Князь Изгой

Глава 22

К стенам Козельска из леса подходили небольшие конные отряды. У одних воинов за спинами виднелись луки и колчаны со стрелами, другие были вооружены копьями и сулицами. Кое у кого были привешены к седлам тяжёлые, окованные железом дубины — палицы. Саблю или меч имел почти каждый.

Прапор по-прежнему развивался над кремлём, но формы он был иной, и я понял, что власть в Козельске снова сменилась. По всем признакам, поспели мы аккурат к шапочному разбору. Город взяли в ходе короткого, но ожесточенного штурма. Ещё дымились избы у самых стен, да торговые ряды чуть дальше. Даже павших не всех собрали.

Кмети на стругах одеты куда лучше остального войска, брони дощатые, шлемы с бармицей, защищающей оплечье, а не кольчужные шапки. Сгрудившись на носу вои обнажили мечи с самыми решительным видом.

Горын закрыл забрало, и вытащил из-за пояса чекан. Я его тронул за руку и помахал головой:

— Убери. Всё одно не сдюжим.

Обходили нас грамотно, к тому же, как назло, ветра не было, но даже с ним предприятие мне предоставлялось безнадёжным, ибо позади стояли не меньше пяти стругов. Вот был бы мотор хороший, тогда бы посмотрели чья возьмёт.

Отложив оружие и встав на нос, я снял шлем и сложил руки на груди, сделав как можно более беспечный вид, и уставился на горящий город. Большие струги, охватив «Пирата» не стали его таранить, да и в абордаже не было смысла, ибо помимо меня и Горына на борту двое смердов, нанятых на работу. Десяток лучников туго натянув тетивы нацелили острия стрел.

Первым на палубу спрыгнул мужчина в алых сапогах, коротком охотничьем полукафтане зелёного цвета, накинутом на кольчугу. Голову скрывал золоченый шлем с личиной, а к поясу пристегнута кривая угорская сабля в изукрашенных ножнах. Второй мужчина в дощатой броне сиганул следом, роста он был богатырского, как и сложения. На вид лет сорок, гневный взор и надменное выражение лица «кричали» о том, что дядя с густой чёрной бородой не последнее лицо в войске. Нацелив на Горына внушительных размеров копьё, он заорал, прежде набрав полную грудь воздуха:

— Кто таковые будете? Пошто как положено князя вашего не встречаете? На колени! Смерды, не выдержав напора, повалились на колени и начали мямлить что-то неразборчивое.

— Ты! — он прижал наконечник к шее Горына, надавил, и из ранки заструился ручеёк крови.

Горынь сильно так сжал топорище что пальцы его побелели. Князь же, откинув личину, с лёгким прищуром наблюдал не за этой сценой, а за человеком, стоящим к нему спиной, и совершенно не обращал внимание на происходящее. Цепким взглядом князь осматривал чёрный как смоль доспех с мелкими пластинками брони, лепо украшенные наручи и плечи. Злата и серебра на незнакомце куда меньше, чем на его броне, но бронь выглядит краше. Да в красоте ли дело? Он, опытный вояка, нутром чувствовал, что доспех незнакомца куда крепче, отчего его невольно кольнула зависть. Когда же незнакомец развернулся, его лицо показалось знакомым.

— Здравы будьте, добрые вои! То мой человек Горын, — я обратился к бородачу. — В Козельск прибыли по делам, татьбы не чинили, мыто платили как должно, да и прочий кон не рушили. Али у вас в княжестве тако всех гостей встречают?

— Ты ешо кто таков, чтобы тако дерзко глаголить?! — наконечник копья, словно стрелка компаса, качнулся от Горына и нацелился мне в грудь.

— Не выйдет.

— Что не выйдет? — бородач опешил и немного растерялся.

— Цель выше, — я поднял рукой наконечник его копья. — Копьецо броню тута не возьмёт говорю.

Взяв толстую подкову, поднатужившись легко разогнул ту. Только пыль на палубу осыпалась. Силой в новом теле не обижен, ко всему тренируюсь каждый день. Эффект, как и ожидалось вышел что надо. Вои на стругах начали шептаться, князь же подал знак, и лучники опустили луки. Подкову протянул князю. Догадался, кто передо мной стоит. Козельское княжество невелико, а «Пират» по-прежнему, словно магнитом, привлекал окружающих. Информацию по главным действующим лицам купцы и бывшие пленники по всему городу собирали, так что сложить два плюс два и понять кто на борт пожаловал труда не составило. Вопрос в том, как себя представить, купцом Прохором? Так к бабке не ходи «отожмут» и доспех, и швертбот, и гривны. Военная необходимость… Придётся раскрываться, хотя бы частично. Князь подошёл ближе, взял подкову и попытался ту разогнуть, поцокивая языком:

— Силён, аки тур.

