Камертон Дажбога

Часть первая. ЛАБИРИНТ МАРЫ

Первым пришел в себя Григор. Глубоко вздохнул и оглянулся вокруг. Часовня исчезла, будто ее и не было. Они стояли между густыми сорняками, и создавалось впечатление, что кто-то опустил их из пространства в гущу крапивы и полыни, не повредив ни одного кустика. Юлиана-Мария и Галя-Громовица растерянно переглянулись и одновременно спросили Григора:

— Что же дальше?

— Подождите, сориентируемся, — сказал парень, рассматривая ободранные стены небольшой церкви и звездные своды Выдубицкого монастыря, сверкавшие между высоченных тополей. — Что-то здесь не так…

— Что не так? — заволновалась Галя. — Мы оказались в другом месте?

— Да нет. Место то же. Выдубицкий монастырь. Только почему здесь сорняки? Должен быть двор Института археологии, асфальт.

— Кто-то должен встретить нас? — взволнованно спросила Юлиана. — Ты упоминал об ученых, об эксперименте…

— Да. Мы сейчас пойдем вверх… туда, где нас должны ждать, где расположена хроностанция. Идите за мной.

Парень пошел к стенам церкви, где виднелась протоптанная тропинка, громоздились кучи кирпича и мусора. Затрещали сорняки под ногами. Из темного отверстия храма неожиданно басовито залаяла собака, послышался хриплый голос:

— Стой! Стрелять буду!

— Еще этого не хватало, — смутился Григор. — Откуда здесь взялся охранник? Быстрее, девушки. Спешите туда, в монастырь, а там — по тропинке наверх…

— Стой, мать твою перемать! — загудело эхо, и над кучей мусора появился растрепанный заспанный сторож, а рядом с ним — здоровенный волкодав, весь в репьях от ушей до хвоста. Пес угрожающе скалил клыки, а охранник, нацеливая дуло ружья на нарушителей, вырисовывал в предрассветной тишине кренделя многоэтажных матюгов. Казалось, что багрово-сизый нос пьяницы принюхивается к неожиданным гостям, бессильно пытаясь понять, откуда они взялись. Красные злобные глазки перебегали с фигуры Григора к девушкам, остановились на книгах Евангелия в руках монахинь, заинтересованно расширились, увидев мерцающую чашу в ладонях Гали-Громовицы.

— Ворюги! — заорал охранник. — Украли государственное имущество! Выследили, что я на минутку отвернулся, мать вашу! А еще в монашеских одеяниях, гады! Ты смотри, контра недобитая!

— Успокойтесь, — резко оборвал его Григор. — Здесь важное государственное дело. Пойдем с нами наверх, в дирекцию Ботанического сада и там…

— Государственная дело? — отвратительно захохотал охранник. — Это я вам обещаю: оно будет государственным, когда я отведу вас, воров, в милицию.

— Я сам сотрудник МВД, — пытался унять пьяницу парень. — Вот посмотрите… — Он вытащил удостоверение в красной обложке, раскрыл перед глазами часового.

Тот с недоверием посмотрел на книжечку. Мотнул ружьем на девушек.

— А эти… монашки, или кто они тебе… гы-гы!.. зачем здесь шляются? За книгами пришли? Да? Здесь их навалом в церкви, но только нельзя брать! Не морочь мне голову своей книжечкой, может, ты этот документ украл… или отнял! Ну подними руки вверх, парень! А вы, шлюхи, книги кладите сюда, а то собачку натравлю… только ошметки полетят от ваших ряс! Гы-гы!

— Прекратите! — гневно крикнул Григор. — Мы добром вас просим: пойдем наверх, в администрацию Ботанического сада. Неужели вы ничего не слышали? Вчера проводился научный эксперимент, я и эти девушки — участники…

— Руки вверх! Стреляю! — не слушая парня, заревел охранник. Выстрел над головами оглушил девушек, они испуганно закричали и присели. Григор машинально бросился под ноги пьяницы, приемом каратэ повалил его на землю. Пес вцепился в штанину парня и неистово рвал ее. Григор выдернул оружие из рук охранника, быстро разрядил, вынул затвор.

— Не умеешь пользоваться — не берись! — задыхаясь сказал он, бросая винтовку на землю. — А затвор получишь в милиции…

— Ах, вот ты как! — плаксиво-злобно крикнул часовой. Вскочив на ноги, он засвистел в свисток. — Милиция! Бандиты! Мили-и-ци-и-я!

— Девочки, за мной! — скомандовал Григор, уже не обращая внимания на взбесившегося сторожа. Через сорняки они побежали к тропинке, которая вилась вдоль стены монастыря. Где-то сзади кричал, матерился часовой, слышались возгласы и свистки с набережной улицы.

Парень, запыхавшись, карабкался по обрыву на утес, подбадривая девушек, а вместе с тем, удивляясь, оглядывался вокруг. Дебри, сорняки, козьи тропы… А где же аллеи Ботанического сада, где культурные растения, здания? Куда они исчезли?

Девушки растерянно смотрели на Григора, понимая, что он тоже обескуражен, но молча поднимались за ним. К тому времени, когда они выбрались наверх, над Левобережьем взошло солнце, замерцала гладь Днепра, засверкали звезды на своде монастыря.

Григор остановился, беспокойно осмотрев окрестности. Вокруг просыпались от рассветной дремоты осенние сады и дубравы, разукрашенные золотом и багрянцем, кое-где между ними вились на фоне неба клубы дыма из труб старинных особняков. Что за фантасмагория? Куда делся Ботанический сад? Вот видно вершину колоколенки, около нее должны быть оранжерея, теплицы. Слева — административные корпуса, от них должна пролегать широкая дорога к центральному входу. Даже намека нет на что-то подобное. И вот здесь, где они остановились… именно здесь, он не может ошибиться… их должны ждать ученые, участники и авторы эксперимента.

Он тревожно вздохнул, как рыба, выброшенная на песок. Галя схватила его за рукав.

— Что случилось? — обеспокоенно вскрикнула она. — Я тоже вижу, что местность изменилась. Мы с тобой часто здесь гуляли в Ботаническом саду, а теперь…

— А теперь… тю-тю! — мрачно подхватил Григор, почесывая затылок. — Что-то напутали ученые из хроностанции. И ежу понятно, что мы в другом времени.

— Дай Бог, чтобы не в другой стране, — сказала Юлиана. — Ариман разве зря угрожал? Как он сказал? «У меня для вас достаточно стен и загадок…»

— Но Гориор… Корсар обещал… — Галя умоляюще посмотрела на Григория.

— Корсар? — перебил ее парень. — А что он обещал? Помочь перейти в «фронтовое бытие»? А что это значит? К тому же… вам не кажутся все наши приключения сном, миражем?

— А я? — тревожно взглянула на Григора Юлиана. — Надеюсь, что я не фата-моргана, друзья? Давайте скорее найдем людей, специалистов, которые объяснят нам, что произошло.

— Правда твоя — решительно кивнул парень. — Выйдем на улицу. Надо найти телефон, связаться с моим шефом, с Гореницей.

— Гореница — Горикорень? — подхватила Юлиана.

— Да. А если он действительно тяжело ранен… то его сотрудники должны знать, что и как. За мной, девушки, потому что чует мое сердце, что тот пьяница может нам осложнить жизнь.

Они прошли несколько ветхих домов. Из-за забора лаяли собаки. Выше по тропе босоногая девочка пасла корову, держа в руках веревку. Девочка удивленно рассматривала путешественников, особенно ее заинтересовали женщины в черных рясах, их бледные красивые лица с тревожными глазами.

— Вы артисты, да? — не сдержала любопытства девочка. — Кино снимаете?

— Ты угадала, кино, — согласился Григор. — Может, подскажешь нам, где здесь ближайший таксофон?

— А что это? — удивилась девочка.

— Ну… телефон… Где здесь будка телефонная, чтобы позвонить в город?

— Э, далеко, — махнул ручонкой девочка. — Надо идти к Черной горе… или до Московского вокзала… или в школу на Зверинецкой улице. Вот тут тропа, она выведет вас на Зверинецкую, а там спросите.

— А дирекция Ботанического сада? — с надеждой спросил Григор. — Где она здесь?

— Дирекция? Сада? — озадаченно переспросила пастушка. — Не слышала. Не знаю. Ботанический сад где-то у самого вокзала. А здесь — нет…

— Ну, спасибо тебе. Пойдем, девушки, скорей.

— А как называется кино? — крикнула вслед им девочка.

— Кино? — оглянувшись, спросил Григор. — «Кольца змея» называется. Запомнишь?

— О змее? — обрадованно девочка. — Наверное, сказка? Да? Я люблю сказки. Недавно видела кино о «Василисе Прекрасной». Ой, здорово! А эти красивые артистки, видимо, красавиц играют? А вы их освобождаете? Да?..

— Угадала, девочка. Правду сказала! — помахал ей рукой Бова, растроганно переглянувшись со своими спутницами. На глазах Юлианы блеснула слеза.

— Смешно, но правду сказала, — сказала она. — Мы будто бы мистерию какую проходим.

— Тихо, — предостерег Григор. — Мы выходим на улицу…

Тропа вывела их на мостовую. У дороги возвышалась недостроенная церковь без крестов. Появились немногочисленные прохожие. Все с любопытством смотрели на странную группу. Бова озадаченно сказал своим спутницам:

— Ну вот… вторая загадка. Отсюда начиналась ветка четырнадцатого троллейбуса, а теперь здесь примитивная мостовая… И никакого транспорта.

— А что такое троллейбус? — поинтересовалась Юлиана.

— Машина, которая движется силой электричества, — пояснил Бова.

— Понятно. Итак, мы в другом времени. А может, и в другом измерении. Недавно я читала книги Успенского о других измерениях…

— Знаю, — прервал ее Григор. — Однако это нам не поможет. Надо выяснить подробности — куда мы попали.

Он остановил молодушку с корзиной, полной румяных яблок, спросил ее, как добраться до ближайшего телефона. Та указала им, как и девочка-пастушка, в направлении Черной горы.

— Пойдете прямо, потом налево… позже снова повернете направо… и там рукой подать…

Поблагодарив, Григор с девушками зашагал вниз. Но не успели они пройти и полкилометра, как им навстречу выскочили из боковых улочек два милицейских авто и, перекрыв путь для побега, резко остановились. Несколько офицеров и сержантов в милицейской форме выскочили из машин, держа в руках автоматы и пистолеты.

— Стоять! — строго скомандовал капитан, внимательно осматривая парня и девушек в монашеских рясах.

— Стоим, — улыбнулся Григор и полез во внутренний карман за удостоверением.

— Руки вверх! Не балуйте! — закричал капитан. Из-за его спины выглянул знакомый парню сторож, держа в руках винтовку без затвора. Офицер кивнул на задержанных.

— Они?

— Они, суки, — довольно рявкнул сторож. — Я ему говорю — стой! А он мне под ноги… Верзила! Разве я в силах его побороть? Точно, шпиён! Где бы он научился таким приемчикам? Куда дел затвора, гнида? Верни казенное имущество!

— Тихо! — прервал его капитан. — В отделении разберемся. Затвор у тебя?

— Вот здесь, в кармане, — миролюбиво ответил Григор. — Капитан! Я прошу отвезти нас в Министерство внутренних дел. Дело очень сложное, и в отделении…

— Может, ты еще в ЦК партии захочешь? — насмешливо засмеялся офицер.

— Или в ресторан «Кукушку», — с отвратительной гримасой подхватил сторож. — Откушать котлету киевскую…

Милиционеры засмеялись. Капитан резким жестом прервал смех.

— Довольно! По машинам. Руки назад.

— Я сотрудник МВД, — запротестовал Бова. — Возьмите во внутреннем кармане удостоверение…

— Возьмем! — пообещал со злорадством офицер. — Все возьмем. Марш к машине. Мы вас научим, как разоружать охранников. И внукам расскажешь!

Григор взволнованно рассматривал здания на улицах Киева, по которым ехали милицейские машины. Все казалось сном, миражом: вместо широких асфальтированных проспектов — искореженная брусчатка, разрушенные кварталы, убого одетые люди с сумками и корзинами, старинные трамваи, похожие на катафалки. Где же они оказались? В каких годах? Встретят они кого-нибудь знакомого? Перед экспериментом он с Гореницей разговаривал о возможных парадоксах времени. Достаточно легкомысленные теории. Одно дело болтать, а другое — попасть в другую эпоху! Что тогда говорил Гореница? «Ваш следующий эксперимент, безусловно, отразится на грядущем и на современности, конечно, хотя бы уже тем, что откроет поток принципиально новой информации. Где отразится этот эксперимент, в чем, что будет означать появление здесь женщины из прошлого (а вместе с тем — из невероятного будущего), кто может предсказать?» Даже он, гениальный теоретик, очевидно, бессилен был предсказать результаты первого прорыва в стене Хроноса. И вот… неожиданное смещение фазы временного континуума. Вероятнее всего, что они попали в прошлое… где-то в пятидесятые годы, сразу после войны. Однако в те годы и он, Григор Бова, и Галя Куренная уже родились. Может, они встретят здесь сами себя? Как тогда придется выходить из ситуации? Не станет эта ситуация катастрофой? Надо потребовать у милиции встречи с учеными, с теоретиками. И попытаться найти шефа. Он, безусловно, теперь моложе, но работает в органах…

— Я чувствую твои мысли… твои сомнения, — неожиданно сказала Галя, склонившись к нему. — Мы попали в узел времени… и развязать его будет сложно.

Григор взглянул на ее бледное, взволнованное лицо, отметил лихорадочный блеск в глазах. Ласково обнял за плечи.

— Успокойся, родная моя. Это наш экзамен. Гориор не обещал нам готовых решений, а ураганы и штормы…

Машина миновала круглую башню, запрыгала по трамвайной колее. Загремел, зазвонил трамвай. Мария-Юлиана заинтересованно посмотрела ему вслед, покачивая головой.

— Какой страшный монстр. Очень примитивная техника…

— А в девятнадцатом веке разве лучше было? — скептически спросил Григор.

— Я сравниваю не с моим опытом здешним, — сказала Юлиана. — Мне вспомнилась наша родная Ара.

— Молчать! — рявкнул, услышав их шепот, капитан, обернувшись с переднего сиденья. — Сейчас будете иметь возможность говорить то, о чем вас будут спрашивать. И советую не выкручиваться, не искать алиби. Не поможет!

— Мы в алиби не нуждаемся, — ответил офицеру Григор. — Успокойтесь. И наберитесь терпения для взаимопонимания.

— Я гляжу, ты очень умный! — угрожающе пробормотал капитан. — Придется тебе показать, где раки зимуют. Да вот мы уже приехали. Выводите преступников. Предупреждаю, при попытке бежать…

— Милостивый капитан, — сказал Бова, — советую держать при себе ваши садистские эмоции. Вам же потом будет стыдно.

— Ах ты, подонок! Я этого не забуду. А ну марш из машины! Живо к двери! Семен! Веди их прямо к шефу. И сторожа-свидетеля тоже! Эти птички непростые. Мы им покажем, с кем имеют дело!

Начальник Печерского отделения милиции майор Куштенко внимательно рассматривал высокого, плечистого парня, одетого в легкую куртку из мерцающей ткани, ища на его лице, во взгляде страх или беспокойство. Бова смотрел на него искренне, по-дружески, с надеждой на взаимопонимание. Майор удивился, но не показал этого. Перевел взгляд на женщин в монашеских рясах. Отметил на их лицах необычную красоту и спокойное благородство. Затем кивнул капитану:

— Лучше будет, если все сядут. Вот так. Прошу успокоиться и рассказать все, что произошло. Капитан! Я вас слушаю.

— Наша патрульная машина дежурила возле Выдубицкого озера. Я услышал свисток дежурного вневедомственной охраны. Вот он перед вами…

— Так точно! — вскочил с места сторож. — Демобилизованный гвардеец Иван Горобец, теперь — охраняю склады книг в монастыре.

— Сядьте! — махнул рукой майор. — Я потом вас спрошу. Что дальше, капитан?

— Услышав крики, мы прибежали в монастырь. Сторож рассказал, что застал вот этих задержанных, когда они потихоньку выбирались со склада, неся в руках какие-то книги и еще какую-то ценную вещь. Он приказал им остановиться, хотел отвести в милицию…

— Далее…

— А дальше… этот бандит напал на него, обезоружил, вытащил затвора из винтовки, а сам с бабами убежал. Мы, конечно, сориентировались, объехали вокруг… и перехватили беглецов!

— Ясно, — сказал майор. — Горобец, капитан правильно рассказывает?

— Так точно! — снова подскочил сторож. — Я сразу понял, что это за птички. Не иначе — американские шпиёны. Посмотрите на его шмотки… заграничные. А бабы — почему оделись в рясы? Чтобы задурманить голову. Ягнятами притворяются…

— Достаточно, — прервал его майор. — Мне все ясно. Садитесь, Горобец. Задержанные, прошу называть ваши фамилии, имена, где живете, почему произошло то, о чем я услышал? Короче, почему вы оказались в монастыре, возле склада? Сначала ты, парень… Как твоя фамилия?

— Бова. Зовут Григор Максимович.

— Профессия.

— Криминалист. Детектив.

— Гм. И где вы работаете?

— В Министерстве внутренних дел. Площадь Богдана Хмельницкого. Отделение независимых криминалистов. Мой шеф — Гриб Семен Йовтухович.

— Гриб Семен? — удивился майор. — Я знаю его. Вместе учились. Только какой же он шеф? Да еще и отделение… Он участковый, очень уважаемый. Капитан Гриб Семен Йовтухович…

— Полковник, — поправил Григор.

— Гм. Тогда это однофамилец. Да ты погоди… Какие такие независимые криминалисты? Нет такого отделения в министерстве.

— Как это нет? — возмутился Григор. — Вот мое удостоверение. Прошу…

Майор развернул красную книжечку, удивленно пробежал глазами текст, снова посмотрел на Бову.

— Что за шутки, гражданин Бова?

— Какие шутки, товарищ майор?

— Здесь подпись министра Куштенко Ивана Ивановича.

— А что вас удивляет? Все правильно. Министр внутренних дел генерал-полковник Куштенко Иван Иванович.

— Наш министр Кобец Антон Сидорович, — ответил майор. — Генерал-лейтенант. А Куштенко Иван Иванович — это я, начальник Печерского отделения. Что за мистификации вы, гражданин Бова, тут разыгрываете? Странный вы криминалист!

— Артист, а не криминалист! — хрипло выдохнул сторож. — Я же говорю: это тот жучило! Рога ему надо обломать.

— Тихо! — приказал майор. — Вот еще одна химера… Удостоверение выдано 12 января 1968. Как это понимать? Может, вы снимаете какой-то фильм? Тогда не валяйте дурака, говорите сразу…

— Подождите, подождите! — задохнулся от волнения Григор, переглянувшись со своими спутницами. — А какой у вас год?

— У нас? — удивился майор. — Почему у нас? Год один и тот же для всех: тысяча девятьсот сорок восьмой…

Галя охнула и побледнела.

— Двадцать пять лет, — прошептала она.

— Товарищ майор! — злобно сказал капитан. — Преступники просто морочат нас. Надо серьезно поработать с ними. По-нашему. Они быстро у нас заговорят…

— Товарищ майор, — вмешался Бова, — нам надо с вами поговорить наедине. Дело большой государственной важности. Даже общечеловеческой важности. Не стоит говорить об этом при всех.

Майор помолчал немного, задумчиво рассматривая удостоверение Бовы, хмыкнул.

— А паспорт у вас есть?

— Вот он. Пожалуйста…

— А у вас, женщины, документы есть?

— В монахинь документов не бывает, — заметила Мария-Юлиана.

— У меня есть паспорт, — сказала Галя. — Григор, передай майору.

— В одной монахини есть паспорт, в другой — нет, — скептически заметил майор. — Как это понять?

— Я не монахиня, — сказала Галя. — Меня силой поместили в монастырь.

— Силой? — удивился начальник. — Впервые слышу, чтобы в нашей стране силой помещали в монастырь.

— Товарищ майор, — настойчиво повторил Бова. — Прошу беседы наедине…

— Минуточку. Завершим сначала беседу со свидетелями. Да. Паспорт нормальный. Ага. Опять такие штучки. Паспорт выдан 8 апреля 1965 Кагарлицким райотделом МВД. А у вас, гражданка… как вас?

— Куренная Галина Андреевна…

— Правильно. Куренная Галина Андреевна. 1953 года. Паспорт выдан Опошнянским райотделом Полтавской области. В семидесятом году, 10 мая. Сразу две неувязочки. Опошнянского района Полтавской нету, я сам из тех краев родом. А еще — эти года, которые еще не наступили. Ну, хорошо! Поговорим об этом позже. Гражданин Горобец обвиняет вас в том, что вы украли на складе какие-то книги и ценные вещи. Это правда?

— Как перед Богом говорю — правда! — воскликнул сторож. — Украли, гады! Спрятали под свои балахоны. Пошмонайте их хорошенько, потрусите!

— Я не тебя спрашиваю, — строго оборвал его майор. — Гражданин Бова, что можете ответить на это обвинение?

— В руках монахинь были книги Нового Завета. Евангелия. И чаша. Ритуальная чаша… Все принадлежит им. А у меня ничего в руках не было.

— Прошу показать книги Нового Завета, — велел майор.

Монахини достали из-под ряс Евангелия, положили на стол. Майор развернул одну, пролистал несколько страниц, пожал плечами.

— Больше нет книг?

— Нет, — подтвердили женщины. — Была литургия, мы взяли с собой только Евангелия.

— А чаша? Покажите чашу.

Галя осторожно поставила на стол волшебный бокал. Он заискрился мерцающими огоньками, привлекая к себе взгляды присутствующих.

— Замечательная вещь, — кивнул майор. — Ваша? — Посмотрел он на Галю.

— Моя.

— Разберемся. Хорошо. Капитан, выйдите со своей командой в коридор. Гражданин Горобец тоже. Запишите его показания. Подождите, я вас позову. Я буду говорить с задержанными сам…

— Слушаюсь, — ответил капитан, давая знак своим спутникам.

— Григор Максимович, — доброжелательно сказал майор, оставшись с задержанными наедине. — Вы хотите мне что-то рассказать важное? Тогда я весь во внимании. Только прошу без затей и выдумок. Первое: объясните, что это у вас за документы, обозначенные годами, которые еще не наступили?

— Иван Иванович, — дружелюбно, в тон майору, ответил Бова, — мы не сможем ограничиться нынешним разговором, но я расскажу вам все подробно, чтобы вы смогли понять парадоксальность ситуации. Вы читали когда-нибудь фантастику?

— При чем тут фантастика? Ну, скажем, читал. Еще в детстве. Жюля Верна. Уэллса… Беляева…

— Уэллса? — обрадовался Григор. — Прекрасно. Тогда вы поймете. Читали «Машину времени»?

— Угу. Читал. Забавная штука.

— Так вот. С нашими документами — никакой мистификации. Они настоящие. И действительно выданы в те года, что там указаны…

— Вы хотите сказать, что прибыли…

— Именно так. Мы прибыли из будущего, — твердо сказал Бова. — Сначала из будущего, а затем — из прошлого. Вижу — вы иронично улыбаетесь. Коротко объясняю. Институт проблем Бытия проводил эксперимент по проникновению в девятнадцатый век. Я — участник эксперимента. Я должен был найти в том времени эту девушку…

— Галину Куренную?

— Да. И забрать ее в свою эпоху. Она — житель двадцатого века, но была перенесена в девятнадцатый преступниками.

— Ого! — не сдержался майор. — Детектив хоть куда. Можно кино снимать.

— И все-таки — это правда. При возвращении назад, очевидно, произошла какая-то деформация. И мы попали в ваш год. Для нас — это прошлое…

— А вторая монахиня? Почему она оказалась с вами?

— Она захотела перейти в двадцатый век. Может, именно такое решение вызвало деформацию во временном переходе. Обо всем этом надо говорить с учеными, теоретиками. Вы должны понять, насколько важно это дело.

— Гм, — почесал затылок майор, широко улыбаясь. — Здорово все совпадает. И ваше появление у монастырских складов, и странное одеяние, и документы… Хм… Так что, действительно Куштенко Иван Иванович министр внутренних дел?

— Правда, — кивнул Бова. — Подождите, подождите. Так он — вылитый вы. Может, у вас есть брат? Или родственник?

— Нет. Я один у родителей.

— Министр и вы — одно лицо. Только министр — седой, а вы — темноволосый.

— Удивительно, — покачал головой майор. — Генерал-полковник. Все может быть. Хотелось бы верить, что такое возможно. Наука — великая сила. Но вы же понимаете, Григорий Максимович, я не могу вас вот так отпустить…

— Понимаю, мы и сами не хотим этого. Ведь нужно развязать этот узел… и вернуться в свое время… Если это возможно…

— Вот и ладно. Думаю, что вами заинтересуются компетентные органы, и не только научные. Пока я поселю вас в нашем ведомственной гостинице. Под охраной, конечно. Сообщу куда надо. А вы — напишите подробно все, что произошло. И еще… вы, Григорий Максимович, уже должны были где-то родиться… Ведь так?

— Ваша правда, — подтвердил Бова.

— Вот видите. Как же это возможно? Тогда вы можете встретиться с самим собой? Да?

— Мы думали об этом. Наш эксперимент должен прояснить много таких парадоксов. Например, я знаком с шефом там, в будущем, а вы говорите, что он здесь работает участковым. Или я могу познакомиться со своими родителями, которые моложе меня… или мои ровесники. То же самое с Куренной. У ее родителей она еще не родилась, а вместе с тем — вот она здесь, взрослая женщина…

— Да! Загадка для ученых, — хохотнул майор. — Ну, люди добрые, если вы не авантюристы, тогда… тогда я рад, что буду участником сказочного чуда… Я дам приказ, идите отдыхайте. Евангелие уберите, а чашу я оставлю. Не беспокойтесь, ничего не пропадет.

Задержанных разместили в двухкомнатном номере ведомственной гостиницы. Здесь был санузел, кухня, радиоточка. На столе стояла тарелка с тремя комплексными обедами, две буханки, сахар.

Григор отодвинул ситцевую занавеску, выглянул в окно. Высокая кирпичная стена закрывала горизонт, подходя почти вплотную к гостинице.

— Все предусмотрено, — улыбнулся Бова. — Мы одновременно и гости и заключенные.

— Я растеряна, — развела руками Юлиана. — В голове туман. Мне кажется, что я сплю. Так часто бывало в сновидениях. Какие лабиринты, тюрьмы, подземелья, враждебные существа…

— Это далеко не сновидения, — заметила Галя, сбрасывая монашескую рясу. — Нам следует хорошо подумать, как действовать. Что можно сделать в этих условиях? В сорок восьмом году вряд ли были теоретики, работавших над проблемами времени и пространства…

— Девушки! — Подняв вверх руки, умоляюще воскликнул Григор. — Есть предложение. Я смертельно хочу спать. Голова дурная, как кочан капусты. Не хочу есть-пить, а падаю на кровать. Вы можете мыться, прихорашиваться, завтракать, а я хоть пару часов отдохну. Согласны?

— Ладно, ладно! — нежно подтолкнула парня в спальню Галя. — Иди. А нам нужно заняться своими девичьими делами. А то мы появились в прошлом словно огородные чучела. Спи сколько хочешь, а мы с Юлианой тоже отдохнем.

Гориор и Глэдис остановили своих звездных лошадей у стен Надземного Витаполиса. Самоцветные ворота тихо открыли вход в Голубую Аллею. Гориор ласково коснулся грациозной шеи Грома, коня-побратима, приглашая его войти в дом. Глэдис тревожным движением остановила друга. Насторожилась, прислушиваясь к чему-то далекому и болезненному.

— Что случилось? — удивился Гориор.

— Я почувствовала, что твоя акция деформирована. Ариман совершил еще одно преступление. Космократоры в беде. Прошу тебя — проанализируй сам.

