Колдун-3

Глава 5

Хотел этим вечером поехать к черной ведьме. Но…передумал. Сегодня просто не хочется. День такой…хмм…торжественный. Нечасто так резко меняешь свою судьбу!

Странно так…не надо ехать на службу, не надо думать, как исполнить бумаги, накапливающиеся со скоростью осенней лужи. Свобода! Только вот гложет душу чувство, что я подвел, оказался ненадежным и теперь вместо меня кто-то должен будет выполнить мою работу. Все-таки наверное стоило мне исполнить бумаги, за которые расписался и тогда уже уйти.

Интересно, кто будет курировать все эти деревни, которые висели на мне? Скорее всего, повесят на участковых из райцентра, и будет он (или — «они») ездить прямо оттуда, из райотдела. Никто как я не поедет жить в деревню, дураков на такое нет.

Но да ладно — что сделано, то сделано, чего тут думать и самокопаться? Снявши голову — по волосам не плачут, как гласит русская народная пословица.

Вечер мы провели очень приятно, хотя «Вдова Клико», которая в ресторане стоит десять тысяч рублей бутылка меня вовсе даже не впечатлила — наверное, я в шампанских винах не понимаю. Шипучка, она шипучка и есть. В голову ударяет, и тут же быстренько улетучивается. Одно у нее свойство хорошее — на дам действует как афродизиак. Если есть у нее…хмм…желание — это желание сразу же и толкает на действие.

Раскрепощает шампанское, точно. Даже по Варе это видать — выпила, глаза сразу туманные, тут же на колени прыгнула, давай целоваться… Ну и само собой — оказались в постели, где и провели весь вечер и всю эту ночь. Даже со стола не убрали остатки праздничного ужина. Попросил убраться домового — пусть тарелки вылижет (он обожает это делать), вымоет и все такое. Кстати — моет посуду он на удивление тихо, ниндзя какой-то, а не домовой! А Варе завтра скажу, что это я потихоньку встал ночью и посуду помыл. Пусть отдыхает, ночью она так нафизкультурничалась…спит, как убитая.

Пирожные пусть тоже Охрим доест — и с кремом, и с безе. Завтра они уже нехорошие будут. И шампанское, что у меня в бокале осталось — пусть допьет. Оказалось — Охрим любит эту шипучку. Надо будет время от времени покупать, побаловать его.

Домовой — он такой…любит, чтобы его баловали, холили и лелеяли. Тогда он верный — почище собаки. И поопаснее любого алабая — пока Охрим живет в доме, ни один супостат не сможет в этот дом залезть, домовой его просто удавит. Верных слуг надо поощрять!

В общем, замечательно мы вечер провели. Продуктивно. Со всевозможными удовольствиями и развлечениями.

Утро встретило нежным светом сквозь бежевые занавески. Кстати, заметил — а ведь в доме никогда не бывает жарко! Ну так, чтобы вот — духота и все такое прочее. Окна я на ночь раскрываю, это само собой — на окнах сетки, предыдущий жилец озаботился установкой, но все равно: июнь, самая жарища, а дома прохладно, не больше двадцать пяти градусов. Почему?

— Дык старый хозяин тут заклинание свое задействовал — тут же откликнулся Прошка — Потому и прохладно. Кондиционеров-то ведь тогда не было! В старые времена! Вот и спасались все, как могли. Он прямо на стену наговорил, заклинание впиталось, и теперь тут хорошо, прохладно. А зимой подогревает — даже печку можно не топить.

— И ты молчал? — выругался я про себя.

— А ты спрашивал, хозяин? Вот теперь ты задумался — почему, что, и как, я тебе сразу и ответил, уловив твое желание узнать истину. А до того — как я могу тебе сообщать о том, чем ты вообще-то не интересуешься?

Ну так-то Прошка был прав, потому я тему быстренько замял. Да и не до того было. На кухне уже громыхает посудой Варя, и мне пора вставать — поесть надо, да и ждать этого самого бригадира строителей. Или как его там? Прораба?

Честно сказать — я пока и сам не знаю, что хочу от строителей. Что собираюсь строить. Глупо, наверное… Эдакий нувориш — «Дайте мне много, и чтобы бахато — я тута жить буду!». Ну типа того, ага.

Ладно…по месту разберусь. Поговорю с человеком — если он дельный, то меня поймет. А если не дельный — пошлю нахрен, делов-то!

Сполз с кровати, и потащился в кухню — нужно похлопать Варю по тугой попе, а потом идти в душ, совершать омовение. Спросонок не сообразил, что тащусь в кухню голышом — как спал, так и потащился! А вдруг там опять Варина мама? Вот у нее сложилось бы мнение о Варином сожителе…то он выскакивает на кухню и рвет с ее дочки сарафан, а то выпирается на люди без трусов, и важно шествует, почесывая свой МТС! Странновато это все выглядит, не правда ли?

— Привет! — целую Варю в щеку, и она взвизгивает, едва не роняя нож. Потом укоризненно качает головой и показывает мне окровавленный палец:

— Ну разве можно так пугать?! Ты подкрадываешься, как кот! Перевязывай теперь!

— Не надо перевязывать. Дай сюда руку!

Беру ее руку в свои ладони, демонстративно дую ей на палец, и…вуаля! На месте пореза — чистое место.

— Класс! — шепчет Варя, глядя на меня круглыми от удивления глазами — Слушай, тебе бы в цирке выступать! Если бы не видела — и не поверила бы! Даже баба Нюра такого не умеет!

Потом мы завтракали. Варя на завтрак сделала баклажаны с чесноком и майонезом — поджарила их ломтиками на сковороде. А еще — бутерброды с копченой осетриной. Оказалось — осетрины у нас еще полно, и даже бутеры с черной икрой остались. А на вечер решили запечь баранью ногу в фольге — со специями, острую.

— Какие у нас планы на день? — спросила Варя, вытирая губы бумажной салфеткой. Если честно, я вообще-то приспособился вытирать и руки, и губы туалетной бумагой — очень удобно, положил рулончик на стол, отрывай, вытирай! Но Варя запротестовала — мол, еще не хватало из стола сортир устраивать! Ну мы и накупили всяких салфеток — пачками, там же, на рынке есть несколько отделов со всяким хозяйственным домашним барахлом. Вот теперь культурно сидим за столом — вытираемся салфетками и даже ноги на стол не кладем! Вот такие воспитанные молодцы. Да, это был сарказм. Ну кто нас видит — чем мы вытираемся? Буржуи, понимаешь ли!

— Планы такие: сейчас приедет агент строителей, и я с ним буду обсуждать строительство дома — хочу пристроить к нашему дому новый. Ну ты вчера слышала, о чем я разговаривал с человеком по телефону.

— Слышала — кивнула Варя, убирая тарелки к раковине — Здорово, конечно! Так хочется, чтобы была настоящая ванна! Большая такая…чтобы вдвоем уместиться! Хи хи…

— А теплый туалет?

— Ох! И не напоминай! Я об этом даже говорить не хочу! — фыркнула Варя — туалет типа сортир уже достал! Все хорошо в деревне, но вот это безобразие…вроде и привыкла, а все равно бесит.

— Ну вот. И отопление сделаем — камин поставим. Хочешь камин? Разожжем огонь, я тебя раздену, положу на толстый ковер перед камином, и…

— Да! Положи меня! — с чувством сказала Варя, и прыснула со смеху: Гармонист, гармонист…положи меня на низ! А я встану погляжу, хорошо ли я лежу! Хи хи хи…

— Тьфу на тебя, селянка! Весь пафос испортила! — хохочу я, хватаю Варю на руки и чмокаю в ухо. Она вздрагивает (звон в ухе!), визжит, а я целую ее в полные, пахнущие чесноком розовые губы. Хорошо! Бляха-муха, ну как же хорошо! Разве может быть так хорошо?! Даже страшно…я привык, что после белой, удачной полосы жизни обязательно вляпываешься в угольно-черную, и чем не шире была белая, тем страшнее и пакостнее получается черная. Почему-то такой вот закон природы относительно меня. Может у других людей как-то иначе, но у меня вот такое вечное безобразие.

