Князья Преисподней

10

Пэй Чжэнкан, которого сэр Джон Джордан отрекомендовал как самого надежного из китайских служащих посольства, оказался молодым человеком, получившим образование в Кембридже. Его родители перебрались в Индию, когда самому Пэю было восемь лет, но в Пекине у него были родственники, и недавно он женился на девушке, которую ему выбрала семья. Поэтому он только обрадовался, когда Эшер попросил его помочь разобраться в полученных от компании «Сифандэ Синшэн» чертежах и планах минлянских шахт и предложил десять шиллингов за вечер работы. Сама компания обанкротилась несколько лет назад, что, по мнению Эшера, было неудивительно. Ему хватило одного взгляда на высыпавшиеся из конверта листы пожелтевшей бумаги, чтобы понять: части планов не хватает. Даже когда он разобрался, какие из карт должны изображать Минлянскую теснину, он не увидел ни масштаба, ни участков, хотя бы отдаленно походивших на те, по которым он проезжал в пятницу.

— Нет, сэр, это и в самом деле Минлян, — заверил его клерк, когда Эшер передал ему карту. — Видимо, человек, который сводил карты в одну, никогда не бывал в тех местах и пытался как-то совместить уже имеющиеся чертежи.

Они сидели в одном из посольских кабинетов (Эшеру совсем не хотелось, чтобы о его семье или месте проживания знало больше людей, чем было необходимо), помещении, оставшемся от прежнего княжеского дворца, где не было даже газового освещения, не говоря уже об электрической проводке. Керосиновые лампы отбрасывали причудливые тени на покрытые красным лаком столбы, которые возвышались среди обычных письменных столов, отражая отблески позолоты и поблекшее многоцветье потолочных балок. Занявшись картами, Эшер отметил, что постепенно вспоминает давно заброшенный китайский. И все же он был рад, что у него есть помощник.

— Вот здесь — это ведь уклон? «Десять» здесь означает угол наклона?

— Это кэнь… штольня. Глубиной десять бу,[16] если я правильно понимаю, если только… когда нарисовали карту? Если только тогда уже не пользовались метрами.

— Когда компания перешла на метрическую систему? Есть какие-нибудь указания?

Пэй покачал головой:

— Если оборудование для шахты получали из Германии или Франции, то метрическую систему могли ввести даже в 1880-х, но все зависит от того, в чем их мастера привыкли считать — в метрах или бу и чи.[17] К тому же работники съезжались со всей страны, а в те времена кое-где один бу приравнивали к пяти чи, а в других местах — к шести чи.

— Гм, — Эшер подумал, что не зря несчастный император Гуансюй, которого его властная тетка, вдовствующая императрица, заключила под домашний арест и в конце концов отравила, хотел провести реформу системы измерений. — А что вот здесь? Написано «старая штольня».

— «Старая штольня» может означать выработку времен династии Тан, сэр. Эта часть хребта похожа на сито, столько в ней старых шахт. Кое-какие проходы затопило или засыпало обвалами. Только Небу известно, куда ведут некоторые из них. Компания прогадала, купив эти месторождения, и пыталась возместить расходы за счет платы рабочим. Там вечно не хватало крепей, а насосы постоянно ломались.

Эшер через стол посмотрел на молодого мужчину в изящном синем костюме и рубашке с туго накрахмаленным воротником. Пэй, с его коротко постриженными на французский манер усиками, походил на лондонского клерка.

— Вам приходилось бывать в шахтах?

Китаец отрицательно покачал головой:

— Сосед моей матери работал в Шилю, еще до того, как «Сифандэ» выкупила участок, и некоторое время после. Он говорил, что штольни иногда соединяются со старыми выработками, оставшимися с тех времен, когда в Китае не было… европейцев, — закончил он с запинкой, проглотив «длинноносых дьяволов».

— Он когда-нибудь рассказывал вам страшные истории о существах, прячущихся в шахтах?

Клерк усмехнулся:

— О демонах? Он до смерти пугал нас с братом рассказами о гуй вроде огромного сома с шестью парами человеческих рук и глазами, которые светятся в темноте. Якобы это чудовище ползало по штольням, пело женским голосом и пожирало шахтеров.

