Каратист: без компромиссов. Том 4

Глава 21 Снова в бой

Ну что же, это было ожидаемо. Вот только у меня вопрос.

Что там случилось на самом деле с Кируи? Действительно ли он был такой морально павший духом? Или притворялся? В любом случае, получилось интересно.

Я отошел от татами и отправился в раздевалку. Сейчас доктор приводит там в чувство бедолагу кенийца. Зрители между тем приветствовали Косту.

Прямо, как чемпиона. Судя по всему, наш герой и в самом деле метит в победители.

Во всяком случае, уже сейчас видно, что у него мало соперников. Хороших соперников. Даже мне с ним придется трудно. Ну ничего, он тоже не бессмертный. Поглядим, что там у него получится.

Я нырнул в раздевалку, поглядел, что там с Кируи. Он опять сидел на скамейке, держался за голову. Рядом доктор, держал его за руку и считал пульс.

Пара слов и Кируи рассказал, в чем дело. Оказывается, у него вчера умерла тетя. Та, что воспитывала его, потому что родителей он лишился еще в детстве. У него больше никого не осталось.

Понятно, значит, сейчас во время поединка кениец собрал волю в кулак и дрался со стиснутыми зубами. Тогда респект ему и уважение.

— Я видел, как ты дерешься, — сказал мне Кируи напоследок. — Сделай этого Косту для меня. Я уже уезжаю сегодня обратно домой. А ты оставайся здесь.

Хм, не люблю давать обещания. Но ладно, если это чуток улучшит настроение Кируи, почему бы не пообещать отомстить за него? Я сказал, что сделаю все, что возможно.

Кируи кивнул, а я вышел из раздевалки. Зрители уже перестали реветь, и начались следующие бои. Скоро уже будет перерыв на обед, а после него мясорубка пойдет по-новой. Я нашел Щепкина.

— Ты пойдешь обедать? — спросил я. — Надеюсь, сейчас пока не будут выступлений больше.

Щепкин замотал головой.

— Можешь не беспокоиться. Мы пока хорошо идем. Из пятерых четверо прорвались дальше. Но потом, говорят, потуже будет. Тебе достался этот француз, который ногами гвозди забивает. Видел, как он машет ими? Как будто на карусели, на самой максимальной скорости.

Это что, Жан, что ли? Ну да, этого следовало ожидать. Где там Эмили? Вот уж кто будет следить за этим поединком во все глаза. Интересно, за кого она будет болеть.

Я поискал девушку глазами, но нигде не обнаружил. Французы вообще уже успели уйти с соревнований.

Да, народу и так уже стало гораздо меньше. Много зрителей уже убежало в кафе неподалеку от стадиона, перекусить и отдохнуть. Трибуны наполовину опустели.

— Пошли, здесь уже делать нечего, — Щепкин вздохнул, посмотрел на двух бойцов из Португалии и Польши. Они остались последние, после них уже начнется перерыв. Лупили друг друга расчетливо, работали по очкам. Мы дождались, пока подошли остальные наши бойцы. — Тут уже все понятно, исход очевиден. Пошли, перекусим.

Ладно, теперь можно и пообедать. Мы спустились на первый этаж и вышли на улицу.

Солнце светило ярко, улицы Парижа полные народа, возле кафе толпились посетители с кружками кофе в руках. Штук десять столиков вытащили наружу, люди облепили их, как мухи. Мест нет, все занято.

Мы перекусили крок-месье, горячими бутербродами с ветчиной и сыром, похлебали куриного супа с лапшой, выпили с лимонадом, потому что чай здесь не подавали. Думали, что придется ждать, пока освободится столик, но парни за ближайшим столиком нас тут же заметили и быстро потеснились, потому что увидели, что мы одеты в каратеги и поняли, что мы тоже участники чемпионата.

Тут были и другие команды, но очень мало. Куда, интересно, подевались остальные?

Когда мы встали из-за стола, Щепкин толкнул меня в бок.

— Вон твоя зазноба явилась, пойдешь к ней подкатывать?

Я оглянулся и увидел, что неподалеку у входа стоят бойцы французской делегации, и вместе с ними три девушки. А среди этих девушек выделялась Эмили, самая хорошенькая из всех. Она тоже заметила меня и тут же помахала ручкой, обольстительно улыбнулась и что-то сказала стоящей рядом крупной, рослой и широкобедрой девушке.