Хотя…разве эта полоса была совсем такая уж и белая? А гибель Маши? А мое ранение, едва не приведшее к смерти? Нет, полоса не была совсем уж такой белой. Просто сейчас мне так хорошо, что я ужасно боюсь все это потерять. И потому…потому буду во сто крат осторожнее, чем раньше. Ну…по мере возможности, конечно. Все равно придется принимать клиентов со стороны. И от тех же начальников райотдела полиции тоже — знакомства-то нужно иметь? Если что — они мне такую козью морду могут сделать — ай-яй!

С них само собой денег брать нельзя. И с тех, кого они пришлют — тоже. Их начальство, их родня. С разбором, конечно оказывать услуги. Драгоценные ингредиенты на халяву раздавать не буду!

— Кстати, насчет ингредиентов, хозяин! — возник в голове Минька — А ты знаешь, что у нас уже разрыв-травы практически нет? А она тебе постоянно нужна. И одолень-трава болотная — тоже на исходе. Можно, конечно, ее заменить на озерную — но та не такой силы. Болотная лучше, там ведь Место Силы прямо посреди болота, так что она магии набирается полнее, чем озерная. И неплохо было волос кикиморы болотной приобрести, если ты собираешься заняться лечением. Они тоже на исходе, а тебе магический накопитель нужен, если хочешь выезжать лечить за пределы этого дома. Да, у тебя один есть, но его мало. Нужно как минимум два, да посильнее! И вот еще что — ты не хочешь ли повесить амулет на свою подругу? Амулеты защиты? Не думал над этим? И там тоже в составе одолень-трава болотная и разрыв трава.

— И как мне их добыть? Вы принести, насколько я понял, не можете. Не можете?

— Не можем, хозяин. Это место силы болотной Кикиморы. Тебе надо ее вызвать самолично, и уговорить принести травы. Обменяться с ней подарками.

— И что ей дать?

— Не знаю, хозяин…так-то она очень любит, когда ей приносят жертву. Да, человека. Живого. Лучше разбойника какого-нибудь, или насильника. Но насильника у тебя покончались, так что…думай, что предложишь.

— Гребни, как русалкам? Бижутерию?

— Ну…может быть. Что попросит, то и дашь. Она не торгуется.

— А если она попросит…это самое? Натурой?

— А это уж сам смотри — насколько тебе нужна трава. Кикимора тоже баба! Ей тоже хочется! Или ищи жертву, делов-то. Тут тогда наверняка. Старый хозяин ей в прошлый раз отправил двух грабителей — они пришли его трясти на предмет больших капиталов. Вот и отправились в болото. Кикимора была очень довольна. Подумай над этим.

— Ну а потом что…после строителя? — не унимается Варя — Куда-нибудь поедем?

— А? Что? — отхожу я от разговора с бесом. Так-то обмен мыслями у нас проходит очень быстро, но все никак не научусь не зависать на этом обмене. Надо научиться одновременно и ментально общаться, и в реале не терять нить разговора.

— После… — задумываюсь я — А после поеду в Тверь. Поедешь со мной?

— Ясное дело — поеду! — улыбается Варя — А куда — в Тверь? Что там делать?

— В хоспис поедем — сообщаю я спокойно, и Варя тут же делается серьезной:

— Это что, туда, где умирают? Ну…куда собирают людей умирать? Безнадежно больных. Ты что, хочешь…

— Попробую — киваю я утвердительно, и бросаю взгляд на поскучневшую Варю — Может, останешься дома? Тяжко, переживательно, зачем тебе этот негатив?

— Не все же веселиться — вздыхает Варя — Я с тобой! Куда ты, туда и я…

Человек, которого я ждал, приехал без четверти десять. Его «мицубише паджеро-спорт», еще тот, старый, с квадратной мордой — затормозил возле нашего раздолбанного гранатами забора, и из машины вылез мужчина лет тридцати пяти, крепкий, пониже меня ростом. Лицо его было загорелым, как и положено быть у человека, проводящего под открытым небом большую часть своей жизни, и с него на меня смотрели невероятно голубые, веселые глаза человека, привыкшего преодолевать жизненные трудности не теряя расположения духа. Эдакая рязанская физиономия, по которой в любой толпе иностранцев безошибочно распознаешь русского мужика. С первого взгляда он мне понравился, ну а что будет дальше — уже посмотрим.

— Приветствую! — обратился он ко мне, копающемуся у багажника «кукурузера» — классная тачка! У Леонида купили? Неужто он решил с ним расстаться? Ну надо же! Я Виктор, Виктор Козырев, вы договорились с моим шефом на десять утра. Поговорим?

Все это он выпалил одной фразой, не дав вставить и слова, ну а когда я вышел — крепко пожал мне руку своей мозолистой рукой. Видно было, что мужик не гнушается и руками работать, не только руководит и комиссарствует.

— Ну, так что вы хотите построить? Что именно? Есть представление?

Представление у меня было совсем туманное, о чем я Виктору тут же и сообщил. Ничуть его данным откровением не удивив. Видать, насмотрелся он на клиентов, которые хотят — сами не знают чего. Что он тут же мне и подтвердил:

— Не переживайте, вы не один такой. Это самая что ни на есть распространенная практика, когда вроде и хочется, а не знаете, как подступиться. Давайте-ка мы сейчас осмотрим дом, осмотрим участок вокруг, а уж потом уже и будем думать, что вам нужно, и что вы конкретно хотите и можете. Тут ведь еще надо исходить из того — какими финансами вы располагаете. Задумать что-то — это одно, а сделать…тут уже и начинаются трудности. Вам кажется, что вы можете построить дом за копейки, а на самом деле окажется — то грунты плохие, то запросы велики, то вдруг кризис настал, и вам денег не хватило. Еще учтите, что стоимость отделки дома минимум тридцать процентов от стоимости постройки. И выше. Зависит от того, что вы хотите сделать. Если обоями оклеить — это одно, если золотую лепнину — совсем другое. Ну вы понимаете…

— Понимаю — кивнул я — а что, вы и золотую лепнину можете?

— Можем — серьезно кивнул Виктор — И даже золотые унитазы. Но вы подумайте — надо ли вам это? Лепнину надо постоянно возобновлять, ухаживать за ней. Чуть что — отвалилась, чуть что — облупилась. Она ведь не вечная. А жить в доме с отвалившейся лепниной — это не очень хорошо. Да и не модно…с лепниной-то. Это в девяностые лепили всякую хрень, а теперь люди умнее стали. Впрочем — любой каприз за ваши деньги!

— Не, не! — тут же я поспешил откреститься от плюшево-лепнинной безвкусицы — мне обычно! Я хочу дубовый паркет! Хочу отделку деревом! И вообще — мне нужно сохранить этот дом.

— Как это? — удивился Виктор — А я думал, вы его будете сносить, и на его месте…интересно. И как же тогда?

— Дом обязательно останется. Мы его отделаем изнутри, но сам сруб — это останется на месте.

— Хмм… — Виктор оценивающим взглядом окинул потемневший от времени дом — В принципе, почему бы и нет? Если вписать его в очертания общего дома… А может оставить его как гостевой дом? А рядом построить новый?

— Нет. Он должен составлять единое целое с новым домом. И знаете, как надо сделать — внешняя сторона дома, то есть…хмм…ну я не строитель, черт подери! Не знаю, как это называется! В общем — наружняя часть должна быть из бревен и прикрывает внутреннюю стену — кирпичную. То есть — снаружи весь дом кажется сложенным из бревен. И может даже — их стоит искусственно состарить. Ну типа покрасить! Сумеете?

— Ну…так-то сумеем — Виктор поднял брови — Интересно. Никогда с таким делом еще не встречался. Это получится дороже. Но только зачем? Давайте тогда из леса построим. Есть выдержанный лес, не нужно будет ждать усадки. Лес пропитан противопожарными средствами, не горит, хороший лес. Дорого, конечно, дороже чем из кирпича, но…

— Нет. Внутренность кирпичная, лес снаружи — заартачился я — И внутри отделать так, чтобы кирпичной стены не было видно. Я хочу стилизацию под эдакие древнерусские царские покои.

— А тогда зачем вам паркет? Положим тяжелые широкие дубовые половицы, отполируем их, покроем лаком — вот вам и паркет! Лучше паркета! На века будет!

