Каменный великан

8. ПОГРУЖЕНИЕ В БЕЗДНУ

В штурманской рубке на полу валялась дюжина карт, географических и навигационных. Управлять субмариной оказалось совсем несложно. Как и говорил капитан Перри, вести лодку мог любой человек, если он имел хоть малейшее представление, куда держит путь. Считывать показания компаса было довольно просто. Здесь север, здесь юг; вон там северо-запад. Но что с того? Эскарготу не приходилось задумываться, в какую сторону направить свои стопы, когда он стоял на перекрестке в Городе-на-Побережье и смотрел на торговца, подцеплявшего вилкой сосиски. Там, куда ни поверни, ты повсюду найдешь еду и питье; и человек может уйти сколь угодно далеко от города, ибо всегда отыщет клочок земли, пригодный для ночлега. Но открытое море – это совсем другое дело.

Потянув на себя рычаг, Эскаргот резко уходил на глубину. Когда он отпускал рычаг, субмарина сама выравнивалась. Второй рычаг служил для поворачивания руля, а с помощью третьего регулировалась скорость судна. Все оказалось проще простого, если не считать одного: человеку приходилось постоянно следить за тем, чтобы не врезаться в подводную скалу или не застрять в вязком лесу бурых водорослей. Он не имел возможности по ходу дела изучить карты, вздремнуть или приготовить обед.

Успешно высадив капитана Перри и его команду на необитаемом острове, ликующий Эскаргот целый час просто плавал взад-вперед, то поднимаясь на поверхность, то погружаясь на глубину, распугивая косяки рыб и постигая азы нового ремесла. Когда же наконец остановился и осмотрелся по сторонам, то оказалось, что он по-прежнему находится неподалеку от острова, в нескольких милях от наветренного берега. Ветер, похоже, крепчал; по небу летели редкие облака, и на море метались маленькие волны.

Амулет правды Эскаргот снова спрятал за пазуху. Наконец-то он понял, почему дядюшка Хелстром так легко расстался с камнем. Никакому негодяю он и даром не нужен, покуда негодяй не станет настолько порочным, что перестанет бояться услышать правду о себе. Не приходилось удивляться и тому, что гном не позволил Эскарготу вынуть амулет из мешочка той ночью на лугу. Кто знает, что бы он тогда рассказал о своих коварных намерениях. Хотя камень довольно успешно повлиял на капитана Перри, в целом он не представлял большой ценности. Уж чего человек не хочет постоянно слышать, так это правду о себе. Впрочем, на суше с помощью амулета можно хорошо заработать. А в случае крайней нужды владелец камня может начать карьеру ясновидящего и пользоваться известным успехом, обрабатывая карнавальную толпу или прихожан на церковном собрании.

Когда Эскаргот положил амулет обратно в мешочек и убрал мешочек за пазуху, ему показалось, будто хор возбужденных голосов, звучавших у него в уме, внезапно умолк, ибо до этого он постоянно слышал гул далекой толпы возмущенных ораторов, которые увещевали, предостерегали, напоминали и разражались страстными речами, грозя пальцами и укоризненно качая головами. Поначалу Эскаргот задался вопросом, не является ли его поступок, состоящий в… как бы поточнее выразиться?.. в «позаимствовании» лодки, ничуть не менее отвратительным, чем грабежи, совершенные капитаном Перри. И хотя он было возгордился собой, когда бросил сокровища в море, один из голосов прошептал, что, вероятно, он с самого начала собирался в один прекрасный день вернуться и забрать сундук. Но Эскаргот заставил голоса замолчать, убрав их, так сказать, в кожаный мешочек, а потом в течение часа радостно носился взад-вперед над морским дном, покуда возбуждение не улеглось и он не задумался всерьез о том, куда держит путь и что собирается приготовить на ужин.

