Книга драконов

Хикаят Шри Буджанг, или Повесть о наге-мудреце. Зен Чо

День, когда разрушилась жизнь нага-мудреца[2] Шри Буджанга, начался, как и любой другой – безо всяких неблагоприятных предзнаменований. Горы окутывала романтическая дымка, над которой, будто островки среди зыбкого серого моря, вздымались вершины.

Мудрецу, чтобы достичь освобождения, следует обладать высокой самодисциплиной. Поэтому Шри Буджанг неукоснительно придерживался своего дневного распорядка. Каждое утро он вставал, когда было еще темно, и занимался растяжкой. Это позволяло ему сохранять гибкость своего змеевидного тела и было полезно для третьего глаза.

Когда он принял духовно плодотворные формы, солнечный свет проливался над горизонтом, выжигая мглу. Шри Буджанг устремил все три глаза в землю, и его сознание совершенно опустело. Тогда золотой свет вдруг посерел. В небе сверкнула молния, следом прокатился гром.

Дожди были сокрушительны для всех, но только не для нага. Для Шри Буджанга, разумеется, вода ничем не отличалась от воздуха. Он с идеальной ясностью увидел, как из леса появляется наг, – и узнал, кто это.

– Каканда, – сказала его сестра.

Шри Буджанг замер. Его третий глаз резко закрылся. В его семье считалось неприличным открывать его в присутствии представителя противоположного пола.

– Адинда, – проговорил он. Будь у него время подготовиться, он мог бы придумать приветствие, подобающее нагу-мудрецу и сочетающее в себе афористичность и невозмутимость.

Но он не был готов. Он не видел никого из родных уже несколько столетий.

– Как ты узнала, что я здесь? – вырвалось у него.

Шри Кембоджа выглядела озабоченно.

– Эта гора названа в твою честь. Гунунг Шри Буджанг.

– А, точно, – ответил Шри Буджанг.

«Что бы тут сделал мудрец?» – поймал он себя на мысли, на какое-то нелепое мгновение мелькнувшей у него в сознании.

Он принял свое привычное положение. Что бы он ни сделал – мудрец поступил бы так же. И еще мудрец держался бы снисходительно, но отстраненно. Он не стал бы приветствовать сестру обычными банальностями – вроде замечаний, что она сбросила или набрала вес, или расспросов о здоровье родственников. Мудреца не волновало бы, скучают по нему или нет, и не сожалеет ли кто-то о том, как обращался с ним прежде.

– Чем могу помочь? – спросил он.

Ему понравилось, как величаво это прозвучало, но выражение лица Шри Кембоджи было все равно что камень. Она выглядела в точности, как их отец в тот день, когда Шри Буджанг видел его в последний раз. В тот день они поссорились, и Буджанг навсегда ушел из дома.

– Помощь нужна не мне, – отозвалась она. – Тебе нужно домой, Каканда.

Шри Буджанг много лет мечтал о такой просьбе. Чувствовать себя оправданным было не по-мудречески, но тем не менее Шри Буджанг ощутил в груди легкий приятный трепет.

– Я ведь уже говорил Айяханде и Бонде, – заявил он. – Теперь у меня своя жизнь. Шри Буджанг, мудрец Гунунга, не может просто так взять и уйти. На мне же ответственность. Гора это керамат, люди ходят в паломничество, чтобы меня увидеть. Я вторая достопримечательность этого района на «Трип Эдвайзере»[3], понимаешь? Всего вторая после знаменитого киоска, где готовят наси-лемак[4]!

– Айяханда умирает, – сообщила Шри Кембоджа. – Ты идешь или нет?

Шри Буджанг следовал за сестрой, пока они спускались к морю. Он шел, сутулясь под натиском шторма, который поднялся от их перехода.

Он уверял себя, что проявляет великодушие. Нельзя было сеять раздор с умирающим отцом. Он придет и увидится с родными, а потом вернется к своим делам. Он же не из робких.

Равнины изменились с тех пор, как он в последний раз спускался с горы. Люди повсюду оставили свои следы и, как обычно, бездумным образом.

– Они что, думают, это земля их дедов, да? – проворчал Шри Буджанг. Для богов и ханту[5], которые могли жить в других измерениях, в этом не было ничего страшного; к тому же здесь повсюду стояли маленькие алтари, сделанные людьми, с благовониями и подношениями для их духов-хранителей. А вот места для телесных существ люди оставляли мало. – Им следует думать и о других зверях, не только о себе.

– Да, люди всегда такие, – сказала Шри Кембоджа.

Пока они пробирались мимо всевозможных зданий, дорог и прочего людского мусора, захламлявшего местность, у Шри Буджанга зачесалось за закрытым третьим глазом. Остановившись на берегу, он обернулся. Он видел вдали вершину своей горы, поросшую девственным лесом, – убежище от людского безрассудства и от посягательств родных.

– Идем, – позвала сестра нетерпеливо. – Если будешь плестись с такой скоростью, все побережье дождем смоет.

Шри Буджанг хотел было открыть рот, чтобы огрызнуться – «Ну и что?». Но спохватился прежде, чем слова вырвались наружу. Он поражался сам себе: это был ответ Шри Буджанга, который еще не ушел на гору, – непросветленного юного нага, который затем и ушел, чтобы преодолеть подобную мелочность.

– Я позволил себе погрузиться в мысли, – ответил он с достоинством.

Шри Кембоджа только фыркнула в ответ, отчего его настроение ничуть не улучшилось. Он вошел вслед за ней в море с чувством вскипающей в груди обиды.

Когда они приблизились к королевству его отца, Шри Буджанг воспрял духом. У ворот стояли гордые фигуры белых крокодилов, которые охраняли королевство со времен его основания. Шри Буджанг всегда был любимчиком у капитана Королевской гвардии. Пак Ламинах обучал его военному искусству. Шри Буджанг узнал бы его профиль где угодно.

– Пак Ламинах! – закричал он радостно. Крокодил обернулся.