Гориор поднял правую руку вверх и плавно опустил ее, будто прокладывая невидимую тропу в пространстве. Огненная стрела мелькнула над горизонтом и растаяла над мерцающими куполами киевских Храмов.

— Ну что? Правду я сказала?

— Правду. Однако вина в этом не Аримана, а самих Космократоров.

— Что же произошло?

— Судьбоносное плетение Времени. Они попали в сорок восьмой год Земной ритмики.

— То есть в прошлое?

— В прошлое, но не в свое.

— Что это значит?

— Судьбоносное плетение многомерно, Глэдис. Мы с тобой уже говорили об этом. Это как многоголовый змей в сказках. Срубают одну голову — вырастает несколько других.

— Тогда они, попав не в свою линию, могут породить еще несколько новых?

— Да, — озадаченно согласился Гориор, двигаясь с конем ко входу. Глэдис, не отставая от своего друга, положила нежную фиолетовую ладонь на его руку.

— Это усложняет нашу задачу?

— Очень, — задумчиво сказал Гориор, направляя Грома к днепровской круче. Соскочив с коня, он помог сойти на землю подруге.

— Гуляйте, — обратился к лошадям Гориор. — Нам надо побыть в одиночестве.

— Спасибо вам, собратья, — добавила Глэдис, погладив их по шеям.

Кони радостно заржали и поскакали над обрывом. Затем сбежали по тропинке вниз и углубились в сребролистную дубраву. Голубая и фиолетовая фигуры исчезли в оврагах возле Небесного Днепра. Гориор взглянул на радужную гладь реки, тяжело вздохнул.

— Как легко животные поднимаются до уровня ноосферы, и как тяжело сюда добраться самому создателю ее. Вот где космический парадокс.

— Когда же Звездный Витаполис наберет силу? — спросила Глэдис. — Сколько мы будем ждать новых воинов?

— Не раньше, чем пустит корни Земной Витаполис, моя любимая Глэдис. А теперь нам надо сосредоточиться. Помоги мне.

— Что бы ты хотел?

— Спой песню. Импровизируй, Глэдис. А я промчусь по векам, посмотрю, где засеяли свои огненные зерна Космократоры. Есть ли возможность свести вместе разорванные нити судеб и стремлений? Я догадываюсь, что нынешняя задача на несколько порядков глубже, чем предыдущие.

— Почему?

— Ноосфера подсказывает: к воздействию нужно привлечь не только людей и Космократоров, но и богов и демонов.

Темно-синие глаза Глэдис наполнились тревогой.

— О мой друг! Как ты им поможешь в этом? Ведь это люди веками творили кумиров, идолов и богов. У нас отсутствует связь с ними, они локализованы в ноосферных коллапсах. Не мы на них влияем, а они имеют тираническую власть над людьми.

— Именно так! — согласился Гориор. — Такую же власть, как капризные дети над родителями. Разница лишь в том, что боги любят кровавые спектакли.

— Как же ты надеешься помочь людям и Космократорам? Как свести вместе такой бушующий мир, расщепленный, разорванный, разбросанный по столетиям и пространствам? Эта задача сложнее, чем для Изиды собрать растерзанные части Осириса.

— Спасибо, любимая. Ты дала мне намек. Пой, пой, Глэдис. Волна озарения катится, я попробую оседлать ее.

Гориор лег на ковер голубовато-серебряного ковыля, погрузился взглядом в небосвод Надмерности. Глэдис примостилась у него и, держа собрата за руку, тихо запела:

Взгляд Гориора темнел, наливался глубиной безмерности. Лучисто-голубое тело замерло, начало таять, охватывая кручи Витаполиса, просторы Небесного Днепра, звездную Обитель, неизмеримые сферы. Глэдис со страхом чувствовала, как его сущность перерастала все мыслимые масштабы Бытия, паря в таких безднах, откуда даже Духу тяжело возвращаться. Но, как всегда, она знала, что так надо, что от его полетов и ее мудрого ожидания зависит судьба Миров и мириадов живых существ.

Сознание Григора кружилась в вихре загадочного временного урагана. Казалось, что разум состоял из тысяч и тысяч мерцающих элементов, как фасеточный глаз бабочки или другого насекомого. И каждый кристаллик восприятия реальности видел свой отдельный поток событий. Дух жаждал объединить все эти ручейки в общее русло, потому что психическая раздробленность вызывала терзания, боль, томление души. Сознание хотело знать — кто же оно на самом деле? Григор Бова, странный криминалист семидесятых годов двадцатого века, родившийся на Украине на планете Земля; или Космоследователь таинственной сферы Ара с мифическим именем Меркурий? А может, верный побратим знаменитого запорожского колдуна и гетмана Байды-Вишневецкого? Как его звали тогда? Огневик… Странное магическое имя… А вот он скачет на лошади рядом с легендарным Спартаком… Ему четырнадцать лет, захвачен римскими легионерами в Македонии, восставшие гладиаторы освободили его из рабства, и он готов умереть за своего вождя — могучего голубоглазого великана. А вот он идет по заболоченной тропе между вековых деревьев, под ногами хлюпает вода, в руке копье, на плечи накинута шкура медведя. Григор наблюдает за своими ногами: они мускулистые, волосатые, неутомимые. И такие же спутники вождя — сильные, крепкие, звероподобные воины, готовые в любой момент к схватке, бою и смерти, когда этого потребует судьба родного племени. Как его зовут? Гур… Гур его имя. Даже противники говорят эти звуки с уважением и страхом. А вот Григор летит верхом на гигантской птице. Внизу проплывают буйные пейзажи — вековые леса, прозрачные озера, реки, горы. Это уже, наверное, чистый сон, бред. Такого не может быть — полет на спине титанического аиста. Птица умная, она поворачивает к седоку голову, будто спрашивая совета. Удивительно, но у Григора ощущение абсолютной реальности. Но не у Григора, а у Рияма. Его называют Риям. Он сын и наследник Властелина…, кого? Тает имя, расплывается, словно утренний туман под солнцем.

Из бездны появляются притягивающие черные глаза Аримана, пронизывают душу, потрясают сознание. Слышен иронический смех.

— Ну что, Меркурий? Кто из нас владеет нитями причинности? Я или Корсар? Вы, наивные Космократоры, считали, что можно легкомысленно менять императив Закона, будто бы роль в спектакле. Эмоции уместны при интимных объятиях. Ты раньше знал об этом, мой бывший детектив! Куда же делась твоя знаменитая мудрость? Кто ты теперь? Кукла в руках деспотичного общества, не знающего пощады. Вы сами помогли мне, запутавшись во временной паутине. Я уже, признаться, начал волноваться, потому что магнит Единства вел всех Космократоров вместе. Но теперь — моя победа.

— Еще не осень, Ариман! — уныло отвечает Григор. — Зерна прорастают, кто гарантирует, какой урожай вырастет на поле истории?

— Я хозяин земной нивы, — гордо говорит Ариман. — Ваши надежды на Корсара бесполезны. Кто он для Земли? Легенда, призрак. Кто идет за ним? Как его имя? Где его называют Буддой, где Кетцалькоатлем, где Осирисом, где Христом, а то и Люцифером! Ха-ха-ха! Он рассеянный, размазанный в ноосфере Мира, вроде отражения солнца на взволнованной воде. Попробуй успокоить море, чтобы узреть цельный образ Светила. Сможешь?

— Мы стремимся к этому! — упрямо возразил Григор, барахтаясь в объятиях сна. — Он уже нашел нас и защитил от тебя!

— Хороша защита! — засмеялся Ариман. — Попасть в чужую эпоху без всякой возможности выбраться?! Корсар бессилен помочь. Поверь мне — я знаю. Он сам растерян. Здесь только я могу помочь…

— Как? — скептически спросил Григор. — Отказаться от миссии Космократоров?

— Какая миссия? — презрительно подхватил Ариман, — Меркурий! Ты же знаешь ноосферный поток истории Земли. Где тот композитор, что сотворит гармоничную симфонию из кровавых кусков, из огрызков предрассудков, верований, мистификаций, надежд, измен, братоубийства, лабиринтов разных религий, эпох и народов? Вот только что ты барахтался в паутине собственных воплощений… Что общего между ними, как ты нанизываешь бусины разнообразных иллюзорных жизней на общую нить? Кто из вас будет ведущим в этом хаотическом сборище? Даже воплощенные Космократоры напрочь забывают свои прошлые стези, а что же говорить об обычных людях, душа которых еще живет в сумерках архейской эры?

— И ты считаешь, что обладаешь возможностью помочь нам в решении этой задачи?

— Я не собираюсь ее решать, — сказал Ариман. — Зачем ловить ветер на ладони? Мы — представители Высшего Разума во Вселенной, зачем же опускаться до уровня червей? Оставить совершенно навеки абсурдные сновидения, стать снова титаном…

— Это что-то новое! — удивился Григор. — Ведь ты сам творил эту трехмерную сферу для потребления ее психоэнергии. Как же обойдешься без паразитизма?

— Дурак! — крикнул Ариман. — Неужели ты думаешь, что эти эоны, с тех пор ты предал меня, я терял? Все не так, как ты мечтаешь в своих видениях… и не так, как думал я. Ты видишь — я самокритично отношусь к себе. Аналитический Центр Ары нашел гармоничное решение. Мы откроем поток автотрофности, что течет из глубины Абсолютного. Мы пришли к выводу, что Океан бытийности равнодушен к нашим эмоциям. Энергия доступна каждому, кто пробьет к ней русло. Ты понял?

— Значит, ты оставишь в покое эту сферу?

— Я ее испепелю, — просто ответил Ариман.

— Вместе с мириадами существ, живых сущностей, людей? — ужаснулся Григор.

— Не то же делаешь, просыпаясь из сновидения? — удивился Ариман. — Разве бросаешь ты в бездну небытия своих спутников по бреду? Мы просто оставим глупый космоисторический сон. Вернемся к радости свободного Бытия. Вспомни, Меркурий, нашу Сферу. Вспомни нашу дружбу!..

— Ты говоришь — сновидения? — нахмурился Григор. — Может, и так. Но почему нас повергает в ужас убийство родного существа даже в сновидении? Ментальное убийство еще страшнее. Это говорил тот, кого ты ненавидишь. Помнишь? Он говорил о силе мысли… если о чем-то подумал, ты поступил так…

— Вон с этим именем! Не говори мне о нем! — вспыхнул Ариман. — Я достаточно проявил к тебе дружеского внимания. Ты не захотел? Выбирайся же из паутины времени сам! Будет раскаяние — не будет возврата! — как говорят твои украинцы. Прощай, дурак!

Молния ослепила Григора, он рухнул в бездну и страшно закричал.

— Григор! Что с тобой? — послышался взволнованный голос Гали. — Дорогой, проснись.

Бова вскочил на кровати, открыл глаза. На него заботливо смотрели Галя и Юлиана. В воздухе слышался приятный запах жареной картошки с луком. Девушки были причесаны, на обоих — белые рубашки, подвязанные на манер древних туник какими-то шнурками.

— Тебе что-то приснилось? — обеспокоенно спросила Галя. — Ты стонал и кричал.

— Ариман, — мрачно ответил Григор.

— Приснился?

— Не знаю. Скорее всего — проник в сознание. Слишком реалистично и жестоко. Поставил ультиматум…

— Что же он хочет? — настороженно спросила Юлиана.

— Чтобы мы дали согласие покинуть эту сферу. Иначе никогда не выберемся. Утверждает, что Корсар нам не поможет, Гориор, мол, сам растерян.

— Врет, — твердо заверила Юлиана, гневно нахмурившись. — Я хорошо знаю его выходки. Отец лжи, что ты хочешь от него услышать? Лукавству Князя Мрака нет границы.

— Здесь все сложнее, — вздохнул Григор. — Есть дело не с мифическим чертом. Мы с ним не в равноценных ситуациях. Ариман — повелитель мирового компьютера, а мы словно заряженные частицы в электромагнитном поле. Изменил фазу — и нас несет, куда захотел оператор.

— Ты, может, согласился с ним? — удивилась Галя.

— Об этом не может быть и речи, родная моя. Здесь проблема гораздо сложнее. Мы должны знать. Понимаете? ЗНАТЬ!!! Если Ариман может проникать в наше сознание, то…

— Так… — девушки с надеждой смотрели на него.

— Значит с Корсаром мы тоже сможем найти контакт. Вы поняли?

Юлиана посмотрела на подругу, одобрительно кивнула.

— Он правду говорит. Наша способность к концентрации воли не пропала, а только затмилась. Придется вспоминать прошлое. В свое время мы вызвали Гориора и Глэдис…

— Тогда вас было полное кольцо, — сказал Григор.

— Зато теперь мы в экстремальной ситуации. Можно мобилизовать глубокие резервы. Однако подождите. Григору надо поесть. Мы уже немного перехватили. Теперь твоя очередь.

— Спасибо, подруги. Я действительно голодный как волк. Заморю червячка — и под душ.

Не успел парень выйти из спальной комнаты, как входная дверь распахнулась и в коридор вошел майор Куштенко, а с ним еще один милиционер и две молоденькие девушки в милицейской форме. Они держали в руках какие-то свертки, перевязанные шпагатом.

— Не волнуйтесь, — ободряюще улыбнулся начальник. — Все идет по плану. Я уже сообщил кому следует о случившемся. Меня, конечно, подняли на смех сотрудники Министерства государственной безопасности.

— Почему безопасности? — удивился Бова.

— А кто же этим занимается? Проблема выходит за пределы наших прерогатив, парень. У них есть достаточно солидных специалистов. Но почему вы забеспокоились? Я сообщил и в Академию наук.

— И что же?

— Там заинтересовались… хотя и немного иронизировали. Есть указания найти ваши соответствия в этом времени. Ха-ха! Я тоже начинаю верить в бред… извините… Ну ничего, наберитесь терпения. Уже сегодня вечером ждите гостей. Придут и сотрудники безопасности, и ученые. Готовьтесь! А пока — мы заберем от вас всю одежду. Не протестуйте! Нужна экспертиза. Все будет честь по чести. Мы вам дадим на смену приличные вещи. Затем вернем. Согласны? Ведь вы хотите дружеского решения? Вот и хорошо.

«Гости» из милиции оставили на столе кучу свежих газет и журналов. Григор, переодевшись в принесенную одежду (вельветовые штаны, куртка, байковая рубашка-шотландка), попросил девушек не беспокоить его в течение двух часов («Надо же хоть немного ознакомиться с психологическими реалиями этой эпохи») и приступил к чтению прессы. Через несколько минут он уже протирал глаза, щипал себя за руку, хмыкал, а позже, не выдержав, вломился в соседнюю комнату, где девушки перед зеркалом примеряли платья и блузки, сшитые из штапельной темно-зеленой ткани, и, не замечая их протестующих жестов, заорал:

— Девчата! Мы влипли!

— Куда влипли? — удивилась Галя. — О чем ты говоришь?

— Вот! — Григор потряс в воздухе газетами. — Слушайте, я вам прочитаю! «Годовщина Великой Победы! 25 октября 1948 на Красном площади в Москве состоялся военный парад в честь Великой Победы в Мировой Революционной Войне над объединенными полчищами плутократов и империалистов…»

— Какая Мировая Революционная Война? — озадаченно спросила Галя. — Что это — какая-то фантастика?

— Да нет! — сказал Григор. — Вот посмотри, на первой странице написано: «ИСКРА» — орган Евроазиатской Коммунистической партии…

— Разве есть такая партия — Евроазиатская?

— Нет и не было.

— Тогда это мистификация?

— Какая мистификация? Неужели ты думаешь, что ради нас милиция или госбезопасность за несколько часов приготовила какую-то фальшивку? Да и во имя чего?

— Я не понимаю, — вмешалась в разговор Юлиана, — о чем вы говорите?

— Да, я и забыл, что ты не из нашего века. Ты ничего не знаешь из реалий двадцатого века.

— Почему же, немного Галя мне успела рассказать.

— Тогда ты тоже удивишься, Юлиана. В этих газетах действующими лицами являются совершенно другие люди, чем в нашей эпохе. Это поразительное доказательство того, что мы не только в другом времени, но и в ином мире. Здесь другой вариант исторического процесса. У нас последняя война… так называемая вторая мировая… или — Великая Отечественная… велась объединенной силой Советского Союза и западных государств: Америки, Англии, Франции и еще нескольких мелких. А здесь — Мировая Революционная Война ведется Союзом Советских Республик Европы и Азии вместе с «государствами оси»: Германией, Италией и Японией против «плутократов» (именно так написано) Америки, Англии, Франции, Канады. Война завершилась победой «братского союза» коммунистических и фашистских партий. Доктрина Нового Порядка победила. И вот еще чудная новость: «На трибуне мавзолея Льва Троцкого…»

— Кого, кого? — вырвалось у Гали.

— Троцкого, Галя! Ты не спишь. Не перебивай, а слушай. «На трибуне Мавзолея Льва Троцкого рядом с великим Вождем всех времен и народов, генералиссимусом Иосифом Сталиным руководители братских партий, боевые генералы победоносной войны из государств международной Коалиции: фюрер Великого немецкого Рейха Адольф Гитлер, дуче Римской империи Муссолини, генералиссимус Франко, маршалы Паулюс, Геринг, Пиччолини, главнокомандующий Императорской гвардией Японии Мицудиси…»

— Голова кружится, — простонала Галя, потирая пальцами виски. — Я ничего не понимаю. Как же это может быть? Как согласовать эту информацию с тем, что произошло в нашей реальности?

— Согласовать можно все, Галя, но тогда новая теоретическая доктрина приведет нас к страшным выводам.

— Каких?

— Мы в руках всесильного режиссера или сценариста, который пробует разные варианты сюжета. Мы не в спонтанном историческом потоке, а в своеобразной театральной лаборатории. И за этим стоит…

— Ариман, — подхватила Юлиана.

— А кто же еще? — блеснул глазами Бова. — Теперь я понимаю его угрозы. Так просто нам не выбраться из демонического лабиринта. Вот здесь… я нашел информацию… Не в Америке впервые испытали ядерную бомбу. Это осуществила Германия вместе с Союзом Советских Республик Европы и Азии на островах Франца-Иосифа. Первые две бомбы были сброшены на Лондон и Нью-Йорк. Это и стало причиной капитуляции западных государств. Теперь Союз коммунистов и фашистов доминирует в мире. Готовятся космические полеты к другим планетам. В Африке завершается строительство Интернационального космодрома. Новый порядок будет распространен на дальние миры. Установлен контакт с Небесной Иерархией Силы и Власти…

— Что это значит?

— Не будь наивной, Галя. — Бова тяжело вздохнул. — Эта реальность не только полностью в сетях Аримана, но и начинает признавать его руководителем Эволюции. Я понял его замысел. Разделить поток эволюции на много ручейков, в каждом смоделировать различные варианты действительности и таким образом держать под полным контролем возможность интеграции. Если одна из реальностей подходит к пониманию ситуации, ее можно даже уничтожить, а с другими манипулировать дальше. Вот какой страшный монстр!

— Меня это не удивляет, — заметила Юлиана. — Он способен к любому хамелеонству. Мистификация стала конструктивным методом Аримана. Я в свое время глубоко изучала все легенды и предания о Сатане. Святые и мистики, даже не зная о трагедии Системы Ара, сумели распознать характер того, кого давно называют неверным Архангелом.

— Об этом поговорим позже, а теперь надо договориться, как нам вести себя с хозяевами этой сферы, — перебил Юлиану Григор. — Скоро они придут. Очевидно, будет множество вопросов. Если бы только иметь дело с учеными, тогда я ждал бы спокойно. А если органы безопасности… да еще и в таком странном коктейле — коммунисты и фашисты… Не знаю, что и подумать.

— А какая разница? — удивилась Галя. — Выберем критерий правды. Выкладывай факты. Космогония не знает политических критериев.

— Космогония не ведает, зато знают спецслужбы, — покачал головой Григор. — Я в свое время изучал методы гестапо и революционных чекистов. Не хотелось бы попасть им в руки. Тем более что в этой реальности к рычагам власти пришли не те люди, что у нас. Вот посмотрите. — Бова развернул газету. — Здесь фотография мавзолея. У нас в мавзолее лежит тело Ленина, а здесь — тело бессмертного теоретика революции Льва Троцкого…

— Кто такой Троцкий? — заинтересованно спросила Юлиана.

— Один из лидеров социалистической революции. Достаточно неустойчивая душа, но пластичная. Перескакивал с лошади на лошадь, ища сильнейшего. В нашей реальности он не нашел общего пути со Сталиным, его выслали за границу, а затем — агенты Сталина убили его в Мексике. А тут… я понял, что он помер и похоронен как Вождь Мирового Пролетариата в Мавзолее. А Ленин, наоборот, здесь дискредитирован как оппортунист, ревизионист, предатель социализма… он был выслан за границу, сначала жил и формировал Новейший Интернационал в Швейцарии, а затем основал Международный Центр Коммунизма в Китае… безумно критикует политику угодничества сталинистов с гитлеровцами, называет победу в мировой войне бедствием для земной цивилизации, призывает мобилизовать все силы демократии и социализма для борьбы против архимерзотного альянса (именно так он высказывается) сил зла. Вот так, девочки! Все перепутано в этой сфере, исторический Шекспир здесь был пьян. Что будем делать? Может, попробуем войти в контакт с Гориором?

— Григорчик, — коснулась рукой его плеча Галя. — Решим это после разговора с людьми, которые к нам придут вечером. Разве можно судить о ситуации по нескольким газетам?

Бова задумался на минуту, затем решительно свернул газету.

— Ладно. Одевайтесь, готовьтесь. Больше не буду вас волновать. Я еще немного почитаю, а вы — полностью абстрагируйтесь от так называемой реальности. Мы — только путешественники во времени. Пусть делают выводы они — жители этого мира.

К вечеру, когда сумерки упали на каменную стену за окнами, в гостиничный номер снова пришли милиционеры и предложили идти с ними. Выходя в коридор, Григор шепнул девушкам:

— Расскажите только о своем… и как можно меньше… Остальное я беру на себя.

Они поднялись по лестнице на два этажа, приблизились к двери с надписью: «Клуб имени Троцкого». Один из офицеров, сопровождавших гостей, велел подождать, сам зашел в зал. Оттуда слышался шум, смех. Затем воцарилась тишина. Вскоре дверь открылась, офицер сказал:

— Вас приглашают.

Григор пропустил девушек, затем вошел сам. Зал был небольшой, душ на двести. Маленькая эстрада. Стулья сдвинуты к стенам, в центре зала несколько столов, расположенных квадратом. Три стороны квадрата уже заняли хозяева — некоторые в форме, большинство в штатском. Десятки глаз скрестились на лицах пришельцев. Ироничные, настороженные, откровенно презрительные или враждебные взгляды. И только некоторые — внимательные, любознательные. Григор узнал начальника райотдела Куштенко, тот гостеприимным жестом указал им на свободную сторону квадрата.

— Прошу садиться.

— Спасибо, — кивнул Григор. Девушки сели по обе стороны от него.

— По вашей просьбе, — сказал Куштенко, — мы срочно собрали компетентный совет. Можете благодарить высокие должностные лица, которые дали распоряжение провести расследование. Главным собеседником будет вице-президент Академии наук Украинской Коммунистической Республики, всемирно известный философ и астрофизик, автор теории «Релятивизм времени», лауреат премии Льва Троцкого, академик Семен Иванович Кастрюля. Он прекрасно владеет проблемой, так что отвечайте исчерпывающе, ясно и… правдиво… Здесь также присутствуют представители органов государственной безопасности и внутренних дел, сотрудники идеологического отдела ЦК партии и высших школ и курсов марксизма-троцкизма. Хочу предостеречь: большинство присутствующих скептически воспринимают ситуацию, поэтому мы пригласили также выдающихся специалистов — психоаналитиков и психиатров. Вас не смущает такой состав компетентного совета?

— Ничуть, — спокойно ответил Григор. — Наоборот — я благодарю за серьезный подход к парадоксальной ситуации. Поверьте — мы понимаем причудливость события для вашего времени. Прошу задавать вопросы.

На противоположной стороне стола-квадрата выпрямился пожилой мужчина в сером костюме: на правом лацкане пиджака сверкал золотой кружок медали, высокий лоб венчал седой ежик волос, прозрачные глаза были холодные и безжалостно внимательны. Он пожевал бесцветными губами, будто пробовал что-то на вкус, придвинул к себе несколько листков бумаги и, заглянув в них, сказал:

— Позвольте мне перед тем, как поставить ряд вопросов путешественникам во времени… — В зале раздались ироничные смешки. — Нет, нет, смеяться не надо… чтобы выяснить глубину и серьезность проблемы, нужно сохранять чувство достоверности ситуации… так вот: перед тем я прочитаю результаты экспресс-анализа одежды наших гостей, их документов, некоторых предметов быта, найденных при них… а также экспресс-расследование тех данных, которые товарищ Куштенко передал нам… Первое. Наряд монахинь (верхнее и нательное) не имеет аналогов в девятнадцатом и двадцатом веке нашей реальности. Специальный спектральный и ядерный анализ выводит эти вещи за пределы известной науке номенклатуры.

— Что это значит нормальным языком? — резко вмешался молчаливый тип, который до сих пор сидел неподвижно, уставившись взглядом в центр стола.

— Если попроще, товарищ генерал, — недовольно ответил академик Кастрюля, — то предметы, о которых я упомянул, не имеют своих аналогов в нашем мире.

— Какая диковинка, — пожал плечами генерал. — До открытия Австралии мы не знали кенгуру или тасманского волка. Мало чего мы не знаем! На свете, конечно, есть еще множество явлений и предметов, неизвестных науке.

— Совершенно верно, — резко ответил ученый, — но я говорю не про внешний аспект: форму, вид, род, функции. Речь идет о том, что упомянутые предметы сформированы при воздействии других космологических констант… то есть в другом мире. Вы понимаете?

— Продолжайте, — кивнул генерал и снова уставился взглядом в какую-то точку перед собой.

— Второе, — продолжал академик, — экземпляры книг Нового Завета, отпечатанные тиражом Священного Синода Русской Православной Церкви в 1860 году, в нашей реальности не найдены. Русская Церковь не знала такого института, как Синод, а все время руководствовалась Патриархатом. Далее: все Евангелия, изданные в указанных годах, не имеют тождества с данными, о которых мы говорим.

Третье. Экспресс-анализ чаши (или бокала) монахини, которая называется Галиной Куренной, показывает: материал предмета имеет кристально-атомную структуру, неизвестную на Земле.

Четвертое. Костюм мужчины, который именуется Григором Бовой, его паспорт, удостоверение, блокнот, мелкие предметы быта — все это, как я уже объяснял, создано в условиях, полностью чуждых нашей реальности. Внимательный криминалистический анализ доказывает подлинность документов для эпохи, что там указана, хотя для нас она еще не наступила.

— Как это возможно доказать? — снова сказал генерал. — Ведь есть специалисты, которые создают фальшивки на высоком уровне тождества.

— У нас есть методы, — спокойно возразил академик, — что позволяют сделать правильные выводы. Итак, я предлагаю пока… заметьте — пока… принять как рабочую гипотезу уверения наших гостей, что они попали в нашу эпоху с другой пространственно-временной реальности. Исходя из такого предположения, я намерен задавать вопросы, и других членов компетентного совета прошу делать то же самое. Сначала коротко, уважаемый Григор Максимович, буквально в нескольких предложениях повторите: кто вы, из какой эпохи, планеты, страны? Что за эксперимент, который для вас завершился неудачей? Есть ли возможность для вас вернуться в свою реальность, а вместе с тем — проложить каналы между вашей реальностью и нашей? Поняли ли вы, что от вас ждут?

— Мне все ясно, и я сразу начинаю. Спасибо за искренний критерий, за доверие, пусть и временное. Надеюсь, что наша открытость развеет ваши сомнения и поможет выйти из парадоксальной ситуации. Моя фамилия Бова. Зовут Григор. Отец — Бова Максим, кузнец. Мать — Коробенко Мария Григорьевна, крестьянка. Родился я в поселке Ржищев Кагарлицкого района Киевской области, где окончил среднюю школу. Затем — юридический факультет Киевского университета, позже — высшие курсы криминалистов-детективов, работал в специальном отделении криминалистики при Министерстве внутренних дел Украинской Советской Социалистической Республики…

— Как, как? — вдруг спросил генерал, будто проснувшись из полудремы. — Советской? Социалистической?

