Глава 16

В то же время. Месяц Листопад. Паннонская степь, правобережье Дуная

Добрята скакал на коне, выплевывая в мишень стрелу за стрелой. Месяцы, что он провел в кочевье, не прошли даром. Малая толика таланта и совершено нечеловеческая работоспособность творили чудеса. Старики удивленно качали головами. Они не понимали, зачем от зари до зари скакать на лошади, стрелять из лука и бросать чудные ножи с дырками в рукояти, когда можно просто пасти баранов и смотреть на небо. Собственно, именно так степь и жила сотнями поколений. Но на мальчишку поглядывали одобрительно, ставя в пример бестолковым внукам.

В прибрежные кочевья зачастили купцы и, внезапно выяснилось, что торговать тоже вполне неплохо. Особенно, когда не имеешь сил взять нужное тебе силой. На развалинах Виндобоны образовался рынок, там стал селиться торговый люд из местных словен, и понемногу это место начало оживать. На запад и север пошли бараны и кони, повезли купцы в Новгород тюки шерсти, которую стричь еще не умели, а просто выщипывали. А в степь пошли бусы, заколки, хорошие ножи, котлы, платки, ткани, зерно, вино из далекой Галлии… И, конечно же, соль по сходной цене.

Воины племени кочагир, те, что носили тяжелый доспех, ушли за Дунай, где учили ненавистных полукровок биться в конном строю. Ненавидеть их стало теперь куда сложнее, потому что князь сплел мораван и всадников родственными связями, переженив сотню воинов на девчонках из степных родов, и сам отдал за них калым. Солью, конечно же. С женихами в аварских племенах севера, по понятным причинам, было совсем туго. Кое-кто и второй женой пошел за Дунай, ведь приказ словенского хана обсуждению не подлежал. Сотня свадеб, и ни одной меньше. Держать такое в тайне будет крайне сложно, и то, что об этом узнает каган, стало просто вопросом времени. И старейшины рода кочагир внезапно поняли, что пути назад у них нет. Не смогут они повернуть коней в другую сторону, потому что совершили явную измену. Висеть их шкурам на ветру около дворца Величайшего, если попадут они ему в руки. И потому старый Онур с тоской ждал приезда нового тудуна, который должен был пригнать свои стада в эти земли со дня на день. Нужно максимально продлить тот срок, на протяжении которого наместник будет оставаться в благостном неведении относительно того, что творится у него под самым носом.

Остатки племени забендер, которых полукровки извели почти под корень, вольются в род пришельцев на правах младших родственников. На их пастбища и придет род тудуна, что происходил из высшей знати народа уар. Степь бескрайня, а потому слухи по ней могли идти очень медленно, если живущие в ней не хотели, чтобы кто-то узнал лишнее. И напротив, они могли идти быстро, со скоростью скачущего коня, если это кому-то было нужно. Сейчас слухи не шли вовсе, и племя кочагир, которому отошла полоса земли вдоль Дуная, просто восстанавливало силы после того опустошения, что пережило этим летом. Кочагиры ослабли, нужны были годы, чтобы мальчишки подросли и сели на коня. В соседних племенах ситуация была не лучше.

Новый тудун, носивший имя Эрнак, прискакал неожиданно. Его сопровождал десяток знатных всадников с удлиненными черепами, что посматривали на небогатый род свысока. Люди уар не надели доспех, им нечего бояться в собственных землях. Они носили разноцветные рубахи из ромейской добычи и цветные плащи, вызвавшие любопытство и зависть небогатых кочагиров. Рукояти мечей были украшены серебром и золотом, а на шеях висели толстые цепи, снятые с убитых ромеев. Упряжь рослых коней тоже была украшена серебряными бляхами, чего тут, в словенском пограничье, отродясь не водилось. Не было тут столько серебра.

— Приветствую тебя, мой хан! — с достоинством поклонился Онур. — Окажи мне честь, раздели со мной трапезу.

