Каюр 2082

- Ограничивать вас в передвижениях не имеет смысла, - сказал Гарт. - Если захотите выйти - выйдете через тот свет и карантин. Отбирать телефоны тоже. Остается положиться на ваше слово. Отдаться на милость вашей скромности.

- Мы обязаны хранить тайну? - спросил Джус.

- Ну да. Вы же каюры. А я клиент. Не понимаю, почему вы для меня должны сделать исключение и все всем разболтать. Нарушение профессиональной этики.

К тому же в его власти было сотворить с нами любое чмо. Это приходилось учитывать. А дружба с ним - поблажка на будущее.

Как-то позвонила Бабка и сообщила, что Алик вышел из лазарета. Мол, если нужно, я отслежу. Я полагал, что Алик и сам сюда в скором времени явится, поэтому не стал обременять себя дополнительными расходами.

В тот же день Гарт сказал, что завтра у нас будет Накир.

- Для общения в более непринужденной обстановке. Дружеской, а не как в прошлый раз. Мешать не буду. И - ради Общего Дела - будьте к нему приязненны.

Что я ожидал от встречи с Накиром? И что собой представлял этот сапиенс? Фикцию, фуфло, фальшь? Или конгениальное существо, брата двоюродного?

Помнится, что тогда, во время дознания, я не мог отделаться от непроизвольной приязни к нему, несмотря на то, что он острил беспардонно на мой счет, и даже на то, что я за Алика его принимал, к которому, настоящему, испытывал лишь снисходительную антипатию. Теперь понятно, что я подсознательно ощущал наше с Накиром родство.

Впрочем, это родство еще доказать требуется. Не исключено, что они эти обдельники мне просто пудрят мозги.

Я не то что б ждал его с нетерпением, но краем сознания имел в виду. Наконец Гарт сказал:

- Он тебя в библиотеке ждет.

Или они? Если учесть, что это помесь меня с Аликом. Про Алика он мне ничего не сообщил.

Для меня с самого детства библиотеки были наиболее любопытной составляющей универсума. Мне нравился их запах. Я мог часами простаивать у стеллажей. Летом были другие забавы, но вот зимой - полумрак, в руках толстый потрепанный том, а за окном вьюга бессильно бесится.

Поднимаясь наверх, я припомнил другую библиотеку, в одном забытом сибирском селе, куда мы ездили строить коровник. Крупнотелого однорукого библиотекаря в красной рубахе, производившего одновременное впечатление жертвы и палача. Одни говорили, что он пил беспардонно, другие, что всю библиотеку он сам написал. И это совокупное впечатление - книг, недочетвертованного жертвопалача, их автора и библиотекаря в одном лице - является одним из сопутствующих фантомчиков каждый раз, когда слово библиотека мне приходит на ум.

Синхронно с этим видением я распахнул дверь. Накир стоял у полок, развернув растрепанный зеленый том. Мой определитель никак не прореагировал. Но визуально это был он, мой дознаватель, представленный мне как ангел смерти Накир. Да есть ли у него другое имя?

Я поздоровался. Он ответил. Прошло почти две недели с тех пор, как мы виделись в последний раз.

- Помнишь ее? - спросил он, показывая книгу.

И преотлично. Совсем недавно я сам её самозабвенно листал. Когда-то, в самой первой и самой интересной жизни, у меня тоже такая книга была. До дыр, до одури зачитанный том. И страниц не хватало.

Нахлынула ностальгия, она часто накатывала в лазарете и сразу после него. Вероятно, это связано с тем, что при воплощении ворошится прошлое. Несомненно, это обстоятельство было Накиру известно, если он действительно имел со мной что-то общее. Не исключено, что и он то же самое чувство испытывал.

Я рассердился на себя за то, что дал слабину. Поэтому мой вопрос прозвучал, наверно, немного грубо:

- Чем еще докажешь свою идентичность? Мы ведь для этого? Что в нас еще общего?

- Сейчас скажу. - Он секунду подумал. - Раз уж мы начали с книг, то вот: наше самое первое посещение библиотеки состоялось в шестилетнем возрасте. Я только что прочел про Волшебника Изумрудного Города, и мне загорелось еще. Про библиотеки я был наслышан.

'Это он от моего имени якает!' - промелькнуло у меня в голове.

- Уступая моему нытью, - продолжал он, - отец согласился меня отвести. Путь лежал через парк, сугробы были ростом с меня и выше, меж ними вилась тропинка. Мороз - градусов за тридцать. Библиотекарша по этому поводу набросилась на отца: мол, ребёнка! В такой мороз! Он оправдывался. Я же кинулся к полке внизу, сразу заметив Урфина Джюса.

- Как эта библиотека выглядела?

- Одноэтажное деревянное здание, позднее его снесли, а библиотеку переселили в дом культуры.

- Как звали библиотекаршу?

- Кира Алексеевна.

- Александровна, - поправил я. Существенно, что он оговорился именно так. Я и сам ее иногда как Алексеевну вспоминал.

За окном поднималась метель.

- Во что мы в детстве играли? - продолжал инспектировать я.

- Чику помнишь?

Помню. В метрах двух-трёх от забора выкапывалась ямка, 'котёл', игроки бросали в неё по монетке и били о забор медными пятаками с таким расчетом, чтоб отрикошетило в ямку. Позже я узнал, что в других компаниях эту игру называли пристенок. А у нас - чика.

- А как-то пьяненький участковый выгреб с кона все деньги, а в котёл нассал. Да ещё и родителям сообщил, что играем на деньги, после чего тебе месяц на кино не давали, - сказал Накир.

Чика, бабки, лапта... Пожалуй, мы были последним поколением, кто ещё в такое играл. А теперь с той стороной универсума игры ведем.

- Не на деньги, на судьбу играете! - говорил участковый, застегивая и подтягивая форменные штаны.

- А помнишь ли, - спросил я, - как однажды зимой я на озере провалился, было не глубоко, но я никак ногу никак не мог выдернуть, конёк цеплялся за лёд?

- Нет, - уныло качнул головой он после целой минуты раздумий.

Я тоже не помнил. Вернее, соврал, решив его испытать. Хотелось верить ему, но всё же тень сомнения оставалась, и я всё ещё находился в этой тени. Тень не исчезла, но стала светлее, после того, как он не дал мне соврать.

Он смотрел на меня в ожидании новых вопросов. Нет, определенно мне этот тип нравился. В глазах его было искреннее любопытство. Но каким я сам себя вижу его глазами? Это ж я сам, я-в-нём, от себя самого ожидаю вопросов! Под маской плоти - мой информационный двойник, и он знает обо мне всё! В том числе то, чего бы не следовало.

- Твой фанк уже внесли в Реестр? - спросил я.

- Иначе говоря: зафиксирован ли я как новое мыслящее существо, которое не подлежит умиранию? Дело пока негласное. Я все еще засекречен. Из-за застенчивости перед общественным мнением, полагаю, - сказал он.

Я тайком, чтоб не травмировать, узнавателем 'запомнил' его.

- И... и как мне тебя называть?

- Меня еще никак не назвали. Зови, как звал.

Мы продолжили наши увлекательные ретроспекции. Кое-что он припоминал скорее, чем я, и помнил лучше. Но чаще наоборот. Очевидно, механизмы извлечения памяти у нас отличались. Должны были отличаться. Некоторые события мы помнили и понимали по-разному. Нужно учесть, что личность Алика накладывала на него свой отпечаток и влияла на интеллект. Кстати, он тоже должен был подойти, сообщил Накир. Да что-то задерживается.

Алика я недолюбливал. Может, и он меня тоже. А Накир? Кто ему ближе? Как мы уживаемся в нём?

Я спросил: эта местность, дорога к ней - не кажется ли ему знакомой?

- Конечно. Я здесь неоднократно бывал в качестве Алика, - сказал он. - А что?

- А раньше? В моём качестве? Я тут за усадьбой обнаружил заброшенный дом.

- Да, им владел какой-то юрист. То ли адвокат, то ли нотариус, не помню уже. Всё взлёта цен ждал, да так и не дождался, отдал нам, - он так и сказал, 'нам', - почти за бесценок.

- Это же Красный Дом! - сказал я. - Ну?

- Да помню я Красный. Отлично помню. Только это разве он?

Мне стало ясно, что у него предыдущее воспоминание об этом доме, моё, вытеснено более поздним, Аликовым. В его сознании тот Красный Дом 'перенесен' в другое место.

- А помнишь, как Генка Босой медный крест под полом нашёл, и мы весь Дом перерыли в поисках клада? - спросил он.

Мне тут же пришла на ум затыренная мною деньга. Стало немного стыдно.

- Так и будем воспоминаниями обмениваться? - спросил я. - Или нет промеж нас проблем?

В первое мгновение он растерялся. От резкости моего тона, от внезапного перехода к неприятной теме. Но мне и нужно было задать этот вопрос врасплох.

- Я не мог тебе там открыться, - сухо сказал он.

- Это у нас продолжение дознания?

- Скорее экзамен на соответствие. И на это раз экзаменатор - ты. Предполагается, что я знаю всё, что тебе ведомо - до болотного трипа, по крайней мере. Хотя чтобы досконально сравнить, целая жизнь потребуется. Но я думаю, ты уже понял, что общего в нас много. И если ты под следствием - то и я под следствием. Ты под колпаком - я под колпаком. Может, я каюр не такой хороший как ты. Может вообще не каюр. Случая испытать себя пока не было. У меня нет нарушителя.

Но все мои знания, все мои навыки, конечно, при нём. Вероятно, он может сносно справлять своё, верней, моё ремесло и даже иметь результаты. Я решил, если до перфа дойдет, привлечь его как помощника. Тогда же и выясню, на что он горазд.

- Показания от имени Алика-Лесика ты сочинил? - спросил я.

- Да, я, - сказал он. - А от имени копов - конструкт из сети. Я лишь слегка подкорректировал.

Вероятно, скоро триллеры и детективные истории будут компьютеры сочинять, подумал я. Что дало повод вернуться к библиотеке.

До Силзавода у меня была порядочная, около двух тысяч томов. Куда разбежались после? Том за томом утопали в никуда. Прочие вещи были бесшумно расхищены. Квартиру риэлтеры реализовали с подачи того же Силикатного: деньги-то нужны на исследования. Можно сказать, что на меня и потрачены. Хотя были, конечно, и более богатые и, во всяком случае, добровольные жертвователи. С тех пор я больше не обзаводился собственностью. В вечность нельзя с вещами, я так считал. А оказалось, не только с вещами, но и с усадьбами теперь можно.

Я взял с полки томик Пушкина. Письма, год издания - 1954. Том восьмой из полного собрания сочинений. У меня было такое же. Я открыл наугад. 'Буря, кажется, успокоилась; осмеливаюсь выглянуть из моего гнезда. Милый мой Торопецкий, у меня до тебя просьба...' Я проморгался: чёрт, Туманский, конечно. Откуда тут быть Торопецкому?

- А вот был такой Каспар Моравский. Помнишь его? - спросил я.

- Есть у меня соображения на этот счет, - сказал он. - Пока не окончательные. Видишь ли, Алик тоже не все знает. Но он не знает и того, что знаем я и ты. Поэтому эта загадка его не мучает. А нас с тобой мучает. Мучает ведь?

- Да. Ты мне расскажи, что знаешь, а уж вместе мы...

- Ты мне определенно симпатичен, - перебил он. - Но симпатичен и Алик, которому я обязан не менее, чем тебе. А по его понятиям, я должен про Каспара молчать.

- Детский вопрос: кого ты больше любишь, папу или маму? - сказал я.

- Вот именно. Если быть откровенным, я пока не решил.

Значит, Алик знает кое-что про Каспара? Это новость. Такое признание уже многого стоит. Если знает Алик, знает и Гарт - вряд ли без санкции генерала Накир о Каспаре обмолвился.

Накир, чтобы смягчить последнюю реплику, включил позитив.

- А помнишь, - спросил он, - как ты в восьмом классе кибера перепрограммировал, и он вместо того, чтобы экзамен по биологии принимать, начал принимать химию? Троих провалил, прежде чем начальство врубилось.

Я был в затруднении. Никаких киберов в качестве экзаменаторов у нас не было. Даже первый компьютер - 'Электроника' - я увидел только в середине восьмидесятых.

- Я помню, - раздался голос за моей спиной.

Я обернулся. Увлеченные воспоминаниями, мы и не заметили, как средь нас очутился третий. Он стоял на пороге, держась за ручку двери. Высокий, статный, с усами. Идентификатор мне подсказал, что это Павлов.

Мы помолчали, глядя на него - во всяком случае, я - почти с неприязнью.

- Ну, как вы? - появилась из-за его плеча Сусанна. Казалось, она искренне мне обрадовалась как доброму знакомому. - А мы - только что. На нас напал ураган, нападал снег. Мы сами чуть не попадали. И почему нельзя парковаться ближе?

- Да какой ураган - так, метелица, - сказал Алик. - Ты, радость моя, погуляй пока.

- Я только поздороваться забежала, - ещё раз улыбнулась Сусанна и исчезла.

- Ну, так ты и есть наш пресловутый гибрид? - обратился Алик к Накиру. Меня он 'узнал', а что касается Накира, то его фанк, повторяю, не фиксировался. - Могли бы тебе обличье интереснее подобрать.

Если Алик и был заинтригован встречей с этим полусобой, то виду не подал. Держался он со своей обычной развязностью.

- Тебя не спросили, - буркнул Накир.

- Тут я промашку дал, не позаботился. Честно говоря, не верил, что ты получишься. Ну-ка, скажи, как я зову про себя Полозкова?

- Помазок, - сказал Накир.

- Точно, - ухмыльнулся Алик, возможно, Викторовичу, который, конечно, теперь узнает об этом прозвище. - А ту девчонку, ради которой я киберу мозги вынес?

- Не вороши этого, не томи свою душу во мне, - шутовски, в стиле Алика, взмолился Накир. - А впрочем, Галей.

- А где у Гали была ее знаменитая родинка?

Накир опять оживился, он столь же охотно пустился в воспоминания с Аликом, как минуту назад со мной. Я еще от умиления не отошёл. Тем не менее, прислушивался со вниманием, одновременно пытаясь усвоить, или хотя бы поставить себе ряд вопросов, такие, как: насколько органично нейронный клубок Торопецкого вплетается в нейронную сеть Павлова? Мы в Накире - психически независимы, или сознание двоится в нем? А если зависимы, то как? Враждебны или дружны? И кто захватчик, кто добыча? Кто в нем превалирует, то есть более эготичен - Алик? Я?

- А как звали нашего пса, помнишь?

- Не-а. Забыл. Дедушка Маразм, знаешь ли.

