Остаток дня прошёл как обычно. Папа осмотрел часы и даже нашёл их модель в интернете. Сказал, такие во времена СССР делали, в Беларуси. С фиолетовым циферблатом и золотыми цифрами и стрелками.
«Хотя это, наверное, латунь», – поправил сам себя папа, описывая часы.
Мне нравилось, что теперь не нужно было отсчитывать секунды самостоятельно – часы делали это за меня. Секундная стрелка трещала, быстро и шумно пробегая по циферблату. Когда сдвигалась минутная, часы аж содрогались! Интересно, неужели все наручные часы такие громкие или просто мои чувства настолько сильно обострились? Я слышала тиканье, даже когда не подносила циферблат к самому уху.
– Аврора, ты училась сегодня? – прозвучал строгий голос мамы.
Она вечно изображала из себя серьёзного педагога, но зря. Даже если прямо сейчас я сказала бы ей «не хочу учиться, хочу жениться!», мама только ахнула бы и убежала просить помощи папы.
Впрочем, я так не говорю.
– Училась. Читала. И считала, и писала! – ответила я.
Уроки были сделаны давно. Монотонный голос в аудиоучебнике надоел. Я вертела в руках кнопочный плеер, параллельно пытаясь вспомнить, куда подевала карандаш. Вроде бы сунула в органайзер?
Нащупала крутящуюся подставку. Нужно попросить папу, чтобы он сделал её неподвижной. Линейка, холодный металл ножниц, шуршащий набор скрепок. Всё это мне больше не понадобится, надо было выбросить, но я никак не могла настроиться, чтобы избавиться от хлама. Раньше мне нравилось рисовать или делать что-нибудь руками, но теперь приходилось искать другие развлечения.
Карандаш! Шестигранная поверхность, резинка на конце, отломленная до металлического ободка. Этот скол я успела выучить на ощупь, и свой карандаш отличила бы от тысячи похожих.
В наушниках побежала череда звуков, коротких и длинных.
Ти-ти-тааа-ти, тааа-ти-тааа-тааа…
Эту задумку мы с папой исполнили недавно. Когда я более-менее изучила шрифт Брайля, этого оказалось мало. Принтер, печатающий этим шрифтом, стоил слишком дорого, а учебников или книг для слепых и вовсе невозможно было найти. Разве что в специальных библиотеках, куда ездить у меня никак не получалось. Некоторых книг, которые меня интересовали, не было в аудиоформате. Можно было, конечно, озвучивать через программу, но мне настолько не нравился неживой машинный голос, что я мгновенно теряла интерес.
Тогда-то мы и решили, что Брайль – не единственный вариант. Папа нашёл для меня программу, которая любой текст диктовала азбукой Морзе. Поначалу в голове была каша из коротких и длинных сигналов, самоучитель едва помогал, а заниматься со мной никто из родителей не мог – они сами азбуку Морзе не знали. Но пара месяцев усердных занятий – и вот я уже без труда понимала короткие тексты.
Пока что слушала русские народные сказки. «Переводчик» в голове превращал сигналы в буквы, не приходилось даже напрягаться. А главное – не было этого занудного дикторского голоса, как в аудиокнигах!
Жаль, что я не могла самостоятельно загружать нужные книги в плеер, приходилось просить папу. Да и большие тексты в таком формате слушать неудобно, голова начинала болеть. Со временем я привыкла и к программному роботизированному голосу, но иногда слушала что-нибудь на Морзе – просто так, ради интереса.
«Жили они долго и счастливо», – это предложение морзянка передавала секунд двадцать. Дослушивать я не стала – все сказки заканчивались одинаково хорошо, аж тошнит. Всё у героев здорово, все счастливы. Принцесса съела волшебную грушу и излечилась от смертельной болезни. Я вот даже не умирала, так где же моя груша? Где принц, который меня спасёт? Где верные слуги?
Я отложила плеер и вышла из-за стола. Два шага до кровати, ещё три до двери.
Я давно смирилась, что жизнь – это не сказка. Моя уж точно. Надеялась, что врачи ошиблись с диагнозом – дистрофия сетчатки, – верила, что обязательно попаду в ничтожный процент людей, которые теряли зрение не полностью. Когда это всё же не произошло, молилась, что родители найдут выход и вылечат меня. Каждый раз чуда не случалось.
Привычно коснулась рукой дверного косяка и повернула налево. До кухни десять шагов по коридору и ещё пять после поворота. Этот участок я проходила свободно, даже за стену не держалась.
