Клетка для орхидей

1

—Итак, мы на месте, — сказал Дон.

— И ничего не изменилось, — заметила Катя.

— А что могло измениться? — спросил Ал.

Утром они вышли из лагеря и около полудня оказались перед стеной. С ними был Рене. Они стояли на том месте, где лестница вела к смотровой площадке.

— Надеешься, что здесь выйдет? — поинтересовался Рене.

— С такой же долей вероятности, как в любом другом месте, — ответил Ал. — Я не думаю, что препятствие существует само по себе…

— Вспомни о мосте! — произнесла Катя.

— Я размышлял о нем немало, — проговорил Ал. — Мост обрывается. Все так. Но все объясняется просто: такой старый мост в центре города ни к чему.

— Не понимаю, — буркнул Дон.

— Проделаем вместе один опыт, — предложил Ал. — Пойдемте со мной!

Он поднялся по лестнице, держа под мышкой пакет, который прихватил из лагеря. Перед последней ступенькой дождался друзей, внимательно оглядывая каменный парапет. Удовлетворенно кивнув, он указал подошедшим на одно место в правой части парапета: там была вмонтирована блестящая кнопка серого цвета. Ал поискал в левой части парапета, и на той же высоте нашел идентичную кнопку.

— А теперь смотрите во все глаза! — попросил он.

Перегнувшись через перила, он смотрел вниз. Сегодня освещение было иным, чем в прошлый раз. Лучи солнца падали почти вертикально, их свет отражался от крыш домов и слепил наблюдателя. Зато во дворах, переулках и на улицах солнечного света явно недоставало.

Двор, где происходила некогда странная дуэль, предстал сейчас перед ними как темная пропасть. Как и в тот раз, ими овладело странное, гнетущее настроение. В воздухе звучали непонятные шорохи, что-то дребезжало, бухало и свистело, стучало и позванивало, слышались глухие крики. Ветер принес отголоски топота и восклицаний…

А потом вновь появились закутанные в черные плащи всадники с факелами, сверху походившими на слабые блуждающие огоньки, и оба рыцаря…

Все повторилось: и дуэль на «плетях», и победа белого рыцаря, и его молчаливое приветствие, и исчезновение свиты в плащах…

Затем наступила полнейшая тишина. Двор был покинут всеми, в воздухе ни дуновения…

Рене, впервые увидевшему это зрелище, потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя от удивления. Катя прошептала:

— Ничего не понимаю…

А Дон воскликнул:

— Все в точности, как тогда! Ни единого нового движения! Ал, это что, театральное представление?

— Что-то вроде. — сказал Ал. — Или разновидность кино. Полнейшая иллюзия достигается е помощью технических средств. Публика появляется на смотровой площадке. Одна из селеновых клеток, — он указал на обе кнопки в парапете, — регистрирует это, передает сигнал по линии — и начинается спектакль.

— Как ты догадался? — спросил Дон.

— По памяти. В старой телеленте я видел нечто похожее. Движущиеся фигурки были спарены с часовым механизмом. Ровно в полдень они выдвигались по рельсикам вперед и исполняли маленький танец. Движения были весьма своеобразными, как у марионеток. А затем они исчезали. В нашем случае иллюзия куда более-совершенная. И все же… это вступление к представлению именно в тот момент, когда мы поднимаемся на площадку! Мне вспомнился танец игрушечных фигур — и до догадки оставалось полшага,

— Но почему ты ничего не рассказал нам? — недоуменно спросил Дон.

— Я бы не сумел доказать.

Они, не сговариваясь, посмотрели в сторону холма с обветшавшими домами.

— А что из этого существует? — спросил Рене.

— На деле? Ничего, — сказал Ал. — Я считаю, ничего из этого не существует.

Друзья Ала покачали головами — не верилось. Ал полез в карман и достал несколько камешков.

— Следите внимательно!

Размахнувшись, он швырнул камень. Тот полетел по кривой, нырнул и исчез под водой. Рене что-то показалось неправдоподобным, но он не знал, что именно. Камень летел, а потом исчез… Чего-то не хватало. Да, верно: он не плюхнулся в воду. Ни всплеска, ни брызг, ни разошедшихся кругов…

— Здесь нет воды, — догадался Рене. — Вода — тоже деталь представления.

— И дома, и улицы, и холмы… — продолжил Ал.

— Все это — декорации, — завершил Рене.

Дон протиснулся между Катей и Алом. Вид у него был убитый.

— Тогда скажи, что они скрывают?

— Этого я не знаю, — ответил Ал.

Он открыл пластиковую коробку, которую прихватил с собой, и вынул из нее туго смотанную лестницу. Перекладинки у нее были из легкой стали, а нить — из дюралюминиевой проволоки. Потом Ал достал проводки с закрепленными на концах кольцами, зажал их карабиновыми крючками лестницы и трижды обмотал проводки вокруг концов балок, выступавших из парапета. Тем самым один конец лестницы был схвачен накрепко, а другой висел свободно. Падая, лестница развернулась, опустилась без помех, слегка покачнулась и спокойно повисла.

— Я пойду первым, — сказал Дон, вопросительно взглянув на остальных. И так как ему никто не возразил, он перелез через парапет и начал спуск. Коснулся ногой зеркальной глади, но в ней ничего не отразилось, погрузился в «воду», но никакой влаги не ощутил, нырнул, но здесь можно было дышать. Дон хотел позвать друзей, но так и остался стоять с открытым от удивления ртом…

Спустились и его друзья: первым — Ал, за ним — Рене. Катя наблюдала, как все трое исчезли в темной, переливающейся массе, которая их поглотила. Все произошло пугающе тихо. На поверхности — ни движения, лестница вздрогнула еще несколько раз и замерла. Когда исчез Рене, ей стало невыносимо одиноко. Катя намерилась было перелезть через парапет, но остановилась, всеми силами заставляла себя — и не смогла. Посмотрела в сторону крепости на холме, но не увидела ни крепостных стен, ни башен. Она словно смотрела сквозь них. Всем существом силилась Катя проникнуть сквозь этот прозрачный занавес, узнать, что за ним, но кроме страшных картин, нарисованных ее фантазией, ни на чем сосредоточиться не могла. Она понимала, что страхи ее беспочвенны, но они мучили ее.

Потом голос снизу произнес несколько слов, которые она не вполне разобрала. Ее назвали по имени и сказали что-то успокаивающее. И вдруг она оказалась в состоянии действовать. Спустилась вниз по лестнице, ощутила все — то, что и трое перед ней. Она с головой погрузилась в «воду», точнее, в то, что сверху воспринималось, как вода, подняла глаза к поверхности… И тут что-то замерцало, закрутилось, перевернулось. Что-то текучее, колеблющееся обрело четкие формы…

От «воды» не осталось и следа. Катя вместе с другими стояла на матовой металлической поверхности, прилегавшей прямо к стене, а там, где прежде были средневековые руины, возвышались воздушные строения со стеклянными крышами, опиравшиеся на тонкие, с карандаш, опоры, тянулись стенки из переплетений проводов, сбегались и разбегались трубы, торчали антенны. На высокой реечной конструкции было установлено параболическое зеркало, повсюду стояли и лежали изделия из металла, искусственных материалов и стекла, для которых у землян не было названий.

Это и был истинный центр города. Его чудовищное, мерцающее машинное чрево.

2

Ал привалился спиной к стене, как бы желая подольше сохранить связь с понятным ему миром. Дон старался разобраться в приборах и приспособлениях или найти хоть что-нибудь понятное — это помогло бы ему обрести душевное равновесие. Кате хотелось поскорее присесть, но поиски ее оказались тщетными: конструкторы этой выставки под открытым небом не предусмотрели человеческих потребностей. Рене посучил ногой по полу, присел, постучал костяшками пальцев по прочной серой массе, поднялся и стал терпеливо ждать.

— Это совсем другое дело, — заметил Дон. — От старого города — или его зеркального отражения — и следа нет.

— Мне здесь не по душе, — пробурчала Катя. — Здесь как-то… — Она поискала, но не нашла нужное слово.

— Неуютно, — с оттенком иронии подсказал Ал.

Катя напряженно думала.

— Непривычно, — поправила она. — Чуждо.

— Нам нужно дальше, — подстегивал их Дон.

— Куда ты направляешься? — спросил Рене.

— Послушайте-ка теперь, что скажу я, — начал Ал громче и решительнее, чем обычно. — Мы приняли решение сделать еще одну попытку. Хорошо. Сейчас мы там, где три дня назад все кончилось. Но не стоит думать, будто нам достаточно идти, да побыстрее, куда глаза глядят, и тогда, мол, то, что мы ищем, само нам встретится на пути. Как в обыкновенном заповеднике. Здесь нас могут подстерегать опасности, и забывать об этом не стоит! Здесь есть…

— Выходит, ты все же считаешь, что они еще живы? — перебила его Катя, невольно отступив к лестнице.

— Я думаю, что путь свой они прошли до конца. Но вот что непостижимо: мы не знаем, каким путем пошло их дальнейшее развитие — после стадии сладкого ничегонеделания в садиках перед домом. Мы наверняка столкнемся здесь с предметами, еще никогда и никем не виданными, и машинами, предназначение которых непредсказуемо…

— В чем может быть предназначение машины? — спросил Дон. — Нажимаешь на кнопку, и она совершает то, на что годится.

— Все может оказаться сложнее, — заметил Рене. — На кнопку нажимать нет необходимости: она сама делает, что надо…

— …Что ей велит программа, — поправил его Ал. — Но что произойдет, если она сама себе задает программу?

Вопрос надолго повис в воздухе.

Катя не могла вообразить, что тогда произошло бы, но ее это и не занимало. Она спрашивала себя, не лучше ли было ей остаться дома. Ей припомнились фильмы-переживания, которые никогда не были столь изнурительными, как их «вылазка» сюда, когда приходится вести такие долгие разговоры. В этих фильмах герои участвовали в поединках на одноместных ракетах, а героиня потом падала в объятия победителя. В них она могла танцевать с идолами былых времен, с Фредом Астером или Фрэнком Синатрой, в них она представала Клеопатрой, правила, судила и совращала, а Цезарь и Август лежали у ее ног. Ей вспоминались управляемые на расстоянии игральные автоматы, подключенные к каждому домашнему авторегулятору, их катящиеся, подпрыгивающие и летящие шарики, мелодичные звонки при попаданиях и резкие звуки, когда они лопались, если она промахивалась и получала минусовые очки. Ей вспоминались игры красок и переливающихся форм, парение в пластическом пространстве, вкусовые и ароматические коктейли, орган запахов… Странное дело, восхищаться этим сейчас она была не в силах. «Честно говоря, все это мне порядком поднадоело, — думала она. — Может быть, здесь произойдет что-то все-таки необычайное».

«Что произойдет, если она сама себе задает программу?» — думал Дон, а фантазировать он умел. Перед его мысленным взором из машин начали бить фонтаны, они же пускали ростки, которые быстро разрастались, провода раздваивались, опоры сгибались, стены пузырились, возникал и бушевал невероятный хаос из спиц колес, тавровых балок, колб, пробирок, шариковых сцеплений, проводов, транзисторов, термоэлементов, магнитов, кристаллов рубидия, реле, потенциометров из стекловолокна, полиэстровых прокладок, вискозной шерсти, каучука, шлаков и желатина. Словно отростки дикорастущих растений, во все стороны лезли металлические когти. Подобный изощренному орудию для пыток, обладающий собственной волей аппарат запугивал жертву. Как полип разбухала взбитая масса, а когда она оседала, из нее вылетали липкие щупальца. Взбесившиеся роботы набрасывались на беспомощных, привязанных к стульям людей. Целые полчища роботов железным клином, обуянным жаждой мести и уничтожения, врывались в мирные селения…

Эти воображаемые картины до предела возбудили Дона, вызвали в нем чувство страха и отвращения и в то же время обострили инстинкт самосохранения, желание сопротивляться.

«Что произойдет, если она сама себе задает программу?»

У Рене было особое отношение к машинам. Он понимал их, как другие понимают музыкальные пьесы, хорошо разбирался в сцеплениях шестеренок, во взаимодействии элементов управления, в напряженности материалов, воздуха и вакуума, а там, где кончалось понимание, начиналась его убежденность в осмысленности тысячи разнообразных движений и импульсов, в действии и противодействии, в их круговороте, в токах, вибрации и конечном результате. Самопрограммирующаяся машина являлась для него символом функционального, осмысленного, очищенного от постороннего вмешательства — искусством для искусства в его высшей, непревзойденной стадии. Так неужели эти приборы?.. Нет, он не согласен с Алом. Пусть они — продукт поразительного технического уровня, но это не машины, сами задающие себе программу. Причина? Они бездействуют! Он не отметил в них никакого движения, не ощутил тех особых флюидов, которые всегда исходят от проводов под током, от пульсирующих электронов и колеблющихся полей…

— Своей болтовней ты вгоняешь меня в безысходную тоску, — произнес Дон. — Скажи прямо, чего ты хочешь? Боишься, что на нас нападут?

Ал хотел ответить. Посмотрел на Дона, на Катю, на Рене. Они его не поняли. И он промолчал.

— Но ведь только в этом и дело, — настаивал Дон. — Давайте рассуждать реально! Мы не можем себе позволить погибнуть еще раз. Джек наверняка уже здесь. У него фора в три дня. Если он до цели пока не добрался — наше счастье. Самая большая опасность — это Джек. А теперь выскажись ты, Ал. Чем объяснить это колдовство?

— Я полагаю, что старый город со всеми его строениями, фигурами и представлениями — это аттракцион. Скорее всего на стене есть и другие смотровые площадки, откуда можно наблюдать похожие действа. А на самом деле здесь, в центре города, установлены машины, которые эти «декорации» и производят, и, кроме того, выполняют совершенно иного типа задачи, а именно: производят энергию для жителей города, обеспечивают их питание, удобства и развлечения, то есть мало чем отличаются в этом от наших машин.

— Я хочу повторить свой вопрос, — нетерпеливо проговорил Дон. — Какую опасность могут представлять для нас эти машины?

— Откуда я знаю? — слегка раздраженно ответил Ал вопросом на вопрос. — Я сказал тебе то, что знаю. Выводы ты волен делать сам!

Рене шагнул вперед.

— О каких угрозах идет речь? Эти устройства созданы для разумных существ, и чем устройства совершеннее, тем более полно они удовлетворяют потребности своих хозяев.

— Ничего похожего я не вижу, — сказала Катя, поднимаясь. — Здесь даже скамеек, и тех нет. Будь твоя правда, нам по крайней мере подали бы такси. Беготня по городу мне все нервы истрепала.

Она отошла на несколько шагов от стены, сойдя с горизонтального круга, на котором оказалась, и вышла на широкую улицу с решетчатыми конструкциями по обеим сторонам.

Катя переступила некую границу…

— Ой, смотрите-ка! — воскликнул Рене.

К Кате плавно подкатила шиферно-серого цвета «лодка» с несколькими пробоинами в носовой части, остановилась прямо перед ней и повернулась к Кате бортовой стороной. Борт раздвинулся, и можно было заглянуть внутрь — в покрытое стеклянной крышей корытообразное углубление, похожее на каюту катера, с расставленными по стенам скамьями с толстой мягкой обивкой. Выдвинулась доска, развернулась и покрыла расстояние между проезжей частью улицы и бортом.

— Чудненько! — воскликнула Катя и сразу шагнула на доску. — За мной!

— Будьте осторожны! — крикнул Ал, но Дон только улыбнулся и вошел в лодку. Когда Рене без колебаний двинулся за ним, Ал тоже сел в лодку. Дон пробрался вперед, где сквозь ветровое стекло можно было наблюдать за движением.

— А где же пульт управления? — спросил он.

Но никакого пульта управления не было. Не было и ничего другого, что хотя бы отдаленно такой пульт напоминало.

Доску-сходни втянуло внутрь, раздвижная дверь закрылась. Лодка тронулась с места.

— Стоп! — крикнул Дон. — Куда нас несет?

