Кабальеро плаща и гитары том 1 и 2

Глава 1. Дебют

Салон Селены Маршалл. Вроде несколько ничего не значащих слов, а сколько подтекста! В двух словах его точно не объяснишь, и это только если описывать вкратце. Ибо клан Маршалл — это особая планета, на которой можно ВСЁ.

Потому для дебюта мы с Бэль выбрали именно эту вечеринку. Здесь не будет напыщенных снобов, лоснящихся от осознания собственной значимости, не будет нудных деловых переговоров, обсуждения политической стратегии того или иного клана или персоналии, не будет надутых индюшек — жён знатных сеньоров, пытающихся сразиться друг с другом в вычурности платьев, покрое и имени модельера, и их идиотских деток, тоже за каким-то поленом явившихся сюда набивать себе цену на будущее…

Нет, это всё конечно тут есть — в высшем свете иначе невозможно. Но не на первом плане. На первом плане у Селены всегда «расколбас».

Обычно тусовки с «расколбасом» — прерогатива малолеток. Здесь же будут присутствовать очень влиятельные взрослые сеньоры, и именно этим так славится гостеприимная Селена. Она умудрилась запихнуть серьёзных дядей и тётей на тусовку «для маленьких», умудрилась убедить их, что им тут нравится, и имеет с этого заслуженные дивиденды. Если можно быстро легализоваться в высшем обществе Альфы, то лучше места не придумать. С одной стороны — бомонд, цвет элиты, а с другой — все «без галстуков».

— Хуан, не вертись! — рыкнула Бэль. Раз пятый, если не шестой за последние десять минут.

— Слушай, твоё высочество, можешь дашь Пауле? — не выдержал я.

— Твоя девушка я или Паула? — Есть! Как только касается упоминания соперницы, а они соперницы, как бы себя мило друг с другом при мне ни вели, моя принцесска выходит из себя. — И не улыбайся мне тут! — показно сверкнула она глазами.

Бэль уж минут десять как пыталась завязать мне галстук. Выходило у неё плохо — делала это первый раз в жизни. Но упрямо не бросала — втемяшила в голову, что галстуки мужчинам должны завязывать жёны. Ну, или кандидатки на эту должность, с которыми всё серьёзно, к коим себя мысленно причисляла. С чего такое взяла? Да кто его знает, откуда что берётся в этой прелестной головке! Просто взяла и всё, и выполняет собственный пунктик плана. Впрочем, она так всегда и во всём.

Сегодня с нею я первый раз одевал галстук. До этого обходились — ходили на мероприятия, где оный не требовался. В общем-то мог завязать и сам, но когда попытался, не вписавшись в её мысленную установку, зыркнула так… Бог мой, да пожалуйста, не очень-то и хотелось!

Всё это время после памятного танца в «Рио-де-ла-Плате» мы как бы шифровались, чтобы нас типа не узнали. Ключевые слова «как бы» и «типа» — спрячешься тут, как же! С её статусом и внешностью. И по высшему обществу поползли слухи о её высочестве и её таинственном кабальеро, один другого невероятнее. Она, избалованная дрянь, в совсем недавнем прошлом заводила всех самых развесёлых вечеринок своего круга, исчезла, полностью выпав из обоймы, «затусив» с мальчиком, которого при этом ото всех прячет? Которого, скорее всего, за некоторое время до этого и искала? Ой, мамочки как интересно!

Потому и выход в свет. Чтоб пресечь глупые слухи.

— Слушай, дай Маркизе? — пришла мне в голову компромиссная идея, когда её высочество в очередной раз распустила неправильно навязанный узел. — Она умеет. Она в детстве отцу завязывала, когда тот на работу уходил.

Гюльзар, красившая глаза перед зеркалом неподалёку, обернулась и зыркнула так… Мама моя дорогая, куда я попал! Одни волчицы кругом!

Бэль смерила персиянку придирчивым взглядом. Про обнимашки и тактильные оргазмы с ней в ванной я предусмотрительно не рассказывал, но я уже как-то говорил о феноменальном женском чутье на соперниц. Так вот, в Бэль оно не просто работало, а было гипертрофировано. Все, на кого я мог посмотреть просто с вожделением и симпатией, моментально ею вычленялись, после чего применялись санкции. Разные и ко мне, но не будем о грустном.

— Ладно, пускай, — сдалась моя принцесска и испустила вздох одновременно и тяжести, и облегчения. Тяжести, что не справилась, но облегчения, что на сегодня пытка закончилась. Восточная красавица подошла, невозмутимо приняла у неё из рук тряпичный боевой трофей и так же невозмутимо, с фатализмом истинной последовательницы веры в Священный Круг Жизни, завязала его в узел у меня на шее. Я соврал — понятия не имею, завязывала ли она галстук в детстве отцу. Но мне — завязывала. Когда я ходил на свидания с Фрейей и Сильвией, но об этом и подавно лучше молчать.

— Девочки, мальчики, вы скоро? — в комнату вошла Васильева. — Опаздываем.

— Никуда мы не опаздываем, — грустно махнула на неё Бэль.

— Но если так и будете копаться — непременно опоздаем, констатировала марсианка, решив спародировать невозмутимость персиянки.

И вышла. Она всегда так, эта чокнутая киборг в юбке.

Девчонки сегодня — группа-три. Будут рассеяны по залу для подстраховки. С недавних пор их для стажировки передали Васильевой: не насовсем, а когда с её высочеством я — чтоб учились «в поле», под опытным руководством. Марту же в данный момент активно натаскивают… Ну как натаскивают, дрючат, делая слаженной и профессиональной опергруппой. Обучают навыкам хранителей, используя для этого самые зверские методы обучения. В корпусе с оными полный порядок, так что девочкам я не завидую. К ним же, «гномикам», через две недели после начала подготовки, добавили и «пятнашек» — так что сбылась моя мечта, оба «моих» взвода станут в полном смысле моими. Мудрое решение. Девочки воют — у них вообще нет выходных, но молчат. Выстрела у фонтана хватило, чтоб сбить спесь с любых нерадивых кандидатов.

Из моей груди тоже вырвался облегчённый вздох:

— Бельчонок, не грусти. Иди сюда. — Обнял её, притянул. Та кривилась, но не серьёзно, напоказ. — Бэль, ты всё равно самая лучшая. — Чмокнул её в носик.

— Хуан, а если не получится? Если… — Нахмурилась. — Они же… Если они тебя не примут, то как же?..

— Отставить! — рявкнул я. — Кадет Белочка, отставить сопли!

Белочка — её позывной на КМБ в корпусе. Её поместили под своим именем, и, в отличие от сестры, долго не держали. Понимали, что ангелом она не станет, а больше, кроме как научить дисциплине, бегать и стрелять, ей и не нужно. Потому позывной она себе выбрала сама, ещё дома, и, в общем, тот в корпусе так и прижился. Её так зовёт отец, зовёт по-русски, и, думаю, это связано с цветом волос. Но и на испанском, la Ardilla, тоже ничего звучит, симпатичненько.

— Слушай, бельчонок, сколько можно, — взял я её голову обеими руками и посмотрел в глаза. — У нас всё получится. Всё-всё! Обещаю!

— Хуан, я…

Что «я» я сказать не дал. Впился в её губы поцелуем. На какое-то время помогло, но когда закончил, всё-таки выдавила:

— Я не знаю что будет, если тебя не примут!

Ну, с одной стороны тут можно заявить, что в этом вопросе ей важна она сама, а не я. Её будущее. Ведь принцессе быть с непринятым обществом, с изгоем очень сложно. Но я возражу, что ЕЙ НЕ ВСЁ РАВНО! И это для меня главное. Фрейя бы так из-за подобной ерунды не беспокоилась. Да и вообще бы никто не беспокоился.

Так что нет, я люблю свою белочку, она у меня хорошая.

— Пошли, хватит уже себя накручивать, — ободряюще улыбнулся я и хлопнул её под пятую точку. — Вы готовы? — Это я Кассандре. Которая уже давно марафет навела и сияла от дорогой «штукатурки» на лице, какая ей даже с ангельским жалованием не по карману.

— Так точно, о повелитель! — высокопарно произнесла итальянка, делая глубокий поклон. Бэль рассмеялась, и это хорошо. Не дело это, отвлекаться ещё и на её состояние — у меня и у самого проблем сегодня хватит.

Пока ехали, Изабелла отошла. Забила эфир салона пустым трёпом на темы как я должен себя вести, по сотому разу повторяя то, что и так уже знал назубок, кто на этом мероприятии есть кто и кто вообще кто в высшем свете. Я прилежно кивал, пропуская слова мимо ушей, морально настраиваясь, используя методики «двадцать шестых». За последние три месяца только этим и занимался — фотографиями, изображениями, видеозаписями и абзацами краткой биографии каждого из представителей аристократии, имеющего хоть какое-то значение на планетарном Олимпе, даже мало-мальское. Мишель после памятного танца в клубе первая поняла, что это серьёзно и вывалила просто горы информации. Другие офицеры во главе с королевой думали и совещались ещё несколько дней, но эта белобрысая прелесть не стала ждать и превентивно начала обучение, оставалась на базе до одиннадцати-двенадцати, каждый день ведя со мной индивидуальные занятия. После напрягла и Паулу — в плане этикета. С удивлением выяснила, что я уже гожусь в этом вопросе на кандидата в мастера спорта, похвалила, но нагрузку на огненного демона не сняла, а добавила. Паулита-Мерседес стала моим… Ну, почти что официальным тренажером по отработке великосветских манер и тестированию знаний о различных персоналиях. Красноволосая пыталась говорить со мной с позиции определённых психотипов, я — пытался найти с данным психотипом общий язык. Выходило интересно — её императорское высочество и сама по себе стервочка ещё та, и копировать кого ей было — огромный негативный опыт общения в великосветской клоаке. Мы разрабатывали скользкие вопросы, которые мне могут задать, придумывали стандартный набор фраз, которыми можно в случае чего отшутиться… В общем, занимались.

Второй раз к Бэль меня отпустили через четыре дня. Да, офицерам и королеве было над чем подумать, понимаю и не виню. Зато отпустили надолго, на пару суток, в качестве компенсации. Которые мы, разумеется, проторчали на её квартире. А смысл куда-то ходить, если у нас это был ПЕРВЫЙ раз? Ей только-только стало можно. Всякие концерты и парки подождут, не в них счастье.

Затем дело поставили на поток и отпускать меня начали, как и положено, раз в четыре дня, вместе со всем караулом — то есть подбили вашего покорного слугу под стандартный ангельский график.

За день я ничего не успевал. Во-первых, мне надо было хотя бы изредка показываться дома. Мама вела огромную психологическую работу одновременно с Беатрис, с Мариной (не надо смеяться, после нашего примирения девочка почувствовала вакуум и сама захотела познакомиться с нею поближе. Мама промывает ей мозги, как должна вести себя настоящая офицер и жена офицера из потомственной военной семьи, а не нищенка из трущоб, случайно закинутая в эту среду, и не спрашивайте, откуда у неё подобные знания — сам в шоке), с Сестрёнками, Паулой и Кассандрой (Маркиза пока не даётся, хотя и тут успехи есть), а так же со «старшенькими», с которыми они стали подругами. Девочки Сандры больше не ненавидят меня, и это только её заслуга. Ещё я обязательно должен в увалах заглядывать на огонёк в Школу, как вежливо, с большой буквы, зовут её все ребята. После коротких новогодних праздников она открылась, а дон Бернардо личным распоряжением разрешил нам заниматься в любое время дня и ночи. Мы репетируем сразу две программы, совершенно разных, для разного зрителя, а это много. Нам разрешили обмениваться музыкальными файлами, но так и не дали возможность подключаться друг к другу и репетировать удалённо ВМЕСТЕ, безопасность базы в первую очередь. Всё происходит как двести-триста лет назад: я играю партию, записываю, шлю им. Они играют — шлют мне. Затем накладываем, анализируем, спорим, что-то меняем. Снова играем кажый свою партию. И так до бесконечности. При личных встречах надо всё это отшлифовать, а времени почти не остаётся.

…Потому, что главным приоритетом в увалах для меня является, конечно, ОНА. Изабелла Веласкес. Моя мечта, вдруг, какой-то сверхъестественной милостью, спосланная на землю.

Первые несколько увалов мы никуда не выходили за пределы её квартиры. Потом осмелели — начали выбираться в город. Потом ей, как в своё время Фрейе, разрешили забирать меня вечерами для свиданий, с условием привозить к Восточным воротам к двенадцати. Не каждый вечер, но через день после увала — пожалуйста. Иногда график сбивался, но в основном мы ему всё это время следовали. По сути это был королевский подарок — вне базы я субъективно проводил больше времени, чем внутри неё. Сколько за эти месяцы было сказано слов, рассказано историй!.. Сколько перебито на её кухне посуды!.. Жуть. Я ведь ожидался совсем не таким, каким оказался. Хуан её грёз и я — ну совершенно разные люди! Но нет, заднюю никто не включил. Наоборот, мне она начала нравиться ОСОЗНАННО, а это совсем не то же, что влюблённость в образ.

И вот, наконец, настал день и час нашего первого выхода. Моего дебюта в среде аристократии. Была тщательно подобрана тусовка, проанализированы все завсегдатаи таких мероприятий. Для усиления была вновь выделена Паула — они с Бэль вместе одевали меня, покупали костюм, обувь и всё такое. Да-да, и галстук тоже. И напрасно они поначалу на друг друга зыркали — опыт общения показал, что девочки очень похожи и нравятся друг другу. Я ждал баталий в магазине, что они как минимум устроят у примерочной драку, но их вкусы неожиданно совпали, а взгляды на стиль дополнили друг друга. Девочки сами были в шоке, а Бэль, когда мы прощались вечером, была молчаливая-молчаливая. Не люблю, когда сеньорита во время секса загруженная, но в этот раз всё понял и простил, в положение вошёл. Мой план интегрирования функции своего будущего начал работать — эти двое при должном контроле поладят. Правда, самое сложное впереди, но база обнадёживает.

Кортеж остановился. Васильева выпустила своих (и моих) девочек — разведать обстановку. Конечно, в зале полно охраны дома Маршалл, и несколько сотрудников УДС, но мало ли. Фрейя ещё не приехала, а Эдуардо обещался «подгрести» к одиннадцати, когда великосветские разговоры закончатся и начнётся самое веселье.

— Всё, можно, — раздался голос в ушах, и я, сидящий на низком старте, активировал люк. Вылез, подал руку сеньорите. На ней было превосходное чёрное платье, прекрасно гармонирующее с волосами и подчёркивающее линии тела — а там есть что подчеркнуть. Взял под руку, повёл к лестнице крыльца. Вокруг рассосались девочки Жанки — они сегодня группа-один. Хранителей в последнее время активно тасуют, и не спрашивайте причину — не знаю. Васильева стояла и поддерживающе улыбалась у самых створок, рядом со стоящими столбами представителями местной охраны… В пиджаках, стоимость каждого из которых превышала годовую мамину зарплату.

«Шимановский, охренел? — заявил мне мой самый неподкупный критик. — О чём думаешь, собака серая?»

— Запомни, Хуан, НИКОГДА не думай о деньгах! — распиналась лапочка, расшагивая по аудитории в которой мы занимались. Шёл двенадцатый час, а она и не думала уходить. Паула стояла с опущенной мордочкой: «Ну да, виновата, не объяснила, не подготовила, но я ж не бог, всё знать». Аудитория была выбрана не на базе, а в одном из помещений самого дворца, куда мы прошли по её пропуску. Не личные покои королевской семьи, но где-то около. «Где-то около твоей Бэль, которая как раз дома!» — шептал внутренний голос, но я старался не слушать его. Иначе свихнусь.

— Это твоя главная ошибка, Чико! — продолжала она. Я моргнул — отвлёкся, задумался. — Ты — плебей! Потому, что ДУМАЕШЬ как плебей!

Тяжёлый вздох. Остановилась, подошла к столу.

— Это, — взяла она в руки вазу, — вещь. Всего лишь вещь. Понимаешь?

— Она стоит тысячу империалов, сеньора полковник, — мялся я, ибо чувствовал за лапочкой правоту. С которой моё нутро, действительно, не хотело соглашаться.

— ЭТО — ВЕЩЬ! — вновь проговорила Мишель с нажимом. — Разбей её. — Протянула вазу мне. Просто возьми и разбей.

Я взял… Но продолжал держать в руке.

— Ну?

— С-сеньора… — попробовал я договориться с совестью. Но она была сама грозность.

— Вытравливай из себя плебея, Хуанито! Вытравливай! — горели огнём её глаза. — Ты — аристократ! Аристократ ни в коем случае не сорит деньгами — нет! Он просто НЕ ДУМАЕТ о них! Для него стоимость вещи определяется полезностью лично для него, а не рыночной стоимостью. Бей!

Я разбил. Ухайдокал об пол хрустальную вазу, привезённую с самой Земли, стоимостью… Да ладно, что я всё в маминых зарплатах меряю! Огромной стоимостью!

— Следующая, — продолжала давить эта белобрысая стерва, которую я всё больше и больше обожал.

Я взял со стола следующую вещь, из какого-то интересного фарфора, который так же делает только один завод на Земле, под заказ. Он как-то по особому звенит, когда к нему прикасаешься ложечкой. — Ну?

Кланц. Фарфоровая вазочка для печенья разлетелась вдребезги. Ай-яй-яй! Ну, ничего, бывает.

— Уже легче, сеньора, — улыбнулся я. — Взял следующую вещь и так же грохнул об пол. А ведь действительно полегчало!

— В высшем обществе ты не должен думать о деньгах и стоимости, — продолжила давить она, но уже не так настойчиво. — Запомни это мальчик. Да, это сложно, я сама прошла такую школу и знаю, что говорю. Там совсем другое мерило всего. Никогда не думай! И если обстоятельства располагают — делай, уничтожай что-либо без угрызений совести, без заботы и треволнений. Ты — Веласкес. И должен доказать это. И лучше начать с самого себя. Ладно, продолжаем…

— О, Изабелла! Наконец-таки! — вперёд к нам подалась женщина в возрасте, но старой язык назвать бы её не повернулся. Эдакая молодящаяся дамочка, прошедшая точку «самого рассвета сил», но ещё в полном соку и боевой готовности сразить ту часть мира, которую сразить ещё удастся. Мужчины за пятьдесят от такой будут без ума, будут чувствовать себя рядом с нею зелёными юнцами и пускать слюни. При их и её мудрости это тот ещё экстрим!

— Селена! — Бэль бросилась сеньоре на шею, они обнялись.

— Давненько ты не заглядывала. Что, слишком хорош, это черноглазый демон? — Она покровительственно подмигнула мне.

Бэль засияла и не считала нужным это скрывать.

— Не то слово, Селена! Я в ПОЛНОМ восторге!

Слово «полном» было произнесено шёпотом, но с ТАКОЙ интонацией!..

— Заставляешь старую больную женщину завидовать? — Селена натужно рассмеялась. Картинный вздох. Затем брошенный на меня косой оценивающий взгляд, и итог:

— Нет, так не пойдёт! Хорошими мальчиками в приличном обществе принято делиться. Знаешь что, девочка, погуляй пока, поздоровайся с подружками, а я украду ненадолго твоего кабальеро? Ты же знаешь, как я обожаю молоденьких мальчиков!

В голосе сталь — возражения не принимаются.

— Селена! — для приличия сделала вид, что возмутилась Бэль, но повернулась ко мне и тоже подмигнула. — Ладно, кради.

Сеньора опасно прищурила глаза, просвечивая меня, словно рентген. Я не спасовал, хотя парировать взгляд не стал.

— Только досуха не выжимай. Мне этот юный кабальеро сегодня ночью ещё понадобится.

Бэль сияла от неожиданно свалившейся радости. Мой Бельчонок настроилась на кровавый бой, рассчитывала, что с первой минуты придётся встать грудью, защищая меня ото всего на свете, и неожиданно получила мощную поддержку. Селена сама проведёт меня по салону и введёт в курс дела, «по месту» так сказать. Потому сделала мне реверанс и удалилась, действительно, здороваться с набросившимися на неё подругами. Я же предложил хозяйке этого дома руку, и мы степенно пошли.

— Ну, вот ты какой, таинственный Хуан Шимановский, — проговорила женщина, и не поймёшь, сколько веселья было в её голосе, а сколько серьёзности. — Весь город, вся Альфа бегает за тобой, собирая крохи информации и копая, что же ты есть такое. Рада, что для дебюта ты выбрал именно мой салон.

— Это оптимальное место, сеньора. Тут…

— Да, знаю я, что тут, — махнула она рукой, перебивая. Мы остановились на площадке огромной лестницы, спускающейся в большой главный зал. Главный потому, что их тут несколько, для различных групп по интересам. В данный момент внизу находилось человек сто, и человек пятьдесят, я чувствовал, за его пределами. На сцене играла классическая группа, слава богу без пончо и сомбреро, и чувствовалось, это не апофеоз вечера. Эти здесь только чтоб на время занять чем-то уши посетителей, перед «основным блюдом».

— Людно у вас, — заметил я.

— Да, сегодня пришли многие. — Кивок. — Изабелла вышла из трёхмесячного затворничества — тут вся её… Скажем так, весь круг её друзей. Плюс, много друзей Фрейи — моя старшая племяшка тоже сегодня приедет. Много и представителей старшего поколения — а эти притащились посмотреть на тебя, Хуанито. Просто предупреждаю, чтоб не терялся, — ухмыльнулась она на мой недоумённый взгляд. — Не каждый в этом зале имеет послужной список из трёх наркобаронов и полусотни гвардейцев, не считая всякой мелочи. Лея слишком активно скрывала тебя ото всех, вот они и причапали поглазеть. Люди любят халявное зрелище.

— А вы непривередливы в выборе выражений, — заметил я её «крылатые» фразы, явно неподобающие приличной главе приличного клана. — Стажировались на лапутах, общаясь с грузчиками?

Нет, не обиделась — не тот психотип. Наоборот, засмеялась.

— Смешно! — констатировала она. Подумала, но ответила. — Это высшее общество, Хуан. У каждого здесь своя изюминка, нечто, чего нет у других. Кто-то коллекционирует предметы искусства и выделяется этим. Кто-то коллекционировал яхты и лично летал в сектор Юпитера в молодости, а то и дальше. Кто-то, например лис Октавио, обожает экстремальную охоту, это когда с копьём, луком или ножом выходишь на настоящего земного зверя, который хоть и выращен в неволе, но воспитан свирепым убийцей, а не покладистым львёнком. Мы все стремимся выделиться, и я выделяюсь вот так — говором грузчиков с космодрома. Это часть моего имиджа, юноша, и только я на этой планете могу себе его позволить.

— Да, раз уж королева Оливия оставила вашу мать в покое… — потянул я, пробуя первый выстрел. — Почему не позволить себе ВСЁ, что хочется? Верно?

Есть, попал.

— Юноша, можно с этого места, с моей матери, поподробнее? — мило улыбнулась она. Так улыбаются своим жертвам хищные кошки прежде, чем растерзать. Я пожал плечами, придав голосу больше уверенности.

— Я знаю историю вашей семьи, сеньора.

— Селена, — перешла она на следующую стадию отношений.

— Селена, — согласился я. — Это не особо пытаются скрыть, но кое-какие подробности большой публике неизвестны.

— Например? — едкий прищур глаз.

— Например, что вашей матерью была Флора Веласкес, сестра королевы Верджинии. Точнее её клон, созданный имперцами для государственного переворота, но так и не активированный. Который неожиданно «проснулся» и сбежал спустя двадцать лет после гибели прототипа, и даже спустя почти десять после смерти королевы, которую и хотели заменить. И при этом тот ещё вопрос, кем приходился матери ваш генетический отец…

Очень, ОЧЕНЬ сложная история! И невероятно трагичная. Но о ней, пожалуй, в другой раз — это совершенно независимая и очень чёрная страница жизни династии.

— Да, интересная у НАС история семьи, неправда ли? — лучезарно улыбнулась женщина после продолжительного молчания, и я не смог прочитать её мысли. — Но не думаю, что о странностях и ненормальностях, особенно касаемо генетики в королевских генах, стоит говорить ТЕБЕ, мой юный будущий король Венеры.

— Простите?.. — Несколько секунд я «завис», догоняя мысль. Непростительно, крайне непростительно так теряться! Она продолжала улыбаться, ожидая реакции.

— Сеньора, вы… Это опасные слова! — Наконец, я пришёл в себя. — С чего вы вдруг…

Она жестом заставила замолчать.

— Я тоже информированная особа, мальчик. И знаешь, что хочу сказать? Когда ты схватишься с Фрейей… — Она сказала не «если», «когда», и сказала вполне осознано, как давно обдуманную вещь. — …Я тебе не помощница. Клан Маршалл не встанет ни на твою сторону, ни на её. — Покачала головой. — Однако после того как ты победишь, если ты победишь, разумеется, я буду всецело в твоей власти. — Новая милая улыбка, от которой хочется повеситься. — Можешь пользоваться всем, что у меня есть, для её укрепления и закрепления. Но — не раньше.

Пауза. И, весёлым жизнерадостным тоном истинно-радушной хозяйки мероприятия, подвела черту:

— Ну что, осмотрелся? Адаптировался? Уже можно отпускать тебя в сольный полёт?

Я повертел головой. Мы спустились с лестницы и прошли метров пятьдесят. Естественно, являлись центром внимания — все взгляды в зале были прикованы к нам и только к нам.

— Да, сеньо… Селена. Наверное, адаптировался.

— Тогда удачи, мой юный неоперившийся друг! — чмокнула она воздушный поцелуй. — Удачного полёта!..

Эта женщина отпустила мою руку и ушла. Я смотрел ей вслед и пытался думать, ускорив мышление — чтобы не выпасть из реальности. Селена Маршалл, вассал королевы. Вассальную клятву королеве Катарине дала её мать, уставшая от постоянных преследований. Она отказалась от права на престол за себя и свою дочь в обмен на поддержку со стороны её величества, и с тех пор её семья никогда сеньора не предавала. «Такое на этой планете могу позволить только я…» «Я» — это владелица самой известной в Солнечной системе сети элитных борделей, нескольких сетей борделей попроще, это кроме казино и прочих туристических прелестей, а так же целой империи организации внутреннего отдыха для аборигенов элитного класса и собственной сетевой медиаимперии. Да, только она может себе такое позволить. И мне понадобится эта женщина. Ведь не только с Фрейей придётся схлестнуться (дайте боги, чтобы не пришлось!)

— Она тебя отпустила так быстро?

— Кто? — Я обернулся. Сеньорита Феррейра, собственной персоной. Стояла и улыбалась, не пытаясь скрывать эмоции. Она могла себе это позволить (и снова это «могла позволить»). — Приветствую, сеньорита!.. — Я поклонился, чмокнув протянутую ручку, дождался ответного реверанса. — А в чём проблема?

— Ни в чём. Сильвия пожала плечами. Селена та ещё интригантка. Но к её достоинству, ЗНАЕТ она куда больше, чем ДЕЛАЕТ. Она копит, коллекционирует знания. Но даже не пытается с их помощью играть с другими. А ты думаешь, почему её все любят? — Ухмылка. — Это нейтральная территория, сеньор Шимановский. В нашей клоаке наличие таких мест просто необходимо.

— Да и сама сеньора Маршалл понимает, что как только попытается что-то кому-то сделать, её тут же убьют, — предположил я. — Очередь выстроится. Всё слишком далеко зашло.

— Именно. — Сильвия взяла с подноса проходящего мимо официанта два бокала с шампанским, протянула один мне. — За твои дебюты, за начинания! У такого сукиного сына не может не получиться! Я верю, что ты сделаешь их всех, Хуан. Но будь осторожен с теми вертихвостками, — указала она вдаль, в уголок, где перешептывалась о чём-то стайка молоденьких девочек.

— Какими вертихвостками? — материализовалась Изабелла и по-хозяйски взяла меня под руку, намекая, что не потерпит посягательств Сильвии на свою собственность.

— Какая разница, любыми, — отмахнулась та. — Бэль, мне все уши прожужжали, как твой мальчик хорошо танцует. Не будешь против, если я украду его на один единственный танец? — Она сверкнула глазами. «Я бросаю тебе вызов, подруга. Принимаешь?»

— Сильвия, давай не прямо сейчас? — примирительно улыбнулся обеим я. — Мы только пришли и я не вошёл в курс дела, в курс происходящего.

— Конечно. — Кудряшка подмигнула мне. — Это значит «да, но позже», правильно понимаю? Тогда до встречи. Осматривайся.

Она вела себя так, как будто Бэль — предмет мебели. С одной стороны это не понравилось. Но с другой, здоровая конкуренция моему Бельчонку не повредит. Надо сблизиться с Кудряшкой, попытавшись не перейти границы. Будет весело.

— Ни на секунду оставить нельзя! — совершенно искренне возмутилась Бельчонок. Я усмехнулся.

— Я дал повод ревновать себя?

— А для этого нужен повод? — Она фыркнула. Ладно, иди. Это ведь был твой план. Я буду рядом, если что — прикрою.

Я повернул голову вправо — прикроет меня не только она. Рядом нарисовалась Паула. Сегодня она была сама собой, имперской принцессой в изгнании, даже волосам чёрный цвет вернула. С кем-то в этот момент разговаривала, но внимание её было приковано ко мне. Спасибо, девочки, за поддержку! Но это мой бой.

И я решительно шагнул в омут.

— Ваше высочество, какая встреча!

Да-да, не смотрите на меня так. Я действительно охренел настолько, что позволил себе подойти к принцессе Алисии, сестре королевы и главе самой мощной на планете силовой структуры. Ну, по крайней мере, самой опасаемой со стороны местного олигархического сброда, а эти сеньоры вряд ли позволяют себе бояться без весомой причины.

«Тётушка», разговаривающая с… «глава королевской таможенной службы» — промелькнуло в мозгу — обернулась. Она старательно «не заметила» моего здесь появления, и сейчас её лицо пылало праведным гневом. Нет-нет, дудки, так дело не пойдёт. Не выйдет у тебя находиться со мной в разных измерениях, милая родственница. Ты слишком важная политическая фигура, чтобы я тобой не воспользовался. Но буду объективен, я НЕ ЗНАЛ о том, что эта сеньора сегодня тоже будет на приёме, и то, что задумал сделать — экспромт. Правда, экспромт обдуманный — я давно мысленно прогоняю, на чём её можно зацепить, как построить будущие отношения, и буду импровизировать не как студент-недоучка на неожиданном экзамене, а как человек, худо-бедно владеющий темой.

— Ой, какие люди! И без охраны?

— Почему без охраны? С охраной. — Я многозначительно обернулся в сторону стоящей поодаль Жанки.

— Ах да, с недавних пор тебя приказано охранять. Как же я забыла, — сделала она большие наигранные глаза.

— Предлагаю вернуться к этой теме позже, ваше высочество, — просёк ситуацию таможенник, поклонился и ретировался, оставив нас наедине. Её высочество на его уход не отреагировала никак.

— Ну и? — Она повернулась, махнула, иди следом, и медленно пошла вдоль зала к тихому уголку, где пока ещё никого не было. И учитывая её персону, вряд ли кто-то будет. — Я тебя слушаю? Хочешь засвидетельствовать почтение?

— То бишь извиниться? — уточнил я.

— Можно сформулировать и так, — кивнула она.

Я наигранно хмыкнул.

— Думаю, нет, ваше высочество. У меня нет и никогда не было такого глупого желания — извиняться.

— Правда? — Я её нисколько не удивил. — А мне кажется, стоило об этом хотя бы подумать. Просто подумать.

— Так я думал! — Я пожал плечами. — Но пришел к выводу, что моей вины в случившемся тогда нет. Ни капельки. Всё, что произошло, произошло по случайности. Глупой, фатальной… Но я не могу нести за это ответственность.

— А кто может? — зыркнула она сузившимися глазами. Я снова пожал плечами.

— Есть такое понятие, «форс-мажор», сеньора. Обстоятельства неодолимой силы. Это игра Мироздания, и никто не властен над подобным.

Почувствовал, что мне сложно говорить, воздуха не хватает. Но говорить надо — хотя бы ради самого себя.

— Да, мне жаль погибших девочек, — продолжил я. — И я сказал всё, что думал и чувствовал по этому поводу в Комнате Памяти, когда мы пели над их урнами. Мне жаль погибшихбезопасников… Кроме того урода, что сделал первый выстрел. Остальные просто попали «под раздачу». Но никогда в планах я не допускал гибели никого из ваших людей. Как и своих.

Сеньора принцесса напряжённо думала. Мы как раз добрались до искомого угла, из которого как по волшебству испарились все, кто находился в радиусе десятка метров. Она ведь тоже не дура и понимает, что ТЕПЕРЬ нам придётся строить отношения. И строить не на её условиях — я заработал себе такое право. И что строить их надо — так будет лучше для государства. Она должна подготовить меня, подготовить передачу власти. Главы государств задолго до своего ухода готовят наследников, а департамент безопасности — тоже своего рода государство в государстве.

Может она как и все считает, что меня возьмут на место Мишель? Ведь все, даже Фрейя, думают так. Возможно? Да. Но с другой стороны, Фрейя ещё слишком далека от реальной политики, а «тётушка» варится в оной двадцать лет. «Тётушка» должна знать, что такое «прикрытие» и «громоотвод», и что её любимая сестрёнка та ещё… Выдумщица. Нет, я склонялся к мысли, что принцесса Алисия как минимум подозревает, что я — её наследник, а не белобрысой. И когда я доказал практикой, что достоин этого места, переиграв её, такую умную и всемогущую, на её же поле…

В общем, она должна начать отношения со мной с чистого листа, оставив в прошлом все непонятки и пренебрежение. Обязана. И я сейчас сделал первый шаг, чтоб ей было легче переступить через себя и свою гордость.

— Ты собирался атаковать мой кортеж, — выдала, наконец, она. — И не ври, я опросила всех твоих покровителей. Ты на самом деле собирался это сделать.

— Про мои планы знал всего один человек, — парировал я. — Тот человек, что разукрасил вам фенотип, ваше высочество. Всех остальных я должен был УБЕДИТЬ, что собираюсь сделать это. Чтобы они на самом деле так считали и были к этому морально готовы. И слава богу, мне это удалось.

Так что да, я «собирался стрелять» в ваших людей. Если бы они не поверили в это, не поверила бы и ты, тётушка. Ведь признайся, ты поверила! Поверила БЫ, когда мы бы взяли кортеж в кольцо. Ты думала над этим, не спала ночами, анализировала, но пришла к выводу, что не будь того выстрела твоего человека, не будь той дурацкой перестрелки, ты отдала бы меня де ла Фуэнте. И меня, и комиссара.

Она не хотела мне отвечать. И не ответила. Но я и не ставил себе это целью. Главное, чтобы призналась себе, а себе, судя по лицу, она призналась.

— Твоя де ла Фуэнте… Твоя дешёвка напала на меня! — вырвалось у неё. — И не надо говорить мне про состояние аффекта — я была там и всё видела. В аффекте был ты, но именно тебя она побыстрее сбагрила, взяв процесс в свои наглые ручонки.

Я отрицательно покачал головой.

— Аффект признали сеньорины члены Совета, сеньора. Большинством голосов. И вернули её к работе. Они, не я. Приказ избивать я не отдавал — действительно, был не в себе, какие тут приказы! Думаю, корень зла тут в кое чьей гордыне, сеньора, в стремлении дистанцироваться от коллектива.

Пауза.

— Понимаете, ваше высочество, когда некто, ставший ангелом, причём полноправным, по результатам обучения и Полигона, смотрит на бывших сослуживиц с презрением высшего к низшему… Это заметно. И неприятно.

— Даже королева не позволяет себе относиться к ангелам с пренебрежением! — продолжил я, повысив голос, перебив её в желании сказать мне что-то против. — Даже королева считает себя одной из них и относится с уважением! Ко всем, и особенно к ветеранам. А какая-то офицер, не сеньор, а всего лишь её сестра, крутит пальцами, относя их, равных себе, к быдлу и прислуге?

Нет, ваше высочество, вы совершенно честно и заслуженно получили по мордасям от моей дешёвки. И решение Совета, в котором сидят далеко не дуры, наглядное тому подтверждение, ибо даже я сомневаюсь, что Катарина была в неадеквате, хотя мне до них… Уж кто, но только не она.

— То есть, повторюсь, — подвёл я жирную черту, — произошедшее не моя вина. ВСЁ произошедшее. Так что тебе не на что дуться на меня, тётушка. Я хороший. И ласковый. А что ты считала мой интеллект ниже плинтуса… Тут уж только твоё субъективное восприятие, которое мудрый руководитель должен подгонять под реальность, а никак не наоборот. Ты пыталась создать мой образ глупого мальчика, слепить его, и перенести в реальность, как будто это на самом деле, и только благодаря этому я тебя переиграл. Не потому, что умный. А потому, что ты недооценила меня, перепутала оценку и реальность, пошла от обратного. В чём, опять-таки, моей вины нет. Ну что, будем начинать диалог, или будешь и дальше проверять меня?

Она усмехнулась. Мило, по-доброму, как вообще может по-доброму улыбаться гремучая змея.

— Да хватит уже проверок. — Вздох. — Ладно, ты меня убедил. Это моя вина. Я тебя недооценила, и недооценила ОСОЗНАННО. Интересное понятие, «подогнать реальность под оценку», но в корне верное.

Но дружбу со мной нужно заслужить, мальчик. Особенно после того, что у нас было. Или ты думал, я начну облагодетельствовать тебя только потому, что твоя подстилка, в комбинации, задуманной тобою же, разукрасила мне лицо?

— Дружить? — Я потянул это слово, пробуя на вкус. — Вообще-то я не собирался с вами дружить, ваше высочество. Я лишь лелею скромную надежду на продуктивные, но сугубо деловые отношения. Скажем, по типу наставница — наставляемый.

Она покачала головой.

— Хуан-Хуан! Куда лезешь? Прыгаешь через две головы? Или даже три?

Пауза.

— Ты проект корпуса. Проект его офицеров. Королевы, наконец. Предлагаешь развестись с Мишель и жениться на мне?

Даже если я буду согласна, моя сестра этого не позволит. Она любит, когда всё по её, а её решение — обучать тебя в корпусе.

Я задумчиво ухмыльнулся.

— Ты прекрасно понимаешь, тётушка, что корпус — тупик. Да, меня там чему-то учат. Что-то дают. Но уже сейчас я ощущаю вакуум. Они просто не смогут придумать мне достойного занятия, достойных дел! — повысил я голос. — Они — армия. А мне нужна полиция. Мне нужны реальные дела, реальные квесты, исполняя которые я буду расти. И личностно, и профессионально. Мишель мне как мать, но она подошла к своему логическому потолку. А мне нужны эти квесты. Пусть даже не совсем официальные.

Принцесса Алисия задумчиво качала головой. О чём-то долго размышляла. Наконец, согласилась:

— Уверен, что хочешь пойти по этому пути? Я-то смогу найти тебе квесты. Но Сирена и Мишель посмотрят после этого на тебя… Иначе. Приревнуют. Сам знаешь, внутри клана все только улыбаются друг другу, на самом деле тут та ещё клоака.

— Я должен буду возглавить страну, сеньора, — сверкнул я глазами, идя с козырей. — Страну! Я должен смочь потянуть ВСЁ! А не только мусор, который вывалят на меня Тьерри и Морган. У них важная работа, но их квесты хоть и опасны… Будут. Но не настолько развивающи, как те, что может предложить федеральная полиция Венеры.

Есть, глаза сеньоры приятно заблестели. «Тётушка, ты круче Тьерри и Морган, лучше их» — сказал только что я. А для неё это важно, особенно в отношении Морган. Да, похвала та ещё, подхалимаж один, но ей приятно, чёрт возьми, а пока это главное.

— Ладно, придумаю я для тебя квесты, — вынесла она вердикт и снова по-доброму усмехнулась. — Такие, что сам взвоешь. И больше скажу, сама протащу их для тебя через королеву. С одобрения сеньорин, без — не важно. Но — держись, буду беспощадна!

— Рад стараться, сеньора генерал-майор! — вытянулся я. Честь не отдал — к пустой голове руку не прикладывают — но хотя бы вытянулся.

— Ладно, иди… Наставляемый, — усмехнулась она, глядя мне за спину, где по моим расчетам находилась Бэль и остальные… Все остальные, кому была интересна я этим вечером моя тушка. — Когда что-нибудь придумаю — сообщу. Но ни дай высшие силы, ты попробуешь стравить меня с Мишель и офицерами!.. — грозно покачала она головой.

— Сеньора, я только прикидываюсь идиотом, — подмигнул я, развернулся и пошёл дальше. Вечер продолжался.

Ох уж эта политика!

Я совершенно честно приготовился идти к молодёжи, чтобы начать шоу, ради которого пришёл, но «старики» не дали мне это сделать. Проявилось это в виде взгляда одной очень влиятельной сеньоры, пронзающего меня насквозь, и еле уловимого кивка головой, дескать, «подойди». Я было хотел «не заметить», ну, нравится мне валять дурака… Но она, зная меня, как облупленного, сделала пальцовки «стой» и «иди сюда медленно». В смысле не привлекая внимания, есть такая в сигнальной системе спецназа.

— Добрый вечер, сеньора Сервантес, — вежливо склонил я голову сеньоре главе департамента образования. Та еле уловимо осуждающе покачала головой в ответ. — Сеньора графиня…

— Урсула, просто Урсула, — во всю ширь немаленького рта улыбнулась графиня де Ортега, супруга главы третьего по величине и могуществу клана на этом каменном шарике. Она, конечно, выглядела страшно ещё в личном деле, но в жизни оказалась… Куда неприятнее. Однако за внешней непривлекательностью крылась отзывчивая и добродушная сеньора, резко контрастирующая со своим супругом, властным резким и при этом внешне симпатичным типом. И сеньора умная. Она не участвует в делах мужа напрямую, занимаясь только лишь благотворительностью, но ни разу свою семью нигде не подставила, не сделала ничего, что пошло бы ей во вред. Ах да, по её протекции в разное время было смещено почти два десятка глав различных благотворительных фондов — от топовых, самых богатых и могущественных, разговаривающих на «ты» с верховной властью, до мелких и региональных жуликоватых, которым имели счастье жертвовать деньги члены семьи Ортега. Не любит эта сеньора, когда пожертвованные ею средства разворовывается, крайне не любит. Изучая её досье, я спросил у Мишель, что стало с уволенными главами фондов. И получил исчерпывающий ответ, что до наших дней дожило всего два человека из восемнадцати. С остальными произошли несчастные случаи… Которые были совершенно никому не интересны, ибо происходили с БЕЗРАБОТНЫМИ, бывшими директорами.

Я, конечно, могу ещё заострить внимание на графине, но не стану. Ибо она была не самым примечательным для меня на тот момент лицом. Рядом с нею и сеньорой Сервантес стоял… Не возвышался, ибо роста был небольшого, но источал уверенность и непобедимость базальтовой скалы, сам Умберто Манзони, глава венерианской «Объединённой атомной». Наш монополист в области производства термоядов и почти монополист в поставках промышленных твердотопливных энергореакторов. Ну, нет у него конкурентов в этих областях, а области эти — стратегические. Некем его заменить королеве, если что-то пойдёт не так (а что-то по любому пойдёт не так), потому и свалить его до сих пор не смогли, хотя нарывается сеньор очень-очень давно. Кстати, Адриано тоже где-то здесь, в зале, краем глаза видел его, и с ним хотелось бы поговорить, обсудив кое-какие потенциальные совместные проекты.

— Просто Урсула… — уловил я суть ответа сеньоры де Ортега, когда вернул мышление в нормальную скорость обработки информации, ибо для анализа мне было необходимо какое-то время, которое, улыбаясь сеньорам в обычном режиме, я не мог себе позволить.

— Просто Урсула… — поклонился ей я и поцеловал тыльную сторону протянутой ладони. — Вы сегодня великолепны, сеньора!..

— Хам! — хмыкнула сеньора Сервантес. — Мне ты ручку не целовал.

— Не соглашусь, сеньора, — покачал я ей головой. — Вы — ангел. Для вас у меня другие комплименты. — И лучезарно улыбнулся. И только после этого перевёл взгляд на Манзони. — Сеньор?

Есть, он это сделал! Протянул мне руку! Ух ты!

— Здравствуй-здравствуй, Хуан. Ну, вот и увиделись.

— Мы как бы… Знакомы, — хитро сощурился я. — Не находите?

— Я говорю не о деловых встречах, — покачал он головой, — а наша единственная, если мне не изменяет память, встреча, была именно деловой. А о таких вот мероприятиях, как у нашей Селены.

— Да, вы правы, сеньор, — картинно закивал я, соглашаясь. — Хватит о делах. Сегодня мы отдыхаем, и можем себе это позволить…

Есть, я произнёс это. И сам себя зауважал. Кажется, придусь ко двору в высшем обществе.

— Итак, Хуан, я только недавно рассказывала Урсуле о тебе и твоих подвигах. Не хочешь что-либо прокомментировать лично? — начала допрос сеньора Сервантес. Допрос, ибо раз я здесь, и сам пришёл, ТАКИЕ люди меня без оного не отпустят. Но смотрела на меня с хитринкой — знала, что быть сегодня очередному шоу. А она умная, очень умная женщина! Королева не сильно приблизила её, сеньора не входит в группу «решающих», как напарницы по взводу, Гарсия, Тьерри и Морган, но в то же время видно, что держит в качестве ОЧЕНЬ доверенного человека. Может, так и надо? Политикой у королевы есть кому занятья, а вот силовиков такого уровня, которых можно поставить во главе гражданского министерства, чтобы пахать на земле, тяня рутину — не густо. Сеньора знает множество секретов и скелетов в шкафу Веласкесов, но в то же время автономна, и если припечёт нужда, её можно использовать как частично незаинтересованное лицо, не замазанное в делишках «решающих». Так уже было во время моего противостояния с сорок четвёртыми, во время суда над ними, и что-то подсказывает, годна наша Бестия для работы и на более важных направлениях.

— Нет, сеньора, не хочу. — Я удостоил их ответа и, как бы извиняясь, замялся.

— Почему? — А это сеньора де Ортега. — Я много раз пересматривала тот бой в фонтане, а это было не что иное, как бой. И вашу схватку толпа на толпу, титуляров с… Со сторонниками юного Адриано, — беглый взгляд на сеньора Манзони. — Там тоже всё было непросто. Тут ведь очень скучно, Хуан. — Заговорщицки подмигнула мне она. — В высшем свете невероятно скучно! Все всё друг о друге знают, новостей почти нет, если, конечно, не считать таковыми, кто куда вышел в каком платье. А ты, как я поняла, ходячий источник новостей для Леи. Кстати, как она тебе?

Последний вопрос был с подвохом. На такие принято отшучиваться.

— Интересная женщина. — Я вновь склонил голову. — Есть множество вещей, которым у неё можно поучиться, хотя есть и вещи, с которыми я категорически не согласен.

— Все мы не без изъянов, — закрыла тему сеньора Сервантес, натужно засмеявшись. Ответ засчитан. — И всё же? Ты в высшем обществе, Хуан. А тут люди в большинстве своём информированные. Думаю, тебе не стоит слишком уж зацикливаться на себе и своём юношеском максимализме. Как и на своей юношеской скромности.

Намёк понятен. «Хуан, играй по правилам. Ты что, ещё не понял, где находишься и с кем общаешься, щенок?»

Да понял я, понял. Ладно, немного уступлю. В общих чертах суть изложу. Это ведь тоже проверка, говорить о произошедшем тогда при Манзони.

— Если коротко, сеньоры, сеньор, то однажды, видя притеснения титуляров в своей школе, я решил устроить революцию, — начал я, выдержав театральную паузу.

— Прям таки революцию? — насмешливо сузились глаза сеньоры Урсулы. Манзони и Бестия молчали.

— Именно сеньора, — взял я максимально серьёзный тон, на какой был способен. — В тот момент главной грозой титуляров был некто сеньор Кампос, сын не первого, но далеко не последнего человека в этом городе.

— Кампос… Кажется, я знаю о ком идёт речь. — Лоб графини прорезала морщинка озарения.

— О нём, сеньора, — согласно кивнул я. — Сами понимаете, для парня с улицы задача не просто сложная, а неподъёмная. Ибо я всегда, сколько себя помню, рос один, сам, безо всякой поддержки со стороны неожиданно объявившихся позже «родственничков».

Сеньора Сервантес молчала, ровным взглядом глядя в сторону. По лицу Урсулы пробежала восторженная тень: «О, наконец он говорит то, что мне интересно!»

— Я продумал комбинацию, как предать преступления директора школы, покрывающего Кампоса-младшего, огласке, — продолжил я. Повернулся персонально к графине. — Понимаете, тогда все планетарные СМИ жужжали, что новая министр образования — ангел, и что ситуация в сфере титульного обучения должна пойти на поправку. Дескать, человек, повесивший нескольких генералов, должна очень жёстко прессовать школьные администрации на местах, вплоть до отбора лицензий. Я поверил в весь этот журналистский бред и на основе него разработал собственный план. Подставить Кампоса и его дружков, вынудить их на активные действия, где они творили бы беззаконие, после чего обнародовать. А главное, обнародовать бездействие администрации. По моим подсчётам, сеньора министр должна была как минимум заинтересоваться проблемой, сделать хоть какое-то движение в нашу сторону. Ведь для акции я подготовил группу ребят, фанатичных добровольцев, готовых к отчислению, готовых идти за свои права до конца. А так же материальную базу — то есть камеры, которые бы всё это сняли. И, наконец, нашёл журналистов центральных СМИ, которые согласились поддержать волну. СМИ, блоги, соцсети — моя волна ДОЛЖНА БЫЛА привлечь внимание вышестоящих.

— То есть, ты уже тогда не скучал, — довольно, но задумчиво усмехнулся в кулак Манзони.

— Некогда было, сеньор Умберто, — сверкнул в ответ я глазами. Правильно, пусть знает, КУДА отдал сына. Что у того не было ни шанса, не после моей подготовительной работы.

— Но у тебя же получилось? — Брови Урсулы недоумённо сдвинулись. — Ты же сделал именно это, поднял волну? Да такую, что вся планета ходуном заходила?

Сеньора Сервантес решила в разговор не вмешиваться, продолжала молча смотреть в сторону с каменным лицом. Накинуть ей дерьмеца на вентилятор, или пусть живёт?

Я решил накинуть. Ибо давно хотел сказать то, что долго копилось. Да, это дела минувших дней, а кто старое помянет… Но мне НАДО было выговориться. А что при свидетелях — она сама меня позвала и воспитывать вздумала.

А ещё меня двинула на обострение мысль, что она воспринимает мою персону, как чем-то ей обязанную. Как будто я ручки-ножки ей должен целовать за защиту. А на деле ничего я ей не должен, скорее наоборот. Так что я решился и отрицательно покачал головой.

— Никак нет, сеньора… Урсула. У меня не вышло. Тот шум был совсем не тем, что я планировал. Это был бог из машины, который появился внезапно и спутал всем все карты, взяв ситуацию под контроль. Я со своим планом потерпел полное фиаско.

— Произошёл фальстарт, сеньора, — начал откровенничать я. — Друзья Бенито напали на меня раньше, когда я ещё не был готов. Мне пришлось защищаться в компании всего двух друзей, против полутора десятка отморозков — этот момент на съёмке запечатлён очень хорошо. Мы огребли, но ни блоги, ни журналисты, ни соцсети — ничего этого запустить не удалось. Чудо, что выжили, и на том спасибо. Даже дать официальный ход снятому материалу не получилось.

— Но драка получила огласку, — не сдавалась сеньора графиня.

— Получила, — согласился я. — Но это ни на что не повлияло. Мало ли их, этих драк каждый день на планете!

Меня исключили из школы, сеньора. Удалив записи камер из школьной базы. И восстановить их было невозможно. Наоборот, завели дело о хулиганстве и всё такое. И всё это несмотря на огласку, когда волна уже пошла по планете.

— Они не боялись НИ-ЧЕ-ГО, сеньора, — с жаром продолжил я. — Взятка офицеру безопасности, золотая пластинка в тысячу империалов прямо у меня на глазах — и проблема решена. И ни чёрт, ни бог, ни сеньора Сервантес не могли и не смогли бы этот порочный круг разрушить. Эта страна прогнила, насквозь, и чтобы что-то изменить в ней, понадобится большой и острый скальпель. Я не только о сфере титульного обучения — так везде, в любой области.

— Моя революция удалась только потому, что я — боковой Веласкес, — перешёл я к самой главной стадии откровений. — Случайный, но это оказалось не важным. Некоторые офицеры корпуса так горячо жаждали прихода в свою организацию свежей крови, так жаждали перемен, что мониторили всех боковых представителей семьи, и та запись толкнула их к мысли, что со мной можно попытать счастья. Что стоит меня хотя бы протестировать.

— Да, Мишель умеет подбирать себе кадры, — заметила Урсула.

— Королева Лея, повторюсь, женщина очень своеобразная, — продолжил я. — но иногда бывает крайне решительной. Особенно, когда на кону стоит честь семьи, которую пытаются попинать ногами так открыто какие-то… — Презрительно скривился.

— То есть ситуация разрешилась лишь благодаря личному вмешательству королевы, — подвёл итог моих слов сеньор Умберто. — Ты для неё сукин сын, но свой сукин сын. В смысле, Веласкес.

Может как-нибудь встретить его кортеж и расстрелять из деструкторов? Умеет в тему гадости говорить! И всё так, не придерёшься!

Но в целом сеньор прав, вот что обидно. «Улыбаемся! Улыбаемся, парниша!»

— Да, только личным вмешательством обозлённой на раздражители королевы. — Мой сарказм можно было грести лопатой. — Только её волшебный пендаль может изменить что-то в этой стране. И то лишь точечно, конкретную вещь, оставив в целом систему работать, как работала.

Сеньора Сервантес стала пунцовой, но молчала. Если бы я был неправ, она бы не дала мне раскрыть рта — знаю этот типаж. Но я был прав. Несмотря на все закрытые ею школы, несмотря на отобранные лицензии и на суд над «сорок четвёртыми», Я БЫЛ ПРАВ!!!

— Ты несправедлив к Аделии, — сурово покачала головой Урсула. — Она очень даже неплохо справилась с задачей. В титульном обучении, действительно, произошла революция. Причём дважды.

Я скептически пожал плечами.

— Я останусь при своём мнении, сеньора. Нам повезло, случилось чудо. Самое настоящее, ибо до того момента я не имел представление о своих корнях — мама никогда ничего не рассказывала о них. Это она начала тревожить имеющиеся струны, выходы на людей из клана. Если бы моим отцом был кто-то другой, не было бы никакой революции. Был бы я, и мои товарищи, исключённые из частной школы за дисциплину, лишённые права на грант и обучающиеся где-нибудь в рабочем районе. И сеньора Сервантес, имеющая крутой авторитет, но продолжающая жевать сопли на своём ответственном посту, ибо мы для неё — пустое место, пыль, и рядом не стоявшая с государственной необходимостью.

Как она меня не убила? Не знаю. Но не убила.

— Ты не прав, Хуан. — Сеньора Сервантес лишь недовольно покачала головой. — Я готовила реформу. Готовилась к войне. Но на тот момент я ТОЖЕ не была готова. Я могу вешать генералов, но не всемогуща.

Я вновь, ещё более флегматично пожал плечами. Смысл о чём-то спорить? Всё равно каждый останется при своём мнении.

— Но второй раз у тебя ведь получилось! — графиня Ортега поспешила перевести тему в другое интересное ей русло, почувствовав, что эта информационная река исчерпана. Она хотела бесплатного развлечения и не собиралась сдаваться.

— Не совсем, сеньора, — снова покачал я головой. — Титуляры в школе организовались сами, без меня. Да, начало было положено при мне, но завершил создание организованной структуры уже другой человек. И когда сын одного влиятельного аристократа, — косой взгляд на сеньора Умберто, — попытался пойти путём сеньора Кампоса и установить в школе собственный диктат, титуляры объединились и начистили ему его аристократическую физиономию. Сами. Я даже не участвовал в той драке, стоял в сторонке и смотрел через систему школьного внутреннего наблюдения. Возможно, стал катализатором, вселил в них уверенность, но не стоит приписывать моей персоне лишнего.

— Стоял в сторонке… Что, теперь объектив прицела винтовки называют таким мудрёным словом? — картинно взлетели вверх брови сеньоры графини. Вот он, главный вопрос-укол. Теперь самое сложное, отреагировать ПРАВИЛЬНО, не испортив игру и имидж. А оптимальной стратегией будет, наверное, просто смолчать, загадочно улыбнувшись. Что я и сделал.

— Хуан, разреши поинтересоваться твоими планами? — решила сменить тему сеньора Сервантес, которую, если честно, я уже достал. — Относительно школы? У меня договорённость с администрацией, они ставят тебе посещение, чтобы программа автоматически не аннулировала грант. Но ты должен сдать экзамены. И сдавать будешь сам, без скидок. Наоборот, на каждый твой экзамен будет собираться крайне суровая и требовательная комиссия.

— Понятно, сеньора. — Я кивнул. — Я готов. Когда сие действо начнётся?

— До конца июня ты должен всё сдать, и сдать с первой попытки. Никакого админресурса. — Картинно и очень покровительственно усмехнулась, словно соболезнуя. — Пытать тебя будут по-настоящему. И советую начать сдавать раньше, ещё до старта экзаменационной серии выпускников. Чтобы иметь возможность маневра, если что. Мало ли…

Ясно. Что ж, мудрое решение. Я сдам экзамены САМ, и это зафиксирует вся планета. Потому и разговор о грядущей сессии, самого важного моего экзамена текущего отрезка жизни, идёт здесь, при свидетелях — равнодушной ко мне, но очень любопытной и строгой сеньорой Ортега, и моим… Ну, пусть будет недругом Манзони. Ай да сеньора Сервантес! Эта парочка не даст организовать мне послабление, скорее наоборот, устроит все мыслимые сложности… Но одновременно и утопить меня под их контролем никто не сможет, если выплыву — выплыву. Ибо будет сторона, сделающая ставки (в прямом смысле слова) на то, что я выкручусь, а свои барыши сеньоры аристократы привыкли защищать всеми доступными способами.

— А ещё хотела бы поинтересоваться твоим видением проблемы с титулярами, — продолжила сеньора министр. — Как оцениваешь современное состояние дел? Что было бы неплохо сделать ещё?

Я пожал плечами.

— Мне некогда было интересоваться этим, сеньора. Последний год я был… Занят, — хмыкнул я. — Но обязательно спрошу у ребят, у них могут быть дельные мысли.

— А разрешите вопрос не по делу? — решил перейти черту я, чтоб не портить имидж рубахи-парня. — А что делает на обсуждении революции титуляров сеньор Манзони? Он заинтересованное лицо, особенно что касается моей школы, и…

— Сеньор Манзони перечислил в фонд помощи детей-инвалидов крупную сумму! — отрезала сеньора министр. — Деньги пойдут на организацию грантов на обучение детям с ограниченными возможностями. Департамент образования пошёл навстречу, и в данный момент мы утрясаем вопрос, координируем с собственной программой распределения учащихся. Сеньор Манзони очень добрый и отзывчивый человек, Хуан, которому небезразлична судьба несчастных, но способных детей-инвалидов. Думаю, из-за личной вражды с его сыном ты несколько… Предвзят.

Угу, в основном личной, и в основном с его сыном.

— Небезразлична судьба несчастных инвалидов… — потянул я. — А, понял! Теперь избежание обвинения в терроризме называется так! Любовью к детям-инвалидам!..

Концерт удался. Да, придурок, но придурок имиджевый — не мог я по-другому.

Урсула на мои слова лишь вновь прищурилась, тщетно скрывая торжество в глазах. Её распирало начать обходить зал, рассказывая всем эту новые выдающиеся сплетни. А вот сеньор Умберто…

Атомный олигарх повёл себя не по шаблону, неожиданно громко и задорно рассмеявшись.

— А мне нравится этот молодой человек! Весёлый ты парень, Хуан. — Хлопок мне по плечу. — Ведь ты хочешь, чтобы мы думали, что ты придурок, хотя на самом деле всё не так просто, неправда ли? На самом деле в твоих словах и игре второе, и даже третье дно, не будь я Умберто Манзони!

Пауза.

— Учись, малыш. Тренируйся. — Новый хлопок по спине, по-свойски. — И со временем всё у тебя получится.

Глава 2. Которая должна была стать прологом

Девочка была великолепна. Настолько, насколько вообще может быть великолепна девочка в постели. Начать надо с того, что она — писаная красавица. Знойная брюнетка, с европейскими чертами лица, хоть и смуглая, и очень хорошо, правильно накрашенная — если и были какие изъяны, умело их «замазала». Физической формы великолепной — то есть не перекаченная «лошадка», как в корпусе, а вполне себе миниатюрная сеньорита, лишь вовремя следящая за состоянием организма. Но особо мне нравились её груди — полные, но упругие, а не обвислые, как… Ну, да не буду сравнивать с другими сеньоритами, это некрасиво, просто большие — не значит классные, а у неё были именно классные. На ум приходило только одно сравнение с нею, и эта мысль, о сравнении, окончательно вводила в эмоциональный ступор.

Да-да, это случилось. Впервые в жизни я… Спал девочку, которую в иной раз назвал бы девочкой — мечтой, ничем не уступающей любой сеньорите «моей» пятёрки», и ненавидел себя. Презирал до глубины души. Действовал механически, и правильно — сеньорита не должна оставаться неудовлетворённой — но «по инструкции». «Выполнял план работ» вместо получения удовольствия. Какое же я дерьмо!

— …Ты был каким-то… Скованным, — произнесла она, когда мы закончили и растянулись на огромной её супружеской кровати, переводя дух. — Всё в порядке?

Я пожал плечами.

— У тебя можно курить?

— Вообще нет, но сейчас — да. — Приподнялась на локте. — Сигареты в баре, вон там. И мне одну дай.

Я открыл бар. Хорошие сигареты. Недешёвые. Как и вся обстановка квартиры. Было видно, живут тут обеспеченные люди… Ну, на грани богатства. Размер комнат и отсутствие прислуги говорили, что эти люди могут позволить себе многое, пусть и не всё.

Подкурил две сигареты, тонкие-тонкие, «женские», снова лёг. Протянул одну ей. Глубоко затянулся и выдохнул в потолок едкий дым. Под потолком тут же что-то зажужжало, искин включил вентиляцию.

— Что-то не так? — подняла мордашку она.

— Да нет. Просто… Думал о своей. Любимой.

Она откинула волосы и непонимающе пожала плечами.

— Я тоже замужем. Это может помешать?

Теперь плечами пожал плечами я.

— Не знаю, сложно всё.

— Тогда зачем подходил, раз каешься? Ведь сам подошёл.

Да, сам. Угу. Но не говорить же ей ВСЁ?

— А вообще глупо это, — хмыкнула она. — Я вас мужиков вообще не понимаю. За юбками бегаете, а потом ноете. Вы уж определитесь, или вы мачо, или… Ну, вот те, которые целеустремлённые семьянины, любовь до гроба, умерли в один день, всё такое. Ты ведь ходок за юбками, Хуан. Ну, признавайся. Врать не надо, я вижу. И по движениям твоим многое понятно. Я у тебя в какой тысяче?

Я снова пожал плечами.

— Они… Воины, — вырвалось у меня. — Эти тысячи. Воин — это тот, кто рискует жизнью, ходит по лезвию, а нас в училище готовят для армии, войны. Если бы я изменял с ними…

Mierda, мне самому надо выработать позицию. Для себя, а не для неё.

— Понимаешь, это кастовое. А то, что внутри касты, не распространяется на то, что вне.

— То есть приятельниц по батальону ты дрюкаешь без смущения, — перевела она на испанский.

— Завтра они могут погибнуть. А ты — нет. Это многое меняет.

— Тяжёлый случай. — Из груди сеньориты вырвался покровительственный вздох.

Может быть. Но объяснять и доказывать что-то ЕЙ я не собирался. Мне надо понять самому, а сам я…

В общем, мне было просто гадко, несмотря ни на какие оправдания.

— Уходи, Хуан. Прими душ и уходи, — произнесла она.

— Так быстро гонишь?

— Не люблю, когда меня считают шлюхой. А это читалось в твоих глазах с первой минуты. Я люблю секс, люблю парней, но не шлюха. Я никогда не брала за это деньги, ни с контрактом, ни без.

Меня не надо упрашивать дважды. Докурив, отправился в душевую кабину. Ванная у них тут тоже ого-го, но не до водных процедур — надо работать.

Когда прочистил мозги перепадами горячей и холодной воды, почувствовал себя легче. Ничего, прорвёмся. Эта цыпа сегодня появилась на моём жизненном пути, и в сегодняшнем же дне останется. А жизнь понесётся дальше.

Когда обувался (у меня это в крови, разуваться при входе в жилые помещения, выработалось с детства, и ничего не попишешь), она вновь подошла. Почти одетая, в непрозрачной ночной. Постояла, глядя с укором, но смогла произнести только:

— Хуан, почему?

Я её понял. И не мог не ответить. Знаете, иногда надо сказать сеньорите ВСЁ. Даже если не хочется. Даже если приказ. Просто так будет лучше. И ей, и тебе, и… Мирозданию.

— Дело не в тебе. — Я прислонился к стенке, сложив на груди руки. — Ты красивая. Классная.

— Я так считала, пока не встретила тебя! — Её глаза были полны укора, и я понял, внутри девушку трусит. На меня не работала её магия, я не считал её богиней, как, наверное, считают все остальные самцы. В постели с нею думал о другой, презирая её, как дешёвую шлюху. Да тут по самооценке ещё тот удар!

Я покачал головой.

— Мне приказали. Подойти к тебе.

— ???

Её рот раскрылся, но сказать что-либо девушка не смогла. Я продолжил:

— Приказали не конкретно к тебе. Они выбирали случайного прохожего в толпе. И взгляд упал на тебя, как самую красивую. Только и всего, не делай такие глаза.

Взгляд девочки стал чуточку осмысленнее. Но пока молчала.

— Меня обучают высокому искусству карманника, — продолжил я. — С целью развития моторики — для операторов дронов моторика очень важный фактор. Подкидывают золотую пластинку в сто империалов разным людям, а я должен, используя «ремесло», её вернуть. Твою тебе кинули в сумочку, когда ты покупала гуавы. Ты поставила её на прилавок, и отиравшаяся там подручная этим воспользовалась, вовремя «поскользнувшись».

Она кивнула — вспомнила этот момент, когда моя самая младшенькая вновь играла саму себя.

— Так что выбор у меня был не велик. — Иронично хмыкнул. — Ты больше нигде сумочку не поставила, направилась домой, а нападать на людей, отбирать силой, равно как и просить, я не могу по условию задания.

— Ну да, пришлось знакомиться, идти ко мне, пить кофе, засирать мозги и иметь прямо на кухонном столе… Понимаю. — Эмоции ё захлёстывали.

— Это ещё не всё. Они проверяют… Меня. — Слова дались с трудом, но они были правдой. — Они знают, что я люблю одну девушку. Хорошую. И пытаются… Скажем так, поставить меня на место. Что я сам для себя должен уяснить, что ДЕЛО важнее даже самой лучшей и любимой сеньориты. Что если будет нужно, я должен забыть о ней. Они ХОТЕЛИ, чтобы я склеил тебя — иначе бы выбрали другую. Я понимал это и не смог отказаться, хотя мог и взбрыкнуть. Я корю не тебя, я корю себя. Ты поняла не до конца.

— Что-то не вяжется курсант, оператор дронов, и твоя подготовка, — сделала вывод она, но пытать дальше не стала. Умная девочка.

— Ты хороший, Хуан, — продолжила она спустя минуту. — Жаль, что мы больше не встретимся. Не знаю, зачем ты мне это всё говоришь, тебя ведь наверняка ещё и слушают… Я тебе никто и моё мнение не играет никакой роли! Но раз говоришь, значит слишком для этой конторы порядочный.

Снова помолчала.

— Я тоже хочу выговориться. Признаться. Дура, наверное, но мне будет неприятно знать, что ты вспоминаешь меня, как шлюху.

Снова пауза.

— Он не может иметь детей.

— Муж? — Глупый вопрос.

— Он летал на Уран. Отсек с их хемокапсулами… В дороге отсек пострадал, была нарушена биозащита. Жить будет, не настолько всё страшно, как могло быть, но после облучения… В общем…

— Мутация. — Я задумчиво покачал головой. — Но есть же специальные лаборатории. Они могут проверить каждый ген, каждую мономеру ДНК, чтобы отсечь изменённые и скомпоновать «чистую» половую клетку.

— Мы не Феррейра, чтобы себе это позволить. — Она кисло улыбнулась. — Потому он разрешает мне гулять. Любит меня, и хочет ребёнка. Пусть даже не своего, но моего. Вот и всё.

— Ясно. — Я покачал головой. — Спасибо, я понял.

Когда почти добежал до низа, сверху раздалось:

— Стой! Подожди!

Через минуту она спустилась сама, в той же ночной. Не выходя из подъезда, протянула мне пластинку.

— Забери. Ты хорошо исполнил приказ, курсант.

— Я…

— Я не беру с мужчин денег! — сверкнула эта сеньорита глазищами. — Прощай.

— Прощай.

— Ну ты и сволочь! — заявил я Катарине, садясь в «Эспаньолу».

Та философски пожала плечами.

— Главное — дело. И приказ ты выполнил.

— Это правда? Насчёт Бэль?

Лока Идальга нахмурилась, но это и вся реакция.

— Не совсем. Королева не может отдать такой приказ. Если дочь узнает — у неё будет с нею неприятный разговор. Она вообще ничего не может приказать в этом направлении. Но мы, офицеры, и сами не дуры! Зачем нам говорить очевидное?

— Хуан, как бы ты ни относился к Изабелле, она — твой ДОМ, — повысила Катарина голос. — А здесь — твоя РАБОТА.

— РАБОТА и есть мой ДОМ! — вспыхнул я, сверкая глазами.

— Правильно. Потому мы и хотели, чтобы у тебя не было иллюзий. Люби её. Но не обожествляй. Ты не можешь себе позволить нормальных семейных отношений.

— Она не поймёт, — убито покачал я головой.

Катюша кивнула.

— И ты должен быть к этому готов. Думай, Хуан.

— Так, продолжаем! — хлопнула в ладоши и обратилась к сидящим сзади, в салоне, Сестрёнкам и Марии Фернанде. — Девочки, на выход. Марифе, продолжаем работать там же, в районе рынка. Мия, Роза?

— Знаем!

— Поняли! — отчитались Сестрёнки, и раскрыли люка каждая со своей стороны.

— Хуан, тебе особое приглашение? — сузила глазки моя наставница… В гораздо бОльшем смысле этого слова, чем можно себе представить.

Я ошибся. Эта сеньорита встретилась на моём пути. Но произошло это через два с половиной десятка лет. Она была главным советником и наставником одного юного сеньора, впервые в истории баллотировавшегося на местные выборы в двадцать четыре года, и что более удивительно, сумевшего их выиграть, став самым юным мэром округа Альфа-Аделина за всю историю. Сеньора, которого воспитала в одиночестве, ибо «любящий» муж всё-таки не смог стерпеть рядом чужого ребёнка. Воспитала в нищете, живя в квартире гораздо хуже сегодняшней, которую снимала только благодаря помощи родственников (кои в отличие от меня и моей мамы у неё были). Но эта по-своему слезливая и поучительная «сериальная» история хоть и имеет отношение к моим усовершенствованным генам, но никак не связана с текущим повествованием.

…Хотя, если бы знал, какого потенциального управляющего, волевого сильного и умного, в тот день потерял…

…Но у истории нет сослагательного наклонения.

Инициатором практических занятий стала… Мария Фернанда. Эта мелкая выдра, скользкая и юркая, как животное-прототип, отнеслась к «просьбе» Катарины учить меня всему, что знает о «ремесле», со всей серьёзностью. Подозреваю, непоследнюю роль тут сыграл и фактор скуки — а чем ей ещё заниматься в четырёх стенах базы? И фактор наставничества — приятно обучать чему-то взрослого дядьку выше тебя по статусу, да ещё королевского племянника. Идею залезть ко мне в постель оставила, но точно знаю, ненадолго. В её шестнадцатый день рождения не отверчусь — припрёт к стенке, дескать, обещал. И плевать, что не обещал, а только сказал, что могу. Эта своего добьётся. ПоплАчу я ещё с нею!

Но с другой стороны, с нею весело. Кто знает, что из этой сеньориты выйдет, когда подрастёт? Буду держать девочку поближе, на всякий случай. Здоровый карьеризм ещё никогда не был помехой, особенно с учётом чуть ли не обожествления и обожания объекта построения оной карьеры, а я у неё в иерархии ценюсь куда выше всех наших офицеров вместе взятых. Она умная. И знает, что почём в этой жизни. И что никогда нигде не взлетит так высоко, как находясь рядом со мной. Эта шмякодявка первая поняла сию мысль среди нового пополнения, вот и весь секрет её «обожания». Такие идут по трупам, но достигают цели, и главное, не предают — понимают риски. А значит, на неё я смогу положиться всегда. А это значит… Будет ей подарок на шестнадцатый день рождения, тем более, офицеры сами внушают мне мысль, что несмотря ни на какие постоянные связи с самыми наилюбимыми, «тут вам не там».

С момента «десантирования» прошло минут пятнадцать. Я рассеянно бродил по одному из овощных рынков Санта-Марты, этого огромного рабочего района. Данный купол представлял собой тот ещё конгломерат, тут обитали все, от бомжей до достаточно обеспеченных людей, а рынок располагался прямо возле подземки. То есть кого тут только не было!

Это вообще интересный купол. Массив из переплетения новых строений достаточно обеспеченного уровня, как тот домишко, где недавно был, строений уровнем пониже, вроде бывшего дома Санчес, с крошечными клетушками на одну семью (но в них, по крайней мере, цельные обособленные квартиры), а так же старые, до сих пор не снесённые довоенные человейники, построенные когда-то как временные, чтоб поселить рабочих строившегося неподалёку огромного промышленного кластера, да так и оставленные в первозданном виде.

Последние — гнойный нарыв на теле города. Такие здания строились не только здесь, и в других районах тоже, и везде, где их не снесли, доставляют муниципалитету массу проблем. Огромные километровые общие галереи, в которых понатыканы клетушки-квартирки из одной комнаты со встроенной в стену откидной кухонной панелью, занимаемой при активации половину комнаты, и в качестве компенсации — с общими столовыми на галереях, где можно собраться, приготовить что-то серьёзное, вместе поесть, отпраздновать и вообще вести культурный досуг. Ах да, туалеты тоже общие, на галереях. Как и ванные, работающие по индивидуальным карточкам. То есть расходомер воды автоматически в реальном времени списывает с твоей карточки деньги, чтобы не было у соседей споров за оплату коммуналки. Мудро! Кажется, в старину такие места называли «общежитиями», во всяком случае, в русском языке такое слово есть.

Пока здесь жили строители — всё было нормально. Но после выяснилась скорбная вещь, построенному кластеру нужен персонал, сразу и много, а быстро возвести множество нормальных домов нельзя, особенно по нашим надёжным планетарным стандартам. Да и сами капитальные затраты на жильё — непонятно кто должен их нести, город или владельцы предприятий? И те и другие кивали друг на друга, дело застопорилось, и человейники оставили, опять же «на время», пока не построят им замену. Работяги начали вселяться туда с семьями… И пошло-поехало.

Для расселения такого многоуровневого человейника нужно ну очень уж много ресурсов. Ибо с его двумя десятками этажей над и тремя десятками под уровнем поверхности в них скапливается до десяти тысяч человек, а то и двух-трёх десятков тысяч. Цифры огромные даже для пятидесятимиллионной Альфы. И контролировать такие массивы людей на должном уровне не получается. Человейники сносят, конечно — деньги на это у муниципалитета где-то находятся, дома премиум-класса стоят как раз на месте снесённых гигантов, но скорость сноса слишком медленная.

В этих домах есть что-то типа местной охраны, следящей за порядком, не допускающей поножовщины, драк и откровенного беспредела, но и эти ребята, не говоря о гвардии, не в состоянии справиться с мелкобытовыми проблемами — войнами соседей, вымогательством, «крышеванием» целых этажей бандами из местных жителей, краж и воровства в пределах здания, и, само собой, распространению наркотиков и алкоголя. Каким-то чудом статус домов не скатился до отметки «сортир», там всё же попадаются нормальные, просто очень бедные люди, но количество криминальных элементов на квадратный метр такого человейника зашкаливает.

Почему так подробно про них рассказываю? Потому, что шли мы как раз к такому человейнику, причём самому дальнему, под номером тридцать два по проспекту Бенито Хуареса. Не того Хуареса, который генерал, герой войны за Независимость, а правителя древней Мексики, спасшего страну от европейских колонизаторов — всяких французов, испанцев и англичан. Про этот дом в мини-досье, выданном предварительно Катариной, было сказано много, в основном негативного — он лидер района по убийствам на территории, один этот показатель чего стоит…

…Ах да, я немного перескочил. Начну с начала. Самого.

Мы выбрали Санта-Марту за то, что тут многолюдно, тут реально потеряться (а с тем, что задумали, можно запросто найти проблемы как с гвардией, так и с местными бандами), а ещё за то, что контингент на местном рынке встречается самый-самый разный. Катюша сказала, что это хорошо для практики, а она, как я уже писал, бывшая профессиональная карманница — её слову верить можно. И практика началась.

Условия. Я должен принести назад золотую пластинку, которую Мария Фернанда будет по указке Катарины подкидывать тому или иному человеку. Мне указывают человека, а дальше я сам решаю, как что сделать. Просить пластинку — не могу. Действовать силой — не могу. Воровать, то есть, например, выхватить сумочку и убежать, не могу — всё должно быть в рамках закона. В смысле, человек должен лишиться ТОЛЬКО пластинки, оставшись со всем, что у него было до её подкидывания. Если засекут силовики — должен бежать, причём сам, без поддержки. Если засекут представители местного эскадрона… Тут проще, для этого нам и нужны Роза с Мией. Представителей «крыши» местных карманников им недвусмысленно приказано валить. Насмерть. Ибо нефиг. Сестрёнки — наша с Марифе подстраховка, и скажу честно, оказавшись в этом муравейнике, я был сильно опечален, что тут только они вдвоём, а не весь наш взвод. Да, больше привлекли бы внимания, но тут реально чувствуешь себя маленьким и ущербным.

Работа Розы и Мии понадобилась почти сразу — нас засекли быстро, ибо я не профи, да и Марифе среди местных бродяжек выделялась. Вначале ко мне подошёл некий тип мелкокриминальной внешности с бегающим взглядом и сказал, что это не моя территория, и я сильно пожалею, если сейчас же не уберусь. А когда я доставил Катюше очередную пластинку, Роза и Мия почти синхронно ударили небольшими заточками в сердца двум стянутым к месту проведения нашей операции амбалам. Через минуту заточку получил и предупреждавший меня тип, от тоненьких и пока ещё слабых, но ловких ручек прошедшей огонь и воду Марии Фернанды. Всё было проделано с ювелирной аккуратностью, без фонтанов крови — р-раз, и вдруг отчего-то оседает на землю человек, хватаясь за сердце. Плохо стало, родимому. А невдалеке другому. И третьему. Бывает!

Я не рефлексировал по этому поводу — давно уже перегорел. Это были прежде всего ПРЕСТУПНИКИ. Воры и бандиты. Которых не перевоспитаешь. Которые не приносят окружающим никакой пользы, а лишь паразитируют на нашем обществе. Год назад, может, стенал бы, дескать, нехорошо вот так жестоко, без суда и следствия. Без единого шанса дать им исправиться, наконец! Но сейчас я куда больший ангел, чем мог себе это представить в самых страшных своих докорпусных фантазиях.

И ещё, мы не представители Закона. Мы — банда, криминальная группировка. Работающая лично на королеву, главу государства, гаранта нашей конституции, безопасности и пресловутого Закона, но сами Закону не подчиняющиеся. Так зачем изобретать ядерный реактор и под что-то мимикрировать? Они — конкурирующая банда, а среди профессиональной терминологии эскадронов нет даже подобия такого слова, как «пощада» в отношении конкурентов.

С той площадки пришлось уйти, но недалеко, в другой конец рынка. Шоу должно продолжаться. Нас больше не трогали, хотя пристальное внимание ощущал подкоркой.

Задания становились всё сложнее и сложнее, Катарина выдавала чудеса изобретательности, а Марифе — артистизма, засовывая «клиентам» пластинки в самые разные места. Даже раз прикинулась больной, что ей плохо, чтоб ей оказали первую помощь, во время которой пластинку и подсунула. Куда — не скажу, как не скажу, кому.

Наконец, та девочка. Красавица, скучающая без мужа, работающего на лапуте, на вахте. Зашедшая купить фруктов, побаловать себя. Марифе столкнулась с нею, и, падая, завалилась на прилавок, на её сумочку. Станиславский бы заплакал в восторге со своим коронным: «Верю!»

После чего сумочка оказалась вне зоны моих потенциальных способностей, и я не нашёл ничего лучшего, как идти знакомиться с девушкой, планируя зайти к ней в гости на огонёк, если пустит, или хотя бы поцеловать её в подъезде. А там под благовидным предлогом залезть в сумочку что-то подать, и тихо пластинку свистнуть.

Но получилось так, как получилось. Жалею? Нет, наверное. Они всё равно бы к этому подвели. Но — приказали бы, выбрав кандидатуру самостоятельно. Я чувствовал по взглядам Мишель, сеньорины-командиры планируют сие действо, просто выжидают удобный момент. А так я помог им, доказал, что делать этого не обязательно, и при том выбрал девочку САМ. Хотя, тошно, конечно — не передать. Я люблю Бэль, и не хочу ей изменять. Даже с ангелами.

