Кольцо демона

Глава 2. Души чистилища

Развенчанный бог радовался своей удаче. Принимая жертву колдуньи, он не предполагал, что его сердце, остающееся равнодушным к бедствиям и гибели целых народов, будет таять от нежности к единственному человеку, которого он решил приблизить к себе. Конрад был другом и возлюбленным, благодарным учеником и преданным слугой.

Первое время демон сохранял облик женщины, но не всегда мог удержаться от безобидной шутки. Конрад не пугался, когда во время их беседы его ноги дружелюбно обвивал холодный скользкий змеиный хвост или на плечи ему ложилось перепончатое крыло. Не приходил в ужас, после жаркой ночи любви просыпаясь в объятиях чудовища, похожего на чёрного волка. Как ни странно, эти проявления демонического начала восхищали его больше, чем красота женского образа. Он не любил людей. Необъяснимая враждебность к человеческому роду была оборотной стороной его страсти к неземному существу.

Прекрасная богиня, владычица мира, госпожа… Тайное беспокойство томило Конрада. Почему именно он стал её избранником?

Кольцо на её руке привлекало его внимание своим необычным видом. Массивное, с крупным тёмно-синим камнем, оно казалось выкованным из червонного золота. Несколько раз Конрад пытался расспросить свою повелительницу о назначении странного украшения. Она молча улыбалась, глядя в глубину камня, вспыхивающую тревожными голубыми сполохами. Но однажды она сняла кольцо и протянула его Конраду:

— Попробуй войти внутрь.

Он не понял её, но его сознание уже погружалось в таинственную глубину камня, в синюю бездну, где мелькали живые тени. Далеко впереди он увидел свет — яркий, золотисто-белый — и устремился к нему в радостном нетерпении. Там был рай. Настоящий, созданный Богом, а не демоном.

Кольцо исчезло и вновь возникло на руке языческой богини, но в памяти Конрада сохранилось ощущение недостижимого счастья, к которому он почти прикоснулся.

— Что ты видел?

— Рай… — Конрад смутился, не уверенный, что его откровенность понравится собеседнице, и тихо добавил: — возможно, я ошибся.

— Рай — то место, где хочется находиться, поэтому для каждого он свой, — сказала она. — Мир, который ты видел, чем-то привлёк тебя. Чем?

— Не знаю… Он был похож на те места, где я жил раньше… до того как попал сюда.

— Ты хотел бы вернуться?

— Нет. Разве только на некоторое время. По правде говоря, мне иногда хочется увидеть мать и наш дом. Я знаю, что она любила меня сильнее, чем моих братьев… Могу ли я повидаться с ней?

— Немного позже. Не спеши. Побудь со мной…

Казалось, что Конрад забыл об этой беседе и о кольце, открывающем другие миры. Он легко научился управлять лодкой демона и часто выходил на ней в море. Она слушалась его лучше, чем собственного хозяина. Очевидно, ей нравилось то, что Конрад называл "охотой", и когда она возвращалась в гавань, её прочный корпус был изрыт следами столкновений, которые затем бесследно исчезали.

Демон с горечью сознавал, что очень скоро кровь убитых людей потянет его друга на землю, в новое воплощение, в котором тот, возможно, отвергнет своего тёмного покровителя. Но ничто не могло остановить Конрада. Его посмертное счастье было куплено ценой человеческой жизни. Убитый в схватке со своей жертвой, он сам превратился в беспощадного убийцу. Испарения крови были для него самой желанной пищей, от которой он не мог отказаться, как хищный зверь от свежего мяса.

Он поселился в полуразрушенном храме. Узкие галереи, тёмные переходы, причудливые иероглифы на стенах внушали мысли о вечности. Незримым взором смотрело в эту обитель мироздание, и каждая песчинка здесь была старше самых древних европейских городов. Храм был не жилищем, а местом проявления одного из многочисленных образов развенчанного бога, воротами в подземный мир, откуда изредка вырывались странные существа — полулюди-полуживотные. Некоторые из них напоминали огромных летучих мышей, у других были уродливые человеческие тела и свирепые звериные морды.