Он искал глазами тормоз. Его не было. Поискал ручку двери, какой-нибудь набалдашник или замок. Но их окружали голые стены, мебель с мягкой обивкой и стекло.

— Боюсь, мы попали в плен, — сказал Ал.

3

За сильно выпуклой стеклянной крышей пролетали предметы, которые они уже видели издали, не разгадав их предназначения.

Дон, разозлившись, бил ногами по двери. Безрезультатно, только ногам больно.

— Как нам выбраться? — спросил Рене. — Должна же быть такая возможность…

Ал не отводил глаз от Кати, которая с удовольствием подпрыгивала на пружинящем сиденье. Ее беззаботность вызывала в нем, человеке основательном, легкую зависть.

— Как отсюда выбраться? — повторил он. И сам ответил на свой вопрос: — Достаточно слова!

Стенка раздвинулась, и открылась дверь тех же размеров.

— Выходим! — крикнул Рене.

Катя сидела не двигаясь, словно скованная холодом.

— К чему такая спешка? — удивился Дон. — Разве я говорил, что хочу выйти?

Рене спокойно встал со скамьи и вышел в дверь. Что-то щелкнуло… Светлая горизонтальная линия пробежала сверху вниз, и Рене поглотила темень…

— Ну вот, — сказал Дон и последовал за Рене. Снова пробежала горизонтальная линия, снова что-то щелкнуло.

Ал всматривался в слабо освещенное помещение, куда ему предстояло войти. Откуда проникал свет, было неизвестно.

— Эй, Рене! Эй, Дон!

Ал прислушался. Никакого ответа. Еще раз позвал:

— Эй, Дон!

Ничего.

Он ощутил нежное прикосновение пальцев к шее и оглянулся. Перед ним стояла Катя. Глаза ее странно потемнели. Она обняла его за плечи и потянула назад от пугающей двери, ведущей в неизвестное. Прижалась к нему, ища защиты, желая прогнать страх перед необъяснимым. Ей безумно хотелось человеческого тепла, хотелось забыться, пусть всего на мгновения. Она еще крепче обняла Ала, целовала его и позволяла целовать себя. Она ничего больше не видела и не слышала, ни на что не надеясь и ничего не опасаясь, потому что не желала ничего больше видеть, слышать, надеяться или бояться. Она отдалась на волю приятных, усыпляющих и вместе с тем острых ощущений, стремясь бежать от действительности, от всех этих поисков, от мыслей и разговоров об электронах, атомах, металлах, искусственных материалах и пультах управления, от фантасмагорических картин, — бежать в хаос захватывающих дух чувств. И это ей удалось до того предела, к которому она стремилась. Но где-то в ней жила мысль о действительности, и особое наслаждение она испытывала именно от удивительного сочетания реальности со всем тем странным, абсурдным и противоречивым, что этому сопутствовало.

Когда мгновения опьяняющего замешательства отлетели в бесконечность и Ал почти овладел собой, к нему вернулись мысли о необходимости решения, и он, к удивлению, заметил, что вокруг ничего не изменилось. Никто вроде бы их из лодки не выталкивал, никто как будто не имел ничего против их пребывания в ней, но дверь, словно приглашая выйти, оставалась открытой, а лодка стояла на том же месте. Если разобраться, это было своеобразной формой насилия, и даже более неумолимой, чем насилие действием.

— Нам ничего другого не остается, — тихо проговорил Ал. Обняв Катю за плечи, он вместе с ней переступил через порог…

И в тот самый момент, когда они сделали последний шаг, светлая линия прошла сквозь них, как мягкая молния. Между ними словно стену опустили.

Ал оказался в серой кабине. Ярко вспыхнул ослепительный луч света, и тут же на него будто кто-то набросил черный платок: не стало видно ни зги, пол под ногами пришел в движение и понес Ала к гладкой стене. Когда он оказался вплотную перед стеной, она раздвинулась и тут же за ним закрылась. Он попал в следующую кабину, правая сторона которой была задрапирована, и из-за драпировки слышалось негромкое шипение. Несильный хлопок — и шипения как не бывало. Пол снова пришел в движение… Еще одна стена открылась и закрылась за ним… Что-то волчком поднялось с пола и пролетело над его головой. В воздухе повис легкий запах химикалий. Пол пришел в движение… Стена расступилась…

После первых секунд оцепенения, когда Ал, совершенно подавленный, не в силах был сосредоточиться, поймать спасительную мысль, его чувства вдруг разом ожили Он перестал быть чем-то безличным, его мозг пронзила до предела трезвая мысль: тебя разрезают, препарируют, устраняют каким-то механическим способом… И эта холодная уверенность оказалась сильнее, чем способность сопротивляться чему-то неопределенному. Он почувствовал, что кожа на руках как бы покрывается шерстью, язык во рту вздулся, как резиновый мяч… Вдруг ему вспомнилась Катя, и он, забыв обо всем, что его окружало, закричал:

— Катя, ты меня слышишь?

— Да, Ал, я слышу тебя.

— Ничего не бойся, Катя.

— Конечно, Ал, конечно.

— Сейчас для меня важна только ты, Катя!

— А для меня ты, Ал!

Пол пришел в движение… Стена раздвинулась… Пустая кабина… на правой стене — круговой узор, напоминающий соты в ульях, и каждый кружок — отверстие. Из одного отверстия в центре стены в сторону Ала полетела стрела с тупым наконечником. Он прижался к передней стене… Стрела прошла мимо за его спиной. Выползла вторая стрела, на уровне колена… и пошла горизонтально, как и первая. Ал увернулся, стрела прошла мимо… Немедленно появилась третья на высоте груди. Ал пригнулся… Узкое помещение еще более сузилось, от стены до стены его пересекали две перекладины, теперь появилась и третья… И четвертая просунулась в кабину, не быстро и не медленно, с автоматической равномерностью. Она пронзила узкое помещение… И снова стрела целилась прямо в грудь зажатого между перекладинами Ала. Он с трудом пригнулся, перекладины мешали ему… Вот еще одна стрела прошла над головой… За ней — другая. Ал прижался к полу, как вынуждала его пространственная решетка. Пытаясь уклониться от очередной стрелы, он принялся раскачивать перекладины. Тщетно! На сей раз положение было безвыходным. Бросаясь из стороны в сторону, Ал подставил настигшей его стреле спину и ждал удара. Что-то тяжело надавило под лопатками… Что-то сильно вонзилось, как заноза, вгрызающаяся в кожу… Резкая боль…

И словно по приказу свыше все перекладины исчезли. Через несколько секунд помещение опустело. И только точечный узор на правой стене напоминал о пытке.

Пол пришел в движение… Стена расступилась и опять сомкнулась… Справа в помещение вкатило большое сопло на упоре. Послышалось шипение…

4

—Катя, ответь!

— Я слышу тебя, Ал!

— Не умолкай надолго!

— Нет, нет, Ал.

— Ты счастлива?

— Да, очень! Стоило только вспомнить о тебе.

Его нес на себе ленточный транспортер. При каждой остановке происходило что-то новое — непривычное, пугающее, не столь болезненное, сколь унижающее непонятностью производимых действий, их целью.

Остановка…

Сочится слабый свет, потом он усиливается, а под конец резкость его становится нестерпимой. Ал прижимает к глазам кулаки, но влажная волна света словно омывает его…

Остановка…

Постепенно теплеет, потом становится жарко, воздух закипает, кожа горит, сердце часто бьется, в легких — жжение… Ал извивается от боли, кашляет, стучит кулаками по стенам.

Остановка…

Сначала тихое, едва доступное слуху жужжание. Потом оно набирает силу, наполняет помещение, делается громким, мощным, гудит, гремит, громыхает… Втянув голову в плечи, Ал опускается на пол на колени, прижимает руки к голове. Какая боль!

— Катя, я не выдержал бы, если бы ты…

— Не теряй головы, Ал. Пожалуйста, ради меня.

— Я и так спокоен, Катя. Где ты сейчас?

— Я за этим больше не слежу. Да и к чему?

К чему?

Сверху в кабину заглядывает объектив — глаз машины. А транспортер несет Ала дальше, останавливается. Новая кабина… Пустая, стены голые, только одинокая красная кнопка на одной из них…

Что-то щиплет кожу Ала, то сильнее, то слабее, и опять сильнее, намного сильнее… Он в отчаянии оглядывается по сторонам. Нет ли возможности бежать? Спасительной соломинки?.. Вот он нащупал красную кнопку… Нажал… Электрическая лихорадка мгновенно прекратилась.

Пол пришел в движение… Опять пощипывает, лихорадит… Ал поискал кнопку. Нашел… Но теперь она не прочно вмонтирована в стену, а способна передвигаться вдоль кривых линий, образующих на стене настоящий лабиринт. Конец одной из линий в самом низу взят в красный кружок. Вибрация заметно усилилась, потом чуть ослабла и опять набрала силу. Ал принялся передвигать красную кнопку и всего два раза запутался в петлях, так что пришлось поворачивать, пока он не нашел путь сквозь лабиринт. Ему удалось привести кнопку к точке, обозначенной кружком. Электрические удары сразу прекратились.

Транспортер повлек Ала дальше.

Новые испытания! Все тело сотрясается от электрошока. Мозг Ала работает напряженно, он готов действовать. Эти испытания Ал воспринимает как вызов, как проверку собственных сил. Он не дает себе поблажек и радуется, когда ему удается выдержать испытание.

Ал выстраивал из кубиков пирамиды, выискивал из груды металлических пластинок те, которые можно соединить, реагировал на вспыхивающий на светящейся шкале огонек, решал простые и сложные математические задачи…

Лента транспортера потекла дальше. Стена раздвинулась. Яркий солнечный свет ослепил Ала. Пошатываясь, он вышел из здания…

На траве сидели Дон, Рене и Катя. Они выглядели немного усталыми — и только.

— Ну как, выдержал? — спросил Дон.

— Долгонько ты там пробыл! — сказал Рене.

Ал бросил взгляд на Катю.

Она сидела у стены, обхватив руками колени, и смотрела мимо него. Ее губы были презрительно искривлены, она что-то насвистывала. Алу потребовалось некоторое время, чтобы справиться с волнением.

— Где мы? — спросил он немного погодя.

— С другой стороны здания, — объяснил Рене. — А в каком районе города?

Никто не знал.

Ал направился в сторону ступенчатой конструкции, внешне напоминавшей буровую вышку, и стал подниматься наверх. Физические усилия придали ему бодрость, заставили забыть о пережитых страхах. Они освежали, как душ. Он поднимался быстро и вскоре оказался высоко над крышами домов.

Порывы ветра приятно остужали лицо. Его друзья превратились в маленькие, с трудом различимые сверху точки. Он постарался сориентироваться. Парящая лодка доставила их в северную часть центрального ядра города. Между высокими зданиями оставалось достаточно проемов, чтобы он мог различить городскую стену, похожую на фоне горизонта на бородку ключа. Здания с их металлическими крышами были расставлены в котловине по определенной системе, как детали в приведенном в порядок детском «электронном конструкторе». Плоское дно котловины лишь в одном месте имело возвышение. Ал предположил, что именно там, в старой части города, находился холм с руинами замка. Дома там были выше других. Алу не удалось установить, то ли они поставлены на холме, то ли просто сами выше.

Спустившись, он рассказал об увиденном товарищам.

— У меня появилась идея, — заявил Дон, когда они перешли к обсуждению дальнейших шагов. — У Джека гандикап в три дня. Попытаемся обнаружить его и его людей и подсмотрим, чем он занимается. Тогда нам самим не придется тратить время на это занятие.

— Хорошая идея, — сказала Катя. Дон повернулся к Алу.

— Ты никаких следов Джека не видел?

— Нет, — покачал головой тот.

— Не страшно, — подытожил Дон. — Размеры котловины невелики, скоро мы наступим Джеку на хвост. Больше всего меня заинтересовал холм. Лучше всего отправиться туда без проволочек. Но осторожно! Ведь Джек мог догадаться, что мы опять здесь!

— Сможем ли мы передвигаться свободно? — поинтересовался Рене.

— Почему бы нет? — отозвался Дон. — Автоматы устроили нам проверку — тут двух мнений быть не может. И отпустили нас. Сочли нас безвредными. Мы для них больше интереса не представляем.

Ал не согласился:

— Не думаю, что они потеряли к нам интерес. — Он указал на столб, стоявший посреди ближайшей к ним площади. Здесь было немало этих тонких металлических стеблей, увенчанных темными блестящими шарами неопределенного цвета. Некоторые из них были высотой всего в несколько метров, другие намного возвышались над крышами.

— Фонари? — предположил Рене.

— Может, и так, — ответил Ал. — Но мое мнение — «глаза».

Рене кивнул:

— Шаровые объективы.

— Глаза, постоянно уставленные на нас, — проговорила Катя, и было непонятно, спрашивала она или утверждала. — Многие тысячи глаз, ежесекундно наблюдающие за нами.

— Это всего лишь предположение, — недовольно пояснил Ал.

— Подобные предположения следует незамедлительно проверить, — сказал Рене. — Нельзя же просто отмахиваться от них.

— Ну вот и проверь! — безрадостно предложил ему Дон.

— Именно это я и намерен сделать, — холодно ответил Рене.

Расслабленной походкой он направился к одному из металлических стеблей. Сняв пиджак, он связал рукава узлам и повесил пиджак на левую руку.

— Вот возьму и докажу, что умею лазить не хуже твоего, — громко сказал он Алу, который вместе с Доном и Катей неторопливо шел за ним.

Рене действительно довольно быстро вскарабкался вверх по мачте и вскоре оказался на одном уровне с шаром. Но тут он невольно отпрянул. Хотя внутри шара ничто не шевельнулось, у него возникло ощущение, будто круглое стеклянное тело донельзя злобно посмотрело на него. Рене ловко снял с левой руки пиджак и быстрым движением натянул на стеклянный шаровидный глаз. Вдруг он ощутил необъяснимую подавленность. Он поторопился съехать вниз по мачте и подошел к остальным, словно желая найти у них защиту.

Несмотря на безобидность поступка Рене, всем было не по себе. Они с беспокойством оглядывались по сторонам.

— Игрища, — небрежно пробормотал Дон, но бравада его была напускной.

Что-то с негромким клекотом пролетело над крышами и задержалось в полете над завешенным шаром. Это была металлическая птица величиной с кондора. Раскрылся клюв. Птица приподнялась в воздухе, стащила пиджак с шара и, не убыстряя движения, с клекотом полетела на Рене. Он в испуге отступил на шаг назад. Пиджак упал к его ногам. И вот уже металлическая птица скрылась за крышами домов.

— Может, опять надеть его? — посоветовал Ал.

Рене в некотором смущении поднял пиджак и сделал несколько нервных движений, стараясь попасть в рукава.

— Так, теперь ясность есть, — сказал Дон. — Ничего, пусть себе следят. В путь!

Они скоро убедились, что и здесь нет улиц в земном понимании этого слова. То, что они принимали за улицы, было более или менее случайной последовательностью внутренних дворов между зданиями и свободных пространств — площадей. Часто трудно было сказать, где граница этой выставки под открытым небом и пустующей остальной территории. Им встречались отдельно стоящие башнеобразные строения, а иногда такие же башни сбивались в кучи, образовывая ландшафт, сильно напоминавший лес. Их движение вперед больше походило на слалом, нежели на целенаправленный марш. Иногда они блуждали между натянутыми сетками, иногда встречали площадки, где грушеподобные предметы, на которые они еще раньше обратили внимание, стояли шеренгами, как солдаты на плацу.

В который уже раз они оказались перед препятствием — огромным зданием, настолько длинным, что обойти его слева или справа потребовало бы немало времени.

— Похоже на фабрику, — заметил Дон.

Подобно большинству зданий, это тоже беспрепятственно пропустило их внутрь. Лишь в немногих местах оно было ограничено стенами, но и они были сработаны из того прозрачного материала, который они для простоты называли стеклом. Крыша тоже была прозрачной.

