Первая жатва

В широкое стрельчатое окно проникали лучи полуденного солнца и полноводной рекой заливали просторную комнату, наполняя ее теплым розовым светом. Мягкий, с толстым ворсом ковер застилал пол, на котором в милом беспорядке тут и там лежали пухлые подушечки самого разного цвета и размера. На окнах висели тончайшие занавеси, которые колыхались от дыхания ветерка. Но самым примечательным предметом из всей обстановки была кровать. Огромная, невероятно мягкая, застеленная белоснежным покрывалом, она занимала едва ли не половину всего пространства комнаты.

На этой кровати и возлежала стройная, юная, рыжеволосая девушка. Открыв глаза и подставив лицо свету, она потянулась и радостно рассмеялась. Потом перекатилась с боку на бок и наконец опустила ноги на ковер. Не вставая, она потянулась за сандаловым гребнем и принялась расчесывать густые волосы, любовно касаясь волнистых прядей. Такую работу девушка не доверила бы никому. Слишком уж дорожила она своей красотой.

Стукнула дверь, и в комнату, низко кланяясь, вошла полуобнаженная девушка с золотым ошейником раба. Хозяйка любила дорогие красивые вещицы и не могла отказать в удовольствии окружить себя милыми безделушками, будь то смазливая невольница или ошейник из золота на ней. На подносе, который держала рабыня, стояла чаша, наполненная персиками, и кувшин с лучшим вином, какое только можно было найти в Запретном мире.

— Доброе утро, повелительница, — низко поклонилась невольница и поставила поднос на маленький столик среди подушек.

Вслед за девушкой в покои вошел молодой раб и замер перед повелительницей, гордо вскинув голову, отчего девушка поморщилась, как от зубной боли. Вот еще проблема с непокорными рабами! Надоело! Итак немалого труда стоит провезти их в Запретный мир, так они еще и своевольничают! Ну да ладно, с этим-то точно проблем больше не будет.

Хозяйка окинула его внимательным взглядом, оценив и стать, и приятное лицо. Жаль, такой раб пропадает. Она притворно вздохнула и снова рассмеялась, отчего оба невольника вздрогнули. Девушка погладила ладонью древко тысячелетнего посоха, покоящегося на постели рядом с ней, и, вытянув ножку, поддала снизу по краю подноса.

— Сколько можно говорить тебе, несносная курица! По утрам я ем только красные персики, а не желтые! Убирайся!

— Простите, госпожа, — дрогнувшим голосом ответила невольница и, пятясь, покинула комнату.

Когда за ней закрылась дверь, Варна перевела взгляд на раба и растянула губы в злой усмешке.

— Значит, ты не хочешь пожелать своей госпоже доброго утра, ничтожество?

Голос ее разлился по комнате угрожающим шипением, словно ядовитый туман, отчего невольник вздрогнул и побледнел.

— Я не стану желать тебе добра, Варна! — Голос его прозвучал неуверенно, он уже жалел, что затеял это, но дороги назад не было. — Ты гнусная тварь, подлая колдунья. Как тебя только земля носит. Сдохнуть тебе желаю в этот день, а не доброго утра!

— Желай не желай, — покачала головой повелительница, — а я все едино бессмертна. Бунтуй не бунтуй — но ты мне все равно послужишь!

Варна легко встала с кровати, прошуршав длинным шелковым халатом, и неторопливо приблизилась к невольнику, который сжал в дрожащей руке болтающуюся на шее безделушку.

— Ничтожный червь, — презрительно обронила она, — ты надеешься победить этой безделицей меня?!

— Мои боги помогут мне! — Раб уже находился на грани истерики. Он заглянул в глаза Варны, приобретшие оттенок грозовой тучи, с узкими змеиными зрачками, и невольно всхлипнул.

— Мне плевать на всех богов, раб! Здесь, в Запретном мире, только я — и богиня, и повелительница.

Рядом с Варной возникло легкое, едва видимое облачко. От него к груди раба метнулось тонкое щупальце, заставив того вскрикнуть от боли. Невольник опустил непонимающий взгляд и увидел наливающееся алым цветом щупальце. От ужаса он так сильно сжал амулет в кулаке, что раздался треск и сквозь пальцы посыпался белый порошок.

— Что… — Немеющие губы отказывались служить, и ему оставалось только наблюдать, как призрачное вначале облако все больше приобретает объем, становится реальным. Тоненькая алая струйка вливалась в странный овальный предмет, в который превращалось облако, а невольник становился все бледнее, дыхание с хрипом вырывалось из груди, сил почти не оставалось. Наконец он рухнул к ногам хозяйки, царапая пол судорожно скрюченными пальцами.

Когда струйка истощилась, на полу осталась лежать сухая мумия, а перед Варной в воздухе возникла массивная рама, украшенная витиеватым узором. И когда повелительница встала перед ней, то в серебристой поверхности, заключенной в раму, увидела свое отражение. Девушка изогнулась, пытаясь заглянуть себе за спину, поправила полу халата и весело рассмеялась.

— Ах, сущее разорение, — улыбнулась Варна своему отражению. — Жаль, что раба хватает только на одно заклинание.

И тут же забыла о такой мелочи.

— Одеваться!

В комнату торопливо вошла та же невольница, что приводила раба. Она испуганно глянула на мумию и поспешила с поклоном подать госпоже одеяние.

Повелительница облачилась в светло-зеленое легкое платье, которое мягко струилось вдоль тела, так что создавалось впечатление движущейся воды, и оглядела себя. Поправила выбившийся из прически локон, провела кисточкой по полным губам, придав им еще более яркий цвет и, налюбовавшись своим отражением, небрежным движением руки разбила зеркало. Мелкие осколки вмиг превратились в тяжелые капли и кровавым потоком обрушились на пол. Варна проводила их равнодушным взглядом и отвернулась. Ее мало взволновали и судьба бывшего раба, и испачканные ковры. Невольники отчистят и отмоют все — иначе их постигнет та же участь.

