Видел, как в пасти этих ненасытных растений пропадали слоны и даже носороги, хотя и отчаянно сопротивлялись.
Не один день пробирался он сквозь этот лес, поросший плотоядными растениями. От страхов поседел, пока не добрался до нужной полянки, обрадовался, вот оно - заветное деревце.
- Но как же к нему подступиться, сожрет - не задумается,- рассуждал Риф.
И правильно думал, теперь он был стреляный воробей и его на мякине не проведешь.
Большие круглые листочки этого дерева выглядят зловеще. Ствол тонкий, длинный, без листьев, лишь только на вершине гроздьями колышутся красно-белые цветы. Эти цветы так любят солнечный свет, что тянутся к солнцу, достигая гигантских размеров. Только набежит тучка на солнце, цветы раз и закрылись, не любят они тени. Риф внимательно присматривался к цветам, покрытыми кровавыми волосками. По краям листьев волоски длиннее, посредине короче и на конце каждого волоска прозрачной росой блестит сладкий нектар. Из-за этой росы и называют это плотоядное растение - Росичкой.
- Что же делать? Как же быть?- думал, гадал Риф, пока не додумался, ведь хитрость была его отличительной чертой.
Недолго думая, схватил за хвост мохнатую обезьяну и бросил на съедение чудовищу, а оно своею липкой росой ухватило её хвост. Хочет обезьяна вырваться, кричит, брыкается да не может вырваться, приклеилась. Липкая густая слизь крепко держит её, растягивается в нити, но не отрывается, чем больше дергается зверь тем крепче прилипает. А кровавые волоски на листьях удлиняются, увеличиваясь в размерах, тянут свои липкие змеиные головы к обезьяне, которая в смертельном страхе из последних сил пытается вырваться, и визжит до хрипоты, только все зря.
В один миг щетинки хватают жертву за горло, сжимают грудь и через несколько минут жертва уже окутана липким соком. Затем Росичка перетаскивает тело обезьяны от края листа прямо в рот, и страшное чудовище начинает свою трапезу. Пока Росичка была занята обедом, Риф подскочил к ветке и срубил ее своим мечом, бросился в обратный путь и вскоре выбрался из этого плотоядного леса. А Росичка будто и не почувствовала того, что с нею произошло, чавкала и грызла обезьяну. А когда выплюнула косточки, страшно удивилась, не узнав родного леса.
- Где я?- неустанно причитало зубастое растение.
Да только Риф не слушал хищника, убыстряя бег и, вскоре добрался до спасительного осла. Ударил его веткой Росички – а та, будто только того и ждала, вмиг проглотила осла, а затем принялась глотать всех мелких зверушек и уже готовилась пожрать всех крупных. Только и Риф не спал, тут же надел ей железный намордник, вскочил на буйвола, и был таков.
- Ну, подлая колдунья, держись,- ругался Риф, пылая жаждой мести,- послала в лес к чудовищам, теперь я с тобой уж точно поквитаюсь.
Но к своему великому разочарованию, прийдя домой, не обнаружил колдунью. Темница была пуста, стража убита, лишь только обескровленный труп лежал посреди темницы.
Присмотрелся Риф к ссохшемуся телу и чуть не вскрикнул от ужаса, да ведь это Майрамби - его лучший друг. В другой раз он, наверняка, устроил бы другу пышные похороны, но сейчас ему было не до щенячьей нежности, все его мысли были заняты Кампой.
Связав девушку тугими ремнями, он снова пустился в дальний путь, разыскивая пределы пустыни Тар и высокую гору, именуемую «горой распушенных волос».
Надобно отметить, что путь его был очень тяжелым. От бархана к бархану, от одной песчаной горы до другой вела его кривая дорожка. Даже птица не знает, где конец этой дороге, ветер и тот не знает, где конец пустыне, не зря же демоносы называют эту пустыню Тар-черными песками.
Всю ту длинную дорогу Риф с тоскою вспоминал своего друга Майрамби, размышляя, как он очутился в темнице, и что с ним произошло. Но сколько не думал, так и смог разгадать эту загадку.
Эта загадка так и осталась тайной для всех, но только не для нас………………………
….Пока Риф бегал, странствовал в дальних странах, его государство все больше занепадало. Обеспокоенный долгим отсутствием своего правителя, знатные Каджи отправил на его поиски демоноса по имени Майрамби, дескать, вы старинные друзья, кому, как не тебе знать, где искать Рифа. Много дней провел он в поисках, обошел все пределы Кавказа, всюду побывал, все повидал, но нигде не смог отыскать хотя бы его след. И вот после долгих поисков, уставший и измученный он пришел к железной башне, одиноко стоящей посреди большого озера. Майрамби знал, что в этой башне Риф хранил свои самые ценные сокровища, поэтому первым делом решил осмотреть темницу. Почему его туда потянуло, он и сам не смог бы объяснить, но упрямо спускался вглубь подземелий. Какая-то незримая сила влекла его к себе.
- Иди сюда, иди,- манил чей-то неосязаемый голос.
В глубоком подземелье было устроено сотни дверей, да только Майрамби знал, что ему нужна именно эта, сто первая дверь. И каково же было его удивление, когда, отворив запоры самой мрачной темницы, увидел яркий свет, струящийся, будто из ниоткуда.
- Чудеса,- только и смог выдавить из себя Майрамби.
Ибо обнаружил, что не в темнице он, а внутри прекрасной комнаты, богато украшенной златом и серебром. И мебель, и убранство комнаты говорило о том, что эти покои принадлежат царице. Нельзя передать того удивления, которое охватило тело Майрамби, когда он увидел закованную в кандалы прекрасную девушку, о которой можно только мечтать. Её курчавые волосы были привязаны к крючку на потолке, а на руках повисли железные кандалы, под бременем которых она согнулась. Лицо девушки выражало крайнюю степень сострадания, а из раковин её очей, жемчужной нитью струились хрустальные слезы. За спиной у девушки сидел черный стражник, прижав к своим губам трубу, он готов был всякую минуту поднять тревогу. При всем при этом, его глаза были закрыты, он спал крепким сном, и его храп был отвратителен.
Почувствовав сострадание к пленнице, Майрамби подошел ближе и спросил:
- О, красавица, кто ты и почему томишься здесь в неволе?
- О, прекрасный юноша,- пропела прекрасноликая дева,- этот чернокожий злодей коварством и обманом заточил меня в темнице. Если бы ты только знал, сколько горя я терплю от этого мучителя, даже смерть не стала бы для меня освобождением.
- Нет, не бывать этому!- воскликнул Майрамби, вытащив из-за пояса меч, взмахнул и рассек черного стражника пополам. А тот даже не успел проснуться.
Освободив девушку от оков, спросил:
- О, прекрасная дева, я полюбил тебя с первого взгляда. О, любовь моя, я поражен твоею красотой. Мой разум сокрушен твоим волшебством. Откройся мне, скажи, как тебя зовут.
- Спаситель мой,- отвечала девушка,- нет предела моей благодарности.
Она подошла к юноше очень близко и, прижимаясь к нему губами, прошипела:
- Я тоже люблю тебя.
И только тут Майрамби почувствовал смрадное дыхание, исходившее изо рта девушки. Он инстинктивно отвернул свою голову в сторону, пытаясь отстраниться, при этом обнажил шею. И в тот же миг острые клыки вонзились в яремную вену жизни, сильная струя крови брызнула на стены темницы. Вскоре безжизненное тело повалилось на пол.
- Мое имя тебе лучше не знать, утирая кровь,- сказала сгорбленная старуха.- Запомни, для тебя я просто знакомая.
При этих словах старуха вырвала у Майрамби печень, и заливаясь истерическим смехом, с огромным аппетитом стала поглощать ещё теплую плоть. Утолив голод, она завертелась волчком и растаяла в его стремительном вращении. Превратившись в черную птицу, испустила пронзительный крик и улетела к себе домой.
Долгие проводы –горькие слезы
Пора и нам возвращаться домой, решил Феникс и тутже засобирался в дорогу. Бабка Ёжка в начале возражала, надеясь, что гости останутся еще на несколько дней, но Феникс твердо стоял на своем. Кроме дорожных припасов с грибами да ягодами, радушная хозяйка вручила ему Ревень траву.
- Забирай её и помни, эта трава знает все секреты, может предсказывать будущее и никогда не ошибается.
-Если бы она еще и не кусалась, цены бы ей не было, - отвечал Феникс, поглаживая свою перебинтованую руку.
-Ну не будь таким злопамятным, - оправдывалась бабка, - если сможешь ее разговорить, она тебе расскажет такое, о чем ты даже не подозреваешь. Отвезешь моих гостей, куда скажут, - приказала Яга аисту Бека.
И тот послушно подставил им спину. Когда они уже сидели на широкой спине Бека, а тот распрямил свои крылья, собирался взять разбег. Бабка подскочила на месте, как будто ее кто-то ужалил.
- Стойте окаянные! - вскричала она срывающимся голосом - какже с вами прощаться, я платок дома забыла, - и убежала в избушку.
Ожидая возвращения, они в последний раз бросили взгляд на эти сказочные болота, и на миг им показалось, что все кругом притаилось и будто чего-то ждет, выглядывает. Трухлявый Нок, выглядывая из-за болотной кочки, вертел своим крючковатым носом, бобры с огромным усердием грызли дубовое бревно, хор болотных гадов соревновался с голосистым Глухарем. И среди всего этого многоголосья самой голосистой была никем не признанная Черная певунья. Ее высокое мелодичное: Ква - ква – ква, эффектно выделялось из общего многоголосья: Ква-ква-квааа.
Жаль, думал Феник, пропадет никем непризнанный талант. Всегда недовольные скворцы глядели на них с удивлением, а Еленька, не скрывая слез, протянула Фениксу меховые рукавицы.
- Я их для себя вязала, да вам они нужнее.
И тут из избушки выскочила бабка Ёжка, ее красные глаза были полны слез, она плакала и бесконца шмаркалась в платок.
- На кого ж вы меня покидаете, - причитала сердобольная старушка, - остаюсь тут в этом болоте одна одинешенька, кто меня добрым словом согреет, - плакала она, шмаркаясь.
И до того ее слезы были правдивы, а рыдания заразительны, что в один миг рыдали все от Еленьки до трухлявого Нока, а жабы так те просто заквакались слезами, но среди них самой лучшей плакальщицей оказалась Черная жаба-певунья. Такой в их памяти осталась бабка Ежка по-прозвищу крикливая, о которой болтали много лишнего, будто бы она умеет летать на ступе. Но вы этому не верьте, это все ложь, на ступе она не летала, а вот метла ее летала будь здоров. Аист Бека, взмахнув крылом, тутже вознес их выше облаков, то расстояние, что самый быстрый онегр пробежит за неделю, он пролетел за сутки. Не долетая до Ирия, гигантская птица, спланировав, опустилась на землю. К сожалению посадка была неудачной. Попрыгав по кочкам, Бека завалился на хвост, стряхнув на землю седоков.
-Осторожно, не дрова везёшь, - пищала Ревень трава, - чуть всю душу из меня не вытряхнул окоянный.
-Сам балбес, - затрещал своим гортанным голосом аист Бека и клюнул обидчика в голову. - Дальше не полечу, - категорично заявил он, расправляя крылья.
-И на том спасибо, - вежливо поблагодарил его Феникс.
-Прощайте, - изрыгнув клуб чёрного дыма, гигантская птица взмахнула крылом и растворилась в небытие.
-Сам ты балбес, - грозила ему вслед Ревень трава, - это ж надо быть таким балбесом, чуть не угробил да еще и клюнул одним словом. Балбес.
Болбос
Однажды один джин, по имени Болбос, поймал в пустыне Тар живого бурундучка, зубы у зверька были большие, желтые, язык острый как шило, на мордочке шерсть черная, а на лапах когти медвежьи. Не стал убивать его Болбос, сделал в его носу дырочку, продел в ту дырочку нитку и стал водить по дому зверушку. А бурундучек оказался резвым, веселым зверьком, быстро привык, стал ручным. Он проворно бегал, рыл коготками землю, прыгал, играл, плясал, поднимая хвост, и все глядя на него, смеялись от души. Только мать Болбоса не смеялась, сидела хмурая, но со временем и она полюбила бурундучка, он сделался её любимцем и та с большим удовольствием кормила его сладким шербетом, поила медвяным питьем. А зверёк рад-радешенек, так забавно воздух нюхает, ну просто умора. Старуха вечно подшучивала над сыном:
-твой бурундучек с тобой одно лицо, и видом он такой же осанистый, и повадки у вас одинаковые.
Только Болбос на ее слова не обижался, знал, что она шутит, в медное зеркало смотрелся, собою любовался.
-Не правда матушка, я лучше бурундучка, и если он пытается на меня быть похожим, нет в том моей вины. Все знают, что звери часто стараются походить на своих хозяев, вот и бурундучек такой же как все.
-Спать пор, - ворчала старух, - завтра мне чуть свет нужно встать, выдоить верблюдиц, испечь лепешек. Работы в доме тьма-тьмущая, а тебе бы все с бурундучком забавляться, гаси свет, делай ночь.
Жар знойного дня постепенно спадал прохладой ночи, владелец постоялого двора, по имени Болбос, вдоволь натешившись своим бурундучком, лег спать. Но едва успел сомкнуть очи, как в двери его дома постучался некий чужестранец, попросил его выйти.
-Гак, Мак, Брак, - на чем свет стоит, ругал Болбос, всех небесных олухов, тревожащих его сон, но оделся и вышел.
Выйдя на улицу увидел перед собою ужасного на вид Каджа. Обратясь к нему, чужестранец сказал.
- Ты хозяин постоялого двора?
-Да, - отвечал Болбос.
- Мне немедля нужны несколько верблюдов, я готов тебе щедро за них заплатить.
- Ныне все мои верблюды в расходе, - отвечал Болбос, - не знаю, хватит ли тебе той малости, что осталась.
Окинув Болбоса нетерпеливым взглядом, чужестранец вынул из-за пазухи тугой кошель и, протянув его, приказал.
-Седлай самых быстрых верблюдов, мне нужно как можно быстрее добраться до горы, именуемой «горой распушенных волос».
Поначалу Болбос изрядно струсил, однако золотой песок, звенящий в тугом кошельке, убеждал лучше всяких слов. Снарядив верблюдов, чужестранец погрузил на них подозрительного вида мешки, и они отправились в дорогу. Не знамо, не ведомо сколько они ехали без сна и отдыху, пока не достигли подножья высокой горы, вершина которой касалась красной луны, тогда чужестранец остановился и сказал.
