Колдовская метка

7 Стейнер

В каюте хранился целый арсенал любопытных вещиц, собранных со всего Винтерквельда. Здесь тебе и кружка с отчеканенным гербом Ваннеронда и костяной кинжал с рукоятью из кожи ящерицы, а на полу расстелен ковёр из шкуры яка. Два фонаря из цветного стекла заливали кабинет красным и синим светом. Но больше всего Стейнера очаровала музыка.

Сидя спиной к юноше, Ромола бренчала по струнам длинного инструмента с округлым корпусом. Спокойная мелодия передавала истинную глубину её печали. Каждая нота являла собой крошечное чудо; с каждым аккордом слышалась песнь грёз.

В Циндерфеле ни у кого не было денег на подобные изыски. Да что уж изыски – в студёные зимы людских грошей не хватало даже на еду. Музыка в Циндерфеле рождалась лишь из воодушевляющих песен, хлопков для поддержания ритма, топота и хриплых завываний. Инструменты – это нечто за гранью фантастики.

– Откуда взяла такую вещицу? – шёпотом спросил Стейнер.

Ромола оторвалась от игры и краем глаза посмотрела на парня.

– У бывшего возлюбленного. Это домра. – Грустная улыбка коснулась губ чужестранки, и она вздохнула. – Наши пути разошлись, когда я узнала, что он утаивает от меня правду.

Волна грусти нахлынула на Стейнера: он вспомнил о признании отца в кузнице и откровении Хьелль. Да ещё и Вернер своими тайнами насыпал соли на свежую рану.

– Понимаю… – сказал он.

– Я даже не попрощалась, – добавила Ромола, глядя в тёмный угол кабины. – Схватила кошелёк и домру и ушла без оглядки.

– Мне жаль, – посочувствовал Стейнер. – Трудно, когда…

– Вся наша жизнь – это партия в карты с большими и малыми ставками. – Ромола склонила голову набок. – Никогда не знаешь, чем всё обернётся.

Стейнер понимающе кивнул. Карты были ему не по нраву, но чувства морячки знакомы хорошо.

– Когда я встречусь с капитаном? – Его мысли вернулись к каменному причалу, где на прощание он одарил семью гневными взглядами.

Ромола не смогла скрыть веселья.

– Капитана? Неужто парнишка Стейнер ожидал увидеть здоровенного мужчину с длинной бородой и попугаем на плече?

Чужестранка встала и сделала реверанс.

– Ты?

– Боюсь, деревянной ногой я тебя тоже не порадую. – Она расплылась почти в насмешливой улыбке.

– Погоди, но ты ведь рассказчица?

– Ага. По выходным. – Ромола осторожно положила домру на кровать. – Иногда приятно сойти на берег. В каждом городе я провожу одну ночь вне каюты корабля. Какой смысл в плавании, если нельзя посмотреть на мир?

– Да разве в Циндерфеле есть на что смотреть?

– О! Хоть в чем-то мы солидарны. – Прищурившись, капитан села и откинулась на спинку, закинув ногу на колено.

– Чего не сказала при встрече, что ты – капитан корабля? – Стейнер сузил глаза. Появилось ощущение, что его обвели вокруг пальца. Хотя… какая теперь разница.

– В чём смысл? Люди вряд ли отблагодарят за то, что я привела имперцев к их берегам.

– Раз уж обмолвилась, объясни, зачем ты привезла Ширинова и Хигира в Циндерфел?

– А в чём, думаешь, цель людских деяний? – пожала плечами Ромола. – Деньги. Они даровали мне прекрасную репутацию в Империи.

Сжав кулаки, Стейнер отчаянно пытался придумать ответ.

– Ты благородно поступил в трюме с детьми, – заметила капитан.

– А ты уж, наверное, успела доложить Ширинову и Хигиру.

– Ошибаешься. Я не имею привычки болтать впустую. – Ромола налила себе стакан вина. – Но тебе следует быть осторожнее с нелестными высказываниями в сторону Империи. Людей и не за такое убивали.

Стейнер кивнул. Трудно спорить с истиной.

– Но как же тогда рассказчица выжила в Сольминдренской империи? Если Ширинов услышит, как ты рассказываешь сказки о драконах и…

– Они в Империи запрещены, а не в Обожжённых республиках. Это одна из причин, по которой я променяла воды Пепельного залива на Холодеющий океан.

– Получается, ты отказалась от жизни пирата, чтобы стать наёмницей Империи?

– Как же ты молод, – улыбнулась Ромола. – Молодым всё вокруг кажется чёрно-белым. Подожди несколько лет, потом всё поймёшь.

Стейнер огляделся, приметив рамку с иллюстрацией чёрной птицы.