В это время в окно прошмыгнула изумрудно-зеленая ящерка. Она тащила в зубах берестяную трубочку, которая была явно великовата для такого маленького существа.

Ящерка взобралась по портьерам, прикрывавшим кровать, плюхнулась рядом с повелительницей и облегченно перевела дух.

— Варна, это записка Корнею, послание от его слуги, — шепнула ящерка, забираясь на плечо и привычно прячась в волосы хозяйки. — Едва донесла.

Повелительница отпустила невольницу взмахом руки, развернула трубочку и пробежала глазами послание.

— Значит, смертные направили против колдуна ратный отряд. Наверное, уже выехали. Как полагаешь, моя маленькая, не нужно ли нам вмешаться? Может, помочь этим червям нашей силой и избавиться наконец от докучливого надсмотрщика?

Ящерка ткнулась шершавым носом в шею колдуньи и ответила:

— Ты говорила, что Корней проявляет интерес к юному княжичу. Даже приставил к нему лазутчика. С чего бы такой интерес к простому человеческому детенышу?

Варна рывком поднялась с постели, на которую едва успела сесть, и звонко расхохоталась.

— Ты права, Лир. Неужели он нашел нового Хранителя Ключа? Так вот зачем ему понадобился этот ребенок! Где же, интересно, теперь наш гнусный предатель, которого он посылал к княжичу?

— Предатель в том отряде, что отправился против колдуна.

— Значит, если я помогу смертным, он тут же донесет Корнею… Хотя какая разница? Если бы черный колдун мог хоть что-то против меня сотворить, он бы уже давно это сделал. Пожалуй, действительно надо им помочь. Пусть Корней знает и бесится от бессилия. Коли смертные управятся, я даже явлюсь полюбоваться на его смерть… — Варна сладострастно рассмеялась.

— Предатель идет не просто так, — хлестнула ящерка хвостом. — Колдун приставил его охранять какого-то смертного. Похоже, Корней тоже хочет, чтобы отряд дошел до наших гор.

Варна промолчала, глядя сквозь окно на колышущиеся под легким ветерком серебристые листья. Мысли ее витали далеко от красот березовой рощи, которую она очень любила. Мерзкий предатель! Демон-оборотень, посмевший проникнуть в Храм Ключа и попытавшийся похитить самый могучий амулет Запретного мира — Ключ Времен. Правда, его вовремя заметили, и предателю пришлось спасаться бегством. Хотя скорее наоборот: ему удалось спастись бегством. Ведь предатель должен был умереть! Пойти в жертву Темному Отцу!

Но хуже всего то, что он посмел ее предать! Все обитатели Запретного мира обязаны любить, боготворить ее, поклоняться своей повелительнице. А он — предал! И хоть не имела ныне Варна власти над предателем, она продолжала следить за ним, выжидая момент для сокрушительной мести. Предатель не просто отказал в любви Варне — он еще и перешел на службу к Корнею, а потому ее тайная слежка нередко помогала ей в борьбе с колдуном, столь долго и упорно осаждавшим границы Запретного мира.

— Еще один простой смертный? Странно. Хранитель Ключа рождается раз в сто лет, и только один. Больше никто из смертных, рожденных под этим небом, не может преодолеть наших границ. Он даже пути к границам найти не сможет! Разве только его пронесет с собой демон. И то лишь в полумертвом состоянии. Да дороги у нас невольники, дороги… — задумчиво перескочила Варна с одной мысли на другую. — Может, нам стоит на него посмотреть? Может, и я замечу что-то необычное в этом смертном?

Варна взмахнула рукой над посохом, отчего тот наполнился мелодичным звоном, и сказала:

— Решено. Мы с тобой пойдем в мир людей и посмотрим на несчастного, который зачем-то потребовался колдуну. Посмотрим, а затем убьем. Раз он нужен Корнею, то должен умереть.

* * *

Олег вздрогнул и проснулся. Он полежал какое-то время, пытаясь понять, что же его разбудило. В сенях что-то бухнуло, донеслось недовольное бормотание.

Хозяева уложили его спать на полатях, подстелив, естественно, набитый свежим сеном тюфяк. Поэтому сейчас ведун мог тихо выйти, не потревожив спящих на кровати у печи людей. Что ведун и сделал, на всякий случай прихватив подаренный князем Радомиром кинжал. Но уже через пару шагов Олег почувствовал, что крестик на руке слегка нагрелся. Совсем чуть-чуть, но и это настораживало.

Тихо скрипнула дверь, и Олег осторожно выглянул в сени. В нос ударил сложный аромат, состоящий из запахов топчущихся внизу в загончике коз, кислого молока, свежескошенной травы, которую вечером Олег видел около входной двери. Прямо в стену между бревнами была вогнана горящая лучина. Маленький робкий огонек с трудом разгонял ночной мрак, но давал достаточно света небольшому странному существу, разместившемуся возле двери.

Ведун, открыв рот, разглядывал его. А существо между тем увлеченно оттирало огромную сковородку от копоти и что-то бурчало себе под нос. Первое, что подумал Олег, увидев его, — что в дом забрался медвежонок. Но, приглядевшись, почти сразу понял, что ошибся. Забавный пушистый колобок сидел на мягкой подстилке, вытянув перед собой лапки, которые не были покрыты шерстью, и вдохновенно работал. Причем работал он почему-то, усевшись на серединскую косуху!

Вдруг существо замерло и медленно подняло огромные, круглые, как блюдца, глаза на ведуна. Испуганно пискнув, оно выронило камешек, которым оттирало сковороду, и заскакало по сеням. Олег поджал ногу, пропуская пронесшееся мимо создание и растерянно наблюдая за его паническим метанием.

— Подожди, подожди! Не бойся.

Существо наконец замерло, осторожно высунуло нос из-за загона с козами и вперило хмурый взгляд круглых глаз в ведуна. При этом оно пыталось брезгливо оттереть лапку, которой в панике ступило в козьи катышки.

