Книга теней

5. Головная боль

Я что-то видел прошлой ночью – вспышка неведомой энергии из неизвестного источника. Я не понимаю, что произошло, но я искал, ждал и наблюдал слишком долго и не могу ошибиться. Я нутром чувствую: эта энергия теперь во мне. Она внутри меня и очень сильна. Мне надо во всем разобраться.

Проснувшись утром в воскресенье, я почувствовала такую головную боль, будто моя голова была набита влажным песком. Мэри-Кей приоткрыла дверь моей комнаты и сказала:

– Быстро вставай. Ты забыла? Пора в церковь.

Потом в мою комнату влетела мама.

– Ну вставай, вставай, лентяйка, – поторопила она.

Мама раздвинула шторы, и в комнату хлынул поток яркого осеннего света, который, ослепив меня, ударил прямо в глаза.

– Ох, – застонала я, закрывая лицо руками.

– Давай быстро, мы опоздаем, – сказала мама. – Хочешь вафель?

Я минуту раздумывала:

– Конечно.

– Тогда пойду положу их в тостер.

Я села в кровати и подумала: должно быть, так чувствует себя человек в глубоком похмелье. Я вспомнила все, что произошло со мной прошлой ночью, и сон мгновенно слетел с меня. Викка! До чего же странно и удивительно! Правда, сейчас я чувствую себя совсем разбитой, и ужасно болит голова, но прошедшая ночь, что ни говори, была для меня самой волнующей во всей моей жизни. И Кэл… Он был… невероятным. Необыкновенным.

Я вспомнила, с каким вниманием он смотрел на меня. Тогда мне казалось, что он говорил только со мной, но потом я поняла, что ошибалась. Робби тоже слышал его слова об одиночестве, да и Бри тоже. По пути домой Бри громко удивлялась, как такой парень, как Кэл, может быть одиноким.

Я опустила ноги на прохладный пол. Вот, наконец, и осень. Это мое любимое время года.

Воздух свеж и прохладен, листья меняют окраску, летняя жара и духота уже прошли – словом, погода что надо.

Я немного поколебалась, но потом все-таки отправилась в душ и пустила горячую воду. Когда вода полилась мне на голову, я закрыла глаза и прислонилась к стенке кабинки, изнывая от головной боли. И вдруг что-то мгновенно изменилось: я слышала падение каждой капли, бег каждой струйки воды по моему телу, ощущала возросший вес каждого мокрого волоска на своих руках. Я открыла глаза и глубоко вдохнула насыщенный паром воздух, чувствуя, как головная боль отступает. Так я и стояла, наслаждаясь душем, пока Мэри-Кей не забарабанила в дверь.

– Буду через минуту! – раздраженно прокричала я.

И уже через пятнадцать минут скользнула на заднее сиденье папиного «вольво». Длинные пряди мокрых волос оставляли мокрые полосы на спине платья. Я поплотнее закуталась в куртку.

– Ты когда вчера легла спать, Морган? Ты выспалась? – заботливо спросила мама.

Все члены нашей семьи до тошноты вежливы по утрам, кроме меня, разумеется.

– Я вообще никогда не высыпаюсь, – простонала я в ответ.

– Какое прекрасное утро! – сказал папа. – Я встал еще затемно. Пил кофе на задней веранде и наблюдал, как встает солнце.

Я открыла бутылочку диетической колы и сделала живительный глоток. Мама повернулась ко мне со своим обычным выражением заботы на лице.

– Солнышко, тебе надо пить по утрам апельсиновый сок.

Папа фыркнул:

– Она у нас ведет ночной образ жизни.

Да, я сова, а они совсем другие. Я пила, стараясь опустошить бутылочку до того, как мы приедем в церковь. Пила и размышляла: как хорошо, что у моих родителей, кроме меня, есть Мэри-Кей, абсолютно на меня не похожая, иначе обе их дочери были бы совершенно далеки от них. А потом подумала: очень хорошо, что у них есть я, иначе они не ценили бы так высоко Мэри-Кей. И уж совсем здорово, что у меня есть они, потому что я знаю, как они, все трое, меня любят, хотя я так не похожа ни на одного из них.

Наша церковь очень красивая, ей уже двести пятьдесят лет. Это одна из первых католических церквей в наших краях. Когда мы вошли, органист, мистер Лавендер, уже играл. В церкви стоял привычный, приятный запах ладана, который всегда напоминал мне запах моющего вещества в нашей прачечной.

Когда я вошла в широкие деревянные двери, в моем сознании всплыли цифры: 117, 45 и 89, будто кто-то написал их изнутри на моем лбу. Вот странно, подумалось мне. Мы сели на свои обычные места, мама между мной и Мэри-Кей, чтобы мы не болтали, хотя мы уже стали достаточно взрослыми и знали, как себя вести. Мы знакомы со всеми прихожанами, и мне было приятно видеть их каждую неделю, замечать, как они меняются, и чувствовать себя частью чего-то большего, чем просто наша семья.

Мистер Лавендер начал исполнять первый гимн, и мы встали. Вошла процессия мальчиков, прислуживающих в алтаре, потом появились хор, отец Хочкисс, дьякон Бенес и Джои Маркович, который нес тяжелый золотой крест.

Мама открыла книгу церковных гимнов и принялась перелистывать страницы. Я взглянула на доску впереди, на которой мелом писали номера гимнов, и увидела: 117, 45 и 89. Те самые цифры, которые всплыли в моем мозгу, когда я вошла в церковь. Я открыла нужную страницу и начала петь, удивляясь, как я могла узнать эти номера заранее.

В это воскресенье отец Хочкисс произнес проповедь, в которой приравнял борьбу духа к борьбе за футбольный мяч. Отец Хочкисс был большим поклонником футбола.

Из церкви мы снова вышли на яркий солнечный свет, и я заморгала.

– Ланч в «Видоу Диннер»? – как всегда, спросил папа, и мы, как всегда, согласились.

Это было самое обычное воскресенье, если не считать того, что я каким то образом узнала номера трех гимнов, которые мы должны были петь, до того как увидела их на доске.