БЕСКОНЕЧНАЯ ЗЕМЛЯ (цикл, соавтор Стивен Бакстер)


Научно-фантастический цикл, посвящённый альтернативным вселенным и рассказывающий о том, что произошло с человечеством после того, как оно научилось перемещаться между разными Землями.

Книга I Бесконечная Земля

1916: Первая мировая война. Западный фронт. Рядовой Перси Блэкни очнулся среди… сочной весенней травки. Он слышит пение птиц и ветер, шелестящий листьями деревьев. Куда же подевались грязь, кровь и развороченная взрывами земля? И, собственно говоря, куда попал Перси?

2015: Мэдисон, штат Висконсин. Офицер полиции Моника Янсон проводит осмотр сгоревшего дома, который принадлежит ученому-затворнику, а по слухам, не то безумцу, не то очень опасному типу. Тщательно осматривая пожарище, Янсон находит удивительный прибор: коробочку с элементарной проводкой, выключателем на три положения и картошкой. Это прототип изобретения, которое изменит мировоззрение человечества навсегда…

Дюжина транзисторов, одна микросхема, картофелина вместо батарейки и единственный управляющий элемент — переключатель на три позиции. Проще простого. Собрать может каждый. В первые же часы загадочное устройство появилось в домах тысяч энтузиастов по всей планете. Собрали, включили и… оказались в другом мире, на другой Земле. Здесь нет городов и дорог, нет технологий, нет людей. А населяют её странные животные. Эволюция здесь шла совсем другим путем. Но самое потрясающее, что таких миров много! Рычаг вверх — и ты оказываешься в следующем, вниз — возвращаешься в предыдущий. Каждый щелчок — новая вселенная, новый мир, новая Земля. Бесконечная череда в обоих направлениях. Хочешь — забирай себе хоть целую планету! Миров много больше чем людей…

Кажется, мультивселенная — решение всех наших проблем, но сможет ли утопия длиться вечно? Что-то движется сквозь миры. В нашем направлении. Что-то большое и страшное. Уничтожающее всё на своем пути…

Глава 1

Рядовой Перси проснулся на лесной опушке от пения птиц. Он уже давно не слышал птиц — об этом позаботились пушки. Некоторое время он просто радовался тому, что вокруг благословенная тишина.

Впрочем, он слегка беспокоился, пускай и отстраненно, отчего лежит в сырой, хоть и благоуханной, траве, а не в своем спальнике. Ах да, благоуханная трава. Там, где он был до тех пор, благоухания явно недоставало. Кордит, масло, горящая плоть, вонь немытых тел — вот к чему он привык.

Рядовой Перси подумал: может быть, он умер? В конце концов, бомбили жутко.

Что ж, если он умер, значит, это место вполне сойдет за рай, по сравнению с миром, полным адского шума, воплей и грязи. А если он жив, то сержант скоро поднимет его пинком, критически осмотрит с головы до ног и погонит по лужам за чаем и пирожком. Но сержанта здесь не было, и никто не шумел, не считая птиц в кронах деревьев.

«Деревьев?..» — подумал рядовой Перси, когда по небу разлился рассвет.

Когда он вообще в последний раз видел дерево, которое хотя бы отдаленно напоминало таковое? Дерево, не растерявшее листву, не разбитое в щепки снарядом. А здесь рос целый лес.

Рядовой Перси был практичный и рассудительный молодой человек, а потому решил не беспокоиться о деревьях, которые ему, должно быть, снились: деревья никогда не пытались его убить. Он снова лег и, видимо, задремал. Когда он открыл глаза, стоял ясный день и рядовому Перси очень хотелось пить.

День… Но где? Наверное, во Франции. Конечно, во Франции. Снаряд, который оглушил Перси, не мог отбросить его слишком далеко; он, разумеется, по-прежнему находился во Франции, но почему-то в лесу, которого раньше не было. И без традиционной французской музыки, то есть без грохота орудий и человеческих воплей.

Произошло нечто весьма загадочное. И вдобавок Перси умирал от жажды.

Поэтому он, как говорится, сунул заботы в заплечный мешок, в божественной тишине, нарушаемой лишь пением птиц, и подумал, что в песенке есть доля истины. Что толку беспокоиться? Случившееся и впрямь не стоило волнений, особенно для человека, у которого на глазах люди испарялись, словно роса поутру.

Но, встав, Перси ощутил знакомую боль в левой ноге, глубоко в кости. Напоминание о ране, которой оказалось недостаточно, чтобы отправить его домой. Зато он получил легкую работу в маскировочном подразделении и носил в мешке помятую коробку с красками. Какой же это сон, если нога болит. Но на прежнем месте он не был, вот уж точно.

Пока рядовой Перси пробирался меж деревьев, направляясь в ту сторону, где заросли, как казалось, редели, ему в голову пришла неожиданная мысль: за каким чертом мы пели? Мы что, с ума сошли? О чем мы думали? Повсюду валялись оторванные руки и ноги, люди превращались в месиво из мяса и костей. А мы пели!

Чертовы, чертовы идиоты.

Через полчаса рядовой Перси спустился по склону к ручью, текущему в тенистой долине. Вода была солоноватая, но сейчас он бы напился даже из лошадиной колоды, причём рядом с лошадью.

Он шагал вдоль ручья до места, где тот впадал в реку. Река ничего особенного собой не представляла, но рядовой Перси вырос в деревне и знал, что под берегом наверняка водятся раки. Ещё через полчаса упомянутые раки весело скворчали на огне. Он никогда ещё не видел таких больших. И в таком количестве. И таких сочных! Он ел, пока не заболел живот, поворачивая добычу на прутике над торопливо сооруженным костерком и разрывая мясо руками. Перси подумал: «Наверное, я всё-таки умер и попал в рай. И я не против, потому что, ей-богу, ад я уже видел».

Вечером он устроился на ночлег на поляне у реки, подложив вещевой мешок под голову. Когда на небе показались звёзды — очень яркие, каких он никогда не видел, — Перси начал напевать «Сунь заботы в заплечный мешок и шагай». Он замолк, не допев, и заснул сном праведника.

Когда солнце вновь коснулось его лица, Перси проснулся, отдохнувший и свежий, сел… и застыл неподвижно, как статуя, под спокойными взглядами, устремленными на него.

Сидя в ряд, примерно вдесятером, они наблюдали за ним.

Кто они были такие? Или — что они были такое? Они походили на медведей, но морды у них напоминали не медвежьи, а скорее обезьяньи, только крупнее. Они безмятежно рассматривали его. Перси подумал: кажется, это точно не французы.

Он всё-таки попытался заговорить по-французски:

— Парлэ бюффон…

Они тупо смотрели на него.

В наступившей тишине, чувствуя, что странные существа ждут чего-то большего, Перси откашлялся и запел «Сунь заботы в заплечный мешок».

Незнакомцы слушали очень внимательно, пока он не закончил. Потом переглянулись. Наконец, словно придя к какому-то соглашению, один шагнул вперёд и запел то же самое. Причём совершенно не фальшивя.

Рядовой Перси изумленно слушал.

ВЕК СПУСТЯ

Прерия была плоской, зеленой, плодородной. Кое-где далеко росли дубы. Небо весело голубело, как на открытке. На горизонте двигалось облако пыли — там неслось стадо каких-то животных.

Послышался легкий вздох. Сторонний наблюдатель, случайно оказавшийся поблизости, ощутил бы слабый порыв ветерка.

На траве лежала женщина.

Её звали Мария Валиенте. На ней был любимый розовый свитер из ангорки. Ей было всего пятнадцать, но она рожала. Худенькое тело содрогалось от боли схваток. Несколько секунд назад она не знала, чего боится больше — родов или гнева сестры Стефании, которая отняла у неё обезьяний браслет, сказав, что это греховный символ. Кроме браслета, у Марии не осталось никакой памяти о матери.

И вот теперь — это. Открытое небо вместо пожелтевшего от никотина потолка. Трава и деревья вместо истертого ковра. Все было не так. Но куда она попала? Где Мэдисон? И как она сюда попала?

Неважно. Её вновь пронзила боль, и Мария почувствовала, что ребенок выходит на свет. Никто не мог помочь, даже сестра Стефания. Девушка закрыла глаза, закричала, стала тужиться…

Ребенок скользнул на траву. Мария кое-что знала о родах, а потому дождалась, пока выйдет послед. Когда все закончилось, между ног было сыро и мокро, а на земле лежал младенец, покрытый липкой кровавой слизью. Он открыл рот и тоненько запищал.

Вдалеке послышался звук, похожий на гром. Рев как в зоопарке.

Львиный рык.

Лев?! Мария снова завопила, на сей раз от ужаса…

Крик оборвался, словно его выключили. Мария исчезла. Ребенок остался один.

Один перед лицом Вселенной, которая подступала со всех сторон и обращалась к нему множеством голосов. А за ними стояла великая Тишина.

Детский плач превратился в воркование. Тишина была приятна.

Снова послышался вздох. Мария вернулась в зеленый мир под синим небом. Она села и в панике огляделась. Лицо у неё было серое: она потеряла много крови. Но с ребенком ничего не случилось.

Девушка подняла свое дитя вместе с последом — она даже не перевязала пуповину, — завернула в свитер из ангорки и принялась укачивать. Личико малыша было странно спокойным. А она уж думала, что потеряла его.

— Джошуа, — сказала она. — Тебя зовут Джошуа Валиенте.

Тихий хлопок — и они оба исчезли.

ДАВНЫМ-ДАВНО, ГДЕ-ТО РЯДОМ

Совершенно иная версия Северной Америки баюкала на груди огромное, окруженное сушей, соленое море. Оно кишело микроскопической жизнью, которая представляла единый гигантский организм.

В этом мире, под небом, затянутым облаками, мутное море полнилось одной-единственной мыслью.

Я.

За этой мыслью последовала другая.

Зачем?

Глава 2

Банкетка рядом с замысловатым аппаратом по продаже напитков была очень удобна. Джошуа Валиенте не привык к комфорту. Не привык к приятному ощущению от пребывания в здании, где мебель и ковры как будто источали тишину. Рядом с шикарной банкеткой лежала кипа глянцевых журналов, но Джошуа не любил блестящую бумагу. Книги? Книги — да. Джошуа любил книги, особенно в бумажной обложке. Легкие, удобно носить, а если не захочется перечитывать, то для тонкой мягкой бумаги всегда найдется применение.

Обычно, когда нечем было заняться, он слушал Тишину.

Здесь Тишина звучала слабо. Её почти заглушал шум повседневной жизни. Неужели люди в этом шикарном здании не понимают, как они шумят? Рев кондиционеров и вентиляторов, шелест многочисленных разговоров — слышный, но неразборчивый, — приглушенные звонки телефонов, записанные на пленку голоса людей, которые говорили, что на самом деле их тут нет, пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала (и следовал сигнал). Джошуа находился в Трансземном институте — филиале корпорации Блэка. Безликие помещения, сплошь гипсокартон и хром. И надо всем властвовал огромный логотип — шахматный рыцарь. Это не был мир Джошуа. Ничто здесь не принадлежало ему. Впрочем, если подумать, он не ограничивался каким-то одним миром — Джошуа принадлежали они все.

Вся Долгая Земля.

Неведомые миры. Больше, чем можно сосчитать. Нужно было лишь идти по ним, из одного в другой. Бесконечная вереница.

Что невероятно раздражало экспертов, например профессора Вотана Ульма из Оксфордского университета.

— Эти последовательные Земли, — сказал он в интервью Би-би-си, — различаются лишь в частностях. И, кроме того, они пусты. Ну… полны они в основном лесами и болотами. Огромными, темными, молчаливыми лесами и глубокими, топкими, смертельно опасными болотами. Но людей там нет. Земля переполнена, а Долгая Земля пуста. Не повезло Адольфу Гитлеру, которому нигде не позволили выиграть войну! Ученым трудно даже говорить о Долгой Земле, не разводя болтовню про мембранное разнообразие и множественные вселенные. Послушайте — возможно, вселенная раздваивается всякий раз, когда падает лист. Миллиарды новых ответвлений каждую секунду. Вот что нам говорит квантовая физика. Но речь не идёт о том, чтобы пережить миллиард реальностей; квантовое состояние накладывается, как гармоники в скрипичной струне. Но, видимо, бывают времена — когда пробуждается вулкан, падает комета или кто-нибудь предает настоящую любовь, — когда удается обнаружить отдельную эмпирическую реальность, ответвление квантумной нити. И, может быть, эти нити пропущены все вместе через какое-то более высокое измерение по принципу сходства, и возникает цепочка миров. Или что-нибудь такое. Может быть, мы спим и видим сон. Коллективное воображение человечества. Суть в том, что мы ошеломлены этим феноменом точно так же, как был бы ошеломлен Данте, если бы ему показали расширяющуюся вселенную Хаббла. Даже термины, которые мы используем для описания Долгой Земли, уместны ничуть не больше аналогии с колодой карт, которая так нравится многим: Долгая Земля, мол, представляет собой огромную колоду трехмерных плоскостей, существующих в пространстве более высокого порядка, причём каждая карта представляет собой целую Землю. И, что самое важное, для большинства людей Долгая Земля открыта. Почти кто угодно может путешествовать по этой колоде туда-сюда, ввинчиваясь вглубь. Люди начинают занимать максимум свободного места. Ну, разумеется. Это изначальный инстинкт. Мы, обезьяны равнин, по-прежнему боимся леопарда в темноте; если рассредоточиться, хищник не переловит всех. Феномен Долгой Земли пугает нас. Не укладывается в схему. Почему гигантская колода карт предстала человечеству именно теперь, когда оно остро нуждается в свободном пространстве? Но, значит, наука — не что иное, как скопление вопросов, которые ведут к новым вопросам, и тем лучше, иначе никакой карьеры, правда? И каковы бы ни были ответы, поверьте, жизнь людей меняется… достаточно, Иокаста? Какой-то идиот схватился за ручку, когда я упомянул Данте.

Разумеется, Джошуа понимал, что Трансземной институт возник, чтобы извлекать выгоду из грядущих перемен. Предположительно, именно поэтому Джошуа и привезли туда издалека, отчасти против воли.

Наконец дверь открылась. Вошла молодая женщина, держа в руках лэптоп, тонкий, как золотой осенний лист. У Джошуа в Приюте тоже был лэптоп, но толстый и старый. В основном он пользовался им, разыскивая способы приготовления пищи на природе.

— Мистер Валиенте? Очень приятно. Меня зовут Селена Джонс. Добро пожаловать в Трансземной институт.

Он подумал, что она очень красива. Джошуа нравились женщины, и свои немногочисленные короткие романы он вспоминал с удовольствием. Но он проводил с женщинами мало времени и страшно стеснялся.

— «Добро пожаловать»? Да вы мне не оставили выбора! Вы узнали мой адрес. Значит, вы правительство.

— Вы ошибаетесь. Мы иногда работаем на правительство, но мы совершенно точно не оно.

— У вас все законно?

Она виновато улыбнулась.

— Лобсанг подобрал код к вашей электронной почте.

— А кто такой Лобсанг?

— Я, — сказал автомат с напитками.

— Ты автомат с напитками, — ответил Джошуа.

— Вы ошибаетесь в своем предположении. Хотя я действительно могу за считаные секунды предоставить напиток по вашему выбору.

— На тебе написано «Кока-кола»!

— Прощу прощения, я пошутил. Но если бы вы рискнули бросить в прорезь доллар в надежде получить освежающий напиток на содовой основе, я бы, разумеется, вернул деньги. Или выдал бы газировку.

Джошуа тщетно пытался осмыслить происходящее.

— Лобсанг… а дальше?

— У меня нет фамилии. В старину на Тибете только у аристократов и живых Будд были фамилии, Джошуа. Лично я не предъявляю подобных претензий.

— Вы компьютер?

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что я, черт возьми, уверен, что в автомате не сидит человек, и потом, вы странно выражаетесь.

— Мистер Валиенте, я говорю гораздо более внятно и правильно, чем любой из ваших знакомых. И я действительно не сижу в автомате. Во всяком случае, целиком.

— Перестань дразнить гостя, Лобсанг, — сказала Селена, поворачиваясь к Джошуа. — Мистер Валиенте, я знаю, что вы были… не здесь, когда мир впервые узнал про Лобсанга. Он уникален. Физически он — компьютер, но раньше он… как бы объяснить… он чинил мотоциклы на Тибете.

— И как же он попал с Тибета в автомат с напитками?

— Это долгая история, мистер Валиенте…

Если бы Джошуа не отсутствовал так долго, он бы знал про Лобсанга. Лобсанг был первой машиной, сумевшей убедить суд в том, что он — живой человек.

— Конечно, — сказала Селена, — некоторые компьютеры шестого поколения уже пытались это проделать. Если они оставались в соседней комнате и общались через микрофон, некоторые олухи принимали их за людей, хотя с точки зрения закона это ничего не доказывает. Но Лобсанг не утверждает, что он — мыслящая машина, и не требует никаких прав на этом основании. Он сказал суду, что в прошлой жизни был тибетцем. Тут-то они и попались, Джошуа. Мир по-прежнему незыблемо верит в реинкарнацию, и Лобсанг попросту заявил, что переродился в виде компьютерной программы. В суде было засвидетельствовано — я покажу вам протоколы, если угодно, — что соответствующее ПО появилось именно в ту микросекунду, когда в Лхасе умер работник мотоциклетной мастерской с совершенно непроизносимым именем. С точки зрения развоплощённой души двадцать тысяч терафлопсов технического гения на гелиевой основе, видимо, ничем не отличаются от нескольких фунтов дряблой мозговой ткани. Значительное количество экспертов подтвердили удивительную точность отрывочных воспоминаний Лобсанга о своей прошлой жизни. И я сама видела дальнего родственника покойного, маленького жилистого старичка с лицом, похожим на сушеную грушу, который несколько часов радостно болтал с Лобсангом, вспоминая прежние веселые деньки в Лхасе.

— Но зачем? — спросил Джошуа. — Что он на этом выиграл?

— Я здесь, перед вами, — заметил Лобсанг. — И я не деревянный, прошу заметить.

— Извините.

— Что я приобрел? Гражданские права. Безопасность. Право владеть собственностью.

— Выключить вас — значит убить?

— Да. Кстати говоря, это физически невозможно, но не будем вдаваться в подробности.

— Значит, суд признал вас человеком?

— Юридического определения, что есть человек, никогда не существовало.

— И теперь вы работаете в Трансземном институте.

— Более того, я им отчасти владею. Дуглас Блэк, основатель Института, не колебался ни секунды, предлагая мне партнерство. Не только из-за моей славы, хоть его и влечет к курьезам. Но главное — из-за моего сверхчеловеческого интеллекта.

— Да уж.

Селена попросила:

— Давайте вернемся к делу. Вас долго разыскивали, мистер Валиенте.

Джошуа взглянул на неё и мысленно сделал пометку: надо постараться, чтобы в следующий раз искали ещё дольше.

— Ваши визиты на Землю достаточно редки.

— Я не покидаю Земли.

— Вы ведь понимаете, что я имею в виду эту Землю, — сказала Селена. — Базовую. Или хотя бы какую-нибудь из Ближних Земель.

— Я не заключаю контрактов, — быстро ответил Джошуа, стараясь не выказывать раздражения. — Предпочитаю работать один.

— По-моему, ещё мягко сказано.

Джошуа нравилось жить в своих фортах, в мирах, находившихся далеко от Базовой Земли. Слишком далеко для большинства путешественников. Но даже там он настороженно относился к любой компании. Говорят, Дэниэл Бун собирал барахлишко и переселялся, если видел хотя бы дымок чужого костра. По сравнению с Джошуа он был патологически общителен.

— Но тем-то вы и полезны. Мы знаем, что вы не нуждаетесь в обществе других людей. — Селена предупреждающе вскинула руку. — Нет, вы не социопат. Но подумайте… До открытия Долгой Земли никто за всю историю человечества не оставался в одиночестве — я имею в виду, в настоящем одиночестве. Даже самый упорный моряк не сомневался, что где-то там кто-нибудь да есть. Даже высадившиеся на Луну астронавты видели Землю. Все всегда знали, что люди в пределах досягаемости.

— Да, а при наличии Переходника они в пределах одного шага.

— Наши инстинкты считают иначе. Знаете, сколько пионеров предпочитают путешествовать в одиночку?

— Нет.

— Нисколько. Ну… почти нисколько. Оказаться одному на целой планете, а может быть, единственным мыслящим существом во Вселенной? Девяносто девять из ста этого не выдерживают.

Джошуа подумал: он-то никогда не оставался один. Ведь по ту сторону неба всегда была Тишина.

— Как сказала Селена, тем-то вы и полезны, — подхватил Лобсанг. — Эти ваши качества мы обсудим позднее. Ну и потом, у нас есть средство давления…

До Джошуа дошло.

— Вы хотите, чтобы я отправился в путешествие по Долгой Земле.

— Ведь это у вас исключительно хорошо получается, — сладко проворковала Селена. — Нам нужно, чтобы вы отправились в Верхние Меггеры, Джошуа.

Нынешние пионеры называли Верхними Меггерами миры, расположенные более чем в миллионе переходов от Земли и по большей части остававшиеся легендами.

— Зачем?

— Причина самая невинная, — ответил Лобсанг. — Чтобы посмотреть, что там.

Селена улыбнулась.

— Информация о Долгой Земле — товарный запас Трансземного института, мистер Валиенте.

Лобсанг оказался разговорчивее.

— Вы подумайте, Джошуа. Всего пятнадцать лет назад человечество знало лишь один мир и мечтало ещё о двух-трех. Притом это были миры в пределах Солнечной системы, бесплодные и ужасно дорогие в плане досягаемости. А теперь у нас есть ключ к бесчисленным копиям Земли! И мы едва-едва исследовали даже ближайшие из них! Вот наш шанс!

— Наш шанс? — переспросил Джошуа. — Вы идете со мной? Ничего себе контракт. Компьютер нанимает меня в качестве шофера?

— Да, примерно так, — ответила Селена.

Джошуа нахмурился.

— И с какой стати мне соглашаться… Вы что-то сказали про способ давления?

Селена спокойно произнесла:

— Все в свое время. Мы изучали вас, Джошуа. Впервые вы появились в нашем досье благодаря рапорту сотрудника Мэдисонского полицейского управления Моники Янсон, написанному сразу после Дня перехода. Она составила рапорт о загадочном мальчике, который сумел вернуться обратно, приведя с собой остальных детей. Как маленький гамельнский крысолов. В свое время вас назвали бы знаменитостью.

— Или колдуном, — ввернул Лобсанг.

Джошуа вздохнул. Ему когда-нибудь позволят забыть о том дне? Он никогда не хотел быть героем и терпеть не мог, когда люди странно на него смотрели. Да и вообще смотрели хоть как-нибудь.

— Там был бардак и ничего особо страшного, — сказал он. — Как вы докопались?

— Мы читали полицейские отчеты. Вроде рапорта Янсон, — ответил автомат с напитками. — Полицейские все кладут в папку и хранят. А я люблю папки. Они содержат интересные вещи. Так, например, я узнал про вашу мать, Джошуа. Её звали Мария, если не ошибаюсь?

— Это не ваше дело.

— Джошуа, мне есть дело до каждого — и каждый задокументирован. Бумаги рассказали о вас все. Что вы, возможно, исключительная личность. Что вы были на Долгой Земле в День перехода.

— В День перехода там была толпа.

— Да, но вы-то не испугались, правда, Джошуа? Вы чувствовали себя так, как будто вернулись домой. Впервые в жизни вы поняли, что оказались в самом правильном месте…

Глава 3

День перехода. Пятнадцать лет назад. Джошуа едва исполнилось тринадцать.

Потом все вспоминали, что делали в День перехода.

В основном писались со страху.

Никогда не знал, кто выложил в сеть схему Переходника. Но, когда пришел вечер — мрачный жнец, — дети начали собирать Переходники. В одном лишь Мэдисоне, в окрестностях Приюта, их было десятки. Магазины радиоэлектроники торговали как никогда. Схема казалась смехотворно простой. Картошка, которую требовалось поместить в середину прибора, тоже вызывала смех, но без неё ничего не работало, поскольку она служила генератором. А ещё был выключатель. Жизненно необходимый. Некоторые дети решили, что выключатель не нужен. Достаточно лишь скрутить проводки. Именно они первыми издали вопль ужаса.

Джошуа собрал Переходник очень тщательно. Он всегда и все делал основательно. Он был из тех ребят, которые непременно красят детали перед сборкой, а потом собирают в правильном порядке, осторожно выложив их перед собой, прежде чем приступить. Джошуа всегда «приступал». «Приступать» звучало солиднее, чем «начинать». В Приюте, возясь со старой, потертой и неполной головоломкой, он сначала раскладывал фрагменты, отделяя небо, море и края, и лишь потом соединял два кусочка. Иногда, если фрагмента недоставало, он отправлялся в свою маленькую мастерскую и осторожно вырезал недостающий кусочек из припасенной заранее деревяшки, после чего красил его в нужный цвет. Сторонний наблюдатель ни за что не догадался бы, что в головоломке когда-то были дыры. Иногда Джошуа даже готовил еду — под наблюдением сестры Серендипити. Он приносил необходимые ингредиенты, педантично раскладывал их по порядку и пункт за пунктом двигался по рецепту. Закончив, он не забывал прибраться. Джошуа нравилось готовить и выслушивать похвалы, которые воздавали ему в Приюте.

Таков был Джошуа, так он жил. И именно поэтому он не первым совершил переход на Долгую Землю: он не только покрыл лаком коробочку с Переходником, но и дождался, когда лак высохнет. И поэтому он, несомненно, оказался первым ребенком, который сумел вернуться, не намочив штаны. Или ещё хуже.

День перехода. Повсюду исчезали дети. Родители обыскивали улицы. Только что ребенок был здесь и играл с новой странной игрушкой, а в следующую секунду пропал. Когда одни перепуганные родители встречают других перепуганных родителей, испуг превращается в ужас. Вызвали полицию, но что толку? Кого арестовывать? Где искать?

И тогда Джошуа впервые перешёл.

Секунду назад он сидел в своей мастерской в Приюте. И вдруг оказался в лесу, густом, непроницаемом, где лунный свет едва пробивался сквозь листву. Джошуа слышал голоса других детей — их рвало, они звали родителей, некоторые кричали, как будто от боли. Он задумался, зачем так шуметь. Его, например, не рвало. Было жутковато, да. Но не холодно. Он слышал жужжание москитов. Джошуа задавался единственным вопросом: куда он попал?

Крики отвлекали Джошуа. Одна девочка где-то совсем рядом звала маму. По голосу она походила на Сару, обитательницу Приюта. Джошуа её окликнул.

Сара перестала плакать, и он услышал невдалеке слабый зов:

— Джошуа?

Он задумался. Был поздний вечер. Значит, Сара находилась в спальне для девочек, примерно в двадцати метрах от мастерской. Джошуа не двигался, но каким-то образом перенесся в другое место. Не в Мэдисон. В Мэдисоне были машины, самолеты, огни, а Джошуа стоял в лесу, совсем как в книжке, и не видел ни одного фонаря, куда бы ни глядел. Но Сара тоже была здесь, как бы ни называлось это «здесь». Мысли стали складываться в голове, как головоломка с недостающими кусочками. Думай, не паникуй. Относительно тебя Сара находится там же, где и находилась. Тебе просто нужно пройти по коридору в её комнату. Пусть даже здесь и сейчас нет ни коридора, ни комнаты. Проблема решена.

Правда, чтобы добраться до Сары, здесь и сейчас нужно было пройти сквозь дерево, которое росло прямо перед Джошуа. Очень большое дерево.

Он пошел вокруг ствола, пробираясь сквозь перепутанный подлесок девственного леса, шиповник и сломанные сучья.

— Не замолкай, — сказал Джошуа. — И не двигайся с места. Я иду.

— Джошуа?

— Послушай, что надо сделать. Пой. Пой не замолкая. Тогда я найду тебя в темноте.

Джошуа включил фонарик, крошечный, который влезал в карман. Он всегда брал с собой ночью фонарик. Ну, разумеется. Джошуа просто не мог иначе.

Сара не стала петь. Она начала молиться.

— Отче наш, иже еси на небесех…

И почему люди хотя бы иногда не делают того, что им велят?

Из темноты по всему лесу зазвучали другие голоса:

— Да святится имя твое…

Джошуа захлопал в ладоши и закричал:

— Эй, вы, замолчите! Я выведу вас отсюда! Честное слово!

Он сам не знал, с какой стати дети должны ему верить, но властный тон сработал, и голоса замолкли. Он отдышался и позвал:

— Сара! Ты первая. Слышишь? Остальные, идите на голос. Только молчите. Двигайтесь на звук молитвы.

Сара начала сначала:

— Отче наш, иже еси…

Пока Джошуа пробирался вперёд, вытянув руки, отодвигая ветви шиповника, перелезая через корни и нащупывая каждый шаг, он слышал, как вокруг двигались другие. Дети звали на помощь. Кто-то жаловался, что заблудился. Другие сетовали, что не работает мобильник. Иногда он видел, как мерцали экраны телефонов, похожие на светлячков. Слышались безутешные рыдания, иногда даже болезненные стоны.

Молитва завершилась «аминем», который эхом разлетелся по лесу, и Сара сказала:

— Джошуа! Я закончила.

«Я считал её умнее», — подумал Джошуа.

— Значит, начинай сначала.

Он добрался до девочки через несколько минут, пусть даже она находилась не дальше чем в половине длины Приюта. Джошуа видел, что этот кусок леса на самом деле довольно невелик. На опушке, в лунном свете, виднелось нечто похожее на степные цветы, как в питомнике. И никаких следов Приюта или Союзного проезда.

Наконец Сара, спотыкаясь, шагнула к нему и крепко прижалась.

— Где мы?

— Где-то. Ну… как в Нарнии.

При лунном свете было видно, что по лицу у неё текут слезы, а из носа сопли. От ночной рубашки Сары пахло рвотой.

— Но я не лазила в шкаф!

Джошуа расхохотался. Девочка уставилась на него — и тоже рассмеялась, потому что он смеялся. Смех начал заполнять полянку, потому что на свет фонарика подходили и остальные дети, и на мгновение ужас отступил. Одно дело — потеряться и оказаться в одиночестве, и совсем другое — потеряться вместе с целой толпой, которая стоит и хохочет.

Кто-то схватил Джошуа за руку.

— Джош?

— Фредди?

— Жуть какая. Я оказался в темноте и грохнулся на землю.

У Фредди был гастроэнтерит, как вспомнил Джош. Парнишка лежал в лазарете на втором этаже Приюта. Разумеется, он свалился, когда здание исчезло.

— Ты ушибся?

— Нет. Джош, а как нам вернуться домой?

Джошуа взял Сару за руку.

— Сара, ты собрала Переходник?

— Да.

Он взглянул на мешанину деталей в руке девочки. Никакого ящичка, хотя бы коробки из-под туфель. Не говоря уже о специально сделанном футляре, как у Джошуа.

— Где выключатель?

— Какой выключатель? Я просто скрутила проводочки.

— Слушай, там же ясно было сказано — установить выключатель…

Он осторожно взял Переходник. С Сарой нужно было вести себя аккуратно. Сама по себе она не представляла проблему. Проблемы просто возникали вокруг неё.

По крайней мере, в Переходнике были три проводка. Джошуа на ощупь восстановил схему. Он провел столько часов, разглядывая чертеж, что знал его наизусть. Разъединив провода, он вложил злополучный Переходник в ладонь Сары.

— Слушай меня. Когда я скомандую, нажми вот здесь. Если окажешься в своей комнате, бросай эту штуку на пол и ложись спать. Поняла?

Шмыгая носом, Сара спросила:

— А если не получится?

— Ну, ты останешься тут, и я тоже. Бывает хуже, правда? Ты готова? Пошел обратный отсчет. Девять, восемь…

Когда он сказал «ноль», девочка исчезла с легким хлопком, словно лопнул мыльный пузырь.

Другие дети уставились на то место, где она стояла, потом на Джошуа. Среди них были незнакомые, насколько он мог разглядеть. Многих Джошуа не узнавал. Он понятия не имел, как далеко они забрели в темноте.

Но сейчас он правил бал. Эти беспомощные дети выполнили бы любой приказ. Но власть не порадовала Джошуа, а напомнила о неприятных обязанностях.

Он повернулся к Фредди:

— Так, ты следующий. Ты знаешь Сару. Скажи ей, чтоб не волновалась. Предупреди, что сейчас через её спальню пройдёт много детей. Передай: Джошуа сказал, что это единственный способ отправить их домой. Пусть она не сердится. А теперь покажи мне свой Переходник.

Один за другим, с тихими хлопками, потерявшиеся мальчики и девочки исчезали.

Когда последние из тех, кто стоял на поляне, исчезли, в лесу ещё слышались голоса, а может быть, и не только в лесу. Но Джошуа ничем не мог им помочь. Он даже не был уверен, что поступил правильно. Он стоял один, в безмолвии, и слушал. Не считая далеких голосов и тоненького писка москитов, в лесу царила тишина. Говорят, что москиты способны убить лошадь, если им не мешать.

Джошуа достал аккуратно собранный Переходник и потянул за рычажок.

Он немедленно оказался в Приюте, возле Сариной кровати, в крошечной тесной комнате, как раз вовремя, чтобы увидеть спину последней девочки, которую он отправил домой. Она с рыданиями исчезла в коридоре. И тут же Джошуа услышал пронзительные голоса сестер, которые звали его.

Он поспешно щелкнул выключателем и вновь перенесся в молчаливый лес. В свой лес.

Голосов стало больше, и они звучали ближе. Кто-то рыдал. Кричал. Какой-то мальчик очень вежливо попросил:

— Извините, не могли бы вы мне помочь?

Кого-то рвало.

Появлялись и новоприбывшие. Джошуа подумал: почему их тошнит? Впоследствии этот запах ассоциировался у него с Днем перехода. Всех рвало. Кроме Джошуа.

Он зашагал в темноту, ища кричавшего.

Но за последним непременно оказывался ещё один. И ещё один, который сломал руку, видимо, свалившись с верхнего этажа. И ещё один.

И этому не было конца.

С первыми проблесками зари рощу наполнили свет и птичий щебет. Интересно, дома тоже рассвело?

Теперь никаких звуков человеческого присутствия не было, не считая рыданий последнего заблудившегося мальчика, который пропорол ногу об острый сук. Он не мог воспользоваться собственным Переходником — и очень жаль, потому что при тусклом утреннем свете Джошуа восхитился его работой. Парнишка явно провел некоторое время в радиомагазине. Весьма разумный мальчик. Увы, недостаточно разумный, чтобы прихватить с собой фонарик или спрей от москитов.

Джошуа осторожно нагнулся, поднял раненого на руки и выпрямился. Мальчик застонал. Одной рукой Джошуа нащупал выключатель на своем Переходнике, в очередной раз порадовавшись тому, что он четко следовал инструкциям.

Когда они перешли, в лицо Джошуа засиял свет и через несколько секунд рядом с ним со скрежетом остановилась патрульная машина. Он замер.

Из машины вылезли двое копов. Один, помоложе, в светоотражающем жилете, осторожно забрал у Джошуа пострадавшего мальчика и положил на траву. Другой полицейский остановился рядом. Женщина в форме. Она улыбалась и протягивала ему руки. Джошуа заволновался. Именно так улыбались сестры, когда обнаруживали проблему. А приветственно вытянутые руки очень быстро становятся руками, которые хватают. За спинами полицейских сиял свет, как на сценической площадке.

— Привет, Джошуа, — сказала женщина-полицейский. — Меня зовут Моника Янсон.

Глава 4

Для сотрудницы мэдисонского полицейского департамента Моники Янсон все началось днем раньше. В третий раз за последние несколько месяцев она отправилась в сгоревший дом Линдси, на Мифлин-стрит.

Она сама не знала, зачем вернулась. Её никто не вызывал. Но она снова рылась в грудах пепла и угля, которые некогда были мебелью. Склонялась над разбитыми останками древнего плоского телевизора. Осторожно шагала по обугленному, промокшему, залитому пеной ковру, испещренному следами пожарных и копов. Листала обгорелые остатки некогда обширных заметок, покрытых записанными от руки математическими уравнениями и неразборчивыми каракулями.

Янсон подумала о своем напарнике Кланси, который пил пятую за день порцию кофе, сидя в машине, и считал Монику идиоткой. Что тут ещё можно найти, после того как дом исползали детективы, а судебные эксперты исследовали улики? Даже дочь Линдси, чудачка Салли, студентка колледжа, восприняла случившееся без удивления и без страха. Она спокойно кивнула, когда узнала, что её отца разыскивают, чтобы допросить по поводу предполагаемого поджога, подстрекательства к терроризму и жестокого обращения с животными. Необязательно именно в таком порядке. Она просто кивнула, как будто в доме Линдси такие вещи происходили каждый божий день.

Всем остальным было наплевать. Скоро этот дом перестанет быть местом преступления, и тогда хозяин начнёт уборку и тяжбу со страховой компанией. Казалось бы, никто не пострадал. Даже сам Уиллис Линдси; никакие признаки не указывали на то, что он погиб в огне (довольно слабом). Сплошная загадка, которую, видимо, предстояло оставить нерешенной. Опытные копы то и дело сталкиваются с подобными делами, сказал Кланси, и нужно знать, когда поставить точку. Может быть, двадцатидевятилетней Янсон ещё недоставало опыта.

А может быть, проблема в том, что она увидела, когда они приехали на первый вызов несколько месяцев назад. Тогда в полицию позвонила соседка, которая сообщила, что видела человека, который тащил козу в одноэтажный дом в самом центре Мэдисона.

Козу? Кланси и диспетчер принялись предсказуемо зубоскалить. Наверное, у этого мужика только на коз встает, ну и так далее, ха-ха. Но соседка, женщина весьма нервная, объявила, что тот же самый человек затаскивал в дом телят, а однажды даже козленка. Не говоря уже о клетке с курами. В доме никакого шума не было, и скотным двором не пахло. Животные словно испарялись. Что же с ними делал этот тип, трахал или жарил?

Уиллис Линдси, как выяснилось, жил один, с тех пор как его жена погибла в аварии несколько лет назад. Единственная дочь, Салли, восемнадцати лет, студентка университета Висконсин-Мэдисон, жила у тетки. Линдси был ученым и некогда даже занимал должность физика-теоретика в Принстоне. Теперь он работал внештатным преподавателем в Вашингтонском университете, а в остальное время… признаться, никто не знал, чем он занимался в остальное время. Хотя Янсон нашла некоторые свидетельства того, что Линдси сотрудничал с промышленником Дугласом Блэком. Под другим именем. Неудивительно. В наши дни все рано или поздно попадают к Блэку.

Но чем бы ни занимался Линдси, он не держал коз в гостиной. Может быть, кто-то задумал его подставить. Например, любопытный сосед решил устроить неприятности очкастому чудику. Бывает.

Но следующий звонок был совсем другим.

Кто-то выложил в Сети схему прибора под названием «Переходник». Дизайн при желании варьировался, но в любом случае получалась портативная штучка с большим переключателем на три позиции, разными электронными компонентами внутри и проводом питания, воткнутым… в картофелину.

Власти это заметили и встревожились. Именно так обычно выглядят приспособления, которые цепляют на грудь террористы-смертники, прежде чем прогуляться по Стейт-стрит. А ещё получалась игрушка, которая непременно должна была понравиться любому ребенку, способному собрать её из запчастей в спальне. Никто не сомневался, что слово «картошка» служит условным обозначением для чего-то похлеще. Например, куска гексогена.

Но когда к Линдси уже направили патрульную машину, в дополнение к сотрудникам Службы национальной безопасности, поступил третий звонок, причём совершенно независимый: дом горит. Янсон приехала на вызов. И Уиллиса Линдси нигде не нашли.

Детективы определили поджог. Они нашли промасленную тряпку, дешевую зажигалку, груду газет и сломанной мебели, с которой и начался пожар. Целью, видимо, было уничтожить кучу заметок и прочих материалов. Не исключено, что преступление совершил сам Линдси — или кто-то, желавший до него добраться.

У Янсон возникло ощущение, что виновник Линдси. Она никогда с ним не встречалась лично и не видела фотографии. Но даже косвенный контакт произвел на неё несомненное впечатление. Он был возмутительно умен. Иначе и невозможно оказаться на физическом факультете Принстона. Но какого-то фрагмента недоставало. В доме Линдси царил феерический хаос. Даже нелепый поджог вписывался в общую картину.

Янсон решительно не понимала — зачем? Что он задумал?

И вот она нашла собственный Переходник Линдси. Вероятно, прототип. Он лежал на полке в гостиной, над камином, который не зажигали десятилетиями. Может быть, Линдси нарочно оставил прибор, чтобы его нашли. Детективы увидели Переходник, но оставили на месте, густо посыпав порошком для снятия отпечатков. Возможно, прибор собирались забрать после окончания следствия.

Янсон наклонилась, чтобы рассмотреть повнимательнее. Переходник представлял собой прозрачную пластмассовую коробку. Куб со стороной примерно четыре дюйма. Эксперты пришли к выводу, что в этой коробочке некогда, возможно, хранились старинные дискеты на три с половиной дюйма. Линдси явно был из тех, кто копит всякое барахло. Сквозь прозрачные стенки виднелось электронное содержимое: конденсаторы, резисторы, реле, катушки, соединенные изогнутой и припаянной медной проволокой. На крышке торчал большой трехсторонний переключатель, и под ним от руки черным маркером было подписано: «ЗАПАД — ВЫКЛ. — ВОСТОК».

Сейчас выключатель находился в положении «ВЫКЛ.».

Остальное свободное пространство в коробке занимала… картофелина. Обычная картошка, никакой пластиковой взрывчатки, флакона с кислотой, гвоздей и прочих прибамбасов, входящих в арсенал современного террориста. Один из экспертов предположил, что картошку использовали в качестве источника энергии — точно так же, как заряжают батарейку от лимона. Большинство решили, что это признак сумасшествия или же странная шутка. Так или иначе, дети по всему миру сейчас лихорадочно штудировали схему.

Под Переходником лежал клочок бумаги, на котором тем же маркером и тем же почерком было нацарапано «Включи меня». Сплошная «Алиса в Стране чудес». Прощальный поклон Линдси. Янсон подумала: никто из её коллег не рискнул последовать инструкции на клочке бумаги. «Включи меня».

Она взяла коробочку — та почти ничего не весила — и откинула крышку. Ещё одна бумажка, с надписью «Закончи меня», содержала незамысловатую инструкцию — упрощенную копию электросхемы, выложенной в Интернет. Янсон прочла: «Запрещается использовать железные детали» (Линдси подчеркнул эту фразу). Оставалось лишь сделать две катушки из медной проволоки и замкнуть контакты, чтобы подать напряжение.

Янсон взялась за работу. Наматывать катушки оказалось на удивление приятным занятием, хоть она и не сумела бы объяснить почему. Только она и разные инструменты. Точь-в-точь ребенок, собирающий детекторный приемник. Разобраться с катушками оказалось несложно, Янсон буквально почувствовала, как скользящий контакт встал на место, хотя опять-таки ничего не смогла бы объяснить и без всякого удовольствия предвкушала написание рапорта.

Закончив, Янсон закрыла крышку, взялась за выключатель, мысленно бросила монетку и сдвинула рычажок на запад.

Дом исчез. Повеяло свежим воздухом.

Вокруг росли полевые цветы. Высотой по пояс, как в заповеднике.

Янсон как будто ударили под дых. Она со стоном согнулась пополам и выронила прибор. Под начищенными ботинками была трава. В носу засвербело от свежего, резкого воздуха, вонь пепла и пены исчезла.

Может быть, на неё напали? Янсон схватилась за пистолет. Он по-прежнему лежал в кобуре, но ощущение было странное: пластиковый корпус и магазин на вид не изменились, но внутри что-то дребезжало.

Она осторожно выпрямилась. Живот по-прежнему болел, но не от удара, а от тошноты. Янсон огляделась — и не заметила ни души.

Исчезли четыре стены вокруг. Исчез дом на Мифлин-стрит. Только полевые цветы, купа деревьев высотой футов в сто и синее небо без смога и следов от самолетов. Все это походило на питомник — громадную реконструкцию прерии, устроенную в черте Мэдисона, на питомник, поглотивший целый город. И Янсон внезапно оказалась в самом его центре.

— Ой, — сказала она.

Реакция явно не соответствовала ситуации, и Янсон добавила:

— Ого.

И закончила, придя к отрицанию собственного многолетнего агностицизма с уклоном в откровенный атеизм:

— Господи.

Она спрятала пистолет и попыталась рассуждать как полицейский. Смотреть как полицейский. Под ногами на земле, рядом с Переходником, который она выронила, валялся мусор. Окурки. И коровья лепешка. Неужели именно здесь скрылся Уиллис Линдси? Но даже если так, она нигде не видела ни его, ни животных…

Даже воздух был другим. Густым. Головокружительным. Янсон словно опьянела. Потрясающе. Невероятно. Куда она попала? Она громко расхохоталась — исключительно от изумления.

А потом поняла, что каждый ребенок в Мэдисоне скоро обзаведется такой коробочкой. Более того, каждый ребенок в мире. И они начнут щелкать выключателями. Повсюду.

И тогда до Янсон дошло, что вернуться домой — это очень хорошая идея.

Она поспешно подняла валявшийся на земле Переходник, по-прежнему посыпанный порошком для снятия отпечатков. Рычажок сам собой занял положение «ВЫКЛ.». С некоторым трепетом Янсон ухватилась за выключатель, закрыла глаза, досчитала до трех и потянула на восток.

И вновь оказалась в доме Линдси, на сгоревшем ковре. У ног валялись металлические детали пистолета. А ещё значок, бейджик и даже булавка для галстука и другие мелочи, исчезновения которых она даже не заметила.

Кланси ждал в машине. Янсон задумалась, как бы ему объяснить.

Когда она вернулась в участок, дежурный Додд уже принимал звонки о пропавших людях. Один-два на квартал. Панель постепенно покрывалась огоньками.

А потом по всей стране забили тревогу.

— И по всему миру, — удивленно сказал Додд, когда включил Си-эн-эн. — Эпидемия исчезновений. Даже в Китае. Ты только посмотри.

Вечер выдался нелегкий. Резко возросло количество краж со взломом, причём один раз вор даже проник в хранилище Капитолия. Полицейский департамент Мэдисона едва успевал отправлять людей на вызовы. А потом из отдела Национальной безопасности и ФБР начали поступать директивы.

Янсон поймала за шкирку дежурного сержанта.

— Что случилось?

Гаррис, с посеревшим лицом, повернулся к ней.

— Ты меня спрашиваешь? Не знаю! Может быть, террористы. Нацбезы просто взбесились. А может быть, НЛО! К нам уже пришел какой-то тип в шляпе из фольги, который уверяет, что началась атака пришельцев!

— Что мне делать, сержант?

— То, что само лезет в руки, — и Гаррис заспешил дальше.

Янсон задумалась. Будь она обычным человеком, что встревожило бы её больше всего? Пропавшие дети, разумеется. Поэтому она вышла из участка и взялась за дело.

Она нашла детей и поговорила с ними, некоторых навестила в больнице. Они твердили о необычном мальчике, невозмутимом герое, который вывел их из леса и спас, совсем как Моисей. Только звали его не Моисей, а Джошуа.

Джошуа попятился от полицейского.

— Ты ведь Джошуа? Ну конечно. Ты единственный, кто не запачкан рвотой.

Он промолчал.

— Дети говорят, что Джошуа их спас. Собрал и вернул домой. Ты настоящий ловец над пропастью во ржи. Читал такую книгу? Обязательно прочитай. Хотя, может быть, в Приюте она запрещена. Да, я знаю про Приют. Как ты это сделал, Джошуа?

— Я ничего плохого не хотел. Я не виноват, — ответил он, пятясь.

— Знаю, что не виноват. Но ты что-то сделал не так, как остальные. И я хочу знать, что именно. Расскажи, Джошуа.

Джошуа терпеть не мог, когда его имя повторяли по нескольку раз. Именно так тебя пытаются успокоить, когда считают виноватым.

— Я следовал инструкциям. И все. Люди не понимают, что надо следовать инструкциям.

— Я хочу понять, — сказала Янсон. — Расскажи мне. Не надо бояться.

— Слушайте, если сделать простую деревянную коробку, её надо покрыть лаком, иначе она отсыреет, вздуется, и детали разойдутся. Если что-то делаешь, так делай правильно. Надо следовать инструкциям. Именно для этого их и пишут.

Джошуа понял, что говорит слишком много и быстро. Поэтому он замолчал. Молчать всегда лучше. И потом, что он мог сказать?

Мальчик озадачил Монику Янсон. Разумеется, в темноте дети перепугались, они кричали, падали, мочились от страха, блевали, их кусали москиты, они врезались в деревья. Но только не Джошуа. Он оставался спокоен. Янсон посмотрела на мальчика. Стройный и высокий для своих лет, жгучий брюнет с бледной кожей. Безмолвная загадка.

Вслух она сказала:

— Знаешь, Джошуа, выслушав все эти истории, я бы подумала, что некоторые из пострадавших ребят баловались наркотиками. Но они облеплены листьями и покрыты ссадинами. Как будто действительно забрели в лес прямо посреди города.

Она сделала ещё один маленький шажок, и Джошуа вновь попятился.

Янсон остановилась и опустила руки.

— Джошуа, я знаю, что ты говоришь правду. Потому что я сама там побывала. Хватит уверток. Давай поговорим. Коробочка, которую ты держишь, выглядит очень аккуратно по сравнению с другими. Можно взглянуть? Положи её на землю и отойди. Я не пытаюсь тебя обмануть. Я просто хочу понять, почему десятки детей вдруг оказались в каком-то загадочном лесу и испугались, что сейчас их съедят орки.

Как ни странно, на Джошуа это подействовало. Он положил коробку и отступил на шаг.

— Только верните. У меня нет денег, чтобы снова идти в радиомагазин.

Он помедлил.

— Вы правда думаете, что там были орки?

— Нет, не думаю. Но я даже не знаю, что и думать. Слушай, Джошуа, ты показал мне коробку, а я кладу на землю визитку. Возьми, там мой телефон. По-моему, нам с тобой не стоит терять связь.

Моника немного отступила с коробкой в руках.

— Какая отличная работа…

Тут, сияя фарами, подъехала ещё одна патрульная машина. Офицер Янсон оглянулась.

— Полиция просто проверяет, как дела, — объяснила она мальчику. — Не беспокойся.

Послышался легкий хлопок.

Она взглянула на Переходник. И на пустой тротуар.

— Джошуа?

Джошуа немедленно понял, что забыл коробку.

Он перешёл просто так! А главное, женщина-полицейский видела, как он это сделал. Теперь у него точно будут неприятности.

Поэтому он ушел. Он двигался вперёд, удаляясь от того места, где был. Неважно куда. Он не останавливался, не сбавлял темпа. Джошуа делал переход за переходом и каждый раз чувствовал нечто вроде легкого толчка во внутренностях. Мир за миром, словно он шёл по анфиладе комнат. Шаг за шагом, прочь от офицера Янсон. Все глубже в лесной коридор.

Не было города, домов, огней, людей. Только лес — но лес, который менялся с каждым переходом. Деревья появлялись из ниоткуда и исчезали при следующем шаге, совсем как декорации в пьесах, которые они ставили в Приюте, но только здесь деревья были настоящими, твердыми, незыблемыми, с глубоко уходящими в землю корнями. Иногда становилось теплее, иногда чуть холоднее. Но лес в целом никуда не девался. И рассвет. Плотная земля под ногами и розовеющее небо оставались прежними. Джошуа нравилось подмечать некоторый порядок в этом новом мире.

Инструкции в Интернете ничего не говорили о том, что можно перейти и без прибора, но всё-таки у него получилось. У Джошуа слегка кружилась голова, словно он стоял над пропастью. Но мальчик радовался — радовался, нарушая запрет. Как в тот раз, когда они с Билли Чамберсом стянули пиво у рабочих, которые пришли стеклить окно, и выпили в котельной, а потом разбили бутылку и бросили осколки в мусорное ведро. Джошуа улыбнулся, вспомнив об этом.

Он продолжал идти дальше, огибая стволы, когда приходилось. Но лес постепенно менялся. Теперь его окружали деревья с грубой корой и низкими ветвями, покрытыми узкими колючими листьями. Появились сосны. Стало холоднее. Но лес оставался лесом, и Джошуа двигался дальше.

И, наконец, достиг Стены — места, где переход не получался, как бы он ни пытался обогнуть Стену. Он даже отступил на несколько шагов назад и бросился на неё, надеясь проломить силой. Больно не было, он как будто влетел с разбегу в огромную ладонь. Но так и не продвинулся вперёд.

Если он не мог пробиться, то, возможно, мог перелезть. Джошуа нашел самое высокое поблизости дерево, подтянулся до нижних ветвей и полез выше. Сосновые иголки кололи руки. Каждые шесть футов Джошуа пытался перейти, просто пробы ради, но Стена не пускала.

А потом вдруг получилось.

Он упал на плоскую поверхность, похожую на корявый, кое-как выровненный бетон, твердую, сухую, серую. Ни деревьев, ни леса. Только воздух, небо и нечто под ногами. Было холодно. Холод пробирался сквозь ткань джинсов на коленях, обжигал голые руки. Лед!

Джошуа встал. Дыхание паром повисало в воздухе. Кинжалы холода пронзали одежду, добираясь до тела. Мир был покрыт льдом. Джошуа стоял в широком овраге, пробитом во льду, который вздымался по обе стороны серыми глыбами. Старый грязный лед. И ясное небо, сине-серого рассветного оттенка. Ничто здесь не двигалось. Он не видел ни птиц, ни самолетов, ни домов, ни одного живого существа. Даже ни единой травинки.

Джошуа улыбнулся.

А потом исчез с легким хлопком, вернувшись в сосновый лес.

Глава 5

Лобсанг сказал:

— Янсон за вами наблюдала. Вы это знали, Джошуа?

Джошуа рывком вернулся в настоящее.

— Знаете, а вы неглупы для автомата с напитками.

— Вы удивитесь. Селена, пожалуйста, отведи Джошуа вниз.

Женщина как будто испугалась.

— Но Лобсанг, Джошуа ещё не прошел проверку на безопасность.

В автомате что-то лязгнуло, и в отверстии показалась банка газировки.

— А что может произойти в самом худшем случае? Я бы хотел, чтобы наш новый друг познакомился со мной в более приятной обстановке. Кстати, Джошуа, это вам. За мой счет.

Джошуа встал.

— Нет, спасибо. Я с детства не пью газировку.

«А если бы пил, то потерял бы к ней всякий вкус, увидев, как ты её выплюнул».

Пока они шагали вниз, Селена сказала:

— Кстати, приятно видеть, что вы бреетесь. Я серьезно. В наши дни в моду входит щетина. Люди такие странные… — Она улыбнулась. — Кажется, мы ожидали встретить настоящего горца.

— Наверное, я так привык.

Эта невозмутимая отповедь явно разочаровала Селену; она, казалось, ожидала большего.

Они дошли до площадки, на которую выходили никак не обозначенные металлические двери. Одна открылась при приближении Селены и бесшумно закрылась за спиной у Джошуа. Он увидел лестницу, ведущую вниз.

— Должна признать, что очень хотела бы столкнуть вас отсюда, — сказала Селена с горькой иронией. — Знаете почему? Вы не успели появиться, как сразу же получили нулевой рейтинг безопасности. Нулевой, понимаете? То есть теоретически вам можно рассказывать обо всем, что здесь происходит. Мой рейтинг, например, пять. Вы превзошли меня, хотя я работаю в Трансземном институте с самого начала. Кто вы такой, если входите в любую дверь и узнаете любой секрет?

— Ну, извините. Я Джошуа. И вообще, что значит «с самого начала»? Я и есть начало. Потому-то я и здесь, ведь так?

— Да. Конечно. Но, наверное, для каждого человека начало — его собственный первый переход…

Глава 6

Джим Руссо впервые перешёл в то место, которое возбужденные сетевые болтуны вскоре назвали Новым светом для честолюбивых. Будучи тридцати восьми лет от роду, после череды неприятных расставаний и измен, он придумал, как вырваться вперёд.

Вскоре после Дня перехода он составил план и сообразил, как надо поступить. Он отправился в нужный уголок Калифорнии. Привез с собой карты, фотографии и все остальное, чтобы не промахнуться мимо того самого места, где много лет назад Маршалл нашел золото. Джим хорошо знал, что в последовательных мирах навигаторы не работают, а значит, карты должны быть бумажными. Но, разумеется, он не нуждался ни в какой карте, чтобы найти лесопилку Саттера — здесь, на берегу Американ-Ривер, только в последовательной версии. Джим Руссо приехал в Государственный исторический парк. Лесопилка Саттера была государственной достопримечательностью. На её месте построили точную копию. Руссо тут же понял, где именно Джеймс Маршалл увидел золотые чешуйки, поблескивающие в отводящем канале. Ничего не стоило встать прямо на нужном месте. Джим Руссо так и сделал, и в голове у него заработали шестеренки.

Он перешёл на Запад-1, и реконструкция исчезла. Лес был таким же диким, каким он предстал перед Маршаллом и Саттером, когда они пришли сюда, чтобы построить лесопилку. Более того, до Дня перехода здесь даже индейцев не было. Разумеется, сейчас народу хватало — приходили туристы с Базовой Земли, которые осматривали новые территории. Даже стояли несколько указателей. «Саттер-Запад-1» и «Восток-1» уже давно превратились в местную достопримечательность, придаток своих базовых версий. Джим улыбнулся, глядя на глупых пучеглазых туристов, которым явно недоставало воображения.

Через десять-пятнадцать минут, как только тошнота отступила, он шагнул дальше. И ещё. И ещё.

Джим остановился на «Западе-5» — по его представлениям, он забрался достаточно далеко. Ни души вокруг. Он громко засмеялся и завопил. Никто не отозвался. Только эхо. Где-то свистнула птица. Он был один.

Джим не стал ждать, когда пройдёт тошнота. Он сел на корточки у ручья и вытащил из мешка решето, глубоко дыша, чтобы унять круговерть в животе. Именно здесь 24 января 1848 года Джеймс Маршалл заметил в воде странные образования — и в тот же день уже мыл золото на ручье. Так началась калифорнийская золотая лихорадка. Джим мечтал о том, как найдет ту самую золотую чешуйку, которую нашел Маршалл и которая теперь хранилась в Смитсоновском институте. Вот это будет номер. Но на «Западе-5», разумеется, не было лесопилки и никакого нижнего канала. Река текла беспрепятственно, как в эпоху Маршалла на Базовой Земле, и вряд ли Джиму удалось бы найти идентичную чешуйку. Но всё-таки он намеревался разбогатеть.

Таков был великий план Джима Руссо. Он прекрасно знал, где нашли золото, которое впоследствии обнаружили и извлекли старатели, которые последовали за Маршаллом. Джим привез карты золотоносных жил, которые ещё лежали нетронутыми прямо под ногами! Потому что в этом мире не было ни Саттера, ни Маршалла, ни лесопилки, ни золотой лихорадки. Все богатство — или его точная копия — спало в земле. Оно ждало, чтобы Джим протянул руку…

И тут за спиной раздался смех.

Он резко обернулся, попытался встать, споткнулся и плюхнулся в ручей, промочив ноги.

Позади стоял какой-то человек в грубой джинсовой одежде и широкополой шляпе, с тяжелым оранжевым рюкзаком и чем-то вроде кирки. Он смеялся над Джимом, сверкая белыми зубами на грязном лице. Рядом материализовались и другие — мужчины и женщины, одетые точно так же, грязные и усталые. Несмотря на тошноту, они ухмылялись, увидев Джима.

— Что, ещё один? — спросила женщина.

Под слоем грязи она выглядела ничего себе. Привлекательная женщина над ним смеялась. Джим, покраснев, отвернулся.

— Похоже на то, — ответил первый прибывший. — В чем дело, старина? Надеешься сколотить состояние на золотишке Саттера?

— А тебе-то что?

Мужчина покачал головой.

— Да что с вами такое? Вы, кажется, думаете только на один шаг вперёд. Но не на два, — он говорил как самодовольный студент и ухмылялся. — Вы догадались, что здесь, на этом месте, лежит золото. Разумеется. Но то же самое — на Западе-6, 7, 8 и так далее, куда только можно добраться. А остальные люди вроде тебя, которые промывают песок во всех последовательных мирах? О них ты не подумал, правда? — Он вытащил из кармана золотой самородок размером с голубиное яйцо. — Друг мой, эта идея пришла в голову не одному тебе.

Женщина перебила:

— Ну, не будь таким суровым, Мак. Он успеет заработать, если поторопится. Золото ещё не совсем обесценилось, его пока нашли не так много. Он всегда может продать самородок-другой как нечто полезное. Ну… просто оно больше не стоит на вес золота.

Снова смех.

Мак кивнул.

— Ещё один пример удивительно низкой экономической ценности всех последовательных миров. Настоящий парадокс.

Это студенческое самодовольство взбесило Джима.

— Если оно ничего не стоит, умник, зачем вы сюда приперлись?

— Ну, мы тоже ищем золото, — ответил Мак. — Мы следуем примеру Маршалла и остальных, как и ты. Но мы пошли дальше. Построили копию лесопилки и кузню, чтобы делать железные инструменты. Теперь мы можем добывать золото тем же способом, что и пионеры. Это история, реконструкция. В следующем году нас покажут на «Дискавери», следи за программой. Но мы здесь не ради золота как такового. На, держи.

И он бросил золотой самородок под ноги Джиму. Тот приземлился в сырой гравий.

— Гады вы…

Улыбка Мака увяла, как будто манеры Джима его разочаровали.

— Дамы и господа, кажется, наш новый друг недостаточно воспитан. Ах, так…

Джим прыгнул на него, размахивая кулаками. Продолжая смеяться, люди исчезали один за другим. Джиму не удалось нанести ни одного удара.

Глава 7

Для Салли Линдси отбытие с Базовой Земли, год спустя после Дня перехода, было вовсе не первым. Она ушла, потому что ушел её отец. А до того — большая часть семьи. Салли едва исполнилось девятнадцать.

Она не спешила. Неторопливо собрала вещи и закончила дела. В конце концов, возвращаться она не планировала.

Однажды летним утром Салли надела рыбацкую безрукавку с многочисленными карманами, взяла рюкзак и в последний раз покинула свою комнату в тетином доме. Тетя Тиффани как раз вышла, и Салли порадовалась: она не любила прощаться. Она добралась до Парковой улицы и зашагала через кампус. Никого поблизости не было, даже уборщиков; университет спал. Салли показалось, что утро ещё тише обычного. Может быть, перешло гораздо больше людей, чем она думала. Она миновала библиотеку, стоявшую на берегу озера, направилась на запад, к Озерной тропе, и взяла курс на поляну для пикников. На озере Мендота виднелись несколько яхточек, какой-то шальной серфингист в пламенно-оранжевом гидрокостюме и пара лодок университетского гребного клуба (над водой неслись отрывистые сигналы рожков). Горизонт тонул в зелени.

Кому-то стоящий в зеленой дымке университет у озера мог показаться идилличным. Но только не Салли. Она любила природу. Настоящую. Для неё Долгая Земля отнюдь не была последней новинкой, тематическим парком, который внезапно открылся в День перехода. Она там выросла. И теперь, глядя на лодки и на серфингиста, она видела только человеческую суету и идиотов, которые распугивали птиц. Суета начинала проникать и в другие миры, когда идиоты, разинув рты, приходили туда. Даже прозрачная озерная вода казалась Салли разбавленной. По крайней мере, она выбрала удачный день, чтобы проститься с Базовой Землей, с городом у озера, где она не так уж сильно страдала и дышала относительно свежим воздухом. Но туда, куда Салли собиралась, он был ещё свежее.

Она нашла тихое место и сошла с тропы в тени деревьев. В последний раз проверила рюкзак. С собой девушка взяла оружие — в том числе легкий арбалет. А Переходник лежал в пластмассовой коробочке, вроде той, что была у отца. Помимо самого прибора, в футляре лежали запчасти, припой, отличные оптические инструменты и распечатки схемы. И, конечно, картошка — посреди видавших виды деталек. Какая отличная идея. Батарейка, которую можно съесть, если обед станет приоритетом. Это был рюкзак профессионального путешественника. Салли настолько поддалась ностальгии, что наклеила на коробочку университетский логотип.

Но коробочка служила лишь прикрытием. Салли не нуждалась в приборе, чтобы переходить.

Она знала Долгую Землю и как по ней путешествовать. И теперь собиралась найти отца. И ещё кое-что не давало Салли покоя с тех пор, как она была маленькой девочкой, игравшей в тени отцовского амбара в последовательном Вайоминге. А именно — зачем все это надо.

Салли всегда отличалась решительностью. Она наугад выбрала направление, улыбнулась и перешла. Озеро и купы деревьев остались. Но тропинка, лодки и идиот на серфе исчезли.

Глава 8

Тогда, в самом начале, люди отправлялись куда глаза глядят, с определенной целью или без таковой. Но никто не забирался дальше Джошуа.

В те первые месяцы он, тринадцатилетний мальчишка, понастроил себе на дальних Землях укрытий. Фортов, как он выражался. И лучшие из них действительно были фортами, как у Робинзона Крузо. У людей вообще неверные представления насчет Робинзона. Они рисуют себе решительного бодрого человека в плаще из козьей шкуры. Но Джошуа нашел в Приюте потрепанную книгу и, разумеется, прочел её от корки до корки. Робинзон Крузо прожил на необитаемом острове двадцать шесть лет и большую часть времени строил укрепления. Джошуа одобрял эту тактику; у Робинзона уж точно голова работала правильно.

Когда он только начинал путешествовать, порой приходилось туго. В последовательных Мэдисонах, по ту сторону реальности, на восток и на запад в основном тянулась прерия. Джошуа уже знал, как ему повезло, что в первый раз он перешёл не зимой — ведь тогда он мог оказаться на сорокаградусном морозе без теплой одежды. И что он не оказался в каком-нибудь болоте, которое на Базовой Земле осушили и превратили в пахотные угодья задолго до его рождения.

В первый раз, когда он в одиночку ушел в неизведанный мир и попытался там заночевать, было нелегко. Из еды он опознал только ежевику, зато попил дождевой воды из чашечек цветов. Джошуа прихватил с собой одеяло, но оно не понадобилось, и он воспользовался им как москитной сеткой. Безопасности ради он спал на дереве. Лишь впоследствии Джошуа узнал, что пумы умеют лазать…

После этого он взял несколько книг в Приюте и в городской библиотеке, чтобы научиться отличать съедобное от несъедобного, а ещё поговорил с сестрой Серендипити, которая занималась историей кулинарии. И тогда Джошуа понял, что лишь полный идиот умрет от голода на Долгой Земле. В диких лесах росли ягоды, грибы, желуди, каштаны, рогоз, зеленый камыш с богатым углеводами корнем, лекарственные растения, даже дикая хина. Озера кишели рыбой, и ловушки было несложно сделать. Джошуа даже пару раз пробовал охотиться. Он успешно ловил кроликов, но, конечно, дичь покрупнее — белохвостый олень и лось — оказалась подростку не под силу. Даже за индейками пришлось погоняться. Но к чему утруждаться, если вокруг полно голубей, которые так глупы, что готовы сидеть и ждать, пока ты не подойдешь и не сшибешь их камнем? Животные, даже рыба, не боялись человека. Они были так доверчивы. Джошуа усвоил привычку благодарить добычу, которая пожертвовала для него жизнью, — и впоследствии узнал, что именно так поступали индейские охотники.

Джошуа стал готовиться заранее. Брать с собой спички или френелевские линзы, чтобы разводить огонь; он научился даже добывать огонь трением, но это отнимало слишком много сил, а потому не годилось для каждодневного использования. Москитный репеллент он бесплатно получал в «Чистоте», своеобразном пункте обмена бытовой химии на Бэджер-Род. И хлорку, для очистки воды.

Конечно, Джошуа и сам не хотел становиться пищей — но чьей? В последовательных лесах водились животные, которые вполне могли с ним справиться. Рыси — здоровенные кошки, которые глазели на него и удирали прочь на поиски более легкой добычи. Пумы, размером с немецкую овчарку и с мордой, отражавшей суть кошачьей натуры. Однажды Джошуа видел, как пума свалила оленя, прыгнув ему на спину и перекусив сонную артерию. В отдаленных местах он видел волков и ещё более экзотических животных — что-то вроде гигантского бобра, а в другой раз — ленивца, тяжеловесного, глупого, который вызвал у Джошуа смех. Все эти животные, как он полагал, обитали на месте Базового Мэдисона до того, как там появились люди, а теперь по большей части вымерли. Обитатели параллельных миров никогда раньше не видели человека, и даже самые жестокие хищники подозрительно относились к неизвестному. Москиты, в общем, доставляли Джошуа больше неприятностей, чем волки.

В первые дни Джошуа никогда не оставался в последовательных мирах подолгу, максимум — на несколько ночей. Иногда он извращенно мечтал о том, чтобы вдруг утратить способность переходить, — тогда бы он остался там и попробовал выжить. Когда он возвращался, сестра Агнес спрашивала: «Тебе не бывает одиноко или страшно?» Но Джошуа никогда не было совсем уж одиноко. И он не понимал, чего бояться. Джошуа думал: с тем же успехом можно сказать человеку, который сунул палец в воду на тихоокеанском пляже, что он должен бояться океана.

И потом, скоро на Ближних Землях стало не протолкнуться от туристов, которые явились посмотреть, что тут творится. Публика с суровым взглядом и с решительными коленками. Туристы бродили по новым местам или, по крайней мере, путались в подлеске. Они задавали вопросы типа: «А чья это территория? Мы ещё в Висконсине? Это Америка?»

Хуже всего были те, кто бежал от гнева Божьего — или нарывался на него. И таких оказалась чертова прорва. Неужели Долгая Земля стала предвестием конца света, гибели старого мира и возникновения нового, предназначенного для избранных? Слишком многие рвались в число избранных — и слишком многие думали, что в этих райских мирах Бог им даст полное обеспечение. И Бог не поскупился, разумеется, — огромное количество пищи бегало вокруг. Но Он обычно помогает тем, кто не плошает. Поэтому Бог, вероятно, надеялся, что избранные прихватят с собой теплую одежду, таблетки для очистки воды, базовые медикаменты и какое-нибудь оружие, например бронзовые ножи, которые в последнее время обрели такую популярность. Ещё, может быть, палатку — короче говоря, что избранные не оставят дома здравый смысл. Если у человека не хватало мозгов, москиты были наименьшим злом. Да, наименьшим. Если повезет. С точки зрения Джошуа, библейскую метафору следовало расширить: в данном случае всадников Апокалипсиса было четверо, и их звали Жадность, Неумение следовать правилам, Беспорядок и Многочисленные ссадины. Джошуа до тошноты надоело спасать Спасенных.

Впрочем, ему быстро надоели они все. Какое право эти люди имели шляться по его секретным местам?

А главное, они вмешивались в Тишину — так Джошуа выражался. Вытесняли спокойствие. И далекое глубинное ощущение чьего-то присутствия за нагромождением миров — присутствия, которое он сознавал с рождения и распознал, как только удалился от Базовой Земли настолько, чтобы его расслышать. Джошуа начал обижаться на каждого загорелого туриста, каждого шумливого ребенка, на шум, который производили незваные гости.

И всё-таки он чувствовал себя обязанным помогать людям, которых презирал, и потому был в замешательстве. Также Джошуа смущало, что он проводит столько времени один, причём с наслаждением. Вот почему он решил поговорить с сестрой Агнес.

Сестра Агнес, разумеется, верила в Бога, хоть и своеобразно. В Приюте на стене её крошечной комнатки висели две картинки — одна с изображением Сердца Христова, другая с Митом Лоуфом.[130] А ещё она чересчур громко, с точки зрения других сестер, включала старые песни Джима Стейнмана. Джошуа плохо разбирался в мотоциклах, но в коляске древнего «Харлея» сестры Агнес, вероятно, ездил ещё апостол Павел. Иногда в гараже на Союзном проезде появлялись фантастически заросшие щетиной байкеры, приезжавшие аж из других штатов. Сестра Агнес угощала их кофе и не разрешала трогать рисунки.

Её любили все дети, и она платила им тем же, особенно Джошуа — особенно когда он ловко разрисовал «Харлей», в том числе старательно вывел на бензобаке девиз «Лети в рай» потрясающим курсивным шрифтом, который нашел в библиотеке. После этого в глазах сестры Агнес Джошуа сделался непогрешим, и она разрешала ему брать свои инструменты в любое время.

Если он и мог кому-нибудь доверять, то только сестре Агнес. Если он странствовал слишком долго, обычная молчаливая сдержанность Джошуа порой превращалась в поток слов, как будто прорывало плотину. Все, что нужно было сказать, он выбалтывал единым порывом.

Поэтому Джошуа пожаловался, каково раз за разом спасать заблудившихся, глупых, неприятных личностей, которые на него пялятся и говорят: «Это ведь ты, да? Мальчик, который умеет переходить, не чувствуя себя первые пятнадцать минут полным дерьмом». Джошуа не знал, как они догадались, но слух каким-то образом разошелся, несмотря на заверения офицера Янсон. Он отличался от других, а отличаться значило Быть Проблемой. Джошуа знал, что Быть Проблемой — плохо, и не мог об этом забыть даже в комнате сестры Агнес. Потому что прямо над двумя картинками — с Сердцем Христовым и с Митом Лоуфом — висела маленькая фигурка человека, которого пригвоздили к кресту, потому что сочли Проблемой.

Сестра Агнес сказала, что, возможно, у него призвание, причём не так уж отличающееся от религиозного служения. Она-то знала, как трудно внушить людям то, чего они не желают понимать, — например, когда она утверждала, что «Громкий крик» — одна из самых благочестивых песен на свете. Сестра Агнес велела Джошуа следовать зову сердца, а ещё разрешила приходить и уходить когда вздумается, потому что Приют всё-таки был его домом.

Она заверила мальчика, что он может доверять офицеру Янсон, потому что она хороший человек и поклонница Стейнмана (сестра Агнес сказала «поклонница Стейнмана» таким тоном, каким другая монахиня сказала бы «добрая католичка»). Офицер Янсон побывала у сестры Агнес и спросила позволения повидаться с Джошуа. Она нуждалась в помощи.

Глава 9

Тем временем, спустя полгода после Дня перехода, карьера Моники Янсон неожиданно вильнула в сторону.

Янсон встала перед зданием мэдисонского полицейского участка, собралась с духом, передвинула рычажок выключателя на Переходнике и почувствовала привычный удар под ложечку, как только участок исчез, чтобы смениться высокими деревьями и тенью от зеленых крон. На прогалине в первобытном лесу стояли маленькая деревянная хижина с гербом Мэдисонского полицейского департамента и низкая скамейка, а на молодом деревце развевался звездно-полосатый флаг. Янсон села на скамейку и сложилась пополам, выжидая, когда пройдёт тошнота. Скамейку поставили здесь именно для того, чтобы прибывший мог оклематься после перехода, прежде чем предстать перед коллегами.

После Дня перехода события развивались быстро. Техники явились сюда с выданным в полиции Переходником — прочным, в изящной черной пластмассовой коробке, способной устоять даже против выстрела в упор. Разумеется, как и в случае со всеми Переходниками, Янсон обнаружила это, имея дело с прототипом Линдси — чтобы он заработал, нужно было закончить сборку самостоятельно. Прибор служил исправно, хоть и приходилось пропускать мимо ушей шуточки о картошке, которая играла роль источника энергии. «Порцию фри, пожалуйста». Ха-ха.

Но ничего не удавалось поделать с неизбежной тошнотой, которая мучила большинство людей десять-пятнадцать минут после перехода. Существовало лекарство, которое вроде бы помогало, но Янсон всегда старалась не подсаживаться на таблетки, и потом от этого лекарства моча становилась синей.

Когда тошнота и головокружение отступили, она встала. В тот день, по крайней мере, на «Запад-Мэдисон-1», было безветренно и холодно, пасмурно, но без дождя. Этот последовательный мир оставался по большей части таким же, как и во время её первого визита, когда Янсон перенеслась сюда из развалин дома Уиллиса Линдси. Шелест листьев, чистый воздух, пение птиц. Но понемногу «Запад-1» менялся, в лес вгрызались просеки, полевые цветы отступали: домовладельцы расширяли свои участки, предприниматели ломали голову, как извлечь выгоду из здешней первоклассной древесины и экзотической природы, а официальные лица, наподобие полицейского департамента, устраивали в соседних мирах плацдармы — пристройки к базовым штаб-квартирам. Поговаривали, что в ясные дни уже был виден смог. Янсон задумалась, сколько времени пройдёт, прежде чем в пустом небе появится след самолета.

Она задумалась, где сейчас Джошуа Валиенте. Джошуа, её постыдная тайна.

Моника чуть не опоздала на встречу с Кличи.

В хижине сильно пахло крепким кофе.

Там находились двое — лейтенант Кличи сидел за столом и смотрел на экран лэптопа, сделанного на заказ и не содержащего никаких железных деталей, а младший офицер по имени Майк Кристофер старательно писал какой-то рапорт в большой тетради с желтыми разлинованными страницами. По-прежнему вынужденные обходиться без электричества, копы заново учились писать красиво — или, по крайней мере, разборчиво.

Кличи помахал ей, не сводя глаз с экрана.

— Кофе. Садись.

Янсон налила кружку кофе, на вид такого крепкого, что ему ничего не стоило растворить бронзовую ложку, которой она его мешала. Она села на грубый самодельный стул. Джек Кличи был приземистый крепыш с лицом, похожим на старый чемодан. Янсон невольно улыбнулась.

— Вы прямо как дома, лейтенант.

Он смерил гостью взглядом.

— Не надо, Янсон. Кто я тебе, Дэви Крокет? Я вырос в Бруклине. Для меня даже Мэдисон — все равно что Дикий Запад. Здесь я себя чувствую как в каком-то гребаном заповеднике.

— Зачем я вам понадобилась, сэр?

— Стратегия, Янсон. Нас попросили поучаствовать в составлении правительственного отчета и рассказать, как мы намерены действовать в непредвиденной ситуации с лишними мирами. Изложить наши планы на ближайшее и дальнейшее будущее. Копия отчета пойдет на федеральный уровень. Шеф взял меня за жабры, потому что, как он верно заметил, у полиции нет никаких планов, ни ближайших, ни дальнейших. До сих пор мы просто реагировали на события.

— И поэтому я здесь?

— Сейчас найду файлы… — он застучал по клавиатуре.

У Кристофера затрещала рация, и он что-то забормотал в ответ. Мобильники здесь, конечно, не работали. Портативные радиопередатчики и приемники нашли себе применение, как только их начали выпускать без железных компонентов, чтобы они не пострадали во время перехода. Поговаривали о том, чтобы проложить сеть старомодных телефонных линий из медной проволоки.

— Так, — Кличи развернул лэптоп, чтобы Янсон видела экран. — Здесь у меня логи и фрагменты видео. Я пытаюсь понять… Твое имя то и дело всплывает, Янсон, вот почему я тебя вызвал.

Она увидела ссылки на свои рапорты о пожаре в доме Линдси и о панике из-за пропавших детей в первый вечер.

— Мы пережили несколько нелегких дней. Пропавшие дети, которые затем возвращались со сломанными костями, потому что свалились с верхних этажей, или покусанные какими-то тварями. Побеги из тюрем. Масса прогулов в школах, офисах, административных учреждениях. Экономика перенесла серьезный удар. Не только национальная, но и мировая. А ты не знала? Как мне сказали, наступил второй День благодарения, прежде чем эти идиоты вернулись на работу. Ну, или большинство из них.

Янсон кивнула. Основная масса людей, которые перешли в первый день, довольно быстро вернулась. Но не все. Бедняки предпочитали переселяться на новые территории; богатым было что терять на Базовой Земле. Поэтому из городов вроде Мумбая и Лагоса, даже из некоторых американских мегаполисов исчезали целые компании уличных ребятишек. Ошарашенные, совершенно не подготовленные, они оказывались посреди дикой природы. В мире, который не принадлежал никому. Так почему он не мог принадлежать им? Американский Красный Крест и другие организации посылали вдогонку спасательные отряды — разгребать последствия неизбежного повторения «Повелителя мух».

Вот что, с точки зрения Янсон, было главным. Поведение Джошуа Валиенте подтверждало это с самого начала. Последовательные миры дарили свободу. Место, куда можно сбежать и укрыться. Более того, бесконечное множество таких мест. По всему миру люди, один за другим, просто уходили — без плана, без подготовки. Они исчезали в лесу. И уже поступали жалобы от отчаявшегося, обиженного меньшинства, которое обнаружило, что не в состоянии перейти даже при наличии самых лучших Переходников.

Первоочередной задачей лейтенанта Кличи, разумеется, было сделать так, чтобы новые миры не обратили против Базовой Земли.

— Вот посмотри, — сказал он. — Как только до людей дошло, преступления стали хитрее. Невероятные ограбления. Уйма террористов-смертников в больших городах. Убийство Брюэр. Во всяком случае, покушение. И тут начинает мелькать твое имя, офицер Янсон…

Янсон вспомнила. Мел Брюэр была блудной женой одного наркобарона, которая пообещала полиции, что будет свидетельствовать против мужа. Ей обеспечили надлежащую защиту. Она едва избежала гибели, когда к ней явился киллер с Переходником. Именно Янсон пришла в голову идея поместить женщину в подвал. В переходных мирах — «Восток-1» и «Запад-1» — на месте погреба находилась сплошная земля, поэтому перейти напрямую убийца не мог. Нужно было либо заранее вырыть дыру в соответствующем месте, либо взяться за лопату после перехода. Так или иначе, элемент неожиданности утрачивался. На следующее утро все подземные помещения в полицейских участках — и даже в здании Капитолия — переоборудовали в укрытия.

— Ты не единственная, кто до этого додумался, Янсон. Но ты была одной из первых в стране. Я слышал, даже президент спит теперь в бункере под Белым домом.

— Приятно слышать, сэр.

— Да, да. А потом стало ещё экзотичней.

— Странно слышать, что экзотика у вас перестала ассоциироваться с массажем, сэр.

— Янсон, не зли меня.

Кличи продемонстрировал сообщения о разных религиозных сектах. Повернутые на Апокалипсисе типы толпой хлынули в «новые Эдемы», полагая, что внезапное появление последовательных миров предвещает Страшный суд. Одна христианская секта утверждала, что Христос выжил после распятия и перешёл прямо из гробницы, когда апостолы явились забрать Его тело. От подобных выводов недалеко было до заключения, что Он по-прежнему где-то там, на Долгой Земле. Полиция с огромным трудом наводила общественный порядок.

Кличи отодвинул лэптоп и помассировал мясистую переносицу.

— Я что, Стивен Хокинг?..[131] У меня мозги кипят. А ты, офицер Янсон, кажется, счастлива, как свинья в луже.

— Я бы так не сказала, сэр…

— Просто скажи, что ты думаешь. Основная проблема — я имею в виду, для нас, мэдисонских ангелов-хранителей, — заключается в том, что на Долгую Землю нельзя протащить оружие в целости и сохранности. Так?

— Даже «глок», потому что в нем есть металлические детали. Переходу не поддается никакое железо, сэр. И сталь. Кроме этого, с собой можно взять что угодно. Конечно, в других мирах есть железная руда, но её нужно добыть, обработать и сделать железо прямо на месте. Нельзя с ним перейти.

— Значит, приходится строить кузницу в каждом новом мире.

— Да, сэр.

— Знаешь, кое-что озадачивает даже такого неуча, как я. Я думал, у всех людей в крови есть железо или типа того. Отчего ж оно не остается на месте?

— В крови, сэр, железо имеет вид органических молекул. В гемоглобине. Молекулы железа выдерживают переход, если находятся в химических соединениях, но только не в виде металла. Например, можно взять с собой ржавчину, потому что это смесь железа с водой и кислородом. Но вы не пронесете пистолет, сэр, за исключением ржавчины на рукоятке.

Кличи смерил её взглядом.

— Это была непристойная шутка, да, Янсон?

— Что вы, я бы не посмела.

— Кто-нибудь знает, почему все так?

— Нет, сэр.

Янсон по мере сил следила за научными дискуссиями. Некоторые ученые напоминали, что атомы железа самые стабильные, а само железо — конечный результат сложного процесса слияния, который совершается на Солнце. Может быть, поэтому железо и не способно перемещаться между мирами. Может быть, переход, по сути, похож на квантовое туннелирование — маловероятный проход между энергетическими уровнями. А поскольку у железа самое устойчивое ядро, может быть, ему недостает энергии, чтобы вырваться из энергетической ямы на Базовой Земле. Или же дело в магнетизме. Или ещё в чем-то. Никто не знал.

Кличи, человек практический, кивнул.

— По крайней мере, мы выучили правила. Хотя, конечно, это удар под дых для большинства американцев, которым внезапно навязали запрет на ношение оружия. Что дальше? В других мирах нет людей, правильно? Кроме тех, кто пролез туда из нашего.

— Так точно, сэр. То есть насколько нам известно. Систематические исследования пока не проводились даже в соседних мирах. Никто не знает, что скрывается за ближайшим горным хребтом. Но на разведку посылали воздушные шары и делали аэросъемку. Никаких признаков человека.

— Так. Значит, новых миров целая цепочка? В обе стороны, на восток и на запад?

— Да, сэр. Вы просто переходите из одного в другой, как будто идете по коридору. На восток и на запад, хотя названия даны произвольно. Они не соответствуют реальным сторонам света в нашем мире.

— И срезать нельзя? Сразу перемахнуть два миллиона миров?

— Кажется, нет, сэр.

— И сколько же их? Один, два, много? Миллион? Миллиард?

— И этого тоже никто не знает, сэр. Мы даже не выяснили пока, как далеко заходили люди. Процесс… — Янсон помахала рукой, — идёт бесконтрольно…

— И каждый из миров — целая отдельная Земля?

— Насколько нам известно.

— А Солнце? Марс и Венера? Луна, наконец. Они такие же, как наши? То есть…

— Каждая Земля расположена в своей вселенной, сэр. Звёзды те же самые. И дата совпадает. Даже время суток. Астрономы установили это с помощью звездных карт. Они бы уж заметили расхождение на век-другой.

— Звездные карты. Века. Гос-споди. Кстати, я приглашен на совещание по поводу юрисдикции, где председательствовать будет сам губернатор. Если человек совершит преступление, скажем, на «Мэдисон-Запад-14», блин, я вообще имею право его арестовать?!

Янсон кивнула. Вскоре после Дня перехода, в то время как одни люди просто уходили в никуда, другие начали заявлять права. Человек селился, вбивал табличку с названием и намеревался выращивать пшеницу и растить детей в девственном мире. Но кому, в конце концов, этот мир принадлежал? Заявить права несложно, но подтвердит ли их правительство? Считаются ли последовательные Америки территорией Соединенных Штатов? Наконец власть решила прийти к какому-то общему мнению.

Кличи сказал:

— Говорят, президент собирается объявить все последовательные Америки суверенной территорией Штатов, на которой действуют соответствующие законы. Последовательные территории «находятся под эгидой федерального правительства», как-то так. Я так думаю, это упростит дело. Конечно, если можно назвать «упрощением» дежурства, внезапно ставшие бесконечными. Мы работаем на пределе сил. Все агентства. Военных стягивают домой из горячих точек, нацбезы предугадывают бесконечные новые бреши, в которые прорываются террористы, а корпорация тем временем тихонько проникает на Долгую Землю и распускает там щупальца. Черт, говорила мне мама, чтобы я оставался в Бруклине. Послушай, Янсон, — Кличи подался вперёд, скрестив руки на груди, полный решимости. — Я объясню, зачем вызвал тебя. Какова бы ни была официальная точка зрения, мы по-прежнему должны поддерживать порядок в Мэдисоне. Так уж нам повезло, что Мэдисон притягивает разных психов.

— Я знаю, сэр…

В Мэдисоне изобрели Переходник, а потому, вполне естественно, город привлекал общее внимание. Изучая донесения о людях, которые приезжали сюда, чтобы начать долгое путешествие по последовательным мирам, Янсон тоже задумалась, что же их привлекает. Отчего-то переходить из Мэдисона было проще. Она подумала: может быть, главный закон Долгой Земли — стабильность. Может быть, самые древние и прочные участки континентов — похожие на атомы железа, у которых самая стабильная структура — легче открываются вовне. Мэдисон, расположенный в сердце Северной Америки, геологически был одним из наиболее стабильных мест на планете. Янсон решила уточнить у Джошуа, если она его однажды увидит.

Кличи сказал:

— У нас особая задача. Для этого ты мне и нужна, Янсон.

— Но я не эксперт, сэр.

— Ты эффективно работаешь, не обращая внимания на всякую хрень. Даже в первый вечер ты не потеряла голову и не забыла о наших первоочередных задачах, в то время как некоторые твои уважаемые коллеги прудили в штаны и выблевывали пончики. Я хочу, чтоб ты стала главной по этому вопросу. Понимаешь? Ты будешь исследовать как разовые инциденты, так и стоящие за ними закономерности. Потому что всякие сукины дети придумывают, как бы обернуть случившееся против нас. Ты будешь моим Малдером, офицер Янсон.

Она улыбнулась.

— Скорее Скалли.

— Не важно. Я тебе ничего не обещаю в награду. Мы заключаем неконвенционное соглашение, и твой вклад трудно будет отразить в отчете. Но я постараюсь. Готовься, что придется проводить много времени вдали от дома. И в одиночестве. Твоя личная жизнь…

Янсон пожала плечами.

— У меня кошка. Она сумеет о себе позаботиться.

Кличи нажал на клавишу. Янсон догадалась, что он изучает её персональное досье.

— Двадцать восемь лет…

— Двадцать девять, сэр.

— Родилась в Миннесоте, родители по-прежнему живут там. Нет ни братьев, ни сестер, нет детей. Э… распавшийся нетрадиционный брак?

— Сейчас я одна, сэр.

— Янсон, меня это не интересует, честное слово. Возвращайся на Базовую Землю, договорись с сержантом, подумай, что тебе нужно, чтобы устроиться здесь и в участке на «Востоке-1»… Черт тебя подери, пусть мэр видит, что ты занята делом.

— Есть, сэр.

В общем, Янсон была довольна встречей и своим новым назначением. Она убедилась, что люди вроде Кличи — и их непосредственное начальство — пытались, в меру сил, разобраться с неожиданным феноменом, внезапным открытием Долгой Земли. Как она знала из новостей и других источников, далеко не во всех странах дела обстояли так.

Глава 10

— Господин премьер, почему бы просто не запретить переходы? Это же откровенная угроза для системы безопасности!

— Джеффри, с тем же успехом можно запретить дышать. Даже моя мать переходила!

— Но население бежит. Бедные кварталы совсем опустели. Экономика терпит крах. Мы должны что-то предпринять!

Гермиона выдержала тактичную паузу.

Гермиона Доуз прекрасно умела держать паузу. Она гордилась способностью отсеивать то, что люди говорили, от того, что они хотели сказать. Этот навык она с успехом практиковала на протяжении почти тридцати лет, работая на политических зубров всех мастей. Она так и не вышла замуж, и, казалось, Гермиону не пугало одиночество: она со смехом рассказывала подругам-секретаршам, что золотое кольцо, которое она носила, играет роль пояса целомудрия. Она была достойна доверия — и ей доверяли; шефы отмечали, что единственный незначительный недостаток Гермионы Доуз в том, что она старательно коллекционировала все песни Боба Дилана.

Она чувствовала, что никто из коллег её не знает, — даже джентльмены, которые периодически, когда Гермиона была на работе, влезали к ней в квартиру и устраивали осторожный обыск. Несомненно, они обменивались улыбками, осторожно кладя на место крошечную щепочку, которую Гермиона каждый день всовывала между входной дверью и косяком. Она тоже улыбалась — когда замечала, что чьи-то большие грубые ноги в очередной раз раздавили крошку меренги, которую она неизменно бросала на ковер перед дверью гостиной и на которую они никогда не обращали внимания.

Поскольку Гермиона не снимала кольцо, никто, кроме неё самой и Господа Бога, не знал, что изнутри (за немалую сумму) была выгравирована строчка из песни Боба Дилана: «Все в порядке, мама, я истекаю кровью». Гермиона гадала: способен ли в наши дни хоть один проныра из числа её коллег, включая большинство министров, опознать цитату?

И вот, спустя несколько лет после Дня перехода, в кабинете министров шли взволнованные дискуссии, а Гермиона размышляла, не слишком ли она стара, чтобы работать с мэтрами, в противоположность идиотам.

— Значит, нужно лицензировать Переходники. Долгая Земля — это, конечно, сточная труба в экономическом отношении, но штраф за использование Переходников принесет хоть какой-то доход!

— Не говорите глупостей, — премьер-министр откинулся на спинку кресла. — Вы серьезно? Мы не можем запретить переходы только потому, что не в состоянии их контролировать.

Министр здравоохранения и безопасности, казалось, испугался.

— А я не понимаю, почему нельзя. Раньше нас это не останавливало.

Премьер-министр постучал ручкой по столу.

— Центральные районы пустеют. Экономика в упадке. Разумеется, есть и светлая сторона: эмиграция перестала быть проблемой… — Он засмеялся, но тут же приуныл, и в его голосе, как показалось Гермионе, зазвучало отчаяние. — Знаете, господа, ученые говорят, что параллельных миров может быть больше, чем людей на Земле. Какую политику мы изберем, зная это?

Хватит.

Гермиона вдруг поняла, что чаша переполнилась.

Хотя шумный, нелепый и бессмысленный разговор продолжался, она, с тонкой улыбкой на губах, набросала пару строк безупречной питмановской скорописью, положила блокнот на стол и, получив кивок одобрения от премьер-министра, встала и покинула кабинет. Возможно, никто даже не заметил её ухода. Оказавшись на Даунинг-стрит, она перешла в параллельный Лондон, который кишел охраной. Но за несколько лет Гермиона настолько примелькалась, что полицейские проверили у неё документы и пропустили.

Она перешла ещё раз. И ещё, и ещё…

Впоследствии, когда Гермионы Доуз хватились, один из секретарей расшифровал оставленную записку с деликатными росчерками и изящными изгибами.

— Похоже на стихи, сэр. Или на песню. Что-то о людях, которые критикуют то, чего не в силах понять. — Она взглянула на премьер-министра. — Что это значит, сэр? Сэр? Вы в порядке, сэр?

— Вы замужем, мисс… извините, не знаю, как вас зовут.

— Каролина, сэр. У меня есть парень. Очень надежный, хозяйственный. Я могу вызвать врача, если надо.

— Нет-нет. Просто все мы чертовски не соответствуем ситуации, Каролина. Правительственные дела — просто нелепый фарс. Мы вообразили, что властвуем над своими судьбами. На вашем месте, Каролина, я бы немедленно вышел замуж за этого надежного хозяйственного парня, если вы действительно так считаете, и убрался в другой мир. Куда угодно…

Он плюхнулся в кресло и закрыл глаза.

— Господи, помоги Англии и всем нам.

Каролина не знала, спит он или бодрствует. Наконец она выскользнула за дверь, прихватив забытый блокнот Гермионы.

Глава 11

Через неделю после разговора с Кличи коллеги Моники начали называть её Зловещей Янсон.

А через месяц Зловещую Янсон послали в Приют — «домой», как выражался Джошуа. Это был убогий перестроенный многоквартирный дом на Союзном проезде, в одном из самых неприятных районов Мэдисона. Но она сразу поняла, что Приют хорошо содержат. Там она вновь негласно встретилась с четырнадцатилетним Джошуа Валиенте. Янсон поклялась, что, если Джошуа ей поможет, люди будут смотреть на него не как на проблему, а как на человека, который способен найти ответ. Ну… вроде как на Бэтмена.

Вот во что спустя несколько лет после Дня перехода превратилась молодая жизнь Джошуа.

— Вам теперь, наверное, кажется, что это случилось давным-давно, — ровным голосом сказала Селена, вместе с Джошуа углубляясь в недра Трансземного института.

Он не ответил.

— Значит, вы стали героем. У вас есть плащ супермена? — не унималась Селена.

Джошуа не любил сарказм.

— Только дождевик.

— Я пошутила вообще-то.

— Я понял.

Ещё одна запретная дверь распахнулась перед ними, открылся очередной коридор.

— По сравнению с нами Форт-Нокс похож на дуршлаг, правда? — почувствовав неловкость, спросила Селена.

— Форт-Нокс сейчас и есть дуршлаг, — ответил Джошуа. — Просто удивительно, что оттуда ещё не выносят золотые слитки.

Селена фыркнула.

— Я просто сравнила, Джошуа.

— Да. Я понял.

Она замолчала. Повисшая пауза её раздосадовала, особенно в связи с тем, что она на самом деле пыталась сказать: что последовательные миры до сих пор пугали. Но, кажется, Джошуа ничего не боялся. Селена заставила себя улыбнуться.

— Здесь я вас оставлю. По крайней мере, пока что. Мне не разрешено подходить слишком близко к Лобсангу. Это можно лишь немногим. Я знаю, Лобсанг хочет обсудить один проблемный отчет по итогам вашего недавнего путешествия в отдаленные последовательные миры.

Она, конечно, пыталась что-нибудь выведать. Джошуа подумал, что нашел рычаг, которым надеялся воспользоваться Лобсанг, чтобы завербовать его.

Он ничего не сказал, и Селена не добилась никакой реакции.

Она вежливо провела Джошуа в комнату.

— Приятно было познакомиться лично.

Он ответил:

— Желаю вам такого рейтинга, о каком вы сами мечтаете, Селена.

Она застыла перед закрывающейся дверью и была готова поклясться, что бесстрастное лицо Джошуа расплылось в улыбке.

Внутренние покои этой внушительной цитадели напоминали кабинет джентльмена эдвардианской эпохи, вплоть до камина, в котором потрескивало полено. Огонь, впрочем, был ненастоящим и даже не вполне убедительным, с точки зрения Джошуа, который каждую ночь, которую проводил в лесу, разводил настоящий костер.

— Добрый день, Джошуа, — произнес голос из ниоткуда. — Жаль, что вы меня не видите, но дело в том, что видеть действительно практически нечего. А то, что есть, созерцать, к сожалению, неинтересно.

Джошуа сел в кресло. Некоторое время стояла тишина. Почти дружеская. Рядом потрескивал искусственный огонь. Если прислушаться, можно было различить определенную последовательность, которая повторялась каждую сорок одну секунду.

Голос Лобсанга успокаивающе произнес:

— Кажется, я уделил этому недостаточно внимания. Да, я имею в виду огонь. Не волнуйтесь, Джошуа, я не читаю мысли. Пока что. Но вы каждые несколько секунд поглядываете на камин и беззвучно шевелите губами, когда считаете. Интересно. Никто до сих пор не замечал несовершенство камина. Но вы, Джошуа, конечно, заметили. Вы наблюдаете, слушаете, анализируете и в своем вместительном черепе проигрываете все варианты развития текущей ситуации, какие только в силах представить. Один английский политик некогда сказал, что, если он получит пинка под зад, на его лице не дрогнет ни один мускул, пока он не решит, как быть. Ваша наблюдательность — свойство, которое делает вас весьма полезным. И вы к тому же не боитесь, не так ли? Я не замечаю никаких признаков страха. Наверное, потому, что из всех людей, бывавших в этой комнате, вы — единственный, кто знает, что может уйти в любой момент. Почему? Потому что вы умеете переходить без прибора — да, да, я знаю. И от тошноты вы тоже не страдаете.

Джошуа не проглотил наживку.

— Селена сказала, вы хотите что-то со мной обсудить. Насчет правительственного отчета.

— Да. Экспедиция. У вас ведь были неприятности, если не ошибаюсь, Джошуа?

— Слушайте… Здесь нас только двое, правда? И, если подумать, нет никакой необходимости раз за разом напоминать мне, как меня зовут. Я знаю, зачем вы это делаете. Вы показываете, кто тут главный, — доминантные личности были вечным пугалом для Джошуа. — Я, возможно, не слишком умен, Лобсанг, но необязательно быть гением, чтобы понять правила!

Некоторое время стояла тишина, не считая ритмичного потрескивания фальшивого огня. Потом уже Джошуа понял, что если в разговоре с Лобсангом возникала пауза, то намеренно: тактовая частота, с которой работал Лобсанг, позволяла ему ответить на любой вопрос через долю секунды, причём с тем же успехом, как после многолетнего размышления.

— Знаете, мы с вами мыслим сходно, друг мой, — произнес Лобсанг.

— Давайте пока что будем считаться знакомыми.

Лобсанг засмеялся.

— Конечно. Принимаю поправку и не буду стоять на своем. Или, точнее, бестелесно витать на своем. Но я хотел бы стать вашим другом. Потому что, абстрактно говоря, в любой возможной ситуации мы оба, кажется, пытаемся выяснить, каковы, в конце концов, правила. Я не сомневаюсь, что вы необычайно ценная личность. Вы достаточно умны, Джошуа, иначе не выжили бы в одиночку на Долгой Земле. Да, разумеется, есть люди и поумнее вас, они просиживают штаны в университетах и не усваивают почти ничего. Но умный обязан идти не только вдаль, но и вглубь. Одни умники скользят по поверхности. А у других жернова движутся медленно, как десница Господа Бога, и мелют до зернышка. Когда они докапываются до ответа, то не забывают его проверить. Вот как обстоит дело с вами, Джошуа. — Лобсанг вновь засмеялся. — Кстати говоря, мой смех не диктофонная запись. Каждый раз он уникален и порожден моментом, а потому явно отличается в разных ситуациях. Я рассмеялся просто так. Я ведь был человеком. И остаюсь им. Джошуа, давайте узнаем друг друга поближе. Я хочу помочь вам. И, разумеется, хочу, чтобы вы помогли мне. На мой взгляд, никто лучше вас не подходит для того, чтобы отправиться со мной в экспедицию, которую я планирую и которая предполагает очень дальние переходы. Думаю, вы оцените идею. Вам ведь хорошо вдали от безумной толпы, Джошуа, не так ли?

— Роман Томаса Гарди называется «Вдали от обезумевшей толпы».

— Ну да, конечно. Но я решил допустить маленькую оговорку, чтобы не выглядеть всезнайкой.

Джошуа раздражало столь неуклюжее совращение.

— Лобсанг, каким образом вы вознамерились мне помочь?

— Я знаю: то, что случилось с правительственной экспедицией, — не ваша вина. И я могу это доказать.

Ага, теперь они заговорили серьезно.

— А, те уроды, — сказал Джошуа.

— Да, да, уроды, — подтвердил Лобсанг, — именно так вы их и назвали во время предварительного расследования. Неизвестная разновидность приматов, похожих на чрезвычайно отталкивающих плотоядных бабуинов. Но подозреваю, что Линнеевское общество не одобрит вашего определения. «Уроды»!

— Я никого не убивал. Да, я предпочитаю обходиться без людей. Но у меня нет причин кого-либо убивать. Вы читали отчет? Эти уро…

— Давайте будем говорить «бабуины», Джошуа, пожалуйста. Исключительно для протокола.

Это был платный контракт, сделка, которую устроила его старая знакомая, офицер Янсон… «Ты растешь, а я старею, Джошуа, — сказала она. — Я принесла тебе правительственное задание. Будешь чем-то вроде телохранителя и проводника…»

Экспедиция намеревалась отправиться на запад, в дальние миры. Она состояла из ученых, юристов и одного конгрессмена, а также отряда солдат. Все закончилось кровавой бойней.

Ученые собирали информацию. Юристы фотографировали конгрессмена, который шагал из одного мира в другой, зримо предъявляя права на последовательные Америки и символически утверждая власть Базового федерального правительства. Солдаты жаловались на еду и стертые ноги. Джошуа охотно помогал путешественникам, отрабатывая полученные деньги, но в то же время не терял благоразумия и не щеголял умением переходить без прибора и без неприятных последствий. Поэтому он прихватил с собой смесь из кислого молока и мелко нарезанных фруктов, которая могла сойти за рвоту — неизменный эффект перехода. В конце концов, кто стал бы рассматривать вблизи?

Все шло хорошо. Они ворчали, ссорились и жаловались на протяжении двух тысяч миров, и после каждого перехода Джошуа имитировал тошноту, разбрызгивая поддельную блевотину. А потом на экспедицию напали.

Обезьяны вроде бабуинов, но умнее и злее. «Супербабуины», как назвали их ученые. А Джошуа, наблюдая за мелькающими вдалеке розовыми задницами, когда обезьяны бросились наутек, подумал «уроды».

В любом случае такова была его версия случившегося. Проблема заключалась в том, что не осталось свидетелей, способных её подтвердить. Трагедия произошла слишком далеко, чтобы послать туда следственную комиссию.

— Эти твари спланировали атаку! Они не тронули меня, после того как я уложил двоих из них, но перебили солдат, а ученые вообще не умели защищаться!

— И вы оставили трупы бабуинам?

— Знаете, трудно копать могилу, держа одной рукой деревянную лопату, а другой — пластмассовый пистолет. Я сжег лагерь и свалил оттуда.

— Я подумал, что уклончивый вердикт следствия довольно-таки несправедлив по отношению к вам. Он открывает путь сомнениям. Запомните, Джошуа: я могу подтвердить правдивость ваших слов. Доказать, что примерно в километре от лагеря у водопоя есть черный валун, как вы и сказали, и за ним по-прежнему лежат останки крупного самца, которого вы застрелили. К счастью, валун состоит из низкосортного угля.

— Откуда вы знаете?

— Я прошел по вашим следам. Отчеты, которые вы привезли, были весьма точны. И я там побывал, Джошуа.

— Вы туда ходили? Когда?

— Вчера.

— Вы туда ходили вчера?

Лобсанг терпеливо повторил:

— Я отправился туда и вернулся вчера.

— Невозможно! Нельзя переходить так быстро!

— Так вам кажется, Джошуа. Но в свое время вы поймете. Вы действительно попытались забросать трупы камнями и сделать нечто вроде надгробия, как и сказали во время следствия. Я принёс фотографии в качестве доказательства. Доказательства ваших слов. Понимаете? Более того, я реконструировал случившееся. Исследовал феромонные следы, проверил угол огня, положение тел. Разумеется, я взял образцы ДНК. И даже прихватил череп животного — и пулю, которая его убила. Все соответствует вашим показаниям. Солдаты не сумели оказать должного сопротивления, когда уроды-бабуины напали на экспедицию, я прав? «Супербабуины» — маньяки по меркам животного мира. Они невероятно агрессивны. Но я сомневаюсь, что они атаковали бы вас, если бы один рядовой не запаниковал и не выстрелил первым.

Джошуа вздрогнул от смущения.

— Если вы все это выяснили, то наверняка знаете, что я наложил в штаны во время перестрелки.

— И что, вы должны теперь упасть в моем мнении? Кстати, для животных нормально в угрожающей ситуации сбросить балласт. Примером тому служат поля сражений и любая парящая в воздухе певчая птица. Но вы вернулись, нанесли одному из супербабуинов рану в голову и преследовали остальных, пока не застрелили вожака. Вы вернулись, и это многое извиняет.

Джошуа ненадолго задумался.

— Так. Я понимаю. Вы можете меня обелить. Но зачем я вам вообще понадобился?

— Мы долго спорили. Вы нужны нам по той же причине, по какой Янсон сразу же порекомендовала вас для экспедиции Поппера. Знаете, что такое синдром Дэниэла Буна, Джошуа? Очень редкая штука. Вы не нуждаетесь в людях. Вы любите людей, по крайней мере некоторых, но их отсутствие вас не пугает. И там, куда мы направимся, это качество найдет себе применение. Я сомневаюсь, что по пути мы встретим изобилие человеческих существ. Ваша помощь нужна мне именно потому, что вы способны сосредоточиться, вас не отвлекает необычайное безлюдье Долгой Земли. Офицер Янсон с самого начала поняла, что ваш уникальный талант — способность переходить без посторонней помощи, а главное, быстро оправляться после каждого перехода — может быть полезен, если случатся неприятности. А они, несомненно, случатся. Если вы согласитесь меня сопровождать, то получите щедрую награду, соответствующую вашим нуждам. В том числе официальный отчет о гибели правительственной экспедиции, полностью обеляющий вас. Власти получат его на следующий день после нашего отбытия.

— Я стою стольких забот?

Лобсанг вновь рассмеялся.

— Джошуа, что такое стоимость? И что такое ценность в наши дни, когда золото ценят исключительно за блеск, потому что каждый может открыть персональную золотую шахту? Что такое собственность? Физические характеристики Долгой Земли позволяют каждому, при желании, обладать целым миром. Настала новая эпоха, Джошуа, а значит, будут новые ценности и новые приоритеты — любовь, сотрудничество, доверие. И превыше всего, о да, дружба Лобсанга. Послушайте, Джошуа Валиенте. Я намереваюсь дойти до края света — точнее, до края Долгой Земли. И я хочу, чтобы вы отправились со мной. Вы согласны?

Джошуа сидел и смотрел в никуда.

— Знаете, теперь потрескивание огня звучит совершенно естественно.

— Да. Исправить было несложно. Я подумал, что тогда вы немного расслабитесь.

— Значит, если я соглашусь, вы аннулируете отчет следственной комиссии?

— Да, разумеется. Обещаю.

— А если я откажусь, что тогда?

— Я все равно разберусь с отчетом. На мой взгляд, вы сделали все, что могли, и гибель экспедиции — определенно не ваша вина. Доказательства будут представлены экспертам.

Джошуа встал.

— Правильный ответ.

Вечером Джошуа сидел за компьютером в Приюте и читал о Лобсанге.

Считалось, что Лобсанг существовал в высокоплотном запоминающем устройстве с возможностью быстрого доступа, где-то в Массачусетском технологическом университете, а стало быть, совершенно за пределами Трансземного института. Прочтя это, Джошуа ощутил уверенность в том, что существо, обитающее в снабженном мощными кулерами ящике, — не Лобсанг, во всяком случае, не весь Лобсанг. При своем уме — несомненном уме — он просто обязан был распространиться повсюду. Отличное средство против кнопки «выкл.». Лобсанг наверняка создал себе положение, при котором никто не мог им командовать, даже всесильный Дуглас Блэк. «Он знает правила», — подумал Джошуа.

Он выключил компьютер. Ещё одно правило: сестра Агнес свято верила, что оставленные включенными компьютеры рано или поздно взрываются. Джошуа в молчании откинулся на спинку стула и задумался.

Лобсанг — человек или искусственный интеллект, подражающий человеку? Он напоминал смайлик — две точки и улыбка, вот и человеческое лицо. Что минимально нужно, чтобы увидеть перед собой человека? Что он должен сказать, над чем посмеяться? В конце концов, люди созданы из глины — ну, в переносном смысле, хотя Джошуа плохо понимал метафоры, считая их чем-то вроде фокуса. Надо признать, Лобсанг и в самом деле хорошо угадывал мысли Джошуа, как мог бы угадывать восприимчивый человек. Возможно, единственная разница между умной симуляцией и живым человеком — это шум, который они издают при ударе…

Но… край Долгой Земли?

Существовал ли он? Говорили, что параллельные земли представляют собой круг, потому что с помощью Переходника можно было идти либо на восток, либо на запад. И поэтому люди считали, что восток однажды встретится с западом! Но никто не знал наверняка. Никто не знал, отчего вообще появились последовательные миры. А вдруг настало время выяснить?

Джошуа посмотрел на последний Переходник, который только что собрал. Там был двухполюсный, двухпозиционный переключатель, который он заказал в Интернете. Коробочка лежала на столе — красно-серебряная, очень профессионального вида, в отличие от первого Переходника, для которого Джошуа использовал переключатель, снятый со старого подъемника. Он всегда брал с собой Переходник, потому что до него дошло: раз он не знает, каким образом переходит, неразумно отказываться от прибора. Способность, которая появилась внезапно и необъяснимо, может столь же легко исчезнуть. И потом, Переходник служил прикрытием. Джошуа не хотел выделяться из толпы путешественников.

Повертев коробку в руках, Джошуа задумался: знает ли Лобсанг, какая самая интересная часть конструкции? Он понял это в День перехода; честно говоря, ответ был очевиден. Странная маленькая подробность, которой никто как будто не придавал особого значения. Но офицер Янсон замечала такие подробности. Наверное, потому, что привыкла следовать инструкциям. Переходник работал лишь в том случае, если человек собрал его сам или, по крайней мере, завершил сборку.

Джошуа побарабанил пальцами по коробке. Он мог отправиться с Лобсангом — а мог остаться. Джошуа было двадцать восемь, разрешения спрашивать он не собирался. И на нем действительно висел проклятый отчет.

И Джошуа всегда нравилось быть вне досягаемости.

Несмотря на обещание, которое дала ему Янсон много лет назад, пару раз плохие парни пытались его достать. Вскоре после Дня перехода какие-то люди со значками вошли в Приют и попытались забрать Джошуа с собой, но сестра Агнес уложила одного из них монтировкой, а потом приехали копы, в том числе офицер Янсон. В дело вмешался мэр, и оказалось, что среди ребят, которых выручил Джошуа в День перехода, был его сын. В результате три неизвестных черных автомобиля спешно укатили из города. И тогда установили правило: всякий желающий поговорить с Джошуа должен сначала увидеться с офицером Янсон. Мэр сказал: Джошуа не представляет собой проблемы. Проблему представляют преступность, побеги из тюрем и падающий уровень безопасности. Городскому совету объяснили, что Джошуа, возможно, странноват, но в то же время обладает чудесным даром; офицер Янсон засвидетельствовала, что он уже оказал неоценимую услугу Мэдисонскому полицейскому департаменту. Такова была официальная позиция.

Но не всегда она приносила утешение самому Джошуа, который терпеть не мог, когда на него глазели. Все возрастающее число людей знало, что он от них отличается, и не важно, считали они Джошуа проблемой или нет.

В последнее время он уходил один, глубже и глубже удаляясь в последовательные миры и оставляя далеко позади форты в духе Робинзона Крузо, которые строил подростком. Джошуа забирался в такие отдаленные места, где не нужно было беспокоиться о всяких психах — даже психах со значками и ордерами. Если они и появлялись, он шёл дальше; когда они переставали блевать, Джошуа уже отделяла от них сотня миров. Хотя иногда он возвращался и связывал им шнурки, пока они выворачивались наизнанку. Время от времени нужно как-то развлекаться. Путешествия становились все более и более дальними и долгими. Джошуа называл их «творческий отпуск». Он нашел способ уйти от толпы и избавиться от неприятного давления в голове, которое он чувствовал, находясь на Базовой Земле и даже на Ближних Землях. Давление, которое мешало слушать Тишину.

Да, он был странным. Но сестры сказали, что странен весь мир. Сестра Джорджина так и объяснила, с вежливым английским акцентом. «Возможно, Джошуа, ты просто слегка опередил человечество. Думаю, ты чувствуешь себя, как первый Homo sapiens, когда смотришь на наши Переходники и на то, как нас тошнит. Наверное, Homo sapiens гадал, отчего остальным с таким трудом удается произнести подряд два звука». Но Джошуа сам не знал, нравится ли ему отличаться от остальных, даже если непохожесть была связана с превосходством.

И всё-таки сестру Джорджину он любил почти так же, как сестру Агнес. Сестра Джорджина цитировала Китса, Вордсворта и Ральфа Уолдо Эмерсона. Она училась в Кембридже — «не в том Кембридже, который в Массачусетсе, а в настоящем, который в Англии». Иногда Джошуа приходило в голову, что сестры, заправлявшие Приютом, совсем не похожи на монахинь, которых он видел по телевизору. Когда он спросил об этом у сестры Джорджины, она засмеялась и сказала: «Наверное, потому, что мы такие же, как ты, Джошуа. Мы здесь потому, что больше никуда не вписываемся». Он понял, что будет скучать по ним, когда отправится в путь с Лобсангом.

Отчего-то ответ пришел сам собой.

Глава 12

Через неделю после разговора в Трансземном институте сестра Агнес отвезла Джошуа в региональный аэропорт округа Дейн на своем «Харлее». Редкая честь. Он на всю жизнь запомнил, как по прибытии она сказала, что Бог, видимо, хотел, чтобы Джошуа успел на самолет. Каждый светофор по пути зажигался зеленым, как только она собиралась тормозить (насколько сестра Агнес вообще была склонна тормозить). Джошуа, впрочем, заподозрил, что ответственны за это подпрограммы Лобсанга, а отнюдь не воля Божья.

Джошуа бывал на бесчисленных Землях, но никогда раньше не летал на самолете. Сестра Агнес, хорошо знакомая с процедурой, проводила Джошуа до самой стойки регистрации. Щелкнув нужной кнопкой, дежурный вдруг притих и взял телефон; Джошуа начал сознавать, что значит быть другом Лобсанга, когда его поспешно отделили от пассажирской очереди и повели по коридорам — вежливо, словно политика, прибывшего из какой-нибудь страны, которая владеет ядерным оружием и склонна относиться безалаберно к технике безопасности.

Джошуа провели в комнату с баром длиной с прилавок в закусочной. Зрелище впечатляло, но Джошуа пил редко и предпочел бы гамбургер. Когда он полушутя упомянул об этом молодому человеку, который нервно пританцовывал рядом, то через пару минут получил отличный гамбургер, до отказа набитый всякой всячиной, за которой котлета едва виднелась. Джошуа ещё переваривал угощение, когда молодой человек появился рядом и проводил гостя в самолет.

Его место находилось сразу же за кабиной экипажа, отделенное от салона бархатной занавеской. Никто не спросил паспорт, которого у Джошуа в любом случае не было. Никто не удосужился проверить, не спрятал ли он в ботинке взрывчатку. И никто во время рейса не заговаривал с ним. Джошуа безмятежно просматривал сводку новостей.

В аэропорту Чикаго его пересадили в другой, удивительно маленький, самолет, ожидавший в стороне от основного терминала. Внутри все, что не было обито кожей, покрывали ковры, а остальное заслоняла ослепительная улыбка молодой особы, которая, когда Джошуа сел, вручила ему колу и телефон. Джошуа задвинул свою небольшую сумку под переднее сиденье, чтобы не терять её из виду. Потом включил мобильник.

Лобсанг позвонил немедленно.

— Приятно знать, что вы уже на борту, Джошуа. Как вам поездка? Сегодня самолет в вашем распоряжении. Позади вас спальня, которая, как мне сказали, чрезвычайно удобна. И не стесняйтесь пользоваться ванной.

— Полет будет долгим?

— Увидимся в Сибири, Джошуа. Засекреченный объект. Вы понимаете?

— Объект, который не высвечивается на радарах…

«И там, — подумал Джошуа, — они строят — что?..»

— Правильно. Неужели я раньше не упоминал про Сибирь?

Послышался шум моторов.

— Кстати, за штурвалом сидит не робот. Люди, насколько я понимаю, предпочитают видеть за приборной доской живого человека в форме. Но не пугайтесь. На самом деле полёт контролирую я.

Джошуа откинулся на спинку роскошного кресла и разложил мысли по полочкам. Он подумал: Лобсанг настоящий эгоист, как сказали бы сестры. Но, возможно, Лобсанг просто занимал слишком много места — чем и заполнить такой объем, как не собой. Джошуа, некоторым образом, был окутан Лобсангом. Он не особенно разбирался в компьютерах и в фантастической электронной цивилизации машин. В параллельных мирах не существовало мобильной связи, поэтому рассчитывать приходилось только на себя — на то, что ты знал и умел. При помощи отличного ножа из закаленного стекла Джошуа выживал в любых обстоятельствах. И ему нравилось так жить. Не исключено, что по этому поводу предстояли некоторые трения с Лобсангом — во всяком случае, с той частью Лобсанга, которая отправлялась в путь.

Самолет взлетел, производя не больше шума, чем швейная машинка сестры Агнес, стоявшая в соседней комнате. Во время полёта Джошуа смотрел первую серию «Звездных войн», потягивал джин с тоником и наслаждался детскими воспоминаниями. Потом он принял душ, не из необходимости, а из интереса, и улегся на огромную кровать. Юная особа последовала за ним и несколько раз спросила, не хочет ли он ещё чего-нибудь. Кажется, она была разочарована, когда Джошуа попросил всего лишь стакан теплого молока.

Некоторое время спустя он проснулся и обнаружил, что стюардесса пытается его пристегнуть. Он оттолкнул её — Джошуа ненавидел любые ограничения. Девушка спорила с вежливой непреклонностью, как положено стюардессе, пока не зазвонил телефон. Ответив на звонок, она сказала:

— Прошу прощения, сэр. Насколько я понимаю, правила безопасности временно отменяются.

Он ожидал, что Сибирь будет плоской, ветреной, холодной. Но там было лето, и самолет спускался среди невысоких холмов, покрытых темной травой, среди которой цветы и бабочки казались брызгами яркой краски — красной, желтой, синей. Сибирь поразила Джошуа неожиданной красотой.

Самолет буквально поцеловал посадочную полосу.

Зазвонил мобильник.

— Добро пожаловать в Никуда, Джошуа. Надеюсь, вы и впредь будете летать рейсами Несуществующей авиакомпании. В шкафу за дверью вы найдете термобелье и подходящую верхнюю одежду.

Джошуа, покраснев, отказался, когда стюардесса предложила ему помощь в натягивании термобелья. Тем не менее он не отказался от лишней пары рук, надевая объемную верхнюю одежду, в которой, по ощущениям, походил на рекламный пончик — но она оказалась удивительно легкой.

Он спустился по трапу и увидел группу людей, одетых точно так же. Во влажном воздухе Джошуа немедленно вспотел. Один из мужчин, ухмыльнувшись, воскликнул «На Запад!» с отчетливым бостонским акцентом, нажал переключатель на коробочке, пристегнутой к поясу, и исчез. Вслед за ним стали пропадать и остальные.

Джошуа перешёл на Запад и оказался почти в точно таком же месте, с той разницей, что там мела метель. Он понял, зачем понадобилась зимняя одежда. Неподалеку стояла хижина, и бостонец манил его, стоя за полуоткрытой дверью. Хижина походила на гостевые домики — приюты для путешественников, ставшие распространенными в последовательных мирах. Они были сугубо утилитарны — укрыться от ветра, проблеваться и подождать относительного улучшения, прежде чем двинуться дальше.

Бостонец, которого явно мутило, закрыл за Джошуа дверь.

— Вы ведь и есть он, да? Хорошо себя чувствуете? Меня самого почти не тошнит, но… — он махнул рукой.

Джошуа посмотрел в дальний угол, где вниз лицом на краю узкой постели лежали двое, и у каждого под головой стояло ведерко. Запах был очень красноречив.

— Если вы в порядке, тогда двигайтесь дальше. Вы здесь желанный гость. Необязательно нас дожидаться. Нужно сделать ещё три перехода на Запад. На каждом будет пункт отдыха — но, полагаю, они вам не потребуются. И… вы это правда умеете? В смысле, как вы это делаете?

Джошуа пожал плечами.

— Не знаю. Дар, наверное.

Бостонец открыл дверь.

— Эй, прежде чем вы пойдете… у нас тут есть поговорка: осторожней, когда ступаешь в степь.

Когда Джошуа безуспешно попытался выдавить смешок, бостонец виновато произнес:

— Сами понимаете, мы редко принимаем гостей. Удачи, приятель.

Три перехода — и Джошуа оказался под дождем. Невдалеке стояла очередная хижина, а рядом ещё двое сотрудников, в том числе женщина. Она пожала Джошуа руку.

— Рада вас видеть.

Она говорила с сильным русским акцентом.

— Как вам нравится наша погода? В здешней Сибири на два градуса теплее, никто не знает почему. Я должна дождаться остальных, а вы идите по дороге из желтого кирпича.

Она показала на вереницу оранжевых маркеров на палках.

— Так ближе всего на стройку.

— На стройку? Что там строят?

— Поверьте, вы мимо не пройдете.

Он и не прошел. Целые акры леса были вырублены, а над голой землей витало нечто, с первого взгляда похожее на парящий в воздухе дом. Парящий, да; сквозь пелену дождя Джошуа разглядел отходящие к земле тросы. Настоящий летающий кит. Частично надутая оболочка представляла собой мешок из какого-то сверхпрочного волокна, украшенный логотипами Трансземного института, а внизу висела гондола, совершенно в стиле ар-деко, с несколькими палубами, сплошь из полированного дерева и зеркального стекла.

Воздушный корабль!

Пока Джошуа стоял и смотрел, к нему заспешил человек, размахивая телефоном.

— Вы Джошуа?

Акцент у него был европейский, возможно — бельгийский.

— Приятно познакомиться. Очень рад. Идите за мной. Давайте я понесу вещи.

Джошуа выдернул сумку так быстро, что, должно быть, обжег непрошеному помощнику ладонь.

Мужчина отступил на шаг.

— Простите, простите. Если хотите, оставьте вещи при себе; в отношении вас правила безопасности не действуют. Пойдемте.

Джошуа зашагал вслед за ним по раскисшей земле, под бесформенную оболочку. Гондола, имевшая форму корпуса деревянного корабля, была привязана к подъемному крану, скорее всего сделанному из добытого на месте железа, с открытой кабиной лифта внизу. Его проводник осторожно забрался внутрь и, как только Джошуа присоединился к нему, нажал на кнопку.

После короткого подъема они, пройдя через люк в брюхе гондолы, укрылись от дождя. Джошуа оказался в маленьком помещении, где насыщенно пахло полированным деревом. Там были окна или, скорее, иллюминаторы, но сейчас за ними виднелись только полосы дождя.

— Хотел бы я отправиться с вами, молодой человек, — бодро объявил бельгиец. — Полететь куда-нибудь на этой штуке… нам-то, конечно, не нужно знать куда. Если будет время, оцените, как она устроена. Никакого железа, разумеется, алюминиевый корпус… вот так. Мы все ею гордимся. Приятного путешествия, наслаждайтесь!

Он зашел в лифт, и кабина исчезла из виду. Крышка люка скользнула на место, закрыв отверстие в полированном полу.

Зазвучал голос Лобсанга:

— Ещё раз приветствую вас на борту, Джошуа. Ужасная погода, да? Ничего страшного, скоро мы поднимемся над облаками, а точнее сказать, просто улетим от дождя.

Джошуа ощутил рывок, и пол качнулся.

— Нас отцепили от взлетной площадки. Мы уже летим?

— Ну, вас бы не привели сюда, если бы корабль не был готов к отлету. Внизу как раз уничтожают лагерь, после чего сюда упадет уменьшенная версия Тунгусского метеорита.

— Я так понимаю, в целях безопасности.

— Конечно. Что касается рабочих, это пестрая компания — русские, американцы, европейцы, китайцы. И среди них нет людей, склонных общаться с представителями властей. Умные ребята, которые работали уже на многих объектах. Очень полезные и похвально забывчивые.

— Чей это был самолет?

— А, вам понравилось? «Лир» принадлежит акционерной компании, которая время от времени сдает его одной рок-звезде. Сегодня звезда страдает, что самолет на техосмотре и потому недоступен. Но скоро она утешится, узнав, что её последний альбом поднялся в хит-параде на две строчки. Возможности Лобсанга велики. Итак, мы отправляемся…

Внутренняя дверь бесшумно открылась, и Джошуа увидел коридор с деревянными панелями и неяркими лампами, ведущий к синей двери в дальнем конце.

— Добро пожаловать на «Марк Твен». Чувствуйте себя как дома. В этом коридоре вы найдете шесть совершенно одинаковых кают; выбирайте любую. Верхнюю одежду можно снять. Также обратите внимание на синюю дверь. Она, в числе прочего, ведет в лабораторию и мастерскую. Такую дверь вы найдете на каждой палубе, и я попросил бы не заходить за неё без приглашения. Есть вопросы?

Джошуа переоделся в каюте, которую выбрал наугад, и пошел изучать «Марка Твена».

Огромная оболочка, колыхаясь от напора воздуха, была, судя по всему, снаружи покрыта фотогальванической пленкой, служившей источником энергии; увидел он и силовые установки — огромные, хрупкие на вид пропеллеры, которые могли поворачиваться и наклоняться. Гондола изнутри оказалась такой же шикарной, как и снаружи. Несколько палуб с каютами, рулевая рубка, наблюдательный пункт, салон с кухней, оборудованной не хуже, чем в первоклассном ресторане, просторный зал, способный вместить пятьдесят обедающих, а ещё — совсем уж невероятно — кинотеатр. И на каждой палубе — синяя дверь, закрытая и запертая.

Закончив осмотр, Джошуа начал понимать, в чем суть перехода на воздушном корабле — если только эта штука могла переходить, а он пока что не понимал, каким образом. Большой проблемой для путников были препятствия. Джошуа убедился во время самого первого путешествия на Долгую Землю, что некоторые препятствия просто невозможно обойти — например, достигающий нескольких миль в высоту ледник, который покрывал Северную Америку в ледниковый период. Воздушный корабль был призван решить проблему — он попросту пролетал над такими преградами, как ледники и разлившиеся реки, делая путешествие гораздо более гладким.

Джошуа спросил у воздуха:

— Зачем он такой большой, Лобсанг?

— А почему бы нет? К чему прятаться? Я хочу, чтобы моё экспедиционное судно походило на китайские корабли-сокровищницы, которые вселили благоговейный ужас в души индейцев и арабов в пятнадцатом столетии.

— Да уж, ужас вы вселяете. И здесь нет никакого железа, я так понимаю?

— Боюсь, что так. Непроницаемость межмирового барьера для железа по-прежнему озадачивает даже ученых из корпорации Блэка. Много теорий, но мало практических результатов.

— Знаете, когда вы заговорили о путешествии, я решил, что мне придется вас нести.

— Нет-нет. Я встроен в системы корабля. Некоторым образом весь корабль — моё тело. Это я буду вас нести, Джошуа.

— Но переходить могут только разумные существа…

— Да. Я, как и вы, разумен.

И тогда Джошуа понял. Корабль и был Лобсангом или, по крайней мере, его телом; когда Лобсанг переходил, корабль переходил вместе с ним, точно так же как Джошуа «забирал» с собой тело и одежду. Вот каким образом они намеревались перемещаться между мирами.

Лобсанг источал самодовольство и похвальбу.

— Разумеется, ничего бы не получилось, не будь я разумным существом. Вот вам ещё одно доказательство, что у меня есть сознание, не правда ли? Технику я уже опробовал — как вы знаете, я отправился по следам вашей злополучной экспедиции. Просто невероятно, да?

Джошуа добрался до самого низа гондолы и вошел на наблюдательный пункт, который уже видел раньше, — в пузырь из закаленного стекла, откуда открывался потрясающий вид на иную Сибирь. Внизу простиралась строительная площадка, которая вторгалась щупальцами в лес — там были склады, домики для рабочих, взлетная полоса…

Джошуа задумался и начал понимать, какого рода прорыв задумал Лобсанг — если только корабль перейдет, как обещано. Никто до сих пор не нашел способа заставить какое-нибудь транспортное средство переходить из мира в мир, как это делали люди. Отсутствие транспорта препятствовало развитию любой торговли на Долгой Земле. В некоторых районах Ближнего Востока и даже в Техасе выстраивались цепочки, передававшие из рук в руки нефть в ведерках. Если Лобсанг действительно нашел решение, каким-то образом превратившись в корабль, — значит, он стал пионером путей сообщения и мир ждали большие перемены. Все миры. Неудивительно, что уровень безопасности был настолько высок. Если только у них получится. Разумеется, пока это эксперимент. Джошуа поплывет над Долгой Землей в чреве серебристого кита.

— Вы серьезно думаете, что я намерен рисковать жизнью, сидя на воздушном шаре?

— Более того. Если «шар» не выдержит испытания, вы доставите меня домой.

— Вы с ума сошли.

— Не исключено. Но у нас контракт.

Синяя дверь открылась, и, к огромному изумлению Джошуа, Лобсанг предстал перед ним во плоти — точнее, в образе ходячего манекена.

— И ещё раз добро пожаловать! Я решил, что стоит принарядиться в честь первого путешествия.

Автомат был мужского пола, изящный, спортивного сложения, с внешностью кинозвезды и густыми черными волосами, в черном пиджаке. Он походил на восковое изображение Джеймса Бонда; когда он двигался — а главное, когда улыбался, — ощущение подделки не исчезало.

Джошуа уставился на Лобсанга, стараясь сдержать смех.

— Джошуа?

— Извините! Очень приятно увидеть вас лично…

Палуба завибрировала, когда включились моторы. Джошуа ощутил странный трепет при мысли о фантастическом путешествии, о котором мечтают мальчишки.

— Как по-вашему, что мы там найдем, Лобсанг? Я так думаю, если забраться достаточно далеко, можно встретить что угодно. Как насчет драконов?

— Полагаю, мы должны быть готовы к обнаружению различных форм жизни, способных существовать в имеющихся условиях, в пределах ограничений, налагаемых законами физики. Также следует помнить, что наша планета не всегда была такой мирной, как теперь. Все живые существа на Земле эволюционировали, в том числе с учетом силы тяжести, которая влияет на размеры и морфологию. Поэтому я скептически настроен по отношению к бронированным рептилиям, которые способны летать и извергать пламя…

— Звучит как-то уныло.

— Я не был бы человеком, если бы не сознавал одного важного фактора, а именно, что я могу и ошибаться. И это добавляет интереса.

— В общем, посмотрим. Если ваш корабль перейдет.

Пластмассовое лицо Лобсанга расплылось в улыбке.

— На самом деле мы переходим уже целую минуту.

Джошуа повернулся к окну и убедился, что Лобсанг прав. Стройка исчезла; должно быть, за первые несколько шагов они миновали целый пласт известных миров, хотя слово «известный» звучало как ирония. Даже миры по соседству с Базовым были едва изучены; люди колонизировали Долгую Землю тонкими линиями, которые тянулись по планете. А в глуши лесов могло водиться что угодно… при том что Джошуа, несомненно, заходил в них дальше всех.

— С какой скоростью мы движемся?

— Вы будете приятно удивлены, Джошуа.

— Эта штука изменит мир.

— Знаю. До сих пор Долгую Землю исследовали пешком. Как в Средние века. Нет, даже хуже, ведь мы обходимся без лошадей. Каменный век! Но, конечно, люди упорно двигались вперёд, начиная со Дня перехода. Они мечтали о новых границах, о богатствах новых миров…

Глава 13

Моника Янсон всегда хорошо понимала, что именно соблазн неизведанных богатств манил таких, как Джим Руссо, на Долгую Землю, чтобы снова и снова попытать удачи там, где закон порой казался лишь незначительным препятствием на пути амбиций.

Во время первого визита в «Портедж-Восток-3», спустя десять лет после Дня перехода, у Янсон, как только она оправилась после приступа дурноты, ушла всего пара минут, чтобы понять, отчего это место кажется таким знакомым. В новом Портедже стояли паровые лесопилки с трубами, извергавшими дым, и плавильни, откуда пахло раскаленным металлом. Она слышала возгласы рабочих, паровые гудки, мерный лязг кузнечных молотов. Общая картина напоминала романы-фэнтези, которые она читала в детстве. Впрочем, ни в одной книге не было рабочих бригад, которые взваливали на плечи двенадцатиметровые бревна, после чего исчезали. Но Янсон не сомневалась, что в этом конкретном мире скромная так называемая Торговая Компания Долгой Земли превращала уголок последовательного Висконсина в стимпанковый тематический парк.

К ней подошел человек, который заправлял здешними делами.

— Сержант Янсон? Спасибо, что заглянули на моё маленькое предприятие.

Джим Руссо был ниже Янсон, в мятом сером костюме. Ухоженные волосы отливали подозрительно ярким каштановым оттенком, широкая улыбка то ли от природы, то ли с некоторой медицинской помощью лучилась нахальством. Янсон знала, что Руссо сорок пять лет и его трижды объявляли банкротом, но он всегда всплывал и наконец заложил собственный дом, чтобы наскрести денег на новую межмировую авантюру.

— Не за что меня благодарить, сэр, — сказала она. — Вы знаете, наша обязанность — расследовать жалобы.

— А, снова анонимное нытье от рабочих. Ну, это в порядке вещей.

Руссо повел её по глинистой площадке, явно надеясь впечатлить масштабом деятельности.

— Хотя, пожалуй, я ожидал визита из портеджского полицейского управления. Это наше местное отделение.

— Ваш офис зарегистрирован в Мэдисоне.

Кроме прочего, к Зловещей Янсон часто обращались в серьезных случаях, связанных с проблемами на Долгой Земле в окрестностях Висконсина.

Они остановились, чтобы полюбоваться на очередную бригаду рабочих, которые поднимали чудовищно длинное бревно; десятник скомандовал «раз, два, три», и они перешли с легким хлопком.

— Сами видите, работа кипит, сержант Янсон, — сказал Руссо. — Начали мы, разумеется, с нуля. Только то, что могли принести с собой, и никаких железных инструментов. В первые дни кузницы были главным приоритетом после лесопилок. А теперь у нас поток высококачественного железа и стали, и скоро мы построим паровые комбайны и жатки. Тогда вы увидите, как мы врежемся в здешние леса, словно горячий нож в масло. Наша древесина отправляется на Базовую Землю, где её ждут сотни грузовиков.

Он подвел Янсон к бревенчатой хижине без передней стенки, служившей своего рода выставочным залом.

— Мы осваиваем и другие области, помимо поставки сырья. Вот, посмотрите.

Руссо показал пистолет, отливавший бронзой.

— Никаких железных деталей. Идеально подходит для современных пионеров. Я знаю, что открытие Новой Земли стало причиной экономического спада, но надо просто подождать. Отток неквалифицированной рабочей силы и переизбыток ценных металлов — все это пройдёт. Там, на Базовой Земле, Америка проделала путь от колониальной эпохи до высадки на Луну за несколько веков. Не понимаю, почему мы не можем повторить то же самое в любом количестве параллельных миров. Лично я в восторге. Настала новая эра, сержант Янсон, и с такой продукцией я надеюсь оказаться в авангарде…

…как уже надеялись сотни и тысячи бедняков-предпринимателей. Большинство были моложе и умнее Руссо, их не угнетали предыдущие неудачи, которые в случае Руссо начались с комически наивной попытки искать золото в последовательной копии Саттеровой лесопилки. Типичная экономическая ошибка новой эры.

— Проблема в том, мистер Руссо, чтобы сбалансировать доход, который вы получаете, и давление, которое вы оказываете на ваших рабочих. Что скажете на это?

Он добродушно улыбнулся, готовый к этому вопросу.

— Я не строю пирамиды, мистер Янсон. И не подгоняю рабов кнутом.

Но, как понимала Янсон, Руссо создал отнюдь не благотворительное заведение. Рабочие, в основном молодые и необразованные, зачастую не имели никакого представления о том, что происходит на Долгой Земле, пока не отправлялись туда работать. Как только они понимали, что могут употребить свою силу для самих себя, они, как правило, начинали агитировать за то, чтобы присоединиться к одной из новых Компаний, отправиться в неведомые дали и основать колонию. А иногда, если до них доходило, что существует бесчисленное множество миров, которые не принадлежат джимам руссо, они просто удирали в бесконечное пространство. Многие шли и шли, питаясь тем, что удавалось добыть. Это называлось «синдром Долгой Земли». Поэтому на Руссо и жаловались. По слухам, он привязывал рабочих к месту штрафными санкциями, чтобы пресечь бродяжничество, а если они сбегали, посылал вслед погоню.

Янсон вдруг посетило внезапное предчувствие, что Руссо снова потерпит крах, как уже бывало. И когда его предприятие начнёт тонуть, он тем более будет склонен решать проблемы простейшим путем.

— Мистер Руссо, давайте обсудим конкретику жалоб. Мы где-нибудь можем поговорить наедине?

— Конечно.

Янсон знала, что на всех ближайших Землях, в параллельных мирах, которые за одну ночь превратились в потогонные мастерские, люди мечтали о бегстве и свободе. Ожидая кофе, она заметила листовку на подносе с письмами — всего лишь грубо отпечатанное на рыхлой бумаге объявление о создании очередной Компании, намеревающейся пуститься на Запад. Грезы о новых рубежах, даже здесь, в кабинете мелкого предпринимателя… Иногда Янсон, которой уже подступило под сорок, задумывалась, не сорваться ли ей самой в дорогу, оставив в прошлом Базовую Землю и гнусные ближние миры.

Глава 14

Мечты о Долгой Земле. Мечты о границах возможного. Да, через десять лет после Дня перехода Джек Грин это понял. Потому что его жена мечтала о новом мире, и Джек боялся раскола в семье.

«1 января. Мэдисон-Запад-5. Мы провели Раждество Рождество дома а сюда приехали погостить на Новый год но потом мы вернёмся на Базовую чтоба чтобы опять пойти в школу. Меня зовут Хелен Грин. Мне одинаццать одиннадцать. Моя мама (доктор Тильда Лэнг Грин) говорит чтобы я вела днвник днивник в этой тетрадке которую мне на Рождество подарила тетя Мэрил. потомучто потому что здесь нет никакой эликтроники электроники эта штука не проверяет как я пишу с умма сойти!!!»

Джек Грин осторожно переворачивал страницы дневника, который походил на толстую книгу в мягкой обложке. Такой рыхлой была почти вся бумага, которую производили здесь, на «Западе-5». Он сидел один в комнате Хелен солнечным воскресным вечером. Хелен играла в мяч в Парковой зоне. Кейти тоже гуляла, и Джек даже не знал где. А Тильда внизу болтала с друзьями и коллегами, которым успела внушить мысль о том, что неплохо бы составить Компанию и двинуться на запад.

— …империи расцветают и умирают. Посмотрите на Турцию. Когда-то это была великая страна, а теперь даже не верится…

— …если человек из среднего класса, он смотрит налево и видит активистов, подрывающих традиционные американские ценности, а потом направо — и понимает, что фритрейдеры экспортируют его продукцию…

— …мы верили в Америку. А теперь мы погрязли в болоте посредственности, тогда как Китай летит вперёд на всех парах…

Голос Тильды:

— Теория божественного промысла, конечно, исторически сомнительна. Но невозможно отрицать ту роль, которую сыграл опыт фронтира в становлении американского сознания. И теперь фронтир открыт вновь, для нашего поколения и, возможно, для бесчисленных последующих…

Общий разговор превратился в сплошной гул, и Джек уловил приятный аромат. Настало время для кофе с печеньем.

Он вернулся к дневнику. Наконец-то он добрался до записи, где упоминался его сын. Джек читал, перескакивая через ошибки и зачеркивания.

«23 марта. Мы переехали в новый дом на Мэдисон-Запад-5. Летом тут будет клево. Мама и папа по очереди возвращаются потому что они работают на Базовой и получают деньги. Нам пришлось снова оставить Рода с тетей Мэрил потому что он фобек. (То есть фобик, человек, не умеющий переходить, — Джек не сразу разобрал, что написано.) И это очень грустно я плакала когда мы перешли а Род не плакал. Или он потом плакал когда мы ушли. Я напишу ему летом и схожу в гости. ЭТО ОЧЕНЬ ГРУСТНО, потому что летом тут клево, а Род не может прийти…»

— Эй, эй, — произнес голос жены. — Это личное.

Джек виновато повернулся.

— Знаю, знаю. Но мы переживаем большие перемены. Мне нужно знать, что творится в головах у детей. Думаю, сейчас личное должно слегка отступить.

Она пожала плечами.

— А я не согласна.

Жена принесла ему кофе — полную до краев кружку. А потом повернулась и встала у большого окна, лучшего в доме, с самым прямым стеклом, какое только удалось найти на местной стекольной фабрике. Они смотрели на «Мэдисон-Запад-5», по которому как раз начали растягиваться вечерние тени. Соломенно-светлые, коротко остриженные волосы жены седели, изящный изгиб шеи отчетливо вырисовывался на фоне окна.

— Прекрасный день, — сказала она.

— И прекрасное место.

— Да, почти идеальное.

Почти идеальное. Под этой фразой скрывался медвежий капкан.

«Мэдисон-Запад-5» уютно раскинулся примерно в том же месте, что и его старший брат на Базовой Земле. Но здесь было красиво, светло и просторно — сюда перебралась лишь часть изначального населения Мэдисона. Да, большинство зданий выглядели неуклюже. Архитектурные стили, которые развивались в параллельных мирах, в основном отличались… весом. Сырье в этих девственных мирах ничего не стоило, а потому и дома и мебель представляли собой различные вариации на тему бревна. Поэтому появлялись городские ратуши с толстыми, как у кафедрального собора, стенами, и потолочные балки, вырезанные лазерами из цельных деревьев. Но в «Мэдисон-5» было много электроники и прочих приятных мелочей, портативных, легко переносимых с Базовой Земли. Поэтому то и дело попадались бревенчатые хижины с крышами, покрытыми солнечными батареями.

Но никогда не удавалось забыть, что ты не на Земле — то есть не на Базовой. По периметру города тянулась целая система заборов и канав, призванных держать на расстоянии самых экзотических представителей дикой природы. Миграция стада колумбийских мамонтов однажды стала причиной спешной эвакуации из пригородов.

В первые годы после Дня перехода многие пары вроде Джека и Тильды, у которых была работа, дети и сбережения в банке, начали посматривать на параллельные миры в надежде прикупить там небольшой участок в качестве игровой площадки для детей. Они быстро поняли, что «Мэдисон-Запад-1» — раб Базовой Земли, мешанина поспешно возведенных пристроек к домам и офисам. Поначалу Грины сняли небольшой домик на «Западе-2», но скоро это место превратилось в тематический парк. Слишком хорошо организовано и чересчур близко к дому. И земля уже кому-то принадлежала.

А потом они присоединились к проекту по освоению «Мэдисон-Запад-5», где можно было начать с чистого листа. Высокие технологии, экологически чистые разработки. Нечто большее, чем обыкновенный город. Оба исполнились энтузиазма и вложили изрядную долю собственных сбережений, чтобы поучаствовать в проекте с самого начала. Джек и Тильда потратили немало сил, нанося завершающие штрихи — он как инженер программного обеспечения, разрабатывавший местные технические новинки, она как лектор по истории культуры, изобретавший оригинальные формы местного управления и общинных принципов жизни. Лишь по несчастливому стечению обстоятельств они зарабатывали в «Мэдисоне-5» недостаточно и оба вынуждены были мотаться на Базовую Землю.

— Это наш город. И он лишь «почти идеален»? — уточнил Джек.

— Угу. Мы живем как в сказке, только в чужой. А я хочу свою.

— Но наш сын фобик…

— Не надо.

— Так говорят люди, Тильда. Он-то не сможет поучаствовать в твоей сказке.

Она отхлебнула кофе.

— Нужно думать о том, как будет лучше для всех нас. Не только для Рода, но и для Кейте и Хелен… нельзя же, чтобы его проблемы приковали семью к месту. Это уникальная возможность, Джек. Именно сейчас, при новых правилах и новых законах о поселенцах, правительство буквально даром раздает участки в последовательных Америках. Окно не останется открытым навечно.

Джек буркнул:

— Это все идеология…

«Новый фронтир» — вот как звучал слоган, позаимствованный из старой предвыборной рекламы Джона Кеннеди. Федеральное правительство поощряло переселение американцев — и не только — в новые миры, с единственным уточнением, что под эгидой Америки надлежит повиноваться американским законам и платить американские налоги, то есть быть американцем.

— Федеральное правительство просто хочет сделать так, чтобы все последовательные версии США были колонизированы нами прежде, чем туда придет кто-нибудь ещё.

— Ну и ничего страшного. То же самое стремление погнало экспансию на запад в девятнадцатом веке. Интересно, что большинство американцев предпочитают запад, пусть даже это произвольное название, которое никак не соотносится с географическим западом. Сходным образом, как я слышала, большинство китайских эмигрантов предпочитают восток.

— Господи, само по себе путешествие займет несколько месяцев. Ради возможности оказаться вместе с детьми в нецивилизованной глуши. Какой прок там будет от компьютерного инженера? И от лектора по истории культуры, кстати говоря.

Тильда ласково улыбнулась. Джека это страшно бесило: он понимал, что жена совершенно не воспринимает его всерьез.

— Мы научимся тому, чего не знаем.

Она поставила кофе и обняла мужа.

— Я думаю, нужно рискнуть, Джек. Это отличный шанс. Для нашего поколения. Для наших детей.

«Для детей, — подумал Джек. — Для всех, кроме бедного Рода». Рядом стояла Тильда, одна из самых умных людей, кого он только знал, и её голова была полна идеалистических грез о будущем Америки и человечества в целом. В то же время жена всерьез намеревалась бросить собственного сына. Джек прислонился щекой к седеющим волосам Тильды и задумался, смогут ли они когда-нибудь понять друг друга.

Глава 15

По всему миру мечтали о Долгой Земле. Некоторые мечты были новы и в то же время очень, очень стары…

Друзья сидели возле машины, в глубине буша, пили пиво и рассуждали о меняющемся мире и о Переходниках, которые они смастерили и которые сейчас лежали на красном песке. В небе над головами теснились звёзды — некоторым даже приходилось ждать своей очереди, чтобы мигнуть.

Спустя некоторое время один из друзей мрачно сказал:

— Кто-то выпустил Джимбо кишки, так что он стал похож на каноэ. Представляешь? Ничего себе. Туда пошел коп. И вернулся без лица!

Билли, который никогда не высказывался, не подумав предварительно с недельку, наконец произнес:

— Это ж как «время сна», мужик. Так здесь было до того, как пришли наши предки. Помнишь, нам рассказывал тот тип в очках? Они выкопали кости каких-то здоровенных животных, зашибись каких здоровых. Большие, тупые, но с огромными зубами. Прикинь, куча новых миров под тем же самым небом. И ни души вокруг! Совсем как наш мир, пока его не испортили. Ты представь, как можно развернуться, если туда попасть.

Кто-то по другую сторону костра отозвался:

— Да, чувак, давай тоже испортим мир-другой. И я не хочу, чтоб мне съели лицо.

Все рассмеялись. Но Альберт сказал:

— Знаете что? Наши предки, их всех поубивали, к дьяволу, и съели. Осталось только то, что есть сейчас. Но нам-то так необязательно? Говорят, миры там совсем такие же, как здесь, только нет людей, нет копов, городов, оружия, только земля от края и до края. Если здесь река — там тоже река. Все готово и ждёт нас.

— Нет здесь реки. Она за полмили.

— Без разницы. Короче, ты меня понял. Почему бы не рискнуть, парни?

— Да-а, но здесь наша страна. В смысле… вот тут.

Альберт, сверкнув глазами, подался вперёд.

— Да… но знаете что? И те страны — тоже наши. Я слышал, как эти, в очках, говорили. Каждый камень, каждая кочка, вообще все. Ей-богу!

Утром небольшая и слегка похмельная компания бросила монетку, чтобы выбрать героя, которому предстояло рискнуть.

Билли вернулся через полчаса, сгибаясь от тошноты. Он вылетел прямо из ниоткуда. Приятели подняли его, напоили водой и подождали. Он открыл глаза и сказал:

— Все так и есть, только там дождь идёт, парни.

Они переглянулись.

Кто-то сказал:

— А как насчет тех тварей, про которых я слышал? Которые водились в старину. Типа кенгуру с зубами. Здоровые, мать твою, такие. С зубищами и когтями.

Настала тишина. Альберт поинтересовался:

— Мы что, хуже наших предков? Они перебили тварей. А нам разве слабо?

Послышалось смущенное шарканье.

Альберт сказал:

— Слушайте. Завтра я пойду туда насовсем. Кто со мной? Там все есть, парни. Там все есть и ждёт нас. Давным-давно ждёт…

К концу следующего дня тропы песен начали удлиняться, а «никогда» постепенно превращалась во «всегда».

Хотя иногда они возвращались за пивом.

Впоследствии там возникли города, хоть и необычные, и необычный образ жизни, смесь прошлого и настоящего, где старое плавно сливалось с новым. И еда тоже была хорошая.

В конце концов исследования показали, что самой большой этнической группой, навсегда покинувшей Базовую Землю в период великой миграции, последовавшей за Днем перехода, стали австралийские аборигены.

Глава 16

«Отрывки из дневника Хелен Грин, почтительно исправленные папой он же мистер Дж. Грин.

История о том, как семья Гринов путешествовала по Долгой Земле к новому дому

11 февраля 2026 г. Сначала мы полетели на вертолете, ого! Мы стартуем из Ричмонд-Запад-10, это который в Вижинии Вирджинии потому что нужно обойти с юга все эти льды, которые там лежали в ледниковый период. Поэтому мы вернулись на Базовую и полетели в Ричмонд на вертолете!!! Только пришлось попрощаться с Родом в аэропорту, и мне было грустно-грустно…»


Джеку Грину, как инженеру по программному обеспечению, всегда приходилось много путешествовать, и в последние годы поездки сделались намного интереснее. Кто не перемещался по Базовой Земле, с её замысловатыми транспортными сетями?.. Переходник мог отправить человека на тысячу миров дальше, не сдвинув при этом ни на шаг в сторону. Поэтому транспорт стал одним из немногих процветающих структур в пошатнувшейся экономике Базовой Земли, которая фактически превратилась в перекресток путей Долгой Земли.

Невозможно было угадать, кого ты встретишь на следующей пересадке — пионеров, которые вернулись, чтобы купить новый набор бронзовых инструментов и побывать у стоматолога, современных хиппи, которые обменивали козий сыр на мазь от мастита. Однажды Джек увидел женщину, одетую как Покахонтас, которая счастливо прижимала к себе белое свадебное платье в целлофановом пакете, и в её улыбке читалась целая история. Люди, открывшие для себя новый образ жизни, смешивались на Базовой Земле, по крайней мере во время путешествия.

Поэтому во время последней поездки в Ричмонд Джек и Тильда решили побаловать детей и прокатиться на вертолете. В будущем им предстояло ездить на повозках, запряженных волами, и плавать на самодельных каноэ. Почему бы не насладиться высокими технологиями, пока ещё есть такая возможность?

И потом, новое приключение отвлекло их от печальной сцены на взлетной площадке, когда пришлось проститься с Родом. Мэрил, сестра Тильды, охотно взяла к себе мальчика, но даже не трудилась скрывать неодобрение по поводу распавшейся семьи. А тринадцатилетний Род молчал. Джек заподозрил, что все они испытали облегчение, когда вертолет наконец взлетел; он увидел запрокинутое личико и коротко стриженные соломенные волосы, совсем как у матери… и вот они отправились в путь, и девочки визжали от восторга.

«Ричмонд-Запад-10» представлял собой сборный пункт для партий путешественников, которые отправлялись в последовательные версии восточных Соединенных Штатов. В числе этих партий была и компания Тильды. Джек понятия не имел, чего ожидать.

Он стоял на пустой немощеной улице, которую с двух сторон обрамляли одинаковые дома, выстроенные из массивных бревен, досок и даже кусков дерна. Рукописные указатели сообщали, что в числе зданий на Главной улице есть церкви, банки, закусочные, гостиницы, магазины продуктов, одежды и прочих вещей, необходимых для путешественников, собирающихся далее. На крышах и шестах трепетали звездно-полосатые флаги, среди них изредка попадались и флаги Конфедерации. Поселок кишел людьми, некоторые из них были чистенькими новичками в костюмах из ярких искусственных тканей, как Грины, но большинство расхаживало в поношенных нарядах первооткрывателей — в залатанных куртках и штанах, иногда даже в пальто и плащах из выделанной кожи. Все это напоминало прежние времена, когда Базовый Ричмонд сам стоял на границе пустого континента и там обменивали меха, шкуры и табак.

Происходящее походило на сцену из старомодного вестерна. Джек чувствовал, что смотрится неуместно. Он потер живот, отгоняя тошноту.

Гостиница «Степной мрамор» называлась в честь материала, из которого главным образом была построена, — дерна, нагроможденного вокруг деревянных рам. Мрачное, сырое, битком набитое людьми здание. Женщина за стойкой сказала, что прочие участники собрались в «бальной зале» — в сарае с грубой деревянной мебелью, стоявшей на лоскутном ковре. Там теснились человек сто, в основном взрослые, среди них несколько подростков и детей. Один мужчина, шумный, с внушительной светлой шевелюрой, произносил речь. Он убеждал будущих спутников, что необходимо установить график дежурств. Кое-кто обернулся к новоприбывшим — настороженно, с полуулыбкой.

Тильда улыбнулась в ответ.

— С большинством я общалась в Сети, когда мы договаривались. Раньше мы никогда не виделись лично…

Джек подумал: вот люди, с которыми, возможно, он проведет остаток жизни. Полнейшие незнакомцы. Джек предоставил подготовку Тильде, но понимал, что нужна изрядная ловкость, чтобы собрать жизнеспособную партию путешественников. Настоящая экспедиция не обходилась без профессиональных капитанов, которые её возглавляли, а ещё без разведчиков, проводников, носильщиков, которых относительно несложно было найти и нанять. Но ядро партии составляли люди, которым предстояло жить вместе за сто тысяч миров от Базы. Искали портных, плотников, медников, кузнецов, колесников, мельников, ткачей, мебельщиков… Разумеется, врачей. Если повезет — дантистов. Тильда, после того как её отвергли в первых партиях, к которым она пыталась присоединиться, пошла на курсы переквалификации и теперь числилась учителем и историком. Джек упирал на то, что у него есть базовые сельскохозяйственные навыки — он считал, что физически достаточно силен для работы на земле, — и кое-какие медицинские познания.

При первом взгляде на будущих спутников Джек подумал, что они в основном похожи на него и на Тильду. Люди самых разных национальностей, но вполне преуспевающие на вид, серьезные, слегка встревоженные. Представители среднего класса, отправляющиеся навстречу неведомому. Классический типаж пионера Долгой Земли — точно так же, по словам Тильды, было и на старом Диком Западе. Самые богатые не путешествуют: им слишком уютно на Базовой Земле, чтобы бросить налаженный быт. И самые бедные тоже, по крайней мере, не сбиваются в организованные партии, потому что не могут оплатить дорогу. Нет, на Запад отправлялись именно средние классы, особенно те, на ком сказался экономический кризис.

Болтуна звали Рис Генри, как выяснил Джек — торговый агент, в свободное время увлекающийся выживанием в дикой природе. Он перешёл к дежурствам по уборной.

— И опять молодые американцы отправляются в глушь, туда, где не горят уличные фонари и где на другом конце провода вам не ответит полицейский. Урбанизированные, цивилизованные, ухоженные, изнеженные, привыкшие к постоянному доступу в Интернет — мы отброшены назад, в объятия природы.

Он ухмыльнулся.

— Дамы и господа, добро пожаловать в реальный мир.

Глава 17

Единственный книгопродавец на «Ричмонд-Запад-10» радовался каждый раз, когда продавал что-нибудь будущим пионерам, проходившим мимо. Книги, целиком и полностью отпечатанные на бумаге, которая сделана из упавших деревьев! Сведения, которые при бережном хранении способны жить тысячелетиями. И не надо никаких батареек. «Нужно написать рекламный плакат», — подумал он.

Если бы Хамфри Ллевелин Третий мог повернуть жизнь на свой лад, все книги, когда-либо написанные, ценились бы как сокровища и как минимум один экземпляр был бы переплетен в пергамент из овечьей кожи и вручную иллюминирован монахами (ну или обнаженными монахинями, поскольку склонности Хамфри, скорее, тяготели к этой плоскости). И теперь, как он надеялся, появился шанс вновь привить человечеству любовь к книгам. Он тайно ликовал. В новооткрытых мирах нет никакой электроники, верно? Ну и где ваш Интернет? Ха! Где Гугл? Где старая мамочкина электронная книга? Где iPad 25? Где Википендия? (Хамфри всегда её именно так и называл, с самым невозмутимым видом, просто чтобы выказать отвращение; что характерно, мало кто замечал.) Все проходит, маловеры! Электронные игрушечки остались дома в ящиках, и их экраны тусклы, как глаза мертвеца.

Книги — да, настоящие книги — не залеживались на полках. Над Долгой Землей человечество вернулось в каменный век. Оно восстанавливало прежние навыки. Выяснялось, что можно есть, а что нельзя, как построить сортир во дворе, как удобрять поля человеческими и животными отходами в разумных пропорциях. Как выкопать колодец. Как тачать башмаки. Да, а ещё нужно было знать, как добывать железную руду, обрабатывать графит, делать чернила. Поэтому печатный станок Хамфри раскалялся докрасна — он выпускал геологические карты, топографические обзоры, сборники полезных советов, альманахи, возвращая людям утраченное знание.

Он погладил закованный в гладкую кожу том. О, рано или поздно информация снова будет заключена в ненадежный плен электричества. Но до сих пор книги терпеливо ждали — и вот их время настало вновь.

В другой части «Ричмонд-Запад-10» находилось нечто вроде биржи труда, где Компании искали рекрутов, заполняя бреши. Франклин Тэллимен осторожно пробирался через толпу, держа над головой табличку. День был жаркий, и он жалел, что выпил слишком мало воды.

К нему приблизилась кучка людей, которую возглавлял мужчина средних лет.

— Вы мистер Тэллимен, кузнец? Мы видели ваше резюме в «Степном мраморе».

Он кивнул.

— Да, сэр.

— Нам в партии как раз не хватает кузнеца, — мужчина протянул руку. — Я Джек Грин. Вот мистер Бэтсон, наш капитан. Тэллимен… это ведь карибская фамилия?

— Нет, сэр. Так на Карибах называется наша профессия, если не ошибаюсь. Точно не скажу, я там никогда не был. Я родился в Бирмингеме. Это тот, что в Англии, а не в Алабаме. В настоящем Бирмингеме.

В ответ на него устремились непонимающие взгляды.

— Значит, вы видели мою заявку?

Беспокойного вида женщина спросила:

— Вы правда умеете делать все, о чем написали? Работать с бронзой? Сейчас вообще этим кто-нибудь занимается?

— Да, мэм. На «Западе-1» я четыре года пробыл подмастерьем у кузнецов, которые свое дело знали. Что касается железа, так мне, кроме руды, ничего не нужно. Я могу построить кузню, могу сделать печь, могу тянуть проволоку. Кстати, я ещё и электрик неплохой — сооружу водяное колесо, и в вашей колонии будет электричество. А вот ещё оружие — я могу сделать приличный мушкет. С современным ружьем, конечно, не сравнится, но для охоты сойдет. Я хочу контракт на три года, — Франклин подошел к самому главному пункту. — По нынешним законам я через три года получу американское гражданство. А вы, дамы и господа, на голову опередите остальных.

Он достал блокнот и открыл нужную страницу.

— Вот сколько я хочу получать.

Будущие граждане Нового Фронтира ахнули. Наконец Грин спросил:

— А поторговаться можно?

— Боюсь, только в плюс. Можете внести задаток в Центре поддержки. Кстати, если хотите, чтобы я обучил подмастерьев, придется заплатить дополнительно, потому что ученики больше мешают, чем помогают.

Франклин улыбнулся, глядя на полные сомнения лица. Он решил, что не стоит навязываться. Эта публика казалась вполне приличной. Они собирались отправиться на запад в компании людей со сходными мыслями и устремлениями, в поисках места, где можно свободно расселиться, доверять соседям, дышать чистым воздухом и начать с чистого листа в надежде на лучшее будущее. Они мечтали. И не они первые.

Даже дети сияли от радости.

— Послушайте, мистер Грин, я ведь тоже кое-что разузнал. Я видел ваше объявление и знаю, что вы свое путешествие обдумали как следует. У вас есть медик, плотник, химик. Мне это нравится. Ваше предложение у меня сегодня наверняка будет не единственным, но, кажется, вы люди основательные, с головами на плечах. Я иду с вами, если вы согласны. Договорились?

Договорились.

Вечером Франклин собрал вещи, в том числе ящик с инструментами без единой железной детали. Оставалось лишь хранить секрет во время путешествия; а для этого, в свою очередь, не следовало забывать, что в Переходнике должна быть картошка.

Он читал в Сети о прирожденных Путниках. И однажды вечером, на «Западе-1», просто из любопытства попытался перейти с пустым Переходником, лишенным источника энергии. Франклин страшно удивился, когда у него получилось. Тем не менее он по-прежнему нуждался в коробке с выключателем. Казалось, ему было необходимо услышать щелчок, чтобы перейти. Уму непостижимо.

Да, он слышал о прирожденных Путниках. А ещё — что таких порой бьют. Потому что это странно и противоестественно. Поэтому Франклин решил помалкивать в пути о своих способностях, положить в Переходник картошку, симулировать тошноту и так далее. Ничего сложного, если есть привычка.

Хотя он уже начал гадать, сколько людей вокруг тоже притворяются.

Франклин хорошо спал в ту ночь, и ему снились огнедышащие кузни и далекие холмы.

Глава 18

«День 3-й (после ухода из «Ричмонд-Запад-10»).

Уже три дня! Но капитан Бэтсон говорит, что нужно целых сто дней, чтобы пересечь Ледовый пояс. А потом ещё несколько месяцев, чтобы пересечь Рудный пояс, не знаю, что это такое. Мы должны добраться до места, пока не наступила зима. А зима во всех мирах наступает одинаково.

Мы делаем примерно по переходу в минуту и идём по шесть часов в день. Мы постоянно пьем таблетки, чтобы не тошнило, но всё-таки тяжело. Мы переходим, где уровень земли в разных мирах не особенно отличается. Иногда падаешь, а если увязнешь в земле на пять дюймов, то перейти вообще нельзя. Потрясающее зрелище — двести человек, с рюкзаками и другими вещами, пропадают из глаз, а потом появляются в следующем мире, и так снова и снова.

Я скучаю без Интернета.

Я скучаю без мобильника.

Я скучаю по школе. По некоторым одноклассникам, во всяком случае. А по некоторым совсем не скучаю.

Я СКУЧАЮ ПО РОДУ. Хотя, конечно, иногда он был такой странный.

Я скучаю по группе поддержки.

Папа говорит, я должна ещё написать о том, что мне нравится. Иначе внукам будет скучно читать. Внукам?! Мечтать не вредно.

День 5-й.

Мне нравится жить в палатке, вот.

Мы уже жили в палатке на Западе-5 и когда готовились к путешествию, но сейчас намного веселее. Мы тут подружились с одной семьей, с Доуками. У них четверо детей, два мальчика и две девочки, и мы так устроились, что я живу в палатке с их девочками, Бетти и Мардж, и у нас как будто каждый день вечеринка с ночевкой!

Я умею разводить костер! У меня есть линза, чтобы зажечь огонь, и я знаю, как подкладывать дрова, и как раздувать, и какое дерево лучше всего горит. Я умею искать еду, травы, коренья, грибы. Я знаю про орехи, фрукты и ещё разное, только сейчас не сезон. Я могу сделать удочку из нитки и даже из стебля крапивы. Я знаю, как искать рыбное место. Клево.

Сегодня мистер Генри учил нас ставить ловушки на форель. Копаешь в воде яму со стенками, они туда заплывают и остаются. Мистер Генри смеется, когда глушит рыбу дубинкой, а я чуть не плакала. Мистер Генри говорит, что молодежь должна привыкать.

Мардж Доук тоже была в группе поддержки! Мы теперь с ней тренируемся.

День 8-й.

Вчера мы дошли до льдов.

Мы идём по тропе. Здесь повсюду указатели, как на шоссе, условные знаки и столбы, на которых написано, в каком мире ты находишься, а иногда тайники с разными вещами. Даже маленькие ящички, в которые можно складывать почту, которую потом отнесут на Восток или на Запад, если кто-то пойдет мимо.

И вот мы пришли к указателю, на котором написано: «Дальше лед». Мы прошли в первые дни несколько миров, где сейчас ледниковый период, но по одному зараз, так что через них можно было быстро проскакивать. А теперь перед нами целая куча. Всем пришлось остановиться, подошли носильщики и раздали теплые куртки, брюки, лыжные маски и прочее. На следующее утро капитан Бэтсон велел связаться веревками, по восемь-десять человек, и проверил, чтобы маленьких детей хорошо укутали, чтобы у них пальцы и носы не торчали наружу.

Мы перешли и увидели яркое-яркое синее небо, никаких облаков и не так уж много льда, но земля под ногами была замерзшая и твердая, как камень. А потом мне стало холодно, как будто щеки кололи иголками.

Мы перешли ещё раз, и ещё, и ещё. Снова зимние миры. Иногда выходишь в белую мглу или в метель. А в другой раз выходишь, и там немного теплее, и земля такая болотистая, что мы сбились бы с тропы, если бы шли пешком, и всюду такие странные карликовые деревья, страшно скрюченные. И комары! Я видела огромного оленя, у него рога как канделябр (папа сказал, как это слово пишется). Бен Доук говорит, что видел мохнатого мамонта, только ему никто не верит.

Вот почему мы уехали так далеко на восток, в Ричмонд, чтобы потом отправиться на запад. Потому что Базовая Земля находится в центре ледяного пояса — кучи миров, где ледниковый период, — а значит, надо идти на юг, туда, где можно перейти. Но даже там, где льда нет, все равно холодно.

Несколько человек после первой ночевки на морозе вернулись обратно. Их типа не предупредили. Хотя, конечно, предупредили. Надо было слушать.

День 25-й.

На ночь нужно забиваться в маленькую палатку. Там тесно. И с посторонними людьми. Мардж Доук нормальная, а Бетти ковыряется в зубах. И храпит.

Мама поссорилась с мистером Генри, который говорит, что женщины должны готовить и стирать на всех. Капитан Бэтсон говорит, что мистер Генри не имеет никакого права распоряжаться. Правда, в лицо ему он это не сказал.

Начинаются проблемы, тра-ля-ля!

День 43-й.

Я забываю записывать. Слишком устаю. И потом столько всего происходит.

Между ледяных миров вдруг попадаются те, где тепло, совсем как дома, они называются межледниковые (записал папа). В этих межледниковых мирах ПОЛНО животных. Я видела огромные стада — тут водятся лошади, очень смешные коровы, антилопы и верблюды. Верблюды! Папа говорит, что примерно такие животные, наверное, жили в Америке, пока туда не пришли люди. Волки. Койоты. Лоси. Кроншнепы. Медведи! Капитан Бэтсон говорит, в лесах живут гризли, поэтому ходить туда не надо. И повсюду змеи, нужно быть осторожным. Вороны, грифы, совы. Целый день поют птицы, а ночью квакают лягушки и гудят москиты, если стоять у воды. Мужчины иногда охотятся. Кролики, утки, даже антилопы.

И броненосцы! Большие, не как в зоопарке. Папа говорит, они пришли сюда из Южной Америки, где у них родина. А ещё в Америке видели обезьян. Иногда континенты сливаются, и животные ходят туда-сюда. А иногда нет. Никто не знает, почему так. Ни у кого нет карты этих миров.

В некоторых мирах вообще нет деревьев. Тогда приходится собирать буйволовый НАВОЗ! Он хорошо горит, но запах… о боже.

И есть странные миры, где все как будто покрыто пеплом или вокруг сплошная пустыня. А в следующем уже нормально. Если место опасное, обычно стоят указатели, и тогда мы надеваем шляпы или закрываем рты респираторами. Капитан Бэтсон называет такие миры «джокерами».

Иногда видно, где раньше уже кто-то был. Мусорные кучи, развалины хижин, сгоревшие шалаши. Даже кресты. Мистер Бэтсон сказал, что на Долгой Земле недостаточно надеяться на лучшее.

День 67-й.

Бен Доук заболел. Он напился из ямы, которую не успели проверить. А вода там была грязная после буйвола. Бена накачали антибиотиками. Надеюсь, все обойдется. У нас ещё несколько человек заболели, но никто пока не умер.

Ещё кое-кто повернул домой. Капитан Бэтсон пытался их уговорить, а мистер Генри смеялся над ними и называл слабаками. А мне не кажется, что признать свою ошибку значит проявить слабость! Для этого вообще нужна сила.

Мы, наверное, очень странными кажемся для животных, которые здесь живут и никогда раньше не видели человека. Зачем мы вообще приходим и мешаем?

День 102-й.

Мы вышли из Ледового пояса! И всего на два дня отстали от графика.

Странно подумать, что мы прошли тридцать шесть тысяч миров, но продвинулись вбок только на несколько миль. А теперь мы собираемся по-настоящему идти по земле, на которой оказались, и проделать несколько сотен миль на север, в сторону Нью-Йорка. Там мы пройдем ещё шестьдесят тысяч миров или что-то такое, пока не окажемся в том месте, где собираемся поселиться.

Я думала, нам придется идти пешком. Нет! Здесь стоит настоящий город. Ну, маленький. Торговая фактория. Здесь можно обменять ледовое снаряжение на вещи, которые больше подходят для миров Рудного пояса. И нас ждёт караван повозок! Большие крытые повозки — папа сказал, что они называются конестогами. Они похожи на лодки на колесах, и их тащат лошади, очень смешные, но самые настоящие. Тут есть литейная мастерская, где делают разные железные вещи, и у повозок железные шины на колесах, как у машин. Когда мы увидели повозки, то стали кричать «ура» и прямо побежали к ним! Конестоги! Это ещё интереснее, чем лететь на вертолете.

День 199-й.

Мы на Западе-семьдесят тыщ плюс-минус, как сказал папа. Я пишу рано утром, пока не свернули лагерь. Вчера вечером взрослые допоздна спорили из-за обязанностей. Но пока они на своих собраниях болтают, мы с ребятами ненадолго удираем.

Мы ничего плохого не делаем. Ну, почти ничего. Мы в основном… (Пауза. Подбирает слово.) …наблюдаем. Вот. Мы смотрим. Я знаю, папа нервничает, что мы все как зомби, потому что заняться нечем, кроме дежурств по лагерю, ну и ещё взрослые заставляют нас учиться. Но это же не так. Мы просто наблюдаем, и нам ничего не мешает. Поэтому мы очень тихо себя ведем. Не потому, что у нас голова перестала работать. Потому что мы наблюдаем.

И мы видим то, чего не видят взрослые.

Например, очень странных животных и растения, которых нет ни в одной книжке об эволюции. Миры-джокеры, посреди пачки скучных и одинаковых миров Рудного пояса. Взрослые думают, что там нет никакой жизни. Ага, как же.

А ещё Серые. Мы их так зовем, хотя они оранжевые. Они похожи на маленьких волосатых детей, но если посмотреть поближе, видно, какой прибор у них висит между ног, у детей такого не бывает. У Серых большие глаза, как у пришельцев в мультиках. Они шныряют вокруг лагеря. То они здесь, то нет. Они, кажется, переходят.

Животные, которые умеют переходить!

Долгая Земля страньше, чем люди думают. Даже папа. Даже капитан Бэтсон. И мистер Генри.

Особенно мистер Генри.

День 281-й.

Сейчас ноябрь? Надо спросить у папы.

Мы дошли.

Мы дошли до Запада-100 000, до Старой Доброй Сотни, как говорим мы, закаленные первопроходцы, ха. Здесь начинается Кукурузный пояс.

На Старой Доброй Сотне стоит сувенирный магазин. Здесь продаются футболки и кружки. «Я дошел до старой доброй Сотни». А на ярлычках написано: «Сделано в Китае»!

Миры постепенно меняются. Становятся зеленее. Влажнее. Животные тоже другие. А главное, деревья. Деревья, леса — вот что нужно в первую очередь, когда строишь колонию, город и вообще. Вот почему мы зашли так далеко. В Рудном поясе деревьев мало. А здесь прерии, дожди и леса. Самое оно для фермы. Никто не знает, как далеко тянется Кукурузный пояс. Здесь много места, и вряд ли его заполнят в ближайшее время.

Короче, мы пришли. Кстати, тут есть несколько полей сразу за магазином, там торчит кукуруза и пасутся овцы, совсем как дома. Овцы! Папа сказал, их вырастили из маленьких ягнят, которых принесли с Базовой Земли на руках, потому что в Северной Америке овец нет, ни в одном известном мире.

В магазине все стали вокруг нас суетиться. Там продавали пиво и лимонад, то и другое домашнее, с косточками, потрясающе вкусное! Люди расспрашивали, как дела на Базовой и на Ближних Землях. Мы болтали и хвастались, ну и рассказывали историю нашего путешествия. С каждым годом, наверное, здесь все немножко меняется.

Одна англичанка, которую зовут Гермиона Доуз, записала нашу историю в большую книгу и отнесла в маленькую библиотеку, где полно таких записей. Она сказала маме, что цель её жизни — все записывать и она здесь счастлива, потому что пишет настоящую историю. Она, наверное, проживет на Старой Доброй Сотне до самой смерти, записывая рассказы тех, кто проходит мимо. По-моему, странно, но если она счастлива, то пускай. Кстати, она жената на фермерше.

Мы пошли в магазин! Какая роскошь!

А взрослым пришлось зарегистрироваться. Здесь есть чиновник американского правительства, они сменяются каждые несколько лет. Он проверяет и утверждает права на земельные участки, которые мы купили на Базовой, прежде чем отправиться в путь. Мы все сравнили наши бланки, чтобы решить, куда идти. В конце концов взрослые выбрали наугад мир 101753. Неделя пути, если не спешить. Мы построились — Доуки, Гарри Бергрин со скрипкой (да!), Мелисса Гаррис (ну ладно), Рис Генри (не будем о грустном)… короче, сто человек.

И пошли. Мы перешли и разбили лагерь так живо, что капитан Бэтсон гордился бы. Хотя миссис Гаррис по-прежнему отказывается стирать.

Когда мы через неделю добрались до 101753, там шёл дождь. Поэтому мы переглянулись, взялись группами за руки, перешли ещё разок и увидели солнечный свет.

Так мы выбрали себе мир. Потому что там светило солнце. Может быть, в 753-м были алмазные горы, только мы никогда этого не узнаем. Ну и ладно. Запад-101754. Наша Земля. Мы пришли».

Глава 19

В первый вечер «Марк Твен» переходил и переходил, и от каждого перехода по спине Джошуа пробегала дрожь. Скорость постепенно увеличивалась, по мере того как Лобсанг исследовал возможности корабля. Джошуа следил за количеством пройденных миров с помощью маленьких мониторов, которые Лобсанг называл землеметрами. Они были вмонтированы в стены всех кают. По словам Лобсанга, цифр в них хватило бы, чтобы дойти до нескольких миллионов.

Переходя, корабль двигался и в пространстве — он летел на запад над Евразией. На мониторах была небольшая карта, так что Джошуа мог следить и за курсом; положение «Марка Твена» вычислялось по положению звёзд, но карта ландшафта, который они пересекали в неизведанных мирах, строилась на догадках.

В наблюдательном пункте Лобсанг улыбался своей пластмассовой улыбкой, сидя напротив Джошуа. Оба держали кружки с кофе — Лобсанг тоже пил, и Джошуа мысленно рисовал себе, как наполняется контейнер в животе робота.

— Как вам полёт? — спросил Лобсанг.

— Пока что нормально.

На самом деле более чем. Как всегда, когда Джошуа покидал Базовую Землю, давящее ощущение замкнутого пространства, которое он неизбежно там испытывал, быстро проходило. Ощущение, которое он не вполне осознавал в детстве до тех пор, пока оно не исчезло. Джошуа казалось, что на него давит мир, переполненный чужими сознаниями, чужими мыслями. У Джошуа была обостренная восприимчивость: даже в отдаленных последовательных мирах он всегда чувствовал, если поблизости появлялся кто-нибудь ещё. Хотя бы маленькая группа. Но Джошуа не обсуждал свою странную квазителепатическую способность — или ущербность — ни с кем, кроме сестры Агнес, даже с офицером Янсон, и не хотел говорить об этом с Лобсангом. Так или иначе теперь ему было свободно и спокойно. А ещё он с особой остротой чувствовал Тишину как чье-то далекое сознание, смутно ощущаемое, похожее на звон огромного древнего колокола в дальних горах… точнее, он слышал её, когда Лобсанг молчал.

Но сейчас Лобсанг говорил:

— Мы движемся вдоль линии широты на запад. Приблизительно. Корабль с легкостью покрывает тридцать миль в час. Неспешный прогулочный темп. Мы здесь, чтобы исследовать миры. Таким образом, через несколько недель мы достигнем континентальной Америки…

Джошуа подумал: лицо Лобсанга кажется ненастоящим, как слегка поплывшее компьютерное изображение. Но здесь, на фантастическом корабле, воплощавшем удивительные мечты Лобсанга, Джошуа вдруг почувствовал к нему странное расположение.

— Знаете, Лобсанг, я изучил вашу историю, когда вернулся в Приют после разговора в Трансземном институте. Говорят, лучшее, что может сделать суперкомпьютер, как только его включат, — это позаботиться, чтоб его не выключили. И что историю о переродившемся тибетце вы придумали для прикрытия, именно чтобы вас не выключили. Мы столько об этом говорили, и сестра Агнес сказала: ну, если компьютер не хочет выключаться, значит, у него есть сознание и, следовательно, душа. Я знаю, что папа римский решил иначе, но я в любом случае готов поддержать сестру Агнес против Ватикана.

Лобсанг задумался.

— Когда-нибудь я охотно познакомлюсь с сестрой Агнес. Я хорошо подумаю. Спасибо, Джошуа.

Джошуа помедлил.

— Раз уж вы меня благодарите… может быть, ответите на один вопрос? Это — вы, Лобсанг? Или на самом деле вы сейчас на Базовой Земле, в Массачусетском университете? Вопрос вам понятен?

— Конечно, понятен. Джошуа, на Базовой Земле я рассредоточен по многочисленным запоминающим устройствам и процессорам. Отчасти в целях безопасности, отчасти ради эффективного и быстрого извлечения и обработки информации. При желании я бы мог сделать так, чтобы моя личность была рассредоточена по многочисленным центрам, фокусам сознания. Но я — человек, я — Лобсанг. Я помню, каково было выглянуть наружу из костяной пещеры — единственного очевидного местонахождения сознания. Именно в таком виде я все и поддерживаю. Я существую в единственном числе, Джошуа, только один Лобсанг, хотя моя резервная память находится на нескольких резервных носителях, разбросанных по разным мирам. И сейчас с вами именно «я». Я полностью посвятил себя нашей миссии. Кстати, когда я нахожусь внутри передвижного модуля, это тоже некоторым образом «я», хотя снаружи оболочки тоже остается достаточное количество «меня», чтобы корабль летел. Если я потерплю неудачу или пропаду, в ход пустят резервную копию с Базовой Земли, которую синхронизируют с тем, что вы сможете извлечь с корабельных носителей памяти. Но это будет другой Лобсанг, он будет помнить меня, но не будет вполне мной… Надеюсь, я излагаю ясно.

Джошуа задумался.

— А я рад, что я — обыкновенный человек.

— Да, более или менее обыкновенный, — сухо ответил Лобсанг. — Кстати, раз уж мы стартовали, хочу сообщить, что мой отчет о гибели правительственной экспедиции уже на столе у властей. А также, страховки ради, у некоторых редакторов, которых я считаю достойными доверия. В том числе в «Паранормальных известиях» — сущем подарке для всех исследователей феномена Долгой Земли. Прошлые номера вы можете просмотреть на экране в своей каюте. Итак, дело сделано. Сделка есть сделка.

— Спасибо, Лобсанг.

— Итак, мы в пути. Кстати говоря, не пугайтесь, если вдруг с вами заговорит кофейный фильтр, это бета-версия искусственного интеллекта — подарок от одного из наших друзей. А как вы относитесь к кошкам?

— Я от них чихаю.

— От Шими не будете.

— Шими?

— Ещё одна разработка Трансземного института. Вы же видите размеры гондолы; в ней полно труднодоступных уголков, и грызуны могут стать для нас проблемой. Им не составит труда вскарабкаться по якорному канату во время стоянки. Меньше всего нам нужны крысы, грызущие провода. Поэтому познакомьтесь с Шими. Кис-кис-кис…

В комнату вошла кошка. Гибкая, бесшумная, достаточно убедительная. Но в каждом глазу светилась искорка диода.

— Заверяю вас, что она…

— Она, Лобсанг?

— Она может по требованию издавать приятное мурлыканье, которое звучит максимально успокаивающе для человеческого слуха. Она умеет выслеживать мышей с помощью инфракрасного зрения, и у Шими превосходный слух. Она парализует добычу слабым разрядом тока, «глотает» её, помещая в специальный мешок с запасом пищи и воды, а затем осторожно переносит в маленький виварий, где мышка будет счастливо жить, пока не отправится целой и невредимой на землю.

— Многовато забот из-за какой-то мышки.

— Я буддист. Наш прототип — вещь чистая и гигиеничная, он не причинит вреда добыче и, в общем, ведет себя как домашняя кошка, разве что не гадит в наушники — как я слышал, владельцы частенько на это жалуются. Кстати, согласно дефолтным настройкам Шими будет спать у вас на кровати.

— Кошка-робот на корабле-роботе?

— Есть и некоторые плюсы. У неё гелевый мозг, как и у моего модуля, а значит, она намного умнее обычной кошки. И синтетическая шерсть. Чихать вы не будете, обещаю…

Внезапно корабль остановился, и Джошуа ощутил странный крен, как будто его толкнули в спину. Палубу залил свет. Джошуа посмотрел в иллюминатор. В этом мире сияло солнце. И лежал лед.

— Почему мы остановились?

— Поглядите вниз. В шкафчике есть бинокли.

Крошечное разноцветное пятнышко на фоне белизны оказалось оранжевой палаткой с круглым верхом, двое людей неуклюже двигались вокруг, совершенно бесполые в своих плотных арктических костюмах. На льду стояла портативная буровая установка, на шесте вяло висел американский флаг.

— Ученые?

— Университетская экспедиция с Род-Айленд. Изучают флору и фауну, замеряют толщину льда и так далее. Я, разумеется, отмечаю все следы человеческого присутствия, какие только нахожу. Этих людей я ожидал увидеть, хотя они остановились на несколько миров дальше, чем планировали изначально.

— Но вы всё-таки их нашли.

— У меня божественное зрение, Джошуа.

Джошуа, глядя вниз, сомневался, что ученые вообще заметили воздушное судно — кита, внезапно повисшего в воздухе.

— Мы спускаемся?

— Незачем. Если угодно, поговорить можно и не приземляясь. На корабле множество средств коммуникации, начиная с коротко— и средневолновых раций, которые, надеюсь, позволят нам передавать и получать сообщения из любой точки каждого мира, до… устройств попроще. Гелиограф морского образца. И даже громкоговоритель.

— Громкоговоритель! Лобсанг, который гремит с неба, как Господь Саваоф!

— Наше снаряжение сугубо практично, Джошуа. Не каждое действие несёт символический смысл.

— Каждое человеческое действие его несёт. А вы ведь человек, Лобсанг, не так ли?

Лобсанг без предупреждения перешёл. Корабль снова дал легкий крен. Палатка исследователей исчезла, и мимо замелькали новые миры.

После первой ночевки на корабле Джошуа проснулся, чувствуя, словно внутри у него полно битого стекла. Корабль равномерно переходил, и звук работающих механизмов напоминал мурлыканье кошки. Более того, Джошуа обнаружил, что у него в ногах действительно клубочком свернулась кошка; когда он пошевелился, Шими элегантно поднялась, потянулась и спрыгнула.

Подгоняемый урчанием в животе, Джошуа исследовал кухню.

В параллельных мирах было несложно раздобыть себе сносный обед; первопроходцам нравилось видеть Джошуа, они знали его имя и историю и обращались с ним как с талисманом на счастье. Он всегда мог получить еду по первому требованию в каждом пристанище для путников, так называемом «убежище», из числа рассеянных по Ближним Землям. Но сестра Агнес говорила, что нехорошо попрошайничать, поэтому Джошуа обычно приносил с собой свежую оленью тушу или дикую птицу. Неопытные пионеры любили свежее мясо, но ещё не смирились с мыслью о том, что придется разрубить Бемби на части, поэтому Джошуа тратил некоторое время на разделку добычи. Обычно он уходил с парой мешков муки и корзинкой яиц, если только удосуживался прихватить корзинку.

Так или иначе, кухня «Марка Твена» была оборудована роскошнее, чем в любом попутном убежище. Джошуа обнаружил холодильник с достаточным запасом бекона и яиц и шкафчик для специй, набитый солью и перцем. Джошуа впечатлился: во многих мирах в обмен на пригоршню соли предлагали ужин и приют на ночь, а перец ценился ещё выше. Джошуа принялся жарить бекон.

Голос Лобсанга заставил его вздрогнуть.

— Доброе утро, Джошуа. Надеюсь, вы хорошо спали?

Джошуа подбросил бекон на сковородке и ответил:

— Даже не помню, что мне снилось. Такое ощущение, что корабль не движется. Где мы?

— Более чем в пятнадцати тысячах миров от дома. Я сбавил скорость удобства ради, пока вы едите. Мы летим на высоте три тысячи футов, время от времени снижаемся, если датчики находят что-нибудь интересное. Во многих здешних мирах утро солнечное и на траве лежит роса, поэтому я предлагаю вам после завтрака пройти в наблюдательный пункт и насладиться видом. Кстати говоря, в кладовке лежат упаковки мюсли; не сомневаюсь, сестра Агнес хотела бы, чтобы желудок у вас работал как положено.

Джошуа яростно уставился в пустоту, потому что больше было некуда, и ответил:

— Сестры Агнес тут нет.

Тем не менее, памятуя о том, что монахини всегда знают, чем ты занят, где бы ты ни находился, он виновато порылся в кладовке и принялся жевать сухие фрукты и орехи, среди которых изредка попадался ломтик дыни.

А потом уже принялся за бекон и поджарил ломтик хлеба, чтобы вымазать жир с тарелки. В конце концов, было холодно и организм нуждался в топливе.

С этой мыслью Джошуа вернулся в каюту. В шкафчике, рядом с верхней одеждой, в которой он прибыл на корабль, Джошуа обнаружил целый ряд костюмов для умеренного климата, некоторые из которых к тому же имели камуфляжную расцветку. Он выбрал куртку с капюшоном, спустился в наблюдательный пункт и уселся в одиночестве, разглядывая миры, мелькавшие мимо, как на экране божественного кинопроектора.

Корабль внезапно миновал несколько скованных льдом Земель.

В глаза ударил свет, ослепительно-яркий солнечный свет, отражавшийся ото льда и наполнявший воздух. Казалось, будто наблюдательный пункт вдруг превратился в лампочку, а Джошуа в насекомое, попавшее внутрь. Проплывавшие внизу миры представляли собой ледяные равнины с чуть заметным рельефом, лишь изредка под снегом темной тонкой полоской проглядывали возвышенности. Потом облака, потом град, и снова солнечный свет, в зависимости от местного климата в каждом следующем мире. От мерцающего света болели глаза. От мира к миру уровень ледяного покрова менялся, напоминая гигантский прилив. Огромная ледяная корка, покрывающая Евразию, словно пульсировала, ледяные купола двигались, южный край качался туда-сюда, меняясь век от века. Джошуа наблюдал движение континентов как бы на слайдах.

А потом они миновали Ледяной пояс и поплыли над межледниковыми мирами, где Джошуа видел в основном верхушки деревьев. На Долгой Земле было много лесов. Мир за миром, лес за лесом.

Джошуа редко скучал. Но утро шло, и он с удивлением понял, что соскучился. Так быстро. В конце концов, перед ним проплывали тысячи пейзажей, которые, с вероятностью, не видел больше никто. Джошуа вспомнил сестру Джорджину, которая любила Китса.

Так и Кортес, уставив острый взор

На океан, в молчании счастливом

Смотрел, ошеломлен, на пики гор,

Что над Дарьенским высились заливом.

В детстве Джошуа думал, что «ошеломлён» — это какой-то сподвижник Кортеса, который смотрел на океан рядом с ним. И вот теперь он чувствовал себя именно таким «ошеломлённым».

Позади послышались шаги. Появился передвижной модуль Лобсанга, ради такого случая надевший куртку с короткими рукавами и брюки. Джошуа подумал: как же быстро он начал считать Лобсанка одушевленным существом.

— Сбивает с толку, да? Вспоминаю собственные ощущения во время первого разведполета. Долгая Земля тянется и тянется, Джошуа. Излишек чудес способен притупить восприятие.

Наконец они притормозили в мире под номером, перевалившим за двадцать тысяч. Небо было затянуто облаками и грозило дождем. Без солнечного света бесконечная травяная равнина внизу казалась тускло-серой. Кое-где пятнами виднелись темные рощи. Джошуа не видел никаких человеческих следов, даже струйки дыма. Но кто-то двигался вдалеке. На севере он заметил огромное стадо, бредущее по равнине. Лошади? Бизоны? Или даже верблюды? Или что-нибудь ещё более экзотическое? На берегу озера собрались и другие животные — черная линия на кромке воды.

Они остановились, и заработали системы «Марка Твена». Люки в гондоле и наверху оболочки открылись, чтобы выпустить шары-зонды; вешки затрепетали, направляясь на парашютах к земле. Каждая была украшена логотипом Трансземного института, а также американским флагом. Небольшие ракетные зонды с шипением взмыли ввысь, оставляя в воздухе дымные перистые хвосты.

— Стандартная процедура при остановке для взятия образцов, — объяснил Лобсанг. — Для меня — способ распространить исследование любого отдельно взятого мира за пределы наблюдательного пункта. Я соберу некоторое количество информации и загружу результаты наблюдений с зондов на обратном пути, ну или это сделает в будущем другой корабль, проходя мимо.

Среди животных у озера топтались и гигантские твари, похожие на носорогов, только с тонкими ногами. Они теснились у кромки воды, отпихивая друг друга в попытке напиться.

Лобсанг сказал:

— Рубка оснащена биноклями и фотоаппаратами. Кажется, перед нами эласмотерии. Или их изрядно эволюционировавшие потомки.

— Мне это ничего не говорит, Лобсанг.

— Ну конечно. Хотите дать им имя в свою честь? Придумывайте любое. Я записываю все, что мы видим, слышим, говорим и делаем, так что по возвращении сможете предъявить законные требования.

Джошуа откинулся на спинку.

— Летим дальше. Мы тут зря тратим время.

— Время? Да нам совершенно некуда торопиться. Но как хотите…

Корабль снова перешёл, и носорогоподобные животные исчезли. Джошуа непрерывно ощущал легкие толчки, как будто ехал в машине с хорошей подвеской по разбитой дороге.

Он прикинул, что переход занимает несколько секунд, итого сорок тысяч новых миров в день, если поддерживать темп круглые сутки (чего они не делали). Джошуа был впечатлен, хоть и не собирался этого признавать. Под носом корабля сменялся ландшафт, предоставляя ему догадываться об облике очередной Земли лишь по самым очевидным чертам; миры мелькали со скоростью биения пульса. Стада и отдельные животные появлялись и тут же исчезали, скрываясь в нереальности Долгой Земли. Даже купы деревьев меняли форму и размер — меняли, меняли, меняли… То секундная темнота, то внезапные вспышки света, то брызги странных цветов на фоне пейзажа. По-своему исключительные миры, которые исчезали из поля зрения раньше, чем Джошуа успевал их оценить. Не считая этого — просто цепочка миров, Земля за Землей, которые казались приглаженными и однообразными.

— Джошуа, вы когда-нибудь задумывались о том, где находитесь?

— Я и так знаю. Я здесь.

— Да, но что такое «здесь»? Каждые несколько секунд вы оказываетесь в новом мире. Где он находится относительно Базовой Земли? А каждый следующий? И как они вообще все тут помещаются?

Честно говоря, Джошуа об этом задумывался. Невозможно переходить и не задавать себе подобных вопросов.

— Я знаю, что Уиллис Линдси оставил записку: «Последовательный мир удален от нас на толщину мысли».

— К сожалению, больше ничего в его записях нам просто не удалось понять, и мы совсем запутались. Где же находится этот мир, эта конкретная Земля? В том же времени и пространстве, что и Базовая. Как будто гитарная струна стала вибрировать чуть иначе. Единственная разница в том, что теперь мы можем побывать в последовательных мирах, а раньше мы их даже не замечали. Лучшего ответа наши прикормленные ученые из Трансземного института пока не дают.

— И в записках Линдси все это тоже есть?

— Неизвестно. Он, похоже, изобрел собственную математику. Над интерпретацией работает университет Уорика. Вдобавок Линдси делал записи каким-то невероятно сложным шифром. Ай-би-эм даже не назначает награду за расшифровку. И почерк у Линдси ужасный.

Лобсанг продолжал говорить, но Джошуа немного отвлекся. Он понял, что эти знания придется довести до совершенства.

На палубе зазвучали холодные звуки клавесина.

— Не могли бы вы выключить музыку?

— Это Бах, — заметил Лобсанг. — Фуга. Оптимальный выбор для совокупности математических данных, коей являюсь я.

— Я предпочитаю тишину.

— Ну разумеется. — Музыка затихла. — Вы не возражаете, если я продолжу слушать в голове?

— Делайте что угодно, — Джошуа невозмутимо смотрел на пейзаж внизу.

И на следующий, и на следующий…

Потом он встал, откатив кресло, и заглянул в уборную. Там оказались химический туалет и узкая душевая кабина с пластмассовыми стенками. Джошуа задумался, есть ли у Лобсанга глаза и там. Конечно, есть.

Так и прошел день. Наконец во всех мирах стемнело, и тысячи солнц удалились за соответствующий горизонт.

— Мне обязательно идти спать к себе?

— Кресло, в котором вы сидите, раскладывается. Потяните за рукоятку слева. А в ящике лежат одеяла и подушки.

Джошуа потянул за рукоятку. Кресло походило на сиденье в первоклассном авиалайнере.

— Разбудите, если будет что-нибудь интересное.

— Здесь все интересно, Джошуа. Спите.

Устроившись под приятно тяжелым одеялом, Джошуа прислушивался к шуму моторов и чувствовал слабые, вызывающие легкое головокружение рывки во время переходов. Ему нравилось качаться между мирами. Он быстро заснул.

А когда проснулся, корабль опять стоял.

Глава 20

«Марк Твен» приземлился возле груды валунов, за которые Лобсанг зацепил якорь. Было раннее утро, и над головой синело небо, испещренное редкими облачками. Типичный мир Ледового пояса. Вокруг сверкали снежные поля, а неподалеку виднелась полоска открытой воды.

Джошуа отказался даже посмотреть в окно, пока не выпил кофе.

— Добро пожаловать на «Запад-33157», Джошуа. Мы встали на якорь ещё до рассвета, и я ждал, когда вы проснетесь.

— Я так понимаю, вы нашли что-то интересное.

— Посмотрите вниз.

На скальном выступе, за который они зацепились, на черном валуне, торчавшем из-под снега, возвышался естественный памятник — одинокая сосна, большая, старая, уединенная. Ещё недавно возвышался — дерево было аккуратно срублено почти под корень, спутанные ветви и верхняя часть ствола валялись на земле, бледный диск сердцевины торчал на морозе. Здесь, очевидно, поработали топором.

— Я подумал, что вам будет интересен этот знак человеческого присутствия. И есть вторая причина, Джошуа. Пора испробовать мой запасной передвижной модуль.

Джошуа обвёл взглядом гондолу.

— А именно?

— Вас.

В ящике лежала одежда. На грудь пришлось повесить легкий рюкзак, в котором лежали маска с экстренным запасом кислорода, аптечка, фонарик, пистолет, не содержащий железных деталей, тонкая веревка и так далее. На спине Джошуа нёс парусиновый мешок с каким-то загадочным прибором, упакованным в прочный, твердый запечатанный футляр. Ещё он надел старомодного вида наушник, чтобы держать связь с Лобсангом, хотя Джошуа подозревал, что костюм в изобилии нашпигован микрофонами и динамиками.

Он ушел в свою каюту, вернулся в неуклюжем облачении и взвалил на спину рюкзак.

— Черт, тяжело.

— Вы будете брать его всякий раз, выходя из корабля.

— А что внутри той запечатанной коробки?

— Я, — коротко ответил Лобсанг. — Точнее, дистанционный модуль. Можно сказать, страховочный. Пока существует корабль, рюкзак синхронизируется с главными процессорами на борту. Если корабль погибнет, моя память останется в рюкзаке, пока вы не вернетесь домой.

Джошуа рассмеялся.

— Вы даром потратили деньги, Лобсанг. При каких же обстоятельствах, по-вашему, эта штука будет нам полезна? Если в каком-нибудь дальнем мире мы останемся без корабля, никто не вернется домой.

— Никогда не помешает обдумать все возможные случайности. Вы — моё аварийное хранилище, Джошуа. Именно поэтому вы здесь. И потом, ваша экипировка ещё не завершена.

Джошуа вытащил из ящика ещё один прибор. Он представлял собой каркас, утыканный линзами, микрофонами, датчиками и снабженный наплечным креплением.

— Да вы шутите.

— Он легче, чем кажется. Датчик надежно пристегивается к плечу, а вот провод обратной связи, который подключается к рюкзаку…

— Вы хотите, чтобы я ходил по миллионной Земле с этим попугаем на плече?

Лобсанг, казалось, обиделся.

— Пусть будет попугай, если угодно… Но я не думал, что вы тщеславны, Джошуа. Кто вас там увидит? И потом, устройство очень практично. Я буду видеть то же, что и вы; слышать то же, что и вы. Постоянная связь. И если возникнут проблемы…

— Оно что, снесет яйцо?

— Пожалуйста, просто наденьте его, Джошуа.

«Попугай» удобно устроился на правом плече и оказался очень легким, как и обещал Лобсанг. Но Джошуа знал: он не сможет забыть, что на нем эта штука и что Лобсанг буквально дышит ему в затылок на каждом шагу. Ну и черт с ним. Он в любом случае не ожидал, что путешествие будет увеселительной поездкой, и попугай не особенно ухудшал положение. И потом, он наверняка должен был быстро сломаться.

Без дальнейших разговоров Джошуа спустился в выходной отсек, открыл дверь, преодолевая легкую перегрузку — давление поддерживали высоким, чтобы внешняя атмосфера не проникла на корабль прежде, чем Лобсанг проверит её на предмет безопасности, — и шагнул в маленькую кабину лифта. Механизм гладко опустил его на землю рядом со скалистым выступом.

Оказавшись на земле и по колено в снегу, Джошуа глубоко втянул в себя воздух этого холодного мира и медленно повернулся. Небо затягивали облака, но видно было далеко — собирался снегопад.

— Видите? Обычные снежные поля.

Лобсанг негромко ответил на ухо:

— Вижу. Понимаете ли, у попугая есть носовые фильтры, которые позволяют мне чуять…

— Хватит, — Джошуа сделал несколько шагов, повернулся и окинул взглядом корабль. — Даю вам возможность проверить его на износ.

— Хорошая мысль, — проговорил попугай.

Джошуа опустился на колени рядом с деревом.

— Здесь маленькие флажки, которыми отмечены годовые кольца. — Он выдернул один и разобрал надпись. — Краковский университет. Здесь побывали ученые. А смысл?

— По годовым кольцам судят о климате, Джошуа. Как и на Базовой Земле. Что интересно, результаты исследований наводят на мысль, что зазор между соседними мирами составляет около пятидесяти лет. Примерно срок жизни средней сосны. В связи с чем возникает уйма вопросов…

Джошуа услышал шум, плеск и нечто похожее на звонкий сигнал трубы. Он медленно повернулся, догадавшись, что не одинок в этом мире. Неподалеку он заметил хищника и жертву: похожее на кошку существо с огромными клыками, пригибавшими голову к земле, гнало какое-то неуклюжее животное, покрытое шкурой, похожей на броню. Первые звери, которых он здесь увидел.

Лобсанг тоже наблюдал за происходящим.

— Чрезмерно вооруженный в погоне за чрезмерно защищенным — результат эволюционной гонки. То же самое много раз происходило и на Базовой Земле в различных контекстах, пока обе стороны не покорились вымиранию, и так начиная с эры динозавров и далее. Универсальный процесс, судя по всему. Как на Базовой Земле, так и на Долгой. Джошуа, обойдите вокруг скального выступа. Вы увидите открытую воду.

Джошуа повернулся и легко обошел скалу. По глубокому снегу он пробирался с трудом, но было так приятно размять ноги после многих часов, проведенных в гондоле.

Перед ним простиралась ширь озера. На озере тоже лежала корка льда, но рядом с берегом виднелась полоска воды, и там тяжеловесно и изящно копошились слоны, целое семейство, большие, мохнатые, с детенышами, жавшимися меж массивных родительских ног. Некоторые бродили по мелководью. У взрослых особей были необычные клыки в форме лопаты, которыми они бороздили дно, поднимая тину на несколько ярдов вокруг. В россыпи кристальных брызг мать-слониха играла с детенышем. Начал падать снег, и большие тяжелые хлопья усеивали шкуру бесстрастных животных.

— Гомфотерии, — прошептал Лобсанг. — Или их родственники, или потомки. Я бы на вашем месте не подходил к воде. Подозреваю, там живут крокодилы.

Джошуа странно растрогала эта сцена; от огромных животных веяло спокойствием.

— Вы именно поэтому спустились?

— Нет. Хотя эти миры кишат слонообразными. Изобилие толстокожих. В обычной ситуации я не стал бы привлекать к ним ваше внимание. Но они — высокоорганизованные травоядные, и, по-моему, их выслеживают. Что интересно, также и вас.

Джошуа замер.

— Спасибо, что предупредили.

Он оглянулся, всматриваясь в густую пелену снега, но не увидел ничего движущегося.

— Просто скомандуйте, когда бежать, ладно? Я даже не против, если вы скажете «прямо сейчас».

— Джошуа, эти существа осторожно крадутся к тому месту, где вы стоите, и ведут оживленное обсуждение, хотя я и сомневаюсь, что вам слышно, потому что разговор идёт на очень высоких частотах. Возможно, у вас ноют запломбированные зубы.

— У меня нет пломб, я всегда как следует чистил зубы.

— Ну разумеется. Их разговор довольно сложен, и он ускоряется, как будто они пытаются прийти к какому-то соглашению относительно того, что им теперь следует делать. Разговор обрывист, потому что эти существа постоянно переходят. Слишком быстро для глаз — по крайней мере, для ваших. По их поведению я могу сделать вывод, что они каким-то ловким способом производят триангуляцию, чтобы главные охотники окружили добычу — кстати сказать, это вы…

— Погодите. Ещё раз. Вы сказали, что они переходят? Животные, хищники, которые умеют переходить? — перед Джошуа все завертелось. — Ничего себе новости.

— О да.

— Эти животные и есть причина, по которой вы здесь остановились, так?

— Я полагаю, вам нечего бояться.

Вы полагаете, что мне нечего бояться?

— Они, кажется, любознательны. И не голодны. Возможно, они испуганы сильнее, чем вы.

— На что поспорим? На мою жизнь?

— Давайте посмотрим, что будет дальше. Джошуа, пожалуйста, помашите руками в воздухе. Вот так. Пусть они вас увидят. Снег, очевидно, сокращает обзор. Теперь пройдите по кругу. Правильно. А теперь стойте на месте, пока я не скажу. Не беспокойтесь, я контролирую ситуацию.

Заверение Лобсанга ничего не значило для Джошуа. Он старался сохранять спокойствие. Снег валил густо. Если он запаникует, то может случайно перейти и… что дальше? Учитывая существование хищников, умеющих переходить, он рискует оказаться в ещё более неприятной ситуации.

Лобсанг забормотал в ухо, явно чувствуя его напряжение и пытаясь успокоить:

— Джошуа, не забывайте, что я построил «Марка Твена». И он — точнее, я — непрерывно за вами наблюдает. Все, что, на мой взгляд, попытается вам повредить, умрет прежде, чем успеет спохватиться. Я, естественно, пацифист, но на «Марке Твене» есть оружие самых разных калибров, от незримо малого до незримо крупного. Я, разумеется, не произношу слово «ядерный».

— Да. Вы не произносите слово «ядерный».

— Значит, мы достигли соглашения. А если так… пожалуйста, не могли бы вы спеть?

— Спеть? Что?

— Любую песню! Решайтесь и пойте. Что-нибудь веселое… просто спойте песню!

В словах Лобсанга, при их несомненном безумии, прозвучали властные нотки сестры Агнес, когда в чашу терпения угрожала упасть последняя капля. Даже тараканы спешили убраться из города, когда сестра Агнес гневалась. Поэтому Джошуа запел первое, что пришло в голову:

— Салют командиру, он наш командир, салют командиру, который достался нам…

Когда он закончил, на снежном поле воцарилась тишина.

— Интересный вариант, — заметил Лобсанг. — Несомненно, ещё одно наследие ваших монахинь. Когда доходит до политических дебатов, они исполняются энергии, не правда ли? Что ж, с задачей вы справились. Теперь подождем. Пожалуйста, не двигайтесь.

Джошуа ждал. Едва он открыл рот, чтобы сказать: «С меня хватит», вокруг появились темные фигуры — угольно-черные дыры в снежной пелене. Они были широкогрудыми, большеголовыми, с огромными лапами, или, точнее, руками, на которых, слава богу, Джошуа не заметил когтей. Зато кулаки напоминали боксерские перчатки.

Животные пели. Большие розовые рты открывались и закрывались с очевидным удовольствием. Они не повторяли дурацкую песенку, которую исполнил Джошуа, и не издавали звериный рев. Они пели нечто вполне человеческое, и Джошуа начал разбирать слова, которые они повторяли снова и снова, украшая их разнообразными руладами и повторами. Многоголосие переливалось в воздухе, как рождественское украшение. Несколько минут Джошуа бродил по лабиринтам и закоулкам необычной музыки, пока пение наконец не сменилось всеобъемлющим добродушным молчанием.

Припев был примерно таким:

Все соседи скажут: «Стой!

Ты куда шагаешь, Билл?

Нос ты задираешь, Билл!»

Зря смеетесь надо мной,

Я не умер, я живой —

По дороге старой Кентской

Шёл парнишка деревенский…

Потрясенный Джошуа едва дышал.

— Лобсанг?..

— Как интере-есно. Песня написана неким Альбертом Шевалье, уроженцем лондонского Ноттинг-хилла. Что любопытно, впоследствии её исполняла Ширли Темпл…

— Ширли Темпл… Лобсанг! Я так думаю, эти здоровяки не без веской причины, стоя под снегом, поют старые английские комические песенки.

— О, несомненно.

— И я так думаю, вы знаете причину.

— У меня есть некоторые догадки, Джошуа. Все в свое время.

Одна из тварей зашагала прямо к нему, сложив ладони, размером с теннисную ракетку, чашечкой. Приоткрыв рот, существо отдувалось после пения; в пасти виднелось множество зубов, но… оно улыбалось.

— Потрясающе, — выдохнул Лобсанг. — Несомненный примат, какая-то разновидность человекообразной обезьяны. Держится достаточно прямо, как любой гоминид, хотя это вовсе не обязательно коррелирует с человеческой эволюцией…

— Не время читать лекцию, Лобсанг, — сказал Джошуа.

— Да, конечно, вы правы. Нужно довести дело до конца. Примите подарок.

Джошуа осторожно шагнул вперёд и вытянул руки. Существо казалось взволнованным, как ребенок, которому поручили важное дело и который теперь хочет убедиться, что все сделал правильно. Оно вручило Джошуа что-то довольно увесистое. Джошуа опустил взгляд и увидел нечто вроде огромного лосося, радужного, красивого.

И услышал голос Лобсанга:

— Превосходно! Не могу сказать, что ожидал именно этого, но, несомненно, я надеялся на благоприятный исход! Кстати, будет весьма уместно, если вы, в свою очередь, тоже им что-нибудь подарите.

Предыдущий владелец великолепной рыбы ободряюще улыбался Джошуа.

— У меня есть стеклянный нож, но что-то я сомневаюсь, что ему он когда-нибудь понадобится… — Джошуа помедлил, испытывая неловкость. — И потом, я не хочу отдавать свой нож, который я сам вырезал из куска обсидиана.

Обсидиан Джошуа подарил человек, которому он спас жизнь.

— Он со мной уже давно…

Лобсанг нетерпеливо сказал:

— А теперь подумайте хорошенько. Совсем недавно вы ожидали жестокого нападения, не так ли? Очевидно, что это была его рыба, и он отдал её вам. Я полагаю, акт дарения важнее, чем сам подарок. Если без оружия вы чувствуете себя голым, пожалуйста, возьмите что угодно в нашей оружейной, хорошо? Но прямо сейчас… отдайте ему нож.

Джошуа, злясь на самого себя, сказал:

— А я даже не знал, что на корабле есть склад оружия!

— Век живи — век учись, друг мой. Скажите спасибо, что у вас ещё есть шанс сделать и то и другое. Подарок имеет цену, которая никак не связана с деньгами. Протяните нож и добродушно улыбнитесь в камеру, Джошуа, потому что вы творите историю — первый контакт с пришельцами, у которых, впрочем, хватило совести эволюционировать на Земле.

Джошуа протянул неведомой твари любимый нож. Его с преувеличенной осторожностью взяли, поднесли к свету, восхитились, осторожно пощупали лезвие. В наушниках раздалась какофония, как будто в бетономешалку набросали шаров для боулинга.

Через несколько секунд шум, слава богу, прекратился и сменился бодрым голосом Лобсанга:

— Как интересно! Они обращаются к вам, используя частоты, которые мы способны воспринимать, в то время как между собой, похоже, общаются ультразвуком. То, что вы слышали, было моей попыткой перевести ультразвуковой разговор на тот уровень, на котором человек мог бы его воспринять, если не понять.

А потом в одну секунду они пропали. Ничего не наводило на мысль, что здесь стояли какие-то существа, не считая огромных следов на снегу, которые уже заносила метель. И, разумеется, не считая лосося.

Вернувшись на корабль, Джошуа засунул огромную рыбину в холодильник. Налив кофе, он устроился в гостиной и сказал, обращаясь к воздуху:

— Я хочу с вами поговорить, Лобсанг. Не с голосом в пустоте. Мне нужно лицо, по которому я смогу двинуть.

— Я понимаю, что вы сердитесь. Но заверяю, что никакая опасность вам не грозила. Как вы, должно быть, уже догадались, вы не первый, кто повстречался с этими существами. У меня есть сильная уверенность, что человек, который увидел их первым, решил, что они — русские…

И Лобсанг рассказал Джошуа историю рядового Перси Блэкни, восстановленную по записям в дневнике и обрывистым историям, которые слышала удивленная сиделка во французской больнице, куда Перси отвезли после его внезапного возвращения в 1960-х годах.

Глава 21

Для рядового Перси, который стоял лицом к лицу с бесстрастными поющими незнакомцами в глубине девственного леса, события явно обрели счастливый оборот.

Ну конечно. Это, наверное, русские. Ведь русские сейчас тоже воюют, так? И совсем недавно в окопах ходил номер «Панча», где русских нарисовали… ну да, похожими на медведей.

Его дедушка, тоже Перси, побывавший в плену во время Крымской кампании, охотно рассказывал любопытному мальчику про русских:

— Они воняют, парень, и грязные как черти, по-моему, просто дикари, а иные из них живут черт знает в какой глуши — я таких вообще никогда не видел! Они волосатые, а уж бороды такие, что козу можно спрятать, только, наверное, коза сбежит, потому как ей не понравятся те мелкие обитатели, что кишат в бороде. Но петь они умеют, мальчуган, хоть и воняют, — петь они мастера, ещё лучше, чем валлийцы, помяни моё слово, поют они здорово. Но если заранее не знаешь, примешь их за зверей.

И теперь Перси смотрел на толпу волосатых, бесстрастных, но не выказывающих враждебность лиц. Он отважно сказал:

— Я — английский Томми. Ясно? Я на вашей стороне! Да здравствует царь!

Волосатые люди вежливо слушали и переглядывались.

Может быть, они хотели, чтобы он спел ещё. В конце концов, мать говорила, что музыка — универсальный язык. По крайней мере, они не взяли его в плен и не пристрелили. Поэтому Перси с большим подъемом исполнил «Типперери», а в финале лихо отдал честь и крикнул: «Боже, храни короля!»

И тут русские неожиданно принялись размахивать в воздухе огромными ручищами и с явным энтузиазмом греметь: «Боже, храни короля». Их голоса раскатывались, как эхо выстрелов в туннеле. Потом они сомкнули косматые башки, как будто совещаясь, и снова запели «Сунь заботы в заплечный мешок».

Правда, на сей раз и заботы и мешок были другими. Рядовой Перси отчаянно силился понять, что же такое он слышит. Да, песня была та же самая, но они исполняли её, как церковный хор. Отчего-то она, отчужденная от Перси, обрела собственную, хоть и странную жизнь, гармонии переливались и сплетались, как спаривающиеся угри, а затем опять расходились в потоке звуков — и всё-таки это был старый добрый «Заплечный мешок». Нет, он стал даже лучше, словно обрел реальность. Рядовой Перси никогда ещё не слышал такой музыки, он захлопал в ладоши, и русские тоже — в лесу как будто зазвучала тяжелая артиллерия. Они хлопали так же энергично, как и пели. Может быть, даже ещё энергичнее.

И вдруг до Перси дошло, что вчерашние раки были закуской, а не обедом. Что ж, если русские ему не враги, может, они поделятся пайком? Под своими меховыми шубами они казались довольно крупными. Стоило попытаться, поэтому Перси потер живот, недвусмысленно потыкал пальцем в рот и с надеждой взглянул на русских.

Закончив пение, они вновь сгрудились кучкой; до Перси доносился только тихий шепот, похожий на гудение комара — тонкий раздражающий писк, который не дает ночью заснуть. В любом случае, придя к согласию, они опять запели. На сей раз они издавали сплошь свистки и трели, как будто подражали птицам, притом неплохо. Перси различал нотки соловья и скворца, птичья песня лилась как лучший рассветный хор, который он когда-либо слышал. И всё-таки его не оставляло впечатление, что русские разговаривают или, точнее, поют — о нем.

Один из лохмачей подошел ближе, под пристальными взглядами остальных, и пропел голосом Перси «Типперери» безошибочно от начала до конца — Перси не сомневался, что это был его собственный голос, даже родная мать бы не отличила. Затем двое русских скрылись в лесу, оставив других невозмутимо сидеть вокруг Перси.

Сев наземь, Перси внезапно почувствовал страшную усталость. Он несколько лет провел в окопах и ни дня — среди мирной зелени. Наверное, заслужил небольшую передышку. Поэтому Перси выпил несколько пригоршней воды из ручья и, невзирая на присутствие волосатых русских, лег на траву и закрыл глаза.

Он медленно возвращался к реальности.

Рядовой Перси был практичным молодым человеком. А потому, лежа в траве, он в полудреме подумал, что не стоит беспокоиться насчет русских, пока они не пытаются его убить. Как говорили ветераны, «лишь бы сапоги не сперли».

Сапоги! Вот о чем напомнил сонный мозг. Сапоги — это главное. Не забывай о сапогах, а сапоги не забудут о тебе. Он всегда тратил массу времени, размышляя о сапогах.

И тут до рядового Перси, который медленно просыпался, усталый от войны, затерянный во времени и пространстве, дошло, что надо удостовериться, на месте ли ноги, на которые можно натягивать пресловутые сапоги. Бывает, теряешь обе ноги и ничего не чувствуешь, пока не пройдёт шок. По крайней мере, так ему объясняли. Например, бедный старина Мак не понял, что ему оторвало ступни, пока не попытался встать. Перси помнил, что расхаживал по лесу — конечно, помнил, — но, возможно, он просто видел сон, тогда как на самом деле лежал в грязи и крови.

Поэтому он осторожно попытался принять вертикальное положение и с облегчением убедился, что, по крайней мере, обе руки у него на месте. Двигаясь потихоньку, он приподнял ноющее тело и увидел… да, сапоги! Слава богу, сапоги! И, судя по всему, на ногах, которые, видимо, принадлежали ему и в качестве дополнительного бонуса по-прежнему крепились к туловищу.

Сапоги бывают теми ещё плутишками, как и ноги. Как в тот раз, когда сорокафунтовый снаряд ахнул в ящик с боеприпасами и Перси пришлось идти наводить порядок. Сержант притих и был на удивление ласков, когда Перси нашел сапог, лежавший в почернелой грязи, но не нашел никакой соответствующей ноги и потому расстроился. Сержант сказал, похлопав Перси по плечу: «Ладно, парень, поскольку голову ты тоже не нашел, он, наверное, не обидится. Делай, что я тебе сказал, дружище, — ищи платежные книжки, часы, письма, все, что поможет опознать этих бедолаг. А потом поставь убитых так, чтоб они выглядывали из траншеи. Слышишь, парень, поставь их стоймя. Они, конечно, получат пулю-другую, но, клянусь спасением души, ничего не почувствуют, потому что уже умерли, а на нашу с тобой долю придется чуть меньше свинца. Вот и умница. Хочешь глоточек рома? Для подкрепления сил».

Поэтому, обнаружив ноги, собственные ноги, по-прежнему прикрепленные к нему, рядовой Перси пришел в восторг. Рядовой Перси, известный среди приятелей под кличкой Прыщ, потому что, если человека зовут Перси Блэкни (рифмуется с «кукарекни») и он в двадцать лет не избавился от прыщей, он принимает кличку Прыщ с благодарностью за то, что не придумали что-нибудь похуже. Перси снова лег и, должно быть, на некоторое время задремал.

Когда он в следующий раз открыл глаза, ещё был день и ему хотелось пить. Он сел. Русские сидели вокруг и терпеливо наблюдали. Глаза на заросших лицах, как показалось Перси, смотрели почти ласково.

Видимо, у него понемногу прояснялось в голове. До Перси впервые дошло, что нужно как следует проверить содержимое вещмешка.

Он выложил вещи на траву. И обнаружил, что его ограбили! Исчезла фляга, пропали штык и лезвие саперной лопатки. Более того, каску он тоже не нашел. Перси не помнил, была ли она при нем, когда он проснулся, хотя нашел на шее ремешок от каски. Черт возьми, кто-то забрал даже металлические наконечники шнурков и вытащил из подошв гвозди! Пропало все железное. А главное, хотя фляжка и пропала, кожаный чехол лежал на траве нетронутым — исчезла только металлическая емкость. Осталась на месте платежная книжка, и никого не заинтересовали несколько пенни, валявшихся в мешке, и даже стеклянная бутылка с порцией рома. Какой занятный вор! Он не украл краски — но улетучилась металлическая коробка, в которой лежали тюбики. А главное, кто-то даже не поленился снять металлические ободки с кисточек, так что щетина рассыпалась по дну вещмешка. Но зачем?

А оружие? Перси схватился за пистолет на поясе. Осталась только деревянная рукоятка. Опять-таки, почему? Украсть пистолет — да, понятно, но нужно изрядно постараться, чтобы воспользоваться пистолетом без рукоятки. Бессмысленно. Но, впрочем, когда это здесь, на западном фронте, здравый смысл хоть кому-то помогал?

Русские молча наблюдали, явно удивленные лихорадочными движениями Перси.

Потихоньку возвращались забившиеся в дальний угол воспоминания.

Рядового Перси назначили в маскировочное подразделение после ранения в ногу. Удивительно, но начальство узнало, что некогда он был чертежником. Армия иногда нуждается в людях, способных не только владеть оружием или не дрогнув принять пулю, но и держать карандаш и выбрать из цветового спектра нужный оттенок, чтобы превратить танк в безобидный стог сена — пусть даже стог сена с выходящей из него струйкой дыма, если ребята решили устроить перекур. Перси радовался передышке. Он носил с собой коробку с красками, чтобы подбирать тона и наносить завершающие штрихи после стандартных щедрых мазков зеленой краской.

Что ещё он помнил? Что произошло прямо перед обстрелом? А, сержант распекал новобранца, который носил в нагрудном кармане злополучное Евангелие, из тех, что матери и невесты присылали на фронт в надежде, что святые слова сохранят жизнь их мальчикам. Или, если одних слов недостаточно, металлический переплет сделает то, что не под силу вере. Перси, собирая вещи, чтобы отправиться на очередное задание, видел, как раскраснелся сержант, который размахивал книжкой перед носом парня и вопил: «Ах ты, чертов, чертов идиот, твоя дура матушка что, никогда не слышала о шрапнели? У нас тут был один сапер, отличный парень, он тоже носил дурацкую железную Библию, и в неё попала пуля, да так, что у него сердце из груди вылетело!»

И тут гневную тираду грубо прервал обстрел. Но почему смущенный новобранец и сержант исчезли в белой вспышке от разрыва снаряда, упавшего совсем рядом с Перси, который сидел сейчас в этом благословенном месте, в компании добродушных русских и слушал чудесное пение птиц? В глубине души Перси знал, что никогда не получит ответ на свой вопрос.

Значит, лучше и не спрашивать.

Русские, сидя на траве, терпеливо наблюдали за ним, пока он пытался выбраться из черной ямы в собственном сознании.

Когда вернулись двое русских охотников, один тащил только что убитого оленя, большую обмякшую тушу, причём без особых усилий.

Более слабый духом человек смутился бы, если бы рослый косматый русский бросил прямо перед ним оленью тушу, но в своем быстро промелькнувшем отрочестве рядовой Перси браконьерствовал, затем несколько лет голодал на фронте, а потому думал исключительно об одном. Разделать тушу без единого кусочка железа было нелегко, но в мешке нашелся тонкий латунный крючок для застегивания пуговиц, подошедший в качестве подручного средства. Также Перси разбил бутылку, содержавшую остатки рома, и обзавелся ещё несколькими импровизированными лезвиями.

Его смутило, что русские ели голыми руками. Они тщательно извлекали оленьи легкие, печень и прочее, что Перси всю жизнь незамысловато именовал «кишками», и засовывали в рот, но он снисходительно подумал, что этих бедолаг, видимо, никто не учил хорошим манерам. Он не видел здесь никакого железа и тем более никаких винтовок, чему немало удивлялся. В конце концов, русские ведь сражались на стороне англичан, так? Значит, у них должно быть хоть какое-нибудь оружие, ведь что такое солдат без оружия?

И тут для рядового Перси забрезжил свет. Разумеется, кто-нибудь мог назвать его дезертиром, хотя бог свидетель, он сам не знал, что с ним случилось. А что, если эти русские — дезертиры? Они бросили оружие и оставили себе только огромные косматые шубы. Если так, зачем Перси беспокоиться? Пусть волнуются они и их царь.

Поэтому он взял кусок оленины, дипломатично отошел подальше, чтобы не наблюдать застольные манеры русских, собрал сухой травы, наломал веточек с полусгнившего упавшего дерева и истратил ещё одну драгоценную спичку, чтобы развести костер.

Спустя пять минут, пока жарилось мясо, косматые сидели вокруг рядового Перси, как вокруг короля.

А потом они вместе шагали прочь, распевая на ходу, и Перси потчевал своих новых друзей всеми мюзик-холльными песенками, какие только знал.

Глава 22

— Откуда вы это знаете, Лобсанг?

— Про рядового Перси? В основном из «Паранормальных известий». В декабре 1970 года там поместили статью о некоем старике в старинной британской солдатской форме, которого за несколько лет до того привезли в одну французскую больницу. Он пытался общаться свистом. Если верить армейской платежной книжке, которая нашлась у него в кармане, он был рядовым Перси Блэкни из Кентского полка, пропавшим без вести после битвы при Райми-Ридж. Так или иначе, он вернулся сытым и в здравом уме, хоть и изрядно озадаченным, а вдобавок сильно пострадавшим: старика переехал трактор. За рулем сидел фермер, который и доставил беднягу в больницу. Полиции фермер заявил, что этот тип стоял посредине поля, как будто раньше никогда не видел трактора, и он просто не успел вовремя затормозить. Несмотря на все усилия врачей, Перси умер от полученных травм. Какая ирония судьбы! Но незадолго до того одна из сиделок, говорившая по-английски, услышала от пациента примерно следующее: «В конце концов я сказал русским, что хочу вернуться и посмотреть, как там дела на фронте. Они славные парни, они отправили меня обратно. Отличные ребята, очень любили петь, такие добрые…» И так далее. Поскольку незнакомец был одет в лохмотья британской военной формы и говорил о каких-то русских, в целях безопасности пришлось обратиться в жандармерию и начать следствие. Британский легион подтвердил, что некий Перси Блэкни действительно участвовал в сражении при Вими и пропал без вести после бомбардировки. Похоже, никто и не пытался официально объяснить, отчего его платежная книжка внезапно оказалась несколько десятилетий спустя в руках загадочного бродяги, который ныне покоится на кладбище в Центральной Франции.