— Чего не спишь? — проскрипело существо. — Не положено нам людям показываться.

— Да кто ты такой?

— Из домовых мы, вестимо. Неужто и так непонятно?

Глаза домового светились в сумраке, как у кошки.

— Извини, уважаемый хозяин, не признал сразу.

— Ладно уж, — проворчал он, поднимая камешек и возвращаясь к прерванному появлением Олега занятию. — Спать иди.

— А куртка моя тебе зачем?

— А это твоя?

— Естественно, моя! — возмутился Середин. — Ты, что, не знаешь, у кого взял?

— Ну раз твоя, стало быть, везет тебе, человече. — И домовой опять взялся за сковороду.

Олег потоптался, однако отнимать у хозяина дома косуху не решился и повернул назад в дом, решив подождать до утра. На полатях, чуть дальше от него, свернувшись на тюфяке калачиком, сладко посапывала Купава, внучка старого мастера-лучника.

«Бред, — понял ведун. — Домовые, оставшиеся в Изборске девочки. Снится все, наверное…».

Он забрался наверх, вытянулся на своей постели и с головой укрылся медвежьей шкурой.

Проснулся он оттого, что рядом сидела куница и почти на ухо грозно порыкивала, скаля зубки. Ведун открыл один глаз и проворчал:

— Чего тебе? Дай поспать спокойно.

Но куницу неожиданно поддержал Велислав. Он уже сидел за столом и завтракал. Хозяйка — полненькая красавица, пышущая здоровьем и весельем, — поставила перед ним миску с кашей, нарезанный свежеиспеченный хлеб и кувшинчик с козьим молоком. И толстяк с большим аппетитом уничтожал все это, чавкая от удовольствия.

— Поторопись, ведун, — сказал он, прожевав огромный кусок хлеба. — Воевода скоро сбор объявит, останешься без завтрака. А в полдник, окромя мяса вяленого, ничего не дадут.

— Вот потому я обычно путешествую один, — пробурчал себе под нос Олег, спрыгивая с полатей и направляясь на улицу. Здесь он углядел на углу дома кадушку с водой, подошел к ней, сладко зевнул напоследок и макнул вниз голову целиком. Выдернул, отфыркиваясь, пригладил волосы и макнулся снова. Огляделся, приходя в себя после сна и холодного купания.

Утро выдалось солнечное и теплое. Похоже, лето все же вспомнило о своих правах, и старина Хорс обещал путникам жаркий день. Это хорошо — хоть лужи с дороги пропадут, да трава высохнет. А то ведь сесть просто так невозможно — или щит под себя подкладывай, или пенек ищи.

Когда он вернулся в избу, на столе его ждала та же снедь, что и волхва, только с одним небольшим добавлением. Рядом с его миской на постеленной ради почетных гостей скатерти сидела грязными лапами куница и уплетала кашу из маленького блюдца. Каша была горячей, и куница обжигалась, недовольно фыркала, но все же ела, забавно теребя любопытный нос.

— Ты совсем сбрендила, чмо мохнатое, — покачал головой ведун. — Ты хоть помнишь, что ты хищник? Тебе мышей ловить положено, а не крупой вареной давиться!

Зверек повернул к нему мордашку и возмущенно щелкнул пастью.

— Ого, — удивился Середин. — Она, что, поняла, о чем я говорю?

— Может, и поняла, — пожал плечами Велислав. — Твоя зверушка, ты и знать должен. Ты молоко пить станешь?

— Нет, конечно, — отмахнулся Олег. — Вышел я из того возраста, когда титьку сосут.

— Ну так я допью?

— Пей, конечно, — кивнул Середин. — А где куница так свой хвост измазала?

Зверек извернулся, поднеся к мордочке хвост, и некоторое время созерцал свой рыже-бурый мех, после чего возмущенно затявкал.

— Ты смотри, и вправду понимает, — удивился ведун и достал свою ложку. — Двигайся, тварь блохастая. Шерсти мне в плошку не натряси…

Браслет на руке, самой Марой подаренный, отчего-то неприятно захолодил запястье. Ведун недовольно потер его, с удивлением ощущая под пальцами колюще-ледяной холод металла. Вдруг ложка выпала из ослабевших пальцев ведуна. Стены избы словно утонули в плотном белесом тумане, а перед глазами предстала мрачная камера, освещенная тремя факелами, и в ней — фигурки мальчика и девушки. Ведун встал и, не увидев перед собой стола, сделал пару шагов к детям.

— Братик, надобно как-то выбираться отсюда.

Любава опасливо покосилась на окружающие их сырые мрачные стены. Андрейка встрепенулся и удивленно вскинул брови. Надо же! Насколько он помнил, нянька так называла его только в крайних случаях. Она действительно обращалась с ним, как с братом, будучи ненамного старше его и не настолько мудростям человеческим обучена. Похоже, нянька сильно напугана и на плечо мужское надеется.

Мальчик легко вскочил с подстилки и медленно обошел камеру. Увы, для этого ему понадобилось шагов двадцать, не более. На княжеские палаты поруб колдовской никак не походил. Впрочем, кормили их неплохо, никто не тревожил, так что оба пленника маялись только от безделья.

Ведун видел все, как через прозрачное, но не очень хорошо вымытое стекло. И, похоже, оставался невидимым для находящихся там людей. Пленников окружала каменная стена без всякого намека на дверь, а далеко вверху виднелось пятнышко света. Классический зиндан — яма, в которой обычно держали своих пленников чеченские ваххабиты. Или будут держать?

Середин сделал шаг вперед, собираясь подсадить мальчика, но по стенам, повторяя все изгибы и шероховатости, внезапно засветилась тонкая пленка, подмигивающая яркими огоньками. И за ней проявилась дверь.

Едва мальчик приблизился к заговоренному проходу, как перед ним возникла легкая дымка. Андрейка осторожно протянул руку, однако ведун опередил его и первым коснулся призрачной пленки. Яркие всполохи едва не ослепили его, но княжич, похоже, ничего не заметил. Под пальцами Олега наваждение исчезло, и оба увидели простую деревянную дверь, которая оказалась к тому же незапертой. Ведун легким толчком распахнул ее.

