Кольчугинские сыщики (СИ)

Щасприду!

Через открытое окно было слышно, что часы на площади пробили три раза. Капитан Матузков с удивлением выглянул в окно. На старинном циферблате башни напротив отдела милиции короткая стрелка указывала на три, а длинная — на двенадцать.

— Борода, который час? — спросил Матузков домового.

— Неграмотные мы, живем по внутреннему убеждению, — важно ответил Борода, — коли в пузе забурчало — надоть чаю вскипятить, коли сытость накатила — на полатях постелить. Всё просто.

— Ну, вы тут разбирайтесь, кто над кем главный, а мне надо к часовщику заглянуть, — Матузков натянул китель и звякнул ключами, — это не дело, когда мои личные часы от городских отстают.

Он недоуменно почесал затылок. Часы у него были в порядке и шли точь-в-точь как те, что висели на башне старой церкви на городской площади. Мышь пожала плечами, в чудеса она не верила.

Вечером ситуация повторилась. В шесть башенные часы начали бить. Матузков пожал плечами:

— Чертовщина! Мои часы опять отстают!

— Может, виновата башня? — Борода вскинул брови и наклонил влево голову.

— Тем часам два века, и сбоев не было! Я историю города Кольчугина знаю, как свою биографию. По монастырским часам весь город время сверяет, — фыркнула мышь Степанида.

Матузков неожиданно запнулся и подошел к окну. Он оперся руками о подоконник и стал всматриваться в серые сумерки. Вряд ли прошло пятнадцать минут, но на часах было ровно шесть пятнадцать. Крупные, простые, без лишних завитушек цифры были вызолочены от души, рассмотреть несложно. Да и стрелки темные, приметные.

— Вот почему всегда, когда я собираюсь домой, появляется какое-то странное или неотложное дело? — спросил следователь у Бороды и Степаниды.

— Может, потому что дома тебя жена не ждёт, щей не варит, курятину не томит? Вот ты и лытаешь? — предположил домовой.

— Ох, Борода, ты почти прав. Аню с работы проводить до дома не помешает, тем более мимо башни с часами прогуляться.

Когда следователь ушел, Борода задумчиво поскреб в затылке.

— Знаешь, Стешенька, я никогда не думал о том, что время ценно. Может, потому что бессмертный? Хотя именно для меня каждая минута должна быть важна. Что я делаю? Днем мечусь по отделу. Там подкрутить, там проследить. Тут подкрасить, там побелить. Отвесить подзатыльник кикиморе, чтобы не слишком запасы портила, проверить, как запечник к зиме подготовился. Заглянуть в кастрюли с супом для арестованных, чтобы тухлятиной бедолаг не накормили. Матузкову помогаю в следствии. Вечером жду, когда настанет утро, чтобы снова заняться возней. Может, и важной, но всё же мелкой.

— Из мелочей жизнь складывается, Бородушка, — утешила Степанида.

Мышь выбралась из-за сейфа, вскарабкалась по батарее и уселась на коленях у домового. Он рассеянно гладил ее по голове, перебирая мягкую шерстью между ушками. Каждый думал о том, что бессмертие не такое уж и благо. Если время невозможно потерять, то оно ничего и не стоит.

В пять утра Матузков пришел заявился в отдел с приподнятым настроением. В руках он держал фонарь. Матузков свистнул домовому и мышке присоединиться к походу на часовню. По дороге он позёвывал, но рассказывал, что удалось узнать от библиотекарши Анечки.

— Легенда такая есть, други мои, что живет в башне неуспокоенный дух юноши.

— Что за дух? — высунула нос из-за сейфа Степанида.

— Некий юноша Соломон Кац, гимназист старших классов, влюбился в генеральскую дочь Глашеньку. Прогнали его с порога богатого дома. Тогда он залез на крышу часовни и прыгнул на камни площади.

Степанида чихнула от нахлынувших чувств.

— А что же Глашенька? Тоже сиганула? — встревожился Борода.