— Но у вас, я вижу, объяснение есть.

— И, кажется, вы меня понимаете, Джошуа.

— Он перешёл? И оказался в лесу с русскими?

— Возможно, — ответил Лобсанг, — или же один из троллей случайно попал в траншею и забрал с собой Перси.

— Тролль?

— Этот мифологический термин лучше всего описывает встреченные нами существа, если экстраполировать его за пределы легенд, которые, несомненно, возникли на основании ещё более ранних встреч с подобными созданиями — созданиями, которые заглядывали в наш мир лишь затем, чтобы исчезнуть вновь, не достигнув понимания. Истоки легенды… слово, которое уже вошло в обиход в некоторых районах Долгой Земли, Джошуа. Перси был не единственным.

— Значит, вы рассчитывали обнаружить этих… переходящих гуманоидов?

— Я произвел логическую экстраполяцию. И после рассказа Перси ожидал услышать пение. Подумайте сами. Люди умеют переходить, а шимпанзе нет — для проверки проводились эксперименты. Но, возможно, наши человекообразные родственники в прошлом — или, скорее, их современные потомки — могли, а точнее, могут переходить. Почему бы нет? Обнаружив эти существа так быстро, мы, разумеется, достигли важной цели. И мы вправе ожидать — или, по крайней мере, надеяться, — что по пути встретим ещё немало подобных групп. Какой интеллектуальный прорыв, Джошуа!

— Значит, они много лет удерживали Перси живым?

— Похоже на то. Так называемые «русские» обнаружили Перси, блуждавшего по Франции, в которой не было ни одного француза, и десятилетиями заботились о нем. Возможно, на протяжении нескольких поколений. Что примечательно. Насколько я понимаю, он так и не узнал правды о своих новых друзьях. Но, вероятнее всего, Перси никогда не видел иностранцев, прежде чем отправился воевать во Францию. Этот молодой неграмотный англичанин, наверное, заранее был готов поверить в то, что любой иностранец выглядит странно. Почему бы русским и не походить на больших косматых обезьян? Большую часть жизни рядовой Перси странствовал вместе с «русскими» по спокойному, покрытому лесами и водоемами миру, где его кормили мясом и овощами и окружали заботой, пока в один прекрасный день он не дал понять — хотя я не знаю, как он с ними общался, — что хочет вернуться туда, откуда пришел.

— Песни бывают очень выразительны, Лобсанг. Можно выразить тоску по дому в песне.

— Не исключено. И, как мы сами убедились, они хорошо заучили песни Перси. Возможно, тролли передавали их из поколения в поколение или даже от племени к племени. Как интригующе. Нужно узнать побольше о социальной жизни этих созданий. И в конце концов тролли, как добрые феи, вернули его обратно, во Францию, но, к сожалению, не в ту эпоху, когда одни люди расчленяли других при помощи взрывчатых веществ.

Сквозь синюю дверь в дальнем конце палубы вошел передвижной модуль и без запинки, довольно-таки зловещим образом принял эстафетную палочку беседы у своего бесплотного двойника.

— У вас есть ещё вопросы, Джошуа?

— Я читал про ту войну. Она не так уж долго шла. Почему Перси не вернулся раньше?

Автомат положил холодную руку на плечо Джошуа.

— А вы бы вернулись? Это был жестокий, бесчеловечный конфликт. Война, которая превратилась в мясорубку для молодых людей. Жестокую и беспощадную. Думаете, ему хотелось возвращаться? И не забывайте, Перси сам не знал, что умеет переходить. Он и правда думал, что его занесло в отдаленную часть Франции. И потом, «русские» были просто счастливы, познакомившись с ним. Подозреваю, дружбу укрепили песни. Перси утверждал, что они просто обожали слушать, как он поет. Он научил «русских» всем песням, какие знал, — и вы, Джошуа Валиенте, слышали одну из них сегодня. Итак, состоялась первая наша полевая практика. Предлагаю провести оперативное совещание. Вы думаете, что я подверг вас опасности, не так ли? Пожалуйста, поверьте, я бы не стал рисковать. Это, кроме прочего, не в моих интересах.

— Оказывается, вы заранее знали, с чем нам предстояло столкнуться. Так сложно было предупредить?

— Да, согласен. Нужно выработать некоторые правила общения. Послушайте, наше эпическое путешествие едва началось, мы почти не знаем друг друга. Может быть, как-нибудь потусим вместе?

Иногда остается лишь немо смотреть в пустоту. Робот сказал «потусим»! Джошуа, разумеется, знал слово «тусить», пусть даже потому лишь, что сестра Агнес приходила в ярость каждый раз, когда слышала его. Эти вспышки трудно было назвать страшными — сестра Агнес почти не произносила бранных слов, не считая «республиканца» (страшное ругательство в её устах) — и, разумеется, ничем не швырялась. Во всяком случае, ничем тяжелым или таким, что могло бы повредить. Но выражения типа «тусить» приводили сестру Агнес в бешенство. «Безобразные, корявые слова! Лишенные всякого смысла! Они означают что угодно по вашему желанию, а в конце концов, уже ничего! Никакой точности!» Джошуа помнил тот день, когда по телевизору кто-то сказал «зашоренное мышление». Некоторые дети попрятались, предчувствуя взрыв.

Потусить. С Лобсангом.

Джошуа посмотрел на ненастоящее лицо робота. Оно выглядело почему-то усталым или подавленным, насколько можно было разгадать его выражение.

— Вы когда-нибудь спите, Лобсанг?

На лице появилась обида.

— Во всех моих компонентах заложен цикл бездействия, когда за работу берутся вспомогательные системы. Я полагаю, это сродни сну. Вижу, вы хмуритесь. Я дал неудовлетворительный ответ?

Джошуа слышал негромкие шумы корабля, органические потрескивания и поскрипывания, гул разнообразных систем. Лобсанг непрерывно работал. Как чувствует себя тот, кто постоянно находится в полном сознании? Как если бы Джошуа пришлось контролировать каждый вдох, который он делал, или каждый удар сердца. А Лобсанг, несомненно, должен был контролировать переходы — продукт сознания.

— Вас что-то беспокоит, Лобсанг?

Искусственное лицо расплылось в улыбке.

— Да, конечно. Меня беспокоит все, особенно то, что я не знаю и чем не могу управлять. В конце концов, знать — моя работа, моё задание, смысл существования. Впрочем, психически я совершенно здоров. Полагаю, это нужно прояснить. Велосипеда у нас, пожалуй, нет, но, полагаю, я сумел бы за час-другой создать достаточно быстрый тандем… Вижу, вы не понимаете, о чем я говорю? Завтра мы попробуем кино, и первым будет «2001». Нужно пополнить ваше образование, Джошуа.

— Если допустить, что вы действительно человек, со всеми человеческими слабостями… вы когда-нибудь утомляетесь? Если да, то, наверное, вам было бы полезно иногда отдыхать от самого себя. Конечно, давайте вместе потусим, только не выдавайте меня сестре Агнес. — Джошуа вдруг посетила странная мысль. — А драться вы умеете?

— Джошуа, я способен опустошить целые области.

— Нет, я имею в виду на кулаках.

— Объясните.

— Ну, легкий спарринг поддерживает человека в тонусе. Мы, мужчины, иногда деремся, просто чтобы не утратить хватку, ну, понимаете. Даже если побить боксерскую грушу, и то почувствуешь прилив бодрости. И потом, бывает весело. Что скажете? Это очень по-человечески. Отличный шанс исследовать реакции вашего искусственного тела.

Немедленного ответа не последовало.

— Эй, ну так что?

Лобсанг улыбнулся.

— Извините. Я смотрел «Грохот в джунглях».

— Вы — что?

— Да, поединок между Джорджем Форманом и Мохаммедом Али. Я провожу исследование, Джошуа. Вижу, Али выиграл, прибегнув к хитрости, поскольку был старше и опытнее. Превосходно.

— Вы хотите сказать, что в каком-то портативном хранилище памяти у вас записаны все боксерские матчи, какие только шли по телевизору?

— Да, разумеется. А почему бы нет? Предвосхищение и экстраполяция. Я уже начал создание двух пар тренировочных перчаток, одинаковых платков, шортов, капп, просто приличия ради, и одной пластиковой защиты для ваших половых органов.

Джошуа услышал шум, поднявшийся в мастерской, и, не в силах забыть о защите своих половых органов, сказал:

— «Грохот в джунглях» — это не дружеский поединок, Лобсанг. Скорее маленькая война. Я несколько раз видел запись. Сестра Симплисити иногда смотрит лучшие матчи. По-моему, она неравнодушна к большим потным мужчинам…

— Одновременно я изучил правила спарринга, — перебил Лобсанг, вставая. — За две миллионных доли секунды, если быть точным. Прошу прощения, я кажусь хвастуном?

Джошуа вздохнул.

— Честно говоря, я решил, что вы преувеличиваете шутки ради.

— Прекрасно. Именно на это я и рассчитывал.

— А вот теперь вы хвастаетесь.

— Давайте признаем, что мне есть чем похвастать, не так ли? Прошу прощения…

Лобсанг зашагал прочь. Когда Джошуа впервые увидел передвижной модуль, он двигался рывками, довольно искусственно. С тех пор Лобсанг обзавелся пластикой атлета. Он явно верил в самосовершенствование. Лобсанг отсутствовал несколько минут, после чего появился в толстом белом халате и протянул Джошуа пакет. Джошуа повернулся спиной и начал переодеваться.

Лобсанг процитировал:

— Спарринг. Здоровый способ сохранять форму и в то же время тренировать некоторые участки мозги, ответственные за наблюдение, дедукцию и предвидение. Наконец, спарринг воплощает дух честной игры. Предлагаю сразиться по правилам, придуманным специально для тренировок, а не настоящей драки, которые сформулировал в 1891 году бригадный генерал Хаусман. Который, спешу заметить, вскоре случайно получил смертельную рану в голову от одного из своих солдат в Судане. Несчастный случай, от которого не спасет никакой спарринг. Ирония судьбы. После чего я обнаружил ещё несколько тысяч отсылок к данному виду спорта. Честное слово, Джошуа, вы проявляете похвальную скромность, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы надеть шорты, хотя это не так уж обязательно.

Джошуа повернулся — и увидел нового Лобсанга. Под халатом, прикрытое боксерской майкой и трусами, оказалось тело, способное напугать Арнольда Шварценеггера.

— А вы подошли к делу серьезно, да, Лобсанг?

— В каком смысле?

— Забудьте. Так, — сказал Джошуа. — Нужно стукнуться перчатками, отступить на шаг, а потом мы начнем…

Он взглянул в иллюминатор, за которым мелькали миры.

— А за «Марком Твеном» не нужно присматривать? Мне как-то не по себе при мысли о том, что мы здесь будем обмениваться ударами, а корабль — переходить вслепую.

— Ни о чем не беспокойтесь. У меня есть автономные модули, которые позаботятся о корабле, пока мы заняты. И, кстати говоря, сам Марк Твен счел бы эту ситуацию как нельзя более уместной. Расскажу потом, когда выиграю. Ну что, потанцуем?

Джошуа не удивился, обнаружив, что сохранил неплохую форму. В конце концов, на Долгой Земле ты или сохраняешь здоровые рефлексы, или умираешь. Он, казалось, чаще доставал перчаткой до Лобсанга, чем наоборот. Отражая очередной удар, Джошуа спросил:

— Вы, кажется, деретесь вполсилы, Лобсанг.

Они разошлись, и противник ухмыльнулся.

— Мне ничего не стоит убить вас одним ударом. При необходимости мои руки могут работать как копер.

Он осторожно уклонился от пробной атаки Джошуа.

— Поэтому я позволяю вам нанести удар первым, чтобы прикинуть силу, необходимую для ответа. Я дерусь с вами на вашем собственном уровне, но, к сожалению, не с вашей скоростью, которая, подозреваю, изначально выше моей благодаря феномену мышечной памяти — воплощенное познание, мышцы как часть общего интеллекта. Просто удивительно. Я намерен отобразить это в личной анатомии и сделать процесс обработки данных более рассредоточенным, когда примусь за создание улучшенного варианта модуля. Вы, Джошуа, на удивление ловко умеете обманывать противника, даже с вашими ограниченными невербальными способностями. Поздравляю.

И по заслугам, потому что в этот момент Джошуа нанес удар прямо в середину мощной груди.

— Не знаю, как насчет Тибета, но у нас есть старая поговорка: «Когда дерешься, не болтай».

— Да, конечно, вы правы. Драться нужно, вкладываясь всем сознанием.

И внезапно кулак оказался у Джошуа ровнехонько между глаз. Удара не было; Лобсанг остановил руку с пугающей точностью, и Джошуа лишь почувствовал легкое давление в носу.

Лобсанг сказал:

— Одно подходящее тибетское изречение таки есть. «Не стой слишком близко к тибетцу, который рубит дрова». Вы слишком медлительны, Джошуа. Но, возможно, вы сможете ещё некоторое время побеждать меня хитростью, пока я не превзойду ваши способности. Я нахожу это упражнение оздоравливающим, воодушевляющим и весьма познавательным. Продолжим?

Джошуа, тяжело дыша, вновь взялся за дело.

— Вам действительно нравится? Хотя я, признаться, ожидал, что вы, с вашим прошлым, выкинете что-нибудь этакое в стиле кун-фу.

— Вы смотрели не те фильмы, друг мой. Не забывайте, что я чинил мотоциклы. Я лучше разбираюсь в механике и электронике, чем умею размахивать руками и ногами. Однажды я прикрепил индуктор над дверью мастерской, и сосед, который регулярно ходил ко мне воровать детали, получил серьезный разряд. Что-то вроде немедленной кармы. И это был единственный случай, когда я кого-то унизил. Не потребовалось никакого кикбоксинга.

Они опять разошлись.

Лобсанг сказал:

— А вы, мой друг, сейчас помогаете мне воссоздавать ситуацию из жизни Марка Твена, который, если верить автобиографической «Жизни на Миссисипи», однажды подрался в рубке парохода, идущего полным ходом, с другим лоцманом за то, что тот тиранил ученика. Марку Твену то и дело приходилось прерывать поединок, чтобы удостовериться, что пароход идёт нужным курсом. Точно так же, как я веду наш корабль сквозь миры, даже когда мы деремся. Учитывая жизнерадостную склонность Твена приукрашивать любое событие, я сомневаюсь, что это чистая правда, но всё-таки восхищаюсь им, потому и окрестил корабль в его честь. На самом деле он хотел назвать свою книгу «Путь на запад», но Уильям Вордсворт, увы, успел первым. Старый классик из Озерного края, отличный поэт, но «путешествие на «Вордсворте» звучит как-то странно, вам так не кажется?

Джошуа ответил:

— У Вордсворта есть удачные места, если верить сестре Джорджине. «Исполнен вечер истинной красы, святое время тихо, как черница…»

— «…проникнутая благостью; садится светило дня, как в облаке росы».[132] Знаю, конечно. Очень уместно. Мы сражаемся и на стихах, Джошуа?

— Заткнись и дерись, Лобсанг.

Глава 23

Когда они закончили, миры уже озарялись закатным солнцем.

Джошуа принял душ, размышляя над всеми значениями и смыслами слова «странный». Боксировать как лоцман девятнадцатого века с искусственным человеком, пока внизу мелькают бесчисленные Земли… Неужели жизнь способна принять ещё более причудливый оборот? Не исключено, смиренно подумал Джошуа.

Ему начинал нравиться Лобсанг, хотя он сам не знал почему. До сих пор он не знал толком, что представлял собой его спутник. Лобсанг был странным, это несомненно. Но, в свою очередь, многие люди считали как минимум странным Джошуа.

Он вытерся, натянул чистые шорты и свежую футболку с надписью «Не волнуйся, в другом мире это уже произошло» и вернулся в салон. Пустые каюты, мимо которых Джошуа проходил, нервировали его; «Марк Твен» походил на корабль-призрак, а сам Джошуа на первое и, возможно, последнее привидение на нем.

Он зашел на кухню, и там уже стоял Лобсанг в черном комбинезоне, неподвижный, как статуя.

— Ужинать, Джошуа? По результатам предварительного кладистического анализа, твой лосось, строго говоря, не лосось, но для гриля сойдет. У нас есть все необходимые специи. И так называемые заправки, о которых, держу пари, ты никогда раньше не слышал.

— Заправки — это такие штуки, которые дополняют главную составляющую блюда и по крайней мере традиционно должны произрастать по соседству с упомянутой составляющей. Например, хрен в скотоводческих областях. Я впечатлен, Лобсанг.

Лобсанг явно был приятно удивлен.

— Ну, если на то пошло, я тоже. Учитывая тот факт, что я подтвержденный гений с доступом ко всем когда-либо опубликованным словарям. Могу я поинтересоваться, как ты познакомился с этим архаичным словом?

— Сестра Серендипити — мировой специалист по истории кулинарии. В частности, у неё есть книжка какой-то Дороти Гартли под названием «Английская еда». Серендипити знает её наизусть. Она может приготовить отличный обед из ничего. Она научила меня жить на подножном корме.

— Весьма примечательно, что женщина с такими талантами посвящает жизнь детям, обиженным судьбой. Притом с полной самоотдачей…

Джошуа кивнул.

— Да. Возможно, дело в том, что её разыскивает ФБР. Поэтому она редко выходит на улицу и спит в подвале. Сестра Агнес говорит, это ошибка, и вообще, пуля разминулась с сенатором на целую милю. Ну, они, конечно, помалкивают.

Лобсанг заходил туда-сюда по палубе, изящно поворачиваясь возле переборки, как часовой.

Джошуа принялся разделывать лосося, но бесконечные шаги и скрип половиц действовали ему на нервы. Когда Лобсанг прошел мимо в двадцатый раз, Джошуа сказал:

— Если помнишь, так делал капитан Ахав. И знаешь, что с ним случилось? О чем ты думаешь, Лобсанг?

— О чем я думаю! Практически обо всем на свете! Хотя должен признать, что небольшая физическая разрядка, а именно наш спарринг, действительно творит чудеса в отношении познавательных процессов. Я сделал очень человеческое наблюдение, правда?

И он продолжал ходить туда-сюда.

Наконец квазилосось оказался в духовке под наблюдением Джошуа.

Лобсанг перестал ходить.

— Ты хорошо умеешь сосредоточиваться. Не обращаешь внимания на помехи. Очень полезный навык, он способствует спокойствию духа.

Джошуа не ответил. За окном блеснул свет — среди бесконечных евразийских равнин мелькнул далекий вулкан, чтобы исчезнуть в мгновение ока, как только «Марк Твен» перешёл.

Лобсанг сказал:

— Послушай, Джошуа. Давай поговорим о прирожденных Путниках, таких как ты.

— И рядовой Перси?

— Ты спросил о моих исследованиях. С самого Дня перехода я пытался постичь различные аспекты этого необычайного нового феномена. Например, я разослал исследователей во всему миру, чтобы изучить пещеры, в которых жили первобытные люди. Ученые получили задание осмотреть аналогичные пещеры в ближайших мирах в поисках признаков живых существ. Предприятие было дорогостоящее, но оно принесло несомненные плоды, потому что мои ученые быстро обнаружили в пещере близ Шове, в последовательной Франции, в числе прочих вещей наскальную роспись. Точнее, эмблему кентского полка времён Первой мировой войны, причём воспроизведенную с достаточной точностью.

— Рядовой Перси?

— Да. Во всяком случае, я уже знал о нем и его подвигах. Но потом в последовательной версии Чедар-Горж, в Сомерсете, мои неутомимые исследователи обнаружили полный скелет мужчины средних лет, которому принадлежали окаменевшая бутыль сидра, несколько монет и золотые часы производства середины восемнадцатого века, от которых остались только золотые и латунные детали. В пещере было сыро, но сохранились сапоги, которые слегка блестели, как и сам бедолага, благодаря тонкой пленке карбоната кальция, накапавшей с потолка. Интересно, что сапожных гвоздей и металлических наконечников шнурков мы нигде не нашли. Я рисую тебе общую картину, Джошуа.

— Довольно мрачную.

— Терпение. Вот что самое интересное в данном конкретном случае. Труп был обнаружен лишь потому, что лежал, просунув пальцы одной руки в маленькую щель внизу стены. Мои агенты нашли упомянутого джентльмена, когда исследовали пещеру на нижнем ярусе. Они увидели кости, торчащие из потолка, как будто пленник безнадежно пытался расширить крошечное отверстие. Очень в духе Эдгара Аллана По, не правда ли? Разумеется, они прорыли ход из нижней пещеры, а остальное можешь себе представить. Этот человек оказался отъявленным вором и бродягой, известным среди местных под кличкой Пасха.

— Он перешёл? — спокойно спросил Джошуа. — Держу пари, что других входов в пещеру не было…

На мгновение он представил себе, как ледяная вода стекала в темноте по окровавленным пальцам, пока человек пытался выбраться из пещеры, похожей на гроб…

— Наверное, он изрядно выпил. Сестра Серендипити как-то рассказывала, что сомерсетский сидр готовили из свинца, яблок и опилок. Он заблудился, перешёл, оказался в маленькой пещере, не понял, что случилось, и, разумеется, ещё больше растерялся. Он пытался выбраться, ударился головой, потерял сознание… Я прав?

— Абсолютно. Череп действительно слегка поврежден, — ответил Лобсанг. — Неприятная смерть. Хотел бы я знать, сколько ещё людей оказались в ловушке, прежде чем успели понять, что произошло. Прирожденные Путники, Джошуа. История Базовой Земли полна ими, главное — уметь искать. Таинственные исчезновения. Таинственные появления. Загадки запертых комнат. Превосходный пример — Томас Рифмач, шотландский пророк, который, по легенде, поцеловал королеву эльфов и покинул этот мир. В позднейшие времена множество случаев запечатлено в научной литературе и среди разведданных, разумеется.

— Разумеется.

— Ты необычный человек, Джошуа, но не уникальный.

— Отчего ты говоришь мне об этом сейчас?

— Потому что не хочу, чтобы между нами оставались секреты. А ещё я собираюсь ступить на опасную почву. Рассказать тебе о твоей матери.

«Марк Твен» двигался на запад почти бесшумно, не считая легких хлопков вытесняемого воздуха.

Джошуа осторожно отвернулся от пышущей жаром рыбины и спросил как можно спокойнее:

— А что ты знаешь о моей матери? Сестра Агнес рассказала мне все, что было.

— Сомневаюсь, потому что она сама не знала историю до конца. А я знаю. И эта история, позволь заметить, в общем и целом позитивная и вдобавок объясняет множество вещей. Думаю, тебе было бы небесполезно. Но если ты скажешь, я выкину эту идею из головы. То есть сотру из памяти навсегда. Выбор за тобой.

Джошуа вновь переключился на рыбу.

— Ты правда думаешь, что я сказал бы: «Не надо, молчи»?

— Прекрасно. Ты, конечно, знаешь — или, по крайней мере, догадываешься, — что сестра Агнес оказалась во главе Приюта в первую очередь в результате случившегося. Я имею в виду скандальные обстоятельства, сопутствовавшие твоему рождению. По сравнению с этим событием изгнание торговцев из храма — просто развеселый мальчишник. Я видел документы, поверь; и я сомневаюсь, что целый конклав кардиналов теперь рискнет отнять у Агнес её должность. Она знает всю подноготную. И более того… Твоя мать была очень молода, когда забеременела. Слишком молода. Очевидно, Приют недосмотрел. Кстати, твой отец неизвестен даже мне.

— Я знаю. Мария не назвала его имени.

— При старом порядке вещей её жизнь представляла собой каждодневное покаяние. Соответствующие письменные показания относительно того, каким образом это происходило, хранятся в личном сейфе сестры Агнес — а также, разумеется, в моих папках, ожидая подходящего времени, чтобы выйти на свет. Этот порядок был совершенно неприемлем в современную эпоху — точнее, он был неприемлем в любую эпоху, но некогда его терпели.

Джошуа взглянул на Лобсанга и бесстрастно произнес:

— Я знаю, что кто-то забрал у Марии браслет. Пустяковая штучка, но его подарила ей мать. Больше у неё ничего своего не было. Так сказала сестра Агнес. Наверное, браслет отняли из суеверия или что-то такое.

— Они правда так считали, да. Хотя к суевериям примешалась изрядная доля мелочной жестокости. Мария в тот момент донашивала ребенка. Да, инцидент вроде бы пустяковый, но она не выдержала. В самое неподходящее время. Поэтому в тот же вечер, когда начались схватки, Мария попыталась сбежать из Приюта, перепугалась и… перешла. И тут ты появился на свет. Точнее, она перешла дважды. Она родила тебя и вернулась на Базовую Землю, оказавшись на обочине возле Приюта, где её обнаружила сестра Агнес. Она пыталась успокоить девушку, потому что Мария находилась в ужасном состоянии. А потом она поняла, что натворила, и перешла обратно. Вернувшись, она принесла с собой младенца, завернутого в розовый свитер из ангорки, и вручила ошеломленной сестре Агнес, которая даже не поняла, что случилось. Лишь в День перехода, когда переходить стали все подряд, до сестры Агнес дошло. Мария умерла, Джошуа, — умерла от послеродового кровоизлияния. Мои соболезнования. Сестра Агнес не смогла ей помочь при всем своем проворстве. Таким образом, друг мой, твой случай уникален, потому что в момент рождения, хотя бы на минуту, ты с гарантией оказался единственным человеком во Вселенной. В полном одиночестве. Интересно, как это повлияло на твое младенческое сознание.

Джошуа, всю жизнь сознававший далекое и торжественное присутствие Тишины, тоже об этом размышлял. «Моё чудесное рождение», — подумал он.

Лобсанг продолжал:

— Ну что? Ты ведь знал не все, да? Ты теперь лучше понимаешь самого себя?

Джошуа уставился на него.

— Рыбу нужно вынуть, пока не пережарилась.

Лобсанг молча наблюдал за Джошуа, который уписывал внушительный кусок рыбы, жаренной с тонко нарезанным репчатым луком (шалота на борту не нашлось), зелеными бобами и соусом, состав которого даже сверхчуткий нос Лобсанга не распознал до конца, хотя, несомненно, там было много фенхеля. Он смотрел, как Джошуа методично мыл и вытирал до блеска разнообразную утварь и приводил кухню в порядок, который вполне можно было назвать армейским.

Он видел, что до Джошуа доходит. Реальность постепенно захлестывала его, как прилив.

Лобсанг негромко сказал:

— У меня тут кое-что есть. Полагаю, твоя мать хотела бы, чтобы эта вещь досталась тебе.

Он извлек что-то маленькое, завернутое в мягкую бумагу, и осторожно положил на сиденье, одновременно загружая в память множество известных трудов по преодолению последствий потери и в то же время не забывая проверять, как работают системы корабля.

Джошуа осторожно открыл сверток. Внутри лежал дешевый — но бесценный — пластмассовый браслет.

Тогда Лобсанг оставил Джошуа одного.

Он зашагал по кораблю, в очередной раз удивляясь тому, как ходьба стимулирует мыслительный процесс. Бенджамен Франклин был прав. Видимо, телесное познание — один из аспектов обладания телом. Феномен, который ему надлежало изучить — или вспомнить. Свет за спиной мерк, по мере того как корабль переходил на ночной режим.

Дойдя до рулевой рубки, Лобсанг открыл иллюминатор, наслаждаясь морозным свежим воздухом миров, омывающим нанодатчики, вживленные в искусственную кожу, и взглянул на Долгую Землю при свете многочисленных лун. Сам по себе ландшафт редко менялся всерьез — очертания холмов, русла рек… но время от времени какой-нибудь действующий вулкан озарял небо, или в темноте пылал подожженный молнией лес. Луна, солнце, базовая геометрия Земли служили неподвижной сценой для бесчисленных, вечно меняющихся форм жизни в бегущих мимо мирах. Но даже лунный свет не везде был одинаков. Лобсанг внимательно наблюдал за Луной и замечал, как потихоньку менялся знакомый древний лик, пока корабль пересекал мир за миром. В то время как лавовые моря оставались прежними, в каждой реальности на поверхность Луны падала иная последовательность случайных метеоритов, оставляя иной узор кратеров и трещин. Рано или поздно, подумал Лобсанг, они должны оказаться в мире, где Луны нет вообще. В конце концов, Луна сама по себе — случайность, результат хаотических столкновений в период формирования Солнечной системы. Отсутствие Луны где-то в отдаленном мире было неизбежно; оставалось лишь подождать, как и с массой других случайностей, которые он предвидел.

Лобсанг многое понимал. Но чем дальше они уходили, тем сильнее его беспокоила тайна Долгой Земли. Ручные профессора в Трансземном институте говорили о Долгой Земле как о некоем конструкте из области квантовой физики, потому что научные термины такого рода, казалось, рисовали верную картину. Но Лобсанг постепенно начал думать, что картина ошибочна, более того, эксперты промахнулись с галереей, и Долгая Земля гораздо сложнее. Он чего-то не знал, а Лобсанг терпеть не мог не знать. В тот вечер он понял, что будет тревожиться, пока луны не закатятся… а потом взойдут солнца и настанет время для повседневных дел, то есть, в случае Лобсанга, для нового беспокойства.

Глава 24

На следующий день Джошуа почти застенчиво спросил у Лобсанга про других прирожденных Путников, таких, как он сам и его мать.

— Мне нужны не легенды, а современные примеры. Я уверен, что у тебя масса материала.

И Лобсанг рассказал Джошуа историю Джареда Оргилла, одного из первых прирожденных Путников, привлекших внимание властей.

Они всего лишь играли в «Джека-в-ящике» — так эту игру называли в Остине, штат Техас, хотя по всей планете дети независимо друг от друга придумывали различные её варианты и уйму названий. В тот день очередь быть Джеком выпала десятилетнему Джареду Оргиллу.

Они — Джаред и его приятели — нашли старый холодильник на свалке. Огромный кусок нержавеющей стали, лежавший на боку посреди мусора. «Похоже на гроб для робота», — сказал Дебби Бейтс. Когда они вытащили изнутри полки, ящики и остальное, места оказалось более чем достаточно для одного из них.

Джареда никто не заставлял лезть в холодильник, хотя родители впоследствии утверждали обратное. На самом деле он даже готов был драться за это право. Джаред отдал мобильник Дебби — телефоны они никогда не брали с собой, — забрался внутрь и улегся. В холодильнике было неудобно, всякие углы и выпуклости врезались в бока, и вдобавок пахло какой-то химией. Когда друзья захлопнули большую тяжелую крышку, небо и ухмыляющиеся лица исчезли. Джаред не волновался, зная, что это лишь на пару минут. Некоторое время он слышал скрежет и шум, пока остальные занимались обычным делом — наваливали мусор на крышку холодильника, чтобы прижать её плотнее.

Потом настала тишина, за ней вновь последовало царапанье, и холодильник закачался. Ребята придумали, как замуровать Джареда понадежнее. Им понадобилась минута, чтобы взяться за дело дружно, но вскоре они выстроились в ряд и принялись толкать увесистый холодильник, с каждым рывком раскачивая его все сильнее. Наконец он перекатился и свалился дверцей вниз, прижав её к земле собственной тяжестью. Джаред, изрядно поколотившись о стенки, упал ничком на внутреннюю сторону дверцы… и услышал хруст. Переходник, висевший у мальчика на поясе, представлял собой просто пластмассовую коробку, полную разнородных деталей и привязанную к ремню веревкой. Довольно хрупкая штука.

Игра заключалась в том, чтобы прождать пять минут, десять… или даже час. Сидевший в «ящике», разумеется, не мог определить время. Потом он должен был перейти на «Запад-1» или «Восток-1», сделать шаг в сторону от холодильника и вернуться обратно — ура, вот он, Джек-из-ящика.

Но Джаред раздавил собственный Переходник.

Возможно, прибор ещё работал, но мальчик не спешил проверять. Он не хотел показаться трусом, выскочив слишком быстро. А ещё он не желал знать наверняка, что Переходник сломан и он в ловушке.

Джаред не знал, сколько времени прошло. В холодильнике стало жарко и душно. Может быть, десять минут. Или больше.

Он нащупал скользящий рычажок Переходника, закрыл глаза и нажал. Ничего не изменилось, вокруг была душная тьма. Мальчика охватил страх. Он дернул переключатель в другую сторону. Опять никаких результатов. Джаред тянул рычажок туда-сюда, пока тот не сломался в руках. Он с трудом удержал крик, перевернулся на спину и заколотил в крышку гроба.

— Помогите! Ребята! Вытащите меня! Дебби! Мак! Помогите! Вытащите меня!

Он лежал, прислушивался и ждал. Ничего.

Джаред знал, как поступят друзья, потому что сам бы поступил точно так же. Ребята подождут несколько минут, полчаса, час или даже больше. Потом испугаются, что случилась беда, и врассыпную бросятся по домам. Они проболтаются старшим, и в конце концов все поедут на свалку. Папа будет орать, требуя показать ему, где проклятый холодильник, он сгребет хлам с крышки голыми руками…

Проблема заключалась в том, что могло пройти несколько часов. Воздух в холодильнике уже начал становиться густым, приходилось напрягаться, чтобы дышать. Джаред запаниковал. Он теребил обломки Переходника, пока они не рассыпались у него в руках. Мальчишка закричал, заколотил в дверцу изнутри, намочил штаны. Потом начал плакать.

Наконец, измученный, он лег и пощупал в темноте остатки Переходника — картошка, провод питания, кусочки монтажной платы. Зря он так его дергал. Надо было попытаться починить Переходник. Может быть, если восстановить последовательность, он сумеет сложить детали обратно. Джаред вспомнил схему сборки в том виде, в каком она впервые предстала перед ним на экране мобильника. У мальчика была хорошая память на такие вещи. Он мысленно прошел всю схему от начала до конца. Катушки, настройки и…

…и он свалился с высоты примерно в фут и с глухим стуком приземлился на мягкую землю. Над ним внезапно оказалось небо, удивительно яркое, а легкие наполнились воздухом.

Свобода! Джаред, дрожа, вскочил на ноги. Обломки Переходника упали наземь. От свежего воздуха у мальчика кружилась голова. Как будто он умер, а потом ожил. К стыду Джареда, штаны у него были мокрые.

Он огляделся. Он стоял в густых зарослях, но среди деревьев брезжил свет — «Остин-Восток-1» или «Запад-1». Джаред не знал, как вернуться домой. Ведь Переходник превратился в кучку обломков. И всё-таки Джаред сделал несколько шагов в сторону от того места, где лежал холодильник…

…и оказался на куче вонючего мусора, рядом с грудой хлама, которая, видимо, и была холодильником, заваленным черт-те чем. Он перешёл обратно, на Базовую Землю. Джаред ничего не понимал. На сей раз он даже не притронулся к Переходнику. И его не тошнило.

Но какая разница. Он был дома! Джаред побежал прочь, подальше от холодильника. Может быть, родители ещё не успели всполошиться. Вне себя от радости, мальчик уже строил планы, как заберет мобильник и похвастается друзьям.

К сожалению, Джареда хватились. Родители позвонили в полицию, и один из копов оказался достаточно умен, чтобы, заметив сломанный Переходник, задать ключевой вопрос: каким образом мальчик умудрился перейти из одного мира в другой без Переходника? К большому неудовольствию Джареда, его не пускали в школу, водили на обследования и показывали так называемым специалистам по переходам и по Долгой Земле — физику, психологу и неврологу, — пусть даже их познания оставляли желать лучшего.

История просочилась на местный новостной сайт, прежде чем дело замяли. Потребовались некоторые усилия, но американское правительство, хорошо знакомое с проблемами такого рода, все отрицало и дискредитировало свидетелей, включая самого Джареда, после чего похоронило случившееся в тщательно пронумерованных папках.

С содержимым которых, разумеется, Лобсанг был хорошо знаком.

Джошуа спросил:

— Так зачем вообще нужны Переходники?

— Может быть, они оказывают косвенную помощь, Джошуа. В кратких заметках, которые оставил Линдси, говорится, что надо тщательно разместить внутри все компоненты и сборщик должен максимально сосредоточиться на процессе. Необходимость установить две самодельные катушки напоминает мне создание первых радиоприемников. Что касается прочих деталей, они, похоже, нужны только для виду — а вид бывает очень важным. Наматывание катушек само по себе гипнотизирует. С твоего позволения, я выскажусь как тибетец: я считаю, что здесь мы имеем дело с чем-то вроде технологической мандалы, предназначенной для того, чтобы слегка изменить состояние сознания, и в то же время замаскированной под повседневную западную технологию. Именно акт создания Переходника дает возможность перейти, а вовсе не сам прибор. Я сам прошел через физическую процедуру сборки Переходника — посредством передвижного модуля. Осмелюсь предположить, что она приоткрывает внутри каждого человека дверцу, о существовании которой большинство не подозревает. Но история Джареда Оргилла и твоя собственная доказывают, что некоторые вовсе не нуждаются в Переходниках. Они понимают это, когда случайно переходят со сломанным прибором или, в панике, вообще без оного.

— Мы все прирожденные Путники, — задумчиво произнес Джошуа. — Просто большинство не знает своих возможностей. Или им нужна помощь, чтобы заработали какие-то мышцы в голове.

— Да, примерно так. Но не все, тут ты не прав. Ученые обследовали достаточное количество людей, чтобы вывести приблизительную статистику. Считается, что прирожденными Путниками является пятая часть человечества; Долгая Земля для них доступна, как городской парк, — без всяких приборов, разве что с помощью небольшой подготовки или мысленного упорядочивания, вроде того, что неосознанно сделал Джаред, когда представил схему сборки. С другой стороны, примерно каждый пятый вообще не в состоянии покинуть Базовую Землю, разве что у кого-нибудь на закорках, что весьма унизительно.

Джошуа задумался над выводами. Внезапно человечество оказалось разделено, пусть даже ещё этого не осознало.

Глава 25

Джошуа наблюдал, как миры мелькают мимо, словно страницы в книжке с картинками. По-прежнему держа курс на запад, они миновали персональную границу — Уральские горы, тянувшуюся с севера на юг полосу вздыбленной земли, которая существовала в большинстве последовательных миров.

С тех пор миры изменились. Далеко позади остались Ледовый и Рудный пояса. Теперь внизу тянулись миры Кукурузного пояса, как их называли разведчики и капитаны партий, — богатые, теплые, покрытые травой (по крайней мере, в Северной Америке), усеянные знакомыми на вид деревьями и кустами, кишевшие стадами сытых и довольных животных. Миры, где можно было снимать урожай. На землеметре Лобсанга цифры перевалили за сто тысяч. У пешеходов уходило девять месяцев, чтобы забраться так далеко. Воздушный корабль покрыл это расстояние за четыре дня.

Когда они останавливались, Лобсанг ловил коротковолновые передачи, способные разноситься в ионосфере любой Земли. Пару раз они остановились в мирах Кукурузного пояса, чтобы послушать. В том числе на «Западе-101754», где получили длинную и непринужденную сводку новостей из колонии в последовательной Новой Англии: какая-то девочка — из Мэдисона, как выяснилось, — читала в эфир отрывки из дневника. Джошуа подумал: вот одно из целого ряда многообещающих поселений, разбросанных тонкой сетью по континентам Долгой Земли. И у каждого своя история…

Здравствуйте, мои верные слушатели, я Хелен Грин, ваш низкотехнологичный блогер, который опять забивает эфир. Послушайте, что я написала три года назад, пятого июля. То есть, как вы понимаете, на следующий день после Четвертого июля. Итак…

Это и есть похмелье?

О господи.

Вчера был День независимости. Ура. Мы провели здесь восемь месяцев, и никто ещё не умер. Ура. Отличный повод для вечеринки, почему бы нет. Мы американцы, и официально тут Америка, вчера было Четвертое июля — короче, понятно.

Хотя если бы кто-нибудь посмотрел на нас, то принял бы за индейцев. Мы живем в землянках, вигвамах, шалашах и больших квадратных общих домах, а некоторые до сих пор в туристических палатках. Повсюду бегают цыплята и щенки, которых люди принесли с собой. Мы пока не пашем землю. Первый урожай будет только на следующий год. Пока мы поочередно расчищаем поля — жжем, рубим, оттаскиваем камни, работа очень тяжелая, а у нас ничего нет, кроме собственных мускулов. На будущее мы принесли семена, кукурузу, бобы, лук и хлопок. Достаточно, чтобы пережить несколько неурожаев, если придется. Кстати, мы уже посадили тыквы, кабачки и бобы на расчищенных участках рядом с домами. Это наши огороды.

А сейчас мы охотники и собиратели! Здесь отличное место, чтобы охотиться и собирать. Зимой мы ловили окуней в реке. В лесу мы ловили животных, похожих на кроликов, и ещё других, похожих на оленей, и таких маленьких смешных лошадок, хотя всем было неловко, как будто ешь пони. Летом мы проводим много времени на берегу моря, где ловим рыбу и собираем моллюсков.

Сразу понимаешь, что ты в лесу. Дома, на Базовой, я пользовалась результатами трудов людей, которые веками приручали разных животных. А здесь леса никогда не вырубали, болота не осушали, реки не запруживали. Очень странно. И опасно.

Кажется, папа думает, что люди тоже бывают опасны. Мы лучше узнаем друг друга, но медленно, потому что снаружи не всегда поймешь. Некоторые сюда пришли не для того, чтобы увидеть новые земли, а для того, чтобы сбежать. Бывший солдат. Женщина, которую обижали в детстве, как говорит мама. Ещё одна женщина, которая потеряла ребенка. По мне, так пусть живет кто хочет.

В любом случае мы здесь. И если пойти в лес или вверх по реке, увидишь маленькие струйки дыма из труб и услышишь голоса людей, работающих в поле. Можно почувствовать разницу, если перейти хотя бы в соседний мир. Мир с людьми против мира без людей. Честное слово, прямо головой чувствуешь.

Мы здорово спорили, как бы назвать наш поселок. Взрослые устроили совещание и развели обычную болтологию. Мелисса твердила, что надо придумать какое-нибудь жизнеутверждающее название, например «Нью-Индепенденс» или хотя бы «Нью-Хоуп», но папа посмеялся и предложил «Нью-Нью-Йорк».[133]

Не помню, это я придумала первая или Бен Доук, только наше название прижилось. Или, по крайней мере, никто не возразил. Когда все согласились, папа и другие взрослые сделали табличку и поставили на тропе к побережью.

ПЕРЕЗАГРУЗКА

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

ОСНОВАНО В 2026 Г. ОТ Р. ХР.

НАСЕЛЕНИЕ 117 ЧЕЛ.

«Теперь нам только почтового индекса недостает», — сказал папа.

А вот ещё кусочек, написанный почти на год позже. Его написал папа! Ну, он мне помогал с дневником, в том числе с правописанием, ха-ха. Спасибо, пап!

Меня зовут Джек Грин. Наверное, если вы это читаете, то знаете, что я отец Хелен. Я получил специальное разрешение добавить несколько записей в дневник, который сам по себе стал большой ценностью. Сейчас Хелен немного занята, но сегодня её день рождения, и я хотел, чтобы он был должным образом отмечен.

Так с чего бы начать?

Мы в основном уже построили себе жилье. И постепенно расчищаем поля. Обычно я работаю не покладая рук. Как все. Но я частенько гуляю по городу и вижу, как мы вгрызаемся в лес.

Лесопилка работает. Это наш первый большой совместный проект. Сейчас я слышу её, когда пишу, — мы стараемся поддерживать лесопилку на ходу день и ночь, чтобы не прекращались отчетливые двойные удары, означающие, что лес постепенно превращается в город. У нас есть гончарный горн, и печь для обжига известняка, и мыловарня, и, разумеется, кузница, благодаря нашему чудесному британцу Франклину. Геологоразведка не ошиблась. В чем-то мы продвигаемся просто с невероятной быстротой.

Порой мы получали и помощь извне. Нам попалась семья амишей, которая шла по следам преподобного Герина, бродячего проповедника. Они, конечно, странные люди, но довольно дружелюбные и весьма компетентные. Например, они помогли построить гончарную печь — такую коробку с трубой. Посуда получается грубой, как кирпич, но вы даже не представляете, как приятно поставить вазу, которую ты сам слепил, на полку, которую ты сам смастерил, а в вазу цветы, выросшие в саду, который ты вскопал своими руками.

Но все это пустяки по сравнению с первыми железными инструментами из кузницы Франклина. Мы, разумеется, ничего бы не сделали без железных и стальных орудий. Но железо оказало странное влияние на нашу внутреннюю экономику. Когда мы прибыли сюда, сто человек растянулись по тонкому слою ближайших миров, вместо того чтобы собраться в одном. Почему бы нет? Места полно. Но, как известно, из мира в мир нельзя переносить железо, даже произведенное в пределах Долгой Земли. Поэтому люди постепенно возвращаются туда, где есть кузня, вместо того чтобы начинать с нуля где-то в другом мире (хотя Франклин предлагал свою помощь за соответствующую прибавку к жалованью).

Меня поражает, что буквально вся история освоения Долгой Земли связана с одним простым фактом — невозможностью брать с собой железо. Например, у нас возникла мысль обрабатывать поля в соседних мирах, чтобы ни один урожай не погиб от болезней или непогоды. Но игра не стоит свеч; проще использовать железные инструменты, которые мы уже сделали, чтобы расширить наши владения в 754.

Кстати, интересно, как мы расплачиваемся за услуги с нашими гостями вроде амишей. Ну, по крайней мере, мне кажется, что интересно. Деньги! Кому они нужны здесь, на Долгой Земле? Они ничего не стоят, поскольку каждый может открыть собственную золотую шахту. Занятный теоретический вопрос, не правда ли?

В своей среде мы до сих пор пользуемся земной валютой. Когда началась экономическая рецессия, йена и доллар удержались, в частности, потому, что их не куют. Британский фунт рухнул раньше, когда половина населения покинула переполненный маленький остров, в том числе Франклин, наш незаменимый кузнец. Тем не менее Британия уже не впервые нашла выход из нелегкой ситуации. В годы экономического кризиса британцы изобрели «фавор», гибкую денежную единицу. Это воображаемая монета, о стоимости которой уславливаются покупатель и продавец в момент заключения сделки. Довольно трудно обложить такие деньги налогом, поэтому на Базовой Земле они работают плохо. Но в новых мирах фавор — идеальная валюта, что неудивительно, поскольку та же система некогда использовалась в зарождающихся Штатах, когда не было никакой наличности и настоящего правительства, способного определить стоимость денег.

В таких местах, как Перезагрузка, сами понимаете, жизнь полна мелких обменов. Ты варишь животный жир и делаешь свечное сало, а если у тебя слишком много, предлагаешь часть соседу — разумеется, свечи ему нужны, и в обмен он отдает фунт железной руды. Тебе она не очень нужна, но ведь есть кузнец Франклин, поэтому ты предлагаешь ему руду в обмен на фавор, который будет выплачен в будущем. Теперь ты — обладатель фавора, который может представлять собой нечто весьма существенное. Например, когда Франклин в следующий раз пойдет на Старую Добрую Сотню или на Базовую Землю, он принесет оттуда какие-нибудь купленные в магазине вещи. И так далее.

Для того чтобы основать цивилизацию, эта система не годится, но она неплохо подходит для колонии из ста человек, каждого из которых ты знаешь лично, а он знает тебя. Нет смысла обманывать соседей; на обмане долго не продержишься. В конце концов, никто не хочет, чтобы перед ним захлопнули дверь, когда он будет больше всего нуждаться в помощи.

Примерно каждый день ты подсчитываешь свои фаворы, полученные и отданные, и если у тебя их достаточно, можно взять выходной и отправиться на рыбалку. Сиделки и повитухи особенно хорошо зарабатывают. Скольких фаворов стоят удачные роды? Какова цена сломанной руки, если её залечили так хорошо, что к человеку вернулась работоспособность?

В маленьких общинах, как наша, весьма помогает здравый смысл. Все в высшей степени зависит от доброй воли и общего расположения. Это видно даже по нашему обращению с бродягами, как мы их зовем, — с людьми, которые время от времени появляются на наших землях. Странники, которые перебираются из мира в мир, без намерения осесть. Насколько я понимаю, они просто идут по лесам и угощаются фруктами, какие висят пониже. Ну почему бы и нет? На Долгой Земле хватит места для людей, склонных к такому образу жизни. Они приходят к нам, привлеченные дымом очагов, и мы их радушно принимаем, кормим и лечим, если они в этом нуждаются.

Мы даем понять, что взамен тоже чего-то хотим — обычно помощи в работе, а иногда достаточно и интересных новостей из дома. Большинство с легкостью соглашаются. Когда люди ничем не скованы, они знают, как надо жить и как обращаться друг с другом. Наверное, неандертальцы это тоже знали. Но порой урок не идёт впрок. Среди бродяг попадаются какие-то ошалелые, как будто они слишком долго смотрели на горизонт. Им трудно задержаться на одном месте хотя бы ненадолго. Я слышал, это называется «синдром Долгой Земли».

У нас тут есть и более официальная связь с домом. Сюда заходит почтальон! Славный парень по имени Билл Лоуэлл. Из писем мы узнали, что какое-то отдаленное федеральное агентство утвердило наши разнообразные земельные притязания. Но самым приятным для меня было извещение из «Центра поддержки первопроходцев» — правительственного агентства, которое организовали, чтобы решать проблемы эмигрантов. Мой банковский счет и инвестиционные фонды по-прежнему крутятся. Я, разумеется, обеспечиваю Рода, нашего «фобика», который остался «один дома», выражаясь нынешним сленгом Базовой Земли. Тильде кажется, что держать деньги на Базовой Земле сродни жульничеству. Совсем не в духе первопроходцев. Но в мои намерения никогда не входило кого-либо ущемлять. С какой стати? Это моё решение, мой компромисс, чтобы гарантировать семье защиту.

От Рода писем нет. Ни одного. Мы ему пишем, а он не отвечает. И мы об этом не говорим. Хотя у меня сердце разрывается.

Я хочу закончить запись на радостной ноте.

Прошли примерно сутки с тех пор, как у Синди Уэллс начались схватки. Первые роды в нашей колонии. Синди пригласила своих подруг, и Хелен тоже пошла. Она учится акушерству. Господи, ей всего пятнадцать. Роды были длинные, но прошли без осложнений. Сейчас, когда я пишу, уже рассвело, и девушки по-прежнему с Синди.

Выразить не могу, как я горд. И вдобавок день рождения Хелен. (Спасибо, папа!)

Сегодня мне предстоит сделать ещё кое-что. Подправить табличку.

ПЕРЕЗАГРУЗКА

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ

ОСНОВАНО В 2026 Г. ОТ Р. ХР.

НАСЕЛЕНИЕ 118 ЧЕЛ.

А на другой стороне мира фантастический воздушный корабль, витая в рассветном небе, прислушивался к нашептываемым историям, прежде чем скрыться в следующей реальности.

Глава 26

Джошуа проснулся. Большое шерстяное одеяло, которым он предпочитал укрываться, слегка попахивало плесенью, спать под ним было тепло и спокойно. Снаружи, как он видел сквозь иллюминатор, мелькали Земли. Там тянулся бесконечный евразийский лес — иногда он горел, иногда спал под снегом. Очередное утро на «Марке Твене».

Джошуа осторожно выбрался из постели, принял душ, вытерся, надел на запястье пластмассовый браслет. Единственную материнскую вещь, которая ему принадлежала. Браслет был дешевый и немного тесный, но для Джошуа стоил дороже золота.

«Марк Твен» слегка накренился — Джошуа уже знал, что это предвещает остановку. Теоретически он понимал, что нет никаких причин для толчков, но у каждого корабля свои особенности. Он вновь посмотрел в иллюминатор.

Вопреки ожиданиям, корабль висел над океаном, который тянулся, насколько хватало глаз. Они уже не первый день плыли над евразийскими ландшафтами. Джошуа вырос в Мэдисоне, на озерах. «Господи, — подумал он, — я искупаюсь». И разделся до трусов.

Не советуясь с Лобсангом, он побежал к лифту и спустился, так что открытая кабина повисла совсем низко над бездонным синим морем, спокойным, как озеро.

В люке над ним показался передвижной модуль Лобсанга.

— А, вот ты где. Если хочешь окунуться в это соленое море, настоятельно советую подумать дважды. Я, как обычно, выслал шары-зонды и метеорологические ракеты и почти уверен, что суши на планете практически нет. Уровень воды очень высок — вероятно, мы летим над затонувшими континентами.

— А, Мировой океан.

— Я понятия не имею, не плавает ли здесь что-нибудь, сравнимое разумом с рыбой. На первый взгляд нет ничего, кроме водорослей — кстати, удивительно ярких. Это потрясающий мир, и его исследование стало бы настоящим прорывом. Так или иначе, раз нельзя запретить тебе купание, я рекомендую подождать, пока не проверю окружающую среду на безопасность.

Спокойное море зазывно блестело.

— Да брось. Уж конечно, купание мне не повредит.

Джошуа услышал над головой какой-то механический звук, и Лобсанг ответил:

— Уверен? Кто знает, какие формы жизни существуют здесь. Джошуа, пока я не проверю, не надо. Потому что из глубины может всплыть бог весть что и ты покинешь этот мир — как и прочие — со звуком, который не передашь иначе как «бульк». Со всеми вытекающими последствиями.

Джошуа услышал, как открылся люк; что-то с плеском упало в воду.

Лобсанг сказал:

— Такой необыкновенный человек, как ты, не имеет права быть подопытной свинкой — в тех случаях, когда есть механизмы, специально для того приспособленные. В данном случае мой подводный модуль. Смотри!

Из воды выскочило нечто вроде механического дельфина, зависло в воздухе и вновь нырнуло.

Джошуа взглянул на Лобсанга и вновь задумался, откуда берутся выражения его искусственного лица — созданы ли они умелыми руками мастера или по-настоящему отражают чувства, как положено рефлексам? В любом случае сейчас Лобсанг чуть не прыгал от радости, наблюдая за своим новым созданием. Он обожал механические игрушки.

Но улыбка быстро увяла. Лобсанг сказал:

— Обнаружены разные рыбы, взяты пробы воды, найден планктон, до дна расстояние неопределенное… что-то приближается… предлагаю вернуться на борт… держись крепче!

Лифт внезапно взмыл вверх, с лязгом ударившись о тормозные колодки. Джошуа посмотрел вниз и увидел, как чудесный плавучий модуль в последний раз перевернулся в воздухе, прежде чем на нем с неумолимой точностью сомкнулись огромные челюсти.

Потрясенный, он повернулся к Лобсангу.

— Бульк?..

— Более того, учитывая сопутствующие факторы, я полагаю, что не просто бульк, а БУЛЬК.

— Считай, что я наказан. Мне очень жаль твою субмаринку. Она дорого стоила?

— Ты не поверишь сколько. И надежно запатентована. Но, к сожалению, недостаточно хорошо вооружена. В любом случае у меня есть ещё. Пойдем. Для разнообразия я сам приготовлю тебе завтрак.

Покончив с едой, Лобсанг дождался Джошуа в наблюдательном пункте.

— Пока что я назвал нашего голодного гостя акулой. На Земле, несомненно, существовали огромные акулы, и я сделал хороший снимок, пусть разбираются ихтиологи. Имею честь поздравить тебя с тем, что ты по-прежнему способен пользоваться ногами.

— Ладно. Я понял. Спасибо.

«Марк Твен» тем временем двигался дальше. Джошуа снова видел леса, а мир, покрытый водой, остался далеко позади. Больше никакого моря, никакого ослепительного сверкания. По привычке Лобсанг и Джошуа сидели рядом в молчании. Хотя теперь их дружбу можно было считать укрепившейся, порой проходили часы, когда никто не говорил ни слова.

В очередной раз обратившись умом на запад, Джошуа ощутил в голове странное давление. Как будто он направлялся домой, на Базовую Землю, а не стремился вперёд.

Почему-то он впервые задумался о конце пути.

— Лобсанг, а как далеко мы намерены забраться? Я готов к долгому путешествию, как мы с тобой условились. Но всё-таки у меня есть дела дома. Сестра Агнес и остальные уже не так легки на ногу, как прежде…

— Интересная реакция великого отшельника, — сухо заметил Лобсанг. — Мне кажется, Джошуа, ты очень похож на путешественников и охотников времён Дикого Запада. Как Дэниэл Бун, с которым я тебя уже сравнивал, ты избегаешь общества других людей, но не всегда. Не будем забывать, что даже у Дэниэла Буна была миссис Бун и целая ватага маленьких Бунов.

Джошуа сказал:

— Если не ошибаюсь, я читал, что некоторые из маленьких Бунов были от его брата.

— Я тебя понимаю, Джошуа. И именно это пытаюсь сказать.

Джошуа вдруг ощетинился.

— А я сильно сомневаюсь, что ты способен хоть что-то во мне понять, железный человек.

— Давай условимся вот о чем. Если мы в следующие две недели не найдем человека, с которым ты бы мог поболтать, я разверну корабль и мы полетим обратно. Мы и так уже собрали достаточно сведений, чтобы мои университетские друзья запрыгали от радости. Ты получишь отпуск, а я начну работать над чертежами «Марка Трина», да простит меня тень мистера Клеменса.

Он взглянул на Джошуа, который сидел с растерянным видом, и сжалился.

— На диалекте лоцманов «твен» значит два, а «трин» — три. Я просто пошутил.

— А я думал, ты уничтожил свою авиационную мастерскую. Ты же сказал — небольшой тунгусский метеорит.

— У «корпорации Блэка» много засекреченных объектов, Джошуа. Интересно, впрочем, что ты задумался о возвращении, как только я узнал, что у наших поющих друзей из морозного леса возникла та же самая идея.

— У троллей? То есть?

— Я замечал разрозненные группы этих существ, которые путешествовали между мирами. Тролли и родственные им виды, более или менее похожие. При беглом взгляде трудно судить, здесь большой простор для исследований. Но простой демографический мониторинг доказывает, что в целом они движутся назад по линии нашего маршрута, причём в изрядном количестве. Возможно, что-то вроде миграции.

— Хм, — сказал Джошуа, ощущая слабое давление в черепе. — Или они от чего-то бегут.

— В любом случае интересно, не правда ли? Гуманоиды, которые умеют переходить. Интересно, что будет, когда на Базовой Земле опять появятся тролли-переселенцы.

— Опять? Что ты имеешь в виду?

— Я ведь рассказывал тебе об обрывочных старых свидетельствах. Визиты загадочных существ, мифы… Я считаю, что тролли и их родственники навещали Землю тысячелетиями — то ли просто проходя мимо, то ли с какой-то иной целью. Частота подобных посещений снизилась в последние века, возможно, в связи с ростом научного знания.

«Или внутреннего давления, — подумал Джошуа, — по мере того как росло население Земли. Если только тролли реагируют на многолюдье так же, как и я».

— Но в последние десятилетия, с самого Дня перехода, их встречали все чаще и чаще. Полагаю, мы наблюдаем первую волну миграции. Сейчас я приведу тебе пример, чтобы ты понял…

Глава 27

Если верить отчету, составленному двумя студентами — а затем спрятанному и засекреченному согласно британскому закону о государственных тайнах, — в ночь инцидента было облачно и темно. Дело происходило в глуши Оксфордшира, в самом сердце Британии. При свете аварийного фонаря, питавшегося от аккумулятора, Гарет открыл парусиновый рюкзак и вытащил инструменты — две биты, крикетную и бейсбольную, барабанные палочки, которые он стянул в университетском оркестре, и даже крокетный молоток. То, чем можно бить по камням.

А Лол тем временем стучал лбом о дуб, который вместе со своими сородичами башней возвышался над камнями, напоминавшими кольцо сломанных гигантских зубов, воткнутых в землю. По слухам, это был один из древнейших в стране памятников истории — возможно, он предшествовал эпохе земледельцев, которые воздвигли большую часть менгиров в Британии. Но никто не знал наверняка, потому что здесь никогда не проводились нормальные археологические изыскания. Ни аккуратной дорожки, ни туристической тропы, утыканной табличками с информацией для посетителей, которые никогда сюда не приходили. Только камни и лес, который над ними возвышался. И легенда, согласно которой эти камни пели, отгоняя эльфов и прочих демонов. Легенда и привела сюда Гарета.

Лол обвил руками скрюченный ствол.

— Деревья! Деревья — вот начало начал, Газ. Они нас питают. Они росли на нашей планете триста миллионов лет. Представляешь? Огромные древовидные папоротники в каменноугольный период. Дерево определяется формой, а не видом. Некогда мы жили на деревьях. Они лежат в основе нашей мифологии. Есть легенды о мировых деревьях, похожих на лестницу в небо.

Они оба занимались естествознанием: двадцатилетний Лол изучал квантовую физику, а Гарет — акустику. Лол выглядел младше своих лет — точь-в-точь пятнадцатилетний подросток в затейливом байкерском прикиде. И он жил дома, с родителями. Но хоть он и любил пускаться в рассуждения о всякой растительной мифологии, ум у него, несомненно, был острый. Гарет считал довольно сложными нелинейные уравнения гидравлики, лежавшие в основе акустики, но квантовая физика — это ж вообще мрак…

Гарет услышал хлопок, как будто кто-то перешёл. Он обернулся. Ему показалось, что он заметил движение среди теней, которые камни отбрасывали при свете фонаря. Какое-то лесное животное вышло на охоту?

Лол сказал:

— Дай мне пиво.

Гарет уставился на приятеля.

— Оно ведь у тебя было.

— Нет.

— Я привез палки. Блин. Вечно ты забываешь закупиться, — он швырнул в Лола барабанной палочкой, едва не угодив в голову. — Если пива нет, давай закончим побыстрей и вернемся в паб, пока мы не успели протрезветь.

Лол подобрал палочку.

— Прости, старик.

Гарет достал мобильник и включил диктофон, готовясь записывать звуки, которые будут издавать камни, когда они начнут по ним бить.

Он делал это, чтобы привлечь внимание одной девушки.

Она изучала искусство, и иногда они встречались в автобусе по пути в колледж, но ему не о чем было с ней поговорить. Уж точно не о математике. Молодой человек решил, что архео-акустический эксперимент может её впечатлить.

На протяжении веков археологи упускали элемент звука, когда исследовали исторические памятники. Гарет однажды слышал любительский квартет парикмахеров, выступавший в крытой неолитической гробнице. Он был потрясен. Эту штуку, несомненно, выстроили с расчетом на акустику. И теперь он собирался поиграть на менгирах, чтобы проверить их акустические качества. Эта мысль пришла ему в голову по самоочевидной ассоциации: местные жители называли менгиры «поющими камнями», а легенда гласила, что они, мол, поют, отпугивая злых духов. А заодно Гарет хотел исследовать, каким образом легенды о духах, призраках и прочих кочующих сущностях обрели совершенно новый смысл в эпоху Долгой Земли, когда реальность внезапно стала проницаемой.

Возможно, он перемудрил. И не достиг главной цели, потому что был здесь с Лолом, а не с ней. Но, по крайней мере, он, в отличие от многих других жителей Британии, творчески подошел к вопросу о новых мирах. После Дня перехода минуло всего несколько лет. Гарет провел лето после окончания школы в Америке, где все говорили об экспедициях в отдаленные миры и о создании бесконечного множества последовательных Америк. А в Англии царили скука и пустота. Долгая Земля не впечатлила Джона Буля. Разумеется, массовому воодушевлению не способствовал тот факт, что последовательные Англии сплошь поросли густейшими лесами. В основном островки цивилизации в ближайших последовательных реальностях представляли собой маленькие четырехугольные просеки в зарослях, точные копии пригородных садиков, которые разбивали семьи из среднего класса, чтобы выращивать фасоль, загорать, если на Базовой Земле шёл дождь, а иногда чтобы стать жертвой дикого кабана. Тем временем бедняки, старые и молодые, бросали свои пособия по безработице и бесперспективную работу и просто исчезали в лесах, и города вымирали, от центральных кварталов к окраинам, и экономика постепенно рушилась…

Лол долго молчал. Слишком долго по меркам Лола.

Гарет поднял глаза.

Друг куда-то смотрел.

Нечто стояло в самом центре каменного кольца. Группа приземистых коренастых фигур, которых раньше там точно не было. С первого взгляда фигуры показались Гарету камнями — менгирами, стоявшими приблизительно по кругу. Нет, он ошибся. У них были обезьяньи лица и черные волосатые тела. И они стояли прямо, похожие на детей в костюмах обезьян. Свет фонаря мигал, отбрасывая угольно-черные тени.

— Они, кажется, перешли, — выдохнул Лол.

— Это что, шутка? Угощение или жизнь? До Хеллоуина ещё далеко, придурки.

Гарет занервничал; он всегда нервничал в присутствии детей, за которыми никто не надзирал.

— Слушайте, если вы не…

И тут низкорослые пришельцы, как один, раскрыли рты, и зазвучал многоголосый аккорд. Выдержав его неправдоподобно долгое время, они завели песню. Быструю и без мелодии, как показалось Гарету. Но пели они безупречно и красиво, так что у молодого человека даже в животе закололо.

Лол, стоявший на противоположной стороне круга, явно был в ужасе. Он зажал уши руками.

— Вели им замолчать!

Гарета вдруг посетило вдохновение. Он схватил биту.

— Бей по камням! Живей!

И грохнул бейсбольной битой по ближайшему камню. Тот зазвучал.

Они с Лолом бешено колотили по менгирам. Слышались глухие ноты, безобразные, нестройные. Гарет торжествовал, невзирая на страх перед обезьяноподобными пришельцами. Он не ошибся. Камни представляли собой литофон, они были подобраны по звуку, а не по внешнему виду. Поэтому он дубасил по камням, и Лол делал то же самое.

Обезьяны встревожились. Тесный круг распался, уродливые лица сморщились, зубы обнажились, песня превратилась в уханье и отдельные возгласы. Один за другим незваные гости начали переходить и пропадать. Может быть, для того и существовали Поющие камни? Чтобы издавать безобразные диссонансы и преграждать поющим обезьянам дорогу в мир людей, как гласили легенды?

Вскоре поляна вновь опустела. Гарет обвёл взглядом камни, отбрасывавшие длинные тени. Стены мироздания казались такими тонкими…

А Джошуа и Лобсанг на «Марке Твене», изучая отчеты о подобных инцидентах, узнали, что тролльи первопроходцы, провозвестники вынужденной миграции, проникали гораздо дальше, чем можно было представить.

Глава 28

Джошуа и Лобсанг углублялись все дальше, продолжая свое осторожное путешествие.

Среди безликих миров Кукурузного пояса попадалась масса джокеров. Например, мир, покрытый саранчой; корабль оказался посреди тучи огромных насекомых, которые стукались о стенки гондолы. Потом путешественники задержались в мире, где, по расчетам Лобсанга, в результате случайного столкновения тектонических плит так и не образовалось Тибетское плато. Воздушные зонды обнаружили, что без Гималаев климат Центральной и Южной Азии, а также Австралии стал совершенно иным.

Были миры, которых они вовсе не понимали. Например, мир, окутанный нескончаемой багрово-красной пыльной бурей, точь-в-точь Марс в ночном кошмаре. Мир с пожухлой травой и паукообразными деревьями. Корабль пролетел над рекой, которая иссыхала в русле, обнажив широкие полосы потрескавшейся грязи. Вокруг, нервно глядя друг на друга, густо толпились животные. Джошуа взглянул на землеметр — 127487. Бессмысленный набор цифр.

— Как видишь, этот мир страдает от жестокой засухи, — сказал Лобсанг, — что и вызвало необычайную концентрацию животных у воды. У нас есть возможность как следует понаблюдать. Ты, должно быть, заметил, что у меня есть привычка останавливаться в удобных местах.

— Здесь полно лошадей.

Да, больших и маленьких, всех размеров — от шетландского пони до зебры, и разного обличья — косматые, коротконогие, с двумя, тремя или четырьмя пальцами на каждом копыте… И ни одна не походила на настоящую лошадь Базовой Земли.

Но среди стад, боровшихся за доступ к воде, были и другие животные. Например, семейство высоких и длинных тварей, нечто вроде верблюдов, созданных с оглядкой на жирафов. Молодые особи, с ногами, похожими на трубочки для коктейлей, выглядели душераздирающе хрупко. А ещё Джошуа увидел слонов с самыми разными бивнями. Животные, похожие на носорогов, животные, похожие на бегемотов… Травоядные, вынужденные тесниться у водопоя, нервничали и пугались, потому что с ними соседствовали хищники. Ну разумеется. Джошуа заметил стаю местных гиен и кошку, похожую на леопарда. Они ждали и наблюдали за настороженными толпами у озера.

Наконец к реке приблизилось существо, очень похожее на огромного страуса. Семейство носорогов боязливо попятилось, но птица вытянула шею, широко разинула клюв и изрыгнула шар, похожий на ядро. Снаряд врезался в ребра самца-носорога, который с ревом рухнул наземь. Семья бросилась врассыпную, а птица заторопилась лакомиться поверженной добычей.

Лобсанг при помощи винтовки, заряженной снотворным, свалил птицу и дал задание передвижному модулю. У гигантского страуса оказался специальный отдел желудка, наполненный смесью фекалий, костей, камней, кусочков дерева и прочих непереваримых предметов. Все это было, словно цементом, скреплено гуано, и получались огромные шары, твердые, как тик. Долгая Земля воистину полнилась чудесами, и, с точки зрения Джошуа, птица-пушка заняла положенное место в галерее курьезов.

Путешественники занесли увиденное в путевой журнал, и «Марк Твен» двинулся дальше. В тот вечер они смотрели фильм по выбору Лобсанга — «В поисках галактики». Джошуа не мог сосредоточиться на сюжете: покачиваясь вместе с кораблем и бормоча «Не сдаваться! Не бросать оружие!», он постепенно заснул.

И проснулся от яркого света. Корабль вновь остановился, и в безмятежное небо взмыли ракеты-зонды.

Здесь было не так холодно, как в предыдущих мирах; Лобсанг заметил: чем дальше они продвигались на запад, тем теплее становилось. В лесу просматривались многочисленные озера — по мнению Лобсанга, возникшие в результате метеоритного дождя. Два озера разделяла узкая полоска земли, которая живо напомнила Джошуа перешеек между Мендотой и Мононой в Мэдисоне.

Лобсанг объявил:

— «Запад-139171». Мы по-прежнему в пределах Кукурузного пояса.

— Почему мы остановились?

— Посмотри на север.

Джошуа увидел дым. Тонкий черный столбик в нескольких милях к северо-востоку.

— Это не огонь лагерного костра и не лесной пожар, — сказал Лобсанг. — Скорее горящий поселок.

— Значит, там люди.

— Да. И я получил радиосигнал. — Лобсанг включил отрывок записи. Приятный женский голос по-английски, по-русски и по-французски возвещал о своем присутствии молчаливому миру. — Далеко забредшие поселенцы. Называют себя Первой Небесной Церковью Жертв Космического Злоупотребления Доверием. Мы далеко от дома; здесь мало постоянных поселений. Этот дым от горящих домов. Видимо, там что-то случилось.

— Давай посмотрим.

— Опасность неизвестна. И неизмерима.

Возможно, Джошуа и был нелюдимом, но неписаное правило Долгой Земли гласило, что нужно помогать другим, будь то одинокий путник или попавший в беду поселок.

— Мы летим туда.

Большие винты корабля закрутились, и «Марк Твен» направился в сторону дыма.

— Рассказать тебе про Жертв Злоупотребления Доверием?

В то время как основные религии по преимуществу концентрировались на Ближних Землях, не желая чересчур отдаляться от своих святынь на Базовой Земле, будь то Ватикан или Мекка, многие неортодоксальные сообщества отправлялись в никуда в поисках свободы выражения — как это уже происходило в течение тысячи лет. Они обычно выбирали места, которые в контексте Базовой Земли были удалены от населенных пунктов, — так, Первая Небесная Церковь нашла себе пристанище далеко к востоку от Москвы. И даже среди прочих бродячих богоискателей Жертвы Злоупотребления Доверием выделялись как нечто из ряда вон выходящее.

— Они считают, что их религия отражает истину о Вселенной, которая по сути своей абсурд. Жертвы верят, что каждую минуту кто-нибудь «родится свыше». И они должны плодиться и размножаться, чтобы как можно большее количество человеческих умов оценило Великую Шутку.

Джошуа пробормотал:

— Кажется, шутка оказалась из серии черного юмора.

Они проплыли над несколькими милями просеки, окружавшей поселок, который стоял на холме — единственной высокой точке перешейка. На самой вершине пригорка высилось относительно большое здание. Вокруг лежали поля, разделенные рядами камней. Лобсанг заметил характерный цвет некоторых посадок. Тут росли целые акры марихуаны. Что в значительной степени объясняло, в чем фишка данного поселения.

И повсюду лежали трупы.

Лобсанг снизился до пятисот футов и завис. Встревоженные вороны, хлопая крыльями, поднялись, чтобы затем спуститься вновь. Жертвы Космического Злоупотребления Доверием, очевидно, предпочитали носить зеленое: центральная площадь и расходившиеся от неё улицы были усеяны изумрудными пятнами. Но кому пришло в голову забраться так далеко, чтобы уничтожить несколько сотен мирных душ, чья единственная странность заключалась в том, что они считали жизнь подарком судьбы?

— Я выйду, — сказал Джошуа.

— Бойня произошла недавно, — заметил Лобсанг. — Это убийство… нападение… Обрати внимание, трупы ещё не растерзаны. Что-то или кто-то убил триста человек, Джошуа. Не исключено, что нападавшие ещё здесь.

— А триста первый может быть ещё жив.

— Видишь большое здание в центре поселка, на холме? На единственной высокой точке перешейка. Там радиомаяк.

— Ссади меня в сотне футов от холма, — попросил Джошуа и задумался. — А потом перейди на несколько миров, слегка подвинься и возвращайся. Если кто-нибудь здесь остался, может, мы его выманим.

— «Выманим». Не самая приятная идея.

— Сделай так, как я прошу, Лобсанг.

Корабль спустился.

Пахло жиром и горелым мясом.

Джошуа, с попугаем на плече, шагал по прямой немощеной улице. Несколько ворон с досадой взвились в воздух. Странно было обнаружить хорошо развитый поселок в такой дали. Дома, с глинобитными стенами на прочных деревянных рамах, стояли аккуратными прямоугольными рядами. Наверное, первопроходцы, прокладывая первые улицы, мечтали, что однажды по этому плану будет построен большой город. Теперь большинство домов сгорели; дальше дымился целый квартал.

Джошуа подошел к первому трупу — женщине средних лет, с перекушенным горлом. Разумеется, человек такого сделать не мог.

Он шёл дальше и видел других мертвецов, в канавах, на пороге, в домах. Мужчин, женщин и детей. Некоторые, судя по всему, получили смертельный удар, когда бежали. Ни у одного не было при себе Переходника, но это Джошуа не удивило. Здесь они были дома и думали, что им ничто не грозит.

Он приблизился к центральному зданию на холме. Если поселок следовал примеру большинства религиозных колоний, там, вероятно, располагалась церковь или иное святилище. Первая постоянная постройка, воздвигнутая на новом месте. А следовательно, в ней хранилось общее имущество, в том числе радиостанция и какой-нибудь источник энергии. Ещё она служила укрытием на случай беды, как все церкви в западной истории. Вокруг, разумеется, валялось множество тел. Похоже, враг нанес удар сразу после утренней молитвы, ну или как там называлась церемония, которую проводили Жертвы. Не исключено, что Утренняя Зарядка.

Двери были заперты, а внутри могло быть что угодно. Когда Джошуа подошел, в воздух взвилась целая туча мух; вороны обиженно наблюдали за чужаком с крыши.

Прямо над головой Джошуа появился корабль.

— Лобсанг, ты ничего не заметил?

— Ничего подозрительного поблизости.

— Я хочу зайти в церковь. Или в молельню, не знаю.

— Будь осторожен.

Джошуа подошел к двойным дверям, вделанным в прочную стену из камня, обмазанного чем-то вроде штукатурки. Он пнул дверь и чуть не сломал лодыжку. И приготовился сделать вторую попытку.

— Побереги свой хрупкий эндоскелет, — сухо произнес Лобсанг. — Задняя дверь открыта настежь.

Точнее сказать, сорвана с петель и брошена на дорогу. Миновав расщепленную дверную коробку, Джошуа вошел в маленькую радиорубку, где все ещё работал передатчик, адресуя Вселенной свое невинное послание. Джошуа почтительно выключил его. Другая дверь вела в подсобное помещение, нечто вроде кухни, совмещенной с кладовой, как бывает во многих церквях; там стоял кипятильник и валялись грубо вырезанные из дерева игрушки. На стенах висели детские рисунки и график уборки, написанный по-английски. На следующей неделе наставала очередь сестры Аниты Доусет.

Третья дверь вела в главный зал. Там-то и лежало большинство убитых. Кровь залила пол и забрызгала стены, и мухи облаком вились над скорчившимися неподвижными телами.

Джошуа переступал через трупы, прижав ко рту платок. Некоторых он перевернул, чтобы осмотреть раны. Сначала он подумал, что люди сбежались сюда, под защиту толстых стен и массивных дверей, — даже у этих далеких пионеров должны были сработать древние инстинкты. Но что-то здесь его смущало…

— Джошуа?

— Я тут, Лобсанг.

Он протянул руку к алтарю с изображением большой серебряной руки, приставленной к золотому носу.

— Здесь жили комики-атеисты. Наверное, им было очень весело. Они не заслужили такой смерти. Если произошло преступление, если виноваты люди, нужно об этом сообщить, как только вернемся.

— Это не люди, Джошуа. Оглядись. Сплошь укусы. Пробитые черепа. Здесь бушевали животные, перепуганные животные. И дверь у тебя за спиной выбита изнутри, а не снаружи. Кто бы ни устроил тут бойню, он вошел не через дверь. Он оказался внутри и стал пробиваться наружу.

Джошуа кивнул.

— Значит, горожане вовсе не искали укрытия в церкви. Они собрались на обычную утреннюю службу. И вдруг что-то возникло прямо среди них. Животные, которые перешли, потому что от чего-то бежали…

— Они, видимо, запаниковали. Хотел бы я знать, какой эффект оказала на них травка, запах которой я ощущаю в воздухе…

Джошуа поймал себя на том, что смотрит на одно из тел. Обнаженное, покрытое волосами. Это животное имело почти человеческие пропорции — оно было стройное, несомненно двуногое, жилистое и сильное, с маленькой, как у шимпанзе, головой и плоским обезьяньим носом. Не тролль, а какой-то другой гуманоид. Его убили ударом ножа в горло; на груди темнела запекшаяся кровь. У кого-то достало смелости отбиваться от перепуганных и необычайно сильных обезьянолюдей, которые возникли из ниоткуда, посреди женщин и детей.

— Видишь, Лобсанг?

Камеры попугая зажужжали и повернулись.

— Вижу.

Джошуа отошел от трупа и выпрямился, закрыв глаза.

— Мы на вершине холма, единственной высокой точки в окрестностях. Густой лес — не самое удобное место для поспешного перехода. Если хочешь бежать со своей семьей за много миров, лучше собраться на открытом месте где-нибудь повыше, потому что иначе врежешься в дерево. Но в этом конкретном мире на вершине высокого холма горожане выстроили церковь. Прямо на пути.

— Продолжай.

— Я думаю, эти твари переходили. Собирались на холме и двигались на восток. Они бежали из дальних западных миров, как и тролли. В панике.

Лобсанг спросил:

— Чего они испугались? Нам придется найти ответ, прежде чем вернуться домой, Джошуа.

— И вот внезапно они оказались в каком-то закрытом месте, рядом с людьми. Они перепугались. Их становилось больше и больше… тогда они перебили всех, вырвались наружу и стали гоняться за остальными.

— Судя по тому, что мы знаем о троллях, Джошуа, они на такое не способны. Вспомни, как они обращались с рядовым Перси. А ведь они с легкостью могли бы его убить.

— Да. Но эти существа — не тролли.

— Предлагаю назвать их эльфами. Я вновь обращаюсь к мифологии, несвязным рассказам о робких, неверно истолкованных встречах с загадочными, стройными, похожими на людей пришельцами, которые, словно призраки, появлялись в нашем мире. Существование различных типов переходящих гуманоидов способно объяснить огромный пласт мифологии, Джошуа.

— Несомненно, ты имеешь в виду встречи, о которых не рассказывал мне, — сухо заметил Джошуа.

— В том числе. Кстати, — настойчиво произнес Лобсанг, — я заметил кое-что ещё. Примерно в четверти мили от тебя.

— Люди? Тролли? Что?

— Давай посмотрим.

Глава 29

Джошуа заспешил прочь из церкви, радуясь возможности выйти на свежий воздух, подальше от запаха крови.

Четверть мили на запад, сказал Лобсанг. Джошуа посмотрел на солнце, развернулся и побежал в указанную сторону. Меньше чем через двести ярдов он услышал стон.

Гуманоид лежал на спине в грязи. Не тролль — скорее нечто вроде эльфа, используя определение Лобсанга, но это существо отличалось от найденного в храме. Во всяком случае, Джошуа таких ещё не видел. Примерно пяти футов ростом, худое, поросшее волосами, похожее на прямоходящую обезьяну с удлиненным туловищем и пугающе человеческим лицом, несмотря даже на плоский, как у шимпанзе, нос. В отличие от твари в храме, у него была крупная голова — непропорционально большой череп, с точки зрения Джошуа, — и мозг явно превосходил размерами человеческий. И оно, точнее, она страдала. Самка была беременна. Почти без сознания, она стонала, металась и рвала шерсть на вздутом животе, и между ног у неё текла кровь, смешанная с водой.

Когда Джошуа наклонился, она открыла глаза — большие и раскосые, как у пришельцев на картинках, но по-обезьяньи карие, без человеческих белков. Глаза тревожно расширились и испытующе посмотрели на него.

Он пощупал живот самки.

— Она вот-вот родит. Но что-то тут не так. Ребенок уже должен был появиться.

Лобсанг негромко отозвался:

— Я бы предположил, что большая голова младенца препятствует появлению на свет.

— Что ты положил в рюкзак?

Прежде чем Лобсанг успел ответить, Джошуа раскрыл висевший на груди рюкзак и принялся рыться в поисках аптечки.

— Лобсанг! Спускайся. Мне нужны ещё инструменты.

— Зачем?

— Я собираюсь извлечь ребенка, — он погладил самку по щеке. Его собственная мать некогда лежала одна в целом свете, мучаясь родами. — Что, тужиться не хотим? Давай-ка сделаем это по-американски…

— Ты хочешь произвести кесарево сечение? — спросил Лобсанг. — Ты же не умеешь.

— Допустим. Зато наверняка умеешь ты. Поработаем вместе, Лобсанг.

Джошуа вытряхнул содержимое аптечки и задумался.

— Мне нужен морфий. Жидкость для стерилизации. Скальпель. Иголка и нитка…

— Мы далеко от дома. Ты истратишь запас медикаментов на эту тварь. Я, конечно, могу пополнить запас, но…

— Я должен, понимаешь?

Джошуа опоздал на помощь к Жертвам, но зато мог помочь эльфо-самке — по крайней мере, обязан был попытаться. Так он на свой лад исправлял мировую несправедливость, хотя бы чуть-чуть.

— Помоги, Лобсанг.

Пауза длиной в вечность.

— Я, конечно, располагаю полными описаниями важнейших медицинских операций. В том числе акушерских, хоть я и не думал, что в путешествии они нам понадобятся.

Джошуа повернул попугая, чтобы Лобсангу было видно, и разложил инструменты.

— Лобсанг. Говори. С чего начать?

— Нужно определить, сделать ли продольный разрез или поперечный…

Джошуа торопливо выбрил нижнюю часть живота самки. А потом, стараясь, чтобы рука не дрожала, занес бронзовый скальпель над брюшной полостью. Как только он собрался рассечь лезвием плоть, ребенок исчез. Джошуа догадался об этом, когда живот внезапно опал.

Он в ужасе шарахнулся.

— Он перешёл! Блин… младенец перешёл!

Потом появились взрослые. Две самки. Мать и сестра? Они мелькали вихрем лиц и рук, то появляясь, то пропадая вокруг Джошуа. Он даже не знал, что можно переходить с такой скоростью.

Лобсанг шепнул:

— Не двигайся.

Самки сердито взглянули на Джошуа, забрали роженицу и с тихими хлопками исчезли.

Лобсанг был в восторге.

— Эволюция, Джошуа! Только что совершилась эволюция. У всех прямоходящих гуманоидов проблемы с родами. Твоя мать постигла это на собственном нелегком опыте. В ходе эволюции женский таз сузился, чтобы упростить прямохождение, но в то же самое время у младенца увеличился объем мозга — вот почему мы рождаемся такими беспомощными. Человеку предстоит долго расти, прежде чем стать независимым. Но, похоже, эльфы в буквальном смысле слова обходят проблему узкого таза, — он негромко засмеялся. — То есть ребенок появляется на свет не через родовые пути. Он просто переходит из матки, Джошуа. Вместе с плацентой и пуповиной, видимо. Что вполне разумно. Способность переходить может повлиять на разные аспекты жизни, если дать эволюции время развить эту черту. Если не нужно так мучиться в процессе рождения, можно отрастить какой угодно большой мозг.

Джошуа почувствовал себя опустошенным.

— Они заботятся о больных. Если бы я разрезал ей живот, она бы не оправилась…

Лобсанг сказал:

— Как знать. Ты сделал все, что мог. А теперь возвращайся. Тебе надо помыться.

Глава 30

Дальше на запад миры постепенно становились зеленее, а засухи реже. Лесной покров густел, похожие на дубы деревья заполоняли не только долины рек, но и холмы, как зеленая волна прилива. На редких равнинах животные по-прежнему казались Джошуа знакомыми — они походили на лошадей, оленей, верблюдов. Но иногда он замечал странные создания — коренастых, коротконогих хищников, полукошек, полусобак, или стада огромных длинношеих травоядных, похожих на помесь слона с носорогом.

На девятнадцатый день пути, на «Западе-460000», Лобсанг самочинно объявил, что они достигли границы Кукурузного пояса. Климат здесь был слишком теплый, а леса слишком густые для эффективного земледелия.

Примерно в то же самое время они пересекли атлантическое побережье Европы, примерно на широте Британии. Путешествие, которое и так представляло собой скучный полёт над сплошным зеленым одеялом леса, стало ещё монотоннее, когда корабль полетел над гладью моря.

Джошуа часами сидел в наблюдательном пункте. Лобсанг редко заговаривал с ним, чему Джошуа радовался. На корабле царила почти полная тишина, не считая шелеста насосов и жужжания приборов, которые поворачивались так и этак. Почти лишенный чувственного восприятия, Джошуа боялся утратить форму и мышечный тонус. Иногда он делал упражнения на растяжку, занимался йогой, бежал на месте. Чего недоставало «Марку Твену», так это спортзала, но Джошуа не хотел просить у Лобсанга какие-нибудь тренажеры, подозревая, что тогда ему придется состязаться на беговой дорожке с роботом.

Над океаном Лобсанг слегка прибавил скорость. На двадцать пятый день они пересекли восточное побережье Америки, примерно на широте Нью-Йорка, и вновь полетели над сплошными лесами.

Больше не шло речи о том, чтобы остановиться или повернуть назад. Оба осознали необходимость лететь вперёд и вперёд, пока они не выяснят, что же вызвало миграцию гуманоидов. Джошуа содрогался, когда представлял себе вызванную паникой бойню, результаты которой он наблюдал в городе Жертв Космического Злоупотребления Доверием (Мэдисон, штат Висконсин).

Вновь оказавшись над сушей, они достигли соглашения. Лобсанг продолжал лететь ночью. Переходы не мешали Джошуа спать, а у Лобсанга органы чувств даже в темноте работали лучше, чем у Джошуа днем. Но зато он выговорил себе остановку, по крайней мере, на пару часов каждый день, чтобы ощутить землю под ногами, вне зависимости от того, что это была за земля. Иногда Лобсанг в своем передвижном модуле спускался на лифте вместе с ним. К удивлению Джошуа, он с легкостью пробирался по самой неровной поверхности, прогуливался, иногда весьма убедительно купался в ближайшем озере.

В общем и целом в отдаленных мирах тянулись сплошные леса. Во время дневных вылазок Джошуа подмечал различие деталей, разный ассортимент травоядных и хищников, постепенные изменения общей картины — меньше цветущих растений, больше папоротников, возрастающее однообразие пейзажа. За сутки «Марк Твен» преодолевал двадцать-тридцать тысяч новых миров. Но, по правде говоря, по мере того как мимо мелькали тысячи последовательных Земель, Джошуа убеждался, что человек, видевший одну из них, видел все. В промежутках между остановками, пока Лобсанг записывал наблюдения и заполнял техническую документацию, он лежал на кушетке и дремал, и ему снились сны, полные зелени и острых зубов, такие яркие, что Джошуа порой сомневался, спит он или бодрствует.

Иногда попадалось и кое-что новенькое. Однажды, где-то в районе места, которое на Базовой Земле называлось Тумстоном, Джошуа послушно взял образцы огромного, высотой в человеческий рост, гриба, который послужил бы серьезным препятствием Уайатту Эрпу и Доку Холлидею, если бы они вздумали здесь прокатиться.[134] Гриб был на вид как сметана и, говоря напрямик, чудесно пах; сходная мысль пришла в голову и маленьким, похожим на мышей тварям, которые источили его проходами, превратив в подобие эмментальского сыра.

Лобсанг в наушнике произнес:

— Попробуй, если хочешь. И, во всяком случае, принеси кусок побольше для анализов.

— Ты хочешь, чтобы я попробовал гриб на вкус, прежде чем ты выяснишь, ядовит он или нет?!

— На мой взгляд, это маловероятно. Более того, я и сам хочу попробовать.

— Неудивительно. Я видел, как ты пьешь кофе. Значит, есть ты тоже можешь?

— Ну конечно! Некоторые поступления органической материи мне просто необходимы. Но, переваривая гриб, я разложу его на составные части и исследую. Немного утомительный процесс. Многие люди с особыми диетическими требованиями вынуждены проделывать ту же процедуру, но без использования масс-спектрометра, который встроен в мою анатомию. Ты удивишься, сколько питательных веществ на самом деле содержат орехи…

В тот вечер Лобсанг вынес вердикт, что в нескольких фунтах огромного гриба достаточно протеинов, витаминов и минералов, чтобы прокормить человека в течение довольно долгого времени, хотя в кулинарном отношении гриб ни на что не годился.

— Так или иначе, — закончил Лобсанг, — то, что так быстро растет, содержит питательные вещества, необходимые человеку, и может существовать практически везде, несомненно, представляет интерес для индустрии фастфуда.

— Всегда рад помочь Трансземному институту зашибить монету, Лобсанг.

Для разнообразия Джошуа в ту ночь сидел и наблюдал в темноте за путешествием. Иногда во мраке там и сям мелькали огни. Но огонь — нормальное явление там, где есть молнии, деревья и сухая трава. Вперёд, вперёд, здесь не на что смотреть.

Он пожаловался на однообразие видов.

— А ты как думал? — поинтересовался Лобсанг. — В общем и целом я ожидал, что многие земли будут довольно однообразны, особенно с первого взгляда, — и не забывай, Джошуа, что, кроме первого взгляда, мы, в общем, не располагаем ничем. Помнишь, в детстве ты смотрел картинки с динозаврами юрского периода? Самые разные виды на одном ярком рисунке, и на переднем плане непременно тираннозавр борется со стегозавром. Природа обычно себя так не ведет, и динозавры тоже. Природа обычно или молчит, или разговаривает так, что трясется земля. Хищники и их добыча преимущественно рассеяны в пространстве. Вот почему я склонен останавливаться в относительно засушливых мирах, где множество представителей животного мира толпятся у водоемов, хотя и в несколько искусственных условиях.

— Но сколько же мы упускаем, Лобсанг? Даже когда мы делаем остановку, то едва успеваем оглядеться, прежде чем двинуться дальше, несмотря на все твои пробы и зонды. Если мы смотрим лишь мельком…

По собственному опыту, полученному во время «творческих отпусков», Джошуа инстинктивно знал, что нужно пожить в мире, чтобы понять его, а не скользить по поверхности, перебирая пачку картинок. Шёл тридцать третий день путешествия.

— Где мы сейчас?

— Ты имеешь в виду — относительно географии Базовой Земли? Примерно в районе Северной Калифорнии. А что?

— Давай остановимся. Я просидел в твоем летающем отеле больше месяца и хочу провести хотя бы один день на месте, чтобы немного расслабиться. И набраться впечатлений. Хорошо? Только сутки. А ты можешь пополнить запас воды. Честно говоря, я просто с ума схожу.

— Хорошо. Не возражаю. Я найду мир поинтереснее и остановлю корабль. Поскольку мы в Калифорнии, не хочешь ли доску для серфинга?

— Ха-ха.

— Ты изменился, Джошуа, ты это знаешь?

— Потому что спорю с тобой?

— Да. Я заинтригован — ты стал быстрее, менее склонен к колебаниям и меньше похож на человека, занятого только собственными мыслями. Разумеется, ты остался собой. Честное слово, возможно, ты сейчас — больше ты, чем до сих пор. Теперь, когда ты узнал, каким образом появился на свет…

Джошуа отмахнулся.

— Не надо, Лобсанг. Спасибо за браслет. Но ты не психолог. Наверное, путешествие расширяет сознание.

— Джошуа, если твое сознание расширится ещё немного, оно начнёт выливаться из ушей.

Хотя была полночь, Джошуа не хотелось спать. Он принялся готовить ужин.

— Как насчет кино?

— Я предпочту почитать. Есть предложения?

Включился экран.

— Я знаю подходящую вещь.

Джошуа уставился на экран.

— «Налегке»?

— Всегда полагал, что это во многих отношениях — лучшая книга Твена, хотя я и питаю слабость к «Жизни на Миссисипи». Прочитай. Заглавие отражает суть. Путешествие по неизведанным землям. Очень смешно, хоть и с ноткой горечи. Наслаждайся!

И Джошуа наслаждался. Он читал, а потом задремал и на сей раз во сне отбивал нападение индейцев.

На следующий день, около полудня, корабль остановился с привычным толчком. Джошуа увидел внизу озеро — серо-синий щит посреди лесной зелени.

Лобсанг объявил:

— Лови волну, старик.

— О господи.

Лес оказался весьма приятным. Эскадрильи летучих мышей носились за мошками в зеленом воздухе над головой; пахло сырым деревом и гниющими листьями. Мягкие звуки вокруг казались, как ни странно, гораздо тише простой тишины. Джошуа знал, что абсолютная тишина в природе — это такое необычное состояние, которое не просто примечательно, но ещё и предвещает несомненную угрозу. Но бормотание глухого леса было естественным белым шумом.

Лобсанг сказал:

— Джошуа, тише. Посмотри налево.

Он увидел лошадей, робких, пугливых, с причудливо изогнутыми шеями и мягкими копытами, размером со щенка. А ещё что-то вроде слона с толстым хоботом, но не выше пары фунтов в холке.

— Какие милые, — сказал Джошуа.

— Озеро прямо по курсу.

Оно было окружено стеной деревьев и узкой полоской прибрежного песка. Спокойная вода поросла камышом и тростником, и в столь редком здесь ярком солнечном свете под синим небом, хлопая бело-розовыми крыльями, кружились экзотические птицы. На дальнем берегу Джошуа заметил какое-то животное, похожее на собаку, пугающе большое — четырех или пяти ярдов в длину, с массивной головой и гигантскими челюстями, которые сами по себе выдавались на целый ярд. Прежде чем Джошуа успел поднять бинокль, животное скользнуло в лесную тень.

Он сказал:

— Это совершенно точно млекопитающее. Но челюсти у него как у крокодила!

— Да, млекопитающее. Подозреваю, дальний родственник кита — в смысле, нашего кита. А в воде, Джошуа, как обычно, водятся и настоящие крокодилы. Универсальные.

— Как будто части разных животных смешались… кто-то тут забавляется эволюцией.

— Мы в сотнях тысяч миров от Базовой Земли, Джошуа. В этом отдаленном мире мы видим представителей многих отрядов животных, имеющихся на нашей ветви вероятностного дерева эволюции, но как будто переосмысленных. Эволюция, как погода, довольно-таки хаотична…

Джошуа услышал какое-то хрюканье, словно со спины к нему подкрадывалась свинья. Большая свинья.

— Джошуа. Не беги. Сзади. Медленно повернись.

Он послушался, подумав об оружии, которое было у него с собой. Нож на поясе, пневматический пистолет в рюкзаке на груди. А над головой витал Лобсанг, вооруженный летающим арсеналом. Джошуа попытался успокоиться.

Огромные свиньи — таково было первое впечатление. С полдесятка, каждая в холке высотой примерно человеку по плечо, с могучими копытами, щетинистыми буграми на спине, крошечными угольно-черными глазками и мощными длинными челюстями. И на каждой восседал гуманоид — не тролль, а худенькое создание с обезьяньим лицом и волосами цвета ржавчины. Они сидели на свиньях верхом, как на огромных безобразных лошадях.

До спасительных деревьев было далеко.

— Снова эльфы, — шепнул Лобсанг.

— Те же, что перебили Жертв?

— Во всяком случае, их ближайшие родственники. Долгая Земля велика, Джошуа; видообразование всюду происходит по-разному.

— Ты высадил меня здесь, чтобы я с ними встретился, так? Ничего себе приятный отдых!

— Нельзя отрицать, что это интересно.

Один из эльфов издал клич, заверещав по-обезьяньи, и ткнул своего скакуна пятками в бока. Шесть свиней, издавая утробное хрюканье, зарысили к Джошуа.

— Лобсанг, что делать?

Свиньи набирали скорость.

— Лобсанг!

— Беги!

Джошуа побежал, но свиньи двигались быстрее. Он едва успел сократить расстояние между собой и снижавшимся «Марком Твеном» или лесом, когда с топотом пронеслась огромная туша. Джошуа почувствовал запах грязи, крови, навоза, что-то вроде застоявшегося мускуса, и тут маленький кулак ударил его в спину и опрокинул.

Свиньи гарцевали вокруг, настроенные до странности игриво, невзирая на размеры и вес. Их непосредственная жестокость вселяла ужас. Джошуа ожидал, что его растопчут или выпотрошат огромными клыками, торчавшими на конце рыла, но свиньи продолжали бегать туда-сюда, а гуманоиды, или эльфы, ухали и улюлюкали, то и дело наклоняясь, чтобы замахнуться. В их руках мелькали острые наконечники — каменные наконечники. Джошуа накрыл голову и перекатился.

Наконец они отступили, выстроившись в круг. Дрожа, Джошуа поднялся на ноги и полез за собственным оружием. Он убедился, что не пострадал, не считая царапин на лице и синяка на плече под комбинезоном, куда пришелся удар. Но эльфы срезали с груди Джошуа рюкзак, даже стянули нож из чехла на поясе. Его ловко обобрали, оставив лишь попугая на плече и процессор на спине.

Эльфы с ним забавлялись.

Они встали во весь рост на спинах у своих странных ездовых животных. Они не походили на троллей, потому что были намного стройнее и тоньше — их волосатые прямые тела, изящные и сильные, напоминали тела детей-акробатов. В данной версии они обзавелись длинными, приспособленными для лазания по деревьям руками, совершенно человеческими ногами и маленькими головами с морщинистыми обезьяньими лицами. В охоте участвовали только самцы, некоторые из которых заметно возбудились.

Джошуа постарался найти светлую сторону.

— Зато они ниже, чем я. Футов пять.

— Не стоит их недооценивать, — шепотом предупредил Лобсанг. — Они сильнее. И не забывай, что они дома.

Уханье и крики зазвучали вновь, достигнув крещендо. Один из эльфов ткнул своего кабана пятками в бока. Клыкастый скакун, не сводя глаз с Джошуа, мерно зарысил вперёд. Эльф обнажил зубы — совсем как у человека — и зашипел.

Шутки кончились.

Бывает, ужас становится похож на патоку, которая замедляет ход времени. Однажды в детстве Джошуа свалился в карьер на известняковой каменоломне, в десяти минутах езды на велосипеде от Приюта, и друзья не смогли его вытащить. Ему пришлось висеть на руках, пока они бегали за помощью. Руки болели адски. Но лучше всего — в мельчайших подробностях — он запомнил камень, который был прямо перед глазами. Мальчик разглядывал вкрапления слюды и лишайников — миниатюрный лес, выгоревший под солнцем. Этот крохотный пейзаж был для Джошуа целым миром… а потом послышались крики и кто-то схватил его за запястья, как будто наполненные горячим свинцом…

Эльф взмыл в воздух и исчез. Свинья продолжала рысить дальше, ворча и набирая скорость. До Джошуа со всей ясностью блеска слюды на нагретом солнцем камне дошло, что эльф перешёл, чтобы вернее настичь добычу.

Свинья приближалась. Джошуа стоял неподвижно. В последнюю секунду животное запнулось, помедлило и свернуло.

Эльф вернулся; вытянувшись в воздухе, ногами он приземлился на спину свиньи, а руками обхватил Джошуа за шею — иными словами, он держал руки наготове, когда перешёл обратно. Джошуа поразился точности маневра. Сильные обезьяньи пальцы сжимались, и он, не в силах вздохнуть, повалился наземь. Он потянулся к противнику, но у эльфа руки были длиннее; Джошуа извивался, тщетно пытаясь достать до морщинистого рычащего личика, и мир уже погружался в темноту.

Он старался не терять самообладания. Оружие и прочие вещи пропали, но на плече по-прежнему сидел попугай. Тогда Джошуа обеими руками ухватил каркас и ткнул им в лицо эльфу. В разные стороны полетели осколки стекла и обломки пластмассы, эльф с воплем запрокинулся назад, и, слава богу, смертоносная удавка на горле ослабла.

Но другие эльфы на свиньях орали и приближались.

— Джошуа! — загремел в воздухе громкоговоритель. Корабль медленно и тяжеловесно снижался, и из люка свисала веревочная лестница.

Джошуа поднялся на ноги, хватая воздух саднящим горлом, но между ним и лестницей стояли враги, а раненый эльф, лежа на земле, яростно вопил. Круг сжимался, и единственным вариантом был путь, которым прискакал вожак.

Поэтому Джошуа побежал туда, прочь от корабля — и прочь из круга. Сломанный попугай, по-прежнему прикрепленный к плечу проводами, волочился за Джошуа по земле. Яростно орущие эльфы гнались следом. Если бы только он как-нибудь сумел вернуться или, например, добраться до леса…

— Джошуа! Осторожно! Смотри…

Земля внезапно ушла из-под ног.

Он пролетел около ярда и оказался в яме, окруженный собаками — нет, помесью собак и медведей, которых он раньше уже видел. Животными с маленькими собачьими туловищами, массивными головами и медвежьими мордами. Поросшие черной шерстью твари кишели вокруг. Самки и щенки. Джошуа угодил в логовище, а не в ловушку. Но даже щенки огрызались и сердито рычали. Самый маленький, почти хорошенький, сомкнул миниатюрные медвежьи челюсти на ноге Джошуа. Тот лягался, пытаясь освободиться из крепкой хватки, взрослые собакомедведи лаяли и рычали, и Джошуа подозревал, что сейчас они на него набросятся.

Но тут появились эльфы на своих свиноподобных скакунах. Взрослые животные стаей высыпали из логова и ринулись на свиней. Началась драка — вопли, лай, хрюканье, рев, визг, лязг зубов, крики боли и брызги крови. Эльфы мелькали тут и там, словно Джошуа наблюдал эту сцену под стробоскопом.

Джошуа выбрался из ямы и побежал прочь от поля боя — во всяком случае, попытался. Но упрямый щенок висел у него на ноге, и вдобавок он по-прежнему волочил за собой бесполезные останки попугая. Джошуа поднял голову. Корабль маячил почти аккурат над ним. Он прыгнул, схватился за веревочную лестницу и яростно отпихнул щенка. «Марк Твен» взлетел немедленно.

Тем временем собаки окружили огромных свиней, которые отчаянно отбивались. Джошуа видел, как большая медведесобака вцепилась зубами в шею визжащей свиньи и повалила её наземь. Но другая свинья поддела собаку большими клыками, распоров ей грудную клетку, и подбросила в воздух. В той же мясорубке мелькали эльфы. Собака прыгнула на одного из них, целясь в горло; эльф исчез и возник рядом. Он развернулся с балетной грацией, перехватил животное в прыжке и полоснул тонким каменным ножом, выпустив собаке внутренности прежде, чем она успела коснуться земли. Эльфы дрались не на жизнь, а на смерть, но у Джошуа возникло впечатление, что они сражались только за себя, а не друг за друга; это была не столько битва, сколько серия поединков. Каждый выживал поодиночке.

Корабль поднялся выше деревьев и вылетел на свет. Битва превратилась в клубок пыли и кровавых брызг на фоне окружающего пейзажа, над которым невозмутимо плыл «Марк Твен». Джошуа, все ещё с трудом переводя дух, вскарабкался по лестнице и ввалился в люк.

— Ты ударил щенка, — с упреком произнес Лобсанг.

— Поставь галочку, — пропыхтел Джошуа. — Когда в следующий раз будешь выбирать место для приятного отдыха, представь себе Диснейленд.

А потом темнота, которая заслоняла ему свет с момента стычки с эльфом, наконец одержала верх.

Глава 31

Потом Джошуа узнал, что пострадал довольно-таки серьезно. Масса мелких повреждений, большую часть которых он просто не заметил сразу. Раненая шея. Царапины, порезы и даже один укус, причём не от щенка на лодыжке — на плече у Джошуа оказался отпечаток вполне человеческих зубов. Передвижной модуль обработал раны, накачал Джошуа антибиотиками и болеутоляющими.

И он заснул. Иногда он ненадолго просыпался и смутно видел над собой белые, как кость, звёзды, а внизу бесконечные зеленые леса. Мерный покачивающийся ритм переходов убаюкивал. Джошуа спал целыми днями.

Но чем дальше они продвигались на запад, тем сильнее становилось странное давление в голове, даже во сне, — удушье, которое он всегда чувствовал, когда возвращался на Базовую Землю. Столпотворение чужих сознаний, которые вытесняли Тишину. Может быть, Долгая Земля, как говорили некоторые, и впрямь представляла собой круг, который рано или поздно должен был замкнуться, и Джошуа приближался к стартовой точке, то есть к Базовой Земле? Очень странно. А если нет — что ждёт впереди? И что гнало троллей по мирам?

Когда он наконец проснулся полностью, корабль вновь стоял. Джошуа сел и огляделся.

— Расслабься, — произнес бесплотный голос Лобсанга.

— Мы остановились, — голос звучал хрипло, но всё-таки звучал.

— Ты крепко спал, Джошуа. Я рад, что ты проснулся. Нам надо поговорить. Ты ведь понимаешь, что тебе не грозила настоящая опасность, не так ли?

Джошуа потер горло.

— А мне так не показалось.

— Я мог обезвредить эльфов в любую секунду. Усовершенствованный лазер был нацелен…

— Ну и почему же ты не стрелял?

— Ты сам попросил спустить тебя на землю. Я думал, тебе нравится.

— Как ты уже однажды заметил, Лобсанг, нам надо договориться о терминах.

Джошуа отбросил одеяло, встал и потянулся. На нем были шорты и футболка, хотя он не помнил, как надевал их. С одной стороны, сейчас он бы вряд ли осилил марафонскую дистанцию, но, с другой стороны, его не мутило. Он отправился в душ, осторожно переставляя ноги, и поспешно смыл пот с тела. Небольшие царапины заживали, горло лишь слегка покалывало. Выйдя, Джошуа достал из шкафа чистую одежду.

Сквозь иллюминатор каюты он увидел, что корабль висит над частым гребнем тропического леса, который тянется до зеленого горизонта. Над заросшими долинами клубился туман. Солнце стояло низко; Джошуа догадался, что сейчас раннее утро. Корабль маячил примерно в сотне футов над землей.

Лобсанг сказал:

— Мы останавливались не каждый день, но с такой высоты трудно что-нибудь разглядеть.

— Из-за густого леса?

— Я послал вниз передвижной модуль. Мы далеко от дома, Джошуа. Примерно в девятистах тысячах миров от Базовой Земли. Только подумай. Вот оно, типичное зрелище. Лес, который тянется до самого горизонта. Возможно, он покрывает весь континент. Здесь трудно вести наблюдение.

— Но что-то тебя явно заинтересовало, правда?

— Посмотри на экран, — предложил Лобсанг.

Картинка на экране дрожала и прыгала — модуль, видимо, удалился от корабля. На экране Джошуа увидел лесную прогалину, брешь в сплошном зеленом покрове, наверное, пробитую огромным упавшим деревом, ствол которого лежал посреди поляны, поросший лишайником и экзотическими грибами. Доступ света позволил пробиться молодым побегам и низкому кустарнику.

А ещё свежая поросль привлекла гуманоидов. Джошуа заметил группу троллей. Они сидели на поляне тесной кучкой и терпеливо искали насекомых в шерсти друг у друга — каждый обрабатывал спину сидящего впереди. Они неумолчно напевали обрывки мелодий, похожие на полузабытые песни, — музыкальные фразы из двух, трех, четырех тактов, изобретаемые на месте и смутно доносившиеся до микрофонов модуля.

— Тролли?

— Думаю, да, — негромко ответил Лобсанг. — Музыковедам понадобится лет сто, чтобы разгадать структуру их пения. Смотри дальше.

Когда глаза Джошуа привыкли к дрожанию на экране, он разглядел и другие группы гуманоидов, на поляне и в лесном сумраке. Некоторых он видел впервые. Они играли, работали, выбирали насекомых, охотились. Он не сомневался, что это гуманоиды, а не обезьяны; когда кто-либо из существ вставал, становилось ясно, что оно двуногое и прямоходящее. Джошуа сказал:

— Кажется, разные виды друг с другом не враждуют.

— Да. Даже наоборот.

— Почему они все собрались здесь? В конце концов, они же разные.

— Подозреваю, что конкретно в этом сообществе они стали созависимы. Они нужны друг другу. Наверное, у них слегка различаются органы чувств, так что один вид может заметить опасность раньше остальных; так, мы помним, что тролли используют ультразвук. Сходным образом вместе плавают разные виды дельфинов. Видишь, я следую твоему совету, Джошуа. Я неспешно исследую чудеса Долгой Земли, наподобие этого скопления гуманоидов. Примечательное зрелище, не правда ли? Похоже на мечту о золотом веке человечества — множество гоминидов в едином пространстве.

— А как насчет будущего, Лобсанг? Что случится, когда сюда явятся люди? Смогут ли тролли и прочие выжить?

— Это другой вопрос. И что случится, если они устроят великое переселение на восток? Хочешь спуститься?

— Нет.

Когда корабль полетел дальше, они долго рассуждали о странном, самобытном человечестве Долгой Земли. И Лобсанг рассказал, как вскоре после Дня перехода отправил в параллельные миры несколько экспедиций на поиски ближайших родственников человека. Он рассказал Джошуа историю Нельсона Азикиве.

Глава 32

Если верить официальной истории семьи, его крестили Нельсоном в честь знаменитого адмирала. На самом деле он, скорее всего, получил имя в честь Нельсона Манделы, который, по словам матери, теперь сидел по правую руку Бога. И Нельсон-младший, вырастая, думал, что это очень хорошо, что у Манделы самое подходящее положение, чтобы помешать мстительному богу Израиля обрушить бедствие-другое на голову человечества.

Мать воспитала Нельсона «в Боге», как она сама выражалась, и, к её чести, сын оставался стоек в вере, а в конце концов, после непростой карьеры и ещё более непростого философского путешествия, принёс обеты. И вполне закономерно его пригласили в Британию, чтобы возвестить благую весть язычникам — несомненное доказательство того, что в мире все движется кругами. Нельсону понравились англичане. Они часто извинялись, что было вполне понятно, учитывая их наследие и преступления предков. Почему-то архиепископ Кентерберийский отослал Нельсона в провинциальный приход, такой безгрешный, что хоть сейчас в рай. Возможно, у архиепископа было странное чувство юмора. Или он хотел что-то доказать. Или просто посмотреть, что получится.

Разумеется, Англия здорово изменилась с тех пор, как мать рассказывала о ней Нельсону в детстве. Теперь, когда матери давно не стало, он ходил по Лондону, в котором обитало огромное разноцветное население. Трудно было найти разносчика газет, чьи недавние предки не расхаживали под африканскими звездами. Черт возьми, чернокожие мужчины и женщины даже сообщали слушателям, что на родине демократии пойдет дождь. И это несмотря на жуткое ощущение пустеющей страны, со столицей, которая безлюдела квартал за кварталом.

Именно так Нельсон и сказал уходившему на покой приходскому священнику Святого-Иоанна-на-Водах, преподобному Дэвиду Блесседу, который явно поддерживал теорию номинативного детерминизма. При первой встрече с Нельсоном Азикиве он воскликнул: «Сын мой, на следующие полгода как минимум у вас не будет недостатка в приглашениях на ужин!» Это оказалось подлинным пророчеством со стороны преподобного Блесседа, который, не без помощи семейного состояния, ещё нестарым удалился на покой в собственный домик и собирался, по его признанию, с интересом наблюдать, как Нельсон будет читать первую проповедь.

Он оставил домик при церкви Нельсону, который поселился там в одиночестве, не считая пожилой женщины, которая каждый день готовила обед и прибиралась. Она не отличалась словоохотливостью, а Нельсон, со своей стороны, не знал, о чем с ней говорить. И потом, у него и так хватало дел, поскольку в доме разгуливали сквозняки, а система канализации была такой замысловатой, что поставила бы в тупик самого Господа Бога; иногда шум сливного бачка раздавался посреди ночи без какой-либо видимой причины.

Эту часть Англии чудесным образом не затронула Долгая Земля. Её не затронул даже двадцать первый век, насколько Нельсон мог судить. Обитатели Центральной Англии казались сущими зулусами среди прочих британцев. Буквально каждый мужчина в деревне когда-то служил в армии, причём вышел в отставку в довольно высоком чине. С тех пор они возились в саду и воевали с картошкой. Вежливость местных жителей поражала Нельсона. Их жены напекли ему столько пирогов, что пришлось делиться с преподобным Блесседом, которому, как подозревал Нельсон, велели задержаться и слать отчеты церковным властям в Ламбет-Палас об успехах нового священника.

Они разговаривали в доме у Дэвида, пока супруга преподобного Блесседа присутствовала на собрании в Женском институте.

— Разумеется, повсюду найдутся те, кто не сумел перестроиться, — сказал Дэвид. — Но здесь таких немного, потому что пережитки английской классовой системы берут верх, понимаете? Вы высоки ростом, красивы, говорите по-английски намного лучше, чем их собственные дети. А когда вы процитировали Гудзонову «Жизнь пастыря» на похоронах старого Хамфри, после заупокойной службы, которую, кстати говоря, вы провели великолепно, несколько человек украдкой подошли ко мне и поинтересовались, не я ли вас научил. Разумеется, я сказал, что нет. И поверьте, как только новости разошлись… в общем, вы прошли испытание. Они поняли, что вы не только отлично говорите по-английски, но и прекрасно знаете Англию. А здесь это много значит. Потом, в довершение всего, вы взяли в аренду участок земли, и люди видели, как вы копаете, сажаете — в общем, возделываете свой сад. Тогда они окончательно перешли на вашу сторону. Понимаете ли, местные слегка волновались, когда заслышали о вашем приезде. Они… как бы выразиться… ожидали, что вы будете… немного серьезнее. Но вы, кажется, прекрасно подготовились.

Нельсон ответил:

— Некоторым образом, к моей миссии меня подготовила жизнь. Знаете, в детстве я был счастлив, очень счастлив для босоногого мальчишки из Южной Африки. Но мои родители считали, что тех, кто готов трудиться, ждёт лучшее будущее. Вы, возможно, считаете, что они были слишком строги, и, наверное, вы правы. Но они не позволили мне связаться с дурной компанией и заставили ходить в школу. А потом, разумеется, появилась корпорация Блэка с программой «В поисках будущего», и мать узнала об этом и отправила меня на собеседование. Такое ощущение, что с тех пор я стал баловнем судьбы. Я получал высший балл во всех тестах, которые проходил. Внезапно корпорация обнаружила, что у них есть мальчик-звезда, бедный африканский парнишка с уровнем IQ двести десять. Тогда они намекнули, что я могу просить луну с неба. Но я не знал, чего хочу. До самого Дня перехода… Где вы были в День перехода, Дэвид?

Пожилой священник подошел к огромному дубовому столу, вытащил массивный ежедневник, пошелестел страницами и сказал:

— Кажется, готовился к вечерней службе, когда услышал о том, что происходит. Что я подумал? А у кого вообще было время, чтобы крепко подумать? Здесь обошлось без особой паники. Провинция, как вы видите, отличается от города. Местных жителей не так легко напугать, и я сомневаюсь, что многие подростки в наших краях интересовались какими-то электронными игрушками. Тем более что ближайший магазин находится в Суиндоне. Но все наблюдали за происходящим по телевизору. Люди смотрели на небо, как будто надеялись увидеть другие миры — вот как мало мы понимали. Но ветер дул по-прежнему, коровы давали молоко, и, наверное, мы просто развлекались, слушая новости вперемешку с «Арчерами».[135] Честно говоря, не помню, чтобы у меня была хоть какая-то позиция по этому вопросу, пока не объявили официально, что действительно существуют другие миры и их миллионы, они находятся на расстоянии мысли и стоит только протянуть руку… Вот тогда люди навострили уши. Земля! В провинции слово «земля» с гарантией привлечет внимание…

Он заглянул в бокал с бренди, убедился, что тот пуст, и пожал плечами.

— Короче говоря, я задумался — «вот что творит Бог».

— Книга Чисел, — машинально отозвался Нельсон.

— Молодчина, Нельсон. Кстати, что приятно, это были первые официальные слова, посланные Сэмюэлем Морзе по электрическому телеграфу в 1838 году. — Дэвид Блессед наполнил доверху бокал и жестом поинтересовался, хочет ли Нельсон ещё.

Но молодой человек явно думал о другом.

— Что творит Бог… Я скажу вам, что творит Бог, Дэвид, честное слово. Настал День перехода, и мы узнали о Долгой Земле, и внезапно мир наполнился новыми вопросами. К тому времени я уже знал о Луисе Лики[136] и о том, как они с женой работали в Олдувайском ущелье. Я пришел в восторг при мысли о том, что все в мире по происхождению африканцы. Поэтому я объявил корпорации, что желаю знать, каким образом человек стал человеком. Я хотел понять, зачем. А главное, каково наше предназначение в контексте Долгой Земли. Короче говоря, я хотел знать, для чего мы существуем. Разумеется, к тому времени я уже отошел от веры, в которой был воспитан. Я, так сказать, стал слишком умен, чтобы оставаться с Богом. Я выкроил время, чтобы почитать о том, что творилось в последующие четыре столетия после Рождества Христова, и изучил непредсказуемую историю развития христианства. Мне показалось, что, какова бы ни была правда мироздания, её уж точно не в силах постигнуть раздираемая ссорами кучка старых церковников.

Дэвид коротко рассмеялся.

— Я полюбил палеонтологию. Меня очаровывали кости и стоявшие за ними истории. Особенно теперь, когда у нас есть инструменты, о которых двадцать лет назад никто не мог даже мечтать. Вот путь к поиску истины. Я добился неплохих успехов. И даже замечательных. Кости как будто разговаривали со мной…

Преподобный Блессед мудро хранил молчание.

— И вот вскоре после Дня перехода ко мне обратились из корпорации Блэка. Они подготовили экспедицию, которую я должен был возглавить и повести в разнообразные последовательные варианты Олдувианского ущелья, насколько хватит средств. Туда, где зародилось человечество. Но в иных мирах. Когда имеешь дело с корпорацией Блэка, средства действительно неисчерпаемы. Проблема заключалась в нехватке опытных работников. Время было как никогда подходящее для того, чтобы стать археологом, и мы обучили множество молодых людей. Всякий человек с подходящим образованием и лопатой мог подыскать себе собственное ущелье. Что бы там ни происходило, охотники за костями нашли свое Эльдорадо. Некоторое подобие африканского Рифт-Валли существует во многих последовательных мирах; геология повсюду сравнительно неизменна. Мы, как и надеялись, нередко находили в намеченных областях кости, которые явно принадлежали гоминидам. Я занимался этим проектом четыре года. Мы расширили область работ, и везде было то же самое — кости. Я выбирал и другие вероятные районы, в которых также могли зародиться разнообразные Люси — например, китайские, в результате ранней миграции из Африки. Но после двух тысяч раскопок в смежных землях, после стольких экспедиций за счет корпорации Блэка мы так и не нашли никаких признаков зарождающегося человечества, кроме старых костей, иногда деформированных, иногда попорченных животными, по большей части совсем маленьких. Ничего выше австралопитеков. Колыбель человечества оказалась пуста. Там, конечно, до сих пор ищут, и до самого последнего времени я возглавлял проект. Но в конце концов пустота Долгой Земли — по крайней мере, отсутствие человечества — так меня смутила, что я сдался. Я взял круглую сумму, которую выделила мне корпорация в качестве прощального подарка, хотя, знаю, они надеются, что однажды блудный сын вернется. Но я решил, что хватит — хватит пустых черепов. Хватит крошечных косточек. Мы видели борьбу, но не зарождение. И в один прекрасный день я задумался, где произошла ошибка. А может быть, она случилась не там, а здесь? Может быть, эволюция человечества — какая-то ужасная вселенская оплошность?

— Поэтому вы вернулись в лоно церкви? Ничего не скажешь, крутой поворот.

— Мне говорили, что в последнее время никого не посвящали так быстро, как меня. Я знаю, что в прошлом английская церковь благосклонно взирала на людей, которых называли естествоиспытателями. Многие викарии проводили воскресенья, охотясь за новыми образцами бабочек. Я всегда думал, какая это была удивительная жизнь — в одной руке Библия, а в другой — бутыль с эфиром.

— Не так ли начинал и Дарвин?

— Дарвин не стал священником. Его отвлекли букашки… Вот почему я здесь. Наверное, я искал новую точку отсчета, вот и подумал: почему бы не изучить теологию? Подойти к ней всерьез. Посмотреть, что получится. Кстати, моё предварительное заключение: Бога нет. Не обижайтесь.

— И не думаю.

— Значит, я должен выяснить, что же есть. Сейчас мою философию превосходно иллюстрирует следующая цитата: «Когда просыпаешься поутру, подумай, какая это привилегия — быть живым, дышать, думать, наслаждаться, любить».

Преподобный Блессед улыбнулся.

— А, старина Марк Аврелий. Нельсон, он же был язычником!

— Что, в общем, подтверждает мою точку зрения. Можно ещё глоточек бренди, Дэвид?

— По сути, Нельсон был прав, — сказал Лобсанг. — Линия гоминидов — и обезьяны, от которых они произошли, — очевидно, обладала огромным эволюционным потенциалом. Но если способность переходить впервые развилась на Базовой Земле, значит, умевшие переходить гуманоиды быстро распространились за её пределы, оставляя случайные следы в палеонтологических летописях; только на Базовой Земле можно найти кости, подтверждающие поступательную эволюцию человечества.

— И что же, Лобсанг? Об этом задумывался и Нельсон. Для чего вообще нужна Долгая Земля?

— Полагаю, наша задача в том, чтобы выяснить. Может быть, отправимся дальше?

Глава 33

И они отправились дальше, оставив позади необычное сообщество гуманоидов. Теперь «Марк Твен» двигался на восток, прочь от тихоокеанского побережья, углубляясь в недра континента.

Почти незаметно проплыла мимо очередная веха — миллионный мир. Ничего особенно не изменилось, лишь бесшумно зажглась новая цифра на землеметре. Но теперь путешественники пересекали миры, которые пионеры первой волны называли Верхними Меггерами. Никто, даже Лобсанг, не знал наверняка, заходил ли сюда хоть кто-нибудь.

Джунгли, покрывавшие Северную Америку, постепенно становились гуще, плотнее, жарче. Сверху не было видно ничего, кроме зеленого одеяла, там и сям испещренного пятнами воды. Воздушная съемка давала понять, что в этих мирах леса, вероятно, тянутся до самых полюсов.

Как и раньше, каждый день Лобсанг останавливал корабль, чтобы спустить Джошуа на землю размять ноги. Джошуа оказывался в густом лесу, где росли папоротники всех размеров и деревья, знакомые и незнакомые, увитые ползучими растениями вроде жимолости и винограда. Цветы полыхали буйством красок. Иногда Джошуа возвращался с гроздьями ягод, похожих на виноград, — маленьких и твердых по сравнению с садовым виноградом, но всё-таки сладких. В таком густом лесу не водились крупные животные, зато попадались какие-то странные скачущие твари, немного похожие на кенгуру, но с длинными подвижными носами. Джошуа научился доверять этим созданиям, чьи тропы в подлеске неизменно приводили к воде. А в листве мелькали летающие существа, которые хлопали огромными крыльями. Однажды он даже увидел нечто извивающееся и очень похожее на осьминога, которого запустили в воздух, как летающую тарелочку. Что за чертовщина?

Несколько ночей Джошуа провел вне корабля, просто в память о старых добрых временах. Он чувствовал себя совсем как в «творческом отпуске», особенно когда отходил на мир-другой от Лобсанга, хотя господин и повелитель этого не одобрял. И всё-таки, когда выдавалась такая возможность, Джошуа сидел у костра и слушал Тишину. В погожие ночи ему казалось, что он ощущает другие миры, обширную пустоту вне досягаемости крошечного круга света, который отбрасывал костер, массу невоплощённых возможностей. А потом он возвращался на корабль, оставляя позади почти неисследованным целый мир с его удивительными тайнами.

И они летели дальше, дальше и дальше.

На пятидесятый день пути, когда они находились примерно за миллион триста тысяч миров от дома, земля и воздух замерцали, леса исчезли, и даль расчистилась: появилось море, которое тянулось до горизонта, сверкая и белея пеной, в самом сердце Северной Америки.

Не останавливаясь, Лобсанг повернул корабль на юг в поисках суши.

Мир за миром, море оставалось внизу. Оно кишело жизнью, зеленело водорослями, в нем виднелись какие-то светлые очертания, которые вполне могли быть коралловыми рифами, и живые существа, которые прыгали и ныряли, — возможно, дельфины. Аккуратно снижаясь, путешественники убедились, что море соленое. Это не обязательно значило, что оно впадало в обширный Мировой океан; внутренние моря бывают солеными от испарений. Пробы воды, которые брал Лобсанг, были полны морских растений и ракообразных — экзотических, во всяком случае, с точки зрения специалиста. Лобсанг исправно увеличивал запас образцов и снимков.

Наконец, двигаясь на юг, они увидели береговую линию. Корабль перестал переходить, и они исследовали мир, в котором оказались. Сначала они обнаружили плотные массы тумана, затем огромных птицеобразных животных, низко круживших над морем, а потом — саму землю, поросшую густым лесом, который почти вплотную подступал к побережью. Лобсанг решил, что холмы, к которым они приближались, — вероятно, родственники плато Озарк.

Они летели на восток, пока не добрались до громадной долины, возможно проложенной троюродной сестрой Миссисипи или Огайо. «Марк Твен» двигался вдоль неё на север до устья, где река впадала во внутреннее море. Место слияния пресной речной воды с соленой океанской было видно благодаря пятну ила, растянувшемуся на несколько миль.

Сюда, на открытое место, к берегам пресноводной реки, сходились на водопой звери. Пока «Марк Твен» летел мимо, перебирая миры, Джошуа видел стада огромных животных, которые то появлялись, то исчезали — одни были четвероногими и походили на слонов, другие двуногими и вполне могли быть бескрылыми птицами. У их ног копошилась живность поменьше. Несколько секунд — и появлялась очередная прихотливая, нереальная сцена, а за ней следующая…

— Похоже на подборку кадров из фильмов Рэя Гаррихаузена, — сказал Лобсанг.

— Кто такой Рэй Гаррихаузен? — спросил Джошуа.

— Сегодня вечером мы посмотрим оригинальную версию «Ясона и аргонавтов». После фильма — лекция с показом слайдов. Не пропустите. Но какая находка, Джошуа! Я имею в виду море. И все побережье. Сколько места, чтобы прийти и поселиться! В данной версии Северной Америки есть второе Средиземное море, внутреннее, которое сулит немало богатств и культурных возможностей. А что касается потенциала для колонизации, Кукурузный пояс по сравнению с ним гроша ломаного не стоит. О, здесь могла бы зародиться новая цивилизация. Не говоря уже о возможностях для туризма — в любом из этих миров, а мы миновали уже сотню.

Джошуа сухо отозвался:

— Может быть, их назовут поясом Лобсанга.

Если Лобсанг и понял шутку, то промолчал.

Ещё одна ночь, ещё один глубокий сон.

Когда Джошуа проснулся на следующее утро, за иллюминатором как будто горел костер.

Он вылетел из постели. Лобсанг вошел в каюту, когда Джошуа натягивал штаны, отчего тот ещё больше заторопился и подумал, что нужно объяснить Лобсангу значение слова «стучать».

Лобсанг улыбнулся.

— Доброе утро, Джошуа. Сегодня многообещающий день.

— Да, да, — сегодня у него не было настроения выслушивать чушь. Мысль об обществе — настоящем, безусловно человеческом обществе — словно наэлектризовала Джошуа. Носки, грубые башмаки… — Я готов спускаться. Лобсанг… кто бы ни развел этот огонь… там люди?

— Насколько я понимаю, да. Ты увидишь, как она загорает в обществе динозавров.

— Она! Динозавры! Загорает!

— Посмотри своими глазами. Но будь осторожен, Джошуа. Динозавры выглядят достаточно дружелюбно. Во всяком случае, по большей части. Но вот она может и укусить…

Не считая лифта, у них теперь появился второй путь с корабля вниз — высокотехнологичная штука, которая представляла собой старую автомобильную покрышку (найденную на складе разного барахла в обширных недрах «Марка Твена») на веревке. Плюс тревожная кнопка на груди у Джошуа. По сигналу Лобсанг мог спустить покрышку, а главное, быстро поднять, если за Джошуа гнались. Он почувствовал себя гораздо лучше, когда установил этот спасательный механизм после встречи с кровожадными эльфами, и в последнее время всегда настаивал, чтобы покрышка болталась невысоко от земли. Джошуа был готов бегом броситься к ней в случае опасности.

И теперь его спускали на очередную Землю. Где-то здесь находился ещё один человек, он это чувствовал. Честное слово. Для Джошуа присутствие людей меняло мир.

У Лобсанга вошло в привычку высаживать своего спутника неподалеку от цели, чтобы тот мог осторожно приблизиться, вместо того чтобы сваливаться с неба. Поэтому корабль завис над дельтой реки — над густыми деревьями, кустарником, болотами и небольшими озерами. Воздух был свеж, но пахло солью и влажной гнилью из джунглей. Доносился ещё какой-то запах, сухой и тонкий, хоть и неопределенный, — так показалось Джошуа, когда он спустился. Густой лес доходил до края глинистой равнины и покрывал возвышенность на юге. И откуда-то тянулась тонкая струйка дыма.

Джошуа спустился чуть в стороне от реки, в лесу. Оказавшись на твердой земле, он осторожно зашагал вперёд, в сторону дыма.

— Я чую… сухость. И ржавчину. Похоже на террариум в зоопарке.

— Этот мир может сильно отличаться от Базовой Земли, Джошуа. Мы далеко забрались по шкале вероятности.

Лес расступился, обнажив полоску пляжа и неспешное течение. И среди камней, близ воды, Джошуа увидел толстых, массивных, похожих на тюленей животных, которые нежились на солнце. Стадо насчитывало примерно десяток особей, в том числе нескольких детенышей. Их грузные тела поросли бледно-золотистой шерстью, и у всех были маленькие, почти конические головы с черными глазами, маленькими ртами и плоскими, как у обезьян, ноздрями. Тюлени с гуманоидными лицами. Попугай на плече у Джошуа, которого починили после того, как он сыграл роль дубины, зажужжал, наводя объектив.

Морские создания заметили гостя раньше, чем он успел подойти поближе. Они приподнялись, повернули свои обезьяньи головы и с тревожным уханьем поползли с камней по песку к воде; детеныши торопились за взрослыми. Джошуа увидел, что конечности у них представляли собой нечто среднее между обезьяньими лапами и ластами — с коротенькими кистями и перепонками между пальцами. Животные легко скользнули в воду, где, видимо, чувствовали себя увереннее, чем на суше.

Но тут же взметнулись брызги, и из воды высунулась верхняя челюсть размером с лодку. Морские твари в панике бросились врассыпную, визжа и барахтаясь.

— Крокодил, — сказал Джошуа. — Туда, чтоб тебя, не сунешься.

Он подобрал плоский камень и зашагал к воде.

— Джошуа, осторожней…

— Эй ты! — Он что есть силы пустил камнем по воде и с радостью убедился, что попал крокодилу в правый глаз. Тварь с ревом нырнула.

А потом выскочила из воды. У неё оказались мощные задние ноги. Длиной крокодил был метров двенадцати. Как будто из моря внезапно вылетела субмарина. Джошуа показалось, что земля задрожала, когда крокодил приземлился на песок… и в ярости двинулся к нему.

— Твою мать…

Джошуа повернулся и побежал.

Он нырнул в очередную рощицу, пробираясь в сырой тени деревьев. Оказавшись перед естественной преградой, крокодил озадаченно заревел, покрутил огромной башкой и зашагал вдоль пляжа, ища другую добычу.

Джошуа, тяжело дыша, прислонился к стволу. Вокруг, на деревьях и на земле, росли цветы; лес, несмотря на тень, был полон красок. Повсюду слышался шум, отзывавшийся эхом; сквозь ветви доносились тонкие крики, откуда-то издалека — низкое ворчание.

— Повезло тебе с крокодилом, — заметил Лобсанг. — Глупо, но повезло.

— Но если сейчас он завтракает здешними гуманоидами, это моя вина. Они ведь гуманоиды, так, Лобсанг?

— Да, наверное. Но лишь отчасти адаптировавшиеся. Двух миллионов лет недостаточно, чтобы превратить двуногую обезьяну в тюленя. Они сродни дарвиновским бескрылым бакланам.

Тени росли и менялись. Что-то заслонило обзор — огромная туша, похожая на летающий дом. С грохотом опустилась нога толщиной с дуб, выше Джошуа. Он съежился, не смея броситься бегом под прикрытие деревьев, и робко взглянул вверх, на туловище, покрытое толстой морщинистой шкурой, испещренной старыми шрамами, похожими на воронки от снарядов.

Бегом, прямо из ниоткуда, вынырнул хищник, похожий на тираннозавра, с массивными задними лапами и маленькими когтистыми передними, с головой как бульдозер. Тварь размером с паровоз и столь же шустрая. Джошуа подался ещё дальше в глубь зарослей, а хищник бросился на гигантское животное, сомкнул огромные челюсти и оторвал кусок мяса размером с человеческий торс. Зверь заревел, как будто взвыла сирена гигантского танкера. Но ходу он не сбавил, словно не заметил огромной раны, как Джошуа не обратил бы внимания на блошиный укус.

— Лобсанг…

— Я видел. Вижу. Обед в парке юрского периода…

— Скорее легкая закуска, — сказал Джошуа. — Мы нашли динозавров, Лобсанг?

— Не динозавров. Хотя я знал, что ты так скажешь. Данные животные слишком хорошо развиты для динозавров. Некоторых из них — изрядно эволюционировавшие потомки рептилий мелового периода, которые живут в мирах, где не упал погубивший динозавров астероид. Здесь, возможно, он лишь поцеловал планету, овеял её холодком смерти… Но все не так просто, Джошуа. Огромное травоядное, которое чуть не наступило на тебя, — это вообще не рептилия, а млекопитающее.

— Правда?

— Самка, притом сумчатая. Я разглядел детеныша размером с лошадь, которого она несла в сумке на брюхе. Потом покажу тебе снимок. С другой стороны, подобная морфология — огромные травоядные, на которых охотились свирепые хищники, — действительно была нормой в эпоху динозавров, и, возможно, она универсальна. Джошуа, не забывай: ты путешествуешь не назад во времени. И не вперёд. Ты перемещаешься по шкале вероятностей в пределах планеты, на которой время от времени драматические, якобы хаотичные, катаклизмы уничтожали большую часть живых существ, освобождая место для эволюционных новаций. На каждой следующей Земле исход с вероятностью в той или иной степени будет другим. Однако ты уже почти дошел до костра. Иди к воде!

С треском продираясь сквозь подлесок, через рощу прошли ещё несколько животных, направлявшихся к реке, к пресной воде. Сквозь заросли Джошуа видел длинные тела, рога, внушительные разноцветные гребни. Взрослые особи были выше плеча взрослого мужчины, детеныши сновали у них под ногами, похожими на движущиеся колонны. Но даже эти великаны казались карликами по сравнению с млекопитающим, которое он видел только что. Они шли к воде, и Джошуа последовал за ними.

Идя вдоль ручейка, он вышел на опушку. На заболоченной равнине расхаживали, ссорились и кормились огромные стаи птиц или каких-то птицеобразных существ. Болотные цветы под синим небом горели многоцветьем. Джошуа показалось, что он заметил горбатые спины крокодилов, скользивших в глубине. У кромки воды сгрудились огромные животные, увенчанные гребнями.

А на белом песке прямоходящие двуногие ящерицы нежились на солнце. Те, что поменьше, бегали друг за другом по пляжу и время от времени бросались в волну прибоя. Своими повадками они точь-в-точь напоминали калифорнийских подростков. Затем одно из животных, покрупнее, заметило Джошуа и ткнуло ближайшего соседа. Оба немного пошипели, после чего второй миниатюрный динозавр снова задремал, а первый остался сидеть. Он с большим интересом наблюдал за Джошуа.

— Славные, правда? — спросил женский голос.

Джошуа с колотящимся сердцем развернулся.

Женщина была невысокой и коренастой, со стянутыми в пучок светлыми волосами, в практичной куртке без рукавов, сплошь усеянной карманами. Она казалась чуть старше Джошуа — за тридцать, может быть. Квадратное, с правильными чертами лицо, обветренное и загорелое, скорее мужественное, чем красивое. Она оценивающе взглянула на Джошуа и сказала:

— Они безвредны, если им ничто не угрожает. И умны. У них существует разделение обязанностей, и они даже изготавливают орудия труда, например палки, чтобы выкапывать моллюсков. А ещё они делают примитивные, но вполне годные лодки и затейливые ловушки для рыбы. Тут не обойдешься без наблюдения, дедукции, размышлений и командной работы, а также представления о том, что ради лучшего завтра надо потрудиться сегодня…

Джошуа, онемев, смотрел на незнакомку.

Женщина рассмеялась.

— Может быть, закроете рот?

Она протянула руку, на которую Джошуа уставился как на обнаженный меч.

— Я вас знаю. Вы Джошуа Валиенте, если не ошибаюсь? Я так и знала, что однажды мы встретимся. Миры тесны, правда?

Джошуа застыл.

— А вы кто такая?

— Зовите меня… Салли.

В ушах Джошуа настойчиво гудел голос Лобсанга:

— Пригласи её на корабль! Соблазни! У нас полно превосходной еды, которую, отмечу, мы даром тратим на тебя. Предложи ей заняться сексом! Как угодно, но уговори её подняться на корабль, черт возьми!

Джошуа шепотом ответил:

— Лобсанг, ты и правда ничего не понимаешь в человеческих отношениях.

Лобсанг, казалось, обиделся.

— Я прочел все книги на свете, посвященные человеческой сексуальности. И некогда у меня тоже было тело. Как, по-твоему, появляются на свет тибетские дети? Но не важно, не важно! Мы должны пригласить девушку на корабль. Только подумай! Что делает в Верхних Меггерах такая милашка?

Лобсанг рассуждал здраво. Кем бы ни была Салли, как она оказалась здесь, в миллионе миров от Базовой Земли? Может быть, она путешествовала, не испытывая тошноты, как и Джошуа? Допустим. Но за день удается совершить лишь определенное количество переходов. Без посторонней помощи Джошуа проделывал тысячу. Разумеется, человеку нужно есть и спать. Несложно по пути завалить неосторожного оленя, если умеешь охотиться, но нельзя ускорить процесс разделки туши и приготовления пищи, а это задерживает путешественника. У Салли ушли бы годы, чтобы забраться так далеко.

Она подозрительно смотрела на Джошуа.

— О чем вы думаете? И с кем разговариваете?

— С капитаном нашего корабля.

Он даже не вполне солгал. Сестры не одобряли вранье.

— Правда? Вы имеете в виду тот огромный дурацкий мешок? И сколько человек на вашем летающем чудище? Кстати, Робур-завоеватель, надеюсь, вы не собираетесь захватить этот мир?[137] Мне нравятся мои здешние приятели.

Джошуа скосил глаза. Миниатюрные динозавры собрались вокруг, старательно балансируя на задних ногах, как сурикаты. Они смотрели с любопытством, хоть и настороженно.

— Капитан приглашает вас на борт, — наконец проговорил Джошуа.

Салли улыбнулась.

— На эту штуку? Ни за что, сэр. Не обижайтесь. Кстати, — Салли вдруг замялась, — не поделитесь ли мылом? Я здесь, конечно, сама варю мыло из щелока, но не отказалась бы от чего-нибудь понежнее.

— Не сомневаюсь, что…

— Например, с запахом розы.

— Вам нужно ещё что-нибудь?

— Шоколад.

— Конечно.

— В обмен я предлагаю… информацию. Договорились?

Голос в ухе у Джошуа настаивал:

— Спроси, какую информацию она может предложить. Что мы не в состоянии выяснить сами?

Выслушав вопрос, Салли фыркнула.

— Ну, не знаю. А что вы можете выяснить сами? Глядя на ваши антенны и тарелки, я готова поверить, что вы перлюстрируете почту самого Господа Бога.

Джошуа сказал:

— Слушайте, я сейчас смотаюсь на корабль, возьму мыло и шоколад и вернусь. Договорились? Только никуда не уходите.

К его огромному смущению, Салли расхохоталась.

— Господи, да вы настоящий джентльмен. Наверное, в детстве были бойскаутом.

Пока Джошуа поднимался на корабль, Лобсанг шептал ему на ухо:

— Если существует более эффективный способ перехода, мы обязаны узнать, в чем он заключается!

— Знаю, Лобсанг. Знаю! Я постараюсь.

Но прямо сейчас Джошуа думал о переходах в последнюю очередь.

Они пообедали на пляже. Свежевыловленные устрицы, приготовленные на костре.

Эта встреча изрядно ошеломила Джошуа. Он не привык к обществу женщин — во всяком случае, женщин без апостольника на голове. Девочки в Приюте более или менее походили на сестер, а монахини обладали острым, как рентген, зрением и невероятно тонким слухом. В том, что касалось противоположного пола, обитатели Приюта находились под постоянным контролем. А если ты проводил много времени на новых Землях и редко видел других людей, каждый встречный становился досадной помехой, он посягал на твое пространство…

А сейчас вдобавок Джошуа смущали миниатюрные динозавры, которые вытягивали шеи, чтобы ничего не пропустить. Как будто за ним и Салли наблюдала компания любопытных ребятишек. Джошуа хотелось предложить им пару баксов и спровадить в кино.

Он должен был поговорить с загадочной путешественницей. Внутри его копилось напряжение, огромная неосуществленная потребность беседы. Глядя на женщину, Джошуа подумал, что она испытывает то же самое.

— Не беспокойтесь насчет динозавриков, — сказала Салли. — Они безопасны, хотя и очень смышлены. Когда речь заходит о том, чтобы удрать от крупного зверя или от крокодила, они проявляют редкую сообразительность. Я то и дело возвращаюсь сюда, чтобы посмотреть, как у них дела.

— Но как? Как вы сюда попали, Салли?

Она поворошила угли, и миниатюрные создания в испуге отпрянули.

— Ну, это не ваше дело. Так гласил кодекс Дикого Запада, и на Долгой Земле те же правила. Устрицы отлично поджарились, правда?

О да. Джошуа уплетал четвертую.

— Я чувствую привкус ветчины. В лесу я видел животных, похожих на свиней, но размером с гору. А ещё тут как будто есть вустерский соус. Я прав?

— Плюс-минус. Я не путешествую с пустыми руками, — Салли взглянула на него. Губы у неё были испачканы соком «устриц килпатрик». — Давайте договоримся. Я буду откровенна с вами, а вы со мной. Ну, в разумных пределах. Кажется, я уже кое-что поняла про вас. Во-первых, в этой огромной штуковине, которая маячит над лесом, сейчас только один человек, насколько я поняла. Будь там команда, они уже наводнили бы мой уютный мирок, как только вы меня нашли. Значит, считая вас, на корабле всего двое. Великоват он для двоих, э? Во-вторых, он выглядит чертовски дорого, а поскольку у университетов нет таких денег, а у правительства воображения, значит, корабль снарядила какая-нибудь корпорация. Наверное, Дуглас Блэк? — Салли улыбнулась. — Не вините себя, вы ничего не выдали. Блэк умен, и стиль у него узнаваемый.

В наушнике царило молчание.

Салли разгадала колебания Джошуа.

— Штаб-квартира молчит? Ну же! Рано или поздно всякий, у кого есть талант, способный заинтересовать Дугласа Блэка, поступает к нему на работу. В том числе мой родной отец. Даже деньги на самом деле — не главная приманка. Потому что если у человека и правда талант, наш друг Дуглас выдаст ему мешок игрушек, вроде этого вашего корабля. Я права?

— Я не работаю на Блэка.

— Вы просто заключили временный контракт? Так сказать, фиговый листок, — небрежно произнесла Салли. — Знаете, в штаб-квартире Блэка в Нью-Джерси каждый сотрудник корпорации носит наушник, совсем как у вас, так что Дуглас лично может обратиться к любому, когда вздумается. Говорят, даже его молчание устрашает. Но однажды мой отец сказал: «Я больше не стану носить эту штуку». И сейчас, Джошуа, я прошу оказать мне услугу и снять наушник. Я не откажусь побеседовать с вами. Я слышала о вас — о том, как вы спасли детей в День перехода. Кажется, вы порядочный человек. Но, ради бога, снимите этот современный рабский ошейник.

Джошуа с виноватым видом подчинился.

Салли удовлетворенно кивнула.

— Вот теперь мы можем поговорить.

— Не нужно нас бояться, — робко сказал Джошуа, хотя и не был полностью уверен в собственной правоте. — Мы здесь, чтобы исследовать другие миры. Чтобы разведать и выяснить, чтобы нанести Долгую Землю на карты. Такова цель нашей экспедиции…

«Точнее, такой она была, — подумал он, — пока мы не сосредоточились на миграциях гуманоидов, на поисках того, что их встревожило».

— Но не ваша. Я не знаю, кто вы, но вы не исследователь, Джошуа Валиенте. Что вы здесь делаете?

Он пожал плечами.

— Я — хранилище памяти. Нанятая сила.

Она усмехнулась.

Джошуа сказал:

— Вы сказали, что ваш отец работал у Блэка.

— Да.

— И чем он занимался?

— Он изобрел Переходник. Хотя и до того, как пришел к Блэку.

— Ваш отец — Уиллис Линдси? — Джошуа уставился на Салли, вспоминая День перехода и то, как изменилась его жизнь благодаря изобретению Линдси.

Салли улыбнулась.

— Да. Хотите знать все? Я из семьи Путников. Прирожденных Путников. Закройте рот, Джошуа. Мой дед умел переходить, и моя мать, и я умею. Мой отец, впрочем, не умел, поэтому ему пришлось изобрести какой-нибудь прибор. Он и изобрел. Я впервые перешла в четыре года. Вскоре я поняла, что папа может перейти, только если держит меня за руку. Кстати, нас однажды сфотографировали. Я никогда не боялась «волшебной двери». Спасибо маме. Она любила книги. Она читала мне Толкина, Лари Найвена, Несбита и все такое. Разумеется, я получила домашнее образование. И играла в собственной Нарнии! По правде говоря, после Дня перехода я страшно разозлилась, потому что пришлось делить свое тайное место со всем миром. Но мама объяснила, что я никому не должна говорить о том, что умею переходить.

Джошуа ошалело слушал. Он едва мог представить, каково вырасти в семье потомственных Путников. Среди таких же, как ты.

— В прежние времена было хорошо. Я любила тусить с папой в сарае, который стоял в параллельном мире, — правда, приходилось брать папу за руку, чтобы отвести в параллельный Вайоминг. Но папа редко бывал дома, потому что вечно мотался по всему миру — он то и дело был нужен людям Блэка то в Массачусетском институте, то в какой-нибудь исследовательской лаборатории в Скандинавии, то в Южной Африке. Иногда поздно вечером прилетал вертолет, и папа забирался в кабину, а через час возвращался, и вертолет улетал. Когда я спрашивала, чем он занят, папа всегда отвечал: «Просто работаю». Я не возражала, потому что папа-то, конечно, не мог ошибаться. Он все на свете знал. А я понятия не имела, что он делает. Но ничуть не удивилась, когда он изобрел Переходник. Папа представлял собой удивительную смесь гениального теоретика и инженера-практика; думаю, он ближе, чем кто бы то ни было, подошел к постижению тайны Долгой Земли… но Долгая Земля ничем не помогла ему, когда умерла мама. Эту проблему не решишь технически. И тогда жизнь стала странная… — Салли запнулась. — То есть страннее, чем раньше. Папа продолжал работать. Но у меня возникло ощущение, что ему все равно, над чем и для чего он работает. Он всегда был этичен. Хиппи из рода хиппи. И вдруг папе стало все равно. Раньше он жил двойной жизнью. Прятал штуки вроде Переходника подальше. Папе нравилось играть в конспирацию. Он сказал, что научился этому в хипповской молодости, когда держал в погребе плантацию марихуаны. Однажды он мне показал тайник. Там была потайная дверь, которая открывалась только в том случае, если нажать на один определенный гвоздь, а один определенный горшок повернуть на девяносто градусов. Тогда доска отходила в сторону, и открывалось большое пустое пространство, — никто бы в жизни не догадался — и там до сих пор пахло травкой… Вот моя история. Я переходила с самого детства; День перехода для моей семьи как выбоина на гладкой дороге. А как вы открыли для себя Долгую Землю, Джошуа? Я слышала, вы выросли в приюте у монахинь. Так гласит легенда.

— Мне не нужна легенда.

— Но — монахини? Они вас били? Или что-нибудь ещё?

Джошуа прищурился.

— Меня никто не обижал. Ну, кроме сестры Мэри Джозеф, она явно адресом ошиблась, но сестра Агнес её за час выпроводила. Знаете, Приют — очень странное место, обращенное в прошлое. Но правильное. Странное по-хорошему. Монахини давали нам много свободы. Мы читали Карла Сагана, прежде чем взяться за Ветхий Завет.

— Свобода. Да, могу понять. Вот почему мой отец ушел от Дугласа Блэка. В один прекрасный день Дуглас разузнал про Переходник и буквально вынудил папу его отдать. Тем более когда мамы не стало… по-моему, папа просто возненавидел людей. Но поступок Блэка стал последней каплей. Однажды папа просто исчез. Он поступил работать в Принстон по фальшивым документам. Но там всё-таки он оставался на виду, поэтому, когда папа узнал, что Блэк его разыскивает, он перебрался в Мэдисон и устроился преподавателем в колледж под другим вымышленным именем. Он забрал с собой схему Переходника, которую разрабатывал. Я отправилась за ним и поступила в тот же колледж. Мы почти не виделись. Наверное, я решила присмотреть за папой. Кстати, Уиллис Линдси — ненастоящее имя.

— Я так и подозревал.

— И тогда, заподозрив, что корпорация Блэка снова села ему на хвост, папа решил поделиться открытием со всем миром, чтобы никто не мог присвоить или запретить Переходник, предъявить на него права или обложить налогом. Папе не нравилась крупная индустрия, не нравилось правительство. Наверное, он надеялся, что мир станет лучше, если дать людям возможность обрести свободу. Насколько я знаю, он ещё жив и где-то в последовательных мирах.

— Поэтому вы здесь? Вы его ищете?

— В том числе.

В воздухе что-то изменилось. Маленькие динозавры встали и потянулись, устремив взгляды на небо. Джошуа посмотрел на Салли. Она как ни в чем не бывало осторожно извлекала последнюю устрицу палочкой со сковороды.

Он спросил:

— Как вы думаете, он правильно поступил? Насчет Переходника.

— Ну… наверное. По крайней мере, люди получили новый вариант. Хотя папа и предупредил, что на Долгой Земле им придется научиться думать. Он однажды сказал: «Я даю человечеству ключ к бесконечным мирам. Конец бедности и, надеюсь, войне. Может быть, мы обретем новый смысл жизни. Исследования я оставляю на долю вашего поколения, дорогая моя, хотя не сомневаюсь, что вы бесподобно облажаетесь». Почему вы на меня странно смотрите, Джошуа?

— Ваш отец правда так сказал?

Салли пожала плечами.

— Я же говорила, у папы за плечами — несколько поколений хиппи. Он всегда выражался откровенно.

И в этот момент над пляжем, вспугнув миниатюрных динозавров, загремел голос Лобсанга:

— Джошуа! На корабль! Немедленно! Опасность!

В воздухе повеяло чем-то странным, как будто горящим пластиком. Джошуа взглянул на горизонт на севере — там висело серое облако. Оно приближалось.

— Я их зову сосунами, — спокойно сказала Салли. — Похожи на стрекоз. Они впрыскивают в живые существа яд, от которого быстро распадаются клетки, и жертва превращается в мешок с супом, который они высасывают, как через соломинку. Почему-то динозавров они не трогают. Ваш электронный друг прав насчет опасности, Джошуа. Будьте умницей и бегите.

И она исчезла.

Глава 34

Когда Салли пропала, Джошуа перешёл на восток, в противоположную сторону от курса «Марка Твена». Он это сделал инстинктивно — вернулся в тот мир, где уже побывал, потому что следующая Земля могла оказаться ещё хуже. Он стоял в густом лесу, как обычно — ничего, кроме деревьев, насколько хватало глаз, а их, из-за упомянутых деревьев, хватало лишь метров на сто. Ни девушки, ни динозавров, ни корабля.

Справа было чуть светлее, поэтому Джошуа зашагал туда и выбрался на обширное пространство, усеянное пеплом и обгорелыми пнями. Огонь прошел здесь давно: сквозь зловонное черное месиво уже пробивалась новая поросль, покрытая зелеными листочками. Давно отбушевавший лесной пожар, часть великого природного цикла, который начинает уже откровенно бесить, если повидать его миллион раз.

Внезапно над ним возник корабль — тень «Марка Твена» нависла над пожарищем, как кратковременное солнечное затмение. Джошуа надел наушник.

— Мы её потеряли! — раздраженно пожаловался Лобсанг. — Ты что, не мог заманить девушку на корабль? Она, разумеется, открыла новый способ переходить! А главное…

Джошуа снова вытащил наушник и сел на пень, поросший разноцветными грибами. Разговор с Салли его ошеломил. Поток слов, которые, видимо, давно копились у неё в душе. Она путешествовала одна, как и он. Джошуа ощутил странное волнение. В своих «творческих отпусках» он прекрасно существовал в таких мирах, как этот.

Внезапно он понял, что больше не желает видеть зависший над головой гигантский корабль, черт подери, и не нуждается в нем.

Он надел наушник и задумался. Как обычно выражалась сестра Агнес, если какой-нибудь высокопоставленный представитель церковных властей пытался наводить порядок в Приюте?

— Послушай, Лобсанг. Ты мне не хозяин. Однозначно не хозяин. Единственное, что ты сейчас можешь сделать, так это убить меня, но и тогда ты не будешь надо мной главным.

Ответа не было.

Джошуа встал и зашагал вниз с холма — во всяком случае, земля здесь ощутимо шла под уклон, что предвещало реку впереди, открытое пространство, убежище и почти наверняка дичь. Все, что нужно, чтобы выжить.

Наконец Лобсанг отозвался.

— Ты прав, Джошуа. Я тебе не хозяин и не хочу им быть. С другой стороны, просто не верится, что ты всерьез грозишься покинуть корабль. Не забывай, что мы путешествуем с определенной целью.

— Какова бы ни была твоя цель, Лобсанг, я никого не намерен похищать. — Джошуа остановился. — Ладно, я вернусь. Но только на определенных условиях.

Корабль висел прямо над головой.

— Первое — что я буду спускаться и подниматься, когда захочу, слышишь?

На сей раз Лобсанг ответил через громкоговоритель — грохочущим голосом с неба:

— Ты со мной торгуешься, Джошуа?

Тот почесал нос.

— На самом деле я требую. А что касается Салли, у меня ощущение, что скоро мы увидимся, вне зависимости от наших планов. Ты никогда не найдешь одинокого человека в этих мирах, поросших лесом, но ей, черт возьми, несложно разглядеть в небе огромный корабль. Она сама нас найдет.

— Но она путешествует одна, как и ты. И забралась намного дальше. Возможно, Салли не нужны люди, и у неё нет причин искать компании.

Джошуа зашагал по сырому пеплу к кабине лифта, которая двигалась к земле.

— Да, люди ей не нужны. Но, похоже, она не прочь пообщаться.

— С чего ты взял?

— Она так со мной разговаривала. Слова просто хлынули потоком, потому что Салли хотела высказаться. Твои драгоценные горцы, наверное, точно так же вели себя при встречах. Я и сам такой же. Человек, которого зовут Джошуа, неизменно возвращается домой, чтобы побыть человеком и повидать друзей, просто людей, свою мать, то есть не то чтобы я хотел её видеть, а Дэниэл Бун может катиться знаешь куда?

— Я же говорил, Джошуа, что путешествие расширит твой кругозор, если не словарь.

— И потом, ты ещё кое-что упускаешь. Ты правда думаешь, что Салли чисто случайно оказалась у нас прямо по курсу и развела костер?

— Э…

— Она знала, что мы прилетим, Лобсанг. Я в этом уверен. Ей что-то нужно. Вопрос — что?

— Верно подмечено. Я подумаю. Кстати говоря, я поймал и препарировал нескольких тех летающих созданий. Они очень похожи на ос, хотя действуют скорее как пчелы. Новый вид. Вот почему следует воздерживаться от произвольного развешивания ярлыков типа «динозавры».

— Ты изменил голос?

— Да. Если не ошибаюсь, теперь он звучит ласково и вдумчиво.

— Ты говоришь как раввин.

— Ты почти угадал. Это голос Дэвида Коссоффа, еврейского актера, который был знаменит в пятидесятые-шестидесятые. Наверное, случайные паузы и легкая атмосфера смущенной благожелательности производят успокаивающий эффект.

— Да, но, честное слово, необязательно рассказывать об этом мне. Ты похож на фокусника, который разоблачает собственные трюки…

Черт возьми, Джошуа уже смеялся. Трудно было злиться на Лобсанга долго.

— Ладно, я поднимаюсь. Ну что, мы договорились?

Покрышка бесшумно пошла вверх.

Передвижной модуль ждал Джошуа в каюте. В свой облик Лобсанг внес кое-какие изменения.

Джошуа, вопреки всему, расхохотался:

— Ты похож на гостиничного швейцара! В чем дело?

Лобсанг проворковал:

— Я пытался создать образ британского дворецкого образца 1935 года, сэр, притом щеголя, прошу простить мне это выражение. Надеюсь, результат получился не таким жутким, как элегантный репликант-убийца из «Бегущего по лезвию», с внешностью которого я экспериментировал ранее. Но я охотно выслушаю и иные предложения.

«Щеголь».

— Что ж, по крайней мере, у меня мурашки по спине не побежали. Так что у тебя вполне получилось. Только завязывай с «сэрами», ладно?

Дворецкий поклонился.

— Благодарю… Джошуа. С твоего позволения я отмечу, что в этом путешествии, на мой взгляд, мы оба учимся. И я буду переходить со скоростью, не превышающей среднюю человеческую, пока юная леди не пожелает заявить о своем присутствии.

— Отличный план.

Как обычно, Джошуа почувствовал слабое головокружение, когда начались переходы. Внизу неспешно — несколько миров в час — проплывала Долгая Земля, точь-в-точь картинки в старомодном проекторе, который Джошуа однажды нашел среди прочего хлама на чердаке Приюта. Щелкнешь раз — увидишь Деву Марию, щелкнешь два — появится Иисус. Ты стоишь на месте, а миры плывут мимо. Выбирай любой.

В тот вечер на большом экране в салоне Лобсанг включил старый английский фильм под названием «Мышь на луне». Передвижной модуль сидел рядом с Джошуа и смотрел кино. Джошуа подумал: какой странной парой они наверняка показались бы Салли… если бы путешествие уже давным-давно не перестало быть «странным». Теперь «Марк Твен» полным ходом двигался к черте, за которой начиналась «ненормальность». Так или иначе, они смотрели старый фильм, пародию на космическую гонку двадцатого века, и Джошуа тут же опознал Дэвида Коссоффа. Лобсанг скопировал его в точности.

Когда кино закончилось, Джошуа заметил, что по салону пробежала мышь.

— Мышь на Миллионной Земле, — едко заметил он.

— Я напущу на неё Шими.

— Кошку? А я-то гадал, где она. Знаешь, Салли сказала, что выросла в семье Путников. Прирожденных Путников, я имею в виду. Она не всегда была одна в последовательных мирах. Но семья велела ей молчать. Как обычно.

— Конечно, велела. Ты тоже пытаешься сохранить тайну, Джошуа. Это естественный инстинкт.

— Никто не хочет отличаться от окружающих.

— Да. Человек, обладавший такой силой, как умение переходить, некогда мог угодить на костер за колдовство. Даже теперь, после Дня перехода, на Базовой Земле неуклонно возрастает число тех, кому не нравится самая идея переходов и Долгой Земли.

— Кому же?

— У тебя нет никакого политического чутья, да, Джошуа? Конечно, тем, кто переходить не умеет. Они ненавидят Долгую Землю, тех, кто по ней странствует, и все то, что влечет за собой этот великий прорыв. А ещё против Долгой Земли возражают люди, которые теряют деньги при новом порядке вещей. Их очень, очень много…

Глава 35

Спустя пятнадцать лет после Дня перехода жизнь офицера Моники Янсон, наряду с прочими жизнями, навсегда изменилась в связи с феноменом Долгой Земли. Она пыталась осмыслить происходящее по мере того, как менялся мир, в котором обитало её стареющее тело. И все это время полиция старалась поддерживать порядок. В тот вечер Моника мрачно смотрела на экран, на котором выступал Брайан Каули, печально знаменитый глава вредоносного движения, известного как «Друзья человечества», и изрыгал демагогическую желчь — грубоватые простонародные анекдоты, за которыми крылись ловкие, но весьма опасные манипуляции, сеющие рознь. Поддавшись порыву, Моника выключила звук. И всё-таки ненависть, как пот, сочилась из пор этого типа.

Но ведь феномен Долгой Земли с самого начала был окружен ненавистью и жестокостью.

Всего через двое суток после Дня перехода террористы нанесли удар по Пентагону и британскому Парламенту. Могло быть и хуже. Парень, который оказался в Пентагоне, неверно рассчитал угол и расстояние, и самодельная бомба взорвалась в коридоре, так что единственной жертвой оказался исполнитель теракта. Британский террорист, несомненно, уделял в школе некоторое внимание геометрии, а потому возник — в буквальном смысле свалился с неба — прямо в Палате общин, но, к сожалению, что-то упустил в предварительной подготовке. Поэтому последним, что он увидел, были пятеро членов Парламента, которые обсуждали малозначительный билль о ловле селедки. Если бы он додумался перейти непосредственно в бар Парламента, то собрал бы недурной урожай душ.

В любом случае эхо обоих взрывов разлетелось по миру, и власти запаниковали. Частные лица тоже занервничали; не нужно быть гением, чтобы понять, что в твой дом, пока ты спишь, может проникнуть кто угодно. По пятам паники идёт коммерция. Немедленно в магазинах и частных домах по всему миру появились антипереходные устройства, иногда хитроумные, чаще дурацкие, а некоторые — смертельно опасные, притом преимущественно для владельцев, а не для потенциальных воров. Попытки заполнить пустые пространства нежилых помещений антипереходными ловушками приводили к тому, что дети прищемляли пальцы, а домашние животные получали увечья. Самым эффективным средством, как вскоре выяснилось, было заставить комнату мебелью в викторианском духе, чтобы для вооруженного Переходником вора не осталось места.

По правде говоря, угроза грабежей при помощи Переходников была скорее городской страшилкой, чем реальностью. Да, многие бежали в параллельные миры, спасаясь от долгов, обязательств или мести, и за ними по пятам шли агенты — и, разумеется, всегда находились те, кто прокладывал себе путь по Долгой Земле, убивая, насилуя и грабя, пока кто-нибудь их не пристреливал. Но, в общем, уровень преступности на душу населения на Долгой Земле оставался невысоким, поскольку социальное давление, порождающее массу преступлений и беспорядков на Базовой Земле, отсутствовало в параллельных мирах.

Разумеется, правительства отнюдь не радовались тому, что налогоплательщики уходили за пределы досягаемости. Но лишь в Иране, Бирме и Великобритании на полном серьезе попытались запретить переходы. Поначалу большинство мировых правительств разработали нечто вроде американской системы протектората, объявив бесконечные последовательные версии своих стран суверенными государствами. В любой последовательной Франции, например, мог поселиться всякий, кто хотел стать французом, и Базовая Франция пообещала опубликовать тщательно разработанный документ, в котором описывалось бы, что значит быть французом. Идея была смелая, хотя удовольствие слегка подпортил тот факт, что, невзирая на общенациональные дебаты, к единому мнению касательно того, что значит быть французом, не могли прийти даже два человека. Некоторые утверждали, что споры о французском национальном характере и есть часть национального французского характера, но, впрочем, на практике какой бы режим людям ни предлагали, они просто уходили туда, где правительство не имело права голоса — потому что там не было никакого правительства, благосклонного или зловредного.

Люди переходили — там, сям, повсюду — и шли не столько туда, где хотели поселиться, сколько оттуда, где больше не хотели находиться. Многие неизбежно отправлялись в путь налегке, без предварительного плана, и в результате страдали. Но постепенно они усвоили урок, заученный некогда теми же амишами: без подготовки и человеческого общества на Долгой Земле не проживешь.

Спустя пятнадцать лет после Дня перехода на безлюдных равнинах Долгой Земли возникли процветающие поселения. Поток эмиграции, казалось, начал спадать, но статистика гласила, что на поиски нового мира отправилась пятая часть населения Земли — демографический спад, сравнимый с мировой войной или пандемией.

Но, по мнению Янсон, все ещё было впереди. Человечество только-только начало привыкать к идее бесчисленного множества. Не испытывая острой нужды в земле и природных ресурсах, люди открывали для себя возможности совершенно нового образа жизни. Однажды Янсон видела по телевизору выступление теоретика-антрополога, который предлагал провести мысленный эксперимент: «Только вообразите. Если Долгая Земля и впрямь бесконечна, а на то похоже, значит, человечество может жить вечно, занимаясь охотой и собирательством — ловить рыбу, копать коренья и просто двигаться дальше, когда рыба закончится, ну или если вдруг захочется перемен. Без сельского хозяйства Земля способна прокормить таким образом… ну, скажем, миллион человек. А нас десять миллиардов, то есть нужны десять тысяч Земель — и они нам открыты, и даже больше. Отпала потребность в сельском хозяйстве, чтобы прокормить внушительное население планеты. Нужны ли нам в таком случае города? И даже грамота и счет?»

Но по мере того как продолжались споры о судьбах человечества, становилось все яснее, что для огромного количества людей сомнительные сокровища Долгой Земли навечно остались вне досягаемости. И они негодовали.

А Моника Янсон, которая с растущей тревогой наблюдала за Брайаном Каули спустя пятнадцать лет после Дня перехода, тревожилась.

Глава 36

Корабль остановился в очередном бесплодном мире. Джошуа с трудом дышал — в воздухе пахло пеплом, а небо, в которое, как всегда, взмыли ракеты-зонды, было затянуто облаками.

Лобсанг объяснил:

— Мир после катаклизма. Может быть, падение астероида, но я бы предположил извержение Йеллоустонского вулкана. Лет сто назад. В Южном полушарии, возможно, осталась жизнь, но природа обычно долго прибирает за собой.

— Здесь сплошная пустыня.

— Конечно. Земля то и дело убивает своих детей. Но теперь правила поменялись. Никто не сомневается, что вулкан в Йеллоустонском национальном парке на Базовой Земле в ближайшем времени проявит активность. И что тогда? Люди перейдут. Впервые в человеческой истории стихийное бедствие будет не трагедией, а небольшой неприятностью. Пока не погаснет Солнце, другие миры никуда не денутся. Человечество укроется на Долгой Земле, не опасаясь вымирания.

— Интересно, Долгая Земля нужна именно для этого?

— У меня недостаточно сведений, чтобы ответить.

— Зачем мы здесь остановились, Лобсанг?

— Потому что я получил сигнал на частоте АМ. Связь довольно плохая. Но передатчик находится очень близко. Хочешь взглянуть? — и лицо Лобсанга расплылось в точном подобии улыбки.

Джошуа вынужденно признал, что в ресторане на борту «Марка Твена» отличный обеденный стол, во всяком случае, лучше, чем поднос на верхней палубе, которым он обходился, когда Лобсанг не составлял ему компанию. Главным блюдом в меню было белое мясо, весьма нежное на вкус.

Джошуа поднял голову и посмотрел в глаза Салли.

Мясо раздобыла она.

— Это что-то вроде дикой индейки, какие здесь водятся, — объяснила она. — Очень вкусно, если не лень возиться, но индейки — вечные жертвы, поэтому они научились бегать быстрее волков. Иногда я ловлю целую связку и продаю поселенцам…

Для отшельницы Салли была довольно разговорчива, как показалось Джошуа. И он понимал почему. Сам он тем временем ел и наслаждался. Похоже, Джошуа постепенно привыкал к обществу женщин. По крайней мере, к обществу одной конкретной женщины.

Вошел Лобсанг с подносом.

— Апельсиновый шербет. Апельсины в Новом Свете не растут, но я прихватил с собой семена, чтобы высадить в подходящем месте. Наслаждайтесь, — он поставил шербет на стол, развернулся и исчез за синей дверью.

Салли держалась достаточно вежливо, пока Джошуа рассказывал об истинной сути Лобсанга. Во всяком случае, когда отсмеялась. И теперь она спросила, понизив голос:

— Что это за Дживс?

— Наверное, Лобсанг хочет, чтобы ты чувствовала себя как дома. Я знал, что ты пошлешь сигнал.

— Почему?

— Потому что сам бы так поступил. Перестань, Салли. Ты вернулась, а значит, тебе что-то от нас нужно. Поэтому давай договоримся. Ты знаешь, что нам нужно от тебя. Как ты забралась так далеко?

Она смерила Джошуа взглядом.

— Я дам тебе подсказку. Я не одна такая. Нас больше, чем ты думаешь. Иногда Переходник как будто сбоит. За двадцать тысяч миров от Базовой Земли я повстречала человека, который был уверен, что находится в одном шаге от Пасадены. Он очень удивлялся, что не может попасть домой. Я довела его до местной станции и оставила там.

— А я-то удивлялся, отчего мне попадается столько людей, которые не понимают, куда попали. Я думал, они просто идиоты.

— Да, не исключено.

В воздухе зазвучал голос Лобсанга:

— Я знаю, о каком феномене вы говорите, Салли, и хотел бы воспользоваться возможностью и поблагодарить вас за весьма уместное название, которое вы ему дали. Переходник «сбоит». Но я оказался не в состоянии воспроизвести этот сбой.

Салли уставилась в пустоту.

— Вы слушали наш разговор?

— Разумеется. Мой корабль — мои правила. Пожалуйста, будьте так любезны и ответьте на вопрос Джошуа. Вы кое о чем умолчали, и нас по-прежнему разделяет тайна. Как вы сюда попали? Я думаю, причиной тому какая-то цель, а не просто ошибка прибора.

Салли посмотрела в иллюминатор. За окном было темно, лишь мстительно блестели звёзды.

— Я ещё не вполне доверяю вам обоим. Здесь, на Долгой Земле, человеку нужна какая-то граница, и у меня она тоже есть. Но кое-что я скажу. Если отправитесь дальше, встретитесь с большими проблемами, которые движутся навстречу.

И пульсирующая боль в голове Джошуа это подтвердила.

— Что именно движется навстречу?

— Даже я не знаю. Пока не знаю.

— Поэтому бегут тролли и прочие гуманоиды?

— Так вы в курсе? Да, наверное, трудно было не заметить.

— Мы с Лобсангом решили, что нужно разобраться. Выяснить, в чем причина.

— И спасти мир?

Джошуа постепенно привыкал к её насмешкам. Салли как будто оставалась совершенно равнодушной к сокровищам корабля и к напыщенным речам Лобсанга, как и к репутации самого Джошуа.

— Зачем ты вернулась? Чтобы посмеяться или чтобы помочь? Или потому, что тебе что-то от нас нужно?

— В том числе. Но это подождет. — Салли встала. — Спокойной ночи, Джошуа. Прикажи Дживсу приготовить ещё одну каюту, пожалуйста. Желательно не рядом с твоей. Ой, не пугайся, никто не собирается лишать тебя чести. Просто я храплю.

Глава 37

Корабль переходил всю ночь, и в кои-то веки Джошуа казалось, что он ощущает каждый переход. Перед рассветом он провалился в некое подобие сна и продремал, быть может, с час, прежде чем в дверь постучала Салли.

— Хватит дрыхнуть, отважный герой.

— Что случилось? — простонал Джошуа.

— Вчера вечером я выдала Лобсангу кое-какие координаты. Мы прилетели.

Приняв приличный вид, Джошуа заспешил в рубку. Корабль стоял. Они находились недалеко от Тихоокеанского побережья в очередной версии штата Вашингтон. А внизу, глубоко-глубоко в дебрях Долгой Земли, далеко за пределами общепринятых представлений о том, куда способны забраться колонисты, виднелся поселок. Там, где никакого поселка не могло быть. Джошуа молча смотрел. Поселение тянулось вдоль берега большой реки. Кучка построек, дороги, проложенные в густом сыром лесу. Ни полей, ни каких-либо ещё признаков сельского хозяйства. Повсюду толпились люди, которые вели себя как и положено людям, увидевшим над головой воздушный корабль, — они показывали пальцами и взволнованно переговаривались. Но как они умудрялись выживать в таком количестве, не занимаясь сельским хозяйством?

Тем временем у реки появились знакомые массивные силуэты. Не люди. Но и не животные.

— Тролли.

Салли удивленно взглянула на Джошуа.

— Да, здесь их так называют. То есть ты в курсе.

— Лобсанг это знал ещё до того, как мы отправились в путь.

— Наверное, мне положено удивиться. Значит, вы с ними уже встречались? Джошуа, если хочешь понять троллей — если хочешь понять Долгую Землю, — пойми сначала это место. Поэтому я тебя сюда привела. Слушай ориентировку, Джошуа. На Базовой Земле мы бы сейчас висели над городом под названием Хамптьюлипс, в округе Грейз-Харбор. Мы недалеко от побережья Тихого океана. Разумеется, в каждом мире меняются детали ландшафта и русло реки. Надеюсь, они там варят суп из моллюсков.

— Суп из моллюсков? Ты здесь уже бывала?

— Разумеется.

Салли иногда держалась с таким же неприятным самодовольством, как и Лобсанг.

Корабль приземлился на широкой немощеной площади в центре поселка. Дома вокруг казались очень старыми — деревянные стены потрескались и обветрились за много лет, а некоторые постройки стояли на выщербленных каменных фундаментах. У Джошуа тут же возникло ощущение, что этот поселок, в котором жили сотни две человек, возник здесь задолго до Дня перехода. На площади возвышалось приземистое общественное здание, по словам Салли, называвшееся ратушей. Туда она и направилась. Внутри Джошуа увидел внушительные кедровые балки, высокий потолок, отполированные деревянные полы и мебель, окна без стекол на уровне глаз, прочные двери в обоих концах. Очаг в середине давал достаточно света.

Лобсанг спустился вместе с ними, нарядившись ради такого случая в желтое одеяние. Невзирая на сложение культуриста эпохи восьмидесятых, он выглядел настоящим тибетцем. Казалось, он смутился — насколько смущение вообще было знакомо Лобсангу, — потому что в ратушу битком набились улыбчивые зеваки и… тролли, которые спокойно стояли бок о бок с людьми, точь-в-точь собаки на пикнике. В воздухе веял отчетливый, слегка неприятный запах мускуса.

В ратуше действительно ждала похлебка, которая варилась в огромных котлах — полная неожиданность, учитывая расстояние до Базовой Земли.

Мэр приветствовал гостей. Он был низкорослым и полным, с акцентом европейца, хорошо говорящего по-английски. Салли, разумеется, его знала. Подойдя, она вручила мэру небольшой сверток, и он провел гостей к главному столу.

Салли перехватила взгляд Джошуа.

— Перец.

— Работаешь службой доставки?

— В том числе. А ты разве так не делаешь? Я иногда здесь ночую. И не только здесь. Если я нахожу интересных поселенцев, то остаюсь у них на некоторое время и помогаю по хозяйству, и вообще. Вот лучший способ постичь мир, Джошуа. А вы оба, сидя в гигантском летающем пенисе, ни черта не видите.

— Я же тебе говорил, — украдкой шепнул Джошуа Лобсангу.

— Быть может, — тихо отозвался тот. — Но в любом случае, невзирая на наши недостатки, она вернулась. Ты прав, Джошуа. Салли что-то от нас нужно. Давай не будем отвлекаться и постараемся выяснить, что именно.

Салли продолжала:

— Этот поселок по-своему уникален. Во всяком случае, среди тех мест, где бываю я. Я называю его Мягкая Посадка.

— Видимо, поселок существует уже давно, — заметил Лобсанг.

— Очень! Люди вроде как сами попадают сюда… он притягивает странников как магнит. Вы скоро поймете.

Мэра звали Спенсер. За миской супа из моллюсков он охотно рассказывал о своей необычной общине.

— Магнит — да, наверное, Салли права. Но век за веком, когда люди приходили сюда, они давали поселку другие имена — или проклинали — на сотнях языков. Здесь стоят старые дома, и мы находим старые кости, иногда даже в самодельных гробах. Веками, да… Люди давным-давно начали здесь селиться. Может быть, тысячи лет назад. Конечно, большая часть здешних обитателей, которых вы сейчас видите, родилась в поселке, как и я сам, но всегда есть и пришельцы извне. Никто из них не знает, как попал сюда, и каждый, придя, рассказывает одну и ту же историю: только что он был на Земле, на Базовой Земле, как её теперь называют, и занимался своими делами, и вдруг очутился в незнакомом месте. Иногда они переходят от испуга, если спасаются от чего-то. Иногда нет.

Он понизил голос и добавил:

— Порой к нам попадают дети. Одинокие. Бесприютные. Потерявшиеся мальчики и девочки. Даже грудные младенцы. Зачастую никогда раньше не переходившие. И мы их всегда принимаем с радостью, можете не сомневаться. Попробуйте эль, я считаю, он у нас прекрасно удается. Ещё супа, мистер Валиенте? Так на чем я остановился… Конечно, сейчас наши ученые единогласно утверждают, что людей сюда приводит какая-то физическая аномалия, нечто вроде дыры в пространстве. А раньше думали, что это место — средоточие загадочного проклятия. Или, наоборот, благословения, в зависимости от обстоятельств. И вот мы живем здесь, отшельники и изгои, хотя, смею заметить, ни один моряк, потерпевший кораблекрушение, никогда не оказывался на таком гостеприимном берегу. Грех жаловаться. От гостей в последнее время мы слышим такое… Наши старики радуются, что некоторые аспекты жизни в двадцатом веке прошли мимо них, — Спенсер вздохнул. — Некоторые попадают сюда и думают, что оказались в раю. Большинство сбиты с толку, а иногда напуганы. Но каждого, кто к нам приходит, мы встречаем тепло. От пришельцев мы узнаем о том, что происходит на других Землях. Мы рады всякой новой информации, идеям, концепциям, способностям; особенно мы рады инженерам, врачам и ученым. Но я с гордостью заявляю, что мы сейчас создаем собственную культуру.

— Потрясающе, — негромко произнес Лобсанг, осторожно процеживая похлебку меж искусственных губ. — Туземная человеческая цивилизация, спонтанно возникшая на Долгой Земле.

— И новый способ перемещения, — сказал Джошуа, слегка ошеломленный такими новостями. — Возможность сократить утомительное пошаговое путешествие…

Думая о Салли и об упомянутых ею «сбоях» Переходника, он подумал: «Ещё один способ».

— Да. Долгая Земля, несомненно, загадочней, чем кажется. Можно многое узнать о том, как сообщаются между собой миры, изучая это место. Тем не менее пока непонятно, какую пользу способен принести новый феномен.

— Пользу?

— Что толку, раз он похож на кроличью нору? Туннель между двумя неизменными точками.

— Как кроличья нора, ведущая в Страну чудес, — произнес Джошуа.

— И всё-таки.

Салли тем временем с раскрытым ртом наблюдала, как ест Лобсанг.

— Джошуа… оно ест?!

Джошуа ухмыльнулся.

— Было бы странно, если бы в такой компании Лобсанг отказался от еды, правда? Никого, кажется, это не смущает. Потом поговорим.

Спенсер откинулся на спинку кресла.

— Мы, конечно, хорошо знаем Салли. Но, господа, расскажите, пожалуйста, о себе. Мир меняется, и о переменах возвещает ваш удивительный корабль. Вы первый, Лобсанг. Извините наше любопытство, но ваше появление столь необычно…

Впервые, насколько мог судить Джошуа, в этом набитом дружелюбными людьми зале, в присутствии троллей, которые смотрели на них, как на артистов кабаре, Лобсанг смутился. Настал один из тех моментов, когда Джошуа терялся в догадках — правда ли его спутник человек или всего лишь невероятно ловкая симуляция, которая способна подражать столь тонким человеческим эмоциям, как смущение.

Лобсанг откашлялся.

— Для начала… у меня человеческая душа, хоть и искусственное тело. Вы, вероятно, знаете, что такое протез? Искусственные руки и ноги, внутренние органы, поддерживающие жизнь… Считайте, что я — сплошной протез.

Спенсер оставался невозмутим.

— Потрясающе! Какой прорыв! В моем возрасте действительно начинаешь задумываться, отчего мироздание поместило человеческий разум в столь хрупкий сосуд. Могу ли я поинтересоваться, что вы умеете? Пожалуйста, не обижайтесь — об этом мы спрашиваем всех гостей.

Джошуа внутренне застонал, предвидя реакцию Лобсанга.

— Что я умею? Да проще назвать, что я не умею. Я пока что ещё не до конца освоил технику акварельной живописи, — он с любопытством обвёл глазами собравшихся. — У вас необычное поселение и необычные традиции развития. Как насчет промышленности? Железо, я вижу, вы добываете. А сталь производите? Да? Хорошо. Свинец? Медь? Олово? Золото? Беспроволочное радио? Вы, полагаю, уже миновали стадию телеграфа. И потом, книгопечатание, если есть бумага…

Спенсер кивнул.

— Да, но, боюсь, только сделанная вручную. В традициях елизаветинских времён. Разумеется, мы вносим улучшения, но нам уже довольно давно не попадался умелец, который мог бы наладить производство бумаги. Приходится полагаться на способности случайных прохожих.

— Если вы дадите мне черные металлы, я сделаю планшетный печатный пресс, работающий с помощью гидроэнергии — если вы знаете, что такое гидроэнергия.

Спенсер улыбнулся.

— Водяные мельницы у нас со времён римлян.

И снова Джошуа был потрясен открывшейся перед ним бездной времён. Салли явно радовалась его реакции.

— В таком случае могу собрать примитивный генератор электрического тока. Мэр, я оставлю вам энциклопедию медицинских и технических открытий вплоть до самого последнего времени, но советую читать не торопясь. Иногда, знаете ли, будущее пугает.

Толпа в зале, привлеченная необычным обликом Лобсанга, одобрительно забормотала.

Но Салли, которая до тех пор нетерпеливо слушала, воскликнула:

— Мы, конечно, очень вам благодарны, Лобсанг, но штучки в духе Роберта Хайнлайна[138] подождут. Мы здесь не просто так — помните? — Она посмотрела на Спенсера. — Вы в курсе.

— А, миграция троллей. Увы, Салли права. Это, несомненно, повод для беспокойства. Конечно, пока не горит, так сказать, но серьезные последствия уже очевидны во многих мирах Долгой Земли, как вы выражаетесь. Но и этот разговор может подождать до завтра, Салли. А пока давайте пойдем и полюбуемся закатом.

Он вывел гостей из ратуши.

— Мы очень рады вас видеть. Вы даже не представляете насколько. Вы сами убедитесь, что мы тепло принимаем представителей самых разных ветвей человечества. Салли называет наш поселок Мягкой Посадкой, что очень приятно. Но для нас это просто дом. В ратуше всегда есть свободные места для ночлега, но если вы предпочитаете уединение, вам отведут комнату в любом доме. Добро пожаловать, добро пожаловать.

Глава 38

Они шли сквозь улыбающуюся толпу.

Джошуа подумал, что планировка и архитектура поселка довольно необычны. Похоже, улицы здесь прокладывали без всякого плана; они представляли собой путаницу скрещивающихся тропок, которые уходили в лес, и никто никогда не пытался их упорядочить. А дома зачастую стояли на древних фундаментах. Поселок действительно производил впечатление места, которое развивалось медленно, но непрерывно в течение очень долгого времени и представляло собой массу культурных слоев, один на другом, как годовые кольца у дерева. Но всё-таки преобладали относительно современные постройки, вытеснявшие древнее ядро, словно в последнее время люди прибывали в особенно большом количестве, по крайней мере, в последние двести лет. Именно тогда, подумал Джошуа, население Базовой Земли начало быстро расти, и поток «беженцев» на Мягкую Посадку, несомненно, усилился.

Шагая вдоль реки, Джошуа начал понимать, как тут живут. На берегах стояли сушилки для рыбы — в основном там висело нечто вроде лосося, большого, мясистого, разделанного в виде филе, а ещё больше тушек коптилось в домах. Никто, казалось, не работал сверх силы, но на реке были плотины, сети, ловушки, а несколько человек чинили удочки, крючья, гарпуны. Хотя в окрестностях он таки обнаружил несколько возделанных полей — в основном, как узнал Джошуа, там росла картошка в качестве экстренного средства на случай голода, а также источника энергии для немногочисленных Переходников (кое-кто в них нуждался), — большую часть продуктов питания поставляла река. Во время ежегодной миграции лосося, как объяснили дружелюбные местные, говорившие с самыми разными акцентами, все население, люди и тролли, выходило к реке и ловило рыбу, которая плыла такими густыми косяками, что вода затопляла берега. Несомненно, в реке водились и другие рыбы, и Джошуа нашел огромные груды пустых раковин от моллюсков и устриц. Лес тоже щедро дарил поселенцам свои плоды, судя по корзинам, полным ягод, желудей, орехов, а также тушам незнакомых животных.

— Поэтому здесь никто не занимается земледелием, — вполголоса объяснила Салли. — Во всяком случае, почти никто. Потому что нет нужды. Земля и так щедра. Там, на Базовой Земле, в доколумбовой Америке охотники-собиратели создавали общины ничуть не хуже европейских земледельческих, с разделением труда, но без необходимости трудиться до радикулита. Так и здесь, — она рассмеялась, когда брызнул дождь. — Может быть, Мягкая Посадка недаром оказалась в одном из самых щедрых мест Долгой Земли. Сущий рай, если б только дожди шли пореже.

Но здесь повсюду были тролли — то, чего не увидишь в штате Вашингтон на Базовой Земле. Гуманоиды бродили среди зевак-людей осторожно и внимательно, чего Джошуа совершенно не ожидал от существ, которые напоминали помесь медведя и прямоходящей свиньи. Спокойное сосуществование людей и троллей, общее радушие по отношению к гуманоидам делали Мягкую Посадку такой мирной.

Как ни парадоксально, в Джошуа это вселяло тревогу. Он сам не знал почему. Просто поселок, с троллями, так основательно укорененными в местную жизнь, казался чересчур спокойным. Не вполне человеческим. Не впервые в жизни Джошуа был смущен и охвачен противоречивыми чувствами; здесь ему ещё многое предстояло постичь.

На центральной площади один из троллей сел на корточки и запел. Скоро присоединились и остальные. Троллье пение всегда было необычным; заслышав его, человек останавливался как вкопанный, и Джошуа знал, что никогда не сумеет этого понять. Пение длилось и длилось, мощные звуки эхом отражались от стены леса — хотя когда оно закончилось и Джошуа посмотрел на часы, оказалось, что тролли пели всего десять минут.

Салли похлопала его по плечу.

— Это, молодой человек, называется коротким зовом. А долгий зов может продолжаться месяц. Приятно, да? Хоть и жутковато. Иногда троллей видят на полянах целыми сотнями, и они поют, как будто независимо друг от друга и ничего не замечая вокруг, пока внезапно пение не обрывается одним мощным аккордом, как у Томаса Таллиса,[139] знаешь? Оно словно изливается из всех четырех измерений одновременно.

— Я знаком с сочинениями Таллиса, Салли, — сказал Лобсанг. — И ты привела весьма уместное сравнение.

Джошуа решил не отставать.

— Я тоже слышал про Таллиса. Сестра Агнес говорила: если бы он жил в наши дни, то гонял бы на «Харлее». Впрочем, большинство её кумиров гоняли бы на «Харлеях».

— Я различаю в пении троллей некоторые повторяющиеся мотивы, — продолжал Лобсанг. — Но мне понадобится некоторое время, чтобы их проанализировать.

— Желаю удачи, мистер, — ответила Салли. — Я знаю троллей много лет, но могу лишь догадываться, о чем они разговаривают. Но я почти уверена, что сейчас они обсуждают нас и ваш корабль. К вечеру все тролли на данном континенте будут повторять эту песню, пока не доведут её до совершенства. Я так полагаю, песни представляют собой нечто вроде коллективной памяти. Тролли разработали даже своеобразный механизм самопроверки, чтобы по прошествии времени ту же информацию можно было получить в неизменном виде. В конце концов песня, вероятно, разойдется по разным мирам, в зависимости от маршрутов миграции. Рано или поздно каждый тролль в пределах досягаемости будет знать, что мы сегодня навестили Мягкую Посадку.

Прочие слушали молча. Джошуа подумал, что это поразительно, сверхъестественно: песенная память, которая охватывает целые миры.

Они пошли дальше. Стоял теплый спокойный вечер, хоть и прерываемый время от времени легким накрапывающим дождиком, на который никто не обращал внимания. Здесь не было ни средств передвижения, ни вьючных животных, только ручные тачки, да ещё сушилки с рыбой повсюду.

Джошуа сказал Салли:

— Может быть, наконец перейдем к сути дела? Ты знаешь про троллей. И, кажется, они тебе нравятся. Миграция гуманоидов тоже для тебя не секрет. Ты привела нас сюда, в этот странный поселок, где живут люди и тролли. Не сомневаюсь, что с какой-то целью. Из-за миграции, Салли?

Она ответила не сразу.

— Да. Да. Я не намерена ничего скрывать. Просто хочу, чтобы вы сами поняли. Да, меня беспокоит миграция. Беспокойство гуманоидов эхом отзывается по всей Долгой Земле. И да, я сомневаюсь, что могу — или должна — расследовать это дело в одиночку. Но кому-то ведь придется, правда?

— Значит, у нас общая цель, — сказал Лобсанг.

— Ну же, рассказывай, Салли, — настаивал Джошуа. — Карты на стол. Мы поможем тебе, но ты должна быть с нами совершенно откровенна. Ты знала про существование Мягкой Посадки. Знала, как её найти. Но откуда? И как ты вообще забралась так далеко?

Во взгляде Салли читалось сомнение.

— Я могу вам доверять? Полностью доверять?

— Да, — сказал Джошуа.

— Нет, — сказал Лобсанг. — Всеми сведениями, способными послужить на благо человечества в целом, я распоряжусь, как сочту нужным. Впрочем, я ничем не поврежу тебе и твоей семье и за это ручаюсь. Ты знаешь что-то о проницаемости миров, чего не знаем мы, не так ли?

Мимо прошла парочка, держась за руки. Женщина, похожая на шведку, и мужчина, черный как ночь.

Салли сделала глубокий вдох.

— Моя семья называет их «слабыми местами».

— Слабые места? — уточнил Джошуа.

— Короткий путь. Обычно — но не всегда — слабые места находятся в глубине континента, в самом его сердце. Как правило, они расположены вблизи воды и становятся сильнее в сумерках. Не могу в точности описать, как они выглядят и как я их нахожу. Это скорее ощущение.

— Боюсь, я не понимаю…

— Слабые места позволяют путешествовать через много миров за один переход.

— Семимильные сапоги…

Лобсанг пробормотал:

— Я бы сказал, что самая уместная метафора — «червоточина».

— Но они сдвигаются, — продолжала Салли. — Открываются и закрываются. Нужно найти путь и следовать ему. Нужно, чтоб тебя научили, что именно искать. Но… это не то, чему можно научиться. Это то, что ты помнишь. То, что тебе рассказали давным-давно, а потом, когда путь нужен, он внезапно открывается. Слабые места не похожи на сбой Переходника. Скорее на руку помощи. Они вроде как живые. Точно так же моряки разбираются в приливах и отливах, подводных течениях, ветрах и волнах, даже угадывают соленость воды. Слабые места действительно дрейфуют, открываются и закрываются, а иногда начинают вести в новые миры. Поначалу ходишь наугад, но сейчас я могу добраться в любую точку за три-четыре перехода, если ничего не поменялось.

Джошуа попытался это представить. Он-то думал, что Долгая Земля — анфилада миров, туннель, по которому движешься шаг за шагом. Что такое слабые места? Дыры в стенках туннеля, позволяющие миновать целые пачки последовательных миров? Или что-то вроде метро, незримо ветвящегося под городскими кварталами и соединяющего станцию со станцией? Метро с собственной топологией, независимой от того, что находится наверху, с узлами и пересадками…

Лобсанг спросил напрямик:

— Как работают слабые места?

— А откуда я знаю? У моего отца была гипотеза насчет структуры Долгой Земли. Он говорил про соленоиды. Нерегулярные математические структуры. Только не спрашивайте. Если я однажды его разыщу…

— И у многих есть этот талант?

Салли пожала плечами.

— Не у всех даже в моей собственной семье. Но я знаю, что не одинока; иногда я встречаю таких людей. Могу с уверенностью сказать лишь, что чувствую слабое место, когда нахожу его, а потом появляется отчетливое представление о том, куда оно выведет и в каком направлении. Мой дедушка по матери, настоящий Путник, чуял слабое место за две мили. Он называл их «волшебной дорогой». Он был ирландцем по происхождению и говорил, что, если ступить в мягкое место, перейдешь «с огоньком», как он выражался. А мама предупреждала: если переходить с огоньком, нарастает долг, который однажды придется платить.

Джошуа спросил:

— Так как насчет Мягкой Посадки? Каким образом люди попадают сюда напрямую, если верить мэру?

— Возможно, это как-то связано с взаимопроницаемостью мягких мест. Люди переходят и скапливаются, точь-в-точь снежинки в ямке.

— Да, наверное, так оно и есть, — сказал Лобсанг. — Мы знаем, что стабильность — некоторым образом ключ к постижению Долгой Земли. Может быть, Мягкая Посадка — своего рода «яма». И она однозначно существовала задолго до Дня перехода, уже очень давно.

— Ну да, — скептически отозвалась Салли. — Слушайте, но дело не в этом. Тролли нервничают даже здесь. Если вы не замечаете, то я замечаю. Вот на чем нужно сосредоточиться. Вот почему я вожусь с вами, двумя придурками, и вашей дурацкой летучей баржей. Потому что вы, хоть и не до конца, видите то же, что и я. А именно, что в дебрях Долгой Земли что-то напугало троллей и других гуманоидов. Мне тревожно. Как и вы, я хочу знать, что происходит.

Джошуа спросил:

— Но что тебя волнует больше всего, Салли? Угроза для людей или для троллей?

— А ты как думаешь? — огрызнулась она.

В сумерках состоялся настоящий концерт благодаря троллям. Тролли были одно со своим пением; они жили в мире постоянных разговоров.

Как и человеческие обитатели Мягкой Посадки. Даже в темноте они расхаживали по поселку, гуляли, здоровались, смеялись, веселились в обществе друг друга. Повсюду горели костры; северо-запад Тихоокеанского побережья в большинстве миров не знал недостатка в дровах. Как заметил Джошуа, чем темнее становилось, тем больше людей прибывало из соседних поселков, иные пешком, иные с маленькими тележками, на которых сидели дети и старики. Хамптьюлипс не был изолирован.

Некоторые, как узнал Джошуа, приходили даже из местной копии Сиэтла. Это место называли так с 1954 года, когда женщина по имени Кити Гартман, по пути домой с рынка, случайно перешла и очень удивилась исчезновению домов вокруг. Путешественники с «Марка Твена» были представлены миссис Монтекьют, как её теперь звали, седовласой, подвижной и очень словоохотливой.

— Конечно, я пришла в ужас, сами понимаете. Помню, я сообразила, что даже не знаю, в каком я штате! Но уж точно не в Вашингтоне. Я подумала: надо было прихватить с собой собачку и пару красных туфель. Потом я тут встретила Франсуа Монтекьюта, он мне вскружил голову, да ещё оказался такой выдумщик в постели, ну, вы понимаете, — миссис Монтекьют произнесла это с очаровательной прямотой старой дамы, которая полна решимости убедить молодежь, что и она занималась сексом. И, видимо, немало.

Миссис Монтекьют была вполне довольна жизнью; Джошуа показалось, что это настроение разделяют все обитатели Мягкой Посадки в той или иной степени. Труднообъяснимое ощущение…

Когда он попытался выразить свои чувства, Салли сказала:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Они такие… благоразумные. Я приходила сюда много раз и всегда наблюдала одно и то же. Никто не жалуется, никто ни с кем не соперничает. Здешним жителям не нужно правительство. Мэр Спенсер — первый среди равных. Если они намерены затеять какое-то большое дело, то дружно берутся за работу, и все им удается.

— Что-то тут есть от «Степфордских жен», — заметил Джошуа.

Салли рассмеялась.

— Тебе тревожно, да? Джошуа Валиенте, великого отшельника, который сам по себе почти не человек, беспокоит сообщество счастливых людей. Да, да, это странно. Но в хорошем смысле. Я не говорю о телепатии и тому подобной ерунде.

Джошуа ухмыльнулся.

— Ерунде наподобие скачков из одного мира в другой?

— Ха-ха, смешно. Ты ведь понял, что я имею в виду. Здесь все так мило. Я разговаривала с ними. Люди говорят, что причиной тому свежий воздух, простор, обилие еды, отсутствие несправедливых налогов и так далее, и так далее.

— А может быть, тролли, — брякнул Джошуа. — Тролли и люди, которые живут бок о бок.

— Может быть, — сказала Салли. — Иногда я думаю…

— Что?

— Я думаю: может быть, здесь творится нечто настолько серьезное, что даже Лобсангу придется сменить образ мыслей. У меня такое предчувствие. Подозрение. Но Путник, у которого нет подозрений, скоро становится мертвым Путником…

Глава 39

На следующее утро Джошуа проснулся рано и отправился гулять в одиночку. Люди были дружелюбны и не отказывались пройтись и поболтать, они даже протягивали ему глиняные кружки с лимонадом. Подавив в себе природное стремление к тишине, он отвечал и слушал.

Приречная область была довольно густо заселена, как узнал Джошуа: на побережье и в долинах стояли процветающие поселения. Ни в одном не жило более двух сотен обитателей, хотя люди сходились вместе по праздникам или если появлялись интересные гости, такие как Лобсанг с его кораблем. В ответ на усиленный наплыв пришельцев в последние десятилетия здешним колониям пришлось расшириться, и по всей округе появились новые поселки.

Джошуа узнал, что осуществить столь быстрое расселение помогли тролли — услужливые, дружелюбные, добродушные, а главное, всегда готовые поднять что-нибудь тяжелое, что доставляло им массу восторга. Этот добровольный вклад в виде мышечной силы восполнял недостаток людских ресурсов, тягловых животных и машин.

Но в некотором смысле именно тролли и были причиной всех строительных работ и роста новых поселений. Они испытывали настоящую аллергию на толпу — то есть толпу людей. Не важно, сколько троллей находилось в одном месте; они начинали нервничать, если в непосредственной близости от них оказывались больше тысячи восьмисот девяноста человек — эти цифры вывели в прошлом посредством тщательных наблюдений. Тролли не злились, они просто уходили и робко прятались, пока несколько десятков людей, проявив любезность, не находили себе другое место для жилья и цифры не возвращались в рамки терпимого. И, поскольку добрая воля троллей была поистине неоценима, Мягкая Посадка расширялась на юг, превратившись в конфедерацию маленьких поселений, в каждом из которых хорошо принимали троллей. Вряд ли кто-то считал их странность неудобством, потому что всегда несложно было дойти пешком до следующего поселка за несколько минут и в здешних долинах хватало места для жилья.

В то же утро Джошуа познакомился с одним молодым человеком по имени Генри, который активно интересовался этим фактом — размером человеческих поселений. Генри вырос среди амишей, но в один прекрасный день наступил в слабое место и оказался среди избранных другого толка. Джошуа казалось, что Генри охотно примирился со своим новым положением. Он объяснил, что его прежние соплеменники считали сто пятьдесят человек идеальным количеством для основанного на дружеских началах поселения, а потому здесь он чувствовал себя как дома. Впрочем, он вообще полагал, что умер и что Мягкая Посадка если и не рай, то, по крайней мере, стоянка по пути на небо. То, что он мертв, казалось, не особенно беспокоило молодого человека. Он нашел себе занятие в этом маленьком сообществе — Генри был хорошим пахарем, умел обращаться с животными и особенно любил троллей.

Вот почему, когда Джошуа по просьбе Лобсанга привел Генри на корабль заодно с несколькими троллями, молодой человек решил, что наконец-то вознесся на небо и разговаривает с Богом. Есть ряд вещей, которые невозможно терпеть, если тебя воспитывали монахини, пусть даже монахини вроде сестры Агнес. Джошуа попытался разуверить Генри и объяснить, что внушительное существо в шафрановом одеянии, которое он увидел после «путешествия на небеса», — не Бог. Но, учитывая тщеславие Лобсанга и ауру всеведения, разубедить гостя не удалось.

Лобсанг тем временем горел желанием узнать побольше о языке троллей. И поэтому на наблюдательном пункте, в компании передвижного модуля, уже стояли две троллихи и несколько детенышей, которые развлекались, играя с Шими. Генри привели на корабль, чтобы он успокоил троллей, — на самом деле это предложила Салли, — но ничто, казалось, не могло напугать тролля с Мягкой Посадки. Они радостно погрузились в кабину лифта и, оказавшись на борту, все обошли своей широкой твердой походкой, включая искусственного человека и кошку-робота.

Лобсанг сказал:

— Тролли, разумеется, млекопитающие. А млекопитающие любят свое потомство и заботятся о нем — ну, по большей части. Матери наставляют детей. Я и сам учусь, как ребенок, делая крохотные шажки. Играя роль ребенка, я составляю некий элементарный словарь — хороший, плохой, вверх, вниз. Таким образом, мы движемся вперёд.

Джошуа не сомневался, что Лобсанг наслаждается процессом.

— Да ты просто заклинатель троллей.

Лобсанг пропустил его слова мимо ушей и зашагал к улыбающимся троллям.

— Пожалуйста, обратите внимание. Я предлагаю им красивый блестящий мячик. Очень хорошо. Джошуа, заметь, что они издают звуки, которые означают оценку и интерес. Вы только посмотрите на эту славную блестящую штучку! А вот я забираю мячик. Теперь они грустят и жалуются. Прекрасно. Обратите внимание, что взрослая самка встревожена, она издает неуверенные звуки, с тонким намеком на то, что, если я попытаюсь причинить вред её любимому комочку шерсти, она, скорее всего, оторвет мне руку и забьет меня насмерть обратным концом. Великолепно! Джошуа, смотри — я отдаю мячик детенышу. Мать перестала бояться и снова превратилась в сплошное радушие.

«Да», — подумал Джошуа. «Марк Твен», зависший над Мягкой Посадкой, легонько покачивался на ветерке, залитый солнечными лучами, и издавал убаюкивающее поскрипывание, как гамак. Приятное место, счастливые тролли.

Чары развеялись, когда Лобсанг спросил:

— Генри, а вы могли бы раздобыть нам мертвого тролля?

Тот страшно смутился и ответил с певучим странным акцентом:

— Мистер, если один из них умирает, они роют глубокую яму и хоронят тело, предварительно засыпав его цветами — наверное, чтобы обеспечить покойнику воскресение, я так думаю.

— То есть научное вскрытие на повестке дня не стоит? Я так и думал… прошу прощения, — добавил Лобсанг с необычным тактом. — Я не хотел проявить неуважение. Но научная значимость подобной операции была бы весьма высока. Я столкнулся с неизвестными до сих пор существами, которые, несмотря на недостаток так называемой цивилизации и человеческой формы мышления, способны общаться весьма замысловатым способом, которому не было равных на Земле до появления Интернета. Благодаря этой способности, как я понимаю, все интересное и полезное, что узнает тролль, в самом непродолжительном времени становится известно остальным троллям. У них, кажется, увеличены лобные доли, что наилучшим образом обеспечивает хранение и переработку информации, как личной, так и общей… Полцарства за труп, который можно препарировать! Но если это исключено, я найду другой вариант, и он будет лучшим из возможных.

Генри рассмеялся.

— От скромности не умрете, мистер Лобсанг?

— Однозначно, Генри. Скромность есть замаскированное высокомерие.

Джошуа бросил мячик детенышу.

— Неандертальцы тоже засыпали тела своих покойников цветами. Я не специалист, я это видел по телевизору. То есть тролли — почти люди?

Ему пришлось пригнуться, потому что мячик, брошенный обратно с невероятной силой, просвистел над его головой и отколол щепку от балки.

— Детеныш экспериментирует, — заметил Лобсанг. — «Почти люди», ты прав, Джошуа. Как дельфины, орангутанги и, скажу я с некоторой натяжкой, остальные приматы. Между нами и ними небольшое расстояние. И никто не знает, каким образом homo sapiens стал, собственно, sapiens. Салли, тролли используют орудия труда?

Салли оторвалась от игры.

— Да. В отсутствие людей они пользуются палками и камнями как импровизированными инструментами. Если новые тролли придут на Мягкую Посадку и один из них увидит, как человек чинит запруду, он вполне может взять ножовку и помочь после некоторых наставлений. К вечеру каждый тролль из числа новоприбывших будет знать, как это делается.

Лобсанг похлопал троллиху по плечу.

— Значит, обезьянка увидела — обезьянка сделала.

— Нет, — сказала Салли. — Скорее, тролль увидел, тролль сел, тролль хорошенько подумал, а потом, если ничто его не смутило, сделал приличный рычаг или другое орудие. И к исходу дня он расскажет сородичам, какая это полезная штука. Их пение — троллья Википедия, помимо всего прочего. Если хочешь знать, например, не вырвет ли тебя, если ты съешь лилового слона, спроси у другого тролля.

— Подожди, — перебил Джошуа. — Здесь водятся лиловые слоны?

— Ну, не совсем, но в одной из последовательных Африк мне попался слон, который, клянусь, в совершенстве усвоил искусство мимикрии. В дебрях Долгой Земли можно найти буквально все, что человек способен вообразить.

— «Все, что способен вообразить», — промурлыкал Лобсанг. — Интересно сказано. Между нами говоря, Салли, я в силах избавиться от ощущения, что Долгая Земля в целом имеет несомненное сходство с метаорганическим компонентом. Или, может быть, метаанимистическим.

— Хм. Может быть, — сказала Салли, почесывая троллиху за ухом. — Но в общем и целом меня это тревожит. Долгая Земля слишком добра к нам. Она появилась слишком вовремя! Как только мы загадили Базовую Землю и уничтожили большую часть живых существ, которые на ней обитали, как только человечество оказалось на пороге войн за природные ресурсы, та-дам! Нам открылись бесконечные новые миры. Зачем Бог выкинул такой фокус?

— А ты возражаешь против спасения? — спросил Лобсанг. — Да ты настоящий мизантроп, Салли.

— И не без причины.

Лобсанг погладил троллей.

— Но, возможно, никакой Бог тут ни при чем. Салли, мы — то есть человечество — только-только начали изучать Долгую Землю. Как известно, Ньютон называл себя мальчиком, который играет на морском берегу и хватается то за камушек поглаже, то за ракушку покрасивее, тогда как перед ним простирается неизученный океан истины. Ньютон! Мы так мало понимаем. Разве Вселенная обязана открываться вдумчивому и тщательному исследованию? И почему она такая щедрая, плодородная, заботливая, даже разумная? Может быть, Долгая Земля, некоторым образом, воплощение этой заботы?

— Если так, мы её не заслуживаем.

— Ну, это предмет отдельного спора. Но мои исследования пойдут прахом, если я не смогу раздобыть тело тролля!

— Даже не думай, — сказала Салли.

— Пожалуйста, не указывай мне, о чем думать, — огрызнулся Лобсанг. — Я мыслю, следовательно, я существую — вот что я такое. Предлагаю вам обоим пойти и насладиться красотами Мягкой Посадки, а я тем временем побеседую с моими друзьями. Обещаю их не убивать и не препарировать.

Во входном отсеке открылась дверь кабины лифта — достаточно ясный намёк на то, что им следовало уйти.

Когда они вновь оказались на земле, Салли хихикнула.

— А характер у него не из легких, э?

— Да, наверное… — Джошуа был слегка обеспокоен. Он никогда раньше не видел Лобсанга выведенным из равновесия.

— Так он правда человек?

— Да, — твердо ответил Джошуа. — И ты сама это сознаешь, потому что говоришь «он», а не «оно».

— Очень умно. Знаешь что? Пойдем глянем ещё на счастливых людей.

Салли в тот вечер только и делала, что приветствовала одного давно утраченного друга за другим. Джошуа охотно брел за ней следом, пытаясь разобраться в своих чувствах к Мягкой Посадке.

Ему здесь нравилось. Почему? Потому что поселок казался… таким правильным, как будто весь род человеческий чувствовал себя здесь как дома. Может быть, это происходило оттого, что Джошуа тоже ощущал слабые места — пути, стекающиеся сюда, в «яму стабильности», как сказал бы Лобсанг. Количество «может быть» раздражало его, пока он гулял один. Беспокоило также ощущение, что Мягкая Посадка ему одновременно нравилась и не нравилась. Как будто он ей не доверял.

Джошуа прислушивался к спору Салли с Лобсангом — она была красноречивее, хоть и не обязательно более сведущей — и пытался осмыслить то, что узнал. Где же находилась колыбель человечества? Несомненно, на Базовой Земле, покрытой древними окаменелостями сверху донизу. Но человеческая раса быстро распространялась по Долгой Земле, вопреки тому, что думало правительство, вопреки политике протектората; никто не мог остановить людей и уж тем более контролировать, и не важно, сколько яростных поборников контроля взывали к небесам и брызгали слюной. На Долгой Земле люди заканчивались раньше, чем миры. Но какой в этом был смысл? Сестра Агнес обычно говорила, что цель жизни — сделать все, что можешь, ну и, разумеется, в процессе помогать другим. Может быть, Долгая Земля давала человеческому потенциалу возможность максимально выразиться, как сказал бы Лобсанг. Не для того ли, некоторым образом, она существовала? Чтобы позволить человечеству извлечь максимум из самого себя? И в центре этой космической головоломки находилась Мягкая Посадка, куда стекались изгои человечества.

Но зачем?

Разумеется, ответов Джошуа не находил.

В сгущающихся сумерках приходилось напрягать глаза, чтобы не столкнуться с троллем. Тролли редко сталкивались с людьми. Общий этикет Мягкой Посадки гласил: постарайся никому не мешать. Но Джошуа совершенно внезапно столкнулся со слоном…

К счастью, не лиловым, не замаскированным под цвет местности. Слон был довольно маленьким, примерно размером с быка. Он был покрыт жесткой коричневой шерстью, и на нем сидел всадник, коренастый седой мужчина, который бодро сказал:

— А, новенький! Откуда ты взялся, парень? Меня зовут Уолли, я тут одиннадцать лет. Зашибись, да? Черт подери, хорошо ещё, что не женился. Не то чтоб раньше не на ком было, да и теперь ещё есть на кого посмотреть.

Он соскочил со спины миниатюрного слона и протянул грубую ладонь.

— Давай лапу!

Они пожали друг другу руки, и Джошуа представился.

— Я здесь всего пару дней. Пролетал мимо на воздушном корабле, — поспешно добавил он.

— Правда? Вот это да! А откуда ты прилетел? Есть свободное место?

Джошуа удивлялся, что весьма немногие обитатели Мягкой Посадки задавали этот вопрос, — мало кто хотел отсюда уйти.

— Думаю, что вряд ли, Уолли. У нас задание.

— Да без обид, — сказал Уолли, явно не смутившись. — Кстати, я тут сплавлялся по реке и нашел Джумбо. Славный малыш, да? Самое оно для дальних маршрутов. И такой смышленый. Они приходят с равнин. — Он вздохнул. — Я люблю открытые места. Не люблю леса, там слишком стремно. Хорошо, когда ветер в лицо.

Пока они шли к городской ратуше, а Джумбо послушно топал следом, Уолли продолжал болтать:

— Мы прокладываем новую дорогу на юг, вырубаем лес. Не возражаю против деревьев, которые можно срубить. Но, наверное, я уже отработал свое пребывание здесь, так что пора построить лодку и отчалить на поиски Австралии. Так далеко тут никто не забирался, вот что.

— Через полмира, Уолли. И это будет не та Австралия, какую ты помнишь.

— Точно. Но мне любая Австралия сойдет. Конечно, придется попотеть. Но самое простое, наверное, — держаться побережья, не отплывая далеко. Еды в море полно. Надо взять курс на Гавайи. Ей-богу, вот уж куда должно тянуть колонистов! Поглядим, конечно, но там, где есть люди, должен быть паб, а там, где есть паб, рано или поздно будет Уолли!

Джошуа пожал ему руку и пожелал доброго пути.

Салли он нашел в ратуше, окруженную дружелюбными лицами, как всегда. Она отвлеклась от разговора, увидев Джошуа.

— Люди начинают замечать. Даже здесь.

— Что?

— Насчет троллей. Их все больше и больше движется с востока. Через Посадку проходят дикие тролли, и даже местные, которых можно условно назвать ручными, тоже хотят уйти, по крайней мере, некоторые из них, но они слишком вежливые. Жители начинают беспокоиться.

— Хм. Рябь в безмятежном пруду Мягкой Посадки?

— Лобсанг уже перестал разыгрывать доктора Дулитла? Пора нам взойти на борт и снова двинуться на запад.

— Ну, так пойдем посмотрим.

Наблюдательный пункт оказался пустым, не считая компании троллей, которые лежали кучей, как щенята. Груда задвигалась, и вынырнула голова радостного Лобсанга.

— Удивительное ощущение, когда мех касается органов осязания, правда? Настоящее блаженство. И они разговаривают! На необычайно высоких частотах и с минимальным словарем… У троллей множество способов коммуникации; похоже, общаться — это и значит быть троллем. Но, полагаю, именно посредством песен происходит настоящий обмен информацией. Я, кажется, уже усвоил понятия, которые означают «хорошо» и «плохо», «да» и «нет», «радость» и «боль», «ночь» и «день», «горячо» и «холодно», «правильно» и «неправильно», а ещё «я хочу молочка», что для меня менее актуально. Я узна́ю ещё больше, когда мы снова двинемся в путь — кстати, завтра рано поутру именно так мы и поступим, притом не мешкая. Я намерен взять троллей с собой. Надеюсь, мои новые друзья не возражают против путешествия по воздуху. Кажется, я им нравлюсь!

Лицо Салли было непроницаемой маской.

— Просто супер, Лобсанг. Но ты хоть что-то дельное узнал?

— Пока я делаю предварительные заключения. Очевидно, тролли — очень адаптивные всеядные существа. Неудивительно, что они так широко распространены по всей Долгой Земле. Идеальные кочевники. Продукт двух миллионов лет эволюции, как только первые особи подвида «умелых» научились переходить.

— То есть?

— Homo habilis, человек умелый. Первые изготовители орудий труда в ряду эволюции. Видишь ли, я размышляю над тем, что, возможно, умение переходить развивалось бок о бок с умением делать орудия труда. Несомненно, для этого требуется одинаковая сила воображения. Представить, каким образом камень может стать топором; представить, чем один мир отличается от другого, после чего перейти. Или, скажем, переходы связаны со способностью представлять альтернативное будущее в зависимости от собственного выбора — пойти сегодня охотиться или остаться в орешнике. Так или иначе, как только гуманоиды научились переходить, сообщество разделилось на опытных Путников, которые могли просто взять и уйти, и Путников более робких, а также особей, вообще не способных переходить, которые оставались дома и, вероятно, активно противились тем, у кого было несомненное преимущество.

— Домоседы, которые заложили основы человечества на Базовой Земле, — догадался Джошуа.

— Не исключено. Археологические исследования моего коллеги Нельсона, казалось бы, это подтверждают. Но я лишь строю догадки. Быть может, способность переходить развилась ещё раньше, до появления человекообразных обезьян. Троллей следует называть скорее гуманоидами, нежели гоминидами, пока не будет завершено всестороннее изучение и выявлены эволюционные связи.

Салли спросила:

— Они объяснили, почему мигрируют?

— У меня есть одна идея… весьма приблизительная, пусть даже эльфо-самка отличается большими пантомимическими способностями. Вообразите себе давление в голове. Бурю в мозгу.

Джошуа тоже чувствовал приближающийся шторм. Что-то давило на него по мере продвижения на запад, как будто впереди лежала Базовая Земля, населенная миллиардами душ. Да, подумал Джошуа. Оттуда движется туча, гнетущая душу. Но что её гонит?

Лобсанг молчал. Под воркование троллят он вновь погрузился в груду меха.

— А!.. Органы осязания…

И внезапно пропал. Передвижной модуль никуда не делся, но исчезло нечто тонкое, неуловимое.

Джошуа взглянул на Салли.

Она спросила:

— Ты тоже почувствовал? Мы правда больше чего-то не видим и не слышим? Что случилось? Лобсанг ведь не может умереть? Или… сломаться?

Джошуа не знал, что сказать. Корабль тихонько работал, бесчисленные механизмы жужжали и пощелкивали, словно ничего не случилось. Но внутри ярко освещенного корпуса больше не было главного элемента. Лобсанга. Пропало нечто существенное. Примерно так Джошуа себя чувствовал, когда умерла сестра Регина. Она много лет лежала больная в постели, но любила общаться с детьми и знала всех по именам. Они выстраивались вереницей, чтобы повидать её, хотя их пугали запах и пергаментная кожа. А потом внезапно ребята поняли, что не стало чего-то очень важного, о чьем присутствии они и не догадывались…

— Я думаю — может быть, он заболел, — неуверенно сказал Джошуа. — Он стал сам не свой, как только зарылся в груду тролльих детенышей.

В динамиках раздался голос Лобсанга:

— Нет нужды для неоправданного беспокойства.

Салли вздрогнула и нервно рассмеялась.

— А для оправданного есть?

— Салли, пожалуйста, смирись. Никакого сбоя не произошло. К тебе обращается аварийная подсистема. Прямо сейчас Лобсанг проходит перекомпиляцию — то есть интегрирует обширный объем новой информации. Процесс займет несколько часов. Мы, подсистемы корабля, полностью способны выполнять необходимые функции в течение указанного периода. Лобсанг должен провести некоторое время вне сети; рано или поздно все разумные существа берут перерыв, чтобы произвести учет информации. Мы уверены, что вы поймете. Вы в безопасности. Лобсанг присоединится к вам на рассвете.

Салли фыркнула.

— Я почему-то ожидала, что он добавит: «Приятного вечера», но, наверное, я требую слишком многого. Как ты думаешь, это правда?

Джошуа пожал плечами.

— Наверное, Лобсанг действительно много чего узнал от троллей. Притом очень быстро.

— И теперь поглощает их кошмары. Значит, у нас свободный вечер. Как насчет того, чтобы спуститься и сходить в бар?

— Куда?..

После долгой череды бесплатных стаканчиков «на посошок» Джошуа пришлось отнести Салли на корабль. Он осторожно уложил женщину на кровать в каюте. Во сне Салли казалась моложе. Джошуа ощутил непонятное желание оберегать её и порадовался, что она спит и ничего не замечает.

Лобсанга нигде не было, голос молчал.

А тролли, как оказалось, ушли сами. Джошуа подумал: они видели кнопку лифта. Тролль думает. Тролль нажимает кнопку. До свиданья, тролль. Лобсанг хотел извлечь максимум из контакта с ними. Но, очевидно, тролли уже извлекли максимум из контакта с ним.

Джошуа в одиночестве устроился на кушетке на наблюдательном пункте, глядя на звёзды.

На рассвете, пока пассажиры спали, корабль стал медленно подниматься, набирая высоту. Он взмыл над самыми высокими деревьями и перешёл, с легким хлопком растворившись в пустоте.

Глава 40

Утром Лобсанг вернулся. Джошуа почувствовал его — почувствовал, что корабль вновь обрел целеустремленность, ещё до того, как в наблюдательный пункт вошел передвижной модуль, как раз когда Джошуа пил утренний кофе. Салли, видимо, ещё спала.

Они неспешно переходили, и внизу катились миры. Как всегда, в основном деревья и вода, тишина и монотонность. Джошуа был рад освободиться от труднообъяснимой странности Мягкой Посадки, но, как только «Марк Твен» вновь направился на запад, нарастающее давление в голове вернулось. Он тщетно пытался не обращать на него внимания.

Они сидели молча. Никто не заговаривал об ушедших троллях, о времени, которое Лобсанг провел вне сети. Джошуа тщетно гадал, в каком тот настроении, и задумался, не одиноко ли Лобсангу без троллей. Или он разочарован, что они решили уйти? Или раздосадован, поскольку эксперимент остался незавершенным? Джошуа беспокоился: Лобсанг как будто становился менее предсказуемым, менее стабильным. Наверное, его захлестнули новые впечатления.

Примерно через час Лобсанг вдруг спросил:

— Ты думаешь о будущем, Джошуа? Я имею в виду о далеком будущем?

— Нет. Зато ты, наверное, думаешь.

— Рассеивание человечества по Долгой Земле, несомненно, вызовет не только политические проблемы. Я могу себе представить время, когда люди так рассредоточатся по множественным мирам, что человеческая гегемония начнёт претерпевать серьезные генетические изменения. Возможно, придется устроить нечто вроде насильственной миграции, чтобы человечество осталось гомогенным и способным объединиться…

Горящий лес внизу заставил корабль на несколько секунд заколебаться на волнах горячего воздуха.

— Не думаю, что сейчас нужно об этом беспокоиться, Лобсанг.

— А я беспокоюсь, Джошуа. Чем больше я узнаю о Долгой Земле, тем больше меня впечатляет её масштаб — и тем сильнее я волнуюсь. Человечество попытается устроить эффективную галактическую империю на одной, бесконечно повторяющейся планете…

Корабль вздрогнул и остановился. Мир внизу был окутан низко висящими облаками.

В рубку вошла Салли в халате, с полотенцем на голове.

— Правда? Нам обязательно повторять ошибки прошлого? Римские легионы, марширующие по бесчисленным новым мирам?

— Доброе утро, Салли, — сказал Лобсанг. — Надеюсь, ты хорошо отдохнула?

— Лучшее в пиве на Мягкой Площадке — что оно чистое. Как первоклассные немецкие сорта. Никакого похмелья.

Джошуа заметил:

— Хотя ты изо всех сил постаралась опровергнуть теорию.

Салли, не обращая на него внимания, огляделась.

— Почему мы летели так медленно? И почему остановились?

Лобсанг ответил:

— Мы летели медленно, чтобы ты могла подольше поспать, Салли. Но также я принял на вооружение твой скепсис. Бывает полезно обращать внимание на мелкие подробности, поэтому я замедлил ход нашего летучего пениса, как ты юмористически выразилась. Итак, под нами — мелкие подробности, как то: остатки развитой цивилизации. Вот почему мы остановились.

Джошуа и Салли переглянулись, словно их пронзило электрическим током.

Корабль снижался, и они всматривались в туман.

— Мой радар отражает то, что видит сквозь облака, — объяснял Лобсанг, глядя в пустоту. — Я вижу долину реки, очевидно давно высохшей. Возделанную пойму. Никаких электромагнитных полей и прочих высоких технологий. На берегу видны отчетливо выраженные постройки — например, мост. Давно сломанный. И четырехугольники на земле, друзья мои, каменные или кирпичные четырехугольники. Но никаких следов живых существ. Я понятия не имею, кто тут жил. Может быть, мы отклоняемся от главной цели, но, несомненно, я выражу общее мнение, если скажу, что нужно произвести предварительный осмотр этого феномена. Я прав?

Джошуа и Салли снова переглянулись.

Салли спросила:

— Какое у нас есть оружие?

— Оружие?

— Лучше перестраховаться, чем пожалеть.

Лобсанг ответил:

— Если ты имеешь в виду нечто портативное, то к нашим услугам разнообразные ножи, легкие, но тем не менее очень эффективные пистолеты, арбалеты, которые стреляют различными стрелами применительно к типам метаболизма живых существ, которых мы можем встретить, от «спать хочется» до «немедленная смерть». Инструкции в том числе написаны шрифтом Брайля и пиктограммами, и я этим горжусь. Корабль же вооружен изрядным количеством стрелкового оружия, которым управляю я. При необходимости я способен построить даже небольшой, но очень проворный танк.

Салли фыркнула.

— Нет, танк нам не понадобится. Мы имеем дело с исчезнувшей цивилизацией. Хотя исчезнувшая цивилизация иногда оставляет после себя неприятные сюрпризы.

Лобсанг некоторое время молчал.

— Конечно. Ты права. Надо подготовиться сообразно случаю. Пожалуйста, подождите.

Он встал и исчез за синей дверью. Джошуа и Салли переглянулись опять.

Через несколько минут дверь открылась, и передвижной модуль вернулся в рубку. В фетровой шляпе, с пистолетом в кобуре и, разумеется, с кнутом из бычьей кожи.

Салли уставилась на него.

— Ну, Лобсанг, ты прошел мой персональный тест Тьюринга.

— Спасибо, Салли, я это запомню.

Джошуа был потрясен.

— Ты за пару минут сделал кнут? Но его так быстро не сплетешь. Как тебе удалось?

— Как бы мне ни хотелось вам внушить, что я всемогущ, вынужден признать, что кнут в запасе уже был. Простое многоцелевое приспособление, которое практически не требует ухода. Ну что, отправляемся?

