ПОВЕСТИ (сборник)


Нить судьбы (в соавторстве с Кэтрин Маклин)

В пыльном зале вечности, в окружении сверкающей ткани миров, сидят три норны, прядильщицы людских судеб. Их сморщенные от старости пальцы без устали перебирают нити, изгибая и соединяя их в бесчисленном множестве сочетаний.

Каждая из нитей — чья-то жизнь. Управляя нитью, норны управляют жизнью. Под нескончаемое бормотание собственных голосов они передают друг другу единственный глаз, чтобы посмотреть, как плетется невообразимая ткань судеб. Голоса звучат все громче, их тональность меняется. Человеческая судьба далеко не всегда получается гладкой.

— Нет, погоди, эту линию сюда вводить нельзя.

— Но она — часть узора…

— Она его только портит. Мне придется переделывать и свою часть.

— Столько веков трудились, а ты все разрушить хочешь!

Голоса еще громче, в них слышится гнев.

— Постой, Гриссель, постой. Здесь нельзя ничего менять.

Норна сердито взмахивает рукой над тканью. Кольцо на ее среднем пальце — Перстень Единорога — касается поверхности, и рог подцепляет и выдергивает тонкую сверкающую нить чьей-то жизни.

— Я сделаю по — своему. Дай мне глаз.

Спор продолжается. Нить человеческой судьбы, никем не замеченная, свободно парит в пространстве.

* * *

— Извини, мама, но он мне не подходит.

— Я купила как раз по твоему размеру, — твердо заявила мать Гранта. — Попробуй еще раз. Должен подойти.

Грант О’Рейли снова примерил пиджак. Он прекрасно знал, что тот не подойдет; так и вышло. Пиджак жал в плечах, а манжеты на три дюйма торчали из рукавов. К подобному Грант уже привык. Мать купила сыну свадебную одежду, по своему обыкновению считая его ребенком, и все оказалось чересчур мало.

На этот раз она здорово подвела Гранта. Было воскресенье, они проделали немалый путь от города до церквушки, где прежде женились и выходили замуж дядюшки, тетушки и прочая родня Люси. Купить или взять напрокат более подходящую одежду уже не оставалось времени.

Грант глянул в зеркало трюмо, пытаясь представить себя в глазах влиятельных и благовоспитанных родственников Люси. Нет, так явно не годится. Люси придет в ужас, зальется краской стыда, увидев его с торчащими как у деревенщины манжетами. Грант попытался поправить рукава. Сегодня он должен был выглядеть изысканно — именно так, как нравится Люси.

Из зеркала на него смотрело телячьими глазами отражение, неловко пытавшееся стянуть вниз обшлага пиджака. Гранту не слишком нравился этот высокий худой парень со светлыми волосами. Почти невидимые брови придавали его лицу кроткое, безгрешное выражение. Когда рядом не было зеркал, он представлял себя сильнее и с более темной шевелюрой — достойным мужем и защитником для столь прекрасной женщины, как Люси.

Люси! При мысли о ней загорелись щеки. Влечение было скорее телесным, нежели духовным, и отчего-то показалось, что в церкви оно будет неуместно. Отвернувшись от зеркала, он принялся стаскивать пиджак — и одновременно попытался отделаться от предательской мысли.

Развалившись в кресле у дальней стены, Херб Колломб невозмутимо курил старинную трубку. От его крепкой фигуры так и веяло мужеством, и Грант при нем чувствовал себя в безопасности — как и в те годы, что они вместе провели в колледже. Они жили в одной комнате и одновременно закончили учебу, так что в роли шафера Херб вполне устраивал Гранта.

Колломб улыбнулся, не вынимая трубки изо рта, и Грант с удивлением поймал себя на том, что улыбается ему в ответ.

В открытое окно ризницы доносилось теплое дыхание весны. Пела птица, и весь мир казался Гранту восхитительным. Однако, взглянув на переброшенный через руку пиджак, он вновь ощутил тревогу. Где бы взять другой?

Но было уже слишком поздно — слышались ноты настраиваемого органа и шарканье входивших в церковь гостей.

— Черт побери, — вполголоса пробормотал Грант.

— Не ругайся. Вряд ли Люси была бы рада услышать такое от тебя. Она из очень хорошей семьи.

— Извини, мам.

— Все в порядке, дорогой. Мне всегда хотелось гордиться своим сыном — настоящим джентльменом.

Херб выронил трубку и снова ее подобрал, слегка покраснев. Грант попытался улыбнуться, и на него накатила знакомая слабость. Ну почему именно сейчас? Раз или два в жизни ему удавалось отсрочить несвоевременный приступ, но теперь было ясно, что всю церемонию не продержаться. Лучше уж пусть это случится сейчас — нельзя допустить, чтобы свадьба пошла прахом.

Нужно лишь какое-то время побыть одному, вдали от чужих голосов и глаз. Грант понял, что сдерживаться больше не может.

— Еще десять минут, — поспешно сказал он, слыша нарастающий звон в ушах и видя, как отдаляются лица присутствующих. — Пойду немного подышу свежим воздухом.

Рядом с церковью находилось уютное старое кладбище с покосившимися могильными камнями и высоким бурьяном; посреди стояло узловатое персиковое дерево в полном цвету. Кладбище было отрезано от окружающего мира и от течения времени высокой каменной стеной. Боковая дверь ризницы выходила на мощеную дорожку, огибавшую здание церкви вдали от окон. Вполне уединенное место, по крайней мере на какое-то время.

«Нужно поменьше волноваться», — подумал Грант, закрывая за собой дверь.

Впрочем, теперь об этом уже поздно размышлять — следовало раньше принять лекарство. Если бы за Грантом кто-то наблюдал, он увидел бы, как губы молодого человека изогнулись в неприятной гримасе, обнажив неровные зубы, отчего в его прежде ангельской внешности появилось нечто звериное, словно у охотничьего пса светлой масти. Он медленно двинулся по дорожке, чувствуя, как стучит кровь в висках, и бессознательно ища укрытия, где можно дать волю приступу. И нашел его — в одном месте стена сворачивала под прямым углом.

Сойдя с дорожки, Грант вжался в этот угол и стал ждать, когда на него, подобно тяжелому камню, навалится беспамятство.

Грант не знал, сколько прошло времени, но давление в голове ослабло, звон в ушах смолк, вернулась способность видеть, слышать и осязать. Он еще немного постоял, прижимаясь лбом к холодному камню и радуясь, что болезнь не заставляет падать на землю и биться в судорогах. Когда они с Люси поженятся, он сможет просто уйти в ванную и тихо постоять за запертой дверью, пережидая приступ.

Болезнь лишила мальчика детских игр, удерживая его под бдительным надзором матери, отняла свободу рисковать и пренебрегать опасностью, оставив на его долю лишь приключения в стихах и книгах. Но он не позволит болезни лишить его и права на семейную жизнь. Способность предчувствовать приступ давала ему возможность жить нормальной жизнью и зарабатывать деньги трудом архитектора — клиенты даже не догадывались, что с ним не все ладно. Он всегда мог найти укромное место на время припадка.

Повернувшись, он взглянул на зеленую траву, на старую каменную стену, на низкие покосившиеся надгробия. Зрение прояснилось, и теперь все окружающее словно заиграло новыми яркими красками.

Из окна над головой отчетливо слышался голос матери, возвращавший далекие воспоминания:

— У Гранти бывают припадки, если он волнуется. Мне стоило большого труда освободить его от занятий по физкультуре во всех школах, где он учился, не рассказывая о настоящей причине. С его отцом тоже так было, а началось после того, как мы поженились. Такой приятный мужчина… Это у нас семейное, знаете ли…

Грант постарался отбросить мрачные мысли, убеждая себя: что бы ни делала мать, это лишь для его же блага. Она и насчет пиджака что-нибудь придумает, у нее всегда получалось, стоило лишь захотеть.

Он встал, собираясь вернуться в церковь.

И тут он увидел.

В небе, от горизонта до горизонта, простерлось нечто длинное, белое, массивное, похожее на гигантский брус или слоновий бивень. Еще мгновение назад их разделяла вечность, а в следующий миг оно уже пикировало вниз, прямо на Гранта. Он не знал, откуда ему это известно, но не сомневался, что странная штука мчится прямо на него, словно скорый поезд в туннеле.

Прежде чем он успел закричать — и даже подумать об этом, — было уже слишком поздно. Последовал удар, удивительно мягкий, но чудовищной силы.

Мир исчез. Перед глазами Гранта вспыхнуло кладбище с оранжевой травой и красное небо. Яркие цвета медленно потускнели, и их сменило ничто — вряд ли его ощущения можно было описать иным словом. Сперва Гранта охватил ужас, но затем вернулась крупица здравомыслия. Он ничего не чувствовал, ничего не слышал, а то, что он видел, немало его озадачило; лишь какое-то время спустя стало понятно, что оно не имеет цвета. Но оно не было и черным, скорее серым — серый бархатный туман, окутывавший его со всех сторон.

К своему ужасу, он осознал, что не дышит. Не билось и сердце. Все функции его жизнедеятельности прекратились.

«Я умер».

Эта мысль давно скреблась в его мозгу и теперь наконец обрела окончательную форму. А за ней пришло безумие — пополам с невыносимым страхом.

Грант не знал, сколько это продолжалось — время утратило для него всякое значение. Могли пройти годы, а могли и секунды. Но безумие уже понемногу отступало, и вернулась способность мыслить, что, впрочем, слабо помогло — он не имел ни малейшего представления о том, где находится и что с ним случилось.

А потом мысли сменились тоской, которая, казалось, длилась целую вечность.

Его разум впал в ту же апатию, что и тело. Он висел в сплошном сером тумане, безразличный ко всему, и ждал.

* * *

— Смотри! Смотри, что ты наделала! Выдернула нить.

— Это не я! Это сделала ты, когда кричала на меня, что узор неправильный!

— Так ведь он и в самом деле негож…

Спор продолжался. Вторая сестра наклонилась вперед, собираясь высказаться, и висящая в пустоте нить коснулась ее лица. Норна в ярости сунула ее обратно в ткань, но не вплела в узор — просто воткнула куда попало и вернулась к спору.

Серый туман и тишина внезапно сменились воплями и грохотом, и Грант понял, что падает. Лицо его ударилось о грязный деревянный пол. Оглушенный, он несколько мгновений лежал неподвижно, слыша вокруг пьяные крики, звон бьющихся бутылок, глухие удары кулаков о плоть. В глазах замерцал желтый свет, мимо с рычанием пронеслись чьи-то тени.

Почти прямо над Грантом раздался хруст, и на ноги ему рухнул человек с короткой спутанной бородой и длинными волосами. Из его растрепанной шевелюры сочилась кровь, в черепе зияла жуткая вмятина.

С трудом подавляя отвращение, Грант выскользнул из-под обмякшего бородача и присел на корточки. На него только что свалился труп, но никто не обращал на это внимания. Орущая свора была уже где-то в стороне, хотя мимо все еще пробегали люди, ныряя в толпу.

От дыма свечей, от кухонных испарений, от запахов пролитого вина и протухшей еды слезились глаза и жгло в носу, но Гранту все же удалось понять, что он находится в помещении величиной с амбар. Над головой тянулись вытесанные вручную балки, отражая шум, жар и свет, а еще выше в чаду терялась крыша. Казалось, балки покачиваются в мерцающем сиянии свечей в такт яростным воплям дерущихся.

Вопящая толпа продолжала расти, пока снова не оказалась рядом, но Грант видел лишь спины и падающие на затылки спутанные волосы. Буяны угрожающе размахивали дубинками, кинжалами и разбитыми бутылками, что-то крича кому-то находившемуся в середине толпы. На этих людях были грязные коричневые рубахи из грубой ткани вроде мешковины, не заправленные в столь же грязные штаны из шкур.

Грант выпрямился и обнаружил, что ему хватает роста заглянуть над головами в середину толпы, атаковавшей рослого мужчину, который стоял спиной к одному из поддерживавших крышу столбов. Вот он с ворчанием бросился вперед, замахиваясь длинным мечом, затем отбил опускающуюся на его голову дубину, отразил еще один удар железной палицей, которую держал в левой руке, с хрустом врезал ею же по голове обладателю дубины и снова отпрянул к столбу. В каждом его движении чувствовалась невероятная энергия — он нападал и отступал, наносил удары и защищался, издавая при каждом усилии короткий стон.

Гранта, однако, потрясло не столько боевое искусство, сколько облик самого бойца — лоснящиеся кожаные доспехи, словно на картинке в энциклопедии, сверкающая кольчуга, широкий прямой меч, железная палица. Он как будто сошел со страниц учебника истории раннего Средневековья. Что он здесь делает? Грант поискал глазами кинокамеру — но кровь была настоящей.

Где выход? Присев, словно загнанный зверь, Грант повернул голову. По пустой половине зала были разбросаны скамьи и столы, в плошках мерцали свечи, добавляя чада в и без того смрадный воздух. Где дверь? В дымном полумраке почти ничего не разглядеть, в ушах отдаются жуткие звуки. Где, во имя здравомыслия, хотя бы окна? Что это вообще за притон?

Грант попятился, отгородился от шумной толпы длинным столом, но дикий вой заставил его обернуться, и глазам предстал конец битвы. Воин в кожаных доспехах замешкался, и его меч врезался в дубину, застряв в дереве. Он попытался высвободить оружие, но еще одна усаженная шипами дубина ударила его в челюсть с такой силой, что голову отбросило назад. Меч от удара освободился, но поднять его воин уже не успел. Под градом обрушившихся на него со всех сторон тяжелых палиц он, шатаясь, отступил на несколько шагов от спасительной колонны и беспомощно рухнул в сторону Гранта, который успел увидеть его остекленевшие глаза и услышать хруст костей.

Выйдя из оцепенения, Грант начал медленно отступать к выходу; при этом он не сводил глаз с толпы и нащупывал неструганые доски стола у себя за спиной. Над бесформенной грудой, еще миг назад бывшей человеком, мельтешило дубье, и Грант был только рад, что торжествующий вой победителей заглушал все другие звуки. Возможно, все это лишь дурной сон, но смерть в этом кошмаре такая же настоящая, как на любой скотобойне.

Вой смолк. Бормоча, ругаясь и ощупывая ссадины и раны, сражавшиеся начали оглядываться по сторонам. Грант продолжал пятиться, надеясь, что до его исчезновения никто не отвлечется от лежащего на полу мертвеца. Один мужчина с торжествующим видом склонился и вырвал меч из мертвой руки. Он воздел трофей к потолку, и тут ему на глаза попался чужак. Грант застыл как вкопанный, разрываясь между инстинктивным желанием бежать сломя голову и надеждой, что его примут за своего.

Увидевший его оскалил кривые зубы.

— Смерть нечестивцу! — Поставив ногу на скамью, он подался в сторону Гранта над разделявшим их столом, замахнулся мечом, который неуклюже держал двумя руками. — Кровь для Н’тиг’ты!

Грант уклонился — отступать было уже некуда. Меч вонзился на три дюйма в стол за его спиной, огромный окровавленный клинок напоминал скорее вытянутое лезвие топора — это жуткое оружие способно было разрубить человека пополам. Пока кривозубый высвобождал меч, Грант перепрыгнул через стол и побежал; его ноги будто налились свинцом. Слыша крики и вой преследователей, он бросился в конец зала, туда, где темнее. Перед ним возник тусклый человеческий силуэт, а дальше нечто похожее на дверь. Преодолев еще несколько ярдов, Грант и в самом деле разглядел дверь — широкую, но закрытую. Стоявший перед ней, ухмыляясь, занес топор.

Грант остановился, налетев на очередной стол. Вопящие приближались, но рядом с ним оказалась лестница, прислоненная к одной из толстых балок, что поддерживали крышу. Чтобы до нее добраться, потребовалось меньше секунды. С трудом вскарабкавшись по перекладинам, он залез на поперечную балку, а затем пинком отшвырнул лестницу прямо на орущую внизу толпу.

На какое-то время он в безопасности. Народу внизу было меньше, чем показалось ему вначале, — похоже, основная толпа завывала где-то еще, преследуя очередную жертву. И тем не менее четверо не собирались отпускать его живым, яростно таращась из-под падавших на глаза лохм и крича про какое-то пятно, которое необходимо смыть с какого-то Н’тиг’ты. Те, у кого в руках были палицы, пытались бить его по ногам, но пьяно промахивались; однако ухмыляющийся верзила с мечом уже поднимал свое оружие, а еще один схватил табурет. Почувствовав болезненный удар по лодыжке, Грант понял, что оставаться здесь ему больше нельзя, и совершил поступок, на который не отважился бы еще час назад, — отпустил колонну, служившую ему опорой, побежал по неровной балке шириной меньше чем в фут.

В иных обстоятельствах он бы наверняка свалился, но сейчас падение означало смерть, и ему удалось удержаться на ногах, хотя и самому в это совершенно не верилось. Преодолев последние десять футов, тяжело дыша, Грант прислонился к центральной колонне, откуда открывался прекрасный вид на огромное, как амбар, помещение.

Небольшая группа людей в штанах из шкур сражалась с опрокинутой им лестницей, пытаясь поставить ее на место и броситься за ним в погоню. Возле гигантского очага у дальней стены сгрудились три неопрятные женщины и толстяк. Но главный источник шума находился под ногами у Гранта.

Казалось, будто вся ревущая толпа, растерзавшая до этого воина и успевшая увеличиться как минимум вдвое, напирала еще на одного мечника, стоявшего спиной к колонне, за которую цеплялся Грант. Массивные плечи и мускулистые руки едва вмещались в красные кожаные доспехи, длинный меч был как будто даже побольше того, что недавно дорогой ценой достался врагу. Тяжелая шипастая палица в левой руке воина то и дело с глухим звуком обрушивалась на дубины, кинжалы и руки противников, круша и калеча.

Энергия воина была просто феноменальной, и чем больше Грант смотрел на взмахи сверкающего меча, тем больше восхищался искусством его обладателя. Воин отражал удары и тут же делал выпады, не останавливаясь и не сбавляя темпа, когда клинок рассекал дерево, плоть и кость. Казалось, смертельную силу оружию придает не держащая его рука, но сам свист несущегося с бешеной скоростью тяжелого лезвия, опасного, как вовсю крутящийся пропеллер. И нападавшие явно его боялась.

Рыча от пьяной ярости, они держались за пределами смертельного круга, пытались наносить удары издалека или швырять кинжалы и ножи, которые ударялись о металл и отлетали в сторону.

Но далеко не все были осторожны — внутри круга валялись трупы с рассеченным горлом и расколотым черепом, а из толпы, пошатываясь, то и дело выбирался очередной неудачник, стеная и держась за перебитую руку. Кто-то помогал оставшемуся без кисти товарищу перевязать кровоточащий обрубок.

Воин продолжал отбиваться, распевая песню без слов в такт пляске сверкающей стали. На глазах у Гранта он шагнул вперед и, выдохнув, ударил наотмашь — кровавое лезвие вылетело на фут за пределы круга. Наградой смельчаку стали три вопля разом. Толпа поспешно попятилась, ругаясь и толкаясь, пока не остановилась на более почтительном расстоянии. Один из нападавших корчился на полу, пытаясь остановить хлещущую из перерубленной руки кровь. Он умирал, не достойный даже удара милосердия.

Как бы стойко ни держался воин, ясно было, что вечно так продолжаться не может. Он уже тяжело дышал, и враги норовили подкрасться к нему из-за колонны. Один промах, одна ошибка — и его сомнут, набросившись со всех сторон.

Грант вдруг понял, что ему жаль рослого воина. Кровавое искусство, которое тот демонстрировал, не заслуживало того, чтобы пропасть в этом амбаре или таверне. Затем пришла мысль, что, как только воина убьют, наступит очередь самого Гранта. Лишь поющий и кружащийся в танце клинок расчищал пространство у колонны, не давая толпе прорваться к ней и сбить беглеца с его балки.

Грант вцепился в черное от копоти дерево; к горлу подступила тошнота. Что он делает в этом воплощенном кошмаре? Может, его сбила машина и все это лишь коматозный бред?

Словно в ответ на эти раздумья в грудь ему врезалась брошенная бутыль. Удар и треск рвущейся ткани были вполне реальны, как и боль в лодыжке, куда угодила дубинка. Он преисполнился тошнотворной уверенности, что даже если это действительно сон, безопаснее воспринимать происходящее как безжалостный факт. Похоже, ему грозила настоящая смерть, окончательная и бесповоротная.

Лестницу наконец прислонили к дальнему концу балки, и люди толкались возле нее, пытаясь опередить друг друга. Верзила в меховых штанах взобрался на три перекладины, но получил от другого удар по затылку табуретом и свалился. Обладатель табурета полез наверх, за ним последовали еще пятеро или шестеро. Пошатываясь, но с легкостью держась на ногах, они побежали по балке к Гранту.

Передний остановился и вскинул табурет над головой, чтобы нанести сокрушительный удар. Бежавший следом не успел остановиться и налетел на него, толкая вперед, и в то же мгновение Грант понял, что ему нужно оружие. Воспользовавшись замешательством верзилы, Грант подался вперед, схватился за ножку табурета и дернул. Потеряв равновесие, противник с хриплым воплем полетел вниз, прямо в очерченный мечом круг. Воин небрежно махнул клинком вбок, перерезав горло упавшему, а затем поднял голову, подумав, что его атакуют сверху. Увидев стоявшего лицом к нападающим Гранта, он широко улыбнулся.

— Ого! Друг! — Он еще раз взмахнул мечом, получив в ответ проклятие и крик боли, и слегка переместился в сторону, вновь бросив взгляд на Гранта. — И как раз вовремя!

Словно двигаясь самостоятельно по некой заранее определенной траектории, меч плавно взмыл над головой воина и перерезал сухожилия на лодыжках двоих стоявших на балке. Оба с визгом свалились в толпу. Следующий попытался отступить, но лишь вывел из равновесия остальных, которые посыпались, усугубляя всеобщее замешательство.

Толпа отступила, возомнив, что подверглась нападению сверху.

Сунув покрытую кровью палицу в петлю на поясе, воин несколькими яростными выпадами меча отогнал толпу еще дальше, а затем бросился к колонне, как будто хотел разделаться с теми, кто за ней прятался. Но там оказался лишь один, он прянул назад, налетел на скамью и упал. Укрывшись от толпы за колонной, воин рассмеялся и протянул свободную руку Гранту.

— Давай, приятель, помоги мне забраться наверх, и сматываемся отсюда.

То были первые дружеские слова, которые услышал Грант среди многоголосого кровожадного рева, и внезапно происходящее обрело для него смысл. Быстро, но без паники Грант уселся на балке, ухватившись правой рукой за колонну, протянул вниз левую и ощутил, как за нее ухватилась мозолистая ладонь.

Воин потянулся наверх, и Грант едва не завопил от боли — как будто руку выкручивали из суставов. Но в следующий миг рубака зацепился рукояткой меча за балку и с легкостью взобрался на нее. Большая часть его веса, однако, пришлась на худую руку Гранта, причем он оказался даже крупнее и мускулистее, чем выглядел снизу, — как минимум триста фунтов плоти и снаряжения.

Не обращая внимания на звон и лязг летящих в него бутылок, кинжалов и прочих мелких предметов, воин убрал меч в ножны и всмотрелся в темный конец зала. Даже не оглянувшись на Гранта, он двинулся к дальней стене. Грант пошел следом, потирая натруженную руку, но вместе с тем испытывая странную радость оттого, что может теперь идти по узкой балке без малейшего страха.

Впереди виднелся ряд маленьких окон, над которыми уходила под углом в темноту почерневшая от копоти крыша. Воин постучал по стене рукоятью меча и удовлетворенно кивнул, словно нашел выход.

Дав знак Гранту подойти ближе, воин указал на стену, увешанную чем-то похожим на тугие мешки и гирлянды. Пахло прогорклой едой, и Грант понял, что неаппетитного вида предметы — скорее всего, копченое мясо и травы. Легко, словно пушинку, сняв два связанных между собой окорока, воин повесил их на шею Гранту, который оказался не готов к такому подарку и едва не упал с балки. Но воин молниеносным движением утвердил его на ногах.

Пренебрежительно фыркнув, боец рассмеялся, уперся ладонями в перекладину над головой и принялся со всей силы бить ногами в доски. Каким бы массивным и сильным ни выглядел он, Грант сперва не поверил своим глазам — даже супермен вряд ли способен несколькими пинками проделать дыру в стене здания. Однако тот продолжал бить, и вот слетела первая доска. На лекциях по архитектуре Гранту рассказывали о мошенниках, использовавших при строительстве непрочные материалы — такие же, как и эти доски, судя по звуку сделанные явно не из здоровой сухой древесины. Когда наружу улетела вторая планка, Грант предположил, что гвозди здесь заменили жевательной резинкой, и решил не забивать себе этим голову. В проеме виднелась ночная тьма, в ней ледяной ветер кружил снежинки — мало похоже на весеннее солнце, которое он в глубине души рассчитывал увидеть. Ни секунды не колеблясь, воин глубоко вздохнул, присел у края дыры и выпрыгнул наружу.

С трудом балансируя на балке, Грант глядел в темноту, не сулившую ничего хорошего. Впрочем, от нерешительности не осталось и следа, когда он получил палкой по ноге. Остаться — значит принять недостойную и крайне мучительную смерть от озверевшей толпы. Подобной участи он предпочел бы любую другую. Неверной походкой добравшись до конца балки, он неуклюже попытался присесть, как до этого воин, а потом вывалился в холодную снежную тьму.

* * *

Снаружи у стены намело такой сугроб, что Гранту пришлось побарахтаться в нем, прежде чем удалось выбраться.

Никогда еще он не чувствовал себя столь отвратительно. Болело все тело, покрытое синяками, свисавшие с шеи окорока казались отлитыми из свинца, одежда промокла от тающего снега, а несомые ледяным ветром снежинки больно кололи лицо.

Вокруг ничего нельзя было разглядеть — лишь тьма и холод. Где-то впереди раздался крик, и Грант заковылял на него. Снег доходил до пояса, ветер пронизывал насквозь тонкую ткань свадебного костюма. Преодолев несколько ярдов, он обнаружил нечто вроде тропы — здесь прошли люди, слегка примяв снег. Он подпрыгнул от испуга, когда за него ухватилась чья-то рука.

— Иди за мной, приятель, и не потеряй окорока, иначе перережу тебе тощее горло.

Воин двинулся вперед, прокладывая узкую канавку в глубоком снегу, и Грант поспешил следом.

На нем были черные туфли с острыми носками, дорогие, блестящие, — по крайней мере, такими они выглядели, когда Грант видел их в последний раз. Сейчас он не мог их разглядеть, зато отлично чувствовал. Они идеально подходили для танцев или свадеб, но для ходьбы по снегу совершенно не годились. Грант пробирался сквозь снежные заносы, страдая от жалости к себе.

Он хотел было попросить шедшего впереди о небольшой передышке, но в голову пришла жуткая мысль, что остановиться — значит замерзнуть насмерть, и лишь она одна вынуждала его переставлять онемевшие ноги. Грант следовал за воином, сперва рассчитывая, что тот в конце концов приведет в дом или другое теплое место — вряд ли его самого радует путешествие по адской зимней равнине, — но вскоре перестал надеяться на благополучный исход. Лишь шагал за движущейся тенью, словно она символизировала постоянно ускользающее тепло.

Небо уже светлело, вокруг проглядывали заснеженные просторы. Казалось, даже свет причинял боль его онемевшим, почти превратившимся в ледышки нервам.

В рассветных сумерках по обеим сторонам виднелись деревца. Чем дальше, тем они выше и толще, и наконец путники очутились в густом лесу, где уже не дул пронизывающий ветер, а на земле лежал лишь тонкий слой снега. Грант шел за воином в варварских доспехах, и разум постепенно оттаивал, появлялись вопросы, на которые не было ответов. Так продолжалось, пока не кончился лес, пока не осталось ничего, кроме убийственной стужи и глубокого снега.

Закрыв глаза от ветра, Грант пытался ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Они брели по какой-то колее — возможно, проложенной под снегом дороге, — а потом по поросшему деревьями склону. Воин зашагал быстрее, и Грант нагонял его, поскольку идти под уклон было легче. Дувший в спину ветер поторапливал, будто холодное копье кололо в спину.

Впереди, в укрытой от ветра впадине, мерцал костерок. Грант впервые понял, что они наконец достигли цели своего путешествия, когда раздался хриплый окрик:

— Кто?!

Послышался скрежет извлекаемого из ножен меча.

— Акер Амен и пара окороков. Посторонитесь, лентяи! Пустите к огню!

Воин вышел к костру, Грант нетерпеливо следовал за ним. Прежде чем он успел протянуть руки к манящему теплу, человек с мечом прыгнул вперед и схватил его за перед рубашки.

— Акер, это не Бегильн! Что с ним случилось и кто этот хлюпик с мясом на шее?

Акер Амен встал у самого огня, чтобы побыстрее согреть промокшие ноги, и нахмурился:

— Бегильн дурак, и теперь он мертв. Я тоже был бы мертв, если бы не появился этот чужак, и нам вместе удалось сбежать из поганого логова. Оставь его.

Мечник отпустил Гранта, и тот без сил опустился на землю. Один из окороков плюхнулся в грязь рядом с Акером, который снял с пояса кинжал, отрезал кусок мяса и начал задумчиво жевать — вероятно, размышляя о недавней схватке. Презрительно фыркнув, он ткнул кинжалом в сторону мечника.

— Оставь его, Грайф. Послушай лучше, какая нелепая смерть постигла Бегильна. Мы сидели в кабаке и допивали третью или четвертую бутылку. Местные жители все как один грязные тупые уроды, они и на людей-то не похожи, сущие звери. Их ничто не заботит, кроме вонючего бога Н’тиг’ты — страшилища с большущим брюхом и пустой башкой, куда они кладут подношения. Там повсюду расставлены кумирчики, приходится под ноги смотреть, как бы не сшибить божка ненароком.

Грант со стоном повернулся к огню другим боком.

— В общем, сидим мы, выпиваем — закусываем. Бегильн и впрямь дурак, если не соображал, что к чему, — он ведь там уже бывал. Знаешь, что учудил? Сидел, жевал траву, а потом взял и плюнул — я даже остановить его не успел.

У Грайфа, второго воина, от удивления отпала челюсть.

— Не может быть!

— Да! — рявкнул Акер. — Он принял идола за смешную такую плевательницу. Ну и харкнул в черепушку, и тут эти изуверы в меховых штанах поднимают такой рев, что за десяток лиг слышно. Пришлось нам схватиться за мечи и подраться чуть ли не со всем проклятым селом. Бегильна прикончили, а мне удалось дать деру.

— А этот? — Грайф кивнул в сторону скорчившегося на земле Гранта. — Что ты собираешься с ним делать?

Акер отрезал еще мяса.

— Ничего я с ним делать не собираюсь. Он просто оказался рядом, вот я и захватил его с собой, чтобы тащил окорока. Мне хотелось, чтобы рука с мечом оставалась свободной. Собственно, я даже не знаю, кто он такой. — Он ткнул Гранта здоровенным, дюйма три длиной, пальцем под ребра. — Эй, ты вообще кто?

Грант с трудом открыл один глаз, пытаясь собраться с мыслями.

— Меня зовут Грант О’Рейли, я студент Колумбийского университета. Я просто… просто стоял… когда…

Он запнулся, пробуя описать, что с ним случилось, и голова снова упала на грудь. Прыщавый парень лет шестнадцати, до этого державшийся позади, метнулся вперед, крича:

— Вы слышали? Студент! Студент — маг, вот кто он такой! Я перережу ему горло, выпью кровь, заберу одежду и…

Схватив Гранта за волосы, парень закинул его голову назад и достал видавший виды кинжал. Акер сильным пинком повалил юнца в снег.

— Ты будешь делать только то, что я тебе велю: таскать вещи и готовить еду. Оставь его в покое. Даже если это студент, он умеет драться, в отличие от тебя.

Парень попятился, шмыгая носом, потирая ягодицу и бросая зловещие взгляды на Гранта. Тот не обращал внимания — он уже засыпал.

Всю ночь в обрывках сновидений ему являлись картины бегства и сражения с толпой, в которые вплеталось услышанное от Акера Амена. И постепенно, словно парализующий душу холод, приходило понимание, что эти люди разговаривали и поступали так, словно иного образа жизни отродясь не вели и никогда не допускали возможности его существования. Каким бы образом ни оказался здесь Грант, его мир — мир денег, кондиционеров, теплых постелей, быстрых автомобилей, полиции и медицинской помощи — теперь невероятно далек, может быть, он на другом конце Галактики, и вряд ли есть шанс туда вернуться.

Воспоминания о цивилизации и комфорте, как и надежда на спасение, постепенно угасали, пока не стали казаться лишь несбыточными фантазиями.

Юнец залил костер водой, и шипение пробудило Гранта от тяжелого сна.

Снова шел снег.

Грант чувствовал себя полностью разбитым. Все мышцы страшно болели, члены онемели настолько, что он едва мог пошевелиться. Он лежал лицом к огню, а спина окоченела, ноги были мокры, из носа текло. Сев у дымящегося кострища, Грант попытался собраться с мыслями. Возможно, он в каком-нибудь диком уголке, на Аляске или в Гренландии. Возможно…

Обхватив руками колени и опустив на них подбородок, он уставился на изуродованные туфли. Для него это была не просто обувь, а символ, продукт цивилизации, элемент упорядоченного мира. Одна безумная ночь — и этого мира не стало, а вместе с ним исчезли безопасность и комфорт. Туфли превратились в лохмотья, сквозь которые виднелась синяя кожа — его собственная. Утерев нос рукавом пиджака, он горько всхлипнул.

Все так же падали со свинцово — серого неба белые хлопья, издавая едва слышный шелест. Грант встряхнулся, сбросив со спины снег. Вдруг стало ясно, почему погасили костер — его оставили одного.

Забыв о боли и усталости, вновь охваченный желанием выжить, он вскочил на ноги, оскальзываясь в грязной жиже. Поляна была пуста.

— Акер! — закричал Грант срывающимся от ужаса голосом. — Акер Амен! Э-э-эй!

Казалось, будто он кричит в море птичьего пуха. Обежав вокруг поляны, Грант заметил ведущие за деревья следы. Отпечатки ног были свежими, но их уже заметало. Грант пошел по следу, зная, что это его единственный шанс выжить в холодной глуши. Акер наверняка ему поможет, должен помочь. Впервые Грант понял, насколько беспомощен он сам. Если не найдет людей, к ночи он будет мертв.

Он продирался через лес, то и дело спотыкаясь и падая. Добравшись до небольшого подъема, понял, что оказался на той же колее, которая привела ночью к поляне. По склону вдали поднимались три нечетких силуэта. Услышав его крик, люди остановились. Грант бросился к замыкавшему группу Акеру.

— Вы не можете уйти… а меня бросить! Возьмите с собой!

Акер Амен поправил пояс с мечом и равнодушно взглянул на Гранта.

— Зачем?

Грант раскрыл было рот, но не смог придумать, что сказать. Ответа на сокрушительный вопрос просто не существовало. Зачем этим людям ему помогать? Он понимал, что апеллировать к человечности или дружбе совершенно бесполезно. Здешнее общество основано на иных принципах. Мысли лихорадочно сменяли друг друга. Предложить помощь самому? В бою от него проку не будет, минувшая ночь ясно показала Амену, что воинских навыков у чужака нет. Впервые за свою двадцатипятилетнюю жизнь Гранту захотелось променять ум на силу и позабыть о том, что он цивилизованный человек.

Но пусть он и слаб, все равно может пригодиться.

— Я понесу ваши вещи…

Грант умолк, заметив, что у Акера и Грайфа, кроме оружия, ничего нет, если не считать увесистых поясных кошельков. Акер ответил на его немой вопрос, ткнув пальцем в сторону.

Пробегая мимо парня, Грант был настолько охвачен паникой, что не заметил его ношу. Теперь же он увидел гигантский тюк, увешанный котелками, мешками и свертками и увенчанный краденым окороком. Этот чудовищный груз отнимал у юнца все силы; сейчас он сидел на пригорке, тяжело дышал и злобно глядел на чужака.

Носильщик в маленьком отряде уже был.

Акер Амен повернулся и двинулся дальше, но внезапно остановился, наклонив голову. В то же мгновение Грант услышал отдаленный рокот, похожий на приглушенный барабанный бой.

— Всадники! В лес! — крикнул Акер, бросаясь в кусты. Грант ошеломленно замер, оказавшись на пути Грайфа; тот столкнул его в глубокий снег и скрылся за деревьями.

Носильщик не успел покинуть дорогу до того, как появились всадники. Гранту удалось разглядеть лишь одного из них — женщину с длинными развевающимися светлыми волосами и в золоченом нагруднике, — когда они вылетели на дорогу. Издав хриплый вопль, женщина наклонилась в седле и с размаху нанесла удар мечом. Юнец упал точно подкошенный, сорвавшийся окорок полетел в одну сторону, голова убитого — в другую. Из перерубленной шеи хлынули струи густой крови, окрашивая снег в алое.

Двое воинов вновь появились на обочине, выкрикивая проклятия вслед всадникам. Издали донесся звонкий девичий смех, и ругательства зазвучали громче. Грант выбрался из холодных объятий снега, торопясь стряхнуть с себя налипший, прежде чем растает.

— Эй, ты… Грант О’Рейли! Все еще хочешь идти с нами? Нужно, чтобы кто-то тащил барахло.

Акер и Грайф расхохотались, колотя друг друга по спине. Грант счел их шутку самой безвкусной из всех возможных. И все же он с трудом скрывал облегчение и радость — смерть юнца, пусть и безвременная, давала ему единственный шанс выжить.

Он стащил лямки с неподвижного тела, пытаясь не смотреть в полные укора глаза отрубленной головы, и уже собирался взвалить на плечи тюк и двинуться дальше, когда Акер напомнил ему, что в этом жестоком мире главное — выживание.

— Можешь забрать и его одежду. Если, конечно, не хочешь остаться в том, что на тебе.

Перебарывая брезгливость, Грант последовал совету, пока Акер Амен и Грайф ждали, прислонившись к дереву и обмениваясь замечаниями. Снегопад ослаб, а затем и вовсе прекратился, пока Грант раздевал посеревший труп, снимая шкуры, державшиеся на ремнях и шнурках, и куски грязной ткани, которую тут же отшвырнул, заметив черные точки разбегающихся вшей.

Акер Амен нетерпеливо переступил с ноги на ногу, скрипнув кожей доспехов.

— Давай быстрее.

Трудно было разобраться с замысловатыми одеяниями, но в одной большой шкуре имелся вырез посередине, а когда Грант просунул в дыру голову и опоясался кожаным ремнем, с которого свисал кинжал, получилось неплохое пончо, защищавшее от холодного ветра. Внезапный зуд дал знать, что в шкуре есть и другие обитатели, но сейчас это мало беспокоило Гранта. Почувствовав себя несколько лучше, он сел на снег и сбросил с посиневших ног раскисшие туфли, шипя от боли при каждом прикосновении, а затем обулся в неуклюжие сапоги, едва сдержав ругательство.

Сапоги оказались теплыми и на удивление мягкими внутри. Грант встал, слушая, как они поскрипывают. Он понял, что это маклаки, мягкая кожаная обувь, набитая сеном, — такую носили эскимосы. В ней было куда удобнее, чем в туфлях, хотя все равно казалось, будто демоны ада вонзают ему в ноги раскаленные иглы.

Рядом с трупом на снегу лежали тряпки разной формы и величины. Неуверенно рассмотрев их, Грант намотал одну на шею вместо шарфа, а другой, широкой посередине и узкой на концах, обвязал голову на манер женского платка. Судя по хохоту Акера и Грайфа, предмет имел иное предназначение, но, по крайней мере, он не даст замерзнуть ушам.

Акер повернулся, намереваясь идти дальше. Бросив остальные тряпки возле голого безголового тела, Грант взялся за тюк.

Тот оказался достаточно тяжелым, но решение пришло быстро. Грант встал на колени и просунул в замерзшие лямки руки, а затем стал перебирать ими по стволу молодого деревца, пока не смог полностью выпрямиться, приняв вес на ноги.

К нему вернулась способность трезво рассуждать, которой он был лишен еще полчаса назад, изнывая от стужи. Холодно было и сейчас, но он мог двигаться и думать, мороз уже не сковывал его разум, и от физических усилий становилось теплее. Грант огляделся, ища поддержки, но Акер и Грайф успели скрыться в безмолвном заснеженном лесу, оставив лишь двойную цепочку следов.

Шатаясь под объемистым грузом, но уже гораздо меньше боясь, он пошел на приглушенные голоса.

* * *

Ему пока не угрожала никакая опасность, у него было свое место в отряде, работа согревала, ноги уже не так сильно болели. Впервые за все время пребывания в этом мире он почувствовал, что желудок пуст. На ходу отрезал кусок окорока и сунул в рот, который сразу же наполнился слюной. Вскоре по телу разлилась приятная сытость. Грант наелся до отвала, хотя, не будь он так голоден, окорок наверняка показался бы ему несъедобным. Никогда еще на своей памяти он не пропускал подряд три приема пищи и не тратил столько сил разом. Поэтому жесткое, плохо прокопченное мясо показалось настоящим лакомством.

Гранта несколько озадачивали его собственные ощущения. Судя по тому, что он знал о себе и о своем здоровье, сейчас он должен падать с ног от усталости или вообще умирать, а не радоваться простой возможности поесть, не наслаждаться ослепительной белизной снега. Ему говорили, что он слаб здоровьем, что следует избегать перегрузок и лишних волнений, но вряд ли больной человек смог бы вообще поднять этот чудовищный тюк. Грант поднял его, потому что перед ним стоял выбор: или нести, или распрощаться с жизнью. Каждый шаг требовал огромных усилий, но, вероятно, напряжение помогало работать мышцам, а боль объяснялась лишь их долгим бездействием.

Почему он вообще считал себя инвалидом?

Потому, что это ему внушала мать, и потому, что у него бывали приступы.

Оскальзываясь и хватаясь за кусты, он шел по следам, которые тянулись вдоль насыпи и уводили влево, вдоль русла высохшей реки.

Это русло было настоящим кошмаром для человека, не имевшего опыта хождения по зимнему лесу. Прячущиеся под снегом корни цеплялись за ноги, ветви били по лицу, сбрасывали свой груз на голову. Гранту вспоминались эпизоды из романов Купера, в которых искусные охотники бесшумно пробирались по чаще, — и как же он завидовал литературным героям, как жалел, что сам — не один из них! Вот бы ему ходить беззвучно, по-индейски, и не уступать Акеру Амену в силе!

Гладкие подошвы маклаков скользнули по склону, и Грант позорно растянулся на снегу. Пришлось искать опору, чтобы встать, и он потерял немало минут, прежде чем смог двинуться дальше. Грант О’Рейли относился к падениям и ушибам без прежнего страха за здоровье — его гнала вперед злость на собственное нетренированное, изнеженное тело. Нужно догнать Акера Амена и Грайфа, доказать им, что он вовсе не бесполезный увалень.

Но они постоянно ускользали, хотя иногда он слышал впереди голоса. Проходили часы, и Грант вспоминал, как нежно мать заботилась о нем, как просила избегать ненужных волнений и держаться подальше от других детей. Почему он ей верил?

Наверняка виной всему были припадки, лишавшие способности соображать и двигаться. Но теперь, когда все мышцы пылали огнем, когда приходилось работать на износ, он вовсе не чувствовал себя больным. Вчера он очутился на волосок от смерти, испытал страх, какого еще ни разу в жизни не испытывал, — и при этом не было приступов, не было даже просто болезненных ощущений. Более того, ему казалось, что все его чувства обострились, а разум обрел невероятную ясность. В чем же причина прежних недомоганий?

