Князь Барбашев

Глава 8

А ящик просто открывался!

Подумать только, он тут можно сказать все мозги себе изломал, а решение лежало буквально на поверхности. Хотя, в оправдание себе можно сказать, что о подобном он, воспитанный в другое время, и не думал. Ну вот скажите, многие из вас посчитают нормальным для решения своих проблем собрать вооружённый отряд и, перейдя границу, пошуметь на той стороне? Вот то-то!

А началось все с того, что, будучи ещё в Козельске, Андрей стал свидетелем одного трактирного разговора. Тогда подвыпивший дворянин делился своими воспоминаниями о налёте на литовские земли и богатой добыче, предлагая своим собеседникам в этот раз присоединиться к нему. На что другой ворчливо заметил, что пока тот резвился на литовской стороне, проклятая литва творила то же самое почти что в их пределах. Да и государь вроде как озоровать не велел.

Но подвыпивший упорствовал, объясняя неразумным, что ежели литовцам по рукам не давать, то они вообще распояшутся и будут их банды точно под самым Козельском резвиться. А в прочем, махнул он рукой, если они не хотят, то пусть сидят в своих нищих деревеньках, и без них желающих показать удаль молодецкую да взять добычу добрую немало найдётся. И в этом Андрей был с ним абсолютно согласен. Как говориться: вновь на границе беспокойно, и самые авантюрные товарищи с обеих сторон уже вовсю пользуются возникшим напряжением, причём решая при этом сугубо свои, надо полагать, в основном экономические вопросы.

И даже вернувшись в деревню, он всё прокручивал и прокручивал в голове тот услышанный разговор. Новоселье, справленное им довольно скромно, на время отвлекло его от размышлений, но потом он вновь вернулся к мысли, возникшей у него в голове: ну а почему бы и ему не влиться в эти стройные ряды при его-то малолюдности в вотчине? Что его удерживает? Остатки воспитания, трещавшие по швам от окружающей действительности, да отсутствие собственного войска.

С первым можно было договориться, а вот второе...

А для второго у него был Олекса. После голодной-то зимы города буквально заполонили разного рода беженцы: от гулящих, до просто желающих наняться к кому-либо в услужение. Конечно, в столице такого народа было бы в разы больше, но ему и Козельска с Калугой должно было хватить.

Нет, сначала его послужилец подыскивал тех, кто готов был бы пойти на службу в его личную дружину (в конце то концов князь он или не князь). Однако массового наплыва желающих податься пусть и в боевые, но всё же холопы, увы, не наблюдалось (ну и где же он, где воспетый западофильствующими либералами, рабский русский дух?), зато имелась довольно большая группа людей родом из тех же крестьян и посадских, что за достойное жалование и трофеи готовы были рискнуть своей головой, при этом сами оставаясь лично свободными. Ну просто типичные наёмники по контракту. Жалованье же они требовали обычное: на человека 2-3 рубля в год, 12 четвертей ржи и 12 четвертей овса. Правда, рожь и овёс, в связи с недородом, были ныне довольно дороги, но деньги, данные в долг братом Силуаном, ещё оставались, да и с зерном можно было договориться и попозже отдачу произвести.

Поняв, что планы, возникшие в козельской таверне, начинают приобретать очертания, он решился-таки нанять десяток казаков (ну так сейчас на Руси называли любого вольного человека, нанимающегося на службу в войско или гарнизон города) и с ним пройтись по дремучим лесам Смоленщины. Именно пройтись, хоть здесь и сейчас так не воюют. И русские дворяне, и литовские шляхтичи были в основе своём конными воинами. Вот только у пешего в лесу дорог больше, чем у конного. К тому же, обеспечение "транспортом" Андрей намеревался возложить на плечи "принимающей" стороны, ведь добычу-то всё равно как-то придётся вывозить (ну не на себе же тащить, в конце-то концов), да и в вотчинном хозяйстве лошадки, доставшиеся на халяву, ну никак лишними не будут. Но лошадиный табун, ко всему прочему, добавляет хозяину проблемы с фуражом и пастбищем. И, если совсем избежать их нельзя, так пусть они хоть наступят попозже.

Главной же головной болью было продумать, как вывезти с сопредельной стороны добро, а главное пленников. Тут ведь вьючными лошадками не обойдёшься, тут телеги понадобятся, а для них пути дорожки искать придётся. Ну да куда денешься - ему-то нынче люди больше нужны. И если для этого придётся поиграть в рейд партизанов, то так тому и быть.

Далеко на востоке ночная мгла начала медленно сереть. Словно нехотя отползая от края небосвода, она одну за другой гасила своим краем бледнеющие звезды. В округе разлилась неимоверная тишина. Ночные птицы уже замолкли, а дневные ещё не проснулись, и, казалось, сама природа замерла в ожидании рассвета. И как только за лесом проступила бледная полоска зари, лёгкий шелест ветра словно снял таинственный морок. От близких водоёмов потянуло холодной свежестью, а в низинах и над водой поплыли первые хлопья тумана. Где-то в кроне пискнула проснувшаяся первой малая птаха и вспорхнула, отправившись искать себе пропитание.

Начинался новый день.

Деревенька эта стояла словно брошенная как бы в неглубокий овраг, по обрывам которого и лепились крестьянские избы. Стояла она недалеко от небольшого тракта, по которому днем изредка скрипели возы или спешили куда-то немногочисленные всадники, а к самому селу почти вплотную подступал лес. Да и то сказать, места вокруг были глухие: болота, трясины, дремучие леса, тянувшиеся на сотни километров. Одно было хорошо: вокруг было много руды. Простой, не сильно богатой железом, той, которую ещё называют болотной. Оттого и дорожка была в деревню довольно наезжена: купцы за крицами к местному кузнецу приезжали. А так-то поселение было не из богатых - хлеба родились не очень, большую часть полей занимала конопля, которой и платили владельцу подати.