— Ну и само собой — туалеты, ванные комнаты — две, два этажа, на каждом по туалету. Кухню большую, шесть комнат — три наверху, три внизу. Наверху спальня, кабинет, еще спальня…внизу…в общем — сейчас посмотрите, прикинем на месте. Ну и выгребные ямы — подальше от дома. У меня тут скважина артезианская, не хочу, чтобы она дерьмом залилась. Еще нужно будет сделать бассейн, разбить сад — лужайки, деревья, газон. Беседку поставить у прудика — прудик выкопать, я туда рыбок напущу. Цветники. Погреб еще выкопать большой. В общем — работы много.

— Да, много… — Виктор задумчиво посмотрел на меня, на дом, и я понял — удивляется. По его информации я никак не тяну на такие траты. А траты получатся ой-ей какие!

Битый час мы ходили по дому, вокруг дома по участку — Виктор записывал, замерял — где шагами, где доставал рулетку и просил подержать. Когда закончил осмотр, показал мне то, что у него получилось. Я посмотрел, и в принципе мне понравилось. Эдакое шале, в которое был вписан старый дом так, что его и не было видно под огромной скатной крышей.

— Что касается газа — вопрос решаемый, но в копеечку вам встанет. Я вот так прикидываю сейчас, навскидку — это дом со всеми пристройками и надстройками вам обойдется не меньше, чем миллионов в тридцать, это без отделки. И скорее всего — все вместе вам встанет в лимон баксов — с отделкой, с бассейном, прудом и все такое. Вы готовы пойти на такие траты? Или может вам что-то попроще?

— Нет. Готовьте договор, готовьте проект — я подпишу. Но только одно условие: этот дом должен быть готов до конца лета. Первого сентября — чтобы я отпраздновал новоселье. Если не успеете — штрафные санкции. Готовы взяться за это дело?

— Хмм… — это обойдется еще дороже. Представляете, какой объем работ?

— Ерунда — усмехаюсь я — только не рассказывайте, что у вас так много работы, что все рабочие заняты. Можете забить в договор, что если работы будут закончены раньше, чем первого сентября — все получат премии, в размере десяти процентов — если раньше на месяц. Я оплачу. Но если хоть день задержите — штраф десять процентов. На месяц задержите — двадцать пять процентов штрафа. От общей стоимости работ.

— Хмм…жестко! — Виктор удивленно мотает головой — Я должен посоветоваться с шефом! Что он скажет. Обычно мы на таких условиях за работу не беремся — сами знаете, каков наш контингент. Сегодня он работает, а завтра к теще в Тверь поехал и работать не может. И что тогда делать?

— Виктор… — я усмехаюсь и смотрю в глаза прорабу — Знаете…был такой писатель, Сент-Экзюпери. Слышали о таком? Ну да — Маленький Принц и все такое. И все знают его фразу о том, что мы в ответе за тех, кого приручили. Подождите, я еще не закончил. Помолчите и послушайте. Так вот, фразу-то знают, но не все знают, что он некогда работал пилотом на авиалинии — возил почту через пустыню Сахару. Он об этом даже роман написал — «Ночной полет». Главное в его работе было — всегда и вовремя привезти эту самую почту. За то, что летчики опаздывали — с них брали огромные штрафы. Вплоть до того, что чуть ли не вся зарплата на штраф. И не принимались никакие оправдания — ветер встречный, самум налетел или бедуины задницу прострелили. Главное — доставить почту вовремя. Так вот, у них не было опозданий. Никогда. А чтобы закрепить мою мысль, скажу вам так: мне плевать, как вы заставите своих рабочих работать быстро и качественно. Возможно, вы пошлете их нахрен и наберете каких-нибудь турок. Или таджиков. Или черт возьми — папуасов с Берега Слоновой Кости! Я плачу вам деньги — дополнительные деньги за то, чтобы вы сделали быстрее. Если вы хотите их получить — делаете быстро и качественно. Если хотите их потерять — делаете хреново и с опозданием. И вот еще что, хочу предупредить…я смогу заставить ваше начальство пожалеть, что меня обманули с деньгами и со сроками. Никаких судов. Никаких разборок. Они придут и будут упрашивать меня, чтобы я принял деньги на штраф. И поверьте, я абсолютно не вру.

Виктор посмотрел мне в глаза, отвел взгляд, пожал плечами:

— Мда…даже и не знаю. Скажите, вы точно простой сельский участковый? Мне говорили, что вы работаете участковым, живете в селе и все такое…а тут такая эпическая стройка, да еще и…не похожи вы на простого участкового.

— Ну как это не похож? — усмехнулся я — Похож! А деньги у меня есть, да. Я много взяток набрал! С самогонщиков! Ну вы меня поняли, да?

— Понял. Передам начальству, а там уже что они скажут. Телефон у меня ваш есть.

Виктор уехал, я стоял, смотрел на расплывающееся облачко пыли на дороге, и думал о том — не слишком ли жестко я с ним обошелся? Эдак придется искать новых строителей. Они ведь всегда и во всем опаздывают со сроками, всегда норовят приписать работы, всегда воруют и всегда необязательны. А тут я их хочу загнать в жесткие рамки, да еще и ограничить штрафными санкциями! И кому это понравится?

А с другой стороны — надо расставить точки над «i», чтобы сразу, с первого дня эти типусы знали — со мной этот номер не пройдет. Вы или честно работаете, или идете нахрен. Конечно, я могу их закодировать, чтобы честно работали и не пакостили, но зачем так уж откровенно светиться? Все можно, но не нужно.

— Василий! — слышу женский голос из-за забора — Поговорить нужно!

— Привет, баба Нюра! — приветствую я старуху — Каким судьбами?

— К тебе. Поговорить — старуха устало опирается на забор, и я спешу открыть калитку:

— Заходите в дом! Чаю попьем.

— Нет, не зайду. Не хочу я туда! — отмахивается баба Нюра и машет мне рукой — подойди, пошепчемся.

— Пойдемте лучше в машину присядем. Вам помочь?

— Я еще сама передвигаюсь! Помощнички не нужны! — сварливо бормочет старуха, подходит к моему крузаку и ловко, легко запрыгивает на пассажирское сиденье — Купил, что ли?

— Купил! — не скрываю я истину — Уволился вот из ментовки, теперь тут жить собираюсь. А машина-то нужна, как без машины? Вот и купил.

— Заработал, значит — неопределенно хмыкает старуха — Хочешь колдовством промышлять, как я понимаю?

— Ну…не без этого — не скрываю я — Я что, вам помешаю? Вы против?

— Как я могу быть против, ну чего ты несешь?! Даже если бы и против — ну и что с того? Ты откажешься от своих планов? Уедешь? Не уедешь ты никуда. А помешать тебе я все равно не могу. Так зачем время терять? Я вообще-то по-другому поводу. Насчет Вари…

— Хотите, чтобы она ходила к вам учиться? Хотите, чтобы она была вашей преемницей?

— Хочу! — соглашается старуха, и ее серые глаза упираются в меня взглядом — А ты что, против?

— Совсем нет! Только вчера об этом говорили. Я сказал, чтобы она в свободное время ходила к вам и училась травничеству. Одно другому не мешает.

— Вот как? — старуха слегка удивилась, потом вздохнула — Ну да, преемницу. Умираю я, Василий. Много мне уже лет. Зажилась. А умереть так просто не смогу. Силу надо передать! Кроме Вари — некому. Я ее давно приметила, еще когда она дитенком совсем бегала. Она ко мне прибежит, сидит у меня на скамеечке — травы разглядывает. Она ведь тоже ведьма, только еще настолько слабая, что от обычного человека не отличишь. Ее пра-пра-прабабка была ведьмой, я ее знала. Погибла в революцию. Под обстрел попала, и…все. Ну так вот — я ее с самого детства и привечаю, и готовлю — снадобья всякие даю, чтобы молодая была, чтобы здоровая. А потом она мне все изгадила — взяла, да за этого козла душного замуж вышла. Я бы если б была черной ведьмой — точно бы его со свету сжила! Ну и паскудник же он! Но мне нельзя. Иначе я силу свою потеряю. Но ты его все-таки извел…

— Да что вы все на меня! — демонстративно сержусь и твердо смотрю в серые, выцветшие глаза старухи — Я его не убивал! Клянусь!