Но не яогуай. Эшер прикинул возраст сидевшего перед ним мужчины. С тех пор прошло — сколько? Двадцать лет? Чутье подсказывало ему, что доктор Бауэр не ошиблась. Яогуай появились совсем недавно.

Но как? Откуда они взялись? И почему?

Или здесь и в самом деле замешаны пекинские вампиры?

В те три дня, что пришлось потратить на изучение карт, Эшер заглянул к оставшимся друзьям Ричарда Хобарта — Кромвелю Холлу из торгового представительства и Гансу Эрлиху, франтоватому переводчику из немецкого посольства, — и окончательно убедился, что в тот роковой вечер, когда они вместе кутили в «Восьми переулках», на младшем Хобарте не было шейного платка, которым позже задушили Холли Эддингтон. Очевидно, молодого человека ловким обманом заставили расстаться со спутниками, опоили (привезший его рикша, должно быть, показал стоявшим у ворот часовым пропуск Хобарта) и уложили на землю в саду рядом с трупом его невесты. Даже сотрудникам департамента не удалось бы провернуть это дело лучшим образом.

На третий день Эшер поинтересовался, где в Пекине белый джентльмен со скромным состоянием и своеобразными наклонностями может найти себе развлечение по вкусу.

— Один мой приятель попросил узнать, — объяснил он.

— Вы имеете в виду мальчиков? — Пэй и глазом не моргнул. — Или детей?

Точно таким же тоном подавальщики в пекинских харчевнях спрашивали: «Господин хотеть вареный рис, жареный рис?»

— Девушек, — ответил Эшер. — Молоденьких девушек. К кому можно обратиться?

Клерк некоторое время молча смотрел на него, хотя сам Эшер уже много лет знал, что по лицу человека далеко не всегда можно определить его постельные пристрастия. Наконец Пэй ответил:

— Я бы пошел к Толстяку Ю или Ань Лутану. Ю, если ваш друг предпочитает совсем юных девушек. Аню, если ему не хочется неприятностей с законом в том случае, если девушка… пострадает.

— Я поговорю с ним, — во взгляде молодого чиновника Эшер различил настороженное отвращение, словно тот сомневался в существовании «друга». — Спрошу, что ему больше нравится. Спасибо.

Пэй вернулся к документам и развернул еще один лист, пододвинув его в отбрасываемый лампой круг света.

— Поосторожней с Анем, — предупредил он. — Он работает на семью Цзо, одну из самых влиятельных в городе. Ань и сами Цзо обо всем сообщают главе дома. Ваш друг может стать жертвой шантажа.

— Я скажу ему. Спасибо.

Было почти восемь, когда он запер карты в шкафу, на который ему указал сэр Джон, отдал Пэю десять шиллингов (тот молча покачал головой, отказавшись брать предложенную сверх того крону) и вышел на улицу Мэйдзи, собираясь нанять рикшу. Он условился встретиться с Лидией, Карлебахом, русским атташе бароном Дроздовым, его женой и бельгийским профессором китайской литературы за обедом в Пекинском клубе, и теперь ему едва хватало времени, чтобы заехать в гостиницу и переодеться. Лидия и Карлебах уже отбыли. «Профессор ушел еще в пять вечера, сэр, — доложила ему Элен с ноткой неодобрения в голосе. — Сказал, что хочет прикупить галстуков, но куда ж это годится — оставить бедную миссис Эшер, которой пришлось самой добираться до клуба?»

От входных дверей гостиницы до Пекинского клуба надо было пройти пятьсот ярдов по двум самым охраняемым улицам во всем Китае, но, как подозревал Эшер, Элен начиталась романов о «желтой угрозе» и сомневалась, что на этом пути ее хозяйку не подстерегают никакие опасности.

— Без галстуков джентльмену в чужой стране не выжить, Элен, — серьезно ответил он. — Надеюсь, ребе Карлебах отправился за покупками в вечернем костюме, потому что в противном случае распорядитель вряд ли впустит его, сколько бы галстуков он ни приобрел.

