Чтобы увидеть правду, должно научиться слушать, и не только с помощью слуха, но и всеми органами чувств.
Я стою на каменистом холме над обгоревшими руинами последней тюрьмы Шэй. На свободе ли она теперь?
В группе спорили, что делать с обнаруженными в ловушке телами выживших, теми, которые не уничтожил огонь напавших на центр. В конце концов решили, что оставлять их с другими погибшими нельзя. Рано или поздно власти пришлют сюда кого-то — разобраться, что случилось. И мы не хотим оставлять тела выживших, которые могут подвергнуться экспериментам.
Почва здесь каменистая, копать трудно, поэтому все, что нам остается, это развести похоронные костры, хотя это и выглядит неправильно по отношению к людям, именно сжечь которых, пусть и заживо, намеревались их враги. Патрик спросил, не случится ли так, что после огня они станут такими же, как Келли, и после недолгого обсуждения мы решили, что нет, поскольку эти люди уже мертвы.
Но нам пришлось поспешить. Мы не могли допустить, чтобы нас обнаружили здесь. Власти либо сочли бы нас ответственными за нападение, либо, поняв, что мы выжившие, решили бы посадить под замок.
Келли, Генри и Амайя наблюдают за подходами к базе, тогда как ниже меня, на склоне, остальные стоят вокруг костра.
Я остался в стороне и думаю, они и сами хотели этого, чтобы по-своему принять случившееся, чего не могли сделать в моем присутствии. Уйти раньше не получилось; пришлось задержаться, чтобы помочь перенести тела к костру. Контакт с мертвецами действовал на других угнетающе, заставляя их раз за разом переживать последние мгновения несчастных, так что я в конце концов взял эту скорбную обязанность на себя.
Но теперь все закончено, но на душе у меня неспокойно.
Где же Шэй?
Ее тело не нашли, и никто из погибших не видел, как она умирала. Но куда Шэй ушла? У меня нет ни малейшей подсказки, догадки или предположения. Она может быть буквально где угодно, и при этом ее судьба тревожит прежде всего и, может быть, исключительно только меня. В общем-то, Патрик уже сказал, что мы сделали, что могли, и поскольку четкого и понятного следа нет, нам нужно составить другие планы и, в соответствии с ними, заняться другими делами.
Им нужно заняться другими делами.
А я не могу.
Дым от погребального костра тянется в небо, а мы ни на шаг не продвинулись вперед ни в поисках Первого, ни в поисках Шэй. Кай стоит на вершине холма. Один. Сейчас его одиночество заметнее, чем когда-либо.
Фрейя, Джей-Джей, Патрик и Зора стоят у костра, пламя которого пожирает тела погибших. Сгорают они легко и быстро, так что много времени не потребуется. Можно уже идти, но они стоят и смотрят. Даже после того, как они решили сжечь мертвых выживших, они не убедились в том, что те не станут такими, как я, и, наверное, теперь хотят в этом убедиться.
Фрейя оглядывается, находит глазами Кая на холме над нами, смотрит на него какое-то время, потом поворачивается к Джей-Джею. Он говорит ей что-то, но поскольку они общаются мысленно между собой, я ничего не слышу. Она уходит, и Джей-Джей следует за ней.
Я тоже ухожу. Мне здесь быть не полагается; я должна наблюдать за дорогой и небом, следить, не приближается ли кто, но с этой задачей вполне могут справиться Амайя и Генри. Меня постоянно отстраняют и исключают, и я уже устала быть лишней.
Подлетаю к Фрейе, повисаю рядом с ней, напротив Джей-Джея.
А, наша тень вернулась, замечает он.
Показываю язык, и он усмехается.
Оставь ее в покое, с чувством говорит Фрейя.
Мы ведь собирались поговорить с глазу на глаз, но если тебе так хочется… Ты знаешь, что я права. Ведь знаешь, да?
Фрейя копирует мой недавний жест.
Теперь Джей-Джей смеется уже по-настоящему и качает головой. Кай должен уйти. У него свой квест. И ты его не остановишь.
А почему ты думаешь, что я хочу его остановить?
Есть такая мыслишка.
Фрейя смотрит на него, отводит глаза и снова смотрит, но уже пристальнее, как будто в голову ей тоже пришла какая-то мысль. Ты действительно видел Шэй, да? Ты ведь не придумал это, чтобы отослать его?
Сомневаешься? — сердится Джей-Джей. Я не думаю, что он соврал, но у Фрейи сомнения есть. Зачем это ему? Не понимаю.
Жаль, я не видела Шэй, как видел ее Джей-Джей.
И тут меня озаряет. А что, если я смогу?
Покажи нам, говорю я Джей-Джею.
Показать что? — спрашивает он.
То, что видел.
Джей Джей пожимает плечами. Уверена, что хочешь увидеть? — обращается он к Фрейе.
Не сразу, но она все же решается. Да.
Мысленный толчок постороннего сознания, и в следующий момент мы уже там, в подземном коридоре в памяти Джей-Джея. На полу два тела. Он расстегивает костюм на одном из них, дотрагивается до плеча неизвестного мужчины и морщится от отвращения, а мы переносимся в последние мгновения жизни незнакомца.
Неподалеку, всего лишь в нескольких метрах, девушка. Мужчина за ней вырывает провода из стены у двери.
Они в западне.
Девушка поворачивается к нам, расправляет плечи, и я смеюсь.
«Стоять!» — говорит она, но ее губы неподвижны — слова звучат в моей голове, и я испуганно останавливаюсь. Она одна из них, тех, на кого мы охотимся.
Но наши друзья уже здесь, за нами, и мы отбрасываем страх и цепляемся за ненависть. Она должна умереть. Мы поднимаем оружие и…
Боль?
Боль в груди. Я спотыкаюсь и падаю; кто-то еще падает рядом со мной.
Остальные поворачиваются и убегают. Трусы.
Девушка смотрит на меня с ужасом на лице, но подлинный ужас — она сама.
Боль сжимает грудь. В глазах темнеет.
Беатрис права. Едва оглядевшись, мы со Спайком обнаруживаем вокруг себя признаки сознания и мыслительной деятельности. Не потому ли Чемберлен все утро держался рядом и вел себя неспокойно, уже тогда ощущал их приближение? Я качаю головой — нет, это безумие. Кошки бывают беспокойными без каких-то особых причин, на то они и кошки. Но сегодня Чемберлен попал в точку: вокруг нас люди, и их немало. Кто они такие? Те ответы, что приходят в голову, ничего хорошего не обещают. Так и хочется выругаться. Как случилось, что они подобрались едва ли не вплотную? Если бы не Беатрис, я обнаружила бы их, когда они уже стояли бы передо мной.
— Кто они такие? — спрашивает Беатрис.
— Давай посмотрим, — говорю я. — Узнаем, что им нужно.
Мы втроем выстраиваем сеть и закидываем ее вовне, чтобы видеть глазами других: бабочек, пауков, мышей и пташек.
Небольшой отряд. На всех костюмы биозащиты, похожие на те, которые носили напавшие недавно на исследовательский центр. Вот только на «Стражей» они не похожи и никаких эмоций, вроде ненависти и злобы, не источают; они внимательны и сосредоточенны, как выполняющие приказ профессиональные солдаты.
Может быть, они пришли, чтобы увести нас в другой центр — для дальнейшего изучения. И каким бы забавным это ни казалось со стороны, я все-таки опасаюсь худшего, а потому присматриваюсь к каждому пристальнее. Дохожу до последнего, и страх пронзает меня иглой.
Это же он, лейтенант Киркланд-Смит. Тот самый, из Полка особого назначения. И хотя я уже подозревала неладное, шок бьет не слабее, чем пинок под дых.
Именно лейтенант Киркланд-Смит явился в Киллин, чтобы схватить меня, используя любые доступные и необходимые средства. Тогда у него ничего не получилось, но мой друг Дункан — теперь я думаю о нем как о друге, хотя до того случая считала его своим мучителем — погиб, оттолкнув меня и приняв предназначавшиеся мне пули.
Примерно то же самое сделал и Кай.
Если в составе движущихся сюда те же самые, то их планы в отношении нас ничем не лучше планов «Стражей».
Сейчас лейтенант идет с самой большой из наступающих группой по дороге к дому. Другие, численностью поменьше — два-три человека, — движутся с других направлений, сохраняя между собой определенную дистанцию. Оружие у всех наготове.
Мы в кольце окружения.
Где же Алекс?
— Что собираешься делать? — спрашивает Фрейя.
— Не знаю. Буду искать Шэй, проверять возможные места. А что еще я могу?
— Такие поиски безнадежны без какой-либо зацепки. Ты ведь даже не знаешь, жива ли она.
— Джей-Джей видел ее несколько дней назад. Она не могла уйти далеко.
— Но ты не можешь одновременно проверить все направления.
— Не могу. Так жаль, что мы не пришли сюда чуточку раньше.
— Знаю. И мне тоже жаль.
— Я просто не могу поверить, что никогда больше не увижу ее. Не могу. — Фрейя отводит взгляд, и выражение ее лица становится отрешенным, как бывает, когда она разговаривает с моей сестрой.
— Келли, что, по-твоему, мне нужно делать? — спрашиваю я.
Фрейя хмурится, качает головой и вздыхает.
— Келли говорит, что ты можешь увидеть Шэй, по крайней мере, еще один раз, если пожелаешь.
— Как это?
— Джей-Джей поделился с нами тем, что видел. Я могла бы показать тебе. Только имей в виду, зрелище не самое приятное. Это последние впечатления человека, которого она убила. То, что он видел и чувствовал.
Раздумываю недолго. Что, если я никогда ее не найду? Может быть, это последний шанс увидеть Шэй.
— Да, давай. Покажи мне.
— Мне нужно разрешение войти в твой разум.
Я немного нервничаю, но понимаю, что другого варианта нет, и киваю.
— О’кей. Делай, что надо.
Фрейя кивает, смотрит мне в глаза и… вот она уже в моей голове.
— Уверен, что готов? — спрашивает она.
— Да.
В следующий момент мы уже видим коридор глазами Джей-Джея, а потом и глазами мертвеца. Его ненависть и страх нацелены на девушку, которую я люблю. Ее образ в его представлении не совпадает с тем, какой ее знаю я, он искажен под влиянием его чувств и отношения к ней. Но главное не это, а то, что она жива, напутана и защищается единственным доступным средством, пусть даже ей самой это неприятно, и на ее лице застыл ужас.
Разорвать его грудь и раздавить сердце — вот какое желание вспыхивает во мне.
Я настолько занят Шэй, настолько сосредоточен на ее действиях, что почти не смотрю на человека, пытающегося открыть дверь у нее за спиной, а когда наконец перевожу взгляд на него, то в первый момент даже не верю своим глазам.
Шок так силен, что я вздрагиваю, и контакт с Фрейей моментально прерывается.
Я качаю головой.
— Не может быть… нет… не верю… Как?..
— Что? Что случилось? Там ведь была Шэй?
— Да. Но дело не в ней. Можешь показать мне все еще раз?
Фрейя соглашается, и теперь я наблюдаю за ним, человеком позади Шэй. Он намного выше ее. У него серебристые волосы. Он всегда так ими гордился. Вот он смотрит на тела упавших в коридоре, и даже в дымном воздухе, при тусклом свете я ловлю блеск синих глаз. Человек на полу умирает, и «картинка» меркнет.
— Так в чем дело? — спрашивает Фрейя. Я слышу ее голос, но не могу ответить. — Кай?
Собравшись с силами, сбрасываю оцепенение, поднимаю голову и встречаю ее вопросительный взгляд.
— Тот мужчина за спиной Шэй… Это Алекс… Алекс Кросс. Мой отчим и отец Келли.
Этот человек был… моим отцом?
Я снова и снова прокручиваю ленту памяти и одновременно смотрю на него, но ничего не нахожу. Узнаю только имя. Да, он действительно высокий, и внешность незаурядная — такой человек запоминается, даже если не имеешь к нему никакого отношения.
Но в моей памяти не осталось ничего.
Как можно не помнить собственного отца?
Я знаю, да, знаю, что все те опыты на Шетлендах — заражение, тесты, лечение огнем — не прошли даром и сказались на моей памяти. В ней много дыр, но я же помню Кая, моего брата, и помню маму. Мне больно вспоминать о ней — она осталась одна, когда я выбрала Кая и ушла с ним. Но об отце — абсолютно ничего. Кроме только имени. Я слышала, как Кай и Шэй говорили о нем, но и тогда ничего не вспомнила.
Печаль, идущая от Фрейи — хотя она и пытается ее скрыть, — такая сильная, что ложится тенью на мои мысли. И печаль эта никак не связана с Алексом — она как-то касается Шэй.
Я не могу заглянуть в голову Каю, только в мысли выживших, когда они позволяют мне сделать это, но когда Фрейя показывала Каю то, чем поделился Джей-Джей, я была рядом и ощутила через Фрейю эхо его чувств, самым сильным из которых была любовь к Шэй.
А еще я наконец-то понимаю, что такое было у Фрейи с Каем. Должно быть, она тоже полюбила его.
Кай уходит поговорить с Патриком, а Фрейя извиняется и задерживается, говорит, что придет чуть позже. Мне бы надо оставить ее одну, но, с другой стороны, я должна знать, что происходит.
Спешу за братом.
Остальные заняты делом: снимают палатки и готовятся уходить, когда появляется Кай.
— Патрик! Наконец-то у меня есть кое-что. Ключ! Я знаю человека, который был с Шэй. — Кай объясняет. Патрик, Джей-Джей и Зора слушают. — Что, если я смогу вычислить, куда пойдет Алекс, или сумею как-то выследить его? Может быть, тогда я найду Шэй.
— Как думаешь, почему Алекс был там? — спрашивает Патрик. — Либо он сам выживший и был среди тех, кого здесь держали, либо работал на правительство.
— Об этом я не подумал, — говорит Кай. — Должно быть, работал на них; он занимается квантовой физикой. Может быть, его пригласили попробовать разобраться со всей это ерундой насчет антиматерии? Но вот еще что. Он жил в Эдинбурге и мог заболеть там и выжить. Не знаю, что и думать.
— Давай вернемся на базу, выйдем в сеть и посмотрим, что там можно найти, — предлагает Патрик.
