Изменить судьбу

Глава 12

12.

Утром во вторник, ещё шести не было, проснулся с ощущением, что не сделал что-то важное и необходимое. Это ощущение не давало покоя, зудело и мешало сосредоточиться на чём-либо. Прошёл на кухню, не понятно зачем, опёрся руками о стол, посмотрел вокруг, выглянул в окно. Ощущение неудовлетворённости мешало думать. По какому-то наитию отставил ноги назад и сделал несколько отжиманий от поверхности стола. Мышцы загудели, появилось чувство какой-то радости, неудовлетворённость пропала. «Ля, так вот чего не хватало-то!» - подумал я и пошёл одеваться на пробежку.

Проснулись родители, им на работу.

- Чего вскочил в такую рань? – мама вышла из комнаты и увидела меня, одевающегося.

- Пойду побегаю, - я подошёл к ней и обнял её, - с добрым утром, мам.

- И тебе с добрым утром – мама снова странно посмотрела на меня – что-то ты изменился, Славка. У тебя всё хорошо?

- Да нормально всё. Просто рад тебя видеть.

Из комнаты вышел отец, хмуро посмотрел на нас, прошёл в кухню

- Пап, с добрым утром! - отец не ответил.

Бежать было легко, сделал двадцать кругов на школьном стадионе, подошёл к спортивным снарядам. Там были три турника разных уровней, металлические брусья, сваренные из труб, и примерно десятиметровая вертикальная стойка с тремя шестами. Турники уже были оккупированы группой парней шестнадцати-семнадцати лет. Я подошёл к брусьям. Поотжимаюсь пока, а там и турники освободятся.

Сделал несколько подходов на отжимание. Турники были уже свободны, но парни не уходили, стояли возле них кружком, вполголоса разговаривали. Подошёл к турникам, запрыгнул, повиснув на самом высоком.

- Э! Занято!

Я начал подтягиваться.

- Занято, сказано! Спрыгнул быстро!

Закончив на пятнадцатом повторении, я спрыгнул с турника. Ссориться не хотелось. Наоборот, была какая-то умиротворённость.

- Парни, ну вы-же не занимаетесь, турники пустые. Чего наезжать-то?

- Тебе что не понятно? Сказано «занято» — значит занято! - парни не выглядели агрессивными, только один, вот этот, который наезжал, как будто специально себя заводил. Остальные молчали неодобрительно. Но и не мешали. Типа солидарность.

- Ладно, ухожу – сказал я и пошёл к шестам.

- Там тоже занято! Э!

Я развернулся и подошёл к нему. Настроение стало портиться. Вот надо-же так насрать в душу сутра пораньше.

- У тебя проблемы? – спросил я, подойдя к «оратору» вплотную.

- Это у тебя проблемы, чухан!

- Сеня, да ладно тебе, ну занимается парень, чем он тебе помешал? – попытались успокоить его парни из их компании.

- А хули он тут вы%бывается!? – Сеня уже распалил себя так, что начал подпрыгивать. Я попытался успокоиться.

- Сеня, давай с тобой подтянемся кто больше. Проиграю – уйду, слова не скажу.

- Да ты и так сейчас убежишь, сука! - Сеня уже дёргался в мою сторону, и только парни из его компании тормозили его, держа за руки.

- Парни, - обратился я к ним, - я проблем не хочу, но турники не куплены. Хотите драки – будет драка, я мешком работать не буду. Хватит всем.

- Да Сеня, бля, заткнись и успокойся! – повысил голос один из компании, - Слава, ты занимайся, я этого придурка сам успокою, - он снова повернулся к «оратору» - Сеня, бля, захлопнись, или я захлопну.

Сеня притих. Я присмотрелся к парню. Нет, вроде незнакомый.

- Мы знакомы?

- Да, к Палычу вместе ходили. Только я бросил с полгода назад.

- Блин, всё равно не узнаю.

- Я – Паша Гущин. Не вспомнил?

- Н-нет, честно говоря. А чего бросил?

