Исчезающие в темноте. Кольцо бессмертной

Глава 4

Несмотря на все заверения, что до семи часов он успел бы за Гретхен в детский сад, а воспитательница не имела права уходить с работы раньше, и Рита зря подняла панику, Марк все равно чувствовал себя виноватым. Уже по крайней мере потому, что им обеим пришлось пережить аварию на остановке. Марк видел репортаж о случившемся по телевизору, представлял, как они испугались. Рита уж точно. Он сам испугался, пока смотрел, мог представить, каково было оказаться в эпицентре событий.

Гретхен то ли в силу возраста, то ли из-за своих особенностей к смерти относилась равнодушно. Чего еще ждать от девочки, которая видит не только призраков, но и саму Смерть? Марк знал, что та до сих пор приходит к их дочери. Гретхен это, конечно, всячески скрывала, знала, что родителям не нравится такое общение, но взрослый человек всегда понимает, когда четырехлетний ребенок лжет.

Саму Лизу-Смерть Марк не видел. Несмотря на собственные способности медиума, он мог видеть ее, только если она сама того захочет, а она не хотела. Последнее их общение дало понять, что ей в этой семье не рады, как бы необычно ни звучало подобное заявление. Можно подумать, в какой-то другой семье радуются смерти. Марк подозревал, что Лиза не оставила надежды однажды передать свою ношу Гретхен. Пусть не сейчас, но хотя бы потом. Что такое два десятка лет для существа, которое может жить веками? Поэтому и приходила к девочке, приучала ее к себе, возможно, и к мыслям о будущей Смерти тоже. Ведь Гретхен не слышали только живые, с мертвыми она могла общаться.

Как бы то ни было, а все выходные Марк тщательно заглаживал вину. Сходил с Гретхен на ближайший рынок, приготовил ужин и даже пропылесосил в большой трехкомнатной квартире. Рита порывалась сделать это сама, но он не позволил, велев побольше лежать, хоть она и утверждала, что прекрасно себя чувствует. Он знал, насколько ревностно она относится к квартире и вещам в ней, даже ему с трудом доверяет уборку, но, видимо, действительно чувствовала себя не так хорошо, как утверждала.

Марк несколько раз предлагал ей нанять домработницу, которая приходила бы раз в неделю и помогала с уборкой, но Рите претила сама мысль, что кто-то чужой будет прикасаться к вещам Веры Никифоровны. Она до сих пор не разобрала бабушкины вещи, не освободила ее комнату. Они втроем ютились в одной спальне, в то время как вторая стояла пустой. Марк решил пока не настаивать и дать ей год. Он тоже любил старушку и искренне горевал о ее смерти, но нельзя превращать квартиру и жизнь в мавзолей. Через год Гретхен будет уже почти пять, ей не помешает своя комната. Да и в гостиной надо бы провести апгрейд: выбросить и старую стенку, и допотопный телевизор. А то какой смысл в самой гостиной, если даже фильмы они смотрят в спальне, поскольку там на стене висит современная плазма, а лупатый ящик все время накрыт кружевной салфеткой. Марк подозревал, что борьба будет нелегкой, но заранее ничего не говорил. В глубине души он считал, что Рита и сама это понимает.

После выходных, отправив Риту на работу, он собирался отвезти Гретхен на занятия, а затем уехать в мастерскую, где его ждала начатая картина. По понедельникам Гретхен приводили в сад ближе к обеду, и делала это обычно сестра Марка, поскольку утром девочка занималась балетом неподалеку от театра, где трудилась Анна. К великому сожалению Марка, прекрасно рисующая Гретхен, явно пошедшая в него талантом, раз побывав на балете, что называется, пропала. Она упросила отдать ее в балетную школу и вот уже почти год исправно ее посещала, ни разу не попытавшись закатить истерику и никуда не пойти. Анна не переставала насмехаться над ним за это, но Марк терпел. Он всегда боролся за то, чтобы каждый человек выбирал себе занятия по душе, а потому не мог сейчас поступиться собственными принципами. Да и в художественный кружок Гретхен все еще ходила.

