Избранные сочинения в 2 томах. Том 1

МЫ БУДЕМ ВИДЕТЬ ВСЁ!

Вы представляете себе наше волнение, когда настала ночь, пробило два часа, затем три, четыре, а о Вале все еще не было никаких вестей.

Андрей пришел ко мне в номер и лег на диван. Говорить ему не хотелось, он чутко прислушивался к шагам в коридоре, — видно, хотел услышать частый стук каблучков, так хорошо ему знакомый.

Мне не спалось, да это было и понятно. Вспоминались разговоры с Андреем. Мне он как-то рассказывал, причем очень сдержанно, о том, при каких романтических обстоятельствах он встретил нашу будущую лаборантку.

Это было в прошлом году весной. Андрей возвращался после неудачной охоты. Густой туман опустился на землю. Не видно было ни одной тропинки, к тому же становилось темно. Долго блуждал Андрей около озера, отыскивая оставленную лошадь, но туман мешал ему ориентироваться.

Андрею не хотелось ночевать в лесу. Он прислушался: нет ли лошади где-нибудь поблизости, она вывела бы его на тропинку. Но, кроме плеска воды и крика ночных птиц, он ничего не услышал. И вдруг до него донеслись какие-то странные хрипящие звуки. Что это было — Андрей не знал, но инстинкт охотника заставил его пойти в ту сторону. Совершенно неожиданно блеснул огонек. Андрей раздвинул мокрые ветки. Среди деревьев, освещенный маленькой лампочкой, стоял радиоприемник на треножнике. Около него сидела какая-то странная фигура в дождевом плаще и прислушивалась к хриплым звукам, которые вырывались из репродуктора.

Она повернулась, и Андрей увидел девушку, которая молча указала на еловые ветви, лежавшие рядом, как бы приглашая сесть.

Андрей спросил у девушки, откуда она, что она здесь делает и как ему выйти на дорогу, но та, ничего не ответив, стала что-то быстро записывать в тетрадь, изредка подкручивая ручки приемника. Накрапывал дождь, девушка его не замечала. Вероятно, для нее не существовало ничего более важного, чем неприятные хриплые звуки в репродукторе.

Это была Валя Чернихова — она принимала сигналы, отраженные от далеких атмосферных слоев. Но все это стало известно Андрею гораздо позже. А в ту ночь он молча сидел рядом и с любопытством наблюдал за тем, как быстро менялось выражение ее лица.

Она узнавала свою старую знакомую, капризную волну, прилетевшую из ионосферы, и тогда по ее сосредоточенно-суровому лицу пробегала детская радостная улыбка.

Андрей понимал ее чувство. Он знал по собственному опыту, как напряжены бывают нервы ученого, изобретателя, проводящего сложный эксперимент. В эти минуты можно забыть обо всем на свете. Так было и с Валей. Она не замечала случайного охотника, сидевшего рядом, не замечала, что давно уже настала ночь, что струйки дождя текут за воротник… Андрей снял тогда с себя охотничью куртку и осторожно прикрыл ее ноги.

Только на рассвете закончились испытания, и Андрей обнаружил, что дорога проходила в десяти шагах от того места, где он просидел всю ночь. Неподалеку стоял фургон испытателей.

Все это я вспоминал, глядя на Андрея. Он вертелся на узком диванчике, курил, вскакивал и не давал мне уснуть.

Ночь тянулась томительно долго. Наконец свет фонаря на потолке побледнел. Наступало утро. Андрей не мог больше ждать, вскочил с дивана и выбежал из номера.

Вскоре он уже будил меня:

— Вставай, поедем!

— Вали нет? — спросил я, протирая глаза.

Но об этом можно было и не спрашивать — стоило только взглянуть на бледное, хмурое лицо Андрея.

Он успел съездить в отделение милиции, где узнал, что сегодня рано утром человека, с которым, по нашему предположению, уехала Валя, видели на том шоссе, где мы вчера нашли ее сумочку.

— Поедем, — нетерпеливо сказал Андрей.

— Куда?

— Ну куда же еще! — рассердился он. — Конечно, искать того человека. С нами поедет Колосков, он знает дорогу.

Мы мчались по знакомому шоссе. Мелькали цветники, фруктовые сады, дачи, сложенные из ракушечника, похожие на светло-желтые бруски масла, проносились мимо придорожные кусты шиповника с красными жесткими ягодами. Мы проезжали мимо домов отдыха, теннисных площадок, посыпанных золотистым песком. Затем пошли холмы, покрытые выцветшей под солнцем сухой травой.

Издали я увидел канатную дорогу, по ней скользила вагонетка. Я провожал ее глазами до тех пор, пока она не добралась до вершины холма и словно указала на синюю с красной полосой машину, которая могла меня заинтересовать. Возле нее стояли два человека в милицейской форме.