— Василий Пантелеймонович, ты бы угомонил свого воеводу. Мы супротив тебя злого умысла не имеем.

Князь вскинул лицо и внимательно посмотрел на меня:

— Значится, ведаешь про меня? А сам то, кто таков? Али не учли вежеству.

— Добрый человек.

Князь зло уставился на меня, схватился за саблю. Потом, переменившись в лице расхохотался, а его поддержали вои с корабля.

— Слыхали? Ха-ха-ха. Добрый человек, ха-ха-ха. Добрый человек. Ну-ну. В такой-то доске? — он подошёл ближе и начал рассматривать бахтерец, то и дело постукивая по нему. — Добре. Справна бронь. И што ты, добрый человек, на моей земле позабыл? А ну сказывай кто таков! — в голос его добавилось стали, а лучники потянулись к колчанам.

— Князь, нам бы сие дело без лишних ушей обсудить. На струге есм клеть малая, — я показал на дверки в каюту. — Тама никого. Коли не веришь, можешь воев послать, проверить.

Тот, немного помявшись, кивнул головой:

— Борис, давай-ка глянь, а после на моём струге обожди и ентих с собой забери, — кивнул он на мой экипаж.

— Иди, иди, Горын, — я похлопал его по плечу и отправился в каюту, следом за мной пролез и князь.

Откинув столик и стулья, я зажёг лампу и пока Василий с живейшим интересом оглядывал убранство, выставил на стол малые бочонки с кранами. В одном медовуха стоялая, в другом наливка калиновая на меду с мятой и дроблёной корой дуба. Достал тарелки и банки с тушенкой, и не только: консервированый язык лосиный, осетрину, икру чёрную и белую, щучью. Хлеб из закваски пекли сами, вот брусочек бородинского с вчерашнего и остался, масло же хранили на льду в ящике-термосе. Пока на стол снедь метал и делал бутерброды, придвинул князю свой воинский пояс. Брови князя взмыли вверх, и он взял его бережно и принялся рассматривать.

— Вона что! А я-то гадал, отчего лик знаком… Добрый человек… Ну здрав буде Мстислав Сергеевич! А баяли, будто нет тебя на белом свете, будто сгинул ты в Белёвских землях.

— Жив как видишь покуда.

— А пошто именем чужим назвался? Тиуны про чудной струг некоего Прохора с погоста на море все уши прожужжали, — князь, постучав по обшивке, усмехнулся. — Пошто пояс родовой аки тать прячешь?

— Дядя меня как волка обложил, потому и хоронюсь. Да и не токмо он.

— Да ужо ведаю про сие. Летов тебе всего ничего, а врагов нажил поболе, чем иные старые князья. Молод ты еще, княжич, а речей таких я ни от родителя твоего, ни от деда не слыхивал! Княжескую честь мы, Ольговичи, спокон веку блюли. Не то что, енти, — он сплюнул, — Мономаховичи! Ну а тебе, видать, смерды ближе, нежели боярство да княжество родовитое, — язвительно добавил он.

— Ты маленьких людей хулишь и не видишь того, что на смерде да на ратном человеке земля наша держится. Они её и кормят и от ворогов боронят, вот потому всякий разумный князь должен им быть отцом и заступником.

— Ишь ты. Пошто ко мне сразу не пошёл? Ужель думаешь, что сродственнику своему песок мыть отказал! Никак в толк не возьму зачем цельный князь за песком приплыл? Ты токмо из меня дурака не делай. Отвечай по правде!

— А то что? Грамоту тиуна свого отзовёшь? Князь Козельский слово дал, князь слово забрал? Тако что ли?

Василий неожиданно рассмеялся:

— Узнаю отцов нрав. Ох и цепкий он был на язык. Ужо верно и не помнишь, како мы с тобой туров загоняли? В вашем то княжестве их почитай не осталось.

— Не припомню, князь, мал я был. А ведь я к тебе с подарком. Лампа дивная из меди и скани, да кольчуга особая. Глянь, — достал подарочную байдану с серебряной насечкой на кольцах, что захватил на всякий случай. — Видишь каковы кольца, не круглые как на кольчуге, а плоские. Такую копьём, али чеканом за раз не пробить.