Оскальзываясь на очередном коротком спуске по речному руслу, Грант оперся о берег и тут же свалился на бок — рука ушла в снег, что засыпал кусты и придал им вид твердой почвы. И пока он лежал неподвижно, к нему как будто пришел ответ. Язва желудка в порядке вещей для деловых людей, ведущих сидячий образ жизни и часто подвергающихся стрессам. А дети куда больше нуждаются в физической активности, чем взрослые. Так что, скорее всего, причиной его болезни стала излишняя заботливость матери.

Разозленный подобными мыслями, Грант выкарабкался из кустов и, пошатываясь, вышел на яркий свет зимнего солнца. Скрежеща зубами, он двинулся по следам неуловимых Акера и Грайфа. Он докажет матери, что вполне способен стать таким же дикарем, как эти люди, и напрасно она пыталась сделать из него изнеженного, хилого белоручку.

Похоже, с горечью подумал Грант, воины слишком меня презирают, чтобы идти рядом.

Но они, конечно, знают, что носильщик плетется следом — его топот и треск ветвей слышны далеко.

Уловив хруст сучка впереди и бормотание, он прибавил шагу. Если удастся нагнать воинов, он попросит о передышке. Выбравшись из сухого русла на невысокий берег, Грант обнаружил сломанную ветку, но наверху никого не оказалось — лишь отпечатки ног. Спутники потоптались на месте, будто о чем-то споря, а затем двинулись дальше.

Грант последовал за ними. Лес стал реже, земля ровней, и теперь можно было идти быстрее, не оступаясь. Выйдя на широкую поляну, он успел увидеть двоих воинов, скрывающихся в лесу на противоположной стороне. Он попытался радостно закричать, но получился лишь слабый хрип.

Который, однако, был услышан. Из зарослей позади Гранта раздался грозный рык.

В этом рыке слышалась звериная сила, и у Гранта душа ушла в пятки. Из зверей, известных ему, ни один не мог так рычать — и не было никакого желания поближе познакомиться с такой тварью. Грант что было духу побежал через поляну. В зарослях за его спиной трещали ветки. На середине поляны он оглянулся, и это было его ошибкой. Споткнувшись, он растянулся на снегу и не смог собрать силы и подняться, даже когда зверь выскочил из леса.

На первый взгляд тварь походила на черного кенгуру, но на самом деле не имела с ним ничего общего, кроме мощных задних лап. Передние лапы, короткие и толстые, заканчивались кривыми белыми когтями. Вытянутая морда напоминала волчью, но была увенчана подвижными ушами с кисточками, как у рыси. Голова чутко поворачивалась во все стороны, пока зверь не остановил свой взгляд на Гранте. Чудовище снова рыкнуло, показав два ряда острых зубов, и атаковало.

Грант попытался вытащить кинжал, глядя на несущегося к нему по снегу зверя. Снять оружие с пояса удалось, но как отбиваться им от монстра, чьи когти длиннее этого клинка?

Покрытые черной шерстью лапы ударились оземь в шести футах от Гранта, зверь подобрался для последнего прыжка. Грант увидел крошечные зеленые глазки, стекающую с зубов на темный мех слюну.

Внезапно послышался глухой звук — как будто топор вонзился в дерево. Между глазами твари появилось оперенное красное древко. Лапы дернулись, громадное тело завалилось на бок, наполовину утонув в снегу.

Грант еще несколько мгновений ошеломленно смотрел в потускневшие глаза, затем быстро огляделся. Лес безмолвствовал, он казался совершенно безжизненным. Гранта вдруг начала бить сильнейшая дрожь — после тяжелого перехода навалилась усталость пополам с запоздалым страхом смерти. Чаща была полна неведомых черных чудовищ и несущих гибель стрел.

Грант с трудом поднялся на ноги, сражаясь с весом тюка, — отчего-то казалось, будто на плечи ему давят тяжелые лапы, — и, спотыкаясь и крича, побежал напролом через лес. Он наверняка врезался бы в дерево, если бы его не остановила чья-то сильная рука.

Он пытался вырваться, вопя от ужаса, и в конце концов освободился от ноши. Удара в лицо Грант не почувствовал, лишь осознал вдруг, что сидит на земле, а перед глазами рассеивается красный туман.

Потом он увидел стоящего над ним Акера Амена и понял, что жизни ничто не угрожает. Его, лишившегося последних сил, снова затрясло.

Сердито глядя на Гранта, Акер Амен дал ему крепкого пинка.

— Что за шум? Твои вопли, должно быть, слышали в Плачущих горах.

— Зверь, — тяжело дыша, выдавил Грант. — Никогда такого не видел. Черный, большой, с большущими когтями и длинными задними лапами. Он хотел…

Похоже, приметы чудовища были знакомы Акеру. Наполовину вытащив меч, он вгляделся в заросли.

— Проклятье! По нашему следу идет берлокот. За тобой охотится…

Побледнев, Грант поспешно отверг это предположение.

— Нет, его убила стрела… Отличный выстрел. Но я не видел, откуда она прилетела.

Он лежал на земле, давая телу отдохнуть от тяжкого бремени. Акер Амен, лесной житель, наверняка мог справиться с любым зверем. Перед глазами Гранта вдруг застыли ноги в меховой обуви, а затем донесся шепот воина:

— Какого цвета была стрела?

— Красного.

Подняв голову, Грант увидел внезапно проступивший на лбу Акера пот. Воин медленно взялся слегка дрожащей левой рукой за рукоять меча и извлек его из ножен полностью.

— Мы пришли с миром и уйдем с миром! — Его голос звучал громко и подчеркнуто спокойно. Казалось, будто Акер обращается к деревьям. — Мы не враги праведникам Алькахара, мы готовы пройти испытание.

Держа меч кончиками пальцев, Акер осторожно воткнул его в снег. Сделав вежливый жест, он отошел в сторону и прошипел Гранту:

— Поднимайся, безмозглый чужеземец! И не спеши. Очень аккуратно положи свой кинжал.

Грант подчинился, а когда поднял взгляд, увидел выходящих из-за деревьев людей.

* * *

Они шли со всех сторон — мужчины в черных плащах с капюшонами, у каждого длинный красный лук за спиной и пучок алых стрел за поясом. Их движения были бесшумны — громче падает осенний лист, — а лица напоминали лица мертвецов: серые, бескровные, со сверкающими в темных провалах глазами.

Грант попытался прочитать в этих глазах какие-то чувства, но если таковые и были, души их обладателей давно умерли, сгнили и высохли. Как будто он смотрел в лица мумий.

Спокойный голос Акера Амена словно развеял дурной сон:

— Я померяюсь с вами силой, а мой товарищ померяется… — Он бросил презрительный взгляд на Гранта и пробормотал: — Чем ты вообще владеешь, черт бы тебя побрал? Мечом, кинжалом, дубинкой, луком?

Грант вспомнил, что обладает навыком, который может пригодиться в этих первобытных краях. В колледже он занимался стрельбой из лука — видом спорта, который считается легким. Внезапно он услышал свой дрожащий голос:

— Пожалуй, возьму лук, если только…

— Мой товарищ померяется с вами меткостью, — громко произнес Акер. — Кто примет мой вызов?

Ответа не последовало, но вперед шагнул высокий человек в черном, снимая с плеча лук и вытаскивая из-за пояса стрелы. Он откинул капюшон и показал голову, безволосую, гладкую, с безучастным выражением лица — голова статуи с каменными глазами.

Акер сбросил на снег оружие и доспехи. Теперь он выглядел куда моложе и гибче, и Грант устыдился: ведь это, в сущности, его ровесник, а какая у него сила, какие навыки, какой жизненный опыт! Воин разминал мышцы, ощупывая противника оценивающим взглядом.

Остальные молчали, будто набрав в рот воды. В заснеженном лесу царила тишина, лишь где-то зашуршала еловая ветка, сбрасывая свое белое бремя.

Двое слегка наклонились вперед, а затем, словно жалящая змея, высокий в темном плаще метнулся к Акеру, целя растопыренными пальцами ему в лицо. Столь же молниеносно воин отбил его руку, словно отмахиваясь от насекомого, и ударил в ответ кулаком. Но выпад высокого был лишь уловкой — практически одновременно ударила другая рука, способная прикончить кого послабее. Акер охнул от боли, и его кулак скользнул по ребрам противника, развернув того в сторону. Короткий и яростный обмен ударами закончился, когда противник подсек ноги Акера. Падая, воин с кошачьей ловкостью вцепился во врага, опрокинул его и тяжело приземлился сверху.

Незнакомец в плаще сумел подняться на ноги вместе с повисшим на его спине Акером. Оба снова упали, вздымая клубы снега, и жилистые пальцы высокого потянулись через плечи Акера, ища глаза. Воин уткнулся лицом в спину противника, пряча глаза в складках капюшона, и слегка изменил позу. Мышцы его рук напряглись, рубаха начала рваться на плечах.

Несколько мгновений они лежали неподвижно, но при этом напрягали все силы. Засыпанные снегом, единоборцы напоминали мраморную скульптуру. Внезапно раздался негромкий звук, напоминавший треск сухой ветки, и Акер, тяжело дыша, поднялся на ноги, оставив на снегу бездыханное тело со сломанным позвоночником.

Грант испуганно огляделся вокруг, но зрители оставались бесстрастными, не выказывая ни скорби по погибшему товарищу, ни желания отомстить.

Неожиданно кто-то сунул в руки Гранту лук и шесть стрел. Он тупо смотрел на оружие, пока не услышал яростный шепот Акера Амена:

— Стреляй, придурок! Попади во что-нибудь маленькое. Их человеку придется стрелять так же метко.

С тяжело бьющимся сердцем Грант сунул пять стрел за пояс и положил одну на тетиву. Лук показался чересчур тяжелым и неприкладистым. Неплохо бы сделать несколько пробных выстрелов, но такой возможности, конечно же, у него не было. Руки все еще дрожали, но Грант надеялся, что сумеет натянуть тетиву. Оглядевшись, он заметил белый шрам на темном стволе высокого, похожего на дуб дерева — вполне подходящая мишень.

Тетива была очень тугой. С немалым трудом Грант оттянул ее на всю длину стрелы и отпустил — с ужасом увидев, что промахнулся на целых шесть футов.

Стрела продолжала полет, снижаясь, и ударилась о дерево десятью ярдами дальше, угодив в короткий побег и пригвоздив его единственный лист к коре. Будь это мишенью Гранта, он счел бы свой выстрел отменным, с учетом большой дистанции.

Люди в плащах повернулись, следя за полетом стрелы, и не увидели, как он вздрогнул, переживая свой промах. Уже в следующий миг постарался вести себя как ни в чем не бывало, несмотря на гневно сдвинутые брови Акера. Воин понял, чего стоит Грант как стрелок.

К Гранту подошел один из праведников Алькахара и откинул свой капюшон. Череп был гладко выбрит, бледную кожу усеивали крестообразные ранки. Они располагались на равных расстояниях, и Грант с содроганием понял, что незнакомец нанес их себе сам.

Послюнив палец, праведник узнал направление ветра и расставил ноги пошире. Несколько мгновений он оценивал расстояние и мишень, затем молниеносно натянул тетиву и отпустил ее. Стрела пронеслась алым размытым пятном на фоне свинцового неба, взмыв, а затем спикировав. Она ударила в стрелу Гранта и расщепила ее пополам.

— Робин Гуд, — насмешливо пробормотал Грант, хотя у него внутренности сжимались от страха.

Теперь противнику предстояло стрелять первым, и Грант не надеялся, что ему удастся превзойти такого меткого и уверенного в себе стрелка, как этот человек с ранками на голове.

Противник наложил на тетиву новую стрелу и постоял в расслабленной позе, пока один из его товарищей что-то высматривал в низкорослом подлеске.

Кто-то выдернул стрелы из-за пояса Гранта. Обернувшись, он с удивлением обнаружил рядом Акера, который сосредоточенно разглядывал стрелы, склонив голову набок.

— Похоже, тебе дали кривые. Ну-ка, ну-ка…

Он еще ниже склонился над стрелами, и что-то блеснуло в его руке. Прикрывая одну стрелу остальными, Акер натирал ее чем-то светящимся и шептал. Грант сумел разобрать слова:

— Пусть остер твой будет глаз, попадешь ты в цель сейчас…

Выпрямившись, Акер протянул стрелу Гранту:

— Бери. Вроде эта самая прямая.

Взглянув на нее, Грант не удержался от улыбки. Варвар пытался ему помочь, как умел. Акер нацарапал на плоском металлическом наконечнике изображение глаза, покрыл его краской и даже пробормотал над ним заклинание. Крошечный зеленый глаз смотрел на Гранта в ответ.

А потом глаз медленно моргнул и посмотрел в сторону.

Грант вздрогнул и едва не выронил стрелу, с нарастающим ужасом осознавая, что древко слегка шевелится в его руке. Острие дергалось туда-сюда, словно нос взявшей след гончей.

В кустах послышался какой-то шум, и Грант перевел взгляд, радуясь возможности отвлечься. В тускло — серое небо взмыла вспугнутая стая маленьких, но жирных птиц. Противник Гранта натянул тетиву и плавно ее отпустил. Свистнула красная стрела, и одна птица рухнула наземь, пронзенная насквозь. Взгляды всех обратились к Гранту.

Как будто он и сам теперь смотрел на себя со стороны. Стрела легко улеглась на лук, который изогнулся словно по собственной воле. Грант даже не успел толком прицелиться, как его пальцы отпустили тетиву, и стрела понеслась ввысь.

Дальше произошло нечто необычайное — стрела повернулась на лету и пронзила бегущую по ветке белку. Грант потер глаза, убеждаясь, что ему не померещилось, а когда снова поднял голову, стрела торчала из ветки вместе с насаженными на нее тремя тельцами. Он победил со счетом три — один.

Послышался жуткий, нечеловеческий вопль — в нем будто слились крик раненой кошки, надрывный вой койота и трубный рев слона; ко всему этому примешивались рыдания, плач и проклятия. Люди в черных плащах выли, запрокинув головы и широко, по-звериному, разинув рты. Грант упал на колени и закрыл глаза руками, ожидая, что на него обрушится град стрел.

Вой внезапно смолк. Осторожно убрав руки от глаз, Грант увидел, что поляна опустела, лишь кое-где еще шевелились кусты. Мертвеца унесли. О присутствии праведников Алькахара напоминали только его отчаянно бьющееся сердце и крепко сжатые в побелевших пальцах лук и стрелы.

Акер Амен тоже почувствовал ужас, которым был наполнен их последний вопль. Он вынул меч из снега и, бурно ругаясь, вытер клинок досуха. Грант подошел к брошенному тюку и без сил опустился на него. Свой поток брани Акер обрушил на Гранта:

— Безмозглый, криворукий, тупоголовый недоносок! Не учини ты суматоху с берлокотом, эти алькахарские маньяки нас вообще, может быть, не услышали бы. Мало того, из-за твоей отвратительной стрельбы мне пришлось потратить хорошее климейское заклинание! Гррр… — Ругань сменилась гневным рычанием.

Застегнув на себе доспехи, Акер собрался было уйти, но остановился, яростно глядя на Гранта, который устало и без особого энтузиазма пытался поднять тюк.

— А ну, вставай! Нужно выбраться из леса дотемна.

Акер не сказал, почему нужно, но Грант и не нуждался в объяснениях. Он уже был сыт по горло лесными приключениями. Подняв руку, в которой сжимал лук и стрелы, он вопросительно посмотрел на воина.

— Оставь себе, — буркнул Акер. — Считается, что ты их выиграл.

Грант сразу ощутил, как обретенное оружие придает ему уверенности. Он снял с лука тетиву и сунул его вместе со стрелами в тюк, после чего взвалил гигантский груз на плечи и нагнал Акера у края поляны, на ходу поправляя ношу.

Внезапно он понял, что с ними нет Грайфа, причем уже давно.

— Где Грайф? — прохрипел Грант.

— Мы были на тропе, когда я услышал твой шум и вернулся. Должно быть, он ушел вперед и ждет нас. — Затем Акер добавил, словно произнося мрачную молитву: — Если достаточно далеко ушел, он им не попадется.

Пять минут спустя за поворотом тропы они увидели Грайфа, который лежал ничком, вытянув руку и вонзив пальцы в снег, — чудовищная подушка, утыканная столь же чудовищными красными иголками. Из его спины и ног торчало не меньше двух десятков стрел.

— Дурак. Видимо, пытался бежать. — Акер обошел тело по широкой дуге, таща за собой Гранта. — Не приближайся к нему, иначе будешь выглядеть так же. Мертвецы для алькахаров — величайшая ценность, — проворчал он и добавил: — Их едят.

Едва усаженный стрелами труп скрылся из виду, Грант оперся о дерево, чтобы расстаться со съеденным недавно мясом.

* * *

Они шли еще несколько часов. Акер злился и подгонял Гранта словами и пинками, но в конце концов сдался и зашагал медленнее, то и дело неслышно уходя вперед, чтобы разведать дорогу.

Уже в сумерках они приблизились к краю леса. Деревья внезапно закончились у обрыва — отвесной гранитной стены, вдоль которой нитью извивалась тропинка; в одном месте она расширялась в зеленый, поросший деревьями уступ, а затем снова сужалась. Внизу простиралась долина, покрытая полями и лугами, а вдали поднималась полоска дыма — там явно жили люди.

Акер и Грант двинулись по тропе, покинув лес праведников Алькахара.

Дорога была не столь опасной, как казалось издали, — похоже, ее проторили много веков назад, но по ней все еще можно было пройти, а на самых сложных спусках были вырублены ступени. Свежий ветер сдувал с идущих снег, и Грант сосредоточился на том, чтобы удержать равновесие, не потерять тюк и не свалиться с крутого обрыва.

На полпути вниз встретилась небольшая пещера. Ее стены были закопчены, в снегу виднелись головешки, — видимо, путники останавливались здесь нередко. Пока Грант со стоном освобождался от клади, Акер прошел вперед, к поросшему деревьями уступу, и оттуда прилетели звуки разрубаемой древесины. Длинный меч годился для многих целей.

Стоило остановиться, как тяжело доставшееся тепло сразу же улетучилось. Грант запрыгал на месте, дуя на онемевшие пальцы.

Вскоре вернулся Акер с охапкой сухих веток. Утоптав небольшую площадку возле стены, где камни скрывали свет костра, он уложил хворост конусом, настрогал горку щепок и извлек из кошелька металлическую коробочку. Грант решил, что там кремень и огниво, но, к его удивлению, Акер вытряхнул на ладонь оранжевую ящерку. Вялое от холода существо медленно приподняло веко, затем, явно недовольное, снова закрыло глаз и попыталось свернуться в клубок. Акер расшевелил питомицу пальцем и придвинул к ней пучок стружки. Похоже, необычное угощение обрадовало рептилию: вновь открыв глаза, она жадно проглотила древесину. Акер отколол несколько щепок подлиннее, величиной с зубочистку.

Грант страдал от холода, не видя никакой связи между игрой с питомицей и разжиганием столь желанного огня. Ящерка, поужинав, снова вознамерилась заснуть. Акер поднес ее поближе к горке щепок и сдавил хвост. Рептилия возмущенно закатила глаза и изрыгнула огненное облачко. Акер сунул ее обратно в коробку и подул на занявшийся хворост.

Грант почувствовал, как у него отваливается челюсть. Вспомнилось, что в сказках он читал про подобное существо — мифическую ящерицу, питающуюся огнем.

— Саламандра! — пробормотал он.

— Угу, — буркнул Акер, продолжая раздувать костер. — Весьма полезная зверушка.

С заходом солнца снегопад прекратился, ветер утих. Костер шипел и трещал, отбрасывая мягкий свет на каменную стену. В животе у Гранта довольно урчало. Он выковырял кусочек хряща из зубов грязным пальцем, удивляясь своему отменному самочувствию. После тяжелейшего перехода он наслаждался отдыхом, прихлебывая кислое вино из заплесневелого кожаного бурдюка.

Открыв коробочку с саламандрой, он подразнил существо веткой. Рассерженная ящерка плюнула красным огнем, но Грант вовремя успел убрать пальцы. Чтобы успокоить ее оскорбленные чувства, предложил несколько вкусных щепочек. Ящерка с удовольствием сжевала дерево и выпустила из ноздрей струйку дыма.

Маленькая саламандра символизировала все свалившиеся на него хлопоты. По законам реальности она просто не могла существовать — как и эти странные люди с их невообразимыми обычаями, как берлокот, как магия, которую применил к стреле Акер. Либо Грант свихнулся и этот мир — лишь порождение его больного рассудка, либо его каким-то невероятным образом перенесло сюда из его собственного мира, где бы ни находилось это «здесь».

— Акер, что это за страна?

— Тер — Клосскрасс, независимое свободное государство тирана Хельбиды, Натунланд. А в чем дело — ты заблудился, что ли?

— В каком-то смысле. — Грант возобновил чистку зубов ногтем.

Названия ничего ему не говорили. Названия… Они совершенно не похоже на английские, но ведь Акер изъясняется на превосходном английском. Ну, может, и не на превосходном, а на примитивном. Возможно, в этом и кроется ключ к разгадке.

— Акер, как так получается, что ты говоришь на отменном кстилпорфе… в смысле, хииопмерте…

Грант замолчал, утирая со лба внезапно выступивший пот. Акер, точивший меч, поднял слегка удивленный взгляд.

— Как так получается, что я говорю… на чем?

Грант очень хорошо понимал, что за вопрос ему хочется задать. Английский язык, язык наших отцов, Шекспир, литературные курсы в Колумбийском университете. Английский язык. Нужно лишь произнести помедленнее… АНГЛИЙСКИЙ!

— УЗКИННП!

— Дай-ка лучше бурдюк с вином. Похоже, тебе нужно поспать.

— Нет-нет, Акер, погоди! Ты никогда не слышал про… мою страну? Ее столица — Ртиидбкс, я живу в… — Грант этого не произносил, не хотел этого слышать. Он понял, что выговорит нечто чудовищное, нисколько не похожее на «Нью-Йорк». Что это, амнезия? Тут его осенило: а что, если это вовсе не английский? — На каком языке мы разговариваем?

— На верхненатунском, разумеется. Ты что, дурак? Или прикидываешься, будто не знаешь, как называется твой родной язык? Я же знаю, ты тут родился — у тебя нет акцента, как у меня. — Он гулко ударил себя кулаком в грудь. — Я из племени ининов. Меня украли работорговцы, когда я был мальчишкой. Потом я их убил и стал свободным воином. Тогда я и научился натунскому, но акцент остался. А у тебя его нет.

Грант О’Рейли знал, что родился вовсе не здесь. Теперь он не сомневался, что «здесь» — даже не его родной мир, а какой-то совсем другой, в ином времени и пространстве. Насчет деталей он был не слишком уверен — очень уж давно читал Лавкрафта, — но эта версия казалась наиболее разумной.

Она также объясняла проблемы с языком, а вернее, отсутствие таковых. Он говорил на языке этого мира, но здесь не было его заслуги. Это как если настроить радио на другую станцию: те же лампы и прочие детали, но прием идет на другой частоте, и слова получаются тоже другие. Вот и Гранта словно перенастроили с его родного мира на этот. Лексических соответствий понятиям «английский язык» и «Нью-Йорк» здесь не существовало, лишь абстрактные представления в его мозгу. И все это здорово сбивало с толку.

От вина и тепла у него отяжелела голова. Вытащив из мешка нечто похожее на побитую молью медвежью шкуру, он закутался в нее и лег, но хотелось задать еще один вопрос. Грант поднял голову и открыл глаза.

— Акер, кто были эти люди в лесу?

Воин издал горловое рычание, словно большой кот, и сплюнул в огонь.

— Алькахарские упыри! Проклятие грязных чащоб. Они испытывают всех путников, которые попадаются им в руки, и едят не выдержавших испытания. Это как-то связано с их верой. — Он снова плюнул, словно пытаясь избавиться от неприятного привкуса. — В долине они тоже есть, но завтра мы покинем их землю.

Героическим усилием воли отгоняя сон, Грант завернулся в шкуру так, что наружу торчал только нос, а затем уснул как убитый.

* * *

Утром шел дождь. Его струи, сбегавшие над входом в небольшую пещеру, превращались в длинные мокрые сосульки, которые с треском отваливались, уступая голый каменный свод для следующих.

Костер погас, и камень давно остыл. Сырость пробралась сквозь ветхую шкуру, и Грант с трудом открыл глаза, увидев серое рассветное небо. Он попытался снова заснуть, но Акер услышал его шевеление, и меткий пинок угодил в самую чувствительную часть замерзшего тела.

— Встань и разведи костер.

Голос звучал приглушенно, но смысл приказа был вполне ясен. Со стоном Грант выбрался из-под шкуры, размял онемевшие конечности. Саламандра обожгла ему палец, и он в отместку прищемил ей хвост. Найдя в расщелине пещеры полено, уронил его себе на ногу и минут десять ругался. Но все же костер наконец занялся, и Акер Амен, присев возле огня, разогрел ломоть окорока. Грант последовал его примеру, затем снова завернулся в шкуру, радуясь непогоде. О том, чтобы выходить под ледяные потоки, не могло быть и речи. Грант вдруг подумал: а если бы не дождь, смог бы он сейчас поднять тюк и пойти? И тут же ответил себе: да какое там!

После завтрака Акер, напевая воинственную песню, счистил с шипов своей дубины засохшую кровь и волосы, а потом поделился некоторыми воспоминаниями о черепах, которые это оружие сокрушило. Дождь не унимался, и Акер возился с остальным своим имуществом. Слушая связанные с ним истории, Грант решил, что жизнь свободного воина похожа на жизнь бандита. Рассказы Акера были достаточно легкомысленными, но по цивилизованным понятиям казались крайне зловещими.

Подобравшись ближе к огню, Грант плотнее закутался в шкуру. Все мышцы нещадно ныли, и хотя он сам рисковал поджариться, как тот ломоть окорока, его продолжала бить дрожь.

— Ты что, заболел? — Акер пристально посмотрел на него.

Грант отделался ложью, которую сочинил, чтобы оправдать свои неудачи, — хотя сам считал ее более чем наполовину правдой.

— Нет, просто немного не по себе. Слабость. Я… долго был в плену, растерял силы. — Он помолчал, слегка стыдясь, но в то же время радуясь уважительному вниманию Акера Амена, а потом с тревогой добавил: — Не понимаю, почему я весь дрожу. Мне не холодно.

— Кровь застоялась, — небрежно заметил Акер. — Если не будешь двигаться, к утру окоченеешь как бревно. — Усмехнувшись, он потянулся к ветке из уменьшающейся груды хвороста. — Когда сходишь за дровами, немного потренируемся с мечом.

Под протестующий скрип каждого сустава, словно у ржавой куклы, Грант выбрался из-под шкуры и отправился искать топливо. Когда он вернулся, промокший насквозь, Акер приветствовал его ударом подожженной палки и протянул другую, велев защищаться. Воин откровенно забавлялся, нанося Гранту медленные удары и глядя, как тот неуклюже пытается парировать или уклониться.

Так прошел день. Возможно, именно дождь дал Гранту шанс выжить — он шел и на следующий день, который молодой человек провел, попеременно дремля у костра, собирая дрова или слушая с раскрытым ртом добродушные повествования Акера Амена о воровстве, разбое и смерти. Шок от холода и накопившаяся за два предыдущих дня усталость постепенно отпустили, уже не била дрожь, исчезли слабость и онемение в мышцах. Он не помнил, чтобы когда-либо ел столь жадно, пытаясь заполнить мясом ненасытную пустоту в животе.

Уже на утро второго дня мышцы на его ширококостном теле начали расти, с радостью реагируя на долгожданные физические нагрузки. Ужасно хотелось есть и спать, но приходилось собирать топливо для костра и учиться рукопашному бою. Он заработал немало мелких ссадин на голове и шее под громогласный хохот Акера Амена, пока не научился отражать внезапные удары факела. Мало — помалу он осваивал приемы фехтования на мечах. Не привыкшие к подобным усилиям мускулы требовали дополнительного питания.

Вечером второго дня Грант и Акер доели окорок, закусив белкой, которую Грант подстрелил из лука. Дождь прекратился, слышалась редкая капель. Температура воздуха понижалась.

— Завтра уходим, — проворчал Акер, кладя рядом с собой меч.

После дождя на охоту могли выйти ночные хищники.

— Куда пойдем? — донесся из-под теплой шкуры приглушенный голос Гранта.

Акер поднял голову, в глазах блеснуло пламя костра.

— На войну, конечно, куда же еще? Там хорошо. Вино и кровь. Убей или умри. Ведь правда здорово?

Вряд ли он мог бы лучше выразить свою варварскую философию.

— Угу, здорово, — криво усмехнулся Грант. — Жить ради того, чтобы умереть… — И с этими словами он провалился в сон.

Костер затрещал и погас. Слышалось лишь шуршание прелой листвы на деревьях. Облака унес ветер, и на студеном зимнем небе заблистали алмазами звезды.

Утро выдалось ясное и холодное. Грант впервые встал без понукания и, зябко дрожа, развел костерок, оторвав дрова от заледеневшей поленницы. Акер сел и, напевая боевую песню, начал облачаться в доспехи и увешиваться оружием.

Грант посмотрел на Акера, упаковывая содержимое гигантского тюка. Вид орудий убийства и воспоминания о прошедших четырех днях заставили его задуматься. Едва ли стоит опять навьючивать на себя тяжелейший тюк ради того, чтобы попросту убивать или быть убитым. Если расстаться с Акером Аменом, больше не придется тащить этот груз.

Почему-то эта мысль не вдохновила — воин нравился Гранту, да, похоже, он и сам нравится воину; грубое же отношение со стороны Акера являлось по меркам его народа чем-то вроде добродушного покровительства.

Управившись со своим смертоносным арсеналом, воин затоптал костер.

— Пошли.

Грант откашлялся, стоя рядом с мешком.

— Э… Акер, я лучше попробую жить по-другому… В смысле, я не слишком хороший боец. Не гожусь тебе в помощники.

Похоже, его с таким трудом принятое решение не произвело ни малейшего впечатления на Акера. Воин просунул гигантскую руку в лямку тюка и с легкостью закинул его на плечо.

— Что ж, прекрасно, остерегайся только берлокотов. И праведников. В лесу их полно. А если выберешься из леса, не приближайся к крестьянам — они не любят чужаков. Когда ловят беднягу, сажают его в поле на большой острый кол — хорошее получается пугало.

Последние слова удалось расслышать уже с трудом — Акер быстро уходил по тропе. Грант, обладавший богатым воображением, поспешил следом. Обернувшись на его оклик, воин сбросил мешок и при этом даже не замедлил шага. Застонав про себя, Грант накинул лямки на натруженные плечи и с удивлением обнаружил, что груз не так тяжек, как он ожидал. Возможно, причиной тому Акер, весьма рельефно описавший альтернативу совместному походу, но, скорее всего, дело в съеденном до крошки окороке. Гранту показалось, что Акер широко улыбается, хотя виден был лишь его затылок.

Извиваясь среди деревьев, тропа снова вывела их на край обрыва и пошла под уклон, в сторону зеленой долины. У последнего поворота Акер насторожился.

— Попахивает засадой. Пойду гляну, что там внизу.

Грант остановился, взяв на изготовку лук. Акер подполз к краю обрыва и долго смотрел вниз, затем вернулся и, ни слова не говоря, спустился чуть ниже по тропе, за поворот.

Сбросив со спины тюк, Грант расправил затекшие плечи. Внизу как будто ничего подозрительного, все тихо. Но Акер снова вглядывался туда, остановившись на небольшом уступе. Зевнув, Грант машинально повернул голову на какое-то движение справа — и замер, увидев выходящего из пещеры громадного берлокота.

Зверь пока не заметил людей, но Грант видел, как шевелятся его нос и усы — монстр явно принюхивался. Снизу, с тропы, долетел лязг металла. Уши прянули, берлокот одним прыжком перенесся на край обрыва. Акер стоял на уступе двадцатью футами ниже, широкой спиной к хищнику — легкая добыча.

Грант неслышно поднял лук, лапы зверя напряглись для прыжка. Расстояние было малым — звон тетивы и глухой удар стрелы слились в один звук. Кот взвизгнул от боли — стрела пришпилила его переднюю лапу к груди, когда он уже был в воздухе.

Глазам Гранта предстал прекрасный пример рефлексов, необходимых для выживания в этом варварском мире. Едва зазвенела тетива, голова Акера резко дернулась вверх, а услышав вопль кота, великан в кожаных доспехах отскочил назад с мечом в руках, готовый отразить любое нападение.

Если бы кот достиг Акера, меч пронзил бы его насквозь. Однако изменить направление прыжка зверь уже не мог. Рыча, корчась и выпуская когти, он пролетел над воином, зацепился здоровой лапой за край обрыва и с пронзительным воплем сорвался. Затрещали кусты под натиском катящегося тяжелого тела.

Акер вытер рукоять меча, убрал его в ножны и посмотрел на спутника с заметным уважением.

— Неплохой выстрел, Гранто.

И, жестом позвав за собой, двинулся дальше по тропе.

Они осторожно спускались в направлении деревьев, понимая, что где-то рядом мог красться раненый кот. Снова пошел снег, и вскоре все вокруг покрылось белой пеленой. Лес закончился, путники поднялись по насыпи на разбитый колесами телег проселок, который уходил в поля мимо каменного дома с земляной крышей.

Грант с опаской смотрел на дом. Подозрения оправдались, из двери выбежали четверо бородачей, а за ними женщина. Выкрикивая ругательства, они размахивали зловещего вида цепами и косами. Грант попятился, но Акера эти люди как будто нисколько не напугали и не заинтересовали — он спокойно стоял с усталой усмешкой.

Когда орущие мужчины оказались в нескольких ярдах, он выхватил меч и издал жуткий боевой вопль. Клинок лишь раз мелькнул в воздухе, разрубив пополам цепы в руках первых двоих. Несколько мгновений селяне тупо смотрели перед собой, а потом кинулись наутек, вопя уже не грозно, а панически. Не дожидаясь, когда они укроются в доме, Акер повернулся и продолжил свой путь.

Этот инцидент снова напомнил Гранту, сколь ценно здесь искусство владения мечом. Подобрав палку, он замахивался на каждую попадавшуюся по дороге мишень, учился наносить удар с любого угла и точно попадать в цель. Такое занятие позволяло скоротать время, и он вновь ощутил, как обостряются чувства, — то ли благодаря регулярным физическим упражнениям, то ли благодаря окружающей белой равнине, которая могла таить неведомые опасности.

К полудню они остановились у замерзшего ручья и пообедали остатками хлеба, извлеченными из глубин мешка. Акер пробил во льду полынью, и они смешали в полых рогах родниковую воду с вином. Напиток бодрил и утолял жажду; вода казалась газированной и подслащенной. Грант облизнулся, даже не пытаясь понять, как такое возможно с геологической точки зрения.

* * *

Они шли по широкой долине, предпочитая держаться извивающейся дороги, а не пересекать пашни.

Ближе к середине дня зима закончилась.

Вряд ли Грант мог бы описать это иначе. Они брели по щиколотку в снегу, повсюду на землю медленно опускались крупные белые хлопья. Небо впереди прояснилось, а снежный покров внезапно оборвался: дальше теплое солнце освещало бурую дорогу и зеленые поля.

Путники без труда пересекли невидимый барьер, но Грант обратил внимание, что ни одна снежинка пробиться сквозь него не смогла. Те, что приближались, попросту исчезали.

С трех сторон простирался уютный сельский ландшафт, позади осталась стена кружащихся снежинок и зимний холод. Грант ошеломленно огляделся вокруг. Похоже, яркое солнце и теплый ветерок радовали Акера — тот расстегнул воротник и глубоко вдохнул густой запах трав и деревьев.

— Мы приближаемся к войску. Неплохо, когда солнце греет спину. Вот почему я люблю послужить доброму герцогу Дарикусу — он страдает подагрой и терпеть не может холодной погоды. Как здесь говорят, над Дарикусом всегда сияет солнце.

— Хочешь сказать, он вызывает теплую погоду?

— Именно. С помощью заклинания, по слухам им самим и составленного четверть века назад, и оно еще ни разу не подвело. Вокруг него всегда середина лета, какова бы ни была погода в иных местах.

Они поднялись на взгорок, и перед ними простерся зеленый луг, испещренный яркими пятнами палаток и шатров, а также темными силуэтами людей. Большинство из них были облачены в кожаные доспехи или кольчуги, некоторые, в броне из серебра и золота, сидели верхом на шестиногих животных, похожих на лошадей. В гуле лагеря различались громкие приказы, лязг металла и звук рогов. Возле дороги стояла караульная палатка, подле нее отдыхало полдюжины воинов с пиками.

Заметив Гранта и Акера, ближайший заступил дорогу и сонно бросил:

— Остановитесь и представьтесь. Что вам тут нужно?

— Мы свободные воины, готовые служить доброму герцогу Дарикусу.

Удовлетворившись, часовой опустил оружие и крикнул в сторону палатки:

— Эй, капрал, еще парочка хочет к нам присоединиться!

В палатке кто-то зашевелился, из нее высунулась голова молодого человека с длинными закрученными усами. Он окинул взглядом пришельцев, задержавшись на нескладной фигуре Гранта, его бледном лице, светлых волосах и бровях. Уголки капральского рта слегка приподнялись в усмешке.

— Не слишком подходящий материал, но, полагаю, стоит отвести их к герцогу — он готов нанять кого угодно.

Акер метко плюнул в лицо капралу, вытаскивая меч из ножен.

— Верно, сынок, тебя ведь он тоже нанял. Я сражался вместе с добрым герцогом, когда ты еще прятался под мамкину юбку. — Он пошел было дальше, но затем повернулся и добавил, словно идея только что пришла в голову: — Хочешь сразиться?

Капрал утер побагровевшее лицо, открывая и закрывая рот, словно вытащенная из воды рыба, и пригляделся к Акеру. Увидев богатырскую грудь и могучие руки под потертой кожей доспехов, он снова скрылся в палатке. Воины заухмылялись, и двое вызвались сопровождать Акера и Гранта.

Они прошли через лагерь к самому большому шатру — широкому, пестрому. Над входом развевалось знамя — черный кулак в кольчужной рукавице, выжимающий капли крови на белом фоне. Воины отсалютовали пиками флагу. Грант и Акер тоже отдали честь, после чего вошли в палатку.

У стен стояли вооруженные воины. В центре располагались два захламленных стола, за одним сидел худой писарь с испачканными в чернилах пальцами, за другим — старик в золотой короне. Акер шагнул вперед и ударил себя кулаком в грудь.

— Приветствую, герцог. Я пришел, чтобы служить тебе.

— Приветствую. Кто ты и кто это с тобой? — раздраженно спросил герцог, передвинув на подушке забинтованную ступню.

— Акер Амен и раб-копьеносец.

Грант хотел было возразить против своего нового статуса, но тут же сообразил, что Акер наверняка лучше знает, как себя вести, — это доказывала встреча с капралом стражи. Писарь быстро переворачивал листы огромной книги в кожаном переплете. Проведя пальцем по странице, он прочитал выбранную строку:

— Амен, Акер, из племени ининов, мастер меча, опытный топорник, выдающийся воин, владеет кинжалом, дубиной, арбалетом, ятаганом…

— Хватит, хватит! — прервал его сердитый голос доброго герцога. — Два золотых энна в день, добыча для тебя, добыча для раба и трофейное оружие на выбор. Согласен?

— Согласен, — проревел Акер. — Мы будем сражаться насмерть!

Он ударил ладонью по столу, подтверждая, что принимает условия. Добрый герцог тоже хлопнул по столу и поморщился — боль отозвалась в подагрической ступне. Грант подумал, не нужно ли проделать то же самое и ему, но Акер повернулся и вытолкал его из палатки.

Вокруг теперь толпилось еще больше людей, и Грант понял, что это огромная неровная очередь к огромному котлу. Они с Акером поспешили пристроиться. Продвигаясь вперед, Грант обдумал случившееся с ним за последние дни, а затем повернулся к Акеру.

— Ты мне ни разу не говорил, с кем мы собираемся сражаться.

— Какая разница с кем? Я и сам не знаю. Бери еду, ты следующий.

Получив по роговой чашке, наполненной дымящимся варевом, они направились к палаткам, на ходу зачерпывая еду.

— Спроси начальника, — сказал Акер с набитым ртом. — Может, он знает.

— Лучше потом, — ответил Грант, наслаждаясь теплом солнца и аппетитным ароматом мяса, картошки, риса и неизвестных овощей. Философский подход Акера Амена начинал ему нравиться. — А тут не так уж и плохо кормят.

Герцог планировал напасть на некоего тирана Хельбиду. Об этом Гранту рассказал пятый из тех, к кому он обратился, но никто не знал, когда начнется битва, даже сам полководец. Судя по разговорам в лагере, каждый вечер на закате его добрейшество бросал на шелковую ткань пару двенадцатигранных астрологических костей. Пока что кости не предвещали удачной атаки, и воины оставались в лагере — ели и пили, отдыхали и ссорились, а также оттачивали искусство убивать.

Дважды в день все выходили на тренировочное поле. Рядовые бойцы и командиры окружали новобранцев, чтобы те не могли улизнуть, и гнали на поле драться, оглушительно грохоча и вопя. Опытные воины использовали настоящую сталь, начинающим давали деревянные мечи и шесты вместо копий.

Новичкам запрещалось покидать поле, но во всем остальном за ними никто не следил, так что Грант перебрался от копейщиков к группе обучавшихся владению палашом. Рекруты колошматили друг друга, все в поту и синяках, злясь и ругаясь, подгоняемые окриками начальников. Грант быстро понял, что такое плохая защита, снова и снова поднимаясь с пыльной земли. Но он экономно расходовал силы, действовал с умом, запоминал приемы и работал над ошибками, продолжая тренироваться часами даже после того, как большинство обучаемых уходили в лагерь.

За несколько дней, заработав множество разноцветных синяков и шишек, Грант неплохо усовершенствовал технику боя. Акер Амен, проходя мимо после занятий с мечниками, иногда разлучал Гранта с его противником-новичком и, взяв деревянный меч, преподавал болезненный, но полезный урок боевого фехтования.

На пятый день добавился новый элемент. Чтобы развлечь профессиональных вояк, которые обступили поле, выкрикивая ободряющие возгласы и делая ставки, в конце дня учения превратили во всеобщую драку. Обучаемым приказали сражаться до тех пор, пока они не останутся без оружия или не лишатся чувств. Единственное требование — драться один на один — всерьез не соблюдалось. Сломанные кости и выбитые зубы, конечно же, были в порядке вещей.

Несколько крепких парней, судя по всему рекруты из крестьян, внушали ужас всем находившимся в поле; они держались вместе и нападали столь слаженно, что никто не успевал организовать отпор. Вскоре их край поля был завален бесчувственными телами, а остальные старались держаться подальше, образовав широкое пустое пространство. Крепышей возглавлял молодой верзила по имени Сплуг, он валил с ног любого благодаря своему росту, весу и силе.

Грант оборонялся в отдалении, не привлекая к себе внимания, но на этот раз ему было суждено узнать нечто такое, что было скрыто от него всю его жизнь.