Мы возвращаемся в дом, находим Елену и рассказываем ей о том, что увидели. Запираем двери — хотя в случае нападения солдат это не поможет. Но пока, по крайней мере, они остановились, окружив участок, и наблюдают, ждут.
Чего они ждут?
Чемберлен внимательно смотрит в окно — настоящий сторожевой кот. Вот только вряд ли от него будет много толку, если ПОН перейдет к более решительным действиям. Мы снова и снова зовем Алекса — вдруг он уже достаточно близко и может нас услышать, — но ответа нет.
— Не чувствую его, — говорю я. — Он либо слишком далеко, либо блокирует нас.
— Трус, — зло бросает Спайк. — Бросил нас.
— Ты не прав! — возражает Елена. — Уверена, он не знал, что они приближаются.
Я киваю.
— Не думаю, что Алекс испугался. Должны быть какие-то другие причины, почему его здесь нет.
— Причина такая, что он работает на них, — говорит Спайк. — В конце концов, он привел нас сюда.
— Это только твои догадки, а наверняка ты не знаешь, — снова не соглашается с ним Елена, но я вижу, к чему клонит Спайк. Алекс и в самом деле исчез в тот же день, когда появились солдаты. Причем исчез, не сказав ни куда, ни за чем отправляется. Где он сейчас?
Но и в версию Спайка мне почему-то не верится.
— Не думаю, что это Алекс натравил на нас ПОН или просто бросил в такой момент, но, как бы там ни было, думать сейчас надо о другом. Что нам делать?
— Беатрис, как там, есть какие-то передвижения? — спрашивает Спайк.
Все это время девочка сидела молча, одновременно следя за каждым из солдат и слушая нас. Ее способности разделять внимание можно только удивляться. Беатрис поворачивается, взгляд ее проясняется и фокусируется на Спайке.
— Нет. Они все на тех же местах, где были, когда мы впервые их обнаружили. — Она возвращается к тому, чем занималась, — к наблюдению.
— Такое впечатление, что они чего-то ждут, но чего? — говорю я.
— Не думаю, что нам стоит здесь задерживаться, — подает голос Спайк.
— Может быть, Алекс знал, что они придут, — говорит Елена. — Он сказал нам оставаться здесь и ждать его, ведь так?
— Если он знал и не предупредил нас, то я не намерен следовать его указаниям. Давайте убираться отсюда, — предлагает Спайк. — Все согласны?
Один за другим мы согласно киваем. Оставшаяся в меньшинстве Елена присоединяется к нам последней.
— Атакуем их? — спрашивает она. — Последуем примеру Шэй?
Я качаю головой.
— Мы не убийцы и применяем силу только для самозащиты, при крайней необходимости. Давайте посмотрим, не сможем ли мы отвлечь их.
Из ловушки мы вышли вовремя: Келли вела наблюдение и сообщила, что вскоре после этого к участку прибыли солдаты ВВС.
Переход к дому Патрика — настоящая пытка. Что, если Шэй пошла совсем в другом направлении? Может быть, я не приближаюсь к ней, а удаляюсь от нее? Фрейя пытается разговорить меня, но, так и не добившись ответа, оставляет в покое.
К концу пути все уже без сил, но в доме Патрик сразу ведет меня к компьютеру.
— Давай посмотрим, что можно узнать. Расскажи о нем все, что знаешь. Для начала полное имя и адрес.
— Доктор Александр Кросс. — Я называю адрес Алекса и факультет университета, где он работал.
Первым делом Патрик переходит на правительственный сайт, где отображается распространение эпидемии.
— Если он был там в то время, весь район оказался бы зараженным. И он сам был бы мертв. Разве что выжил, или у него иммунитет.
Я фыркаю.
— Похоже, он один из тех немногих, кто избежал смерти.
— Похоже, теплых чувств ты к нему не испытываешь.
— Не испытываю.
— Обычные дела между отчимом и пасынком?
— Нет, хуже, гораздо хуже.
— Но ведь он, возможно, помог спасти твою девушку.
— Может быть. Если так, то пожму ему руку, а потом ущипну.
— Сбалансированный подход.
Патрик вводит его имя.
И первая же строчка гласит: Срочная новость. Известный физик доктор Александр Кросс погиб в огне. Патрик щелкает клавишей, и на экране появляется фотография.
— Пост появился относительно недавно, — говорит Патрик и продолжает поиски информации, но больше ничего нет: ни упоминания о Шэй или ком-то еще, кто умер с ним, ни указания на время и место смерти ученого.
Чувствую себя так, словно мне врезали кулаком в солнечное сплетение, — и уже не в первый раз. Неужели Алекс и Шэй все-таки погибли в огне пожара до нашего прибытия туда? Нет, нет, такого не может быть. Мы осмотрели все тела; ни его, ни ее среди умерших не оказалось. Думай, Кай, что все это значит?
Патрик кладет руку мне на плечо.
— Ты даже не знаешь, были ли они вместе, когда он умер.
Я качаю головой.
— Не уверен, что Алекс действительно умер.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не исключено, что власти только предположили, что он умер там. Но ни его тела, ни тела кого-то, кто видел, как он умер, мы не нашли. Если Алекс работал на правительство, то, вырвавшись из ловушки, он первым делом сдал бы Шэй властям. Но тогда зачем кому-то сообщать о его смерти? Нет, я думаю, он тоже выживший, а новость о своей смерти сфабриковал, чтобы отвлечь внимание. Возможно, они оба сейчас в бегах.
— Так он что, новый Гудини?
— Похоже на то. Мне Алекс не нравится, но если Шэй с ним, ее шансы выжить довольно высоки.
— Как думаешь, куда бы они пошли?
— Не знаю, но пытаюсь понять.
Я ухожу в ту же ночь. Оставляю записку с извинением за то, что взял один из байков. Надеюсь, они поймут. Компанию в том, что я должен сделать, они бы мне не составили, но и остаться я не могу.
Стараясь не шуметь, вывожу байк из дома. Защитные стены, чтобы никто ничего не почувствовал, выстраиваю повыше, как учила Фрейя.
Откатив байк подальше от дома, чтобы никто его не услышал, сажусь и уже собираюсь врубить мотор, как вдруг…
— Вот ты где.
Вздрогнув от неожиданности, оглядываюсь — так и есть, Фрейя.
— Как ты меня выследила? Я же вроде удачно тебя блокировал.
— Не я — Келли. Она же никогда не спит, помнишь? Увидела, что ты выходишь из дома, пришла ко мне и разбудила. Куда собрался?
— Хочу проверить несколько мест, куда Алекс мог уйти и забрать с собой Шэй.
— Если только он еще жив, — говорит Фрейя. Понимать надо так, что и Шэй тоже.
Я качаю головой, отгоняя эту мысль.
— Остается лишь надеяться, что они ушли и сейчас где-то скрываются.
— Ладно, допустим на минутку, что ты прав. Разве власти не проверят те же самые места? И, скорее всего, опередят тебя.
— Может быть, они сочли его мертвым и не станут никого искать. В любом случае сейчас, когда эпидемия распространяется на юг и барьеры на границах карантинных зон постоянно рушатся, им хватает и других дел.
— Так что это за места, куда, по-твоему, он мог пойти?
— Прежде всего, к себе домой в Киллин, в Шотландию. Вообще-то, дом теперь принадлежит не ему — после развода он достался маме, — но Алексу всегда там нравилось и, если брать во внимание, что поблизости никого не осталось — все умерли или ушли, — им ничто не мешает отправиться туда.
— То же относится и к его дому в Эдинбурге?
— Не думаю. Эпидемия, конечно, коснулась города, но даже если в нем осталось пять процентов от прежнего населения, спрятаться там затруднительно, поскольку можно легко попасться кому-то на глаза. Но у Алекса есть еще одно место.
— Твой отчим, должно быть, богат.
— Да, точно не беден. В Нортумберленде, на территории карантинной зоны, у него загородный дом, туда я и хочу наведаться в первую очередь. Отчасти потому, что он ближе, и там можно остановиться по пути в Киллин, а отчасти потому, что оттуда недалеко до ловушки, и пойти туда выжившим было бы логично. Проблема лишь в том, что я не очень хорошо помню его местоположение, поскольку бывал там нечасто, последний раз лет восемь или девять назад. — Морщу лоб, пытаясь вспомнить. — Думаю, отправлюсь сначала в Хексхем, а там сориентируюсь.
— Что ж, вполне разумно. Я пойду с тобой.
— Нет, не пойдешь. Послушай, знаю, это не мое дело, но те люди в доме тебе не чужие.
— Да, в каком-то смысле так. Но я все равно пойду с тобой, и ты меня не остановишь. А если попытаешься, я позову остальных, и они бросятся в погоню. Ты ведь крадешь у них байк.
Она ухмыляется.
— Надеюсь, Патрик меня простит.
— Может быть. Но я нужна тебе, Кай. Во всяком случае, в поисках Шэй тебе не обойтись без Келли, а я смогу и помочь ей, и помочь вам общаться. Без нас ты не справишься.
Некоторое время я стою в нерешительности. Отношения у нас складывались немного чуднó после той ночи в лесу, когда мы едва не переступили грань и не сделали то, чего делать нельзя.
— Наверное, мне нужно сказать тебе кое-что.
Фрейя качает головой.
— Нет, не нужно. Послушай, я была рядом с тобой, когда ты увидел Шэй в памяти того мертвеца. Я знаю, что ты любишь ее, и не хочу усложнять тебе жизнь. Хочу лишь помочь найти ее, потому что ты мой друг. Вот так.
— Ты точно уверена?
— Да.
— О’кей.
— О’кей?
— Да. И спасибо тебе. — Я говорю серьезно, потому что она права — мне не справиться без ее помощи, — но в душе все равно остается беспокойство, некоторая неуверенность, ощущение, что я поступаю неправильно, принимая помощь Фрейи в таком деле. С другой стороны, сейчас есть вещи поважнее.
Держись, Шэй. Я иду за тобой.
Проведя в пути полночи, Кай и Фрейя находят заброшенный, полуразвалившийся амбар и устраивают привал. Дорога вымотала их, и они, едва упав на солому, тут же засыпают.
Я остаюсь на страже и, пошастав вокруг, усаживаюсь на крыше.
Не знаю почему, мне не по себе. Как-то странно все получается. Кай думает, что Алекс — мне легче думать о нем как об Алексе, а не отце, ведь я совсем его не помню — выживший. А Патрик сказал, что он мог быть в центре, потому что работает на правительство. Алекс ученый и занимается квантовой физикой, он может знать, что это за штука, антиматерия.
Надеюсь, так оно и есть. Если ему известно, какие опыты проводились в подземной лаборатории, то он может знать, где искать Первого.
Дотянувшись мысленно до леса и подключившись к живности — мышкам, птичкам, паучкам, — мы через них наблюдаем за всеми солдатами, занявшими позиции вокруг дома. Их около тридцати, и расположились они довольно далеко, так что своими глазами мы их не видим. Можно было бы выскользнуть из дома и попробовать подобраться ближе, чтобы воздействовать непосредственно на их ауры, но риск слишком велик, ведь если мы увидим их, то и они увидят нас и смогут открыть огонь.
Похоже, они знают о наших возможностях и намеренно расположились на безопасном расстоянии, чтобы успеть остановить нас в случае необходимости.
— Придется попробовать сделать что-нибудь издалека, — говорю я. — Заглянуть в сознание и выяснить, можем ли мы как-то повлиять на него, даже если непосредственно достать до ауры не получится.
— А мы сумеем? — спрашивает Спайк.
— Не знаю. Мы можем дотянуться до насекомых и животных в лесу и видеть их глазами, но не можем, например, заставить птицу повернуть в определенном направлении и показать то, что хотим увидеть. Но что, если это потому, что сознание птицы слишком отлично от моего? Давай попробуем с кем-то из солдат.
Мы продолжаем наблюдение и ждем подходящего момента — когда кто-то из солдат останется один, — обращая основное внимание на тех, что залегли позади дома в лесу. Уйти незаметно в этом направлении было бы легче всего.
Наконец один из солдат поднимается и уходит за деревья.
Дай мне попробовать, говорю я и проникаю в его мозг, как только что делала с наблюдавшей за ним белкой. Я вижу его глазами и говорю ему сделать еще шаг. Я пробуждаю в нём любопытство — а ну-ка, что это там?
Получается! Вместо того, чтобы вернуться на позицию, солдат идет в противоположную сторону.
Спайк пробует тот же фокус с другим солдатом, тем, который остался один на позиции.
Через несколько секунд второй солдат тоже встает и идет за своим товарищем. Если удастся развести несколько групп, проделать в периметре достаточно широкую брешь, то можно будет выскользнуть из окружения и уйти.
Но контакт внезапно обрывается, причем одновременно и у меня с первым солдатом, и у Спайка со вторым. Оба останавливаются, растерянно оглядываются, поворачиваются и возвращаются на исходные позиции.
— Что случилось? — спрашивает Елена.
— Не знаю. — Я в недоумении. — Может быть, они ушли слишком далеко, и связь просто ослабла, из-за чего мы потеряли контроль над ними.
— Давай попробуем еще раз и заставим их уйти подальше в сторону, — предлагает Спайк.
Пробуем снова, но удача не на нашей стороне. У нас ничего не получается. Мы даже не можем завладеть их зрением.
Беатрис, когда у нее тоже ничего не выходит, качает головой.
— Должно быть, нас кто-то блокирует.
— Другой выживший?
— А кто еще может такое делать?
— Алекс. Это наверняка Алекс, — говорит Спайк.
— Его там нет, — возражает Елена. — Я его не чувствую.
— Зато он может спрятаться от нас, когда ему это необходимо. Он делал так раньше, в том центре, когда мы еще не знали, что он выживший, — напоминает Спайк.
Я вздыхаю и, обхватив голову руками, закрываю свои мысли. Все еще не могу поверить, что Алекс заодно с ПОНом. Почему? Может быть, из-за того, что он мой отец, я чересчур придирчива и недоверчива?
Нет. В его предательство я не верю, потому что знаю, как ценит Алекс потенциал выживших. Он не подставил бы нас так.
