Колониальная служба

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. БОЛОТО ВВЕРХ ТОРМАШКАМИ

Бордман почувствовал как корабль Надзора поворачивается вокруг своей оси, потому что, несмотря не искусственную гравитацию он почувствовал в своих ушах изменение давления. Он знал что переворачивается через голову, несмотря на то, что его стопы твердо стояли на полу. Это было не нормальное ощущение и он почувствовал слабое, инстинктивное сокращение мышц, когда они реагируют на анормальное явление, видимое или ощущаемое.

Но повод для маневра корабля был очевиден. Они были совсем рядом от места назначения и начали торможение двигателей Лоулора. И как Бордман и предполагал как только маневр был закончен, юный Барнс — самый младший офицер на борту судна явился в каюту и подмигнул ему.

— Корабль приземляться не будет, сэр, — сказал он, таким тоном, словно объясняя очевидные вещи десятилетнему младенцу. — Пришлось подкорректировать приказы. Вы попадете на поверхность с помощью посадочной шлюпки. Пожалуйста сюда, сэр.

Бордман содрогнулся. Он был Старшим офицером Колониального Надзора, состарившийся на службе и этот корабль доложен был доставить его к месту последней незаконченной работы. Бело было срочное и важное. У этого корабля не было других дел, последние несколько месяцев, кроме как отправиться за ним и доставить его в Штаб-квартиру Сектора на Канну-3 или куда-нибудь поблизости. И этот юный офицер относится к нему как к ребенку!

Бордман с некоторым облегчением обнаружил что он просто не умеет производить должное впечатление. Он не был знаменитым звездным волком и не мог похвастаться высоким званием. Он даже не мог вызвать своим видом уважения к собственному рангу.

Сейчас юный офицер, напряженный и насмешливый ожидал пока Бордман сдвинется с места, а Бордман глядя на него решил что мог бы с легкостью надрать наглецу уши. Но он вспомнил самого себя, в свою бытность младшим корабельным офицером. Тогда он чувствовал едва скрываемое презрение ко всем людям, неважно какого ранга, которые проводили свои жизни в тесных неуютных каютах кораблей Надзора. И если этому юному лейтенанту Барнсу повезет, то он до конца жизни не изменит своего мнения. Бордман не осуждал его за юношеский максимализм.

И потому он покорно последовал за Барнсом в дверь отсека. Он пригнул голову под вентиляционного отверстия и обогнул трубу с блестящими регуляторами давления. Здесь пахло озоном маслом и краской, что были привычные запахи кораблей Надзора, в служебной части.

— Сюда, сэр, — сказал Барнс. — В этот проход.

Бордман кивнул. Он приблизился к ярко окрашенной двери. Она не выглядела достаточно новой. Корабль Надзора был построен достаточно давно и фондов для ремонта старых устройств у Колониального надзора вечно не хватало. Поэтому, почти каждый Спасательный корабль был похож на груду металлолома.

Громкоговоритель на стене резко проговорил:

— Слушайте! Шевелитесь! Гравитация исчезает!

Бордман ухватился за ближайшую трубу и быстро отдернул руку — труба оказалась горячей схватился за следующую и второй рукой вцепился за нее чуть ниже. Он почувствовал изменение давления. Юный офицер сказал вежливо:

— Поторопитесь, сэр. Если позволите…

Гравитация внезапно исчезла. Бордман скривился. Было время, когда он сталкивался в подобными ситуациями, но на этот раз она застала его врасплох и без воздуха в легких. Его диафрагма под давлением внутренних органов вдавилась в легкие. Он почувствовал что задыхается. И с трудом выговорил:

— Я этого совсем не люблю, лейтенант. Я прослужил четыре года кадетом на корабле точь-в-точь как этот.

Он не плыл в невесомости. Он держался обеими руками за трубу и пользовался давлением в корабле вполне профессионально, и потому его ноги не оторвались от пола. Он смотрел что юный Барнс смотрел на него с тем же презрением, потому что все юные кадеты считали, что лишь они знают службу.

Барнс сказал спокойно:

— Так точно, сэр. — Выражение его лица не изменилось ни на йоту.

— Я даже знаю, — сказал Бордман, — что гравитация может быть отключена, потому что в зоне действия нашего корабля может находиться второй корабль с двигателями Лоулора. Наш гравитационный кокон может взорваться, если мы попадем в его поле.

Теперь юный Барнс выглядел смущенным. Бордман почувствовал жалость к нему. Внушение, каким бы оно ни было деликатным со стороны старшего офицера — малоприятная штука. И бордман добавил:

— И я помню, что в те времена, когда был юным стажером то однажды пытался объяснить Главе Сектора как ему следует обращаться со скафандром. Да минует вас сия доля!

Юный Барнс смутился еще больше. Глава Сектора находился столь высоко в табели о рангах, что сама мысль о том, чтобы сделать ему замечание могла вызвать головокружение у молодого офицера-стажера. Если Бордман действительно сделал замечание Главе сектора и до сих пор жив… Тогда…

— Я все понял, сэр, — сказал Барнс смущенно. — И постараюсь впредь вести себя согласно уставу.

— Мне кажется, — сказал Бордман. — Что вы допустили погрешность случайно. Какого дьявола здесь делает другой корабль и почему мы не можем приземлиться обычным путем?

— Не знаю, сэр, — ответил младший офицер. Его поведение по отношению к Бордману претерпело коренные изменения. — Я лишь знаю, что шкипер собирался приземлиться с помощью посадочной ловушки. Но получил приказ остановиться. Он был так же изумлен, как и вы сэр.

Громкоговоритель проскрипел:

— Внимание! Гравитация восстанавливается! Гравитация восстанавливается!

И вес снова вернулся. На этот раз Бордман был к этому готов и все воспринял нормально. Он посмотрел на громкоговоритель и ничего не сказал. Он лишь кивнул молодому человеку.

— Предполагаю, что мне лучше будет перебраться в посадочную шлюпку. Мало ли что!

Он пробрался через дверь и вполз в посадочную шлюпку, единственное, что было более-менее новое на корабле, хотя тоже безнадежно устарелое в качестве средства посадки.

Барнс взобрался вслед за ним.

Они закрыл дверцу шлюза изнутри, завинтил винт и нажал кнопку.

— Простите, сэр, но я обязан доставить вас вниз.

— Для спуска готовы, — доложил он в микрофон.

Индикатор на панели управления мигнул. Стрелка отклонилась от нулевой отметки совсем чуть-чуть. Она остановилась, медленно поползли секунды. Загорелся зеленый свет. Молодой офицер сказал:

— Держитесь крепче!

Стрелка рванулась на четверть круга вперед и начала медленно опускаться вниз. Из отсека начал откачиваться воздух. Наконец на панели зажегся новый индикатор.

— Мы готовы для выхода, — сообщил молодой офицер.

Створки отсека со щелчком разошлись. Показались звезды. Бордману их расположение было незнакомо, несмотря на то что он прихватил с собой атлас Сетона и Дониса и полсотни других книг, помогающих определить точную позицию Штаб-квартиры Сектора Колониального Надзора этой части галактики на Канне-3.

Шлюпка выплыла из корабля и внезапно, как бывает обычно у подобных полей, гравитационное поле корабля прекратило свое действие.

Корабль Надзора все больше удалялся от них все еще видимый в иллюминаторы шлюпки. Он внезапно увеличил ход, потому что шлюпку вращало и крутило, когда она попадала во встречные потоки. Корабль стал маленьким и исчез. Лодка повисла в пустоте, медленно поворачиваясь. Солнце Канна появилось в поле зрения. Оно было слишком большим в сравнении с солнцами земного типа и в его короне почти не было протуберанцев и потоков плазмы столь характерных для подобных солнц. Но даже на третьей орбите оно давало лишь десятую долю оптимального климата, эквивалентного климату Земли на близлежащей планете.

Скоро показалась и сама планета, по мере того, как корабль продолжал поворачиваться. Она была голубой. Более чем девяносто процентов поверхности составляла вода, а большая часть твердой земной поверхности находилась под толстыми шапками полярных ледников. Она была выбрана в качестве Штаб-квартиры Сектора из-за невозможности разместить на ней многочисленное население, которое могло лишить Колониальный Надзор остатков земли, необходимых для складов Надзора и резервных устройств и приспособлений.

Бордман смотрел на планету задумчиво. Шлюпка находилась от планеты в положенных двух планетарных диаметрах, дистанции на которой любое чудно прибывает к любой планете на своем пути. Бордман отлично видел верхнюю ледяную шапку и расположенное ниже море, и линию тени. Один штормовой циклон начал образовываться на ночной стороне планеты на краю мощной системы облаков, опоясавших экватор. Бордман пытался высмотреть Штаб-квартиру. Она была расположена на острове приблизительно на сорока пяти градусах широты приблизительно в том месте, куда дрейфовала шлюпка. Но он не мог найти его. Здесь был единственный остров который мог привлечь к себе внимание, но он был не слишком велик.

Ничего не происходило. Ракеты лодки молчали. Молодой офицер сидел тихо, смотря на расположенные перед ним приборы. Он казалось, ждал, пока что-то произойдет.

Стрелка дернулась и поползла вверх. Это был индикатор наружного поля. Где-то какое-то поле, сейчас пересекало то пространство космоса, где дрейфовала шлюпка.

— Гм, — сказал Бордман. — Вы ждете указаний?

— Да, сэр, — ответил молодой человек. — Мне было приказано не приземляться, если Я не получу инструкций с земли. Но я их не получаю, не знаю почему, сэр.

Бордман заметил:

— Одно из самых моих кошмарных переживаний связано как раз со шлюпкой, подобной этой. Я ждал приказов, но приказов не было. И я действовал, как полагается по; прикусил нижнюю губу и все такое прочее. Но я попал в серьезное затруднение когда сообразил что может быть по собственной вине не получаю ничьих указаний.

Молодой офицер быстро глянул на прибор, который он до сих пор игнорировал. И затем сказал с облегчением:

— Но на этот раз все по другому, сэр. Связь в полном порядке.

Бордман сказал:

— А вам не кажется, что они обращаются с вами просто не сменив волны? Ведь они говорили с кораблем, как вы знаете.

— Я попробую, сэр.

Молодой человек потянулся вперед и включил поисковый усилитель к передатчику. Обычно использовались разные волны для корабля и поверхности и поверхности и посадочной шлюпки. Мощный звук ворвался в кабину шлюпки. Молодой человек проворно уменьшил звук и слова стали ясно различимы.

— …Дьявол бы вас побрал, что с вами такое? Прием.

Офицер сглотнул. Бордман сказал спокойно:

— Раз он обращается к вам, ответьте всего лишь «простите, сэр».

— Простите, — с-с-сэр, — сказал Барнс в микрофон.

— Простить? — рявкнул голос с земли. — Я вызываю вас уже пять минут! Ваш шкипер все это слышал! Я буду…

Бордман включил стоящий перед ним микрофон.

— Мое имя Бордман, — заявил он. — Я жду инструкций для приземления. Мой пилот ждал связи с вами на обычных частотах, как это происходит обычно. Вы связались с нами по нестандартному каналу. И наконец…

Наступила гнетущая тишина. Затем говоривший пробормотал свои извинения. Бордман слабо улыбнулся юному Барнсу.

— Все в порядке. Считайте что все забыто. Только постарайтесь дать моему пилоту как можно более полные указания.

Голос сказал со странной формальностью в голосе:

— Вы будете опущены на поверхность с помощью посадочной ловушки. Посадки ракет своим ходом запрещены лично Главой Сектора, сэр. А с помощью посадочной ловушки мы сейчас сажаем другую шлюпку, сэр. Старший офицер Вернер сейчас совершает посадку. Его корабль находиться в двух диаметрах и у нас отнимет около часа, чтобы принять вас без особого дискомфорта.

— Тогда будем ждать, — сказал Бордман. — Гм. Свяжитесь с нами снова прежде чем вы начнете отслеживать нас посадочным лучом. И может быть в следующий раз вы свяжитесь с нами на положенной частоте, а?

Голос ответил печально:

— Да, сэр. Непременно, сэр.