-Подожди меня здесь, я вскоре вернусь.
Гора, вершина которой касалась красной луны, издали казалась зловещей на красно-кровавом очертании, то и дело появлялись контуры зловещих теней. Что это? Рассмотреть было невозможно, только вой, визг да грозное рычание говорило о том, что там не меньше зверинца кровожадных хищников, и все они очень голодны. Устрашившись этого ужасного места, Болбос запротестовал.
- Ни за какие деньги я здесь не останусь.
- Не хочешь, не надо, - согласился чужестранец, наградив его золотом, строго настрого приказал, - оставь верблюдов, а сам ступай прочь, однако не вздумай оборачиваться назад.
Исполнив его приказание Болбос вначале шел бодро. Но с каждым новым шагом, ночь все больше и больше пугала его своей чернотой. Страшные звуки и кошмарные видения то и дело вспыхивали над вершиной горы, окутанной вуалью мрака, время как будто остановилос, и от этого становилось еще ужаснее. Незнамо почему, ноги сами отвернули вправо, но и там было не лучше, а чернота еще ужасней, от этого поджилки его коленок тряслись, а зубы выбивали нервные дроби. Затем он свернул в лево, но от этого ему сделалось еще кошмарней, живот скрутили спазмы, а силы, казалось, навсегда покинули его бренное тело, даже бежать и то не было никакой возможности. Так он прошел еще немного, а за следующим барханом повернул вправо, и вышел как раз за спиною у ужасного на вид Каджа, стал потихоньку за ним подглядывать.
В отблеске кроваво-красной луны ему отчетливо было видно, как тот снял с верблюда поклажу, развязал один мешок, вытащил от туда прекрасную девушку, взвалил себе на плечи, понес на вершину горы, именуемой «горой распушенных волос». Там он бросил девушку на землю и, выхватив из ножен меч, произнес.
-Прости меня любимая, не о такой убийственной любви я мечтал, она наполняет мое сердце ядом, только смерть исцелит мою душу! - при этих словах он ударил девушку мечем.
После он стал рыть яму, приговаривая заклинание: «Чирин, фирин, фиргулин, чирин, чох, чох, чох». Зарыв девушку землей, бросил на ее могилу меч, начал возвращаться назад. Болбос, испугавшись его грозного вида, бросился бежать. Только и Риф бегал быстро, а когда догнал, хотел убить. Начал искать меч и, не найдя его, влепил сильную пощечину, будто рассек ему лицо камнем. В тотже миг, светлый мир померк пред его глазами, и он потерял сознание. Когда Болбос с болью в каждом мускуле очнулся из небытия, то некоторое время лежал неподвижно, глядя, как сверкающие золотом облака сталкиваются в бездонном небе. Голова болела и раскалывалась, поднявшись с земли, он отправился домой. Шел долго, и всю дорогу ночная сцена жестокого убийства не выходила у него из головы. Воспоминания о прекрасной девушке легкой рябью колыхалось в его воспаленном мозгу. Очаровательное лицо луно-ликой красавицы, словно живое стояло перед его очами. Не вынеся такой пытки, Болбос решил, что не сможет жить, если ещё хоть раз не увидит ее, развернулся, пошел обратно и в сумерьках приблизился к той кровавой горе. Все такой же зловещей была эта страшная гора, именуемая в народе «горой распушенных волос». Все также цеплялся за ее вершину кроваво-красный диск луны. Некоторое время Болбос стоял, не решаясь, сделать шаг, а затем, собрав в кулак все свое мужество, стал подыматься вверх. Много страхов терзало его душу, страшные видения мелькали пред его очами. Вначале предстало пред ним четыре животных исполненных очей спереди и сзади. Первое было подобно льву. Второе - родственно тельцу. Третье имело лицо схожее с обезьяной, а четвертое животное было сродни летящему орлу. И каждое из четырех чудовищ имело до шести крыльев вокруг, а внутри они были исполнены очей, и изо рта их выходил огонь, дым и сера. С ревом, криком и гоготом они бросались друг на дружку, дрались между собой и пожирали один другого, остервенелые в своем гневе, рычали, жгли огнем, вселяя в душу Болбоса животный страх. Но на перекор всем страхам и ужасам, какая-то неведомая сила толкала его вперед. Разогнав руками видения, он подошел к свежевырытой могиле и, разрыв ее, увидел, что девушка еще дышит, от этого сердце Болбоса сильно забилось. Он бережно извлек ее из могилы, промыл, перевязал раны, и о чудо, будто от прикосновения живой воды ее раны затянулись, от них не осталось даже и рубца. Тут девушка открыла глаза и Болбос поспешил ее успокоить:
- не бойся, милая, твоего врага здесь нет.
Но девушка, едва открыв глаза, сказала:
- отвези меня поскорее к моему любимому, и вновь потеряла сознание.
-Да ты что, - запротестовал Болбос, - твой любимый если нас увидит, живьём в землю зароет.
Поспешно заровняв могилу, снял с себя одежду, облачил в нее девушку с волосами словно живое кубло змей, отправился домой, постоянно оглядываясь по сторонам. По прошествии некоторого времени здоровье снова вернулось к Кампе, красота умножилась и засияла сильнее прежнего. А Болбос, надо отдать ему должное, влюбился в девушку без памяти, обьявил, что вскоре женится на ней и до того ухаживал, что просто больно было на него смотреть. Казалось, он боготворил Кампу, сдувая пылинки с ее головы. А девушка будто и не замечала его ухаживаний, ходила как зачарованная, все время печалясь о своем любимом. Балбос успокаивал ее как мог, а она только рыдала, так продолжалось не день и не два. Даже любимый бурундучек не мог развеселить Кампу, он так проворно бегал, так старательно прыгал, и все, глядя на него, от души смеялись. Только будущая невестка не смеялась. Мать Болбоса, пожилая, умудренная годами демоница из рода Пери вначале молчала, считая девушку достойной невесткой. Уж не потому ли невестка всегда чем-то недовольна, что не наедается, пришло на ум свекрови, попробую накормить ее досыта. На следующий день она приготовила вкусную кашу на смеси свежего и заквашенного верблюжьего молока, и подала его не в миске, а прямо в горшке.
-Покушай милая досыта, сколько живешь у нас в доме, а еще ни разу ты не ела вволю, хоть ныне накормлю тебя.
Невестка не заставила себя долго упрашивать, ела кашу, хоть и без аппетита, отрешенно, но все же съела весь горшок без остатка, а когда доела, тут она и развеселилась, заливаясь смехом. Старуха еще больше удивилась, спросила:
- что тебя так рассмешило?
А Кампа, заливаясь истерическим смехом, отвечала.
-Вспомнила веселые глаза бурундучка, - смеялась она, - ха-ха-ха да хи-хи-хи.
Да, не повезло с женой моему сыну, решила демоница. А когда на едине с сыном она все выпытала, все выспросила, то сильно разгневалась на Болбоса и принялась его допекать. День за днем она донимала, распекала, пиляла и грызла сына.
- Как можешь ты связывать свою судьбу с этой демоницей, она даже не из рода Пери. Не зря бывший любовник изрубил её в клочья, видать были к тому веские причины. Оставь ее, пока не поздно.
Но Болбос никак не мог расстаться с нею, видать часть любовных чар передалась и ему. Однако назойливый укоры матери в конце-концов возымели действие, его любовь постепенно истрепалась, растворившись во взаимных укорах, прериканиях и склоках, которые прочно поселились в когда-то дружной семье Болбосов. Даже бурундучек, казалось, дулся на хозяина и больше не радовал его своими танцами. От всего этого ноги сами несли его подальше от дома. В один из дней, когда Болбоса не было дома, старуха опоила девушку дурман-зельем и, привязав к спине дикого верблюда, отпустила животное в пустыню Тар.
- Отрубить бы голову этой мерзавке, - кричала старуха, - а не то она своими чарами погубит мне сына, умри же в пустыне от зноя, ибо такая мука хуже всякой смерти, а такое возмездие хуже ударов меча!
Но случилось так, что в бескрайней пустыне верблюд набрел на небольшой оазис с водой, а Кампа ухитрилась развязать веревки. Так она и осталась жить в пустыне у оазиса. Днем она постилась, проводя все время в молитвах, а вечером разговлялась сьедобными травами, дожидаясь прихода смерти. Что творилось в ее душе, никто доподлино не знал, не ведал, многие думали, что она просто сошла с ума, или же стала святой. Ибо слух о том, что в пустыне живет прекрасная демоница, которая стала святой отшельницей, быстро разлетелся по стране Тарон, и многие девы, пери, джины и шейтаны специально приезжали посмотреть на Кампу, как на чудо. А всему виной были любовные чары не до конца снятые даже после того, как ее изрубили в куски, и живьем зарыли в сырую землю. Она по-прежнему была в плену волшебства, и только великая любовь могла исцелить её душу. Ведь не зря же в народе считают, что клин–клином вышибают, это сказочное лекарство по сильнее иных микстур.
Допрос с пристрастием
-Говори всё, - с неприкрытым интересом допытывался Крон у Феникса - удалось ли тебе проникнуть в Гиперборейские пределы и повидать людей севера, в существовании которых я совершенно не верю.
-К сожалению нет, - отвечал Феникс, - в самой Гиперборейской стране я не был, и все чем располагаю это лишь рассказы тех, кто там побывал.
-Неужели, рассказам этих очевидцев можно доверять.
- Я думаю можно, ведь если живут у нас на юге какие-то человекоподобные приматы, то почему бы им не жить на крайнем севере.
- Ну и пусть себе живут, лишь бы нас не трогали, - отвечал Крон, как бы между прочим.
-Я тоже обеими руками за, - соглашался Феникс, - только после падения Алатырь камешка, эти многочисленные Гиперборейские народы пришли в движение. Вначале из страны обетованной ушли Инки, Майя, Ацтеки, Огалла и прочие кланы, их вывел Манко Капако. К нашему счастью они ушли в сторону (американских) материков эльДо раДо и окупировали их.
-Мать чесная, курица лесная, - хлопнул в ладоши Крон, - окупировали эльДо раДо.
- Но это еще не все, - сыпал подробностями Феникс, - вторая часть людей: Галлы, Валлы, Анты, Кельты, Люты, Непры, Гойделы, Ободриты, Кимры, Руяне и прочие людские кланы двинулась в наши пределы. И я могу с уверенностью сказать, что им удалось окупировать огромные северные територии, присоединив к себе многие народы. Например, мне доподлинно известно, что к ним присоединились племена Аргипеев, Гиксосов, Маны, Герканы, Мансы, Гиляки, Гольды, Мангаллы, Герулы, Гриффы, их ведет царь Световит
- Ужас, ужас и еще раз ужас, - не осознавая, а лишь предчувствуя, беду повторял Крон раз за разом. - И ты видел все это своими собственными глазами?
- Вот как тебя, - отвечал Феникс, - они ползут, как саранча, и нет им конца и краю.
- Ну а человеческого царя Световита ты случайно не встречал, каков он из себя?
- Нам удалось повидать множество А-А-Ареев, - по слогам молвил Феникс, ибо демоносам было тяжело выговаривать букву «Я» из-за своей врожденной особености организма. - Был ли в этой многотысячной орде царь Световит, я не знаю, но кое что о Световите мне все же удалось узнать.
Феникс хлопнул в ладоши, и по его приказу молчаливые стражники внесли мешок, по всей видимости набитый травою.
-Сейчас повелитель, я тебе покажу кое что интересное, - порылся он рукою в мешке и извлек от туда неказистое с виду растение.
-Мать чесная, курица лесная, - не сдержался Сабскаба, хватась за свою семижильную плеть, - неужели это та самая Ревень трава.
-Она самая, - отвечал Феникс, развязывая путы, связывающие ей рот.
И тутже жалобные стенания огласили все пространство дворца:
-Убили меня душегубцы, живьем из земли вырвали изверги, не жить мне больше на свете белом, не видеть солнышка ясного, - причитала Ревень трава, заливаясь горючими слезами.
- Так вот ты какая, Ревень трава! - восхищенно молвил Крон.
-Сейчас я её усмирю, - пообещал Сабскаба, замахиваясь семижильной плетью.
-Только не плетью, только не плетью, - прикрыл траву своей грудью Феникс, - она легкоранимая, если расплачется во век ее не остановишь.
И правда, Ревень трава тутже огласила дворец жалобными стенаниями:
- Убили меня душегубцы, живьем из земли вырвали изверги, не жить мне больше на свете белом, не видеть солнышка ясного, - заладила она зычным голосом.
-Прикажи ей замолчать, - взмолился Крон, закрывая уши руками.
Пришлось Фениксу успокаивать траву:
- Хватит рыдать, - просил он растение, - можно подумать, с тебя тут шкуру живьем снимают, расскажи нам, что было, поведай, что будет, и я лично отпущу тебя в чисто поле.
-Что вы хотите знать? - роняя слезы спросила бедная узница.
- О царе Световите расскажи, кто он такой и как появился на свет.
-Точно отпустите? - переспросила Ревень трава с надеждою в голосе.
-Слово титана, - обещал ей Крон, - все расскажешь, отпустим.
- Ну если так, тогда слушайте, - согласилась Ревень трава, рассказав, как от выплеснутых помоев в коровьих яслах родился сын бога Ярила - Световит.
Рассказала, как пал с неба Алатырь камешек, отчего вся Гиперборейская страна покрылась тьмою, льдом да снегом, лишь только несколько островов да вершина мира, гора Меру, благодяря своей тектонической активности, уберегли род людской от неминуемой гибели. Поведала как верховный бог Ярило спасая людей от беспросветного мрака, воспламенился огнем праведным, осиял землю северным сиянием. С тех пор только бог Ярило, будто солнышко красное, светит людям, и землю согревает от мороза да холода лютого, молвила Ревень трава и умолкла, попросив воды.
В течение нескольких минут лицо Крона сохраняло жестокое и мстительное выражение, а затем он встал с кресла и, расхаживая по комнате, приговорил
- Вот так история, никогда такой не слышал, - недоверчиво качал он головою, - тут есть над чем задуматься. - А может твоя трава все выдумывает, - с надеждой в голосе обратился он к Фениксу.
А тот только пожимал плечами, отвечая:
-почём я знаю, за что купил за то и продаю.
-Нет, это определенно сказочки, - стоял на своем Крон, - я этому абсолютно не верю.