Они спустились и оказались почти в пустыне. На дне широкой долины боролись за жизнь несколько хилых деревьев, а утесы на противоположной стороне долины были источены пещерами, похожими на соты. Джошуа не заметил никаких животных, даже мышей. Он увидел упомянутые остатки сломанного моста и четырехугольные выемки на земле.

Но он немедленно позабыл обо всем, потому что неподалеку стояло здание — огромная четырехугольная постройка, которая, возможно, с воздуха не впечатляла размерами, зато снизу выглядела как штаб-квартира какого-нибудь международного конгломерата. Проектировщик, видимо, питал отвращение к окнам.

Они зашагали туда, возглавляемые Лобсангом в фетровой шляпе.

— В общем и целом, — разглагольствовал тот, — реальность не остросюжетна, и древние города не изобилуют качающимися лезвиями, которые сносят головы, или скользящими каменными плитами, из-за которых вылетает огонь. Досадно, да? Так или иначе, я заметил классическое собрание загадочных символов. Утесы — судя по всему, бледно-серый известняк — тщательно обработаны неизвестными существами. И символы как будто не соотносятся ни с одним известным алфавитом. А огромное здание впереди сложено из черных плит, вероятно базальтовых, довольно грубо обработанных. С этой стороны не видно никакого очевидного входа, но с воздуха я заметил на дальней стороне нечто вроде наклонной поверхности, какую-то тень — может быть, дверь там.

Он невозмутимо добавил:

— Правда, занятно? Ничего не хотите сказать?

Салли ответила:

— Мы почти за милю от здания, и у нас не такое зрение, как у тебя, Лобсанг. Пожалей простых смертных. Зачем мы высадились так далеко?

— Прошу прощения у вас обоих. Я подумал, что лучше подобраться осторожно.

— Он всегда такой, Салли, — объяснил Джошуа.

Они шли дальше, оставив корабль маячить за спиной. У подножья стен каньона были каменистые осыпи, там и сям среди редких деревьев проглядывали пятна мха, лишайника, жесткой травы, которая умудрилась за что-то зацепиться. Но по-прежнему никаких животных, даже сарыча в небе. Место выглядело весьма негостеприимно. Здесь уже давно ничего не происходило и продолжало не происходить. Было жарко; солнце, пробиваясь сквозь облака, отражалось от каменных стен, и душный каньон напоминал раскаленную печь. Это не смущало Лобсанга, который широко шагал вперёд, словно готовился к Олимпийским играм. Джошуа, наоборот, становилось все жарче и тревожнее с каждым шагом.

Они достигли огромного здания. Салли воскликнула:

— Господи, вы только посмотрите! В жизни не догадаешься, какое оно большое, пока не подойдешь поближе!

Джошуа задирал голову все выше, скользя взглядом вдоль стены. Чудом архитектуры здание нельзя было назвать — оно ничем не потрясало воображение, кроме размеров. Чьи-то руки обтесали глыбы даже неодинакового размера. Вблизи Джошуа заметил щели и шероховатости, отчасти естественным образом скрытые птичьим пометом и гнездами, которые тоже, судя по всему, появились уже очень давно.

Салли сказала:

— Очень мило. Кто-то приказал: «Постройте что-нибудь большое, увесистое и долговечное». И вот пожалуйста. Так, теперь давайте обойдем кругом и увернемся от каменного шара…

— Нет, — перебил Лобсанг, останавливаясь как вкопанный. — Планы изменились. Я заметил куда более серьезную опасность. Здание радиоактивно. Издалека я этого не заметил. Прошу прощения. Предлагаю как можно скорее двинуться тем же путем назад. Не спорьте. Пожалуйста, дышите мельче, пока мы не окажемся в безопасном месте…

Нет, они не бежали; они двигались решительным шагом.

Джошуа спросил:

— Ну и что там такое? Свалка отходов?

— Ты заметил множество знаков, которые указывают, что вход в это здание без снаряжения смертельно опасен? И я не заметил. Полагаю, уровень развития техники здесь был слишком низок для постройки ядерного реактора или чего-то подобного. Местные жители, вероятно, сами не знали, с чем имели дело. Я полагаю, они наткнулись на какую-то полезную руду с интересными особенностями, возможно на естественный источник ядерной энергии…

— Как в Окло, — подхватил Джошуа.

— Да, в Габоне. Естественные залежи урана. Они нашли вещество, которое, скажем, заставляло светиться стекло. Волшебство. Духи.

Салли сказала:

— Духи, которые в конце концов убили своих адептов.

— По крайней мере, давайте перед отлетом заглянем вон в те пещеры. Они достаточно удалены от храма, или чем бы ни было это здание.

Первая пещера, которую они решили исследовать, оказалась широкой, просторной, прохладной… и полной смерти.

На мгновение все трое застыли на пороге склепа. Джошуа был в высшей степени потрясен увиденным, но подумал, что трудно подыскать более уместный повод для завершения визита в это смертельно негостеприимное место.

Они осторожно вошли, ступая в просветы между грудами костей. Хрупкие скелеты крошились от прикосновений. Джошуа подумал: тела, наверное, просто свалили сюда, причём в спешке, в последние дни существования поселения, когда не осталось никого, чтобы погребать мертвых правильно, что бы ни предписывали традиции. Но кто же тут жил? С первого взгляда они как будто походили на людей. Неопытный глаз Джошуа счел их двуногими — насколько он мог судить по костям ног и изящным бедрам. Но в удлиненных черепах, похожих на шлемы, не было ничего человеческого.

Команда «Марка Твена» растерянно стояла в центре пещеры. Голова Лобсанга с легким жужжанием поворачивалась и в кои-то веки механически, не прибегая ни к каким уловкам, фотографировала и записывала символы, испещрявшие стены.

Салли спросила:

— Вы заметили? Тела не повреждены. Не растерзаны животными, во всяком случае. Никто не трогал мертвецов с тех пор, как их оставили здесь.

Лобсанг, занятый делом, пробормотал:

— Кстати говоря, я, как обычно, запустил зонд. Нигде на данной версии Земли нет никаких свидетельств развитой культуры или высокого уровня мышления. Только здесь. Тайна сгущается.

Салли буркнула:

— Может быть, ядовитая штука привлекла сюда гуманоидов, помогла им достичь пика культурного развития, а потом убила? Какая ирония судьбы. Конечно, есть и другой вариант.

— Какой? — спросил Джошуа.

— Что ядерный склад под храмом не природного происхождения. Кто-то очень, очень давно…

Джошуа и Лобсанг не нашлись что ответить.

— И всё-таки, — продолжала Салли. — Цивилизация динозавров? Уникальная находка.

— Динозавров?

— Посмотрите на эти черепа с гребнями.

— Скорее цивилизация, созданная эволюционировавшими потомками динозавров, — придирчиво сказал Лобсанг. — Давайте будем точны в терминах.

Джошуа уставился на косточку — скорее всего, бывший палец, украшенный массивным кольцом с сапфирами. Он нагнулся за ней.

— Вы посмотрите. Они делали украшения. Эти динозавры, или кто там, очень походили на нас. Разумные существа. Они использовали орудия труда. Строили здания. И города — по крайней мере, один. У них было искусство — вот доказательство…

— Да, — сказал Лобсанг. — В одном существенном отношении они походили на людей — и отличались, скажем, от троллей. Они, как и мы, создавали культурное окружение. Наши артефакты и наши города суть внешние хранилища мудрости минувших эпох. У троллей, кажется, ничего подобного нет, хотя, возможно, их песни — шаг к тому. А у этих существ такая способность, несомненно, была.

Джошуа произнес:

— Они даже выглядят как прямоходящие двуногие. Я прав?

— Может быть, мы наблюдаем здесь общие универсалии: быть двуногим и прямоходящим очень удобно, чтобы пользоваться орудиями труда, учитывая базовый замысел природы, а именно — тело с четырьмя конечностями. Вероятно, разумные воплощенные существа, умеющие обращаться с инструментами, имеют естественную склонность собираться в некое подобие городов. Не исключаю и общей тяги к ярким блестящим украшениям. Но здешней цивилизации настал конец. Они отравились сами, а теперь отравляют нас.

Салли взглянула на Джошуа.

— У меня такое ощущение, как будто я нашла своего мертворожденного брата-близнеца.

— Нет смысла тратить время, — продолжал Лобсанг. — Однажды сюда прибудет снаряженная должным образом археологическая экспедиция. В костюмах, защищающих от радиации. В конце концов, это место никуда не денется: мы далеко от Базовой Земли, и я сомневаюсь, что в обозримом будущем здесь появятся туристы. Идемте, дети мои. Пора домой. Здесь нам делать нечего.

Пока они шагали обратно к лифту, Джошуа с горечью произнес:

— По-моему, природа неразумно тратит силы. Миллионы миров… Какой в них смысл в отсутствие разумных существ?

— Такова природа вещей, — ответил Лобсанг. — Ты просто смотришь не с той стороны. А насколько велика вероятность обнаружить разумную жизнь на других планетах? Астрономы открыли несколько тысяч планет в различных системах, но до сих пор мы не получили никаких убедительных доказательств, что там кто-то живет. Может быть, создать разумное существо, способное пользоваться орудиями труда, слишком сложно. Может быть, мы должны сказать спасибо за то, что подошли так близко к встрече с этими существами. По меркам вероятностного пространства.

Салли сказала:

— Но если они были разумны, почему их нет в других мирах? Почему мы не нашли никаких свидетельств по соседству? Хотя бы на том же самом месте. Или они не умели переходить, несмотря на свой разум?

— Не исключено, — ответил Лобсанг. — Или прирожденных Путников изгнали отсюда те, кто не умел переходить. Похоже, на Базовой Земле сейчас происходит именно это. Возможно, перед нами предстало собственное будущее.

Салли и Джошуа, двое прирожденных Путников, хранящих тайну, понимающе переглянулись.

Глава 41

— Прирожденные Путники. Какое изящное выражение, правда? Я хочу сказать — мы все учимся ходить, едва отлучившись от материнской груди. «Посмотрите, наш малыш сделал первый шаг!» — Брайан Каули, любитель играть на публику, прошелся крошечными детскими шажками туда-сюда по эстраде, с микрофоном в руке, освещенный лучами прожекторов в просторном конференц-зале. Этот незамысловатый трюк кто-то приветствовал радостными возгласами.

Моника Янсон, в штатском, окинула взглядом собравшуюся в подвале толпу, ища крикуна.

— Такова природа. Ходьба естественна. Но что такое переходы? — Каули покачал головой. — В переходах ничего естественного нет. Для них нужен специальный прибор. А чтобы ходить, никакого прибора не нужно. Переходы. Нет, я не буду так говорить. И мой дедушка так бы не сказал. Мы, простые люди, не получившие университетского образования, называем такие штуки другими словами. Мы говорим — «извращение». Мы говорим — «мерзость». Мы говорим — «богохульство».

Каждое слово вызывало одобрительные возгласы. Янсон знала: настанет момент, когда ей придется присоединиться, чтобы не нарушать прикрытие.

Душный, жаркий зал был переполнен и тускло освещен висевшими сбоку прожекторами. Каули всегда появлялся перед публикой лишь под землей — в подвалах, погребах, подземных помещениях, наподобие этого конференц-зала, расположенного на нижнем уровне отеля. Там его не могли настигнуть те, кто умел переходить. Во всяком случае, сначала им пришлось бы вырыть дыру в земле. Янсон явилась сюда в цивильном виде, вместе с коллегами из полицейского департамента Мэдисона, отделов национальной безопасности (множественное число появилось через десять лет после Дня перехода), ФБР и массы других агентств, которые встревожились, заслышав громкий шум, исходивший от маргиналов, которые присоединились к движению Каули.

Янсон уже заметила в толпе знакомые лица, а также на сцене, в числе состоятельных покровителей Каули. Джим Руссо, чья фирма с пышным названием «Торговая компания Долгой Земли» ещё держалась на плаву, хотя Джим и успел потерять несколько состояний, по мере того как мир менялся, выходя за рамки воображения. Янсон несколько лет назад беседовала с Руссо по поводу жалоб на эксплуатацию рабочей силы и с тех пор решила за ним присматривать, чтобы понаблюдать, как он отреагирует на следующий неизбежный спад. Реакция оказалась неприятной. И теперь он стоял здесь, пятидесятилетний, раздосадованный после очередной неудачи и общего предательства, и предлагал частичку своего уцелевшего богатства Брайану Каули, самозваному представителю всех противников Долгой Земли. И Руссо был не единственным, кто нёс финансовые потери со Дня перехода. Так что Каули не испытывал недостатка в покровителях.

Маули перешёл к экономическим аргументам, которые обеспечили ему максимум поддержки в прессе.

— Я плачу налоги. Вы платите налоги. Мы заключили договор с правительством, с нашим правительством, и не важно, что говорят те, кто уютно угнездился на всю жизнь по ту сторону Кольцевой дороги. Но второе условие договора гласит: правительство должно использовать ваши деньги, чтобы приносить пользу вам. Вам, вашим близким, детям, старикам. Делать так, чтобы вы чувствовали себя в безопасности в собственном доме. Насколько я понимаю, вот в чем суть соглашения. Я-то не живу внутри Кольцевой. Я простой человек, как вы, как вы, — он несколько раз ткнул пальцем в толпу. — Я сейчас расскажу, о чем узнал простой человек. Я вам расскажу. Наши налоги идут на колонистов. Мы платим за тех, кто играет в пионеров — где-то там, в извращенных мирах, где нет даже обычных лошадей, птиц и коров, которых создал Бог. Правительство дает им почту. Устраивает перепись населения. Отправляет дорогие лекарства. Посылает полицейских, когда эти ненормальные ради прихоти убивают собственных матерей или зачинают ребенка с собственной дочерью…

Янсон знала, что Каули врет. В просторных последовательных мирах, где не было бедности и перенаселения, подобные преступления случались относительно редко.

— Есть целая система, которая держится за счет наших налогов, чтобы деньги, которые храбрые пионеры оставили здесь, в настоящем мире — в единственном настоящем мире, — никуда не делись, чтобы они по первому требованию могли получать все необходимое. Я имею в виду «Центр поддержки». Некоторые даже бросили здесь пустые дома! Знаете, сколько в современной Америке бездомных? И что же? Что получили от этой сделки вы? И вы? И вы? С другими мирами не ведется никакой торговли — по крайней мере, за пределами первых трех миров, откуда можно притащить на себе бревна и все такое. Из мира номер миллион в Техас нельзя провести нефтепровод. Нельзя даже пригнать оттуда стадо скота. Федеральное правительство годами твердило вам, что освоение Долгой Земли сродни дням Дикого Запада, эпохе первопроходцев. Ну, я не особо разбираюсь, как живут люди внутри Кольцевой, зато знаю историю своей страны и знаю цену доллару. Поэтому я могу сказать, что это ложь. Брехня. Кто-то, разумеется, загребает денежки за счет человеческой глупости, но точно не вы и не я. Лучше полететь на Луну. По крайней мере, её создал Бог. По крайней мере, оттуда можно привезти камни! И я вам скажу: у меня через несколько дней состоится встреча с президентом, и вот чего я потребую. «Прекратите финансировать колонии на Долгой Земле. Если уходящие оставляют здесь ценное имущество, конфискуйте его. Если они что-то производят там, в этих безбожных мирах, облагайте их налогами и выжимайте досуха. Они хотят быть пионерами — пускай будут. Но только не за мой счет».

Рев одобрения. Неприятно громкий.

Янсон заметила Рода Грина, восемнадцати лет. Трудно было не заметить его соломенную гриву. Таких, как Род, полицейские прозвали «один дома». Ребенок, не умеющий переходить и покинутый семьей, которая соблазнилась романтикой дальних странствий и возможностью построить новую жизнь в каком-нибудь последовательном мире. Сложился целый класс людей, пострадавших из-за самого факта существования Долгой Земли. Зачастую не только финансово, но гораздо глубже. И вот Род стоял здесь и впитывал ядовитые брызги желчи.

Каули приближался к кульминации. К самой соли, ради которой здесь и собрались бедолаги, оказавшиеся в невыгодных условиях. Соль была горька, поэтому Каули и воспрещал как-либо фиксировать свои речи.

— Я тут кое-что услышал, — сказал он, извлекая клочок бумажки. — Заявление одного университетского… про-фэс-сора. Вот что он говорит, сейчас процитирую: «Возможность переходить — это отличный шанс для человечества, возникновение новой познавательной способности, сравнимой с развитием языка и созданием сложных орудий труда». И так далее, и так далее. Вы понимаете, о чем речь, дамы и господа? О чем нам говорит господин профэссор? Он говорит об эволюции. Сейчас я вам кое-что объясню. Когда-то, давным-давно, на нашей планете обитали древние люди. Мы зовем их неандертальцами. Они походили на нас, носили одежду из шкур, делали орудия труда и разводили огонь — они даже заботились о больных и почтительно погребали мертвых. Но они были не такие умные, как мы. Они жили на Земле сотни тысяч лет, и за все это время ни один из них не изобрел хотя бы лука со стрелой, какой может сделать любой семилетний американский мальчишка. Но они неплохо жили, охотились, ловили рыбу. Пока в один прекрасный день не появились другие люди. Незнакомые, с плоскими лицами, стройными телами, ловкими руками и большими мозгами. Уж они-то умели делать луки и стрелы. Готов поклясться, какой-нибудь неандертальский профэссор тогда сказал: «Умение делать луки и стрелы — это отличный шанс человечества», ну, вы поняли. Может быть, этот неандертальский профэссор даже велел Угу и Мугу отдать новым людям кусок мамонтятины, чтобы профинансировать изготовление луков и стрел. И все вроде бы было здорово, и они прекрасно ладили. Но где теперь Уг и Муг? Где неандертальцы? Я расскажу. Они вымерли. Тридцать тысяч лет назад. Исчезли. «Вымереть» хуже, чем просто умереть; это значит, что ваши дети тоже умерли, а ваши внуки и правнуки даже никогда не родятся. Знаете, что я сказал бы тем неандертальцам? Знаете, что им нужно было сделать, когда появились новые люди, с луками и стрелами? — Каули стукнул ладонью по столу. — Нужно было сжать большие кулаки, замахнуться уродливыми каменными топорами и разбить черепа незваным пришельцам, всем до единого. Если бы они это сделали, их внуки жили бы и посейчас.

Он продолжал хлопать ладонью, подчеркивая каждую фразу.

— А теперь правительство и университетские профэссора говорят, что среди нас появились новые люди, эволюция идёт дальше, и среди простых смертных зародились супермены. Супермены, чья единственная способность заключается в том, чтобы ночью проскользнуть в чужую детскую. Ничего себе супермены! Думаете, я неандерталец? Думаете, я совершу точно такую же ошибку? Вы позволите этим мутантам завладеть землей, которую создал Господь? Вы покоритесь вымиранию? Да? Или?.. Или?..

Все вскочили — сидевшие на сцене тоже, — крича и аплодируя. Янсон тоже аплодировала, прикрытия ради. Вокруг неё люди из ФБР тихонько фотографировали толпу.

Мир вновь менялся. С тех пор как корпорация Блэка начала более или менее секретно строить воздушные корабли и внедрять серьезные инновации в систему сообщения между мирами, следовало ожидать ощутимого торгового подъема и экономического роста. Но такие, как Руссо и Каули, не желали ждать слишком долго. Янсон волновалась: сколько вреда они успеют причинить, пока люди ждут очередного чуда?

Глава 42

«Марк Твен» был надежным убежищем. Стоило взлететь и начать переходы, как горести оставались позади. Джошуа с огромным облегчением покинул Прямоугольники и направился навстречу новому и неведомому. Он лишь приветствовал взлет, несмотря на нарастающее давление в черепе, которое сулило недоброе.

Лобсанг по-прежнему переходил медленно, довольно внимательно изучая попутные Земли, в то время как Джошуа и Салли сидели в наблюдательном пункте. Корабль переходил, держась на уровне облаков. Но однажды, над очередным зеленым миром, Джошуа показалось, что он слышит, как шуршат по обшивке листья. Наверное, в каком-нибудь мире-джокере росли деревья-гиганты.

— Лобсанг встревожен, да? — спросила Салли. — Он испуган тем, что мы нашли в Прямоугольниках.

— Ну, он ведь буддист. Уважение ко всем живым существам и вообще. Но кости вселяют мало оптимизма. Взять слонов, например. Они хорошо знают, что кости предвещают угрозу или смерть сородича… — Он почувствовал, что Салли не слушает. — Салли, что-то не так?

— Что значит «не так»? — Голос женщины прозвучал обвинительно.

Джошуа вздрогнул; ему не хотелось ссориться. Он отправился на кухню и принялся чистить картошку — подарок с Мягкой Посадки, доставленный на корабль в плетеном мешке. Он максимально сосредоточился на движениях ножа. Джошуа знал, что просто пытается переключиться, и это было приятно, особенно учитывая то, о чем он старался не думать.

Салли пошла следом и остановилась в дверях.

— Ты за мной наблюдаешь.

Она не спрашивала, потому что и Джошуа не то чтобы дал ответ.

— Я за всеми наблюдаю. Чтобы знать, о чем думают люди.

— И о чем я сейчас думаю?

— Ты напугана. Наверное, Прямоугольники напугали тебя так же, как Лобсанга и меня, а вдобавок ты нервничаешь из-за миграции троллей сильнее нас обоих, поскольку знаешь троллей лучше, чем мы.

Нарезав картофелину, Джошуа наклонился и достал из мешка следующую. Он решил, что сохранит мешок; кто-то в Мягкой Посадке, наверное, трудился не один час над его изготовлением.

— Я сделаю суп. Иначе ракушки испортятся. Ещё один подарок с Мягкой Посадки…

— Перестань, Джошуа. Отложи картошку, черт тебя побери. И поговори со мной.

Джошуа вымыл нож и осторожно отложил в сторону. Об инструментах нужно заботиться. Потом повернулся.

Салли яростно взглянула на него.

— С чего ты взял, что знаешь меня? Ты вообще хоть кого-нибудь знаешь?

— Мало кого. Одного полицейского. Друзей по Приюту. Нескольких ребятишек, которых я выручил в День перехода и которые с тех пор не теряли со мной связи. Ну и монахинь. Очень полезно узнать монахинь поближе, если ты живешь с ними бок о бок; они бывают такими шустрыми…

— Хватит уже твердить про своих дурацких монашек, — огрызнулась Салли.

Джошуа сохранял спокойствие, подавляя желание вновь обрести прибежище в кухонных делах. Он чувствовал, что настал важный момент.

— Послушай, Салли, я знаю, что не люблю общаться. И сестра Агнес всыпала бы мне ремнем за такие слова. Но заменить людей нельзя ничем, я уверен. Посмотри на троллей. Да, они очень дружелюбные, всегда готовы помочь, и я не хочу, чтобы с ними случилась беда. Они счастливы, и я им завидую. Но они ничего не строят, не производят, они принимают мир как есть. А люди начинают с мира как есть и пытаются его изменить. Тем-то они и интересны. Во всех мирах, над которыми мы проносимся, нет ничего драгоценнее человека. Вот что я думаю. И если мы — единственные разумные создания на Долгой Земле, в целой Вселенной… что ж, это грустно и страшно. Сейчас я вижу перед собой человеческое существо. Тебя. Ты грустишь, и я хотел бы тебе помочь, если бы мог. Ничего не говори сейчас. Не спеши, — Джошуа улыбнулся. — Суп все равно будет готов только часа через два. А вечером мы посмотрим «Балладу о Кейбле Хоге». Мелодраматическую повесть о последних днях Дикого Запада, с Джейсоном Робардзом в главной роли. Так сказал Лобсанг.

Из всех их странностей Салли с наибольшим пылом обрушилась на привычку смотреть по вечерам старые фильмы. (Джошуа радовался, что Салли не было на борту, когда они с Лобсангом специально принарядились, чтобы посмотреть «Братьев Блюз».) Но на сей раз она никак не отреагировала. Тишину подчеркивали лишь щелчки и жужжание скрытых кухонных механизмов. Джошуа подумал: вот двое ущербных людей, которых судьба столкнула вместе.

Он снова вернулся к работе и добавил в похлебку бекон и специи. Ему нравилось готовить. Пища откликалась на проявленную заботу: если все сделать правильно, будет вкусно. Еда заслуживала доверия, а Джошуа любил то, на что мог положиться. Он пожалел, что не раздобыл сельдерея.

Салли сидела на кушетке в зале, обхватив колени руками, словно пытаясь уменьшиться. Джошуа спросил:

— Кофе?

Женщина пожала плечами. Он налил кофе.

На мелькавшие внизу миры спускался вечер, и на палубе включился свет. Зал погрузился в теплое медовое сияние. Очень уместное новшество.

Джошуа задумчиво сказал:

— Я считаю, что нужно заботиться о мелочах. О том, что можно устроить, если заранее постараться. Вот, например, суп из моллюсков. Или кофе. А большие проблемы приходится решать, когда с ними сталкиваешься.

Салли слабо улыбнулась.

— Знаешь, Джошуа, для асоциального чудика ты иногда довольно чувствителен. Послушай… больше всего меня беспокоит то, что пришлось обратиться к вам за помощью. К кому бы то ни было. Я годами обходилась своими силами. Кажется, я не в силах справиться в одиночку, хоть и неохота это признавать. И ещё кое-что, Джошуа, — она внимательно посмотрела на него. — Ты стал другим. Не отрицай. Ты — сверхмощный Путник. Король Долгой Земли. Я подозреваю, что ты и есть центральная ось. Поэтому я обратилась именно к тебе.

Джошуа стало неловко. Он даже почувствовал себя обманутым.

— Я не хочу быть центральной осью.

— Привыкнешь. Понимаешь, в том-то и проблема. В детстве вся Долгая Земля служила мне игровой площадкой — и только мне. Я ревную. Потому что, возможно, на самом деле она твоя, а не моя.

Он мучительно задумался.

— Салли, а что, если мы с тобой…

И в этот момент — исключительно неудачный — дверь открылась и с улыбкой вошел Лобсанг.

— А! Суп! С беконом! Прекрасно!

Салли и Джошуа обменялись взглядами, прекратили разговор и отвернулись.

Она посмотрел на Лобсанга.

— Вот ты и пришел, андроид, который умеет есть. Снова будешь глотать суп?

Лобсанг сел и довольно технично закинул ногу на ногу.

— Да, конечно, а почему нет? Гелевый субстрат, на основе которого действует мой мозг, нуждается в органических компонентах. Я не возражаю, если эти компоненты вкусно приготовлены.

Салли взглянула на Джошуа.

— Но если он ест, значит, должен потом…

Лобсанг улыбнулся.

— Незначительное количество отходов, которые я выделяю, выходят наружу в виде компактно спрессованного компоста в биоразлагаемой упаковке. Что тут смешного? Ты сама спросила, Салли. По крайней мере, твоя насмешка — приятное разнообразие по сравнению с обычным презрением. Но сейчас нам надо взяться за работу. Мне нужна ваша помощь, чтобы кое-кого идентифицировать. Пожалуйста.

За спиной Лобсанга опустилась панель с экраном, который замерцал и включился. Джошуа увидел знакомую двуногую тварь, сухопарую, грязную, с желтоватой кожей. Она держала палку, как дубину, и смотрела на незримых наблюдателей весьма зловеще, явно что-то затевая. Джошуа слишком хорошо знал, что именно.

— Мы их называем эльфами, — сказала Салли.

— Да, — отозвался Лобсанг.

— Если не ошибаюсь, кое-где их зовут Серыми человечками, в честь пришельцев, которых якобы видели некоторые очевидцы НЛО. Эльфы попадаются повсюду в Верхних Меггерах, а иногда и ближе. Обычно сторонятся людей, но могут и рискнуть, если человек один или ранен. Невероятно быстры и сильны, очень разумны. Охотники, которые пользуются способностью переходить, когда преследуют добычу.

— Да, — подтвердил Джошуа. — Мы уже с ними встречались.

— Эльфы. Подходящее название, если задуматься. Эльфы не всегда были маленькими славными существами, правда? Легенды народов Северной Европы изображают их рослыми, сильными… и без души. Неприятная публика. Пусть себе называются эльфами. Они заслуживают дурной славы. Кстати, в легендах эльфы, как правило, боятся железа. Неудивительно — с помощью железа им, возможно, подстраивали ловушки или мешали переходить.

Джошуа снова занялся похлебкой; тем временем Лобсанг коротко рассказал Салли о битве с восседавшими на свиньях эльфами.

Когда Джошуа вернулся, Салли взглянула на него с непривычным уважением.

— Ты неплохо потрудился, чтобы выжить.

— Да. А ведь предполагалось, что у меня выходной. Долгая история.

— Забавные ребята, да?

— Есть и другой вариант, — сказал Лобсанг. На экране появилась беременная большеголовая самка, которую Джошуа пытался спасти.

— Я таких называю леденцами, — сказала Салли. — У них большой мозг, но они, насколько я могу судить, не такие уж смышленые.

Лобсанг кивнул.

— Вполне логично. Деторождение посредством перехода позволило мозгу внушительно увеличиться в размерах, но, возможно, этим особям ещё предстоит соответствующий подъем функциональных способностей. Оборудование есть, осталось установить программы.

Салли произнесла:

— Тем временем некоторые виды эльфов их разводят. На мясо. Они едят вкусные мозги. Я видела.

Её слова были встречены молчанием.

Лобсанг вздохнул.

— Да, это вам не Ривенделл. Эльфы, тролли… Скажи, Салли, а единороги на Долгой Земле не водятся?

— Суп готов, — воззвал Джошуа. — Ешьте, пока горячий.

Когда они сели за стол, Салли сказала:

— И единороги есть. Причём всего в нескольких мирах от Мягкой Посадки. Могу показать, если хотите. Страшные, как черти, совсем не похожи на тех, что тусуются с Барби. Здоровенные звери, драчливые, как бараны, такие тупые, что втыкаются рогами в деревья. Особенно в брачный сезон.

На экране появились эльфы, уплетавшие какую-то тушу, — они ссорились и утирали окровавленные рты.

Салли спросила:

— Зачем ты нам это все показываешь, Лобсанг?

— Потому что они прямо под нами. Вы не заметили, что мы стоим? Доедайте суп. Эльфы подождут до утра.

Глава 43

К удивлению Джошуа, рассвело поздно. В утреннем свете внизу показалась пустыня, сухой пыльный мир, где вода была бесценна — а потому бесценно и немногочисленное остальное.

Лобсанг подошел к Джошуа.

— Не самая вдохновляющая картина, да? Но и здесь есть кое-что любопытное.

— Например, поздний рассвет.

— О да. А ещё тут проходят тролли и эльфы, которые направляются на восток. Благодаря камерам на брюхе гондолы я получил неплохие снимки.

Палуба слегка накренилась. Джошуа спросил:

— Мы спускаемся?

— Да. И я хотел бы, чтобы Салли высадилась вместе с нами. Хорошо бы поймать эльфа, если удастся. Мне хочется с ним пообщаться.

Джошуа скептически фыркнул.

— Я не ожидаю от этой встречи многого, но кто знает… Я на всякий случай сделал шлемы и защиту для шеи — для вас обоих. Любой, кто попытается напасть сзади, пожалеет о том, вне зависимости от умения переходить. Увидимся возле лифта через полчаса.

Салли уже оделась, когда Джошуа постучал.

— Шлемы! — воскликнула она.

— Извини, это придумал Лобсанг.

— Я годами выживала на Долгой Земле, и со мной не нянчились всякие Лобсанги! Ладно, ладно, я здесь пассажир. Что он задумал?

— Поймать эльфа, кажется.

Салли чуть не подавилась.

Лобсанг остановил корабль над обветренной скалой. Внизу расстилалась пустыня ржавого цвета — странный мир, даже по меркам большинства джокеров. Джошуа ощутил тяжесть во всем теле, как будто кости налились свинцом. Он с трудом тащил обычный рюкзак. Воздух не был разреженным, но дыхание не приносило радости, и легкие напрягались. С завыванием дул непрерывный ветер. На голой земле не росло ни травы, ни кустов, ни деревьев — ничего, кроме какого-то зеленовато-лилового меха, как будто земля поутру забыла побриться.

И внезапно Джошуа увидел, как что-то блеснуло, — скорее ощутил, чем увидел. Какое-то существо перешло — и тут же скрылось, так быстро, что едва успело побывать здесь…

Салли спросила:

— Что это за место, Лобсанг? Похоже на кладбище.

— Именно так, — ответил тот. — Хотя кладбище, на котором не покоятся даже кости.

Он стоял неподвижно, как статуя, овеваемая пылью.

— Посмотрите на горизонт слева. Что вы видите?

Джошуа некоторое время щурился, а потом сдался.

— Я не знаю, что искать.

— Нечто, весьма примечательное благодаря своему отсутствию, — сказал Лобсанг. — Если бы ты стоял на том же самом месте на Базовой Земле, то сейчас видел бы на небе бледную Луну. Здесь нет Луны, достойной упоминания. Лишь несколько движущихся по орбите камней, не видимых невооруженным глазом.

Лобсанг объяснил, что предвидел такую вероятность. Катаклизм, в результате которого возникла Луна на Базовой Земле и в большинстве параллельных миров, тут, очевидно, так и не произошел. Земля без Луны была массивнее Базовой, поэтому путешественники испытывали более сильное притяжение. Наклон оси тоже был другим и менее стабильным, и планета вращалась быстрее, поэтому смена дня и ночи происходила иначе, и бесконечный ветер носился над скалистыми, безжизненными континентами. Это место не подходило для жизни; из-за отсутствия приливов и отливов во́ды океанов застаивались, и не было богатых межприливных зон, которые на Базовой Земле способствовали развитию сложных форм жизни.

— Таковы общие соображения, — сказал Лобсанг. — Более того, я предполагаю, что этот мир недополучил воды во время большого сезона дождей, который случился ближе к концу формирования Солнечной системы, когда кометы сыпались градом. Возможно, влияние Луны — или её отсутствие — также тому причиной. К сожалению, этой планете не повезло; наверное, даже у нашего Марса участь лучше.

Но кое-какая компенсация всё-таки была. Когда Джошуа заслонил глаза от солнца, он увидел полосу света — ослепительно-яркую, протянувшуюся поперек неба. Эта Земля была окружена кольцом, как Сатурн. Наверное, из космоса она представляла внушительное зрелище.

Лобсанг продолжал:

— И прямо сейчас я жду тролля. В течение пятнадцати минут я получал ультразвуковой призыв о помощи на языке троллей, и я источаю тролльи феромоны — их довольно легко воспроизвести.

— Тогда понятно, отчего у меня зубы болят, — сказала Салли. — И почему мне показалось, что сегодня кто-то забыл помыться. Мы обязаны тут торчать? Дышать тяжело и воняет.

Насчет вони она права, подумал Джошуа. Пахло как в старом доме, который стоит в грязном тупике и в который не разрешается заходить. В доме, который заперт и заколочен после смерти последнего владельца. Джошуа это раздражало сильнее, чем мир, населенный квазидинозаврами. Да, строители Прямоугольника умерли, но они, по крайней мере, жили — у них был шанс.

Джошуа подумал: а почему бы людям не оживить этот заброшенный мир? Ему нравилось исправлять неполадки; а здесь уж точно работы хватало. И было бы о чем рассказать внукам. Облако Орта ещё не истощилось, и небольшой космический корабль, если задать правильную траекторию, мог бы подтолкнуть ледышку-другую, чтобы на землю вылилось немного воды. Если есть вода, значит, есть жизнь… Мечты, мечты. Человечество отказалось от гораздо более амбициозных проектов, нежели компьютерные исследования космоса, ещё до открытия Долгой Земли, с миллионами пригодных для жизни миров в пределах пешей доступности.

Его мысли прервал Лобсанг, который сказал:

— Тролли идут. Много времени не понадобилось. Они, разумеется, переходят группами, так что ожидайте толпу. Предупреждаю, я намерен им спеть. Присоединяйтесь, если угодно.

Он театрально откашлялся.

Петь начал не просто передвижной модуль. Голос Лобсанга зазвучал из всех громкоговорителей корабля, изливаясь волной: «Мой друг, с дороги не сходи, мой друг, с дороги не сходи, пусть бед немало впереди, огонь горит в твоей груди, мой друг, с дороги не сходи…» По равнине раскатилось эхо; Джошуа подумал, что, возможно, впервые эта мертвая планета услышала звук человеческой речи.

«Хоть ты измучен и устал, но есть приветливый приют в конце нелегкого пути — там верят, помнят, любят, ждут…»

Салли в изумлении смотрела на Лобсанга.

— Джошуа, у него с концами слетела программа? Что, черт побери, он поет?

Джошуа быстро и тихо рассказал про рядового Перси Блэкни и его «русских» приятелей в незнакомой Франции. Салли удивилась ещё сильнее.

Но тут пришли тролли. К концу песни Лобсанг был окружен ими, и они мелодично гудели.

— Хороши, правда? Коллективная память, и даже более того. А теперь потерпите, я попытаюсь выяснить, что их беспокоит.

Тролли сгрудились вокруг Лобсанга, как большие косматые дети вокруг Санта-Клауса в магазине, а Джошуа и Салли отошли, что, в общем, было приятно. Тролли меньше всего желали зла людям, но спустя некоторое время их мускусный запах, хоть и ненавязчивый, совершенно забивал носовые пазухи.

Но, с другой стороны, этот мир явно не подходил для того, чтобы прогуливаться в нем, ожидая Лобсанга. Он был просто… пустой. Джошуа опустился на колени и наугад приподнял клочок зеленого мха. Под ним оказались несколько маленьких букашек — совершенно неинтересных, коричневых, как земля. Он положил мох обратно.

Салли заметила:

— Знаешь, если б ты туда отлил, то, наверное, жучки бы тебя поблагодарили. Честное слово. Я отвернусь. На этом участке почвы появится масса питательных веществ. Извини, я сказала что-то обидное?

Джошуа рассеянно покачал головой.

— Нет, просто слегка неуместное.

Салли рассмеялась.

— Неуместное! Лобсанг распевает песню Гарри Лаудера на безжизненной планете и стоит, окруженный троллями. Это, по-твоему, уместно?! Кстати, у меня перестало ломить зубы. Тролли уходят.

Джошуа видел. Как будто незримая рука снимала шахматные фигурки с доски, сначала королев и пешек, потом ладьи и коней и, наконец, ферзей и королей.

Салли сказала:

— Матери уходят первыми, потому что они убьют любого, кто будет угрожать детенышам. Потом старики, и самцы — замыкающими. Эльфы, как ты знаешь, нападают сзади, поэтому нужно прикрыть спину.

И вдруг никого не осталось — лишь дышать стало легче.

Лобсанг зашагал к ним.

— Как он это делает? — поинтересовалась Салли. — У него походка как у Джона Траволты!

— Ты же слышала, какой шум в мастерской день и ночь. Он непрерывно работает над собой. Постоянно что-нибудь улучшает. Точно так же, как ты, наверное, ходишь в спортзал.

— Я никогда в жизни не ходила в спортзал. Когда живешь на Долгой Земле, ты либо в форме, либо труп… — Салли осклабилась. — Эх, мне бы такие ноги.

— Нормальные у тебя ноги, — и Джошуа тут же пожалел, что сказал это.

Она рассмеялась.

— Джошуа, с тобой не соскучишься. Ты приятный спутник, надежный и все такое, пусть даже немного странный. Однажды мы, может быть, подружимся, — добавила Салли чуть мягче. — Но, пожалуйста, не говори ничего про мои ноги. Ты их почти не видел, потому что большую часть времени они скрыты первоклассным, непроницаемым для шипов защитным костюмом. И гадать не стоит. Договорились?

К огромному облегчению Джошуа, Лобсанг с улыбкой подошел к ним.

— Должен признать, я весьма доволен собой.

— То есть как обычно, — сказала Салли.

— Мы так и не поймали эльфа, — напомнил Джошуа.

— О, необходимость отпала. Я достиг своей цели. На Мягкой Посадке я постиг основы языка троллей. Но эта оседлая популяция мало что могла рассказать о причинах вынужденной миграции. И вот теперь дикие тролли рассказали мне гораздо больше. Ничего не говори, Салли. Я отвечу на все твои вопросы. Давайте взойдем на борт — впереди длинное путешествие. Может быть, до самого конца Долгой Земли. Разве не прекрасно?

Глава 44

В рубке царило молчание. Джошуа был один. Как только они вернулись на корабль, Лобсанг немедленно исчез за синей дверью, а Салли ушла в свою каюту.

Внезапно «Марк Твен» начал переходить с невероятной быстротой, словно отбивая чечетку. Джошуа посмотрел в иллюминатор. Небеса снаружи так и мелькали, менялись ландшафты, реки извивались змеями, миры-джокеры вспыхивали, точно лампочки. На корабле потрескивало все, что могло, словно на старинном клипере, огибающем мыс Горн, и внутри у самого Джошуа что-то дрожало, как во время грозы. По его прикидкам, они каждую секунду миновали множество миров.

Салли появилась в рубке. В ярости.

— Какого черта он творит?!

Джошуа не ответил. Он вновь заволновался из-за необычной импульсивности Лобсанга.

Передвижной модуль вышел из-за синей двери.

— Друзья мои, сожалею, если обеспокоил вас. Но я намерен поскорее завершить нашу миссию. Я уже говорил, что многое узнал от троллей…

— Ты знаешь, что их вспугнуло, — сказала Салли.

— И даже больше. Если коротко, тролли, а также, возможно, эльфы и прочие гуманоиды действительно спасаются бегством, но не от какой-то физической угрозы — проблема, так сказать, у них в голове. И это подтверждается тем, что мы узнали от троллей на Мягкой Посадке. Они испытывают ощущение сродни приступу мигрени, которое охватывает миры с запада на восток. Уже имели место самоубийства. Гуманоиды бросались со скал, не в силах терпеть боль.

Джошуа и Салли переглянулись.

Салли сказала:

— Чудовищная мигрень? Это что, «Звездный путь»?

Лобсанг, казалось, смешался.

— Ты имеешь в виду оригинальные серии или…

— Что за бред. Джошуа, на корабле есть какая-нибудь инструкция по управлению?

— Не знаю. Зато знаю, что у Лобсанга отличный слух.

— Джошуа прав, Салли.

— Тролли понимают, что происходит? Хоть один из них что-нибудь видел?

— Нет, насколько я могу судить. Но они полагают, что приближается нечто огромное, в физическом смысле. Для троллей это смесь материального и абстрактного. Как надвигающийся лесной пожар. Стена боли.

Скрип «Марка Твена» наконец начал досаждать Джошуа. Он понятия не имел, какую максимальную безопасную скорость способен развить корабль. Нестись в таком темпе по неведомым мирам, навстречу неведомой опасности, казалось ему, мягко выражаясь, неразумным. Счетчик на землеметре, как он заметил, с жужжанием приближался к отметке в два миллиона.

Но Лобсанг продолжал говорить, как будто не обращая внимания на тревогу пассажиров:

— Сейчас не время делиться с вами всеми моими соображениями. Достаточно сказать, что мы, несомненно, имеем дело с каким-то подлинным физическим феноменом. Моя гипотеза такова: люди, некоторым образом, дают знать о своем присутствии. Они чувствуют друг друга. Но мы давным-давно живем на планете, буквально пропитанной человеческими мыслями. Мы даже этого не замечаем.

— Пока не окажемся в полной изоляции, — вставил Джошуа.

Салли с любопытством взглянула на него.

— Я думаю, что когда-то эльфы, тролли и, возможно, другие разновидности гуманоидов действительно случайно перешли на Базовую Землю и, возможно, некоторое время там пробыли. В связи с чем появилось множество мифов. Но в те времена человеческая популяция была относительно невелика. А теперь Земля покрыта людьми в три слоя, и для созданий, которые проводят большую часть жизни в безмятежном спокойствии лесов и прерий, это все равно что оказаться на огромном детском празднике. Поэтому в наши дни они избегают Базовой Земли. Сейчас существа, уходящие с запада, бегут от чего-то, что безоговорочно толкает их обратно к Базовой. Они оказались между молотом и наковальней. Иногда они поддаются панике. Мы с Джошуа видели, что бывает, когда гуманоиды паникуют? — даже тролли способны нанести серьезный ущерб, будучи испуганы. Помнишь Церковь Обманутого Доверия, Джошуа?

Тот взглянул на Салли, ожидая очередной скептической реплики. Но, как ни странно, она внимательно слушала. Джошуа спросил:

— Что скажешь, Салли?

— Что это как-то натянуто… Но все же… я ведь похожа на тебя. Если мне что-то надо, я возвращаюсь к людям, но, оказавшись в городе, нервничаю, как длиннохвостая кошка в комнате с девятью креслами-качалками. Я жду не дождусь, когда наконец уйду оттуда. Город меня буквально выталкивает в пустые миры, где я чувствую себя спокойней.

— Но ты не бежишь, правда? И в другое время не чувствуешь никакого давления. Точно так же, как рыба не чувствует воды.

Салли внезапно улыбнулась.

— Сплошной дзен. В духе Лобсанга. — Она внимательно взглянула на Джошуа. — А что скажешь ты сам?

«Она знает, — подумал Джошуа. — Она все про меня знает».

И всё-таки он помедлил, прежде чем ответить.

А потом обратился к ним обоим. Стоя на бешено несущемся корабле, Джошуа говорил свободней, чем когда-либо, чем даже когда беседовал с сестрой Агнес или офицером Янсон. Он рассказал про свои собственные ощущения. Про странное давление в голове, которое испытывал всякий раз, когда возвращался на Базовую Землю. Про нежелание, которое постепенно переросло в физическое отвращение.

— Это что-то внутри… знаете, в детстве так чувствуешь себя, если приходится идти на вечеринку, куда идут все остальные. Просто чтобы не выделяться. Как будто ты физически не можешь сделать следующий шаг, как будто тебя отталкивает магнитное поле.

Салли пожала плечами.

— Я редко ходила на вечеринки.

— Мы знаем, что ты не любишь людей, Джошуа, — сказал Лобсанг. — К чему ты клонишь?

— Сейчас объясню. Откуда бы ни взялось это ощущение, я чувствую его и здесь. На корабле. Давление, которое затрудняет дальнейший путь… — Джошуа закрыл глаза. — Чем дальше мы движемся на запад, тем хуже. Мне и сейчас нехорошо. Какое-то внутреннее отвращение. Я терплю, пока корабль стоит, но с трудом выдерживаю, когда мы движемся. И легче не становится.

Лобсанг спросил:

— Тебя отталкивает что-то находящееся на западе?

— Да.

Салли сердито спросила:

— Почему ты раньше не сказал? А я-то разболталась про мягкие места, про тайны моей семьи. Я доверилась тебе, — произнесла она почти с ненавистью. — А сам ты скрыл такое?

Джошуа молча смотрел на женщину. Он ничего не сказал Салли, потому что предпочитал таить слабость про себя. В Приюте и в большинстве мест, где ему с тех пор доводилось жить.

— Вот, сейчас я говорю.

Салли с усилием успокоилась.

— Ладно. Верю. Значит, это правда. Тогда я официально признаю, что напугана.

Лобсанг возбужденно воскликнул:

— Теперь понимаете, почему я так стремлюсь вперёд? Мы раскрываем великую тайну! Тайну конца Долгой Земли!

Джошуа, не обращая на него внимания, ответил Салли:

— Мы оба напуганы. Но придется посмотреть неведомому в лицо. Бежать нельзя. Бегут животные. И тролли. А мы летим дальше, надеясь понять, что нас пугает, и как-то решить проблему. Именно так ведут себя люди.

— Да. Пока эта штука нас не убьет.

— Точка, — Джошуа встал. — Принести кофе?

Потом он понял, что зря утратил бдительность в последние несколько минут, когда спокойная зелень в сотне-другой миров сменилась кратерами, похожими на огромные отпечатки ног. Джошуа не имел права расслабляться, несмотря на усиливавшееся давление в черепе. Нужно было поднять тревогу. Остановить «Марка Твена».

Задолго до того, как корабль свалился в Дыру.

Глава 45

Джошуа начал падать. Он поднялся в воздух, оторвавшись от пола. Рубка осталась прежней — дверь, большие окна, стены, — но блестящие приборные панели выключались одна за другой. В иллюминаторы он видел корпус корабля, поврежденную оболочку: клочья серебристой ткани срывались с похожего на скелет каркаса.

И больше ничего — только солнце, ослепительно-яркое на черном фоне. Солнце висело там же, где и всегда, но остальной мир куда-то подевался, будто синее небо и зеленая земля были просто декорациями, которые содрали, обнажив темноту за сценой. Солнце медленно клонилось вправо. Видимо, гондола вращалась.

Лобсанг молчал — передвижной модуль неподвижно стоял в рубке, но, видимо, не функционировал. Кошка парила в воздухе, перебирая лапами, с выражением явного страха на синтетической мордочке. Кто-то положил руку на плечо Джошуа. Салли висела над полом, и её растрепанные волосы плавали вокруг головы, как у космонавта в невесомости.

Палуба трещала. Джошуа показалось, что он слышит шипение уходящего воздуха. Голова не работала. Грудь болела, когда он пытался вздохнуть.

Потом притяжение вернулось, и появилось синее небо.

Они разом грохнулись на пол, который оказался стеной. По палубе прокатился чайник с водой, испугав Шими, которая вскочила на ноги и удрала. Вокруг, внизу и вверху, слышалась какофония различных приборов, которые навеки прощались сами с собой.

Джошуа сказал:

— Мы, кажется, нашли всем джокерам джокер.

И тут в животе у него все скрутилось, и Джошуа вырвало. Он выпрямился, весьма смущенный.

— Меня раньше никогда не тошнило после перехода!

— Сомневаюсь, что это был переход, — Салли тоже терла живот. — Мы оказались в невесомости. А потом сила тяжести вернулась. Мы как будто провалились…

— Да уж. И нам ведь не померещилось?

— Не думаю, — ответила Салли. — Мы нашли дыру. Дыру в Долгой Земле.

Гондола медленно выпрямилась, но свет на палубе погас — светило только солнце. Джошуа слышал шум металлических предметов, которые постепенно переставали вращаться. Это тревожило.

Лобсанг внезапно ожил — лицо и голова, — но тело оставалось неподвижным.

— Chak pa!

Салли взглянула на Джошуа.

— Что он сказал?

— Наверное, выругался по-тибетски. Или по-клингонски.

Голос Лобсанга зазвучал необычайно бодро.

— Стыд и срам! Что ж, ошибаться — это весьма по-человечески. Никто не пострадал?

Салли поинтересовалась:

— Во что ты нас втянул, Лобсанг?

— Ни во что, Салли. Буквально. Мы влетели в чистейшее ничто. Вакуум. Я поспешно вернулся на шаг назад, но, кажется, «Марк Твен» пострадал. Некоторые системы бездействуют. К счастью, емкости с газом не повреждены, но кое-какие из моих личных компонентов под угрозой. Я сейчас все проверяю, но есть проблемы.

Салли была в ярости.

— Как ты вообще умудрился повстречать вакуум на Земле?

Лобсанг вздохнул.

— Салли, мы перешли в мир, где нет Земли. Абсолютный вакуум, межпланетное пространство. Когда-то, наверное, там тоже была Земля, но, видимо, её уничтожила какая-то катастрофа. Возможно, столкновение с астероидом. С очень большим, по сравнению с которым убийца динозавров — что горошинка, отскочившая от туши слона. Рядом с этой катастрофой мог показаться пустяком даже Большой Бум — я имею в виду формирование Луны.

— Ты хочешь сказать, что предвидел мир без Земли?

— Как теоретическую вероятность — да.

— И продолжал нестись вперёд? Ты с ума сошел?

Лобсанг кашлянул. Джошуа рассеянно заметил, что с опытом у него получается все лучше.

— Да, я это предвидел. Я изучил различные варианты, основываясь на катаклизмах в истории Земли, и принял необходимые меры предосторожности. В том числе создал автоматический модуль, который сработал почти безупречно и вернул нас на шаг назад. Но, к сожалению, не в идеальном состоянии.

— Мы застряли?

— Застряли, но в условиях относительной безопасности, Салли. Ты дышишь прекрасным воздухом. Этот мир, хоть он и находится по соседству с дырой, кажется, совершенно безвреден для здоровья. Впрочем, мой передвижной модуль по большей части не подлежит починке; я не могу получить доступ к функции автовосстановления. Но заверяю тебя, не все потеряно. На Ближних Землях корпорация продолжает строить воздушные корабли. Уже почти наверняка завершен «Марк Трин»; чтобы полным ходом добраться до нас, ему потребуется всего несколько дней.

Постепенно зажигался свет. Джошуа начал прибираться. Не считая мебели и кое-какой посуды, вроде бы ничего не пострадало, но он беспокоился, какой ущерб понесло то, что находилось за синей дверью. Он сказал:

— Но ведь капитан «Трина» — даже если предположить, что новый корабль взлетит, — не знает, что мы попали в затруднительное положение. Так ведь, Лобсанг?

Салли довольно-таки спокойно произнесла:

— То есть мы всё-таки застряли.

Лобсанг вкрадчиво спросил:

— Ты боишься, Салли? А как же пресловутые мягкие места? А ты что думаешь, Джошуа?

Тот помедлил.

— Мне кажется, картина в целом не изменилась. Мы должны разобраться с чудовищной мигренью. Ты говоришь, что газовые баллоны не пострадали? То есть переходить мы можем?

— Да. Но рулить не получится, я имею в виду в географическом смысле, и запас энергии весьма ограничен. Солнечные батареи, кажется, не повреждены, но большая часть инфраструктуры… Проблема, не считая порванных баллонов и трубок, заключается в том, что закипела и испарилась смазка…

Джошуа кивнул.

— Прекрасно. Значит, шагай вперёд. Продолжим путешествие.

— Через Дыру? — уточнила Салли.

— Почему бы и нет? Мы знаем, что тролли и эльфы миновали её. По крайней мере, некоторые выжили. Наверное, они каким-то образом перепрыгивали Дыру — за два шага. Переход вообще не занимает времени. — Он ухмыльнулся. — Мы вернемся в атмосферу задолго до того, как наши глаза взорвутся и стекут по щекам.

— У тебя очень живое воображение.

Лобсанг улыбнулся неживой улыбкой.

— Я рад, что ты внимательно смотрел «2001», Джошуа.

— Мы уже так далеко зашли, — продолжал Джошуа. — Я голосую за то, чтобы продолжать, даже если в конце концов придется идти пешком.

Он взял Салли за руку.

— Готова?

— Ты шутишь? Прямо сейчас?

— Прежде чем мы успеем передумать. Два шага вперёд, Лобсанг, пожалуйста.

Джошуа так и не понял, что же было дальше. Он действительно ощутил леденящий холод космоса и услышал вой ветра забвения между галактиками? Все казалось нереальным. Пока он не понял, что смотрит в затянутое облаками небо и слышит стук дождя по иллюминаторам.

Целый день они отдыхали и по мере сил латали корабль.

Затем «Марк Твен» направился дальше на запад, но теперь уже осторожно, по одному миру каждые несколько секунд, то есть примерно вполовину прежней крейсерской скорости и только днем.

Примерно двадцать или тридцать миров спустя они перестали видеть кратеры, которые украшали Земли в окрестностях Дыры — возможно, следы недолетов того космического тела, которое сделало Дыру в соседней реальности. Цифры уже перевалили за два миллиона. Миры тут были скучными и однообразными. В этих дальних версиях Америки по-прежнему плескался Тихий океан, и путешественники в основном держались побережья, избегая опасностей густого леса, да и открытого моря. Здешним унылым мирам недоставало ярких цветов, насекомых, птиц; из растительности преобладали огромные древовидные папоротники. Но у кромки воды путешественники иногда видели внушительных созданий, охотящихся за рыбой, проворных двуногих бегунов с большими серповидными когтями на передних лапах, которыми они вылавливали крупную рыбу одну за другой, швыряя её далеко на пляж.

Шли дни. Характер миров продолжал меняться. Лес отступил от моря, оставив обширную прибрежную полосу, поросшую кустарником и редкими деревьями. Море тоже изменилось и стало зеленее, как показалось Джошуа. И спокойней, словно сама вода сделалась клейкой и густой.

Они почти не разговаривали. Кофеварки не работали, несмотря на свою экспериментальную изощренность, и настроение у Салли быстро портилось.

А Джошуа все с бо́льшим трудом переносил переходы.

Салли похлопала его по руке.

— Ближе и ближе к детскому празднику, да, Джошуа?

Ему всегда было неприятно, когда он слишком явно выказывал слабость.

— Что-то вроде того. А ты ничего не чувствуешь?

— Нет. К сожалению. Я завидую, Джошуа. У тебя настоящий талант.

Вечером, когда они по мере сил расслабились, а корабль продолжал осторожно переходить, Лобсанг напугал Джошуа, заговорив о выходе в открытый космос.

— Я тут подумал, сколько возможностей открывает Дыра!

Поскольку кухня, по большей части, вышла из строя, Джошуа мастерил гриль из какого-то сломанного оборудования.

— Каких возможностей?

— Для космических путешествий! Достаточно лишь надеть скафандр и перейти в открытый космос. Никаких проблем с преодолением силы тяжести на ракете. Скорее всего, окажешься в солнечной орбите, как наша Земля. Если завести некоторую инфраструктуру в самой Дыре, можно будет с легкостью отчаливать. И с гораздо меньшим расходом энергии добираться, скажем, до Марса… Знаешь, я всегда был большим фанатом космоса. Даже на Тибете. Я лично пожертвовал некоторую сумму Космическому музею Кеннеди, хотя теперь они там даже за экспонатами не следят. Наша жалкая горстка микрогравитационных орбитальных комплексов создает иллюзию, что мы продолжаем исследовать открытый космос, но мечта давно развеялась, ещё до открытия Долгой Земли. Насколько нам известно, нигде во Вселенной человеческое существо не способно жить без защиты. И теперь, когда людям доступны миллионы Земель, кто захочет в холодную, испепеляющую пустоту, в скафандре, в котором слегка пахнет мочой? Почему мы не подаем заявку на вступление в галактическую федерацию, вместо того чтобы прорубать и прожигать дорогу в бесконечных версиях одной и той же старой планеты?

Салли сказала:

— Ты сам возглавляешь прорубание дороги, Лобсанг.

— Не понимаю, почему бы не заняться и тем и другим. Как вы не понимаете — если мы сумеем освоить Дыру, то, возможно, найдем способ овладеть космосом. С помощью Дыры Солнечная система станет для нас устрицей. Не забудь этот разговор, Джошуа. Когда вернешься на Базовую Землю, застолби заявку на Земли по обе стороны Дыры, прежде чем начнется наплыв и человечество обнаружит, что отправиться в космос ничего не стоит. Только подумай, что там может быть! Не просто другие миры нашей Солнечной системы — хотя, разумеется, Вселенная, которая создала Долгую Землю, наверняка создала и Долгий Марс. Ты только подумай.

Джошуа попытался. И у него закружилась голова. Он сосредоточился на сборке гриля. Плиты на кухне не работали, но он намеревался изжарить на гриле тушу животного, которое на Базовой Земле получило бы название оленя (Салли по-быстрому сходила на охоту).

Корабль внезапно остановился.

И Джошуа услышал.

Это не был голос. Что-то возникло у Джошуа в мозгу — отчетливое и ясное ощущение, которое не содержало ничего, кроме факта своего существования.

И оно звало.

Он озадаченно спросил:

— Лобсанг, ты что-нибудь слышишь? На радиочастотах, я имею в виду.

— Разумеется. Как ты думаешь, почему я остановил корабль? Нам послали запрос. Вполне внятный сигнал на разных частотах. По-моему, кто-то пытается говорить на языке троллей. С вашего позволения, я займусь расшифровкой.

Салли перевела взгляд с одного на другого.

— Что происходит? Я тут единственная, кто ничего не слышит? Этот сигнал посылает штука, которая под нами?

— Какая штука? — Джошуа выглянул из кухонного окна и посмотрел на океан.

— Вон та.

— Лобсанг! — позвал Джошуа. — У тебя бортовая камера работает?

Глава 46

Джошуа и Салли спустились по веревке — это был единственный путь на землю, поскольку все лебедки заклинило.

Оказавшись внизу, Джошуа вскарабкался на вершину утеса, чтобы оглядеться. Под затянутым облаками тусклым небом лениво плескался густой зеленый океан, набегая на глинистый пляж. Бесплодный ландшафт тянулся до далеких холмов на горизонте. Но на юге виднелась огромная воронка, похожая на кратер Бэринджера в Аризоне. Внезапно оттуда вынырнуло огромное крылатое существо, напоминавшее птерозавра, и в абсолютной тишине пролетело над головой Джошуа, направляясь в сторону здешнего Тихого океана. На фоне вечернего неба тварь смахивала на бомбардировщик, летящий на Москву.

Что-то двигалось в этой далекой версии Тихого океана. Что-то огромное, словно плавучий остров. У Джошуа прошла головная боль. Полностью. Но никогда ещё ощущение, которое он называл Тишиной, не было таким всеобъемлющим.

Голос Лобсанга решительно зазвучал из маленького динамика в рюкзаке:

— Мы вновь на побережье штата Вашингтон. Мои воздушные зонды вышли из строя, и обзор ограничен. Объект, насколько я могу судить, имеет двадцать три мили в длину и примерно пять в ширину. Это живое существо, Джошуа. Оно не имеет прямых аналогов на Базовой Земле. Я вижу несколько придатков по бокам, которые меняют размер и форму. Похоже на технопарк. Вижу нечто напоминающее антенны или телескопы, но они превращаются друг в друга и, что весьма примечательно, перемещаются по корпусу. Угрозу я не в состоянии оценить. Вряд ли существо таких размеров способно сделать внезапный рывок, но, судя по тому, что я сейчас наблюдаю, оно вполне может отрастить крылья и полететь…

Поверхность существа постоянно рябила. Рябь была белесая, почти прозрачная. От неё у Джошуа возникало странное ощущение, которое непонятно каким образом достигало сознания.

— Салли, ты когда-нибудь что-то подобное видела?

Она фыркнула.

— А ты как думаешь?

— Я только что поздоровался с ним за руку, — сказал Лобсанг.

— Что ты, черт возьми, несешь? — резко спросила Салли.

— Протокол коммуникации. Мы вступили в контакт… Оно, несомненно, обладает высоким уровнем интеллекта, судя по необычайной информационной сложности средств общения. Пока что я узнал, как его зовут…

— Его ещё и зовут?

— Да. Первое Лицо Единственное Число. И, прежде чем ты на меня рявкнешь, Салли, я скажу, что мне сообщили это на двадцати шести различных языках Земли. В том числе, добавлю с гордостью, на тибетском. Я посылаю ему информацию, и оно быстро учится; оно уже поглотило большую часть данных, хранящихся на корабле. Полагаю, бояться нечего.

— Что? — взвизгнула Салли. — Тварь размером с водохранилище по определению не может быть безопасной! Для чего она вообще нужна? А главное, чем питается?

Джошуа снял рюкзаки и положил на песок. Вокруг царило спокойствие. Ни криков животных, ни даже далеких возгласов птерозавров. Только мягкий маслянистый плеск волн на берегу. Ничего, кроме Тишины, которую он всю жизнь слышал в промежутках между общением с людьми. Мысли огромного объема, похожие на эхо гигантского медного гонга. И теперь Тишина находилась прямо перед ним.

В двух с лишним миллионах миров от Земли Джошуа внезапно почувствовал себя как дома.

Он зашагал к океану.

Салли позвала:

— Джошуа. Спокойней. Ты не знаешь, с чем имеешь дело…

Он сбросил ботинки, стянул носки и босиком зашел в воду по щиколотки. Джошуа чувствовал запах соли и сладковатую вонь гниющих водорослей. Вода была теплая, густая, плотная, похожая на сироп. Она кишела жизнью — крошечными существами, белыми, синими, зелеными, очень шустрыми. Они походили на крошечных медуз, с пульсирующими туловищами и извивающимися щупальцами. Но были тут и животные вроде рыб, с огромными странными глазами. И крабы с хваткими клешнями.

А совсем рядом — живой остров. Джошуа побрел к его огромной оконечности. В ухе звенел голос Лобсанга, но Джошуа не слушал. Бока Первого Лица Единственного Числа были прозрачными, как стекло, и Джошуа, прищурившись, посмотрел, что внутри. Он увидел… все. Животных. Рыб. И даже тролля. Заключенного в клейкую жидкость, обернутого чем-то вроде огромного листа или водоросли, с закрытыми глазами. Тролль скорее казался спящим, чем мертвым. Безмятежно спящим…

Подойдя вплотную к дымчатой туше, Джошуа коснулся её кончиком пальца. В ответ он получил легкое, совершенно не болезненное ощущение.

Голос в голове произнес:

— Здравствуй, Джошуа.

И информация нахлынула на него, как внезапное озарение.

Глава 47

Когда-то, давным-давно, в мире, близком как тень…

В совершенно иной версии Северной Америки плескалось огромное, соленое внутреннее море. Оно кишело микроскопической жизнью, которая представляла собой один-единственный гигантский организм.

И в этом мире, под туманным небом, мутное море полнилось одной-единственной мыслью.

«Я».

За ней последовала вторая мысль.

«Зачем?»

Глава 48

— Исторический момент! — не умолкая, твердил Лобсанг. — Первый контакт! Сбылась многовековая мечта! Я знаю, что такое мы нашли. Шалмирана… Вы читали «Город и звёзды»? Это нечто вроде колонии организмов.

Салли насмешливо сказала:

— Берегись пришельцев! Ну и что теперь? Ты собираешься задавать ей математические задачки, как Карл Саган[140] и люди из «Поиска внеземных цивилизаций»?

Джошуа не обращал внимания на них обоих. Он обратился к Первому Лицу Единственному Числу:

— Я не говорил, как меня зовут.

— И не нужно. Ты Джошуа. Я — Первое Лицо Единственное Число.

Голос в голове у Джошуа звучал как его собственный.

А под прозрачной кожей были разные существа. Он разглядел птиц, рыб, а через некоторое время совершенно недвусмысленного слона, который медленно двигался во внутренней среде, наполовину шёл, наполовину плыл с закрытыми глазами. Тролли, эльфы и прочие гуманоиды…

Прилив прибывал. Очень осторожно, чтобы не обидеть и напугать, Джошуа отступил на несколько шагов.

— А для чего нужно… Первое Лицо Единственное Число?

— Первое Лицо Единственное Число наблюдает за мирами.

— Ты хорошо говоришь по-английски.

Это было глупо, но что ещё можно сказать слизняку размером в несколько миль? Уж сестра Агнес бы придумала что.

Ответ пришел немедленно.

— Первое Лицо Единственное Число не знает, что такое «сестра Агнес». Я ещё учусь. Объясни мне, что такое «монахиня».

Джошуа, застыв на безжизненном берегу, разинул рот от изумления.

Первое Лицо Единственное Число сказал:

— Посредством перекрестных ссылок — да — монахиня — двуногое существо женского пола, которое воздерживается от деторождения, чтобы служить нуждам других представителей своего вида. Сравнимо с общественными насекомыми, муравьями и пчелами. И более того. Также ездит на огромных транспортных средствах, движимых остатками первобытных деревьев. Далее. Посвящает время раздумьям о мистическом. Примем это как предварительное описание в ожидании поступления дальнейших релевантных подробностей. Меня саму, по некоторым параметрам, можно назвать монахиней. Я постигаю мир миров в его полноте. Кажется, я понимаю, что значит «захватило дух от восхищения». А тебе лучше выйти на берег.

Подступающая вода поднялась уже до колен. Джошуа выбрался на песок.

Салли изумленно наблюдала за ним.

— Он разговаривает?

— Она. Я слышу свой собственный голос, который задает мне вопросы. Она как будто знает, о чем я думаю? — точнее, знает, что я знаю. Понятия не имею, кто она такая, но, кажется, она жаждет учиться.

Он вздохнул.

— У меня уже голова трещит от чудес, Салли.

Из рюкзака донесся голос Лобсанга:

— Возвращайся на корабль. Думаю, надо поговорить.

Пока они шагали к «Марку Твену», над головой пролетели несколько птерозавров — их сухопарые силуэты отчетливо виднелись на фоне неба.

Без лифта подъем по веревке на гондолу был довольно изнурителен, зато на палубе уже горел свет, работал нагреватель воды и, по крайней мере, появился растворимый кофе.

Салли, разумеется, немедленно захотела обсудить увиденное, но Джошуа и Лобсанг одержали верх и отложили разговор на «после кофе».

Потом Джошуа изложил то, что узнал от Первого Лица Единственного Числа.

— Она была одна в своем мире.

— Она убила всех? — уточнила Салли.

— Нет. Не так. Она возникла в одиночестве. И так развивалась. Она всегда была одна…

Лобсанг засыпал его вопросами, и в конце концов они сложили из фрагментов если не правду, то хотя бы сюжет.

На Земле, где обитала Первое Лицо Единственное Число, по мнению Лобсанга, как и на многих других Землях, ранние эпохи представляли собой долгие периоды борьбы за существование между полуоформившимися существами, которые ещё не научились использовать ДНК для хранения генетической информации. Белки, из которых состоит все живое, они контролировали довольно-таки слабо. Миллиарды и миллиарды кишащих в воде клеток наполняли неглубокие океаны, но они были недостаточно развиты, чтобы позволить себе состязаться друг с другом. Поэтому они сотрудничали. Любая полезная информация передавалась от клетки к клетке. Словно все формы жизни в Мировом океане действовали как единый организм.

— Со временем, — продолжал Лобсанг, — в большинстве миров, в том числе на Базовой Земле, сложность и организация достигли той стадии, когда отдельные клетки могли выживать и без посторонней помощи. И тогда в большинстве миров началась конкуренция. Выделились огромные животные царства, в воздухе появился кислород, как побочный продукт жизнедеятельности организмов, которые научились использовать энергию солнечного света. Пошел долгий медленный подъем к развитию многоклеточных существ. Эра глобальной кооперации минула, не оставив никаких следов, кроме загадочных памяток в наборе генов.

Салли сказала:

— В большинстве миров, но только не в мире Первого Лица Единственного Числа.

— Да. Полагаю, тот мир был изрядным джокером. Нарастающая сложность породила там сходное эволюционное развитие — но огромный мировой организм так и не утратил единство. Мы повстречались с очень отдаленной ветвью дерева вероятностей. Оно…

— Она, Лобсанг, — поправил Джошуа.

— Да, она, женский род весьма уместен — она как будто беременна вполне здоровыми формами жизни. Она больше похожа на зреющую биосферу, чем на существо вроде человека. По мере того как возрастала сложность, видимо, возникали и узлы контроля. Чтобы расти дальше, нужно было создать информационную структуру, содержащую копию самой себя. Чтобы целое обрело саморефлексию. То есть сознание.

Салли нахмурилась, пытаясь понять.

— И чего же она хочет?

— Могу объяснить, — сказал Джошуа. — Ей нужно общество. Она одинока. Хотя и не сознавала этого, пока не встретилась с троллями.

— А.

Джошуа подумал: они никогда не узнают, каким образом тролли оказались в этом отдаленном мире. Должно быть, они прошли через Дыру, и в процессе некоторые пострадали от соприкосновения с вакуумом.

— Но она страшно обрадовалась, — продолжал он, прикрыв глаза, сосредоточившись и пытаясь вспомнить, — тому простому факту, что их было больше одного. Ей нравилось, как они друг на друга смотрели, как действовали сообща, как каждый узнавал другого. Они, в отличие от неё, были не одиноки. И она захотела того же самого — одной-единственной вещи на свете, которой Первому Лицу недоставало. Однажды тролль подошел к воде…

Джошуа, как во сне, увидел и тролля, присевшего на корточки и невинно собиравшего крабов на мелководье, и волну, которая поднялась и заключила его в объятия…

— Она убила тролля, — сказала Салли, когда Джошуа описал свое видение.

— Да. Не нарочно, но так получилось. И тролли убежали. Может быть, ещё одного она поймала — например, детеныша — и изучила…

— И научилась переходить, — догадался Лобсанг.

— Да. Ей понадобилось много времени. То, с чем мы столкнулись, не вся она; некогда она заполняла целый океан. Это существо здесь, в океане… как бы её выражение. Суть. Компактная форма, которая позволяет переходить.

— Значит, она двинулась следом за троллями, — сказала Салли, — направляясь на запад по цепочке миров.

— Да, — подтвердил Лобсанг. — Медленно, но верно приближаясь к Базовой Земле. Разумеется, она и есть причина бегства троллей и, возможно, других форм жизни. Я готов предположить, что она оказывает на троллей тот же самый эффект, что и огромные скопления людей. Только вообразите, с каким грохотом она думает.

— Вот вам ваша чудовищная мигрень, — сказала Салли. — Неудивительно, что тролли бегут.

— Она не желает зла, — возразил Джошуа. — Она только хочет узнать их поближе. Познакомиться.

— Знаешь, Джошуа, в твоем изложении она почти человек.

— Но у меня правда такое ощущение.

— Это лишь частичное восприятие, — сказал Лобсанг. — Здесь кроется нечто большее. Существо, с которым ты столкнулся, — не более чем… семя. Посланник интегрированной биосферы, откуда она берет свое начало. Поглощение ею местных форм жизни, даже высших млекопитающих наподобие троллей, — только промежуточный шаг. Её конечная задача — преобразование биосферы каждого мира по образцу собственного. Полностью поработить. Направить все ресурсы к единой цели, которой является, кстати говоря, её сознание. Но это не злонамеренный феномен, в нем нет ничего дурного, никакого злого умысла. Первое Лицо Единственное Число — просто выражение иного типа чувственности. Другая модель, если угодно. Но…

Лицо Салли сделалось пепельно-бледным.

— Но таким, как мы, она несёт гибель. По сути, конец индивидуальности в любом мире, где она оказывается.

— И конец эволюции, — мрачно подтвердил Лобсанг. — Конец мира, в некотором смысле. Конец одного мира за другим, по мере того как она перемещается по Долгой Земле.

Салли сказала:

— Она уничтожает миры. Пожирает души. Если тролли это почувствовали, неудивительно, что они перепугались.

Лобсанг произнес:

— Разумеется, вопрос в том, отчего она до сих пор не достигла населенных миров. Почему ещё не поглотила Землю. Не разрушила её своим любопытством и любовью.

Джошуа нахмурился.

— Дыра. Мы не случайно наткнулись на неё рядом с Дырой.

— Да, — сказал Лобсанг. — Она не может перебраться через Дыру. Пока, во всяком случае. Иначе, полагаю, она уже дошла бы до населенных мест.

— Мы перешли через Дыру, — сказала Салли. — И тролли. Разумеется, она тоже научится. И потом, есть мягкие места. Если она сумеет ими воспользоваться… о господи. Это же чума, которая пожирает Долгую Землю мир за миром.

— Нет, — твердо ответил Лобсанг. — Это не чума, не злокачественный вирус, не бактерия. Она — мыслящее существо. И тут-то, по моему твердому убеждению, и кроется надежда. Джошуа, как она с тобой заговорила? Ты слышал в голове собственный голос, так? Это даже не телепатия, а тип коммуникации, для подтверждения которого я ещё не нашел ни одного доказательства, достойного доверия. Перед нами, похоже, нечто совершенно новое. Она даже спросила, что такое монахиня! Да будет мне позволено предположить — она собирает информацию, которая во время разговора появляется у тебя в голове. Ты ведь подумал о сестре Агнес? Как инженер, я с трудом в это верю. Но как буддист, я допускаю, что способов постижения Вселенной больше, чем можно предположить.

— Я искренне надеюсь, что мы сейчас не начнем говорить о религии, — резко сказала Салли.

— Не будь такой ограниченной, Салли. Религия — всего-навсего ещё один способ познать мир. Дополнительный инструмент.

— И кто теперь Джошуа? — огрызнулась она в ответ. — Избранный?

Оба взглянули на него.

— Вроде того, — неохотно отозвался Джошуа. — По крайней мере, она меня как будто узнала. Если не поджидала.

Салли нахмурилась. Она явно завидовала.

— Почему именно ты?

Лобсанг мягко ответил:

— Возможно, благодаря обстоятельствам чудесного рождения нашего героя, Салли. Первые мгновения жизни ты, Джошуа, провел в полном одиночестве в ином мире. Твой плач эхом разнесся по Долгой Земле. Или отзвук твоего одиночества. Ты и Первое Лицо Единственное Число, в равной мере одинокие, стали чем-то вроде диполя.

Джошуа был озадачен. Он не впервые пожалел, что сестры Агнес тут нет и он не может с ней поговорить.

— Ты меня именно за этим сюда и привел, Лобсанг? Ты постоянно предугадываешь то, что с нами случается. Ты знал, что так и будет, да?

— Я знал, что ты особенный, Джошуа. Уникальный. Да, я подумал, что ты будешь… полезен. Но, признаю, я понятия не имел, каким образом.

Салли, с каменным лицом, уставилась на Джошуа.

— Что, приятно, когда тобой манипулируют?

Джошуа, красный от гнева, отвел глаза. Он злился на Лобсанга, на Вселенную, которая наделила его особым даром.

Лобсанг сказал:

— Предлагаю узнать больше про Первое Лицо Единственное Число.

— О да, — подтвердила Салли. — Нужно сделать так, чтобы она перестала пугать троллей. А главное, чтобы не сожрала Базовую Землю.

— Завтра мы снова с ней пообщаемся. Предлагаю как следует отдохнуть сегодня и подготовиться к утреннему разговору с невероятным. На сей раз, хотя установление контакта лежит на Джошуа, экспедицию возглавлю я.

— Ага. Невероятное встретится с нестерпимым. Лично я иду спать, — и Салли поспешно удалилась.

— Она вспыльчива, — заметил Джошуа.

— Но ты же понимаешь, отчего она сердится, — спокойно ответил Лобсанг. — Ты избранный, а она нет. Боюсь, она никогда тебя не простит.

У Джошуа выдалась странная ночь. Он то и дело просыпался в полной уверенности, что кто-то его зовет. Кто-то бесконечно одинокий, хотя Джошуа понятия не имел, откуда он это знает. Затем он ненадолго засыпал, и все начиналось сначала. Так продолжалось кругами до самого утра.

В молчании они вновь собрались в рубке. Салли явно не выспалась, а Лобсанг, в наспех починенном и принаряженном передвижном модуле, был необычайно молчалив. Джошуа задумался, как провели ночь они.

Для начала их удивило то, что Первое Лицо Единственное Число покинула прежнее место. Она виднелась примерно в полумиле от берега и двигалась так медленно, что за ней даже не оставалось пенного следа. Первое Лицо Единственное Число явно не любила торопиться, но, с другой стороны, приходилось напоминать себе, что это неторопливое существо вдвое превышало размерами Манхэттен.

Путешественники не спорили о том, стоит ли её преследовать. Они приняли как данность, что иного выбора нет. Но «Марк Твен», хоть и не потерявший способности переходить, больше не мог перемещаться в пространстве конкретного мира.

Джошуа спросил:

— Лобсанг, а у тебя нет ещё одного плавучего модуля? Я знаю, ты просто гений подстраховки. Ветер дует еле-еле, а веревок у нас как у циркового шатра. Наша большая приятельница никуда не торопится. Может быть, твой плавучий модуль потянет корабль на буксире?

И действительно, потянул, хотя и с трудом. Неподвижный «Марк Твен» слишком много весил, чтобы его тащить. Салли заметила: «Это все равно что тянуть «Титаник» моторной лодкой». Лодкой, на которой мотор был изобретен Лобсангом и произведен корпорацией Блэка. Вот почему у них получилось.

Обычно в рулевой рубке властвовал Лобсанг. Но сегодня он объявил день открытых дверей, и они втроем рассматривали едва заметный кильватер Первого Лица Единственного Числа. По большей части, путешественница погрузилась под воду.

— Одному Господу ведомо, какая у неё двигательная система, — заметил Лобсанг. — И, раз уж об этом зашла речь, Господь, наверное, знает, отчего море вокруг внезапно начинает кишеть рыбой.

Джошуа убедился, что Лобсанг прав. В воде мелькали плавники, появились даже дельфины, которые делали сальто в воздухе. Первое Лицо Единственное Число путешествовала в сопровождении почетного караула. В различных мирах Джошуа привык видеть реки, густо населенные живностью; в отсутствие людей моря кишели рыбой, как Гранд-Бэнкс в Ньюфаундленде, где, по легенде, водилось столько трески, что можно было ходить по воде аки посуху. Люди, которые никогда не покидали Базовой Земли, не знали, чего лишены. Но, вероятно, даже Гранд-Бэнкс в зените славы не шли ни в какое сравнение с водой в кильватере у огромной путешественницы.

— Наверное, — сказала Салли, — она привлекает мелких животных. Может быть, так она подманивает их поближе, чтобы проглотить.

Лобсанг сегодня был в хорошем расположении духа.

— Потрясающе, правда? Видите дельфинов? Это же лучше, чем шоу Базби Беркли![141]

Салли фыркнула:

— Черт, кто такой Базби Беркли?

Даже Джошуа знал.

Салли предупредила:

— Если вы сейчас снова начнете обсуждать старые фильмы…

Лобсанг кашлянул.

— Вчера ночью никто не чувствовал ничего необычного?

Джошуа и Салли переглянулись.

Салли ответила:

— Ты первый начал, Лобсанг. В чем дело?

— В моем случае произошло то, что я могу охарактеризовать как попытку взлома. Что, впрочем, нелегко. Люди из корпорации Блэка иногда пытаются хакнуть меня из спортивного интереса, поэтому, разумеется, я был настороже. Так или иначе, вчера кто-то предпринял энергичную попытку. Впрочем, я полагаю, что без злого умысла. Ничего не пропало, ничего не изменилось, но, насколько я понимаю, хакер проник в некоторые хранилища памяти и скопировал их.

— Например? — уточнила Салли.

— Например, те, где лежат сведения о троллях. О переходах. Что подтверждает твою версию, Джошуа. Но это лишь неполная гипотеза. Я как будто пытаюсь вспомнить…

Салли спросила:

— Что это было — сон иль наваждение?

Они уставились на неё; женщина покраснела и немедленно огрызнулась:

— Что? Да, я читала Китса. Ничего удивительного. И мой дедушка часто его цитировал. Хотя обычно он портил эффект, рифмуя «китс-шмитс».

— Я тоже читал Китса, — ободряюще произнес Джошуа. — И сестра Джорджина. Тебе нужно с ней познакомиться. Так вот, ночью меня посетило наваждение. Я снова ощутил одиночество.

— И я, — призналась Салли. — Но мне было очень приятно. Чудесное ощущение.

Лобсанг спросил:

— Достаточно приятно, чтобы прыгнуть в воду и лишиться индивидуальности? Кстати, мы приближаемся. Думаю, она ждёт, что мы её догоним, и я не намерен медлить…

— Прошу прощения, — перебила Салли, — но я не собираюсь высаживаться на эту плавучую штуковину и становиться очередным экспонатом в персональном зоопарке.

— К счастью для тебя, Салли, единственным, кто высадится на Первое Лицо Единственное Число, буду я. Ну или, по крайней мере, мой модуль. Я хочу пообщаться с ней как можно более полно, прежде чем она продолжит свое путешествие по мирам, и убедить её остановиться.

Джошуа задумался.

— А если она не повернет обратно… что тогда?

— А что ты предлагаешь, Джошуа? — огрызнулся Лобсанг. — Как с ней бороться? Если только не уничтожать ядерной бомбардировкой каждый мир, где она может поселиться… — в его голосе зазвучало презрение. — Вы оба не умеете думать. Вы чувствуете только угрозу. Наверное, виной тому ваша биологическая хрупкость. Послушайте меня. Она хочет у нас учиться. А мы можем многому научиться у неё. Что она знает? Что знает существо, которое постигает мир в масштабах, недостижимых для человека? — Искусственный голос Лобсанга звучал ровно, но в то же время с нескрываемым изумлением. — Ты когда-нибудь слышал про коллективную вселенную, Джошуа?

— Фигня какая-то.

— Послушай. Сознание формирует реальность. Это основная идея квантовой физики. Мы участвуем в создании Базовой Земли, нашего «сурового берега», нашего джокера. Сейчас мы встречаем и другие существа, обладающие сознанием, эльфов и троллей, а ещё — Первое Лицо Единственное Число. Каким-то образом, судя по всему, они участвовали в формировании Долгой Земли, тонкого чудесного ансамбля, множественной вселенной, созданной совокупностью сознаний, к которой мы только-только начинаем присоединяться. Вот урок, который нужно донести до Базовой Земли, Джошуа. Бог с ними, с геологическими и географическими вариациями и стадами экзотических животных. Вот что является основополагающим для осмысления реальности — и того, кто мы такие. Если я смогу пообщаться с Первым Лицом Единственным Числом, которая, разумеется, осмысляет Вселенную гораздо масштабнее, чем мы… Короче говоря, вот что намерен обсудить с нашей толстой приятельницей. И осведомить её об угрозе, которую она представляет, хоть и неосознанно.

— Погоди-ка, — сказал Джошуа, обдумав сказанное. — Ты собираешься вниз. По сути, ты хочешь проникнуть внутрь её.

— Поскольку животные, заключенные внутри, кажется, совершенно здоровы и подвижны, я не думаю, что сильно рискую. Не забывая, разумеется, о том, что я — и только я из нас троих, — по сути, расходный материал, по крайней мере, в виде передвижного модуля. Но предупреждаю, я загружусь полностью. Я, Лобсанг, полностью посвящу себя слиянию.

— То есть ты не намерен возвращаться?

— Нет, Джошуа. Подозреваю, моё соединение с Первым Лицом будет долгим, если не безвозвратным. И всё-таки я должен это сделать.

Джошуа разозлился.

— Я знаю, ты хотел увлечь меня в путешествие по самым разным скрытым причинам. Но лично я подписывался только на то, чтобы доставить тебя домой целым и невредимым. Я — твой последний резерв, как ты выразился.

— Я уважаю твою прямоту, Джошуа. Ты свободен от контракта. Приложение к нему я оставлю в документации корабля.

— Но этого недостаточно…

— Решено.

— Только давайте не будем мериться благородством, — цинично перебила Салли. — У тебя бэкапы по всему кораблю, Лобсанг. То есть ты не особо рискуешь, я права?

— Я не намерен раскрывать вам мои маленькие секреты. Но если я выйду из строя или погибну, ты найдешь итерации моей памяти в различных хранилищах, которые обновляются каждую миллисекунду. «Черный ящик», если можно так выразиться, находится в брюхе гондолы, в броне из сплава, по сравнению с которым, ручаюсь, даже адамантин покажется не прочнее штукатурки. Он ничуть не пострадает даже от падения метеорита, способного стать причиной массового вымирания.

Салли рассмеялась.

— Какой смысл пережить катастрофу, которая сотрет с лица земли всех живых существ? Кто тогда тебя включит?

— Я не сомневаюсь, что по прошествии некоторого времени на планете снова появится разумная жизнь. Она эволюционирует до той стадии, когда станет возможным моё восстановление. Я могу и подождать. У меня большая библиотека.

Джошуа показалось, что Салли очень красива — если это слово вообще было к ней применимо, — когда злится. И впервые он заподозрил, что Лобсанг дразнит её намеренно. Ещё один тест Тьюринга пройдёт.

— Итак, — сказал он, — предположим, что ты добьешься своего и она перестанет поглощать миры. Что дальше, Лобсанг?

— Тогда мы с ней вместе продолжим поиски истины за пределами Вселенной.

— Это звучит как-то не по-человечески, — заметила Салли.

— Напротив, Салли, чрезвычайно по-человечески.

Первое Лицо Единственное Число была уже близко. Лопатообразные отростки, похожие на мясистые антенны, торчали по всей длине туловища, и за них цеплялись крабы, желавшие прокатиться, и морские птицы, которые охотились за крабами.

— Что ж, — сказал Лобсанг. — Остальное зависит от вас. Разумеется, без вашей помощи корабль не вернется на Базовую Землю. Свяжитесь с Селеной Джонс в Трансземном институте. Она знает, что сделать с информацией, которая хранится на борту, чтобы синхронизировать мою копию на Базовой. Видишь, Джошуа, некоторым образом ты все же доставишь меня домой. Передай Селене привет. Мне всегда казалось, что я для неё что-то вроде отца. Пусть даже официально она — мой опекун. Я ведь ещё не достиг двадцати одного года.

Салли сказала:

— Погоди. Без тебя «Марк Твен» утратит чувствительность. Как нам на нем перемещаться?

— Это мелочи, Салли. Предоставляю вам самим разобраться. А теперь, с вашего позволения, я пущусь вдогонку загадочному плавучему коллективному организму. А, ещё одно — пожалуйста, позаботьтесь о Шими.

И Лобсанг в последний раз скрылся за синей дверью.

Глава 49

Когда Лобсанг отбыл на странные переговоры, оставшиеся члены команды «Марка Твена» рассматривали кильватер огромной путешественницы, пока она не скрылась из виду задолго до того, как достигла горизонта. Почетный караул из животных, птиц и рыбы улетел, уплыл и упрыгал прочь.

Шоу закончилось, цирк покинул город. Чары развеялись. И Джошуа почувствовал, как что-то ушло из мира.

Он посмотрел на Салли и ощутил, что она испытывает точно такое же замешательство. Он сказал:

— Первое Лицо Единственное Число напугала меня. Были времена, когда я боялся Лобсанга, хоть и по другим причинам. Как представлю их обоих вместе и то, чего они могут достичь…

Она пожала плечами.

— Мы по мере сил попытались спасти троллей.

— И человечество, — мягко заметил Джошуа.

— И что нам делать теперь?

— Предлагаю пообедать, — сказал Джошуа и зашагал на кухню.

Через несколько минут Салли уже держала в руках полную кружку кофе, за которую цеплялась, как за спасательный круг.

— Ты заметил? Она переходит под водой. Это что-то новенькое.

Джошуа кивнул. Он подумал: правильно, начни с простого. Сначала насущные проблемы, а не космические загадки. Например, как им вернуться домой. Хотя у Джошуа уже появилась идея.

— Знаешь, некоторые животные внутри её, которые наверняка взялись из каких-то очень дальних миров, показались мне знакомыми. Например, там плавало что-то вроде гигантского кенгуру! Камеры работали, поэтому давай вместе посмотрим записи. Натуралисты сойдут с ума от радости…

В дверях послышался какой-то негромкий звук. Джошуа опустил глаза и увидел Шими. Она действительно была очень изящным созданием, хоть и роботом.

И тут кошка заговорила:

— Количество мышей и мышеподобных грызунов, помещенных в виварий для передислокации, когда мы приземлимся, — девяности три особи. Пострадало — ноль особей. Поговорка гласит, что смелое сердце мыши способно поднять на воздух слона, но, к счастью, не на борту «Марка Твена».

Она выжидающе посмотрела на обоих. Голос Шими звучал мягко и женственно — по-человечески, но в то же время совершенно по-кошачьи.

— О господи…

— Повежливей, Салли, — тихо сказал Джошуа. — Спасибо, Шими.

Кошка терпеливо ждала продолжения.

— Я и не знал, что ты умеешь говорить.

— Раньше в этом не было необходимости. Я отчитывалась Лобсангу через прямое соединение. Слова — пена на воде, а дела — крупицы золота.

Салли искоса взглянула на Шими — недобрый знак, насколько знал Джошуа.

— Что это за поговорка?

— Тибетская, — ответила Шими.

— Ты ведь не аватар Лобсанга? Я так надеялась, что мы от него избавились.

Кошка на мгновение перестала лизать лапку.

— Нет. Хотя я тоже функционирую на гелевой основе. В мои способности входят несложные разговоры, поговорки, защита от грызунов и непринужденная болтовня с тридцатиоднопроцентной наклонностью к цинизму. Я, разумеется, прототип, но вскоре корпорация Блэка выпустит общедоступную серию кошек. Расскажите обо мне своим друзьям. А теперь извините, но моя работа ещё не закончена.

И Шими вышла.

Когда она скрылась, Джошуа сказал:

— Ну, надо признать, это всё-таки лучше, чем мышеловка.

Салли отозвалась с крайним раздражением:

— Как только я начала думать, что ваш «Титаник» не в состоянии стать ещё абсурднее… Кстати, мы по-прежнему висим над океаном?

Джошуа посмотрел в ближайший иллюминатор.

— Да.

— Надо развернуться. И направиться обратно к берегу.

— Мы уже развернулись, — сказал Джошуа. — Я задал направление, как только мы спустили Лобсанга. Мы уже тридцать минут движемся.

— Ты уверен, что у этого плавучего робота хватит энергии дотащить нас? — явно нервничая, спросила Салли.

— Салли, «Марка Твена» создал Лобсанг. У плавучего модуля достаточно энергии, чтобы обогнуть земной шар. Он самозагружается. Что-то не так?

— Раз уж ты спросил — я небольшая любительница воды. Особенно воды, под которой не видно дна. Давай в будущем летать так, чтобы под килем были деревья, хорошо?

— Ты сама сидела на побережье, когда мы впервые встретились.

— Да, на побережье! На мелководье! Мы на Долгой Земле! Здесь никогда не знаешь, что окажется под ногами.

— Видимо, ты не задерживалась в водном мире, который однажды пролетали мы с Лобсангом. Там в океане плавала такая тварь…

— Я оказалась в том мире, перейдя туда с холма. Я пролетела шесть футов, упала в воду, доплыла до места, откуда, как знала, могла вернуться, и перешла обратно за секунду до того, как меня схватили чьи-то челюсти. Впрочем, я не разглядела, кому они принадлежали. Мои предки приложили массу усилий, чтобы выбраться из чертова океана, так что, пожалуй, нехорошо обращать их труд в прах.

Джошуа усмехнулся, возясь с обедом.

— Послушай, Джошуа… я очень хочу вернуться на Мягкую Посадку. Что скажешь? Внезапно я не прочь пообщаться с людьми. Но ведь придется взять с собой «Марка Твена», да? С тем, что осталось от Лобсанга. Не говоря уже о кошке. Мы найдем способ перемещать корабль, даже если придется тащить его вручную. Но как же переходить без Лобсанга?

— Есть идея, — сказал Джошуа. — Все получится. Ещё кофе?

До конца дня они бездельничали, как в воскресенье, — во всяком случае, в идеальное воскресенье. Человеку нужно время, чтобы большие и сложные новые идеи постепенно уложились в мозгу, не повредив то, что там уже есть. В конце концов, подумал Джошуа, даже Лобсанг нуждался в перерывах.

На следующий день Салли отвела его туда, где ощутила мягкое место, совсем рядом с побережьем. Короткий путь должен был привести их обратно на Мягкую Посадку. Они спустились на землю. «Марк Твен» висел над пляжем, доставленный плавучим модулем. Джошуа и Салли держали в руках длинные веревки, которые соединялись с кораблем.

Кромка воды слегка мерцала, заметно даже для Джошуа — там и было мягкое место, которое нашла Салли.

— Я чувствую себя как ребенок с воздушным шариком, — сказала Салли, держа веревку.

— Я уверен, что это сработает, — сказал Джошуа.

— Что именно?

— Когда переходишь, можно взять с собой все, что унесешь. Правильно? Каким-то образом, когда Лобсанг находился на борту, он и был кораблем, поэтому он переходил вместе с ним. Сейчас мы стоим здесь и держим «Марка Твена» — хотя у него огромная масса, теоретически он ничего не весит. Так? Значит, если мы перейдем, мы как бы будем его нести, верно?

У Салли глаза полезли на лоб.

— Это и есть твоя идея?

— Лучшее, что я смог придумать.

— Если мироздание не поймет твоей шутки, мы, возможно, останемся без рук.

— Есть лишь один способ выяснить. Готова?

Салли медлила.

— Ты не против, если мы возьмемся за руки? Плохо, если во время перехода мы разделимся.

— Да, ты права. Ладно, Салли, давай.

Она рассредоточилась, словно перестала замечать его присутствие. Салли потянула носом, поглядела на свет и стала делать странные движения, похожие на тайцзы — изящные, испытующие, вопрошающие. Как будто она искала с лозой воду.

И они перешли. Переход сам по себе был резче обычного, возникло краткое ощущение падения, похожее на спуск с водяной горки, и Джошуа стало холодно, словно процесс поглощал энергию. Они оказались на другом пляже, в другом мире — зимнем, тусклом. Мягкие места, видимо, не переносили сразу куда нужно. И географически они оказались не на том же месте, Джошуа это мгновенно понял. Как странно. Салли вновь испытующе повернулась туда-сюда.

Путь занял четыре перехода. Но наконец они добрались до Мягкой Посадки, таща за собой «Марка Твена».

Люди радовались их возвращению, хоть и удивлялись. Все вели себя с неподдельным дружелюбием. Потому что таков был обычай Мягкой Посадки. Разумеется, они тепло приняли гостей. Дорожки оставались безупречно выметенными, на аккуратных сушилках висел вяленый лосось. Мужчины, женщины, дети и тролли радостно существовали бок о бок.

И Джошуа вновь почувствовал странное беспокойство. Тонкое ощущение, которое возникает, когда все вокруг так благополучно, что, совершив виток вокруг света, благополучие превращается в зло. По сути, Джошуа убедился, каким устойчивым было это ощущение со времени последнего визита. Не считая вездесущего запаха троллей.

Им, разумеется, предложили переночевать в одном из домиков в самом центре поселка. Но, переглянувшись, Салли и Джошуа решили остаться на корабле. Неизбежно по веревкам наверх за ними последовали несколько троллят. Джошуа готовил ужин из восхитительно свежих продуктов; как и прежде, местные жители щедро дарили путешественникам еду и напитки.

А потом, ещё разок отравив организм растворимым кофе — поскольку ничего другого не осталось на пострадавшем «Марке Твене» — и глядя на троллей, слонявшихся по наблюдательному пункту, Салли сказала:

— Давай выкладывай, Джошуа. Я не слепая. Я вижу выражение твоего лица. О чем ты задумался?

— О том же, о чем и ты, наверное. Здесь что-то нечисто.

— Нет. Не то. Здесь что-то не так, конечно… я много раз сюда приходила, но лучше всего это ощущаю, глядя на твое мрачное лицо. Разумеется, то, что мы считаем «неправильным», может отражать значимость Мягкой Посадки. Но…

— Продолжай. Ты что-то хочешь сказать, да?

— Ты видел здесь слепых, Джошуа?

— Слепых?

— Тут есть те, кто носит очки; а старики читают при помощи лупы. Но ни одного слепого. Однажды я просматривала записи в городской ратуше. Есть сведения о людях, потерявших палец на руке или на ноге в результате неосторожного обращения с топором. Но ни один человек с каким-либо серьезным дефектом не попадает на Мягкую Посадку.

Он задумался.

— Местные жители не идеальны. Я видел, например, как они пьют в баре.

— Да, конечно, веселиться они умеют. Но интересно то, что каждый из них знает, когда вечеринку пора заканчивать, и поверь, это редкий талант. Ты заметил, здесь нет никакого подобия полиции? Если верить записям в городской ратуше, никто и никогда не совершал сексуальных преступлений по отношению к женщине, мужчине или ребенку. И никогда не было ссор из-за земли, которые не удалось бы разрешить переговорами. А ты видел детей? Взрослые относятся ко всем детям как к собственным, а дети ко всем взрослым как к родителям. Здесь все такие порядочные, уравновешенные и приятные, что впору закричать, а потом выругать себя за то, что поднимаешь шум.

Салли погладила тролленка, чье мурлыканье могло посрамить любую кошку. Этот звук символизировал полнейшее удовлетворение.

Джошуа выпалил:

— Дело в троллях. Ну разумеется. Мы уже об этом говорили. Люди и тролли живут бок о бок. Здесь, и больше нигде. Значит, Мягкая Посадка не похожа ни на одно другое человеческое поселение.

Салли смерила его взглядом.

— Ну, теперь мы знаем, что сознания влияют друг на друга, правда? Это-то мы усвоили. Если людей слишком много, тролли уходят. Но если их как раз нужное число, они остаются. А для людей, наверное, не бывает слишком много троллей. Мягкая Посадка похожа на теплую ванну, сплошь из приятных, радостных ощущений.

— И никаких калек. Ни одного человека с достаточно сложным характером, чтобы пойти на жестокость. Никого, кто не вписывается в окружение.

— Может быть, таких вытесняют, пусть даже бессознательно, — Салли внимательно смотрела на Джошуа. — Отсеивают. Зловещая мысль, да?

Джошуа мысленно согласился.

— Но как? Никто тут не стоит с дубинкой, чтобы отгонять недостойных.

— Да, — Салли откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и задумалась. — Думаю, дело не в том, что кто-то сознательно отсеивает людей, в любом случае этого не делают сами местные. Так как же происходит отбор? Я никогда не могла понять, кто же стоит за Мягкой Посадкой. Ни создателя, ни управителя. Может быть, она сама каким-то образом отбирает себе жителей? Но как?

— И с какой целью?

— Цель бывает только при наличии сознания, Джошуа.

— Но в эволюции не участвовало сознание, — возразил он, вспоминая торопливые уроки сестры Джорджины в Приюте. — Ни цели, ни намерения, ни предназначения. И тем не менее в процессе возникают живые существа.

— Значит, Мягкая Посадка — какой-то аналог эволюционного процесса?

Он посмотрел на Салли.

— Суди сама. Ты провела здесь немало времени…

— С самого детства. Но лишь когда я познакомилась с вами, передо мной в полный рост встали вопросы, которые, наверное, беспокоили меня с самого начала. Нужно завести себе браслет с надписью: «А что сказал бы Лобсанг?»

Джошуа отрывисто рассмеялся.

— Знаешь, Мягкая Посадка похожа на Райский сад, только без змия. И я гадала, где же он прячется. Моя семья прекрасно ладила с местными. Но мне никогда не хотелось здесь остаться. Я не чувствовала, что вписываюсь. И я бы никогда не решилась назвать Посадку домом, просто на тот случай, если вдруг я и есть змий.

Джошуа пытался разгадать выражение лица Салли.

— Соболезную.

Кажется, не стоило этого говорить. Она отвела взгляд.

— Я правда считаю, что Мягкая Посадка очень важна, Джошуа. Для нас. Для всего человечества. В конце концов, она уникальна. Но что будет, если сюда хлынут колонисты? Обычные колонисты, с лопатами, кирками, бронзовыми ружьями? Те, кто бьет жен и жульничает по мелочам? Разве Мягкая Посадка уцелеет? Сколько троллей будут убиты и обращены в рабство?

— Может быть, тот, кто начал эксперимент, даст сдачи.

Салли содрогнулась.

— Мы действительно начинаем думать как Лобсанг. Джошуа, давай уйдем в какое-нибудь нормальное место. Мне нужен перерыв.

Глава 50

Днем позже, в одном далеком мире, в теплых сумерках Хелен Грин собирала грибы. Она брела по холмику в паре миль от Перезагрузки, когда послышался тихий звук, похожий на вздох. Хелен ощутила на коже порыв ветерка. И обернулась.

На траве стоял мужчина — высокий, смуглый. А рядом с ним женщина, с очень уверенным лицом. Проходившие мимо путники не были здесь в новинку. Но редко они казались такими удивленными, как эти двое. А ещё на их грязных куртках блестел иней.

И никто до сих пор не приходил сюда с гигантским воздушным кораблем, витающим над головой. Хелен подумала, не сбегать ли за помощью.

Мужчина заслонил глаза ладонью от солнца.

— Кто вы?

— Меня зовут Хелен Грин.

— А, блогер из Мэдисона! Я надеялся однажды с вами познакомиться.

Девушка сердито уставилась на него.

— А вы кто такие? Надеюсь, вы не сборщик налогов? Мы выгнали из поселка последнего…

— Нет, нет. Меня зовут Джошуа Валиенте.

— Тот самый Джошуа Валиенте? — к собственному ужасу, Хелен покраснела.

Женщина, стоявшая рядом с Джошуа, гневно произнесла:

— Господи, дай мне сил.

Хелен, на взгляд Джошуа, было лет восемнадцать. Соломенные волосы она практично стягивала в хвост, на руке у неё висела корзинка с какими-то грибами. Девушка носила брюки и рубашку из какой-то мягкой кожи, вроде оленьей, и мокасины. В толпу на Базовой Земле она бы не вписалась, но, с другой стороны, он не назвал бы её и музейным образчиком колониальной эпохи. Джошуа понял: жители Перезагрузки не воссоздавали эпоху первых пионеров. Наоборот, Хелен Грин возвещала нечто новое. И была довольно хорошенькой.

Они без особого труда нашли место для ночлега в Перезагрузке, как только жители убедились, что гости не преступники, а главное — не представители Базового федерального правительства, которое внезапно сделалось таким враждебным по отношению к колонистам. Джошуа убедился, что местные привечают даже бродяг — странных людей, которые блуждали по Долгой Земле, явно без цели когда-либо осесть, а стало быть, ничего не могли предложить Перезагрузке в обмен на приют. Но здесь каждого, кто приносил какие-нибудь новости, принимали тепло, как бы ни был краток его визит, лишь бы гость согласился поработать лопатой или нарубить дров в уплату за кров и стол.

Вечером Джошуа и Салли сидели у огня вдвоем, под огромной тенью «Марка Твена».

— Мне они нравятся, — сказал Джошуа. — Они хорошие. Разумные. Правильно живут.

Он признавал, что местные ему нравятся, потому что он и сам был таким; Джошуа любил, когда люди делали свое дело, например строили поселок, последовательно и методично. К собственному удивлению, Джошуа подумал: «А я бы мог здесь остаться».

Но Салли фыркнула:

— Нет. Они живут по старинке. Или имитируют прошлое. Нам не нужно пахать землю, чтобы прокормиться. У нас теперь не одна Земля, а бесконечное множество миров, способных дать пропитание бесконечному множеству людей. По-моему, бродяги поступают правильнее. Будущее за ними, а не за твоей маленькой ушибленной фанаткой Хелен Грин. Слушай, я предлагаю остаться здесь на неделю, помочь с уборкой урожая, внести свой вклад и все такое. Что скажешь? А потом двинем домой.

Джошуа смутился, но ответил:

— А что потом? Мы доставим Лобсанга — или то, что от него осталось, — на «Марке Твене» в Трансземной институт. И кошку. А потом… я снова захочу уйти, Салли. С Лобсангом или без. За годы, прошедшие со Дня перехода, мы едва успели слегка царапнуть поверхность Долгой Земли. Я думал, что изучил её, но до нынешнего путешествия я никогда не видел тролля и не слышал про Мягкую Посадку. Кто знает, что ещё осталось неузнанным?

Салли искоса взглянула на него.

— Вы предлагаете, молодой человек, снова отправиться в путь вместе?

Джошуа никогда в жизни никому не предлагал ничего подобного. Только если пытался кого-то спасти. Он обошел вопрос и продолжал:

— Есть ещё Дыра. Долгий Марс! И вообще. Я все время об этом думаю. Может быть, если зайти достаточно далеко, где-нибудь мы обнаружим Марс, пригодный для жилья.

— Закатай губу.

— Я ведь читал уйму научной фантастики. Но ты права, давай сначала вернемся домой. Похоже, время пришло. Посмотрим, как там в Мэдисоне. Как живут люди. Салли, я с большим удовольствием познакомлю тебя с сестрой Агнес.

Салли улыбнулась.

— И с сестрой Джорджиной. Мы поговорим про Китса…

— А потом, когда Лобсанг номер два запустит «Марка Трина», я хочу тоже быть на борту. Даже если придется спрятаться в грузовой отсек вместе с треклятой кошкой.

Салли задумалась.

— Знаешь, моя мать говорила, когда мы носились как ненормальные: «Все хорошо, пока кому-нибудь не выбьют глаз». Я невольно думаю: а вдруг, если мы и дальше будем испытывать удачу с нашей чудесной новой игрушкой-вселенной, рано или поздно на нас наступит чей-то большой тяжелый сапог? Хотя, наверное, достаточно поднять голову, чтобы понять, чей это будет сапог.

— И все равно я не пожалею, — сказал Джошуа.

Перед отбытием они нашли Хелен Грин. Она первой встретила их, более или менее официально, а потому теперь Джошуа и Салли хотели проститься.

Хелен занималась своими обычными делами, под мышкой у неё была пачка зачитанных книг. Спокойная, уверенная, бодрая. Она жила своей жизнью в сотнях тысяч миров от Земли, на которой родилась. Как всегда в присутствии Джошуа, девушка заволновалась, но тут же отвела волосы со лба и улыбнулась.

— Жаль, что вы так быстро уходите. Куда вы, обратно на Базовую?

— В Мэдисон, — сказал Джошуа. — Ты ведь родом оттуда? Помнится, я узнал из твоего блога. У нас там друзья и родные…

Хелен нахмурилась.

— Мэдисон? Разве вы не знаете?

Глава 51

Для Моники Янсон плохой день начался, когда позвонил Кличи и ей пришлось уйти с семинара по демографическому влиянию Долгой Земли. Коллеги-делегаты сердито смотрели на неё — кроме тех, кто знал, что она коп.

— Джек, что случилось? И скажи, что новости хоро…

— Заткнись и слушай. В Мэдисоне бомба.

— Бомба?

— Ядерная. Где-то в центре. Предположительно, на площади Капитолия.

Янсон выбежала из здания, направляясь к машине и тяжело дыша; иногда она с особой болью сознавала, что ей уже за сорок.

Снаружи завыла сирена.

— Ядерная? Какого…

— В чемодане. Мы рассылаем оповещения. Послушай, вот что ты должна сделать. Гони всех по домам. Поняла? В идеале под землю. Если не поверят, говори, что идёт торнадо. Если эта штука взорвется, за пределами эпицентра людей можно будет уберечь от радиации… Янсон, блин, я слышал, как хлопнула дверца машины?

— Так точно, шеф.

— Скажи, что ты выезжаешь из центра.

— Увы, не могу, сэр.

Люди уже выходили из офисов, магазинов, жилых зданий, под лучи закатного осеннего солнца, и вид у них был озадаченный. Другие, напротив, инстинктивно шагали домой — Висконсин получил свою порцию ураганов, и местные умели слушать предупреждения. Ещё несколько минут — и дороги будут забиты горожанами, пытающимися выбраться из города, невзирая на советы властей…

Янсон вжала педаль газа в пол, пока дорога оставалась относительно свободной, включила сирену и понеслась на юго-запад, к Капитолию.

— Лейтенант, твою мать!

— Послушайте, сэр, вы, как и я, знаете, что бомбу наверняка протащила какая-нибудь маргинальная группировка «Друзей людей». Я выполняю свою работу. Если я попаду на место преступления, то, может быть, что-нибудь найду. Например, типичного подозреваемого. Или обезврежу эту штуковину.

— Или взорвешься сама, лесбиянка несчастная.

— Нет, сэр, — Янсон коснулась ремня. — У меня есть Переходник.

Сквозь шум собственного мотора она расслышала рев других сирен. Начали появляться срочные сообщения, перенаправляемые различными системами. Обратный звонок 911 по цивильному телефону, электронные послания на планшете, мрачные тревожные оповещения по радио. Но всего этого, как понимала Янсон, было недостаточно.

— Слушайте, шеф. Нужно изменить процедуру.

— Ты о чем?

— Кажется, люди следуют привычному распорядку. А надо сделать так, чтобы они начали переходить, сэр. Куда угодно, на восток, на запад, лишь бы прочь из Базового Мэдисона.

— Ты, как и я, знаешь, что не все умеют переходить. Кроме фобиков, есть ещё старики, маленькие дети, лежачие больные, пациенты в клиниках…

— Пусть помогают друг другу. Если вы можете перейти — идите. Но возьмите с собой кого-нибудь ещё. Того, кто перейти не может. Несите их на руках, на спине. И возвращайтесь за следующим. И снова, и снова…

Кличи ненадолго задумался.

— Ты хорошо подумала, да, Страшила?

— Именно поэтому ты много лет назад взял меня на работу, Джек.

— Ты чокнутая… — Пауза. — Я согласен, если только ты развернешься.

— Ни за что, сэр.

— Ты уволена, Страшила!

— Договорились, сэр. Но всё-таки я закончу, что начала.

Она въехала в Восточный Вашингтон, и перед ней открылся Капитолий, сиявший белизной в лучах солнца. Вокруг сновали люди, было полно офисов и магазинов. Кто-то замахал ей, пытаясь остановить; люди с досадой смотрели по сторонам — они, возможно, хотели пожаловаться на шум сирен, которые неумолчно ревели, как будто без видимой причины. На ехавшей впереди машине висела старая табличка с логотипом футбольного клуба. На стенах Янсон видела плакаты Брайана Каули, мрачного, с воздетым пальцем, похожего на распространяющийся вирус.

Невозможно было поверить, что через считаные минуты все здесь превратится в облако радиоактивной пыли. Но по рации Янсон слышала поспешные приказы переходить, вперемежку с обычными инструкциями. Переходите и помогайте другим. Переходите и помогайте.

Она улыбнулась. Отличный слоган.

Кличи принёс ещё кое-какую информацию. Единственное предупреждение о бомбе полиция получила от пятнадцатилетнего парнишки, который в отчаянии зашел в участок в Милуоки. Он сошелся с компанией «Друзей», причём исключительно ради развлечения, чтобы познакомиться с девчонками. Но он им солгал. На самом деле он был прирожденным Путником. Когда «Друзья людей» это выяснили, они отвели парнишку к врачу — к человеку, значившемуся в черном списке Мэдисонского полицейского департамента, — и он вскрыл мальчику череп, вставил туда электрод и выжег часть мозга, якобы ответственную за переходы. Парень ослеп, вне зависимости от способности переходить. Тогда он пришел в полицию и рассказал, что его бывшие приятели намерены устроить в Мэдисоне.

— Мальчишка знает только, что «Друзья» раздобыли так называемую «бомбу в чемодане». Сейчас я читаю сводку. Единственная штука такого рода, изготовленная в США, — это «W54». Особое ядерное оружие массового уничтожения. Около шести килотонн, то есть примерно треть Хиросимы. Как вариант, они раздобыли русскую бомбу, например «РА-115», — считается, Страшила, что Советский Союз припрятал несколько штук на территории США. Просто на всякий случай…

Янсон доехала до площади Капитолия. Чаще всего там проходили фермерские ярмарки, к которым в последние годы добавились выставки экзотической продукции из дюжины миров, а также акции протеста. Сегодня на площади было полно копов, людей из отделов национальной безопасности и агентов ФБР, в том числе в костюмах ядерной, биологической и химической защиты, как будто они могли чем-то помочь. Над головой кружили вертолеты. Лучшие из лучших, подумала Янсон. Бегут к бомбе, а не прочь от неё. Вкатив на площадь, она окинула взглядом Стейт-стрит, которая связывала кампус Вашингтонского университета с площадью по прямой линии с запада на восток. Улица кишела ресторанами, кофейнями и магазинами, несмотря даже на экономический кризис и отток населения. Она оставалась живым сердцем города. Днем тут толпами ходили студенты и туристы. И сейчас некоторые разбегались в поисках укрытия, но остальные попивали кофе и смотрели на экраны мобильных и лэптопов. Люди смеялись, хотя Янсон ясно слышала гулкий голос громкоговорителя, который, перекрывая вой сирен, приказывал зайти в здание или воспользоваться Переходником.

— Они не верят, шеф.

— Да уж.

Янсон вышла из машины, показывая значок каждому, кто вставал на пути, и протолкалась сквозь ряды полицейских к холму, на котором стоял Капитолий. Рев сирен, эхом отдаваясь от бетона, оглушал и сводил с ума. По четырем большим лестницам из Капитолия рекой текли люди, члены законодательного собрания, юристы, лоббисты в отглаженных костюмах. А у подножия одной из лестниц сидела компания в потрепанной цивильной одежде, под надзором кольца вооруженных копов и офицеров из отделов национальной безопасности. Как выяснилось, эти люди оказались на площади, когда пришло сообщение о бомбе; их немедленно окружили и конфисковали Переходники заодно с мобильниками и любым оружием. Янсон, все ещё стоя по ту сторону периметра, поискала взглядом знакомые лица в толпе обиженных и возмущенных туристов, любителей шопинга, бизнесменов. Некоторые щеголяли браслетами с надписью «Я Путник и горжусь», которые они демонстрировали полицейским, сдерживавшим толпу. «Посмотрите, я не «Друг людей»! Посмотрите!»

А чуть в стороне от остальных сидел Род Грин.

Янсон присела рядом. Она знала, что Роду восемнадцать, но он выглядел младше. Джинсы, темная куртка, соломенные волосы коротко подстрижены. Похож на обыкновенного студента. Но вокруг глаз и рта у юноши пролегли морщинки. От раздумий, горя и ненависти.

— Ты принёс бомбу. Так ведь, Род? — пришлось кричать, чтобы он расслышал её сквозь вой сирен. — Ну же, парень, ты меня знаешь. Я несколько лет за тобой наблюдала.

Род смерил Янсон взглядом.

— Это тебя называют Страшила?

— В точку. Ну так что?

— Я только помогал.

— Кому помогал? Как?

Он пожал плечами.

— Я принёс ту штуку на площадь в большом рюкзаке. Только принёс. Я не знаю, где её установили и как запустили. Не знаю, как её остановить.

Дьявольщина.

— Род, это так уж необходимо? Сотни людей должны умереть, чтобы ты мог вернуться к мамочке?

Он злобно ухмыльнулся.

— Ну, она-то в безопасности, сука.

Янсон пришла в ужас.

Вероятно, он даже не знал, что его мать, Тильда Лэнг Грин, умерла от рака в одном из далеких миров. И сейчас не время было делиться новостями.

— Думаешь, от взрыва что-то изменится? Я знаю, вы, ребята, вбили себе в голову, что Мэдисон — своего рода центр переходов. Но Долгую Землю нельзя остановить. Даже если вы сотрете с лица земли Висконсин, люди будут переходить из других мест…

— Я знаю кое-что про бомбу.

Янсон схватила парня за плечи.

— Что? Говори, Род.

— Я знаю когда. — Он взглянул на часы. — Через две минуты сорок пять секунд. Сорок четыре. Сорок три…

Янсон встала и закричала копам:

— Вы слышали? Передайте всем! И уберите отсюда людей! Переходники… Бога ради, верните им Переходники!

Полицейским не пришлось повторять дважды. Пленники повскакали, напуганные словами Рода. Но рядом с ним стояла Янсон.

— Со мной все кончено, — сказал Род. — Я не умею переходить. Потому-то я сюда и пришел. Решил, что так будет правильно.

— Черта с два правильно… — Без предупреждения Янсон сгребла его в охапку, подхватила на руки, как ребенка, и, напрягшись, оторвала от земли. Он был слишком тяжел, и Янсон тут же упала под непосильной ношей, но успела дернуть рычажок, прежде чем оба рухнули на землю.

Она приземлилась на спину, в траву. Над головой тянулось синее небо, как и на Базовой Земле. Но сирены молчали. Над ней возвышался деревянный каркас, который выстроили на «Западе-1» для связи с Капитолием.

Род, лежа сверху, задергался, его стошнило, изо рта пошла пена. Врач в оранжевом комбинезоне оттянул парня в сторону.

— Он фобик, — объяснила Янсон. — Ему нужно…

— Я знаю, мэм, — перебил врач, достал шприц из сумки и сделал Роду инъекцию в шею.

Судороги прекратились. Юноша взглянул на Янсон и внятно произнес:

— Две минуты.

А потом глаза у него закатились, и он потерял сознание.

Две минуты. Слух разнесся по Базовому Мэдисону, по его последовательным версиям на Востоке и на Западе, по всему миру.

И начались переходы.

Родители несли детей и возвращались за стариками и немощными соседями. Ошарашенным обитателям домов престарелых всучивали Переходники и впервые в жизни отправляли их на Запад или на Восток. В школах учителя переправляли учеников, старшие несли младших. В больницах персонал и амбулаторные больные покрепче поднимали и переносили тяжелых и лежачих, даже в коме, даже младенцев в инкубаторах, и возвращались за остальными, и ждали, пока хирурги спешно завершат начатые операции, и забирали людей прямо с операционных столов. Во всем Мэдисоне большинство, умевшее переходить, помогало меньшинству. Крайних фобиков наподобие Рода Грина, не способных вынести ни одного перехода, встречали врачи, которые старались стабилизировать состояние бедолаг, после чего их спешно выводили из опасной зоны и возвращали на Базовую Землю.

На «Мэдисон-Запад-1» Моника Янсон наблюдала за результатами. Повсюду стояли телевизионные камеры, а висевшие в небе летательные аппараты передавали изображение с высоты птичьего полёта. Очень странно было ощущать себя в безопасности в такой момент, но медики забрали у Янсон Переходник, и она больше ничего не могла сделать. Поэтому она просто наблюдала. Кто-то даже принёс ей чашку кофе.

С воздуха на «Западе-1» отчетливо виднелись озера, дельта реки, ландшафт, похожий на разложенную карту, точная копия соответствующего региона на Базовой Земле. Двадцать лет назад здесь не было ни души. «Мэдисон-Запад-1» начал утверждать свое присутствие в последовательном мире, расчищая леса и осушая болота. Он прокладывал тропы — достаточно широкие и хорошо вымощенные, настоящие дороги — и строил дома, кузни и мельницы испускали дым и пар. Но сегодня обитатели «Запада-1» что есть сил старались помочь беженцам с Базовой Земли.

Вот оно. Янсон видела, как они появляются — поодиночке и маленькими группами. Кое-кто даже оказывался в озере, если переходил с яхты или с доски для серфинга. К каждому, кто махал руками, по лазурной воде скользили гребные лодки.

По мере того как росло число пришельцев, Янсон видела, как на зеленом ковре «Запада-1» возникало нечто вроде карты Базового Мэдисона. Там были студенты — разноцветное пятно, которое соответствовало местонахождению кампуса, протянувшегося на юг вдоль берега Мендоты. Там были больницы — Сент-Мэри, Меритер, университетская клиника, маленькие прямоугольные кучки врачей, медсестер и пациентов. Были школы — учителя со своими подопечными стояли там, где находились классы. На берегу Мононы возникло содержимое Капитолия — стайками теснились люди в строгих костюмах, похожие на пингвинов. Площадь Капитолия — участок в форме алмаза — тоже начала наполняться туристами и прочей публикой с Кинг-стрит и Стейт-стрит, тянувшихся на восток и на запад, а также сотрудниками офисов и обитателями западного и восточного Вашингтона. Янсон поняла, что это воистину карта города — карта, состоявшая из людей, потому что строения исчезли. Она как раз искала Союзный проезд, когда появились монахини из Приюта, с беспомощными детьми, которых они опекали.

В самую последнюю секунду Янсон, глядя снизу вверх, заметила тех, кто начал возникать прямо в воздухе, там, где на Базовой Земле стояли высотные здания. Большинство — в деловых костюмах. Они переходили с верхних этажей, потому что некогда было спускаться на лифте или по лестнице, да и вообще сделать хоть что-нибудь. Трехмерные очертания обреченных домов-призраков слились, а призраки-люди как будто зависли в воздухе на мгновение, прежде чем рухнуть наземь.

И где-то рядом с Янсон защелкал счетчик Гейгера.

Глава 52

Джошуа и Салли спешно преодолевали последние несколько Мэдисонов. Запад-10, 9, 6… Джошуа не интересовали эти переполненные миры, ему хотелось лишь попасть домой. 6, 5, 4… На одной из Ближних Земель они потратили некоторое время, чтобы добраться от Хамптьюлипса до Мэдисона, снабдив «Марка Твена» мотором, который смастерил Франклин Тэллимен, добрый гений Перезагрузки. 3, 2, 1… Там они встречали препятствия в виде каких-то предупреждающих надписей, но спешили дальше…

Мир номер ноль.

Мэдисон исчез.

Джошуа стоял, в ужасе разинув рот. Салли уцепилась за его руку. Они стояли посреди развалин. Узкие обломки стен возвышались над грудами мусора. Торчали грудившиеся железяки, которые, видимо, были остатками железобетонных конструкций. Сухая пыль тут же забила горло. Потрепанный корабль нелепо повис над руинами.

Внезапно перед ними кто-то возник. Какой-то парень в комбинезоне. Нет, женщина, как понял Джошуа, разглядев лицо сквозь пыльное стекло шлема.

— Мы встречаем тех, кто переходит, — сказала она в микрофон. — Уходите отсюда. Немедленно возвращайтесь.

Джошуа и Салли, в шоке и ужасе, держась за руки, перешли на «Запад-1», забрав с собой корабль. Там, в ярком солнечном свете, ещё одна молодая женщина в униформе Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям подошла к ним с блокнотом и планшетом. Она посмотрела на корабль, недоверчиво покачала головой и с упреком сказала:

— Вам придется пройти санобработку. Мы ведь развесили предупреждения в ближайших мирах. Но за всеми не угонишься. Не беспокойтесь, вы не нарушили никакой закон. Пожалуйста, назовите ваши имена и номер страховки… — она принялась что-то записывать в блокноте.

Джошуа наконец начал вникать в происходящее. Параллельный Мэдисон был переполнен по сравнению с тем, каким он его видел в прошлый раз. Палаточные городки, раздача еды, полевые госпитали… Лагерь беженцев.

Салли с горечью произнесла:

— Вот она, земля обетованная, где каждый может обрести что хочет, притом помноженная на миллионы. Даже тут кто-то развязал войну. Воистину, человек — венец творенья…

— Нельзя начать войну, если противника нет, — сказал Джошуа. — Послушай, мне надо в Приют. Ну, или туда, где он сейчас…

У женщины в форме зазвонил висевший на поясе телефон. Она озадаченно посмотрела на экран, потом на Джошуа.

— Вы Джошуа Валиенте?

— Да.

— Это вас.

Она протянула ему трубку.

— Говорите, мистер Лобсанг.

Книга II Бесконечная война

Много лет минуло с первого путешествия Лобсанга и Джошуа Валиенте по Долгой Земле. В колониях родились и выросли новые поколения людей, уже не представляющие свою жизнь в рамках привычной нам цивилизации.

Джошуа Валиенте теперь отец семейства и мэр одинокого поселения за несколько тысяч переходов от Базовой Земли, но вынужден бросить все и вновь отправиться в путь.

Расселяющиеся по множеству миров люди ошибочно решили, что человек — венец творения, а значит, всякие тролли, кобольды и бигли — просто тупые животные. С чем последние категорически не согласны. Джошуа вместе с Лобсангом должны предотвратить назревающую войну, победителей в которой не будет…

Глава 1

В альтернативном мире, в двух миллионах переходов от Земли.

Троллиху звали Мэри — так прочитала Моника Янсон на бегущей строке видеоклипа. Никто не знал, как упомянутая троллиха называла сама себя. На экране двое дрессировщиков, мужчины, один в чем-то вроде скафандра, стояли над Мэри, которая сидела, съежившись в углу, в помещении, похожем на высокотехнологичную лабораторию. Если только существо, которое напоминает кирпичную стену, заросшую черным мехом, способно съежиться в принципе. К мощной груди Мэри прижимала детеныша. Детеныш — сам по себе комок мускулов — тоже был одет в серебристый скафандр, и от датчиков, прикрепленных к его плоскому черепу, отходили проводки.

— Отдай, Мэри, — произнес один из мужчин. — Ну же, не упрямься. Мы так долго готовились. Джордж выпустит малыша в Дыру в этом скафандре, он поплавает в вакууме где-то час, а потом вернется к тебе целый и невредимый. Даже позабавится.

Второй дрессировщик хранил зловещее молчание.

Первый осторожными шажками приблизился к Мэри.

— Никакого мороженого, если не перестанешь упрямиться.

Огромные, совершенно человеческие руки Мэри зажестикулировали. Быстро, почти неразборчиво, но решительно.

Вокруг видео в сети шли многочисленные споры: почему Мэри просто не перешла в ту минуту? Вероятно, потому, что её держали под землей. Нельзя перейти из погреба, ведь в последовательном мире на этом месте сплошной камень. И потом, Янсон, отставной лейтенант мэдисонского полицейского департамента, знала, что есть множество способов помешать троллю перейти после того, как он оказался у вас в руках.

То, что пытались сделать эти люди, также подвергалось обсуждениям. Они находились в мире рядом с Дырой — в шаге от вакуума, от открытого космоса, от пустоты, где должна была находиться Земля. В рамках космической программы они хотели проверить, можно ли использовать в Дыре труд троллей, такой полезный на Долгой Земле. Неудивительно, что взрослые тролли с огромной неохотой заходили в блуждающую пустоту, поэтому исследователи и пытались тренировать молодняк. В том числе детеныша Мэри.

— Некогда возиться, — сказал второй, достал металлический прут — шокер — и шагнул вперёд, целясь в грудь троллихи. — Сейчас мамочка скажет малышу «пока-пока»…

Мэри схватила шокер, переломила пополам и воткнула острый конец прямо ему в правый глаз.

Зрелище было жуткое, сколько ни смотри.

Мужчина рухнул навзничь, разбрызгивая ярко-алую кровь. Коллега оттащил его за пределы досягаемости тролля.

— О господи! О господи!

Прижимая детеныша к груди, Мэри, забрызганная человеческой кровью, продолжала жестикулировать.

После этого события развивались быстро. Дрессировщики попытались усмирить троллиху немедленно, они даже навели на неё пистолет. Но их остановил мужчина постарше, который держался с большим достоинством и, с точки зрения Янсон, походил на бывшего космонавта.

Возмездие было отсрочено, поскольку инцидент привлек много внимания.

С тех пор как видео из лаборатории попало в сеть, оно само по себе стало сенсацией в аутернете, и жалобы хлынули потоком. Долгая Земля полнилась примерами жестокого обращения с животными, особенно с троллями. В интернете и аутернете кипели яростные войны между теми, кто признавал за людьми право поступать как вздумается с коренными обитателями Долгой Земли, в том числе убивать их при необходимости — некоторые ссылались на библейское господство человека над рыбами, птицами, зверями и ползучими тварями, — и теми, кто намекал, что человечеству не стоит тащить в новые миры все свои недостатки. Инцидент в мире рядом с Дырой — именно потому, что он произошел в рамках космической программы, воплощавшей максимум человеческих амбиций (пусть даже, как подумала Янсон, ученые проявили скорее бесчувствие, нежели откровенную жестокость), — так вот, этот инцидент стал ярчайшим примером. Шумное меньшинство взывало к федеральному правительству на Базовой Земле, требуя принять меры.

А другие гадали, что думали тролли. Потому что тролли тоже умели общаться.

Моника Янсон, которая смотрела клип, сидя у себя дома, в Мэдисон-Запад-5, пыталась расшифровать жесты Мэри. Она знала, что язык, которому троллей обучали в лабораториях, был основан на человеческом, а именно американском, языке жестов. Янсон в ходе своей полицейской карьеры редко имела дело с жестами, до специалиста ей было далеко, но она сумела понять то, что говорила троллиха. Как поняли и миллионы людей на Долгой Земле — все, кто видел клип.

«Я не хочу. Я не хочу. Я не хочу».

Тролли не были тупыми животными. Мэри защищала свое дитя.

«Не вмешивайся, — сказала себе Янсон. — Ты на пенсии — и больна. Твои путешествия окончены».

Но, конечно, выбора не оставалось. Она выключила монитор, выпила ещё одну таблетку и взялась за телефон.


В ещё одном мире, почти таком же далеком, как Дыра, не вполне человек повстречался с не вполне собакой. Первую разновидность гуманоидов люди называли кобольдами, более или менее неточно. «Кобольд» — древнегерманское название горного духа. А этот конкретный кобольд, который обожал человеческую музыку — особенно рок шестидесятых, — никогда не бывал в шахте.

Собакоподобных существ люди называли биглями, и опять-таки неточно. Они не были биглями и вообще не походили ни на одно животное из тех, что видел Дарвин во время путешествия на самом знаменитом «Бигле» на свете.

Ни кобольда, ни бигля не волновали прозвища, данные людьми. Но к людям они не были равнодушны. Точнее сказать, они их презирали. Пусть даже кобольд испытывал непреодолимую тягу к человеческой культуре.

— Тролли нёс-счастны. Повс-сюду, — прошипел он.

— Так, — прорычал бигль. Точнее, прорычала.

На шее у неё висело золотое кольцо с сапфирами.

— Их запах пятнает мир-р-р-р…

Речь кобольда звучала почти по-человечески, а у суки представляла собой смесь рычания, жестов и поз. Но они понимали друг друга, используя квазичеловеческий язык в качестве некоего местного наречия.

И у них была общая цель.

— Загнать вонючек обр-р-р-ратно в их бер-р-рлоги!

Собакообразное существо выпрямилось, вскинуло волчью голову и завыло. Из сырых зарослей донеслись отклики.

Кобольд пришел в восторг при мысли о том, чего можно достичь в результате этой авантюры. Одни сокровища он припрятал бы для себя, другие обменял бы. Он старательно скрывал, что боится собачьей принцессы, своей необычной клиентки и союзницы.


На военной базе на Базовых Гавайях капитан американского военно-воздушного флота Мэгги Кауфман в изумлении смотрела на «Бенджамен Франклин», воздушное судно размером с «Гинденбург» — совсем новенькое, которым ей предстояло командовать…[142]


А в спящей английской деревне преподобный Нельсон Азикиве раздумывал в контексте Долгой Земли о своем маленьком приходе — бережно хранимом уголке старины в контексте неведомых далей — и о собственном будущем…


В парке Йеллоустон, на Базовой Земле.

Смотритель Герб Льюис работал всего второй день. И, разумеется, он понятия не имел, что делать с гневной жалобой от мистера и миссис Вирджил Дэвис из Лос-Анджелеса по поводу того, что девятилетняя Вирджилия страшно расстроилась, а папочку в день её рождения выставили вруном. Герб не был виноват в том, что гейзер отказался работать. И никому не стало легче, когда в тот же день Дэвисы увидели себя на всех новостных каналах и веб-сайтах, а странное поведение гейзера попало на первые страницы прессы.


В клинике Корпорации Блэка на Ближних Землях.

— Сестра Агнес? Я вынужден снова разбудить вас ненадолго, просто для калибровки…

Агнес показалось, что она слышит музыку.

— Я не сплю. Я думаю.

— Добро пожаловать обратно.

— Обратно — откуда? Кто вы такой? И что это за пение?

— Сотни тибетских монахов в течение сорока пяти дней…

— Что за ужасная музыка?

— Все претензии к Джону Леннону. В качестве текста он взял цитаты из Книги мертвых.

— Какая трескотня.

— Агнес, для полной физической ориентации потребуется некоторое время. Но, думаю, вы уже можете увидеть себя в зеркало. Погодите минутку…

Агнес не знала, сколько времени прошло, но наконец она увидела свет — мягкий и постепенно усиливающийся.

— Вы ощутите некоторое давление, когда вас поднимут и поставят. Ничего неприятного. Мы не можем приступить к работе над свойствами передвижного модуля, пока вы не окрепнете, но в новом теле вы освоитесь с минимумом неудобств. Поверьте, я сам проходил через это много раз. Сейчас вы увидите себя…

И сестра Агнес увидела свое тело. Розовое, обнаженное и очень женственное. Не чувствуя, как двигаются губы — точнее, вообще не чувствуя собственных губ, — Агнес спросила:

— А до этого кто додумался?

Глава 2

Салли Линдси прибыла в Черт-Знает-Где внезапно и в ярости. Но когда бывало иначе?

Джошуа Валиенте услышал её голос, доносившийся из дома, когда возвращался после работы в кузнице. В этом мире — как и во всех мирах Долгой Земли — был конец марта и уже темнело. С тех пор как Салли девять лет назад почтила своим присутствием его свадьбу, её визиты сделались редкими и, преимущественно, означали, что где-то стряслась беда, причём серьезная. И Хелен, жена Джошуа, прекрасно это знала. Чувствуя, как в животе стянулся узел, Джошуа ускорил шаг.

Он обнаружил Салли за кухонным столиком. Она держала в ладонях глиняную кружку с кофе и смотрела в сторону. Салли не заметила его, поэтому Джошуа задержался в дверях, чтобы посмотреть на гостью, осмыслить происходящее, прийти в себя.

Хелен возилась в кладовке — Джошуа видел, что она ищет соль, перец, спички. Салли, в свою очередь, вывалила на стол достаточно мяса, чтобы прокормиться несколько недель. Этого требовал обычай поселенцев. Семейство Валиенте не нуждалось в мясе, но правила есть правила. Они гласили, что путешественник приносит мясо, а хозяин дома в знак благодарности готовит ужин и предлагает гостю некоторые приятные мелочи, которые трудно добыть в глуши — соль, перец, уютный ночлег в настоящей кровати. Джошуа улыбнулся. Салли гордилась тем, что была независимей, чем Дэниэл Бун и капитан Немо, вместе взятые, но, разумеется, даже Дэниэл Бун мог стосковаться по перцу.

Салли исполнилось сорок три — на пару лет старше Джошуа и на шестнадцать лет старше Хелен, что отнюдь не помогало им общаться. Седеющие волосы она аккуратно стягивала в хвост и носила свой обычный наряд — прочные джинсы и безрукавку с обилием карманов. Как всегда, Салли была сухощавой, жилистой, сверхъестественно спокойной. И внимательной.

И теперь она рассматривала предмет на стене — золотое кольцо, украшенное сапфирами, которое свисало на бечевке с грубого гвоздя местной ковки. Один из немногочисленных трофеев, которые остались у Джошуа после путешествия по Долгой Земле, проделанного в обществе Лобсанга. «Того самого путешествия», как называл его мир десять лет спустя. Кольцо было довольно безвкусное и слишком большое для человеческого пальца. Но его и сделали не люди, насколько знала Салли. Чуть ниже висело другое украшение — пластмассовый браслет. Детский, дурацкий, дешевый. Но, несомненно, Салли помнила, что значила для Джошуа эта вещица.

Он шагнул вперёд, нарочно толкнув дверь, чтобы та скрипнула. Салли повернулась и критически, без улыбки взглянула на него.

— Вот и ты, — сказал он.

— А ты потолстел.

— Приятно тебя увидеть, Салли. Я так понимаю, ты пришла не без причины. Ты никогда не появляешься просто так.

— О да.

«Наверное, такой была и Бедовая Джейн,[143] — подумал Джошуа, неохотно садясь. — Пороховая бочка, которая время от времени взрывается в твоей жизни. С той разницей, что у Салли больше доступа к туалетным принадлежностям».

Хелен возилась на кухне — Джошуа чуял запах мяса, которое жарилось на гриле. Когда он перехватил взгляд жены, та отмахнулась от молчаливого предложения помочь. Джошуа был благодарен ей за деликатность. Хелен пыталась не мешать. Деликатность, да, но в то же время он боялся, что его ждёт очередной приступ ледяного молчания. У Салли, в конце концов, были долгие, непростые и всем известные отношения с Джошуа, прежде чем он познакомился с Хелен. Более того, Салли стояла с ним рядом, когда он впервые повстречал её, семнадцатилетнюю девочку, в новеньком поселении на Долгой Земле. Иными словами, молодая жена Джошуа никогда не прыгала от радости, когда появлялась Салли.

Салли ждала ответа, то ли не обращая внимания на подобные тонкости, то ли не желая обращать.

Джошуа вздохнул.

— Ну, рассказывай. Что случилось на сей раз?

— Очередной подонок убил очередного тролля.

Джошуа покачал головой. В аутернете такие новости появлялись то и дело. Троллей угнетали по всей Долгой Земле, от Базовой Земли до Вальгаллы и дальше, до самой Дыры, судя по недавним сенсационным сообщениям о жутком инциденте, в котором принял участие детеныш тролля в скафандре эпохи пятидесятых.

— Он буквально разделал на части, — продолжала Салли. — Случай зарегистрирован правительственной организацией в Пламблайне, на самой границе Меггеров…

— Я знаю.

— Погибший тролль был молодым. Его убили, чтобы изготовить какое-то народное лекарство. В кои-то веки ублюдка арестовали по обвинению в жестокости. Но семья возмущается. Потому что, черт возьми, тролли просто животные, правда?

Джошуа покачал головой.

— Мы живем под эгидой правительства США. О чем спорить? Разве здесь не должны действовать законы о жестоком обращении с животными?

Здесь творится бардак, Джошуа, федералы и правительства штатов никак не разберутся, кто за что отвечает, и в любом случае непонятно, каким образом их власть распространяется на Долгую Землю. Не говоря уже о недостатке средств для того, чтобы проводить законы в жизнь.

— Я не отслеживаю политику Базовой Земли. Мы защищаем троллей, распространив на них гражданские права.

— Правда?

Джошуа улыбнулся.

— Удивлена? Между прочим, ты не единственный сознательный человек на свете. Во всяком случае, тролли слишком полезны, чтобы выгонять их или истреблять.

— Ну, не везде люди настолько цивилизованны. Не забывай, Джошуа, Эгиду возглавляют политики Базовой Земли, которые, по большому счету, те ещё сукины дети. Они ничего не понимают. Это не та публика, которая станет марать свои лакированные ботинки где-нибудь за пределами парка на Западе-3. Они не имеют понятия, насколько важно, чтобы люди сохраняли дружеские отношения с троллями. Достаточно послушать долгий зов…

Иными словами, вскоре каждый тролль на Долгой Земле должен был узнать все подробности.

Салли продолжала:

— Знаешь, проблема заключается в том, что до Дня перехода основные сведения о человечестве тролли черпали в местах наподобие Мягкой Посадки, где они жили бок о бок с людьми. Мирно и конструктивно.

— Пусть даже и немного странно.

— Ну… да. А сейчас тролли имеют дело с обычными людьми. То есть с идиотами.

Охваченный страшным предчувствием, Джошуа спросил:

— Салли, зачем ты пришла? Чего ты от меня хочешь?

— Чтоб ты исполнил свой долг.

Джошуа знал: она имеет в виду, что он должен отправиться с ней в дебри Долгой Земли. Спасать мир. Опять.

«К черту, — подумал он. — Времена меняются». Он сам изменился. Его долг — быть здесь, с семьей, дома, в поселении, жители которого сделали глупость и избрали Джошуа мэром.

Он влюбился в этот поселок ещё до того, как поселился в нем, решив, что первопроходцы, назвавшие свой новый дом Черт-Знает-Где, скорее всего, были весьма достойными людьми с чувством юмора — так оно и оказалось. Хелен, которая некогда отправилась вместе с семьей на поиски счастья, такой образ жизни был привычен с детства. В том месте, куда они пришли — в долину Миссисипи за миллион Земель от Базовой, — река изобиловала рыбой, а суша дичью и полезными ископаемыми, в том числе свинцом и железной рудой. Благодаря сделанному с воздуха спектрометрическому анализу ближайших месторождений, о котором Джошуа попросил в качестве услуги, они даже открыли медный рудник. В качестве приятного бонуса климат здесь оказался лишь немного прохладнее, чем на Базовой Земле, и зимой местная Миссисипи регулярно замерзала, являя собой потрясающее зрелище, пусть каждый год и грозила гибелью двум-трем беспечным поселенцам.

Когда они прибыли, Джошуа, даже по сравнению со своей молодой женой, казался новичком, несмотря на весь опыт странствий по Долгой Земле. Но со временем он обрел репутацию опытного охотника, мясника, ремесленника, а также неплохого кузнеца и плавильщика. Не говоря уже о мэре (до следующих выборов). Хелен тем временем сделалась старшей акушеркой и главным специалистом по травам.

Конечно, им приходилось нелегко. Семьи поселенцев жили вне доступа к торговым центрам, им самим приходилось печь хлеб, коптить ветчину, топить жир и варить пиво. Поселенцы работали не покладая рук. Но работа приносила удовольствие. Из неё и состояла нынешняя жизнь Джошуа.

Иногда он тосковал по одиночеству. По творческим отпускам, как он выражался. По ощущению пустоты, когда он был совершенно один в мире. Когда ничто не давило на мозг (это давление он чувствовал даже здесь, хотя по сравнению, с Базовой оно было ерундовым). Когда жутковато давало о себе знать Иное, как Джошуа называл Тишину. Нечто похожее на присутствие чьего-то обширного разума, ну или скопления разумов, где-то очень далеко. Однажды он встретил такой отдаленный разум — Первое Лицо Единственное Число. Но он знал, что есть и другие. Джошуа слышал их, как звуки гонга в далеких горах.

Что ж, всё это он получил. Но вот что, как Джошуа постепенно понял, было гораздо важнее — жена и сын… а в перспективе, возможно, второй ребенок.

Он пытался не обращать внимания на то, что происходило за пределами поселка. В конце концов, Джошуа ничем не был обязан Долгой Земле. Он спас немало жизней в последовательных мирах в День перехода, а впоследствии открыл множество Земель с Лобсангом. Он внес свой вклад в новую эпоху, не так ли?

Но в его доме, за кухонным столом, сидела Салли, воплощение прошлого, и ждала ответа. Джошуа не торопился. Даже в лучшие времена он не умел отвечать быстро. Джошуа утешался мыслью о том, что спешить никогда не нужно.

Они просто смотрели друг на друга.

Слава богу, наконец вошла Хелен и поставила на стол пиво и бутерброды. Самодельное пиво, местная говядина, домашний хлеб. Она села рядом и начала мило беседовать, расспрашивая Салли о том, где она успела побывать. После ужина Хелен вновь отказалась от помощи мужа и засуетилась, унося посуду.

Все это время между строк шёл иной разговор. В каждой семье есть свой тайный язык. Хелен отлично знала, зачем здесь Салли, и после девяти лет брака Джошуа чувствовал её грусть от неизбежной разлуки, словно ловил трансляцию по радио.

Если Салли и понимала, то не подавала виду. Как только Хелен вновь оставила их наедине за столом, она начала:

— Как ты сам знаешь, это не единственный случай.

— Какой случай?

— Убийство в Пламблайне.

— Да уж, Салли, ты не любительница легких бесед.

— И это даже не самый жуткий инцидент. Хочешь подробный перечень?

— Нет.

— Ты же видишь, что творится, Джошуа. Человечеству дали шанс. Новое начало, бегство с Базовой Земли — из мира, который мы уже испоганили…

— Я знаю, что ты сейчас скажешь.

Потому что на его памяти Салли говорила это уже миллион раз.

— Что мы, получив шанс обрести рай, облажаемся, прежде чем успеет высохнуть краска на ограде.

Хелен с решительным стуком поставила в центр стола огромную миску с мороженым. Салли уставилась на неё, как собака, обнаружившая кость бронтозавра.

— Вы готовите мороженое? Здесь?!

Хелен села.

— В прошлом году Джошуа потратил столько сил, чтобы сделать ледник. Правда, было не так уж трудно — главное, начать. Тролли любят мороженое. И у нас здесь жарко, а потому очень приятно иметь что-нибудь такое, чтобы торговать с соседями.

Джошуа слышал подтекст, даже если его не слышала Салли. «Дело не в мороженом. Дело в нашей жизни. В жизни, которую мы строим здесь. И тебе, Салли, в ней нет места».

— Ну, угощайся, у нас ещё много. Уж поздно… но, конечно, ты можешь заночевать. Хочешь посмотреть школьную постановку, в которой играет Дэн?

Джошуа увидел на лице Салли неприкрытый ужас. Сжалившись, он сказал:

— Не волнуйся, все не так страшно, как кажется. У нас смышленые дети, порядочные и любезные родители, хорошие учителя… уж я-то знаю, я один из них, и Хелен тоже.

— Вы сообща учите детей?

— Да. Основной упор делаем на навыки выживания, металлургию, лекарственные травы, биологию Долгой Земли. Целый спектр практических навыков, от обработки кремня до изготовления стекла…

— Но мы учим детей не только выживать, — подхватила Хелен. — Мы ставим довольно высокую планку. Школьники даже изучают греческий язык.

— Мистер Йохансен. Перипатетик. Приезжает дважды в месяц из Вальгаллы, — Джошуа улыбнулся и указал на мороженое. — Ешь, пока не растаяло.

Салли взяла большую ложку и попробовала.

— Ого. Поселенцы и мороженое.

Джошуа решил, что нужно вступиться за честь семьи.

— Ну, вовсе не обязательно повторять судьбу отряда Доннера,[144] Салли…

— А ещё у вас есть мобильники, так?

Жизнь здесь и впрямь была капельку проще, чем в других поселках. На Западе-1397426 водились даже спутниковые навигаторы — и только Джошуа, Хелен и ещё несколько человек знали, отчего Корпорация Блэка выбрала этот конкретный мир, чтобы испытать новые технологии, запустив двадцать четыре наноспутника с портативной пусковой установки. Своего рода подарок от старого друга…

В числе тех, кто знал, была, разумеется, и Салли.

Джошуа взглянул на неё.

— Перестань, Салли. Навигаторы и все остальное здесь благодаря мне. Я это знаю. И мои друзья.

Хелен усмехнулась.

— Один инженер, который тут что-то чинил, сказал Джошуа, что Корпорация Блэка считает его «ценным долговременным вложением», достойным дальнейшего развития. Поэтому моего мужа и задабривают небольшими подарками.

Салли фыркнула.

— Значит, так Лобсанг к тебе относится. Как унизительно…

Джошуа пропустил её слова мимо ушей, как всегда делал, заслышав это имя.

— И потом, я знаю, что некоторые пришли сюда именно из-за меня.

— Знаменитый Джошуа Валиенте.

— Почему бы и нет? Приятно, когда не нужно заниматься рекламой самим. И потом, если человек не вписывается, он просто уходит.

Салли открыла рот, готовясь отпустить очередную шпильку.

Но Хелен, видимо, решила, что с неё хватит. Она встала.

— Салли, если хочешь отдохнуть, гостевая комната — дальше по коридору. Спектакль начнется через час. Дэн — наш сын, если помнишь, — уже в ратуше, помогает украшать зал, точнее, шпыняет приятелей. Возьми мороженое с собой, если хочешь. Идти недалеко.

Джошуа натянуто улыбнулся.

— Здесь повсюду недалеко ходить.

Хелен посмотрела в грубое оконное стекло.

— По-моему, ещё один идеальный вечер.

Глава 3

Вечер действительно был прекрасным.

«Разумеется, — думал Джошуа, когда они втроем шагали в ратушу смотреть школьный спектакль, — разумеется, этот мир уже не назовешь девственным». В заросли вгрызались вырубки, из кузниц и мастерских поднимался дымок, лес прорезали неумолимые дороги. Но всё-таки в глаза бросались основные вехи ландшафта — изгиб местной Миссисипи, мосты, деревянные настилы на берегах. Черт-Знает-Где выглядел точь-в-точь как его прототип на Базовой Земле — Ганнибал, в штате Миссури — в девятнадцатом веке, в эпоху Марка Твена. И это, с точки зрения Джошуа, было прекрасно.

Но сейчас идеальное небо портил висящий в воздухе твен.

Воздушное судно разгружали при помощи канатов, ящик за ящиком, тюк за тюком. В надвигающихся сумерках корпус сиял бронзой. Твен напоминал корабль из иного мира — некоторым образом так оно и было. Хотя до спектакля оставалось всего ничего, на улице стояли, глядя в небо, несколько школьников — мальчишек с характерным ненасытным видом, которые отдали бы все на свете, чтобы в один прекрасный день стать пилотом твена.

Твен был символом многих вещей, подумал Джошуа. Для начала Долгой Земли как таковой.

«Долгая Земля». В День перехода, двадцать пять лет назад, человечество внезапно открыло в себе способность переходить в последовательные миры, в бесконечную анфиладу копий планеты Земля. Не требовалось никаких космических кораблей — каждая Земля находилась в пределах пешей досягаемости. И каждая более или менее походила на оригинал, за исключением поразительного отсутствия людей и результатов их деятельности. Отдельный мир для каждого, кто хотел, бесчисленное множество Земель, если научные теории гласили правду.

Одни, столкнувшись с подобной перспективой, запирали дверь и прятались под кровать. Другие проделывали то же самое мысленно. Зато третьи процветали. И для таких людей, обитавших в рассеянных по новым мирам поселениях, четверть века спустя твены стали неотъемлемой частью пейзажа.

Десять лет назад Джошуа и Лобсанг предприняли исследовательскую экспедицию на «Марке Твене» — первом воздушном средстве для транспортировки грузов и пассажиров, способном переходить. И тогда Дуглас Блэк, глава Корпорации Блэка, построивший «Марк Твен», и главный владелец филиала, который спонсировал Лобсанга и его разнообразные проекты, объявил, что готов подарить эту технологию новому миру. Типичный для Блэка жест, который восприняли с массой цинического скепсиса и в то же время с распростертыми объятиями. И вот десять лет спустя твены колонизировали Долгую Землю, точь-в-точь как некогда повозки-конестоги и «Пони-экспресс» осваивали Дикий Запад. Твены летали и летали, связывая между собой развивающиеся последовательные миры. Они даже стимулировали рост новых отраслей промышленности. Гелий для оболочек, редкий на Базовой Земле, добывали в последовательных версиях Техаса, Канзаса и Оклахомы.

Теперь даже вести распространялись по Долгой Земле при помощи воздушного флота. Появилось нечто вроде межмирового интернета, получившего название аутернет. В каждом попутном мире твены сдавали на местные узлы связи пакеты обновлений, которые затем распространялись по данной Земле, и принимали новости и почту. Когда корабли встречались вдали от магистрального пути «Базовая Земля — Вальгалла», экипажи наносили друг другу визит, как водилось на китобойных судах в старину, и в процессе обменивались новостями и корреспонденцией. Все это происходило неформально, но в любом случае так работал интернет и на Базовой Земле до Дня перехода. Система была надежной, хоть и неофициальной: если адрес верный, письмо дойдет до адресата.

Разумеется, некоторые жители в поселках наподобие Черт-Знает-Где жаловались на присутствие чужаков, ведь твены так или иначе воплощали Базовое правительство — властно протянутую руку, которой радовались не все. Политика в отношении колоний Долгой Земли качалась туда-сюда, от враждебности и прямых запретов до сотрудничества и юридического признания. Нынешний закон гласил: если в поселении живет более сотни человек, оно обязано официально сообщить о себе федеральному правительству на Базовой Земле. Тогда его наносили на карту и прилетали твены — они спускались с неба, доставляя пассажиров и скот, сырье и медикаменты и забирая все то, что поселенцы хотели переправить по местным каналам на гигантские транспортные узлы наподобие Вальгаллы.

Курсируя между Базовой Америкой и самыми дальними мирами, находившимися под её эгидой, — до Вальгаллы, в полутора миллионах переходов от Базовой Земли, — твены связывали множество Америк воедино, беззлобно намекая, что все они пляшут под одну дудку. Пусть даже многие обитатели этих последовательных миров понятия не имели, о какой дудке речь и что за мелодию она играет, поскольку думали в первую очередь о себе и своих соседях. Базовая Земля с её законами, политикой и налогами казалась чем-то невероятно далеким, абстрактным, вне зависимости от твенов.

И сейчас две пары глаз подозрительно смотрели на очередной твен.

Салли спросила:

— Думаешь, он там?

Джошуа ответил:

— По крайней мере, его итерация. Твены не могут переходить, если на борту нет искусственного разума. Ты же знаешь, он — сплошная копия самого себя. Он любит быть там, где что-то происходит, а сейчас что-то происходит повсюду.

Они говорили о Лобсанге, конечно. Джошуа и теперь вряд ли сумел бы объяснить, кто такой Лобсанг. Или что он такое. «Вообрази себе бога внутри компьютера или телефона, твоего или чужого. Вообрази существо, которое фактически и есть Корпорация Блэка, со всей её мощью, властью и богатством. И которое, несмотря на это, выглядит вполне здравым и благожелательным по меркам большинства богов. И иногда бранится по-тибетски…»

Джошуа сказал:

— До меня тут случайно дошел слух, что одну свою копию он отправил за пределы Солнечной системы на ракете. Сама знаешь, Лобсанг предпочитает перспективу. И считает, что предосторожность лишней не бывает.

— Значит, он сможет пережить даже взрыв Солнца, — сухо подытожила Салли. — Очень приятно. Ты с ним общаешься?

— Нет. Сейчас нет. То есть последние десять лет. С тех пор как он — ну или очередная его копия, которая осталась на Базовой Земле, — позволил какому-то придурку с ядерной бомбой в рюкзаке уничтожить Мэдисон. Мой родной город, Салли. Какой смысл в присутствии Лобсанга, если он не мог это предотвратить? А если мог, то почему не помешал?

Та пожала плечами. Десять лет назад она рядом с Джошуа стояла в разрушенном Мэдисоне. Видимо, ответа Салли не знала.

Он посмотрел на Хелен, которая шагала впереди и болтала с соседями. На лице у неё было, как сказал бы Джошуа, ветеран брачных отношений, «наилучшее» выражение. Не без основания встревоженный, он поспешил догнать жену.

Все явно испытали облегчение, когда дошли до ратуши. Салли прочитала название спектакля на написанной вручную афише, которая висела на стене:

— «Месть Моби Дика». Да вы шутите?!

Джошуа не смог подавить улыбку.

— Отличная пьеса. Подожди, ещё увидишь, как он примется громить браконьеров. Дети специально ради этого эпизода выучили несколько фраз на японском. Пошли, у нас места в первом ряду…

Спектакль действительно был замечательный, начиная с самой первой сцены, когда повествователь в штормовке вышел на сцену и объявил:

— Меня зовут Измаил.

— Привет, Измаил, — ответил зал.

— Привет, мальчики и девочки.

Когда хористов трижды вызвали на бис после финального номера — «Гарпун любви», — даже Салли хохотала в голос.

На вечеринке после спектакля дети и родители развлекались в зале. Салли тоже осталась. Но, как заметил Джошуа, на болтавших взрослых и на радостные лица детей она смотрела с очень кислым видом.

Он рискнул спросить:

— О чем ты думаешь?

— Здесь все так мило, блин.

Хелен спросила:

— Не в твоем вкусе, да, Салли?

— Я невольно думаю, как вы беззащитны.

— Перед чем?

— Будь я циником, я бы сказала, что рано или поздно какой-нибудь харизматичный придурок растопчет ваш идиллический «домик в прерии». — Салли взглянула на Хелен. — Прости, что выругалась при детях.

К удивлению Джошуа — и, возможно, самой Салли, — Хелен расхохоталась.

— Ты совсем не изменилась. Не волнуйся. Никто нас не растопчет. По-моему, мы довольно сильны. Физически и интеллектуально, я имею в виду. Для начала, мы не верим в Бога. Большинство родителей в Черт-Знает-Где — атеисты, в лучшем случае агностики. Люди, которые живут, не требуя помощи свыше. Мы, правда, учим детей золотому правилу…

— Поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой.

— Да, в том числе. И тому подобные базовые принципы. Мы отлично ладим между собой. Работаем вместе. И хорошо воспитываем детей. Они учатся, потому что им интересно. Видишь Майкла, вон того мальчика в инвалидном кресле? Он написал сценарий сегодняшнего спектакля и сам сочинил арию Ахава.

— Которую? «Вторую ногу я отдам за твой плавник»?

— Да. Ему всего семнадцать, и если он не сможет учиться музыке, значит, в мире нет справедливости.

У Салли сделался непривычно задумчивый вид.

— Ну, раз тут живут такие люди, как вы с Джошуа, у Майкла наверняка будет шанс.

Хелен сморгнула.

— Ты смеешься?

Джошуа напрягся, приготовившись к взрыву. Но Салли просто ответила:

— Никому не говори, что я так сказала, но я завидую тебе, Хелен Валиенте, урожденная Грин. Самую капельку, но завидую. Хотя и не из-за Джошуа. Кстати, отличный напиток, что это такое?

— Здесь растет одно дерево, что-то вроде клена… я покажу, если хочешь. — Хелен подняла бокал. — За тебя, Салли.

— С какой стати?

— За то, что Джошуа с твоей помощью дожил до нашего знакомства.

— Да, это так.

— Оставайся у нас, сколько будет угодно. Но ответь правду. Ты пришла, чтобы позвать Джошуа с собой, так?

Салли уставилась в бокал и спокойно ответила:

— Да. Извини.

Джошуа спросил:

— Дело в троллях? Салли, чего конкретно ты от меня хочешь?

— Поставь точку в споре о законах. Апеллируй к случаям в Пламблайне и в Дыре, ну и так далее. Попытайся добиться приказа о защите троллей, с должным проведением его в жизнь…

— То есть мне нужно вернуться на Базовую.

Салли улыбнулась.

— Почувствуй себя Дэви Крокетом, Джошуа. Выйди из лесной глуши и валяй прямо в Конгресс. Ты — один из немногих пионеров Долгой Земли, у которых на Базовой есть доступ куда угодно. Как у убийцы с топором.

— Спасибо.

— Так ты пойдешь?

Джошуа взглянул на Хелен.

— Я подумаю.

Хелен отвела глаза.

— Давай найдем Дэна. Хватит волнений для одного вечера, его теперь и так не уложишь.


Хелен пришлось дважды за ночь встать, прежде чем Дэн успокоился. Вернувшись во второй раз, она потыкала Джошуа.

— Ты спишь?

— Теперь нет.

— Я вот о чем думаю. Если ты пойдешь, возьми и нас с Дэном. Хотя бы до Вальгаллы. Но вообще-то мальчик должен хоть раз в жизни увидеть Базовую Землю.

— Ему понравится, — сонно пробормотал Джошуа.

— Нет, когда он узнает, что мы собираемся отдать его в школу в Вальгалле…

Как бы Хелен ни расхваливала местную школу перед Салли Линдси, она всё-таки хотела отправить Дэна в большой город, чтобы он обзавелся новыми знакомствами и набрался опыта, который позволил бы ему сделать обдуманный выбор в будущем.

— Салли не так уж плоха, когда не изображает Энни Оукли.[145]

— Она, как правило, не желает зла, — пробормотал Джошуа. — А если желает — значит, жертва заслужила.

— Ты, кажется… только об одном и думаешь.

Он перекатился на бок, чтобы взглянуть на жену.

— Я видел новости в аутернете. Салли не преувеличивает насчет проблем с троллями.

Хелен нащупала его руку.

— Ловко подстроено. Мало того, что внезапно появилась Салли. У меня такое ощущение, что твой шофер ждёт тебя в небе.

— Но ведь это чистое совпадение, что твен появился именно сейчас!

— Может быть, Лобсанг сам разберется?

— Не получится, милая. Лобсанг так дел не делает, — Джошуа зевнул, потянулся к жене, поцеловал её в щеку и отодвинулся. — Отличный был спектакль, правда?

Хелен лежала без сна. Спустя некоторое время она спросила:

— Тебе обязательно идти?

Но Джошуа уже похрапывал.

Глава 4

Он не удивился, когда Салли не вышла к завтраку.

И когда понял, что её нет. Очень в духе Салли. Наверное, она уже была далеко, где-то в недрах Долгой Земли. Джошуа осмотрел дом, ища следы её присутствия. Салли странствовала налегке и старалась не оставлять за собой беспорядка. Она пришла и ушла — и перевернула его жизнь с ног на голову. В очередной раз.

Джошуа нашел лишь короткую записку. «Спасибо».

После завтрака он отправился в ратушу, чтобы посвятить несколько часов управлению городом. Но тень твена в небе застилала единственное окно в кабинете, нависала над ним, отвлекала, мешала сосредоточиться на повседневных делах.

Джошуа поймал себя на том, что рассматривает одинокий плакат на стене, так называемую Декларацию самарянина, которую в минуту раздражения сочинил какой-то поселенец. С тех пор она, как вирус, распространилась по аутернету и оказалась в тысячах молодых колоний.


«Дорогой новичок. Добрый самарянин по определению добр и терпелив. Однако прежде чем принять участие в гонке за землю, учти, что добрый самарянин требует следующее:

1. Прежде чем уйти из дома, разузнай хоть что-нибудь о том месте, куда направляешься.

2. Когда доберешься, послушай, что скажут тебе люди, которые уже там живут.

3. Не верь картам. Даже Ближние Земли ещё не исследованы толком. Мы не знаем, что там. И тем более не знаешь ты.

4. Шевели мозгами. Не ходи один. Где можно, бери с собой рацию. Предупреди кого-нибудь, куда направляешься. Ну и так далее.

5. Принимай все меры предосторожности, если не ради себя, то ради бедолаг, которым придется нести обратно то, что от тебя останется.

Извини за грубость, но это необходимо. Долгая Земля изобильна, но она не прощает ошибок. Спасибо, что прочитал.

Добрый самарянин».


Джошуа нравилась эта Декларация. Она отражала незыблемый и добродушный здравый смысл, которым отличались молодые нации, возникающие в недрах Долгой Земли. Новые нации, да…

Ратуша — слишком пышное название для массивного деревянного строения, в котором хранилось все необходимое для бумажной работы и которое с утра, после детского спектакля, выглядело слегка потрепанным. Что ж, для своих целей оно вполне годилось, без мрамора пока можно было и обойтись.

И, конечно, никаких статуй снаружи, в отличие от административных зданий в Базовой Америке. Ни пушек времён Гражданской войны, ни бронзовых табличек с именами павших. Когда растущий город зарегистрировался, федеральное правительство предложило поселенцам нечто вроде набора для изготовления памятников, чтобы соединить поселок будущего с американским прошлым. Но обитатели Черт-Знает-Где отклонили это предложение по многим причинам, большинство из которых были связаны с приключениями, пережитыми их прадедушками в Вудстоке и штате Пенсильвания. Никто ещё не проливал кровь за эту землю, не считая Хэмиша, свалившегося с часовой башни, ну и, разумеется, жертв москитов. Так к чему памятники?

Джошуа напугала горячность сограждан, и с тех пор он иногда об этом задумывался, на свой тихий лад. Он пришел к выводу, что вся проблема в идентичности. Возьмем историю. Отцы-основатели Соединенных Штатов по большей части были англичанами… вплоть до того момента, когда они осознали, что можно ими не быть. Население Черт-Знает-Где по умолчанию считало себя американцами. Но они уже становились ближе к своим соседям в данном конкретном мире — к горсточке поселений в последовательных версиях Европы, Африки и даже Китая, с которыми общались при помощи коротковолнового радио, — нежели к обитателям Базовой Земли. Джошуа с интересом наблюдал за тем, как менялось ощущение национальной принадлежности.

Тем временем отношения с Базовой Америкой становились все менее приятными. Споры шли годами. Юридически выражаясь, несколько лет назад администрация президента Коули — сам Коули незадолго до того добился лишения колонистов всех прав и доходов на Базовой Земле — обнаружила, что из её рук уплывают значительные налоговые поступления от торговли, которая развивалась как между разнообразными поселениями Долгой Земли, так и между отдаленными мирами и Базовой Землей. Коули объявил: если вы находитесь под эгидой Соединенных Штатов, то есть живете в последовательной версии Америки, на востоке или на западе, неважно как далеко, — вы де-факто являетесь американским гражданином, подчиняетесь американским законам и обязаны платить американские налоги.

Тут-то и возникали вопросы. Налоги? На что? И как их платить? Местная торговля в основном осуществлялась за счет натурального обмена, или при помощи расписок, или с уплатой услугой за услугу. Только на Ближних Землях в игру вступали доллары и центы. И многим налогоплательщикам было нелегко скопить достаточно денег, чтобы удовлетворить упомянутые налоговые запросы.

Но даже если налоги удавалось заплатить, что колонисты получали взамен? Им хватало еды, свежей воды, чистого воздуха, земли. О, земли было много. Что касается более замысловатых вещей, то десять лет назад поселенцу приходилось возвращаться домой, если он нуждался в чем-нибудь высокотехнологичном, от стоматологии до услуг ветеринара, и платил он, разумеется, долларами. Но теперь даже в Черт-Знает-Где стояла новенькая больница, а ниже по течению, в Твистед-Пик, — ветеринарная клиника, и у тамошнего врача была быстрая лошадь, партнер и ученик. Если человек хотел смотаться в большой город, Вальгалла представляла собой аутентичный палаточный мегаполис, непрерывно растущий в Верхних Меггерах, и там имелись все возможные достижения культуры и техники.

Колонистам всё труднее становилось понять, для чего вообще нужно Базовое правительство — и, следовательно, что они получают, платя налоги, в основном из сумм, вырученных за доставку сырья, которое караваны твенов непрерывно возили на Базовую Землю. Даже в этом уютном и цивилизованном городке, вдалеке от «мозговых трестов» Вальгаллы, населенной людьми наподобие Джека, отца Хелен, кое-кто призывал окончательно разорвать узы, связывающие поселение со старой Америкой.

Тем временем, после нескольких лет относительного затишья, в ходе недавних контактов с Базовой Землей Джошуа замечал растущую неприязнь федерального правительства к молодым колониям. В Базовой Америке даже поговаривали, что колонисты — это паразиты, пусть даже их оставшееся дома имущество уже давным-давно было конфисковано. Несомненно, Коули мечтал переизбраться в текущем году на новый срок; во время первой гонки за кресло в Белом доме он примкнул к умеренным, сделав этот вынужденный шаг после мэдисонского инцидента, когда большую часть населения спасли от ядерного взрыва, заставив перейти с «нулевого уровня». Некоторые комментаторы подозревали, что Коули вновь склонялся на сторону своих изначальных соратников, «Друзей человечества», рьяных противников переходов. Соединенные Штаты давно уже привыкли подозревать все остальные страны на свете — и теперь подозревали самих себя.

Джошуа, глядя на солнечное небо за окном, вздохнул. Как далеко это может зайти? Было хорошо известно, что Коули при помощи твенов собирается устроить демонстрацию военной мощи на Долгой Земле. В аутернет просачивались мрачные слухи — а может быть, дезинформация — о том, что планировались и более решительные действия.

Стоило ли ждать войны? Большинство войн в прошлом велись из-за земли и богатств, так или иначе. Но благодаря неисчерпаемому изобилию Долгой Земли причина для конфликта исчезла, не так ли? Зато бывали прецеденты, когда репрессивное налогообложение и прочие действия центрального правительства вели к тому, что колонии начинали бороться за независимость…

Бесконечная война?

Джошуа посмотрел на твен, который по-прежнему загадочно висел над городом и ждал его, чтобы вновь унести навстречу приключениям.


Он пошел искать Билла Чамберса, городского секретаря, бухгалтера, лучшего охотника, превосходного повара и потрясающего лжеца, хотя это последнее свойство мало кого заставляло усомниться, когда Чамберс называл себя отдаленным наследником поместья Бларни в Ирландии.

Они были ровесниками и некогда дружили в Приюте, насколько мог завести друзей такой нелюдим, как Джошуа. Несколько лет назад он принял Билла с распростертыми объятиями, когда тот появился в Черт-Знает-Где. Вернувшись из путешествия с Лобсангом, Джошуа обнаружил, к своему неудовольствию, что стал знаменитостью — тем более что Лобсанг вместе с Салли ушел в тень, оставив Джошуа на виду, — и чаще начал обращаться к людям, которых знал раньше, до того как прославился. К людям, которые были тактичны и ничего от него не требовали.

В некоторых отношениях Билл совсем не изменился. Он всякий раз напоминал о своих ирландских корнях, когда только возникала возможность. И пил больше, чем в юности. Точнее сказать, ещё больше.

Билл неторопливо шагал к дровяному двору, когда заметил Джошуа.

— Здорово, господин мэр.

— Ага, и тебе привет. Послушай… — и Джошуа рассказал, что ему нужно на Базовую Землю. — Хелен настаивает, что они с Дэном пойдут со мной. Ну… идея неплохая. Но лучше подстраховаться.

— На Базовую, говоришь? Где бандюки, громилы и прочая милая публика? Договорились.

— Утренний Прилив тебя отпустит?

— Сейчас она топит свечное сало во дворе. Я у неё потом спрошу… — Билл кашлянул, и на этом его попытки проявить деликатность закончились. — Кстати, во сколько нам станет проезд?

Джошуа взглянул на ожидавший в небе твен.

— У меня ощущение, что никто из нас за дорогу платить не будет, старик.

Билл присвистнул.

— Неплохо. Тогда я забронирую нам лучшие места. А Хелен, кстати, тебе дала вольную, э?

Джошуа вздохнул. В будущем предстояла ещё одна непростая сцена.

— Я об этом позабочусь, Билл. Правда.

Они зашагали дальше вместе.

— Кстати, как там ваш спектакль?

— Кошка сдохла.

— Неужели так скучно?

— Нет, у них действительно умер корабельный кот. Очень трогательная сцена во втором акте.

Глава 5

Хелен Валиенте, урожденная Грин, хорошо помнила тот момент, когда испортились отношения между Базовой Землей и её детьми, рассеянными по Долгой Земле.

Она была ещё подростком и жила в Перезагрузке, на Западе-101754. Все эти годы Хелен вела дневник, где описывала детство, проведенное в Базовом Мэдисоне, переезд в Мэдисон-Запад-5, а затем путешествие с семьей через сто тысяч миров, чтобы основать новое поселение в пустом мире — поселение, которое они выстроили сами, имея в распоряжении только собственные руки, умы и сердца. А наградой со стороны Базовой Америки — да, они по-прежнему считали себя американцами — стала ненависть. Хелен вспоминала: именно это — даже не болезнь жены — окончательно превратило мягкого Джека Грина из выросшего на Базовой Земле инженера-программиста в сурового колониста и рьяного радикала.

Двенадцать лет назад. Ей тогда было пятнадцать.


Кризис. Молодое поселение под названием Перезагрузка переживало раскол.

Некоторые ушли, чтобы начать ещё раз своими силами. Другие вернулись на Стотысячную дожидаться, когда Компания соберет партию для возвращения на Базовую Землю. Сама Хелен больше всего переживала из-за того, что папа не разговаривал с мамой, хотя она и болела.

Виновато было правительство. Колонисты получили письмо, которое робко принёс почтальон по имени Билл Ловелл. Американская почтовая служба уже уволила Билла, но он сказал, что будет разносить письма просто так, пока целы ботинки, и поселенцы обещали в уплату его кормить.

Письмо пришло от федерального правительства. Все люди, постоянно живущие в мирах за пределами Запада или Востока номер двадцать и обладающие какими-либо активами на Базовой Земле, лишались упомянутых активов, которые конфисковывались в пользу государства. Поскольку мама лежала больная, отцу пришлось объяснить Хелен, что такое «активы» и «конфисковать». Это значило, что все деньги, которые папа с мамой заработали, прежде чем отправиться на Долгую Землю, и оставили на банковских счетах, чтобы платить, например, за лекарства от рака, за содержание оставшегося дома брата Рода, за колледж, если бы Хелен и её сестра Кэти однажды захотели бы учиться дальше… все деньги украло правительство. Украло. Так сказал папа. И Хелен не сочла это чересчур резким словом.

Отец сказал, что земная экономика пошатнулась от переходов. Причём ещё до того, как Грины ушли. Люди, которые покинули Долгую Землю, представляли собой сплошной отток трудовых ресурсов, тогда как обратно на Базовую поступал лишь тоненький ручеек продуктов и сырья. Оставшиеся злились, что им приходилось содержать бродяг и лодырей, как они называли колонистов. Более того, некоторые вообще не умели переходить, а потому ненавидели тех, кто умел. Например, Род, родной брат Хелен, оставшийся дома. Хелен часто задумывалась, что он чувствует.

Отец сказал:

— Похоже, правительство решило умаслить противников переходов, совершив воровство. Во всем виноват этот крикун Коули.

— Ну и что мы теперь будем делать?

— Соберем совет в ратуше, вот что.

Правда, тогда ещё у них не было ратуши. Было общественное поле, расчищенное от зарослей и камней, которое они называли ратушей, и именно там собрались поселенцы. «Хорошо, что нет дождя», — подумала Хелен.

Рис Генри, бывший торговец подержанными автомобилями — нечто вроде местного мэра, — председательствовал на собрании, в своей обычной задиристой манере. В руке он держал письмо.

— Ну и что мы намерены делать?

Они не собирались терпеть, дело ясное. Поговаривали о том, чтобы маршем протеста дойти до Базового Вашингтона. Но кто останется кормить кур?

Поселенцы решили составить список вещей, которые по-прежнему доставляли с Базовой Земли. Во-первых, лекарства. Книги, бумага, ручки, электронные приборы, даже предметы роскоши наподобие духов. Делясь, обмениваясь, ремонтируя, они, возможно, смогли бы продержаться с имеющимся запасом, пока события не войдут в колею. Кому-то пришло в голову, что нужно поближе сойтись с соседями. По дюжине ближайших миров было разбросано немало поселений, уже получивших название «округ Нью-Скарсдейл». Колонисты могли помогать друг другу в экстренных случаях, делиться необходимым.

Некоторые задумались о возвращении на Базовую. Мать с ребенком-диабетиком. Люди, которые поняли, что приближающаяся старость плохо сочетается с тяжелым фермерским трудом. Те, кому просто было страшно жить без поддержки правительства, как бы далеко оно ни находилось. Но другие, например отец Хелен, убеждали их не уходить. Поселенцы полагались друг на друга. Они создали спектр взаимодополняющих навыков, которые помогали им выживать, если все работали сообща. Нельзя же, чтобы поселение, которое они создали, распалось. И так далее.

Рис Генри позволил им говорить, пока все не выдохлись. Люди разошлись, не придя ни к какому решению.

На следующее утро, впрочем, солнце встало по расписанию, надо было кормить кур и таскать воду. Жизнь продолжалась.


Три месяца спустя.

Кэти, сестра Хелен, перенесла свадьбу на более ранний срок. Они с Гарри Бергрином собирались подождать до следующего года, поскольку хотели построить приличный дом. Все поняли, что они решили пожениться поскорей, пока мама была ещё жива и могла на них посмотреть.

Хелен, как и многие девочки, выросла, мечтая о свадьбе как у сказочной принцессы. И вот она увидела свадьбу поселенцев. Получилось иначе, но все равно весело. Гости начали сходиться рано, но Кэти, Гарри и их родственники уже приготовились к приему. Жених и невеста были одеты по-домашнему — никаких белых платьев и смокингов. Впрочем, Кэти носила небольшую изящную вуаль, которую смастерила Хелен из подкладки к старому спортивному костюму.

Постепенно собирались друзья и знакомые извне — из поселков Нью-Скарсдейла и из других, более дальних мест. Гости приносили цветы и угощение к столу, а также кое-какие практичные подарки — столовые приборы, кастрюли, тарелки, кофейники, чайники, сковороды, набор инструментов для очага, чистилку для обуви. Некоторые из этих вещей были сделаны на месте — посуда в гончарне Перезагрузки, железные предметы в кузне. Сложенные кучкой у большого очага в доме Гринов, подарки не особенно впечатляли, но Хелен вскоре поняла, что, по сути, это именно то, что нужно молодой чете, чтобы обставить свое первое жилище.

Около полудня появился Рис Генри. В довольно щегольской куртке, чистых джинсах, сапогах, при узеньком галстуке, чисто умытый. Хелен знала, что никто в Перезагрузке не воспринимал «мэра Генри» так серьезно, как он сам. Но всё-таки в поселке нужен человек, обладающий властью официально скрепить брак — вне зависимости от далекого правительства, — и Генри играл свою роль хорошо. Ну и шевелюра у него была роскошная.

Когда Гарри Бергрин поцеловал невесту и все зааплодировали (а мать невесты держалась за руку мужа, чтобы сфотографироваться стоя), даже у почтальона Билла на глаза навернулись слезы.

Хелен записала в своем дневнике, что это был хороший день.


Ещё три месяца спустя.

«2 ребенок у Бетти Доук Хансен. Здрв. млч, 7 ф. Мать б-на, швы, крвтч.».

Хелен устала. Слишком устала, чтобы писать в дневнике дурацкой скорописью, пусть даже теперь им приходилось экономить бумагу.

Роды прошли не так уж плохо. Белла Доук и её маленькая команда акушерок и учениц, в том числе Хелен, были уже достаточно компетентны в своем деле, хотя тем утром и работали наперегонки со смертью. Хелен пришлось бегать по городу, ища доноров. Они все служили ходячими банками крови друг для друга, но не всегда удавалось найти нужную группу достаточно быстро. «Вот тебе урок, — подумала Хелен. — Составь список групп крови и тех, кто готов поделиться».

Папа ушел рано утром, вскоре после того, как Хелен вернулась. Наверное, на мамину могилу у реки. Маме всегда нравилось это место. Уже прошел месяц с тех пор, как она умерла от рака, и отца по-прежнему мучила совесть, словно он был в чем-то виноват, словно вызвал опухоль, приведя жену сюда. Хотя, конечно, он был ни при чем, ведь, насколько помнила Хелен, именно мать всегда служила движущей силой — она настояла на том, чтобы покинуть Базовую Землю.

Месяц, который казался длиннее полугода, с тех пор как их отвергло федеральное правительство. «Господи, — подумала Хелен, — а мы по-прежнему здесь, кто бы мог подумать?»

Пришлось учиться быстро. Они гораздо сильнее, чем сознавали, полагались на разнообразные блага с родины. Теперь поселенцы все делали сами. Вязали, варили пиво, лили свечи, готовили суп. Из тыквенной кожуры получался неплохой уксус, а из молотого древесного угля — зубная паста. Стало легче, когда Билл Ловелл принёс новый товар — миниатюрные наборы справочников и энциклопедий, а также подшивки «Научной Америки» начала пятидесятых, полные чертежей паровых машин и практических советов по огромному количеству поводов. Колонисты даже всерьез задумались, что именно стоит выращивать в полях и на огородах, после того как прекратилась поставка витаминных таблеток и в поселке зафиксировали несколько случаев цинги. Цинги!

Они помогали друг другу. Я натаскаю тебе воды, пока у тебя болеет ребенок, а ты покормишь моих кур, когда я буду в отлучке. На все была своего рода неписаная цена, получившая название «фавор» — валюта подвижного достоинства, основанная на взаимных услугах, обменах и долговых расписках. Маме наверняка понравилась бы сама себя регулирующая местная экономика.

Несмотря на суровые предупреждения о том, что случится, когда исчезнет теоретическая защита Базового правительства, поселок не заполонили толпы бандитов. Конечно, бывали проблемы, например новые волны эмигрантов, которые время от времени приходили с Базовой или с Ближних Земель и пытались осесть в окрестностях Перезагрузки. Юридически ситуация была непростая, потому что свои права на землю колонисты обговорили с федеральным правительством на Базовой Земле, которое вроде бы ими больше не интересовалось. Но мэру Нью-Скарсдейла обычно удавалось спровадить пришельцев, выдав клочок бумажки с подписью, дарующий им землю в пятидесяти или сотне миров дальше на Запад (сделку, как правило, обмывали в таверне в обмен на пригоршню расписок). На Долгой Земле всегда находилось свободное место — столько места, что хватало всем желающим.

Конечно, еду то и дело воровали с полей — и даже из домов (что упрощали переходы). В основном поселенцы смотрели на это сквозь пальцы. Однако события приняли серьезный оборот, когда с поличным застукали парнишку по имени Дуг Коллинсон, пытавшегося утащить бета-блокаторы из аптечки Мелиссы Гаррис, которой прописали сердечные лекарства. Дугу они были не нужны — он собирался их кому-то продать. Хорошие лекарства числились среди самых дорогих вещей в поселке. Мелисса поймала Дуга и догадалась разбить палкой переходник, чтобы он не сумел удрать, прежде чем сбежались соседи. И сейчас Дуг сидел под арестом в погребе, пока старшие решали, что с ним делать. Медленно, из необходимости как-то реагировать на подобные случаи, стало появляться нечто вроде системы для поддержания закона и порядка, сообща с поселениями в соседних мирах.

Постепенно обретала очертания и собственная жизнь Хелен. Папа не раз намекал, что Хелен шестнадцать и пора избрать некий путь. Ну что ж. Она стала акушеркой, хотя подумывала и о том, чтобы специализироваться — заняться лекарственными травами. Множество растений и грибов, которые они обнаружили на Западе-101754, не росли на Базовой Земле. Она могла стать бродячим торговцем, а может быть, учителем — гуру, который путешествует по мирам со своими знаниями, товарами и уникальными травами. Впрочем, Хелен решила, что ещё успеет определиться.

Они жили не в раю. На Долгой Земле можно было потеряться — и потерять себя. Но, возможно, весь свой простор Долгая Земля преподнесла человечеству в качестве финального подарка. Простор, дававший любому шанс жить так, как хочется. Хелен подумала, что ей нравится счастливый компромисс, которого они достигли в Перезагрузке.

Вскоре после этого появился Джошуа Валиенте, который возвращался из далеких миров, ведя за собой на буксире сломанный воздушный корабль и источая романтику Верхних Меггеров — и, да, рядом с ним была Салли Линдси. Хелен, тогда семнадцатилетняя девочка, почувствовала, что её мир перевернулся. Она ушла вместе с Джошуа, и они поженились и стали создавать очередное молодое поселение.

Базовое правительство тем временем вновь протянуло руку к разбросанным колониям и собрало их под так называемую Эгиду. Внезапно всех обязали платить налоги. Джек Грин, которого недавнее письмо и прекращение поставок привели в ярость, ещё больше разозлился, когда ему навязали Эгиду. Хелен подумала: в отсутствие мамы он заполнял политикой пустоту в своей жизни.

А появилась Салли, и Джошуа вновь отвлекся на неё.


Ночью, накануне отбытия на твене в Вальгаллу, когда вещи уже были сложены, Хелен не могла заснуть. Она вышла на веранду — на этой прохладной Земле стояла необычайно теплая для марта погода. Хелен посмотрела на твен, висевший на привязи в небе над городком. Со своими боковыми огнями он напоминал модель галактики. Хелен негромко произнесла:

— Были мы веселы, и юны, и умны…

Джошуа вышел к ней, обвил сильными руками талию жены, уткнулся носом в шею Хелен.

— Что это, любимая?

— Одно старое стихотворение. Викторианской поэтессы по имени Мэри Элизабет Кольридж. Боб Йохансон читал его восьмиклассникам.

Были мы веселы, и юны, и умны,

Но пришли к нам на праздник хмельной

Двое — женщина с Западом в странных очах

И мужчина, к Востоку спиной.

Правда, цепляет?

— Ни на Востоке, ни на Западе я о тебе не забуду. Обещаю.

Хелен не нашла слов для ответа.

Глава 6

Нельсон Азикиве — преподобный Нельсон, как обращались к нему прихожане в церкви, или просто «преп», как они называли его в пабе, — наблюдал, как пастух Кен ухватил беременную овцу и перебросил через плечо. Для этого требовалась недюжинная сила, с точки зрения Нельсона: овцы у Кена не были легковесами.

Кен зашагал к живой изгороди.

Он сделал ещё шаг. И исчез.

И появился через несколько секунд, вытирая руки не слишком чистым полотенцем.

— Ну, пока сойдет. Там пока остались волки, до которых не дошло. Попрошу Теда протянуть ещё тысячу ярдов электрического ограждения. Хотите посмотреть, преподобный Нельсон? Вы удивитесь, сколько дел мы там провернули. Совсем рядом.

Нельсон помедлил. Он терпеть не мог тошноту, которая накатывала после перехода. Утверждали, что спустя некоторое время перестаешь её замечать, и, возможно, так оно и было, по крайней мере для некоторых, но Нельсону каждый переход давался с трудом. Однако следовало вести себя по-добрососедски. В конце концов, позавтракал он давно, и, быть может, удастся обойтись сухими позывами… Нельсон нащупал в кармане рычажок переходника и зажал рот платком.

Когда он немного оправился, то в первую очередь заметил, что в последовательной Англии — в одном шаге от дома — не было тщательно расчищенного поля под ногами, зато прямо за оградой, сложенной из камня, росли лесные деревья. Старые. Гигантские. Упавшие стволы поросли ярким мхом и грибами. Это могло послужить приятным поводом для написания проповеди о силе и тщетности человеческих устремлений. Но Нельсон, которому подходило под шестьдесят, не собирался всю жизнь оставаться священником.

Здесь было светлее, чем дома, и Нельсон взглянул на солнце, которое, казалось, в этот мартовский день стояло в нужном месте… ну, более или менее. Хотя время в последовательных мирах шло примерно с той же скоростью и события, определявшие календарь — закат, рассвет, смена времён года, — случались плюс-минус одновременно, но, если верить последнему выпуску «Природы», некоторые из новых Земель подчинялись не совсем одному ритму. Они отставали от ближайших соседей или опережали их на долю секунды, что можно было доказать при помощи тщательных астрономических наблюдений, например за покрытиями звёзд. Еле заметная, но реальная разница, для которой Нельсон не находил никаких логических объяснений. Никто не знал, как и почему возник этот феномен, — и до сих пор никто его не изучил, поскольку то была лишь одна из множества загадок, порожденных последовательными мирами. Как странно, как причудливо…

Разумеется, Нельсон перестал мыслить как священник, обратившись, хоть и со стыдом, к своему изначальному состоянию — состоянию ученого. Но по всему миру люди — в том числе коллеги Нельсона — уже на протяжении четверти века бросали дома, собирали вещи и отправлялись исследовать великую анфиладу миров, называемую Долгой Землей, и никто не знал, как она работает, хотя бы на самом базовом уровне: как на ней течет время и как эти миры там оказались… а главное, для чего. Ну и как священник должен был реагировать?

Именно это, хоть и косвенно, служило причиной внутреннего беспокойства Нельсона.

К счастью для коз и беременных овец вокруг — и для Джой, молодой пастушьей собаки, которую обучал Кен, — им не приходилось лежать ночью без сна, размышляя о подобных вещах. Искоса поглядывая на Нельсона, животные затрусили прочь. Овцы щипали траву, козы лопали буквально все, что попадалось.

Пастух Кен объяснил Нельсону, что значит Долгая Земля для таких, как он. В последовательной Англии, на Западе и Востоке-1 и 2, фермеры расчищали заросшую лесами землю в масштабах, невиданных со времён каменного века, — и им пришлось заново этому учиться. Сначала вырубаешь деревья и употребляешь их на что-нибудь полезное, потом выпускаешь пастись животных, либо выращенных прямо на месте, либо принесенных по одному с Базовой Земли. Вся молодая поросль падет жертвой овец и коз — таким образом, лес не вырастет вновь. Зато трава пробьется. Трава умна, говорил Кен. Она выживает даже после того, как её съедят до основания.

Нельсон неверно судил о Кене, когда впервые встретил этого загорелого, крепкого, молчаливого человека, чьи предки жили среди здешних холмов с тех пор, когда на свете вообще появилась такая штука, как предки. Лишь по чистой случайности Нельсон выяснил, что Кен некогда читал лекции в Батском университете, пока, как и многие другие, вскоре после Дня перехода не переосмыслил свою жизнь и будущее. В случае Кена его будущее лежало на ферме в одном шаге от Базовой Земли.

Кен был типичным представителем британской нации. Опыт освоения Долгой Земли поначалу проходил в Англии болезненно. Эмиграция с перенаселенных Британских островов, особенно из промышленных городов на севере, в Уэльсе и Шотландии, далеких от самодовольной столицы, обрела такие масштабы, что резкое сокращение населения привело к экономическому кризису — и к инфляции. Те годы назвали Великим Спадом.

Но затем в последовательных Британиях начала развиваться своя экономика. И последовала вторая волна эмигрантов — более осторожных, практичных, трудолюбивых. К тому времени на Ближних Землях полным ходом шла промышленная революция; казалось, у англичан в крови постройка паровых двигателей и железных дорог. Некоторая доля с трудом обретенных богатств уже начала возвращаться на Базовую Землю.

В дальнейшем, исследуя и колонизируя Долгую Землю, британцы проявили себя дотошными, терпеливыми и осторожными — и достигли заметных успехов. Как Кен.

Но теперь Нельсону предстояло свое путешествие.

Они провели некоторое время, обсуждая состояние стада. Потом Нельсон кашлянул и произнес:

— Знаешь, Кен, мне очень нравится у себя в приходе. Такое мирное место. Хотя внешне вещи меняются, их душа остается прежней. Понимаешь меня?

— Хм.

— Когда я впервые сюда приехал, то часто гулял по холмам. Я видел следы людей, которые здесь жили испокон веков — до того, как Англия стала Англией. На церковном дворе и на военном мемориале я встречаю фамилии, которые повторяются из века в век. Порой кто-нибудь уходил сражаться за короля, которого не знал, в края, где никогда не бывал; иногда он не возвращался домой. Но земля выдержала, понимаешь? Эти места, удаленные от больших городов, остались более или менее неизменными после великих потрясений со Дня перехода. Наверное, здешним жителям было очень тяжело уходить. И мне будет нелегко.

— Вам, преподобный?

— Ты первый, кому я говорю. Я поговорил с епископом, и он разрешил мне уйти, как только приедет мой преемник… — Нельсон обвёл взглядом стада. — Посмотри на них. Они пасутся, как будто им предстоит целая вечность, и вполне счастливы.

— Но вы-то не овца, преподобный.

— Да. На самом деле изрядный кусок жизни я был ученым — и принёс обет иного рода, нежели тот, которому подчиняюсь сейчас. Хотя, должен признать, в голове у меня они почти нераздельны. Короче говоря, мне нужна новая цель — цель, которая больше соответствует моим способностям и моему прошлому, уж прости эту нескромность.

— Вы меня и за большее прощали, преподобный.

— Может быть, да, а может быть, нет. Ну, если ты закончил, разреши угостить тебя пинтой в пабе. А потом мне нужно кое-кому позвонить.

Кен ответил:

— Пинта — это прекрасно.

Он свистнул.

— Джой! Сюда, девочка.

Собака примчалась на зов, виляя хвостом, и прыгнула в сильные объятия Кена, как привыкла, чтобы хозяин мог отнести её обратно на Базовую Землю. Ужин в миске Джой регулярно появлялся в совсем ином уголке множественной вселенной, но собаку это совершенно не заботило, лишь бы хозяин не забывал ей свистнуть.

Глава 7

Нельсон знал: рассказать Кену такие новости — все равно что нанять рекламного агента. Ну, что сделано, то сделано.

Вернувшись домой, он сделал несколько последних звонков — признаваясь, извиняясь, принимая поздравления. А потом с облегчением перезагрузил компьютер, откинулся на спинку кресла и стал наблюдать, как загораются многочисленные экраны. «Параметры поиска. Первое. Возвращение воздушного корабля «Марк Твен». Второе. Лобсанг. Дополнительно: информация из СМИ за последние двадцать четыре часа, с уклоном в актуальные проблемы, учесть бритву Оккама…»

Диапазон частот здесь был кошмарным, но только не для Нельсона. Человек с таким прошлым — а он некогда работал на Корпорацию Блэка, пусть и не напрямую — обзаводился множеством контактов в разных полезных местах. Рука руку моет. Не далее чем в прошлом году рядом с кладбищем приземлился черный вертолет, и группа техников, ступив на приходскую землю, обеспечила Нельсону доступ к любому количеству спутниковой информации — включая каналы, очень мало кому известные, — а главное, средства для её расшифровки.

Покончив с последними новостями, Нельсон отправился на кухню. Исследования вроде тех, что он начал, никогда не бывают быстрыми, и, пока его программные агенты бороздили сеть, он разогрел себе карри в микроволновке.

И задумался — как часто делал — о предыдущих обитателях этого домика. Электроника в кабинете — телефон, лэптоп, планшет — была более или менее современной, хотя, по большей части, не удивила бы пользователя десять-двадцать лет назад. К этому аргументу прибегали некоторые критики, не одобрявшие эмиграцию. Потребности оказывают давление на людей; необходимо голодать, чтобы что-нибудь изобрести, и жить в окружении конкурентов, чтобы стремиться к новым вершинам. А на Долгой Земле, где было легко наполнить брюхо, изобретения прекратились. И все же никто из предшественников Нельсона, даже из самых недавних, не обладал таким доступом к технологиям, неважно, устаревшим или нет.

Причём Нельсон, как и они, не смог заставить древний сортир работать как положено. Нельсону нравилась эта мысль — она возвращала его к реальности.

Закончив с готовкой, он вернулся в кабинет — поиск ещё шёл — и за едой зашел в «Мастер-викторину». Это был малоизвестный чат, доступ в который получали только по личному приглашению — а приглашение представляло собой череду заданий. Нельсон, заинтригованный головоломкой, которую ему прислали без всяких комментариев, однажды, несколько недель назад, после вечерни занялся ею, потратив на разгадку двадцать семь минут. В награду ему прислали ещё одну, такую же дьявольски запутанную. В течение нескольких следующих дней задачки возникали одна за другой. Нельсона впечатляли вопросы, которые требовали не только познаний в самых разных областях, но также и умения пользоваться этими познаниями наперегонки со временем, привлекая множество дисциплин и антидисциплин… В сфере умников и чудаков, в погоне за ускользающим и странным, сильнейший интеллект, как понял Нельсон, ничего не стоил без способности быстро аккумулировать знания, без интуиции и бесконечного интереса к странному и из ряда вон выдающемуся. Именно таких людей, судя по всему, и отбирала «Мастер-викторина».

На седьмой день Нельсона впустили в чат. Тогда впервые он узнал его название. На первый взгляд «Мастер-викторина» выглядела как самый обычный чат, за одним исключением: все участники знали, что они в некотором смысле — избранные, и это придавало происходящему особый оттенок. Самозваная элита интеллектуального мира — и притом очень полезная, если навести её на цель.

То и дело разговоры в чате возвращались к монополии, известной как Корпорация Блэка, которую участники по большей части терпеть не могли. И это, разумеется, само по себе было загадкой.

Когда Нельсон выходил в сеть или, точнее, в сети, то встречал в киберпространстве множество людей, которые испытывали непреодолимое отвращение к черным вертолетам, правительству, частому мытью, а главное — секретам, и в довершение всего истово ненавидели Корпорацию Блэка. Что было довольно странно, если подумать, поскольку продукция Блэка более или менее поддерживала саму инфраструктуру интеллектуальных чатов. Разумеется, они всегда полнились домыслами, слухами и откровенным враньем о том, что происходило в суперсекретных лабораториях Корпорации.

Да, все знали историю Блэка, некоторые эпизоды которой стали, с точки зрения Нельсона, известны не хуже, чем история Рождества Христова. В своем роде это был классический американский сюжет. В начале девяностых Дуглас Блэк, которому не исполнилось и тридцати, и его сподвижники открыли «маленькую компьютерную фирму» на нефтяные деньги, которые оставил Блэку покойный дедушка. С самого начала продукция фирмы включала такие востребованные клиентами вещи, как компьютеры с мощными аккумуляторами и свободный от багов софт. Машины, которые были партнерами человека, а не средствами для выкачивания денег и не рекламой каких-то будущих усовершенствованных моделей. Машины, которые казались совершенными. И с самого начала Блэк начал жертвовать деньги в разные благотворительные фонды по всему миру, включая учебную программу в Южной Африке, в которой принял участие и сам Нельсон.

Со временем продукция Блэка поднялась на новую высоту и начала заметно прогрессировать. Блэк получил множество наград за свою интеллектуальную смелость, насколько знал Нельсон. В конце концов, он ведь стал основателем «интуиционной лаборатории». Теория гласила: поскольку множество важных научных открытий были сделаны по чистой случайности, значит, процесс можно ускорить, если создать ситуацию, в которой совершается очень большое количество случайностей, и внимательно наблюдать за результатами. Если верить легенде, Блэк даже сознательно брал на работу людей, которые не вполне сознавали, что делали, или обладали плохой памятью, или отличались врожденной невезучестью и безалаберностью. Идея, конечно, была бредовая. Хотя Блэк принял кое-какие меры предосторожности — в частности, выстроил свою лабораторию так, как обычно строят фабрики взрывчатых веществ.

Инновации Блэка обеспечили ему гигантские цифры продаж, любовь публики и массовую атаку врагов, которых он мгновенно нажил. Почтенные компании, которым он доставлял неприятности и чьи доходы свел почти к нулю, обвиняли его в чем попало, от монополистских замашек до недостатка патриотизма. Но публика не проглотила наживку — напротив, люди продолжали покупать изящную продукцию Блэка. И, несомненно, влюблялись в самого Блэка — героя, гордого авантюриста, который показывал нос старым, отстающим от времени фирмам, вкладывая огромные суммы во внушительные, сверхзатратные, безумные проекты наподобие подводных домов и прыжков на орбиту и в то же время рассыпая вокруг благодеяния и добрые дела, на которые уходили умопомрачительные деньги.

Боги воистину улыбнулись Блэку, когда результаты эксперимента, целью которого было найти новый тип хирургического пластика, перегрелись на солнце и превратились в «гель», как его впоследствии назвали, — занятное квазиорганическое вещество, обладающее самоорганизующейся и самовосстанавливающейся бионейронной схемой, достаточно разумное, чтобы физически приспособиться к обстоятельствам, в которых оно оказывалось. После первых опытов газеты назвали это вещество «разумным пластырем», но вскоре оказалось, что в нем кроется нечто большее и гораздо более смышленое. Гель — самокорректирующееся и пластичное средство хранения и переработки информации — во всех своих формах стал основой продукции Блэка. Появились новые товары — и новые представления о товарах. Множество конкурентов Блэка вообще сошли со сцены.

И тогда правительство насторожилось. Блэк был попросту слишком богат и влиятелен, а также слишком щедр и популярен, чтобы его терпеть. Правительство Соединенных Штатов попыталось взять действия Блэка под контроль, прикрываясь различными фиговыми листками вроде национальных интересов, или, по крайней мере, развалить его империю. Говорили про суверенное право государства, про милитаризацию предприятий Блэка.

Но он поспешно принялся вкладывать средства в проекты, как будто не имевшие ничего общего с обороной и безопасностью, например в медицину. Внезапно корпорация принялась опекать обделенных членов общества, позволяя немым говорить, а хромым ходить. Люди начинали видеть, слышать, передвигаться, бегать, плавать, даже жонглировать благодаря протезам, имплантам и прочей продукции, выпускаемой Корпорацией Блэка и её филиалами. С таким послужным списком Блэк мог спокойно утверждать, что административные гонения не имели под собой никаких национальных интересов; правительство просто преследовало крупный капитал и, о ужас, склонялось к социализму.

Блэк сделал ещё более широкий жест, когда — почти десять лет назад — через посредство международного синдиката промышленников практически подарил ООН, мировым правительствам и людям на новых землях технологию производства твенов. Твены, которые курсировали в пределах американской Эгиды — полицейские и военные корабли, как и коммерческие, — сплошь были произведены Корпорацией Блэка и построены по себестоимости. Более того, синдикат основал новые благотворительные фонды, и Блэк в очередной раз стал героем.

Невзирая на все это, тем не менее имя Дугласа Блэка для многих в аутернете было ругательным.

Нельсон тщетно искал разумные причины и не нашел ни одной. Среди любителей изливать желчь в сети не было тех, кто затаил на Блэка личную обиду; никто, к примеру, не работал в конкурирующих компаниях — и, следовательно, их карьере ничто не грозило. Едва ли не самое страшное, что можно было сказать о Дугласе Блэке как о человеке, так это назвать его трудоголиком, который работал что есть сил и требовал того же от подчиненных. Возможно, потому-то он и не пользовался популярностью. В сети ходила легенда, что интуиционная лаборатория Блэка стояла даже за изобретением переходника, который положил начало Долгой Земле. Блэк чем-то разозлил изобретателя, и схема переходника сделалась всеобщим достоянием, взбудоражив человечество, — но никто не заработал на этом ни пенса, во всяком случае напрямую.

Тайн было много. И Блэка ненавидели.

Люди, скрывающиеся за разнообразными псевдонимами, которые попадались Нельсону на глаза в «Мастер-викторине», отличались умом. Что было неудивительно, учитывая высокую планку, установленную для входа в чат. Иногда казалось, что членство в «Менсе»[146] дает не более чем право виртуально подносить кофе на этом сборище. Участники «Мастер-викторины» были неглупы, о нет. Но…

Нельсон встречал различных людей на своем жизненном пути и думал, что хотя бы некоторых из них способен разгадать. Эти мужчины и женщины были умны, по-настоящему умны. Но в некоторых, даже через безличное пространство чата, он ощущал нечто темное и потаенное. Нечто, выдаваемое случайным комментарием или нетривиальным оборотом фразы. Зависть. Или параноидальные подозрения. Недоброжелательство и холодную ненависть — чувство, которое нуждалось в отдушине, в любой отдушине. Человек наподобие Блэка, который был общественным деятелем, а потому объектом либо зависти, либо подозрений (ведь совершенства не бывает), становился идеальной мишенью. Это настроение редко выходило наружу, но бросалось в глаза тем, кто умел наблюдать.

Особенно если наблюдатель вырос в Южной Африке и ещё не забыл детских впечатлений.

В любом случае, что бы ни думали остальные про Блэка, Нельсону нравилась Корпорация во всех своих чудесных и многообразных проявлениях. В особенности ему нравились загадки, которые возникали в связи с различной деятельностью Корпорации, — и он мог их разгадывать.

Например, бесцельно скользя по периферии информационного облака, которое окружало Блэка, Нельсон заметил, как часто упоминают некий «Проект «Лобсанг»». Но при любом поиске он заходил в тупик, ссылки никуда не вели. Лобсанг. Это слово означало по-тибетски «большой мозг», а значит, кто-то в Корпорации Блэка обладал не только чувством юмора, но и некоторыми способностями к языкам. Но Лобсанг было также и именем собственным, и постепенно Нельсон начал представлять Лобсанга в виде живого существа. Существа, которое можно было выследить.

И теперь Нельсон, сидя в одиночестве в своем холодном доме, перед восемью экранами — окнами в мир, — улыбался. Поиски внезапно принесли плоды.


На одном из экранов появилось изображение воздушного корабля «Марк Твен», довольно потрепанного после знаменитого ныне путешествия, — его на буксире притащили туда, где прежде располагался Мэдисон, десять лет назад стертый с лица земли взрывом ядерной бомбы. Корабль привели Джошуа Валиенте и некая молодая женщина, которую никто, насколько знал Нельсон, не смог впоследствии опознать.

Нельсон был практически уверен, что видел все трофеи, которые Джошуа Валиенте привез из своего необыкновенного путешествия на «Марке Твене». Корпорация сделала типичный для Дугласа Блэка жест и отдала годзиллабайты данных, собранных в ходе экспедиции, в распоряжение изъявивших желание университетов, для открытого публичного доступа и изучения. Годзиллабайты. Нельсону подсознательно не нравилось слово «петабайт», общепринятый термин для особенно больших объемов информации. Слову, которое напоминает нежный укус котенка, просто недостает отваги, чтобы соответствовать назначению. Годзиллабайты, с другой стороны, громко объявляли миру, что имеют дело с чем-то очень, очень большим… и, возможно, опасным.

Нельсон видел этот клип — и его варианты с других камер, под другим углом — уже много раз и гадал, отчего наткнулся на него теперь. Глядя на картинку, он обнаружил, что поспешная любительская съемка запечатлела Валиенте, который в санобработочном лагере на Западе-1 нёс под мышкой кошку. Какой-то зевака за пределами кадра расхохотался и сказал: «Ух ты, корабельный кот». И кто-то, наверное неизвестная спутница Валиенте — хотя её тоже не было видно, — ответил: «Да, умник, он ещё и по-тибетски говорит».

Только очень внимательный слушатель мог разобрать эти бессмысленные слова. Но поискав, несомненно, ухватился за слово «по-тибетски» — дополнительный параметр поиска по имени «Лобсанг». Потому-то этот эпизод замысловатой саги о приключениях «Марка Твена» и выплыл на поверхность, требуя внимания Нельсона.

Что имела в виду женщина? Зачем упоминать Тибет в такой неподходящей ситуации? Нельсон пока что понятия не имел, к чему все клонится. Но он нащупал связь между одним из самых знаменитых проектов Блэка — путешествием на «Марке Твене» — и одним из самых малоизвестных, а именно Лобсангом, воплощенным в единственном слове.

Разумеется, полное отсутствие каких-либо других ссылок само по себе было подозрительно.

Сейчас он не мог больше ничего выяснить; Нельсон обнаружил только то, что уже знал и так. Он зевнул, моргнул и свернул экраны. Он не сомневался, что тут какая-то тайна, и ощутил приятный холодок предвкушения при мысли о том, что пойдет по следу дальше. Именно поэтому Нельсон отказывался от приходских обязанностей — чтобы, пока он располагал ресурсами и силой, двинуться по следу, куда бы тот ни привел.

Но, разумеется, всеобъемлющая загадка, которая не давала ему покоя в первую очередь, заключалась в проблеме переходов как таковых — во внезапном открытии Долгой Земли, куда совершили прославленное путешествие на воздушном корабле Джошуа Валиенте, его ехидная спутница и, очевидно, кошка, умеющая говорить по-тибетски. В кардинальных изменениях вселенной, которые Нельсон застал на своем веку. Разумеется, он был заинтригован. Что это сулило для человечества, для будущего… и для Бога? Он не мог не задаться таким вопросом.

Наилучшей стратегией было поначалу браться за тайны поменьше. И вот, прежде чем лечь спать, воодушевленный Нельсон надел фартук, схватил ящик с инструментами и отправился в уборную. Она представляла собой массивное строение с каменным полом и поручнями возле унитаза. Отличный был бы сортир, если бы за все эти годы кто-нибудь сумел его наладить. Работал он как угодно, только не так, как надо. Нельсон поклялся до отъезда привести уборную в порядок, и потому он с особенным тщанием пытался выяснить, отчего унитаз неизменно засорялся при восточном ветре.

«Честно говоря, — подумал Нельсон, стоя на коленях перед потрескавшимся фаянсовым седалищем, как перед языческим идолом, — просто диву даешься, с чем готовы мириться англичане».

Глава 8

Итак, семья Валиенте отправилась в Верхние Меггеры, в Вальгаллу, чтобы оттуда пуститься в дальнее путешествие на Базовую Землю. Полет на твене через три сотни миров занял всего лишь несколько часов.

В Вальгалле их встретил Томас Куангу с большим самодельным плакатом с надписью «Валиенте». Ещё один старый приятель Джошуа. Томасу подходило под пятьдесят, длинные черные волосы он стягивал в хвост, а смуглое красивое лицо озаряла широкая улыбка. Он говорил с ощутимым австралийским акцентом.

— Добро пожаловать, клан Валиенте, добро пожаловать на Землю номер один миллион четыреста тысяч. Ну, официально четыреста тысяч тринадцать, поскольку наши отцы-основатели добирались сюда, будучи под кайфом, и сбились со счета, но для красоты мы обычно округляем. Рад тебя видеть, Джошуа.

Джошуа улыбнулся и пожал ему руку. Томас нагнулся, чтобы помочь донести вещи.

Ещё не вполне придя в себя, слегка пьяные от лекарства, снимавшего тошноту, они стояли на бетонной площадке под выпуклым корпусом корабля — Джошуа, Хелен, Дэн и Билл Чамберс, с грудой багажа в ногах. Джошуа показалось, что сходившие с твена пассажиры терялись на просторах аэродрома.

А за ним расстилался город Вальгалла — группы массивных зданий под синим небом, слегка затянутым смогом. Слышался шум транспорта, ревели и лязгали машины на стройках. Здесь было тепло — теплее, чем в Черт-Знает-Где, но, тем не менее, за запахом горячего гудрона и бензина в этом новом городе Джошуа ощущал соленый аромат близкого Американского моря, совсем как он помнил его со времён своего первого визита, десять лет назад.

Над головами скользнуло что-то массивное, гудя и вздымая вихрь, — ещё один твен, большой, грузовой, отправлялся в обычный транзитный маршрут к Ближним Землям и Базовой. Главная функция Вальгаллы заключалась в том, что она служила транспортным узлом, конечной станцией для бесчисленных воздушных кораблей, которые курсировали по миллиону миров с грузами и пассажирами. Не случайно Вальгалла возникла в том месте, которое в большинстве последовательных Америк лежало в районе Миссисипи: на твенах грузы возили между мирами, а по реке сплавляли в пределах одной Земли.

Дэниэл Родни Валиенте, восьми лет от роду, никогда ещё не видел кораблей такого размера. Он восторженно запрыгал.

— Мы покатаемся на такой штуке, па?

— Да, скоро, сынок.

— А вот и Салли Линдси, — сказала Хелен. — Какой сюрприз.

— Перестань, — негромко попросил Джошуа. — Я ведь сам договорился с ней здесь встретиться.

Салли была одета как обычно, в походную безрукавку с бесчисленными карманами, и несла с собой легкую кожаную сумку.

— Сколько шума, — сказала она, подходя, и драматическим жестом приложила ладони к ушам. — Повсюду шум. Нас нужно звать Homo clamorans. Человек шумливый.

Хелен без улыбки взглянула на неё.

— Путешествуешь с нами? Великий странник согласился лететь на коммерческом твене?

— Ну, мы все едем в одну сторону. Почему бы и не возобновить знакомство? Можем обменяться рецептами мороженого.

Джошуа схватил жену за руку, на тот случай, если ей вдруг вздумается закатить Салли оплеуху.

Улыбка Томаса, наблюдавшего за этой немой сценой, слегка остекленела.

— Та-ак… чую напряжение в воздухе.

— Тут всё сложно. Лучше не спрашивай, — буркнул Билл.

— А это что за тип? — резко поинтересовалась Салли.

— Томас Куангу, — сказал Джошуа. — Он мой давний друг.

— Вы меня не знаете, мисс Линдси, зато я слышал о вас от Джошуа.

— О боже. Поклонник.

Хелен шагнула вперёд.

— Мы ещё не знакомы толком, мистер Куангу. Я Хелен Валиенте, урожденная Грин…

— Та самая. Ну конечно, — Томас пожал ей руку.

— «Та самая»? — Салли рассмеялась.

— Вещи все здесь? У меня тут машина неподалеку. Джошуа заблаговременно послал мне сообщение, и я заказал для вас номера в отеле…

Пока они шагали по бетонной площадке, в толпе прочих пассажиров, Томас сказал:

— Не вините жителя Вальгаллы за то, что он внимательно изучил подвиги Джошуа, мисс Линдси.

— Он женат, — строго заметила Хелен. — И больше никаких «подвигов» не будет, если только я смогу этому помешать.

— Да, но всё-таки во время Того Самого Путешествия он открыл Пояс Вальгаллы. Пачку Северных Америк с богатыми внутренними морями. Самое то для колонизации.

— Открыл? — огрызнулась Салли. — Если не ошибаюсь, я тут побывала первой.

Они дошли до машины — низкого открытого электромобиля с восемью пластмассовыми сиденьями.

— Ну, запрыгивайте.

Машина отъехала.

— Мы с Томасом старые друзья, — сказал Джошуа, то ли объясняя, то ли извиняясь.

— То есть он странствует уже давно? — уточнила Салли.

— Мы встретились в Верхних Меггерах, много лет назад… у нас обоих был творческий отпуск, хотя Томас называет их «походами». Мы вроде как родственные души. Узнав, что он здесь, в Вальгалле, я попросил его помочь.

Хелен сказала:

— Спасибо, мистер Куангу. Но чем же вы занимаетесь в остальное время?

— Посмотри на него, — вмешалась Салли. — Разве не понятно? Глянь, как он одет. Он стригаль. Профессиональный бродяга.

— Ну, более или менее, — через плечо отозвался Томас. — Я вырос в Австралии, и бродяги меня всегда зачаровывали. Многие мои родственники сами ушли бродить по последовательным мирам. И меня интригуют прирожденные путники — такие, как вы и Джошуа. Феномен в целом. Хотя сам я не из их числа. Ещё мне интересно, какой облик приобретет человеческая цивилизация благодаря Долгой Земле. Ведь пока что со Дня перехода сменилось лишь одно поколение. Мы в самом начале пути. Кстати, я поучаствовал в разработке образа Вальгаллы. Города как такового.

— Разработка образа! — фыркнула Салли.

Томас не смутился.

— Самый чистый способ жизни на Долгой Земле — быть стригалем. Бродить можно в одиночку, семьей или компанией единомышленников… стригали просто идут, срывая плоды, которые висят пониже. Долгая Земля так богата, что нет нужды делать что-либо ещё. Но суть Вальгаллы в том, что это — город, настоящий город, со всеми основными чертами крупного человеческого сообщества, как на Базовой, однако опорой для него служат стригали…

Они въехали в плотно застроенный район, и Джошуа заметил табличку «Центр 4». Здания из кирпича, бетона и дерева, стоявшие растянутыми группами, были невысокими, приземистыми, массивными. Типичная колониальная архитектура. Центр города был совершенно в духе Верхних Меггеров — просторный, больше похожий на пригородный супермаркет на Базовой Земле. На широких улицах кое-где попадался транспорт, в основном на конной тяге, и пешеходы — большинство с переходниками. В Вальгалле не задерживались надолго.

Но, несомненно, в городе происходила какая-то политическая жизнь. На огромных пустых стенах кое-где висели плакаты и красовались надписи.

ПОДДЕРЖИМ МЕСТНЫЙ КОНГРЕСС

НИКАКИХ БАЗОВЫХ НАЛОГОВ!

ДОЛОЙ КОУЛИ И ГЕНОЦИД

Томас продолжал рассуждать про стригалей и города.

— Я написал книжку, — сказал он. — «Стригали и новая теория цивилизации».

Хелен нахмурилась.

— Книжку? Кто теперь читает книжки?! По крайней мере, новые.

Томас, продолжая рулить одной рукой, постучал себя по лбу.

— Она здесь. Я путешествую по мирам и устраиваю лекции.

— Джонни Шекспир, — пренебрежительно сказала Салли.

Машина остановилась перед четырехэтажным зданием с длинным фасадом. Томас сказал:

— Ну вот. «Залатанный барабан», лучший отель в Вальгалле. Номера заказаны на три недели, если вдруг понадобится.

Салли нахмурилась.

— Так долго? Зачем? Мы приехали, просто чтобы сесть на твен, идущий к Базовой.

— Салли, — мягко произнес Джошуа, — мы с Хелен приехали, чтобы подыскать школу для Дэна.

У Дэна отвалилась челюсть.

— Вы отправите меня сюда?

Хелен гневно уставилась на мужа.

— Отличный способ сообщать новости.

— Извини.

Хелен похлопала сына по руке.

— В Вальгалле лучшие школы в Верхних Меггерах, Дэн. Будет весело. И ты узнаешь много нового, чему никогда не научишься в Черт-Знает-Где. Но если ты не хочешь уезжать…

Дэн нахмурился.

— Я не маленький, ма. А здесь учат водить твены?

Джошуа рассмеялся и взъерошил мальчику волосы.

— Ты можешь научиться чему угодно, парень. В том-то и дело.

Хелен повернулась к Салли.

— А ещё мне нужно повидать отца.

Томас кивнул.

— Джек Грин! Ещё один современный герой. Основатель движения «Дети свободы», ныне организатор конгресса, который привлек делегатов из тысяч населенных Америк…

— И одна сплошная проблема, — подытожила Хелен.

— Мы не договаривались, что зависнем здесь, — огрызнулась Салли. — Почему ты меня не предупредил?

Джошуа пожал плечами.

— Ты не стала ждать, пока с тобой посоветуются. И потом, как бы ты отреагировала? Именно так, правда?

Салли взяла свою сумку.

— Я ухожу.

И исчезла с легким щелчком.

Томас вздохнул.

— Какая женщина. Надеюсь, она даст мне автограф. Пошли, надо зарегистрироваться.

Глава 9

Утром Билл вышел, чтобы «немного пошляться в одиночку», как он выразился. Джошуа заставил приятеля взять с собой мобильник — чтобы прислать за ним машину, когда он станет «недееспособен».

Билл ушел, как раз когда появился Томас, чтобы отвезти Джошуа, Хелен и Дэна в школу. Она находилась в районе под названием Центр 7, в другой части замысловато спроектированного города. Поэтому они вновь забрались в автомобильчик Томаса и поехали.

Вальгалла заметно выросла с тех пор, как Джошуа побывал тут в последний раз. Начавшись с чистого листа, она всегда позиционировала себя как нечто большее, нежели просто город. Даже в своей базовой планировке она выглядела притягательно оригинальной: Вальгаллу составляли шестиугольные кварталы, которые тянулись по южному побережью здешней версии Американского моря, вдаваясь в девственный лес. Многие дома были покрыты светопоглощающей краской, а кое-где на крышах густо росли растения, служа ещё одним — естественным — слоем кровли.

Там, где открывался вид на север, виднелось море, похожее на серебристую равнину. Береговая линия здесь лежала примерно на той же долготе, что в Базовом Чикаго. На побережье город показался Джошуа старше — это было эхо старинной Америки, воспоминания о её морском прошлом. Там стоял настоящий порт, в основном застроенный деревянными зданиями, складами, верфями; Джошуа увидел даже нечто вроде рыбацкой часовни и предположил, что там уже наверняка есть мемориальные таблички в память о тех, кто погиб в здешнем море. Ни могил, ни костей… Дальше тянулись причалы, стапеля, молы. В море маячили серые тени кораблей, одни с механическими моторами, другие с угольными топками, и многие — под парусами, точь-в-точь реконструкции или музейные экспонаты.

Моряки исследовали новый океан, ловили рыбу, ставили ловушки. Они охотились на ужасных морских рептилий, похожих на плезиозавров, и украшали лодки гигантскими челюстями и позвонками. Как китобои XVIII–XIX веков на Базовой Земле, здешние мореплаватели изучали свои миры пристально, намного превосходя ученых и соединяя воедино разбросанные поселения на берегах Американских океанов. Они не были китобоями, в отсутствие китов, но Джошуа подумал, что нужно однажды урвать время и исследовать все это с Дэном, а заодно поговорить про «Моби Дика».

И всякий раз, когда проглядывал дальний край города, путешественники видели нечто очень странное. Последние пригороды, с многочисленными фабриками и кузнями, просто заканчивались, упираясь в вырубку или частично осушенные топи. Ни лугов, ни пастбищ, ни возделанных полей за пределами городской черты. Вальгалла обходилась без прилегающих фермерских районов.

Джошуа знал теорию Вальгаллы. Это отчасти был ответ нынешнего поколения на вызов, брошенный бесконечными просторами Долгой Земли. В День перехода человечество (ну или большая его часть, которая, в отличие от Салли и её семьи, пребывала в неведении) начало распространяться по внезапно расширившейся Земле, диаметром в восемь тысяч миль и с такой площадью поверхности, что сфера Дайсона рядом с ней казалась шариком для пинг-понга. Как они там жили — зависело от предпочтений, образования и инстинктов. Одни мотались туда-сюда между Базовой и Ближними Землями, ища чуть больше свободного места или новых способов подзаработать. Другие, как Грины, отправлялись в дальнюю глушь и основывали новые поселения — такова была история колониальной Америки, на сей раз развертывающаяся на бесконечном фронтире. А третьи просто брели куда глаза глядят, подкрепляясь неистощимыми богатствами Долгой Земли. Их называли стригалями.

Все шло неплохо — пока не требовалось удалить зубной нерв. Или починить электронную читалку. Или человек мечтал, чтобы его дети научились не только пахать поле и ловить силками кроликов. Или из-за москитов у него началась лихорадка. Или, черт возьми, просто хотелось пройтись по магазинам. И некоторые возвращались на Базовую — или в густо населенные Верхние Земли.

Вальгалла была ещё одним вариантом — новенький, с иголочки, город, выросший в Верхних Меггерах, в недрах Долгой Земли, однако в ином стиле. Вальгаллу поддерживали не фермеры, а стригали. Такие прецеденты бывали и в человеческой истории на Базовой Земле. Со временем популяции охотников и собирателей вполне могли совершить что-нибудь выдающееся и перейти на уровень высокоразвитого общества. В Уотсон-Брейк, штат Луизиана, пять тысяч лет назад бродячие американские племена выстроили внушительные земляные укрепления. Вальгалла просто подняла этот образ жизни на новый, современный, сознательный уровень.

Так или иначе, именно о теории Вальгаллы Жак Монтекьют, директор школы, решил поговорить, когда пригласил Дэна и его семью к себе в кабинет для ознакомительной беседы.


— Основной принцип Вальгаллы — это баланс, — сказал Монтекьют.

Ему было около тридцати; стройный, капельку суровый, он говорил с акцентом, который Джошуа назвал бы французским, но в нем звучали удивительно знакомые нотки… и фамилия тоже казалась знакомой. Монтекьют…

В кабинете находился ещё один ребенок кроме Дэна. Смуглая неулыбчивая девочка лет пятнадцати по имени Роберта Голдинг.

— Большинство наших взрослых граждан сами предпочли оставить старый мир и прежний образ жизни. Им нужно то, что может дать большой город, но они пришли на Долгую Землю не за тем, чтобы изнурять себя полевыми работами или жить в трущобе во имя городской экономики. Наш город существует без всего этого… — он ободряюще улыбнулся Дэну. — Ты понимаешь, каким образом мы живем без фермеров, которые выращивают еду?

Мальчик пожал худенькими плечами.

— Может, вы её воруете.

Хелен вздохнула.

Роберта Голдинг заговорила — впервые после знакомства:

— Вальгалла — это город, который поддерживают стригали. Охотники и собиратели. Логика элементарная. Интенсивное земледелие может прокормить на несколько порядков больше людей, живущих на одном акре площади, чем охота и собирательство. В отдельно взятом мире сообщество стригалей, даже если природных ресурсов достаточно, неизбежно рассеется, распадется, и концентрация населения, необходимая для создания города, будет невозможна. А здесь стригали могут рассредоточиться если не географически, то по множеству последовательных миров — по сотне Вальгалл, оставленных в первобытном состоянии, — она изобразила руками что-то вроде сандвича и улыбнулась. — Наш город — результат наслоения миров, каждый из которых слегка возделан. Вместо интенсивной культивации — интенсивное собирательство, уникальное урбанистическое решение, возникшее после Дня перехода.

Джошуа показалось, что девочка словно читает по учебнику.

— А ты отлично подготовилась, — заметила Хелен, словно обвиняя Роберту в неискренности.

— Очень хорошо, Роберта, — сказал Монтекьют. — Ну и, конечно, здорово, что в географическом смысле мы живем в таком богатом месте, на берегу изобильного моря…

Джошуа щелкнул пальцами.

— Мягкая Посадка. Вот что. Вы с Мягкой Посадки. Вы оба. Я узнал ваш акцент, мистер Монтекьют, и вспомнил фамилию. Если не ошибаюсь, я некогда встречал вашу бабушку.

Тот, казалось, слегка смутился, но тут же улыбнулся.

— Китти? На самом деле это моя прабабка. Она часто вспоминала, как познакомилась с вами, мистер Валиенте, много лет назад. Да, я с так называемой Мягкой Посадки. И Роберта тоже.

— Мягкая Посадка… — негромко повторила Хелен. — Так её назвала Салли Линдси, если не ошибаюсь? И название пристало. Говорят, все дети там невероятно умны… — она неуверенно взглянула на Дэна, который пытался завязать ноги в узел.

— Хорошо, что ты встретил однокашницу, Дэн, — сказал Джошуа.

— Только я здесь долго не пробуду, — ответила Роберта, достаточно вежливо, но прямо. — Меня пригласили в экспедицию на Восток-20000000.

Джошуа вытаращился на неё.

— К китайцам?

Монтекьют улыбнулся.

— И меня тоже, — признал он. — Хотя я там буду просто наблюдателем. Роберта выиграла нечто вроде стипендии. Жест доброй воли между Базовым американским правительством и новым китайским режимом. Но это все так, между прочим. Что ж, — он встал. — Давай я покажу тебе школу, Дэн, пока твои мама и папа выпьют кофе. Столовая дальше по коридору.

Дэн охотно зашагал за ним.

— Что тебе нравится в школе? Логика, математика, дебаты, черчение?

— Футбол, — ответил Дэн.

— Футбол? А ещё?

— Рубить дрова.

— Правда?

— У меня даже значок есть.

Джошуа и Хелен переглянулись и посмотрели на молчаливую, серьезную Роберту. Затем они хором сказали: «Кофе» — и вышли из кабинета вслед за Монтекьютом и Дэном.

