— Ну же, — пробормотал Мак себе под нос.
Морис уже должен был услышать.
Рычажки замка отказывались выстраиваться, так что Мак снова пошевелил отмычкой. Он обернулся через плечо, но не поднял взгляд на камеру видеонаблюдения. Хоть он и пришел подготовленным к проникновению, он не думал, что действительно придется этим заниматься. Он слегка придержал вращающуюся отмычку и наклонил другие крючки вокруг шпильки. Наконец-то щелкнуло. Он быстро провернул инструменты по часовой стрелке, и замок отворился. Мак схватился за ручку уже открытой двери и пробрался внутрь, инстинктивно пригибаясь ниже. Но как только он вошел, осматриваясь по сторонам и закрывая за собой дверь, Мак осознал, почему Морис ничего не услышал. Морис уже ушел, и здесь не было ни следа Изабель.
— Проклятье, — пробормотал он.
Но как только осознание этого отложилось в мозгу, Мак также увидел, что эта комната не походила на все остальные. Это была лаборатория. Испытывая смутные ассоциации со школьным кабинетом химии, Мак уставился на окружавшее его пространство.
Это секретная комната?
Что-то не складывалось.
Какое это имеет отношение к органической коммуне?
Стрелки внутренних часов Мака крутились с бешеной скоростью. Изабель все еще где-то пропала. Но когда он вошел в лабораторию, беспокойство заполонило его нутро. Этой лабораторией пользовались. Высокотехнологичное оборудование поблескивало, пульсировали цифровые показатели, и огромные блоки, напоминавшие то ли печи, то ли холодильники, гудели вдоль одной из стен.
На ближайшем столе лежала открытая лабораторная книга.
Приблизившись к ней, Мак осознал, что она лежала перед рядом крысиных клеток. Он остановился. Все животные были мертвы — возможно, около дюжины в общей сущности. Их маленькие тельца лежали в разных местах, на боку или просто распластавшись на животике. Одна действительно лежала лапками кверху. Клетки были вручную помечены надписями черной ручкой на белой полоске, каждая содержала процент: 2 %, 10 %, 50 %, 100 %. Не касаясь журнала, Мак заглянул в него.
Первая колонка: время, разбитое на двадцать четыре часа. Вторая колонка: те же проценты, что и на клетках. Третья колонка: записи о крысах. Последние данные записаны всего несколько минут назад.
Вот чем Морис занимался здесь?
На следующем лабораторном столе, на вершине небольшого пьедестала внимание Мака привлекла огромная колба с кружащейся коричневой жидкостью. Маленькая белая капсула, едва различимая за темным осадком, крутилась на дне сосуда. За ней, на полках, стояли банки, содержавшие что-то, похожее на рубленое мясо, некоторое сгнило до черноты. Рядом с ними стояли бутылки с этикетками HCl[2] и NaOH[3]. Стеклянные трубки соединялись с одной из банок, и похоже, они вели — Мак прочел этикетку на оборудовании — к измерителю pH, его цифровой дисплей мигал зеленым.
Мак прошел мимо и направился к огромному боксу со стеклянной поверхностью в дальнем конце комнаты. У его основания выстроились чашки Петри, также подписанные от руки. Еще больше колб с коричневой жидкостью стояло в стороне.
Но внимание Мака тут же привлек журнал, лежавший на последнем столе возле бокса.
Журнал «Бактериология» — старый, до дыр зачитанный выпуск — Мак закрыл его — адресованный доктору Морису Гиродоту.
Не Гироду.
Конечно же нет.
И чем таким секретным занимался доктор Гиродот, что здесь нет его собственных камер наблюдения?
Мак посмотрел на огромные зоны хранения, выстроившиеся вдоль противоположной стены, и уже собирался направиться к ним, как надписи на колбах с коричневой жидкостью внезапно отложились в сознании. Он уставился на бокс. Стеклянные контейнеры выстроились в порядке возрастания крепости вещества.
«Cl. Botulinum[4] типа А 2 %», гласила первая и самая светлая. Затем 10 %, 50 % и 100 % для самой темной.
— Ботулинум, — пробормотал Мак. Он вскинул голову и обернулся на мертвых крыс. — Ботулизм, — прошептал он.