Пришельцы боялись развенчанного бога и при его появлении исчезали, но Конрад быстро нашёл с ними общий язык и научился вызывать их. В гостях из преисподней он видел своих будущих воинов. Неутолимый голод принуждал их осваивать новые пространства, добывая пропитание в борьбе с подобными же тварями.

Конрад делился с беглецами из подземного мира своей пищей, добытой ночным разбоем. Он рассказывал им о призраках погибших кораблей, блуждающих без команды по воле капризных ветров. Каждый такой корабль мог стать жилищем для тех, кто не желал возвращаться в ад.

Демон с недоверием относился к замыслу своего друга создать империю мёртвых, которая постепенно поглотит мир живых, но Конрад всерьёз взялся за осуществление этой идеи.

— Великий потоп не уничтожил человеческий род, — сказал ему однажды развенчанный бог. — Да и зачем уничтожать тех, чья жизнь и без того слишком коротка? Я не уверен, что Создатель заметит эту потерю. Вместо них Он сотворит что-нибудь ещё и неизвестно, будет ли Его новое творение лучше предыдущего. А что касается Спасителя, то Его ты не уязвишь, скорее, облегчишь Ему задачу. Преданные Ему останутся с Ним. Все прочие станут нашими подданными. Зачем тебе это неуправляемое злобное стадо?

— Я лишь ускорю наступление конца света, предсказанного в Библии, — полушутливо возразил Конрад. — Праведники получат достойную награду, а грешники…Мне кажется, я выбрал для них лучшую участь, чем та, которую обещает им Создатель. В мире, принадлежащем тебе, они не смогут вредить чистым душам.

— И ты полагаешь, что я соглашусь терпеть их рядом с собой целую вечность?! Нет, дорогой мой, пусть они живут в своём мире и пожирают друг друга во славу того, кто их сотворил. Я побывал в роли божества и, должен признаться, что демоном быть легче. Люди не любят тех, кто пытается наставлять их на путь истинный, но искренне симпатизируют тем, кто сбивает их с этого пути.

Разговор происходил возле храма. С вершины холма открывался вид на синий полумесяц бухты. Глядя вдаль, развенчанный бог представил прекрасный зелёный остров, затерянный где-то там, между прозрачной небесной высью и тёмной глубиной моря. Белые скалы в пене лёгкого прибоя, роскошные леса, щебет птиц и блаженный покой земли, никогда не видевшей людей…

Людей… Возможно Конрад прав, испытывая отвращение к этим созданиям. Развенчанный бог грустно улыбнулся, вспомнив о своём народе, исчезнувшем много веков назад. Были ли люди в ту пору иными? Он опекал их, потому что ему это нравилось, но его живые игрушки давно наскучили ему. Теперь его сердце жаждало только покоя и любви одного-единственного человека…

Развенчанный бог ласково взглянул на Конрада. Тот стоял на ступенях храма, всматриваясь во что-то, находящееся внизу, среди прибрежных валунов. Демон брезгливо поморщился: опять гости из преисподней! В последнее время они слишком часто стали посещать его бухту. Сейчас на берегу неподалёку от причала копошились двое в грязно-серых плащах с капюшонами. Они силились вытащить какой-то предмет, полуврытый в песок у самой кромки прибоя.

— Твои будущие подданные? — укоризненно спросил развенчанный бог.

— Нет, это твои подданные. Я приложил немало усилий, чтобы привлечь их на нашу сторону и заставить служить нам.

— В чём же заключается их служба?

— Пока они выходят со мной в море и беспрекословно выполняют всё, что я требую, но у меня есть кое-какие замыслы относительно них. Я не рассказывал тебе об этих людях. Тот, что повыше ростом, был при жизни испанским солдатом, другой — рыбак из Генуи. Хотел бы я знать, почему Спаситель не вмешался, когда эти честные и простые души оказались в аду.

— Не богохульствуй. Эти "честные и простые души" принадлежали двум отъявленным негодяям.

— Ты знаешь их?