— Идем, Любава.

Андрейка помог подняться девушке, и пленники выглянули наружу, но ничего опасного не обнаружили. Хорошо освещенный коридор почти сразу делал резкий поворот. Сырые стены и низкий потолок делали его похожим на готовую вот-вот захлопнуться мышеловку и навевали не просто тоску, а смертельный ужас. И ощущение загнанности ни на миг не покидало осторожно шагающих людей.

За поворотом обнаружилась круглая пещерка. Мягкий неяркий свет сочился, словно влага, из отверстия в потолке и рисовал на сухих пыльных плитах замысловатые узоры, ничуть не тревожа сумрак вдоль стен. Андрейка сделал пару шагов к центру, за юным княжичем, цепляясь за него, последовала Любава. Едва они переступили порог, как сзади рухнула плита, отгораживая путь назад.

— Сварог-батюшка, — зашептала девушка, вцепившись в княжича, — защити от беды неминучей.

Внезапно из тьмы уходящих в стороны коридоров донеслось тихое зловещее шипение, которое стелилось вдоль стен, словно туман. Перед ними из мрака неторопливо выползло невиданное чудовище. Любава дико заверещала и сжалась в комочек, закрыв ладошками глаза. Княжич стоял, гордо выпрямившись. Смертельно бледный от ужаса, он был не в силах отвести взгляд от принижающейся смерти. Никакого оружия у него не имелось, и потому единственное, что он мог сделать — это достойно встретить смерть.

Змеиная маленькая головка покачивалась на длинной тонкой шее, которая держалась на толстом мохнатом туловище с восемью паучьими лапами.

— Навь непотребная, погань черная, чур меня!

Желтые глаза твари с черными вертикальными зрачками не отрывали гипнотического взгляда от мальчика, и тот почувствовал, как обжигающая горячая волна прокатилась по телу, оставляя ощущение невесомости, легкости и безразличия. Раздвоенный язык проскользнул меж острых зубов, и тихое шипение закружилось вокруг маленькой фигурки — завораживая, убаюкивая, усыпляя…

Лапы чудища заскребли по шершавому камню, и оно приблизилось к неподвижному человеку. Тихо всхлипывала Любава, боясь открыть глаза, но тварь не обращала на нее никакого внимания. Медленно, словно оттягивая последний миг, змеиная головка приблизилась к шее застывшего княжича, с языка сорвалась пара ядовитых капель и с оглушительным, как показалось мальчику, стуком упала у его ног.

— Дай мне сил, воин небесный. Не позволь сгинуть в темнице безвестной. — Андрейка с трудом ворочал языком, но отчаянно пытался призвать помощь. И его услышали.

Тварь чуть отклонила голову, изготовившись к броску, как вдруг слева с глухим рычанием промелькнуло какое-то животное. Удар мощного тела оказался столь сильным, что ядовитая бестия отлетела к дальней стене и с противным визгом сползла на пол. Андрейка встряхнулся, сбросив наваждение, и с удивлением уставился на чудную картину.

Змееголовая тварь ловко вскочила и угрожающе подняла первые две конечности. Перед ней, припадая на задние лапы и свирепо скалясь, изготовилась к прыжку большая рысь. Уши с забавными кисточками на кончиках были плотно прижаты к голове, хвост нервно метался из стороны в сторону. Миг — и рысь прыгнула на тварь, целясь в горло. Они сцепились в смертельной схватке. До наблюдающего мальчика доносились только яростный рык и злобное шипение.

Он не знал, кто из них побеждает — чудовище или рысь. И не ведал, за кого беспокоиться. Из-за чего неизвестно откуда взявшаяся рысь могла напасть на чудовищную тварь? Вдруг она просто решила оставить добычу себе?

Андрейка не заметил, что сзади из мрака выступил Корней и какое-то время так же молча следил за схваткой.

Наконец тварь издала почти человеческий всхлип и рухнула на пол, а рысь, тяжело дыша, подняла морду и посмотрела за спину княжича. Тот обернулся, боясь увидеть еще одно чудовище. Что же, он почти угадал. Возвышающийся над мальчиком колдун смотрел на зверя сузившимися глазами и чему-то улыбался.

— Кто ты? — наконец спросил он. — Откуда взялся? «Неужели боги лишили его разума? — подумал Андрейка. — С чего это он со зверем разговаривает?»

— Зачем тебе мальчик? — между тем продолжал колдун. — Зачем оберегаешь его?

Но зверь молчал. Он приблизился к Андрейке и лизнул его руку. Княжич провел ладошкой по мягкой шерстке и вдруг увидел, что на передней лапе рыси тускло блестит серебром тонкий узорчатый браслет, распространяя вокруг мягкий свет, словно маленькая луна. А когда зверь поднял морду и встретился взглядом с мальчиком, тот понял, что смотрит в человеческие глаза.

— Убирайся! — вдруг взревел Корней и с силой сжал кулак. Воздух вокруг него, словно податливая пленка, потянулся вслед за кулаком. Колдун толчком направил волну в сторону мальчика и рыси. А зверь в ответ обнажил огромные клыки и глухо зарычал, вздыбив шерсть на загривке.

Волна накатила на мальчика и прошла дальше, не причинив ему ни малейшего вреда. А вот для зверя оказалась губительной. Едва воздушная волна приблизилась к рыси, как раздался хлопок, и, взвыв от боли, нежданный защитник княжича исчез.

* * *

…Олег вскрикнул и открыл глаза. Он все так же сидел в избе, на другой стороне стола удивленно смотрел на него Велислав с ложкой, полной каши, которую он не успел донести до рта.

— Что случилось? Ты здоров, ведун?

