зловещие шепоты, подобные вою ветра в старом заброшенном доме. Эти голоса будили в ней чудные мысли и чувства, Риана то воодушевлялась, то пугалась, как младенец, который еще не понимает языка родителей. Она перестала плыть и напряглась, пытаясь разобрать непонятные звуки. Через мгновение туман потемнел, словно наступила ночь. Когда снова просветлело, разговор закончился.

Риана огляделась, будто за ней могли следить призраки, духи или даже демоны, но за несколькими метрами клубящегося тумана ничего не было видно. Промокшее платье тянуло вниз. Она выбралась на берег. Вьюк и ботинки лежали на месте; все было спокойно. Девочка пошла прочь от брызг туда, где ярко светило солнце, и разделась. Перекусила, пока сохла одежда. Продолжая жевать питательную смесь, обошла подножие огромного водопада. Она, как и раньше, упивалась его красотой, однако теперь перед ней стоял еще один вопрос. На каком языке говорили неизвестные? Вроде бы смутно знакомый, но...

Древнее наречие,произнес голос в голове.

— Откуда ты знаешь кундалианское Древнее наречие? Ты была рамаханой в каком-то другом монастыре? — спросила Риана.

Ответа не было.

К тому времени, как она вернулась к одежде, все почти высохло. Она закинула на плечи вьюк и пошла к восточной стороне водопада, где в скале было вырублено что-то вроде грубой лестницы — по-видимому, поработали рамаханы или, возможно, племя Рианы.

Снова штурмуя скалы, она вспомнила рассказ Астар об утрате Жемчужины. Как могли рамаханы обратиться друг против друга, убивать своих, использовать величайшую святыню кундалиан в личных целях? Какими же были рамаханские руководители, что за общество существовало в монастырях, раз могло случиться такое зло?

Когда-то, сказала Астар, рамаханские монастыри были непроницаемы для зла. Как это изменилось и почему? В центре всех этих вопросов была Бартта, как паучиха в центре сети. В монастыре ее боялись все, даже другие конары. “Величайший Источник” учил, что рамаханы не копят власть, а распределяют ее равномерно среди кундалиан.

Однако совершенно очевидно, что Бартта делает прямо противоположное.

Риана схватилась за голову. Последнее время, стоило ей подумать о связанном с Барттой зле, голова начинала раскалываться от боли.

Расслабься и дыши.

Закрыв на мгновение глаза, она прижалась потным лбом к скале. На такой высоте погода явно переменилась. Хотя солнце по-прежнему сверкало в пурпурном небе, стало заметно холоднее, и поднялся пронизывающий ветер. Риана вздрогнула. Стоял разгар лета. Какой же будет дорога зимой? На мгновение в памяти всплыли воющие ветры, белая мгла вьюги, холода, высасывающие тепло из плоти и костей...

Риана облизнула пересохшие губы. Надо было чем-то отвлечься, чтобы продолжать идти, машинально карабкаясь на вершину. Она сопротивлялась желанию посмотреть вниз — у Аннона, как и у отца, случались приступы головокружения. Но когда она все-таки посмотрела вниз, то ничего не почувствовала. Наоборот, возникло ощущение, что она связана с этими скалами, что в этих высотах есть что-то бодрящее.

Она продолжала восхождение с обновленной уверенностью, благодарная за врожденные способности Рианы. Странно, что все изменилось так быстро. Она больше не чувствовала вторжения, когда вдруг проявлялись воспоминания или способности Рианы. С ее эмоциями, однако, иметь дело было потруднее. Продолжая путь, она мысленно обратилась к разделу “Величайшего Источника”, посвященному Обители Духов.

Доступ в Обитель Духов нелегок, ибо опасностей, когда два уровня бытия пересекаются, — легион. Прежде всего Уровни, по сути, несовместимы. Вещественное и невещественное способно находиться бок о бок; они могут, в немногих весьма особенных случаях, каковые будут перечислены позже, существовать одно внутри другого. Но они ни при каких условиях не равнозначны. Если невещественному позволить пересечься с вещественным без должных мер предосторожности и наблюдения, последует конфликт, который станет ужасным зрелищем и невообразимым испытанием.

В первой главе книги Риана прочитала, что известны триста девяносто семь уровней бытия и бесконечное число неизведанно. Согласно Священному Писанию, эти области действительности накладываются друг на друга, как невообразимо огромная многоярусная сфера. У каждой было то, что Астар описывала как орбиту (хотя “Величайший Источник” называл это энергетической гармоникой), так что в любой произвольный момент они бывали ближе или дальше друг от друга. Риана пыталась представить себе бесконечное число слоев, движущихся в различных ритмах, свойственных их собственным гармоникам, но не сумела. В те времена, когда писался “Величайший Источник”, главной целью рамахан было обнаружение и исследование новых уровней бытия, хотя теперь, похоже, жречество увлекали гораздо более мирские вопросы. Способность перемещаться между уровнями называлась Припрыжкой.

Вторая опасность Припрыжки — энергетический поток, или режим. Все в известной и неизвестной вселенной следует принципам энергии. Эти энергетические режимы не всегда нам понятны. Они, несомненно, не одинаковы для различных уровней бытия, однако строго согласованы внутри собственной совокупности принципов. Потому для Высших Рамахан необходимо хорошо знать как можно больше совокупностей принципов энергетических режимов.

Книга продолжала перечислять отношения, в каких энергетический режим Обители Духов отличается от режимов кундалианской вещественной вселенной. Это был ключ к пониманию, как получить доступ к энергии из этого неосязаемого места. Упоминаний о кви не было. Риана обдумывала многословные абзацы, когда до нее дошло: книга обсуждает Припрыжку без использования священных иголок. И Астар говорила, что Матерь обходилась без них.

“Всегда есть другой путь”, — сказала Астар. Теперь Риана размышляла, является ли Нантера одним из этих других путей. Конечно, во время обряда Аннон заглянул в сердце Бездны, видел ухмылку пятиголового демона...

Довольно! Риана содрогнулась. Она сама себя запугивала. Однако мысли все время возвращались к тому ужасному мигу, когда на Аннона, соединившего два мира, два уровня бытия, воздействовали два различных энергетических потока. Что на самом деле произошло с ним тогда? Что произошло с Рианой — той Рианой, что умерла от дуурской лихорадки?

Не имеет значения. Продолжай идти.

Риана полезла дальше, ее неистовая в'орннская решительность смешивалась с кундалианским знанием этих скал, и теперь она не останавливалась, пока не добралась до вершины. Перебравшись через край утеса, девочка попала на верхнее плато не очень далеко от того места, где несколько часов назад обсуждалась ее судьба. Почти все склоны были покрыты снегом; ветер сметал его вниз, подмешивая в разреженный воздух потоки искр.

Усевшись в тени сосны-марры, Риана перекусила и попила. На этой высоте воздух был заметно разреженнее, и легким приходилось работать интенсивнее, чтобы снабжать организм кислородом, и однако, как и в тот раз, когда конара Опия заставила ее войти в Куб Обучения, она обнаружила, что дышит без всяких затруднений. Не тревожил ее и усиливающийся холод. Она начинала чувствовать давно скрытую силу, возвращалось ощущение уверенности в себе, свойственное когда-то Аннону, да и Риане — до ужасных событий, обрушившихся на обоих. Ибо Риане казалось очевидным, что девочка, которой она когда-то была, трагически потеряла родителей — как Аннон потерял своих.

Родственные души.

Улыбаясь про себя, она сверилась с картой. “Я почти у Ледяных пещер”, — подумала она даже до того, как полностью определилась. Надо только преодолеть ледяной каскад на северном конце узкого плато.

День начинал клониться к вечеру. Риана собрала вещи и пошла к подножию ледяного каскада. Через несколько сотен метров сосны-марры сменились невысокими кривыми кустами, которые из-за бледного сероватого цвета выглядели скорее мертвыми, чем живыми. Наконец и они пропали, и осталась только унылая тундра: голые камни и вечная мерзлота, где рос только серо-зеленый лишайник.

По меркам альпинистов ледяной каскад был небольшим, хотя снизу выглядел довольно устрашающе. Аннон никогда не сталкивался с такими местами. Не важно. Ни секунды не медля, девочка отцепила от вьюка ледоруб с узким лезвием и начала восхождение. Та ее часть, что все еще была Анионом, удивлялась легкости и беспечности, с какими это тело перемещалось по блестящему скользкому льду. Сейчас меньший вес и менее плотные кости были явным преимуществом. Для Рианы не составляло труда перепрыгивать бездонные с виду пропасти, взбираться по практически вертикальным поверхностям с помощью опор для рук и ног, которые она вырубала во льду топором. Более того, она инстинктивно угадывала лучшую и быстрейшую дорогу вверх. Приятно просто напрягать мускулы, действовать!..

За два часа Риана добралась до Ледяных пещер, огромных дыр в склоне горы. У входа она почувствовала себя совершенно потерянной, как на плоту посреди моря Крови. Вошла, сняла со спины вьюк, сложила содержимое прямо у входа. Благодаря огромному размеру пещер эхо подхватывало и усиливало даже самые тихие звуки.

Вместо ожидаемого и понятного облегчения ее охватило смутное беспокойство. Здесь чувствовалось что-то знакомое — может быть, свет или запах, — напоминающее о доме; возникло настойчивое желание выяснить, что именно. Риана видела многочисленные признаки жизни, в том числе несколько кострищ и сложенные у одной стены связки сухого хвороста. Она принесла несколько палок к ближайшему кострищу и при помощи запасов из вьюка развела огонь. Выбрала палку потоньше и сунула в пламя. Через мгновение у нее было подобие самодельного факела.

Прихватив бутылку с водой, Риана начала исследовать пещеры. В отличие от других учениц она не чувствовала страха перед живущими здесь отверженными, несмотря на множество рассказов об их жестокой, кровожадной жизни и стойкой враждебности к изгнавшим их кундалианам. С другой стороны, она все время высматривала помет первиллона. Второй встречи с чудовищем лучше бы избежать.

Ей казалось, будто она чувствует зов Неведомых Земель, лежащих за неприступной преградой свирепых ледяных бурь, что постоянно бушевали за огромными зубчатыми пиками Дьенн Марра. В Аксис Тэре Аннон часто смотрел на неясные очертания горной цепи, размышляя о том, что находится по ту сторону. Собственно, никто не сомневался: наверняка ужасная пустыня, непригодная для жилья из-за климата столь сурового, что не могли выжить даже кхагггуны в скафандрах. Так зачем тратить силы? Риана не знала. Каждый день новой жизни приносил больше вопросов, чем ответов.

Когда она упомянула о нескончаемом потоке вопросов лейне Астар, та совсем не удивилась. Напротив, она рассмеялась и сказала: “Чудесно, моя дорогая Риана! Ты в один миг определила самую природу жизни”.

Теперь она поняла, что имела в виду Астар. Ее тянуло вперед по нити вопросов. А каждый найденный ответ приводил к другому вопросу.

Риана остановилась и прислушалась. Шаги отзывались зловещим потрескиванием. Девочка помахала перед собой факелом и увидела, что необычно гладкий пол пещеры усыпан тонкими, похожими на сланец каменными осколками. Подобрала один и легко раздавила в руке. “Странно, камни, похоже, вулканического происхождения, а не осадочные”. Неожиданно ее охватило ощущение опасности. В следующий миг ботинок пробил пол пещеры. Она отчаянно попыталась удержаться, но тут и другой ботинок провалился. Под ее весом в полу образовалась дыра, и Риана упала с высоты четырех-пяти метров, тяжело ударившись о землю. Факел покатился в сторону, и она поползла за ним. Платье промокло — разбилась бутылка с водой. Риана посмотрела вверх и увидела, что провалилась между чем-то вроде двух балок или брусов из коренной породы, покрытых трещинами и ослабленными неоднократными сейсмическими толчками. Забраться назад было невозможно.

Без паники.

Риана и не паниковала. Вместо этого она решила внимательно осмотреться. Нижняя пещера напоминала довольно круглую комнату не больше пятнадцати метров в диаметре, только без дверей, если не считать образовавшейся дыры. Пол густо устилали хрупкие, похожие на сланец осколки, стены были гладкие, как в'орннский хрусталь, кроме места, где огромный камнепад навалил обломки сланца до самого потолка. Риана подняла факел повыше. Стены были покрыты росписями, судя по их виду — древними. Они походили на фрески в саду регента в Аксис Тэре. Вот изображены странные, грозные звери, золотые с темными пятнами, оскаленные пасти наполнены острыми, как бритва, зубами. А вот еще более странные кундалиане с высокими телами и пятью лицами...

Она провела пальцем по изображениям свирепых пятнистых зверей. Росписи задели в ней какую-то глубокую струнку; они должны были бы напугать ее, но почему-то не пугали. Что это за звери? Она всем сердцем пожалела, что не может спросить Джийан.

Вдруг Риана вздрогнула, дыхание перехватило. Взгляд, по-прежнему блуждающий по росписям, наткнулся на яркие изображения мифов о сотворении кундалиан. Перед ней во всем великолепии выстроились главные участники: пять Священных Драконов, Великая Богиня Миина и Пэфорос, воплощение зла. При виде Пэфороса, гладящего спину одного из пятнистых зверей, у нее мурашки побежали по телу: в памяти вспыхнули мгновения, проведенные Анионом в Бездне, где ужасный призрак обратил к нему пять лиц и ухмыльнулся.

“Он знает, кто я, — подумала теперь Риана, — и где я. — Она облилась потом, пульс резко участился. — Какое ему дело до меня? Кто я такая, чтобы заинтересовать Пэфороса?”

Девочка продолжала обходить пещеру, изучая росписи, словно в них мог таиться ответ. Перед ней разворачивалось богатство кундалианских знаний, и с каждым шагом она начинала почти бессознательно искать соответствия между этими сценами и разделами “Величайшего Источника”.

Свет замерцал. То ли факел догорал слишком быстро, то ли, возможно, она рассматривала таинственные росписи дольше, чем полагала. Пещера погрузилась в темноту, и Риану охватила паника. Скоро она будет ввергнута в бесконечную ночь. Как найти путь на волю?

14 Припрыжка

Вернувшись домой, Реккк Хачилар объявил Джийан, что приглашает ее на прогулку. Принял душ и надел лучшее платье. Когда он вышел из своей комнаты, она уже была готова.

— Куда мы идем?

Эти нейтральные слова были маленькой победой по сравнению с каменным молчанием.

— Обедать, — ответил Реккк.

У него самого редко бывало время или желание пообедать в городе, но времена наступили странные; они требовали поступать по-другому. “Родник” был кундалианским кафе на восточном краю рыночной площади. Туда редко заходили в'орнны, потому-то Реккк и выбрал его. К тому же он надеялся, что Джийан там понравится или по крайней мере ей будет спокойно.

В сотый раз Реккк коснулся кожаной коробочки в кармане, где лежал подарок, который он купил в лавке, рекомендованной Нитом Сахором. Когда женщина в зеленом платье провела их к столику в глубине, он решил, что никогда так не волновался — даже перед первым убийством.

“Родник” был построен в священной для кундалиан форме треугольника. Стены из лакированного бамбука, вдоль стены — резная стойка из аммона. Через застекленную крышу виднелось темно-лазурное вечернее небо, на столах горели свечи. Реккк специально не надел мундир, но все выдавало в нем в'орнна, и их появление вызвало легкий переполох. Трио тонких, как тростинки, кундалианских музыкантов заиграло сложную мелодию; потихоньку все вернулись к еде.

— Ты бывала здесь?

Джийан пристально посмотрела на него. Ее руки были аккуратно сложены на коленях.

Реккк заказал два мутных раккиса. Когда они остались одни, он достал квадратную кожаную коробочку, положил на стол и подтолкнул к ней.

— Что это?

Джийан смотрела на коробочку так подозрительно, что Реккк чуть не засунул ее обратно в карман. Но он был хорошим воином. Поэтому закусил губу и решил не сдаваться.

— Подарок.

— Ты зря потратил деньги.

— По крайней мере взгляни.

Джийан не шевельнулась, и Реккк открыл коробочку сам. Она невольно заглянула внутрь — и тихо ахнула.

— Семена нефилии! — Она взяла коробочку. — Где ты нашел их?

— Обратился к приятелю-аптекарю. Он торгует эзотерическими кундалианскими травами.

