Где-то наверху стучал молоток, наспех заколачивавший дыры в крыше. Над настилом пола взволнованно перекликались друг на друга слуги, доходя до крика и истерики, полагая, что молодая хозяйка не услышит. А совсем рядом, в подземелье, орал на дыбе домоправитель, сдавая всех причастных под еле слышный скрип стила служки-дознатчика.
Продуваемый ветрами дом, не посещаемый владельцами уже с десяток лет, находился в полном небрежении и был частично разграблен обслугой, деловито распродавшей и перетащившей к себе то, что полагала ценным. Жалование, между прочим, им платилось в полной мере все это время – барон Клодиц, владевший участком земли и строением внутри стен Короны, был богат и пунктуален. Но барона вполне обоснованно считали затворником, а на его богатство и пунктуальность смотрели иначе – не обеднеет, а ежели решит навестить, то упредит заранее, чтобы успеть вовремя уволиться. Вернее, считали, что он не приедет никогда – внутри Короны пустыми стояли множество особняков, обладать которыми полагалось по статусу, но проживать в которых не было никакого желания.
Но потом случилась внучка барона, явившаяся на порог сразу с десятком городовой стражи и дюжиной оружных людей, и бежать стало поздно.
Встречали Аркадию со страхом и тщательно скрываемой злостью – как и всякое ворье, слуги не считали украденное значительным уроном для богатеев, а желание справедливости полагали придурью владетельной стервы. И уже где-то фоном было удивление, что у барона оказалась внучка, ни в малой степени на него не похожая – огневолосая, высокая, прекрасная. При отсутствии у барона официальных детей, факт смотрелся пикантным, сомнительным, требующим обсуждения и дополнительных уточнений. Но не в тот момент, когда признательные показания уже на бумаге, а покинуть поместье нет никакой возможности. Всех занимала собственная судьба, жизнь и благосостояние – чего, собственно, Аркадия и добивалась столь эффектным появлением. Ей откровенно осточертело оставлять за собой трупы сомневавшихся.
В холод и влажность подвала вплетался терпкий запах плесени – прекрасной девушке было нечего делать среди паутины и скользких ступеней, ведущих в темноту. Но многие видели, как в подвал закатывали тяжеленые бочонки, привезенные вместе с высокородной – а охрана возле дверей в подвал подтвердила мысль о немалом приданном, контролировать сохранность которого было весьма разумно. Равно как регулярно брать оттуда монеты на развлечения и платья – хозяйка уже выезжала в город, и прибыла оттуда в новом комплекте драгоценностей.
Поэтому никто не удивлялся второму за день визиту – да и некогда им: дом в порядок приводят и за шкуру свою боятся…
Узкий коридор, спускавшийся ступенями вниз, вильнул вправо дважды, завершившись возле оббитой железом дверцы. Звуки дома исчезли, заглушенные толщиной стен. Чадил факел, вдетый в кольцо у стены, и где-то за спиной мерно капала вода, собираясь небольшой лужицей у порога.
Аркадия оттолкнула дверь от себя – та подалась со скрипом, но куда охотнее, чем в предыдущий раз. Дыхнуло сыростью – вода затекала и сюда, но содержимому бочонков оно не повредит, потому пока наплевать…
Девушка сняла настенный факел с крепления и, чуть пригнувшись, чтобы не удариться о дверной проем, вступила под низкий каменный потолок хранилища – десяток на полтора шагов, с разнообразным хламом, задвинутым до поры в угол, чтобы освободить место для привезенного с собой. Вгляделась, проверяя охранные метки и чуть успокоено выдохнула, затворяя дверь за собой.
Аркадия подошла к дальнему из одиннадцати бочонков, преобразовала пальцы в клинок и скинула крышку, поднимая факел над содержимым. Подвал наполнился терпким ароматом засахарившегося меда. А из темно-бурой медовой гущи в лицо демоницы, освещенной ровным пламенем, с трудом раскрыв глаза, посмотрела голова барона Клодица, усеченного в достаточной степени, чтобы поместиться в бочонок. Руки и ноги, вместе с частью торса, оказались лишними – впрочем, эта тварь, которой поставлял детей советник города Релля, жила и в таком виде.
Девушка разместила факел в крепление на стене, закатала рукава платья и уже привычно сдвинула верхний слой меда в сторону, с силой разомкнула барону челюсти, двумя пальцами левой руки осторожно очищая глотку от натекшего внутрь.