Вскоре он получил возможность оценить наряд Карлебаха. Трясясь в возке рикши вдоль Посольской улицы и рю Марко Поло, Эшер привычно (прежние навыки полевого агента так просто не отмирают, и дело здесь даже не в вампирах) отмечал мелькавшие по сторонам дверные проемы, экипажи и прохожих. Точно так же он последние три дня знакомился сам и знакомил Лидию с расположением комнат и коридоров в гостинице, пока наконец не запомнил все лестничные проходы, мансарды и кладовки, не обнаружил шесть разных способов забрать деньги, спрятанные в генераторной, и, что самое важное, не выучил все имеющиеся выходы… на всякий случай.

В департаменте говорили, что время, потраченное на подготовку, потрачено не впустую.

Вечер выдался холодным, поэтому Эшер поднял воротник пальто и опустил поля цилиндра. Краем глаза он отмечал встреченных знакомых: вот полковник фон Мерен в компании седого хитреца Айхорна вышел из ворот немецкого посольства; вот японский торговый представитель Ода-сан, одетый в элегантный европейский костюм, пересек улицу и зашел в здание банка Гонконга и Шанхая. Навстречу попался старый китаец Мянь, который торговал в квартале газетами и бамбуковыми корзинами и был, как подозревал Эшер, связным шпионской сети, а может быть, и не одной. Когда он наконец оказался перед освещенными бронзовыми дверьми Пекинского клуба и расплатился с возчиком («Двасать пять сент любое место, быстро-быстро»), то в нескольких сотнях футов оттуда, на рю Арт, заметил ребе Карлебаха, покидающего австрийское посольство.

Даже с такого расстояния он безошибочно узнал старого ученого по старомодному пальто, белой бороде и круглой шляпе. Эшер прошелся по улице, наблюдая за высокой сутулой фигурой у входа в посольство. Прежде чем направиться к клубу, Карлебах обернулся к кому-то, кого Эшер не видел, затем поклонился и притронулся к краю шляпы. В руках у него ничего не было.

Выждав еще несколько мгновений, Эшер поднялся по ступеням и вошел в клуб, в вестибюле которого его ждала Лидия (чью красоту подчеркивало платье из зеленого и янтарного шелка) в компании барона Дроздова, его громкоголосой супруги и сухонького профессора Федро. Когда появился Карлебах, Эшер ни словом не обмолвился об австрийском посольстве; его учитель также не касался этой темы, как, впрочем, не говорил он и о покупке галстуков. За ужином из превосходной йоркской ветчины и зеленого горошка Лидия спросила, понравился ли Карлебаху Шелковый переулок и удалось ли ему найти кого-нибудь, кто показал бы ему храм Вечной гармонии (тот ответил, что не удалось), а также посетовала, что он так неожиданно покинул гостиницу.

Врать Карлебах не умел. Если немецкая разведка искала новых агентов, старый профессор был не лучшим выбором.

В любом случае, Эшер даже вообразить не мог, что его друг расскажет об Иных правительственным чиновникам, в особенности же своим соотечественникам, которые тесно сотрудничали с Германией.

И все же стоило помнить об увиденном этим вечером.

В гостинице его ждал Исидро.

Из клуба они вернулись на двух рикшах. В дверях гостиницы слуга-китаец вручил ему записку. Узнав старинную манеру письма, Эшер притворно нахмурился, чтобы не беспокоить Карлебаха, пробормотал: «Очередные сплетни о молодом Хобарте» и вслед за слугой прошел в кабинет с синими занавесями, где четыре дня назад встречался с графом Мицуками. Исидро сидел у камина, изучая популярный путеводитель по Пекину.

— Я поговорил с местным вампиром, — сказал он, едва Эшер закрыл дверь.

— Значит, они говорят по-английски? Или хотя бы один из них? — Эшер снял перчатки и протянул руки к огню. — Или по-испански? Иезуиты на протяжении трех веков присылали сюда миссионеров…

— Отец Орсино Эспириту был одним из них, — Исидро выглядел менее изможденным, чем при их последней встрече в ночь пыльной бури (Эшер предположил, что вампир нашел себе жертву, скорее всего, далеко за городом), но в его глазах сохранялось выражение настороженности. — Он спит в крипте заброшенной часовни недалеко от старого французского кладбища.