Алилуйя, сработало! Следующим заданием стала не красивая девушка, а… Бабушка. Пожилая донья с осунувшимся лицом, вся в морщинах. В силу возраста я мало обращаю на таких внимания, хотя в мире их много. Эта донья была из бедной прослойки общества, одета в откровенные лохмотья. Лет на вид… Ну, семьдесят. Может, восемьдесят.

Вновь сумочка. Но не дамская — хозяйственная, с покупками, которые еле несёт. Дежа вю? Ждут, как решу проблему?

А может к лешему всё, подойти на встречном курсе, залезть в сумку, внаглую выдернуть из неё что надо и быстро убежать?

Я сократил дистанцию, приблизился… И мне стало стыдно за предыдущие мысли.

Бабушка была не просто старой, она еле ходила. Дунь на такую — рассыплется.

…А, пошли они все со своими заданиями!

— Сеньора, разрешите вам помочь? — честно и в лоб спросил я.

— А? — бабушкаа повернулась. Посмотрела на меня непонимающими усталыми глазами.

— Говорю, разрешите вам помочь? — повторился я. — Вам тяжело, а я не занят. Донесу сумки куда скажете. Мне не трудно.

— Спасибо, сынок…

Она пробуравила меня цепким взглядом, который трудно ожидать от божьего одуванчика, и, видимо, посчитала, что надёжный. Что не из тех, кто вырвет сумку и убежит. Во взгляде этом я почувствовал воина, пожилого, много пережившего, мающегося на заслуженной пенсии, но, несмотря на «доживание» в забытьи, ещё помнящего, кто он и чего стоит мир вокруг. Поставила сумки на землю. Я взял их — а вес-то приличный! И, улыбаясь, произнёс:

— Куда?

— Пойдём.

Шли медленно. Она рассказывала о себе. Я слушал, и понимал, что не выговаривалась старуха уже давно. Нет в её жизни собеседников, кому можно выговориться. Таких же бабулек на лавочке возле входа в подъезд (на галерею дома). Может таких нет в принципе, а может для их сбора в одной точке нет инфраструктуры. Или эта сеньора слишком… Ну, неконтактная, считает рядом живущих бабулек ниже себя достоинством? Кто знает.

Звали её донья Констанция О’Коннор Вот так, без второго имени и без второй фамилии, и даже без отчества, как принято и законодательно разрешено называться выходцам с Обратной Стороны. Она — дочь женщины-гринго, прилетевшей на Венеру и избравшей не стандартный для выходцев из Северной Америки путь проститутки, а тяжёлый и сложный путь воина. Который и для мужчины непрост, а для женщины тяжёл вдвойне. Её, дочь, родила, когда уже получила подданство, но со службы не ушла, и воспитывалась Констанция все юные годы в казарме, и это повлияло на её решение самой стать воином, избрав стезю всей жизни.

Так что я угадал, действительно, передо мной был солдат в отставке. Измождённый, с подорванным здоровьем (сеньора оказалась моложе, чем выглядела, ей пары лет не хватало до семидесяти), но с титановым стержнем внутри. Фамилию по стопам матери менять так же не стала, и сыну своему дала её же, без фамилии отца, а не как принято у латиносов. Как сказала, «Лучше пусть будет Рауль О’Коннор, чем Рауль О’Коннор Родригес».

Замуж так и не вышла. Не посчитала нужным, да и по её словам, «не за кого было — не за этих же хлюпиков…». Отец сына сам был женат, хотя, по её словам, надо было бы — отпустил. Такой же воин, как она, офицер — у них в армии свои заморочки, свой кодекс. Как я могу «спать» своих, ангелочков, без оглядки за мир за воротами базы, так и то, что происходит внутри полка в полку и остаётся. Как-то так. Но сыну всю свою жизнь помогал. Пока не погиб на Марсе во время условно гражданской тамошней войны.

— А сын ваш где? Почему не поможет матери?

— Так нет его, — произнесла она. Спокойно, хотя я чувствовал, какая буря разыгралась в ней при этих словах. Но воину не пристало показывать эмоции. — В песках остался.

— Каких песках? — не понял я.

— Африканских. Этих чёртовых Земных песках…! — Её немного повело, но донья Констанция вновь взяла себя в руки. — В десанте он был. На Марс не попал — служил в регулярах. А на эту чёртову планету полетел. Думал, прогулка будет, даже пострелять не успеет. Отбомбятся и назад. А оно вон как вышло.

— …Накрыли их. Всю их группу. Где-то наши яйцеголовые во флоте просчитались, у бармалеев после бомбёжки зенитка уцелела. И не одна. В песках сховались. Дроны тоже её не заметили — мимо прошли. А тут их батальон…

Вздох.

— Четыре катера в минус. Третий и четвёртый успели десантировать личный состав, машины взорвались, а они уже снаружи были, лишь нескольких ребят посекло, а Рауль со взводом во втором спускались…

Я молчал, не зная, что сказать. Сеньора тоже молчала — боролась с тем, чтоб не заплакать. Пауза затянулась, и я переборол себя, чтобы её нарушить, а то как-то гнетуще всё выходило:

— А внуки? Внуки есть?

Качание головой.

— Не успел.

Сеньора отвлеклась от скорбных мыслей, но лишь переметнулась на другие, не менее грустные.

— Была у него девочка. Хотели жениться, после войны собирались. Но… — Вздох. — Она потом замуж выскочила. Навещала меня пару раз поначалу, но потом… Какому ж мужу понравится, когда жена твоя к матери бывшего шастает? И что, что погиб? Люди они такие…

— Нет, не держу на неё зла, — грустно добавила сеньора, хотя я не спрашивал. — У неё своя жизнь, ей семью строить, деток воспитывать, а не меня ублажать. Не вышло — так не вышло…

И новая волна горя и одиночества, идущая из её груди, чуть не смевшая меня с тротуара.

— А вы? В смысле, ваши однополчане? Напарники? В гости заходят, помнят?

— Помнят, а как же. Только у них ведь тоже семьи, дела. Да и не так много нас осталось. Я ведь не в казарме все годы форму просиживала, тоже повоевать пришлось. И друзей хоронила — куда ж без этого… — новый, очередной приступ но теперь сеньора смогла сдержать себя. — А война она здоровью ой как не способствует, сынок!

Ясно, ОСО ВКС[2]. Ох и бабушка. Непростая бабушка! Даже для непростых бабушек.

Подъезд встретил нас грязью, отсутствием света на клетке входа и запахом мочи. И ещё десятком запахов, просто этот доминировал. Донья Констанция скривилась — ей было стыдно. Передо мной. Но стоически подошла к лифтам.

Ехали не вверх, а вниз. На минус двенадцатый. Не самая задница в масштабах дома, но и не Версаль.

Галерея не вызвала ощущения чистоты и уюта. Грязный замызганный кафель пола, изначально с претензией на стерильность, но ныне пришедший в полную ветхость, ободранный во многих местах пластик покрытия стен — некоторые дыры доходили до бетона, то есть сорвана была вся изоляция. Ощущение ветхости кругом. Детские коляски в двух местах, прямо в коридоре-галерее. Тут ещё и с детьми помещаются? Лица людей, попавшихся навстречу, такие же измождённые, фатализм в глазах. А пара человек — откровенные бухарики, из тех, что практически не протрезвляются. На первой из «площадок», как тут называли закутки на галереях, сушилось бельё, за которым ругались двое, мужчина и женщина, и крик их стоял до самых лифтов. Ещё несколько голосов что-то поддакивали, добавляя в спор свои пять центаво. Судя по тому, что никто на крики не обращал внимания, такие вещи здесь абсолютная норма. На второй площадке за огромным кухонным столом сидел один единственный человек и… Курил марихуану. Баш стоял, хотя под потолком и жужжал вентилятор. Донья Констанция на это вновь лишь скривилась, и то глядя на то, как рябь неприязни прошлась по моему лицу. А возле самой её… Язык не поворачивается назвать эту клетушку квартирой, но возле неё навстречу прошествовал сеньор с красной повязкой в форме частной охраны.

Я не мог не вмешаться — порода такая — и обратился. Донья Констанция не ждала такого финта с моей стороны и не успела перехватить.

— Сеньор, там — указал я за спину, на закуток, — совершается правонарушение. Некий представитель человечества употребляет запрещённые препараты в общественном месте, более того, на территории жилого фонда. Он…

— Кто таков? — Бабушка успела дёрнуть мне футболку за поясницу, но было поздно. Я и сам понял, когда страж порядка, а местный ЧОП всё же представляет порядок, несмотря на то, что не является государственной структурой, отреагировал не так, как положено. Вместо того, чтобы меня выслушать, выкатил глаза, которые зажглись злым блеском. Ему было плевать, что я говорю, он смотрел на МЕНЯ. И я узнал этот жадный и голодный взгляд хозяина вселенной

— Кто таков? — продолжил он, спуская руку на дубинку. — Документы!

Я вздохнул и неспешно протянул руку с браслетом.

— Не местный?

— Как видите.

Есть, ID, данные чипа-идентификатора, считал. После считал мою сетчатку, вытянув сканер. Причём протянул его грубо, ткнув меня им в лицо.

Я стерпел, включив «режим запоминания», как называю его с недавних пор. Ну, это когда человек тщательно запоминает обиды, чтоб потом их припомнить, все до единой.

— Цель нахождения? — считал он данные, пришедшие ему на ручной терминал. К данным не придерёшься — я образцовый гражданин.

— В смысле?

— Погрызли! Цель нахождения на территории объекта? — рявкнул уже смелее.

— Какого объекта?

Он зло фыркнул.

— Сопротивление? — И снова положил руку на дубинку. — Цель нахождения на территории объекта, дома номер тридцать два по проспекту Бенито Хуареса? Ты что, испанский не учил?

— А как насчёт удостоверения и идентификатора? — напрягся я. — Основание меня о чём-то спрашивать? Хотите проблемы, солдат? Вам их организовать?

Отпора он не ждал. Не привык. И меня не знал — мало ли кто я такой? Тут ведь такая штука, иногда по глупости можно и нарваться. Потому с полминуты смотрел на меня, оценивал. Затем, приняв решение, зло, сквозь зубы, выдавил:

— Щенок!

Но разговор не был закончен.

— Чего надо? Чего здесь забыл?

Я хмыкнул.

— А вы неприветливы.

— Какие есть, — парировал он. — Не мы у тебя в гостях, ты у нас.

Честно. Грубо, но честно. Уважаю.

— Там у вас анашу курят, — снова указал я за спину, решив, что смогу хоть что-то доказать.

— И что? — Искреннее недоумение. «Тебе какое дело, сопляк?»

— Ну, как бы… Это незаконно, — не нашёл лучшего ответа я.

— И что? — Снова в глазах непонимание.

— А как думаете, и что, если это ВАША территория?

Пауза, он обдумывал ответ. Видно, с таким фриком, как я, в этом доме сталкивался впервые. Наконец, решился действовать активнее:

— Сеньор Шимановский! Вы подозреваетесь в ношении огнестрельного оружия! Кругом, лицом к стене!

— Карлос!

— Заткнись, старая вешалка! — А это он донье Констанции, попытавшейся было его одёрнуть.

— Карлос, прекрати! Он со мной!

— Мой ID, — протянул и активировал выродок идентификатор частного охранника. — Это в моих полномочиях, проводить досмотр подозрительных лиц? Будешь спорить, щенок?

Теперь правда на его стороне. Такое право он имеет. Они как бы ещё не гвардия… Но уже не простая частная охрана. Кажется, есть такое слово, «дружинник». А ещё «фольксштурм». Или «милиция». В общем, он даже оружие может применить, вон, огнестрел в кобуре. Я нехотя подчинился.

Что-то везёт мне на отморозков по имени «Карлос». Не успел одного грохнуть, новый на горизонте нарисовался. Интересно, он что, думает, я ему это так оставлю? Тому поначалу решил оставить, допустил, чтоб за спиной стоял человек, имеющий возможность ударить в оную спину. И тот, естественно, ударил. Теперь я никого и ничего не прощаю, никогда. И отдельно ненавижу таких вот дорвавшихся до халявной власти уродов.

Надо отдать должное, лапал он меня вполне профессионально, ничего порочащего мою честь или доставляющего боль не сделал. Видно, чувствовал, что границу переходить не стоит. Я — зверь, внутри меня дракон, и люди это подсознательно чувствуют. Отстранился, зло хмыкнув:

— Свободны, сеньор!

Я обернулся.

— Так как, Карлос, насчёт выполнить свою работу? — И снова указал за плечо. Я такой, настврный-настырный.

— Не лезь не в своё дело, щенок. Целее будешь. — Выродок бросил многозначительный взгляд на донью Констанцию. — Родственник?

— Родственник, — согласился я, зло сверкнув глазами в ответ. Это дерьмо только что намекнуло, что я уйду, а сеньора О’Коннор останется. Ну-ну, родной! Ты конкретно попал! Таких намёков я не прощаю тем более! Но тебе это знать ПОКА не стоит.

— Бывай, родственник. — Перевёл глаза на мою спутницу. — А ты когда-нибудь допрыгаешься, старая шлюха!

— Зачем ты его тронул? — произнесла бабуля, когда мы вошли в её клетушку. Убогую, но уютную, в отличие от любых других увиденных помещений дома.

— В смысле? — не понял я. — Он же… Представитель власти. Разве нет?

— Они только свою власть представляют. — Она устало отвернулась. Было стыдно смотреть мне в глаза. — Любая их работа, любые услуги — стоят денег. Неофициально всё, но если кто-то попробует «стукануть» наверх… Там у них всё схвачено, а тут, в тридцать втором, с таким человеком начинают нехорошие вещи происходить. Понимаешь?

— Понимаю. — Из груди вырвался вздох. И тут то же самое. Когда это кончится?

— Все эти нарки, вся эта алкашня… Они «крышуют» их. Их бизнес. Соответственно, ни дилеров, ни клиентов не трогают. Тут ещё и бордели есть! — воскликнула она. — Незаконные. Три штуки. Правда, все на надземных этажах. Там бойцы местного эскадрона отдыхают.

— Так что ж они тогда вообще охраняют? — развёл я руками.

— Их поставили порядок поддерживать — они и поддерживают, пояснила донья Констанция. — Ни дилеры, ни клиенты, ни алкаши не могут причинять кому-то вред, несовместимый с жизнью. То есть избить кого-то на территории тридцать второго… Тут легко. А вот насмерть…Только за территорией!

Я вспомнил статистику. Кажется, этот пункт тоже получается у парней не очень.

— Плюс, мелкие воришки тут есть, профессиональные. Вот они и следят, чтоб не распоясались. Вещи-то, конечно, пропадают, у всех, но в целом если кто черту перейдёт и жители начнут жаловаться — некоторые не в меру аппетитные пропадают.

— Профессиональные воры… Тут и такие есть, — потянул я.

— Куда ж без них. Но те обычно дома не гадят. «Пропадает» как правило мелкота из местных. Кто «работать» не умеет. Дилетанты. А таких здесь куда больше.

Я покачал головой. И всё это под носом у всех, у всего города и планеты.

— Ещё алкашей всяких разбушевавших успокаивают. Или когда до поножовщины доходит — могут и пальнуть. Тут драки часты, это постоянное явление, так что не надо их недооценивать.

— Потому, что это вредит ИХ бизнесу, — пояснил я для себя. — Потому и поддерживают относительный порядок.

Подтверждения не требовалось.

— А дилеры, значит…

Старушка покачала головой.

— Молодёжь снаркоманивают, но сами тихо сидят. Это бизнес, а бизнес тишину любит.

— Понятно.

Только теперь дошла очередь до комнатушки. Я внимательно оценил её. Маленькая, метра три на четыре. Как они вдвоём с сыном тут выживали? Вся мебель встроена, как и кровать, и кухонная панель, но вот фотографии… Они висели везде, занимая центральное место. Не комнатушка, а музей старины, честное слово! Трёхмерные, и четырёхмерные — на любой вкус.

Вот малыш грудного возраста, только-только из роддома. А вот он с мамой, доньей Констанцией, но выглядящей помоложе, сидит у неё на руках. Месяцев восемь, наверное. А вот голопуз годиков двух. А тут — уже школьник. В форме и фуражке, с гордым видом. Ну, прямо будущий солдат!

А вот и солдат. Не офицер ещё, курсант. В курсантской форме ВКС, с тремя друзьями. Эх, Рауль-Рауль! На кого ж ты покинул мать? Ей тут совсем не сахар. И пенсия… Не хватает ей пенсии ни на что более. Альфа дорогой город, забитый иностранцами-гастербайтерами, которым нужно где-то жить. Не говоря о местных из провинции. Даже плохинькое жильё стоит тут сказочные деньги. А в вашем, где ты вырос, без тебя её обижают. Видно по глазам тёзки приснопамятного Кастилио, ещё как обижают. Боевая старушенция, жару тут всем даёт, а кому это понравится? Серьёзно трогать старушку «правильным пацанам», конечно, «западло», потому и жива до сих пор, но всё же…

А вот тут молодой мужчина, высокий и статный, в офицерской форме, в обнимку с красивой девушкой. Молодой сеньоритой, даже с изображения видно, как она его любит. А вот снова изображение, где он с друзьями. Го-осподи, а это что у него на груди?! Лиловый скорпион? Куда я попал?

— «Лиловые скорпионы»? — произнёс я вслух. Донья Констанция кивнула, в движении её я прочёл гордость за сына.

— Да. Он лучший был, отличник. Вот его и… Взяли.

Угу, а ещё у него мать в ОСО служила. Как и не признавший его, но отец. И это тоже наверняка сыграло.

— Тогда получается… Непростая операция была в Северной Африке?

— А когда они бывают, эти простые?

Старушка помолчала.

— Да, сынок, в ОСО он служил. Как потом их командир сказал, заложников они отбивали. Кого местные в первые дни войны похватали, кто улететь не успел. Держали где-то в пустыне под охраной. Хотели точечно их освободить, чтоб болванками с орбиты не утюжить, да в засаду попали. Из всего батальона меньше половины осталось. Пришлось бомбить там всё, с землёй ровнять.

— Вместе с заложниками.

— Такова доля…

Да, к сожалению, такова доля. ОСО ВКС не смогли спасти людей, потеряли полторы роты, и поверхность пришлось «зачищать» из космоса. Вместе с теми, кого не спасли. Которых пришлось по факту списать. Война есть война.

— Он и до того повоевать успел, — произнесла старушка. — У него две медали были, «За отвагу» и «За храбрость». И три военных креста. Не зелёных необстрелянных юнцов в ту пустыню бросили.

Три креста? Почти полный кавалер? Ну, ничего себе!

— А… — хотел попросить я, но старушка покачала головой.

— Нету. Нету, сынок. Чучо, подонок, повытягивал. Все, что были.

— Чучо? — Я напрягся. И, кажется, серьёзно. Всё, что было до этого — так, ерунда. На сей раз голос старушки был наполнен такой горечью, что…

— И награды, и наградные листки — всё, сука, вытащил! И не за раз ведь! В несколько заходов исчезали!

— Кто этот Чучо? — Глаза мои были похоже на сверхновые.

— Алкаш соседский. — Донья Констанция помолчала. — Из тысяча девятнадцатой. Вечно денег на пойло нет, ходит по галерее, у всех клянчит. А когда кого нет, может и в комнату забраться.

— И забирался! — воскликнула она. — И ловили. Эти… — Скривилась. — Потом отпустили.

— Я ведь их прятала, Хуан. Хорошо прятала. Деньги — те на виду осталяла, а награды… Да только где тут хорошо спрячешь! — Картинно обернулась. Да уж, точно — негде. Особенно старушке, которую обижают, которой грозит всемирным потопом тот, кто как бы должен защищать.

— Они денег хотели, да? Ну, чтоб этого Чучо «прикрыть»? А вы не дали?

Попал. Старуха вновь отвела глаза.

— Стара я стала, Хуан. Руки уже не те. И ноги. Не справлюсь я. А вот были когда-то времена!.. — Мечтательно вздохнула. — Хотели, да не только в выродках дело. Дружки у Чучо есть. Много. Такие же бухарики, как сам. Грохнули бы меня, Хуан, и все дела. И… Побоялась я.

Она была готова провалиться сквозь землю. Это был грех, тягчайший грех для воина. И она ему поддалась. И корила себя за это немыслимо, но изменить что-то…

Раз сделанное не изменишь, вот в чём проблема. Или ты сразу трус… Или тебя сразу прикончат. Одно из двух. И глупо прятаться за какие-то надежды и отговорки.

— Да и не посадили бы его, — продолжила она, и говорила правильно, что, однако, не умаляло её в своих собственных глазах. — С чем сажать? Доказательств — нету! А что в чужой дом вломился… Ну, хулиганство бы пришили, все дела.

— А ваши… Сослуживцы. У них есть какие-то рычаги?

На глазах старушки выступили слёзы. Ясно, не буду о грустном.

Я хотел развернуться и уйти, чтоб не смущать её, но она продолжила исповедь:

— Одна я осталась.

Обернулся. Воззрился на сеньору новыми глазами. Ибо то, что она говорила, произносила впервые за много-много лет. Все годы с этим жила, но говорить…

— Ушли они тогда. На Марсе. В бой. А меня не взяли, в Олимпии оставили. Беременная я была, только-только, они знали. А командиры — нет.

И все полегли — тоже на засаду нарвались. Да глупо так. Там пылевое облако было, местные заряды рванули — ничего не видать. Видимость нулевая, приборы почти слепы… А тут навстречу местные. Сотни две. Шли на наши позиции напасть, так же, втихую, из пыли, из ниоткуда. Ну и… Наших оказалось меньше.

Молчание.

— А меня… — Она вытерла слёзы. — …Под трибунал. Как дезертира.

Ясно. Так что ни особой пенсии, ни каких иных плюшек. Вышвырнули её со службы и все дела — это так делается.

Старушка села на сиротливо возвышавшийся посреди комнатушки стул.

— Потом, через год после рождения Рауля, оправдали. Но в ВКС больше не взяли, да я сама и не просилась. А без ВКС мне в армии делать нечего. Так и осталась на гражданке, с Раулем. Пока и он…

Грудь её чуть не разорвало от рыданий. Давно старушка не плакала, ой давно!

Титановый стержень, что я увидел в ней на рынке, вдруг куда-то делся, испарился; передо мной сидела сгорбленная старуха, одной ногой стоящая по ту сторону Барьера, которую мало что держит на Этой стороне, и которая это отсутствие связей горько оплакивает. Ибо изначально она была очень жизнерадостна, и дорогих ей людей в мире было множество.

Но она осталась, действительно, одна. Одна одинёшенька. Последняя из взвода. Потерявшая любимого. Потерявшая сына. Свои награды у неё тоже наверняка были, и их тоже стырил алкаш-сосед, просто о них не сказала — гордость не позволила хвастаться. Бабуля-воин, бабуля-герой. И мать героя, кавалера трёх военных крестов, а их за просто так не дают, не считая медалей.

«И ЭТУ женщину смеют обижать какие-то представители местной шелупони?» — поразила мысль.

Я понял, что дракон внутри проснулся и жаждет крови. Слишком серьёзным оказался эмоциональный вал, идущий от старушки, слишком больную для меня тему она подняла. Зверька повело, и теперь я должен ублажить его, а не старушку своими поддерживающими разговорами.

Такие старушки не должны ходить без стержня! Они не должны ломаться! А раз вы её сломали… Держитесь, суки!

Это вам будет не за меня — ни в коем случае. И даже не за неё. Она свой ГРЕХ совершила, осознание этого и будет ей наказанием до конца жизни. А за Рауля О’Коннора. За его взвод. За всех ребят, погибших геройской смертью ради нас, тех, кто остался жить на Венере, и кто…

Мне стало дурно от эмоций, но через силу сдержался. Как — сам не понимаю, ибо дракон ОЧЕНЬ хотел вырваться на свободу.

«Сидеть! Место! Место, кому сказал! Мы не уйдём сегодня без крови, скотинка. Прольём её, обязательно! Обещаю! Но ДУМАТЬ, как именно будем её лить, буду я! Хорошо?»

Кажется, аутотренинг подействовал — отпустило. Я вернулся к своим мыслям, умчавшимся галопом далеко вперёд.

…За них, ветеранов, погибших ради нас, неблагодарных потомков. Погибших за то, чтобы то же Хезус-Чучо смог жить, пить и воровать, в том числе ветеранские награды. Чтобы выродки в форме вроде Карлоса Номер Два говорили его матери: «Старая шлюха!». Сегодня я зол, но сегодня не я буду центром вселенной, как обычно. Есть вещи, за которые кара должна быть одна, смерть. И и я буду всего лишь исполнителем воли высших сил, их палачом. А не организатором.

— Катарина, срочно скинь все возможные данные по некому Хезусу… — активировал я пятую линию, не замечания удивления старушки. — СРОЧНО!

Донья Констанция меня не остановила. Даже единого вопроса не задала. Но с моим преображением в зверя подобралась и сама, уняв слезы. Титановый стержень снова заиграл в ней, но я видел, что не такой он прочный и толстый, как мог быть. Хотела остановить, хотела что-то крикнуть вслед… Но не стала. Ведь я тоже воин, и всё для себя решил — что мне её «останавливалки»?

Нашлись, родимые, на этой же галерее, метров через двести дальше по коридору. Сидели, пьянствовали, в смысле распивали крепкое, но дешёвое пойло. Шестеро. Досье на четверых из них у Катарины нашлось — сидели за мелкое хулиганство, есть в базе гвардии.

Сейчас они сидеть явно не собирались — чувствовали себя как дома (почему как?), орали, спорили, дебоширили, не обращая внимания, что могут кому-то помешать. Они тут хозяева, и точка. Это читалось на лицах девушки, прошмыгнувшей мимо, сеньоры в возрасте, неодобрительно, но с напряжением посмотревшей в их сторону, да паренька лет четырнадцати, который тоже промчался поскорее мимо. «Банда», — промелькнуло у меня в голове. «Держат в страхе секцию этажа, типа крутые. А всякие «карлосы номер два» потакают. В доле, наверное? Только в какой?»

— Здорово, козлы! — начал я, приближаясь. — Ты. — Палец указал в нужную персону. — Мне нужны награды Констанции и Рауля О’Конноров.

— А я хочу стать гаванским папой! — заржал один из собутыльников приснопамятного Хезуса. Сам он, чувствуя силу, довольно оскалился:

— Так обращайся к старухе. Какие проблемы?

— Проблемы? — Я нехорошо усмехнулся. — Никаких. — Тоже довольно покачал головой. Предвкушающе.

Тут мои будущие противники не вытерпели и начали подниматься. Да, ребята серьёзные — физическая подготовка у них была… Дай бог каждому. У троих за плечами точно армейские контракты. А может и у всех. У Хезуса точно есть.

Я не собирался драться. Вот ни капельки. Да и наученный горьким опытом походов по паркам с благоверной, больше не хотел рисковать.

Податься влево, к мойке. Возле которой сиротливо стоял стакан с вилками и ложками. Ножей не было, но мне они и не особо нужны — хватит вилок. Рывком вытащить стопку, разворот. Да не простой, а с броском — первая пошла.

Молоко. Но я и не стремился поразить цель, собирался лишь остановить напор. Получилось. Секунду себе выиграл — один из детин, глядя на ткнувшуюся в грудь вилку, замедлил движение. Тем временем я сделал новый рывок, и с очередного разворота всадил вторую вилку под кадык второму детине. Нога моя тем временем задержала движение третьего… А вот и третья вилка, ему в глаз.

Удар локтем. И снова ногой, пробивая блок. Ещё один детина перепрыгнул через стол — понял, что происходит, но не все соображали так быстро. Пары алкоголя в крови… Сами понимаете.

Впрочем, щадить кого-то я не собирался, и через несколько секунд поразил ещё двоих. Этих не насмерть, просто поранил. Пятого вырубил, а шестой, тот самый Хезус-Чучо…

— …Повторяю, гнида! Мне нужны награды О’Конноров! — швырнул я его на столешницу. Из носа выродка стекала кровь, да и руку его я в трёх местах проткнул. Как и бедро. Из бедра вилка торчала до сих пор.

— Да пошёл ты! Кто ты такой, а?

— Я — брат Рауля, — честно признался я, ибо метафизически так и есть. Мы оба воины, члены касты тех, кто готов умереть за свою страну и королеву, а значит, в чём-то братья. — И ты, гнида, украл награды моего брата.

Перевернуть его, удар под дых. Сильнейший, на какой был способен. А затем по зубам.

— Повторяю вопрос, где награды?

Кажется, на площадке начали собираться люди — жители соседних комнатушек и проходящие. Немного, но есть.

— Та пофёл ты! — вновь не понял меня подонок.

Я, конечно, видел, как нужно пытать людей в полевых условиях. Есть после того урока сеньоры Гарсия не мог спокойно ещё долго — выворачивало. Но в данный момент миндальничать не собирался. Это — отработанный материал. Ибо он по любому давным-давно продал награды и пропил, следы я вряд ли найду. Просто хотелось успокоить совесть, в этом, наверное, был корень зла моего поступка.

— Как хочешь.

Я вернулся к мойке, открыл напольный шкаф. Повезло, ножи есть. Вытащил со стойки… Большой тесак для овощей. Попробовал — острый. Пойдёт. Там было ещё несколько разнокалиберных стальных малышей, но этот — самый представительный. Не украли его, наверное, потому, что невелика ценность. А может просто недавно пользовались — вон, ещё сырой, капли воды на ручке — только помыли. Люди хотят в человеческих условиях кушать, а не в скотских в каморке.

Теперь перевернуть деморализованного скулящего выродка и швырнуть на столешницу. Зафиксировать руку, придавив телом… И… Рубануть. С плеча, всем весом, всей силой.

Нож оказался недостаточно остёр и недостаточно тяжёл — отрубить кисть не получилось. Но кость перерубил. Не до конца, но… В общем, опущу подробности, просто констатирую, что даже если выродку и пришили бы руку, она бы всё равно без нейротехнологий не функционировала.

Ор сотряс всю площадку и весь этаж. Несколько человек, собравшихся поглазеть, что тут за крики, кинулись врассыпную. Будут из-за угла слушать, вряд ли уйдут совсем. Они ещё не поняли, что тут смерть, слишком быстро я расправился с дружками своего «товарища».

— Повторяю. Где награды?

Ор не прекращался. Новый удар в челюсть, схватить вторую руку и тяпнуть как есть. На весу, ниже локтя.

Нет, тут кость слишком крепкая — не для такого ножа. Но плоть до кости рассёк, кровь брызнула во все стороны, в том числе на меня. Зрелищно!

Новый удар подонку в лицо. Пострадавшая кисть в падении перелопилась, повиснув на лоскуте кожи. И ещё удар. И ещё. Чтоб пришёл в себя несмотря на шок. Я — зверь, меня надо бояться больше крови.

— Где награды! Где мои награды, сволочь! — орал я… И на сей раз подействовало.

— Да не знаю я! Я их Бартоломео отдал!

— Что за Бартоломео?

— Скупщик краденого!

— Местный? С этого дома?

— Да!

— Где живет?..

Уходя, доделал то, что был должен. Добил оставшимися вилками и лежащими на столе ножами пьяньчуг, кто ещё был жив. Ведь донья Констанция остаётся, и мне очень не хотелось, чтобы рядом с нею был кто-то, физически способный отомстить.

— Где награды! Где награды, гад!

— Не-з-знаю о чём речь, сеньор! — вопил толстый лысый коротышка, тот самый Бартоломео, висящий под потолком. Вход в его «пещеру тролля» охраняло ещё два дуболома, подчиняющихся, видимо, лично ему, с огнестрелами в кобурах, но добрался я до этого логова уже не один. Роза и Мия присоединились почти сразу. Благо, мне пришлось подниматься на надземные уровни, а им всего лишь подождать на наземном. Кстати, их атака в спину почти скрутившим меня сотрудникам ЧОПа (я ж вообще без оружия, а они с огнестрелами), которых хотелось назвать больше ЧВК, то есть наёмниками-грабителями, была великолепной. Парни не ждали подкрепления любимому мне, да ещё вооружённого метательными ножами, да ещё и игольниками вместо стандартных огнестрельных положенных им пукалок… В общем, минус четыре охранника. Остальные разбежались и больше не мешали.

— Констанция О’Коннор. Рауль О’Коннор. У Рауля три военных креста, «За храбрость» и «За отвагу». Припоминаешь? — тряхнул его.

— Нет, сеньор!

Он думал, что я не сделаю этого? Но я сделал.

Тут, в «пещере», лежало много барахла, среди которого глаз сразу зацепился за верёвку. Капрон, или ещё какая синтетика — не знаю, но штука прочная. Я догадывался для чего она сеньору, но бог и гвардия ему судья. Честные люди вряд ли имеют с ним бизнес. Теперь на его же верёвке для связывания пленников я подвесил его самого, закинув оную за свисающий крюк для антикварной люстры (которую к слову разбил).

Коротышка задёргался, затеребил ногами. Глаза его чуть не вылезли на лоб. Что-то попытался прохрипеть, но я был непоколебим. Отпустил его ровно через полминуты, ни секундой ранее.

— Я понял! Кажется, понял, о каких наградах ты говоришь! — завопил он, как только ослабил своими толстыми ручками хват верёвки. — Понял. Это Чучо Пердун. Он приносил как-то некие награды… Среди которых были военные кресты и медали.

— И где они, эти награды? — усмехнулся я.

Коротышка развёл руками. Судя по тому, что в глазах его заплясал страх, говорил правду:

— Откуда я могу знать! Это когда было! Я сплавил их, в рабочем порядке, и никто не сможет их найти, разве только они были чем-то радиоактивным помечены. Но тогда бы их уже давно нашли, не тянули несколько лет!

— Эй, нет, не надо! Не убивайте меня! Я правда ничего не знаю и ничего не могу сделать, чтоб помочь! Я простой торговец «товара»! Мне приносят, я реализую, деньги клиенту, себе — комиссию! Я не знаю откуда что берётся! Мне главное продать! Не на-а-ада-а-а!!!

Коротышка заскулил… И мне стало его жалко.

Сентиментальность? Нет. Скорее, недоказанность вины. Зачем убивать червя? Он именно червь, ничего не решает, просто присосался к нужному товарному потоку, плевав на его источник и устье. Кровь тоже надо лить в меру. И даже дракон, кажется, со мной согласился.

— Я могу дать денег! У меня есть деньги! Компенсация за обман! Берите! Всё, что есть! Всё отдам, только пощадите!

— Давай. — Я сам ослабил верёвку, из которой Бартоломео тут же выскочил. — Компенсация. За моральный ущерб.

— Вот, сейчас… У меня карточки, одноразовые! Много денег!

— Золото! Всё, что есть! — Приставил я к его голове игольник. — Никаких карточек — это дерьмо оставишь детям, если есть. А если найдём что-то, что укрыл — прощайся с жизнью. Вопросы?

— Зачем обижать хороших сеньоров? — залебезил коротышка, засеменил, забегал по квартирке, выполняя какие-то пассы, от которых золотая кучка на столике (тоже антикварном, из резного дерева) становилась всё больше и больше. — Сеньоры хорошие, правильные. Бартоломео понимает, они — жертвы! Это подлый Чучо Пердун, земля ему стекловатой, «кинул» нас. Нас обоих. Вас — взяв чужое, меня — соврав, что нашёл… Я всегда готов компенсировать клиентам их потери и расходы! Я — серьёзный человек! Ведь ошибки… Кто не совершает в жизни ошибок, правда же…!!!

— Вот, сеньора. Это вам.

Донья Констанция стояла, глядя на кучу золотых пластинок и пару слитков на собственном откидном столе, расширенными от удивления глазами. Удивления, не ужаса, — отметил я про себя. Мию с Розой оставил снаружи — на нас больше не нападали, дорога назад была чиста, но мало ли. Как правило отсутствие нападения свидетельствует о хорошей подготовке следующего шага противника.

— Это компенсация скупщика краденого за то, что он продал ваши награды. И вашего сына. Типа, не знал их происхождения. Всё честно. Сами награды вряд ли удастся найти, но хоть так…

— Ты убил Чучо, — не спросила, а констатировала она. — И его дружков. Не всех, но самых отмороженных. И это… Бартоломео не из тех, кто что-то просто так отдаёт.

— У него особого выбора не было. — Я безразлично пожал плечами. Не рассказывать же ей, каким зверем становлюсь, когда в ярости, и как это действует на окружающих.

— Зачем? Зачем тебе всё это? Ты же… Ты же всего лишь сумки хотел донести! — задала она главный мучающий вопрос.

— Рауль мой брат, — честно признался я. — Мне бы не хотелось, чтобы, если меня убьют, кто-то вот так обижал бы мою мать. Я тоже у неё единственный, и тоже… В общем…

Да, тоже могу погибнуть. Она поняла это.

— На колени! На колени, быстро! — В глазах старухи прорезались такие командирские нотки, что я не смел ослушаться. Она подошла к выдвинутой ранее тумбочке, что-то достала из серебряной шкатулки, вернулась и положила руку мне на голову.

— Я, Констанция О’Коннор, признаю тебя…

— Хуана Шимановского… — подсказал я.

— Хуана Шимановского, своим наречённым сыном. Признаю не перед законом королевства, но перед людьми и богом, и готова ответить за это перед куда более важным Законом, чем все людские вместе взятые.

— Встань, сын! — торжественно произнесла она… И я увидел его. Тот стержень. Он был не просто крепок, он… Сиял. Сияла она сама, вся её сущность. Возможно, сейчас настал тот самый момент, ради которого она все эти годы после гибели Рауля жила. Существовала. Прозябала. Она нашла смысл жизни, смысл дальнейшего существования. И я больше не мог оставить бабушку. За неё я теперь тоже отвечаю.

— Возьми, Хуан. Это принадлежало твоему брату. — Протянула мне кулон. Сияющего в рассеянном свете плафона лилового скорпиона. Совсем как тот, что остался на фотографии, изображении молодого офицера спецназа более десятилетней давности.

— Носи его, Хуан, мой названный сын, и не забывай. Никогда не забывай!..

Она уткнулась мне в грудь и разревелась. Но впервые в её слезах не было горя.

Скорпиона я повесил на цепочку, где уже висел крест Макса, моего казнённого марсианского названного брата, и кулоны с единорогом и фениксом. Феникс — самый старый из артефактов, со дня моего появления в корпусе со мной, а единорога девчонки подогнали после вендетты, когда окончательно признали во мне своего. Татуировку пока не сделали, я свой неофициально… Но ведь пятнашкам можно, почему нельзя им?

Итак, мы убили тринадцать человек. Шестерых местных «бухариков», двоих амбалов-телохранителей скупщика краденого, четверых представителей ЧВК… Простите, ЧОПа, а так же того встретившегося нам Карлоса Номер Два. Карлос Номер Два пока жив, потерялся на просторах огромного дома, но девчонки сказали, займутся им. Его смерть — дело времени. Ибо они — мои сёстры, и как сёстры, полностью солидарны, что человек, оскорбивший мою мать, мать воина, оскорбивший прилюдно, при сыне, не должен оставаться в живых. Это Латинская Америка, у нас такое не прощается.

И самое большое, что меня в тот день поразило, это гвардия. Которая примчалась «на трупы»… Когда наша старая добрая «Эспаньола» уже завернула за угол.

— Я не выполнил задания, — скупо отчитался перед Катариной, миролюбиво крутившей баранку. — И знаешь что… Идите вы со своими заданиями к чёрту!

Ответом мне стала усмешка.

— Ты выполнил задание, Хуан. Просто иногда выполнять их надо сердцем, а не ушами и руками. Запомни это.

Глава 3. Вызов

— Судя по тому, что ты один, та вечеринка тебе на пользу не пошла.

Адриано, в спину которого я это произнёс, обернулся. Резко, зло. Судя по выражению лица, убил бы. Но злился он не на меня, и всячески пытался эмоции сдержать. Натужно улыбнулся.

— Ты сделал больше всех, чтобы она не пошла на пользу.

— Не согласен. — Я покачал головой. — Ты устроил вечеринку, чтобы поднять себе рейтинг. А ничто не действует на рейтинг так положительно, как скандал. Его я тебе и устроил — мощный, на виду всего высшего общества, с политической подоплёкой, который, если не врёт моя разведка, до сих пор на слуху. Кстати, твоей сестрёнки что-то сегодня не видно.

— Маленькая ещё. — Он зло фыркнул. А, вот оно что!

Адриано покраснел, пальцы его задрожали, но к его счастью, спустя минуты полторы, эмоции свои обуздал.

— Да, ты прав, скандал — это рейтинги, — признал он. — А рейтинги у меня взлетели. — Помолчал. — Вот только после этого их взлёта всё как с цепи сорвалось.

Я был немного в теме, мониторю дела своего будущего друга, потому подсказал, вытягивая на откровенность:

— Мачеха начала прессовать? По всем фронтам?

Кивок.

— Я даже представить не мог, сколько у неё власти. От меня отвернулись почти все, с кем общался. И продолжают отворачиваться. Она ведёт кампанию по моей дискредитации в высшем обществе, и у неё получается.

— Эх, Манзони-Манзони! — похлопал я его по плечу. — Дурень ты. Думаешь, она начала травить тебя из-за треклятой вечеринки и моей глупой сказки?

Нет! Из-за того, что ты — официально признанный сын отца, более старший, чем её дрянная дочурка. Она была готова спустить на тебя собак в любой момент, и зуб даю, всегда к этому готовилась. Но считала, что с тобой можно будет в нужный момент договориться, когда придёт время. Что ты отступишься, уйдёшь в тень, оставив все претензии на имя и деньги, на влияние в компании. Ты ведь благоразумный мальчик, почему нет? Ведь каждому можно предложить сумму и условия, на которые тот согласится. Если будет согласен уступить в принципе.

А тут ты закатываешь вечеринку, уже тем самым её провоцируя. Показываешь, что самостоятельный игрок на местном поле, пускай пока и среди молодёжи. Но этого мало. Бац — и на этой вечеринке твоя конкурентка-сестрёнка получает по мордасям. За дело, «за базар», но тем не менее. И от кого? От человека королевы, теснейшим образом связанного с Веласкесами! От их имени неофициально сделавшими намёк на помощь!

Ты показал, что независим, что можешь найти покровителей, если припрёт и готов идти дальше. Как, ну как бы ты реагировал на её месте? Я бы так вообще заказал тебя наёмному убийце. Только страх перед сеньором Умберто её от этого шага наверняка и удерживает.

Он опустил голову и снова покраснел, но уже тихо, без приступов.

— Я не отступлюсь, ты прав. Из принципа. Не на того напала. Отец женился на этой суке только потому, что его заставили родители. Он любил мою мать. Всегда любил, и сейчас любит. Я должен был стать его наследником, и стану. Чего бы мне это ни стоило.

Я отрицательно покачал головой.

— Не льсти себе, Манзони. Не станешь. Во всяком случае, сам. Или считаешь, происходящее — случайность, и ты сможешь справиться? — обвёл я рукой вокруг.

Теперь отрицательно покачал головой он.

— Меня убьют, Шимановский. Просто убьют. Вот и всё. Но я готов драться, даже зная это. Ты услышал что хотел, доволен?

— Пройдёмся где потише? — потянул я его за рукав, к фонтану и далее в коридор в соседнее, более маленькое по размеру помещение — вокруг нас слишком нехорошее началось движение. Как бы невзначай те или иные особы обоих полов продвигались в нашем направлении, что-то делая, о чём-то разговаривая, словно мы им ну СОВСЕМ неинтересны. Любопытство грех, но только не в этой клоаке. Здесь оно — оружие.

— Знаешь, Манзони, когда я изучал историю и культуру Золотого века, наткнулся на очень интересное психологическое исследование, — начал я, когда мы выбрались в какую-то оранжерею — их тут три, я знал только общий план дома, а не в какой что произрастает. Повезло, оказались не в переполненных лианами и листвой тропиках, а в умеренном лесу — «случайных» слушателей видно за стволами деревьев за несколько десятков метров. — Проводился эксперимент при помощи телевидения, то есть в тогдашних СМИ, перед лицом всей страны.

Суть такая. Есть сумма денег, крупная сумма, и два игрока, которые на неё претендуют. Ведущий спрашивает каждого из них: «Что мне делать с этими деньгами?»

Я его заинтересовал — мой будущий друг превратился в слух.

— Вариантов ответа два. «Отдать» и «забрать себе». Игроки должны ответить или так, или так.

А теперь подтекст. Если оба говорят «забрать», деньги никому не достаются. Если один говорит «забрать», другой «отдать», деньги идут тому, кто «забирает». «Отдающий» пролетает, как Колибри над Каракасом. Но если оба говорят «отдать», деньги делятся поровну.

— Ну и? — не понял Адриано, хотя усердно силился.

— Самая выигрышная тактика — обоим говорить «отдать», — пояснил я. — Всегда. Вот только делились деньги крайне нечасто, в реальности это был самый статистически редкий случай. Чаще люди пытались обмануть друг друга, обещая золотые горы, соглашаясь с чем-то, лишь бы заставить оппонента произнести заветное «отдать». А сами «забирали». Ну, или оба пролетали, обманув сами себя.

Так вот, к чему я… — Я повернулся, отодвинув его рукой, посмотрев ему за спину. Конечно, пасут. Но далеко. — Так вот, к чему я. К тому, что мы с тобой не должны быть теми идиотами. На кону — власть над планетой, и нам надо разделить её, а не пытаться глупо друг друга обхитрить, чтобы «кинуть».

Я помолчал, давая ему «догнать» мысль. Ни в музыкальной школе, ни у него дома мы ни разу не затрагивали тему политики. Я специально оставил её на потом, на закуску. Он должен понять, что время пришло, и что разговор этот будет иметь большие последствия.

— Да и смысла в бодалове нет. — Всю сумму мы не потянем, ни я, ни ты. Меня без поддержки влиятельных семей «снизу» сожрут, а ты без поддержки «сверху» даже не сядешь на свой «трон» в компании. Мачеха не даст.

То есть любой вариант, даже если один из нас «отдаст», другой «возьмёт», будет для обоих гибельным. Думай, Адриано. Думай.

— Что от меня надо? — созрел он. Не хотел, ой как не хотел говорить со мной! Он не то, что не любил или не переваривал меня. Скажем так, я вызывал в нём отрицательных эмоций больше, чем положительных. Пока ещё он переступал через себя, общаясь со мной. Но парень растёт, и это обнадёживает.

— Скоро твоего отца будут «валить», — начал я… И тихо, но очень доходчиво зашипел:

— …Стоять не дёргаться! Не дёргаться, Манзони!

Его повело, но мой окрик заставил замереть на месте.

— Вот так, так лучше. Стой и слушай.

Он раскрыл рот и вновь чуть не сорвался, зайдясь криком. Ну, знаете, как бывает. Брюзжат люди слюной, высказывая, какой оппонент идиот, и они не собираются «эту ахинею» слушать. Но мой голос подействовал благотворно — Адриано решил дать высказаться, хотя внутри его полыхал пожар.

Я не стал расстраивать человека, и честно признался:

— Я узнал об этом случайно. От человека, который знает хоть и не всё, но ОЧЕНЬ много.

— И что же ты узнал? — Голос его лучился спасительной иронией. На которую, однако, мне было плевать.

— Что Феррейра создают запас энергетического урана, активируя старые русские ториевые установки. И уже давно. Делается это неофициально, стрелки переводятся на Сильвию, на её «убыточные» компании. Дескать, девочка так развлекается. Блондинка, папина любимица — что с неё возьмёшь? То есть оборонщики, а ты, надеюсь, не станешь отрицать, что Феррейра представляют интересы всего ВПК, готовятся к энергетическому голоду и создают запасы, прикрываясь потенциальной внешней войной. Когда противостояние с вашим кланом дойдёт до горячей фазы, они выдержат. Какое-то время у них будет. А там, глядишь, или твой отец сдаст бизнес, или сами Веласкесы падут, вместе с остальной Венерой, и всем будет всё равно.

— Ещё по слухам, — продолжал я, для убедительности сверкнув глазами и не давая раскрыть рта, — в состав делегации президента Канады, которая совсем недавно улетела, проведя на планете почти месяц, неспроста входило так много представители компании «One». «One» — лидер по количеству запущенных на Земле термоядов, компания с двухвековым опытом, не говоря о быстрых реакторах и солевиках. Королева Лея страхуется; если с «Объединённой атомной» что-то пойдёт не так, канадцы быстро начнут строить у нас объекты по своим проектам. В долгосрочной перспективе запуск канадцев на наши «пастбища» дело гиблое, но в среднесрочной она дыры заткнёт, и, как видишь, морально готова к этому.

А финансировать их, опять же по слухам, будет клан Сантана. Почему ещё, как думаешь, камрады из этой семейки после отлёта англосаксов скидывают, «обналичивают» достаточно прибыльные активы? Вся пресса заходится в истерике, а им плевать?

— Чтобы иметь под рукой крупные суммы для НОВЫХ, более прибыльных проектов, — ответил за меня Адриано.

— Именно. Не маленький, должен знать, какой поразительный нюх у старого герцога на выгодные проекты. Это вся планета знает, даже простолюдины.

— Стой не дёргайся! — снова осадил я его, видя желание сказать что-то в протест. Голый и неаргументированный, эмоциональный. — Он знает. У него мощная служба безопасности, одна из лучших на планете. Которая хоть и дала петуха тогда в школе, но то скорее исключение, а не правило. Он знает ВСЁ, или, по крайней мере, куда больше, чем сможем рассказать ему ты и я.

Адриано грустно вздохнул, опустил голову, признавая мою правоту, выдавив лишь:

— Когда? Когда они собираются начать?

Я пожал плечами.

— Счёт идёт на недели. Возможно, месяцы. Точнее не скажу.

— Твой отец труп, Адриано, — продолжил я после паузы. — Если его в процессе «случайно» не грохнут, то посадят, и надолго. Он слишком наследил с имперцами, придраться к чему найдут. И всем будет до афелия Седны, за дело его посадили или просто так.

Конечно, он не сдастся, и будет бодаться. Но у него плохая «рука». У одной только королевы с канадцами «Флеш-рояль», а есть ещё Феррейра и Сантана. Тогда как он собрал максимум «полный дом», против них всех.

Он погибнет. А вот ты останешься. И тут всё будет зависеть от тебя, погибнешь вместе с ним, с небольшим запаздыванием, или выживешь, с гипотетической возможностью возглавить «Объединённую атомную»?

— Что от меня требуется? — Голос похоронный. Но, видно, он и сам знал больше меня. И понимал, что действительно, тучи над «Венерианской атомной» сгустились уж слишком грозовые.

— Вовремя произнести своё «отдать», — выдавил я победную улыбку. — Ты готов?

Короткое раздумье, затем кивок.

— Да, готов.

Смятение.

— Господи, Шимановский, я… — Он забегал взад-вперёд, словно загнанный конь. — Это ведь… Это ведь предательство! Предательство по отношению к родному отцу!

— А ты можешь что-то сделать? Можешь помешать?

— Нет, но… Но как же так? Мне же придётся…

— Кому сейчас легко!.. — философски заметил я.

— Это она? — произнёс я, когда мы вернулись «на свет», в главную залу.

— Она? — сделал вид, что не понял, о чём я, Адриано. Я вновь указал на прекрасную сеньориту, на которую он с вожделением, но одновременно трагизмом смотрел, когда я подошёл. Красивая девочка, из очень хорошей семьи, и, кстати, тоже с белыми волосами. Но — кукла. Пустышка. Не люблю таких. Подержаться там есть за что, но я предпочитаю мозги. За мозги не подержишься, но удовольствия от общения получишь куда больше.

— Она тебе нравится, — решил я резать по живому. — Но ввиду того, что мачеха начала твою травлю, кривит мордаху, какое ты недостойное её быдло. Хотя раньше «дружить» соглашалась. Так?

— Зачем тебе моё подтверждение? — снова покраснел он. — Ты ведь и так всё про всех видишь и знаешь.

Я покачал головой, нагнетая атмосферу. От меня так просто не отцепишься.

— Она шлюха, Манзони. Шалава. Её отодрало очень много народу из «чистокровных».

Так, реакция пошла. Адриано затрясся, и я какое-то время молчал, давая перегореть. Он нужен мне, нужен для дел, а как можно рассчитывать на человека, у которого в голове сопли?

Пусть переболеет. Да, страдания — не самая приятная в жизни вещь, но это очищение, катарсис. Он должен стать взрослым. Я свой катарсис прошёл после первого убийства, и ни разу о произошедшем не пожалел.

Есть, успокоился. Я продолжил:

— Слушай, в школе у тебя были друзья. Круг общения. Неужели так всё плохо и отвернулись ВСЕ?

Он отрицательно покачал головой.

— Не все. Даже не все «чистокровные». У меня остались друзья, хоть и всего несколько человек. Но они… — Пауза. — Скажем так, они недостаточно высокого статуса и положения, чтобы посещать самый крутой салон Альфы.

Что ж, не всё запущено, это радует.

— Манзони, хочешь совет? — усмехнулся я. Подленько, чтоб пробрало ещё больше. Усмешка в ответ.

— Давай, Шимановский, что уж.

— Не делай себе мозги. Если собрался драться — дерись. И пусть все видят твою решимость. Друзей, кто остались — цени. Остальных же, даже кто просто выжидает, просто используй. Жёстко, цинично, но на большее они и не годятся.

— Трахни её, — сверкнул я глазами, чтобы голос был как можно убедительнее. Надо вселить в парня уверенность в себе, а то раскис, понимаешь. Нехорошо раскис. — Подойди к ней и трахни. Пусть вшивые аристократики тебя травят, но ты — сын отца. Признанный, законный. И как бы она ни воротила нос СЕЙЧАС, если заставишь, морально подавишь, раздвинет ноги, как милая. А потом, получив своё, кинь её. Пусть её дотрахивает за тобой кто хочет, тебя такие мелочи касаться не должны.

— Ты — мужчина, — вновь сверкнул я глазами, понимая, что от звука голоса завожусь и сам. — А настоящий мужчина от всех этих гламурных педрил, — указал как пример на юного герцога Феррейра, тусующегося вдали в компании ещё более раскованных аристократичных шлюшек, — всегда берёт то, что хочет. Что ему нравится. И ни перед кем не держит за это ответа.

— Хммм… — потянул мой будущий друг. Я его заинтересовал. Я же продолжил, не «слетая» с волны:

— Не согласен? Согласен? А раз согласен — будь им! Мужчиной, а не размазнёй. Тем Адриано Манзони, которого я помню, который почти подчинил себе эту грёбанную школу генерала Хуареса — а там учатся те ещё кадры. Ведь если бы не я, подчинил бы! — признал я его заслугу.

Кажется, план по впечатлению на парня я выполнил.

— Тебе легко говорить, — возразил он из желания возразить. — У тебя вон… Принцесса! — указал он на стоящую в сторонке, тоже в окружении подруг, то и дело бросающую на меня тревожные взгляды, Бэль. — И ты ей нравишься. У вас обоюдно.

— У меня их четыре, — усмехнулся я. — Четыре принцессы. И ещё одна — простолюдинка. Но я ни разу, вот вообще-вообще ни разу не думал о том, кто они! — Есть, вырвалось. Но о словах не жалею. Главное, чтобы Бэль не слышала то, что женщинам слушать противопоказано. — Просто брал и… Делал. Что хотел. Со всеми. За это они меня и ценят.

— Они тебя любят, — вновь парировал он, из желания не соглашаться. — Меня же эта сеньорита…

— Плевать, — фыркнул я. — Адриано, на всё плевать, как ты не понимаешь? Не любит — и ладно, ещё найдёшь ту, которая полюбит. Эта переспит с тобой из-за положения, что ты хоть и гипотетический, но наследник крупной промышленной империи. Потому её ты должен использовать, и ничего больше. Может не один раз, может больше, месяцы, год — сколько надо. Но — без лишних соплей.

Но однажды появится та, которой будет плевать на твоё положение и промышленную империю. Которой будешь нужен и важен только ты сам. И вот тогда на ерунду лучше не размениваться. Когда это будет — фиг знает. Но — будет. И ты должен быть к этому моменту готов, понимаешь, что хочу сказать?

Кажется, убедил. Во всяком случае, его взгляд на эту куклу-пустышку стал более… Презрительным. Господи, что я с людьми делаю! И ведь никаких особых способностей, просто по душам поговорил!

— Да, ты прав, она — блядь, — признал он, используя ещё более грязное словечко. — И я её использую… — Есть, его глаза загорелись. — Но знаешь, я боюсь искать ту, которой буду нужен сам. Даже мой отец был вынужден жениться на ком надо, а не по любви. И если я стану… Так не легче сразу…

— Вот и не делай его ошибки! — пресёк я и с силой хлопнул его по спине. — Не надо.

— И вообще, Адриано, хочешь быть герцогом? — решил я сменить тему, а то как-то… Не туда разговор ушёл.

Мой будущий друг повернул голову и раскрыл рот, но так и остался стоять с отвисшей челюстью.

— Чего?

— Говорю, хочешь стать герцогом? — повторился я. — Когда всё закончится?

Пожатие плеч.

— Ну как бы… Не против. И кто меня им сделает? Ты?

— Я. — Я кивнул. — Ты мне поможешь стать королём, я тебя сделаю герцогом. Справедливо, не находишь?

Адриано расхохотался, легко и весело. Напряжение, в котором он находился последние месяц-два, начало отпускать. Я продолжил:

— А по поводу ТОЙ САМОЙ — не переживай. У меня много хороших знакомых девчонок. Не карьеристок, а с принципами. Может, подгоню тебе кого-нибудь, познакомлю. Искать ЕДИНСТВЕННУЮ среди этих пусть и благородных, но шалав… — окинул взглядом вокруг. Скривился.

— Ну да, — поддержал он, — а как герцог и настоящий мужчина я женюсь на ком хочу, плевав на мнение всего света. Правильно?

— Правильно.

— Тогда… — Он задумался. — Тогда как сделаешь меня герцогом, можешь начинать знакомить. — Улыбнулся.

— По рукам!

Мы хлопнули ладонями. По-плебейски, да, но мы ведь могли себе это позволить!

— Ладно, до скорого. Надоело мне на этой вечеринке. — Адриано решил закрыть разговор и идти на штурм этой сеньориты. Он меня ещё недолюбливал чтоб прощаться как-то иначе. Но я удержал его за плечо.

— Манзони, мы ОБА должны сказать «отдаю». Не забывай.

Его глаза понимающе хлопнули.

— Да понял уже… Король Шимановский. — Последний эпитет произнёс с сарказмом, но каким-то добрым сарказмом, не злым.

— Иди уж, герцог, — ткнул я ему в спину. А что, «третий герцог»… Звучит!

Турне по залу с различными представителями «сливок» общества своё дело сделало. Топить меня если кто и собирался, то передумал. Не сегодня. Сегодня же на вашего покорного слугу набросилась стайка прекрасных сеньорит, подруг Бэль, и, возможно, кое-кто из «группы поддержки» её сестры. Общество тут замкнутое, многие девчонки входят в оба круга общения. Ну, и несколько кабальеро, но тех количеством поменьше. Лица, имена… С самого первого обращённого ко мне вопроса события понеслись галопом, имена и лица слились, как сливаются осветительные фонари в тоннеле магнитки. Каждый фонарик индивидуален, чем-то непохож на другие, но ты, проезжая, видишь только сплошную жёлтую или белую полосу. Я, конечно, всех узнавал, знал о каждом многое, но пытаться передать в подробностях с кем именно о чём в тот день разговаривал, нет никакого смысла. Окружающие воспринимались подсознанием как единый многоликий многотел, с которым я и вёл задушевную беседу, отвечая на постоянно сыплющиеся вопросы, стараясь быть вежливым и учтивым, взвешивая при этом каждое своё слово.

— …И где же её высочество отыскала такого красавчика?

— Ну, её высочество дока в знании мест, где водятся красавчики. Это та ещё охотница. Вам ли, знакомой с нею много лет не знать это?

— Ха-ха-ха.

— Но всё-таки, сеньор… Ши-ма-нов-ский?

— В Центральном парке. Да-да, в том самом, единственном в Солнечной системе и неповторимом. Знаете, у Изабеллы есть такая скверная черта характера, как протестность. Иногда, протестуя против чего-то, она сбегает от охраны. В момент такого протеста мы с нею и познакомились.

— И как вам её высочество?

— Прекрасно!

— А что вы можете сказать о королеве Лее? Уже общались с нею? Близко?

— Пару раз. Сложная, но интересная женщина.

— А как оцениваете…

— …Значит, зарабатываете на жизнь музыкой?

— Да, я музыкант. Совсем недавно с несколькими товарищами по ремеслу мы собрали новый проект, аналогов которому на Венере пока не было, и планируем посмотреть, что из этого получится.

— О, как интересно!

— Замечательно. И каков ваш жанр?

— Жанр сложный. Это ретроансамбль; мы поставили себе целью пропагандировать вечные ценности, а как известно, всё в жизни уже придумано до нас. Надо только вспомнить уроки и ошибки прошлого, и не повторять их. Вот этим и будем заниматься — вспоминать вечные ценности, пытаясь заставить слушателей задуматься о бренности и суетности настоящего, о том, что проблемы, стоящие перед каждым человеком и человечеством вообще, не новы. И что наши предки как минимум выработали свои способы их решения. Мы хотим заставить людей вспоминать и учиться на ошибках прошлого. Собственного прошлого а не чьего-то ещё! Даже слоган взяли в качестве девиза: «Всё, что есть — когда-то было». Ведь на самом деле всё было. Играя старинные вещи, я много раз ловил себя на мысли, как мало в нашей жизни поменялось. Изменилась шелуха, антураж — суть же как была, так и осталась.

— И как называется ваш проект?

— «Крылья ветра». Как символ изменчивости бытия. Ведь ветер — самая непостоянная форма существования материи. Но одновременно как символ вечности — ибо ветер так же вечен, как составляющие его молекулы и атомы.

— Сеньор Ши-ма-нов-ский, это правда вы? Это ваш коллектив играл в Гаване? Тот рок-концерт месяц назад, вошедший в рекорды посещаемости портала рок-движения?

— О, смотрю, сеньор уважает рок-н-ролл?

— Конечно! Это интересная музыка. Среди аристократии много ценителей этого древнего течения.

— Поддерживаю. Действительно, интересное направление. Да, я же говорю, мы играем старинную музыку. А рок-н-ролл… Он как бы раскрепощает дух. Это музыка протеста, музыка тех, кто отрицает фальшивые ценности окружающего мира. Мы — нонконформисты, и твёрдо стоим на этой позиции.

— То есть, всё-таки протест?

— Да, протест. Но не политический. Культурный.

— А я слышала, вы играете ещё и на русском. В каком-то маленьком русском ресторанчике.

— Конечно, сеньорита. Мы, все мы, парни из группы, выходцы с Обратной Стороны. Мы любим свой народ, свою культуру, и, конечно, свою музыку. Но и здесь придерживаемся тех же правил — играем ретро. Все песни нашего проекта были написаны века назад, но спросите любого, кто бывал в «Натюрморте» на рождественских каникулах, и вам ответят, что они не потеряли актуальности.

— А как относитесь к национализму? Вас называют русскими националистами.

— Людям свойственно ошибаться, говорить что-то, не разобравшись в вопросе. А ещё свойственно наговаривать, выдавая собственные мысли за истину последней инстанции. Это в человеческой психологии.

— Неужели? А у меня другая информация. Например, что «волну» против вашей группы, санкции пятого управления, сдерживает только… Ваша личная связь с принцессой правящего дома.

— Полноте, сеньор. ВСЕ наши песни были написаны ВЕКА назад, это элементарно проверяемо. Мы ничего не придумали нового. Тогда, как Обратная Сторона вошла в состав государства при королеве Оливии, всего-то полвека назад. Как думаете, можно назвать нас националистами, или это больше похоже на бред жаждущих повышения любой ценой карьеристов «тихушников», которым везде мнится протест, особенно там, где его нет?

— То есть, сеньор Шимановский, вы не считаете себя националистом. И не выступаете за отделение Сектора.

— Сеньорита, я похож на идиота? Нет, я занимаю более умеренную и взвешенную позицию. Я категорически против сепаратизма, за что меня вряд ли полюбят на Обратной Стороне. Но одновременно я против и культурного подавления, ассимиляции жителей Сектора в «имперский» культурный проект. А здесь меня растерзают уже ваши ультрас, мнящие себя единственно расово правильными. Да и простой демос вряд ли будет смотреть ровно. Национализмом имперский сектор болен куда более Обратной Стороны, просто его здесь не принято замечать.

— Так чего же вы хотите, сеньор?

— Хочу? Я за интеграцию, сеньоры и сеньориты. За взаимный культурный обмен и совместное развитие. Раз уж высшие силы поселили нас здесь, на одном каменном шаре, мы должны учиться друг у друга и друг друга поддерживать. В принципе, «Крылья» поют именно об этом — о единстве людей с общими проблемами. Но слишком многим людям с обеих сторон такая философия не по душе.

— И потому вы сделали ставку на нейтральный рок-н-ролл? А вы шутник, сеньор Шимановский!

— Возможно, сеньор. Но я не один. Нас четверо. И, кажется, играем мы неплохо.

— А частные вечеринки это ваш… Основной источник заработка?

— О, сеньорита, не поверите, но вечеринка у сеньора Манзони была ПЕРВОЙ в нашей совместной карьере. Однако мы открыты для всех, кто желает услышать нашу музыку на своём торжестве. Думаю, вам следует обратиться к нашему агенту, он решит все организационные вопросы…

То есть, народ готовился. «Таинственный кавалер» Бэль был под прицелом аристократии всё это время. Так что просто замечательно, что последние месяцы я не делал резких движений. Относительно, конечно, но было бы хуже, если бы в какой-то момент пришлось участвовать в силовых акциях корпуса — мне бы их здесь припомнили.

О вендетте, избиении эскадронов, о штурме домов наркобаронов и казни гвардейцев, о маски-шоу со свечками, наконец, не было произнесено ни слова. Хотя ручаюсь, если бы не та моя силовая акция, вряд ли кто из сегодняшнего молодняка мною бы вообще интересовался. Никому не интересен простой музыкант из Малой Гаваны, пусть даже русский националист, встречающийся с младшей принцессой; как встречается — так и расвстречается. И даже не важно, что он боковой Веласкес — в королевстве не принято сентиментальничать с боковыми родственниками. Есть только одна главная линия, и точка. Тем более родственниками незаконнорожденными, от всяких простолюдинок-проституток.

Они боялись, — понял я. Младшая принцесса нашла себе рыцаря-защитника. Заступника. И плевать, что он не особо голубых кровей. Этот рыцарь защитит её в случае чего, от любой опасности, а если встанет вопрос ребром — загеноцидит её недругов, до кого дотянется рука. Именно это все окружающие сеньориты и юные сеньоры пытались во мне прочесть, моё отношение К НИМ. Оттого и учинили подробный допрос, совершенно друг с другом не сговариваясь. Не то чтоб прям тряслись от страха, не надо себя переоценивать, но угрозу лучше знать. И они её узнавали.

А ещё, и это останется за кадром даже моих рассуждений, все здесь имели представление о другой внутрисемейной драме дома Веласкес, обо мне и ФРЕЙЕ, её старшем наследном высочестве. Да, я как бы приехал с Изабеллой… Но Фрейя бросила Себастьяна ради меня, а это не просто так. В голове обывателя в графе «в любой момент возможное» всегда будет стоять моя рокировка с младшей на старшую. Причём опыт показывает, что такие негативные для сеньоров вещи случаются в самый неподходящий (для них) момент. Я — не просто парень Бэль, способный устроить в верхах (да где угодно) геноцид, у которого поднимется на это рука. Я — потенциальный серый кардинал (пусть даже не стану официальным консортом), который МОЖЕТ возглавить планету, встав рядом с будущей королевой.

…А ещё история говорит, что семейка Веласкес никогда не отличалась жёсткими моральными принципами. Ева Веласкес, например, именем которой названы стадионы и университеты, прекрасно спала с любовником сестры, Аделины, нашей первой королевы. Они втроём ладили и не особо скрывали свои сложные взаимоотношения. Как и следующее поколение, королева Верджиния с сестрой Флорой — они тоже делили одного очень симпатичного и влиятельного сеньора, боевого генерала. До того, конечно, как тот погиб на войне, а королева убила Флору, подставив её конвой под бомбёжку имперских эсминцев. Но то уже другая история, про власть, а не любовь. Хотя…

Так что то, что я с Бэль, для этих людей ничего не значит. Я ворвался на их политический Олимп, как тёмная, но перспективная лошадка, и им всем надо выработать ко мне отношение. Что ж, вот он я, сеньоры и сеньорины! Терзайте!

Мельком оглядывая зал, заметил Сильвию, «слившуюся» под ударившем по мне напором. Отошла в сторону, наблюдая, как выкручиваюсь, забыв про танцы и другую развлекаловку. Ладно, не грусти, Кудряшка, мы ещё своё оттанцуем! Она знала обо мне почти всё, я не был ей интересен, как другим, и вот эту поправку, «на других», она, планируя вечер, не сделала.

А через время в зале появилась Фрейя, её старшее высочество.

Пошушукавшись с лучшей подругой, маленькая богиня решила поучаствовать в процессе моего допроса, подошла ближе. Какое-то время молчала, получая эстетическое удовольствие от вида своего бывшего кабальеро, пытающегося из последних сил не утонуть. Наконец, дозрев, обратила внимание на себя:

— Сеньор Шимановский, а что это вы всё рассказываете нам про свою музыку, да рассказываете. Насколько я имею о ней представление, музыка — это нечто иное, что нельзя передать словами. Как насчёт того, чтобы её продемонстрировать? Или хотите оставить почтенную публику неудовлетворённой?

Прелесть! Ещё одна! Как же ты мне дорога!..

Но мысленно я был готов и к такому повороту. Было глупо рассчитывать, что человек, взявший в качестве легенды себе «музыку», не будет распят с требованием сыграть. Это испытание, и на самом деле не такой уж сложный квест.

Месть? Нет, это не месть с её стороны. За что ей мне мстить? Просто… Всё равно было как-то неприятно.

Предложение её старшего высочества было всячески поддержано, а одно юное создание даже захлопало в ладоши:

— Просим! Просим! Пожалуйста, сеньор Шимановский!

Я встретился глазами с пареньком, который уточнял про рок-н-ролл. Тот одобрительно поднял кулак вверх, отогнув большой палец. «Давай, «Крылья»! Я в тебя верю!»

Что ж, публика просит, артист не может отказать — первый закон шоу-бизнеса. А я сейчас артист. Сами напросились!..

Группу со сцены вежливо, но настойчиво попросили. Ребята не слишком кривились — высший свет, тут свои правила. Главное, что им заплатят, это определяющий фактор. На меня парни посмотрели… с неким сочувствием. Да ладно, родные, справлюсь! Плевать, что моему музыкальному опыту и трёх месяцев нет, как самостоятельному артисту, выдюжу.

Теперь инструмент, на чём играть. Правильный выбор здесь — половина успеха. Гитара… Напрашивается, но нет. Почему — не скажу, интуиция. Я придирчиво осмотрел синтезатор. Мощная штука, почти оркестрон, но тоже нет. Не тот антураж. Ударные? Сразу нет. Саксофон… Да ладно, шучу, не умею я на духовых, и учиться не буду. Но надо же с умным видом его осмотреть?

Вот, то, что надо! Я уверенно подошёл к стоящему в углу сцены… Массивному натуральному, в смысле деревянному, роялю. Видно, на нём тут тоже играют, просто сегодня лабает группа, которой таковой инструмент не нужен, а деть эдакую махину некуда. Поднял крышку… Оно! Точно оно!

Только тут, в этот момент, на меня накатила неуверенность. Господи… Это же будет ПЕРВЫЙ РАЗ!!! Да ещё НА КЛАВИШАХ!!!

Я в совершенстве знал все свои партии во всех изученных песнях. Но играл на ГИТАРЕ! Клавиши знал, учителя дона Бернардо хлеб едят не просто так, у них педагогический талант, а начало любой программы — это всегда клавиши. Они проще, доступнее гитары, как и любого другого инструмента; все ноты, октава за октавой, выложены в ряд — визуализация простая и одновременно гениальная. Диезы-бемоли…

…Но у меня нет ОПЫТА! Может всё же не выпендриваться и взять гитару?

Я с тоской посмотрел назад, на середину сцены. К этому моменту меня уже окружили, на сцену (а сцена тут — небольшая ступенька, только и всего) поднялась стайка из прекрасных созданий и нескольких парней, человек в тридцать. Вторым контуром, у сцены, «в партере», расположились представители старшего поколения — все остальные, кто был в зале. И взгляды, как рапиры, устремлены на меня. Как выпутаюсь?

Я оглядел присутствующих, с улыбками вставших вокруг рояля. Разные люди, и отношение ко мне разное. Есть те, кому я явно не нравлюсь, кто порадуется моей неудаче. Вот, например, та сеньорита, стоит, предвкушающее скалится. Потом будет звенеть на всех углах: «Ну, я же говорила, что этот кабальеро её высочества пустозвон и бездарность! Ничтожество!» Есть люди, вроде парня рок-н-ролльщика, которые переживали за мой успех, в смысле были бы рады, если у меня получится. Были и откровенно нейтральные мордашки, ключевым элементом на которых светилось любопытство. Но применительно к сказанному выше, к стратегической оценке любимого меня, равнодушных не было. Ни в первом, ни во втором «кольце».

— Хуан? — Под бок сквозь оба кольца пролезла Бэль. — Хуан, всё в порядке?

— А? — я обернулся.

— Ты встал и замер. — Её глаза тревожно нахмурились. «Малыш, я бы рада помочь, но дай мне намёк, как».

Любимая, пока ты мне не поможешь, лишь усугубишь. Отдыхай и наслаждайся жизнью.

— Да вот, думаю, на каком инструменте играть, и какую именно вещь исполнить, — признался я.

— И какую же сеньор хочет исполнить? — А это та красавица, что ядовито скалится. Не буду писать её имя — я вообще не люблю писать имена людей, прошедших через мою жизнь в эпизодах. Хотя положение её родителей ой какое немаленькое!

Я решился. Дозрел. Всё равно придётся, так чего хандрить?

— Думаю, рояль — лучший инструмент. Хоть мы играем несколько… Иную музыку, под иной антураж, но как я уже сказал, классика — вечна. — Последнее произнёс громко, для всех. Ответом стал одобрительный гул.

Покрутил стул, слегка подняв. Сел. Прикрыл глаза. Глубоко вздохнул. Теперь второй вопрос, ЧТО мне играть?

Да-да, вы правильно поняли, я не знал этот момент, полагаясь на интуицию и удачу. Импровизировать у меня получается лучше, чем планировать, вот и понадеялся на выбор, совершаемый по месту, в процессе. С учётом всех нюансов, которые не мог учесть заранее.

Интуиция не подвела — решение в голове созрело… Если не идеальное, то близкое к абсолюту. Именно та вещь, что могла позволить раскрыться моим способностям. Тем самым, которыми я давил Эмму Долорес в оранжерее, с помощью которых убеждал офицеров на суде, с которыми выступал перед толпой на крыше департамента культуры и перед судьёй на марсианском процессе. Я — «особый», человек с даром, талантом. И мне не нужно этого стыдиться.

Я должен гордиться, что я такой, помалкивая в тряпочку. И развивать свой дар, неся с его помощью людям… Не знаю, что, но что-то светлое. Так говорит наставница, сеньора Абигейл (это её настоящее имя), немаленький человек в двадцать шестом отделе, и я полностью с ней согласен.

Я должен ДАРИТЬ. Давать людям то, чего у них в обычной жизни нет. Эмоции, дикие в своей силе и захватывающие по степени интереса. Я должен погрузиться и сделать так, чтобы каждый из здесь присутствующих стал МНОЙ. Не просто пережить то, о чём пою, а пережить это с каждым из тех, кто погрузится в ВОЛНУ, ВМЕСТЕ со мной.

— Я уже говорил, мы не поём на испанском, — начал я в звенящей тишине, предварительно пробежав по клавишам. Старинным, механическим, не чета современному синтезатору. Настройка хорошая — за инструментом следят. — Это наше, личное, но, думаю, присутствующие в этом зале — образованные и эрудированные люди, знакомые с другими государственными языками.

В ответ тишина. Действительно, глупо думать, что кто-то здесь не знает русского. Обычно аристократы владеют тремя-четырьмя языками кроме родных испанского и португальского.

Пальцы задрожали — волна пошла. И дрожали всё больше и больше — то есть, у меня получалось. Я вгонял себя в транс, готовился к переходу.

Куда? Как назвать это состояние?

Не знаю. Но этотмомент чувствовался хорошо, резкий переход в иной, параллельный мир. Мир, где нет ничего и никого вокруг, где я вишу в вакууме, в первозданной пустоте на сотни килопарсек вокруг. Здесь есть только я, рояль и та песня, которую хочу прожить за всех присутствующих.

Начали. Пальцы прекратили бесполезный перебор и заиграли. Так, как надо, генерируя мелодию. Я уже писал как-то, что не слышу нот. Не понимаю их. «Ля» и «фа» для меня лишь набор пустых звуков. Но звуки эти имеют тональность, частоту и длину волны, и вот эти параметры я «вижу», «чувствую». Я не могу назвать конкретную ноту, но могу оценить, как она должна звучать — выше или ниже. И какую именно нужно вставить в тот или иной момент, чтобы достичь Гармонии звучания мелодии. Музыка — это рисунок, набор математических функций, алгоритм. И этот алгоритм имеет свою первозданную красоту, доступную пониманию единицам.

Я никогда не сочиню ничего своего — понял это давно, почти сразу, как взял в руки гитару. Но эту Гармонию, симфонию высших сфер последовательностей и знаков, симфонию аргументов и функций, дифференциалов и интегралов — этого у меня никто не заберёт. Я не слышу, я ВИЖУ звук своим воспалённым сознанием. И несмотря на небольшой опыт стучания по клавишам, мне надо всего лишь отдаться этой Гармонии, послушно двигать пальцами под её мягкий шёпот и не делать ошибок.

Впрочем, ошибки в таком состоянии сделать невозможно — ибо это не ты управляешь руками, не твоё сознание, а некие силы, гораздо более могущественные, чем мы, жалкие людишки. Клавишами управляют Законы Природы, Мироздание. Или, если хотите, Бог, создавший всё это (если он существует, конечно). Я отдался ему, этому богу-мирозданию, и из груди полились первые звуки, гармонично сочетающиеся с дифференциальной функцией того, что лилось из под крышки рояля:

Позже, значительно позже я просмотрю, как это выглядело со стороны. В зале было полно наших девочек, которые тоже люди, и тоже горели желанием пристраститься, послушать, что эдакого сотворю. Они знали меня куда больше остальных и понимали, на мелочи не размениваюсь. Особенно в «припёртых» жизненных обстоятельствах. А выглядело всё… Стояще.

Не то, что я собрал аншлаг — не поворачивается назвать аншлагом несколько десятков людей. Но обступив рояль, они СЛУШАЛИ. Люди, собаку съевшие на великосветских развлечениях, которым играют только лучшие мировые светила, плевать сколько стоит час их таланта. Люди, перевидавшие всякого, пресытившиеся, удивить которых можно, но очень, очень-преочень сложно! Но я захватил их. Своим вкрадчивым голосом. Тональностью. Неспешной, но многообещающей философской мелодией. И…

И в зале повисло то, что сеньора Лопес называет «воронкой». Которую не видно, которую не зарегистрирует ни один прибор, но которую явственно ощутит любой биоэнергетик на расстоянии в сотню метров, а обыватель, попав в которую, «погрузится» без всякого гипноза и волевого воздействия. Да, это сродни гипнозу, заворожению, магии. Это транс. И этот транс я сегодня окружающим подарил.

Но всё это я осознаю позже, когда буду проводить анализ с Мишель (и с сеньорой Абигейл, конечно). Пока же я жил, летая на волне, и слова песни лились из меня, захватив всё моё существо. Я не смог бы бросить, прекратить, даже если бы очень захотел. Даже взорвись под куполом ядерная бомба, я всё равно продолжал бы играть, потому, что есть вещи выше всех ядерных бомб на свете.

Я сделал ошибку. Колоссальную.

Что пришёл сюда? Нет, наверное, я не мог не прийти.

Что начал петь? А разве мог отказаться? Как можно отказаться в ЭТОЙ ситуации?

И не мог петь не ТАК, не мог схалявить. Или делать на совесть сразу и до конца, или вообще не начинать — это моя философия, которую отстаивал всю жизнь, иногда используя для этого кулаки и тяжёлые предметы. Раз уж взялся — я обязан был спеть так… Как мог. Никаких полумер.

То есть в частностях я как бы прав. Но в общем совершил колоссальную ошибку. Подсадив окружающих на «волну», в которую вошёл через транс, я сделал так, что они стали мной. Убейте, не знаю, как это работает, но они… Обнажились духовно. И если обнажённость их в отношении друг друга меня слабо касалась, то вот то, что в зале присутствовало целых три персоны, которым я небезразличен, сыграло злую шутку.

Я раз за разом просматривал записи камер с разных сторон, пытаясь вникнуть, понять, прочувствовать. И раз за разом видел Бэль, полностью «погрузившуюся», смотрящую на меня с такой нежностью и любовью, и одновременно с такой гордостью, что я — ЕЁ… Под конец у Бельчонка на глаза навернулись слёзы, она плакала, как многие в зале, и не стеснялась этого.

А с противоположной стороны рояля стояла Сильвия, смотревшая на меня точно также. Её почти трусило, хотя слёзы она в итоге сдержала. Но то, КАК она смотрела, сказало окружающим о многом.

И насмешка судьбы, с торца точно так же, голодным влюблённым взглядом, на меня смотрела её высочество инфанта. Фрейя, моя маленькая богиня.