Этим утром селяне, привыкшие вставать с петухами, были разбужены захлёбистым лаем своих четвероногих охранников, внезапно и страшно обрывающимся предсмертным скулежом, да гомоном и топотом во дворах. И вот уже трещат двери от ударов, и хозяева, многие ещё в одних исподних рубахах, непонимающе смотрят на то, как врываются в дом и вяжут всех подряд вооружённые люди.

Захват деревни прошёл практически бескровно. Мало кто успел даже сообразить, что происходит и лишь в одной избе хозяин умудрился схватиться за топор, но попавший под удар налётчик отделался лишь глубоким порезом на груди, а вот хозяйка дома, увы, вынужденно перешла из разряда жён в разряд вдов.

Селян споро согнали в центре деревни, надёжно спутав верёвками, и грабители, оставив пару человек для охраны, принялись вычищать небогатые кладовые. Несли всё, что попадалось под руку, скидывая по отдельным кучкам: там железное, там деревянное, там иное что.

Особо порадовала их кузня. Все кузнечное имущество, какое только смогли взять, оторвать и выломать, разбойники сгрузили в отдельную телегу. Кузнец, мускулистый дядька с густой чёрной, местами подпалённой, бородой, злыми глазами смотрел на подобное варварство, иногда жмурясь от боли в голове. Ещё бы, щуплый по сравнению с ним налётчик не нашёл ничего лучше, чем садануть кузнеца увесистой оглоблей по тыковке. Так, на всякий случай. Кстати, тот же налётчик наткнулся и на запас уже изготовленных для продажи криц, за которые кузнец надеялся получить неплохие деньги.

Нагрузив крестьянским добром крестьянские же возы, часть налётчиков спокойно выехала из деревеньки и скрылась в лесу. Остальные тем временем следили за тем, как освобождённые от пут пленники сноровисто одевались в одежду, сброшенную у их ног. Одевались споро, ведь, не смотря на лето, утро выдалось довольно свежее. Одевшихся тут же связывали, а на их место выдёргивали из общей группы очередных бедолаг. Когда облачились все, перед ними вышел ражий детина в добротном кафтане.

- Вы все отныне есть холопы князя Барбашина, взятые им с меча - громко крикнул он. - Сейчас вас свяжут по-походному, и вы споро пойдёте с нами. И не советую даже думать о побеге: поймаем, всыплем горячих и оставим в лесу связанным. За честь-же баб и девок своих можете не горевать, никто к ним под подол не полезет, еже ли, канешна, кто сама по ласке не соскучиться, - расплылся говорливый в улыбке. - Тут у князя не забалуешь.

Судя по его маслянистому взору, побаловаться он был бы явно не прочь. Да и то, сколько пытались княжичу объяснить, что у баб от этого не убудет, но тот был глух к их рассуждениям: эти люди сядут на его землю, так зачем озлоблять их ещё больше. Итак, не стой крымчаков, налетели, полонили. Правда ни стариков, ни мальцов не рубили, брали всех и, получалось, что словно бы на переселение везли, а не в неволю. Но от того людям вряд ли будет легче.

Связать по походному означало привязать несколько людей к одной жердине, по четыре шесть человек в связке (чтоб по лесу было сподручней ходить). Детей и стариков, как ни странно, усадили в телеги, которые ждали их недалеко от деревеньки, на опушке. Жечь оставшееся добро налётчики не стали, чтобы не будоражить округу: мало-ли кто мимо проедет не вовремя, а так пока ещё пропажу хватятся...

Вечером на ночлег их маленький отряд остановился чуть ли не на обочине, лишь слегка удалившись от небольшого тракта. Уставшие за день люди так и повалились на землю, сбросив с плеч опостылевшие за эти дни сидоры.

Натруженные за день ноги гудели, и Андрей с большим удовольствием скинул сапоги и размотал портянки, которые, сполоснув в ручейке, развесил сушиться над костром.

А ведь как всё начиналось? Сколько нервов пришлось потратить, пока не выкристаллизовалось более менее достойное решение. И ведь как всегда, всё упиралось в логистику.

Ведь, как общеизвестно, человек может легко двигаться с обычной скоростью в 5 километров в час, неся на плечах до 21-24 килограмма груза. И усталость при этом будет накапливаться не слишком сильно. Но для планируемого Андреем выхода такой вес взятого с собой был мизерным. А значить, носимый вес нужно было увеличить, но насколько? Нет, можно и сто кило в рюкзак напихать, но как долго и как далеко с ним пройдёшь? Ведь с увеличением нагрузки с пешими маршами начинают возникать различные проблемы. И чем больше груз, тем эти проблемы сильнее.

Во-первых, после марша с нагрузкой более 25 кг люди выматываются, и чем нагрузка выше, тем усталость наступает раньше, и без продолжительного отдыха к боевым действиям люди становятся не способны. Во-вторых, по дороге уровня "хорошо утоптанная тропа", скорость марша падает до 3 - 1,5 км в час опять же в зависимости от веса носимого. Ну и ко всему возрастает риск травм, что скорости марша тоже не способствует. Вот потому умные головы и выяснили, что для длительных маршей желательно, чтобы вес носимого был строго меньше 40 кило. И это был тот оптимум, который позволял обычной пехоте совершать длительные переходы и быть способной при этом вести боевые действия.

Вот исходя из этого и комплектовался вещмешок наёмной дружины.

Нельзя сказать, что наёмные казачки были сильно довольны перспективой, но пешеходность похода обговаривалась с ними заранее, так что они знали, на что шли.

Правда сильно изгаляться над своим отрядом Андрей тоже не собирался и до границы, до которой был не один десяток вёрст, они добирались в относительном комфорте, гружённые только оружием, а пропитание добывая в близлежащих сёлах и охотой. Причём и по своей земле шли не то чтобы скрываясь, но и стараясь не сильно попадаться на глаза. Ну не будешь же каждому встречному отряду дворян объяснять, что идёшь в сопредельное государство малость поразбойничать. Понятно, что тут все всё и так понимают, но зачем ему лишняя известность? Зато за это время люди наконец-то втянулись в режим.

