Карт-Бланш для Синей Бороды

Глава 3

Настроение улучшилось, как по волшебству, и в коляску, снятую напрокат, я садилась с самыми радужными предчувствиями. Матушка говорила, что под Новый год заветные желания сбываются. У меня не было заветного желания. Вернее – было много желаний, и все они казались мне чрезвычайно важными. Но если даже судьба не осчастливит меня их исполнением, я всё равно надеялась, что случится что-то хорошее. Встреча с Реджинальдом – это уже хорошо. Любопытно, каким он сейчас стал?

– С ума сойти, – сказала матушка, когда наша скромная карета остановилась у парадного входа в дом графа. – Я уже забыла, когда бывала здесь в последний раз.

– А Бланш бывает часто, – сказала бесхитростная Констанца. – Там ведь красиво, да?

– Говорят, там паркетные полы, – сказала Анна, вопросительно посмотрев на меня.

– Я бывала в доме графа, но не с парадного входа, – напомнила я сёстрам. – Но полы там, действительно, паркетные.

Слуга открыл дверцу и опустил лесенку, помогая выйти из кареты сначала матушке, потом моим сёстрам, а потом и мне. Констанца стремилась поскорее войти в дом, потому что стеснялась поношенной накидки, но нам пришлось уступить дорогу семейству судьи Ренна. Матушка придержала за локоть прыткую Констанцу, и мы четверо поклонились, пропуская самого судью, его жену, наряженную в великолепную бархатную накидку, отороченную вокруг капюшона мехом, и дочь судьи – леди Аларию. Она была старше меня всего на полгода, но у нее точно не было недостатка в женихах. На ней тоже была бархатная накидка, только без меховой оторочки. И можно было лишь позавидовать, представив, какое прекрасное платье скрывалось под этой накидкой.

Проходя мимо нас, Алария посмотрела на меня презрительно – мазнула взглядом, как по служанке, вздумавшей вырядиться в господское платье.

Гостей встречал не хозяин дома, а лорд Чендлей с супругой. Они тепло приветствовали нас и были особенно милы с Констанцей, похвалив её красоту.

– Держитесь вместе, девочки, – посоветовала матушка, когда мы пошли в дамскую комнату, чтобы снять верхнюю одежду и поправить прически, – этот дом такой огромный, что можно потеряться.

Мы приехали точно к назначенному часу, и у зеркал уже было не протолкнуться.

Леди Алария была окружена юными леди, которые восторгались ее прекрасным платьем. Особенно всех восхитила такая деталь туалета, как цепочка вместо пояса вокруг талии.

– Это так нежно! – щебетали девушки. – Так тонко!

– Сама королева носит такую, – похвалилась Алария.

Я тоже подошла посмотреть, потому что это и в самом деле было очень красиво. Алария вдруг потянула носом, оглянулась, и, увидев меня, широко распахнула глаза:

– Это вы, леди Бланш? Давно с вами не виделись. Выглядите чудесно… От вас пахнет шоколадом и ванилью… м-м-м! Какой приятный аромат! Что это за духи? Столичные? Последняя мода?..

Девушки вокруг засмеялись, шутка показалась им необыкновенно смешной. Матушка не позволила мне ответить – подошла и взяла под руку:

– Пойдем, Бланш, поправлю тебе прическу, – сказала она ласково и увела меня в сторону.

– И как только таких пускают в приличные дома, – сказала Алария словно между делом и не о нас, поворачиваясь к подругам.

– Не расстраивайся, – прошептала матушка мне на ухо, – она глупа, но ссориться с ней было бы ещё глупее.

– К тому же, от меня и в самом деле пахнет ванилью, – засмеялась я, но смех поучился невесёлым.

Мы постарались не задерживаться в дамской комнате и поскорее перешли в зал, где музыканты уже настраивали инструменты.