Подземелье наполнил гулкий кашель – словно у утопленника, с жадностью вдохнувшего воздух.
– Я приехала. – девушка принялась оттирать руки, глядя на огонь факела. – Меня приняли и отдали все ключи.
В тишине слышалось только быстрое, громкое дыхание и звук ситцевого платка по коже.
– Это значит, что наши встречи станут регулярными, дорогой дедушка. – Добавился бархат в голос Аркадии. – Завтра я принесу сюда иглы и жаровню. Может, тогда мы поговорим? – Посмотрела она на барона.
– Твоя смерть не будет легкой, – дрогнули губы обрубка.
– Не будем о смерти, – скомкала Арика платок и примерилась заткнуть барону рот. – Так будет удобнее, завтра… И послезавтра… И всю мою очень долгую жизнь. – успокаивающим тоном добавила она, ухватив его за подбородок.
– Хозяин получит тебя. – Все-таки не выдержал барон и рыкнул, пока девушка пыталась втолкнуть кусок бело-синего ситца меж упрямых челюстей.
– Как его зовут? Скажи, и, может, я сама его позову? – Замерла, а потом и отступила на шаг Аркадия.
Барон зло дернул головой.
– Кому ты скармливал души? – Надавила демоница голосом, тут же смягчившись и добавив равнодушно. – Впрочем, вернемся к этому вопросу позже. – Скомкала она платок в удобный шарик и вновь подступилась к обрубку. – А чтобы тебе не было скучно… – Аркадия движением достала недлинную шпильку из прически и проткнула им ткань. – Вот так… Скажи «аа», м?
– Я не знаю имени, – дернулся обрубок, будто пытаясь отшатнуться от нее.
Но без рук и ног вышло никак.
– Я – не главный! – дрожал он, когда демоница пожала плечами и стала оттягивать челюсть. – Я понятия не имею!.. – мычал барон, пока ему заталкивали кляп..
– До завтра, – убедившись, что шпилька проколола щеку, Аркадия взялась за крышку бочки.
Из взвеси меда просительно замычали. А затем будто заорали, когда девушка принялась прилаживать крышку обратно, обстукивая по краям.
– Или ты хочешь что-то сказать, милый дедушка? – Будто в задумчивости остановилась она.
Проверить было недолго – всего два движения, второе из которых пропороло щеку мерзавца, но освободило глотку.
– Я не первый в Кормлении, – глухо ронял фразы барон. – Я передаю души, оставляю себе десятую часть.
– А советник Релля?..
– Он сам – еда, – текла капелька крови из щеки барона.
Интересно, как в нем еще она оставалась – в таком-то виде…
– Полезная еда, – поправился Клодиц. – Ищет, собирает и приводит… другую еду.
– Что такое Кормление?
– Ты – еду. Тебе – власть. – Смежились веки. – Долго говорить.
– Тогда до завтра.
– Нет!!!
– Тогда говори сейчас.
– Хищники жрут слабых и больных, – дернулась раненная щека барона. – А тут все больны. Больны смертью. Они все равно умрут, – искренне произнес Клодиц. – Но без мучений, испытав только радость юности! А мы… Разве не прекрасно, что кто-то выживет?!
– Кормление, – напомнила Аркадия, нетерпеливо скрежетнув когтем по краю бочонка.
Она слыхала безумцев и сектантов куда более затейливых – воспитание принцессы было разносторонним.
Барон опасливо покосился на красно-черную сталь, выходящую из плоти.
– Хозяин забирает души больных. Но он справедлив! – затараторил Клодиц. – Только одну душу из тела! Поэтому если их больше, он оставит остальные! Чем больше душ – тем чаще можно просить! Чем больше – тем серьезнее просьба! А ты! Ты украла все мои!!! – Взвился до истерики голос барона.
То-то он так долго держался, смеясь ей в лицо, пока она резала его тонкими слоями. Потом, правда, сразу взял и спекся. Пришлось брать с собой – уже светало, а добыча загружена в телеги…
– Я не могу сказать его имя! Он придет и заберет последнюю!! – Бесновался Клодиц.
– Зато ты отомстишь, – разумно произнесла Аркадия.