- Да тяжело, блин! С трени еле приползал, а у меня ещё две сестрёнки. Они хоть и большие уже, да всё равно контролировать надо. Тётка всё не успевает.

И я вспомнил его. Паша появился у нас на ОФТ где-то через полгода после открытия секции. Отличался немногословностью и упрямством. Про него говорили, что у него родители погибли в аварии, и они, трое детей, остались одни. Сёстры были двойняшки, по тринадцать им вроде сейчас. Их взяла к себе родная тётка, в целом, неплохая женщина, но она жила одна, работала, и времени у неё на детей не всегда хватало. Ему сейчас семнадцать, осенью, в ноябре исполнится восемнадцать и под осенний призыв он не попадёт. Уйдёт в армию весной. А ещё месяцев примерно через десять вернётся домой в цинковом костюме.

- Всё, вспомнил я тебя. Рад видеть. Как жизнь? Занимаешься здесь часто?

- Да всё вроде нормально, сейчас экзамены сдам, работать пойду. Здесь занимаюсь иногда. Надо-бы больше, да неохота, честно говоря.

- Паш, отойдём, поговорить надо.

- Паш, обратно к Палычу не хочешь? – спросил я, когда мы отошли метров на десять.

- А что, можно? Он-же вроде, второй раз не принимает. Да и, честно говоря, побегать-попрыгать я и без него могу.

- Я поговорю, примет. И мы сейчас не только бегаем-прыгаем. У нас альпинистская подготовка, скалолазание и ещё кое-что. Интересней чем было. Правда, занимаемся на улице, и в дождь, и в грязь.

- О, интересно!

- Завтра треня. Я поговорю с ним. Встречаемся мы на трамвайном кольце, в два. Возьми с собой сумку спортивную, чтобы через плечо носить, чтоб бегать удобно было. В неё положи фляжку с водой и переодеться. Я обычно, сразу тренировочное надеваю, а с собой беру штаны запасные и футболку, чтоб переодеть, если эти уделаю. Учти, тренировки тяжёлые, с кольца сразу кросс бежим по пересечёнке, километра три, в хорошем темпе, так что готовься.

- Блин, с сёстрами надо что-то решать будет.

- Паш, им по тринадцать сейчас, не маленькие совсем, на горшок сажать не надо. Пожрать им оставь, макарон там, или картохи нажарь. Домой с трени я обычно возвращаюсь около шести. Перебедуют без тебя. Заставь их книжки читать, скажи, что придёшь – проверишь.

- Лады, только с Палычем поговори, чтоб не выгнал меня.

- Поговорю, приходи. Телефон дома есть? Номер говори, я запомню, потом запишу.

Домой с утренней тренировки я вернулся около полдесятого. Дома были только бабушка и Лёшка. Лёшка валялся на диване, хорошо, хоть постель убрал, лентяище.

- Лёх, есть чё пожрать?

- Не знаю, я уже не голодный.

- Оставил мне чего, или всё упорол?

- Иди, на кухне глянь.

Вот-же балбес, никогда ничего не скажет. Иду на кухню, в сковороде остатки жареных пельменей. Ну, уже кое-что. Разогреть только надо. Разогреваю, вбиваю туда-же три яйца. Жизнь налаживается. На запах подтягивается Лёха.

- Ты-же не голодный.

- Я тебя обманул.

- Ну, бери вилку, обманщик.

Сидим, завтракаем.

- Лёх, у тебя деньги есть? Трёшку не дашь? Отдам, как смогу.

Лёшка посмотрел на меня, как на лунатика.

- Так у тебя самого заначка, рублей сто. Или мало тебе?

- Заначка?..

- Ты головой не стукался? А-а, ты-ж спортсмен. Отбитый уже. Про твою заначку все знают. Получается, кроме тебя самого. Зачем прячешь только, мог бы просто бросить куда попало. Все знают и где она, и сколько там.

- А где она?.. – туплю я, - и сколько там?