Это была самая красивая и богатая комната, какие только мне приводилось видеть. Пол здесь был паркетный, а люстры – кованые, в виде виноградных лоз. Малиновые портьеры спускались от потолка до пола, и горели тысячи свечей. Слуги уже расставляли на маленьких столиках закуски, сладости и графины с вином, чтобы каждый мог подойти и взять, что душа пожелает. Это было новшество – отдельные столики без стульев. Некоторые гости – те, кто постарше, принялись ворчать, что лучше было бы устроить приём по старинке, но увидев вдоль стен мягкие диваны, кресла и стулья, сменили раздражение на милость.

– Сколько свободного места! – восхитилась Констанца. – Я буду танцевать всю ночь!

Мы встали в стороне, но не совсем в углу, и смотрели, как прибывают гости.

Не все приглашенные оказались столь же спесивы, как Алария. Многие подходили к нам засвидетельствовать почтение, разговаривали с матушкой и были чрезвычайно любезны.

Разумеется, в основном разговоры вертелись вокруг де Конмора, и все повторяли одно и то же: снова вдовец, снова решил жениться. Леди Медоус, делая необыкновенно таинственное лицо, сообщила, что граф овдовел при крайне странных обстоятельствах. А леди Тэмзин под страшным секретом поведала, что в столице о графе ходили дурные слухи – якобы он привораживает девушек какими-то снадобьями, ни одна не может ему отказать. Нам с сёстрами не полагалось слушать подобные разговоры, но хотя мы и стояли поодаль от взрослых дам, всё равно слышали их болтовню от первого до последнего слова. Матушке было неловко, и она попыталась свести всё на шутку:

– Может, юные леди не могут отказать его богатству?

– А он и правд очень богат, – произнесла леди Медоус. – Стал особенно богат после смерти последней жены.

– Она была седьмая по счету, бедняжка! – воскликнула леди Тэмзин, но в это время распорядитель бала встряхнул трость, увешанную бубенчиками, привлекая внимание гостей.

– Граф де Конмор приветствует вас! – объявил распорядитель.

Двустворчатые двери распахнулись, и появился хозяин торжества.

На нём был все тот же черный с серебром камзол, который я уже видела однажды, и даже ради праздника граф не сбрил бороду. Я подумала, что он нелепо выглядит среди щеголеватых гостей в разноцветных нарядах, и вдруг пожалела его. Наверное, ему также неловко находиться здесь, как и мне. Он был так не похож на остальных, так выделялся из пестрой толпы, что я всем сердцем ощутила его одиночество. Возможно, очередная женитьба – способ избавиться от одиночества, а не преумножить богатства?

Но я тут же убедилась, что ошибаюсь.

Граф не испытывал никакой неловкости. Он поклонился гостям с изяществом и достоинством, и произнес небольшую приветственную речь. Говорил он громко, хорошо поставленным голосом и прекрасно владел собой на публике, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, чтобы никто из приглашенных не почувствовал себя обделенным вниманием. Я постаралась незаметно шагнуть за спину Констанцы, желая спрятаться.

Мне не повезло, и я столкнулась с Аларией, которая как раз решила выйти вперед, чтобы встать в первом ряду. Я наступила ей на ногу, и леди громко вскрикнула.

– Какая же вы неуклюжая, леди Бланш! – сказала она укоризненно.

Конечно же, все сразу обернулись в нашу сторону.

Я пробормотала извинения, молясь, чтобы граф не заметил меня, а если заметил – то не узнал бы.

Закончив речь, граф приказал музыкантам играть, а сам подошел к судье и его супруге. Алария поспешила к родителям, и вскоре уже стояла перед де Конмором, кланяясь и улыбаясь уголками губ, как и положено воспитанной благородной девице.

Мои же сестры обсуждали графа. Впрочем, этим занималась сейчас половина зала, а вторая половина старалась подобраться к господину Ренна поближе, чтобы заговорить с ним.

– Это – граф де Конмор?! – воскликнула Констанца, ничуть не заботясь, что её могут услышать. – Какой он страшный!