-Это еще почему? - спросила Ревень трава обижено.
-А потому что это слащавые сказочки и ничего болие.
-Ах так, - еще больше обиделась Ревень трава, - да я за свою сознательную жизнь, никому плохого слова не сказала, если не веришь, сходи в лес к моим сестрам, там все меня знают только с хорошей стороны. А ты, йотун-демонос, мало того, что с корнем меня из земли повыдернул, так еще и лгуньей обзываешь, не буду вам больше ничего рассказывать, хоть ешьте меня, хоть режьте, не услышите от меня, как Световит сумел поднять Алатырь камешек, который до него не смог поднять никто.
-Как ему удалось изгнать из Гипербореи злобного Позвизда и его гадких слуг? Как ему удалось обьединить людские кланы и вывести их с умирающего континента? И всеже, рассуждая здраво, я считаю тебя обманщицей, - молвил Крон, - потому что твои слащавые истори, сказки и выдумки.
-Зря ты мне не веришь, зря обижаешь, - всхлыпывала Ревень трава, и вообще, что ты о нас о травах знаешь. Ты думаешь мы так себе пылинки былинки, бурьян придорожный. Вот вы нас своими копытами топчете, а знать того не знаете, ведать не ведаете какие среди нас растений, умные травы попадаются. Папороть трава знает, где спрятаны клады, ветка лозы подскажет, где спрятана вода, а мыгун трава.
Только Крон не стал ее слушать.
- Не смешите меня, не надо, - замахал он руками, тебя послушать, так вы все окажетесь грамотными, образованными, один только я дурак, что слушаю весь этот бред.
-А я ей верю. - вступился за Ревень траву Феникс, - ведь, и правда, травы своими корнями пьют соки земли, а землей слух быстро ширится. Вот живой пример, взять хотя бы жителей подземного народа: Тельхинов, Гномов, Цвейгов и Эльфов, от чего они такие умные, - задавал он вопросы и сам же на них отвечал. - Они такие умные потому, что в земле обитают, все свои познания черпают из матери земли. Ты еще не успел о чем-то подумать, а они уже всё знают, ты только собираешься что-то сделать, а у них уже это давным давно готово, вот потому они и опережают нас в своем развитии.
Ревень трава с благодарностью посмотрела на Феникса и тутже добавила.
- Тельхины умные не от того, что в земле живут. Они умны в главном, все свое умение, все свои знания они не используют против себе подобных, как это происходит с вами, живущими на поверхности земли. Они никогда не воюют, никого не убивают, а вы так и хотите извести всю траву, а деревья срубить под корень. Рубите нас, топчите ногами, но знайте, наши запасы не безграничны, когда превратите планету в загаженную муссором пустыню, умоетесь горькими слезами, да поздно будет. Хотите я вам предскажу, как все это будет выглядеть через сотни веков, когда обезвоженная земля иссохнет, а все живое будет искать спасения в трещинах на дне морей и океанов. Будете кольчатыми червям ползать в грязи, вот тогда-то и вспомните о нас травах да поздно будет.
- Ты нам зубы не заговаривай, - вступился за Крона Сабскаба, - ты нас прекращай стращать да запугивать, - грозил Ревень траве своею плетью.
- Огорчила ты меня, очень огорчила своими дерзновенными речами, - молвил Крон, переменившись в лице.
Сабскаба взмахнул своей плетью. Хлесткий удар семижильной плети сбил с лап испуганную Ревеньку. И она, растянувшись на мраморном полу, заскулила от боли.
- Убили, без ножа зарезали душегубцы проклятые, - рыдала она.
Сабскаба вновь занес плеть для нового удара. Только Крон жестом остановил его.
- С травами сражаться не велика честь, пристрой её в какую нибудь клумбу, пусть всегда будет у меня под рукой, её советы могут пригодиться.
Когда за Сабскабою захлопнулась дверь, Крон пронзительным взглядом посмотрел на Феникса, спросил.
- Ну и что будем делать? Кругом одни сказки, легенды и домыслы, ни малейшего представления о противнике, как прикажешь с таким лютым врагом сражаться. Я на тебя так надеялся, думал, что ты все узнаешь, а вместо этого ты мне притащил этот бурьян, толку от которого, как от козла молока.
Феникс стоял, будто побитая собака, виновато поджав хвост, молчал, не зная, что ответить в свое оправдание.
- Отвечай, чего молчишь, - строго допытывался Крон.
- Это правда, я не был в сказочной Гипербореи, все что рассказываю о ней, только миф да легенды, но у меня есть оправдание. Там война идет, кто же пустит к себе в дом чужака во время военных действий. Царь Бярьма вон каким воином был и тот пал от рук Световита.
- Да уж, - мечтательно молвил Крон, - хотелось бы мне одним глазком взглянуть на этих А-А-Ареев. Чем они отличаются от наших варваров, наверное ничем, такие же волосатые, не отесанные варвары, под три метра ростом, а возомнили из себя не весть что, таких в курятник и весь разговор.
-О, великий титан времени, не спеши с поспешными выводами, эти люди очень могучий народ, они отлично вооружены, их мечи крепки, а луком владеет каждый. Я вот смотрю у нас, в ойКумене, лук и стрелы еще не получили широкого распространение, а там каждый мужчина и даже мальчик владеет им в совершенстве.
Крон с обидой в голосе отвечал.
- Ты же знаешь, мы, демоносы, мирный народ, войны у нас большущая редкость, зачем спрашивается нам мирным демоносам умение владеть луком и стрелами. Лучше ответь, как нам уберечь свои земли от этих коварных захватчиков?
Феникс, не долго думая, ответил.
- Я видел Ареев, вот как тебя сейчас, и могу с уверенностью сказать, что сила их несметная, а наш народ морально не готов к такому повороту истории. Демоносы, словно малые дети, наслаждаются золотым веком, не подозревая, что наступает смена эпох, я бы даже сказал ледниковый период.
- С меня достаточьно! - схватился за голову Крон, - Нужно его во чтобы то ни стало вызывать.
-Кого вызывать, - вопрошал Феникс, - ты хочешь вызвать царя Световита? - высказал он предположение и самже испугался своих слов.
-Какого еще Световита, отца моего, громовержца Урана, нужно вызвать из космоса, только он сможет обьединить всех демоносов в единый кулак и поставить этих варваров на место, загнать их обратно за Уралов пояс. Отец им покажет, где раки зимуют, - пылал гневом титан Крон, - он их согнет в бараний рог. Гак, Мак, Брак, Так их перетак, - сыпал он грязные ругательства.
А Феникс в это время с огромным сожалением смотрел на Крона и думал, боже, какая святая невинность, он даже не подозревает, что это верховный бог Ярило заставил Урана громовержца оградить ойКумену Уральскими горами, а не наоборот, но промолчал, кивал головою.
- Да, нужно вызывать Урана, он поможет. Немедленно послать гонца в Сваргу, - решительно молвил Крон и пронзительно посмотрел в глаза Фениксу.
Только Феникс на отрез замотал головой, отказался.
- Я устал с дороги, мне нужно отдохнуть, набраться сил, лучше отправить письмо с ближайшей пролетающей кометой, будет быстрее и проще.
-Ну что ж, пусть так и будет, - согласился он, - завтра же отправлю послание в небесную Сваргу, к отцу Урану.
Уран громовержец
Горько рыдала богиня земли Гея, провожая своего мужа на войну с проклятым мороком Апопом. На вопрос, когда ты вернешься, отвечал её муж Уран.
- Как всколыхнется море синее, всплывет над водою бел горюч камень, расцветет на том камне куст ракитовый, запоет на том кустике соловушка, вот только тогда и вернусь я обратно.
Крепко обнял Уран жену свою Геюшку, посмотрел в ее карие очи, молвил.
- Жди меня ровно шесть веков, если я не вернусь с чиста поля, знай, что нету меня в живых, выходи тогда замуж за любого боржича, не иди лишь за Ярила буйного.
-Никогда, пала к его ногам верная жена, никогда ни за кого не пойду, тебя я родила, взрастила, выкормила, тебя одного люблю, ни о ком не помышляю, ты у меня один суженый.
Шесть веков ждала верная жена мужа с войны. День за днем бежит, будто дождь дождит. Неделя за неделей тянется, травой разрастается. Год за годом летит, будто речка течет, не вернулся Уран с войны, сгинул там в беззвесности. Ждала его верная жена долгих шесть веков, каждый день к берегу моря ходила, выглядывала, может всколыхнется море синие, всплывет бел горюч камень, зацветет на нем куст ракитовый. Но не всколыхнулося море сине, не всплыл на море бел горюч камень. Плачет она, побивается, слезами горючими море соленое орошает, не вернулся муж с войны, видать сложил буйну голову в битве с черным мороком.
А Уран громовержец, в это самое время, и думать забыл о своей жене, гуляет он на пиру, на свадебке. И была та свадебка пышною, парят меж небесами молодожены, Уран с Дивою, а подле них светлою стаею летают птицы небесные. Не простые то птицы, то все Сварожичи небесные, да всех высший Хаос, сотворивший нашу галактику. Ничего этого не знала богиня земли Гея, верность мужу хранила, каждый день о нем думала, верила, что вернется. Как прошло на земле шесть веков, стали к ней женихи похаживать, стали они вдову подговаривать.
- Что тебе жить Геюшка молодой вдовой, выходи за меня замуж, - уговаривал ее Тавр-царь морской. - Чем я тебе не жених, царство мое великое, царство мое богатое, так и кишит всякой живностью. Там и крабы с огромными клешнями, и налим губошлёп, и севрюга, и щука зубастая, и осетр великан, и белорыбица всем рыбам царь. Мне служат дельфины, для меня поют русалки и разные чуда морские.
Только Гея верной мужу была, ибо очень сильно его любила, отвечала она царю Тавру.
- Многие ко мне сватались, всем я отказывала, и тебе откажу.
-Прошло уже шесть веков, - вновь принялся уговаривать ее царь Тавр, - не вернется к тебе Уран громовержец, все сроки вышли.
Но Гея не соглашалась она ссылалась на то, что только мужу верна:
- любо мне гулять по поднебесью с громом и молнией, играть радугой небесною, а ты оставь меня в покое, я ждала мужа шесть веков, еще шесть веков подожду, а там видно будет.
И вновь день за днем бежит-будто дождь дождит, за неделей неделя – травой растет, год за годом – речкой течет, еще шесть веков проходит. Не вернулся Уран с чиста поля, море синее не всколыхнулось, не поднялся камень, не расцвел на том камне куст ракитовый, не запел на нем соловей-соловушка. Теперь уже без опаски решил просвататься царь Тавр к вдовушке, собрал он сватьев да сватушек, приехал в город Гееполь, стал уговаривать невесту. И надо отдать ему должное, настойчив был жених, сумел таки уговорить богиню земли, склонил ее к свадебке. А вскоре у них родились детки Циклопы с одним глазом во лбу: Арг, Бронт и Стероп, и три громадных как горы великана Гекатонхейра, названных так потому, что 50 рук было у каждого из них, (к томуже месяц в котором они появились на свет был высокосным - 50 дневным). Против их ужасной силы ничто не может устоять, их стихийная мощь не знает предела. Еще смалу они ломали все, к чему прикасались, и чтобы хоть как-то усмирить их стихийную силу, поила Гея своих деток маковым отваром, да успокой травою. А когда подросли, отправила их в страну Тарон, к своему брату, царю Тартару в услужение. Дескать, военная служба сделает из них настоящих демоносов.
В это самое время, прилетела в Сваргу небесную комета хвостатая, пинесла письмецо малое, а в письме том буковки нацарапаны. Развернул Уран громовержец записочку читает. « С нижайшим поклоном пишет тебе твой сын Крон, отец наш небесный возвращайся скорее домой, ибо дела у нас на земле совсем разладились, наступает ледниковый период и прочее, прочее, неприятности.» А в конце письма приписочка. К нашей матушке, к твоей жене богине земли Гее царь Тавр в гости зачастил, год за годом сватьев шлет, сватается. Долго ждала тебя наша матушка, немного не дождалась, убедил ее царь Тавр, будто ты уже не вернешься и к свадьбе склонил. Узнав о том, что жена Гея ему не верна, вскипело громом и молнией сердце Ураново, забурлила в нем кровь горячая. Оседлал он крылатых змиев, Офиона с Эвриномом, закричал на них по-звериному, засвистал по-соловьиному.
-Уж вы верные мои скакуны, быстрее несите меня домой.
Бросилась ему на грудь молодая жена Дива, стала упрашивать, не ехать.
-Останься со мною муж мой Уранушка, нарожаю я тебе детишек малых, будем жить с тобой в любви и согласии.
Да не послушался бог Уран свою молодую жену, отвечал ей на прощание.
- Я только на Землю слетаю, наведу дома порядок, с женой разведусь и сразу же назад ворочусь.
Первое время Уран громовержец летел домой, пылая гневом, чуть было не загнал змиев досмерти. Но как это часто бывает в дальней дороге, постепенно остыл, сменил гнев на милость, стал рассуждать здраво. С чего бы мне так гневаться, сам себе думает Уран, ведь этож я первый клятву нарушил, нашел себе молодую жену Дивушку, теперь мне о ней нужно заботиться. А то что Гея вышла замуж за царя Тавра, это даже лучше, пусть себе живут, как знают. Вот прилечу на землю, первым делом дам Гее официальный развод, улажу дела и снова в Сваргу ворочусь. Долго ли, коротко ли летел Уран в нашу солнечную систему, нам этого знать не дано, не ведомо. Только в один из дней предстала пред ним планета Земля во всей своей первозданной красе, которую можно увидеть только из космоса.
- Вот он дом родной! - воскликнул Уран, и от нахлынувших чувств его сердце учащённо забилось, а изо рта вырвался радостный крик. - Здравствуй милая Земля, я вижу тебя закрытую голубым покрывалом воздушного океана, ты еще мирно спишь освещенная тусклою луною, но я уже ясно вижу твои бездонные моря, океаны, земную твердь и снежные шапки гор! Снижаемся! - хлестнул он шелковой плетью драконов, и колесница, рассыпая искры, умчалась вниз, к земле, скрытой за розовыми облаками.
Чем больше входила колесница в плотные слои атмосферы, тем больше раскалялась от трения. Будто огненный смерч пронеслась она над землей, подымая невообразимый ветер, гром и молнию.
-Приземляйся! - приказал Уран драконам, и те пали на землю, будто звезда падучая.
