Книга Атруса

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Эта фраза… где же я мог ее видеть? – Ген воткнул перо в мраморную чернильницу, а затем, потянувшись через стол, взял вторую из высокой стопки толстых книг в кожаных переплетах. Закрыв лежащую перед ним книгу, он придвинул ближе древний фолиант, открыл его и начал листать, пока не дошел до места, заложенного тонкой полоской голубой бумаги.

– А, вот она! Это должно подействовать, Он поднял голову, на краткий миг уйдя в себя, словно размышляя, что еще ему может понадобиться. Близился полдень, а в кабинете Гена царила вечная ночь. Тени этой похожей на пещеру комнаты разгонял лишь свет маленького масляного светильника, пристроенного на углу тяжелого деревянного стола.

Ген вновь перечел строку, ведя по ней ука зательным пальцем, и прищурился, вглядываясь в страницу.

– Пожалуй, она излишне перегружена… уберем эти два эпитета – ненужные украшения, вот что это такое.

Он кивнул, довольный собой, а затем, поместив первую книгу рядом с древней, начал переписывать фразу Д'ни, пропустив два слова, которые он считал бесполезными.

– Вот так, – негромко заключил он, поднимая голову и впервые за прошедшие три часа окидывая взглядом комнату.

Каждая поверхность в этой громадной, похожей на пещеру комнате была заполнена книгами. Полки высились от пола до потолка, не оставляя места для другой мебели. Напротив Гена чернел древний очаг. Разумеется, в комнате имелась дверь, но больше – ничего, кроме полок. Даже на полу были разложены стопки книг – и новых, и ветхих. Некоторые из стоп покосились и рассыпались, да так и остались лежать. Их заплесневелые от старости переплеты подернулись толстым слоем пыли, словно склон вулкана – пеплом.

Напротив стола, за которым сидел Ген, между двумя высокими стеллажами, содержащими дневники Гена, втиснулся стол поменьше с разложенными по нему перьями, чернилами и стопками толстых тетрадей, вроде тех, которыми пользовался его сын.

Едва Ген взглянул на тетради, он вздрогнул, будто пробудившись, и схватил таймер, лежащий слева на столе.

– Да сохранит меня Кераф! – пробормотал он, засовывая таймер в карман и понимая, что безнадежно опоздал.

Он метнулся вон из комнаты, на ходу нашаривая длинный серебряный ключ в связке, прикрепленной к поясу. Отперев нужную дверь, он вошел в комнату и запер за собой дверь, а затем спустился по узким каменным ступеням.

Он оказался в библиотеке. Повернувшись, Ген сразу увидел, что Атр сидит за своим столом в дальнем углу, сложив руки перед собой на разложенной на столе тетради.

– Что-нибудь случилось, отец? Не извиняясь за опоздание, Ген подошел поближе, выбрал в чашке длинный кусок мела, повернул огромную грифельную доску и начал выписывать на ней слово Д'ни, усердно трудясь над каждой линией.

Повернувшись, он заметил, с каким вниманием наблюдает за ним сын. В такие минуты Ген еле сдерживал раздражение при виде полнейшей безмятежности мальчика. Разумеется, это качество было достойно похвалы у слуги или человека, но у Д'ни оно выглядело нелепо. Секунду-другую Ген был уверен, что поставленная им задача неосуществима.

Не подозревая об этом, Атр работал, медленно переписывая слово с доски. Зажав зубами кончик языка, он старательно подражал движениям отцовской руки, вырисовывая линии и завитки слова Д'ни.

– Атр! Мальчик вскинул голову.

– Что, отец?

– Ты должен научиться концентрировать внимание. Знаю, это нелегко – мне понадобилось тридцать лет, чтобы овладеть этим искусством. Но ты должен его освоить, Атр. Ты ничего не достигнешь, если не сумеешь впрячься в ярмо учения.

Потупившись и глядя в стол, Атр кивнул.

– Да, отец.

– Хорошо, – заключил Ген, довольный смирением мальчика, его желанием исполнять наставления и пытливостью ума. Затем, придумав способ помочь делу, он снял с одной из полок огромный, необычайно толстый фолиант и понес его к столу.