– Он отомстит сам, – вновь задрожал Клодиц. – Ты забрала его души, его добычу! И он вернет мне их, верному слуге. Я кормил его столетия, он помнит. Я полезный, – облизал барон губы. – А тебя, самозванку, не примут. У тебя – тьфу! – одна душа! Ну какая из тебя баронесса, – захихикал он. – У меня при рождении было уже шесть. Шесть!! Тебя же почуют сразу. И накажут.
– А если я освобожу тебя и отпущу? – Для интереса уточнила девушка.
Что-то должно быть за угрозами – особенно в столь жалком и беспомощном положении.
– Я введу тебя в Кормление! – Торжественно и величественно произнес он – насколько это можно сделать, будучи с отрубленными конечностями и утопленным в бочонке. – Я поставлю тебя на одну ступень. Я вижу твою силу, я преклоняюсь перед тобой. Но ты – тоже больна! Эта болезнь, эта смерть – она уже в твоих венах! Но я знаю лечение!! Я накормлю тебя! А потом мы вместе заберем другие пути еды и станем ближе к Хозяину, – вкрадчиво добавил Клодиц.
– Даже так, – впечатлилась Аркадия, задумчиво подходя к складу с барахлом.
– Да! Дай мне всего одну душу, прекрасная. – Сглотнул обрубок. – Позови слугу. Сделаем это прямо сейчас. Я научу, я покажу!
Девушка отодвинула рукой наваленную в углу ветошь и легонько постучала по винным бочонкам, спрятанным под ней. Пробка, свежий подтек ниже, характерный запах – скорее не вино, какие уж тут виноградники, а что-то более ядреное. И еще пара-тройка позади, такие же. Надо же – не своровали… Впрочем, местный домоправитель вполне полагал подвалы своими личными, а потому незачем тащить тяжести, если можно пользоваться так.
– Для начала, стоит вытащить тебя из бочки? – Задумчиво произнесла Аркадия.
– Это будет очень разумно с твоей стороны. – Клодиц еле сдержал уголки губ, чтобы те не расплылись улыбкой.
– Поместить во что-то менее… медовое, – продолжила Аркадия, легко выкатывая початый бочонок. – И не на землю ведь кидать. – Добавила она рассудительно.
– Верно, очень правильно, – шептал барон.
Аркадия поддела когтем крышку, и небольшое пространство подвала наполнил терпкий запах крепкого сидра.
– И омыть, я так думаю.
– Быть может, водой? – Заволновался Клодиц.
– А как же раны?
– Какие раны, я бессмертен! Хозяин вернет мне руки и ноги. Уже возвращал! Он, хоть и мудр, но страшен в гневе, – делился обрубок барона, пока Аркадия удлинившимися когтями осторожно поднимала его из медовой гущи лицом вверх.
– Но мудр! Я ему нужен. Я все равно ему нужен. И ты ему будешь нужна, – убеждал он ее, пока мед вязко стекал обратно вниз. – Он очень щедр.
– Значит, все бароны в Кормлении? – Осторожно передвинула она голову, шею и часть торса барона к ополовиненной емкостью с сидром.
– Вот уж не думал, что буду омываться в двадцатилетнем Каворском. – нервно глянул Клодиц вниз. – Конечно! Все Светлейшие в Кормлении.
– А церковь?
– Кто станет делиться? – Фыркнул барон. – Они думают, чем больше душ – тем ближе к нему. А я не знаю, есть ли он. Я видел только Хозяина, – хохотнул барон и зашипел от боли, когда израненное тело стали погружать в ядреный раствор. – А паства на нас никогда не подумает. Это практично. – Скрежетал Клодиц зубами, а из глаз сами собой шли слезы.
– И все же, было бы здорово узнать имя твоего хозяина, – посмотрела Аркадия, как ее нареченный дедушка разместился.
Очень удачно получилось – сидр по шею, тело погружено.
– Была бы у меня лишняя душа, – кривился Клодиц от щиплющего спиртного. – Ты бы услышала. Но услышишь, обещаю. Призови слугу, из числа бесполезных. Хотя тут все бесполезные. Зови любого. Быстрее. Эта боль…
– Не сомневаюсь, что услышу, – покладисто произнесла Аркадия и взяла факел со стены.
– Поторопись, заклинаю тебя, – корежило барона.
– Конечно, – покорно ответствовала девушка.
После чего шагнула к обрубку, наклонила над ним факел и капнула огненной смоляной каплей.