Дрейф совсем замедлился. Юный Барнс сказал с благодарностью в голосе:

— Благодарю, сэр! В аду нет столько ярости, сколько у старшего офицера, который сам совершил ошибку и не хочет в ней признаться! Он оторвал бы мне хвост за свой проступок, сэр, и это могло бы закончиться печально! — затем он замолчал. И сказал колеблясь: — Но… прошу прощения, сэр. Что будем делать в данной ситуации?

— У нас есть целый час, чтобы нечто придумать, — сказал Бордман.

Внутренне, Бордман был обеспокоен. В его памяти было всего несколько случаев когда даже один Старший офицер был вызван в Штаб-квартиру Сектора. Межзвездные расстояния оставались прежними и каждый действовал в своем участке размеров приблизительно в тридцать световых лет. Вызвать хотя бы одного человека означало, что все это пространство на долгие месяцы останется без управления. Но вызвать двоих? Причем Вернера!

Вернер первым попадет на землю. Если внизу происходит нечто серьезное, то у него будет большое преимущество, хотя и измеряемое всего лишь в час. Он продвигался по служебной лестнице быстрее Бордмана. Именно его корабль своими двигателями Лоулора создал поле на их пути.

Молодой офицер у его локтя пошевелился.

— Прошу прощения, сэр. Какого рода идеи я должен родить? Я не уверен, что понял вас правильно…

— Это глупость сказанная во время висения в свободном пространстве, — сказал Бордман. — А впрочем… Для вас будет отличной практикой рассмотреть сложившуюся ситуацию и придумать, что здесь может быть улучшено.

Лоб Барнса нахмурился.

— Мы могли бы намного быстрее приземлиться с помощью ракет, сэр. И даже если посадочная ловушка начнет засекать нас, они должны будут обращаться с нами с собой осторожностью, потому что у нес нет гравитационного кокона.

Бордман кивнул. Барнс думал правильно, но у молодого офицера отняло много времени, чтобы найти простое решение. Им приходится подчиняться слишком большому количеству приказов беспрекословно и они постепенно перестают думать самостоятельно. И по мере роста в ранге способность думать вместо того, чтобы расти — уменьшается. Они поочередно достигают высоких званий, что было бы невозможно для офицера, который задумывается над целесообразностью приказа, разве что он старательно скрывает это.

Юный Барнс ошеломленно посмотрел на Бордмана.

— Смотрите, сэр! — сказал он изумленно. — Если у них отнимет час чтобы посадить Старшего офицера Вернера, то наша посадка отнимет у них гораздо больше времени!

— Точно, — сказал Бордман.

— А вы хотите провести три часа, пока вас будут сажать, после того, как мы час проболтаемся в космосе?

— Не хочу, — признал Бордман. Он естественно мог отдать приказ. Но если молодой офицер начнет проявлять тенденцию к самостоятельным решениям это будет означать, что в один прекрасный день он станет хорошим старшим офицером. И Бордман к тому же знал, насколько мало обращают внимание некоторые на высшие авторитеты. Так что можно попытаться увеличить их количество…

Юный Барнс мигнул.

— Но для посадочной ловушки не имеет значение, как далеко от них мы находимся! — сказал он совершенно запутавшись. — Они могут найти нас как на десяти диаметрах, так и на одном! Как только они поймают нас в фокус, они начнут снижение.

Бордман снова кивнул.

— Поэтому за то время, когда они будут сажать вторую шлюпку — я бы…. мог воспользоваться ракетами и спуститься самостоятельно до одного диаметра, сэр! И они смогут найти нас здесь и спустить вниз, а это всего несколько тысяч миль. Так что мы сможем приземлиться через полчаса после того, как приземлиться та, вторая лодка, вместо четырех.

— Именно так, — согласился Бордман. — Ценой небольшого количества топлива и небольших мозговых усилий. Идея кажется мне заманчивой, лейтенант Барнс. Почему бы вам не воплотить ее в жизнь?

Молодой Барнс внимательно посмотрел на ремни безопасности Бордмана. Он двинул вперед рукоятку управления топливом и выждал несколько секунд, пока первые молекулы топлива катализировались холодом. Как только включится зажигание они будут прогреты до нужной готовности к детонации.

— Зажигание, сэр, — сказал он с уважением.

Раздался странный звук взрыва топлива в безвоздушном пространстве, где звук передается лишь через трубы металлических дюз. Затем наступило легкое давящее ощущение ускорения. Маленькая шлюпка дернулась и принялась приближаться к планете. Барнс подался вперед и включил бортовой компьютер.

— Я надеюсь, вы простите меня, сэр, — сказал он. — Я должен был сам сообразить это без вашего понукания. Но подобные проблемы встречаются не так уж часто, сэр. Как правило, правильнее следовать прецедентам, если нет четкого приказа.

Бордман сказал сухо:

— Это точно! Но единственный смысл существования младших офицеров в том, что они в один прекрасный день станут Старшими офицерами.

Барнс задумался. Потом сказал удивленно:

— Я никогда не задумывался над этим. Спасибо, сэр.

Нахмурившись, он продолжал перебирать клавиши компьютера. Бордман расслабленно сидел в своем кресле, вдавленный в него ускорением и ремнями безопасности. Он не понимал по какой причине был так срочно вызван в Штаб-квартиру. Но ждать осталось недолго. Вероятно внизу его ждала какая-то проблема. Два старших офицера были сняты с их обычной работы. И сейчас Вернер… Бордман предпочитал не думать о Вернере. Он не любил этого человека и это чувство было взаимным. Но он был способным, хотя и в своем роде. Кроме того, вызволит его. Он был вызван в штаб-квартиру, и почему-то корабль не был посажен с помощью посадочной ловушки, и не было разрешено приближаться к поверхности ракетой. Посадочная ловушка может засечь корабль с десяти планетных диаметров, подхватить его с деликатной силой и посадить нежно, словно перышко. Посадочная ловушка может подхватить самый тяжелый, груженый грузовой корабль и остановить его, а потом опустить с силой восьми притяжений. Но там внизу не могут даже посадить небольшой кораблик Надзора! Кроме того, посадочной шлюпке запрещено приземляться на своих ракетах!

Бордман разложил все это по полочкам памяти. Естественно, он был хорошо знаком с планетой внизу. Когда он получил свое звание Старшего офицера, то провел шесть месяцев в Штаб-квартире изучая прецеденты и процедуры поведения, соответствующие его высокому званию. На планете был всего один обитаемый остров длиной в двести миль и приблизительно в сорок миль шириной. Другой полезной земли, кроме арктической области не было. Единственный обитаемый остров был покрыт могучими скалами с подветренной стороны, где огромные скалы торчали словно останки субмарины над поверхностью. Эти скалы высились на четыре тысячи футов и отсюда остров очень постепенно и медленно опускался вниз пока не сливался с океаном. Штаб-квартира Сектора располагалась здесь, потому что всем казалось что обычному населению будет неудобно колонизовать столь ограниченное пространство. Но здесь появилось обычное население, потому что здесь располагалась Штаб-квартира. И сейчас каждый дюйм поверхности был культивирован, подвергнут ирригации, интенсивной фермерской обработке и некоторым гидропонным приспособлениям. И тем не менее, Штаб-квартира базировалась на пустом участке земли, и рядом с ней в случае нужды можно было разместить целый космический флот. Население, ютящееся на крохотных клочках земли было раздражено, потому что пропадали огромные пространства земли необходимые службе Контроля для складирования и возможного использования в критических ситуациях. Даже когда Бордман служил здесь много лет назад, население было недовольно потому что служба Контроля сдерживала развитие экономики, от которой зависела и сама.

Бордман припомнил все это и пришел к неутешительному выводу. И посмотрел вперед. Планета стала больше. Намного больше.

— Я думаю, нам следует здесь остановиться, — заметил он. — У группы обслуживания посадочной ловушки могут возникнуть трудности, если они будут пытаться спускать нас с более близкого расстояния.

— Да, сэр, — ответил юный офицер.

— Похоже, внизу нас ждет чертова неразбериха, — сказал Бордман. — Похоже, что там все не так уж и хорошо раз они не опустили с помощью ловушки наш корабль. А может быть еще хуже, чем я предполагаю, раз они не позволили воспользоваться ракетами, для посадки. — Он замолчал на мгновение. — Я сомневаюсь, что они рискнут поднять нас снова.

Молодой Барнс закончил свои расчеты. Он выглядел удовлетворенным. Он посмотрел на ставшую уже гигантской планету внизу и несколько подкорректировал курс маленькой шлюпки. Затем повернул голову.

— Простите, сэр. — Вы сказали, что может быть они не смогут поднять нас?

— Я могу почти наверняка предсказать это, — сказал Бордман.

— А вы можете… можете сказать почему, сэр?

— Они не хотят никаких посадок. Именно в это и кроется проблема. Но если они не хотят никаких посадок, то еще меньше они хотят каких-либо взлетов. Нас с Вернером оторвали ото всех дел и вызвали сюда, следовательно можно предположить, что мы им понадобились. Но даже при этом есть определенные сложности с нашей посадкой. И они не отошлют нас. Я подозреваю…

Громкоговоритель слабо проговорил:

— Посадочная ловушка вызывает посадочную шлюпку! Посадочная ловушка вызывает посадочную шлюпку!

— Слушаем, — сказал Барнс, неуверенно поглядев на Бордмана.

— Откорректируйте свой курс! — скомандовал голос в репродукторе. — Вы не должны приземляться на ракетах ни при каких обстоятельствах! Это приказ лично Главы Сектора. Немедленно остановитесь! Мы будем готовы засечь вас и мягко посадить через пятнадцать минут. Но пока что, остановитесь!

— Слушаюсь, сэр, — ответил юный Барнс.

Бордман потянулся вперед и включил микрофон.

— Говорит Бордман, — сказал он. — Я требую информации. Что здесь произошло такого, что мы не можем воспользоваться ракетами?

— Ракеты производят шум, сэр. Даже ракеты вашей посадочной шлюпки. У нас есть четкий приказ избегать всякой излишней физической вибрации. Кроме того, мне приказано не сообщать никаких подробностей по передатчику, сэр.

— Я отключаюсь, — сухо ответил Бордман.

Он оттолкнул от себя микрофон. Он агрессией пытался сбросить накопившееся раздражение. Вернер сейчас бы напомнил о своем звании и потребовал дополнительной информации. Но Бордман не мог не верить что есть причина, по которой информация пока что утаивается от него.

Молодой офицер принялся тормозить. Чувство давления на грудь Бордмана возросло.

Через несколько минут громкоговоритель произнес:

— Ловушка шлюпке. Приготовьтесь для фиксации.

— Готовы, сэр, — произнес Барнс.

Маленькая шлюпка содрогнулась и завибрировала. Она накренилась набок. Она начала болтаться словно на волнах из стороны в сторону. Постепенно колебания затухли. Наступило мгновенное ощущение будто планета навалилась на них всем весом, совершенно отличным от искусственной гравитации. Затем космос перевернулся вверх тормашками и лодка быстро направилась к водяной планете находящейся вверху.

Через несколько минут, юный Барнс сказал:

— Прошу прощения, сэр, — сказал он извиняясь. — Должно быть я поглупел, сэр, но я не представляю себе причин, по которым вибрация или шум может вызвать какие-то изменения на планете. Как же они могут повредить?

— Это планета-океан, — сказал Бордман. — Люди могут утонуть.

Юный офицер покраснел и отвернулся. И Бордман припомнил себе, что молодые всегда так остро реагируют. Но он ничего не сказал. Когда они приземлятся в растянувшуюся на полмили паутину ловушки, то Барнс выяснит прав он или нет.

И он оказался прав. Люди на Канне-3 боялись всяческих вибраций, потому что боялись утонуть.

И их страхи похоже, были тщательно обоснованы.

Через три часа после приземления Бордман довольно неловко брел по грязному серому камню, спускавшемуся на нет с высоты в четыре тысячи футов. Верхний край рифа торчал в высоту почти на полмили. Нижний край скрывался в море. Бордман видел в той стороне долгую линию лодок, медленно движущихся в море. Между ними находилось нечто изогнутой формы. Лодки плыли по линии прямо перпендикулярной рифам огибая свернутую скрученную форму.

