Кодекс Императора

Глава 14

Князь Освальд Эльбрук сидел в своем кабинете и задумчиво читал письмо, которое перед отъездом оставил ему цесаревич Дмитрий. Написанное повергло его в замешательство.

Внезапно дверь кабинета распахнулась и туда влетела его дочь.

— Где он? Куда делся? Оставалось же еще время до его отбытия, — вид у девушки был крайне разочарованный.

Эрика была на нервах, но это и понятно, ведь она вломилась к князю без стука, хотя обычно старалась соблюдать все нормы приличия.

— У Дмитрия появились срочные дела и он уехал пораньше, — спокойно ответил князь.

— Дела? Я рассчитывала, что он сходит со мной вечером на прием к Ольховым. Кристина лично хотела поблагодарить его!

— Кристина? — хмыкнул князь, который достаточно хорошо знал свою дочь. — Ты просто хотела прийти туда в сопровождении цесаревича, чтобы это увидел весь север, и на ближайший год от тебя отстали все потенциальные женихи.

— Ну… да, — покраснела Эрика. — Но я все равно обижена, что он так рано уехал.

— Не психуй. Ты тут переживаешь из-за какого-то глупого приёма, а Дмитрий уехал по делам государственной важности.

Отец угадал ее планы, которым уже не суждено было сбыться, потому что Дмитрий отбыл из поместья два часа назад.

Эрика вздохнула и слегка побледнела, краснота исчезла с ее щек. Было заметно, что девушка осознала — эмоции взяли над ней верх, и это привело к необоснованной обиде.

— Ты прав. Это не повод для обиды, — вздохнула Эрика.

— Рад, что ты поняла. А с кем ты там, говоришь, собиралась на прием к Ольховым?

— Ой! А ты чем тут занимаешься? — дочь поспешила перевести тему.

Эрика тоже хорошо знала своего отца и понимала, что он продолжит небольшой рассказ о преимуществах замужества. Нет, настаивать отец не станет. Но надежды выдать дочь замуж он не терял. Поэтому он бы просто порекомендовал дочери, с кем еще можно пойти на прием, но дочь этого слушать не хочет.

Князь вздохнул, снова взглянул на письмо и ответил:

— Да вот, думаю, убить мне сотню людей или нет.

— Что там написано? — Эрика приблизилась к столу.

— Уверена, что хочешь прочитать?

Дочь кивает и князь протягивает ей письмо. Он смотрит ей прямо в глаза и наблюдает, как постепенно ее лицо меняется от прочитанного.

В этом письме цесаревич Дмитрий просит об одолжении, в котором князь Освальд должен выступить от его лица. Сказать северянам: «У вас есть ровно один день на то, чтобы вернуть заложников, иначе вас ждёт смерть».

Переговоры насчет заложников шли уже долгое время, но северяне отказывались говорить с кем-либо, кроме лица императорской крови, поэтому Дмитрий сюда и приехал. Враги и раньше отказывались вести переговоры с другими. Это логично, что и в этот раз они не станут слушать одного из князей. В скором времени цесаревич должен был отправиться на переговоры, но все резко изменилось. Князь Освальд хорошо знал цесаревича и был уверен, тот знает, что делает.

— И что ты будешь делать? — спрашивает побледневшая дочь, возвращая письмо отцу.

Князь пожимает плечами и отвечает:

— Доверюсь парню, он нас ни разу не подводил. Хотя я и не хотел бы убивать сотню человек.

В церемониальном зале все блестело дороговизной. Члены совета неспешно занимали свои места за длинным столом, а канцлер Российской империи — Разумовский Виктор Степанович смотрел на пустующий трон императора. Пока не выберут нового правителя, этого место никто не имеет права занимать.

Этот зал видел много императоров, много их побед и много поражений. Все главные события империи проходили за закрытыми дверьми именно этого зала, и иронично то, что на большую их часть не звали журналистов. Как раз сейчас происходило одно из таких событий, о которых пресса узнает потом, и в газетах напечатают именно ту версию, которую Виктор Степанович лично одобрит.