Вот и до него дошла очередь — Сплуг с хохотом устремился к нему, явно введенный в заблуждение спокойным видом новичка и его сугубо защитной стойкой. Пуская слюни, крестьянин нанес неуклюжий удар сверху, словно дровосек по полену. Грант легко парировал удар и ткнул противнику под ребра. Разозлившись, Сплуг снова замахнулся, вложив в удар всю свою силу и вес, так что под слоем жира проступили мышцы. Грант удержался на ногах, но ему пришлось отступить. А затем он и вовсе потерял равновесие — под ноги ловко подсунули деревянный меч, один из приятелей Сплуга помог главарю. Сплуг, взревев, с размаху ударил пошатнувшегося противника по голове. Грант попытался ответить, но кто-то сделал ему подножку, а деревянный меч больно ударил по плечу. Верзила снова расхохотался.

В это мгновение Грант почувствовал, что у него начинается очередной приступ. Зазвенело в ушах, сдавило виски, все звуки стали тише. Ну почему именно сейчас?

Друзья окружили Сплуга, похожие словно братья, — должно быть, их набрали в одном селе, где все друг другу родня. Они действовали слаженно — стоило Гранту упасть, и его наверняка втоптали бы в землю. Начальникам не было видно, что происходит. Оставалось только драться.

И вдруг Грант как будто увеличился в размерах. Все вокруг стало маленьким и далеким, деревянный меч в его руке сделался легким как перышко. Он не чувствовал ударов, а те, которые наносил сам, казались простыми тычками. Снова и снова обрушивая меч на тварей, похожих на Сплуга, Грант исполнялся упоительной радости и не ощущал никакого сопротивления. Это происходило словно во сне.

Внезапно все вокруг почернело, а потом он очнулся и обнаружил, что сидит на земле, сжимая руками голову. Над ним стоял командир, задумчиво постукивая по ладони тяжелой дубинкой. Когда Грант поднял взгляд, начальник нахмурился.

— Умерь свой крутой норов, парень. Мы тут тренируемся, а не крушим друг другу черепа.

Растерянно оглядевшись, Грант увидел вокруг себя неподвижно лежащие тела. Сплуг сидел поодаль, со стоном держась за окровавленное лицо. Схватки на поле прекратились, все смотрели на Гранта, который никак не мог понять, что случилось.

— Не могу тебя осуждать, — сказал командир, — они сами нарывались на неприятности. Но когда ты стал пихать сломанным мечом в горло этому толстяку, неприятности возникли уже у тебя самого. Пришлось слегка стукнуть. Советую приберечь такие штучки для врагов.

Постепенно сообразив, что произошло, Грант увидел, что все лежащие — из банды Сплуга. Некоторые уже с трудом поднимались на ноги и убредали прочь.

— Прошу прощения, — покраснев, пробормотал Грант. — Я не хотел…

— Своим воплем ты честно их предупредил, — усмехнулся командир. — Но в следующий раз все-таки поубавь силу.

Он ушел прочь, седой, похожий на медведя, сверкая золотыми доспехами. Грант медленно поднялся, размышляя над только что услышанным, — оказывается, у него крутой норов!

Вот это сюрприз так сюрприз! То, что он считал приступами болезни, было лишь проявлением его характера, внезапного желания убивать, атавизма, вовсе не нужного цивилизованному человеку. Свыкнуться с этой мыслью было нелегко, ведь Гранта считали милым мальчиком, сущим ангелочком, а позднее — чувственной натурой. Когда сильные эмоции не находили выхода, случался приступ, сопровождаемый онемением мышц и дрожью во всем теле.

Но на этот раз выход нашелся. Грант медленно повернулся кругом, оглядывая своих жертв. Ему вдруг пришло в голову, что среди его предков могли быть берсерки. От своей шведской родни он унаследовал светлые кудри и почти белые брови, так что вполне мог унаследовать и характер. Среди воинственных северян время от времени рождались берсерки — вполне добродушные люди, которые, однако, в бою становились совершенно другими, убивая яростно и слепо, словно выпущенные из клетки тигры.

Он стоял посреди изрытого поля, уже не столь худой, как раньше, но такой же высокий и стройный, хотя и слегка ссутулившийся. Никто, однако, над ним не смеялся, рекруты обходили его стороной, возвращаясь к прерванному бою.

Грант пошел прочь, рассеянно помахивая сломанным мечом и с тревогой спрашивая себя, сколько раз он бывал близок к подобному на своем веку и как ухитрился никого не прикончить в приступе болезни, которая болезнью вовсе и не была.

* * *

Следующий приступ случился всего две ночи спустя. Грант с Акером сидели в палатке возле бурдюка с вином, спина к спине, раскачиваясь в такт местной заунывной мелодии. Акер запел, и Грант присоединился к нему:

Она королю отказала, но мне улыбнулась,

И задрала платье над розовым коленом,

Я сказал: клянусь всеми святыми, никогда не видал

Такой…

Из-за палатки вышел кто-то темный и со всей силы ударил Акера по голове. Рослый воин рухнул без чувств, и в то же мгновение Гранта свалил на землю кулак в перчатке.

Незнакомец шагнул в круг лунного света, и Грант узнал усатого капрала стражи.

— Никто не смеет плевать мне в лицо, — пробормотал тот и поднял ногу, чтобы опустить ее на лицо Акера.

Холодная ярость затмила разум Гранта, и он рубанул учебным мечом по горлу капрала, словно ненависть превратила дерево в настоящую сталь. Удар показался ему совсем легким, но капрал вдруг сложился пополам, изо рта хлынула кровь, как игристое вино из початой бутылки. Вот он повалился наземь, застыл бесформенной грудой. Грант оторопело смотрел на него, пока не вспомнил услышанное когда-то о смертельном ударе в гортань. Видно, именно такой удар он сейчас и нанес.

Поднявшись на ноги, Грант вдруг осознал, что рядом есть кто-то еще. Возле откинутого клапана освещенной палатки стоял, наблюдая за ним, человек — судя по блеснувшим перстням, благородного происхождения. Он рассмеялся, и Грант узнал командира, который оглушил его на тренировочном поле.

— Помни, о чем я говорил: держи норов в узде. — Заметив напряженную позу Гранта, он снова рассмеялся. — Не беспокойся, я тебя не выдам. Любой, кто ударит человека посреди хорошей песни, заслуживает наказания. Тащи сюда приятеля и влей немного вина ему в глотку. Хочется дослушать песню до конца. Я думал, что знаю ее полностью! Труп тоже волоки сюда, — добавил он, поворачиваясь к Гранту спиной. — Доспехи и оружие — твои по праву победителя. Тот, кто может убить деревянным мечом, достоин настоящего клинка.

На следующий день Грант расхаживал по лагерю в кожаных доспехах, с луком и колчаном за спиной и легким палашом на поясе. Ему нравилось, как лагерные слуги и рабы уступают ему дорогу, нравилось почтение, выказываемое бойцу; и еще он ловил взгляды следовавших за войском женщин.

Потом, однако, он почувствовал себя довольно глупо, сняв доспехи на учебном поле и взяв в руки деревянный меч. Ни сил, ни ловкости по сравнению с предыдущим днем, когда его считали не более чем рабом, особо не прибавилось, но он увлекся, и день пролетел быстро. Когда позвали к ужину, Грант воткнул меч в землю, ощутив навалившуюся усталость, но вместе с тем сознавая, что в очередной раз многому научился.

Он снова облачился в доспехи, к которым за один день привык, как к собственной коже. Направлявшийся вместе с другими воинами к котлу Акер хлопнул Гранта по плечу, уже далеко не в первый раз с тех пор, как Грант завоевал бронь и оружие, — так воин выражал одобрение.

За ужином прошел слух, что брошенные герцогом кости посулили благополучный исход битвы. Начались поспешные сборы, нестройно заревели рога, созывая бойцов в строй.

Утром они выступили против войска независимого государства Хельбиды. Замок тирана стоял в долине, несколькими милями дальше, и войско добралось до него лишь после полудня.

Армия герцога выстроилась неровным полукругом у подножия замка, ожидая приказов. Цитадель из черного камня словно вырастала из иззубренной стены, окружавшей долину. Над зубцами стен развевались флаги, а иногда между ними мелькала голова в шлеме.

Объявили переговоры, и один из приближенных доброго герцога въехал в замок через боковые ворота. Какое-то время спустя они лязгнули и появился тот же командир, зажимая кровавую рану на месте носа.

Герцог больше не раздумывал. Он взмахнул мечом, нестройно заиграли рожки, и воины устремились вперед, увлекая за собой Гранта, вцепившегося в выданное ему копье.

Воздух наполнился стрелами, ревом и лязгом. Первые ряды воинов несли широкие щиты и лестницы, которые приставили к крутым стенам. Люди карабкались под прикрытием шедших позади лучников. Никто не отваживался открыто расхаживать на стенах, но вражеские лучники прятались за зубцами и бойницами, отвечая градом метких стрел.

Вокруг Гранта падали люди, а на него давили сзади, пока он не оказался у подножия стены, в недосягаемости для чужих стрел противника. Он схватился за перекладину лестницы и полез наверх. По соседней лестнице ловко взбирался Акер Амен.

Поднимаясь по неотесанным перекладинам, он разрывался между двумя желаниями. Хотелось показать свою вновь обретенную силу и ни в чем не отстать от Акера, но некая частица цивилизованного разума призывала убраться подальше от смертельной битвы. Каков процент потерь в этих дурацких междоусобных распрях?

«Никакого, — подумал Грант, карабкаясь по лестнице. — Никто тут не считает покойников. Но если хочешь жить как мужчина, будь готов и умереть так же».

Взбиравшийся впереди него воин сорвался, получив тяжелым камнем по голове. Грант попытался его подхватить, но не успел. Тогда он поспешно полез по освободившейся лестнице, и вот уже преодолены две трети ее высоты.

Улыбнувшись, он повернулся, чтобы приободрить Акера, и в тот же миг увидел, как стрела пронзает насквозь шею его друга.

Несколько мгновений руки воина еще держались за перекладину, и Грант успел заметить его остекленевший, безжизненный взгляд. А потом Акер рухнул и исчез навсегда. Снизу уже карабкался другой воин.

В голове у Гранта словно взорвался огонь, и в один миг он превратился в объятого ледяным бешенством берсерка, смысл жизни которого состоит лишь в том, чтобы убить как можно больше врагов Акера Амена. Он полез дальше.

Впереди один за другим умирали воины, а потом он оказался на лестнице первым. Уже виднелась кромка стены, откуда на него смотрел лучник, натягивая тетиву. Грант хладнокровно воткнул копье ему в глаз, разрывая плоть и сокрушая кость, и тотчас дернул на себя, как загарпуненную рыбу. Лучник тяжелым кулем полетел вниз.

Прежде чем место убитого успел занять другой, Грант схватился за шершавый камень и перевалился через парапет. Какой-то рыцарь в шлеме замахнулся топором, целя в голову, и Грант едва успел откатиться. Топор лишь отколол кусок гранита. Прежде чем рыцарь смог снова поднять оружие, Грант схватил его за ногу и перебросил через стену, услышав пронзительный вопль, а затем громкий лязг.

Не давая никому шагнуть вперед, Грант выпрямился и выставил перед собой копье. Острие угодило в горло одному из воинов тирана, и тот умер, страшно клокоча, но по инерции продолжал двигаться, пока не оказался в объятиях Гранта. В то же мгновение мертвецу в спину вонзились три стрелы.

Движимый неутолимой кровожадностью берсерка, Грант не оттолкнул тело, ставшее хорошей защитой от стрел. Выдернув палаш из судорожно сжатых пальцев мертвеца, он впервые смог окинуть взглядом битву.

Дела у герцога шли не лучшим образом. Те немногие, кто сумел добраться до стены, вскоре погибли, а на взбирающихся по лестницам лились потоки кипящего масла. Слева от Гранта смешались в кучу дерущиеся воины. Справа у стены не осталось ни одной лестницы, и к нему неслись латники тирана, не меньше десятка.

Хватило одной секунды, чтобы оценить обстановку, и в тот же миг разум берсерка принял решение. Издав бессвязный вопль, Грант швырнул усаженный стрелами труп в нападающих и прыгнул следом.

Внезапность атаки спасла ему жизнь, но в схватке на кинжалах и мечах невозможно было остаться невредимым. Из ран текла кровь, однако он не чувствовал боли. Воины тирана несли куда большие потери — меч Гранта безжалостно рассекал плоть и доспехи, а когда противник оказывался рядом, кинжал вспарывал ему живот.

Некоторые пытались отступать, валя с ног напиравших, что лишь приближало их смерть. Грант рубил врагов на куски, крепко держа мокрую от крови рукоять меча. Одному воину удалось сбежать, но остальные лежали бездыханные или умирали у ног берсерка.

Наконец никого не осталось на этом участке стены, и Грант поднял меч, готовый к новой атаке. Однако ее так и не последовало. Постепенно красный туман перед его глазами рассеялся, и он ощутил жгучую боль во всем теле. С некоторым удивлением заметил пропитавшую его рубаху кровь и длинную рану на правом бедре глубиной в несколько дюймов. А потом он понял, что стоит прямо над механизмом, приводящим в действие подъемный мост, и машинально оценил профессиональным взглядом архитектора грубые шкивы и лебедку.

Платформа моста располагалась наклонно, а значит, она опускалась под действием собственного веса. К ее внешнему концу крепились две гигантские цепи, намотанные на огромный ворот, соединенный, в свою очередь, посредством ряда шкивов с лебедкой. Шкивы давали некое механическое преимущество, но тем не менее, чтобы провернуть лебедку, требовалось немалое усилие. К барабану лебедки было приделано большое зубчатое колесо, удерживаемое на месте металлической собачкой. Чтобы собачка не соскользнула, ее снабдили веревочной петлей.

Все до смешного просто. Подъемный мост держится на веревке не толще, чем палец Гранта. Стоит ее перерезать, и мост упадет.

Так отчего бы не попробовать??

Цивилизованная часть его разума еще размышляла, как поступить, но вновь обретенные рефлексы заставили прыгнуть со стены — и как раз вовремя: там, где он миг назад стоял, со свистом пронеслась стрела. Раненая нога подломилась от удара о платформу, и он заскрежетал зубами от боли. Но оставался пустяк: встать и проковылять несколько футов. Хватило одного удара мечом, чтобы перерубить веревку.

Ничего не произошло. Трение и ржавчина не дали древнему механизму сдвинуться с места.

Послышался чей-то крик, и к Гранту устремилась группа воинов. Он пнул зубчатое колесо здоровой ногой, и оно стронулось, затем стало поворачиваться все быстрее, преодолевая силу трения.

Скрежеща шкивами и грохоча цепями, мост опустился. Раздался радостный рев, и люди герцога немедленно устремились вперед. Все, кто находился во внутреннем дворе замка, приготовились к отражению натиска. О Гранте на какое-то время забыли, и он превратился в заинтересованного зрителя.

Войско доброго герцога с грохотом пронеслось по мосту и врезалось в толстую опускную решетку. Бойцы просовывали в нее мечи и осыпали бранью защитников замка. Ответом были град стрел и контратака.

У ворот завязалась яростная битва. Воины тирана не могли отразить нападение, а воины доброго герцога не могли пробиться внутрь. Мельтешила сталь, ныряя сквозь решетку, падали все новые тела. Положить этому конец смог лишь сам добрый герцог.

Окруженный своими войсками, он пробился в авангард атакующих. С помощью восьмифутовых копий его гвардия расчистила пространство по ту сторону ворот, и под защитой щитов герцог присел возле стальных прутьев. Гранту сверху все было очень хорошо видно.

И тут в сражение вступило волшебство. Теплое солнце посреди зимы весьма убедительно доказывало, что герцог Дарикус — могущественный мастер тайных искусств. Вероятно, чары противника не позволяли ему успешно атаковать извне, но теперь с помощью Гранта он преодолел стену, и задача упростилась. Чем-то обрызгав решетку и бормоча заклинание, он поводил ладонями возле прутьев.

Результат не заставил себя ждать. Прутья замерцали и покрылись бурыми пятнами, словно ржавели уже тысячу лет. Воины с радостными криками устремились вперед, и решетка рассыпалась в пыль.

Силами своего войска и магии добрый герцог Дарикус захватил замок. И он прекрасно понимал, какую роль в этом сыграл Грант. Увидев стоящего у лебедки парня, полководец отсалютовал мечом, прежде чем возглавил последнюю атаку. Лишь мысль о гибели Акера помешала Гранту ощутить мрачную гордость.

* * *

В то же мгновение все кругом словно застыло — воины замерли на бегу, шум сражения смолк; даже солнечный свет, казалось, превратился в лед.

Зазвучали похожие на далекие раскаты грома голоса, и Грант вроде бы понял, о чем идет речь.

— Гриссель, смотри, куда ты сунула нить!

— А куда я ее сунула?.. Все мы знаем, кто виноват. Дай мне глаз… Так я и думала. Она должна идти здесь. Из-за твоей глупости едва не пропал узор.

Грант не почувствовал никакого перехода. Картина перед глазами исчезла, мгновенно сменившись другой. Сбитый с толку, он не сразу понял, где находится.

Покосившиеся камни. Надгробия. И церковь. Воспоминания о них казались невероятно древними, но он все же узнал эту сцену. Меч выпал из обессилевших пальцев. Он дома, в своем родном мире. В том же самом церковном дворе, откуда исчез.

Радость, однако, оказалась преждевременной — все вокруг снова растаяло, сменившись столь хорошо запомнившимся безвременьем.

— Ты же не можешь просто так вернуть его назад — последствия целиком изменят узор.

— Могу, и запросто, старая ты ведьма. Я просто сделаю узелок во времени. И никто не будет помнить…

— Все, что случилось… все, что он сделал… как будто ничего и не было…

Раскатился смех, казалось заполнивший собой вечность.

Грант прислонился к каменной стене, пытаясь сохранить ускользающие драгоценные воспоминания. Во время приступа с ним что-то случилось, но что? Этого никак не восстановить в памяти. Костюм жал в плечах, худые руки торчали из рукавов. Какие-то они неправильные, его руки. Они должны быть сильными, закаленными — и грязными. А почему должны, поди угадай.

На этом все закончится. Воспоминания развеются, и он вернется в церковь точно таким же, каким вышел из нее.

Вот только осталось одно упущение — кончик нити так и не подрезали.

Глядя на худые запястья, Грант заметил лежащий на земле меч с не успевшей засохнуть кровью. Не веря своим глазам, наклонился и поднял тяжелое оружие, осмотрел иззубренный клинок. Грязная железка — но она представляет величайшую ценность.

То был ключ ко всему случившемуся. Глядя на меч, Грант вспомнил снег, доброго герцога, берлокотов, войну — и Акера Амена. Кровавые, страшные воспоминания о варварском мире, оставшемся невероятно далеко, — но и они для него не менее ценны.

— Гранти! Где ты, дорогой? Поторопись.

Пронзительный голос матери вернул его к реальности, заставив вздрогнуть. Медленно выпрямившись, он уронил меч на землю. Свое дело тот уже сделал. Все закончено.

Назад в церковь шел все тот же высокий худой парень в слишком тесном костюме. Но впервые он шел прямо, не сутулясь, чего прежде за ним никто не замечал.

— Где ты был? Разве не знаешь, что уже пора? Я думала… — Речь матери напоминала прокручиваемую назад на большой скорости грамзапись, и смысла в ее словах было не больше.

— Да уймись ты! — рявкнул Грант. — И поди скажи Люси, что я хочу ее немедленно видеть. Это очень важно.

Мать замолчала на полуслове. У Херба Колломба отвисла челюсть, изо рта выпала трубка и покатилась по полу. После трех безуспешных попыток матери наконец удалось выдавить:

— Да что с тобой? Ты же знаешь, что увидеться с Люси до церемонии нельзя, она уже в свадебном платье — невеста и жених никогда не…

— К черту дурацкие предрассудки, — бросил Грант матери в лицо. — Сказал же, приведи ее сюда, или я сделаю это сам.

Мать попыталась что-то сказать насчет богохульства в церкви, но ей хватило одного лишь взгляда на бешеные глаза Гранта, чтобы бочком, по — крабьи, попятиться к двери. Херб подобрал трубку и водворил ее назад в рот, пока жених расхаживал, словно тигр в клетке.

Ворвалась побагровевшая от гнева Люси.

— Что ты себе позволяешь, Грант? Церемония и без того задерживается.

— Подождут, — рассмеялся Грант. — В конце концов, это наша свадьба, и мы вольны поступать как захотим. Я просто решил тебе сказать, что теперь все будет совсем по-другому — как мы и мечтать не могли…

От избытка чувств Грант заключил ее в объятия. Скоро она станет его женой — как и начертано свыше.

— Прекрати, дурак! — взвизгнула Люси. — Нашел время и место! Ты мне фату помнешь!

— Да и черт с ней, — пробормотал Грант, и его мать задохнулась от ужаса, услышав очередное богохульство.

Все шло совсем не так, как он рассчитывал.

По сути, он впервые видел и ощущал Люси столь близко — раньше они ограничивались лишь воздушными поцелуями на прощание. Она оказалась куда костлявее, кожа бледная и пятнистая под слоем косметики. У варваров девушки были куда полнее и симпатичнее. Грант попытался отбросить неприятные мысли — все-таки это его возлюбленная. Или нет? Мысль была столь неожиданной, что он отпустил Люси и отшатнулся.

Теперь на него кричали уже обе женщины, но слов он не слышал — лишь странные звуки вроде мяуканья кошек на заборе.

Любит ли он ее? Прежде ни разу не обнимал и даже по — настоящему не целовал. Они всегда гордились тем, что подходят друг другу по интеллекту. Как, черт побери, он на это повелся — да и, самое главное, с чего вообще увлекся ею? Уж не были ли ее родители старыми друзьями его матери?

— Мама! — гневно бросил он.

Обе немедленно замолчали.

— Вы что, подстроили эту женитьбу? Сговорились, чтобы продеть мне кольцо в нос? Я хочу все знать, иначе никакой свадьбы не будет.

— Да я и так уже знаю достаточно! — срывающимся голосом завопила Люси. — Свадьба отменяется… откладывается до тех пор, пока ты не извинишься и не начнешь вести себя прилично!

— Ты права, — спокойно прервал ее Грант. — Свадьба отменяется, а кольцо можешь оставить себе в качестве сувенира. Я всегда говорил: поспешно женишься — скоро пожалеешь.

Услышав такое, Люси едва не лишилась чувств. Ее угроза, конечно, была всего лишь уловкой, чтобы поставить Гранта на место. Но дело приняло совершенно нежелательный оборот.

Прежде чем невеста и мать успели вновь обрести дар речи, Грант вытолкал их в соседнюю комнату.

— В обморок лучше падать там, — невозмутимо заявил он. — На мягкий ковер.

Закрыв дверь, он повернул ключ в замке. Херб молча сидел, попыхивая трубкой и наблюдая за происходящим.

— Поздравляю, — сказал он. — Надеюсь, ты будешь счастлив.

Грант понял, что друг говорит совершенно искренне, и хмурость сменилась улыбкой.

— Тоже хочешь сбежать? — спросил он.

— Вовсе нет, — ответил Херб, вставая и выбивая трубку. — Я никогда еще не чувствовал себя лучше, и все благодаря тебе. А теперь ответь, что это за муха тебя вдруг укусила.

— Придется кое-что объяснить, — хлопнул Грант друга по плечу.

Его пальцы сомкнулись на твердых как камень мышцах Херба, но стоило ущипнуть себя за собственную худую руку, и улыбка исчезла с лица. От его столь тяжко заработанной силы не осталось и следа.

— Как накачать мускулы и приобрести приличную форму? — спросил Грант. — И желательно побыстрее.

Если Херба и удивила столь внезапная перемена темы, то он ничем этого не выдал.

— Скалолазание, гантели, занятия в спортзале — подойдет все. Я сам лазаю по скалам каждые выходные.

— Звучит неплохо, — сказал Грант, направляясь к выходу. — А теперь давай-ка найдем местечко, где можно выпить чего-нибудь покрепче, — может, даже целую бутылку, — и я расскажу то, во что ты никогда не поверишь. Заодно можно будет поговорить и о скалолазании.

Мир казался ему ярче прежнего, небо сияло пронзительной голубизной, и все окружающее несло в себе куда более глубокий смысл, чем раньше. Грант ускорил шаг, наслаждаясь каждым глотком воздуха.

Его тяжко заработанные мускулы, навыки и рефлексы пропали, но их можно восстановить — было бы желание и соответствующие знания. А они никуда не пропали.

Грант молча отдал честь памяти Акера Амена и чужому миру, который он никогда больше не увидит. Двое друзей свернули за угол и медленно скрылись из виду.

Калифорнийский айсберг

Глава 1

«Мистера Тодда Уэллса просят подойти к стойке «Аэронавес де Чиле». Повторяю, мистера Тодда Уэллса».

Тодд встрепенулся. Действительно ли он услышал свое имя, или ему приснилось? Он заснул, сидя в кресле. Да, повторяют. Разобрать немного трудно, потому что диктор произносит его на испанский манер. Но имя его, сомнений нет.

Подхватив дорожную сумку, Тодд заторопился к стойке. До нее оказалось всего десятка два шагов — в этом маленьком аэропорту «Пунта Аренас», притулившемся на самом кончике Южной Америки, все находилось под боком. Тут кончалась суша и начинался океан, простирающийся до замерзшей Антарктики.

— Подождите немного, — попросил служащий за стойкой.

Тодд обвел взглядом знакомый уже до мелочей зал аэропорта, в котором он провел почти весь день. Большой реактивный самолет доставил его сюда рано утром, но вместо встречающих его ожидала записка с просьбой подождать. И Тодд принялся ждать. Может, хоть сейчас что-то произойдет?

— Тодд?

Рокочущий голос, эхом отразившийся от стен и потолка маленького зала, где ему было тесновато, явно принадлежал американцу. Быстро обернувшись, Тодд увидел высокого мужчину в потертой кожаной пилотской куртке, стремительно — сам Тодд с такой скоростью бегал — шагавшего к нему. Кожа на загорелом лице шелушилась, а голова с шапкой ярко-рыжих растрепанных волос казалась охваченной пламенем, но взгляд его голубых глаз был приветлив, а широкая улыбка — дружеской. Мужчина протянул ладонь размером с тарелку.

— Меня зовут Берт, — сказал он, крепко пожимая руку Тодда. — Я летаю на всем подряд. А ты просто вылитый отец, я тебя сразу приметил. Отличный мужик твой отец. Пошли.

Не успела онемевшая после рукопожатия рука Тодда отойти, как парню показалось, будто его увлекает за собой смерч. Пилот Берт оказался из тех людей, что вечно куда-то торопятся. Откуда-то возникли чемоданы Тодда, и Берт сунул их оба под мышку, словно пуховые подушки. Затем быстрым движением перебросил через плечо огромный мешок с почтой и бросился к дверям. Тодду пришлось бежать, чтобы держаться рядом.

На бетонированном взлетном поле было жарко, и, подойдя к самолету, Тодд совсем запыхался. Но не Берт. Он взбежал по трапу, махнул Тодду, приглашая следовать за ним, и, как только Тодд шагнул внутрь, нажал кнопку подъема трапа. Пока Тодд озирался, пилот успел закрыть и запереть дверь и тут же умчался в кабину.

К одному из бортов крепилось несколько откидных металлических сидений, но в целом самолет больше напоминал летающий фургон. К полу и стенам были привязаны большие деревянные ящики, между ними свалены мешки и ящики поменьше.

Двигатели сперва взвыли, потом басовито взревели. Тодд уже шагнул к жесткому металлическому сиденью, но тут его остановил приветливый возглас:

— Эй, Тодд, вали сюда!

Берт сидел в кресле пилота, его пальцы порхали по рычажкам и кнопкам приборов. Он на мгновение оторвался от дела, чтобы лукаво подмигнуть Тодду и ткнуть пальцем в соседнее кресло.

— Если хочешь, можешь пойти ко мне вторым пилотом на этот рейс. Пристегивайся.

Вот подфартило! Лететь на большом самолете, конечно, интересно, но после взлета все стало сильно смахивать на поездку в автобусе. А сейчас он сидел перед приборами, видя каждое движение пилота, и смотрел вместе с ним в переднее окно. При желании он мог даже коснуться приборов — но благоразумно воздержался. Берт не стал ему говорить, что трогать ничего нельзя, и Тодду это тоже понравилось: с ним обращались как со взрослым, а не пацаненком.

— Держись! — крикнул Берт. (Он что, не умеет разговаривать тихо? поразился Тодд.) — Готов поспорить, сейчас ты увидишь такое, чего в жизни не видал.

Рукоятки газа поползли вперед, рев двигателей стал нарастать, потом самолет дрогнул и тронулся. Но не вперед, а сразу вверх, словно кабина лифта. Странно, выглядел он как обычный реактивный самолет, а не вертолет. Берт заметил изумленные глаза Тодда и расхохотался.

— Что, не ожидал?

— Нет, — признался Тодд и задумчиво наморщил лоб. — Так этот самолет ВВП?

— Ты прав на все сто! Вертикальный Взлет и Посадка. Вэ, вэ, пэ. Двигатели поворачиваются вниз и поднимают нас в воздух. Едва мы набираем достаточную высоту, они разворачиваются назад — и поехали!

Разговаривая, он продолжал управлять самолетом. Словно услышав его слова, самолет прекратил подъем и двинулся вперед, набирая скорость. Через несколько секунд мелькнула уходящая назад береговая полоса и впереди до самого горизонта открылся голубой океан.

— Долго будем лететь? — спросил Тодд, вглядываясь в океан и щурясь от послеполуденного солнца.

— Да нет, недолго. Поезд с каждым днем движется все быстрее. Мы его скоро увидим.

Тодд принялся смотреть еще внимательнее, но низкое солнце слепило глаза — впрочем. Берт его словно и не замечал. Он небрежно управлял самолетом, обхватив ручищами словно игрушечный штурвал. Внезапно он ткнул пальцем в точку на горизонте.

— Вон они — прямо по курсу!

Тодд прищурился, потер глаза и разглядел цепочку белых точек. Сперва они показались ему не особенно большими, но когда самолет подлетел ближе, точки превратились в горы, и Тодд внезапно осознал, какие они огромные.

— Так это маленькое пятнышко впереди и есть «Королева бури»?

Берт кивнул.

— А что же еще? Она чуть поменьше авианосца, а маленькой кажется потому, что длина первого айсберга две мили, да и другие ненамного меньше. Длина всего каравана — более семи миль.

Айсберги! Пять плывущих по морю ледяных гор, отловленных в Антарктике и прирученных наукой. Теперь, послушные, как караван мулов, они неторопливо ползли на север вслед за атомным буксиром «Королева бури». Тодд неожиданно ощутил себя очень и очень счастливым. И таким же гордым.

Его отец был капитаном «Королевы бури».

Когда самолет снизился, Тодд осознал огромные размеры корабля. Дома на стенке у него висела фотография атомного буксира, но разве скажешь по фотографии, насколько велик корабль?

«Королева бури» вытянулась на целый городской квартал. Самолет пролетел над ней от высоко задранного носа, миновал передние палубы, капитанский мостик в середине, кормовые палубы и завис над посадочной надстройкой на корме. На ней был выведен краской большой круг, похожий на мишень. Легко касаясь штурвала, Берт опустил самолет точно в центр круга.

Тодд был так возбужден, что на сей раз опередил пилота. Едва умолкли турбины, он расстегнул ремни и побежал к выходу, обогнав на два шага Берта. Тот повернул рычаг и распахнул дверь. Тодд схватил сумку в охапку и бросился вниз, едва трап коснулся палубы.

— Папа!

Впервые за долгое время капитан Уэллс позабыл о капитанском авторитете — он не видел сына почти год. Отец счастливо улыбнулся, и глубокие морщины вокруг его глаз смягчились. Потом обнял Тодда и крепко прижал к себе.

— Знаешь, парень, а ведь ты вырос!

— Да и ты, пап, вроде не усох. Выходит, ты прав!

Посмеявшись старой шутке, отец и сын отошли в сторону, уступая место подползающему к самолету крану. Грузовой люк был уже распахнут, крановщик запустил в него длинную стрелу с захватом на конце. Моряки тем временем крепили самолет к палубе. Все занимались своим делом. Огромный корабль покачивался на легкой зыби, медленно и уверенно двигаясь на север и возглавляя караван плавучих ледяных гор. Передняя из них была так велика, что полностью заслоняла остальные.

— Пойдем вниз, я покажу, где твоя каюта, — сказал капитан. — До ужина еще час, так что успеешь разложить вещи и умыться.

Чего Тодду меньше всего хотелось, так это спускаться с палубы. Он еще столького не видел! Когда отец отвернулся, отвечая на вопрос кого-то из моряков, Тодд быстро подбежал к кормовым перилам. Прямо под ним кипела пенная волна. Толстые натянутые канаты тянулись от кормы к айсбергу. Глядя на них, он задумался: неужели стальные канаты, пусть даже такие толстые, способны тянуть семимильную цепочку айсбергов? Ледяная стена перед ним искрилась на солнце.

— Да, тут есть на что посмотреть, — сказал капитан, подходя к перилам.

— Папа, а как «Королева бури» тянет все эти айсберги? Я вот что хочу спросить — корабль, конечно, мощный, но не настолько же. Один этот айсберг весит, должно быть, тонны и тонны.

— Около шести миллиардов тонн, если ты в состоянии это представить, кивнул капитан. — Длина две мили, шестьсот футов под водой. А за ним еще четыре айсберга, почти столь же больших. Огромное количество льда.

— Вот это я и имел в виду. Неужели корабль тянет такой вес?

— Ну, во-первых, мы делаем не всю работу. «Королева бури» только помогает тянуть. Почти все делают сами айсберги — толкают себя сами.

— Как?

— Завтра покажу… — Капитан Уэллс взглянул в возбужденно поблескивающие глаза сына и понял, что до завтра тот не выдержит. — Нет, прямо сейчас. Я велю отнести твои вещи вниз, а ты иди со мной. И через минуту сам увидишь, как они движутся.

Глава 2

Когда Тодд с отцом подошли к вертолету, его длинные лопасти уже раскручивались. Они, пригнувшись, зашагали к двери, из пилотской кабины им помахал Берт.

Перелет до айсберга оказался совсем коротким. Поднявшись с палубы, они взяли в сторону, и их глазам открылась вся цепочка айсбергов. Тодд никак не мог поверить, что эти горы действительно движутся. Берт не стал лететь над ближним к кораблю айсбергом, а направил вертолет сбоку. Мимо них белой стеной проплывал сверкающий лед. В ее основании плескали небольшие волны, а вершина терялась где-то высоко над головой. Когда они долетели до заднего конца айсберга, Тодд заметил в океане расходящиеся волны, возникшие из-за его движения. Толстые канаты соединяли его с другим айсбергом. Тодду в голову пришла неожиданная мысль.

— Папа, а как вы прикрепляете к айсбергам канаты? Их же нельзя прибить или привинтить? Или можно?

— Нет, болты в лед не загонишь, — согласился капитан. — Но в нем можно пробурить скважины. Едва эти айсберги откололись от антарктической ледовой шапки, мы высадили на них рабочие команды. И они просверлили глубокие скважины в тех местах, где лед оказался самым прочным. Потом в эти скважины опустили концы канатов.

— Но… — начал было Тодд и тут же принялся лихорадочно соображать.

Отец хочет, чтобы он сам догадался об ответе — совсем как учителя. Ответ наверняка очень прост, в противном случае отец сразу бы объяснил.

— Конечно же, — догадался Тодд. — Скважины заполняют водой!

— Совершенно верно. Когда вода замерзает, канаты намертво вмораживаются в лед и становятся частью самого айсберга.

Второй айсберг оказался совсем рядом, и Берт начал медленно сажать вертолет на ровный пятачок неподалеку от края. Лопасти взметнули снежный буранчик, вертолет сел. Когда Тодд с отцом выбрались наружу, мотор смолк и лопасти замерли.

— Мы ненадолго, Берт, — сказал капитан.

— Подожду, — откликнулся Берт.

Когда шум мотора стих, Тодд впервые заметил, какая стоит тишина. Ветра почти не было, и лишь время от времени слышался плеск волн о подножие айсберга в сотнях футах внизу. И все. Лишь лед под ногами да голубое небо над головой. Чайка — белая, с темными кончиками крыльев — медленно кружила неподалеку, поглядывая на Тодда черными бусинками глаз. Под подошвами отца громко захрустели льдинки.

— Тут у айсберга пологий склон до самой воды, — пояснил капитан. — В самых опасных местах вырублены ступеньки, а вдоль всего спуска натянута страховочная веревка — за нее и держись, когда пойдешь. Вода в этих широтах все еще очень холодная, а мать очень рассердится, если ты свалишься в океан.

Тодд увидел, что отец очень пристально на него смотрит — и понял причину.

— Не волнуйся, папа. Стану поглядывать под ноги и идти без фокусов. Я уже не малыш, сам знаешь.

Капитан улыбнулся.

— Гм, ты еще не вырос до упора, но у тебя, по-моему, хватило ума сообразить, что тут не детская площадка. Иди за мной.

Спуск оказался легким почти на всем протяжении, в неудобных местах помогла веревка. Тропка вела все ниже и ниже, пока до воды не осталась всего пара футов, и вывела их на площадку, где стояли двое. Один из них, в еще мокром гидрокостюме и с аквалангом, разговаривал с другим. Длинные, до плеч, волосы его собеседника скрепляла кожаная полоска на лбу. Услышав их шаги, он обернулся, и Тодд увидел его красно-коричневую кожу и черные глаза.

— Тут небольшая проблемка, капитан. Но ничего особо серьезного, сказал длинноволосый.

Капитан кивнул:

— Это мой сын Тодд, он останется с нами до конца плавания. Тодд, познакомься с Вопящим Филином, он заведует всем проектом.

Вопящий Филин — ну и имечко, подумал Тодд. Но когда его произнес капитан, никто не засмеялся и даже не улыбнулся. Вопящий Филин пожал Тодду руку и вновь обернулся к капитану. На шее у него висела серебряная цепочка с бледно-голубым камнем типа тех, что делают индейцы. Ну конечно! Ведь он тоже индеец.

— Я проверил остальные якоря, они держатся надежно, — сказал ныряльщик, указывая рукой на воду. Все перегнулись и заглянули через край. Далеко внизу Тодд разглядел в воде контур чего-то большого и непонятного.

— Теперь ты знаешь секрет движения айсбергов, — сказал капитан и показал на толстый серый кабель, змеящийся по льду и исчезающий в воде под обрывом. — По этому кабелю ток от атомного генератора «Королевы бури» идет к электромотору под водой. Бока каждого из айсбергов утыканы такими моторами, которые приводят в действие гидрореактивные двигатели. У них нет пропеллеров. Вода всасывается спереди и под большим давлением выбрасывается сзади.

— Совсем как в реактивном двигателе самолета, — догадался Тодд. Только здесь он посылает назад струю воды, а не воздуха.

— Верно, — кивнул капитан. — Их тоже удерживают вмороженные в айсберги канаты. С одним из канатов что-то не в порядке, и мы хотим выяснить причину.

Капитан и ныряльщик двинулись вдоль площадки. Вопящий Филин посмотрел им вслед и повернулся к Тодду.

— Я слышал, ты жил в Сан-Диего. Там сейчас лето, а здесь середина зимы. Много шло дождей?

— Совсем не было, — покачал головой Тодд. — Такая стоит засуха, и второй год подряд.

— Знаю. Надеялся, может, какой дождик пройдет. Моя семья сейчас в резервации, тоже в Калифорнии. Дела там плохи. Они мне иногда пишут письма, но я знаю, что обстановка куда хуже, чем они рассказывают.

— Каждый в Калифорнии получает достаточно питьевой воды. На этот счет можете не волноваться, мистер Филин.

До этой секунды лицо индейца было бесстрастным и даже слегка нахмуренным. Но услышав слова Тодда, он запрокинул голову и от души расхохотался, затем шлепнул Тодда по спине. Шлепок был дружеским, но таким сильным, что парень пошатнулся.

— Неужто ты подумал, будто мое имя — Вопящий? А Филин, получается, фамилия. — Он снова захохотал, и его лицо потеплело. — У меня только одно имя — Вопящий Филин. Так меня и называй, как и все остальные зовут. Мы тут все зовем друг друга по именам, даже твоего отца. К примеру, его имя Капитан.

Тодд улыбнулся шутке, хотя у нее успела вырасти борода.

— Ты прав, Тодд, — согласился индеец. — Все будет хорошо. Потому что мы взялись за это дело и доведем его до конца. Все мы — твой отец, ты, я и все остальные. Эти айсберги состоят из чистейшей воды, ты такой никогда в жизни не пробовал. И мы пригоним их в Калифорнию, чтобы воды там хватило всем. До нас такого еще никто не делал, и наши калифорнийские айсберги войдут в историю, а мы все станем знамениты. И у наших семей будет столько воды, сколько потребуется.

Капитан позвал Вопящего Филина. Тодд увязался следом. Мужчины смотрели на стальной кабель, выходящий изо льда и скрывающийся в воде. Капитан пнул кабель ногой, тот закачался.

— Не годится, — буркнул он. — Ни к черту не годится.

— Наверное, где-то во льду образовалась невидимая сверху трещина, предположил Вопящий Филин. — Держаться канату не за что, вот он и провис. Но остальные канаты держат моторную капсулу надежно — ни один не провис.

— Пусть только попробуют, — нахмурился капитан. — Но и этот канат следует закрепить. Немедленно вызови буровиков, и пусть прихватят азотное копье. Сегодня солнце раньше одиннадцати не сядет, так что времени у них будет достаточно. — Он зашагал по льду, потом выбил каблуком ямку. — Пусть бурят и крепят здесь.

— Пойду включу рацию на вертолете, — решил Вопящий Филин. — Буровики и оборудование будут ждать вашего возвращения на палубе.

Он торопливо полез вверх по ледяной тропке.

— Азотное копье? — удивился Тодд. Ему в голову сразу пришли копья, с которыми ездили кавалеристы — с флажками на конце.

— Это длинная труба для закачки в скважину жидкого азота, — пояснил отец. — Парни пробурят новую скважину, сунут туда канат и зальют водой. А жидкий азот кипит при температуре минус сто девяносто шесть градусов, и воду он заморозит так, что она станет тверже камня.

Он повернулся и направился к тропинке наверх, приглашающе махнув Тодду рукой.

— Пошли. Я уже звонил маме, но ее не было дома. Позвоним еще раз после ужина — пусть узнает, что ты благополучно добрался. А потом ляжешь спать пораньше, потому что утром тебя ждет школа.

Ну почему, подумал Тодд, почему любое удовольствие вечно портят какой-нибудь ерундой?

Дозвониться до дома с борта «Королевы бури» оказалось проще простого. Радиосигнал ушел на спутник, висящий на высокой орбите, тот переслал его на другой спутник над Соединенными Штатами, а тот — на домашнюю антенну. Картинка на экране видеофона слегка расплылась и сменилась на лицо матери Тодда.

— Ты на месте, жив и здоров! — обрадовалась она, и морщинки тревоги, показавшиеся было между ее бровей, тут же разгладились.

— Само собой, мам. Путешествие мне здорово понравилось.

Убедившись, что сын цел и невредим, она тут же вспомнила и то, о чем мамули никогда не забывают.

— Не забудь переодеться в теплое — я все уложила в чемодан. И не вздумай пропускать завтраки, слышишь? Ты помнишь, что тебя с утра дожидается школа?

— Да, мама.

Эх, словно и не уезжал из дома!