Матушка тут же ущипнула её, но сестра не унималась:

– Но он страшный! Бородатый! Фу! Неужели у него нет цирюльника?

Анна тоже смотрела на графа во все глаза. Но её больше разочаровало, что борода была все-таки чёрной, а она ожидала синюю, о чем не преминула заметить.

– Думаете, он действительно очаровывает женщин приворотными зельями? – спросила она. – Леди Сплеторе говорила, что стоит ему подмешать это зелье в вино, как ни одна девица не может ему отказать. Она рассказывала, что при дворе короля многие девицы стали вовсе не девицами после того, как испили с графом из одного бокала.

Матушка возмущенно ахнула, шокированная, что её благовоспитанная дочь рассуждает на столь фривольные темы.

– Леди Сплеторе очень много говорит, – поспешила вставить я. – И не всегда то, что соответствует действительности.

Но мне сразу вспомнились визит Сильвани и сладковатый аромат незнакомой пряности. Нет дыма без огня – так говорят. Может и в сплетнях есть зерно правды?

– Он пугает, но и притягивает, – сказала Анна. – И не поймешь, чего в нем больше – страшного или притягательного. Какой интересный человек. Ты не находишь, мама?

– Всякий человек, наделенный властью и богатством, кажется интересным, – засмеялась матушка. – Но вам, юные леди, я бы посоветовала обратить внимание на молодых людей попроще.

– Я бы не посмотрела на графа, останься он последним мужчиной на свете! – горячо заявила Констанца.

– Не слишком умно, – заметила матушка.

– Зато правдиво! – не сдалась моя сестра.

Но матушка нежно потрепала ее по щеке:

– Правда в том, что вы, мои девочки, ему не пара.

– Конечно, не пара, – подтвердила Констанца. – Мы ведь красивые!

– О да! – согласилась матушка. – И совсем небогатые!

Констанца сделала вид, что не расслышала и огляделась, нетерпеливо пристукивая носком туфельки по паркетному полу:

– Когда уже начнутся танцы? У меня ноги горят, как я хочу танцевать!

– Терпение, моя милая, прояви терпение, – посоветовала матушка. – Думаю, танец холостяков скоро объявят.

– Нам надо встать поближе к середине зала, чтобы нас заметили и пригласили, – Констанца схватила меня и Анну за руки и смело вышла почти на середину.

Справа от нас расположилась леди Алария со своими подругами. Графа нигде не было видно, и леди Алария заметно скучала. Наше появление немного развеяло её скуку.

– Вы прекрасно выглядите, леди Констанца! – позвала она. – Вы ждете кавалера, который пригласил бы вас на первый танец? Присоединяйтесь к нам, так у вас будет больше шансов.

Мы с Анной переглянулись, а Констанца не распознала насмешку и радостно вспорхнула с места, вливаясь в толпу подруг леди Аларии. Нам с Анной ничего не оставалось, как тоже подойти ближе.

Музыканты заиграли бравурнее вступление, и все незамужние девушки, находившиеся в зале, заволновались. Первый танец – это важно. Во время первого танца надо показать себя во всей красе, потому что второго шанса потанцевать у тебя может и не быть, если никто больше не захочет тебя приглашать. А во время первого танца распорядитель бала строго следит за тем, чтобы каждая незамужняя барышня была приглашена.

Есть и другое, о чем шепчутся девушки, мечтая о первом танце на балу. Говорят, кто пригласит тебя в первый раз – тот напророчит тебе всю жизнь. Пригласит молодой красавец – и муж будет молодым и красивым. Пригласит женатый – будущий муж станет изменять, а если пригласит коротконогий и неприятный лицом… То и замуж выйдешь за смешного урода.

Именно поэтому все девушки с трепетом и волнением ждали первого приглашения. Что касается меня, я была на подобном празднике только один раз – когда мне исполнилось четырнадцать, и папа был еще жив. Но до шестнадцати лет не полагается танцевать – ты просто сидишь рядом с матушкой и завидуешь старшим сестрам. Что же ждет меня сейчас? Я попыталась убедить себя, что не верю в глупые суеверия. Какая разница – кто пригласит? На мою жизнь это приглашение не окажет никакого влияния.