— Но нефилия!.. Я никогда раньше не видела их.

— Насколько я понимаю, они колдовского происхождения. Помимо прочего, они, как говорят, исцеляют разбитые сердца.

— Верно, — сказала она спокойно.

Наступила пауза, когда на стол подали напитки. Реккк сделал слуге знак удалиться.

Осторожно, почти благоговейно, Джийан закрыла коробочку.

— Я не могу принять нефилию. Его сердца упали.

— Почему нет?

Она посмотрела на него пронзительным взглядом.

— Потому что это от тебя.

Тут, казалось бы, ничего не поделаешь. Однако Реккк не привык к поражениям, а еще у него было обещание Нита Сахора, что она полюбит его — по доброй воле. Он разлил мутный раккис, но она отказалась пить. Когда он спросил, чего бы она хотела поесть, Джийан ответила:

— Ничего.

Он наклонился вперед.

— Джийан, я ударил тебя. Я обещал, что не трону тебя, но ударил. Прости. Пойми, ты довела меня...

— Так это моя вина? — Она пришла в ярость.

— Нет, конечно, нет. Я не имел в виду...

— Ты так сказал.

— Слова... — Реккк улыбнулся ей, несмотря на боль. Это, пожалуй, было одно из самых трудных дел в его жизни. Он наклонился еще ближе. — Джийан, клянусь тебе, это правда. Твое поведение убивает меня так же надежно, как если бы ты пронзила меня моим же ударным мечом.

— Свор-командир...

— Зови меня Реккком, прошу.

— Назвать тебя по имени предполагало бы некую... близость, которой не существует.

— Я знаю, твое сердце не может быть таким черствым.

— Когда-то не было. Твои сородичи сделали его таким.

— Это твоя правда, — сказал он. — А как насчет моей? Джийан пожала плечами.

— А что насчет нее? Ты — в'орнн. Какое мне дело?

— Тебе было дело до правды Элевсина Ашеры.

— Не произноси при мне это имя, — прошипела она. Реккк поднял руки.

— Я не хотел выказать неуважение. В сущности, как раз наоборот.

— Если ты был другом Элевсина, докажи это. Что он любил больше всего?

— Кроме тебя? Он любил Дьенн Марр. Он много раз говорил мне, что мечтает бродить по покрытым снегами хребтам, узнать все хранимые ими тайны.

— Таков был Элевсин. — Джийан откинулась на стуле, разглядывая собеседника. Тихие шумы кафе окутывали их, защищая от внешнего мира. — Так в чем же заключается правда? — тихо сказала она. — Истинная правда?

— Правда заключается в том, что Киннний Морка никогда не доверял мне.

— Ты действительно ожидаешь, что я поверю в это?

— Я — сын рэнннона. И был под подозрением с самого Каналообразования. Мне приходилось на каждом шагу доказывать, чего я стою.

— Однако Морка сделал тебя адъютантом.

— Все в прошлом. После того как Олннн Рэдддлин доложил о происшедшем в Каменном Рубеже, я освобожден от должности и жду наказания.

Джийан нахмурилась.

— За что тебя наказывать? Морка любит тебя.

— Тогда почему я ничего не знал о перевороте против Элевсина Ашеры?

Она казалась ошеломленной и — в первый раз — взволнованной.

— Ты... не участвовал в заговоре? Я думала...

— Потому что я гнался за тобой и Анионом? — Реккк кивнул. — Еще одна часть сокрытой правды: мне кажется, звезд-адмирал испытывал мою преданность. Лучший способ выяснить, был ли я союзником бывшего регента, — поручить мне захватить его сына и наследника.

— А если бы ты не выполнил задание?

— Олннн Рэдддлин позаботился бы обо мне — и об Анноне.

— Твой перв-капитан?

— Понимаешь, когда Киннний Морка принимает командование новым подразделением, первым пунктом у него всегда идет учреждение наблюдательных постов, даже если это влечет за собой большую опасность для тех, кто занимает посты. Правда, кхагггуны умирают, выполняя этот приказ, но их смерти служат большей цели. Он следует философии, что врагов следует держать поближе к себе, чтобы следить за их действиями.

Она постучала пальцем по полным губам.

— Ты говоришь о шпионе? Реккк кивнул.

— Перв-капитан Олннн Рэдддлин.

Джийан погрузилась в размышления.

— Почему Элевсин никогда не говорил мне о тебе? — наконец спросила она.

— Для твоей же безопасности.

— В этом он был хорош. Мы... — Ее глаза наполнились слезами. — Если бы у меня по крайней мере был Аннон. Если бы я могла еще раз увидеть его... — Джийан не выдержала и разрыдалась, закрыв лицо руками.

Сердца Реккка разрывались при виде ее мук.

— Позволь мне помочь тебе!

Она подняла голову. По щекам ее текли слезы.

— Свор-командир, ты — последний, кто мог бы помочь мне.

— Вот совет, давшийся с трудом, — сказал он ласково. — Последний, от кого ты согласна принять помощь, иногда оказывается единственным, кто способен помочь.

Когда ночь укрыла город, Реккк привел Джийан к “Сиянию”.

— Ты готова?

Она посмотрела на него синими, как свистики, глазами, и его колени ослабели.

— Почему ты делаешь это?

— Тебе важно знать?

— Да, — ответила Джийан, и Реккк был счастлив этой — пусть и маленькой — победе. — Я смущена.

Ночь была темная — безлунная, беззвездная, теплый ветер усиливался, собирая зловещие тучи. Обычно это предвещало морену — короткую, часто жестокую бурю южных широт, что часто проносилась над морем Крови в разгар лета, в гневе обрушиваясь на Аксис Тэр.

— Что тебя смущает?

Джийан плотнее натянула на голову сифэйн, срываемый порывами ветра. Она носила плотное платье с длинными рукавами, чтобы никто не видел повязок на руках.

— Я слышала рассказы о твоей безжалостности и жестокости. Ты находил бесчисленные способы убивать моих сородичей.

— Я кхагггун, — тихо ответил Реккк. — И выполнял приказ.

— Да, конечно, но это не оправдание, — быстро ответила она.

— Тогда я скажу тебе, что, встретив Элевсина Ашеру, я начал сомневаться не только в приказах, но и в себе.

— Ты убивал. Он кивнул.

— Много раз. Как и Элевсин Ашера. Сейчас ты знаешь, что в нем было много хорошего, однако в тот день, когда он захватил тебя в Каменном Рубеже, ты знала только, что он — в'орнн. Он был победителем, а ты — побежденной.

— Со временем все изменилось.

Они подошли к дверям “Сияния”. Кашигген казался закрытым.

Реккк не мог измерить боль в ее глазах.

— Я знаю, что ты потеряла, Джийан. Этого не вернуть. Но я могу вернуть тебе тебя.

— Как это? — Она склонила голову набок. — Не ты ли сказал мне, что я твоя, независимо от моего желания? Что моя жизнь — рядом с тобой?

— Я... неправильно выразился. С сегодняшнего вечера ты свободна идти куда хочешь, делать все, что хочешь, без всяких помех с моей стороны.

— Ты шутишь?

— Ни в коей мере. Я бы взобрался на обсидиановую крепость Н'Луууры, если бы ты попросила.

— Я бы никогда не попросила тебя об этом. — Из ее голоса исчезла насмешка — еще одна маленькая победа.

Реккк помедлил.

— Куда бы ты пошла?

— Я... я не знаю. Меня несет течением. Элевсина больше нет, а с его гибелью закончилась и моя жизнь здесь. Признаться, годы, проведенные среди в'орннов, изменили меня. Боюсь, к прежнему я больше не приспособлена.

— Значит, тебя ждет что-то новое, что-то совсем другое.

На ее прекрасном лице застыло странное выражение.

— Когда-то я уже слышала эти слова.

Реккк знал, что Джийан имеет в виду Элевсина Ашеру. Внезапно на сердцах у него полегчало.

— Пойдем. — Он распахнул дверь. — Пришло время для Встречи.

Внутри темноту озарил свет свечей. Джийан остановилась в дверях, не решаясь войти.

— Что с тобой?

— Мне вдруг стало страшно.

— Отменить Встречу? Еще есть время.

— Нет, я очень хочу снова увидеть Аннона. Но... должна признаться, что странная техномагия гэргонов пугает меня. В конце концов, гэргоны — это святой двигатель, который питает в'орннов силой. Гэргоны указали на Кундалу и приказали кхагггунам оккупировать планету, чтобы лишить ее природных ресурсов.

— Этот гэргон — особенный, Джийан. Доверься мне.

— Гэргоны славятся ложью и уловками.

— У этого гэргона своя цель, и он хранит секрет от всех, включая коллег из Товарищества.

Джийан широко открыла глаза.

— Тогда он играет в опасную игру. Реккк кивнул.

— Игру, в которой я согласился участвовать.

— Считаешь, это разумно?

— Я больше не кхагггун. Теперь я рэнннон, как раньше отец. И стал учеником гэргона.

Он провел ее в притихший дом. Никто не встретил их у двери; лишь одинокая масляная лампа мерцала на столе старой провидицы. Джийан подошла туда, подняла несколько маленьких костей животных и высыпала их на стол.

Ахнула и попятилась.

— Что с тобой, Джийан? Ее лицо побелело.

— Я видела наши смерти, — простонала она. — О Миина, мы должны уйти... немедленно!

— Добрый вечер.

Джийан вздрогнула. Они обернулись и оказались лицом к лицу с гэргоном, появившимся из тени.

— Ты привел ее... Ах-х-х! — К огромному изумлению Реккка, гэргон слегка поклонился Джийан. — Госпожа, я — Нит Сахор.

Джийан напряглась. Реккк увидел страх в ее глазах.

— Почему вы называете меня госпожой?

— Вам-то известно почему.

— В'орнны ничего не знают о кундалианских делах. Вы не можете знать.

В звездно-сапфировых глазах Нита Сахора прыгали искры.

— И тем не менее я знаю.

Реккк переводил взгляд с кундалианки на гэргона и обратно, не понимая, что происходит между ними. Он уже хотел заговорить, когда гэргон продолжил:

— Я давно ждал встречи с вами, госпожа.

— Интересно почему? — сказала Джийан. — Я пятнадцать лет была у вас под носом. Вам всего лишь следовало велеть Элевсину привести меня на Призывание. — Реккк увидел, что она вновь обрела внешнее самообладание.

— По многим причинам, госпожа, — сказал Нит Сахор. — Время еще не приспело. Ваше появление в Храме Мнемоники насторожило бы моих собратьев. Кроме того, Ашера Элевсин отказался бы повиноваться такому приказу.

— Я не знала, что Элевсин в чем-то отказывал вам.

— Ах, госпожа, он часто находил способы для отказа, — вздохнул Нит Сахор. — Думаю, этого раздражающего и замечательного качества мне будет не хватать больше всего. — Он поднял руку, указав на открытую дверь, которой они прежде не заметили. — Время Встречи приближается. Мы должны приготовиться.

Джийан не двигалась. Реккк стоял рядом с ней.

— Вы передумали, госпожа? — спросил Нит Сахор.

— Я раскинула кости провидицы, Нит Сахор. Они показали мою смерть и смерть свор-командира.

Гэргон направил взгляд на стол.

— Верно, госпожа. Нынче вечером смерть шествует по всем комнатам этого дома. Чтобы Встреча свершилась, иначе и быть не может. Моя техномагия стягивает вместе два мира... два враждебных друг другу мира. Должно быть, кости отразили аномалию. Они утратили обычную надежность.

Джийан промолчала, хотя начала снова дрожать.

— Вы найдете его при помощи своей техномагии? — Да.

— А сможете вы сказать, где он?

— Такой вопрос задавать нельзя, — сказал Нит Сахор. — Ашера Аннон появится; откуда он придет, даже я не знаю. Это нарушает слишком много законов изведанной вселенной.

Джийан кивнула.

— Помоги мне, Миина, я хочу увидеть его снова.

— Да будет так. — Нит Сахор повел их по длинному коридору к маленькой конической комнате, в которой Реккк был раньше.

Когда они вошли, на губах гэргона заиграла странная улыбка. Реккку хотелось спросить, что тут такого, Н'Лууура побери, забавного, однако промолчал.

Комната почти во всем казалась другой. Ее покрыли черным лаком. Удобная мебель исчезла. На полу в центре комнаты выложили три концентрических круга из плетеного германиевого провода, внутри которых поднимались узкие трехсторонние подмостки из унылого серого тантала, украшенные выгравированными научными рунами. К этим подмосткам крепилось несколько многогранных кристаллов с сетью биочипов внутри. На полу внутри подмостков лежала “сорочка” Аннона Ашеры. При виде ее Джийан тихо вскрикнула. В уголках глаз появились слезы.

— Желаете продолжать, госпожа? — спросил Нит Сахор. Она кивнула, отводя взгляд от “сорочки”.

Нит Сахор велел Реккку встать у стены, потом подвел Джийан к месту в центре внутреннего германиевого круга. Сам он встал прямо напротив нее.

— Вам ничего не надо делать — только слушать и смотреть, — сказал гэргон. — Однако выслушайте меня внимательно. Вы ни в коем случае не должны пытаться коснуться Ашеры Аннона, когда он появится, да и вообще двигаться. Иначе навлечете беду на нас всех. Понятно?

— Да, — ответила Джийан.

— Еще одно. Когда я вызову антиэнергию из другого мира, вам станет трудно дышать. Не боритесь с этим ощущением. Я защищу вас.

Джийан наклонила голову.

— Понимаю.

— Итак, — произнес нараспев Нит Сахор, — мы начинаем.

Гэргон воздел руки. Голубой огонь сорвался с сетчатых перчаток, устремившись по дуге к танталовым подмосткам. Те засветились золотистым светом. Даже стоящий в стороне Реккк почувствовал жар, исходящий из центра комнаты. Они словно бы оказались внутри печи для обжига. Легкому Реккка уже не хватало кислорода. Из комнаты будто выкачали свет, цвета, материю. Все преобразилось в полупрозрачный кристалл.

Неожиданно легкое Реккка перестало действовать. Антиэнергия растеклась по комнате, от судорожно пульсирующего света у него заболели глаза. Выступившие слезы, казалось, застыли на поверхности хрусталиков. Воздух — то, что от него осталось, — мерцал.

— Он идет, — произнес нараспев Нит Сахор. — Берегитесь же. Мы погружены в отравленную сингулярность. Одно неосторожное движение — и мы погибнем.

Едва умолкли слова, как в пространстве между сетью кристаллов начало проступать изображение. Оно стало трехмерным. И приобрело отчетливость.

Джийан выдохнула имя Аннона.

Аннон.

Риана, затерянная в черноте пещеры, подняла голову. Голос Джийан доносился откуда-то издали. Что-то вытекало из тела Рианы, как песок из песочных часов. Это сопровождалось мучительной болью, словно разрывалась материя самого существа Рианы. Ее охватило жуткое ощущение пребывания в двух местах одновременно.

Он снова был Анионом. Окружающее мерцало и трансформировалось. Перед ним стояла Джийан, и Аннон, как всегда, позвал ее на помощь. Потом он заметил других: свор-командира Реккка Хачилара и гэргона. Что происходит? Аннон пытался спросить ее, но, как во сне, не мог говорить. Не мог сдвинуться с места, мог только наблюдать. Его удивили слезы Джийан, он хотел дотянуться до нее... не сумел.

Потом возникло что-то чуждое, опасное, подобное ряби на озере ночью. Позади трех фигур виднелась исполинская тень. Она шагала по безбрежному черному эфиру, окружающему их всех. Тень вышла на свет. Аннону хотелось закричать. Пять лиц Пэфороса обратились к нему, и демон демонов ухмыльнулся.

Я отметил тебя,сказал Пэфорос. Ты стал моим.

—Нет! — закричал Аннон.

Ты предсказан. Это мое право.

Аннон корчился, изо всех сил пытаясь сдвинуться с места, — и не мог. Застрял, как жук-марк в янтаре.

Пасть демона распахнулась. Надо было что-то делать.

Думай,раздался в голове голос Рианы, о том, что написано.

Аннон отчаянно пытался думать об отрывках из “Величайшего Источника”, но ничего не вспоминалось. Чем больше он старался, тем, казалось, дальше ускользал священный текст из памяти. Словно он никогда не учил его наизусть.