Глава 10

Чтобы увидеться с отцом, Хелен пришлось официально договориться о встрече, и это привело её в ярость.

Джек Грин, шестидесяти лет от роду, обзавелся кабинетом в скромном здании, которое служило в Вальгалле городской ратушей, судом, полицейской штаб-квартирой и резиденцией мэра. Он работал, когда Хелен провели к нему. Джек Грин сидел за столом, на котором лежали лэптоп, два мобильника и пачка рыхлой писчей бумаги. На стене висел большой телевизионный экран. Джек едва взглянул на дочь, которую не видел… как долго? С позапрошлого Рождества? Он сидел, предупредительно воздев палец и не сводя глаз с лэптопа, а Хелен стояла и ждала.

Наконец Джек Грин в последний раз стукнул по клавиатуре и откинулся на спинку кресла.

— Так. Готово. Извини, детка.

Джек встал, поцеловал Хелен в щеку и снова сел.

— Нужно было доделать речь, которую мы пишем для Бена.

Он имел в виду Бена Кийса, мэра Вальгаллы.

— Кстати, я как раз вспомнил…

Джек взял пульт, нажал на кнопку, и на большом экране появилось изображение сцены, несколько референтов в костюмах, звездно-полосатое знамя — и ярко-синий флаг Вальгаллы, висевший рядом с ним на заднем плане.

— Бен вот-вот будет говорить. Все в последнюю минуту, да. Но, как только он закончит, речь разойдется по всему миру и доберется до Базовой Земли со скоростью аутернета. Впечатляет, правда?

Хелен, видимо, выбрала неудачный момент для визита.

— Можно я сяду, папа?

— Конечно, конечно.

Джек снова встал — слегка неуклюже — и придвинул дочери стул. Как и многих представителей его поколения, строивших города на Долгой Земле, наподобие Перезагрузки, с нуля, в пожилом возрасте его скрутил артрит.

— Как там Дэн?

— Ты ошибся с возрастом на прошлой открытке на день рождения.

— Хм. Извини. Надеюсь, он не расстроился.

Хелен пожала плечами.

— Он уже привык.

Джек улыбнулся, продолжая поглядывать на экран.

Хелен задвинула досаду подальше.

— Я просто заскочила мимоходом, папа. Ты же знаешь, мы едем на Базовую. Заодно решили показать Дэну Свободную школу. Мы надеемся устроить его туда, если мальчику понравится.

— Хорошая идея. Один из принципов Вальгаллы — открывать хорошие школы и растить свободных, открытых, образованных людей. Это основа любой демократии.

— Папа, не читай мне лекцию.

— Извини, извини. Ничего не могу с собой поделать, милая. И прости, что отвлекаюсь. Но ситуация требует. Дело не только в непрерывно растущих налогах. Подонки из «Друзей человечества», которые финансируют предвыборную кампанию Коули, просто источают недоброжелательство, с каким бы пафосом он ни вещал об отсутствии дискриминации. Это хуже, чем расизм. На их языке мы, умеющие переходить, — низшая раса, злобные аморальные мутанты. Нам нужно за себя заступиться. И мы боремся! Некоторые комментаторы уже предрекают, что сегодняшняя речь Кийса станет нашей Декларацией независимости, хотя они ещё её не слышали. Представляешь?

— И тебе обязательно нужно влезть, да?

— Ну а как я должен поступить?

— Точно так же ты вел себя в Перезагрузке. Командовал другими, чтобы отвлечься от собственных проблем.

— Ты заговорила так же, как твоя сестра?

Кэти, на несколько лет старше Хелен, тоже замужняя, осталась в Перезагрузке. И ей не нравилось, что прочие члены семьи перебрались в другие места.

— Нет, папа. Послушай, я в курсе, что ты не стар…

— Я не собираюсь записываться в ополчение, детка.

— Знаю, знаю… просто мне кажется, что хватит уже убегать.

— От чего?

— Ты не виноват, что мама заболела.

— Продолжай. В чем ещё я не виноват?

— В том, что сделал Род.

— Твой брат взорвал Базовый Мэдисон.

— Нет. Он был частью идиотского заговора, который устроили отчаявшиеся фобики. Прости, папа. По-моему, ты заваливаешь себя работой, чтобы…

— Чтобы сублимировать вину? По Фрейду? Надо же, моя дочь — психолог, — жестко произнес Джек. — Послушай, проблема тут не в вине. Люди живут, как живут. Но какими бы ни были твои глубокие личные мотивы, ты всё-таки можешь постараться сделать что-нибудь хорошее.

Хелен указала на экран.

— Например, как твой мэр Кийс?

Джек повернулся туда же.

Бен Кийс поднялся на возвышение, держа в руках пачку рыхлой бумаги местного производства. У него была приятная кинематографическая внешность, но волосы Кийс отрастил длинные, в духе колонистов, и носил не костюм, а практичный рабочий комбинезон тускло-оливкового цвета. Когда он заговорил, Хелен с трудом могла разобрать слова сквозь аплодисменты и возгласы из зала.

— Жители Вальгаллы! Сегодня в этом мире настал исторический день — как и во всех мирах Долгой Земли. В нашей власти начать все сначала…

Джек улыбался.

— Том Пейн.[147] Это я вписал.

— …определёнными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью… В случае если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить её…

— Ха! — Джек Грин хлопнул в ладоши. — А это прямая цитата из Декларации независимости. Какая минута для американского правительства! Его собственные основополагающие принципы обращены против него же!

На экране появилась стоявшая перед Кийсом толпа, которая жестикулировала, совсем как троллиха Мэри, и распевала:

— Я не хочу, я не хочу!

Хелен поняла, что отец заинтересован только речью и последующими комментариями. Она тихонько встала и на цыпочках вышла из комнаты. Джек Грин даже не обернулся.

Хелен ничего не знала о революциях. Она представить не могла, к чему все идёт. Впрочем, она задумалась, где же тут «права» троллей и прочих созданий, которым пришлось уживаться на Долгой Земле бок о бок с людьми.


Томас Куангу с сочувственным видом ждал её в вестибюле. Видимо, он знал непростую семейную историю Гринов и прекрасно понимал чувства Хелен.

— Пойдемте, — предложил он. — Я угощу вас здешним кофе.

И в уютной кофейне, в нескольких кварталах от ратуши, Томас рассказал ей кое-какие эпизоды собственной биографии.

Глава 11

Томас Куангу прекрасно помнил тот день, когда его жизнь изменилась. День, когда он оставил мир условностей и сделался профессиональным стригалем, если можно так выразиться. Это произошло двадцать лет назад, всего через пять лет после Дня перехода, когда сам феномен ещё казался пугающим и новым. Томасу было тридцать.

Он позаимствовал у отца машину, выехал из Джигалонга, затормозил у потрепанного непогодой деревянного указателя и вылез под полдневное солнце, с переходником на боку. Не считая проселочной дороги, ведущей к Джигалонгу, и обнесенного забором клочка кроваво-красной земли, обозначавшего вход на кенгуровую ферму в соседнем мире, там больше не было ничего. Ничего, кроме просторов Западной пустыни, огромной, гнетущей, чье однообразие нарушалось лишь одним-единственным, изглоданным эрозией валуном. Буквально ничего — во всяком случае, в глазах первых европейцев, которые, придя сюда, едва сумели разглядеть людей, которые уже жили тут. Для них Австралия была terra nullius, пустая земля, и это стало юридическим принципом, оправдавшим захват.

Но Томас был наполовину марту. Его всегда тепло принимали родичи с материнской стороны, даже когда она вышла по любви за белого, нарушив строгие племенные правила брака. И, с точки зрения Томаса, по крайней мере, теоретически знакомого с образом жизни своих предков, здешняя земля была богатой. Непростой. Древней. Здесь ощущался груз времени. Томас знал, как существовала эта на первый взгляд бесплодная земля, как поддерживала укоренившуюся на ней жизнь. Ещё он знал, как выжить, как прокормиться при необходимости.

А ещё у Томаса был секрет, который принадлежал только ему.

Он нагнулся, чтобы заглянуть в пещеру, высеченную в камне тысячелетними ветрами. Она была не настоящая — просто углубление, наполовину занесенное сухим песком. Томас обнаружил её мальчишкой, когда гостил у бабушки с дедушкой в Джигалонге и в одиночку бродил по бушу. Даже тогда он любил одиночество. В глубине пещеры, где приходилось присесть, чтобы что-нибудь увидеть, был Охотник, как Томас его называл, — примитивная фигурка, вооруженная чем-то вроде копья, которая преследовала огромное неопределенное животное, в окружении спиралей и лучей. Томас догадывался, что этому рисунку несколько тысяч лет, судя по слою патины.

Насколько он знал, до него никто не видел Охотника. И потом тоже. Томас хранил секрет.

Он всегда считал Охотника другом. Невидимым спутником. Якорем стабильности в море перемен.

Томас был смышленым ребенком. Его забрали из местной школы и начали готовить к лучшему будущему; он поступил в колледж в Перте и даже провел некоторое время в Америке, прежде чем вернулся в Мельбурн и стал делать компьютерные игры «для умников». Томас был достаточно черным, чтобы служить знаковой фигурой для либералов, и достаточно белым, чтобы те, кто его окружал, могли обращаться с ним как с ровней.

А потом случился кризис сознания, и Томас начал изучать тех, кого оставил дома, — родню своей матери. Каким образом культура, насчитывавшая примерно шестьдесят тысяч лет, свободная и самодостаточная всего три века назад, сделалась самой зависимой на планете — изолированной, изгнанной с собственных земель, раздавленной безработицей и наркотиками. Каким образом она погибла под натиском насильственных переселений и «белого» образования. Каким образом во времена его бабушки племя депортировали, чтобы оно не погибло под британскими реактивными снарядами «Синяя молния», которые в опытном порядке выпускали из Вумеры.

Конечно, всем этим моральным метаниям поспособствовало то, что самого Томаса избили в Сиднее какие-то подонки, не желавшие терпеть в городе таких, как он, пусть даже в костюме и при галстуке. В любом случае у Томаса наконец открылись глаза.

Потом он женился. Ханна проходила адвокатскую практику. Молодая и умная белая женщина из богатой семьи, жившей в Новом Южном Уэльсе. Они надеялись завести ребенка. Но Ханна умерла от рака, когда ей было всего двадцать три. Хелен горячо сочувствовала Томасу, вспоминая, как внезапно ушла её собственная мать.

Тогда Томас ощутил всю бессмысленность своей работы. Он вернулся в Перт и поступил в одну прогрессивную ассоциацию, занимающуюся правами аборигенов. У него появился шанс изучить родную культуру. Он даже работал «туземным гидом» для интересующихся белых туристов. Родственники матери смотрели на Томаса пренебрежительно, зато он многое узнал.

А потом появились переходники и открылась Долгая Земля. Персональная вселенная Томаса затрещала по швам, как и у остальных людей. Многие аборигены, особенно молодые, немедленно ухватились за возможности, предоставляемые новыми технологиями, и ушли прочь в поисках лучшего мира. Подальше от Базовой Земли с её треклятой историей.

Сам Томас переходил редко в те дни, разве что для пробы. Да и зачем? После всех пережитых им крутых поворотов Томас едва ли сознавал, кто он такой. Он был ходячим противоречием, ни черным, ни белым, женатым — и одиноким. Что он мог узнать о самом себе в чужих мирах, чего не знал до сих пор? Его тянуло не вперёд, а назад, к отправной точке, к Охотнику в пещере, к одному-единственному стабильному факту в жизни, похожему на гвоздь, вбитый в душу.

Но на сей раз Томас пришел в пещеру с переходником. Он задумал эксперимент.

Выбрав наугад направление, он нажал на рычажок.


Австралия-Запад-1.

Там разводили кенгуру, как и на Востоке-1. Томас увидел спутанных лошадей, груды туш, составленные шалашиками винтовки с бронзовыми дулами. На бревне сидели несколько человек. Увидев Томаса, они протянули ему пластиковые бутылки с пивом. Он отмахнулся.

Разведение кенгуру обретало все большую популярность, даже на Базовой Земле. Их оказалось выгодно разводить на мясо. Если считать фунт на фунт, кенгуру требовали втрое меньше растительности, чем овцы, в шесть раз меньше воды и почти не производили метана (кенгуру редко пукают). У Томаса не было никаких объективных причин возражать, но ему просто казалось, что это неправильно. Новый мир казался придатком к старому, и Томас не желал иметь с ним ничего общего.

Он пошел дальше, на Запад-2, 3, 4. От каждого перехода мутило, нужно было время, чтобы оправиться.

Понадобилось два часа, чтобы добраться до Запада-10, и там Томас остановился. Он сел на выветренный край скалистого утеса, который ничем не отличался от своего оригинала на Базовой Земле, и огляделся, не спеша впитывая новые впечатления.

И вдалеке он увидел какое-то движение. Стадо огромных, медлительных, неуклюжих зверей — силуэты на фоне бледно-голубого неба. Они передвигались на четырех ногах и неопытному взгляду Томаса казались похожими на носорогов. Возможно, это действительно были сумчатые родственники носорогов, за которыми охотились родственники львов. Заметил он и кенгуру, которые стояли на задних ногах и ощипывали нижние ветви деревьев, но они были большие, больше любого кенгуру на Базовой Земле. Огромные и мускулистые. А вдалеке бежало животное, похожее на динозавра, — какой-то хищник, может быть, бескрылая птица. В мире царила тишина, не считая рева гигантских травоядных.

Томас попил воды из пластиковой бутылки. В некоторые из ближайших миров наведывались охотники, неспособные устоять перед соблазном поохотиться на местную мегафауну, но здесь, в десяти переходах от Базовой, не было никаких следов человека, даже отпечатков ног.

Томаса окружал другой мир — мир без людей. Зря он думал, что все версии Западной пустыни совершенно одинаковы. Не настолько. Этот регион везде оставался засушливым, но Томасу показалось, что здесь зеленее, чем на Базовой, — там и сям виднелись клочки жесткой травы и приземистые деревца. На Базовой Земле племя его матери шестьдесят тысяч лет покоряло землю огнем; а это был мир без европейцев, но и без аборигенов.

Томас, впрочем, пришел сюда не ради флоры и фауны.

Когда он оправился настолько, чтобы встать, то обошел скалу, направляясь к пещере — она находилась там же, где и на Базовой Земле. Томас опустился на колени, неловко придерживая переходник у пояса. Пришлось заслонить глаза от света заходящего солнца, чтобы заглянуть внутрь.

Рисунок был там, в пещере. Томас знал, что так и будет. Впрочем, не вполне его Охотник. Ещё одна человеческая фигурка, преследующая ещё одного примитивно нарисованного зверя. А вокруг — чуть иной набор спиралей, лучей, штрихов, зигзагов. Осторожно прикоснувшись к рисунку, он ощутил покрывавшую его патину. Рисунок был таким же древним, как и на Базовой Земле. Его оставил какой-то тип, который научился переходить. Сам по себе. Тысячи лет назад.

Томас сел, прислонившись спиной к камню. Он рассмеялся бы, но не хотел проявлять неуважение к тишине — а уж тем более привлекать внимание каких-нибудь сумчатых львов. Разумеется, здесь наверняка побывали путники-аборигены. Где способность переходить могла оказаться полезнее, чем в засушливом сердце Австралии? Если его предки действительно научились извлекать пользу из соседних миров, пусть даже только в экстренных случаях, доступные им ресурсы должны были невероятно умножиться.

Шестьдесят тысяч лет на то, чтобы понять, каким образом.

Но даже если так, то явно путников было меньше, чем теперь. Возможно, подумал Томас, наступило новое Время снов, повторение той эпохи, когда его предки брели по пустой земле — и она начинала существовать. Для поколения Томаса настала пора стать новыми Предками, положить начало новому Времени снов, способному охватить всю Долгую Землю.

И на сей раз они создадут мир, который не присвоят белые колонисты.


Томас с мобильником в кармане сидел у камня, один в мире.

Он мог вернуться и сообщить о своей археологической находке.

Или же пойти прогуляться. Раздеться до трусов, все бросить и уйти…

Пользуясь плодами бесконечно щедрой земли, он сделался стригалем — это было ещё до появления самого слова, которое потом вошло в общий обиход. В свое время до Томаса стали доходить легенды о Джошуа Валиенте и других суперпутниках — легенды, которые распространялись по Долгой Земле, — и он уже смотрел на тех, кто разделял его образ жизни, с научной точки зрения… а потом встретил Джошуа в одной из очень далеких безмолвных Америк.

— Но это случилось потом, — сказал он Хелен. — А тогда я просто погладил того Охотника на Западе-10, встал, нажал на переключатель и ушел навсегда.

Она улыбнулась.

— Видимо, Долгой Земле есть что сказать любому из нас.

— О да. Ну а вы? Расскажите про Перезагрузку. Ещё кофе?

Глава 12

Они провели в Вальгалле три недели, чтобы Дэн привык к городу и к мысли о том, что он будет здесь учиться, пусть даже директор Жак Монтекьют и молчаливая Роберта собирались на Базовую Землю, чтобы присоединиться к китайской экспедиции. У Хелен было много времени, чтобы изучить местную кухню, в том числе попробовать разные сорта кофе — достаточно, чтобы сделать вывод, что он в достоинства Вальгаллы не входит.

Но все неудобства забылись, когда они взошли на борт «Золотой пыли». Большую часть первых суток Хелен провела, расслабляясь, посиживая в салоне и попивая отличный кофе, который ей не доводилось пить… ну да, с тех пор как отец в последний раз водил её в уютную семейную кофейню в Базовом Мэдисоне — незадолго до того, как они покинули старый мир навсегда. Хелен было лет двенадцать.

«Золотая пыль» напоминала лучший во всех мирах отель, только снятый с фундамента и дрейфующий в облаках — оболочка длиной в восемьсот футов и гондола из полированного дерева, добытого в Верхних Меггерах, напоминавшая какой-то огромный предмет мебели. Хелен неловко было подниматься на борт. Ковер лежал даже на трапе, а в прихожей мог разместиться их дом целиком.

Конечно, их приняли как почетных гостей — Джошуа, Дэна, Хелен, даже Билла Чамберса… и Салли Линдси, которая оказалась не настолько горда, чтобы отказаться от круиза на борту летающего дворца. Всё благодаря Джошуа, разумеется, — герою-путешественнику. При желании знаменитый Джошуа Валиенте мог жить исключительно за чужой счет, хотя никогда этого не делал. Джошуа был полон противоречий. Но удовольствия вроде путешествия на «Золотой пыли» он научился не отвергать — во всяком случае, к этому его приучила жена.

Дэн оказался в своей стихии. Он мечтал стать пилотом твена с тех пор, как научился ходить, и бегал даже за потрепанными маленькими местными судами, которые пролетали над Черт-Знает-Где. Когда семья взошла на борт «Золотой пыли», Хелен подумала, что у мальчика вот-вот глаза из орбит выскочат.

Но поначалу мать беспокоилась за Дэна, который впервые отправлялся в дальний путь. Хелен не была прирожденным путником, а Джошуа — не просто прирожденным, но образцовым. Точно так же, как Дэн сочетал в себе разные цвета — отцовские темные волосы и бледную кожу матери, — в качестве путника он тоже находился где-то посредине между родителями. И вдобавок в анамнезе у мальчугана был дядюшка-фобик, Род, брат Хелен, который вообще не умел переходить. Лекарственные препараты для преодоления тошноты значительно прогрессировали, поэтому почти каждый мог выдержать даже скоростное путешествие… почти каждый, но не все. Если Дэн выказал бы признаки дискомфорта, родителям пришлось бы прервать путешествие (Хелен, во всяком случае; она не сомневалась, что Джошуа отправится дальше с Салли), да и мечте Дэна настал бы конец. Джошуа и Хелен оба втайне испытали облегчение, когда судовой врач, который не отходил от пассажиров, когда твен пустился в путь, украдкой показал им оттопыренный палец.

Команда души не чаяла в Дэне. По настоянию Хелен мальчика обязательно сопровождал либо один из родителей, либо младший член команды, назначенный капитаном. Он сказал, что его зовут Босун Хиггз. Но в остальном Дэну позволялось лазать по кораблю, от лестниц и мостков внутри огромного «мешка», занятого пузырями с гелием, до трюма и машинного отделения. Он побывал в парадных салонах, в ресторане, служившем бальной залой, даже в рулевой рубке — огромной прозрачной выпуклости на носу судна, откуда было видно Американское море, с лесистыми берегами, и гигантские корабли, выплывавшие из соседних миров, чтобы присоединиться к каравану, идущему на восток, к Базовой Земле. Новый мир каждую секунду. Невероятное, удивительное зрелище — даже для таких малоподвижных людей, как Хелен.

На второй вечер взрослые отужинали за капитанским столом. Ни на что меньшее семья Валиенте и не могла рассчитывать. Ресторан находился на носу, прямо под рулевой рубкой. Хелен не верила своим глазам, настолько роскошной была эта зала, с белой деревянной филигранью повсюду, с позолоченными бивнями мамонта и гигантскими желудями, висевшими по углам. Оригинальные картины маслом, с изображениями различных видов Долгой Земли, украшали стены. А ещё там были кресла, ковер, мягкий, как щенячья шерсть, и даже люстра над столом. Все это приятно отвлекало внимание от соседей по столу, по большей части оскорбительно богатых, — коммерсантов, транжирившие доходы, и туристов с Базовой Земли, решивших устроить «путешествие всей жизни» и неоднократно принимавших Хелен и Джошуа за обслуживающий персонал.

Главным удовольствием были виды снаружи. Из-за капитанского стола прямо в окно виднелись мелькавшие внизу миры и блестящие корпусы соседних кораблей — десятки твенов висели под меняющимся небом, как китайские фонарики. «Золотая пыль» уже проделала долгий путь — переходя с максимальной скоростью, мир в секунду, твен мог проделать девяносто тысяч переходов за день, но в среднем летела небыстро, и путешествие к Базовой Земле должно было занять несколько недель. По мере того как наступал вечер, миры, в основном безлюдные, темнели, только раз мелькнули городские огни, и капитан сказал, что это голландская Америка, точная копия Базовой Америки, отданная голландцам федеральным правительством. Долгая Земля поначалу не приносила им особой пользы, поскольку во всех последовательных мирах земли, которые они веками тщательно отвоевывали у моря, по-прежнему лежали под водой…

Кульминация шоу — капитан рассчитал время ужина, чтобы они застали торжественный момент, как раз когда подали десерт и заходящее солнце коснулось горизонта — кульминация настала, когда великое Американское море, которое сопутствовало им с тех пор, как они покинули Вальгаллу, пропало, поначалу превратившись в цепь разбросанных озер, а затем вовсе исчезнув под лесным покровом, который тянулся, насколько хватало глаз, темно-зеленый в свете вечерней зари. У Хелен заныло сердце, когда они утратили связь со своим морем — или хотя бы его копиями.

Но, когда свет померк, они увидели, что море сменилось рекой, широкой, тихой, похожей на сияющую ленту, лежавшую на земле. Это была Миссисипи, ну или отдаленная родственница великой Базовой реки, неизменной в большинстве Америк — Черт-Знает-Где в том числе тоже стоял на берегу тамошней Миссисипи. Ей предстояло сопутствовать «Золотой пыли» до конца рейса.

Дэна с огромным трудом уложили спать. Хелен во всем винила десерт — слишком много шоколада. Джошуа тем временем пошел искать Билла, который праздновал с командой.

Глава 13

Добрые жители Фор-Уотерс, в глуши последовательного Айдахо, казалось, очень обрадовались, увидев американское судно «Бенджамен Франклин» в небе над поселком. Они быстро соорудили нечто вроде обеда в складчину для пятидесяти человек экипажа; говядина была такой ароматной и пикантной, что дух покойного бычка наверняка одобрительно посматривал вниз.

Но вскоре разговор, мягко выражаясь, зашел в тупик.

Капитан Мэгги Кауфман шагала по главной — и единственной — улице городка Фор-Уотерс. Расположенное в полутора сотнях тысяч переходов от Базовой Земли, в типично фермерских угодьях Кукурузного пояса, это аккуратное поселение кишело людьми. На первый взгляд оно напоминало Додж-Сити,[148] только без перестрелок, зато, разумеется, с неизбежными башнями сотовой связи — подарком Корпорации Блэка. Местный провожатый Мэгги, мэр Жаклин Робинсон, с гордостью указывала на разные достижения, в том числе на неплохую больницу, в которой лечились и обитатели аналогичных поселений из соседних миров.

Но Жаклин, сурового вида женщина лет пятидесяти, была странно напряжена и нервничала. Мэгги подумала: возможно, из-за небольших грядок с анашой, которые она заметила в одном-двух садах, заодно с какими-то экзотическими растениями — прямо на улице, на виду.

Перехватив взгляд Мэгги, мэр Робинсон сказала:

— В основном просто конопля. В ней как таковой нет ничего страшного. Из пеньки получается хорошая ткань для рабочей одежды. Моя мать родом из Чехии, и дедушка рассказывал, как однажды копы уничтожили делянку, которая должна была стать его новой рубашкой…

Мэгги помолчала. Она знала, что порой тишина эффективнее расспросов. Затем она уточнила:

— В основном?

— Что касается других вариантов… ну, подросткам вроде бы неинтересно, и на городском собрании мы решили, что для взрослых ничего страшного нет, а детей пусть держат подальше. Правда, вынуждена признать, есть одна штука — экзотический цветок, который растет в лесу к западу отсюда, видимо, чисто местный. Вот от него крышу сносит. Даже если просто прогуляться по лесу…

Робинсон говорила слишком быстро; наконец она выдохлась и пожала плечами.

— Не обижайтесь, капитан, что я, хотя бы теоретически, смотрю на вас как на представителя правительства. У нас здесь свой набор ценностей. То есть мы считаем себя американцами и подчиняемся конституции, но сомневаемся, что какое-то далекое правительство вправе диктовать нам, что делать и чего не делать.

Мэгги ответила:

— Я — действующий офицер военного флота, а не коп. Более того, по традиции военному флоту прямым текстом запрещено лезть во внутреннюю политику. Мэр Робинсон, я прибыла не для того, чтобы критиковать или судить. С другой стороны, наша флотилия здесь, чтобы предложить помощь. У меня, как у капитана, большая свобода действий в том, как истолковывать полученные приказы…

Она сама не знала, насколько убедительно звучат её слова. Мэр по-прежнему нервничала.

— Послушайте… вы хотите сказать что-то ещё?

Робинсон внезапно взглянула на Мэгги так, словно её застукали на чем-то дурном.

— А что вы можете сделать? Если и вправду случится что-то серьезное.

Мэгги неторопливо повторила:

— Я не коп. Но, может быть, мы сумеем помочь.

Робинсон по-прежнему сомневалась. Но наконец она произнесла — с тревогой и вызовом:

— Здесь… совершилось преступление. Точнее, два преступления. Мы сомневаемся, как быть.

— Так.

— Пострадал ребенок. Наркотики. Да, наркотики. И убийство.

Мэгги ощутила, как стянулся узел в животе. Но ведь многословная защита местной наркокультуры и впрямь выглядела натянуто.

— Послушайте, — продолжала Робинсон. — Я не хочу говорить об этом на улице. Давайте зайдем ко мне.

Глава 14

Команда воздушного корабля «Бенджамен Франклин» не выполняла никакой специальной военной миссии, пусть даже судно и принадлежало к военно-воздушному флоту.

Экспедиция «Франклина» — продолжительное путешествие по Долгой Земле — была, строго говоря, пробным опытом поддержания единства американской Эгиды, идеи, которую по-прежнему высоко ставили в Базовом Вашингтоне, даже если нигде более. Ну и плюс некоторые научные цели. Каждый последовательный мир надлежало занести в судовой журнал, зарегистрировать попутные Джокеры, описать неизвестные формы жизни, геологические формации и климатические условия — и с особым тщанием повсюду искать разумных существ. Таким образом, «Бенджамен Франклин», оснащенный для подобной миссии, был не грузовой баржей, а воздушным кораблем последней модели, до краев набитым датчиками — и оружием.

Но истинной задачей «Франклина» было обойти последовательные Земли в пределах границ Соединенных Штатов и продемонстрировать американский флаг как можно большему числу колоний — сколько удастся обнаружить (точнее, открыть). Многие не зарегистрировались у Базовых властей. «Франклину» предстояло найти и сосчитать американцев, а также напомнить им, что они таки американцы.


Операция началась три недели назад, в апреле, в Ричмонде на Базовой Земле. Мэгги Кауфман стояла под открытым небом в городском парке, со своей командой, старшим помощником Натаном Боссом и главным судовым хирургом Джо Макензи, перед пустой сценой с никем не занятой трибуной. По бокам сцены вяло болтались звездно-полосатые флаги, наверху висел огромный плакат «Сила в единстве». Парк располагался неподалеку от северного берега реки Джеймс, и, поскольку дело происходило на Базовой Земле, из клубов смога зловеще выступали многоэтажные здания. Некоторые были заброшены. Заколоченные окна напоминали выбитые глаза.

Барьер отделял представителей военно-воздушного флота от публики, из любопытства собравшейся со всего и даже из соседних миров. И для любопытства были причины, даже если кого-то не особенно впечатляло зрелище сотен солдат, стоявших на задних лапках. Твены и сами по себе являли впечатляющее зрелище. В небе висели шесть новеньких, сверхсовременных военных кораблей — детища концерна Объединенных технологий, «Дженерал электрик», Торговой компании Долгой Земли и Корпорации Блэка. «Шенандоа», «Лос-Анджелес», «Акрон», «Макон», «Авраам Линкольн». И «Бенджамен Франклин», старик под командой тридцативосьмилетней Мэгги. Звучные старые имена гордых новых кораблей, самых мощных во всем американском военном флоте, не считая лишь экспериментального «Нейла Армстронга», уже отправившегося с отдельной исследовательской миссией в дебри Долгого Запада.

Наконец началось какое-то шевеление, и место на трибуне занял президент Коули, заметно вспотевший в своем темном костюме коренастый мужчина с глянцевитыми волосами, так густо набрызганными лаком, что у него на голове как будто торчал пластик. По бокам стояли охранники в традиционных черных пиджаках и солнечных очках.

На сцене президента поприветствовал адмирал Хайрэм Дэвидсон (военно-морские силы США). Дэвидсон, чья база располагалась в Кэмп-Смит, на Гавайях, командовал новым военным подразделением — ДолАм. Его, в свою очередь, сопровождал адъютант — капитан Эдвард Катлер, воплощенная бюрократия, с точки зрения Мэгги, но, насколько она могла судить, у адмирала он был своим человеком.

Знаменитый — ну или печально известный — Дуглас Блэк присутствовал лично, в числе политиков и прочих высокопоставленных особ, уже выстроившихся возле сцены, чтобы пожать Коули руку. Блэк показался удивительно маленьким Мэгги, которая с любопытством его разглядывала. В свои семьдесят с хвостиком он, сморщенный, лысый, высохший, походил на Горлума в солнечных очках. Именно Блэк подарил им технологию, лежавшую в основе постройки военных твенов — ту самую, благодаря которой стали возможны переходящие корабли, — и у него было не меньше прав находиться здесь, чем у других. Снабжал он или нет деньгами президентскую кампанию Коули (циничная Мэгги подозревала, что Блэк поддерживал обе стороны и ещё пачку независимых кандидатов), его присутствие сделало событие ещё зрелищнее.

Пока на сцене продолжались рукопожатия и похлопывания, в небе рокотал вертолет «Птичка» — символ защиты и угрозы. Сама миссия и торжественное отбытие твенов планировались уже некоторое время, но в ответ на Декларацию Вальгаллы Базовому правительству пришлось ещё расширить военные ресурсы.

Однако когда Коули подошел к трибуне, несмотря на всю шумиху и откровенное политиканство, Мэгги Кауфман ощутила внутренний трепет от того, что стояла перед лицом самого президента.

Коули заговорил. Микрофон усиливал его голос, лицо отображалось на экране за спиной. После небольшого вступления, в духе этакого рубахи-парня, президент перешёл к делу.

— В День перехода в стене мира как будто открылась огромная дверь, за которой расстилался заманчивый новый пейзаж. И что людям было делать? Некоторые решили уйти — те, кто полагал, что лучшая жизнь ждёт их там, а не на прекрасной зеленой планете, которую дал нам Бог и которую мы теперь вынуждены называть Базовой Землей. И они ушли. Все, кто чувствовал себя несправедливо обиженными, все шайки, секты, фракции, которые считали, что им будет лучше в каком-нибудь другом месте, — беспокойные, антисоциальные или просто любопытные люди. Они отправились по неведомым тропам в никуда. Не могу отрицать, это притягательно. Дверь, которую уже невозможно запереть. Статистика показала, что в первые несколько лет после Дня перехода мы потеряли пятую часть населения Базовой Земли, подлинной Земли. И мы знаем, каковы были последствия…

Коули указал на молчаливые здания вокруг, на заколоченные окна, и кое-где в толпе послышался одобрительный рык.

— Мы стали беднее — те, кто остался дома, чтобы заботиться о родных и выполнять свой долг. Мы стали беднее — те, кто остался на Базовой Земле. И не только это. Внезапно наш прежде защищенный мир оказался открыт угрозам — незнакомым новым угрозам из бесчисленных измерений.

Экран внезапно наполнился картинками. Калейдоскоп ужасов, от печально известных убийц, террористов, насильников, похитителей, которые быстро изучили разрушительный потенциал переходов, до шайки грязных бандитов из Верхних Меггеров, которые словно сошли с экрана какого-нибудь второсортного вестерна, до откровенной жути, являвшейся из странных новых миров. Фантастического вида гуманоиды, своим обликом словно пародирующие людей, — и Мэри, троллиха-убийца с кротким взглядом. Эта фотография вызвала в толпе громкие возгласы.

— Вот почему я, как главнокомандующий, организовал в наших военных силах новое подразделение, чтобы решать эти проблемы. Оно называется ДолАм, и его представители собрались сегодня здесь, в историческом центре Ричмонда. И многие тысячи сейчас проходят обучение в лагерях по всему миру, а также на Ближних Землях. Давайте поддержим их!

Он первым зааплодировал, и толпа послушно захлопала.

— Сегодня, — громко продолжал Коули, — я объявляю начало первой важной миссии — операции «Блудный сын».

Снова послышались аплодисменты, на сей раз с ноткой недоумения.

— Не сомневаюсь, название говорит само за себя. Наша задача — не противостоять врагу, а дотянуться до заблудших детей. Мы демонстрируем не военную мощь, а твердую и уверенную родительскую власть. На этих шести превосходных новых кораблях наши юные воины отправятся в дальние миры, на Запад — и продемонстрируют свою силу «колониям», — Кроули изобразил пальцами кавычки.

Раздались одобрительные возгласы и крики: «Надрать им задницу!» и «Превратить Вальгаллу в парковку!».

Коули воздел руки.

— Позвольте мне ещё раз повторить. Это не карательная экспедиция. Моя деятельность направлена исключительно на поддержку предпринимателей, которые активно развивают экономику так называемых Ближних Земель и увеличивают национальное благосостояние. С ними мы спорить не собираемся. Но нам есть что сказать тем, кто поселился далеко и ведет совершенно непродуктивную, никчемную жизнь — кто охотно принимает от американской Эгиды защиту, но не желает ничего жертвовать на её содержание.

Снова аплодисменты и крики.

Коули показал толпе листок бумаги.

— Здесь у меня так называемая Декларация независимости. Издевательство над славным моментом нашей истории.

Он театральным жестом разорвал бумажку под одобрительное улюлюканье.

— Наша миссия придет к завершению, когда командующий операцией, присутствующий здесь адмирал Дэвидсон, поднимется на ступени городской ратуши в самозваном мятежном государстве — Вальгалле — и примет заблудших сынов, которые пожелают вернуться в лоно большой семьи. Америка разбросана по множеству миров. Пора призвать тех, кто отбился от стада. Время собирать камни, время вновь обрести силу в единстве! — и Коули указал на плакат у себя над головой.

Затем он обернулся к военным.

— Чтобы выполнить эту святую миссию, я обращаюсь к вам, молодые люди. Книга пророка Исайи, глава шестая, стих восьмой: «И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? и кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня». Кого пошлю я исполнять операцию «Блудный сын»? Кто пойдет для нас?

Всем им было велено ответить: «Пошли меня! Пошли меня!» Но дисциплина слегка ослабла — моряки и пехотинцы принялись кричать и улюлюкать.

Стоя рядом с Мэгги, Джо Макензи ворчливо проговорил:

— Коули, конечно, тот ещё сукин кот, но всё-таки он наш президент.

— Он просто флюгер, док, — ответила Мэгги. — Коули льстит избирателям, делая вид, что собирается обуздать Долгую Землю, и в то же время задабривает колонистов, придавая нашей миссии вид миротворческой.

Мак взглянул на тяжеловооруженные твены.

— Да уж, миротворцы. Это вам не санки Санта-Клауса. Повезет, если мы нигде не спровоцируем перестрелку.

— До стрельбы не дойдет.

— Ну, как бы там ни повернулось, нам дали задание, и нужно его выполнить.

— Это правда, — сказала Мэгги.

Конечно, как только они покинули Базовую Землю, то столкнулись с немалыми сомнениями по поводу своей миссии. Многие пионеры Долгой Земли, по крайней мере первое поколение, покинули Базовую именно потому, что питали сильнейшие подозрения по адресу федерального правительства. В Америке с момента основания это чувство всегда было сильно. Что Базовое правительство могло теперь предложить какой-нибудь далекой колонии? Оно грозило налогами, но при этом гарантировало чертовски мало услуг — и с течением времени отобрало то малое, что некогда дало. Защита? Но ведь никакого явного противника не было — ни плохих парней, чтоб за ними следить, ни пугал, чтобы назначить «врагами». Китай пытался оправиться от постпереходной революции. Последовательные Европы были заселены мирными фермерами. Новое поколение африканцев возвращало к жизни свой разоренный континент, ну или его последовательные версии. И так далее. Никаких угроз.

Невзирая на слабость аргументов, Мэгги Кауфман понимала, что должна дипломатично напоминать заблудшим колониальным овцам, что они — часть большого стада. Потому что там, в округе Колумбия, кое-кто подозревал, что новообретенная страна под протекторатом Эгиды потихоньку распадается, — и правительство инстинктивно чувствовало, что дозволять этого нельзя. Они так думали ещё до того, как из Вальгаллы пришла провокационная Декларация.

Все это предстояло в будущем. А пока у Мэгги достаточно было проблем в настоящем. Её неопытной команде предстояло распутать ужасающий этический и юридический узел во время путешествия на ещё не обкатанном корабле, на борт которого они поднялись спустя всего несколько недель после торжественной речи Коули.

Глава 15

Кабинет мэра Фор-Уотерс, что предсказуемо, был обставлен в колониальном стиле, хотя и располагался в настоящем особняке, сравнительно с домами эпохи Дэниэла Буна. Впрочем, старина Бун оценил бы и одобрил вывешенные на просушку шкуры, банки с соленьями в углу, лопаты и прочие садовые инструменты — мелочи быта поселенца, который по горло занят выживанием. И в доме был подвал — доказательство того, что мэр и её семья отличались рассудительностью (или, возможно, страдали легкой паранойей). Никакой незваный гость не мог перейти в помещение, находившееся под землей.

— Пострадал ребенок, — повторила Робинсон. — Слушайте, капитан.

Мэгги села.

— Это случилось неделю назад. Девочку зовут Анджела Гартман. Семья обнаружила её без сознания. Анджела не приходила в себя, она впала в кому и очнулась лишь через несколько дней. Мы знаем, кто это сделал, кто дал Анджеле наркотики и сам заторчал вместе с ней. И мы знаем, кто совершил убийство.

Какое убийство?!

— Где сейчас эти люди?

Мэр пожала плечами.

— Раньше нам не приходило в голову построить тюрьму. Мы выстроили на зиму каменный ледник — им и воспользовались. Он очень прочный. Вряд ли кто-нибудь сумеет из него выбраться.

— И туда вы посадили человека, который дал ребенку наркотики?

Робинсон взглянула на неё.

— Извините, вы неправильно поняли, а я неточно выразилась. У меня язык заплетается, когда я волнуюсь. Тот сукин сын не в леднике. Он в морге. Собственно, вот. В леднике сидит отец девочки.

— А, значит, он обнаружил наркодельца…

— И убил его.

— Так, — до Мэгги стало доходить. — Два преступления. Наркотики и убийство.

— Никто этого не отрицает. Но в результате мы… раскололись. Из-за того, как теперь быть. Что делать с Гартманом.

«Почему именно я?» — подумала Мэгги. Ей велели бодро махать флагом и символизировать добрую волю. Прямо сейчас Натан Босс, её старший помощник, покупал у поселенцев свежие овощи. А она… «Ну а почему бы нет? Именно за этим я сюда и прилетела».

— Я так понимаю, что вы даже не пытались связаться с Базовым правительством?

Робинсон покраснела.

— По правде говоря, мы испугались. Мы никогда не сообщали Базовому правительству о своем существовании. Решили, что ему незачем знать.

— Ни здесь, ни в соседних мирах нет никакой местной судебной системы?

Мэр покачала головой.

Мэгги сидела молча, позволяя тишине сгуститься.

— Так. Вот что нужно сделать. В первую очередь вы должны собраться и сообщить Базовому правительству, что вы здесь. Мы вам с этим поможем, ну и с такими вещами, как ратификация земельных заявок. Вы посадили человека под арест без суда, без каких-либо формальных процедур, и надо разобраться. Повторюсь: у меня нет каких-либо прав осуществлять контроль над вами. Но мы можем помочь. И в первую очередь вы позволите нашему корабельному врачу как следует осмотреть девочку.

Через несколько часов Джо Макензи вышел из дома Гартманов. Маку перевалило за пятьдесят, он был сед и потрепан многолетней полевой практикой и работой в «Скорой». Он, конечно, по возрасту уже не подходил для экспедиций, и Мэгги пришлось обойти кое-какие правила, чтобы он мог отправиться вместе с ней. И этим солнечным вечером выражение лица доктора было исключительно мрачным.

— Знаешь, Мэгги, иногда я просто слов не нахожу. Бывает хуже, конечно, но учти, я бы не отказался провести некоторое время наедине с тем типом, вооружившись бейсбольной битой, а поскольку я как врач прекрасно знаю, куда надо метить…

В такие минуты Мэгги радовалась, что предпочла карьеру семье и детям, оставив сладостное бремя заботы о потомстве своим братьям, сестрам и подругам. Ей вполне достаточно было называться тетушкой.

— Это нормально, Мак.

— Нет, ненормально, во всяком случае для маленькой девочки. Я бы предпочел, чтобы её отправили в клинику на Базовую для полного обследования. Или, по крайней мере, на некоторое время взяли на борт для наблюдений.

Мэгги кивнула.

— Нужно встретиться со здешним начальством.

Они сошлись в кабинете мэра. Вместе с Мэгги прибыли Мак и Натан Босс. Мэгги пригласила на встречу Жаклин Робинсон и некоторых граждан, которых мэр назвала уравновешенными и рассудительными, по крайней мере, по здешним меркам. Им предстояло вынести вердикт.

Они сели, и все взглянули на капитана. Мэгги поняла, что на неё смотрят как на спасительницу. Она кашлянула. Настало время приступить к действиям.

— Для протокола — а мы ведем протокол — я хочу заметить, что это просто расследование. Если необходимо, за ним последуют должные юридические процедуры. У меня нет прав контроля. Но я приняла на себя ответственность по просьбе мэра Фор-Уотерс, чтобы беспристрастно выяснить факты. Я подвожу итоги того, что услышала; насколько я понимаю, никто этого не отрицает. Неделю назад Родерик Бэкон угостил наркотиками Анджелу Гартман, девяти лет, дочь Рэймонда и Дафны Гартман. Услышав крики дочери, Рэй Гартман вбежал в комнату и увидел Бэкона. Девочку рвало, у неё были судороги. Гартман передал ребенка матери и принялся бить Бэкона, а затем выволок на улицу и отделал так, что тот скончался через несколько минут. По словам соседей, привлеченных шумом, Бэкон молил о пощаде и твердил, что ему велел это сделать «огненный ангел» — мол, по его наущению он передал «невинному ребенку» частичку собственного «внутреннего света»… ну, вы поняли. В отсутствие адвоката я попросила моего старшего помощника, капитана Натана Босса, взять у Гартмана показания относительно событий того вечера, а также расспросить вдову Бэкона. По её словам, накануне преступления тот собрал урожай психоактивных цветов, растущих в местных лесах. У него был какой-то бизнес на стороне, бизнес весьма сомнительный… он продавал это вещество в соседних мирах.

Мэгги замолчала. Она жалела, что ей недоставало подготовки. Обведя взглядом остальных, она продолжала:

— Для протокола. Ребенка оставят до завтра на «Бенджамене Франклине» под присмотром доктора Макензи. Мать девочки может побыть с ней до утра — я пришлю сюда члена экипажа, чтобы сопроводить миссис Гартман на корабль. Тем временем… что ж, Бэкон мертв, а Рэй Гартман под арестом. Я понимаю чувства лиц, замешанных в этом деле. Я не юрист, не судья, но вот моё персональное заключение. Вынуждена признать, что Бэкон во всех отношениях виновен. Он сознательно подверг себя действию наркотика — цветов, растущих в лесу, — и, с моей точки зрения, он ответственен за свое дальнейшее поведение. Что касается Гартмана, убийство есть убийство. И все же осудить разъяренного отца я не в силах. Что дальше? Мы напишем рапорт, и сюда с Базовой Земли прибудут полицейские, чтобы полностью вникнуть в дело и решить его по закону, но на это могут понадобиться годы. Эгида велика, и полиции приходится нелегко. Тем временем Рэй Гартман сидит в леднике. Как быть? Вы — вы все — должны стать судьями и присяжными, обвинителями и защитниками. Если что, обращайтесь за советом. Но вы вправе сами решать свои проблемы, и я настоятельно предлагаю вам разобраться с этим самим, действуя в рамках американского закона, как вы его понимаете.

Она вновь обвела их взглядом, одного за другим.

— В конце концов, именно такой независимости вы, вероятно, хотели, когда пришли сюда. Договоритесь на будущее с соседями. Не сомневаюсь, вместе вы сможете организовать нечто вроде окружного суда. Я слышала, в колониях это становится распространенной практикой. Наймите двух-трех юристов, назначьте судью… — тут Мэгги выдохлась и встала. — Я закончила. Остальное решайте сами, сообща. Но ради бога… Натан, сначала присмотри, чтобы ребята взяли образцы, только пускай стоят с подветренной стороны… а потом, ради бога, сожгите эти цветы. Всё, по крайней мере, на сегодня. Расшифровку протокола я вам раздам завтра.


Вечером Мэгги встретила Джо Макензи, когда тот выходил из маленького корабельного медпункта.

— Ну, как она?

— Слава богу, я успел провести один семестр в детской клинике.

— Хочешь кофе?

Зайдя в каюту, Макензи с благодарностью взял кружку с кофе, сделал два блаженных глотка и произнес:

— Знаешь, по-моему, тот подонок получил что заслужил. Но мы — офицеры американского военного флота. Даже Уайатту Эрпу[149] приходилось хотя бы делать вид, что он уважал закон.

— Надеюсь, они сами до этого додумаются. Как додумались другие поселения.

— Но в других поселениях не растут эти чертовы цветы. И, на мой взгляд, здесь попахивает хиппи — ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Ощущение, что здешняя публика не особенно-то заботится о делах. Контркультура, которая развивается по дурному сценарию. Слишком уж у многих шарики за ролики заехали.

Мэгги уставилась на врача.

— Откуда ты все это знаешь, Мак?

— Мой дед оставил мне каталог «Вся Земля», там уйма материала по альтернативной культуре шестидесятых и семидесятых… ну, я и заинтересовался. Некоторые их ценности вполне похвальны. Но если коснуться сути… секрет того, чтобы построить дом на Долгой Земле, — не в идеалах и не в теории. И не в анаше. Это — тяжелый труд, чувство юмора, помощь соседей и взгляд в будущее. А в Фор-Уотерс — зерно трагедии. Мы с Маргаритой Джа из биологического отдела исследовали очаровательные цветочки, которые растут повсюду в здешних лесах. Галлюциноген, вызывающий привыкание. Сильнейший. И растет он, как сорняк.

— Но Мак… послушай. Неужели мы будем посылать людей из отдела по борьбе с наркотиками в каждое поселение? Придется местным как-то самим разобраться.

— Да, на Базовой в конце концов именно так и решили. После Дня перехода наркоторговля пережила бум — поскольку наркодилеры получили возможность переходить, их стало невозможно контролировать. В бедных кварталах полиция просто отступила и… Скажем так, получился естественный отбор в действии.

Мэгги взглянула на врача, когда он бесстрастно произнес эти слова. В ходе своей карьеры Мак, несомненно, видел множество вещей, с которыми не сталкивалась даже она, кадровый офицер. Мэгги сказала:

— Ну, с этой конкретной проблемой мы разобрались. Думаю, они просто выпустят Гартмана. Но пережитый шок пойдет им на пользу: они найдут какой-нибудь способ управляться со своими делами.

— Конечно. Вот прямо сразу, — мрачно отозвался Мак. — Самое страшное, что экспедиция едва успела начаться. Что ждёт нас в следующем мире?

Глава 16

В шести днях пути от Вальгаллы, где-то возле миллионной отметки, «Золотая пыль» остановилась у просеки в очередном девственном лесу, занимавшем целый континент. С воздуха просека казалась аккуратной маленькой четырехугольной проплешиной в зелени, до странности трогательным островком человеческого присутствия, затерянным в огромном лесу.

Но, если вглядеться пристальнее, становилось понятно, что просеку сделали не люди, а группа троллей — под руководством человека. Тролли продолжали работать даже под взглядами пассажиров, мускулы под черным мехом так и ходили.

Босун Хиггз оказался смышленым парнишкой и к тому же удивительно сведущим в том, что касалось Долгой Земли. Сознавал он и значимость троллей. Эти большие гуманоиды жили повсюду, хотя и не обязательно большими группами. Они так или иначе влияли на ту местность, по которой странствовали, поскольку что-то съедали, что-то вытаптывали, что-то убирали с пути. По своей экологической функции они напоминали крупных африканских животных — слонов или антилоп гну. Как выяснила Хелен, ландшафты последовательных миров, не похожие на нынешнюю Базовую Землю, в то же время не походили и на Базовую, какой она была до появления человечества, — потому что, как только возникло человечество, тролли бежали.

Впрочем, здешние рабочие тролли выглядели вполне довольными. Но их надсмотрщик держал в руке кнут, как немедленно заметила Салли. Джошуа предположил, что он им пользуется, только чтобы щелкать и привлекать внимание.

— Ну да, конечно, — ответила Салли.

Хелен знала, что трудно судить, насколько тролль доволен. Она не раз слышала о пугающих инцидентах, наподобие печально знаменитого случая с троллихой Мэри, о котором говорили все, даже снобы на борту «Золотой пыли». Но повсюду, где были люди, были и тролли — и усердно работали. Им вроде бы нравилось. И, разумеется, если люди чересчур давили, тролли просто переходили.

Возможно, они оказались слишком полезны для того, чтобы человечество прислушалось к голосу совести. Неприятная мысль. И, как сказала Салли, оставалось лишь гадать, что сами тролли думали о людях.

С корабля сбросили припасы для лесорубов и подняли на борт образцы экзотического лишайника в маленьких пластиковых емкостях — лишайника, взятого с очень старых деревьев. Старые деревья были редкостью на Базовой Земле — и начали исчезать даже на Ближних Землях, где лес активно вырубали. Так торговали на «Долгой Миссисипи», как называли пилоты этот маршрут. На Базовую Землю шло сырье — древесина, продукты питания, минералы, — но оптовые товары в основном поступали из миров Кукурузного пояса, и только самые редкие и ценные вещи стоили того, чтобы приносить их из-за отметки в полмиллиона, — например, уникальный лишайник и другие образчики экзотической флоры и фауны. Наблюдая за процессом, Джошуа предположил, что, возможно, надо заняться экспортом кленового ликера из Черт-Знает-Где. В обмен Базовая Земля присылала легкие по весу, но высокотехнологичные товары, от медицинских аптечек до электрических генераторов и катушек оптического волокна, чтобы проложить приличную линию связи в новых мирах. Такая торговля испокон веков велась с поселениями на новых территориях, например между Британией и американскими колониями до Войны за независимость, когда высококачественную заводскую продукцию посылали за море в обмен на сырье. Джек Грин и его коллеги по Местному конгрессу наверняка сказали бы, что это эксплуатация. Но, с точки зрения Хелен, система работала.

И потом, кто бы кого ни эксплуатировал, разумеется, было хорошо, что бесконечная вереница воздушных кораблей связывала миры, населенные людьми. Во всяком случае, так думала Хелен.


В двенадцати днях пути от Вальгаллы они пересекли условную границу Кукурузного пояса — огромной ленты земледельческих миров, толщиной в треть миллиона, которая начиналась примерно в четырехстах шестидесяти тысячах переходов от Базовой. В небесах здесь было не так просторно — попутные твены плыли к Базовой Земле, встречные направлялись дальше, в недра Долгой Земли, вверх по течению, так сказать.

«Золотая пыль» до сих пор двигалась достаточно быстро, но теперь начала то и дело останавливаться. Вдоль Долгой Миссисипи в последовательных мирах стояли путевые станции, и Хелен объяснили, что, по мере приближения к Базовой, они будут попадаться все чаще. Там твены делали остановку, чтобы принять грузы, свезенные из ближайших миров. Основным продуктом импорта в этом регионе была кукуруза, и команда с помощью троллей выстраивалась в цепочку, заполняя мешками зияющие трюмы твенов. Путешественникам предлагали кое-какие удобства для отдыха и развлечения, но, как заметила Хелен, манеры здесь оставляли желать лучшего. Многие станции были снабжены небольшими каталажками.

В одном из миров, чуть теплее остальных, владельцы станции развели обширные сахарные плантации и посадили апельсиновые и пальмовые рощи, столь редкие на севере любой из последовательных Америк. Сахароварня, где обрабатывали тростник, представляла собой огромную шумную фабрику, а хозяева выстроили себе дом в колониальном стиле, с верандами и резными колоннами, увитыми магнолиями. Капитана, семейство Валиенте и ещё нескольких человек пригласили выпить апельсинового ликера. В полях виднелись согнутые спины рабочих троллей, и в жарком воздухе плыло их пение.

Настоящим зрелищем для туристов в Кукурузном поясе была лесная промышленность. Целые плоты бревен из северных лесов сплавляли вниз по одной или другой Миссисипи, на станции вытаскивали из воды при помощи твена или двух, а затем тролли и люди складывали несколько плотов вместе. В результате получалась одна огромная платформа, порой достигавшая акра в длину и состоявшая из длинных прямых стволов, очищенных от коры и крепко связанных между собой. Она висела в воздухе; каждую платформу несла целая эскадра твенов. Корабли переходили из мира в мир со своим огромным грузом, с троллями и надсмотрщиками, которые ехали на платформе в хижинах и палатках. Потрясающее зрелище.

Ещё интересней оказалось то, что везли на Долгую Землю. Одним из главных предметов экспорта с Ближних Земель в дальние миры были лошади. Твен приземлялся, и по огромному трапу из трюма выходил целый табун молодняка под надзором ковбоев.

Время от времени путешественники встречали остатки старых пеших маршрутов, вроде того, которым проследовала семья Хелен, направляясь в Перезагрузку, на Запад-101754. Они видели флажки, предупредительные надписи, заброшенные домики. Благодаря твенам времена медленных и утомительных пеших переходов через сотни тысяч миров минули. Эпоха, которая продолжалась лишь несколько лет, но успела войти в легенду. Хелен задумалась, что поделывают теперь люди вроде капитана Батсона, который возглавлял их партию. Но тропами ещё пользовались — по ним в ту или в другую сторону гнали стаи троллей. Хелен не могла разобрать, поют тролли или нет.

Это были просто вспышки, которые исчезали через секунду, по мере того как «Золотая пыль» неслась дальше.

Глава 17

Спустя десять лет после эпического путешествия Джошуа Валиенте и Лобсанга твены, тайну которых Корпорация Блэка бескорыстно открыла всем желающим, стали основным способом перевозок пассажиров и крупных грузов по Долгой Земле. Но, как радостно думал Жак Монтекьют, готовясь к экспедиции в недра последовательного Китая, некоторые путешествия были особенно увлекательны.

Они с Робертой Голдинг собирались стартовать из Базового Китая. Как только закончились долгие предварительные переговоры, корабли-близнецы «Чжэнь Хэ» и «Лю Ян» поднялись в облако смога, висевшее над Сянченом, в провинции Хенан. Стоя в обсервационном салоне «Чжэнь Хэ», Жак смотрел в иллюминатор и видел над собой огромную серебристую оболочку, которая вздрагивала, как тело мощного животного, когда твен плыл в воздухе. Подвижный корпус твена представлял бы собой внушительное зрелище, даже если бы не был украшен изображениями сцепленных рук — символом образовавшейся восемь лет назад Федеративной китайской республики.

Вскоре они оставили позади летное поле и поплыли над фабриками, стоянками и свалками мрачной промышленной зоны. Роберта Голдинг, пятнадцатилетняя подопечная Жака, стояла у огромного, от пола до потолка, окна, бесстрастно наблюдая за пейзажем внизу. Тролли, находившиеся в обсервационном салоне, принялись петь «Медленный рейс в Китай» в своей обычной манере — раз за разом, с многослойными гармониями, напоминавшими мед на куске хлеба.

Вокруг Жака различные члены экипажа, вперемежку с неофициально одетыми людьми, похожими на ученых, тоже смотрели в иллюминаторы и смеялись над шутками, которые Жак не понимал — и не смог бы перевести на английский, даже если бы понял. Жак и Роберта, оба родом с Мягкой Посадки, привыкли к постоянному присутствию троллей. Но некоторые матросы на них так и глазели, словно видели впервые. Жак заметил, что один матрос, стоявший рядом с троллями, носил на бедре какое-то массивное оружие, словно ожидал, что они впадут в буйство.

Молодая китаянка в форме, видимо также член экипажа, предложила Жаку и Роберте напитки — фруктовый сок и воду. Жак взял воду.

— Спасибо.

— Не за что.

— Отличная песня.

— Мы подумали, что вам понравится, — жизнерадостно ответила она. — Мы, то есть команда. Тем более что это — быстрый рейс из Китая.

Китаянка протянула руку для пожатия. Темноволосая, скорее аккуратная, чем привлекательная, она выглядела лет на двадцать пять.

— Я лейтенант By Юэ-Сай. Офицер федеральной армии, прикомандированный к Китайскому национальному космическому управлению.

— А, которое возглавляет проект «Восток-20000000».

— Именно. Логику сами понимаете. Наши космические инженеры умеют обращаться с самой современной техникой в незнакомых и экстремальных условиях. Кто лучше подходит для исследования далеких восточных миров? Впрочем, меня учили на пилота. Я надеюсь однажды стать космонавтом. Но сейчас у меня неофициальная задача — составить компанию вашей протеже, мисс Роберте Голдинг. Если вы не против — и мисс Голдинг тоже. Зовите меня Юэ-Сай.

— А её Роберта.

— Может быть, Робби? Бобби?

Жак взглянул на Роберту, которая с серьезным видом пила апельсиновый сок.

— Роберта, — твердо сказал он. — И что значит составить компанию?

— Я не намного старше. И мы одного пола. Я получила широкое образование в области философии и гуманитарных наук, а также естествознания и инженерного искусства, как и мисс… как и Роберта.

— Ну, Роберта по большей части самоучка.

— Моя основная обязанность — заботиться о её безопасности всякий раз, когда мы будем сходить с корабля. Во время наземных прогулок и так далее. Несомненно, нас ждут всякие опасные случайности.

— Какое обдуманное решение.

— Вы делаете мне честь. Я специально изучала английский язык. Как и многие члены экипажа, в том числе капитан.

— Я вижу. Спасибо. Мы сработаемся.

— Не сомневаюсь, — сказал, торопливо шагая к ним по застеленной ковром палубе, капитан Чень Чжун.

Завидев его, члены экипажа выпрямились и слегка посерьезнели. Чень поздоровался с Жаком и Робертой и показал им нечто вроде пульта управления.

— Сейчас отправимся. Мы уже в воздухе, но вскоре поплывем по мирам…

Акцент у капитана был сильнее, чем у By, но и сложнее. Фразы он строил почти как англичанин. Лет пятидесяти, невысокий и довольно полный для военного, как подумал Жак, капитан держался спокойно и очень уверенно. Жак побился бы об заклад, что Чень удержался на своем месте после падения коммунистического режима.

— Я рад, что вы отправитесь с нами и что все формальности преодолены. Непростой процесс, ведь наше государство совсем молодо. Разумеется, благополучие мисс Голдинг — главный приоритет.

Капитан повернулся к Роберте.

— Надеюсь, вам понравится путешествие. Какая красавица! Извините меня за эти слова. Но вы так серьезны.

Роберта посмотрела на него сверху вниз.

Чень подмигнул Жаку.

— Ваша спутница молчалива. Но наблюдательна. Несомненно, вы вникаете в детали с самого начала. Например, необычное поступательное движение корабля…

К облегчению Жака, Роберта снизошла до ответа.

— Гибкий корпус, вы имеете в виду? Снабженный чем-то вроде искусственных мускулов, которые сокращаются, реагируя на электрические импульсы?

— Очень хорошо, очень хорошо. Электричество дает солнечная энергия. Вы понимаете, почему эта система нам подходит? Попутные миры можно изучать с минимумом шума и прочего вмешательства. Мы надеемся достичь Востока-20000000, нашей конечной цели, которая расположена почти в десять раз дальше того места, куда добирались люди до сих пор, всего за несколько недель. Согласно подсчетам, в процессе придется поддерживать скорость, то есть поперечную составляющую скорости — в сто миль в час. Вы, конечно, понимаете зачем.

Роберта пожала плечами.

— Элементарно.

Жак и Юэ-Сай переглянулись. Это было одно из самых неприятных словечек Роберты. Необходимость поддерживать одну и ту же скорость могла быть очевидной для неё, но не для Жака и, судя по всему, не для Юэ-Сай. Впрочем, им пришлось обойтись без объяснений.

Чень продолжал:

— Значит, вы разбираетесь в инженерном деле. А как насчет общей эрудиции? Вам известно происхождение названий наших кораблей?

— Лю Ян была первой китайской женщиной-космонавтом. А Чжэнь Хэ — евнухом-адмиралом, который…

— Да, да. Вижу, мы мало чему можем вас научить, — капитан улыбнулся. — Значит, будем исследовать Долгую Землю вместе.

Он поднял прибор, который держал в левой руке, — что-то вроде телевизионного пульта, как показалось Жаку. На нем красовался знакомый логотип Корпорации Блэка. Чень сказал:

— Надеюсь, все принимали лекарство? Теперь, если вы готовы… пора сделать первый шаг.

И нажал на кнопку.


Жак ощутил знакомый толчок, но приглушенно, слабо.

Густо застроенный ландшафт Базовой Земли мгновенно исчез. Внезапно по окнам застучал дождь, капли отскакивали от оболочки. Тролли, совершенно не смущаясь, продолжали петь.

Чень подвел всех к большим, обращенным вниз иллюминаторам на носу гондолы, чтобы было лучше видно. С первого взгляда Жак не заметил особой разницы между Хенан-Восток-1 и его оригиналом на Базовой Земле — ещё больше фабрик и угольных электростанций, изрыгавших дым, проселочные дороги, дымная пелена в воздухе… Однако вдалеке виднелись леса, которых уж точно не было на Базовой.

Чень воскликнул:

— Хенан! Давным-давно эта провинция была колыбелью династии Хань. А потом превратилась в мрачную дыру, сплошную промзону. Сто миллионов человек на территории размером со штат Массачусетс.

Это сравнение мало что говорило Жаку, но суть он уловил.

— Базовый Хенан некогда массово поставлял мигрантов в такие города, как Шанхай. Они становились уборщиками, мелкими служащими, барменами, проститутками. Легко догадаться, что в День перехода изрядная часть населения Хенана спешно перебралась в новые миры. У властей ушло некоторое время, чтобы восстановить порядок. Не стоит недооценивать эффект, который оказали переходы на китайцев как на нацию в те первые дни — эффект не только экономический. Я имею в виду скорее психологические последствия, как вы сами убедитесь. Разумеется, вам известно, что беспорядки после Дня перехода в конце концов привели к… отставке прежнего коммунистического режима.

Капитан внимательно взглянул на Роберту, явно ожидая реакции.

— Итак, наше путешествие началось, мисс Голдинг. Мы — на Востоке-1. Первом из двадцати миллионов. Как вы себе представляете цель грядущей экспедиции?

Девочка задумалась, прежде чем ответить.

— Посмотреть, что там.

Казалось, капитану понравился этот простой ответ.

— Да! Мы сосчитаем миры, занесем их в каталог, пронумеруем. Так сказать, измерим Долгую Землю в длину. Я видел ваш школьный табель — у вас необыкновенный интеллект. Вам ведь не кажется, что простое исследование, сбор фактов, — это элементарно? Мы похожи на энтомологов, не правда ли?

Роберта пожала плечами.

— Нужно сначала собрать коллекцию, если хочешь понять бабочек. Или зябликов.

Чень ненадолго задумался.

— A-а. Как Дарвин на Галапагосских островах. Изящное сравнение. Что ж, зябликов не обещаю, но бабочки… — он загадочно не договорил.

— Зачем вы взяли с собой троллей?

Он внимательно взглянул на неё.

— Хороший вопрос. Я мог бы и догадаться, что вы его зададите. В процессе планирования большинство отмахивались от наших троллей, считая их чем-то вроде кабаре или зоопарка. Но только не вы. Тролли, в некотором смысле, и есть Долгая Земля, не так ли? Долгий зов удерживает её воедино — и отвечает музыкальной восприимчивости, которой славятся китайцы. Мы, возможно, заберемся дальше, чем заходили когда-либо бродячие тролли. Только представьте себе. И мы хотим, чтобы все, что мы обнаружим в самых отдаленных версиях Китая, стало частью тролльего пения.

Жак сказал:

— Конечно, вы знаете, что тролли — неотъемлемая часть нашей жизни. В том месте, откуда мы прибыли.

— Да. Я слышал. Хотя вы держите его местонахождение в тайне, если не ошибаюсь.

— Наша частная жизнь нам очень дорога.

— Ну разумеется.

Чень нажал на кнопку, и они вновь перешли. Жак заметил на стене счетчик — мерцающие цифры, ведущие счет мирам.

На Востоке-2 небо было ясным, солнце стояло высоко, землю покрывали сплошные леса, являя собой разительный контраст с Базовой Землей и даже с Востоком-1. Цвет и свет потоком хлынули в салон, так что у зрителей захватило дыхание.

Чень сказал:

— Сами понимаете, отчего внезапный доступ к другим мирам так напугал людей. Наша нация старше вашей, старше Европы. Китай строили, возделывали, сражались за него и добывали в нем руду на протяжении пяти тысяч лет. Для нас было шоком, когда мы шагнули в первобытные леса. Последовал немедленный культурный отклик. Активизировалось движение в поддержку окружающей среды. Песни, стихи, картины, по большей части скверные. Ха! В общем, больше мы ничего не могли сделать для Запада-1 и Востока-1. Они быстро пали жертвами первой волны путешественников. Беспомощных и бесталанных мигрантов. Ближайшие миры превратились в огромные трущобные города. Но правительство быстро спохватилось, и мы сделали из Востока-2 национальный парк, памятник Дня перехода и нашего внезапного возвращения к прошлому собственной страны — во всяком случае, мы постарались. Даже здесь нам мешают выбросы промышленных заводов, которые стоят, например, на территории Соединенных Штатов, и в ООН постоянно идут переговоры. Также мы храним тут некоторые наши сокровища — многовековое наследие Китая. В том числе здания, демонтированные и вновь собранные храмы. На Долгой Земле человечество спасется от гибели, если наш родной мир постигнет какое-нибудь бедствие, — и наше культурное прошлое тоже.

Роберта прижалась лбом к иллюминатору и удивленно приоткрыла рот, на мгновение превратившись в обыкновенного любопытного подростка.

— Я вижу животных, которые идут по лесу. Слоны? Они движутся вон туда, к реке, на север.

Чень улыбнулся.

— Слоны, которые в некоторых мирах заходят на север аж до Пекина. А ещё верблюды, медведи, тигры, львы, черные лебеди и даже речные дельфины. Тапиры! Олени! Ящеры! В День перехода наши дети задыхались в свободном от смога воздухе, их пугало яркое солнце, и они круглыми глазами смотрели на животных.

Капитан вновь нажал на кнопку.

На Востоке-3 лес был вырублен, а река, перегороженная плотиной, вышла из берегов. На рисовых полях трудились, согнувшись, люди. Они не смотрели наверх, на мелькавшие над ними тени твенов. То же самое путешественники увидели на Востоке-4, 5, 6 и далее, хотя методы сельского хозяйства различались. В некоторых мирах развивалась промышленность — от далеких литейных заводов и электростанций поднимался дым, по обширным полям двигались примитивного вида машины. В других трудились только люди и животные.

— Все очень хорошо организовано, — заметил Жак.

— О да, — бодро ответила Юэ-Сай. — Мы, китайцы, принесли с собой в последовательные миры дисциплину и трудолюбие, равных которым, смею заметить, в мире нет. Под властью коммунистов мы были однопартийным государством, вооруженным достижениями позднего капитализма и способным на разные масштабные предприятия. В последние десятилетия мы запустили множество крупных проектов на Базовой Земле — строили плотины, мосты, железнодорожные линии и прочую инфраструктуру. Даже развивали космическую программу. И вот Долгая Земля предложила нам чистый холст. После смены режима, несмотря на крушение идеологии, мы не утратили прежних навыков. Вот вам новый Китай.

Роберта спросила:

— А можно здесь притормозить?

— Конечно.

Чень нажал на кнопку.

Жак посмотрел вниз. Корабль висел над залитым водой полем, на котором терпеливо стоял крестьянин, держа веревку, обвязанную вокруг шеи животного, похожего на буйвола.

— Вот сцена, которую вполне можно было наблюдать две тысячи лет назад, — сказал Жак.

Роберта произнесла:

— Капитан Чень, в некоторых из этих сельских миров стоят фабрики. Вы производите искусственные продукты питания?

— А также генно-инженерные злаки. Современная техника сельского хозяйства…

— Но здесь, насколько я понимаю, удобряют почву навозом. По-моему, это противоречие.

Юэ-Сай ответила:

— Мы используем оба метода. Воплощение одного давнего разногласия в китайской философии.

— А, даосизм против конфуцианства, — сказала Роберта.

Чень явно был впечатлен.

Юэ-Сай кивнула.

— Совершенно верно. Дао значит путь. Следовать пути значит жить в гармонии с природой. Последователи Конфуция, напротив, уверяют, что человек должен покорять природу, на благо самой природе, как и для пользы человечеству. Из-за философских разногласий случались войны. Во втором веке нашей эры конфуцианство победило. Но теперь у нас достаточно места, чтобы исследовать разные варианты.

— Дао джай шиньяо, — проговорила Роберта.

Чень рассмеялся.

— «Путь — в кале и моче». Очень хорошо, очень хорошо.

Роберту, казалось, его похвала не порадовала и не обидела.

Корабль двинулся дальше. После отметки 20 начались промышленные миры. Жак видел внизу фабрики, электростанции, шахты, технопарки, вгрызающиеся в зелень лесов. Между мастерскими и довольно жалкими на вид бараками, столовыми и душевыми сновали вереницы рабочих. Над ними плыли грузовые корабли — или неподвижно висели, привязанные к высоким столбам. Во многих мирах в воздухе густо стояли дым, сажа и смог.

Чень заметил реакцию путешественников.

— Мало кто из жителей Запада это видел. За исключением тех, кто вложил деньги в новый Третий фронт. Например, Дуглас Блэк.

— Почему «Третий фронт»? — спросил Жак.

— А, это придумал Мао, — ответил Чень и вновь подмигнул. — В ответ на советскую агрессию шестидесятых годов Мао разбросал предприятия производственного оборудования по всему Китаю, вплоть до самых западных районов. Чтобы было труднее уничтожить нас ядерными бомбами. Он поощрял рабочих переезжать вслед за фабриками. «Чем дальше от отца с матерью, тем ближе к сердцу Мао» — такой был слоган. Так и теперь. Можно ненавидеть Мао за его преступления, но восхищаться замыслами.

Жак задумался, бывает ли одно без другого. Вслух он произнес:

— Неужели вы всерьез предполагаете, что есть некий риск войны с Западом?

— Есть другие угрозы. Сами по себе переходы дестабилизировали нации — в том числе, конечно, Китай. И климатические изменения на Базовой Земле, со всеми возможными результатами, тоже могут стать серьезной проблемой.

Они достигли Востока-38, если верить счетчику на стене. За стеклами бушевала гроза. Два корабля дрейфовали в небе, затянутом огромными, грузными, стремительно несущимися серыми облаками. Дождь заливал леса. Жак заметил внизу нечто вроде шрамов от ударов молнии — черные кратеры на фоне сплошного лесного покрова.

Чень выжидающе смотрел на своих спутников.

— Не понимаю, — сказал Жак. — Что мы надеемся здесь увидеть?

— С вероятностью заметить это можно только с орбиты, — ответил Чень. — Здесь военные инженеры при помощи атомного оружия прокладывают тропы и туннели через Гималаи, устраняя причину геологической катастрофы, которая нарушила круговорот воды в Евразии. В этом мире Азия останется зеленой.

Жак был потрясен.

— Вы изменяете форму целой горной цепи?

— А почему бы нет? В соседнем мире мы направляем в другое русло все реки, берущие начало в Гималаях, за исключением Янцзы, чтобы увлажнить сердце континента.

— Снова мечты Мао, — заметила Роберта.

— Да! Вы изучали историю. Проекты, которые были слишком дороги или рискованны, чтобы реализовать их, пока мы располагали только Базовой Землей. А теперь можно спокойно экспериментировать. Какие у нас мечты, какие замыслы! Разве мы — не великий Китай?

Возможно. Но Жак задумался, как отразятся эксперименты в новых мирах, в новом окружении на душах здешних колонистов. В западных мирах развивались новые Америки, вполне разделявшие изначальные ценности — может быть, с небольшими изменениями. И здесь наверняка было то же самое — новые Китаи развивались, уходя корнями в одну и ту же древнюю историю, и, разумеется, китайцы всегда останутся китайцами — но каждый мир обретал иное лицо. И Жак гадал, как скоро новые Китаи ощутят беспокойство и попытаются освободиться от своего гигантского родителя, как сделали Америки в Поясе Вальгаллы.

В небе трещали молнии, и тролли забеспокоились, песня начала рассыпаться.

Чень с явной неохотой поднял пульт.

— Я хотел бы показать вам новые горы. Но медлить нельзя, здесь небезопасно.

— Из-за молний? — уточнил Жак.

— Нет-нет. Радиоактивные осадки. Двинемся дальше. Теперь мы будем прибавлять скорость. Эти корабли — экспериментальные машины, созданные нашими инженерными компаниями в сотрудничестве с Корпорацией Блэка. Одна из целей экспедиции — испытать их.

Миры стали сменяться все стремительней, пока — насколько мог судить Жак по частоте собственного пульса — скорость не достигла приблизительно одного мира в секунду, вжик, вжик, вжик, потом ещё быстрей. Большинство миров не были ничем примечательны — просто зеленые пятна под ясным или пасмурным небом. Но кое-где солнце отражалось от ледяных щитов, лежавших далеко внизу под килем твена.

Гостям показали что-то вроде гостиной. Стюард разносил еду, легкие напитки, китайский чай, и они сидели и болтали, пока целые миры скользили мимо, оставаясь незамеченными. Жак подозревал, что Роберта предпочла бы побыть одна — позаниматься, почитать, заняться собственными наблюдениями. Но она сидела вежливо, хоть и молчала по большей части.

Примерно через час корабль притормозил. Освещение слегка изменилось. Выглянув в иллюминатор, Жак заметил бабочек — огромную стаю, окружавшую корабль. Бабочки беззвучно бились о стекла обсервационного салона. Большинство были маленькими и невзрачными, но некоторые щеголяли яркими цветами и крыльями размером с блюдце. Солнечный свет просвечивал сквозь бледные чешуйки.

Чень рассмеялся, увидев лица гостей.

— Мир бабочек. То, что на Западе называют Джокером. Разумеется, экологии нужны не только бабочки. Тем не менее здесь, в этой части Китая, больше никого вы не увидите. Мы понятия не имеем, как это произошло и где тут сбой. Но… что есть, то есть. Помните, Роберта Голдинг, я говорил, что мы будем считать бабочек? Ну и что вы думаете?

Наконец лейтенант By Юэ-Сай сказала:

— Здесь было бы трудно продемонстрировать теорию хаоса.

Все замолчали и задумались. Жак рассмеялся первым.

А у Роберты сделалось удивленное выражение лица.

Глава 18

Экипаж «Бенджамена Франклина» всерьез воспринял приказ воплощать власть Базового американского правительства на Долгой Земле. Как объяснила членам экипажа Мэгги, придется не только снимать котят с деревьев.

И поэтому твен без предупреждения остановился в поселении под названием Перезагрузка, на Западе-101754, в последовательной версии штата Нью-Йорк.

Небольшая партия, возглавляемая старшим помощником Натаном Боссом, в кои-то веки сошедшим с корабля, высадилась на небольшой утоптанной прогалине, рядом с узкой тропкой, которая вела с побережья местного Атлантического океана. Натан прекрасно разглядел планировку городка с воздуха — с борта «Франклина». Поселение находилось вне поля зрения, но на расстоянии короткой пешей прогулки. Аккуратные небольшие поля, вдававшиеся в гущу леса, дома, над которыми вился дымок, широкие проселочные дороги.

Они собирались «воззвать к сердцу и разуму», как выражалась капитан Кауфман. Появиться в поселке без предупреждения, чтобы дать знать о себе и о своей миссии… а ещё ласково напомнить колонистам, что они продолжают оставаться американцами. Впрочем, они ещё не вполне выработали методу. В том числе на ощупь шёл Натан Босс, впервые возглавивший наземную партию.

И логистика в данном случае была на диво сложной. Это поселение и его соседи в последовательных мирах представляли собой нечто вроде расширенного округа. Поэтому «Франклин» летал туда-сюда между разными Землями, навещая один поселок за другим, сбрасывая снаряжение и высаживая группы летчиков и морпехов в каждом из соседних миров.

Операция могла пойти насмарку по огромному количеству причин, и Натан прекрасно это сознавал.

Ну и плюс ещё тот факт, что миры Долгой Земли сами по себе ставили в тупик любого из членов экипажа «Франклина», по большей части родившихся на Базовой Земле. Ожидая, пока морпехи вслед за ними высадятся с твена, летчики инстинктивно выстроились по периметру, хотя никакой видимой угрозы здесь, на Западе-101754, не было. Люди оглядывались и явно терялись в догадках. Большинство выросло в городе. Ну а здесь не было никаких городов. Никого, кроме оленя (то есть Натан подумал, что это олень), который глазел на них из зарослей. Ничего, кроме прогалины в лесу. И самодельной таблички с надписью от руки:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ПЕРЕЗАГРУЗКУ ОСНОВАНА В 2026 г. ОТ Р. ХР.

НАСЕЛЕНИЕ 1465

Мичман Тоби Фокс, странноватый тип, компьютерщик из инженерного отдела, которому было поручено провести перепись обитателей Долгой Земли, послушно записал численность местного населения.

Солнце скрылось за облаками, но для начала мая день стоял теплый, и Натан немедленно вспотел в своей форме, да ещё с рюкзаком на спине.

Настоящие проблемы начались, когда лейтенант Сэм Аллен покинул твен последним и «Бенджамен Франклин» с легким хлопком перешёл в соседний мир.

Аллен возглавлял небольшой отряд морских пехотинцев, прикомандированный к экспедиции. Пока его бойцы стояли и озирались, явно растерявшись в этом новом мире, как и матросы «Франклина», Аллен пристал к эксперту Дженнифер Вонг.

— Ну и где наше снаряжение?

Вонг уже надела рюкзак и возилась с рацией и навигатором.

— Лейтенант, оно должно было приземлиться в радиусе полумили, а не нам на голову…

— Я в курсе. В какую сторону идти?

Натан знал, что груз снаряжения — груда коробок в веревочной сетке — был снабжен радиомаячками, чтобы привлечь внимание прибывшей партии. Но Вонг явно что-то смущало. Она нажимала на экран и даже крутила регуляторы на старомодном передатчике. В ответ слышалась какая-то пронзительная музыка с бренчанием гитар.

Гардемарин Джейсон Санторини прислушался и ухмыльнулся.

— Чак Берри. Мой отец его обожает. Неплохая штука, хотя и столетней давности.

— Идиотская местная радиостанция, — буркнул Аллен. — Какой-нибудь пацан играет в сарае. Выключи.

Вонг повиновалась.

Мичман Тоби Фокс был нервным коротышкой. И, прежде чем Натан успел оценить ситуацию, именно он самым неблагоразумным образом поинтересовался:

— Лейтенант, так где же наши вещи?

Аллен обернулся к нему.

— Точно не здесь! Дураку понятно.

— Не исключаю, что они оказались в другом мире, лейтенант, — заметила Вонг. — Иначе я бы уже поймала сигнал.

Сверив списки, они это быстро выяснили. Оборудование приземлилось в окрестностях другого города, Нью-Скарсдейла.

— Это ваша ошибка, сэр, — сказала Вонг. — Скарсдейл — на Западе-101752.

Аллен начал:

— Где бы ни был этот идиотский…

Фокс посмотрел на счетчик.

— Прямо сейчас мы на Западе-101754, сэр. Там, где и положено.

Кто-то ошибся при подсчете последовательных миров. Натан подозревал, что произошло недопонимание между военно-морским экипажем и летчиками, рожденными и обученными на Базовой Земле, которые не привыкли планировать операции в нескольких последовательных мирах.

Они всё-таки влипли.

— Ну и бардак, — вспыхнул Аллен. — И ваши парни, блин, перешли, не проверив, то ли это место!

Остальные просто стояли вокруг и слишком волновались, чтобы ответить. Вдруг где-то кто-то зарычал, быть может, гигантский медведь — этот рык напоминал гул землетрясения, и люди сгрудились плотнее.

— Ладно, ладно, — продолжал Аллен. — Пошлем гонца. Пусть вернет корабль, пусть нас отвезут к нашему снаряжению, ну или снаряжение к нам.

Он наугад ткнул пальцем.

— Ты, Маккибен. Доставай свой переходник, и поживее…

— Извините, лейтенант, — сказал Маккибен. — Не могу. Я его оставил.

— Что ты сделал?! Ладно. Кто, блин, ещё высадился на Западе номер сто тысяч хрен знает сколько, не взяв с собой самый важный предмет снаряжения, а именно переходник, способный вернуть его домой?

Все переглянулись.

Натан подумал: это явный недосмотр. Они устраивали здесь демонстрацию силы; они высадились легковооруженными, но в бронежилетах, с приспособлениями для переноски грузов, с рюкзаками, где лежали необходимое снаряжение и боеприпасы, ну и со всяким исследовательским барахлом, которое тоже приходилось нести на себе. Каждый мало-мальски опытный человек прекрасно понимал причину. От шлема до ботинок — все это весило немало, и люди оставляли на корабле то, что не было нужно во время операции. Ведь предполагалось, что они просто спустятся в маленькое поселение, расположенное в спокойном мире, где пробудут пару часов. Зачем брать с собой переходник, который, будучи создан по военным стандартам, представлял собой увесистый кирпич?

Выяснилось, что переходник не взял никто. Ни Натан, ни даже лейтенант. И никто не посмел улыбнуться. У Натана не хватило смелости посмотреть в глаза Аллена.

Потом кто-то попросил у приятеля воды, потому что на жаре хотелось пить, но воды у того не оказалось. Более того, её не оказалось ни у кого, потому что они рассчитывали найти запас в сброшенном с корабля грузе. Даже Натан, даже лейтенант. Неподалеку журчал ручей — его было слышно. Но там стояли люди, выросшие на Базовой Земле, в которых с детства вбивали, что нельзя пить воду где попало — по крайней мере, не бросив в неё таблетку йода. А йод никто не взял.

Ни Натан, ни лейтенант.

Аллен обошел всех, стиснув кулаки, с таким видом, словно ему очень хотелось кого-нибудь ударить.

— Ну ладно. Значит, дойдем до гребаной Перезагрузки и начнем оттуда. Согласны, капитан Босс?

Натан кивнул.

— В какую сторону идти, Вонг?

Но не было ни навигатора, ни корабля, способного дать ориентировку, и даже бумажные карты, что предсказуемо, лежали среди прочего снаряжения. Окруженные деревьями, похожими на шпили соборов, люди не видели поднимающихся над крышами дымков; они не могли даже ориентироваться по солнцу, поскольку день стоял пасмурный. Поганая ситуация с каждой секундой становилась ещё поганее.

И тут на прогалину неторопливо вышел человек, напевая, с удочками в руке и с большой рыбиной, которую он нёс, перебросив через плечо. Лет пятидесяти, дочерна загорелый, со слегка скованной походкой. Обнаружив полтора десятка вооруженных людей, он на мгновение замер, а затем широко улыбнулся.

— Привет, бойцы, — сказал он. — Я что-нибудь нарушил? Честное слово, я её брошу обратно в воду…

Лейтенант Аллен гневно уставился на него, потом повернулся к Вонг.

— Спроси, знает ли он, где Перезагрузка.

— Сэр, вы знаете, где Перезагрузка?

— Меня зовут Билл Ловелл, кстати говоря, — произнес мужчина и обвёл их взглядом.

Натан ощутил сильнейшее смущение и почувствовал, что одет крайне неуместно.

— Только не говорите, что вы заблудились.

Аллен не ответил.

Натан попытался объяснить.

Ловелл слушал и качал головой.

— Каким же образом ваши пилоты умудрились сбросить груз не в том мире?

Натан с горечью произнес:

— Мы пока только учимся, сэр.

Ловелл продолжал улыбаться.

— Да, заметно. Вы, ребята, просто ещё не усвоили здешний образ мыслей. Вот и заблудились, как дети малые. И вы действительно намерены добраться до Вальгаллы?

— Вы знаете про нашу миссию? — спросила Вонг.

— Ну, новости тут расходятся быстро. Вас это, может, и удивляет, но только не меня. Я раньше служил почтальоном. В американской почтовой службе, прежде чем они прекратили доставку писем в далекие миры. Конечно, мы в курсе.

У Аллена был такой вид, словно ему хотелось врезать этому типу рукояткой пистолета.

— Так ты проводишь нас до Перезагрузки или что?!

Ловелл шутливо поклонился.

— Следуйте за мной.


Натан сам не ждал, что надеялся увидеть в Перезагрузке. Декорации Додж-Сити? Нечто вроде густо застроенного стимпанкового рая? Несколько примитивных ферм, отвоеванных у девственного леса? Клуб любителей банджо? На самом деле — хорошо видный, если шагать по главной тропе от реки, — в лесу стоял городок. Американский городок, судя по флагу, висевшему на школе.

Билл Ловелл показывал местные достопримечательности.

— Это дом старого Уэллса. Один из самых первых.

В саду за аккуратным выбеленным забором, как на самой обыкновенной пригородной улице, работала женщина.

— Конечно, здесь было совсем не так, когда пришли первые поселенцы в двадцать шестом…

Тоби Фокс спросил:

— Всего четырнадцать лет назад?

— Вот универсальный магазин Артурсона. Пока что единственный в городе, хотя кое-где у жителей можно купить пиво и ликер, или получить ужин, или снять комнату.

Санторини спросил:

— А доллары тут принимают?

Ловелл лишь рассмеялся.

У коновязи стояли лошади и верблюды. Из магазина доносился смех.

Из одного дома вылетела компания ребятишек и побежала по улице. В своих домодельных кожаных штанах, куртках и мокасинах, Натану они все показались индейцами.

— Уроки закончились, — объяснил Билл и приложил воронкой ладонь к мясистому уху. — А вот ещё — слышите?

Когда дети скрылись вдали и их болтовня затихла, Натан услышал далекое постукивание.

— Новая лесопилка. Точнее, старая, но с новым паровым мотором. Местного производства — по крайней мере, железные детали. Скоро будет электричество от водяной турбины. Мы сейчас даже строим телеграф, чтобы держать связь с фермами, которые стоят далеко. В географическом смысле.

Он говорил так, как будто гордился жителями Перезагрузки. По-отцовски.

— Здесь полно детей, — заметила Вонг.

— Да, на многих Землях настоящий всплеск рождаемости. Через пару веков тут будут сотни миров с населением свыше миллиарда. Только подумайте. Сколько маленьких налогоплательщиков.

У Вонг округлились глаза. Её горизонты, насколько мог судить Натан, расширялись прямо на глазах.

— Но, возможно, никто никогда их не сосчитает, — заметила Вонг.

— Это уж моя работа, — с ноткой гордости сказал Тоби Фокс.

— А вот и она. Кэти! Кэти Бергрин!

Светловолосая женщина лет тридцати решительной походкой шла через улицу. Она удивленно оглянулась на Билла Ловелла и посмотрела с явным беспокойством на Натана и его коллег в военной форме.

— Что это такое? Вторжение?

Ловелл пожал плечами.

— Кажется, они пришли, чтобы сосчитать нас. Ну или что-то такое. Для начала они заблудились. Как по-твоему, твой отец даст американским солдатам глоток воды?

Женщина улыбнулась — почти дерзко.

— Ну, пусть рискнут попросить. Пойдемте. Но оружие придется оставить за дверью.

Глава 19

Джек Грин, шестидесяти лет, показался Натану Боссу типичным кабинетным радикалом. Он грозно уставился на стоявшего на пороге лейтенанта Аллена — буквально пригвоздив взглядом к месту этого рослого вооруженного армейца, — прежде чем впустить его с отрядом в дом. В любом случае им пришлось оставить оружие у двери и снять на крыльце походные ботинки.

Оставшись в носках, они вошли в просторную гостиную с холодным очагом, несколькими охотничьими трофеями и грудами книг и бумаг. Натан подумал, что комната очень опрятная, почти по-военному. Он уже знал, что у хозяина есть дочь по имени Кэти. Натан немедленно догадался, что это — жилище вдовца, которому некуда девать время.

Джек Грин яростно смотрел на них, как на непослушных детей.

— Так. Я вас впустил и позволил укрыться от жары. Этого требуют базовые принципы гуманизма. Я дам вам воды. Насос на заднем дворе.

Кивнув, Аллен отправил двоих за водой. Они сбросили рюкзаки у дверей и вышли. Вскоре все уже пили воду из глиняных кувшинов.

— Пьем быстрее, чем коренные бостонцы в день святого Патрика, — заметила Вонг.

Джек посмотрел на лейтенанта Аллена.

— Я могу одолжить вам переходник. Пошлите кого-нибудь из своих детишек вдогонку за кораблем.

Он рассмеялся.

— Ну и путаница…

— Спасибо, сэр.

— Не благодарите, потому что больше ничего я для вас делать не собираюсь, — сказал Джек, отмахнувшись. — Садитесь, если хотите. Только ничего не сломайте. Не надо ни с чем играть и пачкать мои бумаги.

Солдаты начали сбрасывать рюкзаки, расстегивать бронежилеты, снимать камуфляжные куртки. Они сидели маленькими кучками и тихо разговаривали; через несколько минут Натан заметил, что один из них вытащил дорожный набор для игры в крестословицу.

Аллен с отвращением взглянул на него.

— Ты не взял с собой переходник, Маккибен. Не взял, блин, даже воды для питья. Зато прихватил игрушку.

— Приходится выбирать, лейтенант.

Хозяин вернулся за свой заваленный бумагами стол. Натан заметил, что вся мебель в комнате самодельная, грубая, но прочная.

Джек произнес:

— Трудно сказать, что я удивлен. Весть о вашем триумфальном шествии по мирам опережает вас. Но Билл, за каким чертом ты привел их ко мне?

Вид у бывшего почтальона был плутовской.

— Ну а кто ещё в этом маленьком поселке сумеет как следует поприветствовать наших, эм-м… освободителей?

Лейтенант Аллен, заслышав их разговор, встревожился. Не дожидаясь разрешения, он сел напротив Джека и вытащил из кармана куртки распечатанный список.

— Джон Родни Грин, он же Джек. Правильно?

— Что это у вас такое, список рождественских поздравлений?

— Список подписавших так называемую Декларацию независимости, сэр. А также тех, кто её составил.

Джек улыбнулся.

— Ну и что вы намерены сделать? Застрелить меня? Или арестовать и связанным доставить на борт?

— Мы здесь, чтобы защитить вас, сэр. Вовсе не для того, чтобы доставлять проблемы.

— Ну спасибо.

— На самом деле мы благодарны вам за помощь, мистер Грин, — отчетливо произнес Аллен. — Вы можете помочь нам и ещё кое в чем. Мичман Фокс… — он щелкнул пальцами, подзывая Фокса, — ведет перепись населения.

— Правда? Рад за тебя, сынок.

— Теперь, когда мы оказались здесь, я понимаю, что понадобится некоторое время, с этой вашей странной системой, «округом», разбросанным по нескольким мирам, ну и все такое. Не найдется ли у вас свободной комнаты, где Фокс мог бы переночевать…

— Солдаты с Базовой Земли под моей кровлей жить не будут.

— Мы готовы компенсировать неудобства.

— Чем? — с интересом спросил Джек.

— Ну… разумеется, в денежном эквиваленте. Я уполномочен выписывать чеки. В разумных пределах, конечно. И наличные у нас с собой тоже есть.

— Какие? Доллары?

— Абсолютно законное платежное средство, сэр, поскольку Перезагрузка находится в пределах американской Эгиды, — сухо заметил Аллен.

Джек вздохнул.

— Ну и что я буду делать с долларами? Заплачу ими Биллу за пойманную рыбу? Ну и что он будет с ними делать? Эти бумажки будут просто носиться на ветру, как мухи над коровьей лепешкой…

Аллен собирался сказать в ответ что-то резкое, но Фокс подался вперёд и заинтересованно спросил:

— А какой бы платы вы хотели, сэр? Чем у вас тут расплачиваются?

— Мы называем это фаворами, — сказал Джек.

— Фаворы?

— Скажем, я предоставляю вам комнату на несколько ночей. Это фавор. Теперь вы, в свою очередь, тоже должны мне фавор. Нужно условиться о его форме до того, как вы переберетесь с вещами. Будь на вашем месте Билл, он принёс бы рыбы. Таким образом, он вернет мне фавор, и мы будем квиты. Или, если я не хочу рыбы, Билл может сходить к старому Майку Доуку, дальше по улице, который здорово умеет подковывать лошадей, и отдать рыбу ему, таким образом, передав Майку тот фавор, который должен мне. И когда моя лошадь собьет подкову…

Аллен вскинул руку.

— Я понял.

Фокс уточнил:

— Значит, вы не пользуетесь бумажными деньгами. Но у вас же бывают работники извне. Врачи, например.

— С ними мы тоже, так или иначе, расплачиваемся фаворами.

— Специалисты, например инженеры, способные построить плотину. Ну и так далее. Наверняка бывают случаи, когда вы не можете оказать человеку услугу. Нельзя съесть больше одного обеда зараз или надеть больше одной пары брюк…

Джек подмигнул Фоксу.

— Хороший вопрос. Что ж, у нас есть кое-какие активы. Золото, серебро, ювелирные украшения. Даже некоторое количество бумажных денег, если хотите знать, — мы ни от чего не отказываемся, если у человека нет иного способа расплатиться и он отчаялся. Мы не монахи, повинующиеся уставу. Мы иногда отступаем от правил, если это облегчает жизнь. Но в норме мы обходимся самообеспечением; для того и нужны фаворы.

Аллен внимательно взглянул на него.

— Значит, вы всё-таки принимаете доллары. Но не желаете брать их от нас. От представителей вооруженных сил.

Джек рассмеялся ему в лицо.

— Послушайте, вы и ваши кассиры в Вашингтоне лишились всяких прав на нашу помощь, когда десять лет назад отрезали колонистов от Базовой Земли. Когда закрыли Центр поддержки поселенцев, когда конфисковали мои сбережения. Вы даже уволили старину Билла.

Ловелл ухмыльнулся:

— Да брось. Мне и так неплохо.

— Все эти «права и обязанности Эгиды», о которых разглагольствует президент Коули, не имеют никакого отношения к нам, — продолжал Джек. — Да, лейтенант, я дам вам воды, чтобы облегчить страдания детей, которых вы сбили с пути истинного. Но помимо того… Я мог бы взять ваши доллары, но не возьму, потому что мне не нравитесь ни вы, ни Базовое правительство, которое вы представляете, и я хочу, чтоб вы поскорей убрались.

Натан видел, что лейтенант Аллен медленно накаляется, как вулкан.

— Не говорите глупостей!

Фокс поспешно начал:

— Извините, сэр. Столкновение сознаний — именно та причина, по которой…

— Заткни хайло, парень.

Фокс немедленно съежился.

— Да, сэр.

Аллен вытащил из внутреннего кармана пачку стодолларовых банкнот и положил их на самодельный стол.

— Я прошу вас взять деньги, сэр. Или принять последствия.

Джек спокойно взглянул на него.

— Как там сказала та бедная троллиха, когда такие, как вы, пытались отнять у неё детеныша?..

— Американская армия тут совершенно…

— «Я не хочу», — произнес Джек, сопровождая слова тролльим языком жестов. — Я не хочу, сэр. Не хочу.

Аллен нахмурился.

— Мичман Фокс, наденьте на этого человека наручники.

Джек рассмеялся. Фокс, в нерешительности, не двигался с места.

В углу, где играли в крестословицу, возникла небольшая перепалка.

— Маккибен, придурок, «юго-запад» пишется в два слова, а не в одно.

— Сомневаюсь, что наручники — это адекватная реакция, лейтенант Аллен, — спокойно ответил Натан.

Аллен в ярости хлопнул дверью.

А Натан задумался, каким образом он будет отчитываться перед капитаном Кауфман.


Выслушав объяснения, в первую очередь Мэгги избавилась от лейтенанта Сэма Аллена.

А во вторую попросила о встрече с Джеком Грином, чтобы получше узнать, что представляет собой система фаворов.

Глава 20

В Рудном поясе семейство Валиенте стало свидетелями аварии.

Корабли несколько раз останавливались над засушливыми мирами в этой части Долгой Земли, чтобы принять на борт различную руду — не только массивные образцы наподобие боксита или даже драгоценные металлы, золото и серебро, но также и множество минералов, которые были редки на Базовой Земле или, во всяком случае, очень высоко ценились: германий, кобальт, галлий.

Но авария произошла в не колонизированном мире.

Валиенте как раз зашли в рулевую рубку, и Хелен с Дэном все видели. Твен замедлил ход, поскольку приближался к печально известному Джокеру, примерно в восьмидесяти тысячах переходов от Базовой Земли, и пилот знал, что нужно быть осторожным и делать не более двух переходов в минуту. Когда они наконец перешли в Джокер, пейзаж за окном — скудная зелень, рощицы и прерии — изменился, появились голые, кирпично-красные, пыльные скалы. Даже местная версия Миссисипи съежилась до размеров ржавой струйки, которая текла по долине, казавшейся для неё слишком широкой. По неведомым причинам этот мир страдал от страшной засухи. Он походил на Марс.

И там лежал упавший корабль.

Он назывался «Пенсильвания». Пыльная буря застигла его, когда он осторожно пытался пересечь Джокер, а потом один из мешков с гелием — может быть, изначально поврежденный — разорвался от внезапного расширения, вызванного жарким и сухим воздухом. Утечка произошла быстро, зато катастрофа — медленно и неумолимо; наверняка ощущения были жуткие. Пассажиры «Золотой пыли» видели обломки корабля сквозь пелену пыли, которая шелестела за окнами. Это заканчивалась буря, которая погубила «Пенсильванию». С воздуха твен напоминал шестисотфутовый риф, наполовину уже занесенный красным песком.

«Золотая пыль» первой наткнулась на потерпевшее крушение судно. Пока Дэн и Хелен держались в сторонке, стараясь никому не мешать, в капитанской каюте собралось срочное совещание, включавшее и командиров других кораблей, как только те стянулись в Джокер. Вскоре была разработана стратегия, и экипаж принялся за работу энергично и четко, так что у Хелен потеплело на душе. Они бросили якорь и живо соорудили нечто вроде импровизированного лифта, опускавшего и поднимавшего людей на открытой платформе. Хелен увидела приятеля Дэна — Босуна Хиггза, который собирался присоединиться к спасательной группе, собранной со всех кораблей.

Пока экипажи работали, капитан вызвал по внутренней связи добровольцев из числа пассажиров. «Добровольцы из числа пассажиров». У Хелен дрогнуло сердце, когда она это услышала.

Разумеется, она не могла помешать.


Все шло хорошо три-четыре часа. Солнце медленно закатилось, и песчаная буря наконец утихла. Оттуда, где стояла Хелен — из поднебесья, — виднелись люди, похожие на хорошо организованных муравьев, возившихся вокруг корпуса упавшего судна. Они копали туннели среди обломков, выводили тех, кто мог ходить, выносили тяжелораненых и погибших. Под навесом разбили полевой медицинский пункт, и вскоре первых пострадавших подняли на борт «Золотой пыли». Её расположение лучше всего подходило для того, чтобы принять раненых, и на ней имелся хорошо оборудованный лазарет, который можно было быстро превратить в настоящий госпиталь. Другие партии занимались спасением хотя бы части груза «Пенсильвании», который по большей части составляла пшеница из Кукурузного пояса. Третьи исполняли печальную обязанность — рыли могилы вокруг места крушения.

Потом раздалась тревога в рулевой рубке. Один из членов экипажа «Золотой пыли» угодил в ловушку глубоко в недрах «Пенсильвании» — под ним подломился каркас, когда он героически пытался добраться до последней группы потерпевших. Он застрял в обломках, слишком высоко над землей, чтобы перейти. Остальные быстро принялись изобретать способы спасения.

— Ого, — сказал Дэн, прислушиваясь к треску сообщений по рации. — Кто это, по-твоему, а, мам?

«Только не твой отец, — молча взмолилась Хелен. — Только не Джошуа. Для разнообразия — только не Джошуа».

С носа «Золотой пыли» спустили ещё один трос, за который держались двое — Босун Хиггз и Салли Линдси. Сердце у Хелен падало быстрей, чем снижалась платформа. Очень осторожно спасатели, нырнув в дыру в скомканной оболочке твена, скрылись в темноте. Хелен слышала приглушенные переговоры по рации и видела свет фонариков глубоко в недрах «Пенсильвании». Затем настала тишина.

Наконец Салли крикнула:

— Вытаскивайте!

Медленно и осторожно лебедка завертелась. Сначала поднялась платформа, на которой стояли Салли и один из членов экипажа, а за ними тянулся длинный кабель. До Хелен донеслось:

— Все нормально. Самолюбие несколько пострадало, но не более того. Подымайте дальше.

Кабель тянулся из дыры. И вот, в лучах заходящего солнца, болтаясь вниз головой на кабеле, привязанном к ноге, появился Джошуа.

Дэн закатил глаза.

— Ну, папа!..

Хелен подумала, что сын идеально подытожил ситуацию.

К её огромной досаде, инцидент попал в аутернет и на новостные каналы. Иногда так трудно быть женой Супермена.

И — как сказал впоследствии Джошуа, потому что Хелен-то на неё не смотрела — едва его вытащили из обломков, Салли ухмыльнулась и исчезла.

Глава 21

«Бенджамен Франклин» проходил через миры Рудного пояса всего лишь несколько дней спустя после катастрофы. В присланном по аутернету коммюнике «Франклину» предписывалось вернуться от Перезагрузки в один из миров Рудного пояса, примерно в семидесяти тысячах переходов от Базовой Земли. Там какой-то идиот застрелил двух троллей.

Пока «Франклин» плыл между мирами, Мэгги Кауфман — не в первый раз с начала экспедиции — гадала: может быть, вся Долгая Земля — это испытание, которое человечество до сих пор с успехом проваливало? С одной стороны, по-прежнему оставались обитатели Базовой Земли, чей образ жизни не имел ничего общего с бесконечной ширью по ту сторону садовой ограды; с другой стороны, до сих пор, двадцать пять лет спустя после Дня перехода, люди уходили на запад и на восток, даже в Верхние Меггеры и ещё дальше, задумываясь лишь о том, какие грибы тут съедобны. Одной из неофициальных целей экспедиции было доставлять в безопасные места раненых или просто потрясенных, сдавшихся после первой же зимы без электричества, после неожиданного визита медведя, стаи волков, а кое-где и динозавров. Умные люди, хоть им поначалу и пришлось учиться всему, быстро разработали эффективные способы добиваться своего, но умных Мэгги встречала немного. Идиоты продолжали делать глупости — например, стрелять в троллей, несмотря на напряженную политическую атмосферу вокруг инцидента с Мэри. И именно на разгребание последствий подобного идиотизма то и дело призывали «Франклин».

И вот корабль плыл над засушливыми версиями Техаса, прислушиваясь к радиопередатчику и разыскивая партию, чье местонахождение — в последовательном и в географическом смысле — было известно лишь приблизительно. Экипаж с огромным интересом слушал рассказы о случившейся с «Пенсильванией» катастрофе. Мэгги убедилась, что никакой помощи от неё не требовалось.

Наконец неподалеку от местной версии Хьюстона они обнаружили примитивный лагерь, откуда на них смотрела маленькая одинокая фигурка. Натан Босс указал на рощицу неподалеку, которая несла на себе следы явного беспорядка, возможно драки. Мак осторожно привлек внимание Мэгги к инфракрасным изображениям неподвижных остывающих тел в глубине зарослей. Там, видимо, сложили трупы.

Мэгги, Натан и Джо спустились. Одинокая фигурка в лагере — женщина — ждала их у потухающего огня. Вида она была довольно сурового, лет сорока — чуть старше Мэгги, — на вид типичный странник. Она представилась просто — Салли. В числе оружия, которое она носила за спиной, оказалась керамическая складная винтовка. На лице Салли явственно читалось: «У меня полно дел».

Мэгги достаточно хорошо знала своих подчиненных и не сомневалась, что они будут осторожны. А ещё — благодаря вводным совещаниям на Базовой — она знала, кто эта женщина.

Салли предложила им кофе и спальник, чтобы сесть. Тратить время даром она не стала.

— По-моему, вам тут делать нечего. С такими вещами я и сама могу разобраться. Я вас не звала.

Натан спросил:

— А кто звал?

— Его уже давно нет — он сбежал. Ну ладно, раз уж вы здесь. Слушайте. Я отправила в надежное место неподалеку компанию так называемых ученых, которые убили по крайней мере трех троллей.

— Ученых? — переспросил Натан.

— Биологи. Утверждают, что прибыли сюда изучать троллей. Один из них как раз и позвал на помощь, и я позволила ему уйти. Остальные…

— Что значит «отправила в надежное место»? — резко спросила Мэгги.

Салли злобно усмехнулась.

— Троллей взяли в плен для каких-то экспериментов по скрещиванию с другими гуманоидами. Что неудивительно, они сопротивлялись и переходили на запад. За ними отправилась погоня, и в результате самец и две самки погибли, то есть как минимум эти трое, всю сцену целиком я не видела. Без родителей остался детеныш. Не сомневаюсь, вам известно, какой фурор сейчас производит человеческое обращение с троллями…

— И всё-таки это не дает вам право на какие-либо самостоятельные действия, кем бы вы ни были, — хрипло произнес Мак.

Салли улыбнулась.

— Ну, никто не умер. Им не особенно уютно, но они живы. В отличие от троллей. И, кстати, если ваша команда попытается меня задержать, я перейду быстрее, чем вы успеете досчитать до трех.

Мэгги прекрасно сознавала, что ответом на малейшую угрозу со стороны Салли, при всей её самоуверенности, станет молния с «Франклина». С другой стороны, капитан Кауфман хотела вникнуть в ситуацию — и, раскусив, как ей показалось, Салли, она увидела некий способ…

— Я совершенно не намерена задерживать вас, э-э… Салли. Мы не полиция. Насколько я понимаю, эти люди заслужили все, чему вы их подвергли. Впрочем, я бы посоветовала вам, по крайней мере, отложить оружие, которое вы носите за спиной. Давайте немного снизим напряжение. А потом прогуляемся в тот лесок, где лежат тела, и побеседуем. Я хочу разобраться.

Салли помедлила. Затем кивнула, сняла оружие, и женщины зашагали к роще, оставив Мака и Натана допивать переваренный кофе.

— Конечно, я знаю, кто вы, — быстро сказала Мэгги, надеясь выбить Салли из колеи.

— Правда?

— Разумеется. Вы — женщина, которая путешествовала вместе с Джошуа Валиенте. Новости быстро расходятся.

Точнее сказать, Салли упоминали на совещаниях как ту ещё занозу — и, да, любительницу самосуда.

— Салли Линдси, если не ошибаюсь? По крайней мере, это одно из имен, под которыми вы известны.

Салли пожала плечами.

— А я слышала про вас, капитан Маргарет Диана Кауфман. Нетрудно было изучить ваш послужной список — каждый, кто интересуется политикой Долгой Земли, знает все про «Франклин», прочий флот и его миссию. Как в кино. На самом деле я даже рада, что появились именно вы, — вы, кажется, один из наименее тупых офицеров, каких сюда посылают.

— Спасибо.

Салли внимательно воззрилась на Мэгги.

— Послушайте, раз уж вы здесь, И раз уж вы, судя по всему, не псих, помешанный на военщине.

— Вот это похвала.

— Я верю в интуицию. В то, что нельзя упускать возможности. У меня есть одна идея насчет охраны правопорядка…

— Строго говоря, это не наше дело… — Мэгги вновь заняла оборонительную позицию. — О чем вы вообще?

— Может быть, вы не так глупы, как ваши коллеги, но какую же идиотскую задачу на вас повесили. Блин, и в самом деле похоже на «Звездный путь» — горстка кораблей патрулирует бесконечные миры. Послушайте, если хотите управлять Долгой Землей, научитесь мыслить шире.

— Что вы предлагаете?

— Вам нужен союзник, способный охватить всю Долгую Землю, — Салли пристально взглянула на Мэгги. — Я имею в виду троллей.

Мэгги была захвачена врасплох.

— Что?!

— Используйте троллей. В том числе возьмите парочку на корабль. Люди уже давно сотрудничают с троллями, если нуждаются в дружеской помощи. Почему бы и не в военной сфере? У них обширная система коммуникации и огромная племенная память…

— Долгий зов.

— Да. Не говоря уже о несомненной физической силе.

Для Мэгги это был перебор. Она подумала, что её действия чересчур далеко отошли от речи президента, с его идеей суровой любви. С одной стороны, следовало как-то отреагировать на ситуацию с троллями.

— Я должна подумать. Зачем вам вообще это нужно?

Салли пожала плечами.

— Я на стороне троллей. Лучший способ защитить их — сделать вашими сотрудниками. Может быть, в результате они снова научатся нам доверять…

Мэгги вслед за Салли зашла в заросли и увидела двух мертвых троллей — третий труп, по словам Салли, остался в каком-то из соседних миров. К убитой матери прижимался живой детеныш.

— Вы сказали, что эти люди, ученые, сидят где-то неподалеку.

— Вы их увидите. И лучше поторопитесь, пока не пришли другие тролли.

— Какие другие тролли?

Салли многозначительно взглянула на неё.

— В сумерках этот осиротевший детеныш, как бы мал он ни был, попытается присоединиться к долгому зову. Его услышат другие тролли. И когда они придут… Знаете, тролли относительно милосердны. По сравнению с тем, как повели бы себя большинство людей. Но они очень любят своих детенышей.

— Намёк поняла.

Они зашагали обратно к костру.

— Послушайте, — сказала Салли, очевидно поддавшись порыву. — Раз уж у вас, капитан Мэгги, голова, кажется, варит как надо, посмотрите-ка вот на эту штучку.

Она порылась в небольшой груде снаряжения и извлекла какой-то блестящий прибор — трубку, снабженную клавиатурой и смутно напоминающую музыкальный инструмент, только технически усовершенствованный. Мэгги подумала: «Похоже на окарину, сделанную Эйнштейном».

— Это троллий зов.

— Что-что?

— Двустороннее переводящее устройство для общения с троллями. Я довольно ловко научилась с ним обращаться. Я могу позвать на помощь или сообщить об опасности. Конечно, троллий язык совершенно не похож на наш, и я обхожусь самыми базовыми понятиями. Это просто прототип. Но всё лучше, чем ничего. Если на корабле будут несколько троллей и такая штука…

— Где я могу её получить?

— О, это не для продажи, — заявила Салли. — Но я могу раздобыть её для вас у производителя.

— У кого?

Салли просто улыбнулась.

И Мэгги решила рискнуть.

— Ладно. Достаньте мне такой прибор. Предпочитаю иметь несколько вариантов. И насчет троллей я подумаю.

— Хорошо.

— Как вас найти?.. О, я так понимаю, вы сами меня найдете.

— Вижу, вы и правда неплохо соображаете.


Когда кто-либо из членов экипажа сходил на землю, его, разумеется, не выпускали из виду, поэтому подчиненные Мэгги слышали каждое слово.

Натан Босс думал, что следовало задержать Салли Линдси или хотя бы попытаться.

Джо Макензи предположил, что Мэгги сошла с ума, если хотя бы задумалась о том, чтобы взять на борт троллей.

— Не знаю, Мак. Нам действительно нужны новые методы. За последний месяц я кое-что усвоила. Салли права. Если удалиться от Базовой больше, чем на десять переходов, это все равно, что открытый космос. Нельзя контролировать Долгую Землю, как оккупированный город в зоне военных действий. Или хотя бы как Базовый Нью-Йорк. Свобода — это беспорядок. Послушай, Мак… узнай кое-что для меня. Найди специалиста по троллям…

Глава 22

«Золотая пыль» и прочие корабли преодолевали Ближние Земли — несколько десятков последовательных миров, оставшихся до Базовой Земли. В этих мирах, весьма развитых, твены так и кишели в небесах, и столкновения во время переходов были реальной угрозой. Кое-где даже приходилось следовать за идущим по земле лоцманом, который переходил, проверял обстановку и возвращался, убедившись, что путь чист.

Но даже толкучка Запада-З, 2 и 1 оказалась пустяком по сравнению с тем, что они обнаружили, перейдя наконец на Базовую Землю. Только что путешественники видели пейзажи Запада-1 — и вдруг словно оказались над местом взрыва авиабомбы, уничтожившей всю зелень на много миль вокруг. Вместо лесов были бетон, битум и сталь, сверкающая река превратилась в мутно-серую, с каменными набережными и мостами, под грязным бесцветным небом. Джошуа подумал: вот наглядная демонстрация того, во что человечество способно превратить мир, если дать ему побольше нефти и два-три столетия сроку.

Сама «Золотая пыль» словно уменьшилась, когда осторожно приземлилась на бетонную площадку. И первым делом, сойдя с корабля, Джошуа увидел на стене старого кирпичного склада огромный портрет президента Коули, стоявшего вытянув руку ладонью вперёд, словно желая сказать: «Не лезь к нам!»

Салли, идущая следом за Джошуа, осматривалась пренебрежительно и сердито. Она вернулась — надолго или нет — из своей последней отлучки. Хоть Джошуа знал Салли много лет, он по-прежнему имел мало представления о разнообразных каналах, по которым к ней шли сведения о происходящем на Долгой Земле. Салли, похоже, считала её зоной своей личной ответственности.

И теперь она мрачно сказала:

— Добро пожаловать домой.

Сошедшие с корабля пассажиры отправились в иммиграционную зону — огромный зал, полный змеящихся очередей, пропускных пунктов и сканеров. Придурки из Департамента национальной безопасности сидели так, что их лиц не было видно, а на стенах висели угрожающие инструкции и загадочные плакаты с надписью «Быт. 3:19».

Как и в любом аэропорту, здесь яркие указатели направляли поток пассажиров к другим транспортным системам — самолетам, поездам, автобусам, такси. Транспорт активно развивался на Базовой Земле после Дня перехода. Чтобы совершить долгое путешествие по какой-нибудь из Ближних Земель, проще было, как правило, смотаться на Базовую, сесть в автобус или в самолет, достигнуть места назначения и перейти. Но на страже доступа к благам цивилизации стоял иммиграционный контроль. Джошуа окинул взглядом свою компанию, пока они томились в очереди. Дэн, никогда в жизни не видавший ничего подобного, явно растерялся. Хелен, как всегда, была стоически терпелива. Билл ещё не вполне оправился от сильнейшего похмелья после прощальной пьянки с экипажем «Золотой пыли». Салли закатывала глаза, созерцая бесконечную человеческую глупость.

Пока они ждали в очереди, к ним подошел человек — низкорослый, энергичный, в черной сутане, белом воротничке и шляпе с крестом. Дэн шарахнулся от него. В руках у незнакомца была Библия, на цепочке висел небольшой медный шарик, откуда несся густой запах благовоний. Видимо, этот тип обслуживал стоявшую толпу.

Подойдя к пассажирам «Золотой пыли», он всучил Салли листовку.

— Во имя Бога, теперь, когда вы вернулись домой, оставайтесь здесь, на Базовой Земле — единственной подлинной Земле.

Салли нахмурилась.

— С какой стати? И кто вы такой?

Он с напором ответил:

— Нет никаких доказательств, ни научных, ни теологических, что развоплощённая душа способна путешествовать по разным мирам. Если ваши дети умрут там, в диких лесах, их души никогда не найдут дороги к стопам Господа, — и он перекрестился. — Судный день близок. Даже теперь, во всех так называемых последовательных мирах, в недрах этих безбожных копий единственной подлинной Америки, геенна огненная уже изрыгает ядовитый дым…

Салли рассмеялась и откровенно послала его куда подальше, гораздо энергичнее, чем рискнул бы сделать Джошуа. Человек в рясе поспешно зашагал на поиски более покладистых жертв.

— Вот псих, — заметил Билл.

Наконец очередь дошла и до них. Багаж тщательно осмотрели, каждого путешественника пропустили через сканер. Джошуа и Салли прошли первыми. На другой стороне обоих снабдили браслетами на запястье — яркими и, несомненно, снабженными «жучками» для слежки. Браслеты полагалось носить, не снимая до самого отбытия с Базовой.

Пока они ждали остальных, Джошуа негромко произнес:

— Не понимаю. Вся эта процедура с досмотрами… в прошлый раз ничего такого не было. Главное, зачем? Конечно, в последовательных мирах есть некоторые угрозы для Базовой Земли — инфекционные заболевания и агрессивные существа. Но Долгая Земля — открытая граница. Мы послушно летим на твене и прибываем на конечную станцию, хотя можем перейти обратно из любой точки Базовой, с полным рюкзаком жуков-усачей. Не вижу логики.

Салли закатила глаза.

— Ты не понимаешь символов, Джошуа. Президент Коули говорит своим избирателям: смотрите, вот как я вас защищаю. Смотрите, как ужасны эти путники, какую опасность они представляют, — она взглянула на ряды охранников. — Компании, которые производят охранное оборудование, получают немало денег из бюджета. Страх приносит большие доходы.

— Ты цинична.

— Джошуа, цинизм — единственный разумный ответ на выбрыки человечества. Особенно на Базовой Земле.

Наконец подошли Дэн, Хелен и Билл. У Дэна были круглые глаза и озадаченный вид, но мальчик не особенно испугался, как заметил с облегчением отец. Воссоединившись, они забрали вещи и зашагали через переполненный зал, ища выход к такси. Джошуа заметил нечто новенькое, появившееся с тех пор, как он в последний раз навестил Базовую: небольшие участки людных тротуаров, отмеченные желтыми штрихами, служили местами для перехода, и люди старались их не занимать, чтобы не мешать прибывающим. Только на Базовой Земле были нужны такие предосторожности, и Джошуа ощутил неприятный приступ клаустрофобии.

К ним подошел ещё один человек, на сей раз в элегантном деловом костюме, с полиэтиленовым пакетом. Видимо, путешественников не собирались ни на минуту оставлять в покое. Этому типу было лет тридцать. Редеющие волосы, очки, обворожительная улыбка…

Он встал прямо на пути, так что пришлось остановиться. Джошуа подумал: ещё один религиозный псих. Но мужчина произнес внятно и спокойно:

— Добро пожаловать на Землю, мутанты.

И сунул руку в пакет.

Джошуа бросился вперёд, чтобы оказаться между ним и своей семьей. Краем глаза он заметил, что Салли подхватила Дэна на руки и мгновенно, с легким хлопком, перешла. А мужчина вытащил нож — короткий и тяжелый. И метнул его.

Нож вонзился Джошуа выше правого соска. Он упал на спину, обливаясь кровью.

Он увидел, как Хелен кулаком ударила нападавшего по лицу. Она была повитухой, а значит, не жаловалась на слабосилие — мужчина рухнул навзничь. К ним уже бежали копы и охранники.

Мир для Джошуа посерел и угас.

Глава 23

— Твоего несостоявшегося убийцу зовут Филипп Мотт, — сказала Моника Янсон, наливая Джошуа кофе. — Младший поверенный, работал в одном из крупных железнодорожных концернов. Ни в чем таком не замечен, полиции не попадался. Не фобик, насколько нам известно, и семья его не бросала. Обычно такие вещи провоцируют агрессию.

Джошуа хорошо знал этот синдром. Хелен была сестрой Рода Грина, сообщника тех, кто взорвал в Мэдисоне бомбу, — фобика, ставшего преступником.

— Но, — продолжала Янсон, — своего переходника у Мотта нет. Он вообще, насколько известно со слов свидетелей, никогда не переходил. Он много лет поддерживал «Друзей человечества» президента Коули, в том числе самых фанатичных, от которых теперь даже Коули официально отмежевывается…

Джошуа поерзал на кушетке — слишком глубокой, чтобы улечься удобно. Спустя несколько дней после покушения плечо почти зажило, но по-прежнему было перевязано, и рана порой давала о себе знать острой вспышкой боли, если он слишком расслаблялся. Салли сидела рядом, с кружкой кофе, на краешке сиденья. Как всегда, с таким видом, словно она собиралась пулей вылететь за дверь — или перейти. Дэн играл во дворе в баскетбол с Биллом, бросая мяч в старое ржавое кольцо, прикрепленное к стене дома. Джошуа слышал, как они носились, и Дэн громко комментировал происходящее.

А Хелен — с ума сойти! — сидела под арестом за нападение.

Они остановились у давнего друга Джошуа, бывшего мэдисонского лейтенанта Моники Янсон. Её дом, расположенный на окраине Мэдисон-Запад-5 — куда перебрались после взрыва обитатели Базового Мэдисона, — был типичной для Ближних Земель постройки, массивный, из дерева, которое некогда невероятно высоко ценилось на Базовой. Персональное прошлое Янсон отражалось в том, что дом полнился всякой современной электроникой. Широкоэкранный телевизор, мобильники, лэптоп…

Янсон перевалило за пятьдесят, но, на неопытный взгляд Джошуа, выглядела она старше. Моника похудела, поседела и коротко подстриглась. Джошуа заметил белые пластмассовые баночки с лекарствами, стоявшие на полке над большим очагом, а прямо над ними, на кожаной тесемке, свисало с крючка кольцо с сапфиром, когда-то найденное Джошуа. С одобрения Хелен, он принёс кольцо на Базовую, с неопределенным намерением показать этот впечатляющий трофей нескольким близким друзьям.

По телевизору какой-то геолог осторожно обходил озерцо с бурлящей грязью в одном из последовательных Йеллоустонов на Ближних Землях. Видимо, тревожные симптомы были не только в Базовом Йеллоустоне. Комментатор игривым тоном рассказывал об уснувших гейзерах, мигрирующих животных и о том, какую выгоду это приносит Национальному парку, поскольку туристы приходят поглазеть на свежие хтонические беспорядки в последовательных мирах. Возможно, тот псих в порту был прав насчет огня и серы в Йеллоустоне, пусть даже он все неправильно понял.

Салли спросила:

— Значит, Мотт никогда раньше ничего такого не выкидывал?

— Во всяком случае, об этом нигде не сказано. Но сейчас многие «Друзья человечества» так себя ведут. Их тактика эволюционировала. Они впитывают пропаганду, помалкивают, держатся в тени — и носят с собой колья…

— Колья? — переспросил Джошуа.

— Так они называют оружие. Кольями, как известно, убивают вампиров. Каждому путнику — железный кол. Их очень трудно отследить. И вот однажды они встречают жертву в удобном месте. Например, возле терминала, но по ту сторону рамок, чтоб никто не знал, что у него в сумке… именно там, где этот тип вас встретил, Джошуа.

— И узнал в лицо, — сухо сказала Салли.

— И нанес удар. Кстати говоря, он целил в сердце. Пусть он и промахнулся, но могли бы возникнуть некоторые проблемы, если бы ты попытался перейти с куском железа, воткнутым в грудь.

Салли фыркнула.

— Я слышала, на Базовой Земле есть страны, где правительство проделывает такие штуки намеренно. Хирургически вживляет железные клипсы в сердце или в артерию.

— Да, — подтвердила Янсон, — это называется «ставить скобки». Не беспокойтесь, Мотт под арестом, ему предъявят обвинение. Закон и порядок на Базовой сейчас не те, что в моё время, но такие покушения никому с рук не сходят.

— И моей жене, видимо, тоже не сойдет, — с горечью заметил Джошуа. — Поверить не могу, что Хелен арестовали.

— Ну, она таки вырубила Мотта. Вот это был удар. Отделается предупреждением, самооборона и все такое.

— Но она сидит за решеткой! У неё отняли переходник и отказались выпустить под залог. Сколько нам придется ждать, чтоб Хелен отпустили?

— Боюсь, такова теперь политика в отношении тех, кто не живет на Базовой Земле или хотя бы на Ближних Землях.

Салли покачала головой.

— Базовая Земля полна параноиков, и управляют ими параноики. Неудивительно, что люди не хотят возвращаться.

— Ну, ты всё-таки вернулся, — сказала Янсон, обращаясь к Джошуа. — Встречаешься с сенатором Старлингом, так?

— Чтобы поговорить о троллях… — Джошуа пожал плечами и поморщился от боли. — Спасибо, Янсон. Я знаю, ты немало потрудилась, чтобы это устроить. Но сейчас я сомневаюсь, что поступил мудро, вернувшись на Базовую.

— Нужно же попытаться, — резко заметила Салли. — В Черт-Знает-Где мы через все это прошли.

Он устало отозвался:

— Конечно. Но теперь мы на Базовой, и очевидно, что благополучие троллей отнюдь не в первых строках списка у здешних политиков.

Янсон кивнула.

— Наверное, ты прав. Но инцидент с троллихой Мэри вызвал шум даже на Базовой Земле. Исключительный случай, такая очевидная жестокость и несправедливость, черт побери, причём в научной среде! Дальше просто некуда. Вот шанс что-то изменить. И поэтому я уж постаралась добиться встречи со Старлингом.

Салли подтвердила:

— Вот именно. Джошуа, что толку в твоей знаменитости, если ты ею не пользуешься во благо?

Он поморщился.

— Моя знаменитость привела исключительно к тому, что меня пырнули ножом, жену посадили за решетку, а мой сын перепугался до чертиков.

Янсон выглянула в окно.

— Ну, этот маленький колонист крепче, чем кажется.

Джошуа скривился.

— Президент Коули назвал бы его маленьким мутантом.

Янсон грустно улыбнулась.

— И грешником.

Салли кивнула.

— Бытие, 3:19. Мы видели плакаты.

Джошуа закрыл глаза, вспоминая уроки закона Божьего в Приюте.

— Вот что Бог сказал Адаму и Еве после изгнания из Рая. «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься».

— Точно, — сказала Янсон. — Господь отправил нас в мир, или миры, чтобы трудиться. Вы, стригали, просто бродите без дела, ну или так вас здесь описывают — как отпетых лодырей. Без труда человечество не способно прогрессировать, и все такое.

Джошуа вздохнул.

— Подталкиваемые этим безумием, мы скатываемся к войне.

Янсон отхлебнула кофе. Джошуа показалось, что её знобит, хотя день был теплый.

Он негромко спросил:

— Как ты поживаешь, Моника?

Она взглянула на него.

— Лучше говори «лейтенант Янсон».

— Значит, ты обосновалась здесь, на Западе-5?

— Ну, даже сейчас никого не пускают в Базовой Мэдисон надолго. Тебя, может, пустят на часок, если захочешь посмотреть. Я поговорю с кем надо… Жуткое место. Природа прёт вовсю. Среди обгоревших развалин растут степные цветы. Американский Чернобыль, вот как его называют. Земля постепенно залечивает раны.

Джошуа осторожно спросил:

— А ты?

Янсон устало подняла глаза.

— Это так очевидно?

— Извини.

— Не извиняйся. У меня лейкемия. Сама виновата. Я слишком часто скакала туда-сюда после взрыва. Но с таблетками жить проще, и поговаривают о генной терапии.

— Ты всегда старалась делать то, что должно, — кратко сказал Джошуа. — Вот твое главное качество.

Она пожала плечами.

— Такова работа копа.

— Но ты шла дальше, чем большинство копов. И я тебя за это ценю.

Он потянулся, скривившись от боли, и коснулся руки Янсон.

— Не сдавайся. Слышишь?

Салли нетерпеливо встала.

— Если вы решили распустить сопли, то без меня.

Джошуа повернулся к ней.

— Что, уже уходишь?

Она подмигнула.

— У меня всегда много дел, Джошуа. Сам знаешь. Но я вернусь. До встречи, лейтенант Янсон.

И Салли исчезла.

Янсон подняла брови.

— Я сварю ещё кофе.

Глава 24

Марлон Джексон, референт сенатора Старлинга, намеревался держаться невозмутимо во время встречи с этим странным Валиенте. Джим Старлинг, по опыту Джексона, был вполне управляем. К сожалению, сенатор отличался хорошей, пусть и избирательной, памятью, которая порой мешала направить его в нужную сторону. Но, по крайней мере, приступы гнева у сенатора были короткими и несерьезными, и в этом он походил на Линдона Джонсона, если верить описанию прадедушки Джексона: «Настоящий торнадо, пока не выдохнется, а там считай, что твое дело в шляпе». Предки Джексона много лет закулисно двигали демократию.

Но прадедушке не приходилось иметь дела с современными технологиями. Например, с электронным ежедневником, в который внесли назначенную встречу с Джошуа Валиенте, пусть даже все, у кого был доступ к ежедневнику, отрицали свою причастность. Даже когда Джексону удалось стереть запись, она появилась снова. Видимо, Валиенте кто-то поддерживал; Джексон, не новичок в правительственном штате, знал основные признаки.

И это непременно должен был быть кто-то вроде Валиенте, которого Джексон в последний раз видел лично, когда тот, стоя перед правительственной комиссией по расследованиям, всячески уходил от прямых ответов касательно своего загадочного путешествия по Долгой Земле на беспилотном корабле. На корабле, управляемом какой-то тайной технологией, из тех, что впоследствии Корпорация Блэка подарила американцам, вызвав немую ярость политических кругов. Валиенте, живой символ Долгой Земли, поддерживаемый некоей незримой рукой, — Валиенте, который буквально силой пробился сюда, чтобы увидеться с сенатором Старлингом, который презирал колонистов и все с ними связанное. Столкновение сознаний случилось в то самое время, когда политическая обстановка сделалась сложной как никогда, и в довершение этой ерунды с троллями — Декларация Вальгаллы…

По меркам Джексона, небольшой инцидент вышел из-под контроля и грозил неприятностями. Как ручная граната, брошенная на пол. Если бы только он мог превратить идиотские вспышки сенатора в нечто похожее на конструктивный диалог, все было бы хорошо. В таких делах остается лишь надеяться.

И Марлон проглотил очередную таблетку от язвы.


Когда охрана наконец впустила Джошуа Валиенте и его приятеля, одетых как золотоискатели, от предполагаемого начала встречи уже прошло несколько минут. Джексону показалось, что в кабинет середины двадцать первого века вторглось полулегендарное американское прошлое.

После короткого вступления Валиенте перешёл прямо к делу.

— Мы опоздали на семь минут из-за вашей системы безопасности. Вы боитесь одного меня или всех своих избирателей?

Прежде чем Джексон успел ответить, Валиенте обвёл взглядом охотничьи трофеи на стенах.

— Какой интересный выбор. Либо несъедобные, либо редкие животные. Либо то и другое сразу. Очень символично.

Его спутник загоготал.

Джексон не сказал ещё ни слова. Он боролся; у него было такое ощущение, словно он столкнулся с первобытной силой.

— Может быть, вы сядете, мистер Валиенте? И вы… — он заглянул в сводку, — мистер Чамберс?

По крайней мере, на это они согласились.

Что представлял собой Валиенте? Джексона уверяли, что он просто слабоумный, в котором нет ничего особенного, кроме умения переходить. Но Валиенте оказался сложнее. Даже его голос звучал странно, с точки зрения Джексона, который пытался оценить своего собеседника. Джошуа словно выкладывал слова одно за другим, как игрок выкладывает карты, решительно и уверенно. Он казался довольно медлительным, зато неумолимым. И если уж он начинал движение, остановить его было не проще, чем разогнавшийся танк.

А что касалось трофеев на стене, Джексон знал, что голову тигра приобрел ещё дедушка Старлинга, купивший её у продавца китайских афродизиаков, но остальное, по большей части, было результатом подвигов самого сенатора. Чутье не подвело Джошуа: трофеи словно предупреждали посетителей, что сенатор обладает внушительным запасом оружия, которое содержит в должном виде и не стесняется пускать в ход. Впрочем, большинство тех, кто голосовал за Старлинга, были поклонниками огнестрела. Джим Старлинг не стал бы обращать внимание на нытиков-экологов, которые распускали сопли из-за того, что в каком-то далеком мире убили Бемби.

И так во всем.

В любом случае Джексон решил, что это не его проблема, ему просто нужно было продержаться час-полтора, пока гостям не укажут на дверь.

— Кофе, господа?

— А чая у вас совсем нет? — спросил Чамберс.

Джексон позвонил, и напитки принесли через пару минут.

Затем, к своему большому облегчению, Джексон услышал, как в уборной смыли воду. Дверь открылась, и появился сенатор — слава богу, в кои-то веки с застегнутой ширинкой.

Старлинг, тучный, пятидесяти лет с небольшим, без пиджака, застигнутый в разгар рабочего дня, казался обезоруживающе гостеприимным. Колонисты встали, и вид у них сделался чуть менее ершистый, пока сенатор жал им руки. Старлинг хорошо это умел — он обрабатывал людей с первой же секунды, как только появлялся перед ними.

Насколько мог судить Джексон, Валиенте удивился, когда сенатор попросил у него автограф.

— Это не для меня, а для моей племянницы. Она ваша большая поклонница.

Валиенте словно хотелось извиниться, когда он подписывал карточку.

— Я за вас не голосовал. Бюллетени нам не присылают.

Старлинг пожал плечами.

— Но вы по-прежнему мой избиратель, согласно определению, данному Эгидой, и окружным спискам. (Джошуа сохранил за собой юридический адрес Приюта в Мэдисон-Запад-5.) И вы сами теперь занимаетесь политикой, так?

Он полистал лежавшие на столе бумаги.

— Мэр в каком-то поселении. Восхитительно.

Сенатор плюхнулся в большое кресло и продолжал:

— Итак, господа, вы проделали долгий путь из вашего отдаленного мира, вы добрались до Вашингтона, вы желали срочно меня видеть. Давайте перейдем к делу. Насколько мне известно, вы добиваетесь создания заповедников на второстепенных Землях, так?

— Да, сэр, — ответил ирландец — Билл Чамберс.

— Нет, — сказал Джошуа, вновь бросаясь в бой. — Тролли — не животные. И нет никаких второстепенных Земель. Каждая Земля — это отдельный мир. Не стоит ставить Базовую Землю в центр мироздания, сэр.

Джексон набрал воздуху, чтобы вмешаться. Но сенатор принял ответ Валиенте с юмором.

— Допустим. Но Земли, которые меня интересуют, населены американскими гражданами и находятся под властью Эгиды. Я озабочен тем, чтобы гарантировать нашим гражданам права, даруемые конституцией.

Он вновь поворошил бумаги.

— Кажется, я понимаю, зачем вы здесь. Но, может быть, вы расскажете своими словами?

Джексон убедился, что Валиенте никудышный оратор, несмотря на свой политический опыт. С запинками, по мере сил, Джошуа попытался изложить проблемы, накопившиеся на Долгой Земле из-за дурного обращения с троллями.

— Послушайте, когда я узнал про случай с Мэри и её детенышем, то пришел в ужас. Но это всего лишь верхушка айсберга. В Черт-Знает-Где мы защищаем троллей, распространив на них гражданские права…

— Что? Вы серьезно? И насколько далеко вы их распространили? Нет, не отвечайте. Какие бы самодельные законы вы ни устанавливали в вашем Черт-Знает-Что…

— Черт-Знает-Где.

— Короче говоря, не переполняйте чашу. Тролли — гуманоиды. Так? Гуманоиды, похожие на людей, но не люди, и неважно, какие законы вы придумываете в вашем сельском захолустье. Тролли — животные, притом, судя по последним отчетам, опасные. И этих тварей, которые сильны и агрессивны, по вашим словам, не следует убивать и как-либо притеснять? Так? Я прочел все бумаги, пусть даже мой ассистент, возможно, думает, что я этого не сделал, — и сенатор подмигнул Джексону. — Сильные агрессивные животные, а теперь ещё и убийцы.

Валиенте подтвердил:

— Да, сильные. Даже самка весит как борец сумо и бьет как боксер-тяжеловес. Агрессивные? Только если их вынуждают. В большинстве случаев от троллей много пользы.

— Пользы?

— Сенатор, тролли и люди работают вместе. Так ведется повсюду на Долгой Земле, даже на Ближних Землях… черт возьми, вы должны об этом знать — о дополнительном ресурсе, который представляет собой троллий труд.

Тролли жили во всех мирах, колонизированных людьми. С точки зрения поселенцев, лишенных станков и техники, тролли были покладистыми и толковыми работниками, способными расчистить поле, перевезти копны сена, даже помочь с постройкой школы. В более развитых сообществах Ближних Земель троллей приставляли к работе на огромных овечьих пастбищах, которые покрывали множество последовательных Австралий, они стригли овец и пряли шерсть, трудились на гигантских каучуковых плантациях многочисленных Малайзий и стояли у сборочных конвейеров на фабриках некоторых ближних Америк.

— Все может быть… — Старлинг пошуршал бумагами. — Но вот у меня пачка сообщений о том, как ваши тролли нападают на людей. В одном случае человек остался парализованным, в другом погибла женщина и пострадал маленький ребенок. И так далее. Что скажете?

— Сенатор, тролли опасны точно так же, как медведь в национальном парке. То и дело какой-нибудь идиот-турист пытается сфотографировать своего ребенка в обнимку с маленьким славным мишкой. Подобная глупость даже в Базовой Америке приводит к печальным последствиям, а на последовательных Землях, более или менее диких, она фатальна. Мы неустанно твердим об этом людям. В большинстве последовательных миров глупость — прелюдия к смерти. И ситуация ухудшается, сенатор. У троллей есть один обычай под названием долгий зов, благодаря которому тролли во всех мирах узнают о случившемся. На распространение информации требуется некоторое время, но рано или поздно, если люди будут обращаться с троллями как с опасными животными, наши отношения с ними повсюду кардинально изменятся…

Старлинг громко рассмеялся.

— Знаете, вы прямо как те придурки, которые типа качают у деревьев энергию. Долгий зов? А дальше вы мне скажете про гнев Зеленой богини? Подведем итог, мистер Валиенте: мы обязаны защитить наших граждан, в том числе от их собственной глупости, которая не является преступлением. Иначе тюрьмы бы не пустовали. Особенно здесь, в Вашингтоне. Ха!

Валиенте не отставал.

— Я лишь прошу, сэр, о чем-то вроде декларации, в которой Соединенные Штаты даровали бы троллям статус охраняемого вида в пределах Эгиды.

— И все? — Старлинг развел руками. — Но вы должны понимать, что в нашей стране ситуация с защитой животных сама по себе непроста. У нас есть федеральные законы, но множество законопроектов проводится на уровне отдельных штатов. От кого конкретно вы хотите принятия этих законов, не говоря уж об их реализации? В любом случае при нынешнем количестве проблем, касающихся так называемых колониальных миров, ведутся бесконечные дебаты о том, как действуют на Долгой Земле Базовые законы.

Он вновь глянул в свои бумаги.

— Я вижу, вы требуете, чтобы этих ваших троллей считали экзотическими животными. В таком случае они подпадают под защиту министерства здравоохранения сельскохозяйственных животных. Но я могу выдвинуть и встречный аргумент — что они не экзотичны, а эндемичны. Тролли есть на всех последовательных Землях, ведь так? Значит, привычные категории здесь неприменимы, как юридические, так и моральные. Что касается конкретного случая на исследовательской базе — если она находится в пределах Эгиды, им потребовалось бы разрешение министерства сельского хозяйства для использования троллей в эксперименте. Во-первых, упомянутое разрешение нужно было бы получить, и, во-вторых, возможно, их действия даже удалось бы проконтролировать. Но, понимаете ли, мистер Валиенте, хотя в случившемся были задействованы американские граждане, эта база, насколько я знаю, не находится в последовательной Америке. Кажется, она где-то на территории Англии. Наверное, обратиться с жалобой вам следовало в Лондон, а не сюда… — он пожал плечами и оттолкнул бумаги. — Послушайте, юридическая основа очень зыбкая, и лично мне в ваших словах недостает моральной ясности. Я слушаю, господа, но не понимаю сути жалобы. Максимум, что я могу сделать, так это озвучить ваши претензии в Сенате. Но, честно говоря, не особенно расположен. И потом, вы забываете о более широких проблемах.

— Каких?

— Нравится вам это или нет, мистер Валиенте, но затронуты вопросы национальной безопасности. Речь не о животных, черт возьми. Я говорю об угрозе. Вот что волнует моих избирателей — здесь, на Базовой Земле. Угроза неведомого. Дела обстояли не так плохо, когда мы боялись только пришельцев с другой планеты, как в кино. По крайней мере, тогда мы были бы предупреждены. По крайней мере, мы постарались бы перестрелять их в небе. Но теперь у нас открыты все границы. Теперь пришельцы могут просто взять и войти!

Ирландец (Джексону снова пришлось вспоминать его имя — Билл Чамберс) впервые открыл рот.

— Сенатор, вы имеете в виду те военные твены, которые вы рассылаете по Долгой Земле, да?

Старлинг подался вперёд.

Джексон напрягся, готовясь к буре. Он знал, как выглядит его хозяин и повелитель, будучи по-настоящему рассерженным.

— Да, сэр, — ответил Старлинг. — Это единственно возможный ответ. Кто-то же должен приготовиться к худшему. Такова обязанность ответственного правительства.

К ужасу Джексона, Чамберс издал губами непристойный звук.

— Да бросьте, сенатор. Шутите вы, что ли? Вы просто даром тратите время и деньги и призываете к всеобщей драке. Вроде «отставания по ракетам» в шестидесятые, вроде одиннадцатого сентября, вроде взрыва в Мэдисоне. Чем неопределеннее угроза, тем больше денег вылетит на ветер, так? Послушайте, я там живу — и вот что я вам скажу. Я скажу, что нельзя держать одно правительство на миллион Америк, и вы сами это доказываете. Так просто не получится, будет одна сплошная чертова бюрократия. Бюрократия и есть. Блин, да за столько веков гребаные англичане не сумели разрешить ирландский вопрос как следует. Так неужели вы намерены решить проблему Долгой Земли?

Валиенте засмеялся.

— Лучше не произноси эту речь, Билл, когда военные корабли покажутся над нашей городской ратушей.

— Да-да. Придержи язык, деревенщина.

Но Чамберс ещё не закончил.

— Знаете, до Дня перехода одного мира для вас было вполне достаточно. Потому что вы даже не подозревали о существовании остальных. А теперь мы ушли туда и кое-чего добились своим трудом, а вы, оставшиеся дома, тоже претендуете на кусок пирога, мать вашу. Теперь одного мира вам мало. Почему нельзя просто оставить нас в покое?

Старлинг пристально взглянул на него. Потом сел и, к облегчению Джексона, повернулся к Валиенте. По крайней мере, физическая расправа никому не грозила. На сей раз.

— Мне нечего сказать вашему спутнику, мистер Валиенте, — произнес Старлинг. — Впрочем, вы меня разочаровали. Насколько я знаю, вы славитесь как человек правдивый и осторожный. Я читал отчеты, в которых вас восхваляли за мужество, проявленное в День перехода, когда вы были мальчиком. Множество детей и подростков обязаны вам жизнью. Потом вы отправились на Долгую Землю и зашли туда, где никто ещё не бывал. Так? Просто чудо что такое. И вот вы приходите сюда и выдвигаете нелепые требования, несете чушь про этих тварей… Я-то думал, что вы видите картину целиком. Какого черта?..

Он неожиданно усмехнулся. Джексон знал, что излюбленный прием Старлинга — превратиться в рубаху-парня, морально измолотив противника.

— Послушайте. Давайте не будем ссориться. Вы человек смелый, но наивный; кажется, вы считаете, что я — просто орудие военно-промышленного комплекса. Тем не менее, вы высказались и сделали это неплохо, и от нашей дискуссии я получил большое удовольствие. Сестра Агнес гордилась бы вами, с позволения сказать.

У Валиенте перехватило дыхание. Несомненно, на это сенатор и рассчитывал. А Джексон был впечатлен тем, что Старлинг дочитал сводку до конца.

— Да, я знаю про Приют, который некогда находился на Союзном проезде, мистер Валиенте. Он стал частью легенды, не знаю уж, к добру или к худу. И я однажды видел Агнес — приходила, чтобы произнести гневную речь по одному поводу. Я огорчился, когда узнал о её смерти. Не сомневаюсь, она много значила для вас и для других бывших воспитанников.

Валиенте улыбался — таково было действие харизмы Старлинга.

— Да… спасибо. Агнес умерла мирно. На её похоронах даже присутствовал представитель Ватикана.

— Видимо, дань уважения достойному врагу. Судя по тому, что я знаю о деятельности сестры Агнес.

— Да. Пусть даже они твердили, что она была худшим католиком после Торквемады. Или так говорила она сама. Знаете, мистер Старлинг, я даже не то чтобы скучаю по ней. Такое ощущение, что она не умирала.

Глава 25

Хелен уже ждала его, когда он вернулся в Мэдисон-Запад-5. К их обоюдной радости, её выпустили из тюрьмы, но взамен поместили под домашний арест у Янсон.

Жена выслушала полный горечи рассказ о встрече со Старлингом. А потом, чтобы развлечь Джошуа, показала письма, которые им присылали по поводу последней версии проекта «колония в коробке», разрабатываемого Корпорацией Блэка. Эту технологию опробовали в Черт-Знает-Где, явно надеясь сделать Джошуа рекламным лицом программы. «Колония в коробке» представляла собой универсальный комплект, доставляемый твеном на новое место поселения и содержащий современную манну небесную, например систему навигации, поддерживаемую не менее чем тремя микроспутниками, запущенными на синхронную орбиту с помощью компактной ракеты-носителя. А ещё — оборудование, которого хватило бы на первоклассную клинику, все необходимое для небольшого онлайн-университета, с возможностью выбора виртуального преподавателя, и разнообразные средства связи — от старомодных наземных телефонов до коротковолновых приемников и спутниковых антенн. Более продвинутые комплекты включали несколько велосипедов, которыми колонисты могли обходиться до появления лошадей, каталог почтового брачного агентства и так далее.

Наконец, в самый полный комплект входил трехмерный принтер, способный превращать сырье в сложные детали. Но, насколько знал Джошуа, подобные штуки были склонны быстро ломаться — а в эпоху общего технологического застоя, наступившего после Дня перехода, нанотехнологии не особенно продвинулись. С его точки зрения, среднему колонисту куда больше пригодился бы компактный набор базовых справочников, энциклопедий, медицинских словарей.

Основной идеей было то, что получателей поощряли связываться сначала при помощи коротковолновых раций с другими колонистами, обитавшими в том же мире. В одиночку колония, к примеру, не создала бы приличный колледж; но, разделив имеющиеся ресурсы по поселениям, разбросанным по отдельно взятому миру, люди вполне могли справиться.

— Вообще-то это была моя идея, — сказал Джошуа. — Боковые связи. Я предпочитаю, чтоб люди с самого начала считали себя гражданами планеты — мира, растущего вбок, а не только последовательно… нового мира, с самого начала не имеющего границ.

— Ты просто современный хиппи.

— Термины меняются. Прежнее представление о национальности уже не работает. Может быть, подобные инициативы положат конец войне. Новое начало для всех нас…

— А теперь ты говоришь как папа. «Блаженство на рассвете быть живым», — с легким сарказмом заметила Хелен. — Кажется, Шекспир.

— Нет, Вордсворт. Сестра Агнес часто цитировала эту строчку.

Жена внимательно взглянула на него.

— Ты все ещё скучаешь по Агнес? С тех пор как мы вернулись, ты несколько раз о ней вспомнил.

Джошуа пожал плечами.

— В конце концов, мы в Мэдисоне. И сенатор Старлинг выбил меня из колеи. Наверное, этого он и добивался. Агнес — самое лучшее, что было в моем детстве. И не только в моем. Они хотят, чтобы однажды я приехал в Приют.

— Ты поедешь?

— Может быть. Не как знаменитый Джошуа Валиенте, приютский мальчик, добившийся славы, ныне — символ Долгой Земли, мэр и все такое… Хорошо, если мне разрешат просто поговорить с детьми… о разных вещах, например как пользоваться ножом, как лечиться в полевых условиях, как сделать ночное небо своим другом, чтоб Большая Медведица стала вешалкой для шляпы, а Орион указал дорогу домой. Вот чего мне недоставало в те времена… Жаль, что Агнес не увидит этот благословенный рассвет. Нужно принести цветы на её могилу.

— Она вообще любила цветы?

Джошуа улыбнулся.

— Сначала всегда отказывалась. А потом брала букет, ворчала о пустой трате денег и держала цветы у себя в комнате, пока не осыпались лепестки.

Хелен поцеловала его в щеку.

— Иди.

— Куда?

— Иди и навести Агнес. Бог с ним, с приглашением из Приюта. Иди сам. И тебе станет легче. Не волнуйся за нас. Мы никуда не денемся. Я, по крайней мере.

Джошуа как следует подумал.

И на следующий день пошел.


Новый город в Мэдисон-Запад-5 вырос, заменив старый, разрушенный взрывом; он возник из поселения, где Хелен некоторое время жила с семьей, прежде чем отправиться в дальний путь. Приют здесь был тщательно воссоздан, с той разницей, что его отремонтировали. Джошуа сам дал денег на ремонт. А сестра Агнес дожила до его окончания.

А потом она умерла, под ярким осенним солнцем, на новой Земле. Её похоронили в присутствии многих важных особ — Джошуа знал, что некоторые из них не прочь были бы проводить Агнес в последний путь намного раньше.

Она покоилась на новеньком кладбище, пока пустом, неподалеку от Приюта. Ясным и свежим майским вечером Джошуа пришел с букетом и положил его на камень. Там лежали и ещё цветы — от сестер, от других бывших воспитанников, которые помнили неисчерпаемое терпение сестры Агнес и её разумную любовь.

Джошуа стоял, не двигаясь и потеряв счет времени. Если кто-нибудь и заметил его из окна Приюта, Джошуа это не обеспокоило.

Он с удивлением заметил, что тени начали удлиняться. Приближались сумерки. Тогда он покинул маленькое кладбище и зашагал обратно к Янсон.

И заметил женщину на противоположной стороне улицы. Женщину в монашеском одеянии — она стояла и, казалось, наблюдала за ним. Джошуа перешёл дорогу. Он не видел её лица, но она выглядела моложаво.

— Чем могу помочь, сестра?

— Я была в отлучке… — она говорила с ирландским акцентом. — И только недавно узнала о смерти сестры Агнес. Вы случайно не Джошуа Валиенте? Я видела вас в новостях. Ох, боже, какая я глупая. Извините. Меня зовут сестра Консепсьон. Мы с Агнес давно дружили. Даже вместе принесли обеты. Я знала, что она станет влиятельным человеком, я всегда это знала, хоть она и бывала многословна…

Джошуа молчал.

Сестра Консепсьон долго смотрела на него.

— Не сработало, да?

— Если вы надеялись выдать себя за другую, то нет, не сработало. Я бы узнал Агнес даже с закрытыми глазами. Помню, как она каждый вечер заходила в спальню, прежде чем выключить свет. Помню щелчок старого выключателя, который держался на клею, потому что на новую проводку вечно не хватало денег. Рядом с ней все чувствовали себя в безопасности… И потом, она никогда не умела врать. И ирландского акцента у неё не было.

— Джошуа…

— Кажется, я догадываюсь… Лобсанг?

— Лобсанг.

— Да, штука совсем в духе Лобсанга. И ведь именно я привел его повидаться с сестрой Агнес, когда она умирала. Наверное, это я во всем виноват. И теперь… ну вот, вы здесь.

— Джошуа…

— Здравствуйте, сестра Агнес.

Он обнял её и крепко прижимал к себе, пока она не рассмеялась и не оттолкнула его.

Глава 26

Для Агнес все началось с пробуждения. Она почувствовала приятное тепло… и что-то розовое.

Она надолго задумалась. Её последними воспоминаниями были кровать в Приюте и бормотание священника. Агнес произнесла — скорее осторожно, нежели с надеждой:

— Я в раю?

— Нет. Рай подождет, — спокойно ответил мужской голос. — А у нас есть некоторые неотложные дела.

Сестра Агнес прошептала (хотя и понятия не имела, как именно):

— И там будет хор ангелов?

— Не совсем, — ответили небеса. — Пять баллов за то, что вы процитировали песню покойного Джима Стейнмана в первую же минуту, как пришли в себя. А теперь, увы, вам снова придется поспать.

И темнота покрыла небесный свод, который, потухая, произнес:

— Великолепно…

Самое удивительное — это было сказано по-тибетски. И она поняла.

Снова прошло какое-то время.

— Агнес? Мне придется разбудить вас на некоторое время, просто для калибровки…

Тогда они показали Агнес её новое тело — розовое, обнаженное, очень женственное.

— Кто до этого додумался?

— Прошу прощения?

— Послушайте, даже до того, как я распрощалась со своей грудью, она была не такого размера, заверяю вас. Пожалуйста, можно на размер меньше?

— Не беспокойтесь. Все меняется. Если вы согласитесь потерпеть наше общество, в конце концов мы предоставим вам целый ассортимент тел на все случаи. Разумеется, протетических. Вы вполне сможете сойти за человека; с тех пор как я начал собственные эксперименты, наука заметно шагнула вперёд. Хотя в техническом смысле в вас будет мало человеческого. Кстати говоря, над вами трудится множество хирургов и прочих врачей, состоящих на жалованье в одном малоизвестном филиале Корпорации Блэка. Они и понятия не имеют, кто вы. Забавно, правда?

— Забавно?..

Агнес внезапно поняла, с кем разговаривает.

— Лобсанг! Ах ты сукин сын!

Темнота нахлынула вновь. Но гнев остался. Гнев, который она всегда считала союзником. Который переполнял её. И теперь Агнес цеплялась за него.

Наконец розовый свет вернулся.

И голос Лобсанга негромко произнес:

— Я вновь приношу свои извинения, но это очень деликатная процедура — так сказать, эндшпиль. Я три года работал над вашим воскрешением, и процесс почти завершен. Сестра Агнес, дорогая Агнес, вам нечего бояться. Более того, я надеюсь лично увидеться с вами завтра. Пока ждете, не хотите ли послушать музыку?

— Только не Джона Леннона, пропади он пропадом.

— Нет-нет. Учитывая ваш вкус… как насчет Бонни Тайлер?


Сестра Агнес проснулась вновь — озадаченная. Кроме того, она чуяла запах кофе и яичницы с беконом.

Запах исходил с подноса, стоявшего рядом с кроватью, на которой она лежала. Очевидно, его поставила туда некая молодая особа — в очках, дружелюбная на вид, с азиатскими чертами, возможно японка.

— Спешить некуда, мэм. Не торопитесь. Меня зовут Хироэ. Пожалуйста, если вам что-нибудь нужно, только попросите.

На самом деле вернуться к жизни оказалось не так уж сложно. С помощью Хироэ Агнес добралась до ванной, которая примыкала к комнате, похожей на недорогой гостиничный номер, приняла душ, полюбовалась на свои безупречные зубы в зеркале и безуспешно посидела на унитазе.

Хироэ сказала:

— Физически ничего особенно сложного. Ваше тело уже прошло через множество базовых процессов, пока вы были покружены в глубокий сон. Так сказать, мы подвергли его обучению. Пожалуйста, походите немного туда-сюда и скажите, что вы чувствуете.

Сестра Агнес побродила по комнате и поделилась впечатлениями. Она попробовала кофе, который оказался недурен, и с удивлением обнаружила, что бекон не просто поджарен, а почти обуглен — именно так, как она всегда предпочитала.

А в шкафу оказалось полно одежды, в том числе ряса вроде той, что она носила много лет. Агнес помедлила. Будучи католической монахиней, но, некоторым образом, неортодоксальной, она и раньше сомневалась в своем статусе, а теперь впала в совершенное замешательство. Но Агнес принесла обет давным-давно и подозревала, что он продолжает действовать, а потому надела облачение и улыбнулась, радуясь исчезновению старческой боли в каждом суставе и давно позабытой свободе движений.

Она сказала японке:

— Наверное, мне предстоит встреча с самим Лобсангом?

Хироэ рассмеялась.

— Он предупредил, что вы быстро перейдете к делу. Пожалуйста, следуйте за мной…


Агнес прошла вслед за Хироэ по коридору со стальными стенами, миновала череду дверей, которые открывались и закрывались с автоматическим шиком, и оказалась в кабинете, полном книг и антикварной мебели. Он словно сошел с иллюстрации, вплоть до пылающего в старинном очаге огня. Но Агнес узнала это место — по описаниям Джошуа, уже знакомого со стилем Лобсанга.

В комнате стояло вращающееся мягкое кресло, обращенное к ней спинкой.

— Огонь ненастоящий, да? — резко спросила Агнес. — Джошуа рассказывал. Он говорил, что треску недостает хаотичности.

Из кресла не донеслось ни звука.

— Послушайте. Я не знаю, следует ли мне благодарить вас или злиться…

— Об этом от вашего имени просил Джошуа, — наконец ответил искусственный голос. — Ну или, по крайней мере, я сделал такой вывод. Меня пригласили повидаться с вами, когда вы болели, помните? В Приюте, в Мэдисон-Запад-5. Вас уже причастили. Вы страдали, Агнес.

— И я этого не забуду.

— Джошуа попросил облегчить ваши муки. Несомненно, вы бы не отказались…

— Джошуа. Ну конечно, он пришел.

Из всех детей, о которых Агнес заботилась в Приюте, Джошуа Валиенте был самым… примечательным. Как характерно для него — не забыть, не уйти навсегда. Джошуа вернулся, когда она нуждалась в нем — когда её жизнь, после долгих-долгих лет, угасала, как свеча. Он вернулся, надеясь что-то исправить.

— Джошуа обратился к вам за помощью. И я так понимаю, вы не сказали «нет».

— Да. Особенно когда он попросил меня сквозь зубы, — ответил Лобсанг. — После инцидента в Мэдисоне мы слегка разошлись.

— Но, разумеется, он всего лишь просил облегчить мою смерть. Я не ожидала такого… богохульства!

Наконец кресло повернулось, и Лобсанг взглянул на неё. На нем было оранжевое одеяние, голова обрита. Агнес прежде видела его только раз и запомнила это лицо — странное, не вполне человеческое, неопределенного возраста, словно реконструированная внешность жертвы пожара. Она припомнила собственное изображение и подумала, что её собственное механическое тело намного лучше. Видимо, последняя модель.

Он переспросил:

— Богохульство? Мы будем общаться в таком духе?

— А в каком же духе вы хотите общаться?

— Давайте лучше поговорим о причине, по которой я… вернул вас.

— Причина? И что же это за причина?

— О, вам понравится. Я буду очень рад, если вы воспользуетесь столь необычным случаем и обдумаете моё предложение — новую цель, которая, полагаю, совпадает с вашими собственными желаниями. Вы готовы меня выслушать?

Сестра Агнес опустилась в точно такое же мягкое кресло напротив.

— Кстати, как вам ваше новое тело?

Она подняла руку, взглянула на неё, согнула пальцы и вообразила, что слышит жужжание крошечных гидравлических моторчиков.

— По-моему, вы превратили меня в чудовище Франкенштейна.

— Чудовище Франкенштейна было гораздо умнее и полезнее, чем его так называемый создатель. Это так, к слову.

— К делу. Что вам нужно?

— Агнес, я много слышал о вас от Джошуа — а также почерпнул из других источников, включая ваши собственные дневники. Я знаю ваше исключительное сочувствие по отношению к безнадежно испорченному человечеству, а потому я совершил похищение, так сказать, от имени упомянутого человечества. Я предлагаю вам интересную миссию. А именно: мне нужен противник.

— Кто?

— Агнес, вы меня знаете. Вы знаете, кто я такой. Я охватываю весь мир. Точнее, миры. Мои способности неизмеримы. Начиная с умения не платить за парковку и заканчивая масштабами, которыми не мог похвастать ни один тиран в мировой истории. Я никому не подчиняюсь, не отчитываюсь ни перед кем, кроме самого себя. Даже Дуглас Блэк — всего лишь мой патрон, куратор. Он не способен меня остановить. В том-то и проблема.

— Правда?

— Конечно! Почему вы так удивлены? Мне нужен противник, Агнес. Человек, способный сказать, если я переступлю черту. Сделаюсь бесчеловечным. Или чересчур человечным. По-моему, учитывая все то, что рассказывал про вас Джошуа, вы идеально подходите на эту должность.

— Вы вернули меня к жизни, чтобы сделать вашей совестью? Бред какой-то. Даже если я соглашусь, каким образом я помешаю вам делать то, что вы хотите?

— Я объясню, как остановить меня.

— Что? Это вообще возможно?

— Это… нелегко, — признал Лобсанг. — Сейчас существует множество моих итераций, рассредоточенных по всему миру, по Долгой Земле и даже по нескольким локациям в пределах Солнечной системы. Сами понимаете, лучше лишний раз сохраниться. Но — да, я могу дать вам возможность удалить меня отовсюду.

— Хм. И в какой из упомянутых итераций находится ваша душа?

— Раз уж мы с вами разговариваем в наших новых телах, давайте согласимся, что душа не знает границ.

— А у меня есть выбор?

— Конечно. Вы можете уйти сию секунду, и вас переправят в любое место на планете по вашему выбору. Я больше никогда не напомню о себе. Или… ну, у вас тоже есть кнопка выключения, Агнес. Но я знаю, что вы не прибегнете к этому способу.

— Ах, вы знаете?

— Когда я в тот день пришел к вам с Джошуа и спросил, жалеете ли вы о чем-нибудь… помните? Вы шепнули: «Так много осталось дел». Вот шанс их доделать. Что скажете? Хотите стать моим Босуэллом, Агнес, при мне — Джонсоне? Ватсоном при мне — Холмсе? Сатаной при мне — Боге?

— Или вашей сварливой женой?

Он рассмеялся странным, не вполне человеческим смехом.

Сестра Агнес некоторое время молчала. Самым громким звуком в кабинете было потрескивание механического огня. В недрах этой комнаты она чувствовала себя как в заточении. Ей страстно хотелось отсюда вырваться. Промчаться по шоссе…

— А где мой «Харлей»?

— Джошуа убрал его в надежное место. Шины накачаны, бензобак пуст, все смазано.

— Я смогу ездить на нем? То есть физически…

— Конечно.

— И эта ваша чертова алхимия позволит мне пить пиво?

— Несомненно.

— Кстати говоря, где я нахожусь, блин?!

— В Швеции. В штаб-квартире моего собственного филиала медицинского управления Корпорации Блэка. А на улице отличный морозный день.

— Правда?

— Здесь тоже есть мотоциклы. Кое-что я продумал заблаговременно. Не «Харлей», конечно, но… хотите прокатиться?

Соблазн был сильный. Вновь стать молодой. И в седле…

— Минутку, — твердо сказала Агнес. — Как там Джошуа?

Глава 27

И вот Джошуа сидел с реинкарнацией сестры Агнес в убогой кофейне в Мэдисон-Запад-5.

Ощущение было странное. Два человека пытались осмыслить необъяснимый новый мир — мир, в котором мертвые воскресали и жизнерадостно попивали кофе, болтая о старых добрых временах. Эти два человека никак не могли подобрать слова, которые нужно было сказать. Но пока что роль слов с успехом играли улыбки.

Агнес сидела прямо, немного чопорно, и пила кофе. Быть может, её черты казались чересчур правильными, а кожа слишком гладкой для живого человека. Но, как заметил Джошуа, многие завсегдатаи кофейни, преимущественно строительные рабочие с Ближних Земель, с откровенно светским интересом изучали новые формы сестры Агнес.

— Могли бы проявить побольше уважения к апостольнику.

— Да перестань. Все мужчины — грубые создания, которые откликаются на гораздо более простые сигналы, нежели ряса и крест.

— Даже не верится, что это правда.

— Да. А ещё труднее поверить, что я здесь, чтобы выражать неверие, если ты меня понимаешь.

Когда Джошуа поднял глаза, Агнес улыбнулась потрясающей лучезарной улыбкой, которая всегда молодила её лет на двадцать. Улыбка Агнес была не из тех, что обычно ассоциируются с монахинями. Она содержала оттенок лукавства — и напоминание о бешеной ярости, которую держали под контролем, покуда не понадобится. Вот что помогало Агнес поддерживать на плаву Приют и множество других начинаний, несмотря на уйму противников во главе с Ватиканом. Улыбка и ярость.

Она довольно убедительно пила кофе, как все передвижные модули Лобсанга, и Джошуа старался не думать о системе внутренних трубок, которые обеспечивали процесс. Агнес отставила чашку и с гордостью взглянула на него.

— О боже. Вот ты сидишь — взрослый человек, отец, мэр…

— Это с тобой сделал Лобсанг…

— Да, — многозначительно сказала Агнес, — хотя и использовал в качестве оправдания твои безответственные слова, друг мой. Нам придется серьезно поговорить.

— Но как? Я имею в виду…

— Меня то ли перекачали в ведерко с гелем из моего бедного умирающего тела при помощи какого-то нейронного сканирования, то ли воскресили тибетские монахи, в течение сорока девяти дней читавшие над моим погребенным телом Книгу мертвых. Лобсанг говорит, что испробовал оба способа.

Джошуа слабо улыбнулся.

— Да, это в его духе. «Лучше лишний раз сохраниться». Я пришел на ваши похороны, но остальное он, видимо, от меня утаил. Я не знал о вашем перевоплощении. И про монахов. Они, должно быть, сводили сестер с ума. Кто-нибудь ещё в курсе, что вы вернулись? В Приюте, я имею в виду.

— Да, я связалась с Приютом, как только смогла. Попросила к телефону сестру Джорджину — она, скорее всего, не рухнула бы в обморок, услышав в трубке мой голос. По крайней мере, я так думала. Кстати говоря, у меня есть записка от архиепископа. Церковь знает больше секретов, чем твой Лобсанг. Но я пока не вышла из тени окончательно. Конечно, рано или поздно мне придется появиться на людях, если я вновь собираюсь обрести некоторое место в мире. В любом случае, благодаря Лобсангу, я не первый человек, э-э, воскресший в силиконе и геле, хоть Лобсанга и окутывает тайна. О его происхождении известно многим, и с моим существованием тоже вполне можно смириться.

— О каком месте в мире вы говорите?

Агнес поджала губы.

— Джошуа, если ты меня когда-нибудь внимательно слушал, то должен знать, что незадолго до болезни я стала главой Руководящей конференции католичек, в которую входят большинство американских монахинь. Я находилась в самом разгаре ужасающей борьбы с Ватиканом, с его Конгрегацией доктрины веры. По сути, с инквизицией. Спор шёл о книге некоей сестры Хилари из Кливленда.

— Книге? Какой?

— О духовной пользе женской мастурбации.

Джошуа пролил кофе. Завсегдатаи вновь оглянулись.

У Агнес сверкнули глаза, словно она собиралась броситься в бой.

— Мы воюем с папой и кардиналами со времён Второго ватиканского собора. Потому что, с нашей точки зрения, социальная справедливость важнее, чем борьба с абортами и однополыми браками. Потому что мы отрицаем пренебрежительное покровительство мужчин — ведь именно поэтому, так или иначе, женщины и становятся монахинями. Я жду не дождусь, чтобы вновь вступить в схватку, Джошуа. А с этим новым телом я никогда не выдохнусь. Как кролик «Энерджайзер».

— Что такое «кролик Энерджайзер»?

— О, моё милое дитя, тебе ещё многому предстоит научиться.

— Объясни, зачем Лобсанг тебя воскресил. Полагаю, не ради моего блага?

Она фыркнула.

— Ну, процентов на десять. Кажется, мне предстоит служить моральным ориентиром Лобсанга.

— Хм. Так это неплохая идея.

— Возможно, но он, ты удивишься, совсем не понимает, что стрелка моего компаса отнюдь не указывает на север.

Джошуа усмехнулся.

— Помню, вы ударили папского нунция туфлей. Мы все страшно обрадовались, хоть и понятия не имели о скандале, в котором он был замешан. Потом, через два года, правда вышла на свет, и мы пожалели, что вы не ударили его обеими туфлями.

— Поначалу, конечно, я страшно злилась, что Лобсанг вернул меня с того света. Вот наглец. И в то же время, если ты понимаешь, я была вне себя от радости…

Агнес окинула взглядом свои руки и все тело.

— Но он дал вам выбор — соглашаться или нет, так? Вы могли бы просто уйти и вести независимую, гм, жизнь. Или…

— Или щелкнуть выключателем.

— Как он вас убедил?

Агнес задумалась.

— Я скажу тебе. У нас был один разговор. Лобсанг по какому-то поводу произнес: «Это не поддается исчислению». — «Да», — ответила я.


— Кстати, я имел в виду сделать ироническую аллюзию, — добавил Лобсанг.

Дело происходило в спортзале, и оба были одеты более или менее соответственно. Лобсанг помогал Агнес развивать физические реакции.

— Что именно?

— Я использовал фразу «это не поддается исчислению» в ироническом смысле, чтобы передать свое недовольство, — терпеливо объяснил Лобсанг. — Я отнюдь не произнес её бездумно, как сообщение об ошибке, в ответ на недостаточную или противоречивую информацию.

— Лобсанг?

— Что?

— Что такое вы несете?

— Вы упорно думаете обо мне как о компьютере. А я пытаюсь развеять это заблуждение. Отчего вы качаете головой?

— Извините. Но вы… немного перегибаете.

— Можете звать меня Лобби. Уменьшительное имя способствует сближению. Как по-вашему?

— Лобби…

(«Джошуа, он то и дело замолкал и ждал, когда я продолжу разговор. Ты когда-нибудь общался с иностранцем, который хотел попрактиковаться на тебе в английском? В первые несколько дней Лобсанг вел себя именно так, что есть сил стараясь быть человечным…»)

— Послушайте, — сказала Агнес, — вы все делаете неправильно. Вы не человек и не можете быть человеком. Вы — очень разумная машина. Больше чем человек. Почему бы не смириться с этим? Быть человеком — значит не только иметь мозг. Есть разные неприятные вещи — органы, жидкости, инстинкты…

— Вы описываете свое тело, а не себя. Точнее, свое бывшее тело.

— Да, но…

— Внешне вы были животным, но ваша суть не сводилась к этому. Внешне я — машина, но не судите по внешности.

— Да, но…

— Давайте пройдем Туринский тест.

— О, компьютеры уже давным-давно научились проходить тест Тьюринга.

— Нет, я сказал — Туринский тест. Мы оба будем молиться в течение часа, а потом посмотрим, заметит ли Бог разницу.

И она рассмеялась.


— И все? Лобсанг вас рассмешил?

— Он впервые за все это время показался мне настоящим человеком. И продолжал в том же духе. Как будто тебя насмерть зализывают щенята. Я под конец совсем выбилась из сил.

Джошуа кивнул.

— Знаете, если сработает хотя бы на десять процентов, я скажу, что ему очень повезло с вами.

Агнес фыркнула.

— Это уж пусть он сам скажет. Я учусь щелкать бичом, Джошуа. Я знаю, у тебя были с ним трудности.

— Да уж. После взрыва в Мэдисоне мы не общались, пока я не позвонил ему, чтобы поговорить о вас.

— Наверное, он скучает по тебе. Лобсанг охватывает целый мир, но у него мало друзей. Если они вообще есть.

— И поэтому он вынужден их фабриковать?

— Это грубо, Джошуа. По отношению к нам обоим.

— Согласен. Извините. Послушайте, Агнес, как бы вы здесь ни оказались, очень приятно видеть вас вновь.

На её лице вдруг появилась странная тревога. Взяв Джошуа за руки, как она делала в детстве, когда нужно было объяснить ему что-нибудь непростое, Агнес сказала:

— Мы с тобой знаем, в чем подлинная проблема, Джошуа.

— Какая проблема?

— Я выгляжу как Агнес. Думаю как она. Я продолжаю её дело. Я чувствую себя Агнес. Но могу ли я быть ею? Я монахиня, Джошуа. Во всяком случае, Агнес была монахиней. И сознавала, что в католической теологии нет места реинкарнациям.

— И что?

Агнес в кои-то веки отвела взгляд.

— Моя смерть, Джошуа…

— Что?

— Я… пережила её. То, что мы называем «личным судным днем». «И отрет Бог всякую слезу с очей». Я видела Бога. Ну или так мне кажется. Я в это верю, — она подняла руки и вновь внимательно осмотрела их. — И вот я здесь, в чудесном новом теле. «Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие».

Агнес с улыбкой подмигнула.

— Не беспокойся, я не стану спрашивать главу и стих. Может быть, я что-то вроде электронного привидения — никакая не Агнес, ну или, в лучшем случае, кощунственная пародия на неё. Или, наоборот, я вернулась, чтобы исполнить волю Бога на новый лад — в мире, преобразованном наукой. Исполнить Его волю так, как невозможно было раньше. И, кажется, я готова пока что принять этот вариант.

Джошуа помешал остатки кофе.

— Как по-вашему, чего Лобсанг хочет? Чем пытается стать? Опекуном человечества?

Агнес задумалась.

— Скорее садовником. Очень мило, идиллично и безобидно… вплоть до того момента, когда садовник вынужден браться за ножницы.

Джошуа встал.

— Мне, к сожалению, пора. С тех пор как мы сюда вернулись, у моей семьи масса проблем.

— Да, я слышала.

— А что касается природы вашего нового существования… честно говоря, я провел много времени с Лобсангом, и я не богослов. Мой совет — просто продолжайте в том же духе. Занимайтесь тем, что прямо перед вами. Так вы сами всегда говорили.

— Честно говоря, я всё-таки надеюсь на некоторую толику богословского руководства от парней из Ватикана.

— Мне нет дела до Ватикана. Насколько я могу судить, вы — моя Агнес.

— Спасибо, Джошуа.

Она встала и обняла его.

— Не уходи навсегда.

— Не уйду.

Глава 28

Салли вернулась к Монике Янсон — без предупреждения, без какого-либо рассказа о том, где она пропадала.

Янсон сидела дома одна и ждала, когда Джошуа вернется из Приюта. Хелен обсуждала с копами и адвокатами условия залога, а Дэн радостно играл в футбол с Биллом Чамберсом, который, как всегда, страдал от нечеловеческого похмелья.

Женщины выпили кофе. Янсон подумала: вот две чудачки, которых судьба свела вместе. Салли, как обычно, не сиделось на месте. Она явилась с рюкзаком и в безрукавке с обилием карманов, содержавших стандартный полевой набор.

Они осторожно разговаривали — о жизни, о том, что их объединяло. То есть о Долгой Земле и о Джошуа.

Джошуа, как ни странно, всегда стоял в центре любых представлений Моники Янсон о Долгой Земле, поскольку День перехода случился в её смену и навсегда определил карьеру. Более того, жизнь. И теперь она рассказывала Салли разные давние случаи. Например, о своих неоднократных попытках завербовать Джошуа.


Один раз, спустя семь месяцев после Дня перехода, Янсон условилась о встрече с Джошуа в Приюте, в Базовом Мэдисоне. За разговором наблюдали старшие. Вполне справедливо, как подумала Янсон, сидя на кушетке «с сестрой, а то и с двумя», совсем как в старой песне «Битлз». В конце концов, Джошуа было всего четырнадцать.

И он питал к Янсон такое сильное подозрение, что, казалось, оно тоже сидело в человеческом обличье между ними.

Мальчик спросил:

— Вы будете меня изучать?

— Что?

— Отдадите университетским профессорам. Посадите в клетку, чтобы исследовать.

Янсон содрогнулась.

— Нет, Джошуа. Ни за что. Послушай. Ты стал знаменитым. Легендой, нравится тебе это или нет. Но с самого начала, со Дня перехода, я делала все возможное, чтобы твое имя не упоминалось в официальных документах.

Он задумался.

— Почему?

— Потому что это не пошло бы тебе на пользу. Решай сам, но я хочу, чтобы ты подумал… о совместной работе. Со мной. Не для меня. Направь свои способности и всю свою положительную энергию на благую цель. Я буду добывать для тебя задания. Понимаешь, помогать людям. Конечно, не бесплатно. Что-то вроде подработки по выходным — она не помешает тебе учиться. Джошуа, я обещаю: если ты будешь работать со мной, то не останешься без защиты.

Он поморщился.

— А если нет, значит, останусь?

— Нет. Нет! Джошуа, ты меня не понял. Я буду защищать тебя в любом случае…

Но он уже исчез, растворился с легким хлопком, оставив двух разгневанных сестер.

Янсон попыталась найти светлую сторону. Джошуа не сказал «нет».

И она не прекращала попыток, пока он наконец — с неохотой — не согласился.

И оставался её союзником до сих пор.

— Занятная история, — сказала Салли. — Это и был твой способ его защитить, так?

— Джошуа — друг на всю жизнь. И он окружает себя сильными женщинами. Ты, Хелен, сестра Агнес…

— И ты, отставной лейтенант Янсон.

— Принимаю как комплимент. Хотя Хелен иногда, наверное, нелегко. Она его жена.

Салли отвела глаза.

— Хелен меня абсолютно не интересует. Маленькая мрачная домоседка. Хотя она ловко положила на лопатки того придурка в аэропорту.

— О да.

Салли продолжала глядеть на часы.

Янсон осторожно поинтересовалась:

— Ну и куда ты теперь?

— К Дыре.

— Правда? Из-за троллихи Мэри?

— Да.

Янсон улыбнулась.

— И что ты там будешь делать? Помашешь плакатом?

— Почему бы нет? Все лучше, чем ждать, пока бедняжку убьют. С глаз долой — из сердца вон.

— Ты права. Жуткая история. Когда я посмотрела видео, то сама кое-кому написала… и Джошуа устроили встречу с сенатором Старлингом. Жаль, что я не могу пойти с тобой.

Салли пристально взглянула на неё.

— Ты серьезно?

Янсон была застигнута врасплох; она сказала это, повинуясь порыву.

— Что? А… ну да, наверное. Мне правда жаль. А почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты очень полезна, вот почему. Ты же Страшила Янсон. Ты добиваешься того, чего не могу добиться я.

Салли говорила неуверенно, словно ей не хотелось признавать за собой даже малейшую слабость.

— Я думаю, вместе мы могли бы принести больше пользы. По крайней мере, надрать задницы тем придуркам на базе. Джошуа сказал, ты любишь исправлять то, что пошло неправильно, и в этом твоя сила. Из-за истории с троллями вскоре на всей Долгой Земле начнется «неправильное» в огромном масштабе. Идём со мной. Ну, что скажешь?

Янсон слабо улыбнулась.

— Что, вот так? Как Тельма и Луиза? В моем возрасте, при моих болячках? Мне нельзя удаляться от клиники больше чем на два часа езды. Наверное, можно как-нибудь обойтись таблетками. Но я никогда не заходила так далеко. До Дыры — два миллиона переходов. Боюсь, я не выдержу…

— Не спеши, — сказала Салли и подмигнула. — Не забывай, с кем говоришь. Я знаю, как срезать.

— Бред какой. Это невозможно. Ведь так?

Глава 29

Когда Янсон и Салли готовились покинуть Мэдисон-Запад-5, Мэгги Кауфман только-только прибыла туда.

— Найди мне специалиста по троллям, — велела она Джо Макензи.

Капитан всегда получает то, что хочет.

Это заняло пару дней. Поиск по аутернету шёл небыстро, в связи с природой самой инфраструктуры, хотя, казалось бы, чем ближе ты к Базовой, тем быстрее происходит обмен информацией. Но Мак вскоре разыскал множество университетов, где исследовали поведение троллей в дикой природе. Он показал Мэгги кое-какие отчеты. Она выяснила, что тролли пытливы, общительны, быстро обучаемы. В целом исследователи полагали, что тролли как минимум стоят на ступени, предшествующей хомо сапиенс, а некоторые даже утверждали, что тролли — абсолютные сапиенс, хотя мышление у них и развивалось иначе, чем у людей. И они учились новому с феноменальной скоростью.

Мэгги все это показалось излишне сухим. Она попросила Мака найти человека, который знал бы троллей не только как подопытных существ или биологические образчики. Человека, который жил бы среди них.

Именно поэтому она ненадолго оставила командный пост и, не ставя начальство в известность (это напыщенное ничтожество, Эд Катлер, зарубил бы любую инициативу на корню), на быстром попутном твене смоталась на восток, в мир, находившийся в пяти переходах от Базовой Земли, в тамошний Мэдисон.


В нескольких милях за городом доктор Кристофер Пейджел и его жена Джульетта, в числе прочих дел, заправляли реабилитационным центром для больших кошек, подвергшихся дурному обращению — кошек, которых нелегально покупали наркобароны и прочие придурки, демонстрировали как символ собственной крутизны, а потом выбрасывали, когда киска переставала быть милой игрушкой. Этот центр существовал и до Дня перехода — и в числе питомцев были даже львы и тигры, но с тех пор, благодаря возможности добывать новые трофеи на Долгой Земле, в вольерах появились саблезубые смилодоны и пещерные львы, Panthera leo atrox.

Пейджелам помогала большая семья троллей.

Хозяева центра, пожилые, но элегантные и очень добродушные, рассказали Мэгги, что тролли не только выполняли тяжелую работу. Само их присутствие, казалось, успокаивало животных. Доктор Крис рассказал, что самец ловко умел управляться с одним потенциально опасным тигром. Когда тот попытался наброситься на Криса, огромная троллья ручища схватила зверя за шею и осторожно, но крепко прижала, давая понять, что вдавит его в землю, если безобразия продолжатся.

Мэгги узнала от Пейджелов многое о троллях. Например, что от людей они в первую очередь, казалось, хотели развлечений — разнообразия, новых идей. Покажите юному троллю какую-нибудь штуку вроде газонокосилки, с достаточно большими винтами, удобными для тролльих пальцев, и он осторожно разберет её на части и аккуратно разложит детали, а потом соберет обратно, исключительно ради удовольствия. Джульетта Пейджел экспериментировала с музыкой — слушая хороший церковный хор, тролли сидели в благоговейном молчании. Так реагировали они и на четырехголосный вокал шестидесятых, вроде «Beach Boys».

У Мэгги постепенно складывалось представление о троллях. Насколько она понимала, ей приказали служить повсеместным символом американской Эгиды. В таком случае «Бенджамену Франклину» было недостаточно просто странствовать по мирам, наподобие старомодного дредноута, источая смутную угрозу и намекая на необходимость платить налоги. Миссия Мэгги заключалась в том, чтобы символизировать положительные ценности нации. И это значило — на данном этапе — жить в гармонии с другими обитателями последовательных миров, в особенности с троллями. Салли Линдси не ошиблась, подумала Мэгги. Легче всего доказать мирные намерения, имея на борту нескольких троллей.

Будучи капитаном твена, Мэгги обладала значительной свободой в принятии решений. И все же она потратила немало времени, желая убедиться, что эксперимент поддерживает как минимум большинство членов экипажа. А ещё она не собиралась рассказывать начальству о том, что затеяла. Разве что не останется иного выбора.


Итак, на корабль она вернулась с тремя троллями. Это была семья, родители и детеныш. Пейджелы звали их Джек, Марджори и Карл.

Как только они поднялись на борт, споры вспыхнули вновь, несмотря на всю подготовительную работу. Мэгги не вмешивалась. Она не собиралась никуда девать троллей.

Прошла неделя, прежде чем команда «Франклина», плывущая в небесах бесчисленных последовательных Америк, привыкла заканчивать работу в сумерки. Тогда открывались огромные двери грузового отсека, и тролли присоединялись к гармонии долгого зова, который катился из мира в мир.

— В «Звездном пути», — сказала Мэгги Маку и Натану, — они, кажется, пустили клингона на капитанский мостик.

— И борга, — добавил Натан.

— Вот, пожалуйста.

— Но не ромуланца, — заявил Мак. — Исключено.

— Тролли останутся здесь, — твердо сказала Мэгги.

Глава 30

Прошло два-три месяца после разговора с Кеном, прежде чем Нельсон Азикиве рассказал о своей отставке. Он хотел привести в порядок дела в приходе, избавиться от лишних вещей и ввести преемника в курс дела (включая обращение с мятежным сортиром), прежде чем перейти на новый этап жизни и заняться Лобсангом и другими тайнами. Нельсон не спешил. Он всегда в чем-то жил как бродяга, но считал, что прощаться нужно как следует.

Он решил отправиться в Америку на самолете; его поколение не привыкло к путешествиям на твене, похожем на неспешный морской вояж. Но Нельсон обнаружил, что самолетов осталось не так уж много — с тех пор как Долгую Землю начали обслуживать воздушные корабли. Конечно, твены были отлично приспособлены к новым мирам, они не нуждались в аэропортах и могли высадить пассажира буквально где угодно. Но и в плане перемещений в пределах одной Земли — даже на Базовой Земле — дирижабли вновь входили в моду. Во-первых, гелий, безопасный невоспламеняемый газ, было намного проще добыть теперь, когда природные ресурсы Базовой Земли сильно истощились, а ресурсы последовательных миров ещё не успели открыть. И неспешный полёт дирижаблей в самый раз подходил для груза: мешкам с кукурузой и руде все равно, сколько времени занимает путь, и они не жалуются, что в салоне включили неинтересный фильм.

Однако традиционные авиалинии ещё не умерли окончательно, и на Базовой по-прежнему летали самолеты, пускай во время пути пришлось терпеть массу задержек: много рейсов отменили из-за туч пепла, поднимавшихся из Йеллоустона. Там происходило какое-то небольшое извержение.

Самолет, на который Нельсону наконец удалось сесть, вылетел из Англии, пересек Атлантику и Канадский щит и наконец достиг безбрежных сельскохозяйственных угодий Базовой Америки, которые тянулись внизу ярким ковром. Нельсон понял: если присмотреться, в этом ковре встречались там и сям бреши, пятна дикой зелени в тех местах, где стояли брошенный дом или ферма, почти наверняка принадлежавшие людям, которые решили перейти на запад. (Это и был запад для большинства американцев, хоть эксперты и заверяли, что названия «запад» и «восток» даны чисто произвольно.) Фермеры уходили в поисках новой земли и лучшей жизни. Или, подумал Нельсон, просто потому, что там были новые миры, а в генах каждого американца — и канадца тоже — есть нечто, мешающее сидеть на месте. Открылся бесконечный фронтир, и, хотя лихорадка первых лет прошла, приток пионеров на Долгую Землю не иссяк.

Нельсон летел в О’Хэйр. Он хотел ненадолго остановиться в Чикаго, а затем собирался посетить новый университет, который строили в Мэдисоне, на Западе-5, восстанавливая город после взрыва. Там у него были друзья — и свои интересы. Именно в Мэдисоне Уиллис Линдси впервые выложил схему переходника-прототипа в Интернет. Шикарный деструктивный жест, который изменил мир — точнее, миры — навсегда. А ещё в Мэдисоне родился Джошуа Валиенте. Нельсон, занимаясь проектом «Лобсанг», чувствовал, что в Мэдисоне он, возможно, кое-что выяснит и получит ответы на некоторые вопросы.

Но первоначальному плану пришел конец прямо в аэропорту.

Нельсон всегда с радостью выбирался из переполненного салона. Он был крупным — из тех, кому нелегко уместиться в самолетном кресле и кто может пройти по любому району, не особенно волнуясь о собственной безопасности. Иногда Нельсона раздражало почтение, оказываемое ему исключительно из-за размеров. Но в общем и целом — размышлял он, терпеливо стоя в очереди на регистрацию, — Нельсон признавал, что приятно добиваться своего, даже не прося.

В Южной Африке, где он вырос, рост избавил его от массы неприятностей, за исключением разве что нескольких стычек. Впрочем, проблемы такого рода закончились, когда Нельсон открыл для себя местную библиотеку и обнаружил целый мир идей, которые юный разум освоил быстрее, чем «Сатурн-5» — небо Флориды. Трудно сказать, что он просто впитывал полученные знания; почти с самого начала Нельсон отмечал проблему, требующую решения, и принимался за дело. Один из его учителей заметил, что у мальчика талант искать взаимосвязи.

Жизнь Нельсона изменилась целиком и полностью, к лучшему или к худшему, в тот день, когда он впервые применил свои аналитические способности к идее Всемогущего Бога. Даже если откинуть традиционные представления о Боге, Нельсону всегда казалось, что без первопричины это — философская пустота, брешь. Его приятели-интеллектуалы заполняли её учением иллюминатов или недреманным оком на долларовой банкноте. После Дня перехода — после открытия обширного, плодородного и доступного человечеству универсума — Нельсону показалось, что необходимость заполнить пустоту лишь усугубилась. Вот почему он и решил посвятить следующую фазу своей жизни исследованиям этой пустоты — и связанным с ней тайнам.

В любом случае в О’Хэйре угрожающие размеры Нельсона, вкупе с его способностью разрешать проблемы, уж точно помогли ему пробраться через лабиринт американской иммиграционной зоны. Когда Нельсон миновал последний таможенный барьер, за ним побежал один из служащих и вручил листок.

— Это просили передать вам, мистер Азикиве.

Листок оказался рекламным проспектом трейлеров «Виннебаго». Нельсон собирался в Мэдисон, никакой Виннебаго ему не был нужен. Но, когда он поднял глаза от листка, служащий уже исчез.

Нельсон ощутил некую взаимосвязь, словно решал очередную головоломку.

— Я понял, Лобсанг, — сказал он.

И сунул листок в карман.


Через час он взял напрокат отличный «Виннебаго», с мощным двигателем и большой кроватью — как раз по размеру.

Нельсон выехал с парковки в своем доме на колесах, не имея никаких конкретных инструкций. Он выбрал направление наугад и отправился в путь. Само по себе ощущение езды по таким дорогам было фантастическим. Он задумался: может быть, в конце концов, это и есть воплощение американской мечты? Странствовать, оставив позади все проблемы, словно мусор. Ничего, кроме движения к горизонту, движения ради самого движения.

До полудня он катил на запад.

Потом Нельсон остановился в маленьком городке, купил еды и вышел в сеть, чтобы узнать последние новости, в том числе про успехи друзей по «Мастер-викторине». Они ломали голову двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, с тех пор как он бросил им легкий намёк. «Слушайте, мы все видели, как «Марка Твена» притащили в Мэдисон на буксире, и слышали, как та девушка упомянула кошку, которая говорит по-тибетски. Нет ли здесь подсказки? Но какой? Похоже, кто-то нас морочит…»

И «мастера игры» полезли на стенку. Они высказывали догадки и обменивались мнениями. Стоя в трейлере и готовя вкусный карри из свежих ингредиентов, Нельсон следил за сообщениями и запутанными гипотезами, мелькавшими на экранах, и думал, думал…

Поставив карри на стол, он почти перестал обращать на экраны внимания. Нельсон усвоил манеры английской старины, с которыми столкнулся в приходе Святого Иоанна-на-Водах, где люди обращались к еде вежливо. Было в этом нечто, заставлявшее улыбаться мальчика из африканского городка. Но краем глаза Нельсон всё-таки следил, как «мастера» выбиваются из сил, выдвигая теории со скоростью одна штука в минуту. Некоторые из них были совершенно фантастическими.

И тут он наткнулся на след, который привлек его внимание. Благодаря странностям телепрограммы, прыгая с канала на канал, зрители могли на протяжении суток непрерывно смотреть «Близкие контакты третьей степени».

Нельсон пробормотал:

— Значит, Башня Дьявола, Лобсанг? Это уже было. Не так уж оригинально. Но я всегда хотел на неё посмотреть. Я не спрашиваю, как найти тебя; скорее всего, ты сам меня найдешь…

Он доел карри и вымыл посуду. Если верить показаниям навигатора, предстоял путь примерно в тысячу миль на северо-запад, из Чикаго в Вайоминг. Потрясающее путешествие. Нельсон решил, что никому и ничем не обязан; он не будет торопиться и полюбуется видами.

Может быть, даже посмотрит «Близкие контакты».

Глава 31

Последний отрезок пути по слабым местам, самый долгий, привел Салли и Янсон в мир всего лишь в десятке переходов от Дыры. Слабые места перемещали путников, в том числе и географически. Они оказались на северо-западе Англии, вблизи побережья Ирландского моря — оттуда, как знала Салли, было недалеко до космической базы.

Моника Янсон измучилась и совсем обалдела. Салли пришлось уложить её на мягкую травку на склоне холма, завернув в кокон из серебристых спасательных одеял.

Ушла неделя, чтобы пересечь по слабым местам два миллиона миров, отделявших их от Дыры — намного быстрее, чем на любом твене, но в любом случае путешествие было утомительное. Салли выискивала слабые места, двигаясь, как боец тайцзы. Они, казалось, преимущественно гнездились в центральных районах, подальше от побережий. Слабые места было проще найти на закате или на рассвете. Иногда Янсон их даже видела — словно что-то сверкало. Странная штука. Но они переносили путников куда надо за четыре-пять переходов.

Янсон ни на что не жаловалась во время путешествия, и лишь спустя несколько переходов Салли догадалась, что её спутнице приходится нелегко. Слабые места были изъяном в многомерной квазилинейной геометрии Долгой Земли, а умение их находить — уникальной генетической способностью, которое досталось Салли по наследству. Путешествовать по ним было намного проще, чем тащиться вперёд переход за переходом, как некогда делала серая мышка Хелен Валиенте, отправившаяся со своей семьей за сто тысяч миров, чтобы выстроить там бревенчатую хижину. Но ничто не давалось даром, и слабые места влияли на самочувствие. Переход в таких случаях не был мгновенным, как обычно: человеку казалось, что он падает, летит, проваливается в ледяную яму… и «полёт», по ощущениям, длился некоторое время, даже если часы свидетельствовали, что не прошло ни секунды. Путешествия по мягким местам пожирали энергию, требовали много сил. Вдобавок Янсон уже была больна до того, как они тронулись в путь. Но она не жаловалась, что бы ни случилось.

Салли засуетилась, собирая дрова для костра, доставая из рюкзака еду и питьё. А затем, теплым майским вечером, в последовательной Англии, она тихо села у огня, позволяя Янсон выспаться и отдохнуть.

Салли смотрела, как восходит луна.

Не та, к которой она привыкла. В этом мире, всего в нескольких переходах от Дыры, луну покрывали свежие кратеры. Море дождей — правый глаз лунного человека — почти исчезло, кратер Коперник тоже, скрытый огромным свежим шрамом, который тянулся бриллиантовым всплеском через половину диска. Наверное, подумала Салли, было на что посмотреть — в этом мире и в соседних, — когда Беллос и его братья-близнецы с грохотом пошли на сближение, разминувшись с данной Землей, но пройдя очень близко, и планета содрогалась от бомбардировки случайными обломками, а лик луны пылал, как небесное поле брани…

Янсон заворочалась и села. Салли поставила кофейник на небольшую треногу над огнем. Янсон с благодарностью взяла жестяную кружку руками в перчатках и рассеянно поглядела на небо.

— А что тут случилось с луной?

— Мы слишком близко к Дыре.

Янсон кивнула и отхлебнула кофе.

— Послушай. Прежде чем мы туда отправимся. Не забывай, что я — тупой коп, который лучше разбирается в пятнах крови и пьяных драках, чем в планетах и космических кораблях. Что такое Дыра? И при чем тут космическая база?

— Дыра — это брешь в Долгой Земле. Миры тянутся бесконечно, насколько нам известно, и все они в основном похожи, но с разницей в деталях. Дыра — единственное место, где Земли нет вообще. Если перейдешь туда, окажешься в вакууме. Там произошло какое-то столкновение. Огромный камень — астероид, комета или шальная луна — врезался в Землю. Космонавты называют этот гипотетический объект «Беллос».

— Почему Беллос?

Салли пожала плечами.

— Аллюзия на какой-то старый дурацкий фильм, кажется. Джошуа, наверное, сказал бы точнее. Наверняка они его смотрели с Лобсангом. Все, что может случиться, должно где-нибудь случиться, правда? Так называемый Беллос прилетел из темноты и разминулся с бесчисленными миллиардами Земель. Некоторые миры, например этот, оказались близко от его траектории и в разной мере пострадали от падения случайных обломков.

— В какой мере?

— Например, на Луне появились новые кратеры. Или же исчезла большая часть земной атмосферы. Или поменялось положение полюсов. Или что-то произошло с тектоническими плитами. Вымирание динозавров по сравнению с этим — сущие пустяки. Но всё-таки планеты уцелели.

Янсон кивнула.

— Я понимаю, к чему ты клонишь. А одна конкретная Земля…

— Одна Земля полностью исчезла.

Янсон присвистнула. Эта мысль её, видимо, напугала.

— Нам здорово повезло, — сказала она.

— Базовая Земля находится на другом конце кривой вероятностей.

— Но, но если бы не… или если бы мы жили в одном из соседних миров…

— Землетрясения, цунами и так далее. Первая же зима, скорее всего, нас бы прикончила. Или, точнее, наших предков, ведь это случилось давно.

— Жуть.

— Нет, просто статистика. Так получилась Дыра, — Салли подлила ещё кофе. — По крайней мере, сейчас человечество не погибнет. По крайней мере, от падения кометы. Люди широко расселились. Долгая Земля — сама по себе гарантия безопасности. Даже Беллос не сможет уничтожить всех.

— Допустим. И Дыра нам полезна, потому что…

— Потому что можно перейти прямо в открытый космос. В соседнем с Дырой мире надеваешь скафандр, переходишь — и описываешь круги вокруг Солнца. Не нужно лететь на ракете размером с небоскреб, чтобы преодолеть земное притяжение, потому что там нет Земли. Лети куда угодно. Как во сне. Свободный доступ в космос.

Янсон задремывала.

— Очень хочется глянуть. Утром, да?

— Утром. Спи. Я поставлю палатку, пока не стемнело. Хочешь есть?

— Нет, спасибо. И я уже выпила таблетки.

Янсон снова легла и натянула на себя одеяло.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Салли.


Янсон заснула, а Салли сидела тихонько — возможно, единственное бодрствующее и разумное существо на планете.

Свет мерк, израненная луна становилась все ярче, и Салли казалось, что кто-то разом раздвинул границы её сознания. Травянистый склон холма, расстилавшийся перед ней, словно обретал дополнительную глубину и инаковость буквально на глазах. Пейзаж был бездонным, многомерным, бесконечным. Когда-то Салли приснилось, что она научилась летать — до смешного легко, достаточно было просто подпрыгнуть, а потом продолжать прыгать уже в воздухе. И теперь её преследовало мучительное ощущение, что, если вспомнить, как это делается, она сможет уйти — не отсчитывая миры один за другим по очереди, а покрыв сразу всю их вереницу. Сам воздух вокруг казался возбуждающим, а земля — зыбкой, как дым.

Янсон кашлянула и негромко застонала во сне. И зов бесконечности утих в душе Салли так же быстро, как и возник.

Глава 32

Команда «Франклина» постепенно привыкла к своим новым товарищам — троллям.

Но не все колонии думали точно так же.

Новый Мелфилд был грязным и непривлекательным поселком в Кукурузном поясе. Его обитатели высыпали наружу, когда «Франклин» приземлился — и страшно удивились, когда за членами экипажа последовало семейство троллей.

Тролли и остальные бродили по поселку, пока Мэгги общалась с местным мэром, передавала документы с Базовой и вообще пыталась наладить контакт. Мэр явно нуждался в некоторой отладке, поскольку в сводке Мэгги Новый Мелфилд значился как очередное пакостное гнездо ненависти к троллям, не говоря уже о людях и прочих тупых скотах. Что ж, изменения происходят постепенно.

Вскоре три тролля уже сидели на стульях в кабинете мэра. Тролли просто обожали стулья и кресла, особенно вращающиеся. Допив предложенный кофе, Мэгги внятно попросила:

— Пожалуйста, помой, Карл.

Юный тролль, держа кружку как что-то очень ценное, обвёл комнату взглядом, заметил открытую дверь, ведущую на кухню, осторожно сполоснул кружку в раковине и столь же бережно поставил на сушилку. А потом вернулся к Мэгги, которая дала ему мятный леденец.

Мэр в немом изумлении наблюдал за ними.

Они ещё пару дней провели в поселке, покоряя сердца и умы — детей помладше катали на «Франклине», чтобы впервые в жизни показать им сверху поселок, а ребята постарше под бдительным присмотром играли с троллями. Но на второй день команда собралась по сигналу тревоги: в небе над Новым Мелфилдом появился ещё один твен.


Это было торговое судно. Тем же вечером капитан собственной персоной, вместе с первым помощником, переправился на «Франклин» и встретился с Мэгги в её каюте. С собой гости принесли какой-то сверток.

Мэгги быстро взглянула на Натана Босса, который сопровождал их на борту.

— Мы просканировали сверток, — сказал тот. — Все чисто.

Капитан торгового судна, молодой, полный, улыбнулся.

— Вы, видимо, важная персона, капитан Кауфман. Пришлось здорово постараться, чтобы доставить вам вот это. Дуглас Блэк лично заверяет…

— Дуглас Блэк? Из Корпорации Блэка? Тот самый…

«Ого, — подумала она. — У Салли Линдси действительно есть связи».

— Да, капитан. Тот самый мистер Блэк заверяет, что содержимое свертка не нанесет вреда ни вам, ни «Бенджамену Франклину». Инструкции вы найдете внутри. Больше я ничего не знаю.

Мэгги почувствовала себя ребенком, которому не терпится развернуть рождественский подарок.

Как только капитан ушел, она, последовав осторожному совету Натана, вынесла сверток наружу, чтобы развернуть. Безопасность лишней не бывает. Внутри, тщательно запакованный, лежал странный прибор, отдаленно напоминавший окарину. Троллий зов. Салли Линдси сделала, что обещала. Мэгги потыкала в кнопки. Этот прибор был сложнее, чем тот, что показывала Салли. Видимо, усовершенствованный вариант. К нему прилагалась краткая инструкция, подписанная от руки незнакомым именем — «Дж, Абрахамс».

Мэгги не терпелось испробовать прибор на троллях.

Она отпустила Натана, который ушел, ухмыляясь и качая головой. Оставшись одна, Мэгги отправилась в салон, где тролли предпочитали спать, возможно, потому, что там было прохладнее. Они лежали бок о бок и в полудреме осторожно перебирали друг другу шерсть, переговариваясь нежно и чуть слышно.

Мэгги тихонько включила «окарину», навела её на Джейка и стала внимательно слушать.

И страшно удивилась, когда вдруг человеческий голос отчетливо произнес: «Я сыт, доволен, мне хорошо. Я хочу вернуться… значение слова не установлено».

Голос был мужской, твердый, довольно приятный, хоть и механический.

Значит, троллий зов работал, пусть даже давал не столько перевод, сколько общее представление. Очкарики из Корпорации Блэка — ну или кем там был Дж. Абрахамс — просто обожали выдумывать такие штуки.

Затем она навела троллий зов на Марджори.

— Самка здесь. Наблюдает. Самца нет. Значение слова не установлено. Приблизительный перевод — самка, которая по каким-то причинам предпочла не заводить самца для спаривания.

Они говорили о ней!

— И каждый лезет в личную жизнь, — буркнула Мэгги.

Набравшись смелости, она подняла повыше троллий зов и внятно произнесла в трубку:

— Меня зовут Мэгги Кауфман. Добро пожаловать на борт «Бенджамена Франклина».

Её слова сопровождало мелодичное чириканье.

Тролли, немедленно насторожившись, уставились на Мэгги с разинутыми ртами и широко раскрытыми глазами.

Она указала на себя.

— Мэгги. Мэгги.

Марджори забормотала, явно пытаясь подобрать определение:

— Друг. Бабушка. Интересный незнакомец…

«Бабушка» потрясла Мэгги до глубины души. Бабушка! Подумать только! Может быть, так они воспринимали её отношение к экипажу? Словно она — пожилая женщина, присматривающая за выводком ребятишек. Остальные ведь и вправду были по большей части намного младше…

Мэгги смело подошла к троллям, которые сидели, сбившись в кучу, в углу каюты, и уселась рядом с ними на ковер.

— Меня зовут Мэгги. Мэгги. Да, вы правы. У меня нет мужа. Нет самца. Этот корабль — мой дом…

Ей показалось, что троллиха Марджори посмотрела на неё сочувственно своими ласковыми карими глазами. С невероятной осторожностью ладонь размером с лопату коснулась Мэгги. Та подумала, что единственным вариантом будет придвинуться ближе, — и утонула в огромных объятиях.

Карл тем временем ухватил окарину и экспериментировал, пока из прибора не донеслось:

— Конфетка.

Именно так Мэгги и нашли поутру — она проснулась, когда члены экипажа очень осторожно извлекали своего капитана из кучи похрапывающих троллей.


Завтрак прошел слегка натянуто. Все до единого знали, как она провела минувшую ночь. Но Мэгги никогда и не старалась непременно сохранять достоинство.

Она провела целый день, позволяя членам экипажа развлекаться под её наблюдением с тролльим зовом. А потом велела Герри Хемингуэю из научного отдела выяснить, как эта штука работает — хотя бы как она обрабатывает информацию.

Вечером пришлось приказать команде отложить новую игрушку, чтобы усталые тролли могли поспать. За завтраком на следующий день Мэгги собрала экипаж. Она внимательно оглядела всех и выбрала Дженнифер Вонг — морского пехотинца, чьи родители, насколько ей было известно, происходили из Китая.

— Дженнифер, ты вчера много времени общалась с Джейком. Что он тебе сказал?

Вонг посмотрела вокруг, отчего-то смутившись. А затем кашлянула и ответила:

— Я многого не поняла. Но вообще — что-то о том, как далеко я от дома. Я чуть не упала. Конечно, я американка и горжусь этим, но любовь к китайской родине у меня в крови. Откуда троллю знать?

— Потому что он умен, — сказала Мэгги. — У него интуиция. Он разумен. Знаете, ребята, нас отправили сюда, в числе прочего, чтобы искать на Долгой Земле разумные существа. Так? И вот они — на нашем корабле, среди нас. Именно так, если что, я намерена оправдываться перед трибуналом. Я горжусь тем, как вы обращаетесь с вашими новыми соседями. Но если через две минуты вы не уберетесь отсюда и не займетесь делом, у кого-то будут неприятности. Разойтись!

Глава 33

Совершив последний переход, они внезапно перенеслись с дюн неподалеку от серого океана — местной версии Ирландского моря — в нечто похожее на примитивный промышленный парк, полный сверкающих цистерн, ржавых подъемников, дымовых труб и бетонных зданий. Ничего космического там не было, по крайней мере, как показалось Янсон с первого взгляда.

— Пошли, — сказала Салли, поправляя рюкзак, и первой зашагала вперёд.

Янсон последовала за ней, мерным шагом пересекая поросшую травой лужайку, которая постепенно сменилась бугорками дюн. Утро в этом мире, в одном переходе от Дыры, было сухое и ясное. Ветер, дувший с моря, доносил запах соли и гниющих водорослей. Янсон попыталась представить Дыру. Представить вакуум, пустоту, открытый космос. Достаточно одного прикосновения к висящему на поясе переходнику, чтобы перенестись прочь от повседневной реальности… У неё не хватало воображения.

Они не прошли и сотни метров, когда пейзаж вокруг озарился ослепительным сиянием, исходящим от какой-то постройки впереди. Как будто на землю упала капля солнечного света.

Не медля, Янсон прижала Салли к земле, упала сверху и натянула на голову капюшон. Янсон находилась в соседнем мире, когда в Мэдисоне взорвалась ядерная бомба. И она этого не забыла. Послышался грохот взрыва, повеяло горячим воздухом, и земля содрогнулась. Потом настала тишина.

Янсон осторожно откатилась на бок и поморщилась, когда её ослабевшее тело отозвалось симфонией болей. Над местом взрыва поднималось облако белого дыма и пара.

— Это не ядерная бомба, — заметила Салли.

— Да. Похоже, взорвалась фабрика химикатов. Прости, что уронила тебя.

— Ничего.

Салли села и отряхнула песок.

— Здесь играют в свои игрушки ребята, помешанные на технологиях. Не факт, что они сами представляют масштаб бедствий. Надо быть поосторожнее.

— Согласна.

Они пошли дальше, держа ухо востро и ожидая новых проблем. Разрушенную фабрику пожирал огонь; приблизившись, они увидели неумелые попытки потушить пожар.

Никакой охраны, насколько могла судить Янсон, не было. Даже забора. Но их заметили, едва они вошли на обширную территорию. Рабочие уставились на гостей. Наконец навстречу Салли и Янсон зашагал какой-то мужчина. Лет за пятьдесят, невысокий, но прямой, жилистый, загорелый, с седеющими, коротко стриженными волосами, в синем спортивном костюме с выцветшим логотипом НАСА и бейджиком «Ф. Вуд». Он улыбнулся довольно дружелюбно.

— Здравствуйте, дамы.

— И вам того же, — ворчливо ответила Салли.

— Меня зовут Фрэнк Вуд. Раньше работал в НАСА, а теперь… ну, как нас ни назови. Скажем, Космо-Д. Тем более что так мы официально и называемся. Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете? Тут бывает мало случайных гостей. Вы волонтеры? Если так, расскажите, что умеете. Не сомневаюсь, вы впишетесь в команду.

Он грустно посмотрел через плечо на поднимающееся облако дыма и пара.

— У нас произошла неприятность с цистерной жидкого кислорода, но это, в общем, в порядке вещей.

Янсон показала значок и удостоверение.

— Я из полиции. Мэдисон, штат Висконсин.

Он уставился на удостоверение, но Янсон убрала его, прежде чем Вуд успел понять, что она давно уже в отставке и, в общем, не имеет права носить значок.

— О…

Вуд тревожно взглянул на неё.

— Честно говоря, лейтенант Янсон, представителям Базовых властей здесь, в общем, делать нечего. Даже если бы мы находились на территории американской Эгиды — а мы на ней не находимся. Вы, наверное, из-за троллей?

— Боюсь, что так, мистер Вуд.

— Зовите меня Фрэнк.

— Кажется, я вас узнала, — сказала Салли.

— Правда?

— Я смотрела видео. Именно вы помешали тому парню уложить троллиху на месте.

Он покраснел и отвел глаза.

— Я никогда не стремился к славе. Вам нужен Гарет Имз. Нечто вроде здешнего исполнительного директора. Англичанин. Честно говоря, если бы не шумиха в аутернете — да, новости даже сюда доходят, — Мэри бы уже не было в живых. Но даже люди вроде нас мотают на ус, когда оказываются в эпицентре. Сейчас я отведу вас к Имзу…

— Не нужно, я сама найду дорогу, — быстро ответила Салли.

Вуд взглянул на неё с сомнением, затем пожал плечами.

— Как хотите.

Он указал на низкое и приземистое бетонное строение.

— Вот административный блок. Ну, в местном варианте. Мы здесь все строим по типу бункеров. Когда живешь рядом с ракетами, учишься осторожности. И тролля мы тоже держим там.

— Прекрасно.

Салли повернулась к Янсон и шепнула:

— Я пойду туда, а ты покарауль, чтоб он не стоял у меня над душой.

Янсон уже поняла, что таков уж у Салли излюбленный образ действий. Выбивать у человека почву из-под ног.

— Ладно. Но я…

— Отвлекай его. Пусть покажет тебе свои космические игрушки. Кстати, по-моему, он положил на тебя глаз.

— Чушь. И учти, мои ракеты вообще стартуют с другой площадки.

— Значит, он так же невнимателен, как большинство мужчин, — ответила Салли, подмигнув. — Расстегни пару пуговок — и он твой раб на всю жизнь. Увидимся.

Глава 34

— Мы не называем этот мир «Запад-два миллиона и сколько-то ещё», — сказал Фрэнк Вуд. — Мы говорим «Дыра-Восток-1». Потому что центр нашей вселенной — Дыра, а вовсе не Базовая Земля. Странный мир, правда? Почти пустой. Целые континенты, где не ступала нога человека. Мы, пока строим корабли, в основном живем рыбалкой и немножко охотой. Племя охотников-собирателей с космической программой…

Пока Фрэнк Вуд разглагольствовал, Янсон изучала Космо-Д. База представляла собой причудливую реконструкцию полузабытого мыса Канаверал, где она некогда побывала в качестве туриста. Именно там, как выяснилось, люди из Космо-Д завербовали Фрэнка Вуда. В некоторых постройках Янсон распознала печи для обжига кирпичей из местной глины, кузницы, фабричные мастерские. Заметила она и некоторые традиционные атрибуты космического центра — например, огромные сферические цистерны с покрытыми изморозью стенками, Фрэнк объяснил, что в них содержалось огромное количество очень холодного жидкого топлива. У компании даже был свой логотип — круг с тонким полумесяцем, охватывающим звездное поле. Внизу стояло название, а наверху девиз: «У нас свободно». Джошуа когда-то сказал Янсон, что это девиз Лобсанга.

А самое интересное — даже для загрубелого старого копа, — там действительно стояли космические корабли. Один — вроде капсулы, на четырех массивных ногах, а ещё ракетный ускоритель, примерно шестидесяти футов в высоту, увенчанный пылающим соплом, которое отчего-то было направлено вверх, в небо, словно ракету собирались запустить носом в землю. Фрэнк объяснил, что это — установка для статической проверки.

Работали на базе в основном мужчины от тридцати до сорока, как правило, тучные. Одни ходили в защитном снаряжении или комбинезонах, как Фрэнк, другие в шортах, сандалиях и футболках со слоганами давно забытых ток-шоу и фильмов. Например, «Вы никогда не слышали о полярном медведе?».

Один тип, с охапкой чертежей, подошел к Янсон, взглянул в лицо и сказал:

— Новенькая, э? Здесь одна нескончаемая афера, подружка. Неужели я в раю?

И ушел, прежде чем она успела ответить.

Фрэнк поднял брови, словно услышал шутку.

— Да, корпорацией нас пока не назовешь. Эти люди — сплошь добровольцы. Увлекающиеся личности. Здесь работают любители — инженеры, радисты, астрономы и разочарованные космонавты, такие как я. Кое-кто на Базовой спонсирует Космо-Д частным образом. Большие концерны пока не видят ценности всего этого. Зачем напрягаться и лететь в космос, на пустынные планеты вроде Марса, если в шаговой доступности есть миллиарды пригодных для обитания Земель? Но они поймут — и, несомненно, подключатся, когда мы начнем получать результаты.

— И вы разбогатеете.

— Может быть. В любом случае, как вы сами убедитесь, отбирают здесь не по уровню социальных навыков. Вы привыкнете…


Янсон поняла, что для Фрэнка Вуда Дыра стала возможностью воплотить Мечту.

До того как его завербовал Гарет Имз, Фрэнк даже не слышал про Космо-Д. Но он работал в Космическом центре Кеннеди — в том, что от него осталось, — и это было грустно. В «саду ракет», музее на открытом воздухе, даже не старались сберечь драгоценные реликвии. Коррозия от соленого воздуха разъедала тонкие цилиндрические корпуса, начиная с сопел. Они продолжали запускать спутники без космонавтов, но для человека, который охотно слетал бы в космос сам, подобные рутинные запуски были сродни дешевой распродаже.

В детстве Фрэнк видел по телевизору ясноглазых парней, которые собирались устанавливать разгонные катапульты на Луне, добывать металлы из астероидов, строить алюминиевые миры прямо в открытом космосе и воздвигать лестницы, похожие на бобовые стебли, в небо с поверхности Земли. Какой мальчишка отказался бы в этом поучаствовать?

А потом Линдси изобрел переходник. Фрэнку минул тридцать один год, он был ветераном военно-воздушных сил и только что вступил в космический корпус НАСА. Но появились переходники и Долгая Земля. Человечество внезапно обрело необходимые просторы, дешевый и легкий путь на миллионы Земель.

Некогда Фрэнк Вуд грезил о полетах на другие планеты, если не к звездам. Но теперь космические корабли будущего мертво стояли на стартовой площадке воображения, и, дорабатывая оставшиеся до пенсии годы в Космическом центре Кеннеди, он — космонавт, вынужденный водить туристический автобус, — чувствовал себя млекопитающим, снующим среди костей вымерших динозавров.

Потом появился Гарет Имз, речистый британец. Он рассказал про так называемую Дыру. Место, где космонавты были ещё нужны — так показалось Фрэнку, который поначалу вообще едва понял Гарета.

И тогда Имз показал ему фотографию космического корабля.


Больше всего во время краткой экскурсии Янсон поразили не космические технологии и не странноватые рабочие, а тролли. Они были повсюду — трудились на фабриках бок о бок с неуклюжими конвейерными роботами, перетаскивали туда-сюда тяжелые грузы, в том числе загадочные кирпичные конструкции, фрагменты арок и сводов, а в одном месте даже месили бетон и строили какую-то широкую площадку, наподобие посадочной полосы. Они пели за работой, и Янсон напрягла слух, чтобы расслышать; мелодия шла по кругу, и в основе, судя по всему, лежало нечто вроде старой попсовой песенки о том, как здорово быть космонавтом, самым быстрым человеком на свете. Несомненно, тролли подхватили её у местных чудаков.

Фрэнк Вуд ни словом не обмолвился о троллях, как будто и не видел их.

После прогулки он отвел Янсон в примитивную кофейню на свежем воздухе, рядом с перевернутым ракетным ускорителем. Янсон с облегчением села.

— Думаю, вы поняли, что это настоящий космодром, — сказал он. — Здесь, рядом с Дырой, мы в исключительном положении, и наши методы не похожи ни на что предыдущее.

Янсон инстинктивно нравился Фрэнк Вуд, но она быстро устала от его мальчишеского хвастовства.

— По-моему, все довольно просто. Достаточно сделать один шаг, чтобы оказаться в открытом космосе. Так?

— Да, — ответил он, кивнув. — В вакууме. Конечно, вы умрете в ту же минуту, если будете без скафандра. И ваше тело полетит в открытый космос со скоростью в несколько сотен миль в час.

— Правда?

Янсон тщетно пыталась это представить.

— Вращение Земли, — объяснил Фрэнк. — Здешней Земли. Стоя на экваторе, вы вращаетесь со скоростью тысяча миль в час, но гравитация не позволяет вам взлететь. Перейдите в соседний мир — силы тяжести там нет, но инерция останется. Как если бы я крутил вас у себя над головой на веревке, потом веревка лопнула. Конечно, мы можем использовать вектор скорости, если постараемся, но, по большей части, он нам только мешает. Единственные точки стояния расположены на полюсах, и работать там неудобно. Вот почему мы находимся на относительно высокой широте — в Англии. Чем дальше на север, ну или на юг, тем лучше.

— Конечно, — неуверенно отозвалась Янсон.

— Это прямо противоположно методам запуска ракет с Базовой Земли, где чем ниже широта, тем больше шансов воспользоваться помощью вращения. Нужно перейти в космическом корабле, — он указал на капсулу, которую Янсон уже заметила раньше, похожую на командный отсек «Аполлона» на четырех ногах. — Вот наш шаттл. За основу мы взяли твен — транспортное средство, способное переходить, но придали ему вид ракетоносителя, старого «Дракона» от «Космос-Икс». Железные и стальные детали исключаются. Переходишь в Дыру — выбрав подходящее время суток, чтобы оказаться в нужной точке, — и ракета включает двигатель, преодолевает скорость вращения и приходит в состояние относительного покоя. Потом пристаешь к Кирпичной Луне…

— К чему?

— Так мы назвали постоянную станцию, которую строим на месте нахождения Земли — в Дыре. Здесь несложно делать кирпичи и бетон и переправлять их большими блоками туда, главное — использовать раствор, способный противостоять условиям вакуума. Такие блоки способны штамповать даже тролли.

Фрэнк впервые упомянул гуманоидов.

— Станция будет представлять собой нечто вроде улья из смыкающихся сфер — двести футов в поперечнике. Дешево и сердито — зато мы тут делаем что угодно, всё, что можно перенести с собой. Не нужно впихивать груз в носовой отсек баллистической ракеты и подвергать многочисленным опасностям. Кирпичная постройка не выносит давления, но в каркас конструкции мы помещаем надувные или керамические стержни. Когда мы закончим, то сможем оттуда запускать космические корабли.

Он указал на перевернутый двигатель.

— Вы, наверное, узнаете эту малютку.

— Вряд ли, — грустно ответила Янсон.

— Это переделанный S-IVB. То есть «Сатурн-5». Помните старые ракеты для полетов на Луну? Древняя, но чертовски надежная технология. Пока — тестовый образец. Мы его переделываем из материалов, выдерживающих переход. В том-то и прелесть Дыры. На Базовой нужна махина размером с «Сатурн-5», чтобы добраться до Луны и вернуться. Так? Потому что надо преодолеть земное притяжение. А в Дыре достаточно вот такой штучки, чтобы полететь куда угодно, даже на Марс. Мы уже запустили один пробный образец на Венеру — корабль, который мы назвали «Зимородок». Скоро будем создавать ядерные ракеты, способные развивать высокую характеристическую скорость. То есть…

— Верю. Верю!

Фрэнк уставился на неё. И рассмеялся.

— Кажется, мы с вами поладим, лейтенант Янсон. Извините. Я увлекся. Послушайте… вы читали когда-нибудь Роберта Хайнлайна? Здесь у нас примерно так же. Можно собрать на заднем дворе ракету и полететь на Марс. Правда, замечательно? Все эти миры — наши. Знаете, мисс Янсон, вы проделали такой долгий путь… не думайте плохо о здешних ребятах. Им, как правило, недостает умения общаться, они в принципе немного двинутые. Не исключаю, что у многих и впрямь какие-то расстройства личности. Но душа у них что надо в общем и целом. Они могут быть равнодушны к троллям, но не жестоки.

Взгляд у него вдруг сделался рассеянным.

— Кстати, а вы когда-нибудь встречали таких людей? Я имею в виду, по-настоящему плохих. Я служил в ВВС и разное повидал, когда получал назначения за границу.

— А я работала в полиции, — ответила Янсон.

Фрэнк глянул через плечо и ухмыльнулся.

— Работали? Значит, ваш значок, лейтенант Янсон…

— Ладно, ладно, сдаюсь. Кстати, зовите меня Моника.

Его улыбка расплылась ещё шире.

— Моника.

К ним подошел парень в бейсболке.

— Вы лейтенант Янсон?

— Да.

— Ваша подруга Салли Линдси просила вас привести. И кое-что передать.

— Что?

— «Тролли ушли».

— И все?

Парень пожал плечами.

— Ну, вы идете или нет?

Глава 35

Янсон отвели в большой административный корпус, где её ждала Салли, которая за полминуты отделалась от парня в кепке. Янсон так и не поняла, как она это сделала.

Они поспешно шагали по тесным, скудно освещенным коридорам с грубыми стенами.

— Идём, — торопила Салли. — Тут, на этой помойке, есть вещи, которые ты должна увидеть.

Они миновали нечто вроде кабинетов, лабораторий, учебных залов, даже какое-то подобие компьютерного центра. Кое-кто смотрел на них с любопытством или равнодушно, но никто не останавливал и не задавал вопросов. Должно быть, здесь привыкли к посторонним. У Янсон возникло впечатление, что организация в Космо-Д довольно свободная — просто кучка технофанатов, клуб по интересам. Люди явно приходили и уходили в зависимости от степени энтузиазма и других обязательств. Никакой охраны.

Они добрались до лестницы, которая вела вниз, в подземный комплекс — лабиринт коридоров и комнат. Янсон вспомнила слова Фрэнка насчет бункеров. А ещё — разные догадки касательно того, почему троллиха Мэри не перешла, спасаясь от своих мучителей. Держать её под землей значило сделать так, чтобы она точно не сбежала.

Шагая по коридору, Янсон услышала музыку — обрывистую, нестройную.

— Так, — сказала она. — «Тролли ушли». Что это значит?

— То самое, — мрачно ответила Салли. — Не отсюда — пока нет, — но в целом бегство уже началось, как и в других местах. Тролли покидают Долгую Землю. Послушай, ты же знаешь про долгий зов. Они обмениваются тем, что знают. Похоже, чаша их терпения переполнилась.

— Почему?

— Из-за нас. Из-за людей. Из-за того, как мы к ним относимся. По всей Долгой Земле тролли уходят — или как минимум покидают человеческие поселения. Те миры, где заметно человеческое присутствие. Тролли не тупые животные. Они учатся — и приспосабливаются. Похоже, они усвоили все, что им необходимо знать про нас.

Янсон едва понимала, о чем речь. Событие такого масштаба просто не укладывалось в голове.

— Куда они уходят?

— Никто не знает.

Янсон не стала спрашивать, откуда знает Салли. Она сама видела, как та перемещается по Долгой Земле. И Салли каким-то образом была настроена на троллей и их зов. Для Янсон она воплощала некую всеобъемлющую разведслужбу, ну или вездесущее присутствие неведомых сил, скажем Корпорации Блэка. Салли Линдси естественным образом знала, что творится во всех мирах.

И Янсон видела, что Салли принимала интересы троллей близко к сердцу — иначе бы они не забрались сюда. Поэтому она осторожно спросила:

— Это правда серьезно?

Салли поморщилась, но не стала грубить.

— Да, серьезно. Тролли и есть Долгая Земля, насколько я понимаю. Её душа. А ещё они — неотъемлемая часть экосистемы. Не говоря уж о том, что, черт возьми, они полезны. Без помощи троллей тысячи сельскохозяйственных миров осенью вряд ли сумеют собрать урожай.

— Поэтому, — подхватила Янсон, — мы, конечно, должны что-то предпринять.

— Разумеется, — сердито оскалившись, сказала Салли.

— С чего начнем?

— Прямо отсюда.

Они стояли перед дверью, на которой кто-то в шутку намалевал надпись «Космическая тюрьма». Нестройная музыка, если можно так выразиться, доносилась из комнаты — резкая, неприятная, — и Янсон поборола желание заткнуть уши. Заглянув в окошко в двери, она заметила, что в углу, скорчившись, сидела троллиха. Обмякшая, неподвижная — и в то же время воплощенная скорбь. В камере ничего не было, кроме миски с водой.