– Резная фигура на носу корабля – это ворон? – полюбопытствовал юноша, стремясь сменить тему разговора.

Ромола кивнула.

– Имя корабля – «Надежда Дозорного». Остаётся надеяться на благосклонность Фрейны. Хотелось бы, чтобы она сберегла нас от несчастий. – Капитан сунула руку под кресло и вытащила увесистый мешок. – Возьми. Мой старый знакомый настоял, чтобы я взяла его на борт.

Стейнер приблизился и узнал отцовский мешок, от которого отказался в Циндерфеле. Вслед за волной облегчения и сожаления нахлынула обида от предательства родных. Неужели они решили, что он настолько глуп или слаб, чтобы стать шпионом? Он уже давно не дитя.

– Возьми мешок, – велела Ромола, заметив его нерешительность.

Корабль накренился и подтолкнул Стейнера в сторону капитана. Из суконного мешка выглядывала деревянная ручка. Он потянул рукоять на себя и увидел большое металлическое навершие.

– Вернер передал, – объяснила Ромола. – Молот твоего прадеда.

Моргнув, Стейнер поднял кузнечную кувалду. Деревянная ручка была отполированной, хотя сам металл уже потускнел. Не самый видный подарок – всего лишь простой инструмент для простой задачи. Но подарки на том не закончились. Пошарив внутри, Стейнер нашёл пару тяжёлых башмаков.

– А эти – твоей матери, – добавила Ромола. – Судя по размеру, она была наполовину огром[1]…

– Огров не существует, – усмехнулся юноша.

– Верно, – согласилась капитан, отводя взгляд. – Теперь уж нет.

Стейнер проигнорировал комментарий, не сомневаясь, что Ромола шутит. Его мать собственноручно зашнуровала ботинки и носила в холодные дни и во время долгих прогулок. Не башмаки, а произведение искусства. На его ноге они доставали до самых икр.

– У нас ноги одного размера, – пробормотал он.

– Что ж, вероятно, ты тоже наполовину огр, – с улыбкой заметила Ромола.

– Едва ли.

– Ты ещё молод – всё впереди.

– Что, во имя Фрейны, я должен с ней делать? – Стейнер указал на кувалду.

Ромола отмахнулась от вопроса.

– Я всего лишь посланник.

– Мне на острове этим пользоваться? Что будет, когда мы туда доберёмся?

– Я не знаю. Да и если бы знала, за раскрытие тайны – голова с плеч.

– Прошу, Ромола, поведай, что будет дальше – казнят нас, утопят или…

– Я не знаю, правда. Дальше сторожки в конце лестницы я не заходила.

– Лестницы? Какой ещё лестницы?

– Сам увидишь. – Ромола склонила голову набок и улыбнулась. – Почему бы тебе не подняться на палубу и не подышать свежим воздухом?

– А как же Зоркие?

– Они спят или опустошают набитые желудки.

– Не продолжай… – Стейнер поднёс руку ко рту.

– Когда тебе станет печально, посмотри на Ширинова, – заметила Ромола, едва сдерживая смех.

Стейнер последовал за капитаном и вышел из трюма на палубу. Перед ним открылся вызолоченный горизонт. Ярче всего солнце светило на рассвете, но днём небо Нордвласта скрывало светило за серой пеленой.

– Я остался невысокого мнения о твоём корабле, – признался Стейнер. – За всю ночь мы прошли лишь двадцать миль.

– Вот уж не мечтала перевести разговор в это русло, – фыркнула Ромола. – Давай поднимемся на шканцы. – Она взяла штурвал у мрачного моряка с плохо зажившим шрамом, рисующим на лице постоянную насмешку. Матрос проигнорировал гостя и ушёл прочь.

– Уж не родственник ли он Хокона, – прокомментировал Стейнер.

– Печально известный мясник в Циндерфеле? – улыбнулась Ромола. – Кстати, Кристофин – красивая девушка. Вы двое… – Капитан выгнула бровь, и Стейнер почувствовал, как запылали его щёки.

– Похоже, всё закончилось до того, как успело начаться, – огорчённо проговорил юноша.

Он понял, что потерял больше, чем просто семью, и волна горечи затопила его.

– Если увижу её, то передам, что ты цел и невредим.

– А буду ли я? – Стейнер покачал головой. – Буду ли цел?

Ромола пожала плечами.

– Всё от тебя зависит.

– А мой отец? Ты успокоишь его?

Чужестранка кивнула.

– Мы с твоим отцом старые друзья. Только болтать об этом не вздумай. – Капитан сурово глянула на парня, что противоречило её обычному насмешливому добродушию.