— Не убивал. Скорее всего его убили другие. А если не убили — тем хуже для него — усмехается старуха — Да ладно, я не о том. В общем — осталось мне немного. Может год, может два. Присылай Варю — пусть учится делу. Что там у вас сложится — вилами по воде писано. А она всегда будет сыта, не пропадет. Знахарское дело — не даст с голоду умереть. И вот еще что — ты очень уж разошелся с колдовством, тебе не кажется? Ты уже едва не навлек на себя беду. И не только на себя. Если продолжишь в том же духе — нарвешься на неприятности.

— Интересно…а как я могу заниматься колдовством и не привлекать к себе внимание? Вот вы — не скрываете, чем занимаетесь! И что такого?

— Я ведьма. Кому я нужна? Большинство и не верят, что я чего-то там могу. А вот если ты начнешь слишком уж явно демонстрировать свою силу — будут неприятности. Ты никак не поймешь — ты колдун, и колдун, как оказалось, такой огромной силы — что таких на весь свет наберется раз, два и обчелся. И у вас, колдунов, есть большущий изъян — вашу Силу можно забрать. Берегись. Делай что хочешь, но Варю мне сбереги. Не подвергай ее опасности. Сиди в этом медвежьем углу и особенно не светись. Вот — бабам привороты делай, да сало их растрясай! Отличный бизнес, как вы, молодые, это называете. А наверх смотри не лезь! Не вздумай! Здравствуй, Варенька, а мы тут с твоим благоверным толкуем. Забыла меня совсем, не заходишь…

— Да мы вчера только с Васей об этом говорили! — Варя явно искренне обрадовалась визиту старухи — Он меня к тебе, баб Нюр, отправляет! Говорит — учись травничеству! Теперь я могу к тебе приходить! Свободна! Только не сегодня, ладно? Мы с Васей сегодня собрались в Тверь ехать, в хоспис.

— В хоспис? — брови старухи поднимаются вверх, она настороженно смотрит на меня, мотает головой — Ох, Вася…ты так и лезешь в петлю! Нет, так-то я понимаю, и даже где-то одобряю…но ты похоже что своей смертью не умрешь. Помни, что я тебе сказала.

И уже обращаясь к Варе, ласково говорит:

— В любое время приходи, внучка…ты же знаешь. Приходи, буду учить. Тетрадку с собой захвати — ну как в школу, все, как положено. Все, пошла я! И это…Варя, не задерживайся с учебой. Каждый день — ко мне. Вася, проследи за этим, слышишь! Я тебе все сказала.

— Давайте мы вас подвезем — предлагаю я — Через пять минут поедем, только переоденемся, и поехали!

— Сама дойду. Двигаться надо! Движение — жизнь! — протестует старуха ивыбравшись из салона крузака довольно-таки шустро движется к калитке — Помни, Вася!

— А чего ты помнить должен? — с любопытством спросила Варя, и увидев, что я не особо рвусь отвечать, махнула рукой — Да ладно…когда поедем?

— А сейчас и поедем. Переодевайся.

— Я построже оденусь — задумчиво сказала Варя — темные брюки и белую блузку. Может и не краситься? А то нехорошо как-то?

— Что нехорошего? Насчет брюк и блузки — да, правильно. Изобрази из себя что-то вроде бизнес-вуман. А я…а я светлое надену. Не люблю темное.

— Значит я в темном, а ты в светлом? Нет уж! Я тогда светлые брюки надену! Вот!

Честно сказать, я так и не понял — почему обязательно мы должны быть в тон друг другу, но зачем спорить? И вообще, в вопросе как одеваться я лучше уступлю первенство женщине. Мужчине думать об этом деле не пристало. Не мужицкое это дело — тряпками трясти.

На сборы ушло полчаса. Варя все-таки подкрасилась, но так…без фанатизма. Ресницы, чуть-чуть брови и глаза. Что мне у нее еще нравится — вот умеет она краситься так, что и «покраски» не видно, и шарму добавляет! Возможно это потому, что она и так красивая, и только чуть тронет себя тоном и краской, и уже совсем красавица, хоть на подиум ее. А если женщина некрасива — хоть тонну краски истрать, только и видно будет — что эту самую тонну, а красивости ей ничуть не добавится. Увы, но это факт. Я так-то сочувствую от природы некрасивым женщинам, но спать буду все-таки с красивой. Не хочу некрасивых. Такой вот, понимаешь ли, Нехочуха.

Про хоспсис я вычитал в интернете. Есть такой…не так давно его организовали. Совсем небольшой, на двадцать коек, и содержится только на средства спонсоров. Государство на него ничего не дает.

Я думал над тем, как мне жить дальше, что вообще делать, для чего жить. Каждый человек наверное об этом задумывается — когда приходит его черед. И я задумался. Зачем живу? Что хочу от жизни? Ну да — заработать денег, вкусно есть, пить, спать с красивой женщиной. Это само собой разумеется, это как бы…в ранге положенности. А еще? А для души?

Вот шел я в военное училище. Знал, что буду Родину защищать. Для этого меня готовили. Потом разочаровался в воинской службе. Наверное — это моя вина. Немного не так я представлял то, как буду служить Родине. Потом в полицию пошел. Но тут уже совсем разочарование. В чем именно? Даже думать об этом не хочу. В общем — участковым Анискиным тут и не пахнет. Показуха, «палочная» система, начальственная глупость и авралы. И меньше всего заботы о тех, кого полиция призвана защищать. О людях. Увы.

И вот — я стал колдуном. И не просто колдуном — я теперь могу лечить. Не знаю — все ли могу лечить, все ли болезни поддаются лечению колдовством, но многие, это точно. Так почему бы и не заняться этим делом? Богатых лечить за деньги — за большие деньги. Бедных — бесплатно. Всех я не вылечу, не смогу, но если спасу даже часть из тех, кто без меня бы точно погиб — разве это не радость для души?

Другой вопрос — а как к такому отнесется Чернобог? Не будет ли он возмущен и не лишит ли меня моей силы? Ведь это ОН дает мне такую силу, без него я бы ничего не смог!

— Я уже тебе говорил, хозяин — возникает в голове Прошкин голос — Все относительно. Убирая проклятье, вылечивая пациента ты развиваешь свою магию, ты поднимаешься по ступеням мастерства все вверх и вверх! А значит — угоден Чернобогу. А Белобог — это вторая сторона Чернобога! Они единое целое, и если Род повернут к тебе только темной своей стороной, почему ты считаешь, что он не повернется к тебе и белой? Чем больше ты используешь свои магические умения, чем больше колдуешь, получая отрицательные и положительные эмоции, тем больше ты угоден Роду, родоначальнику всего сущего в этой Вселенной! Делай свое дело, и не думай о последствиях. Живи, как можешь. Род неспроста избрал тебя своим адептом. Посмотри на свое правое плечо.

Я ударил по тормозам, Варя взвизгнула, едва не врезавшись головой в стекло. Крутнул рулем, направляя машину на обочину, остановил трехтонный аппарат, бросил руль и тут же задрал короткий рукав своей дорогой рубашки. И замер, разглядывая красный, непонятно откуда взявшийся знак.

— Откуда это? — прошептала Варя, широко раскрытыми глазами глядя на сложную вязь узора — когда вчера с тобой ложились спать, этого не было!

— Это знак Белобога — сухими губами ответил я, и протянув руку, взял лежавшую между сиденьями бутылку газированной воды. Отпил, и мне сразу полегчало.

— И не спрашивай, откуда он у меня взялся. Просто взялся, и все тут!

Я оставил бутылку, отпустил педаль тормоза и громадный аппарат мягко покатился вперед. Поддал ему газу, двигатель утробно засопел-зарычал, и мы уже снова несемся по шоссе по направлению к Твери.

Странное ощущение. Мне кажется, что я пешка, переставляемая по шахматной доске рукой невидимого, неслышимого игрока. Зачем я иду вперед, кто меня толкает, что со мной будет — разве пешка может это понять?

Скромная вывеска «Хоспис Анна». И ниже что-то про некоммерческую организацию и все такое. Машину поставил в квартале от этого места — ну так, есть кое-какие соображения на этот счет. Не хочу светиться. Вдруг срисуют номер? Он ведь приметный. Дошли пешком, благо что солнце затянули облака, и жара, которая мучила последнюю неделю, наконец-то немного притомилась и ушла. Даже ветерок подул — подумалось, что следовало наверное взять с собой зонтик. Но кто же знал, что дело идет к дождю?