Мать с отцом немного поговорили, потом все попрощались. Тодд умылся и спустился с отцом вниз обедать. После обеда он начал зевать и почувствовал, что устал гораздо больше, чем думал. Но Тодд не сомневался, что эта усталость не имеет никакого отношения к долгому путешествию или прогулкам по айсбергам — его доконало напоминание о школе.

Глава 3

Какому извергу могла прийти мысль о школе, когда на корабле столько интересного! Вымотавшись за долгий день накануне, Тодд заснул вскоре после обеда. Проснулся он, судя по будильнику, в пять часов, но когда отдернул занавеску на иллюминаторе, в каюту ворвался яркий дневной свет. В этих далеких южных широтах ночная темнота опускалась всего на пару часов. Он быстро оделся и отправился в офицерскую столовую. Там скучал одинокий кок, варивший кофе. А завтрак на корабле — это тебе не завтрак дома, когда приходится есть то, что перед тобой ставят. Иногда одни кукурузные хлопья, а иногда и вовсе ничего. Кок спросил, чего хочет он. После горячих блинчиков, сосисок, молока, тостов с мармеладом и горячего какао Тодд стал готов к любым испытаниям.

Кроме школы. Он вышел на палубу. Солнце затянуло дымкой, дул холодный ветер, но лыжная куртка неплохо грела. Тодд проводил взглядом самолет ВВП, улетавший куда-то по своим делам, потом посмотрел, как окатывают из шлангов палубы. Несколько моряков на фордеке сплетали толстые канаты и с удовольствием поболтали с Тоддом. Им хотелось знать, какая сейчас жизнь дома в Штатах и действительно ли новые телепрограммы настолько дрянны, как повествуют слухи. Обычный треп. И не успел Тодд всласть побездельничать, как стукнуло девять часов.

Пора в школу. Мать отпустила его к отцу только после того, как он пообещал ей продолжить занятия в школе. Ежедневно, как всегда. И чтобы отметки были хорошими. Ходить в школу на корабле ничуть не труднее, чем дома, заявил он матери, и в конце концов уговорил.

Эх, как жестоко он заблуждался! Сходить в школу ничуть не легче, чем отправиться выдирать зуб. Может, и полегчает потом, когда он освоится на корабле, но как тяжело заставлять себя сейчас, на второй день. Но раз обещал, значит, обещал. Волоча ноги и стараясь брести как можно медленнее, он отправился в свою каюту. Там его уже дожидалась парта, точная копия домашней. Она даже была подключена через спутниковую связь к тому самому компьютеру, который учил его дома — в нем хранились достижения и оценки Тодда. Ничего не изменилось, разве что теперь он станет разговаривать с учителями по видеофону, а не раз в неделю живьем.

На полочке под телеэкраном уже стояли учебники, на парте лежала раскрытая рабочая тетрадь. Кто-то даже заточил карандаши. Отлынивать дальше не было никакой возможности. Глубоко вздохнув, он плюхнулся на знакомое сиденье и ткнул кнопку «начало».

Экран тут же засветился, показав учителя. Когда Тодд был совсем маленький, он верил, что разговаривает с настоящим учителем, и даже сейчас частенько не мог отделаться от этой иллюзии. Он прекрасно знал, что компьютер создает изображение учителя из маленьких фрагментов, хранящихся в его памяти, и точно так же имитирует голос. Знал он и то, что почти каждый ребенок в Соединенных Штатах в этот момент разговаривает с учителем, но каждый получает разные ответы. И все равно — почти всегда он относился к картинке на экране как к настоящей учительнице, потому что вела она себя в точности как заправская училка.

— Доброе утро… Тодд.

Говорят, именно по маленькой паузе перед именем и можно распознать, что говоришь с картинкой, а не с живым человеком. Компьютеру требуется долю секунды пошуровать в памяти и отыскать нужное имя.

— Сегодня утром ты опоздал на семь минут, поэтому занятия продлятся на семь минут дольше. — Учительница всегда вела учет времени. — Сегодня мы начнем с науки о Земле. Открой, пожалуйста, учебник на странице сто три…

Тодд упорно работал. Он не стал делать перерыв, чтобы выпить молока, и даже для ленча. Когда учительница объявила перерыв, он нажал кнопку «перемена» и тут же надавил ее снова. Длительность перемены не учитывалась — вот и еще способ определить, настоящий ли перед тобой учитель. Тот же фокус с кнопкой он проделал, когда наступило время ленча.

— Надеюсь, тебе понравился ленч, — тут же произнесла учительница.

Ха, попробуй съесть ленч за одну секунду!

Тодд упорно старался с первого раза выбрать верный ответ из списка предлагаемых. Если у него не получалось, тот же вопрос задавался снова, но уже в другой формулировке, и так до тех пор, пока он не отвечал правильно. Если угадывать правильный ответ сразу, учебный день становился короче.

К часу дня он справился. Учебники улеглись на полочку, экран смолк и погас. Тодд зевнул, потянулся и ощутил голод, но сперва решил выйти на палубу подышать свежим воздухом.

Холодный ветер превратился в ледяной, пришлось поднять воротник и сунуть руки в карманы. Толстая туча проглотила солнце, ветер срывал пену с верхушек волн. Качка вроде бы не усилилась, но Тодд знал, что «Королева бури» не только велика, но снабжена еще и стабилизаторами. Пробежавшая по телу дрожь заставила его спуститься вниз в поисках горячей еды — и одежды потеплее.

Вопящий Филин перехватил его на выходе из столовой.

— Я тебя искал, — сообщил индеец. — Не хочешь взглянуть на Мозги? — Он улыбнулся, увидев тревогу на лице Тодда. — Да не бойся, я не о настоящих мозгах говорю. Эти мозги можно потрогать, но работают они на электричестве. Иди со мной.

Они начали спускаться вниз, палуба за палубой, пока не оказались намного ниже ватерлинии. Мозги оказались большим, забитым аппаратурой помещением, из которого управляли проводкой всего каравана айсбергов сплошные шкалы, кнопки и принтеры. Но взгляд Тодда тут же приклеился к большой панели — гибриду рисунка и электронной схемы — плотно покрытой мигающими лампочками и цифрами. Создавалось впечатление, будто смотришь сверху на весь караван.

От расположенной спереди «Королевы бури» тянулись тонкие световые ниточки к первому айсбергу, протягивались вдоль него и переходили к следующему, и так до конца. Подойдя ближе, Тодд заметил и другие линии, пересекающие каждый айсберг и тянущиеся к краям, где они заканчивались светящимися кружками.

— Все как на самом деле, — пояснил Вопящий Филин, — Это схема и текущее состояние всего каравана. Зелеными линиями обозначены буксировочные канаты, а красными — электрические кабели. Кружки на концах — моторные капсулы. Взглянешь на схему, и сразу ясно, что именно случилось и в каком месте.

Тодд увидел, что сидящие в компьютерной люди наблюдают за экранами или что-то печатают, сидя за терминалами компьютера. А двое так вообще неторопливо попивали кофе, повернувшись к экранам спиной.

— По-моему, тут никто ничем не занят, — удивился Тодд. — Кто же всем управляет?

Индеец обвел рукой комнату.

— Компьютер, разумеется. Люди с такой работой хорошо справиться не в состоянии. Каждый из буксировочных канатов намотан одним концом на барабан с электромотором. Компьютер ослабляет или подтягивает их в зависимости от ситуации, поэтому канаты всегда натянуты равномерно. Он даже управляет двигателями и ведет «Королеву бури» по курсу.

— Так ты хочешь сказать, что кораблем никто не управляет? И на мостике никого нет?

— Не волнуйся. На мостике всегда есть вахтенный офицер, и у радара тоже. В аварийной ситуации они тут же возьмут управление на себя. Но в действительности они мало что способны изменить. Даже курс корабля они могут изменить всего на пару градусов в сутки, а чтобы полностью остановить караван айсбергов, потребуется две недели, даже если моторы на все это время переключить на полный реверс. Поэтому мы и положились во всем на Мозги. Наш маршрут занесен в память, и каждую его милю нас по нему ведут Мозги.

Когда они поднялись на палубу, с оглушительным ревом включилась сирена — три долгих гудка, пауза, потом снова три. По палубам заметались моряки. Вопящий Филин отвел Тодда в сторону.

— Не бойся. Три гудка означают, что тревога учебная. Перейдем сюда, сам все увидишь.

— А на какую тему тренировка?

— Человек за бортом, — ответил индеец, погасив улыбку. — Если в этих широтах кто-то свалится за борт, ему не позавидуешь. Вода тут настолько холодная, что человек через минуту теряет сознание. А через две умирает. Вот почему от спасателей требуется такая скорость, и вот почему их часто тренируют. Один из вертолетов всегда стоит наготове с пилотом на борту. А вот и он!

Поднявшаяся с палубы машина описала широкий полукруг и всего через несколько секунд уже мчалась над волнами, снижаясь на лету и держа курс на буек с флажком. С тренированной ловкостью буек подцепили спасательной сетью, а через секунду вертолет уже мчался к кораблю.

— Хорошая работа, — одобрил Вопящий Филин, взглянув на часы. — Им придется поторапливаться даже в теплых водах. Любой, кто слишком долго пробудет в воде, вскоре окажется под двухмильной тушей айсберга. Пошли, выпьем имбирного пива. Я угощаю.

Индеец пошутил, потому что автомат с напитками работал бесплатно, не требуя монеток. Тодд сразу запомнил номер палубы, чтобы потом погулять на халяву. Пока что корабль оставался для него лабиринтом трапов и коридоров, но он знал, что вскоре будет в нем легко ориентироваться.

Когда они снова поднялись на палубу, шел дождь. Длинные, гонимые ветром струи полностью скрыли головной айсберг. Океан разгулялся не на шутку, волны покрылись барашками, а качка, несмотря на стабилизаторы, заметно усилилась. Вопящий Филин втянул ноздрями ветер и нахмурился.

— Пахнет сильным штормом, — бросил он. — Скверно.

С неба неожиданно послышалось натужное завывание турбин. Оно приближалось, становясь все громче, промчалось над кораблем и замерло в отдалении.

— Это Берт на своем ВВП, — сказал индеец.

— Как он сядет в такой дождь? Я ничего не вижу!

— Он тоже. Зато радар такую ерунду, как дождь, не замечает, и самолет посадит компьютер. Он возьмет управление на себя и опустит в аккурат на палубу.

Одно дело сказать, совсем другое — поверить услышанному. Они стояли у поручней кормовой палубы, и Тодд чувствовал, как колотится его сердце. Ну как самолет сможет сесть в такой дождь, да еще с ветром? Посадочный круг на кормовой надстройке сразу показался ему таким маленьким.

Над головой снова взревели турбины, но на этот раз звук стал приближаться, становясь все громче и громче. Тодд невольно затаил дыхание, когда из низких облаков внезапно вынырнул ВВП и резко снизился, окруженный крутящейся дымкой дождя и брызг. Он спускался все медленнее и медленнее и наконец с прежней легкостью коснулся палубы. Моряки кинулись привязывать самолет, а Берт спрыгнул на палубу с чемоданчиком в руке.

— Ладно, пока! — крикнул Тодд индейцу. — Спасибо за экскурсию.

Он бросился вниз по ближайшему трапу, но, спрыгнув на палубу, увидел, что пилот входит в какую-то дверь. Тодд припустил во весь дух, но Берта не догнал. На этот раз великан обогнал самого себя.

Берт исчез в коридоре, ведущем к каюте капитана. Тодд заторопился следом. Дверь оказалась прикрытой не до конца, и когда Тодд остановился перевести дух, он услышал доносящиеся из каюты голоса.

— Похоже, дела плохи, капитан. Очень плохи.

— Вы уверены, что это самые свежие снимки?

— Да, сэр. Я стоял рядом, когда они вылезали из принтера. Снято со спутника. Я схватил их еще тепленькими и помчался к самолету.

На некоторое время наступила тишина, потом капитан заговорил вновь, Тодд никогда не слышал таких интонаций в голосе отца.

— Вы правы, Берт, дело скверно. Я тридцать лет в море, но такого огромного, кажется, еще не видел.

— Большой, и все еще растет. И движется в нашу сторону.

— Что ж, с нашим грузом мы не в силах свернуть в сторону. Поэтому нам остается лишь выдерживать курс и дожидаться удара.

Тодд начал пятиться, опасаясь, что невольно подслушал слова, не предназначенные для его ушей, но в этот момент корабль качнулся, приняв удар мощной волны. Дверь слегка прикрылась, потом с треском открылась нараспашку.

Капитан и пилот обернулись на звук и увидели стоящего в дверях Тодда.

Глава 4

— Я только… — пробормотал Тодд. Как закончить фразу, он не знал.

Но перепугался он напрасно. Головы мужчин в каюте занимало совсем другое, и на Тодда они почти не обратили внимания. Отец махнул рукой, приглашая войти, и тут же снова повернулся к фотографии на столе. О парнишке тут же позабыли.

— Как считают метеорологи — есть ли шанс, что ураган свернет в сторону? — спросил капитан.

— Нет, ни малейшего. По нам он ударит обязательно. Сейчас мы на его краю, а через час начнется самое страшное.

— Нужно оповестить экипаж, — сказал капитан, швыряя фотографию на стол. Он подошел к микрофону на стене и перебросил тумблер. Когда он заговорил, его голос услышали во всех отсеках корабля.

— Говорит капитан. Сообщаю, что менее чем через час на нас обрушится мощный ураган. Сейчас мы на его краю. Закрепить все оборудование, натянуть штормовые леера.

Капитан продолжал говорить, отдавая подробные указания по подготовке корабля.

Тодд подошел к столу. Берт ткнул пальцем в фотографию. Это был снимок Земли из космоса, сделанный спутником и переданный по радио. Тодд увидел кончик Южной Америки, а когда Берт подсказал, куда смотреть, разглядел даже крошечные точки каравана айсбергов. А прямо перед ним — вращающуюся воронку урагана.

Отдав распоряжения, капитан обвел взглядом каюту и словно только сейчас заметил сына. Он взглянул на часы.

— Разве тебе не следует сейчас быть в школе?

Может, именно поэтому он такой хороший капитан, управляющий атомным буксиром и целым караваном айсбергов, подумал Тодд. Он помнит все, каждую деталь. Даже о школьных занятиях сына. Тодд улыбнулся.

— Уже все сделал, папа. Работал без перемен и одолел всю дневную программу.

— Хорошо. Тогда я смогу показать тебе еще что-нибудь на корабле. Спустись вниз и оденься как следует. Свитер, штормовку, сапоги. Потом зайдешь ко мне на мостик. На палубы не выходи.

Переодевание заняло немного времени. Но как Тодд ни торопился, ураган оказался быстрее. Теперь корабль ощутимо качало, и, взбираясь по трапам, приходилось держаться за перила. Многие двери задраили, разделяя корабль на водонепроницаемые секции, и по дороге Тодду приходилось поворачивать большущие ручки и потом снова запирать за собой дверь.

И лишь добравшись до мостика, он понял, какой страшный ураган на них надвигается.

Небо стало темным, почти до ночной черноты, и лица офицеров и вахтенных освещали лишь подсвеченные шкалы приборов. Окна заливал дождь плотный, словно струя из пожарного шланга. В большие окна мостика не было видно ни зги, но в них имелись встроенные маленькие круглые окошки, оставшиеся прозрачными. Тодд разглядел над каждым круглым окошком электрический моторчик, быстро вращавший стекло. Вращение размазывало воду тонкой пленкой, делая стекло прозрачным. Он подошел к ближайшему, выглянул наружу и тут же пожалел об этом.

Он смотрел вперед — прямо в центр урагана. Из мрака навстречу кораблю взметались волны размером с гору. Казалось, они вот-вот переломятся, настолько ветер терзал их верхушки, превращая их в огромные пенные шапки и тут же срывая пену длинными лентами. Впереди выросла волна, выше всех прежних. Тодду показалось, будто корабль движется прямо внутрь черной горы. Огромная «Королева бури» рядом с ней казалась игрушечным корабликом. Гребень волны начал опускаться, как бы намереваясь накрыть корабль целиком.

И тут нос «Королевы бури» начал взбираться вверх по склону. Палуба круто накренилась, Тодд вцепился в поручень обеими руками и повис на нем. Корабль взбирался все выше и выше, пока его острый нос не прорезал гребень волны. Перевалив через вершину, корабль заскользил по противоположному склону, словно санки по черному снегу. Тодд смотрел, не в силах отвести глаз. Его сердце едва не остановилось, когда корабль достиг дна ложбины между волнами — ему показалось, что он так и будет опускаться до самого дна.

Нос целиком погрузился под воду. Зеленая вода покрыла фордек. Все, конец.

И тут корабль содрогнулся и снова начал подниматься. Потоки воды заструились по палубам и хлынули обратно в океан. Тодд ослабил хватку пальцев, сжимающих перила — он держался так крепко, что пальцы даже заболели.

Робко оглядевшись, он увидел, что кроме него никто вроде и не встревожен. Моряки переговаривались и занимались своими делами. Некоторые даже повернулись спиной к океану, как будто он их нисколько не волновал. Тут Тодд заметил, что отец смотрит на него с улыбкой. Он попытался улыбнуться в ответ, но улыбка вышла кривой.

— «Королева бури» — крепкая посудина, — сказал капитан. — Ее строили для суровых морей вроде этого. Она выдержит.

Он не сказал «не волнуйся», но Тодд знал, о чем думает отец. Парень расправил плечи, и на этот раз улыбка получилась.

— Раз ты так говоришь, отец, то я и не волнуюсь. Но признайся, что море выглядит скверно.

— Оно выглядит очень скверно, — подтвердил капитан. — Но как только начнешь понимать, что кораблю буря нипочем, оно начинает выглядеть вовсе не таким уж и страшным.

Кто-то задал капитану вопрос, он отвернулся. Возникли проблемы с креплением самолета ВВП. Вертолеты успели закатить в ангары, но ВВП был для этого слишком велик, и ему предстояло остаться на палубе крепко принайтованным. Несколько канатов ослабело от ударов волн. Тодд слушал, как отец отдает короткие команды. Сейчас он был только рад, что не служит моряком на этом судне: не очень-то приятно выходить на мокрую палубу привязывать самолет. Времени на это потребовалось немного, но, как и все остальные, Тодд тоже волновался, пока с палубы благополучно не вернулся последний моряк.

Они уже далеко продвинулись от края урагана к центру, и теперь стало в определенном смысле легче. С краю всегда сильная болтанка, потому что волны там очень разные и большие треплют корабль вперемежку с маленькими. Ближе к центру волны идут ровными рядами, как солдаты на параде, и через некоторое время привыкаешь к равномерным подъемам и спускам корабля. Тодд почти не держался за поручень, а просто покачивался вперед-назад, подлаживаясь под движения палубы под ногами. Через некоторое время он стал делать это, даже не задумываясь.

Поднявшийся на мостик Вопящий Филин взглянул на Тодда.

— Из тебя выйдет хороший моряк, — заметил он. — Ты уже понял, что такое «морские ноги».

Тодд не успел ему ответить, потому что индеец торопливо подошел к капитану с докладом. Все это время он провел в компьютерной, наблюдая за тем, как переносит шторм караван айсбергов.

— Проблем нет, капитан, совсем никаких, — доложил он. — Компьютер справляется с любой болтанкой. Как бы айсберги ни поднимались или ни опускались, канаты остаются равномерно натянутыми.

Капитан обдумал его слова и медленно кивнул. Потом обвел взглядом мостик и посмотрел через окно на корабль. Ему предстояло принять трудное решение. Во время такого урагана капитану полагается находиться на мостике, потому что он отвечает за корабль. Но он в той же мере отвечал и за караван айсбергов. Наконец он принял решение.

— Лейтенант Стейн! Я спускаюсь в компьютерную. При любом изменении обстановки докладывайте мне немедленно. Обеспечьте передачу в компьютерную всех адресованных мне докладов и вызовов. Всех, вы меня поняли? Я хочу знать о любом происшествии, как только оно случится.

— Есть, сэр.

Лейтенант занял капитанское место. Капитан Уэллс начал спускаться вниз, потом махнул Тодду.

— Иди с нами. Ты уже видел, как корабль справляется с ураганом. Теперь пойдем взглянем, как поживают наши айсберги.

Находясь в компьютерной, было трудно догадаться, что снаружи свирепствует ураган. Помещение находилось настолько глубоко, что качка тут едва ощущалась. Ярко светили лампы, мягко гудел кондиционер. Тодду пришлось расстегнуть штормовку — его тяжелая одежда казалась здесь совершенно не к месту.

— Взгляни сюда, — сказал Вопящий Филин, указывая на подсвеченную схему, изображающую корабль и айсберги. — На тот индикатор. Видишь, как меняются цифры? Это число показывает, что передняя часть айсберга поднялась на волне. Вот, перестало меняться. А теперь уменьшается: это айсберг поднялся и опустился как минимум на восемьдесят футов. — Он постучал по другой подсвеченной цифре. — А натяжение буксировочного каната абсолютно не изменилось. Для компьютера такая задача — семечки.

Капитан задал операторам несколько технических вопросов, те ответили. Они зачитывали цифры с компьютерной распечатки и показывали на схему. Капитан кивнул. Ничего из сказанного Тодд не понял. Побродив немного, он подошел взглянуть на электрическую пишущую машинку, служившую терминалом компьютера [*]. Она неожиданно затрещала и напечатала строчку цифр. Едва Тодд наклонился, чтобы их прочитать, внезапно ожил расположенный рядом динамик. Парень подпрыгнул, когда механический голос рявкнул ему в ухо:

[* Автор явно поленился позвонить в ближайший вычислительный центр, когда это писал. Пишущие машинки, применявшиеся в качестве терминала на «больших» компьютерах типа IBM-360, выбросили на свалку еще в конце 70-х годов, заменив их дисплеями. А американские школьники, выросшие за домашними «персоналками», наверняка хохотали, читая в 1987 году эти строки (примеч. пер.).]

«Аварийная ситуация. Позиция три-один-девять-шесть. Аварийная ситуация. Неполадки с канатом».

То был голос компьютера. Одновременно на схеме вспыхнул и замигал красный огонек. Люди за пультами мгновенно откликнулись, что-то подрегулировали, запросили дополнительные данные. Они работали быстро и дело свое знали.

Капитан и Вопящий Филин стояли у схемы, глядя на мигающий огонек. Тодд подошел к ним, но остался сзади, чтобы не путаться под ногами. Он смог лишь разглядеть, что красный огонек мигал на заднем конце предпоследнего в цепочке айсберга.

— Мы не в силах восстановить натяжение, — произнес индеец, в сердцах ударяя кулаком по ладони. — Только отчасти — сейчас оно составляет лишь процентов десять от нормы.

— А второй канат удержит айсберг? — спросил капитан.

— Пока справляется — его запас прочности позволяет. Но если не восстановить натяжение, последний айсберг поведет вбок. И если он отклонится слишком далеко, моторные капсулы станут бесполезны.

— И тогда натяжение на единственном оставшемся канате станет слишком большим?

— Верно, сэр, — подтвердил Вопящий Филин внезапно охрипшим голосом. И когда это случится, канат лопнет, а мы потеряем айсберг.

— В чем причина аварии?

— Это можно установить, лишь осмотрев на месте…

— Нет. Не сейчас. — Капитан взглянул на часы. — При таком ветре вертолет не долетит. Но мы вскоре окажемся в «глазу» урагана. Волны останутся высокими, но ветер стихнет. Тогда вы и сможете вылететь.

Капитан еще заканчивал фразу, а индеец был уже на полпути к двери.

— Подготовлю бригаду к вылету, — бросил он на ходу через плечо.

Около минуты капитан рассматривал схему, потом повернулся и отправился на мостик. Казалось, он совершенно позабыл про сына. Тодд не пошел следом, он не хотел мешать отцу. Он постоял возле схемы, но кроме мигающего огонька смотреть было больше не на что, к тому же он в своей теплой одежде начал потеть. Сходить, что ли, на мостик? Нет, зевакам там сейчас делать нечего.

А почему бы не прогуляться на посадочную палубу? Там хоть будет на что посмотреть, когда отправится вертолет.

Принять решение оказалось легче, чем выполнить. Он не мог отправиться туда кратчайшим путем по палубам, потому что отец запретил на них выходить. Поэтому пришлось пробираться по коридорам, и это оказалось не так-то просто. Коридора, ведущего вдоль всего корабля на корму, не оказалось. Тодд поднимался и спускался по трапам, неоднократно теряясь и попадая в совершение незнакомые отсеки корабля. Когда он во второй раз заявился в один и тот же камбуз, кто-то из коков решил ему помочь и проводил до двери в ангар вертолетов. Тодд распахнул дверь и вошел в ангар.

Как раз в этот момент большие двойные задние двери ангара начали открываться. Тодду показалось, будто он находится в темноте театрального зала в тот момент, когда поднимается занавес. Темноту ангара разгоняли лишь слабые лампочки, прикрытые металлическими сетками, и, когда двери открылись, внутрь хлынул яркий солнечный свет, такой сильный, что Тодд даже заморгал. Посмотрев наружу, он не поверил собственным глазам.

Море все еще волновалось, но гораздо слабее прежнего. Волны шли со всех сторон, словно не зная, куда им направиться. Тодд подошел ближе к двери и изумленно остановился. Ветер полностью стих.

Но больше всего его поразил вид неба. Если не считать единственного облачка, оно стало совершенно ясным. Сияло солнце. На такое небо было приятно взглянуть, но его заполнял какой-то желтоватый рассеянный свет. Корабль окружала вздымающаяся высоко в небо стена черных туч. Ураган никуда не делся, дав им лишь небольшую передышку, наполненную пугающим спокойствием.

Они находились в «глазу» урагана, а сам он кружился вокруг гигантской каруселью. У любого водоворота или смерча в центре есть отверстие, где ничто не движется.

— Выкатывайте вертолет наружу! — крикнул кто-то. Тодд выскочил на палубу, уступая дорогу.

Глава 5

Несмотря на безветрие, палуба продолжала резко подниматься и опускаться под ударами бьющих в корму волн. Тяжелая туша вертолета каждую секунду стремилась вырваться на свободу, и, чтобы удержать ее, на подмогу звали все новых и новых моряков. Каждый канат держали четверо, остальные цеплялись за посадочные опоры и даже за края открытой двери, где стоял Вопящий Филин, выкрикивая распоряжения. Медленно, но уверенно вертолет перемещался на взлетную площадку.

Не дожидаясь конца этой операции, аварийная команда во главе с Бертом полезла в вертолет. Пилот не мог запустить двигатель, пока машину со всех сторон окружали люди, но он сидел в кабине, готовый рвануть машину в небо при первой же возможности.

— Эй! — крикнул кто-то. Тодд увидел стоящего в дверях вертолета человека. — Этот баллон с кислородом наполовину пуст. Мне нужен полный.

Один из моряков принял у него баллон, держась другой рукой за канат. Человек в вертолете махнул рукой, указывая куда-то вперед. Тодд обернулся и увидел внутри ангара возле дверей стеллаж с баллонами.

— Эти полные! — крикнул моряк. Выпустив канат, он направился было к баллонам, но тут вертолет снова заскользил по палубе после удара волны. Моряк вцепился в канат и стал тянуть вместе с остальными.

До Тодда дошло, что он один болтается без дела. Что ж, он тоже в силах помочь. Расстегнув зажим, удерживающий баллон, он вынул его из стеллажа. Баллон оказался не очень тяжелым. Тодд прижал его к груди обеими руками и мелкими шажками побежал к вертолету.

Когда он добрался до дверей, там никого не оказалось.

Что делать? Им нужен кислород, но все настолько заняты, что некому принять баллон. Моряки, что-то выкрикивая, уже отбегали от вертолета. Двигатель чихнул и заработал, медленно проворачивая огромные лопасти. Тодд сунул баллон в открытую дверь и встал рядом, придерживая его руками. Потом крикнул, но за ревом двигателя не расслышал даже самого себя.

Нельзя допустить, чтобы баллон выпал из двери. Тодд поднялся по металлической лесенке, толкая баллон перед собой. Он его только передаст кому-нибудь и тут же выйдет.

Затем все произошло одновременно. Послышались испуганные крики корабль накренился, и вертолет заскользил по палубе. Берт врубил двигатель на полную мощность, лопасти вцепились в воздух. Увидев, что вертолет поднимается, моряки бросились ничком на палубу.

А Тодд покатился в хвост кабины, все еще прижимая к груди баллон с кислородом. Сильный удар вышиб из легких воздух, и он смог лишь лежать, разевая рот в попытке вдохнуть.

Но баллон он все равно держал мертвой хваткой. Дверь захлопнулась, вертолет развернулся и лег на курс.

Миновала долгая минута, прежде чем дыхание восстановилось, и Тодд поднялся на ноги. И первое, что он увидел, оказалось лицо Вопящего Филина с удивленно раскрытым ртом и широко раскрытыми глазами.

— Тодд! — крикнул индеец. — Тебя сюда не приглашали.

Парень передал ему баллон.

— Кому-то нужно было его принести. Кроме меня оказалось некому.

Индеец молча принял баллон, обернулся, передал его одному из моряков и тут же направился к кабине. Через минуту он вернулся с выражением сильной тревоги на лице.

— Я поговорил по радио с твоим отцом, — сказал он, — и рассказал о случившемся. У нас для работы остаются считанные минуты, пока мы не вышли из «глаза» урагана, и возвращаться из-за тебя времени нет. Капитан хочет, чтобы ты оставался в вертолете. Это приказ.

Тодд кивнул — он хорошо представлял чувства отца, когда тот узнал, что сын в вертолете, а ураган вот-вот обрушится на них снова. Но отозвать вертолет капитан тоже не мог — караван важнее всего.

Вертолет не стал набирать высоту и помчался над самой водой, вступив в гонку со временем. Остался позади первый айсберг, затем второй. Впереди еще два до цели. Белизна ледяных стен сменилась голубизной воды. Снова лед — и вот он, нужный.

Вопящий Филин сидел рядом с пилотом, остальные трое поглядывали в маленькие окошки. Тодд прошел вперед и ухватился за край открытой двери пилотской кабины. Перед ним открылся прекрасный вид через лобовое стекло.

Шторм подошел вплотную и уже раскачивал последний айсберг в связке.

— Неполадка вон в том канатном якоре, — сказал Вопящий Филин, указывая пальцем, — Но там негде сесть.

— Это для тебя там негде сесть — а я иду на посадку. Времени осталось в обрез, — Берт обернулся к людям в вертолете. — Сядьте и пристегнитесь, только скорее. Посадка может оказаться не очень мягкой!

Зашуршали ремни, щелкнули крепления. Вертолет камнем полетел вниз, словно взбесившийся лифт. Тодд ухватился за переборку и затаил дыхание. Вертолет развернулся, завис на секунду в воздухе и резко опустился вновь всего на пару футов, вздрогнув от удара о лед.

Но не остановился! Мотор смолк, но они продолжали двигаться, все быстрее и быстрее скользя боком, пока вертолет не остановился, содрогнувшись всем корпусом.

— Эй, там! — крикнул Вопящий Филин. — Принесите аптечку!

Пока аптечку отстегивали от стенки, вертолет снова дернулся, скользнул и замер. Из кабины показался индеец, волоча потерявшего сознание пилота с залитым кровью лицом.

— Покинуть борт! — рявкнул индеец. — Мы застряли на склоне и соскальзываем в океан. Выбросить инструменты, оборудование, аварийные наборы, все. Шевелись!

Все принялись за дело, выбрасывая груз через распахнутую дверь, потом спрыгнули сами. Тодд приземлился в сугроб и только тогда вспомнил о приказе отца оставаться в вертолете. Ладно, подумал он, уж этот приказ он наверняка разрешил бы ему не выполнять.

Вопящий Филин передал пилота стоявшим наготове морякам и спрыгнул сам. И вовремя. Усилившийся ветер ударил в вертолет, тронув его с места. Машина заскользила. Потрясенные, они молча наблюдали, как она все быстрее и быстрее съезжает по заснеженному склону в океан. На краю она зацепилась и на мгновение зависла.

Затем большие лопасти взметнулись в воздух, словно руки, умоляющие о помощи. Вертолет перевалил через край и с громким всплеском рухнул в океан.

В ту же секунду на них снова обрушился ураган. Порывы ветра пытались свалить людей на лед, крупные капли дождя пулями жалили лица. Вопящий Филин тащил пилота в укрытие под ледовым выступом, велев остальным собрать снаряжение и следовать за ним. Тодд приметил неподалеку ящик с аптечкой, схватил его за ручку и торопливо побежал к раненому.

— Ерунда, просто царапина, — успокоил его индеец, накладывая пластырь на ушиб. — Но когда нас ударило во второй раз, Берт потерял сознание.

Моряки затащили в укрытие контейнеры и инструменты, свалив их в кучу. Берт пришел в себя и открыл глаза. Посмотрев на товарищей, он коснулся повязки на голове.

— Вы записали номер грузовика, который нас стукнул? — спросил он охрипшим голосом и попытался сесть.

— Полежи немного, — посоветовал Вопящий Филин.

— Я в порядке, — возразил Берт, стряхивая с одежды налипший снег. Его рост позволял даже сидя взглянуть поверх голов остальных, и, сделав это, он замер.

— Так вот в чем причина, — произнес он, указывая рукой вперед. Все обернулись и посмотрели.

Неподалеку располагался канатный якорь. Большой электромотор и разъем для кабеля прочно держались за лед. Все было в порядке, крепление не ослабело. Но там, где между людьми и кабелем должна была находиться сплошная ледяная плоскость, сейчас змеилась глубокая трещина не менее шести футов шириной, заполненная темной бурлящей водой.

— Треснул, гад, — спокойно прокомментировал Берт. — Ураган раскачал айсберг, и теперь целый угол отваливается.

— Что же нам делать? — спросил один из моряков.

Ответил ему сам айсберг.

Послышался громкий стон, сменившийся оглушительным треском. Лед под их ногами затрясся. Им осталось лишь стоя наблюдать, как трещина на глазах расширяется, стремительно заполняясь водой. Затем лед на противоположной стороне трещины начал подниматься — отколовшийся кусок стал переворачиваться. Взметнувшись вверх футов на двадцать или тридцать, он рухнул в океан с грохотом, напоминающим пушечный выстрел. Рванувшаяся вверх волна окатила айсберг, едва не добравшись до людей. Потом зияющий темный провал начал быстро расширяться — отколовшийся кусок уносило прочь.

— Я скажу, что нам следует сделать, — сказал индеец, отвечая на вопрос, заданный пару минут назад. — Сейчас мы соберем барахло и отправимся на прогулку. Нужно добраться до второго каната и перерезать его. Его обязательно надо перерезать, пока он не сбил цепочку — иначе мы потеряем весь караван. Хватайте каждый что может, и пошли.

Тодд все держал в руках аптечку. Он так и понес ее, прихватив еще и моток веревки. Они пошли цепочкой по тропке, пересекающей заднюю оконечность айсберга, склонив головы из-за дождя и ветра. Тодд почувствовал, что промок насквозь, несмотря на непромокаемую одежду, и, если бы не согревался ходьбой, наверняка успел бы промерзнуть до костей.

— Половину пути одолели, — сообщил Вопящий Филин. — Вот электрический кабель, переходящий на последний айсберг. Стойте… мне это совсем не нравится.

Электрический кабель толщиной с мужскую ногу покрывала оболочка из серого пластика. Обычно кабель проходил вдоль всего айсберга, свешивался через край и глубоко погружался в воду. Но не сейчас. Теперь он целиком выступал из воды, зацепившись за ледяной выступ над их головами. И более походил не на кабель, а на толстый серый стержень. Когда буксировочный канат оборвался, последний айсберг начал отходить все дальше и дальше назад. Теперь его удерживал лишь второй канат, а кабель натянулся, приняв на себя часть нагрузки — и продолжал натягиваться. Под его оболочкой тоже проходил стальной канат, поддерживающий изолированные провода, но его прочность не рассчитывалась на буксировку целого айсберга.

— Бежим! Скорее прочь отсюда! — взревел индеец. — Кабель может лопнуть в любой момент!

Они побежали — так быстро, как только можно бежать по скользкому льду. Люди промчались под кабелем и бросились дальше.

И тут кабель с громким треском лопнул. Оторвавшийся конец хлестнул назад и поднялся высоко над их головами, разбрызгивая яркие искры.

А затем стал падать прямо на них.

Глава 6

Электрический кабель падал на них с неотвратимостью молнии. И столь же смертоносный, как молния. Метровые искры, вылетающие из обрубка в темный сырой воздух, казались живыми.

То была огромная серая змея, наносящая смертельный удар огненными клыками.

Она упала среди них.

И искры погасли — столь же внезапно, как и возникли. Кабель мертвой веревкой улегся на снег. Вопящий Филин встал, медленно подошел и внимательно осмотрел конец. Потом пнул его ногой и отвернулся.

— Отключили электричество. Едва компьютер узнал, что кабель оборван, он отдал команду обесточить моторы. Умная штука. Подберите барахло и пошли дальше.

Шаг за шагом они с трудом брели по тропе под натиском ветра и дождя, оскальзываясь на пересекающих путь ручейках дождевой воды. И в конце концов дошли.

— Свалите снаряжение здесь, — распорядился Вопящий Филин. — Я пойду взгляну на канат.

Тодд брел, словно в полусне, и, когда он понял, что тропа кончилась, ему пришлось поморгать, стряхивая сонливость. Со счастливым вздохом он бросил аптечку и веревку в общую кучу. Когда он их брал, они казались такими легкими, а теперь ему чудилось, словно каждый из предметов весил тонну. Моряки отправились следом за Вопящим Филином к канату. Тодд побрел было за ними, но тут его остановила протянувшаяся откуда-то крепкая рука.

— Ты свою работу уже сделал с лихвой, — произнес Берт. — Так что посиди лучше здесь, подальше от неприятностей. Нас с тобой на этот матч не приглашали, вот и давай посмотрим его из-за боковой линии.

Они увидели, что Вопящий Филин и остальные собрались возле барабана с канатом. Сам канат сейчас напоминал электрический кабель — вытянутый в струну, словно металлический стержень, он уходил другим концом в воду.

— Что они делают? — спросил Тодд.

— Прикидывают, как его отрезать. Я вижу, весь канат уже размотался с барабана, но конец еще прочно на нем держится. Возможно, они смогут его отвязать. Нет, они выбрали самый быстрый и легкий способ.

Послышался негромкий хлопок, из какой-то трубки вырвалось узкое голубовато-желтое пламя.

— Это кислородно-ацетиленовая горелка, — пояснил Берт. — Режет сталь, как масло. Кстати, она работает от твоего баллона с кислородом. Я знаю, что ты пробрался в вертолет не нарочно, но рад, что так получилось.

Пилот произнес это серьезно, без улыбки, и Тодд почувствовал, как несмотря на ветер у него краснеют уши. Прикрыв их поднятым воротником, он стал смотреть дальше.

— Резаком работает Вопящий Филин, — заметил Берт. — Остальных он отослал в сторону, подальше от опасности.

— Опасности?

— Конечно. Ты же видел, как подпрыгнул кабель, оборвавшись. А этот канат во много раз толще и сейчас тянет в одиночку всю массу айсберга моторы-то не работают. Если он сейчас лопнет, то запросто перережет человека пополам.

Берт тут же пожалел о сказанном и поспешил успокоить парня:

— Не волнуйся, мы вовремя успели. Видишь, он режет возле самого барабана, поэтому и подпрыгивать будет нечему. И стоит далеко в стороне. Следи, что случится, когда канат перережут.

Едва Берт смолк, канат с громким треском лопнул. Он рванулся с такой скоростью, что проследить за ним оказалось невозможно, и все услышали лишь громкое шипение, когда он скользнул по льду, исчезая в океане. Освободившись от нагрузки, тяжелый мотор вместе с барабаном рывком сдвинулись назад почти на ярд.

Дело было сделано. Лишившись обоих канатов и кабеля, они потеряли и последний айсберг, зато сохранили остальные. Если ураган не причинит нового ущерба, то худшее уже позади.

— Отец! — воскликнул Тодд, внезапно вспомнив о недавних событиях. — Он так ничего и не знает о том, что случилось со мной или с нами.

— Ты прав, — согласился Берт. — Мы держали связь через радио на вертолете, так что сообщить что-то на корабль сейчас трудновато. Они знают только, что мы сели — и все.

Глубоко задумавшись, он направился к остальным. Тодд пошел следом за ним. Берт постоял, молча разглядывая мотор, потом постучал по запечатанной металлической коробке на его корпусе.

— Послушай, Вопящий Филин, — сказал он, — у меня вопрос. В этой штуке есть телефон?

Индеец печально покачал головой.

— Зачем он нам здесь? Мы всегда держали связь по радио.

— Тогда что в этой коробке?

— Управление мотором и датчики компьютера.

— Они в исправности?

— Конечно. То, что я перерезал канат, на них никак не повлияло.

— Вот и чудесно, — обрадовался Берт. — Открой коробку. Там внутри провода, ведущие прямо к умнейшему компьютеру в мире. И мы станем последними болванами, если не придумаем способ с ним поболтать.

Индеец щелкнул замком и поднял крышку. Дождь уже прекратился, но ветер еще не ослабел. Берт заглянул в коробку.

— Отыщи-ка мне провод под напряжением, — попросил он. — Годится любой.

Вопящий Филин принялся сосредоточенно изучать прикрепленную изнутри к крышке схему, воля по линиям пальцем. Наконец он удовлетворенно хмыкнул и ткнул в один из проводов.

— Этот.

— Отлично, — бросил Берт, вырывая конец провода.

— Эй, ты что делаешь! — крикнул индеец, протягивая руку, чтобы его остановить.

— Успокойся, — сказал пилот. — Потом починим. А сейчас я попробую с его помощью связаться с кораблем.

Он приблизил оголенный конец провода к металлическому корпусу. Проскочила искра.

— Чудненько, — обрадовался Берт и принялся повторять нехитрую операцию. — Это код, — пояснил он. — Короткая искра означает точку, длинная — тире. Сомневаюсь, что компьютер его поймет, но многим людям на корабле он знаком. Компьютер запишет все, что я сейчас передаю, а когда они разберутся в ситуации, придумают и способ ответить.

— А что ты передаешь? — спросил Тодд.

— Все три кабеля обрезаны. Бригада в порядке. Вертолет накрылся. Ответьте.

Он повторил сообщение раз десять, потом остановился.

— Теперь им будет над чем поломать головы, — сказал он. — Если не ответят, через пару минут попробую снова.

Не успел он договорить, как в коробке вспыхнула красная лампочка и начала быстро мигать, передавая код.

— Очень быстро передает, — заметил Берт. — Должно быть, кто-то из радистов. — Но скорость передачи Берта не смутила. — Они передают вот что: «Спасибо за хорошую работу. Шторм скоро кончится. Укройтесь и ждите вертолет. Капитан».

Берт передал короткое подтверждение и захлопнул коробку.

— Тут найдется где укрыться от дождя? — спросил он.

— Там, — показал Вопящий Филин. — Под выступом, где мы оставили инструменты. С их помощью можно заодно и углубить выступ. Вырубим себе пещерку и устроимся уютнее, чем младенец в одеялке.

Тодд засомневался, что их ждет такой комфорт — он давно уже дрожал, потому что его больше не согревала ходьба, и он с радостью отправился с остальными дожидаться своей очереди помахать ломиком. Чтобы вырубить пещерку в твердом льду, много времени не потребовалось. Они заползли внутрь, прижались друг к другу, чтобы стало теплее, и принялись наблюдать за дождем. Ослабел он немного или нет? Увы, показалось.