Челюсти Пэфороса открылись под невозможным углом. Пять лиц слились в одно и увеличились, став размером с Кундалу. Мелькнула мысль: “Я обречен”.

Смотри, что он несет,сказал голос Рианы.

Аннон увидел в руке Пэфороса... оболочку плода, свою “сорочку”. Как она попала к нему? Не имеет значения. Вот как Пэфорос выследил его — даже здесь, в этом неизведанном и ужасающем месте.

Впервые в жизни Аннон почувствовал, как плохо быть в'орнном. Он каким-то образом знал, что Пэфорос при всем своем могуществе даже не подозревает о существовании Рианы. Демон демонов сосредоточил внимание только на Анноне Ашере. На мгновение перед Анионом мелькнуло нечто — идея столь значительная, столь невероятная, что он не мог полностью охватить ее мыслью. По сравнению с Пэфоросом в'орнны казались слабыми, ничтожными, и Аннон был потрясен до глубины души.

Пространство вокруг них начинало вздыматься губительными излучениями. Времени размышлять не осталось. Надо было действовать.

Аннон бросился обратно в оболочку Рианы. И в тот же миг мучения закончились. Все Пять Священных Книг Миины снова были с ней, и она знала, что делать.

— Что-то не так, — сказал Нит Сахор. Мощность светящейся антиэнергии нарастала вместо того, чтобы оставаться неизменной. Она оголила стены и теперь окружала их с почти осознанной жадностью. Три кристалла взорвались из-за перегрузки контуров. Нит Сахор попытался сбалансировать мощность, перенаправив ионный поток из корковой сети. Голубые излучения из сетчатых перчаток пульсировали все быстрее, но, похоже, ничего не получалось. Что-то неизвестное и очень сильное аннулировало Основное Уравнение. Нит Сахор пытался пересчитывать на ходу, однако не успевал: составные элементы менялись слишком быстро. Установленный им защитный барьер начинал разрушаться, а он ничего не мог поделать.

В тот миг, когда в голову пришла эта страшная мысль, гэргон заметил, как Ашера Аннон шевелится. Это было невозможно, и однако он собственными глазами видел другую правду, совершенно невероятную, потрясающую до глубины души. Изображение начало вращаться, все быстрее и быстрее, пока не слилось в неясное пятно.

Еще шесть кристаллов разлетелись, и герметизирующее поле разрушилось. Светящаяся антиэнергия хлынула в комнату. Если она кого-нибудь коснется...

Словно обладая собственной волей, она слилась в шар — такой яркий, что даже гэргону пришлось отвести взгляд. Шар полетел туда, где стояла Джийан. Не было времени спасти ее или хотя бы предупредить. Сверкнула вспышка.

Решение было одновременно и в высшей степени простым, и безмерно сложным. Более того, оно было невозможным. И однако представлялось Риане Тем, Что Должно Быть.

О Том, Что Должно Быть, часто упоминалось в “Величайшем Источнике”. Наименее вероятное решение, решение, которое невозможно выполнить, тропа к успеху, требующая от ступившего на нее всей веры до капли. Ты думаешь, что это сработает, и оно работает. Путь интуиции, нелогичности, путь, отвергнутый всеми остальными.

Риана произнесла требуемые отрывки и сделала То, Что Должно Быть.

Отправила себя в Припрыжку.

Она знала, что не сможет этого сделать. На это способна только Матерь, а Матери на Кундале нет уже больше ста лет. Члены нынешней Деа Критан, включая Бартту, пытались Припрыгать и не сумели. Секрет был утрачен вместе с “Величайшим Источником” и Жемчужиной.

И все же Риана отправила себя в Припрыжку.

Вызвав в памяти указания из книги, она начала вращаться и, вращаясь, высвободилась из янтаря, в котором увязла. Пещера, где она находилась, комната, где кружился образ Аннона, теперь отступили, став плоскими, как декорации на стене. За ними манила истинная реальность — безграничность царств за пределами Времени или Пространства, даже за пределами Порядка и Хаоса, Жизни и Смерти. Планеты были неподвижны: они не обращались вокруг солнц. Не было гравитации или законов астрофизики. Ничто не старилось, не рождалось и не умирало.

Риана в замешательстве смотрела, как течет энергия. Потоки не были ни линиями, ни кругами, вообще не имели никаких геометрических аналогов. Они, как и все остальное в этой реальности, просто существовали. Где она? Куда направляется и как собирается попасть туда? Она не могла идти, бежать, плыть, ползти или использовать любые другие вообразимые способы перемещения.

А потом в месте, которое ее разум мог представить только как далекий горизонт (хотя это было не дальше и не ближе, чем все остальное вокруг), возникли неясные очертания Пэфороса. Его лица поворачивались в разные стороны. Он искал. Риане отчаянно хотелось спрятаться, но она запуталась и не знала, как двигаться. Да и вообще как спрятаться на безграничном открытом пространстве?

В комнате пахло сожженной материей и горелой плотью.

Подмостки Нита Сахора превратились в глыбу металла, проволока из германиевого сплава сгорела, ее остатки выжгли в полу черные дымящиеся линии. Все кристаллы разлетелись на кусочки и расплавились.

Джийан стояла внутри круга. Платье и сифэйн на ней сгорели.

Реккк подскочил к ней, закутал в длинный темный плащ.

— Н'Лууура, что произошло?

— Вы в порядке, госпожа? — спросил Нит Сахор.

Она подняла руки. Незаживающие раны преобразились. Теперь кожа от кончиков пальцев до локтей была черной, как смоль.

— Нит Сахор, что произошло? — Ее голос дрожал.

— Не знаю, госпожа. — Гэргон пересек круг и осторожно дотронулся до ее кончиков пальцев. — Твердые, как камень. — Ионные потоки голубой энергии вспыхивали и гасли, подчиняясь его воле. Он бросил на нее быстрый взгляд. — Вы еще можете шевелить пальцами?

Джийан кивнула. — Да.

— Тогда попробуйте.

— Я шевелю.

— Сейчас? — Да.

Пальцы были неподвижны, как смерть.

— Что это? — требовательно спросил Реккк. — Скажите нам, Нит Сахор.

— Похоже на органику, вроде какой-то скорлупы. — Гэргон осторожно прощупывал руку от пальцев до запястья. — Или коконы насекомых.

— Оборони меня Миина, — прошептала Джийан. “Нантера нарушена, — сказала Бартта. — Никто не может сказать, какими будут последствия”.

— Больно? — спросил Реккк.

— Сейчас нет. — Она облизнула губы. — Пальцы очень плохо двигаются. И я чувствую внутреннюю сторону коконов.

— Я хочу снять их с тебя.

— Это было бы весьма неразумно, Реккк. Реккк остановился.

— Что вы имеете в виду?

— Нит Сахор прав. — Джийан вздохнула. — Я чувствую, как растет лес волокон. — Она перевела взгляд на гэргона. — Я... по-моему, они прикрепляются ко мне.

Реккк рассердился.

— Нит Сахор, я требую объяснений.

— В данный момент я только могу сказать, что предупреждал тебя об опасных свойствах антиэнергии. Что-то пошло не так в ходе Встречи. Каким-то образом антиэнергия вырвалась из герметизирующего поля.

— Должен же быть какой-то способ освободить ее! — крикнул Реккк.

— Она будет свободна, когда коконы завершат свою задачу.

— Но мы не знаем какую!

— Задача любого окуклившегося насекомого — преобразование.

— Вы — техномаг! — прогремел Реккк. — Уберите это.

— Предварительные расчеты показывают, что, пытаясь убрать коконы, я подвергну жизнь госпожи Джийан серьезной опасности.

— Я не верю вам!

Нит Сахор слегка наклонил голову.

— Простите меня, госпожа. — С этими словами он создал из голубого ионного огня зловещего вида хирургический инструмент и, поднеся тонкое, как проволока, лезвие к куколке на правой руке, начал делать разрез.

Джийан сразу же вскрикнула от боли. Глаза ее закатились, и она рухнула на руки Реккка.

Прибор Нита Сахора распался на субатомные элементы.

— Видишь, Реккк, — печально сказал гэргон, — я не лгу тебе.

Реккк увидел, как веки Джийан затрепетали.

— Ты в порядке?

Она кивнула и с его помощью встала на ноги.

— Госпожа, я снова прошу прощения. — Нит Сахор подал ей серебряную чашу. — Выпейте, пожалуйста. Это поможет вам оправиться.

Пока Джийан пила, Реккк обернулся к гэргону:

— Не говорите мне, что ничего не можете сделать.

— Боюсь, есть еще многое, неподвластное гэргонам. — Нит Сахор откуда-то принес для нее платье и сифэйн. — Госпожа, я бы очень желал воспользоваться случаем и исследовать коконы.

— Нет, — сразу же ответила она. — Не хочу казаться неблагодарной, Нит Сахор. Спасибо, что дали мне еще раз увидеть Аннона. Однако я не хочу становиться лабораторным животным.

И снова изумленный Реккк увидел, как гэргон кланяется.

— Как пожелаете, госпожа. Я не смею вмешиваться в вашу жизнь.

— Уже поздно, а мы оба устали, — произнес Реккк.

— Реккк, — сказал Нит Сахор, провожая их по коридору, — в гневе ты порицал меня. Не спорю, ты имеешь полное право сердиться, но эти обстоятельства не смог бы предвидеть даже самый одаренный кундалианский провидец.

— Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось, — рявкнул Реккк.

Он не видел взгляда Джийан, однако Нит Сахор заметил выражение ее глаз.

— Госпожа, похоже, рядом с вами весьма грозный воитель.

Джийан молча вышла, Реккк — следом.

Когда они ушли, Нит Сахор вернулся в коническую комнату и прочесал каждый квадратный сантиметр, выискивая источник энергетического вторжения. Разумеется, он ничем не выдал себя гостям, но волна встревожила его. Он никогда не сталкивался с энергетическим потоком такой мощности. Что бы — или кто бы — ни вызвал его, это, несомненно, представляло угрозу и для него, и для гэргонской Модальности. Крайне тревожила мысль, что это мог быть центофеннни. Если так — все пропало.

Никаких остатков вторгшейся силы обнаружить не удалось — по крайней мере таких, какие могла бы обнаружить исследовательская аппаратура. “Сорочка” Ашеры Аннона также исчезла, испепеленная, как предположил Нит Сахор, когда энергия расплавила активную бионическую сеть. Эта потеря была большой трагедией.

Его мысль заработала в другом направлении. Встреча получилась необычной во многих отношениях. Что-то совершенно поразительное произошло еще до того, как он заметил аномальное энергетическое вторжение. Образ Ашеры Аннона выглядел для него иначе, чем для госпожи Джийан и свор-командира. Он видел невероятно сложное уравнение. В уравнениях Встречи всегда был некий общий компонент. Это логично, потому что все субъекты были мертвы, и данное состояние олицетворялось запечатленной энергетической подписью. Вот только подписи не было, хотя Нит Сахор потратил драгоценные секунды на ее поиски. Потом образ Ашеры Аннона начал вращаться, что тоже шло против всяких правил. Нит Сахор был потрясен настолько, что не смог обуздать энергетическое вторжение.

Нит Сахор стоял в центре обгоревшей комнаты и обдумывал любопытные и неожиданные повороты жизни. Субъект Встречи двигался сам по себе; более того, он не содержал Подписи Смерти. Логично заключить, что, несмотря на все веские доказательства обратного, на самом деле Ашера Аннон жив.

Это открытие меняло все.

15 Тигпен

Перед Рианой возникла серьезная проблема: Припрыгнуть ли одна Миина ведает куда. Она ничего не знала о действующих здесь законах энергии. Жилы энергии пульсировали, как паутина, во всех направлениях. Вряд ли она смогла бы взобраться по жиле и Припрыгнуть куда-нибудь подальше отсюда. Насколько она могла судить, никакого “подальше” здесь не было.

Риана с ужасом смотрела, как, разыскивая ее, Пэфорос возникает то в одном, то в другом месте. Если бы она подольше понаблюдала за ним, то, может, смогла бы понять его способ перемещения. Однако как внимательно она ни приглядывалась, не сумела даже представить, каким образом он перемещается.

Он еще не увидел ее, но подходил все ближе. Пройдет немного времени — хотя Времени, как его измеряли в'орнны и кундалиане, здесь не существовало, — и он ее заметит. Что же делать?

Серебристая вспышка, подобная ряби на озере, заставила Риану повернуть голову. К своему удивлению, она увидела гэрорела, который кружил у нее над головой по дороге к Ледяным пещерам. Птица мерцала, то появляясь, то исчезая, двигаясь вперед на широко распростертых крыльях; когти растопырены, клюв открыт. Гэрорел не летел, даже не шевелился; просто то возникал, то пропадал. Вот появился снова и остался, по-прежнему подобный статуе, вырезанной из тигрового глаза. Под взглядом оцепеневшей Рианы гэрорел трансформировался в величественного зеленого Дракона: огромные блестящие крылья изогнуты дугой, золотые глаза смотрят прямо в душу.

— Сеелин, — выдохнула Риана, хотя звуки в этом мире не распространялись.

Дракон вроде бы не шевелился и в то же время стал ближе к Риане. Он исчез, появился, опять исчез. Когда возник вновь, то был так близко, что Риана попятилась бы, если бы смогла.

Идем,раздался в голове Рианы голос Сеелин. Оставаться здесь небезопасно.

Иллюзия? Галлюцинация? Сон?

Сеелин исчезла. Риана продолжала таращиться туда, где только что был Дракон.

Через мгновение Сеелин появилась снова.

Идем же. Пэфорос почуял меня и приближается.

Но как? Объясни.

Как? Так же, как ты оказалась здесь.

Я не знаю здешних законов.

Используй энергетические сети, которые видишь вокруг. Вот так.

Дракон растворился в паутине и тут же появился вновь.

Мы путешествуем, преобразуясь из одного энергетического состояния в другое. Здесь все преходяще. Твои мысли по-прежнему статичны, перемещаются в пределах искусственных связей Времени и Пространства. Откажись от старого мышления. Перемещайся Вовне— и увидишь.

Риана протянула руку. Пальцы попытались ухватиться за нить паутины, но прошли прямо сквозь нее.

Пэфорос был почти рядом. Сеелин исчезла.

Риана снова ухватилась за энергетическую сеть, и та рассеялась.

Риана подумала о словах Дракона. На этот раз она оставила руку внутри нити. И почувствовала, что тает. Она начала сопротивляться — и услышала пение силовых ручьев. Мелодия струилась сквозь нее, и теперь она расслышала все оттенки, созвучия, рулады, потому что сама стала частью песни. Энергетическая паутина состояла из силовых ручьев, которые она чувствовала в доме Бартты и в монастыре.

Растворяясь, Риана скользнула в ручей как раз в тот миг, когда Пэфорос появился рядом. Внутри паутины, преобразуясь из одного состояния энергии в другое, она почувствовала присутствие Дракона. Казалось, будто воплощение Перемены все время где-то впереди. Сеелин дергала ее, тащила. Став частью энергетической паутины, Риана везде видела постоянное движение: ионы, электроны, фотоны и прочие субатомные частицы, которых она не могла распознать, текли вокруг нее, над ней, под ней, сквозь нее, изменяясь из положительных в отрицательные и обратно в бесконечном танце жизни.

Отчаянно Припрыгнув, Риана вернулась в подземную темницу. Теперь она ощущала узы Времени и Пространства, как другие ощущали бы избыток тяготения. Бесконечность сменилась конечным миром, в котором она родилась. Цветовая гамма казалась болезненно искаженной без инфракрасных и ультрафиолетовых полос, уходящих в бесконечность.

Риана согнулась пополам, ее вырвало. Упала на колени, когда ее настигла волна головокружения, ухватилась за стену. Под ногами развергся бездонный колодец...

Она задыхалась, лежа на усыпанном камнями полу круглой пещеры, на глазах выступили слезы. Дыхание было затруднено, на теле выступил липкий пот. Она чувствовала себя отравленной. Закрыла глаза, но так оказалось только хуже. Она знала, что самодельный факел почти погас, знала, что надо найти другую деревяшку, но смерть ползла через нее, как пробковый червь.

Ее снова затошнило. Застонав, Риана повернулась на бок, свернулась клубком — и встретилась с чьим-то пристальным взглядом.