— Ты видишь их? — обратился я к Андрею, указывая на милиционеров. — Может быть, узнаем?

Прищурив глаза, Андрей взглянул вверх и попросил шофера остановиться. Щелкнула дверца машины. Мой друг побежал по узенькой тропинке к подножью холма.

— Я об этом догадался еще вчера, — сочувственно сказал Колосков, провожая его взглядом. — Зря он мучается. Что может случиться с Валентиной Николаевной?

Мы вышли из машины. На всякий случай я взял с собой аппарат. Федор Григорьевич, тяжело поднимаясь вверх по склону, говорил:

— После вчерашних поисков сейфа я что-то начинаю сомневаться. Даже вашему аппарату такая задача не под силу. Бесполезно потеряете время.

Он сокрушенно вздохнул.

— Странно, Федор Григорьевич. Непонятно. Вы уже перестали верить в нашу технику. Не слишком ли рано?

— Обиделся? Этого еще не хватало! — Колосков отобрал у меня чемодан. Я вчера думал, причем не без оснований, что для таких аппаратов есть дела поважнее, чем искать чертежи.

— Например?

— Будто вы и сами не знаете? Не пойму, что это — авторская скромность или просто недооценка своего труда? Да мало ли на какие дела способен этот ваш «зеленый глаз»! Ну, к примеру сказать:, вчера, когда вы нашли склад оружия в подземной пещере, я подумал, что ваш аппарат может применяться для поисков, так сказать, уже отработанного «металла войны». Представь себе, это совсем не маленькая задача, — сказал Колосков, заметив мою улыбку. — У нас огромные запасы руды, больше, чем у любой страны мира, но и потребности в металле велики, ты это прекрасно знаешь. Мы должны ежегодно выплавлять десятки миллионов тонн стали. Так почему бы нам не использовать и ту прекрасную сталь, миллионы тонн которой лежат и ржавеют в верхних пластах земли? Мы с тобой были на фронте, знаем, сколько ее скрылось в земле: осколки снарядов, мин и бомб, колпаки дотов, старое оружие, рельсы, танковая броня, части машин и орудий. Постепенно они уходят все глубже в землю, заносятся песком, зарастают травой…

Он остановился и перевел дух.

— Почему бы этот металл войны, — снова продолжал Колосков, — не использовать нам во имя мира. В нашей земле остались не только гусеницы немецких танков, но и осколки английских, американских, французских снарядов. Металл четырнадцати держав вещественно напоминает об их бесславном походе, хотя память наша и так не потускнела.

Я помню, что Федор Григорьевич говорил тогда довольно убедительно. Его взволновала мысль об использовании военного металла, и он развивал ее со всей присущей ему страстностью.

Он ударил в землю каблуком.

— Вот здесь под нами — железо из многих стран мира. Какой-нибудь осколок снаряда, изготовленного в Пенсильвании, кусок брони из стали, выплавленной в Бирмингеме. Все они очистятся огнем, переплавятся и пойдут на многие наши стройки.

Колосков замолчал и вопросительно взглянул на меня. Я сказал, что он удивительный выдумщик — каждый день новые проекты — и что мы все-таки будем искать не только металл войны, но и чертежи дворца, для которого этот металл может быть использован.

Разговаривая, мы не заметили, как подошли к машине. Один из сидевших в ней был знакомый нам лейтенант, другой — шофер.

Машина стояла возле обвалившейся пещеры, где вчера нашли оружие. Колосков опустил чемодан на землю и сочувственно посмотрел на разочарованного Андрея.

— Ваше описание, — обратился ко мне лейтенант, — оказалось удивительно точным. Мы чуть ли не сразу узнали того человека.

— Так где же он? — спросил я нетерпеливо.

— В катакомбах, — спокойно ответил лейтенант.

— Вы его ждете?

Он утвердительно кивнул головой.

— Но ведь он может выйти другим ходом? — сказал Колосков, наклонившись над провалом.

Лейтенант улыбнулся:

— Не думаю. Если это не секрет, то покажите, пожалуйста, ваш аппарат. Очень много о нем рассказывают. Ходят слухи, будто вы этим «глазом» все насквозь видите….

Я ответил, что, к нашему сожалению, видим мы еще далеко не все — только металл. Тут же я предложил убедиться в этом, раскрыл чемодан, надел на себя аппарат и пошел вперед.

Лейтенант и Федор Григорьевич зашагали рядом со мной, наклонившись с обеих сторон над светящимся экраном. Андрей проводил нас недовольным взглядом и опустился на землю около выхода из подземелья.

— То, что вы видите здесь, вам должно быть знакомо, — говорил я, указывая пальцем на мерцающее стекло.

На экране появлялись и исчезали тени каски, немецкого автомата, согнутой трубы миномета. Здесь проходила война, ее черные тени остались в земле.

— Как говорится, «перевернем страницу истории», — сказал я и повернул ручку сбоку аппарата. — Заглянем в более глубокие слои.