Первых счастливиц уже разбирали кавалеры. К Констанце подошел высокий юноша, красивый, как языческий бог, и моя сестра, покраснев от удовольствия, изящно положила свою белую ручку в его ладонь.

– Смотрите, граф пригласил дочь лорда Чендлея, – сказала одна из девушек.

Алария сказала равнодушно, передернув плечами:

– Это просто жест вежливости. Посмотрим, кого милорд пригласит во второй раз – вот это будет его истинным желанием.

Почему-то слова Аларии задели, хотя – какая мне разница, кого приглашает граф?

– Леди Доротея очень мила, – сказала я. – Почему вы думаете, что граф танцует с ней по принуждению?

– О, по-моему, вас тоже хотят пригласить, леди Бланш, – сказала Алария, указывая пальчиком за мою спину.

Я обернулась с колотящимся сердцем, ожидая если не чуда, то хотя бы его отголоска. Реджинальд?.. Или…

Сначала я никого не увидела, потому что искала лицо мужчины, решившего пригласить меня на танец, на уровне своего лица.

Но острожное покашливание заставило опустить взгляд.

Передо мною стоял господин Маффино в своем ужасном красном камзоле, которым он так гордился. Только зеленый шарф сейчас сбился комком, а лицо торговца выражало настоящий ужас.

Алария засмеялась звонко, как серебряный колокольчик, а я покраснела, не понимая, зачем хозяину лавки надо было ставить меня в такое нелепое положение, приглашая на первый танец.

– Господин Маффино! – только и смогла я прошептать укоризненно.

Но вместо того, чтобы подать мне руку, лавочник соединил ладони в молитвенном жесте и забормотал:

– Леди Бланш! Позвольте на два слова… Только на два слова…

Я последовала за ним, потому что находиться в компании Аларии дальше было невозможно. Сейчас она начнет потешаться надо мной, а ответить ей я не смогу, потому что матушка просила не ссориться.

– Что случилось? – спросила я у господина Маффино крайне нелюбезно.

– Бланш, ты должна помочь, – он промокнул лоб, с которого пот катил градом. – Безе… они погибли!..

– Безе?

Хрустящие пирожные, которые я за два дня до этого готовила с такой осторожностью раскладывала в плетенки? Погибли?..

– Только этого не хватало, – вздохнула я. Видно, не судьба мне была танцевать танец холостяков. Что ж, придется смириться. – Идёмте, посмотрим, что там стряслось.

Мы постарались покинуть танцевальный зал незаметно, а потом бегом бросились в кухню. Плетёнки с безе стояли на столе, уже открытые, и слуги вынимали из них поломанные белоснежные полусферы.

– Как же такое могло случиться? – мне оставалось лишь всплеснуть руками, потому что все мои труды по взбиванию белков и отсаживанию на противень одинаковых комочков объемом в одну чайную ложечку, пошли прахом. – Да тут и сотни целых не наберется!

– Бланш, придумай что-нибудь! – господин Маффино вцепился себе в волосы. – Безе вписаны в расчет! Представь, что будет, если я их не подам?!

– Уверена, милорд граф этого и не заметит, – проворчала я, но надела и подвязала фартук, который мне протянули.

Осмотр корзин дал неутешительный результат. Чтобы подать две тысячи безе, как планировалось – об этом не могло быть и речи. Вытряхивая белую крошку в серебряные тазы, я лихорадочно размышляла, как скрыть жалкий вид поломанных пирожных. Может, склеить их кремом?..

– У вас есть сливки? – спросила я повара.

– Нет, леди, осталась только сметана, – ответил тот.

– Хм… сметана… – я задумчиво смотрела на погибшие безе, а господин Маффино боялся побеспокоить меня хоть словом, замерев наподобие статуи гнома из Реннского парка. – Хорошо, пусть будет сметана.