Впрочем, сам марш был обычен (как ещё в училище учили): в день 8 часов на движение, включая малые привалы примерно по 10 минут каждый час; плюс большой привал в 2-3 часа в начале второй половины дневного перехода. Час-полтора утром на завтрак и свёртывание лагеря, 3 часа вечером на организацию лагеря и ужин. 8 часов на сон. Конечно, при отсутствии наручных часов, временные отрезки определялись "на глазок", но всё равно, при движении по лесным тропам это давало в среднем 20-22 километра в сутки. Ну и не реже, чем через четыре дня на пятый обязательная днёвка. Короче, всё по науке.

Так же лишнюю днёвку сделали на берегу пограничной реки. В конце концов, они теперь были нагружены как волы, закупившись в последнем на пути относительно большом селе продовольствием.

Реку ту, не то чтобы сильно широкую, пересекли ночью вплавь с помощью вязанок хвороста, а уже на литовской стороне и отдохнули. После чего опять лесами потащились вглубь Великого княжества Литовского. Идея у Андрея была проста: зайти незаметно как можно дальше и уже на обратном пути заняться мародёрством, попутно уходя от возможного преследования к своим границам.

Да и судя по всему, сильно с походом затягивать и вправду не стоило: граница действительно напоминала собой решето, сквозь которое постоянно просачивались как в ту, так и в другую сторону вооружённые отряды. Впрочем, надо отдать должное, охрану приграничья литвины вели, но до советских пограничников им было как до луны пешком. Просто довольно крупные отряды шляхтичей постоянно мотались по более-менее основным дорогам, ночь предпочитая проводить под крышей и желательно за городскими стенами. Впрочем, не вовремя подвернувшийся любой такой отряд мог запросто испортить всю обедню и Андрей молил бога, чтобы избежать в дороге подобных встреч. Хотя основной его расчёт был на то, что конные дозоры литвинов привычно будут искать такие же привычные верховые отряды московитов, а не крадущийся в чащобе малый отряд.

К тому же, бредя по землям литовского княжества, они пытались вести пусть и примитивное, но картографирование местности, по которой шли, заодно намечая пути отхода, по которым можно было пройти на гружёных телегах. Импровизированные карты, даже скорее кроки, рисовали на бумаге специально купленным карандашом. Да-да, самым что ни наесть простым карандашом. Правда, не совсем таким, как его привыкли видеть люди двадцать первого века, но и это было большим прорывом. Ведь, по словам историков, карандаш на Руси появился лишь в семнадцатом столетии. Сейчас же в основном писали очиненным пером или вообще писалом на бересте, хотя береста, как основной материал для письма и отходила уже, но всё ещё соперничала с бумагой, благодаря своей дешевизне и общедоступности.

Кстати, с проблемой, как и чем писать, Андрей столкнулся ещё в первые дни своего появления в этом мире. Птичье перо конечно не перьевая ручка, но освоить его у парня получилось быстро (зато вот умение правильно его очинять далось не сразу). Однако писать скоро и, вместе с тем аккуратно, не получалось до сих пор и часто всё заканчивалось испорченным чернильными кляксами листом. Тут-то он и вспомнил про такое простое изобретение человечества, как карандаш. Он точно помнил, что карандашные рисунки делал ещё да Винчи, а он ведь сейчас уже был глубокий старик, а значит, хоть какой-то прообраз нужной ему вещи уже существует.

Вот тут-то и выяснилось, что до Руси сей удобный предмет и вправду ещё не дошёл, что для Андрея было довольно странным: куча-же итальянцев приехала на Русь ещё в княжение Ивана III. Так неужели-же никому из них карандаш был не нужен? Но, как бы то ни было, карандашей на рынке он не нашёл и оставался только один вариант: озадачить купцов, ведущих торговлю с иноземцами. Петр и Чертил уже укатили тогда по делам и под рукой оказались только купцы Сурожской сотни, собиравшиеся в Азов, но они-то и не подвели. Таким вот образом ближе к осени Андрей и стал счастливым обладателем даже не свинцового, а так называемого "итальянского" карандаша. Вернее, целой пары, которую и берег пуще глаза, используя только в разъездах, а дома продолжая усердно скрипеть пером и посыпать написанное песочком.

Правда, к искусству рисования крок годными оказались не все в отряде, но и тех, кто смог уловить смысл вполне хватало для его теперешних нужд.

Таким вот образом отмотав пару недель по лесам литовщины, Андрей, наконец, решил, что пора и честь знать. За это время они закартографировали довольно большой участок местности, заодно наметив несколько небольших деревень потенциально подходящих для последующего разграбления, как малочисленностью жителей, так и отдалённостью от больших дорог, но с удобными лесными тропами. Причём, что самое главное, умудрились при этом не попасть на глаза местным жителям. Но вот карьеру лесного разбойника начинать всё же решил с довольно крупного села, впрочем, тоже лежащего на отшибе. Своё внимание он обратил на него по двум причинам. Во-первых, там была усадебка местного шляхтича, что уже подразумевало неплохую добычу. А во-вторых, пойманным в лесу крестьянином, на поверку оказавшемуся местным бортником, ходившим на свою беду посмотреть свои угодья и неудачно вышедшему прямо на казачий дозор.

Мужичка, разумеется, тут-же скрутили и, оттащив подальше в лес, принялись расспрашивать. Тот героя-партизана строить из себя не собирался и поведал, что сельцо то принадлежит шляхтичу Миловскому, ныне в усадьбе отсутствующему, так как выехал сам с дружиной на охрану рубежей. И на весь хозяйский двор осталось на сегодняшний день только пятеро слуг, и из них лишь двое были мужчинами, так как сельцо это было не основным его владением, а так, доставшимся в приданное за женой.

