Измена. Притворись моим драконом

Глава 9. Романия

Нападение — лучшая защита.

Я смотрю на Сина со злобным прищуром.

— Ну, и что это было?

Он хлопает ресницами, изображая святую наивность.

— О чем ты, любимая?

Не дожидаясь моего ответа, он отталкивается от двери и шагает к креслу у камина, чтобы сесть и начать снимать ботинки.

Как мне надоели его игры! Я подаюсь вперед и яростно рычу:

— Ты нарушил правило поцелуев!

— Ничего подобного. Я не мог его нарушить, потому что никогда с ним не соглашался.

— Что, прости?

Я подавляю желание по-детски топнуть ногой. На самом деле, хочется потоптаться по Синклеру.

— Что слышала, Роми. Я согласился с твоим первым правилом, но не соглашался со вторым. Я просто ответил на него своим вторым правилом, надо было внимательнее слушать.

Масштабы его подлости поражают воображение. Я задыхаюсь от возмущения.

— Ты негодяй…

— А ты повторяешься. Это я уже слышал, — Син поднимает на меня глаза и не может перестать улыбаться. — Вряд ли я смогу пасть в твоих глазах еще ниже, так что, в сущности, какая мне разница.

Хочется наброситься на него с кулаками, но я заставляю себя сделать вдох и хоть немного успокоиться. Что ж, раз правило поцелуев уже отброшено…

— Получается, теперь у меня в запасе не одно правило, а два, — говорю я. — Вместо запретов на поцелуи я придумаю что-то другое.

Син откидывается в кресле и пожимает плечами.

— Справедливо.

— Хотя я вообще не понимаю, почему ты так зациклился на этих поцелуях. Зачем тебе меня целовать, я же не Мелисса.

Стоит мне произнести это, и Син мгновенно вскакивает на ноги. Я не успеваю опомниться, а он уже рядом — обнимает и тянется губами к моему уху.

Мурашки пробегают по телу, когда я чувствую его дыхание. Горячий шепот заполняет мой разум, лишает мыслей и воли.

— Роми, я не могу уложить тебя в постель и не целовать. Просто не могу. И, если честно, ты тоже не смогла бы удержаться.

Он притягивает меня ближе и прижимается носом к чувствительной коже под ухом. Еще чуть-чуть, и я утрачу рассудок.

— Ты вся дрожала, когда я целовал тебя, — продолжает Син. — Не ври, что не понравилось. А раз тебе понравилось, я буду целовать тебя… везде.

Мое сердце пускается в галоп. Я готова отдаться Сину прямо сейчас, но не могу этого сделать, пока не выпью зелье.

И почему я не сделала этого раньше? Надо было выпить сразу, но… Не знаю, какие причины мне помешали. Нужно исправить оплошность как можно скорее.

Я выпутываюсь из его рук и бросаюсь к чемодану с вещами. Открываю и начинаю вытаскивать одежду, на пол летят платья, чулки, накидки…

Где же склянка, Боги, где же склянка! Руки трясутся, а я не могу вспомнить, где именно спрятала зелье. Этот чемодан или какой-то другой?

— Разве не служанка должна разобрать твои вещи? — спрашивает Син.

Я оборачиваюсь и смотрю на него снизу вверх. Он наблюдает с насмешливым любопытством, забавляясь моим смятением. А еще на нем уже нет дублета, осталась только рубашка…

О нет.

Я прочищаю горло.

— Кхм-кхм… Полагаю, Молли устала с дороги. Не думаю, что она разберет мои вещи в ближайшее время.

— А ты, значит, не устала?

— Нет, вовсе нет.

Син сияет, а я понимаю, что попала прямо в его ловушку. Он уже выдергивает край рубашки из брюк. Раздевается, он раздевается!

— Ну, раз ты не устала, почему бы нам не… — он кивает в сторону кровати.

Очередная волна тепла разливается по телу, а щеки пылают. Должно быть, я сейчас красная, спелая как ягода. И чтобы хоть как-то это скрыть, я опять поворачиваюсь к чемодану, стараясь сделать дыхание ровным.