Эрнак милостиво кивнул и прошел в юрту, поглядывая на ее убранство с легкой брезгливостью. И этот человек хотел стать тудуном вместо него. Это же просто смешно!

— Легка ли была твоя дорога? — начал разговор Онур, соблюдая вежливые обороты, принятые в степи. — Не сбил ли копыто твой жеребец?

— Слава духам предкам, дорога была легка, — ответил тудун, отпив из чаши кумыс. — Все ли здоровы в твоем роду, почтенный Онур. Здоров ли скот?

— Мой род потерял много всадников в последнем походе, мой хан, — с каменным лицом ответил Онур. — Да ты и сам об этом знаешь. Много родичей погибло после набегов мораван. Много коней и баранов увели за Дунай. Нам нечем хвалиться. Боги отвернулись от нас.

— Я отомщу за твоих сыновей, — важно кивнул тудун. — Мы зальем кровью непокорные земли.

— Пусть сам Кок Тенгри[34] поможет тебе, отважный хан, — не меняясь в лице, ответил Онур. — Ты победишь их, в этом нет сомнений. Я слышал, ты прославленный воин. Степь полна песен о твоих подвигах.

— Да! — раздулся от гордости тудун. — Я дважды ходил на ромеев, а в юности бил германцев в южных Альпах. Я покажу этим лесным дикарям.

— Жаль только, мы пока не окажем тебе достойной помощи, — горестно вздохнул Онур. — Мы сможем посадить в седло одного воина с пяти юрт, не больше. А тех, кто носит доспех, и вовсе осталось очень мало. Все они погибли в словенских землях.

— Расскажи! — требовательно впился ему взглядом в лицо Эрнак. — Расскажи про тот поход. Я многого не понимаю. Это же словене, наши рабы. Как могло погибнуть столько всадников? Великий каган рвет и мечет. Через два года будет новый поход в Константинополь, ему понадобятся воины. Много воинов.

— Будет новый поход? — переспросил Онур. Добрята, который сидел, расслабленный, за тонкой стенкой юрты, ловил каждое слово. Он смотрел на проплывающие облака и довольно щурился. Осенние дни были еще теплыми, и лишь к вечеру становилось зябко, а холодные ветра напоминали, что зима не за горами.

— Будет! — важно сказал Эрнак. — Два года еще мы будем ковать оружие и доспехи, готовить большие лодки, собирать отряды словен во Фракии и Греции. А потом будет такой поход, какого не было еще никогда. Мы возьмем Константинополь, а имя кагана прославится в веках. Как имя кагана Атиллы.

— Но хан ромеев очень силен, — осторожно возразил Онур, — а стены города неприступны. Мы не раз пробовали его на зуб, и все бесполезно.

— В этот раз с нами пойдет царь царей персов, — рисуясь перед вождем из убогого захолустья, сказал тудун. — Их послы не вылезают из ставки Величайшего. Они возами везут ему подарки. А каких танцовщиц недавно привезли! Ах! Огонь просто! Мы ударим вместе. Осаду нашего войска и войска персов Константинополь не выдержит.

— А ромеи не прознают про это? Ведь их купцы так и шныряют туда-сюда? — удивился Онур.

— Не узнают! — похвалился тудун. — Ромеям больше нет хода в наши земли, а тех, что были у нас, каган приказал убить. Каждый купец — шпион. Это же все знают.

— Каган воистину мудр. Пусть Великое Небо поможет повелителю в его замыслах, — поднял вверх глаза Онур. — Мы принесем богатые жертвы за это. Пока жарят барана, мой хан, позволь угостить тебя медом. Он стоял сорок лет, чтобы ты попробовал его.

— Сорокалетний мед? — обрадовался тудун. — Неси! Я был о тебе худшего мнения, Онур, но ты развеял мои опасения.

— Ты еще не видел подарки, которые я приготовил тебе, хан, — вкрадчивым голосом сказал Онур. — Они тебе понравятся.

— Мы с тобой подружимся, почтенный Онур! — хан был в полном восторге, и простодушно добавил. — Я и не думал, что племя кочагир встретит меня так. Думал, ты будешь держать на меня злобу, что это я стал тудуном, а не ты!