Это оказался не Пак Ламинах. У этой крокодилицы была та же вытянутая морда и те же зеленые глаза, но он ее не знал.

– Ах, Ваше Высочество вернулись! – воскликнула крокодилица, увидев Шри Кембоджу. И настороженно глянула на Шри Буджанга.

– Капитан, сможете послать гонца в истану? – спросила Шри Кембоджа. – Донесите им, что принцесса вернулась с раджа мудой[6].

Когда они миновали ворота, Шри Кембоджа сказала:

– Пак Ламинах умер. Капитан Хартини – его пятиюродная внучка. – Ее будто бы озадачило, что Шри Буджанг не знал этого раньше.

Ну конечно, он должен был понимать, что Пак Ламинаха больше нет в живых. Ведь с тех пор, как Шри Буджанг покинул дом, минуло очень много времени.

Но после этого вся прогулка по королевству стала казаться Шри Буджангу кошмаром. Он чувствовал себя матерью, которая, оставив яйца закопанными в надежном месте, вернулась и обнаружила, что песок разбросан, а от ее детей остались одни скорлупки. Будто не возвращение домой, а визит в какое-то незнакомое место, где он не бывал и где его не слишком жаловали.

В истане их отвели в зал для приемов. Там не оказалось никого, за исключением двух служанок-дюгоней и блеклой кучи на изысканном золотистом диване. На долю мгновения Шри Буджанг принял эту кучу за старую подушку, вялую и затасканную от слишком долгого использования. И только когда Шри Кембоджа подошла с ней поздороваться, он понял, кого видел перед собой.

Нага-король Южно-Китайского моря, Тот, кто подобен Праху Всемогущего, Шри Даик лежал, свернувшись, на золотистом диване. Его бока неритмично поднимались и опускались. Чешуя была тусклая, словно он линял. Когда он открыл глаза, в них не мелькнуло ни искры узнавания.

Все обиды вмиг улетучились. Шри Буджанг, смятенный, воскликнул:

– Айяханда!

Он тотчас ощутил волну холодного неодобрения, которое вызвала у Шри Кембоджи его бестактность.

– Сегодня ты выглядишь лучше, Айяханда, – сказала она. – Смотри, Каканда пришел.

Шри Буджанг в знак приветствия коснулся мордой передней ноги отца. Шри Даик поначалу ничего не сказал, и Шри Буджанг вспомнил, что они расстались в чрезвычайном раздражении. В этой самой комнате Шри Даик назвал его «анак дерхака» – необразованным, невоспитанным и безответственным, предавшим Бога, своего отца и короля. Шри Буджанг, со своей стороны, не сказал ничего, а только повторял мантру у себя в голове: «Я достигну освобождения. Я достигну освобождения».

В каком-то смысле это было то же, что спросить себя: «Что бы сделал мудрец?»

То есть не то, что сделал бы хороший сын. Шри Буджанг ушел молча, без извинений, взяв с собой так же мало, как и давал когда-либо своим родителям.

С тех пор он с отцом не разговаривал. А теперь поморщился, готовясь к неприятию, к отрешению, к целой буре.

– Раджа муда пришел? – произнес наконец Шри Даик. – Хорошо, хорошо. Бонду уже видел?

Его голос пронзил Шри Буджанга, точно впившееся в бок копье. Шри Даик прослыл в веках – он обитал в Южно-Китайском море с тех пор, когда оно еще не было Южно-Китайским, – однако его голос никогда не звучал древним. Шри Буджанг покачал головой, не в силах произнести ни слова.

– Иди с ней поздоровайся, – сказал Шри Даик. – Она где-то недалеко. Девки тебе укажут. Она очень обрадуется.

Даже эта короткая речь исчерпала его силы. Он закрыл глаза. Наступило молчание, достаточно долгое, чтобы Шри Буджанг подумал, не уснул ли его отец. Но Шри Кембоджа и служанки выжидали, спокойно наблюдая за Шри Даиком.

Вскоре он открыл глаза и поднял голову. Дюгонь поспешила к нему.

– Ты которая? Балкис? – спросил Шри Даик. – Уже еле помню. Нам нужно провозгласить раджа муду королем. Устроите коронацию? Спасибо.

Его веки затрепетали. Шри Буджанг распахнул было рот, но прежде чем он успел возразить, отец снова оживился.

– Балкис! Ты еще там? Регалии, не забудь вынести регалии! И убедись, что королевское платье подходит раджа муде. Не забудь, хорошо? Ты умница, Балкис.

Они прождали еще с полчаса, но на этот раз, похоже, Шри Даик сказал все, что ему было нужно. Служанки вывели Шри Буджанга и его сестру из покоев.

– Мы позовем, если Его Величество пожелает вас видеть, – сказала та, кого звали Балкис. – Комната раджа муды вскоре будет готова.

Шри Буджанг смотрел прямо перед собой. Шри Кембодже пришлось повторить вопрос, чтобы он обратил на нее внимание.

– Что? – переспросил он.

– Я спросила, – Шри Кембоджа повысила голос, – ты уверена, что мой высочайший брат желает в свою комнату?

Дюгонь по имени Балкис наморщила лоб.

– Но где же еще Его Королевское Высочество будет спать до коронации? Мы приготовим королевскую опочивальню, однако Его Королевское Высочество не сможет должным образом ею воспользоваться, пока не состоится церемония.

– И правда же, где? – спросила Шри Кембоджа многозначительно. Когда Шри Буджанг не отреагировал, она понизила голос и прошипела:

– Ты же сказал, что вернешься только повидаться! Потом ведь ты хотел уйти обратно, разве нет?

Служанки смущенно отвернулись, сделав вид, будто не слышали. Шри Буджанг сказал рассеянно:

– Я так говорил?