Люди не дураки, не надо недооценивать окружающих. Особенно представителей высшего общества, выросших в этом наполненном интригами болоте. Они поняли ВСЁ. И все расклады, все партии и начинания главных семей планеты вдруг заиграли яркими красками. В тартарары мгновенно полетели предварительные стратегические прогнозы, а на их месте тут же начали писаться другие, более сложные и многовариативные. Этой песней я сдал себя, свои планы и задумки. Сдал Бэль, просчитать которую до этого было несложно, но одно дело просчитывать, и другое — совершенно точно знать, что она будет драться за меня до конца, что я слишком дорог ей, а не какое-то разовое развлечение. Но главное, я сдал берегущуюся Сильвию, скрывавшую (или хотя бы не выпячивающую) наши истинные отношения, и Фрейю, стратегические задачи которой так же заиграли яркими красками.

Сколько раз пересматривая я видел любовь в её глазах. Любовь и нежность. Да, она проиграла… Пока. Уступила. Но она умеет ждать. И ничего не забывает. И ещё сделает свой ход, свой удар, неважно, по кому он будет направлен. Венера ещё содрогнется от битвы этих титанов…

Но это произойдёт нескоро. Пока же я всего лишь оголил все наши планы и задумки. И как понимаете, выбора особого у меня не было.

А песня меж тем неслась и неслась дальше, и остановить её не могла и астероидная атака. Как раз настал момент самой грустной её части, где многие (да что там, почти все) представительницы прекрасного пола, уловив тончайшие колебания струн моей души, пустили эмоциональную женскую слезу. Они, тренированные стервы высшего сословия, лучшие из лучших. Воистину, чудны дела твои…

Я плакал. Не навзрыд, но по щекам текли непрошеные слёзы. Не мог не плакать — слишком много мегаватт «потусторонней» энергии через себя прокачал. Да и как бы заставил пережить и лить слёзы других, если бы сам погрузился не до конца?

Когда закончил, с минуту вокруг стояла гробовая тишина. Наконец та самая сеньорита, жаждавшая моего «падения», вскинула руки и робко хлопнула в ладоши. Затем ещё раз, смелее. И ещё. Тут начали поднимать ладони и другие люди… И меня затопил шквал аплодисментов.

— Браво!

— Браво, сеньор Шимановский!

— Великолепно!..

А парень рок-н-ролльщик обошёл рояль и даже хлопнул меня по спине. Но я не слушал. Я пытался прийти в себя и одновременно проанализировать, что натворил. Ведь вся разработанная стратегия пошла псу под хвост, и надо было срочно что-то выдумывать. Но в голову как назло ничего не лезло.

Мне задавали какие-то вопросы, что-то уточняли, что-то рассказывали… Но эти несколько минут полностью выветрились, исчезли из моей жизни. Я был не в себе, и, видимо, окружающие это понимали. «Отходняк» после эмоциональной перегрузки, а это была эмоциональная перегрузка, штука тяжёлая. Сеньора Абигейл категорически не советовала выкладываться просто так. Но сегодня был день что именно не «просто так».

Спас меня, о, какая ирония, человек, от которого я меньше всего ждал помощи.

Позже, просматривая записи у рояля, я внимательно вглядывался не только в девчонок. Он тоже стоял рядом, и тоже «погружался» вместе со всеми. И эмоции музыки оголили его наряду со всеми. Но если девчонкам я нравился, то ему, Себастьяну Феррейра, совсем наоборот. Ненависть его во мне не просто закипела — она перешла все мыслимые границы. Он смотрел на Бэль, видимо, думая, какой я везучий сукин сын, что оторвал себе такую девчонку. А при всех своих минусах, она настоящая красавица, одна из самых-самых на этой планете, да и внутри… Скажем так, говорят плохого о ней больше, чем в ней его реально присутствует. Смотрел на Фрейю, свою девушку, которую мысленно уже считал невестой. Но которая порвала с ним «по случайности» в тот самый момент, когда я был рядом с нею. Смотрел на сестру, сжирающую меня голодным взглядом. Самого близкого ему человека, влюблённого в его главного врага, с чем он ничего не мог поделать.

Видимо, он понимал, какое он ничтожество. Аристократ, наследник крупнейшей промышленной империи в истории, красавец, утончённый, самый-самый… А его на ровном месте обложил я, голытьба-плебей из простонародья, отобравший у него, сына Аполлона, всех самых лучших девчонок планеты, которых он считал своими (даже Бэль в чём-то считал, хотя, конечно, лишь косвенно — я уже говорил о морали и традициях а клане Веласкес?) Я превзошел его почти во всём, а в чём не превзошёл, то только пока. Осознание этого именно здесь, на приёме у Селены, во время песни, ударило по нему, словно электрическим разрядом. И он не из тех людей, кто может после подобного всплеска сдержаться.

— Браво! Браво, Чико — услышал вдруг я рядом его язвительный голос и хлопки в ладоши. Вокруг моментально образовался вакуум, окружающие подались назад, предчувствуя зрелище и освобождая для него место. Я тоже предчувствовал, и невольно в голове запустилась логическая цепочка, на которую запитаны рефлексы, вбитые-таки в меня инструкторами корпуса. «Угроза». «Ускорение сознания». «Погружение». Мой мозг заработал, переходя в режим мобилизации. В кровь влилась ударная доза адреналина…

«Погружение» сделало своё дело — вернувшись после него в реальный мир, я почувствовал себя легче, пришёл в себя.

Ну, сукин сын, ты хотел схватки? Вот он я! Не находящийся в трансе заморыш, а королевский ангел, отправивший к праотцам кучу ваших с папочкой «шестёрок» и чуть не взорвавший ваш дом, семейный оплот. Давай, придурок, начинай! И пусть в этой битве победит сильнейший.

Он понял по моему взгляду, что я готов к бою, но это лишь подстегнуло его ещё больше.

— Браво, Чико! — повторился он, и это «Чико» будто выплёвывал. — Хорошо играешь. Научился. Сеньоры, он хорошо играет ведь так? — обернулась эта сволочь, как бы призывая окружающих в свидетели.

Ответом ему стал осторожный, но согласный шум. Усмехнувшись, Феррейра продолжил:

— Это замечательно, Хуанито, что ты так научился. Потому, что иначе дорога сюда, в высшее общество, тебе была бы закрыта. Наглухо. Даже несмотря на Бэль. Конечно, её постель открывает многие двери, всё-таки принцесса… Но знаешь, даже её высочество при своей власти не протащит «наверх» сына проштрафившейся шлюхи.

Когда он заговорил о Бэль, я чуть не сорвался. Это было помешательство. На доли секунда, но было. Однако я уже не тот мальчик-школьник, заводящийся с пол-оборота. И следующие слова, про мать, мною воспринялись уже с каменным спокойствием.

Информация — это оружие. И я знал, что у противника оно есть — оно есть у всех, у кого есть доступ в планетарные базы данных. Я должен быть готов к использованию этого аргумента против себя всегда, и было достаточно времени, чтобы на это настроиться.

Себастьян продолжал изгаляться, но я не слушал. Самое важное он сказал, остальное — словесный понос. Я пошёл на риск и вновь чуть ускорил мышление — да, откат будет суров, но мне нужно время, чтобы понять, как действовать дальше.

На такой финт судьбы я сегодня не рассчитывал. В смысле, был готов драться, защищаться, отвечать на каверзные ироничные вопросы… Но не на бодалово с Себастьяном — считал его умнее.

И правда, если бы не музыка, он бы не вышел из себя и не напал бы — мой расчёт в чём-то был верен. Однако история не любит сослагательного наклонения, и теперь надо думать, как выкрутиться.

Итак, что мы имеем?

А имеем мы меня, человека из низов, действительно, пытающего пролезть «наверх» с помощью постели её высочества. Так это или нет на самом деле — никому не интересно, я не докажу обратного. Да и не такая уж это неправда, если честно. Далее, я — сын проститутки. Бог с ней, проститутка на Венере не такое уж злостное зло — музыканта «с улицы» с такой биографией примут. И даже Бэль будет позволено со мной… Просто спать. «Я принцесса, с кем хочу — того и сплю», как-то так. Но вот проститутка со СРОКОМ… Это уже серьёзнее. Местная фишка, местная особенность. Венера стала Венерой благодаря этому легкомысленному бизнесу, и бизнес диктует людям планеты мировоззрение. У меня не получится плевать против ветра — буду лишь ходить оплёванным. И если сейчас начну защищаться, в мозгах всех укоренится, что испытываю чувство вины, что я… Ну как бы не прав, и, соответственно, всегда останусь человеком второго сорта. Ни Бэль, ни Фрейя не спасут ситуацию. Ничто на свете.

То есть, я не должен защищаться. Вообще. Признать, что это так, но не защищаться. Будь что будет, риск, но…

…Но главное — утопить самого Себастьяна. Только нападение, одиннадцатью нападающими, заменив вратаря на полевого игрока, как в хоккее. Только так у меня будут шансы.

Я вышел в обычный режим восприятия и злорадно усмехнулся. Что ж, мажорчик, ты сам напросился. Ну, не было у меня желания устраивать разборки! Вообще не было, ни разу! Твой отец и королева обо всём договорились, проблему решили и затёрли, не оставив даже инфоповода — то есть зачистив СМИ. Любое моё движение против выродка было бы воспринято как нарушение этих договорённостей, а я пока хочу жить. Но сегодня начал он. А значит, у меня развязаны руки.

— Себастьян, скажи, ты уверен, что хочешь связаться со мной? — честно спросил я, перебив его.

Он на мгновение опешил. Всего на миг, но мне хватило. Я додавил, вытаскивая из него сокровенное признание:

— Себастьян, зачем тебе это нужно, трогать меня? Ты же и так хорошо живёшь.

Он нашёлся. И ответил так, как посчитал, будет лучше в качестве информационного вброса. Но одновременно этим загнал себя в ловушку, пусть и не заметил этого.

— Чико, ты, конечно, извини. Ты хороший парень. Но знаешь, вокруг уважаемые люди, и я не хочу, чтобы у них о тебе сложилось ошибочное впечатление.

— То есть, ты эдакий санитар общества, да?

В нашем окружении раздался смешок. Улыбнулся и Феррейра.

— Ну, в каком-то роде.

— Отлично.

Я вновь вышел из рамок шаблона. Резко дёрнулся с места, чуть не сбив одну растерявшуюся сеньориту, увидел боковым зрением официанта и схватил с подноса бокал. Кажется, шампанское. И быстро взбежал назад, на сцену.

Подошёл к вокалисту (группа вернулась и ковырялась в инструментах, что-то подстраивая):

— Парни, извините.

Ответом стал скрип гитар. Что, естественно, привлекло внимание всего зала, до самых дальних уголков.

— Простите парни, один момент, повторился я и вытащил из стойки микрофон. В наш двадцать пятый век мы достигли многого, изобрели тучу разных гаджетов и прибамбасов, но до сих пор так до конца не смогли заменить простой архаичный микрофон на сцене. Как и наушники-«лопухи» в студии записи.

Проверка. Звук активен.

— Добрый день, сеньоры и сеньориты! — обратился я к аудитории, предвкушающе напрягшейся. Зал окончательно стих. Совсем — даже дальние уголки, в которых о нашей стычке с Себастьяном не имели представления. Я бегло оглядел собравшихся, вычленив тех, кого знаю. Отметил удивлённо и одновременно предвкушающе вытянутое лицо принцессы Алисии. Улыбающуюся сеньору Сервантес: «Дождалась!». Замерших в удивлении сеньор Урсулу и Софи, супруг графа Ортеги и герцога Сантаны, двух из трёх лидеров «Несвятой троицы». Коротышку-Манзони, нагло и тоже предвкушающее улыбнувшегося. И всех-всех-всех.

— Добый день, сеньоры и сеньориты, — повторился я в идеальной тишине. — Я взял на себя смелость остановить ребят, — кивок в сторону группы, — чтобы сделать небольшое объявление.

Тишина.

— Объявление касается не меня; оно касается всем здесь известного человека, сеньора Феррейра. Феррейра-младшего. Себастьяна. — По залу прокатились первые перешёптывания.

— Понимаете, юный Себастьян очень хотел донести до вас, ВСЕХ вас, важную информацию. Но не рассчитал силы и пытается делать это постепенно. Постадийно. То есть он вынужден говорить её узкому кругу лиц, тогда, как остальные собравшиеся в этом прекрасном доме, — салют бокалом Селене в углу, тоже довольно ухмыляющейся, — останутся не у дел. Нет, он, конечно, расскажет потом и им, но ведь главное не сама информация, а её подача, а без хорошего антуража ценность новости уменьшается.

— Потому я решил помочь сеньору Феррейра, и выступаю открыто, со сцены. Чтобы его новость услышали все до самых последних рядов, до фонтана и дальше. Видишь, какой я добрый и отзывчивый, Себастьян? — А это уже ему, красному, как двести тридцать восьмой плутоний, стоящему в толпе рядом с возвышением сцены и метающему глазами молнии. После моих слов вокруг него снова начал образовываться вакуум — люди понимали, что началось шоу, и освобождали для него место.

— Итак, новость, которую хотел сказать юный Феррейра. Моя мать — проститутка. Да не простая, а проштрафившаяся, нарушившая закон. Да-да, торговала собой без лицензии.

Пауза.

— Что такое, почему в зале тишина? Может сеньор Феррейра что-то не рассчитал? Или я неправильно сказал новость? Себастьян, поправь меня. Ты это хотел донести до всех присутствующих?

Себастьян был не только красный, как плутоний, но и такой же горячий. Буквально пылал. Я злорадно улыбнулся, но лишь на долю секунды.

— Странно, а юный сеньорито[3] был уверен, что новость вас как минимум заинтересует. Ну что же ты так не рассчитал, дружище? Теперь будешь позориться, отдуваться. Знаешь ведь, законы шоу-бизнеса беспощадны. Если ты не смог увлечь зал, должен сойти со сцены. Зал редко даёт вторую попытку.

«Стоп, хватит иронии. Меняем тактику»

— А знаете почему я вам всё это рассказываю? — перешёл я к следующему витку действа, видя, что зал услышал новость, принял к сведению и готов вернуться к своим делам. — Потому, что искренне хочу помочь Себастьяну. Понимаете, мы с ним… Как бы не друзья. Даже враги. И лично я считаю его ничтожеством. Потому, что всё, что он делает, приводит лишь к тому, что он лишь ещё больше показывает, какая он бездарность и ничтожество. А раз так, значит по логике, я должен поддерживать его начинания. Я правильно рассуждаю? Помогая ничтожеству в его задумках, я ведь ещё больше подчёркиваю его невысокие способности? Да?

Задать залу вопрос. Дать возможность хоть и немножечко, но подумать. Это интересно, это привлекает.

Естественно, ответы очевидны. Но кайф зрителя, что это подумал ОН САМ — мощный располагающий фактор. И следующая волна шепотка стала моей премией, наградой. Продолжаем:

— Немного обо мне и Себастьяне, чтобы вы понимали подоплёку конфликта. Понимаете, я такой, какой есть. Да, моя мать делала в молодости ошибки, но это означает лишь то, что она человек. Все люди делают ошибки. Но она не дала мне НИ-ЧЕ-ГО. Только жизнь. Всего остального я добился сам, и не собираюсь останавливаться на достигнутом. Вон, сеньора Сервантес подтвердит, — кивок в сторону сеньоры министра, опешившей от такого поворота, — через что мне пришлось пройти только для того, чтобы остаться учиться в простой, даже не элитной частной школе. И так во всём.

А он? Что сделал, чего достиг в жизни Себастьян Феррейра?

Рекорд по сплетням, по их источнику, я сегодня точно поставил, но на то они и законы шоу — интерес должен быть максимальным.

— Папенькин сынок мажор, у которого всегда всё было. Хорошие игрушки, хорошее образование. Где-то какие-то проблемы — папочка оперативно всегда их решал. Итог — вырос наш сеньорито капризным ребёнком с самомнением, считающий что он — пуп Венеры. Такой и разэдкакий. А на самом деле чего он достиг, чего добился? В каких схватках и с кем участвовал, чтобы чего-то в этой жизни достичь?

Вот, сестрицу его папуля вышвырнул в жестокий мир, как бедную Золушку, повесив на бедняжку все свои убыточные проекты. Недолюбливает её. Но та хоть не идеал управленческих решений, барахтается, старается, и делает всё САМА. И у неё получается. Не каждый в этом зале, оказавшись в её условиях, смог бы так выкрутиться, выведя ряд убыточных компаний в ноль без поддержки папули. — «С Сильвии потом за рекламу ящик вина надо будет стрясти» — пронеслась в голове мысль, немного окрыляя. — А что сделал наш принц?

Хорошие машины? У него они есть. Папочка купил. Подарок её высочеству? Разумеется. Но оплатил «Инспирасьон» нашей наследной принцессы его папочка, не сам же он с карманных денег! Девочки? Да самые лучшие, самые красивые! Девочки ведь не дуры, и понимают, какое состояние юный сеньорито со временем наследует. Ах да, ещё её высочество инфанта. Конечно, самая лучшая девочка планеты! Она и только она! Естественно, ему. И всё это — даром, ни за что. Только по праву рождения.

— А на самом деле в бизнесе он полный ноль, — вложил я в голос как можно больше презрения. — Он развалит семейный бизнес, если таковой ему доверить, ибо неспособен на что-то, идущее дальше собственного гонора. Девочки? А толку с них, дешёвых подстилок? Шлюхи они все, просто отдаются не за деньги, а за другие блага. А единственная стоящая, настоящая, сама со временем поняла его говнистость, что за гонором и себялюбием у сеньорито ничего нет. Обидно, конечно, но Себастьян, извини, это правда. Она ушла от тебя САМА, не надо винить меня во всех своих грехах. — А это самый смак, для зала. Пусть балдеют — мне не жалко. Ибо их разрыв был темой номер один в салонах, и даже сейчас иногда обсуждается. Фрейя, конечно, меня убьёт… Ну да ладно.

— Что ещё? Ах да, я. Представляете, этот засранец настолько непроходимо туп, что, обвинив меня в своих грехах и слабостях, что уже признак недалёкого и слабого человека… Обвинив меня, он меня… ЗКАКЗАЛ!

Пауза, дать залу «вкусить», прочувствовать это слово. Себастьян только недавно отбросил костыли, и вся планета строила догадки, за что же его, бедняжку, так. Пусть знают за что. Повторюсь, он первый начал.

— Вот вдумайтесь, насколько надо быть дебилом, чтобы заказать человека, которого охраняют Веласкесы, которого охраняет собственная опергруппа корпуса телохранителей? Я не знаю таких идиотов. Только наш всеми любимый и уважаемый Себастьян мог додуматься до такого.

— А знаете почему он это сделал? — не давал я залу передохнуть. — А потому, что знал, ЕМУ НИЧЕГО НЕ БУДЕТ. Папочка выкупит его в случае неудачи, построив для королевы сколько-то то там эсминцев бесплатно, или со скидкой, или что он ей пообещал — я честно не в курсе. То есть, он делает некие поступки, за которые даже не собирается отвечать! Как ребёнок!

— Но ребёнку простительно — он маленький. А Себастьяну уж скоро… Вон сколько будет! — махнул я рукой. — Какой из этого вывод?

Пауза, и итог:

— Он — инфантил. Безответственный, тупой и вообще недалёкий. Но наделённый гипертрофированным самомнением. И ещё, он никогда в жизни ничего не добивался и не добьётся, даже если сеньор Октавио решится-таки ему что-то доверить.

…И этот человек будет здесь рассказывать про мою мать!

Всё, апофеоз. Держись, сукин сын. Ты у меня проклянёшь тот день, когда мы впервые увиделись. Когда впервые решил поиздеваться надо мной, почувствовал себя небожителем.

— К чему ты всё это рассказываешь Хуанито? — раздался весёлый голос виновника моих нападок. — Для чего? Что хочешь продемонстрировать?

Спесь с меня слетела. С МЕНЯ. Плохо.

То есть, пока я разорялся, вгоняя себя в транс, он так же прошёл моральную мобилизацию, как и я незадолго до этого. Мои нападки вызвали в нём те же процессы. И это плохо — недооценил гадёныша. Впрочем, в который раз.

— Ничего, — покачал я головой. — Просто говорю всем то, что недосказал ты. Я не прав?

— Конечно, прав. — Сын Аполлона решил взять мою тактику атаки в одиннадцать игроков, абсолютно не защищаясь и не оправдываясь. — Вот только не понимаю я, Чико. Допустим, я — мажор. И у меня — папа. Это как-то влияет на то, что ты — сын шлюхи?

— Иногда лучше быть сыном честной шлюхи, чем таким выродком, как ты! — выдал я и почувствовал истинное удовлетворение этой фразой. Слишком эмоционально удалось её произнести. — За тебя, Себастьян! — махнул я бокалом и в момент его осушил.

— А теперь давай о деле, при свидетелях, — окинул я зал. — Ты пытался меня оскорбить. Да, мне плевать на твои слова — видал я их с афелия Седны. Но ты ПЫТАЛСЯ. И я решил уступить тебе, и как бы оскорбиться — не переживу ещё одной твоей неудачи.

Пауза.

— Себастьян Феррейра, я, Хуан Шимановский, вызываю тебя. Принимаешь вызов или спрячешься за пустыми формулировками о том, что я недостоин бросать тебе вызов? Дескать, происхождение не то?

Снова пауза, теперь его. Чтоб сообразить, что от него хотят.

Есть, решение принял. И на эскалацию решился.

— Ты сам не оставил мне лазейки, — наигранно хохотнул он. — Откажусь — прослыву трусом, не так ли? А это не так, я не трус, что бы ты про меня ни рассказывал.

— Хорошо, я принимаю твой вызов, но давай тут же, при свидетелях, — теперь вокруг оглянулся он, — уточним. Как может проходить бой с человеком, у которого мозговое «погружение» как у сотрудника спецподразделения? Я не проходил нейронную раскачку, что я могу тебе противопоставить, мой друг? Я не боюсь, но посмотрим правде в глаза — в честном бою у меня нет ни шанса!

— Да-да, потому ты и предпочитаешь нечестный бой, — не зло поддел я. — Бедный мальчик… — Я картинно вздохнул, и пока в зале не началась следующая волна гула, поспешил перейти к сути.

— Сеньоры, сеньориты. Действительно, я прошёл раскачку, и у сеньора Феррейра на ринге не будет против меня ни шанса. Однако предлагаю другой способ решить нашу проблему.

Сделал несколько шагов по сцене, как бы думая. Как бы потому, что решение давно принял. Задолго до, размышляя о том, как можно отомстить, но не решаясь идти на это.

— Что, по заветам дедушки Маркса, главное для любого капиталиста? — задал залу риторический вопрос. — Ради чего капиталист, а сеньор Октавио, как и его сын, несомненно, ярчайшие образцы капиталистов, удавится и пойдёт на любое преступления?

Правильно, деньги. Это для настоящего буржуя — мерило всего, включая честь и совесть.

— Себастьян Феррейра, — сверкнул я для убедительности глазами, — я вызываю тебя на поединок в виде игры в покер. Поединок один на один, без лимитов, без правил. Вид игры, место и время выбирай сам.

— Принимаю вызов! — почти не раздумывая ответила эта скотина. — Договорились, Чико — И насмешливая, полная сарказма ухмылка. Давай-давай, паря, улыбайся. Тебе можно. Ты ведь ещё не понял, на ЧТО согласился.

А теперь, пожалуй, пора закругляться. Вечер прошёл хорошо, и бОльшего сегодня сделать для имиджа при всём желании не получится.

Глава 4. Заход с козырей

Из подземки я вышел в прекрасном настроении. Да, немного боязно было, переживал — как-никак, дебют! Первый концерт! Но с другой стороны, мы готовились. ОЧЕНЬ готовились, если можно так выразиться вопреки правилам русского и испанского языков. Откатали всё, что возможно, не по одному десятку раз. Свои партии я знал наизусть, ночью разбуди — встану и сыграю. Или даже не встану, лёжа, в полусне сыграю. Парни же вообще с опытом. Чего переживать?

Но небольшие кошки душу всё равно скребли. Это не было неприятно, это… Просто было.

Первые странности начал замечать задолго до «нашей» точки, при выходе на аллею. Точка располагалась на боковой аллее, где народу поменьше… Хотя, что я рассказываю — я уже описывал её, когда пел под «минус», пьяным, во время катарсиса. С тех пор там не изменилось НИ-ЧЕ-ГО. То же метровое возвышение-сцена размерами метров десять на пятнадцать, та же пустынная площадка с трёх сторон, на которой не стоят развалы с сувенирами — место для потенциальных зрителей. Но зато которых навалом ближе и дальше площадки, где представители Юго-Восточной Азии торгуют всем, чем только можно, что теоретически способны купить туристы со всей необъятной Старушки. Кажется, даже того самого нашёл, у которого каменные шары покупал, которые меня здорово выручили в своё время. Ну, когда меня пытался похитить Виктор Кампос. Кстати, одет сегодня я был в футболку с Фиделем Кастро, которую покупал вместе с теми шарами. Решил, что Фидель — символ протеста, а рок-н-ролл — квинтэссенция оного протеста; сложно придумать что-либо более соответствующее моменту.

— Здорово, сосед! — обратился я к памятному торговцу на разговорном китайском. Помнил, что с испанским он полтора года назад не дружил. Китайский у меня пока ещё хромал, но изъясняться на бытовом уровне я уже мог. — Как дела, как бизнес?

— Бизнес хорошо, — ответил тип… На кантонском диалекте. Кантонский пока мы не трогали, в программе стоял только официальный, пекинский, но, по словам сеньоры лингвиста, за последние двести лет диалекты сблизились настолько, что понять друг друга говорящие на них смогут без особых трудностей. Из меня же не агента готовят, которого будут забрасывать в Срединную Республику, мне и пекинского за глаза хватит. — Мы знакомы?

— Нет. — Я покачал головой. — Но я однажды купил у вас вещь, которая меня очень выручила. — И указал на точно такие же шары у него на прилавке, что лежали тут и в прошлый раз. — Зарядил этой штукой в висок хулигану, когда тот на меня напал. Это спасло мне жизнь.

— Очень рад за вас, сеньор, — вежливо, в традиционной манере, поклонился китаец.

— Меня зовут Хуан. — Теперь, стараясь выдержать церемониал, поклонился и я.

— Зовите меня Лю, сеньор. Меня здесь все так зовут. — Китаец усмехнулся, видя мои неуклюжие, но искренние попытки соответствовать принятому в их мире этикету. По-доброму усмехнулся, не зло.

— Рад знакомству, Лю, — снова поклонился я.

— Если что-то будет нужно — обращайтесь. Раздобуду для вас всё…

Последнее слово было произнесено по-испански, а глаза торговца красноречиво забегали.

— Обязательно. Я понял, о чём вы. — Я в очередной раз поклонился и зашагал дальше. У мандаринов нет традиции здороваться и прощаться за руку. Восток.

То есть, если мне нужно будет что-то ОСОБЕННОЕ… Продать или купить… Ювелирка, например, антиквариат, нелегальное золото… Китайская диаспора Альфы может… Скажем так, рассмотреть мой запрос или моё предложение. И есть вариант наладить с ними деловое сотрудничество. Да, сейчас мне нет нужды продавать или покупать драгоценности, жемчуг или обналичивать «левое» «ржавьё». Но жизнь длинная штука.

— Иди сюда… — поманил я парня пальцем.

Тот подошёл, сияя — улыбка до ушей. Он искренне был рад меня видеть. Но я стоял хмурнее венерианской тучи, вводя его в лёгкое недоумение и сбивая позитивный настрой.

— Здорово, Хуан! — Парнишка чуть не напрыгнул на меня обниматься, и только мой грозный взгляд в последний момент осадил его. — Эй, бро, что-то не так?

— Игорёк, ты ничего мне не хочешь объяснить? — красноречиво обвёл я глазами вокруг.

Он так же осмотрелся. Недоумённо. Но нет, не понял.

— По поводу чего?

— Ну, например, детей. Огромного количества детей, которые рассредоточены вокруг, на траве и зелёных зонах аллеи. Которые сидят и чего-то ждут. И я догадываюсь, чего.

— А чего тут догадываться? — Игорёк посмотрел на меня, как… На странного. В смысле, человека нормального, но у которого иногда проскакивают непонятные окружающим бзики. — Концерт они пришли посмотреть, чего тут понимать? И это, Хуан, ты серьёзно насчёт «огромного количества»? Тут самая малость, ещё и половины не подвалило.

— Половины? — Я чуть не закашлялся. По моим подсчётам, детворы, самой разной, от двенадцати до восемнадцати, тут было человек сто — сто пятьдесят. Уже сейчас.

— Ну да, — так же непонимающе продолжил Игорёк. — В группе обещалось прийти человек пятьсот. Значит, человек триста точно будет. А может все четыреста. А может подвалит кто не обещался, типа, передумает. Это же соцсети, там всяко бывает.

Я рывком схватил его за грудки и притянул к себе.

— Откуда «слив» насчёт концерта? Кто тебе сказал? Зачем ты собираешь народ в вашей группе в соцсетях? Кстати, что за группа?

— Эй, полегче! Полегче, служивый! — испуганно попытался отстраниться паренёк.

Я сверкал глазами так правдоподобно… Потому, что на самом деле был зол. Парнишка не на шутку испугался и не знал, как себя вести. Пришлось включать заднюю и входить в образ «доброго полицейского», чтоб не потерять контроль над контактом.

— Извини, Игорёк. Я не думал, что она способна такое выкинуть. Это Марифе устроила, да? Ты, конечно, но ведь с её подачи?

Ещё бы я оказался неправ! Парень согласно кивнул. Он ещё боялся, но начал «теплеть», оттаивать, и скинуть мнимую вину на МОЮ Марифе (она же у меня в корпусе) — самый оптимальный вариант. Да и я… У нас с ни не было негативного опыта общения, мне не за что его «гнобить».

«Вот и не надо усугублять!» — вставил официальный представитель моей совести.

— Кстати, держи. Это от неё. — улыбнулся я, чтоб окончательно разрядить атмосферу, и передал «посылку», которую отдали мне персонально для него вчера вечером.

— «Малява» — усмехнулся парень и принял протянутый клочок бумаги. Квадратный, пластиковый, которые валяются в игровой для записи, кто кому сколько фантиков должен. Текст письма я не читал, хотя он даже не был запакован, из этических соображений.

— Спасибо, чувак! — просиял парень, закончив читать текст. — И ей привет передавай. А чего, её даже к тебе на концерт не отпустили? А мы думали, отпустят. — Он был разочарован.

— Хорхе, это вообще-то военная база. Напичканная оружием. С режимом секретности. Какой, нафиг, отпустят?

— Да, но когда ты цветы дарил… — обиженно потянул он.

— Это была военная операция, — перебил я. — МОЯ военная операция, одобренная офицерами и с ними согласованная. Это вы вокруг фонтана катались из развлечения, а она — работала. Как и её напарницы. Усёк? И не задавай глупых вопросов, не подставляй её — офицеры этого не любят. Скажи спасибо, что на вашу переписку глаза закрывают, так как сомневаюсь, что никто насчёт «маляв» до сих пор не доложил. Это же не первое послание, да? И даже не второе?

Парнишка картинно покраснел, уставился на свои ботинки, покачал головой.

— Пореже ей пиши. А то прикроют лавочку, и саму её в утиль спишут. У нас так могут. И винить кроме себя за её смерть будет некого.

— Понял. — Мальчишка вздохнул. — Тогда ответ писать не буду. Просто привет передавай, скажи, у нас всё нормально, скучаем. Не хватает нам её… — Последние слова были сказаны искренне, от всего сердца. Я покровительственно похлопал его по плечу.

— Это жизнь, Игорёк.

Помолчал.

— Что, сильные партии брала?

— Она у нас звеньевая была. Ну это как бы… Задавала тон, а остальные следовали за нею, — с охотой начал откровенничать парень. — Ну, ты же танцуешь брэйк, должен понимать, как оно там.

— Ты и это знаешь? — Злиться у меня уже не было сил. — И об этом «слила»? Вот паршивка!

Хорхе, он же Игорёк, растянул улыбку до ушей.

— Она сказала, как подрастёт, выйдет за тебя замуж, Хуан. Так что ты это… Попал ты, бро! Она — сеньорита настойчивая!..

Эх-эх-эх! Она настойчивая, точно. Гипертрофированно настойчивая.

— Ну, с «замуж» ей обломится… — Из моей груди вырвался обречённый вздох. — Но насчёт остального… Да, попал, — согласился я. — Ладно, бывай! — И уже хотел двинуться к парням, которые как раз начали разгружать из подъехавшего микроавтобуса оборудование, но голову вдруг пронзила шальная мысль. Вернулся и для порядка вновь взял Хорхе за грудки, правда, лишь обозначив недовольство.

— Игорёк, ещё момент. Важный. — Сверкнул глазами для порядка.

— Слушаю?..

— Я знаю, чем вы занимались… Да и сейчас занимаетесь в Гаване. Кроме уличных танцев.

— Ну и? — вновь не понял наезда он.

— Ну и вот, — продолжал я. — Видишь эту площадку? — окинул подбородком вокруг, где место для зрителей. В ответ беглый кивок. — Все, кто будет стоять на ней, кто будет слушать наше выступление или просто остановится постоять, НЕПРИКОСНОВЕННЫ. Это значит, «щипать» лохов вы будете только за пределами площадки и только тех, кто не слушает нас, наше выступление. Вопросы?

— Нет-нет! Какие вопросы, бро! — выдавил парень, и в глазах его я увидел нешуточный страх. Вовремя я. А то ребятня в этой компашке такая, запросто совместит приятное с полезным.

…Да по-любому совместит! И это не проконтролировать. Но — не сегодня, и не на моей территории!

— Узнаю, что кто-то ослушался — убью, — грозно предупредил я, помахав для важности кулаком. — Обоих. Так всем и передай. Ослушавшегося — чтоб неповадно было, тебя — что недоглядел. Вопросы? — повторился я.

Паренёк думал долю секунды, но конструктивный момент в его голове превысил над эмоциональным.

— Да понял-понял я, Хуан! Наши — могила! Прослежу! Только это… Тут не только наши будут.

Я молчал и хмурился, позволяя ему самому договорить. Так грознее получается.

— Там будут люди Демиса, — со вздохом изрёк он. — Они тоже в нашей группе в сети, и тоже обещались быть. Их я не контролирую, они сами по себе, просто хорошо общаемся. А я только за наших отвечаю.

Ну, вот и выяснили подводные камни! Я отпустил парня и улыбнулся.

— Как подойдёт Демис, подведёшь ко мне для разговора. Или его заместителя, если сам не явится. Наверняка у них в группировке такой есть.

— А то как же! Куда ж без заместителей.

— Предварительно расскажи ему про маски-шоу в ангаре в Боливаресе, твоя подружка наверняка тебе о них в подробностях расписала. И что я и устроитель того действа одно и то же лицо расскажи.

Кажется, улыбался я излишне кровожадно. Хорхе побледнел.

— Само собой, чувак! Всё расскажу и покажу! И приведу. Но ответ за своих пусть он сам держит, ничего личного.

Я снова похлопал Хорхе по плечу, на сей раз жизнеутверждающе, развернулся и уже не останавливаясь, направился к своим парням.

— Привет. Кто это?

А вот этого человека, точнее этих людей, я увидеть не ожидал от слова «совсем». Растерялся, пожал плечами.

— Помнишь наше творческое выступление возле венерианского экономического? Это один из предводителей тех ребят, что кружили на досках.

— Как понимаю, второй их предводитель сейчас «прокачивается» на базе? — понимающе усмехнулась Гюльзар, а это была она. Я скупо кивнул.

— Они там дальше, — взмах вдоль аллеи рукой, — уличными танцами занимаются. В соцсетях популярны, своя группа поддержки. Вот эта малая паршивка «малявой» кем-то из девчонок и передала ему просьбу порекламировать нас. Наше сегодняшнее выступление. И учитывая, что это малолетки… Я даже не знаю, что получится, — озадаченно почесал я подбородок. — Ну, а ты что стоишь, как неродной? — перевёл я глаза на Хуана Карлоса, держащегося чуть в отдалении.

Тот подошёл, растерянно протянул руку.

— Здорово, Хуан. Как сам, как дела?

Зависть. Ревность. Неприязнь. Страх. Но одновременно — остатки былой дружбы, былых достаточно тёплых взаимоотношений. Но ключевое слово «ревность».

Наши глаза встретились, и… Неожиданно он не дрогнул, мой давящий взгляд биоэнергетика (пусть и начинающего) не только выдержал, но и парировал.

— Замечательно, — улыбнулся я, думая, что делать и как быть с новоявленной проблемой. Её мне только для счастья не хватало. — А вы тут какими судьбами?

Он пожал плечами.

— Гюльзар притащила. Помочь тебе. Вдруг помощь понадобится?

— Точно! Понадобится! Пошли. — Взял я его за рукав и потащил к машине. — Карен-джан, здорово, брат! Вы нам тут что-нибудь оставили или сами управились?

— Не дождёшься! — весело хмыкнул басист, таща на пару с Фудзи тяжёлую колонку. — Таскайте, давайте! Самое «вкусное» вам оставили!

Мы подошли. Хан, которому тоже бросил скупое приветствие, подтащил из кузова очередной габаритный груз. Я засучил рукава (мысленно, футболка была без рукавов), кивнул Хуану Карлосу… И мы начали таскать аппаратуру. Как сказал мудрый кот из бабушкиной детской книжки, совместная работа — сближает.

…Или это почтальон был?

В процессе выяснил, что вчера моя напарница неожиданно заявилась к нему вечером и осталась на ночь. У неё такое в порядке вещей, он привык уже. Но утром не убежала на развод как обычно а потащила его сюда, помогать мне. Ну, и посмотреть концерт, естественно. До этого он вообще не знал, что я занимаюсь музыкой и слегка прифигел, но быстро отошёл и тоже рад, что сорвались. Одета Гюльзар была вызывающе — короткое мини, блузка с шикарным вырезом; накрашена так, как я её всего пару раз в жизни видел — не на каждое свидание так красится (она вообще редко красится). Её смуглые грудка и ножки, да выразительные чёрные персидские глазки могли свести с ума кого угодно. То есть, девушка, которая не красится даже на свидания, которая по жизни одевается достаточно традиционалистски, вырядилась, чтобы идти КО МНЕ на концерт. Чувствуете логику? Плюс к тому, что она меня изначально предупредила, что НИЧЕГО ни от кого скрывать не будет. Да, она девственница… Но то, что я «по-братски» с нею вытворял… ВытворяЛ, я держу обещание, данное Бэль, но с её высочеством мы встречаемся слишком недавно, чтобы это на что-то успело повлиять… Как бы вы себя на его месте чувствовали?

Вот-вот! Как бы её так удушить, чтоб не насмерть?

— Гюльзар, не лезь! — отбился я от очередной её попытки помогать нам в таскании тяжестей.

— Мальчики, вы меня недооцениваете. Я крепкая и сильная. Хуан, ну тебе ли не знать! — картинно обиделась она.

Я фыркнул, и, кажется, не только про себя.

— Капрал Маркиза, пошла вон! — не выдержал я и нагрубил. Грубость ей была, разумеется, до марсианского Олимпа, пришлось спокойнее уточнить. — Это не женское дело. Не женское в принципе. Мальчики работают — сеньорита не мешай. Вон, иди лучше помоги Наото аппаратуру настроить…

Фудзи, видя, что мы подтянулись, чтоб не терять время, начал подключать в единую систему то, что мы таскали (а оборудования у нас сегодня много, и что самое весёлое, будем играть на нём в первый раз).

Последний аргумент сработал. Действительно, сеньорита поднялась на сцену и начала помогать парню подсоединять нужные шнуры к нужным агрегатам в соответствии с какими-то схемами. Она в схемах и чертежах разбирается, так что на время вопрос улажен.

— Дурак ты, дружище, — выдал я, наконец, вердикт, после долгой паузы, когда мы почти закончили. — Не о том думаешь.

Хуан Карлос напрягся:

— Не понял?

— Зыркаешь, говорю, как будто я враг тебе, или конкурент. Неправильно это.

Его челюсть отвисла. Пришлось пояснить.

— Смотри, если бы я хотел, она давно была бы моей. Ну, или по-другому сформулируем, если бы я хотел, чтобы она не была девственницей, я бы это устроил. И ты НИЧЕГО не смог бы с этим сделать.

Тишина в ответ.

— Да, блин, мы спим в одной каюте! — заводился я. — Да, блин, голиком! Но, mierda, дружище, включай мозги!

Хуан Карлос в ответ тоже запылал:

— Я знаю, что ты вытворяешь с нею… В ванной!

Опа, рассказала всё-таки. И как теперь реагировать? Она вообще хоть о чём-то думает? Фанатичка чёртова! Борцунка с «мировым злом»!

Не найдя никаких оптимальных моделей поведения, я скупо улыбнулся.

— Дружище, не поверю, что ты настолько тупой, что не догадался, ПОЧЕМУ я это делаю.

Мы как раз подошли к сцене и положили на край груз, который несли. Две охапки шнуров и проводов. Карен и Фудзи на сцене всё это добро принимали и раскладывали по разным сторонам. При этом Фудзи что-то параллельно объяснял по поводу подключения, как что делать, нашему фрилансеру в юбке. Фрилансер к моему удивлению всё понимала быстро, как будто всю жизнь занималась оборудованием, и как я понял, справилась бы и без советов японца. А что больше всего не понравилось, в его узких азиатских глазах я, впервые наверное, увидел интерес к женщине. Обычная невозмутимость парня дала трещину, и это стало неприятным открытием. Однако его косые его взгляды на меня немного успокоили — границ не перейдёт.

…Вот чертовка! Карен и Хан — ладно, не проблема, они на всех баб пялятся. Но чтобы заинтересовать и вывести из равновесия Фудзи?..

— Слышишь, ты!.. — Хуан Карлос попытался нагрубить и стукнуть меня в плечо, но мои рефлексы оказались на высоте — я обернулся и перехватил руку. — Слышишь, ты!.. Хуан!.. — повторился он, тяжело дыша. — Я, конечно, не спецназовец, и вряд ли тебе что-то смогу сделать… Да и раньше не смог бы, если честно!.. Но!..

— Что, «но»? — открыто усмехнулся я.

— Но…

Он сбился. Я бросил беглый взгляд в сторону сцены. Лёгкий кивок и пальцовка свободной рукой «чисто», в смысле «всё нормально» на грозный взгляд напарницы: «Мальчики, ну чего вы там как маленькие»?

Хуан Карлос молчал. Не находил слов. Пришлось помочь.

— Ты её уже… Того? Она больше не девственница?

Его щёки залила краска, но превозмогая себя, он выдавил:

— Нет пока. Пока девственница.

— И это бесит, да? — продолжал ухмыляться я, заводя и дразня его. — Вот она у тебя ночевала. И возможно, даже в твоей постели. Хотя почему возможно, так всё и было! Уж мне ли её не знать? — Пауза. — Хреново было, да? И душик с утра не помог, так завела. И сейчас злой бегаешь.

— Хуан!.. — Он снова хотел что-то выкинуть, но я сильно-сильно сжал его руку, чтобы боль отрезвила. Получилось, в глазах друга… Бывшего или нет, не знаю, но по любому не чужого человека, промелькнула осмысленность, после чего я ослабил хватку. — Хуан, не надо! — обижено попросил он. Но не на того напал, я ещё не закончил.

— А теперь представь, менеджерская твоя рожа, каково со всем этим МНЕ. ТАМ. Видеть её каждый день. Каждый день засыпать рядом. И не мочь. Потому, что нельзя. Потому, что уважаю и её, и тебя.

Про «тебя» я погорячился, но ему знать этого не стоит. Однако Гюльзар не хотела близости со мной, и это для меня достаточное основание не стремиться уложить её в койку. Ибо я не врал, если бы хотел — сделал бы. И она бы никуда не делась — сдалась, как миленькая. А после бы придумала очередную отговорку про зло и борьбу с ним, оправдывая себя — она мастерица их придумывать задним числом. Но я не хотел, и это чистая правда.

— У тебя баб этих, как!.. — начал было он, но я снова сжал его руку, отрезвляя.

— У МЕНЯ. — Кивок. — Ты что, вообще тупой? При чём тут я? О ней ты вообще думал? Как себя чувствует рядом со мной ОНА? И что без сброса напряжения, без спуска пара она не выдержит и изнасилует меня сама, невзирая на сопротивление? Как быть мне с этим ТАМ? Или ты думаешь, в двадцать четыре, в самом соку, девочка может сдержать себя рядом с мальчиком, когда срывает башню? Повторю, дружище: ты дурак или прикидываешься?

Отпустил его, снова развернулся спиной. В качестве жеста доверия, что не жду удара. Угадал, он больше напасть не пытался.

— А как быть со всем этим дерьмом МНЕ? — только и смог сформулировать Хуан Карлос.

Он был на грани. Да, прямо сейчас чуть не плакал, но на самом деле, если сейчас запустить процесс, может произойти всё, что угодно. От попытки убийства меня с летальным для него исходом… До тихого суицида ближе к вечеру опять же с летальным для него.

Я снова обернулся.

— Дружище, ты знаешь, с кем я встречаюсь?

Кивок.

— Она говорила. И про старшую, и про младшую. И даже что с Феррейра мутил. Про Феррейра ещё Долорес что-то втыкала, правда, я не поверил.

— Вот видишь. Значит должен понимать уровень девочек. Теперь мне не только не интересны такие игры, но и противопоказаны. Я — вне игры. А ты…

Помолчал.

— Либо принимаешь её такой, как есть, либо проваливай. Прямо здесь и сейчас. Не морочь ей голову. Она примет любое твоё решение, но принимай его сам.

Вновь отвернулся и принял из рук внимательно следящего за нами Хана очередную кипу шнуров и проводов. Оборудование качественное, Пако постарался, не зря я ему столько денег отвалил. Своя звуковая система с ИИ, куча колонок широкого разбега размеров и диапазонов, и всё это надо собрать в единое целое.

— Я люблю её, — буркнул Хуан Карлос, подходя к Хану и так же принимая партию груза. — Хотел выбросить из головы, но не могу. Не получается.

— Любить ангела… — Я грустно, но одновременно облегченно вздохнул — депрессия друга отменяется, как и приставка «бывший». - …Сочувствую, дружище. Для рядового обывателя это стресс. — Подмигнул ему. — Но обещаю, ты не пожалеешь. Никто не жалеет. Из тех, кто выдерживает, конечно.

Краем глаза заметил внимательно прислушивающегося к нам задумчивого Хана.

— О, а вот и вы! Задержались! — вышел я навстречу следующим своим гостям. ГостЬям.

— Да так, дела кое-какие были, — уклончиво отмахнулась Роза.

— Возле метро пробка, — поддакнула Кассандра.

— И надеть было нечего… — сдала всех Мия. Остальные зыркнули на неё… Но на этом всё и кончилось.

В общем, и перед ангелами стоит эта вечная женская проблема. Но буду объективен, не так много у моих напарниц в гардеробе вещей. Ну, кроме Паулы, хотя у Паулы для принцессы тоже немного. Живя на базе, прибарахляться очень неудобно.

— Паулы ещё нет? — нахмуренно окинула Кассандра сцену, на которой одна паршивка в жёстком мини совращала всех окрестных пацанов. Я покачал головой.

— Думаю, они с сестрой придут под занавес, к самому началу. И посмотрят из толпы. В отличие от вас, у неё инструкции от тётушки, чего можно в этой жизни, чего нет. Она — принцесса, пусть и строит из себя ангела, и навредить ей, ударив этим по Веласкеам, всегда найдётся кому.

— Рада, что ты это понимаешь, — грустно вздохнула наша старшая. — Жаль, что она не хочет понимать.

— Выпендривается! — добавила Роза.

Кажется, мысль, что тринадцатый взвод когда-то давно, ещё до моего прихода, получил тайный приказ охранять её императорское высочество, прошла мимо меня. А ведь следом идёт мысль об охране уже моей персоны.

Бедные девочки! За что им это всё?

— О, а это что за прекрасные принцессы? — нарисовался Хан. — И ты до сих пор меня им не представил?

— Что, решил «свинтить»? — усмехнулся я, кивая на сцену. Ибо дагестанец сделал то же, что и я — свалил оттуда, где власть в руки взяла одна персидская кошка, командуя и моими, и своим мальчиком. Получалось у неё неплохо — всегда говорил, не того человека комвзвода чёртовой дюжины поставили. Но подчиняться ей — не моё.

— Справятся, — неопределённо хмыкнул Хан. — Ну и? — Взгляд на девчонок. Совершенно не скрывающий намерений. Ох уж эти донжуаны!

— Мия. Роза. Патрисия, — начал я представление. — Мои напарницы.

— Такие же? — вновь кивок на сцену.

— Лучше! — вытаращил я глаза. — Проще. И не заняты. Девочки, а это Амирхан.

Ладно, Хан, объясни девчонкам, что тут к чему… Роза, пошли, есть работа. — Я схватил условно старшую Сестрёнку за локоток и не терпя возражений, потащил в сторону.

— А…. А что, «что к чему»? — не понял парень, оглядываясь. Рядом, глядя на него, предвкушающее скалились две оставшиеся без моего пригляда хищницы… Но это его проблемы.

— Вот, держи. Отведя в сторону, дал Розе в руки баллончики с краской, все четыре штуки, после чего расстелил на земле уже лежавший там огромный рулон холста. Самого настоящего. Выпросил у Гортензии, у неё с прошлого (не моего) ремонта клуба много чего по кладовкам (оказывается) распихано. Пока мы ревизию не провели, она и сама этого не знала. Высотой холст был метра четыре, шириной — шесть-семь. Самое оно установить в качестве задней стенки площадки, создавая объём, с красивой узнаваемой символикой. Логотип группы — это её визитная карточка, а мы этот вопрос не то, что не продумали, но даже о нём не вспомнили. Хорошо, Игорёк надоумил. Точнее, баллончики с краской в руках у одного из его парней. Художнички, мать их! Только и умеют, что во всякую хрень заборы расписывать! Хотя встречаются среди них самородки, но нечасто.

…А может мне, используя свой авторитет среди шпаны (раз уж так получилось, что он есть) устроить что-то вроде неофициального конкурса уличных художников? Что-то типа кто лучше и краше скучные заборы и стены разрисует, тому подарки от управ округов города? Ведь всякого рода подстанций, коллекторов и другой серой убогой инфраструктуры на Венере — завались. Может подкинуть идейку наверх? Заодно и талантливые ребята делом займутся?

…Надо будет продумать, на коленке мысль неплоха. Но об этом — потом, не сегодня.

В общем, баллончик с краской натолкнул меня на мысль о логотипе. И старая холстина, которую забрали вчера у её императорского высочества просто чтоб закрыть заднюю стенку, оградить сцену, заиграла новыми перспективами.

Балончики у шпаны были отобраны, за жёлтой краской они даже куда-то недалеко сбегали, и вот я возвышался над полотном с чувством как минимум Александра Македонского, только в искусстве.

— И что это? — не поняла Роза.

— Это — холст, — пояснил я. — На нём скоро будет нарисован наш логотип. Наша визитная карточка.

— Да? И какая? — Глаза нашей художницы зажглись огнём интереса. Я пожал плечами.

— Вот сейчас мы это и узнаем.

Она поняла. Не сразу, понадобилось долгих пятнадцать секунд, но… Глаза её моментально потухли, улыбка сползла с лица.

— Хуан, я на это не подписывалась, — покачала девушка головой.

— Ванюш, ты это… Не перегибаешь? — Я и не заметил, как сзади подошёл Хан, оставив остальных хищниц в стороне.

— Ничуть, — обернулся к нему я. — Я её знаю. И её работы. Она справится.

— Ванюш…

— Хуан… — произнесли они в один голос, но я был непреклонен.

— Это её коняшка у меня с тыла на гитаре. И гитара ещё не самая лучшая её работа! Есть гораздо интереснее! Хан, говорю, она справится!

— Хуан!.. — Роза смотрела умоляюще, но и к ней я был непреклонен.

— Я в тебя верю, малышка.

— Я не знаю, что рисовать, — попробовала она найти аргумент.

— Придумаешь, — улыбался во всю ширь я. — Ты человек творческий, тебе указывать — только портить работу. Давай, родная! Вперёд!

И обернулся, чтоб уходить, но в спину настиг её вопрос:

— Как хоть ваша группа называется? А то вы вроде название хотели сменить, а сменили или нет…

Хан рядом со мной заулыбался. Я сдержать улыбку тоже не мог. Разиня! Главного-то не сказал!

— «Крылья ветра». Нарисуй-ка ты нам, чика, крылья ветра?

Достаточно. Дальше — полёт её фантазии.

— Уверен? — раздался тонкий и тихий голосок нашего гитариста. Я кивнул.

— Поверь, справится.

— Как-то ты её… Жёстко, — сформулировал он.

— Она — ангел, — усмехнулся я. — А с ними надо только так.

И пошёл к заскучавшим девочкам, найти работу и им.

— Вот, заряжаешь наши реквизиты в терминалы. Всё. Теперь все они заряжены на наш счёт. Когда начнётся концерт, надо будет ходить среди толпы, протягивая их всем, кто слушает. Справитесь?

— А то! — Работать «девочками с терминалом» девчонкам не сильно улыбалось. Они как бы… Изначально просто музыку шли слушать. Но с другой стороны, я предлагал не просто развлечение, но УЧАСТИЕ. Согласятся, куда денутся. Да и для меня важно, чтоб они согласились. Они в моей логической цепочке сегодня САМОЕ важное звено. Мы можем выступать, и можем даже талантливо, собрав большую толпу. Но без смазливых мордашек, предлагающих «пожертвовать ребятам», много не насобираем. Простой эффект психологии толпы. И нужны мордашки именно такие — молодые, сексуальные, красивые. И чем более красивые — тем лучше. Я не гонюсь за деньгами, ни в коем случае, но как говорится в пословице, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Если у меня есть такой ресурс и такая возможность, и есть волонтёры, почему бы и не «зашибить деньгу»?

— А чтоб вы выделялись среди всех, на вас должно быть надето что-то общее, одинаковое, — продолжал я.

— Блузки у нас уже разные, — окинула себя и нашу старшую Мия. Посмотрела на Гюльзар — та выделялась ещё больше. — А юбки вообще разные! И фасоны, и цвет, и вообще!

— Кепочки. Вам всем надо одинаковые кепочки, — раздался голос сзади. Я чувствовал находящегося там человека, но моя чуйка, то бишь система опознавания «свой-чужой», тревогу не била, и это появление можно сказать проморгал.

Обернулся. Искромётно улыбнулся подкравшейся Оливии.

— Точно! Именно это я и хотел предложить. А ты что тут делаешь?

— Концерт пришла смотреть. — Оливия так искренне и по-простецки захлопала ресницами… Что я поверил — это правда. Это наверняка НЕ ВСЯ правда, но правда. — Кстати, меня возьмёшь? Ну, это, с терминалами ходить, деньги собирать? Хочу быть этим, как их называют… Добровольцем.

— Волонтёром.

— Во! Им!

— А ты улыбаться умеешь? — усмехнулся я.

Бергер выдала волчий оскал, который дополнила прожигающим взглядом заядлой стервы.

— Сойдёт, — махнул я. — Хорошо, ты принята. И раз на добровольных началах… Вот и организуй такие кепочки. Тут, в Гаване, в этом сувенирном раю, такого добра навалом. Только чтоб все-все одинаковые были.

— Есть, о повелитель! — козырнула она и направилась в сторону торговых точек.

— Лив, стой! — догнал я её, когда она вышла из зоны слышимости девчонок. Обернулась. — Лив, я правильно понимаю, что раз ты тут, Фрейя сегодня тоже будет здесь? Несмотря на то, что официально она «в Дельте»?

Оливия улыбалась. Просто молча улыбалась. Лучшего способа подтвердить мои слова не существует.

— Изабелла тоже. Хоть клятвенно божилась, что ей запретили в целях безопасности, особенно после прошлого раза, и она последует приказу, — продолжал я.

Улыбка чёрненькой паршивки стала ещё томнее.

— Вот… Принцессы! — матюкнулся я. — И что мне с этим делать?

Она пожала плечами.

— Хуан, их тут «не будет». Не «пали» им «хату». И так столько сил вложили, думали, как их в толпе спрятать. Они тут будут каждая сама по себе, понимаешь? То есть надо делать ДВЕ системы охраны, по нескольку контуров каждая. Охренеть и закачаться!

— Короче, сегодня тут будет половина корпуса и четверть всей дворцовой стражи, — перевёл я её слова на понятный испанский.

— Ну, типа того. — И словно загадочная лучезарная улыбка.

— Ладно, ты ничего не говорила, я сам это понял.

— А так всё и было. — Усмешка. — Хуан, не поверишь, но СЕГОДНЯ я и правда на выходном. Моя мордашка рядом с Фрейей примелькалась, сегодня мне там не место. Я на самом деле хочу поучаствовать и помочь. Веришь?

— Лив, между нами ничего не будет, — покачал я головой. — И выбрал я Бэль, а не твою подопечную.

— Дурак ты, Шимановский, — вздохнула она, махнула рукой и пошла дальше, к сувенирным точкам, в поисках одинаковых кепочек.

Хуан её огорошил — ничего не сказать! ТАК её ещё никто не подставлял!

Надо же, как просто: «Нарисуй крылья ветра!» Крылья ветра ему нарисуй! Крылья ветра, м-мать!

А это, между прочим, эмблема, визитная карточка группы!

А если они станут популярными, к ним будут стадионы на концерт ходить? А так и будет, или она совсем не знает своего напарника. Тысячи людей придут… А там клякса-корякса намалёвана. Её работа, её творчество.

Розу буквально трусило от злости на Хуана. Но… Надо. В чём паршивец прав, так это в том, что слово «приказ», слово «надо» в них вбито в подкорку. Можешь, не можешь — никого не интересует. «НАДО» — и всё.

И она рисовала. Старалась. Вначале закрыла глаза, попыталась поймать первичный образ. Тот долго не шёл, но, наконец, где-то через минуту, первые ростки зашевелились.

…«Крылья ветра». Ключевое слово «ВЕТРА». То есть это должны быть как бы крылья… Но сотканные из вихрей воздуха. Невесомые, лёгкие.

…И она попыталась изобразить эту невесомость в виде плавных изгибающихся линий.

Жаль только, что права на ошибки не было. Ибо краску можно распылить, но с холста в случае чего её уже не смоешь.

Холст заворачивался, и она махнула стоящему рядом и внимательно глазеющему на неё парню, которого Хуан им только что представлял. Гитарист их группы.

— Эй, иди сюда! — Тот подошёл. — Чего без дела пялишься, помогай, давай!

— Что делать? — чуть смутился тот.

— Встань вот тут. А сюда чего-нибудь положи, тяжёлое, чтоб край не заворачивался.

Парень выполнил просьбу. Хуан его им представил… Но она уже забыла имя. Симпатичный — и симпатичный, какая разница, как его зовут?

…И Роза вернулась к работе. Парень держал край, положив на другие углы какие-то камни и куски металлической арматуры, валявшейся на краю газона, видно, после какого-то недавнего ремонта находящейся под ним инфраструктуры. Но при этом продолжал внимательно её разглядывать. Гораздо внимательнее, чем когда стоял в стороне. Она, конечно, привыкла к мужскому вниманию, а с приходом в свою жизнь Хуана и его помощью в работе над самооценкой понимала, что это нормально, она — красивая девушка… Но от дела этот взгляд её отвлекал. Почему-то рядом с этим молодым человеком было не по себе, и она не находила объяснения. Наконец, не выдержала:

— Ну, чего тебе? Чего так смотришь?

— Да вот, смотрю, — уклончиво ответил парень. — Пытаюсь понять, какие вы.

— Ангелы? — не поняла она.

Кивок.

— Про вас столько легенд ходит. Я когда первый раз узнал, с кем якшается Хуан… Ну, на той парковке…

— Менжанул, — употребила она сленговое, но очень точное слово.

— Типа того, — не стал отнекиваться парень.

— Про нас правду говорят, — мысленно отмахнулась Роза, размышляя, где провести следующую линию и не сменить ли цвет баллончика. Пока рисунок в основном имел сине-голубую тональность. Но мысли думали о чём угодно, только не о линиях. Не прямо сейчас.

— Мы — кровожадные, — продолжила она. — Жестокие убийцы. Не чтим человеческую жизнь ну вообще. Так что ты аккуратнее с нами…

…БУ-У-У-У!!! — резко дёрнулась она, сделав выпад в сторону парня. Тот повёлся, отскочил. Самую малость, но отскочил же! Правда, чуть не испортил её работу — успел поймать освободившийся край в последний момент.

— Страшно, да? — констатировала она.

— Но Хуан же как-то с вами справляется? — попробовал протестовать этот мальчик.

Роза покачала головой.

— Хуан вообще не от мира сего. Он не показатель выборки. А вот он, например, показатель. — Кивок на Хуана Карлоса, копошащегося на сцене. — И этот показатель явно сидит в луже.

Парень уверенно отрицательно покачал головой.

— Это так кажется. Он справится.

Помолчал.

— Ты думаешь, почему я со сцены свалил? Хотя сама видишь, как она со всеми троими флиртует, и не краснеет. И они с нею. Да просто увидел, как она на него смотрит. Может он слабый, но эту цыпочку, если захочет, на место поставит. Со временем. Когда почувствует свои силы, обретёт уверенность в себе. В нём это есть, он просто не собрался.

Роза оторвалась от рисунка, нахмурилась. Пронзила парня внимательным взглядом, благо тот как раз смотрел на сцену. Выше среднего роста, крепыш. Волосы тёмные, но не чёрные, длинные. «Хайер», как любит с недавних пор говорить Хуан. Черты лица… Властные. Этот скорее родной брат Хуану, чем тому чуду на сцене. Во всяком случае, она бы выбрала его, а не…

Роза почувствовала, как наливается краской. И что хуже, внизу живота начала разливаться приятная волна.

«Господи, как давно я не была с мужчиной?» — посетила предательская мысль, но она знала, что врёт себе. Дело не в воздержании. Ей нравился этот парень. И окончательную точку в интересе он поставил тем, что показал, что не простой увалень, думающий, как затащить сеньориту в постель, а что у него есть мозги и он может рассуждать на достаточно сложные материи.

— «Отставить!» — сказала она сама себе. — «Ты не молодая дурёха после посвящения! Голову не терять!»

Помогало слабо.

— Роза, — протянула она парню руку, поняв, какой должен быть следующий шаг.

— Амирхан, — понимающе улыбнулся тот. — Но для друзей просто Хан.

— Как этот… Ну, король на Востоке? — рассмеялась она.

— Двойной король! — поднял тот палец в небо. «Амир», или «Эмир» — тоже король, как и «Хан».

— Двойной король — это хорошо, — констатировала она. — Что, и правда не боишься? — вопросительно уставила свои глаза в его. Хан дрогнул, но взгляд не отвёл.

— Хочу попробовать. Вдруг не всё так страшно?

— Это правда, Хан, — снова попыталась постращать она. — Я, например, давным-давно перестала считать, сколько на мне трупов. И Хуан подтвердит — их много. А про ангар знаешь? В Боливаресе? Ну, тот, где с капюшонами и свечами?

Парень побледнел, но кивнул.

— Да, видел в сетях запись.

— Это были мы с Мией, — кивок в сторону, где возле сцены что-то делали Мия, Патрисия и… Э, да их компания подросла! Значительно подросла!

— Говорю же, рискну. — Хан решительно сверкнул глазами. — Ты классная. Я это ещё тогда заметил, в машине. И после, когда вы у нас были…

Роза догадывалась, про какие моменты он говорит. Первый — когда отвозили охранников парковки в психбольницу. Точнее, на обратном пути. Второй — когда они в качестве охраны Хуана присутствовали на одной из их репетиций. Она сидела в зале и ловила на себе заинтересованные взгляды. Впрочем, тогда они казались нормой, ничем не выдающимся. А оно вон как, оказывается…

— Может ты меня с сестрой спутал? — попробовала отговорить она. — Мы очень похоже. И тебе надо это ей говорить, а не мне?

— Вы разные, — улыбался Хан. — У меня две сводные сестры. Тоже близняшки. Я близнецов различаю. Так что не отвертишься. Давай после концерта куда-нибудь сходим?

— А силы будут? После концерта? — чуть не рассмеялась она, вспоминая, какими парни были после репетиции. Как выжатые лимоны!

— А мы только поедим, — улыбался Хан. — В ресторан какой-нибудь сходим. На это — будут.

— Фи… А продолжение банкета, значит? — картинно нахмурила она носик.

— А вдруг я тебе не понравлюсь? — парировал её весёлым взглядом Хан.

Судя по нытью в области живота и тому, как он её заинтересовал, это маловероятный вариант.

— Договорились, — кивнула Роза. — После концерта. Но если сбежишь — пеняй на себя. Второго шанса не дам.

— Хуан как-то говорил, что ангелы беспощадные!.. — картинно поднял парень глаза к небу.

— Вот-вот! — рассмеялась Роза.

Настроение её, и так в последние месяцы превосходное, перешло границу значения «эйфория».

— А может не надо, пацаны? — устало откинулся на спинку стула Карен. — Оставим как есть? «Паруса» — тоже неплохое название.

Я уверенно покачал головой.

— Слащавое. Для группы, поющей «о любви». А наш материал… Ты же его с нами обкатывал, должен понимать.

— Понимать должен. Но «Болотный бриз» меня добил.

— А что, «Врата Преисподней» лучше? — обиженно хмыкнул Хан.

— Парни, не деритесь! — попытался остудить головы разнервничавшихся ребят Наото. — Название нужно. А ссориться — не нужно.

С ним все были согласны… Но вот не придумывалось у нас название! «Алые паруса» действительно, шикарное наименование для группы. Особенно для тех, кто читал это произведение (а на Обратной Стороне таких немало, это ж сказка, наша классика). Любое другое меркло на его фоне. «Викинги дорог», «Короли магнитных трасс», «Бульдозеры древности», и «Динозавры вечности» — в головы ломилась куча всякого бреда, но всё было не то.

— «Формула вечности», — устало произнёс Карен. — Мне нравится это. Давайте уже утвердим, да и пойдём.

Хан потянул из горла пиво.

— А меня прикалывает «На все времена». Ванюш, твоя версия?

«Адмиралы погонных парсеков» — схохмил я.

— А серьёзно?

Я покачал головой и тоже приложился к пиву. После чего сделал очень мудрую вещь. Поднял руку, и, дождавшись, когда подойдёт официантка, заказал ещё всем по пиву.

— Ну ты мудёр! — уважительно склонил голову Хан.

— Это похвала или оскорбление? — улыбнулся я. Обстановка разряжалась.

— А смотря по контексту, — махнул он рукой. — Когда речь о пиве — похвала. Так, парни! Парни! Наото, давай ты, чего молчишь? Мы, понимаешь, высказываемся, а этот, морда японская, сидит себе да песенки насвистывает.

Наото тоже покачал головой, дескать, достали.

— «Родина мисок».

— Чего? — воскликнули мы все в один голос.

— «Родина мисок». «Горизонтальный клад». «Монитор отчаянных сердец». «Рапира для принтера». Словосочетание из слов, бессмысленных вместе.

— Что-то книгами Донцовой попахивает! — иронично усмехнулся Карен.

— Ты читаешь книги Донцовой? — картинно округлил глаза Хан. — Брат мне стыдно сидеть с тобой рядом! — Он отодвинул стул немного дальше. — И вообще, ты мне больше не брат!

Все рассмеялись.

— Мысля хорошая, — утвердил я. — Но… Что-то гложет. Трудно придумать такое сочетание, чтоб «стреляло».

— «Смертельный ветер», — продолжал мозговой штурм Карен. — «Штурман для вечности». «Эмиссары десятой планеты».

— А мне нравится про десятую планету! — потянулся к своей бутылке Наото.

— А мне «Родина мисок»! — хмыкнул я. — Гулять так гулять!

— Мы ж не панки, — обиделся Карен. Я просветил их по поводу некоторых неформальных течений прошлого. Про панков, хиппи, байкеров и некоторые другие субкультуры мы читали много и подробно. Парням вначале понравились идеи хиппи, особенно про свободную любовь… Но я попросил поверить на слово, что ничего хорошего в этом нет. У меня вон, весь корпус свободной любви. Не знаешь, как от неё прятаться. — Это уж какое-то панковское название!

— Тогда поддержу «Формулу вечности»! — поднял руку Хан.

Тут принесли пиво, и мы с Ханом сразу же приложились к новым бутылкам. Не знаю, почему, но в этой забегаловке не принято переливать пиво в кружки. Их подают отдельно, лей сам, если хочешь. Дешёвая тошниловка… Но зато с демократичными ценами и реально вкусным пивом.

— Что-то мне не нравится эта «Формула», — заартачился я. — Каким-то… Пафосом отдаёт.

— Ванюш, тогда давай своё предлагай?

— «Рыцари в алмазных доспехах», — ляпнул я. Не думая. Это ж мозговой штурм, тут и положено не думать. Но когда вырвалось, пожалел. Ох уж мой язычок!

Повисла тишина. Парни пробовали название на вкус. И судя по лицам, им нравилось.

— Прикольно! — констатировал Хан. — Давайте попробуем. — Фудзи, впиши в список.

— Уже, — оторвался японец от планшетки, куда периодически пером записывал наиболее удачные варианты.

— Не надо «Рыцарей…» — покачал я головой. — Это личное.

— Личное? — оживился Хан. — Колись давай!

— Это меня девчонки так называют, — признался я.

Повисла тишина. Я никогда ничего парням не рассказывал про девчонок и жизнь в корпусе. А им просто жуть как было интересно.

— Ну и? — озвучил общее устремление Карен. — Продолжай!

Я понял, что не отделаюсь.

— Я как-то малышне начал рассказывать сказку про этого «Рыцаря». Фэнтези там, вольный пересказ чего-то своими словами. А жизнь так устроена, что они, приютские, сказки мало слышали. И их слушают не только молодые, но и… Все. Девочки из диспетчерской записывают мои россказни для малышат через систему внутреннего наблюдения, а наутро весь коллектив уже всё знает и друг другу пересказывает. Всё, что я там рассказываю. И так получилось, что после того раза этим словом обозвали меня самого. Это я — рыцарь в алмазных доспехах. И хоть убейте, не понимаю, почему. Но им со стороны, наверное, виднее?

— Да уж, рыцарь в алмазных доспехах!.. — попробовал слово на вкус Хан. — Кабальеро плаща и гитары, блин!

— Адская смесь, Ванюша! — поддержал Карен.

— Да знаю. — Я махнул рукой.

— Давайте посидим, помолчим пару минут. — Карен сделал большой глоток. — Каждый подумает над своей версией. Фудзи зачитает, что получилось, и каждый из нас что-то для себя выберет. Потом обсудим каждую и проголосуем. Кто за? Кто против?

Против никого не было. И следующие минут пять мы провели в молчании, думая каждый о своём.

Я в отличие от парней ни о чём не думал. Ну, не шли мысли насчёт названия! Есть у меня такое. Когда надо, интуиция бьёт тревогу, включается импровизация, и я на ходу рожаю какую-нибудь улётнейшую мысль. Но если предпосылок нет — то нет. И «Экспресс любви» на полном ходу не пошатнёт меня. Лучше послушаю парней и выберу один из их вариантов.

…И чем ему «Болотный бриз» не понравился?

Обсуждение идеального варианта вновь не получилось. Возможно было виновато пиво. Оно помогало мозгу расслабиться и настроиться на творческий лад, но оно же и мешало прийти к согласию. Ибо за столом у нас сидели Лебедь, Рак и Щука, и все трое тянули в свою сторону. Каренова «Формула вечности» не нравилась Фудзи. Хан упёрся в «На все времена», хотя идея с этим названием проскочила незаметно, никто на неё особого внимания не обратил. Я же… А чего, гулять так гулять, заявил, что тащусь от «Родины мисок». А эта узкоглазая сволочь настаивала на «Рыцарях в алмазных доспехах». Скотина, неправда ли?

— Я этого тебе никогда не забуду! — картинно надулся я. В шутку, естественно, но мы все были уж слишком на взводе.

— Ой-йой-йой! Не очень то и хотелось! — так же в шутку парировал японец, но я понимал, за весёлостью мы скрываем тактический тупик. Вторая, точнее уже третья партия пива заканчивается, а названия всё нет. А дальше голова будет шуметь ещё сильнее, эго переть изнутри ещё мощнее, и фиг мы договоримся. А ПЕРВЫЙ КОНЦЕРТ у нас ЗАВТРА.

— Так, пацаны, я отолью, — решил освежиться Карен. — Может в пути что дельное в голову и придёт. Давайте возьмём ещё паузу.

Так мы и сидели втроём, молчали. Смотрели друг на друга, изредка посасывая из горла волшебный напиток из местной пивоварни. Кстати, на Венере пиво гораздо популярнее, чем в собственно Латинской Америке. Там исторически больше уважают вино, а из более крепких напитков — ром и текилу. Есть значительная градация по регионам, северяне, например, то есть мексы, кубинцы и прочие никарагуанцы тянутся к тому, что покрепче. Центральные и южные регионы — те любят послабже. И пиво тоже любят. Но вино их всё исторически. У нас же виноград… Скажем так, растёт, но не пользуется такой бешеной популярностью. Наверное потому, что себестоимость его дороже. Вертикальные многоярусные фермы хоть и максимально роботизированы, и могут даже на имеющихся мощностях прокормить пять Венер, если не больше, но и они подчиняются базовым основам экономики. Которые гласят, что пшеницу выращивать выгоднее, чем виноград. Или ячмень. Или хмель. Или солод. Потому вино Венера в основном привозит с Земли, и расходится оно среди небедного населения, а демос потребляет местный ром и местное пиво, льющееся рекой. В любых количествах.

— Слышь, Фудзи. Задолбал, хорош свистеть! — нервно хмыкнул Хан. Переживал за завтра. А японец, не поддерживая всеобщего напряжения, опять начал что-то насвистывать.

— Ладно тебе. Это классика. А классика вечна. Не этот ли лозунг мы на вооружение взяли?

— А что за тема? — оживился я. Мелодию эту где-то слышал, но что за вещь — не помнил.

— Да хрень одна, из древней оперы. Её кто только на современные лады ни переделывал. И мы тоже как-то переделывали, для «Натюрморта».

«Натюрморт», как и «Меридиан» — «русские» кабаки. Но если в последнем собираются… Скажем так, люди, настроенные к существующей властной системе оппозиционно, то первый — классический «мирный» ресторан с русской кухней. Там только что медведей с балалайками не выпускают для развлекаловки. Там парни обкатывают только классику, тогда как в «Меридиане» мы уже договорились поэкспериментировать с программой. Той, которая «номер два», не для Гаваны. Связи там у парней, а связи в нашей жизни решают всё.

— А ну напой? — попросил я.

— Улетай, — начал напевать Фудзи, смешно съехав на октаву выше привычного тембра, — на крыльях ветра ты в край родной родна-ая песня наша. Туда где мы всегда с тобою пе-е-ли и было так приво-ольно нам с тобою!

М-да, это явно женская партия. И с его баритоном лезть в эти дебри… Но звучало неплохо.

— Прикольно! — Я похлопал. И попробовал воспроизвести. — Улета-а-а-ай, на крыльях ве-е-тра…[4]

Тут пришёл Карен, оборвав мою меланхолию.

— Ну что, родили что без меня?

Я говорил про свои приступы? В смысле, не берсеркизма, а когда интуиция торкает, и я на ходу импровизирую так, что весь мир вокруг охреневает, во главе со мной? Вот именно это в тот момент со мной и произошло.

Не дав никому раскрыть и рта, хотя Хан хотел сказать что-то язвительное, да и Фудзи было открыл рот, я перехватил управление разговором:

— Да, придумали. Будет у нас завтра название.

— И какое же? — Удивлённо присел на своё место Каренн. Хан застыл с отвисшей челюстью, глядя на мои смеющиеся, но довольно сияющие глаза. Невозмутимость Наото тоже дала трещину. Все взгляды скрестились на мне.

— «Крылья ветра», — совершенно серьёзно ответил я и сделал добротный глоток из своей бутылки. — Парни, отличное название! Давайте обсудим! Мне кажется, если возьмём — не пожалеем.

Да, теперь мы «Крылья ветра», это название так и утвердили. Пафоса в нём — мало. Зато есть летучесть, воздушность, красота броуновского движения. Но в то же время отдаёт и вечностью, монументальностью — что может быть более вечным, чем ветер? С ним можно петь и лёгкие песенки «о любви», и эпические вещи с глубоким смыслом — и всё равно будешь вписываться в канву. Покрутив название и так, и эдак, парни решили, что оно лучше пусть и довольно приличной, и я бы даже сказал отличной, но пафосной «Формулы вечности» Карена. На том и порешили.

Последним сюрпризом перед выступлением стало… Появление «пятнашек». Раздав «кепочкам», над которыми взяла шефство Оливия, последние указания (не рыпаться, пока зал не «потеплеет», первые песни три-четыре стоять у сцены, а там по обстоятельствам), ещё раз встретив Игорька, который искал меня в компании молодого качка типично латинской внешности, диссонирующей с греческим именем «Демис». Раздал люлей, в смысле честно и открыто предупредил качка, что малейшее отклонение от МОЕГО плана ему будет ата-тай, подкрепив действо «засветом» новомодного для меня аксессуара, именуемого в народе «бабочками». До последнего боялся, что в нужный момент не сработает, ибо я так и не научился ими пользоваться на все сто. Эти навороченные лезвия могут включиться, могут не включиться по моей мысленной команде. Могут сработать, когда этого не ждёшь и команду оную не отдаёшь — они у меня такие. Недавно сработали в постели с Бэль — вот перепугал тогда девчонку! Сеньорины говорят, надо полгода, чтоб обвыкнуться, чтоб они стали продолжением тела, а они у меня и месяца как нет. Впрочем, о «бабочках» поведаю чуть позже — там ничего криминального, просто перед Новым годом их вшили, сделав сложную нейрокибернетическую операцию, но сейчас разговор о другом. О Демисе. Который проникся, заверил, что всё будет тип-топ и даже улыбнулся. Знаете как смотрится улыбка храбрящегося человека на бледном-бледном несмотря на природную смуглость лице? Красиво смотрится. Мне такие лица с недавних пор нравятся.

Возвращаясь (часы показывали без десяти три, а наше время начинается с трёх), думал о глобальном. Игорёк ведь ни разу не Игорёк. Тоже типичный латинос, выросший в подворотнях Альфы. Второй сапог к нашей Марифе. А поди ж ты, получил вот такую вот многоговорящую кликуху! Догадайтесь от кого?

Правильно, от них. Самое главное, он не понял ни моей иронии, ни моей улыбки, когда я его пытал насчёт прозвища. «Игорёк» для него не ассоциируется с русским языком или русским сектором. Наши беспризорники в их компании, в одной из столичных подростковых банд (не могу подобрать термин, пусть будет банда) — свои без кавычек. Латиносы воспринимают их своими, они своими — латиносов, и даже не заморачиваются, что, как и почему. С одной стороны это дети, а дети всегда благосклонно принимают интеграционные вещи, в отличие от взрослых. С этой же стороны важно то, что они — беспризорники, беглые приютские сироты, у которых классовое родство гораздо важнее национальности. Но с другой… Он ВООБЩЕ не понял мою иронию. То есть процесс слияния культур запущен, и идёт. И через время, через пару-тройку десятилетий, Венеру будет не узнать.

…Вот и Демис этот туда же, в смысле из той же оперы. Откуда у латиноса греческое имя? Какой он латинос? Но убивать будут, а не уступит — латинос, и всё!

— Равняйсь! Смирно! — прорычал я в спину Терезы и компании, к которым незаметно подкрался сзади. Они не почувствовали, потому, чтоперед сценой начала собираться толпа — слишком много людей. Всех не почувствуешь. Парни уже установили Розин шедевр с эмблемой (красиво, блин!) и настраивали звук, то есть было понятно, что играть сейчас вот-вот начнут. И зеваки автоматически останавливались поглазеть. Знаете эффект масс-толпы? Если есть очередь за каким-то товаром, люди будут подходить из интереса, и покупатель у тебя не будет переводиться. Если очереди нет — и подходить к тебе никто не будет, фиг тебе, а не покупатель. Так вот, к нам подходили. Много. Потому, что возле нас УЖЕ стояло порядочно народу. Часть из них — малолетки Игорька и Демиса, часть… Нефоры какие-то с цветными волосами. А ещё нефоры в оранжевых кртках. И ещё какие-то нефоры. В основном один молодняк, и хрен знает откуда они и какое течение представляют, но ведь стояли же!

Девчонки вздрогнули, но прилежно исполнили команды. Это вбито инструкторами намертво, останется на рефлексах до конца жизни.

— Вольно! — закончил я командовать, и Тереза, а за нею и остальные, со стонами и вздохами начали разворачиваться.

— Хуа-ан! — первой не выдержала их старшенькая и бросилась ко мне, повиснув на шее.

— Хуа-ан!

— Хуа-ан!

— Хуа-ан! — ей вторило ещё три человека. Ну, хоть не все восемь, но и так я стал похож на рождественское дерево. Знаете, как тяжело не упасть, когда на тебе висит четыре девчонки не самых безобидных размеров? В смысле, те они ещё лошадки несмотря на свои восемнадцать!

— Отставить! Отставить, говорю! — пытался продолжать я командовать, но моё время ушло. — Всё, хватит, говорю!

Они перестали меня тискать. Блин, утром расстались! Чего они такие… Дикие?

— Вы же не смогли подмениться? — попытался нахмуриться я, когда они меня отпустили. — Сбежали? Вряд ли. — Покачал головой. — Тогда какими судьбами?

Тереза загадочно улыбнулась.

— Мы не сбежали. Но здесь… Неофициально. — Заговорческое подмигивание. — Сегодня Норма подменилась, что-то у неё дома случилось, и ближе к обеду её сменила твоя фанатка.