– Ты что-то придумала? – оживился Маффино.

– Да, – коротко ответила я, – мы сделаем сметанный крем и польем безе. Подадим их, как торт. Украсим шоколадом и орехами – и никто не увидит, что пирожные сломаны.

– Польем сметанным кремом? – Маффино наморщил лоб, представляя, как это будет выглядеть.

– Сделаем их порциями на четырех человек, – командовала я. – Кладите безе, прослаивая кремом, в три ряда, сверху. Я сделаю глазурь.

Через минуту кухня превратилась в настоящее поле боя по спасению погубленных пирожных. Господин Маффино давал указания по приготовлению крема, а я разбила деревянным пестом куски питьевого шоколада и побросала их в кипящее молоко. Зерен ванили у нас не было, а бежать за ними в лавку было бы слишком долго, но я понадеялась, что аромата ванили хватит за счет самих безе, а шоколад будет хорош и такой – густой, с терпким ароматом горечи, он прекрасно сбалансирует сладость пирожных и кислинку, присутствующую в сметане.

Вскоре был готов крем – легкий, пышный, и господин Маффино собственноручно обмазал им каждую порцию торта, сетуя, что десерту не хватает изысканности во внешнем виде. Одна порция предназначалась для пробы, и ее-то мы первой полили растопленным шоколадом и посыпали толчеными орехами. Маффино взял чистую ложку, зачерпнул на ее кончик хрустящее безе в облаке крема, с шоколадными каплями и золотистыми ядрышками орехов, и осторожно попробовал новое кушанье.

По мере того, как он жевал, лицо его прояснялось и вскоре выразило полный восторг:

– Он похож на каменные плиты, но удивительно легкий! Он как зимний поцелуй! Ты – чудо, Бланш!

– Конечно, чудо, – пробормотала я, развязывая фартук. Бросив его на лавку, я повернула голову и увидела графа де Конмора. Никем не замеченный, он стоял в коридоре и смотрел, как мы суетимся, спасая сладости. Давно ли он наблюдает за нами?!

Поймав мой взгляд, граф вопросительно поднял брови и небрежно скрестил руки на груди, словно выказывая удивление по поводу моего странного для благородной девушки занятия, а я резко отвернулась, закусывая губу. Я совсем не мечтала, чтобы после всего, что произошло, граф увидел меня в фартуке, перепачканную сахарной пудрой, красную от кухонного жара – и это во время предновогоднего приёма, когда все остальные леди танцуют и любезно улыбаются кавалерам.

– Давай так и назовем его, Бланш? – заливался соловьем господин Маффино соловьем. – Зимний поцелуй!

– Нет, мы назовем этот торт по-другому, – сказала я сквозь зубы.

– Как же? – удивленно спросил торговец.

– Вы же сказали, что торт похож на каменные плиты? Пусть будет торт «Развалины графского замка»! – выпалила я.

Позади раздался смешок, но когда я оглянулась – в коридоре уже никого не было. Граф исчез так же бесшумно, как и появился.

Прежде чем вернуться, я придирчиво рассматривала собственное отражение в зеркале – не хватало еще появиться перед гостями перепачканной сахарной пудрой или с шоколадным пятном где-нибудь на платье. Но все было в порядке, и я проскользнула в зал, надеясь, что матушка не заметила моего отсутствия.

Матушка не заметила, потому что была увлечена беседой с молодым человеком, одетым в изысканный синий камзол, сшитый точно по фигуре – как носят в столице. Удивительно, каким образом господам рыцарям удается двигаться в подобных одеждах, и почему эти новомодные камзолы не трещат по швам, когда господа поднимают руки. Я встала рядом с матушкой, стараясь не слишком привлекать к себе внимания – как будто я стояла здесь все это время.

– Констанца особенно хороша, – говорила матушка, продолжая разговор. – Джерард был бы счастлив увидеть её такой красивой, такой довольной.