Он зашел за ней в комнату выяснить, собрана ли она и снова застал картину, которую не часто доводилось видеть: девочка сидела на кровати, уставившись на абсолютно пустой стул перед собой. Услышав звук скрипнувшей двери, Гретхен тут же соскользнула с кровати и сделала вид, что просто одевалась.

– Готова? – поинтересовался Марк.

Гретхен кивнула, подхватила с пола свой рюкзак и с невинным видом проследовала в коридор. Прежде чем пойти за ней, Марк не удержался, бросил взгляд на пустой стул.

– Могла бы иметь мужество показаться.

Он был почти уверен, что услышал сдавленное презрительное фырканье. Лиза была здесь, но показываться не собиралась.

Летом пробок обычно значительно меньше, чем в другое время года, поэтому они с Гретхен добрались до балетной школы даже раньше, чем рассчитывали. В раздевалке еще никого не было, а администратор только наводила порядок перед зеркалом, поэтому Марк терпеливо дождался, пока появится и преподаватель. Им неожиданно оказалась новая, незнакомая Марку девушка. Видимо, Гретхен ее тоже не знала, потому что сразу же вскочила с места, но тут же замерла, настороженно глядя на нее.

– Доброе утро! – поздоровалась девушка и, получив ответ только от Марка, улыбнулась Гретхен. – Не бойся меня, я добрая. К сожалению, Мария Николаевна сломала руку, поэтому временно ее буду заменять я. Меня зовут Светлана Аркадьевна.

Гретхен кивнула, но настороженности в ее взгляде не убавилось. И, естественно, она ничего не ответила.

– Она не говорит, – пояснил Марк, тоже не сдержав недовольство. Он почему-то терпеть не мог кому-то объяснять, почему его дочь не разговаривает. К счастью, на этот раз не пришлось.

– А, София Гронская, – девушка улыбнулась уже ему. – Да, меня предупреждали, что она не разговаривает. Но, благо, мы и не в хоре, разговаривать нам нет нужды, правда, София? Пусть за нас все скажет танец. – Она подмигнула Гретхен, и та наконец улыбнулась в ответ.

Девушка протянула Гретхен руку, и та, махнув Марку на прощание, скрылась за высокой деревянной дверью, а Марк еще несколько секунд смотрел на то место, где только что были его дочь и новенькая преподаватель. Когда она протянула девочке руку, он сразу обратил внимание на ее необычное кольцо: белые нити золота обвивали большой нежно-фиолетовый аметист. Марк не был силен в ювелирных украшениях, поэтому и не был уверен, что это такое же кольцо, которое было на пальце у Агнессы. Лера ему все уши этим кольцом прожужжала, так оно ее впечатлило. Надо бы сказать ей, что, очевидно, это не оригинальная вещица, а обычный масс-маркет, значит, она вполне может найти такое и себе.

На всякий случай созвонившись с Анной и убедившись, что та точно сможет отвезти племянницу в детский сад, Марк наконец отправился в мастерскую. Однако добраться до нее и заняться картиной ему так и не удалось. Он как раз парковал автомобиль под окнами старого дома, на последнем этаже которого находилась его мастерская, как позвонила Лера.

– Ты не в салоне? – поинтересовалась она.

– С чего мне там быть? – удивился Марк.

По понедельникам у них был приемный день, и он должен был бы отправиться именно в магический салон, а не в мастерскую, но в пятницу они с Лерой все-таки решились нанять на работу Агнессу. Сколько ни раскладывала она карты, больше ничего конкретного сказать не смогла, но Марк знал, что карты не всегда хотят раскрывать все тайны. Об этом постоянно говорила еще Ксения.

Однако чем-то эта Агнесса его зацепила. Он интуитивно чувствовал, что она на самом деле неплохо умеет гадать. И хоть велико было желание выгнать ее после предсказания о сопернике, который может разрушить его семейную жизнь, Марк умел абстрагироваться от таких вещей, ценя в первую очередь профессионализм. А еще ему до смерти надоело тратить время на этот магический салон. Да, это была его идея и он страстно желал его открытия, но быстро устал. В его жизни снова появилась живопись, к ней добавились новые хлопоты после смерти Веры Никифоровны, и он чувствовал, что уже не испытывает того желания общаться с чужими умершими родственниками, как раньше. Возможно, раньше у него просто не было ничего другого. Однако подводить Леру ему не хотелось, вот он и молчал. Взяв на работу Агнессу, они оставили себе всего один день в неделю, остальное время отдав ей. И сегодня была как раз ее смена.