Медленно тянулось время. Вопящий Филин принялся рассказывать об индейских резервациях и сдобрил рассказ байкой о том, как он однажды вышел на трону войны и разгромил целую дивизию кавалерии США, вооружившись огромным луком со стрелами. Все знали, что он попросту заливает, но история пришлась им по вкусу. Потом языком начал чесать Берт и рассказал о том, как он служил в мексиканских ВВС и сражался во время революции. По части брехни он переплюнул даже Вопящего Филина и подал дурной пример остальным — те тоже принялись рассказывать всевозможные байки. Тодд не дослушал их до конца, потому что уснул.

Его разбудила большая рука пилота.

— Тут спать запрещается, — сказал Берт с улыбкой и в то же время серьезно. — Люди, засыпающие на льду, порой не просыпаются никогда. Вставай, пора размяться и согреться.

Дождь кончался — время от времени они замечали просветы в тучах. Караван почти вышел из урагана. Волны вроде бы не стали ниже, но ветер заметно ослабел. Качка на айсберге ощущалась заметно меньше, чем на корабле — он словно и не реагировал на удары волн.

— Что это? — спросил Берт. — Ну-ка тихо! Слушайте.

Вскоре звук услышали все — отдаленное стрекотание, быстро превратившееся в рев. Вертолет обогнул дальний конец айсберга и промчался над их головами. Люди радостно закричали. Машина свернула к океану, ненадолго зависла над волной и плавно двинулась обратно. Отыскав ровную площадку, вертолет опустился на лед. Все бросились к нему.

Пилот, не заглушая двигателя, помахал им из кабины. Они принялись кричать н махать н ответ, потом нырнули под лопасти и распахнули дверь. Первым счастливые моряки подсадили Тодда, потом залезли сами, смеясь от радости, и закрыли за собой дверь.

— Поднимайся повыше, и вперед! — крикнул кто-то, когда они взлетели.

Они быстро пронеслись над водой вдоль цепочки айсбергов, оказались над посадочным кругом корабля, снизились и сели. Остановились лопасти, распахнулась дверь.

Тодд выскочил на палубу, и первым, кого он увидел, оказался идущий навстречу отец. Капитан не улыбался.

— Извините, сэр, — пробормотал Тодд, пытаясь унять дрожь в коленках. Я не лез в вертолет зайцем, у меня и в мыслях не было. Я просто положил в него баллон с кислородом, потому что все вокруг были заняты. А потом он взлетел раньше, чем я успел вылезти.

Капитан резко кивнул. Но не улыбнулся. Тодд заговорил быстрее:

— Хорошего места для посадки не нашлось, и Берт приземлился на склон, при этом ударился головой. Потом вертолет начал соскальзывать прямо в океан, и мы все выпрыгнули, схватив оборудование. А вертолет упал в воду.

Лицо капитана окаменело. Тодд продолжал.

— Я вообще-то не собирался этого делать — то есть выбираться из вертолета. Ты ведь мне запретил. Но… думаю, ты не станешь меня ругать за то, что я нарушил этот приказ?

Тут капитан улыбнулся — почти засмеялся — и обнял Тодда за плечи.

— Ты прав, сынок. В тот момент этот приказ следовало нарушить. А теперь иди в каюту и переоденься в теплое. Подожди-ка!

Тодд остановился и взглянул на отца.

— Мать говорила, что позвонит нам сегодня после обеда. Можешь рассказать ей обо всех своих приключениях.

Глава 7

Тодд зевнул, потянулся и задумался: открывать ли глаза? Не хотелось. Он вспомнил, как завалился вчера спать сразу после обеда. На этом воспоминания кончались. Руки и ноги ныли после вчерашнего лазанья по ледяным скалам, и вылезать из постели совершенно не хотелось. Но школа начинается в девять. Зевнув еще раз, он с трудом приоткрыл глаз и взглянул на часы.

Половина десятого? Одеяло тут же полетело в одну сторону, а Тодд в другую. Проспал! Впервые с того дня, когда прилетел на корабль. Все еще полусонный, он стоял, соображая, что делать дальше, и тут заметил записку, приклеенную липкой лентой перед экраном на парте. Протерев глаза, он наклонился и прочитал:

«У тебя сегодня выходной. Со школой я договорился. Встречаемся в десять на посадочной площадке вертолетов.

Отец».

Горячий душ быстро смыл усталость. Очень плотный завтрак заполнил пустоту в желудке, которую он неожиданно обнаружил, откусив первый кусочек поджаренного хлеба. Нет ничего лучше для возбуждения аппетита, чем полазить по айсберг во время урагана.

Ровно в десять он уже стоял на посадочной площадке, дожевывая последний кусок.

Там царила загадочная активность. Он увидал отца и Берта с чистой белой повязкой на лбу. Тодд узнал и Стива Шоу, с которым познакомился в столовой — третьего радиста корабля. Ураган давно успел умчаться прочь, стоял ясный теплый день, но Шоу облачился в теплую зимнюю одежду, альпинистские ботинки, а в руке держал ледоруб. Рядом с ним высилась куча ящиков и разного снаряжения. Тодд распознал свернутую горную палатку, рацию, баллоны с жидким пропаном для газовой печки, саму печку и многое другое. Это его очень заинтриговало. Рядом стоял интендант с блокнотом, отмечая в списке все новые и новые предметы, подносимые моряками. Заметив Тодда, капитан подозвал его к себе.

— Как себя чувствуешь, сынок?

— Когда проснулся, тело так и болело — но сейчас все прошло. Спасибо за маленькие каникулы.

— Решил, что отдых тебе не помешает, — пояснил капитан. — В этом классе ты и так занимался каждый день без перерывов, так что каникулы заслужил. А в субботу отработаешь за сегодня и наверстаешь время.

Ура, каникулы! — подумал Тодд. Ему захотелось улыбнуться, но он не посмел. Отец у него хороший — просто отличный! — но он вдобавок и капитан. И пока Тодд на корабле, он считается членом экипажа.

— Что тут происходит? — спросил Тодд.

— Надо заявить права на пятый айсберг, пока этого не сделал кто-либо другой.

— Заявить права на айсберг!

Тодд едва не рассмеялся, но вовремя заметил, что отец говорит серьезно.

— Верно, сынок. Ты забываешь, что каждый из этих айсбергов хранит в себе воды на миллиард долларов — правда, она будет столько стоить, когда наше путешествие закончится. Сейчас же для нас гораздо важнее установленные на нем двигатели, каждый из них стоит по двадцать тысяч. Морские законы гласят, что любой корабль без экипажа принадлежит тому, кто первым взойдет на его борт. К айсбергам этот закон тоже относится.

— Так ты хочешь сказать, что, если я сейчас высажусь на пятый айсберг, он станет принадлежать мне? Весь целиком?

— Правильно, — улыбнулся капитан. — Или компании, на которую ты работаешь.

— Не знаю, работаю ли я на кого или нет, папа, но можешь взять себе мою долю, если хочешь!

Они рассмеялись, но Тодд понял, что дело тут серьезное. Какой-нибудь рыбак или вообще кто угодно, первым высадившись на айсберг, имеет право объявить его своей собственностью. Тогда компании придется выкупать у него айсберг.

Наконец весь список проверили, а снаряжение погрузили в вертолет. Капитан подошел к Стиву Шоу.

— У вас будет двухмесячный запас еды и прочих припасов, — сказал он. Надеюсь, все они вам не потребуются. «Принц бури» приплывет за вами через три недели. Самое большое — через месяц.

— Торопиться некуда, сэр, — ответил Шоу. — Пусть плывут, сколько потребуется. Два месяца меня вполне устраивают, поэтому я и вызвался добровольно на эту работу.

— Вы не объясните подробнее? — попросил заинтригованный капитан.

— Конечно, сэр. На радиста я выучился, когда служил на флоте. А сейчас работаю, чтобы скопить денег на обучение в медицинском училище. Когда я вернусь из плавания, меня поджидают трудные экзамены. Вот я и надеюсь позубрить, чтобы успешно закончить курс учебы. А где я еще найду местечко спокойнее, чем на айсберге?

— И то верно, — согласился капитан. У него остался последний вопрос. А что именно вы изучаете?

— Тропическую медицину, сэр. Хочу в ней специализироваться.

— Тогда лучшего места для учебы вам не найти, — заметил капитан. Один, в океане, да на верхушке айсберга.

Все рассмеялись, даже капитан слегка улыбнулся. Помахав на прощание рукой, радист залез в вертолет, и тот сразу взлетел и с ревом умчался.

— А им трудно будет отыскать айсберг? — спросил Тодд, тут же представив поиски на бесконечных пустынных милях океана.

— Проще простого, — ответил капитан. — Айсберг до сих пор на прежнем курсе, лишь отстал со вчерашнего дня на пару миль. Моторы у него выключены, но он настолько тяжелый, что остановится лишь через несколько дней. А то и недель. К тому времени сюда прибудет «Принц бури» и возьмет его на буксир. «Принц» тоже атомный буксир, но в три раза меньше нашей «Королевы». Он может тянуть только один айсберг.

— Так он приведет айсберг в Штаты?

— Нет, он для этого не предназначен. Наша компания уже подписала контракт с правительством Перу и обязалась в следующем году пригнать айсберг в Калао. Они отчаянно нуждаются в воде и будут только рады получить айсберг раньше. Знаешь, они этим занялись первыми в мире. Еще сто пятьдесят лет назад они пригоняли пароходами небольшие айсберги.

Моряки занялись своими делами, но у Тодда был выходной, и он решил использовать его на полную катушку. Все, сегодня он и пальцем не шевельнет! Даже не станет уходить с вертолетной палубы. Пригревало солнце, он растянулся и принялся рассматривать проплывающие над головой пушистые белые облака и едва не задремал на солнышке, убаюканный легким покачиванием корабля. Рев возвращающегося вертолета заставил его вскочить. Машина села. Берт распахнул переднюю дверцу и помахал ему рукой.

— Привет, Тодд, — сказал пилот. — Хочешь слетать на первый айсберг?

— Еще бы! Но сперва мне надо спросить отца.

— Можешь не дергаться. Он обо всем знает. Мне нужно забросить туда шланг для воды. Отец сказал, что ты можешь отправиться со мной, если захочешь.

Тодд на секунду замешкался — и тут заметил, что пилот исподтишка за ним наблюдает.

— Это ведь была твоя идея? — спросил он Берта.

— Что-то вроде того.

— Кажется, я понял. Это проверка. Как у лыжника, который хочет спуститься по склону после падения и травмы. Или у пилота, взлетающего после аварии. Думаешь, я откажусь?

— Я этого не говорил.

— Но зато подумал. Так вот, не боюсь я вашего старого айсберга. Я даже вот что скажу: если меня освободят от школы, я согласен стать радистом и заменить того, которого ты отвез на айсберг!

— А ты, парень, силен! — воскликнул пилот. — Сходи за теплой одеждой, встречаемся здесь же через пятнадцать минут.

Тодд управился за десять и стал с интересом наблюдать за подготовкой к вылету. Из трюма доставили большую катушку с резиновым шлангом и привинтили ее к палубе, привязав свободный конец шланга к вертолету.

— У нас кончается запас пресной воды, — пояснил подошедший Берт, — а совсем рядом ее сколько угодно. Нужно лишь забросить туда шланг да накачать сколько требуется.

Сидя в кресле второго пилота, Тодд прекрасно видел всю операцию. Пилот медленно поднял вертолет и столь же медленно повел его к айсбергу. На задней палубе корабля начала разматываться катушка со шлангом. Вертолет сел прямо на верхушке айсберга, где нашлась ровная площадка.

— Прихвати с собой, — попросил Берт, протягивая ящик с инструментами. — Я понесу шланг-удлинитель.

Они спустились с вершины вниз и оказались на берегу довольно большого озера — тут в теле айсберга было углубление, которое дожди и растаявший лед заполнили кристально чистой водой. Берт забросил конец удлинительного шланга далеко в воду, потом раскатал остаток до самого вертолета. Там он соединил переходником концы удлинительного шланга и того, что был закреплен на корабле.

— Теперь последняя операция, — сказал он. — Нужно закрепить шланг, чтобы он не свалился в воду, когда мы улетим. Передай-ка мне инструменты.

Тодд осмотрелся, но не увидел ничего подходящего для крепления шланга. Берт открыл ящик с инструментами.

— Это якорный пистолет, — показал он Тодду предмет, похожий на короткое ружье, — Он выстреливает стальные стержни. Сейчас покажу, как он работает.

Он вставил в ствол заостренный стержень и плотно прижал острый конец ко льду, затем нажал на спусковой крючок. Послышался глухой хлопок, пистолет в его руке дернулся. Стержень ушел в лед почти целиком, оставив сверху дюймовый кончик с отверстием, в которое Берт вставил металлическое кольцо.

Тодд помог ему вбить в лед еще пять стержней, привязать к кольцам веревки и закрепить ими шланг. Берт крепко завязал и проверил узлы, и лишь потом отвязал шланг от вертолета. Шланг заскользил по льду и туго натянул веревки. Но стержни держались крепко. Тодд наблюдал за Бертом и в то же время думал, посматривая то на яркое солнце в небе, то на озеро на вершине айсберга.

— Берт, можно тебя спросить?

— Валяй.

— Может, я задам глупый вопрос, так что не смейся. Но подумай сам. Солнце уже горячее, вода в океане с каждым днем становится теплее. А до Калифорнии нам плыть еще несколько месяцев, и я собственными глазами вижу, как айсберг тает. Так не растает ли он по дороге полностью?

— Вопрос хороший и вовсе не глупый, — ответил Берт. — Его задавали многие, и на него дали подробный ответ еще до начала этой работы. Пришлось повозиться с подсчетами, зато теперь все удовлетворены ответом. Да, немало льда растает, пока мы доберемся до дома, но гораздо больше останется. Настолько много, что вода из айсберга окажется намного дешевле обессоленной воды.

— Какой обессоленной воды?

— Океанской, из которой удалены соли, — пояснил пилот. — Воды в океане предостаточно, но, чтобы удалить из нее соль, требуется немало энергии и дорогое оборудование. Дешевле и легче пригнать айсберги из Антарктики. Не волнуйся, растаять они не успеют. Знаешь задачку о горячем и холодном ледяном кубике? Идея та же.

— О чем? — удивился Тодд.

— Только не говори мне, что никогда не слышал о горячих ледяных кубиках, — с улыбкой сказал Берт. — Наверняка слышал. Когда у вас в доме вечеринка, ты ведь вынимаешь из холодильника кубики со льдом, верно? Потом кладешь их в миску на столе. Через некоторое время они начинают таять, затем плавать в воде. Теперь возьми один из этих кубиков и положи на тарелку. А рядом с ним положи кубик, только что вынутый из морозильника. Оба они состоят изо льда — и потому ничем не отличаются, верно?

— Конечно. Лед есть лед.

— Извини, но ты ошибаешься. Один из этих кубиков горячий, а другой холодный — точно так, как бывает холодная и горячая вода, холодный и горячий воздух. У кубика, вынутого из морозильника, температура ниже нуля, скажем минус десять градусов. Поэтому чтобы его растопить, сперва требуется нагреть его на десять градусов, а второй кубик давно пролежал в комнате и уже успел нагреться до нуля. Разница в один градус и превратит его в воду.

— Теперь я тебя понял, — прервал пилота Тодд. — Наши айсберги большие холодные ледяные кубики. Они плывут из Антарктиды, где промерзли градусов до пятидесяти. Их очень долго остужал мороз, поэтому внутри они очень холодные. И потребуется огромное количество тепла, чтобы их согреть, и еще больше, чтобы растопить. А к тому времени они окажутся в Калифорнии, где мы и хотим, чтобы они растаяли.

— Ты совершенно прав, — согласился Берт. — Помни про холодные и горячие кубики. Пора включить рацию и дать ребятам знать, что можно качать воду.

Тодд разглядывал озеро и думал о ледяных кубиках, поэтому не видел, как Берт разговаривал по радио. И не заметил, как пилот встревоженно выпрямился, не услышал его короткого ответа. Он вспомнил про Берта лишь тогда, когда тот позвал его из кабины вертолета.

— Тодд! Беги сюда! Нас немедленно вызывают на корабль. Кажется, нам подвалила небольшая авария.

Глава 8

— Я собрал вас на совещание из-за чрезвычайной ситуации, — сказал капитан Уэллс, обводя взглядом собравшихся в помещении людей. Чрезвычайная ситуация, о которой пойдет речь, еще не возникла, но грозит возникнуть в будущем. Поэтому я собрал вас, желая узнать, можем ли мы предпринять какие-либо действия для ее предотвращения. Разверните схему, пожалуйста.

Примостившись в заднем ряду, Тодд с интересом наблюдал, как старшина разворачивает схему и вешает ее на стену. Его на совещание не приглашали но присутствовать ему тоже никто не запрещал, поэтому он и сидел на стуле рядом с пилотом. Великан Берт оказался превосходным укрытием, и при желании Тодд мог спрятаться за ним полностью. Скорее всего, никто из присутствующих Тодда попросту не заметил.

Капитан постучал по схеме пальцем.

— Так наш караван выглядит сейчас. Один айсберг мы потеряли, и я не намерен, повторяю — не намерен — терять больше ни единого. Однако нас ждут неприятности. Этот мотор, номер четыре на третьем айсберге, перестал развивать полагающуюся ему мощность. Она снизилась до восьмидесяти процентов.

— Разве это существенно, сэр? — спросил кто-то. — Мы никогда не запускали их на полную мощность. Если немного прибавить мощности остальным моторам этого айсберга, они восполнят потерю мощности четвертого.

— Именно так мы и поступили, — ответил капитан. — Но ситуация ухудшается. С мотором что-то не в порядке, потому что с каждым днем его мощность неуклонно снижается. Если так будет продолжаться и впредь, через пару недель она снизится до нуля. Пока мотор закреплен на айсберге, отремонтировать его невозможно. Боюсь, придется заменить его запасным. Находясь в море и ни на секунду не останавливаясь.

Услышав его слова, люди возбужденно заговорили, обсуждая предложение. Капитан дал им с минуту выговориться, потом поднял руку, призывая к тишине.

— Полагаю, теперь до вас дошла суть проблемы. Каждый из моторов был прикреплен к еще неподвижному айсбергу. У нас на корабле имеются специальные мощные краны с длинными стрелами. Они опускали моторы в нужные места после того, как были закреплены канаты. Повторить эту операцию сейчас мы не можем. Итак, как нам поступить? Как заменить мотор, не останавливая весь караван? Готов выслушать ваши идеи.

Дискуссия вспыхнула с новой силой, многие говорили, перебивая друг друга и перебрасываясь цифрами и техническими терминами. Тодд честно попытался понять говоривших, но сдался. К тому же подошло время ленча.

Он выскользнул в коридор и направился в столовую для экипажа. Сегодня там давали сосиски с капустой, одно из его любимых блюд. На большом корабле было целых четыре столовых, и Тодд постарался завести приятельские отношения со всеми коками, не забывая забежать поздороваться каждое утро перед школой, а заодно узнать, что сегодня в меню. Поскольку он не был членом команды, то мог выбирать все, что душе угодно. И упустить шанс полакомиться сосисками Тодд не собирался!

После ленча он побродил немного по палубам, потом отправился посмотреть, как коки бросают за борт объедки: ему нравилось наблюдать, как из-за них дерутся чайки. Одна и та же стая чаек летела за кораблем уже давным-давно, с тех пор как на нем появился Тодд. Вполне возможно, они завершат путешествие вместе с ним, пролетев добрых семь тысяч миль — и все ради объедков. Наблюдать за ними было весело, но в душе он порадовался, что не родился птицей. Когда он вернулся в комнату, где проходило совещание, оно уже закончилось, а Вопящий Филин складывал схему.

— Что решили? — спросил Тодд.

— Завтра заменим старый мотор на новый.

— Каким образом?

— А как бы ты это сделал?

— Ну… — пробормотал Тодд, лихорадочно размышляя. — Можно поднять его вертолетом и перевезти на корабль.

— Мотор в десять раз тяжелее максимального груза, который вертолет может поднять. Подумай еще.

Когда желудок забит сосисками с капустой, голова почему-то работает плохо.

— Сдаюсь, — признал поражение Тодд. — Так что они решили сделать?

— Честно сдаешься?

— Пожалуйста, Вопящий Филин, скажи. Я сегодня не в ударе, чтобы разгадывать загадки.

— Пожалуй, ты прав. Лучшие умы на корабле бились над решением все утро и часть дня. Во-первых, и с этим все согласились, самым умным будет не извлекать старый мотор из воды. Но это еще больше усложняет задачу.

— Что?

— Пойдем покажу, — предложил Вопящий Филин и повел Тодда на рабочую палубу.

Подготовка уже началась — на борт поднимали две огромные спасательные шлюпки, в каждой из которых могло поместиться по пятьдесят человек. Эти стальные великаны имели и весла, и дизельные моторы. Одну уже подняли из воды, теперь она покоилась на палубе, установленная в деревянную раму. Большой Крюк, самый большой и мощный кран на корабле, уже тянулся за следующей. Матросы быстро и ловко закрепили на ней стальные тросы, и минуту спустя вторая шлюпка уже висела в воздухе, опускаясь на подготовленное рядом с первой место. Перекрикиваясь и подталкивая корпус шлюпки, матросы опустили ее наконец в нужное место на палубе. Вопящий Филин и Тодд подошли поближе.

— Видишь, — обратил его внимание индеец, — между шлюпками ровно один фут. Сейчас их скрепят поперек кормы и носа стальными балками, а балки намертво привяжут стальными канатами.

— Получится двухкорпусная лодка. Вроде катамарана.

— Совершенно верно. Когда сдвоенная лодка подойдет к айсбергу, ее привяжут точно над моторной капсулой. И с каждой балки спустят канат в пространство между шлюпками…

— Теперь понял, — просиял Тодд. — Ныряльщики закрепят канаты на моторной капсуле. Затем ее отрежут от айсберга, а шлюпки доставят к кораблю, все еще под водой. И Большому Крюку останется лишь поднять капсулу на палубу.

— Мы надеемся, что получится именно так, — сказал Вопящий Филин, внезапно став серьезным. — Но не забывай, что корабль и айсберги все время будут двигаться, стенку айсберга будет омывать течение, а волны станут поднимать и опускать шлюпки. И это лишь половина дела — потом придется подвесить запасной мотор и повторить все операцию в обратном порядке.

— Когда начнется работа? — спросил Тодд.

— Сегодня мы все подготовим, а начнем завтра в семь утра.

Тодд взглянул на часы.

— Еще довольно рано, — заметил он. — Если сесть прямо сейчас, то успею справиться со школьной программой на завтра. Тогда отец, может быть, разрешит мне завтра выходной.

— Удачи! — успел крикнуть Вопящий Филин вслед бегущему Тодду.

К отцу он пошел лишь после того, как справился с уроками. Выслушав его просьбу, капитан на мгновение задумался, потом кивнул.

— Если ты управился со школой, то не вижу причин, почему бы тебе не понаблюдать за операцией. Но с одним условием — ты должен пообещать держаться подальше и не вмешиваться. Даже если покажется, что без тебя не обойдутся. Одну странную историю вроде той аварии вертолета я еще смогу объяснить твоей матери, но во второй раз у меня вряд ли получится.

— Обещаю, папа. Увидимся утром!

Уснуть в тот вечер оказалось нелегко, и когда в половине седьмого прозвенел будильник, Тодду показалось, будто спал он всего минут пятнадцать. Но едва он вспомнил, какие события его сегодня ждут, сонливость как рукой сняло. Он быстро оделся, торопливо проглотил завтрак и появился на рабочей палубе одним из первых.

Ровно в семь тянущиеся от сдвоенных шлюпок канаты прицепили к Большому Крюку. Мощный кран небрежно поднял их в воздух и плавно опустил на воду. В каждой уже сидело по моряку. Как только моторы в шлюпках ровно заурчали, канаты отцепили. Шлюпки прибавили газу и по широкой дуге отошли от корабля, направляясь в обход ближайшего айсберга. Тодд помчался на вертолетную палубу.

Набитый людьми вертолет уже поднимался в воздух. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Тодд с трудом дождался его возвращения, первым забрался и забил местечко у окошка. Вертолет взлетел, и перед ним открылся отличный обзор.

Когда они пролетели над третьим в цепочке айсбергом, возле него уже покачивались только что подошедшие шлюпки. Нетерпеливо ерзая, Тодд дождался посадки и помчался к двери, опережая остальных. Но не успела его нога коснуться льда, как он услышал:

— Тодд! Эй, парень!

Тодд обернулся и на небольшом ледовом выступе, нависающем над рабочей площадкой, увидел лейтенанта Стейна рядом с кинокамерой на штативе. Стейн помахал Тодду. Тот взглянул на суету возле кромки айсберга, потом на лейтенанта. Словно прочитав его мысли, Стейн кивнул и махнул рукой, подзывая к себе.

— Приказ капитана, — сообщил он. — Мне поручено заснять всю операцию для архива. А тебе велено стоять рядом и никуда не отлучаться. Отсюда все будет видно как на ладони, так что ты ничего не упустишь.

Стейн включил зажужжавшую камеру.

— Сейчас начнется самое рискованное, — пояснил он. — Видишь те две лебедки, закрепленные якорями на льду? Каждая из них соединена канатом с моторной капсулой. Сейчас ныряльщики перерезают все остальные крепежные канаты. А два каната от шлюпок уже закреплены на капсуле, но пока висят без нагрузки. Когда остальные канаты перережут, два последних медленно отпустят, чтобы вес капсулы приняли на себя шлюпки. Но постепенно. Капсула весит четыре тонны, и если шлюпки примут нагрузку сразу, стальные балки просто перерубят шлюпки, и они камнем пойдут на дно. Ага, начинают!

Он прильнул к камере.

Вопящий Филин работал вместе с остальными. Работа оказалась настолько важной, что командовал сам капитан Уэллс. В руке он держал мегафон, и, когда говорил в него, его слышали все. Из воды показался один из ныряльщиков и помахал рукой.

— Есть сигнал! — произнес капитан. Его голос эхом отразился от ледяных стен. — Все прочие канаты перерезаны. А теперь — отпускаем понемногу последние. Травить медленно! С одинаковой скоростью. Начали!

Настал решающий момент. Колеса электрических лебедок медленно повернулись, по дюйму стравливая канаты. Глубоко в темной воде на них повисла тяжелая моторная капсула, и теперь ее вес переносили на шлюпки, которые сразу показались слишком маленькими.

Внезапно все услышали хрипловатый от волнения крик.

— Капитан! — Вопящий Филин отчаянно размахивал руками. — Якоря этой лебедки не выдерживают! Они вылезают изо льда!

— Обвязать лебедку канатами! — мгновенно крикнул капитан. — Всем держать канаты. Быстрее!

Все бросились к лебедке. Не шелохнулись лишь два стоящих у лебедок оператора. Моряки быстро опутали лебедку канатами и вцепились в них, не давая ей вырваться изо льда — иначе мотор вместе со шлюпками уйдет на дно.

Тодд прыгнул было вперед — и замер, сжав кулаки, не смея двинуться дальше. Ему хотелось присоединиться к морякам у канатов, помочь — вдруг и его помощь не окажется лишней? Но он не мог нарушить приказ отца.

— Тодд! — воскликнул лейтенант Стейн. — С камерой умеешь обращаться? А, все равно — она работает автоматически. Просто поглядывай в окуляр и направляй в нужную сторону.

Не успел Тодд кивнуть, как лейтенант сбежал вниз по склону и тут же вцепился в канат. Тодд подскочил к камере и прильнул к окуляру. Объектив оказался телескопическим, и Тодд прекрасно видел выползающие изо льда якоря и моряков, тянущих лебедку на место.

Внезапно лебедка скользнула назад, многие моряки попадали на лед.

Тодд чуть приподнял камеру и перевел объектив на шлюпки. Теперь они держали вес капсулы, глубоко осев и проседая все глубже. Казалось, они вот-вот пойдут ко дну, но вскоре оседание прекратилось. Капсула отделилась от айсберга, и теперь ее удерживали шлюпки.

Все радостно закричали, снова и снова. Победа!

— Теперь можешь уступить мне место, — молвил лейтенант Стейн. Он потерял фуражку, по его раскрасневшемуся лицу стекал пот.

Моряки перерезали веревки, державшие шлюпки возле айсберга, и те медленно и осторожно двинулись к кораблю, перемещая невидимый подводный груз. Опасность миновала.

— Тодд, — сказал капитан, подходя. — Я очень рад, что ты выполнил мой приказ. На мгновение мне показалось, что ты тоже собираешься ухватиться за канат. Я рад, что ты сдержался.

И отец ушел проследить за крепежом лебедки.

Тодд едва не разинул от удивления рот. Поразительно, но факт: посреди всей суматохи, когда события стремительно менялись, отец ухитрился еще и следить за его поведением. У него что, глаза на затылке?

Быть капитаном атомного буксира и вести караван айсбергов — тяжелая работа. И теперь Тодд начал понимать, почему ее доверили именно его отцу.

Глава 9

Тодду никак не верилось, что многие месяцы плавания миновали столь быстро. Казалось, всего несколько дней назад он вылетел на большом реактивном самолете из Сан-Диего и пролетел на нем всю Чили, до самого кончика Южной Америки, чтобы попасть на корабль. А теперь путешествие подходило к концу. Караван айсбергов неуклонно двигался на север, миновал Южную и Центральную Америку. Мексику они проплыли, отклонившись далеко в Тихий океан, чтобы не попасть в Аляскинское течение, движущееся в противоположном направлении. Впереди их ждала Калифорния — и дом.

Почти неделю назад к ним присоединился атомный буксир «Принц бури», успевший доставить свой айсберг к берегам Перу и готовый взяться за следующую работу. Четвертый айсберг, последний в цепочке, предстояло доставить в Сан-Диего, родной город Тодда. Вместе с «Принцем» уплывал и Тодд. Буксир уже прочно закрепил тяговые канаты на четвертом айсберге, а его атомный генератор питал электричеством гидрореактивные двигатели, толкающие ледяную гору. Сегодня «Принц» окончательно возьмет айсберг под свою опеку.

Вещи Тодда уже лежали в вертолете, в кабине сидел Берт. Тодд попрощался со всеми друзьями на корабле. Настало время улетать. Накануне вечером состоялась большая вечеринка, где щедро угощали пирожными, и парень все еще ощущал приятную сытость.

— До свидания, сынок, — сказал капитан. — Через пару недель мы снова увидимся, как только я доставлю остальные айсберги. — Он отступил на шаг и прищурился. — Знаешь, а ты, кажется, вырос за эти месяцы.

Тодду вспомнились авария вертолета, ураган и многое другое.

— Да, папа. Я знаю, что вырос. И не отказался бы от этого путешествия ради всех радостей мира.

— Я тоже, сынок, — сказал отец.

Тодд очень не любил прощания и как смог быстро забрался в вертолет. Они тут же взлетели. Берт тоже не любил прощаний и, высадив Тодда на посадочной площадке «Принца», помахал ему рукой и улетел.

— Капитан просит подняться к нему на мостик, — сказал моряк. — Я отнесу твои вещи вниз.

За последнюю неделю капитан Кирио несколько раз побывал на «Королеве бури», и Тодд хорошо знал его в лицо.

— Рад, что возвращаешься домой? — спросил капитан, склонившись над курсовой картой, выданной компьютером.

— Даже не знаю, сэр, — ответил Тодд. — Я буду скучать по «Королеве» и всем, кто там остался. Но будет здорово и с приятелями встретиться, и в кино сходить — сами знаете. Наверное, всего понемногу. И корабль покидать жалко, и домой хочется.

— Ты заговорил, как говорят все моряки, — заметил капитан. — Берегись, а то станешь капитаном, как твой отец.

— На свете есть вещи и похуже, сэр. Наверное, я стал так думать после плавания. Я многое узнал об отце.

— Он хороший капитан, — подтвердил Кирио, и по его тону было ясно, что он говорит серьезно.

Его слова прозвучали так, словно для него лучшей профессии в мире не существовало. Тодд был почти готов с ним согласиться.

— Видишь наш курс? Мы сейчас находимся в этой точке, и компьютер проведет нас по нему от начала до конца, управляя и скоростью, и направлением. — Капитан бросил взгляд на большие часы перед собой. — Минуты через две отсоединимся от каравана. Наши турбины уже набрали обороты, а буксировочные канаты на айсберге впереди вытравлены на полную длину. Когда мы их обрубим, они просто упадут в воду, потому что теперь последний айсберг станем тянуть мы.

— Концы обрублены, — доложил офицер с наушниками на голове.

— Прекрасно, — отозвался капитан. — Пусть канатная команда возвращается. В любой момент может начаться разворот.

Он еще заканчивал фразу, когда затрещал принтер компьютера. На электронной карте замигали огоньки.

— Все, тронулись, — сообщил капитан. — Не пришлось даже прикасаться к панели управления. Компьютер отключил питание моторов на правой стороне айсберга — той, что ближе к берегу. Мы начали двигаться по длинной дуге. Если расчеты окажутся правильными, мы пристанем к берегу здесь, на пляже, чуть ниже Сан-Диего. И в момент касания наша скорость упадет до нуля.

Пока поворот заметить было невозможно — айсберг настолько велик, что любые изменения движения становятся очевидными лишь некоторое время спустя. Но вот мало-помалу горы впереди сместились относительно горизонта. Вскоре они оказались прямо по курсу и принялись понемногу приближаться.

Будильник поднял Тодда на рассвете следующего дня. Море полностью окутал утренний туман. На носу корабля было холодно, дул влажный ветер, но Тодд не уходил. Теперь, расставшись с «Королевой бури», он страстно желал оказаться дома.

Туман растаял под горячими лучами солнца, и впереди открылись горы. Когда остатки тумана поднялись над водой, он разглядел прямо по курсу небоскребы Сан-Диего. Вот он, дом!

Когда он спустился на завтрак, в столовой работало радио. Голос диктора из Сан-Диего звенел от возбуждения — этот день оказался знаменательным не только для Тодда, но и для всего города. Школьникам объявили каникулы, весь город высыпал на пляж. Диктор тараторил:

«…вот он, наконец, — я ясно вижу его из студии на верхнем этаже. Никогда еще наши окрестные воды не знали такого зрелища. Ледяная гора размером со всем нам знакомую гору Лагуну. И она направляется сюда! Не нахожу слов, чтобы ее описать, это нечто невероятное. Мне только что сообщили — айсберг можно увидеть с берега, потому что туман уже рассеялся. Но хочу вновь предупредить слушателей: если вы хотите наблюдать за айсбергом с берега, не заходите, повторяю — не заходите за охраняемую линию на Силвер Стрэнде. Айсберг ударится о берег. Говорят, удар не будет сильным, но он будет. Помните, что айсберг весит почти миллиард тонн. Море вблизи берега мелкое, так что айсбергу, образно говоря, придется пропахать себе собственную гавань. Смотрите, если хотите, но только из мест, обозначенных на карте города в утренней газете…»

Да, наступил великий день! Тодд наспех проглотил завтрак и снова помчался наверх. Капитан разрешил ему находиться на мостике сколько угодно, лишь бы Тодд не путался под ногами.

С мостика открылся великолепный вид. Они подошли ближе. Тодд ясно видел мост Коронадо и все здания города. Посмотрев в свой бинокль, он увидел толпы людей вдоль всего побережья — везде, кроме плавучего порта, похожего на две белые стены, уходящие в океан. Тодд видел чертежи и потому знал, что это вовсе не стены, а нечто вроде плавающих занавесей. Когда айсберг окажется внутри, концы занавесей соединят и скрепят. Стены плавучего порта уходят глубоко под воду и вскоре они станут улавливать пресную воду тающего айсберга: пресная вода легче морской и будет собираться на поверхности, а насосы плавучего порта перекачают ее по трубам на берег.

Когда айсберг ударится о берег, долгой калифорнийской засухе придет конец.

— Все моторы айсберга отключены, — доложил офицер. Капитан кивнул.

— Это означает, что айсберг плывет по правильному курсу с правильной скоростью, — сказал он. — И ударится о берег в нужной точке с достаточной силой, чтобы выброситься на берег. Наше дело сделано. Обрубить все концы.

Команда уже ждала этого приказа, и едва он был отдан, как на нижних палубах послышались голоса старшин, выкрикивающих распоряжения. Канаты с плеском упали в воду.

Айсберг освободился — впервые с того момента, когда взобравшиеся на него люди взяли его в плен и привели к этому теплому пляжу, такому далекому от холодных морей, где он родился.

«Принц бури» отошел на заранее отведенное место неподалеку от плавучего порта, дожидаясь подхода своего гигантского компаньона. Неподалеку стояли и другие корабли — военные, на борту которых находились старшие офицеры, мэр и члены городского совета. Великий день наступил.

Айсберг приближался. Люди на берегу заахали и попятились. Он был огромен — им в жизни не приходилось видеть ничего столь величественного — и рос на глазах. Он шел прямо на них.

И ударился о берег. Земля содрогнулась, закачались верхушки пальм. Из-под воды донеслись глухой рокот и скрежет, вокруг айсберга вспенились волны. Он угодил точно в цель, между поджидающими его белыми стенами плавучего порта. Ударился, заскрежетал, остановился. Огромные куски льда с резким треском отвалились и упали в воду. Водопады талой воды сорвались с его вершины и хлынули спереди через край.

Понемногу волны улеглись, качнув на прощание корабли на рейде, а люди на берегу радостно вопили до тех пор, пока не охрипли.

Тодд ушел с мостика и спустился в каюту сложить последнюю сумку. Путешествие закончилось. Как здорово будет очутиться вскоре дома, повидаться с приятелями, которых не видел так давно, снова заняться привычными делами, по которым он уже соскучился.

Перед трапом он остановился и долго смотрел на белую ледяную гору.

— Похоже, мы с тобой вместе вернулись домой, — произнес он. — И во всем городе только мы сможем вспомнить это путешествие. — Тодд улыбнулся. Отличное оказалось путешествие, верно?

Он помахал айсбергу рукой и не почувствовал себя при этом глупо.

— Уж я-то тебя не забуду, — сказал он, спускаясь по трапу. — Я стану вспоминать тебя всякий раз, когда возьму в руки стакан с водой.

Обычная история

Глава 1

Ссылка на Околесицу

Быстрее летящей пули, быстрее луча света, быстрее чего бы то ни было в Галактике — именно с такой скоростью космический дредноут «Мерзавец» рассекал вечную ночь межзвездного пространства, Черный, зловещий, размерами с приличный астероид, ощетинившийся ракетными установками и лазерными орудиями, корабль мчался сквозь мрак; позади осталась добрая тысяча планет, о чем напоминал изрядно загаженный птицами корпус звездолета. «Мерзавец» служил домом двенадцати тысячам двумстам сорока трем военнослужащим. Впрочем, какой там дом, — это была самая настоящая космическая тюрьма. Если не считать офицеров и сержантов, все военнослужащие на борту корабля были набраны по призыву и все до единого горько страдали. Хуже других приходилось рядовому По фамилии Парртс. Он был нижней разломившейся пополам ступенькой высочайшей в мире лесенки, заусенцем на ногте прокаженного, последним по порядку репьем на хвост самой дряхлой коровы с самой отсталой планеты. Словом, у него были неприятности.

— Рядовой Парртс, у тебя неприятности, — сочувственно сообщил ему старший сержант — низкорослый, с отвислым брюхом, морщинистый, как жаба, с цветом кожи, будто у мумифицированного крокодила, и бородой, что смахивала на сапожную щетку. — Я тебе нравлюсь, Парртс, верно? Хотя бы вот настолечко? — Он схватил Парртса за левую ягодицу, оставив на той кровоточащие царапины.

— Наоборот, сержант, вы мне где-то даже омерзительны.

— То же самое ты ответил доктору Блатни, нашему психиатру, — прорычал сержант. — Ну и что, что груди у нее свисают до полу, а физиономия похожа на лошадиный круп? Ты не имел права так разговаривать с офицером!

— А она имела право сманивать меня с поста? Да еще в фиолетовой ночнушке?! Она…

— Что ты делал на посту в фиолетовой ночнушке?..

— Не надо морочить мне голову, сержант. Я находился при исполнении, а она не имела права…

— Заткнись, рядовой, и слушай сюда. Прав у тебя нет. Ты солдат. Если офицер прикажет, ты должен встать на четвереньки и залаять. Ты сел в большую лужу и не вылезешь из нее, если не поцелуешь меня и не ляжешь ко мне под бочок. Усвоил?

— Нет.

— Тогда так тому и быть. — Сержант тяжело вздохнул; его вздох напоминал порыв ветра, дувшего с мусорной свалки, В уголке сержантского глаза заблестела слеза, подозрительно похожая на каплю нитроглицерина. — Ты подрывал моральный дух экипажа, разлагал товарищей…

— Они пытались меня соблазнить! Как вы сейчас.

— Заткнись, — мягко повторил сержант. — Если бы мы вели войну, тебя бы придушили или расстреляли, но до начала следующей войны никак не меньше недели. Капитан решил не дожидаться. Приготовься к высадке на планету Околесица. Отныне ты приписан к тамошней базе снабжения.

— А чем она знаменита?

— Я рад, что ты спросил. Околесица — холодная, безжизненная планета на полпути из ниоткуда в никуда. Хотя, с другой стороны, можно сказать, что она на полпути откуда-то кое-куда, то бишь расположена между матерью-Землей, которая да правит нами до скончания времен, и гнусными планетками дальнего космоса — теми, где мы учим инопланетян благам цивилизации. База снабжения на Околесице должна обслуживать утомленных битвами воинов, кормить голодных, поить истомившихся от жажды, заменять поврежденные части тела, если, конечно, есть, чем заменять. База полностью автоматизирована, а потому способна принять и самый большой линкор, и крохотный корабль-разведчик; достаточно лишь нажать нужную кнопку. За ней совершенно нет смысла присматривать. Вот почему тебя назначили именно туда.

— Выходит, я буду совсем один! — радостно воскликнул Парртс.

— И не надейся, рядовой. Знаешь, какой в нашей армии закон: солдату не положено быть счастливым. Базой командует офицер, которому мало роботов. Он требует живых солдат. Так что готовься, рядовой.

— Мне что-то невдомек…

— Сейчас поймешь. Этого офицера зовут полковник Зуботык.

Парртс завопил дурным голосом. Должно быть, так кричат в аду грешники.

— Я знал, что ты будешь в восторге. — Сержант злорадно усмехнулся и посмотрел на циферблат вделанных в пупок часов. — Тебе как раз хватит времени, чтобы написать завещание, сходить на исповедь или покончить жизнь самоубийством.

— Да чтоб вас затрахали, сержант!

— С удовольствием!

Сержант прыгнул вперед, но дверь в соседнее помещение захлопнулась прямо у него перед носом. Он испустил обреченный вздох, смахнул слезу… Та взорвалась, ударившись о палубу.

«Где справедливость? — спрашивал себя Парртс, шагая по коридору. — Где справедливость?»

Не то чтобы он на деле ожидал справедливости, вовсе нет, однако малая ее толика явно не помешала бы. Верно? Ведь воинская служба зиждется на несправедливости; Парртс неожиданно осознал, что сжился с этим, приучился воспринимать как нечто само собой разумеющееся — как этакое развлечение, которое худо-бедно скрашивает неприглядную действительность, намекает, что не стоит отчаиваться; мол, пускай дела идут плохо, они наверняка станут еще хуже. Что ж, может быть, он однажды вернется домой, разыщет тогда членов призывной комиссии и прикончит их, всех до единого.