- Маразм? У меня два раза маразм был. Но породу хоть помнишь?

Это ж опыт двух жизней, в сумме лет двести, я думаю. Наши конфигурации переплелись. Всегда ли он различает, где моё, где Аликово?

- Породу... Да, вспомнил: ризеншнауцер, Шварц.

- Ну что ж, можно сказать, что мы бегло друг друга удостоверили, - сказал Алик.

- Да, ты моя полноправная половина, - согласился Накир.

- Что ж, будем дружить. Как говорил мой повар-француз: пуркуа бы не па? Присоединяйся к нашей дружбе, каюр, - предложил Алик. - Мы ведь теперь повязаны, мы ж с тобой родственники через него. - Он кивнул на Накира: небрежно, пренебрежительно почти. - У меня тут мысль возникла на днях: а что если все базы между собой связать, объединить всё человечество в одно мегасознание? И разумеется, этот сверхразум как-нибудь активировать. Представляешь, что можно замутить при такой соборности? Сколько всего можно объять этой сферой сверхразума? Индивидуальная база, например, твоя или моя, будет всего лишь нейрон этого супермозга.

- И кто в этой метабазе главным будет? - спросил я. Я не стал ему говорить, что такое не только приходило мне в голову, но даже было опубликовано в бытность мою в Силикатном.

- Думаю, что лобные доли, - сказал он. - А точнее - неокортекс. Я непременно тебя в эти доли возьму. Часть баз составят нам мозжечок, ответственный за рефлексы, где плотность нейронов так велика. Часть пустим на строительство ретикулярной формации, мозолистого тела и прочих структур. Лузеры - отравленные, убитые клетки.

- Кстати о лузерах, - сказал я. Что долго так в лазарете торчал?

- Ну, не по своей прихоти, - уклонился Алик. - А тебя, - он обернулся к Накиру, - здесь вытаскивали и воплощали?

Ну конечно! Наверняка у Гартамонова свой лазарет! Иначе как обеспечить секретность того же Накира, не говоря уже о предстоящих нам воплощениях? Я решил, что сегодня же поговорю с ним насчет этого.

- А помнишь твое томление по девчонке из 8-го В? - спросил Накир, который никак не хотел останавливаться

Он же знает всю мою подноготную! Самое сокровенное, камерное! Впору покраснеть и насупиться. Этак недалече до личных обид.

- Давай не будем про это, - сказал я.

Томление имело место. Однако в силу различных причин я предпочел бы про это забыть. И забыл, кажется.

Никак не могу привыкнуть, что я не один. Что меня, если можно так выразиться, уже двое. Вот только Алик на нем повис и мешает ему оставаться всецело мной. В сущности, Накир - это я с плюсом. Если Алика можно плюсом назвать. Скорее, с придурью.

- Выкладывай! Выкладывай про него всё! - вскричал Алик.

- Или твою кражу из учительской, в которой ты так и не был никогда уличен? - Он обращался к Алику, и на этот раз в нем злорадствовал я.

- А вот это точно не нужно! - запротестовал тот.

- Или как с Быдлосом, оба пьяные, прохожих грабили на Цветном?

Меня категорически не устраивал такой мезальянс. Я бы, конечно, предпочел Эйнштейна к себе подмешать. Или, в крайнем случае, братьев Стругацких. И почему затесался меж нами именно этот авантюрист? Привнес свой жуткий житейский опыт с кражами и разбоем. Как бы и меня не наградил своей подлостью.

- Обнаглел этот лошак, - сказал Алик с досадой. - Наше былое себе в голову вбил и возомнил равноправие. Ты всего лишь жалкий плагиат, понял?

Служба в привилегированном учреждении сделала его высокомерным. Однако и Накир состоял из тех же причуд. С примесью моих, впрочем.

- Имей в виду, я еще не всё про тебя высказал, - пригрозил он.

Ощутимо повеяло холодком.

- Если помнишь, четыре года назад, в Киеве... - начал Алик.

- Не стоит это копать. О себя уколешься, - хладнокровно пресёк Накир.

- А в прошлом году, когда взяли ...

- Осторожно. Там тоже ты.

Эмоциогенная ситуация усугублялась. Я бы мог ее разрядить, развести противников по углам, а потом подумал, пусть, интересное приключение получается, может, в запале что-нибудь важное сообщат.

Однако этот борей, переходящий в бурю, пресек Джус. Он вошел и сказал:

- Кончайте дискуссию. Пол, дураки, пятого. Обед стынет.

Я заметил, что к обедам в этом доме относились с почтением. Вот и Джус перенял хозяйскую рачительность насчет кормления и даже в качестве превзошел. Тем не менее, я был немного сердит на него. Такую ссору сорвал.

- Да, и чья там женщина бродит? - спросил он. - Или ничья?

Далее произошел обед, который, несмотря на присутствие новых лиц и в особенности Сусанны, мне не особо запомнился.

Разумеется, такую тему, как собственное убийство, я не мог обойти. Я весь вечер искал случая отбить от стаи и зажать где-нибудь в уголке Алика или Накира. Наконец, один из них, Алик, дал себя ухватить за рукав и припереть к стене в коридоре.

- Расскажи-ка мне, друг любезный, - сказал я, - как вы меня убивали.

- Обыкновенно. - Он вежливо высвободил руку и пригладил рукав. - Всадили по пуле в тело и бросили в воду.

- А трип, микс? Каким образом это происходило?

- Мы как раз обсуждаем. Мы обсуждаем, как удобнее вписать эту информацию в твой мозг. Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, тем более от такого трепача, как я, не так ли? А еще лучше - самому пережить.

- И когда состоится кино? - спросил я.

- Пишем сценарий, - сказал он.

Большего ни от него, ни от Накира, я добиться не смог. Я обратился к Гарту, сказав, что опыт микса мне крайне необходим. Для сценария.

- Потом, братец, потом, - отмахнулся он. Последнее время он был чрезвычайно занят, и даже за столом стал реже бывать.

На мой вопрос относительно лазарета сначала выразил недовольство, потом велел Викторовичу мое любопытство удовлетворить.

Однако в подвал, в инкубатор, куда мне хотелось больше всего, Помазок меня не пустил.

- Еще заразу какую-нибудь занесешь, - сказал он. - Я и сам туда редко заглядываю.

Что касается повивальных машин (как он назвал восстановительную аппаратуру), то она была аналогична той, что на Острове. Только анька была миниатюрней, на двенадцать персон. Я обратил внимание на ряд горшков, стоявших в нише над дверью в анимационную. Оказалось, что это урны с прахами предыдущих тел.

- Чьих тел? - спросил я.

- Хозяина, - ответил Викторович.

Всего горшков было пять. Значит, не менее пяти ходок. И тут врал.

Моё расположение к Накиру сильно поколебалось, когда однажды я услышал (случайно), как он говорил Алику:

- Монету... Золотую... Затырил и утаил от друзей.

Я замер, прислушался. Это он на меня наговаривает? Если он о той самой, что ныне при мне, так она медная. Чего доброго, этот Накир захочет проверить, до сих пор ли она в тайничке. Тогда непременно обнаружит следы недавнего вскрытия. Но он тут же успокоил меня.

- А где спрятал - не помню. Хоть ты меня убей

- Ценная вещь? - спросил Алик.

- Ценная конечно. Раритет. Но не в этом дело. Он ведь и нас кинуть может. Он же с детства такой.

Вот гад, возмутился я. Он не мог не знать, каких душевных мук мне это потом стоило. Было такое чувство, будто меня предали. Однако на Алика этот случай из прошлого впечатления не произвел.

- А ты сам - в универе - помнишь? Ну, хорошо, не ты - я...

И он, прильнув к уху Накира, едва ль не всхлипывая от распиравшего его смеха, напомнил ему:

- Через окно... Масальский на шухере... А куда их потом? Продать проблема - такой размер...

Их собственные подленькие припоминания и сопутствующее хихиканье я слушать не стал.

Позже Накир так же естественно и простодушно - разумеется, наедине - мне доложил, что Алик стучит. Ты, мол, будь с ним поосторожней. Он привёл три-четыре примера. Я его выслушал почти брезгливо.

И кстати, что у него с совестью? Чья она, Алика или моя? Я, как мне с моей совестью свойственно, тут же отнесся к этой этической проблеме всерьез. Не исключено, подумал я, что двуличность Накира вполне искренняя. Что таково свойство этих двуумных натур. Однако что ожидать от него поминутно? Сегодня он мне симпатичен, а завтра подл. Как выстраивать с ним отношения? Нет, надо крепко подумать, прежде чем штамповать этих ублюдков. Во мне одном-то всего понамешано, а тут - два.

Я ему в шутку сказал:

- Может нам с тобой вернуться к старой профессии? Романы писать? Будешь прорабатывать отрицательные характеры, у тебя получится.

- Романы? Вряд ли, - сказал он. - Это твой невроз. Не надо его мне навязывать.

А в один прекрасный день они оба - Алик, Накир - исчезли.

Я спросил, Гарт ответил: у них есть другие обязанности помимо того, чтоб нам тут мозолить глаза.

Пока я удивлялся Накиру, Джус выстраивал отношения с Сусанной.

- Девушка с такой геометрией... такая красивость..., - при каждом удобном случае ласкался он. - Будь я львом-людоедом, я бы вас в первую очередь съел.

Мой зам по куртуазности и кулинарии времени зря не терял.

- Ну что вы, - отвечала Сусанна, - красивость - это просто учтивость по отношению к вам. Многие обходятся так, без учтивости, не могут или не хотят. Кстати, что с вашей учтивостью, никак не пойму?

Время от времени в замке появлялся Лесик.

- Как собака? - не мог не побеспокоиться я. Помнится, во время схватки мне пришлось ее слегка придушить.

- Собака? Ушла к другому, - сказал он.

Однако, пора было представить заказчику варианты. Сколько у нас времени на подготовку, я не знал. Я решил, наконец, добиться от Гарта ясности с датой большой прогулки.

- Когда изволите совершить путешествие? - спросил я его.

- Конец мая - начало июня. К этому времени закончу дела.

- Зачем же вы меня так рано прибрали к рукам?

- Чтоб был на виду, - сказал Гарт. - Чтоб не отвлекался на другие проекты и...

- Ах, и меня возьмите. Будет марьяж со мной, - сказала Сусанна.

- ... и на похождения, - заключил Гарт.

Эта Сусанна с присущим ей телом всё более пленяла меня. Не знаю, сравнивал ли кто-либо до меня плоть с этажеркой, где разместились похоти человеческие: чресла - чрево - чело. Но эти бесы любезны и мне, и ныне превалировал нижний бес.

Эта генно-модифицированная женщина (ГМЖ) в точности соответствовала моему идеалу. Я думаю, что Накир, зная мой тип, не случайно именно это тело привел тогда на дознание. Однако кроме тела, было в ней что-то еще. Возможно, наши фанки оказались близки по частоте и амплитуде.

Как-то она проговорилась, что в первой жизни была дурнушкой. Я всегда подозревал, что дурнушки более сведущи в чарах. Идентификатор раскрыл ее имя: Ирина Фёдоровна Сусанина. Не из тех ли Сусаниных, чей отдаленный предок ляхов в болото завел? Есть на этот счет опера, 'Жизнь за царя'. И кто тогда царь? Гарт? А болото? Хованское? И почему Гартамонов с его враждебностью к сексуальному (вероятно, заказывая свое тело, велел выставить любовную страсть на минимум или вообще убрать), все-таки ввел ее в свой дом?

Я не исключал того, что она по его настоянию шпионит за мной. Что не помешало нам немедленно впасть в блуд, заняться этой формой любви к сущему. Безусловно, я совершил бы и предложенный ею микс. Я этому браку не враг.

Я был уверен, что дом полон подглядывающих устройств, ее это беспокоило меньше, но все же, поразмышляв и прикинув, мы решили, что укромней всего нам будет в библиотеке, по крайней мере, там можно укрыться меж рядами книг. Чтобы лишь гулливеры да жюливерны независтливо пялились со стеллажей. И чтоб сверху падал том Розанова, раскрываясь на динамической фразе.

Так ненадолго я обрел почти что гармонию, общей площадкой объединив две страсти во мне: к женщине и литературе.

- Была у нас быль без вас, а теперь сказка начнется, - ворчал Викторович.

- Отпирайте етажи, будут нынче кутежи, - забавлялся Накир, словно подслушал меня насчет этажерки.

Имя ее библейское (вернее, прозвище) добавляло пикантности. Кстати, я и не думал, что Гарт библиофил. Хотя, может, это с его стороны просто вложение денег. Старинные бумажные книги нынче в большой цене.

Я ошалевал лишь в ее присутствии, но стоило нам разойтись, как и очарование блекло. Это было удобно. Поиграл - поставил на полку. А с этажерки другого беса достал.

Джус, угождая Сусанне, превзошел себя в угощеньях. Всякие всячества не сходили у нас со стола. На меня же глядел враждебно. И не оставлял попыток хитростью и холуйством добиться от нее любезностей. Я даже стал опасаться, не предаст ли он меня из-за этого в решающий момент. И сделал заметку на будущее: при очередной его инкарнации надо б и его аппетиты на минимум вывести. Чтоб установили влечение на уровне лет пятидесяти - когда бес не так теребит, и уже умудрен, и не прельстить обманом. Организовать через Джякуса, однажды он уже смог.

Ужинали мы, как правило, впятером. Гарт, Викторович, мы с Джусом и Сусанна. Иногда присоединялся Вадим. Но он большей частью находился в разъездах.

Беда с этим Вадимом. Я однажды по какой-то надобности заглянул к нему в комнату, но его не застал. Голос его звучал в коридоре: он о чем-то спорил со своим непосредственным начальником, Викторовичем, и я присел его подождать.

На столе лежала тетрадь в клеенчатом переплете, уже одно это возбудило мое любопытство, ибо тетрадями, да и вообще бумагой мало кто в наше время пользуется. Я раскрыл ее. Выхватил несколько фраз.

'По внешности не сориентируешься. Вопрос крови абсурден. Нужны новые - несомненно, ментальные - критерии для определения расовой принадлежности. А пока уместна презумпция: всяк виновен и считается чмо, пока чудом не докажет обратное... Кто не дожил, кому еще интересно жить, тот и после смерти будет существовать', - ликовал Гитлер в его голове.

Я бегло просмотрел рекомендации по новому мироустройству.

Классическими телами будут представлены только деятели Департамента, рыцари Долга. Разве что воинов несколько модифицировать, добавив несокрушимости. Вольные граждане, принадлежа сфере услуг, будут облечены в чмо. Включая меня, подумал я с очевидным опасением за свою судьбу.