Дверь в хоспис была закрыта, и мне пришлось позвонить в звонок, прилепленный на косяке. Оно и понятно — тут все-таки бывают и наркосодержащие вещества, типа морфина, так что вполне может вломиться страдающий от ломки наркоман. Хотя может я и ошибаюсь — и тут не бывает никакой наркоты, но только нарки-то об этом не знают. Они все равно будут думать, что здесь имеется склад первоклассной наркоты — раз тут онкобольные. А значит — можно и нужно сюда вломиться.

Открыла дверь женщина лет пятидесяти в белом, отглаженном халате. На нас посмотрела без удивления, без особой приязни но и без недоброжелательства.

— Здравствуйте. Вы что-то хотели?

— Мне бы хотелось встретиться с руководством хосписа по поводу помощи. Спонсорской помощи. Это возможно?

Женщина явно повеселела и подобрела. Оно и понятно — спонсоров все любят, а праздношатающихся и просителей — нет.

— Проходите, пожалуйста! Отец Алексей вас сейчас примет, он как раз на месте!

Отец Алексей — худощавый мужчина с небольшой бородкой и крестом навыпуск на светлой рясе, оказался протоиреем местной церкви, так он мне сообщил при нашем знакомстве. Я сказал ему, что узнал о хосписе из сетевых статей, и вот — хотел бы посмотреть, как тут обстоят дела, поговорить с руководством, и если возможно, внести свой посильный вклад.

Отец Алексей внимательно на меня посмотрел, посмотрел на Варю, которая сидела рядом со мной — такая прекрасная, такая элегантная, и серьезно, без улыбки спросил:

— У вас какие-то родственники болели, или болеют? Нет-нет, мне просто хочется понять. Обычно к нам приходят те, кто прошел через горе, через страдания. Родственники болели и ушли, друзья. Можете не отвечать, если не хотите.

— Нет, у нас все в порядке — ответил я так же серьезно и спокойно — Просто хочу помочь людям. Просто помочь. У меня есть возможность помочь, так почему бы это и не сделать?

— Действительно — улыбнулся уголками губ отец Алексей — Если есть возможность помочь людям, почему бы это и не сделать? Хорошо, что есть те, кто это понимает. Хотите, я вам расскажу о хосписе?

— Да…немного. В принципе, я читал о вас в сети. Мы хотели бы увидеть больных. И если возможно — поговорить с ними. Вы позволите?

— Если только с теми, кто захочет — слегка нахмурился отец Алексей — Сами понимаете, люди больны, некоторые изнемогают от боли и помогают им только сильные болеутоляющие. Так что они могут не захотеть с вами беседовать. Не обижайтесь…вы молодые, здоровые…красивые. А они…

— Нет-нет! Только с теми, кто захочет, конечно! — заторопился я — А после я внесу вам денежный вклад. И если все будет в порядке — ну сами понимаете, кризис, не все так хорошо, как бы нам хотелось — но если все пойдет так, как я планирую, буду постоянно вас поддерживать взносами. Обещаю.

— Это было бы просто замечательно! — просиял отец Алексей — Богу угодное дело! Вы верующий человек? Впрочем — это неважно. Совсем не важно. В любом случае — вы сделаете богоугодное дело, а значит — Бог вас не забудет! Посидите здесь, я сейчас схожу, спрошу, кто из больных может с вами поговорить. Я понимаю, что отдавать свои деньги, когда вы нас видите впервые — это было бы неразумно. Мы пройдем с вами по хоспису, я вам все покажу. Ну и поговорите с тем, кто может. Сейчас вернусь!

Мужчина вышел, а мы с Варей остались сидеть на месте. Вдруг она взяла мою ладонь в свои и тихо сказала:

— Я боюсь — расплачусь. Я так всегда переживаю…в кино увижу больных, умирающих, и плачу!

— А зачем тогда поехала? — расстроился я — иди, посиди в машине! Пойдешь?

— Нет, я с тобой! Постараюсь сдержаться! А ты держи меня за руку и не отпускай, ладно? Если почувствуешь, что я собираюсь разнюниться — ты сожми покрепче мою руку.

Отец Алексей вернулся минут через десять. Встал в дверях, кивнул, а потом вполголоса добавил:

— Вы только постарайтесь не обижать их жалостью, хорошо? Они не доживают. Они живут. Каждому из нас отпущен свой срок, им — немного поменьше. Но они живут. И не хотят, чтобы над ними плакали и портили настроение. Я сейчас вас проведу к одной женщине…она художница, пишет картины. Ей осталось…совсем немного. Но она пишет, пишет и пишет…хорошие картины. Разные. Ей хочется, чтобы после нее что-то осталось в этом мире. Чтобы ее помнили. Она будет дарить вам картину — возьмите. И…ну вы сами все увидите.

Варя вздохнула, я сжал ее ладонь и мы пошли.

Запах лекарств, запах хлорки и…болезни. Ненавижу больницы и боюсь их. Не хочу туда попадать. Впрочем — а кто хочет? Хотя…может кто-то и хочет.

Женщине лет сорок, а может и меньше — болезнь ведь старит. Худенькая, бледная, очень коротко стриженная (после химиотерапии?), красивая, она сидела у окна возле мольберта и рисовала. Солнце освещало ее голову яркими лучами и казалось, что от этой золотоволосой головы исходит сияние. Увидев нас, она улыбнулась и помахала рукой:

— Привет! Отец Алексей сказал мне, что вы хотите поговорить, тут у нас особо некуда присесть, садитесь прямо на кровать! Или так постойте, если стесняетесь!

Она осмотрела нас с ног до головы и довольно улыбнулась:

— Какая фактура! Я хочу вас нарисовать! Можно? Вы такие красивые! Такие молодые! Так приятно на вас смотреть!

Она сняла лист с мольберта, я заметил, что там было нарисовано что-то вроде заходящего солнца, опускающегося в бескрайнее море. И парус. Женщина заметила мой взгляд, улыбнулась:

— Это я. Плыву к солнцу! Оно уходит, прячется, но я все равно его догоню! Все мы плывем к солнцу…

Она поставила новый лист, взяла рисовальные угольки и начала быстрыми и уверенными штрихами рисовать, а я осторожно, не выдавая своих намерений стал ее «прощупывать» магией.

Да, ей осталось совсем немного. Черных сгустков «порчи» я насчитал двадцать с лишним штук. И плюс ко всему, как результат порчи — красные всполохи болезни. Непонятно было, как она вообще живет и как держится на этом свете. Единственное не затронутое болезнью место — это ее глаза. Синие, как вода на ее рисунке.

Мерзость. Это была самая настоящая мерзость! Такой мерзкой порчи я еще не встречал! Метастазы сопротивлялись, как живые, не желая умирать, не желая ускользать из тела своей жертвы! Мне казалось…они живые. И понимают, что я с ними делаю. Они даже шевелились! Как мерзкие черные пауки! Мокрицы!

До сих пор никто не знает, что такое рак, хотя ученые и делают вид, что понимают его происхождение. Как он образуется, что заставляет ткани организма вдруг бурно разрастаться в раковую опухоль, и почему иногда болезнь вдруг отступает, не желая убивать своего носителя — никто не знает.

Я выдирал опухоль за опухолью, покрываясь потом, пуская в ход всю свою Силу и чувствовал, как леденеет мой браслет, бурно отдавая энергию.

Оказалось, что это совсем не так просто, как убрать желание нажираться самогонкой, либо «отремонтировать» печень, истрепанную возлияниями алкоголя. Рак сопротивлялся и не хотел уходить из тела, и это сопротивление было неожиданным и страшным. Если столько сил у меня будет уходить на одного ракового больного…мне тогда нужно обвешаться амулетами-накопителями с ног до головы, в противном случае я рискую сам оказаться на больничной койке. И вот когда я вспомнил о словах Прошки — он сказал, что лучше всего, больше всего накапливают энергию драгоценные камни. Интересно, насколько больше?

— Во много раз, хозяин. Один маленький бриллиант накапливает Силы в сотню раз больше, чем твой браслет. Большой бриллиант, каратов на двадцать — в тысячи раз. Практически неисчерпаемый аккумулятор. Подумай над этим.