Желто-зеленые искры пробежали по экрану. Я настроил поточнее и увеличил яркость. Исчезли расплывчатые линии верхних слоев, и вдруг выплыл из зеленой глубины, как из аквариума, странный предмет, похожий на наконечник пики. Под ним чернел силуэт одноглазого орла. Темная полоса, постепенно сужающаяся книзу, пересекала его крылья.

— Вот вам загадочная картинка, — сказал я своим спутникам. — Как вы думаете, что это может быть?

— Не знаю, — ответил лейтенант и пожал плечами. — Это похоже на какой-то германский орден?

— Во всю грудь? — спросил Колосков и усмехнулся. — Впрочем, вы этого не помните. Таких орденов у них не было. Вот так история! — с восхищением говорил он. — Аппарат действительно как бы перелистывает толстую книгу земли по слоям. Перед нами — одна из страниц первой мировой войны. Вы видите немецкую каску с латунным остроконечным шишаком. Тогда каски были кожаные, с блестящим орлом. А вот эта полоса, идущая сверху вниз, вам ничего не говорит?

Признаться, я не догадывался, что она обозначала.

— Штык, — подсказал лейтенант. — За смертью пригоняли сюда немца… Идемте дальше.

Колосков, не моргая, смотрел на мелькающие тени, словно выплывшие из глубин времени.

— Да, вот она, живая история! — сказал он. — Наш народ отходчив и незлобив, но, как ни говори, иной раз вспомнишь былое и крепко задумаешься…

Мы молча бродили по холму, смотря на дрожащие тени, и я думал тогда о словах Колоскова… Давно уж поросли травой поля, где прокатилась война, земля скрыла следы минувших битв, а все же, проходя по этим местам, я мысленно видел куда больше, чем самый совершенный аппарат.

Мне казалось, что на этой земле до сих пор еще не высохли слезы женщин и кровь моих товарищей, погибших за счастье человечества.

Я оставил своих спутников и пошел вперед. Под ногами словно звенели сухие травинки.

На экране мелькали тени каких-то странных угловатых предметов, может быть тени войны еще более давних лет.

Невидимый луч указывал, что подо мной проходил подземный коридор. Позади себя я услышал торопливые шаги: оглянулся — меня догонял Андрей.

— Могу тебя заменить, — предложил он, запыхавшись от быстрой ходьбы. Устал?

— Ничего, ничего, Андрей. Мы с Колосковым нашли интересное применение этому «зеленому глазу», как он его называет.

— Дай мне аппарат.

— Что случилось? — удивился я. — Зачем он тебе?

— Вдруг мне удастся увидеть его?

— Кого?

Андрей замялся и раздраженно ответил.

— Ведь ты же сам рассказывал, что видел… очки… запонки…

— Очень хорошо помню. Кстати, ты смеялся над этим.

— Послушай, Виктор, ну как тебе не стыдно?.. Ты же понимаешь, что сейчас мне не до шуток… Мало ли какие бывают ошибки.

Я обнял Андрея и попытался его успокоить. Он должен был догадаться, что тогда я не только испытывал аппарат, но искал и знакомые тени. Они все время стояли у меня перед глазами: очки, ключи, запонки.

Вместе с Андреем мы шли по желтой, ломкой траве.

Скользили тени по стеклу. Промелькнул силуэт стабилизатора авиабомбы, щит пулемета, изуродованный ствол противотанковой пушки. Я думал о том, что прав Колосков. Сколько тысяч тонн металла можно было бы достать только из одного этого холма!

Я направил луч аппарата глубже, желая узнать, не тянется ли там еще один подземный коридор.

Сбоку на экране показался небольшой круг. Я посмотрел на него с другой стороны и тут же убедился, что это был не круг, а шар. Мне почему-то представилось, будто нашел я тогда ядро от пушек Суворова. Около полутораста лет назад он проходил здесь на Балканы, так же как совсем недавно по этим историческим местам шли советские войска.

Я старался не выпускать подземный ход из поля зрения аппарата. Колючий кустарник цеплялся за одежду, словно хотел задержать нас… Боясь потерять направление подземного коридора, мы двигались напрямик, не обходя кустов.

Помню, как на экран выплыл большой прямоугольник. Мне пришлось тщательно отрегулировать четкость изображения, затем отступить назад и повернуть объектив под косым углом к земле. На зеленом стекле резко вырисовывался эллипс.

Осторожно, затаив дыхание, и почему-то на цыпочках я пошел вправо. Эллипс постепенно терял свою форму, превращаясь в правильный круг.

— Сейф, — прошептал Колосков, до боли сжимая мое плечо. — Вон, вон, смотри! По бокам запоры… Узнаю…

Федор Григорьевич оторвался от экрана и прильнул к земле, будто стремясь скорее добраться до чертежей, которые так долго от него скрывались.