Причем, ввиду необратимого разделения труда и все более узкой специализации актуально создание наиболее адекватных профессии модификаций. Ариэлям - крылья, ихтиандрам и водолазам - жабры с ластами, парикмахерам - руки-ножницы, рабочим сборочного конвейера - пальцы-гайковерты, официантов и продавцов этот находчивый компрачикос предлагал штамповать с несмываемыми улыбками на лице. Представителей интеллектуальных профессий наделять максимально большими мозгами, если придется, то и в ущерб прочему туловищу. Предусмотрев возможность объединения в авральных случаях группы сотрудников или даже всего офиса в общую сеть. Это уже напоминало супермозг, упомянутый Аликом. Впрочем, я был в самом начале тетради, возможно дальше и о сверхразуме будет.

Можно их и по цвету сделать различными. Пусть офисные работники будут с зеленоватой кожей. Физики - синенькие, лирики, включая литераторов и сценаристов - лимонно-желтые. Сельхозпроизводители - черноземного цвета, рабочие - всех оттенков коричневого в зависимости от тягот труда.

Впрочем, не всё у нашего утописта было узко специализировано. Отдельным профессиям и прослойкам дозволялось быть широкого профиля. Проститутки, например, могли бы и другие услуги оказывать. Снять головную боль, прочесть небольшую лекцию, не говоря уже о таких присущих профессии ремеслах, как оздоровительный либо эротический массаж. Он и название им изобрёл - мультитутки.

Вероятней всего, про новый бордель на Мироздании Вадик в тот раз врал. Но эта мечта у него на полном серьёзе. И ведь не боится старинной истины, неоднократно продемонстрированной историей и литературой, да и тем же кино: тот, кто высунется со своей нетрадиционной мечтой - от мечты и погибнет.

'Внешность чмо оказывает существенное влияние на его личность. Бытие определяет сознание, так? Если будешь влачить крокодилий хвост, то и чувствовать будешь себя отчасти рептилией'.

А еще этим хвостом можно драться, добавляет инженер ниже.

'Власти над миром невозможно достичь без образцовой дисциплинированности. Поэтому придется ввести не только смерть (Tod), но и Schmerz (скорбь)'.

Слово Schmerz имеет и другие значения. Например, боль. Что с Вадимом не все в порядке, я догадался неделей ранее, но и предположить не мог, что он во властелины метит. Однако, эта запись тому свидетельством. Налицо, как немцами говорится - unbedingter Vorsatz, прямой умысел. Я представил себе Вадима во главе мировой империи, в окружении мультитуток с сиськами на спине. Наделенных сегментом власти, уполномоченных к управлению. Тихий немецкий ужас.

Похоже, что Гитлер, в его башке далеко зашел. Захватил новые территории, овладел лобными долями, контролирует неокортекс. Вплотную приблизился к гипоталамусу. Даже у меня по мере прочтения стал вертеться в башке немецкий романс - Ах, ду либер Августин.

Вошел Вадим. Увидел раскрытую тетрадь, но не рассердился. Молча взял ее у меня и бросил в ящик стола.

- Тоже фантастику пишешь? - спросил я.

Он и тут промолчал.

Счастье не всем дано, но уж кому дано, у того не отнимется. Вадим объявил Сусанну белокурой бестией и стал поклоняться ей. И даже считал, что она притягивает удачу, оттягивая ее от других. Сусанна от такой чести не знала куда деваться.

Себя он называл то Зарёй, то самим Заратустрой.

- Ты, Вадя, закончишь в зеленой комнате. Ешь лучше сёмужку, - увещевала она, подливая ему грибного соусу.

Но Вадим капризничал и вылезал из-за стола:

- Честь имею отойти ко сну.

Сам же не спал. Результатом бессонной ночи явилось письмо, однако Гитлер схитрил, или иной черт его за руку дернул, но вместо письма он отослал ей черновик. Где было на полях, например, следующее: Раз раз проба пера. Рисунок мультитутки тем же пером и безысходное заключение: Можно убиться об эту блядь!

Однако вернемся к сценариям. А то уже и Вадим подстёгивал: 'Арбайтен, ребята, арбайтен'.

У меня к этому времени набралось несколько обкатанных штучек: Гибель Чапаева, Казнь Людовика Шестнадцатого, Отравление Сократа, Каменный Гость. Кроме того: Врачебная Ошибка, Несчастный Случай, Молния в Полночь, И Ты, Брут. А так же: Китайская Шкатулка, Египетские Ночи, Гладиатор. Вдобавок к этому: Астронавты в Астрале, Миссия на Марс, Через Вселенную. И наконец: сюжет по мотивам старинного фильма, где главного героя сперва похищают, а потом оглушают выхлопной трубой. Благо Джус отлично подходил на роль одного из персонажей.

Я предложил их на выбор Гарту, тем более, что декорации и реквизит уже были готовы, где-то хранились, о чем должен был ведать Джус. Но Гарт решительно отверг все варианты, даже не вдаваясь в детали того или иного перфа.

- Я вправе рассчитывать на что-либо эксклюзивное, - резонно и немного сердито заметил он. Не стоит, мол, забывать, кто авансирует авантюру.

Когда-то в ходу был термин - эффект спускового крючка - когда посредством подсовывания субъекту виртуальных событий - фильмов, игр - снимали у него внутреннее напряжение. Еще раньше это были религиозные радения, музыкальные представления, спортивные зрелища да всяческие протестные движения. Перф выполняет то же самое с последующей переориентацией внутренней энергии в русло, необходимое для катарсиса. Подход строго индивидуален. Хотя в данном случае я нужен скорее не как каюр, а в качестве материала для микса.

Приходилось это учитывать. Ничего подобного мне ставить еще не приходилось. Участвовать - да, если Гарт и его сообщники мне не врут. Поэтому мне был крайне необходим опыт последнего трипа.

Добавить в меня этот фрагмент технически невозможно. Даже если где-то сохранилась база с моей полной неусеченной конфигурацией. Ничего не стоит ее воплотить, предварительно умертвив меня нынешнего. Но тогда другой фрагмент моего прошлого - от болота до текущего момента останется для меня тайной, и опять новый 'я' будет мучим неведением.

- Я дал задание Павлову, - сказал Гартамонов. - И этому... Накиру. Окажут вам соответствующее содействие.

В кои-то веки он сегодня никуда не спешил. Воспользовавшись этим, я спросил его про Красный Дом, давно ли и на каких условиях он владеет им?

Как давно, он не помнит, но, кажется, пару лет. Прикупил по случаю, но толком еще не обследовал: недосуг, да и не любопытен по части развалин и всякой ржавчины. Жилым является лишь этот дом - много ли двум-трем персонажам надо?

Он и сам то и дело проявлял любопытство. Вопросы его имели характер практический.

- Нельзя ли оттуда исследовать чей-либо внутренний мир? Прослушать, посредством рассмотрения и анализа мыслеформ, излучаемых личностью? Как вариант дешифрования чужого сознания. Повлиять на кого-нибудь с целью принятия нужных решений? Внушить, перепрограммировать, зомбировать в конце концов? Если есть какой-нибудь Вий того света, что видит детали этого, то надо связаться с ним.

К подобным темам я был настроен скептически. Нельзя сказать, что мне самому подобное не приходило в голову. Да и прочие клиенты интересовались. Разочаровывать его я не стал. Может он, посредством микса со мной хочет найти ответы на эти вопросы? И, что не видно мне, ему откроется?

Ясно, что цель этого предприятия - присвоить информацию, которой владею я. Как присвоил ее Накир. Я был в сомнении. Надо ли отдавать свое я другому? Зачем мне это новое мы? Однако любопытство было сильней. Ладно, там видно будет. Может, как-нибудь извернусь и от этого марьяжа уйду. Я все-таки более опытный ходок, чем мой клиент, Гарт, и теперь врасплох меня не возьмешь. А без меня никакого мы не будет.

- Или оставить там маячок, метку, видеоглаз? Нарушитель - что он? Как его можно использовать практически? Можно ли оттуда заглянуть в будущее? Есть ли такая оптика, позволяющая заглядывать в завтрашний день? А узнать правду о прошлом? - продолжал свои вопросы Гарт.

Я даже подумал, что при таком обилии вопросов мы могли бы взять за основу сценария диалоги Платона - 'Пир' или еще что-нибудь. С привлечением интересных собеседников, которые разовьют эти темы и возможно дадут ответ. Тут мне в голову пришел Джякус, который, помнится, косноязычно, но упорно, эти темы муссировал. Да и для моральной поддержки привлечь его было бы целесообразно. На случай козней против меня еще один союзник не помешает. Заручиться его согласием не составит труда. Бесспорно, он заинтересуется темой миксов.

Я сказал о нем Гарту.

- Кто такой?

- Мой учитель. Не исключено, что он ответит на некоторые ваши вопросы.

- Почему я его не знаю?

- Он лет тридцать, как отошел от дел. Впрочем, вы о нем наверняка в другом качестве слышали. Это знаменитый балетный постановщик (я назвал сценическое имя Джякуса).

- Чем меньше людей знает о нашем проекте, тем лучше, - сказал Грат. - Зачем нам привлекать кого-то со стороны?

- Поставить смерть - это порой целый спектакль, с антуражем, актерами, музыкантами, танцовщицами. Он нам будет очень полезен. У него можно будет разжиться реквизитом. И таким образом уменьшить цену церемонии.

- Себестоимость такого события не имеет значения.

- И если потребуются подтанцовки...

- Он надежен? Впрочем, я сам наведу о нем справки, - сказал Гарт.

- У него в апреле сезон кончается, - сказал Джус, когда я ему намекнул о возможном участии Джякуса.

Через пару дней Гарт сказал:

- Я навел справки о вашем учителе. Я подумаю. И... и что вы скажете, если темой перфа будет Тайная Вечеря?

Назначив на роль Спасителя, конечно, себя? Однако ж у него амбиции!

Я как раз сегодня хотел предложить Пир. Но не вполне платоновский, а скорее на русский лад, с бабой Ягой во главе стола, Горынычем и Кощеем. С излияниями, обнимками, клятвами, уважениями, дракой и примирением. Музыкальное сопровождение: классический Чайковский или старый добрый фольклорный эмбиент. Декорации расписать под избушку бабы Яги.

- Знаете, мне нравится, - сказал Гарт. - Это сгодится как вариант на будущее. Но на это раз все же хотелось бы Вечерю. Евхаристия, но без пьянки. Преломление хлебов, но не хребтов. Вечеря, но без креста. Пусть меня прямо во время трапезы укокошат. Музыка, безусловно, классическая. Однако Чайковского замените Мусоргским.

- Что ж, вы заказываете музыку...

- И все остальное. Да! - воодушевился он. - Соберем за одним столом персонажей русской истории! Бренды России! Вы будете моими апостолами: загримируетесь соответственно: Ленин, Иоанн Грозный, Пушкин, Сталин, Толстой...

- Я б сюда еще Гитлера воткнул, - сказал я, - без него история России не полная. Благо и Вадик совсем уже в роль вошел.

- Гитлер? - Он секунду подумал. - Что ж, пусть. Надо набрать двенадцать персонажей. Соответственно эти двенадцать ролей между вами распределить. Гарик - Гитлер. Викторович - Ломоносов или царь Пётр. А еще у нас есть вы, а у вас - ваш кавказский догонщик, да еще балетмейстер в перспективе. И этот, так называемый... да, Накир. Кроме того - Петров, Павлов...

- Собака Павлова, - не удержался я.

- Не хватит наших - рассмотрим с вами актеров со стороны. А впрочем, есть у меня... - Он не договорил.

Он вынул блокнот и начал что-то быстро писать.

- Вот вам полный перечень персонажей. Чтоб все у меня на вечере были. Подготовьте примерный кастинг.

Он протянул листок. Персонажей было более, чем двенадцать. Из иностранцев только Гитлер и Наполеон.

Я подумал: почему нет? Гитлер? Да он почти наш. Как и Наполеон. Ни одно истинно русское сознание без них не обходится. Слишком значимы для нашей самоидентификации. Да и забавно получится.

- Ты думаешь, это забавно - потешаться над родной российской историей? - спросил Джус, когда я ему это все изложил.

- Чепуха! - сказал я. - От истории не убудет. История смеется последней. Ты думаешь можно переиначить то, что у Бога в скрижалях записано?

Итак, вариант выбран: Тайная Вечеря. Неожиданно для себя я увлекся.

Я приступил к деталям, оставляя место для импровизации. Площадка: допустим, сад. Оборудование и реквизиты. Состав участников. Вместо актеров и декораций или наряду с ними могут быть трехмерные голограммы. Кино, слайды, музыка. Голографический театр, балет. Затевать помирушки так уж с размахом. Правда я не стал напоминать Гартамонову про орбиту да про Луну.

- Задник я сам распишу, - сказал он. - Хочется умереть в своих декорациях.

Работа над сценарием продвигалась своим чередом. Отпраздновали Новый Год. Настроение было, как в детстве, с предчувствиями.

Вадим все больше превращался в Гитлера. К концу января его расизм немного оформился и занял четыре страницы тетради. Все мало-мальски мыслящее он разбил на четыре группы.

В первую входили лазари, то есть испытавшие смерть и восстановленные в лазаретах; ортодоксы-гэфэ, ценные с точки зрения демографии; а так же випы, или в моей терминологии - конструкты (ну этот искусственный 'разум' он из-за своего Гитлера в первую группу включил, решил я).

Вторую группу составляли пока что гипотетические миксы.

Третью - чмо как в био, так и в синти-телах, навороченные трансформеры (навёртыши) для производства различных работ, а так же безмозглые роботы (техносапиенсы) и прочие чудеса гомотехники.

В четвертую входили болванки, подвергнутые воспитанию и обучению, неудачному, впрочем - попытки дать ментальное развитие искусственному телу, без натального периода и периода детства до сих пор не увенчались успехом; зомби (те же болванки, но со встроенным 'поручением') и лузеры. Сюда же вошли девианты, маньяки и психи - так называемые консервы, что хранились в неактивированном виде на базах, но могли пригодиться для темных дел, самые оголтелые и неисправимые, коррекция которых невозможна пока. А так же фанки, полученные в результате неудачных экспериментов.

'Пятнадцать пацанов на валын мертвеца! - как говорит мой шеф в минуты смятения'.

У меня профессиональная память на всякие литературные перифразы. Что-то подобное я уже слышал. Или читал. Нет, слышал. Остается припомнить, где. У меня было смутное предчувствие, что эта фраза имеет косвенное отношение к моей судьбе. Волына, синоним ствола, к тридцатым годам трансформировалась в валын - от слова валить, наверное. Весь вечер я ломал голову над этой фразой, в деталях разобрал период своей биографии двадцатых-тридцатых годов, однако ответ, как часто бывает, пришел только наутро.