— Мэри, — негромко проговорила Янсон.

— Наша героиня. «Я не хочу», — сказала Салли, сопровождая слова жестами.

— Мы под землей… — Янсон вспомнила слова Фрэнка. — Но рядом Дыра. В одну сторону — сплошной камень, а в другую — нет. Мэри могла бы перейти в вакуум, чтобы добраться до своего детеныша. На ней ведь нет железа?

— Думаю, нет. Но, наверное, она инстинктивно сторонится вакуума. И этот шум сбивает её с толку и раздражает. Нужно увидеться с Гаретом Имзом, который тут главный. Британец, специалист по акустике. Такая мразь. Он почему-то ненавидит троллей от всей души. Говорит, что начал общаться с троллями, когда научился отгонять их диссонансами. И вот он превратил свои разработки в оружие, в ловушку, в клетку. Но троллиху здесь удерживает кое-что другое. Пойдем, я покажу.

Чуть подальше по коридору была ещё одна запертая дверь, с маленьким окошком. Заглянув внутрь, Янсон увидела нечто вроде примитивной детской или же обезьяньего вольера в зоопарке, с перекладинами для лазания, веревками, массивными грубыми игрушками. Там тоже сидел тролль, только маленький, и рассеянно возился с большой пластмассовой машинкой. На нем был странный серебристый костюм, оставлявший обнаженными ступни, кисти и голову.

— Детеныш.

— Да, — сказала Салли. — Дрессировщики назвали его Хэм. Сама видишь, чем они тут занимаются. На него надели экспериментальный скафандр. Ты сама видела. Хэма собирались отправить в космос как подопытное животное.

— Они не хотели повредить ему…

— Да. Но у Мэри, видимо, свои представления об опасности. Дыра — это место, которое тролли избегают. Поэтому она стала возражать.

Янсон уже достаточно хорошо знала Салли.

— У тебя ведь есть план?

— У нас только один шанс.

Ожидая ответа и страшась его, Янсон уточнила:

— Что мы будем делать?

— Надо забрать их отсюда. Отдадим малыша матери и перейдем…

— А потом?

— Удерем и спрячемся где-нибудь, пока не отыщем надежное укрытие. Может быть, отведем обоих туда, куда направляются остальные тролли.

— Я так и знала.

Салли усмехнулась.

— А я знала, что ты мне поможешь. Любому копу хоть раз в жизни хочется перейти на темную сторону, правда?

— Нет.

— В любом случае я без тебя не обойдусь, Янсон.

— Зачем я тебе нужна?

— Для начала чтобы отпереть дверь. Ты бывший коп, ты знаешь, как это делается. Я понятия не имею, сколько у нас времени. Ну? Ты можешь открыть замок или нет?

Янсон могла. И открыла.

И стала сообщницей.

Глава 36

Через три недели после того, что выкинула Салли — когда новости о случившемся дошли по аутернету до Базовой Земли, — Лобсанг предложил Джошуа встретиться лично. Впервые за много лет. Впервые со дня похорон Агнес.

Лобсанг.

Джошуа, как обычно, взял сутки на раздумья.

А потом неохотно отправился на встречу.


Филиал Трансземного института, в который направили Джошуа — в паре миль от Мэдисон-Запад-10, - оказался низким и широким строением из камня и дерева, типично колониальной архитектуры, которое одиноко стояло на безлюдном отрезке дороги, идущей сквозь заросли степных цветов. Разумеется, Лобсанг устроил свою штаб-квартиру в принадлежавшем ему филиале Корпорации Блэка в последовательном Мэдисоне, поближе к Агнес и к Приюту. Хоть это и была Ближняя Земля, но она всё-таки отличалась от Базовой, и вечернее небо выглядело капельку иначе. На Базовой Земле в такой день горизонт был бы оранжево-серым. Прекрасные и смертельные цвета пожара. Но здешнее небо сияло девственной синевой. Сравнительная пустота и чистота, хоть и по соседству с Базовой, вновь вселили в Джошуа ощущение необъятности миров, составлявших Долгую Землю.

Войдя, Джошуа обнаружил обычную офисную суету, обманчиво неудобные кресла, засохшие фикусы и вышколенно любезную молодую особу, которая разве что не просветила его рентгеном насквозь, прежде чем впустить. Буквально на каждом углу торчала камера, и все внимательно наблюдали за ним.

Наконец Джошуа провели через автоматическую дверь в коридор с белыми стенами. Ещё одна камера повернулась вслед, параноидально блестя объективом.

Дверь в дальнем конце коридора отворилась, и появилась женщина.

— Мистер Валиенте? Я так рада, что вы приехали.

Она была невысокой и смуглой, с азиатским лицом, и в огромных очках. Женщина протянула руку.

— Меня зовут Хироэ. Добро пожаловать в Трансземной институт. Наденьте этот бейджик.

Она протянула ему карточку на шнурке, с названием института, логотипом — шахматным ферзем, — фамилией Джошуа, фотографией и зашифрованным кодом, который содержал все, начиная от размера ноги и заканчивая последовательностью ДНК.

— Носите не снимая, иначе охранные роботы застрелят вас из лазерной пушки. Шучу.

— Да уж.

— Кстати говоря, Селена Джонс должна мне доллар. Помните Селену?

— Помню. Она по-прежнему официальный опекун Лобсанга?

— В некоторых отношениях — да. Она поспорила со мной, что вы не приедете. Что не отзоветесь на просьбу Лобсанга о помощи.

— Правда?

— Любопытство — удивительная вещь, вы согласны?

«Как и верность идиота», — подумал Джошуа.

— Сюда, пожалуйста.

Хироэ провела Джошуа в просторную комнату с низким потолком и венецианскими окнами, выходившими на прерию. Повсюду стояли мониторы, на столе лежала потертая клавиатура — кусок дубовой доски в шесть дюймов толщиной. Этот кабинет принадлежал человеку, который обожал свою работу — и не знал в жизни больше ничего.

Интереснее всего была каменная колода перед одним из окон. В ней росли какие-то трубообразные растения пяти футов в высоту, бледно-зеленые, с красными и белыми прожилками. Они жались в кучку, словно объединенные общим секретом, и у Джошуа возникло странное ощущение, что движутся они вовсе не от сквозняка.

— Sarracinea gigantica, — сказала Хироэ. — Кстати, они плотоядные.

— И вид у них соответствующий. Когда время кормежки?

Хироэ мелодично рассмеялась.

— Они едят только насекомых. Эти растения выделяют нектар — сладкую приманку, у которой есть несомненный коммерческий потенциал. Семена мы получили с помощью одного из дублей Лобсанга, разумеется.

— Которого?

— Ответ на этот вопрос вам пока ещё не по карману, — с улыбкой ответила Хироэ, указав ему на кресло. — Подождите минутку, пожалуйста, сейчас мы пройдем последний этап контроля…

Она постучала по клавишам.

— Вот чем мы торгуем тут, в Трансземном институте. Мы продаем и покупаем коммерчески ценную информацию.

Джошуа цинично подумал: «Значит, это не просто спонсируемый Блэком игровой манеж для Лобсанга». Как типично для Дугласа Блэка — потребовать прибыли.

— Вот, я ввела вас в систему. Пожалуйста, носите бейджик не снимая. Вы готовы к встрече с Лобсангом?

Хироэ вывела его из здания, и они зашагали по прилегающей территории. В этом мире, как и во всех остальных, наступал вечер. На горизонте мерцали несколько фонарей, солнце низко висело в небе.

И слабо пахло серой. Ходили слухи, что Йеллоустон тут вел себя чуть беспокойнее, чем в большинстве соседних миров. Например, сообщали о деревьях, погибших из-за ядовитых испарений. Видимо, Йеллоустоны в большинстве Ближних Земель переживали какие-то геологические сдвиги. На Базовой Земле произошел взрыв, в результате которого погиб молодой парковый смотритель по имени Герб Льюис — не вулканическое извержение, как подчеркивали ученые, а гидротермический инцидент, выброс кипящей воды. В общем, мелочи. Мелочи. Даже в тысяче миль от Йеллоустона Джошуа казалось, что он чует здешние «мелочи»; он вспомнил помешанного на апокалипсисе фанатика, который пристал к ним в аэропорту на Базовой Земле с разговорами об адском огне и сере, и ему стало не по себе.

Хироэ села на деревянную скамью, вырезанную из одного огромного бревна.

— Пожалуйста, садитесь. Здесь мы подождем Лобсанга.

Джошуа неловко сел.

— Вы волнуетесь перед новой встречей, да?

— Не то чтобы волнуюсь… а откуда вы знаете?

— Ну, всякие мелочи. Стиснутые зубы. Белые костяшки. И прочие тонкости.

Джошуа рассмеялся. Но всё-таки оглянулся, прежде чем ответить.

— А он слышит нас?

Хироэ покачала головой.

— Нет. Здесь его способности ограничены. Сестра Агнес говорит, это ему на пользу. По крайней мере, одно место в мире — или мирах, — где Лобсанг не всемогущ. Как по-вашему, зачем я привела вас сюда, прежде чем начать разговор? Я не хочу его обидеть.

— Вы ведь не просто служащий Лобсанга, правда?

— Я, честно говоря, считаю себя другом. Лобсанг вездесущ, и в то же время он очень одинок, мистер Валиенте. Ему нужны друзья. Особенно вы, сэр…

Сквозь стену вечернего света прошел старик — так показалось Джошуа. Стройный, высокий, бритоголовый, в просторном оранжевом одеянии. Ноги, обутые в сандалии, были грязны. В руках он держал грабли.

Джошуа встал.

— Привет, Лобсанг.

Хироэ улыбнулась, поклонилась и грациозно вышла.


— Все по порядку, — сказал Лобсанг. — Спасибо, что пришел.

Черты лица этого конкретного модуля напоминали некоторые из тех обличий, которыми Лобсанг пользовался раньше. Но он позволил себе состариться — или, по крайней мере, как подумал Джошуа, запрограммировал какие-то нанофабрикаторы, наградившие его морщинами и зобом. Выглядел он лет на семьдесят. Лобсанг держался сутуло, двигался медленно, суставы рук, сжимавших рукоятку грабель, слегка припухли, кожу покрывали пигментные пятна. Конечно, он состарился не по-настоящему — в Лобсанге не было ничего настоящего, и приходилось постоянно напоминать себе об этом. Но в любом случае выглядела подделка внушительно: если Лобсанг вознамерился изображать старого монаха, он верно передал все детали, вплоть до потрепанного края грубого оранжевого одеяния.

Джошуа остался равнодушен. Он не испытывал особого желания к обмену любезностями.

— Зачем ты хотел меня видеть? Из-за того, что устроила Салли?

Лобсанг улыбнулся.

— Напомню тебе, что она вступила в комплот с твоей давней приятельницей — лейтенантом Янсон. Комплот… — повторил он, с преувеличенным старанием двигая губами. — Очаровательное слово. Слово, которое необходимо использовать исключительно ради удовольствия его произносить. Это одна из многих неожиданных радостей телесного воплощения… Так о чем мы говорили? А, о Салли Линдси. Да, её побег вместе с троллихой Мэри и детенышем стал сенсацией.

— Не сомневаюсь, — с горечью ответил Джошуа.

Благодаря старой пленке с записью прибытия «Марка Твена», а также широкому использованию распознающих программ Джошуа обрел известность как сподвижник Салли. Ему не давали покоя представители прессы и активисты, стоявшие на самых разных позициях в отношении троллей и связанных с ними проблем.

Лобсанг сказал:

— Выходка Салли сделала проблему троллей и людей самым актуальным вопросом, да. Но вся эта история уже несколько лет на грани кризиса. Не сомневаюсь, ты в курсе. И теперь тролли начали действовать самостоятельно. Что сулит определенные последствия для нас всех.

— Да, я слышал. Тролли просто берут и уходят.

Лобсанг улыбнулся.

— Я тебе сейчас покажу. Точнее, покажут мои тролли.

Твои тролли?

— В десятке переходов отсюда их целая компания. Мои здешние владения распространяются на несколько соседних миров.

Он протянул руку, словно приглашая пройти.

— Сейчас увидишь.


В группе было около двадцати троллей. Самки сидели в тени раскидистого дерева и лениво чистились, детеныши играли, несколько молодых самцов без особого увлечения боролись, а по краям мелькали туда-сюда взрослые самцы. Работая, играя и дремля, тролли пели — энергичную песню, насыщенную сложными гармониями и переходами. Мелодия повторялась каноном, образуя замкнутый круг.

Лобсанг отвел Джошуа в маленький садик, обнесенный забором. Там стояли несколько скамеек и фонтан. Земля под кронами разбросанных деревьев была покрыта мхом — не травой, а мхом, который при свете заходящего солнца сиял ярко-зеленым.

— Садись, если хочешь, — сказал Лобсанг. — Пей. Вода чистая, из источника. Кстати говоря, надо почистить трубы…

Он неуклюже опустился на четвереньки и пополз по газону, выдергивая отдельные стебельки травы, как сорняки.

— «Старая горная роса», — произнес он.

— В смысле?

— Так называется песня, которую поют тролли. Старинная народная ирландская песня. Первый контакт людей с каждой отдельно взятой группой троллей можно датировать по песням, которые они поют. В данном случае это произошло в конце девятнадцатого века. Помнишь рядового Перси? Я провел небольшое исследование, и результатом стало нечто вроде карты перемещений прирожденных путников, предшествовавших Уиллису Линдси. Хотя, конечно, не всегда возможно отследить блуждания троллей.

— Что ты имел в виду под «своими» троллями, Лобсанг?

Лобсанг двигался вперёд, терпеливо пропалывая лужайку.

— Фигура речи. Эту стаю я нашел в одном из миров Кукурузного пояса и, как мог, пригласил их последовать за мной. Здесь живут и другие группы. Разумеется, они — мои тролли в том же смысле, как Шими — моя кошка. Но я создал заповедник — тут и в соседних мирах, на много квадратных миль. Я не пускаю сюда людей и изо всех сил делаю так, чтоб троллям, этой стае и другим, было уютно. Я пытаюсь изучать их, Джошуа. Ты знаешь, что я занимался троллями десять лет, со времён нашего путешествия на «Твене» и визита на Мягкую Посадку. Здесь я могу наблюдать за ними в условиях, приближенных к естественному состоянию.

— Ты поэтому стал таким смиренным, Лобсанг? Ты, сверхчеловеческое существо, охватывающее два миллиона миров, понизился до уборщика?

Он улыбнулся, не прекращая работать.

— Честно говоря, да, в общении с троллями смирение помогает. Я постоянно присутствую, но никого не устрашаю. Но не говори, что я понизился. Особенно в присутствии сестры Агнес. С её точки зрения, я расту.

— A-а. Так это её идея?

— Она говорит, что детские башмаки мне уже малы.

— Очень в духе Агнес.

— Если я хочу стать частью человечества, нужно в него влиться. Спуститься на землю, стать нижним звеном пищевой цепочки, так сказать.

— И ты согласился?

— Ну, не было особого смысла так утруждаться и заново воплощать эту женщину, если я не собирался прислушиваться к её советам, правда? Вот почему я подумал, что нуждаюсь в ней, Джошуа, ну или в ком-то подобном. В человеке, у которого есть здравый смысл и моральное право нашептывать мне на ухо сомнения.

— И как, работает?

— Я многому научился. Например, насколько менее декоративным кажется декоративный сад, если именно тебе приходится подметать сухую листву. Как обращаться со шваброй, которая требует, помимо умения владеть обеими руками, ещё и некоторой энергосберегающей стратегии. Ты удивишься, сколько, оказывается, в мире углов. Возможно, это какой-то многомерный парадокс. Но есть и обязанности, которые мне нравятся. Кормить карпов. Подстригать вишневые деревья…

Джошуа представил Агнес, хохочущую во все горло. Но ему самому было не до шуток.

Лобсанг заметил его каменное лицо.

— А, старый гнев ещё не утих, я вижу.

— А чего ты ожидал?

Десять лет назад, вернувшись из своего путешествия с одним из аватаров Лобсанга в отдаленные закоулки Долгой Земли, Джошуа обнаружил Мэдисон в виде обгорелых руин. Город разрушила ядерная бомба фанатика. С тех пор у Джошуа не хватало сил заговорить с Лобсангом.

— Ты по-прежнему считаешь, что я мог бы вмешаться, — негромко произнес тот. — Но меня там не было. Я ведь улетел с тобой.

— Не целиком…

Лобсанг, по природе своей разлитый в пространстве, всегда утверждал, что его истинная сущность отправилась с Джошуа в далекие последовательные миры и так и не вернулась. С кем бы Джошуа сейчас ни разговаривал, это был другой Лобсанг, другое вместилище души, частично синхронизированное с оставшимися на «Марке Твене» копиями благодаря хранилищам памяти, которые Джошуа доставил обратно на Базовую. Другой Лобсанг — не тот, которого знал Джошуа и который, возможно, продолжал существовать где-то далеко. Но этот Лобсанг был свидетелем гибели Мэдисона — и предпочел остаться в стороне.

— Даже тогда, десять лет назад, когда «Твен» вернулся, ты был… — Джошуа отыскал в памяти старый религиозный термин, — имманентным. Ты наполнял весь мир. Ну или так ты утверждал. Однако ты пропустил тех ублюдков с бомбой, позволил Янсон и другим копам тщетно бегать и искать их, тогда как мог бы…

Лобсанг кивнул.

— Тогда как я мог, метафорически выражаясь, щелкнуть пальцами и предотвратить преступление. Ты бы этого хотел?

— Если ты мог, почему ты им не помешал?

— Знаешь, веками люди задавали тот же самый вопрос христианскому Богу. Если Он всезнающ и всемогущ, как Он допускает страдания хотя бы одного-единственного ребенка? Я не Бог, Джошуа.

Тот фыркнул.

— Но ты любишь вести себя как Бог. Даже в сандалиях и с метелкой.

— Я не читаю в душах мужчин и женщин. Я вижу только внешнее. Иногда, когда истинная суть наконец прорывается в слове или поступке, я понимаю, что ничего подобного не предвидел. И даже если бы я мог остановить тех террористов — стоило бы это делать? И какой ценой? Скольких бы пришлось убить, чтобы предотвратить поступок, который, возможно, так и остался бы чисто гипотетическим? Что бы ты тогда обо мне подумал? Людям дана свободная воля, Джошуа. Когда они причиняют друг другу вред, Бог не желает им мешать, а я не могу. Думаю, тебе следует поговорить об этом с Агнес.

— Зачем?

— Возможно, тогда ты найдешь силы простить меня.

Джошуа подумал, что этого не случится никогда. Но он знал, что придется временно сменить гнев на милость. Джошуа с усилием сосредоточился на другом.

— Итак, тролли. Что же ты узнал?

— О, многое. Например, про их настоящий язык, который не имеет ничего общего с примитивными жестами и тыканьем в картинки, которое навязывают им люди, когда хотят отдать приказ.

— Но это же очень действенно, Лобсанг. Повсюду изображения Мэри, которая говорит свое: «Я не хочу». На плакатах, рисунках граффити, в сети, даже на футболках.

— Ты прав, но со стороны мятежников Вальгаллы безответственно смешивать собственную символику с тролльей и объединять два разных конфликта, каждый из которых в отдельности затрагивает всю Долгую Землю.

Лобсанг, весьма убедительно вспотевший, сел на пятки.

— Ты знаешь, что в основе подлинного языка троллей — музыка, Джошуа? Конечно, для тебя это не новость. После контактов с людьми они усваивают наши песни, но сочиняют и свои, изобретая бесчисленные вариации. Музыка для троллей — способ выразить естественный ритм собственного тела, вплоть до биения сердца, дыхания, скорости шага во время ходьбы, даже, быть может, работы нейронов. Ещё они используют ритм песен как способ отсчета времени, когда хотят сообща перейти или поохотиться. Кстати, Галилей тоже так делал.

— Галилей?

— В ранних экспериментах по механике, с качающимися маятниками и так далее, он использовал музыку как часы, чтобы отмерять время. И, конечно, тролльи песни несут информацию. Самая простая дисгармония может содержать предупреждение. Но в них кроется и нечто большее. Посмотри — кажется, они собираются на охоту…

Тролли мелькали все быстрее и быстрее. Возвращавшиеся особи вносили свою лепту в непрерывную гармонию, громко или тихо, смело или робко, и песня развивалась как единое целое, и остальные откликались на неё.

— Я расположил в окрестностях резервации запасы пищи, — сказал Лобсанг. — В соседних мирах, я имею в виду. Например, медовые соты и животных, на которых тролли могут охотиться. Оленей, кроликов. Стая действует как единый организм, когда ищет еду. Разведчики расходятся по соседним мирам, и, как только один из них находит какой-нибудь многообещающий ресурс, скажем стадо оленей, он возвращается… и поет об этом.

— Насколько я понимаю, поют они о том, как здорово надраться ирландской бражкой.

— Основная тема — это всего лишь несущая волна, Джошуа. Я проделал множество акустических опытов. Есть вариации высоты, ритма, фразировки, которые содержат информацию о том, как далеко находится еда и какого она качества. Другие разведчики подхватывают принесенные сведения, идут и проверяют их, а потом возвращаются с подтверждением или, наоборот, с опровержением. Очень эффективный способ исследовать все местные возможности. И вскоре стая принимает какое-то решение, изменив тональность или вообще заведя другую песню, чтобы обозначить свое единодушие. И вместе переходит. Примерно так действуют и пчелы: когда ищут новое место для улья, они высылают разведку, которая возвращается и танцем передает информацию. Тролли по отдельности не намного умнее шимпанзе, но сообща они разработали способ, благодаря которому племя способно принимать здравые, разумные решения. Но это не человеческое мышление и не демократия. Даже та, которую вы практикуете в вашем захолустье, — он улыбнулся Джошуа. — Я слышал, тебя выбрали мэром.

— Да, типа того.

— Тяжелая предвыборная гонка?

— Заткнись. Моя работа — руководить городскими собраниями. Черт-Знает-Где достаточно мал для того, чтобы все взрослые жители могли собраться на лужайке и обсудить насущные проблемы. Мы используем «Регламент» Робертса.[150]

— Очень по-американски. Но, возможно, в ваших методах есть нечто от коллективной тролльей мудрости. Лучше так, чем страдать от ошибок одного лидера, если у него голова не так повернута. Тролли почти никогда не ошибаются, Джошуа, даже если я ставлю перед ними довольно замысловатые задачки.

— Никто раньше не изучал троллей?

— Ни у кого не хватало терпения. Люди всегда сосредоточены на том, что тролли могут для них сделать. А не на том, чего тролли хотят. Не на том, что они умеют.

— Ну и почему наши шимпанзе до этого не дошли? Я имею в виду на Базовой.

— Наверное, тролли в ходе эволюции приспособились к переходам. На Долгой Земле, где источник пищи может быть географически близко, но в соседнем мире нужны иные стратегии поиска и взаимодействия. Разведчики должны найти еду и быстро вернуться с новостями, а стая — решить, отправиться ли туда поскорее или нет. Образ жизни троллей способствовал развитию эффективных методов разведки, точных и подробных описаний, умения быстро принимать решения. Что мы и наблюдаем. Но, опять-таки, в музыке троллей кроется нечто больше, чем сиюминутные потребности. Долгий зов, который распространяется по мирам, — это нечто вроде зашифрованной народной мудрости. Зов может продолжаться целый месяц, прежде чем повториться, он насыщен ультразвуками, которые находятся вне человеческой слышимости. Сознание словно растягивается — ничего подобного в человеческом опыте нет. Я пытаюсь расшифровать долгий зов. Представляешь, какая передо мной задача? И я добился кое-каких успехов — у меня есть нечто вроде набора переводчика, в разных прототипах.

— Если кто-нибудь и способен это сделать, так это ты, Лобсанг.

— Ты прав, — самодовольно ответил тот. — Но прямо сейчас, Джошуа, долгий зов насыщен дурными новостями. Из-за нас.

Он неуклюже встал.

— Я пытаюсь изучать троллей в естественном состоянии. Впрочем, этой стае я выдвинул одно условие: в обмен на убежище — на защиту от людей — они остаются здесь, пока я не разрешу им уйти. Словесно, разумеется, поскольку физически они никоим образом не ограничены. Все просто.

— И?

— А теперь, Джошуа, я их отпущу.

Он дважды резко хлопнул в ладоши.

Тролли перестали петь — мелькание прекратилось, как только вернулись разведчики, — и все, кроме самых маленьких, повернулись к Лобсангу. Несколько мгновений тишины — и они завели новую песню, какую-то веселую балладу.

— «Залив Голуэй», — негромко сказал Лобсанг.

Тролли начали переходить, первыми матери с детенышами, последними самцы, готовые защищать свое племя от хищников-эльфов. Меньше чем через минуту они исчезли, осталась только истоптанная земля.

Джошуа понял.

— Они ушли вместе с остальными. Как повсюду на Долгой Земле…

— Да, Джошуа. И именно об этом я хочу с тобой поговорить. Давай прогуляемся. У меня кости ноют от прополки…


Июньское небо в разных мирах оставалось ясным, солнца садились в унисон, как ныряют синхронистки, и медленно сгущалась тьма. В одном мире заухала сова.

А Лобсанг все говорил о троллях.

— Они стали жизненно необходимы для экономики человечества, включая Базовую Землю, хоть и косвенно. Поэтому разные концерны, в том числе Корпорация Блэка, прикладывают массу усилий — везде, где только можно, — чтобы вернуть троллей.

— И вновь приставить к работе.

— Да. Плюс ещё и соображения безопасности. Если на троллей начнут смотреть как на активную угрозу для человечества, если начнется массовая военная реакция… Этого нужно избежать. Но есть и другие, более фундаментальные проблемы. Чем больше я изучаю троллей, тем сильнее убеждаюсь, что они — основа экологии Долгой Земли. Как слоны в африканских саваннах, они миллионы лет непрерывно видоизменяли земли, на которых жили, — пусть даже тем, что объедали их. Это объяснила мне Салли Линдси; она на свой лад изучала троллей в дикой природе намного дольше, чем я. Если убрать из экосистемы крупных животных, произойдет так называемый трофический каскад. Если снести верхнее звено пищевой цепочки, она дестабилизируется целиком, изменится численность популяций, может даже повыситься количество тепличного газа и так далее. Ужас вымирания и предчувствие экологической катастрофы разносятся по Долгой Земле от края до края, ну или по крайней мере всюду, куда заходят тролли. И виноваты мы.

— Кажется, ты гордишься, — буркнул Джошуа.

— Проблема в том, что у троллей нет особых причин возвращаться. До Дня перехода они давно и прочно контактировали с людьми. С ними прилично обращались, и в ответ они прилично обращались с нами.

Джошуа вновь вспомнил историю рядового Перси Блэкни, ветерана Первой мировой войны, затерявшегося в дебрях последовательного мира, куда он случайно свалился. Тролли опекали его несколько десятков лет.

— Но после Дня перехода началась совсем другая история. Использование того детеныша для экспериментов — лишь верхушка айсберга.

Джошуа сказал:

— По-моему, мы убедим троллей вернуться, только если сможем каким-то образом доказать, что будем их уважать. Будем прислушиваться, если они, как Мэри, скажут: «Я не хочу». Непросто донести эту идею до гуманоида…

— Я знаю, ты пытался убедить сенатора Старлинга принять троллей под защиту американской Эгиды. Задача, надо сказать, не пустяковая.

— Да, законы о защите животных работают отвратительно.

— Дело не только в этом, Джошуа. Во-первых, нужно решить, что такое тролли.

— В смысле?

— Они не укладываются в привычные категории, правда? В оппозицию «люди и животные». Деление, благодаря которому мы, по нашему убеждению, господствуем в природе. А на Долгой Земле мы как будто наткнулись на множество Homo habilis — промежуточное звено между животными и людьми. В некоторых отношениях тролли похожи на животных. Они не носят одежду, у них нет письменности и языка, который напоминал бы наш. Они не пользуются огнем, хотя, возможно, даже Homo habilis это умел. И всё-таки у троллей есть совершенно человеческие черты. Они изготавливают простые орудия — палки для копания и каменные топоры. Они привязаны к своим близким, вот почему легко загнать в ловушку троллиху, если у тебя в руках детеныш. Они выказывают сочувствие. Даже к людям. И у них таки есть свой язык — в виде музыки. А ещё тролли смеются, Джошуа. Смеются. Различие между человеком и животным — решающий фактор. Животное можно купить и продать, можно убить и остаться безнаказанным, разве что в рамках слабеньких законов против жестокого обращения. А человеком нельзя владеть ни в каком цивилизованном обществе, и его убийство — это преступление. Так нужно ли распространять на троллей права людей?

— В Черт-Знает-Где мы так и поступили.

— Да, но вы разумней остальных. Основная проблема вот в чем: стоит ли ставить троллей на одну доску с собой?

— Это был бы удар по самолюбию. Ведь так?

— И более того, вызов нашим представлениям о самих себе, — ответил Лобсанг. — Тем временем некоторые утверждают, что тролли не могут быть людьми, поскольку у них нет представления о Боге. Ну, насколько нам известно. И что, например, в данной ситуации делать католикам? Если у троллей есть души, значит, они пали, как и мы, то есть пострадали от первородного греха. В таком случае обязанность католиков — идти и крестить троллей, спасая бедняг от лимба после смерти. Но, разумеется, если на самом деле тролли — животные, то крестить их — богохульство. Если не ошибаюсь, папа готовит по этому поводу энциклику. Но религиозные дебаты лишь взволнуют людей ещё больше.

— А что говорит Агнес?

— «Тролли любят мороженое и умеют смеяться. Конечно, они люди, Лобсанг, черт возьми. А теперь иди и принеси швабру, ты не все подмел».

— Узнаю Агнес… но лучше вернемся к делу. Салли именно из-за этого вытащила меня из дома и заставила отправиться на Базовую Землю. Она нашла нас десять лет назад из-за того, что тролли беспокоились. Тогда они бежали от Первого Лица Единственного Числа. И теперь ты хочешь, чтобы я снова отправился в путь? В глубь Долгой Земли, за Верхние Меггеры? Зачем? Чтобы найти Салли, Янсон и Мэри? И что потом? Узнать, где прячутся тролли? Заставить их вернуться и вновь влиться в мир людей?

— Ну, в общем, да, — ответил Лобсанг. — Звучит невероятно, правда? Плюс ко всему, сейчас полным ходом идёт заварушка из-за декларации Вальгаллы.

— Ты хочешь восстановить равновесие.

— У нас с тобой и впрямь одинаковые инстинкты, Джошуа, — Лобсанг нагнулся, чтобы убрать с безупречного газона один-единственный сухой листок.

«Ты согласен, Джошуа?» Этот вопрос так и не прозвучал вслух, но он висел в воздухе.

Джошуа задумался. Ему подходило под сорок, у него были жена, ребенок, определенный статус в Черт-Знает-Где. Он перестал быть горцем-отшельником. И вот Салли неслась в глубь Долгой Земли при помощи слабых мест, словно вызывая Джошуа последовать за ней. И вот Лобсанг, словно призрак из прошлого, вновь щелкал пальцами. Неужели он ждал, что Джошуа вскочит по команде?

Ну разумеется. Хоть он и изменился.

Но изменился и Лобсанг.


Они гуляли, время от времени переходя из мира в мир, от заката к закату. Тролльи песни висели в благоуханном воздухе каждой Земли, но Джошуа казалось, что они утихали.

Он осторожно произнес:

— Теперь, когда мы встретились, я понимаю, что инстинкт тебя не подвел.

— В смысле?

— Ты действительно нуждался в сестре Агнес.

Лобсанг вздохнул.

— Я думаю, что нуждаюсь и в тебе, Джошуа. Я часто вспоминаю наши дни на «Марке Твене».

— Ты недавно смотрел какой-нибудь старый фильм?

— Сестра Агнес не позволяет мне смотреть фильмы, в которых не фигурируют монахини.

— Ого. Жестоко.

— Она говорит, мне это тоже на пользу. Конечно, таких фильмов не сказать что очень много, поэтому мы пересматриваем их снова и снова, — Лобсанг вздрогнул. — «Двух мулов для сестры Сары» я уже видеть не могу. Но самое кошмарное — это мюзиклы. Хотя Агнес утверждает, что разграбление холодильника в фильме «Действуй, сестра» — правдивая деталь из монастырской жизни.

— Ну, хоть что-то утешительное. Мюзикл, в котором действуют монахини… хэх.

Откуда-то донесся голос — голос, который Джошуа помнил с детства.

— Лобсанг! Пора домой. Твой приятель никуда не денется до завтра.

— У неё повсюду громкоговорители, — объяснил Лобсанг, вскидывая грабли на плечо и вздыхая. Оба торопливо зашагали по траве. — Вот видишь, во что я превратился? Подумать только — я нанял четыре тысячи девятьсот монахов, которые сорок девять дней распевали мантры на сорока девяти Тибетах — ради этого.

Джошуа похлопал его по плечу.

— Сочувствую, Лобсанг. Она обращается с тобой, как с ребенком. Как будто тебе шестнадцать. Ещё даже не семнадцать.

Лобсанг сердито взглянул на него.

— Замолкни, — огрызнулся он.

— Но у меня такое ощущение, что ты справишься, Лобсанг. Встречай препятствия смелей. Взбирайся на каждую гору…

Лобсанг мрачно пошел прочь.

Джошуа бодро замахал ему вслед.

— До встречи! До свидания!

Глава 37

Джошуа покинул Трансземной институт в Мэдисон-Запад-10 через вестибюль. Конечно, он мог просто перейти в любой момент, но решил, что вежливей будет удалиться, как делают порядочные люди. И потом, нужно было вернуть Хироэ бейджик.

В вестибюле его ждал Билл Чамберс.

— Билл? Ты что здесь делаешь?

— За мной послал Лобсанг. Он решил, что в путешествии тебе понадобится компаньон.

— Каком путешествии?

— Чтобы найти Салли и троллей, в каком же ещё.

— Но мы только-только успели об этом поговорить… — Джошуа вздохнул. — Черт возьми. Совершенно в духе Лобсанга. Ладно, Билл. Спасибо.

— Надо отдать ему должное, он обещает нам какую-то штуку вроде переводчика, чтобы разговаривать с троллями.

— Если мы вообще сумеем их отыскать. Честно говоря, я понятия не имею, с чего начать.

— А я знаю.

Румяное лицо Билла расплылось в широкой улыбке.

— Наверное, потому-то он за мной и послал. Начнем с Салли. Надо выяснить, куда она отправилась.

— Каким образом?

— Послушай, Джошуа, нравится тебе это или нет, но ты близок к ней. Она наверняка что-нибудь такое сказала или сделала… оставила хоть какую-нибудь подсказку!

— Я подумаю. Что-нибудь ещё?

— И нужно найти троллей. У меня, кстати, есть идея. Посмотри.

Билл вытащил что-то из кармана куртки и протянул Джошуа.

Тот увидел магнитофонную кассету — предмет, канувший в небытие лет пятьдесят назад или даже больше. Кассета была обшарпанная, с неразборчивой надписью. Крутя её в руках, Джошуа почуял странный запах. От кассеты пахло то ли козлом, то ли пачулями, то ли чем-то химическим. Иными словами, ясными ночами в Верхних Меггерах.

— Блин, кто ещё слушает кассеты? Им самое место в музее. Билл, что это?

— Приманка.

— Для кого?

— Для того, кто нам поможет. Увидишь. Ну, что дальше?

— Я повидаю семью. Поговорю с Хелен.

Билл пристально взглянул на него.

— Она уже знает, старик.

И Джошуа вспомнил стихи, которые Хелен процитировала в самом начале всей этой истории. «Женщина с Западом в странных очах…»

— А, ну да.

— Лично я схожу напьюсь, пока возможность есть. Увидимся утром.

Глава 38

«Бенджамена Франклина» вызвали в город под названием Нью-Пьюрити, в сотне тысяч миров к востоку от Вальгаллы — оттуда поступили какие-то смутные новости об очередных неприятностях с троллями.

Джо Макензи стоял рядом с Мэгги в обсервационном салоне, глядя на поселение. Сверху вид был вполне респектабельный. Ратуша, аккуратные поля и, разумеется, нечто вроде огромной церкви.

— Нью-Пьюрити, э? — сказал он. — Напомни, как там называется эта секта?

Мэгги заглянула в бумаги.

— «Нестриженые братья».

— Да уж, без церкви им точно не обойтись. Зато — ни рва, ни забора.

— Да. И посмотри вон туда, — сказала она, указывая на что-то вроде кладбища.

Пока твен спускался, инстинкты Мэгги начали подавать тревожные сигналы. Нестриженые братья. Мэгги получила домашнее образование, её вырастили отъявленные атеисты — не такие уж отъявленные на самом деле, они утверждали, что настоящий, фундаментальный атеист не лучше фанатика с огнем, серой и Библией наперевес. В юности Мэгги привлекали обе крайности. Таким образом, зная и верующих и неверующих, она заметила нечто знакомое, когда Нестриженые братья собрались, встречая прибывших. Мужчины и женщины, все одинаково одетые, в тускло-серых шерстяных рубахах, с длинными распущенными волосами.

Тем не менее, они казались достаточно гостеприимными — пока вслед за людьми по трапу с нависшего над поселком корабля не спустился тролль Джейк со своим семейством. Тогда какой-то молодой человек поспешно приблизился к Мэгги.

— Мы не допускаем этих тварей в наши дома и на наши поля. Они нечисты.

Мэгги раздраженно взглянула ему в лицо. И увидела явное смущение. Даже скорбь. Здесь случилось что-то дурное…

— В каком смысле нечисты? И потом, Джейк — не тварь.

Молодой человек задумался.

— Тогда пусть он сам мне скажет.

Мэгги вздохнула.

— Вообще-то это вполне осуществимо. Как вас зовут, сэр?

— Моё имя нематериально. Я говорю от лица всех. Так у нас ведется.

Мэгги ощутила легкое, но настойчивое пожатие. За ней стоял Джейк. Она жестом подозвала Натана Босса, который нёс троллий зов.

— Это живое существо / близко к смерти / ушел / существо было, и его нет / песня грусти.

Услышав отрывистые слова, вылетавшие из прибора, братья уставились на тролля.

Мэгги повернулась к молодому человеку.

— Что здесь случилось? Покажите мне.

В качестве ответа он повел её прочь от аккуратных строений к яме, которую они заметили с воздуха. Это и впрямь была просто яма. Полная трупов. Мэгги показалось, что там их несколько десятков. Насколько она могла судить, в яме лежали останки множества гуманоидов — троллей и других существ, которых Мэгги знала по пресс-конференциям. А именно эльфов — одной из самых подлых рас, если ей не изменяла память.

Мэгги вновь повернулась к молодому человеку и властно сказала:

— Назови свое имя, сынок.

Он покраснел.

— Брат Джеффри. Аудитор Нестриженых братьев. Мы — созерцатели. С нашей точки зрения, подготовленная душа способна преодолеть любые враждебные обстоятельства… — тут он запнулся.

История, которую Мэгги вытянула из брата Джеффри в промежутках между рыданиями и покаянными возгласами, не отличалась новизной. Каждая последовательная Земля представляла собой новый мир — чистый лист, на котором можно было написать замечательную историю, если человек упрямо шёл к своей мечте и не терял бдительности. Братья выстроили неплохой город, открытый для всех, — как Афины, по словам Джеффри. Воззрения Нестриженых представляли собой смесь учений различных лиц, которых Мэгги, весьма приблизительно разбиравшаяся в теологии, скопом отнесла к категории «хороших парней»; в их числе были Иисус, Будда и Конфуций. Но эти люди не прислушивались к элементарным предостережениям, которые получали от более опытных путников. Ещё до ухода с Базовой.

Опасностей вокруг было много; но, из всех возможных вариантов, Нестриженые братья столкнулись с эльфами.

Мак подошел к Мэгги.

— Мы произвели небольшую экспертизу, капитан. Эльфы напали первыми. Раны, вызванные сопротивлением, — только на троллях. Видимо, эльфы перешли сюда и напали на людей…

Мэгги уже читала отчеты о таких ошеломительных нападениях, когда охотники-убийцы появлялись из ниоткуда.

— Забор от них бы не спас.

— Да, но спасли бы погреба, и я сомневаюсь, что здешние жители ими озаботились. Тролли попали под перекрестный огонь — черт возьми, они, может быть, просто проходили мимо или даже пытались помочь. Братьям страшно не повезло. Тем более что троллей на Долгой Земле становится все меньше. И самим троллям вмешательство тоже не принесло пользы. Подозреваю, местные ребята не видят разницы между эльфом и троллем.

— Значит, колонисты обращали свое оружие без разбору против эльфов и троллей.

— Да.

— Спасибо, Мак.

Джеффри неподвижно стоял рядом.

— Моя мать… моя родная мать погибла… и…

— Я понимаю. Но тролли не виноваты. Посмотри, — сказала Мэгги, указывая на маленького Карла, который возился с детскими игрушками, к большой радости немногочисленных местных ребятишек в унылых одеяниях. — Вот что такое тролли. Тому, кто хочет здесь выжить, необходимо принять реальность Долгой Земли. В вашем случае — раз поблизости есть эльфы — вам придется принять троллей. Они помогут расчищать поля, строить сараи, копать колодцы. А главное, они отпугнут эльфов.

Джеффри, казалось, с трудом усвоил услышанное. Но ответ он дал положительный.

— И как же это сделать? В смысле привлечь сюда троллей.

Сложный вопрос — и не лучшее время, раз тролли покидали населенные людьми миры. Мэгги пожала плечами.

— Будьте к ним добры. Для начала я предлагаю, чтобы вы с помощью моей команды похоронили погибших троллей вместе со своими убитыми. И вскоре все тролли в этом мире и в других узнают о проявленном вами уважении. А ещё мы поможем вырыть несколько погребов, прежде чем отбыть. Небольшая предосторожность против эльфов. Заодно поставим частокол.


Они работали до вечера.

Когда солнце село, жители собрались, чтобы послушать песни прибывших на «Франклине» троллей. Вскоре начали доноситься ответы, подобные эху из-за тусклого горизонта. Дальние отзвуки причудливо смешивались с ближними, текли и плыли над землей, сливаясь в одну гигантскую симфонию.

Но звуку недоставало глубины. Тролли покидали этот мир, как и прочие населенные людьми миры Долгой Земли, и на ней воцарялась тишина, как после какой-то страшной чумы. Мэгги подумала: странное ощущение. Она не могла припомнить ни единого прецедента, ничего подобного. Как если бы все слоны вдруг покинули Африку. Мир природы отвергал человечество. Даже корабельные тролли непривычно беспокоились, и Мэгги, несомненно, отпустила бы их, если бы они всерьез выказали желание уйти.

Она с чувством неизбежности подумала: «А потом поселенцы начнут требовать, чтобы им вернули троллью рабочую силу. Правительству пора бы уже что-нибудь предпринять…»

«Бенджамен Франклин» висел над Нью-Пьюрити ещё два дня, а затем поднялся высоко в воздух и исчез.

Глава 39

Салли знала мир, в который они прибыли. Ну разумеется.

И, конечно, он был незнаком Янсон. Как и все миры за пределами Ближних Земель.

После ухода от Дыры понадобилось три недели, чтобы добраться сюда — при помощи регулярных переходов и нащупывания слабых мест. Янсон подозревала, что в одиночку Салли двигалась бы быстрее, но они старались идти как можно незаметнее, да и не получилось бы гнать троллей вперёд слишком быстро. Эти здоровяки нуждались в основательной ежедневной кормежке.

Они преодолели очередное слабое место и оказались почти в пустыне. Перед ними простиралась широкая долина, по сторонам которой вздымались утесы, испещренные пещерами. В долине росли карликовые деревца. Ещё Янсон заметила остатки сломанного каменного моста и какое-то строение — массивное, кубической формы, из обтесанного черного камня. Сухой воздух словно высасывал влагу из тела, и Янсон принялась инстинктивно искать тень. Салли уже бывала в этой долине. Она предупредила, что здесь есть угроза радиации. Впрочем, ничего страшного, если держаться подальше от каменного здания.

Это место неофициально называли Прямоугольниками — с тех пор, как десять лет назад его обнаружили Салли, Джошуа и Лобсанг. Мир разумных существ, потерпевших крах, мир смерти. Мир, где Джошуа нашел одну-единственную красивую вещь — кольцо с сапфиром. Мир, который за десять лет ничуть не изменился, не считая следов, оставленных недавними посетителями, — отпечатков ботинок в грязи, пятен от костров, флажков, расставленных археологами. Даже валялся кое-какой мусор — пластиковые упаковки, порванные пакеты.

Троллиха с детенышем бродили вокруг, ища воды, пищи и тени.

Салли устроила Янсон поудобнее под низкорослым деревом, соорудив примитивную постель из сложенных вещей, накрытых серебристым спасательным одеялом, после чего быстро развела костер. В тепле они не нуждались, но огонь мог отпугнуть животных.

Янсон сказала:

— Значит, ты сюда уже заходила. С Джошуа, много лет назад. Мы здесь, потому что тролли здесь… или где-то рядом. Прячутся. Ты ведь так считаешь, правда? Неважно почему.

Салли неопределенно пожала плечами.

Янсон показалось, что она поняла. Во время пути Салли то и дело пропадала, иногда на несколько часов, иногда на день или дольше. Она тянула за известные ей нити и собирала информацию. Янсон подозревала, что самой Салли нелегко бывало сложить воедино разнообразные слухи, которые она получала из различных источников. Но если уж Салли пришла, она найдет троллей, ну или тролли найдут её — вот что подсказывали инстинкты. Янсон оставалось лишь надеяться, что обрывочные сведения и чутье прирожденного путника не подведут.

Наконец Янсон перестала ломать голову. И уж точно не было толку спрашивать Салли. Та от природы не отличалась общительностью — и, что особенно раздражало, молчала избирательно.


Когда Янсон заснула, Салли отправилась на охоту.

Дно долины показалось ей подозрительно плоским — точно такое же впечатление сложилось у неё и в первый раз. Как будто долина представляла собой одну-единственную каменную плиту, возможно тоже искусственного происхождения, как и здание. У подножия стен каньона были каменистые осыпи, там и сям торчали, цепляясь за жизнь, зеленые растения-экстремофилы, любители жары и сухости. На первый взгляд ничто не двигалось — Салли не видела ни птиц, ни животных, ни даже насекомых, но её это не смущало. Там, где есть хоть какая-нибудь зелень, непременно найдутся и травоядные, а следовательно, и хищники. Главное — проявить терпение. Оставалось только ждать. Салли никогда не делала запасов еды, потому что Долгая Земля представляла собой неисчерпаемую кладовую. Послужить ужином могла ящерица-другая. Или нечто вроде слепыша — подземного жителя.

У крутого склона долины, в тени камня, Салли села на корточки. Такую жизнь она вела уже четверть века, с тех пор как навсегда покинула Базовую Землю вскоре после Дня перехода, когда её отец преподнес человечеству сомнительный подарок — тайну переходников. Разумеется, бывать на Долгой Земле она начала намного раньше, чем остальные. Питаться на ходу было несложно, но не стоило считать, что животные, которые никогда не встречали человека, по природе ручные. Съедобные существа склонны удирать от всего, что покажется им подозрительным. Значит, нужно ждать…

Прямоугольники выглядели именно так, как она помнила, не считая нескольких отпечатков ног. Салли немного расслабилась и осмотрелась. Из всех открытий, о которых Джошуа и Лобсанг сообщили на Базовой после своего путешествия, эта долина была самым сенсационным: они нашли свидетельства существования разумных существ, похожих на динозавров, более чем в полутора миллионах переходов от Базовой Земли. Лобсанг напрасно заявлял, что колония-организм, называвшая себя Первое Лицо Единственное Число, гораздо интереснее и необычнее; никто просто не мог этого понять. В равной мере бессмысленно было твердить, что существа, чьи останки они обнаружили здесь, никакие не динозавры, хоть и рептилии.

Люди жаждали знать больше. В университеты хлынул поток средств на снаряжение новых экспедиций. В течение нескольких лет исследователи лазали по долине, хоть радиация и представляла собой нешуточную угрозу; чтобы изучить планету целиком, сюда посылали беспилотные самолеты и воздушные шары, снабженные ультракрасными датчиками и сверхчуткими радарами. Никого не удивило, что пирамида в долине была единственным зримым намеком на существование развитой культуры — древней, давно исчезнувшей, погребенной песками этого засушливого мира. Лобсанг и Джошуа, не будучи должным образом экипированы, не могли исследовать его как следует, ну или хотя бы что-нибудь заметить. В песке обнаружились следы городов, дорог, каналов — не человеческих, явно созданных иным разумом, но в других отношениях до жути знакомых… и очень старых.

Нет, тут жили не динозавры, но, возможно, их потомки. Ведь и у людей в эпоху динозавров были предки, шустрые, похожие на белок четвероногие млекопитающие. Быть может, в этом мире падение огромного астероида, который положил конец динозаврам на Базовой Земле, привело к иным последствиям; быть может, оно уничтожило крупных животных и оставило мелких, более смышленых и проворных. Обитатели Прямоугольников, вероятно, отдаленно происходили от хищников.

А потом, много времени спустя, они пережили свою катастрофу. Разразилась война, или эпидемия, или неудачно упал ещё один астероид. В результате кучка выживших, ну или их потомки, лишившись всего достигнутого и похоронив цивилизацию, пришли сюда, привлеченные странными феноменами вокруг ядерного котла, возможно естественного происхождения, например случайной концентрации урановой руды. Их новый бог — или храм — медленно убивал уцелевших.

Во всяком случае, так гласила теория: случайная концентрация. Но с самого начала существовали подозрения, что скопление урана возникло не в результате какого-то природного феномена, но представляло собой разрушенные и по-прежнему ядовитые остатки некоей гораздо более древней и развитой цивилизации. Остаточная радиоактивность исходила от брошенного реактора, а может быть, от свалки отходов. Эту гипотезу активно обсуждали, и она вполне соответствовала первому впечатлению, которое сложилось у Салли, когда она впервые здесь оказалась.

Она испытывала несомненное удовольствие при мысли о том, что простых и ясных ответов нет. Как любой другой мир, Прямоугольники представляли собой отнюдь не аккуратную теоретическую модель, а продукт долгой и уникальной эволюции. Салли закончила колледж в Мэдисоне; она занималась естественными науками и своими глазами видела, как теоретические постройки начинают шататься на фундаменте неверной информации, а потому игнорировала большую часть домыслов.

Салли было приятно, что Джошуа умолчал о существовании одного реального предмета, который они нашли здесь, — изящного кольца, которое вполне могло быть создано ювелиром-человеком. Они нашли его на истлевшем пальце «динозавра». Джошуа хранил кольцо все эти годы.

Впрочем, деньги, отпущенные на исследования, иссякли, а Долгая Земля кишела другими объектами для изучения. Археологи давно уже свернули раскопки и ушли. И Салли, вышедшая на охоту, этому радовалась. Радовалась одиночеству. Никого, кроме теней на камне…

Салли ощутила на шее горячее дыхание и немедленно подумала: «За мной тоже охотятся». Она не вовремя расслабилась. Салли резко развернулась, схватившись за нож на поясе.

Волк — вот что она подумала в первую секунду. Огромный, ощетинившийся, с открытой пастью и свисающим языком, с глазами цвета арктической пустыни. Он был крупнее и массивнее Салли. И стоял достаточно близко, чтобы попробовать её на зуб, прежде чем она успела бы спохватиться.

Салли подавила желание перейти. Она отправилась в путь не одна — нужно было позаботиться и о Янсон. Салли задумалась, успеет ли предупредить спутницу и будет ли от этого толк.

Но волк не нападал.

Он отступил на шаг, другой, вскинулся — и встал на задние лапы, причём не пытаясь с трудом удержать равновесие, как собака в цирке. Он стоял спокойно и твердо, словно был предназначен к тому от природы. Тогда Салли увидела на поясе у него нечто вроде ремня, с которого свисали различные предметы, и в их числе — пистолет самого современного вида, сделанный из металла, больше всего похожий на оружие из фантастического романа и на вид совершенно здесь неуместный. Когда волк протянул к Салли передние конечности, она заметила, что пальцы на них длинные и гибкие, а лапы похожи на человеческие руки (минус большие пальцы, плюс кожаные перчатки). Сюрпризы следовали один за другим.

А затем существо заговорило:

— Салли Линдссссси…

Это был хриплый рык или, точнее, грубый шепот, но вполне разборчивый. Слова сопровождались чуть заметными жестами — подергиванием носа, поворотом головы.

— Ты пр-р-ришла, мы знали. Кобольды с-сказали. Добр-р-ро пожаловать.

Тут странный волк вскинул морду и завыл.

Глава 40

Оставив позади Ближние Китаи, воздушные корабли «Чжэнь Хэ» и «Лю Ян» неуклонно двигались на восток, постепенно набирая скорость, хотя, как узнала Роберта, до максимума было ещё далеко. Миры мелькали внизу широкими лентами — холодные и умеренные, влажные и засушливые. Последовательная география Востока приблизительно повторяла карты, составленные американскими исследователями, ходившими на запад. Кое-где попадались Джокеры, подобные случайным вспышкам.

Время от времени они останавливались, и члены экипажа сходили на землю, должным образом экипировавшись, чтобы понаблюдать, измерить, взять образцы почвы, флоры, фауны, даже экзотических атмосферных элементов. Они следовали правилу, установленному Джошуа Валиенте десятью годами ранее: за исследователями на земле следили наблюдатели с корабля. Роберта, сидевшая наверху, методично вела записи.

Наконец они миновали веху в два миллиона переходов от Базовой Земли. И приблизились к тому миру, где Роберте предстояло спуститься самой, в сопровождении лейтенанта By Юэ-Сай.

Китайцы уже добирались до этой отметки, и мир номер два миллиона, по крайней мере, до некоторой степени, был изучен. Роберте объяснили, что первый спуск станет для неё опытом исследования, и она согласилась. Она уже провела много времени в тренировочном зале с лейтенантом By Юэ-Сай, которая научила её надевать защитный костюм и обращаться с индивидуальным переходником и маленьким «наблюдателем», который крепился на плечо. Она объяснила Роберте, каким образом капитан общается с наземной партией, и как пользоваться аптечкой, неприкосновенным запасом и серебристыми одеялами, если вдруг они заблудятся, и как стрелять из бронзового пистолета, которыми снабжали исследователей. Роберта вникала в каждую деталь, каждое действие, задавала уместные вопросы и упорно тренировалась.

Юэ-Сай пыталась облегчить процесс. Она шутила на своем небезупречном английском, придумывала игры и соревнования, чтобы тренировки проходили веселей. Роберта обычно просто ждала, когда Юэ-Сай угомонится, и вновь терпеливо принималась за упражнения.

Со временем она почувствовала, что Юэ-Сай сдалась и отступила. Роберта уже много раз видела такое и раньше. Не то чтобы она не понимала людей; скорее Роберта Голдинг понимала их слишком хорошо. Потуги Юэ-Сай на веселье были очевидными попытками мотивировать ученицу, и Роберта с легкостью их разгадывала. И потом, при её внутренней целеустремленности, она не нуждалась ни в каких внешних стимулах. Но By Юэ-Сай ждала иной реакции, и Роберта это знала.

В свои пятнадцать она всё понимала. То есть многое видела яснее, чем люди, которые её окружали. Роберта, конечно, сознавала собственные рамки, например теперь, когда готовилась впервые столкнуться с далеким последовательным миром и могла в мгновение ока погибнуть из-за собственного невежества или по чистой случайности. Она понимала это — и принимала со спокойствием, которое отчего-то леденило окружающих. Но что толку обманывать себя?

Карьера, к которой она стремилась, предполагала полный отказ от иллюзий. Какова была природа вселенной, в которой родилась Роберта? Почему она вообще существовала? И для чего? Роберте казалось, что это единственные вопросы, стоящие изучения. И единственной эффективной стратегией, до которой додумались люди, был научный метод, трудоемкий поиск истины. Но с двенадцати лет Роберте стало очевидно, что наука в том виде, как она развилась — физика, химия, биология и все остальное, — черепашьим шагом двигалась к разрешению фундаментальных проблем. К тем самым вопросам, как казалось Роберте, обращались лишь богословы и философы. К сожалению, их ответы представляли собой мешанину сомнений, самообмана и вздора, который причинял больше вреда, чем пользы.

И всё.

Поэтому Роберта посвятила себя, хотя бы номинально, богословию и философии, а также естественным наукам. Она даже получала гранты в поддержку китайской экспедиции от Ватикана, от мормонов, от мусульманских организаций и различных философских обществ. Имея дело с подобными учреждениями, Роберта быстро поняла, в каких случаях следует умалчивать о том, что, по её мнению, организованная религия есть что-то вроде массового помешательства.

Приходилось работать с тем, что имелось в доступе. Иногда Роберта воображала себя ученым эпохи европейского Средневековья, которые выходили из рядов священнослужителей, потому что никакой другой организованной науки не было. Или, если в поисках примера погрузиться ещё дальше в прошлое, — как будто она пыталась при помощи каменного топора и куска охры собрать радиотелескоп. И всё-таки Роберта упорствовала, поскольку не находила других вариантов.

Несмотря на свое недостаточное образование, Роберта Голдинг ясно видела мир. И людей — яснее, чем сами они видели себя. «Человечество, — так она однажды сказала на экзамене по философии, который сдавала в одиннадцать лет, — представляет собой лишь тонкий слой осадка, который остается, если убрать ошеломленных шимпанзе». Благодаря таким ответам считалось, что она подает большие надежды, и в Мягкой Посадке, где было много смышленых ребятишек, Роберты не сторонились как «зубрилки». Но на корабле её сдержанность, привычка читать лекции в ответ и поправлять простейшие ошибки отнюдь не располагали к ней экипаж. Даже добродушную Юэ-Сай.

Твены зависли над подходящим местом и выслали метеорологические ракеты и шары-зонды, чтобы собрать побольше информации. Затем Юэ-Сай отвела Роберту к подъемнику. Они в последний раз проверили снаряжение и спустились на поверхность Земли-2201749.


Они стояли на краю леса, возле широкого устья реки. Из-под прикрытия деревьев виднелась равнина, обрамленная заболоченными лугами, а на горизонте — океан. Её внимание вдруг привлекли огромные существа, которые низко пронеслись над водой — целая стая, с раскинутыми прозрачными крыльями. Роберта никогда ещё не видела таких гигантских летунов. Птерозавры? Летучие мыши? Или нечто совершенно иное? Выделяясь на фоне искристого света, они неслись, изогнув изящные шеи и выхватывая из воды длинными клювами огромную рыбу, ну или что-то похожее на рыбу.

Мир был теплый, с обилием воды — мир с высоким уровнем моря и неглубокими океанами, которые вдавались далеко в глубь континентов. Мир, который мог прокормить фантастических крылатых животных. Мир — как поняла Роберта — со своими опасностями, невозможными в более сухом климате, например на Базовой Земле. Не в последнюю очередь ему грозили необычные климатические катастрофы, например гиперганы, один из которых уже зарождался в местной версии Тихого океана…

В лесу замелькали тени.

Юэ-Сай помахала рукой. Роберта удостоверилась, что микрофон от монитора на плече выключен, и неподвижно замерла под прикрытием деревьев.

В зарослях двигались огромные силуэты, направляясь к реке, на водопой. Роберта заметила крепко сбитые, мускулистые тела животных, бегущих на четвереньках, но с огромными, мощными задними ногами — что-то вроде кенгуру, только увеличенные. Их уши, с жесткими хрящами, мотались, словно огромные цветные плюмажи. Взрослые особи были ростом по плечо Роберте. Детеныши бежали рядом, а одного малыша мать несла в сумке на животе.

Юэ-Сай тихо, как кошка, двинулась через заросли вслед за стадом.

Роберта следовала за ней. Она шла не так бесшумно, но её шаги всё-таки были бесшумнее жужжания монитора на плече, и Роберта этим гордилась.

Они подошли к кромке леса. По ту сторону реки, на влажной равнине, расхаживали, ссорились и кормились огромные стаи птиц или птицеобразных существ. Животные среди болотных цветов представляли собой мешанину ярких пятен под синим небом. Роберте показалось, что она заметила характерные горбатые спины крокодилов, скользивших в глубине.

Обитатели леса шли к воде.

Самыми заметными и эффектными были огромные кенгуру с разноцветными ушами, похожими на паруса. Массивные, мощные, они двигались медленно и терпеливо и напоминали ожившие каменные скульптуры. Их мускулистые задние ноги явственно предназначались для ударов, а не для прыжков, как у кенгуру на Базовой Земле, зато уши казались странно хрупкими, почти прозрачными в солнечном свете — просто кожа и соединительная ткань, натянутая на хрящи. Они горели яркими цветами, которые переливались и таяли на глазах у Роберты.

Юэ-Сай негромко сказала:

— Вам видно, капитан Чень? Мистер Монтекьют?

— Да, лейтенант, — ответил капитан. — Покажи-ка поближе эти уши. Зачем им такое великолепие? Пусть наши эксперты попробуют прогнать картинку через распознаватель…

Юэ-Сай тронула Роберту за плечо и вновь указала на берег реки.

Там появились и другие животные. Как показалось Роберте — большие бескрылые птицы, которые двигались почти изящно, вышагивая на мощных задних ногах и свесив спереди коротенькие хватательные лапки. Головы у них были длинные, как у змей, но при этом с широкими утиными клювами. Когда они склонялись к воде и с шумом сосали, позади извивались мускулистые хвосты.

Роберта спросила:

— Это птицы или динозавры?

Юэ-Сай пожала плечами.

— Все они из одного большого семейства. Ничего не ожидай, Роберта, и ничему не удивляйся.

Роберта поняла основной принцип. Последовательные миры на Долгой Земле развивались под влиянием сходных процессов, но различались в деталях. Путешественник двигался по дереву вероятностей, встречая миры, в которых какое-нибудь давно минувшее событие завершилось иначе, чем на Базовой. В результате изменилась последующая история данной Земли и возник новый материал для естественного отбора…

— Например, — продолжала Юэ-Сай, — эти утконосы похожи и на птиц, и на динозавров. Но вон те огромные звери с «парусами» — млекопитающие. Какая-то разновидность сумчатых. И здесь есть кое-что ещё, чего с гарантией не было в меловой период…

Она указала пальцем.

Эльфы.

Гуманоиды, умеющие переходить. Целая стая, особей двадцать, включая молодняк и сосунков. Они пристроились в сторонке от крупных травоядных — и достаточно далеко от глубокой воды, чтобы не попасть в зубы к крокодилам. Эльфы набирали воду пригоршнями и рылись в грязи в поисках кореньев, червей и моллюсков. Несколько молодых самцов затеяли потасовку; с громким гиканьем они сновали туда-сюда между мирами, и наблюдать за ними было все равно что смотреть дурно смонтированный фильм.

— Здесь водятся и другие существа, — негромко сказала Юэ-Сай. — Я видела их там, в зарослях…

Её прервал раскат грома.


Юэ-Сай и Роберта нырнули под защиту леса. Некоторые утконосы продолжали пить, но старшие особи подозрительно подняли головы. Кенгуру пригнули головы и стянулись кружком.

Послышался треск и грохот, застонало, падая, молодое дерево, и лес расступился, как неуклюжая декорация, когда на берег вырвалось гигантское животное, длиной не менее пятнадцати метров. Оно быстро ступало крепкими задними ногами; передние конечности были относительно маленькими, но длиннее и толще, чем бедра Роберты. Правую переднюю лапу обвивало какое-то ползучее растение. Тело громадины покрывали разноцветные перья, точь-в-точь костюм ацтекского жреца, голова была сплошь зубы и кровь, и, когда животное открыло пасть, чтобы зареветь, Роберта почуяла запах сырого мяса.

Оно целенаправленно, огромными шагами, направлялось к реке. Двигалось оно механически, как робот-убийца, — но, тем не менее, по-настоящему дышало и рыло лапами землю. Травоядные с ревом разбегались, держась берега и прибавляя ходу.

Но эльфы не бросились бежать. Они рассыпались полукругом, глядя на страшилище, — взрослые впереди, с каменными топорами в руках, молодняк позади, оскалив зубы. Роберте показалось, что она видит сцену из фильма. Обезьянолюди с каменными топорами против динозавра.

Юэ-Сай смотрела во все глаза, словно опасаясь пропустить хоть секунду зрелища.

— Динозавр, да. Ну или его потомок, шестьдесят пять миллионов лет спустя. Похож на тираннозавра. Или нечто иное, заполнившее соответствующую нишу.

— Разумеется, в Китае были свои примечательные динозавры, — строго напомнил капитан Чень. — Лучше использовать другие сравнения, лейтенант.

— Да, сэр, — рассеянно ответила Юэ-Сай. — Не исключаю, что это вообще бескрылая птица. А если тираннозавр, то держу пари, что самка. Каждой принадлежала территория в несколько миль, а самцы попадались реже — один на каждые несколько десятков миль. Но что такое у неё в лапах?

Рев хищника и ответное рычание гуманоидов достигло кульминации. Хищник атаковал, бросившись прямо в середину стаи.

Молодняк в сопровождении родителей бросился бежать. Взрослые эльфы замелькали туда-сюда — быстрее, чем хищник мог их схватить, как бы он ни щелкал огромными зубами, как ни молотил по воздуху лапами и хвостом. Один эльф материализовался в прыжке прямо рядом с головой динозавра и взмахнул своим оружием, целя в правый глаз, прежде чем вновь исчезнуть, не коснувшись земли. Меткость была поразительная, и хищник не лишился глаза лишь благодаря тому, что случайно мотнул мордой.

Окровавленная и разъяренная, гигантская самка стояла посреди стаи гуманоидов, не в силах нанести смертельный удар ни одному. Она вновь взревела, размахивая хвостом и щелкая зубами. Но эльфы решили, что с них хватит. Они переходили — матери несли детей, и, насколько могла судить Роберта, никто не остался на поле боя.

— Нужно отдать должное этим ребятам, — сказал обеим на ухо Жак. — Они дали отпор Гренделю.

Юэ-Сай пожала плечами.

— Рано или поздно зверюга научится не лезть к гуманоидам, особенно к умеющим переходить. И потом, они ей не особенно нужны. Посмотрите.

Хищник направлялся вниз по берегу, преследуя огромных кенгуру. У них была хорошая фора; перепуганные кенгуру — тонны мяса на бегу — напоминали отступающий танковый дивизион. Но одна из самок, подгонявшая детеныша, отстала.

— Они слишком оторвались, — сказал Жак.

— Уверен? — спросил капитан Чень. — Посмотри, что эта тварь делает.

Роберта увидела, что хищник одной лапой ловко разворачивает лозу, висевшую у него на предплечье. Лоза была около шести футов в длину, к каждому концу крепилось что-то вроде кокоса. На бегу, взрывая лапами песок, вытянув спину и хвост почти горизонтально, динозавр раскрутил и выпустил свое оружие. Оно пролетело отделявшее хищника от жертвы расстояние и обвилось вокруг массивных задних лап отставшей самки кенгуру. Лоза немедленно лопнула, но этого хватило, чтобы животное грянулось наземь. Детеныш замедлил бег и припал к земле, явно напуганный.

И не без причины, потому что хищник немедленно напал на мать. Он подбежал и живо вырвал огромный кусок мяса из правого бедра кенгуру, а затем словно играючи отхватил одно роскошное развевающееся ухо. Султан повис, как сломанный воздушный змей. Самка взревела от боли.

Но она сумела подняться, хоть из страшной раны и текла кровь. Она даже подтолкнула детеныша, приказывая ему бежать, и они заковыляли по берегу вслед за стадом, которое уже скрылось в лесу.

Хищник стоял и смотрел вслед, тяжело дыша. Пасть у него была выпачкана кровью. Затем он подошел к воде, сделал большой глоток, покачал головой и затрусил вслед за самкой и детенышем. У погони мог быть лишь один исход.

— Динозавр воспользовался бола, — заметила Роберта.

— Да, — ответила Юэ-Сай. — Не исключаю, впрочем, что это предмет вполне естественного происхождения. Лоза с выросшими на ней орехами. Но в том, как животное его использовало, не было ничего «естественного»… — Юэ-Сай, на свой тихий лад, явно пришла в восторг, сделав такое потрясающее открытие. — Я же тебе сказала, Роберта. Мы далеко от дома. Не составляй мнений заранее.

— Поддерживаю, — сказал капитан Чень. — И замечу ещё, что наши эксперты по обработке сигналов сообщают: цвета, которыми переливаются уши этих «кенгуру», содержат информацию. Они разговаривают при помощи визуальных средств, то есть своих ушей. У них есть способность ощущать! Надеюсь, наши ученые все окончательно прояснят, когда напишут совместный отчет. «Скопление млекопитающих и разумных рептилий за отметкой Восток-Земля-2000000». Невероятно! Какое потрясающее открытие для Китая!

Они зашагали обратно, туда, где их ожидал корабль.

Чень, явно в восторге, продолжал:

— У нас, китайцев, как вы знаете, Роберта, есть своя утопическая легенда. Эта история относится к пятому веку после рождения вашего Христа и повествует о том, как один рыбак, зайдя в пещеру, добрался до Страны персиковых цветов, где обитали потомки солдат, поселившихся там в эпоху династии Цинь. Они жили за оградой гор, в мире друг с другом и с природой. Но когда рыбак попытался дойти до них во второй раз, то не сумел найти дорогу. Как случается во всех утопиях. Даже в Северной Америке, где мечты аборигенов о Краях счастливой охоты сменились сказками европейских поселенцах о леденцовой горе. Как вы думаете — если мы заберемся достаточно далеко, то найдем такую страну, а, Роберта? Может быть, эти легенды отражают ранние представления о Долгой Земле как таковой?

— В нашей дискуссии нет рационального зерна, — произнесла Роберта. — А что касается отчетов, которые вы собираетесь писать, от них не будет никакого проку.

Юэ-Сай повернулась к ней.

— Почему? — спросил Жак.

Роберта указала на окружавший пейзаж.

— Надвигающийся гиперган все это уничтожит. Я изучаю климатическую теорию миров с высоким уровнем моря. Они подвержены страшным ураганам, которые извлекают тепло из мелких океанов. Такие ураганы способны опустошать континенты, летя со скоростью тысячи миль в час. Водяные пары взмывают в стратосферу, озоновый слой разрушается… Я также изучала отчеты метеорологических зондов, которые вы запускали с твенов. Очередной ураган собирается прямо сейчас. Спросите у своих метеорологов. Ошибки нет. Пройдёт ещё две-три недели, прежде чем он наберет полную силу, зато потом эта маленькая экосистема окажется прямо у него на пути. Сосуществование различных видов — интересный эксперимент. Но вскоре настанет эффектный апофеоз.

Наступила тишина.

— Апофеоз, — наконец повторил капитан Чень.

Роберта уже привыкла, что на её слова люди реагировали именно так. Девушку это раздражало. Окружающие вели себя как дети, которые зажимают уши, чтобы не слышать дурные новости.

— Жизнь сама по себе конечна. Я просто констатирую факт. Элементарный факт.

И вновь все промолчали.

Юэ-Сай отвела взгляд.

— Капитан, кажется, нам пора возвращаться.

— Согласен.

Глава 41

«Чжэнь Хэ» и «Лю Ян» на несколько дней задержались в окрестностях Востока-2201749. Ученые приводили в порядок наблюдения и каталогизировали образцы, а инженеры осматривали корабль и проверяли системы.

Затем они двинулись дальше, в дебри Долгой Земли, никогда прежде не виданные китайскими исследователями, да и кем бы то ни было. Вперёд, в неведомое.

Вскоре корабли опять остановились надолго — рядом с Востоком-2217643. Там они обнаружили Дыру — разрыв в цепочке последовательных миров, составлявших Долгую Землю. Очередная Земля отсутствовала. Роберта тихонько намекнула Жаку, что первая Дыра на Западе, открытая Джошуа Валиенте, находилась примерно на отметке в два миллиона. Несомненно, судя по схожести цифр, можно было сделать некий вывод о природе гигантского дерева вероятностей, которое представляла собой Долгая Земля.

Корабль Валиенте пострадал, перейдя в вакуум. Китайские корабли были оснащены лучше. Капитаны заставляли их скакать туда-сюда через Дыру, оставляя в ней сверхпрочные автоматические зонды, которые, благодаря инерции вращения соседних Земель, летели в пустые черные небеса Дыры. Полученные данные Жак обозрел без особого интереса. Звёзды, которые выглядели точно так же, как и в любом другом мире, планеты, которые кружили по своим обычным орбитам, не обращая никакого внимания на отсутствие Земли. Экипажи, впрочем, пришли в восторг — их меньше изумили даже гуманоиды и потомки динозавров. Жак напомнил себе, что экспедицию снарядило космическое агентство; неудивительно, что команде любопытно было повидать вселенную хотя бы мельком.

Роберта тоже явно заинтересовалась. Она попросила отправить зонды на соседние планеты, Марс и Венеру, на поиски каких-нибудь различий в атмосфере либо на поверхности.

Завершив первоначальное исследование новой Дыры, капитан Чень, с радостной мальчишеской улыбкой, подошел к пассажирам и пригласил их в обсервационный салон на следующее утро.

— Тогда-то и начнется настоящее путешествие…


Когда настало утро, Жак и Роберта присоединились к лейтенанту By у больших иллюминаторов на носу твена. Жак держал кружку с кофе, Роберта — бокал с водой. Корабли висели в небе над очередным миром — две серебристые летучие рыбы над бесконечным одеялом лесов. Вдалеке виднелась река — похожая на стекло полоска, а ещё дальше до самого горизонта простиралось мелкое море, характерное для этих теплых миров.

Переходы начались без предупреждения, и миры замелькали мимо, поначалу медленно, затем быстрее. Вскоре корабли развили скорость, к которой пассажиры уже успели привыкнуть — одна Земля в секунду, — и погода менялась в такт биению пульса. Солнечно, пасмурно, дождь, гроза, кое-где даже снег. Внизу мелькал лес, а однажды прямо под килем «Чжэнь Хэ» показался и тут же исчез огромный кратер, явно недавнего происхождения. Иногда мир пылал или, наоборот, был погружен во мрак, и Жак понимал, что им попался очередной Джокер.

К зрителям присоединился Чень и ухватился за полированный деревянный поручень вдоль иллюминатора.

— Лучше держитесь.

Тролли внизу запели «На высоте в восемь миль».

Скорость нарастала. Жаку стало больно смотреть на мелькающие миры, как будто ему с увеличивающейся частотой светили в лицо проблесковым огнем. Он попытался сосредоточиться на положении утреннего солнца, которое оставалось неизменным на многочисленных небосводах, но его то и дело заслоняли облака, а небо меняло цвет, становясь белым, серым, синим. Все держались за поручень, даже Роберта. Жак подумал, что слышит гудение моторов; он чувствовал, как корабли двигались вперёд, переходя, и видел, как изгибалась серебристая оболочка «Ли Янь», похожая на огромную рыбу, которая плыла в мерцающем свете над множественными мирами.

За их спиной кого-то вырвало.

— Пройдёт, — заверила Юэ-Сай. — Все мы прошли проверку на склонность к эпилепсии и пили лекарства от укачивания. Неприятные ощущения скоро закончатся…

Скорость нарастала, быстрее и быстрее сменялась погода. Жак заставил себя смотреть в окно и сосредоточился на поручне, за который цеплялся. Вибрация корабельных моторов отзывалась в ногах сквозь пол.

А потом мелькание закончилось, миры превратились в сплошное размытое пятно. Солнце — бледнее обычного — висело неподвижно, в безоблачном небе, которое обрело ярко-синий оттенок, словно ранним вечером. Пейзаж внизу был туманным и смутным, очертания холмов — серыми и нечеткими, там и сям виднелись участки леса, которые росли, дрожали и пропадали. Река, которая прежде порывисто извивалась под кораблем, теперь словно разлилась, затопив землю жидким серебром, и побережье тоже превратилось в сплошное пятно, так что граница между сушей и морем стерлась.

— Мы миновали порог слияния переходов, — пробормотала Роберта.

— Да! — воскликнул Чень. — Теперь мы движемся на максимальной скорости, пятьдесят миров в секунду. Невероятно! Миры мелькают быстрее, чем сменяются изображения на цифровом экране, — быстрее, чем успевает следить глаз. На такой скорости корабль способен покрыть маршруты первопроходцев Долгой Земли всего за полчаса. На такой скорости, если не сбавлять её, можно пройти более четырех миллионов миров за день…

Жак спросил:

— Но мы движемся и в сторону, так? Почему?

— Потому что движутся материки, — немедленно ответила Роберта.

Чень одобрительно кивнул.

— Верно. На Базовой Земле материки дрейфуют с течением времени. Примерно на дюйм в год. Благодаря кумулятивным эффектам некоторое движение так же ощутимо, если идти по мирам последовательно. Поэтому мы смещаемся вбок, и моторы удерживают нас над серединой тектонической плиты, на которой находится Китай. Лучше так, чем совсем потеряться, — он подмигнул Жаку. — Кстати говоря, китайские корабли установили ряд скоростных рекордов.

Капитан взглянул на часы.

— А теперь, с вашего позволения, мне нужно похвалить механиков. Или успокоить. Или то и другое. Долг зовет…

Жак заметил, что нижние цифры на счетчике, висевшем на стене салона, превратились в размытое пятно, как и сами миры, над которыми летели корабли, тогда как верхние — крупные, медленно менявшиеся — продолжали отмерять гигантские шаги, которыми путешественники двигались навстречу неведомому.

А тролли продолжали петь.

Глава 42

Отрывки из дневника капитана Мэгги Кауфман.

На Долгой Земле продолжалось лето, а военный корабль «Бенджамен Франклин» летел дальше — довольно хаотически, двигаясь зигзагом. Колонисты Долгой Земли не организовывали свою жизнь сознательно, будь то в географическом или в последовательном смысле, и, тем не менее, как заметила Мэгги, все равно возникало нечто вроде организации, по мере того как в соседних мирах росли скопления ферм. Герри Хемингуэй представил научную модель этого процесса — утечки человечества на Долгую Землю, повлекшей за собой перераспределение, которое он обозначил как «на краю хаоса». Мэгги устало подумала, что Герри попал в самую точку.

Однажды на побережье Атлантики под мягким небом Кукурузного пояса они повстречали британский дирижабль под названием «Сэр Джордж Кейли», возвращавшийся из исландской экспедиции. В таких местах, как Исландия, путники бродили по соседним мирам в поисках подходящей погоды. Имея выбор, люди всегда предпочитали мир с климатическим оптимумом. Смени Землю, выбери погоду. В случае с Исландией колонисты искали миры с относительно мягким климатом, вроде того, что существовал в первом тысячелетии, когда эту страну впервые открыли и колонизировали средневековые викинги. (Некоторые наряжались соответствующим образом.)

Экипажи нанесли друг другу визит. По опыту Мэгги, у британцев всегда было наилучшее спиртное, включая джин с тоником, который пили, провозглашая тосты за его величество, — и вдобавок британские моряки сидели во время верноподданнических тостов. Эта традиция брала начало во времена Нельсона, когда в тесных деревянных каютах просто негде было встать.

Впрочем, для «Франклина» подобные приятные встречи составляли исключение, а не правило.

Гораздо чаще они получали призыв из какого-нибудь мира в семистах тысячах переходов от Базовой Земли, где очередной исполненный надежды золотоискатель, который почерпнул все сведения о добыче руды исключительно из кино, превратил потенциальную шахту в смертельную ловушку. Извлекать таких умников было технически непросто, но, к счастью, один из членов экипажа, курсант Джейсон Санторини, в юности несколько лет занимался спелеотуризмом — он просто обожал разгребать груды камня.

Когда очередная унылая спасательная операция завершилась, Мэгги дала экипажу на отдых два дня, прежде чем двинуться дальше.

На второй день, когда Мэгги сидела на ланче со старшими офицерами — на земле, в тени «Франклина», причём курсант Санторини в награду за свои труды удостоился чести отобедать за капитанским столом, — из-за горизонта появился другой твен, маленькое торговое судно. Он спустил трап неподалеку в зарослях, и с корабля, слегка неуклюже, спустились двое — пожилая женщина и мужчина средних лет.

За ними следовала кошка.

Мэгги и её офицеры встали, чтобы поприветствовать прибывших. Джо Макензи подозрительно взглянул на кошку.

Мужчина сказал:

— Капитан Мэгги Кауфман? Приятно встретить вас во плоти, поскольку я наслышан о вашей экспедиции. Сами понимаете, понадобилось некоторое время, чтобы устроить эту встречу…

— Кто вы такой?

— Меня зовут Джордж Абрамс. Это моя жена Агнес. Точнее, я — профессор Абрамс, но пусть звания вас не смущают…

Он говорил с легким бостонским акцентом, и его фамилия показалась Мэгги смутно знакомой. Профессор был высоким, изящным мужчиной, слегка сутулым, в тяжелом черном пальто и фетровой шляпе. Мэгги подумала, что лицо у него странно бесстрастное, без всякого выражения, незапоминающееся.

Белая грациозная кошка огляделась, принюхалась и направилась в сторону «Франклина».

Мак толкнул локтем Санторини.

— Приглядывай за этим блоховозом.

— Да, сэр.

Мэгги предложила гостям сесть — достаточно любезно, — а Мак, явно движимый инстинктивной вежливостью, даже налил кофе.

Затем Мэгги произнесла чуть более сурово:

— А теперь объясните, как вы нас нашли, профессор Абрамс. В конце концов, это военный корабль. И что вам от меня нужно?

Её маршрут он, как выяснилось, отследил достаточно невинным способом — благодаря рассказам о различных приключениях «Франклина», которые публиковали в аутернете гражданские лица. Вся информация лежала в открытом доступе.

А касательно второго вопроса… речь шла о тролльем зове.

Мэгги щелкнула пальцами.

— Ну конечно. Ваше имя стояло под перечнем инструкций.

— Я придумал троллий зов, — напрямик объявил профессор, и миссис Абрамс закатила глаза. — Судя по отчетам, вы быстро освоили все его возможности, и это просто удивительно. Прошу, не обижайтесь. И я пришел к вам с дарами. У меня здесь ещё пятнадцать подобных приборов для вас и членов вашего экипажа. Разумеется, по-прежнему прототипы, хоть и улучшенные. По мере того как мы будем совершенствовать наши технологии, обе стороны научатся пользоваться этими приборами — я имею в виду троллей и людей. Не сомневаюсь, вы уже убедились, что тролли терпеливы и учатся так же быстро, как люди, ей-богу. И, разумеется, они ничего не забывают.

— Спасибо, — смущенно ответила Мэгги. — Мы охотно примем у вас новые приборы, как только проверим их на предмет безопасности. Я так понимаю, вы знакомы с Салли Линдси? И — простите, что спрашиваю, — вы связаны с Корпорацией Блэка?

— Ох, дорогая моя, сколько вопросов сразу! Конечно, я знаком с Салли, и она прекрасный знаток людей. Безжалостный, как прокурор, когда она в подходящем настроении. А что касается Корпорации… — профессор вздохнул. — Конечно, без неё не обошлось. Капитан, я независим, у меня собственная мастерская. Да, я сотрудничаю с Корпорацией Блэка, но не принадлежу ей. Однако она профинансировала мою работу и обеспечила доставку прототипа вам.

— Дуглас Блэк опять раздает сокровища даром?

— По моему впечатлению, Дуглас Блэк полагает, что пустить технологическую новинку в свободное плавание в перспективе значит способствовать успехам человечества на Долгой Земле. В ближайшем будущем это, возможно, поправит наши пошатнувшиеся отношения с троллями. Я, разумеется, близко с ними работал в ходе моих исследований. Какие чудесные создания! Вам так не кажется? Очень душевные. Всякий, кто когда-либо держал домашних животных, твердо знает, что у них есть нечто сродни душе…

Жена подтолкнула его локтем.

— Не проповедуй, Джордж. Они и так уже обращены. Мы сделали то, зачем пришли. Попрощайся, и пусть эти добрые люди вернутся к исполнению своих обязанностей.

На том разговор и закончился. Мэгги и её офицеры, слегка озадаченные, условились о передаче приборов и встали, чтобы проститься с пожилой четой. По пути к кораблю миссис Абрамс, которая рядом с супругом казалась совсем старухой, громко проворчала:

— Поживей, дорогой. Не забывай про свою простату.

— Не переигрывай, Агнес.

Лишь после их ухода Мак огляделся и спросил:

— А где чертова кошка?


Следующий пункт назначения находился в последовательной Небраске, в одном из миров Кукурузного пояса, куда бродячие обитатели ближайших Америк, этакие охотники-собиратели, периодически сходились на так называемое «хутенани» — нечто среднее между ярмаркой невест, фермерским аукционом, рок-концертом и съездом байкеров. Подобные сборища всегда сулили неприятности. Но для «Франклина» назначение было рутинным — само присутствие корабля сдерживало буянов.

Мэгги воспользовалась возможностью и велела главному механику, Гарри Райану, произвести тщательную ревизию всех корабельных систем, поскольку со времён последнего техосмотра уже прошло некоторое время. В числе небольших проблем Гарри отметил некоторые неполадки с двумя оставшимися на «Франклине» пилотируемыми микролитами, которые запускали с корабля, чтобы получить быструю реакцию. Третий они сами разобрали на запчасти…

Просматривая отчет Гарри в своей каюте, Мэгги почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Это была кошка. Кошка Джорджа Абрамса. Она терпеливо стояла на ковре и смотрела на Мэгги. Грациозная, белая, на вид весьма здоровая, неопределенной породы, с точки зрения человека, который никогда не держал кошек. В глазах у неё горели странные зеленые искорки. Похожие — как заметила Мэгги, приглядевшись, — на светодиоды.

И тут кошка заговорила — мелодично, женским голосом, но неразборчиво.

— Что?.. Что?!

— Прошу прощения, — сказала кошка. — Джордж и Агнес Абрамс пользовались мною, чтобы попрактиковаться в суахили. Этот язык они установили по умолчанию. Я вижу, вы проверяете системы корабля…

Мэгги, пытаясь нащупать опору, вдруг уцепилась за всплывшее на поверхность воспоминание.

— Джошуа Валиенте. У него, кажется, была говорящая кошка. Вот оно что…

Тут она поняла, что, помимо прочего, сама вовлекает кошку в разговор.

— Я полностью оснащена для помощи в вашем нынешнем занятии — я имею в виду анализ систем. Турбина номер два выказывает признаки усталости металла. А в ванной комнате в хвостовом отсеке плохо работает слив. Количество грызунов несущественно, но, кстати говоря, не равно нулю.

Мэгги уставилась на кошку. Потом поднялась, схватила животное и поставила на стол. Кошка оказалась тяжелее, чем она думала, но на ощупь приятно теплая. Мэгги задумалась. И нажала кнопку переговорного устройства.

— Гарри?

— Слушаю, капитан, — немедленно отозвался механик.

— Как дела в кормовом гальюне?

— Что?.. Э-э… сейчас гляну в реестр. Слив не работает. А что?

— А как там турбина номер два?

— Никаких проблем не обнаружено.

— Лучше проверь-ка ещё разок и доложи.

Мэгги взглянула на кошку.

— Ну и что же ты такое, черт возьми?

— Искусственная форма жизни, как видите. С превосходным искусственным интеллектом. По крайней мере, это лучше, чем искусственная глупость, вам так не кажется? Ха-ха.

Голос звучал совершенно по-человечески, но тише, словно исходил из маленького микрофона.

Мэгги сохраняла каменную невозмутимость.

— Эти двое, доктор Абрамс и его супруга, тебя забыли.

— Я — ещё один подарок, капитан. Простите за уловку. Они решили, что иначе вы откажетесь от меня. Хотя я вполне способна самыми разными способами помогать вам в вашей деятельности. В которой я, кстати говоря, полностью заинтересована.

— У тебя есть имя?

— Шими. По-тибетски это значит кошка. Я — улучшенная версия предыдущих моделей…

Переговорное устройство мигнуло.

— Говорит Гарри Райан. Не знаю, как вы догадались, капитан, но турбина номер два и правда с изъяном. Усталость металла. Нужно будет заняться ремонтом через полтора месяца максимум, и лучше всего в сухом доке. Изъян едва заметный, в глаза он бросился бы лишь через несколько дней, но шансы на неприятности есть. Капитан, мне очень неловко, что мы это проглядели.

— Ничего страшного, Гарри. Попроси Натана проложить обратный маршрут.

— Есть, капитан.

Шими скромно произнесла:

— Турбина издавала не тот звук. Нетрудно было заметить. Я всего лишь высказала свое мнение.

— Но ты ведь не просто кошка, так?

— Да, капитан. Я создана в соответствии с наивысшими стандартами отделов робототехники, простетики и искусственного интеллекта Корпорации Блэка, тогда как вашу турбину строили по заказу правительства, по контракту без особых гарантий. Большое спасибо, надеюсь, я прошла проверку. Кстати говоря, вы не обидитесь, если я время от времени буду приносить вам мышку? Это своего рода традиция…

— Не обижусь.

— Хорошо, капитан.

— И держись подальше от Джо Макензи.

— Да, капитан. То есть я могу остаться на борту?

— Только убирайся из моей каюты.

— Как скажете, капитан.

Глава 43

Лобсанг употребил свои связи в Корпорации Блэка и раздобыл Джошуа и Биллу корабль для поисков Салли Линдси и троллей. Судно было относительно маленькое, маневренное, с прозрачной оболочкой на солнечных батареях, длиной в пару сотен футов, гондолой размером с трейлер, керамическими панелями на стенах и большими иллюминаторами. Изначально этот твен использовали как разведчик, прикомандированный к огромным караванам, идущим в Вальгаллу, поэтому у него не было имени, лишь регистрационный номер. Билл живо окрестил его «Шиллейла».

По каким-то своим причинам, которыми он ещё не поделился с Джошуа, Билл заявил, что желает лететь не из обычного аэропорта на Миссисипи, а из Сиэтла, на северо-западе Тихого океана. Самым быстрым способом доставить туда корабль из Ганнибала на одной из последовательных Земель было разобрать его на части, отправить поездом по Базовой Земле и собрать на месте, прямо на взлетной полосе сиэтлского аэропорта. На это понадобилась неделя. Путешественники употребили её на подготовку и закупку провизии и снаряжения.

Что касается троллей, то Лобсанг выдал путешественникам так называемый «набор переводчика» — программное обеспечение, загруженное в аккуратный угольно-черный «кирпич», достаточно компактный, чтобы вместиться в рюкзак.

Что касается Салли, то Джошуа, как и предложил Билл, произвел кое-какие разыскания и побывал там, где она останавливалась, даже дома у Янсон, тщетно ища намеков на конечную точку её маршрута.

А ещё ему пришлось выдержать разговор с семьей, которую он оставлял, отправляясь на очередное задание на далеких Землях — вновь по распоряжению Лобсанга, вновь бок о бок с Салли, загадочной соперницей Хелен. Маленький Дэн искренне и неприкрыто завидовал — он тоже хотел отправиться на поиски приключений. Хелен, которая отчаянно добивалась разрешения повидать брата, сидевшего в тюрьме, хранила зловещее молчание. Джошуа оставлял дома отнюдь не счастливую семью, притом не впервые, и у него просто сердце разрывалось.

И всё-таки он ушел.

Повинуясь инстинкту, Джошуа взял с собой кольцо с сапфиром, единственную вещь, которую он привез из первого большого путешествия по Долгой Земле, десять лет назад. Он снял его со стены комнаты Янсон, где оно висело до сих пор, и повесил в салоне «Шиллейлы». Может быть, Салли этого хотела бы.


Итак, солнечным июньским утром, в Базовом Сиэтле, Джошуа сидел в маленькой гондоле, точь-в-точь похожей на трейлер, с крошечным камбузом и салоном, складными койками и столами, а Билл занял свое место в маленькой рубке на носу.

«Шиллейла» легко оторвалась от земли. Вскоре Джошуа увидел внизу аэропорт, густую застройку вокруг и залив Пьюджет.

Все это исчезло, когда они перешли, и сменилось примитивными постройками Сиэтл-Запад-1, 2, 3, ленточками дорог и троп, небольшими поселками, врезающимися в вековые леса. Каждый мир появлялся лишь на долю секунды, и вскоре, спустя несколько переходов, вообще исчезли признаки пребывания людей, остались только леса и залив, а вдалеке виднелись горы. Корабль размеренно набирал высоту, и Билл направил его в сторону гор, которые оставались более или менее неизменными, пока «Шиллейла» двигалась по мирам. Небо менялось, впрочем, погода на разных землях не совпадала, и в этот июньский день они повидали и солнце, и облака, и проливной дождь.

В первых нескольких мирах не было ничего интересного, кроме верхушек деревьев. Джошуа знал, что в лесах водились медведи, бобры и волки. И люди тоже, хотя за пределами Ближних Земель прослойка колонистов становилась все тоньше. Они больше напоминали крыс, чем людей, — теперь, когда твены, с их просторными трюмами и грузами съестных припасов, летали в таком количестве. Об остальном, что происходило внизу, оставалось догадываться. Ученые пытались составить карту Ближних Земель с орбиты, с помощью целой эскадры протянувшихся от полюса до полюса спутников, которые летали над планетой, исследуя континенты, океаны и льды посредством камер, глубинных радаров, инфракрасных датчиков, затем переходили на следующую Землю и так далее. Но даже эта приблизительная карта, показывавшая лишь предметы крупнее автомобиля, охватывала не более сотни ближайших миров. Что лежало дальше, за исключением отдельных Земель, подвергшихся пристальным исследованиям, не знал никто.

Они поднимались вдоль склона горы Рейнир, когда оказались в первом из миров, скованных льдом. Несколько секунд корабль летел над морщинистыми белыми покровами, укутывавшими землю. А потом вновь потянулись бесконечные зеленые леса.

Джошуа откинулся на спинку кресла, бесстрастно глядя в иллюминатор. Он уже скучал по семье и гадал, как убить время.

— Билл?

— Что?

— Ничего. Как там дела?

— Супер.

— Хорошо.

— Просто нужно сосредоточиться. Мне как-то не приходилось раньше управлять твеном, но ребята из Корпорации ввели меня в курс дела. В общем, ничего сложного. Но совсем не то, что водить машину. Или ездить верхом. В конце концов, этот корабль до какой-то степени разумен — и, честно говоря, блин, он умнее лошади. Ты с ним как будто ведешь постоянный разговор. Знаешь, я однажды катался на слоне на одной ферме в Африке, в слоновьем заповеднике. Африканские слоны — не ручные, как индийские. Здоровенные умные зверюги, которые твердо знают, куда им нужно идти, и скажи спасибо, если ваш маршрут случайно совпадает. В противном случае просто смирись. Ну и здесь то же самое. С ума сойти, а? Но мы туда всё-таки доберемся. Куда бы ни было.

— Да.

Это напоминало путешествие на «Марке Твене» десять лет назад, но, по крайней мере, на сей раз Джошуа лучше ладил со своим спутником.

На закате они выбрались из Ледяного пояса, как его называли, — пачки покрытых льдом миров, окружавших Базовую Землю, — и поплыли над засушливыми мирами Рудного пояса. Пейзажи сделались ещё однообразнее. Джошуа поужинал сухим пайком, разогретым на единственной газовой конфорке (на «Шиллейле» уж точно не было никакой суперсовременной кухни) — и отнес порцию Биллу, устроившемуся в рулевой рубке.

Потом он лег спать, любуясь сквозь окна гондолы меркнущими лучами летних солнц, отражавшихся на оболочке корабля.


На рассвете было то же самое.

К полудню второго дня они оказались в Кукурузном поясе, за сотню тысяч переходов от Базовой Земли — в широкой полосе более теплых миров, густых лесов и прерий. Теперь там обильно попадались и человеческие поселения, в том числе Перезагрузка на Западе-101754, основанная семьей Хелен. Место, где они с Джошуа поженились.

Вечером Джошуа почувствовал, что корабль замедляет ход. Небеса перестали мелькать, одинаковые пейзажи сменялись не так быстро, и наконец «Шиллейла» остановилась.

Воздух наполнило сердитое жужжание. Внезапно в гондоле потемнело — свет заслонило темное облако каких-то сердитых существ, похожих на насекомых, которые бились о чистые стекла, треща хитиновыми крыльями. Джошуа взглянул на компактный землеметр. Они достигли Запада-110719.

Пришлось кричать, чтобы перекрыть шум.

— Эй, Билл!

— Да?

— Я узнаю это место.

— Не сомневаюсь. Классический Джокер. Ты ведь побывал тут, когда путешествовал в тот раз с Лобсангом.

— Ну да, и мы его быстро миновали. Отчего мы встали, Билл? Эти жуки нас задушат, если заберутся в вентилятор.

— Потерпи и не прыгай.

Джошуа почувствовал, что корабль поднимается, хотя мир оставался скрыт кишащими тельцами рассерженных насекомых, напоминавших огромную саранчу. Во всяком случае, так показалось Джошуа во время первого визита.

Внезапно «Шиллейла» вырвалась на свет. Джошуа увидел, что корабль по-прежнему висит над склоном Рейнира, ну или его здешней копии. Видимо, в этом мире было теплее, чем в соседних, потому что лес здесь доходил почти до обветренной верхушки горы — дубовый лес, с огромными деревьями, возвышавшимися над буйной путаницей упавших стволов и густого подлеска. Он заметил и реку, струившуюся по крутому склону. Тем временем что-то промчалось в зарослях, направляясь на восток. Взлетели несколько испуганных птиц — нет, не птиц, а толстых огромных стрекоз, которые с шумом унеслись прочь.

Отведя взгляд от вершины горы, Джошуа увидел землю, скрытую облаком кишащих насекомых — пульсирующий, блестящий полог, который тянулся до самого берега океана, видневшегося вдалеке. Они покрывали и землю, словно черные реки тянулись среди редких островков растительности. Повсюду колыхались облака крылатых тварей. Но ничто не долетало до вершины Рейнира, как и до некоторых других окрестных гор, которые вздымались из туч насекомых, словно одетые зеленью острова в море.

— Они летают только на определенной высоте, — заметил Джошуа.

— Да, большинство крупных насекомых. Но не все. Впрочем, достаточно, чтобы на вершине можно было выжить.

— Кому?

— Нам, Джошуа. В частности, тебе.

— Мы здесь остановимся?

— Ну да. Ненадолго. Скажем, на ночь.

— Зачем?

— Тут нас ждёт одна встреча. Вот почему я так хотел стартовать из Сиэтла. Я брошу якорь и спущу лестницу. Вон та травянистая полоска у ручья внизу, по-моему, неплохое место для лагеря. Возьми с собой кассету.

Джошуа с неохотой начал собирать вещи. Спальник, еда, набор для разведения огня. Спрей от насекомых, разумеется.

— Я спущусь один?

Билл явно смутился.

— Послушай, Джошуа, не сочти меня глупым фанатом. Твое путешествие знаменито — и, разумеется, про обратную сторону медали я тоже в курсе. Про то, как ты спускался в неизведанные миры в одиночку, тогда как Лобсанг сидел на корабле. Обхохочешься.

— Хоть какое-то утешение за все мои страдания.

— Но в этой тактике есть несомненный смысл. Ты спускаешься, исследуешь, налаживаешь контакт…

«С кем?» — подумал Джошуа.

— Ну а я сижу наверху, чтобы подать помощь, когда понадобится.

— «Когда»?!

— Если, старик. Если. Просто оговорился.

Не в первый раз за всю историю своих приключений на Долгой Земле и вопреки собственным благим намерениям Джошуа просто отдался воле течения.


Билл настоял, чтобы он взял дуплексную рацию и небольшой наплечный прибор с экраном и датчиками. Джошуа согласился, несмотря на неприятные воспоминания о «попугаях» Лобсанга, а заодно прихватил пистолет.

Спуск в заросли особых сложностей не представлял. Как только Джошуа оказался на земле, корабль поднялся, унося с собой лестницу.

Оставшись в одиночестве, Джошуа, не торопясь, огляделся. На этой полянке, которую проложила река среди деревьев, было довольно приятно. Пахло сырым лесом и многовековым скоплением гниющей листвы. Джошуа услышал отдаленный гул моря насекомых, бурлившего под вершиной. Над головой какие-то твари, похожие на летучих мышей, гонялись за другими тварями, похожими на мух.

Кроме как ждать, делать было нечего. Джошуа принялся разбивать лагерь — расстелил одеяло и спальник, подумал, не развести ли костер, но решил, что не замерзнет и так. Имея сухой паек, Джошуа мог не возиться с готовкой ужина.

Понемногу он расслабился. Все это походило на «творческий отпуск». Джошуа уже собирался порыбачить, просто ради развлечения, если только в ручьях на горе водилась рыба…

Рация щелкнула.

— Джош, старина, ты меня слышишь?

— Нет.

— Очень смешно. Как ты там?

— Бронирую столик в ресторане.

— Ты прямо мои мысли читаешь. Если придется туго и надо будет быстро пополнить запасы, примерно в миле ниже по течению есть нычка.

— Нычка? И что в ней?

— То, что нужно, чтобы выжить. Укрытие, немного еды, ножи, инструменты, запасные шнурки для ботинок. Вещи, которые стригали оставляют для стригалей.

Джошуа сел на спальник.

— Билл, что это за место такое? Зачем мы остановились здесь, в Джокере? Кто, черт возьми, ночует в Джокерах?

— Стригали. В том-то и дело. Хочешь знать, как на Западе-110719 появилось столько саранчи? Мы предполагаем, что на этой Земле никогда не было птерозавров.

— Птерозавров?

— И других летающих ящеров. На Базовой Земле, до того как появились птерозавры, в небесах царили гигантские насекомые. Они росли и росли — от повышенного содержания кислорода. Потом появились птерозавры и стали охотиться на больших насекомых, и выжили только маленькие. Они так никогда и не выросли опять. Небеса стали принадлежать птерозаврам, а затем птицам. Ну а здесь не было птерозавров, бог весть почему. И птицы не смогли вырасти большими. Поэтому тут нет ласточек, которые охотятся за мухами, — тут огромные жадные стрекозы охотятся за птицами размером с мотыльков…

— Значит, для людей этот мир не подходит.

— Ты прав.

— Но сюда приходят стригали.

— Разумеется. Как и в другие Джокеры. Джошуа, каждый Джокер — целый мир, и он не везде одинаков. В нем обязательно есть безопасные места — вот такие укрытия. Стригали их знают.

— Как?

— Через других стригалей. Это целая субкультура, о которой понятия не имеют люди вроде тебя — и даже Лобсанг. И мы не возражаем. Вы думаете, что Долгая Земля — это колонии вроде Черт-Знает-Где, города вроде Вальгаллы, войны за независимость и все такое. Дурацкая история старой Земли, повторяющаяся в новых мирах. Нет, Джошуа, вы ошибаетесь. Долгая Земля — это новый образ жизни или, наоборот, очень старый. Стригали не колонизируют Долгую Землю. И не подгоняют её под себя. Они просто на ней живут.

Эта отповедь удивила Джошуа, который вырос с Биллом, жил с ним в одном городе и думал, что хорошо знает его.

— А ты-то откуда знаешь?

— Ну, у меня бывают свои «творческие отпуска». Я тоже время от времени ухожу погулять. Но всегда возвращаюсь. Я слишком люблю домашний уют, в том-то и проблема. И выпивку. Но прогулки себя оправдывают. В процессе я понял, как мыслят эти ребята.

Джошуа задумался.

— Значит, нужно думать, как стригали, если мы хотим найти троллей, так?

— Потому что тролли тоже живут на Долгой Земле. И знают потайные места, где можно спрятаться, а стригали этому учатся. Кстати, темнеет.

— Я заметил.

— Джошуа, ты точно не против переночевать внизу? Сам понимаешь, во мраке кроются всякие экзотические ужасы.

— Но у тебя же есть инфракрасные датчики и локаторы. Ты заметишь любое движущееся существо, теплокровное и холоднокровное. Верно? Разбуди меня, если понадобится.

— Не волнуйся. Спокойной ночи, старик.

— И тебе.


Джошуа проснулся в серых и сырых предутренних сумерках.

Ещё не успев открыть глаза, он ощутил неприятное покалывание в затылке. Многовековой инстинкт пытался прорваться через кордон, выставленный головным мозгом.

За Джошуа наблюдали.

И он услышал слова:

— Без-здорож-жный…

Джошуа сел в спальнике.

В нескольких метрах от него, прислонясь к стволу дерева, стоял эльф, который так ловко сливался с тенью, что Джошуа ни за что бы не заметил гостя, если бы тот не повернул голову и не улыбнулся. Низкое утреннее солнце блеснуло на двух рядах безупречных треугольных зубов.

Эльф вышел на свет и, сделав несколько широких шагов, подступил вплотную.

Ростом он был не выше четырех футов, мускулистый, коренастый, с лицом, похожим на морду задумчивого бабуина, с прической как у панка — или у какаду. Он щеголял в кожаной набедренной повязке, на поясе у него висел мешочек. Босые ноги выглядели вполне по-человечески, не считая острых загнутых ногтей. Джошуа взглядом поискал у пришельца оружие и не нашел.

Это существо до странности напоминало крота — его лапы явно были приспособлены для копания. Карикатурно большой, очертаниями смутно напоминающий человека, прямоходящий крот в одежде. И в солнечных очках. Поцарапанных и треснутых. Вдобавок уши эльфа, тесно прилегающие к приплюснутому черепу, не предназначались для того, чтобы заправлять за них дужки, поэтому очки держались при помощи грязной резинки.

Эльф вновь ухмыльнулся. Джошуа ощутил его дыхание.

Пистолет лежал в спальнике. У Джошуа возникло отчетливое ощущение, что, попытавшись достать оружие, он сделает самую большую глупость в жизни.

Для таких случаев, подумал Джошуа, наверняка должно быть какое-нибудь более уместное приветствие, нежели «Звезда горит над часом нашей встречи». Но именно это прозвучало по рации, лежавшей на земле в спальнике. Билл за ним наблюдал.

Эльф улыбнулся и произнес:

— Ж-желаю тебе хорошей с-смерти.

Он разговаривал по-английски — и, несомненно, принадлежал к одной из многочисленных гуманоидных рас, которые на Долгой Земле за свое изящество получили название эльфов. Но хотя раньше Джошуа таких не видел, он немедленно догадался, к какому подвиду относится это существо.

— Он кобольд.

— Да, — сказал Билл по рации. — Некоторые зовут их лунями. А придурки англичане — городскими лисами.

— Я думал, это миф.

— Только ему не говори, он может обидеться. Инфракрасные датчики его засекли. Вижу оружие. Но он тебя не тронет. Ну… наверное. Какие ощущения?

— Представляешь себе встречу Ганди и Питера Пэна?

— Нет.

Кобольд усмехнулся, показав острые зубы.

— Не бойс-ся, человеч-чек. Я тебя защищаю. Ты в безопас-сности. Будь моим другом.

— Договорились. Меня зовут Джошуа.

Кобольд серьезно кивнул.

— Знаю. Тебя пос-слал Лобсанг.

— Лобсанг? Ты знаешь про Лобсанга? И почему я не удивлен?

Билл сказал:

— Кобольды о тебе наслышаны, Джошуа. Особенно с тех пор, как я принялся искать Салли.

— У тебя ес-сть камень, который поет?

— Камень, который поет?

— Да. Камень, который ес-ст человеческую душу и поет. С-священная музыка. Люди, которые поют пос-сле смерти… — Кобольд помолчал, в задумчивости двигая губами, и внезапно закончил: — Как Бадди Холли.

— Скажи «да», — велел Билл.

— Да.

— Блин, Джошуа, я всё должен разжевывать? Отдай ему кассету.

— А, камень, который поет. Я понял.

Джошуа полез в карман куртки, которую использовал в качестве подушки, вытащил старую поцарапанную кассету и протянул кобольду. Тот взял её, как ревностный адепт священную реликвию, понюхал, поднес к уху, осторожно потряс.

— Билл здес-сь уже бывал. Мы говорили. Он принос-сит муз-зыку. И кофе. У него ес-сть машинка, которая пьет с-солнце и играет с-священную муз-зыку.

— То есть магнитофон?

Кобольд повертел кассету длинными пальцами.

— «Кинкс-с»?..

— Тот альбом, который ты хотел, — сказал по рации Билл.

— Хорош-шо…

Кобольд вытащил из мешочка на поясе старый кассетный аудиоплеер, подставил рассветным лучам блестящую солнечную батарею, надел на шею древнего вида наушники и сунул кассету в прорезь.

— А ещ-ще?..

— Двенадцать песен, моноверсия, выпущена в Европе, плюс британский релиз, пятнадцать песен, стерео и моно, ну и парочка раритетов. «Скотный двор», микс. И ранее не выходивший трек под названием «Трусы Мика Эйвори».

Но кобольд уже не слушал. Он прислонился спиной к дереву, прижав к ушам потрепанные наушники.

Билл негромко произнес:

— Всё. На пару часов он потерян для мира. Джошуа, если тебе нужен завтрак, сейчас самое время.

— «Кинкс»?..

— Популярная в шестидесятые английская группа, которая прославилась в Америке, когда…

— Билл, мне плевать, не сочти за неуважение к «Кинкс». Скажи, зачем ты дал ему кассету?

— Натуральный обмен, Джошуа. Кобольдам нравится человеческая культура. Некоторые из них обожают музыку. Например, этот прямо спятил, когда впервые услышал «Закат над Ватерлоо». Он — мой осведомитель. Информант. Я приношу музыку, которую он любит, а он — сведения.

— Да, но кто сейчас пользуется кассетами?

— Он старше, чем выглядит, Джошуа. Он много лет торговал с людьми. И вдобавок его путь разошелся с человеческим миллионы лет назад. Вряд ли стоит требовать, чтобы он мгновенно перенимал новые технологии, правда?

Джошуа вылез из спальника.

— Я хочу кофе.

Глава 44

Первые путники, исследовавшие Долгую Землю, не нашли никаких признаков присутствия современного человека за пределами Базовой Земли.

Впрочем, они нашли несколько каменных орудий. Обнаружили в недрах пещер окаменевшие очаги. И даже несколько костей. Но никакого серьезного рывка. Ни наскальных росписей, ни украшенных цветами погребений, ни городов, ни высоких технологий (во всяком случае, созданных людьми). Искра высшего разума наверняка зажглась в низком черепе доисторического человека в миллионах миров, как и на Базовой Земле, но нигде больше она не превратилась в пламя. Какова бы ни была причина, альтернативные вселенные, куда хлынули земные поселенцы, в основном представляли собой темные и тихие миры. Миры, заросшие деревьями. Сплошными непроходимыми лесами. Базовая Земля представляла собой прогалину в джунглях, маячок цивилизации, один-единственный круг света, за пределами которого без конца тянулись тени. На Долгой Земле жили гуманоиды, потомки давно исчезнувших двоюродных братьев человечества, но люди убедились, что никогда не встретят существо, равное им по уму. Например, способное говорить по-английски.

Проблема заключалась в том, что эта теория, которую охотно принимали все, была целиком и полностью ошибочной.

Профессор Вотан Ульм из Оксфордского университета, автор нашумевшей, хоть и спорной книги «Двоюродные братья питекантропов: распространение гуманоидов по Долгой Земле», в своем интервью Би-би-си описал существ, известных как кобольды.

— Разумеется, до сих пор мы исследовали Долгую Землю так урывочно, что можем делать лишь осторожные заключения. Свидетельства о кобольдах как таковых преимущественно представляют собой легенды и анекдоты. Тем не менее, анализ образцов ДНК, добытых в ранних экспедициях, включая зуб, оставшийся в подметке ботинка Джошуа Валиенте, подтверждает, что гуманоиды Долгой Земли ответвились от предков человека несколько миллионов лет назад, возможно в эпоху возникновения Homo habilis, первого гоминида, умеющего делать орудия труда. Я выдвинул гипотезу, что возрастающие познавательные способности Homo habilis позволили некоторым представителям этого вида переходить в иные миры. Способность вообразить инструмент в камне, возможно, сродни способности представить себе другой мир. А потом и протянуть к нему руку… После того как путники отбыли, а Базовую Землю заселили потомки оставшихся, не умевших переходить, гуманоиды распространились по Долгой Земле, развившись во множество вариантов. И за четыре миллиона лет естественный отбор выказал чрезвычайную оригинальность. Одно из существенных различий между разными видами гуманоидов заключается в том, сохранили они возможность переходить или нет. Некоторые сохранили, как нам известно, — например, раса, известная как тролли. Другие нет. Найдя Землю, на которой можно было поселиться, эти особи становились оседлыми, теряли прежнее умение — а в некоторых случаях и смекалку, которая одарила их способностью переходить, — и начинали размножаться, населяя новый мир. Не стоит удивляться. Молодой морской кальмар обладает центральной нервной системой и мозгом. Как только он находит подходящий камень, он селится на нем, принимается за сидячую кормежку, поглощает собственный мозг и включает телевизор. Сходным образом птицы, поселившиеся на острове, на котором нет хищников, теряют способность летать. Полет, как и мышление, — вещь энергетически затратная, и эту опцию можно отключить, если она более не нужна для выживания. Так, предположительно, произошло и с переходами. Второе эволюционное различие среди кочевых видов заключается в том, поддерживали ли они контакт с людьми на Базовой Земле или нет. Если нет, гуманоиды могли превратиться в расу, почти неизвестную на Базовой Земле, как, например, тролли. Если да, логично предположить, что нам должно быть о них известно. Некоторым образом, так оно и есть. Удивительно, какое количество человеческого фольклора проясняется, если допустить наличие гуманоидных рас, способных сознательно переходить. Что касается контактировавших с людьми гуманоидов, их последующая эволюция неизбежно претерпела некоторые изменения. Для прикрытия они могли обрести почти человеческий облик. Стать угрожающими или безобидными на вид, чтобы обезоружить нас. Или, что самое интересное, развить механизмы речи, сходные с нашими, чтобы каким-то образом взаимодействовать с людьми. Даже мышление могло сделать рывок, словно соревнуясь с нашим. И вот мы находим кобольдов. Не исключено, что эти существа — и вправду те самые кобольды из фольклора, источник германских легенд о горных духах, которые также известны как гномы, карлики или Bergmannlein — «маленький горный народец». Они селились в шахтах, и их чаще слышали, чем видели. Иногда они стуком приводили шахтеров к богатым залежам руды или предупреждали об опасности. В Корнуолле они известны как «томминокеры». А иногда кобольды крали человеческие вещи, безделушки вроде зеркал и гребней; видимо, их привлекала человеческая материальная культура, хоть они ей и не подражали. Нужно заметить, что крепкое сложение кобольдов, за которыми мы наблюдали, отвращение к яркому свету, руки и ноги, явно приспособленные для копания, — это все черты, вполне согласующиеся с подземным происхождением. Возможно, кобольды возникли под землей или, по крайней мере, адаптировались к этим условиям, а их предки переходили и возвращались. Возможно, в последние века растущая человеческая популяция наконец вытеснила кобольдов и вынудила жить отдельно от людей, пока не началось наше собственное расселение, связанное с переходами. Слово «кобольд», кстати говоря, лежит в основе слова «кобальт». Как ни странно, хотя эти существа во многом самые человекоподобные из всех гуманоидных рас и в некоторых отношениях самые когнитивно одаренные, они же и наиболее скрытные. Возможно, из-за презрительных прозвищ, которыми награждают их люди. Или же просто потому, что они знают людей. Стороннему человеку может показаться удивительным, что на Долгой Земле есть оседлые расы, которые формировались в ходе контактов с людьми. Разумеется, такое возможно только в том случае, если представители этих рас вернулись на Базовую Землю, а затем утратили способность переходить. Есть один вид, который в общем подходит под описание, хотя генетические свидетельства противоречивы. Я имею в виду шимпанзе бонобо. Кто бы мог подумать, что эти добродушные существа принадлежат одному миру с нами. Не говоря уже об их родичах, обычных шимпанзе, которые неприятны почти так же, как и люди. Неудивительно, что предки бонобо убрались отсюда, как только сумели спереть автомобиль. Современным бонобо очень не повезло, что их прадеды вернулись обратно. Достаточно, Иокаста? А теперь объясните тому длинноволосому кобольду за пультом, что наблюдать, как он жрет гамбургер во время интервью, было гораздо неприятнее, чем вы думаете…

Глава 45

— У тебя ес-сть ещё «Кинкс-с»?

— Есть, — шепотом ответил Билл по рации.

— Дай.

— Нет.

— Как тебя зовут? — наконец спросил Джошуа. Кобольд усмехнулся. По крайней мере, показал зубы.

— Для людей меня звать Финн Маккул.

— Это я придумал, — сказал Билл. — Ему идёт.

— Я не наз-зываю людям имя. Моё имя.

— Финн Маккул вполне сойдет, — сказал Джошуа.

— Вы, без-здорожные, ещё страньше троллев, — заметил Финн Маккул, рассматривая Джошуа и его снаряжение. — Как ты ж-живешь? Без оружия?

— У меня есть оружие.

— Ты один. Бездорож-жный. Нас много.

— Много? Где?

Кобольд протянул руку.

— Дай. Все знают, так полож-жено. Ты даешь, я говорю.

— Не обращай внимания, — посоветовал Билл. — Мы ему уже дали. Он просто торгуется.

Джошуа разглядывал кобольда.

— Ты торгуешь? Торгуешь с людьми?

— С-с людьми, да. И с другими, не с людьми, не с кобольдами…

— С другими гуманоидами? Другими расами?

— И они тоже торгуют с-с другими. С-с другими, из далеких миров.

— Насколько далеких?

— Из-з миров, где нет луны. Где с-солнце другого цвета…

— Брехня, — заметил Билл. — Нет таких миров. Он просто хочет из тебя побольше вытянуть. Так ведь, Маккул? Лучше не дури, мелкий поганец. Джошуа, ты должен уразуметь, с кем мы имеем дело. Кобольды — скользкие маленькие ублюдки. Они быстро бегают, они, кажется, умеют пользоваться слабыми местами, они болтают не умолкая и торгуют — с людьми и со всеми остальными. Но они — не люди. Они делают дела не так, как мы. Мы стремимся к богатству и извлекаем доход по максимуму. А они похожи на…

— Коллекционеров?

— Да, что-то типа того. На тех чудиков, которые собирают комиксы. Или на сорок, которые обожают человеческие безделушки, блестящие вещицы, которые можно украсть, но нельзя понять. Не ищи тут логики, Джошуа. Им просто нужны вещи, вот и все. Как только ты это поймешь, с кобольдами несложно договориться. Они просто большие страховидные сороки, которые носят штаны. Вот что ты такое, Финн Маккул.

Кобольд ухмыльнулся.

— Наверное, ты знаешь, зачем мы здесь, Финн Маккул, — сказал Джошуа. — И чего мы хотим. Где тролли?

— Дай.

— Колись уже, сучонок, — рыкнул Билл.

Финн Маккул зашипел и мрачно буркнул:

— Тролли здесь. Но не здесь.

Джошуа вздохнул.

— Сплошные загадки. В следующий раз, когда захочешь встрять, Билл…

— Финн Маккул! Ты говоришь, что тролли прячутся в Джокере?

— Не здесь.

— В каком-то Джокере, но не в этом? Так я и думал. И в каком?

Финн Маккул явно был не намерен отвечать.

— И все? И больше мы ничего от тебя не узнаем в обмен на эту замечательную, э-э, старую кассету?

Внезапно Маккул выпрямился, понюхал воздух плоским, как у шимпанзе, носом и рассмеялся.

— Джошуа, — строго произнес Билл, — на мониторе девять, точнее, десять… нет, одиннадцать точек, которые приближаются к тебе. А теперь я их вижу. Хм-м.

Джошуа развернулся. Между деревьев клубился утренний туман, ручей пропал из виду. Там могло таиться что угодно. С листьев капала роса.

— Что значит твое «хм»? Как они выглядят?

— Ну… очень целеустремленно.

Сверкнув зубами, Финн Маккул сперва поблек, а затем пропал. Джошуа мог и ошибаться, но ему показалось, что ухмылка исчезла последней.

А из тумана…


Встающее солнце отбрасывало красноватые лучи на траву, и на вершине горы дул холодный ветерок. Несколько клочьев тумана шевелились среди деревьев — там тек ручей.

И кто-то двигался.

Они возникли в утренней дымке сначала как смутные тени, потом обрели плотность. Словно колесо турбины постепенно замедлило ход до полной неподвижности. И когда они остановились…

Они были немного выше среднего человека, но чрезвычайная худоба внешне прибавляла росту. Серолицые, с пепельно-светлыми волосами, заплетенными во множество косичек, они вполне могли бы сойти за людей на какой-нибудь тускло освещенной дискотеке, которые Джошуа изредка посещал в юности.

Не считая ушей. Длинных, заостренных, которые непрерывно дергались туда-сюда, словно улавливая самые тихие звуки. И не считая глаз, которые горели слабым зеленоватым светом. Существа держали в руках длинное и тонкое деревянное оружие — наверное, можно было назвать эти штуки мечами. Эльфы не кричали, не махали оружием. Они просто решительно приближались.

Любой ребенок понял бы, кто они такие. Эльфы. Не те относительно дружелюбные и болтливые существа, вроде меломана Маккула, а эльфы из кошмаров.

И они подступали к Джошуа со всех сторон.

Бежать было некуда. Он встречался с разными видами эльфов и раньше и знал, что переход не поможет — он имел дело с противником, который умел переходить лучше. Пистолет лежал где-то в скомканном спальнике. В пределах досягаемости была только рация — кусок пластмассы размером с кулак. Не самое лучшее оружие…

Ближайший эльф размахнулся мечом, описав им убийственную дугу, и остановился, словно наслаждаясь моментом.

Джошуа, застыв на месте, уставился на него. Вблизи эльф походил на существо из учебника по древней истории, хотя неандерталец назвал бы его уродом. Лицо эльфа сплошь покрывали морщины, он был одет в короткую меховую тунику, на спине висело нечто вроде рюкзака, а во взгляде отражалась работа мысли. Возможно, эльф медлил, пытаясь прикинуть, в какую сторону добыча намерена перейти, чтобы последовать за ней и убить.

Эти соображения заняли одну секунду. Потом рефлексы взяли верх.

Джошуа пригнулся, схватил рацию и развернулся одним стремительным движением, которое завершилось ударом в челюсть. Стекло и пластмасса разлетелись дождем золотых брызг. Эльф, покачнувшись, отступил, и Джошуа нанес ногой классический удар, столь любимый на занятиях по самообороне для женщин. Пронзительный вопль боли несколько расширил его скудные познания об анатомии гуманоидов.

И внезапно вокруг все закипело.

Маккул вернулся, он привел с собой других кобольдов, и они вступили в бой. «Легкая кавалерия», — с благодарностью подумал Джошуа. Кобольды переходили, как и эльфы. Представители обеих рас мелькали вокруг Джошуа, словно картинки в ночном кошмаре.

Джошуа решил, что пора убираться. Он сломя голову побежал к трапу, который свисал со спускавшегося корабля. По пути пришлось сбить с ног одного из бойцов. Джошуа даже не заметил, кобольд это или эльф.

Он оглянулся, лишь когда добрался до трапа и начал подниматься в воздух, крепко цепляясь за ступеньки.

Эльфы предпочитали мечи, тогда как кобольды дрались голыми руками — с точки зрения Джошуа, это было весьма разумно: если вцепиться в противника, он не сможет перейти, не утащив тебя с собой. И потом, кобольды явно довели рукопашный бой до такой степени совершенства, когда оружие только мешает. Джошуа увидел, как кобольд мгновенно исчез, увернувшись от меча, который чуть не снес ему голову, потом появился вновь, ухватил противника за руку и с балетной грацией ударил его ногой в грудь, уложив на месте. Как обычно в случае с гуманоидами, бой превратился в череду поединков. Одержав верх, боец искал следующего противника и не обращал внимания на сородича, которого загоняли в угол превосходящими силами.

И тут Джошуа увидел, как Финн Маккул упал, когда деревянный меч пронзил ему плечо. Возможно, кобольд и пытался перейти, но был ошеломлен и потрясен. Эльф увернулся от когтистых лап и занес меч для второго удара.

И тоже замер, прежде чем довести дело до конца. Спиной к Джошуа.

У того появилась возможность вмешаться.

Джошуа выпустил спасительную ступеньку, тяжело спрыгнул наземь, поднял валявшийся на земле сук и побежал. Не то чтобы Финн Маккул был ему чем-то дорог. Но, если бы пришлось выбирать, Джошуа предпочел бы принять сторону того, кто не пытался его убить. Того, кто вернулся, чтобы сражаться рядом.

На бегу он что есть сил хватил эльфа палкой, ожидая услышать приятный стук дерева о череп, но вместо этого послышался слабый треск, и гнилой сук рассыпался. Во все стороны полетели споры грибов и рассерженные жучки. Эльф, целый, невредимый и крайне удивленный, медленно развернулся.

Финн Маккул выбросил вперёд здоровую руку — раз, другой — и от удара хрустнула кость. Эльф сложился вдвое и успел перейти, прежде чем умереть.

Из раны текла кровь, но кобольд не обращал на неё никакого внимания. Он встал, оказавшись лицом к лицу с Джошуа, и тот вдруг понял, что, кажется, совершил большую ошибку.

— Без-здорож-жный! Вс-сех убью!

Битва вокруг постепенно затихала. Эльфы и кобольды сделали паузу, чтобы поглядеть на них.

— Послушай…

Финн Маккул откинул голову назад и завопил. А потом нанес удар, который мог убить Джошуа на месте.

Но тот уже вновь пустился бежать к трапу. Джошуа прыгнул и ухватился за ступеньку, и Билл, надо отдать ему должное, немедленно поднял корабль в воздух. Взглянув вниз с высоты в несколько метров, Джошуа увидел, что Финн Маккул, бранясь и истекая кровью, лежит под деревом.


Затем твен миновал редкий полог листвы и вылетел на солнечный свет. Горный лес, с хаотическим полем битвы, исчез из виду.

Джошуа вскарабкался по лестнице до конца, влез в люк, встал, треснувшись головой о потолок, и начал огромными охапками сворачивать трап.

— Это ты, Джошуа? — тревожно спросил Билл. — Я потерял связь, когда ты двинул рацией по зубам тому эльфу.

— Летим, летим!

Только покончив с трапом, Джошуа позволил себе рухнуть на кушетку, борясь за каждый вздох. В гондоле стояла тишина, не считая поскрипываний и стонов оболочки, которая нагревалась на утреннем солнце. Внизу тень «Шиллейлы» мирно скользила по кронам деревьев, как будто там, в сумраке, не происходило ничего ужасного.

Перед Джошуа по-прежнему стояло лицо Финна Маккула — страшная маска ярости и ненависти.

— Я спас ему жизнь. А он превратился в моего смертельного врага. Где тут логика?

— Это логика кобольдов, Джошуа. Вроде человеческого представления о чести, только в кривом зеркале. Ты унизил его, когда спас, ведь он намеревался спасти тебя. Хочешь спуститься и поговорить с ним?

— Давай убираться отсюда.

Лес внизу исчез.

Глава 46

Первую остановку в штате Вайоминг, куда он приехал во взятом напрокат трейлере, Нельсон сделал в Дюбуа — стране ковбоев.

К сожалению, ковбоев теперь не хватало: население Вайоминга с особенной быстротой устремилось в новые миры, где земля была бесплатная, а вмешательство со стороны правительства — нечастым. Нельсон с особенным удовольствием прочел на бампере одной из машин надпись «Здесь не смотрят, а делают».

Он нашел закусочную и заказал пиво и гамбургер. На экране телевизора, на который почти никто не обращал внимания, мелькали фотографии Йеллоустона, где продолжались геологические неурядицы. Множество небольших землетрясений, эвакуация некоторых населенных пунктов, оползни, перекрытые дороги. Мертвая рыба в Йеллоустонском озере. Пузыри, медленно поднимающиеся на поверхность пруда горячей грязи. Нельсон постепенно понял, что многие инциденты на самом деле происходили в параллельных версиях Йеллоустона в соседних мирах. Геологи, разбросанные по близлежащим Землям со своими приборами, унесенными со старых станций на Базовой Земле, утверждали, что почерпнули многое из сравнительного изучения кальдер в последовательных мирах. Дикторы, безучастные и миловидные, изображали преувеличенное облегчение от того, что Базовая Земля, по-прежнему перенаселенная, вряд ли серьезно пострадает, и глупо шутили.

Нельсон отвел взгляд от экрана и погрузился в собственные мысли. У него ушел месяц, чтобы добраться сюда из Чикаго. Он ехал не спеша, далеко не напрямик, и наслаждался. Нельсону нужно было время, чтобы избавиться от прошлого — очень насыщенных лет, проведенных в качестве священника в приходе Святого Иоанна-на-Водах. Сам себе он напоминал глубоководного ныряльщика, который ощутил спад давления. Мировые загадки могли и подождать.

К некоторой досаде Нельсона, за окном, на железной ограде, торчал анимированный рекламный щит. Отвлекая от размышлений, на нем мелькали картинки, хотя Нельсон старался не обращать на них внимания. «Невозможно сосредоточиться» — таков бич современного мира, по крайней мере, на Базовой Земле. Но вдруг одна надпись привлекла внимание Нельсона. «Чувствуете ли вы юмор этих чугунных перил?»

Он чуть не выронил гамбургер, что было бы весьма прискорбно. «Цитата из Честертона? Здесь?.. Что ж, здравствуй, Лобсанг. Значит, я на верном пути».


Трейлер не мог похвастать скоростями, но, выехав из Дюбуа, Нельсон вжал педаль газа в пол.

Он сказал вслух, обращаясь к тем, кто его слышал:

— Строго говоря, я делаю очень большую глупость. Возможно, я имею дело с сумасшедшим. Что ж, я уже встречал безумцев, но они не цитировали мне произведения одного из лучших британских писателей…

Глядя на пустую дорогу, Нельсон задумался, сколько времени прошло с тех пор, как кто-нибудь, помимо ученых, в последний раз читал Честертона. Он и сам редко открывал его, хотя с упоением прочел многое в юношеские годы, случайно обнаружив Честертона в публичной библиотеке в Йобурге.

Башня Дьявола маячила на горизонте впереди, когда Нельсона остановил коп на мотоцикле. В темных очках, с массивной кобурой на бедре. Полицейский неторопливо подошел. Вид у него был угрожающий и решительный.

— Мистер Нельсон А-зи-ки-ве?

Он с особым старанием выговорил фамилию.

— Я вас ждал. Покажите документы, пожалуйста.

Нельсон с шумом выдохнул.

— Нет, сэр, это вы покажите документы. Мы, два незнакомца, стоим на пустом шоссе и оба с сомнением думаем: «Кто он такой и кому служит?» Очень честертоновский момент, не так ли?

За очками глаза копа были невидимы. Но он улыбнулся и произнес:

— Когда ломаются мосты…

Снова Честертон. Автоматически, оживив в себе память отроческих лет, полных безудержного чтения, Нельсон подхватил:

— …наступает миру конец.

— Неплохо, друг. Больше никаких удостоверений не нужно. К сожалению, на горизонте я вижу настоящего полицейского, поэтому извините за поспешное бегство. В навигаторе вы найдете координаты.

Через полминуты мотоцикл исчез за горизонтом.

Разумеется, настоящий коп был полон подозрений. Нельсон принял вид невинного и слегка растерянного туриста и тянул время, пока мимо, на скорости заметно выше восьмидесяти миль, не пролетели три трейлера с калифорнийскими номерами. Никакой вайомингский коп не упустил бы столь заманчивой добычи.

И Нельсон поехал дальше.


В середине следующего дня он загнал трейлер во внешний двор фабрики электрооборудования и обнаружил запертые ворота, без единого человека, с логотипом Трансземного института. Голос из небольшого динамика на столбе со стороны водительской дверцы потребовал:

— Назовитесь, пожалуйста.

Нельсон задумался. А потом склонился к динамику и сказал:

— Я Четверг.

— Ну разумеется. Въезжайте.

Ворота бесшумно открылись. Нельсон на мгновение задержался, чтобы ввести в строку поиска слово «Трансземной». А потом въехал во двор.

Глава 47

Он открыл дверь, за которой оказался короткий коридор, ведущий к лифту.

— Пожалуйста, зайдите в кабину, — произнес чей-то голос, возможно Лобсанга. — Лифт работает автоматически.

Конечно, это могло быть ловушкой. Кстати, голос говорил с легким британским акцентом. Чтобы Нельсон не нервничал? Мило, хоть и странно.

Он, не колеблясь, пошел вперёд. Двери лифта закрылись, и кабина поплыла вверх.

Бесплотный голос продолжал:

— Это здание раньше принадлежало американскому правительству. С тех пор как его выкупил Трансземной институт, оно каким-то образом исчезло со всех карт. Правительства бывают такими неловкими…

Двери лифта открылись, и Нельсон обнаружил кабинет в английском стиле, с камином и пляшущими языками пламени — очевидно, искусственными, но потрескивали они вполне реалистично. Такая обстановка вполне могла быть дома у кого-нибудь из его прихожан побогаче.

Повернулось кресло, стоявшее у низкого стола. Навстречу Нельсону поднялся мужчина неопределенных лет, в оранжевом одеянии монаха, наголо бритый, улыбающийся — и с трубкой в руках. Как и огонь в камине, он казался каким-то ненастоящим.

— Добро пожаловать, Нельсон Азикиве.

Нельсон шагнул вперёд.

— Вы Лобсанг?

— Каюсь, — ответил мужчина, указывая трубкой на второе кресло. — Пожалуйста, садитесь.

Оба сели — Нельсон в кресло с прямой спинкой, напротив Лобсанга.

— Давайте по порядку, — сказал Лобсанг. — Здесь мы в безопасности и можем говорить свободно. Это один из нескольких технических корпусов, которые принадлежат мне и рассеяны по всему миру, точнее по мирам. Нельсон, вы вольны уйти в любое время, когда захотите, но я бы предпочел, чтобы вы никому не рассказывали о нашей встрече. Впрочем, полагаю, что любитель Честертона умеет хранить молчание. Позвольте, я угадаю ваш любимый роман — «Наполеон Ноттингхилльский», не так ли?

— Вы взяли оттуда строчку про чугунную ограду.

— Именно. Лично я больше люблю «Человека, который был четвергом» — он актуален до сих пор и стал предшественником многих шпионских романов. Занятный человек был Честертон. Нырял с головой в католичество, как испуганный ребенок под любимое одеяло, вам так не кажется?

— Я открыл его для себя в детстве, когда рылся в йобургской библиотеке. Нашел пачку старых книг, пережиток эпохи британского владычества. Явно никто не читал их со времён апартеида…

Нельсон замолчал. Сам по себе образ черного мальчишки, сидящего в пыльной библиотеке и поглощающего книги о приключениях отца Брауна, был достаточно сюрреалистичным, но разговор с Лобсангом, как выразились бы некоторые прихожане, просто бил все рекорды. О чем спрашивать? С чего начать? Нельсон пустил пробный шар.

— Вы — часть проекта «Лобсанг»?

— Друг мой, я и есть этот проект.

Нельсон подумал о своих разысканиях.

— Я помню слухи о суперкомпьютере, который пытался внушить своим хозяевам, что он человек, душа, воплотившаяся в компьютер в момент загрузки… в общем, что-то такое. Умники пришли к выводу, что это отвлекающий маневр — Нельсон помедлил. — Так оно и есть, да?

Лобсанг не ответил.

— Кстати, хотите выпить? Если не ошибаюсь, вы предпочитаете пиво.

Он встал и подошел к каштановому бару.

Нельсон взял массивный бокал, до половины полный ароматным пивом, и продолжил задавать вопросы.

— Вы как-то связаны с экспедицией «Марка Твена»?

— Тут вы меня поймали. Это был второй раз, после моего чудесного рождения, когда я чуть не оказался под любопытствующими взглядами публики, и вывернулся с большим трудом. Боюсь, бедный Джошуа Валиенте в конце концов привлек к себе больше внимания, чем хотел. И, возможно, заслуживал. Тогда как я отступил в тень и наслаждался комфортом.

— Разве Трансземной институт не филиал Корпорации Блэка?

Лобсанг улыбнулся.

— Да, он частично принадлежит Блэку.

— Объясните, зачем я здесь.

— Не забывайте, вы сами приехали ко мне. Вы здесь потому, что разгадали загадку. Нашли все подсказки.

— И обнаружил связь между вами и «Марком Твеном»?

— В общем, да. Но вы и сами давно, со школьных лет, связаны с Корпорацией Блэка. Полагаю, вы не удивитесь, когда узнаете, что Корпорация некоторое время за вами наблюдала. Вы — одно из долговременных вложений Дугласа Блэка.

Лобсанг потянулся через стол и слегка постучал по нему, так что появился экран. Нельсон увидел пугающе знакомые фотографии — самого себя, своей семьи. Его жизнь мелькала чередой слайдов, начиная с улыбающегося личика двухлетнего ребенка.

— Вы родились, разумеется, в Йоханнесбурге. Впервые попали в поле нашего зрения, когда мать заставила вас участвовать в программе Блэка «Поиски будущего». Вы получали стипендии и так далее, хотя напрямую никаких контрактов с Блэком не заключали. Затем вы добились некоторой известности как палеонтолог, специалист по Долгой Земле. Вы изучали последовательное прошлое. Мы изрядно удивились, когда ваш извилистый путь привел в англиканскую церковь, но Дуглас Блэк полагает, что те, кого он ценит, должны сами искать свой путь. Он, как видите, доверяет людям. И вот вы здесь, и о вас хорошо отзывается близкий друг Дугласа, архиепископ Кентерберийский — однако вы ищете новых путей… — Лобсанг улыбнулся. — Я упустил что-нибудь важное?

Нельсон ощутил досаду при мысли о том, что им манипулировали.

— А вы кто такой, сэр? Ещё одно долговременное вложение богатого и влиятельного человека?

Лобсанг отчего-то медлил. Нельсон, как ни странно, вспомнил некоторых своих сомневающихся прихожан.

— Некоторым образом. В буквальном смысле — да. С технической точки зрения, я продукт Корпорации Блэка, начиная с геля, который обеспечивает мой процесс мышления. Юридически выражаясь, я — деловой партнер, совладелец филиала Корпорации. Однако Дуглас дает мне большую, а точнее, неограниченную свободу. Кто я такой? Я полагаю, что реинкарнировавший тибетец, рабочий мотоциклетной мастерской. У меня сохранились ясные, хоть и несколько хаотические воспоминания о прежней жизни. Некоторые считают, что я безумный, хоть и высокоинтеллектуальный, суперкомпьютер. Но я знаю, что у меня есть душа. В вас это должно найти какой-то отклик. И мне снятся сны, представляете?

— Я, признаться, ничего не понимаю. Вы ищете совета?

Лобсанг грустно улыбнулся.

— Возможно. Точнее, я ищу спутников для путешествия.

— Какого?

— Если коротко, я исследую феномен Долгой Земли и все, что он сулит человечеству. Со временем я понял, что не могу делать это один. Мне нужны различные точки зрения — в том числе ваша, преподобный Азикиве. Ваша необычная смесь рационального с мистическим… Вы не станете отрицать, что и сами всегда искали истину. Достаточно взглянуть на отчет о ваших выходах в сеть, чтобы это понять.

Нельсон сердито спросил:

— Полагаю, сейчас бессмысленно обсуждать моё право на конфиденциальность?

— У меня для вас задание. Путешествие по Долгой Земле, а для начала — по Базовой. Мы отправляемся в Новую Зеландию, на Запад номер… впрочем, номера значения не имеют, правда?

— В Новую Зеландию? Зачем?

— Вы видели отчеты об экспедиции «Марка Твена». Те, по крайней мере, которые стали достоянием гласности.

— Да.

— Вам попадались упоминания о существе, известном как Первое Лицо Единственное Число?

Нельсон молчал. Но любопытство напоминало рыболовный крючок, застрявший в теле.

Лобсанг поерзал в кресле.

— Что скажете?

— Все это как-то внезапно. Мне нужно подумать.

— Твен будет здесь завтра.

— Хорошо.

Нельсон встал.

— Я переночую в трейлере. Хочу немного поразмыслить.

Лобсанг тоже встал, улыбаясь.

— Все время мира в вашем распоряжении.


Ночью грянула гроза, настоящая буря, которая пришла с запада, и разразился ливень, под которым трейлер звенел, как стрелковая мишень.

Нельсон лежал на койке, прислушиваясь к «стрельбе» и размышляя о мире в целом и своем нынешнем положении в частности, а заодно о природе души. Странно, сколько знакомых ему людей, не принадлежавших к ортодоксальному христианству, тем не менее, отчего-то полагали, что у них есть душа.

Ещё странно было думать, что душу теоретически можно создать. По крайней мере, создать тело, которое станет вместилищем души. Внезапно Нельсону очень захотелось отправиться в путешествие с Лобсангом — хотя бы для того, чтобы постичь самого Лобсанга.

Но оставались ещё подозрения. Он помнил загадочные слова: «На самом деле вы сами ко мне пришли, не забывайте. Вы здесь потому, что вы разгадали загадку до конца…» Всё так, но кто составил головоломку?


На следующее утро он попросил прислать эвакуатор за трейлером.

В полдень обещанный твен беззвучно спустился с неба. Нельсон раньше много раз летал на твенах, но эта небольшая узкая гондола под двухсотфутовой оболочкой отличалась прямо-таки спартанской простотой. С корабля спустились привязные ремни, и Нельсон поднялся в воздух. Забравшись в люк на корме и освободившись от ремней, он прошел по тесному коридору в каюту, которая служила также и камбузом, а по совместительству, видимо, обсервационным салоном. Нельсон скорее почувствовал, чем услышал, как заработали моторы.

И внезапно, сквозь большие окна, он увидел, что летит сквозь грозовые облака. По стеклам стучал дождь, а потом появилось жаркое солнце, и оболочка закурилась паром. Значит, корабль начал переходить. Нельсон принял таблетки от тошноты, рекомендованные Лобсангом, и, несмотря на свое обычное отвращение к переходам, ощутил лишь минимальное неудобство.

Короткая лесенка привела его к двери в рулевую рубку, расположенную над общей каютой, — двери, которая оказалась заперта. Когда Нельсон попробовал повернуть ручку, загорелся экран на стене. Появилось улыбающееся лицо.

— Рад видеть вас на борту, Нельсон.

— А я рад, что пришел, Лобсанг.

— Я, как вы, наверное, догадались, управляю этим кораблем.

— С которым Лобсангом я сейчас разговариваю?

— Пожалуйста, поймите, что Лобсанг — не одно-единственное существо. Назвать меня вездесущим тоже было бы не вполне верно. Помните фильм «Спартак»? Так вот, все мы, то есть все «я» — это Спартак. Время от времени требуется пауза, чтобы синхронизировать нас — меня. Вы одни на корабле, но, если вам понадобится моё физическое присутствие, например по медицинским причинам, я создам подвижный модуль. Мы отправимся в Новую Зеландию, более или менее непрерывно переходя, чтобы поймать благоприятный ветер. Верите или нет, на твене я люблю путешествовать неторопливо.

— Значит, я постараюсь расслабиться и наслаждаться поездкой.

— Непременно. Вот чего никогда не умел Джошуа Валиенте…

— Он уж точно не наслаждался в тот момент, когда кто-то запечатлел его возвращение в Мэдисон. Это видео, по сути, привело меня к вам. Наверняка от вас оно и пришло.

Нельсон весь отдался своей необычной цели, но возмущение при мысли о том, что его контролировали и направляли, переросло в гнев.

— Как далеко простирается ваше влияние? Надеюсь, вы никак не связаны с открытием чата под названием «Мастер-викторина»? Или вы стояли за всей цепочкой событий?

Лобсанг улыбнулся.

— Отныне и впредь — больше никаких уловок.

— Уж надеюсь. Никто не любит, когда им манипулируют, Лобсанг.

— Я не назвал бы это манипуляцией. Я бы сказал «предоставление возможности». Вам решать, воспользоваться ею или нет.

— Вчера вы назвали меня «вложением».

— Так сказал Дуглас Блэк, а не я. И не забывайте, Нельсон, вы сами пришли ко мне, в конце концов. Будем мы сотрудничать или нет, добро пожаловать на борт, и наслаждайтесь путешествием. В конце концов, если угодно, считайте это отпуском.

— Или проверкой.

— Как хотите.

Нельсон улыбнулся.

— И кто кого проверяет, Лобсанг?

Глава 48

Бигль и кобольд вышли из пыльных сумерек.

Янсон и Салли настороженно стояли посреди примитивного лагеря. Когда существа подошли ближе, Янсон с особой остротой ощутила, что на поясе у неё — там, где прежде висел полицейский переходник, — пусто. Бигль, собакочеловек, конфисковал его в день прибытия. Поэтому она, по крайней мере, без помощи Салли, не могла покинуть этот странный мир, населенный невероятными существами.

Женщин навестили впервые за неделю, которую они провели в лагере, — с тех пор как встретились со странными созданиями в Прямоугольниках и отправились с ними на пару десятков переходов дальше. В мир, полный троллей. Салли сразу же сказала, она чувствует это и слышит. Им объяснили, что бигли ждут возвращения своего вожака… из какого-то другого места. Того самого вожака, которому предстояло разбираться с людьми.

Тем временем они освоились, а Янсон даже слегка оправилась после столь дальнего пути. Ощущение было странное, потому что бигль, которого они повстречали, не умел переходить — его нёс на закорках коренастый уродливый гуманоид, которого Салли называла кобольдом.

Впрочем, для обеих происходящее превратилось в череду странностей. Как убедилась Янсон, даже Салли, великая исследовательница Долгой Земли, ничего не знала об этом месте, пока не оказалась там, привлеченная сплетнями кобольдов. Для Салли это был всего лишь очередной Джокер, ещё одна пустынная Земля, в окружении точно таких же, которые, вероятно, пересохли из-за какой-то катастрофы в бурную эпоху формирования планеты. В таких мирах геологическая активность была небольшая, формы жизни ограниченны… так гласила теория. На самом деле, как обнаружила Янсон, на многих Джокерах существовали обитаемые убежища.

Если верить тому, что сказал кобольд, в этом мире был островок зелени и влаги — примерно размером с Европу. Не замеченный легкомысленными исследователями прежних лет, включая Джошуа и Салли, которые прошли мимо чересчур поспешно. Не замеченный командами исследователей, которые проследовали по маршруту первой экспедиции «Марка Твена» в Прямоугольники. Все они выросли на Базовой Земле, имели характерные для Базовой Земли ожидания, мыслили только на один шаг вперёд и никогда не заглядывали дальше.

И вот Янсон и Салли оказались в мире, который служил приютом прямоходящим разумным псам, а также троллям в огромных количествах.

Долгое время царило молчание. Бигли, казалось, предпочитали наблюдать и думать, прежде чем заговорить. Манера их общения не напоминала человеческую. Поэтому Янсон и Салли просто стояли и ждали. Янсон заметила у кобольда на руке рану, кое-как перевязанную грязной тряпкой. Он захихикал, явно наслаждаясь моментом.

Тролли, которые путешествовали с людьми, как будто ничуть не смутились. Мэри села на холмик и затянула мелодию, которая казалась Янсон смутно знакомой, а Хэм принялся разгребать землю цепкими пальцами, время от времени засовывая в рот личинку. «Как будто прямоходящий пес с лучевым пистолетом ему совсем не в новинку», — подумала Янсон.

Бигль стоял перед женщинами, не моргая и шевеля подвижным мокрым носом — видимо, он принюхивался. Ростом он был примерно семи футов и нависал над Янсон и Салли. Но не только из-за роста и лучевого пистолета бигль выглядел угрожающе. В нем чувствовалось нечто неуловимо животное — ощущение собственного превосходства, заметное во всем, вплоть до гладких завитков мягкой шерсти, покрывавшей тело. В глазах бигля светился разум — ясный, жесткий, направленный.

Зубы, уши, глаза, морда, нос не отличались от собачьих, пусть даже, как заметила Янсон, форма черепа, с выдающимся лбом, была довольно-таки гуманоидная. Морда бигля напоминала то человечье лицо, то волчью морду, совсем как переливающаяся голограмма. Слишком острые уши, слишком широко расставленные глаза, слишком широкий оскал, слишком плоский нос с черным кончиком… А главное, взгляд. Чисто волчий. Янсон рядом с биглем чувствовала себя жалкой и несовершенной. И в то же время в нем было что-то нереальное, как в компьютерном спецэффекте. Он не вписывался в уютные, ограниченные, типично Базовые рамки.

И не умел переходить. Как и все его сородичи, видимо. Янсон упорно цеплялась за эту мысль: кое в чем она была лучше.

Она кашлянула и задрожала. Её охватил приступ слабости.

Бигль повернулся к ней.

— Как звать?

Он говорил невнятно, с примесью рычания и поскуливания. «Как-р-р-р зва-р-р-ть?» Но, несомненно, по-английски и вполне разборчиво. Ещё один удивительный концептуальный скачок, который предстояло сделать бывшему копу.

Янсон постаралась встать прямее.

— Моника Янсон. Лейтенант в отставке. Мэдисонский полицейский департамент.

Бигль склонил голову набок, явно озадаченный, и повернулся к Салли.

— Ты?

— Салли Линдси.

Бигль поднял переднюю лапу, или руку, и ткнул себя в грудь. Янсон увидела четыре удлиненных пальцеобразных отростка и ладонь, обтянутую чем-то вроде кожаной перчатки. Наверное, чтобы защитить руки, когда бигль опускался на четвереньки.

— Меня звать Снежок, — сказал он.

Как Салли ни сдерживалась, она всё-таки рассмеялась.

Янсон взглянула на кобольда.

— Снежок?..

Тот нервно ухмыльнулся.

— С-сюда приходили и другие… они дали имя.

Салли сказала:

— Я знаю, как тебя зовут. Финн Маккул. Так? — она повернулась к Янсон. — Очень смышленый кобольд. Хорошо ладит с людьми. Я могла бы догадаться, что он в этом замешан и ищет своей выгоды.

Кобольд показал зубы.

— Джош-шуа.

Салли нахмурилась.

— Что такое с Джошуа?

Кобольд промолчал.

Снежок разглядывал их троих.

— Ты, — произнес он, обращаясь к Салли, — ты пахнешь между ног.

— Спасибо.

— Пахнешь, как др-ругие. А ты…

Он подошел ближе к Янсон. Она постаралась не отшатываться, пока он, полуприкрыв глаза, принюхивался к её дыханию. От бигля пахло мокрой псиной и чем-то вроде мускуса.

— Стр-р-ранно. Ты больна. Пахнешь болезнью.

— Ты очень внимателен, — ответила Янсон.

Бигль отступил, опустил голову и испустил пронзительный, невероятно громкий вой, заставив Янсон вздрогнуть, а Салли зажать уши. Через несколько мгновений донесся ответный вой с востока.

Снежок указал в ту сторону.

— Моё Логово. Звать Глаз Охотника. Пахнет моими щенками. Пр-ридет повозка, отвезет вас. Внучка Логова, звать Петр-ра. Она будет говор-рить с вами. Внучка р-родом из Логова Матер-ри, далеко отсюда.

Салли спросила:

— Эта Внучка про нас знает?

— Пока нет. Сюр-рпр-риз от Снежка… — бигль оттянул губы, обнажив собачьи клыки в подобии улыбки. — Снежка нагр-р-радят за такой подар-рок…

От радостного волнения он едва переводил дух.

Салли негромко сказала Янсон:

— Не смотри вниз.

— Почему?

— Он уже предвкушает награду, которую получит от Внучки, кем бы она ни была.

Возбужденный Снежок, к большому облегчению Янсон, отошел прочь и принялся расхаживать туда-сюда в ожидании повозки.

Кобольд стоял на месте и ухмылялся, глядя на них.

Янсон устало спросила:

— Вопросы задавать можно?

Салли рассмеялась.

— Если ты знаешь, с чего начать.

Янсон ткнула пальцем в Маккула.

— Я слышала про таких. В полицейских агентствах на Ближних Землях хранятся отчеты о кобольдах. Случайные встречи, обрывочные сведения, размытые снимки с камер видеонаблюдения. Что ты здесь делаешь?

Маккул пожал плечами.

— Помогаю. Не з-з-задаром.

— Разумеется, не задаром, — сказала Салли. — Я знала, что кобольды уж постараются выяснить, где прячутся тролли, Моника.

— Значит, ты пошла к ним и спросила?

— Кобольды все друг друга знают. Они обмениваются информацией. У троллей долгий зов. У кобольдов… длинный нос. Они пускают в оборот всё, что разнюхают, и продают тому, кто больше предложит. И вот я пошла по цепочке слухов, от одного паршивца к другому, и наконец мне велели привести Мэри в Прямоугольники. А потом… ну, остальное ты знаешь. Оттуда нас доставили сюда, в этот засушливый мир, в Джокер, полный разумных собакообразных существ.

— Бигли, — сказал Маккул. — З-звать бигли.

Янсон спросила:

— Почему бигли? Кто их так назвал?

— Кто? Другие бездорож-жные. Раньше тут были. Назвали бигли.

— Кто-то пошутил, — заметила Салли. — Скажи спасибо Чарлзу Дарвину.

Финн Маккул пожал плечами. Янсон подумала: это вышло неестественно, как у обезьяны, которая подражает человеку.

Она спросила:

— Так он получил свое имя, да? Снежок…

Кобольд снова пожал плечами.

— Человеч-чье имя. Ненастоящ-щее. Бигли не открывают настоящ-щих имен людям. Кобольды не открывают настоящ-щих имен бездорож-жным.

— Почему он говорит по-английски? Научился у людей?

— Нет. Кобольды приш-шли сюда первыми. Кобольды торгуют с-с биглями.

Янсон кивнула.

— И вы уже говорили по-английски. Поэтому бигли научились у вас, а не наоборот.

— Значит, бигли умнее кобольдов, — с довольной улыбкой подытожила Салли.

Маккул нервно и сердито отвел взгляд.

На западе поднимался клуб пыли. Снежок заметил его, понюхал воздух и вновь завыл. Издалека донесся ответ, а с ним — что-то вроде хриплого карканья, похожего на крик огромной птицы. Янсон снова вздрогнула. Она понятия не имела, во что впуталась.

Она повернулась к Маккулу.

— Скажи мне ещё кое-что. У этого бигля, Снежка, копье с каменным наконечником — и лучевой пистолет.

Салли буркнула:

— Больше похоже на компактный лазерный проектор.

— Мы здесь недавно. Но я не вижу никаких городов, а в небе самолетов. Каким образом воин эпохи каменного века раздобыл лазерный пистолет?

— В каком-нибудь другом мире, — ответила Салли. — От кобольдов. Так? Вот зачем ты здесь?

Кобольд опять ухмыльнулся.

— Бигли не переходят. Умные, но ничего у них нет. Только камни. Покупают вещ-щи у нас-с, инс-струмен-ты, ну и все ос-стальное.

— В том числе оружие, — негромко закончила Салли. — Похоже, пистолет раздобыли в каком-то мире, который развит даже лучше, чем Базовая Земля. Где ты его взял, макака?

— Ищ-щите, — просто ответил Финн Маккул, улыбнулся и замолчал.

Приближающийся клуб пыли превратился в повозку — тяжелую деревянную раму на четырех массивных колесах с ржавыми железными ободьями. Ещё один бигль, не такой крупный, как Снежок, стоял в повозке, держа вожжи. В неё были запряжены птицы, выше Янсон, даже выше Снежка, с грузными телами, коротенькими крыльями, мускулистыми ногами, серпообразными когтями, длинными шеями, похожими на колонны, и массивными клювами. Однако вели они себя вполне послушно.

— Потрясающее зрелище, — сказала Янсон. — Собака правит повозкой, в которую запряжены две гигантские птицы. Если это снять и выложить в аутернет, будет сенсация.

Салли с непривычным сочувствием коснулась её плеча.

— Ничему не удивляйся, лейтенант Янсон. Поехали.

И они поспешно принялись собирать свои скудные пожитки.


Повозка остановилась. Бигль-возница спрыгнул наземь — точнее, спрыгнула (не считая пояса с карманами, животное было обнажено, и стало понятно, что это самка) и поприветствовала Снежка. Они побегали друг вокруг друга, и Снежок на мгновение даже опустился на четвереньки, помахивая коротким хвостом.

— Здесь доминируют самки, — тихо заметила Салли.

— Что?

— Посмотри. Он гораздо больше рад видеть её, чем она его. Прими к сведению.

— Хм. Не торопись с выводами.

Салли фыркнула.

— Человеческих самцов можно целиком и полностью изучить по одному-единственному экземпляру. И здесь то же самое. Нам нужно поставить себе задачу.

— Мы пришли, чтобы помочь Мэри. И найти троллей.

— Ну да, ну да. Но не ожидали, что будет столько трудностей. Мы потянем время — и в процессе постараемся остаться живыми. Помни, что мы всегда можем перейти, если станет туго. Я тебя перенесу. Теперь мы знаем, что эти псы за нами не погонятся.

Покончив с приветствиями, самка приблизилась к людям. Она указала на себя.

— Лили. Звать Лили.

Она повернулась к повозке.

— Поедем в Глаз Охотника.

Салли кивнула.

— Спасибо. Нам нужно отвезти троллей, с которыми мы сюда пришли…

Но Лили уже жестом подзывала к себе троллей, которые что-то напевали. Мэри спокойно встала, взяла Хэма, посадила его на плечо и вскарабкалась в повозку.

Люди последовали за ними, как и Финн Маккул. Снежок тряхнул поводьями, огромные птицы забурчали, как перекормленные стероидами голуби, и повозка рывком тронулась с места, так что Янсон чуть не упала. Сидений не было. Янсон держалась за грубо обтесанную стенку, гадая, далеко ли до поселения и выдержит ли она дорогу.

Лили подошла к ней. И вновь Янсон пришлось терпеть, пока мокрый нос обнюхивал её рот, подмышки, низ живота.

— Ты больна, — бесцеремонно заметила Лили.

Янсон натянуто улыбнулась.

— Моё тело сдает, и я полна лекарств. Неудивительно, что я странно пахну.

Лили взяла её за руки. В отличие от Снежка, она не носила перчаток. Пальцы у самки бигля были длинными, как у человека, но с кожистыми подушечками на внутренней стороне ладони.

— Это моя р-работа. Лечить больных и р-раненых. Тебе повезло.

— Почему? — резко спросила Салли. — В чем нам повезло?

— Вас нашел Снежок. Не очень умный, зато душа хор-рошая. Всегда говор-рит пр-равду. Хр-рабрый. Хор-роший охотник. Добр-рый. Он отвезет вас в горрод, вы увидите Правнучку Петру. Некотор-рые охотники привозят только головы. Или уши.

Салли и Янсон переглянулись, и Янсон сказала:

— Значит, нам повезло, что мы встретили бигля, который не убил нас на месте.

— Не ищи здесь высокой морали, — ответила Салли и уже мягче добавила: — Кстати, я только что поспешила с выводами ещё раз.

— С какими?

— Лили сказала, что Снежок говорит правду. Следовательно, другие это делают не всегда. Они умеют врать.

Янсон кивнула.

— Ясно.

Глава 49

Вскоре они разглядели на горизонте клуб дыма.

Тропа, по которой они ехали, превратилась в грязь, изрезанную колеями. Здесь, вдали от поросших кустарником пустошей, где бигли разбили лагерь, зелени было больше. Они даже миновали несколько рощ. С точки зрения Янсон, которая никогда не интересовалась биологией, большинство деревьев, с короткими толстыми стволами и раскидистыми кронами-зонтиками, походили на папоротники.

В одном месте она разглядела сквозь деревья блеск большой воды, озеро, и на его берегах — животных, собравшихся на водопой. Они напоминали маленьких оленей, но с гораздо более массивными туловищами и короткими ногами. Помесь оленя и свиньи.

Лили внимательно смотрела по сторонам, пока повозка катила по берегу. Снежок, с поводьями в руках, неотрывно глядел на оленей, навострив уши. Лили несколько раз что-то прорычала ему.

Финн Маккул вновь нервно улыбнулся.

— Она говорит: «С-снежок, помни, кто ты такой». Эти ребята гоняютс-ся за дичью на четвереньках, им только дай. На поводке бы их водить.

— Ничто меня не удивит, — сказала Янсон, когда повозка миновала озеро.

Салли произнесла:

— Следует помнить, что они не собаки, хоть и выглядят как собаки. Иначе мы наделаем ошибок. Предки биглей никогда не были собаками, потому что, скорее всего, эволюция не породила здесь собак, в нашем представлении. Это разумные существа, развившиеся из каких-то собакоподобных животных, точно так же как люди возникли из изрядно модифицированных обезьян.

Янсон поймала себя на том, что скучает по бетону и стеклу Базовой Земли, по приятно незатейливым преступлениям человеческого отребья. Возможно, к хаотической работе естественного отбора привыкаешь, живя на Долгой Земле. Но это не её кусок счастья…

— Пластичность живого организма…

— Что?

— Ничего. Просто цитирую.

Салли как будто удивилась.

Теперь они ехали мимо пастбищ, которые, видимо, окружали город биглей. Небрежные каменные стенки, косые и кривые, приблизительно делили землю на участки, на которых паслись животные. Некоторые напоминали жирных и глупых «оленей», которых Янсон заметила у лесного озера. Другие скорее походили на домашний скот — коз и свиней, попадалось даже нечто вроде носорогов с отпиленными рогами, а ещё — несколько толстых, покрытых густыми перьями птиц вроде тех, что тянули повозку. За стадами присматривали бигли. На одном из пастбищ оленеподобных животных как раз загоняли в загородку, видимо для дойки.

И тут Янсон увидела троллей, первых с момента их прибытия, не считая Мэри и Хэма. Компания голов в десять трудилась над починкой каменной изгороди. Они пели за работой, вплетая в энергичную скачущую мелодию свои обычные многоголосые гармонии. Хэм, дремавший на коленях у Мэри, проснулся и вскарабкался на плечо матери, чтобы посмотреть, а потом детским писклявым голоском сам пропел несколько фраз.

Салли внимательно слушала.

— Ей-богу, они поют «Джонни Би Гуд».

— Эти смышленые псы устроили здесь фермы. Ни полей, ни посевов. Ничего, кроме живого мяса.

— Верно. И в крови у нас будет полно пептидов, после того как мы несколько раз поедим.

— Тролли выглядят вполне счастливыми, если судить по той компании, которую мы миновали.

— Да…

Салли, казалось, отчего-то смутило это наблюдение.

— Бигли явно разумны. А мы знаем, что троллям нравится общество разумных существ. Наверное, потому-то они и сходятся сюда, в этот мир, в поисках укрытия. Разумные существа, но не люди. Поэтому троллям здесь уютно.

— Ты ревнуешь!

— Вовсе нет.

— Перестань. Все знают, что ты любишь троллей, Салли Линдси. Ты защищала их интересы ещё до того, как разразился последний скандал. До того, как мы сбежали с Мэри.

— Ну и что?

— Ну а теперь ты обнаружила, что троллей не так уж интересуют люди, как бы тролли ни интересовали тебя.

Салли гневно взглянула на неё в ответ.

Внезапно Снежок резко выпрямился и уставился на север, навострив уши. Шерсть у него на загривке встала дыбом. Лили опять негромко что-то произнесла — может быть, приказала, — и Снежок не бросил поводья.

— Сейчас поймешь, что его отвлекло, — сказала Салли. — Смотри.

Повернувшись, Янсон увидела небольших животных, покрытых коричневым мехом, которые мчались через поле, прочь от повозки, мелькая белыми хвостами.

— Похоже на кроликов.

— Это и есть кролики. Настоящие, с Базовой Земли. Интересно, как они сюда попали… — и Салли сердито покосилась на Финна Маккула.

Тот ухмыльнулся, показав множество треугольных зубов.

— Бигли их любят. Вес-село погонять. Вкус-сно ес-сть.

— Что ещё ты продал биглям?

— Кроме кроликов?

— Да.

Он пожал плечами.

— Не только я. Ещё колес-са. Железо…

— Ты продал им секрет изготовления железа?

— Привел кузнеца. Человека.

Янсон спросила:

— И какой платы ты потребовал за это?

— Дети их детей будут выплачивать долг час-стями…

И проклинать кроликов, подумала Янсон. Вспомните Австралию…

Кобольд склонился к ним, очевидно желая присоединиться к разговору, но женщины замолчали, и он отстранился. Возможно, почуял насмешку или нежелание общаться. Тогда Маккул извлек из мешочка свой древний плеер, нацепил наушники, включил музыку и стал покачиваться в такт. До Янсон доносились жестяные отзвуки. Кобольд вновь улыбнулся, глядя на Салли и Янсон и всячески стараясь обратить на себя внимание. Янсон подумала, что он представлял собой дурное подражание человеку, и притом вечно нуждающееся в одобрении. Животное достоинство, которым обладали его дальние предки, давно было утрачено из-за развращающего контакта с людьми. Янсон отвернулась, ощутив сильнейшее отвращение.

И, к своему ужасу, увидела, что, когда Лили и Снежок отвлеклись, Салли вытащила лучевой пистолет из кобуры на поясе у бигля, быстро осмотрела и сунула его обратно.

— Не работает, — шепнула она. — Я так и подумала. Ещё один полезный факт, Моника.

Глава 50

Тропа становилась все шире по мере приближения к городу. Повозок, нагруженных тушами животных, кожами, грудами костей, попадалось больше и больше. Гнали в город и скот — животных, похожих на медведей и даже на обезьян. Стадам не позволяли разбегаться бигли-пастухи с палками и кнутами. Женщины увидели группу троллей, которых куда-то вел бигль, хоть и без очевидного принуждения. Они распевали что-то вроде кантри-рока.

Было и много пешеходов — бигли, взрослые и детеныши, одинаково скудно одетые, в набедренных повязках или куртках с многочисленными карманами. Никаких украшений, ничего похожего на ювелирное искусство. Ни шляп, ни затейливых одежек. Но когда толпа сгустилась, Янсон ощутила резкий запах мокрой шерсти, мочи и экскрементов и подумала, что, возможно, собаколюди украшают себя именно так — не внешними излишествами, а замысловатыми запахами.

Взрослые все шагали на задних ногах. Может быть, бегать на четвереньках разрешалось только на лоне природы или в одиночку. Примерно как человеку ходить голым. Но детеныши скакали под ногами у взрослых, как щенки вокруг нового хозяина. Янсон хоть и слабо разбиралась в анатомии, но наблюдала за биглями с большим интересом, пытаясь понять, каким образом существо, приспособленное для хождения на четвереньках, сумело приобрести вполне естественную на вид прямую осанку — и почему с такой легкостью возвращалось к первоначальному состоянию. В том-то и отличие биглей от людей, подумала она. Даже в детстве она не продержалась бы и пяти минут, если бы попыталась ходить на манер своего далекого обезьяньего предка.

Янсон цеплялась за подскакивающую повозку, ошеломленная образами и запахами. Городская толпа выглядела почти по-человечески, если смотреть сквозь полуопущенные веки. Бигли были выше людей, хотя из-за низко опущенного таза туловище казалось длинным, а ноги короткими. Не такая уж огромная разница, впрочем. Но тут же Янсон видела заостренные уши и холодные волчьи глаза, она вдыхала запах собачьей стаи и чувствовала, что эти существа невероятно далеки от неё.

Финн Маккул наблюдал за ней.

— Ты для них с-странная, но не нас-столько уж. Они думают, ты кобольд, — он рассмеялся. — Мы для них одинаковы — мы, люди. Вс-се одинаковы для глупых пс-син.

— Ты и я — не одно и то же, — с холодным презрением заметила Салли.

Было огромным облегчением, когда повозка наконец вкатила в город. Глаз Охотника представлял собой большое коричневое пятно — множество деревянных построек, растянувшихся по глинистой равнине, под пеленой дыма. Центр города охватывал широкий ров, через который были переброшены прочные на вид деревянные и каменные мосты. Ров, очевидно, предназначался для обороны, но никакой городской стены Янсон не заметила — только невысокую и неровную каменную ограду, которая скорее мешала животным забредать с полей на улицы, а не предохраняла от направленного вторжения извне.

Незадолго до рва путешественники миновали загородки, куда скот загоняли на убой. Янсон, кинув туда быстрый взгляд, заметила биглей за работой — мелькали отточенные каменные ножи, брызгала кровь, животные валились наземь одно за другим. Смерть и кровь, неизменные в каждом мире, как бы далеко ты ни забрался. Янсон почувствовала дурноту.

Строения были высотой лишь в пару этажей, прочные, но без всяких украшений — деревянные каркасы, заполненные камнем или глиной, соломенные и дощатые крыши, неправильные формы, никаких квадратов и кругов, которые обычно ассоциируются с человеческими поселениями. Через город, видимо, проходили только две транспортные артерии — длинные, прямые, они вели с севера на юг и с запада на восток, пересекая центр. Остальные улицы петляли и извивались. Кем бы ни были бигли, в геометрии они разбирались слабо — во всяком случае, в человеческой геометрии. Преобладающим стал запах дыма и сырого мяса, перебиваемый густой собачьей вонью самих биглей. Город наводняли не только запахи, но и шум — в нем звучал несмолкающий хор лая, воя и визга.

Они проехали недалеко, прежде чем их остановила компания биглей-самцов довольно воинственного вида. Они окружили повозку и принялись расспрашивать Снежка и Лили, стремительно перелаиваясь и рыча.

— Копы, — объяснила Салли. — Точнее, королевская стража. Мы, видимо, направляемся прямо во дворец… ну, что-то вроде дворца. Не похоже на Париж — столицу Франции, да?

— Не похоже даже на Париж, штат Техас.

— Все это строили не для того, чтобы впечатлить нас.

Лили по-волчьи оскалилась и отрывисто втянула носом воздух.

— Я от кобольдов знаю. Люди не чуют. Но гор-род полон слов. Тут пахнет: «Я полдня назад тебя искал». А далеко, далеко — слышите вой? «У меня вкусное свежее мясо пр-рямо с фер-рмы, покупайте, покупайте…»

Салли усмехнулась.

— Только подумай, Янсон. Представь, что у тебя нос полицейской ищейки. Город полон информации. Повсюду запахи, совсем как плакаты или граффити на стенах, а вой — это средство дальнего действия, вроде интернета.

Наконец они добрались до самого большого здания — просторного, но невысокого и выстроенного так же грубо, как и остальные. Там людям велели оставаться со Снежком и ждать, а Лили потрусила внутрь.

Сильнее всего пахло дымом костра.

— Псы открыли для себя огонь, — негромко произнесла Янсон.

— Может быть, так оно и началось, — задумчиво сказала Салли. — Собаки — умные животные. Высокоорганизованные, умеющие адаптироваться, быстро обучаемые. Возможно, на этой Земле так и не возникло смышленых обезьян, способных оттеснить собак. И вот однажды толковая молодая самка из какой-нибудь голодающей стаи принесла в зубах горящую ветку из охваченного пожаром леса…

— Или толковый молодой самец.

Салли улыбнулась.

— Шутишь?

Лили вернулась и сообщила, что Внучка примет их немедленно.

Глава 51

Их провели по узким, изгибающимся, запутанным коридорам — во всяком случае, запутанным для того, кто не умел ориентироваться по запаху, — в огромный зал с длинными кривыми стенами из глины пополам с камнями, с высоким потолком и потухшим очагом.

Янсон подумала: эту комнату вполне могли спланировать люди, вплоть до очага, выстроенного под дырой, которая явно служила вытяжкой. Некоторые вещи универсальны. Но зал, при всех своих достоинствах, с точки зрения человека, выглядел уныло — ни краски, ни обоев, ни гобеленов, ни картин на стенах. Впрочем, там царила густая смесь запахов, которые различал даже притупившийся шнобель старого копа.

У принцессы биглей не было трона — она сидела прямо на земле, на клочке естественного торфа, растущего посреди зала. По бокам стояли стражники, вооруженные каменными копьями и фантастического вида бластерами. Янсон задумалась, каким образом трава растет без света.

На самом деле титул Внучки звучал иначе, и звали её не Петра, а стоявшего рядом с ней советника, немолодого самца с мрачным взглядом, — не Брайан. Но ничего иного, и то благодаря Финну Маккулу, Салли и Янсон не получили бы. На Внучке был только практичный пояс с карманами — а ещё подвеска на кожаном ремешке, похожая на золотое кольцо с красивыми синими камушками. Янсон эта вещица показалась странно знакомой.

И рядом с Внучкой сидела собака. Настоящая живая собака с Базовой Земли, немецкая овчарка, насколько могла судить Янсон. Она наблюдала за пришедшими, свесив язык. Вид у пса был здоровый, упитанный, ухоженный. Отчего-то его присутствие в этом зале, полном собаколюдей, казалось совершенно естественным и в то же время очень странным.

Все бигли бесстрастно наблюдали, как Янсон и Салли, подчиняясь торопливым указаниям Финна Маккула, выказали покорность Внучке — улеглись на спину и задрали руки и ноги в воздух.

— Боже, как унизительно, — пробормотала Салли.

— Лучше подумай о том, что я не встану без посторонней помощи.

Лили, как добрая нянюшка, подошла, чтобы помочь, когда с приветствиями было покончено. Салли, Янсон и Маккулу пришлось по мере сил устроиться на плотно утоптанном земляном полу, пока Внучка вполголоса разговаривала с советниками.

— Собака, — шепнула Салли. — Она с Базовой Земли. Это ты постарался, Маккул?

— Не я… другой кобольд. Здесь таких любят. Любят больших с-самцов. Игрушки для с-секса.

Салли фыркнула, но удержала смех.

Янсон склонилась к ней и шепотом сказала:

— Подвеска…

— Вижу. Помалкивай.

— Но она похожа…

— Я знаю, на что она похожа. Заткнись.

Тем временем Внучка снизошла до того, чтобы заметить их. Она сказала — на здешнем примитивном английском языке:

— Вы. Как это — люди. Из мир-ра, котор-рый вы зовете Базовым.

— Да, — подтвердила Салли. — Э… мэм.

— Что вам здесь нужно?

Салли и Янсон кое-как объяснили, зачем пришли. Рассказали о проблемах с троллями на Землях, заселенных людьми, о том, как Салли узнала от кобольдов, что многие тролли бежали сюда. Как они надеялись, что Мэри и Хэм окажутся в безопасности…

Внучка задумалась.

— Тр-ролли здесь счастливы. Тролли любят биглей. Бигли любят тр-роллей. У тр-роллей кр-расивая музыка. У людей музыка дер-рьмо.

Уши у неё встали торчком.

— Бигли слышат лучше, чем люди. У людей музыка дер-рьмо.

— Так говорил и мой отец, — заметила Салли. — Сплошной упадок с тех пор, как расстались Саймон и Гарфанкел.

Петра уставилась на неё.

— Я ничего не знаю про Саймона и Гар-р…

— Неважно.

— Бигли пр-резирают человечью музыку. Бигли пр-резир-рают людей.

Эта прямота поразила Янсон.

— Почему?

Внучка встала и подошла к ней, нависнув над сидящими женщинами. Янсон изо всех сил старалась не ежиться. Она выдержала холодный взгляд бигля.

— Почему? Вы воняете. Особенно ты…

Янсон показалось, что у самой Внучки какой-то странный, неестественный запах, перекрываемый чем-то вроде духов. Возможно, для существ с развитым чутьем скрыть свой запах значило скрыть мысли.

— Ваши собаки, — сказала Петра, указав на спокойно сидевшую овчарку. — Раньше был волк. Теперь игр-рушка, как кость во р-рту. Р-разучилась думать. Это сделали люди.

Янсон сообразила, что Внучка права: собаки — это волки, низведенные до положения покорных игрушек. Она попыталась представить себе гуманоида в ошейнике, на поводке… И всё-таки Янсон возразила:

— Но мы любим наших собак.

— На самом деле мы развивались вместе с ними, — подхватила Салли.

— У них нет пр-рав. Здесь ходят на двух ногах, не на четыр-рех. Кроме щенков, когда игр-рают. И кр-роме охоты. У нас бывают пр-реступники. Те, кто делает плохо. Мы их ловим. Выгоняем из гор-рода. Мы охотимся.

Янсон пристально взглянула на Петру.

— Вы охотитесь за преступниками? Бежите за ними на четвереньках?

Тут впервые заговорил советник Брайан:

— У нас много щенков. Большие пометы. Жизнь дешева. Мы любим охотиться…

Петра улыбнулась. Янсон ощутила запах мяса.

— Любим охотиться. Пр-риятно для волка, который внутр-ри.

Салли резко сказала:

— Значит, вы презираете людей за то, что в своем мире они одомашнили ваших родичей. Прекрасно. Но вам никакого вреда мы не причинили. Никому. Мы даже не знали о вашем существовании, пока Снежок не появился в Прямоугольниках.

— Ты оскор-рбляешь меня. Вонючие эльфы поступают дурр-рно. Здесь у вас нет пр-рав. Что мешает мне объявить охоту?

Салли взглянула на Янсон и отчаянно произнесла:

— То, что мы можем раздобыть для вас ещё лучевых пистолетов, — она указала на ближайшего охранника. — Точно таких же.

Янсон в ужасе повернулась к ней.

Салли отвела взгляд.

— Ваше оружие, кажется, довольно старое. Оно перестало работать? Мы не видели, чтобы оно стреляло. Я знаю, что эти пистолеты не работают. Мы можем раздобыть новые.

Петра посмотрела на кобольда, у которого, в свою очередь, вид сделался то ли сердитый, то ли встревоженный. Янсон подумала: если он поставлял биглям оружие, сделке конец. Но выражение лица Финна Маккула она разгадать не могла.

Петра подалась вперёд, чуть не ткнув своей массивной головой Салли в лицо, и испытующе сморщила влажный нос.

— Ты вр-решь.

— Тебе решать.

В воздухе повисло сомнение. Янсон сидела неподвижно, чувствуя, как ноет ставшее чересчур хрупким тело. Салли не дрогнула под яростным взглядом Петры.

Наконец Петра отстранилась с недовольным рыком и вышла из залы. Овчарка потрусила следом.

Салли издала шумный насмешливый вздох.

— Мы проиграли сражение, но не войну…

Пока стражники теснились вокруг, переговариваясь друг с другом тявканьем и рыком, Янсон склонилась к Салли.

— Что ты затеяла?

И сама задумалась, не дожидаясь ответа. Янсон была полицейским. Она видела улики, и в её голове уже выстраивалась последовательность.

— Это как-то связано с подвеской, которую носит Внучка и которая похожа на кольцо, которое Джошуа нашел в Прямоугольниках?

Салли прижала палец к губам и улыбнулась.


Их отвели в жилые помещения в другом конце дворца, с общей комнатой, очагом посередине и маленькими каморками, в которых можно было отгородиться кожаными занавесями.

Финна Маккула поместили вместе с женщинами. Салли бесцеремонно затолкнула его в одну из комнатушек и велела не высовываться. Кобольд раболепно повиновался, как всегда, когда близко имел дело с людьми. Но Янсон показалось, что в этой странной душе кипело негодование от того, как обращались с ним высшие существа, которые явно зачаровывали кобольда и одновременно претили ему.

Янсон выбрала каморку наугад. На полу там лежал соломенный тюфяк, застеленный простынями. Ни уборной, ни раковины, зато в полу было нечто вроде колодца с относительно чистой водой. Янсон сбросила рюкзак и с любопытством пощупала простыни, казалось сплетенные из коры. Но как? Янсон представила себе биглей, обдирающих и плетущих кору руками и зубами.

Она вернулась в общую комнату, где бигли расставляли вокруг очага миски с едой.

Салли сидела на полу, явно не без удовольствия, и изучала еду. Она взглянула на Янсон.

— Как тебе твой номер?

— Видала я клоповники и похуже. Сейчас я готова заснуть даже на голом бетоне.

Салли придвинулась ближе и заговорила тихо:

— Слушай, Янсон, пока у нас выдалась минутка наедине. Нам нужен план. Как отсюда выбраться.

— Мы всегда можем перейти. Ты сказала, что унесешь меня.

— Конечно. Бигли в этом довольно легкомысленны, правда? Хотя и забрали у тебя переходник. Может быть, они думают, что мы вроде троллей, которые не станут переходить, если придется оставить детеныша. Но, скорее всего, они просто мыслят иначе, чем мы. У биглей нет тюрем — у них иная картина мира. Они говорили об этой своей традиции охоты. Бигли не против, если преступник попытается удрать, вместо того чтобы сидеть в заключении. Вот как они рассуждают. Инстинкт приказывает им не запирать нас. Наверное, они думают так: даже если мы перейдем, они отправятся в погоню за нами на спинах кобольдов. Но мы никуда не пойдем. Наши дела здесь ещё не окончены. Нужно наладить отношения между людьми и этими разумными псами. Нельзя, чтоб кобольды и прочие твари настраивали нас друг против друга.

Янсон взглянула на каморку Финна Маккула и горячо ответила:

— Согласна.

— Ну и ещё тролли. Если они собираются здесь, значит… — Салли, как ни странно, с трудом подбирала слова. — Значит, баланс нарушен по всей Долгой Земле. Нужно что-то делать. Впрочем, давай по порядку. Надо вытеснить Маккула из его поганого бизнеса, и для этого хорошо бы найти некий рычаг.

— Ты говоришь о кольцах. О том, которое носит Внучка, и о другом, которое вы с Джошуа нашли в Прямоугольниках.

— Да. Чем-то они важны. Всё связано, тебе так не кажется? Кольцо из соседнего мира — мира, куда могут забрести кобольды, но не бигли, — и высокотехнологичное оружие, сходным образом добытое на какой-то последовательной Земле…

Янсон усиленно думала.

— Мы знаем лишь один потенциальный источник высоких технологий нечеловеческого происхождения. Мир, называемый Прямоугольниками. Ядерная помойка. Так? Именно там вы нашли кольцо, точно такое же, как у Внучки. Простейший вывод — там водится и оружие.

— Согласна, — сказала Салли. — Бритва Оккама.

— И инстинкт копа. Но почему-то кобольд сейчас перестал поставлять биглям оружие. Иначе он бы его уже раздавал, верно?

— Это наверняка как-то связано с кольцами. Иначе зачем Внучке носить его на виду, прямо на шее? Возможно, Маккулу нужны кольца, чтобы получить доступ… к чему-то. Но пользоваться Внучкиным кольцом он больше не может…

Янсон улыбнулась.

— Я понимаю, о чем ты думаешь. Что, если кольцо Джошуа подойдет?

— Я пока только догадываюсь, но головоломка вроде как складывается. Мой знакомый кобольд отправил меня в Прямоугольники, а не прямо сюда. Я всегда полагала, что на той пыльной планете должны быть какие-нибудь древние технологии… К черту, нам нужно это кольцо, если мы хотим чего-то добиться. И мне придется его раздобыть — забрать со стены гостиной Валиенте.

— Добыть кольцо? То есть уйти отсюда?

— Придется оставить тебя здесь на некоторое время. Ты больна и помешаешь мне идти быстро. Извини. В любом случае кто-то из нас должен остаться, чтобы доказать, что мы не пытаемся сбежать.

Янсон поморщилась, пытаясь скрыть тревогу при мысли о том, что её оставляют здесь одну.

— Я тебя прикрою. Они даже не заметят, что ты ушла.

— Конечно. А Валиенте, надеюсь, не заметит, что чертово кольцо пропало. Меньше всего нам нужно, чтобы тут появился он.

— Он придет, если только сможет, — твердо заявила Янсон.

Салли задумалась.

— Если так, мы сумеем им воспользоваться.

Они больше ни о чем не успели поговорить, потому что вошел знакомый бигль — советник Внучки, которого на человеческом языке звали Брайан.

— Пр-рошу, — Брайан призывно помахал лапой-рукой, совершенно по-человечески. — Поужинайте со мной. Я выбр-рал блюда, котор-рые р-раньше выбир-рали кобольды.

— Мы не кобольды, — огрызнулась Салли.

Янсон свернула одеяло, осторожно уселась и окинула взглядом расставленные миски. Они были вырезаны из дерева. Бигли не знали горшечного ремесла?

— Одно только мясо, — недовольно сказала Салли, изучая содержимое мисок. — Не спрашивай чье. По крайней мере, оно хорошо прожарено. Во всяком случае, сильнее, чем предпочитают бигли.

— Оно сгор-рело, — прорычал Брайан. — Совсем по-тер-ряло вкус.

— Кроме вон той порции, — Салли указала на стоявшую в центре миску, наполненную жирными розоватыми кусочками.

— Это не готовят, — сказал советник.

Янсон собрала все свои силы, чтобы достойно принять новые странности.

— Спасибо за гостеприимство.

— Вам спасибо, — ответил Брайан.

— За что?

— За то, что вы здесь. У меня стр-ранная р-роль. Под стать моему стр-ранному уму. Мой нос чует, р-р, необычные запахи. Внучка Петра тер-рпит меня, потому что мой нос иногда полезен. А я — р-раб её запаха, как глупый кр-расавчик Снежок. Самки пр-равят самцами. У людей то же самое?

— Да, — ответила Салли. — И некоторые человеческие самцы это тоже сознают.

— Я стр-ранный бигль. Всегда мне скучно. Одни и те же стар-рые запахи. Стар-рые р-разговоры. Мне нр-равятся чужаки, нр-равится чужое. Др-ругие… — он замялся в поисках слов. — Др-ругие точки зр-рения. Что может быть дальше др-руг от друга, чем бигль и кобольд?

— Мы не кобольды, — вновь резко повторила Салли.

— Пр-ростите, простите. Я непр-равильно сказал. Жаль, что мы р-раньше не познакомились. Два типа мышления, два способа чуять мир-р. Очень интер-ресно. Вот напр-ример. Этот гор-род назван в честь нашей богини. Она охотник. Она Мать Матерей. Её стая — Стая Стай. Раз Петра — Внучка, выше её стоят Дочер-ри, а выше всех — Мать Стаи. Мать живет далеко отсюда и пр-равит многими Логовами. Богиня-охотник, Мать Матерей, пор-родила мир-р, она управляет всем, даже Матер-рями. Когда мы умир-раем, наши души выходят из тел, и Мать Матерей ловит их и забирает к себе. А какие у вас боги?

— Их много, — сказала Янсон. — А у некоторых людей бога вообще нет.

— Вы смотрите на нас как на вар-рваров. Один шаг от волка. Наша вер-ра кажется вам гр-рубой?

Салли непонимающе взглянула на него.

— Вряд ли я могу судить…

— Некотор-рые презирают волка, который внутр-ри. Как вы, навер-рное, пр-резираете своего пр-редка, который виден в вас. Мы охотимся. Убиваем. У нас много щенков. Жизнь дешева, война вечна. Много смер-ртей. Пустые гор-рода, погибшие Логова. Ещё больше щенков, больше маленьких солдат.

Салли, явно заинтересованная, обернулась к Янсон и объяснила:

— Это цикл. Подъемы и падения. У них большие пометы, много не знающих любви щенят — будущих воинов, много Дочерей и Внучек, соревнующихся за право стать Матерью, то есть главой государства. Они сражаются, ведут войны, убивают друг друга, а когда население резко сокращается, цикл начинается сначала.

— Вроде войны банд в городах, — сказала Янсон.

— Может быть. И это мешает прогрессу. Техническому и социальному. Неудивительно, что они застряли в каменном веке. И понятно, почему здесь такой спрос на оружие.

— Посмотр-рите, — Брайан взял из стоявшей в середине миски кусок розового мяса. — Нер-рожденный кр-ролик. Выр-резанный из чр-рева матери. Свежий. Дели… деликатес… — он сунул кроличий эмбрион в пасть, откусил, высосал кровь, как знаток, наслаждающийся дорогим вином. — Некоторые презирают волка, котор-рый внутр-ри. Но вкус, о, этот вкус…

Внезапно запах мяса пробудил в Янсон отвращение. Она неловко поднялась.

— Мне нужно отдохнуть.

— Ты больна. Ты пахнешь.

— Извините. Спокойной ночи, сэр. И тебе, Салли.

— Я потом к тебе загляну.

— Не беспокойся.

Несколько шагов до комнаты казались такими долгими. Янсон почувствовала на себе взгляд Финна Маккула из-за занавески.


Спала она плохо.

Болела голова, живот, даже кости. Янсон взяла с собой запас болеутоляющих, но толку от них не было.

Она кое-как задремала — и, проснувшись, увидела над собой лицо, похожее на волчью морду, в потемках, которые едва рассеивал звездный свет, лившийся в окошко над изголовьем. Как ни странно, Янсон не испугалась.

— Я Лили, — существо прижало палец к губам. — Ты болеешь. Я видела. Тебе больно?

Янсон кивнула. Смысла отрицать не было.

— Пожалуйста, р-разреши…

И Лили помогла ей. Она обернула тело Янсон теплой тканью, приложила к животу, к спине и к голове припарки из мха и лишайника, разжеванных до мягкости. А потом принялась вылизывать лицо, лоб и шею шершавым языком.

Постепенно боль спала, и Янсон крепко заснула.

Глава 52

Примерно через неделю после встречи Мэгги с Джорджем и Агнес Абрамс «Бенджамен Франклин», направлявшийся на Базовую, достиг Ближних Земель.

Экипаж «Франклина», как заметила Мэгги, явно радовался тому, что благодаря сомнительной турбине их ожидал внеплановый отпуск. Путешествие на запад было утомительным. День за днем они пересекали миры, полные отупляющей пустоты — по крайней мере, с точки зрения горожан, которые и составляли большую часть экипажа. Пустоты, заполняемой лишь просьбами разрешить очередную идиотскую ситуацию.

Тролли ушли. Каким странным по-прежнему это казалось, даже если наблюдать за происходящим с борта военного корабля. Необыкновенная экзистенциальная проблема, которая набросила тень на все миры, которые посетил «Франклин».

Но, тем не менее, пока твен плыл по мутным небесам промышленных Земель, Мэгги — хоть она всегда предпочитала деревню городу — ощутила теплый прилив узнавания и подумала, что у городской жизни, в конце концов, свои достоинства. Впрочем, по возвращении домой их ожидали необыкновенные новости. В последовательных версиях Йеллоустона, в большинстве Ближних Америк, происходили какие-то геологические пертурбации. Мэгги рассматривала фотографии с Востока-2 (стадо, задохнувшееся от выброса углекислого газа) и Запада-З (люди, эвакуированные на твенах из поселений, оказавшихся в зоне бедствия). До экипажа «Франклина», затерянного в дебрях Долгой Земли, доносились по аутернету лишь смутные намеки на то, что творилось.

Мэгги подумала: «Странные времена. Дисбаланс в природе и среди людей, на Базовой Земле и далеко за её пределами».


В ремонтном доке в Базовом Детройте вокруг «Франклина» уже суетились механики вперемежку с блестящими диагностическими платформами, похожими на богомолов. Натан Босс и старший механик Гарри Райан наблюдали за происходящим, как ястребы. И Карл тоже. Молодому троллю не позволили покинуть корабль — присутствие троллей напрягало обитателей Базовой, да и сами они чувствовали себя неуютно в переполненном людьми мире, но Карл с огромным интересом рассматривал гаечные ключи, отвертки и щупы.

Даже теперь Мэгги приходилось напоминать себе, что Карл не шимпанзе и не горилла. Он был умнее, даже если сбросить со счетов долгий зов и странный коллективный разум троллей. Его собственная манера общения была гораздо сложнее, чем у любого шимпанзе, и Карл умел делать и использовать орудия труда, находившиеся за пределами воображения обезьяны. Мак сказал: лучше думать о троллях как о предках человека. Нечто промежуточное между шимпанзе и людьми. Но, напомнил Мак, тролли — не живые окаменелости, они миллионы лет подвергались естественному отбору, с тех пор как сошли с тропы, ведущей от обезьяны к человеку. Тролли не были примитивными людьми — они были полностью состоявшимися троллями. Мэгги благодарила судьбу за то, что её тролли пока что предпочитали оставаться с ней.

И кошка Шими тоже бродила вокруг раскрытого каркаса дирижабля, с видом вдумчивым и собственническим. Мэгги никогда не видела, чтобы Шими общалась с рабочими или хотя бы с роботами. Она сама не знала, радоваться или сердиться её присутствию.

Зато Мэгги слегка раздражало вездесущее присутствие Корпорации Блэка. На каждой отвертке, на каждом ключе из тех, что так зачаровывали Карла, стоял логотип Блэка или одного из его филиалов. Блэк, казалось, взялся за поддержку твенов и американской военной инфраструктуры в целом гораздо плотнее и серьезнее, чем несколько месяцев назад, когда началась миссия «Франклина». Или, возможно, это больше бросалось в глаза теперь, когда в собственном распоряжении Мэгги оказался твен. Блэк давно установил связь с военными структурами. В конце концов, он подарил человечеству технологию твенов, сделав её открытой, и был главным подрядчиком вооруженных сил. После того как государство, на основании суверенного права, безуспешно попыталось милитаризовать его разработки, отношения Блэка с высшим военным командованием и основными спонсорами, с точки зрения Мэгги, не просто стали нерасторжимы юридически, но и превратились в установленную практику.

Но все равно — теперь, когда она об этом думала и столь недвусмысленно принимала участие в происходящем, — ситуация вселяла в Мэгги некоторую неловкость.

Ощущение ещё усилилось, когда работа была закончена и начальник дока разыскал Мэгги, чтобы сообщить, что турбину номер два заменили бесплатно на усовершенствованную модель Корпорации Блэка. Мэгги инстинктивно запротестовала, но никакой поддержки не встретила.

Подозрения не отпускали её, когда «Франклина» вывели из дока, чтобы запустить в пробный полёт в тусклом небе Базовой Земли. Корабль тихонько урчал, как швейная машинка, и работал, несомненно, лучше, чем прежде. Но Мэгги велела Натану Боссу и Гарри Райану провести новую проверку всех систем, от носа до кормы, чтобы удостовериться, что люди Блэка не оставили на борту маленьких сюрпризов вроде приборов слежения и блокирующих устройств. Ничего обнаружено не было.

Не считая кошки, подумала Мэгги. Чертова тварь заснула или, по крайней мере, имитировала сон в корзинке в капитанской каюте. Отчего-то у Мэгги недоставало сил выгнать Шими.

Гарри Райан ничего странного не нашел. Но всё-таки Мэгги продолжала подозревать неладное.

В ту ночь — в последнюю ночь «Франклина» на Базовой Земле перед возобновлением миссии — Мэгги проснулась в три часа, разбуженная срочным сообщением. Судя по отрывочным сведениям в аутернете, приходившим из Верхних Меггеров, пропал «Нейл Армстронг».

Глава 53

Утро на Востоке-8616289.

Вслед за Юэ-Сай Роберта с наблюдательным прибором на плече осторожно шагнула на землю, покрытую чем-то вроде зеленого мха. Они пересекли открытую равнину под пасмурным небом. Китайские корабли беззвучно висели над ними. Высокие деревья здесь не росли, только папоротники, не более чем по пояс, с широкими листьями, почти касавшимися земли. Утро стояло ясное, хотя и холодное. Роберта была одета в стеганый сплошной комбинезон и сапоги, подбитые шерстью, но морозный воздух леденил открытые участки кожи — щеки и лоб. И Юэ-Сай вдобавок чуть не подвернула лодыжку, когда провалилась в норку какого-то подземного зверька. Животное походило на белку, хотя Роберта подумала, что его черты больше напоминают примитивного примата, чем грызуна. Так или иначе, эти приматы, или белки, наделали нор повсюду, так что приходилось смотреть, куда ступаешь. Мир был не очень гостеприимным. Приборы показывали, что на этой Земле тектоническая плита, на которой располагался Южный Китай, находилась на большой высоте, на полпути к северному полюсу. Географы, пытавшиеся получить изображения других участков планеты при помощи ракетных зондов, подозревали, что на экваторе есть суперконтинент — обе Америки и Африка, стиснутые вместе, пересохшие и сильно исказившие мировой климат.

Роберта пережила утомительную подготовку к спуску, тренировки, процесс одевания и заранее занесла в минус скучные и относительно бессодержательные часы наземной экспедиции, которая ей предстояла. Она понимала, что нужно воспринимать новые миры физически. Первые космические инженеры, чьи биографии она внимательно изучала, когда искала образец для себя, говорили о необходимости наземного контроля данных, об отборе проб непосредственно на планете, чтобы подтвердить или опровергнуть гипотезы, выдвинутые в результате орбитальных наблюдений или изучения через телескоп. Наземный контроль, да. Роберта знала, почему это важно. И перед ней лежал очень далекий, экзотический мир, несмотря на краткость путешествия. Они не более чем за неделю преодолели шесть миллионов миров, с тех пор как оставили позади планету с гигантскими кенгуру, и мощные корабли несли их вперёд, прибавляя и прибавляя скорость.

И всё-таки Роберте очень хотелось вернуться в каюту, к книгам и графикам. Обрести безопасность внутри собственной головы. Но Роберта уже покинула корабль. А потому она сосредоточилась на реальном физическом мире вокруг.

Они взобрались на утес, за которым, как показывала поспешная аэросъемка, находилась сухая долина — и зрелище, которым они пришли полюбоваться. От невысокого подъема и необходимости осторожно шагать по комкастой земле Роберта быстро запыхалась.

Жак, наблюдавший за процессом с «Чжэнь Хэ», заметил:

— Надеюсь, ты не бросила делать зарядку?

Роберта набрала полную грудь воздуха.

— Просто здесь низкий уровень кислорода.

Она слышала, как на заднем плане поют тролли — через наушник их голоса доносились эхом.

Жак сказал:

— На корабле есть специалисты по атмосфере, которые проверяют качество воздуха, прежде чем открыть люк. Они заметили, как процент содержания кислорода постепенно меняется, чем дальше по мирам мы движемся. Но здесь он вполне в пределах нормы.

Ву Юэ-Сай строго заметила:

— Но учесть фактор физической нагрузки им в голову не пришло. К сожалению, это вечная проблема — слишком узкая специализация отделов и недостаток связи между ними.

— Не сомневаюсь, капитан скажет им пару слов, — сухо произнес Жак. — Если вы хотите вернуться…

— Нет, мы уже почти на месте, — перебила Юэ-Сай, обернулась и посмотрела на Роберту.

Та кивнула.

Не доходя до вершины, Роберта услышала хор разнородных звуков — низкое рычание, похожее на шум грузовиков или даже танков, вперемешку с горестным рёвом, а ещё резкие удары, лязг и клацанье. Девушка, ощутив приятное волнение, улыбнулась Юэ-Сай. Обе пробежали остаток пути до вершины и ничком бросились на мшистую землю, чтобы заглянуть в долину.

Там ходили черепахи.

Вот зачем они здесь высадились. Долину заполонил двусторонний поток животных. Они брели по ней — одни направо, на север, другие налево, на юг. Самые крупные были просто гигантскими, и впрямь как танки или даже больше, с побитыми, иззубренными панцирями размером с небольшой дом. Кое-где в трещинах и выемках панцирей пристроились птичьи гнезда, и Роберта задумалась, нет ли у жильцов симбиотических отношений с «домохозяевами». Черепахи были всех размеров, начиная от настоящих чудовищ до средних великанов, которые выглядели бы вполне уместно на Галапагосских островах, и миниатюрных черепашек, которых держат в качестве домашних питомцев. Некоторые, совсем маленькие, уместились бы у Роберты на ладони. Те, что поменьше, бегали под ногами огромных неторопливых гигантов. Шум стоял оглушительный, от писка до трубного рева, похожего на сирену танкера в тумане.

Юэ-Сай указала на черепах поменьше и засмеялась.

— Малыши такие славные.

Роберта покачала головой.

— Может быть, это не детеныши. Здесь, наверное, много пород.

— Ты права. Хотя, скорее всего, мы никогда не узнаем наверняка, — Юэ-Сай вздохнула. — Столько миров и так мало ученых. Если бы только мы могли массово производить ученых в лабораториях, чтобы исследовать все миры. Впрочем, такие лаборатории у нас есть. Они называются университетскими кампусами.

Роберта неуверенно улыбнулась.

Юэ-Сай спросила:

— Ты не поняла шутку? Наверное, она получилась слишком сложной. Неужели я так плохо говорю по-английски?

— Дело не в этом. Жак и другие учителя говорят, что я чересчур умна для большинства шуток.

— Надо же, — бесстрастно отозвалась Юэ-Сай.

— Многие шутки построены на обмане и разоблачении. В том-то и заключается соль. Но я замечаю обман слишком рано. Вот почему в жанре комического я предпочитаю…

— Фарс. Хаотический юмор. Ты смотришь фильмы с Бастером Китоном. Теперь я понимаю. В любом случае все эти миры…

— И все эти черепахи!

Они обнаружили целую пачку подобных миров. Чем дальше путешественники удалялись от Базовой Земли, тем более странные экосистемы попадались. В общем, планету, населенную черепахами, даже можно было предвидеть. На Базовой Земле черепахи, морские и сухопутные, давно расселились повсюду и процветали. Почему бы в некоторых мирах им и не преобладать?

— Во многих мирах, — сказала Юэ-Сай, — даже на Базовой Земле, черепахи иногда ведут себя так. Становятся в очередь, чтобы подойти к воде — в данном случае к озеру, расположенному выше в долине. Они пьют до отвала, чтобы хватило на несколько месяцев.

— Но только не в очередь длиной в сотню миль!

— Да, — согласилась Юэ-Сай. — И не в очередь, которая похожа на шоссе с металлическим покрытием.

Они, впрочем, не сумели подойти достаточно близко, чтобы проверить.

— И не в очередь со своей дорожной полицией…

Роль полицейских исполняли черепахи размером с галапагосских великанов. Они стояли на островках посреди двустороннего потока или в нишах вдоль стен долины. У некоторых панцири были перехвачены поясами, на которых висели мешочки. Они даже держали в лапах бичи, которыми время от времени щелкали, и что-то вроде рогов, игравших роль рупоров. Функция этих черепах не оставляла сомнений — они следили, чтобы огромный поток двигался мирно. Они ныряли в толпу, трубя в рога, если начиналась стычка, или две очереди смешивались, или черепаха поменьше попадалась под ноги гиганту. Каким-то образом под ужасающий грохот панцирей любую неурядицу удавалось уладить.

— Ничего удивительного, что тут есть разумные существа, — сказала Юэ-Сай. — Я много читала. На Базовой Земле люди выяснили, что черепахи умеют выбираться из лабиринтов. Во всяком случае, когда им давали шанс оттуда выбраться, вместо того чтобы бросить в суп. Возможно, где-то в этом мире есть огромные города. Черепашьи армии. Черепашьи университеты. Хочется смеяться, хоть я сама не знаю почему.

— Сомневаюсь, что мы найдем здесь что-нибудь достаточно продвинутое, — заметила Роберта.

— Почему?

— Посмотрите на предметы в руках у охранников. У них, очевидно, одинаковые функции, но в деталях они отличаются. Видите? Камни разной формы. И рукоятка кнута оплетена по-другому…

— И что?

— Черепашья культура, несомненно, не похожа на нашу, — продолжала Роберта. — И репродуктивная модель у них совсем иная. Черепаха появляется на свет из одного из сотен яиц, она не знает своих родителей, не получает никакой родительской заботы. Вероятно, черепашье потомство не узнаёт историю семьи и не получает формального образования, как мы. Они состязаются за право жить и в том числе учатся делать орудия. Но это значит, что каждое следующее поколение должно более или менее восстанавливать культуру с нуля.

— Хм. Таким образом, общий прогресс ограничен. Быть может. Информации мало, и мы делаем изрядные допущения.

Роберта знала, что не стоит говорить: «Моя теория слишком красива, чтобы оказаться неверной». Однажды Жак Монтекьют, выйдя из себя, сказал, что ей следовало бы вытатуировать у себя на лбу в качестве девиза фразу «Никто не любит слишком умных» в зеркальном отражении, чтобы вспоминать об этом каждое утро в ванной. Роберта ограничилась тем, что ответила:

— Ну, их физиология и отсутствие единообразия в орудиях, которыми они пользуются, тому не противоречат. Но — да, теория ещё подлежит проверке. Интересно было бы узнать, что происходит в этом мире ближе к экватору.

Юэ-Сай поняла не сразу.

— Зачем?

— Потому что черепахи, которые выбирались из лабиринтов на Базовой Земле, проделывали это в теплых условиях. Черепахи — холоднокровные. На холоде они, в некоторой степени, отключаются.

— О, может быть, поведение, которое мы наблюдаем здесь, на холоде…

— Ограничено низкой температурой. В теплых широтах черепахи, возможно, достигли больших успехов. Как вы думаете, капитан Чень согласится слетать на юг, к экватору?

— Рискуя, что его подстрелит какая-нибудь суперчерепаха? Сомневаюсь. — Юэ-Сай принялась складывать вещи. — Пора возвращаться на корабль.

Прежде чем уйти, Роберта бросила взгляд на равнину, на дальнюю её стену, где обнажились слои местных осадочных пород. Она отчетливо видела морское отложение, меловой слой, утыканный кремнями, дальше — слой гальки и несколько ярдов торфа. Геология была ей ясна. Этот регион, ныне возвышенный, некогда находился под водой. Начался ледниковый период, потом лед стаял, оставив после себя гальку, а затем сверху, в течение тысяч лет умеренного климата, откладывался торф. У этого мира, как и у прочих, была своя история — история, уходившая вглубь на миллиарды лет и не похожая ни на одну другую. История, которую, наверное, никто и никогда не удосужился бы исследовать, и Роберта могла унести отсюда лишь несколько фотографий черепах.

Она отвернулась.


Капитан Чень был взволнован, и не только из-за черепах.

— Наконец-то, наконец-то! Мы получили фотографии со спутников из Восточной Дыры. Помните, более шести миллионов миров назад.

— Конечно, помню.

— Вы просили исследовать планеты, Венеру и Марс. И ученые обнаружили…

— Жизнь.

Капитан явно приуныл.

— Вы знали? Ну конечно, знали.

На Востоке-2217643 в атмосфере Марса оказались кислород и метан, химически неустойчивые газы, которые, должно быть, возникли в результате каких-то жизненных процессов. В Северном полушарии спутники запечатлели какую-то растительность. А в облаках над тамошней версией Венеры — высоких, холодных, полных воды — заметили хлорофилл. В небе Венеры летали растения.

Нет, Роберта не удивилась. Любая Дыра, до которой мог добраться умеющий переходить гуманоид, пусть даже самый глупый, регулярно должна была получать порцию бактерий и других живых микроорганизмов, пусть даже случайно, через брешь на месте Земли. Большинство нерасторопных путников умирало быстро, в том числе злополучные гуманоиды, если не успевали немедленно перейти обратно, но некоторые упорные споры бактерий, прибывшие на упомянутых гуманоидах, переживали радиацию и вакуум. Они даже попадали в небеса над иными мирами и укоренялись там. Так проявлялась панспермия — занесение естественных форм жизни из других миров. Она считалась вполне возможной в Базовой вселенной. Насколько же активнее панспермия проходила во вселенной Дыры, там, где разным формам жизни было гораздо проще оказаться в открытом космосе, не дожидаясь удара астероида!

Нет, Роберта не удивилась. Она сложила новую информацию в хранилище памяти, туда, где медленно собиралась модель Долгой Земли во всех её проявлениях, факт за фактом, вывод за выводом.

Глава 54

Под корпусом «Шиллейлы», которая шла на запад, мелькали миры — по одному каждую секунду, с усыпляющей регулярностью. Билл останавливался, когда встречал Джокер — очередной аномальный мир, изъян в ткани Долгой Земли, который при обычных условиях путники миновали быстро, ничего не замечая, отводя глаза.

Даже в относительно щедрых и спокойных мирах Кукурузного пояса, где возникла Перезагрузка, ставшая домом для семьи Хелен, попадались Джокеры. Билл ненадолго остановился на Западе-141759: там многоканальная рация, которую он держал включенной, принялась выкрикивать предупреждения на множестве языков. «Карантин», — догадался Джошуа, у которого чуть не лопнули барабанные перепонки. Поскольку здесь находился источник какого-то особенно опасного вируса, вся планета попала в карантин, который объявила ООН, заодно с американским Центром изучения заболеваний животных. Путешественникам приказывали держаться подальше от определенных областей, в противном случае им грозил арест, конфискация, уничтожение всего имущества и пребывание под замком до завершения процесса дезинфекции. Джошуа и Билл с большим облегчением двинулись дальше и оставили этот мир позади.

— Они серьезно, Билл? Можно объявить карантин на целой планете?

— Можно попытаться. Насколько серьезно — другой вопрос. Мы уже повидали несколько неприятных вирусов на Долгой Земле. Там, где живут птицы и свиньи — ну или животные, похожие на птиц и свиней, — есть и болезни, которые, скорее всего, передаются людям, как всегда было на Базовой. И у людей, с вероятностью, не будет иммунитета к заболеваниям, пришедшим из другого мира. Самой большой опасности, разумеется, подвержены Базовая Земля и Ближние Земли, густонаселенные, с развитыми транспортными системами. Коули и его идиоты пользуются страхом, чтобы возбуждать враждебность к стригалям и троллям, как будто каждый из них — распространитель чумы. Знаешь, они нанимают врачей, которые приходят сюда и помогают попавшим в беду путникам, а потом отбирают у них переходники, и бедняги понимают, что их больше никуда не отпустят…

Они двигались дальше, с регулярными остановками.

Джокеры были мрачны. По большей части они являли собой картину опустошения. Безжизненная земля под небом, затянутым пылью или пеплом либо раскаленным, гневным, пустым, без озонового слоя и облаков, пронзительно-синим. Билл знал истории многих из этих разрозненных миров, объединенных рассказами путешественников, легендами стригалей, а иногда и подлинными научными исследованиями.

Джошуа начал понимать, что наиболее распространенная причина возникновения Джокера — это столкновение с астероидом. Земля довольно долго находилась внутри автомата для пинбола только в космических масштабах. Билл ненадолго задержался в одном особенно пострадавшем мире — на Западе-191248. Катастрофа там произошла всего несколько лет назад, в Центральной Азии, далеко от места остановки; жизнь на планете погибла почти полностью, и мир страдал от астероидной зимы.

Но и были и другие опасности, только ждавшие удобной минуты. Взять хоть Запад-485671. Мир, в котором Ледниковый период превратился в бесконтрольное оледенение, может быть, из-за того, что Солнечная система вошла в густое межзвездное облако, заслонявшее свет солнца. Здесь океаны до самого экватора покрывал лед, окутанная снегом земля сверкала ослепительно-белым в лучах, лившихся с синего неба, на котором не было ни облачка, не считая завитков, которые Билл назвал кристаллами углекислоты. Но в глубине океан, согреваемый внутренним теплом планеты, оставался жидким, и в темных подводных убежищах притаилась жизнь — в ожидании того времени, когда вулканы вновь оттаят эту Землю.

Запад-831264. Джошуа увидел землю цвета ржавчины, пейзаж совершенно как на Марсе, очевидно лишенный жизни, не считая ручейков лилового ила. Воздух был красным из-за пыли, которую вздымали непрерывные бури.

— Что тут случилось?

— Гамма-лучевой взрыв. То есть мы так предполагаем. Возможно, вызванный какой-то огромной сверхновой. Огромная звезда рухнула в черную дыру. Могло случиться в пределах нескольких тысяч световых лет. Буря гамма-лучей уничтожила озоновые слои и поджарила все, что было на поверхности.

— «Глубокое молчанье, пустыня мертвая, и небеса над ней».

— Это что, Джош?

— Так, вспомнил о сестре Джорджине.

— Рано или поздно жизнь все равно возвращается. Правда, всегда есть шанс, — с мрачной радостью сказал Билл, — что мы перейдем в какой-нибудь мир в ту самую секунду, когда на него свалится огромный камень. Что это там в небе? Птичка? Самолет? Бабах!

Джошуа, подавленный Джокерами, похожими на склеп, был не в настроении смеяться.

— Мы по-прежнему ищем Салли?

— Мы делаем все возможное, — ответил Билл. — Тот кобольд сказал, что, по его мнению, тролли прячутся в одном из Джокеров. Плохие новости: Джокеров много. Хорошие новости: в них уйма стригалей.

— Тролли прячутся от людей. Как Салли.

— В том-то и дело. Прежде чем мы отправились, я послал вперёд весточку. И я по-прежнему надеюсь, что, если Салли заметят, кто-нибудь даст знать. Тут полно радиостанций — отличный способ поддерживать связь в нецивилизованном мире. Мы слышим сигнал, когда проходим мимо. Разумеется, некоторые миры так сильно пострадали, что в них нет ионосферы, тут уж ничего не поделаешь. Когда речь о стригалях, никаких окончательных планов быть не может. Такова их природа. В разных странах стригалей называют горцами, дикарями, отшельниками, хобо, сезонниками. В Австралии говорят «бродяга», в Англии — «путешественник». Кое-где их называют скитальцами. Ты сам когда-то был скитальцем — Тем Самым. Хотя и предал собственную легенду, дружище, когда построил дом и завел хозяюшку.

Джошуа ощутил раздражение. Он никогда не мечтал о легенде. Он просто хотел жить собственной жизнью, по своим правилам. Неужели он был обязан потакать поклонникам? Джошуа едва устоял перед искушением врезать Биллу.

— Да, я понимаю. Правда, мне очень приятно, что ты стараешься помочь.

— Я делаю то, что можно сделать. Если только ты сам вдруг не поймешь, куда она отправилась. И вообще, хватит болтать. У меня мозги не варят от жары. Не хочешь раздавить бутылочку? Тащи сюда ящик, и я тебе расскажу про другие Джокеры. Или посмотрим кино? Как в старые добрые деньки, когда ты путешествовал с Лобсангом. Давай посмотрим кино…

По большей части, к рассказам Билла Джошуа относился скептически.

Например, когда тот рассказал ему про Джокер под названием Биток. Джошуа там побывал во время первого путешествия с Лобсангом. Этот Джокер устроился среди относительно спокойных миров Кукурузного пояса. Мир, похожий на шар для бильярда, совершенно гладкий, под безоблачным синим небом.

— Я знаю одного парня, который слышал от другого парня…

— О господи.

— Короче, тот на спор заночевал на Битке. Один. Как ты. Голый. Это тоже было частью спора.

— Не сомневаюсь.

— Утром он проснулся с адским похмельем. Пить в одиночку — дурное дело. Этот парень, кстати, был прирожденным путником. И вот он с похмелюги собрал свои манатки и перешёл — и в процессе вроде как споткнулся.

— Споткнулся?

— Ему показалось, что он перешёл как-то не так.

— Что? Как? Что ты вообще имеешь в виду?

— Ну, мы в норме переходим на запад или на восток, правильно? Есть обходные пути, есть слабые места, если их найти, но, в общем, и все. Короче говоря, он почувствовал, что перешёл как-то иначе. Перпендикулярно. Типа на север.

— И?

— И оказался в каком-то совсем другом мире. Там была ночь. Чистое небо, никаких звёзд. Ну, в привычном виде. Вместо наших звёзд…

— Твоя манера рассказывать, Билл, иногда действует на нервы.

Билл ухмыльнулся.

— Но тебе интересно, правда?

— Продолжай. Что он там увидел?

— Он увидел все звёзды. Разом. Всю галактику целиком, мать её, и Млечный Путь. Увидел снаружи. Стоял голый и смотрел…

Джошуа подумал, что в том-то и проблема со стригалями. Врали они как нанятые. Может быть, потому, что проводили слишком много времени в одиночестве.

А Салли и Янсон, ища троллей, уходили все дальше и дальше.

Салли. Однажды, когда они остановились на ночлег в каком-то спокойном мире, Джошуа показалось, что он учуял её. Как будто она пришла и ушла, пока он спал. Днем он осмотрел гондолу и землю под твеном, но не обнаружил никаких следов присутствия Салли. Он подумал, что ему приснилось, и решил, что никогда не скажет об этом Хелен.

Глава 55

— Тролль тут покалечил двух человек, и люди недовольны, но знаете что? Когда эта тварюга меня увидела, она бросилась ко мне и заплясала, как будто встретила лучшего друга!

Иными словами, «Бенджамен Франклин» получил очередной вызов на разбор очередного дурацкого инцидента с участием тролля. Как заметил Мак, «а мы-то думали, что троллей осталось слишком мало, чтобы причинять проблемы».

Это место называлось Крекед-Рок. Судя по присланному Мэгги отчету, там имелся мэр, но жил он в каком-то соседнем мире, а вместо себя оставил шерифа, новичка на Долгой Земле, бедолагу по имени Чарльз Кафка. Тот ещё не освоился на новом месте — он бежал из большого города, надеясь тихо и мирно дожить до старости в маленьком поселении в духе Дикого Запада. И вот случилась беда, и он запаниковал.

Крекед-Рок стоял в довольно непривлекательном мире, чуть в стороне от Кукурузного пояса. Чтобы добраться до него, «Франклину» понадобилось сделать не так уж много переходов, зато ушла целая вечность, чтобы пересечь тамошнюю бесплодную Америку, прежде чем впереди показались огни поселения на берегу реки, такие яркие в сумерках. И вот Мэгги смотрела на палаточный городок — ничего удивительного, многие, ныне процветающие, города Долгой Земли начинались с палаток и хибар — с недостроенной церковью и дорогами, проложенными среди редкого кустарника. Дом шерифа был лучшим зданием в поселке.

Когда твен опустился, шериф сам вышел навстречу, в сопровождении задиристого на вид юнца — и молодого тролля в кандалах. Мэгги задумалась, каким образом они помешали троллю перейти. Из города стянулись люди, чтобы поглазеть.

Мэгги, явившаяся с Натаном Боссом и несколькими курсантами, оборвала обмен приветствиями и попросила шерифа Кафку рассказать, что случилось.

— Мимо города шли тролли, капитан, целая компания — они знают, что не стоит подходить слишком близко, — и наши ребята к ним пристали, в том числе Уэйн, они просто хотели позабавиться, сами понимаете, ничего особенного, только потом они схватили детеныша, и тролли рванулись в бой. И вот этот, — мэр указал на скованного тролля, — убил брата Уэйна. А потом…

Мэгги слышала ту же самую дурацкую историю уже раз двадцать. Она нетерпеливо и гневно вскинула руку.

— Знаете что? Хватит с меня. Курсант Санторини!

— Да, капитан?

— Возвращайтесь на корабль и приведите Карла.

Санторини не стал спорить.

— Есть, капитан.

Они ждали молча, в надвигавшихся сумерках, пять минут, пока Санторини не вернулся. Карл негромко заухал, увидев сородича в цепях.

Мэгги повернулась к юному троллю.

— Карл, я принимаю тебя в число членов экипажа «Бенджамена Франклина» и присваиваю тебе звание лейтенанта. Санторини, запишите. Старший помощник, не забудьте.

— Есть, капитан.

— Натан, дай мне свою нашивку.

Символом операции «Блудный сын» был щит с изображением дирижабля, парящего над стилизованной цепочкой миров. Натан оторвал собственную нашивку, и Мэгги с помощью цепочки от жетона надела её на руку тролля. Карл с явным удовольствием загугукал.

— Натан, попытайся объяснить ему, что это такое. Хотя, думаю, он и так уже в курсе.

Натан взял троллий зов — горожане с любопытством уставились на прибор — и принялся объяснять троллю, что значит быть частью дружной семьи «Франклина».

Мэгги с отвращением смотрела на разинувших рты деревенщин.

— Вот, горожане, как мы относимся к троллям.

Шериф Кафка, казалось, совсем растерялся.

— И что теперь? Вы хотите, чтоб Уэйн дал показания?

— Нет. Я хочу, чтоб показания дал тролль.


Деревенщины так и таращились, пока Натан при помощи тролльего зова вдумчиво общался с арестованным.

— Он помнит, что случилось. Конечно, помнит. Тролли знают, что нельзя заходить на чужие поля. Они и не заходили. Но несколько молодых отстали, и стая растянулась. Тогда на них наткнулись местные парни. Стали бросать камни. Подставлять подножки детенышам. Тролли не отбивались… Понимаете, капитан, добиться от тролля линейного повествования невозможно. Это скорее впечатления и эмоции. Приходится вставлять свои комментарии…

— Все нормально, Натан. Картина достаточно ясна.

Уэйн фыркнул.

— Ну и в чем проблема? Мы развлеклись немного. Тролли — просто говорящие животные…

Троллий зов приблизительно перевел. Скорость, с которой Карл ухватил Уэйна за ногу и одной рукой поднял, держа вверх тормашками, была весьма примечательна.

Мэгги улыбнулась.

— Твоя точка зрения опровергнута. Как и твои показания. Шериф, уважения в данной ситуации заслуживают тролли, а не люди.

Она склонила голову, чтобы посмотреть на перевернутого Уэйна.

— А что касается тебя, пусть тобой занимаются твои родители, в надежде на лучшее будущее.

Парень извивался в хватке невозмутимого тролля, но лишь царапал темя о землю.

— Пошли вы! Все знают про вас и ваш гребаный корабль, это в аутернете написано! Троллей любите, да?

Мэгги почувствовала, как закипает кровь. Но она спокойно ответила:

— Отпусти его, Карл.

И повернулась к кораблю, прежде чем парень с воплем боли стукнулся оземь.

Глава 56

«Бенджамен Франклин» до утра висел над Крекед-Рок.

Все ещё кипя после разговора с Уэйном — каким образом сопляк из какого-то помойного мира столько о ней узнал? — Мэгги вызвала главного механика.

— Гарри, кто у нас самый повернутый на компьютерах? Ну, ты понимаешь, какого рода человек мне нужен…

— Лейтенант Фокс, — без колебаний ответил Райан.

— Фокс. Тоби, да? Пришли его сюда.

В ожидании Фокса она изучала персональное досье. Фокс действительно был «повернутым», совсем диким. Никудышный матрос, зато с зашкаливающим IQ. Именно то, что нужно.

Когда он пришел, Мэгги сказала:

— Лейтенант Фокс, как часто вы проводите полное сканирование систем? Ищете баги, трояны и прочую хакерскую фигню?

Фокса, казалось, отвлекало присутствие Шими, которая сидела в своей корзинке на полу. Но вопрос его явно обидел.

— Капитан, технический отдел проводит чистку почти постоянно. Разумеется, мы в основном пользуемся блэковским софтом — он саморегулируется, хотя у нас, конечно, есть независимый файрвол, который…

— ПО от Корпорации Блэка. Держу пари, в Детройте мы загрузили ещё. Обновления, пополнения…

— Э… да, капитан. Как обычно.

— И я помню, что велела Гарри осмотреть корабль от носа до кормы после ремонта. В какой мере блэковские программы контролируют твен? Ответь мне как профану.

Фокс на минуту задумался, сморщив маленькое личико.

— Э… Блэк — наш главный поставщик. Его софт буквально наполняет корабль, капитан.

Мэгги подытожила:

— Призрак в машине. По-моему, информация от нас утекает, как из решета, лейтенант. Даже если мы видим течь.

Фокс, казалось, не особенно заволновался, как будто знал это и смирился.

— Да, капитан.

— Спасибо, Фокс. Кстати говоря, как продвигается перепись?

Лицо Фокса снова сморщилось, пока он искал подходящие слова. Мэгги представила, как Гарри Райан вбивает коммуникативные навыки в голову парня, который страдал болтливостью типичного ботана. Наконец Тоби лаконично ответил:

— К сожалению, она далеко не полна, капитан.

— Продолжай работать. Свободен, лейтенант.

— Есть, капитан.

Когда он ушел, Мэгги схватила кошку и усадила на стол.

— Этот тип, Джордж Абрамс, и его чертов троллий зов…

— Капитан?

— Предполагалось, что у нас военная операция. Моя операция. Не сомневаюсь, Абрамс в курсе всех попыток нашего общения с троллями.

— Я бы не сказала, что…

— Ты, наверное, тоже нашпигована жучками? Послушай, малютка. Я хочу, чтоб ты устроила мне ещё одну встречу с Абрамсами. Ясно? Не сомневаюсь, тебе это под силу.

Кошка лишь тихо мяукнула.

На следующий день Мэгги постаралась разобраться с делами в городке поскорее. Мэр, живший в нескольких переходах от Крекед-Рок, наконец явился. Он испытывал благоговейный трепет перед Мэгги, обещал усвоить полученный урок и предложил экипажу «Бенджамена Франклина» навестить поселения в соседних мирах. Это предложение Мэгги вежливо отклонила.

Она ещё раз встретилась с шерифом Кафкой. Когда он попытался извиниться, Мэгги похлопала его по спине.

— Вчера вы сделали все, что могли. Вам нужно многому научиться. А кому не нужно?..

Он благодарно кивнул.

— Счастливого пути, капитан.

И она отправилась на поиски Джорджа Абрамса.

Мэгги не могла скрыть свое намерение встретиться с ним от старших офицеров. Поэтому она не особенно удивилась, когда Джо Макензи принёс ей в каюту кофе и сел, глядя на командира пронизывающим, как рентген, взглядом.

— Конфиденциальность гарантирую.

Мэгги сказала:

— Ты знаешь, в чем проблема, Мак. Ты доверяешь Корпорации Блэка?

— В чем именно?

— Мне кажется, кто-то что-то затеял.

Мак ухмыльнулся.

Все что-нибудь да затевают. И военные ручкаются с Блэком уже много лет. Потому он и стоял на трибуне рядом с Коули, когда нас провожали.

— Да, но кто дал Блэку право постоянно следить за нами? Это военная операция, Мак. У меня такое впечатление, что даже Пентагон смотрит на выходки Блэка сквозь пальцы.

Мак пожал плечами.

— Блэк силен. Как любой армейский поставщик, начиная с эпохи Второй мировой войны. Такова реальность. Но ведь нет никаких свидетельств, что Блэк затевает недоброе? Или что ему недостает патриотизма?

— Нет, но… мне обидно, Мак. Это мой корабль и моё задание. Моё. И у меня такое ощущение, что я стою под лучом прожектора. Или, по-твоему, я чего-то не понимаю?

— По-моему, вы прислушиваетесь к внутреннему голосу, а в прошлом он вас никогда не подводил.

— Даже в том случае, когда я решила оставить кошку?

— Бывают и исключения из правил.

Глава 57

Корабли «Чжэнь Хэ» и «Лю Ян» упорно двигались к цели, находившейся за двадцать миллионов миров к востоку от Базовой Земли.

Они миновали ещё несколько беспрецедентных рубежей — десять миллионов, двенадцать, пятнадцать — и теперь пересекали необыкновенный участок Долгой Земли, этого гигантского дерева вероятностей, чьи веточки и листочки представляли собой целые группы миров; теперь они достигли ветвей, на которых «росли» Земли, совершенно не похожие на Базовую. Невозможно стало полагаться даже на атмосферу тех миров, которые они посещали. Уровень кислорода значительно менялся от такой высокой концентрации, что неприятные сюрпризы в виде самопроизвольного возгорания мокрой растительности не позволяли расслабляться, до легчайшего напоминания о себе (и суша на поверхности гарцующих континентов была гораздо менее зеленой). Ещё одну незаметную опасность, как узнала Роберта, представляла собой слишком высокая концентрация углекислого газа, в конечном счете смертельная для человека.

И на большинстве этих Земель жизнь не особенно давала о себе знать. Они обнаружили целые вереницы миров, где земля была совершенно голой — видимо, её так и не колонизировали морские растения, не говоря уже о визитах двоякодышащих рыб. Однообразные, одинаковые, унылые миры плыли мимо, день за днем, не меняясь даже при огромной скорости, которую развивали корабли.