Заинтересовавшись чем-то, Рене вышел на открытую площадку и ступил на некое подобие дорожки, кажется ведущей к центру «фабрики».

— Может быть, нам удастся пройти туда, — предположил он, охваченный желанием познакомиться с устройством фабрики.

— Почему бы и нет? — сказал Дон и дал знак идти за ним.

Похоже, это действительно была дорожка, потому что ее ровная полоса последовательно проходила между отдельными строениями. Она была в метр шириной, без ступенек, наклонной, но не до такой степени, чтобы это затрудняло передвижение. Наклоны были вызваны тем, что одни строения были выше других. Машины — если их можно так назвать — были невероятных размеров, нередко высотой в несколько этажей.

— Узнать бы, для чего они, — проговорил Дон.

— По канавкам наверняка что-то должно сползать или стекать, — объяснил Рене. — Отверстия — что-то вроде калибрующего устройства, а внизу с обработанным материалом что-то происходит. — Он оживленно жестикулировал, стараясь попроще объяснить происходящее своим непосвященным в технические детали товарищам. — И разумеется, все это происходит автоматически.

— А вот возьмем и проверим! — сказал Ал и, прежде чем ему помешали, бросил вниз, в одну из канавок, камень. В кармане у него оставалось еще несколько. Но Ала никто не стал бы удерживать: Дон преувеличенной осторожности не признавал, Рене пошел бы на куда более рискованный шаг, лишь бы узнать, как работает это устройство, а Катя вообще не прислушивалась к их разговору.

Послышался резкий удар камня по металлу, потом камень подпрыгнул, упал в канавку, покатился по ней вниз и съехал в отверстие у нижнего конца ленты…

Вдруг воздух прорезал высокий поющий звук, продолжительный и ровный по высоте тона и силе. Четверо друзей замерли в удивлении. Двенадцать больших раскаленных шаров поднимались, как мыльные пузыри, из двенадцати воронок. Шары из шелковистой паутины электрических разрядов взвивались и опадали как струи фонтана на ветру. Там, где исчез камень, задвигались лопасти турбин, что-то глухо перемалывалось. Части машины будто что-то встряхнуло изнутри: колеса сцеплений завертелись, шарниры изогнулись, валы завращались, защелкали реле, затрещали искорки.

Сбросив с себя оцепенение, Катя вдруг воскликнула:

— Вот он! Вот!

Камень снова оказался в поле их зрения. Его несколько раз подбросило на вибрирующей дорожке, потом словно рукой приподняло похожее на колокол устройство из мелкоячеистой проволоки и выпустило над ямой, которую им почти не было видно. Побежав вниз по дорожке, они, удивленные, остановились: снизу поднимался сухой, забивающий дыхание воздух. Стали слышны прерывистые, приглушенные шипящие звуки, где-то, на неизвестной глубине, преломлялась мягкая синева излучения Черенкова. Неожиданно наступила тишина.

— Атомный распад, — прошептал Рене. — Силы небесные!

5

Они молча продолжили путь, причем дорожка то и дело раздваивалась.

Друзья всякий раз выбирали направление, которое, по их мнению, кратчайшим путем вывело бы их с фабрики.

Но вот Дон, шедший впереди, поднял руку.

— Стойте! Тихо!

Он оттеснил остальных назад.

— Какая глупость! Но это следовало учесть: впереди Джек с его группой. Нам нельзя попадаться им на глаза.

Они укрылись за строением, похожим на пирамиду. — Люди Джека услышали грохот, — заметил Ал. Дон выглянул из-за угла.

— Вон они стоят, Джек и Хейко. А вот и Тонио!

— Они приближаются? — спросила Катя.

— Совещаются, — прошептал Дон и повернулся к остальным. — Очень удобный случай. Только бы они нас не заметили. Понаблюдаем за ними, а потом пойдем следом.

Дон снова выглянул.

— Внимание, они приближаются. Нужно спрятаться!

Рене указал наверх:

— Лучше всего там.

Высокие ступени разной высоты, по которым им предстояло подниматься, не напоминали лестницу, но, помогая друг другу, они преодолели это несложное препятствие. Они достигли площадки в четыре квадратных метра, равномерно усеянной прямоугольными отверстиями. Здесь соперники не смогли бы их обнаружить.

— Лечь, — тихо приказал Дон.

Они опустились на жесткое покрытие площадки.

— Ох, как неудобно, — простонала Катя.

Рене попытался заглянуть в глубь одного из отверстий: непроглядная темнота.

— Надеюсь, это не колодец газоотвода, — пробормотал он.

— Эта штука не функционирует! — зашипел Дон.

Снизу донесся звук шагов. Вторая группа остановилась, очевидно, прямо под ними. Отчетливо слышались голоса:

— …наверняка отсюда. Мой слух меня никогда не подводит!

— Но что это могло быть?

— Может, здесь шляется Дон?

— Разве ты заметил следы?

Голоса удалялись. Удалось разобрать только обрывок фразы:

— Осмотрим хорошенько все…

Дон взглянул вниз. Предостерегающе поднял руку.

— Нам пока не остается ничего другого, как оставаться здесь.

— А не имеет ли смысла?.. — Ал запнулся, едва начав говорить.

— Что? — заинтересовался Дон. — Договориться с ними.

— Что ты такое несешь?

— Ты не ослышался: договориться с группой Джека.

— Рехнулся ты, что ли? Спятил? — Дон вышел из себя.

Катя уткнулась подбородком в сложенные лодочкой ладони и прислушивалась к их перепалке не то из любопытства, не то из скуки. Ал решил дать Дону выговориться, и тот на некоторое время этой возможностью воспользовался.

— Если мы объединимся, — попытался объяснить ему Ал, — то сможем добиться более впечатляющих результатов…

— Чего добиться? А как же мы придем первыми? Чистая нелепица!

— Дон, разве ты не понимаешь? Дело не в том, кто кого опередит. Речь идет о куда более важном. Мы обязаны разгадать загадки этой планеты. Может быть, мы проникнем в суть проблем, важных для всего человечества. Ведь тут…

— Умолкни, Ал, прошу тебя! — решительно проговорил Дон. Ал испытующе посмотрел на остальных. Рене задумчиво принюхивался к воздуху, поднимавшемуся из отверстия. Катя подчеркнуто лениво перекатилась на спину, подложила руки под голову и, помаргивая, смотрела на поток света, пробивавшийся сверху. Это был уже не голубой день, а сгущающиеся фиолетовые сумерки.

— Уже поздно, — проговорила она.

— Поздно? — повторил Ал. — А вдруг действительно… поздно?

— В последний раз говорю: хватит! — предупредил его Дон. — Ты остаешься с нами или нет? Если нет, спускайся хоть сейчас. Так что?..

— Ладно уж, — проговорил Ал миролюбиво. Но выражение лица у него было кислое.

— Вот видишь, — сказал Дон удовлетворенно. Снова подполз к краю площадки и поглядел вниз.

— Они совсем неподалеку. Совещаются о чем-то.

— Мне здесь чересчур жестко. Хочу вниз, — сказала Катя, поднимаясь. Дон поспешил к ней и рывком усадил на место.

— Дьявольщина! Ложись! Не то дождешься!

Катя упала неловко, ударилась и застонала сквозь сжатые зубы.

— Ал, помоги же мне!

— Оставь ее, Дон, — прикрикнул Ал с угрозой в голосе.

Задрожав от ярости, Дон уставился на Ала. Тот тоже не отводил злых глаз.

— Оставь ее! — повторил он.

— А тебе что за дело до нее? — выдавил из себя Дон.

— Да сделай же что-нибудь, Ал! — умоляла Катя, стараясь выскользнуть из цепких рук Дона. — Брось все это, Ал! Бог с ним! Мы могли бы…

Дон закрыл ей рот ладонью. Ал, лежа, дернул его за руку, потянул на себя. Оставив Катю, Дон ударил Ала. Раз, другой — тоже лежа… Ал перехватил его кулак, вывернул руку… И тут они покатились в разные стороны — это Рене их растащил.

— Бросьте! Утихомирьтесь! Да тихо же! — Он напряженно прислушался. Они услышали шаги… и голоса…

— Где-то здесь…

— Не мог ошибиться…

Потом шаги удалились. Голоса сделались неразборчивыми.

— Черт бы вас побрал с вашими спорами! — ругался Рене. — Вы все испортите! Для чего мы тогда старались?

Дон и Ал понемногу успокаивались, бросая друг на друга недобрые взгляды. Некоторое время все молча прислушивались. Звук шагов то приближался, то снова отдалялся.

Спустился вечер, настала ночь. Она нагрянула быстро, как всегда при ясной погоде. Тени умерли. Машины потеряли свой блеск, их ребристые очертания смягчились, углы притупились.

— Слезаем вниз! — приказал Дон. — Сядем им на пятки, не то они улизнут от нас!

Поддерживая друг друга, они благополучно спустились. Откуда-то доносились отдаленные шорохи.

— Вон там, сзади! — прошептал Рене. — Поторапливайтесь!

Они на цыпочках перебежали через дорожку, светлой полоской петлявшую между спящими громадами машин.

Катя двигалась легко, но неожиданно споткнулась и лишь в самый последний момент успела ухватиться за напоминающую винтовую лесенку стойку. От рывка мягкий металл задрожал. Раздался такой звук, будто лопнула струна. Он повторился далеким эхом, куда тише, но резко, нервно нарушая тишину.

Голоса, шорохи, топот шагов по металлу…

Дон растерянно огляделся вокруг.

— Сюда!

Он спрыгнул с дорожки на широкий металлический козырек и пополз по его неровной поверхности. Неясная тень в темноте…

Шаги быстро приближались.

Ал спрыгнул на нижнюю ступеньку — всего на метр ниже — и подал руку Кате и Рене.

Вслед за Доном они подтянулись к круглой дыре над козырьком…

А внизу — три тени…

Дон удалился от своих товарищей на порядочное расстояние. Они поспешили за ним, чтобы не потерять его из виду. Он переваливался через какое-то невысокое препятствие.

И тут это случилось: на Дона накатило что-то вроде громадных металлических грабель. Раздался его душераздирающий крик…

Воздух снова наполнился звуками — поющими, резкими, без перерыва, без повышения и понижения тона…

Над металлической поверхностью вдоль ребристых окончаний конструкций, касаясь углов и выступов, задерживаясь в хитросплетениях линий проводов, пронеслось ярко-голубое пламя. Двенадцать бело-голубых шаровых молний пульсировали равномерно, словно повинуясь такту метронома…

Задвигались поршни, засвистели лопасти турбин, застонали цепи передач, треск фейерверка вздымающихся искр. Все это заглушило крики Дона.

— Атомный распад, — ужаснулся Рене.

Сейчас он шел вдоль ленточного конвейера, на который ступил Дон, видел, как тот исчез в черной дыре, видел, как он появился вновь. Какой-то ковш пронес Дона над системой сит, потом он покатился кувырком между широкими отверстиями последнего сита и скатился в одну из канавок, которые первым обнаружил в этом здании. Не держась на ногах, тщетно пытаясь обрести равновесие, Дон скользнул вниз по наклонной канавке, нырнул в одно из широких отверстий. Несколько дальше его снова «выплюнуло», затрясло на вибрирующем механизме. Появилось похожее на колокол устройство, что-то вроде ловушки из сплетенной проволоки, схватило Дона, подбросило и швырнуло в одну из тех ям, в которых они несколько часов назад наблюдали голубое свечение…

Рене остановился и спрятал лицо в ладонях.

Так же неожиданно, как началось, все завершилось. Наступила тишина. Мертвая тишина.

После ярких вспышек понадобилось некоторое время, пока все окружающие предметы не потонули в темноте.

На дорожке наверху над ними послышались шаги. Джек, Тонио и Хейко удалялись, не тревожась о судьбе членов группы Дона.

Рене нашел Ала и Катю, стоявших с совершенно потерянным видом у края ленточного конвейера. Они покинули здание, не произнеся ни слова. Когда они возвращались к своему лагерю за городскими стенами, над их головами мерцали звезды чужого неба.

6

Всем троим было не до звезд. Они донельзя устали, выдохлись, и без Дона, попавшего в беду, чувствовали себя на редкость потерянно: им недоставало друга, всегда готового к действиям, заражавшего их своей уверенностью. Но еще большее впечатление произвели на них могучие силы, до поры дремавшие в батареях, конденсаторах, проводах, трубах и аккумуляторах. Потребовалось лишь незначительное вмешательство извне, чтобы они механически продолжили выполнять свои задачи, безразлично, имело это смысл или нет.

Хотя ночь была такой же светлой, как и предшествовавшие, найти дорогу к лагерю оказалось нелегко. Пока добрались до городской стены, прошло полчаса. Десять минут спустя они лежали на резиновых матрасах в палатке, натянув спальные мешки до ушей, чтобы ничего не видеть и не слышать…

— Ал! — Это тихо, чтобы не разбудить Рене, беспокойно ворочавшегося во сне, прошептала Катя.

— Что, Катя?

— Я тебя уже дважды спрашивала о чем-то.

Ал вздохнул.

— Да, я не забыл.

— Я так мало значу для тебя?

— Но, Катя, здесь…

— Ал, пойми, нам ни к чему больше копаться тут, мучиться и страдать…

Ал попытался перебить ее:

— Прошу тебя, Катя, выслушай меня…

Но Катя неумолимо гнула свою линию:

— Может быть, мне удастся пройти перерегистрацию. Может быть, нам разрешат стать парой, и тогда… Разве ты не хочешь?

— Да, Катя, конечно…

— Тогда оставь эту противную планету, эти скучные машины, этот мерзкий холод…

Она повысила голос, и Ал зашипел:

— Тсс!

Рене повернулся на другой бок, пробурчав что-то во сне.

— Ал, я ведь только ради тебя задержалась здесь так надолго. Ты не представляешь, какой ужас все это мне внушает. Ты только вообрази, как прекрасно все будет! Будем вместе играть с управляемыми на расстоянии автоматическими «развлекателями», парить в пластических пространствах, наслаждаться цветомузыкой и стереофоникой. Давай вместе откажемся от дальнейших попыток, а?

— Наберись терпения до окончания экспедиции! Катя, если бы ты могла понять!..

— Согласен ты отказаться ради меня? Не позже, не потом, а сейчас?!

Ал промолчал.

— Отказываешься? — настаивала Катя.

— Нет, — сказал он. — Но…

— Незачем продолжать. С меня довольно, — отрезала Катя, откатилась в спальном мешке в угол палатки и не произнесла более ни звука.

На другое утро их разбудили чуть свет. Кто-то откинул полог палатки, и громкий голос протрубил:

— Эй вы, сони! А ну, поднимайтесь! Все на воздух!

Катя выскользнула из спального мешка, перепрыгнула через лежащих еще Ала и Рене и бросилась на грудь Дону.

— Привет, Катя! Ну что скажешь? Ал, Рене, сони вы эдакие!..

Ал протирал со сна глаза.

— Ты откуда взялся?

— Да вылезайте же вы, черти! — закричал Дон. Настроение у него было чудесное. — Ничего со мной не случилось!

Ал расстегнул мешок, выполз на четвереньках из палатки. Дружелюбно ткнул Дона кулаком в бок. Ссора была мгновенно забыта.

— Рассказывай же!

Рене тоже присоединился к ним.

— Значит, так, — начал Дон, — когда я хотел перебежать дорожку конвейера, на меня накатили огромные грабли и спихнули меня в некое подобие бокового входа. Это мало чем отличалось от позавчерашней вечерней проверки. Несколько раз меня останавливали — просвечивали, опрыскивали, обдували пузырьками и все в таком роде. Потом меня понесло вниз, по скользкой наклонной плоскости. Я был чистой воды теннисным мячиком, меня вертело так и сяк, потом швырнуло в какую-то воронку, дальше последовало путешествие по прыгающей поверхности, подбрасывало так, что желудок подскакивал до горла. А под конец меня что-то приподняло и бросило вниз. Приземлился я на мягкую, податливую ткань, меня плавно спустило по спирали. Сеть распуталась, и я оказался на свободе. Вот и все!