Посему он всплыл на поверхность неподалеку от того места, где часом раньше погрузился в воду. Повсюду в каюте валялись смятые карты, географические и навигационные. Эскаргот даже развернул одну из карт Дж. Смитерса – цветистую и излишне затейливую по сравнению с более полезными для мореплавателя картами, находившимися на борту «Знамения». Эскарготу казалось, что каждый дюйм океана в пределах тысячи миль от реки Ориэль нанесен на карту и что человеку потребуется целая жизнь, чтобы развернуть и изучить все до единой карты достаточно тщательно, чтобы прийти к неким умозаключениям. Все же он принялся отыскивать среди сотен островов один конкретный и наконец нашел: остров Тойон. Эскарготу здорово повезло, что моряк с галетами счел нужным упомянуть название острова, и еще больше повезло, что он слушал моряка в ту минуту.

Он обнаружил, что может разложить карты на полу, одну к другой, и собрать огромную карту северной части океана. Вот Город-на-Побережье, вот острова Семи Пиратов, сгрудившиеся неподалеку от речной дельты, а вот остров Тойон – точка на карте милях в пятидесяти от них, расположенная достаточно далеко, чтобы скрыться за горизонтом и затеряться в безбрежном море. Что там говорил капитан Перри? Или это говорил Спинкс? Что они отплыли на сорок миль от Тойона. Но в каком направлении? Если на запад, значит, остров с вулканом по левому борту является одним из Пиратских островов. Но в таком случае отсюда наверняка были бы видны другие острова этого архипелага, а вокруг, куда ни глянь, простиралась пустынная гладь океана.

Эскаргот привязал к пальцу кусок веревки – длиной сорок миль в масштабе карты – и, поставив палец на остров Тойон, описал воображаемую окружность над разложенными на полу картами. В пределы круга попали четыре острова. Два из них входили в состав архипелагов. Остров, на котором теперь обитал капитан Перри со своими людьми, лежал в океане одиноко. Четвертый остров находился примерно в двадцати милях от него, и на нем были обозначены точками три деревни. Длина острова капитана Перри не превышала пяти миль, и если на нем имелись какие-нибудь деревни, то они затерялись в лесу, в отдалении от берега. Он был отмечен крохотной точечкой на карте, почти такой же крохотной, как глаз желейной рыбы из коллекции капитана. Он назывался остров Лазара.

Обшарив каюту капитана, Эскаргот нашел перо и чернила и переименовал его в остров «Спасения капитана Перри». Он подумал, что название острову наверняка дал какой-то отважный первооткрыватель, вероятно носивший имя Лазар, который уже давно умер и потому не станет возражать, если Эскаргот, отныне сам ставший отважным первооткрывателем, исправит название.

Но пока он сидел и изучал карты, ему вдруг пришло в голову, что все это кажется чем-то очень знакомым, будит воспоминания о чем-то ранее слышанном или читанном. Эскаргот просмотрел карты Смитерса. Вот он, остров Лазаруса. Вполне возможно, это и есть остров Лазара. Он находился в той же пустынной части огромного океана. Эскаргот сложил карту Смитерса пополам, прошел по узкому проходу к трапу и высунулся из люка, чтобы рассмотреть все хорошенько.

Дым от вулкана лениво поднимался по вертикали высоко в небо и, подхваченный ветром, уплывал на юг, растворяясь в облаках. Изображение на карте Смитерса давало довольно точное представление об острове – если отвлечься от всех закрученных спиралью подписей и указаний типа «здесь находится то-то и то-то». Вот отвесные скалы, тянущиеся вдоль западного берега. Вот нагромождения валунов на противоположном конце острова. А вот конус вулкана, завалившийся набок и осыпавшийся, словно в результате сильного землетрясения, которое смело половину горы в море.

Это наверняка один и тот же остров. Почему бы и нет? Смитерс имел доступ к тем же картам, что валялись на полу штурманской рубки субмарины. Он самым естественным образом мог составить свою собственную карту на основании карт, имевшихся в его распоряжении. Неподалеку от оконечности острова, изображенного на карте Смитерса, в самой глубине океанской впадины находились «ворота»в Бэламнию. Как на дне океана могут находиться ворота – оставалось тайной. Конечно, именно здесь кончалась правда и начинался вымысел. Но, с другой стороны, почему? В книгах Смитерса описывалось множество странных фактов, имевших по крайней мере косвенное отношение к реальному миру, – так почему бы не допустить, что это один из них?