Закончил я минут через пятнадцать — вырвал последний метастаз-порчу, заглушил красные всполохи, и вытер лоб платком, который достал из кармана. Я вспотел, как после долгого бега!

— Вот! Почти готово! А теперь — все!

Женщина взяла с мольберта рисунок, повернула к нам… и я чуть не ахнул! А Варя не удержалась — ахнула и хихикнула, тут же зажав рот. Да, это были мы — я и Варя. Лица абсолютно узнаваемы с первого взгляда. Не хуже чем на фотографии. Мы стояли, державшись за руки, и…были абсолютно обнажены! И самое что смешное, художница совершенно точно угадала пропорции наших тел! Как она это смогла — я не знаю. Но и Варина фигура, и моя были переданы так, будто мы стояли перед ней голыми, и она нас рисовала с натуры!

Мы стояли на рисунке прямо, но головы наши были повернуты друг к другу, губы улыбались, и было видно, что эти двое, на рисунке, очень любят друг друга.

— Вы талант! — недоверчиво помотал я головой — Вы настоящий талант!

— Есть немного… — широко улыбнулась женщина, и потянувшись, вдруг удивленно, и даже с испугом пробормотала — ничего не болит…у меня ничего не болит! Давно уже не чувствовала себя так хорошо! Это вы на меня так подействовали, точно! Ваш здоровый и красивый облик! Рядом с такими как вы и сама становишься здоровее. Вы еще зайдете ко мне сюда, ребята?

— Нет… — усмехнулся я — не зайдем. И когда увидел, как потухли глаза женщины, будто подернутые темной занавесью, с улыбкой добавил — Скоро вы поедете домой. Больше сюда не вернетесь. Вы будете жить долго и счастливо. Напишете много красивых картин. А эту подарИте мне, ладно? И подпишите. Хочу, чтобы она была у меня на стене.

— Конечно! — улыбнулась женщина — А еще — вот эту! Она подала мне картину с парусом, уплывающим за горизонт. Помните меня, ребята. Помните, что жила-была такая Настасья Жарова, талантливая, но несчастная художница.

— Будем помнить — снова улыбнулся я — И вы меня помните. Меня Василий звать. А это Варя, моя подруга. И я обещаю — вы будете жить долго и счастливо! Клянусь!

Она мне не поверила, точно. Когда мы уходили, художница смотрела нам вслед с грустной улыбкой, и я обернулся на пороге и помахав, ей сказал:

— Потом нарисуете картину маслом, и дидите мне на память. Помните — я сказал вам, что вы будете жить долго и счастливо. А я всегда держу свое слово. И вы сдержите — обязательно! А то не будет счастья! Все оставшиеся вам семьдесят лет!

Я подмигнул ей и закрыл за собой дверь.

Следующим был старик-ветеран. Он рассказал мне, как ушел на фронт мальчишкой шестнадцати лет, приписав себе два года. Как был ранен, и как спасла его сестричка, вытащив из-под обстрела. И как она погибла на следующий день, а он не знал, и хотел после госпиталя ее встретить и сделать ей подарок — он вырезал из дерева ее портрет.

Он показал мне этот портрет — темная от времени деревяшка, в которой угадывались черты лица курносой девушки.

После войны он женился, родились дети, внуки. Они все его любят, но так от него устали — он ведь теперь уже не встает, позвоночник в метастазах, а им трудно с ним заниматься. Вот он и попросился в хоспис — пусть хоть месяц отдохнут, съездят на море. Он вообще не любит доставлять кому-то неудобства. Они все хорошие, очень хорошие, и не их вина, что на старости лет вот еще и заболел. И ведь не фронтовые раны, а какой-то там поганый рак! Наверное это американцы к нам его заслали, чтобы убивать людей. Раньше ни о каком раке-то и не слыхивали!

Я не стал его разубеждать. Был рак уже давно…и те же американцы страдают от него не меньше, чем наши. И никто не может с ним совладать. Потому что нет у нас волшебников, есть только наука. А наука…она такая…сука! Ничего-то она не только не знает, но еще и не может. А я вот не знаю, но…могу. Могу! И делаю.

С ним, как ни странно, было полегче. Иначе не знаю — хватило бы энергии, или нет. Браслет уже отдал, все что мог, и я перешел на внутренние запасы Силы. И слава богу, что их у меня хватило.

Когда уходили от старика — он спал. Розовый, улыбающийся во сне. Я его погрузил в сон. Теперь он здоров — насколько можно быть здоровым в его годы. Я подлечил ему все, что мог, и теперь он проживет…не знаю, сколько он проживет но точно гораздо больше, чем мог прожить даже если бы у него не было рака.

Я отдал отцу Алексею миллион рублей, пообещав, что навещу его в обозримом будущем, и внесу еще сколько смогу. Попросил у него номер сотового телефона, сказав, что хочу позвонить через несколько дней и узнать о самочувствии тех, с кем я поговорил. Просто…узнать о самочувствии. Он написал мне расписку в приеме денег, хотя я и протестовал, сказав, что верю ему на слово (фамилию я назвал другую…на всякий случай), и заверил, что все мои деньги будут пущены на доброе дело. Ничего не пропадет и ни к чьим рукам не прилипнет! Грех!

Когда мы вышли из хосписа в июньскую жару, я почувствовал облегчение. Нет, не из-за того, что вырвался из юдоли скорби. Я чувствовал себя так, будто сделал именно то дело, ради которого родился. Вот как будто я шел, шел, и рраз! Увидел! Было темно, я спотыкался, падал, поднимался, снова шел, а теперь — увидел!

Да, это — мое. Теперь я знаю, что буду делать. Сегодня я приеду, найду камень для накопителя — подумаю, как можно его приспособить для постоянного ношения. Заполню Силой, и вновь приеду в хоспис. Если со стариком и художницей все будет в порядке — откроюсь отцу Алексею. И буду ездить туда регулярно, убирать порчу, лечить людей. Поддерживать буду хоспис.

Ну и частную практику никто не отменял! Буду работать у себя дома! Кстати, вот о чем я не подумал…мне ведь нужен кабинет для приема — по типу пикета, отдельно стоящий. Только не такая убогость с решетками, нет — что-то приличное, чтобы не стыдно людей было принимать.

Засветка? Выкручусь как-нибудь. Что-нибудь придумаю. Голова-то у меня есть, в конце-то концов!

В магазины заходить не стали. Во-первых, мы еще в прошлый раз как следует закупились. Во-вторых, и самое главное — не было настроения. Ну, ни малейшего! Меня слегка потряхивало после сеанса лечения, накатывала слабость, и похоже что я выглядел не очень хорошо, потому что Варя на меня время от времени смотрела и хмурилась, сдвигая свои широкие, не выщипанные брови.

Кстати, терпеть не могу, когда женщины выщипывают брови в ниточку, а потом их заново рисуют. Хорошо, что нынешняя мода начала возвращаться так сказать к истокам — красивые «соболиные» брови всегда были визитной карточкой русских женщин. И откуда пришла эта дрянная, дерьмовая практика щипать брови до состояния коленки, и потом на их месте рисовать что-то невообразимое?!

Нет, брови должны быть бровями. И кроме бровей, ресниц и волос на голове, у женщины на теле не должно быть больше никаких волос. Хорошо, что Варя придерживается такого же мнения. Впрочем — скорее всего она придерживается моего мнения, хочет чтобы мне было приятно. Когда мы с ней в первый раз занялись сексом, волос на теле у нее было побольше…

Глупые мысли приходят в голову, когда ты едешь из юдоли скорби, где люди находят свой последний приют. Но скорее всего это защита мозга — если постоянно думать о грустном, можно договориться до полнокровной депрессии, а там уже и до самоубийства недалече. Нет уж, мне жить еще и жить, и людей спасать. Сегодня я спас всего двоих, но разве каждый человек не вселенная? И значит, я спас две вселенные, а это уже и немало.

— А как она узнает, куда тебе прислать картину? — вдруг спросила Варя, задумчиво глядя через лобовое стекло — ты адреса-то не дал!