— Как глубоко он спрятан? — спросил Колосков и быстро поднялся с земли.

— Судя по фокусному расстоянию, на глубине около трех метров, — ответил Андрей, доставая линейку.

Колосков побежал к машине и уже на ходу крикнул, чтобы мы отметили место. Он привезет рабочих с каменоломни.

— Дай мне аппарат! — нахмурившись, сказал Андрей.

Я молча отстегнул ремни, все еще не понимая, зачем это ему потребовалось.

Дрожа от нетерпения, Андрей никак не мог застегнуть пряжку. Я хотел ему помочь, но он отбросил мою руку и направил объектив совсем в противоположную сторону от сейфа, затем повернул ручку фокусировки, точно установил ее на шестнадцатое деление и максимально увеличил яркость.

Метр за метром он тщательно просматривал участок подземного хода, который был виден за сейфом.

Помню, что, совершенно того не ожидая, мы вдруг узнали тень двойника нашего аппарата. В первый момент я даже не подумал о том, как он очутился под землей. Мне никогда не приходилось наблюдать, как «Всевидящий глаз» выглядит на экране, поэтому я невольно заинтересовался, встретив под землей его скелет, который был очень похож на чертеж. Я даже подумал о практическом использовании подобного явления, но тут же отбросил эту мысль. Мне так же, как и Андрею, тогда было не до технических проблем.

Наша находка говорила о том, что под землей была либо Валя, либо человек, взявший у нее аппарат. Андрей побледнел, лицо, освещенное зеленоватым отблеском, сделалось буквально страшным.

Да и было отчего. На экране появился силуэт медленно плывущего кольца. Вдруг кольцо метнулось в сторону и замерло.

— Она! — услышал я шепот Андрея. — Ее часы с браслеткой.

Он с трудом удерживал аппарат, чтобы тот не дрожал.

В зеленоватом тумане на стекле я различал крючки, еле заметные шпильки, кнопки. Помню, что было видно особенно четко — это силуэт комсомольского значка.

— Я пойду к ней? — вдруг твердо заявил Андрей, торопливо отстегивая пряжки и передавая мне аппарат.

Мне пришлось доказывать абсолютную нелепость его намерения. Ясно, что Валю он бы не нашел, а заблудился бы сам в бесчисленных ходах. Я убеждал его подождать Колоскова, он должен приехать с рабочими. Они выроют здесь проход, тогда мы спустимся вниз.

Однако Андрея трудно было уговорить. Он даже рассердился.

— Как так? — чуть ли не кричал он. — Человек заживо погребен под землей. Ему нужна помощь, а ты говоришь — ждать!..

Не помню, что еще он кричал. Я никогда не видел Андрея в таком состоянии.

Куда девались его благоразумие, точный расчет и осторожность! В те минуты, о которых я рассказываю, он мог броситься в подземелье только затем, чтобы там встретиться с Валей. Нельзя было допустить такой опрометчивости, и в то же время мы никак не могли сообщить Вале о близкой помощи. Я вспоминаю этот момент. Валя была неподвижна, лишь тень браслета дрожала на экране.

Не знаю, чем бы кончились мои споры с Андреем, но вдруг вмешался лейтенант. За все время нашего разговора он не отрывал взгляда от экрана.

— Смотрите, что-то здесь движется!

Я взглянул на светящееся поле, куда ткнул пальцем лейтенант, и вздрогнул.

Почему-то я никак не мог привыкнуть к столь знакомому мне сочетанию теней, которые видел тогда уже в четвертый раз.

По экрану ползли тени очков, зубных протезов, застежки «молния», пуговиц, связки ключей, железной трости…

Лейтенант ожидал ответа, но мне было не до него. Я видел, что тени приближались к силуэту аппарата. Они подплывали к часам с браслеткой…

Сжимая кулаки, Андрей с отчаянием смотрел на ползущие тени. Да и что он мог тогда сделать? Между ним и Валей — почти три метра каменистой породы… Глухая толстая стена…

Я все себе представлял иначе. Мое воображение дополняло виденное на экране.

Вот по зеленому полю ползет паук. Это — тень запонки. Паук приближается к браслету. Браслет вздрагивает. Похоже на то, что там, внизу, завязалась борьба.

Беззвучно мечутся запонки, очки, извивающаяся «молния». Движутся зубные протезы: человек что-то говорит. Часы с браслетом поднимаются вверх…

Должен сознаться, тогда я представлял себе Валину руку, поднятую как в последней мольбе о помощи.

Думаю, что в подобном случае мои предположения могли иметь все основания, особенно если учесть волнение Андрея, который буквально повис на мне и задыхался. Я просто не знал, что делать.