Бордман какое-то время смотрел на них а потом перевел взгляд на серую грязь под ногами. Он поднял глаза в внутренней стороне горного массива. Невдалеке возвышались мачты рифов. Там находилось нечто похожее на видеокамеру.

Молодой Барнс сказал:

— Простите меня, сэр. Что делают эти лодки?

— Они поливают море маслом, — сказал Бордман отсутствующим тоном, — пытаясь хоть немного успокоить волны. Но масла недостаточно, и часть его выбрасывает на берег. Тогда его подбирают и снова сливают в море. При этом, естественно, часть его теряется.

— Но…

— Это пассаты, — сказал Бордман не глядя в сторону моря. — Они всегда дуют в одном и том же направлении. Они так дуют на трех четвертях планеты и они создают волны. Обычно они пригоняют волны на этот риф, и они достигают сотни футов и выше. Но брызги они несут в десять раз выше, и однажды, когда я был здесь брызги перелетали через риф. Во время шторма можно прислонить ухо к земле и услышать как волны бьются об этот риф. Они вызывают вибрацию.

— А смазка помогает уменьшить волны, — рассуждал Барнс. — Это работает, причем на большой глубине. Древние знали это. Масло на воду! — Он задумался. — Не самый легкий путь для преодоления вибрации! А вибрация действительно опасна, сэр?

Бордман слабо кивнул. В четверти мили от края рифа был примечательный, брошенный участок земли. Когда-то он возвышался футов на шестьдесят. Сейчас он расшатался и ушел вниз. Были видны вертикальные трещины по краям и обломки, лежащие со всех сторон. В одном месте часть участка не последовала за остальным куском и деревья пьяно свешивались с его верха а край заваливался вбок. И вообще вдоль каменного рифа насколько хватало глаз можно было видеть похожие разрушения почвы и растительности.

Бордман остановился и поднял кусок грязи под ногами. Он размял ее пальцами. Она липла словно клей. Он сунул палец в серую словно жирную массу, посмотрел на серую массу на пальце и вытер его об ладонь второй руки. Молодой Барнс повторил за ним все эти действия.

— Она жирная, сэр! — воскликнул он тихо. — Словно жидкое мыло.

— Да, — ответил Бордман. — И в этом заключается первая проблема.

Он повернулся к вспомогательному офицеру наземного Колониального надзора и кивнул головой в сторону побережья.

— И сколько еще таких осевших мест?

— Множество, похожих на это, сэр, — ответил вспомогательный офицер, — на две мили вокруг. Есть одно место где оно более ускоренно. Четыре дюйма в час, сэр. А вчера было три с половиной.

Бордман кивнул.

— Гм. Вернемся в Штаб-квартиру. И поскорее.

Он с трудом пробрался сквозь грязь к вездеходу, доставившему его сюда. Это была не обычная машина. Вместо колес или гусениц оно передвигалось на движущихся винтовых червяках в пять футов. Они не реагировали на оползни поверхности и если вездеход упадет в воду с их помощью можно было плыть. Червяки были густо покрыты серой грязью.

Пока они ехали Бордман видел камни проступающие под грязью. Они странно выпирали из грязи, словно их пытались прикрыть, но бросили это дело на полдороге. И можно было легко поверить, что все вокруг медленно погружается под воду, под таким чудовищным давлением, что даже расплавленный камень не может растечься потоком. Все это медленно покрывала вода.

Бордман сидел на верхней палубе вездехода, а барнс — вместе с ним. Вездеход дрогнул сползая к разрушенному земляному барьеру. Пятифутовые червяки скорее ввинчивались, чем переползали с препятствия на препятствие. Большие куски подсыхающей земли лежали вокруг. А камней не было видно.

Бордман нахмурился. Вездеход продолжал ползти по оседающей, массе земли. Наверху все казалось нормальным. Почти. Здесь была дорога ведущая через рифы. С первого взгляда она казалась вполне нормальной. Но она лопнула уже через сто ярдов посредине, разлом уходил в сторону и где-то исчезал. Рядом стояло пьяно наклонившееся дерево. На милю вперед вдоль дороги поверхность земли несколько вспучилась словно что-то постоянно выдавливало ее снизу. Вездеход пробрался через вздыбившееся место.

Было четко видно, что давление вездехода — минимально. Он вообще не создавал вибрации. Но даже такая машина притормаживала, когда проезжала рядом с домами — жилища и пару магазинов — где строения жались друг к другу по обеим сторонам дороги.

Вокруг домов находились люди, но они совершенно ничего не делали. Некоторые из них враждебно смотрели на вездеход Надзора. Некоторые — презрительно поворачивались к ним спиной. рядом с жилищами стояли вездеходы, готовые для пользования, но ничего не двигалось. И все время от времени посматривали в том направлении откуда прибыл вездеход.

Вездеход продолжал двигаться. Наконец-то они увидели плоский пейзаж. Все вокруг обозревалось практически на неограниченное расстояние. Океан находился в сорока милях — темно-синяя полоска рядом с горизонтом. Остров представлял из себя практически плоскую чуть наклоненную поверхность. Нигде не было видно ни холма, ни ущелья, за исключением небольших впадин, вымытых дождем. Но даже они были укреплены, окружены дамбами и включены в ирригационную систему.

Они приблизились к место где ряд деревьев шел вдоль водяной преграды. Часть деревьев упало, а часть — наклонилось. Несколько оставшихся стояли твердо и прямо. Все растения были знакомыми. Большая часть колоний не привозит с собой растения, в основном с материнской планеты Земли. Но этот остров Канна-3 поднялся над поверхностью моря не больше трех-четырех тысяч лет назад. Поэтому не было времени для того чтобы выросла местная растительность. Когда Надзор заселил это место, здесь не было ничего кроме нескольких видов морских водорослей, единственное что могло приспособиться к жизни на суше. Земные растения вытеснили их, и вокруг было зелено и привычно человеческому глазу.

Но с поверхностью было что-то не так. В одном месте земля чуть вздулась и высокие стебли кукурузы торчали во все стороны. В другом — была широкая проплешина в на поверхности. И ирригационная установка качала туда воду. И она не могла заполниться водой.

Барнс сказал:

— Простите меня, сэр, но как, дьявол меня побери, все это случилось?

— Начались ирригационные работы, — терпеливо принялся объяснять Бордман. — Земля здесь — ил с поверхности океана. Здесь нет ни камней ни песка. Поэтому здесь только каменное основание и плотная слежавшаяся грязь ила. Но что-то внизу не хочет больше держать ее. И она снова превращается в ил.

Он махнул рукой указывая на расстилавшийся пейзаж. Все было занято, каждый клочок земли. Каждый квадратный дюйм земли был обработан. Дороги были строго ограниченной ширины а дома были узкими и высокими. Наверное, это был самый цивилизованный участок в галактике. Бордман добавил:

— Вы сказали, что земля словно мыло. В некотором роде она и действует как мыло. Она лежит на твердой практически гладкой каменной поверхности, словно мыло на наклоненном металлическом подносе. И в этом новая проблема. Как долго кусок мыла с нижней стороны сухой мыло не движется. Даже если вы поливаете его водой или дождем, то верхняя часть промокает и вода стекает, а нижняя часть остается сухой, пока все мыло не разбухнет и не начнет впитывать воду. Пока все начиналось, все было в полном порядке. Но началась ирригация.

Они проехали ряд небольших коттеджей, выходящих лицом на дорогу. Один из них совершенно разрушился. Остальные выглядели абсолютно нормально. Вездеход миновал их.

Бордман сказал, нахмурившись:

— Они хотели, чтобы вода уходила в землю и потому они затеяли ирригацию. Небольшое количество воды не могло повредить. Растения моментально высасывали влагу. Одно дерево высасывает несколько тысяч галлонов в день при хорошем пассате. Были и раньше небольшие оползни, особенно когда штормовые волны захлестывали через барьерный риф, но вся поверхность держалась цепко и когда первые колонисты появились они еще больше укрепили берег.

— Но ирригация? Ведь море не с пресной водой, правда?

— Они использовали растения опреснители, — сказал Бордман сухо. — И системы обмена ионов. Они установили их и получали столько пресной воды, сколько могли пожелать. А им требовалось ее немало. Они Закапывались глубоко, чтобы вода проникала глубже. Они построили дамбы. То, что они сделали походит на то если проделать дыры в нашем мыле, примером которого я воспользовался для объяснения. И что тогда произойдет?

Барнс сказал:

— Ну что… Нижняя поверхность увлажниться и мыло начнет скользит! Словно смазанное жиром!

— Не жиром, — поправил его Бордман. — Мылом — мыло более скользкое. В этом разница и мне кажется что в этом наша надежда. Но самая ничтожная вибрация способна ускорить движение. И так и происходит. Поэтому население бродит с такой осторожностью, словно ходит по яйцам. Хуже того, оно ходит по чему-то эквивалентному куску мыла которое становиться все более и более влажным снизу. Оно начинает сползать как и положено подобной субстанции, в море по наклонной плоскости. В каменной поверхности продолжаются вибрации. Поэтому продолжается медленное постепенное, сползание.

— И они подсчитали, — сказал Барнс, — что посадка целого корабля с помощью посадочной ловушки может вызвать нечто похожее на землетрясение. — Он остановился. — Землетрясение, сейчас…

— На этой планете не так много вулканов, — сказал ему Бордман. — Но естественно, здесь есть некоторые тектонические подвижки. Они-то и создали наш остров.

Барнс сказал нехотя:

— Я не думаю, сэр, что спал бы спокойно, если бы жил здесь.

— В настоящий момент вы живете здесь. Но судя по вашему возрасту, мне кажется, что вы будете спать спокойно.

Вездеход повернул, следуя повороту дороги. Дорога была очень ровной и даже движение вездехода по ней было крайне мягким и гладким. Именно отсутствием вибрации объяснялось то, что вездеходу было разрешено двигаться, когда было строжайше запрещено всем остальным движущимся механизмам. Но Бордман вспомнил что Глава Сектора запретил сажать шлюпку на своем ходу. Вся обжитая поверхность острова находилась на наклонном камне и если поверхность земляного слоя станет достаточно влажной она просто соскользнет в море. Оно и двигалось. Оно двигалось со скоростью в четыре дюйма в час. Но это движение может быть ускорено вибрацией и наверняка биением моря в подветренный барьерный риф.

Правда это не означало, что звук ракеты может нести катастрофические последствия, так же как фиксация корабля на орбите с помощью посадочной ловушки и полная посадка его может вызвать сползание. Здесь было еще нечто, подумал он, хотя ситуация с населением была достаточно серьезной если действительно начнется серьезное сползание верхнего слоя вниз или если большая часть поверхности острова начнет двигаться. Все население будет вынуждено сползать вместе с ней. Если останутся выжившие, то их число уменьшиться в десятки раз от настоящего числа.

Высокая стена резервного пространства Штаб-квартиры возвышалась впереди. Штаб-квартира Сектора расположилась здесь, когда на планете просто не было других обитателей. Были засеяны семена и выросли деревья, пока сооружались помещения Надзора. Штаб-квартиры обычно сооружаются на безлюдных планетах. Но колонисты последовали за персоналом Надзора. Жены и дети, затем складские работники, сельскохозяйственные работники и наконец гражданские техники и даже политики появились здесь, по мере того как росло количество людей не занятых на Службе. Сейчас Штаб-квартиру не любили, потому что она занимала четвертую часть острова. Она занимала слишком много полезной площади планеты недоступной для пользования гражданских лиц. А остров был отчаянно перенаселен.

Но похоже он был обречен.

По мере того, как вездеход тихо приближался к Штаб-квартире стоярдовая часть стены окружающей его рухнула. Поднялась туча пыли, и раздался грохот рухнувшей массы грязи. Водитель вездехода побелел. Гражданский, стоящий рядом с дорогой, посмотрел в сторону стены и развел руками, а потом остановился чувствуя что земля под его ногами начала медленно сползать к виднеющемуся вдали морю. Земля вздыбилась всего в двадцати ярдах от ворот. И медленно осела. На сорока пяти градусах она застыла и уже осталась в таком положении. В пятидесяти ярдах от ворот новая трещина пересекла дорогу.