– Разве Агнесса не там?

– Видимо, нет, – вздохнула Лера. – Мне только что звонила клиентка, которая пришла на десятичасовой сеанс. Говорит, там закрыто.

Марк взглянул на часы. Те показывали уже четверть одиннадцатого. Нет, он и сам не отличался пунктуальностью, но если эта гадалка позволяет себе опаздывать в первый же рабочий день, когда, наоборот, должна была прийти заранее, чтобы успеть подготовить кабинет, это не лучший знак.

– А гадалке этой ты звонила?

– Конечно, звонила! Она не берет трубку.

– И что ты предлагаешь? – спросил Марк, уже прекрасно зная, что именно предложит Лера.

– Боюсь, нам придется поехать туда, – осторожно сказала та. – Я на сегодня кучу народа записала, всех кому нужно было погадать, мы не можем их обмануть. Раскидаем как-нибудь сами, главное, впечатление нужное произвести. Если Агнесса так и не явится и не ответит, будем считать, что она уволена.

Марк поднял голову и посмотрел на окна своей мастерской. У него были очень интересные окна. Точнее, одна стена почти полностью состояла из большого окна, поделенного деревянными перегородками на десятки маленьких квадратов. Какие-то из этих квадратов открывались, какие-то нет, но все они пропускали яркий солнечный свет, который заливал огромную комнату. Так хотелось сегодня поработать!

– Хорошо, я выезжаю, – вздохнул он, возвращаясь к машине.

– Да, я тоже еду, – отозвалась Лера. – Блин, убью ее, если она просто опять заблудилась!

Марк хмыкнул. Одни проблемы от этой Агнессы! Что в пятницу, что сегодня. И это она еще даже работать не начала.

К утру понедельника Рита чувствовала себя так, словно ничего и не случилось. Носовые кровотечения редко надолго выбивали ее из колеи, пятничная авария немного стерлась из памяти, тем более Соня, за которую она больше всего переживала, никак не показывала того, что испугалась или пострадала. Рита приглядывалась к ней, искала признаки сотрясения мозга, но ничего такого не находила. Видимо, девочка действительно ударилась только коленкой.

Пострадавшие люди, которые могли погибнуть, тоже не испугали ее. Возможно, Марк прав: чужая смерть не трогает их особенного ребенка, у нее к ней совсем другое отношение. Ведь даже когда умерла любимая бабуля, Соня не сильно грустила. Если они правильно ее поняли, она всего лишь сожалела, что теперь еще не скоро встретится с прабабушкой. О том, что такая встреча в принципе может не состояться, Соня даже не думала. Марк утверждал, что после смерти призрак Веры Никифоровны почти сразу перестал посещать знакомые места и родных людей. Он считал это хорошим знаком: старушку ничего не держит на этой земле, она за всех спокойна. Рита тоже предпочитала думать, что бабушка обрела покой, просила и Марка, и Соню не тревожить ее лишний раз.

Марк все выходные вел себя как примерный муж и отец. Справедливости ради стоит отметить, что он почти всегда был примерным мужем и отцом. Кто бы сказал Рите, когда они только познакомились, что экстравагантный медиум, художник с проблемами с алкоголем, имеющий в анамнезе психиатрический диагноз, станет таким, она бы не поверила. И тем не менее, это было так.

Утром в понедельник Рита приехала на работу в прекрасном расположении духа. И уже на пороге больницы была перехвачена медсестрой Катей, которая убегала с ночного дежурства и по привычке делала это раньше положенного.

– Вы слышали последние новости? – таинственным шепотом поинтересовалась она, придержав Риту за рукав легкой куртки, как будто боялась, что та сбежит.

Рита отрицательно покачала головой.

– Я как ушла в пятницу вечером, так ничего и не слышала.