— Да я особо-то и не рассчитываю, что пришлет — усмехаюсь я, бросая мимолетный взгляд на грустную Варю — Захочет, найдет. А не захочет — и не надо. Разве мы это сделали ради благодарности? Ради того, чтобы нас кто-то чем-то отдарил? Вот вылечу какого-нибудь богатея, денег с него возьму — еще людям помогу. Ведь правда же приятно помогать людям?

— Правда… — Варя посмотрела на меня туманным, задумчивым взглядом и неожиданно попросила — сверни в лес, пожалуйста.

— В лес? — я удивленно посмотрел на Варю, секунду не понимая, чего она хочет, потом понял и улыбнулся — Конечно. Приспичило?

— Приспичило… — кивнула Варя и вздохнула.

Я выбрал съезд с трассы — корявый, перекопанный раньше канавой (видимо чтобы не заезжали сюда грибники и любители пикников на природе — пожароопасность!), крузак медленно, важно переполз рытвину, загребая огромными колесами, и покатился дальше по слегка уже заросшей травой-подорожником полевой дороге вдоль рядов высоченных разлапистых елей. Лес просматривался насквозь, даже спрятаться негде — видимость, как в поле. Стволы до уровня двух человеческих ростов — голые, как телеграфные столбы. Проехав метров двести, увидел выросший под елками подлесок — густые, как с картинки, небольшие елочки. Свернул, загнал машину за них, остановив возле неширокой поляны, укрытой зарослями густых кустов. Видимо сюда постоянно ездят отдыхающие — на поляне виднелись следы кострищ и лежали напиленные, нарубленные сучья.

— Давай, действуй, а я тебя постерегу.

Варя молча открыла дверцу, выпрыгнула (высота крузака впечатляет!), но не побежала прятаться за кустики, а зачем-то обошла машину, подошла к моей дверце, открыла ее и схватив меня за руку потянула к себе.

— Иди ко мне! Я хочу тебя! Мне приспичило — тебя!

Она с такой силой выдернула меня из машины, что я даже удивился — вот же накачалась на сельхозработах! Да, это тебе не тургеневская барышня! Эта и коня на скаку остановит, и…штаны сдернет с мужика, как сухую помидорную ботву с грядки. И сдернула. И оседлала, как норовистого жеребца.

Это было классно, хотя и странно. Лежишь себе на старых иголках, смотришь в небо, ветерок тебя обдувает, и совершенно ничего не делаешь — только получаешь удовольствие! Хорошо!

Правда потом пришлось и самому потрудиться. Но и это в радость. Впрочем — а кому это дело не в радость? Если делается оно по-любви…что усиливает удовольствие буквально в разы.

— О! Бордель тут устроили! — услышал я за спиной глумливый мужской голос, и замер, держа стоявшую лицом к моему сиденью Варю за голые бедра — А вы оплатили за парковку?

— Одевайся! — шепнул я тяжело дышащей, вспотевшей от любовной истомы Варе и оторвавшись от нее, мгновенно натянул на себя спущенные до колен трусы со штанами. Повернулся, и увидел пятерых парней, стоявших возле нас полукругом и расплывшихся в довольных скабрезных ухмылках.

— Слышь, чувак, ты чо, в уши долбишься? Не слышишь? — вякнул один, одетый в тренировочные штаны с лампасами и майку с надписью «Ай лав Нью-Йорк» — тебя спросили, ты платил за парковку, нет? А кули тогда тут пристроился? И разврат творишь?

— А телка-то хороша! — присвистнул другой, высокий, в камуфляжных штанах и черной майке, плечистый и накачанный — Глянь, жопа какая! Ништяк жопа! Так и просится на грех!

Варя как на грех никак не могла попасть ногой в штанину, и кроме полурасстегнутой блузки на ней в этот момент ничего не было. Я пытался прикрыть ее своим телом от взглядов чужаков, но где там! Она прыгала на одной ноге, заправляя вторую в штанину, и едва не упала, в последний момент успев уцепиться за дверцу машины.

— Слышь, придурок! — обратился ко мне тот, который заговорил с намипервым, видимо их лидер — мы сейчас твою телочку используем по назначению, и поедете дальше. Не боись, не попортим! У нас в этом деле большой опыт! Ты разогрел ее для нас, она точно хочет настоящих мужиков! Ведь так, сучка? Хочешь меня, бл…на?! Вона как своему е…рю подмахивала да визжала! Щас и нам повизжишь!

Парни радостно загоготали, наслаждаясь своей крутостью и беспомощностью жертв, а я тем времени осмотрел их более внимательно, и обнаружил — все вооружены. У одного мачете, у другого бейсбольная бита, третий с арматуриной, четвертый поигрывает ножом, пятый…тоже с битой. Кстати, а ведь что-то такое проходило по сводкам — банда гастролеров, что грабит проезжающие по трассе машины, остановившиеся на ночлег. Или парочки, уединившиеся в лесу для секса. Было три факта изнасилования, и с десяток, не меньше грабежей. Возможно, что изнасилований было и больше — не все подают заявление, боясь огласки.

Интересно, как они сумели так тихо подобраться? Видимо машину оставили подальше отсюда, и до места уже дошли пешком — видели, что мы свернули в лес.

Гадов этих даже на приманку ловили, специально пускали по трассе машину-ловушку, останавливающуюся в подозрительных местах, но они не поддались на провокацию. Может просто уезжали в другую область, а эту оставили «под парами»? И вот — снова оказались здесь.

И нас угораздило им попасться! Впрочем…очень даже хорошо. А я уж думал — где мне искать жертву? Была мысль отправиться куда-нибудь в город и бродить по улицам, пока на меня не выйдет какой-нибудь грабитель и не попытается облегчить мой бумажник. Ну как в одном Голливудском кино я видел — там мужик мстил за убитую грабителями жену и за дочку. Он ходил по Нью-Йорку (вроде как по Нью-Йорку, точно не помню), и когда грабители пытались на него напасть — расстреливал их на месте.

— Прошка, Минька — обездвижьте того, что с арматурой и высокого. Чтобы лежали и не двигались. Кстати — откачайте у них Силы, да побольше. Все равно им жить недолго осталось.

— Ай! Ох!

Два парня свалились на землю и стали корчиться, зажимая живот руками. Арматура и бита вывалились из рук — с врагом, который грызет тебя изнутри, не справится никакое оружие.

Трое других замерли, недоуменно глядя на корчи своих товарищей, старший хотел что-то сказать, но я не дал ему этого сделать, ударив всех троих импульсом Силы:

— Замерли! Не двигаться!

Потом обернулся к Варе, красной, трясущимися руками застегивавшей брюки и мягко спросил:

— Ты как? Ты в порядке?

Она глянула на меня чумными непонимающими глазами, перевела взгляд на застывших и корчившихся парней, и заикаясь, глотая буквы ответила:

— Я…ббы…не скзала так! Чт…о с ними?

— Я их остановил. Это та банда, что грабила людей на трассе — помнишь, в новостях как-то показывали? Вот на них мы и нарвались. Сволочи, всю обедню нам испортили. Ты хоть успела кончить?

— Ээ…ммм…и не один раз! — Варя помотала головой, будто не веря, что в этот момент можно говорить о таком, и со страхом глядя на неподвижных, как статуи бандитов, спросила — А что с ними будем делать? В полицию сдадим?

Я долго, пристально посмотрел ей в глаза…вот сейчас и посмотрим, каковы наши отношения. Как она отреагирует на то, что я хочу сделать. И можно ли ей в дальнейшем доверять мои тайны.

— Варя…как ты думаешь, сколько им дадут? Какой срок?

— Я…не знаю — Варя пожала плечами, продолжая с испугом смотреть на бандитов — Много, наверно!

— Лет десять, максимум. Просидят они лет семь и выйдут по УДО — условно-досрочному освобождению. Если вести себе будут хорошо. И снова примутся за дело. Понимаешь, да? Будут насиловать, грабить. Возможно, они уже кого-то и убили. Просто пока трупы не нашли. Их часто не находят, люди пропадают каждый день. Ну так вот, скажи: ты хочешь, чтобы они кого-то насиловали, убивали? Чтобы вот так, как нас — если бы я не был тем, кто я есть, что бы сейчас было?

— Я даже думать об этом не хочу! — Варю передернуло, она помолчала и спросила меня напряженным, глухим голосом — Ты их убьешь?

— Нет… — рассмеялся я — Они сами себя убьют.