"Это я удачно зашёл", - про себя усмехнулся Андрей словами "знатного" вора из гайдаевской комедии. Пройти мимо такой добычи он ну просто не мог, а потому велел отряду ложиться отдыхать, ибо с утра предстояло идти дело.

Вот уж истинную правду говорят, что рано встают лишь монахи да купцы, но только забывают при этом и про "работников ножа и топора, романтиков с большой дороги". А им ведь тоже рано вставать приходится. Зато налёт прошёл как по маслу: ещё даже первые петухи не пропели, а в дома селян уже ломились незваные гости, которые, как известно, хуже татарина. Ну а что бы в усадьбе, отгороженной высоким тыном, сильно не томились в ожидании нападения, пара казачков притащила собранный заранее хворост и разожгла под въездными воротами костёр, не забыв плеснуть маслом на сами ворота. Жар рванувшегося кверху огня разом разогнал утреннюю сырость, согрев не только налётчиков, но и выгоняемых из тёплых лежанок прямо на улицу селян, которых тут же сноровисто вязали.

Оставив пару казаков караулить сидевших в господском доме, остальных Андрей отправил собирать всё ценное из крестьянских изб. В этот момент очнулись, наконец, те, кто скрывался в усадьбе, попытавшись поиграть в Робин Гудов и пустив пару стрел навскидку. Попасть не попали, но мужичков разозлили. Ты тут понимаешь делом занимаешься, добро из хат вынося, да вон бабы почитай в исподнем одном сидя, любви да ласки дожидаются, а кто-то их от всего этого отвлекать надумал. Потому, как только ворота, прогорев, рухнули, народ, не дожидаясь приказа, рванул вымещать свой праведный гнев и обиду.

Жалкую попытку сопротивления подавили быстро и жестоко: мужичков прибили, баб походя, оприходовали, а потом занялись тем, для чего всё и начиналось - потрошением хозяйского добра. Тут было где развернуться, даже несмотря на то, что хозяин с хозяйкой наезжали в эти места довольно редко. Куча барахла, складируемого прямо во дворе, росла довольно быстро. Нашлись и денежки, хранимые в резной шкатулке для хозяйских целей. Правда немного, в пересчёте на рубли и двух десятков не было, но уж что было и за то им спасибо.

К полудню, довольные как коты, обожравшиеся сметаны (даже Андрей, хоть и корил сам себя, но не удержался, а то спермотоксикоз, как только монастырь покинул, совсем в голову бить начал) казачки-разбойнички принялись грузить добро в телеги, экспроприированные у хозяев. Коней для транспорта взяли тоже в хозяйской конюшне, а то крестьянские уж больно неказисто выглядели. Правда и хозяйские были не из рысаков, но взгляду княжича пришлись по душе, вызвав к тому же неподдельный интерес. Настолько, что он даже к местным с расспросами пристал. Ну, те и рассказали...

Вообще, мало кто не из специалистов знает, что на территории Литвы обитали когда-то сильные и мощные дикие кони. И обитали долго. В Литовском статусе 16 века есть даже статья, где говориться, что тот, кто убьёт дикую лошадь в чужом лесу, будет оштрафован на три гроша. Вот эти-то лошади, скрещённые когда-то с польским коньком, и дали начало так называемой жмундской породе, которая могла не только трудится на полях, но и была пригодна для верховой и упряжной езды. Да настолько, что сам великий Витовт не брезговал иметь её под седлом (а легко догадаться, что для закованных в броню литовских витязей не каждая лошадка подходила).

По словам всё того же бортника, стоявшие в местных конюшнях коньки были помесью уже самой жмундинки с дикарём, отловленным ещё отцом нынешней хозяйки. Тому лошади были нужны, чтобы возить не только его самого в броне, но и тяжёлые грузы. А эти удались в самый раз - и выносливы были, и сильны. Лишь статью не вышли - низковатые больно, зато неприхотливы к уходу и кормам, довольствуясь малыми количествами пищи. Последнее для вышедшего на большую дорогу отряда было наиболее важно. А уж какие перспективы для развития тяговооруженности своего хозяйства вырисовывалась, Андрей аж зажмурился от удовольствия. Да уж, хорошее приданное папаша за свою дочку отдал, ну и Миловскому спасибо заочно скажем, что тут их держал.

Пообедав хозяйскими запасами и заперев людей в избах (рановато пока ясырём обзаводиться, то ближе к рубежу делать будут), отряд не спеша тронулся по дороге, ведущей от села на торговый тракт, но, не доезжая до него, свернул в лес.