И в любом случае, на что еще Эскарготу было тратить время? Даже со своими картами, даже точно зная, что он находится к югу отсюда и к северу оттуда, он не отдавал никакого предпочтения одному порту перед всеми остальными. Разумеется, ему следовало держаться подальше от Города-на-Побережье, покуда там не утихнет шум. Не имело ни малейшего смысла с широкой улыбкой возвращаться туда после удачного побега. Если побег можно было назвать удачным в полном смысле слова. Эскарготу пришлось пережить пару неприятных моментов, но в конечном счете он получил в свое владение подводную лодку, а равно кучу книг и органчик, на котором не умел играть.

Эскаргот крупным шагом прошел в каюту капитана и принялся отыскивать сочинения Смитерса на полках, беспорядочно заставленных разными томами. По всей видимости, капитан Перри ни в грош не ставил порядок. Эскаргот свалил в кучу на буфет штук сорок томов, прежде чем нашел наконец «Каменного великана», погребенного под толстой кулинарной книгой с рецептами чародеев с Очарованных островов. Книгу явно никто не читал; казалось, Перри без разбора скупал сочинения Смитерса и сразу распихивал их по разным полкам, где еще оставалось место.

Эскаргот унес том Смитерса в штурманскую рубку вместе с тарелкой холодной рыбы и двумя бутылками эля. Его хронометр утонул в море вместе со штанами, и, несмотря на все старания, он не нашел на лодке ничего похожего на часы. С другой стороны, имело ли смысл следить за ходом времени? В морских глубинах разница между днем и ночью практически ничего не значила, и в данный момент Эскаргота возбуждала и побуждала к действию мысль, что он сам управляет своим подводным судном и что есть вероятность, пусть самая малая, что где-то под водой, неподалеку от оконечности острова, находятся ворота в Бэламнию, волшебную страну, описанную Смитерсом.

В считанные минуты субмарина погрузилась под сверкающие на солнце волны и взяла курс на запад. Эскаргот вел лодку медленно, одним глазом поглядывая на карты Смитерса. Последние изобиловали изображениями подводных гротов, озаренных волшебным светом затонувших городов и несметных сокровищ, но не содержали практически никаких указаний, нужно ли мореплавателю спуститься в эту впадину, или перемахнуть через то нагромождение подводных скал, или ему надлежит проплыть шестьдесят ярдов на юг, чтобы обогнуть скалистый выступ, мешающий видимости.

Так прошло несколько часов. Скоро Эскаргот решил, что надо следовать определенным курсом, чтобы не ходить кругами над одним участком морского дна. Он повернул прямо на восток и плыл по прямой, считая до восьмисот; потом повернул на север и плыл, считая до двухсот; затем он повернул на запад, затем снова на север и так далее, на каждом повороте спрашивая себя, не пропустил ли он нужное место, поскольку считал до двухсот, а не до ста семидесяти пяти или ста двенадцати. Спустя несколько часов Эскаргот понял, что изобрел навигационный метод, который является вовсе не методом, а лишь способом убедить себя, что он действует очень логично и разумно, как и подобает капитану субмарины.

По всей видимости, наступил вечер. Эскаргот снова проголодался. Что он будет делать, если ничего не найдет – никаких волшебных ворот, отмеченных на карте Смитерса? Он не мог всплыть на поверхность и стать на якорь поблизости от острова, на который высадил капитана Перри и его команду. Они доплывут до лодки ночью и перережут Эскарготу глотку. Во второй раз амулет правды ему не поможет. А если он просто ляжет в дрейф, что тогда? Субмарина не походила на судно, которое согласится мирно качаться на волнах на одном месте, во всяком случае, в ветреную погоду. Скорее она походила на глубоководную рыбу, которая спит на ходу.

Все вокруг окрасилось в тусклые тона, даже у самой поверхности воды, – ясное свидетельство того, что солнце село или скрылось за плотными облаками. Тьма неумолимо сгущалась, и вскоре за окном не осталось видно ничего, кроме круга света от фонаря, сделанного из огненного кварца. Дальнейшие поиски стали бессмысленными; в контрасте с ярким светом огненного кварца темнота вокруг казалась еще более непроглядной. Из черных глубин выплыла большая рыба, изумленно уставилась на фонарь и мгновенно исчезла. Угловатые скалы неожиданно выступали из мрака, словно желая захватить Эскаргота врасплох, и он тряс головой, борясь с сонливостью и снова и снова напоминая себе о необходимости смотреть в оба, если он не хочет закончить свое путешествие раз и навсегда.