Совет империи состоит из двадцати четырех человек, и они собираются только в том случае, когда император не может решить какой-либо вопрос, либо когда нет самого императора, как в случае с порядком престолонаследования, но решение этого вопроса было отложено на год, после смерти Алексея Константиновича Романова.

Канцлер не был удивлён созыву совета, он в некотором роде и сам поспособствовал его собранию. Виктор Степанович принимал прямое участие в сборе доказательств против цесаревича Дмитрия. Кто-то может назвать канцлера плохим человеком, но всё, что он делает — это не ради его личной прихоти, а ради блага всей Империи.

Будь его воля, ни один из наследников Романовых и вовсе не сел бы на престол. Но тогда в империи начнется гражданская война, а это еще хуже, чем неумелый правитель. Этого империя не выдержит.

Младший наследник — самая темная лошадка из всей троицы братьев, канцлер давно за ним следил и хорошо его изучил. Дмитрий слаб. Но по закону подлости и у младшего наследника есть люди, которые готовы его поддержать. Да и после поездки в Великий Северный Союз у него могут повыситься шансы занять престол, и их нужно срочно сократить до самого минимума.

Сам Виктор Степанович решил поддержать старшего из наследников, как самого зрелого, и как того, кто не против развязать войну. Да и дар у него сильный. А канцлер не сомневался, что как только новый император сядет на престол, империю ждёт много войн. Не только для решения вопросов с приграничными государствами, но и как отличный способ заработать.

Когда массивные двери церемониального зала закрылись и собрание началось, канцлер поднялся со своего места и взял слово, как стоящий во главе совета:

— Дамы и господа! — его голос громким эхом разнесся по залу. — Сегодня мы с вами собрались, чтобы обсудить лишение права наследования престола цесаревича Дмитрия Алексеевича и взять его под стражу до момента избрания нового государя.

Некоторые члены были предупреждены и отреагировали безразлично, но кое-кто был удивлен подобному заявлению.

— А где сам цесаревич? — возмутился князь Дубинин.

— Да, он в курсе? — внезапно поддержал его князь Брагин.

— Конечно, в курсе, — спокойно ответил канцлер. — Мы отправили ему официальное послание.

На самом деле, никто ему ничего не отправлял, но если будет проводиться расследование, тогда вскроется, что сеть работала неисправно и виновные будут наказаны.

Как канцлер и ожидал, те, с кем он договорился, выразили свое согласие обсудить этот вопрос. Он был уверен, что все, кто поддерживают Федора, Григория и Анастасию, проголосуют за отлучение Дмитрия от власти. Виктору Степановичу лишь оставалось убедить остальных, но с его навыками переговоров это не такая сложная задача. По крайней мере, тогда ему так казалось.

— А вы, господа, что думаете по поводу того, что вашего младшего брата хотят отлучить от власти и заключить под стражу? — обратился князь Брагин к присутствующим в зале Григорию, Федору и Анастасии.

Первым ответил Григорий Алексеевич:

— Считаю, что его нужно отлучить от власти и запереть. Он опасен для общества, — говорил Григорий, делая печальное лицо.

— Согласен, это справедливое решение, — кивает Федор Алексеевич.

Анастасия воздержалась от ответа, и канцлеру это не понравилось.

Большинство были согласны рассмотреть это дело, поэтому всем членам совета раздали заготовленные папки. Первая реакция канцлеру понравилась.

Члены совета выглядели заинтересованно и начали листать папки. Особенно князь Дубинин. Он вовсе смотрел предоставленные фотографии с выпученными глазами, не в силах поверить в предоставленную информацию. Виктор Степанович сразу обратил внимание, что его переубедить будет сложнее всего.

Многие из членов совета были предупреждены, и канцлер понимал, что они проголосуют, как надо.

— Мы не можем допустить, чтобы человек с такими наклонностями имел хотя бы малейший шанс вступить на престол, — говорит канцлер.

— Виктор Степанович, написанному здесь вообще можно верить? — спрашивает князь Дубинин.