Унылые или нет, но Роберта была очарована разворачивавшимися перед ней панорамами суши, моря и неба, которые она видела сквозь иллюминаторы обсервационного салона, и заинтригована беглыми взглядами на миры, где они останавливались, чтобы взять образцы. Впрочем, спускаться на поверхность этих опасных Земель ей не разрешали. Но что-то в душе Роберты, слабое и достойное презрения, в ужасе сжималось от непрерывного потока странностей. В конце концов, отсюда даже Ледяной пояс — череда холодных миров, в число которых входила и Базовая Земля — казался совсем узким, маленьким и очень далеким; он покрывал не более одного процента того огромного пространства, которое они прошли.

Роберта проводила ещё больше времени наедине, в своей каюте, пытаясь осмыслить поток информации, нахлынувший на неё. Или она сидела с троллями в обсервационном салоне, слушая их тихое пение, пусть даже из-за этого её сторонились остальные члены экипажа, даже лейтенант By Юэ-Сай, но только не верный Жак Монтекьют.

Жак с опасениями наблюдал за Робертой. Он даже ощутил укор совести — возможно, экспедиция оказалась девочке не по силам. Она испытала ужас Долгой Земли. Ведь Роберте не исполнилось и шестнадцати. Самый масштаб происходящего мог ошеломить её, и неважно, насколько она была умна.


6 июля 2040 года китайские корабли достигли своей номинальной цели — Востока-20000000, мира, который оказался непривлекательным, бесплодным, заурядным. Они сложили каменную пирамидку с табличкой, сделали несколько фотографий и собрались в обратный путь.

Капитан Чен собрал старших членов экипажа и гостей в обсервационном салоне «Чжэнь Хэ», чтобы отпраздновать торжественный момент. Тролли спели новую песню, которой шутки ради их обучил Жак, — «Китаянку». Чень даже в кои-то веки дозволил спиртное. Но Жак посоветовал Роберте обойтись без знакомства с шампанским. Та без всякого сожаления принялась за апельсиновый сок.

Лейтенант By Юэ-Сай, в полной форме, миловидная и аккуратная, взяла девочку под руку.

— Я многое узнала вместе с тобой, мой товарищ по открытиям.

К ним подошел капитан Чень.

— О да. И, не сомневаюсь, мы узнаем ещё больше во время обратного пути на Базовую. Столько миров, которые нужно снова навестить и взять образцы. Двадцать миллионов Земель!

Роберта задумалась.

— По-моему, гораздо лучше будет, если я проведу это время, осмысляя информацию, которую я уже успела собрать.

— «Осмысляя информацию»! Неужели тебе больше ничего не хочется? — спросил капитан Чень, глядя ей в лицо.

С точки зрения Жака, он был порывист, в чем-то похож на ребенка — и капитана явно раздражало бесстрастие Роберты, её нежелание смеяться над его шутками. Видимо, без этого он не чувствовал полного триумфа.

— Ты, конечно, умница. Но какая же ты надутая. Умная, да. Но неужели ты думаешь, что лучше нас, простых смертных? «Человек превосходящий» — вот кем ты себя считаешь? Может быть, нам расступиться перед тобой?

Роберта не ответила.

Чень протянул руку и провел пальцем по её щеке. Палец оказался влажным.

— А если так, отчего ты плачешь?

Роберта убежала.


До конца дня она не появлялась в обсервационном салоне.

Незадолго до полуночи, уже готовясь ко сну, Жак постучал в дверь её каюты.

— Роберта?

Ответа не было. Он прислушался, и до него донеслись рыдания. Капитан Чень неофициально выдал Жаку ключ на случай необходимости. И вот он вставил карточку в замок и открыл дверь.

Комната была так же аккуратно прибрана, как обычно, над столом горела одна-единственная лампа, освещая записи, несколько бесценных печатных книжек, тетради. Графики на стене, изображающие путь кораблей по Долгой Земле. Ни фотографий, ни рисунков, ни игрушек, ни сувениров, не считая научных образцов. Ничего такого у Роберты Голдинг не водилось.

Босиком, в футболке и спортивных штанах, Роберта свернулась клубочком на койке, лицом к стене.

— Роберта?

Жак подошел. Роберта лежала среди скомканных платочков — она, видимо, плакала уже долго. И на виске у неё виднелись синяки. Жак уже и раньше их видел — Роберта била себя, словно пытаясь изгнать ту часть своей натуры, которая плакала по ночам. А он-то думал, что она уже переросла эту привычку.

— Что случилось? Ты расстроилась из-за того, что сказал капитан Чень?

— Этот идиот? Ну нет.

— А что тогда? О чем ты думаешь?

— О кенгуру.

— О чем?

— О тех животных, помеси рептилий и млекопитающих, которых мы встретили на Востоке два миллиона двести тысяч…

— Да, я помню.

— Они обречены на уничтожение. Из-за климатической катастрофы. Может быть, их уже нет. Они стерты с лица земли…

Жак представил, как день за днем в голове девочки крепла эта ужасная мысль. Он сел на койку и коснулся плеча Роберты. По крайней мере, она не отстранилась.

— Помнишь уроки литературы у Боба Йохансона?

Роберта шмыгнула носом, но плакать перестала.

— Я знаю, какую цитату ты имеешь в виду.

— Тогда скажи.

— «О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе…»

Он продолжил:

— «…и считать себя царем бесконечного пространства…»

— «…если бы мне не снились дурные сны», — прошептала Роберта.

Жак понимал, каково ей. Он и сам иногда себя так чувствовал, когда просыпался посреди ночи, в три часа, когда мир кажется пустым и лишенным приятных иллюзий. Когда человек сознает, что он — жалкая пылинка в беспредельной вселенной, пламя свечи в пустом зале. К счастью, в конце концов всегда встает солнце, начинают суетиться люди, и ты продолжаешь заниматься той ерундой, которая отвлекает от мыслей о реальности…

Проблема с Робертой Голдинг заключалась в том, что девочка была слишком умна, чтобы отвлечься. Для неё утро не наступало никогда.

— Хочешь посмотреть фильм с Бастером Китоном?

— Нет.

— А как насчет троллей? Рядом с ними грустить невозможно. Пойдем глянем, как там они?

Нет ответа.

— Ну же, — настаивал Жак.

Он поднял Роберту, набросил ей на плечи одеяло и вывел в обсервационный салон.

Там дежурил единственный член экипажа — он читал книжку. Кивнув Жаку, он отвел взгляд. Тролли дремали, сгрудившись на носу. Детеныши и большинство взрослых спали. Трое или четверо негромко напевали о том, что сегодня не стоит надевать красное, потому что этот цвет носит моя малышка… Глупая, но красивая песенка, с безыскусными многочастными гармониями. Члены экипажа предпочитали держаться от троллей подальше. Ну или это тролли ненавязчиво сохраняли дистанцию. Но Жака и Роберту они принимали охотно.

Жак и Роберта сели на ковер и прижались к теплым и пушистым животам. Окутанные густым запахом мускуса, они чувствовали бы себя как дома, на Мягкой Посадке, если бы не странные пейзажи за окном.

— Ничего особенно утешительного, — сказала Роберта, отворачиваясь. — Просто бессмысленное животное тепло.

— Знаю, — ответил Жак. — Но других вариантов нет. А теперь постарайся заснуть.

Глава 58

Встреча с Джорджем Абрамсом состоялась всего лишь через пару дней после разговора с кошкой, и Мэгги не особенно удивилась. Они условились встретиться чуть дальше на Западе, в тамошней версии Техаса, в поселке под названием Искупление, удачно расположенном на пути в Вальгаллу, куда стягивались все твены, задействованные в операции «Блудный сын», чтобы окончательно решить вопрос с мятежниками, составившими Декларацию независимости.

Искупление оказалось довольно большим поселком и весьма развитым — с лесопилкой, не знавшей ни одного несчастного случая со смертельным исходом, как гласил рекламный щит. Мэгги не сомневалась, что местные уже зарегистрировали свой город в соответствующем бюро и, разумеется, не стали бы первыми тревожить «Франклин». Она радостно приказала команде отдыхать, но прежде убедилась, что Натан Босс держит ухо востро.

Мэгги принялась ждать. Она даже спросила у Шими:

— Так, ну и где Абрамсы?

Кошка негромко отозвалась:

— Вы не найдете Джорджа Абрамса. Он сам найдет вас.

Через пару часов пришло сообщение от дежурного офицера. Возле пандуса ждал автомобиль.

Он напоминал британские «Роллс-Ройсы», хотя из-под капота поднимались завитки пара. Возле открытой дверцы стоял мужчина в черном, похожий на шофера из богатого дома.

В машине, когда Мэгги села, оказался Джордж Абрамс. Отчего-то он выглядел крупнее, чем она помнила, и внушительнее… нет, моложе.

Он улыбнулся, когда машина тронулась.

— Машина принадлежит ресторану.

— Какому?

— Увидите. Очень стильно, как по-вашему? Пусть даже это лимузин в духе стимпанка… вы в порядке, капитан?

— Извините. Но вы как будто выглядите… младше.

Абрамс улыбнулся и шепотом ответил:

— Это все видимость, как мы с вами оба прекрасно знаем.

Мэгги сочла, что его слова звучат немного зловеще, и у неё включилась паранойя. Она порадовалась, что, прежде чем покинуть твен, сунула в карман локатор.

— Даже не верится, что вы задумали похищение. Должна предупредить, что мой корабль…

— Не надо мелодраматизма, капитан. Мы уже почти приехали. Город не так уж велик. Как и большинство поселений на Долгой Земле. Иногда мы забываем, насколько все тут ново. День перехода случился всего поколение назад…

Мэгги с облегчением обнаружила, что они действительно остановились возле ресторана. Она была поражена его убранством — много камня и дерева, в обычном колониальном духе, но очень изящно. Очевидно, какой-то многообещающий предприниматель понял, что даже в дебрях Долгой Земли людям иногда хочется шика.

И вино оказалось превосходное.

Сидя с Абрамсом за столиком на двоих, Мэгги иронически подняла свой бокал.

— За кого я пью? Кто вы, мистер Абрамс? Неужели я ужинаю с Корпорацией Блэка?

— В общем и целом капитан Кауфман, ответ отрицательный. Хотя я действительно сотрудничаю с Корпорацией и действую через неё — ну, как я вам и говорил. Лично я предпочитаю считать, что работаю на благо человечества. И на благо троллей. Два прекрасных вида, разделенные глупостью. Вот почему, капитан Кауфман, я обратил на вас внимание — я и кое-кто ещё.

Мэгги разозлилась, вдруг почувствовав себя мишенью.

— Кто ещё? Дуглас Блэк?

— Разумеется, Дуглас Блэк. Капитан, считайте себя ценным долговременным вложением. Одним из нескольких.

Кипя гневом, она не ответила.

Абрамс продолжал:

— Вы оправдали надежды, которые я питал.

— Какие надежды? Когда?

— Когда в ваше распоряжение предоставили этого красавчика, «Бенджамена Франклина», несмотря на довольно неоднородный официальный послужной список. Пожалуйста, не обижайтесь, если я скажу, что без моей невидимой руки здесь не обошлось. Одному из членов совета не понравилось, как откровенны вы относительно вашего атеистического воспитания, у другого до сих пор допотопные взгляды на женщин, занимающих командные посты…

— Просто не верится, что вы повлияли на адмирала Дэвидсона.

— Вовсе нет. Но он нуждался в поддержке совета. В любом случае даже в недрах Пентагона можно потянуть за определенные нити. Хотите ещё выпить?

— Значит, мной манипулировали.

— А что касается вашего обращения с троллями — вы знаете, что сами уже фигурируете в долгом зове? «Женщина, которая позволяет троллям летать».

— Манипуляция, — повторила Мэгги. — Иными словами, моя жизнь и карьера — результат манипуляций. Ну и что я должна чувствовать? Благодарность?

— Нет, не манипуляция. Просто… вас выдвигали на нужное место. За вами оставался выбор — принять предложенную возможность или нет. В конце концов, даже в рамках вашей миссии вы, как капитан твена, достаточно независимы. Вы сами принимаете решения. Ваш характер — это ваш характер, вы такая, какая есть. Блэк, и я, и адмирал Дэвидсон — мы полагаем, что самым умным и лучшим нужно давать полную свободу действий. Ограничения были бы сродни предательству. Разумеется, за вами наблюдали. В эпоху высоких технологий за всеми наблюдают. Ну и что? А что касается так называемых манипуляций… мы, то есть человечество, столкнулись с огромными трудностями, с неведомым и непостижимым будущим. Лучше, если люди доброй воли будут работать вместе, не так ли? Послушайте, капитан Кауфман, вам необязательно как-то менять отношение к работе, когда после нашего разговора вы вернетесь на корабль. Более того, я надеюсь, что ничего не изменится.

— Я ведь не могу отказаться, так?

— А вы бы отказались, если бы могли?

Она не ответила.

— Вы не скажете мне, кто вы такой?

Абрамс задумался.

— Этот вопрос, по сути, не имеет смысла, дорогая моя. Итак, что закажем?


Когда лимузин привез её обратно, высадив неподалеку от «Франклина», Мэгги с удовольствием заметила силуэт Карла, стоявшего возле пандуса. Когда она подошла, он отдал честь — довольно ловко. И она, разумеется, его похвалила.

Было уже поздно, на корабле царил порядок, и, ненадолго заглянув на мостик, Мэгги отправилась к себе в каюту. Кошка свернулась на полу возле койки. Она мурлыкала во сне — если, конечно, спала.

Джордж Абрамс. Мэгги, разумеется, подозревала, что это ненастоящее имя. Дуглас Блэк. Нити, за которые потянули… точнее, дернули. Мэгги Кауфман была марионеткой. И мало что могла сделать, кроме как смириться. Ну или найти способ и обратить необычное «партнерство» к собственной выгоде.

Мэгги легла спать, не потревожив кошку.

Глава 59

Лобсанг любил поговорить — и послушать тоже, если собеседник был достаточно смышлен. За то время, что они провели вместе, пересекая последовательные версии Тихого океана, по пути в Новую Зеландию, Нельсон понял: Лобсанг в состоянии узнать всё, что стоит знать. Он пытался представить, как чувствует себя Лобсанг, когда синхронизирует свои разнообразные итерации — как будто, метафорически выражаясь, все они встретились в большой комнате и разговаривают одновременно, с лихорадочной быстротой делясь впечатлениями.

В итоге путешествие прошло для Нельсона довольно приятно. Оказалось, он мог даже позабыть на время о том, что Лобсанг и непонятные сущности, стоявшие за ним, смотрели на него как на «ценное долговременное вложение» — одно из многих, как догадывался Нельсон. Загадочное сообщество предполагаемых союзников, чьи имена, скорее всего, должны были навсегда остаться для него тайной.

Впрочем, как и все путешествия, их полёт пришел к концу — спустя шестнадцать дней после того, как они покинули Вайоминг.


Нельсон бывал в Базовой Новой Зеландии много раз. А в этом отдаленном мире, в семистах тысячах переходов к западу от Базовой Земли, Страна Долгих Белых Облаков была практически не населена, и её зеленые горы и кристальные небеса оставались девственно чисты, представляя собой роскошный вид с воздуха.

Твен, продолжая движение на запад, удалялся от береговой линии в море. Наконец он остановился над маленьким островком, похожим на желто-зеленый значок на груди Тасманского моря.

— И что? — спросил Нельсон. — Что мы тут ищем?

— Посмотрите вниз, — посоветовал бестелесный голос Лобсанга.

— Что-то на острове?

— Это не остров…

Сквозь превосходный телескоп Нельсон увидел кучки деревьев, и пляж, и двигавшихся животных, похожих на лошадей и слонов… даже карликового жирафа. Потрясающая смесь. А самое удивительное, там были даже люди. Вода у кромки берега слегка бурлила, в ней явно кишела жизнь.

И за островом тянулся кильватер.

— Это не остров, — наконец сказал Нельсон. — Кажется, он живой.

— В точку. Сложный, структурный, кооперативный организм, многосоставное живое существо, которое движется на северо-восток, словно намереваясь пересечь Тихий океан…

— Живой остров! — Нельсон рассмеялся, ощутив непонятный восторг. — Старая легенда ожила. Когда святой Брендан пересекал Атлантику, ему довелось высадиться на спину кита. Если не ошибаюсь, это произошло в шестом веке. Подобные истории есть в греческом бестиарии второго века, в «Тысяче и одной ночи»…

— И вот живой остров перед вами. Нельсон, познакомьтесь со Вторым Лицом Единственным Числом.

Нельсон вздрогнул, хотя он и слышал об известном открытии Джошуа Валиенте.

— И что теперь?

— Мы отправимся в гости.

— Мы?

Дверь в общую каюту открылась, и вошел Лобсанг — бритоголовый, в оранжевом одеянии. На первый взгляд тот же самый Лобсанг, с которым Нельсон познакомился в Вайоминге.

Нельсон спросил:

— Это и есть ваш передвижной модуль?

— Притом абсолютно водонепроницаемый. Идемте.

Они отправились на корму, к люку, сквозь который Нельсон поднялся на борт в начале путешествия.

— Кстати, внизу мы будем в полной безопасности, — сказал Лобсанг. — Даже если вам захочется поплавать рядом с «островом».

— Вы с ума сошли? Я уже бывал в здешних водах. Акулы, ядовитые медузы…

— Не волнуйтесь.

Лобсанг нажал на кнопку, и из какого-то ящика появилась маленькая шлюпка. Она живо надулась и закачалась на лебедке над открытым люком.

— Я уже много раз посещал этот праздник жизни и могу вас заверить, что волноваться не о чем. Ну же, пойдемте знакомиться.


Через пять минут они уже выбирались из шлюпки на панцирь Второго Лица Единственного Числа. Впрочем, ощущение было, что они поднимались по песчаному пляжу. «Земля» под ногами Нельсона оказалась твердой, словно этот «остров», как любой другой, уходил корнями в каменистую плоть земли.

Он окинул взглядом берег, усыпанный разбитыми раковинами и кое-где поросший лесом. Дул свежий ветерок; в этом полушарии заканчивалась зима. Пахло солью, песком, водорослями, из глубины острова доносился теплый и влажный аромат растительности. Запахи и цвета, синева неба и моря, зелень деревьев просто ошеломляли глубиной и яркостью.

— Похоже на остров Робинзона Крузо.

— Да. Только подвижный. И посмотрите-ка…

Небольшой участок земли — часть огромного панциря — осторожно приподнялся, как раскрывающийся люк, и изнутри, по лестнице, с улыбками появились десятка полтора человек. Всех возрастов. Они были обнажены и загорелы, как атлеты. На Нельсона уставились несколько ребятишек.

Одна из женщин, с красным цветком в волосах, шагнула вперёд и, продолжая улыбаться, произнесла на хорошем английском, хоть и со странным акцентом:

— Добро пожаловать. Какие новости? Пожалуйста, мистер, пожалуйста, нет ли у вас табачку, пожалуйста.

Лобсанг милостиво улыбался.

Нельсон с трудом выговорил:

— Кто все эти люди?!

— Ну, поскольку Второе Лицо, заблудившись, видимо, некогда забрело в океаны Базовой Земли, — сказал Лобсанг, — по крайней мере некоторые из её пассажиров, я подозреваю, являются потомками экипажа «Марии Селесты».

Нельсон не знал, шутит Лобсанг или нет. Но суть он уловил.

Вскоре он уже смущенно сидел в кругу весьма заинтересованных и абсолютно голых людей, которым очень хотелось знать, что происходит на Базовой Земле. Они устроились рядом с импровизированным очагом — огонь разожгли на плоской каменной плите, несомненно памятуя о болевых рецепторах на спине у «острова», — и Нельсон тихонько напомнил Лобсангу, что святой Брендан вынудил кита погрузиться, когда неосторожно развел костер.

Язык островитян представлял собой креольский, составленный из разных европейских языков, с преобладанием английского, и понять его было несложно. Нельсон рассказал все, что вспомнил, о недавних событиях на Базовой. Островитяне улыбались и слушали — добродушные, чисто выбритые, откормленные, полностью нагие. Когда он сделал паузу, к столу подали половинки кокосовых орехов, полные молока.

Лобсанг сказал Нельсону, что во время предыдущих визитов сумел установить прямой контакт с самим «островом», который во многих отношениях оказался похожим на Первое Лицо Единственное Число. Каким образом он установил контакт, Лобсанг умолчал. Это существо несло на себе примерно сотню пассажиров. Некоторые оказались здесь в результате кораблекрушения или природной катастрофы — и оставались до конца жизни, ну или дожидались конца «цикла», как выражался Лобсанг, имея в виду отрезок времени, в течение которого этот доброжелательный кракен описывал очередной круг. В процессе люди могли высадиться на какой-нибудь берег и сделать его своим домом.

Но, разумеется, судя по детям, которые сидели напротив и рассматривали гостя с откровенным любопытством, маленькое сообщество было само по себе жизнеспособным. Здесь рождались люди, а некоторые проводили всю жизнь и умирали, ни разу не сойдя со спины этого терпеливого существа. Они не видели ничего странного в своем кочующем доме и образе жизни, и только в разговорах с Лобсангом Нельсон начал понимать, в чем дело.

— Этих людей кормят и оберегают, — сказал Лобсанг. — Все живые существа по соседству со Вторым Лицом крайне добродушны. Как будто она окружена аурой взаимного доверия. Конечно, ей нужно питаться, и время от времени она глотает случайную рыбку, но Второе Лицо Единственное Число не причиняет ненужного вреда — и не позволит его причинять — никаким высшим существам. В частности, людям.

— Если животное такого размера окажется в районе транспортных путей, особенно на Базовой, могут возникнуть проблемы.

— О да. Но эти существа — я называю их транспортерами — обычно достаточно умны и держатся подальше от Базовой. Несколько я понимаю, Второе Лицо заблудилось — оно подошло слишком близко к Базовой, может быть, даже побывало на ней. И сейчас оно пытается добраться до места, которое я перевожу как «убежище». Что любопытно, оно находится вблизи залива Пьюджет. Когда мы улетим отсюда, я оставлю здесь свою копию, чтобы направить Второе Лицо в безопасное место. Большинство её сородичей, например Первое Лицо Единственное Число, обычно обитают гораздо дальше от Базовой Земли. Не исключаю, что там своего рода центр Долгой Земли…

— В отчетах о существе, которое исследователи с «Марка Твена» — то есть, видимо, вы — назвали Первым Лицом Единственным Числом, говорится, что оно бороздит Долгую Землю, совершая нечто вроде проверки. Критический анализ, так сказать.

— Во всяком случае, неплохая версия. Есть разные виды этих существ, хотя и не такие огромные и устрашающие, как Первое Лицо Единственное Число. Кстати, не у всех есть панцирь, похожий на раковину. Сами по себе они — организмы-колонии, как свидетельствуют моряки с военных португальских судов, но они растут и увеличиваются, собирая образчики на море и на суше. Одни, как вы видите, принимают пассажиров, другие их ассимилируют, как делает Первое Лицо. До некоторой степени они разумны. Разумеется, разум предполагает цель.

— Какую?

Лобсанг пожал плечами — капельку неестественно.

— Быть может, они коллекционеры. Современные Дарвины, которые собирают интересные образцы. Для чего? В научных целях? Чтобы населить какой-то гигантский зоопарк? Просто из эстетических потребностей? Вы увидите, что большинство животных здесь примерно одного веса и размера — нет синих китов и почти нет мышей и крыс. Как будто их намеренно отбирают. Но, возможно, я вижу слишком узко. Мне показалось, что единственной целью Первого Лица Единственного Числа было учиться и расти — и эту цель разделяют все мыслящие существа. Но, допустим, она — исключение…

Вне зависимости от цели, островитяне явно считали сделку выгодной, насколько понимал Нельсон. Если верить Лобсангу, живой дом заботился о них, даже когда считал необходимым погрузиться: тогда он впускал своих пассажиров, людей и животных, в полные воздуха камеры внутри панциря.

— Впрочем, он погружается редко, — сказал Лобсанг. — Вредно для растительности, не говоря уже о верхнем слое почвы. Похоже на бесконечный круиз, правда?

— Хм, «Титаник» без айсберга.

— Приятная компания, много еды, время от времени лакомство в виде устриц или случайного тюленя — кстати, дельфинов они не едят, Нельсон. И много секса.

Нельсон и сам об этом догадался по пристальному вниманию, которое обращали на него молодые женщины.

— А как же люди?

— Нельсон, в страдающих перенаселенных мирах миллиарды сочли бы благословением оказаться на этом живом острове.

Нельсон фыркнул.

Лобсанг пристально взглянул на него.

— Кажется, вам что-то не нравится. Дорогой мой Нельсон, я вижу это в вашем взгляде и выражении лица. Вы, мой друг, пуританин, и то, что вы видите, вселяет в вас ужас. По-вашему, люди не могут так жить — недостаток борьбы за существование кажется вам отвратительным, правда? В том-то, подозреваю, и кроется корень вашего подозрительного отношения к Долгой Земле. На ней слишком легко живется. Вы считаете, что человечество всегда должно устремлять взгляд к звездам, бороться, учиться, расти, совершенствоваться, бросать вызов бесконечному…

Нельсон посмотрел на Лобсанга, который оставался бесстрастным, с небольшим лишь намеком на юмор. Где начинался человек и заканчивался компьютер?

— Вы чертовски проницательны.

— Я принимаю это как комплимент.

Глава 60

Они несколько дней провели на живом острове.

Это было довольно приятно, хотя у Нельсона никак не получалось расслабиться в окружении лотофагов — возможно, Лобсанг не ошибся, сказав, что у него душа пуританина. Невинность пассажиров Второго Лица пробуждала в Нельсоне то ли учителя, то ли пастыря.

Островитянам не хватало сырья, но у них был некоторый запас кусочков кремня, обсидиана, металла, явно доставшихся от предков — жертв кораблекрушения. Они обращались с камушками и железками как с игрушками, амулетами, украшениями. Поэтому, принеся кое-что с твена, Нельсон научил их базовой металлообработке. В том числе как тянуть проволоку, чтобы пополнить скудный запас рыболовных крючков. Он даже оставил инструкции по сборке детекторного приемника, в надежде, что однажды они воспользуются ею и выйдут на связь с другими людьми, которых занесет в этот мир.

Островитяне кивали, улыбались, аплодировали, когда Нельсон собирал замысловатые детали, а оставшимися кусочками проволоки украшали волосы.

Некоторое время Нельсон посвятил прогулкам в джунглях, как он их называл, — небольшому лесу на краю панциря. Лес пышно рос, несмотря на периодические погружения, и представлял собой эклектическую смесь растений, от папоротников до эвкалиптов, которая больше напоминала ботаническую коллекцию, чем нечто естественное. Многие растения Нельсон просто не узнавал. А что касается животных, Лобсанг не ошибся — примитивный отбор действительно шёл в зависимости от размера и массы тела. Здешние слоны напоминали мамонтов с загнутыми бивнями и косматой оранжево-бурой шерстью, но они были карликами, не выше пони, и очень робкими.

Нельсону пришел в голову ещё один вопрос: сколько лет Второму Лицу? Как долго это существо плавало по морям Долгой Земли? Как знать — не нашел бы он, покопавшись в лесу или спустившись в камеры под панцирем, скелеты доисторических животных, например стегозавра?

Но даже Лобсанг не мог ответить на этот вопрос.


На четвертый день, когда Нельсон бродил по джунглям, углубившись в собственные мысли, его догнала Касси — женщина с алым цветком в волосах. Именно она попросила табачку, когда он прибыл.

Он уже знал, чего Касси хочет. Нельсон пытался избегать её взгляда, но под шепот моря она загнала его в угол.

— Мистер Лобсанг говорит, вы грустите. Вам не хватает любви…

Эти слова повисли в воздухе, и Нельсон буквально услышал грохот, с которым столкнулись две системы ценностей у него в голове. Да, он действительно был пуританином; всякий мальчик, воспитанный матерью Нельсона, с её представлениями о Боге, вырос бы именно таким. Он общался с женщинами, некогда даже завел подружку, с которой они достигли «взаимопонимания», как говорили в те времена, но…

Но островитяне жили иначе. Нельсон видел здесь признаки устойчивых отношений, похожих на брак, но среди молодежи нравы были вольные. В конце концов, все друг друга знали — совсем как в приходе Святого Иоанна на Водах — и проявляли снисходительность, оберегая свой мирок.

И потом, как сказал Лобсанг, островитянам не помешал бы приток свежих генов от заезжих путешественников. Нельсон был буквально обязан принять предложение Касси.

— Немножко покувыркаемся, мистер Нельсон!

Она улыбнулась, засмеялась и подошла ближе.

И вдруг он поддался влиянию минуты, рациональная часть сознания словно растворилась, и бремя сорока восьми лет свалилось с плеч. Мир был полон света и красок, синевы и зелени, Нельсон чувствовал запах моря, растений, животных, морской соли на теле женщины, которая подошла ближе и коснулась губ кончиками пальцев — и тогда он ощутил её вкус…

Никто их не видел. Кроме Лобсанга, наверное.

Впоследствии Нельсон старался не заходить в джунгли. И никогда больше не оставался наедине с Касси.


На пятый день они вернулись на корабль, следовавший в кильватере за Вторым Лицом, чтобы помыться и переодеться.

Лобсанг и Нельсон сидели рядом в гондоле, в привычной европейской одежде, которая теперь казалась неудобной и тесной. Живой остров плыл под ними — красивый, плодородный, странный. Словно созданный, чтобы смотреть на него с воздуха.

— Мы так и не обсудили, зачем вы заставили меня составить вам компанию, Лобсанг.

— Заставил?

— Вы сказали, что игр больше не будет. Цепочка подсказок, которой я следовал до конца, была, по сути, призывом. Теперь вы показали мне «транспортер»…

— Как пример удивительного плодородия — или изобретательности — Долгой Земли.

— Зачем? Зачем вы меня сюда привезли, зачем показали этот остров?

— Я считаю, что ваш ум способен оценить теорию, которую я вынашиваю со времени открытия Долгой Земли.

— Какую теорию?

— О вселенной… человечестве… назначении Долгой Земли. Пока — чисто умозрительно, но очень важно. Хотите послушать?

— По-вашему, я могу не захотеть? Или попытаться вам помешать?

— Преподобный Азикиве, я невосприимчив к сарказму. Это особенность моих внутренних установок. Подумайте лучше вот о чем. Долгая Земля спасет человечество. Теперь, когда мы распространились по последовательным мирам, даже гибель целой планеты и возникновение новой Дыры не уничтожат людей полностью. Воистину, как скажут некоторые, Долгая Земля открылась очень вовремя. Иначе мы бы просто прикончили друг друга. Вскоре люди бы уже рылись, как шимпанзе, в развалинах цивилизации и сражались за остатки ресурсов. А вместо этого мы, недостойные обезьяны, внезапно получили доступ к множественным мирам — и пожираем их с невероятной быстротой.

— Не все мы. Ваши островитяне ведут пассивный образ жизни и, похоже, никому не причиняют вреда. И на Долгой Земле есть множество бродяг — стригалей, как их называют, — и они тоже никого не беспокоят.

— Но посмотрите на нынешнюю ситуацию с троллями — милыми, услужливыми, доверчивыми, которых люди просто обязаны покорить, поработить, убить. Посмотрите на напряжение в связи с Вальгаллой и её тихим мятежом. Я не позволю тебе жить своей жизнью, даже в миллионе миров от меня. Я должен обложить тебя налогами и контролировать!

Нельсон осторожно произнес:

— Лобсанг, вы намерены что-то сделать? Из всех существ, которые мне известны, только вы один обладаете достаточной властью…

— Да, — резко перебил Лобсанг. — На самом деле вы, быть может, не вполне сознаете масштаб моих талантов. У меня человеческая душа, но, кроме того, я намного совершеннее и протяженнее — извините за выражение, я практически вездесущ. Прямо сейчас одна из моих копий направляется в скопление комет на краю Солнечной системы. Нельсон, я внутри облака Оорта!

— О господи.

— Агнес так смеялась… жаль, что вы не видели. Послушайте, Нельсон, я повсюду, но я не Бог — и я не вмешиваюсь. Я не верю в вашего Бога — подозреваю, что и вы не верите. Но, полагаю, вам необходимо думать, что вселенная подчиняется некоему замыслу — замыслу, который придает всему смысл и значение.

— Какому замыслу?

— Пускай я не Бог, но у меня божественные перспективы. Долгая Земля дала человечеству иммунитет против планетарных катастроф. Но она не сделала людей неуязвимыми перед лицом времени. Я мыслю в широком временном масштабе, Нельсон. Принимаю в расчет будущие эпохи, когда наше солнце — и прочие солнца Долгой Земли — погаснут, темная энергия расширится и произойдет Большой Разрыв. Атомы оторвутся друг от друга, и возникнет новый Гиннунгагап…

— А, первичный хаос, существовавший до сотворения мира. «Не было ни песка, ни моря, ни бушующих волн, ни земли ещё не было, ни неба над ней…»

— «Был только Гиннунгагап, и трава нигде не росла», — закончил Лобсанг и кивнул. — «Прорицание Вельвы». Я его хорошо помню.

— Скандинавская мифология и тибетская метафизика. Интересная смесь.

Лобсанг помолчал.

— Человечество должно прогрессировать. Такова логика нашей конечной вселенной: мы должны подняться навстречу трудностям, если не хотим пасть их жертвой. Вы это сами понимаете. Но, несмотря на потенциал Долгой Земли, мы не прогрессируем, а просто наслаждаемся уютом и становимся многочисленнее. В основном потому, что понятия не имеем, что делать со всеми этими просторами. Возможно, придут иные, которые будут мудрее.

— Иные?

— Да. Подумайте. Мы считаем себя мудрецами, но каким был подлинный Homo sapiens? Как бы он поступил? Разумеется, он в первую очередь берег бы свой мир — или миры. Он смотрел бы на небо в поисках иных разумных существ. Смотрел бы на вселенную в целом и раздумывал о её усовершенствовании.

Нельсон задумался.

— Значит, вы считаете, что цель мироздания — чтобы люди вышли за рамки своего нынешнего состояния и исполнили великий замысел? Вы серьезно? Вы правда полагаете, что в обозримом времени следует ожидать появления какого-то нового вида?

— Согласитесь, это не исключено. И логично. Нельсон, нам многому нужно учиться — многое открывать, многое делать. Мы об этом уже говорили. Вы оставили свой приход и ищете новую дорогу, новую точку средоточия. Я знаю, вы задаете те же вопросы, что и я. Что может быть лучше, чем работать вместе? Я очень нуждаюсь в поддержке, Нельсон. Я вижу, как переворачивается мир. Но в человеческую душу заглянуть не в силах. Кстати, как вы себя чувствуете? Вы достаточно здесь повидали?

Нельсон улыбнулся.

— Давайте погостим ещё немного. Никогда не стоит спешить с прощаниями.

Глава 61

Поскольку путешествие не приносило результатов, Билл для разнообразия стал чаще останавливаться в тех мирах, которые, по его словам, стригали называли «алмазными». Эти миры, в противоположность Джокерам, были чем-то особенно привлекательны.

Запад-1176865. Он лежал вблизи Пояса Вальгаллы — череды миров на побережье Американского моря. Но Великий Каньон здесь залила поднявшаяся река — впечатляющее зрелище, как подумал Джошуа, глядя сверху. На краю каньона недаром стояли палатки туристов.

Запад-1349877. Мир со странной, буквально неземной экологической системой. Вполне знакомые животные жили в окружении зеленых причудливых существ, которые ползали и извивались, бросая вызов классификации. Ни животные, ни растения — горки слизи, состоящие из множества разнообразных форм жизни.

Ни один биолог не исследовал этот мир. Бывавшие там стригали шепотом говорили об Огромном Боге — гигантском мифическом пришельце, который рухнул наземь сотни тысяч лет назад, оставив груды плоти, костей и жира, из которых и произошли эти организмы, потомки паразитов или, возможно, каких-то эквивалентов желудочных бактерий. Кишащее разнообразие странных форм жизни пугало Джошуа и в то же время радовало. Как будто чего-то недоставало и ему не суждено было узнать, чего именно.

И каким-то образом он пришел к ответу.


До него дошло во сне. Джошуа резко сел в темноте, а потом выскочил в общую каюту (она же камбуз, она же обсервационный салон) и уставился в стенку.

— Я понял…

Ответа не было, и он забарабанил по тонкой перегородке, за которой спал Билл.

— Я понял!

— Блин, что ты понял, псих?

— Я знаю, где Салли. Она оставила мне подсказку, вольно или невольно. Точнее, не оставила, а забрала!

Билл подавил зевок.

— Что конкретно?

— Кольцо, Билл. Кольцо. Золотое, с сапфирами. То, которое я принёс с собой и повесил на стенку. Оно пропало, Билл. Я не знаю, как и когда Салли проникла сюда. Понятия не имею, давно ли исчезло кольцо. Она, наверное, животик надорвала со смеху.

— Кольцо. Кольцо, блин. Джошуа, тебе понадобилось меньше месяца, чтобы это сообразить. Ну и куда мы теперь?

— На Запад-1617498. В Прямоугольники.

— Прекрасно. Выдвинемся утром и будем на месте через три дня. А сейчас можно я ещё посплю?

Глава 62

Готовясь двинуться на Вальгаллу, корабли, участвующие в операции «Блудный сын», собрались за сотню миров от цели и, точь-в-точь низкие облака, нависли над пустынным побережьем тамошнего Американского мира, в полутора миллионах переходов от Базовой Земли.

Когда «Бенджамен Франклин» занял свое место, Мэгги тут же передали привет с показавшегося на горизонте «Авраама Линкольна». Капитан «Линкольна» сообщил, что на борту присутствует адмирал Дэвидсон, командующий американскими ВВС на Долгой Земле, который желает видеть капитана Кауфман лично. Корабли сблизились и приземлились. Мэгги переоделась и стала ждать адмирала в своей каюте.

Но тут её вызвал Натан.

— Подойдите к трапу, капитан. У нас тут проблема.

Добравшись до трапа, Мэгги обнаружила, что лейтенанта Карла (тролля), с браслетом, который составлял всю его униформу, кто-то включил в число членов экипажа, которые встречали адмирала на борту «Франклина». А может быть, он сам себя включил, ведь Карл интересовался всем на свете и обожал заводить друзей. И теперь капитан Эдвард Катлер, адъютант Дэвидсона, приставлял к голове Карла пистолет.

Сам адмирал, щеголеватый шестидесятилетний мужчина, с удивлением смотрел на происходящее.

Мэгги подошла к Катлеру и шепотом спросила:

— Капитан, что вы делаете?

— Держу под контролем опасное животное. А вы что подумали?

— Капитан Катлер, он не опасен. Более того… — в присутствии этого непоколебимого и властного человека Мэгги вдруг смутилась. — Карл — член экипажа.

Катлер уставился на неё.

— Вы шутите?

— Отнюдь, — Мэгги показала браслет на руке у Карла. — И я подала соответствующие документы.

Хотя изо всех сил постаралась не привлекать к случившемуся внимания бюрократов.

— Это эксперимент по взаимодействию различных разумных существ…

Адмирал Дэвидсон открыто ухмылялся.

— Очень символично, Эд.

Катлер посмотрел на Дэвидсона, Мэгги и тролля. И позвал:

— Адкинс!

К нему подбежал лейтенант.

— Да, сэр?

— Пошлите сообщение в Белый дом как можно скорее. Сообщите президенту Коули, что мы сдаемся на милость бродяг и тунеядцев, которые наводнили Долгую Землю. А заодно передаем управление флотом троллям, енотам, луговым собачкам и прочим бессловесным тварям.

— Сию секунду, сэр.

— Но, прежде чем сложить с себя полномочия, я всажу пулю в череп этому мелкому…

Мэгги шагнула ближе.

— Катлер, у вас есть дети?

— Что? Нет.

— Капитан Катлер, лейтенант Карл не станет сопротивляться, что бы вы с ним ни сделали. Но если вы не уберете пистолет, я дам вам такого пинка, что ваши шансы когда-либо стать отцом будут равны нулю.


Слава богу, адмирал наконец зашел в её тихую каюту. Лейтенант — другой, не Карл — подал кофе и закрыл за собой дверь, оставив их одних.

Дэвидсон подался вперёд.

— Итак, капитан Кауфман…

— Сэр?..

— Я не люблю тратить время даром, и вы это знаете.

— Да, сэр.

— Давайте перейдем к делу. За то короткое время, пока вы командовали «Бенджаменом Франклином», вы начали относиться к кораблю как к личной собственности и вышли далеко за рамки приказа, которые и без того довольно широки. Проще говоря, вы сами устанавливали правила ведения операции. Более того, вы позволили потенциально опасным существам свободно расхаживать по кораблю.

— Да, сэр.

— И в результате бедный Эд Катлер потерпел унижение из-за тролля.

— Да, сэр.

Адмирал улыбнулся.

— Молодчина, Мэгги.

— Спасибо, сэр.

— Лично мне понравилось, как ты разрешила проблему в Нью-Пьюрити. Заставила похоронить троллей на одном кладбище с людьми. Это одобрили почти повсюду, куда дошли слухи. Ты проделала большую работу, причём весьма ощутимую, по внедрению идеалов, которыми, по моему мнению — черт возьми, даже по мнению некоторых лиц в администрации президента, — мы должны руководствоваться на Долгой Земле. Я хотел, чтобы вы — все капитаны — протянули руку разбросанным поселениям. Протянули руку, а не показали железный кулак. Наше дело не патрулировать колонистов и не исправлять нравы, а защищать своих граждан от внешней угрозы. Но для этого нам надо знать, кого и что мы защищаем в странном новом мире, в котором теперь живем. Чтобы добиться своего, нужно быть открытым. Слушать и учиться. Именно так ты и поступила. Я бы никогда не отдал такого приказа, капитан, — тебе пришлось учиться самой, ты справилась, и я рад.

— Спасибо, сэр, — неуверенно повторила она.

— А что касается будущего… ну, человека с твоим опытом и способностями жалко употреблять в качестве няньки для идиотов, которые забыли прочесть инструкцию. Капитан, как только закончится операция в Вальгалле, ты получишь новое назначение. На «Нейл Армстронг-2».

Мэгги затаила дыхание. Второй «Армстронг» был новеньким капером, полусекретным, созданным для исследования Долгой Земли — в таких далях, где не побывал даже Валиенте. Даже разрекламированная китайская экспедиция.

— Твоей первой задачей, как ты понимаешь, будет выяснить, что сталось с «Армстронгом-1» и его экипажем. До сих пор мы даже не могли выслать корабль на поиски. Ну а теперь можем. А потом… — Дэвидсон сделал широкий жест. — Лети. Разумеется, команду наберешь сама.

Мэгги подумала про Мака, Натана, Гарри… даже про Тоби Фокса.

— Без проблем, сэр.

— Я так и думал.

Адмирал взглянул на часы.

— Что ж, в Вальгалле, когда мы туда прибудем, нам предстоит нелегкая работа. Думаю, наш разговор окончен, — он встал. — Кстати, я охотно повидаюсь с лейтенантом Карлом. В менее напряженной ситуации.


В ту ночь Мэгги лежала в полудреме на своей койке, убаюкиваемая звуками корабля — тихими потрескиваниями, скрипами, щелчками, которые стали такими знакомыми. Каждый матрос знает, что корабль живет собственной жизнью, что у него есть характер и привычки. Он даже подвержен переменам настроения.

Мэгги ощутила прикосновение лап и повернулась. В темноте маячила кошачья морда, зеленые глаза ярко светились.

— Вы не спите, — заметила Шими.

— Да ты просто гений проницательности.

— О чем вы думаете, капитан?

— Что я буду скучать по этому старому корыту.

— Говорят, вас можно поздравить.

— Ты слышала, да? И Корпорация Блэка тоже наверняка в курсе. Я ни в чем не имею права голоса. Слышите, Абрамс, где бы вы ни были?

— Вам понадобится кошка.

— Правда?

— Лично мне нравится «Бенджамен Франклин». Но я не прочь опробовать новый корабль вместе с вами. Подумайте хорошенько.

— Подумаю. Обещаю. А теперь иди спать.

— Хорошо, капитан.

Глава 63

Через три дня после того, как Джошуа обнаружил пропажу кольца — когда они добрались до мира, который неофициально называли Прямоугольниками, — он понял, что не ошибся.

Он сидел молча, пока Билл вел корабль над пустынным морщинистым ландшафтом, направляясь в сухую, изрытую пещерами долину, на дне которой стояли знакомые прямоугольные здания, похожие на пограничные будки или фундаменты исчезнувших домов, и одна монументальная каменная постройка, словно пирамида с отпиленной верхушкой.

Даже с воздуха Прямоугольники вселяли уныние. Десять лет назад, вместе с Лобсангом и Салли, Джошуа обнаружил там разумную жизнь — в виде каких-то рептилий. Как они догадались, что эти существа были разумными? Только потому, что в груде иссохших скелетов в пещере, в которую упомянутые рептилии забрались умирать, Джошуа нашел кольцо, надетое на чей-то бывший палец. Золотое кольцо с сапфирами. Значит, здешние обитатели явно были разумными, и они давно умерли, и Джошуа ощутил странную экзистенциальную грусть при мысли о том, что они разминулись. Словно он стоял на берегу необитаемого острова и смотрел, как мимо проходит корабль.

Как ни странно, он чувствовал то же самое теперь, когда Долгую Землю покидали тролли. Ещё больше миров, где чего-то недостает…

— Да, это здесь! — крикнул он Биллу. — А я думал, мы тут увидим толпу троллей.

Билл пожал плечами.

— Я и не надеялся, что будет так легко.

— Да, похоже на то.

— Классический засушливый Джокер, — заметил Билл. — Если верить приборам. Сухо, как в глотке после пьянки.

— Остановись где-нибудь подальше от того здания. Там жарковато.

— Лично я думаю остановиться рядом с тем человеком, который нам машет.

Джошуа отвел взгляд от «пирамиды» и увидел, что на верхушке утеса расстелены серебристые спасательные одеяла — так, чтобы их было видно сверху, но не с земли. И там стоял кто-то в оливково-зеленом комбинезоне и махал обеими руками.

— Отличная идея, — сказал Джошуа.

«Шиллейла» мягко приземлилась. На сей раз сошли оба, взяв рюкзаки и приготовившись к приключениям. Билл прихватил с собой переходник и прибор Лобсанга.

Джошуа не особенно удивился, когда увидел, кто именно подал им знак.

— Лейтенант Янсон.

— Джошуа!

Янсон похудела и побледнела, её лицо покрывал пот — видимо, ей стало намного хуже по сравнению с последним разом, когда они виделись. Когда мужчины подошли, она села на камень, явно утомленная.

— Значит, мы прибыли в нужный мир. Мы правильно поняли.

— Насчет того, что мисс Линдси забрала кольцо? Оно подсказывало, куда нужно лететь, да. Она жаловалась, как трудно было его найти. «Подумать только, этот идиот потащил кольцо с собой» — боюсь, мисс Линдси выразилась именно так. Но она надеялась, что ты не заметишь отсутствие кольца. А если даже заметишь, то не последуешь за ней. Она надеялась на это и в то же время рассчитывала, что ты придешь… Не сразу и сообразишь, Джошуа.

Тот покачал головой.

— Коп остается копом, даже на пенсии. Только коп назовет Салли «мисс Линдси». Мы должны были прийти, Моника. У нас свое задание. От Лобсанга. Насчет троллей.

Янсон улыбнулась.

— Полагаю, Салли и это предвидела. «Лобсанг, большой любитель лезть в чужие дела, просто обязан сюда замешаться»…

— Да, да.

— Салли рассчитывала, что ты придешь, Джошуа. Хотела она того или нет. Поэтому я здесь. Салли оставила меня здесь, чтобы я тебя дождалась. Я своего рода прикрытие. Она заключила какой-то замысловатый договор с биглями.

Джошуа уставился на неё.

— С биглями?..

— Да. Долгая история. По правде говоря, они, кажется, обрадовались, что я убралась с глаз долой, — для них я плохо пахну. Мы прибыли сюда месяц назад и, по большей части, тянули время, надеясь, что подвернется какой-нибудь вариант. Салли терпелива. Инстинкты охотника, видимо. А мне было труднее.

Джошуа внимательно взглянул на Янсон.

— Я так понимаю, ты обходилась своей аптечкой.

— Да, и все в порядке, так что не нервничай. Теперь послушай, Джошуа…

Она быстро изложила суть ситуации. Мир в двадцати шести переходах от Прямоугольников. Кобольды. Разумные псы.

— Финн Маккул… — прорычал Билл. — Он ведет двойную игру, зуб даю. Вот мелкий поганец.

Джошуа смутился.

— Как-то все запутано.

— О да, — подтвердила Янсон.

— Вот что происходит, когда Салли Линдси вмешивается в твою жизнь. Но, как я уже сказал, у нас свои дела. Ладно. Оставим корабль здесь и дальше пойдем сами…

— Отлично. В определенное время дня они ждут на той стороне, чтобы встретить меня, когда я решу вернуться. Кстати, у вас нет кофе? Мой уже давным-давно закончился.


Последний переход на Запад-1617524 завершился сюрпризом. Хотя Янсон его и предупредила, Джошуа ожидал увидеть очередной засушливый Джокер, наподобие Прямоугольников. Но засушливым этот мир не был. Он оказался влажным, зеленым, свежим. Джошуа не удержался и сделал глубокий вдох.

Потом он заметил, что здешняя зелень — не просто лес или прерия, а поля, на которых паслись животные — практически домашний скот. За животными следили прямоходящие существа, издалека похожие на людей.

Наконец он увидел и самое главное. Животных, которые стояли перед ним и вполне могли быть названы собаками. Хотя собаками они не были.

Десятка полтора прямоходящих псов, выстроившихся аккуратными рядами. Двое, стоявшие по центру, казались самыми важными, судя по надетым на них поясам.

Пояса. На собаках.

С поясов свисали какие-то инструменты. И оружие. Нечто вроде арбалета. И лучевой пистолет. Нелепая штуковина, похожая на реквизит из старого фильма. Точь-в-точь как описала Янсон.

Из тех, что стояли в центре, один был самец, другая самка. Самец был выше. Рослое красивое животное. И в то же время не вполне животное. Джошуа, даже сознавая опасность, в которой они оказались, отчасти ликовал. Разумные существа, совершенно новый вид, притом не вымерший тысячу лет назад, как в Прямоугольниках.

У Билла отвисла челюсть.

— Я сплю. Вы, конечно, нас предупредили, лейтенант Янсон, но это бред какой-то, — сказал он, качая головой.

Самец повернулся к Биллу и обнажил зубы совершенно по-волчьи. Джошуа испытал шок, когда пес заговорил.

— Нет. Ты не спишь.

Слова перемежались собачьим рычанием, однако звучали вполне отчетливо.

Янсон произнесла:

— Джошуа, Билл, позвольте представить вам Лили и Снежка.

Хоть Янсон и ввела их в курс дела, Джошуа тоже казалось, что он спит.

— Снежок?..

Янсон поочередно указала на людей.

— Джошуа Валиенте. Билл Чамберс, его спутник. Джошуа — тот человек, которого обещала вам Салли.

— «Обещала»?

— Ну да, она кое-что придумала. Поскольку ты все равно должен был прийти, она решила обратить это в свою пользу и разрекламировала тебя как необычайно могущественного представителя людей…

— Очень мило с её стороны.

Снежок изучал Джошуа.

— Ты посол человечьей Внучки?

— Внучки?

— Так они называют правителя, — объяснила Янсон.

— А, нет, у нас нет Внучки, э-э… Снежок. Не в том смысле, как принято здесь. Но — да, я посол. Наверное, так будет правильно сказать. Я пришел, чтобы решить проблему с троллями…

Прежде чем он успел договорить, Снежок, не двинув и мускулом, издал негромкое рычание, и двое стоявших позади него псов немедленно метнулись вперёд. Они схватили Джошуа, прежде чем тот успел спохватиться, и крепко прижали ему руки к бокам.

Джошуа поборол инстинктивное желание перейти.

— Эй, что вы делаете?

Снежок кивнул.

Джошуа бросили ничком, вдавив лицом в изрытую колеями землю. Раненое плечо отозвалось дикой болью. Он заставлял себя терпеть и оставаться на месте. Пока ещё…

Он поднял голову и встретил взгляд самки. Лили. Она разворачивала ткань и доставала маленькие деревянные горшочки, железные и каменные лезвия, иглы, нитки. Нечто вроде примитивного набора полевого медика. Глаза у неё были волчьи, но, как ни странно, ласковые.

Джошуа спросил:

— Что?.. Зачем?

— Пр-рости.

Она протянула руку, и Джошуа почувствовал, как на нем разрывают рубашку.

Даже тогда он не перешёл.

Янсон явно встревожилась.

— Джошуа! Прости. Салли действительно называла тебя послом. Наверное, они это заранее придумали. Нам в голову не пришло, что с тобой будут так обращаться…

Больше он ничего не слышал, потому что на затылок ему обрушился тяжелый кулак, с силой вдавив носом в грязь. И в любом случае лишив возможности перейти.

Вспыхнула боль — пронизывающая, острая. И Джошуа потерял сознание.

Глава 64

Очнулся он, сидя на жестком стуле. Боль в спине напоминала изысканный гобелен.

Перед ним маячила морда. То ли песья, то ли волчья. Но незлая.

Морда принадлежала самке по имени Лили. Она взглянула на Джошуа, приподняв одно веко кожистым пальцем. Потом повторила: «Пр-рости». И отодвинулась.

К нему подошла Салли.

За её спиной Джошуа разглядел комнату — просторное помещение с каменными полами и стенами, крепкое, унылое, ничем не украшенное. Пахло псиной. Были там и другие люди. И собаки.

В голове постепенно яснело. Джошуа чувствовал себя так, словно его накачали лекарствами.

— Джошуа, не переходи.

Он с усилием сосредоточился.

— Салли?

— Не переходи. Что угодно, только не переходи. Наконец-то ты здесь. Я не сразу отследила ваш летающий трейлер. Но, кажется, ты наконец сообразил, какую подсказку я тебе оставила…

— Кольцо.

— Да, кольцо.

— Чем оно так важно?

— Сам увидишь. Извини.

— Извини? За что? И почему нельзя переходить? — спросил Джошуа заплетающимся языком.

Она взяла его за щеки, заставив смотреть на себя. Джошуа тщетно пытался припомнить, когда Салли в последний раз к нему прикасалась, не считая хватания за шиворот во время очередной передряги, например когда он застрял в обломках «Пенсильвании».

— Потому что если перейдешь — умрешь.

— Спина? — догадался Джошуа.

— Что-то вроде «скобок».

Янсон! Он туманно посмотрел вокруг и увидел Янсон, которая сидела на земле у стены. Над ней стоял здоровенный пес.

— Скобки? — уточнил Джошуа. — Как у северных корейцев. Кусок металла, вживленный в сердце заключенного. Если человек перейдет…

— Да. В твоем случае — более грубый вариант, примерно того типа, что использовали некоторые военачальники в Центральной Азии. Джошуа, не откидывайся назад. К тебе приделали штуку вроде арбалета. Дерево, камень, веревки — и железное острие. Можешь здесь ходить повсюду. Понятно? Но если перейдешь…

— Железо останется в этом мире. Арбалет сработает, и стрела пронзит моё сердце, так? Понятно.

Джошуа принялся укладывать новую информацию у себя в голове. Не переходить. Не переходить. Он пощупал грудь. Под лохмотьями рубашки оказалась прочная полоса кожи.

— Что мне мешает просто разрезать ремень?

— Во-первых, арбалет выстрелит, — ответила Салли. — А во-вторых, он пришит к тебе. То есть ремень вокруг груди его поддерживает, но…

— Они пришили ко мне эту штуку?!

— Пр-рости, пр-рости, — сказала Лили. — Пр-риказ.

Она принесла Джошуа деревянную кружку — простую и гладкую. В ней был теплый мясной бульон. Джошуа с благодарностью его выпил — и понял, что проголодался. Значит, он вряд ли пострадал серьезно.

— Приказ?

— Она не виновата, — объяснила Янсон. — Лили здесь, кажется, вроде врача. Она постаралась все сделать чисто и профессионально. Даже дала тебе что-то вроде болеутоляющего. Если бы операцию предоставили другим… Джошуа, извини, правда. Я не думала, что они вот так на тебя набросятся.

— Подозреваю, ты бы им не помешала, лейтенант Янсон.

— У нас ведь есть план. Точнее, был, пока ты не появился. Мы хотели приспособиться…

Салли сказала:

— Трудно разгадать мотивацию разумных существ, не похожих на людей. Мы не ожидали, что они будут так с тобой обращаться. Не исключаю, что среди биглей именно это называется дипломатией. Напасть на посла, как только он появится. Впрочем, скобки — чисто человеческое изобретение. Люди их придумали, чтобы контролировать себе подобных.

Джошуа проворчал:

— Да, да, я усвоил урок. Но кто-то же принёс эту технологию сюда. Кто-то научил здешних собак…

— Биглей, — поправила Салли.

— …обрабатывать железо.

— Я научил. Привет, бездорож-жный.

Джошуа оглянулся — на сей раз медленнее и осторожнее. Он увидел нескольких псов — то есть биглей, — вытянувшихся словно по стойке «смирно» над своим сородичем, лежавшим на куске торфа, на живой зеленой травке, как на ковре. Салли стояла рядом с Джошуа, Янсон и Билл сидели на полу, прислонясь к стене. А в другом углу, под присмотром стража…

— Финн Маккул! Ну и вид у тебя.

Кобольд явно был избит, он едва мог сидеть прямо. Очки пропали, один глаз закрылся, обнаженный торс покрывали синяки, ухо было откушено — Джошуа разглядел следы зубов и грубые стежки. И всё-таки Маккул ухмылялся.

— Это бизнес-с. Мы рассказали биглям про вас-с, бездорож-жные. Ваш-ши корабли мелькают в здеш-ш-нем небе. Вы бы рано или поздно заметили биглей. Мы с-сказали им: будьте наготове. Научили с-ставить с-скобки. И получили хорош-шую цену.

— Ты велел биглям пришить ко мне арбалет?

Кобольд с трудом рассмеялся.

— Нет. Жаль.

— Вот ублюдок, — прорычал Билл Чамберс.

Джошуа продолжал:

— Так что с тобой случилось, Маккул? Не сошлись в цене?

— Это пр-риказ, — послышался чей-то голос — голос бигля, но звучал он более плавно, по-женски. — Мой пр-риказ. Пр-риказы всегда мои…

Джошуа повернулся к псам, стоявшим вокруг «ковра». Он узнал рослого Снежка. У того по-прежнему на поясе, рядом с грубыми каменными и железными лезвиями, болтался лучевой пистолет, как в фантастическом фильме пятидесятых годов. Снежок стоял спокойно, но явно держал ухо востро.

Он охранял самку, которая совершенно по-собачьи растянулась на траве. Это она заговорила с Джошуа.

Салли посматривала на него с долей сочувствия, хоть её и забавляло то, как он откровенно растерялся.

— Классическая сцена для Долгой Земли, правда, Джошуа? Встреча трех совершенно не похожих разумных существ — четырех, если считать строителей Прямоугольников, за кадром. Они выросли на разных Землях и вдруг сошлись вместе… — Салли кивком указала на лежавшую на траве самку. — Познакомься с Петрой. Это Внучка, правительница Логова, то есть города, который называется Глаз Охотника.

— Внучка?

— В здешней иерархии на две ступени ниже Матери, если не ошибаюсь. Главная в этом собачьем государстве зовется Матерью, дальше идут Дочери и Внучки…

— Петра?

— Псевдоним, насколько я понимаю. Ты, скорее всего, язык себе откусишь, если попытаешься выговорить настоящие имена биглей. В любом случае нам, простым людям, их не открывают.

— То есть мы не первые, кто здесь оказался.

— Видимо, да. Чертовы стригали проникают повсюду. А теперь слушай внимательно. Петра главная, и она это сознает.

Джошуа повернулся к Петре.

— Ты отдала приказ пришить ко мне арбалет?

— Давай пр-роясним, Джошуа. Чего мы оба хотим? Тебе нужны тр-ролли. Да? Заключить мир-р.

— Затем я и пришел.

— Я тоже, — сказала Салли.

— Очень хор-рошо. Но мне дела нет до тебя и до тр-роллей. Хотя у тр-роллей кр-расивая музыка. Вот до чего мне есть дело.

Она сняла лучевой пистолет с пояса Снежка, подержала в изящных пальцах, нацелила в голову Джошуа — и спустила курок.

Джошуа не дрогнул, хотя углом глаза заметил, что Янсон и Билл отпрянули. Конечно, ничего не произошло. Убивать его пока не собирались, хоть Джошуа и подозревал, что рано или поздно этот вопрос возникнет.

Внучка сказала:

— Ор-ружие. Приносит он, — она указала на раболепно ухмыляющегося кобольда. — Откуда? Из мир-ров, котор-рые не пахнут.

— То есть из последовательных, — шепотом объяснила Салли. — Эти воинственные псы не умеют переходить. Потому они и поставили тебе скобки.

— С ор-ружием Глаз Охотника — сильное Логово. Сильнее, чем у вр-рагов.

«Внучка, — полуосознанно подумал Джошуа. — У собак много щенят. Внучка верховной королевы имеет массу соперниц…»

Салли сказала:

— Джошуа, пойми. Насколько я могу судить, биглям нет дела ни до нас, ни до переходов в другие миры. Их интересуют только местные войны, собственная жизнь и конфликты. Мы, в конце концов, — просто средства.

— Разве у людей не то же самое?

— О да. И прямо сейчас биглям нужно оружие, чтобы продолжать войну.

— Лучевые пистолеты?

— Ор-ружие умир-рает, — Внучка презрительно швырнула пистолет на пол. — Этот вот знает, — она указала на кобольда. — Знает, где ор-ружие. Как достать. Ор-ружие пр-риносят понемногу, дор-рого, а потом оно умир-рает. Хватит. Мы заставили его помочь…

Она поиграла кусочком плоти, висевшим на бечевке. Это было ухо. Ухо кобольда. А рядом, на втором шнурке — Джошуа увидел, когда пригляделся, — висело кольцо, такое же, как у него.

— Но у кобольда нет для нас ор-ружия.

— Проблемка, — прошипел кобольд и в тревожной улыбке оскалил окровавленные зубы, бегая взглядом по лицам людей.

— Да уж, — заметил Джошуа.

Он пока ещё не вполне понимал. Но кольца, добытые в одном из соседних миров, явно были чем-то важны. Это знала Салли. Забрав кольцо Джошуа, она хотела что-то выторговать…

— Вот в чем суть, — быстро сказала Салли. — Биглям нужно лучевое оружие. Оно лежит в тайниках, в Прямоугольниках.

— Где? В чем?

Салли скрипнула зубами.

— Сейчас самое время для лекции по археологии, Валиенте. Просто слушай!

Она заговорила очень быстро, и Джошуа понял: Салли надеялась, что бигли и кобольд не поймут.

— Тайники, которые успел навестить кобольд, уже истощены. Они закрылись. Чтобы вскрыть новые, нужен ключ.

Джошуа, в кои-то веки необычайно сообразительный — возможно, от боли, — наконец сложил два и два.

— Ключ — это кольцо, которое мы нашли в пещере, полной костей. Кольцо, которое я увез с собой, а ты забрала с корабля…

— И спрятала на себе. Бигли не знают, что оно у меня.

— Неудивительно. А кольцо, которое носит Внучка…

— Это ключ от старого тайника, который уже истощился.

— Маккулу нужен новый. Он, ну или его дружки, наверняка прочесали Прямоугольники в поисках ключей. Отчего он не унес кольцо раньше?

— Сняв с пальца скелета? Может быть, мертвецы для них табу. Или инстинкт помешал. Кобольды — не мы, Джошуа. Они ищут не так, как люди.

— Ну и что теперь?

— Мы заключили сделку. Бигли не умеют переходить. Поэтому мы смотаемся в Прямоугольники — я, Янсон и кобольд. Он покажет, где тайник, мы откроем его при помощи кольца и вернемся обратно с грузом лазерного оружия. Действующего. То есть план был таким. Но я тянула время, Джошуа. Целый месяц. Прежде чем отказаться от нашего единственного преимущества. Прежде чем отдать высокоэнергетическое оружие этим существам, с которыми мы только что познакомились. Я надеялась, что подвернется какой-нибудь вариант, что мы сумеем отсюда выбраться. Я очень рассчитывала на тебя, Джошуа. Думала, что, как только ты придешь — если придешь, — тут-то мы и выкрутимся. Как-нибудь. Сбежим, найдем троллей. А вместо этого…

— Мне пришили к спине арбалет. Извини, что разочаровал.

— Не извиняйся, — без доли иронии ответила Салли. — Ты не виноват. Я, опять-таки, ошиблась, пытаясь просчитать поведение биглей.

Она вздохнула.

— Пока ты был без сознания, мы разговаривали. И кое до чего договорились. Думаю, нам таки придется принести чертово оружие. Если оно существует и если мы сможем с ним вернуться. Если мы раздобудем оружие, нам разрешат поговорить с троллями. Но ты останешься заложником, чтобы мы не удрали.

— По-моему, именно это вам и следует сделать. Уходите. Возьми с собой Янсон и Билла…

Салли раздраженно втянула воздух.

— Ты идиот, Валиенте. Лично мне все равно, застрянешь ты здесь или нет, но Хелен меня убьет. И потом, в перспективе, что толку? Мы каким-то образом должны решить проблему с троллями. И разрулить отношения между людьми и биглями. Мы вернемся с оружием, а потом, когда обе стороны получат то, что хотят…

Джошуа, морщась от боли при каждом движении, повернулся к Внучке.

— Да, что потом, Внучка Петра? Нас отпустят?

Она улыбнулась. Губы вздернулись, обнажив сверкающие клыки. Выражение было почти человеческое, хоть и жуткое.

— Вы останетесь живы. И, возможно, не умр-рете и потом, если будете игр-рать честно…

Джошуа задумался.

Тут заговорил Билл:

— Джошуа, не забывай, они не люди. «Честно» для чертова Маккула значило что-то совсем иное. И мне интересно, что это слово значит для разумных существ, которые произошли от хищников, живущих стаями…

— У меня такое ощущение, что я это выясню, — опасливо сказал Джошуа. — Но давайте по порядку.

Он аккуратно встал. Тут же в спине вспыхнула боль, и он пошатнулся. Салли схватила его под руку.

— Где тролли?

Глава 65

Выполняя свою часть сделки, Янсон, Салли и кобольд вернулись в Прямоугольники.

Несмотря на большую дозу таблеток от тошноты, переходы были для Янсон сродни ударам под дых. Добравшись до Прямоугольников, она со стоном сложилась пополам.

Салли стояла над ней и гладила по спине.

— Ты в порядке?

— Никакого улучшения с тех самых пор, как я перешла впервые…

— В День перехода, да. Я знаю. Прямо из отцовской гостиной, с переходником, который он собрал и оставил дома.

Янсон, по-прежнему согнутая, раздраженно топнула.

— Проблема не только в переходах. Моя проклятая болезнь. Она страшно мешает.

— Могу представить.

Остальные несколько минут ждали, пока она не пришла в себя и не выпрямилась. Салли была серьезна и терпелива. Кобольд стоял рядом и явно нервничал. Его собственные раны, очевидно, болели, но он копировал позу Салли и даже склонил голову, словно в знак насмешливого сочувствия. Взгляд Маккула перебегал с лица на лицо, как будто в поисках одобрения. Янсон с отвращением отвернулась.

Она огляделась. Над головой висел твен — «Шиллейла», — массивный, вселяющий уверенность. Янсон сделала глубокий вдох. Пахло сухостью, горячим ржавым камнем. Но не псиной, что было весьма приятно.

Салли коснулась её плеча.

— Мне придется вернуться с лазерными пистолетами, или уж не знаю чем ещё, потому что там Джошуа.

Конечно, если мы вообще найдем оружие. Но бигли не доберутся до тебя: они не умеют переходить. Ты можешь уйти, Янсон. Поднимайся на корабль и…

Янсон устало улыбнулась.

— Бросить Джошуа? Салли, я знаю его с детства. Джошуа — это Джошуа, и он отправился за тобой в том числе потому, что я много лет назад вошла в его жизнь. Понимаешь? Я подталкивала Джошуа. И, как и ты, не собираюсь теперь спасать свою шкуру.

Она взглянула на кобольда.

— Хоть, признаюсь, я понятия не имею, отчего этот тип не сделал ноги. Зачем ты там остался и позволил себя избить?

— Лекар-рства, — просто ответил кобольд. — Бедного Финна Маккула накачали лекар-рствами. Я не мог пер-рейти.

— Но с нами ты взял и перешёл, — напомнила Янсон. — Значит, действие лекарств уже закончилось. Однако ты не убегаешь.

Салли усмехнулась. Эта гримаса неприятно напомнила Янсон биглей, собаколюдей.

— Он знает — если он сбежит, я его найду. Ты нигде не спрячешься, слышишь, мелкий поганец? Куда бы ты ни пошел, я тебя найду и убью.

Кобольд пожал плечами. Он и так уже был достаточно напуган.

— Бедный Финн Маккул, — повторил он.

Жара и сухость лишали Янсон сил.

— Может, пойдем поскорей?

— Отличная идея, — Салли бросила взгляд на долину, на внушительный силуэт каменного здания. — Нам всем вредно здесь околачиваться.

У неё в руках вдруг оказалось кольцо.

— Тебе это было нужно, Финн Маккул?


Тролли собрались на берегу реки. Джошуа и Билл подошли к ним. Билл нёс рюкзак, в котором лежал патентованный «набор переводчика».

Каждый шаг причинял Джошуа мучительную боль. Поясница горела и намокла; видимо, швы расходились оттого, что он нёс на себе тяжелый арбалет. Если так, подумал Джошуа, он медленно умрет от потери крови, если только не перейдет, чтобы свести счеты с жизнью поскорей. Раненое плечо тоже ныло, внося дополнительное звучание в симфонию нестерпимых болей.

Он пытался сосредоточиться на том, что видел вокруг. Широкая, быстрая, спокойная река, на берегах — зеленые поля и рощицы. Странный скот пришел сюда с полей на водопой. Животные лакали, склонив уродливые головы.

У воды сидели и тролли. Целая компания собралась там, где река подходила ближе всего к городу — там, где землю прорезали ирригационные каналы и сточные трубы. Хоть тролли в этом мире и вели оседлый образ жизни, они, как обычно, двигались туда-сюда, переходя и возвращаясь. Разведчики и охотники, словно призраки, так и мелькали вокруг стаи.

Она состояла из сотен троллей. Джошуа понял, что они уже провели здесь некоторое время — земля была истоптана, в воздухе висел характерный мускусный запах. Джошуа заметил и другие стаи — дальше на берегу, и на той стороне реки, и в зарослях. Долгий зов — облако эфемерных воспоминаний — звучал не смолкая.

Разумеется, в других мирах Долгой Земли тролли ещё оставались; никто в точности не знал, сколько их всего. Но, похоже, именно здесь они концентрировались, Джошуа это понимал. Мир биглей стал центром притяжения тролльей популяции.

И сидевшая перед ним стая служила своего рода осью. Тут были Мэри и её детеныш Хэм, по-прежнему в лохмотьях серебристого скафандра, в который его нарядили исследователи.

Когда Джошуа и Билл приблизились, тролли не замолчали, хотя заметно убавили громкость. Хэм сосал палец и наблюдал за людьми, широко раскрыв глаза, с явным любопытством, как любое маленькое млекопитающее.

Билл снял со спины рюкзак. В нем лежал прибор, похожий на пустую черную дощечку, с раскладными ножками. Билл раздвинул их и установил «переводчик» напротив троллей.

Джошуа взглянул на приятеля.

— И все? Ни кнопки «пуск», ни загрузки?

Билл пожал плечами.

— Очередная хрень от Корпорации Блэка. Это не похоже на те переводчики вроде дудочки, которые описывала Салли. Совсем новенькая хрень. Ты уже знаешь, что хочешь сказать? Как ты намерен убедить троллей, что люди их любят?

Джошуа нарочно не стал придумывать заранее. Он не любил говорить на публике, и даже необходимость готовиться к городским собраниям в Черт-Знает-Где вселяла в него ужас.

— Как-нибудь сымпровизирую.

Билл осторожно похлопал друга по плечу.

— Ну, удачи.

И отошел.

Джошуа взглянул на троллей, выпрямился и постарался не обращать внимания на переливчатую боль в спине. Он чувствовал, что за ним наблюдают сотни темных непроницаемых глаз, которым (напомнил он себе) при необходимости послужат подкреплением сотни волосатых кулаков, похожих на стальные молоты. Джошуа был представителем человечества, которое в миллионах миров продолжало обращаться с их сородичами как с безмозглыми животными. Ну и что он мог сказать троллям?

Джошуа раскинул руки.

— Добрый день.

— Ещё утро, — пробормотал Билл.

— Вы, наверное, гадаете, для чего я собрал вас сегодня?

— Правильно. Начни с шутки.

Тролли не двигались.

— Ну и публика. Не расшевелишь.

— Заткнись, Билл.

— Это не я, Джошуа.

Джошуа обернулся. Рядом с ним стояла фигура — высокая, прямая, спокойная, с наголо бритой головой, в оранжевом одеянии и с метелкой в правой руке.

— Лобсанг!

— Я не хочу перехватывать инициативу, Джошуа. Просто подумал, что поддержка тебе не помешает.

— Да уж, безопасность лишней не бывает, — негромко произнес Джошуа.

Лобсанг улыбнулся, и изображение вдруг мигнуло, превратившись в облако квадратных пикселей, сквозь которое просвечивал зеленый луг. Точки вновь слились. Джошуа догадался: голограмма, переданная при помощи проектора. Лобсанг сделал шаг вперёд, кинув взгляд на электронный переводчик.

— Валяйте, ребята.

Из прибора, наполнив музыкой воздух, вырвалось чарующее пение огромного хора — громоподобная мелодия в тысячу голосов. Джошуа она показалась не вполне человеческой, но и не вполне тролльей. Что-то среднее.

Тролли, казалось, удивились. Они перестали чесаться и встали, повернувшись к Лобсангу. Джошуа услышал, что в их пении зазвучали мотивы, вырывавшиеся из прибора.

Лобсанг вскинул руку, потрясая метелкой.

— Друзья мои! Вы меня знаете. Я Лобсанг, известный вам как Мудрый. А это Джошуа. Его называют Скитальцем. Да, Скитальцем. Мы забрались так далеко, чтобы поговорить с вами…

Он подкреплял свои слова примитивным языком жестов, и его голос, тонкий, высокий и отчетливый, как звук трубы в симфонии Баха, перекрывал лившееся из прибора пение.

— А я-то думал, что страннее уже некуда, — пробормотал Джошуа.

Билл сказал:

— Наверное, Лобсанг может отправить картинку в любое место на свете. Поговорить со всеми троллями, какие встретятся. Голограмма не устает. Лобсанг, мировое турне — 2040. А главное, нам не придется стоять и слушать каждый раз, когда он будет говорить…


Салли протянула Финну Маккулу кольцо.

— Показывай.

— Запрос-сто, — ответил кобольд.

Он сжал кольцо двумя пальцами, положил на ладонь, покрутил и…

Кольцо взвилось в воздух, продолжая вращаться, пролетело мимо уха Янсон, как ярко-синий шмель, и направилось прямо к каменной постройке. Оно стало ввинчиваться в землю у основания фасада, крутясь как бурав и вздымая фонтанчик песка, пока не исчезло.

Воцарилась тишина.

Салли с явной досадой взглянула на кобольда.

— Что теперь?

— Прос-сто ждите.

Янсон улыбнулась.

— Ты сердишься?

Салли покачала головой.

— Меня просто бесят такие штуки. Идиотские фокусы. Волшебные кольца и так далее. Я-то могу представить, как они работают. Крошечные акселерометры, которые улавливают вращение, активирующее ключ, что-то вроде навигатора, который определяет, куда кольцо должно лететь, ну и небольшая силовая установка — магнит или даже микроракета. Просто дурацкие эффекты, чтобы впечатлить легковерных. Только дурак спутает с магией.

Земля под ногами задрожала.

Янсон, у которой закружилась голова, быстро отступила. Песок, выброшенный из ямки, повис в воздухе. Мимо промчалось похожее на ящерицу животное, ища укрытия под грудой камней. Над головами с тревожным карканьем в небо взвились птицы, напоминающие сарычей.

Послышался скребущий звук.

И, к невероятному удивлению Янсон, часть долины пропала из виду. Она ушла под землю, и обнаружилась…

Лестница. Ступеньки, вырубленные в камне.

— Ха! — Салли хлопнула в ладоши. — Я так и знала. Естественная концентрация урана, чтоб мне сдохнуть.

Кобольд подошел к Янсон.

— Дай.

— Чего тебе дать?

— Вот это, — он похлопал себя по запястью.

Недоумевая, она протянула ему старые полицейские часы.

Маккул поднес их к свету, разглядывая циферблат.

— Вос-семь минут.

— Я знала, — повторила Салли, разглядывая дыру в земле. — Я так и сказала в самый первый раз, когда мы сюда пришли. В этой пирамиде или под ней — склад радиоактивных отходов. Старый, очень старый, давно заброшенный. Но радиация ещё не иссякла. Помойка настолько древняя, что последующие поколения, давно забывшие про достижения своих предков, пришли сюда, привлеченные странными феноменами, которые происходили на этой мусорной куче. И постепенно радиация их убила. Разумеется, именно так и должно было случиться. Все древние цивилизации оставляли после себя подземные тайники, полные секретного оружия. Подозреваю, каждый ключ одноразовый…

Полицейский инстинкт подсказывал Янсон, что здесь кроется нечто большее, чем штампы из старых фильмов. «Этим секретам миллионы лет. Что может пролежать так долго? Зачем вообще устраивать такие тайники? Для кого? Единственный вариант — если кто-то их пополняет. Но кто, как и почему?»

Кобольд продолжал глядеть на часы, являя собой карикатуру на судью с хронометром, и времени на размышления не было.

Янсон повернулась к нему.

— Восемь минут до чего?

— Потом гробница закроетс-ся опять, — Маккул разглядывал часы, но, видимо, цифры были для него загадкой. — Уже менын-ше…

— Я пойду туда, — сказала Салли.

— Нет, — Янсон схватила её за руку, собрав остаток сил. — Ты сказала, что там радиация.

— Да, но…

— Мне уже все равно, Салли. Я пойду сама.

— Моника…

— Я серьезно. У меня, в конце концов, долг перед Джошуа.

Она решительно взглянула на Салли.

— Или мне помахать перед тобой значком?

— Ну, иди. Иди, иди! — Салли буквально оттолкнула от себя Янсон.


Янсон обессилела, всего лишь перейдя сухое русло, отделявшее её от дыры в земле. Справится ли она? Или застрянет внизу, когда истекут восемь минут? В любом случае ничего не поделаешь. Надо идти вперёд.

К счастью, по лестнице, высеченной в каменной стене, она спустилась без особого труда — упоры для рук и ног были достаточно большими. Вот насчет обратного пути Янсон сомневалась…

— Салли, сколько у меня времени?

— Семь минут. Чуть меньше. Не знаю. Поживей, Янсон.

— Я стараюсь.

Достигнув подножия лестницы, она оказалась в кругу света, падавшего сверху. Там начинался коридор, слишком низкий, чтобы выпрямиться в полный рост. Он вел в темноту. Единственный путь.

У Янсон в кармане лежал фонарик, длиной чуть меньше пальца, без железных деталек, чтобы брать его с собой во время переходов. Янсон долго проработала в полиции — она всегда носила фонарик. Щелкнув кнопкой, она направила луч света в темноту. Джошуа тоже не забывал фонарик. Даже тринадцатилетним мальчишкой в День перехода. «Ради тебя, — подумала Янсон, заставляя себя двигаться вперёд. — К черту троллей и биглей. Я здесь ради тебя, Джошуа».

Стены коридора были из некрашеного камня. Ни указателей, ни зарубок. Однако их покрывали какие-то непонятные неровные рисунки. Янсон осторожно коснулась узоров, провела по ним рукой, проходя мимо.

Наверняка они имели какой-то смысл — как шрифт Брайля, с которым она познакомилась на полицейских курсах. Возможно, их оставили разумные рептилии, которые выстроили это здание. Что, если надписи следовало щупать, а не читать?..

— Янсон, шевелись.

Она дошла до перекрестка. Невероятно. Даже если надписи содержали отчетливые указания — «Волшебные лазерные пистолеты здесь», — ей они ни о чем не говорили.

Янсон наугад свернула налево и пошла по коридору, пригибаясь, чтобы не удариться о низкий потолок. Ещё один перекресток. Снова налево. Не забыть обратную дорогу, не забыть. На стенах было нечто вроде полок. Янсон увидела горшки, ящики, груды глиняных табличек с надписями. Хроники? Ещё какие-то предметы, инструменты, назначения которых она не понимала…

— Янсон! — слабо донесся голос Салли.

Снова перекресток. Янсон опять выбрала наугад и пошла направо. И под лучом фонарика сверкнуло что-то алое.

Стойка за стойкой — лазерные пистолеты.


Лобсанг извинился за то, как люди — некоторые люди — обращались с троллями. Он рассказал о политиках, склоняющих американское правительство признать за троллями человеческие права, по крайней мере в пределах Эгиды — совокупности последовательных Америк на Долгой Земле. Это было только начало, никоим образом не гарантирующее, что все и всюду будут вести себя пристойно, но это всё-таки было начало…

— Наверное, ничего лучшего мы и не можем им предложить, — заметил Билл, повышая голос, чтобы Джошуа его расслышал. — Символично и в то же время реально. Как отмена рабства, которую официально объявила Британская империя в начале XIX века. От рабства не избавились мгновенно, но всё-таки перемены были огромные.

— Лобсанг похож на Мартина Лютера Кинга в сопровождении небесного хора. Типичный трюк…

— Интересно, насколько тролли понимают абстракции, — заметил Билл.

Джошуа пожал плечами.

— Их коллективный разум отличается от нашего. Если они поймут суть — «дайте людям ещё один шанс», — этого будет достаточно.

— А как насчет того, чтобы выдать биглям лазерное оружие? Где тут мораль?

— Ну, оно же не наше. И не мы первые начали их снабжать. Если мы уцелеем, за нами следом придут и другие и установят с биглями нормальный контакт. Тогда мы сможем говорить с ними о мире, любви и понимании.

— Разумеется. Только сначала все сделаем прививки от бешенства. Думаешь, это сработает? Я имею в виду, фокусы Лобсанга. И что потом?

Для Джошуа будущее никогда не сулило ничего, кроме сюрпризов.

— Кто знает…

Кто-то слегка похлопал его по плечу. Он обернулся и увидел холодный взгляд Снежка.

— Вы говор-рите с тр-роллями. Все хор-рошо?

— Да, кажется.

— Вы закончили?

— Вроде бы.

— Джошуа…

— Что?

— Беги.


Каменная крышка люка скользнула обратно на место; кроме взрытой земли, не осталось никаких следов туннеля.

О нем напоминала только кучка похожих на игрушки бластеров, извлеченных из тайника.

И кольцо, которое каким-то образом вернулось и теперь лежало на земле.

Янсон сидела на земле и дрожала, несмотря на жару.

Финн Маккул прошипел:

— Берите оруж-жие. Теперь наз-зад к биглям. И попрощайтес-сь с Джош-шуа.

Салли, схватив кольцо, развернулась к кобольду.

— Ты, мешок мусора, что это значит?

Он попятился, оборонительно вскинув руки.

— Мы выполнили ус-словия. Пис-столеты. Тролли. Теперь пус-скай они платят. Внучка окаж-жет Джошуа чес-сть. Попрощайтес-сь с ним…

Салли взглянула на Янсон.

— Ты понимаешь, что он имеет в виду? Кажется, ничего хорошего…

— Культура уличных банд, — устало произнесла Янсон. — Наверное, что-то вроде того. Кодекс чести воина. Может быть, Маккул хочет сказать, что Внучка намерена подарить Джошуа легкую смерть.

— Блин. Тогда нужно его вытащить… — Салли огляделась. — Что у нас есть? Думай, думай!

Она спрятала кольцо и сунула в карман безрукавки пистолет.

— Что ещё? Так. Ты. Маленький Джо.

Кобольд съежился.

— Что? Что?

— У тебя плеер с собой?

— Камень, который поет?

— Давай сюда.

— Но, но, но… это моё! — заныл он, как ребенок.

Салли схватила его за руку, чтобы кобольд не перешёл.

— Или плеер, или я тебе яйца оторву. Давай плеер. Мы возвращаемся. Приготовься к переходу, Янсон.

Глава 66

Джошуа попятился от Снежка и от Билла, который поспешно складывал оборудование. Какой-то инстинкт направил Джошуа к берегу реки, к текущей воде.

Черт возьми, что ему делать?! Он едва удерживался в сознании. Штука на спине казалась огромным злобным крабом, который с каждым шагом все глубже запускал клешни в плоть. Наверное, действие болеутоляющих слабело.

Снежок последовал за ним. Он двигался не так быстро, поэтому Джошуа немного оторвался, но в походке бигля читалась неумолимая, спокойная целеустремленность. Затем он опустился на четвереньки, став ещё больше похож на волка. Огромного, разумного волка с оружием на поясе.

Джошуа видел, что тролли наблюдали с явным любопытством, но никто не вмешивался. Наблюдали и псы — Лили и язвительный Брайан. К ним присоединились другие бигли, явно пришедшие полюбоваться спектаклем.

И внезапно они завыли — вся стая.

— Давай, Джошуа, — прорычал Снежок. — Это весело.

— Пошел ты знаешь куда.

— Большая честь. Дар-р Внучки. Жизнь здесь дешева.

— Много щенков?

— Все р-рождаемся. Все умир-раем. Умер-реть хор-рошо — значит пр-рожить хор-рошо.

— Это вы так думаете, а не я.

— Голова высоко на стене. Почетное место.

— Чья голова?

— Твоя.

— Спасибо…

Джошуа, покорившись неизбежному, повернулся и перешёл на рысь, параллельно реке.

— Я могу победить?

— Да.

— Как?

— Умр-ри хор-рошо.

— Есть другие варианты?

Моя голова на стене. Игр-рай честно.

— Что?

— Я игр-раю честно.

Бигль остановился, замер и прикрыл глаза.

— Беги, человек.

Джошуа больше не колебался. Он побежал, стараясь мыслить как волк, как собака. Точнее, в его голове проносились клише из всех дурацких фильмов, где волк преследовал человека.

Какого черта.

Он прыгнул в реку.

Хотя мир был жарким и засушливым, река оказалась на удивление холодной, а течение сильным. Оно быстро понесло Джошуа. Путаясь в намокшей одежде, он старался держать голову над водой. Джошуа сначала хотел сбросить ботинки, потом представил, как побежит босиком, и передумал.

Он отлично придумал, главное — не утонуть, верно? Нужно сбить собаку со следа. Как в кино. Но в холодной воде боль от смертоносной штуковины на спине стала ещё сильнее. Джошуа казалось, что арбалет с ним разговаривает. «Ты ведь можешь взять и перейти. Оборви свои мучения в одну секунду. Стрела в сердце — разве это так уж страшно? Все лучше, чем если тебе перегрызут глотку».

Но Джошуа не спешил умирать.

Река вскоре вынесла его из области возделанных полей и пастбищ туда, где начинались дикие пейзажи. В город Джошуа доставили без сознания, лишив по пути возможности оглядеться. Очевидно, Глаз Охотника, город Правнучки Петры, был не таким уж большим. Джошуа знал: нужно найти укрытие, прежде чем Снежок его настигнет…

— Остор-рожно! — крикнул кто-то с берега.

Джошуа с трудом приподнял голову. Снежок сидел на камне, словно ждал лакомства от хозяина, и спокойно наблюдал, как Джошуа несёт мимо.

— Что такое? — крикнул Джошуа в ответ.

Снежок взглянул вниз по течению.

— Пор-роги.

И в мгновение ока Джошуа пронесло мимо камня, на котором сидел Снежок. Преодолев небольшой водопад, он оказался в бурной воде. Его швыряло от одного валуна к другому, било то в грудь, то по почкам, пока он мотался среди камней, как бревно. Джошуа заставил себя покориться стремительному течению, расслабиться и только закрывать голову. Но каждый раз, когда арбалет на спине задевал за какой-нибудь выступ, от боли темнело в глазах.

И вот он преодолел пороги, вылетел из них, как выплюнутая апельсиновая косточка, и понесся дальше по течению. Оглянувшись, Джошуа не увидел Снежка. По крайней мере, он получил некоторую фору.

Поперек реки лежало упавшее дерево. Сделав неимоверный рывок, Джошуа подгреб к нему, схватился за ветки и выбрался на каменистый берег. Он сел, оберегая спину и тяжело дыша. Вдох, другой, третий.

Вокруг никого не было. Теперь, перестав двигаться, Джошуа мог в полной мере сосредоточиться на боли в спине — раздирающей, мучительной, жгучей. По пояснице опять текло горячее и липкое, и мокрая галька под ним покраснела от крови.

Джошуа Валиенте путешествовал в одиночку по Долгой Земле с тринадцати лет. Ему уже доводилось попадать в переделки, и он всякий раз выживал. Почему бы и теперь не вывернуться? «Ты можешь перейти, просто перейти в другой мир, и все закончится в мгновение ока…»

Нет.

Думай.

Собаки и запах.

Джошуа стянул с себя рубашку. Она в любом случае превратилась в лохмотья, и он легко от неё избавился. Одну половину он бросил в воду, и она поплыла по течению, а другую обвязал вокруг ствола дерева, которое спасло ему жизнь. Потом Джошуа встал, огляделся и побрел по мелководью, держась поближе к берегу и не выходя из реки.

— Хор-рошая попытка.

Снежок стоял прямо перед ним.

Джошуа бросился влево, прочь от реки, по неровной земле, покрытой чем-то вроде травы. Упавшее дерево, благодаря которому он выбрался из воды, было частью рощицы, погибшей, судя по всему, от удара молнии. Джошуа нырнул в тень поваленного ствола.

Перед ним беззвучно мелькнула огромная фигура бигля.

А потом он услышал человеческий голос, который доносился откуда-то издалека. Пел мужчина, тонко и жалобно, что-то про Уолтера… эти звуки, казалось, задели какую-то струнку в душе Снежка, и он метнулся прочь.

Джошуа знал, что выиграл несколько секунд, не более. Не было смысла бежать. Он выбрался из своего укрытия, чувствуя, как горит спина и как по телу течет кровь. Он заметался по поляне, подбирая валявшиеся на земле сучья. Вот один, толстый и прочный, но слишком длинный… Джошуа сломал его пополам, прислонив к поросшему лишайниками стволу. Вот, он обзавелся оружием.

Тихий рык.

Джошуа обернулся. Снежок выплюнул изжеванные остатки плеера Финна Маккула.

В ту же секунду Джошуа размахнулся что есть сил и обрушил палку на массивный череп бигля. Ему показалось, что он попытался размозжить голову мраморной статуе. От удара заныли руки, спина и даже больное плечо.

Но бигль покачнулся и чуть не упал.

Джошуа бросил взгляд на каменные и железные ножи, висевшие у Снежка на поясе. Один шанс. Он кинулся вперёд и протянул руку…

Но Снежок выпрямился — изящно, даже учтиво — и с легкостью, ударив плечом, повалил Джошуа наземь.

Джошуа лежал на спине, чувствуя, как арбалет врезается в позвоночник. Человек-волк возвышался над ним, стоя на четвереньках. Он прижимал жертву лапами к земле, пристально смотрел в глаза, склонив массивную голову. Из пасти Снежка пахло мясом. И вдруг Джошуа заметил виляющий хвост.

Снежок лизнул его в лицо.

— Больно не будет.

О да. Джошуа приготовился перейти и поставить точку.

Но вдруг он услышал другой голос. И, ощутив внезапный прилив надежды, посмотрел вбок.

Лили сказала:

— Внучка хочет тр-рофей. Ты хочешь жить. Все могут выигр-рать.

Снежок тяжело задышал.

— Я скажу Внучке, что откусил тебе лицо. В таком виде тр-рофей никому не нужен.

— Ей это не понравится, — с трудом проговорил Джошуа.

— Взамен я принесу др-ругой тр-рофей.

— Какой?!

— Не дер-ргайся, — предупредила Лили, наклонилась и вцепилась зубами в левое запястье Джошуа.

Когда огромная пасть сомкнулась, раздирая кожу, сухожилия и мышцы, он закричал.

Но даже тогда не перешёл.

Глава 67

Географически Вальгалла находилась на побережье внутреннего моря последовательной Америки, на Западе-1400013 (какой-то укурок ошибся в счете, как сообщил лейтенант Тоби Фокс). Корабли, участвующие в операции «Блудный сын», прибыли в середине дня — прекрасного июльского дня — и зависли в небе. Ясном, как в компьютерной игре.

Адмирал Дэвидсон отправил капитанам указания. Им предстояло утвердить власть Соединенных Штатов в мятежной Вальгалле, однако он предпочел бы демонстрацию доброй воли, а не перестрелку. Адмирал распорядился, чтобы отряд морских пехотинцев сопроводил группу старших офицеров, назначенных с разных кораблей, в городскую ратушу. Все должно было пройти душевно и без эксцессов. Впрочем, добавил адмирал, пусть морпехи возьмут с собой оружие.

Когда Мэгги услышала, что капитан Катлер с «Линкольна» — тот идиот, который нацелил пушку на Карла, — будет командовать этим странным парадом, она решила принять в нем участие сама.


На месте выброски, на Западе-1400013, они построились — всего пятьдесят человек — и зашагали по улицам Вальгаллы, символической твердыни мятежников на Долгой Земле. По приказу адмирала Дэвидсона морпехи держали оружие на виду, но не снимали с предохранителя. Тем временем корабли молчаливо висели над головами — угрожающие, полные внимательных глаз символы власти и контроля, готовые перейти к уровню С2, хоть все и надеялись, что не придется превращать твены в стрелковые базы. Только не сегодня.

В этот жаркий и душный день Вальгалла была пуста.

Безлюдный город — вот что обнаружил отряд, размеренно шагая от места выброски. Морпехи держались середины широкой улицы, офицеры шли сзади, и, не считая стука шагов и пения птиц, в Вальгалле стояла тишина. На пустых улицах они заметили несколько брошенных ручных тележек. Возле коновязи у салуна, в стиле Дикого Запада, стояли лошади. Попались даже две-три аккуратно припаркованные паровые машины. Но никаких признаков людей.

С кораблей сообщили, что с воздуха картинка примерно такая же. Никого нет дома.

Мэгги шла рядом с Джо Макензи.

— У меня паранойя, Мак, или ты тоже чувствуешь себя дураком?

Доктор цинично ответил:

— Нам, военным, не привыкать. Вы сами сказали: не можем же мы вечно снимать котят с деревьев. Время от времени нужно изображать солдат.

— Ты прав.

По крайней мере, Мэгги относительно освоилась в этом месте, которое, в отличие от многих поселений Долгой Земли, походило на настоящий американский город. В Вальгалле были уличные фонари, какие-то попытки контролировать дорожное движение, даже афиши, объявлявшие о концертах, танцах и лекциях, хоть преимущественно и написанные от руки, как водится в маленьких провинциальных городках. И в то же время она представляла собой типичное поселение на Долгой Земле, с массивными постройками из дерева, известняка и бетона, с дорогами, кое-как покрытыми гудроном, с тротуарами, усыпанными речной галькой.

И тут Мэгги услышала пение.

Они добрались до площади, на пересечении двух главных улиц. Там, в тени магазинного навеса, стояли десятка полтора троллей, распевавших про индейцев, чай и налоги, насколько Мэгги могла судить. Морпехи, шагавшие в авангарде, остановились и уставились на них.

Адмирал Дэвидсон и капитан Катлер принялись совещаться.

Затем Катлер распорядился сделать привал. С точки зрения безопасности позиция была выбрана достаточно разумно. Отряд находился на открытом месте, но над площадью не нависало никаких высоких зданий, и на все четыре стороны, вдоль пустых улиц, открывался ничем не заслоненный обзор. Пока остальные искали в рюкзаках бутылки с водой, Катлер поставил часовых на углах площади и отправил нескольких бойцов с переходниками в соседние миры. Классическая разведка в условиях Долгой Земли.

Мэгги осталась с Маком и Натаном. Натан извлек из рюкзака сухой паек и вгрызся в мясной пирог. Мак с легким отвращением взглянул на него.

— Как ты можешь есть в такую минуту, мужик?

Натан, с полным ртом пирога, ответил:

— Достигается упражнениями, док. Соли случайно нет?

— Нет.

Мак вытащил из рюкзака портативный компьютер и навел на троллей.

— Интересно, что за песню они поют. Ага. «Платить мы не желаем за иностранный чай». Это баллада времён Войны за независимость и «Бостонского чаепития». Тот, кто научил ей троллей, нетонко нам намекает. И чувство юмора у него есть.

Натан, доедая пирог, спросил:

— Интересно, где люди?

— Наверное, в других районах, — ответил Мак.

— В каких районах?

Мак ткнул пальцем наугад.

— В соседних мирах, — догадалась Мэгги. — Они все ушли в соседние миры?

— Типа того. Я однажды здесь был. Этот город действительно распространяется вбок, так сказать. Он не похож на поселения на Ближних Землях, которые повторяют города Базовой Земли. Здесь соседние миры более или менее нетронуты. Они полны еды, которую можно собирать или ловить. Люди там и живут, по крайней мере, часть времени. Совместными усилиями они поддерживают город. Сегодня тут как-то очень тихо. Обычно в Вальгалле остается, так сказать, некоторая критическая масса…

— Но не сегодня.

— Наверное, они узнали, что готовится вторжение. Неприятности никому не нужны. Впрочем, никакой войны не будет, если никто не хочет драться. Скучно.

Капитан Катлер услышал эти слова, подошел и мрачно нахмурился.

— Скучно?

— Конечно, сэр, — ухмыльнувшись, ответил Мак. — Ведь война — это весело. Вот почему люди воюют начиная с бронзового века, если не раньше, в том-то и секрет. Ну а теперь, когда есть Долгая Земля, каждый получает что хочет. Всегда есть место, куда можно уйти. Больше не нужно воевать. Наверное, нам пора миновать эту стадию…

Натан поднял брови.

— Желаю удачи, док. Если ты рассчитываешь сделать дальнейшую карьеру в ВВС.

Прозвучал свисток. Надо было двигаться дальше. Морпехи принялись собирать вещи, а часовые отправились позвать приятелей, отправленных в соседние миры.


Городская ратуша, судя по картам, находилась всего в паре кварталов к северу.

Вскоре Мэгги увидела её впереди, через головы своих офицеров. Ратуша представляла собой приземистое здание в колониальном стиле, стоявшее на небольшом пригорке. Перед ней открывалась площадь — ещё одно пересечение улиц. На шестах, высоко над фасадом, трепетали два огромных флага. Один звездно-полосатый, другой синий, с вереницей голубых дисков.

— А я все гадал, когда же мы увидим новый флаг, — буркнул Мак. — По Долгой Земле разбросана целая пачка мятежных колоний, начиная с Нью-Скарсдейла на Западе-100000 и до самой Вальгаллы. И даже дальше. Именно они поддержали Конгресс Долгой Земли, собравшийся здесь, в Вальгалле, где сочинили Декларацию независимости. И вот их флаг. Множественные миры. Видите?

Мэгги услышала мягкие хлопки, словно лопались мыльные пузыри. На площадь переходили люди. Наконец-то гости оказались не одни.

Катлер начал отрывисто отдавать приказы, которые подхватывали командиры морпехов. Солдаты выстроились в ряд. Мэгги заняла свое место.

Она увидела людей — мужчин, женщин, детей, — по большей части одетых как фермеры или пляжники, иногда как сочетание того и другого. Люди переходили и переходили, заполняя площадь. Они появлялись и садились, и, когда кто-нибудь приземлялся на шею ближнему, новоприбывший, смеясь и извиняясь, поспешно откатывался. Начались разговоры, совсем как на сельской ярмарке.

Люди занимали пространство между морпехами и ратушей. Корабли висели над головами, рыча моторами — зоркие, но бессильные.

Капитан Катлер, раскрасневшись, наблюдал за происходящим.

— Штыки, — коротко велел он.

— Довольно, — произнес адмирал Дэвидсон — спокойно, но отчетливо, чтобы услышали все. — Мы здесь, чтобы покорять сердца, капитан, а не для того, чтобы вырезать их из мертвых тел. Никакой стрельбы не будет, разве что по моему прямому приказу. Это ясно?

Люди продолжали прибывать, заполняя площадь. Они возникали, словно капли дождя на земле. Удивленная Мэгги заметила, что некоторые прихватили с собой запасы для пикника. Пироги, пиво, лимонад для детей. Другие явились с подарками — корзинками яблок, даже связками крупной жирной рыбы, которую пытались всучивать морпехам и сваливали прямо под ноги, когда те отказывались.

Капитан Катлер обернулся к адмиралу.

— Наша задача — захватить ратушу и поднять американский флаг, сэр.

— Но, кажется, он и так здесь висит.

— Да, но это будет символично… По крайней мере, разрешите мне расчистить путь через площадь, адмирал.

— Хорошо, Катлер, но без грубости.

Повинуясь приказам капитана, морпехи двинулись в толпу. Корабли тем временем заскользили над площадью, из динамиков неслось:

— Вас просят разойтись! Разойдитесь немедленно!

Мэгги наблюдала, как пехотинец Дженнифер Вонг, из подразделения, прибывшего на борту «Франклина», вступила в толпу вместе со своими соратниками. Рядом с людьми в деревенской рабочей одежде Дженнифер, в шлеме и бронежилете, походила на пришельца, спустившегося с неба.

Вонг выбрала жертву наугад.

— Пожалуйста, уходите, мэм, — сказала она женщине лет сорока, окруженной ребятишками.

— Не хочу, — просто ответила та.

Дети подхватили её ответ, как игровую припевку:

— Не хотим, не хотим!

У Вонг отвисла челюсть.

Они пытались физически убирать людей с дороги, хватая их за руки и за ноги. Но другие, особенно дети, тут же подбегали и усаживались на человека, которого солдаты пытались перенести. И даже если его удавалось поднять, он тут же обмякал, как тряпичная кукла, — не сопротивлялся, но всячески мешал. Катлер, не доложив Дэвидсону, велел морпехам надеть наручники на некоторых активистов. Но те, к кому пытались применить эту меру, просто переходили в соседний мир, а затем возвращались, оказываясь там, где их не могли достать. Мэгги была впечатлена координацией флэш-моба, захватившего площадь; кто-то явно научил горожан пассивному сопротивлению, решительному и дисциплинированному, почти в военном духе, хоть и иными методами и с иной целью.

Постепенно пение охватило всю площадь.

— Мы не хотим! Мы не хотим!

Катлер метнулся к Дэвидсону, удрученный и в бешенстве. Мэгги показалось, что правую руку он держит в опасной близости от пистолета. Капитан сказал адмиралу:

— Если мы определим вожаков, сэр…

— Не исключаю, капитан, что у такой толпы вожаков попросту нет.

— Значит, дать пару залпов поверх голов. Чтобы они разбежались.

Не отвечая, адмирал снял фуражку, закрыл глаза и подставил морщинистое лицо летнему солнцу.

— Нет? — резко уточнил Катлер. — Тогда, черт возьми, как мы намерены выполнить нашу задачу… сэр?

Это последнее слово он прорычал, и Мэгги подумала, что Катлер близок к нарушению субординации, а может быть, к откровенному срыву.

— Нельзя, чтоб они над нами издевались, сэр! Они не понимают!

— Не понимают, капитан?

— Они никогда не встречали таких, как мы! Сэр… мы служили и бывали на передовой. Мы принимали огонь на себя, следовали приказам — и не отступали. Именно благодаря этому они могли растить детей, строить свои дурацкие бревенчатые хижины и играть в смелых поселенцев…

Адмирал Дэвидсон вздохнул.

— Что ж, мир менялся вокруг нас с тобой, сынок. С моей точки зрения, лучшая война — это война, которая закончилась без единого выстрела. Оставь оружие в кобуре, капитан.

— Но…

— Я сказал, не доставай оружия.

В центре площади появился мужчина. Лет шестидесяти, осанистый, одетый как работник на ферме.

Натан негромко сказал:

— Я его знаю.

Мэгги тоже. Это был тот тип с фаворами из поселка под названием Перезагрузка. Она подумала, что, наверное, сейчас не время махать и кричать «привет».

Мужчина уверенно взглянул на Дэвидсона.

— Выполнение задачи зависит от того, что это за задача, не так ли, адмирал Дэвидсон? Если вы пришли поговорить, мы не против. Сомневаюсь, что сегодня вы добьетесь чего-нибудь ещё. Вам так не кажется?

Дэвидсон смерил его взглядом.

— Кто вы такой?

— Грин. Джек Грин. Один из основателей Перезагрузки. Ныне — помощник Бенджамена Кийса, мэра Вальгаллы.

Он протянул руку, и Дэвидсон пожал её. Из толпы донеслись иронические возгласы.

— Если хотите поговорить, может быть, пройдем в кабинет мэра? Не сомневаюсь, о ваших солдатах здесь позаботятся — сами видите, местные принесли столько еды, что хватит на всех.

И Грин увел Дэвидсона.

Катлер, явно в бешенстве, скрылся в переулке.

Натан взглянул на Мэгги.

— С вашего разрешения, капитан, я присмотрю за капитаном Катлером. Чтобы он не наделал глупостей.

— Хорошая мысль.

Натан ушел.

— Эду Катлеру не помешал бы психолог, — заметил Мак.

Мэгги задумалась.

— Как и большинству из нас. Если ты прав и война действительно устарела.

— Я ведь прав?

— Как обычно, Мак. Да.

Над городом мелькнула тень военного корабля. Люди поднимали головы, заслоняя глаза от солнца.

— Ого, — говорили они, словно увидели рекламу предстоящего футбольного матча.

И тут до Мэгги дошло, что миссия «Бенджамена Франклина» завершена и ей предстоит лететь в неведомые миры на «Нейле Армстронге-2».

Так или иначе, без единого выстрела Долгая война окончилась.

Глава 68

В начале сентября 2040 года, когда военная операция против Вальгаллы была официально прекращена и тролли начали массово возвращаться на Долгую Землю, Лобсанг и Агнес объявили, что устраивают садовую вечеринку в одном из филиалов Трансземного института, который Лобсанг превратил в заповедник для изучения троллей — парк в окрестностях Мэдисона, тянувшийся на несколько миров.

Поначалу Моника Янсон колебалась, но Агнес лично явилась навестить её в клинике, на Западе-5.

— Непременно приходите, — сказала она. — Без вас будет совсем по-другому. Вы участвовали в этом знаменательном приключении с биглями. И, в конце концов, вы — старейший друг Джошуа за пределами Приюта.

Янсон рассмеялась.

— Правда? А я думала, что я просто коп с нетрадиционной ориентацией, который старательно портил себе карьеру. Если, кроме меня, у Джошуа никого нет, я ему сочувствую… Послушайте, сестра, путешествие поставило точку. Все эти переходы и таблетки…

— И доза радиации, которую вы получили в подземном храме, или где там, чтобы спасти Салли Линдси, — сурово сказала Агнес. — Она мне рассказала. Моника, вам не придется никуда переходить. Во всяком случае, после того как мы переправим вас на Запад-11. Лобсанг устроил там прелестный маленький летний домик, и вы можете располагать им сколько вздумается.

Она подалась вперёд, и Янсон увидела, что её кожа — кожа тридцатилетней женщины, если верить Лобсангу, — была слишком свежей и гладкой, чтобы выглядеть убедительно. Она подумала: молодые инженеры, которые создают подвижные модули, не умеют передавать возрастные изъяны. Агнес меж тем продолжала:

— Я сама никогда не понимала, в чем притягательность переходов. Один раз попробовала, да. Я не могла этого не сделать, правда? Раз уж по Приюту болтался знаменитый Джошуа Валиенте. Я увидела только заросли, да ещё свои собственные туфли, пока пыталась не выблевать завтрак. И ни души вокруг. Ничего интересного. А теперь, когда я перехожу… я вообще ничего не чувствую. Такой меня сделал Лобсанг, идиот. Во всяком случае, я не вижу смысла. Лучше дайте мне «Харлей» и свободное шоссе. Лейтенант Янсон, вы должны принять приглашение, вы — почетный гость. Это приказ.


И вот настала суббота, 8 сентября 2040 года.

Два часа дня. Слава богу, в Мэдисоне на Западе-11 стояла ясная солнечная погода. Янсон застенчиво вышла из летнего домика, о котором говорила Агнес и который оказался чудесным коттеджем со всеми современными удобствами. С пригорка были видны зеленые лужайки, густые рощи и полянки с цветами, спускавшиеся к озеру. Вечеринка, устроенная Агнес, растянулась по местности, несколько десятков человек бродили туда-сюда, дети и собаки шумно играли, отдельная компания собралась вокруг решетки с барбекю, над которой поднимался белый дом. Кучка троллей, сидевших у воды, затянула песню, и Янсон никак не могла узнать эту ускользающую мелодию…

На мгновение она растерялась. Янсон показалось, что она увидела людей без прикрас и мишуры, Просто толпу гуманоидов, гулявших по травке. Безмозглых, как молодые шимпанзе. Тролли. Эльфы. Кобольды. Она вспомнила кобольда, который называл себя человеческим именем — Финн Маккул. Он носил кое-какую одежду, как человек. И солнечные очки! Он болтал, пока Салли и Янсон пытались заснуть, — болтал чушь, но явно подражая их разговору. Теперь иногда, слушая пустословие какого-нибудь политика по телевизору или разглагольствования священника, Янсон видела перед собой кобольда, стоявшего на задних ногах и моловшего ерунду, точь-в-точь как Маккул.

Эльфы, сбившиеся с пути, — так Петра называла людей.

Янсон покачала головой. «Гони эти мысли», — велела она себе и решительно двинулась вперёд. Открытые участки кожи у неё были намазаны защитным кремом, редеющие волосы на голове прикрывала шляпа. Янсон старалась держаться как можно прямее.

Она не прошла и десяти метров, когда её нагнала сестра Агнес в компании ещё двух монахинь. Одна была пожилая, другой, вероятно, подступало под сорок.

— Моника! Спасибо, что присоединились к нам. Это мои коллеги, сестра Джорджина и сестра Иоанна.

Сестра Иоанна показалась Янсон смутно знакомой.

— Мы уже встречались?

Монахиня улыбнулась.

— В миру меня звали Сара Энн Коутс. Я была в Приюте. В смысле жила там. Когда я выросла… то вернулась.

Сара Энн Коутс. Теперь Янсон вспомнила лицо двенадцатилетней девочки, испуганное, смущенное, смотревшее с фотографии в папке, посвященной Дню перехода в Мэдисоне. Сара была в числе приютских детей, которых Джошуа Валиенте спас в те безумные часы, когда двери Долгой Земли впервые приоткрылись.

— Приятно увидеть вас вновь, сестра.

— Пойдемте, — сестра Агнес взяла Янсон под руку, и они медленно пошли к грилю.

— Вы отличная хозяйка, Агнес, — сказала Янсон лишь с малой долей сарказма. — И вы, и ваши гости так и бегут ко мне, как только я показываюсь.

— Считайте это подарком. Но не говорите Лобсангу. Он изводит меня, создавая аватары. Итерации. Мои копии, которые расхаживают повсюду. Он говорит: у тебя ведь столько дел. А я говорю: вообрази споры между мной, мной и мной! Послушайте, Моника, сегодня сестры Джорджина и Иоанна о вас позаботятся. Если что-нибудь понадобится, только скажите. И если вдруг захочется уйти, тоже не стесняйтесь.

Янсон подавила вздох. Она знала, что нуждается в помощи, как бы ни отрицала это.

— Спасибо. Вы очень добры.

Легкий изменчивый ветерок по-прежнему доносил до них песню троллей, в привычном тролльем стиле — человеческий мотив, снабженный дополнительными гармониями, повторялся по кругу, перекрывая сам себя.

— Что это такое?

— «Зеленый цвет», — ответила Агнес. — Старая якобитская военная песня. Шотландские мятежники и все такое. Скажите спасибо сестре Симплисити. Ей только дай повод вспомнить о своих шотландских корнях. Ну и ещё посмотреть профессиональный бокс по телевизору. Приятно, что тролли вернулись, правда? Конечно, нам пришлось ограничить список гостей, чтобы тролли чувствовали себя комфортно. Вечерком обещал заглянуть сенатор Старлинг. Внезапно он сделался защитником троллей — и, оказывается, всегда им был, вы удивитесь. Говорит, что поет в церковном хоре и хочет спеть вместе с троллями. Он собирается привезти с собой участников операции «Блудный сын», экипаж «Бенджамена Франклина», в знак мира и гармонии.

А теперь давайте найдем Джошуа. Это нетрудно, он наверняка рядом с маленьким Дэном, а маленький Дэн там, где еда…


Агнес назначила Лобсанга шеф-поваром. Янсон изумленно смотрела на тибетского монаха в засаленном переднике поверх оранжевого одеяния, с поварским колпаком на бритой голове. Рядом с ним стоял какой-то незнакомый мужчина, высокий, лет за пятьдесят, чернокожий, в строгом темном костюме с белым воротничком священника.

Лобсанг поднял испачканную жиром лопатку.

— Лейтенант Янсон, рад вас видеть!

Агнес сердито проговорила:

— Этот соевый бургер недожарен, а вон та веганская сосиска уже горит. Меньше зевай по сторонам, Лобсанг.

— Да, дорогая, — устало ответил он.

— Не беспокойтесь, Лобсанг, — сказал священник, стоявший рядом. — Я помогу. Я неплохо умею резать лук.

— Спасибо, Нельсон.

— Лейтенант Янсон…

Янсон обернулась. И увидела Джошуа Валиенте, который явно чувствовал себя неловко в изящной неофициальной одежде — чистой рубашке, отглаженных джинсах, кожаных ботинках. Он прижимал левую руку к груди (стиснутый кулак был скрыт манжетом рубашки). Рядом стояла Хелен, его жена, решительная, красивая, веселая. Мимо пробежал маленький Дэн, одетый в миниатюрную копию формы летчика и увлеченный какой-то шумной игрой с другими ребятишками. На взрослых они обращали не больше внимания, чем на деревья.

Янсон и Джошуа смущенно глядели друг на друга. Янсон ощутила вдруг странный прилив эмоций, вспомнив об опасностях, которым Джошуа подвергался вдали от дома, и теперь видя его в семейном кругу, рядом с Хелен, которую он как будто никогда не покидал. После всего, что Янсон пережила вместе с Джошуа, она даже не знала, что сказать.

Джошуа добродушно улыбнулся.

— Расслабься, лейтенант.

— Бога ради, — сердито сказала Хелен. — Да обнимитесь же.

Они склонились друг к другу, и Янсон стиснула его в объятиях.

— Вот твое счастье, — шепнула она. — Не оставляй их больше. Кто бы тебя ни позвал.

— Я понял, Янсон.

И всё-таки она знала, что Джошуа не сдержит обещания. Янсон ощутила глубокую жалость к одинокому мальчику, которого знала много лет. К мужчине, которому навсегда суждено было остаться одиноким.

Она отстранилась.

— Хватит. Если стиснешь слишком сильно, я переломлюсь.

— И я тоже.

Джошуа протянул левую руку, обнажив протез — неуклюжий, слишком большой, неестественно розовый. Пальцы заскрипели, когда он разжал кулак.

— Билл Чамберс называет его «Вещь». Как в «Семейке Адамсов». Билл забавный мужик. Он, кстати, тоже где-то тут. Напивается с Томасом Куангу.

Янсон с трудом сдержала смех.

— Джошуа, не сомневаюсь, для тебя могли бы сделать что-нибудь получше. В наши дни протезирование…

— Он настаивает на том, чтобы носить эту музейную древность, — перебила Хелен.

— Лучше музейная древность, чем одна из тех штуковин, которые предложил Лобсанг.

— А, с Лобсангом внутри, — заметила Янсон.

— Да, ты понимаешь. Я не хочу жить, зная, что Лобсанг контролирует все мои поступки. Спасибо, обойдусь. Во всяком случае, Дэн не возражает, а это главное.

Янсон сказала:

— Как странно думать, что твоя рука осталась за миллион миров отсюда, прибитая к стене дворца Внучки Петры.

— Да уж… — Джошуа оглянулся, на тот случай, если Дэн был поблизости. — Ты ведь этого не видела, Моника? Тогда я тебе расскажу…

— Опять расхвастался, — устало произнесла Хелен.

— Те два бигля, Снежок и Лили, прижали меня к земле. Я понимал, что они на свой лад пытаются спасти мою жизнь. Но потерять руку было обидно. Поэтому, когда Лили вцепилась зубами мне в запястье, я сделал вот так… — он сжал механический кулак и с жужжанием выставил средний палец. — Вот что теперь висит на стене у Петры.

Янсон хрюкнула.

— И теперь, — сказала Хелен, — Дэн бегает и демонстрирует неприличный жест своим друзьям. Каждый раз, когда папа об этом рассказывает.

Джошуа подмигнул Янсон.

— Дэн поумнеет. Ну и потом, оно того стоило, правда?

Янсон сдержанно улыбнулась. Опытный коп знает, что не надо вмешиваться в семейные дела.

Их отвлекло приближение низенького, худощавого, жилистого мужчины лет под шестьдесят. Янсон он показался смутно знакомым. Он, слегка смутившись, буквально встал по стойке «смирно», когда обратился к Джошуа:

— Извините, сэр. Вы ведь Джошуа Валиенте?

— Да.

— Простите, что побеспокоил… я тут ни с кем не знаком — и вдруг узнал ваше лицо. Я ищу Салли Линдси. Вы, наверное, её знаете.

— Конечно. А вы кто?

Мужчина протянул руку.

— Вуд. Фрэнк Вуд. Служил в ВВС и в НАСА, ушел в отставку…

Ситуация получилась почти комическая: Вуд протянул левую руку и тут же отдернул её, когда в ответ ему предложили старомодный кибернетический протез.

Янсон щелкнула пальцами.

— А я вас помню, мистер Вуд. Мы встречались неподалеку от Дыры. Я сама там была с Салли.

Сначала он словно испугался, увидев её, а потом обрадовался. Видимо, в первую минуту Фрэнк не узнал Янсон, обезображенную болезнью.

— Лейтенант Янсон? Какая приятная встреча…

Они пожали друг другу руки. Ладонь у Вуда была сухой и крепкой. Янсон со смущением вспомнила, как заподозрила беднягу в том, что он в неё влюбился.

Хелен неохотно ответила:

— Кажется, Салли там, рядом с троллями. С ещё какой-то публикой с Мягкой Посадки.

И пошла вперёд.

Янсон зашагала следом, вместе с Фрэнком. Увидев, как медленно и неловко она передвигается, он украдкой протянул ей руку.

Точно так же, украдкой, Янсон благодарно улыбнулась.

— Фрэнк, просто чтоб вы знали…

— Я слышал, вы больны.

— Не в этом дело. Фрэнк, я лесби. Помимо того, что я больна.

Он виновато улыбнулся.

— Значит, наш роман умрет, не начавшись? Чутье у меня никудышное. Наверное, поэтому я так и не женился.

— Мне жаль.

— Болезнь и ориентация не помешают вам со мной поужинать?

— Я буду очень рада.

Они нашли Салли в обществе троллей и нескольких человек, которые, с точки зрения Янсон, были одеты странно даже для поселенцев — в стиле восемнадцатого века. Сама Салли, как обычно, расхаживала в безрукавке с многочисленными карманами, готовая в любую секунду отправиться по очередному важному делу.

Все представились, и Янсон соотнесла ещё несколько имен и лиц. Странно одетые гости прибыли с Мягкой Посадки. Изящный, скромного вида, моложавый мужчина оказался Жаком Монтекьютом, директором школы из Вальгаллы. Серьезная строгая девочка, молча стоявшая рядом с ним, была школьница Роберта Голдинг, которая прославилась после того, как полетела в составе китайской экспедиции на Восток-20000000. Как выяснилось, их пригласил Джошуа. Дэн Валиенте поступил в школу Монтекьюта.

Жители Мягкой Посадки держались чуть в стороне, словно не желая смешиваться с толпой. В Роберте Голдинг было что-то странное. Настороженность и сдержанность, которых Янсон не встречала ни в одном подростке, кроме Джошуа. Но у Роберты она не наблюдала ни зловещего спокойствия, ни непреодолимого инстинкта выживания. У неё было выражение лица, которое Янсон, когда работала в полиции, ассоциировала с детьми из проблемных семей. Роберта слишком многое повидала, несмотря на юный возраст. Янсон с тревогой задумалась, что станет в будущем с этой непростой девочкой.

Тролли приняли в свой круг беглянку Мэри и, разумеется, Хэма, который до сих пор щеголял в лохмотьях серебристого скафандра. Увидев Янсон, Хэм тут же бросился к ней, обнял за ноги и опрокинул бы, если бы не вмешался Джошуа.

Салли — истая Салли — немедленно накинулась на Фрэнка.

— Ну-ну. Базз Олдрин.[151] Чего вам нужно?

Вуд добродушно кивнул.

— Я надеялся получить бургер и пиво.

— Хватит любезностей, — огрызнулась Салли. — Меня вы не очаруете. Снова неприятности на базе?

— Вовсе нет. Я пришел, чтобы поблагодарить вас, мисс Линдси. И лейтенанта Янсон. За то, что вы решили проблему с троллями. Мои тамошние коллеги — люди неплохие, но немного тронутые. Наверное, мы слегка утратили моральные ориентиры. А ваши действия помогли нам обрести их вновь.

Он улыбнулся.

— Итак, к звездам. Мы уже поговариваем о том, чтобы отправить исследовательские ракеты на Марс. Может быть, даже с людьми.

Фрэнк начал рассказывать про так называемый парад планет, который происходил в этот самый день: во множестве последовательных миров Меркурий, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн и Луна собрались в одном секторе неба.

— Конечно, его будет видно из всех миров Долгой Земли. Но мы воспользуемся этой возможностью, чтобы запустить ракеты и сделать приличные снимки… то есть продемонстрировать потенциал Дыры.

Джошуа сказал:

— Вы перепугаете людей насмерть. Говорят, парад планет — это зловещий знак с точки зрения астрологии?

Хелен потянула мужа за рукав.

— Не дразни его.

Салли фыркнула.

— Не такой уж у вас хороший вид. В Дыре нет Луны.

— Да, она не торчит на дороге, — спокойно и добродушно ответил Фрэнк. — Луна не заслоняет обзор. Тем лучше, мы увидим настоящее шоу.

Внезапно Янсон почувствовала, что страшно устала от шума и разговоров. Слова, которые звучали вокруг, превращались в бессмысленную трескотню. Она опустила голову и зажала уши.

Фрэнк Вуд обвил рукой её плечи.

— Давайте-ка отойдем.

Агнес заторопилась к ним. Она улыбнулась, взяла Янсон за руку, кивнула Джорджине и Иоанне, и они отвели её, вместе с Фрэнком, подальше от толпы.

— Подышите воздухом, — сказала Агнес. — Я пока вызову багги — у нас тут есть площадка для гольфа, — и вы поедете обратно в летний домик, отдыхать. Согласны?

— Большое спасибо.

— Честное слово, я помню, каково быть больной. Лобсанг, по крайней мере, не стер этих воспоминаний.

Они направлялись к большой компании троллей, собравшейся у реки. Тролли занимались своими делами, ели, чесались, плескались в воде, мелькали между мирами — и выводили нежную мелодию. Рядом стояли несколько человек, прихлопывали в такт и пытались подпевать. Несмотря на присутствие людей, Янсон ощутила умиротворение, исходившее от довольных троллей.

— Какая чудесная песня.

Агнес сжала её руку.

— «Все мои страдания». Одна из моих любимых, с самого детства. Не считая Стейнмана.

— И как уместно в моем случае. «Скоро прекратятся».

Агнес вновь стиснула руку Янсон.

— Не надо.

Они подошли к невысокому холму, который Янсон преодолела с заметным трудом, и остановились. Перед ними простирались чистые озера, в синем небе безмятежно висело солнце, на перешейке стоял юный, ещё маленький город — копия Базового Мэдисона.

Агнес сказала:

— Я часто приходила сюда, когда болела. И смотрела вокруг. На огромный мир, который окружает нас. На небеса, управляемые вечными законами, которые одинаковы во всех мирах. Как парад планет. И простые вещи, например отблеск солнечного света на воде, тоже универсальны на Долгой Земле. Здесь я обрела покой, Моника.

— Но когда отсюда уходишь, все кажется таким хрупким, — сказала Янсон. — Полным случайностей. Жизнь могла быть совсем иной. И она может стать иной завтра.

— Да, — задумчиво ответила Агнес. — Рядом с Лобсангом… кажется, я до некоторой степени вижу мир его глазами. То, как он относится к людям, даже к ближайшим соратникам и друзьям, к Джошуа, к Салли, к этому милому священнику Нельсону Азикиве, даже ко мне… он называет нас «ценными долговременными вложениями». Иногда я думаю, что Лобсанг, ну или его казначей Дуглас Блэк расставляет людей, как фигурки на шахматной доске, готовясь приступить к игре.

— Какой?

— Несомненно, мы однажды это выясним. Ну, где багги?

Позади послышались взволнованные голоса. Агнес, Янсон и Фрэнк неохотно обернулись.

Прямо над Лобсангом материализовался корабль. Сам Лобсанг как будто застыл на месте — нет, подумала Янсон, судя по позе, он просто покинул свой передвижной модуль, исчез в мгновение ока.

И на всей лужайке затрезвонили мобильники. Люди полезли в карманы и в сумки и немедленно принялись переходить.

Янсон услышала, как с её губ сорвались два слова:

— Йеллоустон. Базовый.

Фрэнк мрачно сказал:

— Не исключаю, что Джошуа был прав насчет предзнаменования.

Глава 69

Янсон настояла, чтобы её доставили в Мэдисон-Запад-5, и неважно, сколько таблеток ей придется проглотить, чтобы побороть тошноту. Оказавшись на Западе-5, она потребовала ехать не в клинику, где она теперь жила, а в полицейский участок.

Нынешний шеф полиции, Майк Кристофер, во времена Янсон был младшим офицером. Он узнал её, впустил и посадил в угол в одном из кабинетов.

— Мы все в боевой готовности, Страшила. Здесь уже начали появляться беженцы. В смысле в Базовом Мэдисоне.

Янсон стиснула руку Фрэнка.

— Беженцы, Майк? В Мэдисоне? Как далеко Мэдисон от Йеллоустона?

Майк пожал плечами.

— Что-то около тысячи миль.

— Это ведь просто извержение, так? Неужели последствия дойдут до Мэдисона?

Он не ответил.

Она осталась сидеть с сестрой Иоанной, а Фрэнк вышел за кофе. Янсон пыталась осмыслить снимки, возникавшие на экранах, которыми были увешаны стены кабинета. Информация поступала из новостей, из полицейских и военных источников, с земли, с самолетов и твенов, спутников и вертолетов; её загружали на карты памяти, поспешно передавали из рук в руки между мирами и транслировали с минимальным запозданием.

После ряда фальшивых тревог на Ближних Землях наконец случилось серьезное извержение в одном из Йеллоустонов — а именно в Базовом. Оно началось примерно в час дня по мэдисонскому времени. Эвакуация парка продолжалась буквально до последней минуты. Примерно через час огромный столб пепла начал оседать вокруг жерла; масса раскаленных камней и газов пронеслась по территории Йеллоустона со скоростью реактивного самолета, снося, испепеляя, уничтожая… Взволнованные геологи присылали неутешительные отчеты: землетрясение оказалось сильнее, чем Пинатубо, Кракатау и Тамбора.

Янсон охватил сон, похожий на волну горячей магмы. Она перестала воспринимать слова и картинки. И чертовы таблетки не помогали от боли.

Она просто утратила счет времени.


В какой-то момент она слабо осознала, что в комнате происходит нечто вроде совещания, с участием Майка, сестер, Фрэнка Вуда и незнакомого человека, похожего на врача. Янсон догадалась, что они решили, невзирая на слабые протесты, на пару дней перевезти её в Приют к Агнес.

Майк Кристофер живо всё устроил — кресло и машину. Он подмигнул.

— Тебя за руку держит космонавт, Страшила.

Она показала ему язык.

Плохие новости продолжали поступать. Прежде чем Янсон успели вывезти из участка, на экранах, на планшетах, на смартфонах замелькали новые изображения.

Открылось второе жерло.

Потом третье.

Когда они вышли на улицу, Йеллоустон, запечатлеваемый с воздуха отважными американскими пилотами, напоминал Дантов ад.


В следующий раз она пришла в себя в уютной, но незнакомой комнате, под присмотром сестры Иоанны. Та энергично, но бережно помогла ей дойти до ванной, потом принесла завтрак в постель. Янсон лежала в раздвижной кровати, совсем как в клинике, рядом стояла стойка капельницы, на полке у двери лежали лекарства. Видимо, все это принесли из больницы. Янсон ощутила теплый прилив признательности.

Сестра Иоанна впустила очередного врача. Он попытался растолковать Янсон суть лечения — только паллиативы и так далее. Она отмахнулась и спросила, какие новости.

— Сначала лекарства, потом телевизор, — строго сказал он.

Лишь после его ухода впустили Фрэнка Вуда — судя по виду, он спал не раздеваясь. И тогда наконец они включили телевизор.

Кальдера зияла. Столб дыма, поднимавшийся из неё, достиг такой высоты, что его было видно в Денвере и Солт-Лейк-Сити, судя по трясущимся любительским видео, присланным оттуда. Съежившееся солнце, желто-коричневый свет. «Как на Марсе», — сказал Фрэнк Вуд. Облако пепла, газов и частиц пемзы быстро распространялось в атмосфере. Машины останавливались, потому что забивались фильтры. Уже появились жуткие снимки автострад, забитых людьми, которые, закрыв тканью лица, пробирались сквозь серый пепельный снегопад, как русские крестьяне. Все бежали прочь от Йеллоустона.

Но, конечно, большинство — кто только мог — отзывались на неумолчные призывы переходить. Судя по снимкам, сделанным с воздуха на Западе и Востоке-1, 2 и 3, поселения, которые соответствовали Базовым городам, оказавшимся под угрозой, были заполнены беженцами. Они переходили целыми кварталами, улицами, школами, больницами, церквями и торговыми центрами, в которых находились в момент катастрофы. Живая карта обреченных городов, отстоявших всего на шаг-другой от Базовой Земли.

Происходившее казалось Янсон пугающе знакомым. Стискивая сильную руку Фрэнка, она проговорила:

— Помню, как я пыталась убедить шефа…

— Кого, милая?

— Старого Джека Кличи…

«Прикажите людям переходить, сэр. Куда угодно. На Восток и на Запад, главное — прочь из Базового Мэдисона».

«Ты же знаешь, что не все умеют переходить. Помимо фобиков, есть ещё старики, дети, пациенты в больницах…»

«Пусть помогают друг другу. Если можешь перейти, переходи. Но возьми с собой того, кто не может…»

Фрэнк держал её за руку.

Янсон услышала, как сестры говорят про Джошуа Валиенте, Салли Линдси и прочих, бросившихся на Базовую, чтобы помогать беженцам. Эти имена ненадолго привлекли её внимание, прежде чем она погрузилась в глубокий сон.


Когда Янсон очнулась вновь, сестра Иоанна тихо плакала.

— Говорят, мы сами виноваты. Мы, люди. Наши ученые. Все версии Йеллоустона в последнее время бурлили, но извержение произошло только на Базовой. Люди потревожили Землю, так же как изменили климат. А другие говорят, это Божья кара. Ну нет, — горячо сказала монахиня. — Мой Бог не мог так поступить. Но что же теперь делать?

Янсон была слишком слаба, чтобы встать. Чертов морфин. Сестра Иоанна подложила ей судно. Краем глаза Янсон заметила в комнате больничного санитара — она не помнила, как его зовут. Но он позволил сестре Иоанне распоряжаться, проявив изрядную деликатность.

Когда Янсон проснулась в очередной раз, с чуть более ясной головой, рядом сидел Фрэнк Вуд.

— Привет, — сказала она.

— Привет.

— Который час?

Он взглянул на часы — массивные, как у космонавта.

— Три дня с начала первого извержения. Сейчас утро, Моника.

— Тебе нужна чистая рубашка.

Фрэнк ухмыльнулся и потер щеку.

— Не считая детей, здесь живут только женщины. И не спрашивай, чем я сегодня брился.

Конечно, в углу комнаты приглушенно работал телевизор. Картинки быстро менялись. Огромное облако пыли и пепла распространилось по Америке, достигнув даже Канады и Мексики, и люди переходили миллионами. Примеров такой масштабной эмиграции человеческая история не знала ни до, ни после Дня перехода. Тем временем последствия извержения уже затронули весь мир. Из Лондона и Токио приходили снимки зловещих закатов.

Моника подумала: как странно наблюдать за катастрофой с Запада-5, где сияло солнце. Ну, образно выражаясь (сейчас опять была ночь). Как будто по телевизору показывали стеклянную игрушку, снежный шар, который слегка встряхнули.

Янсон была слишком слаба, чтобы двигать чем-то кроме головы. В ноздрю ей вставили кислородную трубку. У кровати стоял автоматический дозатор лекарств, совсем как в сериале «Скорая помощь». Она вновь начала беспомощно погружаться в сон.

«Несите их на руках, на спине, — говорила она Кличи. — Возвращайтесь и переходите снова. Снова и снова…»

«Ты об этом уже думала, правда, Страшила?»

Янсон пробормотала:

— Вот почему ты взял меня на работу много лет назад, Джек.

Фрэнк наклонился к ней.

— Что, милая?

Но Моника спала.

На седьмой день наконец извержение закончилось. К общему облегчению, пепел перестал лететь. И на глазах у Фрэнка Вуда, который бессонными глазами мрачно смотрел на экран, все завершилось финальным ударом цимбал. Кальдера, пятидесяти миль в ширину, извергнув магму до конца, просто обвалилась. Кусок земли размером с небольшой штат рухнул на глубину в тысячу футов.

Некоторые из сестер помладше, в страшном волнении, перешли в засыпанный пеплом Базовый Мэдисон, чтобы своими глазами увидеть последствия. И через пять минут земля задрожала — сокрушительная волна энергии прокатилась по планете, хотя на развалинах Мэдисона она потревожила только руины. Примерно через час донесся звук, похожий на грохот сильнейшего артобстрела где-то за горизонтом или на запуск космического корабля. Так подумал Фрэнк Вуд, в котором воскресли детские воспоминания.

— О боже, — сказал он и взял Янсон за руку. — Что с нами будет, Моника? Моника?..

Её рука совсем остыла.

Книга III Бесконечный Марс

2045 год. Пробуждение и последовавший взрыв древнего Йеллоустоуна вызывают необратимые изменения в климате Базовой Земли. Наступивший новый Ледниковый период вынуждает эмигрировать в параллельные копии Земли даже тех, кто много лет назад твердо решил остаться «дома».

«Прирожденные Путники» — Джошуа Валиенте и Салли Линдси — готовы снова прийти на помощь растерянному человечеству.

Только очень похоже, что кто-то заранее знал об извержении и постарался подготовить к этому людей. И этот «кто-то» неизвестен даже Лобсангу, великому разуму Бесконечной Земли. Поиски ответов не только приведут Путников на Марс, но и заставят иначе взглянуть на теорию эволюции…

Глава 1

Верхние Меггеры

Далекие миры в большинстве своем оставались безлюдными даже в 2045 году, спустя тридцать лет после Дня перехода. И жить там можно было в совершеннейшем одиночестве. Одному в целом мире.

Это сыграло забавную штуку с твоим рассудком, подумал Джошуа Валиенте. После нескольких месяцев одиночества ты стал настолько восприимчив, что, наверное, сможешь теперь сказать, когда появится другой человек — пускай даже он будет совсем один, — чтобы разделить с тобой этот мир. Ещё один человек, быть может, на другой стороне планеты. Но никакая Принцесса на горошине тут ни при чем. Лишь ночи, холодные и бездонные, и звездный свет, что весь изливается прямо на тебя.

Но все же, подумал Джошуа, даже в пустом мире под пустым небом другие люди всегда теснились у него в голове. Такие, как его живущие далеко отсюда жена и сын, былая компаньонка по путешествиям Салли Линдси и все население Базовой Земли, страдающей после Йеллоустоуна и спустя пять лет после извержения.

И Лобсанг. Как всегда, Лобсанг…


Ввиду своего необычного происхождения Лобсанг не мог не стать кем-то вроде авторитета по части труда, известного на Западе как «Тибетская Книга мертвых».

Пожалуй, для тибетцев более привычным названием из всех было «Бардо Тодол», что переводится примерно как «Освобождение посредством слушания». Этот погребальный текст служил для того, чтобы проводить сознание через этап между смертью и перерождением, но не имел ни одной согласованной редакции. Появившись в VIII веке, он прошел через множество рук, и это привело к возникновению массы различных версий и интерпретаций.

Временами, когда Лобсанг исследовал состояние Базовой Земли, первого дома человечества, в первые дни, месяцы и годы после Йеллоустоунского суперизвержения 2040 года, он находил утешение в звучном языке древнего текста.

Утешение на фоне новостей, поступавших, например, из Бозмена, штат Монтана, Запад-1, через считаные дни после извержения. Новостей, на которые откликнулись его близкие друзья…


В любой другой день поселение, растущее в этом стоящем «одной ногой» на Западе Бозмене, было бы типичной последовательной колонией, подумал Джошуа, снова натягивая защитный комбинезон. Россыпь бревенчатых хижин Эйба Линкольна[152] врезалась в лес, древесина которого безостановочно переправлялась на Базовую Землю. Загон для скота, маленькая часовня. Пожалуй, этой копии Бозмена не хватало удобств, которые можно найти дальше по Долгой Земле — таких, как гостиницы, бары, городская ратуша, школа, поликлиника. Находясь в такой близости от Базовой Земли, было слишком просто вернуться домой ради всего этого.

Но этот день, 15 сентября 2040 года, не был обычным ни в одной из последовательных Америк. Потому что спустя семь дней после первого взрыва большой кальдеры извержение Йеллоустоуна на Базовой Земле все ещё продолжалось. А Бозмен, Монтана, находился всего милях в пятидесяти от затянувшегося взрыва.

И, оказавшись в шаге от катастрофы, Бозмен, Запад-1, изменился.

Хотя день был ясным, небо — синим, трава — ярко-зеленой и нигде ни намека на извержение вулкана, город заполнился людьми, которые набились в хижины, разместились в наскоро возведенных палатках или просто сидели на расстеленном по земле брезенте. Все были покрыты таким слоем вулканического пепла, что приняли равномерно серый цвет — кожа, волосы, одежда, — как будто персонажи из какого-то древнего черно-белого ТВ-шоу «Я люблю Люси»,[153] вмонтированные цифровым способом в залитую солнцем зелень этого прекрасного осеннего дня. Мужчины, женщины и дети кашляли и мучились от тошноты, будто привыкли курить, как в 1950-х.

Территорию вокруг городка тем временем занимали представители ФАЧС[154] и Национальной гвардии, которые разметили землю лазерными лучами, полицейскими лентами и даже просто мелом, чтобы подогнать её под план кварталов и домов Базового Бозмена. Некоторые линии уходили в лес и чащи кустарников, ранее остававшиеся нетронутыми. Чиновники пронумеровали и пометили эти кварталы, а переходящие волонтеры, перенеся компьютерные карты на свои планшеты, раз за разом возвращались на Базовую Землю, чтобы убедиться, что в поселении никого не забыли.

Все это в некотором смысле было отражением главной загадки Долгой Земли, подумал Джошуа. Уже прошло четверть века со Дня перехода, когда он и другие дети по всему миру скачали схему простого электронного прибора под названием «Переходник», повернули ручку согласно инструкции — и перешли, не влево или вправо, не вперёд или назад, но в совершенно ином направлении. Шагнули в мир лесов и болот, по крайней мере, если начать в Мэдисоне, штат Висконсин, как это случилось с Джошуа. Мир, во всем похожий на Землю — древнюю Землю, Базовую Землю, — за исключением того, что он полностью безлюден. До тех пор, пока в нем, выскочив прямиком из воздуха, не появились такие дети, как Джошуа. И как он быстро определил, можно было сделать ещё один шаг, а затем ещё — пока не обнаружишь, что шагаешь по целой цепи параллельных миров, которые все сильнее отличались от Базовой Земли, — но так и не встречая ни единой души. Миры Долгой Земли…

И вот она — жестокая реальность. Базовую Америку сейчас покрывало обжигающее одеяло из вулканического пепла и пыли — тогда как здесь, всего в одном шаге в сторону, казалось, что никакого Йеллоустоуна вообще не существовало.

Салли Линдси появилась, допивая кофе из полистироловой чашки, которую аккуратно поместила в контейнер для очистки и повторного использования. Старая пионерская привычка, отвлеченно подумал Джошуа. Она была в чистом цельном комбинезоне, но пепел осел у неё на волосах, шее, лице и даже на ушах — везде, на всех местах, что не скрывались под маской ФАЧС или её ремешками.

Её сопровождал солдат Национальной гвардии, совсем ещё мальчик, с планшетным компьютером в руках. Он проверил их личности, номера на груди костюмов и городской квартал, куда они собирались на этот раз.

— Опять собираетесь перейти?

Салли принялась снова закреплять на лице маску, дыхательный фильтр, очки в стиле стимпанк.

— Мы этим уже семь дней занимаемся.

Джошуа тоже потянулся за маской.

— И сдается мне, нескоро это закончится.

— А где сейчас Хелен?

— Думаю, Черт-Знает-Где.

Парнишка из Национальной гвардии приподнял брови, но Джошуа всего-навсего говорил о своем доме в Верхних Меггерах, поселении более чем в миллионе шагов от Базовой Земли, где он жил со своей семьей — Хелен и его сыном Дэном.

— Ну или на пути туда. Она сказала, так безопаснее для Дэна.

— И то верно. На Базовой и Ближних Землях бардак теперь затянется на много лет.

Он знал, что она права. На Ближних Землях происходили незначительные геологические изменения, отражающие большое извержение на Базовой, но «бардак» в молодых мирах стал результатом мощного нашествия беженцев с неё.

Салли посмотрела на Джошуа:

— Держу пари, Хелен не обрадовалась, когда ты отказался к ней возвращаться.

— Да, нам тогда нелегко пришлось. Но я вырос в Базовой Америке и не могу так просто её бросить.

— Поэтому решил остаться и использовать свои сверхспособности к переходу, чтобы помочь страждущим.

— Не надо так, Салли. Ты ведь тоже здесь. Сама же выросла в Вайоминге…

Она изобразила ухмылку.

— Да, но у меня нет жены, которая пытается утащить меня отсюда прочь. Серьезный аргумент, правда? Или это просто один из долгих периодов, когда она на тебя дуется?

Он отвернулся, сердитым рывком закрепил ремешки маски на затылке и натянул капюшон. Она засмеялась над ним, но из-за маски её смех звучал приглушенно. Он знал Салли вот уже десять лет, с тех пор как впервые отправился в пробную прогулку в глубь Долгой Земли — лишь затем, чтобы узнать, что Салли была уже там. И за все это время она совсем не изменилась.

Парнишка из Нацгвардии подвел их к полицейской ленте.

— Дом, куда вы идете, прямо перед вами. Двое детей уже оттуда вышли, но мы недосчитались троих взрослых. Судя по записям, у одного из них фобия. Фамилия семьи — Брюэр.

— Ясно, — сказал Джошуа.

— Правительство Соединенных Штатов ценит то, что вы делаете.

Джошуа посмотрел сквозь маску в глаза Салли. Этому мальчишке едва ли больше девятнадцати. Джошуа было тридцать восемь, Салли — сорок три. Джошуа поборол искушение взлохматить светлые волосы парнишки.

— Конечно, сынок.

Затем он щелкнул своим головным фонарем и потянулся к руке Салли.

— Готова?

— Как всегда, — она взглянула на держащую её руку. — Ты уверен, что твоя фальшивая рука все это выдержит?

Протез левой руки достался ему после их последнего длительного путешествия вместе.

— Возможно, даже больше уверен, чем во всем остальном.

Они пригнулись, зная, что сейчас должно произойти.

— Три, два, один…

И шагнули в ад.

Зола и пемза били их по плечам и по головам; пепел был словно дьявольский снег — серый, тяжелый и горячий, а пемза падала пенистыми кусками размером с гальку. Стоявший перед ними автомобиль был завален камнями, которые уже засыпало пеплом. Фоновым шумом непрерывно звучал гулкий рев, из-за которого невозможно было общаться. Столб дыма из Йеллоустоуна поднялся в воздух уже на двадцать миль; небо, затянутое пеплом, газом и смогом, почти совсем почернело.

И стояла жара. Будто в кузнице пионерского городка. Было трудно поверить, что сама кальдера находится аж в пятидесяти милях отсюда. Некоторые говорили, что даже на таком расстоянии падающий пепел мог снова расплавиться и течь как лава.

Но дом, который они пришли проверить, стоял прямо перед ними, как в плане Гвардии, — одноэтажный дом с обвалившимся под тяжестью пепла крыльцом.

Салли двинулась вперёд, обходя погребенный автомобиль. Им нужно было пробиться сквозь пепел, который местами лежал в фут глубиной, словно тяжелый, горячий и плотный снег. И огромная его масса была лишь началом тех проблем, что он обычно приносил. Если дать ему волю, он мог ободрать кожу, превратить глаза в зудящие гнезда боли и расцарапать легкие в фарш. А если дать ему несколько месяцев — то и убить, даже если и не удалось раздавить человека сразу.

Входная дверь, судя по всему, была заперта. Салли не стала тратить время — просто подняла ногу и ударила ботинком в створку.

Комната внутри оказалась устлана обломками. В свете своего фонаря Джошуа увидел, что деревянная рама конструкции давно уже сдалась под грузом пепла и пемзы, поэтому крыша и чердак провалились сквозь потолок. Мусора в гостиной было не меньше чем серых сугробов пепла. На первый взгляд казалось невозможным, что кто-то мог здесь выжить. Но Салли, всегда быстро соображающая в сложных ситуациях, указала на угол, где стоял квадратный обеденный стол. Несмотря на толстый слой пепла на столешнице, он выглядел крепким и устойчивым.

Они двинулись в его сторону. В местах, где они ботинками соскребали с пола мусор, Джошуа заметил алый ковер.

Стол был занавешен шторами. Распахнув их, они обнаружили там троих взрослых. Те выглядели как холмики пепельно-серой одежды; головы были целиком обмотаны полотенцами. Но Джошуа быстро распознал мужчину и женщину средних лет, пожалуй, около пятидесяти, и ещё одну женщину, которая выглядела гораздо старше и немощнее, лет восьмидесяти — ссутулившись в углу, она будто бы спала. По туалетной вони, которой повеяло из этого маленького приюта, Джошуа предположил, что они пробыли здесь уже какое-то время, наверное, несколько дней.

Встрепенувшись при виде Джошуа и Салли в их масках «ядерно-тревожного» типа, парочка отшатнулась назад. Но затем мужчина снял полотенце, явив запачканный пеплом рот и покрасневшие глаза.

— Слава богу.

— Мистер Брюэр? Меня зовут Джошуа. А это Салли. Мы пришли, чтобы вытащить вас отсюда.

— Никто не будет брошен? — улыбнулся Брюэр. — Прямо как обещал президент Каули.

— Кажется, вы здесь недурно устроились, — заметил Джошуа, оглядевшись. — Припасы, средства для защиты от пепла, для глаз, для легких…

Мужчина, Брюэр, выдавил из себя улыбку.

— Да, мы сделали все так, как сказала умная молодая леди.

— Что за «умная молодая леди»?

— Она появилась за пару дней до того, как пеплом стало конкретно засыпать. Носила на себе все это пионерское снаряжение, только так и не сказала, как её зовут. Думаю, она из какого-то госоргана. Дала нам толковые советы, как выжить, очень понятные. — Он посмотрел на пожилую женщину. — И очень доходчиво объяснила, что планетарное регулирование ничего не могло с этим поделать и что это не кара небесная. Мою тещу это, кажется, успокоило. Мы тогда на её советы не обратили особого внимания, но на следующий день вспомнили. Да, мы все правильно сделали. Правда, припасы у нас заканчиваются.

Женщина рядом с ним покачала головой:

— Но уйти мы не можем.

— Вы не можете остаться, — резко возразила Салли. — У вас нет воды и еды, так? Даже если вас не убьет пепел, вы умрете от голода. Слушайте, если у вас нет Переходников, мы можем просто взять вас и шагнуть…

— Вы не понимаете, — сказал Брюэр. — Мы отослали детей и собаку. Но Мэрил, моя теща…

— Экстремальная фобия, — перебила женщина. — Вы понимаете, что это значит.

Что переход между мирами, даже если Мэрил пронести туда, вызовет такую реакцию, которая может убить её, если не успеть ввести ей целый коктейль из соответствующих препаратов.

— Держу пари, что там, где вы нас размещаете, лекарства от фобии уже закончились, — сказал Брюэр.

— И даже если они ещё есть, — продолжила за ним жена, — в приоритете будут молодые и здоровые. Я не брошу свою мать. — Она пристально посмотрела на Салли. — Вы бы смогли?

— Отца, наверное, смогла бы. — Салли попятилась обратно из тесного пространства. — Пойдем, Джошуа, мы зря теряем время.

— Нет, подожди. — Джошуа коснулся руки старухи. Её дыхание было совсем хриплым. — Все, что нам нужно, — это перенести её туда, где ещё есть лекарства. Куда-нибудь подальше от зоны вулканического пепла.

— И как же мы, черт возьми, это сделаем?

— Сквозь мягкие места. Давай, Салли, если и надо когда-то использовать твои сверхспособности, то сейчас самое время. Сможешь?

Салли сквозь маску бросила на него раздраженный взгляд, но Джошуа его выдержал.

Потом она закрыла глаза, будто пытаясь что-то почувствовать. Она прислушивалась. Нащупывала мягкие места, кратчайшие пути Долгой Земли, которыми могли пользоваться только она и ещё несколько знатоков… Идея Джошуа состояла в том, чтобы перенести Мэрил сквозь мягкие места не в последовательный Бозмен, а в другое место, где будет больше лекарств.

— Да. Отлично. Есть место в паре кварталов отсюда. Я могу в два шага перенести её в Нью-Йорк, Восток-3. Но, Джошуа, сквозь мягкие места нелегко путешествовать, даже если ты не старый и ослабший.

— Выбора нет. Давай сделаем это. — Он повернулся к Брюэрам, чтобы все объяснить.

И тут весь дом словно вздыбился.

Джошуа, согнувшегося под столом, отбросило на спину. Он услышал, как затрещали прогибающиеся брусья, а затем как зашипел, устремившись внутрь дома с ещё большей силой, пепел.

Когда все успокоилось, Брюэр уставился на него широко раскрытыми глазами.

— Что, черт возьми, это было?

— По-моему, кальдера обрушилась, — ответила Салли.

Все прекрасно знали, что это означало: за последние семь дней они превратились в экспертов по супервулканам. Когда извержение наконец закончится, магматическая камера обрушится внутрь и кусок земной коры размером с Род-Айленд упадет вниз, протянувшись на полмили, — и от сотрясения вся планета зазвенит, как колокол.

— Давайте убираться отсюда, — сказал Джошуа. — Я вас проведу.

Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы благополучно перейти с Брюэрами из их дома к невероятно яркому солнечному свету Запада-1.

И как только Джошуа шагнул обратно в пепел Базовой Земли, чтобы помочь Салли с оставшейся женщиной, до них докатился последовавший за землетрясением звук обрушения кальдеры. Небо наполнилось таким грохотом, будто все артиллерийские батареи в мире открыли огонь прямо за горизонтом. Звук, который, в конце концов, обойдет всю планету. Старушка, поддерживаемая Салли, в запятнанном сером халате и с головой в полотенцах, захныкала, прикрыв уши руками.

Посреди всего этого Джошуа гадал: кем же была та «умная молодая леди» в пионерском снаряжении?


В «Бардо Тодол» период между смертью и перерождением описан с точки зрения бардо[155] — как промежуточное состояние сознания. Некоторые авторитеты выделяют три состояния бардо, другие — шесть. Из них Лобсанг считал наиболее интригующим «сидпа бардо», или «бардо перерождения», которое сопровождается кармически обусловленными видениями. Возможно, речь шла о галлюцинациях, являвшихся проистекая из изъянов души. Либо о подлинных видениях страдающей Базовой Земли и её невинных миров-спутников.

Таких, как видение сказочных судов, зависших в небе над Канзасом…


Воздушный корабль ВМС США «Бенджамин Франклин» встретил «Чжэнь Хэ», корабль ВМС нового китайского федерального правительства, над версией Уичиты, штат Канзас, на Западе-1. Капитан китайского корабля Чэнь Чжун заявил о своей озабоченности касательно той роли, которую предположительно должен сыграть в текущих действиях по оказанию помощи Базовой Америке. Раздраженный адмирал Хирам Дэвидсон, как представитель перегруженного командного состава (хотя кто не был перегружен под конец этого катастрофического и уже вступившего в зиму 2040 года?), поручил капитану «Франклина» Мэгги Кауфман временно оставить спасательные работы и встретиться с Чэнем, чтобы обсудить, что его заботит.

— Как будто у меня есть время, чтобы тешить эго каких-то старых коммунистических аппаратчиков, — ворчала Мэгги, оставшись одна в своей каюте.

— Да, он такой, — сказала Шими, свернувшись калачиком в своей корзинке на письменном столе Мэгги. — Похоже, ты уже выяснила, кто он. Я и сама могла бы это сделать для тебя…

— Тебе я не доверяю настолько же, насколько далеко могла бы тебя зашвырнуть, — беззлобно буркнула она кошке.

— Пожалуй, это весьма далеко, — Шими встала и потянулась с легким, вполне убедительным мурчаньем.

Она была совсем как настоящая кошка. Если не считать искрящихся светодиодных глаз. И воплощенной в ней чопорной человекоподобной личности. И ещё её способности говорить. Шими была сомнительным подарком для Мэгги от одной из столь же сомнительных фигур, которые, казалось, следили за её карьерой с неприятным для неё интересом.

— Капитан Чэнь приближается, — предупредила Шими.

Мэгги сверилась с показаниями приборов. Кошка была права: Чэнь был в воздухе. Он настаивал на том, что обоим твенам нет нужды приземляться, чтобы обменяться персоналом, но сейчас приближался в легком двухместном вертолете, который, по его хвастливым заверениям, без проблем поместится внутри «Франклина», если тот откроет один из своих грузовых отсеков. Ничто не доставляло этим новым китайцам большего удовольствия, чем демонстрация своих технических возможностей, особенно Америке, все ещё обессиленной спустя два месяца после извержения. Ну и выпендрежники.

Смятенная, Мэгги выглянула из большого обзорного окна своей каюты на этот мир: среднезападное небо, просторное и голубое, с легкими рассеянными облаками, зеленый ковер последовательного Канзаса, отсюда сверху почти бесконечный и плоский — и все до сих пор нетронутое, даже на этой Земле в одном шаге от Базовой. Однако чуть более подпорченное, чем раньше. До сентября, до Йеллоустоуна, Уичита на Западе-1 была не более чем тенью своего Базового исходника, сетью разбросанных строений из бревен и ячеистого бетона, грубо копировавшей план Базового города. Была типичной в своем роде. Поселения вроде этого начинались с того, что служили источником сырья для своих Базовых версий, площадкой для новых промышленных разработок, местом для дополнительных жилых построек, занятий спортом и отдыха и поэтому непременно повторяли карты исходников.

Сейчас, спустя пару месяцев после извержения, эта версия Уичиты была окружена лагерем беженцев, состоящим из рядов спешно возведенных палаток, набитых растерянными выжившими, и нагромождений коробок с пищей, медикаментами и одеждой. Военные и коммерческие твены, способные переходить, подобно «Франклину», в другие миры, висели в небе, словно дирижабли над Лондоном в военные годы. Мрачная сцена Третьей мировой — и в самом сердце последовательной Америки.

Конечно, могло быть гораздо хуже. Благодаря почти всеобщей возможности людей переходить в параллельные миры из любого места Базовой Земли прямые потери в результате Йеллоустонского извержения оказались сравнительно легкими. Фактически беженцы были перемещены из лагерей Базовой Земли, которых достигли обычным путем, убежав по дорогам подальше от эпицентра бедствия, чтобы затем перейти в более чистые параллельные миры. Сам Базовый Канзас находился на относительно безопасном расстоянии от извержения, которое остановилось в Вайоминге. Но даже на таком отдалении пепел наносил большой вред, поражая глаза и легкие. Он стал причиной явлений с такими названиями, как «Болезнь Марии» — что-то вроде жуткого медленного удушья. Эти ужасы стали всем слишком хорошо знакомы, и вокруг медицинских палаток выстраивались очереди из измученных людей.

Погруженная в раздумья о навалившихся на неё обязанностях — а также в свои вечные сомнения о том, насколько хорошо она эти обязанности исполняла, — Мэгги вздрогнула от мягкого стука в дверь. Чэнь, без сомнения. Она резко бросила кошке:

— По уставу. — Что означало: «Заткнись».

Кошка молча свернулась калачиком и притворилась спящей.

Капитан Чэнь оказался невысоким шумным человеком и ещё, по первому впечатлению Мэгги, напыщенным и самодовольным. Но при этом он как минимум смог выжить. Он был партийным чиновником, который удержал свое положение после падения коммунистического режима и отправился командующим на «Чжэнь Хэ» в престижную исследовательскую экспедицию в глубь Долгой Земли. Об этом она и упомянула, пригласив его войти.

— Экспедиция, которую вы, капитан Кауфман, уже успели бы смоделировать, если бы не это злосчастное извержение, — произнес он и, усевшись, принял предложенный кофе от проведшего его внутрь мичмана Санторини.

— Вы знаете об «Армстронге-2»? Что ж, я не единственная, чьи личные планы расстроились из-за этого.

— Совершенно верно. Но мы ведь счастливчики, не так ли?

После череды несущественных фраз — Чэнь рассказал, что его пилот, лейтенант Ву Юэ-Сай, сейчас находится под присмотром в камбузе «Франклина», — он перешёл к делу. Которое, как с раздражением отметила Мэгги, имело сугубо идеологический характер.

— Позвольте мне говорить прямо, — сказала она. — Вы отказываетесь перевозить избирательные бюллетени для наших президентских выборов?

Он развел свои пухлые руки в стороны и улыбнулся. Он был из тех, кому доставляло удовольствие осложнять жизнь другим, подумалось ей.

— Что я могу сказать? Я представляю правительство Китая. Кто я такой, чтобы вмешиваться в политику США, пусть даже в конструктивном ключе? Что, если, к примеру, я допущу какую-нибудь ошибку и не смогу доставить бумаги в тот или иной округ или вообще потеряю запечатанный ящик с бюллетенями? Представьте себе, какой разразится скандал. К тому же, если посмотреть со стороны, проводить выборы в таких условиях выглядит как-то безрассудно.

Она почувствовала, как повышается её температура, и ощутила молчаливое предупреждение в устремленных на неё кошачьих глазах.

— Капитан, это ноябрь високосного года. В это время мы проводим президентские выборы. В Америке это делается, несмотря ни на какие супервулканы. Я… мы… ценим все, что китайское правительство делает для того, чтобы помочь нам выйти из этого положения. Но…

— Но вы не приветствуете мои комментарии по поводу ваших внутренних дел, не так ли? Похоже, вам придется привыкнуть к этому, капитан Кауфман. — Он указал на планшет на её столе. — Я уверен, что ваши последние прогнозы относительно будущего вашей страны соответствуют нашим. Наиболее вероятно, что двадцать процентов континентальной территории Базовых США в конечном счете будет покинуто, в том числе Денвер, Солт-Лейк-Сити, Шайенн. Остальные восемьдесят процентов покрыто толстым слоем пепла, достаточным, чтобы уничтожить все сельское хозяйство. Несмотря на интенсивный поток эвакуации в последовательные миры, миллионы до сих пор остаются на Базовой Земле, а запасы воды и пищи быстро заканчиваются — как и на последовательных территориях вроде этой, не так ли? И этой зимой многие будут голодать без подарков в виде, например, китайского риса, доставляемого твенами либо фрахтерами по морям Базовой Земли. Вы зависите от остальной части мира, капитан Кауфман. Зависите. И я сомневаюсь, что это изменится в ближайшее время.

Она понимала, что он прав. Её собственные советники, входившие в экипаж корабля, говорили, что вулкан возымел глобальное влияние и последствия этого будут ощущаться ещё долго. Пепел смылся довольно быстро — хотя даже лежа на земле он оставался проблемой, как сказал Чэнь, — но диоксид серы после извержения висел в воздухе, словно аэрозольные частицы, создавая потрясающие закаты, но вместе с тем отражая солнечное тепло. И пока Базовая Земля готовилась к своей первой поствулканической зиме, температура резко упала, и в следующем году весна явно должна была задержаться — если наступит вообще.

Да, в обозримом будущем Америке не обойтись без китайского риса. Но Мэгги понимала: её задача состоит в том, чтобы помешать таким «друзьям», как Китай, воспользоваться бедствием и заполучить устойчивые позиции в американском обществе на постоянной основе. Уже и так ходили слухи, что китайцы переправляют контрабандный табак в изнывающую от никотинового голода Базовую Америку — как в Опиумные войны,[156] только наоборот.

Однако принцип работы Мэгги Кауфман состоял в том, чтобы бороться со стоящими перед ней практическими проблемами, позволив остальному миру позаботиться о себе самостоятельно.

— Вернемся к ящикам для голосования, капитан Чэнь. Допустим, я выделю небольшую команду из моего собственного экипажа ходить с вами, пока выборы не закончатся. Они возьмут на себя все проведение операции — равно как и ответственность за любые ошибки.

Чэнь широко улыбнулся.

— Мудрое решение, — он встал. — Я также хотел бы поинтересоваться, могу ли я прислать сюда часть моего собственного экипажа — в порядке культурного обмена. В конце концов, наши правительства уже обсуждают возможность обмена технологиями. — Он пренебрежительно осмотрелся вокруг. — Хотя наши собственные корабли несколько более продвинуты, чем ваши. Спасибо, что уделили мне время, капитан.

— Какое счастье, что это наконец закончилось, — пробормотала Мэгги, когда он ушел.

— Точно, — поддержала её Шими.

— Слушай. Напомни мне сказать старпому, чтобы обыскал этот «экипаж для обмена» с ног до головы на предмет жучков и оружия.

— Да, капитан.

— И контрабандных сигарет.

— Слушаюсь, капитан.


Как гласят некоторые версии «Бардо Тодол», в состоянии «сидпа бардо» духу дается тело, внешне неотличимое от его бывшей физической оболочки, но наделенное чудесными силами, совершенными способностями разума и возможностью действовать беспрепятственно. Чудодейственными силами кармы.

Таким образом, взор Лобсанга охватывал весь мир — все миры. Сестра Агнес, вероятно, поинтересовалась бы, летала ли его душа в вышине над землей.

И, подумав об Агнес, Лобсанг посмотрел вниз на неказистый детский дом в последовательной копии Мэдисона, Висконсин, в мае 2041 года, спустя полгода после извержения…


Как только эта первая скверная зима сменилась несчастливой весной и Америка вступила в долгий период восстановления после Йеллоустоуна, вновь переизбранный президент Каули заявил, что столицей страны временно должен стать Мэдисон, Запад-5, заменив собой покинутый всеми Базовый округ Колумбия. В ознаменование перехода города к своей новой роли он собирался произнести большую речь со ступеней новой версии здания Капитолия — большого сарая из древесины и ячеистого бетона, смелой имитации его давно уничтоженного Базового оригинала.

Джошуа Валиенте сидел в гостиной Приюта, глядя на телевизионное изображение пустого президентского подиума. Формально он прибыл сюда для встречи с пятнадцатилетним Полом Спенсером Уагонером, весьма смышленым и весьма беспокойным ребенком, с которым впервые познакомился много лет назад в местечке под названием Мягкая Посадка. Джошуа приложил усилия к тому, чтобы пристроить Пола в Приют после того, как распалась его семья. Но пока Пола не было, и Джошуа не мог удержаться от того, чтобы посмотреть трансляцию выступления президента из Мэдисона.

Каули выскочил на сцену — сверкающие зубы, прическа под звездно-полосатой рябью — новой голографической версией флага, увеличенной, чтобы отразить новую действительность последовательной экспансии нации в глубь Долгой Земли.

— Даже удивлен, что он на самом деле здесь, — заметил Джошуа сестре Иоанне.

Сестра Иоанна, урожденная Сара Энн Коутс, некогда, как и Джошуа, жившая в доме на Союзном проезде в Мэдисоне, теперь заправляла этим перемещенным заведением. Её одежда была как всегда чистой и отутюженной. Улыбнувшись, она отозвалась:

— И чему ты удивлен? Тому, что президент выбрал Мэдисон для новой столицы? Это же самый развитый город в Ближних Америках.

— Не только этому. Посмотри, кто с ним на сцене. Джим Старлинг, сенатор. И Дуглас Блэк!

— Хм, — сказала сестра Джон. — Им стоило пригласить и тебя. В качестве местной знаменитости. Всякие идиоты твердят, что ты знаменит: Джошуа Валиенте — герой Дня перехода.

День перехода, когда каждый ребенок в мире собрал Переходник и сразу же заблудился в лесах необжитых параллельных миров. Поблизости от Мэдисона это случилось с Джошуа, который в итоге вернул потерявшихся детей домой — в том числе Сару, ныне сестру Иоанну.

— Я все время надеюсь, что люди об этом забыли, — с сожалением признался Джошуа. — В любом случае, они бы, наверное, согнали меня с трибуны из-за того, что я такой чумазый. Чертов пепел, как его ни скреби — все равно где-нибудь да остается.

— Ещё ходишь в спасательные операции на Базовую Землю?

— Да, хожу, но спасать там уже некого. Сейчас мы переправляем вещи из покинутой зоны в районе кальдеры, через Вайоминг, Монтану и Горные Штаты. Там на удивление многое сохранилось: одежда, бензин, консервы, даже корм для животных. Мы выносим оттуда всю технику, которая кажется рабочей на вид. Сотовые мачты, например. Вещи, которые потребуются нам для восстановительных работ на Ближних Землях. Большинство рабочих присылают нам из лагерей беженцев. — Джошуа усмехнулся. — Они набивают карманы любыми деньгами, которые находят. Долларовыми купюрами.

Сестра Иоанна фыркнула:

— Если учесть, что экономика сдулась и рухнули рынки, эти купюры лучше всего подойдут, чтобы их сжечь и согреться.

Он хотел ответить, но она шикнула на него, поскольку Каули начал свою речь.

После рутинного начала из приветствий и острот Каули оценил ситуацию в Америке и в Базовом мире спустя восемь месяцев после извержения. Хотя зима сменилась весной, положение не улучшилось. Глобальное климатическое воздействие оказалось долговременным. На Дальнем Востоке за всю осень не было муссонных дождей. После этого практически все регионы севернее Чикаго — Канада, Европа, Россия, Сибирь — пережили самую суровую зиму, какую кто-либо мог припомнить. Теперь похожее бедствие разворачивалось и ниже экватора, по мере того как в южном полушарии наступала зима.

Все это означало, что нужно было думать о новом мире.

— Что ж, эту первую зиму мы пережили за счет жирка, накопленного ранее — в довулканические времена. Больше мы этого себе позволить не можем, поскольку всё-уже-израсходовано, — Каули подчеркнул эти слова, трижды хлопнув рукой по поверхности подиума. — И мы больше не можем полагаться на поставки продовольствия от наших соседей и союзников, которые до сих пор были очень щедры, но этим холодным летом им придется решать собственные проблемы. В конце концов, Дядя Сэм сам себя прокормит. Дядя Сэм сможет о себе позаботиться!

В толпе перед подиумом раздались приветственные возгласы, высокопоставленные чиновники на сцене за спиной Каули аплодировали.

Когда камера прошлась по их лицам, Джошуа заметил среди помощников Каули совсем молодую девушку, не старше подростка, — худенькую, темноволосую, сдержанную, с умным личиком, но одетую в то, что население Базовой Земли обычно называет «пионерским снаряжением»: кожаную юбку и куртку поверх того, что напоминало поношенную блузку. Он узнал её — это была Роберта Голдинг, с Мягкой Посадки. Джошуа встречал её в прошлом году в школе Вальгаллы, крупнейшего города в Верхних Меггерах, в те, теперь уже далекие дойеллоустоунские времена. Они с Хелен привели туда своего сына, Дэна, думали отдать его туда учиться. Тогда она показалась ему необычайно умной, и если в таком юном возрасте ей уже удалось получить высокую должность в администрации Каули, значит, она раскрыла свой потенциал.

Странно, но Джошуа вспомнилась та семья, которой он помог выбраться из Бозмена вскоре после начала извержения. И то, что они упомянули «умную молодую леди» в «пионерском снаряжении», которая вовремя подоспела с ценными советами. Могла ли это быть Роберта? По описанию она подходила. Как бы то ни было, сам он считал, что чем больше умных советов человечество получит в такое тяжелое время, как сейчас, — тем лучше…

И Джошуа снова переключился на президента.

Поскольку дойеллоустоуновские запасы израсходованы, продолжал Каули, настало время посеять урожай и вырастить пищу, которой хватит, чтобы накормить всех будущей зимой и после неё. Проблема состояла в том, что сезон урожая на Базовой Земле в этом году, по прогнозам, должен был получиться нещадно коротким — спасибо вулканическим облакам за это. Тем временем молодые сельскохозяйственные экономики в последовательных Ближних Землях, с основания которых прошло не более четверти века, не обладали достаточным потенциалом, чтобы принять вызов. Именно поэтому на новых Землях лишь ничтожная доля всей этой последовательной территории была очищена от девственных лесов.

Таким образом, предстояло осуществить «Переселение» — новую программу массовой миграции, организованную Национальной гвардией, ФАЧС и Министерством национальной безопасности при содействии ВМФ и их твенов. До извержения на Базовой Земле проживало более трехсот миллионов американцев. Однако ни одному из последовательных миров нечего было и пытаться прокормить в этот первый год более тридцати миллионов — примерно столько населяло США в середине XIX века. А это означало последовательное расселение миллионов людей по цепи как минимум из десяти миров на Восток и на Запад. И в то же время на всех оседлых мирах должна была начаться яростная расчистка земель под сельское хозяйство. Все планировалось начать этим летом. Джошуа подумал, что им наверняка понадобятся всевозможные инструменты, дешевая одежда и вообще что угодно, что он и остальные утилизаторы смогут вытащить с разрушенной Базовой Земли.

— Это расселение станет малым подобием библейского Исхода, — сказал Каули. — Это будет такое открытие новых границ, рядом с которым освоение Дикого Запада покажется уборкой двора моей бабушки. Но мы американцы. Мы сможем сделать это. Мы сможем построить новую, пригодную Америку, и мы это сделаем. Я убежден в этом. Так же как я обещал вам, что никто не будет брошен во тьме этого проклятого пепла, я обещаю вам сейчас: в предстоящие нам трудные времена никто не будет голодать

Следующие его слова были заглушены возгласами и аплодисментами.

— Должен признать, он хорошо справляется, — сказал Джошуа.

— Да. Даже сестра Агнес говорит, что он здорово вырос как президент. И Лобсанг так считает.

— Я припоминаю, что Лобсанг не раз предсказывал суперизвержение, — хмыкнул Джошуа. — Мы выяснили, что на Долгой Земле подобное случалось в некоторых Джокерах — разрушенных стихийными бедствиями мирах. Но он не смог предугадать наступление Йеллоустоуна.

Сестра Иоанна покачала головой:

— В конце концов, он понимал не больше геологов, на чьи ошибочные данные ему приходилось полагаться. И никак не мог это остановить.

— И то правда. — Точно так же Лобсанг утверждал, что не мог предотвратить ядерный удар террористов по Базовому Мэдисону десять лет назад. Лобсанг точно был не всемогущ. — Но держу пари, что от этого он не чувствует себя лучше…


В «сидпа бардо» духовное тело не сковано грубой материей. Оно может проходить через скалы, холмы, землю, дома. Просто сосредоточив внимание, местоположение в пространстве, что было Лобсангом, оказывалось и здесь, и там, и повсюду. Но все сильнее ему хотелось быть рядом со своими друзьями.

С такими друзьями, как Нельсон Азикиве, сидящий в доме священника в старом приходе Святого Иоанна-на-Водах…


Преподобный Дэвид Блессед, у которого гостил Нельсон, передал ему ещё одну наполненную до краев кружку чая. Тот, с благодарностью приняв его, ощутил исходящее от напитка тепло. Шёл август 2042 года, и на юге Англии — меньше чем через два года после извержения Йеллоустона — шёл снег. Осень снова пришла до ужаса рано.

Они оба с интересом наблюдали за третьим присутствовавшим в комнате — местной женщиной по имени Эйлин Коннолли, которая сидела перед экраном большого телевизора и смотрела повторяющиеся снова и снова новости. За три дня, прошедшие после покушения в Ватикане, они выучили их уже почти наизусть. Сумасшедший крик: «Не ступала! Не ступала!» Ужас при виде мелькающего в воздухе оружия, распятия с заостренным концом. Хрупкую фигуру Папы в белом одеянии уносят с балкона. Беспомощно скорчившийся в приступе тошноты убийца, запоздало настигнутый им после перехода.

Несостоявшийся убийца был англичанином. Его звали Уолтер Николас Бойд. Всю свою жизнь он был убежденным католиком. И сам, в одиночку, построил в Риме, Восток-1, строительные леса, точно соответствующие положению и высоте балкона Святого Петра, где стоял Папа, благословляющий толпу на площади снизу. Это было самое очевидное место для возможных покушений, но ватиканские телохранители почему-то его не блокировали. Что было особенно удивительно и непростительно в эпоху терактов, совершаемых с помощью перехода. Поэтому Уолтер Николас Бойд поднялся на строительные леса, перешёл оттуда с заточенным деревянным распятием и попытался убить Папу. Понтифик был тяжело ранен, но остался в живых.

Теперь, наблюдая за новостями, Эйлин начала что-то напевать.

Дэвид Блаженный устало улыбнулся.

— Они все поют этот гимн.

На этот горный склон крутой

Ступала ль ангела нога?

И знал ли агнец наш святой

Зеленой Англии луга?..[157]

Он сам почти пропел эти строки.

— «Иерусалим» Уильяма Блейка. Мистер Бойд протестует против того, что они называют ватиканским «захватом земель», не так ли?

— Так и есть, — ответил Нельсон. — Есть такое всемирное протестное движение под названием «Не ступала». В нем участвует и Эйлин, верно?

Эйлин, сорока четырех лет, мать двоих детей, была одной из прихожанок Нельсона, а теперь находилась ещё и под опекой Дэвида Блаженного, предшественника Нельсона, который на девятом десятке лет вышел из отставки, чтобы заботиться о приходе в эти темные поствулканические дни.

— Правда. Именно поэтому она оказалась в таком клубке сомнений.

— Это трудные времена для всех нас, Дэвид. Как вы думаете, я могу с ней сейчас поговорить?

— Конечно. Пойдемте. И давайте я добавлю вам чаю.

Затем Нельсон осторожно расспросил Эйлин Коннолли, пройдясь по всей её простой истории, о том, как она работала в магазине, как стала матерью и как потом случился развод, но жизнь продолжалась и она достойно растила детей. Очень английская жизнь, более-менее спокойная, даже несмотря на открытие Долгой Земли. И безмятежная — до тех пор, пока в Америке не проснулся вулкан.

— Вы должны уехать, Эйлин, — мягко сказал Дэвид. — Я имею в виду, на Долгую Землю. И должны забрать с собой детей. Сами знаете почему. Нам всем надо переезжать. Англия разорена. Вы видите, как местные фермеры надрываются…

Нельсон понимал почему. В этот второй год без лета сезон урожая даже на юге Англии был чрезвычайно коротким. Запоздало начав в июне, фермеры боролись изо всех сил, чтобы посадить быстрорастущие зерновые культуры, картофель, свеклу и репу в промерзлую землю, и времени едва хватило, чтобы собрать пожухлый урожай прежде, чем ударили морозы. В городах тоже остановились практически все виды деятельности, за исключением отчаянных попыток вынести культурные ценности в последовательные миры — причём правительства обещали совместно создать в дальнейшем всемирный музей Базовой Земли, где ничто не затеряется…

— И будет только хуже, — произнес Дэвид. — Ещё долгие, долгие годы. В этом нет никаких сомнений. Старая добрая Англия больше не может нас поддерживать. Мы просто должны отправиться в эти дивные новые миры.

Эйлин промолчала.

— Вопрос ведь не в том, что она не может перейти? У неё же нет фобии? — Нельсон не был вполне уверен, что уловил суть.

— О, нет. Боюсь, дело в том, что её терзают теологические сомнения.

— Теологические? — Нельсон улыбнулся. — Дэвид, это Англиканская церковь. Мы не занимаемся теологией.

— Да, но Папа им занимается, а сейчас тут все перемешалось, как видишь…

Эйлин выглядела спокойной, хотя и слегка сбитой с толку. Наконец она заговорила:

— Беда в том, что вы все слишком запутали. Священники говорят о Долгой Земле то одно, то другое. Сначала нам сказали, что пойти туда — это богоугодное дело, поскольку надо оставлять здесь все свои мирские блага, когда переходишь. Ну, почти все. Это было похоже на принятие обета бедности. Так, например, был создан Новый орден Пилигримов Долгой Земли, которые странствовали и посвящали себя нуждам возникающих там новых приходов. Это было прекрасно. Я читала о них и даже отправила туда немного денег. Но затем эти архиепископы во Франции начали говорить, что последовательные миры — падшие, что это творение дьявола, потому что Иисус там никогда не появлялся…

Нельсон читал об этом, когда готовился к встрече с Эйлин. В некотором роде это было продолжение старых споров о том, можно ли считать жителей других планет «спасенными» или нет, если Христос был рожден только на Земле. Из всей Долгой Земли, как было известно, люди эволюционировали только на Базовой. Так что пришествие Христа, несомненно, было её уникальным событием, а само тело Христово состояло из атомов и молекул Базовой Земли. Но тогда каков теологический статус у всех этих иных Земель? Как относиться к рожденным в иных мирах Долгой Земли детям, чьи тела сформировались из атомов, не имеющих ничего общего с Христовым миром? Были ли они спасены благодаря его пришествию или нет?

Нельсон считал все это отвратительной мешаниной из превратно понятых научных теорий и средневековой теологии. Но он знал, что подобными вопросами были озадачены многие католики, даже в самом Ватикане. И судя по всему, представители других христианских течений тоже.

Эйлин снова заговорила:

— И вдруг ни с того ни с сего читаешь об этих торговцах, которые продают облатки для причастия с Базовой Земли и называют их единственно годными к употреблению, поскольку их привозят с того же мира, откуда родом Господь наш, Иисус.

— Они просто барышники, — мягко ответил ей Нельсон.

— Да, но потом Папа сказал, что вся Долгая Земля — часть Царства Божьего…

Нельсон относился к резкому изменению позиции Ватикана в отношении Долгой Земли со здоровым цинизмом. Все упиралось в демографию. Из-за продолжающегося массового исхода с большей части планеты на близлежащих мирах колонии неожиданно заполнились множеством потенциальных католиков. И поэтому так же неожиданно все эти миры обрели святость. В качестве теологического обоснования Папа привел слова из Книги Бытия, глава первая стих двадцать восьмой: «И сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею».[158] Тот факт, что Бог не сказал прямо: «Долгая Земля», не стал проблемой. Как в 1492 году, когда оказалось, что в Библии не упомянута Америка. Вам ведь по-прежнему нужны священники для приобщения к исходящей от Папы благодати? Тогда Базовая Земля оставалась источником всей власти. И да, контрацепция по-прежнему считалась грехом!

Отдельные комментаторы искренне недоумевали: как двухтысячелетнему институту Церкви снова удалось выдержать столь крупные экономические и философские неурядицы, сравнимые с падением взрастившей её Римской империи, открытиями Галилея, Дарвина и появлением теории Большого взрыва? Но даже некоторые католики ужаснулись тому, что было названо самым дерзким захватом земель с 1492 года, когда Папа Александр VI поделил весь Новый Свет между Испанией и Португалией. Теперь же старинная идеология утверждала гегемонию над самой бесконечностью. Тут-то и появился Уолтер Николас Бойд со своим отчаянным криком: «Не ступала!»

И Эйлин с её крайним смятением.

— Мне не понравилось то, что сказал Папа, — призналась Эйлин. — Я бывала в последовательных мирах — путешествовала, отдыхала и все такое. Там есть люди, которые голыми руками строят дома и фермы из ничего. И ещё эти животные, которых никто раньше не видел. Нет, я бы сказала, что мы должны быть смиренными, а не заявлять, что все это принадлежит нам.

— Звучит очень мудро, Эйлин… — ответил ей Дэвид.

— Иногда я чувствую злость, — продолжила Эйлин. — Да, так же как этот парень из телевизора, Бойд. Иногда я думаю, что это место, Базовая Земля, такое мерзкое и запутанное, что оно и источник всех бед. Что всем невинным мирам Долгой Земли будет лучше, если его как-нибудь закупорят. Как большую бутылку.

— Видишь, почему я попросил твоей помощи, Нельсон, — мягко проговорил Дэвид. — Люди становятся суеверными во времена апокалипсиса, как сейчас. — Он понизил голос: — Здесь, в Мач-Наддерби, бродят слухи о случаях колдовства.

— Колдовства?!

— Или, возможно, об одержимости демоном. У одного мальчика, самого смышленого из детей, — даже жуть берет. Все, конечно, пытаются успокоиться. Но теперь ещё этот бред из Ватикана! — Он покачал головой. — Иногда я чувствую, что мы настолько глупы, что заслуживаем все свои страдания.

Нельсон, ставший близким союзником Лобсанга — или, как тот постановил, его «ценным долговременным вложением», — подумал, что Лобсанг пусть ненадолго, но согласился бы с этим утверждением.

— Вот что я попрошу тебя сделать. Пойди с ней, Нельсон. Перейди с ней туда хотя бы ненадолго. Видит Господь, я для этого слишком стар. Благослови её. Благослови землю, на которой она обоснуется с детьми. Окрести их заново. Сделай все, чтобы убедить её, что Бог не оставит её, куда бы она ни забрала своих деток. И не важно, что говорит этот горемычный Папа.

— Конечно, — улыбнулся Нельсон.

— Спасибо тебе. — Дэвид поднялся. — Я принесу нам ещё немного чая.


Лобсанг тосковал по своим друзьям.

После извержения Йеллоустоуна они хотя бы вернулись обратно на Базовую Землю, словно рвущиеся в огонь спасатели. Лобсанг же был рад их компании, даже когда они, как и Джошуа Валиенте, не могли уделить ему достаточно времени. Но спустя годы после извержения, когда ситуация стабилизировалась, они возвращались все реже и реже, с головой погрузившись в пучину своих личных жизненных проблем.

Как, например, Салли Линдси. Спустя четыре года после извержения её можно было найти в одном из параллельных миров, примерно в ста пятидесяти тысячах шагов от Базовой Земли. Впрочем, Салли всегда было очень, очень тяжело найти…


Кто-то мог бы сказать, что жизненная цель Салли в том и заключалась, чтобы её было тяжело найти. Хотя на самом деле в её жизни существовало множество других целей, особенно когда дело касалось флоры и фауны Долгой Земли, к которым она была крайне неравнодушна. Вот почему поздней осенью 2044 года она пришла в ничем не примечательное поселение посреди Кукурузного пояса в последовательном Айдахо — городок под названием Фор-Уотерс.

И вот почему она аккуратно положила тело охотника, связанного и с кляпом во рту, у задней двери офиса шерифа.

Пока она это делала, парень проснулся, его поросячьи глазки тревожно вылупились на неё. Он даже не понимает, как ему повезло, подумала она. Он-то точно не считает это везением, скорее наоборот, несчастьем, которое происходит с тобой, если до ушей Салли Линдси доходит известие, что ты убил тролля — женщину, мать и беременную… По крайней мере, она не отрезала ему палец, которым он нажал на курок. Он до сих пор был жив. А мучительный зуд от ядовитых колючек очень полезного растения, которое Салли обнаружила в Верхних Меггерах, наверное, ослабнет всего через пару лет, не больше. Так что у него будет масса времени поразмышлять о своих прегрешениях, отметила она про себя. Назовем это жестокостью из милосердия.

И именно потому, что её было так трудно найти, места, в которых она появлялась — такие, как Фор-Уотерс, хотя она посещала его нечасто и уж точно нерегулярно, — были очень полезны для выхода на связь с Салли, если вам это было очень, очень нужно.

Поэтому шериф сама вышла из своего офиса в рассветный холодок, без особого интереса взглянула на всхлипывающего охотника и подозвала Салли. Затем вернулась в свой офис и порылась в выдвижном ящике стола.

Салли ждала за дверью. Из кабинета струились мощные ароматы — концентрированная версия общей атмосферы колонии, которой ей совершенно не хотелось надышаться. Эта примечательная община с самого начала представляла собой среду, напичканную экзотической фармакологией.

Наконец шериф вручила Салли подписанный от руки конверт. Похоже было, что он пролежал в ящике её стола не меньше года. Письмо внутри тоже было написано от руки, очень коряво, но Салли без проблем узнала почерк, хоть и испытала некоторые трудности с расшифровкой. Она прочитала письмо молча, беззвучно шевеля губами.

Потом она прошептала:

— Ты хочешь, чтобы я отправилась туда? В Дыру?.. М-да, столько лет прошло. Привет, папа.


Лобсанг скучал по своим друзьям, таким, как Джошуа Валиенте. Который обосновался на склоне холма в мире, что находился более чем в двух миллионах шагов к западу от Базовой Земли. Сбежал на пять лет из зоны бедствия, в которую превратились Базовая Земля и Ближние миры, чтобы укрыться в одном из своих долгих «творческих отпусков». Совсем один, скучающий по семье, но все же отказывающийся вернуться в свой несчастный дом.

Джошуа Валиенте, который встретил новый 2045 год, не выпив ничего крепче драгоценного кофе из своих запасов, проснулся с головной болью. И прокричал в пустое небо:

— Теперь-то что?

Глава 2

Совершив последний переход, Салли осторожно вышла примерно в полумиле от забора, окружающего базу Космо-Д. За ним находилось нечто, напоминающее тяжелый машиностроительный завод: блоки, купола и башни из бетона, кирпича и железа, причём над некоторыми тянулись шлейфы дыма или пара от испарений криогенных жидкостей.

Уиллис Линдси, её отец, указал конкретный день, когда Салли должна была тут появиться. Что ж, чем бы ни обернулась эта новая затея, она откликнулась на его просьбу. И теперь стоит здесь посреди январского дня, вернувшись в крайне странный уголок этого подобия северо-западной Англии, более чем в двух миллионах шагов от Базовой Земли. На первый взгляд это был типичный для Британии зимний день, тусклый и прохладный.

И все же вечность была на расстоянии одного шага.

Луна светила в вышине, но это была не та луна, к которой она привыкла. Астероид, который умники из Космо-Д прозвали именем Беллос, обильно усеял эту луну лишними кратерами, почти полностью стершими Море Дождей,[159] а кратер Коперника разрушил новым мощным ударом, трещины от которого протянулись через пол-лунного диска. Беллос появлялся, блуждая, во многих последовательных небесах, его траектория полностью зависела от воли космического случая, то приближаясь к Земле, то отдаляясь. Неисчислимые миллиарды Земель он пропустил, оставив нетронутыми. Но нескольким десяткам миров вроде этого не повезло оказаться достаточно близко на его пути и пострадать от многочисленных ударов отколовшихся фрагментов. А одна Земля и вовсе получила удар такой силы, что оказалась полностью разрушена.

Подобные вещи, должно быть, происходят по всей Долгой Земле. Кто там говорил, что если в бесконечной вселенной что-то может случиться, то это непременно где-нибудь произойдет?[160] Что ж, в таком случае это означает, что на бесконечной планете… Все, что может произойти, должно где-нибудь произойти.

Салли Линдси нашла эту огромную рану вместе с Джошуа Валиенте и Лобсангом. Дыру в цепочке миров. Их твен провалился в космос, в вакуум, в ослепительный солнечный свет, что бил словно нож… Тогда они вернулись назад и выжили.

Воздух здесь был холодным, но Салли вдыхала его, пока не опьянела от кислорода. Однажды она пережила падение в эту Дыру. А сейчас — действительно ли она собиралась возвращаться?

Да, собиралась. С одной стороны, её позвал отец. С другой — там сейчас работали люди. В Дыре, в космосе. И это была их база, в одном шаге от Дыры.

Морской бриз ощущался таким же, как в её воспоминаниях о последнем визите сюда вместе с Моникой Янсон пять лет назад — ещё в другую, дойеллоустоунскую эпоху. Большое небо, крики птиц — все осталось по-прежнему. В противном случае она вряд ли узнала бы это место. Даже забор перед ней превратился из шаткой ограды в настоящую Берлинскую стену — сплошной бетон и наблюдательные вышки. Внутри самой базы, несомненно, все было напичкано усиленными антипереходными системами безопасности.

Цель всего этого предприятия была очевидна. Она уже могла видеть очертания одной ракеты — элегантные, классические и легко узнаваемые. Это действительно был космодром. Но не такой, как мыс Канаверал, поменьше. Здесь не было вздымающихся пусковых башен, и ракета, которую она заметила, была короткой, приземистой, ничуть не похожей на огромные корпусы шаттлов или «Сатурна-5»,[161] совершенно точно не предназначенной для того, чтобы преодолевать хватку земной гравитации. Но ведь ей и не нужно было бороться с силой тяжести Земли: она не полетит в небо, а перейдет в пустоту соседней вселенной.

В целом, вместо того чтобы оставаться такими же милыми дилетантскими задворками ракетостроения, как раньше, база и все подходы к ней выглядели сейчас как одна большая инженерная детская площадка. Насколько она знала, за последние несколько лет Дыра превратилась в серьезный бизнес, с тех пор как правительства, университеты и корпорации с Базовой Земли постепенно оценили его потенциал. Сейчас рекламные щиты пестрели именами всех основных промышленных компаний, известных Салли: от «Локхид»[162] и «Ай-Би-Эм» до Торговой Компании Долгой Земли — включая, конечно же, и Корпорацию Блэка. Это место превратилось в одно из самых густонаселенных поселений по ту сторону Вальгаллы, величайшего города Верхних Меггеров.

Что и стало одной из причин, почему она годами здесь не появлялась. И почему сделать шаг вперёд ей было так трудно, словно она страдала от фобии. Она подумала, что Джошуа Валиенте в этой ситуации справился бы лучше. Старина Джошуа, казалось, чувствовал себя как рыба в воде, находясь в таких умеренно стесненных социальных обстановках. В то время как Салли была одиночкой и убежденным мизантропом.

Но сюда её позвал отец, а его ничто не могло изменить — хорошо это или плохо. Уиллис Линдси, дорогой папочка — создатель Переходника, прибора, украденного, наверное, из ящика прямо из-под носа Пандоры и выпущенного в ничего не подозревающий мир. В этом был весь папа: ремесленник и ещё раз ремесленник. Если у вас не получалось его найти, надо было просто идти в сторону взрывов и завываний сирен «Скорой помощи»…

Пока она стояла, колеблясь в неуверенности, он смело вышел ей навстречу из ворот базы. Как он узнал, что она здесь? Хотя, конечно, он должен был знать.

Он был выше её — она всегда больше походила на маму — и тоньше, чем когда-либо, словно весь состоял из одних только костей и сухожилий. После смерти матери он долгие годы жил, казалось, лишь на одном бренди, картошке и сахаре.

Приблизившись к ней, он остановился. Некоторое время они осторожно разглядывали друг друга.

— Пришла всё-таки?

— Чего ты хочешь, папа?

Он изобразил слишком хорошо знакомую ей, слегка сумасшедшую ухмылку.

— Все та же Салли. Сразу к делу, да?

— А есть мне смысл спрашивать, чем ты занимался после… черт, да после того, как перевернул весь мир с ног на голову в День перехода?

— Всякими проектами, — пробормотал он. — Ты же меня знаешь. Ты бы или не поняла этого, или вообще не захотела бы знать. Достаточно просто сказать, что это для общего блага.

— По твоему мнению.

— По моему мнению.

— И меня ты сюда притащил из-за какого-то нового проекта?

— Сюда? — он оглянулся на базу Космо-Д. — Это только путевая станция по дороге к нашему конечному пункту назначения.

— И что же это за пункт?

— Долгий Марс, — без уловок ответил он.

Салли Линдси было не привыкать к удивлениям. Она выросла в переходах, ребенком посетила бесчисленное множество миров. Но когда отец произнес эти слова, она почувствовала, как Вселенная закружилась вокруг неё.


У ворот базы их встретил парень, которого отец представил как Эла Раупа. Сверху он был гладко выбрит, но подбородок обрамляла густая черная борода, отчего у Салли возникло странное ощущение, будто его голову перевернули по оси на уровне носа и прикрепили вверх ногами. Он был в холщовых шортах, неряшливых кроссовках без носков и черной футболке, слишком тесной для его живота, с линялым лозунгом:

ЗАКОПТИТЕ МНЕ СЕЛЕДКУ.

На вид он мог быть любого возраста в промежутке между тридцатью и пятидесятью.

— Зовите меня мистер T-т-т, — сказал он, протягивая ей ладонь. Та-та-та.

Она проигнорировала его руку.

— Здравствуйте, Эл Рауп.

Уиллис приподнял бровь:

— Сэл, девочка, будь повежливей.

— Пойдемте. Позвольте, я покажу вам свою вотчину.

Рауп провел их через барьеры безопасности, и они вошли на территорию комплекса. Салли услышала рычание большегрузных транспортных машин, вдохнула запах кирпичной пыли и влажного бетона, увидела гигантские краны, вздымающиеся над отверстиями в земле. Вокруг бродили рабочие в желтых касках. Время от времени ей попадались знаки, предупреждающие об опасности радиации, которых не было во время её последнего визита. Может быть, здесь разрабатывают ядерные ракеты?

Она заметила группу троллей, трудящихся за бетономешалкой, — они были явно довольны своей жизнью. Салли не слишком заботили ни технологии, ни люди, но не животные.

— Ну вот, — сказал Рауп, — добро пожаловать на мыс Ботанверал, марсонавты!

— Я смотрю, народ здесь не изменился с моего последнего визита, — уколола его Салли.

— Ах, да. Когда вы украли тех троллей.

— Когда я их освободила. Рада видеть, что ваш вид не вымер, когда это место подтянули под себя корпорации.

Рауп взмахнул толстыми пальцами.

— Так ведь мы, гики, были здесь первыми. Мы определили основные параметры того, как можно использовать эту Дыру, мы начали строительство Кирпичной Луны и передали несколько тестовых снимков ещё до того, как кто-либо заметил, что мы вообще здесь были.

Его акцент напоминал среднеамериканский, но говорил он в какой-то сдавленной, показной манере, с небрежными гласными и очень четкими согласными. У неё возникло странное ощущение, что он заранее отрепетировал в голове почти все сказанное, на случай, если подберется подходящая аудитория.

— Мы отнюдь не невинные младенцы. Мы даже оформили несколько патентов. Но, в конце концов, у корпоративных парней не было никакого резона завинчивать нам гайки. Легче купить нас; мы были относительно дешевы, как они выражаются, и имели нужный им опыт. — Он ухмыльнулся. — Мы, Основатели, сейчас все долларовые миллионеры. Ну разве не круто?

Салли было все равно, поэтому она не обратила внимания на его хвастовство.

Среди гигантских промышленных строений она увидела протяженные ряды жилых домов, бары, гостиницу, кинотеатр (он же — просто театр), множество казино и игорных домов, а также более сомнительного вида заведения, которые, как она догадалась, служили стрип-клубами или борделями. Ещё там стояла одна скромная часовенка, сложенная вроде бы из местного дуба, с прилегающим маленьким кладбищем за низкой каменной оградой — как напоминание о том, что космические путешествия небезопасны даже здесь.

— Я вижу, у вас есть масса возможностей спускать тут свои доллары.

— Да, это правда. У нас тут что-то вроде шахтерского городка на Диком Западе, — ответил Рауп. — Или, может, типа нефтяной вышки. Или даже раннего Голливуда, если нужен более гламурный пример. Сейчас, на самом деле, надо следить за каждым своим шагом.

— Он имеет в виду организованную преступность, — пробормотал Уиллис. — Она всегда появляется в таких местах. Уже произошло несколько убийств из-за игорных долгов и тому подобного. Один из самых распространенных способов — просто бросить человека в Дыру без скафандра и Переходника. Уснуть со звездами, как они это называют. Вот зачем такие меры безопасности — чтобы выявлять преступные элементы и отслеживать диверсантов.

— Но это по-прежнему классное место, — встрял Рауп.

Салли проигнорировала его замечание.

В сердце комплекса они прошли через своеобразную центральную аллею, по сторонам которой выстроились офисные здания, совершенно новые, из белого, незапятнанного бетона. Рауп привел их к низкому яркому зданию с бронзовой табличкой: «АУДИТОРИЯ РОБЕРТА ХАЙНЛАЙНА». У дверей толпился народ, и Раупу пришлось предъявить пропуска, чтобы им позволили пройти без очереди.

— Мы построили это, чтобы проводить пресс-конференции в духе Уолтера Кронкайта,[163] — объяснил он, словно оправдываясь. — Так захотели наши хозяева из корпораций. Обычно тут никого нет, но вам повезло, мисс Линдси: прошел слух, что марсианские ливни достаточно ослабли, чтобы руководители миссии «Посланник» смогли осуществить посадку именно в этот день. Это хороший шанс, чтобы показать вам, чем мы здесь занимаемся.

Салли посмотрела на своего отца.

— Ливневые дожди? На Марсе?

— Это не наш Марс, — сказал он. — Вот увидишь.

Рауп привел их в центральный зрительный зал с рядами скамей перед трибуной и стенами, где висели большие экраны. Аудитория была забита болтающими техниками и учеными типами. Прямо сейчас экраны на стенах были пусты, но маленькие мониторы с планшетами по всему помещению показывали увеличенные зернистые изображения. На них Салли увидела фрагменты пейзажей, серо-голубое небо, ржаво-красную землю.

— Ничего себе, — выдохнул Рауп, посмотрев на изображения, на этот раз совершенно искренне. — Похоже, у них получилось — они посадили «Посланника». Мы первый раз смогли это сделать, на этой копии Марса.

— «Посланника»?

— Это серия беспилотных космических аппаратов, — Рауп обратил её внимание на печатные изображения на стене: живописные фото видов планеты, снятые из космоса. — Первые два «Посланника» облетели Марс, и мы получили эти снимки. А сегодня была первая настоящая посадка, необходимый этап для дальнейших пилотируемых миссий. Самые последние фотографии, в прямом эфире с Марса из Дыры!

— Да, но они взяли неправильный ракурс, — фыркнул Уиллис. — Небо там совсем не такого цвета.

Салли посмотрела на своего отца. Если эта посадка на Марсе была первой, то откуда ему это известно? Но она давно уяснила себе, что выспрашивать у него что-либо не стоит и пытаться.

— Понимаете, сам зонд — это на самом деле лишь тестовый этап, — ответил Рауп. — На данный момент мы просто отработали двигательную технологию. С помощью Дыры можно много чего сделать. Мы откатали многоступенчатую ядерную ракету — инерциальный термоядерный синтез, если вам знакома эта технология, — и с этими детишками мы доберемся до Марса за несколько недель вместо семи, восьми или девяти месяцев, в зависимости от противодействия…

Салли ничего не знала и не заботилась о ядерном ракетостроении, но фотографии привлекли её внимание. На одной был изображен диск, по-видимому, весь Марс, вид из космоса — но это был не тот Марс, который она помнила по фотографиям НАСА с Базовой Земли. Этот Марс был линяло-розовый, с прожилками кружевных облаков и серо-стальными пятнами, поблескивающими на солнце: озера, океаны, реки. Жидкая вода — на Марсе, — видимая из космоса. И зелень — зелень, свидетельствующая о жизни.

— Я же говорил тебе, — сказал Уиллис. — Это другой Марс.

— Понимаете, вы видите Марс из вселенной Дыры. Вселенной, которая находится в одном шаге отсюда, — пояснил Рауп, вернувшись к своим отработанным интонациям. — Изображения передаются на Кирпичную Луну, нашу станцию в Дыре. У нас есть хитрая система передачи пакетов данных через переход на нашу базу здесь. Наш Марс — это замороженная пустыня. А этот Марс, Марс Дыры, что-то вроде Аризоны, только на большей высоте. «Посланники» подтвердили, что атмосферное давление там выше. По поверхности этого Марса можно ходить, вооружившись лишь защитной маской и солнцезащитным кремом.

На этом этапе запусков нам не повезло, что спускаемые «Посланники» прибыли посреди худшего сезона штормов, который нам доводилось видеть с начала наблюдений за Марсом из Дыры, лет за десять, а то и больше. Никаких пыльных бурь — здесь к вашим услугам дождь, снег, град и молнии. Контроллеры не рискнули соваться в этот водоворот, и несколько недель камеры орбитальных аппаратов не отсылали назад ничего, кроме изображений молний. Но сейчас буря успокоилась, и планировщики миссии, очевидно, согласились пойти на посадку. Мы ждали лишь изображений, чтобы стабилизировать…

В этот момент техники и ученые возбужденно сгрудились вокруг телевизионных мониторов и планшетов. Изображение прямой трансляции прояснилось, как будто метель наконец выдохлась. Салли увидела бортик небольшого самолета, стоящего на поверхности, покрытой вроде бы мокрым красным песком, словно пляж, открывшийся после недавно отступившего прилива. Камера, судя по всему, была установлена на самом самолете: она ясно видела звёзды и полосы, размашисто нарисованные на его корпусе.

Затем камера развернулась от него, показав неглубокую долину с бегущей речушкой и жесткой на вид серо-зеленой растительностью, облепившей берега. Живой Марс.

Очкарики, сидевшие вокруг, разразились радостными криками.


Салли с отцом и Раупом удалились в маленький буфет.

— Вот что, папочка, хватит с меня космических трофеев и туманных замечаний. — Салли посмотрела на своего отца и начала загибать на руке пальцы. — Значит, так, можно не по порядку. Объясни мне, зачем ты хочешь отправиться на Марс? Как собираешься туда добираться? И с какой радости я должна отправиться с тобой?

Он проницательным взглядом смотрел на неё. Ему было уже семьдесят лет, и морщинистое его лицо выглядело так, будто обтянуто дубленой кожей.

— Я объясню кое-что. Самое основное. Я хочу попасть на этот Марс, Марс в Дыре, потому что это не просто Марс. И даже не потому, что это Марс с совершенно другим климатом. Это Долгий Марс.

Она задумалась.

— То, что ты сказал… Долгий Марс. Ты имеешь в виду, что там можно переходить?

Он утвердительно кивнул.

— Но как ты узнал?.. Нет, не надо, не отвечай.

— Есть кое-что особенное, что я ищу и ожидаю там найти. Потом увидишь. Но сейчас самое главное то, что если мир Долгий, то в нем должен содержаться разум. Разумная жизнь. — Он взглянул на неё. — Ты ведь понимаешь, что это значит? Теория Долгой Земли, сочетание сознания и топологии…

У неё отвисла челюсть.

— Так, стоп. Вернемся назад. Ты сбросил на меня свою очередную концептуальную бомбу. Разумная жизнь? Ты нашел разумную жизнь на Марсе?

— Не на Марсе. На одном из них. — Он выглядел раздраженным. — И не нашел, а сделал вывод о неизбежности её существования. Ты всегда небрежно формулировала свои мысли, Салли.

Уязвленная, она инстинктивно хотела ответить ударом на удар, как делала всегда, с тех пор как стала достаточно взрослой и утверждала собственную индивидуальность. Её ответ прозвучал провокационно:

— Мелланье бы с тобой не согласился. Насчет разума и Долгой Земли, что Долгий мир — это почему-то продукт деятельности сознания.

— А, этот мошенник, — он пренебрежительно махнул рукой. — Что касается того, почему ты должна пойти со мной… черт возьми, а почему нет? — Он оглянулся на умников в баре, шумно отмечающих свой триумф. — Только посмотри на этих головастиков. И я знаю тебя, Салли. Тебе ведь больше нравилось, как все было до Дня перехода, когда Долгая Земля принадлежала только нам, правда? Или, во всяком случае, Долгий Вайоминг. Пока я не придумал Переходник, я не мог переходить сам, для этого мне нужна была ты, но…

— Ты тогда читал мне. Истории о других мирах Толкина, Нивена и Несбит. А я притворялась, что это все там, куда мы направлялись…

Она замолчала. Ностальгия всегда вызывала у неё ощущение собственной слабости.

— А сейчас все заполнено охламонами вроде этих. Не в обиду тебе, Эл.

— Ничего страшного.

— Салли, я знаю, что ты и сейчас много времени проводишь одна. Неужели ты не хочешь попасть в новый мир, неосвоенный, пустой, не считая нас самих… ну ладно, нас и ещё нескольких марсиан? Оставить на время человечество…

И Лобсанга, подумала она.

Рауп склонился вперёд, потный и раздражающе назойливый.

— Что касается того, как нам туда попасть. Может быть, вам уже сказали, что космическая программа, над которой мы здесь работаем, развивается гораздо быстрее, чем на Земле. Конечно, мы можем опираться на все, что узнали они, и повторно это применить…

— Ближе к делу, шумоголовый.

— Дело в том, что мы готовы к полёту. Первый пилотируемый космический аппарат на Марс. Он ожидает на Кирпичной Луне, в шаге отсюда, в Дыре. Мы хотели подождать, пока не получим подтверждения планетарных атмосферных условий и всего остального от этих автоматических спускаемых аппаратов. Но теперь, когда они у нас есть…

— Мы? А кто конкретно собирается в эту экспедицию?

Рауп выпятил грудь и приподнял свой здоровенный живот.

— В нашем экипаже будет трое, так же как в миссии «Аполлон». Ты, твой отец и я.

— Ты.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — вмешался Уиллис. — Но ни ты, ни я — мы не астронавты, Салли…

— Так же как и этот надувной шар. Пап, без вариантов — я не смогу провести несколько месяцев в жестяной коробке с этим парнем.

— У тебя есть альтернатива? — спросил Уиллис невозмутимо.

— Парень по имени Фрэнк Вуд тут ещё болтается?

Глава 3

Захочет ли Фрэнк Вуд полететь на Марс?

В 2045-м Фрэнсису Полу Вуду, ВВС США (в отставке), шёл шестьдесят второй год. А полететь в космос он мечтал с самого детства.

Ребенком он странным образом сочетал в себе спортивного фаната, инженера-любителя и мечтателя. Его воодушевляли родители и дядя, который писал о космических исследованиях и давал ему читать книги из своей библиотеки старой научной фантастики, от Азимова и Клемента до Кларка и Герберта. Но к тому времени, когда его мечты начали принимать реальные очертания, авария «Челленджера»[164] уже успела войти в историю, случившись незадолго до того, как ему исполнилось два года.

Но он все равно шёл вперёд. И даже стал кандидатом в астронавты НАСА, получив повышение после активной службы в Военно-воздушных силах, — он был так близок к мечте. Но затем произошел День перехода, когда бесконечность миров открылась на расстоянии прогулки любого специально не экипированного человека и космические корабли превратились в музейные экспонаты. Так же как и Фрэнк в свой тридцать один год. Он остался неприкаянным, погряз в ностальгии, без семьи, пожертвовав отношениями в угоду своей мечте о карьере. Неожиданно для себя он превратился в дядюшку, имевшего отношение к космической программе, и чемодан, набитый научно-фантастическими романами.

Обремененный ощущением упущенных возможностей, он потратил следующие несколько лет, болтаясь вокруг того, что осталось от мыса Канаверал, берясь за любую работу, которую мог найти. Но Канаверал, за исключением продолжающейся программы запусков беспилотных спутников, превратился просто в разрушающийся музей грез.

А затем открыли Дыру — место, где сочетание космических катаклизмов породило изъян в цепочке миров, которой была Долгая Земля, и новый путь выхода в космос. Несколько лет спустя Фрэнк, в свои пятьдесят, пришел туда, чтобы обнаружить целую толпу юнцов и «молодых душой» специалистов, увлеченно работающих над совершенно новым типом космической программы, основанной на совершенно новом принципе. Фрэнк с энтузиазмом погрузился в проект. Ему нравилось думать, что он привносит каплю мудрости и опыта в то, что на первых порах казалось каким-то бесконечным научно-фантастическим конвентом, а сейчас больше походило на Золотую лихорадку.

Затем на Базовой Земле взорвался Йеллоустоун, и Фрэнк, подобно многим другим — включая его нового друга Монику Янсон, которую он повстречал, когда Салли Линдси пришла освобождать угнетаемых троллей, — отложил в сторону свои проекты и отправился домой на помощь. Сейчас Моника уже давно мертва, и Базовая Земля вернулась к некоему подобию равновесия — ну, или по крайней мере люди перестали умирать в тех же количествах, что раньше, — и Фрэнк почувствовал себя вправе вернуться к отложенным мечтам. Обратно в Дыру.

А теперь в его жизни снова появились Салли и её отец — с потрясающим предложением для него.

Захочет ли Фрэнк Вуд полететь на Марс? Да, черт возьми!

Они принялись за работу.

Глава 4

За пределами Мэдисона, Запад-5, в невзрачной мастерской, принадлежащей филиалу Корпорации Блэка, Лобсанг — или, вернее, его передвижной модуль, одна из инкарнаций Лобсанга — чинил «Харлей» сестры Агнес. Он увлеченно возился с ним, закатав рукава, с пятнами масла на руках, лбу и старом грязном комбинезоне и одновременно в своей привычной путаной манере рассказывал Агнес о мировом положении дел.

Агнес, укутавшись от колючего холода висконсинской зимы, была рада слушать его, рада сидеть рядом и смотреть — и в то же время думать. Был декабрь 2045 года, через четыре года после извержения Йеллоустоуна, миры человечества если и не излечились окончательно, то хотя бы стабилизировались, поэтому для Агнес и остальных настало время покоя. И моменты вроде этого давали ей время подумать о себе. Снова побыть собой, спустя семь лет после удивительной реинкарнации. В эти дни она с трудом вспоминала даже свое имя. Она была сестрой Агнес столько, сколько себя помнила, и прямо сейчас была уверена, что до сих пор остается ею.

Не то чтобы её часто мучили сомнения теологического толка. Сестра Агнес едва ли могла пожаловаться на свое новое воплощение, созданное Лобсангом. Она снова была быстрой и ловкой в этом чудесном искусственном теле, в которое загрузили её воспоминания. Конечно, подвергнуться реинкарнации всегда было чревато расстройством для приличной католической девушки, поскольку подобному не было места в ортодоксальной теологии. Однако она всегда придерживалась старинного принципа, согласно которому лучший путь творить добро расстилался прямо перед ней, поэтому отбросила сомнения прочь. Может быть, у Бога была новая миссия для неё в этом новом теле, сделанном при помощи технологий. Почему бы Ему не воспользоваться такими инструментами? И, в конце концов, быть живой и здоровой, несомненно, гораздо лучше, чем быть мертвой.

Но между тем что делать с Лобсангом? В этом преходящем мире он был чем-то вроде воплощения Бога; богом технологий, воспроизводящим себя во все более и более сложных копиях; существом, чье сознание могло летать по всему электронному миру и которое могло даже разделять себя, что позволяло ему быть во множестве мест одновременно. Существо настолько всезнающее, каким не был ни один обычный человек. Агнес нравилось слово «уловить». Для неё это было отличное слово для обозначения полного понимания. Ей казалось, что Лобсанг пытается «уловить» весь мир, целую вселенную и понять, в чем заключается роль человеческой расы в этой вселенной.

Но, несмотря на все это, Лобсанг оставался в здравом уме, причём настолько могучем, что тот, казалось, пылал! Что же до его характера, то Лобсанг сделал немало добрых дел — особенно учитывая, что он имел массу возможностей натворить бед, если бы захотел. И насколько она могла видеть, у него была душа (что бы там ни говорили богословы) или, по крайней мере, её совершенное факсимиле. Если он был подобен богу, то это был добрый бог.

Но Агнес вынуждена была признать, что Лобсанг в чем-то похож на Иегову: оба были мужчинами и оба — гордецами. Лобсанг любил внимание. Он был умен, вне всяких сомнений, исключительно умен, но хотел, чтобы его ум оценили. Поэтому он искал соратников вроде Джошуа Валиенте или Агнес — ему хотелось, чтобы исходящий от него свет сиял на их удивленных лицах.

И все же эта новая эпоха после извержения была трудной даже для Лобсанга. Не физически, как это происходило с голодающим и обездоленным человечеством, а в каком-то ином, более тонком смысле. Возможно, духовном.

Агнес не знала, почему именно. Возможно, потому, что он был не в состоянии ничего сделать, чтобы предотвратить Йеллоустоунскую катастрофу. Лобсанг мог наблюдать за Йеллоустоуном только глазами геологов, а тех отвлек странный феномен возмущений в последовательных копиях Йеллоустоуна на Ближних Землях, ни одно из которых не могло сравниться с наступившим затем извержением на Базовой. Наверное, это не могло смягчить чувство вины считавшего себя пастырем человечества — доверенным лицом, которое заботится о тех, кто оставлен Богом, как он ей однажды сказал.

Или, возможно, в том, что катастрофа, которая обрушилась на Базовую Землю, и особенно на Базовую Америку, неизбежно пробила дыру в инфраструктуре силиконовых хранилищ памяти, оптоволоконных сетей и спутниковых линий связи, поддерживающих самого Лобсанга.

А может быть, Лобсанг просто по-своему старел. В конце концов, никто не знал, что может произойти с искусственным интеллектом в процессе старения, когда его оболочка, железо и софт превращаются в слои неизбежно устаревающих технологий — обрастающих, словно коралловый риф, по выражению Лобсанга, — и когда его сложное внутреннее устройство становится все более запутанным. Подобного эксперимента никто ранее не проводил.

Неудивительно, что Лобсанг иногда заговаривался, как расстроенный и огорченный старик. Что ж, Агнес было не привыкать к расстроенным и огорченным старикам: их было предостаточно в структуре Церкви.

Вероятно, именно поэтому она была здесь. Лобсанг вернул её из могилы, чтобы она стала ему своего рода соперником, противовесом его амбициям. Да, давным-давно она сама называла себя его соперником, даже если её роль была по большей части конструктивной. Однако сейчас она была… кем? Другом? Да, безусловно, но также его поверенной и нравственным ориентиром — последнее было особенно трудным, поскольку стрелка её собственного компаса имела тенденцию вращаться, словно флюгер во время урагана.

Как вообще она допустила саму возможность быть в каких-либо отношениях с таким существом? Пожалуй, она этого не знала, но, кажется, теперь начинала понимать. Она полностью верила в себя и не унывала. Она справится. Всегда справлялась.

— Только представь, — говорил он сейчас. — Человечество летало на Луну, и ты не можешь не согласиться, что это было знаменательное событие. В конце концов, какое ещё создание смогло выйти за пределы планеты? И что же потом сделал наш Homo sapiens? Снова вернулся домой! Притащил с собой несколько коробок камней и самодовольно объявил себя повелителем вселенной…

— Да, дорогой, — ответила она автоматически.

— Ты должна согласиться, что такой вид заслуживает, чтобы его вытеснил другой, более достойный.

— Если ты так считаешь.

— Почти закончил. У меня есть немного чая в термосах. «Эрл Грей» или «Леди Грей»?.. Над чем ты смеешься?

— Над тобой, — она постаралась выглядеть серьезной. — Твой резкий переход от рассуждений о том, что человечество заслуживает искоренения, к вежливому вопросу, не хочу ли я чего-нибудь такого же веселого и обыденного, как чашечка чая! Слушай, я понимаю все, что ты мне говоришь. Человечество очень недалекое. Потребовалась высадка на Луну, чтобы большинство людей поняли, что собой представляет Земля: круглая, конечная, драгоценная и подвергающаяся опасности. Мы не в состоянии организоваться даже ради ириски. Но не демонстрирует ли человечество больше здравого смысла в этот запоздалый час? Посмотри, мы ведь достойно справились с Йеллоустоунским извержением — как мне кажется.

— Хм-м… Может быть. Хотя я вижу некоторые намеки на то, что нам слегка помогли.

Она возразила ему:

— Ой, не будь таким загадочным, Лобсанг, это раздражает. И я не соглашусь, что мы не можем измениться… измениться и вырасти. Уж поверь мне, я не раз встречала чудесных взрослых, выросших из трудных подростков. Потенциал есть в каждом. И честно говоря, если взять всю твою чушь про то, что мы обречены на вытеснение, то я не вижу вокруг претендентов на это. И как они, по-твоему, объявятся? Мы услышим стук сапог?

— Дорогая Агнес, я знаю, ты любишь преувеличивать ради пущего эффекта, но делу этот прием не помогает. Нет, не стук сапог. Что-то большее — и полезное. Вот я снова говорю загадками. Представь себе что-то более утонченное, медленно, осторожно и незаметно подкрадывающееся, но не злое, и да, организованное лучше, чем Homo sapiens когда-либо могли бы…

Тут его голос затих, и выражение лица изменилось, будто его позвали откуда-то издалека.

Она уже привыкла к подобному. Он рассказывал ей о параллелизации — понятии, о котором она не слышала до своей реинкарнации. Под ним она подразумевала работу над несколькими задачами сразу или разделение одной большой задачи на меньшие, которые велись одновременно. Не то чтобы её это особенно впечатлило. В конце концов, она занималась этим всю свою жизнь, только и думая о том, как приготовить ужин и в то же время о сопливых носах, о том, как научить беспокойных детишек общению, как написать очередное гневное письмо епископу, ещё и добавив в эту бурлящую смесь случайную молитву. Кому не приходилось работать так каждый день своей занятой жизни?

Однако это позволяло ей понимать, когда он вот так отключался. Ведь, по его же словам, он правил ход событий в мире.

Наконец Лобсанг вернулся к реальности. Он не стал рассказывать, что его отвлекло, и Агнес решила не настаивать.

Он встал, вытянув спину и потерев ладони.

— Что ж, готово. Правда, это временно. Знаешь, я мог бы сделать этот байк самым безопасным в мире. Чтобы никаких заносов и ни малейшей опасности для тебя… что скажешь насчет этого?

Агнес задумалась перед тем, как ответить.

— Не сомневаюсь, что ты можешь, Лобсанг. Я очень впечатлена, честное слово. И тронута. Но знаешь, мотоциклы вроде «Харлея» не хотят быть совершенно безопасными. У таких машин появляется то, что можно назвать душой, тебе не кажется? И нужно позволить этой душе проявить себя, а не ставить ей подножку. Пусть металл будет горяч, а мотор голоден…

— Что ж, тогда вот твой байк с голодным мотором. — Он пожал плечами. — Пожалуйста, управляй им осторожно — но, Агнес, это всего лишь моё пожелание.


Поэтому она аккуратно выкатила байк из маленькой мастерской и повела его через ещё не слишком загруженный трафик этого последовательного мира, пока не достигла открытой местности, где позволила машине показать себя. Ветер был сильный, но едва стоило унестись прочь от пугающей индустрии этого молодого города — современных сатанинских мельниц, укрытых временными заборами и рекламными объявлениями, — впереди открывался лучший мир, где воздух чище, а мысли менее печальны. Сквозь рев «Харлея» она пела песни Джони Митчелл,[165] следуя черным лентам дорог вдоль снежных берегов заледеневших озер Мэдисона, Запад-5.

Когда она вернулась назад, Лобсанг сообщил ей, что Джошуа Валиенте вернулся домой.

— Я должен его увидеть, — решительно заявил он.

— Но Лобсанг, — вздохнула Агнес. — Возможно, Джошуа не так сильно жаждет с тобой увидеться…

Глава 5

Отлет экспедиции «Армстронга» и «Сернана» с площади Капитолия, Мэдисон-Запад-5, был обставлен как в кино, не без гордости подумала капитан Мэгги Кауфман.

Она стояла здесь со своей командой, выстроившейся, как на параде, перед ступенями Капитолия под ясным голубым небом, какое бывает в январе на Ближней Земле. Стояла прохлада, зато в воздухе, к счастью, не ощущалось смога и пепла Базовой Земли. Перед деревянным фасадом здания был установлен президентский подиум. Все это создавало типичный для середины XXI века вид с парящими камерами и трепещущим голографическим флагом из звёзд и полос Америки и её последовательной Эгиды.

Несколько гостей на сцене ожидали, когда появится сам президент, как он сделал это во время последнего своего выступления в новой столице. Среди них присутствовали адмирал Хирам Дэвидсон, командующий ДолАм, военным подразделением Долгой Земли, и вышестоящий начальник Мэгги. Рядом с ним стоял Дуглас Блэк, невысокий, мрачный, плешивый, словно лысуха, в крупных солнцезащитных очках. Блэк был «близким другом» президента и, как судачили некоторые сайты, его «доверенным советником». В переводе это означало: «его денежным мешком». Он вроде бы никогда не пропускал подобных мероприятий. Но так уж повелось в мире, и началось это задолго до Йеллоустоуна и Дня перехода.

Там же стояла и Роберта Голдинг, совсем молоденькая, очень худая, очевидно, очень умная и теперь уже довольно известная девушка, взлетевшая от интернатуры до места на президентской «кухне» буквально за несколько лет. Когда-то она отправилась вместе с китайцами в их Дальневосточную экспедицию как западный студент в рамках какой-то из программ по обмену учащимися. Тогда ей было всего пятнадцать, и это стало ступенькой в её дальнейшей эффектной карьере. Голдинг работала с Натаном Боссом, старпомом Мэгги, как советник по планированию отправляющейся сегодня экспедиции. И Мэгги считала, что Роберта заслужила свое место на сцене.

Вокруг этой группы собрался привычный аппарат президентской службы безопасности, включая жужжащих над головами дронов, размещенных по периметру подиума тяжеловооруженных и бдительных морпехов — некоторые из них время от времени переходили в соседние миры, проверяя их на предмет возможной угрозы. За ними шли ряды полиции, военные и гражданские охранники держали толпу на почтительном расстоянии от эпицентра происходящего. Но все эти толпы и близко не могли сравниться с теми, которые собирались когда-то в подобных случаях в Базовом Вашингтоне, округе Колумбия, подумала Мэгги. Зрители были одеты по большей части в подобающую молодому колониальному городу одежду: комбинезоны и практичные пальто вместо костюмов, самодельные мокасины и ботинки вместо фабричных кожаных туфель. Среди собравшихся можно было увидеть много, очень много маленьких детишек. После Йеллоустоуна, точнее даже задолго до этой великой разделительной линии в истории, в последовательных Америках произошел бум рождаемости, а сейчас многодетные семьи поощряла ещё и политика Каули с её дотациями и налоговыми льготами.

А позади толпы вдаль тянулся небрежно раскинувшийся новый Мэдисон. Между широкими проспектами и развернувшимися стройками Мэгги могла увидеть весь путь до озер, определявших расположение Мэдисона во всех последовательных мирах, — их спокойная ледяная белизна сверкала под низким январским солнцем, лишь изредка подергиваясь голубой рябью. Согласно обширному, элегантному и современному плану городской застройки, завещанному этому последовательному поселению отцами-основателями, изящные новые здания, обслуживающие поток прибывших сюда политиков и клерков, соседствовали с более практичными строениями вроде конюшен, стоявших всего в сотне ярдов от самого Капитолия. Это было лишь малое подобие Базовой Земли из доядерной эпохи. Но оно явило собой притягательный сплав американских традиций, старых и новых.

Никто не завидовал Брайану Каули и его противоречащему конституции третьему, как у Рузвельта, сроку. Общественное мнение сошлось на том, что, какими бы мутными ни были процессы, впервые вытолкнувшие Каули на эту должность в 2036 году — когда он возглавлял деструктивное и противоречивое антипереходное движение «Друзья человечества», — он прочно обосновался на вершине, и теперь благодаря его усилиям последствия суперизвержения стали сходить на нет. Несменяемость власти в условиях продолжающегося кризиса была благом, а других кандидатов, которые сделали бы его работу лучше, просто не нашлось — и во время живых телеэфиров все видели, какое огромное бремя несёт на себе Каули, стареющий буквально на глазах. Его неофициальным лозунгом стало выражение: «Никто не страдает больше, чем я».

Но, известный своей страстью играть на публику, он был только рад обставить все как представление.

— Что он собирается делать? Ждать, пока мы все разойдемся? — прошептал Мэгги Джо Маккензи, пока они стояли, ожидая в собравшейся толпе.

— Не преувеличивай, Мак. Это все шоу. Я имею в виду экспедиция «Армстронга» и «Сернана». И к тому же оно чертовски дорогое. Нам пришлось ждать этого годы, пока мы работали над восстановлением после Йеллоустоуна. Ты не можешь винить Каули за то, что он растягивает момент — для него в этом весь смысл происходящего.

— Хм-м, — скептически отозвался Мак и с кислым выражением лица оглянулся на экипажи двух судов из маленькой эскадры Мэгги. — Замечательная экспедиция.

Мэгги видела своих людей его глазами: экипажи ВМС и отряды морпехов, усиливших команду своими мускулами. Среди них находился капитан Эд Катлер, которого все члены старой команды Мэгги однажды на Вальгалле видели убегающим в приступе безумия. Стояла рядом и небольшая группа китайцев в их странной, плохо сидящей униформе — не подлежащий возврату подарок (в порядке дружбы, сотрудничества и прочего), ставший частью сделки по передаче современных китайских «переходных» технологий для новейших кораблей ВМС США.

Было там и три тролля — маленькая семья в наручных повязках, указывающих на то, что они присутствовали в качестве кооптированных членов команды Мэгги. Они были явно недовольны тем, что застряли на Ближней Земле, в мире, насыщенном человеческой вонью и своеобразным психическим давлением, которое обычно заставляет троллей держаться подальше от крупных человеческих популяций. Но все же они были здесь, и Мэгги испытывала чувство удовлетворения от их преданности.

Однако Джо Маккензи это мало тронуло. Дожив до шестидесяти, Мак, ветеран, отработавший слишком много лет в городских службах неотложной помощи и военно-полевой хирургии, превратился в ходячее воплощение цинизма, подумала Мэгги, — но даже если бы ей приходилось выбирать, она отправилась бы в эту экспедицию именно с ним. Сейчас он стоял с каменным выражением лица.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала Мэгги.

— Неужели?

— Что за гребаный цирк?

— Это ещё мягко сказано.

— Слушай, Мак, эта экспедиция, она как бы… сложная. Мы несем на себе бремя символизма. Формально наша цель — пройти в последовательные миры дальше, чем какой-либо корабль до этого, включая даже те китайские суда до Йеллоустоуна. Но более глубокий смысл в том, что мы станем наглядной демонстрацией восстановления Америки, мы покажем, что американцы способны на большее, чем просто перелопачивать пепел. Мак, мы войдем в историю.

— Или сгорим.

— И ты, как всегда, будешь там лечить наши раны.