— Как я могу держать злобу на такого воина, как ты! Слава о подвигах батыра Эрнака несется по степи со скоростью лучшего жеребца! Давай выпьем за тебя, о отважнейший из слуг повелителя! Для меня великая честь служить под твоим началом.

Раздался стук чаш, а Добрята, который строгал ветку, из которой потом рассчитывал сделать стрелу, продолжал слушать. Впрочем, дальше неслась только пьяная похвальба, тосты и рассказы о бесславном походе в словенские земли. Ничего вразумительного он больше не услышал, как ни старался. Когда гости захрапели, упившись кумысом и медом, он оседлал коня и поскакал на запад. Новости были до того горячи, что он должен был донести их до князя немедля. Ведь именно для этого его и оставили в кочевье. А если быть точным, то и для этого тоже…

Через три дня он уже стоял у лесной опушки, ожидая, когда его заметят. Услышав крик сойки, раздавшийся из-за деревьев, он лениво полез за пазуху и достал деревянную пластину с вырезанной звездой. Из-за кустов вышел ратник с луком, на который была вздета тетива. Он был из дулебов.

— Куда путь держишь, паря?

— Много будешь знать, скоро состаришься, — важно сказал Добрята, вспомнив присказку, что слышал от самого князя.

— Ишь, языкастый какой, — покачал головой ратник. — Слезай с коня и за повод его возьми. За мной иди в затылок и, смотри, не шали, не то в волчьей яме на кольях подохнешь.

Через четверть часа Добрята вышел на торную тропу, а ратник все смотрел ему вслед. На его лицо было написано неимоверное умственное напряжение.

— Скоро состаришься… Ишь ты, запомнить надо бы. Десятник помрет от зависти, когда такую затейную речь услышит. Пень хорутанский, чтоб ему пусто было.

И он, вздохнув, пошел на пост. Его сменят только на закате, а жрать хотелось просто неимоверно. Разводить огонь нельзя, за это голову оторвут. Он же в секрете сидит. И ратник достал из-за пазухи заветный сухарь, с меланхоличным видом глядя в опостылевшую степь. Он уже выбросил из головы странного паренька, что поскакал на запад. У него было дело поважнее. Он ел.

В то же время. Земли бодричей. Город Лучин (в настоящее время г. Ленцен, федеральная земля Бранденбург)

Вышата плыл на ладье вниз по реке Лаба, которая в этой реальности уже никогда не станет германской Эльбой. Мастер Олаф, которого он нанял в землях данов, построил кораблик на Влтаве, откуда был прямой путь по реке к Студеному Морю. Лодка, построенная из досок, прибитых к ребрам, была в этих землях в новинку. Словене больше на долбленых однодеревках плавали, да еще по приказу князя стали нашивать высокие борта, чего раньше не делали. Доски сушили год, а когда Вышата привез мастера, к работе приступили тут же. Олаф плыл с ним вместе, чтобы опробовать свое детище, ведь и для него тут было много непонятного.

Судно было гораздо длиннее и шире, чем обычно. Именно таков был заказ. Корабль должен был возить груз. А еще тут стояла мачта и парус, что откровением было даже для опытного морехода Олафа. Не пользовались в его землях парусом, обходясь одними веслами[35]. И уж тем более Олаф не знал, что такое киль, делая всю свою жизнь не слишком устойчивые посудины, собранные из досок на деревянных клепках. Хотя, и на таких кораблях саксы перебрались в Британию, без всяких там парусов и киля. Парус — это для слабаков.

Вышата вез соль в земли нордальбингов, ведь таков был уговор с вождем Херидагом. В следующем году сотня княжеских людей приплывет сюда, поставит небольшую крепость на четыре башни и устроит торг, на который придут саксы, даны и окрестные словене. А там, глядишь, подтянутся норвежцы, свеи и купцы из Австразии. По реке пойдет товар, что делают мастера в Новгороде, а назад — серебро, золото, мех, кожи, мёд и рабы. Больше в тех землях ничего интересного не было. У данов было немыслимое по красоте оружие и доспехи, но стоило это столько, что покупали их лишь дружинники ярлов и могучие бонды. Мануфактуры княжества уничтожат конкурентов ценой и качеством, это было очевидно.