На языке у Стейнера крутилась добрая дюжина вопросов, но взгляд Ромолы дал понять, что ответов ему не видать, как своих ушей.

Пока корабль дрейфовал по бурным волнам, они молча стояли на палубе. Юноша крепко держался за перила и старался сдерживать дрожь. Может, это последние моменты свободы, и стоит ухватиться за них обеими руками.

Ромола покачала головой и указала в море.

– Северные острова. На них с Циндерфела устремляются страшнейшие бури.

Стейнер прищурился и увидел вдали пару дюжин чёрных скал, восстающих из морских глубин. Некоторые казались стройными, как огромные клыки, другие – приземистыми, потрескавшимися. Крупнейшие вершины сформировали внушительную массу, которая доминировала над морем, запуская в небо каменные глыбы и пуская из невидимых отверстий струйки дыма.

– Вулкан? – предположил молодой кузнец.

– Нет, не вулкан, – возразила Ромола. – Дым образовал вокруг острова тёмный ореол. Чем выше к небесам, тем ярче он окрашивает небо в тёмно-серый цвет.

– Владибогдан, – прошептал Стейнер.

– Верно.

В тени острова рассказчица умерила веселье.

– Боюсь, это твой новый дом.

Среди массивных чёрных скал не виднелось и намёка на жильё. Да разве там можно жить? Ромола отдала несколько приказов, и корабль встал на курс вокруг острова.

– Что-то мне подсказывает, что нового матроса ты не ищешь, – буркнул Стейнер. – Знаешь, я настоящий труженик.

– Хорошая попытка. Слушай, ты мне нравишься, но наши пути должны разойтись. – Ромола повернула штурвал, и «Надежда Дозорного» устремилась по каналу между Владибогданом и Северными островами. Здесь пепельная завеса казалась ещё темнее и более зловещей.

– Было бы неплохо, утони весь этот остров в волнах, – подметила капитан.

– И, желательно, до того, как я ступлю туда ногой, – уточнил Стейнер.

По мере приближения скалы становились всё выше, пока в задней части острова не открылась широкая бухта с чёрными песками и темноглазыми сторожевыми башнями. Чайки дрейфовали на утреннем ветру, взывая к режущему волны кораблю скорбными криками.

– Что теперь? – спросил Стейнер.

Ромола пожала плечами.

– Не знаю. Я никогда не ступала на земли Драгмактской академии.

Юноша удивлённо поднял бровь.

– Я ничего об академии не слышал.

– Всё сам увидишь, как только доберёмся. – Чужестранка нахмурилась, переживая, не сболтнула ли лишнего.

– Академия. Только этого мне не хватало. – Стейнер покачал головой и вздохнул с тревогой.

– Она как-то связана с Зоркими, – добавила Ромола. – Я пыталась узнать больше, но дальше сторожки мне не попасть. Они не жалуют любопытных глаз.

– Академия, – повторил Стейнер с закравшимся подозрением.

– Лучше тебе спуститься, – велела капитан.

«Надежда Дозорного» зашла в бухту, и остров отбросил на корабль тень, вытеснив собой небо.

– Тебя не должны здесь застать. Уходи.

Молодой кузнец направился в трюм, стараясь проскользнуть как можно незаметней, но шансов на это оказалось ничтожно мало: широко распахнутые глаза детей уже горели любопытством. Послышались комментарии, что кто-то стал фаворитом капитана, но по большей части разговоры сосредоточились на увиденном. Стейнер отвечал на вопросы, умалчивая о главном. Неожиданно корабль сбавил ход, и постоянная качка от вод Призрачного моря больше их не беспокоила. Все глаза устремились на прямоугольник серого неба над трюмом, где скоро появятся лица солдат, которые позовут их на палубу и уведут на земли Владибогдана.

Бухта не отличалась большими размерами, и корабль остался покачиваться на тёмной воде, алея в тени под гранитными скалами. Солдаты переправили детей на каменный пирс и велели ждать, как будто имелись желающие скорее ступить на чёрные пески и броситься бежать вверх по длинной лестнице.

– Пусть Фрейна тебя милует, – напутствовала Ромола.

– Храни тебя Фрёйа, – ответил Стейнер.

Было странно говорить о древних богинях с человеком из Шанисронда, однако он почувствовал, что слова её были искренни.

– Не знала, что ты веруешь в древних богинь, – удивилась Ромола.

– Не верую, но сейчас любая удача пригодится.

– Советую не упоминать их на острове, – предупредила капитан, – иначе не избежать тебе строгого наказания.

Иерархи Хигир и Ширинов сошли с корабля последними. Если кто-то из них и был моряком, то скрывал этот факт безупречно. Старики медленно направились к пирсу, где имперцы с горем пополам затащили их наверх. С широко открытыми глазами и едва дыша, дети наблюдали, как мужчины в масках проталкивались через давку.