— Иди ты!

— Спробуй, — я протянул князю чекан.

Тот, уложив байдану на доски с силой ударил. После, поднял и начал искать дырку, но не обнаружил и не верящим взором уставился на меня.

— Кто сие сковал?

— То долгий разговор, прежде отведай, что бог послал.

Взял разогретую банку тушёнки с олениной и воткнул консервный нож в крышку открыл банку. Наложил мясо в тарелку, придвинул к князю. Он посмотрел с недоверием, но увидев, что я с удовольствием наворачиваю мясо всё же попробовал:

— Вкусно! Одно в толк не возьму, зачем сие мясо в медном горшке?

— А затем, князь, что мясо на второй день гнить начинает, а в таком горшке его цельный год хранить можно. Не воды, ни тепла оно не боится.

— Вот оно что! То для воев добрый припас. Токмо где же на дружину столь гривен взять? Куда лучше добычу с бою брать.

— Так-то оно так, но ежели зимой али куда в степь да по разорённой земле? Что же до резан, так ту медь не съедят твои вои.

— Это да. Сам удумал или подсказал кто?

Я пожал плечами и, открыв кран на бочонке, набрал наливки:

— На меду и калине. Ты таковые не пробовал.

Василий, махнув разом стакан, крякнул от удовольствия:

— Справный хмель! За подарки благодарствую, токмо ты зубы не заговаривай. Много вопросов в тебе набралось. И про струг да песок, про бронь чудную…

Князя вытащил из каюты часа через два. Мы оба были «на бровях» и едва держались на ногах. Дегустировали не только мёд и наливку. Дошла очередь до перцовки с мёдом на самогоне с чёрной икрой и копчёным осетром на закуску. Скользких вопросов в беседе избегал, больше налегал на «причесанную» версию своей деятельности. Князя заинтересовали не только байдана, что он успел примерить, но и шлем, а также припасы длительного хранения, особенно макароны и пеммикан. Швертбот он осмотрел очень внимательно, и я немного покатал князя под стенами Козельска. Несмотря на малый ветер на полных парусах он резво рванул по Жиздре, отчего Василий пришёл в полный восторг.

На следующий день, я так и не смог покинуть город, ибо князь, в качестве ответной любезности, пригласил на пир в честь взятия вотчины и даже почётный караул прислал.

Княжеский двор, окруженный высокой стеной из заостренных наверху дубовых бревен, казался крепким орешком. Взяли его банально, наместник князя Андрея Мстиславовича не знал про подземный ход, это мне вчера Вася, будучи под мухой секрет поведал.

Напротив въездных ворот, и передней части этого двора, стояли обширные жилые хоромы с теремом посредине, выведенные из толстых сосновых бревен на высоком каменном основании и крытые крутой тесовой крышей. По фронту этот дворец-изба занимал метров сто. К средней части фасада примыкало невысокое, ступеней в шесть крыльцо с трехскатной крышей, опиравшейся спереди на колонны, покрытые затейливой резьбой. Ей же были изукрашены перила крыльца, наличники и ставни красных и волоковых окон. В тереме окна были слюдяные, широкие, и выходили они на все четыре стороны. На высоком древке, укрепленном на крыше терема, развевался стяг князей Карачевских.

В передней части двора, возле ворот и вдоль боковых стен, тянулись помещения княжеских дружинников. Позади хором, также примыкая к стенам двора, шли всевозможные службы: амбары, погреба, мыльни, сушильни, людские, поварни, конюшни и прочее. Непосредственно за дворцом был разбит яблоневый сад, в котором ютилась княжеская баня, за садом шёл огород, а в самом конце двора помещались псарня и скотник.

Дворец князя и всё его обширное хозяйство обслуживало человек сто дворовых людей и челяди, состоявшей как из вольных людей, так и из холопов. С большим трудом удалось уговорить Василия Пантелеймоновича не величать меня князем и не сажать на пиру по правую руку.

Трапеза шла своим чередом. Когда сидящие за столом отведали закусок и крепкого хмеля, которые отроки наливали в резные деревянные чарки, двое слуг в белых до колен рубахах, синих шароварах и мягких кожаных ноговицах, внесли в трапезную серебряную супницу со щами и пирог с мясом. За этим последовали жареный поросёнок и печёные лебеди. Были поданы вина красное фряжское и угорское.