— Не подходи! — предупредила она. Нащупала упавший факел, подобрала его и помахала перед собой.

Существо сидело и невозмутимо ждало чего-то.

Оно было примерно вдвое больше ледяного зайца, с шестью ногами, длинным пушистым хвостом и густым полосатым мехом. Сужающаяся черная морда, зеленые глаза и плоские треугольные уши.

— Ты кто, Н'Лууура тебя побери? — спросила Риана.

— Тигпен, — произнесло существо, склонив голову набок. — А что такое Н'Лууура?

На улицах Аксис Тэра выл ветер. Здесь, в северной части города, широких кундалианских проспектов было мало. Когда месагггунам отвели этот район, они обнаружили, что предоставленное жилье не соответствует количеству людей. В результате ширину улиц уменьшили наполовину, чтобы устроить больше жилищ, которые теперь тыкались друг в друга, как выводок котят у сосков матери.

Джийан тяжело было видеть, как равнодушно чужаки преобразуют красоту в уродство. Одно дело, когда города оккупированы, совсем другое — когда они превращаются в груды мусора.

— Джийан, я знаю...

— Когда дело касается меня, ты ничего не знаешь, — огрызнулась она.

Снова запутавшись, Реккк помалкивал, пока они пробирались к его дому в центре города. Месагггуны спешили мимо, не обращая на них никакого внимания. На Реккке не было кхагггунской формы, и он не собирался больше ее надевать. Теперь он был учеником Нита Сахора — воин, отвергший командира и касту. Ирония судьбы. Он стал своим отцом.

По правде говоря, Реккк весьма смутно представлял себе, что значит быть рэннноном. Так или иначе, выбор сделан, теперь ему предстояло столкнуться с последствиями, которые изменение статуса повлечет не только для него, но и для его близких.

Где-то впереди послышались крики и шипение выстрелов ионного оружия. Завернув за угол, они увидели, что самая южная граница месагггунского района объята пламенем. Огонь был столь жарким, что дождь и завывающий ветер не могли его загасить.

— Что происходит? — спросила Джийан.

Реккк заметил, как вымуштрованная свора кхагггунов методично разрушает дома.

— Похоже на облаву.

— Но зачем?

Внезапно напрягшись, Реккк не обратил внимания на ее вопрос. Он взял женщину за руку и потянул назад.

— По-моему, нам лучше поискать другую дорогу... Поздно. Вооруженный до зубов кхагггун выступил из тени.

— Стой! Кто идет? С полуночи район объявлен закрытым.

— Вы не узнаете меня? — сказал Реккк. — Свор-командир Реккк Хачилар.

— Да? Вы без формы. Это странно.

— Я вне службы, сопровождаю женщину...

— Кундалианка! — фыркнул кхагггун. — И, как я теперь разглядел, лооорм бывшего регента. Что вы делаете с этой счетттой?

— Что я здесь делаю и с кем я, не ваше дело, перв-майор. — Он твердо взял Джийан за локоть и попытался пройти мимо кхагггуна.

— Минутку, свор-командир. — Перв-майор навел на него короткоствольный ионный пистолет. — У меня приказ отводить всех незарегистрированных лиц на допрос.

Реккк почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Это смешно. Как только ваш командир увидит, кого вы задержали, вам придется несладко.

— Поверьте, я пострадаю гораздо больше, если не выполню приказ.

Держа наготове ионный пистолет, кхагггун повел их к периметру пожара. Решив сменить тактику, Реккк спросил об облаве.

— Ах, это, — рассмеялся перв-майор. — Наш новый регент вбил себе в голову, что нужно искоренить у месагггунов последние следы религии. Мол, поклонение богу войны Энлилю — поклонение любому божеству, коли на то пошло, — идет вразрез с эдиктами гэргонов, так что мы уничтожаем храмы и жрецов.

— Вы хотите сказать, что гэргоны дали новому регенту это поручение?

Перв-майор пожал плечами.

— Насколько я знаю, приказ исходит от регента Веннна Стогггула. Откровенно говоря, меня это устраивает. Последнее время я почти не видел активных действий и стал беспокойным и ленивым. Нет лучшего лекарства для этого недомогания, чем пролить кровь врага, а, свор-командир?

Реккк бросил взгляд на Джийан. Она смотрела прямо перед собой и вела себя так, словно их обоих не существовало.

Перв-майор провел арестованных мимо квартала дымящихся, полуразрушенных месагггунских строений. Разбитое изображение Энлиля лежало в канаве, по которой текла бирюзовая кровь павших жрецов и их последователей-традиционалистов.

Глядя на побоище, Реккк вспомнил о словах Нита Сахора, сказанных при первой встрече: “Баланс изменился. Гибельное, опасное изменение... но, к сожалению, необходимое”.

Вскоре он увидел командира, стоявшего к ним спиной. Офицер был в полной экипировке: сочлененные пластины из дотемна закаленной хроностали, шлем, откинутый назад. Стоило ему рявкнуть, и солдаты своры кидались выполнять приказы.

— Командир! Перв-майор Туд Йусссар с северного периметра с двумя незарегистрированными лицами, — крикнул их конвоир. — Одно из них — свор-командир Реккк Хачилар.

— Да ну? — Командир отдал последний приказ и обернулся к ним. Реккк узнал Олннна Рэдддлина. Почувствовав тревогу спутника, Джийан постаралась прикрыть лицо сифэйном.

Олннн Рэдддлин ухмыльнулся.

— Ба, Реккк Хачилар, герой тысячи войн. Я не видел вас... да с тех пор, как меня сделали свор-командиром. Мы вас искали.

Реккк не мог поверить, что перед ним его бывший заместитель.

— Ну-ка, ну-ка. — Рэдддлин потеребил губу. — В первый раз вы приняли участие в инопланетной кампании в пятнадцать лет — солгали насчет возраста, не так ли? Да, и ко времени окончания кампании убили полдюжины... это было так давно, я еще не достиг совершеннолетия... — Он несколько раз щелкнул пальцами. — Кто был тогда нашим врагом?

— Краэлы, — сказал Реккк. Ему не нравилось направление разговора.

— Вот-вот. Таинственные существа эти краэлы, но тупые, не так ли? Мы вырезали их, как коров. Тысячи, сотни тысяч, миллионы — для нас все едино. Мы опустошили их мир, сначала забрав оттуда все ценное.

Рэдддлин шагнул к ним и сорвал сифэйн с лица Джийан.

— Любовница покойного регента. Так я и думал. Не можешь обойтись без в'орннских мужчин, да, счеттта? — Он поцокал языком. — Жаль, что все время выбираешь не тех. — Рэдддлин повернулся к Реккку. — Отойдите от нее. Она помогла бежать Аннону Ашере и является врагом в'орннской Модальности. Она будет задержана и предана публичной казни.

— Мы в одном чине. Вы не смеете приказывать мне, — возразил Реккк. — Она находится под моей...

— А-а, похоже, вы не в курсе. Прискорбно. Приказом Киннния Морки вы отстранены от командования.

— Что? Невозможно!

— Однако такова реальность. С семи часов сегодняшнего вечера. — Рэдддлин засунул инфодесятиугольник в порт переносного голоэкрана и подал прибор Реккку. — Вот. Здесь подпись и печать звезд-адмирала.

Пока Реккк, не веря своим глазам, читал приказ, двое кхагггунов протащили жреца Энлиля по пылающей улице и швырнули к ногам Рэдддлина. Жрец дрожал и стонал, сжимая руки перед собой. От его одежды пахло горелой материей и плотью.

— Молись сколько влезет, — сказал Рэдддлин, — может, и будет какой толк. — Свор-командир отстегнул пластину доспехов на левом предплечье, показав странный с виду окумммон. Темные глаза сверкали, когда он смотрел на выражение лица своего бывшего начальника. — Я — один из первых кхагггунов, получивших имплант. Это одна из наиболее ощутимых выгод от союза, заключенного звезд-адмиралом Кинннием Моркой и регентом Стогггулом. Гэргоны специально разработали эти окумммоны. Мы не можем быть Призваны, зато способны делать другие вещи, более соответствующие нашим интересам.

Он вытащил маленький, странного вида предмет длиной не больше кундалианского стило и вложил его в окумммон. Раздался щелчок, шесть крохотных паучьих ножек открылись и изогнулись вверх.

— Ну-ка посмотрим, сумеет ли твой Энлиль защитить от этого. — Он положил руку на макушку жреца. Тонкие языки холодного голубого пламени вырвались из концов каждой ножки. Когда они встретились, тело жреца охватило пламя. Он дернулся, забился и упал, не успев издать ни звука.

— Мне не следовало убивать его сразу же, — спокойно сказал Рэдддлин, словно продолжая разговор. Он повернулся и положил руку на плечо Джийан. Снова вырвались голубые огоньки, и Джийан вскрикнула от боли.

Реккк рванулся вперед, но двое облаченных в доспехи кхагггунов остановили его и прижали его руки к бокам.

Не обращая внимания на Реккка, свор-командир шепнул ей:

— У меня к тебе поручение от Кургана Стогггула. Он не забыл, как ты унизила его своим проклятым колдовством. — Рэдддлин жадно смотрел, как поникли плечи женщины и на глазах появились слезы. Потом обратился к Реккку отрывистым голосом военачальника, намечающего кампанию: — Как видите, действительно грозное оружие этот паучок, верно? А я только-только начал выяснять его способности. — Он ухмыльнулся. — Понимаешь? Теперь ты — никто, герой тысячи войн! — Он пнул труп, лежащий у ног. — Ничем не лучше этого ничтожного жреца.

Реккк отшвырнул голоэкран и каблуком втоптал его в окровавленную улицу.

— Детские фокусы. Настоящие воины не носят окумммоны.

— Верно. Мы — сото: те, кто не может быть Призван. Но ты... ты заслуживаешь жалости, потому что ты-то и до этого не дорос. — Рэдддлин вынул прибор из своего окумммона, заменив его мерзкого вида стержнем. — А что до того, кто настоящий воин, а кто нет...

Он неуловимым движением прицелился и практически в то же мгновение выстрелил. Реккк ахнул, когда стержень вонзился в его левое бедро.

— ... сейчас проверим.

Ноги Реккка начали подгибаться. По знаку Рэдддлина кхагггуны отпустили его руки, и он упал на колени.

— Не знаю, как тебе, Джийан, — засмеялся Рэдддлин, — а мне, пожалуй, нравится: бывший свор-командир на коленях.

Заблокировав разум от боли, Реккк вытащил стержень из ноги и впихнул его в щель между двумя пластинами доспехов воина слева. Кхагггун взвыл. Реккк схватил зазубренный осколок разбитого голоэкрана и, поднявшись на ноги, ловко перерезал кабели на задней стороне шлема воина справа. Кхагггун поднял руки, пытаясь снять шлем, и Реккк выхватил у него ионный пистолет. Раненый кхагггун обернулся и прицелился, однако Реккк выстрелил первым. Кхагггуна отбросило на три метра — в пылающую стену дома. Перв-майора Йусссара, тоже схватившегося за ионный пистолет, отшвырнуло следующим выстрелом Реккка.

Реккк обернулся, отыскивая Олннна Рэдддлина, но трус исчез в полуразрушенном доме неподалеку. Реккк хотел броситься за ним, когда крик Джийан остановил его. Он повернулся и услышал то, что услышала она: топот сапог. Еще кхагггуны — подкрепление, вызванное Олннном Рэдддлином.

Реккк кивнул Джийан, и они растаяли в темноте, спеша на юг — прочь от пожарища.

— Самое главное сейчас — чтобы стало светлее. Риана смотрела на Тигпен, а та — было совершенно ясно, что это существо женского пола, — сновала по пещере, собирая мелкие обломки черного хрупкого камня.

— Что ты за создание?

— Быстро-быстро-быстро, — говорила Тигпен, поглядывая на угасающий факел. Найдя достаточно каменных осколков, она начала дробить их лапами. Риана видела, что эти лапы больше похожи на руку с пальцами. И большие пальцы были противостоящими. — Я могла бы спросить тебя о том же, верно? Но я же не спросила, верно? А знаешь почему, коротышечка? Потому что в отличие от тебя меня обучали хорошим манерам.

— Я... прости, пожалуйста, — пробормотала Риана. — Я не хотела... Эй, погоди-ка, ты же раппа, верно? — Риана склонила голову набок. — Я думала, рапп истребили после того, как они убили Матерь.

— Слышала в монастыре, да? — Тигпен не отрывала взгляда от работы. Хрусть, хрусть, хрусть — словно покрытый мехом заряженный ионами механизм. — Как видишь, слухи о нашей смерти сильно преувеличены. И, к твоему сведению, мы не убивали Матерь. Не трогали и волоска на ее голове. Хотя знаем, кто убил, ох знаем.

Риана шагнула вперед. Джийан говорила Аннону, что не верит, будто раппы злы.

— Что ты хочешь сказать?

— Думай, что думаешь, и говори, что говоришь.

— Ты не хочешь сказать: “Говори то, что думаешь, и думай, что говоришь”?

Тигпен резко вскинула голову.

— Ты думала то, что только что сказала?

У Рианы внезапно снова закружилась голова.

— Да, конечно.

— Ладно, тогда моя работа наполовину сделана... Сунь конец факела сюда, в центр кучки порошка, которую я насыпала.

Покачав головой, Риана выполнила просьбу странного существа. Порошок мгновенно вспыхнул, обеспечив освещение. К тому же стало теплее. Риана грелась у огня, внимательно рассматривая Тигпен. Та сидела рядом и методично чистила блестящую шкурку.

— Можно спросить?

— Спросить можно, — сказала Тигпен. — Дальше — никаких гарантий.

Ответ рассмешил Риану, несмотря на затруднительное положение.

— Если раппы не виноваты в убийстве Матери, почему же так считают рамаханы?

— Потому что мы оказались подходящими козлами отпущения, вот и все. И нас нет рядом, чтобы опровергнуть ложь.

— Так кто же убил Матерь? Бьюсь об заклад, рамаханы-мужчины, которые пытались захватить Жемчужину.

— Теперь мы ступаем на опасную территорию.

— Ты чудная малышка.

Тигпен перестала приводить себя в порядок.

— Далеко не такая чудная, как ты, коротышечка. У тебя большие неприятности, верно?

— В общем-то да. Я провалилась сквозь пол туннеля и оказалась здесь, а выхода нет.

— Нет-нет, — немного раздраженно сказала Тигпен. — Я говорю о Припрыжке.

— Что? — Риана была совершенно потрясена. — Что ты знаешь о Припрыжке?

— Вот теперь ты действительно обижаешь меня. Что дает тебе ощущение превосходства, когда у меня шесть ног, а у тебя всего две?

— Но ведь ты животное. Твердо установлено, что животные ниже в'орннов. Или кундалиан, коли на то пошло.

— Являюсь ли я животным просто потому, что ты так говоришь, коротышечка?

— У меня есть глаза, — сказала Риана, поворачиваясь спиной к огню. — Я знаю, кто ты.

— М-м-м... точно так же, как знала границы Космоса перед тем, как Припрыгнуть.

Это замечание заставило Риану остановиться и задуматься. Она обнаружила, что начинает чувствовать себя глупо.

— По крайней мере ты выглядишь как животное.

— Можно с уверенностью сказать, что хорошего ксенобиолога из тебя не получится, — фыркнула Тигпен. — Нельзя иметь все, что хочется, верно? Ха! По крайней мере не сразу.

Риана решила присесть на корточки, чтобы ее голова была на одном уровне с головой собеседницы.

— Ты расскажешь мне о Припрыжке? А то я почти ничего не знаю.

Тигпен снова фыркнула.

— Та первая Припрыжка едва не убила тебя, да? Или ты харкаешь кровью для забавы?

— Вот почему мне было так плохо? От Припрыжки? Тигпен придвинулась. Очевидно, ей понравилось, что Риана стала ниже.

— Ну, не от самой Припрыжки. Быстрая передислокация дифференцированных энергий, которую припрыгун набирает во время Припрыжки, ничего хорошего за собой не влечет. Эти энергии мощны и весьма часто, коротышечка, недолюбливают друг друга. Другими словами, Припрыжка может быть вредна для здоровья.

Риана хотела заметить, что Тигпен странно выражается, но передумала. Если, образно говоря, оглянуться, то, возможно, это она, Риана, выражалась странно.