Матузков от неожиданного вопроса даже остановился.

— Дожила до преклонных лет, да и бог с ней, — возмутился Матузков, — выяснить надо, почему век с лишним этот дух сидел тише воды, ниже травы, а теперь чудить начал.

Сказал да и сделал! Мышь юркнула в карман кителя, домовой сел на плечо. Двинулись на разведку. Площадь в городе Кольчугина была пятиугольной. Ее обрамляли бывшие купеческие ряды, перестроенные при советской власти в продуктовые магазины. Вклинилось в них и подворье монастыря, который уже давно не использовался по назначению. В его хоромах располагался Дом культуры. Только часовня, все еще увенчанная золоченым крестом, напоминала о суровых кольчугинских монахах. Высокая и узкая часовня покоилась на прочном фундаменте. Годы не испортили каменной кладки, кое-где лишь отвалилась штукатурка, обнажив работу древних мастеров. В давние годы все дома в Кольчугино были деревянными, а монастырь отчего-то выстроили каменный. Может быть, предки современных горожан знали, что красота должна веками людей радовать. Матузков обошел здание и, повозившись с отмычками, которые всегда имел в запасе как заправский милиционер, открыл калитку. Степанида, отлично видевшая в рассветных сумерках, вертела головой во все стороны. Она не могла знать, что шикарная трапезная с лепниной по фасаду использовалась как концертный зал, в братском корпусе располагались кружки юного техника, шахмат, кройки и шитья и даже авиамоделирования. Но перестроенное и перекрашенное монастырское подворье ей не понравилось. Степанида охала и вздыхала. Домовой кряхтел, считая, учуяв обиталище привидения.

Матузков уверенно подошел к часовне и отомкнул узенькую дверь тем же воровским способом.

— Как можно государственному человеку прибегать к уловкам татей поганых? — грозно спросила Степанида, Матузков не ответил.

— Не до чиновной волокиты! — парировал домовой, — Нам романтицкого юношу врасплох надоть застать!

Матузков шикнул на них и включил фонарик. Из совершеннейшей темноты показались очертания узкой лестницы, заставленной по бокам коробками и какими-то тюками. Подниматься вверх среди куч хлама, грозивших свалиться прямо на голову, было опасно, но следователь был не робкого десятка. Тихо и грациозно, точно танцор балета, Матузков крался вверх по лестнице, освещая свой путь тусклым огоньком. Мышь затаила дыхание, вслушиваясь в шорохи, но никаких посторонних звуков уловить она не могла. Часовня казалась совершенно безлюдной и какой-то обезмышенной. Скрипели деревянные ступени, сухие и прочные. Несмотря на то, что часовней не пользовались, крыша ее не текла, запаха плесени и гнили не ощущалось. Если бы не свалка на входе, подъем вверх был бы вполне безопасным.

Луч света фонарика выхватывал ящики, тюки и всякую рухлядь. Домовой завился дымком вверх. Под шатровым куполом он ухнул для порядку, а затем и для удовольствия. Эхо отозвалось звонко и весело.

«Покажись, мил человек, дух неупокоенный», — ласково и серьезно попросил Матузков. Никто на зов не ответил. Борода вдоволь налетался и сел на плечо к следователю. Мышь вздохнула: «Зряшно время потратили».

И сразу в этот же момент перед изумленной троицей возник лохматый призрак. Его длинная рубаха выпросталась из штанов, одна брючина была подкатана до колена, вторая свисала клочками. Одна нога была босой, вторая — была обута в растоптанный башмак. Зато на шее красовался галстук-бабочка.

— Милости прошу в мой офис. Если вы зря время тратили, то к вашим услугам Щасприду.

— Кто? — хором спросили Матузков, Борода и Степанида.

— Гений времени и места, великий хроноквестор. А Щасприду — мое новое имя. Желаете ознакомиться с прайсом услуг?

— Желаю, — пискнула Степанида.