От этого, огромная Ирийская степь загудела словно барабан, и такой грохот по всей округе пошел, будто гора о гору стукается. Удар звуковой волны всколыхнул море синее, всплыл над водой бел горюч камень, расцвел на том камне куст ракитовый, запел на нем соловей-соловушка. Приземлился Уран громовержец в светлом Ирии, встал ногами на землю и покачнулся.
От долгого пребывания за пределами земного притяжения, все, будь он божич или последний демонос, освобождается от земного веса. Находясь в невесомомсти, тело получает полную свободу передвижения, постепенно ослабляя мышечный тонус. А на земле ему приходится заново учиться, ходить, привыкать к земному весу. Особенно тяжелыми выпадают первые часы после приземления, тело вроде наполнено свинцом, ускоренно бьется сердце, кровь отходит от головы, перед глазами возникает серая мгла, которую сколько не разгоняй, хоть метлой. хоть веником, ничего у тебя не выйдет. Смешно и комично выглядели первые шаги Урана, впервые за столь долгое время ступившего на родную землю. Он был больше похож на игрушку–неваляшку, встать нельзя-сидеть невозможно, а идти нужно. Собрав всю свою недюжую силищу в один кулак, сделал шаг, затем еще один. А его верные змееныши, Офион с Эвриномом, те вообще на брюхе ползают по земле, качаются, пришлось огреть их пару раз по загривку, чтобы не корчили из себя умников, хлестнуть еще разок для поучения. Подействовало. Стали змии поскакивать, с горы на гору перескакивать, а реки широкие помеж ног пускать, мчат его в город Гееполь. А там уже знают, что Уран громовержец на землю вернулся, ибо многие видели, как всколыхнулось море синее, всплыл на море бел горюч камень, расцвел на том камне куст ракитовый, запел на нем соловей-соловушка, а это все верные признаки его возвращения.
Собрались в царском дворце многие демоносы, накрыли столы, ждут, выглядывают бога небесного. Богиня земли Гея вся не своя, ждет, волнуется, а её муж Тавр, зная крутой нрав Урана громовержца, вообще места себе не находит, мысленно ожидая самой печальной развязки. И правда, появление Урана громовержца, явившегося во дворец, не предвещало ничего хорошего, ибо в своих руках он сжимал меч огненный. Предчувствуя беду, многие гости бросились бежать, спасать свою шкуру. А царица Гея в ноги кинулась, стала умолять бывшего мужа простить её, что пошла за Тавра.
-Видно так род судил, видно так судьбой завязано, - оправдывалась она.
Да и царь Тавр, найдя в себе мужество, встал на защиту своей жены, говорит Урану таковы слова.
- Ты прости Гею за то, что пошла за меня, ведь мы думали, что ты на войне погиб.
Отвечал ему Уран громовержец.
- Ту вину, что на Гее женился, я тебе прощаю, не прощу тебе другое – то, что ты сказал, будто не вернусь я на землю. Вот за эту вину - не прощу тебя, но и наказывать не стану. Живите, как знаете, - спрятал меч в ножны, махнул рукой, молвил, - Талак, Талак, Талак, - троекратное повторение этого слова придавало разводу законную силу.
«Талак, Талак, Талак», означает развод.
Сказал, словно отрезал. Оседлал змиев, отправился к себе в Сорочанск, на гору Олимпийскую.
-А я знаю, - молвил змий Офион, - где твоя жена Гея спрятала свой выводок, одноглазых Циклопов и сторуких Гекатонхейров.
-Ну и где? - спросил Уран без особого интереса, ибо ему и правда, все это было безразлично.
-В Азии, у царя Тартара, она как чувствовала, что ты вернешься и можешь порубить их в куски.
- Думаешь, я не хочу им головки пооткручивать, - отвечал Уран, - только не буду этого делать, пусть живут.
- А я бы слетал, - заметил Офион, - и повыклевывал этим Циклопам их поросячьи глазки.
- Ну и храбрец же ты, - заметил Уран, - с детьми воевать.
-Тоже скажешь с детьми, да ты наверное не в курсе каких деток наплодила твоя жена Гея. Одни только сторукие Гекатенхейры чего стоят, а одноглазые Циклопы, те вообще, чудовища, не зря их царь Тартар в свою личную охрану взял. Они способны одним только видом устрашить сотню врагов.
-Ну и пусть себе устрашают, - отвечал Уран, - мне какое дело до Тартаровых страхов, вези меня в Сорочанск, - и взмахнул плеточкой.
Тартар
А тем временем, в Азии, во владениях царя Тартара происходили удивительные вещи.… У Кидана, главного надсмотрщика за поголовьем царских верблюдов, вот уже несколько дней как потерялась часть племенных животных. Оседлав самого быстрого верблюда, Кидан поехал искать в пустыне пропажу. Так он путешествовал долго и нудно, но нигде не нашел пропавших верблюдов, пока не приехал к какому-то затерянному колодцу, одиноко стоящему в небольшом оазисе. Там он увидел красавицу с волосами, словно живое кубло змей. Девушка была само заглядение, и как две капли воды похожа на умершую жену царя Тартара…. Кидан немало подивился такому чуду и обратился к ней с речью:
- ты из рода призраков, или может быть богиня снизошедшая с небес.
-Я демонического рода, - отвечала ему девушка, - но больше о себе я ничего не знаю, и даже имя мое мне не ведомо, поэтому вынуждена жить в этой дикой пустыне. Только служение небесным Сварожичам да всех высшему Хаосу дает пищу моему телу. Сила веры заменяет мне хлеб и воду.
-О праведница! - воскликнул караванщик, беспокоясь о её судьбе, - доверься мне, и я отвезу тебя в столицу царя царей, где ты будешь в большей безопасности нежели здесь.
-Только на всех вышнего Хаоса творца нашего я уповаю, - отвечала девушка, - и никто другой мне не нужен.
Понял Кидан, что уговорить девушку невозможно, оставил ей дорожный припас, который был с ним, а сам отправился на поиски пропавших верблюдов. Поскольку его осенила благодать этой праведницы, он вскоре нашел потерянных животных, и с радостным сердцем поспешил в столицу Азии, город Баальбек. А случилось так, что по дороге домой он встретил самого царя царей, великого Тартара, охотившегося в тех местах. Больше всего на свете царь Тартар любил охоту. С рассвета до заката пропадал в лесу, ставил ловушки для птиц, рыл волчьи ямы, расставляя западни и капканы. Весной хорошо, зимой хорошо, летом хорошо, а осенью еще лучше, любил повторят Тартар. Осенью спадает зной, осенью снова расцветают цветы, осенью созревают яблоки, гранаты и зеленый инжир, арбузы и золотые дыни. Но самое главное, осенью все звери особенно откормлены, на таких жирных животных одно удовольствие охотиться. И вот, как-то раз, когда он взобравшись на самую верхушку дерева, подстерегал дичь, из чащи выскочило стадо диких кабанов. Тартар прицелился и метким броском копья, уложил сразу троих. Но в ту минуту, когда он в восторге от своей удачи стал слезать с дерева, из чащи леса послышался громкий свист и грозное рычание, царь-царей вздрогнул и замер, испуганно оглядывался по сторонам. Да сомнений быть не могло, то приближался царь зверей, полукабан, полужираф Каипора. Он видно желал взглянуть хозяйским глазом на свое кабанье стадо. С каждым шагом все ближе и ближе приближалось чудовище, уже не только треск валежника, а еще и храп да топот копыт, слышался совсем рядом. Тартар ни секунды не мешкая, снова взобрался на дерево, и как только рогато-клыкастая голова Каипора показалась из чащи, прыгнул ему на спину. Хуже прежнего взревел Каипора, вставал на задние копыта, брыкался, ломал деревья, но и Тартар был не промах. Словно энцефалитный клещ вцепился он своими ручками-крючками в мохнатую спину чудовища, в самый короткий срок сумел обьездить его, и даже научил выполнять несложные команды: сидеть, лежать, рысь, галоп. Но особенно ему нравилось, когда Каипора бежал аллюром, ведь он был прирожденный иноходец, и Тартар не отказывал себе в удовольствии прокатиться с ветерком. Он как и все Таронцы любил быструю езду, особенно на тройке с бубенцами под звуки сладкоголосых кифар. Таким царя-царей в своей бледно желтой короне встретил караванщик Кидан.
В правой руке царь держал длинную железную рогатину, вонзая её острие в бока Каипора с гиканьем и свистом:
- Хей-хо-хей-гали-гали, - скакал по лесу.
Не доезжая до караванщика, Тартар огрел своим жезлом царя зверей по загривку, отчего тот, издав пронзительное храпение, упал на правый бок и тутже издох.
-Наконец-то скопытался царь зверей Каипора, теперь я тут самый главный, - рявкнул Тартар с воинственным видом.
И впрямь, вид у него был самый что ни наесть воинственный и грозный. Только один недостаток портил облик царя, голова у Тартара была совершенно голая и ничего на ней не росло кроме маленьких рожек.
Ему бы рога поразвесистей, тогда бы равных по красоте ему не было, подумал Кидан и, пришпорив своего верблюда, помчался к царю-царей, а тот, увидев караванщика, замахал своею рогатиной, которой только что лишил жизни Каипора. Воскликнул.
-Ага! Плут, нашел ты пропавших верблюдов или нет!
- Да, - с поклоном отвечал караванщик, - благодать праведниц, которая поселилась в пустыне Тар, помогла мне найти утерянных животных.
- Какой еще праведницы, - удивился царь, - а ну расскажи.
В двух словах он рассказал о своих приключениях, о красоте и святости демоницы, о дивном запахе, которым благоухает её тело.
-Этот запах слышно даже за версту, - клялся Кидан.
- Не слабо она пахнет, - подивился Тартар и тутже приказал собираться в дорогу.
Пока он собирается, мы успеем подробнее рассмотреть колоритную фигуру царя Тартара, ведь каждому не терпится узнать, что оно такое. Владыка вечности, обласканный судьбою, которая дала ему все, в чем демоносы видят счастье, жил в лучшем городе своей страны Баальбеке и правил огромной страной, которая раскинулась от края Африки до высоких предгорий Кавказа. Его горячо любимая жена Эдема, олицетворение плодоносящего начала, год за годом рожала ему сыновей наследников: Шамишму и Сахару, Эмена и Неемена, Ома, Лома, Хуваву и прочих. Тартар очень гордился сыновьями, казалось, бы его жизнь должна быть безоблачной, но неизлечимая болезнь царицы Эдемы, которой она случайно заразилась, только усиливалась, и от этого жизнь царя была безрадостной. День за днем ей становилось хуже, боли сделались все сильнее и болезненнее, царица чувствовала, что ее дни сочтены. Немало лекарей со всех концов страны пытались помочь царице, но болезнь делала быстрые успехи, жизнь ручьем истекала из ее тела. И вот, в ночь большой луны, жизнь царицы Эдемы угасла, а с нею в могилу ушла великая любовь правителя Тартара. Схоронив жену, царь осиротел, осунулся, радости жизни больше не прельщали его, он стремился к уединению. Затворясь в своем дворце, он проводил в одиночестве долгие мучительные часы, завидуя судьбе земледельца, весь день гнущего спину на пашне, участи кочевника затерянного в жаркой пустыне. В такие минуты скорби и печали, он находил успокоение в работе. Надо отметить, что Тартар был искусным кузнецом–ювелиром, особенно ему нравилось плавить драгоценные металы, отливать из злата-серебра прекрасные ювелирные украшения, некоторые из них и до сих пор радуют наш глаз. Укрывшись от посторонних глаз в кузнеце, творил, ваял и лепил точную копию своей жены Эдемы, да сколько не старался, ничего путнего у него не получалось, не было сходства. И тогда он на время забрасывал работу, предаваясь горькому похмелью, пьянствовал ночи на пролет, а с рассветом снова брался за дело, и вновь разочаровано бросал работу.
-Нету сходства, не живая выходит жена Эдема, хоть и блистает златом-серебром.
Так продолжалось не день и не два, да все бестолку, и вот однажды, когда он уставший забылся в тревожном сне, перед ним возник образ его жены Эдемы сияющий несказанным светом. Окутанная божественной благодатью, она протягивала к нему руки, шептала.
-Любимый мой, ты сердцем воспрянь, полюби другую, меня не заменит железная дева.
Будто просветление настало в мозгу у Тартара, он снова стал прежним, перестал отказывать себе в удовольствиях, рыбная ловля и травля диких зверей стали его излюбленным занятием, которому он предавался до само забвения. Во время одной из охот, когда ему удалось снять шкуру с царя зверей Каипора, к нему с радостной вестью примчался караванщик.
- Эта девушка как две капли воды похожа на покойницу Эдему, верь мне мой повелитель, это не мираж и не обман зрения, - клялся Кидан.
Тартар же безмерно возрадовавшись такому известию, не мешкая, собрал свиту и отправился в путь. Пышный почет, с которым он выехал на поиски девушки, растянулся на множество верст. В дороге их нагнала большая чёрная туча, хотя с неба не упало и капли воды, вся его свита: джины, пери и шейтаны возликовали, дождь на дорожку - это добрый знак. Только царь был недоволен, черная туча - это не к добру, и будучи от природы суеверным, ибо еще во младенчестве был неоднократно пуганый громом и молнией, приказал отыскать того, кто навел на них черную тучу. С рвением бросились слуги исполнять приказ, и вскоре, пред царских очей предстал один нищий, по имени Махаки. Вид у дервиша был не очень, тело суглобленное, одежда ветхая, ноги короткие, обувь рваная, нос словно приплюснутый пятачек, волосы седые, глазки колючие, совсем маленькие, и все время скалятся, будто спрашивают, может чего рассказать позанятнее. Строго посмотрев на бродягу, Тартар, не раздумывая, велел живьем содрать с него шкуру, а труп бросить псам на поживу. Взмолился Махаки, припал к его ногам.
-Пощади и помилуй меня, великий правитель, надежда и чаяние всех девов, джинов, пери и шейтанов, никакой беды за мной нету, я бедный дев и вся моя вина только в том, что суждено мне было оказаться в этом месте, в этот час.
- Кто ты, - сурово спросил Тартар, - и почему навел на нас чёрную тучу?
- Я вовсе не наводил на его царское величество чёрную тучу, это не в моей власти, ибо колдовству я не обучен, мое ремесло разъезжать по деревням, рассказывать сказки, продавать овощи и яйца, с того я и живу.
