Клинки против смерти

II . Самоцветы в лесу

Был день Жабы месяца Ежа года Бегемота. Кончалось лето, жаркое солнце клонилось к закату над плодородной мрачной равниной Ланхмара. В бескрайних полях крестьяне, замерев на миг, поднимали к небу запыленные лица - наступала пора приниматься за иные, домашние хлопоты. Неторопливо щипавший стерню скот начинал поворачивать к дому. Потные купцы и лавочники медлили с закрытием, предвкушая прохладную ванну. Воры и астрологи дергались в беспокойном сне, смутно осознавая, что близится ночь -пора их трудов.

В самых южных пределах Ланхмара, в дне езды от деревни Сориив, там, где поля злаков уступали место ленивому колыханию кленовой и дубовой листвы, двое всадников не торопясь трусили по узкой пыльной дороге. Столь разную пару трудно было подобрать. На рослом была туника из небеленого полотна, туго перетянутая широченным кожаным поясом. Наброшенный на голову полотняный покров защищал его от солнечных лучей. На боку всадника висел длинный меч, рукоять которого увенчало золотое гранатовое яблоко. Над правым плечом из колчана торчали стрелы, а седельную сумку распирал видный до половины тисовый лук. Мощные удлиненные мускулы, белая кожа, бронза волос, лиственная зелень глаз - весь его располагающий, но неукротимый вид, все выдавало в нем уроженца краев более холодных, грубых и варварских, чем Ланхмар.

Если во внешности высокорослого всадника все выдавало варвара, облик меньшего из мужчин, а он был значительно ниже своего спутника, явно свидетельствовал, что это горожанин. У него была физиономия шута с ясными черными глазами, носом пуговкой и печальными бороздками у рта. Руки фокусника. Вся его кряжистая фигура являла крайнюю опытность в уличных поединках и кабацких ссорах. Он был облачен в серую шелковую одежду, мягко и свободно ниспадавшую ниже колен. Его тонкий меч, вложенный в крытые мышиными шкурками ножны, слегка изгибался к вершине. С пояса свисала праща и кисет с ядрами для нее.

Несмотря на внешнюю несхожесть, ясно было, что они друзья, что их связывают прочные узы тончайшего взаимопонимания, свитые из доброго юмора, меланхолии и не только из них. Низкорослый восседал на серой в яблоках кобыле, длинный - на гнедом мерине.

Они приблизились к концу узкого подъема; здесь, у спуска в следующую долину, дорога слегка поворачивала, сжатая с обеих сторон стенами зеленых ветвей. Было жарко, но не слишком. Жара наводила на мысль о сатирах и кентаврах, уютно посапывающих в укромных лесных уголках.

И тогда серая кобыла, оказавшаяся чуть впереди, заржала. Низкорослый натянул поводья, темные глаза его заметались - прежде вдоль одной стороны дороги, потом вдоль другой. Что-то скрипнуло, словно дерево терлось о дерево.

Не сговариваясь, оба всадника мигом пригнулись, прильнув к бокам своих коней. Под дрожащий звон тетивы, как бы легкое вступление к некоему лесному концерту, несколько стрел, сердито жужжа, пронзили воздух там, где только что были их головы. А потом кобыла и мерин развернулись и вихрем помчались по дороге, вздымая копытами громадные клубы пыли.

За спиной беглецов послышались крики, стало ясно, что следом отрядили погоню. В засаде их оказалось человек семь или восемь - приземистые, широкоплечие бандиты в кольчугах и стальных шлемах. Не успели кобыла и мерин удалиться на бросок камня, как из лесу вырвались конники: впереди оказался всадник на вороной лошади, а чуть поодаль за ним чернобородый воин.

Но и преследуемые не теряли времени даром. Рослый всадник приподнялся на стременах, вырвал из сумки тисовый лук, уперев в стремя, согнул его и правой рукой набросил на крюк петлю тетивы. Левая рука его скользнула вниз к рукояти лука, а правая привычно потянулась за плечо к стрелам. Направляя лошадь коленями, он приподнялся, повернулся в седле, и стрела с оперением их орлиных перьев сорвалась с тетивы. Тем временем его товарищ вложил медное ядро в пращу, дважды крутанул ее над головой, так что она загудела, и выпустил один конец.

Стрела и ядро одновременно достигли цели. Стрела пронзила плечо первого всадника, а ядро ударило в шлем второго - ездок покатился из седла. Кони вздыбились, погоня резко остановилась. Ну а вызвавшая этот переполох пара остановилась у поворота, внимательно наблюдая за дальнейшим.

- Клянусь Ежом, - злодейски ухмыльнулся невысокий, - теперь они дважды подумают, прежде чем снова приниматься за эту игру.

- Тупицы, - отозвался рослый, - суются, даже не научившись стрелять из седла. Говорю тебе, Серый Мышелов, только варвары умеют должным образом управляться с конем.

- Ну, добавь к ним еще и меня да пару-тройку общих знакомых, - ответил отзывавшийся на кошачью кличку Серый Мышелов, - Гляди-ка, Фафхрд, разбойники отступают, унося раненых, один поскакал впереди. Ха, я старался как раз для него: чернобородый мешком свисает с его седла. Знай он, за кем гонится, вряд ли так торопился бы в погоню.

Доля правды была в хвастовстве конника. Имена Серого Мышелова и северянина Фафхрда знали и в землях вокруг Ланхмара, да и в самом Ланхмаре. Склонность друзей к странным приключениям, таинственные появления и исчезновения, необычные шутки озадачивали многих.

Вдруг Фафхрд ослабил лук и посмотрел вперед.

- Это, должно быть, та самая долина, что мы ищем, - проговорил он. - Гляди, два холма, каждый с двуглавой вершиной, как и гласит документ. Давай-ка приглядимся получше, чтобы не ошибиться.

Серый Мышелов потянулся к объемистому кожаному кисету и извлек из него толстый лист пергамента, пятнами позеленевшего от древности. С трех сторон лист был истерт и порван, а с четвертой имел свежий срез. Пергамент был весь испещрен замысловатыми ланхмарскими иероглифами, нанесенными черными чернилами каракатицы. Но не темные письмена привлекали к себе внимание Мышелова, а красные строки скорописи на полях. Вот что он прочитал:

Пусть короли набивают свои сокровищницы до потолка, пусть трещат подвалы купцов от мешков с монетами, а глупцы пусть завидуют им. У меня сокровищ поболее. Алмаз величиной с человеческий череп. Дюжина рубинов размером с череп кошки. Семнадцать изумрудов величиной с череп крота. Кристаллы хрусталя и стержни орихалка. Пусть властелины копят самоцветы, пусть их королевы увешивают себя драгоценностями, пусть глупцы восхищаются подобной тщетою. Мое сокровище долговечнее. Для него я построил дом на дальнем юге, где в одном дне пути от деревни Сориив два лесистых сонных холма дремлют, как два верблюда.

Великолепна сокровищница моя, увенчанная башней, она достойна и короля, но не жить в ней владыкам. Под замковым камнем главного зала сокрыты мои сокровища, вечные, как мерцающие звезды. Переживут они и меня и мое имя. Я - Ургаан Ангарнги. Они - моя опора в грядущем. Пусть глупцы пытаются добыть их. Тщетны будут их поиски. Знайте:

Пуста сокровищница, вор,

отыщешь ты лишь прах,

Стража не бродит вокруг и не

таится в садах,

Дьявол не явится в зал караулить

камни впотьмах,

И змей не встретишь ты там с

улыбкой на тонких губах,

И черепа не сыскать там с

пламенем адским в очах,

Страж мой отнюдь не в ловушках

и тайных капканах,

Не в потайных лабиринтах и не в

хитроумных обманах;

Дураку на горе, а мудрому - на

страх,

Не без защиты сокровище скрыто

в двугорбых холмах.

- Да он просто свихнулся на черепах, - пробормотал Мышелов, - колдун, наверно, или могильщик.

- Или архитектор, - задумчиво возразил Фафхрд, - в древности храмы украшали черепами людей и животных.

- Быть может, - согласился Мышелов. - Надпись древняя и чернила старинные. Похоже, относится к Веку Восточных Войн - целых пять поколений назад.

В свое время Мышелов занимался подделкой надписей и предметов искусства, а потому знал, о чем говорит.

Оказавшись у цели, они удовлетворенно рассматривали через просвет в листве долину. Неглубокая, длинная и узкая, она походила на створки стручка. Они как бы заглядывали в этот стручок с одного из концов. Оба странных горбатых холма как раз и образовывали эти створки. Почти вся долина поросла кленом и дубом, лишь посреди виднелась какая-то прогалина. Похоже на крестьянское хозяйство, подумал Мышелов, вон и расчищенная земля вокруг.

Позади прогалины, едва выступая над вершинами деревьев, темнел какой-то прямоугольник. Мышелов обратил внимание своего компаньона на это строение, но решить, башня ли это, упомянутая в документе, или просто странная тень, или какой-нибудь мертвый безлистный ствол гигантского дуба, они так и не смогли.

- Ну, времени уже прошло довольно, - заметил Фафхрд, помолчав, - если бы бандиты решили нас преследовать, то кто-нибудь уже подобрался бы поближе и подстрелил нас. Вечереет.

Они окликнули лошадей и не спеша тронулись вниз, не отводя глаз от силуэта, что походил на башню. Как только они чуть спустились в долину, сооружение сразу же скрылось за кронами деревьев. Увидеть его снова можно было только уже вблизи.