Я снова мысленно оглядываюсь. Ни малейших признаков Алекса, но это ничего не значит. Спайк прав: он знает, как спрятаться от нас, и легко сделает это, если только захочет.
Солдаты настороже, но остаются на позициях. Наблюдают. Ждут.
Чего?
Я смотрю на остальных.
— Выбирать не приходится. У нас просто нет другого варианта. Давайте попробуем выскользнуть отсюда.
Чем дальше на север, тем призрачнее пейзаж. Ни машин, ни людей, ничего живого. А ведь мы еще даже не пересекли границу последней карантинной зоны.
Приближаемся к ней, и Келли вылетает вперед, на разведку.
— Она говорит, там блокпост, но никого нет,=— сообщает Фрейя.
— Точно?
— Точно.
— Может, его забросили?
Тем не менее к блокпосту приближаемся со всей осторожностью: не доезжая, прячем мотоцикл в кустах и дальше идем пешком, не удаляясь от деревьев.
— Я никого здесь не чувствую, — говорит Фрейя.
Шлагбаум. Пустая сторожевая будка. За ней — машина. Ограждение с предупредительными надписями, сделанными большими красными буквами.
Мы возвращаемся к байку, садимся и подъезжаем к легковушке.
— Давай посмотрим, не получится ли слить немного бензина. У нас горючего на донышке.
Вынимаю шланг, отвинчиваю крышку топливного бака.
Заправляем байк, поднимаем шлагбаум и проезжаем. Вот так, легко и просто — мы в карантинной зоне. Неподалеку от блокпоста огромная костровая яма — кости и жуткий запах, забыть который будет непросто. Вонь от кучи тел, которые должны были сгореть, но вместо этого остались гнить под солнцем.
Уезжаем как можно скорее — прочь, подальше от этого места, — но ужас не кончается. Они повсюду, тела.
Подъезжаем к Ньюкаслу, моему родному городу. Здесь ли еще мама? Может быть, когда найдем Шэй, попробуем отыскать и ее.
В деревушке за городом Келли находит пустые дома, те, где нет мертвецов, и мы вламываемся сначала в один, потом в другой, находим консервы, полуфабрикаты в пакетах, горючее. В домах нет электричества, а у водопроводной воды странный запах, так что мы запасаемся бутилированной.
Наконец добираемся до Хексхема. Находим еще один пустой дом и останавливаемся на ночь.
Солнце уже взошло, когда Кай и Фрейя выходят из дома.
— Что дальше? — спрашивает она.
— Давай посмотрим. Где-то в нескольких часах езды отсюда есть дом, который нам нужно найти, — говорит Кай.
А я там бывала? — спрашиваю я, и Фрейя передает мой вопрос Каю.
— Да, — отвечает Кай. — И даже, наверное, после меня.
— Ты знаешь, где он? — спрашивает Фрейя.
Не знаю. Не помню.
Фрейя вздыхает и смотрит на Кая.
— Ты можешь определить, куда нам все-таки ехать? По-моему, раньше у тебя были какие-то мысли на этот счет.
— Надеялся, что вспомню, когда буду ближе, но не получилось. Сказать по правде, времени прошло много. Но я точно помню, что однажды мы ездили оттуда в Хексхем за покупками. Туда и обратно уложились в один день, так что в любом случае отсюда не больше нескольких часов. Но в каком направлении, не помню.
Келли, покажи мне, как выглядит тот дом, говорит Фрейя.
Но я не помню.
Фрейя ненадолго задумывается.
— Кай, можешь показать, как выглядит тот дом? Келли говорит, что не помнит. Ты покажешь мне, я покажу ей, и тогда мы разделимся и поищем.
— Как мне это сделать?
— Пусти меня в свой разум и представь дом. Я увижу и передам картинку ей.
Мы с Фрейей устанавливаем связь. Кай колеблется, но потом присоединяется к нам. Мысленный контакт ему не по вкусу, хотя я и не знаю почему, ведь этот способ намного легче. Особенно для меня. Мы почти слышим друг друга.
Брат показывает нам красивый и большой дом на окруженном полями участке; беседку, оранжерею, амбар, еще какие-то строения и вдалеке — лес. Потом мы видим улицу, но не так четко, без деталей, потому что ее Кай помнит плохо. Соседей нет, других построек тоже.
На заброшенной станции техобслуживания находим какие-то карты. Кай внимательно изучает их и говорит:
— Отсюда есть шесть возможных направлений. Одно из них мы уже отбросили по пути сюда.
— Почему бы не проверить по два направления сразу? — предлагает Фрейя. — Одно берем мы вдвоем, другое — Келли. Потом возвращаемся сюда и проходим еще два. Можно поискать дом или что-то еще, что покажется знакомым, и проверить, нет ли выживших.
Я изучаю карту, и мы отправляемся на разведку.
Ждем почти до заката, надеясь, что обнаружить нас в длинных тенях сумерек будет труднее.
Мы со Спайком выскальзываем через боковую дверь, скрытую от солдат оранжереей, и медленно, осторожно пробираемся вдоль нее. Потом, пригнувшись, бежим по высокой траве мимо кустиков и запущенных цветочных клумб — к лесу. Все согласились с тем, что мне нужно идти в первой паре, поскольку я единственная, кому случалось убивать, кто определенно знает, как это делается, и кто не остановится, даже если при мысли об убийстве к горлу подкатит тошнотворный кислый комок. Елена и Беатрис ждут в доме и удерживают рвущегося последовать за нами Чемберлена. Если все пойдет хорошо, они выйдут за нами через несколько секунд.
Здесь ничего и никого, ты меня не видишь… здесь ничего и никого, ты меня не видишь… Мы твердим эту мантру снова и снова, одновременно блокируя то, что чувствуем на самом деле: страх перед солдатами, который так силен, что даже ноги подкашиваются и мысли расползаются. Но еще сильнее ужас перед тем, что нам, возможно, придется сделать, если нас обнаружат.
В лесу за домом обнаруживаем еще двух солдат, уже не тех, воздействовать на которых мы пытались раньше.
Здесь ничего и никого, ты меня не видимы… здесь ничего и никого, ты меня не видимы…
И вот мы уже видим их, солдат. Стоят с оружием наготове, настороженно всматриваясь в сумрак, заполняющий пространство между ними и домом. И все же нас они не видят — похоже, заклинания работают. Впрочем, я почти не сомневаюсь, что действие их прекратится, как только мы пройдем мимо.
Ауры у них не самые плохие, встречались и похуже. Ненависти немного, а еще у обоих присутствуют сила, послушание и решимость. Один сосредоточен полностью, другой отвлекся и думает о чем-то еще.
Здесь ничего и никого, ты меня не видимы… здесь ничего и никого, ты меня не видимы…
Я наблюдаю за ними и знаю, что и как делать, но не могу. До сих пор я использовала силу только против тех, кто намеревался навредить мне; эти же двое нас даже не видят. Спайк мысленно связан со мной, Елена и Беатрис тоже. Они убьют нас, если увидят, говорит он.
Елена и Беатрис уже догнали нас. Я сделаю это сама, говорит Беатрис и, не откладывая дело в дальний ящик, концентрирует внимание на их аурах. Ребенок, готовящийся убивать.
Нет! — говорю я, и она замирает. Пожалуйста, давайте сначала попробуем что-то еще.
Я представляю шум в деревьях слева от них. Солдаты реагируют мгновенно, их движения быстры и точны; держа оружие наготове, они идут в направлении подозрительных звуков.
Вы двое — первые, говорю я Елене и Беатрис, и они бесшумно проскальзывают через брешь в оцеплении.
Спустя несколько секунд за ними следуем мы.
Слева от нас, там, куда мы послали солдат, раздаются голоса, крики, а потом происходит нечто совершенно неожиданное: толчок.
Что-то — или кто-то — вторгается в наши головы, пытается проникнуть в сознание.
Застигнутые врасплох, мы выставляем защиту, отбиваемся.
— Вон они! — кричит кто-то.
Бежим! — говорит Спайк, и мы бежим, уже не скрываясь. Сейчас скорость важнее скрытности и тишины.
В темноте внезапно вспыхивает яркий свет, бьет в глаза, слепит.
БУМ!
Спайк вздрагивает, корчится…
Боль…
Шок…
Спайк валится на меня, и мы оба падаем на землю. Я оказываюсь под ним, его мысли — торопливый, сбивчивый поток: Спасайся — убивай, если придется — спасайся! И пронизывающие эти мысли дружеская забота и тепло.
И потом… ничего.
Спайк! Спайк!
Неужели?..
Нет, нет, не может быть. Нет!
Его последние мысли отпечатываются в моем сознании, чтобы остаться навсегда, нестираемой памятью.
Боль, страх, но прежде всего любовь — не та, что приходит и уходит, а любовь друга. Та, что должна длиться вечно, та, что не должна обрываться вот так.
Торопливые шаги. К нам бегут. И тот другой, незнакомый, чужой мозг все давит и давит. Отталкивая его, противостоя ему, я собираю все силы и не могу сдвинуться с места. Я беззащитна.
И вдруг его нет. Давление исчезает. И я бью по их аурам, отыскиваю слабые, уязвимые точки и бью по ним. Вот упал один солдат. Другой. Но их много и с каждой секундой все больше. Я бью и бью, и они падают и падают.
Внезапно, словно по команде, они останавливаются и отходят. Убегают. Но убегают не от меня — просто их отозвали и направили в другое место.
Обо мне как будто забыли. Меня оставили в покое.
Снова голоса, крики, выстрелы, но теперь уже вдалеке. Там что-то происходит, но это так далеко от того ужаса, который здесь, рядом.
Заставляю себя подняться. На моей спине еще теплая кровь Спайка. Вокруг тела солдат.
Меня рвет. Снова и снова. Я вся дрожу и холодею от слабости. Как же такое могло случиться? Поверить не могу.
Если бы только я послушала остальных, если бы сделала то, что они хотели, тогда погибли бы только солдаты. Жертв было бы меньше, и Спайк остался бы жив. Но я ничего не сделала. Не смогла. И вот результат.
Слышу, как кто-то пытается говорить со мной мысленно, убеждает, что оставаться здесь небезопасно, что нужно уходить отсюда, бежать, что в лесу идет бой. Кто это? Алекс?
Беатрис тоже зовет меня. Они с Еленой прячутся, им ничто не угрожает, но пойти к ним я не могу — между нами бой, крики и смерть.
Да и как я появлюсь перед ними теперь, после всего, что натворила? Я закрываюсь, отгораживаюсь, блокирую всех, друзей и врагов, всех, кто может попытаться найти меня. Я никому не отвечаю.
Крики и выстрелы, звуки боя, они ближе и ближе.
Я поворачиваюсь и бреду в другую сторону. Назад. К дому.
Уже почти сумерки, но проверить осталось только одно направление, последнее. Теперь мы снова все вместе, втроем. Чувствую, как в животе сплетается тугой узел отчаяния — если не здесь, то где тогда? Тогда возвращаться к исходной точке и начинать сначала, проверять все заново — а вдруг что-то упустили?
И снова, снова, снова.
— Готова? — спрашиваю я.
Фрейя кивает, и мы идем к мотоциклу. Она молчит. С тех пор, как мы вошли в карантинную зону, держится отчужденно, как будто замкнулась. Все эти умершие, они взывают к ней, куда бы мы ни пошли. Фрейя помогает мне, и это дается ей нелегко, а я, к сожалению, ничем не могу помочь.
Мы подходим к мотоциклу, я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней.
— Все хорошо?
Она смотрит на меня, вымученно улыбается, пожимает плечами и ничего не говорит.
Садимся на байк.
Через час с небольшим начинает темнеть. Мы проезжаем мимо каких-то зданий. Мельком смотрю на них, и в памяти что-то щелкает. Я оборачиваюсь, съезжаю на обочину и останавливаюсь. Фермерский магазин, и в здании, точнее, в окнах, есть что-то знакомое. Радость и надежда смешиваются со страхом и отчаянием.
— Келли, ты помнишь это место? Я вроде бы помню.
Я иду к дому, толкаю дверь и вхожу. Повсюду протухшая еда, беспорядок, но мне достаточно одного беглого взгляда, чтобы убедиться — ошибки быть не может.
— Да, я определенно был здесь, и Келли тоже. Причем не один раз. Мы приходили сюда с мамой покупать мороженое.
— Как думаешь, дом отсюда далеко?
Пытаюсь вспомнить, морщу лоб.
— Недалеко, но и не рядом. А может быть, мне только казалось так, потому что я был маленький и хотел мороженого. И, по-моему, лесовозная дорога?
Фрейя смотрит в пустоту — обсуждает что-то с Келли? — потом говорит:
— Сейчас Келли проверит, а там посмотрим, найдет ли она что-нибудь.
Мы снова катим по дороге, теперь уже медленнее — на случай, если я узнаю что-то еще. От главной дороги отходит множество боковых, и надеяться на то, что я вспомню что-то, не приходится, тем более что уже стемнело и на проверку каждого объекта уйдет вечность.
Фрейя трогает меня за плечо, и я сбрасываю газ.
— Думаю, Келли нашла его. Посмотри. — Она проецирует в мое сознание вид большого дома с окружающими его строениями. Дом выглядит неухоженным, идеальный раньше сад зарос сорняками, но сомнений у меня нет — это дом Алекса.
— Да, он. Точно.
Фрейя сжимает мое плечо.
— Келли говорит, дом окружен солдатами, и там идет бой. С кем они дерутся, она не знает.
— Солдаты? Бой? Нет. Мы не можем снова опоздать, не можем.
— Послушай меня. Я понимаю, что ты чувствуешь, но действовать нужно осторожно. Келли пойдет вперед, выяснит, что там происходит, и расскажет нам.
— Пошли!
— О’кей, но сначала погасим огни. И полегче. Келли показала мне путь, так что я буду штурманом.
Бросаюсь к дому и, приблизившись, в какой-то момент улавливаю что-то другое, плотную концентрацию сильных чувств, говорящую о присутствии здесь выжившего.
Шэй? Шэй? Ты здесь?
Она не отвечает.
Я опускаюсь ниже.
Дом окружен солдатами, которых я уже видела раньше, и они ведут бой с еще одной группой. В темноте слышны крики, стоны и выстрелы.