-Сказочник говоришь, вот мы и проверим, какие такие сказки ты сказываешь, взять его с собой, - приказал царь и отправился дальше.
Так проехали они ещё немного, а под вечер решили разбить лагерь среди холмов, в сухой долине. Тартар призвав дервиша, усадил его возле себя, угостил черным будто смоль напитком Шаубе. Взглянул Махаки в кофейную чашку, а в ней самого напитка словно и не было, едва дно чаши покрывал коричневый ободок. Вот так царское угощенье, только и успел подумать Махаки, а царь уже интересуется.
- Скажи сказочник, что это у тебя за ездовое животное, с виду будто Тарпан, а приглядишься и не животное вовсе, а ходячая тыквиная грядка.
А скакун у Махаки, и взаправду, был необыкновенный, весь утыканный большими и малыми тыквами.
- Я вам поведаю, отчего он такой, - отвечал бродячий дервиш, отпив черный будто смоль кофейный напиток, именуемый Шаубе. Он лизнул его самую малость и тутже почувствовал во рту неслыханную горечь, будто проглотил добрую порцию Хны. Горечь наполнила рот, но скоро пропала, а через какой-то короткий промежуток времени с Махаки стало происходить что-то необыкновенное. Он вдруг почувствовал себя свежим и легким, во всем теле распространился необычный прилив энергии, и даже дышалось как-то по особому. Не смог удержаться Махаки и спросил, что я только что выпил. А Тартар только многозначительно улыбнулся, ответил:
- самый, что не есть наилучший черный Кофе или Шаубе, как его у нас называют.
- А почему его было так мало, почему его не дают полными чашками?
Тартар многозначительно посмотрел на сказочника, загадочно улыбнувшись, молвил.
- Если бы ты глупец выпил этого Шаубе целый стакан, то сразу же умер. Это тебе не сурагат из кореньев Цикория и одуванчика, это тебе не напиток из толченных финиковых косточек, а настоящий Шаубе, его нужно пить очень маленькими порциями. Я сам когда-то выпил его целую кружку и чуть не погиб. По стенам, по потолку пол дня бегал, еле остановился.
- А скажи почтенный царь всех царей, как тебе удалось явить миру столь чудесные свойства этого напитка?
- О, это очень занимательная история, - отвечал Тартар, - когда я был маленьким и пас ягняток за селом, то обратил внимание на необычную резвость коз, питавшихся листьями и плодами кустов, растущих по склонам гор. Танцующие козы меня сильно удивили, я нарвал этих плодов целую охапку, приготовил отвар и выпил на свою голову. От крепчайшего Шаубе у меня был такой прилив энергии, что я свои копыта чуть не постирал о стены и потолки дворца, с тех пор пью только по-немножку. А ты сказочник меньше спрашивай, а больше рассказывай, что у тебя за животное такое.
- Ой боюсь–боюсь царского гнева, - отвечал сказочник, закрывая голову руками. - Мой Тарпан, резвый скакун, любит побегать, порезвиться, только уж очень горячий, как разойдется, как разбежится, то ни дороги не разбирает, ни колючих кустарников. Однажды, влетел он в кусты колючего терновник. Весь изрезался, покололся. Я первым делом принялся его лечить, натер золой, пусть думаю заживают его раны. А когда натирал, то не заметил, что вместе с золой в его тело попали и тыквенные семечки. И какого же было мое удивление, когда через время он весь оброс тыквами. И тыквы, я вам скажу, были отменные, их у меня охотнее всего покупают, даже лучше чем яйца. Их тоже мой тарпан высиживает.
- Твой тарпан и яйца высижиывает, никогда о таком не слыхивал.
-Это длинная история, дело в том, что мой тарпан не простого роду, а знатного, его еще во младенчестве выседела курица прямо из яйца, и от того у него такая наследственность, что не день, то несколько яичек высидит. А мне и ладно, пусть несется лишь бы молчал, а то как заведет свои бесконечные разговоры, просто уши болят, до того он рассказчик хороший.
- Ну ладно врать, - не поверил ему Тартар, - вижу мастак ты выдумывать, хоть куда небылицы городить. Ответь, что это за тобой собаченка бегает, будто и не собаченка вовсе: не рычит, не лает, не кусается, и вид у нее какой-то странный. Я лично никогда не видывал собак покрытых рыбьей чешуёй.
- Махаки, не долго думая, ответил:
- мне скрывать нечего, расскажу все как на духу, ничего не утаивая. Однажды я был очень голоден, поэтому решил наловить побольше рыбы и нажарить. Встал я не свет, не заря, отправился к реке, забросил невод, вышел невод только с тиною речною. Снова забросил невод, вышел невод с травою речною. В третий раз забросил невод, вытаскиваю, смотрю, а в неводе сидит два пескаря и до того жалостливо на меня смотрят, глазешками своими хлопают, будто приговаривают, не ешь нас, пожалей. Тут я подумал, поразмыслил. Столь малы были пескари, что жарить их, только зря дрова жечь, взял и пустил их в бочку с водою, пусть думаю, поживут, свету белому порадуются и мне приятно. Стал я их кормить день за днем, а они так ко мне привыкли, что в один из дней выпрыгнули из бочки и поскакали за мною по дорожке. А вид то у них смешной, лапками по земле бьют, хвостиком машут, беззубым ротиком чавкают, ну просто умора, не стал я их проганять, сам к ним привязался, вот с тех пор они за мною словно хвостики бегают, куда я, туда и они.
Тартар немало подивился рассказу Махаки, но виду не подал, решил вывести его на чистую воду.
-Все то ты врёшь и выдумываешь, я видел только одного пескаря, а ты говоришь, что их у тебя два, признавайся, куда второй подевался.
Махаки не долго думая, отвечал:
- мне скрывать нечего, расскажу всё, как есть поведаю. Правда это теперь у меня только один пескарь, а раньше их было два. Второй пескарь долго бегал за мной, служил верой и правдой, бывало сбежит куда-то мой Тарпан, а пескарь его отыщет и назад приведет, вобщем, не заменимый был пескарь. И вот, как-то раз довелось мне переходить по бревнышку речку, а бревнышко было склизким, от зеленой плесени. Я перешел, а пескарь возьми да и подскользнись, упал в воду и утонул. Видать, за то время пока он за мной бегал, совсем одичал и плавать разучился. Так грустно окончилась его судьба, он наверное жил бы и по сей день, если бы не подскользнулся на этом склизком бревнышке, и вот теперь, я опасаюсь за жизнь последнего пескаря, чуть только увижу речку, сам по воде иду, а его на руках несу.
- Да, дивные чудеса на свете происходят, - молвил Тартар с видом мудреца, - живет вот также какой-нибудь джин, а потом упадет в воду, ищи его, свищи, утонул бедняга. Ну, все, хватит о грустном. Ты мне лучше сказочку расскажи какую-нибудь по занятнее или небылицу позамысловатее, а то все о грустном да о невеселом.
Тогда певец Махаки достал свою сладкозвучную Кифару, ударил по струнам и песню завел.
-Во славном городе Баальбеке, у ласкового царя Тартара приключилося горе горькое, осиротел наш светлый царь, закручинился. Чтобы отвлечься от дум скорбных, отправился в кузницу, стал ковать благородный металл, серебро, золото да платину. Не смотрите, что наш царь знатного роду, что белы руки у правителя, от бога мастер, кузнец, ювелир. Своими собственными руками огонь в кузнеце разводит, пудовым молотом плющит благородный металл. Один раз ударил, сделал золотое дерево. Второй раз молотом стукнул - серебряный цветок смастерил. Третий раз стукнул - жемчужная трава из под молота вышла. Так день за днем ковал наш правитель, пока не смастерил прекрасный сад, который он назвал в честь любимой жены Эдемы. А в саду Эдемском диковинок не счесть, там реки текут хрустальные, деревья растут золотые, трава чисто серебро, а луга драгоценными каменьями усеяны.
Царь Тартар жестом остановил певца, слово молвил.
- Вижу в народе на меня наговаривают много лишнего, неужто простые демоносы взаправду думают, что я сам, вот этими руками выковал Эдемский сад.
Вытянув свои руки-крюки, он показал их всем присутствующим.
-Ты хоть имеешь предсталение какой обьем работы я должен был проделать, чтобы отлить серебряную траву, златые кусты и цветы из драгоценных каменьев, а сам дворец изукрасить изумрудами да сапфирами. В этом нелегком деле мне помагало сотни мастеров-литейщиков, тысячи гранильщиков и прочих мастеров ювелиров.
-А я и не берусь утверждать, что все это ты сотворил, - отвечал сказочник, - это сказка, быль. Только одно могу сказать с уверенностью, наш народ любит тебя, верит в силу твоего гения, от этого и приписывают тебе Девы, Пери, Джины и Шейтаны все самое что ни на есть лучшее.
- Ну если так, тогда сказывай дальше, - разрешил правитель.
Покорно склонив голову, Махаки вновь ударил по струнам, песню завел.
- Взял царь кусок железа, стал калить металл в горниле. На дворе рябин наделал, на поляночке дубочков, на дубах большие ветки, желудей на ветках много, золотые веток листья, а на ветках по кукушке. Как начнет кукушка кликать, выйдет золото из клюва, а с боков все медь стекает, серебро стекает книзу на холмочки золотые, на серебряные горки.
-Складно, очень складно, твоя златоголосая Кифара песни обо мне сказывает, - похвалил Тартар певца и чашу бодрящего кофе ему пожаловал. – На, промочи горло, тогда и песня сложится.
-Не я песни складываю, отвечал Махаки, - не сладкоголосая кифара их распевает. Это благодарный народ Баальбека песни о своем любимом правителе складывает.
Отпив бодрящее питье, промочив горло, вновь песню завел сказатель.
-Так ковал правитель злато, накалял металл в горниле, обращал песок он в жемчуг, камни делал с чудным блеском и цветочки золотые. Сделал он пруды в полянах, на прудах крикливых уток, златощеких, среброглавых.
-Д, было дело, - перебил певца царь Тартар, - славный у меня получился Эдемский сад, весь из меди, золотом украшен, драгоценностями усыпан, а цветы. Кто их видел, дара речи лишался. Чего я там не наковал, не сам конечно, мне помогали кузнецы, паяльщики-лудильщики. Но и я свое умение приложи, дни и ночи огни пылали, в котлах словно суп злато-серебро кипело. Ну да сказывай дальше, не останавливайся.
И снова запела сладкоголосая Кифара.
-Славный вышел сад Эдемский, только нету утешенья, без жены кузнец страдает. Постарел он без супруги, два три месяца проплакал, но когда настал четвертый.
- Не было такого, - хотел было возразить Тартар, да остановился, промолчал.
-Но когда настал четвертый, наложил углей в горнило, бросил золото расплавить, раздувать мехи пустился. Раз качнул, качнул другой раз и потом при третьем разе посмотрел на дно горнила, на края горящей печки, что ж выходит из горнила, что в огне том происходит. Вот овца из печки вышла, побежала из горнила, шерсть из золота и меди, все любуются овечкой. Но правитель не доволен, это волку нужно только, я жену хотел из злата, ждал из серебра супругу. Вновь овцу в огонь кидает, прибавляет больше злата, серебра еще бросает, раздувать мехи пустился. Раз качнул, качнул другой раз, и потом при третьем разе посмотрел на дно горнила, на края горящей печки. Что выходит из горнила, что в огне том происходит. Из огня верблюд выходит златогривый, среброгорбый, а копытца все из меди. Все верблюдом восхищались, но правитель недоволен. Это тигру нужно только, я жену хотел из злата, ждал из серебра супругу. Вновь бросает наш правитель этого верблюда в печку, прибавляет больше злата, серебра еще бросает, раздувать меха принялся. Раз качнул, качнул другой раз, и потом при третьем разе посмотрел на дно горнила, на края горящей печки. Что выходит из горнила, что в огне там происходит. И о диво! Из огня, из жара печки, дева красная выходит с золотыми волосами, с превосходным чудным станом, так что прочим стало страшно, ведь она была живая.
- Да, было дело, - подтвердил царь Тартар, - такая красавица вышла, просто пальчики оближешь, заглядение.
- Я вот что думаю, - спросил Махаки, - а зачем тебе нужно было ковать её из железа, почему нельзя было ее из глины вылепить, как все другие делают, проще, дешевле и надежней.
По всей видимости сказочник позволил себе лишнего, ибо Тартар буквально вспылил, как будто его задели за живое.
-Слушай ты, Махаки, твое дело басни рассказывать, а не думать, это нам, царям, думать положено, а вам, всяким Махакам, думать неположено, только исполнять повеление. Собрал бы я вас всех мыслителей в одном каменном карьере, выдал бы каждому лом по-тупее, да гранит по-тверже, чтобы много не рассуждали. Сказывай дальше сказки, да помалкивай.
Покорно склонив голову, Махаки ударил по струнам, вновь запела, загудела сладкоголосая Кифара. Стал трудиться наш правитель над чудесным изваяньем, он ковал не спавши ночи, днем ковал без остановки, ноги сделал ей и руки. Но нога идти не может, и рука не обнимает. Он кует девице уши, но они не могут слышать. Он уста искусно сделал и глаза ей как живые, но уста без слов остались и глаза без блеска чувства. И промолвил наш правитель: «хороша была б девица, если б речью обладала, дух и голос бы имела». Положил красотку деву на верблюжье одеяло, на пуховые подушки, на постель свою из шелка, только в копоте девица, не отмыта от горнила. Натопил он жарко баню, стал девицу мылить мылом от нагара золотого. Сам помылся с наслажденьем, искупался, лег с ней рядом на пуховую перину, на златой своей кровати, на подставках из железа. Но в ту ночь уснуть не смог он, рядом с ним лежит железо, холодит его металлом. Взял великий наш правитель одеял число большое, да принес платков он кучу. Только вот беда какая, он с того согрелся боку, что покрыто одеялом, но с железного металла только холод проникает, лишь мороз проходит страшный, этот бок уж леденеет, уж твердеет словно камень. И решил тогда правитель, не годна жена такая, лучше отдать её кому-нибудь. Да только никто из царей соседних государств не соблазнился таким подарком. Брось в огонь ты эту деву, отвечали ему цари и царевичи, оглянись, посмотри какие нас окружают демоницы, все как на подбор красавицы, и заметь, все они живые, не то что эта железяка, - допел сказочник, умолкла песня. – Ну, что понравилась тебе моя песня, - почтительно склонив голову, спросил Махаки.