Вдруг тени предметов стали отползать в сторону. Надо было скорее переключить аппарат на общий план, что я и сделал. Тени быстро скользили по стеклу. Я понял, что Валя побежала и старик преследует ее. Я бежал поверху, перепрыгивая через колючие кусты и камни, стараясь не отстать.

Экран неожиданно потемнел, словно закрыла его плотная дымовая завеса. Зеленоватые искорки вспыхивали на черном поле, как бы прорываясь откуда-то из глубины…

Аппарат был исправен, в этом я сразу убедился, — значит, радиолуч упирался в препятствие. Такой случай, как вы помните, уже встречался нам при испытаниях на городской площади. Там луч не мог пройти сквозь чугунные тюбинги. Я не мог предполагать, что в холме, под нами, находились какие-нибудь металлические постройки, созданные руками человека.

Надо было узнать: где же кончается эта черная завеса? Через двадцать шагов экран снова вспыхнул, но на нем уже не было никаких теней.

Валя и человек с тростью исчезли, будто растаяли в густом дыму…

К подножью холма подъехала машина. Из нее вышли рабочие с лопатами. Впереди бежал торжествующий Колосков.

— Где это место? — закричал он еще издали.

Занятый мыслями о сейфе, он не заметил нашей тревоги и тут же отдал приказание рабочим рыть в очерченном нами круге. Сам он тоже взялся за лопату.

Андрей попросил у кого-то лом и с ожесточением принялся долбить каменистый грунт.

— Без привычки я, конечно, не могу понять, что сейчас видел ваш аппарат, тихо сказал мне лейтенант. — Какие-то кружки да палочки. Это так и должно быть?

Мне пришлось сознаться:

— Мы с вами видели того человека, о котором я уже рассказывал.

Лейтенант недоверчиво взглянул на меня.

— По каким же приметам вы его узнали? — заинтересовался он.

Мне было как-то неловко рассказывать о пустяках, о всяких пуговицах, которые я видел на экране. И, кроме того, было обидно за наше детище, что мы его используем далеко не по назначению. Но, вспомнив, как он помог найти Валю и сейф, я поборол это чувство и решил поделиться с лейтенантом своим открытием в области неожиданного применения «Всевидящего глаза». За Валю я был относительно спокоен. Она исчезла под темной завесой, которая занимала небольшой участок. Мы спустимся вниз и несомненно найдем ее.

— Прошу не принимать моих наблюдений всерьез, — прежде всего предупредил я лейтенанта. — Во многом я, наверное, ошибаюсь, но думаю, что вы сразу это определите. Зрительная память у меня скверная. Но, глядя на экран «Всевидящего глаза», я невольно фиксировал каждую мелочь. Ведь это же технические испытания. Человека, которого мы сейчас обнаружили под землей, я видел позавчера вечером за дверью. По мелким деталям на экране мне удалось представить себе его внешний облик. Например, по очкам. Они находились не очень высоко, и я понял, что рост у него ниже среднего. Что он худощав, показали близко расположенные пуговицы на двубортном плаще. Запонки с камнями нетрудно было определить по лапкам, удерживающим камни. Искусственные зубы, застежка «молния», кольцо, металлическая трость дополняли мое представление об этом человеке.

Лейтенант слушал с интересом, но по его губам скользила улыбка недоверия.

Гора известковой породы росла. Была выкопана уже порядочная яма. Андрей работал без устали. Голова его то появлялась над землей, то исчезала.

Видимо, лейтенанту захотелось узнать дальнейшие подробности.

— Все это очень тонко подмечено, — похвалил он меня. — Но каким образом вы узнали, что этот человек одинок, что у него отдельная квартира, что он был ранен, занимается фотографией, и даже определили, что у него больной желудок? Вы сказали, что он посещает рентгеновский кабинет. Неужели и эти подробности видит ваш «зеленый глаз»?

Мне и самому не терпелось кому-нибудь рассказать о своих предположениях, домыслах и наблюдениях, о необыкновенной зоркости «зеленого глаза», поэтому я постарался удовлетворить любопытство лейтенанта.

— По большой связке ключей от квартиры, от комнат и шкафов я догадался, что он, вероятно, одинок, — продолжал я свои объяснения. — Ранение в ногу подтверждалось застрявшим в ней осколком. Что касается занятия фотографией, то догадаться об этом труднее всего. Я заметил, что примерно на высоте жилетного кармана у человека, которого я рассматривал через дверь, находится кольцо. Сначала я не мог понять, для чего оно предназначалось, но потом заметил небольшой кружок в центре кольца. Мне было ясно, что это светофильтр в кожаном кармашке с кнопкой. Отсюда я сделал вывод, что человек занимается фотографией.

— Ну, а насчет больного желудка? — не унимался лейтенант.

— Я увидел, правда, довольно расплывчатое изображение его желудка на экране. Будто он питается железными опилками.

Лейтенант вежливо рассмеялся.

— А на самом деле? — спросил он.