Выспавшись, я припомнил, как незадолго до Рубежа на Силзавод заглянул один из его кураторов, некто Гартман. Фамилия распространенная, особенно среди немецких философов. Я был, как обычно, заперт в своей палате. Но сквозь дверь слышал: разговоры, переполох. Потом дверь открылась, и вошел он. Внешность его я сейчас припомнить не смог. Столько всего минуло.

Вот тогда-то он и произнес эту фразу, которая нынче приписывается Гартамонову. Только мне она немного иначе запомнилась. Семнадцать мертвецов на валын пацана - так как-то.

Гартамонов, Гартман - случайное ли созвучие?

Я развернул планшет и нашел дорубежное фото Гартамонова. Похож на того посетителя? Не похож? Трудно сказать. У меня в то время была плохая память на лица.

Так не Гартамонов ли, клиент мой нынешний, шарашку курировал от МВД? А если так, то он обо мне заранее знал, а отнюдь не случайно, как мне, доверчивому, утверждал. И человек в шляпе - с его санкции. И мое помещение в Силзавод.

Я наговорил эти мои догадки Яге на телефон. Она тут же подтвердила моё предположение насчет Гартамонова как куратора. И сказала, что на днях скинет самое важное. Кстати, и о Каспаре: он где-то здесь, в городе. Временами открывается и опять исчезает, так что даже направление не отследишь.

Я пробежался по комнате. Подошел к окну. Вернулся к кровати. Сел.

Итак:

Там был Гартамонов - и здесь Гартамонов.

Там использовал меня втемную. - А здесь?

Ничего себе силлогизм.

Февраль, в первой декаде случилась оттепель. Генерал укатил с инспекцией, прихватив Сусанну, так что в доме остались мы с Джусом да Викторович, который тут же напился пьян. Внешне это на нем почти не отразилось, только глаза запали, да взор устремился внутрь.

Этого словно ждала Бабка Ягинская. Не успел Викторович пропустить пятую, как от нее поступил сигнал. Яга шифровала свои каналы связи, однако я оделся и вышел в сад для пущей конфиденциальности. Кстати, способ шифровки был описан в моей ранней н/ф, когда при отзыве абонента ему первым делом посылался и устанавливался на телефон шифратор. В нашей реальности это занимает секунду, после этого можно поверять друг другу любые тайны. Однако если б кто-то перехватил наш разговор, то в лучшем случае слушал бы тишину.

- Твой Гартман - отнюдь не Гартамонов, - сказала она. - Но подожди вздыхать с облегчением. Тут все так перепутано.

- Тогда кто же он?

- Был в ваше время такой Коровин Владимир Константинович. Он же Вавака, личность известная в определенных кругах. Так вот, Гартамонов курировал проект Матренин Двор от МВД, тут твоя догадка верна. Этим и объясняется то обстоятельство, что тебя так нежно пасут. А Коровин - вкладывался, и тоже курировал, но уже от себя лично. Тоже рассчитывал на реинкарнацию. И своего дождался. В общем, когда до этого дело дошло, он стал Гартамоновым. А сам генерал якобы не прошел. И базу его уничтожили как базу Ваваки. Мол, нечего таким делать в светлом будущем.

Ну конечно. Я вспомнил. Тряхнул стариной и вытряхнул: Вавака, опекал незаконный бизнес, кажется. Это мне было известно из криминальной хроники. Память, несмотря на свои кочевья по био- и синти-носителям не подвела. Так значит, это он меня тогда навестил в качестве Гартмана. Чтобы лично убедиться, что я жизнеспособен. Я как раз приходил в себя после последнего воплощения.

- Откуда такие убойные сведения? - спросил я, оправившись от изумления.

- Из глубокого подполья передают.

Мне монахи пришли на ум. Она и с ними сотрудничает?

- Ты уверена, что базу генерала уничтожили?

- Процентов на девяносто, - сказала она. - Могли, конечно, снять копию. Но думаю, Коровин проследил, чтоб тщательно все подчистили. Все возможности у него для этого были. Единственно ради прикола мог сохранить экземпляр.

- Теперь понятно, откуда у него появился перспективный бизнес.

- Это у тебя от былого только думы остались, а он капиталы все перевел. Я пока не знаю, что за интерес у него к тебе. Но несомненно одно: ты в фокусе. Захочешь поделиться со мной - звони. Пока. Информация для тебя собрана, упакована, сейчас прибудет на твой ящик.

И она прибыла.

Я тут же открыл фотографию Ваваки дорубежного образца. Здесь ему было за пятьдесят. Лицо широкое, круглое. На таком вполне уместен толстый славянский нос. Глаза серые, внимательные. Небольшая родинка над губой. Вполне возможен в качестве Гартмана.

Образование - юридическое. Несложный послужной список: устроился по специальности в строительную компанию, где, постепенно прибрав бразды, изменил стратегию предприятия в нелегальную сторону.

Криминальная деятельность вполне традиционная для того времени: дань со строительных компаний, посредничество в госзаказах (распил, откат). Насчет более экзотичных занятий, как то: торговля оружием и наркотиками, крышевание проституции, кражи и грабежи сведений нет. Приписывают несколько убийств и участие в ОПГ 'Опаньки!', но бездоказательно. Был знаком с Гартамоновым, истинным генералом от МВД, и более того - дружен. Возможно, это знакомство и повлияло на доказательную базу по мокрым делам.

- А вот кусок - просто прелесть, - сказал планшет голосом Бабки. - Ты просто обязан за него хорошо раскошелиться. Будучи студентом юрфака, сканировал за небольшие деньги мозги желающим, якобы с целью сохранения и дальнейшего - когда-нибудь - воскрешения.

Техники сканирования, конечно, в то время еще не было. Хотя н/ф рассказы на тему появились задолго до. В том числе один - мой.

Год 2040: вполне легальная, за несколько месяцев до огласки (и через восемь лет наблюдения за мной), инкарнация в один день с Гартамоновым. Присвоение себе биографии генерала и его фамилии. А потом - Рубеж, ажиотаж, эйфория, неразбериха с юридическим определением личности, с паспортизацией и учетом, что дало возможность Ваваке тщательно замести следы.

Здесь было на целые сутки увлекательного чтения. Кроме того, основные сведения были снабжены массой ссылок, пройтись по которым заняло бы еще несколько вечеров. Слухи, не обеспеченные фактами, непроверенное враньё были собраны в отдельную папку.

И кроме того - склонен к живописи. И даже несколько собственных поделок (и подделок) удалось продать. Что косвенно подтверждало идентичности Ваваки с нынешним Гартамоновым.

Средь журналистов у него было свое прозвище: Профессор Натюрморти, удачно сочетавшее принадлежность живописи и убийству.

По мере того, как день убывал, Викторович надирался всё основательнее. Его расспросить, что ли, пока пьян? Два-три слова сможет связать? Однако поразмыслив, я решил, что пока светиться не стоит. Я просидел в своей комнате за планшетом до глубокой ночи.

Однажды за дверью послышался невнятный шорох. Скрип, как будто кто-то подкрался к моей двери. Поскребся в нее или мне показалось? Джус - может, у него тоже новости для меня? Завтра надо непременно с ним поделиться своими. Викторович? Может, пронюхал про них - перехват работает, защита взломана - и теперь хочет принять меры, чтоб новости не пошли по свету гулять? Впрочем, вечером был настолько пьян, что, общаясь с хозяином, кроме несложных личардовых фраз - да, я, всё в порядке, слушаюсь - ничего в телефон произнести не мог.

Я в свою очередь подкрался к двери: тихо. Открыл: никого. Вернулся в кровать.

Что делать теперь? Отказаться от сотрудничества с Гартом, пробормотав неуклюжие извинения? Слишком много мы с Джусом знаем, превратит в челомутов, к Бабке не ходи. Продолжать делать вид?

Отступать некуда. За нами Лета. Хотя некоторые считают, что Стикс.

В коридоре стукнуло, будто что-то уронили на ногу или на кошку, ибо раздался визг. Я решительно, уже не крадучись, выскочил в коридор и замер, ошеломленный: мне показалось, что в конце коридора Пушкин мелькнул, повернув к лестнице. Я, конечно, кинулся вслед - любой бы на моем месте кинулся - но никакого Пушкина, разумеется, не настиг. Внизу горел ночной свет, и было абсолютно тихо.

Я ворочался, не мог уснуть. Гартамонов, Вавака 'Гартман' Коровин. Да еще Пушкин перед глазами - в кургузом сюртучке, с растрепанными бакенбардами. 'Это я с Олениной расцарапался', - объяснил он. Спал или не спал, а на следующий день вслед за ужасной правдой о моем клиенте последовало еще одно событие. Касающееся других, не менее сокровенных тайн этого дома.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ЗЕЛЕНАЯ КОМНАТА

Мы 'оттуда' приходим, но и постоянно какая-то нас часть живет 'там': точно там ведутся нам послужные списки, - вообще есть о нас какая-то переписка, мысль, надзор, когда мы ходим и делаем свои дела здесь, в нижнем этаже вселенной.

(В. Розанов, из письма В. Брюсову, 20.10.1901)

Всю ночь меня преследовали звуковые галлюцинации. Шорохи, скрипы, дыхание, сопение, чавканье. Неразборчивое бормотанье. Шлепки босых и не босых ног. Словно где-то рядом происходила интенсивная психическая активность.

А перед самым рассветом я встрепенулся от звонка Бабки.

- Каспар объявился, - доложила она.

- Где?

- Да уж не у вас ли? Его фанк рядом с твоим. Твоему подфунивает.

Я спустился вниз и понял, что не все звуки мне снились. Кое-какие доносились до меня из реальности, проникая сквозь сон, двери и этажи. Об этом свидетельствовали выпотрошенные холодильники, разворованный буфет, незнакомые запахи, клочки мусора и даже кучка дерьма. Впрочем, дерьмо было оставлено псом. Наверное, он кого-то здорово перетрусил. Я мгновенно вспомнил глюкоподобного Пушкина.

Похмельный Викторович, дыша этилом, бродил меж куч и тихо стонал. Бледный, как если бы был призраком или при смерти.

- Что все это значит? - в растерянности спросил я.

- Ты по пьяне разбой учинил? - более сердито спросил Джус, трепетно относившийся к запасам еды.

Но личарда только рукой махнул и ушел за половой щеткой. У меня немного отлегло от сердца, едва я догадался списать звуки, Пушкина и разбой на разгулявшегося на всю ночь Викторовича.

Джус злился. Мне же надо было улучить полчаса и рассказать ему о Ваваке. Я улучил, выманив его в сад.

- Он здорово наследил на этой земле. Надо было избавиться от преследований и наездов. Сменить внешность и документы. Да и возраст-вор давал о себе знать. И тогда он начал искать выходы на Силикатный Завод, но какого труда это стоило! Какие суммы были вложены! Какие величины вовлечены! - Я словно сыпал строками беллетризованной биографии. - Ведь пришлось кое-кого отодвинуть.

- Каким образом?

- До ППЖ он сотрудничал с милицейским чином, с истинным Гартамоновым, который его прикрывал. Через него и устроил себе реинкарнацию. И вместе с ним. Только по воскрешении завладел его документами. А сам типа 'умер', неудачная получилась реинкарнация. Тогда как на самом деле был умерщвлен милиционер, - резюмировал я. - Более того, он даже Викторовича сумел протащить вместо одного министра.

Реакция Джуса была однозначной: как можно быстрее отсюда валить. А пока Гартамонов-Коровин нас ловить будет, придумаем, что-нибудь.

Мы решили подняться к себе, чтобы собрать вещи. Потом - в гараж, где кроме Вадимовой 'поезжайки' парковалось, как правило, еще пара машин. Не на трех же они уехали.

Мы, экипированные, уже спускались по лестнице, как вдруг Джус замер и сделал мне знак: тихо. Я тоже застыл. И услышал прямо под нами явственное бормотанье. Голоса были странные, один какой-то кошачий и вероятно визгливый, если б ему дать волю. Другой - хриплый, с рычащими переборами. Это напоминало разговор кошки с собакой. Впрочем, собеседники изо всех сил пытались говорить как можно тише.

- Это что ж за пытка такая. При нынешнем-то изобилии... - промяукал один.

- Тело есть скверна... - рыкнул псигласый. - И все же приятно эту скверну кормить. Есть в плотской жизни свои прелести.

- Тсссс...

Голоса смолкли, видимо, сообразив, что к ним прислушиваются. Тогда, уже не таясь, мы бросились вниз, но не успели достичь крайней ступеньки, как из-под лестницы выскочили и скрылись в открытой двери галереи две нелепейшие фигуры. Одну я не успел разглядеть. В другой узнал своего Пушкина.

Мы конечно догадались, что это челоморфы. Откуда они - вопрос не стоял. Слишком много дверей в этом доме были от нас заперты. Видимо, хмельной Викторович одну из них забыл замкнуть.

Джус пошел ловить Викторовича (который в свою очередь ловил чмо), чтобы вытащить или отнять у него ключи от гаражных дверей. А я вышел во двор: может, их удастся взломать.

Вчера таяло, а за ночь дорожки схватились ледяной коркой. Дверь гаража оказалась не заперта. Что это у Викторовича, день открытых дверей?

Посреди гаража тупой мордой к воротам стоял бронированный армейский джип. За ним пряталось что-то более мелкое, штатское, пять или шесть машин, одна - гоночных очертаний, однако я решил, что для нашего с Джусом побега джип как раз подойдет. Когда-то я неплохо с таким управлялся. Я подошел, открыл дверцу и тут же отпрянул: внутри уже кто-то был. Что-то возилось там, на сиденье водителя, косматое, толстое неуклюжее, кто-то еще готовился к бегству помимо нас. Да без ключа не смог или не успел завести. Я испугался. От неожиданности. Я чуть не огрел его баллонным ключом. Однако тут же сообразил, что это приятель тех двух организмов, что пировали под лестницей.

Узкий лоб, косматые брови, из-под которых внимательно и спокойно на меня смотрели маленькие круглые глаза. Волос на голове было много и все встрепаны. Лицо - в поперечных и продольных морщинах, словно составленное из паззлов. Одет челомут был по-зимнему: в куртку, армейские утепленные штаны и военные же ботинки. Вероятно, тут же в гараже подобрал. Все это было ему велико, ибо был он, насколько мог я судить, примерно метров полутора. Чмо. Чел меньше обычного.

Забытый иррациональный страх окатил меня даже секундой ранее, чем узнаватель прореагировал: Каспар!

- Догадываюсь, ты Торопецкий, - сказал он. И я еще более испугался. Оцепенел, у меня едва не отнялись ноги. - С таким ужасом на меня еще никто не смотрел.