Когда он только вошел в истану, его переполняло горе по Пак Ламинаху, и он не обратил внимания, что находилось вокруг, а во время аудиенции у отца внутреннее убранство было последним, о чем он думал. Но теперь, осмотревшись как следует, Шри Буджанг заметил по всему дворцу признаки упадка: прогибающиеся половицы и гниющие бревна, черная плесень, выползающая из углов.

Истана целиком соответствовала своему королю. Пока Шри Даик угасал, и его магия вместе с ним, – истана все повторяла. И все влияние, которое исходило от истаны и которое Шри Даик наращивал столько столетий, – вельможи, что он воспитал, и последователи, что зависели от него, воздавая должное уважение, – все это сходило на нет.

– Нет, уйти не получится, – сказал Шри Буджанг.

Кто-то должен был это принять. И больше было некому. Он ведь раджа муда. Его родители избрали его главным носителем своих надежд и разочарований.

До сих пор были в основном разочарования… но это ему предстояло изменить.

Шри Кембоджа ахнула.

– Ты дашь им себя короновать? Я думала, ты хотел достичь освобождения, разве нет?

Нельзя быть одновременно и принцем, и бодхисаттвой. Из-за этого Шри Буджанг и покинул дом. Быть королем значило создать еще больше преград для освобождения.

Шри Буджанг подумал о Пак Ламинахе. Тот происходил из одного выводка с Шри Даиком, был Шри Буджангу роднее любого из его дядюшек по крови. Когда Шри Буджанг ушел, именно Пак Ламинах встретил его у ворот и сунул в лапы золото, отказавшись принять его обратно: «Там, наверху, тебе придется платить даже за то, чтоб дышать. Оно тебе понадобится».

Теперь же Пак Ламинах умер, все, что от него осталось, – только глаза и морда незнакомки. Что останется от Шри Даика после его смерти, если Шри Буджанг сейчас откажется?

– Не бывать тому в этой жизни, – сказал он, стараясь не замечать тяжесть на сердце. – Если Айяханда намерен отречься от престола, я должен исполнить свой королевский долг. А там и в следующей жизни недалеко пробудиться.

– Правда? И ты не против подождать? – Шри Кембоджа явно не могла поверить своим ушам. – То есть ты хочешь бросить свою гору и всю эту чепуху?

– Нет, – ответил Шри Буджанг. Если было важно, что станет с его отцом после смерти, то было важно и что станет с Шри Буджангом. Прервать дело отца означало лишиться шанса на освобождение в следующей жизни.

Шри Кембоджа нахмурилась, вернувшись к знакомой теме – что Шри Буджанг ненадежный и что ничего хорошего ждать от него не стоит.

– Не валяй дурака, Каканда. Это же серьезно. Айяханда и Бонда уже вдоволь настрадались. Либо берись за дело, либо сразу скажи им, чего ждать.

Шри Буджанг распорядился Балкис:

– Я буду спать в своей старой комнате.

Служанки поклонились и ушли.

– Ты должен принять на себя обязательства, – сказала Шри Кембоджа. – Как ты станешь королем, если не хочешь жертвовать ради этого?

Шри Буджанг ответил своей самой загадочной улыбкой, отточенной за многие столетия.

– Думаю, тебе стоит подождать, и тогда все увидишь.

Постучав ногтями по рулю, Мэй Линн заметила, что они слишком отросли.

И не в первый раз. Отросли они еще несколько недель назад. Мысль об этом теперь казалась ей такой же привычной, как гора, вздымающаяся за нижним правым углом лобового стекла.

Мэй Линн порылась в сумочке и, найдя там телефон, написала матери:

На Гунунг Шри Буджанг.

Интеллектуальный ввод текста предложил название горы, как только она набрала «На». Она отправляла одинаковое сообщение каждый день, чтобы Ма знала, что она уже почти дома.

Ма не позволила бы Мэй Линн подстригать ногти после работы. Она говорила, что подстригать ногти на ночь – к беде. И эта женщина была не из тех, кто легко отказывался от своих убеждений, а доказать ей, что это всего лишь суеверие, придуманное во времена, когда еще не изобрели электричество, было решительно невозможно.

– …сообщил, что чрезмерные для этого сезона дожди, которые наблюдаются уже несколько дней, привели к повышению риска аварий, и попросил автомобилистов избегать поездок во время штормов. Правительство создало рабочую группу для разработки мер по предотвращению оползней…

«Избегать поездок, ну да, – подумала Мэй Линн. – И как же их избегать, если не хочешь сидеть целыми днями дома? Был бы нормальный общественный транспорт, еще другое дело»…

Ей нужно было просто взять в офис щипцы для ногтей и заняться ими в течение дня, подальше от маминого укоризненного взгляда.

Но представляя, как будет это делать, она уже видела свою коллегу, равнодушно взирающую поверх перегородки между их столами. И ее решимость растаяла. Ясмин обладала сверхъестественной элегантностью, какая обычно встречается только у исключительных богачей; она выглядела так, будто у нее ни разу в жизни даже не выступал пот. Стричь ногти перед Ясмин было совершенно недопустимо.

В этот момент ход мыслей Мэй Линн нарушился оглушительным раскатом грома. Все вокруг погрузилось во тьму. Пока Мэй Линн в замешательстве смотрела на небо, его расколола раздвоенная молния.

Зажмурившись от вспышки, она едва не пропустила зрелище, которое заполонит ленты соцсетей и первые полосы газет на ближайшие несколько недель. К тому времени, как она протерла глаза и открыла их снова, дракон уже перемахнул через шоссе. Он удалялся прочь, направляясь в сторону гор. Светофор загорелся зеленым, но Мэй Линн и водители всех остальных машин еще несколько долгих мгновений смотрели дракону вслед, пока тот не скрылся за пеленой дождя.

– Эй, Адинда, – позвал Шри Даик. – Ты здесь?

Шри Буджанг был поглощен изучением стелы и не поднимал глаз до тех пор, пока Шри Кембоджа не спросила:

– Как ты мог?

Было сразу понятно, к кому она обращалась; она никогда не стала бы говорить с родителями в таком тоне.