– Что теперь? – прошептал Максим.

– Крутой подъём. – Стейнер кивнул на бесчисленные ступени.

Глаза мальчика расширились, но не по той причине, которую предположил Стейнер – затянутая в перчатку рука Ширинова взметнулась и болезненно рассекла губу.

– Молчать! Не знаете, что есть дисциплина? – Улыбающаяся маска иерарха повернулась к остальным детям. – Вас здесь быстро научат послушанию! Вы усвоите, что потребности Империи всегда превыше собственных!

Голова Стейнера кружилась от удара, но он твёрдо стоял на ногах. Облизывая окровавленную губу, пострадавший юноша не сводил взгляда с Зоркого.

– Лучше тебе укротить столь мрачный взор, дитя.

– Мой взгляд станет наименьшим из ваших бедствий, – кривясь от боли, буркнул Стейнер. – И я вам не дитя.

Ширинов вновь поднял кулак, но Хигир тотчас поймал его за руку.

– Хватит, брат, уж больно много ему почестей, – вмешался Зоркий в нахмуренной маске.

Ширинов отстранился.

– Слава Императору, что мы наконец вернулись, – добавил Хигир со вздохом.

Неожиданно вокруг его стоп вспыхнул огонь, облизывая камень языками пламени. Дети завизжали – кроме нескольких ребят, которые выглядели потрясёнными и даже виноватыми. Солдаты погнали их по лестнице, грубо выкрикивая приказы на сольском. Многие дети спотыкались, не зная, чего опасаться больше: открытого использования колдовства Хигиром или предстоящего изнурительного подъёма. Ширинов вышагивал спереди, пока его товарищ присоединился к Стейнеру позади группы, освещая ступени ярким пламенем, так и танцующим возле его ног.

– Сестра любила сказания о подобном огне, – вспомнил Стейнер. – Она называла его «свечой покойного»[2].

Хмурая маска кивнула.

– Да, есть одна старая сказка о том, как в полнолуние злые спригганы выбираются из леса и бредут в темноте по своим делам.

– Да какие у них дела? – удивился Стейнер, устало поднимаясь по гранитным ступеням.

– Говорят, спригганы приходят на кладбища, усаживаются на надгробия или пирамиды из камней, – хрипел за маской Хигир. – Эти существа поют страшные песни и вытягивают из покойных последние остатки жизни. А когда появляется крошечное пламя, прячут его под стекло и зажигают с его помощью фонари.

– Свечи покойных…

– Верно.

Стейнер взглянул на одежды Зоркого – они не опалились и даже не почернели.

– И вам под силу их потушить?

– Да, – заверил Хигир, – хоть и мало в этом приятного.

Группа поднялась выше. Скалы казались мёртвыми и безжизненными, никаких следов гнездящихся птиц или лишайников. Стейнер наблюдал, как Максим изо всех сил пытался переставлять ноги, пока одна скользкая, истертая временем ступенька его не подвела. Молодой кузнец поймал мальчишку за плечо, предотвратив тем самым долгое и, вероятно, смертельное падение. Двое парней оглянулись на чёрный песок бухты и основание лестницы. Даже Хигир обрадовался возможности остановиться и перевести дух.

– С-спасибо, – промолвил Максим, бросив взгляд на «Надежду Дозорного».

– Не медлите, – велел Хигир, указывая вперёд.

Мальчик закрыл рот и склонил голову. Они ступили под каменную арку, достаточно широкую, чтобы пропустить четырёх человек за раз. Те дети, которые не были окончательно измотаны подъёмом, застыли в изумлении. Весь остров занимала окружённая скалами огромная площадь со ступенями на каждой стороне, ведущими к высоким, как башни, высеченным в камне зданиям. Но взгляд Стейнера был прикован к дракону, который высился перед толпой детей. Он и понятия не имел, как может выглядеть древнее чудовище, ведь Сольминдренская империя запрещала любые изображения этих ужасных существ. Однако во всем Винтерквельде не найдётся иного названия для данного вида. Даже самые дюжие солдаты казались муравьями на фоне высоченного змееподобного тела на мощных лапах. В разверстой пасти виднелись острые, как сабли, зубы. Казалось, дракон застыл в измученном немом вое. Стейнер вздрогнул, когда заглянул в тяжёлый ониксовый глаз: его взбешённый блеск твердил о голоде и ярости. Языки пламени танцевали по бесчисленным чешуйкам, а крылья могли посоперничать с парусами «Надежды Дозорного».

– Да хранит меня Фрёйа… – выдохнул Стейнер.