Но больше ничего не случилось. Ничего. Правда никто не мог быть уверен, что некая критическая точка пройдена и что сейчас не не начнется более ускоренное сползание оторванной земли в океан.

Барнс наконец выпустил воздух.

— Я почувствовал себя…. как в кошмарном сне, — сказал он несколько дрожащим голосом. — Мне показалось, что рухнувшая стена вызовет сейчас какие-то жуткие последствия.

Бордман ничего не сказал. Ему пришло в голову, что в районе Штаб-квартиры Надзора не может быть никакой ирригации. Он нахмурился, задумавшись, пока вездеход катил по чему-то вроде парка, окружавшему Штаб-квартиру.

Они остановились перед зданием, которое занимал лично Глава Сектора. Большой коричневый дог мирно дремал на пластиковой подстилке на вершине полудюжины ступеней ведущих вовнутрь. Когда Бордман выбрался из вездехода дог вскочил, наклонив голову. Но когда Бордман принялся подниматься по ступенькам с Барнсом, следующим за ним, дог подался вперед изображая нечто вроде торжественного приветствия важной персоны. Бордман сказал:

— Хорошая собачка.

Он вошел вовнутрь. Дог последовал за ним. Внутренняя часть помещения была пуста и в ней царила гулкая тишина до тех пор, пока где-то не застучал телепринтер.

— Пошли дальше, — сказал Бордман, — кабинет Главы сектора находится в той стороне.

Юный Барнс следовал за ним.

— Кажется странным, что здесь никого нет, — сказал он. — Ни секретарей, ни порученцев, никого вообще.

— А почему они должны здесь быть? — удивленно спросил Бордман. — Охранники у ворот обязаны не пропускать гражданских лиц. А никто из служащих не будет беспокоить Главу сектора без особых причин. Во всяком случае, не больше чем один-единственный раз.

Но через сверкающий пол шла заметная трещина.

Они свернули в коридор. Послышались голоса и Бордман последовал в том направлении, прислушиваясь к цокоту собачьих когтей, слышащихся сзади. Он прошел в просторную комфортабельно обставленную комнату с высокими окнами

— дверями, которые вели на расстилающиеся за ними зеленые лужайки. Глава Сектора Сендрингхем, сидел и курил откинувшись в кресле. Вернер, второй Старший офицер сидел в кресле напротив совершенно выпрямившись. Сэндрингхем махнул Бордману рукой приглашая его зайти.

— Так быстро вернулись? Вы во всех смыслах идете с опережением графика! А мы пока беседуем с Вернером, который изучал ситуацию с хранением топлива.

Бордман внезапно несколько побледнел. Но он кивнул и Вернер, который попытался улыбнуться стянул с лица гримасу улыбки. Он был совершенно белый.

— Мой пилот с корабля, доставившего меня сюда, — сказал Бордман. Лейтенант Барнс. Очень способный молодой офицер, на несколько часов сокративший мой спуск с помощью посадочной ловушки. Лейтенант, это Глава Сектора Сэндрингхем и мистер Вернер.

— Присаживайтесь, мистер Бордман, — заявил Глава, — вы тоже, лейтенант. Ну и как оно выглядит там на рифе, Бордман?

— Непонятно, — сказал Бордман. — Непонятно и я не могу объяснить некоторые вещи, которые я заметил. Но ситуация крайне печальная. Уровень опасности ситуации зависит от модуля скольжения грязи по камню на всем острове. Слева грязь похожа на жидкий суп. Это выглядит совсем безнадежно. Но каков модуль скольжения у камня, где слой почвы давит на поверхность? И я надеюсь, что здесь более сухая земля, чем наверху?

Сэндрингхем кивнул.

— Отличный вопрос. Я послал за вами, Бордман, когда это начало выглядеть печально, прежде чем поверхностный слой действительно стал сползать. Тогда я думал, что сползание может начаться каждую минуту. Скольжение возрастает очень быстро но не настолько, чтобы у нас не осталось никакой надежды. Но времени явно недостаточно.

— Это уж точно! — нетерпеливо сказал Бордман. — Ирригация должна была прекратиться давным-давно.

Глава сектора скривился.

— Я не имею среди гражданского населения никакого авторитета. У них есть свое планетное правительство. А кроме того, вы помните? — Он процитировал: — Гражданские государства и правительства могут досматриваться официальными лицами Колониального Надзора и могут даваться рекомендации, но в каждом конкретном случае этот досмотр и рекомендации должны не выходить за рамки существующего quid-рro-quo. Он мрачно добавил:

— Это значит, что мы не можем вмешиваться. И мне цитируют этот параграф каждый раз, когда я прошу их ограничить ирригацию за последние пятнадцать лет! Я советовал им прекратить ирригацию вообще, но они не захотели. Потребность в пище возрастала, с этим нужно было как-то бороться. Они построили новые опреснители воды уже в прошлом году!

Вернер облизал губы. Он сказала голосом, который звучал гораздо выше, чем помнил Бордман:

— И таким образом это будет им уроком! Будет им уроком!

Бордман ждал продолжения.

— Сейчас, — сказал Сэндрингхем, — они потребовали чтобы их перевели на территорию Штаб-квартиры для пущей безопасности. Они утверждают, что мы не пользовались ирригацией и поэтому территория которую мы занимаем не будет давать подвижки. Они потребовали чтобы мы разместили их всех здесь вместе с их вещами, пока остальная часть острова будет сползать в океан, или ждать пока все успокоится. Если она все же не сползет, они собираются выждать, пока земля снова не станет стабильной, потому что они наконец-то прекратили всякую ирригацию.

— Если мы это позволим, то это послужит им уроком! — воскликнул Вернер в приступе ярости. — Это их вина, что они оказались в подобном положении!

Сэндрингхем помахал рукой.

— Заниматься поисками абстрактной справедливости — это не моя работа. Я думаю, что этот случай будет рассмотрен в более компетентных органах. Мне необходимо принять решение в объективно сложившейся ситуации. И этого вполне достаточно! Бордман вы уже работали в ситуациях планет-болот. Что может быть сделано, чтобы остановить сползание почвы в океан, до того, как вся почва острова уйдет под воду?

— Пока что я придумал немногое, — сказал Бордман. — Дайте мне время и я что-нибудь придумаю. Но действительно сильный шторм, с высоким приливом и сильный дождь могут смыть с лица земли всю гражданскую колонию. Этот модуль скольжения звучит достаточно пессимистично, если не безнадежно.

Глава сектора выглядел недовольным.

— Сколько времени есть у нас, Вернер?

— Нисколько, — зловеще заявил Вернер. Единственное, что возможно сделать — это переправить как можно больше людей на твердую почву в Арктике! Лодки будут переполнены — но ситуация требует этого! И если два космических судна на орбите будут посланы за помощью флота и как можно большее количество людей будет эвакуировано, то может быть кому-нибудь удастся спастись!

Бордман развел руками.

— Я все думаю, — в чем действительно заключается проблема. Дело ведь не только в соскальзывании поверхностного слоя! Ведь если бы это было так,

— и лейтенант Барнс согласен со мной, то вы позволили бы гражданскому населению перебраться в Штаб-квартиру и переждать до лучших времен.

Сэндрингхем посмотрел на юного Барнса, который покраснел когда его упомянули в разговоре.

— Я уверен, что у вас есть множество причин не делать этого, сэр — сказал он смущенно.

— У меня множество причин, — сказал Глава сектора сухо. — Во всяком случае — одна. До тех пор, пока мы отказываемся пустить их на свою территорию они чувствуют себя в относительной безопасности. Они не могут представить, что мы позволим им утонуть. Но если мы пригласим их, то они запаникуют и начнут драться, чтобы добраться сюда первыми. И именно здесь начнется самая сильная подвижка! Они будут уверены, что катастрофа будет длиться недолго. Так оно и будет!

Он замолчал, переводя взгляд с одного Старшего офицера на другого.

— Когда я послал за вами, — сказал он. — Я собирался использовать вас, Бордман, чтобы вы справились со сползанием почвы. Я пригласил вас, Вернер, чтобы вы выступили в прессе и достаточно напугали гражданское население достаточно для того, чтобы они нам подчинились. Но сейчас все не так просто!

Он сделал глубокий вдох.

— По чистой случайности здесь находиться Штаб-квартира Сектора. А может быть в этом жест Провидения! Мы выясним это позднее! Но десять дней назад было обнаружено, что образовалась утечка в отсеках хранения топлива. Датчики не сработали, когда образовалась утечка. А баки с топливом протекали. Вы знаете топливо для судов безвредно, когда оно охлаждено. Но вы знаете, что происходит, когда оно не в охлажденном состоянии. Впитавшееся во влажную почву оно не просто катализировалось до взрывного состояния, оно начало процесс коррозии и проело дыры в других топливных баках — и вы можете попытаться придумать что-нибудь и насчет этого?

Бордман почувствовал состояние полного нокаута. Вернер всплеснул руками.

— Если бы я только мог найти этого типа, ответственного за утечку! — сказал он севшим голосом: — Он ведь уничтожил нас всех! Разве что мы успеем добраться до твердой почвы в Арктике!

Глава Сектора сказал:

— Вот почему я не позволил им перебраться сюда, Бордман. Наши хранилища топлива протекли до самой поверхности скалы. Вытекшее топливо нагрелось и, впитываясь дальше, разъедает наши остальные хранилища и впитывается в землю, смешиваясь с водой. Мы удалили весь персонал из данного пространства.

Бордман внезапно почувствовал как холодные мурашки защекотали его шею.

— Я подозреваю, — сказал он, — что они выходили на цыпочках, сдерживая дыхание и они были достаточно осторожны, чтобы не уронить чего-нибудь или не скрипнуть стулом. Я бы например так и поступил! Любая мелочь может вызвать необратимые последствия! Сейчас я понимаю, почему вы запретили сажать ракету на собственном ходу!

Холодный пот залил его, когда он полностью осознал, что происходит на этой планете. Когда корабельное топливо во время производства замораживается, оно почти также безопасно, как и любая другая субстанция, до тех пор пока содержится в охлажденном виде. Это энергохимическая компоновка атомов сжатых вместе в специальную цепь. Но колоссальные запасы энергии высвобождаются когда эти цепи разрываются. Когда топливо нагревается или подвергается действию катализатора, оно превращается в совершенно другое вещество. Именно этому превращению и препятствует замораживание. Оно изменяет молекулярное строение. Оно стабильно, потому что холод является тормозом препятствующим преобразованию. Но когда топливо становиться теплым даже прикосновение пера может вызвать детонацию. Даже крик может вызвать ее. Оно действительно сгорает в двигателях ракеты молекула за молекулой, но с помощью катализатора, не нестабильное теплое состояние вызывает взрыв всего вещества. И так как энергия высвобождаемая от детонации теплого вещества является по химическому составу несколько отличается от охлажденного топлива то и сила взрыва превышает эквивалентный заряд корабельного топлива.

Так что сейчас, естественно было то, что протекшее в землю и нагревшееся топливо — и практически любая вибрация может вызвать детонацию топлива. Даже впитавшись в землю оно может детонировать потому что это не просто химическая реакция, а реакция высвобождения атомов.

— Хороший, барабанящий густой дождь, — сказал Сэндрингхем, — такой, который обычно идет в конце острова, без сомнения может взорвать несколько сотен тонн вытекшего корабельного топлива. И может вызвать детонацию всего остального хранящегося топлива на планете. Взрыв может быть эквивалентен мегатонне ядерной бомбы. — Он замолчал и добавил с иронией. — Шикарная ситуация, не так ли? Если бы гражданские лица не проводили ирригацию, то мы могли бы эвакуировать Штаб-квартиру и позволили бы участку взорваться несмотря ни на что. Если бы не протекло топливо, мы могли бы впустить к себе гражданских лиц, пока земля на острове не решит что она собирается делать. В любом случае это была бы достаточно сложная ситуация, но в сочетании…

Вернер сказал резко:

— Эвакуация в район Арктики — единственное возможное решение! Какое-то количество людей все же может быть спасено! Довольно большое количество! Я возьму лодку и оборудование и отправлюсь вперед, чтобы подготовить для беженцев…

Наступила мертвая тишина. Коричневый пес, следовавший за Бордманом с наружной террасы шумно зевнул. Бордман резко обернулся и бессознательно почесал его голову между ушами. Юный Барнс сглотнул.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он. — А каковы прогнозы погоды?