За периметром боя я ощущаю что-то… нет, кого-то еще. Выживший, но не Шэй.
Опускаюсь еще ниже — да, это не она. Это Алекс. При виде меня глаза у него расширяются.
— Келли? — спрашивает он, но произносит мое имя как-то странно, растягивая, и в его голосе слышатся смутно знакомые нотки. Неужели я все-таки помню его?
Да. И ты мой отец.
Теперь его внимание полностью сосредоточено на мне. Он не идет с другими, а остается на месте, и бой продолжается без него.
Он качает головой.
— Нет, нет, я определенно не твой отец, а ты, разумеется, не Келли. Неужели ты на самом деле считаешь, что все так?
Я не совсем понимаю, о чем он говорит, но сейчас важен не смысл, а голос, его звучание, оформление слов… Я слушаю, и мне становится не по себе. Что же это такое?
Нет, нет, этого не может быть.
И тем не менее есть.
Я бы узнала его голос где угодно. Узнала не как голос отца, не как голос из моей жизни До Шетлендов. Этот голос мягкий, как бархат и шоколад, его хочется слушать и слушать.
Я крепко-крепко обхватываю себя руками и трясу головой, гоню эту мысль прочь, хотя и понимаю, что все так и есть.
— Ты… ты… Ты он. Ты… — Не могу произнести то, что хочу.
— У тебя снова галлюцинации, котенок?
Котенок?
— Мы открыли ящик — и нá тебе: ты обманула Шредингера. Ты жива и мертва одновременно.
Я не понимаю, о чем он, но чем больше слушаю его голос, тем больше деталей всплывает в памяти. Он всегда носил костюм биологической защиты, поэтому я так и не разглядела его лицо. Да, я видела его в памяти Джей-Джея, но не узнала именно поэтому. Мне и в голову не приходило, что Первый и Алекс — один и тот же человек.
Но я знаю его голос. Голос, который слышала одним из последних перед тем, как меня вылечили.
Он тот, кого я так отчаянно искала все это время.
И вот какая несправедливость: он выживший! Я не могу заразить его, чтобы он умер. Я нашла его после долгих поисков и ничего не могу с ним сделать.
Ты Первый доктор! — Я вкладываю в это обвинение всю свою ненависть.
Он пожимает плечами.
— Для меня находили и слова похуже. Но ты… все любопытнее и любопытнее. Не уверен, что смог бы самостоятельно так быстро определить, что является причиной распространения эпидемии. Это сделала Шэй. Да, да, это она разгадала загадку и рассказала мне о тебе. И ей было так жаль меня — бедняжка думала, что рассказывает мне о моей умершей дочери, а не о сумасшедшем котенке-психопате. Знал бы я с самого начала!
Зачем ты вылечил меня?
Он качает головой.
— Такое разочарование. Столько времени и трудов потрачено, чтобы сделать тебя тем, кем ты была: выжившей. В конце концов я достиг желаемого, но получил дефективную, неполноценную душу. В случае твоего бегства риск был бы слишком велик, поэтому ты подлежала уничтожению. Кто бы мог подумать, что исцеление сделает тебя еще более опасной. К тому времени ты уже приняла личность Келли и даже не догадывалась, кто ты на самом деле.
Нет! Я Келли!
Разве не так?
Картинки в памяти меняются, словно в калейдоскопе: я вижу ее/себя; ее/мои чудесные темные волосы и голубые глаза; у нее были фотографии ее замечательного старшего брата и мамы, и она рассказывала мне о них, о ее доме, о том, где они жили. Рассказывала ночью, занимала нас, отвлекая от страха. И все, что она говорила о себе/мне, было намного лучше, интереснее моей жизни.
Проблески другой, отвергнутой жизни проносятся перед мысленным взором. Я пытаюсь оттолкнуть их, но не могу.
Страх. Боль.
То, о чем Келли не знала до шетлендской лаборатории. О чем не ведала в своей чудесной, идеальной жизни.
Я не Келли. Мое имя скрыто в темной глубине памяти; оно тайна, до которой так трудно докопаться.
Она выкрикивала мое имя, когда тащила меня за волосы вверх по ступенькам. Моя последняя приемная мать, та, от которой я сбежала. Я слышу ее сердитый, рычащий голос: Дженна, противная негодница.
И эхо в самой глубине…
Дженна.
Меня звали…
Мое имя Дженна.
А я хотела быть Келли.
Но я не она. И никогда не была ею.
— Начинаешь вспоминать, да? — говорит Алекс и с сожалением качает головой. — Я так надеялся, что выжившей будет моя дочь, но выжила ты.
По крайней мере, это значит, что ты не был моим отцом!
— Какое счастье для нас обоих. Но, какой бы ты ни была, ты достигла большего, чем я мог рассчитывать, — ты распространила заболевание, которое ограничивалось лишь узким кругом имевшихся в нашем распоряжении подопытных, в большинстве своем таких же ущербных, как ты. Теперь я понимаю, что мы допустили ошибку, сделав выборку из генетически слабого материала. Ты указала нам на эту ошибку и заслуживаешь благодарности.
Я смотрю на него и не знаю, что сказать. Болезнь, отчаяние, смерть — всем этим я обязана ему. Куда бы ни пошла, я везде заражаю людей, несу смерть, а он говорит, что благодарен мне?
Я нашла Первого и не могу его заразить — он уже переболел и выжил. Но может ли он сгореть?
Набрасываюсь на него жгучим пламенем, но он отшвыривает меня, едва пожав плечами.
— Послушай, мне пора. Еще многих из нас нужно спасти.
Многих из нас? О чем он?
О выживших?
И тут я вспоминаю о Шэй. Меня ведь послали найти Шэй.
Вбегаю в дом. Чемберлен снова вертится под ногами. Видел ли он, что я сделала? Запираю дверь на засов.
Одежда перепачкана кровью Спайка и рвотой, и я чувствую, что меня снова тошнит. Нужно срочно переодеться. Взбегаю по лестнице, сбрасывая на ходу вонючую одежду и с остервенением сдирая с кожи засохшую кровь, но получается плохо. К тому же то, чем я запачкалась внутри, просто так не отскребешь.
На грязное тело натягиваю чистую одежду и, дрожа всем телом, сворачиваюсь в комочек рядом с Чемберленом на кровати.
Что дальше? Что делать?
Издалека долетают обрывки криков и воплей, как будто где-то там еще продолжается схватка. Но та, что бушует внутри меня, намного, намного хуже. Спайк мертв. Из-за меня. Я виновата в его смерти. Повторяю эти слова раз за разом, но они все равно звучат фальшиво, словно я пытаюсь убедить себя в чем-то ненастоящем. Не могу это принять. Спайк мертв. Из-за меня. Его кровь на мне, на моей коже. Снова пытаюсь оттереть засохшие пятна, тру сильнее и сильнее, сдираю кожу ногтями, пока моя собственная кровь не смешивается с его кровью. Чувствую, как подкатывает истерика.
Я во всем виновата. Я…
Внезапно, словно клякса в воздухе, рядом проносится тень.
Келли?
Она кидается мне на грудь… обнимает… плачет. Нет, не плачет — у нее ведь нет слез, — но всхлипывает так горько, что душа рвется на кусочки.
— Как ты нашла меня? Откуда ты? — спрашиваю я.
Она как будто закусывает губу, сдерживает рыдания и после короткой паузы начинает говорить.
Извини. Я не она. Я не Келли! Думала, что я Келли, но я не она.
Во всей этой неразберихе — и снаружи, и внутри — ее слова заставляют меня собраться и попытаться понять, помогают успокоиться.
Она здесь, со мной, и мне так ее не хватало.
Я не Келли, повторяет она. Келли была моей подругой.
Стараюсь сосредоточиться.
— Не понимаю.
Послушай, мне нужно рассказать тебе кое-что. Алекс это Первый.
— Что?
Он Первый доктор! Он виноват в том, что началась эпидемия! — говорит она с болью и снова всхлипывает.
— Келли?
Не Келли. Меня зовут Дженна. Я знала, что заражаю людей, но не говорила тебе. Никому не говорила. Мне так жаль. Это моя вина. Во всем виновата я. Все, кто заболел и умер, заболел и умер из-за меня.
Она плачет, по-своему, сухо, без слез, и я тоже плачу, и наши слезы, настоящие и ненастоящие, но оттого еще более горькие, смешиваются. Мы обнимаем друг друга, пытаемся утешить и смягчить то, что смягчить невозможно.
Фрейя заставляет меня остановиться, спрятать мотоцикл и идти дальше пешком. Я понимаю, что она права, но мне так хочется попасть туда скорее. Прямо сейчас.
Съезжаю на обочину. Отсюда до дома уже недалеко, и мы слышим доносящийся из леса шум — крики, выстрелы.
— Почему Келли не возвращается? — беспокоится Фрейя. — Не нравится мне это. — Она как будто прислушивается к чему-то, потом качает головой. — Зову — не отвечает. А еще хуже то, что я ее не чувствую. Либо она блокирует нас, либо ее здесь нет.
— Мы больше не можем ее ждать, — говорю я. — Идем.
Фрейя кладет руку мне на локоть.
— Еще минутку. Не спеши. Дай мне осмотреться и, может быть, разобраться, что там происходит. — На несколько секунд взгляд ее как будто устремляется вдаль. — В лесу есть другие выжившие, их трое.
— Кто они? Шэй одна из них?
— Нет. Подожди. — Снова пауза. — Один из них обращается ко мне. Это мужчина. Говорит, что его зовут Алекс, и зовет нас к себе. Обещает показать мне безопасный путь.
Алекс здесь? Тогда, наверное, и Шэй тоже. Или, по крайней мере, он должен знать, где она. Я иду за Фрейей через лес, изо всех сил сдерживаясь и следуя указанной дорогой вместо того, чтобы сейчас же, незамедлительно, помчаться к нему и выяснить, что он знает.
На земле лежат солдаты в костюмах биозащиты. Мертвые. Рядом с ними другие, без всякой защиты. Их немного.
Бой, похоже, подходит к концу. Военные численно уступают противнику и явно проигрывают. И тут же, в самой гуще схватки, Алекс.
— А, Кай, привет. Я как раз думал, появишься ли ты, — говорит он и переступает через лежащего у него под ногами мертвого солдата.
— Где Шэй?
— Успокойся, — мягким, увещевательным тоном говорит Алекс. — Мы пока еще не нашли ее.
— Где Шэй? Скажи мне. Говори! Прямо сейчас. Что ты с ней сделал?
— Мы ее найдем, но в данную минуту я немного занят. Подожди немного, а пока отойди и не мешай. — Он произносит это с той необычайной непреклонностью, которая всегда меня злила и которой я, сколько себя помню, никогда не мог сопротивляться. Лишь теперь я наконец понимаю. Это то, что я всегда ненавидел.
Алекс пытается рыться у меня в голове.
Я отталкиваю его.
Он поворачивается и с удивлением смотрит на меня.
— Выучил новый трюк?
— Где она?
Алекс не отвечает и повторяет попытку, но я снова отталкиваю его и, поддавшись нарастающей злобе, хватаю за плечи.
Чьи-то руки отрывают меня от Алекса, тянут назад, и я слышу, как он говорит кому-то не убивать меня. Не убивать меня? Да это я убью его при первой же возможности!
Детский голос.
Я вижу девочку и пожилую женщину, чья рука лежит на ее плече.
— Все хорошо, Кай, — говорит девочка. — Шэй в безопасности, дома, с Чемберленом.
Словно позабыв обо мне, она вдруг поднимает голову, смотрит вверх и хмурится. Секундой позже и я улавливаю далекий рокот мотора.
Самолет?
Я поднимаюсь. Меня никто не держит, и я бегу к дому.
Уходите из дома!
Сильный незнакомый голос, беспрекословный тон и бьющий прямо в разум приказ.
Это Беатрис, говорит Шэй в ответ на мой невысказанный вопрос, но в ее ответе сквозит удивление.
Уходите немедленно! — Паника захлестывает мысли Беатрис, и в следующую секунду мы тоже слышим его — звук мотора.
— Солдаты чего-то ждали. Окружили нас и ждали. Чего? Вот этого? — бесстрастно спрашивает Шэй, опустив глаза.
Рокот все ближе, но она не шевелится.
Шэй, вставай! Кай, должно быть, уже здесь.
— Кай?
Он ищет тебя повсюду.
— Кай пришел сюда? За мной? — Она смотрит на меня, и ее глаза снова оживают.
Я расширяю сознание. Опасность грозит с неба, и она все ближе и ближе. Вижу людей неподалеку — Алекса, Беатрис, Елену и других, некоторые из которых мне не знакомы, — все бегут от дома, чтобы укрыться под деревьями в лесу.
И только кто-то один бежит к дому, за мной. Я уже чувствую его ауру, хотя и не вижу ее; она импринт его сознания, мыслей и энергий, который я узнаю где угодно.
Меня трясет нервная дрожь — не могу поверить, что это Кай, хотя и знаю — да, он.
Легко и осторожно касаюсь его сознания. Кай? Это действительно ты?
Он не уходит от этой формы контакта, как сделал бы раньше, и отвечает мне мысленно: Шэй! Я иду за тобой! Он произносит мое имя так, что оно звучит как обещание и ласка.
Кай смотрит в небо, и я, глядя вверх его глазами, замечаю самолет. Он летит низко, над горизонтом, и при этом снижается, и я ощущаю внутри него смертельную угрозу. Вот почему Беатрис говорила, чтобы я выходила из дома.
По тому, как она кричала, понимаю, что она боялась за меня, но я не восприняла это серьезно, потому что после смерти Спайка, гибели солдат и всего прочего словно оцепенела.
Все из-за меня…
Не начинай. Не дай мне стать причиной новых смертей.
Страх за Кая пронзает меня, и я сбрасываю оцепенение.
Кай, повернись! Беги в лес! Я иду!
Я подхватываю на руки Чемберлена и срываюсь с места. Келли — Дженна? — отстает не больше, чем на шаг.
Вниз по ступенькам. Через гостиную. К выходу.
Распахиваю дверь и вижу:
Кай все еще бежит сюда, к дому, а не к лесу.
Самолет почти у нас над головами.