Переговорить мы с ним успели, ибо пир дело такое, долгое. В разговорах большой политики не касались, ибо ну кто я такой? Рылом не вышел. Между делом князю намекнул, что если он своего дядю хочет «того», то и на стол Карачевский лучше садиться самому. Показал и каталог с товарами, а вот с доспехами, коих желал князь, обещался помочь не ранее зимы, и то при условии, что он будет помалкивать. Не смотря на наезды по поводу вместности, Василий оказался циничным человеком, умеющим извлекать пользу из обстоятельств. А чем я от него отличаюсь? Точки над и расставили, договорились о скидке на кольца байдан и наконечники стрел в обмен на лояльность и всё. Прочими торговыми делами князь не интересовался от слова совсем, а в конце пира что-то шепнул тиунами, и наутро заместо старых, мне выдали новые грамоты, да не простые, обельные.[2]

Какие-то слухи, несомненно, поползут, но князю следует отдать должное, он лишь красовался в подаренной мной байдане и называл меня дорогим гостем. Что давало некоторое время. Когда ещё слухи до Глухова дойдут, да и дойдут ли? Главное, имя Мстислав Сергеевич на пиру так и не прозвучало. К концу праздника принесли заедки: козюли, варенные в меду ломти дыни и грецкие орехи, а к ним сладкое греческое вино. Стол у князя богат, но всё же у меня получше будет. И это не я сказал, Горын.

Набрав криц, жита и прочих припасов на следующий день после пира отправились в путь. Для доставки товара в Козельске зафрахтовали струг. Вместимости «Пирата» не хватало, а с мытарями никаких проблем не возникло. Слух о непонятном госте, с которым сам князь ручкался, быстро пополз по городу, а чиновники во все времена нос по ветру держат. Помимо бывших пленников наняли два десятка городников и пять стражников. Пятерых воев подарил князь. У него в яме воинов дядиного наместника было как сельдей в бочке. Отдарился, за байдану. Правда, в каком статусе эти ребята у меня будут пребывать непонятно. Но к себе в Ивань я их не повезу, от греха подальше.

По Оке резко рванули вверх по течению, прежде договорившись встретиться в Болхове. Жаль, ветер не всегда дул в паруса с нужной силой, а идти на вёслах против не самого слабого течения «Пират», мягко говоря, особо не расположен. Потому, за неделю пути я не только хорошенько отдохнул, но и закончил карту земель, примыкающих к Оке. Скупал я и берестяные карты и рассказами не гнушался. Новосильское княжество раскинулось по обеим берегам Оки и карты историков моего времени не всегда точно отображали реально положение дел. Да что говорить про XXI век, когда ныне, местные жители, подчас не могли сказать, где заканчиваются границы одного княжества и начинаются другого. Благо тиуны и мытари за долю малую делились ценной информацией, как по городам-деревням и численности населения, так и по границам княжеств. Если развивать сеть производителей и гостей-логистов, при правильном подходе можно использовать этих людей для сбора стратегической информации. Торговая сеть здорово дополнит «диверсантов-нелегалов», действующих методами Блуда. Картография, метрология и разведка дадут не меньше козырей, чем сталь или порох.

Начиная от Кром, граница Новосильского княжества отходит от западного берега Оки на двадцать, редко тридцать километров на запад, надёжно отсекая от водной артерии всё Карачаевское княжество вплоть до устья Угры. Полагаю, радушный приём, оказанный удельным князем связан не с диковинками или воспоминаниями молодости, а тем, что банально играю против дяди и тем самым ослабляю княжество-конкурента.

На севере, со стороны Козельска, граничным градом являлся Озёрск, а на реке Нурь, что впадает в Оку ниже Мценска, им был удельный Болхов. Сделав крюк вверх по Оке, мы снова вернулись в Карачевское княжество. В самом Болхове задержались недолго. Охранная грамота князя Василия неплохо и тут действовала, ибо в Болхове сидел его двоюродный брат, также играющий в партии против дяди, Андрея Мстиславовича. Интриги, сплошные интриги кругом! Взяли тама припасов да вязанные корнями плоскодонки что прицепили к «Пирату».