— Безусловно. И тот, и другой в конце концов попали бы на виселицу, но их Бог, по Своей великой милости, позволил им окончить жизнь более достойным образом. Одного убили в бою, другой утонул. Если желаешь, я могу рассказать тебе о каждом из твоих новых друзей и о тебе самом то, что не известно ни одному человеку на земле.

— Расскажи. Я забыл, что ты знаешь всё о роде человеческом. Наверное, мы омерзительны, — Конрад сошёл по ступеням святилища, опустился на колени и с тревожным вопросом заглянул в глаза существа, чей взгляд не выдерживали ангелы. — Мне стыдно за себя. Иногда мне кажется, что я виноват в твоём одиночестве среди равных тебе. Они отвернулись от тебя из-за меня, и я не знаю, как это исправить. Я не могу уйти. Без тебя моё существование лишится смысла. Я должен служить тебе и не хочу ничего другого. Эти люди не нужны мне сами по себе. Они просто хорошие, старательные слуги. С их помощью я надеюсь осуществить свою мечту и вернуть тебе былое величие.

— Презрение равных беспокоит меня не больше, чем ненависть людей, — терпеливо ответил развенчанный бог. — Я не ощущаю одиночества. Мне принадлежит всё, что ты видишь вокруг: эти растения, скалы, эти потоки, срывающиеся с крутизны. Их души любят меня и говорят со мной. Я знаю их сотни веков и оберегаю их красоту для себя и теперь для тебя. Не приводи сюда своих слуг. Им не место здесь. Взгляни на них, они напоминают назойливые сорняки, проросшие в цветущем саду. Я не хочу их видеть. Пусть возвратятся в подземный мир… Прошу тебя.

В тот же день, спускаясь узкой каменистой тропинкой к берегу, развенчанный бог с удивлением ощутил на себе пристальный жадный взгляд охотника, выслеживающего добычу.

В нескольких шагах впереди тропинка резко сворачивала вправо, исчезая за грядой валунов, поросших колючим кустарником. Там скрывался человек, один из тех двоих, и он охотился за…

Демон усмехнулся. Он слышал мысли своего преследователя и ясно видел его, пригнувшегося за высоким камнем. Видел себя его глазами: звёздную красавицу в ослепительно-белом платье и сверкающем венце на распущенных светлых волосах, ласкаемых лёгким ветром. Конрад, наивное дитя, надеется приручить этих тварей…

Разбойник выскочил на тропинку и, расставив руки, с похотливой ухмылкой двинулся навстречу женщине. Ад безобразно изменил его облик. Душа, лишённая земного тела, утратила человеческие черты, да и можно ли считать человеком того, кто изнасиловал и зарезал родную сестру?

Развенчанный бог осадил его твёрдым холодным взглядом. Разбойник с воем отлетел на десяток шагов и скатился в ручей, бегущий вниз по склону.

— Он просит прощения, — сказал Конрад, — но не думаю, что его следует простить. Я больше не вызову его. Второго я тоже вернул в преисподнюю. Не сердись, теперь я буду осторожнее в выборе слуг.

— Я не сержусь. Ты вызвал их ради меня.

— И жалею об этом.

— Не стоит. Пойдём, — развенчанный бог взял Конрада за руку.

По серым полуразрушенным ступеням они поднялись в храм. В окна был виден великолепный закат, сияющий над тихим морем. Внутри храма царили густые сумерки. В одной из боковых комнат мерцал большой каменный светильник в виде химеры с огненными глазами и разверстой пастью, в которой трепетали языки пламени. На полу лежал сплетённый из травы ковёр. На нём стояли два золотых кубка, кувшин вина и блюдо с фруктами.

— Сегодня особенная ночь, — сказал развенчанный бог. — Она пронизана светом. Любовь Творца обращена к Земле. Новые души пришли со звёзд, чтобы воплотиться в её мирах. Эта ночь отвергает зло.

Конрад наполнил кубки душистым тёмно-красным вином.

— Ты боишься любви Создателя, — заметил он.

Развенчанный бог грустно покачал головой.

— Я не боюсь, но… ты сам вскоре поймёшь. Это особенная ночь.