— Марселла, что ли? — продолжал хмуриться я.

— Ну не Катарина же! — хмыкнула стоящая справа от неё Клара.

— Нет, Катарина на такие глупости не способна, — согласился я.

— Короче, — усмехнулась Шарлотта, стоящая слева, — она нас вызвала и сказала, что типа готова пойти навстречу, как хорошим девочкам. Но мы тут будем типа в командировке. Охранять тебя. Иначе нас за ворота базы не протащить. И охранять на самом деле, со всеми вытекающими — то есть мы не просто так музыку послушать пришли. И как они — нам нельзя. — Кивок на моих девчонок, отряженных в одинаковые зелёные кепочки, сжимающие одинаковые терминалы для сбора денег со щедрых (а как же, с такими девочками нельзя не быть щедрым) слушателей. Надо будет спросить у чёрненькой, почему зелёные.

— А ещё сказала, что должны будем, — вскрыла все секреты взвода Мари-Анж.

Марселла питает ко мне нездоровую слабость. Или наоборот, здоровую. Я не могу это объяснить, но она спускает мне с рук то, что не спускает даже Капитошка при всём уровне нашего с сеньорой Ортегой знакомства. При этом мы с нею не то, что не спали — даже взглядов пошлых в её сторону себе не позволяю. В общем душе мылись, как без этого, но я уже рассказывал, что душевые для меня в корпусе ничего не значат. И для девчонок не значат — слава богу, перебесились. Видно, она просто женщина с мозгами, и понимает многое из того, что пока не поняли другие оперативные. Кстати, это она тогда помогла мне пройти в «Рио-де-ла-Плату», когда оба императорских высочества, чтоб им хорошо жилось, меня нагло испытывали.

…В общем, и правильно, наверное. Она была главой опергруппы Леи в своё время, а главами опергрупп хранителей просто так не становятся. Без мозгов и ЧУЙКИ на «генеральную линию партии» там делать нечего. Оливия — та ещё выдра, вёрткая, скользкая… Да и Анариэль — штучка из штучек. Нет, непростые там девочки. Только бесхитростный Светлячок в эту компанию случайно затесался, но тут совсем другое дело, она иным берёт.

— Должны — отдадите! — весело оскалился я. Вот и решился вопрос. А то вчера столько слёз было, что никто не меняется… И перевёл взгляд на молчавшую до этого одну восьмую их коллектива. Молчавшую потому, что… Обнималась с каким-то мальчиком. Латинос, лет двадцати пяти. Худой, длинный, но плотный — до типажа Дэна далеко. Однако, как и у Дэна, у парня были раскрашены волосы. Аж в три цвета — бордовый, голубой и жёлтый.

— Хуан, это Леголас, — представила спутника моя младшая крестница.

Я как стоял, так чуть не упал.

— Серьёзно? — Протянул руку. Парень нашего коллектива смущался, видно, знал, кто это. Но руку протянул почти уверенно. Повторил, демонстрируя, что Криска не «гонит» и мне не послышалось:

— Леголас.

— Хуан, — представился я. Стало не по себе. Чтоб не молчать — невежливо, уточнил. — А где Арагорн? И этот… Гимли?

— Кто? — не понял он. — Не знаю таких. — И очень искренне покачал головой.

— Жаль. Я думал, вы, эльфы, всё знаете… — криво потянул я, не зная, добавлять ли в голос иронии.

— Я не эльф. Я человек. А играю полуящером, — ответил парень, видя мои затруднения. Ответил совершенно серьёзно, чем меня просто добил.

Полуящер… Ну, тоже неплохо! Живём!

— Хуан, это у него имя такое. Я проверяла, — заступилась за кавалера Криска. Леголас Игнасиу… — Дальше шла типичная латинская фамилия из то ли шести, то ли восьми имён, с указанием предков до такого-то колена. М-да, это не парень эльф, это его родители торкнутые. А он, похоже, Толкиена и не читал вовсе. Что неудивительно, латиносы не очень любят покушательства на свою культуру, и всю обозримую историю тупо плагиатили мировые шедевры, перекладывая их на собственный лад со своими, присущими лишь своей культуре героями. Это я уникум, полукровка. А большинство понятия не имеет о других культурах. «Демисы» и «Игорьки» в единичных экземплярах уже есть, но массово не появятся ещё долго.

— Я вас давно хотела познакомить, вот… — Продолжила Криска, переходя к сути.

— Допустим, — кивнул я, хмурясь. Хмурился потому, что не знал, как реагировать, а так вроде за умного сойду.

— Лас, Хуан мне одновременно и как старший брат, и как папочка — продолжала эта фифа. Ага, только про любовника умолчала. Хотя, я уже и забыл, когда с ними последний раз был. Да и не хочется. Правильно сделала, что умолчала. — Если ты меня обидишь, он будет бить тебя аккуратно, но сильно. Хуан, я правильно процитировала?

Я нахмурился ещё больше.

— Крис, я пока ещё в состоянии сказать свои слова за себя САМ. Может уволишь от такого плагиата?

Криска лаконично показала мне язык, развеивая появившееся было в воздухе напряжение.

— Отойдём? — махнул я парню.

Отошли.

— Эльф, слушай… — начал я, но он перебил.

— Я знаю, что вы спали.

Я пожал плечами.

— И что?

Он замялся.

— Ничего.

— Эльф, слушай… — продолжил я, но тон взял гораздо более внушительный. — Криска — моя СЕСТРА. Спали, не спали — никого это больше не трогает. Я ни о чём не жалею и не раскаиваюсь, но сейчас она мне просто сестра. Точнее, не просто сестра, а гораздо, гораздо больше!

Так что если у тебя нет на неё серьёзных планов — не заморачивай ей голову.

Эльф улыбался. Да ему было плевать, спал ли я с Криской! Он хотел сказать мне это, а не… Короче, он противоположность Хуана Карлоса. Хороший эльф! Уважаю!

— Я так и думал, что ты это скажешь.

Я улыбнулся и потрепал его по плечу.

— Лас… Так ведь она тебя назвала? У неё своя жизнь. Но раз она тебя со мной познакомила, значит, думает что-то серьёзное. И если ты так не считаешь, а погулять вышел — отдавай швартовый и сматывайся. В этом городе я тебя в случае чего достану где угодно. Даже из под сотого метра. Если нет, и ты не эльф, а серьёзный парень — совет да любовь. Я не бука и не бяка, я всего лишь старший брат. Вопросы?

— Любишь ты командовать, — усмехнулся парень, ни капли не проникнувшись.

— Что делать. Покрутись как я, как угрь на сковородке, и не так научишься. Съедят же!

Помолчали.

— Ладно, я своё напутствие сказал, дальше сами. Не маленькие!

Он хлопнул меня в спину.

— Ты хороший парень, Хуан. Не зря я на это подписался.

— На что, на «это»? — мгновенно напрягся я. И кажется, начал понимать, почему вокруг не только малолетки, и большая часть этих «не только» с крашеными волосами.

Точно! Угадал!

— Криска расписала, какая у вас аццкая группа. Все уши прожужжала. Не один месяц жужжала.

— Ну, и ты пригласил сюда нас послушать своих дружков? Коллег по… Интересам?

— Ну а чо? Выходной же, — совершенно искренне развёл руками он. — Всё равно отдыхаем. А тут — культурное мероприятие!..

Как бы ещё одну паршивку удавить? И чтоб она тоже жива осталась?

— Ладно, пора мне, — вновь хлопнул я его по плечу, развернулся и пошёл к сцене, оставив парня с улыбкой до ушей. Грёбанные… Эльфы!

…А может ну их? Ну да, девчонки обеспечили мне первую «клиентуру». Ручаюсь, тут не только, далеко не только Криска с Марифе постарались! Народу собралось уже несколько сотен, и неформалы с малолетками были большой, но не подавляющей по численности группой.

— Так, парни, все сюда! — свистнул я своих в круг, поднявшись на сцену. Увидев, какая у меня серьёзная мордаха, ребята забеспокоились и мгновенно подорвались. Когда все собрались, я начал последний военный совет. Последний потому, что после него начнём концерт, и менять стратегию будет уже поздно. Пилоты иногда используют слово «крайний», но я почему-то не люблю эту муть со словесами, и всегда говорю «последний», плевав на всякие там приметы. Мы сами творим приметы, и я своим спуску давать не собираюсь.

— Так, парни, слушайте внимательно. Расклад такой…

И кратко поведал, что некие силы, не сговариваясь друг с другом, не спрашивая разрешения, сделали нам в сетях некислую рекламу. И что не знаю, что теперь с этим делать.

— А в чём проблемы, Ванюш? — не понял меня Хан. Кажется, ему наличие таких зрителей понравилось.

— В том, что они НЕ ЗНАЮТ, как мы поём и играем. И вкусы у всех людей разные. Если мы залажаем с первой песни, они развернутся и уйдут. И учитывая уже поднятый резонанс, во всех своих сетевых группах отпишутся, какое наше группа унылое говно.

— То есть, нам надо сразу играть что-то бомбовское? — понял меня Фудзи.

— Угу.

— Но так не делается, — покачал головой Карен. — Зал надо разогреть. Надо расколбасить, дать прочувствовать ритм и мелодии. Первыми всегда выпускают новичков, а серьёзные группы никогда не ставят вначале концерта самые сильные вещи.

— Понимаю, — кивнул ему я. — Но мы не можемсебе такое позволить. Не сегодня.

— То есть, — продолжил мысль напарника Хан, — ты предлагаешь слить все наши самые сильные вещи вначале, пока зал «холодный», а потом сосать лапу в надежде, что более слабые вещи вытянут остальное?

— Парни, это не концертный зал, — осадил всех Фудзи. — Это Гавана.

— Да, но даже в Гаване хиты надо играть при собравшейся аудитории. Которая уже подошла к тебе и слушает. Народ приходит и уходит, но «сырыми» вещами мы его не удержим. Уходить будут больше, чем приходить.

— Нет, парни. Или мы сейчас «стреляем» сразу, или адьёс. У нас не будет второго шанса. В Гаване мы ещё сможем лабать, и по кабакам. И даже немного приподняться сможем, заимев своего слушателя. Но волну, которую подняли в сетях совершенно не знающие нас люди, которая на халяву идёт нам в руки, уже не оседлаем.

Плюс, второй аспект. Парни, там внизу стоят ЛАТИНОС. Большей частью. Вы хотели раскрутку в стане врага?

— Я за! — поддержал меня Фудзи.

— Да, но что петь?.. — сомневался Хан.

— Будем сочинять на ходу.

— БудЕМ? — уточнил Карен.

— Вы меня поставили работать с залом? Доверьтесь мне! — отрезал я.

— Я не против! — поднял руки Хан. — В качестве эксперимента — почему бы и нет? В крайнем случае… Потеряем несколько месяцев.

«Угу, месяцев. Всё мы потеряем! В мире латинос точно уже не поднимемся» — вякнул мой внутренний голос, но я не стал передавать Хану его слова.

— Ладно, действуй! — сдался Карен. Этот понимал про второй шанс, но выбора у него не было. С закрытием проекта «Алые паруса» ни у кого из них выбора не было. И они знали, на что шли, когда закрывали.

Разошлись. Фудзи сел за «бубен», проверил педальки. «Бочка» издала низкий «то-ом». Пробил альты и основной, тарелки. Карен перебрал струны на своей бас-малышке. Я тоже взял электрическую гитару, хотя планировал начать со своей красной крошки, которая с коняшкой. Ну, что девчонки подарили. Достойная гитара, достойное место для опробования. Но — не сейчас.

— Один! Один, два, три четыре! — произнёс я, включив переноску на лице. Качеством звука остался доволен — хорошо настроили. Да ещё и ИИ. Искин, поставленный в качестве звукрежа — это клёво! Аллея Гаваны — место открытое, нужно быть хорошим звукрежем, чтобы подобрать нормальное звучание. У нас таких знакомых не было. А тут ИИ. Я повеселел — справимся!

— Леди и джентльмены, дамы и господа, мадам и мусье, сеньоры и сеньорины! — обратился к залу. — Объявляю этот концерт, ПЕРВЫЙ концерт группы «Крылья ветра» — открытым!

Пауза. Слушать зал. Внизу шевеление — народ начал что-то поддерживающе голосить, свистеть. Малолетки от природы активны, шумовой эффект создадут мощный, но палка о двух концах. Если им не понравится — держись! Я не могу спрогнозировать их поведение, если им не понравится. Это взрослый развернётся и уйдёт, а что выкинут неформалы-лоботрясы? А малолетние преступники? Мы уже общались с командой Игорька, и перед акцией с сеньоритой Эсперансой они слушались не потому, что я пообещал по сто империалов золотом. Они слушались потому, что я их УВЛЁК. Идеей. Не увлеки их я, не стали бы со мной связываться. И плевать на золотые пластинки.

Нет, интуиция молчала. Я не понимал, с чего начать. Заходить надо с козырей, однозначно, но что, ЧТО использовать?

Что-то без философского подтекста. Впрочем, мы будем петь на английском — всё равно никто не поймёт. Но дело в том, что в музыке смысл частично передаётся во время исполнения самим звучанием. Все музыканты в какой-то степени биоэнергетики, особенно талантливые. Надо сыграть что-то заводное. С одной стороны не медленное, чтоб не посадить зал, но с другой не быстрое, чтоб не «слететь с колеи». Одновременно эпическое, но в то же время не слишком эпическое, хотя и не слишком простое. Вы что-нибудь поняли? Ну-ну, а мне было представляете каково?

Мрак!

Ладно, попробуем так…

— Первая песня называется «Танец смерти», — улыбнулся я. Примерный перевод приводить не буду, надеюсь, вы сможете его не столько понять, сколько почувствовать. Спасибо!

Тело забила дрожь. И руки задрожали. В моих руках было будущее «Крыльев», будущее нашего совместного проекта. Я держал удачу нашей группы за хвост, и от того, как распоряжусь ситуацией, будет зависеть слишком многое. Шоу-бизнес не прощает неудачников.

Кивок парням, начали. «Танец смерти»… Неплохой выбор. Песня постадийная. Долго набираешь обороты, но затем, в момент апофеоза, звучит просто бомба! Плюс, мощные соляки. Мы её долго репетировали, через силу осилили. В чём-то вещь даже эпичная, но по смыслу; по тексту — дурацкая до невозможности. Впрочем, у «Девы» почти все песни такие. Звучание — на империал, смысл — на центаво. И наше счастье, что кроме североамериканских туристов, коих в Гаване не так много, никто не поймёт, о чём мы поём.

Хан начал. Долгое начало, красивое. Романтичный перебор, ввод слушателя в некий таинственный мир, что-то вроде фэнтези, с постепенным повышением градусов. Вот вступили мы с Кареном, дальше пошли по кругу вместе. Вступление долгое, но уже тут мелодия засияла красками. Ну, для меня лично — я уже говорил как-то, что вижу звуки, вижу музыкальнее рисунки. Я их чувствую. И эти настраивали меня всё больше и больше. На что? Не знаю, на что-то настраивали. На бой. Руки начали подрагивать, но это была не та дрожь, которая мешает перебирать струны. Это было сродни пробке, что закупоривает в тебе некую невидимую энергию. Эта энергия начала из меня выходить, и это хороший знак. У нас получится!

Но пока ещё играли вступление, и я молчал. Слушал зал. Песня начата, я выбор сделал, и просто хотелось уточнить, не прогадал ли? Ведь я МОГУ изменить стратегию. И тактику. Невзирая ни на что. Я многое могу. Если правильно настроюсь. Сеньора Абигейл учит владеть своими способностями, и оценивает их немаленькими, но пока всё, чего я достиг, это вот этой вот дрожи в пальцах при игре на гитаре. Я могу высвободить свою энергию, а могу нет. Это ни от чего не зависит, только от моего настроя. Могу выложиться на репетиции, а могу залажать на ответственном концерте. Я могу ВСЁ! Но должен не мочь, а ДЕЛАТЬ, а с этим пока не всё гладко.

— начал я, вступая. И постепенно успокаивался, настраиваясь на рабочий лад. У нас получится, обязательно получится! Не может не получиться!

Нас слушали. Работал фактор «фишки», «прикола» — мы играли совсем не то, к чему привыкла эта планета. Ведь мы живём в Латинской Америке, а это совершенно независимая от остального мира вселенная, где всё с ног на голову. Есть в ЛА попса — но это своя, особая попса. Есть тяжёлая музыка — но это СВОЯ тяжёлая музыка. Есть русский сектор, Обратная Сторона, и там всё иначе — но для сектора, для диаспоры мы будем петь через две недели в «Маридиане». Есть на этой планете и ценители древней музыки, есть и ценители музыки гринго (мистер Смит не даст соврать), но МАССОВО такое никто не слушает. Рок-н-ролл чужд этой культуре. И у нас либо получится приятно народ удивить и на этом выехать, или не получится.

Тут вступил Фудзи, и мы пошли на новый круг вариации, всё усиливая и усиливая нажим. Но теперь уже я «рулил» песней, теперь только от меня зависел итог выступления. И я накручивал себя, пытаясь не просто спеть о некой истории. Я пытался жить ею! Это я шёл по парку, и, блин, попал на шабаш мертвецов! Это я узрел их танцующие костяшки! И это я, простите за мой французский, пересрался при их виде не на жизнь, а на смерть!

Всё, накрыло. Состояние, которое по-испански можно обозвать словом «приход». Это ещё не был апофеоз песни, до него было далеко, но я перестал быть собой. Я ревел, рвал струны! Я вопил! Я был на грани срыва, живя в том мире, что диктует древняя мелодия. Нет, со стороны это не выглядело криком — это всё-таки песня. Но песня, льющаяся не из меня, а из некого невиданного измерения, использующего вашего покорного слугу лишь как проводника.

Парни боялись доверять мне сильные гитарные партии. Говорили, это сложно, играть и петь на полной самоотдаче. Я уверял, что потяну. Уступили. Теперь же возблагодарил бога за настойчивость. Меня распирало: хотелось бегать, прыгать, сходить с ума! Но чёткие и некислые по сложности гитарные партии держали, не давали бегать по сцене.

Барабаны задавали ритм. Гитары стонали, но под нашими уверенными движениями пели, выдавая вопли отчаяния или ликования. Выли в переноски и мы с Кареном, каждый в своей партии. Музыка — это магия, и никакая биоэнергетика не сравнится с нею по оказываемой мощи.

А вот и подобрались к апофеозу. Мои руки что-то делали со струнами, рот что-то пел… И всё закончилось. Я допел последний куплет, вариация ушла на очередной круг, на замедление, завершение, мягкий перебор…

…И убаюкивание. Колесо сансары этой песни замкнулось, мы пришли к тому, с чего начали.

Выдох. Отпустить гитару. Руки больше не трясутся. Сам же я почувствовал… Освобождение? Наверное. Я выпал из нирваны, это было двоякое чувство, но мне оно скорее понравилось.

Залу тоже. Я по привычке называю аудиторию залом, хотя никакого зала тут, конечно же, не было. Было несколько сот людей, стоящих перед сценой. Охреневших, обдолбанных напором лютой мелодии людей. Ибо ИИ верно рассчитал звуковой поток, и добавлял или убавлял децибелы и частоты ровно там, где это требовалось. Секунда. Две. Пять. Затем робкие хлопки и…

Нас затопило. Мальчишеский гвалт. Свист. Поддерживающий ор. Женский писк. Что-то ещё. Это словно цунами, заливающее тебя с головой. Что-то подобное было в Итальянском дворце, но не настолько искреннее — там зал был «посырее», погурманистее.

Зал «схватил», тема пошла — нас приняли. Но козыри на руках ещё оставались, а день сегодня необычный, не такой, как все. И я решил давить, пока масть. Давить напором, энергией. Пусть её выльется хоть с килотонну, пусть хоть над Малой Гаваной откроется «воронка» — плевать. Сегодня наш день, от которого, волей Судьбы, зависит наше будущее, и я не позволю каким-то обстоятельствам и эффектам психологии толпы нас растоптать!

— Следующая песня о войне, — довольно улыбнулся я. — Точнее о том, как доблестная английская армия, её цвет, потомственное дворянство, огребла от простых русских солдат во время далёкой-далёкой Крымской войны. Песня тоже на английском, потому говорю вам сюжет, чтобы вы хоть что-то о нём представляли. Название песни труднопереводимое, потому пусть звучит так, как есть в оригинале. «Трупер»[6].

Дрожь в пальцах, но расслабляться и рефлексировать некогда. Фудзи ударил по «бубнам», через секунду вступил Хан, и почти сразу — моя партия. Поехали!!!

Глава 5. Бунт в стране грёз

Нас несло. Наверное сходные ощущения получают адреналинеры, сплавляющиеся по горным рекам на байдарках и каноэ. Стихия бушует вокруг, а ты несёшься сквозь неё, не в силах остановиться; максимум что можешь, это грести веслом, совсем на чуть-чуть меняя направление движения лодки, но так, чтобы этого «чуть-чуть» хватило, чтоб не впендюриться в скалистые берега и торчащие посреди русла пороги. Мы играли. Я пел. Заводил толпу, пытаясь общаться с нею, ставя себе единственную цель — удержаться в потоке «течения». Чтобы они, зал, не растерзали нас, ибо их много, а мы одни. Да-да, зрителей было МНОГО, и исходные малолетки оказалось подавляющем меньшинстве. Счёт зашёл за тысячу человек, когда моя чуйка, умение определить «количество противника», вбиваемое сеньорами инструкторами, наконец, отказала. Народ обступил сцену с трёх сторон, заняв всю площадку перед нею и часть газона, местами достигая аллеи, и пусть и медленно, но продолжал прибывать. Для первого концерта в карьере это аншлаг. Сегодня нас выложит в сеть слишком много народу, чтобы мы могли в случае неудачи потом на что-то повлиять и как-то отблеяться, а потому оставалось только одно — работать. И мы работали. Вместе, как единый механизм. Я шутил с залом, выдавая прибаутки, поясняя кое-какие вещи относительно исполняемых песен, почерпнутые при поиске материала, Хан лабал соляк за соляком, превосходя прежние собственные рекорды виртуозности, Карен харизматично подвывал фальцетом там, где это требовалось (ибо для очень многих вещей мой голос был низковат даже после тотальной переработки материала) и «трусил хайером», то есть крутил на сцене волосами во время энергичных проигрышей дагестанца. Фудзи тоже отыгрывал программу не по сценарию, импровизировал, добавляя в рисунок элементы, которых не было на репетициях, а пару раз вскакивал, и, хлопая палочкой о палочку над головой, помогал заводить зал.

В общем, в этот день Гавана узнала, что такое «взрослый» рок-н-ролл. И эти два часа их знакомства выжали из нас все силы. Даже бронеподобный я, прокаченный на всевозможных тренажёрах корпуса, почувствовал, что надо взять паузу и хлебнуть освежающего.

— Перерыв! — бросил в переноску, ибо толпа вокруг и не думала расходиться. Заканчивать концерт СЕЙЧАС подобно смерти. Вечер ещё только начался, мы не собрали ещё и пика массовки. Надо продержаться дальше, если не до девяти вечера, как планировали, то хотя бы ещё часа четыре, благо материал есть, не просто так я терял все эти долгие-долгие недели, репетируя в корпусе.

Зал на мои слова загудел. Пришлось улыбнуться и пояснить:

— Антракт, ребят! Надо горло промочить, мы ж не двужильные. Через пятнадцать минут продолжим, не расходимся!

И развернулся уходить… Встретив глазами рисунок Розы. Эмблему… ЭМБЛЕМУ, так будет точнее с точки зрения эмоций. С холста на меня смотрели будто колышущиеся воздушные волны, плавные линии. Бессмысленные сами по себе в отдельности, но собранные вместе они вызывали яркую ассоциацию: «ветер». Крылья, сотканные из ветра. Класс! И две огромные надписи сверху и снизу полукругом: «Всё, что есть» и «когда-то было» по-русски. Именно по-русски, так надо. По-испански мы писать принципиально не хотим, не видим смысла, а английский на этой планете мало кому интересен. В конце концов, на рок-н-ролл мы ставим только сейчас, на старте карьеры; русскоязычные же вещи планируем сделать главными для дальнейшего «подъёма».

Разглядывая рисунок, я замешкался. Спустился последним. Ещё немного задержался, взяв у стоящей у схода лестницы Криски бутыль с водой. Кстати, её эльф тоже был с ними, с девчонками, тоже стоял в кепке и с ручным терминалом и шутил с остальными девчонками. И он был не единственным парнем в кепочке. Ребята волонтёрствовали, ловили кайф от происходящего — я им даже немного завидовал. И только утолив жажду, поймал брошенный на меня тревожный взгляд Терезы.

— Что случилось?

Младшенькая глазами указала в сторону от лестницы, где кучковалась совсем небольшая группа людей…

И только тут я напрягся.

М-да, где же ты, интуиция? Привык я к тебе, и малейший твой сбой ведёт к моей полной беспомощности. Что есть хреново. Внимательнее надо быть, внимательнее, Ванюша!

Компашка эта состояла из всех троих сынов «Алых парусов», Оливии, Сестрёнок, Патрисии и… Двух типов до боли знакомой наружности, пусть и одетых прилично, разве только не в костюмы с галстуками. Впрочем, даже напяль они пиджаки, брюки и галстуки, просящие кирпича рожи всё равно выдадут в них бойцов криминального фронта.

Я протянул бутылку Эльфу, он как раз у меня что-то спросил. Эльф сбился с мысли, улыбка сползла с его лица, и в этот момент мы пошли. «Мы» потому, что Криска и Тереза сделали первый шаг даже на мгновение раньше меня, не сговариваясь.

— Проблемы? — произнёс я, подходя.

Хан обернулся, и в его глазах я прочитал испуг. Он знал обо мне слишком много, чтоб не бояться. Не будь парковки, минус двадцатого этажа и экскурсии в психушку, из которой мы вернулись поредевшим составом, он бы не боялся так. Отстранил бы меня от проблемы, как условно старший и знающий «бизнес», в смысле местные порядки в Гаване, заплатил бы и всё уладил. Все вместе, втроём бы так поступили. Но теперь подобный номер не пройдёт: без меня вопросы с местной преступностью им больше не решить, я им этого просто не позволю. Хан боялся, но кроме привычного фонового страха за меня, влезающего в авантюры, я прочитал в его глазах страх за бандитов (ибо он отчётливо представлял их будущее) и за себя, ибо их также после «подошьют» к делу об убийстве как минимум в качестве свидетелей. Амирхан хороший парень, мухи в своей жизни не обидел (молодёжные драки не в счёт) и не хочет смерти никому, даже очень плохим парням. Даже откровенно оборзевшим очень плохим парням, коими является эта парочка (иные к нам вряд ли бы подошли).

— Ванюш, иди сюда! — Это повернулся Карен. Тоже бледный, лица нет, но в глазах у басиста я прочёл надежду, что всемогущий я, с эдакой «подпиской», решу любые проблемы. Возможно он считал, что я «разрулю» вопрос без крови, что у меня хватит для этого авторитета и аргументов? Скорее всего. Но вот только я не хотел ни искать аргументы, ни мобилизовывать «крышу». Не для решения банального житейского вопроса, к коим относил такой пустяк, как уличное вымогательство.

— Слушаю, парни, — подошел я… И сбросил инерцию тела чуть-чуть позже, чем следовало. Нет, не отпихнул одного из бандитов, но тот под моим напором инстинктивно был вынужден сделать шаг назад. А что, моральная обработка противника — пятьдесят процентов победы. — Весь во внимании!

Парочка растерялась. Второй бандит — от непривычности ситуации; здесь, в Гаване, на своей территории, они боги, их все слушаются и честно отстёгивают всё, что с них стребуют. Ведь расценки на аренду «точек» устанавливают они, местный эскадрон. То есть сколько хотят вот эти двое уродов и их начальство за место, столько персонально с тебя и потребуют, а не хочешь платить — вали, другие придут. И люди вынуждены чуть ли не пресмыкаться, чтоб не злить молодчиков. А тут я, толкаюсь, демонстрирую бесстрашие. Разрыв шаблона! Первый же встал в ступоре к ещё перечисленному и от прилива ярости — его, такого крутого, какой-то хмырь посмел оскорбить! Оттолкнуть! Указать место!

Программу-минимум я выполнил, без драчки сегодня вряд ли получится. Ура!

Может зря я так? Может не стоило обострять?

Возможно. Но после того, как ты заводишь тысячную толпу, после того, как тебе визжат и хлопают, как под то, что ты играешь, первые ряды, «партер», конкретно колбасится… Голова с трудом входит в нормальный режим анализа информации. Под действием адреналина и эндорфина на сцене я разухабился, скажу честно. Нет, не жалею и не жалел ни разу, что поступил как поступил, просто отдаю дань справедливости — в иных условиях я разрулил бы ситуацию. Но в тот момент мне был космос по плечу, я был рад поставить на место… Даже не конкретных вот этих урок, а всю их грёбанную систему. Кто если не я?

— Слушай, ты!.. — Тот, которого я толкнул, хотел рявкнуть, рыкнуть, а лучше растерзать меня… Но вовремя вспомнил кто он. А он — представитель БАНДЫ, то есть организации. Задача которой — сбор средств с местных предпринимателей и артистов в фонд помощи оной банды. Ему от нас нужны ДЕНЬГИ, а не кровь; за деньги с него спросят бригадир и капитан, тогда как моя кровь мало кому кроме него самого интересна. — Слушай ты…

— Хуан, — подсказал я.

— Хуан. Вы понимаете, что тут устроили?

Я картинно обернулся в сторону толпы.

— Что мы устроили?

Он презрительно и слегка покровительственно улыбнулся.

— Тарарам. Собрали кучу людей. Другим работать не даёте. Люди деньги теряют.

Я пожал плечами.

— И что? У нас уговор. Мы платим, выступаем, вы не мешаете. За то и платим.

— Вы мешаете бизнесу! Вступил в разговор второй, стоящий за спиной первого. — Вы не одни в Гаване такие! Бизнес теряет деньги. И не может выплатить нам налог на место. Сечёшь?

Я сделал круглые глаза.

— Не вижу связи.

— Идиота не строй. — А это снова первый, главный в паре. Сделал подшаг вперёд, тесня меня. Я был на полголовы выше него, но он шире в плечах и массивнее — я отступил. — Короче, с вас дополнительная такса. За тарарам.

— Сколько? — ехидно сощурился я. Было на самом деле интересно во сколько нас оценивают.

— Десять кусков, — не моргнув глазом произнёс первый.

Деньги не просто большие, огромные. У мамы месячная зарплата империалов восемьсот. Тысяча — средняя по Венере среди специалистов. Нехило так нас и нашу массовку оценили! Аж интересно, не будь здесь такого наглого меня, «кепочки» собрали бы нужную сумму?

Наверное собрали бы. Особенно после того, как я мобилизовал столько смазливых мордочек. Но это никак в моих глазах не связано с запросами местного эскадрона.

— Ты же говорил две тысячи! — возмутился было Карен. Тип повернул к нему голову, надменно скривился.

— Две за тарарам. Восемь лично с него, что борзый. — ткнул палец в меня.

— Э, нет, так не пойдёт! Две мы ещё согласны, а… — начал было Хан, но я вскинул руку, сбивая его.

— Стопэ, бро. — Коварно ухмыльнулся главному собеседнику. — Парень, как тебя зовут?.. Впрочем, мне всё равно, как тебя зовут. Слушай сюда. Для начала представься, кто ты, в смысле кого представляешь. Чтобы я имел об этом представление. А то мало ли, может ты гастролёр залётный, соберёшь со всех золото и свалишь, а потом и настоящая «крыша» придёт?

— Да ты!.. — Тип запыхтел, и хотел было замахнуться, но напарник удержал, схватив его за плечо.

— Всё нормально. Местные мы. Люди Красного Тапира. Нас тут все знают, кто угодно подтвердит. Или тебя связать с Тапиром? — Усмешка. Не знаю насчёт ума, но второй определённо сдержаннее.

— Они это, бро. — подтвердил Карен. — Мы всегда с ними имеем дело. С ними и ещё несколькими, они всегда одни и те же.

— Парни тут что-то вроде менеджеров по связям с общественностью, — добавил Хан.

— А, понял, — кивнул я. — Они в своей банде самые вменяемые, договариваются. А если не договорятся они, приезжают невменяемые. И разговаривают не словами, а битами, цепями, кастетами и свёрнутыми челюстями. Правильно?

Пауза.

— Блин, парни, если это вменяемые, мне страшно подумать, какие же уроды в их группе поддержки!

— Ты сейчас договоришься! — снова зашипел первый переговорщик… Но к своей чести снова сдержался. Менеджер, его маму.

— Возможно, — не стал спорить я. — Ладно, слушай сюда, урод, а ты урод! — повысил я голос, когда он дёрнулся на первое слово «урод». — Место на «точке» стоит штуку. За шесть часов. С трёх до девяти. И эту штуку вы вчера получили авансом, предоплатой. Мы же чтоб «отбить» её собрали столько людей, сколько собрали, и вас это не касается. Вы своё получили, и если не хотите проблем — валите.

— Ты что, бессмертный? — оскалился второй. — Ты реально не понимаешь, с кем разговариваешь?

— Почему, понимаю. — Я пожал плечами. — А что это меняет?

— Хуан, всё в порядке?

Я и не заметил, как наш разговор на повышенных тонах начал привлекать излишнее внимание. Пока вокруг, поближе к нам, стянулись только девочки и пара пацанов из компании Леголаса, но за ними стояли слушатели концерта, «массовка», а это не очень хорошо.

— Ребят! Десять минут! — Я скрестил парням руки на груди. Мы сейчас! — И повернулся к собеседникам. — Может отойдём поговорим где потише?

Первый понимающе ухмыльнулся.

— Пошли, что уж.

— Останься! — Это я Маркизе, тоже было ломанувшейся к нам, несмотря на попытку Хуана Карлоса удержать её. — Ты тут понадобишься, принимай командование. И вы. — А это Мари-Анж и остальным «пятнашкам». Тереза и Криска успели попасть в наше «окружение», но без остальных лучше обойтись. Семеро ангелов уже армия, незачем привлекать излишнее внимание количеством девочек.

— Но я с вами! — отрезала вездесущая сегодня Оливия.

— Кто бы сомневался, — многозначительно кивнул я. Она в моих планах уже заняла ведущую роль, как «стрелочник», специалист по общению с различными структурами формального толка.

Нас повели парни из банды, дескать, хорошо знают тут все тихие места для разговоров. Я не сомневался, туда уже стягивается их группа силовой поддержки, но пока не нервничал. Поскольку компания наша оказалась немаленькой, мы все растянулись цепочкой, я чуток сбавил шаг чтобы услышать, как Бергер бросила:

— Вызывать опергруппу?

Покачал головой.

— Смысл? Она ж недалеко. И не одна.

— Недалеко. — Кивок. — За углом буквально. Так её вызывать или пока нет?

— «Палить хату»? Что на мероприятии лица королевской крови? В толпе? — усмехнулся. — Нет, справимся своими силами. Это просто бандюки, Лив. Но действуем быстро.

— Принято. — Кивок в ответ. Наверняка оперативная, или кто там сегодня отвечает конкретно за этот концерт, меня также услышала. Идущая спереди Мия тоже завела руку за спину и показала пальцовку «понятно», она же «принято». В общем, все девчонки в курсе.

Теперь дело за малым — устроить шоу. Нельзя просто так взять и убить человека в Альфе, чай, не какая-нибудь дикая Северная Америка. Любое убийство надо обосновать, обставить. Продемонстрировать потенциальному стороннему наблюдателю невозможность действовать в этой ситуации другим способом.

Входя в переулок, где нас уже, действительно, ждало шестеро бойцов эскадрона в более демократичной форме одежды, я активировал камеру, повешенную минуту назад на воротник футболки. Бергер, точно знаю, уже давно ведёт запись, с момента начала моего диалога с уркаганами. А скорее всего и остальные девчонки. Но мне нужен ракурс прямого контакта, который возможен только с моего тела. Работаем!

Их стало восемь. Нас — девять (Фудзи «потеряли», оставив отдуваться возле сцены — мало ли. Нельзя оставлять толпу без присмотра). Но из девяти только трое — парни, остальные — прекрасный пол. Что в глазах бандитов буквально роняло наши акции, особенно учитывая, что девчонки профессионально оттёрли Карена и Хана на периферию, себе за спины. Они даже не стали нас окружать, встав широким полумесяцем, причем не с внешней стороны переулка, не давая нам уйти, а с внутренней. Стояли, покровительственно посмеивались, бросая на спутниц раздевающие взгляды той или иной степени откровенности. Я никогда не был сторонником убеждать противника, что он ошибается, по крайней мере до начала схватки, а потому решил сбавить обороты. Ну, тут же друзья наших друзей, как бы обязан был струхнуть. В итоге сделал вид, что храбрюсь и смело выступил вперёд.

— Ладно, парни, тут посторонних нет. Мы вас слушаем. Какие у вас претензии?

«Силовики» понимающе заулыбались.

— Да претензии всё те же. Вы не платите за место, — ответил первый менеджер.

— Неправда. Вам заплатили авансом, — парировал я. — Иначе бы нас никто на точку не пустил. Не так ли?

— Вы заплатили за МАЛЕНЬКИЙ концерт! — подался хмырь вперёд, наступая. — Маленькой группы. Которая лабает свои жалкие центаво на массовке. А устроили тарарам, как БОЛЬШАЯ группа. Собрали кого можно, и лохи вместо того, чтобы платить на других точках, стоят рядом с вашей. Стоят и не платят!

— Стоят и не платят другим, — поправил первого второй. Первый кивнул.

— Получается, ваш концерт несёт другим убытки, нехорошо работаете. А кто конечный получатель убытков? Правильно, мы. Меньше получат они, меньше отдадут нам.

Здесь он врал. Другие точки отстёгивают фиксированную сумму вне зависимости от конъюнктуры. Но не буду же я об этом с ними спорить?

— То есть, вы хотите, чтоб мы компенсировали вам убытки других, — подбил я итог.

Первый расплылся в победной улыбке.

— У тебя есть интеллектуальные способности, юноша. Ты не безнадёжен.

Я медленно покачал головой, растягивая время. Нагло, но показно вскинулся.

— Слушай, как тебя там, мне пофиг как тебя. Вы. Получили. Деньги. За концерт. Получили? — Молчание в ответ. — Всё, фенита. Теперь Мы. Отбиваем. Вложенное. Как, сколько народа соберём — дело наше. И ещё. Ребят, там собралась массовка в тысячу человек. Мне почему-то кажется, что вы не станете рисковать и устраивать СЕЙЧАС кипеж из-за нас. Властям, даже самым наипродажным, очень не нравятся неуправляемые тысячные толпы, а ключи к управлению массовкой пока что у нас. — Похлопал себя по карману брюк. — Так что не надо давить, как вас тут много, — я картинно окинул взглядом «боевую гвардию» за спиной собеседника. — Ничего вы нам не сделаете.

— А гадёныш не дурак! — оскалился первый, обернувшись ко второму. Снова уставил на меня злой взгляд. — Да, ты прав, сучонок. СЕЙЧАС мы вам ничего не сделаем. Но скажи, ты что, бессмертный? И «завтра» для тебя не существует?

— То есть, ты мне угрожаешь. Девочки, парни, все слышали, он угрожает мне, моей жизни и здоровью!

Пауза. Бандиты опешили. Я вышел из всех знакомых им образов, порвал все шаблоны. Наконец, на мгновение побледневший первый спросил:

— Пишешь?

— Пишу. — Я согласно кивнул.

Его мой ответ не впечатлил. Наоборот, тип расслабился.

— Ну, пиши. Только зря думаешь, что тебе это поможет.

— Это мне решать, — покачал я головой.

— Итак, бессмертные. — Он окинул взглядом не только меня, но и девчонок за спиной, как бы намекая, что они тоже под ударом, тоже заложники моего плохого поведения. — Последний раз спрашиваю, бессмертные, будем платить, или нарываемся?

— Хуан! — Это Оливия. Ей на задницу тоже не нужны неприятности. Но и давить на меня она не хочет. — Хуан, подумай, в словах этого юноши есть логика. Может всё же не будем устраивать концерты, если он уберёт глупые требования о «моральном ущербе»? И остановится тысячах на пяти? ВСЕГО пяти? — для чего-то уточнила она. Типа согласна доплатить четыре.

— Нет, чика! Я платить не буду! — Теперь я коварно оскалился бандиту. — Понимаешь, Лив, даже если я признаю их правоту, а они не правы, и мы разойдёмся мирно, даже так это будет наш ПОСЛЕДНИЙ концерт в Гаване. После сегодняшнего эти милые мальчики нас сюда больше не пустят. Правильно, мальчики? А мне нравится Гавана, здесь хорошая публика. А значит я должен убедить парней, что они не правы. И сделать это сейчас, пока антракт, пока прошла только половина концерта.

— Экий ты… Мыслитель! — выдал перл собеседник, и звучало данное слово в его устах обидно.

— А то. Вот скажи мне, амиго, кто дал вам власть собирать в Гаване деньги «за точки»? Откуда у вас такое право?

Оценивающее молчание. Не нравилось «менеджеру» направление разговора, как и моя наглость, но он не понимал, как ему реагировать.

— Ты что, совсем с крыши купола рухнул, паря! — усмехнулся, наконец, собеседник. — Кто дал право… Ты совсем большие проблемы хочешь?

— Нет, я спрашиваю, кто поставил вас «стричь» палёную орлятину с лохов, лабухов и барыг этой части туристической зоны, — невозмутимо продолжал я. Он молчал.

— Ответа нет. — Я победно улыбнулся. — Потому, что правильный ответ — никто. Вы сами дали себе это право. По закону джунглей, по праву того, кто сильнее. Логично?

Тишина в ответ. Собеседник просто не понимал, чего я хочу. А я ничего не хотел, я хотел лишь легитимизировать свои дальнейшие действия, только и всего.

— Соответственно, по этому же закону джунглей, — продолжил я, — тот, кто будет сильнее вас, вашей банды, может диктовать условия вам. Логично?

— Это ты что ли сильнее нашей банды? — Эта фраза всё, на что хватило его умственных способностей.

— Пока нет. Но мне нравится сам принцип. Соедини-ка меня с Рыжим Тапиром.

Урки переглянулись. И друг с другом, и с «подпиской».

— Тапир не любит, когда его трогают по мелочам, — вступился второй, который на подхвате.

— Тысячная неуправляемая толпа в центре туристической зоны по-твоему мелочь? — Я мило-мило улыбнулся. — Гвардия и пятое управление с тобой не согласятся.

Убедил. Первый поднял руку и активировал команду на браслете.

— Связь делаю на громкую, тебе канал не дам.

Не очень и хотелось! Я ж всю сознательную жизнь только и мечтал, как хакнуть канал связи бригадира местного эскадрона, аж кипятком писал!

— Тапир, это Прыщ. — Прикольное погоняло! — У нас проблемка. Не большая, нет, но очень наглая и настойчивая.

И он кратко изложил суть, буквально в двух словах. Про большую толпу и нас, отказывающихся платить больше установленного. Что раньше с нами проблем не было, а мы тут постоянные клиенты, и вдруг «оборзели».

— Дай мне этого упыря, — прозвучал собранный и деловитый, но одновременно полный нервных ноток голос. Мы — беспокойная муха, мешающая ему заниматься важными делами, и чем быстрее он от нас отделается, тем лучше.

— Добрый день, сеньор Тапир. — Я решил не напрягаться и назвал бригадира его рабочим псевдонимом. — Меня зовут Хуан, я вокалист «Алых парусов».

— А, значит ты шумишь. В чём проблема, Хуан?

— Сеньор, проблема на самом деле не стоит выеденного яйца. У вас есть минутка, я несколько дольше хочу изложить, чем в двух словах?

Я его заинтересовал.

— У тебя пара минут. Излагай.

— Сеньор, ваша банда здесь собирает мзду «за охрану», «за место». Так сложилась жизнь, обстоятельства, я это понимаю и не спорю, не иду против системы. Однако вы — шакалы, санитары вверенной территории, следящие, чтобы на ней был порядок. — Стоило в этот момент увидеть вытянутые охреневшие рожи бандитов. ТАК с их шефом никто не разговаривал. — Шакалы, только и всего, — смачно повторился я, — и мзда — ваша плата за работу санитаров. Теперь что произошло сегодня. А сегодня ваши люди подошли к нам, честно заплатившим согласно заведенному порядку, и потребовали ещё. Не как шакалы-санитары, а как хищники. Решили взять больше положенного, больше разрешённого вам Мирозданием. Это неправильно, сеньор, Мироздание не признаёт людских законов, но и не терпит, когда нарушаются его собственные. И если ваша банда нарушила статус-кво, продемонстрировав право сильного, то и к вам, ко всей вашей банде, теперь можно применить право сильного, и, скажем так, грохнуть вас. Всех вас. Чтоб знали место. Как гаучос, например. Слышали про таких?

Рожи бандюганов скривились — а кто ж про них не слышал.

В этот момент бандиты допустили фатальную ошибку. Не сопоставили логический ряд «Хуан» — «гаучос»; даже мысль никому из собеседников не пришла, что я и тот Хуан можем быть одним и тем же лицом. На самом деле это не странно, наоборот, все знали, что тот Хуан — Веласкес, а какому же Веласкесу родственнички позволят выступать в Гаване на «бандитской» точке с зачуханной группой?

— Ты хочешь меня напугать, мальчик? — усмехнулся голос. — Взять на пушку?

Рыжий Тапир размышлял достаточно долго, чтобы заявлять об опрометчивости его решения. Обдумал, взвесил, пришёл к выводу, и только после дал отмашку. Так что нет моей вины в его гибели. Сам, всё сам!

— Мальчик, знаешь сколько разных юношей на этом веку пыталось меня пугать? Не тебе с ними тягаться.

Пауза. И следующая реплика для моего собеседника:

— Прыщ, пусть платят. Не хотят платить — пусть валят. Прямо сейчас.

— А толпа? — напрягся тот. Радостно напрягся, предвкушающе.

— Рассосётся. И не такое видали. А если мальчики не понимают испанского, помогите им, объясните толково.

— Это ваше последнее слово, сеньор? — решил закрепить я договорённость. Или недоговорённость?

— Да. Как там тебя, Хуан?

— Хуан.

— Мне жаль тебя Хуан. Прощай.

Отмашка на то, что они, Прыщ со товарищи, могут меня бить, и даже сильно. Насколько заблагорассудится.

— Прощайте, сеньор. Жаль, что нам не удастся увидеться лично. — Обе руки в стороны, пальцовки на обеих «внимание». — Прыщ нажал рассоединение. — Поехали!

Подзабытая кодовая фраза. Но известная всем, кто здесь, в этом переулке присутствовал, в смысле всем представителям корпуса. Перевода с русского никому из посвящённых не нужно, как и объяснения, что делать дальше. Не одна сотня часов слаживания на полигонах это вам не на форточке кататься!

Три «вельветки», с рук Оливии, Криски и Терезы — они сегодня на работе, а значит руки должны быть заряжены (да-да, и Лив тоже на работе, вы ж не думали, что я поверю, будто она действительно просто так тут ошивается?). Смазанный силуэт, сбивающий корпусом одного из бандитов, и рядом другой. Сестрёнки. Синхронная атака следующего и следующего бандита. С другой стороны от меня в линию «силовиков» впечаталась Кассандра, оставив в ней брешь, которую расширили «пятнашки». Оливия осталась стоять рядом со мной, выстрелив «вельветкой» со второй руки во «второго», напарника Прыща — тот успел опомниться и даже положить руку на наплечную кобуру. Он бы ничего не успел сделать, всё под контролем, просто рефлекс хранителя.

Нам понадобилось восемь секунд. Семерым ангелам против девяти вооружённых упырей бандитского мира. Причём последние три секунды я добивал Прыща, которого выбрал персональной целью. Мне хотелось его обезвредить, но не вырубить, чтоб видел, что будет дальше, потому и копался так долго.

— Хуан, дальше что? — нахмурилась Бергер, оглядывая поле боя. Парни, и так стоящие сзади, отошли ещё дальше — почувствовал их спиной. Пусть, не до них.

— Крис, игольник. Не ври, что нет, я его у тебя почувствовал.

— Блин! — Дочь феникса выразилась крепче, это скромный литературный перевод её афоризма. — Хуан, но как?

— Я ж с Марифе дружу. Я теперь много чего вижу… — улыбнулся я.

К слову, видимо «во избежание», остальные девчонки вооружены не были. Работа в толпе предполагает свои нюансы в экипировке. Оружие у Сестрёнок и Кассандры, естественно, есть, но скорее всего в сумочках, про Лив не скажу, не в курсе, одна она работает, или с подстраховкой, а вот «пятнашки» пока ещё слишком неопытные, чтобы грамотно прятать оружие.

Крис достала миниатюрный игольник облегчённого вида. Их называют «шпионскими». Ну, и то соль.

— Кончать их? — вопросительно подняла глаза на меня.

— Угу. — Я кивнул, поднимая своего друга Прыща, ставя на четвереньки. — А ты смотри, падла, как работает закон силы. Ты ж сильный, да? Достаточно сильный, чтобы диктовать свои условия? А я сильнее, значит могу диктовать тебе.

— Су-у-у… — попробовал вякнуть он, но я не дал. Хрясь! Мордой в бетонопластик… Кивок Криске, и та надавила гашетку.

Пиу! Пиу-пиу! И ещё пиу.

— Да что же ты… — Кажется, мой друг только в данный момент осознал, что всё серьёзно, всё на самом деле. Что их «сделали», как котят, и теперь убивают. По одному. Просто и незамысловато. Грозную банду, контролирующую не абы что, а курочку, несущую золотые яйца — туристическую жемчужину. Буду справедлив, четверо из их братии уже умирали, вельветки были посланы не в молоко, ангелов хорошо учат анатомии. Но добивала бандитов всё-таки Криска.

Пиу! Шаг к следующему. Пиу. Всё, закончила, семь трупов.

— А с этим что делать? — А это Тереза. — Зачем оставил в живых? Я так поняла, что команду дал сам этот их… Ну, кабан.

— Тапир, — поправил я.

— Ага. Красный. Куда этого хмыря теперь деть?

Я коварно оскалился.

— Тереза, милая, ты же знаешь меня, я не люблю излишнее насилие. Этот милый мальчик, — я зарядил со всей дури Прыщу по рёбрам, кажется, даже что-то сломал. Тот упал, взвыв. — Молчать! Этот милый мальчик должен рассказать друзьям, как нехорошо путать берега. Если тебя поставили бандитствовать — бандитствуй, бога ради. Не мы придумали законы этой жизни. Вот только не надо брать на себя то, что не по статусу. — Новый удар. — Тереза, давайте жгуты. Два.

Стандартный полевой армейский жгут входит в индивидуальную экипировку хранителя. Вещь улётная, ею можно пользоваться и как оружием, задушить там кого, и как средство пеленания особо резвых противников — при работе в толпе наручники, особенно магнитные, очень сильно раскрывают твоё инкогнито, в отличие от каучуковых ленточек. Ну и для оказания первой помощи, само собой. У девчонок они точно должны быть.

Правильно рассчитал, нашлись. Норме плюс, действительно на дело девчонок отправила, и за экипировкой проследила — ни одна Мишель не придерётся.

— Куда их?

— Руки. Выше локтя. Обе. Да, вот тут, с обеих сторон. — Хрясь! Снова ногой типу по рёбрам, чтоб не мешал. Практичная Роза подошла, вытащила из сумочки и затолкала типу в рот что-то из своей сумочки, кусок ткани. Типа кляп. Ну правильно, начнёт орать — проблем не оберёшься. Потёкшая из носа Прыща кровь Сестрёнку не смущала.

— Готово. — Тереза, очень-очень туго затянувшая жгуты, поднялась. Прыщ, чувствуя неладное, снова попытался дёргаться, но я снова успокоил его новым ударом по рёбрам. Сознание он не потерял за малым.

— Родной! — присел я к нему. — Я оставляю тебя жить! Спасаю тебя! Чувствуешь? Не вижу бурную радость на твоём лице! Вот. Однако есть нюанс. На Востоке говорят, что тот, кто спас человеку жизнь, отвечает за все его дальнейшие поступки, а я уважаю восточную философию. И зная, какое ты говно, не хочу, чтобы ты пользовался моим подарком во зло, совершая в будущем плохие дела.

Бандюк взвыл — понял, что его ждёт что-то более плохое, чем смерть. Пришлось снова его несильно приголубить.

— Перевоспитать тебя я не могу — нет времени, — продолжал я почти нежным голосом. — А значит, чтобы ты не совершал больше плохих дел, надо сделать так, чтобы тебе НЕЧЕМ было ихсовершать. Логично? Да, знаю, куда ж логичнее. Извини за неудобства, но мы только что выяснили, что я в своём праве.

Встал. В очередной раз, как можно сильнее двинул его по сломанным рёбрам, теперь чтобы он наоборот, потерял сознание. И махнул Криске — давай.

Та подошла. Очень-очень тяжело вздохнула. Покачала головой. Но навела игольник на первую руку чуть ниже жгута и старательно нажала гашетку.

Маленький игольник не справился, не смог перебить кость. Боезапас его — всего ничего, мощность также оставляет желать лучшего. Но дуршлаг из оной кости получился, что есть то есть. Если Прыщу повезёт, и при оказании первой помощи медики не доломают его руку по линии созданного иглами напряжения — хорошо, всё заростёт и заживёт. Нет — значит судьба такая, безруким ходить. Криска тем временем перезарядила игольник, подождала секунд десять, пока ствол немного охладится, и повторила процедуру с другой рукой. Артерии были пережаты жгутами, так что кровавых брызг во все стороны мы избежали.

Я остановил запись. Вызвал меню на лицевой козырёк и скинул её в пустой информационный файл. Затем выбрал телефонную книгу и активировал скрытые контакты. «Шаман» — лаконично гласила нужная мне строчка.

Ответил абонент почти сразу. Голос его был недовольный, для него я тоже был назойливой мухой. Но было и отличие — мухой с отравленным жалом, которая в момент может отправить его к предкам. То есть недовольство ниггера было тесно переплетено со страхом, и мне это нравилось.

— Приветствую, дорогой друг! — суетливо начал он. — Какие люди!

— Здорово, шаманская твоя рожа! — Я непроизвольно улыбнулся. — Знаю-знаю, я тоже тебя обожаю, но давай будем реалистами? Зачем сразу оскорбляешь и материшься?

Недоумённая пауза.

— Так я не против, дорогой друг! Я же ни слова не сказал!

— Да? — я сартинно удивился. — А откуда в моей голове фраза «грязный больной ублюдок»?

А, прости, — я снизил тональность до извиняющейся. — Извини, друг, ты действительно её не сказал, а только подумал. А это не считается. Мой косяк.

Акценты расставлены, старший в паре определён, возможные попытки саботажа моих будущих приказов пресечены. Продолжаем концертную деятельность.

— Шаман, чего звоню. Тут у меня драчка намечается в городе. Ага, вендетта. Снова. Некие плохие парни зазвездились, надо их на место поставить. Через часок к тебе подъедут мои девочки, заберут фургоны. Нет, коды доступа у них будут, машины не взорвутся, не нервничай. Надеюсь фургоны в полном порядке?

— Обижаешь, друг! — Шаман напрягся, а я и на этом конце города почувствовал, как у него «сжалось очко». Нет, за фургоны с оружием я не переживал, с них в Боливаресе разве пылинки не сдувают, тем более, что они на самом деле заминированы; Шаман боялся новых неприятностей, а очередная моя вендетта была синонимом слова «БОЛЬШАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ» для его «очка».

— Ну вот и хорошо, — заключил я. — Кстати, я тут тебе кино скидываю, посмотри на досуге, зацени, как делать не надо. Устрой внеплановые теоретические учения среди своих орлов, чтоб так же не попали. Я ж не враг вам, ты же знаешь. Прям отец родной.

— Да-да, конечно, Хуан! Какой разговор!

— Тогда извини, некогда. Сам понимаешь, сколько сил и времени подготовка к бойне такого уровня занимает. Время…

Рассоединился. Привязал файлик со снятым только что к его номеру, отправил. И только после этого посмотрел на девчонок.

— Что?

— Вендетта? — Оливия. Тоже бледная как смерть от ощущения неприятностей. Не таких, как у Шамана, но всё же.

— Ты что, дура? — Я покрутил пальцем у виска. — Нет, конечно!

— Как нет? — А это Тереза… Разочарованно. Вот и пойми этих девчонок. — То есть вендетты не будет, хоть ты и сказал, что будет?..

Я отрицательно покачал головой.

— А в Боливарес кто поедет? За грузовиками? — продолжила допрос Криска, и тоже разочаровано.

Я перевёл взгляд на своих.

— Никто, — ответила за меня Роза, качая головой. — Он взял Шамана «на пушку».

— Виктор Кампос, — улыбнулась стоящая рядом Патрисия, победно оглядывая «пятнашек» и Оливию. — Шаман — человек Кампоса. Перешлёт запись ему через минуту после просмотра. А Кампос тем более не дурак, и тоже перешлёт дальше по инстанции, «крыше» нашего уважаемого Рыжего Кабана. С «ништяками» и «плюшками» для себя, естественно. Ну, а «крыша» Кабана грохнет, и привезёт нам вместе с его головой ещё и золота. Чай, не первый раз. И, видимо, не последний. Люди меняются, а сценарий у Чико один и тот же.

— Тапира, — поправил я. Люблю умных женщин. — Не Кабана, а Тапира.

— А какая разница?

— Думаю, на сегодня закончили, — подвела итог действу Мия. — Мальчики, пошли!

Она покрутила задом, и зацепив так и стоящих в ступоре после начала нападения на уркаганов Карена и Хана под руки, повела их к выходу из переушка на ближайший рукав аллеи.

— Лив, Тереза, Крис, останьтесь, — скомандовал я. — Скоро должна подъехать гвардия — разрулите. — Дождался от чёрненькой ответного кивка. — У тебя ведь есть полномочия?

— Куда ж без них!.. — прошептала та, признавая и без того очевидное.

— А вот и мы! Мы вернулись!

Прошло не четверть часа, а чуть больше, минут двадцать. Но нас ждали. Толпа не увеличилась, но и не особо уменьшилась — так, на грани статистической погрешности. То есть люди остались ждать, остались смотреть, и это о многом говорит.

Ответом на приветствие стал разномастный гул и свист. Я улыбнулся и перекинул ремень гитары через голову. Подождал, пока гул сойдёт на нет. Подошёл к краю площадки.

— У меня для вас есть… Информация к размышлению, дорогие мои. — Пауза. — Вы никогда не задумывались, что такое… Порядок?

Оценивающая тишина.

— Порядок в смысле свода норм и правил, согласно которым мы живём? — пояснил я.

Снова пауза. Когда делаешь вброс в зал, нельзя спешить. Люди должны самостоятельно дойти до вбрасываемой мысли. Тогда, после «озарения», каждый из них скажет: «Во, я красавчик, сам всё понял!», и тебе это пойдёт в плюс.

— Вот например законы. — Вполоборота посмотрел на парней, маякнул рукой, вертя ладонью — тяните время. И парни принялись делать вид, что что-то подстраивают — перебирать струны, крутить усилители, а Фудзи пару раз пробивал тарелки. Я как бы занимаю зал пока они настраивают оборудование философским диспутом, а не наоборот. — Все мы подчиняемся законам. Но на основании чего, почему?

Вопросительная пауза.

— Потому, что привыкли! — сам же зло ответил я. — Хотя ни для кого не секрет, что планетой правит клановый олигархат, а не королева и парламент. Мы, простой народ, не имеем к власти никакого отношения, все выборы и прочие институты — фикция! Но упрямо подчиняемся воле тех, кто ненавидит и презирает нас, кого мы кормим и чьи интересы защищаем. Почему?

Снова улыбнулся — по толпе пошло гудение. Озадачил я народ, система работает. Кажется, у меня появился мощный полигон для обкатки социологических приёмов, которые до того учил только в теории. И что радует, достаточно безопасный и безобидный полигон.

— Или вот взять наших родных и любимых венерианских бандитов, — перешёл я к сути вброса. — Да что далеко ходить, хотя бы эскадрон, который «стрижёт» «за место» здесь, в Малой Гаване! Таких эскадронов по планете тысячи, просто этот территориально сейчас ближе всего. И мы, все мы, исправно этим тысячам платим, и не задаёмся вопросом, зачем? А ведь это неправильно, неестественно! Почему мы молчим?

Снова пауза. Зал загомонил, пошла волна, но достигнув небольшого пика, сошла на нет. Не хватает накала для философского диспута. Впрочем, для вброса достаточно и этого.

— Мы живём в мире грёз, дорогие мои сограждане и соотечественники. Мы ПРИВЫКЛИ к устоявшимся правилам настолько, что даже не замечаем их чуждости и враждебности. Слепо подчиняемся, не мысля о том, что можно жить иначе. И знаете, это НЕПРАВИЛЬНО!!!

Провел по струнам. Ещё и ещё. Народ загудел в предвкушении, но я ещё не закончил.

— Мы живём в стране грёз. Собственных грёз, не внушаемых свыше, а идущих от нас самих. Но знаете, мне пришла в голову мысль, что в этой стране давно пора устроить… Бунт! Сломать стереотипы и раскрыть людям глаза! Вам! Нам! Всем нам!

Удар по струнам. Резкий, злой. Парни подобрались, и, почувствовав, что пора, заняли места слева и справа от меня.

— Следующая песня так и называется, «Бунт в стране грёз», — продолжил я, поправив переноску на лице. — И мне очень, очень-очень хочется, чтобы сегодня и сейчас она стала пророческой!

Перебор-вступление. Парни поддержали. Получилось жестко, но энергично. Адреналин всё ещё бушевал в нас, а ладони, когда не играли, подрагивали; нам всем срочно нужен был «сток», куда можно слить лишние эмоции. И гитары с ударными были самым простым и близким таким «стоком», и самым безопасным для окружающих.

Парни, даже Фудзи, тоже получили нервную встряску, и я не представляю, как их сейчас начнёт колбасить. Но главное, они справятся. И увлекут своей игрой на эмоциях зал. Так что с какой-то стороны надо сказать бандитом «спасибо» за финал и без того непростого концерта. Моё вступление:

Свобода! Для нас всех! Карен отточенным отрепетированным криком, который я называю «птеродактиль во время гона», вытянул вверх, и я понял, что парни «ушли на волну». У нас всё получится, хотя именно эту вещь мы прогоняли всего раз — она шла под знаком «второго дивизиона». Просто идя сюда я понял, что надо сыграть именно её. Действительно, пророческая.

Я убивал бандюков не потому, что они «наехали», а мне жалко денег. Я убивал потому, что хочу освободить вторую планету от солнца от их порядков. То, что родилось во время Вендетты на коленке, как глубокая теория, прошло практику и наконец оформилось в моём сознании, как идея-фикс.

Королева боится. Не апгрейдит меня, тянет с третьей фазой. У меня так себе отношения с Фрейей, инфантой и будущей королевой. Отношения с Бэль, моим щитом, при показной идеальности тоже далеки от идиллии, а дальше будет только хуже (мать её притирка). Но я выдержу! Я смогу! Потому, что за мной — правда.

…И потому что больше — некому.

Это — будет. Но пока я могу всего лишь обозначить, оформить сам для себя такие стремления. И первым звонком, первой ласточкой перемен над Малой Гаваной раздавался скрипучий и колючий мотив тяжёлого рок-н-ролла из давно забытых времён. Перемены всегда приходят незаметно. Даже для тех, кто их совершает.

Глава 6. О вечном

Изабелла проснулась от душащего ощущения. Словно во сне хотелось закашляться. Разлепила глаза и… Гневно поднялась:

— Хуан, опять?

Хан курил. Разлёгся на подушках и смолил свои чёртовы сигареты (а курит он очень крепкие), выдыхая дым в потолок. Дарт включил под потолком все возможные вытяжки — комнату оглашал их мерный гул — но Хуан курил рядом, и никакая вытяжка не спасёт от дыма её обоняние.

Хуан скривился. От боли, осознания неправоты.

— Прости, Бельчонок. Задумался. Забылся.

— Где ты вообще эту гадость берёшь? — продолжала яриться девушка, впрочем, приходя в себя и успокаиваясь.

— В кармане брюк завалялось полпачки, — отмахнулся Хуан. — Сам не думал, забыл о них. А тут…

— Что, тут? — Бэль играла строгую разъярённую хищницу, но понимала, простит она мальчишку. Как есть простит. Просто пошипит для приличия.

— Да вот, думаю. И думы у меня ой какие нехорошие!..

Странно. С вечера нехороших дум не было. Наоборот, её рыцарь купался в эйфории. Ей незабываемую ночь устроил. А тут прям с утра «нехорошие»…?

Она подползла и уткнулась ему под бочок. Дым раздражал, но ничего, немного потерпит — Хуан уже заканчивал.

— Поделись. Думами.

Хуан не стал спорить. Сделал глубокий затяг, затушил остаток сигареты — а там ещё много оставалось — в фарфоровой пепельнице, что стоит на её прикроватном столике в качестве украшения (она и не знала, что это пепельница до появления Хуана), обнял её и тяжело вздохнул.

— Нестыковка получается, Бельчонок. Очень большая нестыковка. И я не знаю, как на это реагировать.

— Касается тебя напрямую? — Изабелле передалось его волнение.

— Угу. Прямее некуда.

Пауза.

— Понимаешь, я не верю, что твоя мать — дура. — Бэль было дёрнулась, но её рыцарь держал крепко, пресёк поползновение на корню. — Да, многие считают её не самой умной женщиной, но лично я убедился, что это — одна из стратегий её защиты. Чтоб противники недооценивали. Она недостаточно смелая бросить аристократии вызов — да. Но глупая — ни в коем случае!

Но что мы видим? Её Проект, который курировала лично она несмотря на опеку Мишель и сеньоры Гарсия, не просто буксует, но фактически замораживается! И это сейчас, когда до большой войны на Земле осталось всего ничего. Это вообще как понимать?

— Да, «вторая фаза», — перебил он её, когда она раскрыла рот возразить. — Да, она ценит мою свободу выбора и не хочет навязывать, дабы потом это не аукнулось. Да, отношения с тобой для неё важнее всего на свете. Но вторая фаза завершена, Бэль! Я тебя выбрал!

Пауза. И итог:

— Но она — молчит. Как и её офицеры.

— Что я делаю последние пару месяцев? Чем занимаюсь? — сам себя спросил он. Музыкой. Мишель штудирует со мной правила этикета, я запоминаю мордахи и биографии всех представителей высшего сословия, но этим занимается МИШЕЛЬ, Бельчонок. Которая мне как мамочка, будущее которой впрямую зависит от меня и моего будущего. И я сильно подозреваю, это её личная инициатива. Иногда прохожу занятия с переподами теоретиками, но это в рамках общей программы, утверждённой их Советом ещё год назад. Ну, и физически меня держат в тонусе. Всё, больше я не делаю НИ-ЧЕ-ГО! — заключил он.

— Езжу к тебе, встречаюсь с тобой? Это закономерно. Но Бэль, у нас почти неограниченное время для контакта! У тебя я чаще засыпаю, чем на базе! При наполеоновских на меня планах это… Катастрофа!

Но и это объяснимо, если твои родители решили нас связать серьёзно. — Он выделил слово «серьёзно», и она понимала, что он имел в виду. — Однако музыка… Вот этого я объяснить не могу.

Рука его потянулась к пачке и даже немного задрожала, но опомнившись, Хуан одёрнул руку. Вместо этого погладил её по голове.

— Бэль, меня ничему не учат. Не запихивают ни в один проект для набора опыта. Не приставляют к твоему отцу — а я почему-то был уверен, что он лично возьмётся меня натаскивать. Мне не назначают серьёзных кураторов — серьёзных, это специалистов своего дела, не имеющих отношение к корпусу. Суды. Госуправление. Законотворчество. Финансы и аудит в особо крупных размерах. У нас много «дыр», много мест, где мне было бы полезно что-либо поизучать! Но меня НЕ УЧАТ. Вместо этого я играю «на балалайке» в своё удовольствие и выгуливаю тебя, сколько твоей душе угодно.

Бэль долго не знала, что на такое сказать. Она была счастлива эти два месяца. Счастлива, как никогда. Ей было плевать на мнения окружающих, плевать на высший свет и его развлечения… Ей просто было хорошо рядом со своим потеряшкой, оказавшимся настоящим рыцарем. И такую ситуацию она рассматривала как естественную, что только так и надо. А оно вон как оказывается…

— Может не надо усложнять? — хмыкнула она. — Если ты будешь со мной — никуда не денешься. Со мной ведь тоже…

— Бэль, — улыбнулся он, как улыбаются маленьким наивным детям. — Ты — принцесса. Девушка. Да ещё ненаследная. От тебя никто никогда не ждал запредельного. Не ждал отдачи и участия в государственных делах. Благотворительность? Разрезание ленточек на открытии чего-то там от имени семьи? Дежурные волонтёрские смены в госпиталях, чтоб это видели окружающие и делали выводы? Ну, и достаточно!

А я — мужчина. Незнатного происхождения. У меня есть только один шанс остаться с тобой рядом — я должен РАБОТАТЬ. Пахать на благо государства и семьи так, что только щепки вокруг должны лететь!

Нет, не надо нас сравнивать. Я ДОЛЖЕН работать. Я должен стажироваться. Иначе нет никакого смысла в моём существовании, и, кстати, в нашей встрече и наших отношениях. Они взвод хранителей слили только ради моей тренировки! Посмотреть и позабавиться! А теперь забрасывают Проект и накрывают медным астероидом?

Нет, бельчонок, так не бывает.

Помолчали.

— Знаешь что самое странное? То, из-за чего я сегодня закурил? — продолжил он после паузы.

— Ну? — Изабелле было не по себе, но она не знала, чем помочь своему избраннику. Боже, как далеко от неё то, что он говорил… Было. Ещё вчера было. Но от разговора с ним в голове воцарился полнейший сумбур, у неё не было и мысли, как решить проблему.

— Совсем недавно офицеры, ваши «решающие» сеньоры, смотрели на меня… С непониманием, — произнёс он, прислушиваясь к себе, пытаясь правильно подобрать слова. — Знали, что что-то должно быть, но не знали, что. Не понимали планов королевы, а на все хотелки и предложения та, видимо, отправляла их в пешее эротическое турне. Но пару недель назад что-то произошло. Что-то, что всё изменилось.

— Что? — потянулась Бэль.

Пожатие плеч.

— Мишель стала смотреть на меня… Спокойнее. Но — более зло. И я чувствую. Эта злость связана со мной, но направлена не на меня. Это трудно объяснить, но достаточно просто почувствовать.

А вчера мы общались с Катариной…

— Это которая Ласточка? Твой куратор? — нахмурилась девушка.

Кивок.

— Катарину считают умной, но это не так. Она хитрая — да. Вёрткая — снова да. У неё развита чуйка и интуиция. И соображает нереально быстро. Когда надо. Но быстро — не значит глубоко, и хитрость не заменит ум. Она не дура, нет, но мудрой или умной я её никогда не назову.

— И что Катарина? — не поняла Бэль.

— Она сдала их. Глазами. Поведением. Мишель лиса старая, с детства вокруг правящей семьи, интриговать и держать покерное лицо умеет. А эта прелесть…

Он тяжело вздохнул.

— До этого она смотрела на меня как все, растерянно. Не понимала, как именно меня будут использовать, для чего конкретно готовят. Работала только потому, что был приказ — готовить меня. Но вчера посмотрела… Как смотрит на записи драк подопечной малышни. Как смотрит на досье малолят, разбирая внутренние конфликты в их взводах. Она вникала в проблему, вникала в тонкости, синхронизируя их с формулировкой поставленной задачи. Проблема может быть сложной, поставленная задача трудной, цель неприятной, но всё это — работа. Это достижимо. Если вникнуть и разработать план реализации. Вот мне и показалось, что вчера она, глядя на меня, это и делала — разрабатывала план трудной, но решаемой задачи. Как разбор полётов во взводе малышни, только на какой-то порядок сложнее. Всего-то.

— Она ЗНАЕТ, — выделил он. — Знает, почему так всё несуразно, и поэтому не видит этой несуразности. Думает не о ней, а как оптимальнее выполнить приказ.

— Тебе, конечно, ничего не скажет — скорее констатировала, чем спросила Бэль. Про Катарину слышала от Хуана мало, но примерный психологический портрет уже представляла. Она бы на месте этого рыцаря давно бы её прибила. А тому наоборот, нравится.

— Смеёшься! — Хуан горько усмехнулся. — Это та ещё… Милая леди. Нет, и даже в постели бесполезно выпытывать — она себя там прекрасно контролирует. Особенно после того случая с игольником.

— Что за случай с игольником? — нахмурилась Бэль, её кулачок больно заехал Хуану по рёбрам. Она просто бесилась при упоминании о бывших Хуана! Особенно об ангелочках. И ничего не могла с собой поделать.

Тот отмахнулся.

— Потом расскажу.

Помолчал.

— То есть, твоя мать не так давно собрала их всех. Тех, кто участвует в Проекте, а Катарина — мой куратор и тоже участвует. И там раскрыла карты насчёт своих планов, поставила перед всеми чёткую задачу, как со мной работать и для чего.

— Думаешь? — Бэль всё ещё было не по себе.

— Уверен. Мишель, скорее всего, её планы не понравились, но у белобрысой слишком мало возможностей на твою мать повлиять. Катарина же — исполнитель. Задание получила, пошла думать, как выполнить. Вот и весь криминал.

— А ты…

— А я всё это время продолжаю «играть на балалайке», — зло выцедил Хуан. — В своё полнейшее удовольствие. Готовиться сразу к двум концертным программам. А заодно выгуливаю одну очень симпатичную принцесску. — Он нагнулся и чмокнул её в темечко, но хорошо ей не стало — напряжение не отпускало.

— Принцесске нравится, что её выгуливают, — произнесла она. — И больше скажу, если её будут выгуливать плохо, она пожалуется маме.

Хуан потрепал её волосы.

— Я уже сказал, Бельчонок, твои и мои хотелки не играют никакой роли. Особенно сейчас. Я ДОЛЖЕН «прокачиваться». Должен расти и тянуться наверх. Но я сижу на попе, занимаясь хернёй. И офицеры вокруг сделали вид, что так и должно быть, что это соответствует планам королевы.

И вот я сижу теперь и пытаюсь понять мотивы твоей матери — что она хочет? Если до этого таких планов не было, меня просто изучали, то теперь, когда они появились, их можно предугадать, просчитать. И как назло никаких мыслей по этому поводу. Во всяком случае, таких, которые бы тебе или мне понравились.

— Иди сюда, моя хорошая! — заключил он и притянул её покрепче. — Только ты в этой жизни и отрада!..

Бэль потянулась к Хуану и даже залезла сверху, щеголяя аппетитными упругими грудями у него перед лицом. Она знала, сейчас им будет хорошо…

…Но было не по себе.

— Чем сегодня планируешь заниматься? — спросила Бэль Хуана, когда тот вышел после душа на кухню. Невольно залюбовалась его фигурой, голым торсом. Бугры мышц, кубики пресса… Внешне не перекаченный, но по себе знала, какой он сильный. Есть две разные научные школы, занимающиеся построением тела. Первая — для рядовых «пользователей». Наука качаться и жрать белки, увеличивая размеры заданных мышц и их групп. Все эти удерживающие воду препараты, коктейли… Дрянь! Вся химия дрянь, но эта ей не нравилась особо. Ввиду глупой бесполезности. Зачем рост массы ради самой массы?

Второй научной школой целиком и полностью занимается департамент экстремальной медицины при военном министерстве. Не только, есть ещё филиалы, работающие на спортсменов и разные другие условно гражданские вещи, но истинные шедевры биологии и химии выпускает только это подразделение. Задача этих ребят — придумать, как построить мышцу с наименьшей массой при наибольшей отдаче. Клиенты департамента, что естественно, сотрудники специальных подразделений и разведки, они же — его «белые мыши». Люди, которых готовит департамент, обычно мало выделяются среди серой массы. Маленькие и щупленикие, обычненькие, они при этом наваляют любому, даже очень мощному качку. Скорость, ловкость, выносливость, сила… И даже гибкость — департамент ориентируется на все основные физические параметры, а не только на мышечную массу. Хуану кололи эту гадость, одну из разновидностей — как-то упомянул об адских болях, и она ему не завидовала. Но теперь её кабальеро не просто рыцарь… А тот, кто реально защитит свою сеньориту, даже такую, как она, ото всего на свете. Ей украдкой намекнули, чтоб ближайшие пару лет о детях даже не думала, но она и не собиралась. Не в ближайшем будущем. В остальном её рыцарь не просто возбуждал — он сводил её с ума своим телом. И аурой, этой невидимой, но очень ощутимой энергетикой, которая расходится вокруг, заставляя чувствовать возбуждение.

Хуан опёрся о спинку одного из диванов, внимательно рассмотрел её, в коротком розовом халатике, пытающуюся что-то жарить из субпродуктов. Прислугу в своей «норке» Изабелла принципиально не держала. Увиденное ему понравилось — халатик оставлял мало места для воображения. Старалась, когда выбирала!

— Да так, есть пара дел, — произнёс он. — Придётся сегодня тебя оставить.

Она кивнула.

— Кто ещё кого оставит. Мама мне на сегодня работу нашла. Куда-то ехать, на какое-то торжественное заседание. Красиво блымать глазами, а после наградить кого-то со сцены.

— Кого? — усмехнулся Хуан, пройдя мимо, наливая кофе из аппарата. Она непроизвольно загляделась на полотенце, обёрнутое вокруг его бёдер. Может стащить? И шлёпнуть по тому месту, которое под ним? Будет весело и прикольно!

Не успела, её рыцарь, словно почувствовав, отошёл с чашкой ароматного утреннего кофе в сторону. Уселся в одном из её любимых кресел, закинул ногу за ногу.

— Каких-то рабочих, — ответила она на заданный вопрос, хотя с мысли почти сбилась. — Передовиков производства. Разработали какой-то способ получения чего-то-там из чего-то-там, а не чего-то там. Я в технологии ноль, не спрашивай. Но отец, он на даче ЦУ тоже присутствовал, сказал, чтобы улыбалась как можно шире — это цвет нашей электронной промышленности.

— Так промышленность или НИИ? — расплылся в улыбке Хуан. Бэль пожала плечами.

— Похоже, опытное производство. Там и наука и производство, всё намешано.

— Понятно. — Хуан отсалютовал ей чашкой. — А я пойду долги отдавать.

Бэль нахмурилась.

— Выучила?

— Угу. Пако её и в хвост и в гриву дрючил, лучших преподавателей нанял. Ему понравилась моя идея «грингонизации». Жаловался, какая эта звезда тупая.

— Зато красивая! — Бэль проговорила это без ревности. Почти. Как дань уважения. Но Хуан это «почти» уловил и снова улыбнулся.

— Бэль, я должен. И она мне никто. У меня ни разу не было мыслей насчёт этой особы. Тем более, это сфера влияния другого самца, моего потенциального делового партнёра, а с партнёрами так не поступают.

— Думаешь, я не знаю, что творится на вечерах этой… Богемы? — последнее слово Бэль презрительно выплюнула. — Есть такая штука, Хуан, называется «групповуха». Твою Мерелин, ручаюсь, отодрало половина Альфы. На глазах у делового партнера. Пока он драл кого-то ещё на чьих-то глазах.

— Да мне плевать, Бельчонок! — ухмыльнулся этот стервец. — А вот я ревновать, судя по твоим словам о «групповухе», что ты в этом классно разбираешься, теперь должен. Должен, да?

Краска залила её лицо, но это был гнев, а не стыд.

— Хуа-ан! — потянула Изабелла, делая всё, чтоб не сорваться. Получилось, эффекта достигла.

— Ладно, замяли! — примирительно махнул рукой Хуан. — Может, вечером куда махнём? После твоего торжества? В клуб какой под личиной?

Бэль мечтательно улыбнулась, но покачала головой.

— Нельзя. После того, что вы устроили на концерте, нам с Фрейей знаешь, какую головомойку устроили? И мама, и отец, и Сирена? Всё, этот месяц на массовые мероприятия ни ногой!

Хуан чуть не закашлялся.

— Не понял, вы тут при чём?

— Хуан, вы там двенадцать трупов оставили! — недовольно выпалила Изабелла. — Двенадцать! В Малой Гаване, туристической жемчужине! А я была в толпе, рядом, подать рукой. И Фрейя. Кстати, вот сучка! Обманщица фигова! Так и знала, что она туда побежит, а не в Дельту уедет!

— Не отвлекайся! — осадил Хуан, ибо ревность к Фрейе у его Бельчонка — отдельная и безграничная тема. — Всё равно, при чём тут вы? Вы в толпе стояли. А бандитов мы за углом крошили.

— За углом! Крошили! — криво передразнила его Изабелла. — Этого достаточно, Хуан. Мы были РЯДОМ. В ТОЛПЕ. Всё. Скажи спасибо, что Сирена вообще разрешила нам после этого встречаться. Но никаких театров, клубов и пляжей до конца месяца. Будем тихо в норке сидеть.

Её рыцарь красноречиво оглядел её фигуру и согласился.

— Ну, сидеть — так сидеть! Я не против.

— Извращенец! — повернулась к нему она.

— Скорее развратник. О, а давай ещё девчонок позовём! И тебе, и мне! Тогда буду извращенцем. Впрочем, как и ты. Паулу, например?