— А что ты…

Рене оборвал себя на полуслове, но остальные поняли, о чем он хотел спросить и что Дон пытался скрыть за напускным весельем: где он пропадал все остальное время? Отставать от группы во время совместных походов было грубым нарушением правил, тем более отсутствовать целую ночь. И не случайно же у Дона такое прекрасное настроение и отдохнувший вид. Но они вспомнили, что и сами не во всех случаях вели себя строго по правилам. Извинение было одно: это приключение явилось чем-то из ряда вон выходящим. Ужасные крики Дона еще звучали в ушах, и они промолчали.

— Вы молчите! — воскликнул Дон с упреком. — Разве это не невероятно? Как вы это объясните?

— Кое-что вовсе не столь таинственно, — сказал Рене. — Похоже, мы имеем дело с установкой для расщепления атома, с чем-то вроде преобразователя материи. Говоря упрощенно, действует установка так: в начале в нее что-то загружается, а в конце появляется вновь, но в форме, заранее заданной.

— Очень практично, — заметил Дон.

— Собственно, преобразование материи начинается в атомном реакторе. Это часть машины, где мы видели голубое свечение. Происходит оно от излучения Черенкова. Оно возникает в тех случаях, когда электроны или другие заряженные частицы с огромной скоростью пронизывают другие субстанции — как, к примеру, при распаде ядра атома. Все, что происходит прежде, вызвано потребностью провести анализ и сортировку материала…

— А я что говорил? — вставил Дон.

— Результаты анализа используются затем, чтобы четко дозировать воздействие альфа-частиц, медленных нейтронов, гамма-лучей и так далее. А в самом реакторе происходят наконец ядерные реакции, ведущие к искомому результату.

— Почему же меня не превратило в слиток золота? — спросил в шутку Дон.

— Наверное, сработало предохранительное устройство, — вполне серьезно ответил Рене.

— Очень даже может быть, — подхватил Ал. — Подобные супермашины и у нас, на Земле, конструируется таким образом, чтобы они не повредили человеку,

— И чудесно! — подытожил Дон. — Тогда нам незачем их особенно опасаться, и мы можем целиком сосредоточиться на Джеке. Мне пришла в голову одна мысль. Слушайте!

7

Немного спустя они уже шли вдоль городской стены тем самым путем, что и несколько дней назад. Удивительно было видеть по левую руку замки и другие здания, разноцветные, объемные, кажется, протяни руку — и коснешься их, и в то же время знать, что это всего лишь мираж. Но даже если не думать об этом, непосредственное столкновение средневековья с продуктами деятельности неизвестной технократической цивилизации было достаточно странным и усиливало впечатление чего-то нереального. Они беспрепятственно достигли площади, откуда ворота вели на подвесной мост. Но они прошли под его широким пролетом и остановились перед дверью, ведущей в здание с тыльной стороны. Поднявшись вверх по лестнице, они прошли мимо несколько дверей и, миновав ряд истертых кругообразных ступеней, лежавших одна на другой, очутились перед резной деревянной дверью. Они у цели. Войдя в дверь, они оказались в оружейной палате, полной амуниции. На стенах висели орудия пыток и самое разнообразное оружие, известное и неизвестное.

Ал вернулся к лестнице и поднялся на этаж выше. Сквозь неширокий люк, не обращая внимания на целые ручейки песка и пыли, стекавшие сверху, он протиснулся на плоскую крышу. С четырех сторон ее ограничивал бруствер, который был Алу по грудь. На одинаковом расстоянии здесь кто-то установил кубы-блоки, очевидно, для защиты от летящих сбоку снарядов. На балюстраде стояло несколько огнестрельных орудий на колесах. Многочисленные свежие полосы на пыльной крыше доказывали, что недавно их передвигали: Джек стрелял из них. Вести отсюда прицельный огонь — одно удовольствие.

Ал снова спустился в оружейную палату. Белые следы на стене свидетельствовали, что там долгое время висело оружие, снятое Джеком и его людьми. Дон разглядывал и взвешивал в руках саблю.

— Подыщите себе что-нибудь подходящее! — воскликнул он.

— И смотрите не берите ничего неисправного, — предупредил Рене.

Дон, искавший патроны, выдвигал из стенных шкафов один ящик за другим.

Радостно вскрикнув, он показал друзьям коробку с патронами и мешочек с порохом.

— Рене! Объясни получше, как этим пользоваться!

Рене внимательно во всем разобрался.

— Сдается мне, оружие это родом из разных веков, — сказал он. — По-моему, самое современное вот это! — Он указал на предмет, отдаленно напоминавший пистолет, только куда больших размеров. — А вот и заряды для него.

Друзья окружили Рене и внимательно следили за каждым его движением. Он сунул в отверстие ствола цилиндрическую гильзу и закрыл специальный клапан.

Затем он подошел к окну.

— Внимание! Проводим испытание!..

Рене высунул оружие в окно и нажал на кнопку спуска указательным пальцем.

Раздался громкий выхлоп, за ним другой. Рене стоял, окутанный облаком дыма, но все успели заметить, что во дворе от взрыва образовалась глубокая яма, булыжники разлетелись в разные стороны, и ветер относил в сторону белое облачко.

— Заряд со взрывчаткой, — сказал Рене уважительно.

— Недурственно, — признал Дон. — Пусть каждый прихватит по такой штуковине. И вдоволь зарядов. Посмотрим, не пригодится ли нам еще кое-что…

Они пробыли там еще некоторое время, испытывая разное оружие. В конце концов каждый вооружился тем, что пришлось ему по вкусу. Дон облюбовал себе удобное оружие со взрывчатыми зарядами, которое они для простоты назвали пистолетом. Он сунул пистолет за ремень и прихватил с собой еще дубинку, похожую на булаву. Ал тоже взял пистолет, а Рене — два. Для Кати это оружие было слишком тяжелым. Она закрепила на внутренней стороне куртки изящный кинжал в золотых ножнах.

— Теперь мы готовы, — сказал Дон. — И с лихвой вернем Джеку его аванс!

Вооруженные старинным оружием, они являли собой странную картину на фоне ультрасовременных строений и машин. «Безумие это, да и только, — думал Ал. — Неужели мы настолько закоснели, что не в состоянии ни к чему относиться всерьез? И для нас не осталось ничего, кроме удовольствий и развлечений? И поэтому мы добровольно отказываемся от всего, что могло бы прибавить нам знаний, ради этих удовольствий и развлечений?»

Не сговариваясь, они решили не ступать больше на территорию фабрики по преобразованию материи. Они обошли ее вокруг, хоть и потеряли на это время, и выбрались на улицу, которую видел один Дон, и то ночью, при свете звезд.

— Где-то поблизости я вчера вышел из фабрики, — сказал он.

Рене вдруг отошел на два шага в сторону, наклонился, поднял с земли какой-то предмет и уставился на него, не в силах скрыть удивления. Предмет, лежавший в его руке, был величиной с обыкновенный бильярдный шар с гладчайшей поверхностью, но с двух сторон слегка приплюснутый.

— Это камень! — воскликнул Ал. — Да, да, мой камень, который я вчера бросил на ленточный конвейер!

Рене повертел его в руках и принюхался.

— Точно, Ал! Камень. Но из серы! Невозможно поверить!

Неприметный гладкий предмет переходил из рук в руки.

— Они в своем деле толк знали! — похвалил Дон. — А теперь пошли! Нельзя терять больше времени. Уже за полдень.

Чем дальше они продвигались, тем теснее толпились вокруг здания, опоры, мачты, башни и тем меньше незастроенного пространства оставалось. Самое большое здание сильно походило на огромных размеров электроподстанцию тех времен, когда электрический ток был еще важнейшим источником энергии. И хотя решетчатые и проволочные ограждения, рамные конструкции, сложнейшие переплетения из металла, стекла и искусственных материалов наверняка не были привычными для землян трансформаторами, изоляторами и линиями передач, хотя Дон, Ал, Катя и Рене убедились в способности и готовности здешних машин беречь человеческие существа, пробирались они между ними с величайшей осторожностью, будто в любой момент мог ударить разрушительный разряд, и старались ни на шаг не сходить с дорожки.

До холма рукой подать.

— Это действительно холм, — сказал Дон. — И все дорожки поднимаются вверх.

— Это отнюдь не доказывает, что перед нами холм, — возразил Ал. — С таким же успехом это может оказаться гигантским строением. А дорожки, быть может, ведут на его крышу. Причем весьма вероятно, что это никакие не дорожки.

— А что же тогда? — буркнул Дон.

— Свободное пространство. Для передвижения, ремонтных работ, строительства.

Рене задумался, склонив голову набок.

— Если это строение, то особого назначения. Оно защищено сверху, и крыша у него непрозрачная.

Они достигли того места, где полоски пространства, которые они называли дорожками, потянулись вверх. Им не оставалось другого выхода, кроме как подниматься по пологим склонам «холма». По правую и левую стороны все еще стояли приборы, машины, автоматы и прочая техника, но было очевидно, что с такими образцами они до сих пор не сталкивались. Здесь были каркасы из тонких стержней, натянутые металлические сети, высоченные столбы. Где-то высоко-высоко, чуть ли не сливаясь с самим небом, на них была натянута узорчатая проволочная паутина.

— Подозрительно похоже на антенны, — пробормотал Рене.

Дон сразу подхватил его слова:

— Тогда это что-то вроде центрального пункта управления их энергосистемы.

— Выходит, вся действующая аппаратура под нами, — сказал Ал.

— А вот дверь! — воскликнула Катя, до сих пор молча шедшая рядом с Доном.

Все как по команде остановились.

— Думаешь, там Джек? — обратился к Дону Ал.

— Можно предположить, — ответил тот.

— Имеет ли смысл так просто взять и войти? — спросил Рене. — А вдруг там… западня?

Дон достал пистолет из-за пояса.

— Мы вооружены. Приготовьте свои пушки и вы!

И без всяких колебаний прошел в округлую щель в наклонной стене, которую Катя назвала дверью. Ход, в который они попали, имел округлую форму диаметром примерно метра три. По потолку была пущена полоска, излучавшая мягкий свет. Вскоре они оказались как бы на перекрестке, в небольшом салоне.

— У них и здесь свои «глаза», — буркнул Рене, указав на стеклянные линзы-полусферы, выступавшие из стен.

— Это подстанции управления, — глухо предположил Ал.

— Нет! Это центр управления городом, — прошептал Рене в почтительном испуге. — Его сердце!

Дон, стоявший между двумя пультами, вглядывался вдаль, стараясь поскорее обнаружить соперников. А Рене, то и дело спотыкаясь на неровном полу, не сводил глаз с выжженных на стенах у пультов знаков, напоминавших иероглифы. Ал внимательно разглядывал приборы, но не упускал возможности проверить, что делается снаружи. Катя пыталась отвлечься от подавлявшей ее ситуации, мысленно составляя для себя пикантные коктейли из разных запахов. Не заметив никаких следов Джека, они пересекли залы, большей частью пустые, если не говорить о пультах. В других стояли похожие на ширмы предметы, рамы с натянутыми на них проводами и тому подобное, причем провода были закреплены на стенах или пропущены через них. Они шли по коридорам невероятной длины, проходили через помещения, напоминавшие соборы, и по винтовым лестницам поднимались на более высокие этажи.

Наконец Рене напал на след: в одном из залов он обнаружил размонтированную стену с электрическими выключателями. В этих выключателях было много непонятных для них элементов, но в том, что это выключатели, сомневаться не приходилось.

— Они где-то совсем рядом, — прошептал Дон.

Он быстро и неслышно прошел через весь зал, скользнул в боковой ход, прошел его и оказался у выхода в соседний зал. Там они и стояли: высокорослый Джек в бежевом костюме, белых сапогах и белой фуражке, То-нио — брюнет среднего роста, подтянутый и ловкий, одетый весь в голубое, и Хейко с прической «ежиком», в серых галифе и короткой черной куртке. Они вели себя непринужденно и громко переговаривались, но акустика в зале была столь сильной, что слов их Дон не разобрал. На пульты они внимания не обращали, а копошились у одной из стен.

— Ну сейчас мы им насолим, — прошептал Дон. — Ал, Рене! Я считаю до трех, и мы все одновременно стреляем. И сразу бежим к другому выходу из зала, чтобы они и в толк не взяли, что произошло… Если мы, конечно, в них не попадем. Катя, ты слышала?

— Да, еще бы!

Они тихонько продвинулись еще немного, чтобы увеличить сектор обстрела.

— Итак, внимание: раз, два, три!

Грохнули выстрелы, поднялись плотные клубы дыма, зазвенели осколки… Ал и Рене бросились к противоположному выходу из зала.

Когда дым рассеялся, они увидели какой-то предмет, лежащий на полу. Он был разбит, разорван на несколько частей, согнутых или сплюснутых.

— Они попрятались за пультами! — крикнул Дон Алу и Рене. — Заряжайте снова и стреляйте так, чтобы один пистолет постоянно был заряжен. Будем целиться прямо в стену.

Дон нажал курок. С другой стороны зала тоже прогремел выстрел.

Дон был вне себя от радости.

— А-а, этого ты не ожидал, старина Джек! — крикнул он. — Что теперь скажешь?

Подождав несколько секунд, Дон обратился к Кате:

— Они своего местонахождения не выдают. — А остальным крикнул: — Внимание! Мы с Алом пойдем туда, а Рене с Катей нас прикроют. Понятно?

Но тут что-то прожужжало за его спиной, из длинного коридора потянуло несильным сквозняком. Появилась округлая плоскость, матовая сверху, с дырочками, ширмочками и тому подобным внизу. Протянулась металлическая рука; два мягких, но прочных зажима обхватили Дона. Несколько мгновений он побарахтался, но тут же неизвестная сила усадила его на мягкие подушки. Секундой позже рядом с ним оказалась Катя. Легкое скольжение. Скачок. Остановка. К ним подплыл Рене. Еще одно легкое, едва ощутимое движение, и к друзьям присоединился Ал…

Они оказались внутри парящей лодки, успели увидеть, как из-под одного из столов поднялись Джек и Хейко, но тут же понеслись по едва освещенному коридору, оставляя за собой светящийся хвост… И вот свет дня, солнце, голубое небо… Пролетающие мимо предметы из металла, пластика, стекла…

Лодка летела быстро, и ее пассажиры ничего не могли с этим поделать — ни остановить, ни свернуть, пока не оказались у городской стены, там, где висела их лестница. Здесь открылась раздвижная дверь. Они вышли. Дверь закрылась, и лодка унеслась прочь. Только тень ее мелькнула в машинном лесу города.

Они стояли в полнейшем недоумении, глядя вслед исчезнувшей лодке.

8

Немного погодя Дон швырнул свой пистолет в стену, негромко, но безостановочно изрыгая все известные ему проклятия. Заметив, что остальные не разделяют его настроения, он и их осыпал ругательствами, не добившись, правда, заметных результатов. Рене, стоя на нижней ступеньке лестницы, раскачивался с отсутствующим видом. Катя достала кинжальчик и приводила в порядок ногти. Ал с ухмылкой наблюдал за Доном.

— Можно подумать, для тебя нет ничего веселее, чем шлепаться то в одну лужу, то в другую, — взвился Дон. — Мы были уже у самой цели, и опять от ворот поворот! Проклятые автоматы! Почему они вмешиваются? Нанялись они, что ли, помогать Джеку? И как он только этого добился!

— Не думаю, чтобы они приняли чью-то сторону, — сказал Ал. — Машинам это несвойственно.

— Однако те трое возились у пультов и у стены! А вдруг Джек задал автоматам другую программу, и они перешли на его сторону?

— Джек и Хейко удивились не меньше нашего, — заметил Рене, сходя с лестницы.

— Так в чем причина, что автоматы снова помешали нам?