Как ни крути, все его беды начались с призыва. Он с детства хотел стать историком, а в юности, пойдя наперекор советам доброжелателей, избрал профессию экзобиолога. Уже в пору занятий историей он столкнулся с альтернативой, которая формулировалась следующим образом: либо заниматься тем, к чему испытываешь склонность, либо идти в армию и заслужить посмертную славу. Впрочем, чтобы понять суть Соединенных Штатов Земли — псевдофеодальную, милитаристскую, насквозь пропитанную имперской и фашистской идеологиями, особых познаний в истории не требовалось; естественно, служба в армии такого государства не сулила ничего хорошего. Когда правительство ведет галактическую войну, тем более на постоянно увеличивающейся территории, нет никакой необходимости обращаться к математическому гению, чтобы установить, что число врагов, то есть инопланетян — а все инопланетяне, естественно, были врагами будет возрастать со скоростью куба в квадрате, В результате самые дерзновенные планы и самые высокие показатели призыва никак не согласовывались с запросами полевых командиров, которые наперебой, срывая голоса, настаивали на посылке все новых и новых подкреплений, Члены призывных комиссий, которые не справлялись с работой, незамедлительно оказывались в учебных лагерях, восполняя собой недостаток призывников.

В то время когда Парртс пришел к выводу, что профессия историка не для него, минимальный призывной возраст равнялся девяти годам. Тогда Парртсу как раз исполнилось восемь. Его отец был завербован в армию спустя семь секунд после зачатия сына: биоиндикатор матери замерцал красным, что означало «беременна», в то мгновение, когда отцовская сперма проникла в поджидавшую яйцеклетку. Несмотря на то что отец Парртса облагодетельствовал старые добрые СШЗ двенадцатью детьми, имел двойную грыжу и стеклянный протез вместо правого глаза, а также скакал на одной ноге, он все равно считался годным к армейской службе, ибо с тех пор, как его отчислили из армии по состоянию здоровья, призывные стандарты претерпели некоторые изменения.

На то, чтобы родиться, у Парртса ушло семь месяцев, — программа ускоренного рождения на благо армии применялась повсеместно; за этот срок стандарты изменились вновь, набор теперь не предусматривал ни половых, ни возрастных — по старости — ограничений; и матушка рядового отправилась в итоге из родильной прямиком в учебный лагерь: миссис Парртс попала в подчинение к своей собственной бабушке.

Парртс вырос в приюте для будущих солдат, в силу чего получил кое-какое представление об истинном положении дел. Вопреки государственной пропаганде у воспитанников приюта сложилось особое мнение о характере войны, что объяснялось в значительной мере внешним обликом учителей, которые все были инвалидами. Так что Парртс решил для себя, что историей можно заниматься в качестве хобби, а профессию лучше избрать такую, которая позволит не попасть в разряд пушечного мяса. Он первым из класса вызвался стать экзобиологом, то есть изучать инопланетные формы жизни. Это было интересно само по себе, однако, что гораздо важнее, экзобиологи, согласно стандартам, признавались целиком и полностью негодными к воинской службе. Армии требовались специалисты по инопланетянам, чтобы выяснить, как сподручнее расправляться с последними, а потому, как полагал Парртс, он будет в безопасности, далеко от линии фронта.

Планы, планы… Несколько лет все шло просто замечательно. Но вот однажды Парртс явился на ежемесячную проверку документов, которую проводила призывная комиссия. Прежнего председателя комиссии, как оказалось, забрали в армию — чем ближе к огню, тем сильнее жар, а его место заняла сержант запаса Аннабелла О’Брайен. Едва Парртс вошел в помещение, где заседала комиссия, Аннабелла улыбнулась — растянула губы, которые, на первый взгляд, давно забыли, что значит улыбаться, — выгнала вон коллег и применила к Парртсу мальтийский захват. Выглядело это следующим образом: одной рукой она обняла юношу за шею и привлекла к себе, буквально вдавила в промежуток между своими увесистыми грудями, а другой принялась набирать код на магнитном замке его ширинки. Парртс трепыхался, тщетно стараясь вырваться, и вдруг коснулся пальцами стола, на котором обнаружилась чернильница с ручкой. Находясь при последнем издыхании, он стиснул ручку в кулаке и вонзил перо в толстый зад Аннабеллы. Та всплеснула руками, и Парртс, очутившись на свободе, тут же забрался под стол и, слабо отбрыкиваясь от назойливой дамы, начал жадно глотать воздух, чтобы оживить изголодавшиеся клетки. Часа через два Аннабелла наконец сообразила что к чему и в отместку, теша уязвленное самолюбие, поставила в документах Парртса отметку, означавшую, что тот годен к строевой без малейших ограничений. Парртс мгновенно очутился в коридоре, а через несколько часов уже прибыл в учебный лагерь, тогда как Аннабелла только-только успела выплакаться, залить обиду вином и разнести в пух и прах четыре городских бара.

Такова была история его жизни, обстоятельства которой менялись исключительно в худшую сторону. А теперь это назначение на Околесицу, к полковнику Зуботыку!.. Когда Парртс вспомнил, что ему доводилось слышать о полковнике, температура тела у него упала сразу на десять градусов. Хотя слухам особо доверять не следует, нужны факты…

Парртс дал взятку писцу из отдела кадров, пожертвовав своим столь долго и тщательно копившимся запасом мармелада в горошинах, и раздобыл копию личного дела Зуботыка. Чем дальше он читал, чем быстрее он перелистывал страницы, которые постепенно нагревались, тем тяжелее становилось на душе. Бумага сначала покраснела, потом побурела, обожгла кожу и вспыхнула ярким пламенем. Жаль, шантажировать писца будет нечем. Тем не менее, хотя копия сгорела, Парртс продолжал видеть мысленным взором то, что в ней было написано. Полковник Зуботык входил в…

— Внимание! Внимание! Приготовиться к посадке! — рявкнул голос из динамика. Завыли сверхзвуковые сирены; их вой проникал в самые укромные уголки корабля и размягчал кости тех, кто двигался недостаточно шустро.

К Парртсу это не относилось. Он моментально занял свой пост в двигательном отсеке у главного рубильника, встал по стойке «смирно» и замер в ожидании, дабы как можно лучше исполнить то, что от него требовалось. Между тем звездолет вошел в атмосферу Околесицы, прорвался сквозь плотный облачный слой, вынырнул на солнечный свет; взревели кормовые дюзы — корабль, паря как перышко, опускался на посадочную площадку. На панели перед Парртсом зажглась надпись «Жми!», и он немедля надавил на кнопку «Выкл», после чего вздохнул, ибо, скорее всего, выполнял свою нынешнюю работу в последний раз. Ведь из личного дела полковника Зуботыка следовало, что те, кто попадал к нему, назад не возвращались- по крайней мере, живыми.

— Рядовой Парртс! — громыхнул динамик. — На выход с вещами, живо!

Парртс закинул за спину вещмешок и направился к люку. В гордом одиночестве, если не считать сновавших по пандусу роботов, он миновал проем высотой добрых двадцать футов, остановился у автомата с водой, бросил в щель несколько монет, получил стаканчики с героинколой и гашиш-содовой. Поскольку будущее не сулило ничего хорошего — точнее, будущего не предвиделось вообще, оставалось только утешаться наркотиками. Парртс знал, что живых людей поблизости нет, однако ощутил на себе чей-то взгляд. Он повернулся — и стаканчики выпали из его внезапно онемевших пальцев.

На него смотрел полковник Зуботык. Нет, не просто смотрел — это слово никак не вязалось с тем ужасом, какой вызвал у Парртса горящий взор Зуботыка. Тот глядел на рядового, застывшего в полной неподвижности, своим единственным глазом; на месте второго, то ли выдавленного, то ли выбитого, зияла пустота ни тебе черной повязки, ни стеклянного протеза. Полковник не шевелился, будто притворяясь ящерицей, которую, кстати, весьма напоминал, — лысый, исчерченный шрамами череп, зеленоватая кожа… Он широко раздувал ноздри, этакие темные пещеры, в которые, похоже, переместились все те волосы, что отсутствовали на голове. Уши полковника, большие и оттопыренные, выглядели так, словно кому-то взбрело на ум откусить от них по кусочку. Что касается носа, его вид лучше обойти молчанием. Нижней челюсти Зуботыка позавидовал бы и неандерталец: она настолько выдавалась вперед, что желтоватые, зазубренные резцы полковника заслоняли собой губу и даже доставали до волосатых ноздрей.

— Ну, — прорычал Зуботык; голос у него был сиплый, весьма неприятный на слух, — чего вылупился? На кого ты, по-твоему, смотришь?

Ответить было попросту невозможно, поскольку наружность полковника представляла собой настоящую загадку для антрополога: неимоверно длинные, похожие на обезьяньи лапы руки, пивное брюхо, кривые ноги и. вдобавок ко всему, описанная выше физиономия.

Парртс молчал, а Зуботык придирчиво изучал его взглядом, который походил скорее на парализующий лазерный луч и словно прожигал в мундире дырки. Наконец полковник шагнул вперед; внезапно в руке у него очутился ездовой хлыст. Парртс ощутил, как стынет в жилах кровь: хлыст был изготовлен не из кожи, а из мумифицированного человеческого тела, облаченного, между прочим, в форму, на которой виднелись капральские нашивки. Зуботык обошел вокруг рядового, что-то пробормотал. Парртс испустил судорожный, со всхлипом, вздох.

— Разве я разрешал тебе дышать? — справился полковник с такой угрозой в голосе, что легкие Парртса мгновенно окаменели, словно скованные морозом.

Осмотр продолжался; над Парртсом нависла угроза смерти от удушья. В последний миг — вернее, чуточку прежде, в момент, когда интеллектуальный коэффициент Парртса понизился на шесть единиц, поскольку начали отмирать мозговые клетки — полковник произнес:

— Дыши!

Завеса тьмы над сознанием рядового приподнялась, легкие заполнились живительным воздухом, и Парртс начисто позабыл таблицу умножения на семь.

— Что ты здесь делаешь? — осведомился Зуботык.

— Назначен на вашу базу, сэр. Приказ у меня в вещмешке.

— Я запрашивал группу приговоренных к смерти, а мне прислали тебя.

— Если хотите, сэр, я могу вернуться на корабль…

— Стой, где стоишь! — Окрик Зуботыка прозвучал столь громоподобно, что почти заглушил рев двигателей стартовавшего звездолета. Утратив последнюю надежду на спасение, Парртс расслабился и приготовился к худшему. Полковник между тем проговорил: — Ну ничего, своих смертников я еще получу. А пока сойдешь и ты. Что ты слышал обо мне, рядовой?

— Ничего хорошего, сэр.

— Что ж, космос, выходит, слухами все же полнится. Ну-ка, рядовой, расскажи, что говорят обо мне солдаты, когда от нечего делать болтают по вечерам?

— Они говорят, сэр, что такого подлого, мерзкого, кровожадного сукина сына, как вы, на свет до сих пор не рождалось. Что Аттила годится вам разве что в подручные. Что вы не проиграли ни одного сражения и не оставили в живых ни единого из своих солдат. Что ваша личная жизнь — это диковинная смесь фанатизма, садизма, мазохизма, всяких прочих «измов», а так же самобичевания и жестокости.

— Значит обо мне знают. Замечательно! — Полковник довольно кивнул и с улыбкой постучал засушенной головой капрала по стальному мыску своего башмака. — Что еще? Можешь говорить откровенно.

— Слушаюсь, сэр. В вашем личном деле… — Парртс вдруг запнулся, у него отвисла челюсть. — Сэр, в вашем личном деле… ну да, так и есть… нет ни слова о сексе. — Он ухмыльнулся и протянул Зуботыку руку. — Сказать по правде, полковник, я искренне рад нашей встрече и готов служить.

Зуботык взревел, как измученный грыжей лев, и прыгнул вперед, растопырив пальцы, что заканчивались желтоватыми когтями; запах изо рта полковника напоминал ту вонь, какая исходит летом от слоновьего кладбища.

Глава 2

Спокойная жизнь

— Нет! — воскликнул Парртс, тряся руками перед грудью. — Вы меня не так поняли. Вы мне нравитесь, сэр. Я рад служить под вашим началом. Я все сейчас объясню.

Озадаченный, сбитый с толку полковник Зуботык заколебался. Он впервые в жизни услышал, что кому-то нравится. Поразмыслив, он фыркнул, сунул руку в карман, извлек оттуда мини-гранату, выдернул чеку и запихнул гранату в голенище сапога рядового.

— На объяснение у тебя одна минута Если ты не сумеешь внятно объяснить что к чему, останешься без ноги, после чего я когтями раздеру тебе живот, выну твои кишки и обмотаю их вокруг твоей шеи.

— Слушаюсь, сэр. Я знаю, вы всегда держите свое слово, — произнес Парртс, на лбу которого выступил холодный пот. — Понимаете, сэр, я жил интересной жизнью, впрочем, разумеется, не такой интересной, как вы, — Он говорил все быстрее и быстрее. — Сдается мне, я обладаю весьма любопытной способностью, чем-то вроде психического излучения. Попади я в какой-нибудь университет, из меня тут же сделали бы подопытного кролика; дело в том, что я излучаю, скажем так, всепоглощающую чувственность. Другими словами, я чрезвычайно сексапилен. Сэр, умоляю, не скальте зубы, а то откусите себе нос. На первый взгляд, эта моя особенность сулит неземное блаженство, но только на первый взгляд. Если бы меня находили привлекательным лишь молоденькие девушки, я бы, наверно, не желал иной доли, но вся беда в том, что проблема куда сложнее. Меня любят все — и люди, и животные. Стоит мне показаться на улице, как к моим ногам буквально прилипают бродячие собаки. Видели бы вы, сэр, на что тогда становятся похожи мои брюки!.. Правильно, сэр, я не должен отвлекаться. Я не могу ездить верхом, потому что у всякой лошади только одно на уме. Окажись я на ферме, через десять секунд меня можно было бы отпевать. Понимаете? Самый дряхлый старик на свете, самый симпатичный ребенок — всем нужно одно и то же. Скажу откровенно, Сэр, это не жизнь, а сущий ад. Вы, конечно, можете посмеяться, но двадцать лет подряд испытывать такое на своей шкуре… Знаете, тут почти то же самое, что работать на шоколадной фабрике и ни разу не попробовать ничего вкусненького. Хотите поцеловать меня, сэр?

Зуботык яростно взревел, столь широко разинув рот, что стали видны как миндалины, так и не успевшие перевариться остатки пищи в желудке.

— Теперь вы понимаете, к чему я клоню, сэр? Вы — единственный из всех мужчин, женщин, зверей, птиц и насекомых, кому я не внушаю симпатии. Потому-то я рад служить под вашим началом. Что прикажете, сэр? Может, мне выпороть вас? Или наоборот?

Полковник задумался. Между тем в сапоге Парртса продолжал отсчитывать секунды часовой механизм. Наконец Зуботык очнулся, подцепил гранату длинным когтем, под которым накопилось изрядно грязи, и швырнул ее в сторону. Она взорвалась, ударившись о торговый автомат, из которого, пенясь и пузырясь, хлынули на пол струи разнообразных горячительных напитков.

— Так-так, — пробормотал полковник. — Добровольцев на такое дело обычно не сыщешь. Зато какое удовольствие пороть истинного мазохиста, который будет смеяться, даже когда мясо начнет отслаиваться от костей! Ты, случайно, не криптомазохист?

— Никак нет, сэр, но я готов постараться…

— Не пойдет!

— Не страшно, сэр. Из меня выйдет отличный денщик, — сообщил Парртс с самой обольстительной улыбкой, на какую был способен. — Я смою с ваших башмаков кровь, наточу стальные шипы на мысках, буду следить за тем, чтобы свинец всегда был расплавленным, а колючая проволока ржавой…

— Арргх! — прорычал полковник и двинулся прочь.

Безмерно довольный, Парртс усмехнулся, закинул на плечо вещмешок и насвистывая отправился на поиски казармы.

Так началась счастливейшая пора его жизни. Работы было всего ничего, благо база являлась полностью автоматизированной. Парртс с превеликой охотой возобновил свои исторические штудии, днями напролет просиживал в библиотеке. Когда глаза уставали от чтения, он выходил на свежий воздух. Разумеется, личному составу запрещалось покидать базу; как-то на досуге Парртс без труда отключил внутреннюю сигнализацию и проделал боевым лазером отверстие в железобетонной ограде. Снаружи было прохладно, что, впрочем, весьма способствовало проветриванию мозгов.

База располагалась на горе, верхушку которой специально срезали так, что получилась ровная и просторная площадка. Рядом высились другие горы, их вершины венчали снежные шапки; из неразличимых сверху долин поднимались клубы тумана. Местных форм жизни не наблюдалось. Поскольку на горе частенько выпадал снег, Парртс, выходя на прогулку, обычно лепил снеговика с пулями вместо глаз и гранатой вместо носа, после чего, радостный и румяный, возвращался к своим книгам. С полковником, который сиднем сидел в своих апартаментах, строя кровожадные планы, он почти не виделся. Правда, время от времени Зуботык вызывал Парртса к себе и излагал ему очередную задумку, однако рядовой добросовестно соглашался со всеми предложениями офицера, что изрядно портило тому настроение. В итоге полковник пристрастился к вину и стал раз за разом напиваться в личной камере пыток, где перебирал инструменты и улыбался, припоминая то, о чем рассказывали бурые пятна крови на стенах и на полу.

К сожалению, у ворот каждого Эдема постоянно отирается свой змей. На базу снова и снова прибывали звездолеты, большие и малые; едва заслышав рев двигателей, Парртс прятался и не выходил из укрытия, пока корабль не улетал. Однажды он заметил роскошную женщину, которая пилотировала разведывательный звездолет, и решил, что как-нибудь разыщет ее и заключит в объятия. Как-нибудь, но не теперь.

И вот змей постучался в ворота. В атмосферу Околесицы вошел транспорт, от которого отделилась посадочная капсула. Когда она приземлилась, из нее выбрался пассажир — худой, невзрачный на вид мужчина, седобородый, со множеством прыщей на лице. Пересчитав ящики с оборудованием, мужчина влез обратно в капсулу и включил терминал видеосвязи.

— Профессор Шлек вызывает командира базы. Немедленно сюда.

Полковник Зуботык, который возился с дыбой, втыкая в нее осколки разбитого стекла, с отвращением покосился на экран, а затем вызвал своего помощника.

— Жду ваших распоряжений, сэр, — отрапортовал Парртс.

— Рядовой Парртс, отправляйся на космодром и выясни, что нужно этому недоумку! Прежде всего уточни, насколько он важная птица. Если окажется, что его важность меньше тринадцати единиц, засади мерзавца в тюрьму, а вечером мы повеселимся. Начальство никогда не разыскивает тех, кто не слишком важен. Пошел!

Парртс отложил в сторону «Историю королевских союзов и вероломств с тринадцатого по двадцать второй век» и поспешил исполнить приказ. Профессор Шлек встретил его свирепым взглядом, но стоило рядовому приблизиться, как глаза Шлека расширились и он судорожно сглотнул. Парртс мгновенно распознал симптомы, а потому остановился на безопасном расстоянии.

— Чем могу служить, сэр? — спросил он. — Да, предъявите, пожалуйста, документы. Приказ командира. — Получив требуемое, он перелистал страницы. Категория «три-Б». Жаль, полковник наверняка расстроится. Но тут уж не до шуток. Продолжая изучать документы, Парртс краем глаза следил за профессором, который копался в своих ящиках. Улучив момент, Парртс зашептал в микрофон, что висел у него на воротничке. Ответом ему был рык полковника и звонкий щелчок, с которым тот прервал контакт.

— У меня правительственное задание, — заявил профессор Шлек откуда-то из-за горы ящиков. — Служба планетарной разведки поручила мне обследовать Околесицу, поскольку ваша планета до сих пор остается практически неисследованной. Я должен управиться за одни сутки, ибо завтра за мной прибудет корабль; так что мне надо поторапливаться. С вашей помощью или без, я все равно справлюсь! Учти, рядовой; если вздумаешь мне помешать, я разберусь с тобой по-свойски; а если поможешь, я, глядишь, окажу тебе какую-нибудь услугу. Я, конечно, тороплюсь, но не настолько…

Шлек выбрался из-за ящиков и встал перед Парртсом, покачиваясь на высоких каблуках. Он переоделся в чрезвычайно сексуальное черное платье с глубоким вырезом, откуда виднелись накладные груди, напялил огненно-рыжий парик и накрасил губы помадой, причем, изнывая, по-видимому, от желания, размазал ту едва ли не по всей физиономии. — Нам нужно спешить, но мы, милый ты мой рядовушка, запросто успеем поцеловаться и даже…

Кулак Парртса врезался в стеклянную челюсть профессора, и Шлек опрокинулся на спину.

— Негодяй! — возопил Шлек, потом прибавил сквозь зубы; — Ты мне за это заплатишь!

— Никак нет! — отозвался Парртс. — Наше свидание записывается на пленку. Мы вырежем все, что произошло после того, как вы упали, и распустим слух, что я нечаянно убил вас ударом кулака. На самом же деле вы погибнете иначе, поскольку я передам вас с рук на руки полковнику Зуботыку, командиру базы.

Шлек пронзительно взвизгнул и принялся срывать с себя платье. Оставшись в усеянном блестками суспензории, он смахнул слезу и облачился в мундир. Парртс наблюдал за происходящим без малейшего интереса, поскольку подобная процедура была ему далеко не в новинку. Покончив с переодеванием, Шлек взялся за работу, и через несколько минут стало очевидно, что с наладкой оборудования помощи профессору не требуется. Должно быть, разговоры о помощи служили лишь предлогом для приставания. Об инциденте не упоминалось ни словом, однако Парртс все же не спускал со Шлека глаз и на всякий случай не разжимал кулака. Профессор, впрочем, не обращал на рядового никакого внимания.

В самом крупном из ящиков оказался полностью готовый к запуску разведывательный спутник. Шлек сверился с выкладками относительно параметров атмосферы, пробормотал что-то себе под нос и ввел данные в компьютер спутника. Теперь мозг робота должен был действовать самостоятельно. Шлек захлопнул крышку блока управления, взял пульт и отошел от ящика на добрую сотню метров. Весьма заинтригованный, Парртс последовал его примеру.

— Если будешь ласков со мной, я позволю тебе нажать кнопку запуска. Это очень интересно… — Шлек не докончил фразы, испугавшись рычания, которое вырвалось из глотки Парртса, и нажал кнопку сам.

Раздался оглушительный грохот, ракета вынырнула из клубов дыма и устремилась в небо. Профессор доглядел на контрольный экран и довольно кивнул.

— Что значит автоматика! А в старину приходилось программировать каждый метр полета. Сейчас наша ракетка уже на орбите, чуть выше атмосферы, движется в направлении, которое совпадает с направлением вращения планеты, и трудится вовсю. Так-так, инфракрасное и ультрафиолетовое излучение, магнитный анализ и анализ на волнах Ксилбы, который позволяет определить залежи минералов на глубине до трех километров; сведения о температуре на поверхности, об испарении воды и… А-а-а! Ты сломал мне запястье. Я же еле дотронулся до тебя!

— Может, хотите перекусить? Или прислать полковника?

— Еда! Замечательные армейские рационы! Жаркое из переработанной собачатины! Питательный хлеб из опилок! Рядовой, ты гений!

Похоже, при упоминании о Зуботыке шарики в голове профессора со страху закатились за ролики. Парртс не стал разубеждать Шлека, решив, что раз тот алчет солдатской пищи, так тому и быть, хотя сам давно уже утолял голод исключительно теми продуктами, которые предназначались офицерам, и грезил сейчас о фазане и жареной кабанятине.

Спутник завершил разведку ближе к полуночи. К тому времени профессор Шлек весь посинел и дрожал от холода. Парртс даже проникся к нему чем-то вроде сочувствия. Спутник провел по радиомаяку коррекцию орбиты, отстрелил вспомогательные ракеты — в небе на мгновение сверкнули алые огоньки, выбросил парашют и несколько секунд спустя совершил посадку. Он упал на бок; нагретый при спуске металл тихонько потрескивал. Шлек осторожно открыл крышку и извлек из особого отделения кассеты с пленкой.

— В-в-внутрь, — пробормотал он. — Ос-с-стальное ут-тром.

Парртс прихватил анализатор и двинулся следом за продрогшим профессором. Очутившись в тепле и согревшись пинтой эрзац-кофе, Шлек оттаял настолько, что сумел вставить одну из кассет в анализатор. Тот радостно загудел, на шкалах запрыгали стрелки, на экранах замерцали цифры.

— Обычная дребедень, — проговорил Шлек. — Железо… Нам вполне хватает того, которое добывается в поясе астероидов. Золото… Его полным-полно на обессоленных планетах. Сера, медь, уран — слишком мало, чтобы стоило связываться, — свинец, лорций… Лорций! — Он подскочил к анализатору, принялся нажимать кнопки, затем схватил распечатку, — Точно! И какое богатое месторождение! Я получу премию первооткрывателя и наконец-то смогу отвалить! Ура!

— А что такое лорций? — поинтересовался Парртс.

— Ну, разумеется, что может знать о лорций остолоп вроде тебя! Это редчайший из трансплутониевых элементов. Он используется в силовых установках линкоров и дредноутов. Без него была бы невозможна всякая война.

— Сообщите, что ничего не нашли, и тогда, может статься, война закончится.

— Ты что, совсем спятил? Если война кончится, меня выгонят взашей и мне придется перебиваться с хлеба на воду. Кроме того, у пленки имеется дубликат, который находится внутри спутника. Нам с тобой доверяют одинаково.

— То есть не доверяют вообще?

— Вот именно. А теперь иди отсюда, я хочу напиться и лечь в постельку с моей резиновой куколкой. Встаем на рассвете, чтобы получше изучить местность.

Утро выдалось холодным и туманным. Парртсу, который глядел на жилистую шею Шлека, почему-то казалось, что открытие профессора перевернет его жизнь, и он вдруг подумал, а не отвести ли Шлека к полковнику и не приказать ли роботам сбросить с обрыва все профессорское оборудование? Нет, так не годится. Исчезновение Шлека наверняка не пройдет незамеченным, и на Околесицу пришлют нового исследователя.

Парртс мрачно посмотрел вслед стартовавшей ракете. Та должна была пролететь над месторождением лорция, сделать фотографии, сесть, пробурить скважину и взять образец породы.

Менее чем через два часа ракета вернулась. Шлек дрожащими от волнения руками достал образец, ткнул в него пальцем, попробовал на зуб и довольно кивнул.

— Богатая, богатая жила! — выдохнул он, — И открыл ее не кто-нибудь, а я! Ну-ка, рядовой, прикажи роботам грузить мое оборудование,

Профессор настолько разволновался, что даже не попытался пристать к Парртсу, что для последнего стало единственной радостью за целый день.

Армейское начальство, как всегда, за исключением тех случаев, когда требовалось выплатить жалованье или выдать пищевые рационы и снаряжение, действовало быстро и решительно. Приказы, инструкции и запросы буквально избороздили межзвездное пространство; Парртс не мог ни на секунду отлучиться из радиорубки. Полковник Зуботык, внимательно наблюдавший за происходящим, внезапно проявил признаки взволнованности.

— Лорций — опасная штука, — изрек он. — Радиоактивный элемент. Значит, добывать его будут преступники…

— Из числа которых мы без труда сможем подобрать пару-тройку жертв, докончил Парртс.

Полковник издал диковинный свистящий звук, который, как убедился Парртс, означал, что Зуботык заливается смехом.

— Пойду смажу дыбу и наточу шипы на «железной деве», — произнес полковник и удалился,

Последнее сообщение гласило: «ПУК прибудет в течение двадцати часов».

— Какой такой ПУК? — удивился Парртс. Поскольку в рубке он был один, ответа, естественно, не последовало.

Глава 3

Появление Пука

— Знаете, полковник, здоровее Транспорта я еще не видел.

— Заткнись, а то выпорю!

— Так точно, сэр. Какой принести кнут?

— Арррх! — прорычал полковник, ударил себя в живот и снова издал тот же звук, на сей раз — погромче.

Под мундиром он носил моток колючей проволоки, по которой ударял, когда был не в настроении, поскольку должен был мучить хоть кого-то.

Транспорт оказался сверкающим металлическим цилиндром размером с линкор. Его приводили в движение восемь буксиров, двигатели которых работали сейчас на полную мощность, сопротивляясь могучему притяжению Околесицы. Транспорт опускался все медленнее и наконец коснулся поверхности планеты, раздавив мимоходом половину одного из складов базы.

Со щелчком отсоединились магнитные захваты; семь буксиров рванулись ввысь и в мгновение ока исчезли из вида. Восьмой же приземлился на площадку. В борту буксира открылся люк, из которого вышел человек. Полковник Зуботык устремил на него горящий взор, который сулил вновь прибывшему муки похлеще адских.

— Ты ПУК? — справился полковник.

— Нет, — отозвался человек. Он остановился шагах в трех от встречающих, прижал к груди портфель и с подозрением поглядел на Зуботыка. — Я капитан Фриг. ПУК вон там.

— Пошли выпьем, — предложил полковник, — и ты мне все расскажешь.

— Да вы что, рехнулись? Полковник, мне прекрасно известна ваша репутация. — Фриг достал из портфеля папку с документами. — Вы должны расписаться здесь, здесь и здесь. Ну, что приняли ПУКа.

— Мы не распишемся до тех пор, пока я не увижу собственными глазами, что за чертовщину ты мне приволок.

— Как хотите, — фыркнул Фриг и тут заметил Парртса; он широко раскрыл глаза, раздул ноздри. — Эй, привет…

— Давай шагай, олух, — перебил Парртс, — не то будешь пищать таким голосочком до конца жизни.

Отвергнутый, оскорбленный в лучших чувствах, капитан приблизился к транспорту, откинул щеколду люка в борту корабля, сунул руку внутрь, нажал какую-то кнопку и на площадку с грохотом обрушился массивный пандус.

— ПУК! Выходи, малыш! — позвал Фриг и пронзительно свистнул.

Из темного нутра транспорта донесся громоподобный рев, затем послышался лязг металла. Рев становился все громче, и вот показался ПУК. Земля задрожала. ПУК соскочил с пандуса и остановился, подняв вокруг себя тучу пыли и щебня неподвижный, готовый исполнить любой приказ, пыхтящий, как охотничий пес размером с локомотив.

— Что за черт? — ровным голосом справился полковник, разглядывая бесчисленные винты, шестеренки, шарниры, приводные ремни, ведра, буры, прожектора, поршни, насосы, лазеры и прочий вздор.

— ПУК расшифровывается как Правительственный путеукладчик. Этот сукин сын не имеет себе равных в прокладке железнодорожных путей, а наблюдать за его работой — истинное наслаждение, — заявил Фриг.

ПУК развернул в его сторону микрофон и телескопический «глаз», пыхтение заметно усилилось. Где-то в вышине раздался свист. Капитан любовно пнул пыхтящую машину.

— Полностью автоматизирован. ПУК не просто робот; интеллектуальный коэффициент у него наверняка выше, чем у вас двоих, ребята, вместе взятых.

Свист повторился. Полковник с рычанием шагнул вперед, занося для удара свой ужасный хлыст. ПУК плюнул в Зуботыка сжатым воздухом: полковника развернуло и швырнуло наземь.

— ПУК знает, кто ему друг, а кто нет, — с улыбкой заметил Фриг.

Он протянул Зуботыку папку с документами, Тот выругался, но поставил свою подпись.

— Так-то лучше. Прежде чем я улечу, мне надо утрясти с вами один вопросик. Вот фотография предполагаемого месторождения лорция. По всей видимости, оно находится поблизости от Северного полюса этой жалкой планетки, постоянно покрыто снегом и выглядит, полковник, столь же привлекательно, как вы. Кстати говоря, у вашего помощника физиономия ничуть не симпатичнее.

ПУК готов взяться за работу, как только получит соответствующий сигнал. Он построит железную дорогу отсюда до самого месторождения, координаты которого заложены в его память. По окончании строительства он известит буксиры, которые приземлятся вместе с транспортом, и ПУК погрузится на борт. Вы еще не запутались, охламоны?

Полковник вскочил и ринулся на Фрига. Парртс следовал за ним по пятам. Однако не успели они сделать и двух шагов, как в камень перед ними вонзилась искусственная молния, испепелив тот в долю секунды. Нахальный капитан улыбнулся, достал сигару и прикурил от второй молнии.

— Молодцы, ребята, быстро соображаете. Итак, ПУК знает, где находится сейчас и куда ему надлежит попасть. Ответьте-ка мне на такой вопрос. Надеюсь, у вас хватит на это мозгов. Тот остолоп, который производил планетарную разведку, не удосужился изучить поверхность планеты, поэтому нам неизвестно, населена Околесица или нет. Разумеется, вы двое не в счет. Если ПУК натолкнется на аборигенов, он обойдет их поселения стороной по причинам, которые должны быть понятны даже вам. Что касается джунглей, ледников, снежных заносов, змей и всего прочего, он будет пробиваться напрямик через них. Ну, каков ваш ответ?

— Никого тут нет, — пробурчал полковник. — А теперь вон с моей планеты!

— Я однажды видел птичку, — сообщил Парртс. — Но с горы мы ни разу не спускались, так что кто его знает, что там, внизу. По-моему…

— Заткнись! — посоветовал Зуботык, — Займись лучше делом и вали отсюда, пока я добренький.

— Замечательно! — Капитан Фриг убрал в портфель папку с документами, подошел к ПУКу, похлопал того по усеянному заклепками боку, а затем ухватился за большую красную рукоятку. Слева от той было написано «Ненаселенная», справа — «Населенная». Потянув обеими руками, Фриг с трудом переместил рукоятку влево. На панели сверху замигали цифры, из лазерного орудия вырвался луч, который проделал дырку в низко нависших облаках. Пыхтение сделалось громче прежнего, гусеницы машины задрожали мелкой дрожью. Фриг отступил, раскрыл портфель, достал оттуда кость, как следует размахнулся и швырнул ее в направлении края плато.

— Ату, малыш! — крикнул он.

Зазвучали свистки, взревели двигатели, завертелись шестеренки, и громадная машина рванулась вперед, прямо к обрыву, от кромки которого до земли внизу было несколько километров.

— Грохоту будет, когда она свалится! — Лицо полковника озарилось улыбкой.

Однако ПУК, как выяснилось, с ходу принялся за работу.

В воздухе завис стальной каркас, который поддерживали рычаги. ПУК едва замедлил движение на краю обрыва и смело покатился дальше по мосту, что возник между горными вершинами словно по мановению волшебной палочки. Машина непрерывно палила из лазеров, вырезая из скальных пород подпорки для путей, а за ней стелились по мосту новехонькие рельсы. Не доехав нескольких метров до края моста, ПУК вновь выстрелил из лазера и устремился в туннель, что возник в склоне соседней горы. Долю секунды спустя он пропал из виду, сверкнув на прощание лазером, причем луч чуть было не угодил в полковника с Парртсом, которые не сговариваясь шарахнулись в разные стороны.

Наступила тишина. На площадке чернели выжженные лазерным лучом буквы; «Да здравствует ПУК, ура!»

Полковник, издав яростный вопль, круто развернулся, но опоздал: капитан Фриг, лишившись своего защитника, благоразумно запрыгнул в буксир и закрыл за собой люк. Залп из пушки, которая помещалась в голове мумифицированного капрала, пришелся в металлическую обшивку буксира.

Парртс облегченно вздохнул. Все прошло гораздо лучше, чем он смел надеяться. Рядовой отправился в библиотеку, а полковник, вдосталь наколотившись по мотку колючей проволоки, вернулся к себе в апартаменты и, чтобы поднять настроение, включил видеомагнитофон, в котором стояла кассета с его любимым фильмом.

Однако ни тот ни другой не были бы так довольны жизнью, если бы проследили за движением ПУКа по поверхности Околесицы. Возможно, огромная машина и была разумна, но вот здравомыслия ей явно не хватало. Пускай она прокладывала железные дороги аккуратнее кого и чего бы то ни было в Галактике, зато по умению разбираться в жизненных ситуациях не годилась и в подметки даже вечно сопливому трехлетнему мальчугану.

ПУК мчался вперед, безмерно счастливый тем, что наконец-то взялся за дело. Он преодолел горный хребет, понаделав в нем туннелей и понастроив мостов через долины рек, а затем двинулся вниз, продолжая укладывать лучший из возможных путей; миновал альпийский пояс, пересек вечные снега, перенесся через очередную долину, по дну которой бежал бурный поток, и углубился в утес. Вниз, вниз, под углом в двенадцать градусов. Какое-то время спустя он ощутил, что скала заканчивается, и чуть притормозил, высунув из склона нос.

Долина, плодороднее предыдущих. Ерунда, сейчас спалим деревья, чтобы не мешали, и дальше. Река — не страшно, надо только построить мост пошире на случай паводков. Все очень просто.

С победным свистом ПУК ринулся через долину и врезался в склон пологого холма. Чепуха! Чепуха?

ПУК действовал согласно приказу. Поскольку рукоятка, если можно так выразиться, населенности стояла в левом положении, мозг робота не воспринимал того, что наверняка заметило бы живое существо.

В долине, на берегу реки, располагался город. Мирные оранжевые аборигены плавали по реке в изящных лодочках, или сидели на шестах перед своими домами, играя на музыкальных инструментах в форме писсуаров, или пели что-то торжественное и скорбное на каменных ступенях храмов. И тут в эту идиллию ворвался ПУК.

Он промчался через город, проложив колею по развалинам, которые возникли на месте домов, уничтожил половину храмов, установил мостовые опоры прямо на некстати подвернувшиеся лодочки. Он стал этаким демоном разрушения, который появился и исчез в мгновение ока. Его затихающим в отдалении свисткам вторили вопли ошеломленных искалеченных аборигенов.

На Околесицу надвигалась новая эра.

Глава 4

Стайрин и работяга

— Полковник, на связи снова адмирал Дубби. Он настаивает на личном разговоре, — сообщил Парртс.

— Пусть идет в.

— Сэр, если я передам ему ваше пожелание, я долго не проживу.

Зуботык сорвал с Парртса наушники и заблеял в микрофон этакой невинной овечкой:

— Да, адмирал. Всегда раз поболтать с вами. Нет, от ПУКа с момента последнего отчета вестей не поступало. Он докладывает каждый час и точно придерживается расписания — да, двадцать четыре раза в день. Из-за него мы никак не можем выспаться… Да, сэр, я понимаю, что вам жаль, хоть вы и говорите сквозь зубы. Так точно, сэр, мы свяжемся с вами, как только ПУК отзовется… Ах ты, гнусный ублюдок, отпрыск монгольского козла и гориллы!..

Встревоженный Парртс вскинул голову, но расслабился, увидев, что полковник отключил микрофон. Зуботык погрыз провод и произнес;

— Интересно, с какой стати Дубби так переживает за это месторождение? Лишь потому, что чем больше лорция, тем больше кораблей?

— Никак нет, сэр, ему наплевать на лорций.

— Рядовой Парртс, сегодня никаких загадок.

— Сэр, может, вам не стоит спать в вашем кнопочном гамаке?..

— Побереги советы для своей бабушки! Что там насчет адмирала?

— Я слышал, что он помешан на железных дорогах, ПУКа изготовили именно с его подачи. Это он дал распоряжение построить дорогу на Околесице, несмотря на возражения технического советника, который теперь…

— Подать его сюда!

— Я как раз проворачиваю это дельце, сэр. Хотел сделать вам сюрприз. Кстати, на нашей планете в избытке такие места, которые как нельзя лучше подходят для строительства фабрики по переработке лорция и космодрома, чем та гора, на которой мы с вами стоим. Но адмирал не желает ничего слушать. Ему нужна железная дорога, а потому…

— Говорит ПУК. Прием, прием, — раздался из динамика механический голос.

Парртс уменьшил громкость и взял в руки микрофон.

— Прием, ПУК. Мы тебя слышим,

— С момента последнего доклада проложено тринадцать километров пути. Я нахожусь под ледяной шапкой, пробиваюсь сквозь скалу. Скорость продвижения уменьшилась.

— Ты можешь сообщить нам точные данные по месторождению?

— Нет. Слишком много факторов, которые не поддаются уточнению. Оценка приблизительная.

— Слушай, ты, куча металлолома, чтоб тебя разнесло в клочья или завалило камнями! К нам пристает адмирал Дубби…

— Это другое дело. Передайте адмиралу мои наилучшие пожелания и сообщите, что его железная дорога будет проложена до конечного пункта за семьдесят восемь часов, даже если у меня сгорят все предохранители.

— Впервые в жизни встречаюсь с роботом-подхалимом, — пробурчал полковник. — Свяжись с Дубби и дай ему отчет…

Адмирал преисполнился такого восторга, что у Парртса, когда он отключил передатчик, был несколько ошарашенный вид.

— Он прилетает сюда, — выдавил Парртс, устремив на полковника невидящий взгляд.

— Ну и что?

— Он сейчас на орбите. Посадка через пять минут.

— Что?! — Взгляд полковника приобрел то же отсутствующее выражение. — Так, надо запечатать камеру пыток, найти парадный мундир, поставить в комнату для гостей кровать с золотым балдахином, отполировать роботов из почетного караула… Пять минут! Шевелись, Парртс!

Когда они завершили все приготовления, выяснилось, что до посадки адмиральского корабля остается тринадцать секунд Полковник и Парртс, а также шеренга сверкающих роботов с винтовками вытянулись в струнку, едва из облаков показался массивный корпус линкора «Невыносимый» В то самое мгновение, когда в борту звездолета открылся люк, Парртс нажал на кнопку на лампасе, и над космодромом зазвучала музыка — адмиральская тема;

Слава Дубби, что врагов

Колотить всегда готов!

Вечно бдит, не устает,

Службу весело несет.

Первый в мире и в бою,

Свято честь хранит свою.

Гимн продолжался, в нем было много строф, столь же нелепых и лживых, как начальные. Под звуки музыки на площадку, сопровождаемый штабными офицерами, СПУСТИЛСЯ адмирал.

Зуботык отдал приказ; роботы вскинули атомные винтовки и дали залп в воздух — все, кроме одного, который, будучи неисправен, снес выстрелом голову своему соседу. Грязно выругавшись, полковник процедил сквозь зубы новое распоряжение. Роботы развернулись и дружно выпалили по сломавшемуся автомату, в результате чего тот превратился в лужицу расплавленного металла.

— Такой же бестолковый, как всегда, а, Зуботык? — визгливо произнес адмирал.

— Добро пожаловать на Околесицу, адмирал Дубби.

— Больше поваров не свежевал?

— С ним вышла ошибка, сэр. Его сослали сюда…

— Ну и что, что сослали? Разве это причина, чтобы сделать из него дюжину абажуров? Какой был повар! Таких теперь не найдешь. Кстати, надень-ка повязку на свой стеклянный глаз. Двух тебе слишком много.

— Как прикажете, сэр.

— Вот именно, полковник, вот именно. Ну, как там моя дорога? — При мысли о железной дороге адмирал расцвел в улыбке. Надо признать, выглядел он довольно симпатично для такого седовласого низкорослого человечка с морщинистым личиком и бегающими глазками. Широкоплечий, подтянутый, — правда, чувствовалось, что мундир ему маловат. Он чуть ли не бегом направился к колее, что пересекала плато и скрывалась в туннеле на той стороне моста. — Ну не прелесть ли? Лейтенант Фом, деточка, вы только посмотрите!