– Что? – спросил Шри Буджанг.

– Я знаю, что ты пытаешься сделать, – заявила Шри Кембоджа взволнованно. – Ты думаешь, я не знаю!

Глядя на осуждающее лицо сестры, Шри Буджанг внезапно почувствовал, что его гнев достиг предела.

Он уже натерпелся несправедливого отношения к себе. Пусть его, конечно, и не заставляли выполнять тяжелую работу: принцы не втирают мази в чешую инвалидам и не кормят их целебными отварами. За Шри Даиком ухаживали врачи, маги, двоюродные бабушки, младшие кузены, служанки и лакеи, не говоря уже о матери Шри Буджанга, Шри Гумум. Ему было достаточно только согнуть коготь, чтобы все его потребности были удовлетворены.

Поэтому было непонятно, почему Шри Даик и Шри Гумум считали необходимым отнимать у Шри Буджанга все его время. Шри Гумум испытывала трудности с прислугой. Шри Даик страдал от умопомрачительного набора заболеваний. У обоих были твердые взгляды на налоговую политику и зонирование территорий, общественный транспорт и международные отношения – а король должен хорошо разбираться в этих государственных делах. Они были решительно настроены рассказать обо всем этом Шри Буджангу.

Для того, кто провел сотни лет один в пещере, это было крайне неприятно. Шри Буджанг привык считать свой дух драгоценным товаром и ревностно оберегал свою энергию от посягательств. Его раздражало, что с ним обращались так, будто его дух не имел никакого значения.

– Ты! – начал он, но прежде чем успел сказать Шри Кембодже, что думал по поводу ее тона, их мать спросила у дочери:

– Что ты имеешь в виду, говоря о том, что Каканда делает? Он же помогает нам с распоряжением Айяханды.

Шри Кембоджа, казалось, только сейчас заметила стелу, стоявшую перед Шри Буджангом. Надписи знахаря на ней были неразборчивы, какими, говорят, бывает почерк врача, но кое-где все же можно было различить название целительного заклинания или электуария.

– Что это такое? – спросила она.

– Девки стараются как могут, – ответил Шри Даик. – Но этому старому телу нужно столько заклинаний и лекарств, что их все трудно отследить.

– Эти никчемные дюгони забыли дать Айяханде его лекарство, – сказала Шри Гумум. – И теперь у него опять болит последняя пара задних ног! Что ни говори, если бы за ним ухаживал собственный ребенок, такого бы не случилось.

Прежде чем его родители смогли снова начать препирательства по поводу того, что сделали служанки и что нужно сделать с ними в связи с этим, Шри Буджанг сказал:

– С этого момента я сам буду следить за дозировками и позабочусь, чтобы у Айяханды было все, что ему нужно. Не беспокойся, Бонда.

Шри Даик кивнул. Шри Гумум улыбнулась. Их одобрение стало бальзамом на раздраженную душу Шри Буджанга, однако облегчение оказалось мимолетным.

– Да. Хорошо. Отлично, – сказала Шри Кембоджа. – Это просто прекрасно. Но ты рассказал Айяханде и Бонде про разрушения, которые учинил?

Шри Буджанг сверкнул на нее глазами.

– Ты это о чем?

– Усмирись, Адинда, так не подобает, – осадил ее Шри Даик. – Даже если твой высочайший брат неправ, тебе следует указывать на это любезно. В чем же дело?

– Каканда у нас решил помотаться туда-сюда, – объявила Шри Кембоджа. Она повернулась к Шри Буджангу. – Ты ведь собирался вернуться на гору, так? Ты думаешь, никто бы этого не заметил?

Шри Буджанг действительно думал, что никто бы не заметил. Ведь его родители совсем не проявляли интереса к тому, чем он занимался последние несколько столетий.

Он выпрямился.

– Только и всего? Да, я собирался вернуться. Мне нужно время для размышлений в тишине. Это едва ли помешает моим обязанностям здесь. – Он повернулся к родителям. – Ведь раньше я уделял вам достаточно внимания, верно?

Он считал это безопасным ответом, учитывая свою преданность. Но сразу понял, что ошибся. На лицах Шри Даика и Шри Гумум застыл ужас.

– О, Каканда, как ты мог? – проговорила Шри Гумум. – Ты ведь говорил, что отложишь всю эту чепуху на следующую жизнь!

Шри Буджанг ни разу не сообщал родителям о своих планах. Он лишь бросил горящий, осуждающий взор на Шри Кембоджу, но та притворилась, будто не заметила этого.

– Я и отложил, – сказал он. – Но я не хочу вообще пробуждаться в следующей жизни, если не буду заниматься самосовершенствованием.

– Это я виноват, – проговорил Шри Даик спокойно, с мученическим достоинством. – Это я позвал Каканду вернуться, когда он предпочел жить на своей горе. В моей юности было так устроено, что дети ухаживали за своими родителями. Но сейчас времена другие.

Шри Буджанг почувствовал, будто пол разверзся у него под ногами.

– Я… что… но что будет плохого, если я вернусь? Это только для того, чтобы я мог продолжать практики.

– Каждый раз, когда ты спускаешься с горы, возникает оползень, – объяснила Шри Кембоджа. – Разве ты не заметил?

Шри Буджанг собирался возразить, что это нелепо, безосновательно и неуместно. Но когда вспомнил свой последний поход на гору, ответ застыл у него в горле.

Разве он мог бы поклясться, что оползня на самом деле не было? Его переходы всегда сопровождались непомерной суетой. Обитающие в горах духи джунглей и звери были одержимы своими распорядками и любили гулянки. За всем шумом их обрядов он никогда не замечал состояния почвы. Вполне может быть, что оползни возникали раз-другой, пока он не обращал на это внимания…

– И наводнения, каждый раз, когда ты выходишь из моря, – сказала Шри Кембоджа. – Их тоже не замечал?