Ян Миловский всё последнее время был не в настроении. Он был безумно рад удачной женитьбе и ни за что бы не оторвался от молодой супруги ради охраны какого-то пограничья, если б не старик отец. Тот же, воспитанный на старых традициях, всё твердил и твердил о чести и службе на благо государства, вот только перед глазами Яна стояли картины совсем другой жизни, к которой он прикоснулся вначале в Кракове, куда ездил по делам, а потом и в Вильне, где теперь обитал большую часть времени. Богатые наряды, красивые дамы, музыка и танцы, звучавшие на балах - этом уже не совсем новом, но всё ещё модном увлечении, пришедшем из Италии. А тут дышать дорожной пылью и вдыхать лошадиный пот. Фи! Вот только отец был непреклонен, да и деревеньки, которые выделил скряга тесть в приданное жене, располагались на этом самом чёртовом пограничье, а потому, хоть исконные владения Миловских располагались в западных землях княжества, пришлось-таки Яну облачаться в боевую справу и тащиться чёрт знает куда, чёрт знает зачем. И ладно бы война была. Война и шляхтич созданы друг для друга, но ведь в округе царила тишь да гладь. А местные шляхтичи? В чём-то они сильно напоминали его батюшку - тоже всё твердили о долге и чести. Много они понимают, живя в своём медвежьем захолустье? Но воинами, надо признать, они были отменными. Ян пытался было помериться с некоторыми в умении владеть саблей, но быстро понял, что уровень его на их фоне так, нечто среднее. Это, конечно, било по самолюбию, но, с другой стороны, недолго ему тут воинствовать. Отец в последнее время совсем плох стал и, когда господь позовёт его к себе, он, Ян, станет единственным владельцем всех Миловских владений (ну так, сестре от щедрот выделит что-то на приданное, а вот отцову бастарду точно шиш что достанется). И тогда его на это пограничье уже никто и ничто не затянет. Наоборот, он, наконец, купит тот, давно присмотренный им каменный домик на берегу Вилии и заживёт в нём, как истинный столичный житель, а не как отец, что большую часть времени провёл в седле, сражаясь на разных рубежах великого княжества и редко бывая с семьёй. И для чего? Что получил он в итоге? Раны, полученные в боях, не превратились в звонкие монеты, а часть владений даже пришлось заложить, чтобы жить более-менее достойно. И уж тем более ни о каком своём угле в столице не стоило и мечтать. Ян вон, словно мелкопоместный какой, в съёмном доме проживал до сих пор. А взять тех же соседей Ильиничей - делами поместий у них ведает Ицках, выходец из евреев, зато Ванька Ильинич, состоявший на той же службе, что и Ян, безвылазно живёт в своём вильновском доме и даже раз в полгода приглашает всех к себе на бал. И уже давно забыл, каково это трястись по пыльным дорогам, отбивая задницу об седло.

Вот с такими мыслями и отделился дворянин Ян с семью своими воинами (а чего всю дружину гонять) от основного отряда, отправившись в одно из сёл, доставшихся ему в приданное. Он уже предвкушал жаркую баню, чтобы смыть грязь бесконечных дорог, а потом мягкую постель и жаркую девку-хлопку под боком (приглядел тут одну, когда заезжал с приданным знакомиться), когда их отряд внезапно остановился.

- Ежи, чтоб тебя черти побрали, в чем дело? - дурное настроение надо было срочно на кого-то излить.

- Походу беда, господин, ворота у усадьбы пожжены. Как бы лихо не случилось. Я двоих молодцов послал, а мы уж тут подождём.

- Это кто же тут мои владения пожечь мог? - окончательно вскипел Ян. - Вроде никого не задирал, а Войтовичи, с родом которых не один уже год вражда идёт, тут имениями не владеют.

Между тем, вернувшиеся из разведки воины принесли дурные вести: с утра ворвались в село неизвестные, всех пограбили, слуг в усадьбе порешили, да и саму усадьбу вверх дном поставили, забрав всё самое ценное, включая коллекцию сабель и лошадей из конюшни. Известие это окончательно выбило шляхтича из себя. Ругаясь словно последний хлоп, он велел немедленно пускаться в погоню за разбойниками и все попытки убедить его в другом только ярили затуманенное гневом сознание. Всё же Ежи удалось уговорить дворянина не бросаться в лес на ночь глядя, а выступить с утра. Правда, старый воин надеялся, что с утра господин будет способен внимать голосу разума и сначала позовёт соседей в помощь, но ошибся. Ян, что называется, закусил удила. К тому же, шляхтич явно не считал разбойничье быдло за ту силу, которую следует бояться. Они и напали-то потому, что никого в селе не было. А кто ещё мог совершить подобное? Московиты? Так их тут и не видывали. У них тактика простая была - налететь, похватать и дёру, а потому так далеко от рубежа да ещё и пешими они не ходили. Потому с утра, взяв с собой умельца-лесовика, маленький отряд углубился в лес и на свою беду нашёл-таки тех, кто осмелился напасть на его владения.

Поздняя весна в лесу - далеко не осень. Всё вокруг только растёт и цветёт, нет ещё ни орехов, ни ягод, ни грибов. Хорошо хоть дичи много, хотя, конечно, тут как повезёт, всё же без ружья много не поохотишься, особенно если учесть, что к луку ты так и не привык. Зато у него появился теперь арбалет, взятый в усадьбе у незнакомого литвина и пара десятков болтов к нему. Далеко не ружьё, но все книги в будущем сходились на том, что благородному искусству стрельбы из него научиться быстрее, чем из лука. Это Олексе хорошо, он-то к нему с детства привычен. Правда, на хороший боевой лук денег у Андрея пока не было, а игумен от щедрот своих на подобное не разродился, но Олекса исхитрился-таки среди кучи стрелковки, набранной в разграбленном селе, подобрать себе более менее достойный экземпляр. Ну и стрелы посгребал все в охапку, благо не на себе тащить, а уж потом в лагере принялся отбирать те, что по руке выходили. А с негодных лишь наконечники срезал - в хозяйстве всё сгодиться.

Глядя на получившийся результат, Андрей лишний раз убедился, что саадак покупать всё же придётся, потому как на сабле Олекса был всё ещё бойцом ниже среднего, хоть и тренировался почитай ежедневно.

С утра, решив, что ушли вчера достаточно да и посчитав, что вряд ли крестьяне попрутся в лес мстить, они с Олексой и Годимом (средних лет мужиком, записавшимся-таки к нему в боевые холопы) отправились на охоту.

Шли не торопясь, любуясь красотами весеннего леса, когда почти прямо из под ног с недовольным квохтывнием выскочила толстая, неповоротливая птица с черно-серым оперением и, пробежав по траве, тяжело вспорхнула на ближайшую ветку. Глухо щёлкнула тетива и птица, сражённая стрелой, с шумом рухнула вниз, где её и подобрал удачливый стрелец.

- Межняка сбил, - похвалился Олекса, цепляя добычу к поясу. - Будет чем поснедать, княже.