Сегодня на нем был темно-серый костюм поверх безупречно чистой рубашки. Эшер снова подумал, где проводит дни сам испанец.

— Часовню сожгли во время восстания, — продолжил Исидро. — Сейчас от нее осталась разве что куча мусора. Отец Орсино смертельно испугался, когда понял, что его обнаружили, так что мне пришлось гнаться за ним по старым императорским садам, а когда я все же настиг его, выяснилось, что он совершенно безумен.

— Звучит не слишком обнадеживающе. Он рассказал вам о других пекинских вампирах?

— Он сказал, что все они стали богами, — некоторое время Исидро смотрел на невысокое пламя в камине, сложив руки с длинными белыми пальцами на костистых коленях, обтянутых тканью элегантных брюк. — Мне показалось, что в его сознании они смешались с адскими князьями, которые вершат суд над умершими, и он утомил меня расспросами о том, где именно находится гора ножей — в первом аду или четвертом, а также поджаривают ли грешников во втором аду в масле или же варят в кипятке. Он сообщил мне, что изначально существовало сто тридцать четыре ада, но во времена династии Тан их количество сократилось до восемнадцати. Известно ли мне, почему так произошло? Я бы назвал наш разговор весьма… бестолковым.

Эшер опустился в кресло и с интересом посмотрел на вампира:

— А за кого он принял вас?

— За представителя Инквизиции, судя по всему, который должен отвезти его назад в Испанию. Вынужден признать, я не стал переубеждать его. Более того, я сказал ему, что со мной прибыли тайные посланцы Папы — вы и госпожа Лидия, и я надеюсь, вы вспомните об этом, если вам все же доведется встретиться с отцом Орсино. Он почти три века провел в горах Сишань…

Исидро прервался, глядя, как Эшер вдруг выпрямился и отодвинулся от тепла очага.

— Он ушел оттуда только этим летом, поскольку, по его словам, там завелись зловонные демоны и он более не чувствовал себя в безопасности.

— Этим летом?

— Первого он увидел прошлой зимой. Отец Орсино сказал, что принял его за разбойника, который сошел с ума и стал изгоем, но не стал трогать его, поскольку тот человек был католиком. Как он об этом узнал, мне не ведомо. Постепенно этот человек превратился в чудовище и начал нападать на разбойников или селян, которым не посчастливилось выйти из дома после наступления темноты. Отец Орсино держался подальше от яогуай, опасаясь, что те расскажут адским князьям о нем и его убежище. Позже их число настолько возросло, что он испугался, как бы они не решили убить и сожрать его, как они поступали со свиньями… да и с жителями деревни, когда те попадали им в руки.

— Но от кого он прятался в горах?

— От адских князей, — Исидро слегка повернул голову, и в его желтых глазах отразились блики огня. — Якобы они хотели погубить его, поскольку он, будучи слугой Христовым, обратил столько китайцев, что в аду почти закончились грешники. Остается предположить, что князья получали сдельную плату.

— Или же сочли себя униженными.

— Возможно. В одной из шахт он устроил себе укрытие и оснастил его серебряными прутьями и замками, к которым они не посмеют прикоснуться. Сам он, конечно же, тоже не может прикоснуться к серебру, — Исидро шевельнул пальцами, давая понять, что он об этом думает. — Скорее всего, он нанял кого-то, а затем перекусил работниками — они воровали серебро, а потому, осмелюсь сказать, заслужили свою судьбу. Так или иначе, он умолял меня вывезти его из Китая и доставить к Папе, который сумеет защитить его от адских князей. Видимо, он считает, что в их силах утянуть его в ад в наказание за грехи.

— Гм. Я верно понимаю, что он не сказал вам, кто обратил его?

Исидро едва заметно покачал головой: нет.

— А о возможной связи между яогуай и пекинскими вампирами?

— Как я уже сказал, наш разговор был довольно бестолковым. Отец Орсино сказал, что адские князья более не могут создавать себе подобных, но правят миром через живых посредников. Затем он обрушил на меня целый ворох подробностей касательно рангов, титулов и должностей, занимаемых каждым из князей в ином мире, так что я даже начал сомневаться в его словах. Но все же он говорил о вампирах. Они пьют кровь и душу — ци — и таким образом получают силу, кроме того, днем они спят. И, несомненно, один из них обратил его.