– А, ну да, – кивнула Катя. – Я же с Даниилом Сергеевичем дежурила, – из груди девушки вырвался томный вздох, из чего Рита сделала вывод, что такому раскладу медсестра только обрадовалась. Она искренне уважала и любила Маргариту, но остаться одной на ночь с Даниилом Сергеевичем было всяко лучше, даже если она и дождалась от него всего пары дежурных комплиментов.

– Так что там за новости? – поинтересовалась Рита, давая Кате возможность заняться своим любимым делом: посплетничать.

– В соседней больнице в морге труп ожил! – выпалила Катя.

Рита ошарашенно уставилась на коллегу, забыв, что торопилась.

– В каком смысле?

– А вот в таком! – округлив глаза, заявила Катя. – У меня там подружка работает, она и рассказала: на ночь студентик из медвуза остался в морге, он месяца два уже подрабатывает. И вот часа в три ночи звонит в реанимацию и загробным голосом просит дежурную бригаду спуститься к нему. Ленка, подружка моя, сначала подумала, что парниша обкурился. Ну зачем в морге среди ночи дежурная бригада из реанимации?

– Не за чем, – согласилась Рита, потому что Катя замолчала, то ли переводя дыхание, то ли дожидаясь ответа. – Она там и днем ни к чему.

– Вот! И Ленка начала у него допытываться, что, мол, случилось. Он и говорит: труп ожил! Ленка думала к нему психиатрическую, а не реанимационную бригаду спустить, ну да все же попросила доктора проверить. Пошли они вдвоем. И что вы думаете? Реально на каталке, вытащенной из холодильника, лежит девушка. Живая! Дрожит сильно, состояние, понятное дело, не лучшее, но живая! Ну, Ленка с врачом за нее, бегом наверх, пару уколов-капельниц – оклемалась к утру. Сегодня утром в хирургию обещали уже спустить, не тяжелая она.

– А почему в хирургию? – не поняла Рита. – Это их пациентка?

Она вообще плохо себе представляла, кто из врачей больницы может быть настолько неграмотен, чтобы отправить в морг живого человека, но отделение хирургии вообще казалось наименее вероятным вариантом. Если бы, например, кто-то решил, что девушка умерла во время операции, ее не стали бы зашивать, и уж тогда шансов очнуться в холодильнике морга не было бы никаких.

– У нее парочка переломов, – пояснила Катя. – Ленка говорит, по «скорой» привезли вчера, из приемника сразу в морг и отправили. В ДТП попала. Я по новостям видела: машина в остановку влетела.

Рита замерла, так и не вытащив из кармана телефон, на котором собиралась посмотреть время, ненавязчиво напомнив тем самым Кате, что ей пора на работу. Такое происшествие было всего одно за последние дни. Неужели это та самая девушка с необычной татуировкой на щиколотке? Рита ведь сразу решила, что она не жилец. Но надо быть совсем идиотом, чтобы отправить живого человека в морг. Хоть бы кардиограмму сделали, проверили.

– Как необычно, – протянула она, стараясь не выдать свои чувства. Она не хотела, чтобы кто-то из коллег знал, что она тоже была на той остановке. Начнутся расспросы, новые сплетни, а Рита их ужасно не любила.

Рабочий день потек своим чередом. Пятиминутка, утренний обход, обследование новых пациентов, корректировка лечения старых… Время до обеда пролетело незаметно, и Рита втайне ждала его, ведь еще в пятницу обещала Данилу пообедать с ним, однако тот сегодня даже не вспомнил о ее обещании. Утром только поинтересовался, успела ли она за дочкой, и больше ничего спрашивать не стал. Одному из его пациентов никак не становилось лучше, и он весь ушел в работу. Риту это вполне устраивало. Она слишком хорошо помнила прикосновение его ладони к своему плечу и прекрасно понимала, что он имел в виду именно тот ужин, от которого затем открестился. Ее сложно было назвать такой уж опытной в отношениях с мужчинами, но между строк она читать умела и намеки понимала. Наивной дурочкой не была, тридцать три года уже.