Конрад быстро оглянулся, рассмеялся и бережно отстранил украдкой протянувшуюся в окно к его плечу пушистую ветку.

— Твои растения любят меня. Стоит мне оказаться рядом, они норовят ко мне прикоснуться.

— Тебе нравится здесь, и они это чувствуют.

— Да, они прекрасны и безобидны. Они украшают жизнь… Когда мать читала мне Библию, я думал о первых людях, по вине которых человечество лишилось Эдема. Будь я на месте нашего прародителя, я бы не променял красоту райских садов на убожество нынешней Земли, прельстившись пустыми обещаниями.

— Но именно из-за женщины ты сделал всё возможное и невозможное, чтобы попасть на корабль, идущий в Константинополь. Ей были нужны деньги, без них она не мыслила любви. Ты хотел ей угодить, тебя не настораживали намёки на то, что все, кому суждено остаться в живых, вернутся из этого плавания богачами. Ты понимал, что это означает, и всё же решился… Она по-прежнему живёт в Амстердаме, у неё много поклонников, которые хорошо платят ей за любовь…

— По-твоему, я остался в проигрыше? Я так не считаю! Мне повезло больше, чем ей. Я живу в раю. Земля не такое место, о котором стоит жалеть.

— Разве ты никого не любил в своём мире?

— Любил мать, но её жизнь прошла в страхе перед грубым, жестоким мужем, перед соседями, которые могли донести на неё. Перед беспощадной судьбой, которая, несмотря на все её колдовские премудрости, отняла у неё троих сыновей. Будь моя воля, я бы уничтожил мир, где невозможно быть счастливым.

Закат мерк, наливаясь тёмной синевой, и по мере его угасания светлее и ярче разгоралась луна, совсем недавно прозрачно-белая и хрупкая, как тающая льдинка. Её свет был наполнен щемящей тревогой предчувствия, предощущения чего-то неотвратимого, торжественно-радостного. Бесшумный ливень невесомых лучей поглотил землю и море. Ультрамариновая ночь надвигалась, неся весть о высших мирах.

Глядя в оконный проём на золотой лунный диск, Конрад внезапно ощутил желание закричать. Болезненная истома разливалась по его телу.

— Ты чувствуешь? — чуть слышно произнёс развенчанный бог. Он сидел в глубине комнаты, на краю травяного ковра, подобрав под себя ноги и обхватив плечи узкими ладонями. Его неподвижная фигура казалась мраморным изваянием, и только продолговатые синие глаза поблескивали в темноте. Конрад сел рядом и прижал его к себе.

— Люди непостоянны в своих привязанностях, — печально сказал демон. — Они ищут выгоды, их легко разочаровать. Мы, боги древности, требовали жертвоприношений за помощь людям, но разве Иисус, чьим именем уничтожаются сотни тысяч, не кормится кровью своих подданных, предлагая им для причастия вино взамен собственной крови?

— Ты считаешь, что он мог бы прекратить это, если бы захотел?

— Да, но он не захочет, потому что…

— Потому что райскими плодами не утолить голода, — Конрад отстранился и пристально взглянул на свою собеседницу. В лунном свете её лицо с тонкими, чуть заострёнными чертами казалось особенно нежным. От пушистых волос исходило лёгкое мерцание. Не говоря больше ни слова, Конрад встал, взял её на руки и вышел из храма. Бережно обнимая волшебное существо, подарившее ему счастье, о котором он мог только мечтать, живя среди людей, он спустился к причалу, где стояла лодка.