Середин поднял руку и впервые внимательно присмотрелся к подарку темной божини. Словно сотканный из десятков чешуек, покрытых непонятными надписями, напоминающими те, что он видел на стенах в зале, браслет плотно охватывал запястье и, сколько ни смотрел ведун, он так и не смог найти ни замка на нем, ни какого-либо крючка. Казалось, вещица была выкована прямо на руке и точно по ее размеру. Правда, сейчас это был обычный металл, который ничем не отличался от хорошо начищенной стали.

— Что со мной случилось?

Волхв неторопливо положил ложку, подошел к Олегу и заглянул в глаза.

— А что ты видел?

— Княжича и его няньку. Я помог им избежать смерти.

Волхв медленно кивнул и, отвернувшись, принялся мерить шагами комнату. Пять шагов вперед — пять шагов назад, пять шагов вперед — пять назад. Наконец он остановился и резко обернулся.

— Ты можешь сказать, где именно ты их видел?

— Пожалуй, нет, — немного подумав, ответил Середин. — Я не знаю, где находился тот коридор и пещера. Камень вокруг, сырость.

— Великая сила тебе дадена, ведун, — покачал головой толстяк. — Уж и не ведаю, к добру ли. Тяжела ноша, богами тебе определенная, — под силу ли нести ее и не свернуть с пути истинного? Ну да о том тебе токмо ведомо.

Велислав снова походил туда-сюда.

— Нам придется идти в горы Аспида. Я надеялся, что Корней спрятался за ними, там есть удобная долина. Слышал я, будто именно там его логово и есть.

— Почему ты считаешь, что это непременно в горах Аспида находится?

— Шепотки лесные так навеяли, — пожал плечами волхв. — В ту самую долину я вас и вел.

— Чем же это место так примечательно? — поинтересовался Олег.

— Да как сказать? В народе молва идет, будто там нечисть обитает. Ну и сам Корней, конечно.

Широко распахнулась дверь, в избу вошел Радул. В небольшой комнате сразу стало тесно.

— Вы готовы? Выступаем.

Он бросил взгляд на растерянное лицо Олега и настороженно оглядел все углы.

— Что случилось, ведун? У тебя вид, будто ты радуницу увидел.

— Кого?

Теперь настал черед удивляться Радулу.

— Ты, никак, о радунице никогда не слыхивал?

— Да вот не довелось ни услышать о ней, ни встретить.

— Тогда к добру это, ведун. Сказывают, будто радуница — это дева, что добровольно Мару призвала, да не дождалась. На рассвете себе петельку на шею набросила. Не принимает такую несчастную Чернобог, и на землю ей хода нет. Вот и бродит она по селениям, печалью исходит, избавления ищет. Старики молвят, с рассветом она заявляется. Бродит округ изб, неслышна и невидима, но стоит только выйти кому — вмиг набросится, закружит голову туманом утренним, с пути собьет, да так, что в своем дворе заблудишься. И только одним способом помочь ей можно — пройти вместе с ней всю тропу к Чернобогу. Токмо желающих пока не находилось. Не знает никто, есть ли назад пути-дороги. Вестимо, нет таких.

— Как же ей помочь можно? Умереть, что ли?

— Экий ты непонятливый, ведун! — Боярин досадливо махнул рукой. — Зачем умирать-то? Проводить ее к Чернобогу — и все. Сама-то радуница дороги найти не может. Не дадено ей это. Ну да ладно, сбирайтесь скорее, коли не случилось ничего особенного.

Олег с восхищением пронаблюдал, как мощная фигура боярина с трудом протискивается в далеко не самый узкий дверной проем. И когда тот скрылся из виду, ведун покачал головой. Рождает же земля русская богатырей таких! А речи странные — то он не в первый раз слышит. Все ж таки здесь родиться надо, чтобы понять все верования. Олег так и не уяснил, каким это способом можно проводить того, кто уже умер, к Чернобогу и при этом самому остаться в живых. Все-таки царство мертвых нечто вроде обратного клапана на воротах имеет: внутрь — пожалуйста, а обратно — ни-ни. Да и Чернобог не та личность, чтобы гостей подобру-поздорову отпускать.

Ладно, Олег выбросил из головы эти задачки и поспешил за Велиславом, который уже шагал к выходу. Не судьба нормально поесть этим утром — хорошо, хоть пару ложек успел перехватить.

Ведун помог забраться кунице в куртку, но та почти сразу перебралась на плечо. Что-то не так было с его курткой. Олег не мог понять, что именно, до тех пор, пока куница с удивленным и обрадованным писком не забралась в капюшон и не разместилась там со всеми удобствами.

— Не понял, — пробормотал он. — Помнится, не было у меня никакого капюшона.

Он обернулся к женщине, хлопотавшей у печи.

— Хозяюшка, это ты брала мою куртку?

Та испуганно замахала на него руками.

— Что ты, ведун! Да как бы я посмела без твоего ведома одежду трогать?

Дверь в сени с тихим скрипом приоткрылась, и Середин приметил мелькнувшую в уголке маленькую тень. Прихватив оружие и котомку, он поблагодарил хозяев и вышел в сени. Убедившись, что дверь плотно закрыта, Олег заглянул в загон с козами.

— Спасибо, что позаботился о кунице, хозяин.

Маленький домовой осторожно высунулся из густой тени в углу и поднял на Середина круглые глаза.

— Ты имя-то у нее спроси, не забудь. Береги ее, ведун.

— Имя? У куницы?

В глазах домового заплясали озорные огоньки, и он тихо хихикнул.

— Э-э, ведун, да ты никак не знаешь, кого на плече-то носишь?

Олегу как-то некстати вспомнился кузнец Вакула, который за спиной черта носил, и он осторожно покосился на куницу, высунувшую острую мордочку. Зверек как зверек. Что в нем такого особенного?

— И кого же это я ношу?

Домовой снова захихикал.

— Вот сам у нее и спросишь. А за работу не благодари, не для тебя старался. Попросили меня — вот и сделал.

— Все равно спасибо, хозяин.