– Конечно, были наводнения, – ответил Шри Буджанг сердито. – Наводнение происходит всякий раз, когда кто-то из нас куда-нибудь ходит. Это из-за дождя.

– И ты не видишь в этом проблемы?

– Не ссорьтесь, дети, – сказала Шри Гумум, позабыв в своем стремлении их разнять даже о своем недовольстве Шри Буджангом. – Это ведь естественно, что Каканда думает, будто люди останутся благодарны. Они все-таки поклонялись нам за то, что мы приносили дожди. Он не понимает, что они изменились.

– Да пусть Каканда хоть заявит, что делает это ради людей, – сказала Шри Кембоджа. – Но я в это не верю! Когда люди вообще любили нас за эти наводнения или оползни?

– Адинда права, знаешь ли, – сказал Шри Даик Шри Буджангу. – Дожди – это хорошо, но они нужны в ограниченном количестве. Если их слишком много, это приводит к трудностям. Может, ты это позабыл?

Шри Буджанг не привык думать о людях иначе, кроме как о паломниках на гору, оставлявших свои подношения и докучавших ему просьбами.

– Так вот из-за чего вся эта шумиха? – спросил он недоуменно. – Из-за людей?

– Ток Батара Гуру! – воскликнула Шри Кембоджа. Она вскинула передние лапы и отвернулась.

Шри Буджанг возмутил родителей настолько, что они даже не стали упрекать дочь в богохульстве.

– Люди изменились, Каканда, – сказал Шри Даик. – Они больше ничего не боятся. Если ты доставишь им неприятности, они доставят неприятности тебе.

– А нам сейчас нельзя иметь неприятности, – добавила Шри Гумум. – Айяханда болен.

Шри Буджанг знал этот взгляд, которым они на него смотрели. Это чувство, когда ты – причина всех тревог, возмутитель спокойствия, источник разочарования, было прекрасно ему знакомо.

– Знаю, Айяханда болен, – сказал Шри Буджанг. Он ощущал горький привкус во рту. – Вы думаете, я это делаю только ради забавы? – Он указал на стелу.

– Нет. Ты это делаешь, потому что я попросил, – сказал Шри Даик. – Но мне не стоило. Лучше вообще ничего не требовать от детей.

– Каканда, ты ведь столько лет провел на горе, – сказала Шри Гумум. – Не пора ли перестать быть эгоистом?

– Эгоистом? – эхом отозвался Шри Буджанг.

Но это была правда, разве нет? Ведь он сбежал. Все эти годы он черствел без любви и долга, зная, что если хоть немного поступится, его станут использовать безо всякой пощады.

Жизнь Шри Буджанга на горе, по его собственному убеждению, не требовала никаких оправданий. Чтобы достичь просветления, освободить себя от оков иллюзии, все средства были допустимы – и даже необходимы. Для своих родных, однако, Шри Буджанг был прирожденным должником. И долг ему было не погасить даже ценой своей жизни.

Он смутно осознавал, что Шри Кембоджа повернулась обратно и переводила взгляд с него на родителей.

– Довольно, – заявила она резко. – Нечего больше говорить. Каканда уже все понял.

Шри Буджанг уставился на нее, слишком несчастный, чтобы утешиться хотя бы этим неожиданным проявлением солидарности. Шри Гумум, которая никогда не могла удержаться от того, чтобы не оставить за собой последнее слово, заключила:

– Ты не можешь получить и то и другое, Каканда. Ты позабавился вдоволь, но ты больше не молод. Теперь пора тебе сосредоточиться на семье. Отставь все лишнее. Ты это понимаешь, да?

– Да, – ответил Шри Буджанг, – понимаю.

Но внутри него все клокотало. Они могли попытаться отнять у него все, что для него важно, но не могли заставить думать, что его душа не имела значения. Это было единственное, чего они не могли.

Дракон стал таким повседневным зрелищем, что Мэй Линн едва удостаивала его взглядом, прежде чем снова уставиться в телефон. Невероятно, но сообщение на экране не изменилось.

«Бесок[7]? Где хочешь поесть?»

Хорошо, когда ногти чересчур длинные, – всегда есть что погрызть.

«Бесок болех»[8], – напечатала она.

Ничего ведь, что она ответила слишком быстро, да? Нормально. Они договаривались об обычной встрече двух коллег, в нерабочее время, с целью просто пообщаться. Это можно было сделать где угодно.

Рядом с ее сообщениями появились две голубые галочки, но Ясмин не ответила сразу. Чтобы отвлечься, Мэй Линн подняла взгляд на змеящуюся впереди вереницу машин. Причина пробки по-прежнему оставалась на виду, ее обрамляли деревья, растущие вдоль обочины.

Дракон стоял неподвижно, повернув голову к Гунунг Шри Буджангу. Странно, что он сегодня так задерживался. Обычно дракона удавалось лишь мельком заметить, пока он прокладывал себе путь между горой и морем.

Ясмин ответила:

«Тогда я тебя удивлю. Жду не дождусь.;)»

Машины потихоньку тронулись с места. Мэй Линн отпустила тормоз и, беспомощно улыбаясь, позволила машине покатиться вперед. Дракон впереди появлялся и исчезал меж деревьев.

Ей сейчас хотелось думать, будто все на свете имеет какой-то смысл, мир светел, ясен и полон возможностей. Драконий силуэт вдруг показался невыносимо горьким, сам изгиб его шеи источал тоску.

Вдруг грянул гром – она подскочила и уронила телефон. Раздался треск, но Мэй Линн едва расслышала его сквозь вой ветра. Хоть бы телефон не разбился. Это будет хуже всего. Что о ней подумает Ясмин?

Она увидела краешек чехла и нырнула, чтобы его поднять. Наверное, это было к лучшему. Потому что она не заметила дерево, которое не выдержало натиска шторма, и ветку, которая врезалась в лобовое стекло.