Он давно перестал считать. Двести растянулись до четырехсот, потому что он раз сорок сбивался со счета и начинал снова с первого попавшегося числа. Досчитать до восьмисот вообще не представлялось возможным. Вскоре Эскаргот понял, что снова бесцельно ходит кругами. Потом – когда он думал, что находится в миле или больше от острова, – он совершенно случайно всплыл и увидел совсем рядом скалистый берег. Он вернулся к тому месту, откуда начал. Было слишком поздно, чтобы опять уходить в открытое море. Оставалось попытать счастья с капитаном Перри.

Эскаргот двинулся вдоль изгибающегося дугой берега, рассчитывая зайти в бухту. Он видел одну, когда днем обходил остров с подветренной стороны. Капитан Перри и его люди выплыли на наветренный берег и, вполне возможно, уже поубивали друг друга из злобы и глупости. Конечно же, устало думал Эскаргот, они не потащились через весь остров на противоположный берег. Там он будет в относительной безопасности. Наверняка люк запирается изнутри, а они не смогут причинить ему вред, если не сумеют проникнуть в лодку.

Каменистое дно внезапно сменилось песчаным, постепенно поднимающимся вверх. Эскаргот вел субмарину к берегу, держась над волнистым песчаным дном и распугивая многочисленных камбал и скатов. Вода стала чуть светлее, – вероятно, от лунных лучей. Но странное дело, казалось, пронизанный светом участок воды находился в отдалении от острова, где дно резко уходило вниз. А впереди, на прибрежных отмелях, она оставалась такой же темной – если только Эскаргот не сбился с пути и не развернулся на сто восемьдесят градусов. Ему ничего не оставалось, как всплыть на поверхность и осмотреться по сторонам.

Он находился в ярдах пятидесяти от берега – в бухте шириной с четверть мили, с севера отгороженной от океана темной стеной скал. Луны не было видно, лишь серебрились края огромных, наползающих друг на друга, несомых ветром облаков. Деревья на берегу раскачивались из стороны в сторону, и через бухту стремительно бежали маленькие волны. В целом ночь была достаточно темной для черных дел, и, конечно же, луна светила недостаточно ярко, чтобы объяснить появление светлого пятна, дрожавшего на поверхности воды в ста ярдах позади субмарины.

Присмотревшись повнимательнее, Эскаргот понял, что свет льется из глубины моря, а не с неба. Казалось, будто в каком-то подводном гроте горит огромная люстра. Внезапно Эскаргот вспомнил фонари из тыкв, светившие в тумане на лугу. Впрочем, вряд ли там, на морском дне, собрались ведьмы. Здесь было нечто другое. Нечто обещанное Смитерсом. Конечно, Эскаргот не видел этого раньше. При свете солнца сияние под водой было незаметным, по крайней мере для человека, не имеющего понятия, где его искать. Эскаргот проходил совсем рядом с этим местом, когда только-только отправился на поиски, а потом без толку кружил по морю, с полдюжины раз проплыв мимо.

Высунув голову из люка, Эскаргот завороженно смотрел на сияющее пятно на воде. Дул ледяной ветер. Деревья на опушке леса метались в темноте, со свистом рассекая воздух ветвями и жалобно стеная. В разрыве облаков на миг появилась луна, словно желая предупредить об опасности, а потом вновь скрылась, и ночь стала еще темнее. На берегу раздался громкий треск и тяжелый удар рухнувшего на песок дерева. В такую ночь стоять на якоре на поверхности было рискованно – и с каждой минутой становилось все рискованнее.