— А могу я что-то сделать, чтобы не чувствовать себя вот так?

— О да, — ответила Тигпен. — Лучший выход — не Припрыгать.

— Ну, это понятно. Но если я хочу Припрыгнуть...

— Тогда тебе нужен фильтр — то, что поглотит энергии раньше, чем они начнут взаимодействовать и отравят тебя.

— А у тебя есть что-нибудь такое?

— Да. — Тигпен смерила ее взглядом. — Только, судя по твоему виду, тебе это не понравится. Нет, тебе это ни чуточки не понравится.

— Давай проверим, — сказала Риана. — Может, я тебя удивлю.

Длинные полосатые усы Тигпен прижались к черному меху на лице.

— Что ж, коротышечка, я всегда рассчитываю на лучшее. — Она подняла лапу. — Хочу, однако, предупредить.

Второго шанса не будет. Фильтр невосстановим. Ты должна принять его — или он погибнет.

— Ты хочешь сказать, что фильтр живой?

— Бесспорно. Большие и маленькие, мы все — порождения Космоса. — Тигпен широко открыла рот, сунула внутрь лапу. Через мгновение ее указательный и большой пальцы извлекли что-то длинное и извивающееся. — Как говорится, тот, кто Припрыгает, ловит мононкула. — Она ухмыльнулась, показав три ряда страшных с виду голубых треугольных зубов. — Теперь открой рот пошире, коротышечка.

Риана отдернула голову.

— Ты что, хочешь, чтобы я съела эту штуку?

— Съесть мононкула? О небо, нет! Он слишком дорог. Нет, пусть влезет внутрь и там станет частью тебя. И будет защищать, мгновенно поглощая все злокачественные энергии во время Припрыжки.

Риана не могла отвести взгляд от длинного извивающегося мононкула. Он был красный, все тело покрывали миллионы блестящих ресничек.

— Нет, не могу.

— Н-да, я так и знала... Ты обещала удивить меня, так давай. — Тигпен поднесла мононкула ближе. — Быстро-быстро-быстро. Он погибнет без нового хозяина.

— Верни его назад, — с отвращением сказала Риана.

— Не могу. Разве я не говорила? Есть только один шанс. Когда мононкул покидает хозяина, он должен найти другого. Вернуться он не может.

— А как же ты? Кто защитит тебя во время Припрыжки?

— Не беспокойся обо мне, коротышечка. Я набита фокусами, каких ты и вообразить не можешь. — Тигпен покачала мононкула над головой Рианы. — Ну же. Разве можно так обращаться с таким отличным защитником?

Риана оказалась буквально приперта к стене: деваться было некуда. Разум и инстинкты тянули ее в разные стороны. Что делать?

Открыть рот пошире и сказать: “А-а-а-а”.

Слушая Рианину часть себя, она подавила примитивный инстинкт отторжения и, вытянув шею, широко отрыла рот, крепко зажмурившись.

Риана чуть не подавилась, когда мононкул скользнул в рот. Она попыталась расслабиться, думать о чем-нибудь далеком: Среднем дворце в Аксис Тэре, ручье, где Аннон и Курган наткнулись на Элеану. Затем ее глаза распахнулись, и она увидела Тигпен, спокойно сидящую у нее на коленях.

— Посмотри на меня, — сказала раппа.

Риана задыхалась, борясь с рефлексом, который вызвал бы рвоту, что, по словам Тигпен, убило бы мононкула.

— Пожалуйста, коротышечка, посмотри на меня. — Тигпен улыбалась, и что это была за улыбка! Так не мог бы улыбнуться ни в'орнн, ни кундалианин. Она улыбалась всей покрытой мехом мордочкой. Это рассмешило Риану, и, засмеявшись, она расслабилась. Мононкул проскользнул вниз до конца.

— Теперь будет немножко больно, — сказала Тигпен. — Не очень, чуть-чуть пощиплет. Да, коротышечка, именно так. Ну, терпимо?

Риана покачала головой. На глаза навернулись слезы.

— Скажи-ка, какой цвет ты видишь?

— Что?

— Все окружено цветным ореолом, верно? Риана кивнула. Ореолы были везде, куда ни глянь.

— Зеленый, — сказала она. — Все ауры зеленые.

— А, мононкул устроился вокруг твоей сердечной шаатры.

— То есть?

— Это хороший знак. — Тигпен улыбнулась. — А сейчас больно?

— Нет.

— Вот. Сделано. — Тигпен вытянула шею и шершавым синим язычком слизнула слезы Рианы. — Как интересно! — воскликнула она. — Они соленые. У меня сладкие.

Риана снова засмеялась и, не подумав, протянула руку, чтобы погладить мех раппы. Та напряглась.

— Что ты делаешь? — подозрительно спросила Тигпен.

— Я хотела приласкать тебя, — сказала Риана.

— Почему ты так делаешь?

— Это проявление любви, как ты слизывала мои слезы.

— О, понимаю. — Тигпен расслабилась. — Ну, тогда давай.

Риана погладила мех, оказавшийся необычайно мягким, густым и шелковистым. Тигпен замурлыкала, закрыла глаза и опустила голову.

— Ах, как приятно, — прошептала она. — Где ты научилась этой технике?

Риана снова смеялась.

— Просто делаю то, что кажется естественным.

— Не останавливайся, коротышечка, твоя ласка доставляет мне удовольствие... — Она умолкла, вскинув голову.

— Что такое? — спросила Риана.

— Тише! — прошипела Тигпен. — Что бы сейчас ни произошло, не двигайся. Поняла?

— Да, но...

— Молчи! — Усы Тигпен яростно дергались.

Риана послушалась. Она чувствовала легчайшие колебания и размышляла, не началось ли землетрясение. Через мгновение ливень камней обрушился на них, открыв проход в другую пещеру, прежде скрытый камнепадом.

— Ух-ох. — Тигпен соскочила с колен Рианы, когда нечто очень большое и дурно пахнущее вломилось в пещеру. Это был первиллон — гораздо крупнее, чем зверь, с которым столкнулся Аннон в пещере с Элеаной и Джийан. Он вздымался над раппой; у той не было никаких шансов. Забыв о предупреждении Тигпен, Риана вскочила. Выхватив ледоруб, она бросилась на зверя и, когда до него осталось меньше метра, швырнула в первиллона. Топор ударил прямо в огромную морду, приведя первиллона в такую ярость, что тот слепо взмахнул передней лапой, выбив из Рианы дух.

Она ударилась о пол, так что камни полетели во все стороны.

И тут Тигпен бросилась на первиллона. Ее челюсти сомкнулись на горле, и кровь хлынула таким потоком, что зверь остановился. Тигпен укусила снова, на этот раз глубже; три ряда зубов выдирали плоть, мех и хрящи.

Первиллон взревел в ужасе от неминуемой смерти и завалился набок. В огромном звере не осталось сил.

Свирепость нападения Тигпен изумила Риану, которой оставалось только наблюдать за предсмертной агонией первиллона.

Тигпен, совсем крошечная рядом с покрытой черным мехом тушей первиллона, припала к земле рядом с ним и пировала. С длинными когтями и заостренной мордочкой она являла собой странно изысканное зрелище, когда вырывала из животного тонкие полоски окровавленной плоти. Закончив, она покаталась по меху зверя, стирая с себя кровь. Потом потрусила туда, где в полном оцепенении сидела Риана.

— Я же велела тебе сидеть и не рыпаться! Ты ушиблась? Риана покачала головой.

— Я испугалась за тебя. Я не хотела, чтобы первиллон тебя сожрал.

— Он — меня?

— Откуда мне было знать?

— Тут ты права. — Тигпен слизнула с усов последнюю каплю крови и пригладила их. — Ты, наверное, горда, что совсем не думала о своей безопасности.

— Ну, я...

— Ты могла погибнуть, и ради чего? Помни, коротышечка, ты должна накопить достаточно знаний о ситуации, прежде чем действовать. Тогда никто не обвинит тебя ни в ограниченности, ни в глупости. — Она оглянулась на упавшего зверя. — Ты, наверное, голодна. Оторвать тебе немножко мяса?

— Я не... Не думаю, что сейчас смогу что-то съесть. Тигпен нахмурилась.

— Первиллон — священное животное, реликт былых времен. Порой он не поддается даже чарам Осору, хотя его сердце можно пронзить простым оружием, как у любого другого зверя. Его плоть придаст тебе сил.

— Спасибо большое, я уже пробовала мясо первиллона — не очень вкусно.

— Ах, как интересно, — сказала Тигпен. — Ты обязательно должна рассказать мне об этом. Однако сейчас я настоятельно рекомендую тебе поесть. С пустым желудком у тебя не хватит сил добраться домой.

Глаза Рианы широко открылись.

— Ты хочешь сказать, что знаешь путь отсюда?

— Я знаю десять тысяч путей, — гордо заявила Тигпен. — Надо лишь решить, какой выбрать.

— Рана болит? — спросила Джийан, перекрикивая шум дождя.

— Нет, — ответил Реккк. В тот же миг раненая нога подломилась, и он упал в канаву, переполненную дождевой водой.

Джийан опустилась рядом с ним на колени и осмотрела рану.

— Ты потерял много крови.

— Я не заметил.

— Да, ты настоящий кхагггун. — Она сорвала сифэйн и замотала им рану на бедре.

— Больше не кхагггун. Я — рэнннон.

— Ты по-прежнему в'орнн, — сказала Джийан, закидывая его руку себе на плечо. — Пошли. Нам нельзя здесь оставаться.

— Я не буду опираться на тебя!

— Считаешь меня слишком слабой?

— Ты женщина.

— Кундалианская женщина, — поправила она, обнимая его. — Решимости у меня хватит на десяток в'орннских тускугггун.

Вместе они брели сквозь открытую дождю и ветру ночь, пока наконец не добрались до двери Реккка. В доме все было так, как до их ухода.

— Оставаться небезопасно, — сказал Реккк, хромая в оружейную. — Олннн Рэдддлин непременно пошлет за нами кхагггунов, и они в первую очередь будут искать нас здесь.

Опираясь на Джийан, он достал ионный пистолет и ударный меч, потом они вернулись в гостиную, где она свалила его на жесткий хроностальной стул. Реккк застонал, вспоминая об удобной кундалианской мебели.

Джийан наскоро обсушилась, принесла миску с горячей водой и какие-то тряпки.

— У меня нет трав, — сказала она, пока он сдирал с ноги окровавленную штанину. — И достать негде.

Реккк медленно вытирался. Страшно кружилась голова. Она права: он действительно потерял много крови. Конечно, следовало бы сразу же наложить жгут, однако гордость заставила его уйти от отряда Рэдддлина, ничем не выдав боли. Теперь приходилось расплачиваться.

Реккк поморщился, но не вскрикнул, когда Джийан начала чистить рану. Было больно, словно с него сдирали последние крупицы прежней жизни. Если раньше у него и оставались сомнения насчет пути, на который он ступил, приказ Рэдддлина успокоил их. В глазах тех, кого Реккк когда-то называл товарищами, он уже мертв. Но то, что они считали смертью, было на самом деле новой жизнью, жизнью рэнннона — свободной от душных в'орннских запретов, какой они не могли ни принять, ни понять.

Внезапно Реккка охватило тепло. Плавая на мелководье сна, он снова увидел мать. Она стояла по колено в море Крови и звала, манила его. А когда он произнес ее имя, улыбнулась, и его охватил покой...

Реккк проснулся, как от толчка. Онемевшую ногу слегка покалывало, но всю боль с него словно смыло. Посмотрев вниз, он увидел на месте раны синевато-багровый шрам.

— Как?.. Что?..

Тут вошла Джийан с блюдом горячей пищи и питьем.

— Ешь, — сказала она, ставя блюдо на стол. — Тебе надо восстановить силы.

Реккк перевел взгляд с исцеленной ноги на еду.

— Я не могу есть один. Это старый обычай, от которого Даже на войне не отказываются. — Он посмотрел на нее. — Ты поработала за двоих. . .

Джийан подала ему мясо. Реккк оторвал половину и предложил ей. Она помедлила, потом взяла и начала есть, откусывая крохотные кусочки. И смотрела на него.

— Рана зажила. Ты использовала колдовство? — Да.

— Можешь рассказать о нем что-нибудь? Все кундалиане обладают такой силой?

Джийан заколебалась, потом ответила:

— Это называется Осору. В наши дни очень немногие кундалиане обладают Даром. В сущности, с каждым поколением таких все меньше.

— Значит, это врожденное?

— Сам Дар передается по наследству. Управлять им — другое дело. Сто лет назад ведущие принципы Осору были частью религиозного обучения в монастырях. Сейчас обучение запрещено.

Реккка вдруг осенило.

— Так вот почему Нит Сахор называет тебя госпожой? Она снова заколебалась.

— Наверное.

— Но откуда ему знать?

— Да, откуда ему знать? Я задавала себе тот же вопрос. — Она отложила кусок мяса. — Меня пугает мысль, что гэргоны могли сделать мишенью немногих оставшихся.

— Я говорил тебе, что Нит Сахор другой; вот и доказательство. Будь он таким, как остальные гэргоны, мог просто схватить тебя и допросить. Но он ничего не сделал, хотя ты была у него под рукой.

Джийан нахмурилась.

— Твой тезис имеет достоинства.

— Ну разумеется. — Реккк потер руки. С каждой минутой он чувствовал себя все лучше и лучше. — Джийан...

Она подняла голову, и синие, как свистики, глаза заглянули прямо в душу.

— Я не очень это умею... спасибо, что вылечила меня. Я знаю, тебе было нелегко...

— Вылечить тебя было легко, — сказала она без обиняков. — Трудно было решить, делать ли это.

— Твое решение ободряет, — сказал Реккк почти бесстрастно.

Джийан посмотрела на него.

— Скажи мне, как ты заставил Нита Сахора устроить Встречу?

— Гэргона нельзя заставить, — ответил Реккк. Он помедлил, решая, не солгать ли ей. Впрочем, ложь она наверняка заметит. — Ниту Сахору кое-что от меня надо. Я сделал Встречу условием согласия.

— Почему?

— Потому что... — Его переполняли эмоции. — Просто потому что.

И тут раздался грохот — стучали в дверь. Джийан вскочила.

— Рэдддлин! Он нашел нас!

В одной руке у Реккка был ионный пистолет, в другой — ударный меч.

— Пусть приводит своих людей. Я готов!

Толстая хроностальная дверь жалобно затрещала и вылетела.

16 Техномагия

— Готова? — Риана с сомнением посмотрела на пространство, которое им надо было перепрыгнуть. — Так ты живешь там, внизу.

— Я что, троглодит? — воскликнула Тигпен.

Увидев, как она элегантно переступает через огромную вытянутую лапу первиллона, было трудно представить ее свирепой машиной разрушения, повергшей громадного зверя.

— Нет, я живу... в другом месте.

— Почему ты не скажешь, откуда ты? — спросила Риана.

— Потому что, коротышечка, ты не готова.

— Как можно так говорить? — возразила Риана. — Ведь ты совсем не знаешь меня.

— Разве я это сказала? — обернулась Тигпен. — Разве ты слышала, чтобы я это говорила?

Риана сдержала порыв; никто не должен знать, что в теле девушки-кундалианки живет душа Аннона Ашеры, — а особенно существо, с которым она только что познакомилась.

Они шли уже почти три часа, и она все еще не представляла, где они, приблизились ли хоть немного к выходу из недр Дьенн Марра. Около получаса назад они наткнулись на пещеру — столь огромную, что Риана не смогла разглядеть дальний конец. Неяркий жутковатый свет шел от нескольких фосфоресцирующих борозд, прочертивших камни подобно венам. Насколько могла судить Риана, пройти через пещеру можно было только по узкому уступу, тянувшемуся вдоль стены. Одолеть этот путь было нелегко, особенно когда из-за выступов в стене пещеры уступ сужался, а то и исчезал полностью. Однако Тигпен не останавливалась и, казалось, не знала сомнений; ее шесть ног — не говоря уже о хвосте — очень помогали, особенно когда приходилось карабкаться по практически отвесной стене. Теперь они остановились у трехметровой бреши в уступе. Тигпен спокойно сказала, что надо прыгать. Прикинув длину прыжка, Риана усомнилась.

— Похоже, тебе кое-что известно о кундалианах, — сказала она, надеясь вытянуть из Тигпен информацию, а заодно и оттянуть решение.