Ал предостерегающе поднял руку:

— Однако они нам не причинили никакого вреда. Их вмешательство было направлено не против нас, а против нападающей стороны. В тот самый момент, когда они пришли к выводу, что мы намереваемся что-то разрушить, они нам помешали.

— Они ничего не предприняли, когда Джек со своими людьми разбирал стены. Как ты это объяснишь? Припомни, как быстро они оказались на месте, когда Рене завесил «глаз»?

— Разве я могу объяснить все на свете? Возможно, против работы с аппаратурой защитных мер не предпринимается — не то жители города не смогли бы вносить какие-либо новшества в свою жизнь с помощью машин.

Катя отбросила кинжальчик в сторону.

— Я пошла в палатку, — сказала она. — Ты скоро придешь, Дон? — И сразу обратилась к Рене: — Пропусти меня, пожалуйста!

Рене спрыгнул с лестницы, и Катя начала неторопливо подниматься.

Дон в нерешительности ходил туда-сюда.

— На сегодня с меня хватит! — Он прокашлялся и быстро полез по лестнице вверх.

— Чудовищно, — проговорил Рене. Повернувшись на каблуках, он принялся оглядывать город. — Иногда я не уверен, что он действительно существует, — заметил он.

Ал старался прогнать мысли о Кате и с удовольствием подхватил замечание товарища. Он сразу понял, что подразумевает Рене. Город вставал перед ними, как непонятная абстрактная картина, и краски его, не выдававшие смысла, были безмолвными и недвижными — симфония из цветов свинцово-серого, слоновой кости и серебра.

— Я спрашиваю себя, не простирается ли иллюзия много дальше, чем мы думаем? — проговорил Рене и вдруг с неожиданной проникновенностью добавил: — Ал, ты уверен, что вообще это существует… ну, я говорю о том… что вокруг нас?

— Безусловно, — успокоил его Ал. — То, что ты ощущаешь, должно существовать, как и то, что ты видишь и слышишь. А все остальное? Возможно, оно на самом деле иное, чем мы себе представляем, но что-то, без сомнения, существует. И самое интересное: не только существует, но и влияет на свое окружение, а окружение соответственно реагирует, оказывает влияние на будущее, а само является следствием прошлого. В нем заключены силы; в нем бодрствуют неясные возможности; энергия разного рода ждет часа своего освобождения, и часто, может быть, гораздо чаще, чем мы способны ощутить, что-то в них просыпается, оживает — в какой-то форме, не обязательно в такой, в какой оживаем мы. — Ал помолчал и продолжил мысль: — Пойми меня, Рене, это скорее всего и есть самая главная причина, по которой я привязался к этой самой планете сильнее, чем ко всем остальным, которые я видел до сих пор. Здесь нам представляется возможность — и чудесная — узнать побольше о том, что существует в мире помимо нас. Мы, конечно, не можем проверить точно, таковы ли явления в действительности, какими мы их воспринимаем. Ведь для того, чтобы видеть, слышать и чувствовать, нам требуются волны, колебания и импульсы — эту стену мы перепрыгнуть не в состоянии. Но мы свободны в выборе, в каком направлении продолжать поиск. Абсолютного нам не понять никогда, зато мы способны понять взаимосвязи. Для нас не существует ничего абсолютного, может быть, абсолют — вообще мечта, иллюзия, но взаимосвязи-то для нас существуют, они и есть для нас действительность.

Рене понял не все из сказанного товарищем, но ощущение у него было такое, что и незачем глубоко вникать: можно удовлетвориться тем, что все устроено так, как устроено.

— Что ты намерен предпринять? — спросил он. — Твоя мысль об автоматах меня убеждает. Но допустят ли они, чтобы мы продолжили наши поиски?

— Пока мы не применим силу, допустят.

Рене пожал плечами. Хотя спустился вечер, погода оставалась, как всегда, отличной, воздух, как всегда, пряным, температура, как всегда, умеренной. «В этом нет ничего от знакомой нам природы», — подумал Рене. И снова обратился к Алу:

— Какое поразительное чувство испытываешь, сталкиваясь с этими темными, чуждыми Нам силами!

— Вовсе они не темные, — возразил Ал. — Я даже склонен думать, что разгадать их довольно просто, стоит лишь найти к ним ключик. Не то чтобы мы тогда поняли их и их технику, но смысл их поведения. Я, во всяком случае, считаю… — Он понизил голос, а потом умолк совсем.

— Ты хочешь сказать, что они подчиняются простым предписаниям — вроде классических законов для роботов? — Рене процитировал: — «Первое: Робот обязан защищать человека и устранять любую угрозу жизни и здоровью человека. Второе: Он обязан подчиняться человеку. Третье: Он обязан следить, чтобы не был поврежден сам. Четвертое: Он обязан при всех обстоятельствах вести себя так, чтобы окружающей его среде был нанесен наименьший ущерб».

— По правде говоря, я думал о другом, — ответил Ал. — Мне трудно выразить это словами. Я думаю, то, что мы видим, еще не все. Что за этим скрывается еще нечто не обнаруженное нами… — Было видно, как ему трудно оставить эту малоплодотворную тропу размышлений. — Но в любом случае законы должны работать. Я убежден, что автоматы, построенные давно, и те, что будут построены, должны подчиняться таким правилам. У того, кто в состоянии конструировать и строить такие машины, должно хватить разума позаботиться о том, чтобы они не причинили ему вреда. Но именно тут-то и возникает масса вопросов. Что происходит, когда вымирают существа, построившие роботов? Способны ли роботы произвольно менять свои программы? И еще, как выглядят основные законы поведения роботов? У обитателей этой планеты могла быть другая шкала ценностей, отличная от нашей. Например, они могли четвертый закон из нашей схемы поставить между первым и вторым.

— Вряд ли, — усомнился Рене, — ведь они, как мы видим, уничтожили всех животных.

— Допустим, — сказал Ал, не желая обсуждать этот вопрос. — Но ведь у них, в конце концов, могла существовать куда более сложная схема законов, нежели у нас. Но это, думается мне, отнюдь не решает вопроса, ибо в принципе при разработке роботов-автоматов и у них не могло быть другой цели, кроме той, чтобы автоматы защищали своих изобретателей, повиновались им, не разрушали себя и не допускали разрушений в окружающей среде. И тут я снова сталкиваюсь с проблемой: в какой степени мы сами отличаемся от разумных существ этой планеты? Или сформулируем иначе: относится ли механизм-робот к нам как к своим хозяевам? Есть и еще одна лежащая на поверхности возможность: не считает ли он нас тоже роботами, своими коллегами, так сказать?

Рене возбужденно прищелкнул пальцами.

— Действительно! Скорее всего так оно и есть!

— Вот-вот, — кивнул Ал. — Они провели над нами опыты. Но какими они обладают средствами, чтобы отличить живые существа от роботов? В том, что мы либо живые существа, либо роботы, они, очевидно, убедились — по нашей разумной реакции на их тесты. Но каков их конечный вывод? Здешнего языка мы не знаем. Приказывать им не можем. И главное, мы и внешне отличаемся от их хозяев!

— Мы не знаем их техники. А они — нашей. В этом суть проблемы, — добавил Рене. — Для них мы роботы, и как с таковыми они с нами и обращаются. Мы можем только радоваться, что они нас до сих пор не уничтожили! Как же нам вести себя впредь?

— Пока мы не применяем силы, опасаться нечего, но на дальнейшие успехи особенно рассчитывать не приходится. Их основная обязанность — защищать обитателей этой планеты, и они не перестанут ее выполнять, даже если хозяева их давно погибли. Задача эта для них, безусловно, важнее, чем не причинять вреда роботовидным существам. Вывод: как только мы приблизимся к раскрытию тайны, на их рассудительность и терпимость положиться будет нельзя.

— Ал, — спросил Рене, — ты продолжаешь стремиться к победе над Джеком?

Ал повернулся и испытующе взглянул ему в глаза. «Теперь он меня понял, — подумал он. — Наконец-то! Мне, до Джека нет никакого дела, и чихал я на то, выиграем мы или проиграем. Даже внешний вид здешних обитателей меня мало занимает. Я хочу узнать нечто другое… И никогда в жизни ни одна загадка так меня не мучила…»

Ал понизил голос, словно доверяя Рене тайну:

— Я хочу выяснить, что стало с теми, кто здесь жил. Вот и все. Ведь то же самое ждет и нас, землян.

Они помолчали несколько минут, наблюдая за заходящим светилом. Все, что казалось отсюда прозрачно ясным, скрывало за собой тайну. Друзья переглянулись. До них дошло, до каких невероятных размеров выросла их задача.

— Так как же нам вести себя впредь? — повторил свой вопрос Рене. — Есть ли у нас все же возможность идти дальше… хотя сейчас мы так беспомощны? Ты видишь ее?

— Возможность есть: отбросить в сторону все детское и глупое, эти спортивные правила и условия, которые хороши для других мест и целей, но не здесь. Мы в состоянии воспользоваться всеми имеющимися у нас средствами. Это будет многотрудным делом, ведь подобной задачи не ставилось ни перед кем в течение многих столетий. Мы считали, что таких невероятных задач больше нет, или просто проходили мимо них. Кстати говоря, — добавил Ал задумчиво, — это будет не только трудно, но и отнимет массу времени…

Он умолк. Увидев, с какой надеждой смотрит на него Рене, даже слегка растрогался. И сказал:

— Но возможен иной путь!

— Какой? — спросил Рене.

— Попытаться найти общий язык с автоматами.

— И тогда мы узнаем все… не доходя до крайностей, — прошептал Рене, заражаясь новой надеждой.

— Может быть…

Этими словами Ал и ограничился, но в них он вложил величайшую надежду своей жизни.

9

После ночи, когда все они видели тревожные сны, друзья проснулись, услышав, как Дон, поднявшийся бесшумно, выполз из палатки.

— Считаешь, он согласится с нашим планом?

Ал хорошенько потянулся.

— Постараюсь убедить…

— О чем вы там шепчетесь? — пробурчала Катя в полусне. — Сколько времени?

— Самое время вставать, — заметил Ал, покидая палатку вслед за Рене.

Немного времени спустя все они собрались под лестницей, у городской стены.

— Где ваше оружие? — спросил Дон.

— Ты опять намерен затеять стрельбу? — удивился Рене.

— А то как же? Думаешь, я сдался? Одного из них мы как будто убрали. Остаются двое. Надо, конечно, держать ухо востро. Мы разобьем вдребезги все «глаза» в окрестности и, пока автоматы не смогут за нами наблюдать, воспользуемся этим и сделаем свое дело. Кто против?

Рене незаметно толкнул Ала и начал:

— План хорош. Но мы вчера тоже пораскинули мозгами. И у нас другой план. Объясни им, Ал.

Ал изложил свой план. Дон слушал его, морща лоб, и вдруг прервал Ала, демонстративно зажав уши.

— Ну и странные же вами овладевают идеи, стоит только оставить вас без присмотра! — воскликнул он. — Желаете заняться техническими изысканиями? Теорией языков и философским планом? Зарубите себе на носу: ближе всего идти к цели по прямой! Я хочу — я добиваюсь! Вот мой девиз.

— И многого ты таким путем достиг? — полюбопытствовал Рене.

Дон заговорил с ними свысока, как ментор:

— Видите ли, мальчики, я не стану утверждать, будто вы без меня ничего не стоите. Но какую уйму времени вы потеряете! А Джек с Хейко тем временем окажутся на финише, и нам останется только кусать себе локти.

— Ах, Дон, — проговорил Ал огорченно, — да признай же ты, в конце концов, что здесь нужно прибегнуть К совершенно другим средствам. Посмотри повнимательнее на эту штуковину. — Он вытащил из-за пояса Дона пистолет и сунул ему под нос. — И с помощью таких игрушек ты вознамерился бороться против машин и автоматов, против разума, степень развития которого для тебя пока непостижима, против разума, создавшего совершеннейшую технику! — Он швырнул пистолет под ноги Дона, схватил его за плечи и повернул лицом к городу. — Посмотри на них, на эти огромные заводы и фабрики! Но этого еще ох как мало: видя это, ты еще ничего не видишь. Чересчур все это просто. Все это, правда, устроено иначе, чем у нас, по-другому построено и сконструировано, но меня просто пугает сходство с нашей системой. Пусть они стоят на той же ступени развития, что и наша собственная техника. Но у них, у здешних, пойми ты, все это давно пройденный этап! Они ушли далеко вперед. И, значит, где-то сокрыто нечто, появившееся много позже, нечто, относящееся к более высокой ступени развития! Где-то оно должно быть! И оно куда сложнее и могущественнее, чем ты в состоянии представить. Твои намерения и твои планы просто-напросто смехотворны.

Дон никогда прежде не видел Ала таким возбужденным. Он несколько растерялся, сбитый с толку запальчивостью друга, но понять его не смог.

— Но Джек, — выдавил он, — Джек и Хейко…

— …сядут в лужу, как и мы! Копаются у пультов центрального управления… Какая нелепость! Того и гляди, лишат нас последних шансов…

И вдруг Ал умолк. Разгорячившись, он не видел ничего вокруг, но заметил, как изменилось лицо Дона: на нем появилось выражение удивления, замешательства, ужаса. Дон прикипел взглядом к какой-то далекой точке, к чему-то, чего Ал в эту секунду не видел, но, даже не видя, догадался: происходит что-то умопомрачительное. Он повернулся лицом к стене.

Никакой стены не было. Не было больше ни кольца старинных строений, ни пояса вилл цвета слоновой кости, ни полянок, ни холмов и озер, ни горной гряды, ни горизонта. Они стояли на, диске, повисшем, казалось, в бездонном пространстве. В пустоте небо простиралось за исчезнувшую линию горизонта, сияющее голубое небо без единого облачка.

После секундного замешательства все отпрянули назад.

— Это всего лишь оптический обман, — воскликнул Ал, но и он отпрянул вместе с остальными, так сильно подействовала на него синь неба, заполнившая вокруг все, даже пропасти.

— Видывали мы уже такое, — поморщился Дон. — Вспомните о мосте!

— Вот и пройди вперед, — предложил ему Рене, — проверь, все ли исчезло или твердь еще существует!

Они кричали друг на друга, пытаясь скрыть испуг, но это им не удавалось. Дон сделал шаг вперед, поближе к голубой пропасти, но головокружение сковало его, до боли сжало горло. Отступив назад, он поднял руки, словно готовясь к распятию, и ткнулся лицом в холодную, придававшую уверенность массивностью стенку, ограничивавшую диск с одной стороны.

— Бог ты мой! — взмолился Ал. — С чего вдруг мы так переполошились от эффекта искривления световых волн?

— Да?.. Ты думаешь?.. — всхлипнула Катя, подбежала к Алу и прижалась лицом к его плечу.

— Проверим, — сказал Рене. — Дайте мне твердый предмет! — Никто не откликнулся, и тогда Катя протянула ему ножны своего кинжальчика. — Ал, придерживай меня за ноги. Поползу вперед. Да помогите же мне!

Ал отстранился от Кати и подошел к Рене. Дон повернулся вслед за ним, словно в полузабытье.

Рене приблизился к кромке диска метров на десять и лег на живот. Ал тоже лег, крепко ухватив ноги приятеля повыше щиколоток. Они медленно поползли вперед. Рене то и дело вытягивал руку и постукивал по поверхности ножнами. Они приближались к кромке черепашьим темпом… Каждый удар ножен звучал ровно и глухо — под ними была твердая, как камень, масса…

Когда Катя испустила вопль, все замерли… Потом оглянулись… Услышали вой — так могли бы выть стрелы, — увидели потянувшиеся в небо черные колонны дыма, словно выраставшие из почвы планеты. Колонны росли, росли, пока кто-то неведомый не обрубал в высоте их острейшим лезвием… Что-то огнедышащее… Огромная раскаленная капля поднялась откуда-то, где раньше были самые большие строения, потянулась ввысь все быстрее и быстрее и… исчезла в небесной лазури. Появилась еще одна черная колонна из дыма. Со стороны могло показаться, будто сам диск подвешен на двух черных шнурах к небу.