— Я предположил, что утром он был в рентгеновском кабинете, где перед просвечиванием желудка обычно дают питье с окисью бария. Следы этого металла я видел на экране. Все вместе взятое дало мне возможность так подробно описать человека, и если бы не наш аппарат, то я бы не заметил не только, какие у этого человека зубы или запонки, но не обратил бы на него никакого внимания. А сейчас я его прекрасно представляю, он передо мной стоит как живой.

— Охотно верю, — загадочно усмехнулся лейтенант. — Вы удивительно точно определили его внешность, — и указал на тропинку среди кустарника.

Я посмотрел туда и замер от неожиданности.

Раздвигая кусты, тяжело опираясь на блестящую металлическую трость и сверкая на солнце стеклами больших круглых очков, к нам поднимался человек, которого я видел на экране «Всевидящего глаза».

В этом я не мог сомневаться.

Он снял шляпу и, вытирая платком мокрый лоб, обратился к лейтенанту:

— Операция закончена. Я очень рад исполнить вашу просьбу. Чернихова внизу… Отдыхает…

Он посмотрел на меня и пожевал губами. Протягивая руку, представился:

— Будем знакомы, молодой человек. Фамилия моя — Никитченко, археолог.

Я машинально пожал ему руку, все еще не веря, что передо мной человек, которого я видел только как тень на экране. Все у него было на месте: и трость, и очки, и застежка «молния», и пуговицы на плаще. Мне даже показалось, что в кармане у него звенели ключи.

— Вы уж извините за беспокойство. Из-за нас вы отложили свою поездку, — с улыбкой проговорил лейтенант, поклонившись Никитченко. — Но я рад, что наконец-то вам удалось встретиться с изобретателем «зеленого глаза».

— Так это вы? — взглянул на меня поверх очков Никитченко.

— Я пойду предупредить товарища Ярцева, — сказал лейтенант, — чтобы он больше ни о чем не беспокоился. Потом я прошу извинения, — и смущенно признался мне: — Вы бы могли раньше узнать о том, что я попросил товарища Никитченко найти вашу сотрудницу, но, сами понимаете, у нас не было уверенности, что она обязательно пошла в катакомбы. Я не хотел говорить об этом преждевременно. Зачем тревожить вас понапрасну.

Лейтенант отошел, а Никитченко начал восторгаться нашим аппаратом.

— Прошу понять меня, — говорил он, пытаясь открутить пуговицу на моем пиджаке. — Нам, археологам, совершенно необходим такой аппарат. Ваш «зеленый глаз», как называет его лейтенант, сразу определит, где нужно производить раскопки. У меня, правда, несколько другая специальность. Мои коллеги интересуются глубокой стариной, — они изучают далекое прошлое человеческой культуры, отыскивают ее следы в пещерах доисторических времен. А вот я изучаю совсем иное. Меня интересует не культура вообще, а люди, которые ее защищали и спасли от гибели. Я говорю о тех героях, которые жили и боролись в этих подземельях. Вы там не были?

Я отрицательно покачал головой.

— Обязательно покажу, — пообещал Никитченко. — Там каждая надпись на стене, каждый оставленный партизанами предмет, будь то самодельная кружка или радиостанция, собранная из трофейных деталей, говорят о великих делах. И как хотите, дорогой друг, меня больше волнуют эти вещи, чем каменные топоры неандертальцев… — Он замолчал, и лицо его сделалось суровым.

— Но как же вы один находите там дорогу? — удивился я.

— Я там часто бываю. У меня составлена карта этого района катакомб. Мне знакома каждая отметка на стене. По ним я нахожу подземные лагери партизан. Вчера вот отвез целый ящик исторических предметов для местного музея.

Он задумался, словно что-то припоминая.

— Видите ли, мне очень недостает вашего «Всевидящего глаза». Я еще многого не знаю. Убедительный пример: я был уверен, что сейф находится в катакомбах. Мне даже было известно, через какой вход его туда внесли, но я ничем не мог помочь в поисках.

— Но почему же вы не сказали об этом раньше? — удивился я. — Этот сейф искали несколько лет, и ваши указания были бы очень полезны.

Археолог нетерпеливо махнул рукой:

— О том, что ищут сейф архитектора Бродова, мне стало известно только после вашего приезда. Узнал я об этом от одного из моих знакомых. Он сказал, что в наш город прибыла группа инженеров, которые будут искать сейф с помощью особого аппарата. Тогда-то я и вспомнил, что еще осенью сорок первого года видел, как поздним вечером ко входу в катакомбы, то есть вот сюда… — он указал вниз, — два человека привезли на тележке какую-то круглую железную коробку. Я тогда должен был встретиться с представителем партизанского штаба, чтобы передать ему некоторые сведения из города. Пока я его дожидался, сидя в кустах, люди с железной коробкой скрылись в подземелье. Через полчаса они вышли обратно и направились в город. При свидании я, конечно, сообщил о сейфе, но тогда не придал этому большого значения. У входа в катакомбы всегда дежурил кто-нибудь из партизан. Если он пропустил людей с ящиком, значит все в порядке. Я совершенно забыл обо всем этом и, только узнав о ваших поисках, решил сообщить вам, так сказать, свои наблюдения. Позавчера вечером отправился в старую гостиницу. Мне сказали, что вы дома, но в номере было темно, и я не решился вас беспокоить. Вчера искал вас на строительстве, но мне удалось познакомиться только с вашей сотрудницей. Узнав о сейфе, она забросала меня вопросами и так деятельно принялась за поиски исчезнувших чертежей, что, как я полагаю, — он пожевал губами и насмешливо взглянул на меня поверх очков, доставила вам немало тревожных минут. — Но, поверьте, я никак не мог предвидеть, что эта девушка решится на столь рискованное путешествие. Я торопился к врачу, а она захотела остаться и вызвать вас по телефону.

— Да, вы были у врача, — подтвердил я. — Видел вас сквозь стену в его кабинете. А потом случайно заметил под городской площадью, на строительстве подземного перехода. Но что вы там делали, не понял.

— Там попадаются довольно интересные вещи! Возвращаясь домой, я заглянул туда. Пришлось немного поползать. Зато нашел оружие времен Пугачева… Но что же это?.. — Он удивленно взглянул на меня, приподняв очки. — Оказывается, от «Всевидящего глаза» и под землей не спрячешься?

— Выходит, что так, — сказал подошедший к нам лейтенант. — Мы прекрасно видели, как вы встретились под землей с молодой девушкой, нежно взяли ее за руку и пошли к выходу.

Археолог сердито фыркнул.

— Да, представьте себе, этот молодой человек, — он указал на лейтенанта, предъявил мне вполне основательное обвинение в злоумышленном похищении юной лаборантки. До этого я предполагал, что мои почтенные седины исключают такие подозрения. Я меньше всего похож на лермонтовских героев. Лейтенант следовал за мной по пятам, и не успел я прибыть на место обвала, где вчера обнаружили пещеру с оружием партизан, как он остановил меня и категорически потребовал, чтобы я в два счета отыскал вашу неосторожную сотрудницу. Ну, это куда ни шло. Поиски — моя специальность.

— Так оно и есть, — добродушно подтвердил лейтенант. — Я был уверен, что вам это удастся сделать скорее, чем кому-либо другому. Удивительно, как быстро вы ее нашли.

— Дело пустяковое. Я заметил ее следы в известковой пыли. Кроме того, мне хорошо известен этот участок катакомб. — Никитченко сочувственно покачал головой: — Бедная девушка! Она совсем измучилась и почти потеряла надежду выбраться на свободу. Ничего. Впредь не будет поступать так опрометчиво.

Я не мог не возразить:

— Ну нет! Плохо вы ее знаете. Она всегда будет делать по-своему.

— Пожалуй, это верно. Она даже там поспорила со мной, утверждая, что идем неправильно. Чуть ли не силой пришлось вести ее.

— Куда же вы потом исчезли? — поинтересовался я. — Аппарат перестал вас видеть, словно вы скрылись под железным куполом. Там имеются какие-нибудь сооружения.

— Насколько мне известно, нет. Зачем они?

По тропинке, раздвигая ветки желтеющего кустарника, поднимались Андрей и Валя. Она осунулась, побледнела. В ее темно-синий костюм глубоко въелась известковая пыль.

Валя еле шла. Андрей в одной руке нес аппарат, а другой поддерживал нашу сумасбродную лаборантку. Мне было жаль Валю, но на ее измученном лице я не заметил никаких признаков смущения и потому решил высказать ей то, что полагалось.

— Мне кажется, — начал я возможно строже, — ваш безрассудный поступок, когда вы одна отправились в горящую тайгу отыскивать метеорит, ничему не научил вас…

Валя молчала. Андрей растерянно глядел на нее. Остальные предусмотрительно отвернулись и отошли в сторону, не желая мешать нашему разговору.

— А все-таки мы его отыскали, — наконец сказала Валя, и в глазах ее появилось выражение лукавого торжества.

Я решил отложить этот бесполезный разговор. Не позволяла, если можно так сказать, душевная мягкость. Девушка только что свет божий увидела, от смерти была на волоске, а тут — с нотациями. К тому же Андрей смотрел на меня такими умоляющими глазами, что я не выдержал и уже больше не стал журить нашу упрямицу.

К нам подошел Колосков и сказал, что все уже готово. Сейчас будут доставать сейф.

Мы подошли к глубокой яме. Я всматривался в зияющую пустоту, но ничего не мог там разглядеть, как в бездонном колодце.

— Разрешите, я спущусь, — попросила Валя, и глаза ее загорелись от нетерпения. — Я знаю, в какой стороне сейф.