Склонив голову на плечо Конрада, развенчанный бог думал о том, что, возможно, великая любовь Создателя Вселенной обращена и к ним двоим, иначе, почему их страсть, преступная с точки зрения людей и постыдная в глазах существ высшей природы, не омрачена ничем, кроме их собственных страхов и сомнений? Быть может Он, всезнающий, всемогущий, милосердный, допустил их встречу, чтобы изменить их ложные представления о Нём и о себе самих, а они, не сознавая этого, прячутся в тень, оберегая свою любовь от Его гнева…

Лунная дорожка преследовала ускользающую линию горизонта в несбыточной надежде дотянуться до края земли. Лодка бежала по зыбкой золотой полосе навстречу недостижимому источнику этого сияния — большой ослепительно-жёлтой луне, стоящей низко над морем. Тревожная, волнующая радость наполняла ночь цветными переливами своей мелодии, доступной не слуху, а сердцу. Чудилось, будто по упругим струям ветра пробегает красноватая, бирюзовая, пурпурно-серебристая рябь. Эта ночь отвергала зло, суля несчастья всем, кто пренебрёг её мирным великолепием.

Стоя на носу лодки, развенчанный бог напряжённо прислушивался. Отголоски сражения всё чаще долетали до него, обещая роскошный пир.

Конрад улыбался своим мыслям, следя за тем, как небо впереди постепенно наливается болезненным румянцем: за горизонтом бушевал пожар.

Звёзды потускнели, золотой диск луны подёрнулся серой тенью дыма. Повинуясь воле охваченных нетерпением хозяев, лодка помчалась быстрее, и вскоре они увидели мрачную картину. Венецианская галера и две алжирские шебеки с изрешеченными бортами, изодранными парусами, сцепившись абордажными крючьями, превратились в плавучие острова ненависти и смерти. На палубах, на узких сходнях, перекинутых с борта на борт, люди бились с беспощадной злобой одержимых. Трупы темнели среди качающихся на волнах обломков такелажа. Невдалеке горела маленькая торговая бригантина. С неё пытались спустить шлюпку.

Приблизившись к галере, призрачная лодка встала почти вплотную к её корме.

— Не спеши, — развенчанный бог удержал Конрада, собравшегося перепрыгнуть на палубу галеры. — Ты не должен убивать сегодня ночью. В этом нет необходимости. Пища разлита в воздухе. Ветер пропитан болью и гневом, наполнен запахом крови. Дыши им, пей его, наслаждайся видом и вкусом смерти. Ты хочешь забыть о том, что ты человек. Хочешь стать подобным мне, так поступай же, как я: живи плодами людской жестокости и вражды, но никогда не убивай сам!

— Миролюбивые рассуждения гиены над остатками чужой добычи, — усмехнулся Конрад. Зелёные огни его глаз жадно мерцали в темноте, лицо с резко очерченными скулами приобрело едва уловимое сходство с волчьей мордой.

— Ты можешь испытывать к ним беспричинную, тебе самому непонятную ненависть, но не трогай их! — твёрдо сказал развенчанный бог. Пока это существо ещё повиновалось ему, уважая его власть, но он не был уверен, что так будет и впредь, ибо нет более свирепых демонов, чем те, что были когда-то людьми.

— Хорошо, — нехотя уступил Конрад и сел на скамью. — Эти ничтожества не стоят того, чтобы мы ссорились из-за них. Они и без нашей помощи перебьют друг друга. Их боль и ненависть не станут приятнее на вкус, если мы вмешаемся. Но мы не единственные гости на этом пиру. Взгляни-ка…

На корме галеры между сражающимися сновали твари, похожие на уродливых тёмно-серых собак с жёсткой щетинистой шерстью и по-лисьи узкими мордами.

— Души чистилища, — тихо произнёс развенчанный бог. — Неприкаянные души погибших в море, убитых в бессмысленных жестоких сражениях за земные блага. В чистилище они приобрели обличье, соответствующее их сути. В каждом из них обитало хищное чудовище…

— Почему же я не стал таким? Твоя магия спасла меня от этой участи?

— Тебя спасла любовь. Она осветила и очистила твою душу.

— Любовь к демону?

— Да. Милосердие Творца проявляется в том, что Он не лишает Своих врагов способности любить, а значит, надежды на спасение…

Две твари сцепились между собой. Рычание и щёлканье зубов внезапно оборвалось мучительным человеческим криком: один из противников вонзил клыки в бок другого. Конрад с омерзением поморщился.

— Нам лучше отойти, — сказал развенчанный бог, уловив тревожную перемену. Что-то надвигалось из темноты, озаряемой заревом пожара, поднималось из глубины моря, изливалось с небес.