Щасприду жестом пригласил троицу к окошку и дохнул на пыльное стекло. Ненадолго ожили начертанные буквы, а потом испарились. Степанида успела вслух прочитать: «Минута равна грамму золота. Невозвратно».

— Правильно ли я понял, что вы время продаете? — вежливо спросил Матузков.

— Именно! — хитро улыбнулся Щасприду.

— И откуда оно у вас? — продолжил Матузков.

— Люди теряют, а я нахожу. Если вы заметили, мне подчинены городские часы. На том зарабатываю.

— И многим продали? — спросила Степанида нехорошим голосом.

— Это коммерческая тайна, — захихикал Щасприду.

— Хорошо, хроноквестор, — согласился Матузков, — я согласен прикупить себе пару часов приятной жизни. Но где гарантия, что ты не обманешь, не продашь воздух или другую какую подделку? Как оно хоть выглядит?

— Ваши сомнения понятны, но предъявить товар без оплаты не могу. Вдруг отберете? Вас трое, а я один. Принесете золотишко, время вам передам в целости и сохранности. Недовольных покупателей у меня еще не было, будьте уверены!

— Есть только один вопрос, хроноквестор, — Борода впервые подал голос, — знакомы ли вы с неким юношей — Соломоном Кацем? Помнится, тут он обитал.

Хроноквестор подпрыгнул от неожиданности и скорчился, словно его живот скрутила колика.

— Нет больше Соломона, о глупом студенте стоит забыть. Щасприду поумнее будет, на слово никому не верит. Любовь, чудо… Глупости все это! Золото нынче в цене.

Пришлось ретироваться ни с чем. Дорога вниз по лестнице показалась гораздо короче.

По пути в отдел следственная троица нещадно ссорилась. Степанида считала, что нужно отобрать у Щасприду всё украденное у людей время, а самого алчного призрака сдать в Междумирную Инквизицию. Борода был с ней не согласен, потому что не мог припомнить, какие требования «Уложения законов для разнообразной нечисти» мог нарушить Щасприду.

— Поменял имя? Не возбраняется. Стал людям вредить? Это самое важнейшее нечистое дело. Призрак есть призрак, с него какой спрос?

— Он может навлечь всемирную катастрофу. Если время будут за деньги покупать? Представляешь? Вот такой лозунг: «Время — деньги». Это прямой путь в тартарары, в ад! Это же Америка! — возмущалась мышь, попискивая от негодования из кармана кителя Матузкова.

Матузков поддакивал то одному, то другому, чем в итоге вызвал гнев обоих.

— Выпьем чаю, там решим, — примирительно произнес он и сразу же по приходу в кабинет включил чайник.

— Надоть действовать сурово и решительно, — стала доказывать мышь свою правоту, — время — это не шиш с маслом, а обчественное достояние. И не должен никакой Щасприду его присваивать. Эдак каждый стрелки будет крутить на часах, а потом за золотишко продавать излишки?

— Меня беспокоит, что про этого Щасприду люди разузнают и дорожка к нему протопчется. Вы представляете, сколько он наворочает? — Матузков хитро щурился и прихлебывал чай.

На следующий вечер Борода с грустью смотрел в окошко. Ему прекрасно было видно, как стрелки на башенных часах гуляют туда-сюда. Щасприду работал, как заводной. На городской площади прогуливались мамаши с колясками, мальчишки катались на деревянных самокатах, служащие спешили домой. Под часами юноша с букетом тоскливо оглядывался по сторонам. Вскоре к нему подошла блондинка.

— Закадрил, — резюмировал домовой.

— Ты просто так в окошко смотришь, али закономерность выявляешь? — спросила Степанида.

— Стрелки взад-вперед так и бегают! Шалит Щасприду, копит времечко.

— Вот как он навострился чужим ротозейством зарабатывать! — возмутилась мышь.

— Взять, к примеру, приглашение на свидание, — подпер кулаком подбородок Матузков, оторвавшись от бумаг, — моя Анечка, к примеру, очень пунктуальная, но не все девушки такие. Небось, вертятся возле зеркала и приговаривают: «Пусть подождет, я сейчас приду».