В ушах пронзительный свист. Я смотрю вверх.
Что-то падает с неба.
Какая я неловкая. Какая медлительная.
Слишком поздно.
Я застываю, охваченная странным спокойствием, потому что сделать уже ничего нельзя, и остается только надеяться, что Кай еще далеко, что он выживет.
Доли секунды зависают, как костяшки на шнурке, но как бы ни замедлялось время, его слишком мало, чтобы спастись.
Келли — Дженна — обнимает нас с Чемберленом темной и прохладной успокаивающей тенью.
Шаги Кая беззвучны, в его ауре калейдоскопом звука и цвета вертятся ужас, страх, боль.
И любовь.
Мне жаль, посылаю я Каю.
Мне действительно жаль.
Шэй в моей голове, ее сердце открыто мне, а мое — открыто ей. Но она вдруг прерывает контакт и отталкивает меня.
Слепяще яркий, резкий свет бьет в глаза.
Грохот врывается в мой череп, и кажется, что раскололась сама земля. Невидимая сила отбрасывает меня назад, я падаю на спину и ударяюсь головой о землю.
— Шэй! Шэй!
Кричу, зову, но ничего не слышу из-за грохота и гула. Собравшись с силами, поворачиваюсь, чтобы увидеть то, что увидеть боюсь, и вскидываю руки, защищая голову от летящих осколков.
Фасад дома — где у двери только что стояла Шэй — уничтожен полностью, и огонь уже расползается, пожирая остатки.
Шэй!
Все получилось само собой. Инстинктивно. Я не думала — я просто сделала. Та штуковина падала с неба, и я бросилась к Шэй и окутала ее собой, создав тонкий защитный слой, укрывший и ее саму, и здоровенного кота у нее на руках.
Вот только слой получился слишком тонким. Растянутый до предела, он вспыхивает при взрыве, рвется и начинает разрушать меня.
Я кричу от боли.
Можно было бы свернуться в шарик, укатиться и спастись, но что станет тогда с Шэй?
Нет.
Я столько плохого сделала.
Пусть будет хотя бы что-то хорошее.
ВСПЫШКА.
ГРОМ.
Обычных, простых слов не хватает — мы как будто ныряем в сияющий блеск солнца, и звезды взрываются вокруг, словно мы оказались в уменьшенной копии Большого взрыва. Крошечная часть меня, словно сторонний наблюдатель, задается вопросом, какая же бомба ведет себя таким странным образом, тогда как другая, большая, удивляется, что я вообще способна о чем-то размышлять.
Келли? То есть… Дженна?
Она не отвечает. Она накрывает нас с головы до ног, меня и Чемберлена.
И кричит от жуткой, ужасающей боли.
Нам нужно уходить отсюда.
Люди бегут ко мне. Фрейя, Алекс, та девочка, сказавшая, куда ушла Шэй.
Фрейя подбегает первая и помогает подняться. Что-то говорит, но я не слышу. Пытается увести меня от горящего дома.
Воздух дрожит от грохота. Сбросивший бомбу самолет развернулся и возвращается.
Девочка замирает и смотрит в небо.
Самолет вдруг резко поворачивает и камнем падает на землю по другую сторону от дома. Неужели это сделала она? Второй взрыв на месте падения грохочет не слабее первого. Того, который накрыл Шэй.
Заслонив глаза ладонью, я смотрю на разрушения.
Пламя разрастается, и я представляю, что вижу стоящую в огне Шэй. Вот она покачнулась и идет в нашу сторону. Видение.
Я слышу изумленные возгласы. Слышу, как охнула Фрейя.
Что-то — или кто-то — и в самом деле движется. Горящая девушка идет через ад, темная фигура, окутанная слепящим блеском.
Это Шэй. Это должна быть Шэй. Но это и она, и не она… девушка и что-то намного большее. Девушка и богиня? Свет и волны энергии, которым полагалось уничтожить ее, абсорбированы и блокированы. Темное мерцание внутри света окружает ее. В какой-то миг оно, словно ожив, становится тем, что находит признание и отклик внутри меня.
Но потом темное мерцание светлеет и начинает распадаться.
Мне так жаль, Шэй. Я пыталась. Пыталась изо всех сил.
Боль…
Жжение…
Распад…
Покой.
Тугой узел, которым оплела меня Келли/Дженна, начинает слабеть и распускаться.
Я бегу от бушующего за нами пламени.
Келли? Келли? Дженна? Зову снова и снова — ответа нет.
Она спасла меня и исчезла.
Келли нет нигде.
Случившееся убило ее. Она знала, что так будет, и боялась этого, но все равно осталась со мной. А теперь ее нет. Я хочу упасть на землю и выть, кричать от ярости и горя, но поднимаю голову и вижу рядом Кая. В уголке сознания бьется мысль: нельзя стоять, нужно идти, двигаться, уходить от надвигающегося сзади жара. Не сводя глаз с Кая, я делаю шаг, другой… быстрее, быстрее… И вот я уже бегу.
Ближе, еще ближе…
Я замираю — что-то не так. Вижу Беатрис и Елену, а рядом с ними высокая девушка с рыжими волосами. Ее я не знаю. Все четверо уставились на меня со страхом и изумлением. Чемберлен извивается у меня в руках, и я наклоняюсь, чтобы опустить его на землю.
Чуть в стороне Алекс. Возможно ли, что он тот самый Первый доктор, как сказала Келли/Дженна?
Ладно, с ним я разберусь позже.
Перевожу взгляд на Кая. Он стоит передо мной, бледный, со струйкой крови на щеке. Ранен? Оказался слишком близко от места взрыва?
Я делаю шаг ему навстречу, и он делает шаг навстречу мне, но останавливается в нерешительности. В глазах — смятение и страх, и у меня в груди все рвется на части.
— Шэй? Это ты? — шепотом спрашивает он и протягивает дрожащие руки. Я протягиваю свои, и Кай берет их — медленно и осторожно, будто и не знает наверняка, что они такое. Но мои руки те же, та же плоть и кровь, и прикосновение к ним успокаивает его.
Или не те же? Что вообще происходит? Может быть, я уже умерла и вижу это в посмертном сне? Если да и если после смерти можно видеть во сне Кая, то все не так плохо.
А потом он вдруг обнимает меня и прижимает к себе так крепко, что сомнений не остается: да, это не сон и Кай настоящий.
Я не умерла, мне это не снится — Кай здесь, со мной.
Он, конечно, растерян и напуган увиденным, но держит меня так крепко, как будто уже никогда больше не отпустит. В его ауре смятение и страх, но также изумление, радость и любовь.
Шэй жива. Не понимаю как, но жива. Я слегка отстраняюсь и снова смотрю на нее, хочу убедиться, что передо мной действительно она, живая и целая. Не объятая огнем девушка-богиня, а всего лишь Шэй, но я знаю, она далеко не всего лишь. Смогу ли я когда-нибудь смотреть на нее, как прежде, словно не зная этого? Что случилось, то случилось, и делать вид, что ничего не произошло, невозможно. Сама Шэй ошеломлена, сбита с толку, опечалена и испугана. Боится меня? Нет… не так… Тени эмоций проносятся по ее лицу так быстро, что за ними и не уследишь.
Но потом я замечаю кое-что еще — засохшую кровь на руках, шее, волосах — и провожу ладонью по щеке, ищу рану, но нахожу только царапины, которые не объясняют, откуда столько крови.
Шэй качает головой.
— Она не моя. — Я знаю, что она сказала, но не слышу самих слов — у меня что-то с ушами. От взрыва? В ее глазах снова блестят слезы, и я снова обнимаю ее и привлекаю к себе.
Как Шэй выжила? Бомба взорвалась там, где она стояла. Я своими глазами видел, как она вышла из огня, но подумал, что это только игра воображения, но…
Она тянется ко мне мысленно, и я не сопротивляюсь, не закрываюсь. Чувствую, Шэй делает то же, что делал я, проверяет, все ли у меня в порядке, но ощупывает меня не физически, а мысленно. По голове, в том месте, которым я ударился о землю, проходит теплый ветерок, и шум в ушах внезапно проходит.
Теперь подходят ближе и остальные. Девочка, сказавшая мне, где Шэй, трогает ее мысленно, словно, как и я, хочет убедиться, что она цела и невредима.
Здесь же и Фрейя.
— Где Келли? — спрашивает она.
Шэй поднимает глаза и качает головой.
— Келли спасла меня и… ушла.
Она снова плачет и говорит что-то непонятное насчет того, что Келли не Келли. И что значит ушла? Потом Шэй спрашивает о других, тех, которые дрались с солдатами.
— Они пришли с Алексом, — отвечает девочка. — Он привел их, чтобы спасти нас. Его потому и не было, что он уходил за ними.
Помяни черта… Откуда ни возьмись, появляется Алекс.
Увидев его, Шэй отстраняется от меня, выпрямляется и смотрит ему в глаза.
— Как ты пережила взрыв? — спрашивает он. — Тебя что-то защитило. Что?
— Келли. Келли защитила меня и спасла. Или ее правильнее называть Дженной?
— А… Я так и знал, что она тебе расскажет, — говорит Алекс. Я смотрю на них и не понимаю, о чем речь. Кто такая Дженна? — Где она?
— Нигде, — отвечает Шэй и судорожно вздыхает. — Келли спасла меня и ушла. Взрыв уничтожил ее.
Лишь теперь, когда слова приняли привычную форму, я начинаю верить им. Келли. Моя сестра. Неужели на этот раз она ушла насовсем?
— Интересно, — говорит Алекс.
Интересно? Сжав кулаки, я уже готов броситься на него, швырнуть на землю, но Шэй удерживает меня, просит подождать, и я, после всего, что выпало на ее долю, не могу отказать ей. Ни в чем. Даже в этом.
— Где ты был, когда пришли солдаты? — спрашивает Шэй.
— Немного ошибся в расчетах. Знал, что оставаться здесь рискованно, и договаривался о переходе в другое, более надежное место. Увы, ПОН появился здесь раньше, чем я рассчитывал.
— Нас блокировали. Спайк погиб. Тебе об этом что-нибудь известно?
— На них работал выживший. Он погиб.
Шэй пристально смотрит на него, потом кивает.
— Нам есть о чем поговорить.
— Ты права, есть. Но сейчас я предлагаю уйти отсюда как можно дальше. Несколько солдат ПОНа, включая лейтенанта Киркланд-Смита, сумели уйти. Скоро сюда придут другие или прилетит еще один самолет. Мы оставили машину в нескольких километрах отсюда. Надо скорее идти туда.
Здесь происходит что-то, чего я не понимаю. Что-то между Шэй и Алексом. Но они либо не говорят об этом, либо говорят мысленно.
Так или иначе, Шэй согласно кивает.
— Да. Надо уходить. Но я никуда не пойду, пока мы не позаботимся… — она на секунду останавливается, — о Спайке. В ее голосе и на лице такая боль, что мне хочется обнять ее, поддержать, утешить. Спайк? Кто такой Спайк?
Мой друг, отвечает она мысленно. Спайк был моим другом.
Желающих помочь с могилой для Спайка множество — Алекс привел с собой человек двадцать, — так что работа не заняла много времени. Я спрашиваю, как быть с остальными погибшими, в том числе и с солдатами, но он отвечает, что времени нет, и в любом случае после того, как дух покидает тело, в последнем не остается ничего от личности. В результате получается всего одна могила.
Тело Спайка опускают в нее. Его лицо кажется удивительно спокойным, умиротворенным; кровью испачканы грудь и спина.
Я стою у края ямы; Беатрис и Елена рядом. Мы склоняем головы. Минута прощания, минута тишины — это все, что позволил нам Алекс.
Если бы не я, Спайк был бы жив. Если бы я повела себя решительнее и сама атаковала тех двоих, живы были бы и многие другие; мы успели бы уйти до начала боя.
Моя вина. Все случившееся — моя вина.
И первая пригоршня земли — моя. Потом люди берутся за лопаты, и вскоре Спайк уже скрыт от глаз живых. Ушел в землю.
Мы бежим.
Скорость, физическое усилие, потребность наполнять воздухом грудь и ставить одну ногу перед другой, снова и снова, притупляют боль, но стереть ее совсем не в силах.
Что происходит? — мысленно спрашивает на бегу Фрейя.
Понятия не имею.
Думаешь, Шэй права, и Келли действительно погибла?
Погибла Келли раньше, от нее остался только призрак. Разве можно убить призрак?
Но если так, если ее нельзя убить, то где она?
Я не знаю, что ответить. Меня так трясет, будто я только что снова потерял сестру. В самом конце, когда Шэй стояла в огне, мне показалось, что она как будто обернута чем-то. Могла ли это быть Келли?
Потом Шэй сказала что-то еще, мол, Келли это не Келли, а другая девочка, которая только притворилась моей сестрой. Не могу поверить. В детстве Келли всегда отличалась богатой фантазией и выдавала себя за своих воображаемых друзей или героев книг. Может быть, после всего, что с ней случилось, она впала в детство? Но значит ли это, что Келли действительно погибла? Что она спасла Шэй ценой собственной жизни? Я задыхаюсь от боли. Нет, об этом сейчас лучше не думать.
Смотрю на Шэй, которая бежит рядом, и не могу отделаться от ощущения, что все это не по-настоящему, что так не может быть. Впрочем, и само спасение Шэй казалось бы невероятным и невозможным, если бы я не видел это все собственными глазами.
Я так и не попрощался с Келли — и уже не в первый раз. Но боль, какой бы мучительной ни была, переносится легче. Может быть, теперь, после всех выпавших на ее долю тягот и испытаний, Келли упокоилась с миром.
Мы бежим. Похоже, все без вопросов доверились Алексу и готовы слушаться. По крайней мере, пока. Если принимать во внимание, сколько солдат осталось на поле боя, возможное повторение бомбежки и отсутствие среди мертвых лейтенанта Киркланд-Смита, решение уйти от опасного места как можно дальше представляется вполне логичным.
Если бы только его принял не Алекс. Вот за ним я определенно не готов следовать безоглядно.
Почему? — спрашивает Фрейя, уловив мои мысли. Расскажи мне о нем подробнее.