Нужно просто сосредоточиться на поиске зелья. Немедленно!

А еще нужно как-то заболтать Сина, пока он не стал слишком решительным.

— Но мы… мы же только что приехали, — бормочу я какой-то бред. — И нам нужно собираться к ужину.

Он издает смешок. Подходит ко мне, наклоняется и отодвигает волосы, чтобы проследовать пальцами по шее.

Мое дыхание сбивается. Син приседает рядом и снова припадает к моему уху.

— Раньше мы занимались любовью хоть перед ужином, хоть посреди дня. Ты же всё помнишь, Роми.

Я на закрываю глаза, потому что действительно помню. И хочу раствориться в этих воспоминаниях. Но мне нельзя…

— Я… я придумала второе правило, — отвечаю, задыхаясь.

Чувствую, как Син напрягается.

— И какое же?

— Не называй это занятиями любовью.

Он забирает у меня сорочку, которую я достала из чемодана и сжимала в руке. Тут же бросает ее на пол, потом встает и тянет меня собой.

Я снова в его руках. Его губы исследуют мою шею, и они горячие, как ряд хон-галанских свечей.

— Мне плевать, как мы это назовем, — шепчет он. — Главное, чтобы ты была со мной. Сейчас.

Ноги едва меня держат, но даже если они откажут, меня будет удерживать Син. Содрогаясь от смеси трепета и желания, я позволяю ему увлечь себя до кровати, которая стоит в центре комнаты, покрытая атласным покрывалом.

Мы останавливаемся и смотрим друг на друга, смешивая тяжелое дыхание. Син протягивает руку и нежно гладит меня по щеке. Его пальцы дрожат.

— Ты такая красивая.

Я судорожно вздыхаю и закрываю глаза.

— Ты тоже. Жаль, что ты…

Он прерывает меня поцелуем, заставляя умолкнуть.

Я больше не могу сопротивляться и обвиваю руками его шею, потому что Син был прав — мне тоже этого хочется. Будь он проклят, но хочу его целовать, и чтобы он целовал меня — где и когда ему угодно.

Больше нет ни сил, ни желания думать о том, что надо выпить зелье. Весь мир сужается до этой комнаты и прикосновений Сина. Всё, чего я желаю — запутаться с ним в простынях, снова почувствовать его внутри себя.

Он отрывается от моих губ и с жадным вдохом следует вдоль щеки, снова к уху. Слегка прикусывает мочку, а потом отправляется вниз. Языком по шее, ключицам… Он останавливается у декольте, и у меня вырывается стон.

— Я могу заставить тебя сгореть, — шепчет он. — Я помню, как…

— Так много времени прошло…

Платье слетает, и я удивленно смотрю вниз. Всё это время Син работал над моей шнуровкой? А я даже и не заметила…

Но распутники вроде него хороши в таких делах, не так ли? Эта мысль побуждает меня его оттолкнуть, обрести над собой контроль, но не выходит — Син уже помогает мне избавиться от одежды, превращая ее в кучу ткани у наших ног.

Он выпускает меня на пару секунд и стягивает с себя рубашку. Она отправляется к платью. Син снова меня хватает и укладывает на кровать. Меня окутывает свежесть и мягкость. Я хватаю его за плечи, притягивая к себе, отчаянно желая ощутить его вес.

Он разводит мне ноги в стороны, а его рука следует вниз, и я запрокидываю голову и вскрикиваю, чувствуя его умелые пальцы. И хочу большего, еще большего. Хочу его, всего, прямо сейчас.

Возможно, Син читает мои мысли, а, может, он тоже сходит с ума, но он расстегивает брюки неистовыми, трясущимися руками и, освободившись, соединяется со мной одним быстрым, уверенным толчком.

Мой крик смешивается с его стоном. Толчки повторяются снова и снова, и я плыву по волнам удовольствия. Позволяю себе потеряться в моменте.

Если бы сейчас Син спросил про мое третье правило, я бы точно знала ответ — и я бы запретила ему останавливаться.