— Но я ещё… — Конрад умолк на полуслове, вслушиваясь в странно изменившийся голос ветра.

Лодка резко дёрнулась, словно наскочив на мель, и с немыслимой быстротой понеслась прочь, но уйти было уже невозможно. Вспышка ослепительного света показалась Конраду медленно распускающимся гигантским цветком белого пламени. Острые лепестки вытягивались, глубже и глубже вонзаясь в дымное тело ночи. Жаркая, багрово-красная влага текла с них.

Фигура развенчанного бога раздвоилась, отбросив тёмную тень, заслонившую небо. На призрачной руке исполина синей звездой вспыхнул камень. Лодку швырнуло в водяную яму, разверзшуюся до самого дна, под которым открылся тёмный провал в иной, зловещий мир. Держась за край скамьи, Конрад не видел ничего, кроме стремительно вращающегося чёрного вихря, и не был способен определить, лодка ли кружится с бешеной скоростью, падая в бездну, или всё пространство несётся вокруг неё.

Тьма стала непроницаемо плотной и вдруг взорвалась ярким дневным светом. Конрад вздрогнул, приподнялся с тёплого песка и удивлённо оглядел море, ровными рядами волн набегающее на пустынный берег, желтоватое небо, валуны и утёсы, покрытые пятнами разноцветных мхов, низкорослые кривые сосны, простирающие со скалистых вершин искорёженные, обглоданные ветрами ветки.

Разжав онемевшую ладонь, Конрад выронил щепку с острыми краями, отколовшуюся от скамьи лодки. По-видимому, он долго лежал без сознания: его одежда успела просохнуть.

Он окликнул свою спутницу, но не получил ответа. Тем не менее, он чувствовал её незримое присутствие, её взгляд, полный нежности и участия. Творящая сила развенчанного бога ощущалась здесь всюду и во всём. Этот берег был создан им.

Конрад встал, отряхивая с одежды песок, и зябко поёжился. Пока он лежал, ему не было холодно, но теперь ледяной ветер заставил его накинуть капюшон. Сделав это, молодой колдун заметил, что одет не так, как накануне. С его плеч широкими складками ниспадало до самой земли мрачное тёмно-серое одеяние, похожее на монашескую рясу. Грубая материя усиливала ощущение колючего холода. Желая укрыться от ветра, Конрад направился к холмам.

Миновав дюны, сияющие чистой белизной, он вышел на травянистую равнину. Посреди неё в большом кругу, выложенном белыми камнями, горел костёр. Возле него сидел человек, с ног до головы закутанный в чёрное. Абсолютная неподвижность, взгляд, устремлённый в рыжее мигающее око пламени, производили странное впечатление. Казалось, будто застывшая у костра фигура является центром окружающего мира, его осью, источником всех, происходящих в нём перемен.

Конрад подошёл и остановился в нескольких шагах от костра. Он понимал, что видит один из образов развенчанного бога, но не осмеливался нарушить его медитацию. Немолодое аскетическое лицо под остроконечным капюшоном сохраняло строгое отчуждённое выражение, хотя человек заметил гостя.

Не дождавшись позволения войти в круг, Конрад опустился на землю у его кромки, куда едва достигало тёплое дыхание огня.

Костёр горел ровно и жарко. Пламя не ослабевало. Оно поднималось из земли, подобно красно-золотым и оранжевым струям фонтана. Воля развенчанного бога давала силы магическому огню, горящему без дров.

На руке медитирующего Конрад увидел знакомое кольцо и подивился тому, как перемена в облике владельца отразилась на украшении. Камень дремал. В его глубине клубилась тьма. Не в силах отвести взгляда от этого бездонного омута, Конрад незаметно для себя впал в странное состояние, похожее на глубокий сон с открытыми глазами.

Перед ним развернулась тёмная подземная пустошь, то там, то тут расцветающая огненными языками. Здесь обитало его другое, нечеловеческое "я" — свирепый, ненасытный хищник, преследующий тех, кто попадал сюда из мира людей. Их было много, и он не испытывал недостатка в пище. Убивая, он утолял не столько голод, сколько жажду крови.