— Именно так! — подтвердил Бова. — Почему вас это удивляет?

— Ничего, ничего… Продолжайте…

— Год рождения — тридцать восьмой. Эпоха — двадцатый век от рождения Христа. Страна — Союз Советских Социалистических Республик. Название Республики я уже упомянул — Украина. Планета — Земля. Центральное светило — Солнце. Столица Украины — Киев. Эксперимент, нацеленный на проникновение в прошлое, проводился Институтом проблем Бытия. Руководитель эксперимента — Сергей Гореница, доктор физико-математических наук, космолог. В эксперименте задействованы ученые из многих стран, а также космическая база на Луне.

— Вы уже летаете на Луну? — изумленно спросил Кастрюля.

— Да. Осуществлен также полеты на Венеру, Марс, астероиды, на границы Солнечной Системы в автоматическом режиме.

— Чей приоритет в космических полетах? — остро взглянул на Бову генерал. — Какая страна первая?

— Советский Союз, — удивленно ответил Григор. — А какое это имеет значение? Космические полеты — проблема глобальная, даже звездная.

— Хорошо, хорошо, — махнул рукой академик. — Продолжайте… Почему взяли для реализации эксперимента именно вас? Почему был выбран именно такой год девятнадцатого века, в определенном месте, а именно — Выдубицкий монастырь?

— Здесь сошлось несколько якобы случайных событий и тенденций, — медленно сказал Бова, будто соображая, как лучше ответить. — Сергей Гореница разрабатывал свою теорию и готовил эксперимент, не зная о моем существовании. Я тоже не знал ничего о нем, занимался своими рутинными делами. Затем шеф дал мне задание: найти следы человека, на которого возбуждено уголовное дело. Речь шла об Андрее Куренном, директоре водочного завода в Опошне. Вот перед вами его дочь. Она работала в больнице. Я должен был с ней познакомиться, и что-нибудь узнать об отце.

— Как? — изумленно посмотрела на парня Галя, вспыхнув от неожиданного открытия. — Значит, ты…

— Мы договорились говорить правду, — с нажимом сказал Григор. — Галя, об этом поговорим позже.

Присутствующие зашумели, переглядывались, улыбались. Корыто что-то пометил в блокноте, одобрительно взглянув на Бову.

— Ладно. Вы не смущайтесь. Ваша спонтанность свидетельствует в вашу пользу. Итак, вы познакомились с этой милой девушкой, чтобы выполнить некоторое детективное дело. Что дальше?

— Меня поразила ее судьба, — искренне заявил Григор. — Я полюбил ее. И понял, что должен развязать сложный узел судьбы уже не для шефа или организации, а для нее, для себя. Параллельно с этими событиями раскрывалось связь с иномерными сферами бытия. Там переплелись причины Космоистории, Земли, тех миров, которые были заинтересованы в ментальном плену человечества. Если коротко: высокая цивилизация Ара свое время избирала определенный вектор эволюции. Основных было два — выход в ноосферу, то есть Сферу Разума, безграничного раскрытия потенций, преображение тела и мышления, или — использование психических потенций трехмерных цивилизаций, паразитирование на энергии молодых эволюций — буйных, стихийных, агрессивных. Победила вторая тенденция. Система Ара выбрала тропу эксплуатации и обрекла себя, а затем Землю и другие молодые планеты на эволюционный коллапс, на остановку, на деградацию. Вас, безусловно, интересует, какое мы имеем отношение к истории с Арой, с ее координатором Ариманом?

— Именно так, — подхватил академик Кастрюля. — Какое?

— Дело в том, что мы принадлежим к той группе, которая восстала против идеи паразитизма. Группа многомерности, которая разрабатывала альтернативный путь. Когда победил Ариман, мы решили проникнуть в трехмерную сферу, стать ее жителями и постепенно, на протяжении веков или даже тысячелетий, разомкнуть временно-пространственный коллапс. Однако силы Аримана, преследуя Космократоров (так нас называют в родной Системе), напали на след Гали Куренной.

— Она из группы многомерности? — серьезно спросил Кастрюля, переглядываясь с другими участниками беседы-допроса.

— Да, — кивнул Григор. — Одна из самых активных. Ее имя в Системе Ара — Громовица.

— А ваше?

— Меркурий. Главный Космоследователь. Эта девушка — Юлиана, тоже участник группы многомерности.

— Значит, Ариман… кажется, так вы его назвали… наткнулся на след Куренной. Далее?

— Он запутал ее судьбу причудливым детективным сюжетом, который теперь пересказывать долго, и сумел захватить в плен, а затем перебросил в прошлое, в девятнадцатый век, где находилась Юлиана. Узнав об исчезновении Гали, я начал ее поиск с помощью древних манускриптов. Нам повезло. Шеф поверил в мою гипотезу, связался с Институтом проблем Бытия, где готовились к путешествиям во времени. Была предложена моя кандидатура и конкретный пункт во времени, а также — конкретная задача: забрать Куренную и Юлиану… или монахиню Марию… Первая часть эксперимента завершилась успешно, я попал в запланированное место пространства и времени, нашел девушек. Шла как раз вечерняя служба. Но вмешался Ариман. Он сообщил, что произошла катастрофа, Гореница погиб, и мы не сможем вернуться домой. Предложил сотрудничать с ним. В это время пришли силы Высшей Цивилизации, принадлежащие к первому потоку Эволюции, Эволюции свободы и любви, если формулировать кратко. Эти силы защитили нас и отправили в нашу эпоху. Однако, очевидно, произошло какое-то нарушение… и вот мы здесь, за двадцать пять лет до нашего времени… и еще, кажется, в другой исторической реальности… я бы сказал — в другом варианте реальности.

Не успел Бова закончить фразу, как присутствующие закричали, зашумели, начали ссориться. Послышались возгласы:

— За кого нас считают?

— Дикие выдумки!

— Фантастика! Пусть лучше пишет детские сказки!

— Созвать серьезное совещание для забавы шизофреников! К чему мы докатились?

— Лучше с этими типами поговорить в другом месте. Там им быстро языки развяжут!

— Прошу тишины! — громко сказал академик. — Уважаемые товарищи, я понимаю ваши эмоции, но мы должны развязать узел проблем спокойно, не антагонистически. — Обращаясь к Григору, Кастрюля снисходительно сказал: — Думаю, вы понимаете, почему такая бурная реакция?

— Понимаю. Но мы договорились говорить ответственно… и с полной правдивостью.

— Вот и замечательно. Однако персонажи дуалистических теогоний — Ариман, Меркурий или кто там у вас еще будет — не могут вызвать серьезного отношения. Время наше рациональное, религия доживает последние дни, поэтому…

— При чем тут религия? — вспыхнул Григор. — Наука должна оперировать только фактами, а не идеологемами…

— Какие факты вы нам предлагаете? — зловеще сказал генерал, глядя на парня ледяным взглядом.

— Сам феномен нашего появления. Разве для вас это не проблема?

— Наши славные чекисты решают такие проблемы за несколько часов, — едко засмеялся генерал, а вслед за ним захихикали некоторые военные. — То, что авторитетным ученым кажется гносеологической проблемой, для нас лишь вопрос преступной психики, которая дурачит людей и ищет какой-то выгоды.

— Подождите, — вдруг вмешался в разговор человек в полувоенном френче с лисьей улыбкой на бесцветном лице неопределенного возраста. Потирая руки, будто спортсмен перед поднятием штанги, он мягко обратился к Бове: — Моя фамилия Бабий, заведующий идеологическим сектором ЦК партии. Вы только что пренебрежительно сказали слово «идеологема». Не ведаю, как в вашей реальности, а в нашей — нерушимые идеологемы гениального учения марксизма-троцкизма не только являются руководящими в общественной жизни, но и предусматривают раскрытие тех или иных фактов истории. Поэтому ваше апеллирование к голым фактам является антимарксистским. То, что мы услышали, противоречит четким идеологическим концепциям Учителя нашей партии Троцкого, а потому — закономерно вызывает настороженность.

— Я не могу руководствоваться вашими концепциями хотя бы потому, — вздохнул ехидно Григор, — что в нашей реальности царит идеология марксизма-ленинизма, а троцкизм осужден как реакционное, антипартийное направление. Троцкий был выслан за границу, формировал четвертый Интернационал, боролся против вождя Советского Союза Сталина, а в сороковых годах был убит.

— Вы провокатор! — побледнел идеолог. — Не знаю, откуда вы появились, но вас нельзя показывать людям. Я поставлю вопрос перед Политбюро ЦК партии, чтобы это дело взяли в свои руки органы государственной безопасности.

— Подождите! — успокаивающе сказал академик. — Товарищ Бабий, мы все понимаем ваши эмоции, всякая дискредитация гениального Льва Троцкого недопустимо, но… если действительно есть смысл в концепции многомерности миров, разве исключен вариант, при котором партию возглавляет, скажем, Ленин. Ведь он был соратником Троцкого.

— Это исключено! — вскрикнул Бабий. — Законы истмата незыблемы. В любом месте должно произойти так, как здесь. Ленин — Иуда коммунистического учения, а Троцкий…

— А у нас, — подхватил Григор, — как раз Троцкого Ленин назвал Иудушкой. И в Мавзолее на Красной площади лежит Ленин, гениальный продолжатель учения марксизма.

— Вы тем самым дискредитируете гениального вождя коммунизма Сталина, — зловеще предупредил Бабий, — который сейчас завершает дело Мировой Революции.

— Чем же?

— Тем, что показываете нашего вождя беспринципным! Здесь он продолжает дело Троцкого, у вас — ренегата Ленина. Вы считаете это нормальным?

— Это не наша проблема! — спокойно сказал Григор. — Я не понимаю, что здесь происходит: решается научная дилемма или кипит идеологическая дискуссия? Для нашей реальности такие вещи стали релятивными: Сталин тоже умер, его культ развенчан, раскрыты страшные преступления, совершенные органами государственной безопасности, многих из них судили и расстреляли. Например, маньяка Лаврентия Берию.

— Заткнись, гад! — закричал генерал, срываясь с места. — С меня достаточно. Товарищи, здесь нечего решать. Имеем дело с очень хитрой контрреволюционной группой. Не удивлюсь, если они засланы сюда ренегатом Лениным из Китая. Там, в Тибете, развиты оккультные течения, вполне возможно, что несколько решено употребить против нас. Товарищ Куштенко!

— Слушаю! — Вскочил на ноги майор, подобострастно подавшись вперед.

— Держать их под замком. Наружу не выпускать. Я обращусь к Прокурору Украины за ордером на арест. Дело слишком острое, чтобы его пускать на самотек. Все! Больше ни слова!

Глэдис казалось, что над ней плывут тысячелетия. Тело ее любимого Гориора потеряло видимую организованность, превратилось в искрящийся источник радуг и огней, пульсировало в временно-пространственных сочетаниях, которые оказывались в удивительных формах разнообразных эволюций и космических творений. «Всё и все есть Я», — вспомнились Глэдис вещие слова древней Мудрости. «Тот, кто приобщил искру своего сердца к единому творящему сердцу, может считать себя родным для всей необъятности». Замечательные слова! Только почему же бурлит еще источник зла и ненависти, захватывая в свою орбиту не отдельную какую планету, а целые системы Метамиров?

Несколько раз из оврагов весело выскакивали кони-побратимы, тихонько ржали Глэдис, призывая к веселой прогулке, но она давала им молчаливый знак, что останется на месте, и небесные животные снова исчезали в зарослях серебристых деревьев.

Позже небосвод начал уменьшаться, сужаться, странные, мистические сумерки поглотили горизонт, далекие Светила собрались в мерцающий шар, который оказался под ногами Глэдис. Она удивилась: неужели Гориор для решения дилеммы Космократоров охватывает своим умом целый Мир? Вот перед ней — модель Великой Целости: пять звездных вихрей — один в центре, четыре — по бокам, они переливаются один в другой, бушуют, затмеваются или набирают силу, буйность, яркость, пытаются найти решение своего кружения, вырваться за незримую границу и угасают в бессилии понять цель…

Наступил момент, когда все исчезло вокруг Глэдис. Существовал только пятимерный мир-вихрь, и она стоит перед невидимым берегом того звездного омута рядом с дремлющим любимым. Ждет, ждет, ждет… Кого? Чего? Или не чувствовали себя так и великие Предшественники — дремлющий Вишну и терпеливая Сарасвати, Шива и Парвати, Христос и его таинственная Спутница, прикрытая Плащом Траура?!

Сколько еще следует ждать? Что должно произойти от такого напряжения? И можно ли это называть ожиданием, когда здесь отсутствует время, а лишь Вечность обнимает их крылом Покоя?!

Звёзды мерцают, пульсируют, переливаются из сферы в сферу, снова возвращаются на старые вместилища. Глэдис начинает понимать, что причина существования дремлющего мира в них самих, что крайне необходимо найти момент и место выхода из колеса порочного постоянства, и не только найти, но и направить Сознание к вечному полету вверх. Что значит вверх? Разве они с Гориором не выбрали давно это направление? Разве не трансформировали свои тела в ноосфере в сгустки воли, способные преодолевать смерть и разруху?

Да, все так! Только Звездный Круговорот остается в раздробленном сознании оптилионов мыслящих существ, — и куда им деваться от этого психогенетического родства? Отвернуться, как от надоедливого сновидения? Это то, что предлагает Космократорам Ариман: испепелить прошлые исторические спектакли, будто их и не было. Не было походов, любви, смертей, жестокостей, надежд, преступлений, мечтаний, стихов, дум, прекрасных картин, мудрых озарений. Начать Эволюцию с чистого листа лучистой материи созидания. О лукавый Ариман! И еще лукавее твой предшественник — Кареос! Вы хорошо знаете, что мысль, родившись, уже зачинает в чреве Пречистой Матери прекрасных или уродливых детей. Только их уничтожить или трансформировать. Нужно парадоксальное решение, которого еще не было в ментальном поле Метамира. В чем же оно? Найдет ли его Гориор в безднах океана Бытия, куда он так часто ныряет?

Золотистые ресницы Гориора затрепетали, как будто он услышал размышления Глэдис. Тело начало уплотняться, сгущаться, налилось теплой голубизной. Звездные вихри поднялись вверх, расплылись над небосводом, охватили Вселенную, опять стали далекими светилами. Заалел горизонт над вечным Днепром, запели разноголосо птицы в небесных рощах.

Гориор открыл глаза. Увидев любимую, устало улыбнулся.

— Ты так долго ждала, — прошептал он. — Целую Вечность.

— Мое терпение растопило все границы, — просто ответила она. — Ты разыскал то, что хотел?

— Да, Глэдис, — кивнул Гориор, задумчиво глядя в высоту. — Я пронзил сферы времени, где зарождались запутанные лабиринты их современности. Судьбоносные осложнения и многомерное плетение миров — следствия вмешательства Космократоров в примитивное течение этой эволюции.

— Но мы сами советовали им проникнуть сюда? — сказала Глэдис.

— Правду говоришь. Мы тоже оценивали результаты таких вмешательств поверхностно. Эксперимент-импровизация. Ариман также сожалеет, что так произошло, и только он разве способен раскаяться для полной трансформации?

— Что же должны сделать Космократоры? И откуда начать? Есть ли у нас возможность вырвать их из чужого измерения и вернуть в свой?

— Ни одно измерение Земли не родное для них, — сказал Гориор. — Тем более Юлиана, которая выхвачена из девятнадцатого века, должна войти в двадцатый, вновь резко нарушив кармические плетения.

— Тогда как?

— Я увидел один из вариантов, который при успешной реализации откроет ворота в полные метаморфозы Бытия.

— В чем этот вариант?

— Трудно и просто, Глэдис. Мы должны помочь Космократорам собраться в определенной локализованной эпохе за пять тысячелетий до современности.

— Ужас! — воскликнула Глэдис. — Даже в эту эпоху их свести вместе почти немыслимо, а перебросить в прошлое, которое уже реализовано…

— Кто тебе сказал, что оно реализовано? — строго возразил Гориор. — Реализована только гипнотическая воля Аримана. Ему удалось навязать течению эволюции Земли ряд глубинных стереотипов, которые стали алгоритмом и программой планетарного Спектакля. Актеры переодеваются, кулисы обновляются, режиссеры сменяют друг друга, но фабула та же, результаты повторяются, шары космического бильярда падают в те же лузы.

— Нужно изменить алгоритм у истоков истории Планеты? — спросила взволнованно Глэдис.

— Не только изменить, а раскрепостить монады мыслящих существ от любых алгоритмов, вернуть им право Самотворцов.

— Ты хочешь очистить современность от Космократоров? И тогда наступит хаос, ведь эта реальность связана с ними.

— Мы используем многовекторность Духа. Они будут единовременно здесь и там.

— Это чревато помешательством, раздвоенностью сознания.

— Они уже способны осознавать несколько уровней реальности. Другого пути нет.

— Как ты думаешь передать им такое решение? Как сведешь вместе?

— Они сами должны выйти на контакт. И понять потребность в парадоксальном эксперименте. Императив недопустим. Хотя судьба их в этой сфере ужасная, мы не можем ее облегчить.

Хлопнула дверь. Звякнули ключи.

На прощание холодные взгляды милиционеров. И жесткое прощальное слово майора Куштенко:

— Я сделал все, что мог. Выпутывайтесь сами из своей ловушки. Теперь только слово закона…

— Неужели вы думаете, что шпионы или разведчики могли бы создать вычурную легенду?! — отчаянно закричал Григор, протягивая руки к Куштенко, который уже закрывал дверь. — Ведь академик четко анализировал факты, и логично мыслящие люди…

— Вступила в дело не логика, — назидательно прервал его майор, — а нечто более глубокое. Думайте, решайте. Я лишь простой исполнитель приказов. Приготовьтесь, за вами скоро придут. Возможно, этой ночью.

Затихли шаги в коридоре. Тишина. Галя первая нарушила состояние оцепенелости, двинулась на кухню.

— Нужно выпить крепкого чая, Григорчик, — сказала она. — И успокоиться. Садитесь и думайте.

Галя включила газовую плиту, поставила чайник с водой. Села за стол рядом с Юлианой. Григор ходил от двери к окну, сосредоточенно думая.

— Ты знаешь обычаи этого времени, — сказала Юлиана, — тем более изучал юриспруденцию двадцатого века. Как думаешь, что они могут сделать с нами?

Бова резко повернулся к девушкам, остановился. Ироническая улыбка появилась на его крепко сжатых губах.

— Какая юриспруденция? — воскликнул он. — В эти годы на любую расправу лишь накидывали фальшивый юридический флер. Сплошная мистификация! Миллионы людей были расстреляны, замучены, сгноены в лагерях и тюрьмах не потому, что они совершили преступление, а просто так… по прихоти подлецов, который садистски пользовались властью. Вспомните генерала, взбесившегося только потому, что в нашей сфере события развивались не так, как здесь.

— Может… — Галя робко взглянула на парня.

— Что может?

— Именно это поможет нам? Другая сфера, другие закономерности. У нас кумир Ленин. В них — Троцкий. Нужно разъяснить им…

— Разъясняй волку о гуманизме, когда он захотел сожрать овцу, — горько заметил Бова. — Тем более что Троцкий нисколько не лучше Сталина или Ленина. Сам он мечтал о трудовых армии, о жестоком принуждение на производстве, о мировой революции. Очень кровавый тип. Надеяться на дружелюбность бесполезно.

— А что они могут нам инкриминировать? — удивилась Галя. — проведут следствие. Найдут наших эквивалентов. Я еще даже не родилась. Юлианы здесь нет. Ты где-то бегаешь мальчишкой. Твой шеф, как сообщил Куштенко, еще работает участковым милиционером. У них голова пойдет кругом от всех этих фактов. И рано или поздно — они вынуждены будут вернуть дело к ученым…

— Галя, не будь наивным ребенком! Мы окажемся — и это в лучшем случае — там, где был твой отец в нашей сфере. В дурдоме. Оттуда путь нам и впрямь до безумия. Я изучал архивы преступлений бывшего ЧК в нашей реальности. Думаю, что здесь они не лучше. Подвиги инквизиции бледны по сравнению с этими борцами за счастье человечества.

— Что же нам делать?

Григор приблизился к столу, сел напротив девушек, взял их руки в свои большие ладони.

— Нужно вызвать Гориора, — прошептал он. — Немедленно. Пока мы вместе. Спросить у него.

— Я согласна, — решительно сказала Юлиана.

— А сможем? — брови Гали вопросительно сошлись на переносице.

— Я верю, — твердо заверила Юлиана. — Когда была в монастыре, лучший контакт с другими сферами был при высоком напряжении. Разве теперь не так?

— Подождите, — вскочила Галя. — Закипел чай. Выпьем по стакану и начнем.

— Сядь, — приказал Григор. — Ни теряйте ни секунды. За нами могут прийти в любой момент. Я уверен, Гориор и Глэдис знают о нашей экстремальной ситуации. Они ждут… Ваши руки, девушки…

Он положил свои руки ладонями вверх, Юлиана и Галя накрыли их своими. Глаза в глаза. Поток силы и воли. Жадное желание пронзить время и пространство. Где ты, Звездный Корсар? Где ты, Владыка Сказки? Глэдис, принцесса из таинственного мира мысли, слышишь нас?

Танец золотистых искорок между ними. Нежные пунктиры лучей ткут очертания знакомого лица. В сознании отдается взволнованный голос Корсара:

— Наконец-то. Вы отважились. Это знак верной дороги. Спрашивайте.

— Почему мы оказались здесь? — спросил Григор.

— Сплелась причинность нескольких сфер и эпох. Бесполезно теперь теоретизировать. Я не могу просто так развязать причинный узел и вернуть вас в вашу реальность.

— Неужели мы останемся здесь? — воскликнула Галя.

— И да, и нет.

— Как это может быть?

— Слушайте внимательно. И решайте быстро. Ибо канал может внезапно прерваться — условия города чужды для такого единения. Мы с Глэдис проанализировали вашу ситуацию в единстве с судьбой всей сферы жизни. Вкратце картина вырисовывается такая: тот набор реальностей, что формирует судьбу двадцатого века, — искусственный спектакль Аримана и его тысячелетних земных исполнителей. Истинная эволюция и история остановлены давно, вместо них творится псевдоэволюция и псевдоистория. Но в этом космоисторическом сне накоплена такая энергия кармы, что она может зачать в субстанциональном поле Великой Матери стабильную реальность. Монстр сновидения начнет жить как суверенное сущность, эксплуатируя единый поток Бытия.

— Неужели Высшие Миры позволят рождения безобразной реальности? — вскрикнула Юлиана. — Миллионы душ на Земле мечтают о справедливости той силы, которую именуют Богом, отцом Небесным, а оказывается, что такая сила… бессильна?

Прекрасные глаза Гориора будто затуманились от печали. Он с минуту молчал, потом в сознании Григора и девушек вновь послышались мягкие, но волевые слова:

— Друзья мои! Пока вы в земных телах, море знания, которым вы уже владеете, спрятано, законсервировано. И только вы сами можете освободить его из глубин лабиринта трехмерности. Слушайте… Чтобы пробудить поток спящих монад и привести в действие энергию истинного Мира, вам следует воплотиться в древней реальности, где предки человечества формировали под гипнотической волей Аримана нынешней мистифицированный мир.

— Сновидения Брахмы, дрема Вишну? — заволновался Григор.

— Далеко смотришь, — одобрительно сказал Гориор. — Это меня радует.

— Ты говоришь — воплотиться в древней эпохе. Что это значит? Исчезнуть здесь? Почувствовать себя в других телах, сохраняя нынешнее сознание?

— Не так, друзья, — мягко возразил Корсар. — Ваши тела останутся здесь. Вы примете на себя весь ужас этой сферы. Если залезли на чужую грядку, не мечтайте, что вас встретят с фанфарами. Вспомните Христа или других Великих Учителей. Кресты и костры, на которых они умирали, — бумеранг от того Огня, который они дарили людям. Бедная Земля! Она ненавидит Огонь, но разлагается, если не будет его благодати. Итак, соберите все терпение, все понимание, идя здесь по острым камням. Я не оставлю вас, направлю навстречу паруса других кораблей.

— Других Космократоров? — радостно вскрикнула Юлиана.

— Да. Вы непременно встретитесь, — подтвердил Гориор. — И здесь, и там, за пять тысяч лет до наших дней.

— Так далеко? — вздохнула Галя.

— На расстоянии одного мгновения, — сказал Корсар. — Для нас лишь мгновение и вечность. Одна равна второй.

— Мы и там будем знать, кто мы и откуда? — спросил Григор.

— Нет. Там вы будете людьми того века. А здесь — двойное сознание. Это будет терзать вас, вы превратитесь в ноосферные мосты над эпохами, а по ним двинутся легионы сотрудников видимых и невидимых сфер.

— Каким же образом мы сможем изменить причинную ситуацию там, в предысторическую эпоху? Ведь это сознание растает… и просто забудем, откуда и куда?

— Каждый из вас здесь будет анализировать то, что будет происходить с вашими двойниками там, в прошлом. И принимать корректирующие решения. Парадоксальные решения, чтобы изменить уже сформированную программу, реализованный алгоритм Аримана. Когда это произойдет, весь его замысел падет. И тогда воссияет истинное Бытие. И мы вернемся в родной дом, чтобы стать садовниками Великой Матери. Нам тоже тяжело в Небесном Витаполисе. Нам одиноко. Свобода нужна не только живым духам, но и живые духи нужны Свободе. Вы поняли, родные мои?

— Да, — сказал Григор.

— Вы готовы принять такой груз? Идти между громами и прислушаться к почти неслышному камертону Неба?

— Я готова, — решительно сказала Юлиана. — Я уже вырвалась из одного лабиринта реальности, теперь можно рвать сколько угодно других.

— Я готова, — загорелась радостью Галя. — Нам не привыкать к потерям и приключениям. Правда, Григорчик?

— Я готов, Корсар! — твердо ответил Бова. — Только не забывай о нас. И о друзьях, которые ищут нас.

— Не забуду! — сказал Гориор. — Ваша воля стала волей объединенной ноосферы. Приготовьтесь. За вами идут ваши мучители. Приготовьтесь — к вам протянулись руки далеких родителей. Перерождайтесь и пробудите героическую эпоху предков! До встречи, Корсары! До встречи, Герои!..

Часть вторая. ИСТОЧНИК ПРИЧИННОСТИ

…За дверью послышались шаги многих людей. Зазвенели ключи. Григор взволнованно посмотрел на девушек.

— Пришли по наши души. Девчата, я даже не знаю, как вас утешить. Мы в этих телах не Космократоры, а лишь слабая тень их могущества. Готовьтесь к худшему. Пятидесятые годы двадцатого века — апофеоз культа страшного тирана.

— Но в этой реальности результаты могут быть другие, — заметила Галя. — Достаточно значительные различия. У нас культ Ленина, а здесь — Троцкого.

— А режиссер тот же: Сталин, — горько сказал Бова. — Не надейтесь на случайности. Держите контакт с Гориором. Внимательно смотрите в глаза встречных людей. Корсар заверил, что нам навстречу идут другие Космократоры. Когда соберутся все — вспыхнет полная память.

— Как вести себя? — спросила Юлиана. — Что отвечать? Молчать? Или сочинить какую-то легенду?

— Только полная правда спасет нас, — строго сказал Григор.

— Полная правда? — прошептала Юлиана. — Но они сочтут нас сумасшедшими… или мистификаторами…

— Надо вытерпеть все. Возможно, нас даже потом отправят в психиатрическую больницу. Разве это худший вариант? Однако сначала из нас постараются выбить какие-то нелепые признания.

— Как выбить? — испуганно всполошилась Галя.