Однако вид его был столь несуразен - жалок и слаб - что в следующее мгновенье я разразился хохотом. И потом, после длительного приступа истерического удушающего смеха, ужас ушел.

Видимо ему было известно, что я в замке гощу.

- Сколько лет, - сказал я. - Что же, накинешься?

- Не сейчас, - сказал он.

Голос у него был нормальный и даже приятный - этакий бархатный баритон. Однако нынешняя комплекция не давала ему никаких шансов в единоборстве со мной. К тому ж я заметил, что вместо левой руки у него была птичья, или вернее, куриная лапка. Понятно, почему он долго не мог завестись.

Мне вдруг стало безумно жалко его - до спазм, до стесненья в груди. Странно. Я давно ничего подобного ни к одному существу не испытывал. Господи, воля Твоя! Ну почему Ты даешь этому негодяю власть так издеваться над подобьем Твоим? Нет, надо этого Ваваку Коровина укоротить.

Панический ужас, истерический смех, жалось, словно заноза в груди. Ничего себе гамма чувств за какие-то пять минут.

Где он был последние тридцать лет? Что с ним было? Я не мог не поинтересоваться, не расспросить. Вначале нехотя, потом всё оживленнее он мне вкратце поведал следующее.

По эпизоду в самолете признали виновным его. Он был лишен майорства, попал под арест. Однако, учитывая его безупречную службу и ловкость в определенных делах, Депо продолжало его использовать, но уже не как майора, естественно. Он не оставлял попыток найти меня, но Депо держало его на коротком поводке, что провоцировало инциденты, фактически он перманентно попадал под арест. Однако еще не был серьёзно наказан, еще не докатился до чмо. Гарт приметил его и использовал в своих целях. А потом, к чему-то придравшись, обратил его в челомута и определил у себя. Мотивируя тем, что в общих местах отбывания наказания его содержать нельзя: слишком много знает и о делах депо, и о Гарте конкретно. Очевидно, Каспар был ему нужен в единоличное пользование, и он присвоил его - так выходит. А теперь и меня хочет присвоить? Каспару он сообщил, что насчет него принято решение об аннигиляции, и Гарт его прячет чисто из милости, вот так.

- А чего ты от меня добивался? - спросил я.

- Я тебе чуть погодя растолкую, - сказал он.

Каспар, как и его соседи по кунсткамере, был снабжен чипом с отсечкой. Полагаю - и Каспар полагал так же - чтоб труднее было его засечь. Время от времени чип активировали для синхронизации с базой.

- Видишь ли, ему доставляли удовольствие беседы со мной.

Вот зачем ему сделали такой выразительный голос.

Джус, однако, не шел. Я начинал беспокоиться. Но и любопытство я не мог игнорировать. Когда еще представится случай закрыть тему и прекратить это затянувшееся преследование?

- Кто ж ты такой? - спросил я. - Откуда взялся на мою бедную голову и чем я виноват перед тобой?

- Кто я такой? У меня много ночей ушло, чтобы это понять. А почему именно ты - так ведь я частично идентичен тебе.

- Неужели микс?

- Вроде того. Только тот второй во мне - вроде вируса.

Каспар долго, по капле, с пространными отступлениями и паузами излагал мне то, что ниже уложилось в несколько строк.

Он случайно возник. Как и все мы рождаемся, в общем-то, совершенно случайно. Помимо своей воли бываем призваны к бытию. В одно из моих умерщвлений на пустой базе-болванке была обнаружена посторонняя конфигурация. То есть, это должен быть я, но фанк был от моего отличен. Это заметил один из служащих, но делиться открытием ни с кем не стал. Внедрил эту конфигурацию в тело. Так появился Каспар. Он назвал его так по аналогии с известным некогда лузером Каспаром Гаузером. Некоторое время он его наблюдал и воспитывал. А потом подопечный сбежал. Пропажу тела из инкубатора, конечно же, обнаружили, но Каспаров восприемник не раскололся.

- Но почему же за полстолетия ППЖ таких случаев - спонтанных марьяжей, я имею в виду - больше не наблюдалось? - спросил я.

- Наблюдалось, у Гартамонова есть сводка. Сколько фигурантов в списке, он мне не сказал.

- Вирус того света? - догадался я. - Значит, заражение ВТС есть разновидность микса?

- Какая-то часть - несомненно. И потом, что и кого считать вирусом. Вот залетел кто-то там от тебя, тоже умерший - каплей твоей памяти, частью индивидуальности, интеллекта. И вот, пожалуйста. - Монстр куриной лапкой ткнул себя в грудь. - Так может, вирус - ты?

Я кажется понял цель его преследований, его жгучее желание сгореть сообща. Ему требовалась коррекция.

Минуту спустя он сам заговорил об этом и эту мысль подтвердил. Попытки микса со мной были предприняты ради того, чтобы выровнять положение. Вирус нейтрализовать или действие его ослабить.

- Ты бы мог поделиться со мной этими сведениями, - сказал я. - Но пожадничал, и вот результат: пришлось с генералом делиться и превращаться в чмо. Так кто же, все-таки, этот второй?

Это было существенно. Может он - негодяй или лузер, или вообще паук.

- Знаешь, как в силлогизме: обе посылки должны иметь общую часть. Субъекты микса должны быть повязаны между собой - общим понятием, темой, интересом, настроением. Должно быть общее поле. Только на основе этого общего возможен микс.

'Что у меня общего с Аликом? - мысленно возмутился я. - Да я с ним на одном поле...'

- Что у тебя общего с тем существом, с котором вы смешались во мне? - одновременно спросил он. Я может и обнаружил бы что-то общее, если бы знал, с кем. - Я думаю, самое интересное, что в этом мире есть - это характеры, - продолжал он. - Уникальность, самобытность, неповторимость каждого. Отсюда фанк. Микс дает новый характер. Может получиться гремучая смесь.

- Ну-ну, - подбодрил я. - Колись, кто этот другой. Какой-нибудь пироман или пожарный?

Я сам содрогнулся от этой догадки, ибо пироман-пожарный фигурировал в одном из моих романов и был тот еще изувер. Кстати, тоже майор. Но Каспар вместо ответа опять увел разговор в сторону.

- Любопытно было бы рассмотреть нас с тобой с точки зрения двойников, копий, разлома, распада, раздвоения личности, а так же с точки зрения микса. Мораторский, Тороморский, - бормотал он, в то же время прислушиваясь. - Жаль, что времени нет, нас с минуты на минуту найдут. Но хозяин любит порассуждать об этом.

- Кстати, то, что он замышляет - с твоей подачи? Идея с миксами - твоя? Он знает, что ты мой микс? - торопливо спросил я.

- Боюсь, он тебя далеко не во все свои планы посвятил. Там в Кунсткамере мастера на всякие идеи.

Я понял, что он о запертой комнате говорит. Оттуда и сбежал, видимо.

- И много вас там?

- Достаточно. Как бы тебе самому там не оказаться.

- Что же делать?

- Боюсь, бежать нам бессмысленно.

- Зачем же бежал?

- Я просто погулять хотел.

Я услышал, как поднялись и опустились ворота ограды, во двор въехал автомобиль.

- Надо объединить наши усилия. - Он торопился. - Вдвоем что-нибудь придумаем.

В следующее мгновенье в дверь ворвались Викторович и собака. А с противоположной стороны вылезли из машины Вадик и Гарт.

Каспара увели. Его даже отрубать не стали, сам шел, колченого, вразвалочку. Я следовал метрах в трех позади и не собирался отступать до тех пор, пока не получу исчерпывающих объяснений. Поднимаясь на крыльцо, Каспар оглянулся на меня и сказал:

- Служи! Бери пример с Викторовича. Ведь тоже с ничтожества начинал, а гляди как возрос!

За что получил от Помазка толчок в спину.

Мы вошли в дом, прошли через мизантропическую галерею, Викторович отпер запретную дверь. На это раз я был проворней и успел в нее проскользнуть. Вот что открылось моему изумленному зрению.

Помещение за дверью было размером с наш обеденный зал. Только какое-то безуглое, почти что овальное. В нем было полно расставленных в произвольных позах, недвижных, но думается, все же живых организмов - подобно музею восковых фигур или складу скульптур.

Большинство было в том же карикатурном виде, что и Каспар, то есть, стопроцентные и несомненные чмо. Некоторые имели шаржированные черты известных в прошлом - по крайней мере, мне - личностей, словно они сошли с картин в предыдущем зале. Как, например, композитор Мусоргский. Другие напоминали существ мифических: Горыныча, бабу Ягу и прочую небывальщину. Иногда черты тех и других объединялись в одном. Несколько тел было вполне нормальных. Эти, одетые по моде тридцатых годов, стояли отдельной группой, напоминая немую сцену из 'Ревизора'.

Несомненно, под одеждой фигуры были облечены в сетчатые либо нитяные корсеты, какие используют в медицине и телопроизводстве, в лазаретах, а чаще всего в местах заключения для укрощения буйствующих челомутов. При нажатии на пульт в руках надзирателя такой смирительный корсет сковывает тело, не давая ему двигаться, а заодно и упасть, если вдобавок отключается и сознание бедолаги.

Всего здесь было около полусотни фигур. Фоном для этих форм были убранные зеленью стены. Пушкина нигде не было видно, из чего я заключил, что он пока что в бегах.

Викторович подтолкнул Каспара к стене и поднял пульт. Прежде чем замереть подобно прочим, Каспар успел принять непринужденную позу.

Тут же был затерявшийся среди чмо Джус. Он сидел, прислонившись к стене и свесив на грудь голову. Очевидно, отрубленный электронной дубинкой Викторовича.

Я попытался привести его в чувство. Потрясенный лавиной информации, я даже не мог с надлежащей яростью прореагировать на плачевное состояние моего друга. Он тем временем приходил в себя. Когда ж я собрался устроить Викторовичу разнос, его и Гартамонова в помещении уже не было.

- Я, как папа Карло над буратинами, над этими чмо тружусь!

Голос Гарта звенел в галерее. Викторович виновато оправдывался, причем на устаревшем сленге, что вернуло меня к представлению о Гарте как о Ваваке.

- Да что я, в натуре, как пёс какой...

Дверей за собой они не заперли. К чему? Все равно мы уже в курсе.

Официально генетическое моделирование все еще под запретом. Однако если есть свой лазарет, то почему б и не заиметь личный чмольный? Тайно от всех. И даже такие экзотические экземпляры в нем завести, как Черномор или Живая Голова из поэмы Пушкина.

Считая отсутствовавшего поэта, всех челомутов я насчитал сорок девять. Не хватало кого-то одного для круглого счета. Интересно, кого?

- Оказывается, этот пьянчуга, - сказал, придя в себя, Джус, - вчера поздно вечером к ним поболтать зашел. Активировал троих собеседников. И то ли уснул, то ли оплошал как-то иначе. Только они его самого дезактивировали и разбежались, конечно. К тому же не кормлены были, пока он бухал. А он только наутро, очнувшись и протрезвев, спохватился.

- Это он тебе так сказал?

- Частично. Но больше я сам догадался.

Я, наконец, внимательно осмотрел помещение, выглядевшее живописно. Было, во-первых, много зелени, вьющейся по выступам и барельефам, украшавшим стены, замыкавшиеся в овал. Из-под зелени выглядывали фигурки зверьков и леших, черепа, скелеты, атрибуты алхимии и ведовства, проступали стволы и корни деревьев, порой похожие на куриную лапу, как будто избушка из моих трипов и снов пыталась войти. Очевидно, это и была та самая Зеленая Комната (ЗК), о которой то и дело упоминал кто-либо из туземцев. Надо отдать справедливость - выглядело волшебно. Автоматическая подпитка, замаскированная под элементы конструкции, подвала к корням органику и минералы. Кое-где распустились цветы.

Свод был набран из темно-зеленых чешуек, более крупных по краям и уменьшавшихся к центру, создавая иллюзию купола. Зал имел овальную форму. С четырех сторон, в вершинах овала, располагались ложные окна. Одно представляло собой зеркало. В ближайшее фальш-окно заглядывал месяц рогат.

Одна из разновидностей безобразного - безобразное исполнение. Можно прекрасно изобразить отвратительное, а можно скверно - прекрасное. Эти безобразные существа были выполнены превосходно.

Искаженные, искореженные, уродливые, словно тролли; горбатые злые гномы; тощие и двухметровые, как дон Кихот или Кощей. С хвостом, как у рептилии, с хвостом, как у кота, с жабьей мордой или личиком херувима; с копытами, рогами и свиным пятаком; человек-цветок, человек-червяк; обезьяна; застывший Каспар с птичьей лапкой; руки-ножницы из Вадимовых грёз; трехглавый Горыныч, весь в буграх и бородавках; баба Яга, с открытым ртом, как бывает в задумчивости; борода профессора Доуэля на штативе и прочие образцы безумия. К счастью, наиболее вопиющие уродства были скрыты одеждой. Впрочем, были и вполне нормальные, как я уже говорил. А если всю эту биомассу активировать? То-то будет переполох. Я спросил себя, ибо больше некого, если эти растения, вьющиеся по стенам, существа безотходные, то кто за челомутами убирает дерьмо? Ведь они бывают, как показала ночь, очень прожорливы. Неужели Викторович справляется? Впрочем, вероятно параллельно предусмотрено и внутривенное питание, а иначе как быть?

Я остановился перед Менделеевым - тем самым, эскиз которого, где он сопряжен в марьяже с ослом, находится в галерее. Это издевательское изделие примерно соответствовало своему живописному изображению, то есть было с хвостом, копытом, и ушами осла. Только здесь этот химик был - по Вадиму - синий. Сколько себя помню, всегда находились желающие извратить прошлое, опустить гения, нагадить в руки ему. Подобная смердяковщина мне претит. Я решил, что так просто это Ваваке с рук не сойдет. Это была уже вторая причина, чтобы по-своему - как именно, я пока что не знал - разобраться с ним. Мне уже не хотелось бежать из замка сломя голову. Да, я сыграю с ним, но по своим правилам.

Джус осматривал паноптикум с другого краю и почему-то кряхтел.

Гарт вернулся через полчаса - один, без Викторовича. Приветливый, переодевшийся, посвежевший. И возможно, позавтракавший тем, что осталось в разоренной кухне.

- Здравствуйте, человечки! - поприветствовал он свои изделия. - Если ты с человечками по-человечески, то и человечки к тебе со всей душой. - Он небрежно потрепал ближайшего по щеке.

Я осторожно дотронулся до Менделеева - и тут же отдернул руку: он мне показался холоднее льда. Во всяком случае, не соответствовал температуре живого тела.