— Перебьёшься! — фыркнула Бэль, возвращаясь к своим почти дожаренным полуфабрикатам. Она знала, он её просто злит. Потому, что она ведётся, злится — весело ему так. Она ему ВЕРИЛА, что у него никого нет и не будет, что он сдержит данное ей слово. И сама собиралась своё сдержать. А чтоб не сорваться, у неё есть её мудрая Лана, взгляд сердитых глаз которой отговаривает от любого безумства. Ангелы, корпоративное единство, маму их! Не дадут ей девчонки сорваться, насильно в личные дела влезут. Как говорит одна из её подруг, недавно вышедшая замуж за очень влиятельного человека, расставившего вокруг неё круглосуточную охрану, «теперь не «поблядуешь»!

— Кстати, Бельчонок, а почему двенадцать? — нахмурился вдруг Хуан, допивая свой кофе.

— Что, двенадцать? — не поняла она.

— Трупов. Мы убили семерых. И одного покалечили.

Кажется, действительно не понимает. Не сказали? Ну что ж, это не секрет.

— Угу, семерых. И ушли назад, на сцену.

— Ну да, оставив Оливию отдуваться. Сама вызвалась. Это криминально?

— Да нет, не криминально, — добавила Бэль в голос иронии. — И отжигали после этого так, что пол-Гаваны к вам сбежалось. Ничего не видели и не слышали.

— Бэль! — хмурился Хуан всё больше и больше. Девушка сбилась и продолжила:

— А тем временем к Оливии приехали эти уроды, дружки тех, кого вы завалили. Разбираться. А следом за ними гвардия. Те тоже могут, когда надо, а кто-то наверху в участке почувствовал, что надо.

— И? — не понял Хуан.

— И! — хмыкнула Бэль. — Перестрелка там была. Оливию ранили. Легко — пуля прошла плечо навылет. Эту твою Криску тоже зацепило. И Терезу. Тоже ничего серьёзного, царапина, особенно последнюю. Сирена сказала, сами виноваты, где — так очень умные и крутые, а где — так безбожно подставились. Сделала им втык и запретила тебе говорить, чтоб не нервничал. Это мне Лана рассказала, не кривись. В общем, урки успели напасть на твоих «пятнашек» с Оливией, но те смогли как=то залечь и открыть огонь. А группа прикрытия, видя, что девочки попали, не стала церемониться и начала крошить бедолаг из тяжёлых игломётов сразу на поражение. От испуга, что промухали опасность. Мяса и кровищи там было!.. — Покачала головой. — А это уже Сирена рассказала. А после всех кто выжил положила подъехавшая гвардия, мордой в землю. Прикладами. В общем, девочки не скучали.

— Кровищи. Но двенадцать минус восемь…

— Так раненых и покалеченных никто и не думал считать, — пожала она плечами. — Зачем гвардии статистику портить?

Логично. В гвардии тоже люди, и тоже премии хотят. Безрукий, безногих, но живой? Значит живой, до свидания, иди лечись, и скажи спасибо, что не загребли, мы можем. Изабелла после общения с некоторыми представителями этой организации не была склонна идеализировать данную контору. Особенно что касается отделения в туристической зоне, которому смертельна порча ЛЮБОЙ статистики.

— И всё это под наши мощные аккорды и соляки, — понимающе потянул Хуан и допил многострадальный кофе. Отставил пустую чашку.

— Что он тебе предложил? — Бэль почувствовала, как её глаза зажглись огнём интереса, который второй день не давал покоя. — Золото, как обычно? Тогда почему Лана не в курсе? Золото оно ведь только через офицеров идёт, они тебе не позволяют самому его брать.

Хуан расплылся в каверзной улыбке.

— Не совсем так. Скажем, офицеры до этого ЗАБИРАЛИ моё золото, что я вымогал у плохих парней. В качестве «крыши». Теперь я стал умнее, и памятуя об их скверных привычках, попросил нечто иное.

— Что же именно? — Бэль просто распирало.

— Какая разница? — расплылся в улыбке Хуан. — Кстати, можно тебя попросить? Я совсем не разбираюсь в виски, а мне нужен первосотный экземпляр. Можешь достать пару топовых бутылочек?

Бэль нахмурилась.

— Зачем?

— В гости к одному человеку схожу. Он тоже был в Гаване на нашем концерте. Тот ещё рок-н-ролльщик!..

Изабелла поняла, о ком может идти речь и поёжилась. Хуан… Он как бы её. Но одновременно не принадлежит ей. Вот такой труднообъяснимый парадокс. Он — человек города, планеты, и совершенно не зависим от неё, и даже её семьи. Хотя она — принцесса, и сам он — ангел её матери. И сделать с этим что-либо невозможно.

Отходняк. Он возникает после любой эмоциональной встряски. Но после концертов отходняки особые, королевские! Полное физическое и эмоциональное бессилие вкупе с невероятной эйфорией!

Мы продержались до восьми вечера. С двумя небольшими перерывами на попить. На большее сил не хватило. Народу ещё подвалило, я оценивал толпу примерно в две-три тысячи человек, и для первого раза с «холодной» публикой, состоящей из местных туристов, это более чем отлично. Денег, как позже выяснили, «подняли» более двенадцати тысяч, что для Венеры совсем неплохо. Что-то отдали «кепочкам», что-то я перечислил Кассандре, сказав взять выпивки — после большого концерта должна быть большая же пьянка. И судя по некоторым намёткам, как минимум Мия, Роза и Гюльзар с Хуаном Карлосом на оную останутся. Причём Мия и Роза вьюном вились вокруг нашего дагестанца, из последних сил пытавшегося распушить перья, невзирая на усталость. Ну-ну, в добрый путь, пусть дерзает! Бедняжка.

Когда мы разбирали оборудование, вдали внизу, метрах в ста от сцены, я увидел знакомый силуэт. Гринго, любитель рок-н-ролла, с которого вся эта история началась. Но к сожалению, когда спустился и добежал до места, след мистера Смита простыл. Жаль, а я бы с удовольствием с ним перекинулся парой слов.

Где-то через час, размеренно и не торопясь, мы окончательно демонтировали и погрузили всё в машину, у меня появилось немного времени на личное — пройтись по соседним аллеям. Народ в основном рассосался, хотя в целом в этой части парка было люднее, чем в других. Извинившись, я неспешно двинулся в сторону точки знакомого китайца, намереваясь поговорить с ним о чём угодно, лишь бы немного отвлечься и развеять эйфорию. Со мной должны связаться, отчитаться, и лучше сделать это не в толпе знакомых, а чуть поодаль — естественнее будет выглядеть.

К сожалению, худшие опасения оправдались, и группы Бэль в округе не было. Видимо из-за стычки с бандитами её сразу после окончания нашего выступления увезли силой, не посчитав нужным дать знать мне. И не надо винить Лану, она в этой ситуации человек сугубо подневольный. Фрейя же и не планировала пересекаться со мной, она как бы в Дельте. Так что от своих отошёл я зря. Оливия же не страдает комплексами, и, как уже засвеченная, подошла бы ко мне с отчётом прямо к машине.

Оливии тоже не было, что навевало на размышления, однако я точно знал, случись с нею и девочками что-то серьёзное, мне бы сообщили сразу. А ещё меня бы эвакуировали, таковы правила. А я продолжаю ходить одинёшенек по аллее без первого кольца. Значит, припахало начальство девочек, попали под раздачу, но ничего экстраординарного.

Когда уже решил идти обратно, выяснилось, что поход мой был затеян всё же не зря. Со мной вышел-таки на связь человек. Но представлял он не наших, скрывающихся от любопытных глаз, а побитых нами сегодня сил. Я ждал, что связь С НИМИ будет осуществлена по визору, через Шамана (или как вариант через Виктора Кампоса напрямую), а никак не появлением человека подобного ранга в зоне прямой видимости. Но что имеем — то имеем.

Не почувствовав ничего опасного, я смело подошёл к посланнику, вежливо поклонился.

— Сеньор Конрад, чем могу быть полезен?

Конрад, а передо мной был ни кто иной, как Конрад Буффало, один из троих оставшихся на планете хефе («Мулифен» раны пока не зализал, и есть сомнения, что дадут это сделать), протянул руку.

— Здравствуй, Хуан.

Я кожей почувствовал, как напряглось несколько десяток человек вокруг, но руку в ответ протянул. Пожал.

— Здравствуй, Хуан, — повторился Буффало после недолгого раздумья. — Сожалею, что нам пришлось увидеться при ТАКИХ обстоятельствах, но раз уже обстоятельства диктуют нам волю… То…

— Эскадрон Рыжего Тапира подчиняется вам, — понял я.

Кивок.

— Не напрямую, конечно. Через целую сеть подставных и очень могущественных лиц. Но конечным выгодополучателем этой схемы является «Акрукс». И я, как его глава.

— Нет, я контролирую не всю Гавану, — понял по взгляду он мои мысли. — Это слишком для любого, даже невероятно могущественного человека. Только конкретно вот эту часть. — Дон хефе обвёл рукой вокруг. — И мне прискорбно, что ЭТО случилось именно здесь, в моём секторе ответственности.

Я пожал плечами, не зная, что сказать.

Мы медленно-медленно пошли по направлению к машине, возле которой пили и веселились, рассказывая что-то друг другу, наши ребята и девчата.

— Также хочу официально сообщить, что Рыжий Тапир мёртв, — продолжил он. — Физически пока ещё нет, но это вопрос пары часов. Его ищет вся Венера, а планета у нас очень маленькая.

— Успел? — ухмыльнулся я. — В смысле бежать?

— Да. Кто-то из доброжелателей предупредил его, в какую историю тот вляпался. Твой чернокожий друг и его покровитель не слишком заботились об… Узости канала передачи данных, — сформулировал он, имея в виду, что Кампос мгновенно, только получив, сразу растрезвонил информацию о нашей стычке на всю Альфу.

— Ну, они и не обязаны… Передавать данные узким каналом, — заметил я.

— Возможно. Я и не виню никого. — Он дипломатично скривился. — Но слишком многие в Альфе узнали о происшествии в Гаване ОДНОВРЕМЕННО со мной. Что затруднило моим людям возможность молниеносной реакции.

— Я думаю, сеньор Буффало, всё образуется, — успокоил я хефе и слегка улыбнулся. — Я не кровожаден, мне нет нужды привозить голову искомого Тапира. Достаточно факта его ликвидации.

— Здесь — без вопросов, — закивал собеседник. — Ни один возможный покровитель не приютит такого, как он. До самой орбиты Нептуна.

— Почему? — Мне стало интересно. Буффало не строил из себя крутого, он просто констатировал очевидные вещи — Тапир будет мёртв, и точка. — Почему нет, сеньор? У вас достаточно «доброжелателей», которые могут, чтобы насолить вам, помочь залечь этой скотинке «на дно». И они знают, что это ВАШИ проблемы, королевский клан не ударит чтоб их наказать пальцем о палец. Почему нет?

Сеньор покровительственно улыбнулся, глаза его весело заблестели.

— Хуан-Хуан! Этот человек проморгал на своей территории войсковую операцию! Акцию, в которой участвовала половина корпуса телохранителей королевы! Я, человек, далёкий от Гаваны и её текущих проблем, знал, что что-то здесь сегодня затевается. Без подробностей, они мне не интересны, но кое-что просочилось даже ко мне. А он, хозяин этой территории, узнал об этом только после гибели своих людей и звонка кого-то из «шестёрок» Кампоса. Нет, Хуан, у меня много «доброжелателей», согласен, но никто из них и не подумает защищать идиота. Это БИЗНЕС, и идиотам в нём не место. А любого другого эпитета Тапир просто не достоин.

— Понимаю… — покивал я. Что ж, политес соблюдён. Извинения принесены, с гарантией устранения причины «недопонимания». Осталась лишь практическая часть извинений. И тут сеньору, чтоб не смущать его, не заставлять делать и говорить то, что не по статусу человеку его уровня (напомню, юридически я ни разу не Веласкес, он будет пресмыкаться перед простым мальчишкой, а не принцем), можно помочь.

— Сеньор Буффало, вы, вероятно, общались со своими предшественниками. Как минимум с сеньором Эскудо, также попавшем из-за некомпетентности подчинённых под раздачу. И хотите принести извинения в более вещественной форме. Так?

Губы хефе тронула понимающая улыбка.

— Да, Хуан. За всё надо платить, кем бы я был, если бы первый начал отрицать этот закон Мироздания? И тут, думаю, как и в случае с Эскудо, вопрос нужно дополнительно проработать, не так ли?

«Парень, говори сколько золота хочешь, я тебе его привезу» — только что сказал сеньор.

— Если честно, я впервые сталкиваюсь с подобной ситуацией, и мне трудно что-либо прорабатывать, — парировал я. «Я ещё не определился, во сколько я себя ценю, предлагайте вы первый» — примерно так переводится мой ответ на испанский.

— Позиция понятная, юный сеньор, — нахмурился от досады хефе. С наскоку не прокатило. — Я и сам в твоём возрасте растерялся бы. Ну, просто в силу незнания специфики.

Помолчали. Мы как раз почти дошли до наших, до стоящей возле сцены машины. Осталось метров пятьдесят. Остановились. Сеньор Буффало думал долго, после чего на что-то решился. На некий шаг, приберегаемый «на экстренный случай».

— Хуан, как ты правильно понял, я отвечаю за безопасность части территории Гаваны. И так уж совпало, что на этой части находятся лавки различных антикваров, ювелиров, торговцев древностями. У меня есть информация, что тебе как минимум небезразличны вещи из некоторых далёких эпох, потому я позволил себе собрать небольшое количество товара чтобы тебе его показать. Вдруг тебя это заинтересует?

Вот это поворот! Я на целую секунду растерялся. Но быстро пришёл в себя и тут же согласился:

— Думаю, сеньор, что как минимум стоит посмотреть, что вы можете предложить. Я юный мальчик, да. Но никак не девочка чтобы ломаться.

Он снова покровительственно улыбнулся — понимал мою фальшь и мою игру. Что я сам пытаюсь не ставить его в неловкое положение. Что старику льстило — я давал понять, что являюсь потенциальным контактом, что готов «дружить» не только с Кампосом. Людей его положения такие вещи радуют куда больше любых материальных прибылей.

— Тогда прошу в мою машину. И да, вокруг, на несколько сот метров, нет моей охраны, Хуан, сообщи это пожалуйста вон тем напряжённым девочкам. Нехорошо так зыркать, невежливо — вдруг их интерес кто-то заметит кроме меня?

К машине нас сразу не пустили. Кассандра, Мия и Роза оттёрли меня в сторону, а Гюльзар, встав рядом с сеньором, мягко дала понять, что не нужно дёргаться. После чего Патрисия, опираясь на свою интуицию, обшарила весь транспорт.

— Чисто! — сообщила она, и глаза её в тот момент были осоловевшие.

Через несколько секунд размер её глаз повторили и мои. Ибо увидели ЧТО лежит в машине.

— Интересно, правда? — подначил вставший за левым плечом чуть в стороне Буффало.

— Да уж! — Я зачерпнул рукой горсть драгоценностей из одного из стоящих в переднем багажнике ящиков. Ящика было два, не слишком больших, сантиметров сорок на сорок на сорок, но оба они были почти до верха набиты золотом и драгоценностями. — Тут миллионы, да?

— Да. Это то, что удалось собрать быстро, на скорую руку. Можешь взять из этого ВСЁ, ЧТО ХОЧЕШЬ, Хуан. И, надеюсь, память о данном инциденте не будет стоять между нами.

Я вздохнул и зачерпнул драгоценности из другого ящика. Сколько же такой ящичек весит? Наверное, очень много.

Итак, я, тот ещё сукин сын, импульсивный юноша, некогда показавший, что со мной стоит считаться, могу расхайдокать местную банду, «крышующую» район. Из чувства обиды и мести, уязвлённого самолюбия. Мальчишки они такие. А район вокруг непростой, Гавана. Туризм международного уровня. А ЭТОТ бизнес любит самую тишайшую тишину. Чем тише, тем лучше. И дабы исключить даже гипотетический вариант кровопролития в районе, сеньор Конрад, пока я лабал вторую и третью часть концерта, бросил все дела и собрал по окрестным точкам драгоценностей без счёта. «Бери что хочешь, бери гораздо больше, чем взял у Эскудо, только не шуми».

— А это что?..

— Слоновая кость. Настоящая. Стоит по весу дороже золота, — прокомментировал сеньор.

Я повертел в руке статуэтку древней богини Ники. Очень востребованный символ у неоязычников, а их на Венере немало. Не считая материала. Кольца. Перстни. Печатки. Огранённые камни. Кулоны. Медальоны. Цепочки различной загогулистости… Эх!..

— Это всё не то, сеньор, — уверенно покачал я головой. — Ничего из этого меня не интересует.

— Почему? — Не то, что Конрад не удивился, был готов и к такому финту с моей стороны. Но ему была интересна причина.

— Они ОБЫЧНЫЕ! — окинул я взглядом драгоценности.

— А ты хочешь что-то необычное? И что же?

Любопытство. Я смог его искренне заинтересовать.

— Я хочу то, что не будет стыдно надеть на палец принцессе крови.

Пауза.

— Это должно быть что-то необязательно архидорогим, необязательно архивычурным, архитонкой работы. Но это должно быть то, что любая принцесса оденет на палец, не считая надевающего голодранцем и голытьбой.

— Колечко с красивой историей… — потянул Буффало. Нахмурился. — Я тебя понял, Хуан. Но к сожалению это не так просто, колечки с историей… Их надо искать. Они не валяются в каждой антикварной лавке в ожидании продажи.

— А я сказал, что спешу? — развёл я руками. После чего закрыл багажник и прислонился к нему спиной.

— Да уж, ты тот ещё тип! — снова потянул хефе. Но глаза его задорно заблестели. — Однако с тобой приятно иметь дело, Хуан! Люблю таких людей. Особенно я люблю с такими людьми ДРУЖИТЬ.

— В мире нет ничего невозможного, сеньор Буффало, — улыбнулся я, продавая душу.

Что ж, сделка заключена. Я, как потенциальный серый кардинал будущего, в оном будущем не трогаю Акрукс и персонально его, Конрада Буффало. Не сливаю его другим хефе. Всё в рамках закона, но персонально акций против его организации с целью возвысить другого теневого лидера не делаю. А там видно будет, это понимаем и он, и я.

— Я подумаю. Озадачу поиском нужных людей, — согласился он. — Но чтобы проще было искать, Хуан, не мог бы ты уточнить, кого именно собираешься окольцовывать? Младшую или старшую? Не пойми превратно, я не лезу в ваши юношеские дела, просто для старшей стоит искать что-то помпезное и вычурное, а с младшей упор делать на необычность и лёгкость линий. Это диаметрально противоположные качества.

Вот чёрт усатый! Слёту продумал такие вещи, о которых я бы даже не задумался!

И тут, в этот момент, признаюсь, я впал в ступор.

Как бы я выбрал Бэль. Да. Как бы для себя всё решил. Но перед глазами вдруг встала Фрейя, в белоснежном платье, фате и… Короне. Бэль тоже была в этот момент где-то рядом, я чувствовал что не потерял её, лишь обрел большие-большие, но решаемые проблемы…

…А КОРОНА была одна!

— Младшая, сеньор. — Я затряс головой, отгоняя наваждение. — Ищите вариант для младшей. Изысканность и лёгкость.

— Понял. Что ж, до встречи, Хуан. Как что-то появится на горизонте, я дам знать.

Он развернулся и зашагал в противоположную сторону. Ну правильно, не барское это дело, ТОВАР развозить по местам. Этим его люди без него займутся.

Я тоже развернулсяи пошёл к своим, нервно ожидавшим невдалеке девчонкам.

«Ты СОМНЕВАЛСЯ!!!» — твердил внутренний голос. И мне нечем было парировать, это было на самом деле так.

— Нет, не верю! — оборвал я музыку. Искин был переключён на меня, я управлял сценой этого зала виртуальным контуром, активатор которого вихрился чуть сбоку от лица. — Не верю, ты опять не поёшь, а говоришь слова!

Девушка на сцене топнула с психу ногой.

— Как? Как я ещё должна петь? Ты придираешься!

— Не придираюсь! — парировал я. — И ты можешь! Раньше же пела? Вот, прошлую песню осилила же? Так чего на этой опять выпендриваешься?

— Хуан, иди ты… В пешее эротическое по поверхности без скафандра! Ты задолбал! Я нормально пою, это ты корчишь из себя непонятно что, цену перед девочками себе набиваешь! — Кивок за спину, где сидела Фрейя с тремя телохранительницами, не так давно приехавшими и молча наблюдавшими нашу репетицию. Будь это кто другой, их бы выставили, но выставлять её высочество…

Я картинно оглянулся на Фрейю, из последних сил держащую покерное лицо, чтоб не заржать в голос, повернулся назад. Скривился.

— Что я в этих девочках не видел, чтоб комедии перед ними ломать?

И ведь чистую правду сказал. На…какать мне было на Фрейю, и тем более на её девочек. Мы тут серьёзным делом занимаемся, творческим процессом, над вечными ценностями работаем — что мне какая-то инфанта? Набрал в грудь побольше воздуха и начал разнос:

— Слушай ты, звёздочка, твою налево! Если я говорю, что ты не поёшь, это значит, ты не поёшь! Ты говоришь! А знаешь, что такое «говорить»?

Пауза.

— Говорить слова под музыку можно научить любого, даже кретина и идиота! Как медведя можно научить играть на балалайке, так и последнего дауна — говорить текст в рифму и под музыку! Вот как ты говоришь! Песня, моя дорогая, это то, что идёт из души, изнутри тебя! Оно выходит вместе с частью тебя и несётся по залу, захватывая тех, кто там сидит! Захватывает, маму твою, и уносит вверх, под потолок, и ещё выше, плевав на гравитацию! Хелена, астероид тебе в ухо, давай, собирайся! — уже откровенно зарычал я. — Ты можешь! Если б не могла — хрен бы я тут с тобой возился! У меня что, дел больше нет? Английский выучила, подспорье есть, давай, врубай теперь свои способности! Ты ж не даун, по-глупому лажать!

Сеньориту трусило от злости, но что ответить мне — она не знала. Пару раз открыла рот, но так и не выбрала дальнейшую стратегию поведения.

— Всё! Заканчиваем базары! Включаю сначала, пробуем ещё раз! — прервал я прения — пар выпустили, и ладно — и проткнул пальцем вихрь активатора. Свет над сценой притух, из встроенных во всю стену динамиков полилась мягкая чарующая мелодия.

Мерелин-Хелена запела. Голос её дрожал, но в целом сеньорита песню вытягивала, как я от неё и требовал. Начало положено. Но на припеве она вновь сбилась. Продолжала петь, и пела талантливо, попадая во все ноты… Однако я не услышал главного — «драйва». Волнения, трепета, который ощущаешь, слыша по-настоящему цепляющую вещь.

— Стоп! — Я снова отключил музыку. — Хелена, мать твою, опять?

Мерелин вспыхнула и снова заорала:

— Да ты достал, придурок! Я нормально пою! Нор-маль-но! Понятно тебе? Так и скажи, что трахнуть меня хочешь, вот и цепляешься!

От такого я чуть не подавился. Вхолостую хапнул ртом воздуха и по-настоящему разозлился.

— Да нахрен ты мне сдалась! — Еле сдержался, такое взяло зло. — Так и скажи, что ты — тупая 3,14зда, которая ни хрена не понимает! Выучила пару нот и кочервяжется, набивая себе цену! Чтобы мальчики на мордаху твою смазливую смотрели! И ножки длинные!

Только мне нас…рать на твою мордаху! И на ножки нас…рать! Ты или споёшь эти песни, причём «споёшь» — это значит споёшь, с чувством, с сердцем, с душой и пониманием, или иди нахрен! Пока ты только попугайничаешь, а не поёшь! Говоришь слова! Хорошо говоришь, по нотам, но, блин, Мерелин, песня — это нечто совсем, совсем другое, чем попадание в ноты под музыку!

Новая вспышка ярости, которую сеньорита всё же подавила.

— Пако, я отказываюсь так работать! — эта бестия решила апеллировать к верховной власти. — Он надо мной издевается! Специально это делает, чтобы позлить! Как ты вообще можешь терпеть этого мужлана, да ещё деньги ему платишь?

Мой старый знакомый… Да что уж, теперь его можно назвать громким словом партнёр, сидел вместе со мной, на третьем ряду, но с краю, возле ступенек и дорожки к выходу. Сидел и… Тащился, получая от наших пикировок постоянное эстетическое удовольствие. Постоянное потому, что мы практически не замолкали, торгуясь за каждое мгновение каждой песни.

— Звёздочка моя, — высокий арбитр попытался сгладить конфликт. — При всех недостатках этого мальчика, при всех его тиранических замашках, у него есть одно неоспоримое достоинство. Он хорошо видит ситуацию. Может, говорит несколько грубо… И даже очень грубо… Но звёздочка, никто не говорил, что жизнь усыпана лепестками роз.

— Он оскорбляет меня! — её рука грозно указывала на мою персону, глаза полыхали, как сверхновые класса «А», а из горла вырывались нотки рычания. — Оскорбляет и издевается! А ты сидишь и ему всё это позволяешь! До каких пор мне это терпеть?

— Наверное до таких, когда ты, наконец, поймёшь, что от тебя хотят и сделаешь как надо?

— Пако!.. — Мерелин хапнула ртом воздуха. Такого удара «с тыла» не ожидала. — И ты туда же? Вместо того, чтобы меня защитить от какого-то проходимца, ты… Ты…

Что «ты» внятно сформулировать она не смогла.

— Всё, мне это надоело. — Она подобрала подол длинного концертного платья в котором сегодня была (со мной они встретились после какой-то репетиции) и направилась к спуску со сцены. — Я ухожу!

— Самая умная, да? — издевался Пако.

— Да. — Мерелин принялась осторожно примеряться к довольно крутым ступенькам сцены этого малого зала. На длинных шпильках в таком платье без ангельской подготовки на раз можно подвернуть ногу.

— Если уйдёшь, можешь собирать манатки и катиться к маме во Флору! — вспылил, наконец, и Пако, которого всё достало. Конечно, я трачу на эту особу шесть-восемь часов в неделю, а он — всё остальное время. А такая… Звёздочка любого достанет, даже прожжённого деятеля творческого фронта, собаку съевшего на бытовой психологии.

— Что? — Мерелин замерла. Прокрутила ситуацию, но не поверила. Умственные способности её отставали от вокальных, кажется, я как-то об этом уже говорил. Презрительно скривилась. — Ты меняешь меня… Меня… На ЭТОГО? — картинно расширила она глаза как бы от ужаса, какой он идиот.

В ответ Пако покровительственно улыбнулся.

— Ну, зачем так грубо, звёздочка. Просто если ты не хочешь трудиться и работать над собой, делать в шоу-бизнесе тебе нечего. Собирай манатки и проваливай к маме, так будет лучше в первую очередь для тебя! — повысил он под конец фразы голос, аж я вжал голову в плечи.

Описать обалдение на лице Хелены-Мерелин сложно. Разинув рот и распахнув глаза, она простояла несколько долгих секунд, пока не сообразила, что конфликт зашёл гораздо дальше, чем ей бы хотелось. Но просто так «откатить» назад она, как истинная женщина, не могла. Стояла и хапала ртом воздух, пытаясь на ходу принять решение. Приняла. Естественно, неправильное.

— Ну и ладно! К маме — так к маме!

И всё так же придерживая платье, побежала к выходу. У меня в голове проскочило сравнение её с Золушкой, убегающей с бала. Только туфельку не потеряла.

Я подошёл к Пако и устало плюхнулся на кресло рядом.

— Перекур. Сколько у нас, минут десять?

— Пятнадцать-двадцать, — констатировал он, тоже облегчённо выдыхая. — Потом вернётся. Куда она денется.

— Знаю. — Я усмехнулся, но не зло. Понимающе.

— Будешь? — протянул Пако сигару.

— Сигары не курю, — покачал я головой.

— А ты попробуй, — улыбнулся он.

— Ладно, давай, махнул я и принял толстый ароматный табачный свёрток.

Он отрезал кончики, и мне, и себе, чиркнул зажигалкой. Я затянулся, стараясь не набирать дым в лёгкие. Непривычно. Но вкус… Да, очень крепкий вкус, но какой-то ароматный. Совсем другое ощущение, чем от сигарет.

— Если я делаю что не так — говори, не стесняйся, — сказал я давно мучившее.

— Хуан, как считаешь, я из стеснительных? — покровительственно усмехнулся он.

Я тоже усмехнулся и покачал головой.

— Думаю, этой добродетели в списке твоих грехов нет.

— Ну, вот и ответ на твой вопрос, — пожал он плечами. — Раз я молчу, значит, ты меня устраиваешь. Как и твой подход.

— Но я на самом деле… Груб, — признался я. — Сам это чувствую, но ничего не могу поделать.

— Я же говорю, мир не усыпан лепестками роз, — потянул он и сделал долгий затяг, красиво выпустив дым в потолок. — Ты говоришь правильные вещи, и я готов потерпеть твои оскорбления в адрес своей девочки, если это приведёт её к успеху. А что она такая нервная… Так они все такие. Ты ещё слишком молод, чтобы понимать это.

Я тоже с наслаждением пыхнул и усмехнулся.

— Девочки круга моего общения немного не такие. Они сильные, амазонки.

— …Но чёрт возьми, Пако, ты прав! Такие же е…анутые!

— Добро пожаловать во взрослую жизнь! — похлопал он меня по плечу. — Ладно, у тебя тут полный малый зал гостей, пойду, выловлю эту мартышку. У тебя пятнадцать минут, и продолжим, на сегодня я запланировал ещё одну песню.

Он встал и тоже направился к выходу, держа в одной руке горящую сигару.

Я тоже не стал тушить свою, встал и пошёл на седьмой ряд, где сидела Фрейя. Девочки вокруг неё при моём подходе рассосались, дав нам зону тишины — комфортно поговорить.

— Привет, твоё высочество, — помахал я. — На экскурсию пришла?

Фрейя еле сдерживала улыбку.

— Да. Это познавательно. Слышала, что ты дрючишь одну прекрасную сеньориту, укравшую у меня когда-то песню, что она воет и материт тебя перед подругами на всю Школу, и что тебе это сходит с рук, но не поверила.

— Теперь веришь? — выдохнул я струю дыма, стараясь выдыхать в сторону от её высочества.

— Теперь верю. — Фрейя помолчала, нахмурив бровки. — У тебя есть организаторские способности, Чико. Это хорошо. И со стороны смотрится интересно.

— Я не организатор — покачал я головой, стряхивая на пол пепел. — Скорее режиссёр. Причём сам не думал, что стану им. Просто случайно так получилось. Но Пако понравилось, и он предложил денег за работу с его девочкой.

— Ну да, самому дрессировать близких людей всегда трудно, — понимающе констатировала Фрейя. — Пусть лучше это будет чужой, да ещё тиран. Для контраста.

— Верно зришь! — поднял я вверх палец. — В корень!

— …А деньги тебе нужны… — расплылись в ехидной улыбке кончики губ этой мерзавки. — На девочек денег много надо, а жалование ты не получаешь. А особенно много надо, если девочки — принцессы…

Она аж сощурилась от удовольствия. Меня же снова взяло зло. Я положил остаток сигары на пол и каблуком затушил, после чего фыркнул:

— Мышонок, давай уже, говори сразу, что хотела. Хочешь побить — бей. Убить — убивай. Только давай без вот этих штучек, злости, ехидства и грубых подколок. Мы взрослые люди. Да и не люблю я этого.

Её лицо смягчилось.

— Прости, ты прав. Мы взрослые люди. Я это постоянно забываю. Знаешь, как не хочетсябыть взрослой!

Помолчала. Покачала головой.

— Тебя Оливия спасла. Когда после того танца я хотела тебя убить, именно она меня отговорила. А потом как-то остыла, прошло.

Я кивнул.

— Ну, спасибо ей. Увижу — передам.

Помолчали.

— Хорошо, Мышонок. А дальше что? Ты же не просто так, да?

— Конечно не просто. — Пауза. — А какие варианты, Хуан? — Она улыбалась, но в душе её я уловил горечь. — Дружить? Я не могу с тобой дружить. Не получится. Враждовать? Не хочу. Довольно вражды. Ты встречаешься с моей сестрой, Чико. А какая бы она ни была, она — моя сестра. И я в ответе за неё. Враждовать с сестрой, пытаться увести тебя? Это будет вообще катастрофа. Я не знаю что делать, Хуан. Потому просто сижу и смотрю твою репетицию.

Из моей груди вырвался вздох.

— Ты хоть меня простила? За предательство? Чтоб я понимал, с каких позиций с тобой вести диалог.

Она скривилась, как ломтик лимона съела.

— Знаешь, когда прошла волна злости и порыв тебя убить, я вдруг поняла, что не было никакого предательства. У нас с тобой, несмотря на антураж, не было НИ-ЧЕ-ГО. Где-то держал дистанцию ты, где-то не подпускала тебя к себе близко я, но у нас не было отношений! И насчёт Себастьяна ты полностью прав — я сама его бросила. Достал просто. Мне даже ненавидеть тебя не за что. Видишь?

Она была искренняя. Искренняя, но…

А вот что «но» я не понял. У Фрейи было что-то за пазухой, какой-то план, и я понятия не имел, какой. Впрочем, глупо было бы ожидать, чтоб у такой девочки не было планов и запасных вариантов. В любом случае, сейчас это ни на что не влияет.

— Мышонок, можно тебя попросить? Не строй козни сестре, — сказал я то, что давно хотел, но не знал, на какой козе к ней с этими словами подъехать. — Не подставляй меня. Если оступлюсь — оступлюсь, но сам, не подстраивай какой-нибудь косяк, чтобы рассорить нас, искусственно.

Её высочество фыркнула. А затем одарила таким презрительным взглядом, что мне стало не по себе.

— Хуан, я такая мегера, да? — В голосе искренняя обида.

— Я не говорю, что ты обязательно так захочешь сделать, — пытаясь исправить ситуацию, произнёс я, сбавив тональность до просящей. — Но ты это сделать МОЖЕШЬ. Потому и прошу.

Она снова покачала головой, словно отгоняя наваждение.

— Чико-Чико. — Тяжёлый вздох. Грустная усмешка. — Знаешь, Хуан, когда мы были маленькими, отец читал нам сказки про принцесс. И так всё ладно выходило у этих девочек в сказках! Так…Классненько! Но когда я выросла, поняла, что быть реальной принцессой и сказочной — совершенно разные вещи.

Пауза.

— Я буду ждать тебя. Когда ты её бросишь и возьмёшься за ум. Переступлю через гордость и приму, «подниму» её «обноски». Принимать мужчину б/у это так не «по-принцесски», так не по сказочному… — Снова горькая усмешка. — Но мне придётся это сделать. Ибо я поняла, что ты мне нравишься, и если есть на этой планете мужчина, с кем я хочу быть рядом, то это ты.

Конечно, ждать до бесконечности не обещаю, — стрельнула она глазами, чтоб не сдать матч «всухую», — и если встречу мальчика получше — уйду к нему, не сомневаясь ни минуты. Но ПОКА — буду ждать.

— …Обещаю! — вскинула она руки вверх. — Буду ждать честно! Не буду строить козни! Сам её бросишь.

— Спасибо, Мышонок. — Я улыбнулся, но весёлой или счастливой эту улыбку не назовёшь.

— Ладно, поеду я. Дела ещё есть.

Она встала, демонстративно поправила платье, погладив себя по заднице. Я оценил — у неё красивая задница. Развернулась и пошла к выходу.

Ну, вот и поговорили о вечном. И о любви, и о музыке.

И только теперь я оглянулся на последнего своего гостя. Своего, он припёрся ко мне, потому, что иначе ему тут делать нечего. Да и девочки бы не пустили его в малый зал, где Фрейя, если б он завалился просто так, поглазеть, как проходит творческий процесс певички первого (не высшего) дивизиона. А ко мне — запросто. Они ведь охраняют Фрейю, не им решать, пускать сюда людей, которых я жду, или нет. А узнавать, жду ли я на самом деле — так они не меня охраняют. Сидит себе паренёк, «концерт» смотрит, ожидая, когда освобожусь, не бузерожит — и пусть сидит.

— Здорово, Адриано! — протянул я руку младшему Манзони, занявшему позицию у самой стены, на последнем, двенадцатом ряду.

— Здорово, кабальеро плаща и гитары! А теперь смотрю, и худруком подрабатываешь?

— Так не у всех папа — олигарх, — картинно развёл я руками. — Ладно, чего хотел?

— Присаживайся, — кивнул он на кресло рядом с собой. — Разговор есть.

— О вечном? — усмехнулся я.

— А как же! — парировал мою усмешку он.

Gamma Ray, «Rebellion in Dreamland»

Глава 7. Вечеринка в тылу врага

— Может, всё же заскочишь на огонёк? Они не посмеют не пустить. Пришла, сделала что хотела, ушла — быть членом правящей семьи — свои плюсы!

Бельчонок подумала и покачала головой.

— Нет, Малыш. Не получится. Только представь, я! Веласкес! И на вечеринке у Манзони. Это слишком.

— Манзони-младшего, — поправил я.

— Не важно.

— Ну, на вечеринках у Феррейра ты можешь объявиться спокойно. Или Сантана. Хотя тоже те ещё кадры.

Она уверенно покачала головой.

— Нет, Хуан. И не проси. Сам.

Помолчала перевернулась на бок. Подпёрла щёку кулачком.

— Я и тебе не советую на это подписываться. Ты, на вечеринке Адриано, это… Это… — Она замялась, прикусила губу.

— Унижение?

Кивок.

— Ты всё же Веласкес. Тебя так воспринимают, хоть и не признан официально. И…

Я усмехнулся.

— Бэль, я НЕ аристократ. И если начну такового из себя строить — буду смешон. Если начну — вот тогда да, только держись, засмеют и затопчут! А так я, представитель простого народа, делаю то, что не зазорно делать представителю простого народа. Самый страшный грех — попытка выдать себя за коренного Веласкеса — не про меня. Да я нормальный чувак, Бэль! Со мной и здороваться, и даже дружить можно!

…Вот и буду дружить, — констатировал я, двумя словами обозначая суть и смысл моего сегодняшнего похода в логово льва. — Обрастать контактами. Это полезно. И группа. Если удастся показать себя с лучшей стороны, это будет не последняя вечеринка. Создать себе рекламу в высшем обществе на ровном месте за счёт врага?

Я засмеялся. Бэль выдавила скупую улыбку, но спорить не стала.

— Убедил. Иди. Только если узнаю, что зажимался с кем-то из этих мартышек!.. — Глаза Бельчонка полыхнули, и этот всполох был вполне серьёзный. — Или даже просто накого-то смотрел!..

Я наклонился и чмокнул её в носик.

— Что, ну что они могут мне предложить, эти мартышки, когда дома меня ждёт такая красавица, на все руки умелица? И не только руки?

— Подхалим. — Она вскочила, сбросив простынь, которой укрывалась.

— Кто первый в душ, тот НЕ готовит завтрак! На старт! Внимание!..

— А х ты ж… — Я тоже соскочил и помчался следом, под её визг и выкрик «Ма-арш!», брошенный намеренно с большим опозданием.

— Здорово, Адриано! — протянул я руку младшему Манзони, занявшему позицию у самой стены, на последнем, двенадцатом ряду.

— Здорово, кабальеро плаща и гитары! А теперь смотрю, и худруком подрабатываешь?

Улыбка весёлая, но не ехидная. Работа худрука воспринималась им как «кошерная», достойная истинного кабальеро.

— Так не у всех папа — олигарх, — картинно развёл я руками. — Чего хотел?

— Присаживайся, — кивнул он на кресло рядом с собой. — Разговор есть.

— О вечном? — усмехнулся я.

— А как же! — парировал мою усмешку он.

Я присел. Ладно, разговор — так разговор.

— Слушаю? Только не говори, что работу хочешь предложить.

Он непроизвольно нахмурился.

— А что говорить?

— То есть, правда, работу? — Теперь нахмурился я.

— В общем, да. А что ещё? Не по бабам же предложить сходить?

— А почему бы и нет? — вскинулся я.

Рожа этого сукиного сына расплылась в едкой улыбке.

— Я б предложил. Да жалко тебя, дуралея. Её высочество будет убивать тебя долго и мучительно, с расчленёнкой. Я тебя, конечно, недолюбливаю, но излишней кровожадностью не страдаю. А потом она и меня начнёт убивать — за компанию. Раскидает охрану и начнёт. Зачем мне это?

— Я всегда думал, её высочество имеет репутацию… Легкомысленной девушки, — расслабленно откинулся я на спинку. — А легкомысленные не склонны к излишней ревности, всё воспринимают философски.

Адриано пожал плечами.

— Я особо никогда с их компанией не пересекался, но краем уха слышал о некоторых её сценах ревности в прошлом. Она тогда кого-то чуть не убила. Ревность, дорогой Веласкес, это качество, зависящее не от легкомыслия, а от импульсивности, а импульсивности ей не занимать.

Что ж, возможно. Бельчонок может, она такая… Излишне импульсивная.

— Ладно, понял. И кто этот несчастный?

— В смысле, несчастный? — растерялся Адриано. Нахмурился, пытаясь понять, о чём я.

— Тот несчастный, который перешёл тебе дорогу. Ну, кого надо убить.

И мысленно возликовал с его обалделого лица и отвисшей челюсти. Уточнил:

— Ну, ты же мне работу предлагаешь? Вот я и спрашиваю, кого надо убить?

— Смешно! — констатировал он, задумчиво осмыслив мою шутку. — Но — мимо. Если понадобится кого убить, просить буду не тебя. Да-да, — замахал он руками, лучше тебя в Альфе найти трудно… Но по неким антагонистическим причинам, существующим между нашими семьями, всё же воздержусь от твоей кандидатуры.

— Ну, хоть на том спасибо! — Я деланно-облегчённо вздохнул. — Тогда что?

— Здорово парни! О, все вместе собрались?

Они вошли компанией, втроём, встретившись где-то в городе или на крыльце Школы. Вид у всех был пасмурный, недовольный, особенно у Хана. У него с работой нелады, только-только устроится, и обязательно какой-нибудь косяк. В смысле здесь, в мире музыки. Из-за которого приходится уходить там. Найдёт новую — и заново. Деньги, что мы собрали в Гаване и разделили на всех (включая девочек-«кепочек», правда, «кепочкам» дали совсем чуть-чуть), стали ему крупным подспорьем. Ручаюсь, он приехал по моей просьбе только в размышлениях о ещё больших деньгах, которые можно заработать со мной, и не заработать без меня.

— Ванюш, давай сразу к делу? — нахмурился Карен. И только Фудзи хранил нейтральное молчание. — Мы же договорились, сегодня решаем свои дела. У нас их гора накопилась.

— И кстати, накопилась потому, что постоянно подстраиваемся под некого штруделя, который лимитирован во времени. — А это и Хана на сарказм прорвало. Столько ехидства… Хотя злость направлена не на меня. Не только на меня. Кажется, я прав — опять не так с работой.

— Парни, это Адриано, — представил я им спутника. — Адиано Манзони. Сын того самого атомного итальяшки.

Адриано зло скосился на меня при словах про «того самого», вздохнул, но сдержался, и парням пожал по очереди руки. Те так же представились, и выражения лиц их плавно сместились в различные фазы недоумения. Я их определённо заинтриговал.

— Адриано хочет предложить нам… Впрочем, чего это я за тебя отдуваюсь? Давай, говори, — ткнул я Манзони в бок.

— Чего говорить? — растерялся он. Нет, ну совсем никаких лидерских качеств! Какой-то он… Неуверенный. Сказано, бастард.

— То же, что и мне говорил, когда я эту макаку… Репетировать заставлял. — При мысли о Мерелин и потраченных на неё сегодня нервах, стало плохо. Но деваться некуда, долг, за который ещё и платят деньги.

— Ладно. — Мы все присели — на сцене, где мы находились, в «своей» репетиционной, было много стульев. Ещё с тех пор, когда тут было стуло- и креслохранилище. Адриано вздохнул, собираясь с мыслями, и приступил к повтору своей истории, которую чуть раньше рассказал мне, после чего я, собственно, парней и вызвал. «СРОЧНОБЕГОМНОГИВРУКИ» вызвал, посоветовав забить на личные дела.

— Вы, наверное, знаете, кто мой отец, — начал он. Ох, зря это сказал!

— Олигарх.

— Сукин сын.

— Буржуй… — изгалялись ребята. А мне они всё больше и больше нравятся! Я заулыбался. Адриано же чуть не позеленел, особенно косясь на мою довольную ухмылку, но снова сдержался.

— Не важно. Важно, что он аристократ и очень богатый человек.

Видно, Хан хотел сказать что-то ядовитое, но я понимал серьёзность ситуации, и тяжёлым давящим взглядом заставил его передумать. Тот бегло вздохнул и глаза опустил. Проникся.

— Итак, мой отец — аристократ и богатый человек, — повторился Манзони. Наши ужимки не стали для него откровением он внимательно переводил взгляд с одного представителя нашей группы на другого. — А в среде аристократии существует такая вещь, как мода.

— Знаем-знаем! — довольно и жизнерадостно воскликнул Карен. — Нам это уже говорили! Твоя подружка. Эта, как её… — Картинно задумался. — Сильвия! Ага, Сильвия Феррейра!

— Вы знаете Сильвию? — Адриано был удивлён. Насчёт меня он бы не удивился, но их знакомство с нею было… Выходящим за рамки образа.

— Только шапочно, — ответил Хан, продолжая глупо улыбаться «на публику». — Она — девушка Хуана, нам это… Нельзя с нею… — И сделал невинные-невинные глаза. — Но тело у неё красивое!

— Девушка Хуана?..

Вконец сбитый с толку Адриано решил не заморачиваться и поскорее перейти к сути проблемы. Замотал головой, словно отгоняя наваждение, и на одном вздохе выдохнул:

— Парни, я хочу пригласить вас играть на вечеринке. На МОЕЙ вечеринке.

Воцарилась тишина. Ребята прекратили дурачиться и, наконец, задумались.

— Повтори? — попросил практичный Фудзи.

— Говорю, что хочу устроить на днях вечеринку. И мне нужна группа. Не просто группа — групп в Альфе тысячи. Мне нужна непростая, ОСОБАЯ группа. И я решил, что вы подойдёте.

Я решил взять бразды правления в свои руки, ибо Цицероном Адриано явно не станет.

— Парни, в среде знати модно проводить мероприятия, называемые «вечеринки».

Парни понимающе ухмыльнулись.

— Это такие вечера, где собирается золотой молодняк. Там они все общаются, нюхают кокс и другую органику, пьют горячительные напитки и беспорядочно трахаются во всех свободных уголках приютившего их дома, как правило в туалетах и верхних комнатах. И отрываются в главном зале под музыку. И если кокс, секс и выпивка плавно перетекают из одной вечеринки в другую, то есть везде и всегда одинаковы, то вот с группой — засада. Они же аристократы, мать и так и разэдак! Им нужно выпендриться перед друг другом, показать крутость и остроту вкуса! Потому абы кого на такие вечера не приглашают.

— Ну да, но и мастодонтов первой величины тоже не приглашают. Ими некого удивить, — понял мою мысль Карен.

— Вот-вот. Мастодонтов эстрады приглашают на корпоративы, в разные салоны на чинные посиделки. А молодёжные вечеринки должны проходить под знаком «фишки», изюминки, необычной особенности именно этого гостеприимного места, отличающегося от остальных молодёжных аристократических посиделок.

— Драйв нужен, — кратко и лаконично сформулировал то, что я долго пытался объяснить, Фудзи. — Чем круче драйв — тем улётнее считается вечеринка.

О, как в точку!

— Парни, ну, вы и сами в вечеринках разбираетесь! — усмехнулся Адриано, возвращая парням сарказм. — А на меня бочку катите. Может это мне у вас поучиться стоит? Мастер класс взять?

— Почему мы? — нахмурился Карен.

— Потому, что мне понравился ваш концерт в Гаване.

— Ты был там? — Это Хан.

— Нет. — Адриано покачал головой. — Но все сети забиты этим выступлением. Его пиарят во многих группах. В основном на тусовках различного толка неформалов, но не только. Рок-тусовка тоже его оценила. Кто-то из их лидеров так и написал на форуме: «В нашем полку прибыло! И хорошо, что это молодёжь». Со стороны этих старпёров очень даже весомый комплимент.

— Такие уж там все старпёры? — усмехнулся я.

— Разные там, — отмахнулся он. — Но в целом музыка эта для понимания молодых сложновата. А вы взяли и «подожгли» именно молодняк. Хотя честно скажу, среди аристократии ценителей рок-н-ролла много во всех возрастах. Потому я и обратил на вас внимание.

Помолчал.

— У нас с Хуаном, — стукнул мне ладонью по плечу, — давние особо тёплые отношения. Я за ним приглядываю. И это его новое хобби… Интересно, — сформулировал он. — У вас получается играть новую для этой планеты музыку… Я имею в виду новую для широкой массовки, конечно. А это вселяет надежду. По дороге, где нет конкурентов, идти тяжело, но если получится, можно стать родоначальником нового массового жанра, нового направления. Сегодня вы пока ещё никто, вас никто не знает, вы не играете в клубах и не собираете стадионы. Но завтра о вас обязательно узнают. Представляете, все будут говорить: «О, а это те самые ребята, которые вот тогда играли на вечеринке у Адриано Манзони!»

— То есть ты хочешь раскрутиться на нас, на наших будущих победах, — нахмуренно констатировал Карен, не зная, к чему прицепиться. Адриано говорил логичные вещи, но они у парней в голове не укладывались. СЕБЯ на роль группы для такой тусовки они явно никогда не рассматривали.

— Конечно. Иначе нафиг вы мне нужны, — честно и вполне определённо, расставляя коэффициенты, ответил Манзони. — Вы играете то, чего не играет пока никто. Возможно, в будущем становитесь суперзвёздами. И я получаю заслуженные дивиденды в виде репутации своих вечеринок. Ну, и авторитета для себя самого, разумеется. Нет, не станете — значит, не станете. Но все риски я беру на себя, вы ничем не рискуете.

Вы же получите от меня… Деньги. Много денег. И возможность, если не лопухнётесь, заявить о себе в высшем обществе. Сумеете себя показать — и это будет не последний ваш частный концерт. Высшее общество падко до «изюминок».

— Мода!.. — благоговейно потянул я.

— А ты всё равно будешь ПЕРВЫМ, у кого мы играли, — понимающе поддержал меня Фудзи.

Адриано его улыбку повторил и даже легонько кивнул.

— Сколько? — На лицо Хана было страшно смотреть. Было видно, он готов к любой, абсолютно любой, даже очень маленькой цифре. Его устроит и тысяча империалов, только дайте вчера, и боялся спугнуть удачу за хвост.

Ответ Адриано его не разочаровал.

— Сорок. Сорок тысяч. По десять на брата, если, конечно, вы делите равномерно.

Повисла тишина. Лица парней вытянулись, челюсти отвисли. Воцарившуюся тишину нарушил Хан, помотав головой, словно отгоняя наваждение и возвращаясь в реальный мир из сказок и грёз.

— Нет, так не бывает.

— Почему не бывает? — понимающе улыбнулся Адриано.

— Это чересчур. Ванюш, сколько эта твоя звездулька берёт? Которая гринго-не-гринго? Тысяч двадцать?

— Ну, тысяч пятнадцать — двадцать пять, в зависимости от программы. Пако как-то проговорился, — пожал я плечами на удивлённые взгляды.

— Вот! — поднял вверх палец Хан. — И это особа, которую уже несколько лет крутят на радио, у которой концерты, клубы, альбомы, которая занимается много лет, отдавая все силы. И которая, что уж говорить, талантливее очень многих в этих стенах! — окинул он рукой вокруг. — А тут мы, никто, без году неделя… Фудзи, как думаешь, сколько стоит концерт таких, как мы?

— Тысяч пять. На всех. — Фудзи думал не долго, видно, в уме уже прикинул цифры. — И это с учётом, что мы СТАНЕМ известными. А пока ещё не стали. Штука империалов на всех — максимум, за целый вечер. И это ещё оптимистично.

— Во-от! — повторил Хан жест с пальцем. — Не сходится что-то, Манзони. За дураков нас держишь. «Кинешь» в неподходящий момент… А нам работать надо! Деньги зарабатывать! Нормальные, настоящие деньги!

Адриано распирало от улыбки, но он молчал. Я снова взял слово.

— Парни, дело во мне. Я — Веласкес. Непризнанный, но этот клан как бы… Наложил на меня руку, я неофициально представляю его интересы. Вот и подумайте, как это выглядит — Веласкес, играющий на вечеринке у Манзони! Весело, да?

Парни скисли. Всё же подсознательно думали, что дело в них, в их таланте.

— А ты чего решил уступить? А как же честь клана и всё такое? — нахмурился Фудзи.

— Какого клана? — Я картинно обернулся. — Ах да, клана моей девушки, с которой я встречаюсь? Так об этом не все даже знают. А кто знает… Мало ли у этих принцесс развлечений! Сегодня один, завтра другой. А с телохранителями спать — вообще традиция.

— Тебе видней насчёт традиций, — недобро хмыкнул Хан. — Я б не согласился.

— Хорошо, что я — не ты! — весело воскликнул я. Эту тему мусолить не собирался. Это ШАНС, мой личный. «Творческих людей принимают, Хуан». Бэль ведала о своих планах по вводу меня в высшее общества. Начиная от партнёра по танцам и заканчивая… Впрочем, она их придумать не заканчивала. Просто я был… Вне зоны её досягаемости.

— Эк ты про себя! — поддержал Хана Карен. — Самокритично!

Я же лишь покачал головой.

— Я реалист. И этот реалист во мне говорит, что нафиг все условности. Это наш шанс, наш общий, значительно упрощающий тот наш самый первый план того, как «подняться» в этом городе. И надо быть дураками, чтоб им не воспользоваться.

Сделал паузу. Выдохнул и хлопнул в ответ по плечу Адриано.

— А что на вечеринке у Манзони? Парни, знакомьтесь, это Адриано, мой будущий друг!

— Будущий?

— Будущий?

— Будущий это как?

Кажется, спросили все присутствующие. Меня же распирало веселье, особенно с вопросительной мордашки «будущего друга».

— Ну, он пока не готов принять это, не готов видеть во мне друга. Но мир меняется, меняемся и мы… — закрыл я тему на философской ноте.

— Допустим, Ване пофиг, — не унимался Хан, всё-таки разыскивая в ситуации второе дно. — Но всё-таки. Как ТЫ решил пригласить своего врага на вечеринку? А что скажет твой отец?

Адриано покровительственно, с видом повелителя вселенной (я аж зауважал его) двинул в стороны кончики губ.

— А что отец мне может сказать? Это же не я буду у него играть, а ОН у меня…

…И вообще, если не веришь, давайте-ка я вам, парни, сделаю предоплату. Стопроцентную. — Он щелчком активировал перед лицом вихрь визора и спустил главное меню. — Давайте, по очереди говорите реквизиты — вышлю вам каждому его долю, и закроем тему.

— А если мы деньги возьмём и «кинем» тебя? — не сдавался Хан. — Не придём? Его мир сегодня рухнул, причём несколько раз, и он пытался найти хоть какую-то привычную для понимания соломинку.

Адриано сакцентировал на нём взгляд, покачал головой.

— Не «кинете». Так не принято. — И многозначительно взглянул на меня. Угу, как на гаранта. И лидера. Умеет же этот сукин сын мой будущий друг в корень зрить! Да, у НАС в среде аристократии так не принято. И плевать на мои собственные слова и бахвальства по поводу непринадлежности к этому сословию.

Ну, вот и она, вечеринка в тылу врага. Адриано допрыгался, дозвездился — посоветовавшись, мы с парнями решили преподнести ему сюрприз. Из тех, от которых хочется вешаться. Или повесить преподносящего. Впрочем, об этом позже. Пока же мы разбрелись по его дому, любуясь на интерьер. Дом был огромен, с огромным двором с газонами, бассейном и прочим. На форму вышколенных слуг — со слов Адриано, такое количество слуг никто не держит, их нанимают в агентствах под конкретное мероприятие, и одеты те были соответствующе с иголочки. На их технику работы — уважаю профессионалов, в любой области. Но главное, на людей. Сами мы были одеты «по-простецки», и походили больше под описание персонала, — никаких новомодных блескучих шмоток из бутиков по сказаочным ценам, или даже захудалого делового костюма (правда в деловых костюмах на такие мероприятия не ходят; в деловых костюмах здесь только охранники). Но тем не менее, с персоналом нас тоже спутать было нельзя. Эдакие белые вороны среди сверкающих тонов наноткани.

Если быть прямочестнооткровенным, я бы и не хотел одеваться, как эти… Петухи ряженные. Ну, не «втыкают» мне веяния современной моды. Мой классический «милитари» был куда ближе, и что интересно, подходил, пусть и со скрипом, под любое мероприятие. Как-то… Не так смотрелись молодые парни в обтягивающем и блескучем, словно представители меньшинств. Но — не я выбираю, кому что носить.

Девчонки мне нравились больше. Здесь, где они чувствовали себя «среди своих», я видел самых обычных сеньорит, каких миллионы «за воротами». Ни перед кем не ломались и не выпендривались (не перед слугами же выпендриваться), были сами собой. И эти «сами собой» нарушили ожидаемую картину. Я подсознательно думал, что увижу полный дом шлюх «на развязи», а увидел… Да свой обычный класс своей школы я увидел! Такие же фифочки, ни больше, ни меньше. И интересы те же самые. Только одеты лучше.

Лучше — в смысле дороже. В плане количества предметов гардероба вечеринка была… Довольно либеральна. Всё короткое, всё обтягивающее, максимум — бретельки. А пара мадмуазелей попалась так вообще с голыми грудями! Пишу «грудями», а не «грудью», потому, что одна из грудей была закрыта, другая открыта. Бэль позже пояснила, что это символ какого-то движения за какую-то там свободу, что-то с сексом связано, и кто цели и идеи движения разделяет — оголяют одну из грудей. Впрочем, мы на Венере, здесь это, действительно, только символ — никакого ажиотажа эти девочки в принципе не могли вызвать. Тем более, что хватало и таких, у кого грудь была как бы прикрыта, но ткань совершенно насквозь просвечивалась, не оставляя места фантазии.

Вечеринка начиналась как бы в четыре. «Как бы» потому, что с этого времени гости только начинают подтягиваться. В течение двух часов. Планировалось, что к шести подтянутся, и вот тогда, в шесть, начнём играть мы, всех тут развлекая. В данный момент часы показывали без пятнадцати пять, времени было завались, людей — уже тоже, так что я не торопился и со смаком всех тут изучал.

Меня рассматривали тоже. Много-много заинтересованных глаз, притворяющихся, что не замечают мою скромную персону. Но я чувствовал — замечали. И рассматривали не только меня.

Хан, например, оказался нарасхват. Пара дамочек его в уголке оперативно зажали, что-то спрашивая и не давая уйти. Сейчас дамочек было уже пять, и все старательно делали вид, что ведут с кавказцем светскую беседу. Неоттраханным наш гитарист отсюда точно не уйдёт. Кажется, он и сам это понимал, был в восторге и флиртовал с сеньоритами, только держись! Бедняжка.

Карена я отсюда не видел. А сидел я в самом «козырном» месте, возле бара у бассейна — это типа центр места проведения тусовки. Отсюда было видно многое, но только не патлатая физиономия нашего басиста. Если честно, я Карену немного сочувствую — у него горе в личной жизни, пусть зальёт/затрахает его, пока может. Родители хотят женить его на какой-то армяночке, из своих, у них так принято. Он не хочет, но и отказать родителям почему-то не может — так воспитали. Я ему мнение своё популярно высказал, но давить не стал — не маленький, разберётся. Мужчина должен сам принимать решение, и если прогнётся… С чего я вообще должен судить? С чего взял, что это хорошо, а это плохо?

Наото же завёл разговор, но не с сеньоритами, а с двумя парнями, из очень обеспеченных родов. Не буду приводить фамилии, они никак не повлияли на наше выступление и дальнейшую жизнь, просто позже узнал, что спорили они о восточной философии. Как-то слово-заслово зацепилось. Он хоть и японец, но и Конфуция, и Лао Цзы знает очень хорошо, как и множество других древних авторов. Ну, каждому своё!

И только я откровенно скучал.

— Сеньор скучает? — словно прочтя мои мысли, рядом опустилась фифочка лет четырнадцати. Такая же вертихвостка, как наша Марифе, только телосложением более хрупкая. Грудь уже начала оформляться и симпатично торчала под невесомым наношёлком. Голый пупок, юбка «под самое нехочу»… Но при этом девочка была довольно неплохо для малолетки накрашена. Те шмякодявки, кого я знал, а знал я их немало, мулевались во всевозможные яркие оттенки, чтоб подчеркнуть взрослость; эта же была подведена, как профессиональная взрослая искусительница — с эффектом натуральности, придающим образу шарм. Каштановые волосы сеньорита распустила, те свободно падали за плечами, и были ухоженными, что добавило ей симпатии.

— Скучает, — согласился я.

— Что сеньор пьёт? — Девочка подняла вверх руку и щёлкнула пальцами. Через пару секунд рядом остановился шедший мимо слуга в форменной рубашечке с профессионально-каменным выражением лица.

— В данный момент — какую-то кокосовую бурду, — поднял я бокал и посмотрел на просвет. — Что-то, что разносят для гостей, понятия не имею, как это называется. А если в принципе — текилу с лаймовым соком и табаско. — Я ей «мило» улыбнулся.

— О, уважаю профессионалов! — воскликнула она на мою «текилу» и отдала распоряжение. — Две «Звезды Калифорнии»!

Слуга лаконично кивнул и исчез.

— А что, так можно, да? Поднимать руку, чтоб к тебе подошли?

Девочка засмеялась.

— Только если ты хозяйка этого дома.

— Странно. — Я картинно пожал плечами. — Я думал, это вечеринка Адриано, и он тут главный. И дом его.

— Да, конечно, он тут главный, — согласилась она. — Но и я тоже тут непоследняя. — Маргарита, — протянула она руку через столик. — Маргарита Манзони.

— О, польщён! — Я привстал, пожал ладошку и даже чмокнул кончики пальцев. — Не думал, что у этого негодяя такая красивая сестра!

— Негодяя? — Её брови заинтересованно взлетели вверх.

— Ну, зачем же он это скрывал? О сестре? Конечно, негодяя!

Нет-нет, не подумайте, я не какойто педо… В общем, не смотрю я на маленьких, «не втыкают» они меня. Просто я совершенно точно, из досье, знал, сколько Маргарите. Ей шестнадцать, недавно исполнилось, то есть по закону половозрелая. Просто выглядит девочка молодо. И даже не знаю, хорошо это или плохо.

— Спасибо, сеньор Шимановский! За комплимент! — Она сделала вид, что покраснела, но чертовке на самом деле было приятно. — А скажите, сеньор, зачем вы всех распугиваете? Вон видите девушки за бассейном… Да-да, они. Они мечтают с вами познакомиться, но не решаются подойти. А ещё вон те хотят. Нет, не надо рукой показывать, не сдавайте меня, только глазами. Да, за колонной.

— Что смеются и перешёптываются?

— Угу. И они тоже мечтают завязать знакомство.

— И тоже боятся?

Смех.

— Да, тоже. Чем это, интересно, вы их всех отпугиваете?

Я непринуждённо засмеялся в ответ.

— Репутация, милая сеньорита. Знают о некоторых моих проделках… Скажем так, имеющих красный окрас.

— Вы про то, что случилось во время вашего концерта в Малой Гаване, или про свою девушку? Которая потеряла ребёнка?

Глаза чертовки стали предельно серьёзными. Не просто знакомство, разведка боем. Причём, наверняка её послали «всем обществом», то есть минимум компанией по интересам. Хотя она бы и сама подошла на правах хозяйки, но позже.

— Да, это всё правда, можете не беспокоиться, — улыбнулся я во все зубы. — Или наоборот, можете беспокоиться. Как вам угодно.

— Пожалуй… Не буду, — утвердила она. — Может на «ты»?

— А то! — согласился я.

— Наверное, не буду бояться, — покачала она головой. — Ты не страшный. А они — просто дуры.

— О тебе тут легенды ходят, — разоткровенничалась она, когда мы оба, на пару, откинув спинки креслотопчанов, потягивали «Звезду Калифорнии». Ароматно! Угадать состав я даже не пытался, но не сильноалкогольный. Освежающий. — Тех убил. Того прикончил. Тех замочил. А во время концерта устроить свалку, что любой мясник обзавидуется? Двенадцать трупов! Отрезанные руки! Господи, я б тоже не подошла, если б точно не знала, что это безопасно! Руки-то ему за что?

— Надо было в живых оставить, в качестве «языка», — пояснил я. — Но не хотелось, чтобы он в этой жизни своими руками кому-то зло причинил. У китайцев есть поговорка, что если ты спасаешь кому-то жизнь, то отвечаешь за все его поступки в дальнейшем. Если этот человек будет творить зло — это на твоей совести.

— Да, мудрые они, эти китайцы! — Фифа тяжело вздохнула. Помолчали. — И всё-таки, как тебе это удаётся? — с энергией продолжила вдруг она. — От простой драки в школе — к переворачиванию на уши всей Альфы, всего за год?

Я не знал, что ответить, но это и не требовалось. Она сама же продолжила:

— И не надо про родственные связи. Видишь этих людей? — окинула она рукой вокруг. — Тут полно народа с такими связями, что тебе не снились. Но никто из них не совершит подобного! А ты совершил.

— Ты умная девушка, — совершенно искренне похвалил я. — Я по отчётам и досье тебя другой представлял.

— Да? И какой? — Её глаза загорелись живым огнём любопытства.

— Дурой. Малолетней дурой и крышелёткой, — честно признался я.

— Значит, я тебя разочаровала, — через силу пряча улыбку, констатировала она.

— Да.

— Это хорошо или плохо?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Для меня — хорошо. Но твой братец из-за этого очень трясётся. Сестра-дура была бы для него предпочтительнее.

— Это да, тут согласна на все сто! — натужно засмеялась девушка. — К сожалению, его сожалению, этот выродок получит бой. Мощный бой! Я не отдам ему компанию просто так! — Глаза паршивки налились злым огнём. А я… Понял, что не хочу лезть в чужую семейную разборку. Сами справятся.

— А как ты относишься к Веласкесам? — решил сменить я тему.

— Нормально, — последовал ответ. — Особенно к некоторым. Особенно к некоторым не прочь относиться ещё лучше. В невертикальном положении… — Блеск глаз. Уж чересчур прямолинейно сказано. Не перебор ли? Нет, судя по виду — всё по сценарию. Ну-ну. А не поперхнулся коктейлем я только потому, что натренирован такими взглядами и предложениями в корпусе от и до.

Покачал головой.

— К сожалению, девочка, это невозможно.

— В ДАННЫЙ МОЕНТ это невозможно. Ты так хотел сказать? — иронично улыбнулась она.

Я пожал плечами. Не хотелось поднимать эту тему. Не здесь и не сейчас.

— Она наиграется и бросит тебя, Хуан, — продолжила паршивка, не собираясь сдаваться. — И Фрейе ты не нужен. Спать с тобой она будет, но замуж не выйдет. И ни слова про ту свою красавицу в городе и её сестру, твою бывшую! — воскликнула она. — Все знают, что это несерьёзно, назло принцессам.

Я усмехнулся, лихорадочно анализируя её осведомлённость, а главное, цель выпада. Она сама, импровизация? Сеньор Умберто? Или мачеха Адриано? Чья партия? Пока не решил. Слушаем дальше.

— Ты забыла про Сильвию, — намекнул я открытым текстом. — Или считаешь наши с нею… Выходы в свет просто так от скуки?

— Стать зятем Феррейра? — Девочка противно скривилась, словно лаймового сока выпила. — А тебе это надо? К тому же Сильвия останется за бортом, ничего не получит, несмотря на острый умишко. Она виновница гибели матери, сеньоры Валентины, единственной настоящей любви сеньора Октавио. Он любит девочку, но… Недостаточно. — Маргарита снова противно скривилась. — Но судить их я не буду, чужая семья. Просто констатирую.

— Верно говоришь! Нефиг лезть с суждениями куда не просят! Выпьем за это! — поднял я бокал.

Чокнулись.

— Сильвии не светит компания, — продолжила мысль Манзони после очередной дегустации «Звезды». — И сама она вряд ли решится выйти из клана, потеряв всё, чтоб сбежать с тобой в неизвестность. А ты вряд ли захочешь быть на побегушках у её братца, у вас же с ним такая взаимная любовь!.. — Пауза. — Нет, Хуан, я — гораздо лучший выбор!

Я усмехнулся. Забавно. Всё-таки чья-то партия. И не факт, что отец девочки в курсе.

— Значит, сватовство? Я привык из сериалов и книжек, что это мужчина сватает женщину. Делает предложение, кольцо и всё такое. А ты тут…

Она непринуждённо рассмеялась.

— Это высшее общество, юноша. Тут не работают законы сериалов. — Сделала ещё один долгий глоток. — Я девственница, Хуан. На… Скажем так, на всё девственница.

— Даже в рот не брала? — усмехнулся я. Набивание цены? А торг-то серьёзный!

— Не брала, — покачала она головой, и я поверил. Я чувствую, когда врут на таком расстоянии. Что-то было, не совсем «не брала», но… Не то, что делают женщины, когда у них… Ну в общем, и не только когда у них. Вы меня понимаете.

— А это сильно повышает акции невесты? Маргарита, извини, я просто не знаю расценки в высшем обществе.

Паршивка довольно улыбнулась.

— Сильно, Хуан. — Помолчала. — Не будь твоя фифа принцессой, её бы никто замуж не взял, например.

— Она богатая, — парировал я. — Даже без власти матери.

— Не была бы принцессой — была б бедной, — отрезала она. — Состояние Веласкесов слишком сильно зависит от королевского статуса. Нет, выдали бы, я неправильно сформулировала. Но только не за равного.

— Я тебе тоже не равный, — парировал я.

— Ты поможешь вернуть мне компанию, — совершенно серьёзно усмехнулась она и сверкнула глазами. Онт неё веяло уветенностью астероида в своём праве не сворачивать с пути несущегося на него на встречном курсе космического корабля… — За это я тебе всё прощу. И сделаю тем, кем не сделают Веласкесы — настоящим аристократом.

Пауза, и злаза её, видно, чтоб разбавить эффект серьёзности, озорно засверкали:

— Кстати, если хочешь, можешь взять меня сейчас. Я не против. Ты мальчик в самом соку, без женской ласки загнёшься. А оформим договор потом.

— В смысле, распишемся, — уточнил я очевидное.

— Угу. — Девушка посмотрела на браслет. — У нас час до твоего выступления. Буду наверху, самая дальняя комната в правом крыле — не ошибёшься. Слуг нет, все здесь. Код на створках — 251 014. Жду.

Фифа встала, и, виляя попой, куда-то направилась. Но я окликнул:

— Маргарита!

Обернулась.

— До концерта не могу. Расслаблюсь, залажаю на сцене. А я не привык делать работу плохо.

— Значит после? — Улыбка. — Я тебя уже заранее люблю, пупсик!

Послала мне воздушный поцелуй, и, так же виляя задницей, ушла.

Через минуту ко мне подсели ещё две феечки, правда, постарше, лет двадцати-двадцати двух, и защебетали, о чём-то спрашивая. Но мне было не до них. Залпом допив коктейль, я уверенно поднялся:

— Извините, девочки, дела. Надо кое-что сделать.

И принялся искать пацанов. Нечего им расслабляться, скоро первое в нашей жизни выступление на частной вечеринке. Посидим где-нибудь, где потише, проверим оборудование, да программу повторим. Полезнее будет. А то все эти ряженые фифы… Отвлекают.

Как выступали… Стоит, наверное, сказать «как обычно». Но только потому, что «обычно» для бывших «Алых парусов» — это КРУТО!

Началось всё с ухода Адриано. Мы сидели на сцене и курили, благо и Пако со своей уехали, и её высочество больше не появлялась.

— Что думаешь? — нарушил долгое молчание Карен. И посмотрел на меня, как член стаи на мудрого вожака, знающего, как выскочить из любой передряги. При том, что я в их команде без году неделя. Но — уже вожак. Пусть вслух не говорят, пусть официально им всё ещё числится Карен, но неформально он уже передал мне все лидерские полномочия.

Я затушил окурок и про себя грязно выругался. Стараюсь не курить, я ж как бы спортсмен, но что-то совсем не получается. И даже то, что Бэль не выносит запаха табака, отказывается целоваться, не останавливает.

— А что тут думать? Сучок, конечно, он тот ещё, но парня надо поддержать. И сделать всё на высшем уровне не потому, что так надо нам самим для рекламы, но и чтоб поддержать его. Он мой потенциальный союзник в будущем, какие бы кошки между нами ни пробегали.

— Значит, ориентироваться надо на молодняк. Золотой молодняк. — Хан тоже затушил сигарету, отставил пепельницу, которой нам служил фарфоровый лабораторный тигель, понятия не имею, как сюда, в музыкальную школу, попавший. — Ванюш, мы это… В кабаке играем. Знаем, какая музыка нужна тамошней публике. И не смотри так, до «Натюрморта» и «Меридиана» тоже пошарахались — и в латинских кабаках поиграли. Опыт есть. Но то кабаки для простонародья, а тут — «фишка» для золотых деток. Я пас! — воздел он руки к небу.

— А чем тебе рок-н-ролл наш не нравится? — не понял я. — Мы собрали всё лучшее, сливки со всей эпохи.

— Не «детская» это музыка, Ванюш, — пояснил Фудзи. — Вот на взрослом корпоративе такая бы прошла, да. Но тут — юные создания, с присущим им нонконформизмом, выпендрёжом, понтами, да и просто желанием быть обособленными, не такими, как «эти старпёры». Надо что-то, что прошло бы именно с этой публикой.

— И Ванюш, хоть ценителей рок-н-ролла там и много, но основная масса молодёжи всё-таки к нему равнодушна. Не получится там, как в Гаване, — поддакнул Хан.

— Есть вариант. — Я опустил голову. — Более молодёжный. Тоже тяжеловат, тоже мощные соляки, и улётный драйв… И будете смеяться, даже лирика, если её перевести на испанский, улётная. Вот только…

— Вот только что? — нахмурился Карен.

— Вот только никто ещё на этой планете такого не пробовал. В том числе мы.

— Колись уже давай. Что за тема? — картинно пододвинул стул Хан.

— Помните мой бой в фонтане? — улыбнулся я. — С которого моя карьера и началась? Я скидывал вам ролики.

— Ну!

— Да.

— А то!

— У этой группы много хороших вещей. Как раз на ура должны пройти в среде обкуренных золотых деточек. Но проблема в том, что если я ошибаюсь — нас вынесут, и больше никуда не пригласят.

— Давай для начала послушаем, что ли? — подвёл компромиссную черту Хан.

— М-да-а-а! — Это Фудзи. Для него эти слова — очень сильная реакция. — Ты прав, если не зайдёт, нас оттуда вынесут. На руках. Через шлюз. И швырнут в ближнюю канаву жизни.

— Но если зайдёт… — Хан потянулся к очередной сигарете. — Если зайдёт, мы в натуре будет звёздами молодёжных тусовок.

— Угу, — констатировал я. — Ну что, решаемся?

— У нас нет материала для такого рода вечеринок. Я — за. Давайте рисковать, — высказался Карен, так же потянувшись к пачке. Руки его мелко подрагивали.

— А что мне ещё остаётся? Конечно, согласен! — присоединился к нему и Хан.

— У нас два дня. На двухчасовую программу. Для материала, который мы ещё толком не слышали, и даже не утвердили. — Это Карен, вспомнил об обязанностях главы группы.

— Так чего мы ждём? — улыбнулся Хан, глубоко затягиваясь.

— Вот докурим, и начнём. Я позвоню своим, чтобы не волновались, что до утра будем репетировать, — сказал Фудзи.

— Угу, я тоже своим позвоню, — вторил ему Карен. — Да и неохота мне что-то домой ехать, в принципе.

— У меня поживи, — предложил я. — Мама одна, ей скучно — развлечёшь. К ней девчонки постоянно ходят — эти уже тебя развлекут.

— Спасибо, брат, пока держусь, — покачал он головой. — Но за предложение благодарю, если что — обращусь.

— Давайте сперва просто послушаем, что там у этой Ваниной группы в творчестве? — взял быка за рога Фудзи. — Я уверен, там сотни полторы песен. Мы только слушать их до утра будем.

— Ну, часа три-четыре, может, и понадобится, — согласился я. — Лады, давайте, включайте уши, буду ставить сразу громко — нечего народ пугать. В школе дети занимаются.

— Логично! — Карен встал, сделал пару шагов к усилителю, возле которого лежали репетиционные «лопухи», и кинул каждому по экземпляру. — Давай, включай. Все во внимании.

Сидели и подбирали материал мы всю ночь. Школа закрылась — даже не заметили. Заметили, что утро, только когда примчалась Бельчонок, гнать меня домой ссаными тряпками. Она «всю ночь скучала», и вообще «ещё раз она будет ночью скучать — пойдёт искать себе развлечение на стороне».

Меня было не пронять. Но голова кипела, надо было уложить материал, и мы разъехались спать.

Вернулись к вечеру, к новому закрытию школы. Благо, Бельчонка вызвали во дворец, на следующий день ожидалась новая её миссия куда-то там, и ночь и половину следующего дня мы активно репетировали. Воплощали в звуке фантазии и вариации на тему услышанного.

Почему ночь? Не знаю. Во-первых, так получилось. Во-вторых ночью творческий процесс идёт лучше. Днём как-то мысли не лезут, а ночью — только отскакивает! Часов до четырёх утра, или пяти. С пяти до семи рубит, адреналиновый запал кончается, но в восемь, умывшись, ты вновь как огурчик. В смысле зелёный и сморщенный, но готовый воевать дальше. Это не первая наша творческая ночь, и далеко не последняя.

Итак, к утру что-то нарисовалось. Мы поняли, что нам не хватает… Оборудования. Инструментов. Пришлось ехать в «Рио-де-ла Плату», будить Пабло (в будни утром клуб до обеда закрывается) чтоб напинал охранников, и грабить Гортензию. Впрочем, эту сеньориту нам грабить не впервой. Когда мы только обсуждали в кафешке наш творческий бизнес-план с нею, она открытым текстом сказала:

— Хуан, это, конечно, свинство, брать без спросу мои инструменты (а мы тогда взяли их без спросу, пользуясь тем, что я в клубе как бы официально трудоустроен). И плевать, при каких обстоятельствах они стали моими. Если мои — то мои. Нет — я могу подарить их тебе, забирай. Но забирай ВСЁ.

— Два фургона? — Я нахмурился и покачал головой. — Нет, спасибо, цветочек. Мне их ставить некуда.

— Так а у меня есть знакомая парковка! — засиял Хан. — Нас там знают и даже денег не возьмут!

Шутник.

— Чика, давай сделаем так, — предложил я. — Заключим так сказать договор. Устный, но ты меня знаешь, я человек слова. Мы — молодая перспективная (надеюсь) группа. Ты — капиталист и барыга… То есть я хотел сказать… Ай, да не пинайся, я ж уже извинился!

— Не слышала!

— Извини. Ты — Капитали… То есть, инвестор. Я сказал инвестор! Не дерись!

— Хорошо. Допустим. — Улыбка довольной кошки. Я продолжил:

— Ты инвестируешь в нас, но не деньгами, а материальными фондами. То бишь оборудованием. Всем, что у тебя есть. Под всем я имею в виду не только то, что в фургонах, а… Ну, в смысле, ну, вдруг нам придётся что-то порепетировать у тебя на площадке, на твоей базе?

— Допустим, — нахмурилась Гортензия, «съев» про площадку.

— В обмен на это, если мы встанем на ноги (а ты понимаешь, что это рисковое вложение, не факт), мы тоже дадим тебе какие-нибудь печеньки и финтифлюшки в качестве дивидендов.

— Процент с доходов. С каждого концерта, — иронично улыбнулась она.

— Цветочек, ты ж нас, бессовестных бандитов знаешь! — деланно воскликнул я. — Мы ж тебя «кинем». Не покажем в отчётности всей суммы, оторвём кое-что «на развитие», «командировочные» и так далее. Оно тебе надо?

Её улыбка «скисла».

— Давай лучше услуга за услугу. Твоя инвестиция ничего не стоит тебе материально; я в ответ окажу тебе услугу, но тоже нематериально. Вот что бы ты хотела?

— Как насчёт выйти за тебя замуж? — Улыбка до ушей. Я не менее картинно нахмурился и развёл руками.

— Извини, ты опоздала. Я уже… — Погладил палец, где должно со временем быть, но ввиду обстоятельств пока отсутствует обручальное кольцо. Естественно, это было просто перебрасывание слов, шутка, но парни смотрели подофигевше.

— Ладно, как насчёт поста премьер-министра в твоём правительстве? — ещё более весело улыбнулась она. А вот теперь этот аргумент был значительно более серьёзен, хотя со стороны наоборот, выглядел как раз шуткой. Парни аж заулыбались. Ну и славненько — пусть так и думают.

— А что? Почему бы нет? Дочь земного монарха — премьер-министр Венеры? Я за! — воздел я руку к небу.

— Так скрепим же наш договор дружеским рукопожатием! — пафосно воскликнула она, протягивая ладошку.

В общем, мы вновь ограбили Гортензию, вернулись в школу, и к вечеру добили-таки материал. Ушли, оставшиеся довольными. Спать-спать-и-ещё-раз-спать! Я не сомневался, на следующий день парни сыграют как надо, они заметно подросли в творческом плане, когда начали общаться со мной. Я для них как катализатор.

Наш выход. Хронометр показываел без пяти шесть. Как объяснил Адриано, группа нужна для «расколбаса». Народ собрался, но пока «не вставляет». И тут — живая музыка.

