Казачий край

Глава 12 Новочеркасск. Март 1918 года.

Столица Войска Донского, все же устояла. Город выдержал двухнедельную вражескую осаду и для большевиков пробил час расплаты. В ночь с 27-го на 28-е февраля, не принимавшие участия в кровопролитных боях на западе и севере Новочеркасска войска генерала Мамантова, перешли в наступление на Заплавскую и Бессергеневскую. Сила у Константина Константиновича была немалая, 3-й Донской ударный полк, Кривянская боевая дружина, несколько отдельных партизанских отрядов, казаки Власова, а так же "Новочеркасская боевая исправительная дружина", которая помимо дела под Новогрушеским полустанком, уже успела неплохо показать себя в боях с латышами Сиверса. Одновременно с Мамантовым, с левого берега в тыл к голубовцам ударили переправившиеся с левого берега боевые отряды хорунжего Федора Назарова и войскового старшины Фетисова.

Шансов у изменников не было. Как и ожидалось, голубовцы нашего натиска не выдержали. Казаки и так были сильно угнетены тем, что город, который они с малолетства считали для себя родным, держится ими в блокаде, а тут еще и красные отличились, прислали к ним надзирателей, полсотни австрийцев и полторы сотни добровольцев из Ярославля. Все, что происходило у Голубова, мы знали, перебежчики шли к нам каждую ночь, а потому, не сомневались и били в самые слабые точки их обороны.

Боя как такового не было, сопротивление оказали только ярославцы, а австрийцы закрепились на одной из окраинных улиц и выслали парламентера, который оговорил условия их сдачи в плен. К утру Бессергеневская была за нами, ярославских коммунаров задавили артиллерией и пулеметами, а казаки или сдавались, или, не принимая боя, бежали в родные станицы. Однако далеко убежать им не дали, в степи они перехватывались конницей Назарова и, сдав оружие, под конвоем возвращались обратно в Бессергеневскую.

Мамантов продолжил свое наступление и двинулся на Мелиховскую. Власов вернулся в Новочеркасск, а мне приказали держать занятую станицу и производить поиск затаившихся по хатам большевиков. С этим заданием мои орлы справились за полчаса. Местные жители, уже встававшие на запись в армию, нам с этим вопросом помогли, так что основная наша работа, это охрана военнопленных.

Наступил полдень. Я находился в штабе Голубова, когда с радостным вскриком в него влетел Мишка, которого я вместе с Демушкиным забрал к себе в дружину. Теперь, один всегда при штабе, вроде посыльного, а второй конной сотней командует.

- Жида поймали! - выдохнул брат и, присел к стене.

- Какого такого жида?

- Самого настоящего, командира ярославцев. Говорят, очень важная птица.

Так произошла моя первая встреча с самым настоящим большевиком, членом ВЦИК Семеном Михайловичем Нахимсоном. Спустя час, выгнав Мишку, и оставив только писаря, я вел первичный допрос пленного. Что можно было о нем сказать? Самый обычный человек, мой ровесник, на голове фуражка, на носу очки, под ними фингалы, а одет в черную кожанку. Надо заметить, весьма умный и начитанный человек, все же из семьи богатых купцов, Бернский университет окончил, а в войну даже успел прапорщиком в одном из запасных полков послужить. Последние занимаемые должности председатель исполкома Совета солдатских депутатов и комиссар 12-й армии. Птица, в самом деле, чрезвычайно важная. Здесь на Дону оказался случайно, отправлял из Ярославля на борьбу с белоказачеством очередной отряд и, по ряду причин, был вынужден сопроводить его до места. Сегодня должен был получить себе замену и отправиться обратно в Ярославль, но не сложилось и теперь, он беседует со мной.

Знает Нахимсон много, собеседник хороший, ничего не скрывает и готов сотрудничать. От него узнаю все самые последние известия о том, что вокруг нас происходит. Информацию крепко запоминаю, а писарь тут же записывает. Основная новость, конечно же, это то, что Добровольческая армия, которая как шайка разбойников, без всякого толка и цели бродит по степи, направилась на Кубань. Другая тоже, не менее важна. Вчера, в бою под станицей Великокняжеской, объединенными отрядами Никифорова, Думенко и Буденного, было наголову разбито Степное войско походного атамана Попова, который, усилившись калмыцкими сотнями, все же решил прорваться к Новочеркасску. Сам генерал Попов был убит, а войсковая казна, бывшая при нем, попала в руки врага. Другие новости все общего характера и напрямую нас не касаются, про наступление германских войск, вглубь Украины и России, про предстоящий переезд советского правительства из Питера в Москву, да про декрет "Социалистическое отечество в опасности". Рассказал Нахимсон много чего, а значит, достоин того, чтобы с ним пообщались более высокопоставленные начальники и специалисты, которые разузнают у него все о численности красных войск, работе ЧК, да и мало ли еще о чем.