— Ладно уж. Ступай, ведун.

Домовой отодвинулся в тень и словно растворился в ней. Середин отправил куницу обратно в капюшон и вышел во двор.

Там уже все были в сборе и, похоже, ждали только его. Даже волхв успел оседлал свою пегую лошаденку. Сварт дернул поводья и направился к воротам, не дожидаясь, когда Олег присоединится к отряду.

Незнакомый мальчишка подвел Олегу его коня, и ведун, забросив котомку с медвежьей шкурой чалому на холку, поднялся в седло. Отряд уже выезжал из деревни, когда ведун догнал их и потрусил в задних рядах.

* * *

— Приветствую самого неудачливого из магов. — Звонкий женский голос отразился от стен, заставив Корнея вздрогнуть и обернуться.

— Что ты здесь делаешь?

За спиной Варны вспыхнули и схлопнулись врата, она неторопливым шагом пересекла пустую полутемную пещеру. Мрак никогда не нравился повелительнице, она всегда предпочитала яркий солнечный свет. И сейчас, презрительно оглядев пещеру, Варна в который раз подивилась тому, что колдун так стремится забиться подальше во мрак, точно жук в холодную нору. Слишком темно было в пещере, и хотя по углам располагались чаши жаровен на тонких треногах, только в двух из них сейчас умирал огонь, с трудом разгоняя мрак.

Девушка поправила платье и погладила головку ящерки, выглядывавшую из-под волос.

— Я решила погулять по миру людей. Что ж тут особенного?

Колдун сощурил глаза и окинул ее подозрительным взглядом.

— Я не ждал такой знатной гостьи.

— А я и не стану задерживаться у тебя. Ответь только на один вопрос.

Шелест платья показался Корнею оглушительным, и он недовольно поморщился.

— Скажи, зачем тебе нужен тот смертный, к которому ты отправил предателя-оборотня? Чем он для тебя интересен?

Колдун сверлил ее злобным взглядом, но молчал.

— Давай меняться. — Варна улыбнулась так открыто и радостно, словно получила самый долгожданный подарок в своей жизни. — Я не стану вмешиваться, когда княжич войдет в Запретный мир, а ты за это отдашь мне смертного.

— Вот уж не ожидал от тебя такой щедрости, — криво усмехнулся Корней. — Видно, новую гадость задумала.

— Ошибаешься. Даже если мальчик пройдет портал и не затеряется в пустоте, взять Ключ Времен он не сможет.

— Почему? Ты же сказала, что не будешь мешать.

— При чем тут я? — Повелительница повела плечиком и кокетливо захлопала глазами, устремив на Корнея взор невинного ребенка. — Ты забыл про тех, кто охраняет Храм Ключа. Маленький мальчик никогда не сможет справиться с ними.

Колдун медленно кивнул.

— Ты права. Но мне нужен только мальчик, Варна. Я надеюсь на его силы.

Повелительница приблизилась к колдуну и шепнула на ушко:

— Однако я все равно позабавлюсь с этим смертным. Ты ведь не против?

Корней потянулся к лежащему на столе ножу, и Варна резко отпрянула. В ее раскрытой ладони вспыхнул небольшой огненный шарик, внутри которого как будто клубился розовый туман — хотя колдуну почудилось, что это не туман вовсе, а клубок змей, заключенных в маленькую сферу. Не глядя на шар, Варна сжала его в кулаке. С ее ладони с громким шипением и треском посыпались разноцветные искры. Долетев до пола, они погасли, оставив в воздухе острый запах серы. Девушка улыбнулась и взмахнула рукой. Корнею показалось, что по пещере пронесся тихий угрожающий ропот тысяч невидимых воинов, и в их руках зазвенел металл клинков, собиравших кровавую жатву.

— Не становись у меня на дороге, недоучка. Иначе пожалеешь.

Варна послала колдуну обворожительную улыбку и исчезла.

— Проклятая тварь, — тихо прошипел колдун, злобно сверля взглядом ни в чем не повинный пол, где еще миг назад стояла повелительница. — Если бы ты могла со мной справиться, то уже давно бы уничтожила. Никчемная хвастунья, которую спасают только чары Кроноса. Ничего, когда ты встретишься с княжичем, я обещаю тебе очень неожиданный сюрприз.

* * *

Отряд в очередной раз перешел с рыси на спокойный шаг, и под мерный стук копыт Олег задремал. Поля сменились негустым перелеском, впрочем дорога хорошо просматривалась сквозь узкие заросли и уверенно петляла между тонкими деревцами. Куница спокойно спала, уткнувшись мокрым носом Середину в шею и щекоча ее своим дыханием.

— Привал! — послышался голос воеводы.

Олег лениво приоткрыл глаза и посмотрел на солнце. Однако, Микула оказался прав: самое время подкрепиться. И лошадей напоить. В том, что привал назначен возле какого-нибудь ручейка, Середин не сомневался ни минуты. Он спешился, отпустил подпруги, огляделся, увидел пологий спуск с поляны, вытоптанный сотнями копыт, и повел коней к водопою. Затем повесил им на морды торбы с овсом.

Тем временем Никита, Руслан и Ермолай быстро насобирали хвороста, и вскоре возле дороги весело затрещал костерок. Воевода, почему-то никуда не торопясь, позволил Кире сварить кулеш с салом, и куница, сбежав от Олега, принялась ей помогать: приплясывала на плече, тявкала, крутилась на месте. При этом Кира пару раз едва успела поймать шаловливого зверька, чтобы не сварить кашу из нее самой. Что ж, правильно: сперва куницу следовало освежевать и выпотрошить.

Олег окончательно проснулся. Понаблюдав какое-то время за выкрутасами зверька, ведун отправился за ближайшие кусты. Природа звала.

Середин уже собирался возвращаться, когда почувствовал, что крестик на руке стал нагреваться. Торопливо подвязав штаны, ведун вытянул саблю и начал отступать к лагерю, внимательно оглядываясь по сторонам. Дружинники тоже почуяли неладное. Ермолай встал со щита и взял его в руку, обнажил меч. Остальные тоже бросали вокруг настороженные взгляды. Середин не знал, что их встревожило, вокруг стояла полнейшая тишина.