Ты же знаешь, был моим отчимом. Он отец Келли. Я так его ненавидел. Быстро и коротко ввожу Фрейю в курс дела — рассказываю о его манипуляциях, об отношении к нам, о моих подозрениях относительно его причастности к исчезновению Келли. Хотя последнее представляется сейчас маловероятным: даже он не похитил бы дочь для проведения экспериментов в подземной лаборатории на Шетлендах.
А еще он спас Шэй из ловушки раньше и еще раз сегодня. Это я знаю точно.
Думаешь, ему можно доверять? — спрашивает Фрейя.
Я фыркаю, точнее, мысленно изображаю нечто напоминающее этот звук. Никогда. Но я готов дать ему шанс. Поверить на этот раз. Первый раз. Но чтобы знать наверняка, нам нужно понять, что здесь происходит. Кто эти люди, которые пришли с Алексом? Он сказал, что привел их, чтобы спасти нас, но привел откуда?
До сих пор разговорчивостью они не отличались, но, с другой стороны, и времени для болтовни не было. Однако есть в них что-то странное. Только сосредоточиться и определить, в чем заключается эта странность, некогда.
Не задавая вопросов, они делают все, что говорит Алекс. У них неплохо получается убивать — с солдатами они успешно справились, — но при этом их трудно назвать убийцами. Они не похожи на наемников, профессиональных военных или вообще на людей, применяющих насилие ради насилия. В другой ситуации я бы принял их за университетских коллег Алекса, натренированных и с оружием.
Шэй рассказала тебе, что происходит?
Бросаю взгляд на Шэй. Она по-прежнему бежит рядом, но лицо замкнутое, выражение отстраненное. Что она пережила? Сегодня — бомбу. А потом с котом на руках вышла из огненного ада. С котом, который, как я теперь понимаю, принадлежит кому-то из прислуги Алекса. Лишенный свободы передвижений, он выражает явное неудовольствие своим положением.
А Шэй? Бледная, похудевшая, она выглядит не готовой к такому марафону. Тем не менее я знаю, что у нее есть резервы и способности, о которых никто даже не догадывается.
Кем же она стала?
Спроси у нее, говорит Фрейя, и я вздрагиваю, осознав, что она слушает мои мысли, которые я забыл заблокировать. Пусть и с опозданием, я делаю это сейчас.
Шэй? — обращаюсь я к ней мысленно. Она поднимает голову, смотрит на меня и на секунду сбивается с ритма.
Кай. Она произносит мое имя внутри себя, и прикосновение ее мысли — то же, что касание ее руки или губ, оно одно такое, и оно принадлежит только ей.
Расскажи. Расскажи мне все.
С чего начать? Что сказать? Я не знаю. Столько всего случилось с тех пор, как мы с Каем были вместе — кажется, с тех пор прошла тысяча лет, — я стала другой и чувствую возникшую отчужденность, а еще я совершенно опустошена и вместе с тем до предела заряжена. Вспоминаю, как испугался Кай, когда в Киллине я убила готовившегося стрелять в нас солдата. Что он подумает, когда узнает, что я сделала сегодня? Возмутится, отвернется с неприязнью.
Мы уже близко, предупреждает Алекс. Я передаю сообщение Каю, откладывая ответ на потом.
Внутри огромного амбара нас ожидает с десяток автомобилей разных типов и моделей.
Алекс направляет нас к одному из них.
— Куда поедем? — спрашивает Кай.
— Хочешь остаться и подождать военных? Уверен, они уже идут.
— Вопрос логичный, — вмешиваюсь я. — Так куда вы собираетесь нас везти?
— Если хотите, могу назвать координаты: это заброшенный аэродром на границе с Шотландией. Промежуточный пункт на пути к конечному пункту назначения, называть который пока еще рано. Так что давайте поедем на аэродром, а потом уже поговорим. Потом, если пожелаете, сможете уйти, и я даже дам вам машину или отвезу туда, куда вы пожелаете. Но сейчас предлагаю не задерживаться и поскорее отсюда убраться.
Вопреки моим ожиданиям, Кай не возражает против предложения Алекса и, что для меня полный сюрприз, согласно кивает.
Мы с ним устраиваемся на заднем сиденье одной из легковушек, на которые указал Алекс. Кай машет Фрейе, предлагает ей сесть впереди, но девушка качает головой и устраивается в машине с Алексом.
Задняя дверца снова открывается, и кто-то из команды Алекса — видны только поцарапанные руки — опускает мне на колени взъерошенного Чемберлена.
Мяу, мяу, мяаааааааааауу!..
Кот возмущен и негодует, а когда принесший его мужчина садится за руль, злобно шипит.
— Некоторые кошки не понимают, как им повезло. Я Аристотель, — представляется наш водитель и заводит машину.
— Привет. Я Шэй, это Кай, а котика, которого вы спасли, зовут Чемберлен. Спасибо, что принесли его. — Кота бы я не бросила, но он такой здоровенный, что и бежать с ним быстро было бы затруднительно.
— Никаких проблем.
— Далеко до аэродрома? — спрашивает Кай.
— За полсотни километров. По проселочным дорогам это несколько часов. Можете поспать, если хотите.
— И куда потом полетим?
— Это вам у Ксандера надо спросить.
— У Ксандера?
— Да, у того высокого парня с серебристыми волосами, который всеми нами здесь командует. — Наш новый знакомый усмехается, а мне не по себе. Они только что выступили в роли спецназа, понесли потери сами и перестреляли кучу людей, а его это как будто не трогает.
А еще они называют Алекса — который вообще-то Александр — Ксандером.
И Келли — то есть Дженна — знала его как Первого. Алекс — Ксандер — Первый. Один в трех лицах?
— Кем это вами? Можете уточнить? — спрашивает Кай.
— И это вам тоже надо спросить у Ксандера.
Мы с Каем переглядываемся. Я задаю еще несколько вопросов — в том же направлении, но в другом оформлении — и даже осторожно применяю ментальное убеждение, но безуспешно.
Расспрашиваю водителя, а сама думаю: не пытаюсь ли я избежать ответа на вопрос, заданный ранее Каем?
Расскажи мне все. Просьба вполне обоснованная в данных обстоятельствах. У меня самой вопросов накопилось множество, и я хочу получить на них ответы: где он был, что с ним случилось, как он нашел нас. И кто такая Фрейя? Они явно близки, это чувствуется.
Но все это слишком после того другого, что произошло в один этот сегодняшний день, уже переходящий в ночь.
Я вздыхаю, откидываюсь на спинку сиденья, устраиваюсь поудобнее и закрываю глаза. Чемберлен растянулся отчасти на моем колене, отчасти на сиденье, до самой дверцы, и его негромкое урчание напоминает мне, что и я тоже устала.
Кай?
Да?
Поговорить есть о чем, я знаю, но сейчас у меня просто нет на это сил. Давай просто побудем вместе, а? Ты и я.
Секундой позже его рука ложится на мое плечо. Он гладит меня по волосам, и мысли начинают прыгать, хотя память переполнена мучительными видениями и картинами, беспорядочно проносящимися перед внутренним взором, пока я не забываюсь беспокойным сном.
Просыпаюсь внезапно, будто что-то вырывает меня из сна. Дождь, гром — наверное, гроза и разбудила. Едем в темноте, другие машины следуют за нами и едва видны за пеленой дождя. Чемберлен, похоже, простил Аристотеля и дрыхнет на переднем пассажирском сиденье. А может, ему просто не хватило места сзади.
Сознание проясняется, и минувший день напоминает о себе болью разбуженных воспоминаний, жутких образов и пронзительных чувств.
Меня спас Спайк. А потом Келли… Дженна. Кто она? Теперь уже не спросишь — поздно. Обеих нет. Я даже не сознавала, как важна была для меня верная, твердая дружба Спайка; теперь вместо нее пустота и стягивающийся узел боли.
Рядом Кай. Он здесь, где и должен быть, где я так долго желала его видеть. Он здесь, а мне не верится.
Что реально, что нет?
Келли не Келли; она не приходилась Каю сестрой. Она была кем-то, кого звали Дженной, и, по ее словам, именно она распространяла болезнь.
А еще она сказала, что Алекс — мой отец — тот самый Первый доктор, заправлявший всем в подземной лаборатории на Шетлендах, виновник первой смерти Дженны, когда ее «вылечили» огнем.
Правда ли это? Я знаю, что мама и Кай никогда не верили ему. Знаю, что он недоговаривает порой, что-то скрывает. Но способен ли на такое человек, несколько раз спасавший меня и других?
Сердце ускоряет бег и разгоняет кровь, как только я осознаю еще одно последствие откровения Дженны: а где же настоящая Келли? Где сестра Кая? Если Дженна приняла личность Келли за свою, то должна была действительно знать ее. И тогда получается, что настоящая Келли тоже была жертвой экспериментов? Жертвой собственного отца?
На все эти вопросы ответа нет, но есть один вопрос, ответ на который, настоящий ответ, без лжи, можно получить прямо сейчас. Я наклоняюсь и осторожно целую Кая.
Он ворочается. Открывает глаза и смотрит на меня.
Нам нужно сказать друг другу очень многое, но есть только один способ сказать самое главное.
Я целую его снова и снова, надеясь, что Аристотель смотрит на дорогу и ему не до нас.
Здесь и сейчас есть только мы, Кай и я.
Многозначительное покашливание Аристотеля — и нас как будто пружиной отталкивает друг от друга.
— Скоро будем на месте, — говорит он.
Щеки у Шэй горят. Я смотрю на нее и не могу насмотреться: настоящая, живая, она здесь, рядом со мной. Ну разве не чудо! Я беру ее руку. После всего случившегося, после всего увиденного и навеки отпечатавшегося в сознании, при всем том, что еще нужно узнать, целовать ее и держать за руку — вот самые ценные, самые важные истины. Тем не менее есть кое-что, что я должен сказать прямо сейчас, пока не забыл.
Нам нужно поговорить.
Да, отвечает она и снова меня целует.
Я отвечаю и тут же мягко, но решительно ее отстраняю. Так не разговаривают.
Разговаривают. Она улыбается и смотрит на меня так, как будто в целом мире больше не на что смотреть.
Перестань. Просто послушай. Дело серьезное.
Хорошо.
Я очень сильно на тебя разозлился, когда ты ушла от нас на острове. Я поверил тебе, а ты усыпила меня, и когда я проснулся, тебя уже не было.
Но ты ведь понимаешь, почему я так сделала?
Ты думала, что поступаешь правильно. Но выжившие не переносят болезнь — здесь ты ошиблась.
Теперь я тоже это знаю, но тогда думала, что эпидемия распространяется из-за меня, что только я виновата в гибели сотен людей. Может быть, я была неправа, но тогда считала, что обязана сдаться властям. Что хорошего, если бы нас обоих не стало?
Не хочу спорить с тобой о том, что уже случилось. Но ты должна пообещать мне кое-что.
Что пообещать?
Что никогда больше меня не бросишь, не исчезнешь, как тогда, не попрощавшись, не обсудив. Если решишь, что надо уйти, скажи об этом прямо, в лицо, объясни почему. Между нами больше не должно быть секретов.
Ты прав. Извини. И, да, обещаю — больше никаких секретов. И никаких фокусов с исчезновением. По ее щекам катятся слезинки, и я хочу поцеловать ее, но как только наклоняюсь, она упирается руками мне в грудь.
Я тоже должна рассказать тебе кое-что.
Давай.
Я пыталась сделать это раньше, но после взрыва все смешалось, и ты, наверное, плохо меня слушал. Меня спасла не Келли. И погибла от бомбы не Келли. Та, кого мы знали как Келли, на самом деле с самого начала не была ею. Это была девушка по имени Дженна. Она присвоила личность Келли.
Я недоверчиво качаю головой. Невозможно. Она все знала. Обо мне, о доме. Знала то, что могла знать только Келли. Есть еще кое-что, о чем я не говорил тебе, но что может многое объяснить.
И что же это?
У нее еще в детстве были воображаемые друзья, а иногда она сама притворялась одним из них. Думаю, после всего случившегося у нее включился защитный механизм психологического приспособления, регрессия.
Шэй молчит, обдумывает сказанное мной, но потом качает головой. Я была близка с ней и уверена на все сто: она не Келли. И тоже должна сказать кое-что еще. Она была носителем возбудителя болезни.
Что? Ты серьезно?
Да. Я винила себя, но оказалось, что причина в ней. Она принесла болезнь и в Абердин, и на Шетленды. Я поняла это недавно, а потом она сама подтвердила это и призналась, что знала уже какое-то время.
Я смотрю на Шэй и не знаю, что сказать. Столько всего и сразу, что это трудно усвоить.
В это тяжело поверить.
Но машина уже начинает притормаживать, а значит, мы подъезжаем, и мне нужно сказать кое-что еще, с чем нельзя тянуть. Я откладываю все в сторону — потом разберемся.
Послушай, есть еще кое-что, о чем мне нужно тебе сказать. Извини.
За что?
Это касается нашего мысленного разговора. Знаешь, я долго сопротивлялся, но теперь понимаю, почему был против. Из-за Алекса.
Шэй смотрит на меня озадаченно. Из-за Алекса? Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
По-моему, я рассказывал тебе, что он за человек и как манипулировал нами. Но раньше я не все понимал. Не понимал, например, почему он всегда так меня злит. А дело в том, что он поступал так же, как ты, делал то же, что и ты, но никогда не спрашивал разрешения. Просто залезал мне в голову и говорил, что нужно делать, а я в то время еще не умел ничего и был вынужден подчиняться. Я ненавидел Алекса.
Шэй качает головой. Хочешь сказать, он уже тогда, несколько лет назад, был выжившим?
Да. Еще до того, как женился на моей матери, до рождения Келли.
Я читаю ее мысли как открытую книгу и вижу: она мне не верит.
Этого не может быть, Кай. Болезни не существовало еще несколько месяцев назад, пока она не вырвалась за пределы лаборатории, в которой и была создана. Ты сам знаешь.
Я знаю то, что знаю. Он был одним из вас и был таким в течение многих лет.
Кай, ты ошибаешься. Может быть, он действительно хороший психолог и умелый манипулятор?
Если я не один из вас, это еще не значит, что я не понимаю, какие вы ведете игры в наших головах. Я же знаю.