Мышелов ощутил легкий озноб. Скоро, скоро узнают они, существует ли сокровище или нет. Алмаз с человеческий череп!.. Рубины!.. Изумруды!.. С каким-то особым восхищением ему хотелось растянуть этот дивный момент предвкушения нового приключения. Недавняя засада уже добавляла всему только нужную остроту.

Он припомнил, как вырезал из труда по архитектуре потертый лист пергамента, до того мирно почившего в библиотеке жадного и властного лорда Раннарша. Припомнил, как полушутя выискивал коробейников, прибывших с юга, и расспрашивал их. Как нашел того, кто знал о деревне Сориив. Он-то и поведал ему о давно заброшенном каменном сооружении к югу от деревни, которое жители зовут Домом Ангарнги. Коробейник сам видел высокую башню замка среди деревьев. Припомнив хитрую физиономию этого человека, Мышелов невольно издал смешок. Тут как-то само собой предстало перед ним жадное узкое лицо лорда Раннарша, и его осенило.

- Фафхрд, - произнес он, - как, по-твоему, кто эти разбойники, которых мы только что обратили в бегство?

Северянин невозмутимо проворчал:

- Придорожная свора. Охотники на жирных купцов. Молодцы против овец. Шайка мужланов.

- Но все они были хорошо вооружены и одинаково при том, словно бы состоят на службе у какого-то богатея. А тот, что ускакал вперед? Что, если он торопился доложить хозяину о неудаче?

- Ты так думаешь? Мышелов немного помолчал.

- Известно, - начал он, - что лорд Раннарш - человек богатый и жадный, он слюной изойдет при одной мысли о драгоценных камнях. А что, если он и сам читал эти красные строчки и даже скопировал их, а моя кража только подогрела его интерес.

Северянин покачал головой.

- Сомневаюсь. Ты слишком уж тонко мыслишь. Но если ты прав и он сейчас наш соперник, ему следовало бы дважды продумать каждый этап… Во всяком случае надо было выбрать прислужников, которые умеют сражаться на лошадях.

Они следовали теперь столь медленно, что копыта кобылы и мерина даже не вздымали пыли. Нападения с тыла можно было не опасаться. Из хорошей засады их еще можно было бы захватить врасплох, но только не сзади. Узкая дорога бесцельно петляла из стороны в сторону. Листва задевала лица, порой приходилось пригибаться, уклоняясь от веток. Пряный запах позднего лета здесь, в лесу, был сильнее, чем на краю долины. Припахивало дикими ягодами, ощущался¹ аромат кустарника. Незаметно росли тени.

- Девять к десяти, - сонно пробормотал Мышелов, - сокровищница Ургаана Ангарнга была ограблена несколько столетий назад, и тела грабителей давно истлели.

- Быть может, - согласился Фафхрд, - ведь рубины и изумруды в отличие от людей не имеют обыкновения покоиться в своих могилах.

Такая возможность - они уже не раз успели обсудить ее - теперь вовсе не обескуражила их, даже не заставила поторопиться. Пожалуй, она даже наделила грядущее приключение меланхолией погибших надежд. Над головами пронзительно вскрикнула сойка, в лесу затрещал дрозд, резкие голоса их перекрывали тихое жужжание и стрекот насекомых. Близилась ночь. Солнечные лучи касались вершин деревьев почти горизонтально. Острый слух Фафхрда уловил дальнее мычание коровы.

Еще несколько поворотов, и они выбрались на прогалину, что заметили издали. Как они и предполагали, на ней оказалась крестьянская хижина - уютный невысокий домишко из выбеленного непогодой дерева приютился посреди поля пшеницы. По одну его сторону была делянка бобов, по другую - громадная поленница чуть ли не с дом высотой. Перед домом стоял жилистый старик, загорелая кожа его была под стать домотканой тунике. Он явно услыхал лошадей и вышел полюбопытствовать.

- Хо, отец, - обратился к нему Мышелов, - добрый день, доброго дня тебе и всем нам. Недурной домишко у тебя в этих краях.

Молча выслушав его, крестьянин согласно кивнул.

- Мы усталые путники, - продолжал Мышелов.

Крестьянин вновь серьезно кивнул.

- В обмен на две серебряные монеты не предоставишь ли ты нам ночлег?

Крестьянин потер подбородок и поднял вверх три пальца.

- Хорошо, получишь три монеты, - согласился Мышелов, соскальзывая с коня. Фафхрд последовал его примеру.

И лишь после того, как в руки старика для скрепления сделки проследовали монеты, Мышелов как бы мимоходом спросил:

- Это не рядом ли с твоим жильем есть такое заброшенное местечко, которое зовется Домом Ангарнги?

Крестьянин кивнул.

- И как оно выглядит?

Крестьянин пожал плечами.

- Не знаешь?

Крестьянин покачал головой.

- Разве ты никогда не видел его? - Мышелов не сумел скрыть изумления.

Ответом ему был новый кивок.

- Но, отец, ведь это место лишь в нескольких минутах ходьбы от твоего жилья?

Крестьянин снова спокойно кивнул.

Появившийся за спиной старика крепкий молодой человек, который вышел, чтобы забрать лошадей, предложил:

- Башня видна с другой стороны дома. Могу вам показать.

И тут оказалось, что старик вовсе не лишен дара речи, сухо, без всякого выражения он проговорил:

- Ступайте вперед и глядите на нее сколько влезет.

И он вошел в дом. Фафхрд и Мышелов успели заметить выглянувшего в дверь ребенка, старуху, помешивавшую что-то в горшке, и какой-то силуэт, скрючившийся в высоком кресле у крошечного очага.

Башня проступала сквозь листву за прогалиной. Последние лучи солнца окрасили ее верхушку в глубокий красный цвет. Казалось, до нее четыре-пять полетов стрелы. А затем прямо на их глазах солнце опустилось за горизонт, и башня стала невыразительным блоком черного камня.

- Старинное место, - весьма неопределенно пояснил молодой человек. - Я бывал возле нее. А отец так ни разу и не потрудился взглянуть.

- А внутри ты был? - поинтересовался Мышелов. Молодой человек почесал в затылке.

- Нет. Это же просто старое место. Какой в нем толк.

- Сумерки сейчас достаточно долгие, - промолвил Фафхрд, широкие зеленые глаза его притягивало к башне, словно магнитом. - Можем успеть оглядеться.

- Я покажу дорогу, - сказал молодой человек, - только сперва мне надо принести воды.

- Не стоит, - отвечал Фафхрд. - Когда ужин?

- Когда проглянут первые звезды.

Они оставили на него лошадей и направились прямо в лес. Сразу же стало темно, намного темнее, чем обещали только что спустившиеся сумерки. Листва над ними оказалась много гуще, чем могло показаться. Приходилось обходить заросли терновника и лиан. Неровные бледные пятна неба время от времени проглядывали над головой.

Мышелов пропустил Фафхрда вперед. Мысли его занимало странное отсутствие любопытства у крестьян. Как могло случиться, что люди, из поколения в поколение основательно и трудолюбиво жили в нескольких шагах от, быть может, богатейшей сокровищницы мира и ни разу не поинтересовались ею; это казалось невероятным. Как можно спать рядом с такими драгоценностями, чтобы они не привиделись во сне? Правда, не исключено, что крестьяне вообще не видели снов.

Поэтому Серый Мышелов мало что замечал во время этого похода сквозь лес, разве что только время, - путь оказался дольше, чем они полагали, и это было странно, ведь Фафхрд был опытен в хождении по лесам.

Наконец меж деревьями зачернела громадная глубокая тень, мгновение - и они оказались на небольшой мощенной булыжником площадке, большую часть которой занимало разыскиваемое ими здание. Еще не успели глаза Мышелова все рассмотреть, как ум его одолела сотня разных сомнений. Не напрасно ли оставили они лошадей этим странным крестьянам? Что, если неудачливые разбойники последовали за ними до крестьянского дома? К тому же разве сегодня не день Жабы, неподходящее время для посещения заброшенных домов? И не лишним было бы длинное копье на случай неожиданной встречи с леопардом? И разве не козодой кричит слева, предвещая беду?

Сокровищница Ургаана Ангарнги оказалась странным сооружением. Главной особенностью его был большой, пологий купол, покоящийся на восьмиграннике стен. Спереди вздувались два меньших купола, сливающихся с большим. Муж-ду ними зиял громадный квадратный дверной проем. Башня асимметрично выступала из тыльной части основного купола. В сгущающемся полумраке Мышелов торопливо пытался понять суть этой странной конструкции и решил, что она в предельной ее простоте. Ни колонн, ни карнизов, ни фризов, никаких архитектурных орнаментов, ни гравированных черепов - ничего, кроме дверей и нескольких крошечных окон в совершенно неожиданных местах. Дом Ангарнги представлял собой компактную серую массу вплотную уложенных камней.

Но Фафхрд, не придержав шаг, уже влетал по ступеням, и Мышелов последовал за ним, хотя, пожалуй, сам он прежде огляделся бы повнимательней. И с каждой пройденной ступенькой невысокой лестницы в душе его крепла странная неуверенность. Недавнее чувство предвкушения удачи исчезло, он словно увяз в зыбучем песке. Разверстый дверной проем казался ему беззубой пастью, которая открылась, чтобы поглотить их. И тут он вздрогнул: в этой пасти оказался зуб - на полу призрачно белел выступ. Фафхрд как раз нагибался к таинственному предмету.

- Интересно, кому принадлежал этот череп? - невозмутимо произнес северянин.

Мышелов пригляделся внимательней: вокруг были разбросаны кости - целиком и раздробленные. Напряженность в душе его все возрастала, и он ощутил неприятную уверенность, что, когда это чувство достигнет своего предела, что-то случится. Как ответить Фафхрду? Какую смерть нашел неудачливый предшественник? Внутри оказалось очень темно. Как там, в манускрипте, говорилось о страже сокровищницы? Трудно представить себе живого стража из плоти и крови, бодрствующего тут уже триста лет, но порой приятелям встречались и такие существа, что были бессмертны или почти бессмертны. Он знал, что Фафхрд вовсе не подвержен влиянию каких бы то ни было предчувствий, а потому способен настоять на немедленных действиях. Это следовало предотвратить любой ценой. Он вовремя вспомнил, что северянин недолюбливал змей.

- Здесь так холодно и сыро, - промолвил он как бы невзначай, - идеальное место для чешуйчатых змей с холодной кровью.

- Ничего подобного, - гневно возразил Фафхрд, - готов побиться об заклад, что внутри нет ни одной. В записке Ургаана так и говорилось “аспидом не таится в камнях”, то же самое там сказано и относительно прекрасных змей “с улыбкой на тонких губах”.

- Я говорю не о страже, которого мог оставить здесь Ургаан, - пояснил Мышелов, - а о гадах, которые могли заползти внутрь на ночлег. Значит, череп, который ты держишь, как раз “без пламени адского в глазах”, просто черепная коробка неудачливого путника, что сгинул здесь.

- Не уверен, - отвечал Фафхрд, спокойно вглядываясь в круглую кость, - в полной тьме глазницы его могут и фосфоресцировать.

Но мгновением позже он согласился отложить поиски до утра, раз уж сокровищница найдена. И осторожно положил череп на прежнее место.

И когда они вновь оказались под пологом леса, Мышелов услыхал, как внутренний голос тихонько нашептывает ему: “Успели, успели”. Нелегкое чувство отлегло столь же внезапно, как и овладело им, пробудило некоторое легкомыслие, заставившее его тут же запеть непристойную балладу собственного сочинения, где демоны и прочие мистические существа осмеивались препохабнейшим образом. Фафхрд доброжелательно посмеивался и подтягивал припев.

Когда они вернулись к домику, было не столь уж темно, как они ожидали. Заглянули к лошадям, оказалось, о них уже позаботились, а потом навалились на острую смесь бобов, овсянки и разных приправ, которой жена крестьянина наполнила дубовые чаши. Запивать ее пришлось молоком в странных резных дубовых кубках. Ужин был вполне годным, а дом изнутри - чистым и опрятным, хоть утоптанный пол был земляным, а низкие балки то и дело заставляли Фафхрда пригибаться.

В семье оказалось шестеро. Старик, столь же худая и морщинистая старуха, старший сын, мальчик, девочка и что-то бормочущий дед, которого крайняя древность приковала к креслу возле огня. Наибольший интерес представляли двое последних членов семьи. Девочка была как раз в самой поре нескладного подросткового возраста, но длинными ногами и тонкими руками с острыми локотками орудовала с изяществом необъезженного жеребенка. Она была очень застенчива, казалось, в любой момент может пуститься наутек, в лес.

Чтобы позабавить ее и заинтересовать, Мышелов приступил к фокусам: принялся доставать медные монетки из ушей озадаченного крестьянина и костяные иглы из носа его хихикавшей жены. Он превращал бобы в пуговицы и обратно, проглотил большую вилку, заставил крошечного резного поросенка отплясывать джигу на его ладони и наконец совершенно ошеломил кота, достав у того мышку из носа.

Старшие лишь открывали рты и ухмылялись. Мальчик быстро разошелся. Сестра же его со вниманием и интересом следила за происходящим и даже тепло улыбнулась Мышелову, когда тот подарил ей квадратик зеленого тонкого полотна, извлеченный на ее глазах прямо из воздуха, но заговорить так и не решилась.

А потом Фафхрд гремел морские баллады, сотрясавшие крышу, и страстные песни, от которых удовлетворенно забурчал и старый дед. Тем временем Мышелов извлек небольшой бурдючок с вином из седельных сум и как бы волшебством наполнил дубовые кубки. Напиток быстро одолел крестьян, не привыкших к крепкому зелью, и когда Фафхрд заканчивал ужасающую историю о замерзшем севере, все уже сонно кивали головами - все, кроме девочки и старого деда.

Он поглядел на забавлявших хозяев любителей приключений, старческие водянистые глаза его вдруг повеселели, словно в них проглянул бесенок, и пробормотал:

- А вы, пара умников, должно быть, конокрады. - Но прежде чем последовало какое-нибудь пояснение, глаза его вновь обрели отсутствующее выражение, и через пару минут он уже храпел.

Все скоро уснули, Фафхрд и Мышелов держали оружие под рукой, но лишь разноголосый храп и резкое потрескивание угасающих угольков в очаге нарушали тишину в доме.

Рассвет в день Кота выдался прохладным и ясным. Мышелов с наслаждением потянулся, по-кошачьи изгибаясь мускулистым телом, и втянул ароматный росистый воздух. Сегодня он чувствовал себя по-особенному свежим и просто рвался в путь. Разве сегодня не его день, не день Серого Мышелова, в который удача не посмеет оставить его?

Легкие движения Мышелова разбудили Фафхрда, вдвоем они осторожно выбрались из домика, чтобы не разбудить все еще не проспавшихся после вина крестьян. Освежив руки и лица росистой травой, они отправились к лошадям. Пожевали хлеба, залив его сдобренной вином водой, и собрались выступать.

На этот раз все приготовления были продуманы. Мышелов нес с собой молот и прочное железное зубило - на случай, если придется иметь дело с каменной кладкой. Развязав мешок, проверил, на месте ли свечи, кремень, клинья, стамески и прочий инструмент. Фафхрд позаимствовал у крестьянина кайло, прицепил к поясу моток тонкой и прочной веревки. Не забыл прихватить свой лук и колчан со стрелами.

В этот ранний час лес был прекрасен. Над головами щебетали перекрикиваясь птицы, они даже заметили на суку какого-то черного, похожего на белку зверька. Пара бурундуков скрылась под кустом, увешанным красными ягодами. То, что было вечером темной тенью, теперь представало пред ними во всей своей зеленой красе. Кладоискатели мягко шагали вперед.

Не углубившись в лес и на полет стрелы, они заслышали позади тихий шелест. Он быстро приближался, и вдруг перед ними оказалась крестьянская девочка. Она напряженно замерла и, словно не дыша, прикоснулась рукой к стволу, готовая удрать при малейшей опасности. Фафхрд и Мышелов застыли в полной недвижности, словно перед ними вдруг оказался олененок… или дриада. Наконец ей удалось осилить свою застенчивость и заговорить.

- Вы идете туда? - спросила она, быстро кивнув в сторону сокровищницы. Темные глаза ее были серьезны.

- Да, туда, - улыбнулся Фафхрд.

- Не надо. - Словам этим сопутствовало энергичное покачивание головы.

- Почему же, детка? - певучим и благородным голосом, как приличествовало в таком лесу, спросил Фафхрд. Слова его словно нашли какую-то пружинку, сделавшую ее вдруг разговорчивой. Она глубоко вдохнула и начала:

- Потому что я слежу за ним от края прогалины и никогда не подхожу близко. Никогда, никогда, никогда. Я говорю себе - там есть магический круг, который нельзя пересечь. И я говорю себе - внутри там великан. Странный и страшный. - Слова полились теперь потоком, словно прорвало плотину. - Целиком серый, как камни этого дома. Весь серый - и глаза, и волосы, и пальцы. В руках у него каменная дубина с целое дерево, он очень большой, раза в два выше тебя, - тут она кивнула Фафхрду, - и ею он убивает, убивает, убивает. Но только если подойти слишком близко. Каждый день, почти каждый, я играю с ним. Я прикидываюсь, будто собираюсь преступить магический круг. А он следит за мной из двери, где мне его не видно, и ждет, когда я осмелюсь войти. Но я бегу по лесу вокруг дома, и он все следит за мной - поглядывает через маленькие окошечки. И я подхожу к кругу все ближе, ближе и ближе. Но не переступаю. Никогда. Тогда он свирепеет и скрежещет зубами, словно камнем о камень, так что трясет весь дом. И я убегаю, убегаю, убегаю. Но внутрь нельзя входить. О, нельзя!

Она остановилась, словно испуганная собственной смелостью. Глаза ее теперь беспокойно глядели на Фафхрда. Ее словно притягивало к нему. В ответных словах его не было ни капли пренебрежения и насмешки:

- Но ты никогда не видела этого серого великана, не так ли?

- О нет. Он слишком хитер. Но я говорю себе: он должен там быть. Я знаю, он там. Разве это не одно и то же? Дед знает о нем. Мы частенько говорили с ним о доме, когда я была маленькой. Дед называет его тварью. Но остальные просто смеются, поэтому я ничего не говорю им.

Вот и еще один потрясающий парадокс с этими крестьянами, внутренне ухмыльнувшись, подумал Мышелов. Фантазия - редкий дар, так что стоит ли удивляться, если девочка, не колеблясь, приняла ее порождение за реальность.

- Не беспокойся о нас, детка. Мы позаботимся, чтобы твой серый великан не застал нас врасплох, - начал он, но в отличие от Фафхрда ему не удалось заставить свой голос звучать совершенно естественно, и отголоски слов загремели по лесу, нарушая утреннюю тишь.

Девочка выдавила еще одно предупреждение:

- Не входите внутрь, о, пожалуйста, - повернулась и метнулась назад.

Кладоискатели с улыбкой переглянулись. Милая старая сказка с непременным людоедом-великаном и пленительная наивность рассказчицы добавили очарования росистому утру. Не говоря ни слова, они вновь двинулись вперед, мягко ступая по траве. И, к счастью, подобравшись к прогалине на расстояние полета камня, они услышали негромко переругивавшиеся ворчливые голоса. Тут же бесшумно сложив под кусты молот, зубило и кирку, они неслышно прокрались вперед, пользуясь естественными укрытиями и старательно выбирая, куда ступить.

На опушке оказалось с полдюжины коренастых мужчин в черных кольчугах, с короткими мечами у пояса. В них легко было узнать разбойников из неудавшейся засады. Двое отправились было к сокровищнице, их позвали назад. И спор возобновился.

- Тот рыжеволосый, - шепнул Мышелов, внимательно приглядевшись. - Клянусь, я видел его в конюшне лорда Раннарша. Я был прав. Действительно, у нас есть соперник.

- Чего же они все ждут и показывают на дом? - прошептал Фафхрд. - Значит, их сотоварищи уже внутри за работой.

Мышелов качнул головой:

- Не может быть. Погляди - на земле рычаги, ломы, кирки. Нет, они дожидаются кого-то… Похоже, предводителя. Одни предлагают оглядеть дом до его появления, другие возражают. И ставлю свою голову против кегельного шара, что их предводитель - сам Раннарш. Слишком уж он жаден и подозрителен, чтобы доверить поиски сокровищ слугам.

- Что делать? - пробормотал Фафхрд. - Незамеченными нам туда не пробраться, даже если бы так и следовало поступить, что сомнительно. Внутри мы окажемся в ловушке.

- Я чуть было не решил взяться за пращу и поучить их устраивать засады, - мрачно, прищурив глаза, ответил Мышелов, - но тогда уцелевшие попрячутся в доме и не позволят нам войти, пока, быть может, не явится сам Раннарш, а с ним кто-нибудь еще.

- Можно краем леса обойти прогалину, - предложил Фафхрд после минутного раздумья, - попробовать незаметно подобраться к дому и укрыться за одним из малых куполов. Так мы захватим вход и не позволим им спрятаться внутри. Тогда я внезапно нападу на них и попытаюсь отогнать, а ты останешься в укрытии и постараешься наделать шуму на целый отряд.

Этот план показался обоим наилучшим, и первую его часть они выполнили без сучка без задоринки. Мышелов скрючился за небольшим куполом, выложив перед собой меч, пращу, кинжалы и пару палок - чтобы шуметь или бежать. И тогда Фафхрд резко шагнул вперед, небрежно выставив перед собой лук с наложенной на тетиву стрелой. Все было сделано с такой непринужденностью, что слуга Раннарша заметили его не сразу. Они дернулись было к собственным лукам, но тут же сообразили, что у громадного пришельца несомненное преимущество. Они злобно скалились в нерешительности.

- Хо, негодяи! - окликнул их Фафхрд. - Мы даем вам время убраться отсюда. Но не более. Не вздумайте сопротивляться или возвращаться сюда и подглядывать. Мои люди прячутся в лесу и по моему знаку начинят вас стрелами.

Тем временем Мышелов начал шуметь, искусно прибавляя понемногу громкость. Быстро меняя тембр и интонацию, заставляя звуки голоса отражаться от дальних уголков здания, он умудрился создать впечатление целого отряда кровожадных лучников. Вопли: “Стреляем? Ты цель в рыжего! Меть ему в пузо - так надежнее!” - доносились то с одного места, то с другого… Фафхрд едва удерживался от смеха при виде затравленных врагов, мрачно озиравшихся вокруг. Но веселье его мигом исчезло, когда из леса, куда с позором начали удаляться разбойники, выпорхнула стрела и пролетела у него над головой на расстоянии поднятого копья.

- Чертова ветка! - прогремел за их спинами глубокий гортанный голос, обладателем которого, по мнению Мышелова, был лорд Раннарш. И сразу же посыпались команды: - Вперед, идиоты! Вас одурачили! Здесь их только двое. Живо вперед!

Не говоря ни слова, Фафхрд обернулся и не целясь выпустил на голос стрелу, не прекратившую крик, а потом метнулся за небольшой купол, и вместе с Мышеловом они бросились в лес.

Шестеро разбойников, мудро рассудив, что рваться в рукопашную, обнажив мечи, будет опрометчиво, последовали по уже опробованному пути - достали луки. Один из них обернулся, еще не достигнув укрытия, и потянулся за стрелой. Это оказалось ошибкой. Ядро из пращи Мышелова попало ему прямо в лоб, ан рухнул вперед и замер.

После костяного щелчка и звуков, сопровождавших падение тела, на прогалине воцарилась тишина, изредка прерываемая лишь неизбежным в лесу щебетом. Одни птичьи голоса были подлинными, но иными переговаривались Мышелов с Фафхрдом. Предстояло сражение не на жизнь, а на смерть. Это было вполне очевидно. После столь удачного начала никто уже не осмеливался высовываться на поляну, впрочем, Мышелов был уверен, что пятеро уцелевших попрятались в сокровищнице. Дверной проем нельзя было упускать из виду: противная сторона смогла бы тогда овладеть оперативной высотой - башней, если, конечно, лестница туда еще была годной. Поэтому приходилось держаться у края прогалины; крутить, петлять да подолгу отсиживаться в укромных местах, поджидая, не покажется ли где враг.

Мышелов с Фафхрдом начали именно с этой стратегии, сперва шагов на двадцать отступив так, что разбойники исчезли из виду. Терпения у друзей явно было побольше, чем у противников. Минут через десять напряженного ожидания, когда уже травинки начинали казаться наконечником стрел, Фафхрд сумел всадить стрелу прямо в горло рыжеголовому как раз в миг, когда тот уже натянул лук, чтобы поразить Мышелова. Теперь без самого Раннарша врагов оставалось лишь четверо. Оба друга немедленно изменили тактику и разделились: Мышелов быстро направился в обход поляны, Фафхрд же, насколько это было возможно, отступил в глубь леса.

Люди Раннарша, должно быть, поступили так же. Мышелов едва не врезался в разбойника с меченным шрамом лицом, ступавшего столь же бесшумно, как и он сам. На таком расстоянии лук и праща бесполезны… во всяком случае непригодны для использования обычным путем. Разбойник со шрамом попытался вонзить зазубренный наконечник стрелы, которую он держал наготове, в глаз Мышелова. Но тот изогнулся в сторону, замахнулся пращой, словно кнутом, и роговой рукояткой сокрушил соперника. Тот рухнул без сознания. Отступив на несколько шагов, Мышелов воздал хвалу удаче - везет же в день Кота: врагов оказалось не двое - и полез наверх, на дерево; передвигаться по ветвям можно было в большей безопасности, хоть и медленнее, если держаться на средней высоте. Он ступал по сучьям с уверенностью канатоходца и перепрыгивал с ветки на ветку, лишь когда это было необходимо - не было пути к отходу.

Обогнув поляну, он услыхал за несколько деревьев впереди звон мечей и поспешил туда. Его глазам предстала привычная сценка: прижавшись спиной к отводу дуба, Фафхрд длинным мечом отражал натиск двоих прислужников Раннарша, оружие которых было короче. Ему приходилось туго, и северянин это понимал. Он слышал древние саги, где пели про героев, что бились на мечах и одолевали четверых врагов. Но по собственному опыту он знал, что подобные россказни - чистое преувеличение, если только противники героя не в первый раз держат в руках мечи.

Люди Раннарша явно были бывалыми мечниками. Атаковали они осторожно, но непрестанно, держа мечи перед собой, и не размахивали ими понапрасну. Они мрачно и тяжело посапывали, но держались уверенно, понимая, что северянин не станет наваливаться на одного из них, рискуя открыть бок для атаки другого. Целью их было зажать его одновременно с боков и атаковать.

Поэтому Фафхрду приходилось все время перемещаться и свирепо набрасываться на ближайшего, прежде чем второй успевал сдвинуться вбок. Так он умудрялся держать их перед собою бок о бок и управляться с обоими клинками быстрыми выпадами и косыми ударами. Бусинки пота выступали у него на лбу, из царапины на левом бедре сочилась кровь. Ухмылка жутким оскалом обнажала его белые зубы, которые изредка размыкались для того, чтобы выплюнуть очередное оскорбление, грубое и грязное.

Мышелов сразу же оценил положение, спустился на сук пониже и прицелился в спину одного из противников Фафхрда, как вдруг из-за объемистого ствола навстречу ему взметнулся меч в мозолистой руке. Третий из слуг Раннарша тоже предпочел воспользоваться деревьями. Но, к счастью Мышелова, противник его стоял нетвердо и точно рассчитанный удар на мгновение опоздал. Но уклониться от него Серый Мышелов мог, только соскочив с ветки, и ему пришлось ошеломить противника скромным акробатическим трюком. Спрыгнуть на землю - значило оказаться в руках того, кто остался на дереве. И он попытался уцепиться за ветвь, на которой стоял, качнулся на руках и снова забросил свое тело вверх. Помогая себе то одной, то другой рукой, чтобы не свалиться, они вцепились в глотки друг другу, при возможности молотя один другого коленями и локтями. В первой же схватке кинжал и меч упали вниз, последний свалился между людьми Раннарша, на мгновение ошеломив их, так что Фафхрд едва не добился успеха, и остался стоять, воткнувшись в землю острием.

Мышелов и его соперник без видимых преимуществ то сходились, то отскакивали друг от друга, поскольку каждому трудно было просто удержать равновесие. Наконец они почти одновременно свалились, но успели схватиться руками за ветвь. Пыхтящий приспешник Раннарша попытался нанести Мышелову подлый удар. Но тот увернулся, изогнув тело вверх и сведя ноги. Качнувшись, он с силой ударил ими противнику прямо в грудь, туда, где заканчиваются ребра. Неудачливый приспешник Раннарша свалился на землю, и сознание во второй раз оставило его.

В тот же миг один из противников Фафхрда предпринял финт, который мог бы принести ему успех. Пока его напарник напористо теснил Фафхрда, он выхватил торчавший из земли меч, намереваясь метнуть его словно дротик. Но Фафхрд, непревзойденная выносливость которого давала ему преимущество в быстроте реакций, ожидал этого и предпринял блестящую контратаку против ближайшего противника. Последовали два молниеносных выпада: первый, обманный, к животу, второй, режущий укол, раскроил ему горло. Повернувшись, он широким взмахом выбил оба меча из рук остававшегося противника, тот изумленно осел на землю - и задыхаясь выдавил: “Пощади!”.

В довершение всего Мышелов легко спрыгнул с дерева, словно свалился с неба. Фафхрд инстинктивно занес меч, собираясь ударить его тыльной стороной, но узнал Мышелова, так что сидящий на земле противник успел трижды глубоко вздохнуть. И тут Фафхрд вдруг расхохотался: сначала тихо, а потом во все горло. В смехе этом звучали безумие битвы, удовлетворенный гнев и облегчение избежавшего смерти.

- Ох, клянусь Глаггерком и Косом! - гремел он. - Клянусь Бегемотом! Ох, клянусь Холодным Краем и потрохами Красного Бога! Ох! Ох! Ох! - И снова раздался безумный рев. - Ох, клянусь Китом-убийцей, Хладной Женщиной и ее отродьем! - Смех его потихоньку затихал, как бы застревал в горле. Он тронул лоб ладонью правой руки, и лицо его обрело серьезное выражение. Потом кинулся к человеку, только что убитому им, разогнул его руки, закрыл мертвецу глаза и достойно возрыдал над покойным, что показалось бы забавным ханжеством любому, кто не знает варваров.

Реакция Мышелова была отнюдь не столь дикарской. Он испытывал беспокойство, к чему сам относился с легкой иронией, и его чуть подташнивало. Чувства Фафхрда он понимал, и знал уже по прежнему опыту, что тот еще некоторое время не будет владеть собою, а потом притихнет и оцепенеет. Беспокойно оглядываясь вокруг - как бы разрядка не сделала его приятеля беззащитным, - он пересчитал противников. Да, со всеми шестерыми приспешниками Раннарша они разделались. Оставался лишь сам Раннарш, но где же он? Мышелов пошарил на всякий случай в кисете - проверить, не потерялись ли где талисманы и амулеты, приносящие удачу. Шевеля губами, пробормотал две-три молитвы, а может, и заклинания. Но при этом все время держал пращу наготове, без устали оглядываясь.

Из зарослей густого кустарника послышались страдальческие стоны; человек, которого он свалил с дерева, начинал приходить в себя. Прихвостень лорда, которого разоружил Фафхрд - пепельно-бледное лицо его выражало скорее усталость, чем испуг, - медленно отступал в лес. Мышелов беспечно следил за ним, стальной шлем сполз тому на переносицу, отчего выглядел он довольно комично. Тем временем стонов в кустах поубавилось. И почти одновременно оба побежденных вскочили на ноги и спотыкаясь устремились в лес. Мышелов был уверен, что теперь их нечего бояться - назад эта пара уже не вернется. Чуть погодя легкая улыбка тронула его губы: к удалявшемуся топоту двоих прибавились шаги третьего. Раннарш, подумал Мышелов, - трус в сердце своем, не способный выйти на поединок. Мышелову и в голову не пришло, что третьим может оказаться человек, оглушенный рукояткой пращи.

В основном чтобы занять себя, Мышелов проследил путь беглецов по лесу на пару полетов стрелы. Сбиться со следа было трудно: кусты оказались потоптаны, а с колючих веток свисали клочья одежды. Они по прямой уходили от прогалины. Удовлетворенный, он вернулся за молотом, зубилом и киркой. Фафхрда он застал за делом - тот перевязывал царапину на бедре. Чувства северянина уже пробежали весь положенный им путь, и он вновь был самим собой. Мертвец, по которому он только что столь безутешно горевал, стал для него теперь не более чем простой падалью, кормом для птиц и жуков. Но для Мышелова он все еще оставался несколько пугающим и тошнотворным объектом.

- Ну что, приступим к прерванному занятию? - осведомился Мышелов.

Фафхрд деловито кивнул и поднялся на ноги. Вместе они ступили на скалистую прогалину, удивившись про себя, как мало времени заняла схватка. Действительно, солнце чуть сдвинулось кверху, но в воздухе еще чувствовалось утро. Сокровищница Ургаана Ангарнги грузно высилась перед ними, лишенная каких бы то ни было украшений, но все-таки впечатляющая.

- Крестьяночка-то просто предсказала нашу участь, -улыбнулся Мышелов, - вот мы и поиграли в “побегай вокруг и не преступи круг”, не так ли?

Сегодня сокровищница его не пугала. Вспоминая смятение вчерашнего дня, он даже не мог понять его причины. Сама мысль о существовании какого-то стража казалась нелепой и забавной. Происхождение скелета, белевшего в дверях, можно было объяснить тысячью иных причин.

Посему на этот раз первым в сокровищницу скользнул Мышелов. Внутренний вид ее разочаровал: ни мебели, ни орнамента, как и снаружи. Простая низкая продолговатая комната. Квадратные проемы в боковых стенах вели под меньшие купола, а в тыльной части продолговатого зала смутно виднелось начало лестницы, ведущей на верхний этаж дома.

Мельком бросив взгляд на череп и раздавленный скелет, Мышелов направился прямо к двери.

- В нашем документе, - сказал он Фафхрду, что стоял рядом с ним, - говорится о сокровище, укрытом под замковым камнем главного дома. Поэтому придется поискать наверху.

- Верно, - отвечал оглядываясь северянин. - Интересно, Мышелов, а для чего использовалось это здание? Человек, что сооружает такой дом лишь для того, чтобы укрыть в нем сокровища, просто кричит на весь мир, что у него есть что прятать… Это не храм?

Вдруг Мышелов, что-то прошипев, отпрянул назад. У подножия лестницы, головой и грудью на первых ступенях лежал еще один скелет, кости которого располагались соответственно живому телу. Вся черепная коробка его была разбита вдребезги, мелкие кости серели вокруг, словно длинные черепки.

- Здешние жители что-то уж слишком стары и непристойно обнажены, - прошипел Мышелов, ругая себя за испуг, и быстро поднялся по лестнице, чтобы осмотреть отвратительную находку… Ржавый кинжал, потускневшее золотое кольцо на костяшке одного из пальцев, горсть розовых пуговиц.

Длинный и узкий позеленевший медный цилиндр пробудил его любопытство. Он подобрал его, стронув при этом кисти руки, так что они с сухим стуком посыпались вниз. Сорвав крышку с цилиндра острием кинжала, он вытряхнул из него туго скатанный лист старинного пергамента и, предвкушая интересное, расправил его. И в свете небольшого окошка, выходящего на площадку над головой, вместе с Фафхрдом они принялись разглядывать строчки красной скорописи:

Сокровенно мое сокровище. Орихалк у меня есть, и хрусталь, и кроваво-красный янтарь. Рубины и изумруды, за которые станут биться даже демоны. А еще алмаз величиною с череп человека. Но никто не видел их, кроме меня. Я, Ургаан Ангарнги, презираю лесть и зависть глупцов. И по желанию своему я воздвиг для своих самоцветов уединенное хранилище. Там, скрытые под замковым камнем, будут спать они в покое, пока не прейдут земля и небо. В дне езды от деревни Сориив, в долине между двумя двугорбыми холмами, лежит этот дом с тремя куполами и башней. Он пуст. Пусть глупцы приходят. Пусть. Мне все равно.

- Есть мелкие различия, - заметил Мышелов, - но в целом сходно с нашим документом.

- Скорее всего он свихнулся, - отозвался Фафхрд. - Разве нормальный человек станет старательно прятать сокровища, а потом так же старательно оставлять повсюду объяснения, как их отыскать?

- А мы думали, что наш документ - памятная записка, забытая по оплошности, - задумчиво произнес Мышелов, - но существование двух документов подобным образом не объяснишь. - В задумчивости он отвернулся к лестнице и… увидел там еще один череп, скаливший зубы в темном углу. На этот раз он не испугался, но сразу понял, что испытывает муха, когда, дергаясь в паутине, видит вокруг дюжины сухих трупиков своих сородичей. Он быстро заговорил: - Не объяснишь и существования трех, четырех, может случиться, даже дюжины таких документов. Иначе как и зачем явились бы сюда все эти покойники, если у каждого не было бы собственного манускрипта. Быть может, Ургаан Ангарнги и был безумен, но людей сюда он заманивал преднамеренно. Очевидно одно: в этом доме таится или таилась какая-то смертоносная ловушка. Какой-то страж. Может быть, гигантская мерзкая тварь. А может, сами камни здесь пропитаны ядом. А может, потаенные пружины выбрасывают лезвия мечей сквозь щели в стенах, а потом втягивают их обратно.

- Этого не может быть, - проговорил Фафхрд, - все эти люди были сражены сокрушительными ударами. А у третьего… Посмотрим! Разбита нижняя часть тела.

Мышелов хотел было ответить, но тут лицо его неожиданно осветила улыбка. Он понял, к какому выводу, пусть бессознательно, пришел Фафхрд, забавному выводу. Какая тварь способна убивать мощными, сокрушительными ударами? Разумеется, серый гигант, о котором твердила крестьянская девочка. Вдвое выше человека, с каменной дубинкой в волосатых руках - существо из сказок, порождение фантазий.

Фафхрд ответил Мышелову улыбкой. Он полагал, что они строят страхи из ничего. Конечно, вид скелетов красноречив сам по себе, но разве эти черепа и скелеты не принадлежат людям, погибшим многие годы, да что там, века назад? И какой страж проживет три столетия? Да такого времени довольно, чтобы даже демон устал ожидать! А, как известно, таковых не существует. И вовсе нет надобности болтаться здесь, пугая себя древними пугалами и кошмарами, которые давно уже обратились в прах. Все так просто, подумал Фафхрд, два друга пришли в заброшенный дом поглядеть, нет ли там сокровищ.

Согласившись, что страхи надуманные, оба направились по лестнице, что вела наверх, в сумрачное помещение под куполом. Однако при всей уверенности в безопасности двигались они осторожно, внимательно всматриваясь в тени впереди. Это оказалось не лишним.

Едва они добрались до верха, как во тьме блеснула сталь клинка, задевшего плечо Мышелова, который успел вовремя уклониться. Кинжал со стуком ударился о каменный пол. В порыве гнева Мышелов пригнувшись метнулся к дверному проему, откуда вылетело оружие, прямо на источник опасности, какой бы она ни была.

- Кинжальчики мечем впотьмах, а, гладкопузый червь?! - услышал Фафхрд крик Мышелова и кинулся следом за ним.

К стене жался лорд Раннарш. Его богатый охотничий костюм был в пыли; черные волнистые волосы растрепаны; красивое лицо исказил ужас. В первый момент друзьям показалось, что этот ужас, как ни странно, вызвало их появление.

- О Боги! - воскликнул он. - Выпустите меня отсюда! Иначе я погиб. Эта штука играет со мной в кошки-мышки. Я не могу больше. Не могу!

- Запел другую песенку? - огрызнулся Мышелов. - Кинул кинжал и испугался, пощады просишь?

- Грязный трус! - добавил Фафхрд. - Прятался здесь в безопасности, когда его приспешники мужественно умирали.

- В безопасности… В безопасности, говоришь? О Боже! - Раннарш почти визжал. Выражение его лица изменилось. Сквозь ужас проступило отчаянье, сознание позора - того, что он безнадежно запятнал себя. Губы его шевельнулись, обнажив белые зубы. Левой рукой он сделал жест подчинения.

- Пощадите, пощадите! - горестно воскликнул он и, выхватив правой рукой из-за пояса кинжал, метнул его снизу в Фафхрда.

Сильным ударом отбив оружие в сторону, северянин отчетливо произнес:

- Он твой, Мышелов. Убей его.

Теперь это был поединок кота с загнанной в угол крысой. Лорд Раннарш живо выдернул блестящий меч из позолоченных ножен и метнулся вперед. Он рубил, колол, разил. Мышелов слегка отступал, но вот его легкий клинок блеснул в контратаке, пусть отбитой, но смертельно опасной. Наконец он остановил натиск Раннарша. Скальпель сновал теперь так быстро, словно ткал вокруг лорда стальную сеть. А потом трижды взметнулся. При первом выпаде он согнулся почти вдвое, встретив под одеждой кольчугу. При втором выпаде пронзил живот. При третьем пробил горло. Задыхаясь и булькая, лорд Раннарш свалился замертво.

- Плохой конец, - озабоченным тоном произнес Фафхрд, - хотя с ним обошлись достойнее, чем он того заслуживал. Мышелов, его смерть мне не нравится, хотя в ней и больше справедливости, чем в гибели его подручных.

Вытиравший оружие об одежду поверженного Мышелов понимал, что имеет в виду Фафхрд. Победа не принесла ему радости - напротив, какое-то холодное разочарование. Только что клокотавшая в нем ярость улетучилась, теперь он был спокоен. Распахнув свою серую куртку, он поглядел на оставленную кинжалом в левом плече рану. Кровь тонкой струйкой стекала вниз.

- Лорд Раннарш не был трусом, - медленно произнес он. - Он убил себя сам… По крайней мере сам в страхе и ужасе призвал к себе смерть…

И едва отзвучали эти слова, как леденящий ужас пронзил сердца Серого Мышелова и Фафхрда. Словно лорд Раннарш оставил свой страх им в наследство, во владение которым они вступили сразу же после его смерти. И мужества их лишало уже то, что никакого повода, никаких намеков и оснований для этого не было. Страх этот не пускал корни и не рос постепенно. Он обрушился сразу, подавляя и парализуя. И что было еще хуже, для него не было причины. Только что они без участия смотрели на изуродованное тело лорда Раннарша. И вдруг ноги их ослабели, нутро заледенело, вдоль хребта побежали мурашки, сердце заколотилось, волосы встали дыбом.

Фафхрду казалось, что он, не подозревая того, направляется прямо в пасть гигантского змея. Душу варвара разбудило до самых глубин. Он подумал о суровом божке Косе, глубоко задумавшемся в ледяном молчании Холодного Края. Он вспомнил о тайных силах - Судьбе и Случае - о той игре, что они постоянно ведут на человеческую кровь и мозг. Он постарался отмахнуться от таких мыслей. Но, казалось, леденящий страх кристаллизует их и они падают в его сознание снежными хлопьями.

Постепенно он одолел дрожь в конечностях, трепет мышц. Словно в кошмаре медленно огляделся, примечая детали. Комнатка, где они стояли, была полукруглой, частью большого купола. Два небольших окна в изогнутом потолке пропускали свет.

Внутренний голос твердил ему не делать резких движений. Медленнее. Медленнее. И главное не бежать. Те, другие, бежали. И из-за этого погибли. Медленнее. Медленнее.

Он увидел лицо Мышелова. В нем отражался его собственный страх. Сколько еще все это может продлиться? Сколько еще можно выдержать эту муку, не сорвавшись с места? Сколько можно недвижно представлять себе эту медленно и неотвратимо протянувшуюся лапу.

Снизу донесся слабый отзвук шагов, ровных, неспешных. Шаги уже приблизились к лестнице. Вот они уже на ней. На площадке. На следующем марше.

Человек, что вошел в комнату, был высоким и хрупким, старым и весьма изможденным. Редкие угольно-черные локоны падали на высокий лоб. Скулы резко очерчивали впалые щеки, восковая кожа туго обтягивала небольшой нос. В глубоких костистых глазницах фанатическим блеском горели глаза. Он был в одежде святого - простая хламида без рукавов, подпоясанная веревкой, с которой свисал кисет.

Он строго поглядел на Фафхрда и Серого Мышелова.

- Приветствую вас, люди крови, - гулко прогудел он.

Потом взгляд его с неудовольствием опустился на Раннарша.

- Опять пролилась кровь. Не к добру.

Костлявым указательным пальцем левой руки он начертил в воздухе странный тройной квадрат, священный знак Великого Бога.

- Молчите, - спокойно продолжал он, - ваши намеренья мне известны. Вы явились, чтобы унести из этого дома сокровища. Многие и до вас пытались сделать это. И не сумели. Не сумеете и вы. Что касается меня самого - я свободен от алчности. Сорок лет прожил я, питаясь лишь хлебом и водой, посвятив дух свой Великому Богу, - он снова начертил странный знак, - и теперь никакие сокровища, никакие самоцветы, никакие драгоценности и богатства этого мира не могут искусить и совратить меня. Я пришел сюда, чтобы уничтожить зло. Я, - он ткнул пальцем в грудь, - я - Арвлан Ангарнги, девятый потомок Ургаана Ангарнги по прямой линии. Я всегда знал об этом и скорбел - ведь Ургаан Ангарнги предал себя злу. Но лишь пятнадцать дней назад, в день Паука, узнал я из древних документов о том, что Ургаан построил этот дом, вечную ловушку для скудоумных и непоседливых. Ведь он оставил здесь стража… вечного.

Хитер был мой проклятый предок Ургаан, зол и хитер. Искуснейшим архитектором во всем Ланхмаре был Ургаан и не менее искусным каменщиком и мудрым геометром. Но он ненавидел Великого Бога. И тянулся к силам нечистым. Он общался с демонами, и добыл у них немыслимое сокровище. Но пользы оно ему не принесло. В погоне за богатством, знанием и силой Потерял он способность наслаждаться и радоваться, даже просто желать. Потом спрятал он свое сокровище, но так, чтобы нескончаемо несло оно в этот мир зло, которого натерпелся он сам не только от мужей, но и от гордой, высокомерной и жестокой женщины, столь же бессердечной, как и он сам. И вот моя цель и мое право -уничтожить зло, посеянное моим предком.

Не пытайтесь остановить меня, иначе судьба покарает вас. Надо мной рука Великого Бога, готовая отогнать от своего верного слуги любую беду. Его воля - моя воля. Молчите, люди крови! Я пришел разрушить сокровище Ургаана Ангарнги. - С этими словами изможденный святой человек не спеша, будто призрак, скрылся в узком дверном проеме.

Фафхрд смотрел на него, широко раскрыв свои зеленые глаза, и не намерен был ни мешать ему, ни следовать за ним. Ужас не оставил северянина, однако теперь он чувствовал, что опасность грозит не лично ему.

Тем временем весьма курьезная мысль посетила Серого Мышелова. Ему показалось, что с ними говорил сейчас не досточтимый святой, а восставшая тень уже столетия мертвого Ургаана Ангарнги. Конечно, и у Ургаана был такой же высокий лоб и такая же тайная гордость. И юные черные локоны, что вовсе не соответствовали состарившемуся лицу, тоже казались частью прошлого. Пусть время исказило портрет, стерло с него краски, но все-таки что-то от силы и индивидуальности древнего оригинала сохранило.

Они слышали шаги святого в комнате за стеной. А потом настала полная тишина, продлившаяся дюжину сердцебиений. Затем они почувствовали, что пол затрясся под ногами, словно затряслась сама земля или рядом шагнул гигант. Вдруг из соседнего помещения донесся слабый, дрожащий крик, который прервал громкий тошнотворный хруст, едва не вывернувший желудки искателей приключений. Потом снова настала полнейшая тишина.

Фафхрд и Мышелов переглянулись в изумлении, но не оттого, что только что слышали, а оттого, что раздавшиеся звуки совершенно рассеяли их ужас. Выхватив мечи из ножен, они поспешили в соседнюю комнату.

Она точно повторяла ту, что они оставили, только вместо двух окошек, в ней было три, одно почти от пола. Дверь была только одна - через которую они вошли. Стены, пол и полукупольный потолок - из плотно уложенного камня. Возле толстой центральной стены, разделявшей купол надвое, лежало тело святого. Впрочем, “лежало” - не то слово. Левое плечо и грудная клетка его были раздавлены. Жизнь улетела. Вокруг успела скопиться лужа крови.

Фафхрд и Мышелов глазами лихорадочно пытались отыскать что-нибудь, кроме себя и покойника, но в комнате не было никого… никого… даже комары не пищали между пылинок, пляшущих в косых лучах солнечного света, пробивавшихся сквозь узкие окна. Напрасно в отчаянии старались они представить себе существо, способное расплющить человека столь сокрушительным ударом, а потом исчезнуть через одно из трех небольших окошек…

Из стены возле мертвеца выдавался квадратный камень фута в два. Древними ланхмарскими иероглифами на нем было четко выбито: “Здесь покоится сокровище Ургаана Ангарнги”.

Камень этот подействовал на обоих кладоискателей будто оплеуха, пробудив все их упорство, всю, до последней унции, беспечную решимость. Ну, лежит возле камня изувеченный труп старика… У них же мечи! И может, это-то и доказывает, что сокровищницу охраняет свирепый страж. Но они сумеют позаботиться о себе! Неужели, прочитав откровенную, словно оскорбление, надпись, бежать, бросить этот камень не притронувшись? Нет, во имя Коса и Бегемота! Уж лучше сразу отправиться прямо в ад Нихвона!!

Фафхрд понесся за киркой и прочим инструментом, который он бросил на лестнице, когда лорд Раннарш метнул свой первый кинжал. А Мышелов принялся внимательно оглядывать выступающий из стены камень. Вокруг него змеились широкие трещины, заполненные темным смолистым веществом. Он постучал по камню рукояткой меча - за камнем было пусто. Торопливо простучал стену вокруг - пустот больше не было. Значит, полость невелика. Заметил, что щели между другими камнями были едва заметны, даже признаков какого-нибудь цементирующего раствора не было видно. Он уже было подумал, что щели ложные, просто неглубокие прорези в монолите. Впрочем, такое едва ли возможно. Он слышал, как вернулся Фафхрд, но продолжал обследование.

Серый Мышелов находился в совершенно необычном состоянии духа. Неуклонная решимость добраться до сокровища затмевала прочие мысли. А внезапно необъяснимое исчезновение ужаса оставило его разум в каком-то оцепенении. Словно бы он решился не думать, пока не увидит, что содержится за этим камнем. И потому ум его был занят какими-то мелкими пустяками, не делая выводов и обобщений.

Спокойствие давало ему ощущение хотя бы временной безопасности. Опыт смутно подсказывал ему, что страж, расплющивший тело святого и игравший в кошки-мышки с Раннаршем и ими самими, кем бы он ни был, не наносит удара, пока не вызовет ужаса в своих жертвах.

Фафхрд испытывал весьма схожие ощущения, разве что его решимость и разрешить загадку камня с надписью была куда более непреклонной.

Вооружившись молотом и зубилом, они приступили к широким щелям. Темная смолистая смесь отскочила легко, сначала крупными кусками, потом стала отделяться тягучими, вязкими полосами. А когда они на палец расчистили щель, Фафхрд вставил в нее кирку и сумел слегка повернуть камень. Тогда и Мышелов смог углубиться со своей стороны. После этого Фафхрд словно рычагом сумел подвинуть со своей. Так и продолжалась работа попеременно с обеих сторон.

Все их внимание с излишней в таком случае сосредоточенностью было поглощено работой, в основном чтобы не думать о каком-нибудь двухсотлетнем мертвеце, посмеивающемся в засаде. Должно быть, с высоким лбом, впалыми щеками, провалившимся носом… таким, как у распростертого рядом на полу мертвеца, если в нем и впрямь течет кровь Ангарнги, добывшего великое сокровище и потом спрятавшего его от всех глаз, без славы и выгоды для себя. Ангарнги, утверждавшего, будто презирает зависть глупцов, и тем не менее разбросавшего повсюду воспаляющие воображение записки, чтобы глупцы узнали и позавидовали, и тянувшегося теперь к ним из пыльной глубины столетий, словно паук, заманивший в свою сеть мошку, летящую с другого края света.

К тому же святой человек говорил, что Ургаан был искусным архитектором, а если он соорудил каменный автомат в два человеческих роста? Серый каменный автомат с огромной дубиной… И надежное укрытие для него - чтобы каменная смерть скрывалась в нем, а потом, сотворив свое дело, пряталась вновь? Нет, это детские бредни, такое невозможно. Лучше побыстрее найти, что таится за камнем с надписью, а подобные думы оставить на потом.

Камень уже легче поддавался кирке. Скоро, навалившись посильнее, они вырвут его.

Но тем временем новое чувство начинало охватывать Мышелова - ужас не ужас, но физическое отвращение. Воздух наполнялся густой отвратительной вонью. Он понял, что ему мерзки состав, консистенция застывшей в трещине смеси, которую он мог сравнить лишь с такими воображаемыми субстанциями, как драконье дерьмо и блевотина бегемота. Он старался не прикасаться к ней руками и тщательно отбрасывал сапогом куски и полосы, скапливавшиеся возле ног. Его мутило, и чувство отвращения уже становилось трудно переносить.

Он пытался сопротивляться, но без успеха. Морской болезни противиться трудно, а его состояние как раз и напоминало морскую болезнь. Голова неприятно кружилась. Рот наполнился слюной. От сдерживаемой рвоты на лбу выступил холодный пот. Он видел, что Фафхрд чувствует себя совсем иначе, и не решился поведать о нахлынувшей дурноте, настолько она была неуместна, словно он запаниковал. Наконец и сам камень стал оказывать на него точно такое же воздействие, что и смолистая смесь, - внушал столь же беспричинное, но не менее сильное отвращение. А потом он почувствовал, что дальше не в силах выносить этого. Кивнув, как бы извиняясь, Фафхрду, он уронил зубило и отошел к низкому окну глотнуть свежего воздуха.

Особого облегчения этот глоток не принес. И он просунул голову в окно. Тошнота до крайности затормозила умственные процессы и как бы отдалила все вокруг. Он заметил посреди прогалины крестьянскую девочку, но смог задуматься о том, что означает это ее присутствие, лишь некоторое время спустя. А когда возможные последствия этой детской неосторожности стали доходить до него, то дурнота немного отступила или же он наконец сумел осилить ее - чтобы внимательно разглядеть ребенка.

Лицо девочки побледнело, стиснутые в кулаки руки были прижаты к груди. Даже на расстоянии он видел на ее лице смесь ужаса и решимости, с которой она глядела в огромный проем. И туда, к этой двери, она шаг за шагом медленно шла, с усилием передвигая ноги, словно не подвластные ей. И тогда Мышелов испугался - не за себя, за нее. Ужас ее был невероятен, но она одолевала его, себя, свой страх перед “серым и страшным гигантом” ради него и Фафхрда. Любой ценой ее следует остановить, подумал он, нельзя подвергать девочку такому жуткому страху, хотя бы еще ненадолго,

Отвратительная дурнота все еще не отпускала его ум, но он понял, что надо сделать. Неуверенным шагом он направился к лестнице, еще раз махнув по пути Фафхрду, и выходя случайно поднял взгляд к потолку и увидел нечто странное. Что именно, он поначалу даже не понял.

Фафхрд не следил за Мышеловом, а знаков его просто не видел. Каменный блок медленно подавался его могучим толчкам. Только что легкая дурнота подкатила к горлу, но, должно быть, целеустремленность северянина не позволила ей подчинить себя. И теперь все внимание его было отдано камню. Они выдвинули его уже на целую ладонь. Крепко обхватив камень могучими руками, он стал раскачивать его, толкая взад и вперед. Темный вязкий состав лип к камню, но с каждым рывком глыба выдвигалась все дальше и дальше.

Борясь с головокружением, Мышелов скатился с лестницы. Под ногой хрустнули кости, пинком он отбросил их в сторону. Что же было на потолке…? Выступ, и он что-то значил. Но девочку надо скорее прогнать с прогалины. Нельзя ей приближаться к дому, а тем более входить.

Руки Фафхрда отяжелели - камень почти вышел из стены. Он был немыслимо тяжелым - почти в фут толщиной. Двумя тщательно рассчитанными рывками северянин закончил работу. Камень пошел вниз. Фафхрд быстро отступил назад. Раздался грохот. В открывшейся полости что-то радужно блеснуло. Фафхрд в нетерпении засунул туда голову.

Серый Мышелов пробирался к входу. Там, где он оставил Фафхрда, на потолке было пятно. Как раз над самым телом святого старца. Как оно попало туда? Ведь старик лежал на полу. Или это брызги крови, разлетевшиеся от удара. Но почему же испачкан именно потолок? Неважно. Девочка. Надо добраться до нее. Он должен добраться. Вон она, почти у входа. Он уже видел ее. Каменный пол покачивался под ногами. Но ведь это просто от слабости, от дурноты.

Подрагивание ощущал и Фафхрд. Но все его мысли затмевало изумление: его глазам открылась полость, до краев наполненная тяжелой жидкостью с металлическим блеском, похожей на ртуть, но в отличие от нее черной как ночь. На этом жидком металле невероятными звездами поблескивали драгоценные камни. Фафхрд даже отдаленно не мог представить себе ничего подобного.

В центре сверкал колоссальный алмаз, ограненный мириадами странных граней. Окружали его два неправильных октаэдра: внутренний - из двенадцати рубинов, внешний -из семнадцати изумрудов. Между ними, соприкасаясь, иногда соединяя камни друг с другом, лежали тонкие и длинные, хрупкие на вид кристаллы хрусталя, зеленоватого турмалина, медового орихалка, багряного янтаря. Все они не утопали в жидком металле, а покоились на нем, собственной тяжестью продавив на поверхности лишь неглубокие луночки, круглые или продолговатые. Кристаллы слабо светились, самоцветы сверкали, Фафхрду почему-то казалось, что это - свет звезд.

Внимание его перешло на жидкий металл… На его черной поверхности, проступавшей между камнями, он угадал искаженные изображения звезд и созвездий, которые можно было бы прямо сейчас видеть над головой, если бы не ослепительный блеск солнца. Благоговейное изумление поглотило его. Он снова перевел взгляд на драгоценные камни. Было что-то невероятно значительное в их сложном взаимоположении, какая-то всеобъемлющая истина проступала в этом нечеловеческом символизме. Более того, в них чудилось внутреннее движение, какая-то ленивая мысль, неживое сознание камня. Так, если зажмурить ночью глаза, видна не тьма, а мельтешение цветных точек. С трепетом, ощущая себя святотатцем, посягающим на мыслящий разум, Фафхрд взял правой рукой алмаз величиной с человеческий череп.

Серый Мышелов вывалился из дверного проема. Ошибки не было. Плотно сложенные камни дрожали. Кровавое пятно было на потолке, словно сам потолок обрушился сверху на святого старца, сокрушив его, или же пол ударило о потолок. Но девочка оставалась… рот ее был открыт в беззвучном крике. Надо бы успеть отвести ее подальше от строения. Но почему, откуда появилось это чувство опасности, теперь грозящей и ему самому. Почему ему кажется, что опасность исходит откуда-то сверху. Споткнувшись на ступеньках, он глянул назад, за плечо. Башня. Башня! Она падала. Падала на него. Падала на него из-за купола. Но ни одной трещины не было на ней. Она не рушилась. Она не падала. Она гнулась.

Фафхрд отдернул руки назад, снова схватил покрытую странными гранями поверхность громадного камня, алмаз оказался столь тяжелым, что северянин едва удержал его. И сразу же поверхность жидкого металла, в которой отражались звезды, возмутилась. По ней побежала рябь, она задрожала. И весь дом тоже вздрогнул. Самоцветы вдруг заметались, словно водяные жуки по поверхности пруда. Кристаллы и орихалковые стержни закрутились, то одним, то другим концом прилипая к самоцветам, словно те были магнитами, а стержни - железными иглами. Вся поверхность жидкости вскипела, задергалась, словно лишившись основной своей части, таинственный разум впал в сумасшествие.

В отчаянии глядя вверх, Мышелов застыл - башня каменной дубиной падала прямо на него. Метнувшись в сторону, он рванулся к девочке, повалил ее на землю и покатился в сторону вместе с ней. Угол башни врезался в землю за его спиной на расстоянии обнаженного меча. Удар сотряс землю, подбросив их на мгновение в воздух. А потом башня дернулась кверху, оставив после себя на земле яму.

Фафхрд с трудом оторвал взгляд от заполненной самоцветами полости. Правая рука его горела. Бриллиант обжигал холодом, немыслимым холодом.

- Клянусь Косом, комната начала менять форму! - воскликнул он.

Потолок стал прогибаться, на нем появился выступ. Северянин шагнул к двери и замер на месте. Дверь закрывалась, будто каменная пасть. Он обернулся и сделал несколько шагов к низкому окошку. Оно захлопнулось перед ним. Он попытался выронить алмаз. Но камень по-прежнему холодом жег ладонь. Резким движением руки северянин отбросил его в сторону. Камень ударился о каменный пол и, сверкая, будто живая звезда, покатился по нему.

Мышелов и крестьянская девочка достигли уже края прогалины. Башня еще дважды обрушивалась возле них, но всякий раз промахивалась на несколько ярдов, словно сумасшедший слепец. Наконец они оказались уже за пределами ее досягаемости. Лежа на боку, Мышелов глядел на каменный дом, что дергался и ворочался будто зверь, на башню, что то и дело складывалась вдвое, оставляя глубокие могильные рытвины. Вот она ударила в груду булыжника и верхушка ее обломилась, но иззубренным краем все продолжала молотить в напрасном гневе, превращая булыжники в щебень. Мышелов подавил неожиданно вспыхнувшее желание вытащить кинжал и поразить себя в самое сердце. Человеку следует умирать, увидев такое.

Фафхрд не обезумел лишь потому, что с каждой минутой опасность подступала к нему со все новых и новых сторон, но только все время твердил про себя: “Я знаю. Я все знаю. Дом живой. Он - зверь, и драгоценности - часть его разума. А теперь он свихнулся. Я знаю. Знаю”. Стены, потолок, пол вздымались, трещали, но движения эти, казалось, не грозили именно ему. Временами грохот становился оглушительным. Он спотыкался о каменные бугры, уклонялся от внезапно возникавших в потолке выступов, не то препятствий, не то ударов. Раздавленный труп святого дергался на полу в странном подобии жизни.

Громадный бриллиант, казалось, видел. Он свирепо наскакивал на Фафхрда, иногда подпрыгивая до головы. Северянин невольно отступал к двери, как к единственной надежде на спасение. Бриллиант конвульсивно подскакивал рядом. Выбрав момент, когда дверь чуть приоткрылась, Фафхрд нырнул в нее и протиснулся наружу. Алмаз следовал за ним. Путь ему преградил труп Раннарша. Он перепрыгнул через него, оступился и покатился вниз по лестнице - она сотрясалась и вокруг плясали иссохшие кости. Теперь тварь умрет, и дом рухнет, конечно, а его самого расплющит в лепешку. Алмаз подпрыгнул, метя ему в голову, промахнулся и, пролетев по воздуху, ударился о стену и взорвался, рассыпавшись облаком сверкающей пыли.

Дом сразу же забился в мелкой дрожи, Фафхрд, пробежав по вздымающемуся полу, едва увернулся от сокрушительных объятий дверного проема и вихрем понесся по прогалине - буквально в дюжине футов от него башня все еще молотила и молотила по груде булыжника. Лицо его побелело и застыло. Глаза глядели, ничего не видя. Перепрыгнув через две рытвины, он нырнул в гущу деревьев и остановился лишь потому, что, как бык, врезался в ствол.

Дом уже почти перестал хаотически дергаться и просто мелко трясся, подобно громаде темного желе. Вдруг передняя часть его вздернулась кверху, словно голова бегемота в предсмертной агонии, два малых купола, словно чудовищные лапы, поднялись над землей. Обрубок башни ходил ходуном над крышей. Главный купол вдруг осел, съежившись, как гигантское легкое, застыл на мгновение и рухнул, распадаясь громадными каменными глыбами. Земля тряслась. Грохот отдавался в лесу. Листья и ветви хлестали воздух. И вдруг все стихло. Лишь из трещин в камнях сочилась смолистая черная жидкость, да кое-где в воздухе радужными клубами сверкала алмазная пыль.

В дальних южных пределах у границ земли Ланхмара по узкой пыльной дороге лениво трусили два всадника. Вид у них был несколько потрепанный. Руки и ноги рослого, восседавшего на гнедом мерине, были в синяках, бедро - перевязано, ладонь правой руки тоже. Приземистый, тот что сидел на серой кобыле, похоже, пострадал не меньше.

- Знаешь, куда мы направляемся? - спросил он, нарушая долгое молчание. - В город… В город, где каменных домов - без числа, каменных башен - без счета, повсюду купола, арки, лестницы. Ча, а если мне станет муторно от этих камней, я и на полет стрелы не подойду к стенам Ланхмара.

Спутник его улыбнулся:

- За чем же дело стало, малыш? Только не говори мне, что боишься… землетрясений.