— Мне известно о кундалианах все, — заявила Тигпен. — Во всяком случае, почти все.

— Ну, например? Расскажи что-нибудь. Глаза Тигпен сверкнули.

— Например, я знаю, что этот прыжок тебе вполне по силам. А теперь хватит тянуть. — Она уперлась четырьмя задними ногами и прыгнула. Маленькое, покрытое мехом тело описало дугу в воздухе и грациозно приземлилось на другой стороне...

Тигпен повернулась, выжидающе глядя на Риану.

— Не могу. — Непонятным образом в Риане проснулся свойственный Аннону страх высоты. Она чувствовала себя пригвожденной к скале.

Тигпен села и начала приводить себя в порядок, не обращая на спутницу никакого внимания.

— Что ты делаешь? — закричала Риана. — Помоги мне!

— С какой стати? — Тигпен не подняла головы. — Ты явно не справишься.

Это рассердило Риану. Рассердило, в сущности, настолько, что она раздавила старый страх Аннона, как жука, не раздумывая, разбежалась (места хватило на три шага) и оттолкнулась от края уступа. Тело словно само знало, что делать. Верхняя часть наклонилась вперед, ноги будто продолжали бежать, руки вытянулись.

— Готово! — воскликнула Тигпен и едва успела отскочить, когда подошвы Рианы стукнулись о край уступа.

Риана свернулась клубком и покатилась по твердой, усыпанной камнями поверхности уступа. Встала и отряхнулась.

— Как ты себя чувствуешь? — невинно спросила Тигпен. Риана оглянулась на пропасть, которую только что перепрыгнула.

— Честно говоря, дыхание ускорено, сердце в груди бьется глухо, пульс колотится в ушах.

Тигпен ухмылялась.

— Весьма бодрит, верно?

Так оно и было. Только внезапно навалившаяся усталость не позволила Риане повторить прыжок.

— А можно немного отдохнуть? Я не спала больше суток.

— Спать!.. Ах да, вы — существа с суточным восстановительным циклом. Ну разумеется! Как глупо с моей стороны!

Обрадованная Риана села и прислонилась спиной к скале. Уступ здесь был немного шире, и можно было вытянуть ноги, не боясь свалиться. Она закрыла глаза и услышала, как Тигпен тихо подбирается к ней, почувствовала, как та сворачивается на коленях.

— Ну, все очень мило, не так ли?

— Уммм-хмм, — пробормотала Риана. — Расскажи мне о рамаханах.

Если просьба и показалась Тигпен странной, догадаться об этом было невозможно.

— С тех пор, как появились в'орнны, многие верования были вывернуты наизнанку. Ты знаешь, что рамаханы когда-то считали первиллона конем Миины? Это было настолько священное животное, что за пределами монастырей запрещалось его изображать. А еще есть йагаары — огромные пятнистые звери, свирепые с виду, но очень разумные. — Риана тут же подумала о жутких существах, нарисованных на стене пещеры. — По слухам, телепаты. И, разумеется, единорогие нарии, исчезнувшие, когда молнии перестали играть в небе Кундалы. В наше время все по-другому. Нарии, как и многие другие животные Миины, отступили в туман прошлого, терпеливо ожидая, когда придет пора вернуться.

— Выходит, они по-прежнему существуют?

— Ну, ты же сама видела первиллона, не так ли? — фыркнула Тигпен. — Разумеется, они по-прежнему существуют. Однако расскажи, что случилось, когда ты Припрыгнула в первый раз. Куда ты попала?

— Не имею ни малейшего понятия. Хотя встретила там Пэфороса...

— Ох. — Тигпен вздрогнула. — Это нехорошо.

— И Сеелин, Священного Дракона Преобразования. Тигпен широко открыла глаза.

— Сеелин не показывается просто любому припрыгуну.

— Что это означает? — спросила Риана.

— Это означает, коротышечка, что мои сведения верны. Ты — Избранница Миины, — промурлыкала Тигпен. — Мы ждали тебя.

— Что ты имеешь в виду?

— Твое появление предсказано в Пророчестве. — Тигпен внимательно изучала лицо Рианы. — Миры долго ожидали твоего рождения.

Риана покачала головой.

— Почему же Пэфорос заметил меня, если я — Избранница Миины?

— Он заметил тебя именно потому, что ты — Избранница. Ты — угроза для него.

— Как я могу кому-то угрожать? Я всего лишь пленница.

— Все обязательно прояснится. — Тигпен потерлась о грудь Рианы, и девочке сразу стало теплее и легче. — А теперь спи. Ну же, закрой глаза. Ты заслужила отдых.

“Отдых”, — подумала Риана и провалилась в глубокий сон без сновидений.

— Насколько я понимаю, произошел несчастный случай, — сказала сударыня Канна, входя в дом. Ее окружал искрящийся сине-зеленый ореол.

— Н'Лууура, я мог убить вас! — выдохнул Реккк, опуская оружие.

— Вряд ли. Моя экзоматрица включена.

— Это не обычный ионный пистолет. — Реккк взвесил оружие в руке. — Я сам модифицировал его. Он не расщепляет ионы, а рвет их в клочки.

Сударыня Каннна одарила его сияющим взглядом.

— У тебя в руках недозволенная интеллектуальная собственность, Реккк. Научные изобретения — сфера гэргонов. Нехорошо. — Она улыбнулась странной неотразимой улыбкой.

— Или, возможно, это доказывает, что ваш выбор разумен. Сударыня Каннна кивнула.

— Похоже, яростная схватка тебе не слишком повредила.

— Это целиком заслуга Джийан...

— Кто эта женщина? — спросила Джийан.

— Сударыня Каннна, — ответил Реккк. — Она...

Но женская фигура уже преобразовывалась в Нита Сахора, облаченного в пурпурный легированный экзокостюм, очень похожий на доспехи.

— Надо немедленно уходить, — сказал гэргон. — Сюда направляется элитная свора кхагггунов, подчиненная лично Кинннию Морке.

Нит Сахор вывел их из дома.

— А теперь встаньте друг против друга. Нет, ближе. — Гэргон встал между ними, и сразу же все вокруг словно выцвело. У Реккка возникло странное сосущее ощущение под ложечкой нижнего желудка, потом головокружение, словно он выпил слишком много огнесортного нумааадиса. И все исчезло.

— Прибыли, — объявил Нит Сахор приглушенным голосом.

Реккк покачал головой. В ушах немного шумело, но все, в общем, было нормально. Они находились в башне высоко над городом, на самом верху Храма Мнемоники. Это впечатление было подкреплено золотоглазым тэем — большим и довольно грозным экземпляром четверокрылых птиц, каких держали гэргоны; тэй сидел на насесте и смотрел на них со сверхъестественным интересом. Ионная экзоматрица Нита Сахора исчезла. От плеч до лодыжек его окутывал черный с темно-красной отделкой балахон с кистями. Голова цвета бледного янтаря была обнажена, звездно-сапфировые глаза спокойны, как неподвижная вода. Никто не видел гэргона с непокрытой головой. С точки зрения Джийан, вживленная в череп филигранная сетка терциевых и германиевых цепей придавала ему дикий и варварский вид наподобие саракконов — татуированного народа, обитающего где-то на южном континенте за морем Крови.

В круглых стенах, уходящих вниз метров на тридцать, были натыканы ниши, битком набитые разнообразным научным оборудованием; в некоторых нишах шли текущие эксперименты. Сотни металлических дорожек гигантской паутиной оплетали башенку, но было трудно понять, как до них добраться. Все прояснилось, когда пол начал опускаться.

Когда они достигли третьего от вершины уровня, пол остановился; следом за Нитом Сахором они сошли на металлический круг. Гэргон приказал Реккку сесть в довольно зловещего вида кресло.

— События развиваются слишком быстро, — сказал он, открывая блестящие черные коробки, ящики танталового морозильника и множество соединенных биоцепей. — Теперь, раз ты стал рэннноном, я хочу вооружить тебя.

— Я уже вооружен, — заметил Реккк, указывая на ионный пистолет и ударный меч.

— Этого недостаточно. И схватка со свор-командиром Рэдддлином — тому доказательство. — Нит Сахор отвернулся от него. — Вытяни, пожалуйста, левую руку.

Реккк, бросив взгляд на Джийан, подчинился.

— Ощущение будет не из приятных, — предупредил Нит Сахор, склоняясь над Реккком. — Но это ненадолго. — Он пристегнул руку Реккка к подлокотнику. Джийан подошла, встала за спиной Реккка и положила руки ему на плечи. Гэргон возвышался над ними, как пугающий базальтовый идол, какие попадаются среди песчаных дюн Большого Воорга.

— Продолжим, — сказал Реккк.

— Как хочешь. — Правая перчатка Нита Сахора засветилась и заискрилась. Поток ионной энергии окружил предплечье Реккка, разделился, сплетая нити, пока не охватил всю руку. Реккк почувствовал, как рука немеет под воздействием обезболивающего. В другой руке гэргона появились четыре поблескивающих инструмента. Не мешкая, он сделал длинный вертикальный разрез в центре предплечья Реккка. Бирюзовая кровь залила кожу. Нит Сахор быстро сделал короткие горизонтальные надрезы на концах первого разреза и, используя второй инструмент, отогнул семь слоев кожи, одновременно третьим инструментом откачивая текущую кровь. Вложил в разрез биоматрицу при помощи четвертого инструмента.

— Через минуту анестезия пройдет. Надо освободить нервы от внешних химикатов, чтобы окумммон соединился с ними. — Он встал и вышел из лаборатории.

Онемение сразу же исчезло, и Реккк ахнул. Казалось, руку сунули в огонь. Нервные окончания на левой стороне тела трепетали от боли, он с трудом дышал. Если это в представлении гэргонов называлось “неприятным ощущением”, ему не хотелось бы познакомиться с их представлением о настоящей боли.

Нит Сахор вернулся, чтобы откачать избыток крови, хотя теперь ее было намного меньше, словно большую ее часть впитывал сам окумммон.

— Я чувствую, как он проникает в меня и устраивается.

— Это нормально, — заверил его гэргон.

Вместе с волокнами биоматрицы в Реккка хлынули знания. Он осознал, что это живое существо, нейронная сеть биокристаллов, которая растет и приспосабливается к хозяину. Он также увидел, что представляют собой перчатки Нита Сахора: сеть невероятно сложных биомеханизмов, составляющая живое существо другого рода — нейронную матрицу.

Биоматрица заполняла разрез, и Нит Сахор освободил кожу, которую окумммон сразу же прокалил.

— Почти готово. — Он направил на окумммон голубой ионный огонь. — Теперь я Призываю его к частичной чувствительности, и он навеки станет частью тебя.

Мускулы руки Реккка спазматически напрягались с каждым приложением энергии. Он промок от пота, но лишь сузившиеся зрачки были внешним проявлением испытываемой муки. Чтобы чем-то занять разум, он оглядывал лабораторию гэргона. Полуорганический окумммон каким-то образом улучшил зрение, и теперь стало видно, что множество предметов, которые раньше казались хаотически разбросанными, на самом деле образуют весьма сложную систему — последовательно соединенные спирали. Реккк так засмотрелся, что мучительная боль отступила на задний план.

Нит Сахор перешел от работы в центре окумммона к краям.

— Теперь в твоем распоряжении настоящий арсенал.

— Как у Олннна Рэдддлина?

— О нет, гораздо больше. Ты сможешь при помощи окумммона создавать оружие из пяти окружающих элементов. Земля, воздух, огонь, вода и дерево выполнят твои приказы. Берешь что-нибудь и помещаешь вот сюда, в прорезь. Потом нарисуй в уме, что хочешь получить. Образ должен быть четким и ярким, Реккк. Почувствуй его, овладей им — и он появится. Однако помни, — Нит Сахор поднял палец, — один и тот же элемент нельзя использовать два раза подряд.

Реккка охватило благоговение.

— Только гэргоны способны преобразовывать элементы, — прошептал он.

— Верно. Ты — Переступивший Пределы. Первый кхагггун, по-настоящему вышедший из своей касты. — Нит Сахор отступил, любуясь делом рук своих. — Я десятилетия ждал этого момента. Я создал тебя заново, Реккк. Ты теперь больше, чем даже баскир. Ты отчасти гэргон.

— Ты решила, какой путь выбрать? — спросила Риана, когда они шли по извилистому тоннелю. — Ты говорила, что знаешь тысячи.

— На самом деле десять тысяч, — сказала Тигпен. — Я просто иду прямо вперед. — Хвост изогнулся над спиной, на его кончике плясал маленький светящийся шар. Перед тем как покинуть гигантскую пещеру, она откопала этот похожий на драгоценный камень предмет и облизывала, держа передними лапами, пока он не зажегся, осветив пространство вокруг.

У Рианы больно защемило в груди.

— Даже если я этот самый Дар Сала-ат, что с того? Я понятия не имею, что делать дальше.

— Имей хоть немного веры.

— Вера — еще один пункт в длинном списке того, чего у меня нет. — Риана уперла кулаки в бока, думая: “Для в'орннов понятия “вера” не существует”. — Во всяком случае, это не ответ.

Обернувшись, Тигпен ухмыльнулась во весь рот.

— Вопреки производимому впечатлению, я не знаю всего. — Риана обнаружила, что на нее невозможно сердиться. — Да, честно говоря, и не хотела бы. В чем бы тогда смысл?

— Смысл чего?

— Жизни, коротышечка. Да если бы в мире не осталось больше вопросов, что бы мы делали с собой? Ничего хорошего, уверяю тебя. Стоит только поглядеть на Пэфороса или кого-нибудь из меньших демонов.

Риана помолчала.

— Что ты имеешь в виду?

— Понимаешь, самое мерзкое в демонах то, что они потеряли способность находить ответы. Они просто снова и снова задают один и тот же вопрос.

— Ты хочешь сказать, что они глупы?

— Ну, смотря что называть глупостью. — Тигпен двинулась дальше по уводящему вниз тоннелю. — На одном уровне да, они безмерно глупы — как всегда глупо зло. Но на другом уровне едва ли есть существа умнее их. Понимаешь, они точно знают, чего хотят, и все время проводят, планируя, как добыть желаемое.

— Чего же они хотят, Тигпен? Раппа фыркнула.

— Я думала, ты достаточно насмотрелась на Пэфороса, чтобы понять. Они хотят всего: владычества над нашим миром и всеми остальными мирами, через которые мы Припрыгаем. Они планируют и будут планировать, пока не получат желаемое либо не будут уничтожены.

— Но они никогда не достигнут цели.

— Не будь самоуверенна, коротышечка. Демоны были могущественны и до того, как Миина сбросила Пэфороса в Бездну. Но теперь... что ж, ему надо сеять недовольство, и в его распоряжении вечность.

Риана задумалась.

— Если Пэфорос увеличил силу демонов, почему Миина отправила его туда?

— Что же Ей оставалось? Он был слишком опасен, чтобы бросить его связанным в этом мире.

— Если он так опасен, Ей следовало бы убить его.

— Возможно, она и пыталась. — Тигпен покачала головой. — Не нам подвергать сомнению решения Великой Богини. У нас нет ни Ее знания, ни Ее мудрости.

Наконец тоннель выпрямился. Риана предположила, что они спустились в самые глубины Дьенн Марра. Она уже не гадала, увидит ли снова солнечный свет, а просто отдала себя в лапы этого странного, удивительного существа.

Тоннель раздвоился, и Тигпен свернула налево. Вскоре дорога вывела их в огромную пещеру с низким потолком. Серо-зеленые сталактиты и сталагмиты торчали, как зубы огромного невидимого зверя, вызывая клаустрофобию. Было в пещере что-то, от чего Риану била дрожь опасения. Она попятилась обратно в тоннель.

— Что с тобой, коротышечка? — спросила Тигпен.

— Не знаю, — прошептала Риана. Какое-то шестое чувство заставило ее понизить голос. — Мне здесь не нравится. Я бы предпочла не ходить туда.

— Чепуха. — Тигпен взяла ее за руку. — Я родилась и выросла недалеко отсюда. Уверяю тебя, бояться нечего. Это мирное место, где можно размышлять без помех.

Риана неохотно пошла за раппой обратно в пещеру. Идя по жутковатому лесу, она старалась не замечать растущего беспокойства. Пол пещеры становился все более сырым. Вскоре появились и лужи.