В общем, все бы ничего, так и отправил бы большевика в Новочеркасск, но из освобожденной Мелиховской вернулся Мамантов, а его отношение к "богоизбранному" народу, известно всем и каждому. Как итог, у меня с Константином Константиновичем вышел конфликт, он хотел повесить пленного, так сказать "для почину и чтоб не последний", а мне казалось правильным отправить его в штаб. Слово за слово, и дошло бы до серьезной ссоры, но появился Чернецов, который все уладил миром и вполне спокойно, объяснил, что ценного пленника, надо еще раз допросить, а затем, выйти на красных и попробовать получить за него не менее сотни заложников из Ростовских тюрем. Довод сработал, Мамантов с решением Чернецова согласился и покинул нас.

Мы с командиром остались вдвоем. Полковник, который уже в ближайшее время должен был стать генерал-майором, прошелся по штабу бывшего войскового старшины, большой и просторной комнате в хорошем кирпичном доме, посмотрел на карту Черкасского округа, лежащую на столе, и спросил:

- Ты в курсе, что Голубов погиб?

- Нет, знаю только, что он бежал, и драпал изменник в одиночестве.

- Да, так оно и было, и его в степи казаки Назарова зарубили. Не захотел красный комбриг сдаться, и умер как мужчина, с оружием в руках. Даже как-то, жаль его, хотя сволочью он был редкой.

- А с его казаками, что делать будем? К стенке или на искупление кровью?

- Искупление. Все же не десять человек в плен взяли, а почти полтысячи, да и не чужие люди, а свои, казаки. Войсковой атаман уже предложил отдать их под твое начало и отправить подальше отсюда.

- Это куда же?

- По следам Добровольческой армии, на Кубань. Там некто Автономов и Сорокин в районе Тихорецкой Юго-Восточную армию организовали, и мимо них Корнилов не пройдет. Надо ему помочь, а лишних сил нет. Значит, пошлем голубовцев и тех кубанцев с терцами, которые у нас обретаются. Бежать казакам некуда, в течении недели мы войдем в их станицы, а значит, драться они будут хорошо. Опять же с кубанским правительством необходимо о сотрудничестве договориться.

- А моя дружина?

- В новый полк заберешь конную сотню Демушкина, а остальные пойдут на усиление полков.

- Когда выступать?

- Неделя, может быть, что и дольше. Отобьем красных с севера и запада, проведем Большой Войсковой Круг, и только после этого, отправишься в путь-дорогу. Пока нет конкретных решений донского казачества и не объявлена независимость от большевиков, нам кубанскому правительству предложить нечего. Нужны оформленные на бумаге ясные и точные планы, а иначе, получим, очередную пустую переписку и ничего не стоящий треп.

- Воевать, понятно, а вот переговоры вести, это не ко мне.

- Твоя задача будет именно военной, а всеми дипломатическими переговорами займется другой человек.

- Кто?

- Митрофан Богаевский, краса и гордость нашей интеллигенции. Вчера с левобережья к нам перебрался.

- Вот так-так, как воевать, его нет, а как победой запахло, так и объявился?

- Не суди его строго. Он человек сугубо гражданский, а смерть Каледина на него сильно повлияла.

- А то, что его брат с добровольцами ушел и полностью их политику поддерживает, это как?

- Нормально. Братья очень разные, и Митрофан Петрович поддержит нас во всем, - Чернецов пристально посмотрел на меня, и спросил: - Так что, Костя, берешь под свое начало полк из красных казаков?

- Конечно.

- Тогда пойдем твоих будущих бойцов смотреть. Я приказал их на станичном майдане построить. Сейчас объясню им, что и как, а там, уже пусть сами решают, с казаками они или с Нахимсонами. Кто согласится, тот твой, а кто против, тех пока в тюрьму, а дальше видно будет.

Вдвоем мы покинули штаб, и вышли на майдан, где под прицелом пулеметов и охраной моих "исправленцев", стояла толпа казаков, вчерашних врагов, и завтрашних воинов Донской армии. Они были угрюмы, расхристаны, многие побиты, и все, что им оставалось, это ждать решения своей участи. Понимаю их, небось, стоят сейчас и думу думают, расстреляют их или все же помилуют.