Они были нерадивыми христианами, и крест не спасал их, и молитвы, возносящиеся за них на земле, не могли защитить их от зверя с телом волка и жёсткими перепончатыми крыльями. Выслеживание и преследование добычи было для него игрой, в которую он мог играть без устали долгими подземными днями, неотличимыми от ночей.

Иногда он взмывал к низкому, похожему на свод пещеры, небу и кружил над пустошью, высматривая прячущиеся от него существа в грядах валунов и неглубоких норах, выдолбленных в твёрдой, безводной земле. Он нападал с воздуха, стараясь сбить жертву с ног. Случалось, он встречал сопротивление: человечки пытались защитить свою презренную жизнь. Это удивляло его. Он не стал бы дорожить подобным существованием, но борьба доставляла ему удовольствие, хотя он был уверен, что в любом случае выйдет из неё победителем. Глубокий эгоизм, проложивший его жертвам дорогу в преисподнюю, не позволял им объединиться, чтобы дать отпор подземному хищнику. Но, как и они, он жил в аду и осознавал это. Голод и жажда заставляли его скитаться в поисках добычи почти без отдыха. Сон его был чутким и тревожным, ибо в его владениях всегда мог появиться другой хищник.

И однажды он появился.

Преследуя стадо безволосых уродцев, в земной жизни считавших себя людьми, Конрад внезапно заметил Зверя — чёрное крылатое существо, похожее на него самого, но крупнее и красивее. Неподвижный, как изваяние, тот стоял в отдалении и молча следил за охотой. От изумления Конрад забыл о людях, но широкие кожистые крылья уже несли его навстречу земле. Над её пыльной, чёрной поверхностью он сумел удержаться в воздухе и стремительно промчался мимо своих жертв, не тронув ни одну. Вихрь, поднятый им, сбил с ног тех, кто находился ближе.

Вопли ужаса и истошный визг донеслись до слуха Конрада. Опустившись на землю, он молниеносно развернулся и прыгнул к двум барахтающимся среди камней существам. Одно, помельче, явно женского пола, попало ногой в расщелину между валунами и отчаянно кричало от боли и страха. Второе, более высокое и статное, пыталось вызволить подругу из ловушки. Это был мужчина. В подземном мире он не утратил человеческие черты, и когда он обернулся, исполненный решимости сражаться до конца, Конрад впервые осознал, что имеет дело с человеком.

Быстро оглядевшись, мужчина поднял тяжёлый обломок треснувшего камня — единственное оружие, предложенное ему негостеприимным царством Тьмы.

Вечная ночь одарила Конрада значительно щедрее. Его тело было гибким и ловким, движения точными и почти неуловимыми для людских глаз. Лёгким ударом крыла он мог сбить человека с ног и расчленить его плоть клыками длиной с его ладонь. Эти клыки — белые, острые, как кинжалы, Конрад без всякого намёка показал в снисходительной усмешке и, предоставив мужчине и женщине гадать, что именно спасло им жизнь, бросился в погоню за их соплеменниками, рассеявшимися по равнине.

Зверь исчез, во всяком случае, его не было видно поблизости. Возможно, оценив "охотничьи угодья" Конрада, он счёл их чересчур бедными для двоих, а их владельца — слишком серьёзным противником, чтобы вступить с ним в борьбу из-за нескольких стад двуногих тварей.

Треть одного такого стада Конрад уничтожил за недолгую охоту, налету выхватывая визжащую добычу из нор и каменных укрытий. Насытившись, он ещё некоторое время играл с людьми, заставляя их убегать и прятаться. Самые храбрые и сильные швыряли в него камни, но не могли причинить ему существенного вреда. Растерзав одного такого храбреца в назидание другим, он вспомнил о женщине, застрявшей среди камней, и её защитнике.

Они всё ещё находились там, у гряды валунов. Женщине так и не удалось вытащить ногу из расщелины. Острым обломком мужчина безуспешно пытался расколоть камень.