— Расскажут адским князьям о нем и его убежище…

Эшер встал, подошел к окну, отодвинул тяжелую парчовую штору (синяя переливчатая ткань прибыла сюда с фабрик Манчестера) и всмотрелся в темноту. Ворота посольства были закрыты. На рю Мэйдзи все стихло. Только стоячие воды канала отражали ущербный диск недавно начавшей убывать луны.

Мимо прошел полицейский патруль, поблескивая форменными медными пуговицами в свете фонаря. В конце улицы возвышалась стена Внутреннего города, выступая сорокафутовой громадой на фоне звездного неба.

— Он сказал, будто слышит их голоса у себя в голове. Не знаю, кого он имел в виду — Иных или князей. Возможно, он и сам не знает.

— Помните, три года назад хозяин Константинополя утратил способность создавать птенцов? — медленно спросил Эшер. — Плоть нового вампира проходила через изменения, но его дух… душа… не могла проникнуть в разум мастера, и потому преображение оставалось незавершенным. Из-за этого тело птенца начинало разлагаться, но вирус вампиризма по-прежнему жил в нем…

Светлые брови сошлись над аристократически тонкой переносицей:

— И если бы такой птенец попытался, в свою очередь, создать потомка… Что тогда? Признаюсь, мне стало любопытно, смогу ли я услышать мысли этих созданий, как я слышу сны людей… но если они и в самом деле служат пекинским вампирам, такая попытка с моей стороны была бы глупостью. Я предпочел бы воздержаться от общения с ними до тех пор, пока их намерения хоть в какой-то мере не прояснятся.

Эшер вернулся к камину и теперь стоял, скрестив на груди руки. Взгляд его был прикован к изящному джентльмену в сером костюме.

— Думаете, они убьют вас? Пекинские вампиры?

— Вполне возможно, — просто ответил Исидро. — Отец Орсино в самом деле боится их. Но он — священник, и к тому же безумен. А значит, почти наверняка представляет для них угрозу.

Некоторое время он молча смотрел в огонь, словно надеясь увидеть за золой и мерцанием угольков вход в восемнадцать судилищ ада и проникнуть в сны тех, кто скрывается там. Наконец он продолжил:

— Меня беспокоит, что все встреченные мною вампиры одного со мной возраста или старше меня — а отец Орсино стал вампиром в 1580 году — были безумны, за одним исключением. Если по истечении трех столетий такая судьба поджидает нас всех, я хотел бы знать об этом… как и о том, насколько стары адские князья и в своем ли они уме.

Эшер по-прежнему сидел у камина, всматриваясь в яркую россыпь оставшихся от огня угольков, когда стук в дверь кабинета вырвал его из забытья, настолько долгого (как он с раздражением отметил, вставая), что у него затекли колени. Чертов Исидро. Разумеется, второе кресло не просто было пустым — все подушечки выглядели безупречно, словно долгое время никто не сидел на них.

В дверях стояла Лидия. Она так и не сменила наряд, в котором была в клубе — оливково-зеленое атласное платье с черной и янтарно-желтой отделкой, — но все же сняла украшения и перчатки. В коридоре у нее за спиной часы пробили полночь.

Она украдкой бросила взгляд через плечо, чтобы убедиться, что за ними не подсматривают, затем надела очки.

— Все в порядке?

Эшер кивнул и поднес ее руки к губам.

— Здесь был Исидро, — объяснил он. — С младшим Хобартом это не связано.

Он сунул руку в карман пиджака, но лежавшая там записка от Исидро исчезла.

— Извини…

— С ним все хорошо? — она запнулась, и Эшер снова подумал, что сегодня Исидро выглядел намного лучше… а значит, где-то умер человек.

Он ответил уклончиво:

— Выглядел он неплохо. Он сказал, что нашел в Пекине вампира, испанца, как и он сам. Позже расскажу. Прости, что заставил тебя ждать.

Лидия покачала головой и протянула ему сложенный листок бумаги.

— Я бы не стала беспокоить тебя. Но час назад принесли вот это.