Эскаргот закрыл люк и стремительно прошагал в штурманскую рубку. Он собрал с пола карты, скатал в трубку и убрал. Если он решил стать капитаном, для начала стоило навести порядок. Через десять минут субмарина уже спускалась в бездну все ниже и ниже, направляясь к источнику света, который становился все ярче с каждой пройденной морской саженью, покуда, наконец, глубины не озарились ровным сиянием, словно мелкая заводь, пронизанная лучами утреннего солнца.

Все было в точности, как описывал Смитерс. Поначалу Эскаргот не видел ничего, кроме прозрачной воды, пузырей и изредка проплывающих мимо рыб. Потом вдали показались расплывчатые тени уступчатых скал; они постепенно стали отчетливыми, затем исчезли, а потом вдруг снова появились, словно впадина, в которую погрузилась субмарина, сужалась. Вскоре Эскаргот медленно плыл по ущелью, где жизнь обитателей подводного мира протекала при неугасимо ярком свете. Странной формы рыбы, похожие на тарелки, надутые воздушные шары и длинные палки, висели над розовыми и лиловыми кустами кораллов и горгоний.

Скалистая стена была изрезана гротами, пещерами и длинными расселинами, в которые Эскаргот запросто мог завести лодку. Он вполне допускал, что любая из них может вести к подводной стране, населенной русалками или говорящими рыбами, живущими во дворцах. Когда-нибудь он исследует все эти пещеры и гроты. Он просмотрит всего Смитерса в поисках упоминаний о таких местах. Но сейчас он продолжит путь. Что бы он ни искал, это не могло находиться далеко, ибо ущелье неуклонно сужалось и свет стал просто ослепительным. Скалистая стена по правому борту внезапно отступила, и Эскаргот увидел подобие протяженного плато, на котором лежали руины древнего города: обломки колонн и опрокинутые статуи, все обвитое водорослями и облепленное полипами. Сотни наутилусов ползали среди развалин, словно в поисках чего-то потерянного одним из них, и длинные цилиндрические тени акул время от времени лениво проплывали над ними и исчезали во мраке. Впереди, где ущелье снова сужалось, блестела россыпь огней, похожих на звезды, достаточно яркие, чтобы светить среди бела дня, несмотря на солнце. Огненный кварц – вот что это было такое.

Глубоководная впадина изобиловала огненным кварцем; поначалу Эскаргот видел лишь крохотные кристаллы, мелкие вкрапления, сверкавшие на темной поверхности скалы. Но когда субмарина погрузилась глубже, ущелье озарилось еще ярче, и кристаллы огненного кварца выступали из скалистой стены целыми гроздьями, источая сверкающие радужные потоки света, словно драгоценный минерал растворялся в самой морской воде.

Эскаргот сбавил скорость, а потом и вовсе выключил двигатель, позволив субмарине медленно плыть по течению. Если бы человек мог отломить хотя бы дюжину таких кристаллов, он бы обменял их на… на что? Да на что угодно. Ему больше не пришлось бы выменивать на всякую всячину башмаки, куртки, стеклянные шарики и пироги. Он мог бы купить все, что пожелает. Он мог бы вернуться в город Твомбли и купить Стоувера, Смиглза и любого другого, кого захочет, а потом бросить их всех в реку. Наверняка существует какой-то способ набрать кристаллов. В конце концов, осьминог и китовый глаз из коллекции капитана Перри явно добыты в морских глубинах. Как же капитан делал это? Конечно, было несколько безрассудно проводить подобные эксперименты на такой глубине. Но, с другой стороны, Эскаргот никуда особо не спешил. Он просто путешествовал – и вот теперь обнаружил ясное свидетельство того, что плавание на подводной лодке может оказаться делом гораздо более выгодным, чем он имел основания надеяться.

Эскаргот проплыл футов пятьдесят вдоль усеянной кристаллами стены ущелья – огненные камни, явленные в таком изобилии, уже даже начали казаться чем-то вполне обычным – и потом увидел колышущиеся на ней отдельные стебли широколистных бурых водорослей, прикрепленных к камням не короткими усиками, которыми водоросли цепляются за гладкие, обточенные волнами скалы, а подобием веревки, или проволоки, или волокнистой нити. Казалось, они крепко привязаны к скале и многочисленные пузырьки воздуха на листьях увлекают их наверх. Стебли водорослей извивались, словно угри, и вроде как ползли по стене.