В процессе игры живой группы народ расслабляется, напивается, нанюхивается, накуривается — кто что предпочитает, кто-то вообще всё сразу; некоторые даже успевают совершить сексуальные подвиги. И к восьми-девяти часам все «в кондиции». Это когда всё равно, что вокруг, лишь бы было весело. Прыжки одетыми в бассейн (сказал, будут обязательно), танцы голиком на столах и не только (тоже вроде как должны быть), отчаянный перетрах всех со всеми по углам… И даже кокс тут будет продавать персональный проверенный дилер! Персональный не в смысле работает на Манзони, а в смысле… Ну, аккредитованный в высшем обществе что ли. Для подобных мероприятий. Неофициально, естественно, но все в курсе. Провереный дилер толкает только проверенный товар, а сеньоры аристократы готовы платить безбожно много, лишь бы с гарантией качества. Позже я узнал, что это территория Эсперансы, который команданте. Вот как на Венере всё переплетено и запущено.

— Добрый вечер, уважаемая публика! — панибратски закричал я в переноску, которую нацепил на голову. Искин сам подобрал уровень громкости — искин тоже тот самый, из фургонов. Не обманул тогда Пако, хороший товар всучил, хотя я думал, наоборот, он от неликвидов избавится. С другой стороны, мне нужны были именно неликвиды, лишь бы подешевле (инструменты, напомню, были лишь попутным грузом для отвода глаз), а он втюхал товару на много миллионов, даже у Цветочка столько не было. Пришлось ей братика и папочку подключать. Эдакая маленькая шпилька сукиного сына, вышедшея мне боком тогда, но неожиданно принёсшая плоды спустя время. Я даже не знаю, злиться мне на «партнёра», или поблагодарить при следующей встрече?

Ответом мне стал жиденький такой рёв: «У-у-у-у-у-у-у!» Конечно, тут далеко не фанаты, и тем более не фанаты нашего творчества. Тут — самые обычные лоботрясы и лоботряски аристократического сословия, видавшие всё, что можно повидать, вкусившие всего, что можно вкусить. Удивить их чем-то стандартным, даже высокоуровневым и профессионально исполненным, невозможно. Их пап и мам — да, их — нет. Потому я и выбрал именно эту группу, и именно это направление. Несмотря на популярность моей записи боя в фонтане, никто на планете не сподобился начать раскрутку подобного жанра. Наверное, нелюбовь к гринго сыграла немалую роль. А может просто лень. А может ещё что — уже не важно. Теперь жанр застолбим мы, и полетели все конкуренты в космос!

— Сегодня перед вами сыграем мы, группа «Крылья ветра», — продолжал я, восьмым чувством оценивая реакцию на свои слова, подбирая, что говорить дальше. — Мы не просто группа, мы — вокально-инструментальный ретро-ансамбль! Слышали про такое?

Секунда на размышление. Наконец, первый недовольный свист.

— Эй, чуваки, валите со сцены! — шуточный, «для завода», но не лишённый истины крик из задних рядов. — Идите в филармонию играйте!

Ряды здесь не в прямом смысле слова — тут не было толпы, как в фан-зоне в клубах и на концертах. Народ чинно рассосался по огромному двору поместья Манзони, переоборудованному для сегодняшнего вечера в один большой развлекательный комплекс.

Я улыбнулся. Начало есть.

— Да-да, именно ретро, вы не ослышались. Ну, надеюсь, вы знаете Моцарта, Баха, Шуберта? О, Вивальди! — Я наиграл на гитаре начало из «Грозы» «Времён года».

Снова свист. И одобрительный, и презрительный одновременно. Кажется, у ретро здесь есть и поклонники.

— Да-да, вы правильно поняли, — продолжил изгаляться я, — мы играем старину, аранжируя ей в повседневность!

Перед нами на «пяточке» начала образовываться толпа. Диалогом с залом я привлёк внимание, и народ подходил посмотреть, кто ж там такой умный?

— А ну давай что-нибудь из Бетховена! — заголосил юный сеньор… Впрочем, без имён, имена в данный момент ничего не значили — перед нами был абстрактный единотелый, но многоголовый «зал», с которым я и пытался работать.

— Давай лучше «Каприз номер двадцать четыре»? — парировал я. И заиграл до боли знакомую музыку, так и ассоциирующуюся у меня с недавних пор с убийствами и смертью. Ибо подбирал я её в своё время для начала атаки на торговый центр в одном дальнем районе города. Надо отметить, мои парни, взяв гитары и сев за «бубен», пораскрывали рты от удивления — не такого провокационного общения с публикой ожидали. Но не мешали, на том спасибо.

Проиграв первые две части, вступительную и следующую, с повышением, остановился. Исподлобья оглядел зал — народа перед сценой собралось ещё больше. Человек тридцать-сорок (неплохо для вечеринки, где заявлено всего полторы сотни избранных). Классику тут любят, насмешек пока больше не было. Народ ждал. Я не стал разочаровывать:

— Но открою секрет, моя самая любимая вещь из классики — это «Полёт Валькирий»! Слышали?

Тут уже не стал пыжиться и активировал на установке программу «Интро». ИИ проиграет интродукцию, затем вступим мы, вживую.

У нас возникла мегапроблема — клавиши. В тех вещах, что я предлагал, очень сильные клавишные партии, а у нас… Численный состав группы не располагал к такому звучанию. Потому пришлось потеть и записывать партии для ИИ, отдельно. Он будет играть пятым членом «Крыльев». Иначе не получится. Он будет подстраиваться под нас, а мы одновременно — под него. Запустив программу, я запустил программу концерта, и теперь просто так остановиться на любом выбранном моменте будет непросто.

Естественно, наши «убыстрённые» аранжированные «Валькирии» оборвались в самый неожиданный момент. После чего я «дал очередь» из своей гитары. Тоска. Злость. Усталость. Агрессия. Недовольство. Знаете как подать их слушателю в одном единственном звуке? Я тоже не знаю. Просто чувствую, как, и играю. А почему так? Главное, чтобы во время игры в моей собственной душе рождались все описанные выше эмоции, только так их можно передать другим.

Контраст сыграл — по «залу» прошла волна удивления. Люди подобрались, приготовились слушать, что же им решил преподнести «этот клоун» на сцене? А это внимание, заинтересованность — чего я и добивался. «Зал» везде одинаков, не важно, какой у него уровень достатка и образованности. Законы социологии незыблемы.

Вступление Фудзи. Яростная злая барабанная дробь. Словно солдатский марш древности, под который линейные полки ходили в атаку. Готовность такого идущего в строю солдата к смерти — ибо выжить, особенно первой линии, после слитного залпа противника, почти невозможно. Но они шли, готовые умирать и побеждать… И умирали. И побеждали.

Бас, вступление Карена. Парни прочувствовали кайф от этой музыки, от напора. В них вновь, как тогда в Гаване, загорелся огонь. Состояние, когда работаешь на эмоциональном пределе, не делая ошибок. Сразу! С первой минуты! Растём!

«Срыв». С походного марша ушли в основную композицию. Вступил Хан, забрав на себя соло-гитарную партию. Мне не вытянуть «стон» и дальше, на него нужен особый настрой, а мне ещё петь. Но хватит и ритм-партии, за глаза.

Снова «срыв», смена рисунка. Вступление к собственно куплету, и я запел. Зло. Остервенело. Я уже говорил про сюрприз для Адриано — первая песня сюрприз не только для него. Для всего их грёбанного сословия. Уж очень удачный текст для выступления перед власть предержащими. А люди тут образованные, английский, язык ключевого торгового партнёра на Земле, знают если и не все, то почти все.

Да, вот такой провокационный текст. «Пора сменить тебя на посту» И пусть думают, что хотят.

Когда-то, скорее всего, песня была написана к какому-то конкретному политическому моменту и адресована какому-то определённому человеку. Может даже президенту США. А может и нет. Я не стал разбираться, зарываясь в архивы. Пусть и с оговорками, но сейчас её можно адресовать любому из здесь присутствующих, это главное.

«Ты заплатишь за то, что сделал».

Мы — нонконформисты, а не националисты. Неприемлем это общество с его законами «для богатых и сильных». Это наша позиция вообще, в принципе. Но конкретно я, пусть и сам для себя, заявляю им, что разгоню эту клоаку, когда дотянутся руки. Слушая меня, можно думать о чём угодно, но пел я искренне, и искреннее песни в моей карьере ещё не было.

…Закончили. Резкий обрыв, но так и надо. Наши гитары смолкли, ИИ остановил программу. Обалделые лица. И вновь, про проторенной дорожке, на давая опомниться, я заиграл следующую вещь. Заиграл сам, перекинув гитару за спину, подойдя к клавишам. Первая песня так себе, но потом без ИИ мы бы просто не смогли. Я начну, потом передам управление. Зал, наконец, опомнился, принялся кричать и визжать. Понравилось. Я улыбнулся и продолжил — второе начало, вторая интродукция. Первая песня — разминка, собственно концерт начинается только сейчас. Вновь вступление Фудзи. Выразительные барабаны, настраивающие на бой, как бубны доисторических шаманов воинов племени. Вступление Карена и Хана. Передача управление ИИ, и прочь от клавиш — на центр зала. Вступаю прямо на ходу. Эта песня уже «простая», о любви, об отношениях. Как и большинство не только у этой группы, а вообще в мире. Но драйв — тот же. Танцуем, девочки:

Глава 8. Про корабельных крыс

Сыграли здорово. По крайней мере, достигли большего, чем рассчитывали изначально. Конечно, по моим прикидкам, это направление не дотягивало до классического «гаванского» рок-н-ролла, было слишком… Своеобразным. Но наша задача стояла удивить молодёжь и только её, и с этим мы справились.

Играли дольше, чем планировали. Впав в раж, начали импровизировать на соляках, повторять проигрыши. Да и вообще чего не сделаешь на потеху благодарной публике! Хан, вон, замутил соляк минут на пятнадцать — на ура прошло. И не сговаривались ведь же, поросята!

Но всё хорошее заканчивается, сошли со сцены и мы. В большом дворе, считавшимся центром вечеринки, заиграла более простая и танцевальная музыка, с более латиноамериканскими мотивами в своей структуре, но которые я бы тоже охарактеризовал, как авангард. У тусовки молодёжи свои законы. Под нас просто танцевали, «колбасились», а сейчас, разгорячённые, приступили к собственно фазе безудержного веселья. Многие девчонки поскидывали лифчики, кто-то совсем оголился, кто-то кого-то начал спихивать в бассейн…

Я отошёл к бару — промочить горло чем-нибудь из местного ассортимента. Названия коктейлей принципиально не спрашивал, просто пил, что дают — так интереснее, эффект неожиданности. Парни тоже разбрелись, и сразу пошли нарасхват. Меня не трогали ввиду особого статуса и репутации, что полностью устраивало.

— Это было клёво! — подсела Маргарита, когда я допивал второй коктейль. — А первая песня — так вообще класс! Адриано аж позеленел.

— А я думал, местную публику вряд ли можно шокировать подобными песнями, — заметил я.

— Нельзя, — согласилась она, взяла у бармена готовый коктейль и потянула из трубочки. — Но до вас её никто ими шокировать не пытался. Боятся. А ты не боишься, делаешь, что хочешь как хочешь. — Пауза. — И за это тебя тут уважают, Хуан. Да-да, не спорь, я знаю больше твоего.

Я и не спорил. Имидж выпендрёжника — я так и не расстался с ним. Просто стал ОПАСНЫМ выпендрёжником. К которому надо присматриваться более чем внимательно, но только и всего.

— Можешь называть меня Марго, — разрешила она. — Маргарита — длинно и вычурно. Не люблю официоз. А Рита… Как-то по-колхозному звучит. У меня служанка Рита, — пояснила она в ответ на мою усмешку. — А я — Марго.

— Да я против, что ли! — поднял я руки вверх. — Марго — значит Марго. Красивое имя.

— Какие у тебя планы? Ну, на вечер? — кивнула она вбок, на площадку перед сценой, превратившейся в танцпол. На сцене вместо нас воцарился диджей, что-то орал в переноску отрывающейся публике в паузы между песнями. Что-то про ещё больший расколбас. Какой-то элитный диджей, из тех, чей час работы стоит как наш совокупный гонорар. Может меньше, может больше — мне не интересно, но чел явно раскрученный. Кажется, сейчас начнёт откровенные конкурсы устраивать, с провокационным содержанием.

— Найти кого-то и классно потрахаться, — произнёс я первое, что пришло в голову. В голове отчётливо горела надпись, появившаяся при взгляде на диджея: «Провокационный»! Паршивку Марго надо провоцировать, чтобы быть ведущим в паре, а не ведомым. Чтоб она меняла планы, подстраиваясь под тебя, а не ты под неё. Ну, у меня планов вообще-то нет, и менять нечего, просто не люблю игру на территории противника.

Улыбка озарила эту вредную мордашку.

— Хуан, скажи, а у тебя были девственницы?

Я от этого вопроса аж икнул. Скривился. Были. И много. Ну, несколько, в пределах десятка — я уже и сам не знаю, сколько именно. Трое только в пятнадцатом взводе было. Но это всё не то — единственной девственницы, которую по-настоящему хочу, не было, и вряд ли она мне достанется. В смысле девственницей — в нашей горизонтальной связи в принципе в будущем я не сомневаюсь. Да и никто не сомневается — оттого Хуан Карлос волком и смотрит.

— Вижу, были, — прочла она меня. — Это было больно? В смысле им?

— Задаёшь интересные вопросы, — усмехнулся я. — Давай по-другому, сразу в дамки: да — да, нет — нет, чего около ходить? И ещё, это не повлияет на наши отношения. Просто чтоб имела в виду. Встанем, оденемся и разойдёмся. ТАК согласна?

— Да. — Она покраснела. И знаете что, она НА САМОМ ДЕЛЕ покраснела. Есть вещи, которые для маленькой паршивки пока ещё если не священны, то важны — стебаться над ними она не будет. Пока не станет женщиной, конечно. После её понесёт по накатанной — Марго не первая на этом пути.

— То есть согласна до замужества? — улыбнулся я.

— А чем я хуже других? — парировала она. И продолжила с еле уловимой ухмылочкой:

— Тем более, у меня есть все основания считать тебя потенциальным женихом. — Несмотря на все различия между нами.

— Девочка, у тебя слишком несформировавшееся тело, чтобы забить мне мозги половыми гормонами, чтоб я потерял рассудок в желании обладать тобой, — назидательно покачал я головой. — Да и конкуренция у тебя знатная. Одни сиськи Изабеллы Веласкес чего стоят! И это только сиськи — в остальном тебе до неё ещё дальше. А ещё есть Фрейя — знаешь, какая она красивая без одежды? — Я аж причмокнул. — А главное, она умная, с ней есть о чём поговорить. А вот о чём можно с тобой в твои шестнадцать — даже не представляю. — Уверенно покачал головой. — Зачем тебе это надо? Знаешь же, что не поведусь на твою магию. И девственниц, извини, у меня было достаточно, чтоб не покупаться на эту «цену». Не аргумент.

Марго отрицательно покачала головой.

— Глупый мальчик. — Отпила ещё своего коктейля, осушив трубочкой стаканчик. — Глупый. Куда мне совратить тебя! Да ещё после твоего корпуса. Ты ж избалован женской лаской донельзя — вон, лучших наших красавиц игнорируешь, даже не замечаешь! А они знаешь, как обижаются?! — Кивок в сторону трёх действительно красивых фиф, одетых… Скажем так, максимально раздетых, но с ощущением, что раздеты прилично. Только после этих слов я заметил, что девочки всё это время так и вились вокруг меня. И две из них даже подсаживались перед выступлением, когда я первый раз говорил с Марго. Вот значит я какой сердцеразбиватель?

— Узнаю, что у них лотерея — уничтожу всю компашку! — зло выдохнул я. Настолько зло, сверкнув для верности глазами, что сеньорита Манзони непроизвольно отшатнулась.

— Иисус с тобой, Хуан! — воздела руки в успокаивающем жесте. — Какая лотерея среди равных! Нет, простой спор, кто уложит тебя в свою кроватку первой.

— Первой? То есть вопрос, уложит ли в принципе, не стоит? — А что, становится всё интереснее и интереснее! Хороший вечер. Знал бы такие интимные подробности заранее…

— Не стоЯЛ, — жизнеутверждающе улыбнулась Марго. — А ещё на тебя Пилар глаз положила. Хотя тут её будущий жених. — Еле уловимый взгляд в другую сторону. Где я увидел стоящую и разговаривающую с каким-то парнем, видимо просто знакомым, памятную девушку. Памятную ещё по школе генерала Хуареса — это она была в компании друзей Адриано, единственная сеньорита из его тамошнего круга общения. Кстати, я очень мало внимания уделил ей в описании тех событий, она достойна большего. Белая латинос, с максимально европейскими чертами лица, тёмно-серыми, почти чёрными волосами и привлекательным носиком, и с до ужаса серьёзной мордахой, своей серьёзностью лично меня только забавляющей. Тело не фотомодельное, но и попа, и талия, и даже небольшая грудка — всё в отличном состоянии. Она, пожалуй, стоит десятка упомянутых фиф, уступая каждой поодиночке. Сеньорита эта бросила очередной взгляд на меня, как бы невзначай… Но в отличие от предыдущих, этот взгляд я поймал в жёсткую хватку, давая понять, что раскусил интерес. Лёгкий испуг на лице… И девушка скрылась за корпусом собеседника, сделав быстрый шажок в сторону. Да тут не тусовка аристократии, а какой-то охотничий заказник!

— Ей-то что надо? — вырвалось у меня.

Марго пожала плечами.

— Не знаю. Но она — бывшая подруга Адриано. И сейчас с ним дружит, хоть и не спит. Это может быть всё, что угодно, и не смотри на меня так, откуда я знаю, что у этой суки в башке?!

Я усмехнулся — одна фраза, а все раскладки и подоплёки их взаимоотношений налицо!

— Ну, так, а насчёт тебя что? — напомнил я первоначальную тему. Ибо почувствовал, что указанные сеньориты не единственные, есть ещё заинтересованные во мне юные создания. Правда, у всех был чисто спортивный интерес — добавить меня в коллекцию самцов, побывавших в их заповеднике. Которые, заповедники, скорее проходные дворы, но тут уж природа, помноженная на устои аристократического общества. И только у Марго и Пилар интерес был неспортивный. Марго — потому, что так, как она смотрела на меня, на потенциальных любовников, даже по расчёту, не смотрят. А у Пилар в глазах я увидел… Ненависть. Которая, подозреваю, тянется с самой школы, с самого избиения моими друзьями её друзей и пытки лично мной болевыми приёмами её бывшего… Кем он там ей сейчас приходится?

Марго прикрыла глаза, улыбнулась и картинно вздохнула.

— Хуан, есть такое слово, «бизнес». Знаешь?

— Краем уха слышал, — нахмурился я.

— Вот я и собираюсь провернуть сделку. Причём это должна быть моя собственная сделка. Я уже большая девочка.

— Угу. А секс — так, бесплатно прилагается.

Пожатие плеч.

— Не хочешь — не надо. Вон, Пилар иди трахни, я не ревнивая. Отсюда вижу, прямо течёт, сука. Не думаю, что у неё к тебе есть хоть сколько-нибудь осмысленное предложение, скорее на будущее пытается связь установить. Дура потому что. А потом давай поговорим. Серьёзно, без всяческих грязных намёков, если они тебе не интересны, и ты такой дурак, что на самом деле блюдёшь верность своей принцессульке.

Я потянул остатки коктейля — не спешил его пить, смаковал. Усмехнулся.

— Кто тебе сказал, что блюду? Но только не пойманный вор преступником не считается. А вдруг ты меня сдашь?

— А зачем? — развела она руками. — Что мне это даст?

Помолчали.

— Куда? Когда? — в лоб спросил я, чтоб закончить этот надоевший уже разговор. — Туда же? Пароль тот же?

— Угу. — Кивок. Пошли?

— Не сейчас. Мы должны исчезнуть поодиночке и с лагом по времени. У Изабеллы тут полно подруг, а разговаривал я за весь вечер только с тобой.

— Точно, только со мной! — озарило её. — Я же говорю, глупый мальчик. Непредусмотрительный.

— Так идёт или нет? — Я начал терять терпение.

— Идёт, — озорно кивнула паршивка, старательно пряча улыбку. — Жду через полчаса. Там же.

— Сорок минут, — поправил я. — За полчаса могу не управиться. — Бросил взгляд в сторону бывшей подруги Адриано. Та снова сместилась, разговаривала с другими собеседниками, компанией девчонок и мальчишек, но всё также искоса поглядывала в мою сторону. Держала в поле зрения. Хреновый из неё шпион.

— Всё-таки Пилар. — констатировала моя собеседница и разочаровано вздохнула. — Нет, я понимаю, трахнуть бывшую моего братика, с которой у него до сих пор прекрасные отношения… Но ставить месть в ущерб бизнесу?..

— Чика, я тренированный, — усмехнулся я. — Знаешь, через что мне в корпусе пришлось пройти? Тебе хватит, не бойся

— Надеюсь на твой профессионализм, — осуждающе, но смиряясь с неизбежным, покачала она головой. — Сорок пять минут. И не опаздывай — а то я почувствую себя обманутой дурой и уйду.

Она встала, поправила недоразумение, именуемое юбкой. Поправлять там было нечего — слишком хорошо та её попку облегала и была… Недлинной. Скорее погладила оную попку, привлекая к ней моё внимание. Для верности ею тут же как бы невзначай повертела и пошла куда-то в ночь (освещение во дворе держали на минимуме). Я усмехнулся и нашёл глазами Пилар. Та вновь сместилась, вновь с кем-то общалась, всё так же держа меня под прицелом. Но на этот раз под моим взглядом глаза не отвела, зрительный контакт выдержала. Поиграв с ней в гляделки секунд десять — этого должно хватить для передачи намёка, тоже встал и пошёл искать место контакта незрительного. Я говорил, что не люблю действовать на территории противника?

Она догнала меня минут через десять. Я через боковой вход для прислуги проник в дом, стараясь делать всё так, чтобы шествовавшая следом и делающая вид, что ходит по своим делам сеньорита, видела, в какую дверь вошел. Слуги были сконцентрированы в другой части дома, но я всё равно встретился с одним из них. Плечистый, в униформе. И, видимо местный, работающий у сеньора Умберто — чем-то от большинства, обслуживающих мероприятие, отличался. При виде меня нахмурился, порвался что-то сказать, типа выгнать, но я приложил палец к губам и кивнул через плечо, в сторону входа.

— Скажите сеньорите Пилар, жду её на втором этаже.

Сеньориту Пилар слуга знал, поскольку расслабленно выдохнул и кивнул. И отвернулся — у него есть свои дела, зачем ему напрягаться моими? Я же, зная примерный план дома (не могли меня сеньорины отпустить в тыл врага неподготовленным) нашёл лестницу и действительно поднялся на второй этаж.

Девица вышла в коридор с лестничной площадки минуты через три. Огляделась (в коридоре царила полутьма, специально ради этого вечера, или всегда так — не знаю), но разобрать мою кривящуюся физиономию было можно. Нахмурилась. Кивнула — иди за мной — и пошла в другую сторону коридора, вглубь дома.

Последнее помещение, последняя дверь слева. Окон во двор тут не может быть в принципе, а значит, помещение, как и всё крыло вокруг, имеет либо техническое назначение, либо для прислуги. Но сеньорита знала дом гораздо лучше меня, как свои пальцы, и более того, подойдя, пикнула на запоре СОБСТВЕННЫМ электронным ключом.

Створка двери отъехала в сторону. Заскочила, показав знак и мне — заходи.

Я вошёл. Это оказался… Санузел. Ну, а как охарактеризовать комнату, в которой одновременно две кабинки с унитазами, душевая и небольшая плоская ванная два на два метра. Неглубокая, всего-то метр в самой нижней точке. Для господ ванная маловата, но учитывая, что это дом четвёртого по влиятельности человека на планете, у слуг тут только такие и должны быть. Ещё было несколько раковин и устройство для залива воды в робота-уборщика на уровне полуметра от пола, что окончательно расставляло точки, что это за помещение.

Сеньорита, впустив меня, рукой заперла электронный замок изнутри — загорелась красная лампочка запрета открытия. Я попытался было что-то спросить, но она молча отпихнула меня спиной к стенке, благо я стоял почти рядом с оной, и, невзирая на то, что стукнулся затылком, подскочила и… Решительно плюхнулась на колени.

— Пилар, тебя ведь так зовут? — усмехнулся я, глядя, как она неуклюжими движениями расстегивает мой «рокерский» милитари-ремешок. Там бляха большая, нестандартная, вряд ли ей, аристократке приходилось расстёгивать такие. Мальчики, которым она отсасывала, все из высшего сословия, среди них подобные считаются слишком «колхозными» для ношения.

Сеньорита зло зарычала. Застёжка поддалась, и она в гневе откинула в стороны лямки ремня. Принялась за молнию.

— Пилар, детка, может, сначала познакомимся? Меня зовут Хуан. А ещё я люблю поцелуи. Может, сначала поцелуешь меня, а уже потом перейдём к экстремальным удовольствиям?

— Перебьёшься. — Фырчание. — И на этом скажи спасибо.

Я не стал спорить и доводить её до кипения, хотя мог. Она же совладала-таки с остатками моей одежды… И дальше говорить не могла технически.

Я откинул голову назад и закрыл глаза. Нет, я помнил про Бэль и обещание, и не мог его нарушить. Но так же я недавно усвоил, что есть такое слово, РАБОТА, и на ней не действительны никакие «гражданские» обещания. А сейчас я именно работал. Мне надо было понять, что за хрень творится в этой семейке. Почему Марго сделала своё предложение, почему готова отдаться прямо сейчас, на своей территории. Почему лучшая подруга Адриано, единственная женского пола из его компашки, набросилась на мой половой орган, невероятным усилием давя в себе злость и отвращение… Не к процессу, а к обладателю этого органа. Сосала наоборот, вполне профессионально. Что должно быть нормой для аристократии — если у них в цене девственницы, девочки просто обязаны уметь это делать с ранних лет, и делать хорошо. Ну, во избежание срыва избранника.

— Ай, осторожнее! — дёрнулся я, когда она нехорошо так дрыгнула рукой. С намёком на силу провёл ей по волосам, взяв их в итоге в хвост. — Нежнее, девочка! Раз уж взялась.

— Потерпишь! — прорычала эта ляля, но дёргать стала потише, хотя и на грани фола.

..Я не стал выпендриваться и сдерживаться, растягивать удовольствие. Время поджимало, ещё разговор с Марго предстоял. И при первых же симптомах наступления пика, разразился ей фонтаном, прямо в рот. Ну, маленьким таким фонтанчиком. Бэль меня утром старательно осушила, и вообще продыху на сексуальном фронте не даёт (теперь я понимаю истинное значение слова «мод»). Но этой фифе хватит. Работала девочка профессионально, так что всё было в рамках закономерности — вряд ли меня заподозрят в халтуре.

Старательно всё сглотнув, Пилар встала, и, плевав на меня, что я тут стою, подошла к раковине. Включила воду, ополоснула лицо, словно смывая с себя некую невидимую грязь. После чего принялась старательно полоскать рот.

Поскольку она мне… Скажем так, агрегат не вылизала и тот блестел от… Ладно, опустим интимные подробности, я подошёл к соседней раковине и деловито принялся его мыть. Не люблю ходить грязным, особенно после секса. Девочки в корпусе и безлимит по воде меня к этому приучили. Пилар покосилась, всё так же кривясь от ненависти, но ничего не сказала и продолжила свои дела.

Когда она закончила, я как раз тоже закончил, заправился, застегнул ремень. Сделал шаг к ней и схватил за бока.

— А-а-а-ай! — взвизгнула она и дёрнулась — А ну пу-усти-и! А-а-а…

Мне пришлось перехватить её тело одной рукой и заткнуть рот ладонью другой.

— Тихо, девочка! Тихо!

Молчание. Пауза. Хлопание ресницами.

— Успокоилась?

Она кивнула — да. Я тихонько отпустил рот, но продолжал фиксировать тело. Не сильно, но она не дёргалась.

— Чё орёшь, дура?

— Не трогай меня! Не хочу, чтоб ты меня лапал.

— После минета?

— С тебя хватит.

Я деловито зацокал.

— Нет, девочка. Так дела не делаются. Я хочу продолжения.

Снова закрыл ей рот ладонью и крепко сдавил. Она попробовала вырываться, замычала, и даже стукнула меня локтем в солнечное сплетение, но я был крепок.

— Ты что, совсем дура? — нашёл я другой аргумент. — Ну, допустим, ты заорёшь. Сюда прилетят слуги и другие местные обитатели, кто будет рядом — а их внизу много. Включая твоего жениха. Позор тебе будет на всю Альфу! Тебе оно надо?

Отпустил её. В смысле рот. Да и хватку ослабил. Подействовало, Пилар задумалась.

— Ты ж не хочешь поставить себя в неприятное положение? — продолжал стращать я. — А значит, должна доделать то, что начала и ради чего позвала.

— С чего это ради? — Её слова так и сочились ядом.

— С того, что я ведь тоже могу заорать. И вызвать слуг. Что они подумают?

Пауза на осмысление.

— А что подумает твой мальчик, с которым ты собралась целоваться? Ради которого так усердно полоскала свой прекрасный ротик последние пять минут? Кстати, правильный поступок, за это уважаю. Правда, только за это. Мальчики не прощают такого предательства по отношению к себе от девочек. Это не просто разрыв, а месть, а оно тебе, действительно, не надо.

— Что ты хочешь? — засопела она. — Я тебе отсосала, но трахаться не буду.

— А зачем сосала? Звала вообще зачем?

Она картинно пожала плечами, раскрыла сумочку и принялась подводить макияж. Нет, так точно не пойдёт. Я снова сгробастал её — губнушка девочки отлетела в соседнюю раковину. Снова писк, который я подавил.

— Знаешь моя милая, есть такое слово, самоуважение. — Я картинно задумался, глядя на неё через зеркало, навешенное над раковинами. — Я нетребователен, в этой жизни мало к чему отношусь принципиально, но тут предельно серьёзен. Так вот, я хочу уважения к себе. Не хочу считать, что меня развели и «кинули». И если одна вертихвостка заманила меня и соблазнила, то хотя бы хочу соблазниться по полной, как оно должно быть. Если женщина заманила мужчину на интим… А это интим, ты не сможешь доказать обратного… То если она его резко отшивает — это «развод» и «кидалово». А за такое принято отвечать.

Снова пауза.

— Чтоб тебе было легче выбирать, предлагаю сделку. Ты сейчас становишься в позу пьющего оленя и раздвигаешь ноги, и в прямом и в переносном смысле слова, и я получаю своё. Либо расходимся, и, так как ты — подруга Адриано и это его дом, я предъявляю претензию ему. Он отвечает за друзей на своей территории — вот пусть ответ и держит. И только попробуй сказать, что не шла следом и не отсасывала! Тем более, нас слуги видели.

Девушка покраснела, как двести тридцать восьмой плутоний, её затрусило… Я же продолжал издеваться:

— Если не будешь ломаться, я не почувствую себя обманутым, наша сделка будет считаться закрытой, и… Нам обоим ведь не выгодно сдавать друг друга, дурёха! К тому же у меня хороший опыт, тебе понравится — обещаю!. Идёт?

— Пошёл ты!

— Тогда, компромиссный вариант, давай выкладывай, нахрена тебе весь этот цирк. Не поверю, что ты, такая разумница, сотворила такое потому, что захотела твоя правая нога. Да ещё в присутствии жениха, Адриано и своих друзей. Что в этом грёбанном доме вообще происходит и почему все посходили с ума?

Пилар пыхтела, но молчала. Я же посчитал, что после озвучивания «предъявы» мои действия получили статус легитимных и перешёл к активному наступлению. Скинул лямки её платья вниз, оголил грудку. В отражении зеркала смотрелась та просто великолепно. Девушка пыталась схватить мои руки, но это то же, что тыкать палочкой в гидроцилиндры. Я выбил почву у неё из под ног; действительно, она сама хотела со мной уединиться — не ей брыкаться.

— Так, а теперь нагнись.

Она снова заломалась, но я всё же наклонил её за талию, уперев руки в стойку раковин. Пилар ещё больше запыхтела. Я не выдержал:

— Солнышко, ты ради этого меня и позвала, чего сопишь? Нет, я решительно не понимаю вас женщин! Особенно не понимаю ввиду устроенности твоей личной жизни. И эта твоя личная жизнь здесь, на вечере! Зачем?

— Мой парень… Он поймёт, — произнесла она. — Я это делаю для всех нас. И него тоже.

— И для Адриано?

— И для Адриано.

— Значит, всё-таки Адриано хотел, чтобы ты потрахалась со мной, его врагом? — презрительно скривился я. — Ай да сукин сын! Зачем только ему это?

— Нет. Просто…

Замолчала. Ну и ладно, я не спешу — время есть. Я сильно задрал ей платье, оголив зад. Присел. И принялся спокойно и деловито стягивать ей трусики.

— Хуан, давай договоримся? — чуть не плакала она. — Я не хочу с тобой трахаться. Давай ещё раз отсосу.

— Ни один минет не заменит полноценного секса! — со знанием дела произнёс я.

— Давай договоримся о чём-нибудь другом! — настаивала она.

— О чём? Что у тебя есть для обмена? — Мою иронию можно было черпать ложкой.

Тишина в ответ. Только беззвучно наворачивающиеся слёзы на её личике.

— Я уже объяснил, детка, на языке криминала это называется «кидалово», — решил повториться я. — Ты можешь уйти, я не держу. Вот прямо сейчас. Но я подойду к Адриано и сделаю ему за тебя «предъяву» — что это такое было, чё за фигня и чего он хотел этим унижением меня добиться. Пойдём на суд к твоим друзьям, расскажем, что у нас было? Или по-тихому отдашься, и забудем? Тем более, смотрю, у тебя уже всё давно готово… — Провёл пальцем по её заповеднику. Тут всё было красиво и гладко выбрито, и, действительно, девушка сочилась, только не текла.

— А-а-ай! Не трогай! — дёрнулась она. Я продолжал сидеть и изучать её как ни в чём не бывало.

— Ты… Очень интересная сеньорита! Может бросишь его и давай вместе свалим с этой вечеринки?

— Пошёл ты!

Хорошая сеньорита, люблю таких. А психотип какой — вредина из вредин! Самый мой любимый! Не будь у меня Бэль, неотодранной Пилар бы в этот день не ушла. А после я бы её ещё и у жениха забрал — ресурсы для этого в наличии имелись. Но… Я дал слово.

Поднялся. Наклонился, обняв её одной рукой, нежно и ласково насколько возможно. А потом, сжав кулак, с силой вошёл в заповедник большим пальцем другой.

— А-а-а-а-ай! — дёрнулась она, но я держал крепко.

— Стоять! Стоять, я сказал! Молчи!

По её мордашке ручьём потекли слёзы, смывая косметику. Мой палец заработал всё быстрее, уверенными поступательными движениями; слёзы потекли сильнее. Вторая моя рука принялась ощупывать её богатство на груди. Так продолжалось минуты две, и мои движения становились… Не быстрее, но увереннее. А это в процессе тонко чувствуется.

Наконец мне стало её жалко. Нежно поцеловав сеньориту в ушко, прошептал:

— Пилар, девочка, просто скажи, что в этом грёбанном доме происходит? Зачем ты заманила меня? Сейчас вылетят твои дружки с гориллами-слугами и обвинят меня во всех грехах? Заставят жениться? Бред! Или они должны были явиться, пока ты стояла на коленках, но не явились? Но это же смешно! Я решительно ничего не понимаю!

Всё, дожал. Всхлипнув, глотая слёзы, Пилар раскололась:

— Эта паршивка… Ты идёшь с нею трахаться! Она умная, очень умная, Хуан! Она умнее Адриано — мне иногда так кажется, хоть он этого никогда не признает! Она окрутит тебя и получит желаемое!

Мой палец остановился.

— Продолжай.

— Адриано рассказал о твоём предложении. О нас, бастардах, что мы должны друг друга поддерживать. Но она предложит больше, Хуан! А я не хочу, чтоб ты потерял голову из-за её… Отверстия, — нашла она литературную аналогию более крепкого просившегося на язык словца. — Не хочу, чтобы передумал из-за какой-то малолетней дряни, умело манипулирующей людьми, в том числе раздвинутыми ногами.

— То есть спасла меня от удара спермы в голову, когда буду разговаривать с нею, — срезюмировал я и поправил её платье. Поднял сеньориту в вертикальное положение, обнял, рассматривая в зеркало мимику девушки. Пока было ощущение, что не врёт. — Тогда почему бы не дать? Чего ломаешься? Раз уж взялась — заканчивай!

— Не знаю. Ты… Противен мне! Убери руки! — прошипела она и попыталась вырваться, но я держал крепко. Расхохотался:

— Что, дела сеньора Умберто совсем плохи, что крысы побежали с корабля и ищут союзников в борьбе друг с другом?

— Пока нет. — Мотание головой. — Но он назначил Адриано своим первым помощником. Повысил в компании сразу на несколько позиций. Видимо хочет, чтобы у него был шанс себя защитить, если что-то пойдёт не так и его… Прикроют. Он очень любит его мать, Хуан, и до сих пор к ней заглядывает. И для матери Марго это как красная тряпка. Она хочет заполучить компанию из принципа, даже если не будет сама управлять ею.

— Не сама? Хм, а кто?

— Она из очень знатного рода, хоть и небогатого. Найдёт управляющего. Да и её братья, дядья Марго…

— Ясно. — Я натянул сеньорите лямки на плечи, пряча грудку. Заслужила… — Ты дилетантка, Пилар. Не быть тебе в разведке.

— Я не хочу в разведку!.. — По её лицу вновь потекли слёзы.

— Но в шпионские игры играешь.

— Я хочу защитить их! Всех их! Они ведь без Адриано… Мы ведь тоже, все мы!..

— Бастарды, — констатировал я. — Пилар, я вас не брошу. Даже без Адриано. Мы стратегические союзники, как бы ни ненавидели друг друга. Мир так устроен, это не от нас зависит.

— Ага. Как же. — Она презрительно скривилась.

— Школа — то школа, — попытался вразумить я. — Оставь произошедшее там прошлому. Вы мне всё равно будете нужны. Все вы. Так остальным и передай.

— Ты сейчас пойдёшь к ней! — как змея зашипела эта паршивка. — И я точно знаю, что будет дальше! — Прямо в моих объятиях она повернулась и ткнула мне в грудь. — Она тебя купит! Купит, Хуан! А потом трахнет, для закрепления успеха! И…

Что «и» она сформулировать не смогла.

— Это называется челночная дипломатия, — улыбался я. — Но ты права, я понятия не имею, чем завершатся наш переговоры.

Пауза. Я глубоко и облегчённо вздохнул. Всё не так страшно, как себе навоображал. — Ладно, убедила. Не буду тебя насиловать, а секс, когда одна из сторон не хочет его, называется насилием, да? Но! Мне нужен твой поцелуй. Добровольный, но один единственный. И мы в расчёте. Ты согласна, мне тебя отпускать? Добровольный, Пилар!

Девушка снова запыхтела… Но кивнула.

— Отпускай.

Я убрал руки и отошёл на шаг. Развёл ладони в стороны.

— Ну?

— Хочешь целовать меня после минета? — вдруг презрительно скривилась она. — Я знаю, некоторые мальчики на это спокойно смотрят, а кому-то даже нравится… Не думала, что ты из любителей вкуса морской волны!

— Кому-то нравится делать такое с другими мальчиками, — парировал я. — Мне что, под всех подстраиваться? Нет, просто я видел, как тщательно ты вымыла свой прелестный ротик. Не получится, милая, я не куплюсь. Вперёд!

Она глубоко-преглубоко вздохнула, сделала шаг вперёд, зажмурилась… И подалась ко мне.

Я не стал теребить, чтоб открыла глаза. Ибо кроме этой детали в остальном поцелуй получился на высшем уровне. Никакой халтуры.

Целовались мы минут пять. Наконец, почувствовав, что достаточно, оторвал её от себя, пробуя языком послевкусие от её язычка на губах. Хотел что-то сказать, сильное, эмоциональное, но передумал. Вместо этого скупо улыбнулся, и, бросив:

— В расчёте! — Чмокнул её в носик. Развернулся, деблокировал электронный замок и вышел наружу. Впереди было второе «собеседование». И если в общем я теперь имел представление о характере предложения юной Манзони (а скорее всего её матери и её родни), то как далеко они готовы пойти, не знал. РАБОТА продолжается.

— Ты долго, — огорошил меня с порога недовольный девичий голос. Недовольство было наигранное. Но вот то, что девочке надоело сидеть в одиночестве — факт.

Я закрыл за собой створки (пароль подошёл, слуг в коридоре до самой двери не было, как и оговаривалось, эта часть организационной подготовки указывала на серьёзный подход оппонента к переговорам). Прошёл внутрь, осмотрелся. Комната. Огромная. И не спальня. Стол посередине, кресла, пара диванов вдали вдоль стен. На обитых бархатом (или чем там — не разбираюсь) стенах — картины. В полутьме трудно разобрать, что на них, но не портреты — какие-то эпические сцены, включая библейские и античные. Потолок с лепниной, и тоже с огромной картиной в огромном подсвечиваемым резервным освещением овале. Там света поболее, можно рассмотреть древних пастухов с посохами в шерстяных халатах, несущих кое-кому дары. Неоренессанс.

— Ты где? — Акустика у комнаты была хорошая, а освещённость плохой — я не понял, откуда звук.

Сзади раздался шорох.

Обернулся. Марго сидела в кресле с ногами и улыбалась. Увидев моё растерянное лицо, засмеялась.

— Говорю, ты долго! Надеюсь, не зря ходил, и эта милая сеньорита осталась довольна?

— Угу. — Я медленным шагом направился к паршивке. — Особенно когда пригрозил, что если кое-что не сделает, чего мне хочется, её жених узнает обо всех наших приключениях с самой неприглядной стороны.

Весёлая кривая гримасса. Паршивку своим докладом я полностью удовлетворил.

— Слушай, присоветуй, — продолжил развивать я успех, — может мне её себе забрать? В качестве отдыха от её высочества? Она ничего девочка, колоритная. Ну, не зачётные сиськи — да. Но ведь не только в них дело. А в остальном она — супер!

Марго покачала головой.

— Рисковый ты парень, Хуан. Я бы рядом с принцессой правящего дома была осмотрительней.

— Ну, рациональность и разумность — хорошие качества не для мачо и рубахи-парня, а для потенциального лидера крупнейшей мировой корпорации. — Я сгробастал сеньориту и поднял на руки. Одета она была в лёгкий невесомый полупрозрачный тёмный пеньюар из под которого проступал силуэт тонких чёрных трусиков. Сама сеньорита тоже была невесомой, в прямом смысле слова — ерунда для моих прокаченных мускулов. Учитывая отсутствие кровати, отнёс и посадил её на стол. Нет, ну а чего, не самое плохое место для любовных утех. Аккуратно снял с неё туфли (те же, в чём была внизу, переобуться во что-то другое не приготовила, только переодеться), зашвырнув в угол через плечо, принялся активно изучать выпуклые и впуклые части тела сеньориты. Марго нравилось — она прикрыла глаза, дыхание её участилось. Мою интуицию трудно обмануть, а той показалось, что вот так, с мужчиной в плотном контакте, девочка общается в первый раз. Очень не хотелось её разочаровывать, первый опыт, всё такое… Но жизнь есть жизнь, а работа есть работа. Что получится — то получится, её желания тут вторичны.

Когда сеньорита задышала, как паровоз, я снял и отшвырнул в сторону последний рубеж — её эротичные трусики от дизайнера, и принялся открыто возбуждать её там, где КПД прилагаемых усилий максимален. Она поначалу пыталась инстинктивно сдвигать колени, тело её взбрыкивало, опять же на уровне интуиции, то есть на долю секунды… Но я пресекал малейшие попытки сопротивления. В итоге развернул Марго спиной к себе, и, прислонив затылок к своей командирской груди, принялся остервенело доводить её до оргазма.

В женских романах бы, наверное, очень красиво расписали этот эпизод, на много-много страниц. Написали бы и про рекой текущие соки, и про переплетение языков, и про дрожь по коже от прикосновений губ к мочке уха… Женщины умеют писать про любовь и секс. К счастью, к сожалению — не знаю, но я не женщина, и не могу как они. Для меня в этой ситуации главным (то есть запомнившимся на всю жизнь) было то, что Марго — субъект воздействия, её тело — объект воздействия; мои же руки, пальцы, губы и язык, которыми попутно ласкал её шею, за ухом, само ушко, изредка переходя к глазкам и губкам, когда она поворачивала голову — инструменты оного воздействия. Меня этому учили больше года, включая как теорию, так и полевую практику. Я умел это делать, и главное, умел отрешиться от всех слезливо-сопельных оценок ситуации, вычленив главное. А главное — это информация, которую мне нужно из сеньориты выудить. Абсолютно всё остальное вторично. И сегодня, с этой мелкой дрянью, у меня был ПЕРВЫЙ опыт такого рода работы, ибо до этого были либо полигонные испытания, либо… Принцессы, с которыми отношения я строил с совершенно иных позиций и на основе другого принципа. Впрочем, о принцессах я писал — куда ж подробнее.

Когда тело… Субъекта воздействия сладостно задёргалось, я убрал руки, взял её в захват и долго держал, не давая вырваться — сеньорита пыталась встать и куда-то убежать. Это был… высший пилотаж, настоящий оргазм! От которого Марго отошла лишь через несколько долгих минут.

— Ху-уа-ан! — Приникла к моей груди. Из глаз её потекли слёзы.

Я снова взял её на руки, отошел к креслу, сел в него, водрузив сеньориту себе на колени. Начал неспешно гладить ей волосы, лаская и убаюкивая.

— Ну, что ты! Что плачешь! Всё же хорошо!

— Я…Я… Я не плачу! — Марго вытерла слёзы, смазывая косметику, и попыталась успокоиться. — Сама не знаю, что это.

— Первый раз, да?

Робкий кивок.

— А мне казалось, у тебя что-то подобное было.

— Нет, такого не было. — Покачивание головы. — Кузену как-то проспорила, пришлось… Отсосать. Один раз. И то… — Противно скривилась. — Я его ненавижу! Просто долг есть долг.

Да, долг есть долг. Не поспоришь.

— Почему ты… Не закончил? — Её ручонки обвили мою шею, а губы остановились в миллиметрах от моих. — Я же ждала большего, Хуан! Я настроилась!

— Мы ещё не обговорили размеры твоего приданного, а ты уже хочешь брачной ночи? — иронично воскликнул я, но иронии в словах было немного.

— Приданного? — Её мозги начали переключаться на деловой лад. Но к моему счастью, ввиду отсутствия опыта, ближайшие полчаса они так и будут частично затуманены.

— Ну конечно. Я правильно понимаю, что ты выходишь за меня в случае, если с твоим отцом на венерианском Олимпе что-то случится. А следствием этого брака будет то, что Веласкесы поддержат твою кандидатуру в качестве главы «Объёдинённой атомной корпорации» перед нападками других кланов, имеющих по этому поводу собственное мнение. Веласкесы не самые могущественные на этой планете, но пока ещё они королевский клан, власть, и пока ещё ответственны за решение конфликтов между клановыми группами. Чтоб гражданской войны не было. Где я не прав?

— Ты везде прав, мой рыцарь! — Она меня чмокнула в губы. — И что ты хочешь… В качестве приданного?

— А что ты можешь предложить? — улыбнулся в ответ я.

Пауза, Марго «зависла». Наверное, они с мамой и её родственниками не ожидали такой скорой и быстрой победы. А я взял, и не стал ломаться.

— Как насчёт десяти миллионов? — робко попробовала выстрелить она.

Я сделал вид, что нахмурился. После чего провел языком по её мочке уха, слегка зажевал её. Эротично прошептал:

— Смешно, моя прелесть! Я люблю юмор! А серьёзно?

Марго нахмурилась.

— Двадцать миллионов.

Пришлось картинно очень-очень глубоко вздохнуть и ссадить её с колен, поставив на пол. И даже придать небольшое ускорение под пятую точку.

— Марго, иди, одевайся. Я не шутки шутить пришёл, а серьёзные вопросы решать.

— Но… — Девочка снова «зависла».

— Тебе что, не дали ЦУ, от какой суммы начать торговаться? — деловито выпучил я глаза. Чтоб проняло.

— Нет, я должна была только расположить тебя к торгу, — «спалилась» она. — А что такое ЦУ?

— Ценные указания. От мамы и дядьёв, которые реально возглавят компанию, пока ты будешь учиться в университетах, и поимеют с этого кучу плюшек, — добил я. — Впрочем, вы — семья, клан, не вижу в этом ничего предосудительного.

— А-а-а-а-а-а… — Она тоже ничего предосудительного не видела. Но общаться привыкла намёками, завуалировано. Кстати, пока шёл сюда от Пилар, я позволил себе ещё немного задержаться и затребовал отчёт о родственничках Марго по материнской линии. Подробный. Оперативная (сегодня как раз Капитошка) «слила» всё, что нашла в базе корпуса (не путать с личной базой Мишель, но Мишель дома, десятые сны видит), и, судя по полученным данным, там те ещё фрукты. — Ладно, сколько ты хочешь? — созрела Марго.

— Миллиард. — Я улыбнулся во все тридцать два зуба. — Лично мне. Сколько возьмёт тётушка Лея за «покровительство» — не знаю, не мой уровень. Да собственно и не твой.

— А-а-а-а-а!.. — Девочка снова «зависла». Но через секунду её глазки вдруг сверкнули злым огнём.

— Хорошо, я согласна.

Она развернула соседнее кресло лицом ко мне, села, подобрав коленки. Если б не её уж очень сильно детское тельце, я б проникся. Но — не моё. Красивые коленки, и то, что выше — тоже ничего, просто у меня вкусы другие. Мирифе со своими фингалами на пол-рожи подтвердит.

— Я согласна, чико. Но это ведь не все условия, да?

Мне понравилось это «я» и решимость в голосе. Я понял, девочка почувствовала в этот момент в себе ХОЗЯЙКУ. Дочь своего отца. Это ОНА будет конечным выгодополучателем. Не мама, не дядья (их у неё двое), а лично она. И это ОНА даст мне миллиард, а не родственнички, пускай тем и придётся раскошелится, проинвестировав в меня прямо сейчас. Ибо в итоге ЕЁ компания им всё компенсирует обратно, и с прибылью.

— Конечно. — Я кивнул и закинул ногу за ногу. — Я хочу сто миллионов золотом прямо сейчас. В смысле, ближайшие день-два, как соберёте. Четыреста — перед официальной помолвкой. Пятьсот — перед бракосочетанием. Всё — в золоте, никаких чеков, векселей и полумер. У вас будет достаточно времени, чтобы собрать нужное количество, Венера неспроста зовётся золотой планетой.

— Да, неспроста, — согласилась она. Задумалась. — Хуан, мне нужно позвонить. — Подобралась, чтоб встать и куда-то идти, но я жестом остановил:

— Звони сейчас, какие проблемы? — улыбнулся во всю ширь. — Тебе есть что скрывать от меня в разговоре с потенциальной тёщей?

— Да, ты прав. — Она вздохнула, снова залезла в кресло с ногами и активировала перед лицом козырёк. Где у неё на голове прятался виртуальный навигатор — ума не приложу. — Мам, он хочет миллиард, — сразу и без предисловий выпалила девчонка, когда на том конце ответили. Она точно дочь Умберто Манзони, одного из богатейших людей человечества. Чувствуется хватка.

Пауза, теперь «зависла» мама. Ну, она тоже женщина, и не настолько деловая, как муж и дочь — надо давать таким людям время на осознание аргументов. Наконец, видимо, очнулась, стала у дочки что-то спрашивать.

— Нет, миллиард это всего, — уверенно покачала головой Марго. — Но сто миллионов он хочет завтра. В золоте. Остальное в два этапа перед помолвкой и свадьбой. Нет, ПЕРЕД, мама! И никакого «кидалова», всё через договоры!

Пауза.

— Нет, не торгуется.

Снова пауза.

— Нет, не получится. И я не думаю, что это такая уж неподъёмная сумма.

Напряжённое молчание со стиснутыми губками. После чего рявк, как у хорошей львицы:

— Нет, я не буду ему это говорить!

Ну вот, мамзель заартачилась, и уже дочура проявила характер, показав ей мать Кузьмы. И сыграла этим на моей стороне, пусть и решая собственные статусные проблемы. Неохота мне торговаться, пусть она за меня это сделает.

— Хорошо, — снова произнесла девчонка и вновь превратилась в слух, но с более расслабленным выражением лица. На том конце что-то усиленно решали, но дело сдвинулось. Наконец, закончила диалог:

— Вот и отлично! Тогда до связи.

Рассоединилась. Смахнула козырёк. Подняла глаза на меня.

— Хуан, я согласна. Сто миллионов получишь через три дня в виде ключа от банковского сейфа. Раньше нельзя — раньше его просто не соберут, это немаленькие деньги. Там вместе и пересчитаем, если не доверяешь… Хотя я и сама не доверяю. — Нахмурилась. Угу, она — гарант, спрос с неё, а девочка ОЧЕНЬ хочет себе компанию. А дядья, напомню, согласно досье корпуса, те ещё жулики. — Что дальше?

— Дальше — брачный договор, — удовлетворённо кивнул я. — В котором прописываем остальное «приданное». Я тебе доверяю, малышка, но и меня пойми. Надо мной «крыша». — Палец в потолок. — Тётушка, несмотря на слабости, довольно крутая женщина.

— Допустим. — Марго нахмурилась. — Но у меня есть особое условие. Если мой отец… Скажем так… Удержится… Если он…

— Если уцелеет в войне, что готовят ему остальные кланы, и останется у руля, — предложил я формулировку за неё. Слово «выживет» произносить не хотелось. Кто бы передо мной ни сидел, это маленькая ранимая девочка. Не надо с ней так. — Если его ухода со сцены не случится, наши сегодняшние договорённости, включая помолвку, брачный контракт и сам брак, теряют смысл и признаются недействительными.

— …И у тебя остаются сто миллионов в качестве аванса-задатка-компенсации, — кивнула она… И по лицу её поползла улыбка. — В качестве морального ущерба, что потревожила.

А что, хорошие условия! Были б в жизни на каждом шагу такие!..

— Давай тогда сразу обсудим и второй вопрос? Развод? — улыбаясь, продолжила она, входя в раж, прочитав согласие на моём лице. — На мой взгляд, для тебя он должен быть не менее важным, чем факт женитьбы.

— Ты собираешься со мной, эдаким мачо, разводиться? — насквозь фальшиво улыбнулся я. — А как же счастливая семейная жизнь с поддержкой мощных союзников?

— Думаю, брачные ночи мне будут нравиться, — кивнула она и… Покраснела. Картинно. И бесстыдно развела ноги, видимо, начитавшись дешёвых женских книжек. И знаете, несмотря на непрофессиональность движений, что-то в этом было. — Но только не говори, что не понимаешь, что к чему. Это МОЯ компания, и никакие стратегические союзники, указывающие, как быть и что делать, в долгосрочной перспективе меня не устраивают.

Помолчала, задумавшись. Я улыбался, не перебивал, давая ей выговориться, выложить козыри. Она же всё более и более входила в раж, осознавая себя всё более и более крутой и всемогущей.

— Миллиард — хорошие деньги, Хуан, чтоб не выходить замуж за принцессу и компенсировать поднятие вверх по ТОЙ лестнице. Он откроет перед тобой другие двери, на мой взгляд более безопасные, чем политически ангажированный брак, в котором тебя сделают вторым Серхио Козловым. И даже до Серхио тебе далеко — Презрительная усмешка. — Тот хотя бы был мужем правящей королевы. А это так, принцессулька, которая будет второй только пока у Фрейи не родятся дети. Так что не артачься, я не просто тебя облагодетельствую, но и спасаю от политической смерти. А может не только политической.

Я молчал. Она почувствовала подвох, не выдержала и фыркнула:

— Только не говори, что хотел стать главой корпорации Манзони! Не поверю! Всё ты просчитал, сукин сын! Пока шёл сюда от Пилар! И когда трахал её саму!

Всё, козыри выложены. Теперь можно и вступить в игру. Я демонстративно фыркнул:

— За кого ты меня принимаешь, милая? И в мыслях не держал!

Интересная девочка. Политик? Авантюристка, ищущая впечатлений? Прирождённая барыга? Она заинтересовала меня, и будь чуток постарше… В полку МОИХ девочек бы прибыло. И мне стало даже немножечко жаль, что Марго опоздала с рождением на тройку лет. Но имеем то, что имеем. К сожалению.

— Меня, если честно, больше волнует сама процедура развода, — начал я партию. — Мавр сделал дело, мавр может уйти, это понятно. Но хотелось бы именно уйти, а не оказаться раздавленным на магнитной трассе. Или чуть-чуть убитым в случайной перестрелке двух банд, делящих территорию за десять километров от места текущего на тот момент моего нахождения. Как считаешь, у меня есть основания для опасений?

В ответ покровительственная улыбка и довольный блеск девичьих глаз.

— Ну да, такой способ развода существует. — Марго кивнула, подтверждая, что эта мысль как минимум ими обсуждалась. — Вот только ни я, ни моя родня — НИКТО не захочет попасть после него под каток вендетты Веласкесов. Особенно после твоей вендетты из-за той девочки — ангелов реально начали бояться, раньше такого не было. Проще заплатить тебе и отпустить с миром, так будет ДЕШЕВЛЕ. Понимаешь?

— Вполне. — Я довольно кивнул.

— Так что говори сумму, и… Оформим сделку? — Она облизала палец и картинно провела им себе по промежности. После чего снова облизала. И снова, несмотря на то, что хотелось рассмеяться этим её «изысканиям» из «розовотечных» книжек, что-то в душе отдало ей должное. У девочки большое будущее. Особенно учитывая её острый ум, оставивший позади неглупого в общем, но тюфяка Адриано. А тельце… Сформируется ещё тельце, наберёт соки. Вот тогда держись сильная половина планеты! Может оно и к лучшему, что сеньорита опоздала на тройку лет?

— Сто миллионов в месяц, — назвал я свою цену. — Именно в месяц, и это тоже не обсуждается. Ты ещё юна, Марго, но твоя маман должна понимать, что заполучить компанию мало, надо её ещё и удержать. И тут без помощи Веласкесов вновь не обойтись. Так что я рассчитываю ещё минимум на полгода щедрого с вашей стороны финансирования, скрашенных долгими ночами твоим милым обществом в нашей общей постели. Заодно и вам стимул — побыстрее встать на ноги и избавиться от зависимости. Или, как вариант, создание новой, более крепкой зависимости от покровительствующего клана, но на более дешёвых и долговечных условиях, чем такой дорогой и ненадёжный я.

— Хтирюга! — Марго задумчиво покачала головой. — И в итоге нам или действительно придётся кому-то продаться, или ты станешь настолько богат, что после развода я первая побегу к тебе замуж! — она заливисто засмеялась. — Уже бесплатно. Вот будет ирония, да?!

— Не отрицаю такую возможность, — закачал я головой, тоже слегка улыбнувшись. — Почему нет? Сделка по вашей компании будет закрыта, с принцессами Веласкес я к тому моменту рассорюсь… По крайней мере с одной из них… Ты станешь взрослее, превратишься в прекрасную бабочку!.. — Окинул её раздевающим взглядом, хотя там и раздевать было нечего. — Нет, я не против. Но — только когда стану богатым. В чём будет в первую очередь твоя заслуга.

— Идёт, замётано, — махнула она рукой. — Тогда предлагаю встретиться завтра-послезавтра, чтоб обсудить детали договоров. О помолвке и брачного. — Она с облегчением выдохнула, вскочила с кресла и отправилась в угол в поисках трусиков. — Первая партия золота в силе, передаётся без всяких договоров, в знак уважения к партнёру.

— Угу, а заодно чтоб как можно раньше убрать с доски Изабеллу Веласкес, — продолжал сидеть и махать ногой я. — А то она девочка взрывная — мало ли.

— И это тоже. — Марго нашла свою вещь и быстро одела. — Но это твоя и только твоя проблема, Хуан. Меня она интересует мало. — Повернулась ко мне. — Хуан, если честно, она тебе не пара. — А вот сейчас сеньорита говорила от себя и только от себя. Как парню… Ну, может не сильно близкому, но с которым что-то может быть. Нечужому. — Ты для неё — игрушка. У вас не может быть будущего.

— А у нас?

Она развела руками.

— Я честная. Я заключила сделку, и буду платить тебе, согласно договорённости. Никаких недомолвок и попыток унижений. Более того, я достанусь тебе девственницей, и не буду изменять. Ты на все сто уверен, что Изабелла так сможет?

— Быть девственницей? — фыркнул я. Партнёрство партнёрством, но подобные разговоры, когда тыкают в реальное дерьмо, не люблю.

— Не смотреть на других мальчиков! — зло парировала Марго.

Я пожал плечами — не хотелось это обсуждать. Не сейчас и тем более не с ней.

— Чика, ПОКА это тебя не касается, — отрезал я.

Она сложила руки на груди, прислонилась к столу пятой точкой.

— Ой, какие мы ранимые! И это говорит человек, продавшийся за полтора миллиарда! Сто миллионов в месяц — самая дорогая проститутка на свете! И какая ирония, проститутка мужского пола! Впрочем, ирония ли?

Вот оно! Вот её слабость, не дававшая мне покоя. Она НЕ СТАНЕТ «моей» девочкой никогда! И совсем не в силу возраста. Подсознательно я это чувствовал, и, наконец, понял причину, почему. Марго — классическая аристократка. И я для неё — пустое место. Не быдло, нет — быдло это скот, исполняющий волю. Я именно пустое место, с которым необходимо вести переговоры в силу обстоятельств, но так и остающееся при всём пустым местом. Всегда.

Каюсь, первые несколько секунд взяло зло. Захотелось сказать или сделать что-то эдакое, поставить паршивку на место. Но до боли сжав подлокотники, почувствовал, что отпустило. Господи, С КЕМ я связываюсь? Кому и что докажу?

Никому и ничего. А значит, надо просто быть собой. Профессионалом на службе королевы, выполняющим РАБОТУ. Которая, работа, закончена, сведения получены. А значит, и субъект воздействия больше не нужен, можно делать с ним что хочешь, включая спуск в утиль. И ТЕПЕРЬ, после выпада о проститутке, совесть простит мне любую подлянку в адрес девочки. Но действовать надо холодно. Расчётливо и холодно, только так надо с аристократкой.

— Знаешь, что мне в тебе нравится, Марго? — усмехнулся я, медленно вставая, повисев пару секунд для разминки на подлокотниках. — Твоя хватка. Достойная дочь достойного отца. А знаешь, что НЕ нравится? — Медленно направился в её сторону. — Что ты — тупая пробка, несмотря на хватку и ум. — Остановился в полутора метрах от неё, парируя взгляд, которым она сверлила меня. — Ведь из нас двоих на самом деле проститутка — ты. — Улыбка из меня так и пёрла, искренняя и незамутнённая, улыбка тотального превосходства и покровительства — такая ОЧЕНЬ бесит оппонентов. — Самая дорогая проститутка в истории, по крайней мере из известных мне. Ты продала своё тело за компанию, чика. За бизнес. И пусть у этой компании капитализация в сотни миллиардов золотых империалов, ты ПРОСТИТУТКА, Марго!

Говоря, я подошёл вплотную, готовясь перехватить её ручонки. Мои слова дошли не сразу. Но когда дошли, глазки девочки увлажнились, скривились от приступа злобы, после чего она, действительно, попыталась наброситься и стукнуть, что-то мне эдакое высказав…

…Но я привлёк е к себе, блокировал руки и впился в губы.

Теперь она сопротивлялась. О, как она сопротивлялась! Брыкалась, пыталась лягаться! Но я держал крепко, и опыт в этом деле тоже имел достойный. Ну, и весовые категории у нас были несоизмеримы. Наконец, отстранил, развернул и уткнул лицом на памятный стол, слегка вывернув руки — проблем с сопротивлением и царапинами на видном месте мне ещё не хватало!

— Знаешь, как я обожаю шлюх, mia cara! Ах ты ж моя милая маленькая шлюшка!.. — Одной рукой блокируя её руку, второй быстро, профессионально выверенными движениями, стянул с неё только что надетые трусики и сунул в карман. Шлёпнул по попке. Марго прорычала сквозь зубы что-то нецензурное. — Моя ты сладенькая!

— Хуан, что ты делаешь! Не надо! — попробовала воззвать она.

— Делаю? Ничего не делаю. — Я демонстративно ощупал её ягодицы. Попка задёргалась, но куда там что-то делать с вывернутыми руками!

— Я буду кричать! — пригрозила Марго.

— Ну-ну, прибегут слуги, а тут ты, такая, в пеньюаре для разврата, зажимаешься со мной. Когда переодеться-то успела? И для кого? Как ты им это объяснишь?

Теперь запыхтела Марго, закусив губу. Дежа вю.

— Хуан!.. Не надо!.. — в голосе прорезались нотки мольбы.

— Что, не хочешь веселья? Ты ж так хотела именно сегодня стать женщиной! Так я готов!

— Я замуж хотела! Чтоб… Красиво! Правильно!.. — сбиваясь, прошептала она. — И ты… Я хотела… Взаправду! И думала ты…

— Думала, что мне взаправду приготовят СТО МИЛЛИОНОВ?

— Ну… Да…

Даже не знаю, что больше её убило — перемены во мне, или осознание, что никаких миллионов в золоте не будет. Что это «кидок» от любимых родственничков.

Я приподнял её и чмокнул в макушку.

— Я очень уважаю тебя, Марго. За характер. И твёрдость в намерениях. Что именно замуж хотела, а не развлечься — в наше время таких девушек днём с огнём не найдёшь. Вот только рано тебе ещё лезть в политику. Дурочка ты пока малолетняя, и любой этим воспользуется.

Из её глаз потекли слёзы.

— Хуан, это взаправду! Все эти миллионы! Ты не понимаешь, никто не хочет тебя «прокатить»!

— Что, с твоим отцом всё так плохо?

Момент истины. Я замер. Она — тоже.

Наконец, из её груди вырвался тяжёлый вздох:

— Это её решение. Мамино. Я не знаю, я бы никогда так не сделала! Но она заставила. Сказала, надо. И раз она сказала… Хуан, я ещё маленькая, ты сто раз прав! И она знает гораздо больше меня.

Пауза.

— Я люблю отца! Мне страшно! Но тут я ничего не могу поделать! А вот не отдать никому компанию…

Малышка закусила губу.

— А Адриано? Как к нему относится отец?

— Любит его. И сильно после той истории в школе приблизил. У него есть шансы. Она боится.

— Мать?

— Да.

— А ты?

Марго пожала плечами.

— Хуан, ты мне нравишься! Симпатичный! И всё взаправду! Во всяком случае, с моей стороны. Я не врала и не вру!

Я вздохнул, с тоской выпуская из себя воздух. Знаете, как трудно осознавать, что ты в обозримой перспективе не станешь миллиардером? Взаправду не станешь?

«Минус полтора миллиарда золотых империалов!» — пролетела мысль в мозгу.

— Прости, Чика. У тебя не получилось. — Потрепал её по холке. — Попробуй что-нибудь другое, время у тебя ПОКА есть.

Развернул её, выпуская из захвата. Чмокнул в носик. Да, и её тоже. Развернулся и пошёл к выходу. Она хотела что-то крикнуть вслед, но я лишь чувствовал бессильно стекающие по и без того размазанному косметикой лицу слёзы.

Вечер ещё не закончен. Надо срочно предупредить одного местного штруделя об ОПАСНОСТИ Очень большой и серьёзной. Ибо что-то подсказывает, это того стоит.

Глава 9. Самая Аристократическая Сказка или окончание вечеринки в тылу врага

Зачем мне это делать? Ведь от моей помощи здесь никому ни тепло, ни холодно не будет!

Я не знал.

А помогать ненавидящему мою персону Адриано, которого я пытал перед камерами болевыми приёмами? После которой (пытки) его батя очень круто встрял? То бишь, я — виновник того, что он покатился под откос сейчас, а не гораздо позже (если вообще мог покатиться, тот ещё вопрос). Зачем мне напрашиваться и навязываться, предлагая помощь тому, кто моих потуг даже не оценит?

Я не знал.

Но точно знал — надо. Чувствовал. И это говорила не сотню раз спасавшая меня интуиция, нет. Это… Мораль, понимание, что так правильно. А ещё расчёт, осознание, что этот союз может принести мне неплохие дивиденды — куда ж без него. Христианское человеколюбие, наконец — ведь загнётся пацан, съедят! И что, что враг, всё равно жалко. Наверное всё перечисленное торкало меня вместе.

Итак я спускался из комнаты паршивки Марго. Настроение плавно перевалило положительную отметку. В этом доме играют поистине королевские страсти, но мне от них ни тепло, ни холодно. Впервые я не участник главного действа, а сторонний наблюдатель. Почти сторонний, но это проблема Марго, что она решила вмешать в свои семейные дрязги постороннего камрада. И, конечно, её мамы. Я привык быть главным, быть в эпицентре; всегда всё вокруг вертелось вокруг бедного парня по имени Хуан Шимановский. И осознание, что могу просто уйти, а тут и сами разберутся… Это просто фантастика!

В общем, во двор я вышел сияя. Еле отцепился от сходу подлетевших каких-то девочек, попытавшихся завязать контакт под надуманными предлогами. Одна из них была только в трусах, другая — в трусах и блузке, обе — с мокрыми волосами, обе — невероятно сексуальные… Но после милований с сеньоритами наверху я на это священство женской красоты смотрел с равнодушием. Слинял от них вдоль дома, хотел двинуться в местный сад — реально сад с разнообразными тропическими деревьями и зарослями, и схорониться в стоящей неподалёку беседке… Но не дающие фантазии много места раздающиеся оттуда охи и ахи вновь изменили мои планы. Охали и ахали две девушки, развлекались там сразу две парочки одновременно. М-да.

Взяв курс перпендикулярно прежде выбранному направлению, случайно (освещение тут так себе, типа ночь) зарылся в заросли одомашенных, но распушенных, словно дикие, лиан. И наткнулся на ещё одну сеньориту. Эта меня не то, чтобы проигнорировала, но отнеслась к моему появлению равнодушно. Ах да, сеньорита курила нечто, аромат чего забивал ноздри, порождая в голове красный сигнал «тревога».

— Привет! — махнул я ей, присаживаясь рядом на лавочку, заделанную под поваленное дерево (но насквозь пластиковую).

— О, здорово! Музыкант, да? — улыбнулась она. — Прикольно играете, мне понравилось.

— Типа того. Спасибо. — Я расплылся в улыбке. Он протянула косяк мне.

— Ты какой-то замороченный, на.

— Это ведь не конопля, — осторожно покачал я головой, беря бумажный пованивающий аксессуар с тлеющим кончиком. Она покачала в ответ.

— С марихуаной тебе дальше. — Неопределённый кивок в сторону. — Я больше по экзи прикалываюсь.

— Какие слова знаешь! — Затянулся. Не, а чего, от одной затяжки плохо не будет, что бы там ни было намешано. А расслабиться было бы неплохо. «Замороченный» — гудело слово в голове. — Я думал, вы, аристократы, все такие вычурные, правильные… А ты на босяцком сленге!

— Жизнь сложная штука… — Девушка снова затянулась — я передал косяк ей. Так и передавали друг другу, пока весь не вышел.

— Ну как? — улыбнулась сеньорита, давя кончик каблуком туфли. — Полегчало?

— Уже лучше, — улыбнулся я. Действительно, в голове зашумело, отгоняя тоску.

— То-то! Будешь меня? — Расставила руки в стороны, чтобы я уж наверняка понял правильно.

Я картинно оглядел её тело. Красивое. Но тощая какая-то. Не то, что не моё (я ж избалован сеньоритами помассивнее и помясистее), просто не хочется. Уж если наверху сдержался…

— Прямо здесь? — показал глазами вокруг.

Она нахмурилась.

— А что такого?

Задумалась, покачала головой.

— Знаешь, ты прав. Быстро как-то. Давай вначале потанцуем? Пошли? — поднялась, схватила меня за руку, но я остался на месте.

— Не-а. — Покачал головой. — Извини, но у меня девушка. — Тоже неопределённо кивнул вперёд, как будто девушка у меня прямо здесь, на вечеринке.

— И что? Давай и её пригласим? Вместе веселее.

— Давай в другой раз?

— Как знаешь. — Сеньорита безразлично хмыкнула, развернулась и ушла пошатывающейся походкой.

Пора было и мне — а чего сидеть одному бобылём? Я тоже поднялся и двинулся, в немного другую сторону, где по моим субъективным ощущениям находился бар. Текилу с табаско для поднятия настроения ещё никто не отменял, на вечеринке я в конце концов или нет? И лучше уж алкоголь, чем эта дурацкая химия — в голове шумит, но не поймешь, то ли приятно, то ли наоборот. Хрень какая эта экзи!

Возле бара, за стойкой, скукожившись в защитной позе, сидел Хан.

— Чё случилось, бро? — хлопнул я ему по спине, переходя на русский.

Он поднял на меня испуганный взгляд. Не то, что испуганный, знаете какой бывает у человека, который встречает в жизни неприятные обстоятельства, с которыми ну совершенно ничего не может поделать? Злость и бессилие одновременно? Вот такие были в тот момент у Хана.

— Брат, тут это… Хорошо, что ты пришёл. — Гитарист сбился. И облегчённо выдохнул. Не нравится мне его облегчение, не на вечеринке аристократии.

— Я почему-то считал, местные сеньориты на молекулы тебя разобрали. — Подошёл бармен, я отвлекся, делая заказ. — А ты здесь сидишь.

— Ты же вроде больше по коктейлям? — усмехнулся Амирхан моему выбору.

— Не люблю полумеры! — хвастливо воскликнул я. — Пить — так пить. — Спать — так королеву.

— Погоди ещё, вот станет она королевой — тогда и хвались. Пока тебе и принцессы предостаточно.

Я закашлялся. Хорошо что бармен только отошел за заказом, если б хлебнул в этот момент — подавился бы.

— Дружище, вот ты сейчас о ком? — Непроизвольно нахмурился. Не люблю такие разговоры. Но я ладно, а как их не любит пятое управление!..

— Как это о ком? А кто у нас в репетиционной часами сидит, следит за неким штрулём в футболке с Фиделем Кастро? Или скажешь ей наша музыка так нравится, балдеет, нафиг? — возмущённо воскликнул Амирхан.

— Я думал, ты про Бэль, — расслабился я, облегчённо выдыхая.

— Да и эта тоже. И Сильвия. Понабирал, блин, себе самых классных тёлок на планете! — Он грязно выругался, но мне не было обидно. — Гаремщик хренов! А остальным… Эти! — презрительно скривился, окидывая ладонью пространство вокруг. — Мало того, я тут это… В соцсетях короче… Через аккаунт той девочки сестру её рассматривал. Которая твоя официальная. Знаешь, Ванюша, и эта тоже высший класс! Из простолюдинок ты тоже лучше бы найти не смог — нету лучше!

— Точно! Нету! — согласился я и снова похлопал его по плечу. — Хан, зависть — плохое чувство. Давай, брат, колись, что у тебя тут произошло, а то набью морду за зависть и грязные намёки в адрес моих девчонок. Ты меня знаешь.

Да, естественно, Хан был слегка… Подшофе. «Слегка» применительно к своей собственной категории, как русскому, музыканту и русскому музыканту ему надо оч-чень много, чтоб свалиться. Нетренированные аристократики-латинос столько не осилят. Но я знал его достаточно давно, чтоб сказать, что повело парня не на шутку, и алкоголь тут вторичен.

Как раз принесли текилу с табаско. Щедро хапнув и запив соком, попросив повторить, я снова перевёл взгляд на Хана.

— Ну?

— Знаешь, Ванюш, я привык, что нравлюсь девочкам, как… Я. Как Амирхан Мирзоев. Или как музыкант Хан, лабающий обалденные соляки. Ну, для них обалденные, не буду себя перехваливать, — для галочки покраснел он. — Или просто как хороший парень, с кем можно познакомиться и пообщаться.

Задумчивая пауза. И с эмоциями в голосе:

— На худой конец как классный самец — люблю я это дело, и мне нравится доставлять удовольствие сеньорите!

Пауза.

— Вот сколько я назвал причин — и все работают, бро! Люблю я женщин! И они меня любят!

— Эт я в курсе, — противненько захихикал я. В отличие от Карена, игравшегося периодически с кем-нибудь в любовь, Хан себя постоянными связями не ограничивал. Его судьба, его сеньорита — все юбки Венеры с поправкой на возраст и сословную принадлежность. Хотя, вечер показывает, что последняя не так уж важна.

Хан выдохнул, одним махом допил содержимое своего бокала (и там точно не лёгкий коктейль), скривился, занюхал рукавом. Продолжил увереннее, злее и громче:

— Но никогда, никогда-никогда, Хуан, я не трахался с бабами, как дичь! Как тушканчик! Как прикольное пустое место и галочка в отчёте «потрахаться с вон тем смазливым музыкантиком»! Понимаешь?

Снова уткнулся в стойку. Меня распирало на улыбку, еле сдерживался, чтобы не засмеяться. Друг же продолжал изливать душу:

— Они ведь не скрывают даже! Я ж как, думал, понравился. Что сыграл сегодня хорошо — такие ведь соляки гнул… Или просто видный парень на фоне этих сусликов выблядных, — махнул рукой в сторону ближайшей группы парней. Парни были… Не то, что женственны, но уступали брутальным мне и Хану по всем параметрам. — Неженок. А они… Просто… — Скривился. — Я пустое место для них, а я не могу так!

— Ну, зато аристократки, — поддел я. — Детям будешь рассказывать, сколько аристократок и каких фамилий поимел за вечер. Они к тому времени станут важными сеньорами с именами, будет круто.

— Да манал я такие рассказы! — вспылил он, стукнув обоими кулаками по стойке. Огляделся, как бы извиняясь скривился проходящей мимо парочке, испугавшейся его выпада. Продолжил гораздо тише:

— Если я — пустое место, манал я таких сеньор с будущим! Я человек, Ванюша! И если не интересен, как человек… Нахрен! — Снова стук, но одним кулаком, и тихо, лишь обозначив.

Я снова похлопал его по плечу. Поддел, вкладывая в голос иронию:

— Пятачок! Кажется, эти пчёлы начали что-то подозревать!

— Чего? — не понял он. — Какой пятачок? Какие пчёлы?

— Ничего. Русский фольклор. А Карен? Фудзи? Эти где и как?

— Фудзи с пацанами накуривается. — Новый взмах в неопределённую сторону, думаю, Хан и сам не знал, в какую махать надо. — Байки какие-то восточные травит. Под философа типо косит. Он эрудированный, для него это как пять центаво об асфальт. А Карену пофиг — ему жениться скоро, как робот-удовлетворитель тут вкалывает. Понятия не имею где он, но если увидишь идущие колонной из одного места охрененно довольные женские мордашки — то он стопудово там.

— Таки решил жениться… — нахмурился я. Я нашего басиста из политкорректности последнее время этой темой не донимаю.

Хан противно скривился.

— Сам пусть думает. Башка есть, не маленький. И не для того ему башка, чтоб в неё водку пить. Я ему не нянька.

— Я тоже, — согласился я и незло выдохнул.

Махом допил текилу и встал, собираясь идти дальше. Казалось бы, куда, но настроение хотело улучшаться ещё и ещё. Видно экзи с текилой совместными усилиями сподвигли.

Следующий вопрос — куда идти? Тут ведь везде весело. О, вон девчонок в бассейн скидывают. Те визжат, как… Девчонки, которых скидывают в бассейн! А не скинуться ли и мне?

Действительно, расселся тут, расфилософствовался. Наверное потому, что как Фудзи, тоже накурился, да ещё трансформером травы и химии, а это жёсткая штука.

— Иэ-э-э-э-эх! — пошёл я на разгон по направлению к бассейну, с намерением захватить в падении стоящую в метре от него сеньориту с открытой грудью и в зелёной юбчонке чуток ниже «ватерлинии», и будь что будет…

…Но был схвачен сильной рукой человека, не настроенного веселиться и шутить в принципе. Узнаю такую хватку. У, сволочь! Знает, когда отдых портить! Профи прям!

— Шимановский, отойдём! — прозвенел его голос в ночи, выбиваясь тональностью из развесёлого общего шумового фона.

Я подумал и кивнул — был ещё слишком трезвый и адекватный, чтоб сопротивляться и выпендриваться.

Мы отошли где потише. В смысле, и музыку тут было слышно хуже, и народу поменьше. За спиной Адриано прохлаждались двое его дружков из «ближнего окружения», старательно смотря в любые стороны, кроме нашей. Этих хорошо по школе помню, весело им в столовой наваляли. Чуть дальше стояла Пилар и на повышенных тонах что-то выясняла с ещё одним парнем, мне не знакомым. Тона повышенные, но вели себя ребятишки тихо, не кричали, особого внимания не привлекали. Впрочем, эмоциональный накал это не снизило.

— О, Пилар! Привет, детка! — помахал я рукой, закашивая под дурачка.

— Стоять! — Адриано встряхнул меня, схватив за грудки. Глаза его пылали злобой. — Стоять! Не трогать Пилар!

Мальчик дома, хочется перед дружками показать власть и командный голос. Вот только не на того нарвался. Я расслабился, скривил недоумённую физиономию и старательно произнёс фразу из выштудированного разговорника (напарница отвергла ультиматум с требованием обучать меня итальянскому, только матерные выражения и только когда она сама ругается):

— Сеньорэ, димми, дове л’отель пуи вичино? (z)

— Не смешно, Шимановский! — позеленел Адриано. — Быстро рассказывай, что ты делал наверху! И что ты сделал с Пилар! Ты, сучий выродок, я — это я! Зачем лезешь к моим друзьям?! А главное, подругам?! Это… Низко!