После пошли по Нури, в самые верховья. Туда, где таились сокровища не меньшие, чем стекольный песок — цеолиты. И то не обычные цеолиты, а уникальные. Хотынецкое месторождение, единственное в Европейской части России, содержит клиноптилолит и монтмориллонит. Содержание этих «драгоценных» ионообменных минералов достигает в нём пятидесяти процентов! Такие цеолиты можно без обработки загружать в короткоцикловые адсорберы самого примитивного вида, хоть из чугуна отливай. Нагнав давления перегретым паром, можно выделять кислород, азот или аргон, а при большом желании и ксенон. Цеолиты — великолепные адсорберы, поглощающие вредные газы в сталелитейных ковшах, осушители в химических производствах и фильтры для питьевой воды. А ещё это катализаторы крекинга нефти, маслица машинного и смазок без него не видать, как своих ушей. И не только нефти, там список на две страницы от анизола до диметилового эфира из синтез-газа. Цеолиты отличные добавки к стеклянной фритте и цементам, стройматериалы, лекарства, подкормка для скотины… Одна только подсыпка в почву позволит на треть урожай поднять! Что ещё? Цеолит с активированным углём позволит произвести экстра-качественную очистку спирта. Ко всему этот минерал биогаз и биоводород здорово чистит. Он нейтрализуют вредных соединения в отходящих доменных и не только газах. Из него можно сделать пеноцеолит, великолепный утеплитель для печей.

Мимо такого подарка природы пройти никак не можно, тем более денежка после недавней оказии с пиратами позволяет.

Нугрь, гидроним балтский, как, впрочем, многие другие реки Орловской области — Локна, Цкань, Орс и Мецна, близ который и стоит Мценск. Финно-угорские племена сюда не докатились, потому пришедшие из Германии в V–VII веках вятичи относительно мирно ассимилировали приживающих тут балтов, готов и остатки скифов. Всё же родственные народы.

Река причудливо извивалась меж заросшими дубами холмов, и если до Болхова часто попадались известняки и немало выжженных участков под поля, то, чем выше мы поднимались, тем более дикими становились окрестности. Не зря Карачевские земли во времена древней Руси называли — Лесной край. После семидесятого километра река мельчала, лес вокруг мрачнел, огромные, поросшие мхом дубы загораживали солнце, а упавшие деревья всё чаще перегораживали усохшую речку с песчано-глинистыми берегами. Река стремилась вверх, на водораздел Оки и Днепра. Оставив «Пирата», последние километры швертбот всё чаще приходилось тянуть, под охраной Горына и гридней, пересели на плоскодонки и пошли дальше на вёслах. Атмосфера в здешних лесах особая, магическая. Совы ухают, вороны такие здоровые, что и в зоопарке не видел. Ночью же светляки, почти исчезнувшие в наше время, создавали иллюминацию не хуже, чем на Пандее в «Аватаре». По легендам именно в этих лесах обитал Соловей Разбойник. До Карачева, того, что на Снежети стоит, рукой подать, со слов проводников поприщ двадцать.

Дойдя до села, считавшегося в мои времена вымышленным, Девять Дубов, остановились на постой. Неделю потратил на картографирование рек и ручьев, а как определился с местом, столько же, по времени, заняли поиски месторождения. Хотя и бывал здесь ранее, быстрей не управиться. Флора другая, да и рельеф малость изменился. Чтобы не потеряться, приходилось то и дело залезать на верхушки деревьев с мензульным комплектом за плечами. Моими знаниями и усилиями местных проводников идентифицировали, что, куда и откуда течёт, а после дело техники и случая.

Пласт цеолита нашли богатый. Одно плохо, придётся снимать метров двенадцать осадочных пород, но толщина пласта в шесть метров всё окупает. Была и ещё одна проблема, водоносный слой. Здесь выбора нет, поставим колодец по типу сматрёшка с засыпкой и трамбовкой глины меж стенок, а показанный мной сруб в седло отлично воду держит, можно и варом дополнительно изолировать. Всё это дело долгое, дай бог, за лето управимся. Пока бурами оконтуривали пласт, сам речки в округе разведал и понял, что есть ближе путь. Куда сподручней через верховья Неручи в верховья Оки попасть, и оттуда вверх по Орлецу подниматься. От речки же сей по безымянному ручью. Подходы треба оборудовать, пяток запруд поставить, почистить ручей и речку, просеки прорубить, уложить лежнёвку, колодец подготовить. С базы пришлю вороты, краны-журавли и прочую «спецтехнику», но не раньше августа. Выдав Андрею последние ценные указания, наказав первым делом набрать пудов сто белой земли, оставил серебра на стройку и прочие расходы и вернулся на Нугрь, аккурат в то место, где «Пират» упрятали.

Горын за три недели малость отъелся, и искренне радовался, что затянувшееся путешествие походит к концу. Отдав швартовые, взяли курс домой. Переживаю, как дела на стройке, решил ли вопрос с землей Ипат? Как же плохо без связи…