Оценив упитанность птички, Андрей решительно взвёл арбалет. Охотиться по плану должны были Олекса и Годим, а княжич собирался просто попрактиковаться в стрельбе, но азарт охотника при виде добычи взял своё. Теперь они крались втроём, внимательно вглядываясь окрест, но всё же вновь первым цель увидел Олекса. Молча тронув княжича за локоть, он кивком головы указал направление и Андрей наконец разглядел важно прохаживающего по земле тетерева. Аккуратно прицелившись, он спустил крючок, и арбалетный болт рванул к добыче. М-да, болт прошёл довольно близко к птичке. Совсем близко, но всё же мимо. Правда, тетереву это не помогло - выстрел Олексы был как всегда точен.

- Ну всё, поохотились и будет. На похлёбку хватит, а к вечеру что-нито ещё придумаем.

На слова княжича Годим лишь пожал плечами, а вот Олекса не стерпел:

- А может ещё кого поищем, княже? Раньше обеда ужо все равно в путь не двинемся.

Потом Андрей сотни раз радовался, что согласился тогда на предложение своего послужильца, ведь задержка на охоте, возможно, стоила им жизни.

Как всегда первым опасность засёк Олекса - ну лесовик, что с него возьмёшь. Они как раз возвращались увешанные трофеями, причём один был на счёту Андрея - приноровился всё же к арбалету. До лагеря оставалось совсем ничего, когда Олекса резко встал.

- На лагерь напали, - коротко бросил он, внимательно прислушиваясь к чему-то.

Напрягши слух, Андрей тоже уловил звуки явно инородные в лесной какофонии. То были звуки ударов железа о железо.

Зная, что в лесу Олекса намного лучше его, Андрей молчаливой тенью застыл за спиной парня. Потом вспомнил про арбалет и принялся взводить пружину. Заложив болт с бронебойным наконечником, он почувствовал себя намного увереннее. Олекса и Годим тоже изготовились к стрельбе и, стараясь не шуметь, поспешили к оставленному лагерю.

На поляне шёл бой. Точнее, он уже клонился к своему логическому завершению, ибо восьмерым нападавшим сопротивлялись лишь четверо казачков. Что стало с шестью другими, узнавать было некогда - вся троица готовилась к атаке.

Сначала в дело пошли луки. Конечно, они уступали в убойности настоящим боевым, стрелы из которых, как говорят, за 300 шагов пробивали любой доспех, но для небольшого пространства лесной поляны и их хватало за глаза. Старый, добрый охотничий лук наглядно показал Андрею, что он не уступает по мощи мушкету, получить который стало почти идеей фикс у парня, и все дело было лишь в умении попасть в цель - ведь луки не имели прицела, и стрельба из них требовала многолетней выучки. Но и Олекса и Годим искусством стрельбы владели прекрасно, а для Андрея имелся арбалет. Вот и получилось, что, когда нападавшие уже предвкушали победу, неожиданный залп с тыла перевернул всё кверху задом.

Казачки мигом сообразили, от кого пришла помощь и с рёвом бросились в атаку, чем, правда, больше помешали, сбив прицел всем стрелкам. Боясь зацепить своих, тройка охотников отставила луки и взялась за сабли (а ведь Андрей, поначалу, хотел без них на охоту пойти, благо к совету Годима прислушался). Зато теперь на пять с половиной врагов пришлось семеро воинов андреевой дружины. С половиной потому как своего врага он не убил, а лишь ранил, что, впрочем, не сильно тому помогло, так как кинувшиеся в атаку казачки мигом добили рухнувшего бойца.

Сам же Андрей накинулся на разодетого, словно павлин мужика, посчитав того за начальника напавшего на его людей отряда. Хотя какой там мужик, так, парень лет двадцати пяти не больше.

Схлестнувшись с ним, Андрей быстро уяснил, что умением владеть саблей тот явно не блещет. Это умение - определять уровень подготовки противника - ему вбивали и в секции фехтования там и брат Аггей уже тут, в монастыре. Нет, два года назад, когда он только появился этом времени, парень бы его уделал даже, возможно, и не запыхавшись. Но сейчас ему не светило от слова совсем. Хорошая теоретическая подготовка, опередившая местное умение на пятьсот лет вкупе с прекрасной физической формой и довольно уже приличной практикой давала все шансы на победу русичу. Давно набившая оскомину фраза, что настоящий бой это не голливудское махание железом по пол часа, между тем была абсолютно правдивой. Хотя бой Андрея с литвином и подзатянулся, но лишь потому, что княжичу, словно шлея под хвост, попало желание не испортить кровью чужую одёжку, пошитую из дорогих тканей, которую он уже мысленно примерял на себя. Это потом он материл своё эго, понимая, что подобное желание могло привести к довольно неприятным последствиям, но сейчас, в азарте боя он думал совсем о другом. И ему здорово повезло: сначала противник упустил из рук своё оружие, а потом и вовсе отправился в нирвану, получив рукоятью по тыковке.

На весь бой ушло несколько минут, после чего стоявшими на поляне остались только люди Андрея. Пока часть из них принялась оказывать помощь раненым, лучшие лесовики бросились осматривать окрестности на предмет нахождения ещё кого-то лишнего и, как ни странно, преуспели в этом. Где-то полчаса спустя перед присевшем в теньке Андреем бросили связанного мужичка. На потеху, в нём все признали бортника, что уже гостил у них в плену.

- Что, хлоп, настолько у нас понравилось, что решил снова в гости заглянуть? - грозно сдвинув брови, произнёс княжич. - А заодно и своих дружков прихватил?

- Я не хлоп, пане, - проблеял было мужичок, но лёгкий пинок сапогом под седалище мигом оборвал его речь.

- Уже холоп, - устало махнул рукой Андрей. - Или ты думаешь, что мы тут бесплатным гостеприимством занимаемся? Остался бы дома на печи, был бы вольным, а ноне не обессудь, сам пришёл.

- Так не по своей же воле, господин, - поняв, что дело пахнет керосином, заюлил бортник. - Вон шляхтич Миловский лежит - хозяин он нашего села. Как узнал, что его имение поутру пожгли, так и порешил отомстить, а меня проводником взял. Леса-то местные я лучше всех в селе знаю.