— Если я не пойду, то, пожалуй, они решат, что я испугался, — вздохнул я. Мелочь, с одной стороны, но раз уж мы прибыли сюда отобрать чемпионский титул, то придется показать зубы. Доказать, что мы лучшие, даже для французских девушек. — Ладно, пойду, прогуляюсь.

Подошел ближе, поздоровался. Парни-французы с усмешкой наблюдали за мной. Я приветствовал их тоже. Жан подошел вплотную, осмотрел меня с головы до ног, что-то сказал на французском, отчего остальные парни засмеялись и крепко сжал мне ладонь.

Ну да, конечно, как же без этого? Как обойтись без дурацкого ритуала по дроблению кисти соперника? Никак не обойтись.

Хотя, я так думаю, что зря Жан все это затеял, потому что у меня руки твердые. Я с легкостью выдержал испытание, как француз не старался сжать мне ладонь. Он пытался терзать мою руку с полминуты, ничего не получилось, и Жан отошел.

Я повернулся к Эмили.

— Вы уже пообедали? Как-то быстро вдруг ушли, я даже не заметил.

Девушка поглядела на меня.

— Мы обедали в ресторанчике недалеко. Посидели с девочками, поболтали. Но давай поговорим про тебя. Про вас. Я слышала, что следующий бой у тебя с Жаном. Ну что, ты готов к поражению?

Я поглядел на ладонь. Жан у нас саватье, он отлично работает ногами. А вот руками чуток похуже, они у него не так развиты.

Поэтому будущая тактика уже определена. Надо блокировать ноги противника и бить его руками в ближнем бою. Но зачем сейчас об этом говорить девушке? Которая как раз может все рассказать противнику.

С другой стороны, ее можно использовать. Посмотрим, скажет ли она Жану секретные сведения. Заодно проверю ее умение хранить тайны. В котором я, впрочем, очень сильно сомневаюсь.

— Вообще-то, да, у меня есть опасения, — я состряпал унылую физиономию. — У меня после последнего боя что-то ребра побаливают. Видимо, ушиб нечаянно. И еще, рука левая совсем не работает. Так что, я вряд ли могу ему противостоять.

Эмили перестала улыбаться. Оглянулась на Жана. Посмотрела на мою руку.

— Как так? Разве у вас нет врача? Разве ты тогда не должен уйти с состязаний? Ты же можешь сильно пострадать.

Я покачал головой. Как мило, но действительно ли она настолько встревожена? Или это умело скрываемое торжество?

— Нет, конечно, для нас это пустяки. Как можно из-за такого сойти с дистанции? Да никогда в жизни. Только если меня оттуда унесут на носилках.

Эмили потрогала мою руку. Сжала, отпустила, снова сжала запястье.

— Так больно? Ты хотя бы показался врачу? Может, у тебя там перелом? Тебе же тогда вообще нельзя участвовать.

Я осторожно убрал руку.

— Да, я покажусь врачу. Но только чтобы чуток совесть освободить, а так его решение ни на что не повлияет.

Девушка казалась встревоженной. Я пожал ей ручку, оглянулся на окрик Щепкина, который как раз позвал меня внутрь и сказал:

— Мне надо идти. Твое предложение насчет ужина в силе? Смотри, скоро узнаем, кто будет платить.

Но Эмили только слегка улыбнулась.

— Смотри, не приходи туда со сломанной рукой. Ты нужен здоровый, целый и невредимый. Хотя, с учетом нашего вида спорта, вряд ли это получится.

Она еще раз пожала мне руку, слегка, кончиками пальчиков и я отправился к Щепкину. Парни из французской команды глядели мне вслед. Погода чуток нахмурилась, налетел порыв холодного ветра.

— Ну, что она говорит? — спросил Щепкин на ходу, когда я подошел и мы поднимались по ступенькам к главному входу в стадион. — Ты посмотрел на своего соперника? Как думаешь, что с ним делать? Мне не дают покоя его ноги. Он ими может такие выкрутасы проделывать, так что там мало шансов.

Я пожал плечами. Вообще-то, это тренер должен предлагать тактику предстоящего боя. Но Щепкин пока что не предложил ничего интересного. Наоборот, спрашивает у меня совета.