Канцлеру показалось, что после увиденного в папке на голове князя прибавилось седых волос. Хотя возможно, дело было в освещении.

Виктор Степанович поднялся и спокойно ответил:

— Я глава тайной канцелярии и службы безопасности Империи, сотрудничаю с разными ведомствами, и уже сорок лет тружусь в этой должности на благо Российской империи. Как вы считаете, моему слову можно верить? Я помогал Григорию Алексеевичу и Федору Алексеевичу собирать доказательства, поэтому ручаюсь за их подлинность.

— Это правда, — вздохнул Григорий. — Я замечал разное за своим братом, но до последнего не хотел в это верить. Я цесаревич. И моему слову вы можете верить.

— Благодарю за ответ, Ваше Высочество, — князь Дубинин кивнул и продолжил изучать материалы.

Анастасия печально смотрела на происходящее, не говоря ни слова. Канцлер понимал, что она может быть опасна, ведь ее поддерживает довольно много людей. Но ей не стать императрицей. Победит человек Виктора Степановича, а Анастасия отправится доживать свой век в монастырь или в одно из многочисленных имений Романовых.

Если же случится так, что на трон взойдет Григорий, то с ним канцлер сможет найти общий язык. На него достаточно легко воздействовать, если найти точки соприкосновения, как это сделали Вороновы.

Виктор Степанович продолжал наблюдать за обсуждением советников и ему нравилось, что большинство склонялось в пользу правильного с его точки зрения решения. Взгляд зацепился за трон и он мечтательно подумал — а чем Романовы лучше? Почему канцлер не может посадить на трон своего собственного сына? Ему тридцать пять лет, он хорошо образован, уже водил отряды в бой. Вот кто стал бы лучшим императором! Неужели он меньше достоин стать императором, чем четверо плетущих друг другу козни Романовых? Точнее, троица. Дмитрий целенаправленно никому не вредит, только отвечает, но тем он и становится опасен.

Канцлер скривился. К сожалению, нового императора не из семьи Романовых могут выбирать только тогда, когда все остальные наследники погибнут. А это приведет прямиком к гражданской войне. Пока канцлер работал на этой должности, он накопил как много врагов, так и много друзей, и пока он не хочет ввязываться в подобную авантюру. У него нет стопроцентной уверенности в своей победе.

Голосование подходило к концу. Кто-то из членов совета воздержался, кто-то проголосовал «за», некоторые еще раздумывали. Но Виктору Степановичу уже по количеству голосов было понятно, что затея удалась!

— Эй! Вам сюда нельзя! — внезапно позади раздался голос охранника.

Когда я зашел в церемониальный зал, все присутствующие там притихли. Мне сообщили вовремя, поэтому путем многочисленных перемещений через тень я успел вовремя, пока меня не взяли под арест или того хуже.

Завидев меня, канцлер приподнял бровь. Конечно, он не ожидал меня здесь увидеть. По его информации я находился на севере и никак не мог успеть ни к началу, ни к концу заседания, поскольку там у меня было важное дело, о котором я заявлял во всеуслышание. А тут я явился и снова мешаю ему все карты.

— Цесаревич, а что вы здесь делаете? — спрашивает у меня канцлер. — Решили ответить на мое официальное сообщение? Вы же сейчас должны возвращать пленных. Или вы считаете, что их жизни не особо важны?

Великий Северный Союз постоянно устраивает набеги на приграничные земли и похищает людей.

— Пленных уже спасли, — отвечаю я.

— По моей информации, их еще не спасли, — резко возражает канцлер.

Члены совета с неприкрытым интересом наблюдают за нашим диалогом.

— Странно, что у человека с вашей властью так плохо работает разведка, — поднимаю я бровь.

— Как вы…

Договорить я ему не дал.

— Вы устроили этот балаган? При всем уважении к моим братьям… Нет, обвинения они придумали отменные, но вот улики собрать они бы не потянули, мозгов не хватает.

— Как ты смеешь? — вскакивает со стула Федор.

