Кодекс Арафской дуэли

Глава 14 Увертюра

Если лежать на спине и глядеть на небо, то кажется, будто земля куда-то плывет по голубой небесной глади, обгоняя легкие облака. От этого движения слегка кружится голова и возникает ощущение, что человек умеет летать, только вот сейчас забыл, как это делается.

Когда Монтейн в последний раз так бездумно глазел на небо? В родной деревне, кажется. В Столице на небо глядеть незачем, надо покрепче на ногах держаться, и головокружения там ни к чему.

Юноша сел. С пригорка, на котором он расположился, прекрасная Арафа была видна как на ладони. Нелепая с военной точки зрения, для праздного искателя красоты она была истинной усладой взора – эти несерьезные крепостные стены, дворец с витражными стеклами, сверкающая золотистой эмалью крыша и вознесенная надо всем этим сказочным великолепием высокая башня, увенчанная фигурным флюгером.

– Моя Арафа, – прошептал Монтейн, признаваясь ей в любви; желание обладать ею стало таким острым, что сжалось и заныло сердце. Сейчас только эта любовь и эта жажда обладания тревожили Монтейна; других мыслей и тревог у него не было, как будто важным было лишь то, что сейчас, а будущего не существовало. В этой бездумной сиюминутности скрывалась заглушающая чувства свобода, и Монтейн, который в последние месяцы только и делал, что думал о будущем, беспокоясь о судьбе своей и Джессы, планировал будущее, строил его, вгрызался в него, чтобы прочно в нем закрепиться, теперь вдруг оказался словно без почвы под ногами. И еще он летел. Несся в синие небеса, наслаждаясь полетом. Потому что Будущего как понятия, оказывается, не существовало. Всегда и везде было Сейчас.

«Пора», – что-то шепнуло внутри Монтейна, и он свистом подозвал махрийского жеребца. Тот был послушен, как будто Монтейн тренировал его с самого рождения, и слушался малейшего движения. Хорошо было бы пустить его в галоп – но не сейчас. «Не сейчас, – шепнул Монтейн махрийцу. – Потом». И они вернулись в замок, ничуточки не сомневаясь в том, что «потом» наступит. Потому что это «потом» было в том же Сейчас, которое окружало Монтейна.

В Дуэльный зал можно было попасть несколькими путями: по галерее от псевдодонжона, по которой Монтейн шел вчера, по незаметной винтовой лестнице с первого этажа, где они с Арланом завтракали в одной из комнат, и по широкой парадной лестнице – по ней Монтейн и поднялся сейчас, практически без внутреннего трепета, с деловым и сосредоточенным видом. Это было ненормально, и он это сознавал, но желания противиться диктату Арафы не возникало. Так и в самом деле было лучше: можно не нервничать перед боем.

Зал имел форму правильного восьмиугольника, и это было хорошо заметно снаружи, но внутри из-за оконных и глухих ниш, колонн, решетчатых перегородок и занавесей в самых неожиданных местах его истинная форма искажалась. Центр зала, однако, был достаточно широк, чтобы дать простор десяти дуэлянтам. Правда, прибыли еще не все, но те, что пришли, уже понемногу расходились по командам. Монтейн сразу заметил белую линию на полу, рассекающую зал на две половины. В одной половине, на отдалении друг от друга, стояли игроки Команды Арафы. Монтейн узнал Тирена; еще одного человека он раньше видел, но не знал его имени; третий был вовсе ему не знаком. На стороне Команды Империи Сертан и Гиеди стояли рядом, тихо о чем-то беседуя. Кали расположился почти в центре, вблизи от Арлана, занявшего позицию на металлическом диске Арафского колокола, который, как говорилось вчера, колоколом вовсе не был.

Монтейн неловко поздоровался с присутствующими и подошел к Кали.

– На минутку, – попросил он приятеля, поведя головой в сторону Гиеди. – Пожалуйста.

Кали, мимолетно улыбнувшись, последовал за ним. Остановившись перед Гиеди, Монтейн произнес немного напряженным голосом:

– Я повторяю в присутствии свидетелей извинения, которые принес вам вчера. Я сожалею о допущенной мною несдержанности. Я не был в курсе всех обстоятельств.

– Извинения приняты, – сказал Гиеди, протягивая руку. – Я тоже был не в курсе всех обстоятельств.

Монтейн пожал ему руку, отошел на сторону своей команды и замер, глядя куда-то вдаль. До остальных игроков Команды Арафы ему никакого дела не было. Их будто и не существовало, а на дуэль вышел только он один. Непонятно откуда, как не своя, в голову закралась мысль о том, что, вероятно, у Тирена и прочих «арафцев» ощущения примерно такие же. Монтейн с этой мыслью согласился, но никаких выводов из нее не сделал.