Андрей безнадежно махнул рукой. Дескать, и этот урок не пошел ей на пользу.

По вырубленным ступенькам на стенках колодца я и Колосков спустились вниз. Под землей нас встретила темнота, сырость, тяжелый, пахнущий плесенью воздух.

В узком отверстии светился ослепительно голубой кусок полуденного осеннего неба. Я шагнул в сторону и включил фонарик. Передо мной открылась пещера с очень низкими сводами.

— Видишь его? — прошептал Колосков.

Он опустился на колени рядом с большим железным цилиндром и, дрожа от нетерпения, стал сбивать коротким ломиком заржавевший замок.

С глухим стуком к нашим ногам упала тяжелая крышка. Луч карманного фонарика осветил свернутые в трубки чертежи.

С лихорадочной поспешностью Колосков схватил один из них и развернул влажный от сырости лист.

Я увидел тонкие линии высокого ажурного здания. Это были чертежи «Воздушного дворца».

Мы лежали на траве. Вдали шумело море, а мне казалось, что шелестят сухие листья. Сквозь желтеющие ветви кустарника просвечивало солнце.

Уже давно уехали в город счастливый Колосков с чертежами, Никитченко и лейтенант. А мы все еще спорили, говорили, вспоминали неожиданности, с которыми встретились во время испытаний. Мы в эти дни испытывали не только аппараты, но и самих себя на новых, еще неведомых путях.

Андрей протянул мне белый ноздреватый камень с тонкими блестящими прожилками.

— Смотри. Я нашел его на том месте, где аппарат ничего не видел. Мы думали, что в земле скрыта металлическая преграда.

Я долго вертел в руках белый камень, похожий на вулканический туф, царапал его ногтем, стараясь определить твердость, и наконец сказал:

— Похоже на то, что мы нашли руду какого-то неизвестного металла.

Валя подложила руки под голову и смотрела на облака. Она молчала, видимо думая о чем-то своем, и не слышала нашего разговора.

— О чем задумались, Валентина Николаевна? — спросил Андрей.

Валя встрепенулась, провела загорелой рукой по лбу, будто отгоняя какую-то навязчивую мысль.

— Я не знаю, как это объяснить… Вы мне сейчас рассказывали, что видели прошлое родной земли, находили оружие отгремевших войн. Вы бродили по городу и видели наше сегодня. Но как увидеть будущее? Какой для этого нужно придумать аппарат? Я хочу посмотреть «Всевидящим глазом» на то, что будет через десятки лет. Я хочу знать, как изменится лицо нашей страны, лицо мира.

— А я никогда об этом не думал, — с растерянной улыбкой признался Андрей. Мне казалось, что я вижу завтрашний день уже сегодня. Я вижу его в строгих цифрах наших планов, в сводках добытого угля, нефти, металла, в процентах трудовых успехов на заводах и полях… Я привык мыслить математически. Это у вас вызывает улыбку, Валентина Николаевна, но для меня все такие цифры становятся живыми и, если хотите, полными романтики и настоящей поэзии.

Он задумался, взял у меня камень и подкинул его на руке.

— Может быть, этот камень завтра изменит лицо всего района. Я не геолог, не знаю, что за металл скрывается в нем. Цинк ли это, свинец, серебро… Может быть, другой какой-нибудь металл, в десятки раз дороже золота… Нам еще неизвестны многие тайны земли. Наш «Всевидящий глаз» пока близорук. Но мы хотим все видеть, все знать. И если сегодня мы увидели то, что лежит у нас под ногами, то будем мечтать и работать над тем, чтобы завтра взглянуть, ну… скажем, на ядро Земли.

Андрей замолчал… Я смотрел на радужную паутинку. Спускаясь с ветки, она трепетала от дуновения ветерка, но мне казалось, что колеблется она от моего горячего дыхания.

Я чувствовал, как кровь приливает к голове, горит лицо, тревожно замирает и как бы останавливается сердце, чтобы потом забиться еще сильнее.

Бывают яркие радостные минуты, когда первая, еще неясная, но дерзкая мысль на мгновение сдавливает дыхание, заставляет блестеть глаза. В ней еще нет ничего реального, но торопливая мечта уже пытается различить общие контуры нового чудесного аппарата.

Я мечтал о том, чтобы наш будущий аппарат смог увидеть бронзовый век далеких предков. Я хотел перелистывать земные слои, как страницы книги о прошлом, чтобы они стали прозрачными под взглядом «Всевидящего глаза» и смелой мечты.

Проникнув в глубь земли целым спектром различных частот, послушный луч отразит на экране все, что скрыто в ее недрах: угольные пласты, нефть, подземные реки и пещеры, кости вымерших животных.

Может быть, мы откроем исчезнувшие города, запрятанные клады… Ничто не скроется от наших глаз.

1947-1951