- Здесь не все еще снабжены биотелами, - сказал Гарт. - Это муляж. Я называю его Серко, что значит Серебряное Копытце.

Не все присутствующие фигуры были воплощены в белок, а из тех, что были - не все оказались загружены, многие оставались пустыми, ждали, возможно, меня. Не знаю почему, но я почувствовал некоторое разочарование, хотя еще минуту назад негодовал против генных экспериментов

- Эти уже разумны, - комментировал Гарт, обходя ряды и группы. - Этот - лучший мой живописец. - Он ткнул пальцем в одного из горбатых. - Этот - собеседник толковый. - Кажется, в качестве собеседника был мяукающий субъект из-под лестницы. - Пустые болванки. - Он небрежно кивнул на группу фигур. - Бунтовщик, - обронил он, проходя мимо Каспара.

Что касается их истинной принадлежности, то наверняка все они - осужденные из подвластных Гарту учреждений.

Я спросил:

- Кто они были в реале? Почему они чмо?

- Это люди из моего прошлого окружения. - Он указал на группу нормальных, стоявших особняком. Впрочем, нормальность их тоже была относительна, ибо выглядели они, как в доброе старое время, то есть не без природных недостатков и даже уродств. Нынешние тела чересчур правильные, за редким исключением, вроде Мункара. - Это Гоша Донских, наш лучший сыскарь и мой личный друг. - Гоша был слегка лопоух. - А это мой зам. - Заместитель был горбонос и чересчур волосат. - Когда он умер, я места себе не находил. Сорок восемь чтецов сорок восемь часов читали над ним псалтирь.

Мне показалось, что его глаза и впрямь влажно блеснули.

- Водитель. Секретарша, - знакомил далее он. Секретарша была прелестна. - Это просто бойцы, что жертвами пали в борьбе роковой. Все они выращены из исходного биоматериала. Их могло быть гораздо больше, догадайся я раньше забирать материал у своих людей.

- Какой смысл? - спросил я.

- Я вот припомнил вашу фразу: зачем бессмертие, если наши друзья мертвы? Новые как-то не заводятся, да и не хочу я их, новых. Так хоть тела сохранить. Не сомневаюсь, вам бы тоже хотелось своих с того света вытащить.

Разумеется. Если они сами не прочь.

- Ведь вам приходилось иметь дело с монахами? - продолжал он. - Вам, как борцу с их ересью, знакомы ее постулаты? Монахи утверждают - а вдруг они правы - что личность есть эмиссар сознания, продукт и инструмент для его деятельности в мире сем. И я даже склоняюсь к тому, что там действительно существует нечто по отношению ко мне базовое, и я являюсь лишь частью его, присущим ему свойством. Сознание, выделяющее меня из себя и делегирующее в этот мир как личность, как эманацию. Или - если в терминах квантовой физики - редуцируемое в классическое состояние, чтобы иметь возможность существовать в этом классическом же, безусловно классическом мире. В терминах контрразведки, сознание - Центр, а личность - его шпион и агент. Но не просто соглядатай и созерцатель, а и творец, который своими творческими достижениями обогащает базовое сознание, поставляет материал для строительства его мира и заставляет гордится собой. И может быть существует род соревнования между сознаниями, формирующими каждый свой, отличный от соперника, мир. Знаете, я уверен, я убежден, что ваши монахи правы. Вот вы, знатный ходок, неужели не чувствовали ни разу где-то вблизи чьего-то обнадеживающего присутствия?

Чувствовал! Еще как чувствовал! Это общее место каждого трипа, это само собой. Такое при каждой ходке бывало, даже когда вслед за Каспаром спускался в ад. По первости это пугает, вызывает почти священный трепет, что обычно бывает в присутствии божества. Потом привыкаешь, как привыкаешь к присутствию любого начальства и уже не отвлекаешься на него от своих дел. Вероятно, те, кто сумел дальше проникнуть, знают больше об этом присутствующем. Но я не знал.

Представление о загробном существовании, как ничто иное, влияет на наше существование здесь. У христиан - свое, у буддистов - свое. У современного человека их множество. От множественности параллельных эвереттовских миров до множества земных миров в существующей бесконечной вселенной.

Сознание - Центр, личность - его агент? Это, конечно, слишком, но не особенно противоречит значительной части моего рассудка. И тысячелетнее православие в генах сидит, не дает погрузиться в отчаяние. И еще более, чем тысячелетнее, язычество, когда с духами умерших общались и обращались запросто. Так что меня скорее в обратном убеждать надо - что умираем без остатка, без надежды, совсем-совсем.

Индивидуация как редукция волновой функции? Такая идея взаимоотношений 'сознание-личность' для меня не нова, да и для Гарта, думаю, тоже, она постоянно дискутируется, например, в интернете, да где только не. Сформирован круг поклонников этой идеи, и даже лидер средь них какой-никакой есть. Кажется, тот самый Манилов, с которым я когда-то в лазарете реабилитацию проходил.

Все это стоит где-то рядом с косноязычными намеками Джякуса. Однако ни Джякусу, ни Манилову я в свое время не внял.

- Как-то не по-копеган... некопенганг... - заикнулся я. 'Не по-копенгагенски', хотел сказать, но он понял. - Минуточку, - продолжал я уже без заминок. - Давайте утрясем. Совершенно напрасно вы эту идею к монахам пришили. Среди них каких только не бродит идей, лишь бы противоречили существующему варианту бессмертия. От религиозных ересиархов-фанатиков до непризнанных гениев от науки и онтологии, которым не повезло с академическим признанием. Для кого-то нейроны - носители его личной драгоценнейшей информации, кто-то считает мозг посредником и едва ль не паразитом, и поэтому его надо убить. Смерть как благость, как вытаскивание в иной, лучший мир. Смерть есть высшая справедливость, ибо благость сия не минует никого. Что память в том или ином варианте продолжает существовать после смерти, что там есть носитель духа умерших - охотно могу допустить.

Монахи и уголовники, братия и братва. Вот оно как обернулось-то. С распальцовками и понятиями войти в двадцать второй век?

- Миксы - этому подтверждение, - азартно продолжал Гарт. - Взять так называемого Накира. Мы оттуда извлекли то, чего здесь никогда не было. Мы нащупали этот микс и вытащили его на голую базу. Почему бы не вытащить с того света личность покойного? Задача - ее там обнаружить, найти. Нужен хороший ходок.

Или заклинания. А также столоверчение, некромантия, камлание, Чичиков.

- А если он не пойдет? - спросил я.

- Вытащим, - сказал Гарт. - Может, иные только того и ждут. Кто-то дело всей жизни не успел завершить, кто-то просто женщин не долюбил. Кто-то мечтает взять реванш или кого-то убить - полно таких. Кому-то надо что-то поправить, к лучшему изменить. Надо вынудить такого себя проявить. Соблазнить для этой жизни. Возмутить, обидеть, заинтересовать. Заставить выделиться в белом шуме. Довести, например, до Бориса, что Светка ему, мертвому, с Виктором изменяет. Итак, он выделяется на сплошном фоне, тут его каюр - хвать. Совершает микс, который и фиксируется на базе. В общем, пока - микс. А там видно будет.

Собственно, он сам являл собой образец микса: Гартамонов + Вавака. Я пока продолжу его Гартамоновым называть, хотя Коровиным вернее будет.

- Вот тут-то вы мне и нужны, - продолжал микс. - Я не настолько ловок. И понял, что, Накир, к сожалению, не наследовал ваш дар. Представьте, что тело - действительная, а душа - мнимая часть микрокосма. Но вот наше тело мрёт, - он так и сказал, - и мы целиком переходим в мнимое поле, в бестелесное. И в нем, без тела, без органов, обитает душа. Это поле - неисчерпаемый резерв бытия. Там вся тусовка - Пушкин, Наполеон. Мы просто извлекаем его издалека и размещаем поближе.

Джус переводил с Гарта на меня и обратно изумленный взгляд, но пока что помалкивал. Его вид охладил меня. В самом деле, что за сказки про чудо-юдоль?

- При условии, конечно, что это мнимое поле - есть, - сказал я. - И потом, вы забыли про вирусы.

- Для этого есть карантин, санитарный кордон.

- А могут и не только вирусы хлынуть, а совсем неведомо что. И вообще, могут быть непредвиденные последствия.

- Попробуем одного. А вдруг пойдет? Воскресить свое былое окружение: родных, друзей, единомышленников, врагов, любовниц! Вернуть их в мир очевидностей, в Евклидов мир! Воздвигнуть - дружины! Хоры!

Уж на что я бывший фантаст, но такое! Хотя попытки воскресить прошлое неоднократно предпринимал. Разумеется, на бумаге.

А если еще, как он вообразил, из них миксов настряпать? Это же армия преданнейших тебе солдат.

- Чтоты-чтоты-чтоты! - воскликнул Джус.

- На этом, пожалуй, поставим сегодня точку, - сказал Гарт.

Но точка обернулась незапланированной запятой. И он, безо всякого понукания с моей стороны еще полчаса с энтузиазмом рассуждал о том, как по отношению к предкам это будет нравственно и учтиво. Странно для такого пунктуалиста, хранителя времени. Не иначе был очень заинтересован во мне.

Я вспомнил мнение Мункара о послесмертии, скептическое, но от этого не менее убедительное. Человек умер, а эхо осталось. Сидит там бедное чье-то эго, эхо - в беспросветности, безысходности. Так что вытащить его оттуда - нравственно и этично, и это есть наш единственный и непременный долг.

А может, мы там не просто продолжаем существовать, но и действовать (по-своему, конечно) в поле коллективного бессознательного. Но вот вынутый с того света, давно умерший, но воскрешенный - вспомнит ли потустороннее?

- В конце концов, это наш долг. Общее Дело. Знаете, только жгучее желание сохранить любимых заставит толково решить вопрос воскресения. Любовь и сострадание спасет мир. Представьте, Пушкин, чье тело давно рассредоточилось по телу земли...

Тут распахнулась дверь, и затравленный Викторовичем Пушкин влетел в Зеленую Комнату. Хотя затравленным выглядел скорей уж Викторович, красный, одышливый, потный, следовавший за ним.

- Как хотите, но я науку на уши поставлю, но своего добьюсь. Этот мир не имеет значения без умерших. Либо будет по-моему, либо не будет никак. Или найдут мой хладный труп, или найдут труп этого хладного мира, - заключил Гарт. - Я вас более не задерживаю.

Мы с Джусом немедленно удалились. У дверей я оглянулся: беглец, взятый в корсет, уже окаменел, как памятник покойному Пушкину.

Кстати, какие дела у Ваваки с Каспаром? Забыл спросить.

- Ишь, какой инженер, - только и сказал Джус, как только мы остались одни. Нам обоим нужно было время, чтоб разобраться со всем этим безумием.

- Вряд ли он сам занимается генженерией, - сказал я. - Скорее всего, использует подвластный ему аппарат.

Теперь, когда рядом не было Гарта, а был скептический уравновешенный Джус, идея об извлечении, восстании во плоти успевших, стала казаться мне еще более фантастической. Причем из разряда фэнтези, а не твёрдой НФ. Я даже недоумевал, как ему удалось обмануть мое чувство юмора.

Затем мои мысли обратились к Вадиму. Я подумал, что подобное могло возникнуть только в такой же сумасшедшей башке. Возможно, в Вадимовой и возникло, а Гарт у него заимствовал. Как привык заимствовать и присваивать чужое: деньги, бизнес, биографию и властные полномочия, людей, идеи, тела.

Я рассказал Джусу, о своей встрече с Каспаром. Тот самый безумный майор, который, в вагончике - помнишь? - пытался меня поджечь.

Джус быстро увязал в уме Каспара и Гарта, вернее, столь разную заинтересованность во мне двух столь разных персон.

- А может, эти миксы не со всеми случаются? Не всякому дано производителем быть? Тебе дано, вот он тебя и захомутал, - предположил он.

В тот же день, или скорее, вечер, я спросил Гартамонова о Каспаре.

- Это он вам подал идею о миксах?

- Надоумил, не буду скрывать.

- И об извлечениях?

- Предложил один авангардный ученый, но и Моравский в курсе. Миксы - эмпирически подтвердились. Теперь мы должны подтвердить и эту идею.

- То есть, цель нашего трипа - уже не микс, а извлечение?

- Нет, микс. Ну и извлечение. Потом.

Теперь он частенько зазывал меня в Зеленую Комнату. Наши маниловские вечера обрели регулярность. Я, кстати, фамилию Манилова однажды упомянул при нем. Гарт никак не прореагировал: либо не был знаком с ним, либо тот Манилов находился в лазарете под ником, и его настоящее имя было другое.

- Я люблю здесь бывать. Бывайте и вы со мной. Вам надо проникнуться духом грядущего.

Что это было за дух, я очень скоро узнал.

- Раньше наказывали смертью. Мы будем наказывать смехом. Подвергать осмеянию. Казнить унижением. Страшный суд обратим в Смешной. Мы будем внедрять их в тела с разной степенью неудобств. Например, с негнущимся коленом. Или с копытом. Или с петушиным гребнем на голове. В оперении и с переменой пола. Каждому своё, своеобразное.

Всё в наших руках. Золотые ослы и прочие чудесные метаморфозы. Конструкторы телесных свойств, мы можем кого угодно превратить в кого или что угодно. Приделать хвост или плавник - например, генеральному прокурору. Вам не приходилось общаться с ним? Или нет, я из него макрожопого микроцефала сделаю. И чтоб голова прямо к жопе крепилась. Или представьте себе казанову проказливого или крутого гангстера. Он большой город в страхе держал или даже страну, а мы его - в туловище с яйцами до колен, которые не только танцевать, но и ходить мешают. И чтоб их ему то и дело дверью прищемляли - как нечаянно, так и нарочно. И чтоб пенис был похож на вопросительный знак - есть такой пенитенциарный юмор. Плюс к этому похотливый зуд и физическая невозможность его удовлетворения. А как только это мутант и мудак начинает привыкать к своему положению, его еще в более неудобное положение ставить. Опускать ниже и ниже. В чмо таких очертаний, чтоб шарахался от зеркал. Чтоб от собственной тени приходил в неописуемый ужас.

Здесь наказанием и не пахло. Это было похоже на месть - порку прокуроров, соперников и конкурентов. Всё странное немного страшно. Я поёжился.

- Жестко, я бы даже сказал жестоко.

- И меня такая возможность касается, - успокоил он, - если в чем провинюсь. Да и не только меня - самого праведного. Я вам больше скажу: чмо - этот так, насмешка. Будем и ментальное уродство практиковать. Измененное состояние сознания наряду с измененным состоянием организма. Гений с примесью идиота - каково? И чтоб знал, что идиот. Но был в то же время гений. Будете поставлять содержимое, а я - формы.