— Буквально. Уверен, что в этой реальности чекисты не очень отличаются от наших. Тем более если связались с нацистами Гитлера. Важно, чтобы наши ответы были спокойны, уверены, доброжелательные… и логичны. Рисуйте перед ними впечатляющую картину великой Вселенной, где идет бой между создателями и разрушителями. Пусть они выбирают — куда им идти. Внимание! Дверь открывается…

«Допрос провел руководитель следственной группы Министерства Государственной Безопасности Украинской Коммунистической Республики Сергей Мудрый.

— Предупреждаю: отказ от показаний или сознательный обман следственных органов карается, согласно уголовно-процессуального кодекса УКР, на срок до пяти лет лишения свободы. Ясно?

— Ясно. Однако я не собираюсь обманывать вас или уклоняться от искреннего ответа.

— Тем лучше. Ваша фамилия?

— Я уже говорила при задержании.

— Вы должны говорить это каждый раз, когда вас спрашивают. Ваша фамилия?

— Самойленко.

— Имя?

— Екатерина. Монашеское имя Мария.

— Сначала светское. О церковных делах потом. Отчество?

— Ивановна.

— Общественное положение?

— Дворянка. Но после пострига все это не имеет значения.

— Мы тоже думаем, что ваше дворянское происхождение не имеет никакого значения после Мировой Революции. Разве что органы основательно проанализируют ваше генеалогическое древо, чтобы понять мотивы вашего преступления.

— О каком преступлении вы говорите? Ведь я еще даже не допрошена. Какое-то недоразумение…

— Наши органы, гражданка Самойленко, без причины не задерживают людей. Если вы попали сюда — можете не сомневаться: вы будете наказаны. Строже или мягче — это решит суд.

— Но я не понимаю…

— Потом поймете. Прошу отвечать на мои вопросы, и не вступать в полемику. Год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый.

— Вы шутите? Я серьезно спрашиваю.

— Я вам серьезно ответила.

— Вы хотите сказать, что вам девяносто четыре года?

— Зачем так много? Всего двадцать шесть.

— Однако, гражданка Самойленко, теперь одна тысяча девятьсот сорок восьмой год.

— В вашей реальности — да. Я уже это поняла. А в моей — тысяча восемьсот восьмидесятый.

— О каких реальностях вы болтаете? Реальность одна-единственная. И прошу не корчить дурочку. В психиатрическую больницу вы еще успеете попасть. Обещаю вам это. Итак, год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый от рождения Христа, если вам нужно уточнить.

— Ладно. Запишем так, как вы сказали. Но держитесь. Ваша основная специальность?

— Учительница народных школ.

— Образование?

— Окончила Высшие курсы благородных девиц.

— Где вы родились?

— В Киеве.

— Адрес?

— Андреевский спуск. Дом пятый, наше родовое имение.

— Учились тоже в Киеве?

— Да.

— Вы сказали о том, что работали учителем. Почему попали в монастырь?

— Мое мировоззрение не устраивало попечителей образования. Рутина и консерватизм бюрократической структуры самодержавия заставили меня искать романтических путей самореализации. Их я нашла в воспитании юного поколения мечтателей, революционеров, исследователей тайны бытия. Вы должны бы знать, что такие взгляды не принимались. Не только коллеги учителя, руководители школ, дворянская среда, а также мои родители считали меня психически неуравновешенной, больной. Некоторые даже считали меня одержимой темными силами. Поэтому настаивали, чтобы я приняла постриг. Так я оказалась в монастыре.

— И это произошло в каком году?

— В тысяча восемьсот семьдесят девятом. В июне месяце.

— Угу. Логично. А где вы встретились с подругой… как ее?

— С Громовицей?

— Разве у нее такая фамилия?

— Да нет. Земная фамилия у нее Куренная.

— Именно так. Куренная. Кажется — Галина?

— Да. Галя.

— А что означает ваша фраза: земная фамилия? Разве у нее есть и небесная?

— Простите, надо говорить обо всем последовательно. Мы с ней знакомы еще из другой сферы бытия, называется Ара. Там ее имя Громовица, а мое — Юлиана. А в этом рождении она — Галина Куренная, а мою фамилию вы уже записали.

— Да, да. Чудесно. Прекрасненько. Я собираюсь вздремнуть, а вы мне рассказываете сказочку: бай-бай, бай-бай…

— Неужели вы мне не верите?

— Почему же, верю! Попробуем логически завершить вашу версию. Каким образом к вам попала Галина Куренная? Вы с ней раньше были знакомы? Имею в виду не другую, извините, сферу, а здесь — на грешной Земле?

— В этой реальности она родилась в середине двадцатого века, а я — в девятнадцатом. Поэтому встретиться мы не могли.

— И все-таки встретились?

— Я знаю только то, о чем она рассказала. Антагонистические силы, с которыми наша группа Космократоров вошла в противостояние, перебросили Галю в девятнадцатый век.

— Зачем?

— Их основная задача — не дать Космократорам объединиться на Земле, потому что тогда…

— Что тогда?

— Тогда мы вспомним всю информацию своего космического бытия и сможем освободить земных людей от власти Аримана — властелина Ары.

— Ого! Колоссальные у вас намерения. С определенными политическими намеками. Интересно — не возникают у вас определенные ассоциации с фигурой Аримана, когда вы вспоминаете вождей Мировой Революции? Ведь Ариман — это, кажется, мифическое существо с теогонии Заратустры? Владыка тьмы? Не так ли?

— Для нас он весьма реальная фигура. Когда-то был близким другом, сотрудником. Главный Координатор Системы Ара. Однако в экстремальных условиях эволюционной трансформации предал Хартию Единства и начал деградировать. А по поводу ассоциаций… я ничего не знаю о вождях… как вы это называете… Мировой Революции… поэтому и никаких ассоциаций у меня не возникает… Вы должны понять, господин следователь.

— У нас господ нету, гражданка Самойленко. Прошу называть меня «гражданин следователь».

— Хорошо, гражданин следователь.

— Пойдем дальше. Поверим, что сотрудники Аримана перебросили Галю Куренную в девятнадцатый век. Вы в отчаянии. И тут вдруг… появляется еще одно действующее лицо причудливого спектакля… как его?

— Меркурий. Главный следователь Системы Ара.

— Ого. Большая шишка. А здесь, на Земле, — кто он?

— Григорий Бова. Вроде и здесь он криминалист. Мы даже не успели как следует поговорить.

— Ладно. Как же он попал к вам? Как узнал, где вы находитесь?

— Подробностей не ведаю. Не успела узнать. Он лишь сказал, что наука двадцатого века открыла тайну путешествия во времени. С помощью древних манускриптов он нашел намеки о том, где находится его девушка.

— Куренная?

— Да.

— Она его жена или?..

— Невеста. Они любили друг друга и там, в родной сфере. Магнит любви соединил их и здесь.

— Ах, как романтично. Отлично! Итак, Бова отыскал место пребывания своей невесты. И мощная государственная инстанция предоставляет ему возможность устремиться в прошлое для освобождения бабы… простите, девушки?

— Зачем вы иронизируете? Для науки добровольцы всегда имеют определяющее значение. Бова был знаком с руководителем эксперимента. Кстати, это наш руководитель и в Системе Ара — Горикорень. А значит, никакого недопонимания нет. Возможно, для вас, гражданин следователь, законы космической причинности еще недостаточно ясны, поэтому…

— Для меня, гражданка Самойленко, давно уже ясно. Вы мистифицируете. Скажу откровенно, мне вас жаль. Вы еще не подозреваете, куда попали. Чтобы не произошло худшего, прошу очнуться и говорить правду… одну только правду.

— Но я говорю правду.

— Еще раз предлагаю: откровенно расскажите следственным органам, кто вас завербовал, какую задачу поставил, что вы должны были осуществить? Диверсию? Террористический акт? Саботаж? Или создать пропагандистскую группу контрреволюционеров? Знакомы ли вы с ренегатом Лениным и его лжеучением? Кто, в конце концов, для вас придумал такую идиотскую легенду о путешествии во времени? Зачем?

— Гражданин следователь! Вы зря стараетесь. Я не могу сказать чего-то другого, кроме того, что уже сказала. Ваши версии — это бред, который я даже не могу понять.

— Ну что ж… Вы выбрали свой путь. Я думал, что мягкий способ даст лучший результат. Вероятно, вы натренированы для экстремальных ситуаций. Увы! Придется применить к вам жесткие меры.

— Не понимаю. Что с меня взять, кроме того, что я имею? Какие жесткие меры способны изменить меня?

— О, вы еще не знаете глубины собственного подсознания. Мы умеем добиваться таких результатов, когда человек становится пластичным, как глина под руками скульптора.

— Догадываюсь, гражданин следователь. Догадываюсь, глядя вам в глаза. Мы в школах первых циклов изучали исторические хроники о жестких, безжалостных правителях прошлого. Однако какой смысл мучить меня, чтобы получить вынужденное признание? Вы же получите результат самообмана.

— Вот здесь ваша промашечка. Правду можно добыть только через муку. Правда — хитрая бестия, она прячется за невинным взглядом, ласковой улыбочкой. Правда — шлюха, которая рассчитывает, что все поверят слезам и стонам, клятвам в верности и заверениям в искренности. Наши органы убедились, что истинная суть человека спрятана в бездне естества, под накоплением исторического лохмотья традиций, морально-этических кодексов, религиозных мистификаций. Только страдания и мука может смести всю эту надстройку и обнажить правду. Апологеты либерализма на протяжении веков пудрили мозги многочисленным поколениям сладкими заповедями о братстве, любви и подобной муры. Только доктрина Маркса-Троцкого-Сталина и братское учение Гитлера сумели распознать мистификацию плутократов и религиозных циников. Короче, не сомневайтесь: мы будем знать правду о вас и ваших хозяевах. Предупреждаю еще раз: прокурор дал разрешение на применение ко всем вам физических и психических средств воздействия.

— И что это значит?

— Увидите. У вас нет желания… пока не поздно… признаться?

— В чем?

— В обмане органов следствия.

— Я говорила только правду.

— Ну что ж. Я все сделал, что мог. Вы не должны жаловаться, что я не предупреждал…»

(Конец стенограммы).

«Допрос провел старший следователь Министерства Государственной Безопасности Украинский Коммунистической Республики Алексей Громов.

— Добрый день, гражданин следователь!

— Стань в тот угол!

— Снимите с меня наручники. Зачем меня в них заковали? Я не собираюсь кого-то нападать. Кроме того, я женщина.

— Стань в тот угол. И закрой пасть. Будешь отвечать только тогда, когда я спрошу. Наручники не сниму, пока не поймешь, куда попала.

— Я уже начинаю понимать.

— Тем лучше.

— Позвольте мне сесть. Ведь вы мужчина, рыцарь…

— Заткнись, сука. Я тебе покажу рыцаря. Будешь стоять как миленькая и день, и ночь. Пока я не отправлю тебя в камеру.

— Ваш коллега все-таки позволял мне сидеть. И не приказывал надевать наручники. Неужели Революция произошла для того, чтобы к власти пришли еще более жестокие монстры, чем при самодержавии?

— Ты подписала свой приговор, падла, этими словами. Мой коллега просто растяпа! Таких, как ты, надо выжигать нещадно, как ядовитую траву. Отвечай коротко… и только на вопросы. Твоя фамилия?

— Самойленко.

— Имя?

— Катерина.

— Отчество?

— Ивановна.

— Год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый.

— Говори правду, сука! Год рождения?

— Тысяча восемьсот пятьдесят четвёртый. Ой! Как вы смеете? Как вы можете бить женщину?

— Ты не женщина! Ты классовый враг. Ты агент контрреволюционных сил. Я с тебя выбью признание! Говори, стерва, где вас выбросили?

— Откуда выбросили?

— С самолета, сука! Где вы приземлились? Как попали на территорию Выдубицкого заповедника?

— Я уже рассказывала. Происходил эксперимент во времени. Мы попали в вашу сферу случайно.

— Я тебе покажу сферу, мать твою перемать! Я с тобой такой эксперимент проведу, что…

— Ох! Прекратите! Имейте же хоть каплю совести! Я беззащитная монахиня, а вы — сильный мужчина! Неужели служба в этих органах превратила вас в механизм?

— Ах ты, авантюристка! Еще философию разводишь? Вот тебе, вот тебе, чтобы не была такой умной! Молчать! Не шуметь! Это еще только цветочки, ягодки — впереди!

— Лучше убейте меня сразу, жестокий человек! Мне стыдно, что я родилась подобной гомо сапиенс!

— Ха-ха-ха! Ну и идиотов готовят разведчики за бугром! Не иначе — буддийская школа! Философские сентенции, атака на совесть! Гомо, да еще и сапиенс! Слушай ты, шлюха! Наш мудрый вождь Троцкий и его верный ученик Сталин давно разгадали психологическую диверсию тысячелетних паразитов — превратить людей в слюнявых наивняк, а затем оседлать их и эксплуатировать. Мы готовим орден безжалостных воинов, а не проповедников царства небесного. Меня не интересуют твои бредни о других мирах, о путешествиях во времени. Твои спутники уже раскололись и все рассказали. Итак, признавайся: кто ваши хозяева, когда и куда вас выбросили?

— Почему вы не хотите принять мои слова хотя бы как версию? Попробуйте эту версию отработать исчерпывающим образом… попробуйте поймать меня на алогичности… и тогда вы увидите, что…

— Заткнись! Я сам себя не буду уважать, если буду слушать подобные выдумки. За кого ты меня принимаешь?

— Но вы же присутствовали на встрече с учеными. Академик проанализировал многие наши вещи и…

— Видел я таких академиков в гробу в белых тапочках. Слышишь, падла? Попадет он сюда, будет говорить то, что я велю! Таких академиков через мои руки прошло сотни. Где они теперь? О том знает лишь тундра!

— Боже! Какое же вы страшное чудовище! Я отказываюсь говорить с вами. Мне трудно дышать с вами одним воздухом! Ой! Ой!

— Вот тебе! Вот тебе! Так я для тебя чудовище? Я для тебя монстр? Признавайся — кто твой хозяин? Вставай! Не притворяйся благородной девицей, дворянская сучка! Вставай, кому говорю? Хм. Она действительно без сознания. Сопля, а не женщина! Эй, сержант! Тащи ее в камеру. Пусть врач приведет ее в чувство. А потом бросишь в камеру. И сними наручники. А теперь — марш…»

(Конец стенограммы).

— Юлиана… Юлиана… Ты слышишь меня? Очнись, Юлиана…

— Кто это?

— Громовица. Твоя подруга.

— Где я?

— Мы в камере. В тюрьме, Юлиана. Сначала нас разъединили, а вот теперь тебя бросили в мою камеру. Ты избита, изуродована. Кто тебя так? За что?

— Боже мой… Громовица… Опять этот страшный сон… А я путешествовала снова под лучами Голубого Светила… Странные полеты, встречи… Наша космическая сказка… В какой жестокий лабиринт мы попали, подруга. Кто поможет нам освободиться?

Галя положила голову подруги себе на колени, гладила ее лоб, щеки.

— Успокойся, Юлиана. Успокойся. Нам надо сосредоточиться и понять, как действовать.

Мария-Юлиана открыла глаза, чуть-чуть приподнялась на локте, осматривая камеру. Тусклая лампочка в зарешеченном окошке, металлические двери, дощатый пол. У дверей — «параша», деревянное ведро с водой. За решеткой — сумерки, несколько звезд на темно-синем фоне неба. Оттуда доносится нежное воркование голубей.

— Это голуби, Громовица? Или мне мерещится?

— Голуби, Юлиана, днем они даже садились на подоконник. Я им сыпала крошки хлеба.

— А почему ты сидишь на полу? Ни кровати, ни стула. В моей камере была кровать.

— Мне все равно, Юлиана. Я могу вытерпеть любые лишения, лишь бы…

— Лишь бы что?

— Знать, как действовать. Григор отдельно, вокруг жестокая, безжалостная сила. Кто поможет нам снова соединиться? На что мы можем надеяться? Знает ли Гориор, в какой переплет мы попали? Ведь он обещал…

— Да… Обещал… Такие обещания Высших Сфер, Громовица, звучат в совести искателей тысячелетиями. А тюрьма стоит.

— Ты потеряла надежду?

— Да нет… Не потеряла. Ты же знаешь, что мы вне смерти. Умрем — снова родимся. Однако я думаю о секретах Лабиринта. Ты же знаешь принцип лабиринтной Игры. Можно выйти из ловушки мгновенно, а можно бродить там миллионы лет.

— А если добавить, что Ариман вечно усложняет Лабиринт, то надежда выбраться из него весьма химерна.

— Тогда нужно сосредоточиться и вызвать Гориора или Глэдис.

— Здесь? В подземелье?

— Надо попробовать, Громовица. Тебя еще не вызывали к следователю?

— Нет.

— А меня уже дважды. Первый следователь был любезный и хитрый. А второй — настоящий монстр. Жестокий палач.

— Он бил тебя?

— Да. И весьма безжалостно. Поток грязных слов… удары… Боже мой! Как сохранить равновесие между такими полюсами? Я беспокоюсь, что и с тобой они поступят так…

— Примитивный метод дрессировки, — холодно сказала Галя, сосредоточенно глядя куда-то в пространство. — Не беспокойся, с меня они не вытянут ни одного лишнего слова. Григор говорил, чтобы мы говорили им правду? Ни за что! Большая роскошь для мерзавцев — слушать о наших волшебных мирах. Пусть убьют, а я сомкну свои уста.

— Такой ты была всегда, Громовица! — прошептала Юлиана. — Вот почему боюсь за тебя. Попробуем объединить силы, чтобы послать телепатему Гориору. Расскажем ему о ситуации.

— Ты думаешь, что он не знает?

— Инверсия сознания из сферы в сферу требует колоссальной силы. Возможно, он чувствует только психологическое смятение нашей группы. А именно…

— Хорошо, подруга. Я готова. Сосредоточимся на вон той звездочке, что заглядывает в окошко. Сердце у меня загорелось. Верю, что Звездный Корсар придет через этот канал.

Тишина.

Нежное воркование голубей.

Шаги надзирателя за коваными железом дверью. Затихают. Шуршит заслонка на глазке. Появляется в проеме глаз. Разве человек смотрит в сумрак камеры? Это полномочный представитель высшего мучителя, мирового тюремщика. И он это знает, чувствует. Именно поэтому все служащие тюрем полны мистического превосходства над другими людьми: они несут космический императив вечной неволи. Ты можешь жить и спать в «своем» доме, но то чувство — лишь сон, фантазия: тебе на мгновение мучитель подарил право бесконвойной жизни. Ведь ты сам ежедневно возвращаешься на привычные нары-кровать, слушаешь указания начальника, водителя троллейбуса, диктора радио, продавца в магазине, сигнала светофора, голоса собственного желудка, страха потери телесной оболочки — этого темничного скафандра псевдобытия.

— Что за странные мысли терзают тебя? — шепчет Юлиана, прижимаясь к подруге. — Ты где-то далеко… ты забыла о сосредоточении?

— Наоборот, — тихо сказала Галя. — Пусть Корсар и его Возлюбленная почувствуют нашу безмерную муку. Может, тогда они скорей будут искать выход из этого безумного мира.

Щелкает глазок. Шаги надзирателя удаляются. Пространство напряжено грозовой силой ожидания. Плывут искры у зарешеченного окна, вьются в тщетной попытке нарисовать очертания знакомого существа.

— Кто здесь?

— Это я, Глэдис, родные подруги мои. Слышим муку вашу, потому что это и наша мука. Не могу явно предстать перед вами, потому что панцирь Мары почти непроницаемый. Овладейте волной покоя, верьте друзьям невидимым. Кто скажет, что такое быстро, что такое медленно? Вспомните нашу прощальную встречу перед тем, как вы отправились в инфернальные миры. Вы тогда знали, что вас ждет. Бессмертные в стране смертных! Вечная мука, вечное терзание. Победа суждена нам, но она придет через вечность поражений.

— Твое слово, Глэдис, как будто прохладный ветерок в жару. Пусть даже ты — наша мечта, наша изможденная греза.

— Мы всегда рядом, подруги мои. Сделаем все, чтобы защитить вас, сберечь среди ураганов Земли.

— А Звездный Корсар — твой друг… где он?

— Прокладывает мосты между веками. Готовит кармические кладки над пропастями нарушенных связей, чтобы свести вместе Космократоров. Это время грядет, а пока… все мы живем на распутье высоком, на грозных вершинах катастрофического мира. Простите, если мы не всегда откликнемся.

— Прости и нас, Глэдис. Мы теперь лишь страдающие люди… мы постараемся все вытерпеть…

— Скоро снова будете вместе со своим другом. Парадоксальные сплетения судеб близятся. Не теряйте уверенности. Помните: высочайшее творчество в полном самосожжении. Дарю вам песню Шивы. Она обо всех нас. О тех, которые взялись строить мост жизни над мраком смерти.

— Глэдис, ты еще здесь?

Молчание. Из глубины жуткой тишины едва слышна мелодия. Или то любовный гимн голубей? Или песня далеких звезд? Кажется, поют сами стены. А почему бы и нет? Ведь стены — скорлупа яйца, в котором изнемогает птица сказочного мира. Задыхается, проклевывает камень собственной темницы, плачет, зовет Мать, которая снесла космическое яйцо между безумными вихрями космических самумов. Дождется? Или задохнется в самосформированной сфере?

— Ты слышишь, Юлиана? Какие странные, тревожные слова.

— Слышу, Громовица. Мне кажется, что я уже слышала их.

— Боги всякие следы замели, — задумчиво повторила Юлиана, опустив веки. — Я это глубоко почувствовала, когда попала в монастырь. Какая мощная гипнотическая гора, чтобы устрашить дух! Внушить бессилие, ничтожество, греховность, обреченность. Подруга! Мы еще не успели с тобой осмыслить даже начальные знаки азбуки Бытия. Но я знаю — Знание вернется к нам. И тогда…

— Тихо, Юлиана, — прижалась Галя к подруге. — Послушаем дальше подаренную нам песню…

«Допрос провел руководитель следственной группы Министерства Государственной Безопасности Украинский Коммунистической Республики Сергей Мудрый.

— Фамилия?

— Бова.

— Имя?

— Григор.

— Отчество?

— Максимович.

— Год рождения?

— Тысяча девятьсот тридцать восьмой.

— Место рождения?

— Ржищев Киевской области.

— Гм. Все правильно, Григор Максимович. Мы проверили.

— Что вы проверили?

— Подробности вашей так называемой биографии. В названном вами году действительно родился мальчик Григор. Именно в Ржищеве. Ему сейчас десять лет. Учится в четвертом классе. Имя отца — Максим. Фамилия — Бова. Следовательно, возникает вопрос: зачем вы присвоили чужую фамилию и имя? Еще с такой поразительной разницей в годах, в возрасте? Ваша спутница Галина Куренная тоже сделала подобную глупость. Есть такая девочка, однако она еще под стол пешком ходит. А другая ваша «подруга»… та вообще залетела черт знает куда, в другой век. Как вы посоветуете компетентным органам выходить из этого лабиринта, который вы нам подсунули?

— Сначала скажите, что с моими спутницами? Где они? Почему вы нас разлучили?

— Не валяйте дурака, Бова, или как там вас! Вы задержаны по серьезным подозрениям. Вы криминалист, следовательно, должны понимать: пока ситуация не разъяснится, вас будет содержаться в изоляторе соответствии с законом. Поэтому отвечайте без выкрутасов — как нам быть с такой идиотской версией?

— Это не версия, гражданин следователь. Это — правда. Если ваши органы, как вы говорите, «компетентные», то попробуйте компетентно исследовать наш феномен. Если вы поверите нам, то все загадки разгадаются. Теоретическая предпосылка такова: космическая реальность имеет много вариантов… или дублей… Мы сами тоже озадачены и потрясены этим фактом. Именно фактом. Каждая индивидуальность реализует себя, возможно, в сотнях или тысячах вариантов. Природа экспериментирует с множеством разнообразных сочетаний, а затем выбирает оптимальный результат.

— Я могу с интересом послушать ваш гносеологический бред. Это был бы интригующий сюжет для фантастического романа, Бова. Но для следственных органов это блеф! Нам нужен четкий ответ: кто вас завербовал? Где? Как вы попали в заповедник? Какова цель фантасмагорической легенды? И так далее…

— Гражданин следователь! Ну почему вы так узко мыслите? Почему не пригласить ученых, создать исследовательскую группу? Это же открываются двери в многомерность мира.

— Объективная реальность одна, она дается нам через ощущения.

— Я знаю такое определение. Это сказал Ленин, но…

— Ренегат Ленин бессилен дать такое гениальное определение, это слова Троцкого, а если объективная реальность одна, то где искать ваши мифические сферы? Субъективный бред не интересует органы. Нас интересует, почему была выбрана такая мистификация для легенды? Или ваши шефы идиоты, или…

— Или что?

— Или у них есть какой-то диверсионный план, который еще не выясненный нами. Однако органы выбьют его из вас.

— Как выбьют?

— Как пыль из ковра, парень. Будем бить, пока из вас не выйдет вся пыль, весь мусор, которыми запудрили вам голову. Нас интересует только точная информация. Поймите же наконец: вам отсюда не выбраться! Разве не лучше помочь следственным органам, а следовательно — облегчить собственную судьбу. Я даю слово, что позабочусь, чтобы вам дали минимальный срок заключения. А если будете упираться, то тогда не исключена высшая мера наказания.

— Расстрел?

— Вы догадливы.

— За что? Какой вред мы причинили? Кому?

— Потенциально все что угодно. Только наш вождь Сталин может иметь тайные намерения, поскольку от него зависит судьба Земли, но больше никто. Лучше уничтожить десять невинных, чем выпустить одного потенциального преступника, так надежнее.

— Да вы уничтожите все социум. Талантливые люди пропадут, а останется только мусор, который послушно будет кричать «слава» манипуляторам. Это — сознательный геноцид, гражданин следователь. Ваши вожди получат такой же обратный удар, как и в нашей сфере. Позорная смерть, всенародное проклятие и полное разрушение деспотии.

— Замолчи! Достаточно того, что ты сказал, чтобы впаять тебе десять лет за антигосударственную пропаганду. Однако мы не ограничимся наказанием. Ты не захотел иметь дело со следователем-либералом, как меня называют мои друзья. Тогда пусть с тобой поговорят серьезные ребята. Ты скажешь, кто ваши хозяева, где они и как вы здесь оказались. Клянусь всеми богами — ты все скажешь!..»

(Конец стенограммы).

«Допрос провел старший следователь Министерства Государственной Безопасности Украинский Коммунистической Республики Алексей Громов с помощью младшего следователя Степана Дурдило.

— Так. Обойдемся без дипломатических выкрутасов, скотина. Ты будешь стоять там, в уголке. И не дыши. Что ты мечешь в меня молнии? Не рви, не рви наручники. Их ковали наши братья в Германии. Первоклассная сталь. Скорее ты обдрищешься, чем разорвешь их. Ну, паразит! Ты готов назвать свою фамилию?

— Бова.

— Я тебе дам Бова! Гнида! Может, еще и королевич? Здесь тебе не сказочка. Здесь серьезная организация. Понял, червь контрреволюционный? Выкладывай все, что утаил. Тогда шкура твоя останется целой, а может, и разум. Потому что после разговора со мной и моим соратником младшим лейтенантом Дурдило никто не сможет тебе гарантировать ни нормальной памяти, ни нормального функционирования печени, легких, почек и всего прочего. Понял, гнида?

— Мне больше нечего сказать. Придумывать что-то несуществующее я не могу и не хочу.