— Слушай, Мэгги, я знаю, я старый сварливый ублюдок. Но насколько я понимаю, все эти заявления о судьбоносности для Америки — полная чушь. Истинная цель Каули точно такая же, как несколько лет назад, когда мы отправились на «Франклине» к Вальгалле, где вспыхнул бунт. Распространить федеральную власть по всему протекторату. Напомнить всем этим нахальным колонистам и аборигенам, кто здесь босс. И как я сам абсолютно убежден, единственная стоящая цель нашей миссии — это узнать, что случилось с командой «Армстронга-1».

— Справедливо. В любом случае рада видеть тебя на борту. И, между прочим, я беру с собой кошку.

— Проклятье, Мэгги! — он вспыхнул. — Почему бы тебе просто не воткнуть мне булавки в глаза?!

Внезапно на площадь с небес упали тени. Мэгги посмотрела вверх, прикрыв глаза рукой. Ровно в зените, прямо над их головами, появились три воздушных судна.

Два новых корабля ВМС США, «Нейл Армстронг-2» и «Юджин Сернан», казались китами в небесном океане. Их предшественники, в том числе старый корабль Мэгги «Франклин», основывались на технологии коммерческих твенов Долгой Миссисипи и размерами были чуть меньше почтенного «Гинденбурга».[166] Новый «Армстронг», как и его собрат, был почти в полтора раза длиннее — больше тысячи футов от носа до кормы, не считая выступающих антенн и массивного хвостового оперения с компактными реактивными двигателями. Экипаж любил хвастаться тем, что его огромная оболочка может целиком поглотить старый «Франклин», хотя это было не совсем правдой.

А вот что касается «Сернана», то этот корабль точно побил рекорд как самый большой летательный аппарат со времён старичка «Гинденбурга». Мак советовал Мэгги не хвалиться этим слишком громко, поскольку «Гинденбург» всё-таки был построен нацистами, а в конечном итоге вообще разбился и сгорел… Когда Мэгги сосредоточенно изучала технические детали в процессе разработки проекта и строительства корабля, она казалась ребенком в магазине игрушек. Теперь же её сердце переполняла гордость от того, что она будет командовать такими великолепными судами.

Между ними, появившись синхронно в то же мгновение, висел маленький, но такой же крепкий на вид кораблик с бело-голубым корпусом и гордой президентской эмблемой, красующейся на боках и хвосте. Более известный как «Борт номер один», это был личный президентский твен, ощетинившийся вооружением и броней. И по слухам, роскошно обставленный внутри.

Сопровождаемый гулом мощных двигателей и воздушных волн и аккуратно лавируя, твен спустился к зданию Капитолия. Затем в его днище открылся люк, и прямо на сцену плавно опустилась лестница.

По трапу сошла легко узнаваемая фигура Каули, со всех сторон окруженная телохранителями. Оркестр заиграл «Славу вождю»,[167] и глазеющая толпа по ту сторону периметра разразилась радостными аплодисментами. Каули прошел вдоль шеренги высших чиновников, обменявшись рукопожатиями. Внешне он выглядел как страдающий избыточным весом человек в мятом костюме.

— Ты только посмотри на него и на Дугласа Блэка, — хмыкнул Мак. — Это не рукопожатие, это какой-то обмен ДНК. Мистер президент, что же вы на людях-то?

— Ладно тебе, Мак. Ходят слухи, что именно Блэк спонсировал строительство этих кораблей, всю эту гребаную экспедицию. Не нужно завидовать его минуте славы.

— Да, но он, очевидно, спонсировал заодно и организацию этой минуты…

Наконец Каули подошел к микрофону и улыбнулся собравшейся перед ним толпе.

— Мои дорогие американцы и люди планеты Земля — всех планет Земля…

Он всегда обладал легкой, изящной манерой прирожденного оратора — вся его карьера основывалась на этом навыке. А когда его взгляд скользнул по ней, Мэгги ощутила пусть легкий, но прилив гордости. Каким бы засранцем этот тип ни был в прошлом и, быть может, оставался до сих пор, но все же он был президентом, занимал самую высокую должность — и после Йеллоустоуна Каули доказал, что среди его предшественников встречались куда более худшие примеры.

Каули поднял взгляд на новые твены, парящие над Капитолием.

— Какие красивые новые корабли, да? Продукт технической изобретательности Америки, великодушия наших людей и зарубежных партнеров. — Он указал на них. — «Нейл Армстронг». «Юджин Сернан». Я уверен, что вы с детства знаете первое из этих имен. А что же второе?[168] Держу пари, вы выяснили, что оно означает, перед тем как прийти сюда. — По толпе прокатилась рябь смеха. — Как видите, имена вполне подходящие. И я хотел бы, чтобы вы думали об отправляющейся сегодня экспедиции как о проекте «Аполлон» нашего поколения. Это наша высадка на Луне — и черт возьми, позвольте мне сказать, обошлась она нам гораздо дешевле!

Получив в награду ещё немного благожелательного смеха, он упомянул также ранних героев-путешественников — Льюиса и Кларка, которые по указанию президента Джефферсона отправились изучать население и ресурсы обширных территорий, приобретенных молодой Америкой у Наполеона в Луизиане, и разведать путь к побережью Тихого океана. Теперь капитану Мэгги Кауфман, подобно Льюису и Кларку, предстояло повести свои корабли на Запад, в отдаленные пределы Долгой Земли, чтобы исследовать копии Америки, наносить их на карты, входить в контакт и устанавливать протекторат.

— Во время предвыборной кампании он был Рузвельтом, — рыкнул Мак. — Теперь стал Джефферсоном. Считает себя великим, да?

— Они отправляются, чтобы узнать, что там находится, — звонко произнес Каули. — И уйдут не на два миллиона шагов, как Джошуа Валиенте пятнадцать лет назад, и не на двадцать миллионов, как великая китайская экспедиция пять лет назад. Их цель лежит в двухстах миллионах Земель отсюда и даже дальше. Они будут картографировать, регистрировать, изучать и устанавливать флаги. Они выяснят, есть ли там кто-то ещё. И расширят границы Америки, нашей великой нации так далеко, насколько это вообще возможно. И, если это в человеческих силах, вернут домой исчезнувшую команду «Нейла Армстронга-1», от которой уже годы нет вестей…

В толпе раздались аплодисменты и возгласы.

— И это говорит человек, — кисло пробурчал Мак, — который называл переходящих людей демонами из дьявольской свиты, а то и вообще недочеловеками.

— Мы все делаем ошибки, — прошептала ему Мэгги улыбаясь.

Каули стал более задумчив:

— Наша нация перенесла огромный удар. Мы все это знаем — только самые молодые из нас не помнят времена до Йеллоустоуна, которые мы сравниваем с лишениями настоящего. Что же, мы воспрянем, когда мощь и ресурсы новых миров Долгой Земли придут на помощь старой…

Теперь ему пришлось постараться, чтобы его услышали сквозь шквал вполне ожидаемых аплодисментов.

— Настало время очнуться после катастрофы. Время собраться вместе, восстановить свои силы. Время, о котором будут помнить, сколько будет существовать человечество. Я говорю вам, молодым, собравшимся передо мной: отправляйтесь на этих прекрасных небесных ковчегах. Отправляйтесь в новые миры, которыми одарил нас Господь. Отправьтесь туда и создайте новую Америку!

На этот раз даже молча слушавшие военные взорвались аплодисментами и стали подбрасывать в воздух фуражки.

— Ну что, Мак, готова поклясться, я вижу скупую слезу на твоей седой щеке.

— Он всего лишь балабол. Но, черт возьми, он хорош!

Глава 6

В первые дни путешествия по Долгой Земле на Запад от Базовой Мэгги дала своему экипажу время приспособиться к новым кораблям, неторопливо продвигаясь всего на один шаг в секунду, то есть не быстрее коммерческих твенов.

Себе же Мэгги доставляла удовольствие тем, что ходила на осмотры судна в сопровождении главного механика Гарри Райана.

Экипаж настаивал на том, чтобы называть обитаемый отсек «Армстронга» гондолой, хотя на самом деле он не был подвешен под фюзеляжем, как на старых кораблях, а полностью находился внутри оболочки и представлял собой двухъярусный блок, встроенный спереди в центральную часть корабля и окруженный огромными подъемными капсулами. Такая внутренняя архитектура делала судно более обтекаемым, и в результате «Армстронг» выглядел изящно, как птица. Но довольно крепкая птица: нижний корпус, где располагались грузовые отсеки и отделения для погрузки и наземных операций, был защищен кевларовой броней — жестким слоем, усеянным отверстиями для сенсоров и оружия.

Сама гондола тянулась в глубь корпуса от рулевой рубки и каюты Мэгги, находившейся на носу судна, и предоставляла достаточно простора для девяноста членов экипажа и пассажиров, которые могли здесь жить и работать. На верхней палубе, ограниченной смотровыми площадками, располагались каюты экипажа и такие удобства, как камбузы, столовые, тренажерные комнаты, научные и медицинские лаборатории. Нижнюю палубу занимали по большей части склады и хранилища предметов жизнеобеспечения.

Изнутри гондола больше всего напоминала Мэгги интерьер подводной лодки. Металлический корпус (не из стали и не из железа, конечно), герметичные внутренние отделения, бронированные люки и самовосстанавливающиеся системы поддержания жизнедеятельности — все это было бесконечно далеким от вычурных гондол крупных коммерческих твенов, которые до сих пор курсировали по Долгой Миссисипи между Ближними Землями и Вальгаллой со своими панорамными окнами и обеденными столами из твердого дерева. Если ранние экспедиции на чрезвычайно Долгую Землю и научили человечество чему-то, так это тому, что полагать, будто те же условия, что на Базовой, будут везде, — нельзя. Джошуа Валиенте сам в этом убедился, когда его корабль угодил в Дыру — мир, в котором мира как такового не было. Поэтому гондолы «Армстронга» и «Сернана» были спроектированы таким образом, чтобы выдерживать предельные температуры и давления, а также обеспечивать экипажи воздухом и водой чуть ли не бесконечно долго, какими бы ужасами ни изобиловала внешняя среда.

Мэгги бродила по кораблю вместе с Гарри, в том числе за пределами гондолы. Она заходила в необъятную нижнюю часть фюзеляжа, внутри алюминиевого каркаса, карабкаясь по лестницам и вдоль мостков в слабом дыму, который в таком просвечивающем корпусе был в порядке вещей. На корабле не было балласта — он поднимался за счет работы огромных искусственных легких, которые подкачивались гелием из сжатых хранилищ. Всего он был способен поднять свыше шестисот тонн.

Энергию для корабля вырабатывал компактный термоядерный реактор, находившийся на несущем каркасе в районе кормы — на приличном расстоянии от обитаемых отсеков, чтобы снизить риск радиоактивного заражения. К тому же он таким образом уравновешивал гондолу. Само моторное помещение, тяжелобронированное и защищенное, было устроено так, чтобы выдержать даже крушение на высокой скорости.

На самой вершине фюзеляжа находились оборудование для наблюдений, антенны, небольшая атмосферная лаборатория, беспилотники и даже модули запуска космических наноспутников, а также «обсерватория-пузырь», из которой открывался потрясающий вид на весь «Армстронг», от носа до кормы.

Проводить такие осмотры было подлинным удовольствием. О, на обоих судах хватало мелких технических накладок, требовавших вмешательства. Но чинить их тоже было чуть ли не весело по сравнению с решением проблем, состоящих из плоти и крови пассажиров.


В отличие от «Франклина» с его относительно немногочисленным и сплоченным экипажем, состоящим из служащих ВМС, в этой экспедиции на обоих кораблях находилось и достаточно гражданских, чтобы заполнить небольшой университет, охватив такие науки, как география, астрономия, этнография, климатология, минералогия, ботаника, орнитология, зоология, космология. А умными людьми всегда было труднее командовать.

Взять для примера хотя бы проблему троллей.

Мэгги уже пять лет держала у себя на борту семейство троллей, потому что они были полезны. На Долгой Земле тролли эволюционировали, а благодаря своему «долгому зову» были на связи со своими собратьями в последовательных мирах. Они также могли гораздо раньше, чем люди, чувствовать приближение опасности — например, угрозу Джокеров, аномальных и враждебных миров в цепочке Долгой Земли. Плюс тролли были весьма способны и при выполнении разного рода тяжелого физического труда. Плюс само их присутствие создавало ощущение многообразия и благожелательности, которое, по мнению Мэгги, было важно для их широкой миссии — быть послами главной нации и нести её ценности в дальние колонии Долгой Земли. И плюс это, черт возьми, был корабль Мэгги, и здесь её слово считалось законом.

Но тем не менее у некоторых членов экипажа с ними возникали проблемы. От троллей воняло, они громко шумели, были опасными животными, которые свободно разгуливали в определенных участках корабля, и далее в этом духе. Но Мэгги придумала, как это уладить. Гардемарина Джейсона Санторини она знала много лет — он не был карьеристом, но обладал здравым умом. Она поручила ему организовать культурные мероприятия с участием троллей — такие, как громкое хоровое пение, например. Он разработал краткую программу, которая показывала, какими полезными были тролли на «Франклине». И даже придумал ограничить этим вечером доступ к троллям, предпочитавшим жаться в углу обсервационного салона и петь, подпуская к ним только победителей конкурсов. Моряки и военные любили соревноваться сами по себе — значит, все, за что предлагалось побороться, должно было того стоить, верно?

Она поняла, что проблема троллей решена, когда увидела многоголосый хор летчиков и морпехов, к которому в обсервационном салоне присоединились тролли, певшие сладкую, глупую песенку о том, как им хорошо, как им плохо, как им радостно, как грустно…

Но была ещё проблема с китайцами.

Через несколько дней после этого главный механик Гарри Райан попросил Мэгги спуститься в особенно экзотический инженерный подотсек — «отдел искусственного интеллекта». Здесь в кубах с гелем, производимым Корпорацией Блэка, опутанные оптоволоконными проводами, содержались спящие искусственные разумы, которые контролировали большинство функций судна и играли ключевую роль в перемещении «Армстронга» по новым мирам — ведь только разумные существа могли переходить. Мэгги, которой, прежде чем ей позволили сюда войти, пришлось соблюсти стандартные процедуры для поддержания чистоты, это место казалось слегка пугающим. О чем все эти умы вокруг думали прямо сейчас? Осознавали ли они её присутствие? Возмущались ли тем, что их заставляли работать ради её целей?

— Капитан?

— Гарри, прости. — Она пыталась сосредоточиться на том, что говорил главный механик. — Ты говорил о…

— Билле Фэне.

— Ах, да.

— Слушай, может, этот парень и заправлял у себя на «Чжэнь Хэ».

— Более чем, это точно. Он был одним из конструкторов всего этого. Усиленной технологии перехода, которую они передали нам для совместного развития.

— Да, может, и так. Серьезная шишка у себя дома. И хорошо говорит по-английски…

— У него мама из Лос-Анджелеса. Поэтому и зовут Биллом.

— Да, я тоже слышал. Но, капитан, он сует свой нос куда ни попадя. Ему прямо нужно быть на каждом испытании элементов, на каждой обычной разборке, на каждом совещании, при каждой передаче…

— И он всегда в твоем моторном помещении.

Гарри был крупным мужчиной с руками размером с тролльи, отчего казалось невозможным, что он способен выполнять ими щепетильную работу со своими драгоценными двигателями.

— Дело в масштабах всего этого, капитан. Слушайте, я знаю, что вы думаете. Я говнюк, который не хочет никого подпускать к своей территории. Просто…

— Вовсе нет. Это твой участок. Мне только нужно, чтобы ты управлял им так, как хочешь. И если капитан Фэн сюда вмешивается, значит, у нас обоих возникла проблема. Но с другой стороны, Гарри, он прошел на кораблях этого нового типа через двадцать миллионов миров — и это только в миссиях, о которых мы слышали, а может, были и секретные. Он может быть полезен. И ещё: ты знаешь, как устроены дела на Базовой Земле. У тебя там семья. Все знают, как сильно нам помогли китайцы. Лекарствами, продуктами, даже зимней одеждой.

— Так все дело в политике? Китайцы нам помогают, а мы все должны им кланяться?

— Нет, — строго возразила она, — и если вы будете так выражаться, капитан Райан, я понижу вас до механика, честное слово! Гарри, нам нужно быть снисходительнее. От этого мы не станем менее американцами. В этом моторном отсеке по-прежнему ты главный — точно так же как я главная на этом судне. Слушай, давай вернемся к работе, переспим с этими мыслями и не будем вешать нос. Мы со всем справимся.

Он вышел, пусть и не в лучшем расположении духа.

Недовольная, Мэгги той ночью решила отдохнуть с экипажем и позволила угостить себя парой кружек пива, понаблюдать за перемещениями китайских гостей и остальных членов команды. Конечно, они были совершенно разными как личности и, как все и всегда, здорово отличались друг от друга. Но было очевидно, что атмосфера стояла не совсем здоровая.

На следующее утро она связалась со старшим китайским офицером на корабле, командующим ВМС, и внесла ему простое предложение.

Утром следующего дня она уже разговаривала с лейтенантом By Юэ-Сай. Ву была разумной тридцатилетней женщиной, которая мечтала отправиться в космос и хорошо себя проявила в проекте «Восток-20000000» — в частности, обеспечивая взаимодействие с англоязычными гостями миссии. К обеду Ву приступила к новым обязанностям в роли «посредника» в моторном отсеке Гарри Райана.

Мэгги испытывала за это благодарность, так как с тех пор о каком-либо напряжении у механиков не было слышно. И возможно, от этого критического узла спокойствие теперь могло разлиться и по остальным частям корабля.


Мэгги относилась к числу тех командиров, которые считали, что проблемы следует решать как можно более естественным образом, а не средствами диктатуры. И чаще всего так и получалось. А если до кого-то что-то не доходило, этого человека всегда можно было посадить на корабль домой, где его ожидало переназначение.

Но когда старший помощник Мэгги, капитан Натан Босс, попросил встречи с ней, он хотел поговорить не о троллях, не о китайцах. На это и обратила внимание её кошка.

— Ну и что?

— Самая полезная сводка — это оружие.

Сидя на своем столе в каюте Мэгги, Шими казалась бледной как призрак. Голос был звучным, как у самой настоящей женщины, хоть и имел немного более низкий тембр из-за её малых размеров.

Оружие? Мэгги задумалась, что бы это могло значить. На борту «Армстронга» и «Сернана» оружия имелось предостаточно — оба корабля были военными. Она хотела попросить Шими объяснить сказанное, но времени на это не было — Натан уже тихонько постучал в дверь.

Старший помощник Натан Босс был хорошим, грамотным офицером, который давно служил у неё и давно был достоин повышения; Мэгги подозревала, что ему просто не хватало целеустремленности. Как бы то ни было, она была рада, что он присутствовал на борту вместе с ней. Хоть он и показался растерянным, когда сел на стул и Шими запрыгнула ему на колени, громко замурчав.

— Ах ты нахалюга, — воскликнула Мэгги.

— Простите, капитан?

— Не ты, Натан. В чем там твое дело?

Оказалось, что её старпома беспокоило участие в экспедиции Эдварда Катлера — причём не просто участие: он был капитаном «Сернана» и подчинялся только самой Мэгги.

— Послушайте, капитан, тут вопрос морали. Что бы вы ни говорили о капитане Катлере, на этом судне и на «Сернане» есть люди, которые были в Вальгалле в тот день, пять лет назад, когда он смылся. Вы же помните, как он ещё пытался получить разрешение на то, чтобы открыть огонь по толпе гражданских?

Конечно, она помнила.

— Полагаю, это было, скорее, крайнее выражение патриотического долга.

Он замялся.

— Тогда, капитан, когда он сбежал один, вы отправили меня вслед. И не видели, что случилось потом.

Но она читала доклады. Катлер, взбешенный, расстроенный и совершенно сбитый с толку Нежной революцией жителей Вальгаллы, наконец без какого-либо разрешения направил оружие на безоружных американских граждан. Натан Босс, рискуя своей жизнью или, по крайней мере, карьерой, сбил его приемом, будто взятым из учебника по американскому футболу. Натан знал, что она в своем докладе по этому происшествию полностью одобрила его действия, так что ей нечего было доказывать на этот счет.

— Суть в том, капитан, что многие из ребят тоже видели, как его приструнил. Фокс, Санторини…

— Ты думаешь о воздействии на моральное состояние, Натан. О том, что они были свидетелями такого поведения вышестоящего офицера.

— Ну да.

— А я думаю, нам следует доверять своим товарищам по экспедиции. И нам следует дать капитану Катлеру шанс проявить себя в своей роли. Всё-таки Вальгалла уже пять лет как в прошлом.

— Да, капитан. — Теперь ему было неуютно, и он даже погладил кошку, чтобы немного успокоиться. — Но это ещё не все. Я знаю, слушать сплетни — часть моей работы. Вы знаете, как я это ненавижу — развешивать уши в раздевалках.

Она улыбнулась. Натан в некотором роде был слишком прямым для такой изощренной работы. Но он нравился ей таким.

— Продолжай.

— Тут рассказывают, что случилось с капитаном Катлером после Вальгаллы. Когда расследование приостановили, он провел некоторое время в госпитале ВМС, после чего его перевели на Гавайи, на базу адмирала Дэвидсона. И ходят слухи, что там он прошел специальное обучение. И получил назначение на эту миссию именно по какому-то специальному заданию.

Это было что-то новенькое.

— «Специальному» — то есть скрытому от меня?

— Э-э… да, капитан.

Мэгги, ничего не ответив, задумалась. Сказать по правде, её это не удивляло. В современном флоте тайн было не меньше, чем в какой-нибудь другой крупной, сложной, располагающей значительным бюджетом и богатой оружием организации. Но её удивляло, что об этом секрете, если это правда, стало известно.

— Зачем бы сюда ни направили Катлера, — она дала Натану понять, что знала об этом не больше, чем он, — мы от него никуда не денемся и мы не можем позволить, чтобы это дурно влияло на моральное состояние экипажа.

Он кивнул:

— Я оберну это в шутку. Моряки любят посплетничать, так что скоро переключатся на кого-нибудь другого.

— Хорошо. Спасибо, что поделился со мной, Натан.

— Надеюсь, я поступил правильно.

— У тебя верное чутье. Но если услышишь что-то более конкретное, дай мне знать. Что-нибудь ещё?

— Нет, капитан. Спасибо.

Когда он вышел, Шими запрыгнула обратно на стол.

— Ну и что ты думаешь? — спросила кошка.

— А ты что думаешь? Полагаю, тебе об этом известно больше, чем мне или Натану.

— Ненамного, уверяю.

— Так что, это стоит внимания? У Катлера какое-то спецзадание? Дэвидсон что-то скрывает даже от меня?

— Дэвидсон и сам, может быть, исполняет чьи-то указания сверху.

— А почему ты говорила, что думаешь, будто Натан хочет поговорить об оружии? А-а, ты думала, что Катлер[169] — это оружие?

— А что, разве нет? Человек непоколебимых убеждений и абсолютной верности. Представь, что тогда в Вальгалле Дэвидсон был вынужден приказать тебе открыть огонь по мирной толпе…

— Хм-м. — Иногда бессонными ночами Мэгги задумывалась об этом, как и о многих других неприятных «если бы» своей жизни. — Думаю, мы бы подчинились. Но Катлер…

— Катлер первым бросился бы исполнять. Без колебаний и с большим воодушевлением. Разве такой человек не может быть полезным оружием? Капитан, Катлер находится здесь для контроля над вами — в определенных случаях.

— Хм-м…

Мэгги не могла ни проверить это, ни повернуть корабль назад. Единственной системой связи дальнего действия, которая охватывала обитаемую часть Долгой Земли, был аутернет — что-то вроде смеси интернета с грузами, сбрасываемыми случайно проходящими путешественниками и твенами. Он был надежным, но медленным и уж точно небезопасным — да и все равно не функционировал на чересчур большой дальности. К тому же курьерского судна, которое передвигалось бы быстрее «Армстронга», просто не существовало. Так что хорошо это или плохо, но у Мэгги не было иного выхода, кроме как продолжать миссию без доступа к этим сведениям.

Она выплеснула свое раздражение на кошку — ей это было не впервой.

— А ты чертовски подозрительна для случайного скопления электрических искр в полуфунте геля «Корпорация Блэка».

— Сочту это за комплимент. Но я не зря так подозрительна. И вам стоит такой быть. От вас на этом корабле каких только секретов не скрывают. И если вы признаете это для себя, то, может быть, получите неплохой шанс их раскрыть.

Глава 7

Повысив скорость перехода до двух в секунду в летные часы и потратив прилично времени на тесты и доводку системы, «Армстронг» и «Сернан» могли теперь преодолевать свыше полусотни тысяч шагов в день. И через десять дней после речи Каули в Мэдисоне-Запад-5 они уже миновали Запад-1000000 и подступали к более экзотической цепочке миров, которую ранние исследователи знали как Верхние Меггеры.

Мэгги хоть и опасливо, но позволила себе расслабиться. Горстка её проблем, и технических, и связанных с людьми, постепенно уменьшалась. Несмотря на мрачное заключение Мака о том, что истинной целью миссии служило развертывание сил федерального правительства, приказов по этой части ей не поступало. И после пяти лет на Ближних и Базовой Землях она больше не была привязана к спасательным масштабным, нескончаемым и донельзя удручающим работам, до сих пор охватывающим пострадавшую от Йеллоустоуна Базовую Америку.

На самом деле она даже подумывала предоставить Гарри Райану полную свободу действий, позволив ему дать полный ход, и посмотреть, на что эта крошка способна.

И в этот момент Дуглас Блэк постучал в дверь её каюты.


Когда Натан Босс смущенно его представил, Блэк с чопорным видом сел напротив неё. За спиной у него остался стоять мужчина не старше тридцати, коротко стриженный, который зыркал на неё, как сержант на рядового-новобранца.

Натан поспешил тут же удалиться.

Мэгги не знала, что Блэк был на борту, и теперь с досадой припомнила намёк Шими на секреты, которые скрывали от неё в этой экспедиции. Раньше она видела этого мужчину — Дугласа Блэка, самого влиятельного и, вероятно, самого богатого промышленника во всех мирах человечества, — лишь издали: то рядом с президентом на сцене в Мэдисоне, то на каком-то медиаканале, где он расхваливал свою новую технологическую инициативу, то когда свидетельствовал на очередном заседании сенатского комитета, расследовавшего дело о корпоративной халатности. Она сразу подумала, что он был ниже, чем казался по телевизору. А ещё худее и старше. На нем был строгого вида черный деловой костюм с галстуком. Может, когда-то он и был хорош собой, но сейчас его лысина покрылась коричневыми пятнами, черты лица, нос и уши выглядели слишком рельефными, как бывает у стариков, а глаза за темными очками, которые он продолжал носить и в помещении, слезились.

Заметив её изучающий взгляд, Блэк рассмеялся.

— Не нужно сочувствий, капитан. Знаю, я не картина маслом и совсем не тот, каким кажусь, когда меня приукрашивают в цифре для телевизора. Но все же оцените мою юношескую улыбку. — Он широко осклабился, показав ряды идеальных зубов. — Приличные зубы в наше время как раз можно купить.

Она заметила, что он говорил с бостонским акцентом — классическим, как Кеннеди на зернистых черно-белых записях. С классическим акцентом, но не классическим богатством. Все знали историю Блэка — о том, как он умело воспользовался дедовым нефтяным наследством, превратив его во власть и богатство с помощью ошеломляющих технологических инноваций и попутно нажив для своей кометы хвост из врагов.

— Мистер Блэк… — начала она.

— Зови меня Дуглас.

— Пожалуй, не стоит. Вы можете звать меня капитан Кауфман. Я даже понятия не имела, что вы на судне, пока вы не объявили о своем присутствии моему несчастному старпому.

— Ах, да. Боюсь, мы застали молодого человека врасплох. Но увы, иначе я не мог. Меня провели на корабль тайком, перед запуском, и заперли в каюте, в углу гондолы — вам стоит зайти ко мне, посмотреть, где я расположился. Все ради безопасности, сами понимаете. Вы, должно быть, знаете, я довольно, э-э, уязвим и у меня довольно много противников. Вот мы и затеяли эту несчастную уловку — совместными усилиями вашего адмирала Дэвидсона и моей охраны, при содействии людей из администрации президента Каули. Они все очень помогли. — Довольный собой, он улыбнулся.

Мэгги ощутила холодный гнев.

— Помогли? Мистер Блэк, с моей точки зрения, вы безбилетник.

Он остался невозмутим.

— Поразительно! В таком-то возрасте. В этом случае я должен сообщить, что перевожу некий багаж.

— Багаж?

— Со мной здесь Филипп и небольшой персонал — мой личный врач, несколько научных советников, планетолог, климатолог. И некоторое специальное оборудование. В дополнение к общей хрупкости моего возраста я пережил несколько пересадок, и мой принцип отторжения лекарств подрывает иммунитет. Мне нужна защита, как видите. К счастью, у вас вместительный трюм.

— Ничего себе. И сколько тонн мертвого груза все это составляет? Надо же, протащили все на борт без моего ведома.

— Это так. Но что случилось, то случилось. И все же я представить не могу, что вы сбросите меня за борт!

— Нет, вас не сброшу. Но могу сделать это с вашим мордоворотом, если он не перестанет так на меня пялиться.

— Филипп, будь повежливее.

Филипп опустил глаза — но только и всего.

— Боюсь, он должен остаться со мной. Ещё одно условие моей безопасности касается вашего предложения каюты. Точнее, не вашего — предложения президента… — Он снова улыбнулся, произнеся название высочайшей должности, и умолк, явно дожидаясь, пока она поймет смысл сказанного.

— Что ж, мистер Блэк, не могу сказать, что не удивлена… не изумлена вашим присутствием на моем корабле.

— Это потому что вы меня не знаете — пока. Я всегда был больше склонен к приключениям, чем можно подумать по моему публичному образу.

— Знаю, вы вбухали много денег в эти корабли.

— Да. Я в самом деле хорошенько профинансировал их разработку — за исключением китайской технологии перехода, конечно. Я всегда с удовольствием поддерживал те отрасли промышленности, которые приносят пользу нашим вооруженным силам.

— Я знаю.

Она вспомнила, как её поразило, например, сколько следов Корпорации Блэка было рассеяно по всему «Бенджамину Франклину». Она всегда подозревала, что Блэк использовал свою вовлечённость в военную отрасль — контактируя с высшим командованием, которое одобряло его грандиозные контракты, и внедряя свои устройства на каждом корабле, каждом танке, каждом бронированном автомобиле, самолете и даже внутри тел самих военных, — чтобы как минимум собирать информацию, а скорее чтобы вести скрытый контроль.

— Должно быть, это стоило вам миллиарды, но думаю, койку на этой посудине вы себе купили.

— Я очень рад, что вы так это воспринимаете.

— А у меня есть выбор?

Он не обратил внимания на вопрос.

— Вы знаете, я всегда следил за вашей карьерой с большим интересом.

— Не сомневаюсь.

И не только вы, подумала она, вспомнив загадочного «доктора Джорджа Абрамса», который объявился со своей технологией тролльего зова в разгар её миссии на борту «Франклина» ровно в тот момент, когда это было нужно, а потом хвалился, как прибегал ко всякого рода манипуляциям, чтобы поспособствовать продвижению её карьеры. Ах да, он ещё дал её говорящего робота-кошку. Она считала, что Блэк, как и Абрамс, представлял собой лишь узел большой паутины. Но это было её судно, и она чувствовала, что должна взять контроль над ситуацией.

— Мистер Блэк, чего вы хотите на самом деле? Просто побывать на Долгой Земле?

— А почему это вас так удивляет? Ведь я уже столького добился в жизни. Раз уж я достиг преклонных лет, неужели вы не можете поверить, что мне захотелось купить себе такое последнее приключение? Подумайте, капитан. Мы уже довольно пресытились Долгой Землей, этим огромным многомерным пространством, по которому мы так дерзко шагаем. Да и много ли ещё тайн бытия, сокрытых ещё глубже? Может, и не так уж странно существование четверти миллиарда миров, открытых для наших исследований на вашем чудесном корабле? Странно, скорее, то, что должен существовать хоть один мир… И что мы там можем найти — кто знает? Как бы я мог пропустить такую миссию, раз уж у меня была возможность в ней поучаствовать? И сделать это нужно было именно сейчас, поскольку я сам покину эту вселенную уже очень скоро.

— Полно вам, мистер Блэк, я на это не куплюсь. Вы не турист — вы попали на борт к какой-то особой целью.

— Ха! — Он довольно хлопнул в ладоши. — Я всегда знал, что вы неглупы. Что ж, это очень хорошо. А чего, по-вашему, я хочу?

— Откуда мне знать? Час назад я даже не знала, что вы на корабле. Может, вы ищете источник вечной молодости.

Он поднял седые брови.

— Вы на удивление проницательны. Большего мне не стоит говорить. Да, я ищу кое-что особенное, и если мы это найдем, я узнаю об этом незамедлительно. А пока… — Он принялся осторожно подниматься; телохранитель, Филипп, ему помог. — Вам не следует думать, что вам придется меня опекать.

— Поверьте, сэр, не буду. Это военный корабль. Вы здесь груз. Причём лишний.

— Что ж, это хотя бы лучше, чем быть безбилетником. Но поскольку я, так сказать, вышел из карцера, то хочу поинтересоваться, можно ли мне немного осмотреть корабль? Допустим, одолжить вашего прелестного старшего помощника на часок?

— Почему бы и нет? Я также попрошу Мака, то есть корабельного врача, доктора Маккензи, навестить вас, чтобы убедиться, что ваше физическое состояние в порядке.

— Уверяю вас, это необязательно. Как я уже говорил, у меня есть личный…

— Это не обсуждается, сэр. Это мой корабль. Я отвечаю за вашу безопасность, если уж вы оказались на борту. Мак зайдет к вам завтра.

— Тогда буду ждать с нетерпением. А где, позвольте спросить, будет наша следующая остановка?

На это у неё имелся точный ответ.

— Если не считать нескольких пробных остановок, мы остановимся на Западе-1617524. Туда прибудем через несколько дней. И подберем там ещё одного члена экипажа.

И, подумала она мрачно, очередной ворох проблем с кадрами для неё. Но на этот раз это, по крайней мере, был её выбор.

— Надеюсь, там у меня будет возможность размять ноги.

— Мистер Блэк, насколько я полагаю, вы не ступите с этого корабля, пока он не окажется снова в сухом доке.

Блэк улыбнулся.

— Я восхищен вашей прямотой, капитан Кауфман. А пока до свидания. Идём, Филипп…

Глава 8

Сестра Агнес оказалась права. Джошуа не хотел переходить, когда Лобсанг его позвал. Он так и не смирился по-настоящему с тем, что Лобсанг не спас Базовый Мэдисон от террористической атаки, удара ядерного оружия, тогда в 2030-м. Но что задевало его ещё сильнее, он не мог свыкнуться с тем, как Лобсанг пятнадцать лет назад завлек Джошуа, одиночку по жизни, в свои планы и схемы.

Но в целом он вынужден был признать, что Лобсанг был силой добра — для Долгой Земли. И может быть, теперь хотел совершить ещё какое-то доброе дело.

И, как утверждала Агнес, Лобсанг был одинок.

А потом у него разболелась голова. И почувствовав этот предупредительный знак у себя в голове — явно сигнал о каком-то разладе на Долгой Земле, Джошуа ожидал, что Лобсанг каким-то образом выйдет на связь. Он почти испытал облегчение, когда так и случилось.

Что за черт? Он возвращался на Базовую Землю.


Джошуа согласился встретиться с Лобсангом в городке Твин-Фолс, Айдахо, Базовая Земля, примерно в ста пятидесяти милях от Йеллоустоуна.

Для Джошуа теперь просто перейти в город было проблематично. Из-за льда и пепла, покрывавших землю на Базовой, уровень поверхности там сильно отличался от уровня в соседних последовательных мирах, причём довольно непредсказуемым образом. Так что Джошуа перешёл на Базовую Землю на почтительном расстоянии от Твин-Фолс, взял напрокат внедорожник и поехал на нем.

Дороги были свободны для проезда, особенно автострады и федеральные трассы. Движения было мало — только тяжелые фуры и несколько автобусов, за запотевшими окнами которых кутались в одежды люди. Легковых машин почти не попадалось, а внедорожников, как у него, проехало совсем чуть-чуть — и в этом можно было винить нехватку горючего по всему миру.

Поначалу все шло хорошо. А потом он попал в метель, и пришлось несколько миль ехать за снегоочистителем.

Когда он наконец добрался до Твин-Фолс, городок оказался полностью замерзшим. По обе стороны от дороги был лед — старый, грязный, слоистый, такой, что не таял уже несколько лет, — лед, который он скорее мог представить на северном полюсе Марса. А кроме льда вулканический пепел, который остался даже там спустя годы после того, как перестал сыпаться с неба; он сбивался в кучи по углам или уплотнялся вместе со льдом, образуя твердые, шероховатые насыпи по обочинам. В самом центре города виднелись дома, которые обрушились под тяжестью пепла или снега, а то и просто выгорели. И ничего здесь не было ни восстановлено, ни расчищено. Это был Айдахо, и стоял январь. Ему это напомнило посещенные им миры, где шёл Ледниковый период.

Он задумался, почему люди вообще оставались здесь жить, — а ведь он знал, что ещё оставалось даже несколько населенных пунктов и севернее этого. Упрямство, предположил он, и чистая инерция. Или гордость: люди, как он заметил, были склонны принимать вызов, отказывались терпеть поражение, какими бы малыми ни были их шансы, и возвращались в свои затопленные дома, когда сходила вода, или в район вулкана, когда заканчивалось его извержение. В Твин-Фолс, впрочем, ещё можно было жить, и люди здесь жили все в тех же домах.

Он оставил внедорожник на парковке мотеля — при этом пришлось выплатить аванс хозяину, чтобы тот присмотрел за машиной до его возвращения. Хозяин также посоветовал ему слить бензин, прежде чем уйти, а потом попытался выторговать цену выше, чем они уже договорились. Но парень получил от Джошуа резкий отказ — у того и так был скверный характер, а тут ещё и головная боль, которая донимала его несколько недель в Верхних Меггерах и после перехода на Базовую только усилилась.

Он прибыл на место встречи с Лобсангом немного раньше назначенного времени, поэтому вышел в центр города и взял себе кофе, заплатив непомерно много за напиток, имевший вкус оскребков, разведенных с опилками. Зато он хотя бы скрасил ожидание тем, что посидел в душной семейной кофейне.

И через час, точно как договаривались, в пасмурном небе появился твен.


Много слов им не требовалось, и Лобсанг пригласил Джошуа на борт. Тот как следует рассмотрел судно.

По сравнению с «Марком Твеном» Лобсанга и могучими коммерческими кораблями, ходившими по Долгой Миссисипи, этот, в двести футов длиной, казался маленьким. Его гондола была не крупнее трейлера. Но, как понял Джошуа, когда Лобсанг завел его внутрь, в гондоле легко можно было разместиться вдвоем. Здесь была просторная гостиная с широкими окнами, диваном, бортовой кухней, небольшим столиком и настенными планшетами, отображавшими анимированные карты и показатели высоты, скорости ветра и температуры.

Как и на всех кораблях Лобсанга, здесь имелись и помещения за закрытыми дверями — Джошуа всегда подозревал, что это были машинные отделения для поддержания его функционирования, аккуратно убранные из виду. Но одна створка двери была открыта, и Джошуа мельком увидел за ней вертикальный цилиндр фута три высотой, затейливо выгравированный — молитвенная мельница? А за ним какое-то святилище, золотой Будда, богато украшенный красной, зеленой и золотистой листвой. Запах ладана. Очередная часть Лобсанга, предположил Джошуа, скрытая из виду.

Был здесь и землеметр, хотя Лобсанг и предупредил Джошуа, что не собирался сегодня переходить в последовательные миры — лишь путешествовать по Базовой Земле. Они должны были пролететь вдоль федеральных трасс — 84-й, 86-й и 15-й, примерно на северо-восток, и посмотреть на новую кальдеру Йеллоустоуна.

— Там такой видок, Джошуа, — заметил ему Лобсанг. — Кальдера. Даже опытным путешественникам из Верхних Меггер нравится. А ведь это здесь, на Базовой. Даже подумать страшно.

Он — или, точнее, его передвижной модуль — сел рядом с Джошуа, в оранжевом облачении, с бритой головой и довольно неподвижным, как заметил Джошуа, лицом. Да и способность к непринужденным разговорам у него не улучшилась. Но тем не менее они встретились.

Джошуа бережно держал кофе, который был бесконечно крепче и душистее, чем тот, что ему подали в Твин-Фолс, и смотрел вниз на чистую трассу — черную полосу, разрезавшую сероватую местность.

Между сохранившимися поселениями двигалось несколько грузовиков и ещё — коляски с лошадьми, словно они смотрели на какой-то музей под открытым небом. И велосипеды, по крайней мере, на подступах к городкам. И даже будто бы сани, запряженные собаками, тоже рассекали сугробы.

— Ну и видок, — сказал он. — Лет десять назад в такое бы никто не поверил.

— Действительно. Кажется, климатические пояса вдруг сместились на тысячу миль к экватору, с севера на юг. Так что, скажем, в Лос-Анджелесе теперь климат такой же, как до извержения был в Сиэтле.

— Знаю. Я там был. Местные просто терпеть не могут этих дождей и туманов.

— А сам Сиэтл больше напоминает Аляску. Бо́льшая часть планеты, к северу или к югу от сороковой широты, попросту брошена из-за льдов. Канада, Северная Европа, Россия, Сибирь — везде пусто: страны рухнули, народ перешёл, древние города все заброшены, кроме самых стойких. Нельсон Азикиве мне сказал, что в Британии сейчас мало кто есть — только команды собирателей с Ближних Земель, которые пытаются спасти культурные ценности.

— Нельсон Азикиве?

— Один из моих друзей, Джошуа. Ты с ним, кстати, встречался в моем заповеднике в Мэдисоне на Ближней Земле — в день извержения. И вообще-то я хотел бы, чтобы вы с ним вместе участвовали.

Джошуа не ответил. «Друзья» значит «активы». Иногда он чувствовал себя таким «другом» для Лобсанга, каким пешка на шахматной доске была для гроссмейстера. Но и несмотря на это, позже он обычно обнаруживал, что все равно исполняет прихоти Лобсанга.

— Политическая картина Базовой Земли существенно изменилась, — сказал Лобсанг. — Теперь балом правят Южная Европа, Северная Африка, Индия, Юго-Восточная Азия, Южный Китай — даже Мексика и Бразилия, которая эксплуатирует последние остатки тропических лесов, чтобы потом отдать Амазонию под сельское хозяйство и добычу полезных ископаемых. Можете себе представить, какая сейчас идёт борьба за позиции в этом новом порядке?

Китай несколько отделен от своих последовательных копий по сравнению с Америкой и её Эгидой, но на Базовой Земле китайцы весьма сильны.

— Ну и удачи им.

— А вот Базовая Америка повержена. Думаю, тебя это не столь беспокоит, раз уж ты живешь в Черт-Знает-Где.

Джошуа нахмурился.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что я там больше не живу, Лобсанг. Я не был там уже несколько месяцев. Ты же посылал Билла Чамберса, чтобы вызвать меня из моего последнего «творческого отпуска», разве нет?

— Я надеялся, что ты мог бы прийти к примирению с Хелен.

— Значит, ты не знаешь Хелен. Думаю, все время, что я провел здесь на Базовой после Йеллоустоуна, стало последней каплей — даже при том, что она знала, что это правое дело. По её мнению, я никогда не мог найти верный баланс между домом и…

— И зовом Долгой Земли. Двумя сторонами твоей натуры.

— Вроде того.

— А Дэн?

— Ну, я вижусь с ним, когда только есть возможность. Он хороший парень, тринадцать лет, а уже выше меня.

— И все же ты уходишь в свои «творческие отпуска»… Как рука, кстати?

Джошуа поднял протез левой кисти к горлу, сделал вид, будто душит себя и пытается её оттолкнуть.

— Бывают хорошие дни, бывают плохие.

— Я мог бы сделать тебе что-нибудь гораздо лучше, знаешь ли.

— С тобой внутри? Без обид, Лобсанг, но нет. — Он протянул свою кружку. — У нас что, закончился кофе?


Корабль двигался неторопливо. Лишь вечером они оказались над Айдахо-Фолс, что находился милях в восьмидесяти от кальдеры. Там Лобсанг сказал, что нужно остановиться на ночевку.

По просьбе Джошуа Лобсанг посадил корабль, и они спустились на землю, быстро отойдя от гондолы с её нагретым воздухом, хотя Лобсанг и настаивал, что стоит вернуться на судно до наступления темноты.

— Здесь сейчас много бандитов, Джошуа.

Джошуа шёл бок о бок с Лобсангом по дороге, занесенной льдом и пеплом и усеянной такими крупными глыбами пемзы, что трудно было поверить, что какая-то сила могла заставить их преодолеть по воздуху и восемьдесят ярдов, не говоря уже о восьмидесяти милях. Воздух был обжигающе холодным, и Джошуа ощущал это на щеках, носу и лбу — то есть всеми местами, что не были скрыты его зимним обмундированием.

Он подошел к вялому ручейку. Вода в нем была серая от пепла, а стволы деревьев, росших у берегов, — серо-коричневыми. Зрелище выглядело жутковато, особенно после захода солнца, когда все погрузилось в медный свет. И вокруг стояла тишина. На трассе никого не было в пределах многих миль, но и сама природа казалась усмиренной. Джошуа осмотрел тонкие стволы мертвых сосен, но звуков птиц оттуда не доносилось.

— Тихо тут, — заметил он Лобсангу.

Передвижной модуль был в арктической одежде, как и он сам. Дыхание Лобсанга, явно подогреваемое и увлажняемое каким-то внутренним механизмом, выходило с довольно убедительным, даже совсем правдоподобным паром.

— Для меня мир ещё тише. Столько заброшенных сетей и узлов связи… Для меня, Джошуа, он превращается в Тулкандру.[170]

Джошуа понял, о чем речь.

— Безмолвная планета. Зачем ты привел меня сюда, Лобсанг?

— Как голова?

— Ну конечно, тебе и об этом известно. Если так хочешь знать, сейчас болит сильнее всего. Я имею в виду, обычно я чувствую недомогание, когда оказываюсь на Базовой или приближаюсь к ней, но это ещё хуже…

Он умолк и огляделся вокруг. Ему показалось, что он что-то услышал, что-то нарушило эту мертвую тишину. Какое-то движение украдкой. Волк, голодающий в промерзлой глуши? Медведь? Человек, какой-нибудь бандит, как его предупреждал Лобсанг?

Сам Лобсанг, однако, вроде бы ничего не заметил.

— Но сейчас по-другому, да? Твоя головная боль. Ты, должно быть, ощущаешь какие-то изменения, происходящие на Базовой Земле.

— Так ты тоже, верно? — буркнул Джошуа. — Что-то заметил, да? Признак чего-то. Иначе не стал бы меня звать.

— Верно. Признак чего-то — хорошо сказано. Чего-то неуловимого и трудно определяемого, но тем не менее несомненного для меня. Меня, до сих пор охватывающего весь мир, как бестелесный дух бардо, даже несмотря на мои поствулканические затруднения…

— И на что это похоже?

— Не важно. Это что-то настоящее, Джошуа. Слушай, ты меня знаешь. По крайней мере, я глубоко изучал человеческую глупость, которая подчас казалась почти фатальной.

— Как мы уже неоднократно обсуждали, — сухо заметил Джошуа.

— Ну, кое-что теперь изменилось. Судя по всему, это из-за Йеллоустоуна. Люди отреагировали или хорошо, или плохо. Но между героизмом и трусостью, благородством и продажностью, если посмотреть в целом — а я едва ли способен смотреть иначе, — кажется, что реакцию людей на Йеллоустоун можно охарактеризовать как поразительную вспышку того, что сестра Агнес однажды назвала «здравым смыслом».

И едва он произнес эти слова, в воздухе материализовалась фигура в оранжевом комбинезоне, с босыми ногами и бритой головой. Появившись, она уже летела в прыжке.

— А-а-а-а-ах!

— Не сейчас, Чойдже!

Но слова Лобсанга оборвались, когда пришелец обхватил ногами его шею. Лобсанг повалился на мёрзлую землю — и, упав, он перешёл и исчез, так что пришелец покатился по грязному снегу сам, испачкав свой оранжевый комбинезон в пепле.

У Джошуа был с собой пистолет, бронзовый, пригодный для перехода. Он всегда находился при нем. И не успел тот парень пошевелиться, как Джошуа выставил оружие перед собой, взявшись двумя руками и широко расставив ноги.

— Я знал, что за нами кто-то следит. Я тебя слышал. Ни с места, кузнечик.

Тут рядом появился Лобсанг, тяжело дыша и с порванным на шее одеянием.

— Все нормально, Джошуа. Мне ничего не угрожает. Просто…

— Хэ-э-э-эйя!

Лежащий на земле парень сделал что-то вроде сальто назад и, снова взметнувшись в воздух, бросился на Лобсанга. Но тот кувыркнулся вперёд, и пришелец пролетел мимо. И в этот раз нападавший перешёл сам, прежде чем удариться о землю.

Лобсанг выпрямился, переводя дыхание.

— Это одна из идей Агнес. Понимаешь…

— Ни-и-и-а-а-а!

Теперь нападавший, Чойдже, материализовался над головой Лобсанга, сомкнув кулаки и приготовившись обрушиться ему на макушку. Но Лобсанг пригнулся, крутанулся и пнул его в живот. Чойдже снова исчез.

Джошуа от них отстранился. Убрал пистолет в кобуру, отошел в сторону и оттуда наблюдал за борьбой. Она состояла из череды ударов руками, ногами и даже головой, наносимых с силой и шлепающими звуками, а также переходов — словно противники переставали существовать, а потом появлялись вновь, и каждый стремился броситься на другого. Путешествуя с Лобсангом, Джошуа посмотрел множество фильмов с Джеки Чаном. А на Долгой Земле и сам участвовал в боях с эльфами — человекоподобными существами и превосходными охотниками, которые умели переходить из мира в мир с такой точностью, что могли материализоваться рядом с тобой, уже готовые схватить тебя за горло. Нынешний бой несколько напоминал Джошуа все это вперемешку. Это была высокоскоростная мешанина, где было все, но за которой было совершенно невозможно уследить.

— Хи-и-и-йя-а-а-а!

— Чойдже, ах ты!..

Все закончилось, когда Лобсанг схватил Чойдже за левую руку, будто желая её пожать, но, крепко стиснув, исполнил сальто назад с места. Когда он это проделал, рука осталась у него в руке — её оторвало на уровне запястья. Чойдже, ошеломленный и тяжело дышащий, взглянул на культю; Джошуа заметил, что в белесой жидкости, закапавшей на землю, вспыхнули светодиоды.

Чойдже поклонился Лобсангу:

— Молодец! Рад видеть, что забота сестры Агнес вас не ослабила!

— Даже наоборот, — ответил Лобсанг. — До встречи.

— До встречи. И можно мою оторванную конечность… — Лобсанг отдал ему кисть, и Чойдже испарился в воздухе.

— Итак, Лобсанг, что за Чойдже?

У Лобсанга выступил пот — и довольно убедительный на вид.

— Как я сказал, это идея Агнес. Она считает, что я чересчур мощный. И говорит, нужно, чтобы мне бросали вызов. Так я смогу находиться в постоянном режиме тренировки. Вообще идею Чойдже Агнес взяла из наших спаррингов во время путешествия на «Марке Твене». И я получаю огромную пользу, улучшая с помощью таких упражнений навыки владения передвижным модулем, тогда как Чойдже становится все более изобретательным противником. Кстати, помимо этого спарринг-партнера она наняла ещё одного, из бывших жильцов Приюта — довольно нелюдимого молодого человека, посвятившего свою жизнь внедрению изощренного компьютерного вируса, атаковавшего меня.

— Что, вируса?

Они двинулись в сторону твена.

— Вирусы для меня опаснее всякого физического насилия, независимо от того, сколько резервных копий я сделал. Отсутствие синхронизации между моими итерациями дает возможность для потенциально смертельной атаки. Я подумываю установить по меньшей мере одну неэлектронную резервную копию.

— Это как?

— Ну, несколько сотен монахов в каком-нибудь скриптории, которые будут беспрерывно копировать мои мысли из одного бумажного тома в другой. Может быть, на Луне.

— Кое-что в тебе определенно остается неизменным, Лобсанг. Твои шутки не становятся лучше. Но я хотя бы понимаю, когда ты шутишь.

— Сочту это за комплимент.

— А ведь происшествие с Чойдже случилось именно тогда, когда ты собирался прочитать мне лекцию о «здравом смысле».

— Мы можем продолжить это обсуждение завтра. Условия на твене довольно спартанские, однако там есть все удобства. Надеюсь, тебе понравится.

— Фильмы есть хорошие?

— Конечно. Сами выберете. Только прошу, никаких поющих монашек…

Глава 9

Утром они позавтракали почти в полном молчании, а затем полетели дальше. Вместо того чтобы направиться к кальдере по прямой, Лобсанг сначала обогнул её с запада, следуя по тому, что осталось от шоссе, что тянулось с юга на север. Когда они подобрались ближе к кальдере, лежащий все более плотным слоем пепел стал покрывать всю местность, как было здесь и перед извержением. Они вступали в вулканическую провинцию, подумал Джошуа, словно фрагмент чужого мира, спустившийся на Землю.

— Цивилизация Базовой Земли никогда не сможет восстановиться, — пробормотал Лобсанг, пока они разглядывали странный ландшафт.

— Нельзя судить так категорично, — проворчал Джошуа. — Прошло всего немного лет…

— Но подумай сам. Мы уже использовали все легкодоступные руды, нефть, бо́льшую часть угля. К тому же планета и так страдала от серьезной дестабилизации климата из-за выброса в атмосферу промышленных газов. Когда эффект Йеллоустоуна наконец стихнет, лучшее, на что здесь можно будет рассчитывать, — это повсеместная нестабильность, ведь планете придется искать новое равновесие после двух сильнейший потрясений — антропогенного и вулканического.

— Хм-м. Так вот почему сейчас столько говорят о восстановлении дикой природы?

Суть идеи заключалась в том, что, когда зима на Базовой Земле наконец отступит, можно будет попробовать вылечить планету. Все виды животных, которые оказались на грани вымирания на Базовой, по-прежнему процветали в соседних мирах (хотя, опять-таки, Джошуа знал, что на некоторых из Ближних Земель многие из них уже были в опасности). Таким образом, в Северную Америку можно было вернуть мамонтов, тарпанов, бизонов и мускусных быков, в реки — тюленей, в океаны — китов. Достаточно было просто переместить их на Базовую, лучше всего детенышами. И также можно было позволить и суше, и воде восстановить их естественное состояние.

— Романтичная идея, — заметил Лобсанг. — Конечно, нужно очень многое сделать, чтобы Базовая хотя бы стала безопасной.

— Как, например, закрыть атомные электростанции?

— И подождать, пока прорвутся дамбы, заполнятся высохшие болота… Пройдут десятки, сотни лет, прежде чем загрязнители вроде тяжелых металлов и радиоактивных отходов сократятся до безопасного уровня. И даже тогда останутся прорезанные дороги и вырытые шахты в коренных породах, так что печать человечества не сойдет ещё миллионы лет.

— Ты можешь этим гордиться.

— Как скажешь, Джошуа. Тем не менее попытка излечить этот мир, используя последовательные, представляется весьма благородным стремлением, какими бы ограничениями на практике это ни сопровождалось.

Наконец к северу от самого Йеллоустоуна они сделали остановку над тем, что некогда было городом. Осталось от него немного — лишь несколько разбросанных то тут, то там фундаментов, сетка улиц, слабо проглядывающая из пепла, а все прочее было практически полностью засыпано.

Джошуа взглянул на экран, где высвечивалась карта: место исчезнувшей цивилизации отображалось на ней в бодрых белых, зеленых и желтых оттенках, между мелко расчерченными границами штата и округов, таким, каким было прежде.

— Это Бозмен.

— Да. Или был им. Я подумал, тебе это понравится, Джошуа. Я увидел по записям, что вы с Салли были здесь в последний день самого извержения, когда обрушилась кальдера. Вы подвергали себя опасности, рисковали своими жизнями, чтобы спасти других.

— Мы не одни здесь были, — ответил Джошуа безэмоционально.

Твен сбросил высоту и заскользил над землей, засоренной слоями пепла и пемзы неведомой толщины.

— Мы ещё примерно в пятидесяти милях от кальдеры, — произнес Лобсанг. — Но это место, как и многие другие, было охвачено последним пирокластическим потоком. Извержение закончилось только тогда, когда камера кальдеры опустела от магмы. Столб дыма и пепла, возникший над вулканом, резко обрушился, и сверхгорячие осколки камней стали падать со скоростью звука, засыпая все вокруг в радиусе десяти миль.

Джошуа был там, он это помнил.

— Теперь Бозмен, Айдахо, не отличается от Помпеи. Должны пройти годы, прежде чем пепел хотя бы остынет, не говоря уже о том, чтобы здесь снова могли поселиться люди.

— И все же кое-что здесь растет, — заметил Джошуа. Присмотревшись, он указал на остатки зелени.

Лобсанг на секунду замолчал; Джошуа представил, как его искусственные органы чувств наводятся на лежащую внизу землю.

— Да. Лишайник. Мох. Даже скрученная сосна. Не более чем побеги, но как бы то ни было — жизнь приспосабливается.

Твен повернул носом на юг, навстречу самой кальдере.

— Итак, Лобсанг. Вчера ты сказал мне, что обеспокоен тем, что планету охватывает вспышка здравого смысла. Поверь, это будет только первая из них.

— Я готов привести примеры…

Экраны на палубе вспыхнули изображением коротких видеонарезок, снятых по всем Соединенным Штатам в дни и годы Йеллоустоунской катастрофы.

Один маленький мальчик в школьном классе в Колорадо. Его учителя растерялись во время пеплопада, а он тихонько выстроил в ряд своих ревущих в истерике одноклассников и вывел их из здания, велев обернуть головы влажными полотенцами и положить руки на плечи впереди идущих.

Подросток застрял со своими бабкой и дедом в доме престарелых в Айдахо. Там полно стариков, которые не могли либо не хотели переходить, и он спокойно за ними ухаживает — кормит и всячески заботится.

Зажиточная семья в Монтане. Мать отказывается покидать дом с детьми из-за того, что одна дочь пропала и, скорее всего, погибла под завалами раздавленной пеплом теплицы. Муж сходит с ума от страха и отказывается оставаться, чтобы раскапывать развалины. Их служанка, девушка лет семнадцати, сама устраивает раскопки, находит пропавшую и выносит тело, так как это единственный способ уговорить мать перейти и спасти остальных.

Джошуа вспомнилась история, которую он слышал сам, тоже случившаяся в Бозмене, об «умной молодой леди», которая появлялась с поразительно здравыми советами, помогавшими пережить извержение.

— Во всех этих эпизодах присутствует молодежь, — заметил он. — А то и дети.

— Действительно. И ты можешь обратить внимание на то, что их подвигам не присущ ни героизм, ни особая стойкость, ни что-либо в этом роде. Они совершали эти подвиги тихо, спокойно, мудро взяв ведущую роль на себя — и уж тем более мудро для своего возраста. Они поступали рассудительно, и это становилось очевидно даже тем взрослым, которые находились тогда рядом. И с холодной рациональностью. Они оказались способны отбросить иллюзии, которые хоть и утешали, но сбивали нормальный человеческий разум с толку. Возьмем женщину из Монтаны, у которой погиб ребенок. Она не могла смириться со смертью. Служанка же смирилась не только с этим, но и с тем, что не сможет убедить мать иначе, поэтому нашла способ спасти семью, приняв во внимание психологическую сторону ситуации.

— Хм-м, — Джошуа изучающе посмотрел на ничего не выражающее лицо модуля. — Что ты хочешь этим сказать, Лобсанг? Ты ведь говорил об этом и раньше. Что мы наблюдаем появление некого более разумного вида? Подлинного Homo sapiens, как ты всегда их называл — противопоставляя обычным людям, то есть кучке приматов, прозвавших себя мудрецами…

— Ну, все на это указывает. Раз уж ты возводишь горы гипотез на основе пары наблюдений.

Но Лобсанг, подозревал Джошуа, наверняка имеет ещё какие-то аргументы, кроме этих небольших эпизодов.

— Так как все это происходит? И почему именно сейчас?

— Полагаю, эти два вопроса связаны между собой. Возможно, существует некий инкубатор, где-нибудь далеко на Долгой Земле. И только теперь, видите ли, с появлением и широким распространением переходов, продукты такого инкубатора стали достигать Базовой Земли. И возможно, мы наблюдаем возникновение этого нового качества в состоянии стресса. Некоторый генный комплекс внезапно стал экспрессироваться по причине значительного смещения после Йеллоустоуна. Это объяснило бы, почему мы наблюдаем это именно сейчас. И теперь вот ещё ты, Джошуа.

— Я?

— Твои головные боли. Это странное экстрасенсорное чувство, которым ты обладаешь, похоже, позволяет тебе обнаруживать присутствие необычного типа разума — причём довольно сильного. Если тебе вкрутить в ухо лампочку, она наверняка загорится красным светом, в знак тревоги.

— Очень мило. Значит, появилось что-то новое в этом мире или в каких-то других мирах. И я к этому чему-то чувствителен, как был чувствителен к Первому Лицу Единственному Числу.

— Не просто что-то, за всем этим может стоять зарождающаяся организация.

— Организация? И чем она занимается?

— Мой коллега Нельсон Азикиве опекает английского ребенка — его родители бежали в Италию, — ещё одного настораживающе умного мальчика. Но его запугали боязливые местные — они даже поговаривали о ведьмовстве. К его родителям будто бы подошел другой мальчик — уже подросток. И он предложил им место для их сына в колледже с полным пансионом — такова была цель этого подростка, который выискивал как раз детей с исключительными умственными способностями. Родители даже растерялись, пораженные странным спокойствием молодого человека и тем, каким непринужденным образом он парировал все их возражения.

— И они отпустили своего сына?

— С каким-то подростком? Конечно, нет. Хотя Нельсон и говорит, что почти сумел их убедить. Нельсон предсказывает, что следующую попытку будет проводить прямо, с более взрослым…

— Если это все так, то что ты собираешься сделать, Лобсанг?

— Если это смутное существо существует, если в нашем мире появляется новый человеческий вид — я хочу с ним встретиться. Пообщаться с ним. Себя я воспринимаю как некого стража человечества, Джошуа. А это новое существо, может быть, уже находится на исходе своего долгого детства. И когда оно вступит во взрослую жизнь, я хочу быть уверенным, что оно не причинит нам вреда.

— И в этом, полагаю, тебе и нужна моя помощь. В поиске этих новых людей.

— Твоя и не только, ещё многих других. О… уже пора.

— Что пора?

В этот момент со всех экранов исчезло изображение.

— Выгляни в окно.


Какое-то время земля размеренно шла в гору, но была покрыта трещинами, засыпана пеплом и усеяна огромными булыжниками. Джошуа даже казалось, будто они следовали к лунному кратеру вдоль лучей из разрушенных пород.

Затем земля довольно резко просела, словно они проплыли над утесом. Взглянув вниз, Джошуа увидел ландшафт, напоминавший какую-нибудь унылую палитру художника — разводы красноватых пород вперемешку с лавовыми озерами, неприятного серно-желтого цвета, вяло выпускающие пузыри и исходящие слабым паром. Вид на все это ему преграждало марево от жары, а слух дразнило щелканье переключателя кондиционера в гондоле, который после многих часов борьбы с арктическим холодом стремился подавить внезапно хлынувшее тепло.

И когда он посмотрел вверх, через стылую долину, то увидел что-то вроде утеса, смотрящего на него вдалеке, мерцая в голубом мареве.

— Это кальдера, Джошуа, — сказал Лобсанг. — Кратер. Такой большой, что отсюда даже нельзя понять, что он круглый. До земли внизу полмили, мы сейчас летим над магматической камерой. А до дальней стены кальдеры больше сорока миль. На самом деле нам очень не повезло.

— Не повезло?

— Супервулканы извергаются раз в полмиллиона лет или около того. И одни извержения получаются хуже других — чем больше выходит магмы, тем больший наносится урон. И Йеллоустоунское было худшим за последние два миллиона лет. Геологи могли бы нам все это рассказать, но они и сами такого не предвидели. А последствия сам видишь.

Джошуа не нашел, что ответить.

— Впечатляюще, не правда ли? Такой видок, наверное, самого Бога завораживает. И даже меня. — Его голос странно дрогнул.

Джошуа почувствовал озабоченность.

— Лобсанг? С тобой все нормально?

Лобсанг ответил не сразу.

— Я не прошу этого у тебя так необдуманно, Джошуа, — неопределенно произнес он. — В смысле путешествовать снова. Я стал больше осознавать, как сильно ты рискуешь, когда я прошу тебя перейти на Долгую Землю. Да и как все мы рискуем.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты когда-нибудь думал, что будет, если ты там погибнешь? Я имею в виду, что станет с твоей бессмертной душой? Сможет ли развоплощённая душа переходить между мирами? Если ты окажешься один в мире, где не будет людей и твоей душе негде будет поселиться, то ты, вероятно, вообще не сможешь перевоплотиться как человек.

Джошуа когда-то уже слышал этот вопрос, в основном от косоглазых фанатиков, которые поджидали его в терминалах твенов, чтобы увлечь своими разглагольствованиями. Сейчас он даже немного поразился, услышав, как его задал Лобсанг. Несмотря на все заверения Лобсанга, будто он чинил мотоциклы на Тибете, пока не перевоплотился в суперкомпьютер на гелиевой основе, в своих беседах они никогда не углублялись так в мистическую сторону этого утверждения. Но Джошуа подумал о маленьком буддистском святилище в углу корабля. Похоже, Лобсанг менялся, уходя глубже к собственным корням.

— Насколько я понимаю, ты сейчас изучаешь что-то о реинкарнациях?

— А ты бы не стал? Тем более на этом сильно настаивала Агнес. Буддизм, знаешь ли, это по сути способ работы с умом. Развивая основной умственный потенциал, ты можешь обрести внутреннее спокойствие, сострадание и мудрость. Это доступно всем. Но я — это просто разум, Джошуа. Как я могу не обращаться к подобным идеям, пусть даже не имея культурного происхождения? Что же до реинкарнаций, то их я изучил довольно глубоко. Мне известно свыше четырех тысяч текстов по этой теме, плюс имею собственный опыт.

— Ого.

— Кроме того, я советовался с Падмасамбхавой,[171] моим старым другом в прошлой жизни, сейчас настоятелем монастыря в Ладакхе. Это в Индии, совсем рядом с тибетской границей, и там древняя мудрость сохранилась, спасшись от китайской оккупации. Хотя Падмасамбхава сам имеет долю в китайском лесозаготовительном предприятии… И я ещё не теряю разум, знаешь ли, — строго заметил Лобсанг.

— Я и не говорил, что теряешь. Просто странно слышать о твоей неуверенности в себе, Лобсанг…

— Наверное, я помню свою смерть.

Это заставило Джошуа застыть на месте.

— Какую смерть? Ты имеешь в виду…

— В Лхасе. Мою последнюю смерть как человека. И реинкарнацию тоже.

Джошуа задумался над его словами.

— Ну и как оно, похоже на перерождения доктора Кто?

— Нет, Джошуа, — ответил Лобсанг, сдерживая раздражение. — На доктора Кто не похоже. Я помню это, Джошуа. Мне так кажется. Причитания женщин на кухне, когда пришел чикаи бардо, мгновение моей смерти. Тибетцы верят, что душа на какое-то время задерживается в мертвом теле. Поэтому сорок девять дней над покойником читают Книгу мертвых, чтобы провести душу через бардо, фазы существования, связывающие жизнь и смерть.

Я помню, как читал мой друг Падмасамбхава. Помню даже саму книгу, я смотрел на неё вне своего тела — страницы, исписанные вручную, деревянные обложки. Я был мертв, читали мне. Все, кто был до меня, умирали. И что мне надлежало познать мою истинную природу, чистый свет неугасающего сознания внутри тяжелого физического тела, и что с этим знанием освобождение последует незамедлительно. Но если через двадцать один день песнопений освобождения не случилось, ты вступаешь в сидпа бардо, то есть в бардо перерождения. И становишься как бы телом без естества. Тогда ты сможешь без устали странствовать по свету, все видеть, все слышать и не знать покоя. Но тебя ещё будут преследовать образы из прежней жизни. А теперь задумайся и посмотри на меня, Джошуа: я разбросан по всем мирам Долгой Земли, я все вижу, я все слышу. Что это ещё может быть, как не бардо перерождения? Но чтобы отправиться дальше, нужно забыть все, что было в этой жизни. И как мне это сделать? Иногда я боюсь, что застрял в сидпа бардо, Джошуа. Что я застрял между жизнью и перерождением и что я никогда, по сути, не перевоплощался, совсем. — Он посмотрел на Джошуа темными в свете вулканического неба глазами. — Может быть, даже ты — всего лишь проекция моего собственного эго.

— Зная твое эго, я бы не удивился.

— И ведь становится ещё хуже. Что ждёт в будущем? Что, если я не могу умереть? Если погаснет солнце, а я все ещё не буду освобожден, то кто останется читать надо мной Книгу мертвых?

— Слушай, Лобсанг, это на тебя не похоже. Ты никогда не выражал метафизических сомнений. Что, если это ложная память? Допустим, кто-то, какой-нибудь враг, загрузил вирус, который нашептывает тебе в твою гелиевую голову… Может, это просто парень, которого Агнес наняла, чтобы тебя испытать. Разве это не более вероятно?

Но Лобсанг не слушал. Казалось, он вообще не умел слушать.

Твен содрогнулся в воздушном потоке. Их судно выглядело пылинкой над необъятной кальдерой Йеллоустоуна.

Глава 10

До путешествия Салли Линдси на Марс не было большой суеты, какая случается перед космической программой, — ни изнуряющей физической подготовки, ни особых испытаний, ни множества часов в симуляторах, ни фотосессий для обложки журнала «Тайм». Впрочем, Уиллис, Фрэнк Вуд и Салли все же потратили на это пару недель. Проводили инструктажи, большинство которых Салли пропустила, можно сказать, из принципа…

А затем наконец Салли с изумлением обнаружила то, что Рауп называл белой комнатой, — раздевалку для астронавтов.

С помощью пары женщин в комбинезонах с логотипами «Боинга» Салли пришлось раздеться, обтереться спиртом и надеть мягкое белое белье. Оказалось, на протяжении полёта ей предстояло носить вокруг груди какое-то медицинское телеметрическое оборудование — этого требовали корпоративные правила Космо-Д. Затем настал черед самого космического костюма. Это был своего рода тяжелый комбинезон из какой-то жесткой оранжевой ткани с воздухонепроницаемым слоем резины изнутри. Чтобы его надеть, нужно было спиной вперёд залезть в прорезь в животе, а потом застегнуть молнию. Салли кое-как проделала это, а затем прошла испытание на герметичность, в котором, когда она прикрутила шлем, костюм накачали воздухом так, что у неё заложило уши.

Но одна из техников, забавная на вид женщина, старше неё, посоветовала ей заботиться о своем костюме.

— В этом тебе предстоит ходить по Марсу, милая, — сказала она. — И более чем вероятно, что он когда-нибудь спасет тебе жизнь. Ты его ещё полюбишь. Он, кстати, выполнен по одной хорошей российской технологии — многолетний опыт вылился в дизайн этого наряда. Слушай, если хочешь, мы даже можем добавить тебе нашивку с именем на груди…

— Не стоит.

И когда её выводили из белой комнаты, техники заставили её расписаться на створке двери, где уже стояли сотни разных подписей.

— Это такая традиция, — объяснила одна из женщин.

Выйдя наконец из комнаты, она присоединилась к отцу, Фрэнку Вуду и Элу Раупу — все были одеты так же, как она. Затем они с помощью техников забрались в компактный «переходящий шаттл» — конической формы космический корабль, напоминающий командный модуль «Аполлона». Управлял им Рауп: его задачей было доставить марсианский экипаж к Дыре. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу — Рауп слева, в сиденье командира, Уиллис и Фрэнк посередине, Салли справа. Приборная панель выглядела на удивление сложно; бо́льшая её часть находилась возле Раупа, но перед остальными стояли упрощенные копии. Они сидели в космических костюмах и шлемах, но лицевые щитки были открыты. Вокруг стоял гул вентиляторов и чувствовался запах только что вычищенного ковра — как будто они находились в салоне новенькой машины, подумалось Салли. В маленьких окошках виднелось голубое английское небо.

Ещё и над головой Уиллиса качался на цепочке игрушечный космонавтик. Салли щелкнула по нему пальцем.

— Что это, Рауп? Очередная дебильная традиция всех астронавтов?

— Нет. Это важный индикатор. Сама увидишь. Так, все готово. Вы там пристегнулись? Три, два, один…

Только и всего — без каких-либо особых торжеств. Он даже не понажимал ни на какие кнопки.

Но Салли почувствовала легкий рывок, какой бывает при переходе.


Вдруг небо снаружи потемнело. Цепочка, на которой висел космонавтик, ослабла, и он воспарил в воздух.

Стартовая ракета шаттла загорелась, крепко пихнув их в спину. Они все были надежно пристегнуты к своим сиденьям, но Салли все равно вздрогнула, ощутив толчок. Наверное, ей стоило внимательнее слушать инструктажи.

Горение продолжалось двадцать секунд, не больше. А затем просто закончилось, и космонавтик снова стал болтаться на своей цепочке.

И тогда они ощутили невесомость во всей её красе. Салли это показалось похожим на свободное падение, словно её внутренние органы стали подниматься со своих мест. Она с трудом проглотила комок в горле.

Уиллис сидел тихо и не выказывал никакой реакции. Фрэнк Вуд разразился радостными возгласами.

Что-то стучало и громыхало, сам корабль вращался резкими рывками.

Эл Рауп достал флягу, разбрызгал немного воды — та повисла в воздухе переливающимся шариком — и поймал её ртом.

— Отлично, — проговорил он. — Шум, который вы слышите, — это горение наших ориентационных ракет и работа системы маневрирования. Шаттл принимает позицию для стыковки с Кирпичной луной.

Кирпичная луна, станция в Дыре на искусственном спутнике, вращающемся по орбите, где находилась бы Земля, служила здесь своего рода Хьюстоном — местом, куда всегда имели доступ космические путешественники, где проходили некоторые научные исследования и которое служило связью с домом. Здесь они собирались пробыть всего пару часов, прежде чем взойти на борт «Галилея», который доставит их на Марс.

— Здесь все автоматизировано, — сообщил Рауп. — Но поскольку мне известно, что некоторые из вас плохо слушали инструктажи, я обращаю ваше внимание на вот эту большую красную кнопку. — Он указал пальцем. — Как вы понимаете, мы имеем дело с вращением Земли. Я имею в виду той Земли, с которой вы только что перешли. Когда вы думали, что стоите на Земле ровно, на самом деле вы уже двигались по космосу — вас уносило вместе с поверхностью Земли на скорости в сотни миль в час на широте Космо-Д. Когда вы переходите между мирами, сохраняете эту скорость, и если бы она не уравновешивалась, вас бы унесло куда-нибудь в космос. Первый раз, когда вы перешли в Дыру, случайно, Салли, когда были на борту того воздушного корабля, вам повезло, что вы перешли обратно так быстро, что вас не успело далеко отбросить. Здесь же нам приходится сбрасывать скорость, поэтому у нашего шаттла горят ракеты и он тормозит нас относительно Кирпичной луны. Но если мы захотим вернуться, то нам придется снова ускориться, чтобы выйти на скорость вращения Земли. Понимаете? Иначе почувствуем себя листиками на ветру в тысячу миль в час. Так что если не будет никакого другого выхода, если я стану недееспособен, а у вас не окажется доступа к Кирпичной луне, то нажмите на эту кнопку, и система вернет вас домой. Компренде?

— Вполне, — ответил Уиллис.

— Ещё одно непредвиденное обстоятельство, с которым мы можем столкнуться в шаттле, — это падение давления, — в таком случае просто загерметизируйте костюмы. Перед вами есть рвотные пакеты, точно как в самолетах. Либо вы можете воспользоваться туалетом. — Он ехидно улыбнулся. — Хотя у вас в костюмах есть и памперсы. Мой совет, если уж не можете сдержать все в себе, лучше выпускайте…

— Давай уже дальше, — холодно проговорила Салли.

— Да вообще тут все очень удобно. Так что просто расслабьтесь и наслаждайтесь полётом…

С удивительной скоростью, напомнившей Салли старые видеозаписи величавых стыковок с Международной космической станцией, шаттл вышел на рандеву с Кирпичной луной. Станция тянулась примерно на двести футов и представляла собой скопление шаров, на каждом из которых ярко светилась буква — от А до К. Спутник, на котором располагалась станция, был спешно собран из секций, заранее заготовленных из кирпича и бетона, покрытых специальным слоем, чтобы выдержать вакуум, и заполненных герметичными капсулами. Салли ещё на инструктажах была изумлена, узнав, что для изготовления этого бетона использовался труд троллей.

В условиях нулевой гравитации они выкарабкались из шаттла и вошли в люки. Открытые люки и подверженная космическому вакууму поверхность, как показалось Салли, странно пахли горячим металлом.

Внутри у входа парил работник станции, удивительно похожий на клона Эла Раупа, и угощал их хлебом и солью.

— Это у космонавтов такая старая традиция, — объяснил Рауп. — У русских такого добра всегда было больше, чем у нас.

Просторные помещения Кирпичной луны были захламлены всевозможным оборудованием, грудами одежды и белья, сумками с мусором, кипами нераспакованных припасов. Поверхности стен повсюду были покрыты липучками, и возле них находилось ещё больше приборов, грубо убранных из прохода.

Салли болталась по станции, отталкиваясь от стен, привыкая двигаться в таких условиях. Без гравитации все эти отсеки с изогнутыми стенами казались просторными, несмотря на беспорядок. У неё было ощущение, что привыкать обратно к гравитации будет намного сложнее.

На станции непрерывно слышался шум вентиляторов и насосов. Салли видела, как в направлении вентиляционных решеток плыли по воздуху обрывки бумаг. Спустя пять минут в запыленном воздухе она начала яростно чихать. Без гравитации пыль висела в воздухе, не оседая.

За все время своего пребывания на станции Салли видела здесь лишь несколько человек. Большинство просто проходили мимо, обменивая одно специализированное судно на другое, но велись здесь и какие-то серьезные работы, на которые им небрежно указал Рауп. Здесь тестировались новые материалы, в основном керамические композиционные материалы — их выталкивали через шлюзы, чтобы испытать в космосе. Работала здесь и медицинская программа по изучению воздействия нулевой гравитации на тело человека — она перекликалась с исследованиями середины XX века и первых лет космических полетов, но была куда более продвинутой.

Были и ещё более любопытные и неожиданные проекты: по выращиванию кристаллов в вакууме, по совершенствованию условий для растительной и животной жизни при нулевой гравитации. Салли сама себе удивилась, когда её до глубины души поразила композиция бонсай, которая выращивалась в отраженном солнечном свете, ярко сияя на фоне бледных оштукатуренных стен.

А из окон Кирпичной луны виднелся «Галилей», висящий в пустом космосе.

Их корабль на Марс выглядел невзрачно — просто две жестяные банки, отделенные друг от друга длинной металлической балкой, с одним горящим ракетным соплом у основания одного из цилиндров, курносым посадочным модулем, прикрепленным к корпусу второго, и раскидистыми крыльями — солнечными батареями. Балку посередине украшали сферические топливные баки, окутанные плотным слоем посеребренного пенопласта для теплоизоляции, из-за чего были похожи на жемчужины. Салли знала, что топлива в нем было достаточно, чтобы «Галилей» долетел до Марса и обратно. Путь в один конец занимал девять-десять недель.

Посадочный модуль носил название МЭМ, то есть Марсианский экскурсионный модуль. Верхний цилиндр, к которому он крепился, служил обитаемым отсеком, где им троим и предстояло провести все время полёта на Марс и обратно. Обшивка его корпуса защищала от радиации и попадания метеоритов. Сквозь неё из окон пробивался горевший внутри свет — яркий, уютный и теплый.

Всего на Кирпичной луне они провели двенадцать часов. Там они сняли скафандры и прошли короткий медосмотр у бортового врача, после чего поели из тюбиков, запив кофе, выбрызгиваемым из баллончиков. За то время, что они пробыли без костюмов, каждый посетил туалет.

Затем все снова оделись и перешли на свое судно. В этот момент Салли Линдси оказалась ближе к Марсу, чем к Земле.

Глава 11

Запад-1617524 — более полутора миллионов миров от Базовой Земли, изначальной планеты людей. «Армстронг» и «Сернан» парили в бледно-голубом небе.

Внизу же на зеленом лоскуте посреди засушливой пустыни в этот день в конце января над развалинами города поднимался дым.

Спустя шестнадцать дней путешествия Мэгги была уже далеко от дома. Она пыталась представить себе посредством простого человеческого восприятия, насколько далеко. Например, основную массу населения Долгой Земли они оставили позади всего за несколько часов. После Дня перехода случались отдельные импульсы миграции на Долгую Землю — сначала это были ранние путешественники, затем целенаправленные поселенцы, а когда возникли технологии твенов, поднялась новая волна и до пункта назначения стало возможным лететь, а не идти. После Йеллоустоуна случилось массовое бегство с Базовой — миллионы людей эвакуировались без планов и подготовок, и этот процесс превзошел все, что происходило прежде.

Впрочем, даже после всего этого людское население оставалось относительно концентрированным, с преобладанием в «центре» — на Базовой и в мирах Ближней Земли. За ними тянулся длинный-длинный хвост, включавший цепочки более-менее схожих миров, которым люди дали отдельные названия — Ледяной пояс, Рудный пояс, Кукурузный пояс. Вальгалла, крупнейший город Долгой Земли, находилась почти в полутора миллионах переходов от Базовой и служила ещё одним полезным ориентиром. Это место считалось концом великого торгового пути, по которому летали твены, привносившие определенное культурное единство в развитие новых миров. С практической же точки зрения это была самая дальняя точка, на которой мог работать аутернет. Но волна колонизации доставала и дальше, постепенно сходя на нет в более странных и менее знакомых мирах, лежащих за Вальгаллой. Таких, как этот.

Мэгги Кауфман стояла со своими офицерами в научном отделении наблюдательной галереи. Джерри Хемингуэй давал им краткое описание планеты, показывая изображения, сделанные с Земли и наноспутников на орбите, — ориентировочные карты, геологические и атмосферные особенности, классификации и анализы.

И все это время перед носом корабля лежал разрушенный город с остатками стен, грязными дорожками и границами земельных участков. Сверху казалось, будто все это разбито и выжжено, из-за чего на Земле остались лишь обугленные шрамы — пусть и все ещё заселенные, как было видно по поднимающимся клубам дыма. Все присутствовавшие на обоих кораблях были ветеранами Йеллоустоуна, спасательных и поисковых операций, поэтому вид разрухи поднял ворох тяжелых воспоминаний.

Внизу были люди. «Армстронг» висел над небольшим скоплением вздувшихся палаток, вокруг которого тянулись следы шин и стояла пара тяжелых внедорожников. Кто-то, должно быть, приехал сюда изучать это место. Но сам город был построен не людьми, а расой разумных пришельцев. Такая мысль казалась Мэгги невероятной, пока она лишь стояла и смотрела на этот город, чье название, если его перевести на человеческий язык, означало что-то вроде «Глаз Охотника». Город был построен так называемой расой биглей.

На палубе находилось три тролля, которые, скучившись вместе, тоже пялились на развалины. Они издавали какие-то свои звуки, которые напоминали Мэгги тихое пение какого-то усложненного варианта погребального гимна «Пребудь со мной».

На это совещание Мэгги собрала всю береговую группу, которую планировала отправить в город. Возглавить её она намеревалась лично. Ву Юэ-Сай тоже была здесь — в знак межкультурной дружбы с Китаем. Мэгги никогда не встречалась с биглями сама, зато Джо Маккензи, её главный врач, обладал определёнными навыками: после Йеллоустоуна он провел здесь некоторое время, участвуя в биокультурной миссии, о которой почти ничего ей не рассказывал.

Ву, казалось, была всецело охвачена любопытством, её переполняло честное рвение. Мак, напротив, радостью не лучился и смотрел на город волком, чуть ли не враждебно.

— Эй, — Мэгги дотронулась до его плеча, — все хорошо?

— Не понимаю, почему ты хочешь, чтобы я тоже в этом участвовал?

— Потому что ты здесь работал. Хоть и ничего мне об этом не рассказывал.

Он не смотрел на неё.

— Я тогда тут достаточно повидал. Слушай, вот зачем мы остановились? Мы же идём гораздо дальше. Если бы Льюис и Кларк просидели в чикагском баре, прежде чем…

— Но мы не Льюис и Кларк. У наших миссий разные цели. Сама увидишь.

Хемингуэй уже показывал карту мира — с изображением конкретно этой планеты. Мэгги видела, что положение материков здесь не слишком отличалось от Базовой Земли, но они находились не совсем на своих местах, казались увеличенными и даже кое-где слившимися — например, Австралия соединялась с Юго-Восточной Азией толстым перешейком, а Берингов пролив был закрыт. В сердце каждого из континентов желтели пятна пустынь. Океаны выглядели меньше обычного, и даже полярные шапки потеряли в площади.

— Ряд климатологов называют эти миры Венерианскими или Паравенерианскими, — сообщил Джерри Хемингуэй. — Это все из-за воды. Базовая Земля и Венера находятся на разных концах шкалы возможного содержания воды на планетах такого типа. На нашей Земле воды, конечно, много — в океанах, в воздухе, в разных состояниях в мантии. Венера, возможно, тоже когда-то была такой, но затем, довольно скоро, лишилась своей воды. А мир вроде этого лежит где-то посередине шкалы между ними двумя — он значительно суше Земли, но не такой сухой, как Венера. Здесь есть жизнь, даже сложная и даже разумная, но очень малочисленная и изолированная. Ранние исследователи Долгой Земли, в том числе первая миссия Валиенте, упустили из виду это исключение. И его обитателей. Да и вы упустите, если не задержитесь, чтобы изучить всю планету целиком.

Юэ-Сай покачала головой:

— Мы всегда торопимся, когда путешествуем по Долгой Земле. Так мы и на «Чжэнь Хэ» летали. И на этом чудесном судне так будет! Кому-то интересно, что при этом упускается, но ведь на все это просто нет времени. Столько миров, столько чудес…

— Всего пять лет назад была открыта эта местная разумная культура, — проговорил Хемингуэй. — С тех пор, даже несмотря на Йеллоустоунский кризис, международный консорциум университетов финансировал наблюдательные станции и привлекал специалистов — культурологов, лингвистов… Одну из таких баз вы и видите внизу. И мы связывались с местными. — Он сменил вкладку, и на его планшете засветилась россыпь точек, разбросанных по краям материков, а также вдоль крупнейших рек. — Здесь отмечены основные общины, которые нам удалось обнаружить на данный момент. Большинство из них невелики, но густо заселены. Это, вероятно, обусловлено биологией биглей — им больше по душе жить сплоченными группами. Но они поддерживают связь между общинами и даже ведут торговлю на разных материках.

— И войны, — кисло добавил Мак. — Они и воюют материками.

— Да, войны. Мы несколько изучили их политическую обстановку. Бигли группируются в стаи, примерно соответствующие нашим государствам — или, возможно, расам. Североамериканской стаей руководит Мать, как они её называют; она живет на западном побережье, недалеко от залива Сан-Франциско. Есть тут и местные… эм-м… вотчины, каждой из которых управляет Дочь или Внучка Матери. То есть, как видите, здесь установлен матриархат. Мужчины служат воинами, рабочими… партнерами для размножения. Они второстепенны. Хотя разницы в интеллекте у представителей разных полов мы не обнаружили. И да, они ведут просто опустошительные войны. Насколько мы можем сказать исходя из первичных раскопок и сведений местных об их истории, войны здесь проходят цикличным образом. Например, война сопровождается эпидемиями и голодом, которые приводят к падению численности населения, но, когда она восстанавливается, начинается новая война. Большинство различных распрей происходит внутри отдельных Стай. К ним чаще всего приводит желание Внучек сместить Дочерей или желание Дочерей сместить Мать. Межстайные войны, судя по всему, менее распространены. Но может захлестнуть и целый материк — черт, да и всю планету, насколько нам известно. Когда все стихает, они просто отстраивают все заново, на тех же местах, прямо поверх дымящихся руин. Последняя война, первая с тех пор, как за ними стали наблюдать люди, судя по всему, оказалась одной из самых тяжелых.

Мэгги ожидала, что Мак как-нибудь выскажется по этому поводу. Но он лишь продолжил смотреть в окно.

— Наверное, ты это уже видел, — тихо проговорила она. — У всех, кто присутствует на этом корабле, есть от меня секреты. У тебя тоже, Мак?

Он по-прежнему молчал. Она отвернулась, чувствуя смутную боль.

— Спасибо, Джерри, — объявила она. — Что ж, ребята, как видите, нам пора приступать к миссии. Так что спускайтесь и беритесь за дело.


Они высадились неподалеку от скопления палаток местных исследователей.

Там их уже поджидал руководитель экспедиции — австралиец по имени Бен Мортон, который был Маку знаком — он не смог скрыть этого от Мэгги. Этот мужчина, солидного возраста, с затравленным взглядом, едва узнал Мака, прежде чем предложить им проехаться на единственном имеющемся здесь транспорте в город биглей — Глаз Охотника.

Они ехали по неровной дороге мимо зарослей низких корявых деревьев, похожих на папоротники, и полей, грубо размежеванных беспорядочными каменными стенами. Нечто напоминавшее траву было объедено животными — не овцами, не коровами, не козами, но кем-то, похожим на жирных оленей, и какими-то мясистыми нелетающими птицами. За некоторыми полями ухаживали рабочие — они ходили прямо, на двух ногах, с посохами в руках, закутанные в лохмотья. Мэгги не могла хорошо их разглядеть — было слишком далеко. На первый взгляд они были похожи на людей — всё-таки люди бывали разного телосложения. Но стоило взглянуть на этих рабочих ещё раз — и становилось заметно, что они, совсем чуть-чуть, неуловимо, ходили не так уж прямо, головы у них оказывались слишком крупными, талии — слишком низкими, а глаза — расставленными слишком широко.

Её спутники тоже разглядывали все это; Хемингуэй сидел в нервном молчании; Мак яростно сверкал глазами. У Мэгги росла уверенность, что он скрывал он неё что-то особенное, касающееся его пребывания здесь.

By Юэ-Сай делала заметки на свой маленький планшет. Многие фермы были разграблены, сожжены, разрушены — это Мэгги заметила в самом начале поездки. Но более очевидными свидетельства войны стали, когда они приблизились к сердцу города и въехали за низкие, сильно пострадавшие стены. Она ожидала увидеть здесь здания, деревянные и оштукатуренные, в которых никогда не бывало единообразия и которые даже казались человеческому глазу незавершенными и были странно расставлены вдоль грязных улиц, без какой-либо закономерности. Но теперь они все были разбиты, сожжены и лишь несколько были кое-как отремонтированы.

Местных обитателей они увидели очень мало, особенно учитывая размеры города, и ещё меньше удалось разглядеть вблизи. Но один ребенок, когда они проезжали мимо, остановился. Одетая в лохмотья девочка вытянула перед собой пустую миску — её просьба была очевидна. Такую сцену можно было наблюдать и после любой человеческой войны, подумала Мэгги. Только глаза ребенка блестели, уши были оттопырены, а розовый язык вываливался из широкого рта.

Наконец их фургон подкатил к более богатой руине, имевшей вид почерневшего от огня кратера, окруженного обломками обгоревших стен. Там, в тени одного из фрагментов стены, лежал пес — крупный, крупнее сенбернара. Подняв голову, он проследил за их приближением. Мэгги заметила, что вокруг туловища у него был повязан какой-то пояс.

— Добро пожаловать во Внучкин дворец, — проговорил Бен Мортон.

Тут заговорил пес:

— Её зов-вут Петр-р-ра. Давно умер-р-рла. — Речь оказалась вполне понятной, но говорил он с рычанием, будто хриплым шепотом, исходившим из глубины глотки.

Разумная собака. Мэгги об этом рассказывали, она даже видела видеозаписи. Но увидеть такое вживую, как оказалось, была не готова. Даже несмотря на то, что в её собственной каюте жила говорящая кошка — ведь та была явно искусственной, просто хитроумной технологической игрушкой. Но это…

Но ещё более сильный культурный шок она испытала, когда пес встал. Он поднялся на задние лапы, будто дрессированное животное. Но затем его движения стали плавнее, тело словно бы как-то перестроилось, и вот он уже уверенно стоял на двух ногах, не хуже самой Мэгги; пояс находился у него ниже, но ноги, тем не менее, держали его без видимых усилий. Он был одет в короткий килт, и на поясе, как она теперь заметила, висели какие-то инструменты. Лицо его не выглядело очевидной проекцией собачьей морды — оно было плоским, с пропорциями примерно как у человека, но широким носом и раздувающимися черными ноздрями. Острые уши прижимались к голове, а глаза, широко раскрытые, не моргая, смотрели на неё. Это был взгляд хищника. Мэгги чувствовала, что пес был очень старый — по слегка неуклюжей стойке и седым волоскам вокруг широкого рта. Старый и раненый — одна рука выглядела почти иссохшей, и он прижимал её к груди.

Это был не пес. Он был гуманоидом, как и сама Мэгги, но как бы вылепленным из собачьей глины, а не обезьяньей, как она.

Она сама хотела этой встречи. Но сейчас, уже не в первый раз, задалась вопросом, сохранит ли она рассудок до конца путешествия, останется ли при ней сила воображения, позволяющая выдерживать все странности её долгой миссии, если уже первая встреча с инопланетянином настолько её ошеломила.

— Вы бигль, — проговорила она.

— Так нас назыв-вают в-ваши. В-вы назыв-вайте меня Бр-р-райан. — Он раздвинул губы, показав совершенно собачьи зубы, очень приблизительно изобразив ухмылку. — Я сид-дел и жд-дал в-вас, как хор-роший песик. Д-да? Сейчас позов-ву. — Он запрокинул голову и завыл, неожиданно и совсем по-волчьи. Мэгги услышала, как от останков зданий отразилось эхо.

Мортон поднял бровь, глянув на посетителей.

— Брайан у нас здесь один из главных связных. Один из многих, м-м, очеловеченных местных биглей. И у него особое чувство юмора. Можно сказать, колкое.

— К-колк-к-ое? Не знаю так-кого слов-ва. Потом в-выуч-чу.

— Мы дали ему словарей, всяких книг для начальной школы и разных пособий. И теперь можем многое от него узнавать.

— И я т-тоже узнаю, — сообщил Брайан гостям. Они были так изумлены, что Мэгги представилось, будто они увидели вторую часть странного номера дрессированного животного. — Моя р-работа в-всегда была уч-читься, пок-ка Петр-р-ра была ж-жива. В-внуч-чка. Её уб-били на в-войне. Ей моё уч-чение б-было полезно. Я уч-чил пр-ро коб-больд-дов, уч-чил пр-ро люд-дей. Но она в-все р-равно меня пр-резир-рала, — рассказал он и, повесив свою тяжелую голову, покачал ею. — Б-бед-дный Бр-р-райан.

Мак с отвращением фыркнул:

— Иисусе. Он будто чего-то выпрашивает.

— Не обращайте внимания, — посоветовал Мортон. — Он просто выделывается. Он полезный, но иногда бывает настоящим засранцем. Правда, Брайан?

Брайан засмеялся удивительно похоже на человека.

— Засранцем? А т-ты меня понюхай, Б-бен. Ты ж-же этого хоч-чешь. Засранцем? Пр-равда. В-все бигли засранцы. Ты ж-же в-вид-дишь, как мы уб-бив-ваем др-руг др-руга на в-войне. Снов-ва и снов-ва.

В этот момент прибыл ещё один пес, ещё крупнее Брайана, явно по его зову. Он прибежал на четырех лапах, но затем встал на задние — высокий, изящный, гибкий, он замедлил шаг перед Мэгги. У него были чистые голубые глаза и развитые мышцы. Бигль встал прямо, почти по стойке «смирно», подумала Мэгги и глянула на Мортона:

— Это он?

— Мы нашли добровольца, который, думаю, вам подходит, — Мортон пожал плечами, словно говоря: «Скорее уж вы, чем я». — Он весь ваш.

Набравшись смелости, Мэгги сделала шаг вперёд и встала перед биглем. От того пахло мускусом, пылью и мясом — как от обычного животного. Но взгляд был ясный и прохладный.

— Они называют тебя Снежком, — проговорила Мэгги.

— Д-да, — отчетливо произнес бигль. — Моё наст-тоящее имя… — Он издал глубокое гортанное рычание.

— Ты понимаешь, почему я искала добровольца? Ты понимаешь, что с тобой будет, если пойдешь с нами?

— Полеч-чу в неп-пахнущие мир-р-ры. — Он поднял взгляд на изящно выглядящий «Армстронг» и усмехнулся.

— Ой, я поняла! — сказала Ву. — Бигль будет членом экипажа. Чудесный эксперимент.

— Все наше путешествие — один сплошной эксперимент, лейтенант, — заметила Мэгги. — Этот можно назвать экспериментом по развитию понимания между разумами.

Мак уставился на Мэгги:

— Ты, наверное, шутишь.

— Мак, я не говорила тебе, потому что знала, что ты станешь возражать…

— У нас и так на борту полно китайцев, — перебил он. — И троллей. А теперь ещё и эта шавка!

— Не обращай на него внимания, — сказала Мэгги биглю. — Добро пожаловать на корабль ВМС США «Нейл О. Армстронг-2», временный курсант… э-э… Снежок.

— Сп-пасиб-бо, — поблагодарил он и, запрокинув голову, завыл.

Когда они начали отходить, Брайан поманил Мэгги, совсем как человек.

— Под-дожд-дит-те. Посмотр-р-рите на моё сокр-ров-вище. — Он отбежал в свое укрытие и вернулся с предметом, в котором Мэгги узнала картину — скорее всего, напечатанную. Она была потерта и запачкана — вероятно, пережила войну. Но разглядеть то, что на ней было изображено, не составило труда.

Мак хмыкнул.

— «Собаки играют в покер». Со старой рекламы сигарет.

— Под-дар-рок от Салли Линд-дси. Хор-рошая шутка, — сказала она.

— Хор-рошая шутка, д-да? — И он рассмеялся, так сымитировав человека, что Мэгги почувствовала себя неуютно.

— Давайте отсюда уходить, — сказала Мэгги.

— В-вы в-возвращайт-тесь. Пр-рив-возите ещё карт-тины. Поигр-раем в покер-р-р?

— Что ж, капитан, — проговорил Мак, когда они поехали назад к кораблям, — а Эд Катлер знает, что вы везете на борт чертового бигля?

— Пока нет…


Когда Снежок взобрался по трапу на корабль, Шими, которая обычно выходила встретить Мэгги, когда та возвращалась с прогулок по поверхности, хватило лишь одного взгляда, чтобы выгнуть дугой спину и убежать обратно в гондолу, после чего её не было видно ещё несколько дней.

Глава 12

Джошуа принял просьбу Лобсанга найти и выйти на контакт с гипотетической новой расой сверхлюдей — его подлинных Homo sapiens.

По неизвестной причине он никогда не сомневался в том, что теория Лобсанга не была лишена смысла, что его предположение о существовании новой человеческой породы основывалось на каких-то, пусть даже ничтожных свидетельствах. Джошуа знал Лобсанга уже пятнадцать лет и знал, что Лобсанг видел мир как маленький обрывок и мыслил в масштабах, которые сам он едва ли был способен постичь. Он мыслил в целом, как сказала однажды Салли Линдси. Если Лобсанг предрекал существование подлинных Homo sapiens, то Джошуа не сомневался, что они есть, и если бы он попытался их найти, он бы их нашел.

Но с чего начать? Джошуа не был ни ученым, ни детективом. Больше не одиночка, он был семейным человеком, бывшим мэром Черт-Знает-Где и полагал, что всегда вернется к своим корням в Мэдисон, где и вырос. Но более широкими проблемами человечества он теперь не занимался.

И как оказалось, отношение Джошуа к этой загадке ограничивалось дружбой с одной личностью.


На самом деле Джошуа Валиенте впервые повстречал Пола Спенсера Уагонера много лет назад в Мягкой Посадке в 2031-м. Полу тогда было пятнадцать, Джошуа — двадцать девять.

Он оказался в месте, которому дала это название Салли Линдси, в третий раз. Он был здесь за год до этого, во время своей экспедиции с Лобсангом и Салли на борту прототипа корабля-переходника «Марка Твена» далеко на запад Долгой Земли — круиза, который впоследствии стал известен, во всяком случае в узких кругах, как «Путешествие». Под управлением Салли они достигли Мягкой Посадки, находившейся более чем в полутора миллионах шагов от Базовой Земли, во время своего дальнего странствия, а потом побывали здесь ещё раз, когда возвращались обратно, когда их твен стал наполовину бесхозным после того, как они потеряли Лобсанга, пережив сокрушительную встречу с сущностью, которую назвали Первым Лицом Единственным Числом. Теперь, спустя год после Путешествия, Джошуа проходил мимо этого мира, возвращаясь домой после непродолжительного, но освежающего голову творческого отпуска — а домом для него, по крайней мере в этот момент, был город в Кукурузном поясе под названием Перезагрузка, где он собирался жениться на Хелен Грин, дочери пионера.

И он не мог не остановиться в Мягкой Посадке.

Он был неподалеку от тихоокеанского побережья здешней версии штата Вашингтон. На самом деле это было место, где располагался отпечаток городка, который на Базовой Земле имел название Хамптьюлипс и относился к округу Грейс-Харбор. Джошуа не мог забыть своего удивления, когда увидел это место впервые — городок там, где никакого городка быть не могло, далеко за пределами того пространства, куда успела достичь волна колонизации в те первые пятнадцать лет после Дня перехода. Но тем не менее он был.

Городок обнимал берег реки и был окружен дорожками, которые обрывались густым лесом. Рядом не было ни полей, ни признаков обработки земли. Как и величественная Вальгалла несколько лет спустя, этот городок был местом, где люди жили за счет естественных плодов земли — тем более что в таком богатом районе, как этот, можно было контролировать свою численность и постепенно расширять освоенную территорию, поэтому жизнь здесь была довольно легка. А в самом городе, у реки, Джошуа ещё в первый свой визит увидел троллей. Они были повсюду, заметные даже с воздуха. Это оказалось особое племя — помесь людей и троллей, отчего они казались весьма странными и в других отношениях.

Сейчас Джошуа бродил вокруг города, постепенно смещаясь к его центру, где лежала большая площадь Городской управы. Сгущались сумерки, но площадь, как всегда, была полна улыбающихся горожан, а музыканты-тролли пели свои песни — люди и тролли смешивались здесь сами собой. Люди вежливо кивали Джошуа — незнакомцу, хоть и бывшему здесь уже в третий раз. Все как всегда было спокойно, цивилизованно и уютно.

Но Джошуа парадоксальным образом тяготило беспокойство. Община выглядела уж чересчур тихой. Не как у людей… «Мне все это напоминает «Степфордских жен», — поделился он однажды своим ощущением с Салли.

А она потом сказала: «Иногда мне кажется… кажется, будто творится что-то настолько масштабное, что даже Лобсангу придется перекалибровать свое мышление. Пока это просто предположение. Я же вообще подозрительная. Но ведь тот, кто переходит и ничего не подозревает, долго не живет…»

— Мистер!

Прямо перед Джошуа, глядя на него, стоял мальчик. Лет пяти, темноволосый, чумазый, но в чистой одежде, лишь слегка великоватой для него и с многочисленными заплатками. В типичном для колонии, сильно поношенном наряде. Всего лишь ребенок, но что-то в его остром взгляде сумело развеять усталые, слегка спутанные мысли Джошуа.

— Привет, — поздоровался Джошуа.

— Вы Джошуа Валиенте.

— Отрицать не буду. А ты откуда знаешь? Не помню, чтобы мы раньше встречались.

— Мы и не встречались. Я вычислил, кто вы такой. — Он запнулся на этом слове — «вычислил».

— Неужели?

— Все слышали про корабль, на котором вы раньше летали. Мне родители рассказывали, кто летел на борту. Там был молодой парень, а сейчас он вернулся, и все об этом говорят. Вы незнакомец. И вы молодой.

— Хорошо сработано, Шерлок. — Эта отсылка, казалось, озадачила мальчика.

— Так кто ты?

— Пол Спенсер Уагонер. Уагонер — фамилия моего папы, Спенсер — фамилия мамы, а Пол — моё имя.

— Рад за тебя. Спенсер — это как мэр?

— Он мамин троюродный брат. Поэтому мы сюда и перешли.

— Значит, родился ты не здесь? Я и подумал, что у тебя акцент не как у местных.

— Мама отсюда, папа из Миннесоты. И я родился в Миннесоте. Мэр пригласил нас сюда, потому что мы родственники. Ну, то есть мама. А так большинство людей приходят сюда случайно.

— Знаю. — Хотя теперь Джошуа не вполне понимал. Это была очередная загадка Мягкой Посадки. Люди почему-то вырывались из Долгой Земли и их сносило сюда, из всех миров…

Однажды он попытался обсудить это с Лобсангом.

— Может быть, это как-то связано с сетью мягких мест. Людей сносит сюда, и они собираются, как снег во впадинках.

— Да, пожалуй, примерно так и происходит, — ответил ему Лобсанг. — Нам известно, что стабильность — это некий ключ к Долгой Земле. А Мягкая Посадка — это, может быть, что-то вроде потенциальной ямы. И она явно действовала задолго до Дня перехода, ещё в далеком прошлом…

— А как он летает?

И снова Джошуа, утомленный своим путешествием, позволил себе забыться в размышлениях.

— Кто?

— Корабль, на котором вы прилетели.

Джошуа улыбнулся.

— Знаешь, даже удивительно, как редко об этом спрашивают. А ты сам как думаешь?

— Наверное, там полно дыма.

— Дыма?

— От огня дым поднимается вверх.

— Хм-м. Неплохая попытка. Но я думаю, дым на самом деле поднимается благодаря горячему воздуху, идущему от огня. А горячий воздух поднимается потому, что имеет меньшую плотность, чем холодный. И некоторые корабли, или во всяком случае воздушные шары, поднимаются с помощью горячего воздуха. Для этого нужно подставить горелку под оболочку. Но оболочка «Марка Твена» была наполнена газом, который называется гелием. Он имеет меньшую плотность, чем обычный воздух.

— А что такое «плотность»?

Джошуа задумался.

— Это значит, какое количество материала помещается в определенном пространстве. Сколько молекул этого материала. Например, железо плотнее, чем дерево. Кусок железа размером с кирпич будет весить больше, чем такого же размера кусок дерева. А дерево плотнее, чем воздух.

Пол сморщил нос.

— Я знаю, что такое молекулы. А гелий — это газ.

— Да.

— И воздух — это тоже газ. Много смешанных газов, я это знаю.

Джошуа уже начинал беспокоиться, будто его вели по тропинке в сгущающийся лес.

— Да…

— Что железо плотнее дерева, я могу представить. Вы же сказали «плотнее»? Я не знаю этого слова.

— Да.

— Молекулы можно сжать теснее. Но как сделать это с газом? Там же атомы постоянно летают туда-сюда.

— Ну, как-то используется то, что молекулы двигаются быстрее, когда газ нагревается, — Джошуа никогда не умел обманывать детей. — Не знаю, — честно признался он. — Спроси своего учителя.

Пол пренебрежительно фыркнул.

— Мой учитель — женщина, которая ни шиша не знает.

Джошуа не смог сдержать смех.

— Я уверен, это не так.

— Если задать ей вопрос-другой, она расстраивается, а другие дети начинают надо мной смеяться, и она говорит: «В другой раз, Пол». А иногда я даже не могу задать вопрос… я как бы сам понимаю, но не знаю слов.

— Со временем это пройдёт, когда немного подрастешь.

— Я не могу столько ждать.

— Надеюсь, он вам не докучает, — раздался женский голос, мягкий и слегка неестественный.

Обернувшись, Джошуа увидел, что к ним приближается семья: мужчина и женщина примерно его возраста и малыш в коляске. Ребенок его не замечал — тихонько пел и смотрел по сторонам.

Мужчина протянул руку:

— Том Уагонер. Рад встрече, мистер Валиенте.

Джошуа пожал руку.

— Похоже, меня здесь все знают.

— Вы же произвели у нас фурор в прошлом году, — ответил Том. — Надеюсь, Пол вам не надоедает.

— Нет, — задумчиво сказал Джошуа. — Просто задавал вопросы, на которые, как я вскоре понял, у меня нет ответов.

Том посмотрел на жену.

— Ох, такой уж у нас Пол. Пойдем, малой, пора ужинать и в постель. Хватит на сегодня вопросов.

Пол подчинился:

— Да, пап. — Он взял мать за руку.

Спустя ещё пару минут обмена любезностями семья попрощалась. Посмотрев им вслед, Джошуа заметил, что девочка — её представили ему как Джуди — продолжала петь свою странную песенку всю их короткую встречу. Но сейчас, когда они перестали разговаривать, Джошуа смог расслышать, что она пела. Это оказалась не столько песня, сколько набор слогов — перемешанных и, возможно, бессмысленных, но всё-таки ему казалось, что какой-то порядок в них был. Но сложный. Почти как в долгом зове троллей, который пытался расшифровать Лобсанг. Но как, черт возьми, такой карапуз мог напевать послание, звучавшее как приветствие космическим пришельцам? Для этого девочке надо было быть даже умнее своего не по годам развитого брата.

Умные детки. Ещё одна странность, о которой он всегда будет думать, вспоминая о Мягкой Посадке.

Но хватит с него. Он поискал бар, а затем место, где можно было заночевать. И улетел на следующий день.

Но он не забыл Пола Спенсера Уагонера.

Как и саму Мягкую Посадку. И в 2045 году он снова о ней подумал, когда размышлял над предположением Лобсанга о том, что на Долгой Земле существуют инкубаторы, выпускающие людей нового типа. На что такой инкубатор мог быть похож?

Может быть, на Мягкую Посадку?

Глава 13

Обитаемый отсек «Галилея» делился на три уровня, и помимо обычных удобств, таких, как кухня, туалет, душ с нулевой гравитацией и системой рециркуляции воздуха и воды, конструкторы распределили уровни между тремя членами экипажа, отведя их под личное пространство каждого. И уже в первые часы и дни после их стартового запуска с Кирпичной луны и выхода в межпланетное пространство Фрэнк Вуд оценил мудрость такого решения.

Разношерстной команде «Галилея» едва ли предстояло сильно сдружиться между собой.

Нет, в текущих делах они взаимодействовали прекрасно. Поделили обязанности по обеспечению работы — чистили пылеулавливающие фильтры, проверяли воздушный баланс, драили стены, чтобы там не образовалась плесень, которая обычно растет в неухоженных углах при отсутствии гравитации. Салли и Уиллис без возражений приняли расписание, которое составил для всех Фрэнк. Также они быстро привыкли к процессу приготовления еды, основанной прежде всего на кулинарии русских космонавтов, используемой в последние десятилетия: они ели консервы с рыбой, мясом и картофелем, сухой суп, овощное пюре, фруктовую массу, орехи, черный хлеб, чай, кофе, фруктовый сок в баллончиках… Фрэнк знал, что некоторые экипажи вкладывали немало энергии в изобретение оригинальных блюд, имея столь ограниченные ингредиенты. Но не экипаж «Галилея». Фрэнк также настоял на том, чтобы все регулярно делали физические упражнения, чтобы возместить последствия многонедельного пребывания в невесомости к моменту, когда они достигнут Марса. На борту имелись беговая дорожка и эластичные тренажеры, где можно было понапрягать мышцы. Уже одно это занимало их каждый день по несколько часов.

Но при этом у них все же оставалось много свободного времени, и отец с дочерью — во всяком случае поначалу — стремились как можно сильнее избегать друг друга.

Уиллис Линдси внезапно углубился в свои исследования и эксперименты, используя компьютерное оборудование и небольшую лабораторию, которую устроил на своей личной палубе. Казалось, его совершенно не смущало, что они находятся в межпланетном пространстве.

Тем временем его дочь, такая же одиночка, ушла в себя. Она много спала, яростно делала упражнения сверх необходимого минимума, часами читала бортовую электронную библиотеку, которую сама помогала собирать. Уиллис Линдси слушал много музыки — Чак Берри, «Саймон и Гарфанкел». Эти древние звуки, расходясь эхом по обитаемому отсеку, вроде бы раздражали Салли. Фрэнк догадался, что под эти же звуки прошло её детство и сейчас она не слишком радовалась их возвращению.

Несмотря на то что Фрэнк знал Салли со времён инцидента с троллями, произошедшего в Космо-Д много лет назад, в первые дни полёта он едва удостаивался от неё хоть слова. Он чувствовал в ней беспокойство, хоть она и выглядела крепким орешком. Ему приходилось себе напоминать, что это она первой открыла Дыру, когда путешествовала с Джошуа Валиенте и Лобсангом. Может быть, это было как-то связано с тем, что она не знала, почему оказалась здесь и зачем отец взял её в этот полёт.

Что же до самого Фрэнка, то он был просто в восторге от своего пребывания здесь. В первые дни он буквально ликовал. На Кирпичной луне он бывал и раньше, много раз. Но сейчас он летел на Марс! Во всяком случае, один из.

Вид на космос открывался впечатляющий, по крайней мере в первое время. Снаружи Кирпичная луна представляла собой луковичной формы комплекс в мерцающих огнях и кишащий деятельностью — и когда «Галилей» включил ракетные двигатели, он увидел, как вся станция внезапно провалилась в бездну. Зрелище было поразительное, но для Фрэнка одним из величайших сожалений всегда было то, что, в отличие от астронавтов героической эпохи НАСА, он никогда не сможет увидеть из космоса саму Землю. Конечно, во всем этом был некоторый смысл. В Дыре не нужно было покидать Землю, чтобы выйти в космос, — ведь Земли здесь не было. Но зрелище из-за этого было уже не то.

Тем не менее уже после первых часов, когда Кирпичная луна скрылась из виду, он нашел утешение в звездах: в какую бы сторону он ни отвернулся от солнца, они всюду тянулись до бесконечности. Фрэнку нравилось сидеть в своем отделении обитаемого отсека и всматриваться в эту бесконечность, давая своим стареющим глазам привыкнуть к черноте и до предела расширяя зрачки. И замечая ещё одну странную особенность этой последовательной реальности — полосу мягкого пыльного света, облекающего пояс Зодиака, небесный экватор. Все это размывалось у него перед глазами — ведь весь их корабль с грациозной медлительностью вращался вокруг своей оси, чтобы распределить нагревание от солнечного света.

Спустя пару недель Салли стала выбираться из своего отделения и сидеть с Фрэнком у его окна. Он не был психологом и придерживался стойких взглядов на межличностную динамику; он не считал важным, будет ли экипаж держаться вместе весь путь до Марса или нет — главное, чтобы они достигли его как одно целое. И уж точно он не собирался лезть в то, что представлялось ему весьма странными отношениями между отцом и дочерью. Поэтому, когда Салли приходила к нему, Фрэнк кивал ей, давая знать, что заметил её, но своих мыслей не высказывал. Она сама могла бы с ним заговорить, если бы того хотела.

Подходил к концу второй день их робкой дружбы, когда она всерьез к нему обратилась. Она указала на полосу зодиакального света:

— Это астероиды, да?

— Ага. Что-то подобное можно увидеть и дома — в смысле в небе на Базовой. Только здесь астероидов больше. И между Венерой и Марсом виден целый ещё один пояс.

Она задумалась.

— Ну да, обломки мертвой Земли, разрушенный Беллос…

— Вот-вот. Но от неё ещё может быть толк. Мы туда уже летали на малых ракетных кораблях, бурили фрагменты планеты и нашли там воду, углеводороды и даже железо от того, что раньше было ядром Земли. Причём все это легкодоступно. И мы производим ракетное топливо. В конечном итоге планируется, что мы станем полностью независимыми от материалов, завозимых из последовательных миров. Некоторые хотят там и жить, на самих астероидах. Впрочем, есть и такие, кто находит отвратительным кормиться на руинах разрушенной планеты.

Салли пожала плечами:

— Я, наверное, лишилась чувствительности к таким вещам уже давно. С тех пор как повидала следы нескольких Доннер Пати[172] в дальних мирах Долгой Земли. Раскуроченные людские кости. Я считаю, это просто ещё один вид каннибализма.

Она произнесла это с такой категоричностью, что Фрэнк был вынужден отвести взгляд, содрогнувшись.

— Ладно тебе, Фрэнк. Ты сильнее этого. Главное выжить, чего бы это ни стоило, разве нет?

— Да, конечно, так. — Он выдавил улыбку. — Как тебе наш полёт?

Она снова задумалась.

— Если честно, он меня удивляет.

— Удивляет?

Неплотно пристегнутая в своем кресле, она коснулась борта корпуса.

— Во-первых, этот корабль больше, чем, как я думала, нам потребуется.

— Да, технология невероятная. Мы летим благодаря крошечным термоядерным бомбам на топливных таблетках дейтерия и водорода, которые взрываются лазером, и таким образом сотни бомбочек каждую секунду толкают нас вперёд. Это же мы планируем применить и в более масштабных и далеких миссиях — на Венеру и даже, может быть, на Юпитер…

— Помедленнее, «Аполлон-13», у тебя уже дыхание участилось.

— Извини. Это же дело всей моей жизни. А до того ещё и мечта детства.

— Но я не понимаю, зачем тебе вообще нужна ракета. Я думала, Дыра тебя от этого избавила.

— Ну, чтобы попасть на Марс с Базовой, — ответил Фрэнк, — нужно сначала выйти из земной гравитации. Поэтому тебе и нужен «Сатурн-5» — даже если ты хочешь попасть хотя бы на Луну. Но если использовать Дыру, то, чтобы покинуть Землю, «Сатурн-5» не нужен. Но чтобы добраться до Марса, ракета всё-таки нужна. Ведь Земля и Марс движутся вокруг Солнца по своим круговым орбитам, верно? И даже если ты находишься в свободном пространстве на земной орбите, тебе нужно получить ускорение с помощью какой-нибудь ракеты, чтобы прибавить как минимум до семи тысяч миль в час и выйти на так называемую эллиптическую переходную орбиту. Потом ты двигаешься по инерции к орбите Марса, и вот тебе нужно снова изменить скорость, но теперь уже сбросить до шести тысяч миль в час на подходе к Марсу. А потом ты высаживаешься. При возвращении домой все то же самое, но в обратном порядке. Хотя на самом деле наши термоядерные ракеты создают тягу гораздо бо́льшую, чем этот минимум.

— Пожалуй, это логично.

— Вот только настоящие тайны за всем этим вы упустили, — окликнул их Уиллис Линдси.

Повернувшись, Фрэнк увидел, как Уиллис вплывает по пожарному шесту, тянущемуся вдоль оси обитаемого отсека.

— И какие же? — спросил он.

— Как работает сохранение импульса между последовательными мирами? А сохранение массы? Салли, когда ты переходишь с Земли A на Землю B, то шестьдесят с чем-то килограммов внезапно исчезают из A и появляются в B. Как же так? Масса, как и импульс, и энергия, должна сохраняться. Это все основные принципы физики — без которых, между прочим, весь этот фейерверк из ракет вообще бы не работал.

— Это верно, — согласился Фрэнк, — но каков же ответ?

— Мелланье… — начала Салли.

— Этот обманщик!

— …сказал бы, что законы сохранения работают только между мирами, а не в пределах одного мира. Земли A и B имеют общую массу и импульс, поэтому в целом ничего не убывает и не прибывает.

— Тогда как другие, — значительно продолжил Уиллис, и у Фрэнка возникло подозрение, что он сейчас говорил о себе, — приводят гораздо более убедительные доводы, что такие принципы могут работать лишь в каждом мире отдельно. И если ты переходишь в мир B, то ты заимствуешь у этого мира немного импульса, и он чуть-чуть замедляет свое вращение — и ещё ты заимствуешь у его гравитационного поля какое-то количество энергии массы.

— Я уверен, можно провести опыты, которые покажут, что откуда берется, — заметил Фрэнк.

Уиллис пожал плечами:

— Эффект слишком мал. Хотя когда-нибудь их проведут. Но последняя версия выглядит более привлекательной, не находишь? То, что мир назначения каким-то образом приветствует тебя, когда ты в него переходишь, и отдает немного себя. И ты, конечно, возвращаешь ему все назад, когда переходишь обратно.

— Если ваши научные гипотезы основаны на эмоциях, — кисло проговорила Салли, — то да, вторая версия более привлекательна…

Фрэнк чувствовал, как за этим квазитехническим разговором маскируется старинный, многолетний спор. Они даже говорили с разным акцентом: у Уиллиса был заметный вайомингский выговор, из-за которого его наверняка недооценивали академики-снобы, тогда как речь его дочери звучала куда как нейтральнее, будто она умышленно отдалилась от своих корней и от своего отца. Фрэнк не обнаруживал какой-либо явной неприязни между ними двумя — они были слишком живыми, слишком настоящими, чтобы иметь такие негативные отношения. Тем не менее не все было столь положительным. Они были сильными людьми, с общим прошлым, да, и вели себя почтительно, но относились друг к другу с подозрением.

— Кстати, Марс в какой стороне? — спросила Салли.

Фрэнк выглянул из окна, задумался на секунду, а затем указал себе через плечо.

— В той. Но он будет выглядеть мелким пятнышком ещё, ну, несколько недель. А потом он будет висеть там перед нами, как апельсин. На нем очень крупные формы рельефа — гигантские горы, каньоны, их всех видно издали… ну, ты видела изображения в аудитории. А на этом Марсе есть океаны и зелень.

Салли посмотрела на отца.

— И в чем суть миссии? Выяснить, почему Марс, этот Марс, теплый, влажный и живой?

— О нет, — ответил Уиллис снисходительно. — Это слишком банально.

Фрэнк поднял брови:

— Жизнь на Марсе — это банально? Скажите это Персивалю Лоуэллу.[173] Но если жизнь на Марсе только для ширмы…

— Мне интересна жизнь на Бесконечном Марсе. Жизнь, разум и то, чего он мог… чего он должен был достичь.

Салли посмотрела ему в лицо.

— С какой целью, папа? Что ты ищешь — какую-то технологию, типа нового Переходника? И что будешь делать, когда найдешь? Просто выпустишь её на волю? Мелланье как-то сравнил тебя с Дедалом, отцом Икара — мальчика, который с помощью изобретения отца взлетел слишком высоко и расстроил богов. И в этом весь ты, разве нет? Ремесленник, только и всего, — которого не заботят последствия. Дедал нашего времени.

Уиллис потер подбородок.

— Но Дедал, помимо прочего, должен был изобрести ещё и пилу, топор и буравчик. Не такой уж плохой набор, не так ли? А что же до… — Тут тихо прозвенел будильник. — Ой, это мой эксперимент. Прошу извинить… — Не сгибаясь, но со странным изяществом он проплыл в микрогравитации к пожарному столбу и поднялся в свою лабораторную зону.

Фрэнк пристально посмотрел на Салли.

— Ты как, ничего?

Она не ответила — лишь сидела в молчании, думая о своем, совершенно непостижимая для Фрэнка. Но спустя несколько минут спросила:

— Так что может пойти не так, Фрэнк? С «Галилеем»? Знаю, они составили для нас порядок действий в чрезвычайных ситуациях. Но по нему мы должны в основном забираться в воздушные мешки и беспомощно скитаться по пространству, пока ты будешь спасать ситуацию.

Фрэнк пожал плечами:

— Думаю, Эл с остальными посчитали, что это максимум, что ты сможешь запомнить. А Уиллис и того меньше. Поэтому мы рассказали вам только самое основное.

— Ладно. Но я всё-таки здесь. И когда дело касается выживания, я привыкла полагаться только на себя.

— Разумеется. Но существует множество обстоятельств, при которых мы не можем выжить все втроем. Например, сильный удар метеорита. Серьезная поломка двигательного комплекса при стартовом периоде — в таком случае у нас случится ядерный взрыв.

— А после чего можно выжить?

— Таких ситуаций может быть много. Небольшой метеоритный пробой. Контролируемый пожар. Утечка атмосферы либо другая проблема со снабжением воздухом. Серьезное падение напряжения. В большинстве из этих ситуаций нас спасет автоматика. В большинстве остальных ими займусь я. Если ни того, ни другого не произойдет, вы можете связаться с Кирпичной луной.

— А если все запасные варианты не сработают?

Фрэнк ухмыльнулся.

— Я бы сказал, основной навык, который тебя спасет, — это умение надевать скафандр, когда темно, ты не можешь дышать, повсюду гудят аварийные сигналы и кажется, будто наступил Судный день. Но как только ты его наденешь, у тебя появится время подумать об остальном. И чтобы этому научиться, нужно потратить не один час.

— Что ж, думаю, время на это у нас есть.

И с тех пор Салли принялась по мере своих сил изучать каждый дюйм корабля и его оборудования, равно как и все возможные виды его повреждений. Уиллис же все это время сидел взаперти над своими проектами.

Так они и провели практически весь оставшийся путь на Марс.

Глава 14

В своем журнале Мэгги Кауфман написала, что лишь после того, как они миновали Запад-1617524, мир биглей, и взяли на борт последнего члена экипажа, — лишь тогда началось настоящее путешествие.

Гарри Райан наконец заявил, что доволен тем, что назвал «кухней фьюжн инженерного номера», в которой американская инженерия объединялась с китайской гелиевой искусностью, и позволил Мэгги отдать приказ перейти на полный ход.

Сама Мэгги находилась в рулевой рубке, когда это началось. С ней было несколько офицеров, готовых к любым авариям и происшествиям, которые предвещал Гарри. By Юэ-Сай, как всегда, делала пометки. Перед Мэгги открывался прекрасный вид на внешние миры из больших панорамных окон, которые в случае необходимости могли мгновенно закрыться жестким керамическим жалюзи.

И она наблюдала, как миры быстро пролистываются один за другим.

Поначалу вид был самым заурядным для всякого, кто успел насмотреться на Долгую Землю: просто один бесплодный мир Паравенерианского пояса за другим, сменяющийся каждую секунду со скоростью сердцебиения. Потом скорость стала постепенно возрастать, до двух Земель в секунду, потом ещё быстрее, и Мэгги чувствовала, как и её сердце начинало биться быстрее в ответ — ритмы её тела сами собой стремились за музыкой миров. Хотя с дальнейшим ускорением бег реальности стал для Мэгги неприятным. Но опасность все же никому не грозила. Проверять членов экипажа и пассажиров на эпилепсию вскоре вошло в привычку, и доктор Маккензи приказал всем на борту проходить автоматизированное обследование, прежде чем приступать к самой проверке.

Но миры продолжали проноситься все быстрее и быстрее. Мэгги уже замечала, что меняющиеся внизу Земли стали зеленее, чем до этого, а в небе все больше проглядывала синева. Это позволяло предположить, что они вышли из Венерианского пояса. Но миры теперь проносились перед её взглядом так быстро, что она не различала никаких деталей — видела лишь небо, горизонт, землю и стальной блеск реки под ними — дальней родственницы Огайо, если верить корабельным географам.

А затем миры стали расплываться. Они достигли определенной критической точки, когда скорость перехода превысила возможности зрительного восприятия, будто это были вовсе не миры, а просто очень быстро обновлялось цифровое изображение. Поэтому она больше не чувствовала, что переходит от Земли к Земле, а скорее находилась в непрерывном движении, плавном и размеренном. Солнце не менялось — оно висело в небе, в густой синеве которого смешивались все возможные погодные условия. Внизу в своей пойме разливалась река, словно бледный призрак самой себя, а в зависшей над ландшафтом зеленоватой мгле таяли сгустки леса. Заметить в отдельных мирах животных или птиц теперь было невозможно — даже крупнейшее стадо в одном мире исчезало из виду прежде, чем глаза Мэгги успевали его различить. Но все же у неё было чувство непрерывности, связанности со всеми этими живыми мирами. И все они оказывались то освещенными, то затененными — выбивающимися из общего ряда Джокерами, возникавшими и пропадавшими каждые несколько минут.

Но «Сернан» из виду не исчезал — как придающий уверенность спутник, он являл собой творение человека, способное устоять в этом мельтешении реальностей.

Теперь послышалось, как зашумели могучие двигатели, толкая корабль сквозь пространство, и пейзаж под носом «Армстронга» сменился. Дрейф материков происходил в каком-то смысле случайным образом, и позиции суши от мира к миру менялись, чаще — совсем немного, реже — существенно, но по совокупности в значительной степени. Так что корабли тоже меняли свое географическое положение, стремясь остаться примерно над центром Североамериканского щита — древней гранитной массы, лежащей в самом сердце материка. Они шли по следам предыдущей китайской экспедиции пятилетней давности.

Лейтенант By Юэ-Сай, стоя рядом с Мэгги, дерзко взяла её за руку.

— Все точно как у нас на «Чжэнь Хэ», — заметила она. — Как будто мы видим все эти миры, всю Долгую Землю сразу, — видим глазами Бога.


Уже пару часов спустя корабли без остановки перемахнули через Дыру, в районе Запада-2000000. Гарри Райан заявил, что доволен сопротивляемостью своих кораблей при таком вакууме и невесомости.

После этого образ Земли изменился, и они сделали паузу, чтобы взять образцы, сделать фото, осмотреть её. Миры стали мягче, бесцветнее, на лесных участках теперь преобладали огромные папоротники. Затем они уступили место бесплодным ландшафтам, где растительность виднелась лишь вдоль рек и у кромок океанов. Миры складывались в группы из более-менее схожих между собой, в десятки, сотни и тысячи переходов шириной, по аналогии с Поясами, выделенными первыми картографами Долгой Земли пару десятилетий назад.

Хемингуэй со своими учеными пытались маркировать и изучать репрезентативные образцы. Они останавливались, чтобы изучать особенности геологии, геоморфологии, климатологии и даже астрономии, как, например, относительно необычных черт Луны. Они даже проверяли радиосигналы в дальней ионосфере и высматривали людские огоньки, так как никто не знал, насколько далеко докатилась волна колонизации за годы, прошедшие со Дня перехода. Ученые докладывали, что основные ряды растений и животных были довольно похожи по обе стороны от Дыры, что, впрочем, и неудивительно. Но миновав Дыру, они уже не встречали переходящих гуманоидов — ни троллей, ни кобольдов, ни один из видов, привычных в более близких мирах. Это тоже не было удивительно, подумала Мэгги, учитывая, что большинство тех, кто способен переходить, не рисковали пересечь Дыру. Тем не менее, как бывалой путешественнице по Долгой Земле, ей казалось странным видеть миры, куда не ступала нога тролля и чья экология не пострадала от их массового присутствия, — миры, никогда не знавшие тролльего долгого зова.

Но корабли продолжали путь. Данные текли сплошным потоком.

И каждый раз внимание цеплялось за ту или иную форму жизни. И формы эти оказывались все более странными.

Большинство этих миров, казалось, было пристанищем сложных форм жизни — то есть не только бактерий, но и растений и животных. Однако миры Долгой Земли отличались друг от друга случайным образом, в результате различных событий прошлого, которые могли быть похожими либо нет. А массовые вымирания, разбросанные по всей истории Земли, казались Мэгги самыми удачными бросками космических кубиков. Даже миры, более близкие к Базовой, чем к Вальгалле, будто отражали разные исходы того сильнейшего удара, положившего конец эпохе динозавров на Базовой. Там встречались странные наборы животных, которые были похожи или не похожи на динозавров, на млекопитающих или на птиц.

Но там, где сейчас находился «Армстронг», все было ещё удивительнее. Мэгги узнала, что на Базовой Земле более чем за двести миллионов лет до происхождения человека было ещё одно массовое вымирание, когда вымерли первые млекопитающие, ранние динозавры и предки рептилий. Сейчас же, в миллионах переходов от Базовой, они нашли последствия различных исходов того эпохального события, где в спутанных экосистемах млекопитающие-охотники преследовали динозавроподобных травоядных или похожие на насекомых хищники гонялись за пресмыкающимися. Были здесь и миры, населенные рептилиями размером с тираннозавров или рапторами — с мышей и с похожими на иголки зубами…

Но если смотреть не на детали, а в целом, то после первых дней их скоростного путешествия Мэгги поразило чистое буйство той стихийной жизненной силы, что стремилась найти свое выражение всеми возможными способами, во всех возможных местах, во всех возможных мирах, — и находила его в живых существах, которые развивались в условиях жесточайшей конкуренции, — существах, которые дышали, плодились, боролись, умирали.

Спустя некоторое время это ощущение стало непреодолимым. Мэгги ушла от него, погрузившись в знакомую рутину.

Глава 15

На девятый день после запуска китайского двигателя Мэгги сидела у себя в каюте и писала отчеты. Едва подняв голову, она почувствовала, что корабль в который раз остановился. Очередная научная стоянка — ей бы доложили, если бы существовала необходимость или если бы они наткнулись на что-нибудь интересное для неё.

Но на следующий день, когда корабль так и не двинулся с места, ей позвонил Джерри Хемингуэй:

— Капитан, прошу прощения за беспокойство. Наверное, вам стоит взглянуть на это самой.

Она посмотрела на землеметр: тот показывал Запад-17297031. Ей тут же захотелось на свежий воздух.

— Сейчас выйду. Какая там погода?

— Мы стоим у морского берега. Здесь свежо, февраль всё-таки. Одевайтесь потеплее и лучше выходите в непромокаемой обуви. И, капитан…

— Да, Джерри?

— Ступайте осторожнее.

— Увидимся на выходной палубе.

Поднявшись, она взглянула на Шими.

— Ты пойдешь?

Шими фыркнула:

— А Снежок там будет?

— Наверное.

— Возьмите мне футболку.


Мэгги Кауфман стояла на песчаном пляже, у спокойно плещущегося моря. Она задумалась, было ли это Внутреннеамериканское море, как в поясе Вальгаллы, или о таком понятии, как Америка, здесь не могло быть речи — ведь материки скользили по Земле, как кусочки пазла по наклоненной поверхности лотка.

Рядом с ней находились Джерри, Снежок и мичман Санторини, которого она назначила неофициальным сопровождающим для бигля. Мэгги заметила, что даже Снежок, обычно ходивший босиком, сейчас был в тяжелых самодельных ботинках. Чуть впереди бо́льшая часть научной группы Джерри делала записи, составляла карты, проводила наблюдения этого ничем не выдающегося пляжа, океана и дюн. Среди них также были двое вооруженных морпехов, выделенных Майком Мак-Киббеном, их прямолинейным, страдающим от безделья сержантом. Никто из команды летчиков не знал наверняка, для чего морпехов направляли в сопровождение подобных экспедиций — следить ли за местными динозаврами и крокодилами, за самими летчиками или же за говорящей собакой.

Кроме того, в группе были двое гражданских со странного вида блоками датчиков на плечах. Эти люди работали на Дугласа Блэка, поддерживая с ним непрерывную связь. Блэк редко показывался из своей каюты, но питал неиссякаемый интерес к посещаемым ими мирам и страстно их исследовал, пусть и через своих доверенных.

Что ж, ни крокодилов, ни динозавров Мэгги здесь не замечала. Тем не менее океан кишел жизнью: она видела рыб, водоросли, останки каких-то ракушек на выброшенной на берег морской траве. И ещё крабов — эти мелкие твари бегали повсюду в больших количествах.

Джерри Хемингуэй проследил за ней.

— Капитан, мы ещё не подавали официальный отчет. Что скажете по поводу первой реакции?

— Скажу спасибо, что посоветовали обуться. Здесь полно чертовых крабов.

— Что ж, это правда. Мы обнаружили целый пояс миров, где как раз преобладают всякие крабы и рачки. Пока это самое впечатляющее, что мы увидели. И если позволите, мы все вам покажем, шаг за шагом. Заодно и проверим наши выводы.

— Что покажете?

— Прошу за мной к океану, капитан.

Она взглянула на Снежка — тот вполне по-человечески пожал плечами и осторожно двинулся вперёд.

Подойдя к кромке, Хемингуэй немного поплескал рукой в воде.

— Как вам это, капитан? А? как? — Он указал на дно — там показались крупный участок розового, участок зеленого.

Присмотревшись поближе, Мэгги увидела, что розовым оказалось скопление каких-то ракообразных наподобие креветок, а зеленым — морская трава.

— Я не…

Но в следующее мгновение она поняла, что креветки были собраны в неровный квадрат, окруженный каменными стенками, выложенными на песчаном дне, и рядом с ними патрулировали крабы, размером не крупнее человеческой ладони. Участок морской травы также имел форму неправильного квадрата, футов шесть стороной. В его пределах находилось ещё больше крабов — они бродили по нему, дергая за растения. Работали аккуратными параллельными рядами, проходя вверх и вниз по этому… полю?

Она сделала шаг назад и осмотрелась по сторонам. Вся прибрежная полоса — слева и справа, насколько она видела, — была покрыта такими же квадратами и прямоугольниками — зелеными, розовыми, фиолетовыми, других цветов. Теперь она их разглядела — их было трудно не заметить.

— Ой.

Хемингуэй ухмыльнулся.

— «Ой», капитан?

— Не зазнавайся, Хемингуэй.

— Фер-р-рмы, — проговорил бигль, глядя на все то же самое. — Маленькие фер-р-рмы.

— Точно, — подтвердил Хемингуэй. — Мы, несомненно, наблюдаем за бережным, сознательным и целенаправленным выращиванием растений этими крабами. Идём дальше. Прошу за мной, капитан…

Они прошли по пляжу, как показалось на первый взгляд, к какой-то сточной канаве, глубоко врезанной в песок, прямой и длинной, тянущейся откуда-то с дюн. По ней в море бежала чистая вода. Шириной футов в десять, её поверхность была усеяна мусором — может быть, смытым с земли какой-нибудь бурей…

Нет. Мэгги присмотрелась внимательнее. «Мусор» плыл в два ряда — по одному к морю, по другому обратно. И, как оказалось, состоял он из маленьких квадратиков и прямоугольников стороной не больше восемнадцати дюймов. Теми, что плыли вниз, сплавлялось что-то вроде отходов, как то: пустые розовые раковины и прочая требуха. Те же, что поднимались от моря, были нагружены «креветками» и морской травой.

Снежок наклонился вперёд, принюхался, пошевелив своими черными ноздрями, и Мэгги тут же увидела то, что тот учуял…

И что же она увидела?

Те маленькие бледно-коричневые коврики оказались судами, сплетенными из какого-то тростника. Построенными целенаправленно. Они напоминали большие настольные коврики. Спускающиеся в море, судя по всему, плыли по течению, но те, что восходили им навстречу, были привязаны тонкими нитями к крабам, тянущим их вверх с берега, — более дюжим и нескладным, чем те, что обрабатывали траву. Присмотревшись получше, она увидела и крабов помельче. Рядом с каждым из крупных тягловых животных был маленький крабик, держащий в клешне… что, кнут? Похоже на то! И на каждом плоту тоже было по маленькому крабику, а то и по два — и те держались клешнями за ручки, управляя судами с помощью чего-то вроде руля…

Она отпрянула назад.

— Не может быть!

— Может, капитан, — проговорил Хемингуэй, ухмыляясь. — Существует множество возможных форм жизни — и, похоже, возможных приспособлений, возможных инструментов для строительства цивилизаций. Здесь, в этом мире, живут крабы, у которых это получилось. Почему бы и нет? На Базовой их сородичи живут со времён Юрского периода, нам известны целые тысячи видов, и они могут быть смышлеными, общаться, щелкая клешнями, бороться за самок, устраивать норки. У них нет рук, но и с клешнями тоже можно кое-чего добиться.

— Они вроде бы нас не замечают, да? Над ними же нависают огромные непонятные существа.

— Мы слишком б-большие, — прорычал Снежок. — Не вид-дят.

— Возможно, так и есть, — сказал Хемингуэй. — А возможно, они просто физически не могут смотреть вверх. Да и зачем им? Или же они не могут различить нас визуально — как если бы мы были слишком странными, как облака, спустившиеся на землю.

— Ты сказал «цивилизация». Я вижу только плоты с рыбаками. А где цивилизация?

Он выпрямился.

— Сразу за дюнами, капитан.

В центре крабьего города находилось то, что Джерри Хемингуэй принял за храмовый комплекс. Хотя возможно, это был и дворец.

Крупное блочное здание с открытыми портиками было обращено к прямоугольному бассейну, наполненному мутной зеленой водой. Над «храмом» высилось нечто, походившее на статую краба — похожего на тех плотовщиков, только большого, в половину человеческого роста. Вокруг бассейна тянулся ряд скульптур поменьше — они изображали крабов с поднятыми клешнями. Мэгги подумала, что эти фигуры в натуральную величину больше походили на мертвые тела и, может быть, были не чем иным, как отброшенными панцирями.

К комплексу дворца с бассейном со всех сторон примыкали другие здания, более-менее прямоугольной формы, но с закругленными углами, все состоящие из некого твердого коричневатого материала. Дворец, по сути, был центральным элементом ровно расчерченной сети улиц, делившей город на кварталы. В одну из крупных зон, больше всего похожую на склады, вдавался канал, тянущийся от моря, — именно там, как предположила Мэгги, поступающие припасы распределялись в одном направлении, а отходы упаковывались и спускались в другом. Это был обычный город, удивительно похожий на человеческий — в отличие от города биглей. Разве что улицы кишели крабами, снующими туда-сюда. И не было видно машин — но Мэгги заметила нескольких мелких крабиков, перемещающихся на спинах более крупных сородичей.

И ещё она легко могла раздавить самые высокие из зданий, как Гулливер в Лилипутии. Но куда бы она осторожно ни поставила ногу — на улице ли, на открытом ли участке, — крабы по-прежнему её не замечали, лишь разбегаясь от неё в разные стороны.

Подняв взгляд, она увидела висящие в небе твены, и их присутствие успокоило её, вернув к реальности.

— Боже, — сказала она Хемингуэю. — Как будто игрушечная модель. Мне все кажется, что сейчас появится пластмассовый поезд и загрохочет по своим путям.

Хемингуэю, похоже, не терпелось пуститься в объяснения.

— Вот что мы выяснили на данный момент, капитан, за двадцать четыре часа наблюдений. Мы считаем, что эти… — Он наклонился, чтобы указать.

— Плотовщики?

— Ага. Они самые разумные. Это самцы, и они здесь вроде как доминируют. Другие, которые крупнее, — самки этого вида. Многим крабовым свойственен половой диморфизм, знаете ли. И, э-э… судя по всему, они также используют представителей других видов как тягловых животных, строителей и, возможно, в пищу. Колеса они, похоже, ещё не изобрели — видите, катаются на тех, что глупее? Здания они строят из какой-то мастики, измельченных раковин и слюны — у них есть особые животные, которые её выделяют. Вон там вы видите большую зону обработки пищи. О назначении остальных строений и районов мы не можем даже догадываться — впрочем, некоторые из них должны быть жилыми. На Базовой крабы любят жить в норах, пещерах и даже ямах, которые выкапывают в морском дне…

Мэгги наклонилась, чтобы поближе рассмотреть крабьи фигуры, расставленные вокруг бассейна.

— Крабы же линяют, да?

— Линяют, капитан. И периодически сбрасывают с себя панцири. Вероятно, это они и есть. Не скульптуры, как та большая штука над дворцом, а панцири, принадлежавшие… вот только кому? Императору, его предкам, династии жрецов? Наверняка так и есть — посмотрите на размер панцирей. Наверное, используются для церемониальных целей.

— Здесь о многом приходится догадываться, Джерри.

— Да, капитан.

— И б-буд-дет ещё б-больше, — сказал Снежок, и сошел с широкой улицы, что вела к бассейну.

К центральному комплексу двигалась процессия — целая колонна крабов, в основном размера плотовщиков, но не только. Панцири некоторых были раскрашены — красные, черные, фиолетовые, — Мэгги подумала, что они использовали для этого что-то наподобие кальмарьих чернил. Другие шагали, громко щелкая клешнями в воздухе. Но были и такие, что шли в середине и выглядели какими-то зачуханными, с потертыми и покрытыми рубцами панцирями, а у некоторых даже не хватало щипцов — словно их намеренно отрезали.

Были слышны лишь щелканье клешней и скрежет панцирей — как если бы песок стучал снаружи в окно.

— Солд-даты с п-павшими вр-рагами, — объяснил Снежок почти с печалью в голосе. — Им отр-р-резали их ор-р-ружие.

— Наверное. На Базовой мы такое не раз наблюдали, — сказал Хемингуэй. — Может быть, эти на кастаньетах издают не случайный шум. Мы знаем, что некоторые крабовые общаются подобным образом. На Базовой они, как правило, говорят просто: «Это моя еда», но здесь все может быть сложнее.

— Интересно, какая судьба ждёт пленников, когда они дойдут до бассейна? — проговорила Мэгги.

— Во дворце что-то зашевелилось, — заметил Хемингуэй. — Кто-то выходит. — И он крикнул своей группе: — Записывайте все, что тут происходит!

— Да, сэр.

Мэгги наклонилась, чтобы рассмотреть, кто появился из панцирного дворца. Один большой краб в центре группы явно был здесь самым важным. Панцирь его никак не был помечен, но сам этот краб, показалось Мэгги, выглядел грузным, старым и даже несколько высокомерным. Его окружали странного вида прислужники — розовые, имеющие беззащитный вид…

— Боже, — вымолвила она. — У них нет панцирей.

— Возможно, они только что полиняли, — предположил Хемингуэй. — Когда это происходит, краб полностью вылезает из старого панциря… Судя по размерам, все, кто идёт рядом с ним, — самки. У некоторых крабовых самки спариваются сразу после линьки, когда они более уязвимы. Хм-м… Интересно, может быть, этот император не позволяет своему гарему носить новые панцири. Чтобы таким образом они были готовы к спариванию в любой момент, когда ему приспичит.

— Ой, — сказала Мэгги.

— Да, капитан. А процессия уже у воды.

Участь пленников оказалась жестокой и бесповоротной. Раскрашенные солдаты побросали их в бассейн одного за другим. Едва первый пленник оказался в воде, та сразу же забурлила и вскоре наполнилась ошметками плоти и панцирей несчастных жертв.

Пока все пленники оказывались в воде, император и его сопровождающие наблюдали за происходящим.

— Интересно, что они держат в том бассейне, — проговорил Хемингуэй. — Наверное, пираний каких-нибудь?

— Дет-тей, — ответил Снежок.

— Кого?

— Дет-тей. Кр-раб-бы р-рождаются в вод-де. Плав-вают. Наход-дят ед-ду. Не как щенят-та, молоком их не кор-рмят.

— А-а, — понял Хемингуэй. — Так в бассейне, значит…

— Дет-ти пр-равителя этого гор-рода. Ед-дят вр-рагов. Набир-раются сил. Дер-рутся др-руг с др-ругом. У нас так тоже быв-вает. Щенят-та р-р-разр-рывают вр-рагов, что убивают для них матер-ри.

Хемингуэй и Мэгги молча переглянулись.

— А знаешь, — сказал Хемингуэй, — я не сомневаюсь, что ты прав. Хотя сам бы никогда не догадался. И в этом есть смысл: культурная логика вытекает из их биологического императива.

Снежку потребовалось перевести это на язык более простых понятий, после чего он посмотрел на Мэгги:

— Вы думает-те, я думаю, всегда нужно щад-дить плоть, не лить кр-ровь. И нужна др-ругая плоть, др-ругая кр-ровь, чтобы показать. Моя кр-ровь, не ваша. Я думаю, не вы.

— Ты прав, черт возьми, — усмехнулась Мэгги. — Вот именно поэтому я и взяла тебя на борт, Снежок. Ты по-другому думаешь, с другой биологической точки зрения. Вместе мы можем развеять предубеждения, о которых, может, даже сами не знали. В чем ещё суть Долгой Земли, если не объединение разумов? — Она изучающе посмотрела на бигля. — Надеюсь, ты тоже формируешь более конструктивное впечатление о нас, курсант, чем имеют твои сородичи дома.

Снежок будто бы насупился — выражение его лица всегда было трудно прочитать.

— Конст-т… Констр-р-р…

— То есть лучшее. Я знаю, ты судишь по тому, как мы относимся к своим собакам. А мы о них очень заботимся, сам знаешь.

Хемингуэй также проявил интерес к беседе:

— Более того, капитан: некоторые считают, что наше отношение к собакам помогло и нашей собственной эволюции. И может быть, если мы продолжим этот эксперимент со Снежком, если мы и дальше будем работать…

Снежок серьезно на него посмотрел:

— Может быт-ть, люд-ди буд-дут плод-диться лучше, чем р-р-раньше.

Улыбка Мэгги стала шире.

— Курсант, я сегодня отмечу у себя в отчете, что сегодня ты выдал свою первую шутку. Ну а что до этих крабов… — Она наклонилась, присмотревшись к кровавому зрелищу, что разворачивалось перед ними. — Знаете ли, у нас с ними намного больше общего, чем можно подумать. У нас — то есть как минимум у людей и биглей. Например, они тоже используют всякие инструменты. Тоже строят города. А умеют ли они считать, Джерри? А писать?

— Э-э, капитан…

— Знаешь, если бы я могла нанять одного из них в команду «Армстронга»…

— Капитан, — в тоне ученого возникла напряженность.

Она повернулась к нему:

— Что?

Он смущенно указал пальцем:

— Уголок храма. Ваш, э-э, зад…

Обернувшись, она увидела.

— Я разрушила западное крыло. Ой.

— Они нас замет-тили, — проговорил Снежок, глядя вниз.

Мэгги увидела, что император несколько комично махал своими огромными клешнями, источая свой миниатюрный гнев и отталкивая своих мягкотелых наложниц. Теперь повсюду щелкали клешни, поднимая негромкий, но настойчивый шум. Она оскорбила короля лилипутов, причесав его дворец своей задницей. Мэгги едва сдерживала смех.

Но затем ощутила, как земля под ней покачнулась.

Хемингуэй повернулся, желая посмотреть, что это.

— Э-э, капитан.

— Что ещё, Джерри?

— Помните краба на вершине дворца? Того большого.

— И что?

— Мы ещё думали, это статуя.

— И?

— Так вот, это не статуя.

— А что?

— Панцирь, капитан. Линялый панцирь.

— Чей панцирь? А-а. Того, что выбирается из-под земли. Вижу. Что посоветуете, лейтенант?

Он не колебался:

— Бежать, капитан!

И они побежали прочь от краба, что вырывался из своей ямы в морском песке, — краба размером с небольшого медведя и несущегося то боком, то напрямик со скоростью гепарда.

Корабли простояли здесь три дня — наблюдали, замеряли, собирали образцы. И оставили тройку добровольцев из группы Хемингуэя, наказав им изучить крабовую цивилизацию, в случае возможности наладить контакт — и выжить.

И с этим они улетели.

Глава 16

Фрэнк Вуд сделал шаг вперёд, отойдя от МЭМ.

Все казалось странным, все знакомые элементы мира на Марсе — на этом Марсе — были искажены. Солнце было дряблым, но ярким, а скалы вокруг отбрасывали тени поперек пыльной багряной равнины. Фрэнк мог так же ощущать себя на высокогорной пустыне на Земле, но здесь воздух был ещё разреженнее, чем на вершине Эвереста. Но даже несмотря на это, природные условия на этой планете оказались относительно мягкими. И уж точно не такими неприятными, как на настоящем, Базовом Марсе. Здесь тоже было холодно, тоже был разреженный воздух, но не настолько, как там.

Небо у горизонта было коричневым, но в районе зенита становилось насыщенного синего цвета. Фрэнк заметил это, когда задрал голову повыше — хотя это было непросто в его костюме для выхода на поверхность с теплой набивкой и закрытой лицевой маской. Где-то в том небе должна была находиться Земля — утренняя звезда рядом с солнцем. Но не здесь. Не во вселенной Дыры.

Он сделал ещё один шаг.

Он двигался словно во сне — наполовину шёл, наполовину плыл. После многих недель в невесомости ему требовалось время, чтобы восстановиться. Казалось, все телесные жидкости у него застоялись, а в мышцах, несмотря на часы, проведенные на беговой дорожке, ощущалась слабость. Чувство равновесия также было отключено, и весь этот неведомый мир расплывался перед ним, доставляя неприятные ощущения. Но с каждым новым шагом он чувствовал в себе все бо́льшую силу. Вот так Фрэнк Вуд, шестидесяти одного года, шагал по Мангала-Валлис, местности на марсианском экваторе, названной картографами НАСА по наименованию Марса на санскрите, и если основой для большинства западных языков служил индоевропейский, то это название планеты могло быть старейшим из всех сохранившихся… Первый человек на Марсе! По крайней мере, одном из них. Кто бы мог подумать? Это был момент, восполняющий разочарование предыдущих лет, с тех пор как космическая программа была свернута после Дня перехода. Момент, снявший напряжение от самого полёта, всех этих недель, проведенных в компании психованной семейки, и, наконец, ужасающего спуска в марсианском экскурсионном модуле — неиспытанном аппарате, прорезавшем фактически неизведанную атмосферу. Но ничто из этого не имело значения — ведь он жил ради этого, и сейчас все свершилось. Фрэнк разразился радостными возгласами и сделал джигу, подняв ботинком немного марсианской пыли. Теперь-то он точно не собирался облажаться.

В наушнике зажурчал голос Салли.

— Эй, Том Свифт.[174] Давай по инструкции.

Фрэнк вздохнул:

— Есть.

И он принялся за дело.


Сначала он обернулся на МЭМ.

Посадочный модуль имел так называемый «двуконический несущий корпус» — толстопузый самолет на хрупкого вида полозьях. Его теплозащитная обшивка и передние кромки крыльев опалились при входе в атмосферу. Вернувшись к нему, Фрэнк взял видеокамеру из откидной платформы и, немного повозившись, закрепил её у себя на груди. Затем достал комплект для установки флага — складное древко и сам флаг в полиэтиленовом мешке.

И после этого снова зашагал по поверхности, раздвигая пределы освоения этого нового Марса.

— Отхожу от модуля. Сейчас попаду на свет. — И едва выйдя из длинной тени МЭМ, он повернулся вокруг, описав камерой весь пейзаж.

— Картинка чуть-чуть смазывается, Фрэнк. Ты слишком быстро поворачиваешься.

Фрэнк покорно замедлил движение. Марсианская пыль скользила у него под ногами. Со своего места он не видел ни следов посадки, ни пыли, потревоженной большими колесами. Земля у него под ногами была девственной — марсианские пески как есть.

На западе Фрэнк увидел какую-то линию — это была слабо выраженная тень на песке. Она походила на невысокий гребень, направленный лицом от него. Возможно, край кратера. Фрэнк двинулся в его сторону, прочь от МЭМ.

— Не уходи из поля зрения, — предупредила Салли.

Фрэнк остановился перед кратером. Неглубокий, в форме правильной чаши, он простирался на несколько десятков ярдов и имел острый, хрупкий обод. На дне блестел лед, будто корка поверх жидкой воды. По всему бассейну виднелись комковатые формы, напоминающие футбольные мячи: гладкие, крепкие на вид и слабого зеленого оттенка, проглядывающего сквозь слой ржавой пыли.

— Похожи на кактусы, — восторженно произнес Фрэнк. — Ты это видишь, Салли? Такие же, как мы видели на фото с модуля — явно твердые, стойкие к засухе, только без шипов. — Вдруг он задумался об этой странной особенности: — Не думаю, что какие-нибудь марсианские твари стали бы по ним взбираться и поглощать их влагу.

— Ты опять отклоняешься от инструкции, Фрэнк.

— И это все, о чем ты думаешь? Даже сейчас?

— Это твоя инструкция, я просто за тобой слежу.

— Ладно-ладно, черт возьми.

Ему понадобилось всего несколько мгновений, чтобы установить складной флагшток и воткнуть его заостренный конец в плотную землю. Затем он вынул из сумки звездно-полосатый стяг, развернул его и прицепил к флагштоку. Сам флаг был голографическим и символизировал американскую Эгиду. Место было подходящим для этого скромного торжества — отсюда открывался вид на марсианский сад. Фрэнк поставил камеру перед собой на землю и убедился, что его ещё видно с МЭМ.

— Салли, ты меня слышишь?

— Давай уже быстрее.

Фрэнк вытянулся в струнку и отдал честь.

— 15 марта 2045 года нашей эры. Я, Фрэнсис Пол Вуд, настоящим заявляю о правах на последовательную копию этого Марса как законной территории Соединенных Штатов Америки с установлением их законов и подчинением их правительству…

Внезапно перед ним возникла фигура.

Фрэнк, изумленный, пошатнулся на месте. Это был человек в скафандре, покрытом морозной коркой. Он возник словно из ниоткуда. У Фрэнка в наушниках раздался зычный голос — он горланил какую-то песню. Фрэнк не знал слов, но мелодия оказалась знакомой. «Это российский гимн. Что за…»

— Поздновато здесь о правах заявлять, янки! Тебе нужен флаг побольше!

Фрэнк выпрямился.

— Вы кто, черт возьми, такой?

— Ты опоздал, Виктор, — заявил Уиллис Линдси.

Россиянин отсалютовал в сторону МЭМ:

— Рад повидаться, Уиллис. Может, познакомишь нас? Эй… тебя как зовут, Фрэнк? Хочешь помогу выучить припев? «Славься, Отечество наше свободное, братских народов союз вековой…» Эй, Уиллис! — Он похлопал по пластиковой коробочке у себя на поясе. — Кстати, Переходник на Марсе работает.

— Сам вижу.

— «Предками данная мудрость народная! Славься, страна! Мы гордимся тобой!..»

Глава 17

Следующие двадцать четыре часа экипаж «Галилея», не без помощи Виктора Иванова, их неожиданной — по крайней мере, для Салли и Фрэнка Вуда, — встречающей стороны, провел за запечатыванием МЭМ и распаковкой его грузов, включавших в себя заготовленные комплектующие для двух воздушных судов.

Это должны были быть планеры, легкие и тоненькие, насколько могла судить Салли, видя их детали разложенными на подстилке поверх пыльной поверхности.

Именно на этих хрупких аппаратах им предстояло исследовать Бесконечный Марс, как она узнала от отца. Первый из них назывался «Один», второй — «Тор».

Салли потребовалось несколько часов, чтобы привыкнуть к марсианским условиям. В разреженном воздухе её герметичный костюм раздувался почти как шарик, но благодаря швам в области локтей, коленей и лодыжек двигаться в нем было относительно легко. Но на последовательных Марсах, где воздух должен был оказаться гораздо разреженнее, чем здесь, двигаться в костюме, как предполагалось, станет сложнее. При малой гравитации — втрое меньшей, чем на Земле, — она могла поднимать тяжелые предметы, но, если сдвинуть их с места, они уже не хотели останавливаться, поэтому ей следовало быть осторожной. Ходить было непросто, а бегать тем более — при каждом шаге так и тянуло оторваться от поверхности. Методом проб и ошибок она обнаружила, что бегать трусцой было легче, чем идти обычным шагом. Но чтобы бегать по-настоящему, нужно было низко нагибаться вперёд всем телом, чтобы можно было отталкиваться ногами от поверхности, увеличивая сцепление.

— Мы из тебя ещё космонавта сделаем, — Фрэнк посмеивался над ней.

Салли просто не обращала на него внимания и, наклонив голову вперёд, сосредоточенно продолжала экспериментировать. Иметь возможность убежать было базовым навыком, необходимым для выживания, поэтому она намеревалась овладеть им и на Марсе.

Пока Уиллис с Фрэнком собирали планеры, Салли пообщалась с их неожиданным новым знакомым.

— Понравился вам сюрприз? Высаживаетесь такие на пустом Марсе — Боже, благослови Америку! А потом вжух — и тут уже русский! Ха-ха!


Виктор пригласил Салли на свою базу, чтобы познакомить её с коллегами.

— Марсоград. Уиллис так её называет. Это не настоящее название — его ты не выговоришь. Это недалеко отсюда, пара сотен миль. На склоне горы Арсия, одного из больших вулканов Фарсиды. Мы наблюдаем за вулканами, это серьезная работа, постарайся понять… Давай к нам.

Почему бы и нет? Пусть Уиллис с Фрэнком сами играют в свои самолетики.

Транспорт Виктора, оставленный в глубоком молодом кратере, которого не было видно с МЭМ, представлял собой крупный и крепкий грузовик с кабиной в виде пузыря из покрытого рубцами органического стекла. Салли он показался каким-то возвеличенным трактором. В салоне сильно пахло маслом и грязными русскими мужчинами, а система воздухообмена вопила в тревоге. Тем не менее здесь было просторно и тепло, а ковшеобразные сиденья, как только грузовик начал движение, оказались достаточно удобными.

Они поскакали по усеянной камнями поверхности, примерно к северо-востоку, следуя колее, вероятно, оставленной самим же грузовиком ранее. На небе во второй её день на Марсе не виднелось ни облачка — сплошная голубизна, лишь у горизонта переходящая в красно-коричневые марсианские тона. И ещё здесь была жизнь, её нельзя было не заметить: это и круглые и твердые «кактусы», и будто бы деревья, кривые и облепленные колючими листиками, и даже что-то вроде то ли камыша, то ли крупных травинок, каждая из которых обращалась к солнцу зазубренной стороной. Салли представила, как эти травинки тянутся вслед за солнцем, проходившим за день по всей ширине неба.

— Прямо как в сказке, — сказала она.

— Что?

— Люди представляли Марс таким больше века назад. Суровым, но похожим на Землю, с выносливыми формами жизни. Как в старых научно-фантастических историях. А не высушенной на солнце пустыней, которую они увидели, когда туда высадились исследовательские аппараты.

— Большинство Марсов, видишь ли, и правда похожи на наш Марс, — пробормотал Виктор. — А этот исключение. Особое обстоятельство. — Гордый своим грузовиком, он похлопал по тяжелому рулю. — Уиллис называет эту штуку марсоходом. Но он по-другому называется, то название ты не выговоришь. На метановом топливе с наших заводов мокрой химии. Сама потом увидишь.

— Я и не знала, что Россия вообще изучает Дыру.

Виктор усмехнулся. Ему было около сорока, лицо жесткое, морщинистое, в засохшем поту после многих часов ношения маски, волосы черные, жирные и спутанные.

— Космо-Д, лихая английская конторка. О русских ничего не знают. Им просто неинтересно. Ну конечно, русские уже здесь. Мы построили базу на другой стороне Дыры, на Балтийском побережье, на высокой широте. Называется «Звездный городок». Она у нас вроде университетского корпуса, завода и военной базы — все в одном. Ещё тут есть китайцы, но их не так много. Вот так никто и не знает, что делают другие. Да и откуда знать? Земли большие и пустые. Спутников-шпионов нет. И какая вообще разница — будет здесь кто-то один или все сразу? Дыра — это дверь в большую вселенную. И Уиллис это знает.

— Наверное. — Отсюда же он, по-видимому, знал, например, и настоящий цвет марсианского неба. — Так русские были здесь первыми, на этом Марсе?

— Конечно! Наши флаги, наши гимны. Но мы помогаем Уиллису. Почему нет? Людям нужно держаться вместе в этом большом холодном мире. Теперь он будет исследовать Бесконечный Марс. И что найдет — тем поделится.

Возможно, подумала она.

— Слушай, Виктор. Когда мы сюда только прибыли, ты сказал, что Переходник работает. Что это за Переходник?

Он снова усмехнулся.

— Что, папка не рассказал? Вон, сзади. — Он кивнул на груду хлама за сиденьями.

Повернувшись, она порылась в нем — её неприятно трясло, пока грузовик скакал по крупным камням при малой гравитации, — и нашла пластиковую коробку, которая была пристегнута к поясу Виктора, когда они впервые его увидели. Салли сдвинула пару защелок, и та легко открылась. Увидев внутри клубок проводов и электронных деталей, она узнала схему Переходника, приспособления, дававшего людям способность к переходу — по крайней мере, большинству людей, даже если у них не было таких природных способностей, как у неё и Джошуа. В целом коробка выглядела тем самым изобретением её отца. Единственным её отличием от тысяч коробок, что она видела раньше — от тех, что мастерили подростки, и до пуленепробиваемых моделей, выпускаемых для полиции и военных, — было отсутствие картошки, такой земной и почти комичной детали, питавшей устройство. Вместо неё оказался серо-зеленый шарик.

— Что это?

— Марсианский кактус. Местное растение. Мой коллега Алексей Крылов придумывает забавные латинские названия. Этот используется здесь вместо картошки. Хотя и картошку мы, конечно, тоже выращиваем. Нельзя же делать воду из кактуса. Сама увидишь.


До Марсограда они добрались за несколько часов.

На протяжении последнего они ехали в гору — поднимались на Фарсиду, регион, где были расположены крупные вулканы, в том числе Олимп. И когда Виктор указал на северо-запад, Салли смогла разглядеть Арсию. Он был меньше Олимпа, но все равно выглядел вздымающейся поверхностью, выпирающим горизонтом. Вулканы Фарсиды — что на этом Марсе, что на Базовом — были такими огромными, что увидеть их с земли было невозможно.

Российская база состояла из группы желтоватовых пластиковых куполов, судя по всему, собранных из готовых деталей. Но вокруг этих строений сгрудились будто бы странного вида вигвамы, где опорными стойками служили местные «деревья», обтянутые какой-то кожей. Может быть, шкурами животных? Все они были опечатаны стареющим полиэтиленом и соединялись дряхлого вида вентиляционными трубами и газоочистительными установками. Вдали от жилых строений по каменистой земле простирались крупные массивы солнечных батарей.

Виктор подъехал к пластиковой трубе — та оказалась воздушным шлюзом, примитивным, но вполне сносным для этого удивительно милостивого Марса. Затем он провел её через трубу, и они очутились внутри купола. Расстегнув на ходу скафандры, они оказались, судя по всему, в камбузе, где стоял сильный запах кофе и алкоголя, превосходящий даже вполне земную вонь немытых тел и туалета. Настенный телеэкран показывал хоккейный матч: Россия — Канада.

— Это запись, — с печалью в голосе объяснил Виктор. — Перешла через два миллиона миров и передается сюда со станции в Дыре. Так хоккея уже нет.

— Потому что после Йеллоустоуна самой России нет?

— Именно. Мы пересматриваем одни и те же игры. Иногда так напиваемся, что забываем результат и делаем ставки…

В комнату завалились ещё двое — явно привлеченные их голосами. Один был похож на Виктора — крупный, темноволосый, лет пятидесяти, в голубом комбинезоне, как у космонавтов, на котором была нашивка, где на кириллице и латинице стояла фамилия: «ДЖАНИБЕКОВ С.». Виктор представил его как Сергея. Второй, более худощавый, светловолосый, под сорок — «КРЫЛОВ А.», — оказался Алексеем и носил грязно-белый лабораторный халат. Они жили здесь втроем без женщин и сейчас все уставились на неё. Но Салли встретила их взгляды, в том числе Виктора, приглядываясь к ним самим. Она путешествовала одна по Долгой Земле с подростковых лет и пережила множество подобных встреч. И эти трое выглядели достаточно безобидными.

Когда этот неловкий момент прошел, все стало нормально. Более того, они носились над ней, будто дети, жаждущие одобрения. Сергей говорил по-английски гораздо хуже Виктора, Алексей — гораздо лучше. Впрочем, даже английский Сергея был гораздо лучше, чем русский Салли, на котором она не говорила совсем.

Они показали ей так называемую «гостевую комнату» — ею оказалась одна из вигвамоподобных хижин. Салли с любопытством осмотрела её небольшое пространство. Пол устилало что-то вроде ковра из густой светло-коричневой шерсти. Сам вигвам, как выяснилось, был обтянут обычной кожей, грубо выделанной, а марсианская древесина каркаса оказалась такой твердой и мелкозернистой, что могла быть пластиковой имитацией — наверное, такой материал лучше удерживал влагу, предположила она.

Салли вернулась на кухню. Сергей, галантный, хоть и почти безмолвный, предложил ей большой мешковатый свитер, явно связанный из той же шерсти, что и ковер. Хотя от него сильно пахло тем, кто носил его до этого, она надела свитер: на базе всё-таки чувствовался марсианский холод. Её накормили поздним обедом — капустой, свеклой и даже парой мелких сморщенных яблок, которые, как она поняла, считались сокровищем и были поданы в знак особого почета. Ей также предложили водку, но она отказалась, и кофе, или некое его переваренное подобие, — и на него она согласилась.

Прежде чем стало темнеть, Алексей настоял на том, чтобы показать ей остальную часть базы.

— Я биолог на станции, — произнес он с некоторой гордостью. — Но среди прочего приходится быть и врачом. В такой малочисленной команде мы все исполняем много ролей…

Купола соединялись прозрачными пластиковыми туннелями, поэтому можно было перемещаться по базе, не подвергаясь воздействию марсианской среды, но на случай нарушения давления имелись простые самогерметизирующиеся шлюзы. Поскольку таким образом была объединена вся база, Салли чувствовала вонь тел непрерывно, хотя та и становилась тем слабее, чем дальше они отдалялись от основного жилища. Алексей настаивал, чтобы Салли все время держала свою кислородную маску у шеи на случай, если произойдет пробой в стене. Салли, прожившую на Долгой Земле в одиночестве не один десяток лет, не требовалось убеждать в том, чтобы соблюдать меры предосторожности.

Некоторые купола были промышленными — там компактные, грубые на вид машины расщепляли марсианскую атмосферу и воду, производя пригодный для дыхания воздух и используемые как топливо метан и водород, либо перерабатывали ржавую пыль в железо. Алексей сказал, что они работали над «комплектами Зубрина», предназначенными для того, чтобы производить метан и кислород в более суровых условиях типичных версий Марса, таких, как Базовый Марс.

— На такие скудные Марсы водород приходится завозить. Зато одна его тонна, переработанная с марсианским воздухом, дает шестнадцать тонн метана и кислорода — так что, как видишь, окупается с лихвой.

Они прошлись по куполам, где ютились заботливо возделываемые грядки картофеля, батата и зеленой фасоли. Успехи россиян вызывали лишь сожаление — и причиной тому служило качество почвы, которую они пытались создать из марсианской пыли.

— Это непросто, ведь обычная земля здесь — это просто ржавый песок с сульфатами и перхлоратами…

Они привезли сюда даже земляных червей, но пока их достижением оставались лишь хилые, желтоватые побеги.

За пределами куполов под действием марсианской стихии Алексей устроил небольшой ботанический сад, в котором с гордостью представил Салли свою коллекцию местных растений. Кактусы были сморщенными и затвердевшими, а деревья — из семян, собранных у взрослых растений на склонах горы Арсия, — едва сумели прорасти.

Но с особенной гордостью он показал ей группу растений в несколько футов высотой, похожих на мороженое из желтоватых листиков на постаменте из зеленых листьев.

— Как тебе такое?

Она пожала плечами:

— Выглядит уродливо. Но зелень такая, что оно скорее земное, чем марсианское.

— Так и есть. Это Rheum nobile, ревень благородный — или, точнее, его генетически подправленная версия. Он растет в Гималаях. А эти желтые листочки облекают семеноносный стебель. И он приспособлен к большой высоте и, как видишь, к разреженному воздуху. Так что эта желтая колонна как бы играет роль естественной теплицы.

— Ух ты. Значит, теперь он растет и на Марсе.

Теперь пожал плечами Алексей:

— Да, это одно из земных растений, которое почти прижилось на Марсе — по крайней мере, этом Марсе. А стебли ещё и можно есть, ням-ням.

Последним его сюрпризом, хранившимся в отдельном куполе, оказалось небольшое стадо альпак — неуклюжих на вид зверушек, привезенных эмбрионами с южноамериканских гор. Здесь они обдирали низкую траву, что росла у них под ногами, разглядывая людей, — на их шерстистых, по-своему обаятельных мордашках отражалось любопытство.

— Ах, так вот откуда у вас та шерсть, — догадалась Салли. — И кожа для вигвамов.

— Точно. Мы надеемся, что их потомки как-нибудь приспособятся выживать в диких марсианских условиях, хотя бы на этом Марсе. Конечно, нам, возможно, придется выращивать для них земную траву. И если получится с альпаками, то почему не заняться и людьми? Сегодня условия конкретно этого Марса похожи на те, что существуют на Земле на высоте шести миль или около того. Самый высокогорный город на Базовой Земле находится в Перу — там высота около трех миль. Люди не могут жить намного выше этого, я имею в виду постоянно, — или, точнее, мы не можем. Но наши дети могут быть другими. Этот Марс почти пригоден — для нас, для альпак…

— Для ревеня.

— Именно. Это наша миссия, определенная Москвой. Мы, русские, всегда смотрели на звёзды, а открытие практически обитаемой версии Марса здорово воодушевило наших ученых и философов. Мы трое оказались в авангарде, и нас отправили сюда выяснить, как люди смогут жить в таком мире, а заодно изучить те формы жизни, которые здесь уже приспособились.

— В авангарде? Значит, прибудут ещё?

— По плану Марсоград к этому времени уже должен был стать полноценным городом. Но ваш американский супервулкан положил этому конец, как и всем остальным амбициям России. Но мы остались здесь и продолжаем исследования…

Работая практически в одиночку, Алексей Крылов сумел создать на этом относительно милостивом Марсе немало чудных форм жизни.

— Я собрал образцы из различных сред — от глубоких влажных долин до склонов больших вулканов, где жизнь уже прощупывает подступы к космосу. У кактусов жесткая, плотная корка, которая почти полностью закрывает их водяные поры. У деревьев стволы твердые, как цемент, а листья — жесткие, как иголки, чтобы удерживать влагу. И не думай, что эти формы жизни примитивны. Они выживают в чрезвычайно суровых условиях, они очень развиты, очень приспособлены, очень эффективно используют свою массу и энергию. И кактусы, и деревья усердно фотосинтезируют — то есть используют энергию солнечного света для своего роста. А фотосинтез, кстати, — это процесс, известный на Земле, так что кажется очевидным, что жизнь была занесена на этот Марс с Земли.

— Я не понимаю, — Салли сдвинула брови. — Это Дыра. Здесь нет Земли.

— Да, но есть другие соседние Земли…

И он рассказал, что, когда Марс — любая версия Марса — был молодым, он, вероятнее всего, был теплым и влажным, с воздухом и океанами. Во многом он напоминал Землю — и был даже плодороднее, — и биологи полагают, что в первый миллиард лет или около того здесь, в этом молодом и богатом мире, могли зародиться сложные формы жизни, животные. На Земле для этого понадобилось на несколько миллиардов лет больше времени.

Но Марс меньше Земли и дальше от Солнца, и эти обстоятельства стали для него роковыми. Когда геология перестала развиваться и вулканы потухли, а сквозь верхние слои атмосферы стал пробиваться солнечный свет, Марс лишился большей части своего воздуха. Вода замерзла у полюсов либо отступила, сформировав вечномерзлый грунт либо подземные водоносные слои.

— Так было и с Базовым Марсом, и большинством других его версий. Но сюда, на этот Марс, как видишь, регулярно вливалась жизнь с соседних последовательных Земель. Сама подумай. В нашей родной реальности считалось, что жизнь можно было перенести с Земли на Марс, или наоборот, посредством сильных метеоритных ударов. Это называлось панспермией — естественным распространением жизни с одной планеты на другую. Но в Дыре, где нет Земли, откуда эта жизнь бы бралась, были эти переходящие разумные существа, по крайней мере, последние пару миллионов лет. И каждый раз, когда несчастный гуманоид падает с последовательной Земли в Дыру, его губит вакуум, но некоторые микроорганизмы, которых он переносит на себе, могут выжить и более-менее спокойно перенестись по космосу. Потом некоторые из них выживают и прорастают на Марсе — и не один раз, а снова и снова.

— А, понимаю. Марс колонизируют клещи, которые живут на незадачливых троллях!

— Скорее зубные бактерии, но в целом это так. Если жизнь получает шанс, она распространяется везде, где есть вода — будь то лед на поверхности, вечномерзлый грунт или водоносный горизонт. Со временем устанавливаются и прочные обратные связи — кстати, так же как на Земле: живые организмы способствуют преобразованию массы, энергии и, что особенно важно, воды. Геология и физика этого Марса имеют очень похожие, если не такие же, особенности, что и на Базовом Марсе. И именно жизнь сделала его таким милостивым, какой он есть, — активизировав воду и другие летучие вещества. Земная жизнь помогла установить климат и сделала возможным существование жизни марсианской, более древней, которая стала там процветать. Но, видишь ли, все это нетипично и случилось лишь в Дыре. Говоря языком Долгой Земли, этот Марс — Джокер, исключение среди Марсов.

— И тем не менее это чудо, — заметила Салли.

— О, да. Но, увы, не наше открытие. Китайцы открыли ещё одну Дыру на Востоке пять лет назад и наблюдали за таким же механизмом распространения жизни там, в той Солнечной системе. Китайцы! Как банально. Но мы думаем, что на всех Марсах даже без панспермии могли бы сохраниться следы той первоначальной сложной жизни — споры, семена, цисты… Кто знает? Может, она ждёт пробуждения, как Спящая Красавица, — когда её поцелуют тепло и вода.

— Такое возможно?

Он подмигнул:

— А ты спроси отца о жизни на Марсе.


Когда над ними сомкнулась марсианская ночь, команда Марсограда и Салли ушли в наиболее уютное место комплекса — на кухню. Здесь они поужинали; главным блюдом стали толстые стейки из мяса альпаки со сладким вареным ревенем, а потом выпили кофе и водки — хотя Салли и пыталась этому сопротивляться.

Салли загадочным образом прониклась симпатией к этой странной троице и их обшарпанным лачугам. Казалось, они точно понимали смысл своей миссии. Может быть, все было оттого, что просто она сама слишком разочаровалась в человечестве, оценивая его по тем экземплярам, что попадались ей уж чересчур часто. Долгая Земля в некотором роде была местом легкодоступным: к примеру, та кучка идиотов, построивших целый городок посреди поймы последовательной Миссисипи, где потом начала подниматься вода, оказалась замечена Салли только после этого. А эти русские прибыли в место, где выжить было крайне сложно — и даже добраться нелегко, — но сумели проявить недюжинный ум, пусть и сами неряшливо выглядели, изучив среду и поняв, как в ней жить.

Но их трагедия заключалась в том, что страна, пославшая их на миссию, теперь была практически уничтожена.

Основным недовольством Алексея Крылова по этому поводу, похоже, было то, что академики, которым им надлежало отчитываться о результатах работы, либо уже не работали, либо умерли.

— Никто не читает моих отчетов. Ни один университет не дает мне ни должностей, ни научных призов. Бедный Алексей.

Виктор, уже пьяный, пренебрежительно фыркнул:

— Академики? На Базовой уже вся Россия брошена. Её нет. Москва покрыта льдом. По Красной площади гуляют полярные медведи. А китайцы прокладывают себе туда путь из Владивостока.

— Китайские сволочи, — проворчал немногословный Сергей.

— Ха! Мы последние граждане России, как космонавты на станции «Мир» были последними гражданами Советского Союза, когда он развалился.

— Все не настолько плохо, — возразила Салли. — Конечно, Базовая Россия теперь почти необитаема, но ведь бо́льшая часть населения переселилась на Ближние Земли. Долгая Россия жива и здорова.

— Ну конечно, — проворчал Виктор, — и там приходится отстраивать всю страну заново. Прямо как после того, как монголы разрушили Киев. А Наполеон разрушил Москву. И Гитлер разрушил Сталинград. — Он провел в воздухе перед Салли своим полупустым стаканом. — У нас в России говорят, первые пятьсот лет — самые тяжелые. Будем здравы! — Он осушил свой стакан, а потом наполнил его заново.

— Китайские сволочи! — Сергей перешёл на крик.

Виктор потрепал его по плечу:

— Ладно, ладно, здоровяк. Чтоб этим китайцам замерзнуть там на Базовой. За нас, за Долгую Землю, Долгий Марс — и за звёзды!

И они выпили за это. А потом за Нобелевскую премию, которую никогда не получит Алексей. И за душу альпаки, чья жизнь была принесена в жертву ради стейков, которыми они теперь так наслаждались.

После этого они пытались научить Салли словам российского гимна на английском и на русском. К кровати она уползла, когда они добрались до третьего куплета: «Нам силу дает наша верность Отчизне. Так было, так есть и так будет всегда!»

Глава 18

Прошел год с первой встречи в Мягкой Посадке, и Джошуа вновь столкнулся с Полом Спенсером Уагонером — на этот раз в Мэдисоне, Запад-5.

— Здравствуйте, мистер Валиенте!

Джошуа стоял с сестрой Джорджиной на небольшом кладбище за Приютом, которым сейчас управлял его старый друг. После того как Мэдисон разбомбило вулканом, Приют был старательно восстановлен здесь, на Западе-5, и на новом кладбище было всего два надгробия. Последнее принадлежало сестре Серендипити — любительнице готовить, чья страсть всегда озаряла юного Джошуа и которая, согласно приютской легенде, скрывалась от ФБР. И сейчас его привели сюда как раз похороны Серендипити.

Но звонкий голос Пола — повзрослевший, но легко узнаваемый — позвал его с противоположной стороны улицы.

Джошуа с сестрой Джорджиной перешли дорогу. Проделали они это не слишком быстро: Джорджина была в летах, ещё когда Джошуа был ребенком, и лишь немного уступала в возрасте сестре Серендипити.

Пол Спенсер Уагонер, уже шестилетний мальчик, стоял там со своим отцом. Джошуа показалось, что они смотрелись тут лишними в своих фабричных, с иголочки костюмах с Базовой. Но у Пола под глазом красовался синяк и опухла щека, а темные волосы выглядели странно, будто были грубо обрезаны. Собственному сыну Джошуа, Дэниэлу Родни, было всего пара месяцев от роду, и сестры ворковали над его фотографиями, что привез им отец. Но отцовское чувство Джошуа оказалось достаточно сильным, чтобы он вздрогнул при виде несчастья, которое постигло маленького Пола.

Они быстро представили всех друг другу. Сестра Джорджина пожала руки Полу и его отцу, который, смущенный, явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Пол широко улыбнулся Джошуа:

— Рад снова вас видеть, мистер Валиенте.

— Полагаю, ты вычислил, что я буду здесь.

Пол рассмеялся.

— Конечно. Все знают, откуда вы и где выросли. Я и подумал, что стоит сюда зайти, раз мы теперь тоже живем здесь, в Мэдисоне.

— Неужели? — Джошуа бросил взгляд на его отца. — Я-то думал, что Мягкая Посадка — это место, где люди обычно оседают и откуда никто не уезжает.

Том Уагонер пожал плечами:

— Ну, мне там стало слегка неуютно, мистер Валиенте…

— Джошуа.

— Моя жена из Мягкой Посадки. Не я. Она родилась там. Она из семьи Спенсеров. Там есть несколько больших семейств — Спенсеры, Монтекьюты. Но в колледж она поступила на Базовой, в Миннесоте, где вырос я. Мы полюбили друг друга, женились, решили завести детей, перебрались в Мягкую Посадку, чтобы быть ближе к её семье…

— И что же случилось? — спохватилась сестра Джорджина.

— Ну, Мягкая Посадка уже не та, что была раньше, сестра. Не такая мягкая, можно сказать. Думаю, она просто перестраивается после Дня перехода. Раньше она была чем-то вроде убежища, куда те, кто не находил себе места, могли приехать и оставаться насовсем. Там были и тролли, что лично мне всегда казалось странным, но и к ним можно было со временем привыкнуть. Но в последние несколько лет, когда все начали массово туда переходить, в Мягкой Посадке стало не продохнуть — незнакомцев появлялось слишком много. А тролли не любят больших столпотворений. И новоприбывшие — люди вроде меня — просто оказались лишними.

— И вы уехали.

— Скорее из-за меня, чем из-за Карлы. У неё там всё-таки семья. И сказать по правде, это здорово на нас давило. Но мы приехали сюда, устроились на работу — я бухгалтер, и это место, Мэдисон, Запад-5, сейчас активно развивается после бомбежки, но наш брак переживает не лучшие времена. — Он похлопал Пола по макушке. — О, все нормально. Он все знает. Он вообще знает столько, что иногда даже страшновато. — Он выдавил смешок.

Сестра Джорджина потрогала Пола за щечку, провела под глазом. Мальчик вздрогнул.

— Раны свежие, — заметила она. — Что же с тобой произошло?

— Школа, — просто ответил Пол.

— Ну, стрижку ему подпортил мальчишка с нашей улицы, — объяснил Том. — Щеку — другие дети в школе. А глаз — один учитель.

— Да вы шутите, — изумился Джошуа.

— Боюсь, что нет. Его потом уволили. Но Полу от этого не легче. Я все говорю ему, что никто не любит умников.

— В школе так ужасно, мистер Валиенте, — проговорил Пол, скорее озадаченно, чем печально. — Учителя постоянно заставляют меня ждать остальных детей.

Том с сожалением улыбнулся.

— Его директор говорит, что он как молодой Эйнштейн, уже готовый заняться теорией относительности. Но учителя могут учить его только до деления в столбик. И в этом нет их вины.

— В основном я там сижу и читаю. Но я не могу сдерживаться, когда вижу, что кто-то ошибается. Другие дети, учителя. Хотя и знаю, что должен помалкивать.

— Хм-м, — сказала сестра Джорджина. — Значит, эти синяки — твоя награда за это.

— Людям, кажется, важнее их гордость, чем правда. Какой же в этом смысл?

— Синяки — это ещё не самое страшное на самом деле, — заметил Том. — Некоторые родители требовали, чтобы Пола исключили из школы. Не потому что он мешал, хотя это так, если честно. Просто они… ну, в общем, боялись его.

Сестра Джорджина бросила на Пола тревожный взгляд.

— Не беспокойтесь, мы можем говорить откровенно, — заверил Том. — Он понимает все лучше меня.

— Я читал про людей, — объяснил Пол. — «Психологию». — Он с трудом выговорил это слово. — Я многих слов не знаю и из-за этого учусь медленно. Но я узнаю новое. А люди боятся странных вещей. Они думают, что не нравятся мне. Только это не так. И я не так сильно от них отличаюсь. Одна женщина сказала, что я как кукушонок в гнезде. А другой мужчина сказал, что я подменыш и меня подбросили эльфы. Не человек совсем. — Он усмехнулся. — А один мальчик сказал, что я инопланетянин. Не от мира сего.

Сестра Джорджина сдвинула брови.

— Ну смотрите, в наше время люди всего боятся. Переходники открыли перед нами большие возможности. Но затем мы пережили ядерную атаку, и это повлияло на всех нас. Иногда люди хотят сделать из кого-то козла отпущения — кого-то, кого им будет удобно ненавидеть. Для этого годится любой, кто от них отличается. Поэтому люди и разбомбили Мэдисон.

Джошуа кивнул.

— Когда я был маленьким, я всегда старался скрывать свое умение переходить. И так же себя чувствовал, знал, как люди к этому отнесутся, если узнают, если решат, что я не такой, как они. Сестра Джорджина может подтвердить — она при всем этом присутствовала. И это происходило на Земле. А на Долгой, я сам видел, живет много мелких изолированных общин. И люди становятся все суевернее — больше, чем в больших городах на Базовой…

К удивлению Джошуа, ответ Пола оказался резким, почти сердитым:

— В Мягкой Посадке хотя бы были дети, как я. Умные дети. А здесь таких нет. Здесь они все тупые. Но я лучше буду бит в школе, чем стану как они.

Том взял сына за руку.

— Ладно, мы сделали то, зачем пришли, — ты поздоровался с мистером Валиенте, так что давай не будем отвлекать хороших людей от их дел…

Джошуа сказал Полу, что тот может приходить к нему каждый раз, когда сможет «вычислить», где он будет находиться. А сестра Джорджина предложила Тому любую помощь для его несчастной семьи, какая окажется по силам Приюту.

Когда отец с сыном ушли, Джошуа и сестра Джорджина обменялись взглядами.

— Эта Мягкая Посадка всегда казалась мне странной по твоим рассказам, — призналась сестра. — Что бы там ни происходило, я надеюсь, наше нынешнее поколение охотников на ведьм нескоро его найдет…

Глава 19

Два планера, «Один» и «Тор», стояли бок о бок на красной поверхности Марса.

Планеры представляли собой тонкие и чрезвычайно легкие конструкции. С длинными крыльями, в пятьдесят-шестьдесят футов — каждое длиннее самого фюзеляжа, и на удивление узкими и резко изогнутыми, что, как узнала Салли, было как-то связано с их способностью плавно парить в разреженном марсианском воздухе. Но стройные корпуса этих планеров были спроектированы очень разумно: когда их загрузили, Салли обнаружила, что там хватило места для запасов продовольствия и воды, оборудования для исследования поверхности, надувных куполов для временного размещения, запасных частей и инструментов для обслуживания самих планеров — и ещё для некоторых предметов, вызвавших у неё удивление, таких, как аварийные герметичные пузыри, достаточно крупные, чтобы в них поместился человек, и маленькие дроны, способные служить им, как глаза, смотрящие с высоты неба.

И ещё, ковыряясь в корпусе, Салли обнаружила в каждом из планеров по целой груде переходников, готовых к заправке марсианскими кактусами.

Уиллис гордился этими планерами и во всех подробностях расписывал, чем они так хороши.

— Принцип этих конструкций легко угадывается. Планеры станут равносильной заменой твенам, которые мы используем на Долгой Земле. Мы будем лететь по небу и в то же время переходить, в полной безопасности над всеми разладами на поверхности — льдом, наводнениями, землетрясениями, лавовыми стихиями, над чем угодно. Дирижабли в таком разреженном воздухе не подошли бы — их пришлось бы сделать слишком крупными, а у нас все равно нет столько газа. Но планеры спроектированы на основе аппаратов, которые успешно летали на высоте девятнадцати тысяч футов на Базовой — а там давление примерно такое же, как на том Марсе, и, конечно, выше, чем на этом Марсе… И планеры будут переходить точно так же, как твены — переходы должны осуществляться вручную, то есть это будет задача пилота. В сторону мы вряд ли отдалимся слишком далеко. Больше будем просто кружить. Так в случае крушения, по крайней мере, сможем пешком перейти обратно к МЭМ. Ещё одна мера предосторожности. Верно, Фрэнк?

Прежде чем они стали взлетать, Салли сказала, что у неё осталось ещё два вопроса.

— Два судна, значит?

— Ну, — отозвался Фрэнк, — в случае необходимости мы втроем можем поместиться и в одно. Два берем про запас.

Салли почти с любовью вспомнила о Лобсанге.

— Запас лишним не бывает.

— Верно, — согласился Фрэнк.

— Значит, два планера. Тогда из нас троих двое будут пилотами. — Она посмотрела на них: — Вопрос второй: кто за рулем?

Фрэнк и Уиллис подняли руки.

Салли покачала головой:

— Не буду тратить свое время на споры с такими старыми любителями покомандовать, как вы.

— Тебе тоже выпадет очередь, — сказал Уиллис. — Мы будем меняться.

— Конечно. Буду рада покататься на переднем сиденье. Я могу хоть выбрать, с кем мне лететь? — И прежде чем они ответили, она их опередила: — Тебе выпала короткая соломинка, Фрэнк.

— Как раз то, что мне надо. Пассажир с непрошеными советами.

— Не спугни удачу, Чак Йегер…[175] И, пап, ещё вопрос: зачем все эти переходники?

— Товар для обмена, — просто ответил он, не став вдаваться в подробности.

Она сердито зыркнула на него, но ничего не сказала. Такая скрытность была для него типичной — он знал все о Долгом Марсе до того, как они здесь оказались, он работал с русскими, о которых даже не упомянул, до того, как они высадились, хранил какие-то секреты о самом Марсе («А ты спроси отца о жизни на Марсе»), а теперь ещё и эти переходники, которые они везли для какого-то случая, который он предвидел, но о котором не желал распространяться. Скрытным он был ещё во времена её юности — и, сохраняя таким образом контроль, жутко её раздражал.

Но, подписываясь на это предприятие, она знала обо всех его заскоках. Время бросить ему вызов было ещё впереди, но не сейчас. Не сейчас.

Фрэнк пытался сосредоточиться на полёте.

— Будем все делать поэтапно, — серьезно проговорил он. — Сначала наденем скафандры, на случай, если кабина негерметична, потом сделаем первый переход с поверхности. Тогда, если все пройдёт хорошо, запустимся и дальше будем переходить уже в воздухе.

Уиллис нахмурился:

— Ладно, Фрэнк, раз уж ты настаиваешь. Безопасность превыше всего!

— Только так мы останемся в живых. Так что давайте уже за дело.


В последнюю их ночь русские настояли, чтобы они все втроем приехали в Марсоград, где напоили их кофе и водкой, накормили черным хлебом с каким-то водорослевым паштетом и заставили посмотреть фильм «Белое солнце пустыни» — Виктор объяснил, что это старая традция среди космонавтов. Этот фильм смотрел Юрий Гагарин перед своим историческим первым полётом в космос.[176] А все русские помнят Гагарина.

Фрэнк во время фильма уснул. Салли просто его высидела, стараясь избегать разговоров с отцом.

Ранним утром русские на своем марсоходе отвезли их обратно к планерам. Они прибыли незадолго до рассвета. МЭМ стоял в темноте безмолвной громадиной, отправляя Фрэнку на планшет успокаивающие сообщения о состоянии. Аппарат ждал, когда ему настанет время вернуть их всех домой.

Они выкарабкались из марсохода, и русские уехали восвояси.

В хорошо теперь знакомых герметичных костюмах они втроем подошли к своим судам и взошли на борт. Вскоре Салли уже сидела на тесном ковшеобразном сиденье и смотрела в заднюю часть шлема Фрэнка Вуда — тот занимал сиденье пилота впереди неё.

Даже перед этим испытанием Фрэнк настоял на том, чтобы провести ещё несколько «проверок целостности», прежде чем переходить к следующему этапу.

Но затем он крикнул:

— Так, давай начнем. Сперва наземное испытание. «Тор», это «Один». Слышишь меня, Уиллис?

— Громко и четко.

— Салли, я беру Переходник, сейчас совершу переход. То есть перенесу судно вместе с тобой, поняла?

— Так точно, капитан Лайтер,[177] — отрапортовала Салли.

— Ну да, ну да. Только будь серьезнее — тогда, может, проживешь чуть дольше. Уиллис, начинаю обратный отсчет. Три…

Прежде чем он дошел до «двух», судно Уиллиса исчезло.

Фрэнк вздохнул:

— Я так и знал. Ну ладно, вперёд…


Переходить на Марсе, как обнаружила Салли, по ощущениям было все равно что переходить на Земле. Только пейзаж перед планером менялся существенно — гораздо заметнее, чем при большинстве одиночных переходов на Долгой Земле, если не считать попадания в Джокеры.

Основные формы рельефа, окружавшие оба планера, все ещё стоящие рядком на поверхности, оставались прежними — все те же выветренные останки долины Мангала с возвышением на северо-востоке, где начинался долгий подъем на гору Арсия. Но кроме того — лишь пыльная равнина, присыпанная кусками пород, под желтовато-коричневым небом. Жизни здесь не было.

МЭМ и следы шин, оставленные российским марсоходом, конечно, исчезли.

Фрэнк театрально постучал по одному из экранов, находившихся перед ним.

— Воздуха нет. Давление упало до одного процента от земного, и — да, в основе углекислый газ. В точности как наш Марс.

Они осторожно выбрались наружу. В разреженном воздухе костюм Салли слегка надулся, и двигаться в нем стало сложнее. Фрэнк и Салли осмотрели костюмы друг друга, затем кабину планера. Они были так осторожны по настоянию Фрэнка: при пробое, наверное, можно было выжить на Марсе Дыры, но здесь едва ли. Среднестатистический Марс был смертоносен. Без защиты Салли погибла бы от нехватки воздуха, холода, ультрафиолетового излучения. Даже космические лучи, пробивающиеся сквозь тонкую атмосферу, давали дозу радиации, равную той, что можно было получить, простояв с полгода в пяти милях от ядерного взрыва.

Фрэнк посмотрел на восток, на восходящее солнце, поднеся руку к забралу, чтобы защитить глаза от яркого света, и заметил утреннюю звезду. Земля, поняла Салли, — та самая, которой не хватало в небе над Марсом Дыры. Фрэнк открыл дверцу в корпусе и достал оттуда небольшой оптический телескоп и складную радиоантенну.

Уиллис подошел со стороны собственного планера.

— Ну наконец-то подлинный Марс. Прямо как наш. Марс, каким он и должен быть.

— Мне казалось, что Марс Дыры был пустой, — проговорила Салли. — Я не понимала, сколько на нем жизни, видимой при любом, даже случайном взгляде. Но сейчас… когда она вся исчезла…

— Советую с этим свыкнуться.

Фрэнк смотрел в телескоп и прислушивался к радио.

— Ты был прав, Уиллис.

— Как и обычно. А в чем именно?

Фрэнк указал на небо:

— Там Земля. Мы перешли на восток, верно? Комплекс Космо-Д находится в одном шаге к востоку от Дыры. Но радиосигналов с той Земли не идёт. И огоньков на темной стороне не видно. Если бы это была Земля с Космо-Д, мы бы это увидели и услышали.

Салли попыталась это осмыслить.

— То есть мы сделали шаг по Долгому Марсу. Но он не… идёт параллельно Долгой Земле.

— Похоже на то, — отозвался Уиллис, вглядываясь в небо. — Цепочка последовательных миров Долгой Земли и цепочка Долгого Марса независимы друг от друга. И пересекаются они только в Дыре. Что неудивительно. И та, и другая — петли в каком-то более многомерном континууме.

Салли не чувствовала ни удивления, ни страха. Она росла со знанием о странностях Долгой Земли, и очередная экзотическая особенность едва ли что-то меняла.

Фрэнк, как всегда, рассуждал практически:

— Что означает, что наш единственный путь обратно — тот же, по которому пришли, то есть назад во вселенную Дыры, к МЭМ, на «Галилей» и далее через космос?

— Точно, — согласился Уиллис. — Так что, в туалет больше никому не надо? Если нет, то давайте уже поднимем этих птичек в воздух.

Для этого у каждого из планеров имелись маленькие метановые ракеты. Чтобы взлететь, судно должно набрать скорость на поверхности и плавно оторваться от неё, лишь после чего ракеты выключатся. На борту находилось достаточно метанового и кислородного топлива — и кроме того, планеры были оборудованы маленькими фабриками Зубрина, готовыми в случае необходимости произвести ещё.

Они не пожалели времени, чтобы пройти по пыльной равнине вдоль «взлетной полосы» и убрать с неё камни, которые были достаточно крупными, чтобы доставить им проблемы. Затем выстроили планеры друг за другом. Салли подумала, что с воздуха они, должно быть, казались лилипутами, копошащимися, чтобы сдвинуть с места свои игрушечные самолетики.

Наконец все было готово.

Уиллис выехал первым — в этот раз на «Торе». Этого требовала очередная мера предосторожности Фрэнка: он настоял, чтобы двое остались на земле, готовые помочь в случае, если первый взлет не удастся совершить. Уиллис повел свой планер зигзагами, проверяя чувствительность так, как в более плотном воздухе на Марсе Дыры было невозможно.

Когда все прошло нормально и Уиллис отчитался об успешном взлете, Фрэнк и Салли взошли на борт «Одина» и проделали то же самое. Метановые ракеты громко шумели и работали с мощной отдачей.

Но уже скоро они парили в воздухе высоко над Марсом.

Они летели в тишине — Салли слышала лишь собственное дыхание и шум миниатюрных насосов скафандра, который она сложила за своим креслом. Марсианский воздух, облекающий длинные узкие крылья планера, не издавал ни малейшего звука. Кабина представляла собой стеклянный пузырь, который давал хороший круговой обзор, благодаря чему Салли увидела, что оказалась зажата между желто-коричневым безоблачным небом и ландшафтом внизу примерно такого же тона. Без каких-либо контрастов, сплошного коричневого цвета, сверху поверхность казалась топографической моделью, слепленной из мягкой глины.

Со своей высоты она отчетливо видела очертания Мангала-Валлис — точно как на картах, которые изучала при подготовке к экспедиции, — сложную сеть долин и каналов, спускающихся с более высокой поверхности на юге. Было совершенно очевидно, что когда-то здесь протекала полноводная река, оставившая после себя гребни, уступы и острова, высеченные и обточенные течением. Но воды явно не было здесь уже давно, и рельеф выглядел очень старым. Долина проходила поперек древних кратеров — прямо по огромным истершимся валам, которые могли бы украсить саму Луну, — но острова и выступы были изборождены более молодыми кратерами, мелкими, круглыми и идеально сохранившимися. В отличие от Земли, Марс был геологически статичен — не изменялся и не имел механизмов, которые избавляли бы его от такого рода шрамов.

Горизонт Марса, видимый слегка нечетко из-за повисшей в воздухе пыли, казался близким и резко изогнутым. А на северо-востоке Салли заметила, как он взметнулся вверх, и представила, будто в поле её зрения врывается могучий склон горы Арсия. Марс был небольшой планетой, но с чрезмерно крупными формами рельефа: вулканы выдавались ввысь, а системы долин тянулись через пол-экватора.

Но нигде она не видела признаков жизни — ни пятнышка зелени, ни капли воды.

— Когда начнем переходить?

— Уже начали, — ответил Фрэнк. — Глянь вниз.

Огромные черты ландшафта по-прежнему тянулись внизу: линия горизонта, могучая основа Арсии, каналы оттока, — но теперь она заметила, что некоторые детали менялись с каждым ударом сердца: расположение новых кратеров на старой поверхности на юге, мелкие различия в изгибах долины Мангала на севере. А в какое-то мгновение все погрузилось в красноватую мглу, и планер затрясло, будто он попал в зону турбулентности. Но с такой же внезапностью мгла рассеялась, и они полетели дальше.

— Пыльная буря, — объяснил Уиллис.

— Ага, не слишком приятная штука, — отозвался Фрэнк. — Главное, чтобы у нас ничего не забилось и двигатели не вышли из строя. А то такие бури могут не стихать по несколько месяцев.

— Хорошо, нам не придется в них надолго задерживаться, — заметил Уиллис.

В следующем мире они оказались в желтом солнечном свете и в следующем за ним тоже. Последовательные Марсы сменяли друг друга каждую секунду.

Когда они продолжили путь, Салли смогла наконец расслабиться и открыла забрало, расстегнула костюм. Они совершали переходы не быстрее, чем на старом «Марке Твене» — корабле, на котором она путешествовала по Долгой Земле с Лобсангом и Джошуа Валиенте пятнадцать лет назад. Не быстрее, чем на современном коммерческом грузовом транспорте, и гораздо медленнее, чем на экспериментальном скоростном судне или хотя бы на военном корабле. Но все же достаточно быстро, подумала она, чтобы путешествовать, как они, в неизвестность.

Только путешествие это казалось чересчур однообразным. В кабине у них имелись простые счетчики переходов, и Салли периодически смотрела на цифры, что там высвечивались: шестьдесят миров в минуту и более трех тысяч в час. В Долгой Земле при такой скорости они бы прошли миры с Ледниковым периодом уже в первый час и сейчас пересекали бы так называемый Рудный пояс, череду миров с совершенно другими климатическими условиями: сухими, суровыми… Даже в меньшем масштабе Долгая Земля имела больше особенностей, больше различий. Здесь же не было ничего — один только Марс с мелкими расхождениями в деталях. И нигде ни признака жизни: один мертвый мир за другим.

Однако порой она отмечала у себя странное ощущение — словно что-то изгибалось, уплывало прочь… Она помнила это ощущение по своим путешествиям по Долгой Земле: это было ощущение, что где-то рядом находилось слабое место — короткий путь через длинную цепочку миров. Она подумала, что такому, как Фрэнк, это показалось бы невообразимо экзотичным. У Салли же при этом ощущении затеплились воспоминания.

Планеры, словно огромные птицы в пустом небе, продолжали путь. Они начали его вскоре после рассвета, но теперь время на Марсе перевалило за полдень. Салли попыталась поспать, попросив Фрэнка разбудить её, когда будет Барсум.

Глава 20

Когда они туда добрались, Салли успела проспать всего пару часов. Но разбудил её не Фрэнк, а очередной крутой вираж планера. Она резко выпрямилась в кресле, потянувшись руками к забралу.

В кабине было вроде бы темно, и она подумала, что они угодили в очередную бурю. Затем она поняла, что это оттого, что солнце опустилось к горизонту на западе и небо теряло свой цвет — и в этом конкретном мире оно было окрашено фиолетовым, а не коричневым от пыли, как обычно.

Фрэнк негромко переговаривался с Уиллисом по радио.

— Лететь по этому миру с его плотным воздухом — это все равно что пробиваться сквозь стену, — сказал Фрэнк. — Хуже, чем в пыльную бурю. Такого мы не ожидали.

— Да, но планеры справляются.

— Возможно, у нас получится устроить что-то вроде прохода, поэтому мы больше не переходим. А ещё мы можем подняться на бо́льшую высоту, где воздух не бывает таким ужасно плотным…

Пока они говорили, Салли изучила то, что находилось вокруг неё. Они выписывали вираж над пыльной каменистой равниной, недалеко к северу от устья долины Мангала. Выглянув поверх плеча Фрэнка на приборную панель, Салли увидела, что примерно за двенадцать часов они преодолели более сорока тысяч миров. И вот теперь этот — новый и не такой, как остальные. Воздух здесь был плотный, богатый кислородом и содержащий водяной пар. Не такой насыщенный, как атмосфера Марса Дыры, но, судя по всему, лучше, чем в большинстве других миров, что им встречались.

Затем на поверхности что-то пошевелилось.

Сначала Салли, присмотревшись, увидела что-то похожее на рябь на пыли, но затем эта рябь у неё на глазах переместилась и изменила форму. Низкое солнце отбрасывало длинные тени, позволяя следить за этой диорамой.

Затем в пыли возникло тело.

Она увидела сначала зияющую пасть, затем пустотелый остов, покрытый хитиновыми пластинами, которые сверкали в свете заходящего солнца. Она будто смотрела на показавшегося из моря кита. Затем пасть широко распахнулась, зачерпнув песок. И больше того: Салли увидела ещё несколько форм, показывающихся из-под земли, хоть ни одна из них и не была такой же крупной, как первая, — вероятно, это были молодые, незрелые разновидности. Они рассекали пыль, помогая себе плавниками: на самом крупном из них Салли насчитала дюжину пар конечностей.

— Жизнь на Марсе, — выдохнула она. — Животные.

— Ага, — проговорил Уиллис. — Как киты в море пыли. А ведь в этом мире нет Дыры. Так что эта жизнь может иметь общие корни с жизнью местной Земли. Пусть даже очень далекие.

— Трудно даже представить её масштаб.

— Эта большая мать размером с атомную подлодку, — сказал Фрэнк. — И может быть, оно… она… эта мать… Вот это зрелище!

— Это же логично, — проворчал Уиллис. — Экология определяется средой. Здесь пыль, должно быть, такая мелкая, что сыпется как жидкость и способна содержать что-то вроде морской биоты…

— Погоди лучше с лекциями. Посмотри туда! Прямо как в старой фантастике. У меня в детстве была книжка, она на двадцать лет старше меня, и из неё я узнал об экологии больше, чем за всю школу. Так что если вы вздумаете сказать, что научная фантастика не имеет прогностической силы…

— Приглуши звук, юный фантаст, — мягко проговорила Салли.

— Извини.

— Может, вернемся хоть к какому-то подобию здравого рассуждения? — не выдержал Уиллис. — Почему мы видим здесь этих… китов… именно в этом мире? Потому что здесь больше тепла и влаги — ненамного, но все же. И местный воздух содержит много вулканических продуктов. Сернистый ангидрид…

— Вулканическое лето? — спросил Фрэнк.

— Думаю, да.

— Значит, все точно, как ты предполагал, Уиллис.

— Нам нужно подтверждение. Я бы запустил здесь зонд. Медленного дрона, например. У нас есть несколько — их можно пускать на воздушных шарах. Если здесь был супервулкан, как Йеллоустоун, то самое вероятное его местонахождение — где-то в Аравии, это древний район далеко отсюда. Там, может быть, найдется и кальдера.

Салли насупилась:

— Что-то мне непонятно. При чем тут вообще вулканы?

— Я думаю, что этот мир — Джокер, — объяснил ей отец. — Смотри, Салли, жизнь — наличная, сложная, во всяком случае активная — на Долгом Марсе будет редкостью. А на Долгой Земле в большинстве миров она есть, но там есть Джокеры, исключения, пострадавшие от какого-нибудь бедствия, зачастую безжизненные. Правильно? Здесь же все наоборот. Долгий Марс большей частью мертв. И только в Джокерах, редких островах теплоты, может существовать жизнь… В начале своей истории Марс был теплым и влажным, с обширной атмосферой и глубокими океанами. Во многом похожим на Землю. И тогда там зародилась жизнь.

— Но Марс вымерз. Мне Алексей рассказывал.

— Но жизнь упирается, Салли. Она прячется под землю, цепляется в виде спор или бактерий, поглощающих водород, сульфиды или растворенную органику в древних соленых аквиферах, — или даже в виде организмов, покрывающихся оболочкой и впадающих в спячку. Жизнь не боится ни жары, ни холода, ни радиации, ни засухи, ни нехватки кислорода, ни экстремального ультрафиолета… А иногда ей выпадает шанс на нечто большее. Представь на минуту, что на марсианской орбите оказался ледяной астероид, который постепенно разваливается, выливаясь дождем на планету, наполняя её водой и всякими летучими веществами…

Если вкратце, то далее он расписал способы оживить Марс. Удар крупного астероида или кометы способен оставить такой горячий кратер, что он не остынет несколько сотен, а то и тысяч лет. В нем даже может образоваться жидкое озеро. А может случиться и «сдвиг оси», как выразился Уиллис, — когда ось, по которой вращается планета, смещается и полярные регионы заливает солнечный свет, а весь мир страдает от землетрясений и извержений вулканов. И опять же, на Марсе такого было больше, чем на Земле, потому что у него нет такой крупной, стабилизирующей вращение луны. Более того, пока наблюдения говорили им, что у большинства Марсов вообще не было лун, и два спутника Базового Марса, Фобос и Деймос, явно плененные когда-то астероиды, были необычны, а Базовый Марс, как выяснилось, сам оказался Джокером.

— И в этом мире, — сказал он, — на этом Джокере у нас заканчивается вулканическое лето. Внутри Марс все ещё теплый. Большие вулканы Фарсиды время от времени извергаются. И если земные вулканы приводят к катастрофам, то здесь они изрыгают из себя целую атмосферу из диоксида углерода, метана и других субстанций, а облако пыли и пепла нагревает планету так сильно, что вода тает и в вечномерзлом грунте. На этом Марсе недавнее извержение нагрело воздух на сотни, тысячи, десятки тысяч лет вперёд. Семена, проспавшие, может быть, миллионы лет, жадно прорастают, и марсианский эквивалент сине-зеленых водорослей приправляет вулканический суп кислородом. Те маленькие жучки эволюционировали, чтобы выжить и чтобы оказаться достаточно проворными, когда это будет нужно. То, как Марс становится зеленым всего за несколько тысяч лет, должно быть поразительным зрелищем. Это похоже на естественное терраформирование. А живые организмы вроде тех китов проживают свое время, пока им светит солнце. Но затем, рано или поздно, быстро или медленно, тепло будто утекает, и воздух становится более разреженным. И конец, вероятно, наступает очень быстро.

— И все снова превращается в пыльный котел, — кивнула Салли.

— Да. Ученые на Базовой выявили пять подобных эпизодов, пять летних периодов в далеком прошлом на нашей копии Марса. Первый произошел примерно через миллиард лет после образования планеты, последний — сто миллионов лет назад…

— И точно так же, — сказала она, — если мы будем дальше путешествовать по Долгому Марсу, то нам попадутся редкие островки жизни — такие редкие в последовательном пространстве, как эти эпизоды во времени на каком-нибудь из Марсов.

— Что-то вроде того. По крайней мере, в моей теории. И пока она выглядит довольно правдоподобно.

— Гляньте-ка сюда, — пробормотал Фрэнк. — Один крупный детеныш отделился от стаи.

Салли посмотрела вниз. Молодой кит, если его можно было так назвать, действительно отбился от группы, следовавшей за крупной матерью.

Затем словно из ниоткуда возникло новое существо и напало на заблудшего малыша. Салли мельком уловила огромные формы, покрытые гибкой броней, но гораздо более компактные, чем китовьи, — это были какие-то большие и голодные ракообразные с глазами на стебельках. И все стремглав мчались по пыльной поверхности либо совсем чуть-чуть погрузившись под неё.

Догнав китенка, они набросились на него. Тот задергался, пытаясь вырваться, разбрасывая во все стороны пыль.

— Мы это записываем, Фрэнк? — крикнул Уиллис.

— Конечно, — отозвался тот. — Каждый из этих раков-хищников большой, как грузовик. И посмотрите, как они двигаются: низко по поверхности либо под ней. Бьюсь об заклад, это они так приспособлены к малой гравитации. Хочешь спуститься, собрать образцы? Я бы этого не одобрил, кстати — все это выглядит слишком рискованно, а наши планеры достаточно хрупкие.

— Летим дальше, — объявил Уиллис. — Всё-таки это не та форма жизни, что я ищу, пусть она разумна и ничего другого я больше не вижу. Так что в другой раз. Пора переходить в какой-нибудь безопасный мертвый мир и там переночевать. Начинаю отсчет: три, два…

Салли бросила последний беглый взгляд на то, что происходило на поверхности. Из дюжины ран в шкуре китенка сочилось нечто напоминающее кровь, фиолетовая в тусклом свете, — раки раздирали и рвали его на части.

В следующее мгновение они исчезли, уступив место мертвенной равнине, усеянной камнями, которые, может быть, не двигались с места несколько миллионов лет, отбрасывая бессмысленные тени при солнце, заходящем после очередного лишенного событий дня на очередном дремлющем Марсе.

Глава 21

Профессор Вотан Ульм, из Оксфордского университета, Запад-5, автор сверхуспешной, пусть и противоречивой книги «Ненастроенная золотая струна: Многомерная топология Долгой Земли», пришел на передачу новостного канала «Би-би-си Запад-7», чтобы ответить на вопросы о природе «слабых мест», загадочных коротких путей, о которых ходило столько слухов, что они не могли быть простыми легендами, что любили распространять путешественники. Причём их известность постепенно росла и ширилась.

— Насколько я понимаю, пройти через слабое место — это все равно что надеть семимильные сапоги, Вотан — я ведь могу вас так называть?

— Нет, не можете.

— Но смог бы, если бы понял, как вы проделываете эти семимильные прыжки.

— Слабые места на самом деле правильнее сравнивать с червоточинами. Это фиксированный проход между двумя точками. Как в фильме «Контакт». Помните такой?

— Это порно, где…

— Нет. Ещё «Звездные врата», как насчет них? Или как в каких-то более современных произведениях… В общем, не важно. Зато здесь есть одна рабочая теория. Молодой человек, вы когда-нибудь слышали о диаграмме последовательности Мелланье?

— Нет.

— Чтобы правильно это изобразить, нужно изобрести n-мерную печать, но в целом можно сказать, что Долгая Земля представляет собой спутанный клубок. Или же, если вас от этого не стошнит, — огромный кишечник, в котором Базовая Земля — это точка где-то в районе аппендикса. Математически этот клубок может — я подчеркиваю, может — быть представлен в виде соленоида — особой математической структуры типа самопересекающейся нити, смеси линейного порядка и хаоса… У вас сейчас такой вид, как у обезьяны, которая увидела банан, застегнутый на молнию. Впрочем, это все не важно. Суть в том, что простая технология перехода позволяет двигаться «вверх» или «вниз» по кишкам, то есть вдоль цепи миров. Но Мелланье, ещё до того, как слабые места стали набирать известность, выдвинул теорию о том, что должна быть какая-то возможность прорваться сразу в соседний виток. То есть вместо того, чтобы обходить его шаг за шагом. Эффективный короткий путь.

— Мелланье. Я его помню. Его где только не показывали в первые годы после Дня перехода. Он из Принстона, да?

— Да, верно. Он был во многом прав, но на самом деле коснулся теоретических вод только одним пальцем.

— Похоже, вы от него не в восторге, Вотан. Чем же ваш коллега-конкурент из Принстона вызвал такую ненависть?

— Да тем, что Клод Мелланье — обманщик, который воспользовался результатами исследований, проведенных мной и Уиллисом Линдси, перетасовал их, упростил и выдал за свои.

— Но он же получил Нобелевскую премию, верно, Вотан?

— Это потому, что в Нобелевском комитете сидят такие же конченые идиоты, как вы сами.

— И написал книгу, которая стала бестселлером…

— И прекратите называть меня Вотаном! О, зачем же ты выставила меня перед этими клоунами, Иокаста?

Глава 22

К концу февраля «Армстронг» и «Сернан» миновали Запад-30 000 000. Особых торжеств по этому поводу не было — как и за несколько дней до этого, когда они миновали отметку 20 000 000, побив, таким образом, рекорд, установленный китайцами пять лет назад. Во всяком случае в общественных помещениях, при негласном запрете Мэгги, никто не отмечал.

Оставив миры с крабами и прочими ракообразными далеко позади, теперь они проходили по цепочке миров, где — как обнаружили биологи, изучив образцы тины из водоемов, — не было не только многоклеточных, животных и растений, но зачастую и сложных одноклеточных организмов, у которых были бы клетки с внутренними ядрами, как в теле самой Мэгги Кауфман. Только простейшие бактерии, обитавшие в матах на берегах.

Экипаж называл их мирами «фиолетовой мути».

И тем не менее кое-что сложное в этих мирах тоже имелось. Они обнаружили там что-то вроде строматолитов — горстку бактерий, слой за слоем нарастающих под солнечным светом, бездумно собираясь в то, что на Базовой Земле можно было бы назвать примитивными экосистемами. Но спустя миллиарды лет эволюции здесь эти горстки совершенно не были примитивными. Особенно те, которые заползли на неосторожную ученую, собиравшую образцы…

Ещё через два дня полёта, примерно в районе Запада-35 000 000, после миллионов более-менее одинаковых миров мути они наткнулись на очередную цепочку миров, имевших свои особенности. Уровень кислорода в воздухе здесь был низким, тогда как углекислого газа — наоборот, высоким. Корабли остановились наугад в одном из таких миров — на Западе-35 693 562. Биологи в кислородных масках осторожно исследовали побережье засушливого материка. На этой Земле даже по стандартам миров фиолетовой мути здешняя жизнь выглядела скудной.

Определить причину этого оказалось не так просто. Подначенная Джерри Хемингуэем, Мэгги дала команду запустить шары, метеорологические ракеты и даже один из драгоценных наноспутников — и таким образом карта мира была составлена. Северная Америка на этой копии Земли оказалась соединена с большинством остальных материков — гранитных масс, плавающих по течениям в мантии, образуя единый сверхконтинент, — как Пангея на Базовой, о которой рассказывали Мэгги, материк, распавшийся на части четверть миллиарда лет назад. Один огромный континент, со всех сторон окруженный океаном.

И эти миры со сверхконтинентами, как оказалось — и это же следовало из опыта китайцев, как узнала Мэгги от By Юэ-Сай, — не имели слишком благоприятных условий для зарождения жизни. Огромная территория материка была ровной и сухой — как одна гигантская Австралия, — и лишь в прибрежных регионах виднелись признаки какой-никакой плодородности. Экспедиция продвигалась вперёд, сменяя один сверхконтинентальный мир за другим — географы прозвали их Пангейским поясом. Жизни более сложной, чем строматолиты у прибрежной полосы, они не замечали, а если по необъятным равнинам в этих мирах бродили бы какие-нибудь необычные существа, без сожаления предоставили бы право изучить их будущим исследователям.

Всего в Пангейском поясе оказалось порядка пятнадцати миллионов миров. Пятнадцати миллионов — Мэгги подчас не удавалось даже постичь всю значимость этого числа. Протяженность только этого пояса в десять раз превышала, например, расстояние от Базовой до Вальгаллы, которая по меркам Долгой Земли считалась существенной величиной — тем числом миров, которые люди успели освоить за одно поколение со времён Дня перехода. И тем не менее, путешествуя с номинальной крейсерской скоростью, они преодолели это расстояние за неделю.

После Пангеи, в пятидесяти миллионах миров от дома, они очутились в новом поясе фиолетовой мути, где уже разрозненные материки вносили хоть какое-то разнообразие. Атмосферные и климатические условия, как правило, оказывались настолько близки к условиям Базовой, что Мэгги позволяла себе выходить на берег без защитного снаряжения и её экипаж, здоровые и в основном молодые люди, мог на время выйти из вместительных, но все же замкнутых помещений своих гондол. Правда, внизу нечего было делать, не на что было смотреть — если не считать тины в водоемах, — и народ просто валял дурака. Из развлечений там можно было разве что бросать камни по строматолитам.

Снежок, однако, вел себя иначе. Мэгги наблюдала, как он бродил один по самым ровным участкам местности, старательно выпрямив свое необычное животное туловище в военной форме, сшитой специально для него. При этом волчьи глаза его блестели, а голова была наклонена назад таким образом, что его ноздри буквально упивались местными ароматами. Казалось, он находил интерес в каждом мире, где они останавливались. И ещё он вел собственный журнал — Гарри Райан наладил для него запись голосовых сообщений, поскольку бигли в большинстве своем были неграмотными. Мэгги пообещала себе расшифровать и изучить его журнал. Она полагала, что тот должен был содержать описания их путешествия с точки зрения, совершенно отличающейся от восприятия людей. И конечно, именно поэтому Снежок был здесь.

Она пыталась поговорить о нем с Маком и обсудить, какие между ними двоими существовали проблемы. Но в ответ получала лишь гробовое молчание — а в этом Мак был чертовски силен, когда хотел.

Когда Снежок находился вне корабля, Шими выходила из комнат Мэгги и бегала по гондоле «Армстронга», предположительно выпуская пар в своей собственной манере и рисуясь перед остальными членами экипажа. Только не перед Маком, разумеется.

Они летели дальше, совершая тысячи и тысячи переходов. Теперь даже Джокеры казались им редкими. Мэгги беспокоило, что путешествие превращается в нечто вроде эксперимента по групповой сенсорной депривации. Неожиданная опасность как для пионера, думала она.

Сначала они держали номинальную крейсерскую скорость — чуть более двух миллионов шагов в день. Чтобы сохранять такой темп, они совершали пятьдесят переходов в секунду, двигаясь по двенадцать часов в день. Мэгги отдавала себя отчет, что ведет два фактически экспериментальных корабля, а Гарри Райан, поддерживаемый китайским коллегой Биллом Фэном, с которым, преодолев начальное недоверие, установил сомнительные приятельские отношения, сопротивлялся любым изменениям своей испытательной программы, которую спланировал заранее. Но Мэгги надавила на Гарри, заставив увеличить время в движении до восемнадцати часов в день, благодаря чему общая скорость приблизилась к трем миллионам переходов в день. Это ещё предусматривало двухчасовой простой двигателя в течение дня, а кроме того, она предоставила Гарри один день в неделю, когда они останавливали корабль и совсем не совершали переходов и он проводил свои испытания и осмотры на обоих судах.

Тем временем она старалсь, чтобы весь экипаж оставался постоянно чем-то занят. Гондолы, на счастье, были достаточно велики, чтобы выполнять физические упражнения и тренировки даже во время полёта. Договорившись с сержантом Майком Мак-Кибеном, командиром двух десантных групп, бывших на борту, она устроила совместные учения, чтобы весь контингент остался доволен. А также с некоторой осторожностью позволила провести ряд соревнований между двумя родами войск — летчики против морпехов, — которые играли во что угодно, от сквоша до игры в слова, неожиданно оказавшейся любимой дисциплиной самого Мак-Кибена.

Она отдала тайный приказ Натану проследить, чтобы зарплаты её ребят были сохранены, а крупные проигрыши в азартных играх — пресечены.

— Да, капитан. Мне предупредить Майка Мак-Кибена, чтобы сделал то же для своих?

— Давай лучше посмотрим, как он сам надеется на себя.

— Да, капитан.

Даже с повышенной скоростью им понадобилось ещё девятнадцать дней, чтобы выбраться из фиолетовой мути.


Джо Маккензи незадолго до окончания этого промежутка признался Мэгги, что тоже вел свой дневник.

— Господи, Мак, у нас что, все на этих чертовых кораблях что-то записывают? Прямо Белый дом какой-то.

— Это личное дело каждого, и вести дневники — ещё не самое худшее. А что до моего дневника — знаешь, сложно осознать весь масштаб того, что мы тут делаем. Просто такие эпичные последовательные переходы — это новинка, как раньше, когда мы совершали дальние плавания по Земле со времён… Кого там, викингов, полинезийцев? Но даже так мне кажется, что сейчас мы подходим к важной вехе, можно сказать. Вот смотри: когда Армстронг полетел на Луну, он совершил путешествие, масштаб которого затмил все, что было до этого в человеческой истории, а то и в доисторические времена тоже. До Луны двести сорок тысяч миль — примерно в шестьдесят раз больше радиуса Земли, правильно? А от Базовой до Вальгаллы лежит освоенная Долгая Земля, то есть вся её часть, где есть цивилизация. Это примерно миллион четыреста тысяч шагов. Если умножить это число на шестьдесят, то получится…

— Около восьмидесяти четырех миллионов, — быстро сосчитала Мэгги.

— И эту отметку мы перешагнем завтра, — он поднял бокал односолодового виски, который она ему налила. — Что бы ни случилось с нами дальше, по сравнению с другими достижениями человечества, Мэгги, это будет выглядеть как высадка на Луну.

— Что ж, пожалуй. А ещё это хороший повод отметить, — проговорила она, думая о боевом духе экипажа. — Только давай округлим до ста миллионов. Так звучит лучше. — Она посмотрела на календарь: — Похоже, выпадает на День дурака.

— Очень уместно, — заметил Мак.

— Устроим день отдыха, произнесем пару речей, пофотографируемся, установим флаг.

— Я ещё думал, это будет хорошее место, чтобы выбросить кошку. Но ладно, по-твоему тоже неплохо.

Глава 23

Вскоре за стомиллионной отметкой фиолетовая муть сменилась кое-чем другим — очередной цепочкой миров, населенных многоклеточными организмами. После долгой череды миров фиолетовой — а иногда, внося некое разнообразие, и зеленой — мути это был приветливый отрезок, где встречались создания, не похожие ни на что из виденного ими до этого.

Запад-102 453 654: землю здесь колонизировали существа, внешне похожие на деревья, но, как заявили биологи, на самом деле бывшие далеко эволюционировавшими морскими водорослями. Создания, похожие на морские анемоны, ползали по земле и паслись на ней. А кроны этих водорослевых лесов, как и значительная часть поверхности земли, была облеплена чем-то, напоминающим медуз.

Медуз, живущих на деревьях.

Обитали там и огромные жесткие создания размером с троллей. Их средой, судя по всему, служило мелководье, и если одни выползали из моря на землю, то другие резко вылетали из воды, а потом планировали, помогая себе плавниками, выступающими по бокам, будто крылья, чтобы достичь верхушек деревьев.