'Не все умрем, но все изменимся, - писал в то же время Вадим в своей клеенчатой антиутопии. - Кто был ничем, тот станет всем, а тот, кто был в том мире кумир, во чмо обратится'.

Еще один Всевышний, усмехался и негодовал я. Очевидно, совместная командировка не прошла для обоих даром, выровняла их умственные настроения, подогнала их друг к другу. Я с некоторой опаской ждал подобного и от Сусанны, но она на этот счет помалкивала пока. Да нет, не женское это дело, успокаивал я себя. Как говорил дорубежный классик Артур Кларк, женщина и наука - страшно разные вещи. Из командировки она вернулась вместе с Гартом и Вадиком. Но мне на какое-то время стало не до нее.

'А не рыпайся! Не наследи! Раз наследил в истории - будь готов, что из тебя чмо сделают. Пушкина извлечь и на самом деле высечь! - Порка обидчиков у Ваваки дополнялась у Вадима поркой авторитетов. - А какие возможности для познания! Зажимаешь яйца в тиски, и спорные эпизоды истории двадцатого века становятся бесспорными. С кем мне хотелось бы пообщаться? С Лениным, что ли? Если это станет возможно, что б мне такое у него спросить?'

- Представляете, - говорил Вавака, вторя своему водителю и слуге, - мое личное чмо Пушкина! Оды мне будет слагать! Композиторы, живописцы, политические деятели, и всем - чипы покорности! У кого-то в коллекции Матисс, Сезанн, а у меня этот Сезанн у параши жить будет. Иосифа Сталина на цепь посажу. А из секретарши Егора Сергеича одну сплошную манду сделаю. И не дам этой манде утоления.

- Кто такой Егор Сергеевич? - не удержался я от вопроса.

- Это... такой... Мы с ним как-то не договорили. Всех воскрешу и Аз воздам. Они у меня получат. Также коммерческой составляющей не стоит пренебрегать - торговля душами, продажа их счастливым потомкам, поклонникам и фанатам - и ради миксов с ними, и так. В качестве сувениров, декоративных челомутантов, говорящих, мыслящих, но типа добрых домашних псов. Будет свой Гитлер-мопс. Можно коллекции собирать. Можно разбавлять другими личностями. Савонарола плюс королева Виктория, эксклюзивный экземпляр. Можно объединять в одно чмо устоявшиеся тандемы: Маркс-Энгельс, Кукрыниксы там, Ильф-Петров. Или конструировать новые: гибрид Пушкина и Черчилля, например. Или коллажи из трех и более лиц. Например, чмо Ильич: Чайковский, Ленин плюс Брежнев, вы жили при нем. Да и не только: пусть кто угодно может слиться со своим любимым вождем. Вот у меня Вадик почти уже объединился с Гитлером. Что еще? Памятники воздвигнем на улицах и площадях, снабженные их разумом. Какой простор для фантазий! А создание новых гениальных личностей на основе гениев прошлого! Не угодно ли, например, от Платона произойти? Можно хоть легион платоников наплодить - и никакого кровосмешенья. А для пущей гениальности - привнесть от Себя. Будет родство ментальное, по духу, а не по телу. Родней, чем сын моего тела, которое умерло полвека назад. - Про его детей мне Яга что-то не сообщила, мельком подумал я. Кажется, не роднится, если дети живы вообще. - Можно на вашей основе настряпать накиров с примесью кого угодно, всех героев земли Русской - от Чичикова до Чапая.

'А нет ли у вас мертвых душ?' - ожил в моей голове упомянутый Чичиков.

- А такие сокровища, как таланты, дар, гений умерших! Воскресить великих - мыслителей, деятелей, негодяев - и подмять их под себя, взяв власть над их жизнью, смертью, болью, унижением. Над их бессмертием. Над по сю и потусторонностью. Представьте только: Цезарь, Калигула, Наполеон! Такие люди подо мной ходят! Как поведет себя бывший великий вождь, попав под пяту более могущественного?

А вдруг так: воскресишь такого калигулу, а он - парой ходов - сам встанет во главе империи? Нет, вряд ли. Скорее всего, все эти тираны и ученые, мыслители и мучители в новых продвинутых условиях окажутся совершенно неподходящими. Ибо каждый хорош только для своего времени. А ныне будет выглядеть глупо. Пушкин в ситуации двадцать первого века будет смешон. Сталин - бессилен. Какой-нибудь Троцкий выродится в тип брюзжащего проходимца.

'Для начала возьмем всех и каждого под полный контроль. Пусть чип одновременно с трафиком и партизанскую работу ведет. Отслеживать передвижения, контакты, использовать его для прослушивания мы и сейчас можем. Надо его снабдить дополнительными возможностями. Видеть окружающее глазами носителя и транслировать, куда надо. Манипулировать через чип сознанием и поведением объекта. Анализировать энцефалограммы и трафики. Влезать в память, скачивать информацию. Переводить ее в вербальную плоскость. В дальнейшем и взлом базы освоим. Внедрение в нее нужных элементов, блоков, энграмм. Имплантация памяти, закачка некого вируса счастья, быть может', - писал Вадим.

- Вверенный мне аппарат справится с этой обязанностью, - обнадеживал генерал.

И уж было мне не понять, где Вавака, а где Вадим, кто из них генератор идей, Гарт? Или Гарт заразился безумием от Вадима, который в свою очередь от конструкта этот недуг подхватил? Может, наряду с вирусом того света, ВТС, и вирус виртуального мира уже есть? И кто-то специально распространяет через интернет такое безумие. Эту психическую эпидемию надо как-то гасить.

Впрочем, случались подобные эпидемии в истории человечества и ранее. Примеров тьма, даже приводить не буду. Хотя отчего же не привести? Например, как один фантаст распространил идею, ее подхватили шарлатаны и жулики, потом СМИ. Потом она нашла и вполне убежденных сторонников. Все ученые поначалу скептически усмехались, а потом глядь - уж и не все. Меня же задолго до массового психоза изолировали, заперли в боксе в шарашке Матренин Двор. Вплоть до сего дня я этот психоз со своей новеллой не связывал. Но сейчас подозрения есть.

Я не то, чтоб категорически против такого вида бессмертия, но и не особенно ему рад.

Однако как мне быть с расходившимся генералом? Похерить безумные планы этого мародёра? Стать сообщником? Присвоить его игру?

Солнце с каждым полднем забиралось все выше. С небольшим плюсом по Цельсию побеждала весна. В конце марта снег сошел. Викторович вызвал бригаду уборщиков, и они сгребли и вывезли выпроставшийся из-под снега мусор. Стала пробиваться трава, набухали почки. Хотя еще всего можно было ожидать. Помню, как-то в середине апреля все дороги завьюжило. В наших краях зима горазда на поздние происки.

В этих обновившихся декорациях в нашем замке и появился Джякус. Его привез Лесик. Вадим к этому времени совсем спятил и сделался невыездным.

Узнаватель идентифицировал некоего Устюжанина, однако я не сразу вспомнил, кто это такой. Я и раньше-то редко связывал Джякуса с этой фамилией.

Тело его выглядело элегантно - элитно, гламурно и как-то еще - как сейчас выглядят деятели театра.

- Торопецкий? - полувопросительно сказал он. Меня он не то чтобы забыл, но давно перестал интересоваться.

- Он самый, - сказал я.

- Что собой представляет наш меценат? - спросил он.

- О, это большой начальник! Чтоты-чтоты какой! - сказал Джус. С Джусом они обнялись.

За то время, что мы не виделись, косноязычие его выправилось, и хоть его поприщем был балет, а не драма, говорил он хорошо поставленным актерским драматическим баритоном, как правило, громогласно, и вообще сверх меры актерствовал.

Джус тут же попенял Джякусу насчет недавней подмены тела. Тот не стал отрицать своей причастности к этому забавному, как он считал, розыгрышу. Причем сказал:

- Скажи спасибо, что в женщину не превратил.

Всю эту неделю я готовился к Тайной Вечере, Джякус входил в курс дела, Гарт упорядочивал дела на службе, а однажды сказал:

- Завтра вернутся Павлов и... и Накир. - Он всегда запинался на этом имени. - Ознакомят тебя с твоим последним трипом.

- Каким образом? - спросил я.

- Сам не знаю пока. Но не зря ж они работали над этим столько времени.

Реакция Джякуса на девственное размножение, как он тут же окрестил миксы, была умеренной. Извлечения он тоже воспринял, как нечто вполне естественное. Ибо и сам когда-то развивал эту тему и сейчас не удивился тому, что кого-то, наконец, пробило заняться этой безумной затеей всерьёз. Так что вся эта антинаучная фантастика большого впечатления на него не произвела.

Вот только он не был уверен, что там ждут - не дождутся, когда мы их вызволим из небытия.

- А кому-то и деиндивидуация предпочтительней, матрица стерта, и теперь его не соберешь.

Расколбес и Атман. Любимая тема Джякуса в те еще времена. И вообще, мол, люди веками вырабатывали духовные практики, добивались несуществования ни в каких ипостасях.

На это ему холодно возразил не кто иной, как Накир.

- Глупость и трусость, - кратко сказал он. - Не быть проще, чем быть.

- Пока зверь не стал человеком, и посредством разума не выделил, не отделил себя от природы, пока был частью ее - он познавал ее изнутри в чистом и бескорыстном созерцании, был счастлив и из этого состоянии безиндивидуации переходил после смерти в сходное, - говорил Джякус своим поставленным баритоном. - Так и нам: приятно вернуться домой после странствий и приключений, после жизни и воздушных мытарств - в абсолютное небытие, туда, восвояси.

- Если не выделял себя из окружающей среды, и не предполагал о своей смертности, то получается, что и не жил. Лобные доли мозга ответственны за индивидуацию. Что поэтически выражено через библейское древо познания. Хочешь возвратиться в исходное бессознательное? Для этого надо стать дурачком. Демонтировать префронтальную кору неокортекса, отказаться от дифференциации я/не-я, стать сразу всем и одновременно ничем. Что-то ты сам не спешишь размазаться по всему сущему, - упрекал Накир.

- Я бы, может, размазался, да депо не велит. Привычка жить долго превращает существование в прижизненный ад. Мафусаилом быть не всем по плечу, а иммортелем вообще швах, - возражал Джякус. - Многие просто забиты жизнью, им не на что жить вечно, и умереть не дают. Вынуждены воровать или заниматься всяческой проституцией. Или лузеры, чья жизнь - не жизнь, а вечные судороги. За что им такие муки? Словно грешен сразу за всех. Словно не жизнь, а наказание отбывает. Впрочем, тебя я понимаю. Гимн индивидуации и должен произнести такой вот поэт, индивидуированный искусственно. Этакий чокнутый морганатический организм, комби.

- Я из тебя зомби сделаю, - сказал атлетический Накир, прижав к стене изящного Джякуса.

Я тоже разглядел в последней фразе обидную аббревиатуру.

Однако любопытно, как Алик и Накир справились с моим трипом. Я прикинул: скорее всего, смоделировали ситуацию, состряпали вип-конструкт и дадут мне в него окунуться посредством колпака Глиттера.

Так оно и оказалось в конце концов.

Колпаком Глиттера я никогда не пользовался. Я вообще считаю подключение к чужому ментальному продукту глупостью. Тем не менее, существуют и такие индивиды, которые моделируют своё ментальное поле и размещают свой конфигурационный конструкт в Альтернете для бесплатного подключения или скачивания. Позволяют проникать в себя и даже навязывают. Обычно это душевный стриптиз или дешевый эксгибиционизм. Но не без последствий для пользователя.

Не все, во-первых, психически адекватные. Я даже считаю, что все - не. Во-вторых, многие действуют с определенной целью. Распространяют свое влияние. Пытаются расположить к себе. Влюбить. Втюхать какую-нибудь идею или товар. Да и мало ли чем тебя ни напичкают. Поэтому заниматься этим без вреда для собственной личности нельзя. Можно подхватить чужой менталитет, как своего рода ментальный вирус. Все эти образы, симулякры, выработанные не тобой, могут повлиять на твою личность и иметь последствия. До такой степени, что перестаешь быть собой. Гартамонова взять - этот так перепашет!

Поэтому я до сей поры избегал колпаков.

На Вадима взглянуть: Гитлер все большие территории отвоевывал в его башке, а сам он все более терял от себя истинного. Моим шуточным предложением насчет конструкта маршала Жукова он очевидно не воспользовался. Видимо пребывание Гитлера в нем (а это - в терминах Гарта - механический микс) стало для него необходимостью. Гарт давно отстранил его от работы, он все реже занимал место за нашим столом, а однажды совсем исчез. Хотя мы догадывались, где он находится.

Кстати и колпак, к которому он пристрастился, он именовал Колпаком Гитлера.

Примерно в эти дни он записал:

'Самое ценное - это время. Куски бытия. Фрагменты существования. Мы его вместо монеты чеканить будем. Мы будем им награждать и воздавать'.

Имея протез вместо мозгов, воплотить эту теорию в жизнь он был вряд ли способен. Однако теперь-то я знал, что его тетрадью не только я интересуюсь.

Колпак выглядел вполне невинно, внешне похожий на вязанную лыжную шапочку. Вообще рекламировались колпаки всяких фасонов. Ушанка, шляпа, сомбреро, шляпка с перьями, мотоциклетный шлем, парик. Их можно заказать через Альтернет. Зрительные центры, если нужно, блокировались или перестраивались таким образом, что клиент не обращал внимания, не видел окружающего, оно заменялось виртуальным миром. Натягиваешь шапчонку, активируешь конструкт и окунаешься в имитацию, выпадая из реального мира.

Я попросил, чтобы меня оставили наедине с моими будущими переживаниями. Или точнее, с прошлыми. Алик и Накир вышли.

Было опасение, что ребятки привнесли что-то свое, чего в действительности и в трипе не было. Однако, отступать было поздно. К тому ж любопытно.

Я засек время: 21:14. Натянул колпак. Активировал, подключившись, таким образом, к конструкту, моделирующему болотный фрагмент.

Мир расплылся, как если бы я внезапно был поражен близорукостью, а потом и полной слепотой, ибо померкло все.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. ВЫХОД

Вот это, как я считаю, и есть самое главное: не грубая мука телесной смерти, но ни с чем не сравнимая пронзительность мистического мыслительного маневра, потребного для перехода из одного бытия в другое. И знаешь, сынок, это дело нехитрое.

(В. Набоков)

01 ВЫХОД

- Ты плавать умеешь? - раздался в темноте голос Лесика.

- Да плевать я хотел! - отозвался Алик.

Рядом как будто пес поскуливал. Далеко в стороне что-то ухнуло.