— Ты слышишь, младший лейтенант? Ты встречал еще где-то такую искаженную психику? Не приходилось? Мне также. Приготовимся к серьезному диалогу. Слушай, падла! Смотри сюда. Что это такое? Приходилось видеть? Догадался? Это обычный паяльник. Юные техники таким пользуются. Они работают на пользу родного отечества, мы — тоже. Ага. Ты побледнел? Ты догадываешься, какой у нас будет диалог? Ни одного средневекового инструмента инквизиции. Чистенький, аккуратный паяльник. Но сколько языков он развязал! Сотни. И рассказывали те языки, что мы велели. Все фрейдистские пропасти раскрывали свои тайны. Ты читал Фрейда? У нас он запрещен для широкой общественности, однако для органов он бесценная помощь. Знал, негодяй, секреты человеческой души. Сначала я буду греть тебя снаружи, а потом… что — испугался? Догадался? А потом я вставлю эту штучку в твой анальное отверстие. Йоги говорят, что там — центр Кундалини. Вот мы и возбудим его, и твой дух рванется вверх. Ха-ха-ха!

— Вы не имеете права! Это нарушение Декларации прав человека ООН!

— Декларация прав человека? Что за блевотина? Где ты читал такой документ? Объединенные Нации? Была такая мысль — о создании Объединенных Наций до Всемирной Революции. Гнилой либеральный мир хотел охмурить человечество. Не получилось! Земля в надежных руках объединенных сил коммунизма и фашизма. Безвозвратно, падаль, слышишь? Пусть твои хозяева не мечтают о реванше. Этого не будет! Будешь говорить?

— Я только могу повторить то, что уже сказал. Пригласите ученых, они поймут, что речь идет о небывалых открытиях…

— Заткнись! Младший лейтенант! Приведи его в чувство. Подними температуру!

— Отойдите! Я за себя не ручаюсь. Мучители! Гады! Ох!

— Дурдило! Он разорвал наручники! Не подходи! Буду стрелять! Ой! Он знает приемы каратэ! Зови подмогу! Паразит! Валите его на пол. Не жалейте! Ну, я тебе покажу! Нападение на следователя во время допроса?! Террорист! Так ему! Да! Еще раз, еще раз! Чтобы знал, с кем имеет дело! Что? Потерял сознание? Ну дайте взглянуть. Притворяется, скотина! Зовите врача. Тащите вниз. Привести в чувство… и в карцер… Пусть немного остынет…»

(Стенограмма оборвана).

Голубое Светило торжественно вставало над верхушками экзотических нежно-изумрудных растений. Как только лучи касались цветов и роскошных узорчатых листьев, под сводом титанической жилой сферы поплыла музыка — едва слышимая, но она отождествлялась с пространством, с зарослями буйной растительности, с гармоничным сплетением иных сфер, вырисовывающихся на темно-фиолетовом фоне Космоса. Меркурий закрыл глаза, приобщаясь к тому мелодичному потоку. Возможно ли себя отделить от пения птиц, шелеста листьев, мерцание лучей светила? Ты — аккорд цельной мировой симфонии, и в этом высочайшая Свобода.

— Ну вот, мой друг, — послышался мягкий, вкрадчивый голос, — ты вернулся домой. Домой, — с нажимом повторил тот голос. — Попробуй на вкус это слово… на запах… на ощупь… ощути его взглядом… благозвучие его ты уже осознал. Там, в далеком чужом мире один Вечный Странник твердил притчу о блудном сыне, который промотал с шлюхами и пьяницами родительское сокровище. Вспомнив о доме, он вернулся домой. И батюшка не прогнал его, а радостно встретил на пороге и велел зарезать отборочных животных для счастливого пира. Хорошая сказка, мой друг, хотя и составил ее мой антагонист. Так вот, Меркурий… Я тоже жду моих друзей, моих сыновей домой. И терпение мое еще необъятнее, чем у того Отца. Только я готов принять вас ежеминутно, двери дома моего всегда открыты, а его двери — это только мечта, мнимость, призрак. И еще одно отличие: резать невинных ягнят для друзей я не стану, потому что давно уже наш дом избавился кровавых циклов Бытия.

Меркурий несколько минут изнеможенно слушал этот голос, а потом резко обернулся. Прямо в сердце его впивался взгляд Аримана — две черные бездны глаз.

— Ты? — захлебнулся от неожиданности Меркурий.

— Я, — дружески кивнул Ариман.

— Это мне снится?

— Наоборот. Ты проснулся. Приснилось то, что было в твоем сознании как осязание космического бреда.

— Откуда оно? Почему такое логическое и мучительное?

— Ты забыл о мощности мыслетворчества, — снисходительно усмехнулся Ариман. — Ведь недаром ты поставлен был Космоследователем! В индивидуальной ноосфере таких Космократоров как ты множество вариантов конкретной реализации мироздания. Ты поймал сам себя в самосотворенную психопаутину. А сейчас — выбрался.

— И что — того мира нет?

— Нет. И не было.

— Не было мучений, крестов, костров, походов, тюрем, тысячелетнего безумия жрецов, вождей и тиранов?

— Это только сюжеты драматурга, которого мы, Демиурги, Космократоры и Координаторы, называем Марой. Ты вышел из театрального зала, не оборачивайся же назад.

— А куда мне девать мучительную память, Ариман? Память не только о страданиях и муках в земном инферно, но и о твоей измене, о твоих демонических хитростях?

— О какой измене ты говоришь? — гневно нахмурился Ариман. — Можно ли изменить во сне? Может, ты предал нашу дружбу, когда принял спектакль Мары за реальность? Разве я не предупреждал тебя?

— Да. Все было, — закрыв глаза снова, прошептал Меркурий. — Ты предупреждал. Ты предостерегал. Только дело не только во мне. Пусть те века, что мучают меня, мое видение. А она? А они?

— Кто она? Кто они?

— Громовица. Другие Космократоры? Что — они также мое сновидение?

Ариман отвернулся от Меркурия, отступил несколько шагов к краю площадки, под которым проплывали пряди сказочных пейзажей, сформированных жизнестроителями Ары. Помолчав, он медленно сказал:

— Они есть.

— Тоже вернулись? — радостно встрепенулся Меркурий. — Покажи их. Встретимся все вместе!

— Не могу этого сделать, — неохотно сказал Ариман. — Их психосфера так деградировала, что бессильна подняться сюда. Но ты можешь помочь этому. Останься здесь…, и мы вместе спасем их. Не только тех, кого ты встретил, а всех Космократоров.

— Ты знаешь, где они?

— Еще бы! — гордо ответил Ариман. — Каждое мгновение я вижу всех вас. Ты забываешь, что я творил мир трехмерности. Все закоулки, все его лабиринты — мои.

— Ты же только что сказал, что миры, в которых я мучился, создание драматурга по имени Мара!

— Правду сказал. Только надо добавить, что Мара у меня на службе. Понял?

— Так развей то наваждение, Ариман! И тогда Космократоры сами вернутся домой. И ты родишься вновь свободным духом, чтобы стать воедино с нами.

— Я не могу силой вас вытащить из абсурдного театра веков, — со скрытым раздражением сказал Ариман. — Вы стали мазохистами, самомучителями. Вам нравятся Голгофы, бесконечные жертвы. Вы мучаете не только себя, но и своих героев, избранников.

— Не все же ушли в инферно! — сказал Меркурий. — Наша порука — Звездный Корсар. Разве ты будешь отрицать, что он строит Альтернативную Вселенную?

— Молчи о нем! — рявкнул яростно Ариман. — Безумный Дух, сумасшедший замысел. Все Мироздание взывает к нему, прося остановиться. Он восстал против закона Великой Матери, которая подарила своим детям мир взаимозависимости. А он — разрушает то кольцо Всебытия, рвется в бездну Небытия, формирует мглистые дворцы на ветрах Вечности. Если бы Дух Жизни поддерживал его, разве я мог бы удержаться на протяжении тысячелетий властелином Ары?

— Это давний спор, Ариман, — устало сказал Меркурий. — Тот узел не разрубишь. Его надо решить.

— Знаю, — кивнул Ариман. — Знаю о плане Гориора. Кинуть вас еще глубже — в пропасть прошлых веков, чтобы там отыскать нить причинности. Ты удивляешься, что я знаю об этом? Для меня открыта вся книга Ноосферы, дурак!

— Так почему же сопротивляешься? — удивился Меркурий. — Мы попробуем исчерпать спектакль Мары. И вернемся домой. Ведь ты мечтаешь об этом?

— Исчерпать спектакль? Наивный земной детектив. Ты потерял понимание соотношений и масштабов. Вы уже здесь миллионы лет топчетесь… миллионы земных лет… Вот теперь вы запутались в трех измерениях времени. Барахтаетесь, как бабочка-эфемера перед взглядом паука. Ткань причинности соткана так крепко, что ее не разорвет никакая сила. Слышишь? Ни одна сила во Вселенной. Только я могу вынуть вас из той паутины. Своей волей. Если каждый из вас захочет вернуться к законному бытию.

— То есть ты снова диктуешь?

— Такое соотношение сил. Выбирай! Или никогда уже не увидишь Ары, Голубого Светила, родного мира.

— Я давно выбрал, Ариман! Еще тогда, когда…

— Пропадай же, безумный, навеки!

Мучительная боль пронзила тело. Меркурий закричал. В глазах потемнело. А когда снова открыл глаза, вокруг плыли сумерки — грязные, насыщенные мерцанием причудливого желтого света. Те лучи струились из небольшого углубления над покрытыми металлом дверью. Открылся глазок, оттуда послышался голос — хриплый, холодный:

— Чего шумишь? Хочешь в бокс? Там зверем взвоешь. Понял?

Память оползнем обрушилась на сознание Григора Бовы.

Ох, Ариман, ты ни на йоту не изменился за миллионы веков. Обманы, обманы. Неужели ни крошки любви не осталось в твоем сердце? Неужели ты действительно трансформировался в АНТИЧЕЛОВЕКА, как тебя назвал Гориор?

Так почему же так грустно, так печально сердцу от этой мысли? Неужели Вселенная навсегда распахнулась пропастью ненависти и отсутствуют мосты, которые соединят разорванные части?

На столе генерала МГБ замигал телефон-вертушка прямой связи.

— Дубчак слушает.

— Добрый день, товарищ генерал. — Голос в динамике был взволнован и смущен. — Вас беспокоит академик Кастрюля. Весьма важное дело.

— Я вас внимательно слушаю.

— Сначала сообщите, получили ли вы от задержанных новую информацию?

— Зачем это вам? Теперь задержанные полностью в нашей компетенции. Наука здесь ни к чему. Сказать по правде, преступники оказались крепким орешком. Уперлись, болтают одно и то же, хотя мы принимали к ним средства определенного воздействия.

— Что же дальше?

— Если не раскаются — трибунал. И каюк. Отправим, как они того желали… ха-ха!.. в другое измерение времени.

— Товарищ генерал, — примирительно сказал Кастрюля, — вы зря иронизируете. Проблемой заинтересовалась Москва.

— Как?! — взревел генерал, наливаясь багрянцем. — Кто посмел? Кто сообщил и куда?

— Я разговаривал с президентом Академии Кедрачом. Вспомнил о странном феномене появления группы людей, которые считают себя пришельцами из другой реальности. Короче, выложил ему то, чему был свидетелем. Вы же знаете, что президент — выдающийся теоретик в области космогонии, именно у него есть идеи, связанные с многомерностью миров.

— Ну и что с того, черт бы вас побрал? — злился генерал. — Мне какое дело, что он там малякает в своих писаниях?

— Он очень заинтересовался необычным случаем, товарищ генерал, попросил доложить подробности анализа вещей, которыми располагала наша группа. Я рассказал все, так, как оно есть. И сказал о своей точке зрения.

— Какую точку зрения, товарищ Кастрюля? — ехидно спросил генерал. — Отличную от точки зрения органов? — с нажимом спросил он.

— Я убежден, что в этом что-то есть. Задержанные не какие там агенты иностранных разведок, а…

— А кто?

— Это надо исследовать.

— Вы хотите, чтобы мы передали задержанных вам? Этого не будет.

— На этом настаивает не только президент, а еще кое-кто…

— Кто же? — презрительно спросил генерал.

— САМ — торжественно, с придыханием провозгласил Кастрюля. — САМ, товарищ генерал.

— Вы хотите сказать, что…

— Да. Президент в разговоре с товарищем Сталиным как бы в шутку упомянул про мою информацию. Вождь очень и очень заинтересовался. Требует подробностей. Когда узнал, что задержанные в вашем ведомстве, очень рассердился. Сказал буквально следующее — простите, что я повторяю: «Тем живодерам достаточно объектов из других приходов. А такие парадоксальные случаи — компетенция науки. А вдруг задержанные говорят правду? Что тогда? Мировая Революция потеряет счастливую возможность овладеть секретом коммунистической экспансии в другую реальность. Придется поинтересоваться интеллектуальным уровнем сотрудников КГБ на Украине. Я буду ждать компетентных результатов научного исследования проблемы. Чем черт не шутит, пока Бог спит? Передайте украинским чекистам, что товарищ Сталин пока доброжелательно отнесся к их промаху. Так и скажите: пока». Вот так, товарищ генерал. Я стенографически записал то, что прочитал по телефону президент.

Генерал, задохнувшись от страха, смахнул жирной ладонью пот со лба. Затем примирительным тоном сказал:

— Если САМ так считает, то кто же возразит. Надо найти выход из ситуации.

— Какой такой выход? — удивился Кастрюля. — Передайте задержанных нам. Вы можете наблюдать за ними, чтобы не сбежали.

— Гм… Дело в том, что они в таком состоянии…

— Вы их пытали?

— Что за слова вы употребляете? — возмутился генерал. — Мы имели санкцию прокурора на употребление серьезных методов допроса. Ну и…

— Перестарались? — насмешливо спросил академик.

— Ребята наши привыкли, — оправдывался генерал, — Надо что-то придумать. Может, вы подскажете?

— Гм. Что же подсказать? Нам с ними надо общаться. А как? Чтобы не спугнуть? Чтобы они не замкнулись в себе. Тем более после ваших «методов». Эврика! — радостно вскрикнул Кастрюля. — Придумал.

— Что? — с надеждой спросил генерал.

— Передайте их в психиатрическую больницу. Мы подготовим бригаду врачей и своих сотрудников, которые переоденутся врачами. Пусть свободно ходят в прогулочном дворе, общаются с больными. На их разговоры о другой реальности никто не обратит внимания. Там полно Христов, Магомет, пришельцев из других миров.

— Хе-хе, — удовлетворенно хихикнула генерал. — Гениально придумано. Вам бы в органах работать, товарищ академик.

— Обойдемся пока, — серьезно оборвал его Кастрюля. — Прошу вас немедленно передать задержанных главврачу Кирилловской больницы. Только везите их не в «черном вороне», а «скорой помощью». Как нормальных людей. Там вас будут ждать. Передайте задержанным их одежду и все вещи.

— И документы? И чашу? — удивился генерал.

— Все, — жестко подтвердил академик. — Эксперимент должен быть проведен чисто, без вмешательства органов. Вы можете только держать часовых за пределами больницы.

— Когда это нужно сделать?

— Немедленно. Максимум через 2 часа. Я сообщу в Москву президенту, что ошибка исправлена, что мы ищем полноценную возможность передать стоящую информацию вождю. Мы — это Академия наук и славные органы. Я выручу вас. Ясно?

— Спасибо, товарищ академик, — растроганно сказал генерал. — Я этого не забуду.

(Из записной книжки Григора Бовы)

Есть возможность записывать. Записываю хотя бы в виде тезисов то, что с нами происходит.

Странная перемена. Меня внезапно забрали из карцера. Отвели в баню. Велели основательно помыться. Вернули всю мою одежду, документы, мелкие предметы обихода, ботинки. Отношение сотрудников ГБ корректное, спокойное. Даже доброжелательное. Никто ничего не говорит. Все молча, в тишине.

После бани вывели во внутренний двор тюрьмы. Там ждал микроавтобус. Офицер, сопровождавший меня, велел садиться в машину. Там я увидел Галю и Юлиану. Обрадовался невероятно. Девушки обнимали меня и плакали. Машина тронулась. Мы успокоились, перебивая друг друга, начали что-то рассказывать. Офицер приказал замолчать. Я растроганно смотрел на моих милых подруг, все еще не веря, что мы вместе. Обратил внимание, что им тоже вернули их (монашеское) одеяние. Хороший это знак или плохой? Кто знает, что стукнет в голову политическим бандитам? А к тому же… Не стоит забывать про нашего вечного антагониста. Каждое злое существо в этом мире чувствительно к малейшему движению его пальцев.

Глядя в щель между шторкой и окном, я пытался понять, куда нас везут. Бесполезно! Тем более что Киев здешний, наверное, иной, чем у нас.

В причудливых отблесках уличных фонарей я заметил, что девушки мои измученные, под глазами синяки, знаки побоев на виске у Гали, на лбу у Юлианы. Неужели негодяи били женщин? Впрочем, чему я удивляюсь? В нашей «родной» реальности чекисты не останавливались ни перед одной мерзостью. Полное отсутствие этических тормозов или запретов. Здесь, безусловно, полное тождество. Я испытал это на себе.

Машина заехала в какие ворота. Потом оказалось, что нас привезли в психиатрическую больницу. У нас она называется «Павловкой». А здесь «Кирилловкой», как и у нас до революции. Удивительное дело! Опять судьба свела меня с этим центром психической болезни. Там я искал разгадки судьбы Андрея Куренного, а тут сам попал в руки психиатров вместе с его дочерью.

Когда нас встретили врачи в белых халатах, мы переглянулись с девушками и поняли друг друга без слов. Пусть лучше трактуют нас, как «шизов», чем государственных преступников. С врачами легче договориться. А там, может, удастся найти тропинку к свободе… и дальше… дальше…

Врачи внимательно смотрели на нас, переговаривались. Один из них, высокий, худощавый, доброжелательный, успокаивающе сказал:

— Мы знаем вашу версию. Не беспокойтесь, вас никто не считает больными. Однако парадокс ситуации заключается в том, что мы во всем должны разобраться… и дать исчерпывающие ответы Академии наук.

— С такой постановкой вопроса я согласен, — ответил я. — Только просим не колоть нас, не пичкать всякой химией. Мы ничего не скроем, если проверка будет корректна.

— Вот и отлично, — кивнул врач (или кто он там).

Нас разместили в двух камерах-палатах. Девушки в одной, я в соседней. Снаружи щелкнул замок. Итак, выйти отсюда по собственной воле невозможно. Посмотрим.

В палате две кровати. На одной кто-то лежит, тихо посвистывает носом. Тело покрыто серым одеялом, руки сложены, как у мертвеца. Длинная седая борода вытянута поверх одеяла. Я тихо, чтобы не разбудить его, подошел к своей кровати, разделся. Накинул халат, который лежал поверх одеяла. Выложил на тумбочку расческу, блокнот, шариковую ручку, платок, документы.

Что же дальше? Как вести себя, чтобы не запутать нитей причинности еще сильнее, чем до этого? Кто посоветует? Кто направит в нужном направлении?

Звездный Корсар! Твоя торжественная риторика очаровательна, но как она бессильна перед рутинным лабиринтом Аримана. Владыка трехмерности пренебрегает любыми правилами и правами, а ты хочешь только свободного выбора и почти безумной веры. Здесь каждый атом на службе твоего противника. Что же противопоставить ему?

«Река Бытия едина для всех, для всего — почти неслышно отражаются в сознании слова. — Воды несут к Океану всех тех, кто радуется течению, и тех, которые противятся…»

Кто это? Неужели ответ Корсара? Или мои интуитивные глубины знают результаты тех обстоятельств, которые уже сложились?

За окном луна, звезды. Везде покой, только где-то за стеной слышен жалобный стон. Может, я зря беспокоюсь? Ведь Вселенная Аримана — титанический дурдом! Разве можно найти в ней логические закономерности и смысл функционирования? Мы с Гореницей радовались открытию тайны путешествий во времени?! Наивные мечтатели! Узнать, что тюрьма имеет еще мириады камер, о которых мы не подозревали? Это — большое достижение науки?

Впрочем… Может, в какой-то из камер тонкие стены, ветхие ограды или… древние подкопы? Надо верить ведущей звезде кармы. Кто готовится к бегству, тот приближается к такой возможности. Там, за пределами тюрьмы, есть друзья, они не предадут.

Сажусь к тумбочке. Запишу все, что думаю. Может, пригодится.

Снились странные сны. Тяжелые, тревожные. Какие причудливые сюжеты с участием Великих Учителей. Торжественная материальность казалась естественной, привычной. Мое мышление так трансформировалось, что сказочные события воспринимались как естественные, вероятные.

Я видел себя духовным искателем. Был одет в оранжевую накидку, больше ничего при мне не было. Знал, что где-то в высоких горах должен найти храм Будды. Шли годы, а может — целые жизни? Уставшая душа чувствовала, что надо мной пролетают века. Я видел множество городов, тысячи и тысячи людей плыло вокруг. Встречи, разговоры, споры, дискуссии. Величавые соборы, древние манускрипты, глубокомысленные утверждения жрецов, йогов, свами. А мое сердце было печальное, отчаявшееся, жаждущее чего-то необычного.

И вот, когда я состарился, когда высохшие ноги едва несли меня по земле, горная тропинка привела меня к экзотическому титаническому храму. Людей не было, в огромной зале плыла тревожная тишина. В центре возвышалась фигура Будды. Глаза Учителя прищуренные, на устах таинственная улыбка — ироническая или юмористическая?

У меня было такое ощущение, что Будда знает такое, о чем молчат все манускрипты, все наставники, все традиции. И это засекреченное знание очень смешное. Если бы люди узнали о нем, то они, возможно, хохотали бы сами над собой много веков. Я стоял перед каменной громадой Учителя, и эта мысль беспокоила мою совесть. А за ней являлся вывод моих вечных поисков: я ищу наваждение.

Но почему же, почему сердце дрожит в предвкушении чуда? Что-то должно произойти. Пространство вибрирует, словно насыщенно грозой.

Неожиданно из-за каменной скульптуры Будды появился юноша. Он посмотрел на меня и радостно, белозубо улыбнулся. Откуда, почему он знаком? И даже родной? Смуглое лицо, черные, а вместе с тем какие-то удивительно прозрачные глаза, редкая доброжелательность во взгляде. И я внутренним знанием понял: вот тот, кого я искал так долго! Это тот, кого назвали Буддой. Тот, кто впервые в мире разрубил паутину мистифицированного бытия, кто разорвал плен гипнотизма Мары.

Я осторожно сделал несколько шагов навстречу. Но он опередил меня. Протянув руки, стремительно приблизился, и я оказался в его объятиях. И почувствовал, что таю, исчезаю, сливаюсь с чем большим, простым, веселым.

Огненная молния ослепила, метнула меня в неизвестность.

И я проснулся.

Надо мной белел потолок. Снаружи доносились какие-то крики, шум. Где я? Куда попал? Переход от таинственной духовной мистерии к тривиальной обыденности был такой поразительный, что разум сначала не мог вспомнить, где находится мое тело?

Затем сознание прояснилось, и память бросила на меня обвал тяжелых тактов последних событий.

Мы в чужой реальности. Попали в сумасшедший дом. Необходима осторожность и бдительность. Прежде всего встретиться с девушками и выработать общую стратегию действий.

Рядом заскрипела кровать. Боковым зрением я увидел пожилого человека с длинной седой бородой и такими же волосами. Он сидел на кровати, надевал — как будто машинально — халат на худое тело и, закрыв глаза, медленно, торжественно говорил странные стихотворные строки:

Подняв руки к потолку, седой человек тяжело вздохнул и, покачав укоризненно головой, продолжал свой речитатив, будто обращаясь к кому-то одному ему видимому:

Дед помолчал, будто размышляя над последним утверждением, а затем поучительно поднял костлявый палец вверх:

«Наверное, какой-то учитель, — подумал я. — Знаток фольклора. Он весь поглощен теми видениями. Может, и теперь видит детей. Ведь кому-то рассказывает? Почему попал сюда? Кому-то враждебными показались его утверждение о древней истории родного края. А дальше уже ясно: преследования, доносы, внимание соответствующих органов…»

— Доброе утро, сосед, — сказал я, поднимаясь на кровати.

Седой мужчина отпрянул от неожиданности, несколько минут остро смотрел прозрачным взглядом на меня. Затем успокаивающе кивнул.

— Поздравляю вас с прибытием на космодром.

— Какой космодром? — удивился я.

— На этот, — буднично пояснил седой человек. — Куда вас привезли. Вы впервые здесь?

— Не совсем впервые. В качестве больного — впервые. А так бывал несколько раз. Правда, в другой реальности, в другом Киеве.

Не знаю, почему я так внезапно выпалил перед незнакомым эту информацию. Кажется, это произошло машинально, интуитивным импульсом. Дед озадаченно замер, седые кустики бровей поднялись вверх.

— Ого! — сказал он. — Экзотическая птичка попала в нашу деревеньку. Тогда вы должны понимать, почему здесь — космодром.

— Все-таки объясните, — попросил я.

— Киев и весь край, столицей которого он является, сформированы титанами-исполинами еще испокон веков как стартовая площадка Земли. Сюда прибывали первые гости из далеких звездных миров. Отсюда стартовали их воспитанники в Безмерность. Здесь кипели решающие социохимические реакции общечеловеческой истории. А Кирилловская больница — определяющая реторта этих реакций. Здесь вечно сепарируются души, взвешиваются на весах Демиурга, а потом отправляются куда надо: либо на свалку бракованных деталей, либо в миры Новообразования.

— Вы слишком логично мыслите, — вдруг сказал я, — чтобы быть больным.

— А кто вам сказал, что я болен? — удивился старик.

— Если попали в сумасшедший…

— Ну, это ничего не значит. Внешний социум — это загипнотизированный ком дремлющих душ. Такие люди, как я, их тревожат. Вот они интуитивно формируют для существ, которые нарушают мелодию сновидения, отстойники. То, что в просторечии называется дурдомом. Но разве дело только во мне? Вы, я вижу, тоже нормальный человек. Ведь так?

— Надеюсь.

— Вас привезли ночью?

— Совершенно верно.

— Рад познакомиться. Как вас зовут?.. Я говорю здешнее имя, земное.

У меня холодок прокатился за спиной. Все-таки болен. Земное имя, небесное… Не иначе — какой Христос или пророк. Однако, не подав вида, что я смущен, ответил:

— Григор Бова.

— Отлично, — обрадовался дед. — Григор, — повторил он, налегая на рокот буквы «р». — Будто грохот колесницы Перуна в небе. А Бова! Какая очаровательная ассоциация! Фамилия из сказки. Вы думаете, что фамилии или имена случайны? Зря думаете. Все в мире обусловлено. Имя и фамилия, название деревни, где вы родились, имена матери-отца — все это своеобразный код вашей судьбы. Вы и дальше находитесь в лоне Матери… вы почувствовали — я подчеркнул эти слова… в лоне большой Матери-Природы… просто перешли из лона маленького — в лоно большое… но и оно не окончательное… придется рождаться снова и снова. Так вот имена, привычки, настроения, стремление — то все детали вашей зародышевой программы.

— Теперь понятно, почему вы попали на территорию этого космодрома, — шутя сказал я. — Здесь какой год? Сорок восьмой? У нас тоже в те годы была охота на ведьм.

— Где у вас? — поинтересовался дед.

— Я уже упоминал. В нашей реальности. Мы из другого пространственно-временного мира. Я говорю об этом просто, потому что вижу, что вы можете понять.

— Я понимаю! — задумчиво прошептал старик. — Но какая волшебная мистерия. Сколько раз мне снилась эта мгновение. Продолжайте, прошу вас… продолжайте… Так какой год в вашей, как вы сказали… реальности?

— Семьдесят второй.

— Эра такая же? Христианская?

— Безусловно.

— Ну это ясно. Духовные маяки при любых вариантах одни и те же. Расскажите, как вы попали сюда? Что вас занесло в наше время-пространство?

— У нас начались научные эксперименты по изучению тайн времени-пространства. Если вы интересуетесь — расскажу, насколько смогу.

— Безусловно, голубчик, — протянул костлявые руки к Григору дед, а глаза его загорелись синими огнями. — Я сам всю жизнь думал над этой проблемой. Только мои рассуждения имеют скорее мистериальный характер, оккультный, а не научно-технический. В понятиях времени-пространства — бездна субъективных факторов. Я не знаю, как решает эти проблемы ваша наука.