Чернецов махнул рукой четверке дружинников, указал на линейку, стоящую у здания местного правления, и когда те, выкатили ее перед толпой пленных, взобрался наверх. Несколько секунд он молчал и разглядывал голубовцев, а казаки, узнав его, заволновались и резко забеспокоились.

- Что, казаки, - выкрикнул полковник, - узнали меня?

- Узнали, - в ответ протяжные, тоскливые и нестройные выкрики одиночек.

- Я спрашиваю, вы узнали меня!? - еще больше повысил голос Чернецов.

- Да! - в этот раз ответ был сильным и дружным.

- Раз узнали, то знаете, на что я способен, и слушайте внимательно, то, что я вам сейчас скажу. Вы готовы выслушать меня и решить свою судьбу!?

- Готовы!

- Говори, полковник!

- Не тяни!

Полковник поднял вверх правую руку, гомон затих, над майданом воцарилась почти абсолютная тишина, и он, уже без крика, своим обычным голосом, начал:

- Тяжелое нынче время, казаки. Брат пошел на брата, товарищ на товарища, отец на сына, а внук на деда. А все это потому, что есть такие люди, как изменник Голубов, сначала задуривший вам мозги, затем продавший вас всем гуртом большевикам, а сегодня утром, бросивший вас на произвол судьбы и бежавший. Однако не ушла эта гадина от справедливого возмездия, и отлились ему слезы казацких матерей, схоронивших своих деток, павших от братской руки. Нет больше предателя Голубова на этой земле, убит и брошен в степи, как пес безродный.

- Уу-у-гу-у! - обсуждая услышанное, загудела толпа.

Вновь поднимается рука донского героя, снова приходит тишина, и полковник, давший казакам возможность осознать, что впрямую их никто не обвиняет, а крайним делают Голубова, продолжил:

- Предатель обещал вам свободу и волю под властью лживых комиссаров. Он ввел вас в соблазн легкой наживы за счет тех, кто имеет, хоть сколько-то больше добра, чем вы. Он натравливал вас на братьев своих, расстреливал несогласных и во всем шел на поводу у инородцев, пришедших на нашу землю с оружием в руках. Потоки крови пролились из-за его предательства на многострадальную землю Тихого Дона и на его совести гибель тысяч невинных в Ростове и Таганроге, а все это от равнодушия, темноты сознания и неверия в нашего спасителя Иисуса Христа. Однако открылся обман, пришло предателю возмездие, и наступил час прозрения. Теперь же, у вас, братья мои казаки, земляки, с коими я вместе воевал на Западном фронте, есть возможность все исправить, и доказать, что вы по прежнему вольные люди и донцы, а не холуи безродных бродяг.

- Что ты предлагаешь, полковник? - вперед выступил плотный и крепкий казак, по виду и уверенной манере общаться, не иначе, как сотенный командир.

- Встать в строй донских полков и вместе с нами громить красную сволочь там, где это будет необходимо Тихому Дону и всему казачеству. Вскоре, земли Войска Донского будут свободны, но есть наши братья кубанцы и терцы, которым враги чинят обиды не меньшие чем нам. Если принесете клятву на верность Войсковому Кругу, то быть битвам, в которых вы смоете с себя позорное клеймо предателей.

- А семьи наши как же?

- Не пострадают, слово даю.

Казаки принялись обсуждать предложение Чернецова и совещались недолго. Вперед вышел все тот же сотник и сказал:

- Мы согласны, но только, чтоб без обмана. Выполним любой приказ, но семьи наши не трогать и зла нам за старые дела не чинить.

Так на сторону Войскового Круга перешли все находящиеся под городом голубовцы, которых все так же под конвоем, отправили в городские казармы. Мне же оставалось только в очередной раз подивиться, как ловко Чернецов разагитировал бывших наших противников, и идти готовиться к принятию нового полка и сдаче дел по дружине.

С той поры, минуло девять дней, и в жизни Войска Донского произошли огромные перемены. Враг был отбит от Новочеркасска по всем направлениям. Генерал-майор Мамантов, собрав в кулак все конные части, вихрем пронесся по 1-му и 2-му Донским, Усть-Медведицкому и Хоперскому округам. Сопротивления ему почти не оказывалось и только несколько сотен усть-хоперцев во главе с бывшим войсковым старшиной Мироновым, все еще находились на стороне большевиков. Все остальные или затаились до времени, или выжидали, или стекались на сборные пункты Донской армии.