Они прибыли на место ближе к закату. Лучин стоял на мелком притоке Лабы. Небольшой городок, окруженный круглым частоколом с одинокой башней, что служила скорее для наблюдения, чем для обороны, расположился на правом, крутом берегу реки. Земляной вал и стены в два человеческих роста окружали «неприступную» твердыню, где проживало сотни полторы человек, не меньше. Значительное поселение для этих мест. Внутри все было привычно. Небольшие домишки под камышовыми крышами, из которых лишь дом владыки выделялся своими размерами. В городке было две кузни, и стук молотов доносился до самых ворот. Небольшие избы, заглубленные, по словенскому обычаю, в землю, тесно жались друг к другу. Это же не лесная весь, где от дома до дома и сотня шагов может быть. Внутри стен места мало. Босоногие мальчишки гнали с выпаса коров, где скудная осеняя трава еще давала им пропитание. Кучи навоза, разбросанные повсеместно, перемешивались их копытами вместе с грязью, создавая необыкновенный букет запахов. Тут же на слабом солнышке нежились сытые свиньи, которых пригнали из ближайшего леса. Город был окружен дубравой, где желуди уже поспели в немыслимом количестве. И свиньям хватало, и людям.

Местный владыка был деловым партнером княжества, обеспечивая, так сказать, безопасность в низовьях реки. Не бесплатно, естественно. Впрочем, и бурлаков поставлял тоже он, и пока лодки возвращались назад в целости и сохранности. Вышата должен был по пути завезти ему долю за труды. Впрочем, у него была еще одна цель, и он уже начал претворять ее в жизнь.

— Владыка Прибыслав, приветствую тебя! — Вышата обнялся с владыкой племени глинян, которое входило в союз бодричей.

— Вышата! — ответил ему тем же владыка. — Заходи, сейчас мои жены на стол накроют.

Три женщины засуетились, собирая на стол немудреную снедь. Каша, рыба и хмельной мед. Застолий, подобных тем, что закатывал в Новгороде князь Самослав, тут не бывало. По всем словенским землям перекатывались слухи о богатстве хорутанского владыки и о его пирах, умножая вранье от веси к веси, как это обычно и водится.

После третьей чаши изрядно раскрасневшийся Прибыслав жадно спросил:

— Что слышно? — он был весьма любопытен, в отличие от многих своих коллег. Именно поэтому он и стал партнером князя в этих землях. Присутствовала в нем некоторая широта мышления, весьма нечастая здесь.

— Что слышно? — переспросил Вышата. — Авары сидят тихо, даже немного торгуем с ними. У франков король Хлотарь своих герцогов к ногтю прижал. Ни войн, ни бунтов. Спокойно франки живут, зажирели уже от такой жизни. А как саксов побили, так и вовсе спят на ходу. В Кельне стража на посту дрыхнет средь бела дня. Можешь себе такое представить?

— Да ладно? — раскрыл рот владыка. — Что, вот прямо, заходи в город, кто хочешь?

— Ну, не так, конечно, — продолжил Вышата. — Но войска там путного нет. Если бы кто тихо подошел, прямо голыми руками брать можно. А город-то богатейший! Э-эх. Жаль, нам сейчас не до походов. Только-только обров угомонили. Даны вот наемные на ту войну просятся. Князь думает отпустить их, пусть ребята порезвятся. Все платить не нужно.

— Это что? Даны хотят Кельн ограбить? — по-гусиному вытянул шею владыка Прибыслав. — Это все богатство им одним достанется?

— А кому же еще? — удивился Вышата. — Кто город взял, того и добыча. Там же купцы первейшие живут на всем пограничье. А то сам не знаешь.