«Стоп», — тут же поправил он сам себя. Полнейшая тишина. Даже птицы не чирикают. А ведь, когда они расположились на привал, птахи, примолкнув на время, почти сразу снова принялись выводить трели на все лады.

Между тем крестик нестерпимо обжег руку. И вслед за этим на поляну, словно горох, посыпались люди в кожаных кирасах, оглашая окрестности дикими воплями. Вскочившие ратники торопливо сомкнули щиты, прикрывая лошадей, — нападавшие, подобно волне, ударились в деревянную стену и откатились, оставив двух своих товарищей биться в судорогах на траве.

Что там происходило дальше, Середин рассмотреть не смог: противники его заметили, и сразу двое кинулись на ведуна, размахивая боевыми топориками.

«Никак, варягов скандинавских кто-то привел?» — мелькнула в голове удивленная мысль, сменившаяся острой тоской об оставленном на гнедом щите. От одного топорика ведун увернулся, другой встретил на клинок, попытался чиркнуть вниз по рукояти, чтобы отрезать врагу пальцы — но тот успел отскочить, прикрываясь овальным щитом, сильно смахивающим на зулусский. Правда, на негров лесные тати ничуть не походили. Скорее — собранный на скорую руку сброд, не имеющий ни приличного оружия, ни хорошей брони. Похватали, что под руку попалось, да и засели у проезжего тракта.

Олег махнул саблей в сторону одного, заставив его спрятать голову за щит, другого ударил ногой в низ деревянного овала, заставив верхний край чуть отклониться вперед, и кольнул клинком через щит наугад. Сабля вошла во что-то мягкое, послышался крик боли. Ведун развернулся — и очень вовремя, чтобы парировать опускающийся на голову топор. Обратным движением он попытался уколоть своего противника, но тот без труда прикрылся щитом, угрожающе помахивая топориком. Ситуация складывалась патовая. Поразить спрятавшегося за щит умелого воина практически невозможно. Однако и топорик против сабли — не самое лучшее оружие. Инерционная штука топор, фехтовать им практически невозможно. К тому же второй, уже раненный, разбойник справился с болью и теперь осторожно подступал, зыркая глазами над деревянным овалом.

— Каплю к капле собираю, — зашептал ведун, зажимаемый щитами в заросли ивняка, — солнца луч в узор вплетаю…

И в этот момент Середин успел заметить метнувшийся к нему откуда-то из зарослей голубой луч. Не имея в руках ничего другого, ведун попытался отмахнуться клинком — и тут его словно лягнул радуловский битюг. Удар оказался так силен, что, не попадись деревьев по пути, лететь бы ему до самого Изборска. Грудь опоясало болью, словно в ней не осталось ни одного целого ребра. Со стоном приподняв голову, Середин увидел, как из кустарника выходит юная девушка в зеленом вечернем платье, совершенно неуместном в этом лесу. Его противники опустили щиты, оглянулись на нее. Девушка жестом римской патрицианки сжала кулак, вытянула большой палец, повернула его вниз. Бородатый мужик с топориком кивнул, подступил к Середину ближе.

«Ну вот и все, — мелькнуло в голове Олега. — Отгулялся ведун».

Он собрал все силы для последнего в жизни движения, оторвал саблю от земли и метнул остро отточенный клинок под броню — снизу вверх, в ничем незащищенный низ живота. Мужик выронил топор, распахнул пасть в немом крике, и в тот же миг над Олегом взорвался жаркий огненный шар.

* * *

Лица коснулась приятная прохлада мягкой тряпицы и, открыв глаза, ведун увидел склонившихся над ним Киру и Купаву. Ту самую внучку старого оружейного мастера Архипа.

— Как ты? — Девочка осторожно убрала тряпицу.

— Мы что, в Изборск вернулись?

— Нет, — переглянулись дамы. — С чего ты взял?

— А ты откуда взялась? — ткнул пальцем в девочку Середин.

— Так я все время с вами ехала, — смущенно улыбнувшись, ответила Купава.

— Понятно… — Олег медленно сел и, застонав, сжал раскалывающуюся от боли голову.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я бы сказал, что скорее мертв, чем жив. Да еще провалы в памяти. Хотя, если подумать… Что это было?

— Это называется луч Велеса, — раздался сзади голос Велислава. — Тебе повезло, что ты сам начал говорить слова какого-то заговора, который и отклонил часть направленного на тебя страшного удара. Сила с силой столкнулась. Обычно после удара луча Велеса никто не выживал, а ты вот нашел способ бороться с ним. Я и огонь посылал — думал, ты уже у Мары в объятиях.

Олег скосил глаза и посмотрел на грудь, куда пришелся удар. На куртке с левой стороны красовалось темное пятно.

— Аз есмь… — тихо произнес он.

— Что? — не понял толстяк.

— Аз есмь, — повторил ведун. — Клинок у меня, хоть и не булатный, из обычной рессоры выкован, зато заговоренный. Я его под луч и подставил.

— Стало быть, повезло, — кивнула Купава. — И откуда взялась эта колдунья?

— Действительно, — придерживая голову руками, Середин встал, огляделся. Никто от Купавы не шарахается; похоже, все ее видят. Значит, она не мерещится. Но ведун совершенно не помнил, как она ехала с отрядом. В высшей степени странное последствие травмы. — А ты-то откуда взялась? Ты, что, в сумке чьей-то пряталась? — хотел пошутить Олег, но никто не засмеялся.

— Почти что. У тебя за спиной ехала.

— За спиной?.. — Ведун вскинул руку, нащупал капюшон. — Вот, значит, какую зверушку я за спиной вез. Ну тогда давай знакомиться еще раз. Кто ж ты такая?

Девочка смущенно принялась теребить оберег на шее.

— Проклятие на нашем роду лежит. Все женщины в зверей разных оборачиваются. Когда по желанию, а когда и по прихоти божией. Я вот куницей могу, а мать моя лисой становилась. Только убили ее, когда я совсем крохой была. Промысловики заезжие в лесу встретили.

— А как же твоя семья? Искать, поди, будут?

— Дед знает, что я с вами пошла.

— Зачем?

— В горах Аспида, сказывают, источник есть. Коли испить из него водицы, то избавиться можно от второй своей личины. Никто не решался идти туда по своей воле. А с вами мне не боязно. Хочу человеком стать, чтобы дети второй личины не имели.

— Значит, это по твоей просьбе домовой мне на куртку капюшон пришил?

Девочка смущенно промолчала.

— Однако откуда колдунья взялась? — вмешался Велислав. — Кто видел?

На этот вопрос волхву никто не ответил. К ним подошел хмурый Сварт.

— Трогаться надобно. И так полдня потеряли. А место здесь для ночлега неудобное. Кусты, ветра нет, овраг рядом. В сумерках комары сожрут, ночью лихие люди подобраться могут.

— А это кто был?

— Неведомо, ведун, — пожал плечами дружинник. — Живых не взяли, а с мертвого — какой спрос? Прикопали, и ладно.

— Поторопились, — укоризненно покачал головой ведун. — Я бы спросил.

— Времени жалко. В седло подняться сможешь?

— Смогу.

— Тогда по коням…

* * *

…И снова дорога послушно ложилась под ноги. И снова Олег сжимал поводья и прислушивался к сопению куницы за спиной. Намаялась, неугомонная. Носилась по веткам и верещала так, что даже Кира возмущалась и едва уши не зажимала.

Воевода вел отряд неспешной рысью, давая прийти в себя после мимолетной стычки, и Олег, перебравшись в середину маленькой рати, предоставил гнедому выбирать дорогу. Сам же размышлял над случившейся схваткой.

Разумеется, во все времена в мире людей хватало грабежей да лиходейства. Кривая тропка нередко приводила к банде и куда более опытных ратников, чем тот, что схлестнулся с Олегом. Всяко в жизни бывает. Но чтобы колдунья к разбойничкам подалась — вот это задача. Чего хотела? Золота? Так опытные маги бедностью никогда не страдают. Жажда крови? Черные колдуны предпочитают проливать ее в уединении, в своих порубах или перед идолами неведомых богов. Что ж тогда?

Над чем-то раскатисто хохотнул Руслан. Он похлопал по рукояти меча и покачал головой.

— Нет, Ермолай, окромя этого друга вострого, никакому оружию боле не доверяю.

— Не всегда булат в сече помогает, — молвил пожилой ратник. — Волхв вон посохом своим да словом заветным так приложить может, что вмиг лично с Велесом беседовать станешь, — кивнул Ермолай на толстяка, выбирающего из берестяного лукошка чернику.

— Эк загнул! Ему мудрость веков дадена. Он так просто своей палкой-то махаться не станет.

— Дык и мечом просто так никто не машет. Посему амулетку-то ты завсегда под броню припрячь. И щит не токмо от железа, но и от глаза нехорошего заговори.

Дорога сделала крутой поворот и неожиданно уперлась в тупик. Прямо под ногами начинался крутой обрыв, изредка поросший кустарником. Олег спешился и осторожно глянул вниз. Далеко внизу плескались темные воды широкой реки. Резкий порыв ветра, хлестнувший ведуна по лицу, принес их тихое журчание. Но нигде поблизости не наблюдалось ни моста, ни удобного съезда.

Рядом с Олегом встал Радул, окинул окрестности цепким взглядом.

— Что скажешь, волхв? Есть здесь брод недалече?

— Где это видано, чтобы дорога в стороне от брода к реке подходила! — фыркнул Олег. — Здесь брод быть должен!

— Был, да сплыл, — не то пошутил, не то укорил богатырь.

— Видать, не по нраву мы кому-то из чародеев. — Bелислав, подъехав к обрыву, высыпал остатки ягод на ладонь, перекинул в рот и, широко размахнувшись, метнул лукошко в воду. То, перекувырнувшись несколько раз, с еле слышным плеском бухнулось в реку и покачиваясь, поплыло куда-то в правую сторону. — Не, не морок, сделал вывод волхв. — И впрямь разметал кто-то брод. Уж не та ли колдунья, что тебя убить пыталась, ведун? Не но нраву ты ей чем-то оказался.

— Другая дорога есть? — остановил его рассуждения Середин.

— Давно я тут не был… — Велислав задумчиво потеребил бороду. — Коли память не изменяет, должен быть брод верст двадцать выше по реке. Там небольшая деревенька. Токмо…

— Ну что, волхв? — поторопил его богатырь. — Не тяни. Что не так с этой деревенькой?

— Не то чтобы не так, боярин. Токмо в селении там поклонники смерти живут. Те, что кресту поклоняются, на коем их бога распяли. Странная это вера. Чужая.

— Может, и так, — боярин равнодушно пожал плечами. — Однако в Муроме многие в распятого бога верят. Князь Владимир, вон, дозволил и в Киеве капище для гостей цареградских построить.

Велислав посмотрел на Радула из-под густых бровей, но промолчал.

— Веди, волхв. Там разберемся.

Толстяк, недовольно что-то бурча себе под нос, развернул скакуна и, ни на кого не глядя, двинулся вдоль реки. Следом на узкую тропинку повернул Никита, за ним тронулся, дернув поводья заводного коня, ведун. Он смотрел на широкую спину молодого ратника и думал о том, что у того не оказалось дома никого, кто бы точно удостоверил личность воина: знал бы его привычки, любимые присказки, кушанья, обычное поведение. Не обнаружилось ни матери, ни братьев с сестрами, ни отца. А что соседи узнали — так глаза от внешности отвести много ума не надо. Ненадолго чужую личину натянуть он и сам может.

Загрузка...