— Смею! — хмыкаю я. — И поболее вашего. Каково это: устраивать подобное за моей спиной? — смотрю в глаза брата.

— Мы посылали тебе сообщение.

— Не посылали. Не надо врать — отмахнулся рукой на этот фарс.

— Даже место тебе оставили, — Федор кивает на пустое кресло.

— Ну сейчас посмотрим, что у вас за претензии.

— Как вы узнали о собрании совета? — спросил канцлер, когда я занял свободный стул.

— Не только в вашем отделе есть шпионы, — улыбаюсь я и смотрю, как лицо канцлера бледнеет.

— Дмитрий Алексеевич, вам есть что сказать по поводу обвинений? — обратился ко мне князь Дубинин.

Мне всегда нравится этот пожилой мужчина. Мало осталось в нашем мире честных аристократов. Хоть он никого и не поддерживал, но был честным человеком, и я это ценил.

— Конечно, мне многое нужно вам сказать, — отвечаю я и открываю папку. — Так, что тут у нас! Даже так! Предательство Родины… Ого! Необоснованная агрессия, эмоциональные всплески, угрозы, насилие, психологические отклонения, подкупы, шантаж, манипуляции, убийства, поджоги, живодерство, кража денег из бюджета, азартные, алкогольные и наркотические зависимости. Даже изнасилование, — сказав это, смотрю на братьев и Виктора Степановича. — Осталось хоть что-то хреновое, что вы сюда не внесли? — на это мне никто не отвечает, и я обращаюсь к членам совета. — Есть хоть кто-то, кто во всё это верит?

— Да как вы смеете! Вас вообще сюда не звали! — не выдержал канцлер.

— На мой суд меня и не позвать… совести вообще нет, — усмехаюсь я.

— Это не суд, а отстранение от власти.

— Скажите еще, что вы не планировали сразу после этого суда взять меня под стражу.

Канцлер не отвечает. Но я замечаю, как он с трудом скрывает нарастающую злость, ведь я нарушил все его планы.

— Мне не нравится этот балаган, — говорю я и встаю с места.

Иду в сторону, где в специально отведенной зоне, на небольшой трибуне, стоит постамент. Отодвигаю заслонку, за которой лежит старая книга.

— Остановите его! Он хочет разрушить реликвию! — кричит канцлер. — Охрана! Где охрана!

Он вскакивает с места и идет к двери, даже очень бодро для его возраста. Хотя, если учесть, что он сильный маг, то и сам мог бы заменить охрану. Благо с рассудком у него все в порядке и в открытое противостояние он вступать не станет.

— Занята ваша охрана. Спит она, — спокойно отвечаю я. — А теперь смотрите внимательно, что сейчас произойдет.

Взгляды всех присутствующих прикованы ко мне. Григорий усмехается.

Моя рука касается страницы и по залу проносится мощный магический всплеск. Настолько сильный, что с треском распахиваются закрытые двери церемониального зала.

— Я, Дмитрий Алексеевич Романов, клянусь своей кровью и ставлю на кон свою честь и дар, заявляю, что все произнесенные здесь сегодня обвинения фиктивные. У меня все нормально с психикой, я никогда не насиловал женщин, у меня нет никаких зависимостей, я никогда не убивал животных, не крал денег из казны, не устраивал поджоги. И запомните, ни в этой жизни, ни в прошлых, я никогда не предавал своих и не сотрудничал с врагами. Это вам ясно?

Я оторвал руку от Кодекса Императора и перелистнул страницу.

Бывали случаи, когда Романовы умирали, попросту дотрагиваясь до Кодекса, который я написал для своих потомков. А всего лишь нужно быть человеком чести.

Когда я писал Кодекс Императора, то понимал, что таким образом потеряю многих потомков, но даже спустя столько лет, когда я увидел в отчетах трехзначное число умерших, которое меня поразило, я не жалею о своем решении оставить эту реликвию для потомков. Почему? Империя — превыше всего. И в ней должен править достойный правитель. Так я отсек всех недостойных, кто мог бы сесть на трон и развалить империю несколько веков назад. Именно из-за власти Кодекса Императора продержалась империя до тех пор, пока я не вернулся в этот мир.