Лейтенант Фом, растолкав адъютантов, прихвостней и лакеев, выбралась из толпы и присоединилась к адмиралу. Парртс, стоя по стойке смирно, проводил ее взглядом, и так же поступили все остальные мужчины, словно кто-то дернул за невидимую веревочку. И, между прочим, в том не было ничего удивительного.

Лейтенант Фом напоминала сложением самый изящный крейсер космофлота. Она не шла, а величаво ступала, изящно переставляя стройные ножки, покрытые по последней моде краской, которая заменяла одежду. Каждый шаг приводил в движение две аппетитные округлости, что вздымались над бедрами. Волосы, груди, губы, носик — все повергало мужчин в сладостное изумление.

Над площадкой пронесся странный звук, нечто вроде шороха с причмокиванием, — это все присутствующие плотоядно облизнулись, А затем прозвучал вырвавшийся из множества глоток стон; адмирал Дубби, объясняя девушке, для чего предназначается колея, ущипнул лейтенанта Фом за ягодицу.

Невероятно, но факт: Парртс испытывал те же чувства, что и прочие мужчины, и был тому несказанно рад. Неожиданный подарок судьбы — ссылка на Околесицу, где никто, почти никто, не набивался ему в любовники — пробудил в нем давно забытые желания. Парртс наслаждался новизной ощущений до тех пор, пока не заметил, что к нему подкрадывается толстобрюхий офицер, глаза которого блестят нехорошим блеском. Даже расстроился, причем так сильно, что лишь криво усмехнулся, когда офицер словно переломился пополам, получив коленом в пах… Все-таки жизнь — подлая штука.

— Ну ладно, хватит пялиться на лейтенанта. Займитесь разгрузкой!

Адъютанты кинулись выполнять приказ командира. Парртс переступил через искусителя, который лежал на площадке, и повел прочь уцелевших роботов. Офицер, что елозил по земле, попался на глаза полковнику Зуботыку. Тот воровато огляделся по сторонам, убедился, что на него никто не смотрит, поднял офицера, сунул под мышку и устремился прочь. Слабый вопль тут же заглох. Судя по всему, к тому времени, когда офицера хватятся — если хватятся вообще — с ним наверняка произойдет нечто ужасное.

Высоко в борту «Невыносимого» открылся грузовой люк, из которого показался пандус. Парртс с любопытством наблюдал за тем, как пандус медленно опускается на площадку, и тут перед ним остановился некто.

Лейтенант Фом! Глаза рядового широко раскрылись. Девушка смотрела на него в упор, ее длинные ресницы напоминали две темные вуали. Изящные ноздри слегка раздувались, кончик алого язычка то и дело касался еще более алых губ.

— Меня зовут Стайрин, — проговорила девушка хрипловатым, чувственным голосом. — А как твое имя, красавчик?

— Рядовой Парртс, мэм.

— Да, они у меня есть — надеюсь, тебя природа ими тоже не обделила. Мне нравится твоя смелость. Взгляни-ка сюда.

Она медленно расстегнула китель, и Парртс увидел две розовые грудки, округлые, с набухшими сосками ни дать ни взять два дирижабля в одном ангаре.

— Ныряй, — пригласила Стайрин.

Парртс сложил руки лодочкой и шагнул вперед, словно и впрямь готовился нырнуть под китель лейтенанта.

— Фом, перестаньте соблазнять солдат и идите сюда! Голос адмирала походил на визг циркулярной пилы. Дирижабли спрятались обратно в ангар, дверь тут же захлопнулась. Стайрин, покачивая бедрами, пошла к Дубби. Парртс моргнул и помотал головой.

Неужели это случилось? Неужели он наконец разделил чье-то чувство? Ну да, так и есть. Здорово! Выходит, вот чего ему не хватало столько лет.

— Эй, солдат! Ты, ты, с разинутым ртом! Хватайся-ка за веревку. Я не хочу, чтобы из-за тебя что-нибудь случилось.

В голосе адмирала отчетливо прозвучали командирские нотки, Парртс, не раздумывая, схватился за веревку, что болталась поблизости; только потом он догадался поднять голову — и разинул рот шире прежнего.

— Красавец, правда? — произнес адмирал. Эти слова относились к точной копии паровоза «Юнион Пасифик 4-8-8-4», самого крупного из локомотивов той эпохи. Разумеется, в копию внесли кое-какие улучшения, — в частности, установили атомный двигатель, — однако в машине все же применялся и пар — для подачи звукового сигнала. Адмирал продолжал исторгать восторженные эпитеты, говоря главным образом для себя, поскольку обожал слушать собственный голос. Однако Парртсу быстро надоело слушать.

Рядовой дернул за веревку, прервав адмирала на полуслове.

— Так, — произнес Дубби, — что мы тут имеем? Какой славный паренек, а? Ах ты, мой милый.

Он ущипнул Парртса за ягодицу, которая была вся в шрамах от ласк былых ухажеров. В этот миг на глаза адмиралу вновь попался паровоз. Чувствовалось, что Дубби разрывается на части. В итоге адмирал поступил по-адмиральски: отверг оба искушения разом.

— Подойди к начальнику моего штаба и скажи, что я назначил тебя своим помощником. Я буду машинистом, а ты — кочегаром. Хорошо придумано, а?

— Сэр, я приписан к базе полковника Зуботыка.

— Ты только что получил новое назначение. И потом, Зуботыку не до тебя, он занят моим казначеем Бабкисом. Уверен, он не скоро про тебя вспомнит, а что касается Бабкиса, туда ему и дорога. Мой мальчик, нас ожидают грандиозные приключения! Мы с тобой поведем по этим замечательным рельсам первый поезд на Околесице! Ты только представь себе!

Парртс представил… лейтенанта Фом, и глаза его зажглись почти тем же самым светом, какой сверкал в глазах адмирала.

— Согласен, сэр. Прикажете бежать за вещами?

Глава 5

Разные встречи

Поезд выглядел несколько необычно, впрочем, необычно — это слабо сказано. Паровоз принадлежал к поколению могучих работяг, что трудились на компанию «Юнион Пасифик»; для пущей важности его позолотили, а атомный двигатель, который был на нем установлен, развивал мощность, достаточную для того, чтобы протащить через болотистую равнину внушительных размеров морское судно. За паровозом следовал тендер, а далее тянулась вереница пульмановских вагонов, скопированных один к одному с тех, в которых ездили когда-то президенты и главари мафии. Вагон-ресторан, вагон-кухня, вагон-салон с прозрачной крышей, служебный вагон, вагоны-рефрижераторы…

Парртс не скрывал своего удивления. Он удивился еще сильнее, когда узнал от лейтенанта Фом, которая появилась перед ним в одежде служащей железной дороги, что она назначена кондуктором.

— Кондуктор из тебя шикарный, — прошептал он хрипло, нагибаясь, чтобы заглянуть в судовой журнал, что лежал в сумке, которая висела на плече Стайрин.

— А ты чудесный кочегар, — проговорила она в ответ. — Какое пламя ты зажег в моей груди!

Внезапно Парртсу стало до невозможности жарко, захотелось скинуть пилотку, сбросить с себя комбинезон… Он начал было раздеваться, но тут прозвучал паровозный гудок.

— По вагонам! — крикнула Стайрин, решив, должно быть, что служебные обязанности важнее утех Купидона. — По вагонам!

Она дунула в свисток, махнула флажком. Парртс выругался и побежал к паровозу.

— Поехали! — Адмирал-машинист Дубби дернул за какой-то рычажок, и окрестности вновь огласились пронзительным гудком. — Сначала подадим назад, чтобы обеспечить надежность сцепки. О, я прочел все книги по паровозам, какие только есть на свете! Так, теперь открываем дроссельный клапан, и наша железная лошадка ожила!

Чокнутый, подумал Парртс, самый настоящий псих. Хмуро поглядел на цилиндры, из которых вырывался пар, затем уставился на трубу — из той поднимался дым, вернее, не дым, а пар, поскольку дыму взяться было неоткуда. Впрочем, какая разница? Главное, чтобы ему удалось сойтись поближе с лейтенантом Фом. Стайрин! Стайрин!..

Под хриплые гудки, стук колес и скрип пружин поезд пересек плато, прокатился по мосту и исчез в черном зеве туннеля.

— Старый добрый ПУК просто молодец, — произнес с усмешкой Дубби, когда состав миновал очередной мост и влетел в следующий туннель.

В общем и целом путешествие начало приобретать в глазах Парртса известную привлекательность. Он где-то даже восхищался столь архаичным способом передвижения — особенно когда на какое-то время забывал о роскошных формах Стайрин Фом. Чем ниже опускался поезд, тем становилось теплее; залитые солнечным светом долины изобиловали разнообразной растительностью. После самого длинного из всех туннелей, сквозь которые они проезжали до сих пор, местность стала ровнее, и поезд наконец-то вырвался на поверхность Околесицы, оставив позади горный хребет.

Вдруг адмирал выпучил глаза, словно пытался изобразить из себя бородавочника, и схватился за грудь, как если бы с ним случился сердечный приступ.

— Что такое? — пробормотал он и, судорожно сглотнув, прибавил: — Что здесь происходит?

Ответ на адмиральский вопрос представлялся совершенно однозначным. Из разрушенного города навстречу составу бежали аборигены, а с развалин храмов доносились призывные возгласы жрецов.

— Назад! — воскликнул Парртс. — Задний ход! Сэр, надо уносить ноги!

— Никогда! — прорычал Дубби. — Мы не нарушим расписания. Почта будет доставлена в срок! Адмирал прибавил скорость.

— Да вы спятили! — взвыл Парртс. — Какое расписание? Какая почта?

Его причитания не возымели успеха: Дубби не желал ничего слышать, поскольку, похоже, и впрямь сошел с ума; судя по всему, адмирал страдал ярко выраженной манией величия.

Окутанный клубами пара, издавая непрерывные гудки, паровоз, за которым, естественно, следовали вагоны, устремился вперед. По всей видимости, катастрофы было не избежать.

Впрочем, вскоре выяснилось, что Парртс несколько преувеличил опасность. Аборигены отличались некоторой хрупкостью сложения, их копья были не слишком остры; вдобавок, им, как ни странно, не пришло в голову разобрать пути, что лишний раз доказывало ущербность сознания инопланетян по сравнению с человеческим.

Состав, все убыстряя ход, промчался через уничтоженный город под градом копий и грязных ругательств. Пассажиры прильнули к окнам вагонов, с ужасом наблюдая за тем, что творилось снаружи. В следующее мгновение поезд очутился за пределами инопланетного города и покатил дальше по долине.

Населенных пунктов больше не попадалось, если не считать возникавших порой руин на тех местах, где когда-то стояли фермы, однако адмирал, по-видимому, решил не рисковать: он вел состав на максимальной скорости.

Показалась широкая река, через которую был переброшен мест, напоминавший очертаниями лондонский Тауэр-бридж. Только теперь, оказавшись на значительном расстоянии от разгневанных аборигенов, Дубби нажал на тормоз. Поезд остановился.

Адмирал кинулся в свой личный вагон, чтобы посоветоваться с врачом. Тот прописал Дубби замену крови и настройку метаболизма, а лейтенант Фом поднесла адмиралу стакан антаресианского грога со льдом. Дубби стиснул стакан дрожащими руками, запрокинул голову и залпом проглотил половину огненной жидкости.

— Парртс, — выдавил он, — что все это значит?

— Аборигены, адмирал. По-моему, им не понравилось, как ПУК обошелся с их городом.

— Пораскинь-ка своим вшивеньким умишком и попытайся объяснить мне, с какой стати ПУК поступил подобным образом.

— Слушаюсь, сэр. ПУКу сообщили, что Околесица необитаема, несмотря на мое предложение провести сначала разведку, — отрапортовал Парртс. Он прослужил в армии достаточно долго для того, чтобы усвоить великий жизненный принцип: главное — собственная шкура, а товарищ пусть заботится о себе сам. — Полковник и профессор Шлек высмеяли меня, хотя я, сэр, старался убедить их изо всех сил.

— Я не верю ни единому слову! Вы все трое пойдете под трибунал и будете расстреляны из атомной пушки! Но первым делом нам необходимо выбраться отсюда. Пожалуй, дам-ка я задний ход.

— Не глупи, дружочек. — Стайрин пощекотала адмирала под подбородком, чтобы поднять боевой дух. — Знаешь, я была в хвостовом вагоне и заметила, что аборигены наконец взялись за ум и стали разбирать колею.

— Вот как? Ах ты, бесеночек мой ласковый! — пробурчал Дубби и шлепнул девушку по руке. — Не распускай рук, пока мы не выпутаемся; мне сейчас не до того. Вызови по рации пару линкоров. Я хочу домой!

— Ничего не получится, сэр, — возразил Парртс, намеренно приводя самые простые доводы. — Мы не захватили с собой рации, чтобы не нарушать очарования эпохи.

— Что-что? Какой идиот сморозил этакую глупость?

— Вы, сэр. Вы сказали, что раз на настоящих паровозах раций не было, то и нам она ни к чему.

— Выходит, ошибся, но ни за что этого не признаю! Во всем виноват ты, Парртс! Тебя казнят, как только мы выберемся из лужи, в которую ты нас посадил. Что же нам делать?

— Можно ехать дальше. Выбора у нас все равно нет. К тому же на месте будущей шахты должен совершить посадку бот, который доставит проходческую технику На нем мы и улетим.

— А иначе никак?

— Нет, сэр.

— Тогда поехали, — проговорил адмирал, сокрушенно вздохнув. — Я, пожалуй, надену парадный мундир со всеми орденами. Надо вдохновить остальных.

Он снял куртку машиниста, а заодно — накладные плечи и мускулы, без которых, тщедушный, с пивным брюхом, что нависало над ремнем, производил не слишком внушительное впечатление. Правда, плечи вернулись, когда Дубби облачился в китель. Стайрин помогла ему одеться, а оказавшись за спиной адмирала, закатила в притворном ужасе глаза, после чего устремила горящий взор на Парртса. Тому пояснений не требовалось; температура тела рядового подскочила сразу градусов на двадцать, и он стал лихорадочно прикидывать, как бы очутиться наедине с девушкой в самом укромном уголке и не вылезать оттуда как можно дольше.

— Если ты, Парртс, думаешь о том, в чем я тебя подозреваю, то можешь считать себя РМом, что на армейском жаргоне означает «разжалован и мертв»;

впрочем, жаргон тебе, должно быть, известен.

— Сэр, я думаю о поезде, — возразил Парртс, однако возражение получилось не совсем убедительным, поскольку голос рядового сорвался на писк.

— Неужели? Это из-за поезда ты так разволновался, что запел фальцетом?

— Меня тревожат аборигены, сэр. По-моему, с ними нужно держать ухо востро. — Голос Парртса наконец-то зазвучал, как полагалось. — Так что, сэр, трогаемся?

— Нет. Тут мы более-менее в безопасности; вдобавок, вот-вот наступит ночь. Мы продолжим путь на рассвете, когда сможем различить, куда нас несет. Полагаю, мы вполне можем угодить… э-э… еще не в одну столь же любопытную переделку.

— Знаете, сэр, ваш ПУК — глупец из глупцов. Ему приказали двигаться, и он себе прет…

— Ладно, ладно, я все понял. Созовите мой штаб. Надо выставить часовых. Кстати, пришлите сюда моего повара: пусть приготовит что-нибудь этакое, чтобы я мог слегка отвлечься. Лейтенант Фом, деточка, после ужина надень платьице попрозрачнее, принеси килограммчик гашиша и пару трубочек, и мы с тобой забудем о всяких неприятностях…

Впечатление было такое, что именно слово «неприятности» накликало беду. Едва адмирал произнес его, как все началось по новой. Что-то с грохотом обрушилось на крышу вагона, затем донесся пронзительный вопль. Парртс подскочил к окну, а Дубби проворно спрятался под стол.

— Что там? — прохрипел он.

— Летучие твари, сэр, а на них отвратительные аборигены. Они пикируют на поезд, бросают…

— Бомбы?

— Никак нет, сэр. Дерьмо, Можно сказать, они нас дерьмят.

— Хватит изощряться, Парртс! С какой стати они на нас напали?

— Они прилетели с той стороны, куда ведет колея, сэр…

— Заткнись, рядовой! — предложил Дубби.

— Атака закончилась, сэр. Они улетают. Я пойду проверю повреждения.

— Иди, иди. Лейтенант Фом, крошка, налей мне того же самого.

Повреждений оказалось всего ничего; правда, состав стал смахивать на статую, что простояла в парке добрую сотню лет. Те часовые, которые во время бомбардировки дежурили снаружи, выкинули форму в реку, выкупались, и затем их накачали успокоительным, чтобы они не умерли от шока. Да, дерьмовее участи не придумаешь,

Внезапно, когда над Околесицей поднялась луна, бомбардировка возобновилась. Проснувшийся Парртс накинул плащ, вооружился зонтиком и, рискуя собственной жизнью, побежал к паровозу. Он ’запустил двигатель, и поезд тронулся, что существенно снизило точность бомбометания; тем не менее оно продолжалось, пока состав не влетел под свод туннеля, черный зев которого за мгновение до того выхватил из темноты луч установленного на локомотиве прожектора.

Несмотря на усталость, Парртс принял душ, а затем возвратился в адмиральский вагон. Дубби, пьяный в доску, пребывал в бесчувственном состоянии. Однако перед тем, как вырубиться, адмирал запер дверь на ключ, причем вместе с ним взаперти очутилась и Стайрин. Парртс в ярости пнул дверь вагона; Стайрин, движимая теми же чувствами, последовала его примеру, только с другой стороны. Дверь устояла; тогда Стайрин отправилась спать, а Парртс вернулся в вагон-ресторан, в котором было непривычно пусто, и съел адмиральский ужин. Надо признать, вполне съедобный.

С первыми проблесками рассвета проводники в чине младших лейтенантов принялись будить заспавшихся путешественников. Самый младший по званию, помощник судомойки, вызвался провести разведку. Его забинтовали с головы до ног и вытолкали наружу. Вернувшись, он доложил, что все как будто в порядке. Адмирал, посвежевший ото сна и двух перекачек крови, открыл дроссельный клапан, и поезд покатил дальше. Могучий двигатель без труда тянул состав по равнине, покоя которой, похоже, ничто не собиралось нарушать. Сначала светило солнце, потом пошел дождь — весьма кстати, поскольку поезд нуждался в хорошем душе, — после чего с неба посыпался град, окончательно соскобливший с локомотива и вагонов следы ночного нападения. Адмирал Дубби распевал старые железнодорожные песенки весьма вдохновляющего содержания; в них то и дело упоминались взорвавшиеся котлы и ошпаренные кипятком машинисты. Допев песню, он приказал принести сандвичей с устрицами и шампанского.

— Вот это жизнь, кочегар! — воскликнул он. — Простая пища, прямая колея, на все плевать…

Колея между тем свернула в сторону, огибая холм, и взорам путников открылась узкая долина, перегороженная высокой каменной стеной.

Глава 6

Диковенные союзы

Адмирал истерически завопил и дернул за тормоз. Раздался оглушительный скрежет, который сопровождался заунывным воем: то скользили по рельсам колеса вагонов. Затем послышался грохот изнутри — люди попадали на пол, на них обрушились всевозможные тяжелые предметы, кому-то на ноги выплеснулся горячий суп из кастрюли… Машинист и кочегар, отчаянно желавшие превратиться вновь в адмирала и рядового, беспомощно взирали на каменную стену, которая неотвратимо приближалась. Скоро стало возможно различить отдельные камни и слой известкового раствора между ними. Ближе, ближе… Локомотив уткнулся в стену… и замер, причем послышался некий хруст.

— Сдается мне, прожектор разбился, — выговорил Парртс.

— Задний ход! — пролепетал адмирал в то самое мгновение, когда по золотому корпусу паровоза застучали стрелы.

Неожиданно высоко вверху прозвучал восторженный вопль, и по кабине забарабанили камни. Состав двинулся в обратном направлении, доехал до поворота. Погони не наблюдалось.

Очутившись в безопасности, адмирал перестал дрожать и преисполнился гнева; он осушил бутылку шампанского и швырнул ее в стену, но не добросил. Тогда Дубби разразился древними армейскими проклятиями. Тем временем из вагонов повысыпали пассажиры, все в крови и супе.

— Что нам делать? — простонал какой-то мичман.

— Расстрелять этого труса! — распорядился Дубби. — Хотя нет, подождите. Он вызвался возглавить штурм стены.

Угроза неминуемой смерти, как оказалось, заставила мозги мичмана шевелиться вдвое быстрее обычного, и юнец предложил собственный шедевр стратегического искусства.

— Господин адмирал, вместо штурма, который я был бы счастлив возглавить, но который, возможно, не приведет к желаемому результату, предлагаю разрушить стену лазерами. Заодно мы покончим с теми, кто швырялся в нас копьями.

— Торопись, мой мальчик, времени у тебя & обрез.

— Слушаюсь, сэр… Видите ли, я отвечал за погрузку снаряжения. У нас имеются запасные рельсы и шпалы, болты, инструменты — словом, все, что нужно на случай, если дорогу размоет или завалит…

— Да уж, завалить ее завалило!

— Кроме того, сэр, у нас есть строительные лазеры. Они не такие мощные, как боевые, но запросто справятся с этой стеной.

— Хорошо, Бери лазер и пятерых из моих телохранителей и займись делом. Начинай сверху и не отступайся, пока не дойдешь до низу, но смотри не расплавь колею! Нижнюю часть кладки разберем вручную. Пошел!

Мичман поспешил исполнить приказ. Операция представляла собой захватывающее зрелище. Установленный вне досягаемости вражеских стрел, лазер принялся методично уничтожать стену под вопли разъяренных аборигенов, которые подозрительно смахивали на пилотов вчерашних дерьмовозов. Телохранители отстреливали их одного за другим из своих бластеров. Поняв, что проиграли, аборигены исчезли со стены задолго до того, как от нее остался один-единственный ряд камней. Пыхтя от натуги, непривычные к столь тяжелому труду адъютанты отвалили в сторону последние валуны; обнажились рельсы, кривые, а местами расплющенные.

— Молодцы, — похвалил адмирал, который спустился на землю только после того, как патрули доложили, что в радиусе километра врагов не обнаружено. Надо заменить колею. Ну и ну, прямо как в старые добрые времена! Никаких подручных средств. Я сделаю из вас настоящих железнодорожников!

Вскоре все убедились, что Дубби слов на ветер не бросает. Удели он делам военным хотя бы толику того рвения, с каким отдавался своему увлечению, вполне возможно, что война давным-давно бы завершилась полной и окончательной победой.

Бригада ремонтников сняла покореженные рельсы, разровняла насыпь, уложила на нее шпалы, после чего, вооружившись громадными клещами, с ворчанием водрузила новые рельсы и затянула болты на стыковых накладках, — причем все происходило под бдительным оком адмирала, хотя и без его непосредственного участия.

— Неплохо, а? — справился Дубби, потягивая прохладительный напиток в тени зонтика, и с улыбкой окинул взглядом распростертые на земле, палимые солнцем тела. — Объявляю вам благодарность. Каждый получит по кружке пива, бесплатно. Видите, какой я щедрый! Ну ладно, поехали,

Ремонтники со стонами поднялись и, передвигаясь точно зомби, заняли свои места в вагонах. Адмирал дал гудок, и поезд тронулся. Парртс мрачно глядел в окно и размышлял о том, как долго будет продолжаться это безумие.

Состав вкатился в джунгли; при каждом гудке в небо взмывали стайки крохотных летучих ящерок. Парртс следил за ними с некоторым беспокойством, ибо они подозрительно смахивали на вчерашних дерьмовозов, разве что были гораздо меньше по размерам.

К сожалению, его беспокойство оправдалось. Поезд вынырнул из джунглей на открытое пространство; куда ни посмотри, всюду виднелись поля, где трудились те же самые ящерицы — они шагали за плугами, в которые были впряжены некие гнусные зеленокожие твари. Изредка попадались хозяйственные строения. Ящерицы грозили пассажирам поезда мотыгами и лопатами, некоторые швыряли в окна комья земли.

— Шиш вам, зеленюки тупоголовые! — Адмирал злорадно усмехнулся. — Сущие дикари; каменный век, да и только! Спорю, они покраснели от зависти, когда впервые увидели наш локомотив! Им такого и не снилось.

— Насчет каменного века, сэр, это вы верно подметили. Стена, которой они перегородили долину, была как раз из камня.

— Что? Эти вот ползуны?

— Так точно, сэр. И бомбардировали нас тоже они. Их можно охарактеризовать как вилкообразных ящеровидных с зубчатой…

— Знаешь, Парртс, я, пожалуй, расстреляю тебя как шпиона. Для простого солдата ты слишком умен.

— Понимаете, сэр, я и впрямь слишком умен для простого солдата. Я ведь экзобиолог, насильно завербованный в армию благодаря злобной…

— Можно подумать, других вербуют иначе! — Адмирала явно шокировала тирада Парртса, — Экзобиолог, говоришь? Ну-ка опиши мне, что там за окном.

— Деревни постепенно приобретают городской вид. Наблюдаю нечто вроде пригорода. Повозки, влекомые крокодилами, сады, в которых копошатся гномы. Рискну предположить, что скоро мы окажемся в крупной урбанистической агломерации…

— Скажи уж проще, в большом городе. Судя по тому, что мы видели по дороге, этот остолоп ПУК проложил колею прямо через него.

— Правильно, сэр. Для человека в вашем чине у вас необыкновенно острый ум. Если начнете тормозить, то мы остановимся как раз перед городом, который, похоже, расположен за следующим поворотом…

Город производил весьма внушительное впечатление — этакая столица процветающего государства. Правда, эффект слегка смазывался тем, что городские улицы пересекала железнодорожная колея; как ни странно, она пребывала в целости и сохранности. Вдобавок, путешественников явно ждали. Остановив состав на границе города, адмирал выдавил:

— Парртс, ты видишь то же, что и я?

— Так точно, сэр, если вы видите громадное здание размерами с разведывательный звездолет. Мне кажется, его собираются обрушить нам на головы.

— А вон с тех башен нас наверняка начнут забрасывать камнями, а то и польют маслом. Нет, нужно проложить колею вокруг города, иначе…

— Ничего не выйдет, сэр. Во-первых, нам не хватит рельсов. Во-вторых, даже если бы они у нас были, мы бы вряд ли смогли проложить их под вражеским огнем. В-третьих…

— В-третьих, умник, мне надо было застрелить тебя при первой встрече. Ты завлек меня в ловушку!..

— Может быть, сэр, — проявил покладистость Парртс. — Но я вас и выведу. В вашем штабе найдется экзолингвист?

— Разумеется.

— Тогда вступим в переговоры. Перекинемся с аборигенами парой-тройкой фраз. Заключим сделку, понадарим бус, заплатим репарации.

— Мы должны сражаться!

— Сэр, если мы потерпим поражение, нас съедят. Лично мне как-то не хочется угодить в вонючую пасть с гнилыми клыками.

— Экзолингвиста сюда! — рявкнул адмирал в интерком. — И большой белый флаг с моими инициалами, вышитыми золотом в углу. Живо!

Через несколько минут в кабине локомотива появилась лейтенант Фом с адмиральским знаменем. Парртс усилием воли заставил себя отвести взгляд от Стайрин и посмотрел на дверной проем.

— А где экзолингвист?

— Я тут, — ответила Стайрин.

— Милая, — пробормотал Парртс, осев сразу сантиметров на пять из-за того, что его коленки превратились в студень. — Какое тело, какая головка…

— Парртс! — взревел адмирал. — Слушай, ты, недоумок озабоченный, хватит пороть чепуху. Прибереги сальности для увольнительной. Отправляйся вместе с лейтенантом и как угодно, но выкрутись. В качестве поощрения обещаю, если справишься, повысить тебя до капрала. Кстати, учти, что тебе в затылок будет нацелена винтовка с телескопическим прицелом: если оплошаешь, тебя пристрелят на месте.

— С таким командиром, как вы, не нужно никаких врагов. — Парртс вздохнул. — Пошли, лейтенант. Чему быть, того не миновать.

Он взял у Стайрин флаг, и они строевым шагом направились туда, где высились сооружения аборигенов. Их ладони встретились, пальцы переплелись они вздрогнули, словно от разряда электрического тока.

— Стайрин, — пролепетал Парртс.

— Парртс, — отозвалась девушка.

— Может, здесь?

— Конечно, дорогой.

— А не жестковато?

— Помнишь пословицу: «Жестко стелет, да мягко спать»?..

— Вы, двое! — раскатился над местностью усиленный мегафоном голос адмирала. — Никаких оргий на глазах у аборигенов! Продолжайте движение!

Подойдя к ближайшему зданию, Парртс и Стайрин замедлили шаг, и тут же в землю перед ними воткнулось несколько стрел.

— Мир! — крикнул Парртс и принялся махать флагом. — Мир, дружба, жвачка! Стайрин, милая, скажи им, что мы не замышляем ничего дурного.

— С удовольствием, мой пончик, вот только на каком языке? Под гипнозом я могу говорить на шестистах пятидесяти семи языках. Ты не знаешь, какой именно у них в ходу?

— Может, никакой? — пробормотал Парртс, разглядывая оскаленные морды аборигенов. — Поскольку это первый контакт, вряд ли они говорят на каком-нибудь из известных галактических наречий. Они похожи на хесткуинцев, однако прикус у них, как у васкебьорнов.

— Я знаю оба эти языка, — гордо заявила девушка.

— Конечно, радость моя, конечно, однако… А-а-а-а!

— Я что, слишком сильно сжала твою руку? — с беспокойством спросила Стайрин.

— Ерунда! Раздави меня, проглоти, по… — Парртс ошарашенно помотал головой. — Что я сказал?

— Ты сказал «а-а-а-а-а!»

— Ну да, а по какому поводу?.. Вспомнил! Смотри, вон там, на стене. Видишь? С цепью на шее? Смахивает на горништильфа, верно?

— Ты про того, кто похож на раздутого рака с избытком клешней?

— Точно.

— Не знаю, не знаю. В жизни не видела ни одного горништильфа, хотя, разумеется, говорю на их языке, как на родном. — Стайрин изящно содрогнулась. — Надеюсь, выгляжу я немножко иначе…

— Да что ты! Экзоскелет… — Парртс запнулся, ибо в мысок его левого башмака ударилась стрела. — Начинай, пока не стало слишком поздно!

— Ку ви аудас мин? — крикнула девушка и помахала рукой. — Ни эстас амиког кай дезирас пароли…

— Экморту, филине де ундиио, форнику вин анкау!

— Что он сказал? — справился Парртс.

— С добрым утром. Как поживаете?

— Гляди, ящерицам не нравится! Бедняга, и копьем-то его колют, и за цепь дергают! Жаль, что с нами нет полковника. Он бы порадовался.

— Попробую еще раз.

Горништильф, по всей видимости, отнюдь не горел желанием вступить в беседу, однако ящерицы, похоже, понимали, о чем речь, и одергивали пленника, награждая его уколом копья, стоило тому перейти на оскорбления. Мало-помалу горништильф сообразил, что лучше подчиниться. Люди приблизились к стене, с опаской поглядывая на оружие в руках аборигенов, и приступили к переговорам.

— Мы пришли с миром, — произнесла Стайрин.

— Не очень-то похоже, — пробурчал пленник. — Даже эти тупоголовые ящерицы видят, во что превратила их город ваша машина.

— Скажи, что все произошло совершенно случайно, что всему виной неудачная программа. Мы согласны заплатить репарации, выдать со склада одеяла и эктоплазму для раненых, сделать подарки чиновникам.

Ящерицы не скрывали своей подозрительности. Как ни странно, подарки их не прельстили.

— Но ведь что-то им нужно, — прошептал Парртс на ушко Стайрин, — иначе они вообще не стали бы с нами разговаривать.

— Мы скоро узнаем, — прошептала девушка в ответ. — Я подслушивала, о чем они говорят с горништильфом. Мне кажется, я могу общаться с ними без переводчика.

— Милая, как ты быстро учишься.

— И не только учусь…

— Я все вижу и слышу, — донесся издалека голос адмирала. — Не отвлекайтесь!

— Почтенный король Хроакр, — проговорила Стайрин, пытаясь правильно произнести непривычные звуки, — мы предлагаем вам и вашему чудесному зеленому народу дружескую помощь.

— Вы говорите по-слимиански? — удивился король, шевельнув глазными усиками.

— Я изучила ваш язык, слушая, как вы беседуете с пленником.

— Прекрасно, детка. — Король отвернулся и крикнул стражникам: — В кастрюлю его! Сегодня у нас на обед раковый суп!

Стражники захохотали и поволокли горништильфа, который сыпал проклятиями, к желобу, что спускался в огромный чан с кипятком. Король снова повернулся к Стайрин и одарил девушку благосклонной улыбкой, обнажив три ряда острых красных зубов.

— Значит, вы готовы заключить сделку?

— Да, король, мы за тем и пришли. Мы вовсе не хотели уничтожать ваш прекрасный город…

— Не переживайте по пустякам. Ваша машина прошлась в основном по рабочим окраинам и избавила нас от хлопот по планировке, Я как раз собирался проложить новую дорогу. Однако нам кое-что от вас нужно. Вы согласны?

— Я всего лишь переводчица, и решать не мне, а моему командиру, адмиралу Дубби, которому я в точности передам ваши слова.

— Пожалуй, я загляну к нему сам. Терпеть не могу разговаривать со всякими подручными. Хотя… можете передать, что колея за поездом разобрана, так что если вы притронетесь ко мне хотя бы пальцем, вас зажарят и съедят. Ну, пошли.

Адмирал, который по контрольному лучу подслушивал, о чем речь, быстро сообразил что к чему. Парртс и лейтенант Фом отправились обратно, все под тем же белым флагом, в сопровождении почетного эскорта и короля Хроакра, которого несли на золотом троне шесть высокорослых ящериц. К тому времени, когда процессия достигла поезда, возле него уже успели разбить шатер, понаставили внутрь ведер с шампанским и, получив некоторое представление о королевских пристрастиях в еде, разложили по тарелкам холодных раков.

— Слимианский король Хроакр, — представила своего спутника лейтенант Фом, оказавшись в непосредственной близости от шатра.

— Какой, какой? Обезьянский?

— Слимианский, сэр. Эта страна называется Слимианией.

— Замечательно. Переведи, что я рад его видеть.

— Маленькие у вас раки, — заметил король, втянув глазные усики. Переведите.

— Маленькие, но вкусные, — заверил адмирал. — Попробуйте.

Дубби отломил клешню, снял с нее вилкой мясо и сунул в рот. Король внимательно наблюдал, потом вдруг схватил самого крупного рака, подкинул в воздух и раскрыл пасть. Люди попятились, поскольку королевская пасть напоминала размерами железнодорожный туннель, утыканный, вдобавок, громадными клыками. Рак провалился в глотку, челюсти сомкнулись, король сглотнул и потянулся за добавкой.

— Верно, адмирал, маленькие, но вкусные. Ладно, перейдем к делу. Ваша машина испоганила мой город, изуродовала окрестности, прикончила пару сотен моих подданных и вообще натворила кучу всяких безобразий.

— По чистой случайности, ваше величество.

— Разумеется, разумеется. Я согласен забыть о причиненном мне ущербе и пропустить ваш поезд туда, куда его несет. А в награду за столь редкостное великодушие прошу вас об одной услуге.

— Договорились, дружок.

— Отлично. Завтра мы отправляемся на битву с нашими врагами. Вы пойдете первыми, и перед нами никто не устоит. Подайте-ка мне ведро, что-то в горле пересохло.

Глава 7

Атака с воздушного шара

Два офицера поддерживали скорчившегося адмирала, в то время как третий колотил Дубби по спине — адмирал подавился раком и никак не мог прокашляться. Слимиане проявили к происходящему громадный интерес, о чем свидетельствовали вытянувшиеся во всю длину глазные усики. Парртс и Стайрин, впервые за весь срок своего знакомства лишившись адмиральского присмотра, немедленно исчезли в вагоне, где вошли в тесное соприкосновение, установив рекорд скорости для вооруженных сил.

Наконец адмирал выпрямился, явив любопытным взглядам побагровевшее лицо; глазные усики тут же укоротились, а Парртс и Стайрин выпрыгнули из вагона и приблизились к остальной компании, причем их глаза сверкали едва утоленной страстью.

— Битва? — прохрипел адмирал. — Я не ослышался?

— Ему надо выучиться нашему языку, — изрек король. — Какой великолепный акцент! Да, я так и сказал.

— С кем?

— С ними! Со съедобными врагами! С горништильфами, которые спускаются с небес на огненных ладьях. Они пытаются выжить меня с моей собственной земли!

— Объясните мне кто-нибудь, о чем толкует этот крокодил! — хрипло прорычал Дубби.

Парртс смело шагнул вперед и отдал честь, ощущая себя великаном десяти футов росту, готовым сразиться с барсумскими рысями.

— Горништильфы, сэр, одними из первых встретились нам в космосе, когда мы начали расширять сферу своего влияния. Их не интересуют блага цивилизации и взаимовыгодное сотрудничество. Война с ними была затяжной и велась на уничтожение. В конце концов, выяснив, что они не прислушиваются к нашим доводам, мы сбросили на их планету бомбу. В результате поверхность расплавилась на два километра в глубину. Теперь планета имеет грандиозное альбедо.

— То есть мы их уничтожили. Выходит, они переселились сюда?

— Так точно, сэр. Горништильфы не сдаются ни в каком случае. Те, кто находился на планете, погибли, а прочие, которые составляли гарнизоны баз, разбежались кто куда. Мы до сих пор охотимся за уцелевшими. Как правило, они перебираются на самые отдаленные планеты.

— Другими словами, подыскивают себе захолустье вроде Околесицы.

— Совершенно верно, сэр. Получается, что они прятались у нас под носом. Должно быть, те, кто прилетел сюда, захотели покорить планету.

— И сколько их тут?

— Сейчас узнаем, сэр. Вернее, чуть позже, когда начнется битва.

Дубби пригубил шампанское и погрузился в размышления, от которых у него побагровело не только лицо, но и шея, а также руки до кончиков пальцев.

— Мы поможем вам, ваше величество. Вы расправитесь со своими врагами, а мы сможем выбраться из этой кучи дерьма. Но сперва надо разработать стратегию, составить план…

— Конечно, — согласился король, запивая шампанским последнего рака. Времени у вас предостаточно, сидите хоть целый день. Я оставлю своих ребят, они вас покараулят. Только без шуток, толстячок, не то пойдешь мне на обед.

Он расхохотался, широко разинув пасть. Людей обдало такой вонью, какая обычно стоит над болотной трясиной.

По приказу адмирала была организована разведывательная группа, в которую вошли Парртс — в качестве историка и экзобиолога, лейтенант Фом — в качестве переводчицы и майор полиции, имевший поручение следить за влюбленной парочкой и не допускать с их стороны никаких вольностей. Все трое страшно удивились, когда увидели, на чем им предстоит отправляться.

— Воздушный шар! — изумился Парртс.

— Чего вылупился, приятель? — пробурчал пилот и громко клацнул зубами, Подумаешь, эка невидаль! Мы народ цивилизованный; у нас есть воздушные шары, унитазы с бачками, шариковые ручки, черви с жареным картофелем и много чего еще, о чем ты и не слыхал в своем болоте.

— Фью! — пробормотал Парртс. — Стайрин, милая, скажи этому чучелу, что я не хотел его обидеть. Если встречу других крокодилов, направлю их сюда. Тут для них самое подходящее место. Ну что, полетели на экскурсию?

Слимиане, гортанно покрикивая, установили шар на стартовую площадку. Пилот запустил двигатель и рявкнул на рабов, которые послушно взялись за весла. Пропеллер завертелся, и шар величественно воспарил над крышами домов.

— Если бы сам лично не видел, ни за что бы не поверил, — пробурчал Парртс, глаза которого, казалось, вот-вот выскочат из орбит от изумления. Он попытался ущипнуть Стайрин, однако майор ударил его по пальцам рукояткой пистолета, Парртс сунул руку в рот и мрачно уставился на укрепленное плато, Которое виднелось впереди внизу.

— Вот оно, — проговорил пилот. — Близко я подлетать не стану, противовоздушная оборона у них что надо. Огнеметы и все такое прочее. Мы просто не в состоянии справиться с ними, пока они прячутся за стенами. Но даже паршивым ракам хочется есть, поэтому они совершают набеги на наши фермы, и тогда нам выпадает случай поразвлечься. Они превосходят нас оружием, а мы их числом. Первыми идут батальоны рабов, которым все равно, что жить, что умирать; потом ударные войска, при поддержке артиллерии и дерьмовозов. — Он нахмурился, и вид у него стал настолько угрюмый, насколько это вообще возможно для ящерицы. — Правда, обычно у нас не ладится, и мы терпим поражение. Но теперь, когда здесь вы со своими пушками, все будет иначе. Вы проделаете брешь, в которую ворвемся мы, и все кончится шикарным банкетом!

— Скажи-ка, чего тебе хочется больше, — спросил Парртс, — победить врагов или полакомиться ими?

Пилот криво усмехнулся, оскалив острые зубы, и подмигнул Парртсу; в тот же миг в воздухе перед шаром вспыхнуло пламя, и пилот заложил крутой вираж.

— Оборона и впрямь ничего, — признал майор, мрачно разглядывая укрепления горништильфов. — Может, попробуем с другой стороны?

— Мне кажется, лучше с этой, — возразил Парртс, — Джунгли подходят вплотную к утесу, да тут он и положе…

— Осторожно! — сладкозвучно возопила Стайрин. Она перебрала шесть языков, прежде чем произнесла ту же фразу, чтобы понял пилот.

Тот вновь заложил вираж — настолько крутой, насколько позволяло архаическое средство передвижения, и они увидели летящего робота, на котором восседал злобный горништильф. Рабы замахали веслами с такой скоростью, словно сошли с ума. Враг выстрелил из огнемета. К крикам Стайрин присоединились голоса остальных; молчал только майор, который, будучи прирожденным садистом, обожавшим убивать живых существ, прицелился, хладнокровно подпустил робота поближе, а затем угостил его выстрелом между глаз. Робот задымился, из него посыпались искры и разнообразные детали, и он устремился по спирали к деревьям внизу. Горништильф погрозил обидчикам на прощанье кулаком.

— Отличный выстрел, — похвалил Парртс.

— Рак тоже не промахнулся, — пробурчал пилот. — В баллоне пробоина, мы снижаемся. Не будь я холоднокровным, я бы вспотел от страха. Нужно постараться не угодить в джунгли.

Однако, несмотря на все усилия рабов, у них ничего не вышло. Под треск ломающихся веток и громкие крики людей и ящериц шар прорвался сквозь завесу

листвы; пассажиры вылетели из корзины и очутились в колючих кустах.

— Наши окопы вон там?

Струсивший пилот явно был не прочь возглавить отступление.

— Слишком поздно, — отозвался майор, который вне себя от радости принялся расстреливать надвигающихся горништильфов. — Пускай я погибну, но мне составит компанию целый батальон этих чертовых крабов!

Битва была кровопролитной; положение изрядно осложнялось тем, что сражаться как следует мешали многочисленные деревья и лианы. Со всех сторон раздавались вопли, стоны, хруст панцирей и грохот выстрелов. Парртс потянул Стайрин за собой, но был вынужден остановиться и принять бой с ордой горништильфов. Дело явно шло к тому, что они падут смертью храбрых на поле брани, но тут, по счастью, началась контратака слимиан. Парртс сражался, не щадя ни себя, ни врагов, и ни на секунду не выпуская из ладони перчатку, в которой пряталась ручка Стайрин.