Пару месяцев назад мама в очередной раз аккуратно заговорила о моей болезни. Наверное, они с папой постоянно мониторили новости, а со мной делились только самым важным и позитивным, чтобы я поверила в светлое будущее. Мама рассказала, что людей с моим диагнозом начали лечить, но пока только проводились эксперименты за границей. Чтобы их оплатить, понадобилось бы продать квартиру – и денег всё равно не хватило бы.
– Зато поиски уже начаты! Ты не до конца жизни останешься без зрения! Потом эти операции будут дешевле, мы с отцом успеем накопить… – Тогда мама очень воодушевилась. Я кивала и пыталась улыбаться. Только я лучше всех знала, что мне не выбраться из вечной темноты.
Шесть шагов, семь… привычно вытянула руку в сторону, чтобы коснуться стены. Стены справа не оказалось.
От неожиданности я даже остановилась. Неужели так сильно задумалась, что сбилась со счёта?
Ещё два шага. Три. Четыре. Стен не было! Ни справа, ни слева.
– Мам!
Ноги затряслись. Я опустилась на колени и поползла по коридору, выставляя вперёд руку, чтобы не стукнуться. Под коленями – гладкий пол, будто по стеклу ползла. И это вместо привычного бабушкиного ковра!
– Мама! Папа! – Голос дрожал.
Я сменила направление и поползла в другую сторону, но невидимые стены словно убегали от меня.
Позади раздался мамин голос. Она не спешила ко мне на помощь, да и вообще будто меня не слышала. Говорила о чём-то тихо, шёпотом. Я поднялась и пошла на голос, выставив руки вперёд. Часы на запястье стучали медленно, раз в десять секунд.
– Конечно, всё будет хорошо, милая. – Я наконец смогла различить мамины слова.
– Ай!
Я запнулась обо что-то. Это даже обрадовало: наконец хоть какой-то предмет в мире без стен. Я наклонилась и нащупала деревянную тумбу. Нет, сундук! Такой был у меня в детстве, там хранились все игрушки.
– Тебе нужно носить эти очки, пока доктор не решит, что с тобой делать, – проговорила мама.
Странное дежавю, будто я уже слышала эту фразу. Да и с чего бы маме говорить это?
– Мам, ты чего? Что происходит?
Она не откликалась. Я услышала противный писк.
– Я в очках некрасивая! – Какой ужасный голос. Чёрт, это же я говорила! Маленькая я!
Я уселась на сундук, чтобы не упасть. Это розыгрыш? Или сон? Или я всё-таки сошла с ума? Только этого для полного счастья не хватало!
– Аврора, ты красавица! И очки подберём такие, чтобы тебе нравились. Хочешь быть похожа на того мальчика-волшебника из фильма? Можем купить круглые очки.
– Не хочу!
– Может быть, с толстой оправой, как у вашей учительницы?
– Ужасно!
Я сидела и слушала, как капризная девчонка спорила с мамой. Капризная – только со стороны. На самом деле в тот день мне было очень страшно. И из-за зрения, которое внезапно оказалось хуже, чем у одноклассников, и из-за перспективы носить некрасивые очки. Детские страхи, несоизмеримые с настоящей паникой от потери зрения, которая случилась гораздо позже. Этот диалог я прекрасно помнила, хоть он и произошёл, когда я пошла в первый класс. Почему я слышала его вновь? А страшнее всего – я сидела на сундуке для игрушек, который мы продали лет пять назад. Получается, я даже собственным ощущениям не могла доверять.
Хотя тот ли это сундук? Я пошарила рукой по крышке. Круглая, выпуклая. Сидеть на ней в детстве было неудобно, а сейчас тем более. Замочек здесь декоративный, что не мешало мне пытаться его взломать: то карандашом, то отвёрткой, которую я стащила у папы. Удачнее всего получилось вилкой – я сковырнула замок и погнула его.
Уверена, это они подделать не могли! Кто «они» – не так важно. Кто-то, кто сейчас надо мной подшучивал.
Я торопливо нащупала замок. Ага! Прямой, ровный, без единой царапины! Ощущая необъяснимое чувство победы, я рассмеялась.
– А замок-то ненастоящий! И сундук ваш. И воспоминание моё!
Сама не знаю, почему я сказала это вслух. Зато в ответ на мои слова сразу замолчали искусственная мама и маленькая Аврора. Часы забились быстрее, будто своей фразой я запустила их механическое сердце.
– Аврора, что с тобой?
Затопал папа и рывком поднял меня с колен. Я ощупала его, добралась до лица – щетина. Небритый, как обычно. Наверняка настоящий.