Шри Буджанг проснулся и увидел деревянный потолок, а не каменный. Теперь так будет всегда, до конца этой жизни. Отныне и впредь он будет королем, а все это – его королевством. Сама мысль об этом казалась необратимой, как смерть.

Он выскользнул из своей опочивальни, подняв голову, чтобы встретить наступающий день.

Шри Гумум мчалась по коридору, а за ней, с грозным видом, Шри Кембоджа. С великой утомленностью Шри Буджанг распознал в них признаки бури, в которую он будет неизбежно вовлечен.

– Каканда, где ты был? – воскликнула его мать. – Мы вчера нигде не могли тебя найти! Я бы даже не узнала, что ты вернулся, если бы Балкис мне не донесла.

– Разве нужно его спрашивать, где? – сказала его сестра. – Ясно же: на гору свою ходил.

– Ох, нет, – проговорила Шри Гумум. – Каканда не стал бы, не в такой час.

– Да неужели? – усомнилась Шри Кембоджа. – Сама спроси!

– Что значит, «в такой час»? – сказал Шри Буджанг и ощутил прикосновение холодного предчувствия. – Айяханда в порядке?

Его мать покачала головой.

– Где он? – сказал Шри Буджанг. Все происходило слишком быстро. Он принес свою большую жертву, сделал широкий жест, который примирит его с семьей. Шри Даик никак не мог уйти, прежде чем Шри Буджанг с ним поговорит. – Я могу его увидеть?

– Лучше не стоит, – ответила Шри Гумум. – Он очень разочарован. Вы, дети, не знаете, вы думаете, ваш отец неуязвим. Он всю жизнь работал над тем, чтобы создать себе такую репутацию. Но сейчас его имя попало в людские суды, и за что?

– Что? – не понял Шри Буджанг.

Письмо было написано с помощью нового римского алфавита, который люди переняли в прошлом веке. В самом верху были начертаны слова:

– Айяханда сказал, что люди доставят неприятности, – заметила Шри Гумум.

Шри Буджанг медленно изучил письмо. Новый человеческий шрифт был ему непривычен, а от юридических терминов становилось только хуже.

– Но тут написано, это из-за ханту.

– Х-А-Н-Т-У, а не ханту, – сказала Шри Кембоджа. – Это аббревиатура. – Она постучала по листку когтем. – Видишь, тут поясняется. HANTU – значит «Человеческая ассоциация по сохранению природы от сверхъестественных сил». Это организация, которая борется с экологическими последствиями духовной и сверхъестественной активности.

– Люди жалуются на нас за воздействие на окружающую среду? – спросил Шри Буджанг.

– Не просто жалуются, – сказал Шри Кембоджа. – Они подали в суд. – Она перевернула страницу и указала на ряд цифр.

Цифры выглядели более узнаваемыми, чем буквы. Шри Буджанг взглянул на них с ужасом.

– Это вот столько они просят?

– За ущерб, нанесенный оползнями и наводнениями, – сказала Шри Кембоджа. – Если бы Айяханде и Бонде от этого не было так больно, я бы сказала, что это они еще мало потребовали. Тебе повезло, что они не пытаются посадить тебя в тюрьму. Если бы в мире существовала справедливость, на тебя завели бы уголовное дело.

И как случалось всегда, когда она заходила слишком далеко, мать укротила ее гнев.

– Адинда, это уже чересчур, – заметила Шри Гумум.

– Нет, Бонда, пора нам перестать нянчиться с Какандой, – заявила Шри Кембоджа. – Может быть, если бы мы поговорили с ним раньше, то смогли бы это предотвратить.

Шри Буджангу, листавшему страницы с нарастающим беспокойством, такой подход представлялся менее чем полезным. Было похоже, что его сестра слетала с катушек ровно тогда, когда следовало хладнокровно обсудить дальнейшие шаги.

– Не думаю, что кто-либо мог бы обвинить тебя в недостаточной откровенности, – съязвил он. – Не нужно лишних эмоций. Никто ведь не умер.

Шри Кембоджа уставилась на него.

– Вчера женщина получила тяжелые повреждения – из-за шторма, который ты поднял. Об этом во всех газетах пишут.

– В газетах? – удивилась Шри Гумум. – Ты что, читаешь человеческие газеты?

Шри Кембоджа не сводила с Шри Буджанга глаз.

– А чего ты так смотришь? – проговорила она. – Ты ведь должен знать, что твои наводнения и оползни разрушают дороги и здания, заставляют людей покидать свои дома. Это был просто вопрос времени, когда ты кого-нибудь ранишь.

– Адинда, ты что, опять стала человеком прикидываться? – спросила Шри Гумум, поднимая голос. – Опять зовешься Ясмин, носишь туфли и все в таком роде?

– А что если да? – выпалила Шри Кембоджа. – Почему у меня не может быть отдушины, если раджа муда изображает мудреца, когда ему хочется? Я хотя бы не опустошаю города и не убиваю невинных людей!

– Адухаи! – Шри Гумум заломила лапы. – Что на это скажет Айяханда? Где он так согрешил, что был наказан двумя такими непослушными детьми?

За последние пару минут Шри Буджанг узнал о сестре несколько новых фактов, которые в другой раз вызвали бы у него чрезвычайный интерес. Но сейчас были более важные вещи, о которых следовало побеспокоиться.

– Кого ранило? – спросил он, пробившись сквозь гвалт.

– Ее зовут Яп Мэй Линн. – ответила Шри Кембоджа. В ее глазах стояли слезы – драгоценные слезы нага, которые некогда так высоко ценились людьми, что раджи торговали ими между собой. – Она ехала домой к матери. У дерева на обочине из-за шторма отломилась ветка и упала на машину. Она теперь в больнице. И может никогда не очнуться. Может быть, я больше никогда ее не увижу. И все из-за тебя.

– Разве Бонда тебе не говорил? Нельзя заводить дружбу с людьми, – упрекнула ее Шри Гумум. – Они быстро умирают и тебе потом плохо. Таковы уж люди. И вообще, откуда ты знаешь, что это из-за Каканды был дождь?