Еще чего! Злюсь — и чем дальше, тем больше. Наговорила всего и хочет, чтобы я вот так вот запросто поверил ей на слово и безропотно принял. Нет!
Я выталкиваю ее из головы.
Кай? Кай? — снова зову я, но он делает вид, что не слышит. Усилием воли сдерживаю слезы, подступившие к глазам, отворачиваюсь и смотрю в окно. Довести разговор до конца было бы правильнее вслух, потому что когда Кай в моем разуме, я не могу оставаться вежливой и тактичной — он знает, что я ему не верю.
И точно так же я знала, что он не верит моим словам о Дженне.
Но Кай наверняка ошибается. Иначе быть не может. Ведь то, что он сказал, это сущее безумие.
Или нет? Молчу. Думаю. Даже если Алекс инфицировал себя в своей лаборатории на Шетлендах, это не могло случиться так давно. Использованная в лаборатории технология разрабатывалась в ЦЕРНе позднее, и в то время, о котором говорил Кай, ее еще не существовало.
Машина останавливается. Вокруг темно, льет дождь, и ничего не видно, но, похоже, мы на месте.
Только вот что это за место и где оно находится?
Аристотель берет на руки Чемберлена, и тот снова шипит.
— Пробежим к ангару, тут недалеко. Не отставайте! — говорит наш водитель, открывает дверцу и мчится в темноту.
Я спешу за ним, радуясь бьющим в лицо холодным струям. Кай следует за нами, и я ощущаю его колебания и нерешительность.
До открытой двери рукой подать, несколько метров, но я уже промокла. Ветер швыряет дверь на металлическую стену, подхватывает и с грохотом швыряет снова, пока кто-то не придерживает ее. Алекс, Фрейя и еще несколько человек уже здесь, остальные подходят.
— Плохая новость — погода, — говорит Алекс. — Мы не можем взлететь, пока не уляжется ветер. С другой стороны, они тоже не смогут ударить по нам с воздуха. — Он находит взглядом Кая, потом меня. — А вот теперь можно и поговорить — время есть.
Стулья вдоль стены, стол — что-то наподобие офиса с открытой планировкой. Мы все, включая Фрейю, Елену и Беатрис, садимся вместе, одной группой. Я чувствую, что начинаю паниковать, а Алекс просит принести чай и сэндвичи.
Нет, так не делается. Мне нужно предварительно поговорить наедине с Каем. Пытаюсь окликнуть его мысленно, но он упрямится и не отвечает.
— Кай, — негромко говорю я. — Нам необходимо кое о чем поговорить. Я не все еще тебе сказала. Извини.
— Ну же, садитесь, — обращается к нам Алекс. — Обсудим кое-что.
Фрейя и еще двое выживших — Елена и Беатрис — садятся.
— Я лучше постою, — говорю я.
— Как хочешь.
Шэй стоит рядом со мной; кот у нее под ногами. По ее словам, она не все мне сказала. Не успела. Интересно, что это может быть?
— Алекс — или мне называть тебя Ксандером? — кто эти люди, что приехали с тобой?
— Мы члены группы, которая называется «Мультиверсум». Я руководитель группы.
«Мультиверсум»? Бросаю взгляд на Шэй и вижу, что для нее это название имеет смысл.
— Это ведь какая-то коммуна, да? — спрашивает она. — С филиалами по всему свету? Что-то там насчет поклонения истине.
В его глазах удивление.
— Очень хорошо и в основном верно — за исключением части о поклонении истине. На самом деле мы занимаемся поиском истинного знания.
— Это вы делали на Шетлендах, искали истинное знание?
На Шетлендах? Они были на Шетлендах?
— Об этом мне рассказала девушка, которую мы знали как Келли — хотя на самом деле она ею не была, так ведь, Алекс? И за всем этим стоял ты. Ты Первый доктор. Ты создал антиматерию в подземной лаборатории на Шетлендах, и оттуда распространилась эпидемия.
Остальные переглядываются, они шокированы. Она действительно назвала Алекса Первым? Да, я всегда презирал его, но принять вот такое нелегко — неужели он ответственен за все обрушившееся на страну горе и сотни, даже тысячи смертей? Отец моей сестры, человек, с которым мы жили под одной крышей, который многие годы был женат на моей матери?
И до меня вдруг доходит, что он ничего не отрицает.
Я не сомневался, что он имеет какое-то отношение к исчезновению Келли, и вот теперь, когда решил дать ему шанс, поверить, такая новость?
В следующий момент я уже лечу к Алексу, движимый одним желанием: отомстить ему за все, что он сделал Келли. И словно они только и ждали этого, из группы «Мультиверсума» на меня бросаются трое.
Алекс качает головой.
— Кай, ты всегда был склонен принимать поспешные решения, не зная всех фактов.
— Фактов? — подает голос Шэй. — А как вам такие факты: вы проводили эксперименты над людьми, убивали их, вы вызвали эпидемию, которая уже убила миллионы и убьет еще больше.
— Мы не знали, что так случится, и глубоко об этом сожалеем, — отвечает Алекс. Но разве сожаления значат что-то на фоне таких последствий?
— Вы работали совместно с ПОНом? Создавали новое оружие? — спрашивает Шэй.
— У нас были свои цели, но… да, они думали, что мы делаем что-то для них. Сейчас они пытаются скрыть свою роль в том, что случилось, закопав нас всех.
— И в чем же заключались эти ваши цели?
— Мы пытались лечить рак, болезнь, также убивающую миллионы. У всех испытуемых, принимающих участие в шетлендских экспериментах, была последняя стадия рака, и пройти курс они согласились добровольно. Самое главное, у нас получилось. Мы были близки к успеху, когда произошла авария.
— Келли была всего лишь ребенком! — говорю я. — Твоей дочерью. И у нее не было рака. Как ты мог? — Я пытаюсь вырваться, но их трое, и мне с ними не справиться.
— Та девчонка-призрак, о которой ты говоришь, не была твоей сестрой. Разве Шэй тебе не объяснила? Она болела раком, и ее семья дала согласие на участие дочери в эксперименте. С ней мы добились успеха — она выжила после курса инъекции антиматерии, и раковых клеток в ней не осталось.
— Перестань! Довольно лжи — ты прекрасно знаешь, кто она. И ты «вылечил» ее огнем. Келли сожгли заживо, и тебе это прекрасно известно.
Алекс хмурит брови.
— Что еще она тебе рассказала? — Он качает головой. — Как ни грустно об этом говорить, она страдала психическим заболеванием, развившимся, скорее всего, в результате вторичного рака мозга, который был у нее еще до лечения. В конце бедняжка сама не знала, кто она такая, и погибла в пожаре после поломки ускорителя частиц. В том самом пожаре, который уничтожил весь исследовательский центр и большую часть построенных на острове объектов.
— Я не верю тебе. Это была Келли, я знаю свою сестру. И она знала такое, что могла знать только Келли.
Алекс снова качает головой.
— Как обычно, Кай, ты упрям и не желаешь признавать правду. Но хватит. Довольно бессмысленных пререканий — у нас мало времени. — Он переводит взгляд на Шэй, потом, по очереди, на Фрейю, Беатрис, Елену. — Присоединяйтесь к нам. Вступайте в «Мультиверсум». Вместе мы найдем ответы на все вопросы и сможем спасти нашу планету.
Неужели они поверят? Неужели купятся на пустые обещания?
Я снова пытаюсь вырваться.
— Отпустите меня!
— Минутку, Кай. Послушай меня. У тебя были проблемы. Ты не мог принять новые способности Шэй. Ты ищешь причину своих безрассудных реакций на нее, и тебе удобнее обвинить меня, еще одного выжившего, обладающего такими же способностями.
— Что?
— Ты не можешь смириться с тем, что Шэй не такая, как ты, что она превосходит тебя. Но я в этом не виноват. И она не виновата.
Алекс снова пускает в ход этот свой тон, мягкий, увещевательный, и все, что он говорит, звучит так правильно, но я знаю, что он пытается запутать меня, сбить с толку, и хочу только одного: уйти от него, от Шэй, от них всех — чертовски далеко.
Алекс кивает, и меня отпускают. Я поворачиваюсь и иду к двери. Прочь отсюда.
Ксандер смотрит на меня, и я не могу отвести взгляда. Да, теперь он Ксандер. Алекс — это кто-то, кого я знала до того, как узнала другие, касающиеся его факты. Так получилось, что новое имя помогает мне разделить его на две половинки.
Говорит ли он правду?
Усилием воли отрываю взгляд и увожу в сторону. Кай, я не могу потерять тебя. Но Фрейя уже ушла за ним, и дверь гулко хлопает по железной стене.
— Мне жаль, — говорит Алекс, и я уверена, что ему действительно жаль. — Я знаю, как трудно и больно быть другим, не похожим на остальных. Знаю, трудно и больно терять из-за этого близких. — Я слышу эхо собственной боли, и что-то даже подсказывает мне, кого он имеет в виду, кого потерял. Наверное, надо побежать за Каем, но я не могу оставить Алекса одного.
— Кого вы потеряли? Расскажите мне о ней.
Он смотрит на меня с любопытством — мол, зачем она спрашивает? — слегка склонив набок голову, потом кивает.
— У нее были длинные волнистые волосы и восхитительный шотландский акцент. Она была намного моложе меня. — Он снова останавливает на мне свой взгляд и хмурится. Видит что-то знакомое? В чертах лица? В волосах? — Она жила со своей тетей неподалеку от моего дома в Киллине, то есть дома моей бывшей, матери Кая.
— Ты ведь из Киллина, да, Шэй? — спрашивает Елена.
Я почти вижу, как это происходит, как складываются пазлы в голове Алекса, как они становятся на места, и картина наконец складывается. Киллин. Мама. Я. Интересно, дошло бы до него это, если бы я не спросила о ней? Может, да. Может, нет. Так или иначе, я уже спросила. Несмотря на свое решение никогда и ничего ему не говорить. Должно быть, есть во мне что-то, требовавшее, чтобы он узнал.
В его глазах неподдельное изумление.
— Я всегда замечал, что ты скрываешь что-то, когда смотришь на меня, но мне и в голову не приходило, что… Так ты дочь Мойры? И… моя?
Елена и Беатрис смотрят то на меня, то на него, и растерянность постепенно сменяется удивлением.
— Мойра сама ушла от меня. Взяла и исчезла. Оставила меня с разбитым сердцем. Но о тебе я не знал. Если бы знал, обязательно бы ее отыскал.
— Да. Мама говорила, что вы ни о чем не знаете. — А еще она говорила, что ушла, когда почувствовала некую аномалию. Что она могла почувствовать столько лет назад? Ответ приходит сам собой, и теперь в изумлении уже я. Изо всех сил стараюсь не выдать свои мысли и эмоции. Получается, Кай попал в точку, и Ксандер уже тогда был выжившим?
Как такое возможно? Не знаю, но судя по тому, что сказала и показала мама перед смертью, оно так и есть, и можно только удивляться, что я ничего не заметила раньше.
Надо было поверить Каю, когда он говорил о том же. Но теперь уже поздно.
— Ты всегда знала, что я твой отец? Даже при нашей первой встрече в Эдинбурге? — спрашивает Ксандер.
— Нет, тогда не знала. Мама открылась мне перед самой смертью.
— Ах, Мойра, — вздыхает он, и я вижу боль в его лице и ауре. — Но почему ты раньше не сказала, что я твой отец?
Причин много: мама, Кай, Келли, смерть миллионов.
Но назвать ему хотя бы одну из них я просто не успеваю.
— Кай! — Голос пробивается ко мне сквозь шум дождя, и что-то поднимается в груди — Шэй? Неужели вышла вслед за мной?
Но это Фрейя.
Уже промокший насквозь, иду дальше, дальше. Небо понемногу светлеет в разрывах между тучами, приближающийся сырой рассвет позволяет уже рассмотреть вьющуюся между деревьями тропинку.
— Ты куда собрался? — спрашивает, догоняя, Фрейя.
— Не знаю.
— Этот твой отчим тот еще тип, да?
— Ха.
— Не позволяй ему играть тобой.
— Что?
— Он умышленно разозлил тебя, чтобы ты ушел, неужели это не понятно? Ты делаешь именно то, чего он от тебя и хочет.
— Но она же верит ему. Шэй ему верит! — зло бросаю я, и боль пронзает раскаленной иглой.
— Думаешь, верит? А по-моему, она постоянно вступает с ним в спор, бросает вызов и выведывает, что может. При этом она ни разу не сказала: Да, Алекс, ты прав!
— Может быть, но почему, черт возьми, она не сказала мне раньше, что за всем происходившим на Шетлендах стоял именно он? Это же не мелочь какая-то, такое не забудешь.
— Послушай, Кай, не придирайся к девчонке, дай поблажку. Только вчера ей на голову сбросили бомбу, и она это пережила. Со стороны могло показаться, что ей это ничего не стоило, но я так не думаю. Да еще и два ее друга, Спайк и Келли — или кто она в действительности была, — погибли у нее на глазах. Разумеется, она шокирована.
Я останавливаюсь и смотрю на Фрейю. Вспышка молнии на мгновение выхватывает ее из темноты — тоже промокшую, с короткими, рыжими на кончиках и светлыми у корней, прилипшими к коже волосами. Дрожа от холода, она объясняет мне, что и как, объясняет то, что я должен был понять сам.
Костяшками пальцев стучу себя по голове.
— Да чтоб его. Ты права.
— Конечно, права.
— Ты настоящий друг, — говорю я и уже делаю шаг вперед, чтобы обнять ее, но в последний момент замираю и опускаю в нерешительности руки. Может, нельзя?
Фрейя, если что-то и заметила, виду не подает и только усмехается.
— Да-да, настоящий.
— И что мне теперь делать? Вернуться, поджав хвост, чтобы вымолить прощение у Шэй и еще раз попытаться врезать Алексу?
— Похоже на план. Идем.
Она берет меня под руку, мы делаем шаг в нужном направлении…
Вспышка!
Удар грома!
Взрывная волна разрывает ночь.
Мы ныряем в лес.
Взрыв раскалывает ночь, отбрасывая меня к только недавно произошедшему, к дому, к бомбе, к Келли/Дженне, и я съеживаюсь от страха. Лишь через секунду до меня доходит, что все это не здесь, а где-то далеко.
