К синему морю

Дом у дороги-11

Какое-то время они молчали. Тлели последние угли в бочках, свистел ветер в окнах.

— Как пацан? — поинтересовался Чолокян. — Нормально?

— Пойдёт, — одноглазый покосился на него, — иди спи.

— Не хочется. Выбраться бы отсюда быстрее. Не нравится мне здесь.

— Почему?

— Тревожно как-то.

Одноглазый кивнул.

— Слушай, а у тебя дети есть?

— Откуда? Только вот женился.

— Поздно. На вас не похоже. Да ещё и русская же жена?

— Русская, — Чолокян вздохнул, — мне теперь родители весь мозг вынесут. Друг один обиделся сначала. На его сестре не женился. А что поделать, если она мне по душе пришлась? А купил её? И что? Другие вон, обязательно калым отдают.

— Ты прямо Ромео, как посмотрю. Много отдал?

— Ну так, — Чолокян вздохнул, закатил глаза, зашевелил пальцами, считая, — патронов полцинка, два пуховика, литр чистого медицинского и «Вепря».

— Не, — одноглазый хмыкнул, — ты ни хрена не Ромео. Тот бы украл. Ты Отелло.

— А кто это?

— Забей, — одноглазый махнул рукой, — ты помнишь прошлое?

— Конечно, — Чолокян пожал плечами, — ты про какое только?

— Тебе сколько лет тогда стукнуло?

— Вон ты про что… Тринадцать.

— Ба. — Одноглазый покосился на него. — Да у тебя…

— Возраст Христа, знаю. Так чего ты спросить хотел?

Одноглазый подумал. А что, на самом-то деле? Снова удариться в нахлынувшую ностальгию? Да ну её.

— Забей. Так, глупый вопрос. Иди спать.

— Я посижу. — Чолокян встал, противореча сам себе. — Сейчас поесть принесу. Мясо вяленое есть. Будешь?

Стоило ли отказываться? Через пару минут оба сосредоточенно жевали, думая каждый о своём. И Чолокян, расчётливый и несентиментальный, неожиданно для самого себя вспоминал прошлое. Солнечное тёплое ласковое прошлое.

Ему тогда стукнуло тринадцать. Или двенадцать? Чёрт знает, если честно. Он плохо помнил возраст, дни рождения или ещё что-то такое. Из прошлого в голове осталось немногое. Две недели у тётки в последнее лето, это да. Почему он жил на море так мало? Чолокян не помнил. Семья всё-таки была городская, сезоном, как большинство родственников, не жила. Стоматологическая клиника у отца, семья у мамы. Возможно, именно поэтому, кто знает.

Солнце. Море. Галька. Никакого песка, только галька в Джугбе. Саркис даже запомнил девушку, откуда-то из городка со смешным названием Нягань. Он даже успел влюбиться. Только не знал во что. То ли в весёлую улыбку. То ли в светлые полоски, видневшиеся из-под второго, совсем маленького купальника. Сейчас он понимал, что те полоски тогда… были так, чтобы похвастаться друзьям. Вот, смотрите, я на фото со своей девушкой. Девушкой… доброй и хорошей пятнадцати ли, шестнадцатилетней девчонкой, веселящейся над потешным и напыщенным армяшкой-малолеткой. Но какая же она была хорошая…

— О, просыпаться начали, — одноглазый кивнул на ворочавшуюся темноту у бочек. — Холод не тётка, а дядька, всем ссать хочется с утра.

Саркис Чолокян кивнул, промолчав, и пошёл посмотреть — как там жена.