Хумц. Без замаха. Без разгона. Резко, с места, и незаметно для окружающих. В солнечное сплетение.

Адриано повело. Выкатив глаза, он начал хапать ртом воздух. А теперь быстро обнять «друга», похлопать по плечу и встряхнуть:

— Ну что же ты, итальянская твоя морда, так обо мне думаешь!

И на ухо, шёпотом:

— Сукин ты сын, тихо и без палева отходим в сторону! Ты и я, и никаких твоих горилл! Мне они на один зуб, вырублю — не заметишь, но разговора не получится! Идёт? Не слышу твоего положительного ответа!

— Пшшшш… Пшшш… Пшшшшшёл ты… — почти одними губами выдохнул он. Друзья всполошились… Но мой заклятый друг вовремя сообразил, что пахнет жареным, и махнул им за спину рукой — «стойте, всё в порядке». Наконец, продышался, отстранился и сам развернулся к ним:

— Я с-ссчас!.. Стойте тут.

Сразу бы так. Отошли. Метров на двадцать — больше тут пустого пространства ввиду столпотворения не найти. Не то, что народу так уж много, но траектории движения настолько хаотичны…

— Ну? — взял быка за рога он и грозно сощурился, сыпля из глаз искрами. На меня такие вещи уж девятнадцать лет как не действуют.

— Подковы гну! — полушепотом фыркнул я в ответ. — Слушай сюда идиот и молчи. Заткнись я сказал, и слушай! — пришлось рыкнуть для острастки.

Подействовало, тон и напор Адриано поутихли.

— Пилар я не трогал — даром она мне не нужна. Не мой вкус, хоть и мой типаж. Но если ты или твой друг её обидите — заберу девочку себе в гарем. В качестве любовницы, отдушки от принцесс. Устал я от всяческих высочеств, чего-то попроще хочется. Сейчас поленюсь — мне оно не надо — но если устроите ей взбучку…

Грозно покачал головой.

— Она просто дура, всё, точка. И отнеситесь к ней, как к дуре, не требуйте большего. Так своему другу и передай — она мне не нужна, но она под моей защитой.

— Зачем тебе её выгораживать? Зачем трахал тогда, раз не нужна? — трусило сдерживающего ярость Адриано.

— Я её не трахал. — Медленно покачал головой. Мне не верили, но это не мои проблемы. — Но уже жалею, надо было. Чтоб не зря винили. Потому и говорю, что заберу — не люблю несправедливость. А она хоть и дура, но прикольная. Наверное, и в постели ничего.

— … Все бабы дуры, Адриано! — надавил я, сделав шаг на него, от которого мой заклятый друг отступил. — Это от природы так! Они даже умные, и те дуры! А чего ты от своей подружки хочешь? Она умным и в подмётки не годится!

Адриано пыхтел, но злость в его глазах медленно пошла на убыль. Поверил. Наконец, поставив для самого себя мысленно точку, кивнул и сменил тему.

— Но это не всё, да? Пилар — это не всё?

— Естественно. — Я покровительственно ему усмехнулся. — Пилар, уже сказал, мне даром не нужна. Я был не с нею, а с Марго, твоей сестрицей.

А вот тут мой заклятый друг напрягся. Знаете, на сленге есть такое слово «очканул» — оно гораздо больше характеризует степень его в тот момент напряжения.

— При чём здесь Маргарита? — сквозь зубы процедил он, — и бледнея, и краснея от прилившей крови одновременно.

— Сама по себе — не при чём. — Я пожал плечами. — Но её мамаша плетёт интриги.

— Её мамаша всегда плетёт интриги! — зло воскликнул он.

— В этот раз она готова пойти ОЧЕНЬ далеко! — сделал я выразительные глаза. — Не строй из себя рыцаря, и когда придёт время, проси о «крыше». Сам ты с ней борьбу не потянешь. Поверь, я видел, какие в её распоряжения ресурсы.

— И какие? — скептическая ухмылка.

— Большие. У тебя нет таких. И нет связей, чтоб подобные найти на стороне.

— Уж не тебя ли просить о защите и «крыше»? — вновь ухмыльнулся он, но раззадорить пытался лишь себя.

— Меня. — Я спокойно и важно кивнул. Был ещё трезв, и смотрелось это внушительно. — Я сам — так себе фигура. Но имею выход «наверх». А там тебя защитить смогут. У тебя свой интерес — выжить и получить компанию. У меня свой — поддержка в будущем, когда придёт время. У королевы свой — ей нужна лояльная «Объединённая атомная», не доставляющая проблем. Все в профите, и плевать, как лично ты ко мне относишься, и как относится к тебе королева. Это называется «политика».

— Это неприемлемо. — Адриано покачал головой, но голос его просто кричал о неуверенности.

— Ты убеждаешь в этом меня или себя? — Я усмехнулся…

…И развернулся — идти дальше. Точка, слова сказаны, дальнейшее обмусоливание бессмысленно. Теперь мне хотелось не в бассейн к девочкам, а вернуться к бару — что-то, действительно, я неприлично трезвый.

Мне помешали. Стайка девочек перекрыла на моём пути дорогу. Тех самых, что глупо и наивно пытались на меня охотиться какой-то час назад. Растянулись цепочкой — мимо не пройду, разве только специально обходить, что будет выглядеть как будто я их боюсь.

— Я вас слушаю, прекрасные сеньориты? — улыбнулся я во всю ширь лица. Не можешь бороться — возглавь.

Все четверо были мокрыми, одна — тоже без юбки. Впрочем, тут это вроде как норма — купается народ, трахается, всё такое. Блузки и платья у всех эротично прилегали к телу, не оставляя места фантазии. Да и вообще… Люблю я мокрых девушек. Отсутствие необходимости экономить воду творит чудеса со вкусами людей, запертых в монашеском ордене с немонашескими моральными устоями.

— Сеньор Шимановский, — начала одна, то ли самая смелая, то ли заводила, — про вас в высшем обществе ходят слухи — один увлекательнее другого. Это не очень вежливо, но мы так заинтригованы, что решились подойти и прямо спросить, правда ли это. — И эротичненькая улыбка профессиональной обольстительницы.

Сзади, словно отрезая путь к отступлению, подтянулись Адриано и его компашка. Чувствуя очередное веселье с моим участием, и, видно, лелея надежду поиздеваться надо мной в оном веселье, или хотя бы поприкалываться, застыли с предвкушающими улыбочками. Девочки бросили на них косой взгляд, но остались их присутствием равнодушными.

— И какие же про меня слухи ходят? Что уж там, давайте, поспешу их развеять! — пригласил я их к диалогу.

— Правда, что вы проходили обучение в корпусе королевских телохранителей? — начала одна, прозванная мной за цвет мокрого, но всё ещё переливающегося блёстками платья, «зелёная». Я кивнул.

— Совершенно верно. Так и было.

— А это произошло до вашей первой встречи с её младшим высочеством или после? — Вторая, «белая», под цвет прозрачной от того, что промокла, блузки. Под которой ничего не было, лишь призывно торчали наружу сосочки — голая грудь смотрелась бы на ней не так аппетитно. Дуры-то они дуры, но когда надо — очень умные дуры.

— После. — Улыбка. — И эти слухи верны, одно являлось следствием другого.

— А сказал, развеять… — засмеялась четвёртая.

— А как же Фрейя. — Третья, «голая». Потому, что без юбки. Правда блузка хорошо закрывала мокрые и потому насквозь прозрачные трусики, но сама была менее просвечиваемой, да ещё, кажется, под ней был лиф. — В смысле, её старшее высочество? Когда вы познакомились с нею?

— Со старшим высочеством мы познакомились уже в стенах этого милого добродушного заведения, — продолжал улыбаться я, нагло рассматривая прелести девочек.

— А кто из них лучше? — А это главная, «синяя», тоже под цвет платья.

— Провокационный вопрос. — Я демонстративно сложил руки на груди, задумался. — Вас интересует вертикальный или горизонтальный аспект проблемы?

— Оба! — выпалила «зелёная».

— И кого вы в итоге выберете! — «слила» всех «голая».

— Кто-то здесь, на этом мероприятии, — «синяя» кивнула в сторону Адриано, как хозяина, — ставит на её старшее высочество. Кто-то на младшее. Сеньор Шимановский, откройте секрет из первых рук! Зачем заставлять общество столько ждать?

— И те и те неправы, — покачал я головой. — Я выберу ОБЕИХ. Можно сказать уже выбрал, только они обе ещё об этом не догадываются. — Приложил палец к губам. — Т-с-с-с-с! Только между нами! — Подмигнул. — У вас всё?

Информация вброшена. Причём источник сам помогал, сам напрашивался. Настроение снова сменило направление на положительное.

— А ещё, сеньор Шимановский, говорят, что вас называют сказочником, — раздалось сзади. Я обернулся и зыркнул на улыбающуюся Пилар… Ну да ладно, проехали. Дурочка думает, что мною играют, как волейбольным мячом, и решила углубить игру, став площадкой по другую сторону сетки. Поиграем, зачем людей разочаровывать? Лишних точек вброса информации не бывает.

— Да-да, мы тоже слышали! — запрыгала «белая». — Почему вас так называют? Вы планируете для корпуса какие-то неестественные непривычные боевые операции?

Угу, народная молва во всей неприглядной красе. Всё в кучу. Я покровительственно улыбнулся и развёл руками, убеждая их в озвученном выше мнении:

— Ну что вы, сеньорита! Кто я, и кто — офицеры корпуса! Для них боевые операции даже не работа, жизнь! Что я, неопытный юнец, могу им посоветовать, и тем более спланировать самостоятельно?

Всё, теперь я — ужасный интеллектуал, разработчик самых коварных акций ангелов последнего времени. Хотя ведь действительно ко многому руку прикладывал в том или ином качестве? Но для толпы теперь буду не «руку прикладывал», а «вдохновитель и проработчик», а это не одно и то же.

— Я просто рассказываю девочкам сказки, — продолжил я, сбавляя тональность до загадочной. — Они все — приютские сироты. Им родители не рассказывали сказок в детстве. Вот мои незамысловатые истории и пришлись ко двору. Даже старшим, хотя начинал я рассказывать одним младшим. Сказки ведь такое дело… Это наша жизнь, просто описанная иносказательно.

— Точно, иносказательно, — согласилась «чёрная».

— А нам, сеньор, можете что-нибудь рассказать? Мастер-класс показать? — А это снова Пилар. И снова с ехидной улыбочкой.

— Сказку? — Я картинно задумался.

— Просим, просим! — запрыгали мокрые девочки.

— Куда ж я от вас денусь? — улыбнулся я и картинно огляделся. — Адриано, тут есть место потише и поспокойнее?

Пока мы шли через сад в беседку (не ту, другую, большую и просторную, да и в другую часть сада), к нам присоединилось ещё человек двадцать. Такое ощущение, что все только и ждали, что со мной может что-то случиться, и узрев в окружении большого количества людей, ломанулись ближе, чтоб ничего не пропустить. Я недооцениваю трезвость собравшихся или переоцениваю пьяность, накуренность и нанюханность? Тут ведь политика из под каждого куста, несмотря на то, что из под каждого же куста или ахи-вздохи, или звуки, когда ноздрёй органический кокс вдыхают. Или валит дым конопляный. Как так можно всё совмещать?

Наконец расселись. В огромной садовой беседке со столом в центре. Я воссел в дальнем конце на парапет, остальные — кто за стол на лавочки, кто также на парапеты, кто встал рядом, а кое-кто не поместился и встал снаружи, облокотившись о перила парапета. В дальнем конце от себя, прислонившуюся к стойке у выхода, вдруг узрел Маргариту — переодевшуюся в новое платье, метающую глазами огонь и молнии, но внешне спокойную. Как бы нетрезвую, но нетрезвость её была наигранной.

— Итак, сказка, — начал я, и все, сидящие и стоящие вокруг дружно замолчали. — Расскажу-ка я вам детки… — Картинно нахмурился. — О старой доброй Англии. Знаете такую страну?

Некоторые согласно кивнули. Остальные заулыбались одними кончиками губ, оценивая мою подачу. Естественно, про Англию здесь знали все, и про её историю, хотя этот грёбанный остров, тоже в прошлом наша метрополия (в смысле латиноамериканского континента) уж сколько столетий как в тени. Да в общем как и вся старушка Европа.

— Вы люди образованные, наверное, слышали, что жил в тех краях некогда, давным-давно, примерно через пару столетий после падения Рима, один мудрый король по имени Артур.

— Угу, у него ещё круглый стол был, — ляпнул кто-то из девчонок. Образованная фифа, что есть то есть, но с мозгами как у… Пилар.

— И свой рыцарский орден, — поддержал её спитч севший напротив сеньориты парень с признаками интеллекта на лице.

— Точно! Он так и назывался, Орден Рыцарей Круглого Стола! Они там то Грааль искали, то с кельтскими колдунами боролись, то вообще всякой фигнёй страдали, вместо чтоб нормальное государство строить, которое переживёт их и останется в веках. За что и поплатились.

Пауза — внимательно оглядеть лица. Пока заход нормальный, народу интересно. Я ж нестандартную сказку рассказываю, и терминологию не сказочную использую — аудиторию увлёк. Продолжаем:

— Но сказка не об этом ордене, к сожалению. И не о мудром короле Артуре. Моя сказка о… — Театральная пауза. — …Об одном его подчинённом, графе… Ну, пусть будет Эссексе.

— Эссексе? — недоумённо нахмурился стоящий напротив меня парень, судя по виду, понимал в моих словах даже больше, чем я сам. Наверняка историк-любитель, или в рамках каких-нибудь детских изысканий самостоятельно и этот цикл прочёл, и знает историю Альбиона на хорошем уровне. Я ж оную не знаю, так, поверхностно названий и имён нахватался. Ладно, это ж сказка, а в сказке всё можно — продолжаем. Уверенный кивок.

— Угу, граф Эссекс. Был такой в Старой Доброй Англии. Он тоже был одним из рыцарей круглого стола. Но понимаете в чём фишка… — Я картинно скривился. — …За круглым столом они сидели лишь на приёме у короля, вроде как там они — сообщество равных. Но за пределами Камелотта, королевского замка, каждый мгновенно становился тем, кем являлся. И равный другим простой рыцарь ордена по волшебству превращался в… Графа.

— Как же вам доходчиво объяснить что есть граф в самом полном смысле слова? Ну, вот представьте средние века во всей красе. Крестьянин — хлебопашец, не имеющий права даже просто поднять на дворянина глаза. За прямой вызывающий взгляд рыцарь мог крестьянина убить, и считался бы правым.

Ремесленники тоже были быдлом, но мастеровым, квалифицированным. У ремесленника было больше прав и привилегий, однако при тех же обязанностях. То есть и мастерового за дерзкий взгляд благородные могли прикончить. Работать, работать и ещё раз работать — вот и весь смысл жизни тогдашних работяг! Остальное не важно.

Сами благородные назывались сословием воинов, рыцарей. Рыцари, чтобы вы тоже правильно понимали, в нашей терминологии будут обозначены как разбойники; воинами они были лишь в военное время, а в мирное становились рядовыми грабителями. Принципиальное отличие одно, в военное время рыцарь грабил чужой народ, в мирное — свой. Кстати, потому они в те времена так воевать и любили — чтоб рыцарей делом занять, чтоб дома не шкодили.

Ну и, само собой, крестьянке юбку задрать — это для благородных за здрасьте, ни грехом, ни преступлением не считалось.

Деревенское поле во время охоты вытоптали? А, плевать. Главное — охота, развлечение себя любимых. А потом с крестьян ещё и налог собрать — обязаны же. А если сдохнут от голодухи — новых на их место поселят, кто их считает, тех крестьян, люди что ли? Это АКТИВЫ, а активы бессловесны и бездушны, точка.

Ну, и, естественно, граф в этих условиях был царём-богом своих активов, и даже больше чем богом. Правда, лишь на своей земле, но там он им действительно был. Наделённый всей полнотой власти, командующий собственной армией, имеющий материальную базу для содержания войска и аппарата управления территорией. Эссекс был одним из них, из богов, то есть графом и правителем богатой провинции. Не самой богатой в Англии, но на его земле находились открытые угольные копи, от которых критически зависели металлурги той эпохи, а потому он считал себя достаточно крутым, чтобы за пределами круглого стола держаться на равных с могущественнейшими герцогами, и даже ставить условия королю.

Я их заинтриговал. Непривычная сказка, непонятно, чего в ней больше — истории, экономики или политики. Меня слушали с вниманием, в полной тишине, а это не девочки-вчерашние-сироты. Это искушённые аристократики с хорошим образованием. Да, некоторые покровительственно кривились, «ага, ага, рассказывай, хорошо поёшь», некоторые действительно прониклись и ловили детали. Сравнивая и анализируя, пытаясь понять, куда я клоню. А некоторым было просто «прикольно»; они тоже слушали, пытаясь попутно в сказочном материале разобраться, пока что не давая ему оценку — ведь его слушали другие. Эффект стада работает даже в аристократическом обществе. Так я начал свою Самую Аристократическую Сказку в карьере сказочика.

— Король в тех краях, — продолжил я, — как бы тоже был… Не тем, что стали понимать под этим словом века спустя. Он не мог ввести авторитарное абсолютное правление — ему банально не на кого было опереться. Ну, не на забитый же народ, в самом деле? Народа нет, есть АКТИВ, а актив это бессловесная собственность. Все вопросы в королевстве решались через взаимоотношения графов и герцогов, тогдашних богов, и Артур был лишь первым среди равных среди них. И чтобы усидеть в своём Камелотте, как раз и сделал самую мудрую вещь, какая была возможна — устроил этот памятный Круглый Стол.

Ведь что такое Круглый Стол? — начал я разжёвывать менторским тоном. — Это место разговора НА РАВНЫХ. А ещё это зона престижа, отделяющая от «нас с вами» от «хрен с ними», куда попасть можно только «по блату», и не имея куда доступа, ты просто не сможешь нормально договориться с оппонентом. Нейтральная территория, где разговаривают ВСЕ, вне зависимости от занимаемой позиции. Отсюда вытекает обязательность решений общества — если тебя исключат из ордена, ты останешься безмолвным, и тебя «оприходует» любой маломальски сильный сосед.

— Так подробно, сеньор Шимановский! — Это «зеленая», из мокрых, но уже подсохших девочек. — Вы уверены, что эти подробности так сильно нужны для вашей сказки?

— Сеньорита, — эротично улыбнулся я ей, стрельнув глазами, — у большинства людей, даже имеющих образование, сложились ошибочные стереотипы относительно той эпохи. И да, они крайне важны. Не поняв суть взаимоотношений между действующими лицами сказки, вы не поймёте трагизма, который я хочу в нашу сказку вложить.

— Продолжайте, пожалуйста, сеньор — а это парень-историк. — Приятно послушать грамотного человека, разбирающихся в средневековых тонкостях НАСТОЛЬКО. И называющих всё это СКАЗКОЙ. — Ехидная подбадривающая улыбка.

— Увы, это сказка, сеньор. — Я пожал плечами. — Но в любой сказке лишь доля сказки. Всё, что есть — когда-то было, это девиз нашей группы, который взят не на пустом месте.

— Ты остановился на Круглом Столе, — нетактично напомнил мне Адриано, не пытаясь скрыть раздражение в голосе. — На взаимоотношениях его членов.

— Ах да, Круглый Стол. Сеньоры, это не знак уважения и равенства, как толкуют сказители. Нет, это ОРГАН УПРАВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВОМ, заменяющий в тех условиях правительство и парламент.

Как он работает, этот орган?

А вот как. Захочет, например, герцог Йорк отхватить завалявшееся баронство у слабого соседа. Рыцарей у того немного, а у него — целая армия. Куда же бедняге податься?

А податься ему нужно на Круглый Стол, где Йорку можно предъявить претензию при всех, дескать, нехорошо-то как. И другие члены общества правителей земель возмутятся: они тоже маленькие и слабые, а если завтра и их также? И их много; вместе они сила, которую боятся даже сильные герцоги. Но главное, своё веское слово скажет сам герцог Ланкастер, давний враг Йорков. А это в совокупности такая мощь, сражение с которой Йорки никак не потянут.

И извинится Йорк перед старичком-бароном, прямо на совете. И вернёт обиженному захваченный удел, да ещё злата сверху отсыплет. И брюлликов — жене и дочке на платья.

А в другой раз уже Ланкастер напортачит. Ну, вы поняли логику?

— Теперь уже Йорк на него «наедет», — с усмешкой бросила Пилар. — И тот отступится.

— Верно! — поднял я палец вверх. — На каждого Йорка всегда найдётся свой Ланкастер, а на Ланкастера — Йорк. А теперь подумайте, кто главный выгодополучатель такой системы?

— Король? — неуверенно произнесла в тишине пасмурная Марго.

— Точно! — щелкнул я пальцами. — Именно, король! Это происходит на его территории, он является гарантом, и, несмотря на то, что он не такой уж сильный, что у него не так много рыцарей, его все слушаются… Или хотя бы прислушиваются, считая первым среди равных.

— Прям как у нас! — заметила «голая», проговаривая главную мысль, которую я хотел до всех донести. Первую, за которую зацепятся остальные. Отлично, не придётся проговаривать всё самому.

— Да, история не повторяется, она всегда одна и та же, без изменений, — кивнул я. — Просто антураж с веками становится другой.

Так вот, состоял в этом «сходняке» герцогов, ордене Круглого Стола, и наш граф Эссекс. И всё было бы хорошо…

…Но имел граф на короля Артура зуб. На что, почему — история умалчивает. Может что-то личное, сеньориту в универе, когда студентами были, не поделили, а может интерес политический и экономический, теперь уже никто не разберёт. Так или иначе, через Лужу, через пролив от Англии, жили норманны — мощное и сильное государство, сверхдержава того времени. Захватить Англию они ПОКА не могли… — выделил я это слово. — Позже захватили, значительно позже, но во времена Камелотта силёнок не хватало. Но уже тогда они мутили воду, пытаясь взять страну не мытьём, так катанием. И они, вы правильно подумали юная сеньорита, прощупав почву, сделали Эссексу предложение, от которого ему было сложно отказаться. Он должен был совершить некие действия для того, чтобы норманне высадились в Англии и её… Скажем так, немножко пограбили и подчинили, сделав зависимой от себя любимых территорией. Эссекс бы встал во главе их марионеточного правительства вместо Артура, не сам, разумеется, через подставное лицо, и контролировал бы финансовые потоки из страны на континент — колониальную дань. Может всё задумывалось и не так, об этом тоже история умалчивает, но факт — у короля Артура появились косвенные доказательства сговора Эссекса с партнёрами из-за Лужи.

— Сеньор Шимановский, вы рассказываете сказку или реальную историю? — подал голос невысокий крепыш, тоже стоящий недалеко от выхода. — Я хорошо знаю историю, изучал Европу той эпохи. Ведь всё правильно, всё так и было. Только несколько позже, на пару веков.

— Сказку, сеньор. — Я картинно вздохнул. — Просто история постоянна, как уже сказал, и аналогичных случаев за тысячелетия набралось море. Даже в масштабах одной единственной Англии.

— Итак, продолжу. Эссекс задумал по сути предательство, хотя формально это может выглядеть как угодно, ибо лишить Англию независимости и отдать норманнам под оккупацию у него мысли не было. Это скорее предательство своему сеньору, дамы и господа, которому как бы присягал. Но самое страшное, СВОЕМУ СОСЛОВИЮ. Ибо среди графов и герцогов бытовало правило, делай что хочешь с крестьянами, дери их как хочешь, хоть в попу насилуй, это твои активы и твоё дело. Но только если это будешь делать ТЫ, представитель их группы избранных. Отстёгивая свою чётко установленную долю в «общак», распорядителем которого был Артур — в этом в принципе и был смысл королевской власти средневековья, хранить «общак». В понимании сеньоров, ВСЯ Англия коллективно принадлежала им, их группировке. Эссекс же пошёл на преступление — собрался делиться честно награбленным у народа с чужаками! Чувствуете, как жареным запахло в маленькой бедной стране?

Адриано от моей сказки побледнел. Вид Марго стал ещё более задумчивым, по лицу сеньориты пошлы волны напряжения, а глаза сузились. Даже до дуры Пилар дошло, о чём моя сказка. Были за столом несколько человек, кто не понял, но их осталось мало.

— Артур собрал Йорка, Ланкастера и других самых влиятельных герцогов в Камелотте, — продолжил я, — и поставил вопрос — что делать с Эссексом? И как думаете, что могли герцоги посоветовать в этот момент, какие могли предложить решения? Учитывая вышеперечисленное, про сословия и активы?

— Валить, — убитым голосом произнёс паренёк, сидящий в дальнем конце левой от меня лавочки. — А что ещё с ним можно в такой обстановке и при таком госуправлении сделать? А его надел отдать другому из их сословия, более лояльному. Или присоединить к прямым коронным владениям, тем более, там нашли и добывают стратегическую руду.

— Бинго! Правильно, сеньор! — воскликнул я. — Вы историк? Нет? Не важно, расскажите нам, а почему нельзя поделить графство Эссекс между другими герцогами? А может вы, вы же знаете вопрос? — А это я крепышу.

— Не получится. — Крепыш-историк покачал головой. — Баронство присоединить можно. Но графство и герцогство — слишком «жирные» куски. Ни одно герцогство такой кусок не переварит, а эффективность управления ввиду удвоения территории, удвоения активов, снизится. Потому графства и герцогства и образовались в границах, в которых ими легко управлять естественным оюразом.

— Точно. Отсюда, сеньоры и сеньориты, у меня вопрос. Представьте, что вы у короля Артура на круглом столе. Какие варианты развития событий вы выберите или предложите?

Дискуссия оживилась. Кажется, в нашем полку прибыло, толпа разрослась человек до тридцати. Подошедшие вставали вокруг беседки плотным кольцом, внимательно слушая начавшуюся перепалку. В самой беседке пока держали место свободным — для акустики. Кажется, и мои архаровцы промелькнули, все втроём, но встали подальше, за спинами аристократиков.

Версий ответов на мой вопрос у сеньоров аристократов было много, в игру включились почти все, кто был в беседке, и даже несколько человек снаружи. И лишь человек пять, не считая Адриано и Маргариту, понимали ВСЁ, не считая сказку сказкой, ожидая дальнейшей провокации. Эти люди выделялись совершенно постными рожами и непониманием что делать в глазах. Ждали, что я выкину, ибо знали — выкину!

— Вот! Именно, сеньор! Вы нашли правильное решение! — остановил я дискуссию, услышав устраивающий меня ответ. — Не знаю, правильно ли это в исторической перспективе, сеньор, — кивок на парня-историка, — скажет лучше, но Артур и его герцоги на первое место поставили вариант — арестовать графа и казнить, а у руля графства оставить его наследника, рядом с которым хотя бы первое время будет находиться куратор от их сообщества. Куратор будет следить лишь за связь нового грвфа с норманнами, другим герцогам неинтересно ослаблять одного из своего круга, чтобы не усилять Артура. Потому лучше всего подходил именно наследник, имеющий авторитет среди собственных баронов, а не новое лицо, которое будет подчиняться какому-нибудь покровителю (да тому же Ланкастеру).

Я похлопал в ладоши, чтобы собранное было в кучу внимание снова не разошлось по окраинам.

— Итак, принципиальное решение сеньоры приняли. Но тактически дело осложнилось тем, что у Эссекса было двое почти что равноправных детей.

— Почти что? — усмешка из зала.

— Да. У него был старший сын от первой жены, сеньоры из бедного и незнатного рода, у которой не было никаких связей и за которой не стояли рыцари. И дочь от второй, представительницы древнего знатного баронского рода. Очень уважаемого, имеющего родственные связи вплоть до других действующих графов и герцогов.

— То есть, младшую дочь поддержит много людей, и все они — с оружием и рыцарями, — произнёс пасмурный жених Пилар. — А у старшего только статус старшего. Так?

— Именно, сеньор.

Я вскинул руку, пресекая снова начавшие сыпаться вопросы. Уж слишком ситуация отдавала… Реальностью этого дома и этого клана. Выдержал паузу.

— Сеньоры, не спешите. Вот вам новая задача. Вы — наследник приговорённого графа. Тот ещё жив, и даже пока правит своим уделом, но герцоги уже его приговорили, так что это не надолго. У вас есть время чтобы что-то предпринять, став следующим графом вместо отца. Ваши действия? Что вы сделаете, чтобы править именно вам, а не ближайшему конкуренту — сестре?

Тишина. Даже самые тупые вроде «зелёной» и «белой» поняли, что я за сказку рассказываю. И смешно никому вокруг не было.

— И сразу второй вопрос. Вы — МАМА младшей дочери графа Эссекса. Сеньора со связями и влиянием, баронесса. На что вы пойдёте, чтобы графиней стала ваша дочь, а не презренный и ненавидимый отпрыск от первой жены вашего мужа?

И снова тишина. Народ о…фигел — слабо сказано. Таких сказок про между прочим им точно никто не рассказывает. Нет, саму ситуацию обсуждают в кулуарах, спорят, но чтобы ТАК, открыто и ПРИ ВСЕХ?

— Если б я был мамой, я бы убил пасынка при первой возможности, — сказал молчавший до этого парень слева от меня на лавочке. — Это же логично. Если Круглый Стол его поддержит, он станет легитимным. Я должна убить его быстро, в промежуток, пока мужа арестовали, но до того, как приедет куратор от Круглого Стола. Это не так много времени, потому действовать надо наверняка, используя всю свою власть и все связи, невзирая на количество крови, которую требуется пролить.

— Угу. Не гнушаясь ничем, никакими поступками, — поддержал я. — Слова «мораль» в данном случае не существует, ибо с приездом куратора и вы, и ваша дочь, отправитесь на Шетландские острова считать чаек, и это в лучшем случае. Вы правы, сеньор, это САМОЕ логичное решение. Если не вообще единственное. А если вы — наследник? Что предпримите тогда?

— Я бы не хотела быть таким наследником… — произнесла «голая», качая головой. — Слава богу, что я — не он. — Косой взгляд на Адриано.

…Вот тут, невзирая на мои попытки держать ситуацию, и поднялась волна. Охреневший народ принялся обсуждать версии, естественно, применительно к средневековому графу, а не находящихся в метре от них коллег по сословию. И про убийство, и про варианты, как его избежать, если ты — сын графа. И только настоящий сын графа сидел, смотря на меня хоть и с ненавистью… Но какой-то тоской, безысходностью. Не я виновен в его бедах, я всего лишь сказочник. Он безумно, безумно устал! И то, что НЕ Я выдвинул версию о его убийстве…

Местное общество оценит этот момент, ой как оценит! И у меня окажутся совершенно чистые руки. Я — логик, сказочник, а не творец истории. Я просто ЗНАЮ, а не подбиваю к действию.

Марго стояла белее мела, тоже молчала и тоже сдерживалась. От неё несло… Виной. Она сука, стерва, тварь… Но смерти брату не хотела. И я немного, совсем чуть-чуть, но её зауважал. Совсем чуть-чуть потому, что на её лице проступила ещё и безысходность, безальтернативность; она поняла, что ей до конца жизни придётся жить с этим убийством…

…Но отказываться стать графиней она хотела меньше. Потому она хоть и подросла в моих глазах, но отношения к ней я так и не изменил. Тварь, и точка.

— А какой выход предложите вы, сеньор Шимановский? — спросил, когда дебаты чуть утихли, один из слушателей. — Что сделали бы ЛИЧНО ВЫ, если бы были наследником графа?

— Я? — Я усмехнулся, картинно пожал плечами. — Сбежал бы. Удрал, как только гвардейцы короля Артура надели бы на отца наручники. Его бы ещё до Тауэра, королевской британской тюрьмы не довели, а я был бы уже в бегах — и пусть наймиты мачехи ищут ветра в поле.

— А потом? Явились бы, когда приехал бы куратор? — спросила «черная».

— Ни в коем случае! — сделал я выразительные глаза. — Куратору интересно лишь чтобы новый герцог не якшался с норманнами. Ему плевать на наши семейные дрязги. Нет, я бы поехал куда-нибудь в поисках покровителя. Того, кто даст мне рыцарей и обеспечит безопасность. Чтобы мачеха знала, тронь меня — и она тронет ИНТЕРЕСЫ покровителя. И даже с моей смертью её доченька не сядет в графское кресло. Ибо мёртвым в графских креслах делать нечего.

— Всё так сурово? — А это «голая».

— Да, сеньорита. Всё даже хуже. Вопрос в том, что за покровительство надо платить, но это лучше, чем потерять всё. Покровитель же за свой ЛИЧНЫЙ интерес порвёт как гравитационное поле Юпитера маленький спутник, ему плевать на родственные связи кого бы то ни было. У него ДОБРОВОЛЬНОЕ соглашение со мной, графом Эссексом, и им, как минимум герцогом, влиятельнейшим человеком в Англии. С точки зрения рыцарских понятий, он в своём праве, ему нечего предъявить на Круглом Столе. Никто не захочет начинать гражданскую войну в государстве ради интересов маразматичной дуры со связями и её малолетней доченьки.

— Дуры? — удивлённо пискнула Марго, резко вспыхнув.

— Малолетней? — нахмурилась «белая». Я отмахнулся от обеих.

— Не цепляйтесь к словам, сеньориты. Нет таких связей, чтобы оправдать гражданскую войну.

Снова повисла оценивающая тишина.

— Ну вот, сбежал ты. — Наконец! Это подал голос виновник торжества, графёнок Адриано. Или графинчик? Может дать ему такое погоняло в личном деле? С моей лёгкой руки уже многие люди интересные прозвища получили. — Сбежал, а дальше что? К кому пойдёшь? Что ты сможешь этому «кому» предложить?

Графинчик… Пардон, Адриано был красный, как Альдебаран. Пылал. Еле сдерживался. И ирония, прущая из него, была злой, пусть и насквозь фальшивой. Он бесился от бессилия, и пытался убедить себя, что это я виноват в его бедах. Это нормально, в человеческой психологии — людям свойственно персонифицировать объект ненависти, так легче жить. К своему несчастью, он был слишком умный, чтобы понимать, что я невиновен.

— Кому ты интересен, чем именно можешь купить покровительство? — ещё более зло прошипел он. — Ну, давай, сказочник, придумывай. Мы все во внимании. Кому нужно твоё графство настолько, что он будет готов ради твоей защиты ввести войска в целую провинцию, начав-таки по сути пресловутую гражданскую войну, сделав в ней первый ход?

Я мило улыбнулся — клиент дозрел — и решил не усугублять.

— Давай отталкиваться не от того, кому нужно графство, Адриано, а от того, кто теоретически способен потянуть его управление и содержание. Правильно, это целая провинция, которую надо не просто возглавить, прислав своего человека в графский замок, а внедрить людей на всех уровнях. Людей для этого надо много, очень много, и чтобы у всех была минимально необходимая квалификация. Захудалый баронский род такое явно не потянет. Плюс — рыцари, служба безопасности — правильно, по сути он начнёт войну, ибо некоторые не особо умные и понятливые соседи по любому попытаются отхватить себе от графства плохо лежащий кусок. Им надо оперативно давать по рукам, без войск никак. Так что круг людей, к которым есть смысл бежать, безбожно сужается до нескольких человек, которых можно пересчитать по пальцам руки, — я поднял вверх на обозрение свою пятерню. — Сходу смогу назвать лишь четырёх человек, сеньоры. Во всей огромной Англии.

— Четырёх? А кто четвёртый? — простодушно воскликнула «синяя».

— Дойдём, сеньорита, — махнул я. — Итак, первый претендент, герцог Йорк. Человек, имеющий на своей территории множество мануфактур по производству всего железного. Знаете, средние века на дворе, железо в те времена было для цивилизации… ВСЕМ. Ни лошадь без него не подковать, ни дров нарубить, ни телегу смастерить и запрячь, ни золу в печке помешать. Об оружии вообще молчу — на него нужны были тонны лучшего наикачественнейшего железа! И всё это производилось в его владениях.

Пауза. Чтоб самые тугие догнали, что речь об Ортеге и его машиностроительном кластере. Ортега и его союзники производят оборудование для производства оборудования, без которого загнётся цивилизация. Высочайшие технологии. Мелочь и ширпотреб производят тоже, но основной доход этого семейства и союзных семей — машиностроительный хайтек. «Железо» средневековья.

— Герцогу Йорку архинеобходим высококлассный кокс, получаемый из месторождений в Эссексе, — продолжал я, удивляясь, как попал с аналогией. — Причём по максимально низким ценам. В идеале вообще бесплатно, лишь бы не померли с голоду Эссекские шахтёры. Думаю, Манзони, это стоит того, чтоб ввести в Эссекс войска и поддержать законного… СВОЕГО законного наследника графства.

— А второй кто? Ланкастер? — другая из девочек, «белая». — И он, наверное, занимался финансами, да?

— Именно! Как вы прозорливы, сеньорита. Вы, наверное, тоже изучали историю Англии времён короля Артура? — заулыбался я и стрельнул в неё глазами.

— Знаете, сеньор, мне кажется все мы, — окинула она стол и стоящих вокруг людей, — в какой-то степени изучали историю Англии. Каждый день вынуждены изучать.

— И знаем, что Ланкастер — барыга, — добавила «голая».

— Да, сеньорита, — еле сдерживая улыбку, кивнул я. — Ланкастер — барыга. Но не простой купи-продай, хочу это отметить, а ИНВЕСТОР. Вложи, развей, получи прибыль, продай бизнес, вложи в другой проект — это совсем иной масштаб; иные риски и иные прибыли. А теперь представьте, что будет, если на графство наложит лапу именно он?

— Будет продавать руду Йорку, — блеснул кто-то интеллектом. — По «нужным» ценам.

— И не только Йорку, — согласился я. — Он вбухает в добычу кучу денег и завалит углём половину Европы. Ну, или хотя бы ближайшие страны. Естественно, Англию тоже не обидит — я кажется упоминал корпоративность правящего сословия? Да, Ланкастеру тоже выгодно прибрать к рукам Эссекс. Не весь, только определённый актив, но этот актив также стоит того, чтоб начать за него войну со стервятниками.

— А третий кто? Герцог Эдинбургский? — улыбнулся полный паренёк, не пытаясь скрыть иронию. Ему было просто весело, он был далёк и от Йорков, и от Ланка… В смысле, ему было плевать, Адриано встанет у руля или Марго. Это не его война.

— Вроде Эдинбург в Шотландии? — нахмурился я.

— А какая разница для ЭТОЙ сказки? — продолжал паренёк смеяться глазами. — Пусть будет Эдинбургский. Владелец верфей, строящих боевые дракары для английского флота, и оружейных мастерских, делающих кирасы для рыцарей.

— Ну, в целом вы правы, разницы никакой. — Я поддержал его весёлую улыбку. — И что, вы не видите здесь прямой выгоды?

— Если честно, нет, — покачал головой паренёк. Зачем… Уголь… ЕМУ? Он сидит на госзаказах и всегда купит его, кто бы ни владел шахтами.

— Стабильность, сеньор. — Я пожал плечами. — Бесперебойность поставок. И монополия. Да, ему меньше всего нужен конечный продукт графства Эссекс, но именно он на собственные деньги, списанные на бриллианты и бальные платья дочери, первым начал восстанавливать старинные древнеримские установки для пережигания низкокачественной древесины в древесный уголь. Зачем ему это при указанных выше условиях? Кто знает. Но ведь он делает это! А человек он ой какой неглупый, какой бы сволочью ни считали его противники и враги. Возможно волшебное слово «госзаказ» играет роль? Ему ведь ВСЕГДА нужно держать перед короной обязательства. Я, как сказочник, не могу ответить на этот вопрос.

Вброс попал в «молоко» — среди ребятишек почти никто не знал о русских установках, которые восстанавливает Сильвия на деньги, списываемые на неё, как на «папину дурочку». Старинные ториевые установки это отдельная большая тема, целая глава в истории планеты, и, как я недавно выяснил, так до конца и не дописанная. Чтобы не давать тут ликбез на много страниц, скажу лишь, что это был первый и самый масштабный проект освоения Венеры в истории. И, наверное, самый бесполезный по соотношению затрат и выхлопа.

Венера — горячая планета, без кавычек. Но использовать это тепло к счастью можно. И на Земле к концу двадцать второго века посчитали, что пироэлектрики, годные в условиях Колыбели Человечества только на тепловизоры, здесь, в условиях библейского ада, будут давать неплохой профит. «Неплохой» — это халявные мега-, гига- и тераватты энергии двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю триста шестьдесят пять дней в году без необходимости простоя на ремонт. Без необходимости обслуживать и менять истирающиеся механизмы (в них нет вращающихся узлов в принципе). Да, КПД низковат, гораздо ниже тех же РИТЭГов, работающих в космосе, или энергостанций на самой Земле, всего доли процента. Но зато доли процента двадцать четыре часа в сутки. Почти без затрат на содержание самих установок.

Оставался вопрос, как перевести это богатство, в смысле энергию, на Старушку? Не лучом смерти же через миллионы километров вакуума?

Ответ нашёлся — торий, которого на Венере завались. Его, конечно, можно жечь в солевиках — солевых реакторах — с масштабными затратами на содержание оного реактора и коэффициентом воспроизводства всего 1,05 (в каждом цикле на сто килограмм загруженного урана образуется лишь пять килограмм «нового»). Но это во-первых долго, десятилетия, во-вторых дорого, не в и без того адских условиях Венеры, и в-третьих, тория и на самой Земле валом, но и там предпочитают работать с более энерговыгодным двести тридцать восьмым ураном. Кажется, смысла в этом нет…

…Но что если использовать не внутреннее излучение, а внешнее? То есть облучать торий не нейтронами расплава, исходящими от двести тридцать третьего урана, начиная реакцию, а внешней пушкой?

Процесс сложный? Очень! Но когда человечество останавливалось перед трудностями? Инженерная мысль, во всяком случае в такой ядерной стране, как Россия, на тот момент могла себе позволить подобные разработки. Дорогой? Для страны, основной статьёй экспорта которой целые столетия является нетто-энергия, это решаемая проблема. Крупные, просто гигантские установки? Так свободного места на Венере — целая планета! И планета безжизненная, безлюдная, а значит, никаких тебе конвенций и биозащиты от живительной гаммы, главного бича таких установок на Земле — поверьте, это очень солидная статья в графе «экономия». А что процесс энергоёмкий? Так под него как раз и рассчитаны все эти мега-, гига- и тераватты тепловой энергии от «инфракрасников», атмосферных тепловиков.

Сырьё для производства всего этого (и особенно для производства огромного количество инфракрасников) на Венере нашлось, и немало. Месторождений золота для покрытия установок и электрических сетей также открыли к тому моменту выше крыши (из-за того, что все первые построенные человечеством объекты покрывались золотом Венеру и назвали Золотой планетой). И вот уже человечество начало вывозить бесполезное тепло венерианской атмосферы в виде удобоваримого энергетического урана-233 на Марс, на Юпитер, Луну… Использовать для строительства и работы комплексов по добыче гелия-три в атмосфере Урана и Нептуна… Да и на Землю вывозили — Земля она такая, вечно ей энергии не хватает.

Закончилась история грустно. Урана и тория на Земле хватает своего, космос энергоносителями оказался перенасыщен. Для развития же самой планеты ториевый цикл оказался бесполезен тем более — зачем, если гораздо проще поставить больше энергетических башен-тепловиков, распределив их по поверхности для безопасности? И роботизованные излучатели закрыли. Сами русские закрыли, когда активно взялись за настоящую колонизацию Венеры, с массовым переселением людей и строительством городов и инфраструктуры. Кто-то говорит, что этот проект был колоссальным распилом, кто-то, что да, распилом, но без него учёные не создали бы всех тех заделов, которые и повели человечество дальше в космос, в том числе осваивать эту негостеприимную планету…

…Правда неважна. Важно лишь то, что с помощью этих установок Феррейра вновь взялись превращать «невкусный» торий в приемлемый для «пищеварения» промышленности уран-233, дабы не зависеть в случае чего от поставок «Объединённой атомной» Эссекса-Манзони. Так что смысл податься к «Эдинбургскому» у Адриано есть. Другое дело, что император Октопус в наименьшей степени заинтересован в таком активе, чем коллеги. «Его и так неплохо кормят».

Итак, про ториевые установки ребятишки не в курсе. Значит проедем дальше.

— Как видите, выгодополучателей в Англии от активов графства море, — продолжил я. — Но, Адриано, отвечу на твой вопрос. Если бы я был Эссексом, я бы удрал под крыло… К Артуру.

По лицам собравшихся прошла волна. Кто-то нахмурился в недоумении. Кто-то скривился в презрении. Кто-то поднял голову, ожидая разъяснений.

— Почему? — Это Марго. Совершенно искренне. — Что может беспомощный король, чтобы защитить сынка графа? Да и какой ему интерес?

— Мне кажется наоборот, сеньор Шимановский, — а это парень-историк, — от этого шага в стране начнётся настоящая, подлинная гражданская война. Так как теперь стервятниками будут аж три герцога, а король, вы сами сказали, всего лишь авторитет среди равных. Ему не нужны активы такого масштаба, при их переваривании снизится эффективность его власти, и противники не замедлят этим воспользоваться. Ему бы свой орден рыцарей удержать, а не о новых землях грезить.

— Вот поэтому и к нему, сеньор, — кивнул я. — Ему НЕ НУЖНО графство. Он не будет вкладывать массово в него деньги, ставить новые шахты и гнать уголь на экспорт, ослабляя этим собственное государство, да ещё и в ущерб новому графу. Ему также нет нужды задарма вывозить уголь на собственные территории для собственной промышленности, опять-таки ослабляя этим государство в целом. И бесперебойность поставок для строительства драккаров не пострадает. Единственное, что ему надо, это ЛОЯЛЬНОСТЬ, подчиняемость нового графа его воле в вопросах контактов с норманнами. Ну, а заодно и поддержка в общении с упомянутыми герцогами.

А насчёт способности или неспособности защитить… Да, Артур слаб выходить сразу против трёх герцогов. Но перессорить их и стравить, вступая с ними во временные союзы… Почему нет?

— Нет, он защитит графство, если потребуется, — уверенно покачал я головой. — И стервятники-герцоги не посмеют претендовать на добычу. Именно потому не посмеют, что понимают, что Артур не усилил этим актом сам себя; он остался прежним. Но появился новый игрок за Круглым Столом. И этот игрок играет за себя, а не норманнскую сволоту. А значит, его можно взять в расклады в борьбе герцогов друг с другом. Это же политика, тут вы должны лучше меня представлять масштабы открывшихся возможностей.

— Так что я бы сбежал в Камелотт! — утвердил я, подводя итог. Оглядел лица молчащей, пытающей всё осмыслить компании. — Это самое безопасное место и с точки зрения моей жизнедеятельности, и с точки зрения моего дальнейшего процветания. Вот такая вот сказка.

— И всё? — Одна из незнакомых мне сеньорит, стоящая у перил беседки. — И это вся сказка? А дальше? Кто куда сбежит и кого убьёт?

Я мило улыбнулся ей, как учителя улыбаются малолетним ученикам, не понявшим тему урока.

— Не знаю, сеньорита. Эта сказка ещё не закончилась. Думаю, герои сами ещё не решили, как им поступить, и полны как радужных надежд, так и чёрных предзнаменований. Поживём — увидим, мне кажется, концовка этой сказки не так уж далека.

Тишина. Мёртвая. Девке сосед что-то зашептал в ухо, остальные, даже кто ещё сомневался, окончательно дошли до того, что это за сказку я тут рассказывал. Адриано сидел белее мела, сжимая кулаки от ярости… И лучше его не трогать. Остальных моя персона так же не интересовала. Значит, как любому уважающему себя сказочнику, поставив точку, мне нужно сматываться, для закрепления эффекта. И я по-английски (фу ты!), не прощаясь, двинулся в сторону выхода.

Я уже вышел из беседки, протолкнувшись лицом к лицу мимо красной, как рак, Марго, уже отошёл метров на двадцать… Когда в спину ударил её звонкий голосок, излучающий киловатты ехидства:

— Что, Хуан, и это всё?

Запахло сценой, скандалом. С одной стороны можно было и уйти… Плевать, это не моя война, а моя честь и репутация вынесена за рамки. Но я не привык отсиживаться в окопах. Тем более здесь, на чужой земле, где планета спокойно вращается и будет вращаться без меня — почему бы не устроить себе развлечение? Медленно обернулся.

— Рита, а ты хочешь что-то ещё?

От «Риты» её перекосило. Но девочка сдержалась, продолжая реализовывать свой глупый план по выводу меня из себя.

— Конечно. Пришёл, понимаешь, провёл агитацию, смутил людей, бедных и нетренированных, не имеющих иммунитета к твоему обаянию и твоей харизме… И наврал с три короба. Зачем, ну скажи, обманывать и дезинформировать так топорно?

— Рита, девочка, я всего лишь рассказывал сказку, — подошёл я к ней метров на десять. Народ почувствовал новое развлекалово и начал обступать нас, следя за развязкой. Маргоша хочет зрителей? Ну-ну, не надо со мной на моём поле играть. Будет ей уроком. — Это СКАЗКА, и я даже не понимаю, о чём ты подумала.

— Я подумала, что не надо оценивать всех по себе, Чико. — Это презрительное «чико», чидимо, было ответом на «Риту». — Если у тебя руки по локоть в крови, и на тебе печати, как на убийце, негде ставить, не значит, что все работают также топорно. Есть и другие способы решения вопросов наследования.

— Да? — Я картинно нахмурился. — Ну-ну?

Она сбилась, но сбились лишь аргументы, а не желание высказаться.

— Не надо выставлять подлыми суками и убийцами людей, которых ты не знаешь. Это минимум некрасиво.

— А максимум?

— А максимум — это твои личные предположения, не более.

— Это не мои предположения, и вообще эту версию не я предложил, — попробовал увещевать я, но её такие мелочи не беспокоили.

— Но ты подвёл к этому. И подвёл БЫ, даже если бы эта мысль никому в голову не пришла. Я знаю твоё подлое нутро, оратор хренов. Видела, как ты на козырьке департамента культуры выступал, свой ненаглядный Золотой дворец спасал. И на марсианском процессе как выкручивался. Да, ты сукин сын сказочник, не просто так тебя прозвали. Вот только сказки твои однобокие, пристрастные. Если надо, так выкрутишь под «генеральную линию партии!.. Ты молодец, Хуан, без иронии!

М-да, и что ей на такое ответить?

— Солнышко, я тоже тебя люблю, — пошёл я по простому пути. Эротично улыбнулся.

Задело. Марго вспыхнула сильнее, глаза загорелись бешенством.

— А сам ты кто, сказочник хренов? Кто ты и чего добился в жизни, чтобы учить жить? Маменькин сынок — племянник королевы, которого она до сих пор не признала, которого раз за разом втаскивает из любой задницы? Потому, что у обеих её дочурок на тебя планы? И поэтому ты считаешь, что крут и умён?

Ты бездарность, Хуан! Законченная бездарность! Весь актив которой — что твою мамочку как-то трахнул такой же непризнанный братик королевы, сын адмирала Веласкеса. Ну что, возразишь?

Я до гроба благодарен Мишель и сеньоринам, что выбили из меня подростковую дурь. Что целенаправленно занимались этим вопросом. Благодаря им, стоя здесь, в окружении сынков и дочурок сильных мира сего, услышав оскорбление в адрес матери я… Не повёлся. Во мне даже ничего не вздрогнуло. Спасибо тебе, любовница-начальница! И дай бог личного счастья.

— Зачем? — Невозмутимо пожал плечами. — Ну да, моей мамаше сунул сын адмирала. И родился я. А твоей мамаше сунул твой отец, и родилась ты. Марго, чтоб ты знала, обычно так дети и получаются, это нормальный процесс. Вот мамаше Адриано твой отец тоже сунул, и родился этот паршивец. — Кивок ей за спину. — Эти три факта хоть на что-то могут повлиять?

Когда я начал про детей, которые так и появляются, по толпе прокатилась волна смешков. То есть я перевёл как бы обидный аргумент в свою пользу, сделав его ничтожным, а Маргариту выставив дурой. Отчего та завелась ещё больше (если есть куда больше, конечно):

— Твоя мать — шлюха! Проститутка!

— И твоя мать — проститутка, — тем же бесшабашным тоном продолжил парировать я. — Вышла замуж за нелюбимого мужчину, у которого была возлюбленная, продавив его волю через его и своих родителей только потому, что он — актив. Вложение. Продала своё тело за возможность стать Манзони. Милая моя, по большому счёту это тоже проституция, не находишь?

Более опытная сеньорита нашлась бы что ответить. Но Маргарите не было и восемнадцати. И говорил я вещи, непривычные её слуху, непринятые к обсуждению в их обществе. А мнение толпы, в этот раз занявшей не мою сторону, на исход этого раунда не повлияло.

— Она проститутка! И у неё срок! — взвизгнула Марго.

— Рита, я убил три сотни людей, но ни разу не преступник, — вновь улыбнулся я. — Твой отец «обувает» венерианскую казну на миллионы и миллиарды — но тоже не преступник. Октавио Феррейра нанял людей, чтоб изнасиловали беременную — но он тоже не преступник! А моя мать, у которой кристально чистые руки, которой просто не повезло немного в жизни встретить ненужных людей — преступница. Скажи, я что, должен от осознания этого факта с крыши купола прыгнуть?

Да мне плевать! И им плевать, — окинул я ладонью вокруг, на стоящую массовку. По которой вновь начал идти одобрительный гул. — Преступник — слишком скользкая и размытая категория, чтоб чего-то там из-за этого слова комплексовать. Главное кто ты есть, а не как тебя называют.

Опасный аргумент. Но я рискнул. Поставил всё «на красное»… И, кажется, выиграл — большинство массовки, судя по лицам, меня поддержало. То есть я нивелировал и второй аргумент, пусть и пройдя по лезвию.

Всё, достаточно обороняться, пора контратаковать. Тот, кто только защищается, никогда не выигрывает словесных дуэлей. Особенно перед массовкой.

— Марго, солнышко, прости, что не трахнул тебя наверху. Ты классная, правда, не злись.

Новая волна вокруг, сдобренная смехом, едкими улыбками и ядовитыми комментариями, пока шёпотом, но местный аристократический «телеграф» услышал что нужно и заработал.

— Прости, просто у меня есть девушка. Клёвая. Настолько клёвая, что… — Причмокнул. — Она — деликатес, понимаешь? Зачем мне портить вкус изысканного блюда, перебивая его вкусом сушёной рыбы?

Есть, победа! Откровенное ржание вокруг. Марго аж затряслась… Но не издала ни звука. Рот её, как у рыбы, лишь беззвучно разевался и закрывался.

— Ты!.. Ты!..

Достаточно. Я развернулся снова уходить, но снова её голос в спину:

— Она шлюха, твой деликатес! Так любишь тех, кто побывал до тебя под сотней других? Ах да, ты и сам сын шлюхи, забыла…

Вот теперь торкнуло. Но тренинги и самонастрой помогли — сдержался, злость так и не получила ход. Но оставлять такое нельзя. Медленно обернулся.

— Манзони, солнышко, я уже сказал тебе, извини. Просто ты не в моём вкусе. Ну чего ты ищешь на задницу приключений? Она не я, она тебе таких вставит… И плевать на политические последствия. Вот зачем тебе этот геморрой, зачем нарываешься?

Правильно, в разборку девочек лучше не лезть. Да, Бэль ещё меньше надо бить кому-то морду и таскать за волосы из-за подобного оскорбления, они не стоят даже того, чтоб испортить ей настроение. Но как аргумент в толпе — весьма и весьма, особенно учитывая эксцентричность и взрывной характер её высочества, и её хобби устраивать различные сцены. А теперь немного от себя, чтоб точку поставить:

— А про неё и других… Знаешь, это моё дело, милая. Меня эта девочка устраивает, я — её, и плевать, кто что думает по этому поводу.

— Ну, ты и сам не монах, — раздался голосок Пилар сбоку. — Сколько в корпусе ангелочков, триста?

В бою с более важной врагиней сеньорита приняла мою сторону, видимо, исповедуя принцип, что враг моего главного врага, даже если он и враг мне, становится другом. Тупая, а как быстро сообразила!

— Плюс/минус, — улыбнулся я своей вынужденной союзнице. — А ещё, смотрю, у вас тут тоже не монастырь, и целибат как-то никто не блюдёт, — указал я на голые сиськи ближайшей к себе сеньориты. Их тут таких, с голыми сиськами, было много. — Так что чья бы корова мычала, Марго. Следи лучше за своей дыркой, не надо лезть в чужие.

Снова смех, поддерживающие ухмылки, едкие шуточки в адрес Марго и комментарии. Пипл конкретно на моей стороне. Маргарита чуть ли не позеленела от ярости, но снова сдержалась. И лишь когда я в очередной раз развернулся, совершила роковую ошибку:

— Ты дерьмо, Чико! Королевский самотык, живой фаллоимитатор! Но дерьмо с завышенной самооценкой!

Пришлось снова развернуться.

— Ну-ну? И?

Она не сбилась, наоборот, только набирала обороты.

— Советы он тут даёт! К королю бежать! А сам кто? Королевский выкормыш для грязных дел, которому позволено удовлетворять высочества, чтоб не скучали? Кто ты, Хуан, какая у тебя власть? Какой у тебя статус? Никто, пустое место! Даже пустое место больше, чем ты!

А твоя королева? Твои Веласкесы?

Пауза.

— Твои Веласкесы — такое же дерьмо! Одни понты и разглагольствования! Ничего за ними нет! Один «актив», который, ты сам сказал, можно даже «в попу иметь», ибо никто не спрашивает! Нет ничего и никого за твоими Веласкесами! Ничего они не решают и не могут решать! И даже армия больше не принадлежит им, времена адмирала Филиппа закончились!

Кому ты можешь угрожать? Кому помочь? Лови и расстреливай своих бандюков, Чико, и не лезь в мир, в котором ничего не понимаешь! Ты тут гость, приглашенный музыкант, халдей — вот и халдействуй! Играй свою музыку, быдло!

Я стоял и мило улыбался. ТЕПЕРЬ уйти больше не мог. Она загнала меня в тупик этим «быдло». Но чтобы уйти красиво… Ой, не люблю, когда мне не оставляют выбора.

Но просто так двинуть ей за колкий язычок не могу — гендерная разница не в мою пользу. Надо провоцировать дальше, на ошибку. Я чувствовал, осталось совсем чуть-чуть, совсем немного. Выстрелил наугад, доверившись интуиции:

— Ты очень сильнонапрасно недооцениваешь королеву, милая. Тебе это ещё аукнется в будущем, но это твои проблемы, ласточка моя.

— Да твоя королева, Хуан, такое же быдло, как ты, просто аристократическое! — Эта шавка картинно рассмеялась. — Принцесса, воспитанная бродяжками — какой королевой она может стать?

Она — тупая шлюха! — Есть, наконец она это сделала — допустила фатальную ошибку. С гримасой презрения и превосходства, разве только слюной не капала — что безоговорочно подтверждает вину и легитимизирует мою ответку. — Которая боится собственной тени и обеспечивает устойчивость собственной власти… Эксплуатацией собственного передка! — Снова едкий смех. — Вы все — шлюхи, Хуан! И ты, и твои принцессы, и королева Лея! Шлюхи, за которыми только их собственные понты и ничего реального, кроме устоявшегося к вам исторически отношения! Авторитеты хреновы! Будешь ещё что-то указывать в этом доме…

Дальше я не слушал. Чувствуя каменное спокойствие (никакого дракона, сам справлюсь), взял старт и медленно пошёл к ней. Марго не поняла, что я хочу, наверное из-за моей холодности — наконец я научился держать себя в руках. Но кто-то из местных парней догадался и попытался выйти вперёд, перекрыв дорогу, но я его молча оттолкнул. А толкать я умею, даже походя. Подошёл, уставился в глаза. Паршивка не испугалась, видимо, считая, что я пугаю, и наоборот, вызывающе оскалилась:

— Что? Ну и что ты мне сделаешь?

— Повтори, как ты назвала королеву? — почти сладким голосом произнёс я. Сладким, но, блин, железным! Сам не понял, как такой гибрид получился.

— А-а-а-а?

— Говорю, повтори, КАК ТЫ НАЗВАЛА КОРОЛЕВУ? — обернулся я, призывая замолчавшую массовку в свидетели.

Именно королеву. Бэль теоретически защитит себя, если захочет — они одного поколения и тусуются в одном обществе. Мне на её оскорбления плевать — и плевок этот также обоснован. Королева — единственный человек, единственная дама, за которую мне-рыцарю стоит сразиться. За которую МОЖНО сразиться, поставив некую дрянь на место. Любую другую персону мне не простят.

Снова не поняв серьёзности намерений, а может накрутив себя, она решила идти на обострение до конца. С вызовом бросила:

— Шлюха! Глупая трусливая шлюха! И ты не лучше — весь в тётушку, племянниче…

Хлобысь! Ладонями, собранными в «лодочку» по ушам. Не сильно, но достаточно для ошеломляющего гидроудара воздухом.

Марго ещё ничего не поняла, и только открыла рот, чтоб кричать от боли (а гидроудар это пусть и не такая сильная, но боль), как я продолжил атаку. Схватил её, развернул лицом от себя и… Впечатал это симпатичное личико в металлический столб беседки.

— А-а-а-а-а!

Не бросая, перехватил за шкварник и плечо, грубо отпихнул мешавшего, закрывавшего проход какого-то юного сеньора, затащил в беседку и снова впечатал, на сей раз куда сильнее, лицом в столешницу. И ещё, и ещё раз.

Только тут на меня попытались напасть, в смысле оттеснить от паршивки, но я ушел на сверхскорость и отразил атаки, стараясь никого не бить, а только изменяя направления движения парней.

— Стоять! Всем стоять, не дёргаться! — громовой голос Адриано под сводом беседки. — Шимановский, сучий выродок, ты что творишь?! Не трогать, не подходить к нему, все назад! — это кому-то мне за спину. Шестым чувством ощутил, как подался народ от меня, на несколько шагов от беседки. — Ты что творишь, сукин сын?

Адриано подбежал, но последнюю пару разделявших нас метров преодолевать не стал, и сделал мудро. Ором он авторитет не потеряет, а напинать его в случае атаки я буду вынужден. Марго же брякнулась попой на пол беседки и заревела, пытаясь рукой удержать кровь из разбитой губы и разбитого носа. Нос наверняка цел — бил я картинно, эффектно, но не сильно, а губа… Это от поцелуя с металлической стойкой, не рассчитал малость. Ну, да ничего, жить будет.

Я ткнул в паршивку пальцем, оборачиваясь вокруг, говоря не только для Адриано, но и для всех гостей:

— Сеньоры, вы можете иметь собственное мнение, это не возбраняется! Но очень прошу не говорить в моём присутствии гадости про её величество! Все всё поняли? За её величество порву, и мне плевать, кто это будет и какие будут для меня последствия!

Разворот, и, оттолкнув загораживающего выход Адриано, пошёл прочь из беседки. На сей раз окончательно.

Стрелка переведена. Марго отхватила «за оскорбление королевы», достаточно легитимный повод, особенно со стороны непризнанного Веласкеса. Остальные её оскорбления ушли «в молоко» и к делу подшиты не будут. Хотя естественно отхватила она за всё. Приличия и политес, никуда от них. Но главное, местный «телеграф» заработал, и я даже боюсь представить, сколько очков на будущее сегодня заработал. Нет, решено, стоит выдёргивать из западни этого сукиного сына графинчика… Графёныша… Фу ты, ну вы поняли. Общение с ним уже окупилось, а перспективы на далёкое будущее — просто фантастические. А что враги… Помиримся. Когда людям ВЫГОДНО, и не такие мирились. Всё, что есть, когда-то было.

Ах да, концовка вечера. Не хотелось о ней писать, ибо самое главное и важное на сей момент уже произошло, но технически детали очень интересны. Метрах в пятидесяти от беседки, прямо на глазах у зашумевшей массовки, на меня напали охранники дома. Двое, но их число быстро увеличилось до восьми. Я скрутить себя сразу не дал, и даже был рад подраться, выпустить пар. Но несмотря на моё «погружение», шансов выстоять было не много — против меня сражались лучшие из лучших на планете, других СБ Умберто Манзони вряд ли держит. На какое-то время поражение оттянули парни, действительно все втроём ожидавшие развязки моих приключений недалеко от беседки, тараном вломившиеся в ряды секьюрити. Получившие, отхватившие, но продлившие шоу до момента, пока охранников не стало двенадцать, и все мы вчетвером не оказались спелёнутыми на сырой земле.

— Пустите их! — голос Адриано. — Отпустите, они не будут сопротивляться.

— Но сеньор… — возмущённый голос одного из охранников.

— За ним школа корпуса. Он не умеет драться, его учили сразу убивать. Мне только ваших трупов в доме не хватало. А перед шлюзом две машины ангелов. Вы хотите ТАКИХ неприятностей?

— Но сеньор…

— Под мою ответственность!

Нас отпустили. И даже подняли, поставив на ноги. Всех четверых.

— Валите отсюда, Шимановский, — зло рыкнул графинчик мне в лицо. — И чтоб ноги вашей здесь не было.

— Но позвольте, инструменты… — начал практичный Карен. — Там наши инструменты!..

Адриано противно скривился.

— Вы втроём заберёте. Завтра. Без него. А сейчас вон!

И развернулся уходить. Я не стал окликать и поддевать — достаточно шоу на сегодня. Теперь парню нужно время для оценки и анализа. Он поймёт, что есть что и кто есть кто. Но сейчас в нём кипит слишком много постороннего …овна.

— Пошли, юные сеньоры… — потянул меня за плечо один из молодых охранников.

— Вывели нас, а дальше вы всё видели, — улыбнулся я Терезе, перекладывая кусок льда от правой стороны разбитого лица к левой. — Парни сели в любезно вызванное этим выродком такси, я — к вам. Вот такое завершение вечеринки в тылу врага.

Пятнашка, единственная, составляющая мне в салоне компанию, откинулась на сидении и улыбнулась.

— Не можешь ты без приключений, Чико.

— Нет. Но было весело. Одно жаль, так никого и не трахнул. А малинник был ещё тот.

— А как же обещание Бэль? — засмеялись её глаза.

— Блин, но я ведь даже не пытался! Не получилось с этими страстями! Вот что обидно! Я бы один фиг не стал изменять, но покуражиться в такой обстановке!.. — Из груди моей вырвался протяжный вздох. — Когда ещё теперь так получится.

Я тоже откинулся в кресле. И вдруг почувствовал, что что-то мешает. Непривычный комок в кармане. Не то, что прям жить не даёт — наоборот, почувствовал его только сейчас, в спокойной обстановке. Залез в карман рукой и вытащил… Двое красивых элегантных женских трусов.

— О, вот и все мои успехи! — Как констатацию потряс ими перед телохранительницей. — Две глупые девочки, с которыми вёл ПЕРЕГОВОРЫ. Что явно не дотягивает до попытки развлечения. Говорю же, зря сходил.

— Дай глянуть. — Тереза забрала аксессуары, внимательно рассмотрела. — Дорогие, от модельеров.

Я пожал плечами — мне было не интересно.

— Зачем взял? Фетиш? Нюхать будешь?

Я аж закашлялся.

— Тереза, лети в космос! Ну и шуточки! — Помолчал. — Так получилось, не специально. Слушай, скажи в кабину притормозить возле какой-нибудь мусорки на ближайшем тротуаре? Выкинем.

— С ума сошёл? — Пятнашка покрутила пальцем у виска. — Знаешь каких они денег стоят? Не-а, я их себе заберу.

Я слишком картинно и непринуждённо фыркнул. Она вспылила:

— Хуан, вообще-то я их собираюсь сначала постирать! Знаешь, есть такая процедура у домового, стирка?

Я продолжал скептически кривиться. Такие вещи предпочитал… Только индивидуального пользования, сколько б они ни стоили.

— Хуан, ты когда-нибудь жил в парке на лавочке? — недовольно сверкнула она глазами. Я нахмурился, спесь начала с меня сходить. — А я жила. Четыре месяца. В парке в Аврораполисе. Так что убери свою ухмылку, пожалуйста. Я и из приюта после не сбегала — хватило с лихвой тех месяцев. А вот эти мне не по размеру — Криске отдам.

Я открыл бар, достал следующий, свежий кусок льда, приложил к лицу.

— Чика, предлагаю рейды на постоянной основе. На вечеринки аристократии. За дорогими трусами для девчонок. В том числе тех, кто спит на лавочках. Я сеньорит обрабатываю, удовлетворяю, а вы организовываете сбыт. Прибыль пополам. Идёт?

— А это уже воровством попахивает, — расплылась она в улыбке. Кража прямо с объекта.

— Не думаю, что сеньориты вообще вспомнят после моей обработки об этих аксессуарах.

Тереза какое-то время молчала, потом покачала головой.

— Сволочь ты, Хуан. Подлая сволочь. Хам, наглец и бабник. Но ведь выкрутишься же! И все будут тебя любить, типа, какой хороший, чуткий и отзывчивый. Вообще душка. Вот как так получается?

— За это вы меня и любите, что хам и бабник. А что выкручусь… — Выдохнул, подался вперёд и перетянул пятнашку себе на колени. — В том-то и соль, чика, что выкручусь. Значит, надо держаться меня, а не от меня, не находишь? — Забрал у неё из рук две вышеупомянутые тряпочки и кинул на противоположную сидушку. — Иди ко мне. — Усадил девушку верхом. Тереза не сопротивлялась.

— Сукин сын, ты ещё и накуренный! Да подшофе!

— Не без этого, — согласился я и принялся расстёгивать ей китель и блузку.

— А Изабелла? — сдвинула она брови, но не столько грозно, сколько непонимающе — лично ей было глубоко плевать на её высочество.

— До утра не будет. Сеньор Серхио припахал. У нас вагон времени, чика!

— Хуан, сволочь эдакая, как же я тебя обожаю! — И Тереза впилась мне в губы.

Нет, я помнил об Изабелле. И о данном обещании. Но мне сейчас срочно требовался допинг, чтобы прийти в себя и разложить по полочкам, что же сегодня такое произошло. А я был невменяем — перевозбуждён, неудовлетворён (причем дважды и оба раза на грани фола), да ещё и подрался под конец, хлебнув адреналина. А ангелы… Третий пол, да ещё семья. Которые всегда вне рамок и вне категорий гражданской жизни. Да, подлец, но это было НУЖНО.

Мне требовался сброс напряжения, чтоб обдумать стратегию на будущее, начиная от самого ближайшего — уже завтра могут возникнуть проблемы, идущие от недовольства и гнева её величества. Маргарита Манзони так себе фигурка, но папочка может раздуть совсем ненужный Веласкесам скандал. У меня должны быть хоть какие-то аргументы и оправдания…

Так что сволочью я был не по отношению к Изабелле, которой на первый взгляд как бы изменяю. А как раз к Терезе, которую примитивно использую навроде куклы из секс-шопа. Правда самой пятнашке знать это совсем не нужно.

Глава 10. За что боролся — так тебе и надо

— Зайди.

— Срочно?

— Не горит. Но рекомендую не тянуть.

Коротко и ясно. И немного со злом в голосе. Ну, раз не горит, я вернулся к тренировке… И закономерно отхватил по мордасям. Ибо расслабился, вышел из колеи. Потому собственно и вернулся — протестировать себя, смогу собраться после отвлечения внимания или нет? Да, до супермена мне далеко.

— Всё нормально? — склонилась надо мной моя текущая спарринг-партнёр. У их взвода сегодня отсыпной, шляются по базе, как неприкаянные, вот и припахал их для дела — помочь своей персоне с рукопашкой. Паула уже надоела, знаю все её закидоны на татами, тактику, сильные и слабые стороны, все её обманные движения, а ещё как глаза блестят, когда врёт. Хорошо, в общем, сегодня постояли, продуктивно. Я уже очухался и поднимался, сам, без помощи. Покачал головой.

— Да. Нормально.

— Вызывают?

Кивнул

— А чего сразу не пошёл?

— Бросить такой замечательный бой? — выдал я ослепительную улыбку.

Душ. Отличная вещь! И зря Бельчонок ревнует — не пристают ко мне в душе. Зачем, тут и других мест для приставания полно. Само собой так стало, задолго до неё. Это у нас с девочками, всеми девочками, что-то вроде неписаного джентльменского соглашения. Когда был юн и глуп — там да, была проверка на вшивость, а теперь меня на что проверять? В общем, не лезут. Хотя «посмотреть» шастают, ну да куда без этого, издержки — они и на Венере издержки. Сегодня вот тоже собрались, мылся я в компании трёх прекрасный фей, занявших соседние распылители. Но ничего, попосмеивались на мой стояк (конечно стояк, я ж не железный), но на том всё и кончилось. Даже отсо… Ну, в общем, никакой близости вообще не предложили, хотя иногда предложения бывают — это здесь за грех не считается. Нет, что-то в понятии «боевой орден» хорошее есть, определённо.

— Слушаю? — на одном выдохе выдал я, заходя в кабинет начальницы. Теперь уже просто начальницы, не любовницы, но я не жалею. Всему своё время. Она тоже не жалеет, хоть ей и безумно стыдно перед своим Диего. Страсти там, похоже, наконец улеглись, голубки друг друга простили и нашли общий язык, и мне тем более не стоит провоцировать эту сеньору — достаточно дружеских посиделок. — Есть что-то новенькое? — Прошествовал через помещение, нагло и вальяжно развалился в одном из боковых кресел, вытянув ноги, вытащил из вазы шоколадную конфету, которую тут же развернул и отправил в рот. Вку-усно! Есть у белобрысой вкус, особенно в вопросах чаепития и разных сладостей. Бумажку скомкал и запихнул в карман — пепельница на столе отсутствовала.

— Что может быть новенького в наших пенатах? — хитрющее усмехнулась эта лиса. Ага-ага, меня не обманешь. Что-то случилось. И ты, лапа, не в духе, хоть и успешно это скрываешь.

— Например, королева приказала мне собирать манатки и готовиться к перелёту. Отправляет меня на Землю, на грядущую войну. Опыта набраться.

Мишель закашлялась.

— Ты сдурел? Предупреждать надо, прежде, чем так шутить!

Но одного она не учла. Я уже не тот мальчик Хуанито, что был в этом же кабинете у неё на собеседовании. Она, конечно, удивилась… Но было что-то в её удивлении заторможенное. Словно… Они как минимум обсуждали эту идею, новы мои слова для неё не были. Что ж, буду иметь в виду.

— Нет, всё гораздо проще. — Отмахнулась. — Лея оформила нам с тобой развод.

У меня внутри всё похолодело. Нет, я шутил, когда говорил, что засиделся в корпусе, правда! Не думал всерьёз уходить отсюда! Я не готов к самостоятельной жизни! Я ещё не собрал команду и…

В общем, Мишель получила несказанное удовольствие от моей мимики. Один-один.

— Очень смешно! — констатировал я.

— Я серьёзно, — усмехнулась она. — Нет, ПОКА тебя ещё не забирают. Но… — Она расслабленно вздохнула и откинулась на кресло, внимательно пронзая меня глазами, наблюдая за реакцией. — Хуан, до меня дошли слухи, что некий юноша не так давно, ну, пусть будет на приёме у Селены Маршалл, попросился к одной наглой рыжей особе в… Скажем так, стажёры.

Я молчал. А смысл, если они и так всё знают. Все они, все решающие. Их компашка, эдакая «группа Принцессы», больше похожа на единый орган, единое существо, просто в нескольких лицах-аватарах. Ибо если сеньорины (и сеньор Козлов, как вожак этой компашки и неформальный лидер) будут строить друг другу действительно серьёзные козни, они все дружно потеряют власть. А пролетать, как фанера над Каракасом, эти люди вряд ли хотят. Вот общий язык и находят. Причём во всём, включая номерки в очередь в постель сеньора Козлова.

— Считай, тебе повезло. Алиса одумалась и решила пойти навстречу.

— Одумалась? — попробовал я слово на вкус.

— Да. Она всегда тебя недолюбливала. Да и сейчас не сильно благоволит. Но согласилась дать тебе шанс, посмотреть на тебя в деле. Не знаю, что ты ей говорил, и чего это тебе стоило, но ваша беседа у Селены явно пошла вашим отношениям на пользу.

Я усмехнулся. Да уж. Кто б знал.

— Что она ещё про меня сказала?

— Ничего. — Покачивание головой. — Она полностью забирает тебя из под моей юрисдикции. Перевожу на испанский, ты не можешь в работе с нею использовать меня и ресурсы корпуса.

— То есть, ни матчасть, ни техотдел, ни личный состав? — Кажется, я нахмурился. М-да, а это уже не так весело, как мне казалось тогда.

— Ни-че-го! — отрезала Мишели и для порядка сверкнула глазами. — Могу на это сказать только, сам хотел — сам получи. Твоя вендетта была шикарна, и боюсь, именно она не даёт многим покоя. На тебя хотят глянуть теперь с другой стороны, сможешь ли ты чего-то добиться без такой мощной и тяжёлой структуры за спиной? Как выкрутишься? Немного просвещу тебя, у департамента безопасности тоже есть и матчасть, и техотдел, и даже не один, и личный состав, но всё это жутко размазано и забюрократизовано. Там надо быть не харизматичным лидером, чтобы что-то выбить и получить, а серым незаметным, но талантливым управленцем. Готов к таким переменам?

— А есть выбор? — усмехнулся я.

— Выбор есть всегда! — воскликнула она.

— Ну да, отказаться и до конца жизни остаться… Никем подле дочери её величества. Да и только пока ей нравлюсь.

— Ты сам всё понимаешь. — Мишель пожала плечами.

Я потянулся к вазе, достал ещё одну конфету. Неспешно развернул, положил в рот.

— Ога бугет погставлять мегя, или га самом геле хошет покескить?

Брови пока ещё начальницы сдвинулись. Но раздумывала она не долго.

— Знаешь, Хуан, она по-прежнему тебя не жалует. Но мне показалось, готова дать шанс. Однако учти, она предвзята. И доказать что-то ей будет сложнее, чем всем офицерам корпуса вместе взятым. Мы люди тяжёлые, своеобразные, и все по-разному к тебе относились, но негативной предвзятости ни у кого из моих девочек к тебе не было. Так что всё же пожелаю тебе удачи — она тебе наверняка понадобится.

Да, и это… Пропуск на базу тебе продлеваю, и делаю бессрочным, — улыбнулась она. — То есть, жить можешь здесь, если надо, как и тренироваться, и всё прочее. С сегодняшнего дня у тебя свободное посещение. Но помни — никто из девочек, даже твой взвод, не должен участвовать в твоих грядущих авантюрах.

— Шкасибо! — совершенно искренне воскликнул я, комкая бумажку и отправляя в карман. Вку-усно! Хоть какая-то радость в жизни. — За свободное посещение. Не поверишь, но именно базу я в последнее время рассматриваю как свой единственный настоящий дом. Не дом мамы, не дом Бэль, а…Свой.

— Да всё я понимаю! — улыбнулась она. — Сама через это прошла. — Мишель улыбнулась задорно, поддерживающе… И совершенно искренне.

— Привет, сеньора! — вальяжно вошёл я в кабинет её высочества. Я тут уже был, места знакомые. На входе в здание внизу меня ждал пропуск… И больше никому я тут не был интересен — своих дел у всех по горло. Секретарь (кстати, женщина, ветеран корпуса, как-то мимолётно видел её в стенах базы на каком-то мероприятии) при виде меня не удивилась, а лишь лаконично указала на дверь. Створки были открыты, оставалось толкнуть этот древний атавизм на входных проёмах, и войти внутрь.

— О, а вот наш блудный кабальеро! — усмехнулась моя будущая начальница.

— Почему блудный? — не понял я, закрывая дверь за собой и аккуратно проходя к какому-нибудь приличному креслу за её столом. Кабинет её высочества поражал пышностью: качеством и запахом натурального дерева стола, позолотой кресел, зеркалами… Ангелочками-амурчиками на потолке, наконец! Рисунок в стиле барокко — тогда модно было расписывать потолки псевдобиблейскими и античными мифологическими сюжетами. Но умерить напор бесшабашности и вести себя скромно меня заставило не давящее впечатление от убранства, а… Его превосходительство Сергей Палыч Козлов, сидящий в одном из кресел напротив, ближайшем к её высочеству. На столе перед ним стоял кофейный прибор, какие-то булочки-пироженки, кусочки тортика, сам он в руке держал миниатюрную чашку, из которой неспешно цедил, пронзая вошедшего меня оценивающим взглядом, более напоминающим укол массивного фламберга. Судя по расслабленной позе, давно здесь сидит, и цель их ожидания — моя персона.

— Да где тебя только не носит! — ответила на мой вопрос сеньора.

— В глобальном или локальном смысле? — уточнил я, отодвигая кресло напротив сеньора и присаживаясь.

— Хуана, ещё кофе, — произнесла хозяйка этого кабинета, активировав селектор.

— В обоих, — ответил за неё сеньор. — И по различным заведениям тебя мотает, и от юбки к юбке — сам хоть смог сосчитать, сколько их у тебя? Да и к нам что-то долго добирался. Я почти весь кофе у Алисы выпил, а кофе он знаешь, как для сердца вреден?

Сеньор как бы насмехался, но у его насмешек было второе, и даже третье дно. Мне во всяком случае от его слов было не по себе.

— Ну, сеньор, насчёт юбок — я так, пацан зелёный, — попытался парировать я, чтоб не молчать. — Мне до вас ещё учиться и учиться. А в остальном — на всё воля обстоятельств! — развёл руками в стороны.

Вошла дисциплинированная Хуана из приёмной, принесла ещё один поднос, поставила передо мной, выставила чашку и кофейник. Естественно, тут же удалилась.