— Щасприду! — пискнула мышь и захлопала в ладоши. Домовой от радости взлетел под потолок, а Матузков ответил:

— Ай да Степанида!

— Я, конечно, умнее других домашних мышей, но не могу себе даже представить, как можно отучить девушек опаздывать на свидания.

Фома Фомич руководил Кольчугинским ЗАГСом более пятидесяти лет. Он очень любил свою работу, а особенно ему нравились церемонии торжественных регистраций брака. Нарядная зала с бархатными портьерами, надувные шары и букеты, слёзы на глазах будущих тёщ и свекровей, звуки Мендельсона со старинной пластинки, фотовспышки, фатин, кружево и стоячие воротнички… За пятьдесят лет Фома Фомич повидал всякого: но чтобы в один день провести двести регистраций брака… Вот так конвейер!

Молодые, зрелые и даже пожилые пары решились связать свои судьбы в один прекрасный день. Но почему? И дата не круглая, и нет магических цифр, и не все невесты в белых платьях, а поди ж ты… Фома Фомич без устали читал праздничные поздравления и раскрывал заветную книгу, где брачующиеся ставили свои подписи.

— В соответствующей графе! — повторял Фома Фомич, и к концу дня его язык заплетался в узел.

Кто же мог подумать, что во всем виноват простой следователь Матузков? Вернее, не сам Матузков, а его мелкая лейтенантка. Степанида проделала сложную комбинацию, подключив к выполнению своего коварного плана целую команду домашней нечисти. «Зря, что ли, создали Добровольную Дружину Домовых? Пусть приносят пользу», — заключила она. Домовой Сметанка, руководивший ДДД одобрил идею Степаниды. Как хранитель домашнего очага он был всем сердцем за то, чтобы создавались новые семьи. Больше любви — больше домов, а значит и домовых. А всего-то надо было внушить робким мужчинам поторопиться с предложением руки и сердца. Не терять времени даром! Время скоро будут продавать на деньги, а хватит ли этих денег? Лозунг «Время — деньги» шептали ночами в уши своих хозяев домовые по всему Кольчугино. Наутро мужчины побежали признаваться в любви, а их прекрасные избранницы сопротивлялись любовному напору недолго.

В итоге больше некому было стоять под башенкой с часами, транжиря драгоценные минуты. Все холостые мужчины Кольчугино были счастливо женаты. И только Матузков портил статистику.

— Ты, Матвей Иваныч, коли не хочешь жениться, хоть свидание на площади не назначай! — советовал ему Борода, — не то наши труды насмарку.

Матвей Иваныч хитро улыбался. Незамужняя Степанида деликатно помалкивала. Борода продолжал не замечать, что снова мышь взяла верх над ним, возглавив сложную операцию.

А на самом верху в башне под шатровым куполом злился и кусал кулак призрак бывшего студента Соломона Каца, превратившийся в алчного Щасприду.

Не стать ему настоящим владельцем времени, великим хроноквестором! Так и будет он вечным никчемным студентиком!

Никто теперь не спешил на свидания под башенкой с часами. Никто не торопил время, никто не просил стрелки часов повернуть вспять. Щасприду смотрел на нежное свечение старинных монастырских песочных часов. На дне их большой колбы блестящей рыбкой плескалось золото потерянного кем-то времени. Со злости он хватил об пол колбу, и освободившиеся минуты развеялись сверкающей пыльцой, вылетели в узенькое окно и озарили площадь.

— Можно еще погулять, до ужина так много времени! — ворковали старушка и старичок на скамейке.

— Ого, да я на футбол успеваю! — крикнул мальчишка и вскочил на велосипед.

— Похоже, я смогу получше подготовиться к контрольной, — пробормотал очкарик.

— Соломон, где ты? Это я, Глашенька. Я сейчас приду! Как долго мы были врозь.