Сталагмиты постепенно укорачивались, потом вообще исчезли. Вскоре Риана поняла почему: Тигпен привела се к подземному озеру. Совершенно неподвижные воды были черными как смоль, настолько непохожими на воду, пронизанную солнечным или лунным светом, что в них трудно было опознать то же самое вещество.

— Где мы, Тигпен?

— В самом священном месте, коротышечка. Оно называется Первый Колодец.

— Зачем ты привела меня сюда?

— Потому что ты — Дар Сала-ат. Риана поглядела на нее.

— И что я должна здесь делать? Тигпен посмотрела ей в глаза.

— Скажи мне, что это.

— Я? Ты, верно, шутишь!

— Уверяю тебя, ничуть. Я знаю, что Первый Колодец существовал здесь с начала Времен. Знаю, что здесь берет начало Поднебесный. Знаю, что он считается бездонным, хотя в последнем я, пожалуй, сомневаюсь.

— Еще ты сказала, что он священный. — Тиглен кивнула. — Значит, это озеро Миины.

Тигпен прищурилась.

— Я твердо верю, что ты скажешь мне. Риана засмеялась: это было нелепо.

— Твоя вера неоправданна. Откуда мне знать такое?

— В моем народе есть Пророчество. Оно гласит, что Дар Сала-ат заглянет в Первый Колодец и увидит, как проявляется сила Космоса. Вот почему мои предки столетиями жили в его тени. Теперь час настал. Пророчество близко к осуществлению.

— Ты же не считаешь в самом деле, что я...

— Пожалуйста, коротышечка. Это твое предназначение. Риана вздохнула. Она ни на миг не верила в суеверия раппы. С другой стороны, ей не хватало духа огорчить Тигпен. Поэтому она кивнула и, стараясь держаться как можно серьезнее, подошла к самому берегу озера. Жутко было видеть столько неподвижной, как смерть, воды.

В тусклом свете Риана увидела призрачное отражение своего лица, но, как ни странно, через несколько минут оно медленно исчезло. И больше ничего. Загадочная чернота совершенно беззвездной ночи.

Риана больше не чувствовала своего тела. Она, казалось, плыла над неподвижным черным озером. Потом погрузилась в него, затянутая в бездонную пучину.

Навстречу ей поднималось, как пузырек ядовитого воздуха к поверхности, ухмыляющееся лицо Пэфороса. Ее охватил непереносимый ужас, и она в панике отступила, устремившись назад и вверх, пока не оказалась снова в своем теле, глядя на поверхность неподвижной черной воды — теперь уже совсем не такой загадочной, однако по-прежнему отвратительной.

Неожиданно она поняла, что задыхается и дрожит. Тигпен поддерживала ее.

— Что с тобой, коротышечка? Что ты видела? Риана долго молчала. Потом прошептала:

— Пэфороса.

— Ты уверена? — нахмурилась Тигпен. Риана кивнула.

— Вот неожиданный результат, — сказала Тигпен. — Здесь действует какое-то зло.

Они вернулись в тоннель, дошли до развилки и зашагали по правому коридору. Некоторое время шли молча. Риана то и дело слышала тихое эхо, отражающееся от стен, постоянно сопровождаемое унылой капелью жесткой от извести воды. Она пыталась определить, откуда доносится эхо, но оно, похоже, шло отовсюду.

Наконец она сказала:

— Мы когда-нибудь выберемся отсюда?

— Как ты нетерпелива! — Тигпен помахивала хвостом, а с ним метался и свет. — Мы уже почти пришли.

— Ты хочешь сказать, что мы скоро выйдем из этого подземного лабиринта?

— Не совсем. Ты должна увидеть еще кое-что. Вскоре тоннель сузился так, что им пришлось идти друг за другом.

— Следи за мной, коротышечка, — предупредила Тигпен. — И не отставай.

Сначала Риана не поняла, о чем та говорит, но очень скоро увидела первое из многочисленных ответвлений по обеим сторонам тоннеля. Отверстия были такие маленькие, что ей пришлось бы ползти, чтобы забраться в них. Приглядевшись внимательнее, Риана решила, что они искусственные. Кто-то или что-то создал этот лабиринт. Риана понюхала сырой воздух, используя старые охотничьи инстинкты Аннона, однако не нашла никаких намеков на следы животных, какие обычно остаются возле нор млекопитающих.

— А теперь, — сказала Тигпен, задирая хвост, чтобы поднять свет повыше, — будь хорошей коротышечкой и не шевелись.

Раппа тихо свистнула. Послышался тихий шелест, словно ветер среди ив, и в отверстиях начали появляться маленькие головки — плоские, уродливые, с безразличными черными глазами-бусинками.

— Лорги! — воскликнула Риана. — Это инкубатор лоргов! Головки тут же исчезли в темноте ходов.

— Пошли, хочу тебе кое-что показать.

Тоннель вывел их в средних размеров пещеру. Тигпен взмахнула хвостом, и похожий на драгоценный камень источник света закатился в угол. В нем больше не было нужды, потому что пещеру освещал дневной свет. Риана вытянула шею и посмотрела на трубу, пробитую вертикально в потолке. Ее вид вызвал в душе почти болезненное стремление к солнечному свету, облакам и далекому горизонту.

Послышался шорох, и Риана перенесла внимание на решетку голых стволов, протянувшуюся от одной стороны пещеры до другой.

Там она увидела лоргов. Некоторые спали, свернувшись клубком, другие были частично покрыты лентами тонких белых волокон, третьих совсем не было видно.

— Лорги приходят сюда умирать?

— В некотором смысле. Смотри! — указала Тигпен.

На одной из секций решетки — почти прямо у них над головами — один из белых коконов с треском раскрылся. “Сейчас родится лорг”, — подумала Риана. И ахнула, ибо из кокона появился совсем не лорг, а крохотная копия Тигпен.

— Не понимаю...

— Разумеется. — Раппа стояла рядом с ней. — Подними руку.

Как только Риана повиновалась, малыш перебрался к ней на ладонь и пополз вниз по руке. Свернулся во впадинке у шеи и уснул.

— Лорги — это личинки, — промолвила Риана, — а ты — взрослая особь.

— Наш секрет, коротышечка, сохраненный даже от рамахан. И не зря. Благодаря этому они не смогли истребить нас, когда вдруг решили так сделать. — Тигпен обвела лапой пещеру. — Смотри, Риана, и запоминай. Истинный смысл Перемены здесь, перед тобой. Вы — Дар Сала-аты — орудие Перемен. Ты одна знаешь секрет, как выжили раппы.

17 Флейта

— Ночь подходит к концу, — сказал Реккк Джийан. — Ты вольна идти куда захочешь.

Она посмотрела на него синими, как свистики, глазами.

— Я пока не решила. Побуду с тобой еще немного.

Ошеломленный Реккк застыл посреди лаборатории Нита Сахора. Они снова были на верхнем ярусе, и в окно, выходящее на север, виднелись покрытые льдом пики Дьенн Марра. Через несколько дней его желание осуществится: он покинет этот захваченный город, уйдет в сердце гор, отправившись в путь, как обещал гэргону. Но теперь Реккк понимал, что это будет и путь к себе. Там, на грозных склонах, его ждет будущее. Он чувствовал, как оно дышит, живет... Перед ним лежала неизвестность. Но он знал, что пойдет — пойдет с женщиной, которую любит больше всего на свете, — и на сердцах у него было легко от радости.

— Ты совершенно оправился, Реккк? — спросил Нит Сахор. Гэргон на другой стороне башни перебирал инфодесятиугольники.

— Чувствую себя новорожденным в'орнном, — честно сказал Хачилар.

Нит Сахор как-то по-особенному рассмеялся, отчего вдруг стало тревожно на душе, а тэй защебетал сложную мелодию, похожую на трель флейты.

— Именно так. Я сам не сказал бы лучше. — Гэргон встал. — В таком случае тебе пора уходить. Наши враги не должны пронюхать, где ты или где госпожа.

— Погоди минуту, — сказал Реккк. — Я по-прежнему не представляю, как найти Дар Сала-ата.

Джийан рядом с ним напряглась.

— Что такое? — тихо сказала она. — О чем вы говорите?

— Нит Сахор поручил мне... — Реккк умолк по знаку Нита Сахора.

Гэргон посмотрел на Джийан и любезно спросил:

— Желаете знать, что у нас на душе, госпожа? Джийан переводила взгляд с одного в'орнна на другого.

— Да, — сказала она сдавленным голосом.

— Разве вы — одна из нас, госпожа? Можем ли мы доверить вам наши самые мрачные тайны?

— Ради любви Миины, скажите мне! — закричала она.

С тихой трелью испуганный тэй расправил крылья и поднялся в воздух. Это было удивительное зрелище: светлый пух нижних крыльев на фоне блестящих темно-синих перьев мощной верхней пары. Через мгновение птица опустилась на плечо Нита Сахора и с тихим шорохом сложила главные крылья. Золотые глаза над изогнутым зеленым клювом замечали, казалось, все сразу.

— Понимаю ваше волнение, госпожа Джийан, — тихо сказал Нит Сахор. — Вы живо интересуетесь Дар Сала-атом, не так ли?

— Все кундалиане живо интересуются Дар Сала-атом, — ответила она. — Это наш спаситель. Тот, кому предназначено освободить нас от вашей тирании.

— Верно, но вы, госпожа, особенно интересуетесь им, так? Реккк повернулся к Джийан:

— О чем это он?

Джийан не отрывала взгляда от Нита Сахора.

— Сколько еще вы собираетесь пугать меня? — В ее голосе слышалась едва заметная дрожь.

— Дорогая госпожа, не думайте обо мне плохо. — Гэргон шевельнулся, сверкнув терциевыми цепями. — Ужас можно использовать разными способами. В данном случае вы были нужны мне, чтобы понять важную природу узловой точки, где вы ныне находитесь.

— Что вы имеете в виду? Нит Сахор продолжал:

— Одно тебе следует все время помнить, Реккк. На этой планете легенда и реальность часто одно и то же. Разве не так, госпожа?

Джийан снова вздрогнула.

— Я... я не знаю.

— О, разумеется, знаете. Думаю, пора разъяснить Реккку истинное значение вашего титула.

— Но она говорила... — Реккк посмотрел на нее. — Ты солгала мне?

— Нет, я...

Она прямо встретила взгляд гэргона, без робости или страха, и Реккк понял, что еще больше любит ее за отвагу.

— Я утаила часть правды. Честно говоря, я поражена вашими познаниями, Нит Сахор. — Ее взгляд омрачился. — Или вы?..

— Уверяю вас, госпожа, я...

— Тогда скажите ему, — просто вымолвила Джийан.

— Испытание для того, кто проводит испытания? — По лицу гэргона расплылась улыбка. — Отлично. Реккк, она зовется госпожой, потому что так написано в Пророчестве. Ей предназначено быть проводником Дар Сала-ата. Это тоже не только легенда, но и реальность.

— Вы говорите, что Пророчество исполнилось? Что Дар Сала-ат существует?

— Именно, — кивнул Нит Сахор. — Госпожа Джийан — живое доказательство существования Дар Сала-ата. Эти двое всегда вместе; они связаны узами превыше Времени и Пространства. Так написано в Пророчестве, верно, госпожа?

— Да, — очень тихо произнесла Джийан. — Но откуда вы знаете о Пророчестве?

— Госпожа, оно и Дар Сала-ат многие годы были предметом моих исследований.

Гэргон заговорил на совершенно незнакомом Реккку языке.

Джийан побледнела. Она была ошеломлена, однако через мгновение ответила на том же непонятном языке.

— Что вы говорите? — резко спросил Реккк.

— Гэргон свободно владеет Древним наречием, — напряженно произнесла Джийан. — Я поражена.

Нит Сахор снова перешел на в'орннский:

— Поверьте, госпожа, есть и другие — враги Дар Сала-ата, наши с вами враги, — которые тоже знают о его существовании.

Сердце Джийан сжалось. Она пристально посмотрела на гэргона. Нит Сахор сказал “его”; выходит, ему неизвестно, кто на самом деле Дар Сала-ат. Значит, упомянутые им враги тоже не знают. Хоть какое-то утешение.

— Вы готовы рассказать мне все? Нит Сахор поднял руку.

— Слушайте внимательно. Товарищество охвачено невообразимым гневом. — Он поднял другую руку. — Они, как вода, следуют по пути наименьшего сопротивления, то есть позволили регенту Стогггулу дать выход его жестокости и ненависти ко всему кундалианскому. С беспристрастностью Ашеры Элевсина покончено. Боль и страдания вашего народа, продолжавшиеся столетие, — ничто по сравнению с тем, что ждет впереди. Вам отчаянно нужен вождь — Дар Сала-ат.

Джийан повернулась к Реккку:

— Так вот к чему все это? Вы хотите, чтобы я помогла найти Дар Сала-ата? Чтобы вы могли... уничтожить его? Вы оба, наверное, сошли с ума. Да я скорее умру, чем...

— Пожалуйста, госпожа. — На лице Нита Сахора отразилось страдание. — Если вы не дадите мне закончить, боюсь, мы все обречены.

Джийан сложила руки на груди.

— Вот источник гнева Товарищества: трое гэргонов пытались использовать Кольцо Пяти Драконов, чтобы открыть дверь Хранилища. Трое гэргонов мертвы.

Джийан смертельно, побледнела.

— Кольцо в двери Хранилища?

— Прямо в пасти скульптуры Сеелин.

— Я не верю вам. Кольцо Пяти Драконов пропало больше ста лет назад.

Нит Сахор протянул руку. Рой возбужденных ионов, кружась, слился в изображение пещер под дворцом регента. Появилась дверь Хранилища, и, когда картинка увеличилась, стало видно Кольцо Пяти Драконов, зажатое в зубах резного дракона.

Потрясение пригвоздило Джийан к месту.

— Тэмнос! — выдохнула она. — Кольцо привело в действие механизм разрушения. Он старше самого Времени. Говорят, будто Великая Богиня специально создала его, чтобы содержимое Хранилища никогда не попало в нечестивые руки. Во времена, когда рамаханами правила Матерь, входить в Хранилище, кроме нее, могла только обученная Матерью Блюстительница. Последняя Блюстительница давно умерла, убитая во время бунта рамахан. Теперь открыть дверь может лишь Дар Сала-ат. Мы должны найти его до лононских ид. Дар Сала-ат — единственный, кто способен вынуть Кольцо из пасти Сеелин, единственный, кто способен остановить механизм, не дать ему вычистить планету.

— Почему этот механизм помещен сюда? — спросил Реккк.

— Считается, — объяснила Джийан, — что если священное Кольцо Миины попадет в дурные руки и если Дар Сала-ат будет мертв и потому не сможет вырвать Кольцо из пасти Дракона, то все потеряно. Катастрофа такого масштаба, какой мы даже не сможем вообразить, потрясет Кундалу, уничтожив всех нас, подготовив почву для нового начала, так что Миина сможет заново начать сотворение Жизни, как Она сочтет нужным.

Нит Сахор сжал руки.

— Госпожа, мое горячее желание — сохранить Кундалу, потому что, как никогда не уставал напоминать мне Ашера Элевсин, есть в вас, кундалианах, что-то особенное, какое-то невыразимое свойство, находящее отклик в в'орннской душе и потому пугающее большинство гэргонов. А еще потому, что, как показывают мои исследования, это должно стать связующим моментом и в вашей, и в нашей истории. Пророчество о Городе Миллиона Самоцветов существует и у вашего, и у нашего народа.

— За Хара-ат, — прошептала она. — Мечта Элевсина. Нит Сахор кивнул.

— Госпожа, Реккк не найдет Дар Сала-ата самостоятельно. Поможете ли вы ему?

Побледневшая Джийан дрожала всем телом.

— Так это правда... — Перед ней открывалась новая дорога, и она снова стояла на распутье. С удивительной четкостью Джийан вспомнила старое видение: она стоит на вилочке, грудной кости нария, и видит на одном конце вилки рамаханскую конару, а на другом конце — облаченного в Доспехи в'орнна, который держит ее ребенка, сияющего, как звезда, в нейронной сети облаченных в перчатки рук. Всем существом она чувствовала, что следующий ее шаг будет по одному из зубцов вилки. — Я предвидела этот момент в мгновение безумия, как мне казалось. И с тех пор всегда пыталась отрицать его значение.