И добавил, погладив Варю по плечу:

— Сядь в машину и не смотри, хорошо? Негоже тебе это видеть!

Варя послушно отправилась в салон машины на свое сиденье, а я посмотрел на трех «соляных столбов» и резко приказал:

— За мной!

И они пошли за мной, как привязанные. Я зашел в лес поглубже — там и увидел их черную приору с тонированными стеклами и без номеров, она стояла метров в двадцати от нас, за кустами, и похоже что мрази все это время за нами следили — видели, как мы занимаемся сексом. А когда мы совсем уж расслабились, подошли к нам поближе.

— Бесы! Вы какого черта проморгали этих гадов?

— Извини, хозяин… — в голосе Прошки явно слышался смешок — мы увлеклись зрелищем. Вы с Варей были так хороши…так старались! Такое удовольствием получали! И мы с вами…просто не могли остановиться!

— Мерзавцы вы! А если бы…

— А ничего не было бы, мы же знаем. Ты бы все равно с ними справился. Ты же колдун! Что тебе эти жалкие твари? А еще — ведь тебе нужна была жертва. И как бы ты получил бы жертву, если бы они не напали? Ты бы не решился отправить в трясину первого встречного, мы тебя знаем. У тебя типа моральные устои! А теперь все — они напали, значит враги, значит, ты с ними поступишь так, как надо.

— Ах вон что…так это вы нарочно все сделали!

— Ну…не без этого — опять смешок — Но ведь хорошо же вышло, правда? И сил у тебя прибавилось! Бодро себя чувствуешь, так? Вот! И зло сейчас накажешь — а мы порадуемся. Ох, как порадуемся!

Я промолчал. А что еще говорить? Бесы как всегда — в своем репертуаре. Для них убийство и страдания — это как пир горой, с черной икрой, осетриной и морем шампанского «Вдова Клико». Так в чем их тогда винить? Да и в остальном они правы — и жертва будет, и Зло накажем. Все четко, все хорошо! Вот только как Варя отреагирует на захват двух заложников и последующую их переправку в болото?

— Стоять! — приказал я, и отойдя в сторону дал посыл тому, что с мачете. Он вздрогнул, механически, как робот повернулся к своему соратнику и ударом мачете разрубил ему шею у левого плеча. Фонтаном брызнула кровь, и я поспешно отошел еще дальше — чуть до меня фонтан не достал! Не хватало еще белые штаны и белую же рубашку кровью заляпать!

«Мечник» повернулся к другому, и с таким звуком, как если бы кто-то рубил дрова, вогнал мачете парню в переносицу. Тот захрипел, выкатывая глаза, и рухнул, выдирая мачете из руки убийцы. Однако мачете все же осталось в руке бандита. Он спокойно, глядя перед собой стеклянными глазами поднес его к своей шее и резанул, погрузив лезвие сразу до половины клинка. И свалился рядом со своими подельниками, подергиваясь и выпуская из шеи клокочущие струи красной пахучей жидкости.

Все, дело сделано.

Возвращаюсь к машине, и сходу кодирую двух оставшихся в живых бандитов на подчинение. Бесы их отпускают, и бандиты спокойно встают с земли, отряхивая друг друга от приставшей пыли (ну не тащить же пыль и грязь на бежевую кожу салона?!).

— Не пугайся, я заберу их с собой — говорю я Варе, и она изумленно вытаращивает глаза:

— Зачем? Что ты с ними хочешь сделать?

— Можно, я тебе не скажу? Посидят до ночи у нас в яме, потом я отведу их в лес и кое-кому передам. Ну…одному ботанику. За это ботаник нам даст нужные мне травы для снадобий.

— А что за ботаник? И что он сделает с этими негодяями?

— Мне все равно, что она с ними сделает! — холодно отвечаю я — А ты лучше лишнего не спрашивай. Когда-нибудь я тебе все расскажу. А пока просто принимай, как есть. Договорились?

— Хорошо — бурчит Варя, и отворачивается от меня к окну двери. То ли чтобы не видеть двух парней, похожих на зомби, то ли потому что обиделась. Ну и пусть обижается. Что мне сейчас, рассказывать ей про болотную кикимору, про то, что она даст мне дико необходимые травы только за жертву? Потом когда-нибудь. Точно — не сейчас.

Все дорогу домой Варя оглядывалась назад, глядя на бандитов так, будто ожидала, что они сейчас вцепятся ей в глотку. В принципе, вполне могли бы и вцепиться, если бы с них каком-то чудом слетело мое заклятье. Хотя…бесы все равно не дали бы им разбушеваться — тут же бы парализовали.

По приезду я отвел пленников в уже знакомую яму-зиндан, бросил туда бутылку с водой и пустое ведро. Пусть сидят, пока не понадобятся. Ну а сам спокойно пошел ужинать.

Кстати сказать — стал за собой замечать, что абсолютно спокойно отношусь к смертям тех, кого предназначил в жертвы. Тех, кого заклял на смерть. Да, среди них не было хороших людей, но…это все-таки люди. А я спокойно отправляю их на тот свет! Даже не задумываясь о том, имею ли я на то право! Это как-то ненормально, нет?

— Очень даже нормально! — слышу «голос» Миньки — Ты черный колдун, хозяин! Ты адепт Чернобога! И если для Белобога ты лечишь, освобождая людей от страданий, то для Чернобога убиваешь с помощью своей магии. И ему от тебя идет полноводный поток силы! И так должно быть. И ты не человек. Ты черный колдун. Ты — над людьми и решаешь их судьбы! Просто они об этом не знают. Ты избранный, ты — Высший. Адепт черной магии. И твоя сила растет вместе с тем, как ты используешь эту самую силу. Ты этого не замечаешь, но с тех пор как ты стал колдуном, твоя Сила выросла, и намного! Чернобог тобой доволен и дает тебе много Силы!

— Белобог, кстати, тоже доволен — вмешивается Прошка — После сегодняшнего сеанса лечения, после твоего решения посвятить себя служению людям…немудрено, что он очень доволен. Так что служи богам, хозяин, и радуйся жизни. У тебя есть красивая женщина, дом, деньги, любимая работа — что тебе еще нужно? Что вообще нужно живому существу? Деньги, власть…во все времена. И все это теперь у тебя есть. Ты доволен?

Доволен ли я? Глупый вопрос. Совершенно глупый. Конечно же доволен!

За ужином Варя была сумрачна, почти не ела и не смотрела мне в глаза. Глядела куда-то поверх моей головы, молчала, и только когда мы уже стали пить чай с печеньями, неожиданно сказала:

— Это я виновата. Ну это…в лесу. Мне так захотелось побыть с тобой! Прижаться к тебе, поцеловать тебя! И я потеряла голову. И вот во что это вылилось. Я ведь фактически тебя подставила, и тебе пришлось ради меня убивать! Чувствую себя грязной шлюхой, втравившей своего мужчину в неприятности. И все из-за приступа похоти! Как какая-то…нимфоманка! Сама себе удивляюсь, как я могла!? Что на меня такое нашло?! Прости, Вась…ты на себя взял мой грех.

— Во-первых, никакого греха нет… — я отодвинул чашку с недопитым чаем. Допивать его мне уже совсем не хотелось — В чем грех? В том, что я наказал банду насильников и убийц? Так это не грех. Это гражданская обязанность! Я хоть и уволился из ментовки, но все еще остаюсь в душе тем самым ментом. Я уберег людей от этой поганой бандитской нечисти. И слава богу, что ты помогла избавить мир от этой дряни! Если бы ты не захотела секса, если бы мы не спустились по этой дороге — мрази кого-нибудь бы убили, изнасиловали, ограбили! Так что нас просто судьба направила туда, где мы смогли совершить правильное дело! Выбрось все эти глупости из головы, и…иди сюда. Иди ко мне, ну?

Варя медленно встала из-за стола, оправила сарафанчик (один из тех, что я купил, и села мне на колени). Я обнял ее, погладил по спине, а потом поцеловал в мокрые от слез глаза — вначале в правый, потом в левый. Держать ее на коленях было очень приятно — как большую, гладкую, теплую кошку.

А потом я стал ее покачивать на коленях, как ребенка, прижав голову Вари к своей груди и обняв рукой за талию. И мне было очень хорошо. Наверное — как и ей.