Елена кладет руку мне на плечо и помогает подняться.
Ксандер стоит в центре группы «Мультиверсум»; говорят сразу все, и слова понемногу начинают проникать в мое сознание:
— Отсюда надо убираться сейчас же.
— Сможем взлететь в такую погоду?
— Без огней?
— Если придется, сможем.
Все торопятся, бегут, суетятся вокруг стоящего в ангаре самолетика.
Наконец мне удается привлечь внимание Ксандера.
— Что случилось?
— Мы установили взрывное устройство на дороге, по которой сюда приехали, — объясняет он. — Оно сработало. Дистанционная камера подтверждает, что там были военные, ПОН. Они каким-то образом выследили нас и сейчас направляются сюда. Взрыв задержит их, но ненадолго.
— Где Кай? С ним все хорошо?
— За Каем и Фрейей присматривает один из наших; они в порядке и уже возвращаются.
Большие двери ангара распахиваются, и нас захлестывает порыв ветра и дождя. Тьма уже не такая густая; рассвет приближается, но сырой и тусклый.
Ксандер поворачивается ко мне.
— Решай сейчас. Присоединяйся к нам. Вместе мы сумеем изменить мир.
Я смотрю на него. Он рехнулся, если думает, что я хочу изменить мир по его замыслу, или вообще соглашусь делать что-то вместе с ним после всего, что он натворил, только потому, что я его дочь. Но я прячу эти чувства поглубже.
Что с твоей другой дочерью? — мысленно спрашиваю я. Где настоящая Келли?
В ауре Ксандера неуверенность, сомнение, то, что обычно ему не свойственно. После недолгого молчания он качает головой. Нам нужно, прежде чем я стану отвечать на твои вопросы., научиться доверять друг другу. Идем с нами и узнаешь.
Придется пойти с ним. А как иначе? Я никогда не найду Келли, если он сам этого не захочет, и кроме него никто не знает, где она сейчас. Кай не поверил тому, что я говорила ему о ней и Дженне.
Алекс протягивает руку, и я, вместо того, чтобы оттолкнуть ее, протягиваю свою. Посреди окружающей нас суеты — его улыбка. Он опускает руку в карман, вынимает — и с его пальцев свисает ожерелье.
На цепочке болтается золотая модель атома, точь-в-точь такая же, какая была на настоящей Келли в тот день, когда я увидела ее в лесу. В день ее исчезновения.
— Можно? — спрашивает Алекс, и я наклоняюсь вперед, а он застегивает замочек. Атом скользит холодком по коже.
— Можешь посмотреть, что там происходит?
Фрейя замирает на секунду с отрешенным лицом.
— Дорога. Та, по которой мы приехали. Взрыв случился в нескольких километрах отсюда. Думаю, это солдаты. Сейчас они разбирают завал, освобождают проезд и скоро двинутся дальше.
Прячась за деревьями, мы перебегаем к ангару, где люди уже поднимаются на борт небольшого самолета. Шэй уже готова ступить на трап, но, заметив нас, поворачивается.
Рядом, держа руку на ее плече, стоит Алекс.
— А, Кай, это ты. Ты с нами? Если нет, то прощай.
— Отпусти ее!
— Моя дочь свободна и сама решает, что ей делать. Сейчас она отправляется с нами, и это ее право.
— Твоя… что? — Нисколько не сомневаясь, что Алекс разыгрывает какой-то свой очередной трюк, я смотрю на Шэй, жду ее ответа, подтверждения, что это все ложь, но она молчит и только виновато отводит взгляд.
— Шэй? Это правда? Он действительно твой отец?
Она беспомощно пожимает плечами.
— Да, правда.
— Он что-то сказал тебе? Не верь ему.
Шэй качает головой.
— Нет. Мама рассказала.
— Что? — Я смотрю на нее абсолютно пораженный.
— Она рассказала мне об этом перед самой смертью.
— И ты, зная об этом все время, молчала?
Шэй не отвечает — да и что она скажет? А ведь мы договорились — никаких секретов. Ладно, наверное, было что-то такое, о чем она не успела рассказать просто потому, что не представилось удобного случая, но скрыть такое! После смерти ее матери мы все время были вместе, вместе добрались до Шетлендов, и подходящих моментов хватало.
Но и это еще не все. Вот она стоит здесь, уже собравшись улететь с ним, хотя буквально только что пообещала никогда больше не исчезать снова. Этого не может быть.
Не может.
Но оно здесь, подтверждение — в ее глазах. Эти глаза умоляют о прощении, она тянется мысленно ко мне, но я отталкиваю ее.
— Ты уходишь с ним по своей воле? — спрашиваю я.
— Да, — говорит она. — Извини. И мне очень жаль. — Но в ее глазах не только сожаление, но и что-то еще. Она снова тянется ко мне, и я снова отталкиваю ее. О чем говорить, когда она уже все решила и улетает с Алексом. Своим отцом.
— Тогда иди.
Я поворачиваюсь к ней спиной и иду прочь.
Кай отгородился и не пускает меня. Стучусь снова и снова, даже пробую пробиться в его сознание насильно, но каждый раз ему удается меня блокировать.
Мы уже в самолете — Елена, Беатрис и Чемберлен. Кай и Фрейя остаются, и им предстоит защищаться собственными силами. Ксандер говорит, что ничего плохого с ними не случится: они успеют уехать на автомобиле, который он оставил им, а преследователи из ПОНа решат, что они улетели вместе со всеми на самолете. Уже сейчас Кай и Фрейя едут в направлении, противоположном тому, которое указывает взлетно-посадочная полоса. Тем не менее я переживаю за них.
Опускаюсь в кресло. Чувствую себя так, словно с миром случилось что-то и гравитация действует в другом направлении. Все мои движения замедленные, словно я нахожусь в каком-то сиропе, и каждый шаг — преступление против природы, своего рода предательство. Каждый шаг отдаляет меня от Кая.
Кай! — Ничего не могу с собой поделать и снова зову его. Вряд ли они уехали очень далеко, но ответа по-прежнему нет.
Кай молчит, но с ним Фрейя. Может быть, связаться с ней?
Фрейя?
Я как будто натыкаюсь на ледяную стену.
Пожалуйста, выслушай меня.
С какой стати? Ты хотя бы представляешь, как обидела Кая?
К глазам подкатывают готовые пролиться слезы. Ты не понимаешь. Я только притворяюсь, что присоединилась к команде «Мультиверсума». На самом деле я хочу найти Келли. Пожалуйста, объясни это Каю. Я поговорить с ним не могу — он меня блокирует. Передай, чтобы пришел потом за мной и своей сестрой.
Фрейя отвечает не сразу. Ты уверена, что с нами все это время была не Келли?
Уверена. С нами была не она, а другая девочка, Дженна, выдававшая себя за Келли. Мы разговаривали с ней перед самым концом, и я не сомневаюсь, что она сказала правду.
И ты считаешь, что настоящая Келли до сих пор жива?
Да. И чтобы найти ее, есть только один способ. Передай это Каю. Пожалуйста.
Фрейя задумывается и умолкает, отгородившись от меня стеной, но через какое-то время все же возвращается.
Ладно. Надеюсь, ты ее найдешь. Будь осторожна и береги себя.
Ничего не могу с собой поделать: притормаживаю и оборачиваюсь ровно в тот момент, когда поднявшийся над лесом самолет исчезает на горизонте.
Столько всего случилось, что до сих пор не могу разобраться. Алекс — отец Шэй? И как она могла так долго скрывать от меня этот секрет? Как она могла остаться с ним? После всего, что мы пережили вместе. После всего, через что прошли. После всего, что я сделал, чтобы найти ее.
Боль уступает место злости. Злость лучше. Злость безопаснее. Но, наверное, не тогда, когда я за рулем. Прибавляю газу на мокрой дороге и едва не теряю контроль над машиной.
— Кай? Мне жаль, что так вышло. — Фрейя еще здесь, сидит рядом, но я совсем забыл о ней. Сбрасываю газ, переключаю скорость.
— Не понимаю, как она могла уйти с этим человеком после всего, что он сделал. Пыталась пробиться ко мне, но я ее блокировал. Злился и даже слушать не стал, а надо было.
— Знаю, она мне сказала.
— Сказала тебе? И что? — Я еще надеюсь в душе, что есть какое-то разумное объяснение, вроде того, которое было у Фрейи, после которого все прояснится и станет на свои места.
— Я спросила, понимает ли она, какую боль причиняет тебе. И… — Фрейя колеблется, и я бросаю на нее вопросительный взгляд. Она отводит в сторону глаза, как будто боится сказать лишнее, и моя надежда улетучивается.
— Что бы там ни было, говори.
— Извини, Кай, но Шэй сказала, что ей нужно быть с отцом.
Я сжимаю руль с такой силой, что белеют костяшки пальцев.
— Как она может ему доверять? И дело не только в том, что фактически он виновник эпидемии. Я рассказывал ей, как он относился ко мне, к моей семье.
— Не знаю. Может быть, лишившись матери, Шэй хочет выстроить отношения с отцом, которого никогда не знала. Каким бы ни был, он ее семья.
Алекс ее семья. А я посторонний. То есть никто. Шэй ясно дала это понять. Она сделала свой выбор, и я повлиять на него никак не могу.
— Это еще не все, — продолжает Фрейя. — Ты знаешь Алекса, знаешь, на что он способен, как он умеет сделать так, чтобы все сложилось, как нужно ему. Он провернул этот фокус и с ней. Сыграл на комплексе превосходства. Представил дело так, что, мол, только выжившие могут изменить мир и повернуть его к лучшему. Что они отличаются от обычных людей. Что они особенные, не такие, как все. Как ты.
— Шэй так не думает. Нет, на нее это не похоже.
С другой стороны, насколько хорошо я ее знаю? Знала, что Алекс приходится ей отцом, и даже словом не обмолвилась. Разве так можно? Шэй прекрасно известно мое отношение к Алексу.
Может быть, именно поэтому…
Злость гаснет, и я пытаюсь разжечь ее заново — мне нужно оставаться злым. Но поверить в то, что Шэй действительно ушла, не могу. Впечатление такое, что во всей этой истории чего-то недостает, какого-то обстоятельства, причины, которая придала бы смысл случившемуся, показала бы, что Шэй не изменилась и осталась той же девушкой, которую я знал раньше.
Той самой, которая ушла от меня снова.
А вот Фрейя здесь; она не ушла. Она здесь только потому, что пыталась помочь мне найти Шэй, и я сам позволил ей остаться. Знал, что это нехорошо, неправильно, но тем не менее, даже зная о ее чувствах — ответить на которые не мог, — воспользовался ее предложением, не отказал.
Не мог, хотя и хотел. Быть с ней наедине, когда Шэй так далеко… да. Иногда так легко забыть, что Фрейя — всего лишь хороший друг.
Вот и сейчас она рядом, помогает мне понять то, что понять невозможно.
Фрейя не заслуживает такого отношения с моей стороны.
— Спасибо, — говорю я, не уточняя, за что именно благодарю ее. Слишком долго пришлось бы говорить.
— Все в порядке.
Дальше едем молча. Небо светлеет, из-за горизонта уже выглядывает солнце.
Куда мы направляемся, я понятия не имею. Главное — подальше от преследователей, от ПОНа. А что будет дальше… Теперь я хочу не только докопаться до правды о причине эпидемии. Я хочу рассказать всему миру, что сделал Алекс. Разоблачить его. Показать его таким, каков он на самом деле.
Не считая этого, я думаю только о том, что случилось со мной: о секретах, которые таила от меня Шэй; о той ерунде, которую Шэй рассказывала о Келли; о том, как Шэй улетела с Алексом.
Я как будто стою на черте, по одну сторону которой лежит все, что случилось до, а по другую — все, что случилось после. И то, что на одной стороне, никаким логичным образом не связано с тем, что на другой стороне.
До — все, что касалось Шэй: найти ее, спасти ее, любить ее.
После…
А что после? Что теперь?
Вопросов слишком много, и ответить на все я не могу.
Я здесь, Кай. Я помогу тебе, мысленно шепчет Фрейя, и ее рука касается моей руки.
Самолет снова кренится, потом проваливается в воздушную яму, и я сильнее сжимаю подлокотники кресла. Словно свалившись через тайный ход в другой мир, мы падаем и падаем, и мой желудок падает вместе с телом, а потом невидимая сила рывком возвращает нас на место. Зона турбулентности, в которой оказался наш самолет, сравнима разве что со страхом и болью внутри меня, страхом, не имеющим никакого отношения к нашему падению с неба.
Могу ли я доверять Фрейе? Каждому милее свой уголок. Мы познакомились недавно, и я плохо ее знаю, но знаю, что она помогла Каю найти меня и что он считает ее своим другом.
Остается только надеяться, что Кай выслушает ее и поймет, почему для меня так важно было уйти. Поймет, что я делаю это и для него тоже, что я хочу найти его сестру.
Куда везет нас Ксандер? Будет ли там Келли?
Я возвращаюсь мысленно в тот день, который свел нас с Каем, к той случайной встрече с Келли в лесу возле Киллина, в мир, до неузнаваемости изменившийся с тех пор. Как и я сама.
Я воспроизвожу сцену по памяти: девочка, поднимающаяся по крутому склону холма. У нее длинные темные волосы и голубые глаза, в которых, когда она услышала мой голос, заметалась тревога и которые успокоились, когда она увидела меня.
Как жаль, что нельзя путешествовать во времени. Я остановила бы ее, не пустила к дороге и не позволила сесть в тот автомобиль, после чего ее никто уже не видел.
Невозможно вернуться в прошлое и изменить случившееся. Но я собираю все силы, всю волю и посылаю ей мое пожелание: быть живой и здоровой, как тогда. Я посылаю это пожелание, как будто, если сильно захотеть чего-то, оно так и случится.
Другое мысленное послание уходит Ксандеру: он не должен знать мои планы. Я найду Келли и верну ее матери и Каю.
Не знаю почему, но мне представляется вполне естественным, что девочка, благодаря которой мы с Каем встретились впервые, снова сведет нас вместе.
Келли, где бы ты ни была, что бы с тобой ни случилось, держись.
Я иду.