Я решил не отказываться от гостеприимства, налил себе из кофейника в чашку кофе, взял её вместе с блюдцем, откинулся на спинку шикарного, как и всё вокруг, кресла, пригубил. Вкус горький, терпкий… Но шикарный. Как и всё вокруг. Мишель фанат процесса, — понял я. Устраивает чайные церемонии ради самих церемоний. Алиса же — фанат результата. И так во всём, не только в чае/кофе. И в этом их единственное, но главное отличие.

— Это хорошо, что ты объективно смотришь на вещи, — расплылся в улыбке его превосходительство. — Но упоминать количество юбок сеньора перед другими его юбками… Тебе не кажется, что это… Не по-мужски?

Я впал в небольшой ступор — пытался прочесть эмоции его превосходительства и «завис». Злится он или прикалывается? Господи, как я отвык общаться с мужчинами!

Ситуацию разрядила её высочество, просто и незамысловато рассмеявшись.

— Ладно, мальчики, хватит дурачиться. Давайте о деле. Моё время не безразмерно.

Мы оба были само внимание.

— Итак, Хуан, Лея одобрила твоё… Скажем так, переход тебя под пою юрисдикцию. Нет, ты не будешь считаться сотрудником департамента! — вскинула она руки, отвечая на самый важный для меня по её мнению вопрос. Ключевое слово «по её мнению», я как бы… Догадывался, что не буду. Я и в корпусе был на птичьих правах, а тут вообще — госорган! — Однако будешь считаться эдаким фрилансером. Тоже, естественно, неофициальным. Я буду покрывать и прикрывать тебя, организовывать снабжение расходниками и материалами, какие попросишь, в меру разумного, естественно, но большой помощи не жди. Я не Мишель, я — глава официального органа, планетарного министерства, и связана во многих вопросах по рукам и ногам.

— Корпус — частная армия, — поддакнул его превосходительство. — А частникам можно многое, чего нельзя госконторе.

— Это я понимаю, сеньоры, — кивнул я. — Но всё же… Что конкретно от меня будет требоваться? Я… плохой оперативник. Сказал бы больше, вообще никакой. Расследовать и раскрывать преступления не обучен, не владею не то, что практикой, но даже теорией.

— Вот этот вопрос и встал на повестке дня, — усмехнулся сеньор Козлов, вновь пронзая меня взглядом, но не так сурово, — когда Алиса донесла твою просьбу до её величества. Чем именно тебя можно озадачить, чтобы и тебе помочь развиваться, и в то же время, чтобы от тебя была польза? Не в игрушки играем, понимать должен.

— Понимаю. — Я кивнул.

— И мы, перебрав варианты, решили озадачить тебя… Хуан, только не смейся. Мы решили озадачить тебя проблемой русского сектора.

Моя челюсть отвисла. Ну как отвисла, не то, чтобы я впал в ступор, но определённо ждал комментариев, уточнений. Но их не было.

«Издевается» — подсказал внутренний голос, но мы оба знали, это не так. Это серьёзно, как бы смешно ни звучало.

— Серёжа неправильно выразился, — с улыбкой поправила её высочество, наслаждаясь моей реакцией. — Естественно, не весь.

— Половину? — усмехнулся я, придя в себя.

— Четверть! — схохмил Сергей Палыч. — Астрахань, Циолковский, Мирный и Вознесенск. Хватит?

— Самару хочу, — покачал я головой. — У меня оттуда корни.

— Мальчики, давайте серьёзнее! — Сеньора картинно нахмурила брови и пронзила взглядом вначале его превосходительство, затем повернулась и ко мне.

— Тебе известно, Хуан, что в нашей стране уже давно идёт попытка… Скажем так, ассимилировать русский сектор.

— Известно. — Я кивнул.

— Но за пятьдесят лет мы не то, что не приблизились к решению этой задачи, но даже откатились в ней назад. Да, сетевые СМИ государственного толка бодро рапортуют, как сильно любят на Обратной Стороне её величество, описывают верноподданнические чувства и прочее житейские радости, но в реальности нас, латинос, ВСЕХ латинос, — пронзительный взгляд на меня, ибо я для них — тоже латинос, — ненавидят. И ненавидят с каждым годом всё больше и больше.

— А что, у вас есть методики, как можно количественно оценить ненависть? — скептически хмыкнул я. И зря, ибо оказался неправ.

— Конечно. Например, преступления на национальной почве, их всё увеличивающееся количество. Выступления против существующего строя и порядка групп и одиночек — пятое управление скрупулёзно всё фиксирует, хоть и не усердствует в зверствованиях. Различные тесты и скрытые соцопросы — и таких хватает. Ну и, наконец, статистика по ключевым словам и адресам из планетарной сети — мы можем наблюдать, что пишут, смотрят и ищут эти люди в сетях и делаем выводы. Да, количественная оценка есть, методики работают, и за десять последних лет регресс наших взаимоотношений удручающий.

— Не знал. — Япокачал головой, задумался. Сеньоры меня не торопили — понимали, тут надо «дойти», вникнуть. — А армия? У нас в армии каждый третий с Обратной Стороны!

— Это единственная причина, по которой восстание до сих пор не произошло, — с улыбкой ответил Сергей Палыч. — В своё время королева Катарина вовремя смогла пропедалировать этот вопрос, создав подушку безопасности, которая спасает нас и поныне. Это единственный реально работающий инструмент ассимиляции и сближения национальных сознаний с одной стороны, и единственная реальная угроза потерять всё с другой, заставляющая не вмешиваться и не усердствовать с давлением на Сектор. Не представляешь, чего стоило это решение провести и какое пришлось преодолеть сопротивление. Но даже оно — не панацея.

— Националисты, — констатировал я. — Всё портят.

Кивок.

— Да. Ваши, латинские ультрас. Их культивировали с первого дня оккупации. Молодым парням и девушкам с детства начали вдалбливать, что раз они, их цивилизация, победила, то они — первосортные, а те, кто на Обратной Стороне — недолюди. Это шло не на государственном уровне, но по многим направлениям, и долго. Десятилетия. Государство же совершило самую страшную свою ошибку — не вмешалось и не прекратило эту вакханалию промывки мозгов.

— Хуан, мы, Веласкесы, всегда были против. — Кажется, или её высочество посмотрела виновато? — Но есть такая вещь, сила инерции. Эти люди воевали, и победили врага, присоединив к королевству новые территории. Их позиция была сильна, а поддержка в обществе огромна. А ещё за ними стояла наша доблестная аристократия, хотевшая поживиться на русских землях, и им мешала самобытность местного населения. Кланы начали свою кампанию по розжигу национальной розни, и их инвестиции не стоит недооценивать.

— По насаждению фашизма, — поправил её его превосходительства. — Идеи избранности их расы.

Кивок её высочества.

— Потом начали изгаляться наши деятели культуры и искусства — стало модно танцевать на костях побеждённых.

— И ожидаемо в ответ получили злобу и лютую ненависть, — усмехнулся Сергей Палыч. — Все они, все латинос. Ведь пять десятков лет назад, Хуан, такого не было! Обратная Сторона была колонией другого государства, но непосредственно с этой территорией мы тесно общались и торговали, помогали друг другу. Это через русский сектор на Венеру шли вооружения в обеих войнах с Империей. Да и в войну с Востоком были союзниками. Это на территории Обратной Стороны в полной безопасности от имперских штурмовиков размещались миллионы наших беженцев, когда здесь, на Этой Стороне становилось жарко. Люди это помнили и не ждали скотского к себе отношения. Война была, но воевала их Метрополия, находящаяся далеко и не понимающая местных реалий. Я не говорю, что всё было гладко, но затапливающей всё человеконенавистнической злобы между народами тогда не было.

— Мы, Веласкесы, — снова взяла слово принцесса, — сделали всё возможное, чтобы ослабить нажим. Продавливали дичайшие с точки зрения ультрас, сената и правящего сословия законы, поддерживающие видимость равенства. Хотя бы иллюзию. Но это всё, на что нас хватило.

— И статистика за последние десять лет показывает, что и этот задел сходит на нет, — добил сеньор Козлов. — Обратная Сторона выстрелит. Не сегодня — так завтра. Не завтра — так послезавтра. И все мы умоемся кровью.

Я молчал ещё долго. Минуты три-четыре. Наконец, созрел:

— Что от меня требуется? Я… Не гожусь на роль голубя мира.

Её высочество скривилась.

— Голубь мира? Ты? Ты серьёзно?

Его превосходительство тоже улыбнулся. И решил перевести:

— Хуан, понимаешь, а ты понимаешь, уже прошёл через это, в нашей жизни есть только один аргумент, с которым твой оппонент будет считаться. Это — твоя сила. СИЛА!!! — повысил он голос. — Если у тебя её нет, никто не воспримет твои слова о мире и желании сотрудничать всерьёз, даже если ты говоришь искренне. С тобой будут дружить и считаться, только если будут свято уверены, что у тебя за спиной дубинка. И даже если твой оппонент сильнее и в итоге возможной схватки выйдет победителем, но ему не будет улыбаться валяться в ближайший месяц в больнице с переломами, он согласится на уступки. Ну, или для начала на переговоры — ибо в вашем обществе даже нет национального диалога, не то, что торгов за что-то.

— Вы хотите создать такую дубину. — Мне всё меньше и меньше нравилась эта идея.

— Хуан, вопрос Обратной Стороны всегда был прерогативой клана Веласкес, — произнесла хозяйка кабинета. — Негласно, неофициально, но это так. И это правильно, никто другой, кроме королевского клана, не потянет такую ношу. И сейчас миссия по спасению планеты так же лежит на нас. Мы и только мы можем создать контролируемый очаг напряжённости, который продемонстрирует, что не надо Сектор недооценивать, не допустить его бесконтрольного развития и свести в итоге на «нет», когда цель будет достигнута. Попробуй это любая иная сила — и ситуация быстро слетит с катушек. Никто не сможет её удержать, Хуан, и я не бахвалюсь.

— Да, просто мы — государство, — поддержал я. — Власть. Ни у кого больше нет таких рычагов.

— Правильно, — кивнула она. — Теперь ты понял?

Да, понял. Меня… Решили взять на роль мусорщика. Кровавого мусорщика, ибо сомневаюсь, что ситуацию удастся удержать не пролив ни капли крови. Кровь — наше всё.

— Почему департамент безопасности? Почему федеральная полиция? — Я смурнел всё больше и больше, одновременно понимая, что отказаться не могу. Не поймёт этого единый многотелый организм решающих. Да и… Я не прощу сам себя. Ибо со статусом мусорщика, мне дадут и инструменты, «средства производства». А это — власть. Которую я могу употребить на благо своей страны, как бы ни был… Воняющ нечистотами мой путь.

— Потому, что начинать надо с малого, — ответил за её высочество сеньор Козлов. — С акций и демонстраций силы Сектора здесь, в столице. Наша задача, Хуанито, — в глазах этого человека впервые промелькнуло сочувствие; впервые в мой адрес в принципе, ни разу я такой щедрости от него не видел, и если честно, не ждал. — Наша задача — начать переформатирование нации латинос. Это слишком масштабная задача, одному человеку не под силу, потому тебе определили сектор работ… Скажем так, силовиком. Твоя непосредственная роль — проведение силовых акций в адрес латинских ультрас и нациков с целью их дискредитации. Подчеркну, цель — не столько физическое устранение, сколько запугивание и дискредитация.

— Зачем? — Я покачал головой, словно отгоняя наваждение. — Вы хотите сделать из них героев? Чтоб сплотить?

Ответила принцесса:

— Нет, Хуан. Тут другое. Понимаешь, их БОЯТСЯ. Сенат. Аристократия. Да и сам народ понимает, что они — слишком большая сила и не рвётся вытупать против. Их боятся больше далёкого забитого Сектора. С этими уродами все стараются считаться, и нам нужно дискредитировать их в глазах населения. Убедить, что не так уж они и сильны, как кажутся, и их мнением можно подтереть в туалете зад.

— Создав силу, тайную организацию представителей Обратной Стороны, которую местные бояться будут больше, чем разочаруются в своих? И к чему мы придём?

— Рад, что ты понимаешь сложность поставленной перед тобой задачи, — во весь рот улыбнулся его превосходительство, обнажив зубы. — А ты думал, мы тебе подкидываем готовые решения?

Пауза. И гневная отповедь, от которой я вжал голову в плечи:

— Нет, мальчик, готовых решений нет. Лея позиционирует тебя, как способного расчётливого удачливого циника с лидерскими замашками. Вот и докажи, что ты такой! Придумай способ, как выйти из ситуации! Как дискредитировать, астероид им на голову, этих уродов! — Кажется, сеньора понесло, он завёлся. — Дискредитировать, унизить, сделать клоунами! И только после этого мы сможем ударить по ним всей мощью государственной машины!

…А если бы у нас были готовые решения… — Из его груди вырвался вздох — сеньор пришёл в себя и успокоился. — Если бы они были — на кой нам тогда нужен был бы ты?

Логичный довод. Мне снова стало не по себе.

— Я передала ключи от всех баз данных департамента твоим взломщикам, — перешла к конкретике, закрывая тему, принцесса Алисия. — Можешь работать на территории объекта «Берлога», он достаточно оборудован и защищён. Парни проинструктированы и ждут твоих распоряжений. — Её высочество тепло улыбнулась. И тоже впервые на моей памяти. Не сочувствующе, а именно тепло, с поддержкой. — В твоих руках ключ от департамента, племянничек! Не подведи!

— А утечка… — заикнулся я, но она твёрдо покачала головой.

— Они парни опытные. Акция согласована. И с дворцовой стражей, и с департаментом, и с третьим управлением. За это не беспокойся — за протоколами безопасности следят не только твои взломщики.

— Мои? — не понял я. Только сейчас дошло, что она уже два раза употребила именно это местоимение. — МОИ взломщики?

— А чьи же? — совершенно искренне округлила глаза её высочество.

Я закашлялся, но быстро взял себя в руки.

— Фрейя в курсе… И про операцию, и про «моих» взломщиков?

Теперь с улыбкой посмотрел его превосходительство.

— Относительно проекта операции — да, она участвовала в обсуждении. А что теперь это взломщики, твои, а не её, она поняла уже давно. Это до тебя долетает, как до афелия Седны…

— Что думаешь, потянет? — нахмурилась женщина с яркими рыжими волосами, когда дверь за мальчишкой захлопнулась. — Или моя милая сестрёнка вновь посадит нас всех в лужу? Только теперь ставки совсем другие, не хотелось бы.

— Лисёнок, ты придираешься! — Его превосходительство встал, обошёл её кресло и положил ладони ей на плечи. Принялся нежно разминать их. — Дай мальчику самореализоваться. Не тыркай его по поводу и без. Это не уровень корпуса, и за ним нет всемогущей Мишель — вот и посмотрим, чего он на самом деле стоит.

Женщина прикрыла глаза, купаясь в неге. Она любила, когда ей разминают плечи. И особенно любила, когда разминают ТАК.

— Ты уже приготовил «план Б»? Если потеряешь над ним контроль? — промурлыкала она.

— Господи, такая большая девочка, а глупости говоришь! — деловито усмехнулся его превосходительство.

— Значит, уже придумал, как будешь в глаза своей любимице после этого смотреть?

Женщина не видела, как по его лицу прошла рябь. Но ответил мужчина вполне уверенным голосом:

— Разберусь.

О женской дружбе

Марина не верила в женскую дружбу.

Конечно, в её жизни были девочки, которых она называла громким словом «подруга». А те — её. Особенно в младшей школе. Давали друг другу списывать задания, вместе ходили на танцы, спорт и различные школьные мероприятия, вместе красились стыренной у мам и старших сестёр косметикой… Но первое же её столкновение из-за мальчика оказалось не с кем-нибудь, а с той, кого считала самой близкой. История глупая, детская, наивная, но поучительная. Тогда, повыдёргивав лохмы лучшей подруге и немножко не досчитавшись своих, юная шестнадцатилетняя Марина поняла, что это химера. Женская дружба как бы видна, её можно лицезреть, потрогать, услышать в виде хвалебных од друг другу… Но всё это актуально только до первого же серьёзного жизненного испытания. Или мальчика.

К слову, когда она совершила самый безумный в своей жизни поступок, выскочила замуж за первого встречного, когда под влиянием Карлоса по району начали расползаться слухи один другого краше, все остатки тех, кого она по инерции продолжала называть этим высоким словом, расползлись по щелям. Бросили. Оставили. И она не находила, за что их винить. У всех своя жизнь, и у них — своя. Она — «краснопёрая», и окончательно смирилась с этим, они же… Кто его знает, кем станут они. Может, не повезёт, и выскочат замуж за презираемых ею ныне, но не вызывавших отторжения ещё какой-то год назад криминальных элементов. А может повезёт, и за простых работяг. И сами станут простыми работягами, квочками, заботящимися о семье, муже и сопливых детях, видавших с афелия Седны почитаемый в детстве криминальный мир. А может и принца на белом коне встретят — всяко бывает, на всё воля всевышнего. Но у неё, у Марины, своя жизнь, своя семья, и ей дела нет ни до чего, кроме этого.

Она сидела на диване и «пялилась в ящик», в активированный во всю стену визор с программой новостей. С недавних пор ловила себя на мысли, что не понимает, о чём там говорят, и что ей это совершенно не интересно. В данный момент шёл глупый-глупыйй репортаж, настолько наивный, что хотелось смеяться с режиссёров новостей, если бы не было так грустно. Неужели людей держат за совсем уж безмозглых идиотов? Неужели есть те, кто «ведётся» на подобный дешёвый информационный «развод»? Откормленные и сытые, лоснящиеся от осознания собственной важности журналисты и ведущие ведали новость дня — о столкновениях в центре города, на площади перед Сенатом. Что некто с Обратной Стороны, страшные и коварные русские наци, в количестве двух десятков человек, отоварили стоящих там и мирно протестующих «своих», местных наци, «белых и пушистых», в количестве две сотни человек. Дескать, побили таких хороших и честных ребят, у которых дома у каждого по котёночку, которого надо кормить, больной маме или бабушке, за которыми надо ухаживать, и вообще мальчики только и делают, что целыми днями переводят старушек через дорогу, да деток при пожаре вытаскивают из огня. Ангелы просто! А эти страшные и коварные русские, пользуясь численным превосходством и запрещённой экипировкой в виде тканевых балаклав и бейсбольных бит, мало того, что разогнали их мирный пикет, протест против насильной ассимиляции латинос с этими исчадиями ада, так ещё нескольких ребят чуть инвалидами не сделали. И крокодильи слёзы с видом окровавленных и сломанных частей тела латинских наци.

Марина грустно усмехнулась. Как врач, и тем более, как уроженка Северного Боливареса, где в школе постоянно случались схватки толпа на толпу, видела, что ничего страшного на площади не произошло. Да, некоторые из присутствующих… Скажем так, получили люлей. Да, сломанные конечности. Да, пробитые головы. Кого-то на картинке грузили в скорую. Но она видела, что ничего запредельного не произошло, все живы, и большинство даже самостоятельно передвигается. Для потасовки с двумя сотнями участвующих — детский сад; КТО-ТО ПОЛУЧИЛ ЛЮЛЕЙ, и всё. А если учесть, что эти «кто-то» — те самые ультрас, которых все бояться, из-за маршей которых гвардия перекрывает целые районы и купола в Центре, трогать которых силовикам строжайше запрещено, чтоб не вызвать массовые волнения и беспорядки с непредсказуемыми последствиями… Да ещё то, что ДВА ДЕСЯТКА уделали ДВЕ СОТНИ?..

Нет, репортаж не был ей интересен. Она знавала подобных фашиствующих уродов ещё по старому району, и симпатии ни они, ни их идеи у неё не вызывали. Впрочем, не вызывали симпатии и наци Обратной Стороны, именно поэтому она не хотела даже вникать в происходящее, кто тут прав, а кто нет. Конечно, теперь она супруга человека, наполовину выходца с Той Стороны… Но нет, интереса не было. Единственное, почему до сих пор не переключила, это получение эстетического удовольствия от изысканий журнашлюх, их восторженные возгласы по поводу «котиков» и «детишек, переведённых агнцами через дорогу». Но автоматически пялясь на кадры упаковывания раненых нациков, Марина думала… О себе.

Что теперь делать? Как жить дальше? Менять ли в жизни что-либо? Прошло больше четырех месяцев, как Хуан нашёл свою Бэль. Что изменилось за это время для неё?

Она не знала.

Хуан с Бэль, факт. И ему эта дрянь нравится — нет даже беглого намёка, на обратное. Но и развода до сих пор не попросил. Забыл её? Она вылетела у него из головы? Так нет же! Несколько раз за эти месяцы звонил, узнавал, как дела. И у неё, и у Беатрис. Судя по довольной и жизнерадостной улыбке, и не думал их забывать, и она ему как минимум симпатична. Да, в гости на «чашку мате» не ездит… Но этот момент был оговорён между ними отдельно, давным-давно, с первого дня, когда никто ещё не догадывался о беременности Беатрис. Хуан тогда честно сказал, что найдя суженую из принцесс, ездить перестанет, хотя она понимала это и без его откровений. Тогда что, ЧТО её так коробит?

Она его любит? Да, любит. Никто никогда ей так не нравился, хотя совсем недавно она хотела его убить (да и сейчас мысль нет-нет, да возникает). Беатрис говорит, это слишком заметно — в отношении Хуана Марина как раскрытая книга, и соврать себе не получится. Допустим. Но как к ней относится ОН? Почему звонит, улыбается, шутит и даже не заикается о разводе? На какую-то вечеринку в клуб приглашал… Она не пошла, клуб русский, да и есть вероятность пересечься с одним из высочеств…

…Да, побоялась она! Просто побоялась! И не столько высочеств, сколько того, что слетит с катушек, с поводка самоконтроля, и будет… Не очень хорошо будет, особенно с учётом беззащитности её семьи. Но о чём думал он, приглашая её? Чего хотел, учитывая, что своей Изабелле изменять не собирается (о чём так же открыто поведал)?

Она не знала, ничего не знала! И не понимала. И главное, не понимала, стоит ли его ждать? Придёт ли он когда-нибудь к ней, позовёт ли за собой? Ей хотелось, чтоб так было, пришёл, позвал, забрал… Но это всего лишь глупые хотелки простушки с окраины, втрескавшейся в нереального парня, любить которого ей прямо противопоказано.

Репортаж перескочил на что-то другое, более скучное — какое-то заявление МИДа по поводу обострения ситуации в Европейской Конфедерации, опять там нападения на венерианских рабочих участились, и Марина приказала искину выключить эту муть. Встала, отнесла чашку на кухню, помыла. Кухня… Дворец, а не помещение! Одна только кухня с двумя диванами и двумя креслами больше, чем их прошлая квартира! А вся квартира так вообще… Супердворец! И она живёт в этой роскоши, и ещё пять лет может за неё не платить (на столько вперёд Фрейя оплатила коммуналку). Это — подтверждение, что происходящее не сон, что её Хуан реален и не так уж далёк, как ей кажется. Она играет в игры с принцессами и аристократией, пусть в собственном восприятии и живёт скучной жизнью ботана-заучки, все силы отдавшей познанию науки спасения человеческих жизней и не интересующейся больше ничем. Её жизнь — дом-академия-дом, её постоянная спутница — дикая скука, а её половой партнёр — имитатор мужского органа с кучей вращающихся плоскостей, прозванный про себя «Леонардо». Скучная серая мышь, медленно угасающая в своей роскошной норке…

Что, ЧТО происходит на самом деле? Как ей всё это воспринимать? На что надеяться и на что рассчитывать?

Свобода… Хуан честно сказал, что может отпустить её, если она сама попросит. Если встретит кого-то, или ещё как. И она может этого «кого-то» себе найти, Марина отдавала отчёт, что она — красивая сеньорита, за которой мальчики только табунами не ходят! Даже в их суровом учебном заведении, где через один аристократы, пусть не шибко по их меркам богатых или неглавных, боковых ветвей. Вон, взять даже этого Максимилиано, парня на год старше, что открыто целый год за ней ухлёстывает. Что только в уши не жужжал, выцепляя её на свидание! Может, плюнуть на всё и попробовать развлечься с ним? При фиктивном браке это не будет считаться изменой, да и сам Хуан сказал, что не против. Но стоит ли зариться на такую свободу? Принесёт ли она ей счастье?

Марина не знала. И так и продолжала жизнь серой амёбы, плывя по течению в ожидании неизвестно чего, не в состоянии сделать ни одного решительного шага. И мудрой подруги, которые бывают у всех книжных героинь, способной вовремя дать толковый совет, у неё тоже не было.

— Хозяйка, посетитель, — обрадовал её искин, предварительно уведомив о потенциальном госте мягким звуковым сигналом.

— Кто?

— Этой сенориты нет в моей базе данных, — произнёс домовой. — Она ни разу не посещала вас с момента моей последней перезагрузки.

Перезагрузку со стиранием прежней личности домового они сделали, уже въехав в эту квартиру. То есть это мог быть много кто.

— Визор, — махнула Марина рукой, и на противоположной стене замерцал экран с изображением…

— Открывай, приказала девушка, и пошла гостье навстречу. Отчего-то именно так… Ну, почти так она и думала, ошиблась совсем чуть-чуть.

Вошедшую встретила в коридоре. Та внимательно оглядывала все щели и потаённые места квартиры.

— Привет, — выдавила из себя улыбку, вытирая руки кухонным полотенцем. — Чем обязана? Кажется, Оливия, да?

Кивок в ответ.

— Угу, Оливия. Можно Лив — для своих. А чем обязана — не знаю. — Ангел, а это была девица из свиты её старшего высочества, в серой неброской стандартной форме хранителей «для массовки» без явно выраженного оружия на теле, пожала плечами. — Моя задача — безопасность. Сама расскажет.

— Понятно. — Марина посторонилась, пропуская хранительницу дальше по коридору. Работа такая, всё проверять.

Внимательно осмотрев здесь всё, ангел щелчком активировала связь, и бросила:

— Чисто, входи.

И направилась к двери. Никакого контакта и панибратства. Марина улыбнулась — не положено. Они не железные, просто находясь на работе, хранители обязаны скрывать истинные чувства и эмоции.

А вот следующая вошедшая, настоящая гостия, скрывать ничего обязана не была. При виде её разноцветных волос, строгого, но элегантного костюма с короткой, пусть и строгой юбкой, и нахмуренного оценивающего взгляда, в груди Марины что-то ёкнуло. Она не боялась Фрейи, но… Какая-то подсознательная опасность от той шла, и это стоило учитывать.

— Привет! — Её высочество помахала ручкой, разулась (!) и прошла в комнату.

— Школа Хуана? — ухмыльнулась Марина, но не зло, с лёгкой иронией, кивая на её босые ноги. Её высочество пожала плечами.

— Знаешь, почему-то все забывают, что у нас с Бэль и Эдуардо тоже русские корни. К тому же, вы также ходите по дому босиком, хотя ни разу не с Обратной Стороны.

— Просто это не квартира, а музей. Не хочется его пачкать, — произнесла Марина, и это была чистая правда. — Да и ногам легче, дышат, и…

Вопрос закрыли.

— Кофе? — вспомнила она о святом законе гостеприимства. Что-то… Растерялась с этой высочеством. Нехорошо.

— Не откажусь, улыбнулась Фрейя, обходя гостиную, изучая стоящие на полках и шкафах предметы. В том числе большой вертикальный портрет Хуана в рамке, в форме, что он подарил как-то после Вендетты, когда она попросила, и горизонтальное трёхмерное фото, где они обнимаются вместе, сделанное в кабинке-автомате в памятный день драки в Центральном Парке, ещё до того, как они загремели в кутузку со всеми после этого вытекающими.

— Любишь его? — ткнула палец в изображение Фрейя, внимательно его изучив. Лица парня и девушки на фото были счастливы, смеялись, и Марина поразилась, как спокойно высочество сие восприняла. Сама на её месте как минимум бы скривилась. Ядовито хмыкнула:

— А это так важно?

Глазки Фрейи зло вспыхнули, но она сдержалась.

— Если спрашиваю — значит, важно.

— Да. Тебе легче? — выплюнула Марина и почувствовала волну по телу. Ещё секунда, ещё слово, и вышвырнет эту дрянь за дверь.

— Нет. — Покачивание головы. — Ну и где кофе?

Молча прошли на кухню, Марина, за нею Фрейя. Аппарат был недавно выключен, кофе горячий, и она навела высочеству эспрессо без сахара, ибо та предпочтений не выказала. Угадала — Фрейя, приняв кофе, принялась спокойно его попивать, отставив мизинец в сторону. Марина где-то читала, что это не правило этикета среди знати, а обычные понты. Усмехнулась. Фрейя буравила её взглядом. Обе молчали.

— Я тебе так сильно не нравлюсь? — не выдержала Фрейя.

Марина опустила голову.

— Нет. Просто…

— Просто мы соперницы. Так?

Кивок.

— А ничего, что наш мальчик выбрал… Третью сторону? — ядовито оскалилось это разноцветное чудо.

Марине нечего было ответить.

Фрейя допила, поднялась и сама отнесла чашку, поставив в раковину. Подтянулась и села на кухонный стол рядом.

— Ты тоже ему нравишься. Он к тебе неравнодушен.

— Но трахает он ту дрянь! — вспыхнула Марина. Вырвалось. Непроизвольно. По-Фрейду. Хотя сказать она хотела совсем другое. — Впрочем, — «докинула» она аргумент вслед, чтоб не показаться наглячкой, не видящей берега, — в отличие от тебя, со мной он не будет, даже если уйдёт от неё. И в этом наша принципиальная разница.

Фрейя вновь покачала головой.

— Не совсем так.

Но как «так» — не сказала. Помолчала. Попробовала издалека.

— Санчес, он к тебе неравнодушен.

Что-то было в её голосе, что Марина съёжилась.

— Сильно неравнодушен! И даже больше скажу, не если, а КОГДА он уйдёт от Изабеллы, тебя он так же не бросит.

— Это называется не бросит?! — воскликнула Марина… Но понимала, что это слишком скользкая тема для однозначной оценки. Фрейя покровительственно кивнула.

— Да, не бросит. Не оставит. И если после поссорится… Скажем так, со следующей своей избранницей, он вновь тебя не бросит. Кто бы у него ни был, ты непотопляема, понимаешь? Так что из нас двоих у тебя гораздо более выигрышное положение, хотя ты никто, а я — наследная принцесса.

— Манала я такие шансы! — сорвалась на крик Марина. — Манала я всё это! Мне НЕ СВЕТИТ, твоё высочество, понятно?! Он выберет кого угодно, а я так и останусь… Для потрахушек на досуге! Но и за ними, за потрахушками он почему-то последнее время тоже не спешит!

Фрейя рассмеялась, спрыгнула, подошла сзади, обойдя диван. Положила руки ей на плечи. Жёстко заявила:

— И тем не менее, ты с ним БУДЕШЬ, Санчес. Хоть как. И это мне надо тебе завидовать, а не наоборот.

Марина убрала её руки со своих плеч, но Фрейя обошла диван и села рядом. Внимательно изучая её ухо, провела рукой по волосам.

— Не дуйся. Я приехала с тобой подружиться, а не ссориться. Санчес, давай дружить?

Марину затрясло от злости.

— Да ладно тебе, ерунда всё это, — примирительным тоном продолжала Фрейя. — Понимаешь, у меня совершенно точная информация, что он Изабеллу бросит. Совершенно-совершенно точно. И я не упущу свою возможность. И ты сама сказала, что твои шансы… Призрачны. Особенно если учесть, что захоти я, и он никогда не найдёт к тебе дорогу — не полетит же за тобой на Землю, в самом деле?

Пауза. Чтоб Марина оценила угрозу. Марина оценила. И оная совершенно реальна, вот в чём засада.

— Но я не хочу насильно, — продолжила Фрейя. — Не хочу обид, а они обязательно останутся. Я хочу сделать так, я хочу, чтобы все были счастливы. Это плохо?

Она наклонилась и вдохнула аромат её волос. Марина сидела, ни жива, ни мертва, боясь пошевелиться. Если она ударит инфанту, и тем более убьёт… Её семье капец! А так хочется!..

— Не бойся, я не страшная, — вновь улыбнулась высочество. — Давай его разделим, а?

— З-зачем т-тебе это! — заикаясь, смогла выдавить Марина. Фрейя испустила тяжёлый вздох.

— Я никогда не выйду за простолюдина. А чтобы мужчина считался состоявшимся, ему нужна жена, иначе на него никто не будет смотреть серьёзно. Мне же, как королеве, плевать на замужество, мой ребёнок будет считаться моим ребёнком и наследником при любом статусе, в браке рождён или нет. Это первая причина. Вторая — ты не самая плохая соперница. Умная. — Провела Марине по волосам, отдавая должное их волнистости и объёму. — Не лезешь, куда не следует. Хозяйственная. У нас нет точек пересечения — почему нет? Тем более, мне почти всегда будет некогда, а няньки — слишком чужие для воспитания наследника престола люди. Слишком… Боятся работодателя, что ли, чтобы прививать воспитуемому нормальные человеческие ценности.

— А я не боюсь? — Усмешка.

— А что, разве боишься? — с вызовом бросила эта стерва. — Ты боишься, дрожишь, но совсем не меня, как наследницу престола. Не так ли?

— Так. — Марина кивнула.

— Попробуй найди такую другую на твоё место! — усмехнулась Фрейя. — Не думаю, что получится, и тем более не думаю, что наши с Хуаном вкусы совпадут. Это удача, что у него есть ты.

Вторая рука Фрейи переместилась на грудь Марины. Запахнутую в домашний халатик, но с хорошим видом в декольте.

— И ты красивая. Оч-чень красивая! — Её рука двигалась всё выше и выше, пролезла в декольте и стала искать себе дорогу внутри. — Санчес, давай дружить, а? Нам необходимо быть вместе!

— Я не… — Марина сбилась. Аккуратно взяла руки высочества и убрала от своего тела. — Фрей, ты хочешь меня унизить?

— Унизить? — Фрейя недоумевала. — Чем?

— Ты — принцесса. Я — дворняжка. И…

Что «и» сформулировать она не смогла. Слишком разные у них менталитеты. Что обыденно для одной, для другой смерти подобно. А почему смерти подобно… Поди сама пойми, прежде, чем объяснять! Высочество в ответ пожала плечами и перешла в новое наступление. Взяла её за подбородок, повернула мордашку к своей… И впилась в губы.

Марина подобного ожидала, но растерялась.

— Пы!.. Пы!.. П-пусти! — Вырвалась, вскочила. Запахнула халат, в вырез которого рука высочества вновь успела проникнуть. — Фрей, что ты делаешь?

— Собираюсь тебя трахнуть, — честно и откровенно сказала эта паршивка. И Марина не знала, это хорошо или плохо, что сказано всё вот так, напрямую? С одной стороны, как бы… Девушек открытым текстом не добиваются. А с другой, а чего ей стесняться и перед кем ломать комедию? Перед дворняжкой, которая у неё в руках?

— Я-я-а-а-а-а-а-а… — Марина раскрыла рот и поняла, что ничего не может сказать на это. Фрейя же села поудобнее, вытянув ноги.

— Чика, он женился на тебе после ночи любви. Ночи, когда трахнул тебя впервые, выцепив в клубе. Я знаю нашего Малыша, у него отменный вкус и чутьё на людей, а значит, это не просто так. Раз он пошёл этим поступком против всех, раз решил «нагибать» сеньорин офицеров, а это те ещё сучки, значит, что-то в тебе есть, и я хочу использовать это на общую пользу, а не глупо бороться с тобой неизвестно за что.

— Не можешь бороться — возглавь? — хмыкнула Марина.

— Почему нет? — Вновь пожатие плеч и до ужаса оценивающий раздевающий её бисексуальный взгляд.

— Он был пьян, — пыталась парировать Марина. — Не рассмотрел меня.

— Малыш-то? — Покровительственная насмешка. — Да, был пьян. — Фрейя встала, медленно-медленно подошла. Марина пятилась от неё и упёрлась задом в кухонный стол. — Да, он был пьян. Но в пьяном виде интуиция обостряется, так что мимо, чика. — Рывок, и сильные руки Фрейи закинули зад Марины на кухонный стол, на котором только что восседала сама. В кухне всё было убрано — сегодня выходной, занятий нет, и Марина старательно вылизала с утра всю квартиру, вымыв и убрав накопившиеся кастрюли и сковородки (эта паршивка Беатрис вообще за хозяйством не следит). Место для развлечений было.

— Не хочу тебя огорчать, но я не лесби, — попыталась давить интонацией Марина, и даже сверкнула глазами. Но не на ту напала — глазки Фрейи сияли, как у кошки, почуявшей ведро сметаны. — Я не сплю с девочками.

— Все когда-то с чего-то начинают… — философски произнесла Фрейя и попыталась задрать её халатик, обнажив ноги.

— Слушай, это не смешно! — одёрнула тот назад Марина. И вообще, убирайся отсюда!

— А то что ты мне сделаешь? — усмехнулась эта… Тварь.

Терпение Марины кончилось, вспыхнув, она соскочила со столешницы и попыталась толкнуть гостью в сторону выхода:

— Так, я сказала проваливай! Ты не у себя дома и не смей тут командовать! — Первый толчок удался. Но когда она попробовала развить успех… Фрейя со своего места куда-то делась. Секунда, и они обе лежат на пушистом ковре кухни (не просто же так тут ходят босиком), причём Марина с вывернутой рукой — снизу.

— Тихо! Тихо, лапка! — прошептала эта дрянь в самое ухо. — Санчес, милая, зачем так агрессивно? Агрессия не красит симпатичных девушек, а ты у нас была и будешь девушкой, даже в розовых отношениях, да? Из принципа? Ты ведь принципиальная!

— Иди нахрен, Веласкес! — Марина попыталась лягнуть высочество, ибо истинная дочь Северного Боливареса никогда не сдаётся, но и Фрейя была не зелёная ссыкуха. Всё, чего ей удалось, это на мгновение вырваться и перевести их отношения в состояние новой схватки. Которая продлилась секунд пять, и снова закончилась для неё вывернутой рукой и лицом, уткнутым в ковёр.

— Я могу сделать тебе болевой приём, Санчес! — грозно раздался над нею рык Фрейи — высочество в схватке она всё же зацепила. — Но… Не буду.

Её отпустили! Марина не могла в это поверить, но это было правдой, инфанта ослабила хватку, затем отпустила её, отползла в сторонку и поднялась на ноги. Битва закончилась для Фрейи менее удачно, чем та, наверняка, рассчитывала, но выдранный клок разноцветных волос и расцарапанное лицо вряд ли можно считать решающим исход дела фактором.

— Я не хочу с тобой бороться! — продолжила Фрейя. Прекращай вредничать.

Не веря, Марина перевернулась, поднялась и села на колени, потирая ушибленное запястье.

— Убирайся! — прошептали её губы.

Фрейя деловито развалилась на диване.

— Куда? Точнее, откуда? Ты гонишь меня из квартиры, которую купила я сама? Гонишь меня, чьи люди защищают тебя и твою семью от отбросов? Ты ничего не перепутала?

Тварь! Сволочь! Шлюха! Паскуда! Марина знала много разных ругательств, но только эти из всего списка, что она твердила про себя, были литературными.

— Специально это сделала, да? — Хотелось разреветься от разочарования и обиды, но Марина сдержалась. Не сейчас и не перед этой дрянью. — Специально нам помогла, чтоб подсадить на крючок?

— Нет. — Фрейя покачала головой. — Помогла от чистого сердца. Просто помогла, когда было нужно.

— А сейчас? Просто пользуешься?

— А ты бы не воспользовалась? Тем более я не войну предлагаю, а наоборот, союз. А ты такая дура, что не можешь своим скудым умишком до этого дойти. Не разочаровывай меня, Санчес!

Рывок, и вот она уже сидит рядом. Рука паршивки протянулась к её лицу. Одёрнула непослушную, растрепавшуюся в драке пядь её волос.

— Марин, хватит, а? Мы нужны друг другу. Он любит нас обеих, и я предлагаю быть вместе. Он БРОСИТ Изабеллу, поверь, я знаю свою сестрёнку чуть лучше, чем все остальные. Давай, не выпендривайся, пока я добрая и не выслала вас нафиг с планеты! И тебя, и Мерседес, и Сильвию! Ну, и сестру твою заодно — она и на Земле может доучиться, и там воздух свежее.

— Зачем? Почему? — Слёзы всё-таки навернулись на глаза Марины. Кажется, она непроизвольно шмыгнула. — Я не верю, не понимаю, зачем тебе это! Зачем привечать соперницу и создавать… Гарем своему… Своему.

— Он не простит мне, если я вас разлучу, сказала же. А я хочу мира в семье. — Фрейя гладила её волосы, и у Марины не было сил одёрнуть её руку. — Мы должны стать командой, Санчес. Единой, неделимой. В трёх лицах. Мы с тобой вдвоём должны задавить остальных. Они — единоличницы, могут победить в битве, но при игре в долгую всегда побеждает система. То есть мы. — Она подалась вперёд и поцеловала её губы. — А значит, это неизбежно, глупая.

Марина почти не сопротивлялась, лишь одёрнула губы в сторону.

— Я не… Я не такая! — выдала она последний аргумент. — Не из ЭТИХ!

— Угу, конечно, — иронично закивала Фрейя.

— Нет, серьёзно. Я только с ма… Да у меня девочек вообще ни разу не было!

Губки Фрейи растянулись в довольной улыбке, а глазки озорно забегали.

— Девственница значит? — Оценивающая пауза. Глазки инфанты пробежались по её телу, заглянув в декольте, в котором было что показать. — Знаешь, Санчес, я, конечно, из другого круга и мне сложно понять вашу жизнь и ваши ценности, но в моём мире есть девочки, кто не любит девочек и спит с мальчиками. Есть кто не любит девочек, но спит и с ними, и с мальчиками. А есть подавляющее меньшинство, единицы буквально, кто предпочитает только девочек. Но поверь, ВСЕ хоть раз, но пробовали. И никто не откажется трахнуться с наследницей престола, если та им предложит.

— Клоака ваше… Высшее общество, ваше высочество, — хмыкнула Марина, не скрывая презрение.

— Возможно. — Пальцы Фрейи развязали завязки её халатика. Распахнули полы.

— О, какая ты у нас красавица! — окинула она взглядом опытного гурмана её тело.

Марине стало не по себе. Она дёрнулась, но Фрейя рявкнула так, что втянула голову в плечи:

— СИДЕТЬ!

Снова погладила её по голове.

— Санчес, не дури. То, что я хочу получить по доброму согласию, не значит, что я не могу это сделать, заставив тебя. И поверь, рычагов давления у меня масса, придётся выбирать покультурнее и поаккуратнее, чтобы совсем конченой стервой не выглядеть. Знаешь как я не хочу быть стервой? Ну вот и не заставляй меня ею быть! Я-лапка гораздо приятнее. Мрррр…! — Фрейя принялась тереться о неё, как кошка.

— Ты… — Марина была ошеломлена. Она хотела возмущаться, сопротивляться, но что она могла? Она НИЧЕГО ей не сделает, ни физически — та сильнее за счёт нейронного ускорения, ни как-то иначе. Звать на помощь? Смешно! Кого, ангелов? Гвардию? Соседей?

— Я расскажу всё Хуану, — использовала она единственный оставшийся аргумент. Жалкий, самой стало нехорошо, но другого не было.

Фрейя, с удовольствием дорвавшейся до сметаны кошки мнущая её грудь, покровительственно улыбнулась.

— Зачем? Что он сделает? Что он сделает МНЕ?

Насмешливая пауза.

— Правильно, ничего. Но очень будет хотеть сделать. И в итоге выкинет глупость, за которую его утилизируют сеньорины — тебе ли рассказывать, на какие он способен глупости? А всё из-за гонора одной нецелованной дуры, отказывающейся принять неизбежное.

Она подалась вперёд, обняла её и снова поцеловала в губы. — Марина больше не сопротивлялась, но и не помогала, сидела, словно кукла. Но Фрейе пока хватало и этого.

— Дурочка! — вздохнула та и начала стаскивать халатик с её плеч.

— Фрей, не надо… — убитым голосом попросила Марина, и поняла, всё бесполезно. Этой дряни принципиально нужно поставить её на место, в положении ниже себя. Ибо, действительно, хоть она и принцесса… Но её акции у Хуана значительно ниже. А самый простой и самый эффективный способ для этого… Прост и незамысловат, и работает со времён, когда люди гонялись за мамонтами. Кто в постели сверху — тот и вада.

…Господи, как сделать так, чтоб не сорваться и не убить её!.. Ради семьи! Ради Беатрис! Да и ради Хуана, который, и это чистая правда, сделает глупость, если узнает!..

— Я… Я ничего тебе делать не буду, — лаконично сформулировала Марина.

— А я и не прошу. — Смешок. Руки разноцветного высочества продолжали изучать её тело, и одна из ладоней проникла в самое потаённое место. Трусов на ней не было, ибо Марина недавно была из душа. — О, мокренькая! А говоришь, девочки не возбуждают.

— Иди на хрен, Веласкес! — рыкнула Марина.

— А вот этот стиль общения мне больше по душе! — весело оскалилась высочество. — Пошли на диван.

Когда Марина пересела, Фрейя встала перед ней на пол на колени и торжественно, так это выглядело со стороны, развела ей ноги.

— Ой, а тут ты у нас тоже очень ничего. Миленькая девочка!

— Веласкес, задолбала, делай давай уже, да отваливай! — Марина еле сдерживалась, чтобы не сорваться и не испортить всё.

— Тц-тц-тц! Санчес, какая ты невежливая! — Картинный вздох. — В угол бы тебя поставить, да плёткой!.. Спокойно! Шучу-шучу! — вскинула Фрейя руки, ибо Марина была готова её в тот момент убить. — Сама всякие мазы с садами не люблю. Но надо же было тебя подразнить, Санчес?

— Дразнильщица хре…

Договорить у Марины не получилось — Фрейя снова раздвинула ей колени и принялась орудовать пальцами в самом… Чувствительном её месте. Девушка вздрогнула — она была всего лишь человеком, и тело отвечало на рефлексы, и плевать, кто именно их активирует.

— Фрей, не надо, пожалуйста! — снова, ну, мало ли, прошептали её губы.

— Санчес, глаза закрой! — приказала эта стерва.

Марина послушалась. Ибо так, действительно было легче. Так можно было представить на этом месте не разлинованную цветную шевелюру, а мордашку другого человека, другого пола и… Гораздо более милого сердцу… Которого увидит на этом месте неизвестно когда, и увидит ли?

— Уговорила, не буду делать тебе ничего эдакого, — паясничала разноцветная стерва. — Никаких поцелуев, щекотаний язычками, засосов на груди и всяких других телячьих нежностей. Цени мою доброту! — Марина ценила. — ПОКА ты к ним не готова. Но удержаться от ЭТОГО — не могу! — Она наклонилась и понюхала её промежность. И Марина не понимала, ей, извращенке, на самом деле нравится, или дрянь снова стебётся. — Ах ты моя сладенькая! А запах какой… Чистый! Из душика недавно, да?

— Д-да, — вырвалось у неё.

— Ну, вот и замечательно! Люблю чистеньких девочек. Глаза закрой! — рыкнула она, и Марина, приоткрывшая их было, снова послушалась.

— Мы тебя воспитаем, — проговорила Фрейя, прежде чем низвернуть Марину в пучину наслаждения. — Мы из тебя порядочную аристократку сделаем! Тебе понравится! Всё уметь будешь! И ты будешь только НАШЕЙ аристократочкой! — Даже с закрытыми глазами она почувствовала, как довольно сияют глаза этой… Этой… Высочества. Получившей своё и купающейся в лучах удовольствия и доминирования. И понимала, что всё слишком сложно чтобы вот так брать её и люто ненавидеть, как бы ей ни была неприятна мысль о происходящем.

Конечно, Марина не раз видела ЭТО в кино. Когда девочка — девочку. Но то кино, в жизни ощущения были… Не такими, как она думала. Во-первых, процесс оказался долгим, и шёл по нарастающей. Во-вторых, приятным. И в третьих, закончился таким бурным и таким непривычным оргазмом… Описать который Марина не могла — не хватало слов, несмотря на подготовку в медицинском. Эта коронованная дрянь была специалистом своего дела и творила с её телом такое… У неё не было ни шанса, тело капитулировало и отказалось признавать однополость дарящего ЭТО.

Но всё проходит, отошла от ЭТОГО и она. И почувствовав контроль над руками, ногами и остальными структурными подразделениями организма, уткнулась в спинку дивана и заревела. Ибо с отходняком навалилось такое, что лучше застрелиться.

Фрейя сидела рядом, утешала её, говорила приятные слова, но ей было плевать. Она не может убить её, и даже покалечить не может… Но пусть та катится ко всем чертям! Получила своё? Самооценку подняла? Вот и скатертью дорожка! Кажется, в порыве, в ответ на попытки успокоить, она ей это несколько раз повторила, и высочество, видя бесперспективность попыток контакта, послушалась, потому, как вскоре наступила тишина, что-то мягкое, оказавшееся позже её халатом, накрыло её тело, а ещё через время дверь из кухни тихонько хлопнула.

В себя Марина пришла ещё не скоро. Долго лежала, глядя в потолок, ни о чём не думая. Анализ… Потом она проанализирует произошедшее, и сделает выводы. Пока же думать не хотелось ни о чём.

В кухню вошла Беатрис.

— О, мастурбируешь? — воскликнула эта малая паршивка, оценивая её вид. Налила себе в стакан воды из колонки, выпила. — Ты б не расслаблялась, сестрёнка, скоро родители должны прийти. Иди лучше в свою комнату.

Не найдя, что ответить, не признаваться же младшей сестре, что тебя только что трахнула наследница престола, да ещё КАК это сделала, Марина поднялась, нацепила халат и, действительно, пошла в свою комнату. Где завалилась спать, до утра, хотя вечер только начался — утро вечера мудренее.

После третьей пары была большая перемена, и Марина, переодев халат, побежала в столовую. Прошло уже два дня с памятного визита высочества, и всё это время она старалась о нём не думать. Так проще, не вызывает в душе бурю смешанных чувств. Да и смысл бередить душу ненавистью, если она всё равно ничего паршивке не сделает? Фрейя так же себя не проявляла, оставив её в покое, и надо было радоваться, что высочество, получив своё, о ней забыла. Хуану решила ничего не говорить — девочки сами должны мочь разобраться друг с другом. И если она не сможет поставить дрянь на место, плевать, что та коронованная… Грош ей цена. И ни один мальчик своим вмешательством не поможет. Жестокий и суровый, но справедливый закон жизни.

Сев за столик с подругами (подругами в смысле вместе учатся, её отношение к женской дружбе с шестнадцати лет мало изменилось), немного отошла. Смеялась шуткам, шутила сама.

— Марин, что-то случилось? — спросила одна из одногрупниц, когда лёд растаял и начал налаживаться диалог. Санчес пожала плечами.

— А что?

— Да так, — ответила другая. — Ты третий день сама не своя ходишь. Ни с кем не разговариваешь, на своей волне.

— Он тебя бросил, да? Вот козёл! — добавила первая, заранее сделав далекоидущие выводы. Напрашивающиеся выводы, надо отметить.

Марина отрицательно покачала головой.

— Нет, не в нём дело. Всё гораздо сложнее…

Но как именно описать ситуацию, что именно и как именно сложнее, у неё не хватало словарного запаса. А говорить жёсткую правду… Да лучше сразу умереть!

Тем не менее, возвращаясь в свой корпус (у них сегодня после большой перемены клиника), почувствовала, что стало легче. Жизнь не такая плохая штука, несмотря на все неприятности.

Эта мысль витала у неё в голове, давая расслабление натянутым нервам, ровно до момента, как она подошла ко главному входу в своё отделение. Ибо на его пороге увидела небольшое столпотворение, в котором среди пациентов угадывалось большое количество одногрупников, в основном мальчишек. И не только одногрупников — сегодня здесь занятия сразу у трёх курсов. Все эти люди переговаривались, обступив возвышающегося над всеми долговязого парня с огромной корзиной изысканных цветов. Розы, орхидеи, лилии… Марина никогда не видела такие, их нет в свободной продаже ни по каким деньгам. Потому, что у обывателей в городе столько не бывает. Во всяком случае, не для трат на цветы.

Она всё поняла, но движимая надеждой, что это может быть простое совпадение, попыталась проскочить мимо. Не получилось, её заметили. Но она упрямо пёрла ко входу, не останавливаясь, пока исход дела решил возглас одного из одногрупников:

— Вот, да вот же она. Санчес! Санчес, иди сюда, это к тебе!

Ломать комедию было глупо, и она подошла.

— Санчес Марина… — Парень назвал её полное имя. Девушка растеряно кивнула. — Это вам. Держите. — И протянул корзину.

— Всё? — растеряно хлопнула она ресницами.

— Да. — Недоумённое пожатие парнем плеч.

— Даже документы не спросите? А где расписаться?

Парень обворожительно улыбнулся.

— Мне показали ваше изображение. Кстати, в жизни вы лучше! — Подмигивание. Подхалим. — Расписываться не нужно, у нас солидная фирма, мы не занимаемся такими глупостями.

— Ясно. Вам что-то просили передать на словах? — нахмурилась она. Парень развёл руками.

— Наверное, он сам скажет при встрече.

— Он? — зацепилась она за фразу. Но парень не ответил. Лишь завистливо вздохнул, обведя взглядом её всю, с ног до головы. С превеликим удовольствием поставил бы себя на место этого «ОНа». Глупый юноша!

— А как вы прошли охрану? Сюда же никого не пускают? — спохватилась она, хватаясь за солопинку, понятную только её воспалённому женскому мозгу.

— Мне выписали спецпропуск, — продолжал улыбаться парень, сверля её тоскливым взглядом.

— Специально для курьера с цветами? В медакадемию?

Новый тяжёлый вздох.

— Всего хорошего, сеньорита. Успехов вам.

— Спасибо… — потянула Марина, и парень с бейджем одной из известных в Альфе служб доставки цветов развернулся и ушёл, оставив её переваривать произошедшее, сжимая шикарную композицию из редчайших оранжерейных цветов.

— Там записка, — подсказал кто-то из парней. Только теперь она заметила, что не одна, и это слабо сказано — стоит в окружении почти полутора десятка молодых парней и нескольких затесавшихся к ним пациентов отделения. Увидела весело скалящиеся физиономии. В основном улыбки были поддерживающие и покровительственные, но были и такие, кто смотрел пренебрежительно. А во взглядах стоявших в отдалении немногочисленных девушек (в академии вообще с девушками не очень, не женская это работа, быть военным врачом) читалась откровенная зависть. Дуры!

Вытащила записку. Развернула. На бумажке было написано одно единственное слово: «Извини». И подпись: «Ф.».

— Эф… — услышала она голос за спиной — обступившие её ребята прочли надпись через плечо. — Фернандо? Фредерико?

— Фаустино!

— Фабио! — начали строить версии остальные. Послышались ещё версии, и главное, парни её как бы не спрашивали, а утверждали.

— А кто-то говорил, его Хуан зовут? — послышался голос сбоку. Тихий-тихий, специально для неё. Марина подняла глаза в эту сторону — Максимилиано. Парень на курс старше, что пытается ухаживать за ней, несмотря ни на что. Что он сейчас подумал — непонятно, но она точно знала, ему известно о её браке, и, как минимум, как зовут её суженого.

— Не ваше дело! — Краска ударила ей в голову. Марина вспыхнула, и, расталкивая зазевавшихся коллег по цеху, бросилась внутрь здания. На глаза её набегали слёзы, и стоило огромных усилий не разреветься.

Ординаторская. Осторожно поставила цветы на стол — тут народ нормальный, не возьмут — и побежала в туалет, моля все высшие силы, чтобы дали успеть.

Успела. Забежав, хлопнув за собой дверью, заскочила в кабинку и только тут излила душу — разревелась в голос.

Сколько она просидела в кабинке, не представляла, а на хронометр смотреть не хотела. Двадцать минут? Полчаса? Скорее всего. Но, наконец, успокоилась и затихла. И продолжила сидеть только с одной целью — дать глазам прийти в себя. Косметики на ней и без того был минимум — в клинике нельзя, тут с этим строго, но краснота глаз сказала бы окружающим слишком много, а она не готова вот так изливать всем душу.

Вдруг послышались голоса. И она поняла одну вещь, на которую ранее ввиду угашенного состояния не обратила внимания. Это НЕ ЖЕНСКИЙ туалет. Ибо голоса были мужские… А пока она бежала сюда, мимо мелькали непривычные устройства, именуемые в науке «писсуары», на которые тоже не обратила внимания. Только теперь Марина поняла, где находится. Но это ничего не меняло. Сейчас она даст мужчинам справить нужду и спокойно удалится, никого не напрягая.

— Видал, цаца какая! «Извини. Эф.», — проговорил один из вошедших, и Марина прикусила губу. Голос принадлежал парню на год старше, коллеге, студенту, а не пациенту. — Понты! Ненавижу понты.

— Да ладно, не цепляйся, — произнёс второй голос. Спинка Марины вообще похолодела. Тот самый Максимилиано. Ухаживания которого из-за Хуана она так и не приняла, но о которых совсем недавно вполне серьёзно размышляла. — Она красива. И могла понравиться кому угодно. Вины девочки, что кто-то из аристократических ублюдков дарит ей цветы, нет. А что засмущалась так — вообще бомба. Значит, не всё там гладко как минимум, а скорее ей этот человек… Ну, не сильно он ей нравится.

«Красивая» «Аристократические ублюдки». «Не нравится» — проговорила про себя Марина и поняла, как тесен этот мир. А от слова «красивая» в душе стало очень тепло.

— Протащить курьера в медакадемию… Да уж, тут связи хорошие надо иметь! — продолжал первый голос — имени она не помнила. — Как думаешь, что мог сотворить этот «Эф», чтобы сделать такое?

Видимо, Максимилиано в ответ пожал плечами.

«Журчание» прекратилось, но парни не уходили. Как назло, их голоса сместились дальше к вытяжке, а в воздухе появились нотки табака. Парни закурили, продолжая обсуждать самую животрепещущую для себя тему — «баб».

— Не важно, что он сделал, — уверенно проговорил её потенциальный кавалер. — Она его не простит.

— Думаешь?

— Уверен.

— Почему?

Пауза. Раздумья.

— Понимаешь, она… Правильная. Понимает, кто и откуда. Понимает, что нужна ИМ лишь как шлюха. А эта девочка себя ценит!

Смешок в ответ.

— Ценит?

— Ценит, — спокойно парировал Максимилиано. — И история с этим… Как бы мужем… Думаешь, почему его нет с ней рядом? Или не так, почему её нет рядом с ним?

Да потому, что она понимает, это не её война, не её поле битвы! И правильно делает.

При словах «как бы муж» Марина напряглась, и слушала очень внимательно.

— Что не разводится — печально. А она не разводится, я узнавал. Но там свои заморочки могут быть, это ничего не значит. Но и с ним не живёт. Значит что? Значит, умница, и понимает, зачем этому сукиному сыну нужна. И этот «Эф». Ну, дарит какой-то чел девчонке цветы, но не думаю, что это серьёзно. У меня есть шансы, дружище.

Послышался удар, хлопок по плечу и смех.

— Сердцеед, блин! Собираешься и дальше за ней бегать? Мало того, что уже отшивала?

— А если она того стоит? — снова парировал Максимилиано, и на такой аргумент вряд ли у кого найдётся чем возразить.

Марина при этих словах ещё более «потеплела», чуть не растеклась лужей, почувствовала, что мелко подрагивает, а из глаз вот-вот снова потекут слёзы. Правда, совсем другие, не те, что были полчаса назад.

— Понимаешь какая штука, дружище… — продолжал потенциальный кавалер, — …они — аристократы. А она — дворняжка. Они не примут её, никто из них. Ни в каком официальном качестве. Только подстилка! И Санчес не дура, прекрасно это понимает. Я же — тоже из дворняг. Почему нет?

— Если ты из дворняг, то я гаванский папа! — перебил голос, но Максимилиано продолжал так же спокойно и уверенно.

— Ну, я не сказал, что из бедной семьи. Но мы — не аристократы, и для них — дворняги, какой бы пост ни занимали. И если понравиться моей маман, то она примет хоть кого, хоть такую, как она. Ей, конечно, трудно понравиться, но ей вообще трудно понравиться, даже я постоянно отхватываю, хотя сын и наследник.

— Да уж! — крякнул второй голос.

— А представляешь, какие красивые будут от неё дети! — мечтательно воскликнул Максимилиано.

— Да, дружище, ты попал! — рассмеялся второй голос после паузы. — Это серьёзно.

— Она классная, — закончил разговор Максимилиано — Марина поняла, что парни докурили и тушат остатки сигарет. — И когда поймёт, что с ними не по пути, я её у них заберу. У них всех. Дворняги должны быть с дворнягами. И тогда, наконец, она начнёт улыбаться. А то ходит вечно потерянная, сама не своя!..

Парни прошли мимо, к выходу, а она осталась сидеть, переваривая услышанное. В туалет ещё кто-то заходил, кто-то выходил… А она всё сидела и не могла прийти в себя. «Потерянная». «Сама не своя». Но тут же: «Красивая» и «Она достойна этого!». «Дворняги должны быть с дворнягами…» Дворняга… Надо же, её впервые не стошнило от этого слова! Парень сказал его с пренебрежением, но каким-то лёгким, весёлым, не обидным!

«…А представляешь, какие красивые от неё будут дети!..»

Последняя фраза добила, Марина вскочила и выбежала из кабинки. В туалете кто-то был, но было плевать. Подошла к раковине, умылась, смывая остатки плохого настроения. Она не позволит каким-то выродкам диктовать ей свои условия! Она — классная и красивая! И не надо хоронить себя заживо, гния, как какая-то детская кукла, маленькая хозяйка которой выросла и забросила её в дальний ящик. Плевать ей на Фрейю и всяких принцесс! Да и на Хуанов тоже плевать. Всё, с этого дня никакой хандры.

Дойдя до ординаторской и влетев внутрь, она остановилась, взирая на роскошный букет экзотических цветов.

«А вот цветы я себе оставлю, — мысленно сказала она и улыбнулась. — Назло. Как компенсацию!»

Фыркнула, достала халат и принялась одеваться. Всё обязательно будет хорошо.

Охрану с неё недавно сняли. Видимо, чтоб не привлекать внимания. Стрелки после вендетты были грамотно переведены на клан Веласкес, а знающим людям даже было известно имя Хуана. А на то они и знающие, что знали, что он — проект королевы. То есть непосредственная опасность «свыше», от кланов, ей не грозила. Бандиты тоже мстить не собирались — не в их, бандитских, это понятиях. Это как если тебя сбила машина — нельзя винить машину, это глупо; винить надо того, кто сидел за штурвалом. Она в представлении всех — машина, и не представляет интереса. В общем, как бы там наверху сеньорины начальницы Хуана ни рассуждали, их группу охраны отозвали, и теперь их семья сама по себе. И несмотря на кажущуюся тревожность, Марина этому факту радовалась. Тем более, их всех поставили на круглосуточный мониторинг, и если вдруг что произойдёт и кого-то из них захотят похитить… В диспетчерской корпуса (по словам Хуана) об этом сразу узнают и примут меры.

Был в ситуации и минус. Теперь домой её не подвозили, приходилось топать на своих двоих. Но она не печалилась, живут они теперь почти в Центре, а медакадемия находится не так далеко от оного, с обратной стороны от его купольных массивов. Дорога домой занимает чуть меньше часа, несмотря на две пересадки на метро. По меркам Альфы рукой подать.

К метро она как раз и шла, прижимая корзину с цветами к груди, сияя от умиротворения в душе. От кавалеров и провожатых отделаться удалось, хотя не без труда, и это (что не без труда) тоже радовало. Она сильная и независимая, и плевать, кто и что о ней думает!

Как обычно, надвигающуюся беду проморгала. На самом деле сделать ничего бы не смогла, даже узрей она её заранее, но всё равно, была настолько невнимательна, что заметила подкативший кортеж из «либертадора» и двух «мустангов», только когда оный тормознул на проезжей части рядом с нею.

Убегать было глупо, как и пятиться, и Марина просто остановилась, как вкопанная. Люк «либертадора» поднялся, и перед ней из его недр возникла…Она самая. Высочество. Старшая и разноцветная.

— Привет, Санчес! — улыбнулась ей Фрейя. Перепрыгивать через барьер не стала, прошла чуть вперёд и прислонилась задом к переднему капоту своего тарантаса. Ангелов рядом тоже не было — сидели по машинам.

— И тебе не болеть, — скупо выдавила Марина, пытаясь понять, что чувствует. А подумать там было над чем. Она не чувствовала к разноцветной ненависти, как ожидала. И обиды тоже. И даже презрения. Но и радости та у неё не вызывала. Это был какой-то сверхъестественный букет, и Марина сама не понимала, какое из чувств доминирует. Фрейя была ей даже… Симпатична. Да-да, несмотря ни на что. И прикосновения её язычка она ещё долго не забудет. Как и то, почему она это делала и как принуждала.

— Смотрю, ты приняла цветы, — кивок на её ношу. Которую Марина прижала к груди ещё сильнее. Парировала:

— Цветы не виноваты, что дарящая их — конченая стерва. Это просто растения.

Фрейя довольно оскалилась.

— Знаешь, Санчес, скажи мне такое кто угодно из аристократии, я бы эту сучку раздавила. Как червя. Нашла бы способ. Просто из принципа — не стоит так со мной разговаривать. Только Сильвию, наверное, простила бы. А ты мне наоборот, нравишься ещё больше. Скажи, это я извращенка, или тут другое?

Марина пожала плечами.

— Думаю, психоаналитик ответит на этот вопрос лучше меня.

Новая довольная улыбка высочества.

— Поехали, подвезу до дома. — Кивок в сторону открытого люка.

— Справлюсь, — скривилась Марина, показывая, как сильно ей плевать на Фрейю.

— Считай, это приказ, — парировала высочество, пренебрежительно фыркнув. — Иначе прикажу Оливии и девочкам затолкать тебя силой.

— Приказывай. — Марина победно улыбнулась и показно расслабилась.

Фрейя одним махом перелетела на пешеходную сторону дорожного барьера, подошла к ней. Марина хотела отшатнуться, но это выглядело бы глупо, и удержалась. Высочество протянула руку и провела ей под одним глазом, затем под другим. Коснулась её губ.

— Ты красивая даже когда не накрашена. Ты очень красивая, знаешь об этом?

— Да, Хуан говорил мне, — попыталась уколоть она её, но мимо, Фрейя вновь лишь покровительственно улыбнулась.

— Марин, прости. Я… Сука, — произнесла она. — Последняя сука и стерва. А ещё тварь.

— Конченая тварь, уточнила Марина.

— Конченая тварь, — согласилась Фрейя. — Я… Не знаю, что на меня тогда нашло.

— Почему же, знаешь, — фыркнула Марина, и в её голосе отчётливо проступила злость. — «Нагнуть» тебе меня захотелось. На место поставить. Показать, какое я рядом с тобой ничтожество.

Качание головой.

— Нет, насчёт ничтожества — нет. Просто… — Вздох. — Марин, он с тобой СПАЛ. Понимаешь?

Марина молчала.

— Он со всеми вами спал. И со всеми строил какие-то отношения. А я…

— Лузер. Неудачник, — подсказала Марина.

— Отчасти.

— Но самоутвердившись, унизив меня, твоё высочество легче себя не почувствовало. Да?

Виноватый кивок.

— Говорю же, прости меня. Я никогда ни у кого не просила прощения… По крайней мере вот так и за такое. Но тут чувствую, что не права.

— Чего ты хочешь от меня? Чтоб я всё бросила и…

Фрейя потянула её за руку к дорожному барьеру.

— Поехали. По дороге поговорим. Говорю же, подвезу, мне не трудно.

Сопротивляться Марина вновь сочла глупым. Но дальнейшая забота высочества ей не понравилась.

— Сама перелезешь или подсадить? Тут высоко, а у тебя юбка узкая.

Фрейя была в брюках, причём сидели те свободно, а она, действительно, была в узкой юбке.

— Справлюсь! — крякнула Марина и подняла юбку под самое «немогу» и полезла.

— О, подвязочки! Любишь мальчиков смущать? — улыбнулась эта дрянь, увидев её чулки и то, на чём они держались.

— Не твоё дело! — фыркнула Марина.

— А как же Хуан? — продолжала иронизировать высочество. — Измена мужу даже в фиктивном браке… На тебя не похоже!

Но Марина уже стояла на той стороне и опускала юбку на место. Фыркнула ещё более зло:

— Не твоё дело!

Фрейя вновь прыжком перемахнула через барьер и приглашающее указала на люк.

— Прошу!

— Знаешь, Санчес, все мы имеем право на ошибку, — произнесла Фрейя после долгой паузы. Машина покачивалась еле-еле, хотя судя по виду за бортом, ехали быстро. Марина молчала. — Ты пойми, это не просто так. Я не просто ненавижу тебя, я тебя боюсь. И то, что сделала… Мною двигал страх. Я боюсь тебя, понятно?

Марина покачала головой.

— Нет, не страх. Безнаказанность. Изабелле ты ничего не сделаешь, она сестра. Сильвия — подруга. Мерседес — кузина, да и сама тебя в рог скрутит, если полезешь. За Беатрис же тебя скрутит в рог Хуан, и плевать ему будет на офицеров и королеву — это не только ты, это вся Альфа уже знает. Остаюсь только я, слабая и беззащитная, за счёт кого можно самоутвердиться. Да?

— Дура, если бы я хотела… — Фрейя вспыхнула. Но сдержалась. Продолжила тише, наклонившись. — Санчес, хоти я самоутвердиться, я бы поставила тебя раком к столу, уткнув в него грудью, и оприходовала бы вот таким страпоном! — она развела руками в стороны, показывая, каким именно. Большим, но не запредельным — то есть вполне реально существующим. — Есть у меня такой, практикую им с плохими девочками. А потом поставила бы тебя на колени и заставила бы сделать с собой всё то, что сделала тебе сама. Чмоки-чмоки, работай, лапочка! Не веришь?

Марина верила. Это не фантазия говорила в разноцветной, это опыт.

— Ты всё ещё думаешь, что я хотела самоутвердиться?

Глаза Фрейи горели праведным огнём, и Санчес, хотевшая сказать очередную колкость, осеклась.

— Я дружить с тобой хотела! Подружиться! Я же не знала, что ты… Девственница! — продолжила высочество спокойнее. — Что будешь ломаться. И что для тебя это… Что-то… Эдакое! Позорное!

— По себе судила?

Кивок.

— Это ведь… Это просто ласки, ничего не значат. Я понятия не имела, что это тебя так унизит.

Марина фыркнула.

— И когда поняла?

— Когда ты ревела после отходняка. Только тогда всё встало на место. И… — Вздох. — И я поняла, что перегнула палку. И мне стыдно. Я поступила неправильно и хочу загладить вину. Чтоб ты простила. Я ведь на самом деле хочу как лучше, и каждое моё слово в тот день — истинная правда.

— Насчёт союза?

Кивок.

— Мы нужны друг другу. И мы МОЖЕМ.

— Можем что? — Марина не понимала. Глаза Фрейи горели, и она продолжила заговорщицким тоном:

— Можем устанавливать правила. Вдвоём, ты и я.

Помолчала, снова подбирая слова.

— С одной стороны Хуану. Мы — самодостаточны. Моим он будет на работе, твоим дома; там командую я, там — ты. А о чём мужику ещё мечтать? С другой стороны, мы можем ставить условия любой из этих вертихвосток, если захотим взять их в команду. Я в одиночку — нет. Ты — тем более. А вместе мы — сила. Понимаешь?

Марина покачала головой.

— Сильвия и Мерседес, они… — Фрейя нахмурилась, подбирая слова. — Они единоличницы. Они будут бороться за Хуана, и даже готовы заключать союзы, и с тобой могут попытаться заключить. Но это союз пауков в банке против третьего паука. После они сожрут тебя. Ну, или меня, если союз со мной. Потому мы должны ограничить их, задавить, заставить играть по правилам. НАШИМ правилам.

— И Сильвия? — усмехнулась Марина.

— ОСОБЕННО Сильвия! — подчеркнула Фрейя. — Этой воли вообще давать нельзя — наплачешься.

— Как ты о лучшей подруге! — усмехнулась Марина.

— Подруги-подругами, а Хуан врозь! — отсекла Фрейя.

— Хмм… Но ведь сама говоришь…

Фрейя вместо ответа протянула руку к дверце машины и вытащила… Два ножа. Первый — белый, керамический. Второй — обычный, металлический. Нет, необычный, большой и… Какой-то мощный, явно военный. Но — металлический.

— Смотри, этот нож сделан из оксида циркония, — щёлкнула инфанта пальцем по лезвию белого ножа. — Он классный, очень острый и годами не тупится. Но с ним можно сделать вот что.

Она воткнула его в щель на той же дверце. Небольшой рывок… И перед лицом Марины уже две половинки белого лезвия.

— Видишь? Это — Изабелла. Или Сильвия. Или Мерседес. Или мы с тобой, если будем по отдельности. Мы классные, острые, надёжные… Но… Крак — и всё.

— А этот ломать я не буду, — щёлкнула она ногтем по лезвию второго. — Испорчу дверцу салона и сама порежусь. Оливия убьёт. Если хочешь, можешь сама попробовать. — Фрейя протянула орудие ей. Марина закачала головой и отстранила его от себя. — Это не просто сталь, а суперсплав. Я, если честно, не знаю, что там: железо, хром, ванадий, молибден, никель, титан… Что-то из перечисленного. Причём не два компонента, а больше. Каждый из этих компонентов не сравнится параметрами со сплавом — ни прочностью, ни хрупкостью, ни остротой. Но все вместе они… — Покачала головой. — Понимаешь, что хочу сказать?

Марина молчала.

— Мы можем драться за Хуана. Можем делить его. Можем заставить выбрать одну из нас. И победит та, которая будет наиболее острой и прочной. Но это будет вот что, — снова взяла в руки две половинки белого лезвия. — Если же мы объединимся, и не просто в качестве гарема вокруг мальчика, а станем на самом деле командой, единым механизмом — превратимся в прочнейший непотопляемый сплав. — Снова протянула ей нож. — Кстати, возьми, дарю. В продаже таких нет, это армейский вариант для ВКС, десантный штурмовой. Им даже доспехи легко пробивать, не то, что колбасу резать.

— Спасибо. — Марина не стала отказываться от подарка и положила нож в корзину с цветами. — Значит, гарем. Боже, как банально! — Ирония, несмотря ни на что, из неё так и сочилась. — А я нужна, чтоб показать остальным, что главная в нём — ты. За это ты разрешишь мне быть… Хозяйкой в доме, то есть во дворце, где мы наверняка все вместе будем жить, не лезущей в дела и политику.

Фрейя отрицательно покачала головой.

— Ты опять не поняла. Гарем — это другое. Гарем это то, что создал, например, мой отец. Мама, тётя Алиса, тётя Елена, Сирена… Это — гарем. Где каждая из женщин независима, выполняет определённую функцию, а чтобы не отбилась от рук, отец контролирует их через постель.

— Такое об отце… И о матери… — усмехнулась Марина, но не весело.

Фрейя пожала плечами.

— Не надо иронии. Очень неплохо между прочим он устроил. Особенно неплохо для простого незнатного бухгалтера их другой страны. И мама не против. Всё понимает и позволила ему создать эту систему, потому, что та более эффективна, чем если бы во главе всего стояла она сама со своим диктатом. Она любит его, как, кстати, и он её.

— Знаю. — Марина кивнула. — Это вся планета знает. Зря они развелись.

Фрейя улыбнулась.

— Развелись — и развелись. Сохранённые отношения важнее штампа в паспорте.

Вот это — гарем, Санчес. А я предлагаю именно сплав, где каждая из нас станет продолжением другой. Неважно, какие у нас разногласия, перед лицом внешнего мира мы — единое целое. И, Санчес, ты нужна чтоб задавить девочек, тут ты права. Но не для того, чтоб сделать меня главной — я и так буду главной, по умолчанию. А для того, чтоб задавить их потому… — Вздох, её высочество снова подбирала слова. — Потому, Марин, что сам Хуан никого из них не задавит. Никого из НАС. Мы, девочки, должны сами решать некоторые вопросы. Вот я и предлагаю объединиться, чтоб начать их решать.

Марина сидела в полном обалдении от услышанного. Фрейя не спешила. Продолжила издалека:

— Слышала, что произошло недавно у Сената?

Марина кивнула. Помнила тот глупый репортаж, слухи и споры среди коллег-учащихся, чуть не доходящих местами до драк. — Это Хуан. Он в тени, но это его «Цитадель» мутит воду.

— «Цитадель» — зацепилась за слово Марина. — Так она существует?

— Не совсем, но… — Фрейя болезненно скривилась. Видимо, и так сболтнула лишнего. — В общем, мама озадачила Хуана, проверяет, на что он способен в плане организаторства, и пока он её не расстраивает. Больше скажу, скоро в городе планируется вобще бомба… Ну, да ладно, тебе это не нужно, — снова махнула она рукой, и Марина почему-то была с нею согласна.

— Хуан будет занят, — пояснила она. — Не до нас ему будет. Но я больше чем уверена, если мы его ограничим собой, он будет сматываться от нас к этим паршивкам при первой возможности, вопреки, просто потому, что они ему нравятся. И чем выше он взлетит, тем смелее будет забивать на нас большой и толстый астероидный бур. Ты хочешь иметь неконтролируемых тобою любовниц мужа?

Марину передёрнуло, и она не знала, отчего. Наверное от влияния Фрейи, которая на самом деле боялась всего, что говорила.

— Я — нет. Они ему нравятся, он их не оставит, выслать на Землю мы их не можем… Значит, надо наводить мосты. И давить, заставить играть по своим правилам. Тогда есть надежда, что станем единой командой… Когда притрёмся, приспособимся друг к другу. Но это должны сделать МЫ, понимаешь? Мы сами. Поставив Хуана перед фактом. Иначе будет новый гарем, и дай бог, чтоб у него получилось, как у моего отца! — Из груди Фрейи вырвался тяжёлый вздох.

— А Изабелла? — подала голос Марина, нарушая воцарившуюся тишину. — Изабеллу ты не назвала. Её в команду ты не хочешь?

Фрейя отрицательно покачала головой.

— Она навсегда останется белым ножом. Самым тонким, самым острым из нас, самым… Классным. — Да, она сказала это слово. — Но без неё мы сильнее.

Марина не знала, что сказать на это. На всё услышанное. Тут надо было думать, и думать крепко. Насчёт Изабеллы она согласна не была, Хуан никогда не отпустит свою Музу, которую так долго искал…

…Но её мнение Фрейю не интересовало. Да и сама Марина обладала далеко не полной информацией по теме, чтоб быть судьёй последней инстанции.

— Теперь понимаешь, почему я приехала тогда? — подняла глаза Фрейя. — Ну так как, прощаешь? И соглашаешься на дружбу?

— Может, на союз? — поправила Марина.

— Нет, союз — это до первого подводного камня. Я же предлагаю дружбу. Искреннюю и бескорыстную. Потому, что обоюдовыгодную. — Улыбнулась.

Марина улыбнулась тоже.

— Уговорила. Крепче и бескорыстнее обоюдовыгодной женской дружбы ничего не бывает. Я согласна. — Её глазки сощурились, в них запрыгали бесенята. Фрейя поймала настрой, и её глазки тоже заискрились интересом.

— Согласна, но…?

— Но просто так простить я тебя не могу, Веласкес, — покачала головой Марина. — Мне нужно реабилитироваться за тот раз, почувствовать власть над тобой. Почему тебе можно, а мне нельзя? — Она сама не верила в то, что говорит и делает, и не так уж этого хотела… Но понимала, если сейчас не «нагнёт» Фрейю, не покажет характер, та так и будет вытирать о неё ноги. У неё не особо великие акции, и лучше не терять очки там, где можно их хоть немного удержать.

— Вся во внимании, моя королева… — Фрейя сменила тональность до томной и опустилась в проход «Либертадора», встав перед Мариной на колени. — Что ты сделаешь со своей несносной служанкой?

Марина вновь подняла юбку и раздвинула ноги.

— То, что служанка умеет лучше всего. — Потрепала её разноцветную шевелюру.

— Понравилось, да? — ехидно хмыкнула Фрейя. — А говорила, что не спишь с девочками, что не лесби…

— Так, Веласкес, не торгуйся! Давай, работай! — прикрикнула она. — Мне что, самой раздеваться? — И закончила тихо-тихо. — Ага, не станешь с вами лесби с такими раскладами!..

Фрейя улыбнулась и принялась отстёгивать от пояса её чулки.

— Дурашка, вначале чулки надеваются, потом трусы. А так, чтоб снять последние, придётся вначале отстёгивать первые.

Марина пожала плечами. Этот вид гардероба она надевала второй раз в жизни. Фрейю вдруг осенило:

— Ты знала, что я приеду! Что встречу тебя! Это для меня парад, да?

Она провела… Подруге по внутренней стороне бедра. Отвечать не требовалось — глаза Марины сказали лучше любых слов. Но она всё же ответила:

— Не была уверена, что встретишь именно после академии, но это было возможным — уже же раз встречала.

Пауза. И с энергией в голосе:

— Веласкес, я должна тебя трахнуть! Чтоб реабилитироваться. Я не какая-то дворняжка, которая позволит собой помыкать. Если дружба — то дружба, равноправная. Я ответила на твой вопрос?

Фрейя в очередной раз расплылась в довольной улыбке, приступая к… Да что уж там, одной из своих любимых процедур, чего никогда не скрывала. Марина же откинула голову на диванную подушку и задумалась. Северный Боливарес… Ирония в том, что уехав, они так и остались жить в нём. Навсегда. Ибо весь мир — Боливарес. Отличие лишь в том, как именно тебя трахают. Или как именно трахаешь ты, если докажешь своё на это право. Только и всего.