— Мне надо помедитировать, — я посмотрел в глаза тренеру. — Может быть, тогда чего-нибудь придет в голову. Какая-нибудь грандиозная идея. Это самое лучшее, что я сейчас могу предложить.

Щепкин кивнул и отстал от меня. Мы договорились, что он придет, когда меня вызовут и разошлись по разным местам.

Он отправился в зал, а я в раздевалку. Сел там в позу лотоса и закрыл глаза. Прошло совсем немного времени и шум из зала соревнований отступил.

Я сосредоточился на самом себе. Представил себя сидящим в лесу, вокруг щебечут птички и шелестит листва. Главное — отвлечься от соревнований, а для этого надо мысленно унести себя подальше отсюда. Куда-нибудь в приятное местечко.

— Эй, Ермолов, вставай, скоро твой выход, — кто-то тряс меня за плечо. — Надо же, тут такой бой важный, а он дрыхнет, как у себя дома.

Это Щепкин. Пришел-таки. Надо же, а я сам не заметил, как задремал. И вроде бы ничего не придумал нового, для того, чтобы справиться с Жаном.

Но, с другой стороны, есть ли смысл что-то планировать, когда в бою ситуация меняется каждую секунду. Лучше уж просто определить общую тактику, а уже потом действовать по обстановке.

Я поднялся, вышел вместе с тренером обратно в зал для проведения соревнований. Сначала меня слегка оглушили крики зрителей и каратистов, но потом я привык.

На татами уже как раз выступал первый из нашей команды. Он бился с другим французом, в среднем весе.

Вроде тоже шел неплохо, давил на противника, постоянно атаковал ногами, а французские болельщики негодующе кричали. Не хотели, чтобы их боец проигрывал.

Я начал разминку. Через пару минут все закончилось. Я обернулся, уверенный, что нашего бойца объявят победителем и чертовски удивился, когда увидел, что он проиграл. Да уж, опять тут нечего ждать справедливости.

— Надо выиграть так, чтобы ни у кого не осталось сомнений, — сказал Щепкин. Он глядел на хмурое лицо нашего бойца и тоже не сиял от радости. — Понял? Не знаю, как ты это сделаешь, но тебе надо уложить противника спать. Надолго и надежно.

Ну, это понятно. Мы находимся в столице Франции.

Само собой, что все судьи и организаторы соревнований будут на стороне хозяев. Это аксиома, не требующая доказательства.

Мне сейчас предстоит выступать против одного из самых перспективных французских бойцов. Так что, сопротивление будет отчаянным. Если я не смогу выбить из него дух, то меня точно закроют по очкам. Это стопудово.

— Ну все, давай, — Щепкин хлопнул меня по спине. Как раз объявили мою фамилию. — Ни пуха, ни пера. Давай, сделай его. За тобой сейчас все наши следят. Если не ты, то кто же?

Ох, не люблю я такие подставы. Я поднимался на татами с каменной рожей. Все это чертовски отвлекает от поединка.

Никакой сосредоточенности. Никакой концентрации. О чем здесь можно говорить, когда все мысли о том, как бы не проиграть?

Я поглядел на Жана, переступающего с ноги на ногу в противоположном конце татами. На его нахальную ухмылку. И тут же решил про себя, что не буду стремиться к победе.

Плевать. Пусть все будет так, как будет.

В конце концов, это как раз то, о чем я учил своих учеников. И к чему сам стремился. Надо уходить от желания победить. Не становиться связанным им по рукам и ногам. Если проиграю, то проиграю.

— Хаджиме! — крикнул рефери и отскочил в сторону.

В прошлой жизни я уже сталкивался с саватье. И это был искусный парень.

Мастер своего дела. Он мог ударом ноги потушить сигарету, торчащую в зубах у другого человека. Или просто забить гвоздь в стену, подошвой своего ботинка.

Так, кажется Жан имеет все шансы вскоре стать таким же умельцем. И сейчас он быстро и ловко подскочил ко мне и нанес высокий боковой удар в голову.

Я уклонился и тут же Жан нанес другой, только уже в мою голень. Действовал он ужасающе быстро.

Сават, собственно, для этого и предназначен. Изначально его использовали моряки в портах, для развлечения.

Били противника в самые уязвимые места — в пах, голень или по коленям, причем не голыми ногами, а тяжелыми башмаками, еще и подкованными гвоздями. Сават вообще-то и означает «старый башмак».