— Знаю, как не знать, — на лице владыки читалась напряженная работа мысли. — Мы тут в прошлом году неплохо на тюрингов сходили, так не всем досталось. Многие еще хотят. Я могу клич по соседям кинуть. Сербы Хлотарю кланяются, значит, без них обойдемся. Полабы точно пойдут, древане, зимничи и варны тоже, гавеляне не знаю. Поговорить надо. Сусельцы тоже пойдут, я их владыку хорошо знаю. Но это же через земли саксов нужно пройти. Ну, да ничего страшного! Они там до сих пор кровью по малой нужде ходят после войны с франками. Сильное войско пропустят, и не чирикнут даже.

— Город большой, — со значением сказал Вышата. — Тысяч пять бойцов потребно. Да еще и люди нужны, кто умеет города брать. Вдруг башни осадные строить придется. Есть у тебя такие люди?

— Нет у нас таких, — задумчиво почесал бороду владыка. — Мы больше в копейном бою сильны, сам знаешь.

— Эх, люб ты мне, владыка Прибыслав, — обнял его пьяненький Вышата. — Поговорю со знающими людьми, помогут тебе. Так немцам проклятым врежем, что небу жарко будет. Я данов, если честно, терпеть не могу. Не хочу, чтобы им такое богатство досталось. Тебе лучше помогу.

— Правда? — обрадовался Прибыслав. — Я всем скажу, что князь Самослав с нами идет. Так еще больше народу набежит.

— Тогда вся слава моему князю достанется, — прозрачно намекнул Вышата. — А у него ее и так, хоть лопатой грузи.

— Правда твоя, — загрустил Прибыслав. — Вся слава его будет. Уж слишком уважают его. Скажут, что без его помощи у нас бы ничего не вышло. Вот ведь пропасть!

— А давай это наша тайна будет? Что думаешь? — спросил Вышата. — Те люди никому не скажут, что они хорутане. И вся слава твоя, и десятая доля в добыче тоже. А там доля такая будет, что внукам хватит, и еще останется.

— А давай! — азартно сказал Прибыслав. — Присылай знающих людей, а я скажу, что мои они. А кто будет свой нос в это совать, мы ему нос-то любопытный и прищемим. Это ж я самым сильным владыкой тут стану. Из словен еще никто города у франков не брал. Эх, оружия бы еще хорошего. Шлемы, да броню! Где бы золота на все взять?

— Ну, ни в чем я тебе отказать не могу, Прибыслав! — полез обнимать его пьяный в дым Вышата. — Привезу я тебе оружие, какое скажешь, а расплатишься добычей — золотом, скотом и челядью[36]. Ну, как тебе?

— По рукам! — заревел в восторге владыка. — Да если такое дело, я тысячи мужей соберу. Что хочешь за это?

— Щит и копье — один солид, — подозрительно трезвым голосом сказал Вышата. — Бронь — семь солидов, шлем — три. Цены обычные, без обмана.

— Хм, вроде да, — задумался Прибыслав. — А рабов по чем возьмешь? Я столько золота не наберу.

— Три солида за семью, — ответил Вышата. — Мужик, баба и дети. За одинокого мужика — солид, и за двух баб — тоже солид.

— Что-то совсем немного за челядь даете, — поморщился Прибыслав.

— Так походи по рынку, поищи цену лучше, — захохотал Вышата. — Ты чего жадничаешь? Там же их толпы, только успевай ловить! Да в одном Кельне тысячи три народу живет. Тем более, оружие я тебе в долг даю. Забыл?

— И то верно, — успокоился Прибыслав. — Жалею того, чего у меня еще нет. По рукам, друг Вышата!

Вот так, по пьяному делу, и родилась у хорутанского князя смутная надежда на то, что получится спокойно пожить еще немного. Самослав не забыл, что купил у франкских епископов всего год. Короля Хлотаря ждут в Новгороде будущей весной, но еще одного нашествия княжество просто не выдержит. Так что приходится выкручиваться…

Загрузка...