-Душно тут у вас, - ответил царь и вышел из шатра на свежий воздух.
Прохлада ночи отрезвила его ум, вот, значит, какие песни обо мне народ складывает. Какие же все таки они жестокие эти Девы, Пери, Джины, Шейтаны, что им известно о всех моих горестях и печалях. Царевые слуги, дети богини земли Геи, сторукие Гекатонхейры и одноглазые Циклопы взирали на господина с нескрываемым сочувствием, они лучше других знали, что творилось в его душе.
-Что прикажет господин, - спросили они, - может утопить этого сказочниках в нечистотах?
- Седлайте онегров, - приказал царь, - хочу перед сном проветриться.
- Зачем же на ночь глядя, останавливала его стража, - посмотри на небо повелитель, не иначе гроза будет, вот какая туча все небо закрыла.
Седая царская борода шевелилась под ветром, большие, всегда тоскующие глаза смотрели вверх в горы, куда подымалась каменистая дорога.
-Седлайте онегров! - приказал он тоном не терпящим возражений, ему отчего-то стало не по себе.
Все верно рассказал в своих песнях сказочник Махаки, вот только концовку приврал. Не дарил он никому деву, да и не ложился с нею в кровать, и в бане ее не парил, что толку от железяки, а вобще сказочник прав, так наверное все и выглядело со стороны. И ему стало немного стыдно за самого себя. Стоя на вершине холма, среди редкого кустарника, он полной грудью вдыхал свежий воздух, его верные стражники Гекатонхейры и одноглазые Циклопы стояли рядом и упрашивали его вернуться в лагерь.
-Завтра тяжелый день, нужно хорошенько выспаться, а то не дай бог дождем вымочит, простудишься.
Только царь не слушал их речи, он вдыхал густой тягучий аромат фиалок и любовался сумеречным светом луны.
-Красотища тут необыкновенная, спать будем здесь, - приказал он, и верные слуги устроили лежбище на вершине горы.
С соседних гор дул теплый ветер, пропитанный запахом фиалок, а над ним занималась зеленовато-багровая зарница, робко выглядывающая сквозь черную тучу, и что-то зловещее было в ее черноте. А надо заметить, что черная туча, которая все время тянулась за ними по пятам, сгущалась, становилась все тяжелее и тяжелее, она тенью двигалась за караваном, несла в себе бремя стихии. Разбухнув до невероятных размеров, она стала так тяжела, что уже не смогла переползти горы, и розразилась сильнейшим ливнем. В горах потоки дождя усилились, превратились в стремительный водяной шквал, с грохотом, шумом и треском, он устремился в долину, сметая все на своем пути. Спустя несколько часов, Тартар поснулся от шума дождя, молнии то и дело сверкали малиновым светом, громовые раскаты катились по небу из конца в конец. Ливень, прошедший где-то в горах антиЛивана, дал начало могучему потоку, мгновенно обрушившемуся на ничего не подзревающих демоносов и буквально смыл спящий лагерь с лица земли. Все, что они брали с собой ценного в дорогу, утонуло в стремительных потоках воды камней и грязи, там же утонули почти все слуги и вьючные животные.
- Что будем делать повелитель, - слезно вопрошали слуги, - все наше добро и провизию смыло водой, нужда и лишения ждут нас в пустыне.
Только царь Тартар непривыкший отступать ни перед чем, ободрил своих стражников.
-Меч прокормит воина, щит защитит от невзгод.
И, пришпорив скакуна, отправился в путь. Вскоре бескрайняя и однообразная пустыня-Тар приняла их в свои объятья, серый песок и камни даже ночью излучают жар, напоенный сильным ароматом верблюжьей колючки. В это время года пустыня Тар особенно прекрасна, колючка стоит молоденькая, зеленая, а по всему ее бескрайнему пространству рассыпаны мириады крупных белых цветов. Даже старые, усеянные шипами деревья зазеленели напоенные водою дождя, отчего, казалось, будто к ним снова вернулась молодость. Дорога петляла между бесконечными барханами, и чем дальше они углублялись в пустыню, тем больше она становилась обезвоженной от все испепеляющего жара. Пришлось экономить на еде, а с водой стало совсем туго, она закончилась. В поисках живительной влаги пришлось отклоняться в сторону от маршрута, а добравшись до колодца, путники обнаружили, что он совсем высох. Тартар не верил своим глазам, как это в колодце нету воды, она должна быть там, на то он и колодец, чтобы в нем была вода. Мучимый жаждой, он заглянул в колодец, не осталось ли там хоть капли влаги, и ему ясно привиделось отражение. Что-то блестело внутри колодца. Это вода, подумал Тартар и обрадовался. А надо заметить, что в этом самом колодце сидел сам Ярабартбарт, туда его загнала стая бродячих собак, и он, едва спасшись, сидел в колодце, а сверху на него рычали и скалили зубы злобные хищники. От такого у кого угодно в голове может сделаться нервное расстройство. Нет, это не собаки, все гораздо хуже, это гиены, думал большой паук Ярабартбарт, сидящий в прохладном колодце, пережевывая свой любимый красный перец.
- Брысь отсюда, - погрозил он своим кулачищем лысому верзиле, всунувшему свою поганую морду в колодец. - Думаешь если у тебя зубы словно начищенная лопата, глаза как у совы, морда как у жабы, а усы и борода словно у горного барана, то ты безнаказанно можешь сунуться в мой колодец. Ну погоди! - Грозил ему Ярабарбарт из глубин колодца. - Посмей только съесть мой красный перец! И тебе не поздоровится.
А царь Тартар смотрел в колодец и, ничего не понимая, хлопал ушами.
- Вот наглец, - кричал ему паук, - ты что себе воображаешь, если у тебя такие большие глаза и каждый из них смотрит куда хочешь, так ты значит умнее всех. Ну уж дудки, не со мной тебе тягаться, у меня глаза не хуже твоих, я могу одним глазом смотреть вправо, другим назад, а ты подлый шакал завидуешь мне, потому что ты жалкое, презренное существо и ничтожная личность. Знай же, что меня не зря прозывают Ярабартбарт, я буду защищать свой колодец до последнего стрючка красного перца.
При этих словах он набрал полный рот перца, прожевал его и плюнул перченной жвачкой прямо в лупоглазые очи, и до того метко плюнул, что попал прямо в зеницу ока. Тартар отскочил от колодца. Скорчился от боли, глаза его горели и плавились. Он тер их руками, посыпал песком и пеплом, но ничего не помогало. В правом глазу летали пестрые мушки, а в левом прыгали кривоногие живчики.
-Не иначе здесь все заколдовано! - кричал он, протирая глаза, вскочил на своего резвого скакуна и был таков.
Так, путаясь в обезвоженной пустыне, они брели незнамо куда, а песчаная пыль тутже заметала их след. Воины, которых царь отправлял на поиски воды, не возвращались обратно, где они и что с ними произошло никто не знал, не ведал. Может погибли? Только верить в это не хотелось, ибо все знают, что хороший Джин и в огне не горит, и в воде не тонет, ничем его не прошибешь. Не зная, не ведая в какую сторону идти, пришлось прибегнуть к колдовству. Если кому-то из вас случайно довелось заплутать в пустыне, и ты не знаешь в какую сторону идти, нужно. Закрыть глаза, три раза повернуться в одну сторону, затем три раза крутнуться в другую, произнеся магическое заклинание. «Керембаебаеь барембаеьь баебаеььь еь- еьь- еьььь-ььььь, там куда будут смотреть твои глаза и будет выход». Тартар лично крутнулся на хвосте в одну сторону, затем повернулся в другую и, остановившись, указал рукою на юго-восток, куда уходило большое красное солнце.
- Нам туда, - ободрил словами своих измученных воинов. - Вот он верный путь!
Уже не гнал, а толкал своего обессиленного скакуна, а его воины, сторукие Гекатонхейры, одноглазые Циклопы понуро брели следом. Все знают сколь великая сила магического заклинания, ибо только осел не верит в его могущество. Не успели они пройти несколько стадий пути, как им повстречалось большое селение. Можете представить их непомерную радость и беспредельное ликование. Впереди виднелось жилье, значит, там живут Шейтаны. Где живут Шейтаны, всегда есть вода, ведь без воды Шейтаны жить не могут. Когда-то их пращуры-ящуры выползли из воды, так что воду Шейтаны предпочитают всем другим стихиям природы. Только к великому разочарованию царя и всех спутников, селение оказалось заброшено. Сотня-другая полуразрушенных хижин, скелет верблюда из высохших костей, да обломки разбитой посуды, вот и все, что было когда-то большим, процветающим селением, да еще полу разрушенный колодец. Сколько не пытались углубить его воины, ничего не смогли добиться, вода ушла, а с нею и жизнь. Все пали духом, рот пересох сам собою, и даже ругаться не было сил, а ездовые животные тарпаны с онеграми издохли в туже минуту, как только узнали, что сегодня воды не будет. В миг полного отчаяния, когда казалось, ничто не в силах им помочь, черная, необъяснимо расплывчатая тень затмила собою солнце. Это над их головой пролетела прыгающая обезьяна, летевшая незнамо куда. Завидев страждущих, летчики-Аваторы стали сбрасывать им бурдюки полные воды и тем спасли многих. Тартар же так обрадовался спасителям, что на радостях подпрыгнул выше всех, сумев вскочить в корзину обезьяны, его примеру последовали остальные, а обезьяна, набитая словно бочка угрями, домчала их к небольшому селению, именуемому Камкарара.
В это время года в Камкараре во всю кипела работа, жители были заняты сбором урожая. В этом году особенно много уродилось волосатых гусениц и таких жирных, что жители не могли съесть все, что собрали. Они раскладывали гусениц на кусках коры, сушили их на солнце, набивали сушеными гусеницами корзины и вешали их на деревья, про запас, на чёрный день. Так что по прибытию царя, ему устроили пышное празднество, накормили, напоили от пуза, а он, проголодавшийся, истощённый, смог отдохнуть, набраться сил, сменить одежду и снова отправиться в путь. Днем они прятались от жары и солнечного зноя, а ночью быстро двигались вперед, и на седьмой день пути сумели отыскать тот заветный колодец и девушку.
К великому удивлению царя-царей, вместо демоницы он увидел старца, который всем своим видом, ну никак не был похож на прекрасную, луноликую девушку, как две капли воды похожую на покойницу Эдему. Казалось, топот полусотни копыт совсем не потревожил старика, глуховатый старик с лимонного цвета лицом преспокойно лежал на брюхе, читал священную книгу, сделанную из пальмовых листьев и лениво двигал челюстями. Хруст его коренных зубов больше напоминал звук разгрызаемых орехов, чем молитву к всех высшему Хаосу. Завидев царя-царей, старик сперва бросился на колени и, подняв руки над головой, открыл рот и закрыл глаза. Он долго что-то бормотал сквозь зубы, да так быстро, что Тартар никак не мог разобрать ни одного членораздельного звука, и принял его речь за хрип глухонемого.
-Ты кто такой? - поинтересовался он у старика.
-Я бедный Дев из рода Джинов, все мое богатство это молитва и пост, привратностями судьбы я был заброшен в эти пустынные края. Еще в глубоком детстве злая колдунья своими чарами превратила меня в верблюда, заставила перетаскивать на своей спине грузы.
- Не может этого быть! - удивленно воскликнул Тартар, - неужто не вывелись еще на белом свете колдуньи.
- Может и вывелись, а может и нет, мне того знать недано, - отвечал старик, только наложила она на меня страшное заклятие: «Быть тебе верблюдом до тех пор, пока не поцелеет тебя самая красивая девушка на свете».
-Вот так заклинание! - с ужасом в голосе молвил Тартар, - лично я даже за большие деньги верблюда целовать не стану, а уж девушка и подавно.
-Так оно и было, - тяжело вздохнув, отвечал старик, - всю свою сознательную жизнь я прожил в верблюжьей шкуре, думал уже никогда не верну свое прежнее обличие. Если бы не моя спасительница, она поцеловала меня.
- Что вот так прямо взяла и поцеловала в губы, - брезгливо поморщившись, спросил царь Тартар.
- Да, прямо в губы, - подтвердил старик. - Дело в том, что я в обличии верблюда спас ее от лютой смерти, и в благодарность за спасение она поцеловала меня, тут злые чары и рассеялись. Теперь я снова принял нормальное демоническое обличие, а девушку после этого стали называть великой праведницей.
-Вот так чудеса творятся на белом свете, - продолжал удивляться Тартар, оглянувшись вокруг, спросил, - как вы тут живете, кругом пустыня, нет ни плодов, ни деревьев, а вода горькая и скверная?
-Да, - соглашался бывший верблюд, - нету у нас плодоносных деревьев, нету хорошей воды, помог бы ты нашему горю, ибо велика твоя воля, а возможности безграничны.
-Так тому и быть, помогу, - пообещал великий повелитель.
Что-то крикнул своим сторуким Гекатенхейрам, и не успел старик моргнуть глазом, как будто из под земли выросли прекрасные раскидистые деревья Чинары с толстым могучим стволом и листьями, с одной стороны зелеными, а с другой – белыми. По велению повелителя, по его же хотению, был высажен прекрасный сад с финиковыми пальмами и фиговыми деревьями. То что раньше было колодцем, сторукие Гекатенхейры расчистили вширь, углубили вкось, и он превратился в широкую полноводную речушку, весело несущую свои воды в жарких пустынных землях. Откуда ни возьмись слетелись залетные птицы те, что наполняют звоном и песнями наши леса. А одноглазые Циклопы тутже разожгли походные костры и принялись жарить на вертелах молочный бегемотиков и прочую живность. На запах жаренного мяса из пустыни начали подкрадываться хрептоногие хищники и гиены падальщики. Жизнь постепенно возвращалась в эти пустынные места. Сытно отобедав, напоив старика прекрасным кофе, чем расположил его к себе окончательно, царь-царей поинтересовался, а где же прекрасная демоница, о которой в округе все только и говорят.
-В это время она предается молитвам, уединившись вон за тем высоким барханом, - отвечал старик.