Другая группа красных казаков, во главе с Думенко, держалась в Сальском округе и пока еще занимала станицу Великокняжескую. Однако против них выступил произведенный из хорунжих в есаулы лихой Федор Назаров и, учитывая, что с другой стороны подходили калмыки, можно было сказать, что и этот округ вскоре вернется под контроль Войскового Круга.

За большевиками оставались Донецкий округ, куда, боясь, глубокого флангового обхода Мамантова, отступил товарищ Саблин, Таганрогский округ, с перешедшими в него частями Петрова и город Ростов, в котором находился отряд Сиверса и главный штаб Южной группировки советских войск во главе с Антоновым-Овсиенко. Сомнений в том, что скоро красные будут выбиты за пределы казачьего края, ни у кого не было, и пока в столицу не набежала всякая прятавшаяся по углам влиятельная сволочь, Войсковым Кругом было принято решение о созыве Большого Войскового Круга и формировании Второго Временного Донского правительства.

На Круг прибыло более двухсот пятидесяти представителей, по одному от каждой уже освобожденной станицы и по одному от каждого подразделения, которое участвует в деле борьбы с большевизмом. На повестке дня стояло несколько вопросов, но основных и самых главных, всего три.

Первый вопрос, провозглашение независимости от большевистской России. Все - за. Никого против, и ни одного воздержавшегося. Какие уж тут сомнения, когда война в полный рост идет, и хоть что ты сделай, а с красными мира теперь в любом случае не будет.

Вторая повестка, предложение генерал-лейтенанта Краснова об "Основных Законах Всевеликого Войска Донского", по которым предстояло жить всему новому государству. По сути, это были законы и воинские уставы исчезнувшей в революции Российской империи с поправками на жизненные и политические реалии настоящего времени. Депутаты сомневались, но Краснова поддержали Назаров и Чернецов. Людей, которые бы попробовали возражать героям, отстоявшим столицу, не нашлось, и "Основные Законы" были приняты в полном объеме. С этого момента согласно статье 26-й, все декреты и иные законы, разновременно издававшиеся, как Временным Правительством, так и Советом Народных Комиссаров, отменялись.

Третий вопрос, конечно же, выборы войскового атамана. Дело в том, что Назаров посчитал свое избрание на этот пост не легитимным, так как не был избран всем Большим Войсковым Кругом, и обстановка царившего после смерти Каледина в Новочеркасске хаоса, сама вынесла его на вершину власти. Его пытались переубедить, но он настаивал, а потому, вопрос был вынесен на обсуждение и голосование. Основных кандидатур на пост войскового атамана было немного, всего две, сам Назаров и Краснов. Однако Петр Николаевич к власти не стремился, и предпочитал в сложившейся обстановке роль советника, порой, даже более влиятельного, чем тот, кто является официальным главой государства, и взял самоотвод. В общем, для порядка выборщики немного поспорили, и снова выбрали Назарова, который сразу же назначил Краснова своим заместителем и перед всем Кругом обещался в течении суток сформировать правительственный аппарат и назначить министров.

Все прошло согласно плана, и я, как представитель от Сводного партизанского полка, так теперь назывались остатки голубовцев, сотня Демушкина и около сотни кубанцев, являлся тому свидетелем. Атаман был выбран и, держа в руках символ своей власти - пернач, Назаров вышел в центр зала Войскового Круга и произнес превосходную речь, которую, насколько я знал, ему заранее написал Краснов. Точно все вспомнить затруднительно, поскольку говорил Назаров около пятнадцати минут, но примерно, это все звучало так:

- Братья казаки и граждане Тихого Дона! Благодарю вас за оказанное мне высокое доверие и клянусь, что приложу все свои силы, дабы оправдать его. В тяжелые дни общегосударственной разрухи приходится мне вступать в управление Войском. Враг, вторгшийся на нашу землю, проклятые безбожники и кровавые бандиты, принесшие смерть и хаос на Дон, еще цепляется за город Ростов и контролирует три округа. Далеко не все Войско очищено от разбойников и темных сил, которые смущают простую душу казака. Враг разбит наружно, но остался внутри Войска и борьба с ним будет очень трудна, так как зачастую он будет прикрываться личиной друга и вести тайную работу, растлевая умы нестойких казаков и граждан войска. Многие наши люди развращены возможностью, бывшей при советских властях, безнаказанно убивать жителей, грабить имущество и самовольно захватывать земли. Впереди весна, время сельскохозяйственных работ, а надо воевать. Если мы не успеем засеять хлеб и снять урожай, половину округов ожидает голод. Надо работать, но и необходимо сражаться дальше. Население исстрадалось недостатком продуктов первой необходимости, отсутствием денежных знаков и непомерной дороговизной. При этих условиях спасти Дон и вывести его на путь процветания возможно только при условии общей неуклонной и честной работы. Казаки и граждане, поможете ли вы мне в моих трудах!?