— Пока обещают хорошую погоду, — приязненно сказал Сэндрингхем. — Вот почему я позволил Бордману и Вернеру спуститься вниз. Три головы лучше одной. Я рискнул их жизнями, надеясь на их мозги.

Бордман продолжал почесывать голову дога. Вернер облизал губы. Юный Барнс переводил взгляд с одного на другого. Затем он снова взглянул на Главу сектора.

— Сэр, — сказал он. — Я… я думаю шансы довольно приличные. Мистер Бордман… я думаю он справится, сэр!

И он сильно покраснел от одного предположения, что он сказал нечто оскорбительное для уха Главы Сектора. Это было все равно что поучать его, как пользоваться скафандром.

Но Глава сектора мрачно кивнул, подтверждая и повернулся к Бордману, выслушать его мнение.

Нижняя часть острова медленно сползала в океан. С лодки находящейся вдали от побережья — скажем в нескольких милях — побережье казалось мирным и спокойным. Виднелись дома и лодки. Они были намного меньше чем те, которые выливали на воду масло. Эти лодки не сновали туда-сюда. Большинство из них, казалось стояло на якоре. На некоторых виднелась какая-то активность. Люди без всплеска погружались в океан и доставали с океанского дна различные предметы и перетаскивали их вглубь холмов. Через длительные промежутки мужчины выбирались на борта лодок и сидели отдыхая и покуривая.

Солнце сияло, земля была зеленой и казалось все выглядело исключительно мирно. Но небольшая шлюпка Надзора приблизилась к берегу и все изменилось в одно мгновение. На милю масса зелени, казавшееся растущими у края воды деревьями превратилась в поломанные ветви и рухнувшие стволы. В полумиле от берега вода стала мутной. В ней начали попадаться плавающие предметы; крыша дома, массивное дерево с вывороченными конями. Детская игрушка мелькнула мимо лодки. Показались экзотически и странно выглядевшие три деревянных ступеньки, ведущие прямо в океан.

— Пока что не обращая внимания на неотвратимый взрыв хранилища топлива, — сказал Бордман, — мы должны найти что-нибудь, что следует сделать чтобы остановить сползание почвы. Я надеюсь, что вы не забыли, лейтенант, задавать как можно больше бесполезных вопросов.

— Да, сэр, — ответил Барнс. — Я пытался. Я спрашивал обо всем, о чем только мог придумать.

— Что это за лодки?

Бордман показал пальцем на лодку, которая походила на проволочную корзину, подпрыгивающую на воде.

— Это садовая лодка, сэр, — ответил Барнс. — На этой стороне острова берег опускается настолько незначительно, что возможно устроить морские сады на дне. Это конечно нельзя сравнить с шельфовыми фермами Земли, но можно получать съедобные морские водоросли. И садоводы пытались приспособить их к существованию на суше.

Бордман перегнулся через борт и осторожно взял очередную пробу морской воды. Он поднял голову и прикинул расстояние до берега.

— Я предпочел бы кого-нибудь одетого в в маску для подводного плавания и трубку, сказал он сухо. — Какова здесь глубина?

— Мы находимся в полумиле от берега, сэр, — сказал Барнс. — Значит, около шестидесяти футов. Дно находится под трехпроцентным наклоном, сэр. Этот угол измерен точно, несмотря на наносы ила. И здесь нет песка, позволяющего ускорить скольжение.

— Три процента это не так уж и плохо!

Бордман выглядел довольным. Он вытащил один из ранее взятых образцов и поднес к глазам. Придонный ил был практически таким же как и почва на земле. Но почва была более коллоидна. В морской воде очевидно она тонет из-за соли, которая усложняет образование суспензии.

— Вы видите в чем дело, а? — спросил он.

Когда Барнс покачал головой, Бордман объяснил:

— Видимо, за мои грехи, мне пришлось достаточно часто иметь дело с планетами-болотами. Ил с засоленного болота очень отличается от ила пресных болот. Главная проблема людей на побережье, что из-за ирригации они перевернули находящееся на острове болото вверх тормашками, так что мокрая часть болота оказалась внизу. Так что вопрос заключается в том, чтобы использовать возможности соленого болота вместо пресного болота без уничтожения всей растительности на побережье! Вот почему я отправился за образцами. По мере того, как мы приближаемся к берегу вода должна становиться все более пресной.

Он сделал жест вспомогательному офицеру Надзора, управляющему катером.

— Пожалуйста, давайте подойдем поближе.

Барнс сказал:

— Сэр, моторным лодкам запрещено приближаться к побережью. Вибрация.

Бордман пожал плечами.

— Мы не будем исключением из правил. Я вероятно набрал уже достаточно образцов. А теперь ответьте мне, насколько далеко ил стекает с побережья?

— Приблизительно на две сотни ярдов, сэр. Грязь приближается по консистенции к мороженому. Вы можете увидеть, где заканчивается поток, сэр.

Бордман посмотрел в сторону берега, затем отвел взгляд.

— Э-э, сэр, — колеблясь произнес Барнс. — Могу я спросить?..

Бордман ответил сухо:

— Можете. Но ответ — чисто теоретический. Информация не приносит никакой пользы, до тех пор пока мы не решили вторую часть нашей проблемы. Но и решение второй части без решения первой не принесет нам никакой выгоды. Вы понимаете?

— Да, сэр. Но обе части решать нужно срочно.

Бордман пожало плечами.

С ближайшей лодки раздался крик. Люди уставились на берег. Бордман скользнул глазами по линии побережья.

Часть казалось твердой земли медленно поползла в воду. Ее передняя часть, казалось рассыпалась в прах, а ползущая средняя часть вползла в море, отчего пошли волны похожие по густоте на густые сливки.

Движущаяся масса была в добрых полмили шириной. Ее наружный край давно опустился в море, торчала лишь ползущая верхушка с зеленой растительностью, которая медленно уходила под воду. Это выглядело так, словно какой-то металл поглощается бассейном заполненным расплавленным металлом.

Но после этого произошло нечто ужасное. Когда оторвавшийся пласт земли совсем погрузился в воду и трава всплыла на поверхность на поверхности берега осталась огромная пустая дыра.

Бордман потянулся за очками и нацепил их на нос. Побережье, казалось, приблизилось к нему. Оно двигалось в воду массой, которая казалось скатывалась в комок сползая. Внезапно, верхняя часть почвы была сорвана. Более влажная часть почвы поползла дальше, волоча все за собой — Бордман видел, как участок почвы со стоящим на нем домиком сполз в воду.

Затем нижняя часть почвы скользнула дальше. И начала разрушаться. Дом задрожал, рухнул раздавленный. Новые слои земли посыпались на него, новые и новые.

Наконец наступило временно затишье и снова успокоились зеленые ветви у края воды. Бордман сквозь очки мог различить что деревья рухнули и белая ограда раскололась. К тому же движение, хотя и замедлилось, но все же продолжалось.

Движение начало замедляться, но было невозможно сказать, когда оно остановилось совершенно. И по настоящему оно не прекратилось. Почва острова постепенно сползала в океан.

Барнс громок вздохнул.

— Я думаю, началось, сэр, — сказал он дрожащим голосом. — Я имел в виду — что весь остров начал постепенно сползать в воду.

— Почва здесь намного больше увлажнена внизу, — сказал Бордман. — Там дальше почва не столь влажная как здесь. Но я не дал бы за свой прогноз и ломаного гроша, если пойдет действительно сильный дождь!

Барнс вспомнил о разговоре в кабинете Главы Сектора.

— Стук капель действительно может вызвать взрыв топлива?

— Как и все остальное, — сказал Бордман. — Да. Затем он сказал внезапно: — Насколько хорошо вы разбираетесь в точном анализе? Я многократно обжигался на планетах-болотах. Я знаю слишком многое о том, что могу найти, но мне нужны точные сведения. Вы можете взять эти бутылки и проделать анализ количества осадочности и устойчивости против соленой воды?

— Д-да, сэр. Я попытаюсь.

— Если бы у нас было достаточное количество почвенного коагулянта, — сказал Бордман, то мы могли бы справиться с этим чертовым перевернутым вверх тормашками болотом, которое так старательно соорудили здесь гражданские. Но у нас его нет! Опресненная вода, которой они пользовались для ирригации, практически не содержит никаких минералов! Я хочу знать какое количество минералов в болотном иле сможет воспрепятствовать почве вести себя, словно влажное мыло. Вполне возможно, что мы сможем сделать почву слишком соленой, чтобы на ней что-нибудь выросло, но тем не менее, мы остановим ее. Но мне нужно знать!

Барнс сказал задумчиво:

— Вы ведь… вы ведь не собираетесь растворить минералы в ирригационной воде, чтобы она подпитала болото?

Бордман удивленный, засмеялся.

— Вы подаете надежды, Барнс! Да, я так и собираюсь поступить. И это увеличит на какое-то время скольжения, прежде, чем она полностью остановится. И в этом может быть еще одна сложность. Но прекрасно, что вы додумались до этого! Когда мы вернемся назад, в Штаб-квартиру вы откомандировываетесь в лабораторию и делаете для меня анализы.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Барнс.

— Тогда возвращаемся немедленно, — сказал Бордман.

Лодка немедленно повернула. Она плыла в море, до тех пор пока вода за бортом не стала кристально чистой. И Бордман, казалось, несколько успокоился. На пути они миновали несколько лодок. Многие из них были садовыми лодками, откуда ныряли люди в плавательных масках пытающихся спасти или перенести культурные растения немного подальше. Но было множество прогулочных лодок, приспособленных чисто для спортивных развлечений, хотя маленькие кабинки на лодках позволяли заходить далеко в море или даже обогнуть весь остров для спортивной рыбалки. Все эти лодки были переполнены — там были даже дети — и было заметно, что на каждой из них большая часть лиц была повернута в сторону побережья.

— Это, — сказал Бордман, — заставляет задуматься. Эти люди прекрасно сознают опасность. Поэтому они погрузили своих детей и жен в своих скорлупки пытаясь спасти их. И ждут вблизи побережья, пытаясь выяснить обречены ли они или нет. Но я бы не мог назвать… — он кивнул в сторону изящно сконструированной яхты на которой было больше детей, чем взрослых на борту, — не мог бы назвать это замещением Ковчега!

Юный Барнс вздрогнул. Лодка снова повернула и направилась параллельно побережью, к тому месту, где находилась Штаб-квартира невдалеке от моря. Почва здесь была тверже. Ведь здесь не было ирригации. Боковые волны немного повредили край территории но большая часть побережья стояла незыблемо, возвышаясь над заливом. Естественно у края воды не было песка. Просто не было камня из которого он мог бы образоваться. Когда этот остров образовался, то толстый слой ила прикрывал камень а волны бились в голые камни. Верфь для лодок была сооружена из металлических бонов и уходила далеко в море.

— Простите, сэр, — сказал юный Барнс, — но если топливо взорвется, то ситуация будет критической, не так ли?

— Я думаю, что это будет самый шумный взрыв столетия, — прокомментировал Бордман. — Да. ты прав. А в чем дело?

— Я чувствую, что вы держите что-т про запас, пытаясь спасти остаток острова. Похоже никто другой не знает что делать. Если… если мне будет позволено так сказать, сэр, ваша безопасность слишком важна. А вы отправляетесь на береговой риф, а я… остаюсь в Штаб-квартире и…

Он остановился, от собственного нахальства, что может служить Старшему офицеру пусть даже в качестве мальчика на посылках и заботиться о его безопасности. И начал заикаясь:

— Я им-мею в виду, не то, ч-что я достоин, с-сэр…

— Перестань заикаться, — буркнул Бордман. — Это не две различные проблемы. Это одна проблема, которая состоит из двух частей. Я остаюсь в Штаб-квартире и пытаюсь справиться с топливом, а Вернер будет заниматься всем остальным островом, и может быть ему придет в голову еще нечто, кроме эвакуации людей на полюс. И ситуация далеко не безнадежна! Если бы здесь было землетрясение или шторм, то естественно, мы были бы стерты с лица земли. Но если бы не было хотя бы одной из неприятностей, то мы могли бы спасти хотя бы часть острова. Я не знаю насколько большую часть, но наверняка спасли бы. Сделайте побыстрее анализы. Если у вас возникнут сомнения, попросите офицера в Штаб-квартире проверить результаты. И принесите мне оба результата.