Эскаргот подплыл поближе, чтобы рассмотреть все получше. Было странно видеть бурые водоросли на такой глубине. Да и сами пузырьки, казалось, перемещались по листьям. Вернее, внутри них что-то шевелилось. Они явно были не пустыми. Эскаргот прищурился и присмотрелся; ему почудился далекий тихий звон, похожий на звон стеклянных колокольчиков, колеблемых легким ветром. Один из стеблей лениво проплыл к окну субмарины, словно в свою очередь заинтересовавшись Эскарготом. Он мягко шлепнул по стеклу, и прилипший к одному из листьев пузырек, казалось, запрыгал по направлению к Эскарготу – очень медленно, растягиваясь при каждом прыжке, сплющиваясь при приземлении, а потом снова принимая первоначальную форму. Наконец он приблизился вплотную к стеклу, и Эскаргот обнаружил, что смотрит в крохотное личико человечка-невелички.

Ручки маленького человечка торчали из пузырька, словно последний являлся подобием комбинезона с обрезанными по колено штанинами; и в одной руке тот держал миниатюрную кирку. Он имел вполне человеческий облик: крохотный, как полевая мышь, но с узким удлиненным лицом, судя по всему унаследованным от каких-то рыбообразных предков. И он был одет. Эскаргот всегда задавался вопросом, носят ли человечки-невелички одежду. На самом деле не было никаких оснований считать иначе. Одежду носили все. Однако от этого вдвойне ужасным казалось то обстоятельство, что кошмарный дядюшка Хелстром курил размолотые в порошок косточки этих бедняг. Он с таким же успехом мог курить истолченные кости эльфов. Эскаргот слышал – вернее, читал у Смитерса, – что человечки-невелички живут в море и поднимаются вверх по реке, чтобы размножаться, а потом спускаются обратно на корабликах из листьев и кусочков коры. Но он понятия не имел, что они добывают огненный кварц.

К Эскарготу медленно приближалась еще дюжина стеблей, которые не плыли по течению сами по себе, а каким-то образом приводились в движение человечками-невеличками. К стеклу подползли еще несколько пузырей, и еще несколько малюток заглянули внутрь. Они производили впечатление не слишком довольных жизнью. Все до одного смотрели хмуро. Но кто мог винить их? Они влачили жалкое существование, верно ведь? Эскаргот весело помахал рукой. В конце концов, это всего лишь маленькие человечки. Такое существо можно носить в кармане и разговаривать с ним в часы досуга.

Он снова услышал тонкий звон – «динь-динь-динь», звучавший с расстановкой и очень близко. Потом к нему примешался другой звенящий звук, потом еще один. Человечки стучали по стеклу, – вероятно, в знак приветствия. Эскаргот снова помахал рукой, а потом резко выпрямился в кресле, с ужасом увидев, как крохотный звездообразный осколок стекла вылетел из-под кирки человечка, который первым прибыл исследовать субмарину. К нему присоединились еще трое и принялись яростно колотить кирками по выбоине. Эскаргот рванул на себя рычаг управления и круто пошел вниз. Человечки-невелички сорвались со своих листьев и закружились в образовавшемся водовороте. Один из них, у которого лопнул пузырь, на несколько ужасных мгновений прилип к окну, расплющив о стекло лицо, обрамленное развевающимися волосами, и дико вытаращив глаза, а потом резко взмыл вверх и исчез.

Субмарина налетела на выступ скалы с оглушительным лязгом, заставившим Эскаргота содрогнуться всем телом. Он затаил дыхание, испугавшись, что стекло в окне сейчас лопнет, что лодка получила пробоину, вот-вот в рубку хлынет вода и он, несчастная жертва мстительных человечков-невеличек, утонет. С какой стати, собственно говоря, недоумевал Эскаргот, они напали на него? Свирепая шайка болотных козявок. Неужели они подумали, что он явился за их огненным кварцем? Как будто у них этого кварца не более чем достаточно. Вероятно, они приняли его за капитана Перри, который крепко насолил им своими злодействами.