Я снова приложил руку к книге, на этот раз к другой странице, и по залу снова пронесся мощный всплеск энергии.

— Всем понятно? — громко повторяю я.

Члены совета кивают.

Князь Дубинин захлопывает папку и встает:

— Полагаю, это собрание можно считать закрытым?

— Подождите, Иван Васильевич, — отвечаю я и обращаюсь к канцлеру. — Виктор Степанович, вы сказали, что мои братья помогали вам собрать улики, не так ли?

— Так… — неохотно отвечает он.

Подхожу к Григорию, который с непониманием смотрит на меня, и тыльной стороной ладони наношу удар по его лицу.

— Это за твою бурную фантазию. Или думал, что я не узнаю, кто придумал историю с изнасилованием? Играй в свои игры, сколько угодно, но палку не перегибай, иначе я не посмотрю, что мы с тобой одной крови.

Федор вскакивает со своего стула.

— Сядь! — велю я, и моя рука вспыхивает энергией.

Под ее давлением брат плюхается обратно на стул.

— На этом балаган закончен! — говорю я и выхожу из церемониального зала.

Величайший триумф моих братьев превратился в репутационную потерю. И не только… Многие из их союзников после этого случая пересмотрят свои взгляды.

Конечно, многим членам совета сообщили об обвинениях заранее, но все равно для большинства они выглядели дико. Именно эти люди хорошо подумают, на чью сторону им стоит встать.

Иду в свои покои и в коридоре встречаю Алину.

— Как все прошло, господин? — обеспокоенно интересуется она.

— Я заявил о некоторых своих силах, и сегодня очень многие люди пересмотрят свое мнение насчет меня, — отвечаю я.

— А я почувствовала всплеск! Вы дотронулись до Кодекса!

— Да.

— Мне передать девочкам, что мы ждем гостей?

— Мы всегда их ждем.

Алина кивает и убегает вперед по коридору.

Я продолжаю путь один, прокручивая в памяти недавний момент. Ох, надо было видеть лица членов совета, когда я дотронулся до реликвии.

Кодекс Императора приемлет честь, силу, отвагу, и не приемлет трусость и слабость для самого императора. Давая клятву на Кодексе, ты должен быть полностью уверен в себе и своих словах, иначе, если он тебя не убьет, то покалечит.

Когда умирает император, до Кодекса Императора может дотронуться только тот, кто достоин стать следующим правителем. В этом и заключается его основная функция — определить, достоин человек занимать трон или нет.

Судя по историческим сводкам, в нашей семьи бывали случаи, когда из двадцать наследников после прикосновения к Кодексу Императора выживали всего трое.

Императоры сменяются и умирают, а Кодекс до сих пор существует. И для дворян он имеет сакральное значение.

Сегодня я всем показал, что могу занять престол, и меня стоит воспринимать всерьез. Почему я это делаю только сейчас, хотя и не собирался? Меня задела столь грязная игра родственников. Если они хотят играть, то пусть делают это открыто, а не исподтишка, что совсем несерьезно.

Подхожу к двери своей комнаты и дергаю за ручку.

Дверь внезапно выбивает! Меня взрывом относит к стене и я ныряю в тень. Пролетаю так две стены и приземляюсь на кровать в гостевых покоях. Удачно, что она стояла прямо возле стены, из которой я вышел. Одежда испорчена, волосы взъерошены, на носу сажа, а я улыбаюсь. Люблю решительных людей… Кажется, канцлер именно из таких. Рядом со мной возникает Алина с огромным теневым топором в руках. Да он был больше ее самой!

Служанка озирается по сторонам:

— Кто это сделал? Убью!

— Успокойся!

— Хорошо… — ее выражение лица резко меняется, и на нем появляется привычная улыбка. — Будут какие-нибудь указания или пожелания?

— Будут, — поднимаюсь с кровати и иду по направлению к ванной комнате. — Сейчас умоюсь и расскажу, канцлеру это понравится.