- Пи%дец! Да на полке у тебя.

- А-а, вспомнил! – хотя нифига не вспомнил. Палюсь на ровном месте.

- Ну-ну… - Лёшка с сомнением посмотрел на меня.

- Сковородку помоешь?

- Кто готовил, тот и моет.

- Капец, ты лентяище!

- Я силы берегу, у меня вся жизнь впереди.

Залил сковородку водой и пошёл искать заначку. На стенах две полки, обычные книжные. На двух противоположных стенах. Которая из них – моя? Ну, судя по тому, что на левой сидит плюшевый мишка – это наверняка Лёшкина. Он-же младше. В обеих полках по несколько книжек разного характера и жанра. Всякие мелочи. Подхожу к полке на правой стенке, осматриваю. В комнате появляется Лёшка, плюхается на диван и с нездоровым интересом смотрит на меня.

- Заначку ищешь? Ну-ну…

- Да, бля, Лёх… Ну подскажи. Блин не помню нихрена!

- Эта полка – моя. Там не ищи. Тебе вон Катя твоя медведя плюшевого подарила, с непонятными целями. Вот там и смотри.

Я перешёл к другой полке. Где смотреть – непонятно. Лёха за мной наблюдает.

- Слав, ты бы к врачу сходил, вдруг что серьёзное – говорит он, подпуская в голос сочувствие.

- Не учите меня жить, помогите лучше матерьяльно.

- Да, блин, Слав, что с тобой? В медведе твоя заначка. Сзади молния, – не выдерживает Лёшка.

Я беру медведя, расстёгиваю молнию, достаю деньги. Восемьдесят четыре рубля. И вдруг всё встаёт на место. Точно, медведя мне Катька подарила на день рождения, на восемнадцать лет. А деньги у меня ещё с практики оставались, я их туда и спрятал. Лёшка видит мой повеселевший взор.

- Что, вспомнил наконец? Не пугай меня так больше, а-то вдруг у меня к тебе забота проявляться начнёт. А я – ещё маленький.

- Спасибо, Лёх, держи пятюню, - я отслюниваю пять рублей из заначки и отдаю Лёшке. Он недоверчиво смотрит на меня, но деньги берёт, - Отдавать не надо.

Я беру из заначки ещё девять рублей, для ровного остатка и иду звонить Свете.

- Алё… Кто это? – голос сонный, училась всю ночь что-ли?

- Привет, это я, твоя совесть. Не стыдно спать, белый день на дворе?

- Слава…, да я не нарочно.

- Всё равно, наказание неизбежно! И при этом - довольно приятно.

- Тихо ты… Отец дома.

- Он спит ещё?

- Да, припёрся в шесть утра, воняя духами и перегаром. Ещё часа два проспит. Ему сегодня выходной дали. Ты приедешь?

- Приеду, если примешь несчастного влюблённого Пьеро.

- Блин, Слав, говорила-же – не влюбляться!

- Всё-всё, не буду Пьеро, буду Арлекином.

- Шут ты гороховый. Приезжай.

- Тебе привезти чего-нибудь?

- Счастья привези.

- О-о! Этого у меня сколько угодно.

- Я не оргазм просила, а счастье.

- Ну, я на всякий случай и то и то захвачу. Там разберёмся.

Вешаю трубку, иду в комнату. Лёха хитро смотрит на меня.

- Не успел от одной отделаться – так уже другая? Как ты их находишь?

- Да так-же как грибы в лесу. Палкой поводил – опа! Есть!

- Хорошая у тебя палка.

- У тебя не хуже. Пользоваться надо по назначению.

- Ну, блин, инструкции не прилагалось.

Лёшке шёл пятнадцатый год, но, в отличие от меня, он получился более мускулистым, и ростом был уже с меня. Девки по нему кипятком писились, а он каким-то образом этого не замечал.

- Ладно, не переживай, найдем мы тебе бабу.

- Да-да, в курсе. Без пи%ды, но работящую. Лучше я сам.