Ага, ну теперь хоть Андрею стало понятно, что за птица прилетела в его объятия.

- А богат ли твой хозяин?

- То мне не ведомо, но люди говорят, что дюже богат.

- А сколько ещё воинов с ним было?

- Так, почитай, все тута и лежат, господин. Я только в лесу и ховался, не воин я, чтобы в драку лезть.

- Хорошо, бортник, молись пока, авось и минует тебя холопская стезя, - и, махнув рукой, Андрей велел увести от себя мужика.

Итак, что мы имеем? Пока Андрей со своими людьми охотился, расслабившиеся казачки прошляпили погоню и опомнились уже тогда, когда троих просто снесло стрелами. Видимо, возглавлявшему погоню шляхтичу, хотелось не только добро вернуть, но и пленных похватать, а может он так повыпендриваться перед кем-то собирался, но вместо того, чтобы закидать незадачливых ватажников стрелами, как сделал бы он на его месте, шляхтич и его люди зачем-то полезли в драку, стараясь не столько убить, сколько захватить оставшихся. В принципе, коли быть уж совсем честными, ему это почти удалось и если б не неожиданный удар с тыла, то не люди шляхтича, а его казачки лежали бы сейчас здесь, на полянке. А это значит, что как командир, он где-то просчитался и что-то недоделал, да ещё и сам на охоту свалил, словно не в тылу вражеском, а у себя в имении находясь. И это было плохо, ведь в следующий раз так круто может и не повезти.

Сегодня он лишился четырёх бойцов убитыми и трое выбыли из строя по ранению. Это минус. В плюсе то, что перебита вся загонная команда и взят в плен их предводитель, за которого можно получить неплохой выкуп. Но выкуп дело не простое. Можно ведь вместо денег получить и засаду из сильного отряда. Впрочем, это вопрос не первостепенный. Главное было сейчас уйти с места побоища как можно дальше.

Необходимость делать ноги понимали все. Торопились настолько, что земле предали лишь своих, а врагов, раздетых до исподнего, побросали в кучу и закидали ветками. Всё добро, что изъяли у них, погрузили в телеги, туда же положили раненых и двоих пленных (последних прикрыли рогожей от чужих глаз), а мужика бортника посадили на козлы.

Некоторое время небольшой отряд петлял по лесным прогалинам, но рано или поздно, а выходить на дорогу всё же было необходимо. Пораскинув мозгами, Андрей решил, что наглость - второе счастье, благо русский язык и письменность в литовском княжестве не сильно отличались от принятого в княжестве московском, а перстень-печатка пленённого нашлась среди изъятого добра. Буквально на коленке им была выписана опасная грамота на людей шляхтича Миловского, едущих по его, шляхтича, делам. Оставалось лишь найти сургуч и приложить к бумаге печать...

С самим Миловским разговор состоялся под вечер. Пыжащегося поначалу шляхтича одними лишь словами быстро опустили ниже плинтуса и предложили деловой обмен: деньги на свободу. Потом, правда, некоторое время вычисляли стоимость этой самой свободы, поскольку шляхтичу уж очень хотелось покинуть "гостеприимных" хозяев и при этом не сильно потратиться, но тут уже упёрся Андрей. Он, в конце концов, для чего в поход собрался? Вот то-то! А значить быть этому дуралею дойной коровой. Вот вынь да полож ему 20 рублей за дурость свою и плевать ему на то, что сумма неподъёмная. Татары вон за сына боярского по пятьсот алтын цену взымают, а шляхтич ведь это вам не простой сын боярский. Так что плати, коли к молодой жене вернуться хочешь.

За выкупными деньгами отправился переживший лесной бой Ежи, которому в помощь по ранению выделили бортника (ну и вправду сильно мужику досталось). О месте и времени встречи договорились заранее и как только эти двое скрылись из виду, весь отряд подорвался с места и принялся уходить как можно дальше, старательно заметая за собой следы...

Пока ждали выкупных на дело не ходили, что бы не тревожить округу, хоть и ушли от места встречи довольно далеко. Заодно выхаживали своих раненых. А потом была эпопея по изыманию "своих" денег. Как Андрей и думал, Миловские оказались бы не шляхтичами, если бы не попробовали отомстить наглым разбойникам, но и они никак не рассчитывали, что за выкупом в таверну припрётся какой-то левый босяк, которого за выпивку попросили подойти к господину с запиской. Разумеется, босяка тут-же схватили притаившиеся для этого люди, но всё, что они получили - стрелу с примотанным к древку письмом (как в фильме "Чёрная стрела"), где сумма выкупа увеличивалась до 50 рублей и было обещано в следующий раз прислать ухо или там пальчик "загостившегося" шляхтича, буде родственники не поймут.

Больше всего Андрей боялся, что литвины устроят на зарвавшихся разбойников облавную охоту и тогда и впрямь придётся прирезать пленника и уходить как можно быстрее в сторону границы, но, видимо, сердце старого отца не выдержало, и следующий обмен прошёл в "тёплой и дружественной" обстановке. И по следам стремительно улепётывающих с деньгами казачков никто не ринулся вдогон. Впрочем, казачки на это не обиделись.

Добравшись до лагеря и переведя дух, Андрей наконец-то решил приступить к тому, для чего, собственно, и выходил на дело, убедившись, что двое из троих уже более менее оправились от своих ран и лишь третий был всё ещё неходок, хотя и умирать тоже больше не собирался...

Следующий день поначалу начался как обычно: пока Любим (тот самый, третий раненный, оправившийся уже настолько, что мог справиться с готовкой) кашеварил, остальные приводили себя в порядок, обихаживали переночевавшую скотину, потом завтракали сами и кормили пленников, одновременно сворачивая лагерь.