Позже к забиванию ногами добавили и удары палкой или ножом. Рукопашные поединки проводились между бедняками, моряками и простолюдинами, как дуэль, до первой крови или смерти соперника, тут уж как договорились.

Потом это превратилось в спорт. Когда уже нельзя выдавливать глаза, царапаться и бить в пах. Тогда же добавили удары руками, а драку на палках заменили боем тростью. В общем, получился почти кикбоксинг.

Впрочем, именитые мастера савата все равно предпочитали работать ногами. В отличие от англичан, которые вовсю пропагандировали обычный бокс.

Вот и сейчас Жан успел ударить меня три раза, в голову, по колену и в грудь. Я присел и подставил ему подсечку. Успел-таки подловить.

Жан не удержался на ногах и грохнулся на маты. Зрители заревели от негодования. Рефери ничуть не обратил на это падение внимание, зато Жан заработал один балл. Так, очень интересно.

Теперь противник стоял и смотрел на меня, и ждал, что я сделаю дальше. Судя по всему, он решил поменять тактику и дождаться моей атаки, чтобы тут же контратаковать.

Я глядел ему в глаза и никак не мог понять, сказала ему Эмили про мою ложную травму или нет. Ну, ничего, дайте я попробую выманить его из этой крепкой позиции. И одновременно проверить, что там ему нашептала Эмили.

Хотя, должен признаться, я на девяносто девять процентов уверен, что девушка ему уже давно все рассказала. Известно ведь, как женщины умеют хранить тайны.

А тут такой лакомый кусочек. Хорошие сведения про меня, основного конкурента на соревнованиях. Ну как тут удержаться?

Поэтому я чуть изогнул туловище и состряпал слегка заметную гримасу, как будто пытался не показывать боль. Мол, смотрите, я отчаянно пытаюсь скрыть тот факт, что у меня сломаны ребра. И еще я убрал назад левую руку, типа она у меня сломана.

Ну, давай, Жан, покажи, на что ты способен. Атакуй мои больные места, для того, чтобы добиться победы.

Но Жан пока что так и стоял на месте. Глаза насмешливо сузил, пристально следил за мной.

Ничего не понимаю. Если Эмили рассказала ему, то, наверное, этот парнишка уже догадался, что это подстава. Ловушка для простака. И поэтому сейчас медлит, выжидая моей атаки.

Ладно. Мы так и будем стоять, любуясь друг другом? Если он боится атаковать, придется мне самому сделать это. Плевать, что это риск потери еще очков, без атаки не будет победы.

Поэтому я шагнул вперед, вытянул вперед левую руку, поднял ее вверх, привлекая внимание, а сам тоже ударил ногой по ноге противника.

Быстрый проверочный удар, йоко гери в нижний этаж. Почти что лоукик. Но атака не увенчалась успехом. Жан также стремительно убрал ногу, и тут же атаковал ею меня в корпус.

Я в это мгновение тоже продолжил атаку. Получил ногой в бок, довольно сильно, но не остановился и тут же очутился рядом с противником.

Вошел с ним почти в клинч. Ударил его кулаком, боковым ударом, потому что мы стояли слишком близко друг к другу, чтобы бить сэйкен цуки.

Жан ничуть не испугался, продвинулся ко мне ближе и тоже ответил кулаком. И тоже боковым ударом, правда, промахнулся.

И мы, не желая уступать друг другу, начали обмениваться ударами, целой серией ударов, уже позабыв о тактике и глядя, у кого получится лучше. Молотили друг друга, как заправские громилы в портовой забегаловке, уже почти без разбору.

Я пригнул голову и просто бил противника, стараясь в то же время уходить корпусом от ударов соперника. Мне это удалось, потому что глубокие норки из бокса, почти как «маятник» были совсем в диковинку для таких соревнований.

Разве что какой-нибудь ловкий и умелые боксер сумел бы меня поймать, но Жан явно не относился к их числу. Он безуспешно пытался попасть по моей голове, а я активно работал корпусом и каждый раз на выходе отвешивал ему мощные тумаки.

Не знаю, сколько длилась эта потасовка, но затем, после особо удачного удара в челюсть противника, я вдруг обнаружил, что Жан пошатнулся и свалился назад и в сторону от меня. Колени у него подломились, он уронил руки вдоль тела, закатил глаза и упал лицом вниз.

Зрители взорвались криками и воплями ярости.