Потом Эскаргот осознал, что сжимает в зубах трубку. Возможно, дело было в этом. Они решили, что он хочет выкурить трубку, набитую их костями. Один вид трубки мог запросто привести крохотных человечков в бешенство. Вероятно, гном растолок столь многих из них вперемешку со своими сушеными водорослями, что все племя жило теперь в страхе оказаться заменителем курительного табака. Похоже, украсть у них кварц будет непросто, не говоря уже о том, чтобы выйти из субмарины на глубине тысячи морских сажень.

У Эскаргота не было времени обдумать этот вопрос основательно. Впереди что-то замаячило, какая-то огромная, арочных очертаний тень, – по всей видимости, стена, означающая, что дальше пути нет и что Смитерс ошибался. Но нет, это оказалась не стена. Просто здесь кончалась широкая кварцевая жила, а дальше начиналась тьма – такая кромешная и непроглядная, что свет драгоценных камней рассеивался в ней, как легкое облачко пара в небе.

На деле черная тень оказалась не стеной, а широким проемом; за ним Эскаргот рассмотрел густо заросший кораллами риф и стайку рыб, которые сразу метнулись прочь, очевидно испугавшись выплывшей из света субмарины. Во тьме, окутывавшей ворота Смитерса (ибо это наверняка были они), чудилось нечто странное, словно она являлась порождением колдовских чар, зловещих колдовских чар, и казалось, если Эскаргот войдет в нее, он просто-напросто исчезнет.

Но за последние несколько дней Эскаргот уже зашел слишком далеко, чтобы сомневаться. Он пошел вперед на полной скорости. Ворота растворились в воде, растаяли без следа. Никакой тени не пронеслось над лодкой. Ни на мгновение она не погрузилась во мрак. Эскаргот развернул субмарину и снова увидел поток света, льющийся из темного аркообразного проема, который вздымался над морским дном подобно занавесу, висящему на крючках. Он прошел через это, чем бы оно ни было. Казалось, он не сделал ничего особенного, и все же вода вокруг субмарины теперь освещалась солнцем, а не светом огненного кварца. Но такого не могло быть. Судя по всему, сейчас была самая середина ночи и подводная лодка находилась на огромной глубине.

Эскаргот вдруг понял, что нашел именно то, что надеялся найти. Он находился в Бэламнии или по крайней мере на дне одного из омывающих Бэламнию морей. Иначе быть не могло. Он явно оказался в некоем чудесном и таинственном краю, а на морском дне вряд ли было так много волшебных стран, чтобы он случайно попал в ту, о существовании которой даже не догадывался.

Морская черепаха размером со стену дома лениво проплыла мимо, не обратив на Эскаргота внимания, и он последовал за ней, с тревогой думая о том, что среди имеющихся на судне карт нет ни одной карты Бэламнийского океана. Здесь они не представляли для него никакой ценности. Скорее всего, он безнадежно заблудится и будет бесконечно кружить по морям, не в силах отыскать призрачные ворота, ведущие в знакомый мир, и довольствоваться сознанием, что Смитерс опять оказался прав, а Вурцл, несмотря на свои обширные знания о саламандрах, ничего не смыслит в книгах.

Морская черепаха явно направлялась к поверхности, которой и достигла через несколько минут, вместе с Эскарготом, следовавшим за ней по пятам. Субмарина выплыла носом вверх из воды и грузно осела, покачиваясь на волнах свинцового моря. Эскаргот бросил якорь и высунулся из люка, задержавшись на минуту, чтобы глотнуть прохладного соленого воздуха и набить трубку. Он поджег табак, сделал одну-две затяжки и осмотрелся по сторонам. Перед ним простиралась безбрежная гладь океана. Он медленно повернулся, внезапно почувствовав, что ему надоело быть капитаном подводной лодки, и увидел вдали, у самого горизонта, темную полоску берега. Если это был остров, то большой и плоский, ибо его оконечности скрывались в серой мгле. Это наверняка была Бэламния. Эскаргот захлопнул крышку люка, бросился в штурманскую рубку и мгновенно взял курс на остров. К вечеру он обязательно достигнет порта и снова получит возможность выбирать друзей, а не общаться по воле случая с сумасшедшими и убийцами.