– Да, Констанца просто создана и для этого зала и для этого паркета, – засмеялся молодой человек, следя взглядом за моей сестрой, которая порхала в танце, скромно улыбаясь своему кавалеру – миловидному и щеголеватому молодому человеку, только в темно-зеленом камзоле. – Но я бы хотел встретиться с Бланш.

Я удивленно встрепенулась.

– Она сейчас придет, – сказала матушка со смехом. – То есть надеюсь, что придет! Ведь я понятия не имею, куда она убежала. Она такая же неуловимая, как в то время, когда вы были совсем еще малышами.

Теперь засмеялся и молодой человек. Потом он оглянулся – и замолчал, увидев меня.

– Реджи? – я смотрела на своего друга по детским играм в радостном изумлении. – Никогда бы тебя не узнала!

И в самом деле – из тощего подростка он превратился в широкоплечего, очень привлекательного юношу. Голубые глаза по-прежнему светились задором, но взгляд этих глаз показался мне незнакомым, далеким. Это был взгляд человека, который многое повидал, многое знает и обо всём имеет свое собственное мнение. В нем не осталось ничего от бесхитростного мальчишки, и я вдруг огорчилась, понимая, что все эти годы у Реджинальда была своя жизнь, никак не связанная со мной, с Ренном, и с нашим общим прошлым.

– Неужели я так переменился? – спросил Реджинальд. – А вот я тебя сразу узнал. Твоя улыбка осталась прежней. Как поживаешь, Бланш?

Я не успела ответить, потому что заиграли популярный танец «На четыре угла», и Реджи протянул мне руку, приглашая танцевать.

– Вот и правильно, – поддержала его намерения матушка, – лучше всего беседовать в танце.

Я вложила руку в ладонь Реджи, и он увлек меня в круг танцующих.

«На четыре угла» – это даже не танец. Это возможность перетанцевать со всеми. Музыка длится долго, несколько раз происходят смены пар, и можно наговориться вдосталь без строгих матушек и тётушек.

Реджи лихо притопнул, начиная движение, и я притопнула в ответ, позабыв, что все могут увидеть мои потрепанные туфли. Три прихлопа, соприкоснуться ладонями, поворот, ещё поворот…

– Отлично танцуешь, Бланкетта! – поддразнил Реджинальд, вспомнив мое детское прозвище. – А на «корзиночку» осмелишься?

– Осмелишься ли ты? – засмеялась я.

Мы переплели руки и прошли несколько кругов бок о бок, ни разу не споткнувшись и танцуя так, словно только этим и занимались всю жизнь.

Реджинальду были известны большинство танцевальных фигур, и если многие кавалеры в зале не могли похвастаться грацией и знанием танцевальной науки, то Реджинальд вёл меня легко и ловко, привлекая всеобщее внимание. Я была уверена, что и ему понравилось танцевать со мной, потому что когда произошла смена партнеров, он постоянно высматривал меня в толпе и кивал, к огромному неудовольствию его новой партнерши.

Что касается меня, то я купалась в музыке, в улыбках и комплиментах, которые, наконец-то получала от молодых людей. Один раз мне пришлось танцевать с самим судьей, и он после долгого хмыканья и откашливания сказал, что у меня чудесная улыбка, и что от неё на сердце теплеет. Я была так счастлива, что тут же простила его дочь за обидные слова. Какая разница, что там болтает Алария? Надо радоваться, а не копить злобу!

Граф тоже танцевал, и я время от времени посматривала на него. Он двигался легко, хотя и не так ловко, как Реджи, а его партнершам было и вовсе неудобно – почему-то граф упорно подавал им в танце левую руку. Он прошелся с Констанцей, и, судя по выражению лица моей сестры, она не смогла даже ответить ему, когда он заговаривал. Танцевала с ним и леди Алария. Вот её точно не сковывало смущение. Она что-то рассказывала графу – прищуривая глаза и с выражением, он даже пару раз усмехнулся, слушая ее. С замиранием сердца я ждала, когда придет моя очередь танцевать с хозяином праздника. Мысленно я готовила себя к непринужденной беседе, и если граф вздумает насмешничать по поводу моих кулинарных способностей, я отвечу ему со спокойным достоинством.