– Вот, – сказал он, кладя книгу рядом с открытой тетрадью Атра. – Несомненно, теперь учеба будет отнимать у тебя еще больше времени, но поскольку сейчас я не могу надолго отрываться от своих дел, пожалуй, мы испробуем несколько иной метод…

Атр устремил на отца вдруг загоревшиеся глаза.

– Да, Атр, это совершенно особая книга. Она называется «Рехевкор». Некогда в каждой школе Д'ни было по нескольку экземпляров этой книги. Благодаря ей ученики обретали умение писать слова Д'ни, составляющие основной словарный запас нашего народа. Полагаю, ее действительно можно назвать словарем, но не все так просто.

Ген взял книгу и открыл ее, а затем указал на подробные схемы на развернутом листе.

– Как видишь, на каждом развороте объясняется написание единственного слова Д'ни: здесь показано, как следует вести перо, в каком порядке выводить линии. От тебя, Атр, требуется выучить «Рехевкор» от корки до корки, для начала – по двадцать слов в день. У тебя будет сколько угодно тетрадей, но обещай, что будешь упражняться в написании слов до тех пор, пока они не станут твоей плотью и кровью. До тех пор, пока не сможешь повторить их, даже встав среди ночи. Ты понял меня, Атр?

– Да, понял.

– Отлично. – Ген закрыл книгу и повернулся, собираясь уходить.

– Отец!..

– Что тебе, Атр?

– Это древняя книга?

– «Рехевкор»? – Ген обернулся. – Ей не меньше десяти тысяч лет, а может, и больше.

Увидев отражение благоговейного трепета в глазах сына, Ген улыбнулся про себя. Рвение Атра, его преклонение перед величием Д'ни были самыми ценными находками для Гена.

– И еще, отец…

Ген вздохнул, подавив искушение сорваться, закричать на мальчика и приказать ему прекратить бесконечные расспросы. Но затем, поняв, что лишь терпением сможет устранить вред, причиненный Анной, он ответил:

– Что, Атр?

– Я только хотел узнать, почему море стало менее ярким, чем раньше.

Ген расслабился.

– Ну, это очень просто объяснить. У планктона существует тридцатичасовой цикл, соответствующий циклу Д'ни. Он спит, когда мы спим, и проявляет наибольшую активность в часы, когда бодрствуем мы. Таким образом, у нас здесь существуют день и ночь, отличающиеся оранжевым и черным цветом планктона.

Если это и была шутка, то либо чрезвычайно плоская, либо затрагивающая нечто недоступное пониманию Атра, однако Ген, по-видимому, счел ее забавной, ибо долго смеялся, а Атр, с удовольствием обнаружив, что его отцу не чуждо чувство юмора, смеялся вместе с ним.

Позднее, когда Атр вернулся к себе, Ген поднялся на помост и, застыв на мраморном полу, оглядел книги, разложенные на пюпитрах.

Время от времени пользуясь случаем побеседовать с Атром, он вдруг понял, как недоставало ему за все эти годы возможности поговорить.

Он был так одинок – не в эмоциональном смысле, ибо он считал себя в этом отношении настолько самодостаточным, каким только может быть человек, а в интеллектуальном. Ему не хватало жарких споров, возможности продемонстрировать широту своих познаний. И хотя мальчик пока годился только в слушатели, в нем ощущались неисчерпаемые возможности.

Да, но разве мог он знать, что мальчик еще существует на свете? Трудно вообразить, чтобы кто-нибудь сумел выжить в жалкой расщелине на склоне вулкана!

«Терпение… Я должен быть терпелив с ним, и тогда, со временем…»

Но острее всего он ощущал сейчас нехватку времени. За прошедшие несколько недель ряд опытов Гена вдруг завершился непредсказуемыми неудачами, и он был вынужден тратить все больше времени на поиск решения возникших трудностей. Уделять Атру столько внимания, сколько он заслуживает… нет, это немыслимо.

Однако Атр – послушный ученик. Ген видел, что мальчик старается изо всех сил. Возможно, несколько занятий по «Рехевкору» помогут ему подняться выше уровня беспомощного царапанья в тетради. Время покажет.

А пока его внимания требовали другие дела. Пройдя по помосту, Ген остановился над одной из открытых книг, глядя на рисунок. Затем он положил поверх него ладонь. Мгновение спустя Ген исчез.