После работы, закончив со всеми срочными делами и отложив на завтра несрочные, Рита решила заехать в соседнюю больницу, проведав девушку. Больница находилась практически по пути к ее дому, в детский сад за Соней она еще успевала. Девушка ее не знала и не помнила, но Рита почему-то чувствовала в себе необходимость увидеться с ней. Возможно, испытывала чувство стыда за то, что не попыталась спасти ее там, на остановке.

Первое время, узнав о своем даре и даже понимая всю его опасность для собственного здоровья, Рита никак не могла удержаться от помощи людям. Смирилась только после смерти любимой бабули. Как хотелось помочь, еще немного продлить ей жизнь! Ладони были невыносимо горячими, серебристые нити рвались наружу, но бабуля не желала этой помощи. Она заявила, что если Рита только попробует применить к ней свой дар, она выгонит ее и не позволит провести с ней последние минуты. Рита не могла на это согласиться, пришлось сдерживать Силу, как бы больно ни было. И когда бабуля в последний раз вдохнула, а на губах ее застыла облегченная улыбка, Рита поняла, что справляться с желанием помочь другим теперь будет намного проще. Уж если сдержалась сейчас, сдержится и потом. А вот поди ж ты, в глубине души ее все равно грызла совесть.

Как вскоре выяснилось, звали девушку Эвелиной Максимовой, и ей было всего двадцать два года. Она лежала в просторной светлой палате с огромными окнами, единственным недостатком которой можно было назвать разве что еще пять коек рядом. Три из которых занимали женщины весьма преклонного возраста, еще на одной лежала девушка с переломом ноги, а пятая пустовала. Только увидев эту картину, Рита сразу поняла, что бедняжке Эвелине здесь приходится несладко. Гипс закрывал лишь левую руку, а значит, она вполне способна ходить и помогать соседкам по палате. Рита уже давно выяснила, что в любой палате, где есть лежачие больные или пациенты в возрасте, всегда находится кто-то один, на кого и вешаются все заботы.

Конечно, Эвелина запросто могла поставить себя так, что никто лишний раз и не рискнул бы к ней обратиться, но едва только увидев девушку, Рита сразу поняла, что она не из таких. Легкий больничный халат, который уже прилично затерся, но пока не порвался, чтобы его списать, больничные тапочки и больничное полотенце на спинке кровати – девушка явно одинока, раз никто не привез ей вещей из дома. Некоторые пациенты даже постельное белье предпочитают свое, не говоря уже об одежде и туалетных принадлежностях. Светлые волосы Эвелины были завязаны в простой хвост, открывающий высокий лоб, в широко распахнутых глазах сквозила настоящая доброта.

Когда Рита вошла в палату, девушка как раз поправляла одеяло тучной старухе, и той все время что-то не нравилось. Рита и сама была достаточно терпеливой и благожелательной, но, наверное, такие придирки вывели бы ее из себя, а Эвелина лишь мягко улыбалась.

Узнав, что Рита пришла именно к ней, потому что тоже была на той остановке, Эвелина предложила поговорить на диване в холле. И это было оправдано: все ее соседки по палате тут же обратились в слух, даже ворчливую старуху внезапно стало устраивать, как лежит одеяло.

– Вы терпеливая, – с улыбкой заметила Рита, когда они вышли из палаты и медленно побрели к диванчику. В это время длинный коридор хирургии был совершенно пуст: приемные часы еще не начались, пациенты отдыхали в палатах, дежурные врачи и медсестры занимались своими делами кто в ординаторской, кто в сестринской. Даже пост пустовал.

– Я привыкла, – пожала плечами Эвелина. – У себя в городе воспитательницей два года работала в детском саду, детей очень люблю. Так что мне к капризам не привыкать. А старые – что малые.

– Значит, вы не местная? – уточнила Рита. Это объясняло, почему никто не привез ей вещи из дома.

Эвелина покачала головой.

– Из Самарской области. Захотелось каких-то перемен, вот и переехала. Правда, видимо, придется вернуться обратно. Работу найти я не успела, а теперь со сломанной рукой и дважды не смогу, а деньги уже заканчиваются. Дома хотя бы мама есть, поддержит, пока не вылечусь. Потом еще раз счастья попытаю. Возможно. Я же как раз с собеседования ехала, когда… ну, вы понимаете.