– Он это, – сказала Шри Кембоджа. – Он вчера опять ходил на ту гору, даже после того, как мы ему все сказали. Ходил же? Из-за тебя был шторм?

– Да, – признал Шри Буджанг удрученно. – Из-за меня.

Преследуемый грозой мужчина остановился на парковке больницы, наблюдая за машиной из-под зонтика. Из машины выбралась женщина, испытывая затруднения с большим пластиковым контейнером.

Шри Буджанг сразу узнал Шри Кембоджу, а она узнала его, хотя оба скрывались под другими лицами. Они уставились друга на друга, оба в замешательстве.

– Ты что здесь делаешь? – спросила Шри Кембоджа.

– Ты же не хочешь это намочить? – одновременно с ней спросил Шри Буджанг. – Я могу прикрыть зонтом. – Он указал на пластиковый контейнер, только сейчас обратив внимание на его содержимое. – Это человеческая еда? – спросил он, заинтригованный.

– Это для подруги, – пояснила Шри Кембоджа и, вскинув голову, добавила: – Вернее, для миссис Яп, матери Мэй Линн. Можешь рассказать Айяханде и Бонде, если хочешь. Полагаю, ты здесь за этим.

Шри Буджанг пытливо посмотрел на нее.

– Думаю, Айяханда и Бонда смогли бы рассказать мне о твоей человеческой карьере больше, чем я им. Как бы то ни было, ты не можешь увидеть миссис Яп.

– А почему ты считаешь, что можешь заявиться сюда и указывать мне, что делать? – Шри Кембоджа негодовала. – То, что ты старше и что ты раджа муда…

– Миссис Яп сейчас с Мэй Линн, – продолжил Шри Буджанг. – Через несколько дней Мэй Линн выпишут, но потом за ней хотят еще какое-то время понаблюдать.

– Что? – изумилась Шри Кембоджа.

– Мэй Линн чудесным образом исцелилась, – сообщил Шри Буджанг. Кое-что не давало ему покоя – вопрос без ответа, на который навел его внешний вид Шри Кембоджи. – Э-э, как ты пришла сюда, не принеся с собой дождь?

– Что это значит – «чудесным образом»?

– Значит с моей помощью, – ответил Шри Буджанг. – Я сотворил чудо. И она исцелилась.

Шри Буджанг почти забыл, как его сестра выглядела, когда не сердилась. Без привычного раздражения на лице, она была довольно симпатична.

– Как? – спросила она.

В следующий миг их ослепила вспышка молнии. Затем небо затрещало, и дождь усилился.

– Я тебе расскажу, – сказал Шри Буджанг, – но не хочешь пойти подождать где-нибудь, пока она там с матерью? Мне надо двигаться, пока тут все не затопило.

Шри Кембоджа сделала заказ в кофейне с уверенностью бывалой посетительницы.

– Лимау аис куранг манис[10], – сказала она официанту.

– Ты уже давно как человек, да? – спросил ее Шри Буджанг.

Шри Кембоджа посмотрела на него с подозрением, хотя он всего-навсего хотел выразить ей свое восхищение.

– Ты собирался рассказать мне про Мэй Линн.

– Тут рассказывать особо нечего, – отозвался Шри Буджанг. – Я отдал ей свою следующую жизнь. Теперь она будет в порядке. – Одно обстоятельство заставляло Шри Буджанга испытывать неловкость. Немигающий взгляд Шри Кембоджи вынудил его озвучить.

– Она может прожить дольше обычного, – добавил он. – Но это же ничего, да? Люди всегда меня спрашивают… спрашивали, как прожить дольше.

Шри Кембоджа вышла из забытья.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она. – Насколько дольше?

– Ну не особо, – ответил Шри Буджанг, стараясь ее успокоить. – Она же по-прежнему человек. Ее тело не способно выдержать слишком долгую жизнь. Вряд ли она протянет дольше, чем лет пятьсот, если только не будет чересчур себя беречь.

– Каканда!

– Да знаю, – сказал Шри Буджанг. – Для людей неестественно столько жить. Но выбор был либо так, либо дать ей умереть. Знаю, вы все считаете, я эгоист, но я и в горы-то ушел только затем, чтобы не причинять вреда.

– Я думала, ты ушел, чтобы достичь освобождения, – ответила Шри Кембоджа. – Как ты собираешься пробудиться в следующей жизни, если отдал ее?

Шри Буджанг не повел ни мускулом, отчего тут же возгордился собой.

– В следующей жизни я начну по новой, и все. Я лишился всех заслуг, которые нажил.

Он старался не думать о том, сколько ему предстоит трудиться, чтобы восстановить свой прежний путь к освобождению – при условии, что его следующая инкарнация вообще будет желать просветления.

– Надеюсь, я хотя бы перерожусь человеком, а не каким-нибудь другим зверем, – сказал он. Даже если он никого не погубил, у него наверняка и без того накопился слишком большой моральный долг, чтобы, переродившись, остаться нагом. – Люди ведь тоже могут достигать освобождения.

Шри Кембоджа сложила руки на груди с такой легкостью, будто имела в этом большой опыт, – Шри Буджангу пришлось бы немало попрактиковаться, чтобы воспроизвести подобный жест.

– Я училась подавлять инстинкт призыва дождя, – сообщила она. – Это было непросто. Пришлось много работать, и я не знаю, можно ли воспроизвести эту технику. Но я могу тебя научить. Если у тебя получится, сможешь ходить на свою гору.

Шри Буджанг был тронут.

– Это очень любезно, Адинда, но…

– Я предлагаю не из любезности, – заметила Шри Кембоджа грубо. – Ты ее спас. И я могу помочь тебе вот так. И помогу.

Шри Буджанг помедлил. Мудрецы не держали обид. И даже если он больше не собирался быть мудрецом, это не означало, что он не мог вести себя как мудрец.

– Я хотел сказать, что не хочу ходить на гору, – сказал он.