Однако сегодня привычный распорядок был нарушен примчавшимся наблюдателем. Оставленный бдить за дорогой, он принёс известие о появлении на тракте небольшого торгового каравана. Недолго поразмыслив, Андрей направился сам уточнить, кто им по пути попался.

Как оказалось, попался им купеческий обоз в три возка и небольшой охраной. Меньше десятка человек. При условии внезапности - плёвое дело. Они уже встречали подобные обозы, но не трогали до поры до времени, хотя жаба и верещала дурным голосом. Теперь же настало время пощупать за мошну и купцов, чай граница была уже недалече.

Пятеро лучников - лучшие стрелки отряда - вновь наглядно продемонстрировали все преимущества лука: ни тебе грохота, слышимого издалека, ни клубов дыма, выдававшего место стрелка, и очень большая скорострельность вкупе с хорошей меткостью. В общем, ничего и делать то не пришлось, как уже всё было кончено. Трое оставленных в живых возниц, покорно погнали гружёные телеги, на которые наспех набросали трупы побитых караванщиков в лес под охраной пары казаков. Остальные принялись наводить порядок на дороге, стараясь стереть следы нападения, и лишь затем так же скрылись в кустах.

Пока то да сё, но получилось так, что оставить до обеда ночной лагерь у них не вышло. Трупы, раздетые донага, прикопали в наскоро отрытой яме, возниц привязали к деревьям, заткнув рты импровизированными кляпами, предварительно вызнав: кто они и куда шли. В процессе этого импровизированного допроса выяснили заодно и то, что в ближайшей деревеньке остановился на постой один из литовских отрядов состоящий из семи шляхтичей и их боевых слуг. Всю ночь они прображничали, будя своими выкриками постояльцев придорожного трактира, и затихли только к утру, хотя и собирались с восходом выйти на патрулирование. Да, вот уж поистине пьянство - зло! А ведь выйди те с утра, как хотели, и караван был бы, наверное, цел. Все же два десятка воинов это большая сила, даже при атаке из засады. Нет, риск, дело, конечно, благородное, но в данный момент лучше синица в руках, чем журавль в небе. До своей вотчины ещё пылить и пылить, а добра набралось уже достаточно. А ведь и так в последних деревеньках брали лишь самое нужное и ценное, безжалостно вываливая взятое ранее, но менее дорогое. Даже холопов уже брать перестали: просто грабили и уходили, старательно заметая следы.

Ну и хорошо ещё, что пленники не бунтуют. Нет, было всё же один раз, да не вышло. Лидера тогда на первом же суку подвесили, а как издох, вспомнил Андрей про один способ, что учитель истории рассказывал. Его молодцы быстро согнули два молодняка, привязали к ним мёртвое тело и отпустили. Хрупкое человеческое тело на разрыв продержалось недолго и споро повисло двумя неравными половинками на вершинах разогнувшихся и ещё дрожащих стволов. Указывая на них, Андрей пообещал, что в следующий раз так сделает с живым ослушником и оставит того - ещё живого или уже мёртвого - висеть на потеху зверю.

Купец, тоже взятый живым, на поверку оказался не из богатых (впрочем, Андрей был в этом уверен с самого начала, так что сильного разочарования не было), но кое-что интересного в его возах было. Да и какая разница, если это удастся довезти до своих земель, прибыль всё равно будет с лихвой - ведь сам-то он за товары денег не заплатил ни копейки. Зато увеличившийся обоз уже грозился превратиться в неуправляемое чудовище, из-за которого можно было легко влипнуть в историю. Всё же десяток, да ещё и неполный, это не сотня, не от каждого отбиться сможет. Вот и выходило, что пора, наверное, заканчивать с грабежом и возвращаться, пока удача не повернулась-таки к ним филейной своей частью. В конце концов, жаба не его тотемное животное, и сильно рвать душу не будет, а лёгкое царапанье пережить можно. Да и никто не мешает сразу после сбора урожая повторить поход за зипунами.

Хлопнув себя по бёдрам, Андрей резво поднялся с мешка, на котором восседал до того. Решение принято: спешным маршем идём до дому, по пути экспроприируя то, что плохо лежит или охраняется, но сильно на рожон не лезем - добычи и без того взято немало. К тому же, мало привезти новых холопов, их ещё надо грамотно оформить и успеть до морозов обустроить на новом месте, да поля распахать, да зерно под озимое приобрести и с казаками рассчитаться - в общем, расходов впереди столько, что глядишь, и дохода от похода не останется. Хотя нет, доход останется, ибо числиться он в людях, а их за ним "идёт" немало, целых семь семей только в его долю отойдут. Остальных поделили среди воинов, а те уж сами решат, что им с полоном делать: продать ли их на холопьем рынке по рублю за бабу, полтора-два за мужика или оставить себе. Что в Козельске, что в Калуге, что в Москве данный товар разлетится на ура. Это ведь только Андрей знал, что потом, по зиме, можно будет прикупить такое же количество холопов, но по дешёвке, ибо цена холопу из-за богатой добычи будет смешная, чуть ли не до 4 алтын за человека. Но мелькнувшая в его голове мысль о подобном торге тут же и пропала: чай не немцев за собой ведёт, а таких же русских, православных, пусть и подданных другого государя. Да, он насильно сорвал их с мест проживания, но ведь через каких-то полгода по тем же самым местам пройдёт великокняжеская конница, холопя людей и сжигая всё, что не сможет взять. А ведь это будет зимой, в морозы. Сколько стариков и детей не дойдёт до новых мест, не вынеся тяжести перехода и холодов? Самоуспокоение? Ну да, куда ж без него, но ведь это правда! Никто же из летописцев не напишет, сколько замёрзших трупов русских людей осталось на дорогах той же смоленщины после первого похода Василия III зимой 1512-1513 годов. Будут только бравурные марши: "сотворили землю пусту" да "вернулись с великим полоном". Так что не судите его строго, ведь возможно сейчас он вот этим вот конкретным бедолагам жизни спас.