- Тоскливо-то как. То ли выпь кричит, то ли выпить хочется.

- Не слышу...

- Пошарь ушами.

- В каком ухе гудит?

- Это нервы звенят.

Недолго мне осталось терпеть этих оболтусов. Пуля в голову вышибает дурь.

- Это сколько же стеклотары надо, если это болото по бутылкам разлить?

Тьму порезал луч фонаря. Я наконец-то обрел зрение. Луна, черная вода, тусклые блики. Крыша - словно лодка вверх дном.

- Что будем делать, Лесь?

Я обернулся.

- Берега не сильно кисельные. Видишь, даже кусты растут. Будем охотиться на кабана, как бы этому кабану ни было горько, - сказал Лесик.

Кусты затрещали. Как будто и впрямь через них ломился вепрь. Пес встрепенулся, однако на шум не бросился, сделал круг и прижался к Алику.

- Ктой! Сто идет? Пиф!Паф! О-ё-ёй! - дурачились мои клиенты.

Рукотворное несовершенно, у природы или божества получается куда как непринужденней. Кое-что выглядело немного не так, как мне запомнилось. Озеро, например, было меньше, вдоль его берегов преобладали кусты, Алик оказался в длиннополом пальто и фетровой шляпе, а луна висела правее и выше. Кто-то из нас - я или этот Накир, на чьей памяти был основан конструкт - что-то запамятовал да напутал, позднейшие наложения исказили первоначальное впечатление. К тому же трудно сказать, как это химерическое существо, я имею в виду Накира, вообще воспринимает мир, а тем более воспоминает то, что произошло, в сущности, не с ним, а с личностями, его составляющими.

Ощущение некоторого раздвоения скоро прошло, сознание адаптировалось, скорректировало разночтения. Однако иного рода двойственность сохранялась, полностью переселиться в реконструкцию я не мог. Часть меня оставалась вовне и продолжала воспринимать подсунутый мне материал критически, с учетом того опыта, которого я набрался с тех пор.

Собака подбежала ко мне. Я от нее шарахнулся, но она всего лишь потерлась о мою ногу. Казалось странным, что она настроена ко мне дружелюбно, тогда как, помнится, на квартире у Лесика мы с ней жестоко подрались. Это все из-за того, что в моем представлении схватка с собакой предшествует реконструированной реальности - вот оно что! - едва не вскричал я. Значит, симуляция предполагает определенную свободу действий! Вряд ли я бы шарахнулся от нее в реальном болоте. Тогда еще нашей с ней драки не было. Это придавало ситуации дополнительную достоверность.

Я-симуляция и я-реальный существовали параллельно. Как двойники. Испытать - хоть и суррогатно - состояние двойничества, еще один способ обойти доппель-про, мелькнуло у меня в голове. Параллельно припомнилось жуткое и таинственное ощущение во время моего памятного диалога с Накиром.

- Однако начнем наше жестокое представление. В конце которого директор труппы и его труп будут брошены в воду, - сказал Алик.

- А как же дуэль? - напомнил Лесик.

- Ах да, дуэль.

Мне еще не доводилось наблюдать таких смачных пощечин.

- Вот те на! Сны мои ясные! Охмырел?

- Не понял? Для дураков еще дубль.

На это раз Лесик от удара ушел и нанес свой.

Решили сами разыграть представление, подумалось мне. Пусть. Лишь бы не схватились всерьез. Времени на экспромты у меня не было.

- Нет, я с тобой стреляться не буду. Дуэль - пережиток прошлого. И потом, это дело чести, а чести у тебя нет...

- Знаешь, давай лучше его убьем.

Самосохранение - атавизм. Я научился справляться с паникой. Но уж очень внезапно их револьверы оказались направлены на меня. Вероломно, я бы сказал. Тут же загремели выстрелы.

Боль была поставлена, то есть, оцифрована и подана мне, достоверно. Я захрипел, захлебнулся кровью и стал валиться в кусты. Впрочем, при всей достоверности выглядело всё чересчур глянцево, ярко, преувеличено, включая ощущение боли. В следующее мгновенье я увидел свое тело со стороны, словно отошел чуточку, не мешая ему умирать.

- Надо его обшарить. Пошевеливайся, пошехонь, - сказал Алик.

Они вынули из карманов всё, что могло удостоверить мою личность. Потом взяли меня за ноги и поволокли к берегу. В мокрое ступать им не хотелось, поэтому они просто раскачали и бросили тело в воду сколь могли далеко.

- Вот и все. Раки с рыбами утилизируют труп.

Через мгновение я и сам обнаружил себя в воде, на глубине около метра.

Водоросли, мелкие организмы. Луна в этом месте просвечивала до дна. Впрочем, мне, пост-телесному, источники света были не так нужны. Я даже мог видеть и слышать то, что происходило на берегу.

- Береги собаку, - говорил Алик. - Сохрани ее для меня. Пусть, пока не вернусь, у тебя побудет.

- Залезай на мостки, - сказал Лесик. - И вались прямо в воду. Чего я буду тебя таскать?

- Все-таки как-то не по себе.

- Бывает. Тело новое, еще лучше, выдадут. И никакой гимнастики по утрам, потянулся и всё.

Решили использовать меня как эскорт, догадался я. Интересно, с одобрения ли начальства?

Алик в своем огромном пальто встал у края мостков, спиной к выстрелу. Пока тело валилось в воду, Лесик в него еще две пули успел всадить, словно мстя за пощечину.

В воду Алик свалился с треском и всплеском, как если бы взорвался небольшой снаряд. Боюсь, не обошлось без приколов со стороны разработчиков. Я видел, как он опускался на дно, причем шляпа, удивительное дело, осталась на нем. Дно содрогнулось, накренилось, и я, то ли движеньем воды, то ли иной силой влеком, заскользил в глубину, в то же время с любопытством оглядываясь. Зрение мне было даровано таково, что видел все: от многолетних щук до комариных личинок. Одна из щук скользнула мимо меня, упруго толкнув волной.

Меня несло к середине озера. Я то катился, то волочился по дну до тех пор, пока не уперся в ряд вертикальных бревен. Я понял, что это частокол, ограждавший дом, и, цепляясь за осклизлые брёвна, встал. В ограде совсем рядом оказался пролом, выполненный как раз под мои параметры, мне даже шею сгибать не пришлось, чтобы войти.

Дом был срублен из бревен потолще, стекол в окнах не было, но горел свет. Сверху вдоль стен, кое-где доставая дна, свешивались стебли: на чердаке, очевидно, поселилась колония водорослей. Судя по тому, что крыша оставалась над водой, глубина здесь была метра три.

В ближнем ко мне торце был дверной проем. Оттуда выглянула рыбья морда и тут же спряталась, словно готовя подвох. Однако, невзирая на морду, я решил войти и вошел. Внутри оказалось даже просторнее, чем снаружи, хотя и считается, что такое есть парадокс. Моё внешнее я отметило, что зал - чтоб не фантазировать лишнего - был содран с гартамоновского, где мы частенько обедали, только мебель была почти вся вынесена, остался только наш обеденный стол. Я вдруг почувствовал голод - зачем, к чему? Прикол постановщика?

Алик уже был тут. Я его сразу узнал, несмотря на то, что он по дороге сюда сильно преобразился. Обернулся - ни много ни мало - щукой метров пяти. Однако то что, щука - именно Алик, я знал окончательно твердо, как это бывает во сне или по выходе в запредельное. Хотя общих черт с привычным мне Аликом не было ни одной. Говорить, будучи рыбой, Алик, щука, не мог, но не мог и без присущей ему иронии. Поэтому он всячески извивался, топорщил плавник, закатывал глаз и облизывался, как будто тоже был голоден не менее моего.

Он разинул зубастую пасть. Я кинулся прочь, но не попал в двери. Я сделал еще бросок, но двери опять сдвинулись. Они уворачивались от меня, сигая влево и вправо, а однажды - на потолок, наконец, им надоело играть со мной, и они захлопнулись. Дом меня не выпускал. Я заперт в нем вместе с Аликом. Лоно, бля. Я уже знал ретроспективно, что сейчас состоится микс. Чем окажется этот дом? Горном? Тиглем? Съёжится и смешает нас в фарш?

Алик вильнул хвостом и приблизился. Я в свою очередь открыл рот.

Не знаю, кто кого проглотил, он ли меня, я ли его, но внезапно я ощутил где-то в себе - предположительно в голове - чьё-то присутствие. С некоторым ужасом осознав, что этот другой-посторонний не оставит меня уже никогда.

02 ПОЛУФИНАЛ

В реальном времени всё это заняло приблизительно двадцать минут.

Нет, не всё можно впускать в себя. Подавляющее большинство информационных контентов, включая книги, фильмы, новостные сенсации и все абсолютно конструкты, этого не заслуживают. Теперь это суррогатное событие будет жить во мне, не уступая в достоверности ничему, что когда-либо в самом деле происходило со мной. Станет частью меня, войдет во все базы и никуда никогда не прейдет.

Я спросил:

- Надеюсь, вы не слишком приврали?

- Воля твоя, - сказал Алик, - хочешь верь, хочешь нет. Как говорил мой повар: потчевать можно, неволить грех. Как этот смык тебе, то есть Накиру запомнился, так мы его и воспроизвели. Так ведь, дружище?

Накир кивнул.

Я оценил новое для меня обозначение микса. Значит, это теперь называется смык. Учитывая то, что состоялся он против моей воли - я был похищен, убит, - то уместнее было бы: гоп со смыком.

- А мне можно взглянуть? - Джус протянул руку за колпаком.

- Если хозяин не против, - сказал Алик.

- Я в таком колпаке танцевал Видение Розы, - сказал Джякус. - Колпак был подключен к випу Нижинского.

- Кто такой? - спросил Алик.

Я не слышал, что ответил Накир, но они оба расхохотались.

- Я потом неделю впечатления из себя выковыривал, - сказал Джякус.

Я вообще-то слышал, что каждый воспринимает один и тот же конструкт по-своему. Содержимое випа накладывается на индивидуальную историю, на жизненный опыт клиента. Для одного в псевдо-Нижинском важны его отношения с балетом, для другого - с Дягилевым.

Кроме того, випы могут меняться. Они по ссылкам и тегам находят в Интернете все, что касается собственного прообраза, и включают в себя. В том числе, полные собрания сочинений, если это конструкт кого-либо из Толстых. Таким образом, представляя собой род саморазвивающейся структуры.

Мне было интересно, как Джус воспримет симуляцию моего трипа, поэтому я разрешил. Позже он мне сказал, что стреляли в него не из пистолета, а из орудий, и не было никакой щуки, а был слон.

- Я уверен, что это со мной уже было, - в некоторой растерянности добавил он.

Что ж, повторяю, что конструкт предлагает каждому пользователю свою историю. А если жизнь бесконечна, то ситуации обязательно когда-нибудь повторяются. Это лучшее, на мой взгляд, объяснение такого феномена, как дежа вю.

Эту же мысль отчасти буквально, отчасти по-своему сформулировал и Вадим.

'Если жизнь бесконечна, то ситуации повторяются. Дранг нах остен. Барбаросса. Москва. Прохоровка. Капут'.

На этом, собственно, и заканчивалась поваренная книга антихриста. После чего он вступил с рукописью в рукопашную. Останки тетради, где еще оставалось много пустых страниц, я прибрал себе.

Что касается повторяемости в бесконечности, то я тут полностью согласен с этим теперь уже окончательно сумасшедшим. И мог бы, кстати, упомянуть мои похищения таксистами, одним из которых как раз и был этот Вадим.

Вадим, как я уже говорил или собирался сказать, был облачен в корсет и заточен в зеленую комнату. Выпав, таким образом, из Общего Дела на время, а может, и навсегда.

- Наша Могучая Кучка понесла кое-какие утраты, - сказал по этому поводу Гарт, что послужило поводом для следующего умозаключения. - Я бы уподобил наше небольшое общество мозгу, где каждый играет свою роль, отведенную ему для Общего Дела. Я - роль префронтальной коры, Викторович символизирует зрительные бугры, Джякус и Джус - мозжечки и желудочки. В лице Вадима мы имеем, к сожалению, умершие клетки. Впрочем, мы еще попробуем его восстановить.

- Сусанна, вероятно, секс или вечную женственность, - сказал я, - что, возможно, одно и то же.

- Либидо, - уточнила Сусанна, - а ты - мортидо. Поэтому нас влечет друг к другу.

- Павлов - обонятельный мозг, - продолжил Гарт.

Джус - желудок нашей соборности. А общий нам обоим Накир - двуличие и шизофрению, мысленно завершил я эту спецификацию.

- Вонючая Кучка, - резюмировал, подтвердив свое призвание Алик, однако он произнес это так тихо, что было слышно не каждому. Возможно обидевшись на то, что его даже не подумали упомянуть в качестве автора этой (впрочем, неоригинальной) метафоры, хотя последний ее аспект восходит еще к вождю пролетариата. Я уже упоминал о способности Гартамонова присваивать чужие идеи.

Тем не менее этот продукт в лице Ваваки постулировал следующее.

Потустороннее - мегабаза. При такой предпосылке базы и ретрансляторы окажутся не нужны. Зная фанк, можно будет любого оттуда извлечь и внедрить непосредственно в мозг, минуя хранилище. Не менее заманчиво - извлекать успевших и воплощать в мясе. Человек всемогущ. Через потустороннее может сделаться вездесущим, путешествуя во времени и пространстве через некромир. Может время от времени уходить туда и возвращаться, обогащенный бесценным опытом потустороннего. Совершать туда экскурсии, как они совершаются сейчас, но уже несравненно более продолжительные. Существовать параллельно. Сотрудничать. Жить в материи и вне ее.

Гарт все чаще поднимал эту тему. Но я заметил, что прочие члены Кучки, сиречь Обдела, уклонялись от обсуждения. В немногочисленных репликах сквозила ирония. Хотя и не рисковали насмехаться в открытую. Ибо что касается чмонизации, то это вполне было генералу по силам:

- Часть обратим в генетические трансформеры. То есть чмо с полезными функциями. Например, рис выращивать или чай собирать. Или на конвейере работать без ключа и отвертки. - Он почти дословно цитировал Вадика. - В качестве оплаты за труд - время. Отличился - живи с 3-го по 11-е. Если за это время отличился еще - далее пролонгируем. Если не смог - изволь в клетку, а то и в банку или иной аналог Кунсткамеры. А для убедительности в эту клетку или банку можно иногда пауков запускать. У Кощея смерть на конце иглы была. А игла в яйце, а яйцо в утке. В новом обществе смерть вот где у нас будет. - Он сжал кулак и показал его мне. Потом почему-то превратил его в кукиш и показал уже Викторовичу.