— Я не специалист, но расскажу все, что знаю. Кстати, вы не назвали своего имени и фамилии. Хотя, может, это вам не нравится?

— Почему же, — доброжелательно успокоил меня дед. — Зовут меня Сергей, фамилия — Гореница. Доктор космогонии. Имею десятки философских трудов в области проблемы происхождения миров, сути эволюционных процессов, значение мысли и многое другое.

Меня будто молотком стукнуло по темени. Возможны ли такие случайности? Сергей Гореница? В другой реальности? Но гораздо раньше родился, чем тот — наш Гореница. Его интересуют те же проблемы. Неужели это он? А что, если мистификация? Спецслужбы использовали то, что я им сказал… и подсунули лже-Гореницу. Чтобы вызвать меня на откровенность. Впрочем, что они узнают? То, что я уже сказал.

Ладно. Надо быть внимательным. Больше извлечь из этого деда. Если действительно это Гореница, то, может, он сумеет помочь. Пока — избегать полной откровенности. Пусть сначала сам раскроется.

Седой мужчина, назвавшийся Гореницей, наблюдая за странной моей реакцией, удивился.

— Что вас озадачило? Что я не очень похож на космогониста? Да еще и доктора? На это есть причины. Позже узнаете. Тем более в последние годы я отошел от научных кругов, начал работать в сельской школе. Меня заинтересовала сказка, легенда, фольклор. И чистая детская психика частности.

— Я заметил это, — признался я. — Когда проснулся, услышал, как вы обращаетесь к детям… что-то о сказке…

— И решили, что я шизофреник? — тихонько засмеялся он. — Ну-ну, не надо оправдываться. То же самое думают врачи и мои коллеги.

— Но я не понимаю, при чем здесь сказка и наши разговоры о тайнах времени-пространства.

— О! — поднял он назидательно пальца вверх. — Сказка, миф — это поразительный ментальный заряд тысячелетий. Почему никто не задумывается над тайной долголетия сказки? Гибнут воспоминания о великих деятелях, исторические манускрипты, информация о тех или иных открытиях, славных людях, а какая-то примитивная сказка живет тысячелетиями. Почему?

— Потому что она нужна детям, — сказал я. — Значит, в ней есть вечная потребность. Как в воде, в куске хлеба.

— Это лишь часть правды, — одобрительно кивнул старик. — Более глубокая истина в том, что сказка — творение самого Логоса, ядро Божьего замысла. Поэтому она нерушима. Человек бессилен уничтожить то, что сформировано Небесным Разумом. Но беда в том, что мы пользуемся сказкой вульгарно. Примерно так, если бы самоцветом выскребать грязь со стола или ковыряться в зубах. В то время как самоцвет может стать украшением царской короны и стать образцом красоты, или разрезать твердое стекло. Это — отдаленный пример. Я утверждаю, что сказка может стать основой высшего гнозиса, глубочайшего знания, быть родоначальником небывалой цивилизации. Однако это надо понять.

Наш разговор перебили. Пригласили к завтраку.

… За один день произошло так много, что даже не знаю, с чего начать. Попробую по порядку.

Нас с дедом (не поворачивается язык называть его Сергеем Гореницей) завели в просторную столовую. Санитары показали свободные места за столом на четырех человек. Я осмотрел помещение, везде были только мужчины — старые и молодые. Ни одной женщины, кроме нескольких санитарок, которые разносили завтрак (гороховое пюре и кофе с молоком). Стало грустно. Я подумал, что моих девушек, возможно, не так просто будет увидеть.

Вокруг стоял шум, гам, за столами кипели страсти, дискуссии. Гореница коснулся моего рукава.

— Садитесь. Еще успеете насмотреться на экзотичных туземцев.

Я сел, начал рассеянно есть гороховое блюдо, которое, на удивление, оказалось довольно вкусным. Напротив меня за столом сидел мужчина лет сорока с отстраненным взглядом. Лицо мятое, волосы непричесанные. Затем его взгляд остановился на мне, мягкая улыбка коснулась сухих губ.

— Новенький?

Я кивнул.

— С какой планеты?

Я растерянно молчал. Гореница подмигнул.

— Я же говорил вам. Мы на космодроме. Надо осознать это и вести себя соответственно. Наш сосед опытный путешественник по Вселенной.

— Да, это правда, — утвердительно сказал сосед. — Мое имя Олафран Гнеосий тун Домбассиад, магистр шестимирного Космоса двадцать седьмого посвящения.

Я обратил внимание, что он произносит головокружительные наименования четко, быстро, точно: вероятно, давно привык к ним. Вдруг мне почему-то захотелось включиться в эту безумную игру, и я, приложив ладонь к груди, сказал:

— Меркурий Сио Араиуар, к вашим услугам. Космоследователь Главного Координатора Системы Ара.

Я назвал свое полное имя в той сфере, которая мне снилась так часто, но не произнес имени нашего антагониста. Что-то в глубине души сдержало меня от этого. Но каким было мое удивление, когда этот Олафрам кивнул головой и с уважением сказал:

— Ого! Ариман уже сюда посылает своих эмиссаров? До сих пор я не встречал здесь жителей Ары.

— Вы знаете Аримана? — шепотом спросил я соседа.

— Кто же его не знает, — буднично ответил он. Глотнув кофе, ладонью вытер губы и задумчиво спросил: — А что — какое-то важная задача в этой сфере? Правда, я спрашиваю наивные вещи. Сражения между мирами продолжаются с тех пор, как… — Олафрам задумчиво помолчал, будто что-то вспоминая, потом тяжело вздохнул. — Да-да. Давно это было. Мне повезло немного прочесть в библиотеках седьмой сферы. Однако если вы Космоследователь с Ары, то знаете все лучше, чем я. Позвольте, позвольте! — Неожиданно подпрыгнул на стуле разговорчивый больной. — Я вспоминаю, что Меркурий (или Гермес, названный на Земле богом мудрости, Трижды Великим) вместе с группой дэвов-Богов стал противником Главного Координатора, который имеет так много имен и меняет их, как ему захочется.

— Заткнись, Олафрам, — доброжелательно сказал Гореница, — ты еще успеешь рассказать новенькому про свои знания.

— Какой же он новенький? — удивился Олафрам. — Сам Гермес Трижды Великий, который оставил планете Изумрудную Скрижаль.

— Гм, — несогласно буркнул я, — среди дэвов, о которых вы упомянули, было много выше меня.

— Я знаю. Но не пришлось встречаться. Даже здесь, на космодроме. Видимо, они не любят Землю.

— Наоборот, — сказал Гореница. — Земля — их изначальная любовь и мука.

Он остро посмотрел на меня. И тут я понял, что Гореница тоже серьезно воспринимает бред нашего соседа. Но откуда тот знает о моих снах? Кто он?

И снова меня пронзил импульс почти безумной потребности подключиться к опасной тревожной игре моих собеседников: а что, если намекнуть им о Гориоре? Если они знают о нем, тогда…

Что тогда я не успел додумать, потому что решительно ляпнул, будто прыгая с обрыва в холодную воду:

— Вы имеете в виду Гориора?

Мои соседи на мгновение застыли. Ни слова. Ни движения. Только в глазах прозрачные зайчики, теплая волна умиления, умиротворения.

— Ты знаешь Звездного Корсара — не спрашивая, а утверждая, сказал Гореница и положил сухую ладонь на мою руку. — Это великолепно. Итак, наша когорта собирается…

— Какая когорта? — взволнованно прошептал я.

— Как какая? — удивился Олафрам. — Та, которая отправилась на Землю в прадавности. Разве забыл, Меркурий Сио Арануар?

— Погоди, погоди, Олафрам, — торжественно сказал Гореница. — Не спеши. А вдруг это случайность. Давай проверим, чтобы потом не разочаровываться. — Дед посмотрел глубоким взором прямо в мою душу и просто спросил: — Если ты так много знаешь, тогда должен ведать мое имя там…

— Ты Горикорень — руководитель группы многомерности, — почти будничным голосом, но с внутренним трепетом сказал я. — Вас было семеро: три мужчины, четыре женщины. Я присоединился к вам позже, уже на Земле, когда Ариман поручил мне…

— Да. Все правда! — потряс мою руку Гореница, а наш сосед радостно потирал ладони, будто вдруг ему стало холодно. — Это был твой подвиг, Меркурий. Мы никогда не думали, что ты решишься на такое. Ведь нас объединяла любовь, а ты…

— Меня также вела любовь, — возразил я. — Такая любовь, что и тысячи смертей не потушили ее.

— Ты в этой жизни встретил ее? — с надеждой спросил дед.

— Кого?

— Ту, которую вспомнил? Назови ее имя, и тогда исчезнут последние сомнения.

— Громовицу?

— В радость! Все так. Назови еще имена всех Космократоров, кроме нас двоих и Громовицы.

— Сократ, Инесса, Чайка, Владисвет, Юлиана…

— Тихо, тихо, — изнеможенно прошептал дед, почти постанывая от экстатического умиления. — Гориор обещал встречу вскоре… и выполнил свое обещание… Но скажи — ты сам?

— Что значит сам?

— Ты встретил кого-то из Космократоров?

— Да. В своей реальности я встретил Громовицу. Мы снова объединились любовью. Затем после сложных перипетий обнаружили Юлиану в предыдущем веке. Горикорень подготовил эксперимент, чтобы вывести ее в наше время. Я уже упоминал, что произошло нарушение, и мы попали в другую реальность.

— Юлиана тоже здесь? — живо спросил Гореница.

— Здесь. И Громовица тоже.

— Свершилось, — вдруг сказал Олафрам, и они переглянулись с Гореницей. — Я говорил тебе, что интуиция не обманывает.

— Что свершилось? — не понял я.

— Все семеро тут, — пояснил Гореница. — Ты понимаешь, что это значит? Мы можем осуществить любой пространственно-временной прорыв, если соберем живой круг…

— Неужели все попали в больницу… то бишь — на «космодром»? — недоверчиво спросил я.

— Да нет. Здесь только я, Сократ, ты, твои девушки, а Чайка, Владисвет, Инесса — в волнах житейского моря. Но мы уже наладили контакт, знаем, где они. И можем в случае необходимости…

— Тогда кто такой Олафрам?

— Угадай, — шутя сказал Гореница, и оба моих соседа лукаво улыбнулись.

— Сократ, — выпалил я, даже не задумываясь, почему я так уверенно верю в это.

— Все, все, все, — замурлыкал Олафрам, похлопывая ладонями по скатерти. — Все сходится, завершается, приближается к Истоку.

— Погодите, друзья, — забеспокоился я. — А как же другие наши проявления? В нашей реальности есть еще один Гореница-Горикорень… и тут, у вас, — я это знаю — родился мой двойник. И Громовица уже есть, правда, еще совсем маленькая.

Гореница успокаивающе улыбнулся:

— Нас, может, множество в разнообразных сферах. Закон делимости духа позволяет такие метаморфозы. Но самое главное, чтобы в какой-то реальности собралось ядро регенерации, синтеза. Ты понял? Нас разорвал Лабиринт Аримана… в мифах он назывался Лабиринтом Минотавра… мы еще будем иметь дело с ним. Ариман постоянно тасует свои карты, чтобы оттянуть момент единства, надеется придумать что-то такое парадоксальное, неведомое Гориору и нам. Если нам удастся изменить течение причинности, а затем — формирование трехмерной реальности, тогда Земля и Ара объединятся, порочное создание исчезнет, растает и мы сможем осуществлять волю Великой Матери, формировать миры свободы и радости…

— Нам уже сказал об этом Гориор!

— У вас есть с ним контакт? — живо поинтересовался Олафрам.

— Это трудно, но мы уже дважды разговаривали с ним.

— Теперь это будет легче, если мы соберем весь круг, — заверил Гореница, подмигивая мне. — Веди нас к твоим девушкам, мы можем встретиться в прогулочном дворе. Но предупреждаю — бдительность и осторожность. Между врачами немало агентов спецслужб, а они — слуги Аримана, даже не разумея этого. Нужно действовать быстро, почти молниеносно. Вызовем на свидание остальных Космократоров. Встреча должна быть будто бы спонтанная, невинная… и тогда…

— Что?

— Мы пробьем канал над веками, выйдем из Лабиринта трехмерности, родимся в прадавности.

— Да, именно так он говорил. Но как? Как это произойдет?

— Очень просто. Даже тривиально. Однако нам пора. Уже идет санитар выгонять на прогулку. Выйдем по отдельности, а там соберемся как будто случайно…

Свершилось. Уже пять Космократоров встретились в глубине Лабиринта Аримана, как называет этот мир Горикорень. Мои девушки сразу узнали и Горикореня, и Сократа. Мы плакали от счастья, плясали, будто пьяные. Могу представить, что думают врачи, которые наблюдают за нами. Или не подтверждаем ли мы, даже не желая этого, предположение о своем безумии? А, все равно! Значительнее всего то, что мы уже назначили день, когда сойдутся все. Как это будет? Горикорень уверяет, что все очень просто. Чайка и Инесса, оказывается, в этой реальности родились сестрами, они близкие знакомые Олафрама-Сократа, иногда передают ему передачи, встречаются в прогулочном дворе. Владисвет — известный психиатр, руководитель Республиканского Психологического центра, он опекает Олафрама, помогает «лечить», следовательно, имеет право всегда посетить больного или прийти к нему вместе с родственниками и знакомыми.

Что будет? Что будет?

Иногда я неожиданно останавливаюсь на месте, задумываюсь: не играем мы все какую-то причудливую трагикомедию? Может выйти что-то действительно стоящее из такой безумной мистерии?

Октябрь. Киев за стенами «дурдома» одевается в праздничные одеяния зимнего отдыха. Какое буйство красок! Переиначивая слова Христа, можно сказать: ни один император не одевался богаче этих простых берез, осин, дубов, кленов. Даже сбрасывая ежегодно свой великолепный наряд, растительное царство Земли устраивает радостный пир прощания с очередным циклом мистерии бытия. Нам как будто свидетельствует сам Дух Жизни, что велик на любом этапе странствий в мире, что отсутствуют объективные состояния зла и добра, а есть только наша оценка ситуации и возможность (или отсутствие возможности) осуществить волю собственной Сущности — разрушительную или творящую, а следовательно — пожать соответствующий урожай.

Завтра — воскресенье. В прогулочном дворике состоится встреча всех. Хоть бы ничего не помешало. Нас уже вызвали к главврачу (каждого в отдельности). Расспрашивали о нашей версии. Мои откровенные рассказы (хотя и достаточно лаконичные) главврач воспринял спокойно, доброжелательно. Расспрашивал о механизме путешествий во времени. Я ответил, что не специалист, а лишь исполнитель эксперимента. На холеном, аристократическом лице психиатра блуждала дружеская улыбка. Он подмигнул мне, и в холодных серых глазах блеснули искорки.

— Скажите откровенно, Григор Максимович, вы уже нашли здесь друзей-космонавтов?

— Какие космонавтов? — удивился я. — Ведь в вашей реальности еще не начались космические полеты людей? Насколько я знаю — еще только запущены первые небольшие спутники.

— Я не о этих космонавтов говорю, — нетерпеливо сказал главврач.

— А о каких же?

— О космонавтов духовных. Ведь больницу недаром называют космодромом.

— Слышал такое название, — признался я. — Но разве можно серьезно относиться к бреду больных?

— Неужели вы считаете это бредом? Сами же прибыли бог знает откуда. Кто вам верит о путешествиях во времени? Почему же вы не верите утверждению наших пациентов?

Я смотрел в его глаза и не мог понять — или он провоцирует меня, вызывая на откровенность, а может, и сам уже отравился бредом своих пациентов?

Однако интуиция подсказывает: осторожно. Мне видятся за спиной психиатра фигуры Гориора и Аримана. Каждый что-то шепчет, приказывает, нечто ожидает. Мы на перекрестке таких поразительных дорог, уже не поймешь самостоятельно, куда идти, куда повернуть. Лучше поостеречься, подождать, пока не произойдет необратимая трансформация.

Так я ничего и не сказал психиатру. Мне показалось, что он остался недоволен…

На дворе ночь. На вечерней прогулке Галя сказала, что они с Юлианой имели контакт с Гориором. Он знает о завтрашнем сборе, уверен в успехе, но просит быть бдительными. Прорыв должен состояться безотлагательно, безвозвратно, молниеносно. Девушки спросили о механизме такого прорыва, но Корсар лишь намекнул, что ядро осуществления — Горикорень. «Не удивляйтесь простоте реализации, — отметил Гориор. — Ариман усложнил все решения до абсурда. Вы тысячелетиями запутывали клубок гнозиса. А отныне — будьте как дети. Я вам говорил это тысячелетие назад».

И еще одно, попросил он. Не забудьте Чашу. Вина бессмертия из нее должны испить все Космократоры. Тогда задуманное случится.

Галя возразила, что чаша пуста.

Она всегда полна, сказал Звездный Корсар. С тех пор, как я впервые причащал из нее учеников, она полна. Только вы не всегда это видите.

Странно. Тревожно. Итак, это он был тогда, когда на Голгофе поднялся крест, предвещая Земле тысячелетнюю мистерию Воскресения? Кто же он? Как совместить легенды Планеты с реальностью Высшего Мира?

Вышло… Вышло.

Свершилось!

Тело в огне. Теперь уже ничто не остановит его пылания. Мы остаемся еще здесь, в сумасшедшем лабиринте двадцатого века, но наше сознание, наша, как сказал Гореница, магатяма, прокатилась над веками, стала мостом всеведения. Уже не сны, а не интуиция свидетельствуют о реальности Ары и нашего участия в ее жизни, а открытая книга Бытия, запечатленная в наше естество. Ариман, тебе не удалось остановить процесс трансформации.

Мы сидели на лавочке под разноцветными кленами. Мы — это я, Горикорень, Сократ, Громовица, Юлиана. Тихо падали багряные листья на наши головы. Мы переглядывались, тревожно молчали. Громовица придерживала рукой кубок, спрятанный под халатом на груди.

Вокруг бродили стайки больных. Кто-то кричал, кто-то горячо призывал к братству и единству, будто на трибуне в Гайд-парке. Какая-то молодая женщина качала у груди воображаемого ребенка. Высокий растрепанный старик с аскетическим тощим лицом смотрел в бледно-голубой небосвод, будто выглядывая там пришельцев или ангелов.

— Вот мой опекун, — вдруг сказал Сократ. — А с ним — друзья.

В груди стало горячо. Так просто? Так неожиданно? Сколько миллионов лет мы шли к этому дню? И что же теперь?

Стройный, широкоплечий мужчина в изысканном сером костюме приблизился к нашей группе. На плечи небрежно наброшен халат. Взгляд черных глаз охватил всех нас одновременно с едва сдержанным умилением. Две девчушки — одна русая, с волнистыми волосами, а вторая — горячая брюнетка с толстыми заплетенными косами, с искрящимися карими глазами — дрожащими руками подали Олафраму и Горенице кульки с передачами.

— Ну, как здоровье? — притворно бодро спросил гость с халатом на плечах. — У вас, я вижу, новые друзья? Из каких миров? С каких дорог? Олафрам, где посчастливилось полетать? Новые данные получил из небесного университета?

— У нас нет времени для спектакля, — как бы нехотя, тихо сказал Горикорень. — Познакомьтесь, друзья: это — Владисвет, с ним — Чайка и Инесса. А это — Громовица, Юлиана, Меркурий. Не вскрикивайте, затаите радость и умиление. Гориор велит немедленно приступить к мистерии прорыва. Напоминаю суть задачи. Мы будем жить в эпоху Трояна, когда на нашей земле стал действовать троянский конь — тайная диверсия Аримана. Мы должны понять древнее нарушение причинности и скорректировать его так, чтобы пробудить весь лабиринт трехмерности. Контролировать поступки своих двойников ТАМ будем отсюда, анализируя их магатяму.

— Что мы должны делать сейчас, чтобы накопить энергию прорыва? — спросил я.

— Создаем ноосферный круг, — просто сказал Горикорень. — Вспомните свою давнюю силу. Просто, просто, просто… Садитесь теснее, будто мы ведем примитивный разговор врача с больными. Владисвет, я рассказываю тебе сказочку о древнем Трояне. Это — ритмичный код прорыва. С каждой строфой нагнетайте силу резонанса. Перед последним ударом выпьем из Чаши вина бессмертия. Громовица, будь готова. Понятно?

— Расскажи, расскажи, друг, — снисходительно и притворно-доброжелательно согласился Владисвет, садясь возле Горикореня. — Может, и вы послушаете, девочки?

— С радостью, — закивали сестры. — Мы давно знаем деда Гореницу, любим его истории. Но неужели это правда?

— Что правда? — гневно спросил Горикорень.

— О Трояне? Неужели тогда, тысячи лет назад, был такой высокий строй мысли, мышления, философии?

— А почему бы и нет?

— Ты рассказывал, что там были летающие корабли, укрощение животных и птиц, быстрое выращивание овощей и живых существ; разве примитивные прадеды могли достичь такого уровня?

— Глупые дети, — притворно-грозно рыкнул Горикорень. — Они несравненно выше нас, ибо ближе к корню причинности. Впрочем — слушайте внимательно или убирайтесь прочь, если не интересно.

— Интересно, интересно! — зачирикали девушки, садясь напротив Горикореня и Владисвета на траве. — Мы — полны внимания!

Я почувствовал, как горячая волна заливает мое сознание, прокатывается от темени до пят, отдается в груди. Сердце колотится, как колокол. Слышу ритмичный речитатив Горикореня. Он рассказывает, как будто старик на выгоне маленьким детям, но я чувствую, что его слова раскачивают пространство и время, разрушают ткань окружающей реальности. Что-то должно случиться! Но что, что?

— Чьи Прадеды? — будто подыгрывая Горикореню, заинтересовалась Громовица-Галя. — Неужели существовали уже тогда славяне, русичи?

Рассказчик рассеянно посмотрел на девушку, удивляясь, что она перебила поток его мысли, и энергично продолжил:

— Ты думаешь, что Предки до сих пор живы? — поинтересовался Владисвет, входя в русло повествования, а Горикорень естественно сразу же ответил:

Горикорень на минуту замолчал и, раскачиваясь, будто в забытьи, прошептал:

— Включайтесь в ментализацию того, о чем я рассказываю. Активно сотрудничайте. Пусть ноосферная энергия прорыва подготовит вместилища для воплощения, чтобы Ариман не успел закрыть щель в континууме. Слушайте внимательно!

Мне очень захотелось узнать — какой корень лег в основу того названия. Ведь я тысячи раз проезжал через Триполье, путешествовал по тем кручам, однако никогда не задумывался. Та древность не затрагивала сознания, а потому и судьбы моих Предков оставались абстракциями, записанные, может, только где-то на страницах книг археологов или историков. Горикорень, вероятно, чувствуя мой вопрос, сам затронул эту тему:

— Странно, — сказала Громовица-Галя, — но мне кажется, что я все это знаю. Я уже чувствую себя там… вижу очертания зданий, сверкает плес большой реки… в небе пролетают кораблики с белыми парусами… Как это возможно?

— Тихо, — сказал Сократ-Олафрам, обнимая Громовицу за плечи. — Воспринимайте все как простую и логичную реальность. Наши ментальные стереотипы сужены до смешного. То, что рассказывали сказки, когда-то было обычной реальностью. Мы сами диктовали те или иные константы Природе. Разве забыли?

Горикорень поднял руку, словно отсекая возможность дальнейшей дискуссии, и продолжил рассказ.

Торжественные слова Горикореня неожиданно перебил мелодичный звон. Громовица встрепенулась, прикоснулась к груди.

— Чаша, — прошептала она. Отогнула полу халата и показала волшебную чашу друзьям. Там уже мерцала багровая жидкость, искрилась. От нее шел тонкий розовый запах.

— Пора, — сказал Сократ. — Слуги Аримана зашевелились.

Возле больницы суетились люди в халатах. Что-то кричали, с ними ссорились фигуры в униформе чекистов, показывали в ту сторону, где собрались Космократоры. Вся площадка, заполненный сумасшедшими, заволновалась, будто всколыхнутая дыханием незримого урагана.

— Пейте, — приказал Горикорень. — Я тем временем доскажу ритмику кода. Осталось несколько строк. Пейте, мои дорогие. Идем в путь над веками…

Галя-Громовица энергично отпила глоток из чаши, передала мне. Я снова почувствовал ураганную огненную силу, когда капля жидкости окропила мои уста, и передал чашу бессмертия Юлиане. А Горикорень, обеспокоено наблюдая за группой врачей и военных, которые бегом двинулись к нам, быстро завершал стихотворный код.

— Врата открыты, — твердо сказал Горикорень. — Гориор и Глэдис держат проход. Идите, оставаясь здесь.

— Ты еще не выпил, — воскликнула Громовица, подавая ему бокал. Он взял его, поднес к губам.

В небе потемнело, облака налились зловещей синевой. Грянул гром, перекатываясь над Куреневкой.

— Стой, стой! — закричал какой-то военный, размахивая рукой. — Стой, падла, кому говорю?! Застрелю, как шелудивого пса!

— Поздно, Ариман! — спокойно сказал Горикорень и осушил бокал до дна. — Гориор, мы идем…

Часть третья. ЯН — СЫН ЗАРНИЦЫ

Наигралась весна в просторах Троянских. Нагулялась, напелась. И легко сошла на грудь Геи-Матери, землицы плодородной.

И потеплели ее груди.

Согрелись.

И задышали, затрепетали навстречу жизнедающему Ра-Дажбогу, вечно юному Сыну Дана лазурного Небосвода-Сварога.

Трояны готовились к новому радостному празднованию, как и в предыдущие века. Но иначе сложилось, чем хотелось. Хвостатая звезда, что встала над краем троянским, призрачным блеском своим предвещала тревожные дни. Пожилые люди вспоминали, что ее появление в прошлых веках приносила горе, руины и лишения, память о которых передавалась в сказках и думах…

На вершине Дивич-горы, под взглядом тысячеоким Дива Звездного собрались магатямы Трояпольские на Совет большой, на Вече старшинское. У подножия кумира каменного Трояна разожжен костер из душистых дров, нарубленных в священной роще. Отцы и Деды всех родов Дажбожих уселись вокруг высокого пламени, погрузившись в тайные тяжкие думы.

Белеют в бликах огня праздничные одеяния, пышные бороды и усы, длинные седые волосы. Все взоры обращены к темно-синему небосводу, на груди которого раскинула крылья призрачные Заря зловещая — вестница перемен.

Молчание плывет над собранием торжественным, однако чувствуется в тишине грозовая дума. Внизу, под горой, сверкает плес Дана-пра искрами звезд, из-за горизонта выкатывается багровый круг Луны.

У кумира Трояна появляются две фигуры: Дед Ям, старейший магатям в троянской земле, и его сын — воевода Приям, знаменитый кшатрий, часовой морских рубежей земли Дажбожей. Он прибыл сегодня утром с какой-то важной вестью: верховые аисты-великаны, выпестованные волхвами Деда Сварога, были изможденны до предела, завершив свой тяжелый путь над Черным морем и полуденными чащами Гилеи.

Ям поднял руку, и на его пальце засиял самоцвет властности — знак старшинства.

— Магатямы, кшатрии, властелины славных Родов Троян-поля, — раздался в тишине голос Яма. — Вы все чувствуете тревогу, посеянную появлением звездной вестницы. Сотни лет в покое и согласии обнимали родной край. С каждым годом мы лелеяли надежную основу радости — целость братского единства. Однако все Старшины помнят предостережение наших покровителей — Деда Сварога, Деда Дажбога, Матушки Горогны и Бабы Гайи, — что мощное счастье притягивает к себе мощное сопротивление вражеской силы. Сын мой Приям принес жестокие вести. Из далекого Крита, с гор Греции, из пустынь Ливии готовятся к походу корабли наших противников под рукой сыновей Луны. А вчера прибыли посланцы из Карпат — наши собратья. Сообщается, что уже горят троянские городища и деревни, захвачены в плен сотни женщин и детей, смерть забрала к себе верных защитников-кшатриев. Вы знаете, что Троян-поле удерживало свою вольность только любовью к мирности и согласия. Мы были открыты всем племенам — детям Матушки Геи, открыты для обмена, любви и братства. Поэтому кшатрии наши сломлены грубой силой врагов, а достойная замена для сопротивления отсутствует. Река зла и руины катится по землям Троян-поля. Мы должны решить, славные магатямы, как действовать. Решить быстро, ясно, достойно. Я сказал! Кто хочет слова?