Несколько мгновений Конрад наблюдал за людьми, решая их судьбу. Они были лёгкой добычей и не могли рассчитывать на помощь соплеменников, но он слишком насытился, чтобы сожрать этих двоих прямо сейчас, а убивать их просто ради убийства ему не хотелось. В его мире не существовало понятия "жалость". То, что он ощущал, глядя на их бесплодные усилия, было скорее похоже на снисходительное презрение, но это чувство толкнуло его на поступок, которого он сам от себя не ожидал.

Во тьме, абсолютно чёрный на фоне чёрной равнины, он был невидим, и только зелёные огоньки глаз выдавали его. Прижмурившись, он бесшумно подкрался к людям и внезапно появился перед ними. Мужчина вскрикнул и замахнулся камнем. Лёгким толчком в грудь Конрад повалил его, прижал к земле и пристально взглянул на женщину. Возможно, в земной жизни она была красива и в совершенстве владела искусством флирта, но теперь её невзрачное хрупкое тельце было не особенно привлекательно даже в качестве пищи для хищника преисподней. Оцепенев, она беспомощно смотрела в его мерцающие глаза. Её молчание, полное отсутствие сопротивления и волны ужаса, исходящие от неё, погасили последние искры его кровожадности. Осторожно просунув кончик крыла в расщелину, он сильно надавил. Посередине валуна прошла неровная трещина. Резким толчком Конрад расшвырял осколки камня и освободил женщину. Она села на землю, не в силах двинуться с места. Нога у неё была повреждена. Выпустив мужчину, он скрылся в темноте раньше, чем тот успел вскочить и вновь схватиться за своё примитивное оружие…

Наступление дня угадывалось по особым признакам, заметным только самым наблюдательным обитателям этого мира. Вихри пламени реже вырывались из-под земли. В тяжёлом воздухе возникло ленивое, медлительное движение, отдалённо похожее на дуновение ветра.

Конрад устало брёл по равнине к смутно виднеющейся вдали гряде низких скал. Там он всегда отсыпался после охоты. Причудливый лабиринт каменных глыб был для него надёжной крепостью, куда не могли проникнуть люди. Правда, до сих пор среди них не находилось смельчаков, способных на это, но осторожность не позволяла Конраду полагаться на страх, который он внушал им. Ужас безысходности мог рано или поздно заставить их объединиться, чтобы, наконец, избавиться от своего единственного врага…

Попасть в самое сердце лабиринта — уютное пространство между скалами, было легче всего с воздуха. Расправив крылья, Конрад перемахнул через каменный барьер на шелковистый песок и наткнулся на что-то мягкое, тёплое, слегка шевельнувшееся при его прикосновении. В темноте загорелись два синих глаза-полумесяца. Зверь приветливо улыбнулся, блеснув белой полоской фосфоресцирующих зубов.

— Почему ты не убил их? — ласково спросил он. У него был нежный, вкрадчивый голос, звук которого, казалось, проникал в самое сердце.

Конрад молчал, изумлённо глядя на свернувшегося в его логове гостя. Такого восхитительного создания ему ещё не приходилось встречать. Сильный, изящный хищник с роскошными крыльями, словно обтянутыми чёрным бархатом. Насторожив острые уши, Зверь с дружелюбным видом ждал ответа.

— Я… пожалел их, — смущённо признался Конрад.

— Жалость хороша для людей, но не для нас, — Зверь чуть-чуть подвинулся, чтобы хозяин логова смог устроиться рядом. — Ты не задумывался о том, что жестокость иногда бывает высшим проявлением милосердия? Люди попадают сюда из своего мира в наказание, и единственная возможность для них выбраться отсюда — это умереть. Убивая, ты избавляешь их от мучений.

— Я не думал об этом, — Конрад лениво зевнул и лёг, прильнув к тёплому боку гостя. Настоящее блаженство! Как видно, ад — не самое страшное место, если здесь можно встретить друга…

Засыпая, он чувствовал себя защищённым и безмятежно счастливым, и не успел проснуться, когда длинные клыки Зверя вонзились ему в горло…