— С-слушаюсь, сэр, — сказал юный Барнс.

— И, — добавил Бордман, — никогда не пытайтесь отправить вашего командира в безопасное место, даже если вы хотите взять весь риск на себя! Вам бы понравилось, если бы ваш подчиненный пытается отправить вас в безопасное место, и использует шанс, которым могли воспользоваться вы?

— Н-никак нет, сэр, — с жаром воскликнул юный лейтенант. — Но…

— Тогда сделайте срочно анализы! — рявкнул Бордман.

Лодка вошла в док. Бордман выбрался из нее и отправился в кабинет Сэндрингхема.

Сэндрингхем слушал разговор кого-то вещавшего с экрана телефона, и находившегося на грани истерики. Коричневый дог растянувшись спал на ковре.

Когда человек на экране наконец прекратил свою бесконечную тираду, Сэндрингхем сказал спокойно:

— Я уверен, что прежде чем большая часть земли сползет в океан, мы предпримем решительные действия. Старший офицер как раз ездил собирать последние данные. Он… гм… специалист именно по такого рода проблемам.

— Но мы больше не можем ждать! — взорвался чиновник. — Я объявил всепланетную тревогу! Мы силой переберемся на резервные площади! Мы используем…

— Если вы попытаетесь это сделать, — мрачно заявил Сэндрингхем. — Я прикажу использовать ружья с парализующими зарядами, чтобы остановить всякого кто попытается приблизиться к нашей территории! — Он добавил с ледяной расчетливостью: — Я ведь предупреждал правительство планеты не налегать на ирригацию! Вы самолично изгнали меня из Планетарного Совета за попытку вмешиваться в гражданские дела. А сейчас вы пытаетесь вмешиваться в дела Надзора! Я возмущен, так же как вы когда-то и уверяю, вас, отказываю вам потому что на это имеются свои особые причины!

— Убийца! — заревел гражданский. — Убийца!

Сэндрингхем рывком выключил экран визора. Он повернул кресло и кивнул Бордману.

— Это был президент планеты, — сказал он.

Бордман сел. Коричневый пес открыл глаза, затем поднялся и приблизился к Бордману.

— Мне надоели эти идиоты, — сказал Глава Сектора, пытаясь успокоить ярость. — Я даже не мог сказать им, что здесь опаснее, чем в других местах острова! Если… или когда взорвется топливо… вы понимаете что даже падение ветки может вызвать взрыв, который повлечет за собой… впрочем вы знаете.

— Да, — согласился Бордман.

Он знал. Несколько сотен тонн топлива взорвавшись разнесет в клочья всю эту часть острова. И почти наверняка ударная волна вызовет резкое сползание всей оставшейся части почвы. Но ему было неприятно даже думать об этом. Он не считал себя хорошим дипломатом. И подозревал, что его собственное мнение, не должно высказываться, пока он не проверит его практикой с болезненной скрупулезностью, потому что боялся за свою репутацию. Кроме того, его план включал в себя сообщение о планах младших рангов, которым следует все объяснить. Если они примут сомнительный план от старших и план подведет, то это будет больше чем просто ошибка. Это будет потрясение всех их основ. Юный Барнс сейчас безо всякого колебания выполнит любой его приказ и слепо согласиться с любым его предложением, правда Бордман никак не мог понять почему. Но для воспитания свежих кадров…

— Насчет работы, которую предстоит сделать, — сказал Бордман. — Я полагаю, что опреснительные растения были изолированы?

— Ну конечно же! — сказал Сэндрингхем. — Они продолжают сохранять их, несмотря на мои протесты. И сейчас если кто-то предложит воспользоваться ими, то крики их долетят до Небес!

— А что происходит с солями, извлекаемыми из морской воды? — спросил Бордман.

— Вы ведь знаете как работают опреснители! — сказал Сэндрингхем. — Они всасывают с одного конца соленую морскую воду а с другого течет пресная вода и все прочее. Они выбрасывают весь мусор за борт а пресная вода подается дальше и идет в ирригационные системы.

— Очень жаль, что некоторая часть солей не сохранилась, — сказал Бордман. — Мы можем снова запустить опреснители на всю мощность?

Сэндрингхем уставился на него в изумлении. И затем сказал:

— О! Гражданским лицам это очень понравится! Нет! Если кто-либо запустит опреснитель, то гражданские убьют его и сотрут даже само воспоминание о нем с лица земли!

— Но нам необходим опреснитель, хотя бы один. Нам необходимо провести ирригацию района Штаб-квартиры.

— Мой Боже! Для чего? — потребовал Сэндрингхем. Он замолчал. — Нет! Не говорите мне! Будем надеяться, что это сработает!

Наступила тишина. Коричневый пес неотрывно смотрел на Бордмана. Он почти касался его руки. Собака хотела чтобы его снова погладили.

Через какое-то время Глава Сектора буркнул:

— Я уже немного успокоился. Теперь вы можете все мне сказать, вы готовы?

Бордман кивнул. Он сказал:

— В некотором смысле наши проблемы заключаются в том, что из-за ирригации у нас возникло подземное болото. Оно сползает вниз в море. Это болото вверх тормашками. На Сорисе-2 у нас возникла очень странная проблема, только болото оказалось у нас справа. У нас было множество сотен квадратных миль болота, которое можно было бы использовать, если бы нам удалось осушить его. Мы построили почвенную дамбу вокруг него. Вы поняли в чем тут дело. Следует провертеть всего два отверстия в почве и ввести туда почвенный коагулянт. Это очень очень старое приспособление. Оно использовалось много сотен лет назад еще на Земле. Коагулянт распространяется во всех направлениях и заставляет коагулировать почву. И она становиться водонепроницаемой. Она удерживает воду и заполняет свободное пространство в почве. Через неделю или две у нас был водонепроницаемый барьер сделанный из почвы, доходящий до каменного основания. Вы можете назвать это соляной дамбой. И воды поблизости не было видно. На Сорисе-2 мы знали, что если мы извлечем из почвы воду, то мы сможем возделывать ее.

Сэндрингхем сказал скептически:

— Но это потребует десять лет непрерывного выкачивания, так? А когда ил неподвижен, выкачивание — далеко не легкий процесс!

— Нам была нужна почва, — сказал Бордман. — И у нас не было десяти лет. Сорис-2 готовилась принять большое количество колонистов с соседних планет. И количество это было огромным. Нам необходимо было принять первых колонистов через восемь месяцев. Мы должны были извлечь воду быстрее, чем просто выкачать ее. Кроме того, у нас создалась еще одна проблема. Болотная растительность была смертельна для человека. Так что следовало поскорее избавиться и от нее. Тогда мы построили дамбу — и естественно провели некоторые опыты и провели ирригацию. Водой из ближайшей речки. Это было нелегко. Но через четыре месяца у нас была сухая почва а растительность уничтожена и превращена в гумус.

— Я мог бы прочесть ваши рапорты, — сказал Сэндрингхем с горечью в голосе. — В обычных обстоятельствах я слишком занят. Но я просто обязан был прочесть их. И как же вы избавились от воды?

Бордман сказал ему. Все предложение было не больше чем восемнадцать слов.

— Конечно же, — добавил он, — мы сделали это в тот день, когда дул сильный ветер справа.

Сэндрингхем изумленно воззрился на него. Затем он сказал:

— Но как вы собираетесь провести это здесь? Звучит это убедительно, правда я никогда не думал об этом. Но как это поможет справиться с нынешней ситуацией?

— Это болото, если его можно так назвать, — сказал Бордман, — находится под землей. А сверху находится приблизительно сорок футов почвы.

И он объяснил в чем здесь различие. Пришлось произнести три предложения, чтобы объяснить разницу.

Сэндрингхем откинулся в кресле. Бордман несколько напряженный, поглаживал собаку. Сэндрингхем задумался.

— Я не вижу ни единого возможного шанса, — сказал Сэндрингхем с отвращением, преодолеть проблему другим путем. Я никогда не думал ни о чем подобном! Но я возьму на себя часть вашей работы, Бордман!

Бордман ничего не сказал. Он ждал.

— Потому что, сказал Сэндрингхем, вы не тот человек, который сможет убедить гражданских лиц в том во что они должны поверить. Вы не производите должного впечатления. Я знаю вас и знаю, что вы прекрасно справились бы со всеми проблемами. Но здесь нужен настоящий выжига. И я хочу, чтобы Вернер проделал все эти… гм… негоциации с правительством планеты. Результаты — вот что гораздо более важно, чем справедливость, поэтому Вернер будет возглавлять это дело.

Бордман несколько нахмурился. Но Сэндрингхем был прав. Он просто не умел производить должное впечатление. Он не мог говорить с самовлюбленной убедительностью, которая почему-то производит неизгладимое впечатление на многих. Он был не тот человек, который должен использоваться для связей с не-Надзорным населением, потому что он просто объяснял все, что знает и во что верит, но никогда не отличался способностью убеждать в своей правоте. В отличии от Вернера. Тот мог заставить людей поверить не потому что это было логичным объяснением, а из-за своих ораторских способностей.

— Я считаю, что вы правы, — сказал Бордман. — Мы нуждаемся в помощи гражданского населения, причем в полном объеме. Я не тот человек, который способен получить ее. А он — да. — Он ничего не сказал о том, что Вернер человек, которому доверяют, несмотря на то достоин он доверия или нет. Он еще раз погладил голову собаки и поднялся. — Мне бы хотелось получить как можно больше почвенного коагулянта. Необходимо как можно быстрее соорудить здесь соляную дамбу. И я думаю, что я успею.

Сэндрингхем провожал его взглядом, когда Бордман направлялся к двери. И когда он готов был выскользнуть в нее, Сэндрингхем сказал:

— Бордман…

— Что?

— Будьте поосторожнее. Хорошо?

Какие Старший офицер Вернер из службы Колониального Надзора получил детальные инструкции от Сэндрингхема, и как они звучали Бордман так никогда и не узнал. Вероятно, доводы были убедительны, или он просто получил приказ. Но Вернер прекратил заниматься возможной эвакуацией населения на полюса, а вместо этого обратился к населению планеты с научным докладом, как они могут спасти свои жизни. Между обращениями, он вероятно утирал холодный пот со лба, когда дерево, внезапно падало, выкорчеванное из того, что казалось твердой землей или дом начинал расползаться на глазах, стоило лишь посмотреть на него, когда очередная часть острова шевелилась и ползла вперед.

Но он возглавил комитеты образованные населением и с уверенностью отдавал распоряжения, разговаривая непонятным, слишком изобилующим научным сленгом языком когда отчаявшиеся люди требовали более подробных объяснений. Но он все же заставил их делать то, что было необходимо.

Он хотел чтобы они проделали скважины в почве до самого каменного дна. Он хотел чтобы эти скважины были проделаны на расстоянии не большем чем в ста футах и под углом немного меньшим чем сорок пять градусов к поверхности каменного основания.

Сэндрингхем прослушивал его речи, по меньшей мере четыре в день. Однажды ему пришлось отозвать Бордмана, когда он увидел некоторые осложнения. Бордман перемазанный островным серым илом появился на экране визора.

— Бордман, — коротко сказал Сэндрингхем. — Вернер утверждает, что эти скважины вы хотите ровно под углом в сорок пять градусов к поверхности каменного основания.

— Ну… я бы предпочел несколько меньше, — сказал Бордман. — Если они будут исходить из расчета что по мере удаления на три мили наклон уменьшается на градус, то это будет самое лучшее. Я бы хотел чтобы скважин было как можно больше. Но здесь уже вопрос во времени.

— Я попытаюсь объяснить ему, что он не совсем прав, — сказал Сэндрингхем сухо. — А насколько близко вы хотите расположить эти линии?

— Как можно ближе, — сказал Бордман. — Но мне они нужны как можно скорее. Что там предсказывает барометр?

— Упал на десять делений, — ответил Сэндрингхем.

Бордман сказал:

— Черт побери! Много осталось работы?