К костру выступил волхв Горислав.

— Мы давно предчувствовали, что такой день придет. Только не знали — когда. Об этом говорили испокон стражи Троян-поля, Звездные Деды и Бабы. Мы должны обратиться к ним, чтобы получить ясное понимание и добрый совет. Пусть старшина Совета подготовит полномочных послов-волхвов: одни сразу же двинутся в Рожище, к Бабе Гайе, чтобы она поведала нам грядущее, а другие вместе со всеми достойными магатямами должны войти в тайную кузню Деда Сварога, скрытую в Дивич-горе. Открываю вам эту тайну, потому что грозная пора наступила, и без Чудо-Кузнеца мы бессильны остановить зловещую разруху. Согласны ли вы со мной, славные магатямы, кшатрии и Властители Родов?

— Согласны! — раздалось над Дивич-горой.

— Тогда выбирайте вестников к Бабе Гайе. И сразу же приступим к обряду открытия Врат Звездной кузницы.

Вестников к Бабе Гайе возглавил сам волхв Горислав. С ним отправились магатяма Гром-тур — славный воевода Карпатских троянов, кшатрий Приям, боян-певец Дивогук. Напросился к плаванию сын Приама, юный воин Гуктур. Отец опасался брать его для такого таинственного дела, однако парень настаивал — до слез в глазах. Он впервые побывал в сердце Троянской Земли и душе его хотелось глубже окунуться в сказочные сплетение событий родной земли. Услышав мольбы молодого кошатрия, волхв Горислав доброжелательно сказал Прияму:

— Ничего перечить сыну, славный Приям. Пусть принимает на сердце, кроме боевого крещения, еще и мудрость глубинной судьбы Троян-поля. Посмотри на него — он весь трепещет от любви к любимому края. Вижу пламя сердца юного и уверяю — горит оно хорошим пламенем. Пусть плывет с нами Гуктур. Не зря же ты дал ему имя покровителя Земли Раинской — Тура. Крик Тура должны услышать из уст Бабы Гайи, то пусть же меж нами будет его дитя.

Приям облегченно вздохнул, услышав такой доброжелательный совет из уст старого волхва — беседника Сварога и Дажбога. А Гуктур уже не отходил от Горислава, старался ежесекундно быть рядом, прислушался к словам мудреца, смотрел на выражение лица, взгляд глаз.

Группа посланцев к Бабе Гайе, покинув вершину Дивич-горы, направилась к берегу Дана-пра. Раздался краткий приказ Горислава, и на байдаке, что покачивался в ночных сумерках на волнах реки, зашевелились фигуры гребцов. Сильные руки перекинули широкие сходни на песчаный берег. Первым на байдак вступил боян-певец Дивогук. Его радушно приветствовали гребцы, помогли сесть на почетном месте под мачтой. За ним берег оставили Приям, Гром-тур, несколько охранников и юный Гуктур. Последний появился на байдаке Горислав. Гребцы, поклонившись ему, заняли свои места у весел.

Волхв, сев на корме, помолчал немного, охватывая взглядом ночное небо, сверкающе самоцветами звезд.

— Зловещая Заря понемногу теряет силу, трояны. Звездный Див благосклонен к нам. Однако большие потери и руины грядут для наших потомков. Благо тому, кто будет иметь терпение и поймет суть знаков тайных.

Все с уважением прислушивались к вещим словам волхва, хотя бессильны были понять всю глубину его изречения.

— Гребцы мои, — медленно продолжал Горислав, — мы должны очень быстро добраться до Рожища, чтобы Баба Гайя проведала судьбу Троян-поля до рассвета. Так велено. Успеете, други мои?

— Вряд ли, — покачал головой рулевой, почесывая затылок. — Даже если будем грести изо всех сил — придем через час после рассвета.

— Тогда должны обратиться к Водяному Диву — владыке Дана-пра, — торжественно сказал Горислав, вставая на корме. Он высек огонь, зажег факел, высоко поднял его над головой, вглядываясь в мерцающую даль широкого плеса реки. — Дивогук! Мы редко беспокоим обладателя святых вод, и только при крайней необходимости. Сыграй ему величальную, прошу тебя!

Дивогук кивнул, коснулся тремя сложенными вместе пальцами лба и сердца, положил руки на струны гуслей. Полились переливы серебрящихся звуков над просторами Дана-пра, легли к подножию Дивич-горы. Под звездным сводом послышался напев, обращенный к Водяному Диву:

Байдак тронулся с места, набирая ход. Под днищем весело запела вода. Дивич-гора удалялась, костер на ней быстро уменьшался.

— Теперь успеем, — просто сказал Горислав. — Слава Водяному Диву, теперь есть надежда на успех. Магатяма Дивогук! Чтобы Тихозгук Дажбога сопровождал нас, спой нам песню-напутствие. Ты знаешь какую…

— Что это такое — Тихозгук Дажбога, батюшка? — удивленно спросил Гуктур, склонившись к отцу. — Не слыхал про нее.

— Скоро узнаешь, — тихо ответил Приям. — Та Песня Дажбогова раздается повсеместно, постоянно. И она слишком нежная, тихая. И надо в себе замедлить громы обыденности, чтобы услышать. Вот придет время твоего посвящения — старшие скажут обо всем. Слушай певца, сынок. Слушай…

Дивогук положил пальцы на вещие струны, закрыл глаза. На высоком челе отразилась печать замысла. Затем он осмотрел всех спутников — гребцов, Прияма, Горислава, Гром-тура, юного заморского кошатрия Гуктура.

— Слушайте, что скажет нам Баба Гайя, — сказал певец. — Однако знаю, что земля Троянская должна пробудиться от глубин до высот. Чует сердце — сила Всевышнего Отца должна войти в наши души, чтобы преодолеть силу вражью. Пусть напутствием будет молитва тайного Духа Прародителя.

В Гуктура аж дыхание перехватило, когда гусли зарокотали странную мелодию. Казалось, что те звуки возникали, рождались без участия пальцев Бояна-певца, меж лозами прибрежными, под звездами улыбающимися, в глубине таинственных оврагов святой земли троянской, а уже потом переливались неким колдовским способом на струны и в голос Дивогука. Слова молитвы были значимые и глубокие, однако юноша и все его спутники воспринимали суть напутствия за пределами смысла, врожденной от предков чувствительностью.

Песенная молитва так заворожила всех, что долго еще спутники молчали.

— Батя, а кто такая Баба Гайя? Почему ты о ней до сих пор молчал?

— Это Берегиня родного края, сынок, — шепчет на ухо юноше Приям. — Чем меньше людей знает о ней, тем лучше для судьбы Троянщины.

— Почему так? — удивляется сын.

— Потому что дети Чернобога охаживают, чтобы нанести удар в сердце нашей земли. А на страже сердца издавна поставлена Баба Гайя. И еще — Матушка Горогна. А кроме них — Прадеды Сварог и Дажбог.

— О них я слышал, матушка рассказывала. А про Бабу Гаю и Матушку Горогну в сказках молчок.

— Кто заслужит — тот будет знать, — сказал Приям. — Вот ты отныне будешь знать. А потому и знание такое принесет, кроме радости, еще и тревогу.

— А кто же они — Баба Гайя и Матушка Горогна?

— Наши Звездные Предки. Последние из прибывших когда-то на Землю и просветивших людей.

— Ой-ой! — вздохнул юноша. — Батька, я умру от любопытства. И ты мог молчать?

— Тихо, сынок. Пусть уста твои будут закрыты. Так лучше для нас, для Троян-поля, для всех. Молчи, сынок. Обо всем узнаешь своевременно.

Через час после полуночи ночной мрак сгустился, закатилась за горизонт зловещая Заря, погрузились в мглистый туман звезды и Луна.

— Будет гроза, — сказал Горислав.

И словно в подтверждение его слов в небе загремело почти одновременно с ослепительным сиянием длинной стрелы Перуна.

— Уже близко Рожище, — довольно добавил волхв. — Слава водном Диву, мы успеваем. Посмотрите, други, уже видно благословенный колодец Силы Земли.

Гуктур взглянул туда, куда рукой указывал Горислав. Слева от главного русла Дана-пра, над высоким островом, мерцал радужный, лучистый, многоцветный столб, достигавший облаков и, видимо, пронизывая их, углубляясь в бездны дома Сварога.

— Это и есть Рожище? — тихонько спросил юноша.

— Да, сынок, — торжественно ответил Горислав. — Это Источник мощи Земли и Звездного Дива. Таких Источников двенадцать по всей земле. Дед Сварог и Баба Гайя стоят те русла Силы, чтобы вечно кипела жизнь. Внимание, воины! Беритесь за весла.

Заскрипели весла, байдак резко повернул налево и вошел в узкий пролив. Однако вода в нем текла бурным потоком, и Горислав едва успевал орудовать кормовым веслом, чтобы своевременно поворачивать нос байдака меж изгибами русла.

На берегах вырастала стена зарослей. Вместо ив появились кряжистые дубы — все выше и выше, пока густой лес не закрыл горизонт, стало темно, хоть глаз выколи.

— Прибыли, слава Дажбогу, — раздался голос волхва. Нос байдака ткнулся в песок. — Быстро выходите на берег. Я вижу, нас уже ждут.

Действительно, меж стволами тысячелетних дубов пробивались издалека лучи костра, полыхающего в чаще. У байдака остались гребцы, а посланцы вслед за Гориславом пошли к огню. За минуту они вышли на поляну, окруженную стеной из могучих стволов сухостоя. В каменном кольце гудит буйное пламя, танцуя на смолистых ветвях, прозрачная смола клокотала, таяла, добавляя яростной силы огненной стихии. Между костром и частоколом пришельцы увидели маленькую сгорбленную бабу в белой-пребелой рубашке. Она сидела на камне, положив ладони на герлыгу, и внимательно, испытующе смотрела на гостей. Волосы у нее были прикрыты белым покровом, и только чудо молодые глаза сияли синим огнем. Гости склонились перед бабой в глубоком, почтительном поклоне.

— Приветствуем тебя, родная Берегиня, — с умилением сказал Горислав. — Я вижу — ты ждала нас.

— Да, — просто ответила баба сильным, низким голосом, и Гуктуру показалось, что за старческим обликом спряталась молодая девушка. — Какой была бы я Берегиней, если бы задремала в такой грозный час?

— Так, может, ты знаешь, почему нас прислал магатям Ям?

— Разве он вас прислал? — удивилась баба.

— А кто же?

— А кто присылает весну-красную в Троянский край? — спросила Берегиня, улыбаясь. — Кто велит ясному Хору-Солнышку сиять людям и зверям, травам и птицам, бабочкам и турам, всему-всему живому? Дух Жизни несет всех нас до Дальнего Моря… каждую минуту мы чувствуем его касания. И только что боян Тихозгук пел молитву к нему. Разве обманываю вас?

— Я знаю, что ты слышишь, — с благодарностью сказал певец, еще раз кланяясь Бабе Гайе. — Тогда наверняка знаешь и нашу беду!

— Знаю. И уже изготовилась дать совет. Да и не я его дам, а более значительный чем я.

— Кто же? — удивился Горислав.

— Род, — довольно сказала Берегиня. — Сам праотец Троян-поля. Вечный Часовой Дажбожого Рода.

— Разве его можно узреть? — взволнованно спросил волхв.

— Видишь, даже ты удивляешься этому. Разве может Родная Сила оставить своих детей перед бедой? Разве только я встревожена нашей бедой? Навь и Правь клокочут болью Внуков Дажбога. Поэтому приготовьтесь, садитесь вокруг святого очага на камни… и смотрите да слушайте…

Баба Гайя встала с камня и выпрямилась. Куда девалась ее съежившееся, бессильное тело! Она подняла тонкие руки, будто крылья. В ее ладонях оказались два пука засушенных цветов. Она бросила в костер один пук, что-то прошептала. Потом другой. Нежный запах поплыл над поляной. Казалось, что в нем объединены все ароматы трав и цветов — мяты, полыни, душицы, тысячелистника, чар-зелья, руты, васильков, хмеля и еще множества других. Стало хорошо, приятно, легко. Волна дремоты убаюкала гостей, а Берегиня смотрела на них сквозь стену огня и ласково улыбалась.

Неожиданно просто между языками пламени появилась высокая фигура какого-то волшебного кумира. У него длинные волосы, небольшие усы и борода. Одетый в белые вышитые одеяния — длинную рубашку и прекрасный серебристый плащ. По правую и левую руку — две девушки-красавицы, тоже одетые в вышиванки, с венками на головах, с длинными косами.

— Кто это? — изумился Гуктур.

— Род и Роженицы, — прошептал Приям. — Ты повезло, сынок, что в юном возрасте увидел наших кумиров.

— Дорогой Род, — раздался звонкий голос Берегини. — Ты уже знаешь о беде Троян-поля. Мир сломан. Мрак выползает из тайных укрытий. Пора дать нашей Родине напутствия на дальние пути. Правду я говорю?

— Хорошо, — грустно и нежно сказал Род. — Я мои дочери Роженицы передают вам, дети, повеление и волю всех Родов. Судьба грядущего скрывается во мраке далеких дней, но сейчас должны осуществить следующее: пусть дева Макошь родит сына от Дажбога. В этом спасение нашего Рода. Так и передайте магатяму Яму: его дочь — дева Макошь должна зачать от Дажбога, и родить ему сына, и назвать его именем Риям, что будет означать Охваченный Солнцем. Слышите, дети? Спешите…

Магатяма Ям одиноко направлялся в потаенное убежище своей дочери Макоши. Уже несколько лет девы никто из троянов не видел, не встречал. Она выбрала для себя дом Зелен-Дива, вечносущего Кощея Бессмертного. В извечном лесу, в глубокой землянке-пещере она поддерживала очаг Макоши — Матери Земли, как и сотни ее предшественниц. Приняв святой завет праотца и праматери, дева отказывалась от личного счастья в семье, от супружества, от ежедневной радости общения с детьми, родственниками, знакомыми людьми. Даже пищу она должна была добывать сама себе: яблоки-кислицы, груши-дички, грибы, съедобные корни, мед в гнездах диких пчел — этого было достаточно для питания юной жрицы. Только раз в год, на Купалу, избранная группа старших женщин посещала святое убежище. Они издали видели фигуру Макоши (жива ли, здорова ли?), наблюдали за прозрачным дымком жертвенного костра, которые отвесно шел в небосвод, расплываясь голубой мглой над верхушками дубов. Для девы на условленном месте оставляли свиток белого полотна для новой рубашки и ладунку с крошками живицы — по крошке от каждого жителя Троян-поля: дева приобщала те прозрачные капельки к общему очагу Родного Края, который обязана была сохранять.

А теперь Ям должен передать родной дочери веление Рода: принять в чистое лоно свое семя Дажбога, чтобы родить Сына Солнца. Поймет ли юная дева, согласится? Ведь от этого зависит судьба родного края. Магатям вспоминал, что когда-то, в древние времена, уже происходило такое: предыдущая Макошь родила Сына от кумира с неба, и посланец Высшего Отца защитил предков от орды чужеземных захватчиков. Уже и забыли трояны, кто они были — те враги, только в сказках осталось название — Двенадцатиголовый Змей: видимо, много хищных воевод собиралось поглотить щедрые просторы Троян-поля, коль их полки казались чудищем с множеством голов.

Грусть в душе магатяма, тяжело на сердце. Хотелось бы для дочери простой женской судьбы, но тщетно мечтать о таком: и предводитель народа, и его родные должны отказываться от личного во благо Дажбожого Рода.

Вот уже сквозь кусты виден синеватый дымок, вьющийся из трубы землянки-святилища. Солнечные лучи заливают широкую поляну, заполненную цветами. Макошь ходит между ними, легко ступая по узким тропинкам, и кажется, что ее хрупкая фигура плывет над радугой красок и запахов. А цветы посеяны кругами: для каждого цветка — отдельный круг. Внутри — седой ковыль-волосатик. А дальше — темно-синие васильки и сине-малиновые очи Лады, голубые братцы-незабудки, золотистые дажбожики, оранжевые звезды и ноготки, нежно-розовые и багровые цветы — материнские сердца. Кажется, что радуга из грозовой тучи сошла на землю и почила посреди поляны. Кто надоумил деву Макошь сотворить такое чудо? Само сочетание цветочных красок успокаивает, исцеляет, настраивает на молитву.

Макошь увидела отца, радостно вскрикнула, взмахнув руками, как крыльями. Легко прыгая над цветами, как девочка-подросток, бросилась к нему, обняла, припав к могучей груди. Сквозь слезы в прекрасных темно-синих глазах смотрела на родное лицо, целовала бронзовые руки с натянутыми жилами.

— Папочка, родной! Папочка, милый! Как я скучаю по вам! Какой Ветер-Див принес тебя ко мне в гости? Что случилось? Или уже моя судьба меняется? Я, может, плохо служу Троян-полю?

— Доченька любимая, — взволнованно сказал магатям Ям, поглаживая голову Макоши. — Еще больший груз должна взять на себя для родного края. Вот почему я появился здесь…

— Что случилось, папочка?

— Беда нависла над краем, дочка. Враги с запада и полудня напали на землю Троян-поля. Давно уже наши люди забыли о кровавых походах и битвах. Сейчас опять пылают дома, умирают матери, дети и наши воины. Магатямы и волхвы решили обратиться к Бабе Гайе и Сварогу за советом. От Берегини уже вернулись посланцы.

— И что же? — спросила Макошь.

— Баба Гайя вызвала Рода с роженицами, — пристально глядя на дочь, сказал Ям. — И он сказал о велении всем родам Троян-поля. Дева Макошь должна родить сына…

— Папочка! — вспыхнув румянцем, стыдливо вскрикнула дева. — Как может быть? Ведь я одинокая, без мужа. Моя судьба отдана Дажбогу.

— Именно от него… от Покровителя Троянского Рода ты должна зачать, — сурово ответил отец.

— Да сказал сам Род? — серьезно-задумчиво спросила дочь.

— Да, — кивнул Ям.

— Тогда пусть сотворится воля Небес, — помолчав, прошептала дева. — Только бы Родной Край защитить. Чем же это поможет Троян-полю, папочка?

— Ты родишь сына и наречешь его именем Риям.

— Объятый Солнцем?

— Да. И он спасет наш Род от поругания и погибели…

— Как мне ждать? Где встречать Солнечного Суженого?

— Это — твоя тайна, — развел руками магатяма Ям, вздыхая. — Баба Гайя сказала, что дева Макошь уже подготовила пречистую постель, сотканную из радуги, даже в ее сознании отсутствовало понимание, зачем она действует так…

— Она так сказала? — с удивлением воскликнула дева.

— Да, дочка…

— Тогда я знаю, где встретить Солнечного Посланника, — прошептала Макошь, осматривая кротким взглядом радужные круги цветов. — Мое сердце знало об этом благословенном миге… Мое сердце знало…

После посещения отца Макошь почти не спала. Блуждала по цветочной поляне всю ночь, смотрела на ясные звездные руны, думала. Сердце билось в девичьей груди взволнованно и сильно. Перед рассветом она задремала и почувствовала себя в таинственном сновидении.

Ей казалось, что попала она на Солнце. Все вокруг было чем-то вроде земли — деревья, птицы, реки, цветы, здания, — но каждый предмет, вещь, явление насыщался какой-то мощной вибрирующей силой, входя в сознание как нечто свое, родное, близкое. Казалось, что голубая плакучая ива, которая склоняла над девой свои нежные, трепетные ветви, вырастает из ее тела, из его сути, как волосы или рука, а синяя птица, похожая на большую ласточку, — как песенный звук, который вырвался из ее уст, облака — словно думы… Макошь вспомнила песни своих предков: как много там было таких таинственных образов — звезды как очи Господа, черные грозовые тучи, как тяжелые мысли человека, волны на море — как бушующее сердце… Разве не побывали создатели тех дум и песен в Солнечном краю, почувствовав свою родственность ко всему сущему?

Размышления девушки были прерваны появлением двух гигантских фигур — мужской и женской. Макошь знала посвященным чутьем, что перед ней Властелины Солнца — Король и Королева. Одетые кумиры с Небес были просто и величественно: нежно-голубого цвета рубашки с мерцающим шитьем, которое без конца менялось, сплеталось в причудливых сочетаниях, создавая кружево таинственных знаков или письмен; и поверх всего золотистые плащи.

Дева захлебнулась от волнения и потрясения, рассматривая прекрасные лики. Искрящиеся очи Властелинов Солнца с интересом рассматривали деву Земли. Уста Короля разомкнулись, и громоподобный голос всколыхнул сознание Макоши:

— Моя дорогая Королева, я удивлен. Как мог этот земной муравей войти в Солнечный Чертог?

Королева мягко положила ладонь на плечо Властелина и сказала успокаивающим тоном:

— Мой друг и царь. Ведь ты знаешь, что на Земле есть край, где люди поклоняются Солнцу, уважают его и любят.

— Ну и что? — сказал Король. — Я могу дозволить пить солнечный напиток, иметь жизнь от лучезарного напитка, поклоняться нам, как богам… однако проникать в Огненные Врата? Любимая Королева, это меня смущает. Чтобы такая рухлядь нашла путь к Высшему Чертогу? О-о-о!

Солнечный Властелин едва успел завершить свое предложение, как сердце Макоши исполнилось огненным возмущением. Она горячо сказала:

— Светлый Царь, ты ошибся, говоря, что я вошла в Высший Чертог.

— Да? — удивился Король. — Ты смеешь возражать? Может, знаешь о Высшем Чертоге больше меня? — великан пренебрежительно и высокомерно засмеялся, и его громоподобный хохот покатился по Небесам.

— Знаю, — смело ответила дева Макошь. — Каждую ночь ежедневно гуляю под его сводами. Разве звездный Небосвод меньше твоего Чертога, Владыка? Когда приходит над миром благословенная ночь, звездная Река плывет надо мной, и мое сердце купается в ней, и дух нашего Деда Сварога обнимает меня, позволяя быть родным ребенком в таком чудесном Доме. А разве ты, царь, имеешь свое владение вне Края Сварога?

Смущенный Король переглянулся с Королевой, удивленно сказал:

— Кто бы мог подумать, что в такой маленькой головке скрытые такие величественные мысли?

— Любимый, — ласково улыбнулась Владычица Солнца, — значимость сердца разве зависит от величины? Эта прекрасная посланница Земли подтвердила нам, что любовь открывает все ворота. Ведь так, девушка? Любовь преподнесла тебя к Солнцу? Скажи нам, чего ждешь от Светлого Края?

— Правду сказала, Владычица, — смело подтвердила Макошь. — Наш край в беде. И Баба Гайя — Берегиня Троянов — предсказала, что спасти наше будущее сможет только сын Солнца, Дух Дажбога. И я, Светлая Мать…

— И ты, — ободряюще улыбнулась Королева.

— … и я должна родить Дажбожого сына Рияма, — почти шепотом сказала Макошь, чувствуя, что пламя потрясения и волнения жжет ее щеки.

— Ты готова к этому? — серьезно спросила Королева. Макошь молча кивнула, сквозь слезы глядя в глаза Владыкам Солнца.

— А если огонь Дажбога сожжет тебя? — сказал Король. — А сила мрака начнет преследовать твое дитя?

— Пусть я сгину, но солнечное дитя поможет родному краю, — воскликнула Макошь. — Я буду ждать Дажбога всю жизнь.

— Зачем же так долго? — мягко засмеялась Королева. — Наш сын давно полюбил Землю как лучший Цветок в звездном Небосводе. Жди Суженого, дорогая Макошь. Он уже готовится сойти на Землю…

Макошь оправилась от дремоты, взволнованная и пораженная ярким видением. Уже знала, что надо делать.

Сбросив рубашку, вышла из землянки в утреннюю прохладу. Нагишом, как мать родила, легко сбежала по крутой тропинке к Дана-пра, нырнула в глубокое, прозрачное течение. Вынырнув, вышла на берег — обновленная, освеженная. Поднявшись на обрыв, ходила между зарослями священной Дубравы, собирала ветви для пречистого костра. Ветви дуба, березы, ореха, плакучей ивы, яблони, груши, терна, боярышника, ольхи, осины, масла и вишни. Всего двенадцать деревьев должно войти в свадебный огонь. И еще — двенадцать трав-зел: полынь-божье дерево, полынь горькая, полынь-чернобыльник, душица, мята, девясил, мандрагора, зверобой, тысячелистник, мята, недотрога и папоротник.

Зажгя кольцевой огонь, вошла между пылающими лепестками, держа в ладонях пучки с травами, цветами и корнями.

Над левобережными лесами выкатилось багровое колесо Солнца. Стена костра поднялась вокруг девичьей фигуры. Она протянула руки к пламенному Властелину Жизни.

— В Семиярое Солнце! О великий Дух Дажбога! — вдохновенно сказала дева Макошь. — Знаю, Любимый, что дерзко ожидание мое! Но кто спасет Троянов — внуков Дажбожих, кроме него самого и Высшего Отца Сварога?! Прими в огненную жертву полынь-божье дерево, потому что ты сам посеял зерна его в наших степях, чтобы напоминать наше родство с тобой. Прими и полынь горькую, чтобы горечь вражеской руины исчезла из домов троянских! Забери и чернобыль, потому что с давних времен поместил в его зернышки Чернобог свою зловещую силу. Прими душицу, чтобы Матерь Лада вновь приняла Троянские земли в братский круг — вечносущий, прочный, огненный. Дарю тебе и мяту, чтобы благоухание ее сопровождало твои шаги в нашем мире. И девясил пусть придет в сердце твое, чтобы все Дивы Троянского Рода охраняли своих людей от поругания. Мандрагора всегда была твоим посвященным подарком — возьми ее, насыть огнем любви, чтобы кшатрии-воины жаждали объятий пречистых дев, чтобы детскими голосами наполнялась родная Земля. А когда наполнится поприще Бабы Гайи ордами Чернобога, спрячь святую мандрагору от глаз ненасытных, пока вновь не очистишь, Дажбоже, Троянские степи и леса для солнечного племени! Дарю тебе зверобой — талисман от темных духов, тысячелистник — дух здоровья и долговечности, руту — чародейскую траву любви! Недотрога посвящена тебе, ясный Владыка, ибо только тебе под силу разорвать вражеский круг, окружающий нас. А в завершение, Дажбоже, прими зело папоротника, даруй нам для душ отважных его Цветок Купальский, чтобы дети наши и внуки ведали в глубине Земли и Неба истинные сокровища!

Приговаривая так, Макошь бросала пучки называемого зелья в огонь, обходя его по ходу Солнца. А когда подарила огню листья папоротника, неожиданно вскрикнула от удивления и стыда. Из-за тысячелетнего дуба появился юноша — синеглазый, русый — и оторопело, восторженно смотрел на нее, медленно, словно во сне, приближаясь к священному костру. Его вышитая распашонка — белая-пребелая — была раскрыта на груди, нежно-золотистая кожа мерцала солнечными искрами.

— Кто ты? Почему здесь? — еле слышно прошептала дева. — Разве не знаешь, что сюда приходить запрещено?

Юноша приближался к ней, словно и не слышал, о чем она говорит, и казалось, что смотрит он не на ее прелестное личико, не на розовые груди или стройные ноги, тонкую талию, — что он обнимает своими голубыми глазами-безднами всю девичью фигуру.

Вот он уже у огня, протягивает мощные ладони, берет ее за руку. Неужели костер не обжигает его?