Негромко переругиваясь, со стороны парадной лестницы пришли Тенедос и еще один человек, которого Монтейн когда-то видел в лицо, но не знал по имени. Судя по отрывочным репликам, которые Монтейн уловил краем уха, профессор Тенедос вел теологический спор и выражений не выбирал. Его противник тоже в долгу не оставался.

– Господа, – негромко намекнул Арлан.

Тенедос и его спутник примолкли и разошлись по своим половинам.

Потянулись минуты.

– Дикарь, как обычно, опаздывает, – ухмыльнулся Сертан.

– Никто пока не опаздывает, – возразил Арлан. – Это вы пришли немного раньше.

Монтейн услышал за спиной шаги и оглянулся. По винтовой лестнице поднимался Мергус, вид у него был заспанный и благодушный. С негромким и тягучим «Извини-и-ите…» он миновал половину противника и остановился около Кали.

Арлан кашлянул.

– Господа, – начал он скучным тоном, – сегодня мы собрались здесь, чтобы выяснить наконец, кто унаследует Арафу. Вы не обязаны участвовать в этом действе. – Он вздохнул. – Но вы отлично знаете, что выбора, собственно, у вас никакого нет.

– …Ибо жертвоприношение, – ухмыльнулся Тирен.

– Если б вы были жертвенным агнцем, – бесцветным голосом заметил Арлан, – было бы куда проще. Я бы, по крайней мере, слышал только блеяние, а не ваши сомнительные шуточки.

Кали хихикнул.

– А вы, дорогой мой, – обратил на него суровый взор Арлан, – последние два года не вылезали бы с гауптвахты, если бы я не смотрел сквозь пальцы на ваши шалости. И вообще, каждый из вас, – он обвел взглядом обе команды, – тот еще подарочек. И нервы за эти два года вы помотали мне изрядно.

– Даже Монтейн? – удивился Тенедос. – Он-то когда успел?

Арлан укоризненно посмотрел на Монтейна.

– Я нечаянно, – сказал Монтейн, тут же понял, как это прозвучало для посторонних, ухмыльнулся и добавил нахально: – Я больше не буду.

Арлан подождал, пока утихнут смешки.

– Что-то вы развеселились, господа, – сказал он неодобрительно. – У нас тут политическое мероприятие большой важности, а вы балаган устраиваете. В общем, сейчас колокол ударит три раза. После третьего удара можете начинать. Не мое дело что-то вам советовать, но можно было бы сначала разбиться на пары… а дальше как получится. Впрочем, как хотите. – И он отошел к стене, чтобы никому не мешать во время боя.

– На пары так на пары, – сказал кто-то негромко.

Монтейн, впрочем, не торопился навязывать себя кому-то в противники. Пусть Команда Империи сама разбирается, кто с кем дерется. И, похоже, это же соображение Арафа подсказала всей своей команде: никто из «арафцев» даже не шевельнулся, чтобы выбрать кого-то из «имперцев».

Сертан усмехнулся, глядя на столь единодушное безразличие, и что-то негромко сказал Гиеди. Тот в ответ тоже улыбнулся, блеснув зубами. Взгляд его переходил с одного «арафца» на другого, тщательно обходя Монтейна.

«Разумеется, – отвлеченно подумал Монтейн, – Гиеди не будет драться с братом Джессы. Доктор не хочет драться с бывшим пациентом. Кали тоже не захочет драться с другом. Остаются Тенедос и Сертан».

Вряд ли Сертан. Тут есть фехтовальщики посильнее и поопытнее Монтейна. Хотя, с другой стороны, самому сильному имеет смысл по-быстрому выбить самого слабого, чтобы дальше продолжать впятером против четверых.

Ну а Тенедос так привык резать на экзаменах своих студентов, что вряд ли будет испытывать нравственные колебания, если рубить студента придется в буквальном смысле.

Впрочем… Монтейн вдруг заметил, на кого смотрит Тенедос. Этот «арафец» держал палаш в левой руке. Очень неудобный противник для тех, кто привык фехтовать с правшами. Только вот и Тенедос переложил свой палаш в левую руку и встал напротив левши.

Значит, Монтейну все-таки достается Сертан?

Но Кали сказал несколько слов Сертану, и тот, пожав плечами, передвинулся на несколько шагов и встал против Тирена. А напротив Монтейна оказался Кали.