— Перекур! — объявил он, посмотрел на перчатку и с ужасом обнаружил, что руки в той нет и в помине. — Любовь моя! — простонал Парртс и кинулся вдогонку за слимианами.

По дороге его перехватил майор.

— Не торопись, приятель, эта передышка нам только на руку. Понимаешь, инопланетяне всегда утаскивают девиц. Ты что, забыл обложки комиксов? Теперь мы пойдем по следу, разыщем, куда ее уволокли — скорее всего, в тот же самый туннель, из которого на нас напали. Верно?

— Верно. — Парртс утвердительно кивнул, а затем ткнул пальцем за спину майору. — Вон они!

Майор обернулся, и Парртс огрел его по голове рукояткой пистолета, после чего перепрыгнул через распростершееся на земле тело и, не обращая внимания на вопли слимиан, устремился в джунгли — на поиски возлюбленной. Издалека доносился топот вражеских ног, к которому примешивался визг земной девушки ту ожидала не смерть, а нечто гораздо худшее. Парртс ринулся в погоню, бормоча на бегу проклятия и грязные ругательства. Внезапно все стихло, если не считать тех звуков, какие были обычными для джунглей, и сердце Парртса со страху нырнуло в пятки. Неужели он опоздал?

К сожалению, так оно и было. Выбравшись из джунглей, Парртс увидел перед собой травянистую полянку, которая достигала подножия скалистого утеса. Он приблизился к утесу, принялся высматривать, где тут может быть проход, то бранился, то стонал от отчаяния. Он рыскал у подножия скалы на протяжении нескольких часов, однако ровным счетом ничего не добился. Опечаленный, Парртс вернулся к тому месту, где вышел из джунглей, сел на бревно, уронил голову на руки; его терзала скорбь по утраченной возлюбленной. Увы! Увы!

Неожиданно он услышал какой-то скрежет и, издав радостный вопль, вскочил, сжимая в руке пистолет. В утесе образовалась трещина, которая продолжала расширяться, и вот часть отвесной каменной стены повернулась, словно дверь на петлях — точь-в-точь как в плохих приключенческих фильмах. Итак, он дождался своего! Да, он уничтожит тех, кто выйдет из пещеры, заберется внутрь и освободит любимую.

Из прохода высунулась голова первого мерзавца горништильфа, и Парртс выстрелил. Ему повезло — он никогда не отличался особой меткостью.

— Ничего не скажешь, теплый прием, — протянула Стайрин, приглаживая волосы, в которых появился новый, проделанный лучом бластера пробор.

— Милая, дорогая, я не знал, прости меня! — заюлил Парртс и поцеловал обожженный локон. — Аррх! А вот этого я убью!

Он поднял бластер и прицелился в горништильфа, который вылез из пещеры следом за девушкой, Стайрин ударила ребром ладони по запястью Парртса, и тот выронил оружие.

— Послушай, глупенький, хватит стрельбы. Может, ты соблаговолишь заметить, что он в кандалах и идет на цепи, другой конец которой — в моей руке? По-моему, все настолько ясно, что сообразить что к чему должен даже ты с твоим недоразвитым умишком!

— Что?.. Как?.. — выдавил Парртс.

— Сейчас объясню, только, если не возражаешь, по дороге. За нами наверняка пошлют погоню. — Стайрин двинулась в сторону слимианских окопов, волоча за собой пленника. — Когда меня схватили, я сразу догадалась, чего можно ждать, потому что много раз видела обложки комиксов. Я кричала, даже разорвала китель, чтобы были видны груди — в общем, как положено. Меня отвели к королю, которого ты видишь перед собой. Он похотливо ухмыльнулся и уже простер клешню, но я с ходу заявила, что не собираюсь заниматься экзобиологическим смешением кровей принародно, поскольку в такие моменты не владею собой. Он пошел мне навстречу, выгнал своих присных, и тогда я применила один старый добрый приемчик…

— Какой именно? Из дзюдо?

— Нет, из кулинарного искусства. Понимаешь, я работала в ресторане, который специализировался на рыбных блюдах и всем таком прочем. В общем, справиться с ним было делом техники…

— А ну, пригнитесь! Я держу его на прицеле! Сейчас он у меня получит!

— Заткнитесь, майор, — высокомерно произнесла Стайрин. — Этот горништильф — мой пленник. Если вы приглядитесь, то наверняка заметите на его панцире звезды, то есть перед нами — один из высших чинов. Мы отведем его к слимианам, будем пытать…

— Могу помочь, — тут же вызвался Парртс. — Я многому научился у своего полковника.

— Он раскроет нам все секреты, и мы без труда проникнем в крепость и одержим победу.

Слимиане, которые сопровождали майора, разразились восторженными воплями, подхватили людей и поспешили вернуться к поезду.

Глава 8

Коса на камень

— Так-так, и что же мы имеем? — проговорил адмирал Дубби, откидываясь на спинку дивана.

Во рту у него торчала сигара, набитая вместо табака гашишем.

— Сплошное надувательство, — отозвался горништильф, продемонстрировав прекрасное знание чужого языка, и щелкнул клешнями, вследствие чего цепи, в которые он был закован, рухнули на пол.

— Не двигаться! — приказала Стайрин, выхватив из кобуры бластер. Опустите шторы и заприте дверь, чтобы слимиане не смогли подглядеть, что здесь происходит. — Адъютанты торопливо исполнили приказ, поскольку стоять под дулом бластера было не слишком приятно. — Хорошо. — Стайрин сунула оружие в кобуру, провела рукой по волосам и вздохнула: — Ну и денек выдался!

— Детка, будь добра, объясни, что все это значит, пока я не бросил тебя в топку, — попросил адмирал.

— Слушаюсь, сэр. Нашего пленника зовут Трезвоном, он старший офицер. У него есть предложение, которое вас наверняка заинтересует.

— Точно, — подтвердил Трезвон и принюхался. — Может, угостите папироской? А то с утра во рту ничего не было. — Адмирал протянул Трезвону сигару, которую тот мгновенно проглотил. — Блеск! Короче, дело обстоит так. Ящерицы, в лапы которых вы попали, отъявленные негодяи, они вам все наврали. После того как мое подразделение успешно избежало благожелательного геноцида чудовищ-землян, то есть вас, мы перебрались на эту планету, чтобы сохранить нашу древнюю, мирную культуру, которую вы почему-то вознамерились уничтожить. Мы спрятались у вас под носом, ибо знали, что вы настолько тупоголовы, что ни за что нас не найдете. Все шло просто замечательно, мы прекрасно уживались со всеми аборигенами, за исключением слимиан, которые хотели только одного. Мы предлагали им искусство, живопись, науку, а они взамен приглашали нас в кастрюли с кипятком. В конце концов мы оказались в окружении, из которого не можем вырваться; рано или поздно мы все до единого попадем на слимианский стол. Потому-то я и предлагаю вам сделку.

— Никаких сделок, — отрезал адмирал. — Мы уже заключили одну со слимианами, хватит! Нам бы поскорее развязаться со всеми вами и улететь к чертям собачьим с вашей полоумной планеты!

— Мне жаль вас. После того как вы им поможете, они вас арестуют, национализируют вашу дорогу и отпразднуют это событие пирушкой. Кстати сказать, питаются они всем подряд.

— А что предлагаешь ты? — тоненьким голоском поинтересовался адмирал.

Он столь решительно пыхтел сигарой, что на кончике той вспыхнуло пламя.

— Вот что. — Трезвон выхватил изо рта Дубби пылающую сигару и сунул ее себе в пасть. Мгновение спустя у него из-под панциря повалил дым. — Взгляните. — Он достал карту. — Видите, ваша дорога проходит через джунгли, которые тянутся по долине до самого плато. Вы посоветуете ящерицам разобрать путь в джунглях и в тайне проложить рельсы сюда, в долину.

Суть плана такова: вы едете по дороге как будто в джунгли, потом вдруг сворачиваете в долину, застаете нас врасплох и проделываете брешь в наших укреплениях. В эту брешь затем устремляются слимиане, и нетрудно угадать, кто кому пойдет на обед. Чтобы отвлечь наше внимание от поезда, слимиане должны организовать нападение на крепость, однако основные их силы последуют за вами. Да, упирайте на то, что вы не замышляете бегства — ведь колея будет идти лишь до плато.

— Замечательная мысль, — похвалил адмирал, даже не пытаясь скрыть иронии в голосе, — Сдается мне, мы с вами угодим в один горшок. Вот слимиане обрадуются!

— Неверно. Теперь я перехожу к главному. Как только они разберут путь & джунглях, мы проложим его снова, а на самой дороге установим стрелку. Тогда все произойдет следующим образом: вы, паля из пушек, помчитесь по долине, а за вами по пятам поскачет крокодилья кавалерия. На стрелке вы свернете в джунгли, проедете их насквозь и Сделаете слимианам ручкой. Они придут в бешенство и кинутся за вами в погоню, но настичь не смогут, а пока вы будете играть в догонялки, мы спокойно выберемся из окружения.

— Неплохо, — произнес адмирал, прикидывая, по всей видимости, чего в плане больше — преимуществ или недостатков. Неожиданно он обратил на Трезвона исполненный подозрительности взгляд. — Но можем ли мы доверять тебе?

— Как ты мне надоел, пивной бочонок! — воскликнул Трезвон, раздраженно прищелкнув клешней. — В общем, как хотите. Если желаете, можете оставаться со слимианами, только не пеняйте на нас, когда попадете в какой-нибудь салат. Пойми, олух, мы и вправду стремимся выручить вас. Ваше появление дает нам возможность спасти и собственные шкуры. Даю вам пять минут на размышление; если согласитесь, тогда займемся проработкой деталей.

Трезвон вытащил из коробки добрую дюжину сигар, сунул в пасть и принялся методично пережевывать, а покончив с этим, сел в уголке; судя по колыханию сяжков, он никак не мог успокоиться.

— Мы должны согласиться, — сказал Парртс. — Старине Трезвону можно верить, потому что до тех пор, пока мы с ними не расправились, горништильфы были самым культурным, самым цивилизованным, самым вежливым и честным из всех народов Галактики, какие нам только встречались.

— Ты не одобряешь наших действий? — пробурчал адмирал.

— Так точно, сэр. Мне кажется, настало время выбирать. Чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше для нас.

Слимиане с превеликой охотой изъявили готовность исполнить то, что требовалось от них, и захихикали, прикрываясь своими зелеными лапами, при мысли о предстоящем пиршестве. Они даже помогли людям отнести в джунгли рельсы и шпалы, а вдобавок безо всяких возражений оттащили туда большой ящик с надписью «Запчасти», в котором всю дорогу что-то громыхало. Когда на джунгли опустилась ночь, Трезвон, который, как вы наверняка догадались, прятался в том самом ящике, без помех добрался до плато. Люди проводили его пожеланиями удачи и налегли на спиртное, дабы забыть о всевозможных неприятностях,

Утро выдалось ясным. Войска заняли свои позиции, а двое командующих правели последнее совещание.

— Приятно сотрудничать с истинным джентльменом, — солгал в открытую адмирал Дубби.

— Взаимно, — отозвался король Хроакр и якобы дружелюбно улыбнулся.

Они по-братски разделили вареного рака и бутылку вина, после чего похлопали друг друга по плечу и поклялись в вечной дружбе.

— Надеюсь, мерзавец ты этакий, больше мы с тобой не увидимся, — проворчал адмирал в спину королю, который двинулся к своей армии.

— Этот человек уже нафарширован раками, — сообщил король своему придворному, — а потому должен достаться лично мне. Начинаем!

С дальней стороны плато донеслось пенье труб, к которому примешивалось едва различимое на таком расстоянии бряцание оружия. Ударные слимианские войска укрылись в джунглях и изготовились к атаке. Локомотив стоял под парами, в атомном двигателе сновали туда-сюда истосковавшиеся по делу нейтроны. На крышах вагонов были установлены лазеры, из окон торчали стволы винтовок. Вооружился даже повар, который сжимал в руке огромный тесак, выбранный по причине, известной лишь ему одному. Вот впереди, на окраине города, появилась зеленая фигурка, которая трижды взмахнула флажком.

— Сигнал! Поехали!

Локомотив тронулся с места, миновал город, прокатился под грозными башнями, которые уже не представляли опасности, выволок состав в долину и вскоре достиг поворота в джунгли. Там поезд поджидал король Хроакр; венценосец приветствовал адмирала взмахом лапы и заулыбался.

— Увижу тебя на тарелке, — пробормотал он, продолжая улыбаться.

— Пожалуй, я все же вернусь. Из твоей шкуры выйдет отличная сумка, пробурчал Дубби, выглядывая из окна кабины и расплываясь в столь же неискренней улыбке.

Развязка приближалась. Состав двинулся вверх по долине, мимо боевых порядков слимиан, обогнул последний косогор. Люди затаили дыхание. За поворотом открылся тупик. Дальше пути не было.

— Нас обманули! — воскликнул адмирал, дергая за тормоз.

— Нет! — крикнул Парртс не менее громко и ударил по руке Дубби.

Все ближе, ближе… Адмирал, бранясь себе под нос, поглаживал ушибленное запястье; Парртс встревожился настолько, что уже хотел было начать торможение, но тут из-за дерева выступил горништильф, который перевел потайную стрелку. Состав рванулся в джунгли. Стрелочник помахал им клешней.

— А ну наддай! — гаркнул адмирал, открывая на полную дроссельный клапан.

Слимиане поразевали пасти. Они не верили собственным глазам. До поры до времени все шло по плану — машина лакомых союзников с пыхтением вкатывалась в долину. И вдруг паровоз издал гудок, прибавил скорость и вместе с вагонами исчез в джунглях. Король Хроакр едва не закрякал от изумления.

— Что за околесица на Околесице? — выдавил он, заскрежетав зубами, осколки которых полетели в разные стороны.

Войско ящериц остановилось, не зная, как быть дальше. Какое-то время спустя возвратился посланный на разведку воздушный шар, пилот которого доложил, что поезд движется через джунгли к выходу из долины.

Месть! Армия развернулась под прямым углом и кинулась вдогонку за беглецами.

Между тем адмирал Дубби, находившийся в кабине локомотива, поздравлял себя с успехом блестящего плана.

— Получилось! — Он насмешливо фыркнул. — Ловко мы их одурачили, а? Фьюить — и ищи ветра в поле!

— Похоже, они обиделись, — произнес Парртс, который, высунувшись из окна, наблюдал за преследователями, что мчались за поездом — кто на своих двоих, кто верхом, кто по воздуху, кто ползком.

— Не волнуйся! — усмехнулся Дубби. — Им нас не догнать!

Поезд миновал поворот, и адмиралу в очередной раз пришлось дернуть за тормоз, ибо на путях громоздилась огромная куча валунов, на одном из которых висела табличка с надписью:

«Вы не должны чересчур отрываться от слимиан. На разборку завала уйдет всего несколько минут, однако ящерицы решат, что вот-вот добьются своего, а потому продолжат погоню и забудут о нас. Не медлите! Искренне ваш, Трезвон».

— За работу! — распорядился адмирал и подал своим подчиненным прекрасный пример, выскочив из кабины и ухватившись за первый попавшийся валун. — Все вон!

Парртс, издав воинственный возглас, присоединился к Дубби.

Люди дружно взялись за дело, подгонять их необходимости не было, поскольку с этим превосходно справлялись слимиане, которые неумолимо приближались, испуская хриплые победные вопли. Первыми беглецов настигли воздушные шары и дерьмовозы, которые немедля приступили к бомбардировке.

Но вот препятствие оказалось разобранным, и поезд рванулся вперед, причем запыхавшиеся солдаты едва успели вскочить в вагоны, последний из которых, предназначенный для служебных целей, походил теперь на дикобраза, ибо на него обрушился ливень стрел.

— Не заплатишь — не поедешь, — ласково пояснила лейтенант Фом, топнув стройной ножкой, и те немногие из слимиан, кто успел повиснуть на задней площадке хвостового вагона, разжали лапы и рухнули наземь,

Победные вопли сменились горькими стонами, а поезд все убыстрял ход. Наконец слимианская армия остановилась. Никому из ящериц не пришло в голову пожелать людям доброго пути. Стайрин сделала слимианам ручкой, но те никак не прореагировали на жест девушки. По всей видимости, весть о неудачном исходе погони дошла до короля — вражеское войско развернулось и двинулось в том направлении, откуда прибыло.

— Счастливо оставаться! — проговорила Стайрин и, не дожидаясь, пока ее о том попросят, открыла охлаждавшуюся в ведре со льдом бутылку шампанского и направилась в кабину локомотива.

— Милая, ты так внимательна. — Парртс плотоядно облизнулся.

— Весьма кстати, — Адмирал выплюнул изо рта песок и налил себе до краев огромный стакан шипучего вина.

За окном мелькали фермы, тянулись поля, затем по обе стороны колеи раскинулась равнина, почва которой становилась все более сухой, а какое-то время спустя равнина сменилась пустыней, что простиралась до самого горизонта,

— Какая ровная! — восхитился Парртс. — Однако я вижу какой-то черный холм с туннелем.

— Это не туннель! — взвизгнула Стайрин. — Это… Она потеряла сознание и упала на руки Парртсу.

Глава 9

Все меняется

Состав резко затормозил. Адмирал с нескрываемым ужасом уставился на громадную омерзительную тварь, что лежала поперек колеи, — этакий холм с многочисленными мохнатыми лапами и разинутой пастью, в которую уходили сверкающие рельсы.

— Что это такое?

— Будучи обыкновенным рядовым, не имею ни малейшего представления, произнес Парртс голосом исправного, туповатого служаки, растирая запястья

Стайрин.

— Ты же назвался экзобиологом!

— Разве рядовой может быть экзобиологом? — лукаво поинтересовался Парртс. — Ведь экзолингвист, даром, что она в обмороке, имеет чин лейтенанта.

— Ишь, умник выискался! Нет, надо было тебя расстрелять. Встань на колено, рядовой. Поднимись, лейтенант.

— Слушаюсь, сэр! — Парртс вытащил из кармана золотые нашивки, прикрепил те булавками к кителю и встал по стойке «смирно». — Я узнаю это чудище.

— Да неужели, сукин ты сын, шантажист-самоучка?! Ну и?..

— Сэр, перед нами одна из наиболее опасных инопланетных форм жизни, Вам доводилось слышать об омерзительном дюнокате?

— Разумеется.

— Так вот, мы столкнулись с тем, кому дюнокат не годится и в подметки. Сэр, вы видите дюнокарта. По слухам, он способен, на стадии зародыша, перелетать с планеты на планету; совершив посадку в пустыне, он откладывает яйца. Его панцирь выдерживает залп из лазерной пушки, а питается он металлом.

— Выходит, он уписывает наши рельсы? Прекратить!

— Сэр, я бы посоветовал не горячиться. Понимаете, дюнокарт способен плюнуть ядовитой слюной на сотню метров. Если он разбушуется, нам не обойтись без атомной бомбы…

— Ага! Сделаем так: положим атомную бомбу в металлический ящик, который поставим на колею. Твой дюнокарт сожрет ящик вместе с бомбой, взлетит на воздух, и мы поедем дальше…

— Замечательный план, сэр, У него только один недостаток: мы не захватили с собой атомной бомбы.

— Вечно ты все портишь, — проскулил адмирал.

— Поздравляю с повышением, лейтенант Парртс, — проговорила Стайрин с улыбкой, широко раскрывая чудеснейшие на свете глазки, улыбаться которыми, надо признать, было несколько затруднительно.

— Спасибо, лейтенант Фом. Поскольку мы теперь в одном звании, можно называть вас по имени? А, Стайрин?..

— Заткнитесь, Парртс! — рявкнул адмирал. — Подумай лучше, как нам выбраться из лужи, в которую ты нас снова усадил!

— Все очень просто, — заметила Стайрин, поглядела на гигантское насекомое и изящно икнула. — Надо его объехать.

— Как?

— А уж это ваши трудности, сэр, благо вы помешаны на железных дорогах. Как вспомню, сколько мне пришлось прослушать лекций об изобретательности проходчиков прошлого…

— Тихо! — Адмирал поглядел по сторонам, подумал и усмехнулся. — Мы объедем его. Здорово я придумал, верно? Снимем часть пути позади поезда, проложим ветку вокруг дюнокарта и так доберемся до того места, где колея продолжается.

— Похоже, нам предстоит уйма работы, — пробормотал Парртс.

— Ты прав, приятель. Вы будете работать, а я — следить за тем, как продвигается дело. Иди-ка распорядись.

Солнце село и взошло снова, и так повторялось не один раз, пока солдаты разбирали путь и таскали по нагретому за день песку рельсы и шпалы. На худых руках вспухли могучие бицепсы, кожа покраснела, затем почернела, — подобное произошло со всеми за исключением негров, которые и без того были черными. Адмирал изрядно растолстел, что было вполне естественно, поскольку он не вылезал из кабины локомотива, где уплетал сандвичи и читал древние железнодорожные расписания. Но даже величайшей пустыне рано или поздно приходит конец, даже громаднейший в мире дюнокарт далеко не необъятен. Шаг за шагом люди продвигались вперед и достигли-таки места, от которого продолжалась нетронутая колея, Ради такого события адмирал кое-как выбрался из кабины и собственноручно заколотил золотой костыль, после чего все расселись по вагонам, и поезд покатил в направлении манящего горизонта, причем никто из людей и не подумал оглянуться на дюнокарта. Состав остановился лишь с наступлением темноты — до того все были возбуждены и наслаждались скоростью, и адмирал распорядился организовать праздничный банкет. Вино лилось рекой; как ни удивительно, Дубби несколько воспрял духом — настолько, что не заметил, как отключился упившийся до чертиков в глазах майор полиции. Оказавшись предоставленными самим себе, Парртс и Стайрин обменялись под столом рукопожатием и вперили друг в друга горящие взгляды.

— Мы теперь в одном звании, — простонал Парртс, — Мы можем пожениться, заключить военный брак под скрещенными лучеметами.

— Как романтично!

— А потом, когда появится возможность, мы дезертируем, найдем заброшенную планету, поселимся на ней и будем день и ночь…

— Не продолжай, — пролепетала Стайрин, — а то мы не выдержим, и адмирал велит расстрелять нас обоих.

— Ты как всегда права, Стайрин.

— Парртс, милый, у тебя нет другого имени? — Он покраснел и потупился. Что с тобой?

— Есть, только я его никому не открываю.

— А мне?

— Ты будешь смеяться.

— Ни за что!

— Меня зовут… Персиваль.

— Персиваль Парртс… Как здорово! Милый, можно я буду звать тебя Перси?

— Да, если ты позволишь называть тебя Стайри…

— В жизни не слышал такой бредятины, — произнес очнувшийся майор. По-моему, меня сейчас стошнит.

Поезд катил дальше на север, и ночи становились все холоднее: пустыня мало-помалу сошла на нет, колея вела теперь через лес, в котором росли исполинские деревья высотой за сотню метров. Из окон открывалось великолепное зрелище, пассажиры наслаждались природой, что, естественно, должно было пробудить подозрения, но, к сожалению, не пробудило, а потому, когда лес кончился и вновь начались возделанные поля, все испытали нечто вроде шока.

— О, нет! — простонал адмирал, синея на глазах от страха. — Неужели нам не достаточно?

— По всей видимости, сэр, — отозвался Парртс. — Прикажете объявить тревогу?

Состав замедлил ход; перед каждым поворотом все изготавливались к бою, сжимали дрожащими руками оружие и нервно оглядывались по сторонам.

— Похожи на крыс, — заметил Парртс, разумея существ, которые трудились на полях, — только вот лап многовато.

— Ну что ты лезешь со своими комментариями?!

— Мне кажется, они настроены дружелюбно, — проговорила Стайрин, которая принесла Дубби утреннюю порцию гашиша. — Посмотрите, они кланяются, когда мы проезжаем мимо.

— Может, они нас так оскорбляют? — предположил адмирал, закуривая сигару.

За очередным поворотом появилось то, что просто не могло не появиться обнесенный стеной город, прямо через центр которого пролегла железнодорожная

колея.

— Я слишком стар для таких переделок, — взвыл адмирал. — Скажите на милость, разве этот идиот ПУК не мог обойти хотя бы один город?

— Здесь все иначе, сэр, — произнес Парртс. — Я вижу ворота, здание вокзала, флаги, толпу встречающих. Нас встречают музыкой!

— Хватит с меня здешнего гостеприимства. Я сыт им по горло!

Под непрерывные гудки состав устремился к городу; люди вновь взялись за оружие. Ничто не вызывало у них доверия: ни бурлящая толпа, ни разноцветные флажки, ни визг волынок, ни грохот барабанов. Ближе к станции Дубби сбросил скорость, и поезд буквально подполз к перрону, на котором в полном составе выстроился комитет по встрече, причем все члены комитета были в парадном облачении. Как ни странно, рельсы за вокзалом оставались свободными, их не загромождала ни груда камней, ни какое-то иное препятствие.

— Помаши рукой, но не останавливайся, — велел адмирал.

— Так не честно! — возразила Стайрин. — Они приложили столько сил, чтобы оказать нам честь, построили вокзал, и вон как принарядились.

— И что с того? Вперед!

Однако, рыкнув на непокорных подчиненных, Дубби тут же был вынужден дернуть за тормоз, ибо на путях откуда ни возьмись возник неимоверно древний паровоз. Поезд остановился у застеленного алой ковровой дорожкой перрона; послышались радостные возгласы. Из толпы встречающих выступило богато разодетое существо.

— Добро пожаловать, могучие ездоки, добро пожаловать в Кру!

— Для крысы у тебя отличное произношение, — подозрительно заметил адмирал.

— Благодарю за комплимент, адмирал. Не хотите ли присоединиться к нашему празднеству?

— Откуда вам известно, кто я такой? — справился Дубби, не сдвинувшись с места.

— От наших добрых друзей, благородных горништильфов. Они просили передать, что сумели с вашей помощью очутиться в безопасности, так что плотоядные мерзавцы-слимиане обойдутся теперь без традиционного пятничного пиршества. Горништильфы говорили о вас только хорошее, если не считать, конечно, что вы уничтожили их планету. Они также просили передать, что собираются улететь отсюда, поэтому вы можете их не искать. Извините, я слегка заболтался. Пожалуйста, присоединяйтесь к нам. Я — король Крысе, это моя супруга, королева Шиппчи, а вокруг наши подданные.

— Половина за столом, а другая — точит ножи, — прошептал адмирал. — Не доверяю я этому грызуну.

— У него такой чудесный мех, — проговорила Стайрин.

— А лап сколько! Как хотите, я ему не верю. Как вскоре выяснилось, банкет оставлял желать лучшего — избыток речей, угощение, которое состояло из высохшего сыра и корочек хлеба… Впрочем, вино оказалось просто отличным, и все не преминули как следует набраться. Король Крысе под занавес решил произнести еще одну речь.

— Уважаемые земляне и незаконченные алкоголики! — Зазвучали одобрительные восклицания, зазвенело разбитое стекло, — Банкет получился поистине восхитительным, однако, как говорится, всему хорошему приходит конец. Вдобавок, я подустал от шуток вроде той: почему, чтобы приготовить поп-корн, нужно пять грызунов — потому, что четверо трясут печку, и прочее в том же духе. Предлагаю пожелать нашим гостям счастливого пути. Расскажите у себя на Земле, как по-королевски вас здесь принимали, и убедите, пожалуйста, своих правителей, что мы — никакие не враги, а посему не надо сбрасывать на нас бомбы. Можете также присовокупить, что мы обязуемся взимать с поездов, которые будут проезжать по нашей территории, минимальную плату,

— Чего? — переспросил адмирал.

— Кру населяют честные торговцы, которые не ищут выгоды в обмане инопланетян. Поскольку вы, земляне, верите в налоги, пошлины и другую ерундистику, мы вынуждены верить в то же самое. Вдобавок, мы пользовались железной дорогой задолго до появления вашей машины, а потому искренне обрадовались, узнав об усовершенствованиях в технологии путеуложения.

После вашего отбытия мы займемся модернизацией своих поездов, а потому мы охотно принимаем вашу помощь и заранее благодарим за содействие.

— Чего? — повторил адмирал и часто заморгал.

— Мы решили поменять поезда. Ваш состав перейдет к нам, мы его изучим и непременно внедрим у себя все те новинки, какие только обнаружим. Взамен вы получите другой поезд. Таков наш девиз: все меняется, все меняется в Кру! Мы вас больше не задерживаем,

— В поезд! — рявкнул адмирал, вскакивая из-за стола. — Приготовиться к отражению вражеской атаки! Едва люди расселись по вагонам, из свежепрогрызенных дыр в полу появились многочисленные твари, которые, применив приемы каратэ, обезоружили землян, не причинив тем, впрочем, никакого вреда.

— Как невежливо! — прицокнул языком король Крысе. — Вот и заключай с вами после этого деловые соглашения! Я наложил на вас пошлину в размере стоимости поезда и конфисковал тот за неуплату вышеназванной суммы. Только по причине моего великодушия да еще памятуя о бомбах, я отдаю вам наш быстроходнейший поезд «Могучая мышь». Припасы уже погружены, так что желаю вам приятного путешествия.

Землян вывели на перрон, позволив взять с собой только личные вещи. Лишь теперь люди заметили, что у копий, какими был вооружен почетный караул, весьма острые наконечники.

— Это разбой! — воскликнул адмирал,

— Вот квитанция на ваш поезд, — проговорил король, протягивая Дубби документ, текст которого был отпечатан на официальном бланке.

— По-вашему, это поезд? — простонал адмирал, однако ответа не получил, ибо грызуны исчезли с перрона в мгновение ока, оставив после себя лишь хлебные крошки. Из окна диспетчерской будки высунулась острая мордочка.

— Валите отсюда! Через десять минут прибывает «Мохнатый летун», а катастрофы нам ни к чему. Пошли прочь!

Локомотив стоял под парами. Парртс подбросил в топку дров, адмирал потянул за ржавую цепочку. Вместо ожидаемого гудка послышался режущий ухо свист.

— Пожалуй, не стоит, сэр. Давление упало на десять единиц.

Окутанный облаком пара, что сочился, вперемешку со ржавой водой, из всех и всяческих труб, стуча колесами, дымя перегретыми буксами, «Могучая мышь» отошел от платформы и пополз на север.

Глава 10

Запечатано поцелуем

— Холодно. — Стайрин поежилась.

— Подбрось в топку дровишек, — злорадно посоветовал адмирал. — Если хочешь ехать в тепле, тебе придется поработать, чтобы заслужить эту привилегию. Как там с протечкой, Парртс?

— Вроде ничего, сэр. Я приготовил герметик из твердого сыра и зачерствелого хлеба. Приклеился намертво.

— Их еда ни на что другое не годится. Вот стервецы, не оставили даже маленького бочонка с устрицами. Я чувствую себя просто ужасно.

— Так точно, сэр, и выглядите не лучше. Про нас можно сказать то же самое, — поторопился добавить Парртс, перехватив испепеляющий взгляд Дубби. Продуктов нет, ни минуты на перекур, холод собачий… Говорю вам, это сущий ад!

— Сам выбрал. — Адмирал с подчеркнутым безразличием зевнул. — Дрова на исходе. Надо остановиться в следующем лесу. Распорядись, чтобы дровосеки приготовились.

Когда поезд затормозил, со всех сторон послышались жалобные стоны: грязные, оборванные, небритые штабные офицеры поспрыгивали на промерзшую землю и разобрали топоры. Как выяснилось, старинные паровозы потребляли громадное количество горючего материала.

— Вода, — проговорил Парртс, мрачно посмотрев на палку, которую вынул из водяного бака. — Четыре человека за снегом! Хорошо хоть этого добра тут полным-полно.

Над безжизненной местностью завывал ветер, снова пошел снег.

Заполнив бак и засыпав дровами тендер, люди забрались в вагоны — и замерли, скованные невыразимым ужасом,

— Ч-что тт-т-такое? — содрогнувшись, пробормотала Стайрин.

— Сдается мне, вой, более злобный, душераздирающий и омерзительный, чем мне когда-либо доводилось слышать, — предположил Парртс.

— Какое же существо может издавать такие звуки? — спросила Стайрин и подышала на замерзшие пальцы.

Ответ пришел довольно быстро, — ведь они находились на Околесице, где все дела шли хуже некуда. В снежной пелене замаячили гигантские серые тени, которые, продолжая завывать, постепенно обрели материальность; разинутые пасти, острые зубы, крючковатые когти, поблескивающие алым глаза — словом, все как обычно. Дроссельный, клапан мгновенно оказался открытым на полную, благо к нему протянулись одновременно три руки,

— Поведу я! — прохрипел адмирал.

Парртс и Стайрин убрали руки. Поезд медленно тронулся.

Волки, похоже, не собирались так легко отказываться от добычи. Пассажиры отбивались, как могли, замахивались на волков лопатами, которые те без труда перекусывали и проглатывали. Людей выручила только скорость, вернее, то сопровождавшееся скрежетом и лязгом движение, на какое была способна «Могучая мышь». Какое-то время спустя стая отстала, однако люди понимали, что погоня наверняка не закончилась.

— Что случится, если мы остановимся, чтобы нарубить дров? — весело справился Парртс.

— Заткнись, недоумок! — злобно бросила Стайрин.

Дабы она снизошла до того, чтобы снова начать с ним разговаривать, Парртсу потребовалось целых пять минут простоять на коленях, умоляя о прощении. Между тем адмирал глядел на затянутое тучами небо и напряженно размышлял. Заледеневшие синапсы изрядно затрудняли процесс мышления.

— По-моему, Парртс прав, — заявил он наконец, — Поэтому прежде, чем остановиться, мы выкинем кого-нибудь из поезда. Начнем, разумеется, с младших по званию.

— Это низко и подло! — выдавила Стайрин.

— Может, начать с лейтенантов? — криво усмехнулся адмирал.

— Ваш план неплох, сэр, — признала девушка. — Но почему бы нам сперва не попробовать хлеб с сыром?

— Разумно. Может статься, хоть волки его едят. Таким образом мы сохраним личный состав, который нам еще пригодится,

Замысел Стайрин оказался удачным: многие из волков поплатились в тот день кто вывихнутой челюстью, кто сломанным зубом. Клыки, которые запросто расправлялись с костями и камнями, не выдержали соприкосновения с пищей грызунов. Осыпая людей проклятьями, волки вновь устремились в погоню. Состав, который притормозил, чтобы пополнить запас дров, тронулся в путь за мгновение до того, как стало слишком поздно.

— Долго так продолжаться не может, — изрек Парртс. — У нас или кончатся припасы, или мы угодим в занос, или что-нибудь еще.

— О, ты сегодня необычайно остроумен! Займись лучше топкой.

С наступлением темноты люди совсем пали духом. Еда вся вышла, а позади по-прежнему виднелись преследователи, число которых, вдобавок, как будто возросло. Дрова в очередной раз были на исходе, а нарубить новых не представлялось возможным, поскольку состав двигался по безлесой степи.

— Начинайте топить сиденьями!

Из трубы снова повалил черный дым, но на душе у всех было скверно. Внезапно в темноте впереди показалось некое еще более темное пятно.

— Туннель! — воскликнул адмирал. — Мы спасены!

— Вряд ли, — принялся пророчить Парртс. — Они последуют за нами, а в туннеле не найти ни дров, ни воды, и если они нас нагонят… Подождите! крикнул он, когда адмирал и Стайрин схватили его за руки за ноги и приготовились вышвырнуть из кабины: должно быть, им надоело слушать, как он накаркивает беду. — Подождите! У меня есть план! Туннель будет нашим спасением. — Переглянувшись, Дубби и девушка отпустили Парртса. Тот рухнул на пол, схватился за какую-то трубку и поднялся на ноги. — Я ведь пошутил, ха-ха, Слушайте, надо поджечь хвостовой вагон, а перед туннелем отцепить, пусть себе торчит снаружи. А пока он прогорит, мы будем уже далеко.

— План, рожденный отчаянием, — произнес адмирал. — Что ж, выбора у нас все равно нет. Давай действуй.

Из хвостового вагона забрали все, что представляло хотя бы малейшую ценность, и бросили туда факел, Весело затрещало пламя.

Парртс перебежал в следующий вагон, улегся на площадку и стиснул в руке стальной стержень, который был вставлен в архаичную муфту.

— Туннель! — крикнула Стайрин. — Пора! Поезд покатил дальше, а вагон остался позади. Объятый пламенем, он закупорил вход. Послышался обескураженный волчий вой.

— Спасены! — восторженно воскликнула Стайрин.

— Как только пламя погаснет, они… А-а-а-а! — возопил Парртс.

Сытая по горло всяческими пророчествами, Стайрин столкнула его с поезда. Он кинулся вдогонку, крича на бегу и споткнулся в темноте. Наконец любовь победила отвращение. Девушка замедлила ход состава, и Парртс вскочил в последний вагон. Сами понимаете, после этого случая он, как правило, предпочитал помалкивать.

Теперь они состязались в скорости со временем, если, конечно, можно назвать состязанием болтанку при двадцати километрах в час. Люди гадали, что кончится раньше — туннель или горючие материалы. Поезд становился все короче, поскольку топка требовала новых и новых жертв; вот он сократился до двух вагонов, потом до одного, а конца туннелю до сих пор не предвиделось. Был подожжен и единственный уцелевший вагон — чтобы хоть немного задержать волков, которые давным-давно возобновили преследование. Пассажиры взобрались на паровоз и сгрудились в быстро пустеющем тендере. Внезапно, когда кое-какие дрова еще оставались, адмирал дернул за тормоз. На плечи Дубби обрушился град не слишком сильных ударов, а еле слышные голоса на все лады убеждали его продолжать путь.

— Не могу, — возразил адмирал. — Рельсы кончились.

Люди спустились на стылую землю и увидели, что колея впереди и впрямь резко обрывается. В слабом свете прожектора можно было прочитать надпись, вырезанную в каменной стене туннеля:

«Извините, рельсов больше нет. Вам нужно пройти всего лишь пять километров. Прогулки пешком полезны для здоровья. Наилучшие пожелания моему дорогому другу адмиралу Дубби. ПУК».

— Твой дорогой друг, когда выберется отсюда, отправит тебя на свалку! процедил сквозь зубы адмирал. — Ладно, пошли. Сдается мне, я слышу вой.

Этих слов оказалось вполне достаточно. Люди торопливо двинулись в темноту — все, кроме Парртса.

— Иди, милая, — сказал тот, — а я чуток задержусь.

— Что ты задумал? — взвизгнула Стайрин.

— Ступай, ступай. Я вас догоню.

В сердце девушки сражались между собой вечная любовь и свойственное любому человеку стремление выжить. Мгновение спустя Стайрин устремилась за остальными. Те шли быстрым шагом, то и дело спотыкаясь и вздыхая, — и вдруг застыли как вкопанные, когда по туннелю заметалось эхо оглушительного взрыва. Люди стояли, не в силах пошевелиться, и прислушивались к топоту ног и свистящему дыханию, которые становились все громче.

— Поспеши, волк, — произнесла Стайрин, — я тебя жду.

— Это я, — выдохнул Парртс. — С волками покончено. Я прикрепил цепочку к предохранительному клапану и побросал в топку все дрова, какие оставались, выждал, пока волки подойдут поближе, а потом закрыл клапан и дал деру. Разумеется, котел взорвался.

— Ты у меня гений, — прошептала со вздохом Стайрин.

— Ноги болят, — пожаловался адмирал. — Пошли, а не то я свалюсь где-нибудь по дороге.

Снаружи бушевала пурга, но это ничуть не смутило толпу изнеможенных, но счастливых оборванцев, которые выскочили из туннеля и увидели вдалеке космический буксир. Вопрос стоял ребром; либо добежишь, либо замерзнешь. Добежали, естественно, все, — ввалились гурьбой в шлюз и без чувств попадали на пол. Впрочем, вино и пища восстановили их силы, и адмирал обрел прежний командирский тон.

— Пилот!

— Здесь, сэр!

— Типовой барачный корпус уже построен?

— Так точно, сэр. Построен, набит под потолок продуктами и стоит в спартанской простоте посреди вечных снегов, ожидая беднягу, которого назначат заведовать складом.

— Никаких проблем, Лейтенант Парртс, шаг вперед. — Адмирал схватил Парртса за китель — послышался треск, и лейтенантские нашивки упали на пол. Рядовой Парртс, слушай мою команду. Мы улетаем, а ты остаешься тут куковать в одиночестве и присматривать за роботами.

— Вы не можете так поступить!

— Неужели?

— Лучше застрелите меня, как грозились.

— Мало ли что грозился… Я просто удовлетворял свои садистские наклонности. Твоя невеста Стайрин Фом станет теперь моей.

Дубби прижал дрожащую девушку к своему животищу и приказал пятерым солдатам вышвырнуть Парртса вон из корабля, после чего оттащить рядового на склад и бросить там.

Парртс сыпал проклятиями, которые слышались даже в закрытом шлюзе и заглохли лишь в реве стартовавшей ракеты. Для него это был конец, тем более что; вскоре после отлета буксира рядового вызвал на связь радист звездолета.

— Прошу прощения, суперинтендант, но у меня дурные вести. На борту произошло самоубийство. Покойник оставил для вас записку в шлюзе и открыл наружный люк.

— Что же тут дурного? — злорадно хихикнул Парртс. — Надеюсь, адмирал перед смертью изрядно помучился. Что он там написал?

— Адмирал здесь ни при чем. Самоубийство совершил некий лейтенант по фамилии Фом. — Парртс пронзительно завопил, однако радист продолжал говорить, торопясь сложить с себя малоприятную обязанность и поскорее возвратиться на свою койку, под бочок к резиновой кукле и к бутылке со спиртным. — В записке сказано: «Дорогой! Это конец, Я не могу вынести мысли о вечности вне твоих объятий, в лапах жирной свиньи Дубби. Моя любовь неугасима. Люби и помни. Твоя Стайри». Отбой.

Итак, для Парртса это был конец, с какой стороны ни посмотри. Да, он мог бы жить дальше, храня память о любимой и занимаясь привычной работой, однако то был бы уже не человек — вернее, не полноценный человек, а некое существо с выжженной душой, этакий пьянчужка, который и не замечает, что бутылка у его губ пустым-пуста. Словом, вот он, последний человек в мире, сидит, покинутый всеми, в холодной комнате…

Неожиданно в дверь постучали.

— Волки, — пробормотал Парртс. — Или слимиане, а может, раки или крысы. Да кто угодно! Всех разорву! — Он рывком распахнул дверь, и на руки ему упала прелестная Стайрин Фом. — Ек! — выдавил Парртс.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — прошептала девушка. — Жизнь без тебя показалась мне такой скучной! Я стащила скафандр с микродвигателем, написала записку и прыгнула. Приземлилась совсем рядом. Я бы пришла раньше, но мне надо было снять этот гнусный скафандр, причесаться и подкрасить губы. Я ведь догадывалась, что ты волнуешься…

Парртс пинком захлопнул дверь и…

И здесь мы, пожалуй, опустим занавес. Мне кажется или в ваших глазах и впрямь блестят слезы? Не стыдитесь, ибо я тоже плачу. В нынешние дни галактических войн, сумасшедших налогов, кровопролитных стычек футбольных фанатов, разбавленного пива и цирроза печени разве не приятно узнать, что где-то на краю Вселенной, на полюсе холода далекой планеты, обрели счастье двое — он и она? Давайте помечтаем вместе с ними. Давайте надеяться, что в будущем для каждого юноши найдется своя Стайрин Фом, а для каждой девушки свой рядовой Парртс.



ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник