Глава 6

Жизнь за городом имела как свои преимущества, так и недостатки. Из-за поистине вавилонского столпотворения автомобилей, которое еще возрастало в часы «пик», уходило много времени на дорогу. Можно было потратить полдня, чтобы добраться из центра города до окраины, а потом медленно, как уставшая улитка, ползти в общем потоке таких же, как и она, загородных обитателей и любителей природы. Это было напрасно потраченное время, сокращающее и без того быстротекущую жизнь. Но чтобы не слишком жалеть о нем, Марина нашла выход – она размышляла. Проблемы на работе, в чем смысл жизни, планы на будущее, воспоминания о прошлом, городские сплетни, которыми ее исправно снабжала Таня, – годилось все. Ей было важно, чтобы ее мозг работал, когда ноги отдыхали. Однажды она вычитала где-то:


Когда нет изобилья мысли

Заменой – оскуденье дней.

Когда нет смысла – много пыли,

И разум утопает в ней.


И эта поэтически выраженная философская мысль стала для нее откровением. Бессмысленное существование было для Марины сродни ночному кошмару. Одно время, чтобы наполнить жизнь смыслом, она даже пробовала сама сочинять стихи. Но те выходили слишком тоскливыми. Вершиной ее творчества стало стихотворение, которое она назвала «Последний полет». Начиналось оно так:


Мне б в небо подняться и крылья сложить.

В миг краткий, безумный, свободы испить.

Всю чашу глотком опорожнить до дна,

Пусть ядом смертельным вскипает она…


Но дальше она решила не продолжать, слишком уж это походило на призыв к самоубийству. А после того, как владыка Филарет предостерег ее, что самоубийство – смертный грех, который ведет душу прямиком в ад, она стала опасаться подобных мыслей. От греха подальше…

Марина была согласна с теми философами, которые утверждали, что мысль материальна и способна воплотиться в реальность. Она решила начать думать о более безопасных вещах. И первым делом бросила писать стихи. Это была не ее карма.

Карма – новое слово, которое она узнала, когда увлеклась индийской философией, одним из центральных понятий которой являлся так называемый «вселенский причинно-следственный закон». Согласно этому закону, судьбу человека определяют его поступки, и в зависимости от них он испытывает страдания или получает наслаждение.

Это явно противоречило православному верованию, в котором Марина была воспитана. Ее всегда уверяли, а владыка Филарет только подтвердил это, что человеческая судьба предопределена свыше, и как бы сам человек ни пыталась ее изменить, ему это не под силу. Правда, есть такое понятие, как свобода воли, позволяющая каждому делать выбор, как поступить в том или ином случае. Но, как поняла Марина из рассуждений владыки, поскольку человек все-таки, и прежде всего, раб божий, то и выбор его рабский – между плетью и миской похлебки.

Политика кнута и пряника, которую насаждало православие, показалась Марине менее привлекательной, чем индийская философия. А тысячи богов, которые насчитывались в индуистском пантеоне, несмотря на свою многочисленность, были менее грозными, нежели святая троица. Поэтому она выбрала Сарасвати, богиню знания, музыки и искусства, которой начала поклоняться. Но вскоре Марина поняла, что эта дивная красавица, которую обычно изображали одетой в белое с позолотой сари, сидящей в лотосе и держащей в руках ситар, глубоко равнодушна к ее страданиям и радостям. Да и где ей, индианке, было понять русскую душу…

После этого Марина снова вернулась в лоно православия, а, вернее, к своему обычному состоянию сомнения во всем и вся. Это была пропасть, в которую она падала всю жизнь, полагая, что все прояснится только тогда, когда она достигнет дна. По сути, это и можно было назвать ее верой.

А еще она верила в то, что Бог есть любовь, и потому только любовь может и должна править миром людей. И то, что это было не так, приносило ей почти физическое страдание. Она многое отдала бы, чтобы изменить ситуацию. Но почему-то ее не понимал даже владыка Филарет, осуждая эти мысли как ересь. И это была еще одна из причин ее разочарования в старце. С некоторых пор Марина начала считать, что он плохой пастырь человеческих душ. Поэтому ее так обрадовало появление нового митрополита. У нее появилась надежда. Мятущаяся душа Марины, измучившаяся от одиночества, просила, помимо ее воли, пристанища, но не могла найти его, и ей был нужен поводырь, который довел бы ее, и которому она могла бы довериться.

Мысли Марины текли неспешно и плавно, как полноводная река в тихий безветренный день. Унылый осенний пейзаж за окном автомобиля почти не менялся, навевая сон. Чтобы не задремать за рулем, она прибегла к испытанному средству – включила радио. Поискала то, что соответствовало бы ее настроению. Нашла радиостанцию, по которой передавали стихи. Известный всей стране голос задушевно читал стихотворение неизвестного ей поэта.


Нет в прошлое возврата, нет пути.

Что кануло, то вновь не обрести

И не прижать к томящейся груди.

Нам, слезы пряча, на закат брести.


Да было ль прошлое? И будущего нет.

Вчера, как завтра, смысла не имеет.

Есть долгий день со сменой зим и лет,

В котором ночь как неизбежность зреет.


Стихи навеяли на нее грусть. И без того минорное настроение превратилось в меланхолию. Марина почувствовала, что вот-вот заплачет. Такое с ней в последнее время случалось часто. Возможно, это была депрессия, о возможности которой ее предупреждал врач. Марина обратилась к нему из-за своей бессонницы, и он посоветовал ей съездить в Испанию или Италию, на крайний случай, в Крым, чтобы развеяться, получить новые впечатления, забыться. Намек был слишком прозрачен, чтобы Марина не поняла его. Она в сердцах мысленно назвала врача сутенером, и уже не обращалась к нему. Она и сама понимала, что многое изменилось бы в ее жизни, заведи она любовника. Но даже мысль об этом вызывала у нее отвращение. Как княгиня Ефросинья Ярославна, убивающаяся по мужу, князю Игорю, она могла только оплакивать свою потерю.

– И с чего я взяла, что он красив? – вдруг с насмешкой произнесла она. – Голубые глаза? Да они блеклые, как у альбиноса! Атлетическая фигура? Явно накачал стероидами. И банален, как банановая кожура. Тоже мне, Казанова, покоритель женских сердец!

Отводя душу, она так и не назвала имени того, кто вызвал у нее град насмешек, словно опасаясь произнести его вслух и снова оказаться очарованной, пусть даже на миг.

Никто из мужчин не мог даже сравниться с ее бывшим мужем по своим душевным и физическим качествам, так стоило ли размениваться по мелочам, потакая элементарной физиологии? Ответ был слишком очевиден, и Марина, оправдав себя в собственных глазах, повеселела.

А вскоре показалась дорога, сворачивающая от трассы к ее дому. И мысли Марины приняли другое направление. Она начала сомневаться, правильно ли выбрала платье, в котором собиралась этим вечером посетить Клуб одиноких вдов. Ей не хотелось выглядеть безвкусно или дурно одетой даже на фоне безутешных вдов. Достаточно и того, что она верна памяти своего умершего мужа, так зачем же себя уродовать, одевая то, что ей не к лицу?

Ответив и на этот вопрос не в ущерб себе, Марина заторопилась. Бросив автомобиль перед воротами гаража, она вихрем ворвалась в дом, пронеслась мимо опешившей Тани и поднялась в свою гардеробную. Здесь висели платья и костюмы, которые она давно уже не одевала, в основном от кутюр, многие эксклюзивные или сшитые на заказ. От тех, что массово продавались в магазинах, их отличали роскошные ткани, безумный крой и производящие необыкновенное впечатление детали – вышивка, драпировки, украшения. В ее личной коллекции были собраны воедино изящная простота Valentino, безупречное чувство вкуса и стиля Ralph Russo, обворожительные силуэты Georges Chakra, сногсшибательный объем Giambattista Valli, цветочные мотивы Dany Atrache. С ними соперничали Zuhair Murad, Elie Saab, Guo Pei…

Голова Марины кружилась от почти уже забытых названий, которые всплывали в ее памяти по мере того, как она перебирала одежду. Когда-то они с мужем путешествовали по всей Европе, и везде она покупала себе обновки, как другие – сувениры с изображениями местности, которую они посетили. Олегу нравилась страсть жены к платьям, он был счастлив ее восторгом.

– Ты настоящая женщина, причем самая красивая и обворожительная в мире, – говорил он, глядя на нее обожающими глазами, которые не могли скрыть, что еще больше, чем одевать, ему нравилось ее раздевать…

Но это воспоминание промелькнуло и пропало, было тут же забыто. Сейчас Марина была готова перемерить все, что висело в шкафах. Она чувствовала себя страдающим от жажды путником, который набрел на родник в пустыне. Как давно она не покупала себе новое платье!

– Это просто улет! – услышала она за своей спиной восторженный крик Тани. Девушка поднялась следом за ней и теперь замерла на пороге гардеробной, не сводя восхищенных глаз с платьев. Марина не допускала никого в эту святая святых своей спальни. Она закрыла гардеробную на ключ и спрятала его в шкатулке с драгоценностями. Таня увидела гардеробную открытой впервые и не смогла сдержать восторга. – Сколько добра! Да здесь одежды на все девять жизней хватило бы, если бы вы были кошкой.

Марина рассмеялась. Она поняла, что Таню поразило количество платьев, а вовсе не их оригинальный крой и стоимость, о которых по своей простоте она не имела никакого понятия.

Впервые за долгое время Таня видела ее такой веселой. Это окончательно сразило девушку. Она рассмеялась сама, не зная, над чем смеется Марина. Они смеялись долго, глядя друг на друга, пока Марине не надоело.

– Будем примерять? – спросила она. – Или без примерки подскажешь, что мне лучше всего одеть для сегодняшнего вечера?

– А как же черное платье с вышивкой? – недоуменно спросила Таня. – Я приготовила, как вы велели.

– К черту его! – воскликнула Марина. – Если хочешь, можешь одеть его сама. А мне нравится вот это.

Она достала светлое, вышитое цветами, платье от Georges Hobeika, облегающее грудь и бедра и слегка расходящееся книзу от колен.

– Я буду в нем сногсшибательна! – заявила Марина. – Как ты считаешь?

Таня считала так же, что можно было понять по ее блестящим глазам. От восторга у девушки захватило дух, и она, быть может, впервые в своей жизни, не могла произнести ни слова. Марина упивалась ее восхищением.

Внезапно она подумала, какое впечатление произвела бы на посетителей квир-бара, если бы пришла туда в таком платье. Это могло быть подобно атомной бомбе, разорвавшейся в пруду, полном лягушек. Возможно, некоторые из них даже пересмотрели бы свою сексуальную ориентацию. Например, Макс, прежде влюбленный в Рембо…

Не сдержавшись, она снова рассмеялась и тут же сконфуженно смолкла, поймав на себе удивленный взгляд Тани.

– Выйди, – потребовала она, приняв суровый вид, чтобы скрыть смущение. – Мне надо переодеться.

Марина надела платье и вышла из гардеробной, чтобы показаться Тане. Та восторженно всплеснула руками.

– Идите в нем! – потребовала девушка. – В этом платье вы прямо таки царица. Нет, богиня! Все ваши вдовы прямо таки помрут от зависти.

Услышав это, Марина внезапно потеряла все свое хорошее расположение духа. Она как-то забыла, зачем выбирала платье, увлекшись самим процессом. Но Клуб одиноких вдов не то же самое, что квир-бар. Вдовы ее не поймут, а, быть может, даже прогонят с позором. А если и не прогонят, то все равно ее репутация будут непоправимо загублена. В одно мгновение пойдет прахом вся ее прошлая примерная вдовья жизнь.

Марина подумала, что это будет непомерной платой за сомнительное удовольствие почувствовать себя богиней на один вечер. Она нахмурилась.

– А знаешь что? – сказала она. – Одевай-ка ты это платье и иди в нем, куда хочешь. А я пойду к своим вдовам голой.

Марина редко с ней шутила, а потому Таня приняла ее слова всерьез. И, удивленно хлопая ресницами, заинтересованно спросила:

– А так можно?

Загрузка...