Ядреное пойло подхватило огонь сразу, а подвал наполнился диким криком боли и запахом жженой плоти.
– На этом бочонке нет рун, подавляющих чувства. Наверное, поэтому так тяжело. – Неслышно из-за адовых воплей, произнесла над взвившимся пламенем Аркадия. – А пепел не может быть бессмертным.
В чем-то инквизиторы с их кострами были очень и очень правы.
– Наугназеш, призываю тебя!.. – Через отчаяние выкрикнул полумертвец. – Приди и…
С гулом клинок рассек воздух, обрубая фразу и нижнюю челюсть барона Клодица. Призыв был произнесен, а нужные мертвецу слова сгорели вместе с ним.
Только вот… Аркадия задумчиво осмотрела стены, потолок, темные углы – но там метались лишь тени от огня в бочонке… Ничего сверхъестественно.
– Никто не явился. Какая досада. – вздохнула девушка, с сожалением осматривая вычерченные фигуры и рунную вязь на полу. – Для чего готовилась?.. Или он исковеркал имя?
С досадой вспомнилась шпилька, проколовшая щеку барона – могло быть искажение. Надо будет отловить еще кого из этих, светлейших…
Разве что в правом углу, у самого потолка что-то движется… Аркадия повернулась даже с некоторой надеждой – но это просто дыра в стене мощно тянула чадное пламя, уже прокоптившее пол и потолок.
Девушка подобрала скомканный платок с пола, вернула из него заколку в свою прическу, а лоскут ткани бросила в догорающий огонь. Ослабила силу воли, удерживающую деревянные стенки в сохранности – и те сложились внутрь пламени, во мгновение обугливаясь, равно как железные обручи окрашиваясь в темно-алый цвет.
Наверх Аркадия поднялась не сразу – надежда, что кто-то явится на призыв, все еще оставалась в сердце. Мало ли, вдруг у демона и местного хозяина слишком много просителей, среди которых Клодиц – не в первом списке… Впрочем, настороженные чары остались за спиной – еще сутки заклятие продержится, и облик высшего демона, пировавшего на этом мире, останется в одной из стекляшек, разбросанных по полу. Разумеется, ни о какой ловушке или попытке подчинить речи не шло – но имя и внешний вид уже были тем, от чего можно отталкиваться, а руны на полу даровали защиту и маскировку…
– Ты выполнила мое повеление? – Бросила Аркадия, повелев служанке ее переодеть.
У той наверняка было огромное количество вопросов – госпожа явилась из подвала в подпаленном платье, с запахом костра на ткани.
Но смышленая деваха, подобранная в одном из трактиров, знала свое место и мудро смолчала.
– Да, госпожа. Его уже везут.
Церковники действительно относились к Светлейшим с пиететом – вот и порыв одной из них лично пожелать одному симпатичному неофиту удачи в учебе было принято благосклонно. Ну не самой же Аркадии являться к Филиппу в общежитие.
Тугой корсет сдавил дыхание, а ловкие пальцы служанки принялись переплетать завязки. Этот пыточный механизм тут изобрели тоже – еще одна причина ненавидеть этот мир.
Еще две причины устроились сегодня в местную Академию. Ее монополия на знания могла быть разрушена – и пришлось лезть следом, чтобы этого не допустить. Заодно проследить, чтобы они не установили новых знакомств, не обросли связями. И вовсю использовать подобострастное отношение к Светлейшим – толпа чуть не затоптала Кеоша, она же видела.
– У него очень длинные и изящные пальцы.
Аркадия не сразу поняла, о чем щебечет служанка.
– И такие красивые глаза. Говорят, высокие и стройные – отличные любовники, госпожа.
А, это она о Филиппе и причине его вызова к ней…
– Не забывайся, – без злобы произнесла Аркадия.
Даже с толикой скрытого смущения – пусть пойдут нужные ей слухи. А там можно будет влюбить в себя кого-нибудь ревнивого, и позволить слухам достичь его ушей.