— Достаточно, — сказал Сэндрингхем. — Я помог проложить дорогу вдоль рифа для грузовиков. Если бы я посмел — и если бы у меня были трубы — то я проложил бы путепровод.

— Позднее, — устало сказал Бордман. — Если у него высвободятся люди, то пусть начинают переделывать ирригационные системы. Используйте их, как дренажные. Используйте насосы. И если все же пойдет дождь, то он не принесет такого вреда. На какое-то время это нам поможет.

Сэндрингхем сказал:

— А вам приходило в голову, что может совершить сильный дождь со Штаб-квартирой, согласно всеобщим проклятиям гражданского населения острова, и нам не остается ничего другого, кроме как в бессилии развести руками, потому что мы обречены?

Бордман скривился в гримасе.

— Я начал здесь ирригацию. Пришлось сделать небольшое озеро и использовать соляную дамбу, кроме того опреснитель работает круглые сутки. Если остались свободные руки — прикажите им переделать ирригационные системы в дренажные. Это им наверняка понравится.

Он чувствовал себя выжатым как лимон. Довольно утомительно требовать от людей работу во время которой они могут погибнуть. Тот факт, что он погибнет вместе с ними никак не уменьшал напряжения.

Он снова вернулся к работе. И она казалась совершенно бесполезной, как выглядят любые человеческие усилия до определенного момента. Он приказал в то место, где произошла утечка топлива доставить все замораживающее оборудование. А так как для хранения топлива было необходимо огромное количество этого оборудования, то техники оказалось предостаточно. Он приказал опустить стальные трубы в почву и начать замораживание. Наконец образовалась часть мерзлой почвы по форме напоминающее неровное U. В изогнутой части U находилось озеро. Боковая помпа гнала морскую воду прямо под землю — где она мгновенно превращалась в ил — и новая помпа перекачивала ил и перегоняла его поближе к замораживающему оборудованию. Фактически это была система гидравлической фильтрации, которая характерна для рек и заливов. Но когда верхний слой почвы является илом, то это — идеальный способ осаждения жидкой грязи. Кроме того, он присматривал, чтобы на почву не было никаких сильных вибраций, потому что она могла взорваться вблизи от каменного основания.

Но все висело на волоске.

И наконец он принялся перекачивать озеро. И он закачивал его в пустоты, и вода поступала глубже, чем они рассчитывали. В конце дня он дрогнул и приказал пока что прекратить перекачку.

Затем он переложил трубы вокруг большой территории Штаб-квартиры на возвышенности в которой находились хранилища с топливом. И здесь он распорядился вести выемку грунта без единого удара молотка, кирки или лома. Он вставил в отверстия трубы. И затем стал заполнять пустоты морской водой. И только то, что почва была илом создало возможность проделать все это. Трубы прошли через ил, и остановились на каменном основании и лежали здесь, размывая туннели и эти туннели моментально наполнялись водой.

Из этих туннелей огромное количество морской воды впитывалось в почву вблизи от каменного основания. Но вода была соленой. Она была сильно минерализованной. Особенность морской воды состоит в том, что она является электролитом и одним из свойств электролитов является то, что они являются коагулирующими коллоидами и осаждают суспензию в свою очередь тоже являющуюся коллоидом. Фактически, вода океана Канна-3 превращала почву в твердый устойчивый ил, который уже не сохранял свойств мыла и уже не подвергался соскальзыванию.

Юный Барнс наблюдал за этой частью операции, с самого ее начала. Он заражал приданный ему персонал службы Надзора своей убежденностью в успехе.

— Он знает, что делает, — говорил он твердо. — Посмотрите! Я беру эту флягу. Это пресная вода. А здесь находится мыло. Намочите ее пресной водой и мыло станет скользким. А теперь попытаемся опустить его в соленую воду! Попытаемся! Видите? Для приготовления мыла в кипящий раствор добавляется немного соли, чтобы получить мыло кусковое! — Он узнал это от Бордмана. — Соленая вода не сможет размягчить землю. Никогда! Пойдемте и поставим новую трубу, чтобы она закачивала новые порции соленой воды под землю!

Его рабочие не понимали, для чего все это делается, но они работали, потому что здесь была хоть какая-то надежда… А внизу вода из искусственного озера медленно стекала вниз в форме грязи. И новая труба появилась из моря. Это была довольно маленькая труба и персонал был поражен. Потому что опреснительные растения были доставлены сюда и пресная вода текла прямо в море, в то время как тяжелая, пропитанная морскими солями из океана, на которой невозможно было вырастить пшеницу использовалась для наполнения небольшого искусственного озера.

На второй день Сэндрингхем снова вызвал Бордмана и снова Бордман появился перемазанный на экране визора.

— Да, — сказал Бордман. — Вытекающее топливо начинает превращение. Я пытаюсь выяснить концентрацию измеряя гравитацию воды в озере и почвы и затем суну туда электроды. Топливо вызывает жуткую коррозию. И создает совершенно отличную картину резонанса. Она намного выше чем почва с водой той же концентрации. Я думаю, что ситуация под контролем.

— Вы хотите начать выборку? — спросил Сэндрингхем.

— Вы можете начать выдавливать его сквозь скважины, — сказал Бордман.

— Как барометр?

— Упал еще на три десятых сегодня утром. А так — стабильно.

— Черт побери! — воскликнул Бордман. — Я подготовлю нагреватели. Заморожу их в пластиковых пакетах размером с отверстие скважины и они пройдут. А когда они заморозятся, то пройдут и глубже.

Сэндрингхем заметил мрачно:

— Здесь придется еще очень много проделать технической работы с топливом, прежде чем придет время начинать. Но помните, что все должно быть готов, даже если будет с водой! Его чувствительность снижается, но еще не исчезла окончательно!

— Если бы можно было, — сказал Бордман мечтательно, — пригласить сюда гражданское население и пусть они переждут. Около сорока тонн топлива в этом озере мне удалось выкачать, но осталось не менее пяти тысяч тонн. Мы не разговариваем громче чем шепотом, когда находимся поблизости. Мы работаем в ночных тапочках и я никогда не видел, чтобы люди были так вежливы! Мы начинаем замораживать.

— Как вы справитесь с обстановкой? — спросил Сэндрингхем сочувственно.

— Почва замерзнет при минус тридцати, — сказал Бордман. — При одном проценте концентрации всего лишь пять процентов чувствительности если температура будет минус девятнадцать. Так что мы берем за основу минус девятнадцать. Я думаю, что придется погружаться глубже и уменьшать температуру.

Он помахал перепачканной в иле рукой и отключился.

В этот день вездеходы начали концентрироваться вокруг Штаб-квартиры Надзора. Они очень мягко съехались вокруг а за ними тянулся туман из замороженного воздуха. Наконец появились люди в тяжелых перчатках вытаскивающие длинные предметы, похожие на колбасы из вездеходов, развязывали концы и направляли их в скважины проделанные в верхних слоях почвы. Затем люди из Надзора заталкивали эти замороженные колбасы под землю используя колья с тщательно обмотанными и замороженными концами. И отправлялись к следующим скважинам.

На первый день пятьсот подобных колбас были загнаны под землю и заполнили их. На второй день было опущено уже четыре тысячи. На третий день восемь тысяч. На четвертый день содержание топлива в почве озера было настолько мало что даже приборы не могли уловить этого. Субстанция уже не была илом. раствор тек до самого каменного основания оставляя ил, потому что соленая вода способствовала образованию суспензии. То есть получился подлинный коллоид. И соленая вода заставляла его коагулировать.

И в почве уже не оставалось топлива. Бордман связался с Сэндрингхемом и сообщил ему об этом.

— Я могу теперь связаться с гражданскими, — сказал Сэндрингхем. — Вы ликвидировали утечку! Это не могло быть сделано…

— Оно здесь, твердо лежит на каменном основании, уже ручное, — согласился Бордман. — Так что можно отсортировать его. Я хочу сбросить еще немного топлива для остатка наших скважин.

Сэндрингхем колебался.

— Двадцать тысяч скважин, — устало сказал Бордман. — В каждой из них шестьсот фунтов замороженной грязи в котором растворено один фунт топлива. Мы сделали это. Так что следует закончить. Как барометр?

— На десятую поднялся, — сказал Сэндрингхем. — И похоже, продолжает подниматься.

— Тогда давайте, действовать, Сэндрингхем!

Сэндрингхем все еще колебался. И затем сказал:

— Действуйте.

Бордман махнул рукой своим коллегам, которых он бесконечно уважал, несмотря на всю свою усталость, потому что они всегда были готовы работать, когда это было нужно, и не останавливались практически ни на секунду в течении последних пяти дней. Он объяснил, что осталось только три мили скважин, которые следует заполнить и затем они выберут топливо и заменят его на жидкий ил который потом заморозят соответствующими колбасами…

Юный лейтенант Барнс сказал:

— Да, сэр. Я позабочусь об этом.

Бордман сообщил:

— Барометр повышается на десятую. — Он никак не мог заставить себя сконцентрировать взгляд. — Все в порядке, лейтенант. Давайте. Вы подающий надежды юный офицер. Отличный. А я пока минутку посижу.

Когда барнс вернулся, то Бордман спал. И последние сто пятьдесят колбас с илом и топливом появились из Штаб-квартиры в течении часа. И наступила тишина после того как было все закончено.

Юный Барнс сел рядом с Бордманом, готовый растерзать каждого, кто посмеет побеспокоить его. Когда Сэндрингхем попытался связаться с Бордманом на экране появился Барнс.

— Сэр, — сказал он с предельной вежливостью, — мистер Бордман не спал уже пять дней. Его работа сделана. Я не буду будить его, сэр!

Сэндрингхем вскинул брови.

— Значит, не будете?

— Никак нет, сэр! — ответил юный Барнс.

Сэндрингхем кивнул.

— К счастью, — заметил он, никто не слышит нашего разговора. Вы совершенно правы.

Он отключился. И тут юный Барнс обнаружил, что он посмел не подчиниться Главе Сектора, и совершил нечто гораздо более страшное чем другой младший офицер, когда-то объяснявший Главе сектора, как тому следует пользоваться скафандром.

Но через двенадцать часов Сэндрингхем снова связался с ним.

— Барометр падает, лейтенант. Я обеспокоен. Я получил сообщение о надвигающемся шторме. Не все соберутся возле нас, но большая часть населения. Я пытался объяснить, что химикалии, которые мы ввели в почву могли еще не закончить реакцию. Так что если Бордман проснется, то сообщите ему.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Барнс.

Но он не собирался будить Бордмана. Бордман проснулся сам после двадцати часов сна. Он замерз и закоченел и во рту был такой привкус вроде бы там дрались коты. Усталость может вызывать похмелье.

— Как барометр? — спросил он, едва только открыв глаза.

— Падает, сэр. Сильный ветер. Глава сектора открыл территорию для гражданских лиц, на тот случай, если они захотят перебраться сюда.

Бордман принялся что-то подсчитывать на пальцах. Естественно, ему был нужен более сложный прибор для расчетов. На пальцах не так-то легко подсчитать, насколько однопроцентная концентрация топлива в замороженном иле может выпасть в осадок и как, после проникновения сквозь стоящее вверх тормашками болото с давлением сорока футов почвы оно поведет себя.

— Я думаю, — сказал Бордман, — что все в порядке. Кстати, они убрали трубы ирригационных систем?

Барнс не знал ответа. Он помчался добывать новую информацию. И вернулся принеся Бордману кофе и пищу. Бордман выглядел недовольным.

— Глупости, — сказал он. — Вы думаете, что с протекшим топливом все в полном порядке. Несмотря на то, что оно может взорваться, как тысячи тонн ТНТ. Я лично хотел бы знать, что такое было ТНТ, когда не было другого измерения энергии? Вы думаете, что это взорвется в одном месте и все будет кончено. Но не забывайте, что взрыв произойдет под болотом перевернутым вверх тормашками. Сотни тысяч миль перевернутого болота. Вы ведь знаете лейтенант, что на Сорисе-2 мы вливали в почву ракетное топливо когда хотели осушить болото? Мы позволили ему впитаться в тот день, когда был сильный постоянный ветер.

— Да, сэр, — с уважением ответил Барнс.