- Да-а-а! - ответил своему атаману Круг.

- Еще хочу сказать о том, казаки и граждане, что сейчас Дон одинок и впредь, до восстановления России нам необходимо сделаться самостоятельными и завести все нужное для такой жизни. Первый шаг на этом пути, мы сегодня сделали, а дальше казачество должно напрячь все силы и всеми мерами продолжать бороться с большевиками, участвуя в освобождении России от их кровавого режима. Все, кто против большевиков - наши союзники. Есть известия, что в нашу сторону направляются части регулярной германской армии, но даже они нам сейчас не враги, и казаки не могут себе позволить войну еще и с ними. Скажу больше, если немцы все же появятся в пределах Всевеликого Войска Донского, то их приход надо использовать в целях успешной борьбы с большевиками. Однако вместе с тем необходимо показать им, что Донское войско не является для них побежденным народом. Мы готовы к сотрудничеству, но не примем никаких капитуляций, а на оккупацию, ответим боевыми действиями. Поддерживаете ли вы меня по этому вопросу, казаки и граждане!?

- Любо!

- Верши, атаман, а мы с тобой!

- Раз так, казаки и граждане! - Назаров удовлетворенно кивнул головой, удобней перехватил пернач и продолжил: - Завершу свою речь наказом. Нас спасет только общая работа. Пусть каждый станет на свое дело, большое и маленькое, какое бы то ни было и поведет его с полной и несокрушимой силой, честно и добросовестно. Вы, хозяева своей земли, украшайте ее своей работой и трудами, а Бог благословит труды наши. Бросьте пустые разговоры и приступите к деловой работе. Каждый да найдет свое место и свое дело и примется за него немедленно и будет спокоен, что плодами его трудов никто не посмеет воспользоваться. А обо мне знайте, что для меня дороже всего честь, слава и процветание Всевеликого Войска Донского, выше которого для меня нет ничего. Моя присяга вам казакам и гражданам, Вам доблестные спасители Родины члены Большого Войскового Круга, служить интересам Войска честно и нелицемерно, не зная ни свойства, ни родства, не щадя ни здоровья, ни жизни. Об одном молю Бога, чтобы он помог мне нести тяжелый крест, который вы на меня возложили.

Говорил Назаров о многом, но что запомнилось, то и передаю. После его речи пошло решение второстепенных вопросов. Учредили герб, знамя и символы, подтвердили гимн, а этот день, 9-е марта, был объявлен государственным праздником, как день основания Донской Казачьей Республики.

Начинали заседание рано утром, расходились к вечеру и результатами Большого Войскового Круга, который позже окрестили серым, по присутствию на нем только военных, все представители станиц и воинских частей были довольны. Опять же, я тому свидетель.

Следующий день, был первым днем нового государственного образования и, как обычно в последнее время, я находился в городских казармах, узнавал своих новых воинов, распределял сотни и получал снаряжение на поход к Екатеринодару. Самый обычный командирский труд, и день бы пролетел для меня вполне обычно, но рядом находился неутомимый брат Мишка, который, постоянно гонял от одного государственного учреждения к другому, узнавал новости и приносил их мне. Я удивлялся, расспрашивал о подробностях, и брат снова исчезал, добывать новую порцию сведений и слухов.

Самая главная весть, принесенная Мишкой, конечно же, официальное объявление о формировании постоянной Донской армии, которая штатно должна состоять из трех конных дивизий, одной пешей бригады с соответствующим числом артиллерии и инженерных частей. Все это, не считая отдельных сотен, партизанских добровольческих подразделений и охранных кавалерийских полков, по факту, пограничников. Командующим Донской армии назначался герой и всеобщий любимец, генерал-майор Василий Михайлович Чернецов, а начальником штаба при нем генерал-майор Сидорин.

Затем, ближе к полудню, стало известно о возобновлении занятий в Новочеркасском военном училище, открытии офицерской школы и уряднечьего полка. Эту весть запомнил особо, поскольку таскать за собой младшего брата, за которого переживаешь, было неудобно, а вот в училище его определить, вариант очень хороший и правильный.

В подобном ритме минул еще один день, а вечером меня вызвали к командарму, который находился в здании новообразованного Ведомства иностранных дел. Зачем вызывают, мне было понятно, а потому, заранее, приказал всему личному составу готовиться к завтрашнему выступлению в поход.