– Ты упала? Ушиблась? – подбежала обеспокоенная мама. – Игорь, я же говорила, убери эту чёртову табуретку с прохода!
– Всё нормально.
Мои слова сделали только хуже. Мама схватила меня за руку и увела в спальню, уложила на кровать. Папа тут же примчался следом и заработал возмущение мамы:
– Ты обалдел? Зачем ей градусник?
Суетливое мельтешение родителей не подделать – это точно были они. Но что же со мной случилось? Я ведь слышала тот разговор, чувствовала поддельный сундук…
Через пять минут суеты родители сошлись на том, что я запнулась и упала, потеряв сознание. Мама говорила так уверенно, что я сама почти поверила. Действительно, ничего более логичного на ум не приходило.
Они ушли на кухню ужинать. У меня аппетита не было, поэтому я осталась в спальне. Только дверь прикрыла, чтобы не слышать шум телевизора.
Голова болела. Непонятно: я правда ударилась или это из-за того, что я не могла разгадать странную загадку с воспоминанием? Решила послушать пресловутую аудиокнигу, чтобы хоть немного отвлечься.
Раздался стук в окно. Поначалу я даже не сдвинулась с места, надеялась, что показалось. Но стук повторился, на этот раз настойчиво.
Два шага до окна. Поворот пластиковой ручки, свежий весенний ветер в лицо.
– Эй, ты! – услышала снизу голос, как у парня-подростка. – Покажи правую руку, срочно!
Не знаю, почему я решила послушаться. Вытянула руку в окно и тут же ударилась об решётку костяшками пальцев.
– Ай!
– Часы всё ещё работают! А я-то боялся, что опоздал! – Голос чуть подрагивал, говорящий явно волновался.
Другой человек, наверное, на это не обратил бы внимания, но раз уж я не видела выражения лица, хотя бы интонации старалась различать.
Я решила блефовать. Как в фильмах, когда герой не знает, что происходит, и несёт чушь, а она внезапно оказывается правдой.
– Ты опоздал. Со мной кое-что случилось.
– Чёрт, только не говори, что ты попала в эфир?
– Какой эфир? Я вообще телевизор не смотрю!
– Да я не про то! Ты видела что-нибудь странное? Что-то, чего не могло быть на самом деле? Типа галлюцинаций, иллюзий…
Я постаралась опустить голову, наугад направляя взгляд. Я знаю, как жутко это выглядит со стороны, когда слепой человек смотрит на тебя. Когда понимаешь, что его глаза не видят ничего, кроме пустоты.
– Ой… прости… я забыл, что ты…
– Слепая. Не стесняйся говорить это слово, я привыкла. Так что за эфир? Что за иллюзии? При чём тут мои часы?
Парень громко вздохнул.
– Слушай, я не могу сейчас говорить. Ты ведь дома не одна?
– Родители на кухне, – подтвердила я.
– Не хочу получить по шее от твоего бати. Понимаешь, незнакомый парень в комнате одинокой девушки, всё такое. Я приду завтра, часа в четыре. Они будут на работе?
– Да.
– Отлично! А пока отдай мне часы.
Я прижала руку к груди. Не знаю почему, но я не могла отдать их.
– Ещё чего. Зачем они тебе?
– Время узнать, блин! – раздражённо выпалил парень. – Я просто не хочу, чтобы на тебя опять напали!
– Я не отдам часы.
– Если твой омен потеряет силу, мне оторвут голову. Уже третий раз за месяц!
– Боюсь представить, сколько у тебя голов. Но часы я не отдам. Говоришь, я попала в какой-то там эфир? Значит, я благополучно из него выбралась – без чьей-либо помощи!
Парень усмехнулся.
– Это невозможно! Этому обучаются долгие месяцы. Мне говорили, что нужно защищать слабых девчонок, но про хвастливых никто не предупреждал. Хочешь, чтобы тебя склевали вороны – удачи! Я приду завтра. Если только к тому времени никто не стащит часы.
Я услышала хруст веток. Парень уходил.
– Подожди! Скажи хотя бы, как тебя зовут!
Хруст смолк.
– Я – Рэм. Чтоб ты не переспрашивала: Революция, Энгельс, Маркс. Рэм. А ты?
– Аврора. Чтоб ты не переспрашивал: ни за что не пой при мне песню «Что тебе снится, крейсер Аврора»!
Я вновь услышала шаги. Возможно, он помахал напоследок. Мне нравилось представлять, что люди не думают о моей слепоте.
– Аврора, с кем ты говорила? – донёсся крик с кухни.
Я захлопнула окно и коснулась часов. Что же будет завтра?