Он уже все для себя решил, но произнеся это вслух, ощутил острую боль. Они возлагали цветы перед его пещерой – не только люди, но и духи; они понимали, как им повезло, что у них на горе жил наг. Он мог погружаться в глубокую медитацию на целые месяцы, находя удовольствие в забытьи.

Но он отодвинул эти воспоминания на задний план своего сознания. Им придется побыть там, как затонувшему в темном море сокровищу.

– Я ее продаю, – сказал он.

– Что? – Сестра резко мотнула головой.

– Чтобы оплатить судебные издержки, – объяснил Шри Буджанг. – Эта гора стоит довольно дорого – удобное расположение, плодородная почва. Денег должно хватить и на суд, и на компенсацию.

– Но ты не можешь этого сделать, – возразила Шри Кембоджа.

– Вообще-то могу, – сказал Шри Буджанг. – По человеческим законам я собственник. Там есть люди, которые жили поблизости тысячу лет, очень порядочные соседи, но у них не было нужных документов и другие люди украли у них землю, чтобы выращивать ананасы и строить жилые комплексы. Они посоветовали мне разобраться с документами, что я и сделал. Мой юрист говорит, что проблем со сделкой возникнуть не должно.

– У тебя есть юрист?

– Мне соседи посоветовали нанять. – Вздохнул Шри Буджанг. – Я тогда возвращался только, чтобы попрощаться. Я ведь прожил там сотни лет. Хорошо ладил с людьми, ханту, зверьми… Я не мог просто так их бросить. Если бы я знал, как выключить дождь, я бы так и сделал. Но я не знал. Я никогда не думал слоняться туда-сюда.

Шри Кембоджа помолчала, уставившись на холодный чай с лаймом.

– Ты вообще не собирался возвращаться домой, – произнесла она наконец.

Это было близко к правде и ранило в самое сердце.

– Ничего страшного, – сказал Шри Буджанг. Хотя это облегчило бы ему боль, он не желал говорить ни о жизни, которую для себя создал, ни о мечте, которая ее наполняла. – Наверное, я мог бы найти баланс между горой и морем, но это стало мне уроком. Как ты сказала, я должен принять обязательства. Вот и принимаю. Айяханде и Бонде больше не придется беспокоиться из-за суда. И из-за меня.

– Им вообще не придется из-за него беспокоиться, – сказала Шри Кембоджа и снова приобрела сердитый вид. У Шри Буджанга упало сердце. Что он опять не так сказал?

– Я сказала им, что сама этим займусь, – продолжила Шри Кембоджа. – Там есть за что ухватиться. Прежде всего они указали не того ответчика, а также есть вопросы к юрисдикционной принадлежности. Это даже не говоря о деле по существу.

– Это что-то человеческое? – спросил Шри Буджанг осторожно. – Поэтому я не понимаю, что ты говоришь?

– Ой, – сказала Шри Кембоджа, – просто я юрист. Потому и стала тайно жить как человек, что Айяханда и Бонда сказали, мол, принцессы не могут заниматься юридической практикой. Ты же знаешь, я всегда любила право.

Это признание звучало даже еще удивительнее, чем узнать, что Шри Кембоджа была человеком по совместительству.

– Правда?

– Ладно, я что-то слишком далеко ушла, – призналась Шри Кембоджа. – Я забыла, с кем говорю. Просто я все время ругалась из-за этого с Айяхандой и Бондой, но ты не замечал. Смысл в том, что продавать гору тебе не нужно. У тебя появятся деньги, как только тебя коронуют – можешь помочь ими тем, кто пострадал от твоих стихийных бедствий.

– Если ты могла помочь с самого начала, – проговорил он, – и с дождем, и с судом, то почему сразу не сказала?

Шри Кембоджа выглядела слегка пристыженной.

– Научиться останавливать дождь можно, только если умеешь видеть себя со стороны. Откуда мне было знать?

– Я же потратил столетия, чтобы научиться проникать за завесу своего эго!

– Ты тоже не знал, что я хотела стать юристом, – указала Шри Кембоджа. – Айяханда запретил мне на месяц выходить из комнаты за то, что я устроилась на стажировку! Хоть это ты помнишь?

Сейчас, когда она рассказала, Шри Буджанг вспомнил.

– Так вот почему ты просидела месяц за учебниками? – И видя взгляд Шри Кембоджи, добавил: – Ладно, я понял. Но это не относится к иску.

– Я так на тебя злилась, Каканда, – сказала Шри Кембоджа. – Тебе все давалось за так. Тебе хотелось быть мудрецом – ты ушел на эту гору и засел в своей пещере, никого к себе не подпускал. А я одна жила с Айяхандой и Бондой, выслушивая то, что они хотели сказать тебе. Но они никогда не посылали к тебе гонца и не просили тебя прийти. Они всегда с тобой считались, потому что ты раджа муда.

Шри Буджанг не мог придумать иного ответа, кроме как:

– Я вернулся.

– Да, – сказала Шри Кембоджа. – В любом случае даже если у нас хорошие шансы в деле, это не значит, что мне будет слишком весело заниматься этим иском против нашего больного отца. У меня и так много работы, у меня своя жизнь. И без того есть чем заняться.

– И Мэй Линн тоже займешься? – спросил Шри Буджанг просто из интереса.

Шри Кембоджа аж поперхнулась чаем. Ее человеческое лицо залилось краской.

– Нет! Заткнись! С чего ты это взял? Мы просто вместе работаем! – выпалила она. – Погоди, это Мэй Линн сама тебе сказала? Что она про меня рассказывала?

– Да ничего, – сказал Шри Буджанг. Он задумчиво уставился на меню, выписанное на стене напротив. – Я не могу выдавать секретов, разумеется. Нам, мудрецам, потому их и раскрывают, что нам можно доверять.

– Каканда! – воскликнула Шри Кембоджа.

Но Шри Буджанг видел, что она на него больше не злится.