Рита кивнула. Они дошли до диванчика и устроились на нем.

– А что вы помните об аварии? – решилась спросить она. – И о том времени, когда вас считали мертвой?

Эвелина задумчиво уставилась в светло-голубую стену и молчала почти целую минуту.

– Честно говоря, аварию я вообще не помню, – наконец призналась она. – Я спиной стояла, поэтому машину не видела. Просто в какой-то момент услышала даже не крики, а просто сдавленное оханье других людей, обернулась, но не успела ничего заметить. Резкая боль во всем теле, а дальше темнота. Мне показалось, что прошло несколько секунд, когда я вновь начала осознавать себя. Тело опять начало болеть, особенно рука. – Она кивнула на загипсованную руку. – Поняла, что лежу на чем-то холодном и вообще вокруг очень холодно. Сначала подумала, что остановка обвалилась, а я упала в лужу, потому и холодно так, но потом поняла, что нахожусь в каком-то тесном замкнутом пространстве, и вокруг очень тихо. Сейчас думаю, что должна была очень испугаться, ведь я проснулась по сути в гробу, но тогда страха почему-то не было. Я только стала звать на помощь и стучать ногами по стенке. Повернуться не было места. А потом меня вытащили из этого, как оказалось, холодильника. Парень, который дежурил, дал мне свой халат и вызвал врачей из реанимации. Вот и все.

Рита кивнула, тоже немного помолчав. Это не сходилось с тем, что рассказывал Марк. С тем, что видел и чувствовал он, когда попал в аварию и находился в состоянии клинической смерти. Значит ли это, что девушка действительно была жива, а врачи просто дико ошиблись? Или смерть люди ощущают по-разному?

– А как вы себя сейчас чувствуете? – из вежливости спросила она.

– Хорошо, – улыбнулась Эвелина. – Даже рука уже почти не болит. Сегодня до обеда меня возили по разным обследованиям, завтра обещали что-то еще, и если все будет нормально, послезавтра выпишут.

– Это здорово. Я рада, что все обошлось. И куда вы потом? Домой?

– Ну да, – Эвелина кивнула. – У меня комната оплачена на неделю вперед, хватит времени собрать вещи и уехать.

Рита еще немного помолчала, обдумывая внезапную идею, пришедшую ей в голову, а затем предложила:

– Если хотите, я могу помочь вам с работой.

Эвелина удивленно посмотрела на нее.

– В самом деле? С какой?

– Мне нужна няня. Я работаю, иногда сутками, муж у меня художник, порой тоже ночами в мастерской пропадает. А дочь то забрать из сада некому, то отвести. Да и вообще будет здорово иметь кого-то на подхвате.

Рита видела, что Эвелина жаждет согласиться, но в ее взгляде все равно проскальзывало сомнение.

– Но как же я со сломанной рукой?..

– Соне четыре с половиной года, и она вполне самостоятельный ребенок. Ухаживать за собой умеет. Еда в холодильнике всегда есть. Ваша задача следить за ее безопасностью и разогревать обед. К сожалению, какой бы самостоятельной она ни была, а оставить ее дома одну я не могу. Как и позволить самой себя забирать из сада. – Рита улыбнулась. – Ну же, Эвелина, соглашайтесь. Конечно, я одна не смогу платить вам достойную зарплату, чтобы на все хватало, но в нашей детсадовской группе есть еще несколько мам, которые наверняка не откажутся от няни.

Эвелина наконец широко улыбнулась.

– Спасибо вам! – горячо поблагодарила она. – Вы не пожалеете, честное слово!

И Рита почему-то ей верила. Сама от себя подобного не ожидала, ведь Марк частенько упрекал ее в том, что она трясется над Соней как наседка над цыплятами, а тут готова доверить своего ребенка человеку, о котором ничего не знает. Да, конечно, первое время под своим присмотром, но все же. Однако она почему-то была уверена, что Эвелина не подведет. Она действительно будет хорошей няней.

Или же это говорило то самое чувство вины?