Ни минуты не мешкая, Тартар погнал своего резвого скакуна прямо в пустыню, увидел молящуюся девушку и ахнул, он представлял её именно такой, вылитая жена Эдема и даже лучше. Природная грация чувствовалась в каждом ее движении, каждый поворот головы доказывал, что перед ним само божество, само совершенство воплощенное в прекрасной демонице. В один миг, он безумно влюбился в эту девушку с волосами шевелящимися, словно живое кубло змей. А запах, этот пьянящий, дивный запах исходящий от ее тела, затмил все его сознание, он перехвативал дыхание, и, казалось, жизнь вдруг остановилась. По всем признакам в его сердце вспыхнул огонь любви, и это пылкое чувство с каждым минутой поглощало его все больше и больше, разгораясь в пожар. Когда девушка завершила молитву, то увидела пред собою восседающего на белом онегре бородатого старичка в царских одеждах, и в тотже миг, первая искорка любви возгорелась в ее сердце.
-Неужели это он, мой прекрасный принц на белом скакуне, о котором я столько мечтала, - думала Кампа.
А царь-царей, соскочив на землю, обратился к девушке с такой речью.
- О прекрасная нимфа, как ты можешь чувствовать себя щ
счастливой в этом пустынном краю, почему ты предаешься молитвам здесь, разве не лучше молиться в храме у алтаря.
- Я сознательно покинула тот мир с его большими и шумными городами. Уединение придает мне силы, укрепляет душу, поэтому я сама его ищу. В суете сложно привести в порядок мысли, трудно понять какая власть скрыта в тебе самой, определить пути и средства ведущие к духовной мудрости. Все это возможно только в уединении. А ты, великий царь, оставь меня в покое, чтобы я могла молиться за тебя и за вечность твоего царствования.
Только Тартар не был бы Тартаром, если бы не был им.
-Если правдой поступиться, - подумал он, - значит, кривда одолела, если женщине уступить, не мужчина значит ты.
Он тутже велел построить каменный алтарь, украсил его златом, серебром и стал молиться вместе с нею. День за днем он молился всех высшему Хаосу сотворившему мироздание, но думал только о ней, не представляя свою жизнь без нее. Надобно отметить, что и Кампа влюбилась в него всем сердцем, и пламя её любви разгоралось все сильнее и ярче, затмевая своим блеском колдовские чары. Казалось, еще миг и она полностью исцелится от страшного недуга, и память вернется в ее истерзанное тело. Но время шло, а окончательного выздоровления не наступало, кто она и как оказалась в этом месте, она не знала, не помнила, настолько сильны оказались приворотные чары любви.
- Я каждый день восторгаюсь твоею красотой, - напевал ей Тартар вечерами, - твой лик затмил мой разум, единственное мое желание сделать тебя счастливой. Если ты только захочешь, то сможешь сочетаться со мною законным браком, а союз с тобою укрепит в моем сердце набожность.
От этих слов в душе Кампы будто что-то перевернулось, она просветлела разумом, пелена колдовских чар окончательно спала с ее глаз. Не зря в народе говорят, клин - клином вышибают. Любовь – это все побеждающее чувство вернуло ей прежнее сознание, за исключением одной маленькой детали, память не совсем вернулась к ней, откуда она родом, она никак не могла вспомнить, сколько не старалась - не шло на ум. Ну хоть колдовских чар лишилась, и на том спасибо, успокаивала она саму себя. Проведя три недели в благочестии и молитвах, она настолько сблизились с Тартаром, породнясь с ним душой, что казалось, прошло не три недели, а пролетела целая вечность. За это короткое время, что они провели вместе, они нашли общие интересы, успели прижить общие привычки и поведать друг другу все тайны из былой жизни.
- Ради твоей благости я прибыл в эти места, но теперь нам следует отправиться в город Баальбек, чтобы жителям столицы досталась крупица твоей праведности, - просил её царь Тартар.
-Если такова твоя воля, я поеду, - отвечала Кампа, - но только в качестве твоей законной жены.
-Твоя воля для меня закон, - покорно склонил свою плешивую голову царь-царей.
И выйдя из шатра, приказал готовиться в путь. Но бывший верблюд, а теперь старик отшельник остановил его.
- А какже я? - мычал он обиженно.
-А что ты! - удивился Тартар, - ты в мои планы не входил, но если хочешь, можеш быть на свадьбе посаженным отцом, говори, чтобы ты хотел для своей названной дочери.
И тот, не долго думая, ответил.
- Негоже царю брать невесту из бедной семьи, вначале построй мне новый дворец, и я с огромной радостью отдам за тебя свою названную дочь. Кроме того, жених должен собрать цветы семи разных соцветий, сплести из них венок и вручить его мне, этим венком я благословлю жениха и невесту, тогда ваш союз будет счастлив на веки.
Тартар, выслушав старца, скривился, но ничего не ответил, вернулся к своим приближенным Гекатонхейрам и одноглазым Циклопам. Отдал распоряжение, а сам отправился искать цветы. Не пришлось ему долго разыскивать цветы, они нашлись сразу, еще быстрее сторукие Гекатонхейры воздвигли большой и прекрасный дворец. А когда все было готово, Тартар в сопровождении пышной свиты и лучших музыкантов отправился за невестой. У порога вновь отстроенного дворца была совершена брачная церемония. Бывший верблюд, а ныне названный отец, прочел слова скрепляющие союзом их души и разбросал над головами молодоженов семицветие ландышей, фиалок, гибискусов и пыжмы. Причем сила этих слов в сочетании с семицветьем цветов настолько крепко связала их брак, что разорвать его не смог бы никто.
-Пусть Сварожичи небесные да всех высший Хаос даруют тебе много счастья, - сказал он, обращаясь к девушке. - А ты царь-царей береги её, она у тебя клад, который не каждому дано отыскать.
В тотже день царь и юная царица собрались в обратный путь. А отшельник на прощание вручил девушке пустынную кошку и сказал.
- Прежде чем переступишь порог своего дворца, ты должна с этой кошкой трижды обойти дворец, и только после этого входи смело, счастье и благополучие не покинут тебя в новом жилище.
Тартар с большим уважением отнесся к словам седого мудреца, взял кота, посадил его в золотую клетку. А своим слугам, сторуким Гекатонхейрам, приказал по секрету.
-Отправляйтесь в Колхиду, правдой – неправдой, любым способом привезите ко мне подлого царя Рифа.
Наверное не стоит напоминать, что Тартаровы слуги были все как на подбор сильные, крепкие телом, им дважды повторять ненужно, быстро оседлали своих скакунов и отправились в путь.
Баальбек
Путь домой всегда намного короче. На крыльях любви домчали их быстроногие скакуны в столицу Азии, великий и прекрасный город Баальбек. Еще издали, среди покрытых кедровыми лесами антиЛиванских гор, взору Кампы открылось великолепное зрелище: столпы, поддерживающие небеса к небу, взметнулись высотные, многоэтажные дома Баальбека. Множество храмов, алтарей и колоколен блистали на солнце белизной и золотой отделкой, вызывая восхищение. И посреди этого великолепия возвышался огромный храм, подымающийся так высоко, что казалось, своми куполами он упирался в бездонное небо. Взору девушки открылись мощеные камнем дороги, ведущие в город, прекрасные арочные дамбы и акведуки, снабжавшие горожан пресной водой, текущей с гор по этим ажурным дамбам, а затем по сложной системе водостоков и канализации выводилася за пределы города. По широким дорогам, ведущим к городу, спешили караваны вьючных животных груженые товарами, коими была столь щедра земля Таронская. Проехав между двумя рядами высоких Кедров, они въехали в гигантскую арку, своим видом и красотой поражающую воображение. Златой всадник в блестящих доспехах, восседая на резвом скакуне, пронзал острым копьем варвара присмыкающегося у его ног.
-Это ты? - удивленно вопрошала Кампа, созерцая статую, - воистину, любовь горожан к тебе не знает границ.
Тартар в ответ только хитро улыбался, щурил свои зелёные очи. А далее ее взору открылся великолепный город, изрезанный прямыми часто изгибающимися улицами, просторными домами из обожженного кирпича и камня. Правильно расположенные и ориентированные с севера на юг, с востока на запад улицы разбегались на четыре стороны света, что говорило о сознательно-продуманной планировке. Больше того фасады домов были вытянуты в одну линию, а углы домов округлены на поворотах, что позволяло разъезжаться даже самым большим колесницам. Этот древний город издали был похож на огромный лабиринт, утопающий в садах, цветах и зелени. Все дышало великолепием отделки, прекрасным вкусом зодчих, а также исключительным изяществом планировки. Но больше всего город украшали самодовольные лица жителей Баальбекцев, они будто муравьи заполонили главную улицу, прозванную в народе Шляндра – от слова шляться, прогуливаться. Весть о прекрасной невесте царя мигом разнеслась по стране, все кто способен был передвигаться, устремились в Баальбек, каждый хотел воочию увидеть невесту, насладиться свадебным празднеством. Город буквально заполонили приезжие, и они не обманулись в своих надеждах, такого торжественного шествия горожане еще никогда не видели. Тридцать тысяч шествующих воинов участвовало в процессии, на каждом их них были парадные, ярко-желтые одежды. Впереди шли трубачи и барабанщики, сзади воины с серебряными звоночками, рожками, лютнями и флейтами, размахивая павлиньими веерами-опахалами. А дальше двигались знатные сановники, все как на подбор рогатые Джины, разбрасывающие в народ сладкие пряники, и на каждом из них были волосатые шапки, украшенные малиновыми киточками, мишурой да перьем. За сановниками шли хвостатые Пери, они несли тысячи сундуков с драгоценностями и изумрудным каменьем. Это был выкуп, который царь Тартар вносил самому себе за невесту, ибо Кампа еще полностью не оправилась от чар и ничего не помнила о том, где она родилась, и кто ее родители. Это и к лучшему, думал царь, меньше родственников, крепче сон. Многотысячные толпы сограждан радостно приветствовали брачующихся, старики и дети бежали следом за золотой колесницей, торопясь, спотыкаясь и падая на землю, растоптанные копытами зевак, глазеющих на царя и царицу. Тысячи лепестков роз и ярких красочных цветов бросали демоницы, высунувшись с лоджий и балконов многоэтажек. Тысячи восторженных горожан подбрасывают в небо лепестки роз, приветствуя царский почет, каждый хочет лицезреть луноликую царицу Кампу. А та, сидя в златой карете, с любопытством разглядывала прекрасный, величественный город Баальбек. Из-за пышности отделки и циклопичности построек прозванный первым чудом света. Горделиво взметнулись в небо высокие многоэтажные здания, высота которых достигала 12—14 этажей, но среди них возвышались и настоящие монстры, достигавшие 30 этажей, своими размерами похожи на горы.
-Почему они такие высокие? - интересовалась Кампа, ошеломленная и раздавленная их циклопическим величием.
-Это наши небоскребы-Инсулы, - отвечал Тартар, - самые высокие здания в мире. Инсулы –это многоэтажные здания, строительство которых возникло вследствиии потребности в дешевом жилье для миллионного населения города, ибо земля в столице стоит недешево. Еслибы не специальные законы, запрещающие строить выше тридцати этажей, то предела бы высотным домам не было.
Кампа с огромным любопытством рассматривала высотные строения, первые этажи которых занимали лавки или харчевни, а верхние жилища горожан. Инсулы с их оконными проемами, лоджиями и балконами приковывали взор, будоражили воображение. Незря Баальбек считался не только одним из самых прекрасных городов современности, но и крупнейшим ремесленно-торговым центром. Здесь находились мастерские, в которых изготавливались золотые и серебряные украшения, а также отливали из свинца, олова, меди и их соединений орудия производства: топоры, тесла, пилы, ножи и долота. Ковали мечи, кинжалы, наконечники для копий и дротиков. Все это можно было купить на базарах, где местные изделия соседствовали с привозными товарами. Цветочный дождь сопровождал брачующихся на каждой из улиц города, а проехали они каждую улицу не один и не два раза. Изрядно покружив по городу, царский кортеж приблизился к главному храму для совершения свадебного обряда. Главный храм поражал своими размерами и высотой. Своим видом он был подобен высокому, размашистому Кедру. Высоко задрав голову, стояла пред входом в храм маленькая девушка, раздавленная этим гигантским строением.
-Какой фундамент нужен для для такой махины? - интересовалась она у мужа.
-О, это самое интересное, - не переставая улыбаться и приветствовать горожан, объяснял ей Тартар. - Не только для храма, но и для любого из высотных зданий Инсул готовят специальные фундаментные камни. Недалеко за городом, в каменоломнях, вырубуют 1000 тонные блоки, от туда их доставляют в город и бережно укладывают в основание здания. Камню в 1000 тонн не страшны никакие нагрузки, тем самым вес здания не превысит предела напряжения не только кирпича, но и камня. На эти огромные блоки насыпают слой песка в несколько сантиметро, а уже потом на песке строят здание любой высотности.
- А зачем нужно такие фундаментальные глыбы песочком посыпать? - интресуется любознательная Кампа.
- Все очень просто, в случае землетрясения здание в буквальном смысле скользит на основании. В стенах не образуется злокачественных напряжений, поэтому они не обваливаются да и смотрятся внушительно Ампирно, - объяснял жених невесте. - Казалось бы, можно без особых усилий положить десяток камней, но Баальбекские строители очень любят применять при постройке большие каменные глыбы, причем, чем глыба больше, тем лучше.
-А также украшать их рельефной резьбой и надписями, — уточнила Кампа, рассматривая химерные рисунки сплошным ковром украсившие стены.
- Наши зодчие обычно изображают окружающую действительность по принципу, что вижу, то и рисую, до чего могу доторкнуться, то изображаю, посмотри, разве не похожи все эти изображения крылатых зверей и рыб с головами драконов на нас, Джинов.
- Да, есть такое сходство, - отвечала Кампа.
- Вот я и говорю, что наши мастера своей реалистичьностью достигли вершин в искусстве.
Тартар все говорил и говорил, а она вдруг почувствовала себя статуеткой отлитой из металла. На голове корона, шею сжимала огромная пектораль, в ушах массивные золотые серьги да платье из чистого золота, тяжелые золотые браслеты на руках, кольца на пальцах, златые сандалии на ногах. Не было даже крошечного участка ее тела не покрытого желтым металлом да россыпью драгоценных камней. Все это сжимало, давило, душило.
-Что с тобой? - заботливо спросил Тартар.
- Мне не по себе от этих одежд, они меня душат, - отвечала Кампа.
-Наряд не понравился невесте, - удивленно воскликнул царь, - я велю отрубить головы всем ювелирам, резчикам по камню, гранильщикам, чеканщикам, лудильщикам и паяльщикам, изготовлявшим все это одеяние, а главного портного повешу вниз головой у раскрытой пасти дракона, пусть повисит, подумает что же он сотворил.