Сладкая волна льется от него, катится по телу Макоши, и ей уже не стыдно, она переступает через костер. Солнечные лучи прорвались из-за дубов, окутали фигуру парня горящим венцом. И вдруг в сознании девы послышались слова Солнечной Королевы, будто раскаты грома покатились по дубраве: «Жди Суженого, дорогая Макошь…»

«Он пришел, он пришел», — пело сердце девы, и она дерзнула коснуться пальцами его русых кудрей.

— Я молился Дажбогу на берегу Дана-пра, — впервые нарушил молчание юноша, прижимая ее к себе. — И услышал голос от Солнца: «Выйди на священный утес, Гуктур! Там тебя ждет та, которая спасет твой Род от погибели». И я послушал повеления Дажбога, Макошь! Моя любовь равна твоей! Ты ждала меня, любимая?

— Всю жизнь ждала, — звонко засмеялась дева, и юноше показалось, что в небе запели тысячи птиц. — Я приготовила для тебя лучшую в мире постель. Вот посмотри!..

И она повела его над разнообразием цветов внутрь радужного круга…

Над Троян-полем бушевала ночь.

По темно-синим тучам громыхали копыта Перуновых коней, полыхали призрачным сиянием стрелы-молнии.

Трояны не спали, прислушивались к грому Перуна, покачивали головами: «Давно люди не видели такой грозы. Тяжело, наверное, Дажбожим рыцарям-победителям!»

В эту ночь магатямы приступили к отпиранию ворот Сварожьей кузницы. Были выбраны три посланника к Сварогу. Отправились Ям, Горислав и Гром-тур.

Они сняли с себя все оружие, все вещи и предметы, рожденные, созданные в царстве Яви, оставшись только в длинных рубашках, сотканных из святой крапивы, собранной в праздник Праматери Лады. Такой наряд защищал в переходах от мира Яви к Нави и Прави.

Поднялись на Дивич-гору под сиянием молний лишь посланники. Остальные старшины и магатямы осталась внизу, создав в Дажбожем капище молитвенный круг.

Горислав повернулся лицом к каменному кумиру Трояна, сказал заветные слова-заклинания. Исчезла, растаяла фигура Прабога, а на том месте появился медный сруб таинственного колодца, словно выкованного какими-то гигантскими кузнецами. Так оно и было: старые заветы пращуров передавали, что чудо-колодцы, которые вели в лоно Матери-Геи, созданы Прадедом Сварогом и его помощниками.

Посланники подошли к срубу и заглянули вниз. Там плескалась, искрилась в полыхании грозы темная вода. Лица Яма и Горислава были строгие и спокойные, только Гром-тур обеспокоенно посмотрел в глаза своим спутникам.

— Должны туда прыгнуть? — спросил он.

— Да, — скупо ответил Ям.

— Да, — подтвердил Горислав. — Задержи дыхание, пока не спустишься в Божью Светлицу.

— Разве Божья Светлица в земле? — удивленно спросил Гром-тур.

— Весь мир — Божья Светлица, — сказал Горислав. — Однако есть посвященные дома Сварога, где он кует новые миры и их будущее. Здесь, в глубине Дивич-горы, его кузница. Благодаря ей мы еще свободны. Однако должны уважать это счастье, Гром-туре. Развей страх и сомнения, рыцарь! Нас уже ждут. Магатяма Ям! Тебе честь быть первым.

Ям торжественно вступил на сруб, подняв руки к грозовому небу, попросил благословения у Дажбога и прыгнул в глубину колодца. Вода сомкнулась над магатямой без всякого волнения.

— Теперь ты, Гром-тур, — сказал Горислав. — Смелее, кшатрий!

Гром-тур смущенно выскочил на край загадочного колодца. Его мужественное сердце, что выдерживало кровавые битвы и поединки, теперь бунтовало и испуганно стучало в груди. Однако он, стиснув зубы, закрыл глаза, мысленно сказал молитвенное слово к Матери Лады и прыгнул вниз.

Над ним сомкнулась прохладная мгла, вокруг поплыли зеленоватые тени. Гром-тур удивленно оглядывался: создавалось впечатление, что в прозрачной стене колодца кто-то сплел вместе множество деревьев, цветов, трав, птиц, бабочек, зверей, предметов, явлений, вещей. Все это трепетало, жило, колыхалось, словно ждало момента рождения в свободное бытие.

кшатрий чувствовал, что дышать здесь тяжело, среда, которую он проходил, опускаясь вниз, была густая, тягучая, как стареющий мед. И понемногу окружающий мир яснел, наливался золотистой прозрачностью, расширялся во все стороны. Неожиданно кшатрий выскочил из той жидкости, будто выпав в свободный мир. Над ним высился Звездный небосвод, но такой глубины и красоты, что звезды, видимые на земле, вспоминались как нечто едва заметное, бедное, скудное. Созвездия плыли, сплетались в образы зверей, людей и богов, цветов и удивительных событий.

— Дажбоже, какая красота! — воскликнул Гром-тур, в восторге поднимая руки к той глубине.

Кто-то его обнял за плечи. Это был Ям. С другой стороны появился Горислав. Волхв скупо улыбнулся.

— Вижу, нравится тебе Обитель Сварога. Впитывай в сердце то, что узрел. Должен детям передать красоту царства, где наши Предки живут.

— И все это в утробе матери Геи? — удивился Гром-тур.

— Да, рыцарь. То, что видишь в земном небосводе, только капля ее сокровищ. В лоне Матери Земли глубины такие страшные, что даже наши Звездные Кумиры не все о них знают.

— Правду говоришь, Горислав! — загремело в пространстве, и перед посланцами заполыхало мощное, ослепительное горно гигантской кузницы. Над наковальней, подобным горе, нависала фигура Кузнеца Сварога: мощные плечи, сильные руки, бородатый лик с прозрачными золотисто-карими глазами составляли удивительное впечатление полной гармонии. Он держал в одной руке здоровенный молот, а во второй — клещи, сжимавшие резец к плугу. Однако какой же тот плуг должен быть, если он превосходил размерами Дивич-гору? С обеих сторон наковальни стояли два молотобойца, но, в отличие от людей или богов, у каждого было только по одному глазу над переносицей.

— Правду сказал, Горислав, — повторил Сварог и, положив молот и резец на наковальню, поднял всех трех посланцев и поставил на ладонь. — Для слепых Матушка Земля как орех. А для зрячих — ее владения уходят в вечность. Когда придете сюда — будете знать о ней больше. А сейчас — наш разговор о судьбе Троян-поля.

— Славный Дед, — осмелился сказать Ям. — Мы посланники от всей троянской общины. Прости, что беспокоим тебя, но беда наша такая большая…

— Знаю, знаю, — ласково-грустно перехватил продолжение речи Яма Сварог. — Давно сам готовлюсь, чтобы помочь вашей беде. Вот и плуг волшебный готовлю для этого дела.

— А как может помочь плуг? — удивился Ям.

— Сам увидишь, — повелительно сказал Сварог. — Тяжелая пора наступает для вашего края. Только бы свою судьбу искали трояны, легче было бы помочь! Вам подарен Камень-Диво из далекого мира, а тот, кто принял его к сердцу, должен терпеть и свое горе, и взять на собственные плечи бремя мирового бедствия. Помогу пока властью Небосвода звездного и благословения Матери Лады. Ваши звездные Предки дали согласие остановить орду сыновей Мрака силой детей Бабы Гайи. Вот иду осуществить их волю.

Сварог махнул рукой. Затуманился волшебный небосвод, посланцы троянов почувствовали, что они летят, проникают сквозь недра земли, поднимаются опять на поверхность солнечного края.

Гроза над Дивич-горой продолжалась. Неистовый ливень накрыл трех посланцев, однако они стояли на месте, у кумира троянов, потому что явление Сварога, который поднимался до выси на кручах Дана-пра, было такое торжественное и захватывающее, что напрасно и думать о убежище от невзгоды. Люди тоже почувствовали присутствие на родной земле Прадеда-Кузнеца, потому высыпали из домов и землянок, счастливо приветствуя звездного гостя, подставляя лица под потоки небесной реки.

А Сварог провел руками над краем, благословляя внуков Дажбога, свое солнечное племя. Голос его вплелся к грохот Перуна, и от его мощи колыхалась земля и дрожало небо.

— Слушай меня, святая Земля! Слушай меня, звездный Небосвод! Остановите, пока снова не велю, течение реки Судьбы. Могучие медведи, серые волки, ветроногие гепарды, горные львы, мудрые лисы, лесные коты, забудьте о своей охоте, оставьте в покое дарованное вам зверье! Вставайте на хищную орду, которая нарушила кольцо большого мира, положенное звездными Пращурами вокруг Троян-поля! Вековые прадубы, мощные ясени и тополя, густые терни, вековые кусты, станьте стеной на пути сыновей Мрака, остановите черную руку, что простерта к вечному Колодцу! Мужественные орлы, вещие вороны, игривые ласточки, божьи вестники-аисты и журавли, солнечные соколы и нежные горлицы, несите во все края Троян-поля приказ Неба и Земли-Геи: пусть станет карающим громом для обидчика соловьиная песня, пусть родниковая вода троянских рек и потоков потеряет способность утолять жажду убийц и насильников, пусть ужаснется орда нашего зверя, и птицы, и гада! Роскоши вкушения наших щедрых плодов пусть потеряют чужаки, оставив себе лишь горечь, боль и отчаяние страха! Дубравы уютные, лишите врага убежища и отдыха! Горы высокие, охраните троянские дома мощной стражей, буйные реки, наполним свои долины безумными водами!..

Звездный Кузнец еще продолжал свое страшное заклятие, а трояны со страхом и священным трепетом уже видели, как он стал действовать в царстве Яви.

Казалось, что все края Троян-поля внезапно приблизились и стали видимы. На западе встали стеной Карпаты. Совсем близко бурлило Черное море, а за ним — виднелись в темноте горные кряжи Асийских краев Трояна, на востоке — вилась длинной змеей священная река Ра, наполняла прозрачными водами большое Ярийское море, а на севере — чернели страшные заколдованные чащи, где таились корни и источники всех троянских сказок.

Раскрылись берлоги медвежьи в извечных пущах. И с ревом встали из них хозяева троянских лесов. Волчьи стаи почувствовали повеление Неба и, слушая приказ своих вожаков, помчались тайными тропами на запад, набирая в груди ярость и неистовство. Черные тучи воронов и галок снялись с деревьев и полей, сквозь сумрак ночи, сквозь мерцание грозы направляясь к западным и полуденным границам Троян-поля. Казалось, что проснулись, напитались сами недра Матери-Земли.

Страх наполнил грудь и сердца нападающих.

Они неожиданно остановились, будто прислушиваясь к внутреннему голосу. Рука, занесенная для удара мечом по беззащитному телу ребенка или женщины, повисла бессильно. Угасало пламя факелов, которыми ордынцы жгли села троянские. Вожаки нападающих яростно кричали, угрожали, однако отряды наемников сбивались в беспорядочные стаи, над той толпою раздавался лютый крик, проклятия, отчаянная брань.

А когда с неба ударила в орду волна черных птиц, когда орлы, соколы и даже аисты начали таранами налетать на атаманов западного войска, выклевывая глаза, когда волчьи стаи выскочили из чащи, ужасая лошадей и подгрызая им поджилки, — тогда беспорядок и ужас овладели пришельцами, и они бросились бежать, слушая только всепобеждающее чувство обреченности и смертельного страха.

На востоке загорелась зарница. Фигура Сварога начала таять в Небе. Границы Троян-поля снова стали невидимы, отодвинулись вдаль. Гроза понемногу утихала. А над лугами, над водами Дана-пра, над зарослями катился, затихая, голос звездного Кузнеца:

— Чарами защитило Небо ваш родной край, трояны. Но знайте, что проходит время чудес, ибо силы Мрака набирают мощь, и придется сыновьям Солнца искать сил и умения в глубинах своего ума и сердца. Дорогие наши дети! Звездное Небо и Матушка Гея все дали вам, что может потребоваться в грядущем. Но сумеете ли вы открыть те тайные источники? Еще один подарок оставлю для вас, пока ухожу в извечную кузницу на долгие века. Выковал я для Троян-поля волшебный плуг, который по силам потащить только великанам-змеям. Магатямы, выращивайте пахарей-змеев, найдите силача пахаря, который управится с мощными гадами. Пропашет Змеевы Валы вокруг Троян-поля, и они защитят ваши земли, пока не вырастет сын Дажбога. Он будет знать, куда пролегла тропа детям Солнца! Плуг оставляю на Дивич-горе. Прощайте, дети!..

Свободно вздохнула земля троянская.

Погасли пожары на границах Родного Края.

Опять защебетали птицы и дети, засмеялись девы юные и русалки в водах речных, зашумели бабушки по запечьям, рассказывая детям о великом поединке звездного Кузнеца с сыновьями Мрака, о таинственной любви девы Макоши к Дажбогу и о волшебном плуге, оставленном Сварогом на Дивич-горе.

Между тем бросили клич магатямы: кто из пахарей решится запрячь в Сварогов плуг гигантских гадов, выращенных чарами ведунскими в глубоких оврагах на берегах Дана-пра?

Откликнулся молодой Микула, сын пахаря с городища Гребинского, что лежит в урочище Янча, близ от Рожища. Он приплыл на лодке к Троян-полю в назначенное ведунами и магатямами утро для экзамена, в котором определится, кому по силам осуществить Завет Сварогов. Согласился прибыть на испытания силач из северных лесов — молодой победитель Вернидуб. Вызвался лесоруб с Карпатских троп Скалий.

Многолюдье окружило Дивич-гору. А на вершину вышли только магатямы, волхвы-ведуны и победители, готовые для экзамена.

Микула, хотя и был крепким и широкоплечим, казался слабее против высоченного, гривастого Скалия и лохматого, черноглазого, с толстыми ногами и руками Вернидуба.

Первым пригласили к плугу Вернидуба. Он внимательно осмотрел огромное творение Сварога, покачал головой. Небесный плуг явно предназначался для Божьих пахарей, потому превосходил обычные земные плуги в десятки раз.

Магатяма Ям поднял руку и строго сказал:

— Сынок Вернидуб, и вы, юные дети, решились на такое дело. Сами видите, что взяться за плуг обычному пахарю нечего и думать. Сварог предупредил, что тот, кто сдвинет плуг с места, избран Небом для защиты Края. Но он сможет запрячь гадов только тогда, когда выпьет молока Звездной коровы, вырастет в дюжину раз и получит силу для такой потребности. Однако он уже лишится возможности вернуться к обычному виду.

— А куда денется? — тревожно спросил Вернидуб.

— На нивы Сварога, в другие миры, — просто ответил Ям.

Вернидуб помолчал, почесывая затылок. Обошел плуг вокруг, подергал за блестящий, мощный резец. Затем подложил ладони под исполинский лемех, напрягся. Плуг остался в покое. Без всякого колебания. Вернидуб отошел в сторону, тяжело вздохнул.

— Такое разве звездным Пращурам под силу.

Выступил из круга присутствующих Скалий. Схватив могучими руками ручки плуга, он напряг мощные мышцы, даже застонавшие от усилия. Но плуг даже не пошевелился.

Подошел к плугу Микула. Одной рукой взялся за резец, и волшебный плуг, как пушинка, поднялся над головами старейшин.

— Чудо! — вскрикнул Гром-тур.

— Чудо, — согласились магатямы и волхвы. — Рука Сварога и Дажбога! Микула, тебе суждено запрячь гадов в плуг и пропахать Змеевы Валы вокруг Троян-поля! Готов ли ты выпить молока Звездной коровы?

Засмеялся звонко Микула. Ясным взглядом осмотрел своих родителей и друзей.

— Зачем мне молоко Звездной коровы? Я пью его каждый день. Матушка Гея, родная земля дарит каждому то молоко из года в год. То, что попрошу у нее, — получу. Смотрите!

Топнул ногой Микула о верховье Дивич-горы и начал расти. Вот он вдвое выше обычного человека. Вот — в четыре раза. А дальше — в шесть раз, десять раз. А потом стал как гора, и плуг звездного Кузнеца достигал ему только до пояса.

— Берись за дело, — одобрительно сказал юноше Ям. — Действительно Матушка Гея тебя благословила, что имеешь волшебную силу сам по себе. Навеки останется память о тебе в сказках троянских.

Микула легко поднял плуг на плечо, несколькими шагами спустился с Дивич-горы к берегу Дана-пра, где в оврагах ревели прикованные на цепях гады — гигантские ящеры-змеи. Трояны видели, как юноша приготовил медные ярма и огромные постромки, привязал их к Сварогову плугу, а затем вырвал колья из земли, на которых были прикованы пресмыкающиеся и набросил упряжь на уродливых животных. Они зарычали оглушительно, вздыбились над обрывами, и Микула ударил их огромным бичом по позвоночнику и заставил выползти в ровную степь.

Чересло врезалось в землю, пашня, как черная волна, поднималась над полями, над рощами, над оврагами и холмами. Колыхалась земля, в небе потемнело, затуманилось ясное солнце. Змеиный рев отдалялся до полудня. Пораженные, напуганные, удивленные люди долго стояли молчаливые, бессильные выразить свое восхищение или ужас. Молчание нарушил волхв Горислав, сказав:

— Земля троянская отныне будет защищена. Благодарим Сварога. Готовьтесь к большой жатве, люди. В дни щедрости Дажбогу и Матери Ладе должны решить, как действовать дальше.

Микула пропахал змеями-ящерами высоченные валы вокруг родного края: они перекрывали пути от захватчиков с востока и запада, юга и полуночи. На воротах, высеченных из вековых дубов, стала надежная охрана. Над пространствами Троян-поля летали сторожевые аисты и орлы с разведчиками, которые осматривали пределы родного края, чтобы сообщить магатямам и волхвам, когда где-нибудь появится враждебная сила.

Между тем приближался Купальский Праздник и день Великой Жатвы. Нивы Троян-поля покрылись копами золотой пшеницы. Застучали цепы на широких токах. Задымились дороги под колесами телег и арб, запряженных круторогими седыми волами. Посыпалось солнечное зерно в хозяйственные закрома, предвещая богатую, обеспеченную зиму. А потом, когда урожай был надежно спрятан в кладовых и сухих ямах, вся община Троян-поля, как и общества других городищ и селений родного края, собралась на берегу реки Красной, чтобы поздравлять Хозяина Дидуха — золотого кумира плодородной нивы, любовно сотканного руками жнецов из пшеничной соломы и буйного колосья. Его несли десятки сильных рук на носилках, застланных роскошными коврами, а девушки и женщины звонкими голосами пели хвалу Богу хлеба:

Хозяина Дидуха посадили посреди выгона, перед ним торжественно возложили на вышитом полотенце огромный каравай. Вперед вышел магатяма Ям, одетый, как и остальные старейшины и ведуны, в праздничные белые одежды, поднял кольцо старшинства.

— Трояны! Должен сообщить вам славные новости. Первая новость: чудо-пахарь Микула завершил сооружать Змеевы Валы у Черного моря. Змеи-пахари утонули в волнах, потому что труд, что сделали они, тяжеловат для гадов!

Трояны радостным гомоном приветствовали слова Яма.

— Вторая новость: за славный подвиг Предки приняли победителя Микулу к вечной Родне. Отныне наш Род обладает правом быть любимым ребенком Матери Земли.

— Слава Гее! — закричали трояны. — Слава Матери Земли!

— Третья новость: дева Макошь зачала в лоне от Покровителя Рода нашего Дажбога. Прорицание Бабы Гайи истинно. Наш край будет иметь Защитника.

Торжественное молчание повисло над площадью. Тысячи людей подняли руки к Небу, горячо благодаря звездную Родню за великую милость.

— Трояны! — вновь провозгласил громко Ям. — Подтверждением слов моих является то, что ребенок Дажбога растет в лоне девы Макоши не месяцами, не днями, а часами. Старшая повитуха Всесилея сообщила, что солнечный сын родится как раз на Купальский Праздник. Возрадуемся, люди! Готовьтесь защитить Рияма от мрака и зла. Вы знаете: где появляется сын Солнца — там подкрадывается рядом сын Мары. Запалите сторожевые огни Дажбога в домах, трояны! Защитите от зла нашу надежду!..

Купальская ночь бушевала.

Сколько видел глаз, на кручах, в степях, на опушках полыхали веселые костры. С гор, с холмов, по склонам оврагов катились, прыская искрами, огненные колеса, сопровождаемые радостным смехом и криками, погружались в воды рек, озер и прудов. В пространстве плыл синеватый дымок, поднимался в Звездный небосвод, сообщая Пращурам, что внуки их еще помнят древние обычаи, вспоминают своих предков, которые завещали Праздник Купалы, как сутки очищения сердца от пыли, которую набирает каждая душа, путешествуя ежегодно земными путями. И еще означало это время, что пришло время общности, единения, когда на Небе ярко горели огни звездного Вече, давая надежду всем сущим, что и они когда-то приобщатся к Дому Сварога.

К вечеру старшая повитуха Всесилея передала весть Яму и всем троянцам, что дева Макошь счастливо разродилась, и ребенок Дажбога здоров, весел. При родах были знаки: роженица не испытала боли, младенец засмеялся, выйдя из лона матери в мир Яви, а вокруг его тельца полыхали золотистые лепестки огня — теплого, приятного, радужного. Повитуха сообщила девам троянским, чтобы готовили древний обряд купальский, который должен защитить Макошь с ребенком от когтей темного Змея. Легенды и думы передавали, что в прадавности силы Мрака похищали посланцев Неба, а потому и водили девы ежегодный хоровод, вспоминая былое всенародное бедствие.

Для обряда собрались и стар, и млад. На берегу Дана-пра, на просторной площади возвышались четыре камня: на белом камне была высечен цветок, знак любви, на буром — золотой колос, знак счастья и достатка, на сером граните — сухое дерево, знак огня жизни, а черный стоповидный базальт дышал таинственной угрозой тех сил, которые могли быть чем угодно — смертью, ужасом небытием, падением.

Старые женщины, возглавляемые Всесилеей, привели деву Макошь к площади, оставили ее внутри человеческого круга. Многоцветная дымка окутывала ее фигуру и младенца, который она держала у груди. На голове молодой матери красовался венок из пышных колосьев. Лицо скрывалось в темноте дымки, только глаза блестели тревожными огоньками.

Гуктур стоял в многолюдной толпе около отца Прияма, смотрел на Макошь с сыном, и все его могучее тело сотрясали струи таинственной силы. Он вспоминал сказочное утро, когда странный голос велел ему выйти на кручу, к священной Дубраве, и казалось юноше, что все это было с кем-то другим, что ему только приснилось — радужные круги цветков, розовые груди Макоши, их пылкие объятия и забвение изнеможения. Чей же сын на руках у девы? Чей? Дажбожий или Гуктура? А он кто, он чей? Разве Род разделяет человека от человека, разве капли в Дана-пра чувствуют себя отдельно от общего потока?

Ударили бубны, колокольчики, зазвенели гусли старого Бояна-певца. Макошь поплыла под те звуки по кругу, начав свой танец от белого камня. Девичьи голоса тревожно, жалобно заголосили:

Бубен затих, едва слышно плакали струны гуслей, и все прислушались к печальному ответу Макоши:

Девушки, вероятно, не удовлетворились таким ответом, потому что еще тревожный вопрос поплыл по вечернему небосводу:

Макошь проплыла мимо камня с буйным колосом и приблизилась к образу сухого дерева, все ниже и ниже склоняя голову к сыну, который спокойно спал в колыбели на ее руках. Ее пение набрало мощной силы, голос девы слышали в дальних рядах толпы:

— Что-то она спела иначе, чем учили старшие магарины, — прошептал волхв Горислав, трогая Яма за рукав.

— Меня тоже встревожили ее слова, — кивнул отец Макоши. — И сердце заболело… что-то предчувствует…

И девушки троянские в самозабвении вели хоровод вокруг Макоши, успокаивая расстроенную деву:

Дева приблизилась к черному камню, и казалось, что какая-то странная сила притягивает ее туда, мешает выбраться из заколдованного круга. Она стремилась к освобождению, изнывала, отчаянно отворачивая спеленатого сына от беды, и посылала мучительный зов в Звездный небосвод:

Едва успела Макошь сказать последние слова обрядовой песни, как в звездном небе загремел гром, и огромная черная тень закрыла многолюдную площадь. Послышались крики, вопли, детский крик. Гуктур бросился к середине хоровода, прорвав кольцо девушек, но было поздно: фигура Макоши, схваченная в мощные объятия ящероподобного крылатого чудовища, вознеслась над головами потрясенных людей, и тогда все трояны впервые услышали отчаянный крик Дажбожого сына.

Захлопали страшные крылья, над Троян-полем раздался зловещий хохот, и через мгновение в звездном небе снова все было спокойно и тихо.

В одинокой долине пустынных гор жила в бедной хижине старая женщина. Мужа у нее забрали давным-давно служить в армии царя Вавилона. Так он и погиб где-то в бою, оставив сиротами двух девочек. Но таинственная болезнь выкосила десятки поселков в горах. Детки тоже сгорели от той страшной эпидемии.

Плакала женщина, упрекала богов и судьбу, и понемногу успокоилась, поняв, что соперничать с велениями небесных обитателей — бесполезно. У нее был маленький садик, собирала с него персики, оливки, цитрусы. И еще держала козу, имея от нее немного молока. Так и жила.

Как-то на рассвете вышла женщина на перевал, чтобы собрать хворост, сухих сорняков и навоза, которые роняли на горных пастбищах дикие туры.

На горизонте неожиданно появилась черная точка. Она быстро приближалась. За ней летело огромное чудовище с кожаными крыльями. Женщина испуганно метнулась к скалистому укрытию, притаилась в впадине, боясь даже дышать. И все же увидела, что черная точка выросла и превратилась в большую ласточку, которая держала в клюве золотистый сверток. Она испуганно кружила над перевалом, будто примерялась, куда бы спрятаться от чудовища. Женщина удивилась: кто бы мог подумать, что где-то есть такие гигантские ласточки? Конечно, это какая-то вестница с неба. Но почему змея преследует святую птичку?

Ласточка, видимо, увидела тайник, потому что неожиданно бросилась вниз, как черная стрела, и исчезла из виду. Дракон немного покружил над горами, потом хищно и злобно крикнул, мелькнул над обрывом и улетел.

Испуганная женщина долго сидела в своей впадине и ласкала козу, чтобы та молчала, тыча ей в рот сухой кусочек лепешки, который взяла из дома.

Шли минуты. Может, часы. Все вокруг затихло. Но бедная женщина боялась пошевелиться. Затем издалека донесся детский плач. Именно оттуда, где спряталась ласточка. Женщина внимательно прислушивалась: может, послышалось? Ущипнула себя за руку. Нет, она не спит.

Опять плач. Требовательный, жалостливый…

Женщина немного поколебалась. Затем пересилила себя и вышла из укрытия. На горном горизонте загоралась заря. Тишина плыла над перевалом. Долго бродила женщина между скалами, заглядывая в каждую щель. Наконец под огромным валуном она увидела крыло черной ласточки: оно судорожно содрогалось. Птица, видимо, умирала. Женщина подбежала к ней. Ласточка подняла голову, черный умный глаз глянул еще раз и закрылся навеки; а под клювом стал виден желтый сверточек. Оттуда слышался детский плач.

— Дитя, — всплеснула ладонями женщина. — Ребенок с неба. Боги посылают мне ребенка. О, радость! О Великая Мать Исвари, вечно буду благодарить тебя за милость. О счастье мое! Я спасу тебя!

Она склонилась к свертку, который был весь изрисован таинственными рунами. Росинки на нем переливались радужно, и дитя казалось самоцветом, упавшим с неба. Женщина встала на колени и вознесла молитвы всем богам и предкам. В тот же миг на горизонте взошло солнце, ласковый розовый луч коснулся щеки ребенка, который почему-то успокоился и смотрел на свою спасительницу мудро и пытливо.

— Нарекаю тебя именем Ян, — прошептала старуха. — Ян — сын зари. Пусть Солнце огнеликое будет тебе отцом. Пусть защитит тебя, сынок, в горах жизни. Будь счастлив, Ян — сын зари. Будь счастлив…