— Дальше, — процедил Рене сквозь зубы и пополз. Ал — за ним.

И снова Рене замер.

— Видишь? — спросил он.

Ал приподнялся на локтях, перегнулся через туловище друга.

— Кромка… движется, — произнес он.

Кромка — оторочка диска — была не ровной, неподвижной, она колебалась. Двадцать сантиметров прирастали, а рядом двадцать отваливались — постоянно, волнообразно.

— Вот еще одно подтверждение, что все это… что-то вроде стереофильма, — сказал Ал.

Рене прополз еще немного вперед.

— Давай! — воскликнул он, нетерпеливо задвигав ногами, которые крепко держал Ал.

Пульсация кромки стала неравномерной, беспокойной, волны то забегали глубже, то отбегали подальше назад, и вдруг кромка побежала прямо на них и… исчезла под их телами…

Диск остался позади. Он оказался толщиной с бумажный лист. Перед ними, позади и под ними — повсюду было небо. И они парили в этом небе, нет, они не парили — они лежали. Они лежали на плотной почве, и удары Рене по ней глухо отдавались. Ал отпустил Рене. Он тоже касался руками почвы, ощупывал ее, поглаживал эту невидимую твердь. И пусть это был кем угодно придуманный оптический трюк — контраст между тем, что он был способен увидеть, и его ощущениями был поразительным, чудовищным. Чтобы не сойти с ума, они даже закрыли глаза.

Услышали, как их зовут Дон и Катя.

Не открывая глаз, они поползли на звук голосов, все быстрее, торопливее, со всей возможной в их положении скоростью…

Вдруг возгласы зазвучали иначе, совсем близко, их подняли живые, теплые руки, их тормошили, но они не осмеливались открыть глаза.

— Все прошло, слышите! Все прошло!

Ал ощутил, как к его лицу прижалось другое, мокрое от слез, и лишь тогда он поднял веки, готовый немедленно опустить их. Катя стояла рядом с ним на коленях и целовала его. Она плакала. Все стало, как прежде: и стена стояла на своем месте, и хитроумные городские строения с их потемневшими от времени и покрытыми мхом двускатными крышами, большими и маленькими башенками и арками.

Ничто больше не напоминало о пережитом кошмаре.

Нет, кое-что осталось: черный дым в районе выставки машин и механизмов. Но это были уже не стройные колонны, а вырванные из них отметки, искривленные и взлохмаченные, которые медленно ползли к югу.

10

Катя все еще стояла на коленях рядом с Алом. Рене пытался встать. Он дрожал от возбуждения. Носовой платок выпал из рук, когда он попытался вытереть пот со лба. В Кате тоже крепко засел испуг: лицо ее конвульсивно подергивалось, чего прежде не случалось.

Дон подбежал к ней и рванул ее в сторону.

— Хватит, к чертям, тетешкаться! — Он резко оттолкнул Катю, навалился на Ала и поднял сжатую в кулак руку. — Я тебя проучу! Не смей касаться Кати своими грязными лапами!

Он уже готов был ударить лежавшего перед ним Ала, но к нему рванулся Рене и перехватил руку… Дон встал, отошел в сторону, отряхнулся. Несколько секунд спустя махнул рукой и посмотрел на друзей таким взглядом, словно просил их простить и забыть то, что они видели…

Но обрести покой маленькой группе было не суждено, ибо со стороны выставки было замечено непонятное шевеление. Показалась одна из летающих лодок, скрылась за строениями, появилась вновь. Она повисла в воздухе, несколько скособочившись, послышалось дребезжание, будто пролился дождь осколков. Именно это и произошло: лодка вспорола кормой стеклянную крышу здания от начала до конца. Грохот… Две мачты согнулись и медленно, почти как при замедленной съемке, повалились набок. Словно плетьми ударили они по крышам, оставив на них глубокие рваные раны. В двухстах метрах от них летающая лодка врезалась в стену и рассыпалась, взметнув к небу фонтан разлетевшихся осколков. И сразу же звуковая волна больно хлестнула по барабанным перепонкам.

— Весь центр города летит к чертям, — сказал Рене. — Что, во имя всего святого, могло произойти?

До сих пор никому из них не приходило в голову поразмыслить над причинами происходивших катаклизмов. Но когда вопрос был поставлен, в голове Ала эти события немедленно связались с воспоминанием о трех соперниках, копошившихся у пультов.

— Пойдемте со мной! — воскликнул он. — Может быть, нам удастся что-то спасти. Это не что иное, как неисправности в центре управления.

Все подчинились Алу. Рене — потому, что судьба города волновала его гораздо сильнее, чем прежде; Дон — в надежде на то, что случай поможет ему вернуть себе роль вожака; Катя — потому, что не хотела оставаться в одиночестве.

Внешне город изменился до неузнаваемости.

Когда-то Рене высказал желание увидеть машины в действии. И вот его желание исполнилось, причем с полнотой, намного превосходившей его желание и знание техники. Со всех сторон свистело, визжало, гудело и грохотало, из сопел вырывался пар, в резервуарах пузырились жидкости, поднимающиеся горячие газы мерцали в лучах солнца, пахло двуокисью серы и озоном. Крутились колеса, вращались центрифуги, бежали ленты транспортеров, позванивали цепи, кланялись стрелы башенных кранов, двери распахивались, но тут же их створки снова закрывались, по рельсам катились вагонетки, останавливались, в них сыпался песок, они отъезжали, разгружались и катили дальше по кругу, готовые к приему новых порций груза, — и так на многих переплетающихся подъездных путях. Клещевидное устройство рывками хватало заготовки, подносило к станкам, где их зажимало, придавало заготовке невероятную скорость вращения, бурило сверлами, отрезало дисковой пилой, стружка скручивалась в спирали, штампы глухо ударялись о бегущие металлические ленты транспортеров, постукивали молотки, потом снова подводило клещи, они передавали детали дальше, аккуратно складывали, скрепляли, проталкивали дальше, складывали…

Лишь малая часть происходившего имела сходство с известными людям процессами производства на химических и машиностроительных заводах или электростанциях, и даже эти знакомые операции не служили, как можно было понять, решению осмысленных задач. Вот в сложнейших операциях полосы металла штампуют, сгибают, сваривают, спиливают швы, охлаждают жидкостями, а на следующих участках разбирают, режут, прокаливают и снова измельчают в зерно… Вот смешивают порошки, растворяют, опорожняют резервуары, фильтруют, сжижают, подвергают электролизу, дистиллируют, взвешивают и упаковывают в пакеты. Небольшие вагонетки отвозят пакеты к исходному пункту процесса, где металлические щетки срывают оболочки с пакетов, воздуходувки загоняют обрывки в темные узкие горловины, кирпичи из порошка в огромных ступах разбиваются в пыль, и весь этот химический процесс повторяется вновь. Но нужно было благодарить случай и стеклянные стены за то, что удалось рассмотреть эти ступени обработки материала. Гораздо чаще самое важное оставалось скрытым от глаз внутри вибрирующих и гудящих аппаратов, о назначении которых они не догадывались. И даже в наблюдаемых процессах многое оставалось непонятным: пластины неожиданно резко переворачивались, электрические провода образовывали странные фигуры, вздувались шары, размягченный металл полз вверх по стенкам, как дикорастущий вьюнок, нити металла дрожали, как нити на ткацком станке, сетчатые полосы протягивались по роликам.

Не раз и не два четверо друзей наталкивались на препятствия. Свернув за угол, они наткнулись на скопления трехколесных «повозок» с черпачками и распыляющими соплами и летающих аппаратов, похожих на игрушечные вертолеты, которые с суетливостью насекомых возводили высоченную стену. Она достигла уже примерно пятнадцатиметровой высоты и пересекала улицу по диагонали. Но этого было недостаточно трудолюбивым роботам: они рушили здания по левую и правую стороны, чтобы нарастить мощность стены.

На другой улице они увидели взбесившийся или взбунтовавшийся химический завод. Из пяти огромных отверстий, разбухая, стекала зеленовато-желтая тягучая масса, оставившая им лишь узенький проход на противоположной стороне улицы. Они торопливо пробежали по дорожке, которую уже начинала заливать масса.

— Вы только посмотрите! — воскликнул Рене.

Сквозь стеклянную стену завода было видно, как эта пузырящаяся жидкость наполнила цех изнутри и поднялась метра на три.

— Стены прогибаются! — заорал Ал. — Бегите что есть мочи!

Что-то жалобно застонало в воздухе, потом несколько раз подряд треснуло.

— Стены лопаются!

Рене не мог оторвать взгляда от стеклянной поверхности. Она не была больше прозрачной и гладкой, ее покрывала паутина трещин. Число трещин увеличивалось безостановочно, они сбились так тесно, что стена сделалась непрозрачной. Словно противостоя неслыханному напору, стена вздыбилась в стремлении освободиться, перевести дыхание, но этот глоток воздуха оказался смертоносным. Стена раздулась, как кожаный мяч, в который насосом накачивают воздух, и медленно рассыпалась на миллионы маленьких пластинок.

Четверо друзей бежали быстро, как только могли, под самыми стенами домов по левой стороне улицы. Они мчались, как не бегали никогда в жизни, но этой скорости оказалось недостаточно. Они увидели, как боковая улочка, к которой они устремились, закрывается перед ними, как тягучая масса преграждает им путь. Нетронутым оставался только узкий прямоугольник, делавшийся на глазах все уже и уже — вот-вот и на него накатит тягучая масса.

— Стой! — закричал Ал.

Попытавшись резко остановиться, он прокатился на ногах еще на несколько метров. Фасад здания по левую руку был гладким и неповрежденным, а вверх по стене поднималась металлическая конструкция типа шпалеры. Чувствуя, как ноги начинает затягивать в липкую массу, они в отчаянии бросились к этой шпалере, но всем сразу места на ней не нашлось. Они суетились, толкались, соскальзывали, их ноги вновь погружались в липкую массу, которая все прибывала, изо всех сил подтягивались на руках, таща ногами охвостья этой массы… Дон первым оказался наверху, на узкой балюстраде. Ал стоял на ступеньке лестницы. Он протянул руку Кате, увидел ее лицо, не лицо — маску… Рене продолжал сражаться с липкой массой, тянувшей его вниз, как жидкая резина… Он рванулся наверх изо всех сил. Вот он толкнул Катю…

Девушка испустила крик отчаяния. Ал увидел, как мгновенно уплыло от него ее лицо. Когда Катя упала спиной в тягучую кашу, послышался отвратительный шлепок. Она протянула к нему руки, но силы оставляли ее, ее затягивало медленно, но со страшной неумолимостью.

Ал спустился. Рене тоже сообразил, что происходит, и пытался схватить Катю за руки. Даже Дон оставил балюстраду, чтобы помочь. Ал, которого Рене держал за шиворот, свесился вниз… Еще чуть-чуть… Катя взмахнула руками, коснулась пузырящейся массы — и правую руку ее словно приморозило. До сих пор она тихонько всхлипывала, теперь же не издавала больше ни звука. Словно окончательно обессилев, она опустила и левую руку на мягко колеблющуюся массу. Увидев это, Ал перевесился до последнего предела и схватил ее за кончики пальцев. Собрав все силы, он подтянул Катю наверх. Ее тело приподнялось немного над тягучей массой. Напряжение было немыслимым, но ничто не могло сейчас отнять у него Катю.

То, что они совместными усилиями подняли на балюстраду, казалось бесформенным комком, напоминающим ложку густого желто-зеленого меда. Внутри, окукленная словно личинка, лежала Катя. Только лицо, левая рука и грудь остались не покрытыми массой. Она могла бы дышать — но не дышала. И не двигалась. Глаза ее были полуоткрыты, но тусклы и безжизненны. Когда Ал с Доном положили ее на балюстраде, вокруг них образовался липкий овал. На каждом шагу им приходилось шаркать ногами, чтобы избавиться от проклятой липучки.

Дон уставился на Катю.

— Черт побери! — воскликнул он. — Только этого нам и недоставало. Она решила сдаться.

Балюстрада опоясывала все здание. Все трое, испытывая отвращение, старались уйти подальше от вспухающей массы. Тело Кати, сгусток сложно организованной материи, потерявший отныне всякую цену, — они оставили…

Улица, тянувшаяся вдоль другой стороны здания, была пока свободной. Они обнаружили лестницу, точь-в-точь такую же, по какой поднялись наверх, и спустились.

Пробираясь между пыхтящими машинами, обегая столбы грибоподобных дымов, поднимавшихся откуда-то снизу, прячась от туч пыли, подгоняемые хлесткими звуками разрядов, гонимые страхом — то и дело падали мачты и целые конструкции, — они приближались к центру.

Затем они проникли в переходы холма, и все шумы машин слились в неразличимый гул. Предвечные сумерки окутали их. Все, что находилось снаружи, казалось далеким и незначительным. Они действовали по плану, искали Джека и Хейко, но движущей силой была сейчас не необходимость, обусловленная ситуацией, а всего лишь чувство долга.

Не зная точно, как долго блуждают по переходам, друзья напали наконец на след соперников. Те стояли в помещении, напоминавшем церковную кафедру, под самой вершиной «холма», несомненно, таком же центре управления, какое они уже видели прежде, только отсюда воздействие, производимое разными переключениями, было видно гораздо отчетливее. Стеклянная полоса обзора открывала вид на весь город. И когда Джек или Хейко дергали тот или иной рычаг или нажимали кнопки, где-то внизу рушились здания, вздымались огни пламени, устремлялись ввысь ракеты, взрывались машины. Они играли в презанятнейшую игру: «Нажми на кнопку — и жди сюрприза!»

— Эй! — крикнул им Ал от двери. — Вы самые настоящие вандалы!

Те обернулись, Хейко помахал им рукой.

— А-а, вот и вы! Мы наблюдали за вашим марш-броском! Где же ваши страшные пугачи?

— Зачем вы разрушаете весь город? — допытывался Ал. — Какой в этом смысл?

— Никакого, — расхохотался Джек. — Просто безумно смешно! Ты взгляни только! — Он нажал на рычаг, внизу открылись ворота, и в небо под острым углом поднялась ракета.

— Не торопись, — вмешался Хейко. Он стал рядом с Джеком, нажал на другой рычаг, а потом они с Джеком стали водить рычагами туда-сюда, как планеристы рулем высоты. Снизу со свистом вылетела вторая ракета и помчалась по направлению к первой. Резко взвившись, та увернулась; вторая сделала разворот, набрала скорость и снова погналась за первой… Джек разогнал свою ракету по кругу и вонзил во вторую. Тучи раскаленных обломков обрушились на город.

— Что вы теперь скажете? — спросил Джек. — Хотите, попробуйте сами!

Дон был не прочь попробовать, но преодолел это желание и в свою очередь спросил:

— Ну и как у вас дела? Добрались до цели?

Джек сел на пульт.

— Почти, — ответил он. — Не хватает пары пустяков. Дон смотрел сейчас на соперников с видом превосходства.

— Джек, — начал он после небольшой паузы, — нас на два человека больше. Ты в меньшинстве. Я хочу сделать тебе предложение: возьми меня в свою группу! Я — с тобой. Так сказать, в обмен на Рене.

Джек втянул носом воздух.

— Хо-хо, ну и скор же ты на поворотах! — Подумал недолго и добавил: — Но ты вовсе не глуп. Что ж, будь по-твоему.

Дон, снова обретя самоуверенность, повернулся к Алу и Рене.

— Слышали? Вам лучше поскорее убраться отсюда. Чересчур вы мягкотелые создания. Сколько моих планов вы загубили своим нытьем!

Ал смерил его взглядом с головы до ног, потом с презрением отвернулся и сказал Джеку:

— Ну и приобретеньице вы себе сделали! Желаю успеха.

Он тихо обменялся несколькими словами с Рене и продолжил:

— Послушай-ка, Джек! Мы с Рене сдаемся. Мы оставляем победу за тобой. Но ставим одно-единственное условие: ты должен рассказать нам обо всем, что обнаружил до сих пор.

Джек удивленно поднял брови.

— Значит, если нам все же удастся установить, как они выглядели, и выставить их изображение в нашем музее, то планета будет названа нашими именами?

— Да, — подтвердил Ал. — Мы в этом больше не заинтересованы.

Джек спрыгнул со стола и потряс руку Ала.

— Договорились!

— А теперь рассказывай! — потребовал Ал.

— Пойдемте со мной! — сказал Джек.

Они вернулись обратно в переходы, миновали несколько зданий с ведущими вниз винтовыми дорожками. Джек тем временем объяснял:

— Рассказать есть о чем. Наш первый лагерь находился на горном склоне, это на запад отсюда. Как мы и условились. Отправились мы, значит, в путь, осмотрели сначала современные строения, потом старые и оказались в конце концов у стены. Пошли вдоль нее, пока не наткнулись на мост. Это было первым разочарованием: вы сами видели, как этот мост выглядел. Дальше мы обнаружили арсенал и мне пришла в голову идея переперчить вашу похлебку. Вполне ведь можно было предположить, что вы тоже придете к мосту. Здорово вы удивились?

— Так себе, — пробормотал Дон, неприятно пораженный.

Повеселевший Джек продолжал:

— Потом мы опережали вас уже дня на три, но пришлось повозиться, пока мы разобрались, что к чему с этим отражением. Спустились вниз по канату. Оказались в самом центре, и… снова заминка. Автоматы сразу схватили нас и сунули в какой-то испытательный стенд, но потом отпустили, и мы смогли спокойно все оглядеть. Заводы у них весьма занятные, только жителей и след простыл. Вам тоже приходило в голову, что после одной из катастроф они напугались, скрылись, а после все перемерли?

Джек вопросительно поглядел на них, но ответа не последовало. У Дона своего мнения на этот счет не было. Ал так жаждал услышать что-то новое, что не стал перебивать объяснений Джека своими сложными и — вполне вероятно — бесплодными предположениями.

— Естественно, больше всего нас заинтересовал этот самый «холм». Что в определенном смысле и оправдалось. Это центр управления всего города. Но не только… Мы обнаружили еще кое-что, и я намерен вам сразу показать это…

Внешний вид переходов оставался почти неизменным, зато помещения, которые они связывали, несколько отличались от тех, что были на верхних этажах. Если наверху техническое оборудование помещений выглядело однообразным, то здесь они столкнулись с неописуемым множеством различных аппаратов. Некоторые помещения выглядели как обычные кабины управления, другие скорее напоминали лаборатории для сложных физических, химических или биологических экспериментов, третьи имели вид архивов: огромное количество переплетенных книг, пластинки, ролики, кассеты и тому подобные вещи, приспособленные для записи и хранения документации.

Ал сразу загорелся узнать, что это, но Джек неумолимо вел их дальше вниз. Наконец они оказались в просторном зале, потолок которого подпирали равномерно поставленные колонны. Зал был пуст. Скорее всего, он завершал систему ведущих вниз переходов и помещений, ибо нигде не было обычных устройств, с помощью которых люди, как, вероятно, и человекоподобные обитатели этой планеты, привыкли соединять или разделять комнаты и помещения: ни ворот, ни дверей, ни оконных проемов, ни коридоров. Зато в полу, лишь в одном месте, они заметили нечто примечательное: похожее на тарелку углубление диаметром метров двадцать, а внутри этого углубления — много повторяющих его по форме концентрических углублений, причем нижнее как бы схватывало и держало верхнее. Приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что эти округлые формы напоминают ступеньки, словно сложенные из маленьких кирпичиков, похожих на игральные кости.

Джек подошел к краю углубления и сказал:

— Вот они. Что вы об этом думаете?

В отличие от серого материала, покрывавшего стены во всех без исключения помещениях «холма», здесь и пол, и углубление в нем были из металла — блестящего, как зеркало, но непривычно темного, чуть ли не черного.

— Что-то оно скрывает, — предположил Рене. Постучал по металлу, потом лег, приложил к нему ухо. — Ничего сказать не могу…

— Надо его открыть, — посоветовал Дон.

— А как? — спросил Хейко.

Ал коснулся рукой внешнего кольца углубления: холодное, на редкость гладкое. Алу почудилось, будто через кончики пальцев он вошел в соприкосновение с токами и движением внизу. Он тут же выругал себя за нелепую идею, но не мог приказать сердцу не биться с такой отчаянной силой. Неизведанное чувство овладело им, внутренний голос нашептывал: «В одном из пультов управления можно найти способ отворить эти „двери“. Мы должны выяснить, как эти приборы действуют, мы…»

Ход его мысли прервал Дон:

— У меня идея! — Он сделал паузу, чтобы придать своим словам большую значимость. — Мы взорвем эту крышку!

— Чем же? — заинтересовался Джек.

Дон подмигнул ему.

— Чем? В этом весь вопрос. Но у меня есть ответ. В этом городе мы видели ракеты, значит, должны быть и разные снаряды: бомбы, может быть, атомные бомбы. Найдем их — и щелкнем этот замочек.

— Это самые неразумные слова, которые мне когда-либо приходилось слышать, — возбужденно вскричал Ал и подошел к Дону. И тут почувствовал, как на плечо легла чья-то рука. На него с ухмылкой глядел Джек.

— А я считаю, это вовсе не глупо. И даже очень толково! Взорвем этот горшочек! Почему бы и нет? — Он с удовлетворением кивнул. — Вы участвовать не обязаны, — сказал он Алу и Рене. — Занимайтесь приборами и аппаратурой, но нам не мешайте. Мы пошли на поиски!..

Джек, Дон и Хейко удалились и вскоре исчезли за поворотом коридора, по которому они пришли сюда. Ал и Рене молча смотрели им вслед.

11

После того как трое ушли, стало очень тихо. Ал и Рене с удовольствием перебросились бы словечком, лишь бы нарушить наступившую тишину, но о чем было говорить? У Рене появилось желание покопаться в лабораториях, и они по крутому ходу поднялись на следующий этаж.

— Если мы хотим найти что-то, времени у нас в обрез, — сокрушенно заметил Ал.

Рене попытался его успокоить:

— Может, они никакой бомбы не найдут…

— Поглядим! — произнес Ал без всякой надежды.

Они вошли в одну из лабораторий, и Рене забыл обо всем на свете. Он занялся микроскопами, вертел круглые колесики-регуляторы, разглядывал весы, следил за показаниями стрелок индикаторов, давал спектральные проекции на размеченные шкалы, переходил от одного прибора к другому, подкручивал, переключал, сравнивал…

— Я займусь пока архивами, — сказал Ал, вовсе не уверенный, что Рене его услышал.

Ал обошел несколько помещений и остановился наконец в одном, где стоял прибор, напоминавший установку для воспроизведения телезаписи. Поискав глазами, он не обнаружил никаких «тарелок» для пленки, зато сразу заметил узкую прорезь в пульте у экрана. Огляделся: что в эту прорезь опускали? Долго искать не пришлось. На одной из полок у стены были сложены тонкие гибкие металлические пластинки. Не выбирая, он взял одну из них наугад и сунул в прорезь. Затем устроился в кресле в нескольких шагах от экрана, положил руки на подлокотники, проверил, как действуют вмонтированные в ручки кнопки (включить — нажимаешь один раз, привести в начальное положение — два), надел на голову видеошлем и нажал на одну из кнопок на правой ручке. Прошло несколько секунд… Никакого эффекта…

Но вот свет стал меркнуть, затем вновь усилился… Он становился все ярче и ярче, слишком ярким! Перед глазами замерцали, сливаясь, зеленые солнца. Ал нажал на другую кнопку.

Свет прибавился. Отдельные краски спектра снова стали различимыми, но полосы дрожали, переливались…

Звука нет, значит, надо нажать кнопки!..

Гул… Стоп, слишком громко!

Еще кнопка… Резкий запах сена… На глазах выступили слезы, Ал чихнул…

Другая кнопка…

Запах исчез… Краски поблекли… Алу казалось, что он стал невесомым…

Ага, вот кнопка, регулирующая интенсивность восприятия… Так, нажмем… Хорошо: всего чуть-чуть слабее обычной…

Ал видел и слышал, ощущал запахи, чувствовал. Светило солнце. Трава ласкала его ноги и тихо шелестела… Рядом — небольшое озерцо. Ал осторожно шел вперед. Вон там, в траве, блеснул красный мячик, хотел, видишь ли, спрятаться. Ал первым обнаружил его! Сейчас главное — точно попасть по нему! Он чувствовал себя бейсболистом, за которым сотни тысяч людей наблюдают по телевизору. И когда он поднял биту, то стал как бы в профиль к телекамере. Прицелился, бросил биту — попал! Мячик взмыл ввысь точно под углом в сорок пять градусов к горизонтали — вот так удар! — и опустился на землю, пролетев никак не меньше двухсот метров. Раздались восторженные крики…

Ал отключил изображение. Экран погас, и он снова оказался в пыльном помещении архива. Сидел, откинувшись на спинку кресла. Его привели в восхищение точность воспроизведения, красочность и пластичность. Для него многое было новым: то, например, что здесь он мог увидеть и собственные мечты или желания. Да, преимущества здешней техники неоспоримы. И самое главное: он в состоянии пользоваться этой аппаратурой. Его органы чувств и мышление были настолько сродни органам чувств обитателей планеты, что он не только мог «войти» в их переживания, но и находил их вполне понятными! То были люди, или существа, очень похожие на людей. Если просмотреть другие записи, он наверняка увидит, как они выглядели. Более того, он будет наблюдать за ними, услышит, как они разговаривают, познает их радости и горести. Возможно, конечно, что в восприятии жизни обнаружатся и некоторые различия — так что же из того!..

Строго говоря, он решил тем самым задачу, стоявшую перед экспедицией, и решил куда успешнее, чем это было оговорено правилами. Но это ему было теперь безразлично.

Он вынул пластинку из прорези и вставил другую. Снова устроился в кресле. Теперь он чувствовал себя гораздо увереннее, зная, как действуют кнопки. И ему повезло: на этой пластинке он увидел хозяев планеты! Их было несколько, они стояли, образовав полукруг, перед какой-то машиной. Двое из них продевали проводки в ушки панели с мелкими, как у сита, ячейками. Очевидно, совершался некий торжественный ритуал, ибо все остальные наблюдали за их действиями с напряженным вниманием.

Внешне они мало чем отличались от людей. Не будь Ал убежден, что это обитатели планеты, удаленной от Земли на миллиарды световых лет и кружащей вокруг чужого солнца, он принял бы их за людей. Может быть, кожа у них была чуть-чуть более серой, чем у белых землян. Они были невысокого роста и хрупкого сложения, их головы казались непропорционально большими, а черты лица — чересчур мягкими. Но в остальном они походили на людей и вели себя как люди. Хотя Ал и ожидал этого, но его потрясло увиденное: подтверждение гипотезы, что формы разумных существ в мировом пространстве развиваются сходным путем, если только сходны окружающие условия.

На этот раз ощущение было таким, будто сам он тоже стоит у машины, но как сторонний наблюдатель.

Оба аборигена уже закрепили все проводки в лежащей на полу панели и отступили на несколько шагов. Один из них заговорил на непонятном языке, немного гнусавя, другой отвечал ему. Наблюдая за их жестикуляцией и вслушиваясь в звуки речи, Ал предположил, что присутствует при торжественной церемонии: кто-то произнес торжественную речь, и ему отвечают. Но так как смысла он уловить не мог, то продолжал следить за происходящим. Одеты аборигены были в облегающие коричневые и зеленые костюмы, некоторые держали в руках плоские папки. Все с величайшим почтением внимали обоим ораторам. Наконец один из них сделал шаг в сторону, а другой взялся за выступавшую из боковой стенки аппарата рукоятку. Упала одна из металлических заслонок, и к полу заструились проводки. Поначалу ничего не произошло, но напряженное внимание наблюдателей выдавало, что они ждут чего-то и что произойдет это внизу, между проводами. Прошло немного времени, и снизу, из мелких ячеек, вверх потянулись желтые побеги, удлинявшиеся резко, рывками. Когда они выросли с ладонь, один из стоявших у щита-распределителя нажал на рычажок, и все побеги разделились. Разделившись, они продолжали расти. Еще один нажим на рычажок — и из всех стеблей пустили ростки листья. Постепенно, повинуясь нажатиям рычажка, развивалось все растение: его жизнь была словно бы снята с помощью «лупы времени». Но это было отнюдь не так, что подтверждалось естественными движениями собравшихся. Это было не оптическим трюком, а биологическим экспериментом. Оба аборигена, стоявшие в центре, снова обменялись речами…

Ал отключил изображение. Некоторое время посидел в задумчивости. Он хотел узнать прошлое. И, самое главное, будущее.

12

Ал долго копался в ящиках, расставленных в нескольких комнатах. Необходимо из массы материала отобрать записи, которые дали бы представление об истории планеты. Он искал какие-нибудь обозначения на пластинках и обнаружил на каждой из них в левом углу точечные узоры, напоминавшие запись азбукой Брейля. Просмотрев наскоро несколько дюжин пластинок, он быстро разгадал систему этих узоров. Он понял, где хранятся записи об общих закономерностях развития жизни планеты, где можно получить информацию об экспериментах, где находятся детальные объяснения отдельных процессов. Стало ясно, что в каждой комнате хранятся материалы из определенной области знаний. Вздыхая, переходил он из комнаты в комнату: надо же знать, где что находится. Когда он заметил, как много времени придется потратить на обход всех, то решил посмотреть, чем занят Рене.

А Рене занимался тем, что следил за свободно висящей каплей раскаленного жидкого металла.

— Привет, Рене, — произнес Ал. — Я видел здешних жителей!

— Прекрасно, Ал. И как они выглядят?

— Как люди.

— Что и следовало ожидать, — пробормотал Рене. С помощью магнетической энергии ему удалось увеличить каплю до размеров футбольного мяча и заставить вращаться. На полюсах шара явственно обнаруживалось сплющивание.

— Узнать бы мне, какая еще сила тут действует, — сказал он. — С помощью одного магнетизма этого не добиться.

— Вряд ли это так уж сложно выяснить, — заметил Ал. — Нашел что-нибудь еще, достойное внимания?

— Несколько лабораторий, — ответил Рене. — Ты себе представить не можешь, с чем только они не экспериментируют. Не только с физикой и химией — с математикой тоже. Одна лаборатория вроде бы даже для опытов с историей!

Ал заинтересовался:

— Ты не покажешь, где она?

Рене с явным неудовольствием оторвался от инструментов. Он опустил жидкий шар в специальный сосуд, где шар медленно расплылся.

— Пошли, покажу.

Проходя по коридору, Рене распахивал одну дверь за другой, заглядывал, пока не сказал наконец:

— Вот здесь.

Они вошли в помещение, заметно отличавшееся от остальных хотя бы обстановкой: то ли музей, то ли лаборатория. Рядом с неизвестного типа аппаратами стояли три кресла для воспроизведения изображений со знакомыми уже переключателями. В стену были встроены стеклянные витрины, а в них стояли макеты деревушек, селений и городов, по которым двигались точки и черточки. В маленьких поселках их было немного, а в больших они сновали целыми стайками.

— Жители и средства их передвижения, — кивнул Рене. Подойдя к пульту управления, он передвинул стрелку на шкале на несколько делений. — Смотри!

Вдруг один из макетов начал меняться на глазах. Поселок стал увеличиваться в размерах, новые здания росли, как грибы после дождя, исчезали зеленые насаждения, фабрики с трубами, мостики через улочки. Их место занимали посадочные площадки и аэродромы.

Рене передвинул стрелку еще на несколько делений.

Город сотрясали взрывы, рушились дома, зияли воронкообразные кратеры… Словно могучий ураган несчастий пронесся над городом. Но вот он пропал, и разорванная земля вновь начала покрываться зеленью, новые, современные дома встали на место старых, движение на улицах все увеличивалось и, достигнув определенного предела, начало убывать.

— Действительно, — произнес Ал. — Экспериментальная история.

Он отвернулся было от макета, но очередная перемена заставила его остановиться: на месте города появился невероятных размеров кратер, а над ним поднялось грибовидное облако.

Ала передернуло.

— У нас и впрямь времени в обрез, — сказал он.

Он подошел к стене напротив, где стояли стеллажи с ящичками.

— Может быть, они оборудовали свои картотеки по тому же принципу, что и мы?

Он обратился к тому ящичку, где, по его предположениям, должны быть зафиксированы основные факты. А в чем они заключаются в истории, как не в перечне важнейших событий с древних времен и по сей день?..

— Может быть, мы все же узнаем, что с ними произошло, — тихо вымолвил он, и, указав на одно из кресел для воспроизведения, повернулся к Рене. — Садись и смотри внимательно.

Ал уже хорошо разбирался в аппаратуре. Вспомнились ему и многие подробности, знакомые по работе на Земле. Соединив два кресла кабелем, он включил общее для себя и Рене изображение. Сунув листок с записью в прорезь, он положил остальные на «тарелку», чтобы по мере просмотра одного листка в прорезь попадал следующий.

Ал и Рене надели воспроизводящие шлемы.

Как Ал и предвидел, они увидели сначала маленькую группу первобытных человекоподобных существ в звериных шкурах. Вооружившись заостренными камнями, те крались сквозь густой лес. Подобные картины им уже приходилось видеть, и они не произвели особенного впечатления. Но теперь они слышали хриплые крики, с помощью которых эти люди каменного века переговаривались. Наблюдатели улавливали запах пота и крови, они словно ощущали укусы насекомых, и колючки как бы впивались в их ступни.

Оцепенение, овладевшее им, Ал преодолел усилием воли: он нажал на кнопку ускорителя движения кадров. Картины быстро сменялись другими, тоже как бы знакомыми и вместе с тем невиданными. Обоих охватывали чувства вроде бы и привычные, но новые по остроте.

Средневековье. Крепости. Рыцарские доспехи и оружие. Выжигание угля в кострах и металлические решетки. Предрассудки. Культы. Преследование инакомыслящих и пытки. Ненависть и страх. Неясные надежды на вознаграждение в потустороннем мире. Привязанность к этим детским представлениям. Грязь. Болезни. Роскошь и нищета. Жестокость и раскаяние…

Атомный век. Многоэтажные коробки, заторы на улицах. Марширующие колонны. Бомбы. Стремление к власти и безответственность. Легкомыслие. Ложь. Жажда знаний. Страх перед необузданными силами природы. Переоценка собственных возможностей и надменность. Привязанность к устаревшим традициям. Импульсивные действия. Чопорность. Недоверчивость и несдержанность. Слабодушие. Массовая нищета и массовые убийства.

Вершина цивилизации. Города-сады. Дома-кварталы. Стены-телеэкраны. Демонстрационные кресла. Автоматы. Парящие лодки. Уверенность в себе. Отсутствие желаний. Самоудовлетворенность. Культура жилищ. Искусство. Созерцание. Игры, иллюзионы. Здоровье и наслаждение. Пресыщение и скука. Отсутствие ответственности. Опьянение, грезы, сон…

Ал замедлил бег кадров, вернулся чуть-чуть назад. С этого момента он не хотел упустить ни одной подробности. Запрыгавшие было картинки снова потекли плавно, звуковые приливы и отливы превратились в разборчивые звуки, перепады настроений — в логически обоснованные переходы чувств.

Он увидел город, старую крепость на холме, новый, окруженный рвом замок, средневековое кольцо города, огромные пространства современного города, протянувшегося до гор. Потом с неба посыпался град бомб, и от города остались чудовищные руины. Медленно вырастали новые здания, более современные, одно поколение строений за другим. Последним возник город-сад в окружении прелестных лугов, озер и каменных гряд. Все — и луга, и озера и даже валуны — было творением рук человеческих. Историческую, похожую на кольцо часть города реставрировали, в центре возник старый замок, а ниже находились автоматы, которые все приводили в действие и которым не полагалось появляться на глаза жителей.

Потом планета подверглась метеоритному дождю, и над городом возвели невидимый щит. Несмотря на вновь обретенную безопасность, мало кто выходил из дома. Большую часть времени все проводили перед телестенами или наслаждаясь красотами далеких ландшафтов, позволяли усыплять себя сказками, очаровывались увиденным или принимали в нем пассивное участие. Отпала необходимость в движениях: все, что они желали бы пережить, им внушали аппараты «тотального воспроизведения». Незачем стало даже есть: по специальным проводам жидкая пища подводилась к их креслам. Они сидели и грезили наяву или спали…

День заднем…

Месяц за месяцем…

Поколение за поколением…

Во время показа этих кадров Ал и Рене интуитивно проникали в самую суть событий. Они различали предметы отчетливее, их восприятие обострялось, они лучше понимали все происходящее. Но с определенного момента все сцены были словно завешены полупрозрачной кисеей, их чувственная реакция была странным образом парализована. Краски померкли, очертания сделались расплывчатыми, все происходило в какой-то таинственной полутьме. Испытываемые ими чувства едва ли поддавались точному описанию, хотя и были приятными: любой звук казался музыкальной фразой, появилось ощущение невесомости, крепкие запахи опьяняли. А из этой бестелесной ткани иногда вырывались ощущения более отчетливые: кто-то велит отнести себя в парящую лодку, поднимается на высоту в двести метров, отключает связь с энергетическим рельсом и падает вниз.

Снова воцаряется полутьма, которую они не в силах разгадать. Мимо проплывают неразборчивые предметы, напоминая схемы на магически освещенной сцене. Даже желания и устремленность уступают место чему-то другому; имеющему цель, но не старающемуся ее достигнуть, и намерения, осуществление которых необязательно. Ал покрутил ручки, но лучшей видимости не добился. То, что им показывали, пробегало по другим мыслительным каналам, нежели человеческий мозг.

А теперь… Пальцы Ала крепко обхватили подлокотники кресла. Тень сгустилась, зазвенел металл. Появилось похожее на глубокую тарелку отверстие… очень широкое… и туда опустилось бесчисленное множество каких-то цилиндров. По экрану пронеслись серые пятна, протянулся усеянный светлыми точками геометрический узор, блеснула тонкая неяркая полоска, вспенилась жидкость. Провода разбегались по сторонам и снова сбегались, дрожали стрелки неизвестных приборов, щелкали контакты, какой-то коридор, словно паром, наполнялся фиолетовым светом. Воздух был влажным и теплым. Провода, трубки, рефлекторы и лампы образовывали клетки, напоминавшие большие клетки для птиц. Они стояли вдоль стен уводящего вдаль хода бесконечной чередой, и в каждой сидело по розоватому, мясистому созданию со множеством отростков. Каждое из них было посажено в наполненный жидкостью сосуд, каждое, подобно хрупкому саженцу, поддерживалось подпорками, каждый отросток был покрыт специальной оболочкой, к каждому подключены провода и трубочки, совершенно прозрачные, в которых пульсировала бесцветная, желтая или красноватая жидкость. И каждое существо напоминало выращенную в клетке орхидею.

На этом показ оборвался.

Ал и Рене поднялись со своих мест в полном смятении и замешательстве.

— Ты что-нибудь понял? — спросил Рене.

— История города прояснилась, — ответил Ал. — Вполне нормальная история, какая могла произойти в любом из наших городов. Они прошли через свой атомный век. Бомбы, уничтожившие город, атомные, это бесспорно. Я совершенно уверен, что где-то они еще хранятся.

— Посмотрим, не раскопал ли их уже Джек, — предложил Рене.

Пока они искали выход, Ал продолжал:

— Теперь мы знаем, для чего нужен городу его невидимый щит, из-за которого мы столько ломали себе голову.

— Защита от метеоритов, — припомнил Рене. — Но почему они не засыпали кратеры? С их возможностями это было проще простого.

— Еще проще устранить следы разрушений другим путем… Эти прозрачные стены, которые мы обнаружили в их домах, не что иное, как экран, на котором можно увидеть все, что пожелаешь: близкое и далекое, прошлое и современность, действительность и фантазию. Маленькое изменение в оптическом устройстве — и никто никаких кратеров и руин не увидит.

— Разве можно довольствоваться подобными иллюзиями?

— А почему бы и нет? Вспомни-ка, сколько всего построено у нас на обмане, приукрашивании, иллюзиях!

— Пусть так! Но мы знаем, где что фальшиво…

— Разве оно становится от этого менее фальшивым?

Рене не ответил. Они добрались до обзорной площадки и решили оглядеться. Кварталы перед ними были сильно разрушены. Найти в этом хаосе Джека, Дона и Хейко будет очень непросто.

— Они в технике разбираются? — спросил Ал.

— Хейко. Он много чего знает, — сказал Рене.

Вскоре это подтвердилось. Они увидели Хейко. Он свернул за угол и сразу появился вновь, восседая на сиденье мощного тягача. Нажав на какие-то кнопки, он направил в открытую дверь приземистого здания продолговатое устройство с разнокалиберными зажимами. Джек и Дон тоже протиснулись в здание. Через две минуты зажимы прихватили двухколесный лафет, на котором лежала ракета. Хоть сейчас стреляй!..

— Они едут к окраине города! — воскликнул Рене.

— Может, нам удастся им помешать! — отозвался Ал.

Он заставил себя запомнить очертания близлежащих зданий и местонахождение группы Джека. Они помчались вниз, к выходу. Солнечный свет ослепил их, но они бежали вперед, не обращая на это внимания, огибая лишь кучи мусора, руины домов и кратеры. Много разрушений вокруг, но многое пока еще в целости и сохранности. Ал вглядывался в совершенные конструкции этих зданий, будто прощался с ними навсегда.

Он и не увидит их больше.

Джека они догнали у самой городской стены.

— Подождите, — закричал Ал еще издали. — Мы нашли пленки с изображением местных жителей. Можете передать их на Землю!

— И как они выглядят? — спросил Джек.

Ал остановился перед ним, запыхавшись.

— Посмотри сам! Кадры потрясающие!

Джека, видимо, охватили сомнения. Он посмотрел на отливающий матовым блеском корпус ракеты, лежавшей, словно рыба, в сети, потом перевел взгляд на Ала.

— Такой случай упускать никак нельзя! — уговаривал Ал, стараясь использовать нерешительность Джека.

— Дашь себя убедить? — спросил Дон. — Тебя так просто уломать?

— Время у нас есть, — сказал Джек. — Можем пойти посмотреть.

В Доне снова закипела обида.

— Кто знает, что может случиться? В любую секунду явятся автоматы и отнимут у нас ракету!

Вмешался Хейко:

— По-моему, узел связи мы разрушили. Что еще…

— Вы просто трусите, — бросил Дон. — Вы трусы и вдобавок дураки. Ну, идите, — заорал он вдруг, — а я подожду вас здесь и позабавлюсь с этой игрушкой! Может, она и выстрелит!

— Ты смотри, поосторожней! — с угрозой в голосе произнес Джек. И обратился к Алу: — Узнали вы, что находится под той крышкой?

— Времени было в обрез, — объяснил Рене. — Но видели мы кое-что из нижних помещений…

— Что?

— Трудно объяснить, — проговорил Рене неуверенно. — Это… такие… штуки… вроде цветов, напоминают орхидеи. И сидят в клетках.

Дон громко расхохотался, но ничего не сказал. Джек наморщил лоб.

— Это все? — спросил он. — А живых существ внизу вы не видели?

Рене понял, что его загнали в угол.

— Только цветы.

— Клетки с орхидеями. Слышал уже, — кивнул Джек. — Ну тогда ясно, что нам делать. Хейко, готовь ракету!

Хейко по-прежнему восседал на узком сиденье водителя тягача-крана. Он снова завел его, чтобы отвести лафет с ракетой в нужную позицию.

— Одурачили вас, показали всякую чертовщину, — походя бросил Джек Алу.

— Держите крюк! — попросил Хейко.

Подскочил Дон и разъединил трос. Хейко отъехал на несколько метров в сторону, спрыгнул и подошел к лафету, на котором в закрепленном каркасе находилась ракета. Он повернул каркас в сторону, беря на прицел холм.

— Все взлетит на воздух! — воскликнул Ал. — И не останется ничего из того, что мы могли бы еще открыть.

Дон притворился, будто не слышит. Он подошел к лафету, просунул руку сквозь решетку каркаса и шлепнул ладонью по корпусу ракеты.

— Маловата она, эта штука, — заметил он. — И это — атомная бомба?!

Хейко воспринял его слова всерьез.

— Для наших целей ее хватит, вот увидишь!

— Можем запускать? — спросил Джек.

— Вы никак собрались остаться на месте… здесь… после выстрела? — в ужасе спросил Рене.

— А чего ты испугался? Уж не радиоактивного ли облака? — съехидничал Дон.

— Джек, — сказал Ал подчеркнуто серьезно, — Рене прав. Здесь мы окажемся чересчур близко к эпицентру взрыва. Вы сами себя взорвете!

— Отступать нам не приходится, — ответил Хейко. — За нами стена. Прикажешь перенести за нее ракету вместе со стартовым устройством?

— Обратного пути у нас нет, — вмешался Джек. — Мы запустим ее, причем с этого самого места. Если хотите, бегите отсюда. Да поторапливайтесь, мы долго ждать не будем!

Ал покачал головой.

— Вы даже представить себе не можете ударной силы такой бомбы. Кто сказал, что она обязательно атомная?

— А какая же? — спросил Джек.

— Нечто куда более страшное, — ответил Ал, все еще вполне владея собой и обращаясь к ним, как к непутевым ученикам. — Их техника намного превосходила нашу. Вспомните о куполе над городом и его невидимых стенах! Они могли сконструировать оружие, которое мы себе и представить не в силах. Не станете же вы рисковать всем…

Слушать Ала молча оказалось выше сил Дона:

— Перестань, наконец, читать проповеди!

— Пусть себе болтает, — сказал Джек. — А почему бы нам не рискнуть, Ал?

— Протри глаза! Пойми, сколько у нас возможностей узнать новое. И не только в этом дело! Джек, здешние люди прошли более длинный путь, чем мы. Они пережили атомный век. Мы впервые сталкиваемся со столь высокой культурой — куда выше нашей! Но куда они подевались? Я обязан выяснить это! Прошу вас, поймите меня! Ведь тут мы можем узнать, что предстоит нам самим!

Джек в раздумье смотрел на Ала.

— Ладно, Ал, — проговорил он. — Я дал тебе выговориться и выслушал тебя. Тебе хочется узнать, что с ними стало? Хорошо. Я, правда, не понимаю, почему это так важно, но это твое дело. А теперь выслушай внимательно, что я тебе скажу. Я тоже хочу разузнать, что там, под холмом, да побыстрее. Я скажу тебе еще, чтобы ты понял меня до конца. — Голос его зазвучал резко. — Мне здесь осточертело! Чересчур тут скучно. Мне просто противно здесь! Я попытаюсь поднять крышку и заглянуть внутрь, а потом — привет горячий! Если у меня ничего не выйдет, тоже не беда. Пойми, мне совершенно безразлично, что с нами случится. И с городом тоже! Пусть взлетает на воздух! И поэтому, — он понизил голос, — мы сейчас дадим залп.

Ал кивнул. Действительно, разве их переубедишь? Он безучастно наблюдал за тем, как Хейко снова прильнул к прицелу, а затем выжидающе посмотрел на Джека. Тот поднял и резко опустил руку. Хейко взялся за пусковое устройство, висевшее на длинном шнуре, и нажал на кнопку.

Мертвое до сих пор тело ракеты задрожало. Из хвоста вырвался огонь. Ракета продвинулась на метр вперед. Зашипев и загрохотав, она как бы притормозила, а потом с огромной скоростью унеслась прочь — прямо к холму.

Прошла почти секунда и… ничего не случилось. А потом вдруг воздух словно беззвучно разорвался. Последнее, что видел Ал, была стена огня, накатывавшая на него.