— Однако момент настал, госпожа.

— Момент доверить гэргону и бывшему свор-командиру судьбу спасителя моего народа! — По ее лицу текли слезы. Она знала, какой зубец выберет, какой ей предназначено выбрать. Пути назад нет. Она воссоединится со своим ребенком гораздо раньше, чем ожидала.

Ее охватили возбуждение и страх. Какие перемены произошли в Нантере?

— Нит Сахор, — тихо промолвила Джийан, — как Кольцо оказалось у гэргонов?

— Подарок нового регента.

— Веннна Стогггула! Но как?..

— Этого я не знаю, госпожа. — Нит Сахор простер руки. — И я теперь не в том положении, чтобы Призвать его. — Нит Сахор повернул голову, сверкнули терциевые цепи в черепе. — Наблюдая, как Кольцо Пяти Драконов убивает моих собратьев, я порвал с волей Товарищества. Подозреваю, за моими действиями следят. Здесь, в лаборатории, я принял необходимые меры предосторожности, но Призвать сейчас регента было бы неразумно. Мои недавние решения были... трудными. Но у меня нет выбора.

— Как и у меня, — прошептала Джийан. — Мой народ должен быть спасен, чего бы это ни стоило.

Нит Сахор кивнул.

— Значит, решено. — Он повернулся к Реккку. — Несмотря на возросшие силы, советую тебе проявлять предельную осторожность. У нас много врагов. Хуже того, они мастера обмана. Старайся не доверять никому, а если придется, выбирай благоразумно.

— Понимаю.

Нит Сахор положил руку в перчатке на плечо Реккка.

— Ты — мои глаза и уши. Я научил тебя пользоваться новейшим окумммоном — и как оружием, и как коммуникатором, однако, поскольку работа над ним еще не завершена, тебе придется импровизировать по ходу дела. Хотя, ручаюсь, он не только мощный, но и универсальный, неизбежно возникнут ограничения, которых я не предвидел. Он перевел взгляд на Джийан.

— Госпожа, вы лучше других знаете, какими ужасными будут последствия неудачи.

— Мы не потерпим неудачу, — сказала она.

— Да помогут и защитят вас любые боги или богини, в каких вы верите.

Карабкаться вверх по каменной трубе оказалось, в общем, не так страшно, как представлялось, благодаря хорошему, горячему обеду, сну и, самое главное, помощи Тигпен. Риана с облегчением поняла, что они выбрались в месте, находящемся гораздо ниже Ледяных пещер, — на заросшем густом выступе примерно на уровне середины Поднебесного.

— Дальше я не пойду, коротышечка, — сказала Тигпен. Риана опустилась на колени.

— Почему ты не пойдешь со мной?

— Слишком много дел, слишком много, слишком много, слишком много. — Тигпен начала вылизывать себя. — Иди дальше.

— Я помогу тебе.

— Нет, не поможешь. У Первого Колодца произошло что-то странное; что-то, чего не должно было произойти. Я чую интригу, затеянную Пэфоросом. Доверься мне. Ты еще не готова.

При мысли о Пэфоросе Риана вздрогнула.

— Если все так плохо, мне тем более лучше остаться с тобой.

Тигпен посмотрела на Риану так, словно та была глупейшим существом на Кундале.

— Ты знаешь, что должна вернуться.

— Мне надоело слушаться указок! — Риана посмотрела на юг, где находился Аксис Тэр и, за его стенами, Киннний Морка и Веннн Стогггул. — Если я — Дар Сала-ат, то у меня есть сила; если у меня есть сила, я могу мстить...

— Теперь ты совсем как демон.

— Моих родителей убили двое в'орннов! — крикнула Риана.

Тигпен печально смотрела на нее.

— Помни, что происходит, когда ты отказываешься искать ответы. Случается зло. Ты не зла, Риана, но, полагаю, зло искушает тебя.

— Они должны заплатить за свои деяния!

— И они заплатят. Но цель Дар Сала-ата совсем не в том, чтобы обагрить руки кровью.

— Какова же моя цель? — жестко спросила Риана.

— Сейчас — в том, чтобы вернуться в монастырь.

— Ладно, — сказала Риана. — Я сделаю, как ты просишь.

— Не я прошу этого, коротышечка. Так написано; так должно быть.

Риана долго смотрела на нее.

— А если я откажусь? Если просто уйду?

— Не уйдешь.

— Увижу ли я тебя снова? Тигпен улыбнулась.

— На все воля Миины.

Риана посмотрела на тропу, которая вела в монастырь Плывущей Белизны. Она знала, что получила от раппы все ответы, какие могла.

— Тогда я пойду.

Она повернулась уходить, но Тигпен неожиданно остановила ее.

— Подожди. — Раппа подбежала к ней и поднялась на четыре задние лапы. — Можешь приласкать меня, если хочешь.

Риана наклонилась, погладила пышный шелковистый мех Тигпен. Та завиляла длинным хвостом от удовольствия и потерлась головой о бедро Рианы.

— Да пребудет с тобой благословение Миины, коротышечка.

Риана сдерживалась изо всех сил и, только потеряв раппу из виду, позволила себе почувствовать печаль расставания. Она уже скучала по Тигпен, но, с другой стороны, подбадривала себя мыслью, что скоро увидит лейну Астар. Какая удача, что конара Опия и Бартта поссорились. Крепнущая дружба с Астар искупала все тяготы жизни в монастыре.

Пять часов спустя она подошла к задним воротам монастыря. Очевидно, ее заметили, когда она спускалась по тропе от Ледяных пещер, потому что огромные окованные железом двери были распахнуты. Не только большое число послушниц, но и большая группа учениц — многие из которых провожали ее насмешками — столпились во дворе. Риана вытянула шею, высматривая Астар.

— Мы думали, ты погибла! — крикнула одна из девочек.

— Где ты была? — окликнула другая.

— Ты ранена? — спросила третья.

— Все в порядке, — ответила Риана, немного смутившись, когда они столпились вокруг. — Меня задержала непогода в горах. — Так она решила объяснить свое отсутствие.

— Риана! — послышался повелительный голос. Все — и ученицы, и послушницы — умолкли и склонились, расступаясь перед конарой Урдмой. Шафрановое одеяние сердито вздымалось вокруг нее. Это была худощавая женщина с вытянутым лицом, делающим ее похожей на ледяного зайца. — Ты сильно задержалась. Ты хоть представляешь, какое беспокойство вызвало твое отсутствие?

— Простите. Погода внезапно испортилась, и мне пришлось пережидать дождь и ветер, — сказал Риана. Желудок сжался от гнева. После нескольких дней свободы монастырь напоминал тюрьму. Усилием воли она удержалась и не побежала обратно в горы.

— Если погода вообще портилась, в чем я очень сомневаюсь, — отрезала конара Урдма. — Позволь сказать, Риана, что твоя дерзость тебя погубит. — Она взяла девочку за ухо и крутанула. В толпе захихикали, веселье быстро переросло в волну хохота.

Риана сжала зубы. Ей приходилось бежать, чтобы не отставать от широких шагов конары Урдмы, но по крайней мере это увело ее от глумящейся толпы.

— Я немало слышала о твоем мятежном духе. — Конара Урдма продолжала тянуть Риану за ухо, хотя нужды в этом больше не было. От нее шел неприятный запах, словно она рылась в сырой земле. — Тебе дали специальное задание и ожидали, что ты выполнишь его точно. Призвание священно. Правилам должно повиноваться.

Риана открыла рот, чтобы возразить, и закрыла, не издав ни звука. Никакие слова не изменят мнения конары Урдмы.

Конара подгоняла ее, пока они не вошли в комнату, где сидела Бартта, сгорбившись над толстой рукописью. Когда они подошли ближе, Риана разглядела, что это перевод Древнего наречия на современный кундалианский язык.

Бартта подняла голову, когда конара Урдма толкнула Риану к деревянному письменному столу.

— Конара, эта твоя ученица... — начала Урдма, но умолкла по резкому знаку Бартты.

— Риана, ты ранена? — спросила Бартта, вставая.

— Нет, конара, — ответила Риана.

— И не больна?

— Нет, конара.

— Она своевольна и непокорна, — с каким-то отвращением произнесла конара Урдма.

— Ты не помнишь, как трудно начинала сама, конара Урдма? — Бартта обняла Риану за плечи. — Не суди других резко, чтобы не забыть собственные прежние грехи.

— Да, конара. — Урдма опустилась на колени. Бартта улыбнулась.

— Благодарю тебя за то, что вернула мне Риану невредимой. Можешь идти.

— Да, конара, — прошептала Урдма. — Спасибо, конара. — Она вышла, все время кланяясь.

Когда они остались одни, Бартта повернула Риану лицом к себе.

— Ну-ка дай посмотреть на тебя. Ручаюсь, ты попала в переделку. — Она вздохнула. — Когда вчера вечером ты не вернулась, я очень встревожилась. Еще несколько часов, и я собиралась организовать поисковую группу.

— Прости, что напугала тебя, Бартта, — промолвила Риана.

Бартта кивнула.

— Хорошо сказано, дорогая. — Она вывела Риану из комнаты. — Никто лучше меня не знает, каким трудным может быть Устав. Но, поверь мне, надо просто приспособиться к нашему замкнутому образу жизни. Требуются терпение и покорность Миине. Скоро ты будешь самой совершенной из учениц. Я лично позабочусь об этом. — Они шли по коридорам, уходя все дальше в глубины монастыря. Однако чем дальше они шли, тем темнее и беднее становились коридоры.

— В честь твоего возвращения я приготовила для тебя сюрприз, — сказала Бартта.

Низкий узкий коридор вел в совершенно незнакомую Риане часть монастыря, отдававшую глубокой древностью, давно забытой силой и утерянной магией.

Бартта остановилась перед старой, покрытой шрамами дверью из ядровника и отперла ее ключом на длинной цепочке, прикрепленной к одеянию. Дверь заскрипела на несмазанных железных петлях.

Сердце Рианы затрепетало. После этого мрачного коридора при виде этой двери ее охватило дурное предчувствие.

Не входи!

—Почему ты медлишь, дорогая? — Бартта грубо толкнула ее вперед, затем повернулась и заперла за собой дверь. Пламя старинных тростниковых факелов освещало прерывистым оранжевым светом комнату без окон. Риана ахнула.

Комната имела форму пирамиды, и единственным предметом обстановки в ней было большое изящное кресло из гленнана, покрытое тонкой резьбой. Было что-то и в этой комнате, и в этом кресле, наводящее ужас своей примитивной мощью. Кресло стояло на постаменте в центре комнаты. На постаменте были вырезаны древние руны, и те же самые руны, как заметила Риана, покрывали четыре ножки кресла.

В кресле сидела Астар. Металлические скобы стягивали ее запястья, лодыжки и лоб. Голова откинута далеко назад, так что рот обращен к потолку. Казалось, она собирается проглотить длинную, тонкую хрустальную трубку, свисавшую из устройства на спинке кресла.

— Что... — Риане пришлось сглотнуть, прежде чем она смогла продолжать. — Что ты делаешь с ней?

— А как по-твоему?

Риана увидела испуганные глаза Астар и бросилась к ней.

— Так я и думала, — пробормотала Бартта и, широко раскинув руки, произнесла три слова.

Риана застыла на месте. Она боролась изо всех сил, но была полностью парализована. Она могла видеть и слышать, однако чем больше она боролась, тем крепче ее сжимало, пока не стало трудно даже дышать.

— Постарайся расслабиться, Риана, — сказала Бартта. — Тут ты ничего не сможешь поделать.

Конара подошла к креслу и остановилась за спиной у Астар. Нежно погладила хрустальную трубку у нее над головой.

— С незапамятных времен это устройство известно под названием “хад-атта”. Знакомое слово, Астар? На Древнем наречии оно означает “флейта”. Древний способ угадывать истинные намерения. — Бартта снова погладила хрустальную трубку. — Понимаешь, дорогая, я присматривала за тобой. Прослышав о твоем непочтительном языке, я уже некоторое время подозревала, что за твоей прекрасной внешностью скрывается мятежный, даже изменнический дух. Поэтому я назначила тебя наставницей Рианы.

Она обернулась к Риане.

— Между вами возникла связь. Я понимала, что с тобой она ослабит бдительность. Если слухи о ней верны, я должна была знать. А если нет... что ж, невелика беда. — Бартта снова повернулась к Астар. — Я следила за тобой. Я видела, что ты делала с девочкой, как использовала на ней священные иглы кви... Как же так, Астар? Откуда ты, простая лейна, послушница, получила знания, доступные лишь немногим конарам?

Астар корчилась, ее глаза были неестественно широко открыты. Прекрасные губы причудливо искривились, чтобы приспособиться к флейте.

— А разговоры о Кэофу, которыми ты забивала ей голову! Откуда послушнице знать о Кэофу, а, Астар?

Хрустальная трубка потихоньку опускалась в горло Астар. Лейна начала давиться. Риана пыталась закричать “Нет!”, но выдавила только еле слышный писк. Слезы страдания и разочарования выступили на глазах, однако не могли течь, удерживаемые колдовским параличом.

Бартта снова опустила флейту, и Астар закричала. Таких криков Риана никогда в жизни не слышала. Колдовская флейта поглощала колебания голосовых связок, направляла их через свою матрицу и усиливала, извергая их, как жуткий вопль.

Бартта крепко держала хадатту.

— Разумеется, если есть раскаяние, любую вину можно искупить.

Она повернулась к Риане и сказала совершенно буднично:

— Думаю, тебе хотелось бы знать, что произойдет. Если лейна Астар не уступит, я опущу флейту ей в пищевод. Чем глубже опустится флейта, тем громче она будет кричать — и тем больше флейта будет усиливать крики. Если флейта разобьется, это будет доказательством, что она не раскаивается. Если нет, то виновная еще может исправиться.

Прекрасное лицо Астар было мертвенно-бледным. Пот выступил на одежде, ручейками сбегал по коже. Еле заметная дрожь начала сотрясать тело, живущее своей собственной жизнью, пока она не стала похожа на марионетку, дергающуюся на невидимых нитях. Ноздри трепетали, по щекам текли слезы.

Бартта улыбнулась Риане.

— О, не плачь. Обычай требует, чтобы та, кто введена в заблуждение, имела право содействовать приговору. — Риана увидела, что флейта слегка дрожит, и испугалась, что Бартта совсем опустит ее. — Слово за тобой, Риана. И Астар будет наказана по всей строгости закона.

Риана открыла рот, и, к ее изумлению, голосовые связки были свободны от заклятия.

— Нет, — прокаркала она. — Лейна Астар не сделала ничего, заслуживающего наказания.

— Так ли? — Бартта склонила голову набок. — Значит, ты голосуешь за жизнь?

— Да, — прошептала Риана сухими губами. — Подари ей жизнь, прошу тебя.

— Да, проси меня.

— Пожалуйста, Бартта, оставь ее в живых, — повторила Риана.

— “Пожалуйста, Бартта, оставь ее в живых”, — передразнила Бартта, скривившись. — Ну что же, пожалуй, это можно устроить. Но все зависит от тебя, Риана. Единственный шанс Астар на жизнь — отныне и навеки ты будешь во всем повиноваться мне. Станешь покорной, как овечка. Согласна?

— Да, — выдавила девочка запекшимися губами. — Если ты спасешь ее, я сделаю все...

Астар закричала.

Риана, перепуганная до тошноты, поняла, что произойдет. Она изо всех сил боролась с парализующим заклинанием.

— Пожалуйста, не надо! Я могу спасти тебя. Я сделаю... Снова раздался звенящий крик — на этот раз громче, резче.

— Нет, не смей! Ты раскроешь мне все свои секреты! Клянусь! — Бартта бросилась к ремню флейты, но было слишком поздно. Астар уже испустила смертельный вопль.

Он вздымался из самой глубины, пронизывал все клетки тела, набирая силу, и, когда вырвался из груди, вставленная в горло флейта разлетелась на десять тысяч зазубренных осколков.

— Нет, нет, ты не можешь умереть! — Бартта отвязала Астар, но та уже захлебывалась в мощном потоке собственной крови. — Ты должна рассказать мне все, что знаешь!..

Астар вырвало кровью на великолепное шафрановое одеяние Бартты.