Филиппа баронесса встречала в саду поместья – уж слишком тяжелая атмосфера была внутри дома, а приличного помещения для приема и вовсе не сыскать. Зато парк содержался практически образцово – вид внешнего благополучия обязателен для любого преступления. Мало ли кто обратит внимание на небрежение слуг…
– Тут за самозванство кипятят в живьем в масле, – деловито произнес Филипп, кутаясь руками в грубую черную хламиду и поглубже нацепив капюшон. Простенькие ботинки его не доходили до щиколоток, позволяя обнажаться голой коже при ходьбе. Раньше подобного аскетизма за ним не было замечено – значит, вырядили силком. Послушание, скромность и отказ от мирских благ в пользу начальства – интересно, сколько он вытерпит…
– С фантазией нормально. – Констатировала девушка, пряча руки в длинных рукавах меховой шубки. – Для исчадья тьмы, вошедшего в доверие к церковникам, у них уже что-то придумано?
Было жарковато – но когда грабили замок Клодица, приоритет отдавался той одежде, что подороже и легче продать. Дорога ожидалась нервной – и отчасти таковой была. Одних только наемных отрядов пришлось сменить три – богатство нанимателя и нежный внешний вид скверно сказывались на их образе мышления и общем сроке жизни… Потому как подчинить вожака, обратив верной слугой – одно, а убедить его ватагу изменить принципам и не грабить нанимателя – вещь почти невозможная…
– Зачем звала? – проигнорировал ее вопрос Филипп.
– Хочу исповедоваться.
– Отпускаю тебе твои прегрешения. Пять раз прочти молитву и часа два погори на костре.
– Нет, ты сначала послушай, – настояла Аркадия. – Вдруг наказание смягчится?
– Валяй, – хмыкнул Фил, мельком глянув на нее.
Взгляд умный, напряженный. А сам кружит по парку так, чтобы точно быть видимым с улицы или кем-нибудь из слуг.
Ведь завизжи она сейчас, закричи или вырази жесточайшее неудовольствие – и хана его карьере. А может, и ему самому. Сладко, приятно – но это всегда можно успеть.
– Как-то мне встретился разграбленный торговый караван. Видимо, случилось нечто ужасное – разорванные люди и лошади, брр. – Зябко повела она плечиками. – Все в крови, никого живого.
– Какая трагедия, – пробормотал Филипп равнодушно.
– Именно так. – С чувством подтвердила Аркадия. – Но к своему стыду, я не удержалась и оставила себе кое-что на память.
Девушка подняла правую руку, чтобы рукав обнажил ладошку, и показала сложенный вчетверо листок бумаги, удерживаемый меж пальцев.
– Это было во внутреннем кармане главы каравана, – всхлипнула она. – Я совершила акт мародерства, это ужасно…
– Ну, ежели в этом листочке нет ничего ценного, то мародерством это не назвать, – напрягся Филипп. – Вы позволите оценить содержимое, уважаемая госпожа?
– Да, извольте, – Аркадия смущенно протянула ему листок.
– Кажется, это торговый заказ. – прокомментировал новоиспеченный монашек. – Заявка на то, что требуется привезти покупателю. Какое-то несуразное количество лопат, кирк и тележек. – Замедлился его голос.
– Сотни и сотни, – охотно подхватила девушка. – Будто кто-то всем селением собрался выкопать новую реку.
– Или вскопать гору, – сухо произнес Фил.
– Одна поправка, – смутилась Аркадия. – Это не новый заказ, а копия старого. Это – уже привезли.
Он был во время обмена, как и она сама – но груз не перегружали, просто сменили лошадей. Никто не заглядывал под ткань, никто не присутствовал во время приемки.
– Вы хотите сказать…
– Они уже копают. – Сухим и деловым голосом произнесла баронесса. – Ангел там или не ангел – ты ему не нужен. Ему никто никогда не был нужен. Он просто держит тебя рядом, чтобы не вернулся и не помешал.
Еще долго Филипп следовал рядом с ним, погруженный в молчание. Иногда перечитывал листок, изучая тщательно нажим карандаша и почерк, складки и запахи.
– Одним словом, я не вижу великого прегрешения в содеянном. – Формально произнес юный церковник, возвращая листок. – Обойдемся молитвами. Без костра.
– Ежели что, я передала вам собственноручно сочиненные стихи о любви. – позаботилась Аркадия о легенде для начальства церковников, которое непременно спросит о беседе.
– Они были отвратительны, поэтому я посчитал правильным их забыть. – Улыбнулся ей Филипп.
– Но наша встреча непременно повторится?
– А любовь будет искренней. – Согласно кивнул Фил, мрачнея.