Кампа нежно и трогательно коснулась руки мужа, молвила.
- Никого казнить не надо, просто во всем этом я не могу ступить и шага, а мне ещё нужно будет подыматься на такую заоблачную высоту и, вообще, жарко в таком наряде.
- Царица требует перемену платья, - приказал правитель, и тутже у входа в храм был сооружен шатер.
Рабыни извлекли из сундуков, баулов и мешков множество пышного убранства на любой, самый изысканный вкус. Кампа просила рабынь, как можно скорее снять с нее все златое убранство, оставив себе только маленькое кольцо с большим жабьим камнем. Сбросила глыбы из золота и камней, именуемые царственные сандалии, взула сандалии по проще из тех, которые столь изящно смотрятся на ее маленьких копытцах, и сразу почувствовала облегчение. На голову ей одели золотой ободок в виде короны, который затерялся среди ее пышного кубла змей. Шею украсили бусы, а грудь – мелкий бисер. Посмотрев на свое отражение в медном зеркале, она осталась довольна. В таком виде невеста была мила и прелестна. Нежная кожа оттенялась легким платьем, слегка расшитым редкими золотыми нитями, усеянными жемчугом цвета Трибитрин.
-А если в таком платье я взойду к алтарю, ты возьмешь меня в жены? - с озорными нотками в голосе спросила она ошалелого от счастья жениха.
Тот минуту не знал, что ответить, в этот миг им овладело безудержное ощущение счастья.
-Ты прекрасна, - только и смог молвить царь, подняв ее на руки, преодолел тысячу ступеней храма к алтарю, где влюбленных обвенчали жрецы Авгуры.
Скрепляя брачный союз, жених и невеста обменялись перстнями. Тартар принял от невесты зеленый нефрит с большим жабьим камнем. Кампе пришелся по вкусу большой перстень с кроваво-красным рубином, тутже был составлен брачный договор: «Ясноликая царица, состязующаяся блеском с утренней зарей, красотой и совершенством превосходит луну, а гибкостью стана ветви ивы. Брачуясь с великим царем-царей Тартаром, обязуется любить его всю жизнь, разделить с ним горе и радость. Последовать за ним даже в преисподню, если этого пожелает супруг, ведь в действительности, когда мы умираем, мы не умираем, потому что воскресши душой, продолжаем жить в потустороннем мире подобно богам» - бубнели жрецы свои молитвы. Незря в народе говорят. Стал богом— значит умер.
- Ну и ну, - прошептала Кампа на ухо Тартару, - это что же получается, все умершие становятся богами, а кем же считать живых богов. Допустим Урана-громовержца, ведь он жив и совсем не собирается умирать.
-Считай его вечно умершим, - ответил ей муж, совершенно не подозревая о том, что имя Урана лучше не вспоминать в суе, ибо он уже вернулся на землю.
- Отныне вы муж и жена, - обьявили жрецы волю богов, и новобрачные, окрыленные своим счастьем, выпорхнули из храма. Где их поджидали дивной красоты семнадцати ярусные носилки, сооруженные из слоновой кости, эбенового дерева, изукрашенные тончайшими шерстяными тканями Суф, Сахлат, Айналбанат и Парчой с прекрасным золотым шитьем, на которых слуги повесили множество светильников –люксонов, излучавших яркое сияние. Заботливые слуги с почестями усадили государя с супругой в носилки, раскрыли над их головами царственные зонты, украшенные нитями жемчуга и с радостным криком и шумом двинулись по запутанным лабиринтам улиц. И всю дорогу слуги осыпали их лепестками роз, семенами проса, сарго и душистым шафраном. Тартар и Кампа, несмотря на разницу в возрасте, были одинаково хороши, и своей красотой могли поспорить с луной и солнцем. Невеста была сказочно прекрасна, в ту пору ей исполнилось всего триста годков, и она просто сияла молодостью. Ее пышные змеиные волосы, ниспадая локонами до пояса, лоснились на солнце. Алые губы напоминали треснувший плод граната. Лоб - луну в ночь новолуния. Щеки - спелый плод манго. Нос - бутон жасмина. Подборок - пчелиный рой, свисающий с ветки граната. Движение её рук, приветствующих народ Баальбека, были полны изящества. Лицо же излучало столь яркое сияние, что глазам было больно смотреть на нее, и в тоже время невозможно было отвести взор от подобной красоты. На ее фоне, лысый царь Тартар смотрелся тоже очень эфектно. А город буквально кипел от страстей и восторженного ликования, площади и улицы утопали в цветах, стены домов, выкрашенные в праздниный цвет, искрились и горели всеми цветами радуги. Празднично одетые горожане били в барабаны и тарелки, гудели в лютни и свирели, разряженные демоницы громко кричали от радости, пели обрядовые песни и плясали зажигательные танцы, обольстительно потрясая своими животиками. Казалось, само небо и земля раскалывается от шума и гама, ибо целый день на площадях звучала праздничная музыка. А когда пришел вечер, и слуги зажгли фонарики с пьянящей камфорой и благоухающими духами, царь и царица, уставшие, но счастливые, испив из чаши близости, удалились в брачные покои и всячески услаждали друг друга. Изумляясь во сне ли они, иль на яву.
Шесьтдесят дней длился праздник, и все это время вокруг них подобно мотылькам вились Девы, Джины, Пери и Шейтаны с дарами и подношениями. Великолепный пир не имел пределов, по всюду звучали праздничные мелодии, а гостей толпилось столько, что их гул достигал до седьмого неба. Шесдесят дней, которые провел в веселье и радости народ Баальбека, запомнились надолго. Знатоки из числа горожан, имевшие доступ на дворцовую кухню, поговаривали, что мясо для свадебного пира готовилось в девяносто восьми котлах. И еще говорили, что все красавицы из царского Гарема чуть не лопнули от зависти, ибо Кампа затмила их всех своею красотой, благородством и копной змееподобных волос. Все эти дни царь с царицею присутствовали на многочисленных пирах и забавах, где день и ночь гулял народ. День и ночь молодожены были в гуще народа, не покидая и не пропуская ни одной мало-мальски стоящей пирушки. Жизнь текла быстро, дни были пестры, и каждый приносил с собой что-нибудь новое. Наконец через шестьдесят дней веселья, устав от всей этой круговерти праздников пиров и банкетов, царь решил отохнуть.
-Любимая, я приготовил тебе свадебный подарок, пойдем, я хочу, чтобы ты его увидела, - увлекая за собою жену, отвел ее в темницу дворца.
Там, в грязной, сырой и вонючей темнице, лежал закованный в кандалы узник, ноги узника были босы, тело в струпьях, одежда в лохмотьях.
-Что это? - удивленно вопрошала Кампа, а Тартар усмехаясь с издевкой посмотрел на колодника и молвил.
-Вот тот негодяй по чьей вине ты испытала столько горя.
И правда, закованный в кандалы царь Риф выглядел раздавленным и сильно похудевшим. За все те шестьдесят дней, что он провел в темнице, он стал похож на крысу в клетке. Почти ослепший, он словно крот, прислеповато щурил глазки, стараясь рассмотреть вошедших. Узнав царя Тартара, он хотел что-то крикнуть, но не смог, голос сорвался на визг: « Кхы Кгы Кхы». В конце концов он справился с голосом, прошипел тихим трескучим голосом.
-Прошу от царя-царей великой милости. Какое преступление, какой проступок я совершил, что терплю позор и унижение?
Тартар затопал ногами на узника, и гневно прикрикнул.
- Молчи злодей, говори правду, ибо истина блистает светом, а ложь заикается и хромает.
- Но я ничегошеньки не…..
- Молчи злодей, - оборвал его на полуслове царь-царей, ложь всегда можно отличить от истины, а в присутствии царицы не возможно мошенничать.
И только теперь подслеповатый узник сумел разглядеть царицу. Узнав Кампу, он лишился дара речи, ибо пред царицей он был жалок, смешон, раздавлен и чувствовал себя скользским слизняком. Кампа смотрела на узника ничего не выражающими очами, при всей своей ясности ума она не могла вспомнить, откуда знает этого демоноса, и знает ли его вообще….. Молчанье затянулось, Риф в ожидании приговора дрожал как флюгер в безветренный день. Пропасть обреченности наполняла душу сумраком, серым и мягким как зола. Молчала и Кампа, она смотрела на узник, не понимая кто это, с каждой минутой напряжение возростало. Разрядив атмосферу, царь Тартар обратился к царице.
-Вручаю его жизнь в твои руки, можешь сама насладиться видом его мучительной смерти. Зная, что ты не искушена в искусстве убивать, хочу предложить тебе сто рецептов казни, - загибая пальцы, начал перечислять самые изощренные виды, при этом лицо у него было добродушное.
Его маленькие глазки лучисто улыбались, казалось, из-под рыжеватых бровей высовываются два острия, и точно ножницы стригут что-то в воздухе. Кампа долго слушала, ничего не понимая из того, что обьяснял ей муж, а затем выдавила из себя.
-Кто этот демонос, и зачем нужно его убивать, - недоумевая допытывалась она.
-Это твой мучитель, - объяснял Тартар - он с нетерпением ждет казни, ибо смерть будет ему избавлением от ужасов тюрьмы. Можно повесить его на дыбу, можно переломать ему все кости, можно содрать с него шкуру и еще живого изжарить на медленном огне, можно устроить ему смерть богатую - денежную.
-И такие бывают, - удивлялась Кампа, - расскажи, как это богатая смерть.
Тартар крутил, вертел своими руками, показывая на пальцах.
-Берем монетку (Китайской) страны Чин Мачин, она большая с дырочкой внутри, прикладываем к телу, щипчиками хватаем кусочек плоти и то, что удалось вытащить из денежки ножичком, так Чик, Чик, Чик. Хочу заверить тебя, что денежная казнь очень занятная и длится годами.
-Фу, какая гадость, - ответила Кампа и наморщила свой царственный лобик, а змеи на ее прелестной головке так и задвигались, так и зашипели.
Тартар, видя, что здоровье еще не совсем вернулось к жене, поспешил загладить свою возможную вину и начал вилять хвостом.
-Ты теперь царица и ничто царское тебе не чуждо, хочешь убей его быстро, хочешь убей медленно, на все твоя воля. Как ты хочешь, чтобы его казнили?
Кампа, смущаясь, отвечала.
- Высокий ум царя опережает других в вынесении любого приговора. Возмездие за зло и есть зло, подобное ему. Покамест ты жив – не обижай никого. Пламенем гнева не обжигай никого. Если ты хочешь вкусить покоя и мира, вечно страдай, но не убивай никого. И вообще, я этого демоноса вижу впервые, а вид его струпьев и гнойных ран вызывает у меня отвращение, позволь мне уйти отсюда.
Видя, что Кампа совершенно его не узнает, узник воспрянул духом, видать, когда он изрубил ее в куски, зацепил и сознание, а раз так, значит можно расчитывать на спасение.
- Прости и помилуй меня великий царь-царей, - скулил Риф, ползая на коленях, сколько позволяла ему цепь, - прости меня, не виноват я ни в чем пред тобой.
Тартар грозно на него прикрикнул.
- Молчи гиена, твои злодеяния не имеют прощения, что ты можешь сказать в свое оправдание, отвечай.
Узник ползал на коленях, вымаливал себе пощаду.
- Я совершенно не хотел причинить ей ни какого зла.
-И для этого ты изрезал ее ножищем-кинжалищем, а затем живьем закопал в землю. Отвечай.
-О, великий царь, пощади, я хотел спасти ее душу, снять колдовские чары.
И Риф пустился в объяснение механизма снятия колдовства, рассказав о красоте загробной жизни.
-Чтобы избавиться от злых чар, в могилу нужно опустить бренное тело умершего, после трех дневного пребывания под каменной плитой душа покидала землю и, освободившись от суетных забот и страстей, возносилась на небо. Правда, путь туда непрост, сначала душе предстояло побывать в потустороннем царстве, затем она вновь пускалась в путь, поднимаясь к высшим небесным сферам, переходила с одной из них на другую. По пути с первого неба на второе душа должна была преодолеть самое трудное препятствие, узенький подвесной мостик–нитку, перекинутый через глубокую пропасть. Если она падала вниз, то навечно оставалась в этом мрачном ущелье. Если душе удавалось благополучно миновать его, то она навсегда оставалась свободной.
-А какже тело, что происходит с ним? - вопрошал Тартар.
-В земле под камнем тлеет лишь бренное тело, а душа обитает в царствии небесном. Из космических высей бессмертная душа может наблюдать за …
Риф не успел договорить, глаза Кампы на миг блеснули огнем, в их глубине вспыхнула искра сознания и тутже угасла.
-Я вспомнила этого злобного Каджа, - сказала она властным голосом, - убей его тем же способом, какой он уготовил для меня.
-Какая радость, - обрадовался Тартар. - Я уж было думал, что ты захочешь пощадить его, посадив на кол, или утопить в нечистотах, а ты явила миру неслыханную праведность своего сердца и великой души. Так и быть, порадую твою душу, повеселю твое сердце, - и тутже приказал. - Раздробить ему голову каменной палицей.
-Сделать это немедля? - поинтересовался одноглазый стражник - Циклоп.
-Нет, отправляйтесь на туже самую «гору распушенных волос», убейте его на том же самом месте, где он содеял злодияние, - приказал правитель.
- Опять в пустыню, - недовольно поморщились одногдазые Циклопы, но молча схватили за ноги узника и отправились выполнять приказание.
Бесконечные просторы пустыни, солнечный зной и беспощадная жара изматывают последние силы, а тут еще нужно тащить на своем горбу этого почти дохлого узника. Не раз и не два порывались одноглазые Циклопы и сторукие Гекатенхейры, оторвать ему голову, но не осмеливались нарушить приказ.
Но вот, словно мираж в пустыне показался зеленый Оазиса. Это было диво, среди песков пустыни росли три десятка пальм, а между ними из бесплодной почвы пробивался родник, журча холодною водою. Здесь усталые путники сделали привал. А надо отметить, что по дороге к месту казни, Риф как и подобает воину, вел себя мужественно, все время высматривал лазейку, куда бы можно было ускользнуть, или норку куда бы можно было спрятаться и забиться. Но в пустыне таких норок и щелочек было немного, да к томуже он был связан по рукам и ногам, и убежать ему было очень непросто. Одноглазые Циклопы зорко за ним присматривали.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