Но когда мы очутились лицом к лицу, я почувствовала, что вся моя решимость растаяла, как лед.

Руки наши соприкоснулись, и это прикосновение заставило меня вздрогнуть. Анна права – в графе с избытком и отталкивающего, и привлекательного. Отталкивающего, на мой взгляд, больше. Но вот он повел меня в танце, и я не пошла – а полетела по паркету. Трижды мы обошли зал, и по правилам этикета надо было бы начать беседу, но и я, и граф молчали.

Наконец он заговорил и начал с вежливой похвалы:

– Мне даже в столице нечасто встречались такие приятные партнерши. В танце, разумеется.

И хотя в его словах не было ничего оскорбительного, я покраснела. Но молчать, как провинциальная барышня, не собиралась и сказала:

– Возможно, всё дело в том, что вы подаете партнершам левую руку, это не так удобно.

– Правая рука – только для моей жены, – так же вежливо произнес граф, а я снова залилась краской до ушей.

Теперь я мечтала только о том, чтобы танец закончился поскорее. Но вот снова произошла новая смена партнеров, и я очутилась в объятиях Реджинальда.

– Уделишь мне минутку? – спросил он тихо, проводя меня по залу в последний раз. – Хочу поговорить с тобой наедине.

Я передернула плечами, потому что была слишком взволнована, и взволнована вовсе не потому, что Реджинальд попросил разговора. Реджи проводил меня к матушке, задержался, чтобы поболтать, а потом извинился, что должен нас покинуть:

– Всегда хотел посмотреть зимний сад в графском доме, – сказал он со смехом, – и очень рад, раз выдалась такая возможность.

Он многозначительно посмотрел на меня и ушел, а матушка закашлялась, скрывая смех.

Я продолжала стоять столбом, ничего не видя перед собой. Граф ни словом не выдал, что узнал меня – разве не на это я надеялась? Но почему же ощутила такое сильное разочарование? Разве я ждала извинений? Нет. Тогда почему?..

Констанца и Анна присоединились к нам, и их кавалеры долго не покидали нас, рассыпаясь в комплиментах. Матушка принимала восторги по поводу обеих дочерей со спокойным достоинством, как и полагалось почтенной вдове, но когда молодые люди покинули нас, не преминула заметить:

– Все рыцари сейчас так выглядят? Они томные и нежные, как девушки. Ваш покойный отец принял бы их за манерных леди.

– Мама, ты ничего не понимаешь, – возразила Констанца, стреляя глазами. Надо сказать, получалось это у нее отменно – как будто сполохи голубых искр рассыпались из-под ресниц. – Сейчас в моде изысканность, а не грубая сила. А папочке понравился бы милорд граф – вот где ни капли изящества и утонченности.

– Танцует он очень изящно, – возразила Анна. – Правда, Бланш?

– А? – я посмотрела на сестру, словно только что проснулась.

– Граф хорошо танцует, верно? – повторила Анна. – На что это ты смотришь?

– Похоже, Бланш всё ещё под впечатлением от танца, – промурлыкала матушка, подталкивая меня локтем.

– Не знаю, – упорствовала Констанца, – по мне – нет здесь человека, более отвратительного, чем граф. По сравнению с ним меркнет даже леди Пьюбери, а у нее бородавки по всему лицу.

– Нельзя так говорить, – осадила ее матушка.

Но Констанцу было не унять:

– Но он бородатый, мама! Это неприлично!

– Ну и глупа же ты, Констанца, – вздохнула Анна. – Король тоже носит бороду, если тебе известно.

– Ой, можно подумать, ты видела короля! – не осталась в долгу Констанца.

– Тише! – шикнула на них матушка. – Сейчас объявят королеву бала.