— А затем мы взорвали его. У нас концентрация была гораздо меньше. Не один процент, а тысячная доля процента. Никто не мог определить степень выделения тепла при взрыве ракетного топлива. Но мы подсчитали по концентрации. Она не равна скорости звука. Она выше. Это чисто температурный феномен. В воде ракетное топливо нагревает воду всего чуть ниже точки кипения. И не детонирует, когда оно достаточно ионизировано. У вас есть еще немного кофе?

— Да, сэр, — сказал Барнс. — Сейчас принесут.

— Мы растворили ракетное топливо над болотом, барнс и оставили его так. Произошла диффузия. Оно прошло в ил… И наступил день, когда ветер был нужного нам качества. Я сунул раскаленный до красна прут в болотную воду где находилось ракетное топливо. Это было самым невероятным зрелищем, которое я когда-либо видел!

Барнс налил ему новую порцию кофе. Бордман потягивал кофе обжигающее рот.

— Она вскипела, — сказал он. — Болотная вода в которой было растворено ракетное топливо. Оно не взорвалось. Они потом подсчитали, что оно двигалось со скоростью сотен футов в секунду. Можно было видеть, как волна жара двигалась по болоту. Это было невероятно! И облако дыма, которое уносил ветер. И вся вода в болоте испарилась, а все ядовитые растения сгорели и погибли. Таким образом… — он внезапно зевнул, — …у нас появилась земля десять миль на пятьдесят для прибывающих колонистов.

Он снова выпил кофе. И добавил импульсивно:

— Самое главное, чтобы ракетное топливо не взорвалось. Чтобы оно горело. В воде. Тогда вся энергия топлива нагревает воду. Мощное устройство! У нас было два фута воды, считая от ила. И стоило нам — часть грамма на квадратный ярд.

Он допил кофе. Люди, собравшиеся вокруг, смотрели на него с ожиданием. Они казалось были очень рады, что он снова проснулся. На небе было видно огромное облако ползущее с моря. Он внезапно подморгнул.

— Слушайте! А сколько я проспал, Барнс?

Барнс сообщил ему. Бордман помотал головой, чтобы придти в себя.

— Необходимо увидеться с Сэндрингхемом, — сказал Бордман. — Я хотел бы отложить поджог настолько долго, насколько это возможно.

Несколько перемазавшихся илом человек стояли вокруг того места, где спал Бордман. Когда он поднялся, до сих пор несколько отуманенный сном и забрался в вездеход, который специально вызвал юный Барнс, они обращались с Бордманом крайне уважительно. Кто-то пробормотал: — С вами было очень приятно работать, сэр, — и в его голосе было столько уважения, сколько только можно себе представить. Эти помощники Бордмана по ликвидации последствий утечки топлива были готовы ради него на все что угодно и в любом месте.

И затем вездеход отправился к Сэндрингхему.

Его нашли на холмах на подветренной стороне острова. Море уже не было мягко голубого цвета. Оно стало свинцовым. Мелькали клочья белой пены в четырех тысячах футах внизу. Темные облака практически полностью залили все небо. Далеко в море показался небольшой летательный аппарат направляющийся к концу острова чтобы облететь его и осмотреть насколько остров готов к надвигающемуся шторму.

Сэндрингхем с облегчением приветствовал Бордмана. Вернер стоял с ним рядом, сложив руки на груди.

— Бордман! — сердечно заявил Глава Сектора. — Мы тут поспорили. Вернер и я. Он уверен, что превращение ирригационных систем в дренажные в корне изменило всю ситуацию. И если добавить к этому засоление почвы, он считает что мы уже застрахованы от неприятностей. Он утверждает, что будет психологически неправильно, если мы предпримем еще какие-то действия. Он правда удерживался от публичных комментариев.

Бордман ответил коротко:

— Единственное, что изменилось на этом острове, это то, что опреснители воды будут достаточно неопределенным фактором. Барнс произвел расчеты. Он произвел их на основании некоторых проб, которые мне удалось сделать. Если опреснительные растения не выберут всю соль из почвы; если они не сделают ирригационную воду слишком мягкой и подходящей для мытья волос и так далее; если они начнут использовать жесткую воду для ирригации, то этого никогда не случится. Но под землей находится слишком много воды. Мы должны избавиться от нее, потому что намного больше попадет под землю после шторма, есть у нас дренажные системы или их нет.

Сэндрингхем показал пальцем вниз на черную густую процессию людей, направлявшихся в район Штаб-квартиры Надзора пешком и на всевозможных видах транспорта.

— Я приказал размещать их в ангарах и складах, — сказал Глава сектора. — Но естественно, для них всех у нас не хватит места. Я предполагаю, что когда они почувствуют себя в безопасности, то вернутся назад, домой, даже несмотря на шторм.

Небо все больше чернело и чернело. Ветер дувший постоянно над рифами сильно изменился. Он налетал порывами с огромной силой. Он мог сшибить с ног человека. В океане появилось все больше белых барашков.

— Лодки, — сказал Сэндрингхем, — были отозваны. Их просто недостаточно, чтобы выливать масло для утихомиривания бури. Радиосообщения были близки к истерике, прежде чем я сообщил им, что на побережье все в порядке. Они сейчас отправились в убежище. Я думаю, они остались бы выполнять долг, если бы я не сказал, что мы держим ситуацию под контролем.

Вернер, поджав губы заметил:

— Надеюсь, что это так.

Бордман пожал плечами.

— Ветер достаточно силен и нужного нам направления, — заметил он. — Давайте выясним это. Вся система запуска готова?

Сэндрингхем махнул рукой в сторону высоковольтного аккумулятора. Это было специальное устройство для работы на планетах не имеющих атмосферы, но это было неважно. Его кабеля змеились на пару сотен футов и подходили к небольшому участку серой земли, у самого края скважины уходившей глубоко под землю. Бордман взялся за рукоятку запуска. Он замер.

— Как насчет дорог? — спросил он. — Из этих скважин может выделиться большое количество тепла.

— Все предусмотрено, — сказал Сэндрингхем, — действуйте.

Налетел новый порыв ветра настолько сильный, что мог сбить с ног человека, с гудящим звуком, когда ветер врезался в четырехтысячефутовый риф. Внизу волны медленно росли в размерах. Небо было серым, море свинцового цвета. Далеко впереди и внизу белая линия приближающегося дождя по воде медленно приближалась к острову.

Бордман повернул рукоятку.

Наступила мгновенная пауза, лишь порывы ветра трепали его одежду и раскачивали его. Пауза затягивалась.

Затем из скважины повалил густой пар. Совершенно белый. Он вылетел словно взрыв, но в действительности это был не взрыв, это был столб выпаривающейся воды. Немного дальше трещина в почве выбросила новый столб белого пара.

Здесь и там столбы пара вылетали в атмосферу и относились штормовым ветром. Было видно что пар не выходит как невидимое вещество, конденсирующееся в воздухе. Пар бил столбом и собирался в облака, несколько более сконденсированные. Это не был сверхгорячий пар. Это был просто пар. Безвредный пар который вываливал из всех отверстий словно из чайника. Он создавал завесу тумана, который ветер относил в сторону. Через несколько секунд полмили почвы парила. Через несколько новых секунд задымилась очередная миля поверхности. Штормовой ветер рвал пелену и относил ее в сторону.

— Это никого не обожжет? — с беспокойством спросил барнс.

— Нет, — ответил Бордман, — во всяком случае после того, как пар пройдет через сорок футов почвы. Он сильно охладиться и прихватит с собой дополнительную влагу. А парит здорово, правда?

В кабинете Главы сектора были высокие окна — скорее двери — выходящие на зеленую лужайку и ряд деревьев. Сейчас снаружи хлестали полосы дождя. Ветер трепал деревья. раздавался вой и свист ураганной силы. Даже дом в котором находился кабинет Главы сектора казалось вибрировал от напора.

Глава сектора включил свет. Коричневый пес поднялся, прошел через комнату и приблизился к Бордману. Со вздохом он устроился возле его кресла.

— Хотелось бы мне знать, — сказал Вернер, — не напитает ли дождь почву водой, которую мы выпарили с помощью ракетного топлива?

Бордман сказал:

— Два дюйма осадков выпадают достаточно редко, как сказал мне Сэндрингхем. Именно из-за отсутствия дождя гражданские и затеяли свою ирригацию. Когда вы посчитаете выделенную энергию ракетного топлива, Вернер в переводе на ядерную энергию взрыва и переведете это в термальные параметры, пусть даже и приблизительно. Вы выясните, что мы использовали достаточно тепла, чтобы вскипятить два фута подземных вод под всем побережьем острова.

Вернер сказал резко:

— А что случиться если жар проврется через почву? Это ведь уничтожит всю растительность, не так ли?

— Нет, — ответил спокойно Бордман. — Потому что два фута воды превратились в пар. Нижняя часть почвы нагрелась до температуры пара под давлением в несколько фунтов на квадратных дюйм, не больше. И жар постепенно снижается. С помощью пара.

Загорелся экран визора. Сэндрингхем включился. Крайне официальный голос начал беседу.

— Все правильно! — сказал Сэндрингхем. Очень официальный голос заговорил снова. — Правильно! — повторил Сэндрингхем. — Вы можете связаться с кораблями на орбите и сообщить им, что они могут приземлиться, если не бояться немного промокнуть. — Он повернулся. — Вы слышали, Бордман? Они провели новые пробы. Есть еще несколько мелких подвижек, но поверхность подо всем островом совершенно сухая, как была тогда когда Надзор впервые появился здесь. Отлично сделанная работа, Бордман! Отличная работа!

Бордман покраснел. Он нагнулся и погладил голову дога.

— Поглядите-ка! — сказал Глава Сектора. — Моя собака окончательно влюбилась в вас. Вы примете его в качестве подарка, Бордман?

Бордман улыбнулся.

Юный Барнс был готов подняться на корабль. Он держался очень по-уставному, и был очень скован. Бордман пожал ему руку.

— Было очень приятно работать с вами, лейтенант, — сказал он с теплотой. — Вы очень многообещающий юный офицер. Сэндрингхем знает это и наверняка будет помнить о вас. И это, как я подозреваю принесет вам много хлопот. Так как у нас на службе, чертовски не хватает многообещающих молодых офицеров. Он будет давать вам самые дьявольские работки, потому что будет уверен, что вы справитесь с ними.

— Я буду пытаться, сэр, — сказал Барнс официально, затем добавил: — Могу я нечто сказать, сэр? Я очень горд, что мне довелось работать вместе с вами, сэр. Но черт побери, сэр, мне кажется, что вы заслужили нечто большее, чем просто спасибо! Служба могла бы…

Бордман похлопал молодого человека по плечу.

— Когда я был в вашем возрасте, — сказал он. — Я думал точно также. Но у меня есть единственная награда от Службы, которой я действительно дорожу. Это когда работа сделана. И это единственная награда, которой следует ожидать, Барнс! И другой ждать не следует.

Юный Барнс выглядел несогласным. Он снова пожал руку Бордмана.

— Кроме того, — сказал Бордман, — в мире и нет ничего приятнее.

Юный Барнс направился к своему кораблю в большой металлической паутине посадочной ловушки.

Бордман с отсутствующим видом погладил своего пса и отправился в кабинет Сэндрингхема получить новые указания.

Так Бордман снова вернулся к своей жене Рики и работе, которой он занимался. После этого его ждала новая работа, новая и новая. Он заслуживал высшую честь быть отсылаемым для выполнения самых невозможных заданий Колониального Надзора, с которыми казалось было невозможно справиться. Это приносило ему глубокое удовлетворение. И он пожалел что стал гораздо менее легок на подъем, когда стал Главой Сектора.

Но его жене это очень нравилось. И она была спокойна, потому что всегда была с ним, у Бордмана была его работа и она могла снова создать дом. Когда одна их их дочерей овдовела и переехала жить с ними и привезла своих детей Бордман стал совершенно счастлив. Теперь у него было абсолютно все, чего он желал. Как награда за жизнь полную трудов и расставаний он получил огромную радость от своей семьи — что большинство людей считало само собой разумеющимся.

Но иногда он смущался, когда младшие офицеры относились к нему со слишком уж большим уважением. Он не считал себя достойным.