К.И.С.

ЧЕРНЫЙ РЫЦАРЬ

Кис давно уснул, когда мы осторожно вышли на огромный балкон. Луна дружелюбно смотрела на нас, а потом, устыдившись назойливости, подернулась легкой кисеёй облака и притушила свой внимательный взгляд. Я глядел на лицо Лины и думал о том, как дорого дались ей последние шесть лет. Лина серьёзно глядела на звёзды и молчала.

— Лина! — прошептал я, — Лина, девчонка ты упрямая, как ты только решилась на это?

Лина обернулась, поглядела мне прямо в глаза. Видно было, что она хотела что-то сказать, но вдруг доверчиво прижалась к моей груди. У меня захолонуло сердце, и я крепко закусил губу. Почти бесшумно шлёпавший мимо домовой жалостливо таращился на меня, вдруг он широко улыбнулся, помахал нам рукой, и бесплотные, алые розы мягко осыпали нас, пламенея в ночи удивительными фонариками. Где-то далеко тихо играла удивительная музыка.

Лина подняла голову и тихо спросила:

— Всё хорошо, правда?

— Правда. Я люблю тебя.

Лина улыбнулась и знакомым, ещё девчоночьим, жестом откинула с лица непослушные пряди. Глаза её искрились.

— Скажи мне это ещё раз, — попросила она.

Вместо ответа я поцеловал её в уголки губ и прошептал:

— А ты?..

— Глупый, глупый мой драчунишка, — улыбалась Лина, и я всем своим существом почувствовал, как отпускает сердце, как трескается и тает шестилетний, кровавый лёд.

Часы стали бить полночь…

Я стоял перед гранитной статуей моего давнишнего, ненавистного врага.

Тонко свистел ветер, перекатывая по барханам колючие легкие мотки противной травы. Лицо статуи Гвалаука с отвалившимся носом было полно трещин, забитых песком.

Где-то вдали часы отбивали последние удары.

Вышедший из-за постамента низкорослый вурд прошипел мне:

— Он и так уже умер…

— Нет, — с трудом выговорил я, и поднял неимоверно тяжёлый и горячий меч.

Неловко, как в бреду, я ударил статую по плечу. Вурд захихикал, и вдруг захлебнулся визгом, увидев, как я замахиваюсь раскалённым мечом для второго удара. Рукоять меча обжигала ладони, дымилась и светилась красным каждая трещина на старом граните. Жирные жучки расползались, кто куда, в трухе, сыплющейся из щелей постамента. Глаза заливал тягучий солёный пот, и земля уходила из-под ног.

Размахнувшись, я твёрже поставил ноги и ударил…

…. Упав на диван лицом вниз. Почему-то я твёрдо знал, что я дома. Тикали часы и привычно бурчал своим чревом холодильник на кухне.

Протянув руку, я дернул за шнурок старенького торшера, и тот буднично щёлкнул, включившись. Открыв, наконец, глаза, я увидел, что одет по-прежнему по-рыцарски, что на левой руке рядом с часами, красуется рыцарский браслет, а в правой — брюзжит короткими гудками телефонная трубка.

Машинально я повесил её на рычаги и встал. Горели обожженные ладони. Переход был слишком молниеносным, и я чувствовал себя контуженным.

— ЧТО ПРОИЗОШЛО?..

На секунду у меня закружилась голова, и я со страхом ухватился за край стола. Опустив голову, я увидел свои пыльные сапоги и прозаический старенький ковёр, знакомый мне с детства. С сапог на ковёр осыпалось немного песка…

— Пора, пора бы уж и за пылесос взяться, — ишь, развёл холостяцкий беспорядок, — задумчиво произнёс Кис, входящий в комнату с пакетом молока в лапах. — А на кухне я только что видел немытую тарелку!

— Ты?! — выдохнул я и сел, ослабевший и деморализованный.

— Нет, не я! — немедленно ответствовал Стивенс, и, плюхнувшись в кресло, радостно заявил, — это галлюцинация!

— Милый, ты видишь сладкий сон! — звонко засмеялась Лина, внося в комнату поднос с ароматно дымящимися чашками кофе.

ПОСЛЕДНЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ: Начало этой рукописи было положено в 1986 году, практически сразу после того, как всё, собственно, и произошло. С той поры прошло немало лет, и с 1989 года мы бросили все попытки опубликовать сие.

Кстати, именно в этом году в журнале «Уральский следопыт» на последней странице обложки 8-го (кажется) номера был даже опубликован анонс грядущих произведений, где упоминалась и прочитанная вами повесть.

Однако, жизнь — забавная штука! Анонс остался, а повесть так и не увидела свет.

Нам с Кисом было уже не до неё, поскольку жизнь наша текла бурно, и только иногда Стивенс вдруг начинал мечтать о том, как держит в лапах сей бесценный труд и вдыхает аромат типографской краски. В таких случаях Лина только посмеивалась над ним, говоря, что он жаждет осчастливить Человечество в целом, а изящную российскую словесность — в частности.

Кис ответствовал:

— Вечный странник, мечтательный и обаятельный, я не жду лавров писателя, а лишь выполняю долг философа, обязанного оставить потомкам пищу для ума…

И если вы добрались до конца, то мы приветствуем вас. Быть может, ещё и встретимся, поскольку Стивенс горит желанием продолжить собственное жизнеописание.

А пока, прощайте. Пишите, если что…

(с) К. И. Стивенс, магистр, 1987, 2002–2003 гг.