Кроны были опутаны естественными тросами, которые напоминали лианы, но на самом деле ими не были. Медузы могли спускаться по ним с налетом на своих сородичей, живших на земле, и других существ, таких, как анемоны. Однажды ученые наблюдали даже нечто вроде войны, когда группа медуз с одной группы деревьев набросила тросы и сети на другую группу, попытавшись взять её силой.

Все это записывалось с воздуха. Все, кто не был на смене, проводили время у окон галерей, глядя вниз. Капитан Кауфман, однако, запретила спускаться на берег. Уровень кислорода был слишком низким, и здесь приходилось бы носить с собой лицевые маски и дыхательные баллоны, а выйдя с такой ношей, можно было стать слишком уязвимым для кишечнополостных хищников, сидящих на ветках.

Билл Фэн удивил Мэгги, проявив явное восхищение открывшимся им зрелищем, — во всяком случае, такой живой интерес выглядел странным для человека, которого она всегда принимала за самого обычного инженера.

— Пусть я и имею отношение к военным, — говорил китаец со своим забавным акцентом, — но я никогда не был сторонником войны ради самой войны. Но сейчас, когда мы прошли сто миллионов миров от Базовой Земли, нам встречаются формы жизни, совершенно не похожие на нас, — а мы по-прежнему видим войны. Неужели так должно быть всегда?

У Мэгги не было на это ответа, который бы его удовлетворил.

Описав эти миры и собрав в них образцы, корабли двинулись дальше.

Теперь, когда в окнах можно было хоть что-то разглядеть, Мэгги снизила скорость до двух миллионов переходов в день, но едва эта цепочка, которую биологи прозвали Кишечнополостным поясом, спустя несколько дней снова сменилась фиолетовой мутью, Мэгги тихо приказала поднять скорость.


Примерно в районе Запада-130000000, которого они достигли через семь дней после Кишечнополостного пояса — семь дней фиолетовой мути, — экспедиция попала в миры нового типа. Здешний воздух был будто истощен и почти не содержал кислорода: в нем преобладали азот, углекислый газ и вулканические газы. А та малая доля кислорода, что в нем содержалась, как объяснил Мэгги Джерри Хемингуэй, вероятно, осталась в результате геологических процессов, а не благодаря чему-либо живому. Это были миры, где использующая кислород жизнь так и не зародилась, где так и не был изобретен фотосинтез, с помощью которого зеленые растения использовали бы энергию солнца, чтобы расщеплять углекислый газ и создавать живое из углерода, а заодно выпускать в воздух освободившийся кислород.

Их корабли были подготовлены к таким условиям. В такого рода атмосфере их большие турбореактивные двигатели должны были получать кислород из внутреннего хранилища. Встретив новый вызов по своей инженерной части, Гарри Райан оказался в любимой стихии, и Мэгги пришла в восторг: теперь они летели будто на сверхзвуковом самолете. Но воздух внутри гондолы, теперь вновь и вновь пускаемый в оборот, отдавал затхлостью.

Пейзажи впереди тем временем стали унылыми, как никогда прежде. Лишь биологу могли прийтись по душе странные пурпурно-багряные пятна и кучки бактерий-анаэробов, бывших властителями этих миров. Мэгги приказала сохранять нынешнюю скорость — три миллиона переходов в день, но предупредила Гарри Райана, чтобы тот следил за состоянием бортовых запасов. Возвращаться обратно пешком через такие миры ей не хотелось.

Именно на тему кислорода состоялся её первый продолжительный разговор с Дугласом Блэком, с тех пор как он, самый известный пассажир, объявился на борту «Армстронга».


Мэгги прошла к анфиладе, которую занимал Блэк. Рядом с ней находился Мак — жалобы врача были причиной визита.

Она сама запросила о встрече, но даже на её собственном корабле Дуглас Блэк не желал наносить визит. И её не удивило, что Блэк заставил их ждать за дверью. Его слуга, Филипп, сказал им, что он дремал и только что проснулся.

— Ну и наглость, — пробормотал Мак.

— Давай пока не будем распаляться, Мак. Посмотрим, что он сам скажет… — И в этот момент дверь открылась.

У Блэка была целая команда помощников, но сейчас присутствовал только один — Филипп, заносчивый телохранитель, который быстро провел двоих офицеров по каюте, не сводя с них пристального взгляда. Анфилада, как громко назывался ряд кают, который Блэк выделил для себя на корабле, оказалась обставлена не так роскошно, как ожидала Мэгги. В ней располагалась небольшая кухня — потому что Блэк настаивал, чтобы для него готовили отдельно, по возможности из свежих продуктов, — и Филипп, судя по всему, был ещё и шеф-поваром. В зоне отдыха стояли глубокие, регулируемые кресла и диваны, а также оборудование для обработки данных, мониторы, планшеты, запоминающие устройства.

Спальня Блэка на первый взгляд показалась Мэгги компактной палатой интенсивной терапии: там стояла одна большая оборудованная аппаратурой кровать, закрытая прозрачной занавеской, — по сути, кислородная палатка, пробормотал Мак. Кроме того, в ней находились мониторы, капельницы и даже что-то вроде телехирургической роботизированной руки. В углу ютилась небольшая койка, отделенная тонкой перегородкой, — там, должно быть, спал Филипп, дежуривший у хозяина двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

Мэгги знала: это действительно была кислородная палатка, и Маку это не нравилось.

Блэк расслабленно сидел в навороченной инвалидной коляске у себя в гостиной. Одет он был в удобного вида верх от кимоно, шелковые штаны и тапки. Даже в этом закрытом, как на подводной лодке, пространстве он носил солнечные очки. Старик улыбнулся, скривив морщинистое лицо, и налил им хорошего кофе.

— Что ж, добро пожаловать в моё логово, капитан Кауфман. Наверное, этой фразы от меня можно здесь ожидать, верно? Но перейдем сразу к делу? Я в курсе, что ваш доктор интересуется моим состоянием здоровья, но я, как видите, взял собственное медицинское оборудование.

— Но на этом судне, — прорычал Мак, — где главный врач я, вы все равно попадаете под моё наблюдение.

— Разумеется. Склоняюсь перед вашей властью, иначе и быть не может.

— Боюсь, здесь у нас имеются разногласия, сэр, — проговорила Мэгги. — Особенно что касается вашего потребления кислорода.

— Капитан, я заверил доктора Маккензи, что здесь стоит моё личное оборудование, которое обеспечивает и пополнение запасов, и повторное использование. У меня тут почти что корабль на корабле.

— И тем не менее вы подключены к общим запасам корабля, — заметил Мак. — Это неизбежное техническое ограничение. И вы, сэр, используете очень большое их количество. Капитан, я не стал бы поднимать этот вопрос, но, поскольку прямо сейчас к нам не поступает кислород снаружи, это все же стоит обсудить.

— Я не понимаю, мистер Блэк, — сказала Мэгги. — Зачем вам весь этот кислород?

— Чтобы заполнять им свою гипербарокамеру круглые сутки, — вклинился Мак. — Вы видели занавеску над кроватью, капитан. Он там живет и дышит воздухом, в котором кислорода содержится больше, чем даже на Базовой Земле.

— Ясно. — Мэгги это показалось просто чудачеством. Перед этой беседой у неё был долгий и тяжелый день, но она сейчас желала быть лучше введенной в курс дела. — Я не медик. Зачем вам все это, мистер Блэк?

— У меня на то есть весьма существенная причина. Это нужно, чтобы возместить то, что я не могу купить даже за все свои деньги — по крайней мере, пока. Вы шутили об источнике вечной молодости, капитан. Что ж, я в некотором смысле тоже.

В следующие несколько минут он выложил ей целый рассказ, помогая себе изображениями на одном из больших планшетов. Он поведал о лекарствах, которые принимал не только чтобы замедлить старение, но и обратить этот процесс. С их помощью он пополнял уровень гормонов, падающих с возрастом, — гормоны роста, тестостерон, инсулин, мелатонин и других. Таким образом он восстанавливал различные функции организма, чтобы те работали, как в молодом теле. Кроме того, пытался провести генетическую репарацию, используя ретровирусы, чтобы создавать и разрывать цепочки ДНК, удаляя поврежденные или нежелательные последовательности. На Ближних Землях Блэк поддерживал развитие экспериментальных методов, позволяющих с помощью стволовых клеток восстанавливать ткани и даже целые органы.

Он вытянул руки — их покрывали печеночного цвета пятна.

— Посмотрите на меня, капитан. Я всегда следил за собой, правильно питался, не имел вредных привычек. Мне повезло избежать многих распространенных заболеваний. И конечно, меры предосторожности от возможных покушений, которые я принимал целыми десятилетиями, тоже приносили свои плоды и приносят до сих пор. — Он постучал себя по голове. — И ум у меня острый, как всегда, на память не жалуюсь… Но мне уже восемьдесят лет, время на исходе. А ещё столько хочется увидеть, столько сделать. Чего стоит только нынешняя наша миссия! Неужели вы не видите, что я готов на что угодно, лишь бы не уходить слишком рано? Неужели можете в этом меня винить?

— Хорошо. Но при чем здесь кислород?

— Он необходим для одной терапии, — ответил Мак. — Причём довольно нелепой.

Блэк склонил голову.

— Не буду спорить с медиком, но и вы не осуждайте меня за желание изучить все возможности. Да, использование дополнительного кислорода достаточно спорно. Но смотрите, где мы. Выгляните в окно! Здесь нет кислорода, и эти миры практически мертвы. Без кислорода нет и жизненной силы. Вы ведь и сами используете его, когда нужно спасать пациента, не так ли, доктор? Это называется «оксиология», капитан. Использование высокого парциального давления кислорода для лечения и омоложения тела. Это дешево и легко, и некоторые утверждают, что доказали, что это работает на муравьях, мышах и ещё на ком-то. Так почему бы не попробовать?

Мак собирался было возразить, но Мэгги предупреждающе подняла руку.

— Кажется, я уловила, в чем дело. Но так и не вижу, что за «источник вечной молодости» вы надеетесь найти на борту этого военного корабля, мистер Блэк.

Он лишь улыбнулся.

— Я только могу сказать, что я узнаю его, когда найду… если он существует.

Мэгги поднялась на ноги.

— Полагаю, мы все обсудили. Слушай, Мак, мы тщательно следим за потреблением кислорода, но у нас личного состава девяносто человек, а расходы мистера Блэка, даже с учетом этой его палатки, — лишь малая часть от общего количества. Так что мы можем с этим смириться — пока что. Но, — теперь она обратилась к Блэку, — я прикажу главному механику быть начеку. И если нам придется прибегнуть к каким-либо аварийным мерам, я буду вынуждена ограничить ваши расходы до обычного объема, как у всех остальных членов экипажа, сэр.

— Разумеется. — Блэк выглядел слегка обиженным. — Я бы никогда не позволил вам рисковать своими подопечными из-за меня. — Он перевел взгляд с Мэгги на Мака и обратно. — Так мы закончили? Значит, мой каприз прощен?

Мэгги вежливо рассмеялась и ткнула локтем Мака, чтобы тот также выдавил улыбку.

— Тогда, если у вас есть время, давайте немного развлечемся. Может быть, вам хотелось бы взглянуть на подборку последних научных новинок, подготовленную для меня вашим любезным лейтенантом Хемингуэем? Уверен, вы уже все это знаете, но картинки иногда просто поражают. — Он кивнул Филиппу, и тот поднялся, чтобы наладить показ. Вскоре экраны в комнате заполнились фиолетовыми и багряными полотнами. — Кто бы мог подумать, что жизнь даже без кислорода будет способна на такую красоту, такую изобретательность? Будете ещё кофе? Или, может быть, чего-нибудь покрепче…

Глава 24

И так на протяжении многих лет Джошуа поддерживал эпизодическую связь с Полом Спенсером Уагонером, который за это время превратился из странного мальчика в ещё более странного молодого человека. Джошуа испытывал в его отношении некое чувство долга: он был, может быть, единственным, с кем тот продолжал видеться, не считая семьи, с детства в Мягкой Посадке. Чувство долга у Джошуа Валиенте всегда было чрезмерным.

Но помимо этого он питал и любопытство. А Пол Спенсер Уагонер был весьма любопытным парнем.

Насколько Джошуа мог судить, Том и Карла Уагонеры всегда старались дать все самое лучшее и Полу, и его младшей сестре Джуди, и уж точно не обижали своих детей. Но когда их брак распался, не выдержав напряжения, вызванного как раз таки детьми, как догадался Джошуа, Тому пришлось решать проблемы Пола в одиночку. Но с чем Том не мог смириться, так это с тем, что, когда его сын набрался знаний, но не мудрости, и силы, умственной, но не физической, он стал совершать нападки на отца.

Полу было всего десять, когда его забрали у Тома.

— Пол знает меня слишком хорошо, — пожаловался Том Джошуа, когда они встретились в мэдисонском приюте весной 2036 года. Джошуа вернулся туда, чтобы проследить, как сестры справляются после смерти Агнес, случившейся годом ранее. — Как я расстался с его матерью, как она забрала маленькую Джуди. Карле, кстати, не легче, чем мне: сейчас у неё те же проблемы с Джуди, что были у нас, когда подрастал Пол. И он знает, как я облажался на работе. Пол видел все это и понимал куда больше, чем должен понимать ребенок. Я имею в виду насчет того, что творится у меня внутри. — Он с сожалением покачал седеющей головой. — Когда он обращает внимание на какой-нибудь мой недостаток, это просто… сокрушительно. Я чувствую себя не как отец с дерзким ребенком, а скорее как собачка, которую ругает хозяин. Полностью в его власти. Но ещё хуже, когда он ведет себя умышленно жестоко. Нет, не физически, конечно, — тогда бы я, пожалуй, справился. Но он может разрезать тебя на куски одними словами. Проклятый ребенок! А знаете, что хуже всего? Он делает это просто потому, что может. Ради удовольствия… хотя нет, даже не из-за этого. Из любопытства. Чтобы посмотреть, что случится, когда он вскроет тебя, как подопытную лягушку. Он не ведает, что творит, он же просто ребенок, только…

Копнув немного глубже, Джошуа выяснил, что Джуди, сестру Пола, теперь также забрали у матери. И так по воле системы опеки брат и сестра оказались разлучены друг с другом.

Тем временем Пол — и это было очевидно — не испытывал ни счастья, ни спокойствия и рисковал вырваться из-под контроля. После того как он предпринял ещё две неудачные попытки поселиться у приемных родителей, Джошуа подергал за пару нитей, и Пола забрали в приют в Мэдисоне, где поместили под строгий, но чуткий присмотр сестер.

С тех пор Джошуа виделся с ним более регулярно. И хотя мальчик так и остался загадкой как для Джошуа, так и для сестер, он вырос в необычного юношу.

Глава 25

Уиллис Линдси оказался прав насчет последовательности географии Долгого Марса, о чем и не преминул заметить Фрэнк Вуд.

Большинство последовательных Марсов на первый взгляд, насколько было видно из летящих высоко в разреженном воздухе планеров, были практически одинаковыми. Пилоты вели своих запыленных пташек над посадочной полосой Мангала-Валлис, огромным сухим простором, обычно лишь слегка меняющимся от мира к миру. Как и предвещал Уиллис, единственной радостью на Марсе были редкие Джокеры — миры, где по какой-либо причине было тепло и влажно, а значит, имелись и условия для процветания жизни.

Но все эти благие случаи казались ограниченными во времени. Могли пройти годы, века, тысячелетия, даже десятки тысяч лет, но затем извержения прекращались, и вулканические газы развеивались, кратерные озера замерзали, а Марс возвращался к обычному состоянию безжизненного стазиса. И даже чаще, чем они обнаруживали действующие биосферы — как в мире с песчаными китами, который им повезло увидеть ещё в начале путешествия, — они замечали следы недавно исчезнувшей жизни. Помимо пыльных бурь на Марсе происходило не так много интересного, и поскольку эрозия протекала медленно, такие следы сохранялись довольно долгое время.

Так, примерно в двухстах тысячах шагов к востоку от Дыры планеры очутились над тем, что походило на следы огромного океана, покрывавшего, грубо говоря, равнины северного полушария. В некоторых местах, таких, как Мангала, виднелись признаки того, что там некогда были побережья, и Уиллис указал им на пляжи, на что-то вроде окаменевшего леса на суше, неподалеку от берегов, и на соленые равнины на высохшем океанском дне.

Когда они снизили высоту, чтобы рассмотреть все это поближе, то увидели на дне конусообразные формы, высокие, словно пирамиды, созданные какими-то огромными змеями — возможно, дальними родственниками песчаных китов, виденных ими ранее. Там же были разбросаны странные пластины, напоминающие потерянную броню каких-нибудь ракообразных хищников. И даже кости — будто громадные китовые ребра, воткнутые в сухое океанское дно.

Наконец на двенадцатый день примерно в полумиллионе шагов на восток от начальной точки они наткнулись на следы разума. Они обнаружили город.


Он возвышался на нагорье к югу от Мангалы, и прямые его улицы все ещё проглядывали из-под пыли, а над ними маячили высокие белоснежные башни. Но признаков того, что там сохранилась жизнь, не было.

У них вошло в привычку время от времени меняться местами, чтобы все оставались свежими и привыкли к причудам обоих судов. В день, когда они обнаружили город, Фрэнк летел вторым номером с Салли на «Торе», а Уиллис сам управлял «Одином». Таким образом, Фрэнк мог вдоволь налюбоваться пейзажем, пока Салли опускала планер низко к земле и направляла его навстречу городу.

Одной из странностей их полетов было то, что из-за разреженности воздуха нужно было лететь на большой высоте. На значительной высоте это было не так заметно, но ближе к земле чувствовалось, что они несутся стремглав, как ласточка, преследующая муху. И город возник из ниоткуда, и Фрэнк внезапно увидел, что несется по улицам из побитых плиток между башен цвета слоновой кости, до невозможности высоких, потрескавшихся и разрушенных. Не в силах этому сопротивляться, он издал боевой клич.

— Я вообще-то пытаюсь сосредоточиться, — проворчала Салли.

— Извини.

— Как идёт сбор данных?

Фрэнк глянул на планшет, находившийся позади его сиденья. На нем отображалось количество мегабайт данных, которые получались системой построения изображений, сонаром, радаром, системой сбора проб атмосферы — и затем оседали в памяти планера. У них даже имелись радиоприемники, пытавшиеся обнаружить какие-либо свидетельства передач: ионосфера Марса была слабой и плохо отражала радиоволны, но мало ли что — отказаться от прослушивания казалось упущением.

— Все как на ладони, — проговорил Фрэнк. — Ну и местечко, да? С высоты было похоже на… даже не знаю… шахматную доску, что ли. А отсюда, вблизи, башни кажутся потрескавшимися зубами. Но они выше, чем что-либо на Земле. Там таких не построишь.

— Спасибо низкой гравитации, — отозвался Уиллис.

— Но башни не спасли их от последних войн, — заметила Салли. — Глянь вниз.

Фрэнк увидел на засыпанных камнями дорогах и даже внутри некоторых разрушенных строений странные следы: элементы корпуса, шарнирные конечности, словно оторванные у какого-то громадного паука. Сделаны они были из какого-то металла или, может быть, керамики. Фрагменты эти были сломаны, раздавлены, взорваны, а поверхности дорог и стены были испещрены кратерами от бомб. Все это было покрыто тонким слоем наметенной ветром ржавой пыли.

— Почему последних? — спросил Фрэнк.

— Потому что здесь явно никого не осталось, чтобы навести порядок, когда она закончилась, — ответила Салли. — Многие из этих Джокеров, островов во времени, должно быть, закончили такими войнами, да? Когда климат нарушился, выжившим оставалось бороться за последнюю воду… жечь последние деревья, может быть, принося жертвы своим богам. Все это знакомо из истории Базовой Земли, так уж все происходит. Глупость есть везде.

Глядя на этот город, напоминающий скорее огромное кладбище, Фрэнк лишь поморщился от такого сухого замечания.

— Не думаю, что мы найдем тут что-нибудь ещё, — проговорил Уиллис. — Я спущусь и соберу немного образцов. Если хотите, давайте за мной.

Фрэнк увидел, как «Один» нырнул к широкому плоскому участку за пределами города.

— Ты как? — спросил он Салли. — Хочешь размять ноги?

— Мне и так неплохо. А тебе?

— Давай пропустим. Я и так занимаюсь йогой в кресле прямо сейчас.

Чтобы сэкономить метановое топливо, необходимое для старта с земли, они сводили число посадок к минимуму.

Салли потянула рычаг управления на себя. Нос «Тора» поднялся кверху, и планер стал подниматься по спирали, набирая высоту. Город вновь показался им игрушечной диорамой, где не было видно ни следов бомбежек, ни насекомоподобных боевых машин.

Фрэнк переключился на внутреннюю радиосвязь, так, чтобы Уиллис больше их не слышал.

— Салли.

— Что?

— «Глупость есть везде». Я уже слышал, как ты говорила это раньше. Так ты это серьезно?

— А что?

— Просто спрашиваю.

— Ну… я не презирала человечество с детства. Я научилась этому потом. Ты же знаешь мою историю…

Он знал основные моменты. Бо́льшую часть услышал от Моники Янсон, которая в последний период своей жизни тесно сблизилась с Салли — тесно, по крайней мере, для Салли, — когда они провернули свою выходку, чтобы освободить пару троллей от Космо-Д, а позже Янсон сблизилась уже с Фрэнком, пусть и ненадолго, прежде чем он её потерял.

Салли Линдси была прирожденным путником, пусть и смешанного происхождения: её отец, Уиллис, таковым не был. До Дня перехода семья её матери, обладавшая сверхспособностью, по понятным причинам хранила её в тайне, хотя и использовала, когда это было им нужно.

— Я переходила ещё ребенком, — сказала Салли. — Мои дяди ходили охотиться в Ближние Земли с арбалетами и всем таким, умели выжидать гризли. Папа же всегда был больше кустарем, чем охотником, и построил себе поэтапную мастерскую, а ещё устроил сад. Я помогала ему там, а он выдумывал всякие истории и играл со мной. Долгая Земля была моей Нарнией. Ты же знаешь, что такое Нарния?

— Это где жили хоббиты, да?

Она пренебрежительно фыркнула.

— Переходить для меня было забавой. А ещё полезным опытом, потому что меня окружали разумные люди, которые понимали, что делали, мудро распоряжались своим даром и соблюдали меры предосторожности. Но потом случился День перехода, и вдруг каждый недоумок с Переходником научился попадать в последовательные миры. И что ты думаешь? Следующая новость: они тонут, замерзают, голодают или попадают в пасть каким-нибудь горным львам, потому что их львята показались им такими милыми. Но что хуже всего, эти недоумки взяли с собой на Долгую Землю не только свою тупость, но и другие свои пороки. Свою жестокость. Особенно свою жестокость.

— И особенно жестокость по отношению к троллям, да? Все это о тебе я знаю с того момента, как ты оказалась в Дыре.

Она сидела в кресле пилота перед Фрэнком, и он видел, как её спина напряглась. Она ожидаемо перешла в атаку:

— Раз ты все обо мне знаешь, зачем спрашиваешь?

— Я не знаю всего. Только то, что слышал. От Моники, например. Ты стала будто отщепенкой. Ангелом милосердия, который помогал спасать этих «недоумков» от самих себя. Но кроме того… — Он задумался, подбирая какой-нибудь невраждебный термин. — Ты стала совестью Долгой Земли. Вот кем ты себя видишь.

Она рассмеялась.

— Меня, конечно, по-разному называли, но так — ещё никогда. Послушай, бо́льшая часть колонизированной Долгой Земли лежит вдали от всякого подобия цивилизации. Если я вижу, что происходит что-то дурное…

— Дурное в твоем понимании.

— Я делаю так, чтобы те, кто это совершает, об этом узнали.

— И действуешь как самопровозглашённый судья, суд присяжных и… палач?

— Я стараюсь не убивать, — заявила она немного загадочно. — Хотя и наказываю. Бывает, я отдаю преступников правосудию, если это возможно. А мертвым уроки ни к чему. Но все зависит от случая.

— Ну хорошо. Но не все согласятся с твоим оценочным суждением. Или со способами, которые ты считаешь допустимыми, чтобы ему следовать. Есть и такие, кто считает тебя линчевателем.

— Ну и что тут такого?

— Видишь ли, Салли, что я пытаюсь всем этим сказать. Это все дело рук твоего отца, это из-за него случился День перехода. И сейчас все эти «недоумки» загрязняют твою Долгую Землю, на которой ты росла. Они убивают львов в твоей Нарнии. Верно? В этом же все дело? В том, что именно твой отец открыл все это…

— Ты что, подался в психиатры? — Она почти перешла на крик.

— Нет. Но после своей военной службы я сам повидал немало психиатров и знаю, о чем они спрашивают. Ну хорошо, я замолчу. В твои дела лезть не стану. Но Салли, делай добро, ладно? И следи за своим гневом. Подумай, откуда он берется. Мы сейчас вдали от дома и должны полагаться друг на друга, поэтому нам следует держать себя в руках. Вот о чем я хочу сказать.

Она не ответила. Лишь продолжила выписывать широкие, очень четкие петли, пока Уиллис не закончил свою работу и не присоединился к ним.

Затем после быстрой синхронизации их хранилищ данных они перешли дальше, и шахматный город исчез из виду.

Глава 26

После этого безжизненные Марсы шли череда за чередой, день за днем. Их смена прерывалась, лишь когда планеры садились в какой-нибудь копии долины Мангала, чтобы переночевать, и изредка когда путешественники останавливались для изучения местности.

На тридцатый день они сели на ночевку неподалеку от марсианского Востока-1000000 — в миллионе шагов на восток от Дыры, — и Фрэнк Вуд, надев скафандр, вышел на короткую прогулку в темноте. Две одинаковые звёзды в небе — Земля и Луна — в эту ночь были особенно заметны, поднявшись высоко на востоке. Это был типичный Марс, такой же как Базовый, — безжизненный, насколько это возможно, и при этом смахивающий на Землю. Но Фрэнк все равно находил удовольствие в том, чтобы высадиться на нем и размять ноги.

Подобные прогулки вошли у него в привычку, хоть и были неудобными и слегка рискованными. Просто они позволяли ему на время отдалиться от семейства Линдси. Пусть всего на несколько минут в день, но зато у Фрэнка появлялась хоть какая-то свобода и возможность восстановиться, привести себя в форму. И он прогуливался по мирам, между которыми было по сорок-пятьдесят тысяч других миров — столько они преодолевали за день, — и все они были очень похожи, все были одинаково мертвыми. В эту ночь, как и во многие другие ночи на этих необитаемых Марсах, он вновь задумывался о смысле всего этого — пустынных миров, чья пустынность становилась лишь тягостнее на фоне узких и редких окошек обитаемости, которые они находили и где почти всегда жизнь исчезла безвозвратно. Что было мучительнее — жить и умереть или не жить вовсе?

И в чем было значение всего этого — в том ли, что все миры, населенные разумной жизнью, станут такими же, как этот Марс? Он представил небо, заполненное цепочками Долгих миров, похожих на разорванные ожерелья, покачивающиеся в темном океане. Может быть, там есть и Долгая Венера, а то и Долгий Юпитер, если там может существовать разумная жизнь. Но почему? Почему должно быть именно так? Для чего это все? Он подозревал, что никогда не найдет удовлетворительных ответов на все эти вопросы.

Просто делай свою работу, товарищ летчик.

Но оказалось так, что уже на следующий день они набрели на следы очередной, совсем недавно павшей цивилизации, всего в пятидесяти с небольшим тысячах миров за бессмысленной отметкой в миллион переходов.


Кратер находился в нескольких десятках миль к югу от самой долины Мангала. Едва они перешли в этот мир, оборудование сразу же о нем сообщило, к тому же его металлический блеск был хорошо заметен с воздуха.

В этот раз Фрэнк летел впереди и вел Уиллиса за собой. Кратер представлял собой большую чашу в земле, глубокую и четко очерченную, и простирался в ширину примерно на полмили. Но внутренняя его поверхность блестела каким-то металлическим покрытием. С высоты Фрэнк видел, что сама чаша была усеяна недвижимыми объектами, помятыми и сваленными, — возможно, машинами или механизмами. А некоторые участки кратера, равно как и близлежащей поверхности, были окрашены черным, будто туда сбрасывали огромные бочки с сажей. Также оказалось, что кратер был соединен с остальной местностью прямо проложенными тропами, которые, однако, выглядели старыми и запыленными.

— Опять чуть опоздали, — проворчал Уиллис. — Опять ещё теплый труп. Не вижу движений, сигналов тоже не ловит. Хочешь спуститься, Фрэнк? Салли, держать позицию.

— Есть, пап, — последовал сухой ответ. Салли подчинялась приказам отца в подобных ситуациях, но явно нехотя.

Фрэнк направил нос планера вниз. Когда они понеслись в сторону чаши, Фрэнк заметил, что участки окружающей местности выглядели стеклянными, сверкая в слабом солнечном свете, когда поверхность плыла перед ними. Он обратил на это внимание Уиллиса.

— Ага, — согласился Уиллис. — А ты взгляни на кратер.

Когда они снова оказались над чашей, Фрэнк увидел, что внутренняя поверхность кратера была покрыта слоем некого металла, но слой этот был сильно поврежден и разрушен взрывами, а также частично расплавлен.

— Что это, радиологическое оружие? Лазеры?

— Что-то в этом роде. Я думаю, это могло служить чем-то вроде телескопа, наподобие Аресибо,[178] установленного в естественной чаше кратера. Если поверхность зеркальная, он может быть оптическим. С такой штукой, учитывая её положение, очень удобно разглядывать Землю.

Они пролетели дальше в направлении середины чаши. Фрэнк опасался, что здесь сохранились какие-нибудь верхние элементы конструкции, но ничего подобного не видел: разрушение казалось полным. В глубине чаши было свалено в кучу какое-то помятое оборудование, в основном металлическое. Поначалу он не замечал здесь ни признаков жизни, ни каких-либо, пусть даже мертвых, организмов. Но затем различил обломки хитина, которые показались ему смутно знакомыми.

— Спусти нас туда, — сказал Уиллис. — Возьмем пару образцов. Салли, ты оставайся на высоте…

Они спустились вблизи выбоины в зеркальной поверхности и вышли из планера.

Неуклюже шагая в своих скафандрах, они вскарабкались к самой выбоине. Там, как они почувствовали, было ещё холоднее. На дне не оказалось никаких признаков недавней активности: слой нанесенной ветром пыли лежал нетронутым. Уиллис собрал несколько образцов металлических деталей, фрагмент зеркальной поверхности, хитиновые останки.

— Этот панцирь выглядит знакомо, — заметил Фрэнк. — Как следы тех раков, которых мы находим ещё с самого начала.

— Так и есть. Во всем этом присутствует некоторое постоянство, разве нет? Вспомни, что мы видели — раков, китов. Это как общий набор. А дальше, может быть, мы только и будем находить искаженные версии этих видов, но по-разному эволюционировавших.

— Кажется, я понял… Пока Марс молод, на нем происходит быстрая эволюция форм жизни, видов, родов, семейств… И так по всему Долгому Марсу, лишь с мелкими различиями. Но потом тот или иной Марс высыхает, и всему живому, что на нем остается, приходится замедлять свою активность и впадать в спячку. И как правило, Марс так и остается мертвым, но на Джокерах вроде этого новые побеги использовали свои возможности, приспосабливаясь тем или иным образом в зависимости от условий среды. И нескончаемые изменения одних и тех же исходных видов — вариаций на тему китов, раков и, может быть, других, которых мы пока не распознали. — Говоря это, Уиллис продолжал работу, внимательно изучая унылые обломки. — Я проверю все это в планере на аналитических приборах.

— Насколько я понимаю, тех артефактов, которые ты ищешь, здесь нет.

— Нет, увы. Хотя это и самая технологически развитая культура, которая нам попадалась.

— Но ты поймешь, когда её увидишь, да? Чем бы она ни была?

— Уж будь уверен.

— А откуда ты вообще знаешь, что эта штука существует?

— Это же Марс, — ответил Уиллис, не поднимая взгляда. — В таком мире это логически неизбежно.

Фрэнк осознавал, что они так или иначе действовали друг другу на нервы, но эта нарочитая загадочность Уиллиса постепенно надоедала ему все сильнее. Кем он считал самого Фрэнка — шофером, которому нельзя доверить правду?

— Скрытность и уверенность, значит? И что, эти черты помогли твоей карьере?

Уиллис ничего не ответил, что взбесило его ещё больше.

— Салли сравнивала тебя с Дедалом. Так вот, я про него почитал. В некоторых версиях легенды он изобрел ещё и Критский лабиринт, где потом держали Минотавра. Но проблема была в том, что он не думал о последствиях. Создал лабиринт такой запутанный, что в нем было сложно обнаружить зверя даже тому, кто собирался его убить. Но и это не все — создавая лабиринт, Дедал также допустил одну ошибку. И с помощью клубка нитей можно было проложить себе путь наружу — об этом он как-то не подумал.

— Слушай, Вуд, эта история к чему-нибудь ведет?

— Может быть, ты похож на Дедала ещё сильнее, чем думаешь. Что ты сделаешь с этой марсианской технологией, если найдешь её? Просто выбросишь в мир, как поступил с Переходником? Знаешь, ты и Салли, отец и дочь, вы оба считаете, что человечество — это какое-то неуправляемое дитя. Салли хлопает нас по затылку, когда думает, что мы себя плохо ведем. А ты по-своему учишь нас справляться с ответственностью, давая нам в руку заряженный пистолет и позволяя познавать все самим методом проб и ошибок.

Уиллис обдумал его слова.

— Ты просто взъелся из-за того, что ты старый космический кадет. Я прав? День перехода не позволил тебе летать по космической станции, измеряя плотность своей мочи при нулевой гравитации, или чем вы ещё там занимались в те времена. Ну что ж, не повезло тебе. А что бы ни делали мы, мы делаем это, по крайней мере, в интересах человечества. Я имею в виду себя и Салли. Сейчас. Так к чему весь этот разговор, Фрэнк?

Фрэнк вздохнул.

— Просто пытаюсь понять вас двоих. — Он перевел взгляд на немую зону военных действий. — Одному богу известно, чем тут ещё заняться…

— «Тор» вызывает группу высадки.

Фрэнк постучал по панели управления у себя на груди, чтобы переключиться на свой канал связи.

— Говори, Салли.

— Я тут наблюдаю за остаточным фоном радиации.

В этот момент Фрэнк уловил движение уголком глаза. Из кучи запыленных обломков поднялся столб зеленоватого дыма.

— Строители и воины давно мертвы, — сказала Салли, — но мусор, который они за собой оставили, может, и нет. Мне кажется, вам лучше выбираться оттуда.

— Принято. Уиллис, пошли.

Уиллис, не став спорить, последовал за Фрэнком, когда тот стал выбираться из выбоины. Фрэнк посмотрел на Салли, высоко летящую в небе, точно марсианская версия Икара. Но затем отвел взгляд, сосредоточившись на том, куда ему ступить на неровном склоне.

Глава 27

Никто на корабле Мэгги не думал встретить новую сложную форму жизни до того, как они выберутся из «Анаэробного пояса». Но как оказалось, все заблуждались — и уже не в первый раз.

Запад-161753428. Через десять дней после того, как они вступили в эту полосу бескислородных миров, твены очутились в мире, изобилующем жизнью — заметной, сложной, активной. Не было сомнений, что они вошли в новую цепочку — однако в такой дали последовательных миров формы жизни, которые они там видели, очень сильно отличались от всего, что попадалось им ранее.

Мэгги стояла в наблюдательной галерее вместе с несколькими своими высшими офицерами. В их число, по её настоянию, входили Мак со Снежком, так как она питала слабую надежду, что, находясь рядом, эти двое научатся переносить друг друга. Но пока этого не случилось. Также в галерее находился капитан Эд Катлер, прибывший для еженедельной встречи с Мэгги.

Корабли бок о бок продвигались по отдающему желтизной небу, пронизанному странного вида облаками. Внизу лежало зеленоватое море, плещущееся о бледно-коричневый, с красными и фиолетовыми прожилками берег. Сама цветовая гамма пейзажа сбивала с толку, будто отражала сознание какого-нибудь обкуренного студента. На берегах что-то росло — в том числе то, что, по мнению Мэгги, походило на деревья, высокие формы со стволами и чем-то вроде листьев наверху. Так явно выглядели типичные образования, формирующиеся в случаях, когда организму необходим свет, поступающий с неба, и питательные вещества в земле, к которым можно дотянуться корнями. Однако так называемые листья были алыми, а не зелеными. Джерри Хемингуэй объяснил Мэгги, что они интенсивно фотосинтезировали, используя солнечную энергию — но не так, как деревья на Базовой: судя по всему, они поглощали не углекислый газ, получаемый из воздуха, а угарный, и выделяли не свежий кислород, а сероводород и прочие неприятные вещества. Заросли же «леса» простирались, разделенные на участки чем-то вроде прерий, занятых более разнообразными растениями, но что ещё там росло, никто понятия не имел.

И в этих зарослях бродили звери. Совсем не похожие на животных Базовой. Мэгги разглядела какой-то диск, прозрачный, крупных размеров, нечто среднее между медузой и голливудским образом НЛО, — и он скользил, хлюпал и менял форму, вися над землей. Но нет, это был не один диск, а целое семейство — может быть, стадо, в котором взрослые особи двигались вперемешку с детенышами. Джерри Хемингуэй предположил, что они могли двигаться, используя какой-нибудь эффект влияния земли, — точно как воздушные суда.

Их понимание ничуть не облегчало то обстоятельство, что все это разворачивалось на сумасшедшей скорости, будто весь мир стоял на быстрой перемотке. Биологи из команды Хемингуэя предположили, что это было как-то связано с повышенной температурой, из-за которой повышалась и доступная энергия. Но каковы бы ни были причины этого, Мэгги искреннее желала, чтобы вся эта гадость просто притормозила. И…

— Брови Мао! — изумленно воскликнула лейтенант By Юэ-Сай. Но взяв себя в руки, повернулась к Мэгги и залилась краской. — Я должна извиниться, капитан.

— Ещё как должна. Что ты увидела?

— Там, — указала Ву. — Да нет же, вон! В деревьях — длинное, сильное, как змея. Оно здоровенное. Но…

Но «змея» взметнулась в воздухе, перемахнув с дерева на дерево. Нет, даже не просто так: она отчетливо выгнулась в полёте, будто гибкая вертолетная лопасть. Она двигалась по воздуху плавно — даже можно сказать, летела.

Джерри Хемингуэй присвистнул.

— Двенадцатифутовая летучая змея. Теперь я видел все. Хотя нет, подождите, ещё не все.

В этот момент «змея» бросилась на один из дисков, тот, что был поменьше и отстал от остальных. В воздух вырвался пар, диск отчаянно задергался, и Мэгги увидела, как «змея» вонзилась в него, затем вышла наружу и, наконец, стала извиваться, прорывая себе путь сквозь тело диска.

— Оно поедает свою жертву изнутри, — проговорил Мак. — Прожгло её каким-то кислым выделением. Очаровательно. Куда ни глянь — повсюду травоядные и плотоядные, танцы хищника и добычи.

Мэгги выдавила смешок в попытке поднять настроение.

— Может, и так, но я бы никогда не подумала, что ты уже видел подобное.

Катлер стоял рядом с Мэгги — и выглядел довольно напряженным. Он никогда не был любителем различных собраний.

— Полагаю, нам нужно найти какое-нибудь более уединенное место для безопасной посадки нашей береговой группы, да, капитан? А экипаж пока может немного отдохнуть — ребята уже долго сидят в тесноте…

В ответ на это никто ничего не сказал. Мэгги стало стыдно за него.

Мак, однако, таких угрызений совести не чувствовал.

— Капитан, вы в самом деле считаете, что нам стоит отправлять людей туда? — спросил он.

— Почему бы и нет? Мы ведь уже посещали экзотические Земли.

— Сэр, вы вообще слушаете, что ваши офицеры говорят на научных совещаниях?

— Мак… — предупреждающе начала Мэгги.

— По возможности стараюсь не слушать, — дерзко отозвался Катлер.

Мак оглянулся на остальных.

— Джерри, у тебя есть то, что осталось от первого дрона, который мы тут запустили? Покажем его капитану? Его корпус так поврежден… что, нет? Ничего страшного, у меня есть идея получше.

Он прошел к стене наблюдательной галереи, где располагался ряд закрытых лотков для сбора проб атмосферы. Там, натянув защитную перчатку, просунул руку внутрь и вытащил колбу с газом, который при флуоресцентном освещении палубы казался желтоватым.

— Воздух Запада — шестьдесят с лишним миллионов, — проговорил он. — И знаете, что мы в нем обнаружили, капитан?

— Уж точно не свободный кислород, насколько мне известно. Водяной пар?

— Хорошая попытка. Но там не просто вода. Сильнокислая вода. Вот что творится в этом мире, капитан Катлер. Океаны напоминают скорее разбавленную серную кислоту. Так же и реки. Так же и дождь. И так же кровь тех тварей внизу — и у той парочки, что нам удалось поймать с помощью дронов. А что, вы же сами только что видели эту «змею» — у неё, должно быть, телесные жидкости такие концентрированные, что прожгли то протоплазменное существо…

— Эд, — быстро проговорила Мэгги, надеясь разрядить обстановку, — наши ученые думают, что в этом мире, в этой цепи миров, организмы не используют воду, то есть нейтрально кислую воду как… как там это называется, Джерри?

— Растворитель. В данном случае тут подразумевается вещество, обеспечивающее жидкую среду, в которой может развиваться жизнь. На Базовой Земле для этого есть вода. А здесь…

— Кислота? — догадался Катлер.

— Так мы считаем, — подтвердил Мак. — Здесь вся биосфера основана на этом простом факте, на этом различии. Но мы едва-едва копнули местный грунт.

— Здешняя жизнь состоит из таких же основных молекул, что и у нас с вами, капитан Катлер, — сказал Хемингуэй, — но они имеют совершенно иную химическую основу. Возможно, растения поглощают угарный газ и выделяют сероводород. В любом случае выходить туда без полной защиты было бы чрезвычайно опасно, по крайней мере для человека.

— Но корабли у нас крепкие, — сказала Мэгги. — Корпус может выдержать и кислотный дождь. Подачу воздуха внутрь мы, разумеется, отключили. И я не сомневаюсь, Эд, твоя старпом уже сообщила бы, если бы возникли какие-либо проблемы.

Катлер, как заметила Мэгги, оставался невозмутим. Это был человек, чей разум был тщательно структурирован, что совершенно его устраивало. О природе этих экзотических миров ему не было надобности знать, если кораблю от этого не грозила опасность, и своим подчиненным он, несомненно, приказал исходить из этого. Тем не менее любопытство все же блеснуло в его глазах, и он спросил:

— Так что тут пошло не так?

— Простите, сэр? — Хемингуэй пристально взглянул на него.

— Я имею в виду, почему эти миры стали развиваться по такому пути вместо того, чтобы дать жизнь обычным кислорододышащим организмам, таким, как мы?

— Ну, мы можем только догадываться, сэр, — осторожно ответил Хемингуэй. — Мы всего пару дней изучаем этот совершенно новый тип биосферы.

— А ты попробуй, Джерри, — улыбнулась Мэгги. — Лучше тебя у нас не получится.

— Мы думаем, что эти миры, какая бы ни была на то причина, в ранний свой период пережили экстремальную жару. Возможно, когда-то на протяжении некоторого времени они были похожи на Венеру, имели плотную атмосферу и очень жаркую поверхность. Хотя и на Венере мы всегда подозревали, что существование жизни возможно в облаках, где на определенной высоте достаточно прохладно для этого. Там, может быть, какая-нибудь букашка пропускает ультрафиолетовое излучение и благодаря каким-то химическим ресурсам выживает в таких условиях. Особенно капельки серной кислоты, потому что кислота, видите ли, имеет более высокую точку кипения, чем вода, и может действовать в качестве растворителя там, где жидкая вода не может… Но суть в том, что эта Земля, вероятно, похожа на Венеру, нашу Венеру, когда та была молода.

— Допустим. Только этот мир не похож на Венеру нынешнюю.

— Нет, сэр. Но возможно, он… восстановился. Охладился вместо того, чтобы страдать от той катастрофической жары, от какой страдает наша Венера. И стал более похожим на Землю. А эта кислотная жизнь, едва получив для себя опору, уже не упустила свой шанс. И в результате вы и видите эту кислотную биосферу.

— Хм-м. Как по мне, звучит складно. И я… Что за… Назад! — К изумлению Мэгги, Катлер схватил пистолет, присел и, держа его обеими руками, направил на обшивку корпуса.

Затем она повернулась и увидела «змею».

Та крутилась и извивалась, скользя по желтоватому воздуху, — и да, она летела. Явно, целеустремленно. И направлялась прямо к кораблю, к их наблюдательной галерее и к тем, кто, должно быть, выглядел свежим мясом в глазах змееподобного, с кислотой вместо крови хищника…

— Спокойно, — крикнул Натан Босс. — Нам оно ничего не сделает. Корпус и окна невосприимчивы к…

Тут тварь врезалась в корпус, всем телом растянувшись по внешней стороне окна. Мэгги на миг увидела нижнюю сторону туловища животного с рядом присосок, полосатой кожей и что-то, напоминающее губы — чем тварь и приникла к поверхности окна. Она даже заметила какую-то жидкость — та пенилась и брызгала струйками. Вспомнив об участи медузы, Мэгги представила, что было бы, попади кислота ей на кожу, и ощутила, как по ней забегали мурашки.

Эд Катлер ринулся к стене, навстречу «змее». Пистолет был у него в руках.

— Я с ним разберусь, — бросил он.

Мэгги попыталась было перехватить его, но не сумела.

— Эд! Нет! Пусть оно само отстанет, не то ты прострелишь корпус и убьешь нас всех или рикошетом…

— Я не идиот, капитан. — Он вставил оружие в один из лотков, куда собирались пробы атмосферы. — Эти штуки самозапечатывающиеся, верно? Такие же, как на «Сернане». Отведай-ка вот этого, кислотник!

И он выстрелил. Шум, раздавшийся в замкнутом пространстве, показался оглушительным. Мэгги увидела, как снаряд прошел сквозь «змеиное» тело и вылетел в воздух, оставив рваную дыру. Животное дернулось, заверещало и, потеряв хватку, начало падать.

— Сейчас я его прикончу, — проговорил Катлер, меняя позицию и меняя позицию своего пистолета.

— Остановите его, Христа ради! — закричала Мэгги.

Мак был ближе всех, Снежок — быстрее всех. Подперев Катлера с двух сторон, они оттащили его от окна, после чего Мак вырвал оружие у него из рук.

Когда Катлер прекратил сопротивляться, они отпустили его.

— Ладно-ладно, все уже. — Он тяжело дышал, к лицу прилила кровь. Он бросил на бигля взгляд, полный ненависти, потом повернулся к Мэгги: — Решительность, капитан Кауфман. Это качество, которое всегда свойственно мне перед лицом опасности…

— В данном случае опасность исходила только от тебя и твоего оружия. Убирайся с моего корабля, идиот. — Демонстративно отвернувшись, она подошла к Снежку и Маку, стоявшим бок о бок и явно испытывавшим неловкость. — А вы двое молодцы, хорошая команда.

— Спасиб-бо, кап-питан, — серьезно кивнул бигль.

Мак лишь пожал плечами.

— Хорошая, пусть вы и бегаете друг от друга, как от прокаженных, — сказала Мэгги. — Так, может, скажете мне, что там у вас происходит?

— Дело чест-ти… — проговорил Снежок с неохотой.

— Чести? Какой чести?

— Убийство моего нар-рода.

— Кем? Маком? Ты серьезно?.. Так, ладно, нам нужно с этим разобраться. А пока… Мак, давай за мной.

— Слушаюсь, капитан.

Она отвела его к окну и посмотрела оттуда вниз. Там было видно, куда упала «змея» — она извивалась на земле.

— Мы просто исследователи. Мы только здесь появились, даже не покидали корабль, а уже начали стрелять. Убивать. Пусть эту штуку мы и не убили.

— Нет, не убили.

— Но сильно ранили. И, насколько я, хоть и не медик, могу судить, она сейчас страдает от боли.

— Не могу с этим не согласиться, капитан.

— И что ты собираешься с этим делать?

— В каком смысле?

— В смысле спуститься и вылечить её, вот о чем я.

— И как, черт побери, мне это делать? Ты же слышала, как Джерри описал её физиологию! Что мне использовать для анестезии, аккумуляторную кислоту?

— Придумай что-нибудь, ты же доктор. Прикинь, что можешь знать об анатомии этих животных. — И добавила более мягко: — А ещё подумай, какое впечатление ты можешь произвести на команду после этой выходки Катлера.

Он открыл рот, но тут же закрыл обратно и очень заметно пустился в размышления:

— Хм-м. Что ж, если Хемингуэй прав насчет здешней экосистемы, подобные организмы могут жить за счет какого-то сочетания продуктов, вырабатываемых растениями, чем бы они ни были. Мне нужно, чтобы Гарри Райан приготовил канистры сероводорода и сернистого газа.

— Попроси его.

— А ещё мне нужны толстые перчатки. Толстые, очень толстые… — Он отошел. — Хемингуэй, ты мог бы помочь мне там.

Мэгги ещё раз взглянула вниз на корчащуюся кислотную «змею», потом отвернулась и возвратилась к работе.


Были и другие кислотные миры, много миров — целый пояс, который, как оказалось, растянулся на миллионы миров, которые составили бы существенную часть ещё большего пояса сложных миров, где растворителем служила вода, оцепившая саму Базовую и имевшая такое же разнообразие форм, как там. Целый пояс, где преобладала жизнь, о существовании которой до их миссии не мог предположить никто.

И они летели дальше.

Глава 28

Итак, следуя настоянию Лобсанга узнать больше об аномальной вспышке разума и держа в памяти свои предыдущие контакты, весной 2045-го Джошуа отправился на встречу с Полом Спенсером Уагонером.

Прошло девять лет с тех пор, как Пол впервые оказался в Приюте. И сейчас он по-прежнему жил в Мэдисоне, причём по-прежнему в Приюте. В свои девятнадцать Пол получил разрешение остаться на неофициальной должности «помощника по уходу». С Джошуа было примерно так же. Даже достигнув совершеннолетия, Джошуа нуждался в убежище Приюта, по крайней мере, по собственным ощущениям, — чтобы сохранить свою способность к переходу в тайне. Может быть, Пол, со своим необычным интеллектом, ощущал то же самое?

— Но от тебя не было никакого вреда, Джошуа, — сказала сестра Джорджина, ставшая теперь старой леди, с таким видом, будто вот-вот перестанет ходить, но с лучезарной улыбкой. — И от него никакого вреда нет. Как нет вреда от урагана или от удара молнии. То есть преднамеренного. Не так, чтобы…

С тех пор как Пол оказался здесь, Джошуа видел его пару раз, когда захаживал в Приют. Как выяснилось, они оба имели нездоровое чувство юмора и шутили над несчастными Сестрами, нередко используя для этого съемную искусственную руку Джошуа. Но с этим стоило быть осторожнее. Не все шутки Пола приносили радость другим людям.

И сейчас, когда Джошуа прибыл в Приют, он почему-то не удивился, что из парадной двери выбежала девушка в слезах, а за ней Пол Спенсер Уагонер — неторопливо преследуя её и явно стараясь не залиться смехом.

Пол согласился выпить с Джошуа кофе в центре Мэдисона, Запад-5, на блеклой имитации Стейт-стрит старого базового города. Пол, однако, вызвался заплатить самостоятельно — его кошелек оказался набит кредитками.

Сидя напротив, он сверлил Джошуа взглядом.

— Что ж, дорогой дядя Джошуа, уважаемый дядя, заехали что-то у меня выведать, верно?

Джошуа видел, что упрек была несерьезным. Впрочем, и не озорным тоже. Скорее проверкой, испытанием. Это был не тот Пол Спенсер Уагонер, которого Джошуа знал прежде. Он казался более твердым. Джошуа видел перед собой молодого человека, который становился похожим на своего отца — вполне обычного с виду, ни чересчур симпатичного, ни чересчур неказистого. Густые темные волосы выглядели его лучшей чертой. Одет он был без всякого намека на вкус и сочетание цветов — и дело не в том, что Джошуа был каким-нибудь гуру моды. Больше было похоже на то, что он просто совершил налет на какой-то шкафчик с запасной одеждой и надел то, что пришлось впору — каким бы неподходящим оно ни было.

Он окреп, нарастил мышцы, и Джошуа это не удивляло: каким бы умником он ни был — или, скорее, поскольку он был умником, — такому парню, как Пол, приходилось защищать себя физически. Однажды Джошуа даже взял его на занятие по самообороне. Сам Джошуа, когда был мальчишкой, спарринговал с Биллом Чамберсом и другими ребятами, а позже повторял это с Лобсангом при куда более странных обстоятельствах. Но Пол носил шрамы, которые никогда не сойдут: неправильная бровь, сломанный нос, след ужасного пореза на шее.

Начальную остроту Пола Джошуа просто не удостоил вниманием.

— И кто это такая? — спросил он вместо этого. — Девушка, которая выбежала. В чем там дело?

— Девушка? — К удивлению Джошуа, Полу пришлось задуматься на мгновение, чтобы откопать в голове её имя. — Мириам Кан. Из местной семьи, мы познакомились на танцах. Мне всегда нравились такие праздники с танцами, знаете ли.

— Тебе? Серьезно?

— А что, это настолько удивительно? В Мягкой Посадке они всегда удавались на славу. Хотя там особо заняться было нечем. А когда там пиликают скрипачи и тролли поют свои хороводные песни… Я хочу сказать, там обстановка такая простая, музыка однообразная, все двигаются маленькими шажками, но иногда предаться всему этому — такое удовольствие, разве нет? Мы ведь не бестелесные разумы. Танцы и секс. И то, и другое — отличная забава. Когда тебя охватывает такое животное безумие.

— Так вот что для тебя значит Мириам Кан? Забава? Ты ей так и сказал?

— О, конечно, нет. Ну, по крайней мере, не так многословно. Джошуа, нам нравится секс. Людям моего типа, я имею в виду. А секс между нами вообще лучше всего — союз двух равных, физический и умственный.

— Твоего типа? — переспросил Джошуа.

— Проблема в том, что нас все ещё не так много. Встретишь нас нечасто, поэтому мы переключаемся на других партнеров. Послушайте, Джошуа, я знаю, вас не так просто шокировать, как других. Но именно это, как мне кажется, и поняла несчастная Мириам. Секс с ней, с одной из ваших… ну, вы можете представить себе секс с тупым животным? Я имею в виду не какое-нибудь странное создание с Верхних Меггеров, стригале со своим мулом… Это как спариваться с Homo erectus. Вы слышали об этом виде? Анатомически совсем как человек, с ног до головы. Но мозг — примерно как у шимпанзе, в масштабе более крупного тела. Можете представить совокупление с таким? Сначала животная страсть… красивые, пустые глаза… а потом невыносимый стыд, когда ты чувствуешь, что все закончилось.

— Это так у тебя было с этой Мириам?

— Примерно так. Но я ничего не могу с собой поделать, Джошуа. Я чувствую от этого такую же боль, как они.

— Очень в этом сомневаюсь. Пол, кого ты имеешь в виду под «своим типом»?

Пол улыбнулся.

— Я как раз собирался рассказать вам, когда вы снова появитесь здесь. Знаю, вы умеете хранить тайны, потому что сами долго хранили свою собственную, верно? Смотрите, я вам покажу. У меня есть Переходник. Вам, я знаю, он не нужен. За кофе я заплатил, так что давайте отсюда уйдем…

Он перешёл, издав легкий хлопок и оставив после себя полчашки кофе.

Когда Джошуа впервые сам собрал Переходник, в День перехода, когда ему было тринадцать, он перешёл из Приюта в Мэдисоне Базовой и очутился в лесу, первобытном, девственном, нетронутом — по крайней мере, таким он выглядел. С тех пор прошло уже тридцать лет, и Ближние Земли впитали в себя основной поток последовательной миграции с Базовой, включая бурный всплеск, случившийся после извержения Йеллоустоуна.

Но — и даже сам Джошуа иногда забывал об этом — последовательная Земля была целым миром, большим и просторным, как и оригинальная, такая же, только без людей — до Дня перехода, — и могла принять большое их количество, сохранив значительную часть своей первобытности и примитивности.

И так, всего в нескольких шагах от Запада-5, в копии самого Мэдисона, Джошуа обнаружил себя на лесной поляне, такой же нетронутой, как любой неисследованный мир в Верхних Меггерах, — по крайней мере, в этом укромном месте. И выдавали его эти старые деревья, всегда казалось Джошуа. Если вам попадалось по-настоящему старое дерево, которому было сотни, а то и тысячи лет, скрюченные и заросшие необычными лишайниками и грибками, то это был признак, что вы оказались в каком-то таком месте, где ещё не пахал ни один фермер и не пилил ни один лесоруб.

И на этой поляне находилась дюжина молодых ребят — от совсем ещё подростков до тех, кому чуть за двадцать. Они были заняты какой-то игрой.

Большинство из них сидели вокруг кучи еды, в консервных банках или обернутой пленкой. Двое — обе девушки — плавали голышом в маленьком водоеме, находившемся в центре поляны. Ещё трое — два парня и девушка — шумно, хихикая, занимались сексом в тени деревьев. Так могла выглядеть любая орава поглощенных игрой детишек, подумал Джошуа. Конечно, если не учитывать этот затейливый секс под открытым небом. И их манеру говорить друг с другом непрерывно, будто скороговорками, звучащими то как сжатая во времени речь, то как детский лепет, под стать той, что издавала в свое время Джуди, сестра Пола, и который Джошуа до сих пор так отчетливо помнил. Но из того, что он слышал сейчас, ему едва удалось разобрать хоть слово.

Но они не были похожи на обычных детей: едва Джошуа перешёл вместе с Полом, один из парней тут же бросился на взрослого. При этом все они были вооружены бронзовыми ножами, а парочка даже приготовила арбалеты.

— Все хорошо, — успокоил их Пол, подняв руки. Затем он пролепетал что-то в ускоренном режиме.

На Джошуа продолжали смотреть с подозрением, но ножи уже были опущены.

— Подходите, съешьте с нами сэндвич, — пригласил Пол Джошуа.

— Нет, спасибо… Что ты им сказал?

— Что вы тусклоголовый. Без обид, Джошуа, но это было им и так понятно. Просто по тому, как вы оглядывались вокруг с отвисшей челюстью.

— Тусклоголовый?

— Но ещё я сказал, что вы тот самый Джошуа Валиенте, с которым я познакомился ещё ребенком, и что я доверил вам нашу тайну. Поэтому вас и пустили. Немногим у нас доверяют эту тайну. Мы постоянно перемещаемся и никогда не собирается в одном месте дважды.

— И зачем вы это делаете?

— Ну, у нас есть свои шрамы, Джошуа. Если хотите узнать зачем, спроси у тех, кто их нам оставил.

— Хорошо, значит, ты говоришь, это все люди твоего типа.

Он усмехнулся.

— Вообще-то у нас есть название. Мы называем себя Следующими. Совсем не самонадеянно, да? Мы думали и над другими вариантами. «Неспящие» — в противовес вам, сноходцам. Но «Следующие» более броско звучит.

— Как же вы нашли друг друга?

Он пожал плечами.

— Это не так уж сложно на Ближних Землях. Вы, люди, ведете хорошие записи. А многие из нас испытывали проблемы в школе, и не только. Многих поместили в те или иные лечебницы, Джошуа. Мы жили в разных местах вроде Приюта, во всяких заведениях — сумасшедших домах, исправительных учреждениях для несовершеннолетних. И ещё есть фамилии, по которым можно кого-то найти. Спенсер, девичья фамилия моей матери. Монтекьют.

— Фамилии Мягкой Посадки.

— Ага. Это плодородная почва, во всяком случае, одна из них. Мы не вписываемся в ваш мир, Джошуа, но хотя бы оставляем след, проходя сквозь него. С другой стороны, должны существовать и те, кто вписывается, кто не высовывается, кто как-то находит себе место в вашем обществе. Но таких мы пока не смогли обнаружить. Хотя они, может быть, и знают о нас… Надеюсь, когда-нибудь мы с ними встретимся.

— Хм-м. Я буду перед тобой честным, Пол. То, как ты говоришь «мы» и «вы», немного меня смущает.

— Ну, значит, вам не повезло, Джошуа. Привыкайте. Потому что для меня это стало очевидным с тех пор, как я впервые встретился с людьми нашего типа — когда впервые ушел вместе с маленькой сестрой и мне не с кем было разговаривать. Именно тогда я понял, что мы люди другого типа, мы в корне отличаемся от вас. Я не говорю, что между нами не было споров. Мы же заносчивые сукины дети, которые привыкли быть самыми умными в своих маленьких кружках тусклоголовых людей. Но когда мы оказываемся вместе, то начинаем соревноваться друг с другом. Джошуа, вам не стоит думать, что мы тут собираем новую атомную бомбу. Мы сверхумные, но в данный момент мы не знаем ничего. То есть ничего такого, чего не знаете вы, да и то одна половина из этого — просто неправда, а вторая — скорее иллюзия… Мы как молодой Эйнштейн в патентном бюро в Швейцарии, уставившийся в чистый блокнот и мечтающий полететь на луче света. У него было ви́дение, но недоставало математических инструментов, чтобы понять свою теорию.

— Как-то скромно для вас, не так ли?

— Нет. Но и не слишком смело. Просто честно. Пока в нас больше потенциала, чем достижений. Но они ещё придут. Даже сейчас уже приходят, в некотором смысле. — Он посмотрел на Джошуа. — Я видел, как вы смотрели на меня за кофе. Думали, откуда у меня вдруг взялись деньги, да? Все законно, Джошуа. Мы особенно хороши в математике — в области, где необязательно иметь большой жизненный опыт, чтобы преуспеть. Некоторые из нас разработали алгоритмы инвестиционного анализа — найти лазейки в правилах и обхитрить систему оказалось не так уж трудно. Сами мы на биржах не играем — для этого находим посредников, которые продают программное обеспечение. Вот этим мы и зарабатываем.

— Звучит так, будто вы играете с огнем. Вам следует быть осторожнее.

— О, мы и так осторожны. Да и у нас сейчас нет нужды много тратить. Во всяком случае, пока мы не определились с тем, что будем делать дальше, куда отправимся потом… Послушайте, Джошуа, одна из причин, почему я привел вас сюда, состоит в том, что я хочу, чтобы вы поняли. Мы вот так собираемся не ради математики, философии, зарабатывания денег или чего-либо ещё — даже не ради будущего. Мы хотим просто находиться рядом с такими же, как мы сами. Вы можете себе представить, каково было мне одному, когда я был ребенком? Когда меня окружала толпа прямоходящих приматов, чей разум напоминал угасающую свечу и кто, тем не менее, построил эту огромную цивилизацию с кучей правил и дико важными традициями, ни одна из которых, если взглянуть как следует, не несёт ни малейшего смысла… И когда мне приходилось вести себя, как все… И можете себе представить, каково было впервые в жизни встретить тех, кто способен поспевать за вами? Для кого не приходилось сбавлять темп, объяснять или, и того хуже, притворяться? С кем можно было просто быть собой?

Джошуа встретил острый взгляд Пола и постарался не дрогнуть. Пол был просто девятнадцатилетним парнем, недурным собой. Лицо гладкое, молодое, лоб ясный. Но глаза — как у хищника, как у пещерного льва, которых Джошуа в свое время немало повидал на Долгой Земле. Ему уже приходилось встречать как минимум одну сверхразумную сущность, напомнил он себе, — это был Лобсанг. Но даже искусственные лица Лобсанга выражали больше сочувствия, чем этот взгляд Пола сейчас.

Джошуа испытывал страх, но не собирался его выдавать.

Чтобы сменить обстановку, Джошуа выглянул через плечо юноши, где трое продолжали совокупляться с неуютным для него шумом.

— А ещё я вижу, вы собираетесь ради жаркого секса.

— Ну, и ради этого тоже. Когда я с Гретой, Джанет или Индрой, это не то что с какой-нибудь тусклоголовой девушкой вроде несчастной Мириам Кан. Это по-настоящему — я полностью сливаюсь с другим человеком, а не просто выбрасываю гормоны. Нам даже не нужно подчиняться вашим правилам, вашим табу.

— Уж это я вижу.

— Люди боятся нас, потому что мы умнее. Полагаю, это естественно. Но чего они не понимают, так это того, что они нам совершенно не интересны, знаете ли. Если только они не мешаются перед нами и не преграждают нам путь. Зато, видя друг друга, мы приходим в восторг. Мы дополняем друг друга. И я подумал, вы это поймете, потому что тоже были особенным, так ведь, Джошуа? Когда вы были в моем возрасте, а то и моложе. Вы считали, что вы единственный прирожденный Путник в мире.

— Ну да. — На самом деле он считал себя таковым до двадцати восьми лет, когда повстречал Салли Линдси и впервые понял, что не один и что, если знать, где искать, можно найти целые семьи тайных путников.

— Может быть, вы помните, каково это, когда нужно скрываться, притворяться. И бояться, что они могут с вами сделать, если узнают. Ну вы же сами мне об этом рассказывали.

— Да, Пол. Слушай, я ценю, что ты мне все это доверяешь. Открыть мне это — значит, открыть самих себя. Я знаю, чего тебе это стоит, какой ты принимаешь риск. Может быть, в будущем я смогу помочь тебе чем-то ещё.

— Каким образом? — пробормотал Пол скептически. — Став последним в длинном ряду тех, кто расскажет, как нам «вписаться»?

— Ну, может быть. Но я Джошуа Валиенте, король Путников, помнишь? Может быть, я смогу найти для вас лучшее укрытие. На Долгой Земле предостаточно места. И я могу показать вам, как на ней жить лучше. Как расставлять ловушки и силки, как охотиться.

— Хм-м. Дайте мне подумать…

Но времени на разговоры больше не оставалось: в этот момент появились полицейские.


Их было человек двадцать, а то и больше. Они превосходили числом и перешли точно на поляну, словно выследили их. Они набросились на ребят, отобрав и сломав их Переходники. Джошуа заметил, как одна девушка, несомненно, прирожденный Путник, сбежала, но пара полицейских устремились вслед за ней.

Джошуа слышал о такой тактике, отработанной полицией и военными Ближних Земель за три десятилетия преследований Путников, которые так легко сбегали и скрывались. Нужно было выслеживать. Нужно было нападать резко, не колеблясь, без предупреждения, превосходящими силами.

Нужно было сразу же отбирать Переходники у тех, кто их использовал, до того, как у тех появлялась возможность среагировать. И нужно было оставлять без шансов прирожденных Путников, мгновенно лишая их сознания. В теории это выглядело жестоко, но на практике — даже сверх того.

Оказавшись в наручниках и прижатый к земле, Джошуа сумел разглядеть, кто предал их, Следующих, кого Пол называл своими. Это была Мириам Кан, которую Джошуа в последний раз видел выбегающей из Приюта с разбитым сердцем.

С холодным видом она указала на Пола:

— Это он, офицер.

Глава 29

Долгий Марс, почти полтора миллиона шагов на восток. Более сорока дней последовательного пути.

И вдруг перед планерами багровая равнина, насыщенная действием.

Фрэнк сидел за управлением «Тора», Салли — у него за спиной. Сначала Фрэнк увидел пыль, поднимающуюся от машин, стадо несущихся громадных зверей, блеск металла — и огонь, словно вылетающий из огнеметов во вьетнамских джунглях.

Первой его реакцией было потянуть ручку управления на себя, подняв нос планера вверх. Он закричал Уиллису в «Одине»:

— Вверх! Вверх! Если не хочешь, чтобы тебя подпалило этим оружием!

— Понял, — ответил Уиллис более спокойно. — Но я не думаю, что это оружие, Фрэнк. Присмотрись повнимательней.

Плавно подняв планер, Фрэнк взглянул ещё раз через свою консоль, где можно было увеличить изображение одним прикосновением. Он снова увидел больших животных («насколько больших?» — его мозг даже отказался предположить), которые неслись по равнине стадом. Их было около дюжины — больших и поменьше, взрослых и детенышей. С высоты они выглядели как сошедшие с книжных иллюстраций динозавры — с могучими туловищами, длинными шеями и хвостами, быстрыми ногами.

— Похожи на зауроподов, кажется, — предположил он.

— Может быть. Только эти «зауроподы» крупнее кого-либо, кто жил на Земле, — заметил Уиллис. — У меня отмечено, что общая длина от носа до кончика хвоста — сто пятьдесят футов. Это как если выложить в ряд восемь голубых китов. А высота примерно пятьдесят футов. Даже намного больше, чем амфицелии, которые, как я только что прочитал, были самыми крупными зауроподами на Земле. Вот что марсианская гравитация делает. И у каждого по дюжине пар ног. Неудивительно, что они такие быстрые. И в броне — на спинах у них панцири.

— У песочных китов тоже была дюжина пар плавников, — заметила Салли. — Такая же анатомия.

— Думаю, эти животные — местная версия тех китов. Они произошли от какого-то общего предка. Посмотрите на шеи — они как трубы, и на эти широкие рты. И, о боже…

Один из зверей остановился и повернулся, забуксовав в пыли вроде бы очередного высохшего озера.

Он выпрямился, расправившись так, что две, три, четыре пары конечностей оторвались от поверхности, и, подняв свою могучую шею, навис над машинами, которые его преследовали — Фрэнк ещё не успел их как следует рассмотреть, — и, раскрыв свой огромный, как у песочного кита, рот, изверг сгусток пламени. Огонь лизнул охотников, и те развернули свои машины и разъехались в разные стороны.

— Вот тебе и огнемет, Фрэнк, — проговорил Уиллис.

— Они им дышат, — добавила Салли. — Ну и зрелище.

— И явно не умеют летать, — подметил практичный Фрэнк.

Уиллис хмыкнул из своего «Одина»:

— Наверное, просто воспламеняют метан из своей пищеварительной системы.

Фрэнк выдавил смешок.

— У нас на службе был парень, который свой пердеж поджигал зажигалкой.

— Не разрушай волшебство, — сказала Салли. — Это самый настоящий дракон, какого я только видела в жизни.

— А ты задумайся, — проговорил Уиллис. — По какой-то причине Марс оказался полон жизни — и жизни кипучей. Так зачем зверю такого размера нужны броня и огнемет? Представьте, какие тут настоящие хищники.

Настоящие хищники?

— Не те, что эти охотники внизу, Фрэнк. И кстати, нам уже слишком поздно скрываться.

Фрэнк, сделав над собой усилие, оторвал взгляд от огромного загнанного зверя.

Небольшая эскадра машин, следовавших за огнедышащим драконом, рассыпалась и сбавила ход, а когда пыль вокруг неё осела, Фрэнк сумел различить её детали. Машины оказались без колес — скорее это были песочные яхты, скользившие по поверхности под парусами. Покрытые пылью, они казались такими примитивными технологически, что он подумал, они сделаны из дерева или какого-то местного его эквивалента. Те, кто на них ехал — по двое-трое на машину, — как оказалось, не имели ничего общего с людьми. Это были ракообразные, уже встречавшиеся им ранее, но на этой эволюционной арене развившие гибкие, защищенные броней тела с длинными подвижными конечностями, в которых держали оружие — копья и луки.

И да, планеры не остались незамеченными. Фрэнк увидел вроде бы, как им грозили хитиновыми кулаками и даже метнули в воздух копьем, пусть и тщетно.

— Пожалуй, не стоит нам здесь садиться, — заключил он.

— Я бы не стала, — подтвердила Салли. — И глянь вон туда. — Она указала за плечо Фрэнка.

Там находилось ещё больше охотников, преследующих драконов, дальше по равнине, и они, казалось, совсем не обращали внимание на планеры в небе. Когда одна группа догнала бегущего зверя, Фрэнк увидел, что из кожи зауропода торчали копья, а от них тянулись веревки к яхтам, что двигались за ним.

Должно быть, им требовались особые навыки, чтобы всадить гарпун между пластин брони, покрывавших туловище зверя. Одна из лодок перевернулась, разбросав своих пассажиров, и Фрэнк увидел салазки — те оказались белыми, как слоновая кость.

— Салазки похожи на кости, — заметил он Салли. — Может, эти ребята как китобои XIX века, которые использовали для своих судов части тел животных, на которых охотились… Салли, что это ты поешь?

— Называется «Гарпун любви». Просто вспомнилось — не обращай внимания.

— А вы гляньте вперёд, на север, — проворчал Уиллис.

Фрэнк выровнял планер и, отведя глаза от кровавой сутолоки, посмотрел в ту сторону. И увидел ряд полос на гладкой поверхности дна, тонких, вертикально стоящих, чернеющих на фоне пурпурного неба этого мира.

Монолиты. Пять штук.

Все это было для Фрэнка уже слишком.

— Поверить не могу! Драконы, раки на песочных яхтах… и теперь ещё это?

— А что, очередной мертвый Марс лучше? — спросила Салли.

— Мне уже не хватает разрешения, — проговорил Уиллис. — А в этом чертовом воздухе полно пыли и влаги. Но мне кажется, на этих плитах есть какие-то надписи.

— Что за надписи? — спросил Фрэнк возбужденно. — Последовательности простых чисел? Инструкция, как сделать червоточину своими руками?

— Может быть, что-то в этом роде, — отозвался Уиллис, относительно спокойно, если учесть обстоятельства. — Наследие Древних.

— Что ты несешь? — набросилась на него Салли. — Каких ещё Древних?

— Ой, да ладно, — улыбнулся Фрэнк. — Это же Марс. И история Марса — вечно старого и разрушенного. И всегда есть какие-нибудь памятники, оставленные Древними, исчезнувшими, загадочные надписи…

— Давайте-ка ближе к реальности, — проворчал Уиллис. — Мы ничего об этом не узнаем, пока не сделаем копию этих надписей и не изучим их дома как подобает. — Его планер устремился в сторону монолитов. — Нам придется выбраться наружу и все переписать, а может быть, и взять образец самого монолита. И после этого полетим дальше…

— Даже после этого ты хочешь лететь дальше?

— Конечно. Это чудесно. Но это не то, чего я ищу. И…

В этот момент Салли вскрикнула у него за спиной:

— О боже, моя голова…

Мгновение спустя Фрэнк тоже это почувствовал.


Оставшуюся часть дня они пытались сделать все возможное, чтобы подобраться к монолитам и переписать изображения их поверхности. Но что-то преграждало им путь.

Когда они подлетали или даже когда высаживались и пытались подойти пешком, их одолевала мучительная, нестерпимая головная боль. Салли вспомнилось то давление, которое Джошуа Валиенте, как он сам уверял, чувствовал в присутствии сущности, известной как Первое Лицо Единственное Число. Или отвращение, которое тролли испытывали от плотности людской сознательности на Базовой Земле. Гуманоиды, очевидно, обладали некой способностью, чувствительностью к разуму — способностью, которой эти гипотетические «Древние» могли управлять.

Уиллис попытался обмануть механизм, перейдя в последовательный мир, подобравшись ближе к монолиту и вернувшись обратно, — но боль чуть не вывела его из строя, даже несмотря на то, что в последовательном мире не было ни следа монолитов.

Они попытались отправить дрона, но тогда в дело вступила другая защита. Маленькие самолетики, когда они достигли невидимого предела, просто оттолкнуло, и им оставалось лишь вернуться и попробовать снова. Уиллис хотел было отправить ещё один из планеров под дистанционным управлением, но Фрэнк и Салли ему не позволили.

— Что бы там ни было написано, нам этого знать не положено, — печально заключил Фрэнк. — Эти Древние нас не пускают, Уиллис.

— Нет уж, мы ещё не сдаемся. Мы найдем путь.


Они посадили планеры на безопасном расстоянии от песочных китобоев.

Позже, когда стало смеркаться и они принялись устанавливать палатку на ночь, Салли указала на север:

— Смотрите. Внизу у монолитов. Я что-то заметила… Там тропинка в пыли. А это что, песочные яхты?

Фрэнк, прижав бинокль к забралу, подтвердил её слова. Трое, четверо, пятеро китобоев бежали мимо основания монолитов, словно их там и не было.

— Они даже не затормозили.

— Да что же это? — воскликнул Уиллис. — Они будто совсем не понимают, что перед ними. Для них монолиты — это как будто ещё одна черта рельефа.

— И возможно, именно поэтому, — проговорила Салли, — им и удалось подойти так близко.

— Может быть, монолиты предназначены для них, а для нас нет, — предположил Фрэнк. — Слушайте, это хорошо, что мы от них достаточно далеко и они нас ночью не побеспокоят. Но рисковать не нужно. Думаю, нам стоит устроить дежурство на случай, если они сюда наведаются.

— Согласна, — ответила Салли.

Уиллис, стоя в скафандре, размышлял над предложением.

— Нам нужно поднять один из планеров. Просто чтобы удостовериться, что они не подкрадутся незаметно.

Фрэнк задумался.

— Кажется, это лишнее, Уиллис. С этим справится и дрон.

— Нет-нет. — Он зашагал прочь. — Я возьму «Одина». Лучше перестраховаться…

Разумеется, никто не смог его остановить. И разумеется, он им солгал. Он вовсе не намеревался держать для них воздушный караул.

Как только «Один» поднялся в воздух, Фрэнк и Салли ничем не могли помешать Уиллису повернуть нос планера к югу — в сторону основной группы китобоев.

— Он даже не включает радио, черт побери! — прорычал Фрэнк, распаляясь в бессильной ярости. — Какого черта он вытворяет?

Салли выглядела спокойной.

— Он отправился искать способ, как получить те изображения, которые хочет, — ответила она. — Что же ещё? Так мой отец всегда и делает. Идёт и получает то, что хочет.

— Да он убьет себя, вот что он там получит. Он же твой отец. А тебе хоть бы что.

Она пожала плечами:

— А что я могу сделать?

Фрэнк покачал головой:

— Если поставишь палатку, я пойду проверю «Тор». Нужно убедиться, что мы сможем быстро его оттуда вытащить, если придется.

— Разумно.


Уиллис не стал приближаться к китобоям, пока не начало светать.

Раздраженный Фрэнк, который провел бессонную ночь, поеживался в своем наполовину застегнутом скафандре. Наконец он вздрогнул, услышав негромкий сигнал по радио.

— Салли, он вышел на связь.

Она, всегда спавшая чутко, мгновенно села.

— Давай, Уиллис…

Фрэнк смотрел на экранное изображение туши гигантского насекомоподобного создания — оно было выше человеческого роста. Поверх крепкого на вид экзоскелета на нем были ремни и патронташи с разными инструментами, в трех-четырех из своих многочисленных конечностей оно держало копье с привязанной веревкой — это был гарпун. Все это Фрэнк видел в сероватой мгле. А копье создания было направлено точно в камеру.

— Конвергентная эволюция,[179] — пробормотал Уиллис.

— Уиллис?

— Вы видите то же, что вижу я, это изображение с камеры у меня на шлеме. Конвергентная эволюция. Такой гарпун мог быть и на Нантакетском китобойном судне.[180] Похожие проблемы находят похожие решения.

— А что за серая мгла? — спросила Салли. — Изображение смазано…

— Я в мешке выживания. — На экране появилась рука в перчатке и коснулась полупрозрачной стены. — Лежу в скафандре внутри мешка.

Мешки эти были пластиковыми, на молнии, с небольшими пакетами со сжатым воздухом. Предназначались они для использования в случаях потери давления, когда невозможно было добраться до скафандра, — тогда следовало просто запрыгнуть в мешок и застегнуться, и выпущенного внутри воздуха хватало ещё на некоторое время. Подвижность при этом становилась весьма ограниченной — благодаря тому, что руки и ноги помещались в трубоподобные рукава. Но вообще оказавшемуся в мешке предполагалось ожидать, пока его спасет кто-то, имеющий лучшее снаряжение.

— Я достал несколько мешков, чтобы был местный воздух и эти ребята, китобои, смогли им воспользоваться.

Салли сдвинула брови.

— Воздушные мешки? Зачем они этим ребятам, если они и так здесь живут?

— Я записываю все, что происходит, на случай, если не сработает. Тогда вы сможете учиться на моих ошибках для следующего захода.

— Какого ещё следующего захода? — спросил Фрэнк.

— Следующего захода, когда вы сами приблизитесь к этим ребятам, чтобы войти и переписать то, что увидите на монолите.

Он поднял руку: в ней оказались маленькая ручная камера и стопка Переходников.

— С камерой понятно, — проговорила Салли. — Они нужны, чтобы сфотографировать монолиты — или чтобы китобои сделали это для тебя. Но Переходники зачем?

— Я же объяснил тебе ещё в самом начале. Для торговли. Переходники — это то, что должно иметь ценность для любого разумного существа, какое мы можем тут встретить. Даже несмотря на то, что для выживания в последовательных этим марсианским Джокерам мирах нужны скафандры. А если я дам им ещё и пузыри для выживания, то…

Уиллису пришлось поиграть в пантомиму, когда его окружили ракообразные — шести футов ростом, умелые охотники, размахивающие копьями. Только так он мог добиться желаемого. Сначала он показал китобоям, что они могут сделать с Переходником. Закончив его собирать — подключив пару разъемов в гнезда, а затем повернув переключатель, — он перешёл, чем сумел вызвать у охотников недоумение, а затем вернулся обратно перед их предводителем — его сородичи явно пришли в испуг.

— Вот так вот, ребята. Теперь вы поняли. Представьте, как с помощью такой штуки сможете подкрасться к Пыхалу, то есть дракону. Попробуй сам. Только ты должен сам закончить сборку — тогда он будет у тебя работать. И ещё тебе будет нужен пузырь для выживания, а то Марс на той стороне убьет тебя при первом вдохе…

Уже через час главный рак находился в смехотворно неподходящем ему пластиковом пузыре и произвольно переходил взад-вперёд, выскакивая из ниоткуда, каждый раз пугая своих товарищей. Фрэнк не мог не заметить, что одному из этих товарищей особенно крепко доставалось от этого нового устройства. Может быть, это был соперник их лидера? Или отец, брат, сын, мать, сестра? Кем бы он ни был, он то и дело страдал от наскакиваний, толчков и подножек.

— Если эти звери хоть чуть-чуть похожи на людей, то этот парень сейчас должен быть ох как зол на папу из-за всего этого, — заметила Салли.

— Ага, — пробормотал Фрэнк. — Это сердитый молодой принц или типа того.

Утро подходило к концу, и Фрэнк наблюдал за происходящим с возрастающим нетерпением. А в один момент ему показалось, что он услышал далекий гром, хотя на небе не было ни одного облака. Разве бури вообще были возможны на этой версии Марса?

Раки быстро учились: сразу осознали потенциал новой технологии и уже вскоре догадались, что в обмен на волшебный Переходник Уиллис хотел всего лишь, чтобы они поднесли ручную камеру как можно ближе к монолитам.

— Если это не сработает, то уже ничего не поделаешь. Я также дал им семян марсианского кактуса, чтобы подпитывать Переходник. Я привез его с Марса Дыры, но высока вероятность, что здесь он тоже будет расти…

— Господи, — проговорил Фрэнк. — Ты только что познакомился с этими созданиями, а уже устроил им свой День перехода.

— Это не совсем так, — строго возразил Уиллис. — Не забывай, Переходник всего лишь помогает использовать способность к переходу, — способность прежде всего врожденную. Я уверен, существуют какие-нибудь разумные марсиане, способные переходить, иначе никакого Долгого Марса не существовало бы. Но здесь от переходов куда меньше толку, потому что почти все соседние миры необитаемы и находиться там — смерти подобно. Я лишь даю им то, что у них уже есть, Фрэнк. И кроме того, этим ребятам ещё нужно пережить Эпоху возрождения и промышленную революцию, чтобы понять значение Долгого Марса, не говоря уже о том, чтобы научиться делать нормальные скафандры.

— Но технологии у них довольно оригинальные, — заметила Салли.

— И смелые, — добавил Фрэнк. — А ещё они быстро учатся…

— Ну ладно, ящик Пандоры открыт. Или ты, как тот говнюк Мелланье, скажешь, что это неправильный миф, Фрэнк? Слушай, нам надо задержаться в этом мире, пока не получим данные с монолита. А потом сможем двинуться дальше. Но полагаю, мы поднимем планеры в воздух уже скоро.

— Почему?

— Кажется, я начинаю понимать язык тела, на котором говорят эти ребята. Они вроде бы обеспокоены. Помните, я думал, каким должен быть хищник, заставивший двухсотпятидесятифутового зверя вырастить броню? Так вот, тот гром, что вы недавно слышали — и я тоже его слышал, — это на самом деле не гром…

Глава 30

Запад-170 000 000 и дальше. Был май, и экспедиция длилась уже четвертый месяц.

Вокруг твердых, незыблемых форм «Армстронга» и «Сернана» мерцало странное окружение — миры, собранные в гигантские связки. Миры, где высохли океаны и остались лишь соленые озера среди скал. Миры, где материки так и не образовались и единственной сушей были рассеянные вулканические острова, выступающие из бурных морей. Миры, где преобладали самые разные формы жизни.

Джерри Хемингуэй и By Юэ-Сай придумали вероятностную теорию о распространенности сложной жизни на Долгой Земле, основанную на статистических данных, которые они собирали. Почти на всех Землях существовала та или иная жизнь. Но лишь на половине всех Земель имелась атмосфера со значительным содержанием кислорода, выделяемого фотосинтезом, и лишь на одной из десяти была многоклеточная жизнь, растения и животные. По-видимому, последовательная география, которую они разрабатывали, представляла нечто похожее на историю жизни на Земле, распределенную по времени и спроецированную на многомерные пространства Долгой Земли. На Земле потребовались миллиарды лет эволюции, чтобы возник фотосинтез, а многоклеточная жизнь пришла сравнительно поздно. Чем форма жизни сложнее, тем труднее ей развиться. Мэгги не делала вид, будто до конца понимает эту теорию, и вообще считала, что делать какие-либо выводы ещё слишком рано.

В районе Земли-175 000 000 они снова обнаружили отклонение от миров фиолетовой мути с их простейшей жизнью. На этом островке миров существовала сложная жизнь, но не сложной она была не на уровне клеток и не на уровне их групп, а в более глобальном масштабе. Там было целое озеро, даже море, кишащее микробной жизнью, но все в ней объединялось в иерархические сообщества, которые складывались в единую, составную, многообразную форму жизни. Пятнадцать лет назад экспедиция Валиенте уже открыла одну подобную сущность, как сейчас кажется, пугающе близко к Базовой — зверя, которого Джошуа Валиенте назвал Первым Лицом Единственным Числом, из тех, кого с тех пор прозвали «транспортерами». Может быть, эта цепочка миров служила первоначальной родиной таких существ.

Наученные опытом Валиенте экипажи обоих судов знали, что здесь стоило проявлять осторожность.

И тем не менее корабли стремительно погрузились в неизвестность. Мэгги завораживали меняющиеся панорамы суши, моря и неба, которые мелькали перед ней в окнах наблюдательной галереи, и увлекали более близкие виды миров, где они останавливались, чтобы тщательнее их изучить и взять пробы. Но пока они летели дальше и дни тянулись один за другим, что-то в ней стало питать отвращение ко всему этому странному окружению. Ей хотелось найти конечную цель.


На Западе-182498761 Мэгги наблюдала, как группа в скафандрах исследовала очередную дальнюю копию Северной Америки, насыщенную удивительно сложными и совершенно незнакомыми формами жизни.

Джерри Хемингуэй устроил так, чтобы один из образцов доставили ему на «Армстронг». Его установили в лаборатории глубоко в недрах гондолы, где светили лампы, имитирующие дневной свет, под пластиковым куполом, в котором можно было воссоздать местную атмосферу с обильным содержанием метана и лишенную кислорода. Приготовив все это, Хемингуэй пригласил Юэ-Сай, Мака и Мэгги осмотреть его новейшую экспозицию.

Они собрались вокруг и внимательно посмотрели вниз. В лотке с местной почвой под воздушным куполом стояло нечто похожее на небольшое дерево с толстым стволом и фиолетовой листвой. Ствол оплетала желтоватая нить, а среди обилия фиолетового проглядывали желто-белые цветы.

— Похоже на бонсай, — заметил Мак.

Юэ-Сай рассмеялась.

— Да, выращенный кем-то, кто переел галлюциногенных грибов. Вот такой кусочек Японии!

— Просто скажите мне, что видите, — попросил Хемингуэй относительно спокойно.

— Дерево, — быстро ответила Мэгги.

— Именно. Хоть и не имеющее никакого отношения к деревьям Базовой — ни из тех, что росли раньше, ни из тех, что сейчас.

— Но, как и любое другое дерево, оно стремится к свету, — заметил Мак. — Значит, оно фотосинтезирующее. Полагаю, это понятно и по фиолетовым листьям и мелким цветочкам.

— Да, — подтвердил Хемингуэй. — Следовательно, в этом мире существуют хорошо выраженные многоклеточные формы жизни, и некоторые из них — фотосинтезирующие. Но присмотритесь к этому экземпляру внимательнее. Они оба фотосинтезируют.

Мэгги почесала затылок.

— Они? Оба?

— Обе формы жизни, которые вы сейчас видите.

Юэ-Сай прильнула к куполу.

— Вообще это выглядит как дерево, атакованное каким-то фикусом.

— Не атакованное… Пожалуй, я не вполне честен. Я имел возможность провести полный биохимический анализ этих образцов. Лейтенант Ву, на нашей Земле вся жизнь основана на ДНК, правильно? Мы передаем ДНК, её систему кодирования и все прочее вместе с простейшими бактериями. Таким образом, мы можем сказать, что вся жизнь на Базовой имеет единый источник. Но даже чтобы он возник, источник основанной на ДНК жизни предварительно должен произойти отбор посредством различных эволюционных процессов, — отбор двадцати аминокислот из множества альтернатив, выбор способа кодирования ДНК… Но этот выбор мог быть и иным. Могли существовать и другие источники жизни, основанные на других выборах. И если они существовали, их просто вытеснили мы, выжившие победители.

— Это геноцид. Он лежит даже в основе самого дерева жизни, — крякнул Мак. — Такие дела. Хемингуэй, как я понял из твоего предисловия, здесь устроено по-другому.

— По-другому. Здесь, под этим куполом, существуют две формы жизни. «Дерево» основано на ДНК, похожей на нашу, и набор аминокислот похож на наш. Но другая форма — «фикус» имеет другой набор аминокислот. И использует другой генетический код, причём часть информации содержится в ДНК, остальная — в белках…

— Ух ты! — Мак оживился. — Здесь выжили формы жизни из разных источников?

— Похоже на то. А как или почему — кто знает? Возможно, здесь было какое-то убежище, остров… У «фикуса», например, другая хиральность, то есть органические молекулы не симметричны, и их можно описать как лево- и правозакрученные. Все наши аминокислоты левозакрученные, у «дерева» — левозакрученные, но у «фикуса» — правозакрученные.

— И что с этого? — Мэгги покачала головой. — Что это значит?

— Я полагаю, что левозакрученный не может съесть правозакрученного.

— Ну хорошо, поглотить не может, — проговорил Хемингуэй. — Но они могли друг друга истребить. Но смотрите, что они делают на самом деле. — Они снова присмотрелись к куполу. — «Фикус» использует «дерево» для поддержки. И отсюда вам не видно, но у них ещё переплетаются корневые системы, и «фикус» возвращает долг питательными веществами, которые отдает «дереву».

— Это взаимодействие, — вздохнула Юэ-Сай. — И никакого геноцида, доктор. Они работают сообща, чтобы выжить. Взаимодействие — и между доменами жизни! Какое чудесное открытие! Моя вера во вселенную восстановлена. — Она игриво потрепала Хемингуэя по плечу. — Вы только посмотрите! Если такие чуждые существа могут взаимодействовать ради общей выгоды, то почему этого не можем мы, китайцы и американцы?

— Я родился в Канаде, я не американец, — ответил Хемингуэй без особого интереса и наклонился ближе к переплетающимся растениям.

Мэгги вдруг загорелась внезапной решимостью:

— Давайте-ка оставим этого занятого парня, пусть работает. Мак, пойдем со мной.

Доктор поднял бровь:

— Что-то стряслось, капитан?

— Ага, — ответила она ему одному. — Этот проблемный вопрос между тобой и Снежком — довольно уже холодных взглядов и молчания. Это длится уже слишком долго, и мне нужно знать, в чем там у вас дело.

— Почему сейчас? Из-за этой гармонии «дерева» с «фикусом», что ли? Ты ещё спой «Эбеновое дерево и слоновую кость».[181]

Она сердито на него посмотрела, ничего не ответив.

Он вздохнул.

— Идём в твою каюту?

— С тебя бутылка солодового.


Шими напросилась сидеть с ними. Мэгги настояла, чтобы она оставалась под столом, не показываясь на глаза.

И Мак, дав понять, что ему не по душе этот приказ, принялся рассказывать все как есть.

— Прежде всего вам необходимо запомнить, капитан, — начал он, пригубив виски (взял свой любимый — «Олд лэнг син»), — мы хотели как лучше.

— Хотели как лучше? Господи, сколько грехов было оправдано этими словами?

— В общем, это было в 2042-м, 43-м. Через пару лет после Йеллоустоуна. Тогда «Франклин» ещё выполнял миссии по перегруппировке на Ближней Земле…

Мэгги помнила это время слишком хорошо. Военные твены, до отказа заполненные беженцами — мужчинами, женщинами, детьми, которых забирали из их разрушенных вулканом домов и собирали в совершенно незнакомых мирах…

— Насколько я помню, на «Франклине» тебя не было где-то год.

— Ага, — подтвердил Мак, — пока меня не позвали обратно побыть советником при оснащении новеньких «Армстронга» и «Сернана». Ты тогда была несколько занята, Мэгги, и не слишком расспрашивала меня о том, чем я занимался весь тот год.

— Хм-м. И личное дело я тоже не смотрела. В случае с тобой у меня не было такой нужды. Так я считала.

— Там ты многого бы и не нашла — если бы не стала докапываться. Эта информация была скрыта… Мэгги, меня тогда отправили на Запад-1617524.

Этот номер был ей знаком, и это её не удивило. Земля биглей. Родной дом Снежка.

— Да, меня мобилизовали, отправили под командование адмирала Дэвидсона, но само назначение исходило от высшего руководства. Я поступил в группу с участием разных видов сил, которую отправили, чтобы наладить какие-то формальные отношения с биглями, после первого контакта в 2040-м. Президент Каули и его советники считали эту миссию важной даже в период чрезвычайной ситуации по стране, они хотели использовать эту возможность. В нашей группе были в основном военные, но имели мы, конечно, и большой научный интерес. У нас были анатомы, лингвисты, психологи, этнологи. Даже кинолог. И, в общем, проект получился успешный. Ты же видела, там все ещё работает оборудование и за ним следит Бен Мортон. Мы изучали общество биглей во всех подробностях — во всех, что нам позволили. А что не позволили — то мы выведали сами. Мэгги, бигли не умеют переходить, даже с помощью Переходников. А, черт, ты же это знаешь. Во всем остальном они весьма разумны, можно сказать, не глупее нас. Но суть вот в чем. Несмотря на всю их разумность, культура у них была скудной. Я имею в виду не только в технологическом и материальном смысле, хотя они и застряли на уровне скотоводов каменного века, по крайней мере до тех пор, пока кобольды не научили их производить чугун и делать какое-никакое оружие.

Кобольды, к слову, то и дело доставляли неудобства — это были хитрые гуманоиды, паразитирующие на человеческой культуре и очевидно использующие её остатки, чтобы разрушать судьбы других.

— Искусство у биглей находилось на примитивном уровне, — продолжал Мак, — у них нет сложного письма, их религии и вообще цивилизация производят впечатление незрелости. Науки нет вообще, хотя они и имеют традицию проб и ошибок в медицине, развившуюся прежде всего на военном опыте.

— Ну и что? — нахмурилась Мэгги. — Может, биглям и ни к чему, например, письмо. Насколько мне известно, они общаются с помощью запахов, с помощью слуха — вспомни, как Снежок воет по ночам… А современные люди разве не тормозили целую эпоху после своего появления, прежде чем начать писать на стенах пещер и летать на Луну?

— Это правда. Но ведь мы в конце концов сдвинулись с места и запустили целую лавину изобретений. И, Мэгги, хоть мы и переживали с тех пор всякие бедствия — падения империй, эпидемии чумы и много чего ещё, — наш прогресс шёл… ну не скажу, что прям «вверх», это слишком субъективная оценка. Но, по крайней мере, в направлении возрастания сложности. Верно?

— Допустим.

— И мы не теряем того, что уже изобрели. Да, отдельные цивилизации теряют все, но…

— Да-да, я поняла. Если мы изобрели чугун, он остается насовсем. Но у биглей все не так, я догадываюсь.

— Это мы и выяснили. Видишь ли, бигли переживают разгромы и падения, сокрушительные падения. Потому что их общества нестабильны.

Это все из-за их цикла размножения. Проблема состоит в том, что бигли плодятся, как собаки — то есть часто и большими пометами. В стаях биглей установлен военный матриархат, в котором власть Матери осуществляется посредством Дочерей, Внучек и даже Правнучек. Поэтому всякий мирный период приводит к демографическому буму и — что ещё более существенно — слишком большому количеству Дочерей и Внучек.

— Хм-м, и каждая из них стремится занять трон. Это я поняла из разговоров со Снежком. Если тебя убьют с честью, это расценивается как дар.

— Да, прямо как у клингонов.[182] В общем, как бы то ни было, любой мирный период…

— Неизбежно заканчивается перенаселением и разрушительной войной.

— Так и есть, шкипер. В итоге конфликт, как правило, приобретает континентальный, если не мировой масштаб: стаи вторгаются к воюющим соседям, и враждующие Дочери разрывают друг друга на куски из-за добычи. Потом восстановление длится не более столетия, может, двух, когда все возвращаются к охоте и собирательству, после чего войны начинаются по новой.

Это мы узнали благодаря археологическим раскопкам, а также по рассказам самих биглей. Они знают, что с ними происходит, — у них есть устные традиции, истории, переходящие в легенды. И все они стремятся сохранить от предыдущих циклов технологии изготовления оружия. А фермерство, например, их не так интересует. В каждой стае надеются, что их потомки окажутся теми, кто выиграет следующую мировую войну. Именно поэтому оружейное дело у них относительно развито и почти все остальное — нет. Хотя их доктора, надо сказать, составляют исключение: они, по крайней мере, стараются не забыть то, что знают. В общем, как видишь, исторические циклы у них совсем не такие, как у нас. И хотя их цивилизация, судя по всему, существует намного дольше нашей — по первым прикидкам, порядка полумиллиона лет, — в развитии они сильно ограничены. И все из-за дефекта в их природе.

Мэгги внезапно поняла, к чему он ведет.

— Дефекта? Разве это не субъективное мнение?

— У них слишком много детей, слишком много, — проворчал Мак. — А медицина не продвинулась дальше лечения травматических ран. А о контрацепции они даже не задумывались…

— И тут появляется кучка людей-идеалистов с незамысловатыми теориями, продвинутым уровнем биологии и стремлением лезть не в свое дело.

— Мэгги, это выглядело не так уж грубо. Представь себе, что мы увидели, когда туда прибыли. Народ Снежка практически истребил сам себя. Правящей элиты уже не было. Разруха в тот раз оказалась самой значительной за всю историю — и причиной тому было высокоэнергетическое оружие, которое они выторговали у кобольдов. Мы чувствовали, что должны что-то сделать. И исправить их положение не составляло труда, ведь мы знали собачью анатомию.

— И как вы это сделали?

— Дали им воду. Побросали с дронов по всему материку. Мы не стали стерилизовать самок — просто уменьшили размер помета. Нам казалось, так будет лучше всего. А позднее, когда они увидят результаты, мы объяснили бы им, что мы сделали, и предоставили бы право выбора.

— Господи. Полагаю, у нас уже был опыт подобного вмешательства ещё на Базовой… Так что случилось, Мак?

— Бигли, которые выпили нашу воду и перестали приносить большой помет, подумали, что их прокляли боги или чем-то заразили враги — и от этого стали чуть ли не бесплодными. Мы попытались объяснить, что мы сделали, но они не слушали.

— Они стали вас в этом винить?

— Ладно ещё, если бы они просто не восприняли нас, людей, всерьез. Но их внутриполитические дрязги ослепили их до того, что они совсем ничего больше не замечали. Дочери и Внучки сцепились между собой, и каждая подозревала другую в отравлении. А соседние стаи, видя их слабости, начали повсюду устраивать вторжения. Ситуация накалилась, и некоторые стали показывать пальцем на нас. И мы просто оттуда убрались.

— Неудивительно. И война развязалась ещё страшнее, да?

— Мы позволили им выжечь все дотла. А потом Бен Мортон прилетел туда с первой группой…

— Один Бог знает, как это отразится на будущем. «Убийство моего народа», как сказал Снежок. Он все правильно понял, так ведь?

Мак налил себе ещё виски.

— Ты же меня знаешь. Я доктор, Мэгги. Я хотел помочь.

— Я думала, первый принцип медицины — «не навреди». А вообще тебе стоило рассказать мне все это раньше. Ладно, Мак, уйди с глаз моих. Возвращайся к работе… хотя нет, к черту работу, найди Снежка. Попытайся с ним поговорить. И не жди прощения — ты его не заслуживаешь. И это, кстати, приказ. А потом отправь его ко мне.


На следующий день Снежок наконец объявился. Шими выбралась из каюты всего за четверть часа до его появления.

Зная теперь о том, что он пережил, Мэгги посмотрела по-другому на отношение Снежка к Маку, ко всему человечеству.

— Мак говорит, они пытались вам помочь. Может, и неправильно, но…

— Не помочь. Контр-р-ролир-р-ровать.

— Не думаю, что они стремились именно к этому.

— Контр-р-ролир-р-ровать.

Что ж, может, он был прав. Люди и сами могли не до конца понимать своих мотивов.

— И все же ты отправился с нами. И теперь ты здесь, говоришь со мной.

— Узнаю пр-р-ро вас. — Он посмотрел на неё, такой огромный в маленькой человеческой каютке, его волчьи глаза показались ей ледяными. — Одни хор-рошие, др-ругие плохие, дур-рные.

— Спасибо тебе за это.

— Хор-рошее есть даже в Мак-ке. Он док-тор-р-р. У нас есть доктор-р-ра.

— Да, он хороший человек, пусть иногда и ошибается…

— Но не конр-ролир-руйт-те биглей. Больше ник-когд-да.

— Я понимаю… — Огонек её радио зажегся.

Он встал, отдал честь, совсем как человек, и вышел из каюты.

Вызов был срочным — звонил Эд Катлер с «Сернана». Его корабль ушел вперёд сам, продвинувшись по этой цепочке миров, которые Джерри Хемингуэй прозвал поясом Бонсай. Но сейчас «Сернан» поспешно вернулся обратно.

— Капитан Кауфман, вам лучше самой на это посмотреть.

— Скажи мне, что вы нашли, Эд.

— Обломки «Нейла Армстронга-1».

Глава 31

Запад-182 674 101. Очередной мир пояса Бонсай, где их встречала примерно такая же двуначальная жизнь.

И потерпевший крушение корабль.

«Сернан» обнаружил его благодаря радиомаяку, сигнал которого поймал, пока следовал своим исследовательским курсом. Мэгги приказала связистам постоянно проверять сигналы при каждом переходе, даже когда они делали по пятьдесят шагов в секунду: доли секунды было достаточно, чтобы заметить такой сигнал, если он есть. И насколько могли заключить географы, «Армстронг» находился теперь над той частью материка, которая соответствовала бы в других мирах штату Вашингтон. «Сернану», а теперь и «Армстронгу-2» пришлось преодолеть по этому миру тысячу миль, чтобы до него добраться.

Сбоку вид «Армстронга-1», корабля того же класса, что и «Бенджамин Франклин», с воздуха было ни с чем не спутать.

— Будто туша кита, сброшенная с неба, — заметил Мак.

При виде огромного остова экипаж пришел в такое изумление, словно и не видел всех тех чудес природы, что встречались им до этого. Такими уж людьми были эти летчики.

— Здесь есть выжившие, — указала Мэгги.

Это стало понятно сразу. Возле павшего судна на глинистом участке виднелись засеянные прямоугольные поля, хотя растений там было и негусто. Рядом стояли строения, напоминающие вигвамы, собранные явно из деталей «Армстронга». На земле Мэгги заметила людей — те задрали головы и махали им. Среди них уже были недавно приземлившиеся члены экипажа «Сернан», выделяющиеся своей форменной одеждой.

— Спускайтесь, капитан, — позвал её Катлер. — Воздух в этом мире хороший, вода чистая, гостеприимность что надо, и уже жарятся драники.

Это заставило Мэгги ухмыльнуться, но Мак, стоявший рядом, сдвинул брови.

— Он что, серьезно? Что-то это не похоже на Эда Катлера.

— Разве ему нельзя побыть довольным собой? Найти «Армстронг» было одной из целей нашей миссии, сам помнишь. А раз здесь оказались выжившие…

— Мэгги, у меня в последнее время взгляд не такой острый, но эти ребята, кажется, одеты не как летчики, не как морпехи.

— Ну они же стали фермерами, Мак.

— Может быть. Но я бы откопал старую форму, если бы увидел, что ко мне подходят корабли военно-морских сил. А ты нет? Хотя бы для того, чтобы меня не пристрелили. К тому же Катлер не прислал никаких сведений о тех, кого там встретил. Хотя должен был, и у нас есть список экипажа «Армстронга».

— Хм-м.

— Слушай, мы ничего не знаем ни о том, как «Армстронг» здесь оказался, ни о том, кто эти ребята.

— Хорошо-хорошо, зануда старый. Мы примем все меры. Но мне кажется, ты чересчур заморачиваешься. Натан, слышишь?

— Капитан?

— У нас тут есть какие-нибудь фейерверки, как ко Дню независимости?

Старпом усмехнулся.

— Есть разноцветные сигнальные ракеты.

— Запускай.


— Меня зовут Дэвид.

Мэгги повела свою группу мимо павшего «Армстронга» к маленькому поселку. Мужчина, который их встретил, был молод, не старше двадцати пяти — двадцати шести. Приятный на вид, с акцентом, который она не могла определить, он уверенно подошел к ней и пожал ей руку. С ним было ещё четверо — три женщины и мужчина, примерно такого же возраста. Все они, по мнению Мэгги, выглядели весьма представительно, даже несмотря на сильно поношенную одежду.

Но никто из них не числился среди экипажа «Армстронга».

Мэгги представила свою команду, составленную из членов экипажей «Армстронга-2» и «Сернана»: Мака, Снежка, Натана, By Юэ-Сай и других. Незнакомцы с удивлением посмотрели на бигля, но тревоги не выказали.

Катлер, лучившийся таким счастьем, словно встретил самого Санта-Клауса, представил товарищей Дэвида:

— Посмотрим, всех ли я запомнил. Розалинд, Майкл, Энн, Рейчел. Фамилия у всех одна — Спенсер, — они не братья и сестры, но дальние родственники, капитан.

Дэвид похлопал его по плечу:

— Отличная память, сэр! — И они пустились в болтовню, будто старые друзья.

— Ты прав, — Мэгги шепнула Маку. — Это не похоже на Эда Катлера. Он что, покраснел оттого, что его похвалил тот пацан?

— Эти ребята такие… — Мак запнулся. — Как же это называется? Харизматичные. Это я сразу почувствовал. Мама как-то возила меня в Хьюстон, когда там ещё запускали астронавтов на шаттлах. И там было полно официальных лиц, всяких клерков. Но когда в зал вошел астронавт, все повернули головы…

Мэгги почувствовала, как о её ногу кто-то легонько потерся. Это оказалась Шими — она вытерлась мордочкой о штанину Мэгги и спряталась между её ног.

Мэгги села на колени и прошептала:

— Я думала, ты не выйдешь, раз Снежок здесь. Да и Мак тоже.

— Пес чувствует мой запах. Я знаю, он слышит… Но это важно. Опасность, Мэгги Кауфман. Опасность!

— От кого, от этих потерпевших? Что за опасность?

— Точно не знаю. Пока не знаю. Послушайте меня, капитан. Установите охрану. Выставьте людей по периметру, чтобы их не смогли вывести из строя одновременно. А с кораблей пусть следят за вашими передвижениями. На вашем месте я убрала бы один корабль за горизонт или даже в соседний мир… Примите все меры предосторожности, какие считаете лучшими.

Мэгги нахмурилась. Но она помнила и осторожное замечание Мака.

— Хорошо. Хотя мне это и не кажется необходимым.

Она подозвала Натана и распорядилась передать команду экипажу и морпехам Мак-Кибена.


— Располагайтесь, пожалуйста. Мы так рады, что вы нас наконец нашли…

Дэвид с товарищами провели группу офицеров мимо своего корабля, по полям, к вигвамам. Мэгги теперь хорошо видела, что строения в самом деле были сложены из материалов, взятых с «Армстронга» — алюминиевых распорок и тканей пробитого корпуса. Пока они шли, две женщины тихо переговаривались между собой — так быстро и плавно, будто в ускоренном темпе, что Мэгги не удавалось разобрать ни слова.

Джерри Хемингуэй замедлил шаг — его внимание привлекло что-то, что он заметил в полях. Мэгги эти угодья не слишком впечатлили — просто полосы, проведенные в грязи, пусть между ними и росли картофель и свекла. Но Джерри заинтересовало кое-что из местных культур — вроде ряда бонсаев. У них были странные цвета и незнакомые, экзотичные запахи. Маленькие деревца, казалось, были подключены к тонкой сети проводов, также, несомненно, принесенных с корабля и теперь крепившихся к их корням. Провода вели к куче батарей и стеклянным сосудам, в которых лениво побулькивала вода.

— Вы идите, шкипер, — сказал он, — а я посмотрю, чем они тут занимаются.

Она кивнула:

— Хорошо, но один не оставайся. Санторини, побудь с ним.

— Слушаюсь, капитан.

Самый крупный вигвам оказался достаточно вместительным, чтобы дюжина людей смогла усесться на одеяла, выложенные прямо на земле. День стоял теплый, спокойный, и тяжелый лист, покрывавший дверь, был убран. В очаге посреди пола горел небольшой костер. Мэгги, Мак, Катлер, Натан Босс и By Юэ-Сай сгрудились внутри. Рейчел ушла вместе с остальными, а Майкл готовил какой-то горячий напиток на раме над огнем.

Дэвид сидел на ящике, глядя на гостей сверху вниз. Розалинд и Энн были по бокам от него.

Мак хмыкнул, глядя на них.

— Прямо как король саксов со своими танами.[183]

— Ага, — согласилась Мэгги. — Но согласись, у него и нрав соответствующий.

— Хм-м. А посмотри, как Ву на него пялится — как будто готова прямо сейчас заиметь от него детей…

— Как я уже сказал, мы очень рады вашему прибытию, — проговорил Дэвид. — Сами видите, как мы впятером, последние выжившие с «Армстронга», тут загибаемся. Конечно, мы давно могли бы отсюда куда-нибудь перейти. Но мы даже не знаем точно, насколько удалились от дома.

Натан Босс отчеканил ему номер мира, где они находились. Дэвид поблагодарил его, и Натан, к огорчению Мэгги, просиял в точности как Катлер.

— Но цифры едва ли имеют значение, — продолжил Дэвид. — Даже если бы мы могли перейти на такое расстояние, мы все равно не преодолели бы те непригодные для жизни миры, через которые вы уже прошли, — миры без кислорода, где биосфера пропитана серной кислотой. И мы не смогли бы связаться с вами. Поэтому мы были вынуждены ждать спасения. — Он усмехнулся. — А сейчас вы можете доставить нас домой.

«Какая бы это была для меня честь», — невольно мелькнуло в голове у Мэгги. Они словно повстречали эльфов. Этот парень в самом деле располагал к себе.

Она попыталась прогнать эти мысли.

— Так расскажи нам, что случилось.

— А ещё лучше начни с того, как вы вообще оказались на борту «Армстронга», — прохрипел Мак.

Дэвид смерил их оценивающим взглядом.

— А вы хороши, капитан. Задаете мягкие вопросы, тогда как доктор размахивает дубинкой.

— Если бы мы одни были такими умными… — с печалью проговорила Мэгги. — Как бы то ни было, Дэвид, это не допрос. Просто рассказывай.

— Мы из общины, которая вам известна как Мягкая Посадка. Это вы можете подтвердить по бортовому журналу «Армстронга».

Мак кивнул:

— Знаю такую. Где-то в полутора миллионах переходов от Базовой, да? Странное местечко, капитан. Полагаю, оттуда и акцент.

— Первый «Армстронг» оказался там по ходу своего путешествия на дальний последовательный запад, — спокойно продолжил Дэвид. — Нас пятерых выбрали пассажирами, или гостями, на следующий этап путешествия. Мы были в восторге. Вперёд, в дали Долгой Земли, да на борту военного твена! Но затем все пошло не так. Двигатели вышли из строя… экипаж потерял управление…

Мэгги предоставила Маку возможность расспросить его о подробностях происшествия. Дэвид и остальные смутно помнили, где и когда это было, в чем конкретно заключалась поломка, где именно на Долгой Земле они находились, когда экипаж потерял управление, какова была скорость перехода, какие меры принимал экипаж, чтобы исправить положение.

Спустя некоторое время, пока Мак продолжал задавать вопросы, Натан Босс потянул Мэгги за рукав:

— Капитан, стоит ли Маку так сильно их допрашивать? Они ведь пережили кораблекрушение и выживали здесь несколько лет, оторванные от остального человечества. Ещё и в чужой экосистеме. Они молодцы, что вообще выжили, не говоря уже о том, чтобы так обустроиться.

— Молодцы, говоришь?

— Конечно, они не могут знать технических подробностей крушения. Экипаж должен был оградить их от этого, насколько возможно, защитить от бедствия…

Юэ-Сай сидела рядом с Мэгги по другую сторону. Сейчас она вроде бы справилась со своей первой реакцией.

— Но все равно они, кажется, слишком мало знают для таких неглупых людей.

Мэгги заметила, что Розалинд и Энн наблюдали за этим их разговором. Они снова принялись перешептываться друг с другом, и Мэгги вытянулась, чтобы уловить суть их скоростной беседы.

— Капитан, если позволите, я бы сходила сама осмотреть колонию, — сказала Юэ-Сай.

— Хорошо, давай.

Юэ-Сай встала, и Дэвид, улыбнувшись, протянул ей руку:

— Прошу, не покидайте нас.

Это была просьба — не приказ. Но на Юэ-Сай она все же произвела странное впечатление. Она замерла на месте, будто не желая его ослушаться. Но затем покачала головой и, отвернувшись, вышла из вигвама.

— Так вы говорите, выживших не было, — нажимал Мак. — Среди экипажа, я имею в виду. Только вы пятеро.

Дэвид развел руками:

— Что я могу тут сказать? Они оберегали нас — держали в каюте в средней зоне, далеко от стен гондолы, — а сами пытались спасти корабль. Мы выбрались позже, после крушения. Если хотите, я могу показать вам эту каюту.

— Не сомневаюсь.

Дэвид описал, как в первые после крушения дни и недели они доставали тела, складывали их в мешки и уносили на место захоронения неподалеку.

— Нам было необходимо оставаться здесь, рядом с кораблем. Чтобы выжить, нужны были его материалы, и ещё мы знали, что если корабль попытаются спасти, то полетят к нему самому. А тела мы достойно захоронили.

Мак расспрашивал его, где они это сделали. Дэвид отвечал расплывчато, делая вид, что ему мучительно вспоминать о том тяжелом времени.

— Все эти ваши вопросы, доктор Маккензи… послушайте, экипаж «Армстронга» спас нас. Эти люди отдали за нас свои жизни. Это самая благородная жертва, какую только можно вообразить. В самом деле, разве тут можно что-то ещё добавить?

Даже Мэгги понимала, что нет.

— Давайте сделаем перерыв.

И тихо приказала Натану держать Дэвида и остальных чем-то занятыми — насколько это было возможно.

— Остальным — распределиться по поселку. Их всего пятеро, за всеми они не присмотрят.

Затем Мэгги повернулась к Маку — тот по-прежнему сидел с каменным лицом.

— Я не знаю, что тут может быть не так. Но…

— Эти ребята просто слишком милые, да?

— Вроде того. Я хотела бы осмотреться здесь сама…

Глава 32

Как обнаружила Мэгги, реакция экипажа на этих выходцев из Мягкой Посадки оказалась глубокой — разной, но глубокой.

— Кажется, они все его либо любят, либо ненавидят, — проворчал Мак. — Но в основном любят, — признал он.

И если говорить таким языком, то Джерри Хемингуэй их любил.

— Тебе стоит взглянуть на то, что они сделали с местной экосистемой, капитан. Видите эти экспериментальные поля? Поймите, в этом мире у нас смешанные источники жизни — тот тип, что на Базовой… наш, с ДНК, смешан как минимум с одним другим. То есть они ставят эксперименты, окультуривают и даже немного играются с генами, используя оборудование из лаборатории «Армстронга». Они выращивают что-то полезное — для еды, тканей, лекарств, запасов ДНК. И используют сосуществующие формы жизни, чтобы поддерживать эти растения — как, например, азотфиксаторы применяют для борьбы с вредителями, — и используют их естественным образом, чтобы те восстанавливались сами собой.

— А зачем все эти провода, батареи и сосуды?

— Для производства энергии. Они получают из фотосинтезирующих растений энергию, которую сохраняют в батареях или чтобы расщеплять воду и добывать водород. Это поразительный прогресс, хотя судить наверняка сложно — мы не можем сказать, что они придумали все сами, хотя что они это где-то подсмотрели — не кажется. А когда они пытаются объяснить… Рейчел проговорила со мной пятнадцать минут, старалась, но… — Он покачал головой. — Я и в школе не слишком успевал, знаете ли, капитан. Наверстал потом. Общаясь с ней, с этой девочкой из захолустья, где даже школ нормальных нет, — девочкой, которая, должно быть, училась всему сама… капитан, от неё у меня мурашки забегали по коже. Я почувствовал себя так, будто снова вернулся в начальную школу, а она как бы раздражалась, когда я за ней не поспевал, как будто не привыкла, что её просят что-либо уточнить.

Мак усмехнулся:

— Что ж, теперь ты понимаешь, как мы себя чувствуем, Джерри.

— Заткнись, Мак, — сказала Мэгги. — Значит, они… ну, в общем, умнее нас. Более изобретательны, быстрее учатся.

— Я бы сказал, в значительной степени, — серьезно проговорил Хемингуэй.

— С этим я могу согласиться, — сказал Мак. — И умнее не только в теории. В общении тоже. Это видно по тому, как они всех зачаровали. Какие-то неуловимые знаки, подтексты, язык тела. И все это происходит прямо за самой гранью сознания.

— Но тебя-то они не одурачили, а, Мак?

— Возможно, я лучше распознаю все такое, чем большинство. Я немного занимался психологией, до того как меня отправили скитаться. И я как-то делал курсовую о Гитлере. О том, как он добился, чтобы столько людей исполняли его желания. Это можно довольно подробно проанализировать.

— Но ты же не станешь всерьез сравнивать Дэвида с Гитлером, — усмехнулся Хемингуэй.

— В потенциале эти ребята даже хуже. У Гитлера была харизма, но он не был настолько умным — иначе не проиграл бы свою войну. А эти умнее нас; Мэгги, я бы дал им пройти тест на коэффициент интеллекта — уверен, результат зашкалило бы. Они определенно умнее. А умные люди могут восхищать, очаровывать — как фокусник, дурачащий пятилетнего ребенка.

Если Хемингуэй был их поклонником, а Мак — критиком, то By Юэ-Сай, хоть и сама на какое-то время потеряла голову, теперь проникалась все большим подозрением. Она показала Мэгги остальную часть поселения. Большинство полей были разрыхлены, строения — завершены наполовину. А в грубо вырытой яме валялись упаковки от провизии с павшего «Армстронга», все тщательно вычищенные, — даже армейские сухие пайки, которые обычно оставались, когда все остальное было съедено.

— Капитан, нам нужно отнестись к ним с пониманием — видите же, в каком они оказались положении. Что бы их сюда ни привело, сейчас мы имеем пять Робинзонов, попавших в чужеродную среду и вынужденных там выживать. Но тем не менее они всего лишь пятеро молодых людей, сильных, здоровых и очень умных, которые провели здесь много лет. И помимо их замечательного экспериментального поселка, который показал вам лейтенант Хемингуэй, они добились совсем немногого. То есть то, чего достигли, кроме самого необходимого, было… ну, как бы для виду. Недоделанное, заброшенное.

— Они съели все запасы с корабля, пока возились с генетикой растений, — проворчал Мак. — Пять докторов Франкенштейнов.

— Только без Игора,[184] — проговорила Мэгги с ухмылкой.

— Я понимаю, о чем вы говорите, — лукаво вставила By Юэ-Сай. — Странно, что вы так говорите, капитан. Как мне кажется, Игор у них есть.

— О чем это ты?

— Посмотрите сюда.

Она указала им на одно из вспомогательных строений — грубый вигвам, внутри которого не было ничего, кроме кучи обгоревшей одежды, предположительно спасенной при крушении. Юэ-Сай внимательно осмотрела сооружение — так, что даже вытащила опорные стойки из земли. И увидела грубо начерченные инициалы на одной из стоек. И находились они достаточно низко, чтобы оставаться скрытыми под землей.

— «С.А.», — прочитал Мак. — В этой группе нет никого с именем на «С».

— Действительно, — согласилась Юэ-Сай. — Тогда кто такой С.А.? Может быть, это кто-то из тех, кто строил это место?

В этот момент к ним подбежал Снежок. Когда он по-настоящему хотел быстро двигаться, то становился на четвереньки, крупный, сильный, как волк. Несмотря на форму и перчатки на лапах, он выглядел настоящим животным. Это было странное и пугающее зрелище.

Добежав до Мэгги, он остановился, выпрямился, будто вернув себе человеческий облик, и отдал ей честь.

— Капитан. Я нашел… Вам стоит просмотр-р-реть.

Он, следуя запахам, провел собственное расследование. Мэгги подумала, что это очень по-волчьи. Способный быстро преодолевать большие расстояния, он проследовал по одной тропинке к участку леса из сравнительно высоких деревьев в этом мире бонсая. В самом сердце леса он нашел клетку, отделанную серебряными спасательными одеялами под покровом из листьев, — из-за тех одеял то место стало невидимым для инфракрасных датчиков, поняла Мэгги.

И в той клетке Снежок нашел человека, связанного и с кляпом во рту, в оборванной форме морской пехоты.

Едва услышав это, Мэгги раздала приказы:

— Натан, оцепляй этих суперзвезд и вяжи их. Если придется, открывай огонь на поражение.

Натан Босс колебался всего секунду — Мэгги подумала, что у него в голове уже развернулась симпатичная борьба с летчиками.

— Да, капитан, — сказал затем он.

— Мак, Юэ-Сай, Снежок, со мной. Спасем этого морпеха.


Вскрыть клетку оказалось несложно.

Когда они пробрались внутрь, Мэгги сама освободила мужчину. Нежно вынула кляп у него изо рта. Весь грязный, с шершавым подбородком, он хрипло прошептал:

— Спасибо.

У Юэ-Сай под рукой была фляга с водой. Она дала её мужчине, и тот принялся жадно пить, суетливо переводя взгляд с одного прибывшего на другого.

— Эй, Росомаха, — проговорил он наконец. — Не ешь меня. Временный курсант Снежок.

Она повернулась к Маку:

— Теперь видишь, почему я его взяла?

— Спасибо, Снежок, — серьезно произнес морпех. — Если бы ты меня не нашел… ну, я думаю, эти чертовы мальцы с Мягкой Посадки бросили бы меня здесь умирать после того, как вы бы их забрали. Когда вы появились, меня держали в живых, видимо, только в качестве страховки. Или, может быть, как заложника. Они все продумывают на несколько шагов вперёд.

— Я тебя знаю, — сказала Мэгги и улыбнулась. — Хотя раньше ты выглядел лучше. Ты служил у меня на «Франклине».

Он выдавил ухмылку.

— Пока вы не вышвырнули меня, когда я облажался с наземным патрулем в местечке под названием Перезагрузка, Запад-101 754, капитан.

— Я помню. Прости за это.

— Нет, ты была права.

— Лейтенант Сэм Аллен, верно?

— Да. Морская пехота США. Только сейчас я капитан.

— Ладно, Сэм. Это Джо Маккензи, мой судовой врач.

— Я вас тоже помню, сэр.

— Не сомневаюсь, сынок.

— Сейчас Мак тебя осмотрит, мы тебя отсюда вытащим и поднимем на корабль. А потом серьезно побеседуем с Дэвидом и остальными.

— Капитан…

— Да, Сэм?

— Моя жена и ребенок. Наверное, они думают, что я мертв.

Он был готов расплакаться, и Мэгги подумала о наводнении пятилетней давности.

— Я знаю, с ними все хорошо. Я видела их на…

— Похоронах?

— Они ждут тебя в вашем доме. Бенсон, Аризона, верно? Там, где ты вырос. Мы тебя вернем, сынок. Мы тебя вернем.


— Мы арестованы?

Дэвид и остальные сидели на земле под открытым небом, с руками на виду. Их окружали вооруженные морпехи, стоявшие на некотором отдалении, и за всем этим наблюдали два корабля.

— Ну, так как? — не стерпел Дэвид. — Если да, то чьей властью? Военными, гражданскими? Вы действуете от имени Эгиды Соединенных Штатов? Разве такое понятие может быть чем-то реальным в мире, настолько удаленном, что сама генетическая основа жизни здесь другая и где нет даже ничего, хоть как-то похожего на Северную Америку?

Мэгги изучающе посмотрела на него. Он был хорош собой, с волевым, бесстрашным лицом, производил сильное впечатление. Казалось, вокруг него витало чувство, будто он имел власть над остальными, что все находились перед ним в долгу, — такое она раньше видела у отпрысков богатых семейств. Но он излучал даже нечто большее — то, что находилась за пределами человеческих норм. Что-то неодолимое, гипнотическое.

Она прошептала Маку:

— Если я начну поддаваться его чарам, пни меня.

— Можешь на меня положиться, капитан.

Сэм Аллен стоял рядом с Мэгги. Вымытый, накормленный, осмотренный Маком, в свежей форме, немного не по размеру.

— Не позволяйте ему перехватить инициативу, капитан. Он ловко играет словами. Даже когда не знает, о чем ты говоришь, может уловить это очень быстро. Заполняет пробелы, обо всем докапывается. Вы ещё сами не поймете, а он уже вскружит вам голову.

Дэвид усмехнулся.

— Удивляюсь, как ты вообще выжил, среди нас-то.

— Просто я не слушал ни слова из того, что ты говорил, милашка.

— Хорошо, Дэвид. Давай мы тебя послушаем. Только чистую правду, пожалуйста. Вы из Мягкой Посадки. Вы там выросли, да?

Из обрывочных сведений, вытянутых из Дэвида и остальных между высокоскоростными репликами, которыми они обменивались друг с другом, и встреваниями Сэма Аллена, который за эти годы насобирал правды больше, чем Дэвид и остальные предполагали, Мэгги кое-как собрала полную историю. Почти все, что им рассказали до этого, оказалось ложью. Все, кроме того, что эти пятеро были с Мягкой Посадки.

Никто не стал бы спорить с тем, что Мягкая Посадка была странным местом. Даже в анналах ДолАм, военного подразделения Долгой Земли, она числилась легендой, маленьким экзотическим сообществом в каких-то дебрях, существовавшим задолго до Дня перехода. Своего рода естественной точкой сбора для Путников, где тролли жили бок о бок с людьми, в настоящей гармонии. И где, как замечал всякий гость извне, дети оказывались настолько смышлеными, что это вызывало тревогу…

Мэгги настояла, чтобы Шими при этом разговоре находилась рядом с ней, и сейчас кошка промурлыкала Мэгги:

— Вы знали, что Роберта Голдинг тоже из Мягкой Посадки? А теперь она в Белом доме.

Даже до Йеллоустоуна, до того, как из Базовой Америки и остальной части планеты хлынула волна беженцев, в Мягкой Посадке уже были проблемы. После Дня перехода по Долгой Земле начало путешествовать гораздо больше людей, чем раньше, когда была лишь горстка прирожденных Путников, и в Мягкую Посадку стало прибывать больше людей, чем она была способна принять. И этот поток пришельцев расстраивал местных. Некоторые из тех, кто туда прибывал, не вписывались в местные устои, да и не хотели этого — и, что даже хуже для такого уединенного сообщества, начинали привносить какие-то странные черты Базовой Земли, чем привлекали ещё больше нежелательного внимания.

— Они были в смятении, — проговорил Дэвид с некоторым презрением. — Мэр, так называемые лидеры, старшие и все-все.

— Дай угадаю: вы захотели помочь.

— Наши соображения уходили глубже, к тем из нас, кто относился к младшему поколению. Наши умы качественно сильнее. Качественно. Вы понимаете, что это значит, капитан? Мы соображаем лучше, чем те, кто был до нас. Это очевидный факт. Даже несмотря на разницу в возрасте.

— Вы предложили отдать вам власть, верно? — прорычал Мак. — Установить добровольную диктатуру.

— Мы предложили лидерство, если вы об этом. Мы не отстраняли старших. Мы знали, что нам понадобятся их знания, опыт. Но мудрость была у нас.

— Ага, мудрость, умение принимать решения. Полагаю, ваше предложение было вежливо отклонено. И ещё полагаю, вы были готовы к этому отказу.

И случилось что-то вроде переворота.

— У нас были пособники во всех поселениях, — заявил Дэвид. Он говорил почти мечтательным тоном, будто ребенок, рассказывающий о каком-нибудь своем подвиге на занятии по физкультуре. — У нас было оружие. Мы все тщательно спланировали, втайне ото всех. А однажды утром Мягкая Посадка проснулась в нашей власти.

— Но долго это не продлилось, — с пренебрежением заметил Сэм Аллен. — Их славное правление. Впрочем, свергнуть их оказалось не так просто: пришлось проливать кровь. Капитан Стрингер — капитан «Армстронга-1» — знал деталей побольше, чем я. Но что я знаю точно, так это что ко времени, когда эту кучку подвинули, было много трупов как среди их последователей, так и среди тех, кто поддерживал «старших», как они говорят. А эти пятеро были главарями. Пять двадцатилетних Наполеонов. И если верить мэру, то никакого раскаяния они не испытывали.

— Раскаяния? — переспросил Дэвид, будто удивленный слышать это слово. — Чтобы испытывать раскаяние, нужно сначала признать ошибку, разве не так? Мы ошибок не допускали. Наше правление было лучшим, что могло быть с Мягкой Посадкой. Это выводится логически и даже математически…

— Я не хочу об этом слышать, — перебила его Мэгги.

— Старшие вроде как не знали, что с ними делать, — продолжил Сэм. — Смертная казнь в Мягкой Посадке не практиковалась. И сажать их пожизненно за решетку они тоже не хотели, потому что знали как дважды два, что рано или поздно они сбегут. И не хотели, чтобы эти пять юных психов-гениев ещё как-нибудь досадили человечеству.

— Очень мило с их стороны, — криво усмехнулся Мак.

— И пока это все происходило, в небе возник наш твен…

И, с радушием встретив команду «Армстронга», старшие Мягкой Посадки попросили встречи с капитаном. Они знали, что корабль направлялся дальше на запад, в глубь Долгой Земли; его миссия в некотором смысле служила дойеллоустоунским предвосхищением миссии Мэгги. Они хотели, чтобы Стрингер забрал Дэвида и остальных в какое-нибудь место вроде этого. В мир, настолько далекий, что они никогда не смогли бы вернуться обратно пешком. Вечное изгнание. Когда-нибудь, возможно, их и смогут вернуть, если они покаются, исправятся или станет как-либо ещё понятно, что они не представляют опасности. А пока человечество следовало обезопасить от них.

Мэгги нахмурилась.

— Откуда старшие вообще знали, что такое место существует? «Армстронг-1» ведь отправился туда первым.

— Они его вычислили, — Сэм Аллен улыбнулся. — Сами себе доказали, что оно должно существовать, что должны быть и цепочки смертельных миров, которые вы нашли. Старшие не так умны, как эти детишки, но тоже не дураки. И они оказались правы, верно? В общем, капитан Стрингер согласился. Мне кажется, он подумал, что даже если не получится где-то их оставить, то он всегда сможет вернуть их обратно на Ближние Земли и разбираться с ними там.

— Но что-то пошло не так, — мрачно проговорил Мак.

Впятером они обольстили одну половину экипажа, а вторую обманули. А затем выбрались из своих запертых камер и нашли способ управления кораблем.

— Но хуже всего было то, что некоторые из нас, членов экипажа, стали им помогать, — сказал Сэм Аллен. — Если бы вы это увидели, то не поверили бы своим глазам, капитан. Они могли читать вас как открытую книгу… черт, да перед тем как они выбрались, я пытался сыграть с ними в покер — так они вычистили мои карманы. Их мужчины охотились на наших женщин, а их женщины — на наших мужчин. Казалось, они могли читать наши мысли. И обставили все так хитро, что когда они выбрались, то уже владели всем, а мы ещё даже не знали, что они затевают. А потом капитан Стрингер, я и ещё несколько человек дали им отпор. Тогда-то и начались убийства.

— Вот что бывает, если взрастить кучку юных Наполеонов, — проворчал Мак. — Так что получается, им ещё не было двадцати одного года, а они уже развязали две войны.

— И на этот раз они выиграли, — продолжил Аллен. — Дэвид и его шайка, его сторонники из числа наших — они победили. Мы были уже дальше, чем этот мир… Я покажу вам данные, капитан. И в следующих мирах есть ещё люди, которые ожидают спасения, ещё выжившие с «Армстронга»…

Дэвид, взяв контроль над судном, приказал осмотреть судно и собрать всех выживших среди членов экипажа. А потом высадил их. Даже тех, кто его поддерживал, — никому нельзя было доверять.

Всех, кроме Сэма Аллена, который, когда он увидел, к чему все идёт, спрятался внутри огромного корпуса «Армстронга».

Остальное уже и так было понятно. «Армстронг» повернул назад. Дэвид и остальные, расположившись в капитанском блоке, принялись разрабатывать планы, как совершить вторую, успешную попытку переворота на Мягкой Посадке. И как пройдут потом маршем на Нижние Земли, до самой Базовой. А Аллен тем временем просто прятался.

Как только «Армстронг» отдалился на порядочное расстояние от остальных выживших, с одной стороны, и от заселенных людьми миров — с другой, Аллен выбрался и устроил крушение — здесь.

— Дальше этого я никаких планов не продумывал, капитан Кауфман. Думал, что он мне не пригодится, что я погибну при падении или вскоре после него. Но когда мы упали и застряли здесь, они стали спорить, убить меня или нет. — Тут он содрогнулся, впервые проявив эмоцию. — Но не из мести, как понимаете. Они обсуждали хладнокровно, капитан. Рассуждали логически. Как если бы я был лошадью со сломанной ногой или взбесившейся собакой. Как будто я сам, моя жизнь… мои жена и ребенок… не имели вообще никакого значения. Они действительно думают, что отличаются от нас, капитан. Что они выше нас. И может быть, так и есть, не знаю. Но они всё-таки оставили меня в живых. Заставили работать. Думали, у меня есть знания, которые могли оказаться для них полезными. И может быть, собирались использовать меня в качестве заложника, если дела пойдут плохо. Как я и сказал, они продумывают все наперед. Мне пришлось самому строить себе ту клетку из дерева, чтобы меня потом в ней держали.

— И ты оставил там свои инициалы, — догадалась Юэ-Сай.

— О да. И все остальное, что они заставили меня для них сделать, я тоже пометил. Они, может, и умные, но за всем-то не уследят. Я знал, что однажды кто-нибудь придет искать «Армстронг». И они тоже знали. Поэтому и не пытались ни отремонтировать корабль, ни сделать себе защитные костюмы, чтобы уйти в последовательные миры, ни что-то ещё в этом роде. Они знали, что будет миссия, которая проверит результаты предыдущей. И вы, наверное, должны были дать им билеты домой. Им оставалось лишь дождаться вас — а потом свергнуть, точно так же, как на «Армстронге-1».

Мак повернулся к Дэвиду:

— Вот, значит, как. Что скажешь в защиту?

Дэвид нахмурился.

— Это что, уже суд? Вы верите в этот бред?

— Верю каждому слову.

— Тогда я скажу, что исполнял долг. Долг перед людьми моего типа и вашего тоже.

«Моего типа». От такой формулировки у Мэгги по спине пробежал холодок.

— Они как будто… пассивны, — шепнула она Маку.

— Не пассивны, — буркнул он. — Просто спокойные. Некоторые обвиняемые в Нюрнберге тоже так себя вели. Он просто уверен в себе. Верит, что ситуация у него под контролем… или что он скоро возьмет её в свои руки.

— Вам не нужно возвращать нас в Мягкую Посадку, — проговорил Дэвид. — Верните нас в ваши миры — на Ближние Земли. Мы узнали от ваших людей о Йеллоустоуне. Мы поможем отстроить Базовую Землю. Наше руководство, наша мудрость в такое время будут бесценны. Ведь действительно, судя по тому, что мы услышали от ваших людей, некоторые из наших уже там работают, хоть об этом и немногие знают. — Он улыбнулся. — Наш долг — помочь вам. Ваш долг — позволить вам это сделать, капитан.

Мэгги покачала головой:

— Покажешь мне как-нибудь свою работу о Гитлере, Мак, хорошо? Дэвид, ты и вправду хорош. Я процентов на двадцать с тобой согласна.

— Так позволь и остальной части себя согласиться. Мы предлагаем вам порядок. Безопасность.

— Хм-м. Безопасность, как у овец в загоне? Порядок, как у раба при хозяине, как у несчастного Сэма Аллена, который с вами тут жил? Нет уж, спасибо.

Я думаю, безопаснее всего вам будет остаться пока здесь: если бы вы могли отсюда выбраться, уже давно бы это сделали. А мы продолжим свою миссию. Соберем по дороге людей с «Армстронга». И заглянем ещё раз на обратном пути. И может быть, заберем вас домой, если я посчитаю, что это будет возможно проделать без риска… В общем, это и есть мой план. Раз уж ты так уверен, что можешь сбросить меня, если тебе выпадет шанс, да? Как бедного Стрингера. Так вот, шанса у тебя не будет, я его тебе не дам. Если у меня не будет абсолютной уверенности в том, что я могу надежно вас запереть, то я просто оставлю вас здесь и так вернусь в ДолАм. И я оставлю команду, которая за вами присмотрит. Мак, возьми Натана и Мак-Кибена и собери тех упрямцев, которые не поддались их обману. Сэм, можешь помочь в этом своими советами.

— Да, капитан.

— И уж точно могу сказать, что вам предъявят обвинения в федеральных судах — за саботаж и убийства. И независимо от того, действуют ли в этом месте законы Эгиды, в Мягкой Посадке точно действуют и на борту «Армстронга» тоже действовали.

Она встала.

— Но я ещё не договорил, капитан, — спокойно проговорил Дэвид. Даже сейчас в его голосе ощущалась власть.

— А я тебя уже дослушала. Ладно, Сэм, давай за мной. Ты здесь уже и так настрадался. Сегодня тебя ждёт обед за капитанским столом… Мак, вам нужно провести сеанс психотерапии с некоторыми ребятами, на которых они воздействовали. С Джерри, например. И с Ву.

— Хорошая мысль, капитан.

— Хм-м. А почему бы не записать всех? Всех, кто контактировал с этими. Да, и меня тоже. Мне бы сейчас не помешало подлатать душу. А сейчас давайте выбираться отсюда.

Глава 33

После того как полицейские, задержавшие Пола Спенсера Уагонера и его товарищей, освободили Джошуа Валиенте из-под ареста, он сообщил о произошедшем Лобсангу.

И Лобсанг обратился за помощью к ещё одному своему другу.

Нельсон Азикиве, вновь помогающий Дэвиду Блесседу в копии его старого прихода на Ближней Земле, быстро разведал, что Пол Спенсер Уагонер и его товарищи из Мэдисона являются частью большой группы молодежи, называющей себя «Следующими». И их застали врасплох во время совместной операции полиции, военных и службы безопасности — операции, охватившей все американские территории Долгой Земли. К маю 2045 года Пола и ещё кое-кого из них перевели на объект в Перл-Харбор, старую военно-морскую базу на Базовом гавайском острове Оаху.

Как ни странно, Нельсон совершенно не удивился факту существования Следующих. В конце концов, Лобсанг давно предполагал появление кого-то в этом роде, они с Нельсоном часто и подолгу обсуждали такую возможность — как-то раз, например, пять лет назад, на парящем над населенным островом твене в семистах тысячах шагов к Западу от Базовой Земли.

— Человечество должно развиваться, — сказал Лобсанг. — Это логика нашего ограниченного космоса. В конечном итоге, мы должны подняться навстречу его вызовам, если только не растратим свои силы в процессе. Ты же сам это понимаешь. Но, если не считать открытия Долгой Земли, мы не прогрессируем; нас просто становится все больше в её уютной колыбельке. В основном потому, что мы просто не понимаем, как распоряжаться всем этим пространством. И возможно, придут другие, которые знают, что с ним делать.

— Другие?.. То есть ты считаешь, что по логике вселенной мы должны превзойти наше текущее состояние, чтобы суметь осуществить её грандиозные планы. Серьезно? Ты действительно уверен, что нам вскоре стоит ожидать появления неких дивных новых созданий?

— А что, разве это невозможно? Разве это не было бы логичным?

Нельсон очень хорошо помнил свои беседы с Лобсангом на том острове. Там ещё была женщина с красным цветком в волосах, её звали Кэсси. Нельсон занимался с ней любовью, это было потрясающе — всего лишь раз, но зато какой… То был один из самых ярких моментов в его жизни — и один из самых безрассудных, поскольку никто из них не предохранялся. Он часто гадал, что случилось с Кэсси потом, корил себя за трусость, что не вернулся назад, решив сделать это, как только закончится очередной кризис. Но затем следовал новый кризис, за ним ещё один, и так снова, и снова…

Уже тогда Лобсанг знал, что она грядет, эта раса сверхлюдей… Ещё бы он не знал — Лобсанг улавливал самые глубокие течения целого мира, всех миров Долгой Земли. И вот это произошло. Но в итоге выяснилось, что сверхлюди — это всего лишь кучка растерянных детей, которые, по словам Лобсанга, нуждаются в помощи Нельсона.

Что ж, так тому и быть.


Островной штат Гавайи, как выяснил Нельсон, меньше всех остальных в мире пострадал от извержения Йеллоустоуна.

Сам центр ВМС был построен в старом бомбоубежище рядом с базой. Используемый совместно с ВВС, он по-прежнему оставался штаб-квартирой Тихоокеанского флота США, а также служил базой ДолАм, вооруженных сил Долгой Земли под командованием адмирала Хирама Дэвидсона. Прилетевшему туда Нельсону Азикиве этот раскинувшийся под палящим тихоокеанским солнцем объект — военно-морская база, кишащая военными, подземный бункер, защищенный от переходов (даже если бы вам удалось перейти отсюда в отпечаток Ближней Земли, вы все равно оказались бы на Гавайях — островах, окруженных тысячами миль океана), — показался настолько защищенным, насколько это вообще возможно.

То есть прекрасно защищенной тюрьмой.

Нельсону пришлось проявить недюжинную изобретательность, чтобы состряпать историю, которая позволила ему попасть в это учреждение. Согласно легенде, он добровольно вызвался служить капелланом для заключенных. Безусловно, придать этой истории правдоподобности помог его опыт работы викарием Англиканской церкви.

А также чат его онлайн-приятелей, известный как «Мастер-викторина», оказался чрезвычайно полезным для сочинения этой легенды. Подобные операции были их коньком, как могли бы некогда выразиться прихожане из его прихода Святого Иоанна-на-Водах. С одной стороны, они были настолько умны, что кое-кто из них сам легко мог оказаться Следующим. С другой стороны, у участников «Мастер-викторины» был один большой недостаток. Нельсону пришлось серьезно попотеть, чтобы отвлечь их от длящейся последние пять лет идеи фикс, согласно которой извержение Йеллоустоуна явилось актом войны, совершенным против правительства Базовых США его врагами, либо было организовано президентом Каули в своих личных целях.

Военный транспортник пошел на посадку. Нельсон сосредоточился на проблемах настоящего.


Сойдя с самолета, Нельсон мгновенно ощутил, как на него хлынула вся тяжесть жары, заставившей его вспомнить про все свои пятьдесят три года, после чего его провели внутрь возвышающегося над поверхностью здания. Он оказался в прихожей с кондиционером, растениями в горшках и портье за столом: вся комната была залита ярким тихоокеанским светом. Если бы не многочисленные эмблемы воинских подразделений на стенах, она легко могла бы сойти за комнату ожидания у элитного стоматолога.

Навстречу ему вышла офицер — женщина лет сорока в новой форме ВМС.

— Преподобный Азикиве?

— Зовите меня Нельсон. Я сейчас сам по себе.

Она улыбнулась, откинув локон седеющих светлых волос, и пожала ему руку.

— Меня зовут Луиза Ирвин, лейтенант. Я осуществляю оперативный контроль над лечением находящихся здесь пациентов. Конечно, мы с вами уже переписывались, но я рада встретиться лично.

Кивнув портье, она вывела его из комнаты, использовав магнитную карту, чтобы открыть двери. Они прошли по узкому коридору с низким потолком из пенополистироловых плит, судя по виду будто из середины XX века.

— Как прошел ваш полёт? В этих военных транспортниках может немного потрясти. Мы приготовили для вас комнату, это в соседнем здании. Поэтому если вам нужно время, чтобы немного освежиться…

— Спасибо, я в порядке.

— Желаете сразу посмотреть на наших подопечных, не так ли? Прекрасно вас понимаю. Ничто не может заменить личную встречу с ними. Хотя это справедливо для всех пациентов в психиатрии. Нужно будет, чтобы служба безопасности открыла вам полный доступ, но сейчас я сама вас туда проведу.

Они подошли к лифту, который Ирвин снова открыла своей картой. Он начал опускаться плавно, даже медленно.

— Вы о них так думаете? — спросил Нельсон. — Как о пациентах? Не заключенных?

— Ну, так уж я привыкла. Я выучилась на психиатра, а затем поняла, что мне нужно чуть больше азарта в жизни, и поэтому пошла в ВМС. — Она снова улыбнулась. — Сейчас я психиатр, который путешествует.

— Я считаю, что мы все хамелеоны. Меняемся и преображаемся на протяжении всей нашей жизни.

— Так же как это произошло с вами, — сказала она, изучая его пытливым взглядом, из-за чего Нельсон почувствовал легкий укол беспокойства. — Я, разумеется, ознакомилась с вашим делом. Любой, кого допускают на подобный объект, должен иметь биографию длиной с мою руку, не меньше, — вы же пришли с наилучшими рекомендациями, чтобы служить личным капелланом для наших заключенных. Мальчик из южноафриканского городка, который получил свой шанс благодаря стипендии Корпорации Блэка, уважаемый археолог, викарий Англиканской церкви… Вы перепробовали немало ролей.

Нельсон прекрасно знал, что это за «рекомендации». Его верительные грамоты на допуск сюда в основном были делом рук участников «Мастер-викторины» и Лобсанга. И ещё, что стало для него сюрпризом, не обошлось без помощи Роберты Голдинг, обаятельной, не вылезающей из новостей работницы Белого дома, у которой был некий личный интерес к этим заключенным, с тех пор как их сюда поместили. Нельсон не очень понимал, как она со всем этим связана. С другой стороны, формальное содержание его досье для ВМС США было в целом подлинным. Даже обманывая, всегда лучше говорить настолько правдиво, насколько это возможно. Он действительно собирался служить капелланом для этих детей-заключенных самым лучшим образом до тех пор, пока не настанет время раскрыть свою истинную цель.

Лифт остановился. Двери плавно раздвинулись, открыв решетчатый металлический мостик, подвешенный над чем-то вроде разделенной на отсеки ямы.

Ирвин повела его вперёд, и Нельсон обнаружил, что смотрит вниз на вереницу комнат, точнее даже внутрь — поскольку все комнаты, даже ванные, имели прозрачные потолки. Нельсон предположил, что благодаря неким визуальным уловкам изнутри крыши выглядят непрозрачными. Сами по себе комнаты не казались ни впечатляющими, ни необычными. Они были похожи на маленькие номера в отеле — вроде спальни, совмещенной с кабинетом и маленькой ванной комнатой, — оснащенные телевизорами, компьютерами и прочей техникой. Комнаты несли на себе печать индивидуальности своих жильцов, в виде постеров и сувениров, а также куч одежды на полу или в шкафах без дверок. Нельсону показалось, что он видит что-то вроде престижного студенческого общежития. Но в то же самое время этот парящий в вышине мостик патрулировали тяжеловооруженные морпехи в бронежилетах, направлявшие дула своих автоматов на расположенные внизу комнаты.

В большинстве помещений находилось по одному человеку — все юные, возрастом от пяти до двадцати с лишним лет, обоих полов, разных национальностей, толстые и худые, высокие и низкие. На первый взгляд ничем не примечательные. Некоторые были в компании взрослых, одного или двух, и в основном тихо разговаривали. Имелись там и комната отдыха, где собралось несколько заключенных, и ясли, где среди разбросанных игрушек играли младенцы. Ясли и комната отдыха находились под наблюдением взрослых, мужчин и женщин в гражданской одежде. Одна комната походила на маленькую клинику, где у девушки брали образцы анализов: кровь и мазок изо рта для генетической экспертизы.

И вскоре Нельсон заметил Пола Спенсера Уагонера, друга Джошуа Валиенте, одиноко читающего что-то на планшете в своей комнате.

Благодаря Лобсангу и сестре Агнес Нельсон получил возможность лично встретиться и познакомиться с Джошуа Валиенте. Джошуа был тем человеком, чьи подвиги на Долгой Земле Нельсон изучал много лет — и как он подозревал, ещё одним союзником Лобсанга в той длительной игре, которую вело это существо. Джошуа попросил Нельсона особенно позаботиться об этом парнишке Уагонере, который попал в тот же самый детский дом сестры Агнес, что и Джошуа несколькими десятками лет раньше. И вот теперь Уагонер сидит в этой армейской клетке.

— На территории американской Эгиды известно несколько сотен подобных индивидуумов, хотя зачистки продолжаются, — продолжала лейтенант Ирвин. — Здесь содержится самая большая группа. Конечно, должны быть и ещё, в других странах. Так… каковы ваши впечатления?

— Это тюрьма. Впечатляющая, но все же тюрьма.

Она кивнула:

— Мы опасаемся их. Неизвестно, на что они способны…

— Они сидят в стеклянных коробках, как лабораторные крысы. С вооруженной охраной двадцать четыре часа в сутки. У вас же там молодые подростки. Вы действительно отказываете им в праве на личную жизнь?

— Так предусмотрено протоколами безопасности. Мы как можем стараемся создать для них нормальные условия. Вы, конечно, можете не одобрять подобную изоляцию. Они же выглядят как обычные дети, правда? Обычные молодые американцы. Но это не так. Достаточно один раз пообщаться с ними, и вы в этом убедитесь. Вам известно, что они сами отделяют себя от нас. Называют себя Следующими. Конечно, это всего лишь подростки. Но у них более чем достаточно денег, а кто-то даже продолжает их зарабатывать. Кроме того, у некоторых из них достаточно влиятельные родители, чтобы бороться с нами. ВМС вынуждены уйти в глухую оборону от прошений ряда высококлассных адвокатов.

— Хм-м… Высококлассных адвокатов, которые оспаривают подобные действия как нарушение конституционных прав этих детей, я полагаю? Граждане США схвачены и помещены под арест в нарушение всех процедур. И несколько иностранцев в придачу?

Она вскинула брови:

— Я с удовольствием готова обсудить с вами эти вопросы, Нельсон. Но подозреваю, что вы торопитесь с осуждением. Мы были обязаны что-то предпринять. И не забывайте, я морской офицер. Главная задача этого места — поддерживать национальную безопасность.

— Они не кажутся мне такой уж страшной угрозой национальной безопасности.

Она кивнула:

— Ну, это как раз одна из тех вещей, которые мы здесь пытаемся выяснить. Как правило, они не доставляют проблем по части дисциплины. Большинство из них быстро приспособились к заключению, в основном по той причине, что ранее находились под наблюдением и опекой, на перевоспитании и даже прошли через тюрьмы для несовершеннолетних или взрослых преступников. Они приспособились, привыкли к заключению. Это говорит о том, как хорошо наше общество управляется с подобными индивидами, не так ли? А если они капризничают, то их переводят из этой части объекта в другую.

— Куда? В блок для наказаний?

— В специальное терапевтическое отделение, — она пристально на него посмотрела. — Вы очень субъективны. Вам нужно открыть свой разум, Нельсон. Перед тем как вы лично с ними познакомитесь. Они необычайно сообразительны и проницательны, талантливо манипулируют и управляют. В личном общении, один на один, с ними очень сложно. А в те моменты, когда они собираются вместе? — они полностью от всего отрываются. У них невероятная речь, с английскими корнями, но сверхбыстрая и насыщенная. У нас есть лингвисты, которые изо всех сил стараются её анализировать. Независимо от того, что они обсуждают, мы можем как минимум оценить явную сложность их языка. И одно это уже ненормально. Мне показали стенограмму, своего рода набор доводов от девушки по имени Индра: одно предложение на четыре страницы. Это один из простейших примеров. Зачастую мы даже не знаем, о чем они говорят…

— Концепции за пределами человеческого понимания, — прервал её Нельсон. — Настолько же невообразимые, как таинство Святой Троицы для обезьяны. Если эти ребятишки пришли в мир одаренные таким сверхмощным разумом, то они просто обязаны были быстро восстать против ограничений нашей примитивной человеческой культуры. — Он улыбнулся. — Должно быть, это замечательно, когда они могут свободно общаться друг с другом. Как много они, наверное, открывают того, что находится за пределами человеческого воображения.

Она изучающе посмотрела на него.

— Знаете, мне кажется, вы будете прекрасным капелланом. Но позвольте рассказать вам кое-что ещё более необычное. У нас здесь есть несколько детей — мы отслеживаем и более молодых пациентов, даже младенцев, которые все ещё находятся на попечении своих семей. В возрасте до двух лет младенцы пытаются начинать разговаривать — так же как и человеческие дети. Они произносят вещи, совершенно непонятные нам, и в основном непонятные их старшим собратьям — но не совсем. Наши лингвисты их тоже проанализировали; по их словам, это похоже на изучение структуры песен дельфинов. Это младенческое гугуканье — это язык, Нельсон. Фактически это означает наличие лингвистического контента. Мы приходим в мир со способностью к языку, но нам нужно научиться ему от окружающих. Дети Следующих пытаются выразить себя, изобрести свой собственный язык, независимо от окружающей их культуры, слово за словом, одно грамматическое правило за другим. И что особенно примечательно, остальные внедряют кое-что из их изобретений в этот свой собственный постанглийский. Это похоже на рождение нового языка, мутирующего со страшной скоростью прямо у нас на глазах.

— Вы сами это допустили. Вы же разрешили им общаться друг с другом.

Она не обратила внимания на его слова.

— Очень важно, чтобы вы поняли, с чем мы тут имеем дело, Нельсон. Эти дети представляют собой иной порядок вещей, шаг вперёд. Нечто совершенно новое.

— Хм-м… Но все же это дети, которые нуждаются в нашей заботе.

— Да, вы правы.

— Думаю, мне нужно как-то здесь обустроиться. Наверное, меня надо представить кому-нибудь из высшего начальства?

— Боюсь, что да. И ещё вам надо будет пройти через нашу службу безопасности.

— А затем я бы хотел поговорить с кем-нибудь из заключенных. С одним для начала.

— Конечно. С кого хотите начать?

Будто бы совершенно случайно Нельсон указал на Пола Спенсера Уагонера:

— Вот с этого.


Нельсона обрадовало, что ему позволили поговорить с девятнадцатилетним подростком в его комнате.

Нельсону было ясно, что так сделано для более удобного управления системами безопасности, но психологический аспект этого ускользал от его понимания. В свои девятналцать-двадцать лет у него не было собственной комнаты, но если бы была — он наверняка посчитал бы излишней навязчивостью, если бы какой-то незнакомец просто так зашел к нему и начал говорить о Боге. Однако таковы были условия встречи, и Нельсон сделал все, что смог.

Комната Пола мало отличалась от остальных, ранее виденных Нельсоном, когда он смотрел с высоты внутрь. Стены увешаны постерами: изображения галактик, экзотических зверей Долгой Земли, неизвестная Нельсону музыкальная звезда. На столе телефон, планшет и телевизор, хотя Нельсон был в курсе, что соединения по этим устройствам ограничены и строго контролируются в пределах данного учреждения.

Сам Пол, худощавый и темноволосый, был одет в черный комбинезон. Нельсону объяснили, что все заключенные здесь носят комбинезоны, но имеют возможность выбора цвета и только самые непослушные выбирают оранжевый. Пол, очевидно, не принадлежал к их числу. Он сидел по-турецки на краю кровати, обхватив себя руками, с непроницаемым выражением лица. Классическая поза сердитого подростка.

Нельсон сел в кресло напротив.

— Держу пари, что все эти вещи выбирал не ты, — сказал он для начала. — Все эти постеры и остальное. Я так понимаю, что это дело рук какого-нибудь старого морского офицера, который считает, что именно это нравится людям твоего возраста, я прав?

Пол взглянул на него, но ничего ответил.

Нельсон кивнул.

— Лейтенант Ирвин, которая привела меня сюда, много рассказывала о тебе и твоих коллегах отсюда.

— Коллегах? — фыркнул Пол, впервые заговорив.

— Но самое мудрое слово, которое она использовала, по моему мнению, было: «приспособившиеся». Это то, что ты сейчас используешь, правда? Отсутствующий взгляд, молчание… Старые уловки, которым ты научился, чтобы выжить в том или ином заведении. Это нормально. Но знаешь, ты ведь счастливчик. Я мог бы рассказать тебе о гораздо более паршивых местах, чем то, в котором ты сейчас оказался. Я имею в виду Приют в Мэдисоне, Запад-5.

— А… эти монашки, — Пол пожал плечами.

— Да. И Джошуа Валиенте. Он мой друг. Он просил передать тебе привет. — Нельсон посмотрел на Пола, пытаясь передать ему подсознательный сигнал: «Ты не одинок. Джошуа не забыл про тебя. Вот почему я здесь на самом деле».

— Старый добрый дядюшка Джошуа, — улыбнулся Пол. — Волшебный «шагающий» мальчик. Может, это ему стоило оказаться в клетке вроде этой? Кто, как не он, авангард нового вида людей?

— Да, в самом деле, у вас есть кое-что общее. Все движение «Друзья человечества», которое привело президента Каули к власти, выросло из страха перед «шагающими».

— Я знаю. Поэтому эта кучка психов взорвала Мэдисон. Он ведь был гнездом «шагающих» мутантов. — Он изобразил руками взрыв. — Бу-у-ум!

— Ты понимаешь, почему люди так думают? О тебе, я имею в виду.

— Да, понимаю, но абстрактно. Насколько я вообще могу понять, как вы, тусклоголовые, мыслите. Это просто один из аспектов вцепившегося в большинство из вас безумия, которое не отпускает вас бо́льшую часть осознанной жизни. Оно уходит корнями ещё во времена «охоты на ведьм» и даже ещё дальше. Если что-то идёт не так — это чья-то вина! Виноват тот, кто не похож на тебя, найди его! Жги демона! Включай крематории!

Неудивительно, что они пришли за нами. Они ведь всегда приходят. Правда, в этой тюрьме мы как минимум в безопасности. Я полагаю, мы должны быть благодарны организованному безумию правительства США, которое защищает нас от неорганизованного безумия толпы. Но, в конце концов, мы ведь никому не причинили вреда? Мы не такие, как путники, которые теоретически могут пробраться в запертую комнату твоего ребенка… ну и все такое. Вот этого надо бояться. А все, что мы сделали, так это заработали немного денег. Хотя этого же хватило, чтобы Гитлер осудил евреев, не так ли?

Нельсон изучал его. Сейчас он казался дерзким подростком, участником какой-то гаражной панк-группы, возможно, это было следствием шока. Нельсон поймал себя на мысли, что совершенно не понимает, что происходит у него в голове.

— Да, но в будущем ваш потенциал раскроется гораздо сильнее. Ты считаешь разумным, что мы должны вас бояться?

Пол пристально посмотрел в ответ, как будто на миг заинтересовавшись сказанным.

— Насколько вы вообще можете быть разумными — да. Потому что, насколько вам известно, мы — другой вид.

Произнесенные обыденным тоном, эти слова прозвучали пугающе.

— Ты имеешь в виду, что вы не такие, как путники…

— Которые генетически схожи с большинством из вас. Умение переходить — это всего лишь способность, как дар к языкам, которым люди владеют в большей или меньшей степени. Вы не можете быть потенциальными Следующими. Неуклюжие тусклоголовые ученые, которые здесь работают, лишь подтвердили то, что нам давно известно. У нас есть дополнительная группа генов. Физически это выражается наличием новых структур в мозгу, особенно в коре головного мозга, центре высшей мыслительной деятельности. Его они тоже изучают, но, к счастью, не вскрывают нам черепные коробки — по крайней мере, пока. Мой мозг, как и ваш, содержит сотни миллиардов нейронов, каждый из которых с тысячей синапсов. Но соединения между ними выглядят радикально улучшенными. Ваша кора мозга — это словно один лист из скомканных слоев, сложенный внутри черепной коробки — в развернутом виде она бы заняла один квадратный ярд, — с десятью миллиардами внутренних соединений. Топология коры головного мозга в моей голове гораздо более сложная, с ещё большим количеством взаимосвязей… Её нельзя смоделировать иначе чем в четырех измерениях.

— Значит, ты у нас светлая голова?

— Биологическое определение вида подразумевает способность к скрещиванию, — Пол вновь пожал плечами. — Наше понимание видовой дифференциации более размыто, но оно вполне реально. — Он улыбнулся. — У вас есть дочь, Нельсон?

Этот вопрос застал Нельсона врасплох. Он вспомнил тот остров, женщину с цветком в волосах…

— Наверное, нет.

Пол удивленно приподнял брови:

— Странный ответ. Что ж, если бы была, то она могла бы послужить инкубатором для моего ребенка. Который был бы одним из нас, а не из вас. Вас это оскорбляет? Пугает? Может ли это заставить вас убить меня? Может быть, так и должно быть.

— Расскажи, как все это могло произойти. Если сам понимаешь, в чем причина.

Пол рассмеялся ему прямо в лицо.

— О, вы пытаетесь манипулировать мной, бросая вызов. Я расскажу только то, что уже выяснили здешние тусклоголовые. В конце концов, это не сложно. Как вам, наверное, известно, я родился в Мягкой Посадке. По материнской линии я Спенсер. Вы должны были слышать об этом месте.

Оно часто упоминалось в разговорах Лобсанга и Джошуа.

— Если вы в курсе Мягкой Посадки, то должны знать и о троллях. Нельсон, секрет как раз в них. Мягкая Посадка кишит ими, и именно их присутствие сформировало это конкретное сообщество. Не каждый человек может ужиться с троллями, и наоборот. Со временем там возникло давление отбора. В Мягкой Посадке приветствуется строго определенный тип людей. Даже некоторые из тех, кто там родился, так или иначе знают, что это место не для них. Ничего секретного, никакой психологии, это просто вопрос сложной групповой динамики, охватывающей два вида гуманоидов — людей и троллей, которая работала веками, — много поколений, задолго до Дня перехода, поскольку это место было случайно заселено прирожденными путниками. Но в результате незапланированно и непреднамеренно селекция сработала в сторону увеличения человеческого интеллекта. Разумеется, ведь должно же быть какое-то конкурентное преимущество. Может, только самые умные люди могли принять благословение компании троллей…

— И результат этого я вижу сейчас перед собой?

Он пожал плечами.

— Сейчас Следующие появляются повсюду. Во многих колониальных мирах возник беспорядок из-за притока беженцев с Базовой Земли, после Йеллоустоуна. Может, это результат стресса из-за всех этих событий. Спящие гены внезапно проснулись и проявили себя. Но я уверен, что ваши тусклоголовые ученые разнюхают, что большинство Следующих ведут свою генеалогию от Мягкой Посадки — особенно от старых династий, Монтекьютов или Спенсеров. Вот где источник нового генетического наследия.

Нельсон ощутил укол случайного воспоминания: Роберта Голдинг, так много сделавшая для того, чтобы он оказался здесь, была родом из Мягкой Посадки…

— Но, с другой стороны, — продолжал Пол, — мы могли возникнуть только на Долгой Земле. Мягкая Посадка, основа всего, это ведь бесспорный феномен Долгой Земли, не так ли? Непреднамеренное смешение двух видов гуманоидов никогда бы не могло произойти на Базовой Земле. Тролли никогда не выжили бы на Базовой, только не рядом с вами, умными обезьянками. Достаточно умными, чтобы уничтожить все вокруг, но не такими умными, чтобы понять, чего вы в результате лишаетесь… Троллям нужна защита Долгой Земли, защита от вас, чтобы они могли участвовать в производстве таких, как мы, в тиглях вроде Мягкой Посадки.

— В тиглях… а есть и другие?

— О, да. Должны быть, если рассуждать логически. В любом случае, вы ведь капеллан. Я предполагал, что мы будем говорить о Боге, а не о Дарвине.

— Мне платят за время, а не за предмет разговора. Мы можем поговорить о чем угодно. У тебя есть какие-то взгляды относительно существования Бога?

— Ваши боги — это тривиальные конструкты, — хмыкнул Пол. — И от них легко избавиться. Анимистические фантазии или комплексы желаний млекопитающих. Вы словно потерявшиеся дети, которые тоскуют об отце и помещают его образ на небеса.

— Очень хорошо. И во что же ты веришь?

Он рассмеялся.

— Эй, проявите снисхождение! Мне всего лишь девятнадцать, и я в тюрьме. У нас нет времени обсуждать подобные вопросы, не сейчас. Я могу лишь сказать вам, что я чувствую. Что Бог не где-то там. Бог в нас, в нашей повседневной жизни. В акте понимания. Бог — это святость понимания… нет — это акт понимания.

— Тебе стоит почитать Спинозу. И возможно, кого-то из йогов.

— Если бы только у нас было время, мы могли бы приблизиться к истине. А если бы у нас было намного больше времени, мы могли бы облечь её в такую форму, что даже вы, тусклоголовые, смогли бы понять.

— Спасибо, — сухо ответил Нельсон. — Но ты говоришь «если». Ты намекаешь, что у тебя нет столько времени?

— Оглянитесь вокруг, — он махнул рукой в сторону потолка. — Посмотрите на эту обезьяну в форме с автоматом там, наверху. Я догадываюсь о её присутствии. Как вы думаете, сколько ещё времени нам отпустили эти тусклоголовые?

— Ты боишься этого, Пол? Боишься смерти?

— Хм, хороший вопрос. Собственная смерть меня не пугает. Но нас так мало, что смерть каждого из нас означает вымирание целого вида. Вот чего я боюсь. Того, сколько ещё осталось невысказанным, сколько нераскрытым и невыясненным… Мы закончили? Я бы хотел сейчас посмотреть телевизор.

Нельсон замешкался на секунду, размышляя. А затем постучал в дверь, чтобы вызвать охрану.

Глава 34

Команда «Армстронга-1» легко нашлась, всего лишь несколькими мирами дальше от Наполеонов. Они так радовались своему спасению, что Мэгги разрешила выделить день на то, чтобы это отпраздновать.

Затем экспедиция двинулась дальше. «Армстронг-2» и «Сернан» продолжили путь в неизведанное.

Запад-5 корабли покинули в январе. Сейчас был май, и жизнь на борту не стала легче. Особенно тяжело было, когда они пересекали не пригодные для жизни миры и им приходилось все закупоривать. Гарри Райан все больше беспокоился о состоянии двигателей. Интендант Дженни Рейли строчила депрессивные рапорты о способности кораблей выдержать дальнейшее путешествие через миры, где не было даже самого необходимого — продуктов и кислорода, а иногда даже питьевой воды. Экипаж был измотан, доведен до ручки и становился все более разобщенным. Джо Маккензи беспокоился об их здоровье и о неудержимо истощающихся запасах лекарств. Впрочем, это было в его духе.

Несмотря на эти мелкие проблемы, Мэгги не отрывала глаз от поставленной перед её экспедицией цели — достичь Земли, Запад-250 000 000. Наиболее оптимистичные расчеты показывали, что эта цель все ещё оставалась в пределах возможностей корабельных запасов и систем жизнеобеспечения. В конце концов, это был приз, за который стоило побороться: когда дело будет сделано, каждый на борту потом сможет сойти в могилу, теша себя воспоминаниями об этом событии. Эта вылазка затмит даже знаменитую китайскую экспедицию на Восток-20 000 000 пять лет назад и в некотором роде превзойдет путешествие в один конец «Армстронга-1», достигшего мира молодых Наполеонов, более чем в ста восьмидесяти миллионах шагов от Базовой Земли. Это само по себе было фантастическое путешествие, которое долго оставалось неизвестным и требовало, чтобы его история была поведана миру, пускай даже его блеск отчасти затмят будущие достижения «Армстронга-2» под её командованием.

Проблема заключалась в том, что последний рывок с планеты Наполеонов к Старой Доброй Четверти Миллиарда, как она привыкла её называть, составлял лишь четвертую часть всего пути, который ещё только предстояло пройти — по меньшей мере, три недели хода, а скорее всего, все четыре. И понятное дело, что возвращаться назад им предстоит тем же способом.

Ну а пока путешествие продолжалось, следующие Земли становились все более экзотичными и все сильнее испытывали их на прочность, и Мэгги иногда казалось, что экспедиция продолжает двигаться вперёд благодаря лишь одной её силе воли.


Последняя узкая полоса миров со сложной жизнью, пояс Бонсай, осталась позади в районе Запада-190 000 000, когда они обнаружили, что снова скользят посреди бесконечной фиолетовой пены миров.

Запад-200 000 000 был ещё одной знаковой вехой, которую Мэгги использовала, чтобы отдохнуть, восстановить силы и проверить системы. Сам мир был из другой группы, которая несла на себе бремя суперконтинента: одно полушарие представляло собой огромную чашу марсианских пустынь, а другое — безликую маску лишенного жизни океана. Уровень кислорода здесь был низким, и уже поэтому она не могла разрешить какие-либо пляжные вечеринки, которые к тому же мало способствовали поддержанию боевого духа. Затем за Западом-210000000 содержание кислорода в атмосфере упало до нуля. Так продолжалось и дальше, после Запада-220000000, хотя суперконтинент оказался вдруг неожиданно раздробленным на части.

После этого команды «Армстронга» и «Сернана» сталкивались со все более непривычными и недружелюбными мирами.

С одной стороны, встречалось все больше Дыр, ходов сквозь Долгую Землю, которые требовалось пройти осторожно, но быстро. Миров с крайне экзотичной биотой. Таких, как небольшая группа миров, в которых доминировали огромные деревья, чьи тонкие стволы возвышались над твенами. Джерри Хемингуэй смог лишь предположить, что в высоту они достигают трех миль, а их кроны чудесным, невозможным образом вздымаются выше большинства известных гор…

Были миры, где атмосфера оказывалась намного плотнее, чем на Базовой Земле, а были такие, где она оказывалась более разреженной. Экипажам приходилось сражаться за устойчивость кораблей в столь необычной среде, а инженеры мучились, борясь с коррозией от кислотных газов и изнашиванием покрытия от ультрафиолетового излучения.

Встречались миры с одной луной, больше или меньше Базовой, с множеством лун или вообще без них.

Были даже миры с другой гравитацией. В мирах с низкой силой тяжести корабль парил над поверхностью, которая более или менее была похожа на Базовый Марс: с тонким слоем атмосферы, огромными горами и каньонами, занимающими целые континенты. В условиях частичной гравитации кораблями было трудно управлять, экипаж забавлялся играми с прыжками, а тролли, кувыркаясь в воздухе, испуганно выли. Однако на других мирах гравитация была сильнее, чем на Базовой Земле. Под плотным слоем атмосферы раскинулись миры, чьи вычищенные ветрами ландшафты демонстрировали отсутствие любой жизни, кроме низкорослых деревьев. Корабли оказывались недостаточно устойчивыми, их притягивало к земле, и если они задерживались там слишком долго, члены команды начинали жаловаться на то, что чувствуют себя так, будто в качестве штрафной тренировки им на плечи повесили рюкзаки с камнями.

У Хемингуэя было несколько идей относительно того, что происходит. Он считал, что в самом начале формирования Земли бушевала некая неистовая сила: словно бы вращавшееся вокруг солнца облако пыли распалось, образовав горы, которые раскололись на части — или, наоборот, собралось, образовав горы, которые, в свою очередь, образовали ещё бо́льшие горы…

В конечном итоге возникшие из этого хаоса Базовая Земля с Луной родились вследствие последнего титанического столкновения двух молодых миров: одного размером с Землю, другого размером с Марс.

Все это представляло собой серию катастроф, хотя могло произойти и любым из множества других способов. Сейчас Мэгги находила целые охапки миров, столь разительно отличающихся от её собственного, что даже их базовая структура была иной.

Джерри считал, что это раскрывает саму природу Долгой Земли, связь этих параллельных миров друг с другом и суть переходов.

— Как далеко мы сможем уйти от базовой модели с точки зрения земных условий, когда это уже перестанет быть Землей? Нам известно, что если Земля исчезнет, то мы сможем ступить в оставшуюся Дыру, но как минимум там когда-то была Земля. А что, если Земля вообще ещё не успеет образоваться? Что, если мы найдем облако астероидов, которые удерживает от объединения какой-нибудь ближайший газовый гигант? Не станет ли это тем местом, где Земля прекратит существовать, и нам больше некуда будет идти?

Что ж, в этой вылазке им не встретилось ничего подобного. Но для Мэгги самым примечательным из всех миров оказался Запад-247830855.

Эта Земля вообще была луной, а не планетой: просто луна с большой массой. Луно-Земля была меньше, чем Базовая, горяче́е, с более плотной атмосферой и более геологически активная, как предположил Джерри, из-за приливных сил большого соседнего мира.

— Это странное сочетание Земли и Ио, луны Юпитера, — радостно возвестил он.

Но даже здесь они нашли жизнь, причём весьма сложную. Один дрон вернулся с поразительными фото того, что Мэгги приняла за птеродактилей, огромных костлявых тварей, кружащих вокруг действующего вулкана.

А в небесах в это время господствовал безымянный соседний мир, которому не было аналогов в Солнечной системе Базовой Земли. Это был скалистый мир, больше похожий на Землю, чем на газового гиганта вроде Юпитера, но гораздо более массивный. Он представлял собой большой сердитый шар, неподвижно висевший в небе, в то время как солнце вращалось вокруг него. Луно-Земля находилась к нему так близко, что её притянуло приливными силами — одной стороной, навечно обращенной к гигантскому миру. А тот, в свою очередь, демонстрировал крупные материки, огромные океаны, плотную, дымящуюся атмосферу и пылающие вулканы, состязающиеся с активностью своих собратьев на Луно-Земле.

Они потратили целые сутки, изучая этот объект. Мэгги подумала, что команда сделала больше любительских фотографий этого мира, чем любого из тех видов, которые встречались им ранее, за исключением зрелища разбившегося «Армстронга-1».

И что дразнило сильнее всего — на темной стороне полушария они увидели огни. Может быть, это были всего лишь пожары, но все же…

— Это сводит меня с ума, — пожаловалась Мэгги Маку. — Чтобы туда добраться, нам нужен космический корабль. Мы прошли четверть миллиарда миров, чтобы попасть сюда, а теперь не можем пересечь несколько тысяч миль, чтобы посмотреть, что там.

Мак лишь улыбнулся.

— Ну, надо же оставить что-то для будущих свершений. Черт, эта бутылка «Олда» закончилась. На этом судне заканчивается солод, как и большинство других основных запасов. Думаю, у меня в каюте есть аварийный паек.

Прислушавшись к просьбе ученых и нескольких особо предприимчивых членов команды, Мэгги оставила здесь небольшую исследовательскую партию, чтобы продолжить изучение этой Луно-Земли. Затем они двинулись дальше.

Глава 35

24 мая 2045 года, спустя четыре месяца после отплытия из Ближних Земель, дирижабли ВМС США «Армстронг» и «Сернан» достигли запланированной цели — Запада-250 000 000.

Сам мир оказался невзрачным, бесплодным и ничем не выдающимся, но хотя бы позволил высадиться в дыхательных масках и немного побродить вокруг. Экипаж построил каменную пирамиду, прикрепил к ней бронзовую мемориальную доску, установил на вершине американский флаг и сделал несколько фото. Когда Ву Юэ-Сай показала фотографии похожей церемонии, которую провели команды «Чжэнь Хэ» и «Лю Янг», достигших Земли-20 000 000, они немного увеличили пирамиду, чтобы та уж точно получилась выше, чем китайская. Тролли наблюдали за происходящим с наблюдательных галерей — им не хотелось надевать маски для выхода наружу — и пели одну и ту же, будто специально придуманную для этого путешествия песню в стиле парикмахерского квартета, о том, «как прекрасна была эта поездка в рай, с моей крошкой на борту…».

Даже Дуглас Блэк спустился на поверхность вместе со своим помощником Филиппом. Следуя тайному приказу Мэгги, пока Блэк находился за пределами корабля, Мак не отставал от него более чем на несколько ярдов, всегда имея под рукой полную медицинскую аптечку. Блэк огляделся вокруг, улыбнулся, перекинулся парой слов с экипажем и даже позволил сделать несколько совместных фотографий, но не более того. По его словам, это достижение было результатом работы команды, а он являлся всего лишь пассажиром, просто грузом. Он собрал горсть местной грязи и поместил её в пластиковый пакет: банальный сувенир из беспрецедентного путешествия. Мэгги оценила его отказ от показухи.

Больше здесь делать было нечего. Кое-кто из команды организовал импровизированную игру в гольф, как дань уважения Алану Шепарду,[185] герою Америки, который был одним из них — военно-морским офицером, сыгравшим однажды в гольф на Луне.

Затем они, метафорически выражаясь, развернули корабли на Восток — домой.

Сразу после этого Дуглас Блэк совершил ещё одну из своих редких вылазок из личных апартаментов, чтобы попросить Мэгги об особом одолжении.


Ранее они уже проходили Запад-239 741 211 на пути к своей цели, но долго на ней не задержались. Сейчас же устроили здесь стоянку на более длительное время. Это был один из небольших миров, где гравитация составляла всего восемьдесят процентов от уровня Базовой Земли. С местной версии Северо-Американской плиты к заполненным пушистыми паровыми облаками небесам вздымались огромные горы с полосами ледников, а в долинах скопились до невозможности высокие и тонкие деревья. Животные тоже были высокими, стройными и изящными, хотя и с преобладающим шестиногим строением тела. По словам Дугласа Блэка, этот мир походил на картины Чесли Боунстелла,[186] и всем, кроме Мака, пришлось выяснять, что это означает.

Когда Мэгги разрешила экипажу сойти на землю, все были в восторге. Благодаря насыщенной кислородом атмосфере можно было совершить восхитительную прогулку по окрестностям без специальных защитных средств. Гарри Райан и его инженеры бродили вокруг, планируя, как будут охватывать могучие ущелья изящными виадуками. Снежок ускакал прочь, чтобы наконец утолить свою жажду охоты. Даже тролли, несмотря на низкую гравитацию, выглядели счастливыми и распевали новую песню, которой их в шутку научил Джейсон Санторини: «Люси в небесах с алмазами».[187]

Когда взошла луна, Мэгги смогла разглядеть её серо-белые просторы, лунные моря и скалистые нагорья — все было другим. Ещё одно доказательство, если бы оно ей было нужно, как далеко они находились от дома.

Но, как объявил ей Дуглас Блэк, когда они вышли прогуляться по травке, вместе с присматривающим за ними Филиппом и молча наблюдающим Маком, Блэк намеревался остаться здесь.

— Я наконец-то нашел свой настоящий дом, — объявил он.

— Хм. Вот этот мир, из всех миров, из всех возможностей, которые нам довелось увидеть?

— Я всегда знал, что ищу, капитан. У меня была подробная информация, и мои сотрудники внимательно изучали записи о каждом мире, через которые мы прошли. Это место подходит наилучшим образом среди всех, которые нам повстречались. И я полностью готов к высадке. В моем запечатанном контейнере есть все необходимое, чтобы возвести здесь дом, безопасный, удобный и обеспеченный всем, что нужно. Сейчас мне требуются только Филипп, мои люди и оборудование. Я бы только попросил вас, капитан, чтобы вы донесли новость об этом месте на Ближние Земли и огласили его координаты — как найти его на Долгой Земле последовательно и географически. Я назову вам подходящего агента, чтобы со всем этим справиться, хотя заниматься распространением информации, конечно, будут обычные новостные каналы — чтобы со временем сюда за мной последовали другие.

Мэгги была озадачена. Но когда она спросила совета Мака, доктор пожал плечами, очевидно, не имея особых возражений.

— Сказать по правде, мистер Блэк, — ответила Мэгги, — возможно, вам не придется оставаться в одиночестве. Несколько молодых ребят из моей команды хотят покинуть борт и остаться здесь. Это секрет полишинеля. Спасибо моему старпому — я в курсе корабельных слухов.

Блэка это, казалось, обрадовало.

— Я был бы только рад компании молодых людей. Конечно, мы могли бы помогать друг другу… И вы думаете разрешить им это?

— Почему бы и нет? Конечно, я не могу допустить, чтобы штатная загрузка упала до такой степени, которая подвергнет корабли риску. Но у нас имеются слабые места. Моя миссия по большей части состоит в установке флагов, а не в основании колоний, но мои полномочия не позволяют мне полностью это запретить. Это расширит американскую Эгиду до огромных пределов. И кстати, это будет интернациональная колония, поскольку лейтенант Ву тоже намерена остаться.

— А, эта восхитительная молодая леди-офицер. Буду ей крайне рад. Её дети будут высокими и стройными, с широкой грудью, приспособленной для разреженного воздуха. Как марсиане Рэя Брэдбери! Что думаете, капитан? А как насчет вас? Вы здоровы и ещё молоды. Вы тоже могли бы остаться, строить мосты, растить детей.

— О, я считаю, мой долг предельно ясен, мистер Блэк. Мой дом здесь, на корабле.

— Конечно, капитан. Но можете сделать мне ещё одно одолжение? Запад-239 741 211 — это практичное, но холодное название. Позвольте мне дать имя этому миру, как будто это я его открыл. Я назову его Каракал. Пожалуйста, запишите это в вашем журнале.

Это озадачило Мэгги, которая ожидала чего-то в духе «Блэквилль». Но Мак распознал, на что ссылается Блэк.

— «Потерянный горизонт».[188] Гора в Тибете, где нашли Шангри-Ла из романа Хилтона. — Он огляделся вокруг. — Ага, теперь я понимаю. Вот в чем дело. Вы выбрали мир со столь низкой гравитацией, что даже такой жирдяй, как я, может прыгать здесь, как звезда баскетбола, а уровень кислорода настолько высокий, что воздух пьянит, как вино. Ну конечно, я должен был догадаться. Эта Земля, как вы надеетесь, станет машиной для поддержания вашей жизни. Может быть, даже обратит процесс старения вспять. Как будто весь этот мир — продолжение той кислородной палатки из вашей кабины. Ваша собственная Шангри-Ла.

— В этом-то и смысл, доктор.

— А частичная гравитация действительно может обратить вспять процесс старения? — спросила его Мэгги.

— Это одна из старых космических фантазий, капитан, — ухмыльнулся Блэк.

— Да, но я думала, что малая гравитация будет вам вредна — вымоет кальций из костей, ослабит мускулы, нарушит баланс жидкостей тела…

— Это правдиво для нулевой гравитации, капитан, — ответил ей Блэк. — Частичная гравитация это нечто иное. Очевидно, что силы тяжести этого мира будет достаточно, чтобы сохранить мышцы крепкими, а телесные жидкости текущими как им должно — вместе с соответствующей диетой, режимом упражнений и прочим. Но, позволяя телу тратить меньше энергии на борьбу с гравитацией, клетки будут окисляться медленнее, а суставы, связки и нестабильная архитектура позвоночника будут испытывать значительно меньший стресс. Это серьезный аргумент в пользу того, что продолжительность жизни может быть серьезно увеличена.

Мэгги повернулась к своему главному врачу:

— Мак?

— Это всего лишь ничем не подтвержденное предположение, — он развел руками. — Было слишком мало исследований в области последствий частичной гравитации и больше не будет — до тех пор, пока мы не получим информацию с долговременных станций на Марсе или на Луне. Но таков выбор мистера Блэка, это его деньги.

— О, доктор, послушайте: в моем-то возрасте, с моим положением неужели вам кажется, что эта игра не стоит свеч? К слову, это не только мои деньги. Я представляю консорциум спонсоров — никто из них не оказался настолько же предприимчив, чтобы отправиться со мной в это путешествие, но все планируют сделать это через год или два. Они прибудут со своими специалистами, докторами… — Он улыбнулся. — Теперь у вас складывается общая картина, капитан? Среди моих спонсоров американцы, европейцы, китайцы, политики, промышленники, инвесторы… Некоторые из них, прямо говоря, близки к темной стороне закона. Старые деньги и новые — поскольку кое-кто из них оседлал удачу на извержении Йеллоустоуна, ведь любое бедствие — это для кого-то возможность заработать. Некоторые люди, как вам, наверное, известно, сколотили состояние даже на падении Римской империи. Долгая Земля ещё очень молода, а мы, бесспорно, очень богаты: со временем мы найдем способы распространить наше влияние даже со столь отдаленного мира. А сейчас прошу меня извинить — пойдем, Филипп, нам нужно найти место для начального обустройства и установить все прежде, чем уйдут корабли…

Мэгги смотрела ему вслед.

— Общество сказочных богачей, Мак. Богатых и нестареющих, если все пойдет так, как он мечтает.

— Ну, может, и так. Кислород и низкая гравитация — по-моему, это попахивает шарлатанством. Но они привезут с собой целые команды исследователей, которым не останется ничего другого, кроме как найти то, что действительно сработает.

— Если так, то это действительно будет Шангри-Ла. Только без монахов.

— Или сообщество струльдбругов, — скептически хмыкнул Мак. — Как в «Путешествиях Гулливера» — неумирающие, но стареющие и становящиеся все более несчастными. Шайка, которую даже смерть не сможет заставить прекратить цепляться за власть и богатство. Подумай обо всех тех исторических чудовищах, которых тебе вряд ли захочется увидеть сейчас рядом: от Александра Македонского до Чингисхана и Наполеона…

— А может, все сложится иначе. Может, они подарят нам новые возможности.

— Черт его знает, если ты хочешь услышать моё мнение. Так ты позволишь ему это сделать, капитан?

— Не думаю, что я в состоянии его остановить. Он не часть команды.

— Понимаю. Что ж, я рад, что не проживу достаточно долго, чтобы увидеть, какие плоды даст посаженное тобой сегодня семя.

— Ты старый циник. Ладно, давай возвращаться на корабль. Пора отправляться домой.

Глава 36

Команда «Галилея» оставила позади мир песчаных китобоев и монолитов со вздохом облегчения, насколько мог судить Фрэнк Вуд.

И только когда они оказались в безопасности в воздухе, пролетая над клонами мертвого Марса, по одному в секунду, тогда Фрэнк начал расслабляться и сидящий в нем военный неохотно стал менее пристально следить за происходящим. Он не понимал, как им удалось без ущерба для себя и своего оборудования убежать от свирепых, плюющихся огнем драконов и вооруженных гарпунами песчаных китобоев — не говоря уже о каком-то чудовищном, доселе невиданном марсианском тираннозавре. И он не забыл того ракообразного «принца», как Фрэнк привык про себя его (или её) называть, которого его руководитель экспедиции опозорил с помощью одного из своих Переходников. Какие последствия это повлечет в будущем? Впрочем, он считал, что эту проблему можно оставить на потом, не зацикливаясь на ней здесь и сейчас.

В последовавшие затем дни, пока Уиллис изучал изображения, добытые для него китобоями из глубин монолитов, а Салли снова включила привычный для неё режим настороженного молчания, Фрэнк много спал, медленно восстанавливая свои нервы. Как-никак он был уже не так молод, как когда-то.

Он лишь вскользь обращал внимание на новые Джокеры, через которые проходила экспедиция, ненадолго задерживаясь для их изучения.

Затопленный Марс, где все северное полушарие, похоже, было затоплено океаном. По земле здесь бродили звери, не слишком отличающиеся от песчаных китов, в то время как что-то похожее на города дрейфовало по морям на огромных плотах. Похожие на ракообразных «рыбаки» выходили на берег в наземных яхтах, чтобы поохотиться на китов, в то время как обитатели земли собирали плоды моря…

Засушливый Марс, чья копия Мангала-Валлис, однако, была покрыта лесами из крепких низких деревьев с игольчатыми листьями. Уиллису пришлось побороть искушение остаться здесь после того, как ему показалось, что он увидел, будто два леса столкнулись друг с другом в вялотекущем конфликте и вели войну со скоростью, с которой вырастает цветок. По его словам, это было похоже на то, как если бы «Бирнамский лес пошел на Дунсинан!».[189] Но они не могли позволить себе задержаться дольше, чтобы следить за этим медленным столкновением…

Равнина, покрытая кольцами скал, словно мотками веревки. Уиллис вначале предположил, что это некая разновидность вулканической экструзии. Но когда он направил «Тора» вниз, чтобы рассмотреть их поближе, кольца развернулись в базальтовые колонны, открылись зияющие пасти, и сгусток пламени полетел вслед поспешно удаляющемуся планеру — ещё одна вариация на тему песчаных китов…

Однажды Салли готова была поклясться, что на влажном и холодном Марсе она увидела в тумане стадо северных оленей с лохматыми шкурами и высоко вздернутыми рогами; это были гораздо более крупные животные, чем их земные собратья. Но другие их не заметили, и камеры не смогли пробиться сквозь пелену тумана, чтобы получить четкое изображение. Никто из них не понял, что могло бы означать это видение, похожее на расовую память о Ледниковом периоде…

Часто Фрэнку казалось, что далеко внизу, в долине Мангалы, он видит некие мерцающие формы. Прозрачные мешки, похожие на спасательные пузыри; вытянутые силуэты, похожие на вставшие на прикол песчаные яхты. Казалось, будто они их преследовали. Но он принимал все это за следствие параноидальных снов.

Наконец, спустя одиннадцать недель после приземления, почти в трех миллионах шагов от Дыры Уиллис Линдси объявил, что вроде бы нашел то, что искал.

Глава 37

Для Салли, пилотирующей «Один» с Фрэнком, это был просто ещё один мертвый Марс. Вид с высоты — основной рисунок ландшафта, треугольник Мангала-Валлис внизу, огромный подъем Фарсиды на северо-востоке — все выглядело так, как на космических фотоснимках Базового Марса из её воспоминаний, сделанных десятки лет назад в реальности, отстоящей от этой на три миллиона шагов. Сидящий позади неё Фрэнк, сонный и сердитый с тех пор, как неделю назад у них закончился кофе с кофеином, также не впечатлился увиденным.

— Черт возьми, что такого он нашел, если даже новый набор божественных заповедей с этих проклятых монолитов оказался для него недостаточно хорош?

— Это нельзя увидеть невооруженным взглядом, — сказал Уиллис с «Тора», его голос потрескивал в коммуникаторах. — Чтобы его найти, я использовал оптические и ещё кое-какие сканеры с обоих планеров.

— Тогда скажи нам, где искать, папа, — попросила Салли.

— Где-то на востоке. Отсюда вы его не увидите. Используйте свои мониторы…

Салли поиграла с монитором, всматриваясь в указанном направлении, изучая вспученный ландшафт Фарсиды под привычно безликим небом цвета ирисов. Она увидела множество горизонтальных линий, сам неровный горизонт, кратеры, низведенные расстоянием до неглубоких эллипсов, овраги на вздымающихся склонах вулканов — из-за вездесущей пыли все приобрело монотонный коричневый цвет. Ни странных контуров, ни каких-то необычных цветов — ничего. Затем она позволила приборам просканировать изображение на предмет наличия аномалий.

— О боже… — произнес Фрэнк. Очевидно, он в это время сделал то же самое. — А я-то смотрел на землю, на поверхность! Искал в горизонтальной плоскости…

— Да. Когда все это время…

Существовала вертикальная линия, царапина абсолютно немарсианского бледно-синего цвета, такая тонкая, прямая и ровная, что она выглядела как артефакт системы визуализации, словно некий сбой в её работе. Салли увеличила изображение, следуя вверх по линии. Что же это такое, какая-то разновидность вышки, может быть, антенна? Но она поднималась дальше в небесную высь — до тех пор, пока изображение на мониторах не достигло предела своего разрешения и линия не распалась горстью пикселей, все ещё непреклонно прямая, затухающая словно незавершенное послание азбукой Морзе.

— Артур Кларк,[190] ты должен был это увидеть, — благоговейно произнес Фрэнк. — И, Уиллис Линдси, спасибо вам, сэр. Вы нашли то, что искали все это время. Теперь я это понимаю.

— Ладно, давайте теперь отбросим всю эту фанатскую ерунду, — ответил Уиллис с легкой ноткой нетерпения в голосе. — Я думаю, теперь вам ясно, что мы ищем.

— Бобовый стебель, — мгновенно ответил Фрэнк. — Лестницу Иакова. Мировое древо. Лестницу в небо…

— А твоя версия, Салли?

Салли закрыла глаза, пытаясь вспомнить.

— Космический лифт. Прямо как в тех книжках про чудеса будущего, которые ты давал мне в детстве.

— Да. На самом деле это были чудеса будущего из моего собственного детства. Да, это он самый. Самый дешевый способ подняться на орбиту. На орбиту запускается спутник, который становится верхней точкой лифта. Нужно, чтобы он постоянно находился над нижней точкой, находящейся на земле. Поэтому его помещают над экватором или около него, на достаточной высоте, чтобы точка его нахождения соответствовала ходу планеты.

— Там, где они установили спутники связи.

— У Марса тот же часовой день, что и у Земли, поэтому двадцатичетырехчасовая орбита здесь тоже прекрасно работает. Затем вам просто остается опустить кабель через атмосферу…

— Будьте добры, — перебил его Фрэнк сухо, — оставьте инженерные подробности для домашнего задания для читателей.

— Затем вы фиксируете его на базовой станции, и дело в шляпе, — продолжил Уиллис. — Как только его подключают, все эти дорогие, ненадежные ракеты становятся не нужны. Вы можете совершить поездку по канатной дороге прямо на небеса, дешево и сердито. В принципе, эта технология может работать в любом из миров. На любом Марсе. Этот Марс лучше нашего, поскольку лишен всех этих надоедливых низкоорбитальных лун, которые вечно встревают на пути.

Салли попыталась разобраться в ситуации.

— Позволь мне спросить прямо, папа. Ты предсказал, что намереваешься найти космический лифт на Марсе — я имею в виду где-то на Долгом Марсе. Как ты узнал об этом? Кто его построил? Как давно? И зачем он тебе нужен?

— Как я узнал? Это вопрос логики, Салли. Любое развитое общество на Марсе-Джокере должно стремиться выйти в космос до того, как закончится отпущенное ему время — поскольку рано или поздно оно закончится. И если такое космическое общество возникает, то космический лифт становится тем, к чему они должны будут стремиться, поскольку построить его на Марсе значительно легче, чем на Земле. Кто его построил?.. Это не важно. Тот, у кого было вдоволь времени и возможностей, на одном из миров этого Долгого Марса. Что касается того, зачем мне это нужно: он нужен нам там, на Земле. Основная проблема космического лифта в том, что надо найти достаточно крепкий материал для кабеля. На Земле нам бы потребовался кабель длиной в двадцать две тысячи миль и достаточно прочный, чтобы выдержать свой собственный вес при воздействии силы гравитации. Если использовать высокопрочную стальную проволоку, то мы смогли бы поднять кабель на высоту не более тридцати миль или около того, а потом его разорвало бы на части. Это долгий путь в двадцать две тысячи миль. В былые времена было много домыслов на тему более устойчивых к растяжению материалов — графитовых кристаллов,[191] мономолекулярных нитей и нано-трубок.

— Как вы понимаете, все это было до Дня перехода, — сказал Фрэнк. — Когда из-за вас, Уиллис, все увлеклись последовательными путешествиями, вместо того чтобы стремиться вверх. И мечты о покорении космоса были заброшены.

— Ладно, это моя вина. Но, Салли, смысл в том, что построить лифт на Марсе — гораздо проще, чем на Земле. Более низкая гравитация, в треть земной — вот в чем причина. Спутниковая орбита на заданной высоте гораздо медленнее, чем на Земле. Таким образом, двадцатичетырехчасовая синхронизированная орбита находится на высоте всего лишь одиннадцати тысяч миль, а не двадцати двух. И для нашего кабеля можно использовать материалы с гораздо меньшей степенью устойчивости к растяжению. Понимаешь? Вот почему космические лифты на Марсе гораздо более доступная технология, чем на Земле. Но если мы сможем забрать этот кабель домой — изучим его и разберемся, как он работает, — мы разом пролистнём десятки лет работы и затрат.

Только подумай об этом. Какой это подарок для человечества — именно тогда, когда он так нам нужен. Когда у нас будет лифт, доступ в космос станет настолько легким и дешевым, что все начнёт развиваться. Исследования. Масштабные разработки, вроде орбитальных электростанций. Добыча ресурсов, разработка недр на астероидах в огромных масштабах. На некоторых из Ближних Земель население сейчас составляет десятки миллионов после йеллоустоунской эвакуации. И поскольку они индустриализуются, то, имея легкий выход в космос, смогут с самого начала сохранить свои миры чистыми, безопасными и зелеными. Мы могли бы получить миллионы промышленных революций по всей Долгой Земле, в мирах столь же чистых, как мой сад в Вайоминге, на Западе-1, Салли, где ты так любила гулять со мной ещё ребенком. Что касается самой Базовой Земли, то, учитывая истощение там запасов нефти, угля и минеральных руд, это единственный путь к восстановлению старого мира.

— Вы снова играете в Дедала, да? — сказал Фрэнк. — Я полагаю, в этот раз историки назовут это Днем Бобового стебля.

— Все должно развиваться. Переход позволил сделать это, не так ли?

— Конечно. После множества социальных потрясений и экономического хаоса…

— И миллиарда жизней, спасенных во время Йеллоустоуна. В любом случае, этот разговор лишен смысла, поскольку…

— Поскольку ты все равно это сделаешь, — оборвала его Салли.

— Ага. Ладно, давайте перейдем к делу: я хочу найти корневую станцию, пока не стемнело. А затем нам надо выяснить, как собрать кое-какие образцы, чтобы забрать их с собою. Кабель — это просто вещь; если мы получим часть материала, из которого он сделан, все остальное — лишь детали.

Салли потянула за рукоятку — планер поднялся выше, повернув на восток.

— Ещё один вопрос, папа. Итак, ты понял, что кто-то мог додуматься до идеи космического лифта где-то на просторах Долгого Марса. Все что от тебя требовалось — это продолжать последовательно переходить, пока ты его не найдешь. Но откуда ты мог знать, что он находится именно здесь? Я имею в виду географически. Если я правильно тебя поняла, Бобовый стебель можно было бы вырастить в любом месте вдоль марсианского экватора.

— Позволь я тебе отвечу, — вмешался Фрэнк. — Мы отслеживали большие вулканы Фарсиды, я прав, Уиллис? Посади бобовый стебель на вершине горы Олимп — и ты сразу выиграешь лишние тринадцать миль до своей цели, «срезав» путь через восемьдесят процентов атмосферы, что позволит избежать опасностей вроде пыльных бурь.

— На самом деле лучшим вариантом была бы гора Павлина, — сказал Уиллис. — Она менее высокая, но зато прямо на экваторе. Да, Фрэнк, именно так я обо всем догадался: площадкой должна быть Фарсида и, может даже, не единственной… Хм.

— Что?

— Я получаю сейчас улучшенное изображение. Здесь, над пылевым фронтом. Кажется, что линия кабеля не совсем совпадает с вершиной горы Павлина. Но это инженерные подробности. Скоро узнаем наверняка. Возвращайтесь.


Они летели вперёд, Салли не отставала от Уиллиса, неуклонно продвигаясь на восток. Прочь от заходящего солнца, над медленно вздымающейся землей. С гор упали тени и собрались глубоко в кратерах, где, как показалось Салли, начал собираться туман.

Наконец ей показалось, что она может видеть кабель невооруженным взглядом: бледно-синюю царапину на фоне окрашивающегося в фиолетовый цвет неба. Она запрокинула голову, наблюдая, как нить поднимается невообразимо высоко вверх, за пределы её зрения.

— Словно трещина в небесах, — сказал Фрэнк.

— У меня от всего этого кружится голова, — ответила Салли. — Как будто все встало с ног на голову. Буду только рада, если не увижу там болтающийся на якоре спутник. Что, если он сломался и упал?

— Тогда кабель должен был бы во время движения обмотаться вокруг планеты и причинить чертовски много разрушений. Был такой роман, под названием «Красный Марс»…[192]

— Он не собирается падать, — ответил Уиллис.

— Откуда ты знаешь? — огрызнулась Салли.

— Потому что он очень древний. Если бы он собирался сломаться и упасть, то уже сделал бы это. Он древний и давно уже висит без технического обслуживания.

— И откуда ты это знаешь?

— Посмотри вниз на землю.

Бесцветная равнина была усеяна лишенными какого-либо смысла тенями. Никакой упорядоченной структуры, поняла Салли. Никаких признаков жизни.

— Подумай о том, где мы сейчас находимся, — продолжил Уиллис. — У подножия космического лифта. Это наверняка была внутренняя территория порта, который обслуживал бо́льшую часть планеты. Где тогда склады, железные дороги и аэропорты? Где город, в котором могли бы жить путешественники и рабочие? Где сельхозугодья, чтобы кормить их всех? О, я знаю, что, какая бы раса это ни построила, эти проблемы она решала совершенно иными способами, чем мы, люди. Но никто не строит космический лифт, если не собирается доставлять из космоса материалы или отправлять туда обратно товары. И никто не делает этого, не построив на земле какого-нибудь хранилища для подобных вещей.

— А внизу ничего нет, — сказала Салли. — И как давно, папа? Сколько нужно времени, чтобы все это стерлось без следа?

— Могу только догадываться. Миллион лет? Но лифт выдержал все эти годы, пылевые бури и метеоритные удары и другие экзотические опасности, вроде солнечных бурь и рвущих сверху кабель метеоритов. Кто бы его ни построил, он сделал это на совесть.

Неожиданно её поразило ощущение чуда, странности всего происходящего. Перед ней находился результат деятельности давно исчезнувшей местной цивилизации, о которой Уиллис не мог ничего знать. Ничего — о её природе и особенностях, о её возвышении и упадке и о последующем вырождении. Но все же сама планетарная геометрия Марса натолкнула его на вывод о том, что она или существует, или когда-то существовала, и что она должна была построить космический лифт. Он оказался прав — вот он, этот последний памятник, оставшееся от них наследие, когда все остальное вокруг обратилось в пыль. Как будто они всегда существовали только ради одной этой цели — осуществить амбиции Уиллиса. А он, в свою очередь, пересек два миллиона Земель, Дыру и три миллиона Марсов, абсолютно уверенный в том, что он в конце концов найдет. Не первый раз в своей жизни она задалась вопросом: что происходит там, в отцовской голове?

— Ладно, — сказал Уиллис, — мы приближаемся к основанию кабеля. Мы все ещё на некотором расстоянии от горы Павлина. Думаю, основание могло быть сдвинуто…

Планеры опустились ближе к земле. Они осветили тёмный пейзаж впереди прожекторами, а Уиллис выстрелил парой сигнальных ракет. Искусственный свет заставил кабель мерцать, эту вздымающуюся над хаотическим беспорядком равнины математическую абстракцию.

Наконец Салли увидела место, где кабель соприкасается с землей — но это было только начало. Голубая линия, кажущаяся короткой с такого расстояния, ныряла в омут тьмы. Вначале Салли подумала, что это кратер. Затем, когда планеры пролетели над ним и обогнули кабель кругом, она поняла, что смотрит в дыру, шахту шириной около полумили — гладкую и симметричную, подлинный колодец тьмы.

— Черт возьми, — прорычал Уиллис. — Я же проверил его своим радаром. Вот тут идёт кабель, вот корневая станция, все правильно. Он уходит вниз. Эта проклятая штука уходит вглубь на двадцать миль.

— На сколько? — Салли не поверила услышанному.

— Достаточно глубоко, чтобы содержать приличное количество воздуха.

Фрэнк вклинился в разговор, как опытный астронавт:

— Достаточно, чтобы мы подождали до утра, прежде чем туда соваться.

Уиллис засомневался. Салли понимала, что инстинктивно ему хочется спустить туда веревку и окунуться в темноту с фонариком — будь сейчас марсианская ночь или нет. Но наконец ответил:

— Согласен.

— Вы энергичные ребята, но надо быть уверенными, что вы не столкнетесь с кабелем во время приземления. Полагаю, что если эта штука продержалась так долго, как вы считаете, Уиллис, то нашим планерам лучше с ней не сталкиваться…

Когда они приземлились, Салли показалось, что она увидела огонек посреди равнины, далеко вдали от основания «бобового стебля». Одинокий проблеск света в темноте, который исчез, когда она снова посмотрела в ту сторону. Если он вообще существовал на самом деле.

Глава 38

Утром они решили спуститься в яму втроем, оставив планеры на земле. В основном это был план Уиллиса и Фрэнка. План, который подразумевал, что планеры останутся без присмотра…

Салли мало участвовала в обсуждении. Однако план вызвал у неё сомнения. Это был типичный Марс — мертвый, за исключением того, что могло поджидать их в яме. Какой-либо реальной опасности здесь не было. Даже пыльная буря, порожденная разреженной атмосферой Марса, оставляла после себя лишь слабые следы. Единственной реальной опасностью мог стать случайный удар метеорита, но предотвратить его не смог бы ни один часовой. Оставлять охранника, разделив таким образом их маленькую команду, было бы глупостью.

Ведь так?

Салли по своей природе была осторожна: такой её давно уже сделала одинокая жизнь в мирах Долгой Земли. Но её осторожность была не такой, как у Фрэнка. Тот мыслил категориями физических эффектов и технических неполадок: метеоритный удар, солнечная вспышка, не выдерживающий давления корпус корабля. В то время как Салли научилась мыслить категориями угрожающих её жизни существ — существ, желающих убить её тем или иным способом. Может быть, она зря переносит свое слишком осторожное отношение к чересчур «живой» Земле на слишком «мертвый» Марс. Может, это просто из-за её растерянности от всего происходящего.

Ведь может быть?

Она согласилась с их планом. Но маленький тревожный звоночек в её голове продолжал звучать тихо и настойчиво.

И ещё она вспомнила тот огонек, который, как ей показалось, она увидела мерцающим в марсианской ночи.


Итак, они втроем подошли к яме. При ярком дневном свете нить кабеля оказалась ещё более яркой, чем в сумерках, сияющей, словно голубая скорлупа — такого цвета, который никогда не встречался Салли ни в одном из миллионов ранее посещенных Марсов.

Когда они подошли, Уиллис достал маленький сенсорный датчик, чтобы изучить их цель.

— Кабель шириной около полудюйма, — произнес он. — В толщину пальца. Знаете, я готов держать пари, что он с легкостью мог быть значительно тоньше.

— Возможно, это сделано для безопасности, — предположил Фрэнк. — Может быть, предполагаемая нами толщина — это только видимость, легкое защитное покрытие. Вы же не захотите срезать крыло вашего летательного аппарата…

— Или часть тела…

— Суперусиленной нитью, которая настолько тонкая, что её невозможно увидеть.

Пока они беседовали, Салли изучала землю, край приближающейся к ним ямы.

— Нет никакого уклона, — произнесла она наконец.

— Чего? — удивился Фрэнк.

— Никаких осколков от удара, как у любого другого кратера на Марсе или на Луне.

— Хм, — произнес Фрэнк. — Но все же это стена кратера, хотя и необычная…

Подъем пошел в гору, когда они приблизились к плотно покрытому пылью краю ямы. Взобравшись на него, Салли выяснила, что он представляет собой круглый барьер около пятидесяти футов в высоту, проходящий прямо по краю отверстия в земле. Стоя на его вершине, они сами могли теперь убедиться, что оно было огромным, около полумили диаметром, и окруженным гладкой стеной. С верхней точки этого достаточно широкого гребня, чтобы Салли могла не бояться с него упасть, стена гладко уходила вниз, погружаясь дальше в землю. Отсюда ей были видны лишь верхние секции внутренней стены ямы, которые выглядели как уплотненная марсианская порода.

Уиллис осторожно встал на колени, привязал тонкую веревку к ручному сенсорному датчику и опустил его в яму, неуклюже травя шнур руками в перчатках.

— Да, точно, тут глубина двадцать миль, радар подтверждает. И почти такого же радиуса на всем своем протяжении до самого дна. Это цилиндр.

— Ни один метеор не смог бы проделать такую глубокую и правильную дыру, это точно, — сказал Фрэнк. — После удара большого куска метеорита не остается такой глубокой дыры, он просто испаряет больше породы, после чего остается широкий, но неглубокий кратер.

— Хм, — ответил Уиллис. — Мне кажется, я могу предположить, как это могло произойти. Серия небольших камней, бьющих в цель один за другим. Таким образом они углубляли дыру до того, как в неё обвалится порода.

На лице Фрэнка отразилось сомнение.

— Может, и так. Но если она искусственная, то я бы подумал о более простых способах. Вроде огромной тепловой пушки. Вроде тех, что использовали для войны в мире… который это был, напомните?

— Миллионный примерно, — ответил Уиллис. — Марсианский Аресибо.

— Но он очень далеко отсюда, если двигаться последовательно, — вмешалась Салли. — Мы не видели на Марсе доказательств поэтапной передачи технологий или жизненных форм.

— Правда. Но сходство определенных видов технологий — это вполне реально, — ответил Уиллис. — У нас тоже есть оружие, использующее направленный поток энергии, а мы ведь не с Марса.

— У нас нет ничего, кроме догадок, — покачала головой Салли. — Хотя зачем вообще кому-то строить это?

Уиллис наблюдал за результатами, поступающими с его сенсорного датчика.

— Я могу только догадываться. Эта яма глубокая. Атмосфера — всего миль пять высотой. На глубине в двадцать миль стоит ожидать, что давление воздуха будет в пятьдесят раз больше, чем на поверхности. Здесь, наверху, у нас типичная марсианская атмосфера, концентрация углекислого газа — около процента от земного давления на уровне моря. А на дне этой ямы оно в пятьдесят раз больше, и мои приборы это подтверждают.

Фрэнк удивленно присвистнул:

— Это даже лучше, чем на Марсе Дыры.

— Правильно. Который такой же гостеприимный, как и любой другой из миллиона последовательных копий. Вот почему они построили эту яму, Салли. Как убежище.

— От чего?

— От истощения воздуха. Может быть, здесь было что-то вроде вулканического лета — теплого и продолжительного…

— Достаточно продолжительного, чтобы какое-то племя марсиан доросло до космической программы…

— Правильно. Но, как и любое лето, рано или поздно оно должно было закончиться. Тепло иссякло, на полюсах пошел снег, океаны замерзли и измельчали. Обычная история.

Салли показалось, что теперь она понимает.

— Так, значит, эта яма — убежище.

— Да. Проще и быть не может. Эта яма будет сохранять свой воздух и воду, даже если вся цивилизация рухнет.

— А лифт? — вмешался Фрэнк.

— Возможно, они передвинули сюда корневую станцию ещё до наступления конца, с горы Павлина или откуда-то ещё. Выглядит романтично, но все это было задумано заранее. Они жили глубоко на дне, чтобы быть уверенными в сохранности своего воздуха и воды, но при этом протянули свою лестницу до других планет.

Салли заглянула в яму.

— Так что там теперь?

— Жизнь, — ответил Уиллис. — Это я могу точно сказать. Там есть кислород, метан, атмосфера с нестабильным химическим составом. И что-то ещё для обеспечения реакции фотосинтеза, чтобы накачивать воздух кислородом. — Он огляделся вокруг, вслед за утренним солнечным светом, лишь вскользь касающимся поверхности верхних стен ямы. — Хотя нет, не фотосинтез. По крайней мере, не в первую очередь — там, в глубине, слишком мало света. Может быть, это как у глубоководных организмов на Земле, которые никогда не видят света и живут за счет просачивающихся со дна минералов и энергии. Может иметь значение то, что мы находимся недалеко от вулканов Фарсиды: большие магматические карманы под этими крошками должны давать тепла с избытком.

— То есть это последнее убежище их цивилизации, — уточнила Салли. — Тогда скажи мне, где же городские огни, автомобильные выхлопы и всякая радиоболтовня?

— Боюсь, что ничего этого там нет. Только фонит что-то металлическое.

— Металлическое? — Фрэнк выглядел пораженным.

— Да, неправильной формы. На самом дне ямы.

— Это все заставляет меня вспомнить Прямоугольники, — произнесла Салли задумчиво.

Уиллис не проявил никакого интереса, но Фрэнк перевел на неё взгляд:

— Что?

— Один из миров Долгой Земли, который я открыла вместе с Джошуа и Лобсангом. Мы назвали его Прямоугольниками из-за остатков развалин фундамента, которые мы там обнаружили в земле. Ещё одно место с реликвиями давно исчезнувшей цивилизации.

— Правильно. И тайник с высокотехнологичным оружием.

— Как ты узнал об этом? — удивилась Салли. — А, ну да, Янсон рассказала.

— Мы много разговаривали. Особенно в последние дни перед её смертью, после Йеллоустоуна. Она много рассказала о своей жизни. И о времени, которое провела с тобой…

— Нам нужно спускаться вниз, — прервал их разговор Уиллис. — Туда, в дыру.

— Этого я и боялась, — вздохнула Салли.

— Полагаю, исключительно в благородных исследовательских целях? — уточнил Фрэнк.

— Нет. Чтобы я мог подобраться поближе и поколдовать с этим кабелем. И взглянуть на корневую станцию.

— Ладно, — с сомнением произнесла Салли. — Предположим, чисто гипотетически, что мы с тобой согласны. Но как? У нас нет двадцатимильного каната. Правда, Фрэнк?

— Да. В любом случае нам понадобилось бы в два раза больше — для надежности, чтобы избежать разрывов.

— И лебедок с реактивными ранцами у нас тоже нет…

— Мы полетим вниз, — ответил Уиллис. — Возьмем один из планеров и полетим. — Он взглянул на них. — Вы собираетесь сказать «нет», я правильно понимаю? Взгляните. Вы же видите, какая эта дыра широкая. Полмили в ширину — вдоволь места, чтобы спуститься вниз по спирали и подняться обратно.

— Черт возьми, плотность воздуха внизу гораздо выше той, на которую рассчитана их конструкция, Уиллис, — запротестовал Фрэнк.

— Ты, как и я, прекрасно знаешь, что плотность в пятьдесят процентов вполне в пределах их возможностей. Кроме того, снизу поднимается много тепла — мы сможем подняться наверх, просто используя наши термальные двигатели, они нам помогут.

— Значит, план такой. Двое полетят в одном планере, а второй вместе с пилотом останется на поверхности для подстраховки. Мы даже можем выгрузить наши припасы перед спуском. Это нормальный запасной план, если что-то пойдет не так. Может, мы даже сами сможем подняться обратно из этой ямы. Гравитация ведь крошечная.

— Почему бы не отправить вниз беспилотный самолет? — уточнил Фрэнк.

— Потому что он не сможет взять образцы.

— Но…

— Так, хватит спорить, — оборвал его Уиллис. — Мы пришли сюда за этим проклятым космическим лифтом. И не вернемся домой, не прихватив от него хотя бы кусочек. Уяснили? Хорошо, тогда давайте обсудим детали.


Они обсудили, как лучше разделиться. Сошлись на том, что один из них должен остаться на поверхности, а двое спустятся вниз. Вопрос: кто останется, а кто спустится?

С точки зрения логики все было предельно ясно. Уиллис изначально сам намеревался спуститься в яму. Как пилот Салли была хуже, чем Фрэнк, но моложе и здоровее, что обеспечивало ей бо́льшие шансы подняться наверх, если что-то пойдет не так. В то же время Фрэнк, будучи лучшим пилотом, представлял собой очевидный выбор для того, чтобы остаться в резерве на поверхности.

Значит, спускаться будут Уиллис и Салли.

Уиллис нервничал весь день, который они, по настоянию Фрэнка, потратили на то, чтобы разгрузить «Тор» — планер, который они намеревались использовать для спуска, — ещё раз протестировать его системы, проверить защитные костюмы и другое оборудование, разработать протоколы связи и обсудить прочие нюансы. Насколько Уиллис был обеспокоен — настолько же Фрэнк был недоволен происходящим. То ли потому, что вся эта затея казалась откровенно опасной, то ли из-за того, что он оставался в роли сторожа для их груза — наверняка Салли не знала.

Вечером они подогрели себе еды в одной из палаток, помылись и рано залезли в свои спальные мешки. Согласно плану, им надо было подняться на рассвете, чтобы использовать для спуска весь день, сделать что потребуется на дне ямы и подняться обратно до захода солнца.

Этой ночью Салли спала не лучше и не хуже, чем за все время путешествия. Ещё одно следствие её одинокой, бродяжнической жизни: она привыкла спать столько, сколько получается, и тогда, когда выпадает такая возможность. Но странное дело, её не переставала тревожить уходящая в небо всего лишь в паре миль отсюда нить — с космосом на вершине и остатками падшей цивилизации в основании. Она всегда жила странной жизнью, ещё до Дня перехода. Просто всякий раз, когда она думала, что ещё более странно быть уже не может…


«Тор» поднялся, движимый метановыми ракетами, чуткий и послушный, как никогда. Уиллис сидел за штурвалом.

Начав полёт, Уиллис сделал круг над посадочной площадкой. Салли посмотрела вниз, на землю, на «Один», блестящий в утреннем свете, словно белая кость, на их палатки-пузыри, кажущиеся волдырями посреди истертой марсианской пыли. Фрэнк Вуд одиноко стоял, глядя вверх. Он помахал рукой, и Уиллис в ответ покачал крыльями планера. Салли все ещё беспокоил слабый тревожный звон в затылке. Во всей этой ситуации было что-то неправильное, о чем они не подумали, к чему не были готовы. Что ж, Фрэнк Вуд был компетентнее в подобных ситуациях, чем Салли, и, может, менее умным, чем Уиллис, но зато более спокойным и подготовленным. Если что-то пойдет не так, то ради своего спасения ей придется положиться на навыки Фрэнка.

«Тор» развернулся от посадочной площадки в сторону ямы, и Салли переключила внимание на то, что ждало её впереди. Через две минуты они были уже над ямой. Уиллис, убедившись в своем мастерстве, небольшими кругами повел «Тор» вокруг ямы, не сводя взгляда с лифтового кабеля.

— Я легко могу разглядеть кабель, — произнес он с некоторым облегчением. — Ещё я установил датчик расстояния, который будет подавать сигнал, если мы подойдем к нему слишком близко. С нами все будет в порядке, разве что мы сами полетим прямо на этот проклятый провод.

— Не искушай судьбу, пап.

— Ты сейчас говоришь прямо как твой дедушка по материнской линии, Патрик. Помнишь его? Мрачный такой ирландец. Ладно, давай достанем его.

Он плавно двинулся по спирали вокруг кабеля, постепенно снижая скорость — как поняла Салли, настолько, чтобы не позволить им полностью остановиться. Вскоре они уже спускались в отверстие ямы, лучи низко висящего солнца проходили кабину планера насквозь — а затем, скользнув, словно тень, упали ниже уровня краев ямы, с её искусно возведенным гребнем. Солнце касалось лишь верхней части стен из алого камня, и вскоре они уже спускались вниз в непроглядной тьме.

Салли ощутила странное чувство клаустрофобии. Но она понимала, что оно проистекает из её инстинктов прирожденного Путника. Салли выросла с въевшейся до мозга костей уверенностью, что в крайнем случае, в какие бы неприятности она ни вляпалась, у неё всегда есть возможность просто перейти оттуда, даже без Переходника. То же самое было справедливо и для Долгого Марса, хотя в большинстве случаев это означало, что она попросту меняла один смертоносный ландшафт на другой. Однако из ямы невозможно никуда перейти, потому что в другом мире на этом самом месте могут быть земля и скальные породы. Яма, подвал, погреб и даже шахта были простейшим способом защиты от умеющих переходить агрессоров, как выяснилось вскоре после Дня перехода. В том числе местными копами, вроде Моники Янсон.

На Долгом Марсе это означало то же самое, что и на Долгой Земле.

Что она попалась в клетку размером с целый мир.

Пока они продолжали спускаться на двадцать миль вниз.

Во тьму.

Навстречу неизвестности.

Она испытала чувство облегчения, когда Уиллис включил огни, освещающие пространство спереди, сзади и по бокам планера, показывая с одной стороны стену, а с другой — кабель. До дна оставалось ещё слишком далеко, чтобы его увидеть. Стена ямы была слоистой, вначале с покрытой пылью поверхностью, затем пошли гравий, щебень и лед — и наконец, корневая порода с глубокими трещинами, рассказывающими о давнишних сильных ударах, сформировавших этот мир. Она задумалась, не укреплялись ли эти стены дополнительно, чтобы предохранить шахту от обрушения. Возможно, определенную помощь здесь оказывали низкая гравитация Марса и более холодная температура внутри.

— Это проще простого, — произнес Уиллис, пилотируя планер. — Просто держи его покрепче да подстраивайся под сгущающийся воздух. Худшее, что может произойти, — это если я усну за рулем.

— Даже не шути об этом, папа!

— Ты лучше наблюдай за стенами и дном. Я включил камеры и прочие сенсоры, но мало ли что…

— Я что-то вижу.

Стена в свете прожекторов планера больше не выглядела безликой. Поверхность камня, такая же грубая, как и раньше, была изрезана зигзагообразной спиралью.

— Лестница, — прошептала она. — Я вижу лестницу. Большая, фута четыре или шесть шириной, точнее трудно сказать на таком расстоянии. Но это лестница, точно.

— Ха! А мы не опустились ещё даже на милю. Я должен был это предвидеть. Цивилизация, настолько осторожная, чтобы построить подобную дыру в земле, предчувствуя свою гибель, всегда внедряет что-то попроще и понадежнее вроде лестницы.

— А почему они не довели её до самой поверхности?

— Может, часть её просто развалилась. У меня такое чувство, Салли, что эта яма была построена очень давно.

После этого они какое-то время спускались в тишине. Круг марсианского неба над ними постепенно сужался, превратившись в небольшой медный диск размером с монету. Сверху корабль, наверное, был похож на светлячка, кругами спускающегося в дуло пушки. Но дно ямы по-прежнему оставалось невидимым.

На глубине около двадцати миль Салли показалось, что она видит на стене ещё какие-то детали, и она заставила отца подлететь поближе.

— Растительность, — проговорила она, внимательно вглядываясь в пролетающие мимо стены. — Приземистые деревья. Вроде кактусов. Пап, это похоже на то, что мы видела на Марсе Дыры.

Он проверил атмосферное давление.

— Да, у нас тут уже примерно одна десятая бара. Думаю, это предельно допустимый уровень для этой растительности. И сюда, должно быть, попадает достаточно света, чтобы поддерживать в них реакцию фотосинтеза. Это замечательно, правда, Салли? Мы сейчас наблюдаем биосферный набор, который использует свой шанс всякий раз, стоит только внешней среде ослабить хватку, пускай хоть чуть-чуть. Я чувствую, как воздух сгущается, начинает трясти…

Так и было. Салли догадалась, что массы воздуха, замкнутые в яме, были турбулентными и то поднимались под воздействием идущего снизу тепла, то опускались, когда становилось холоднее. Она пыталась рассмотреть больше признаков жизни на стенах, но в основном следила за все более неровным полётом планера.

— Так-так, — произнес Уиллис наконец-то. — Осталось меньше мили. Там внизу темным-темно. Но радар указывает на землю. Я постараюсь совершить посадку на самый ровный участок, какой только найду, — не очень далеко от той аномальной кучи металла, которую я засек с поверхности.

Салли промолчала, чтобы не отвлекать его. Она проверила застежки своего защитного костюма и контрольные датчики костюма Уиллиса.

Лишь в последние секунды перед посадкой она рассмотрела в деталях дно ямы, которое выглядело кишащим жизнью — быстро промелькнувшее множество форм, разных цветов и оттенков, ярко блестящих в свете прожекторов. Это было похоже на морское дно, будто взгляд в аквариум с рыбками.

— Приехали…

Посадка получилась жесткой. Сквозь оболочку корабля Салли слышала царапающие звуки, треск и хлюпанье, пока они наконец не остановились. Уиллис оглянулся на неё и хмыкнул:

— Я же говорил, что это проще простого. Пошли посмотрим, что там.


Салли осторожно спустилась с планера. Единственным источником света были следы от шасси их планера. Диск неба находился так далеко на вершине этой каменной трубы, что его даже не было видно. Хотя, взглянув вверх вдоль синей линии кабеля, Салли будто бы увидела, как в вышине что-то двигалось, падало, заслоняя собой свет.

Земля была такой же, какой она увидела её в мгновения перед посадкой: затянутой живым покровом, в основном неподвижным — фиолетово-зеленая бактериальная слизь и что-то похожее на губки, некое подобие ползучих деревьев и коралловых колоний. Приземляясь, планер прочертил в этом покрове две параллельные линии, которые сейчас влажно блестели. Воздух был очень густой, а атмосфера сравнительно теплой — здесь была самая приветливая среда из всех ранее исследованных ею Марсов. Её явно подпитывала энергия от просачивающихся из-под земли минеральных выделений, влага из какого-то водоносного слоя. Солнечный свет не играл здесь никакой роли, так же как и дожди, несвойственные обычно засушливому Марсу. Разве что микроклимат этой ямы поддерживался пойманными здесь облаками и ливнями, которые оказались заперты внутри этих стен.

Отойдя немного от планера в сторону кабеля, она повертела головой по сторонам, перемещая луч фонаря на своем шлеме. Кроме кабеля и самой ямы вокруг не было ничего, что говорило бы о наличии какой-либо упорядоченной структуры, осознанного замысла…

Что-то задвигалось, пробежав сквозь луч её фонаря от одного сгустка теней к другому. Она взвизгнула от испуга.

Оказалось, что это ракообразное, плоское и прижимающееся к земле, вроде тех, которых они уже видели во время предыдущих остановок. Его хитиновая броня переливалась цветами, которые в привычной для него среде должны были оставаться невидимыми. Глаз у него точно не было, отсутствовал даже малейший намёк на глазные стебельки на корпусе.

— Бедняга, — произнесла она. — Ты живешь здесь давно, правда? Так давно, что не только ваша культура распалась, но и вы успели потерять зрение.

Сначала создание будто бы её слушало. А затем резко скрылось в темноте.

Внимательнее оглядываясь по сторонам, Салли снова пошла в направлении кабеля. Даже отсюда было видно, что тут нет никакой принимающей станции: кабель, казалось, просто уходит глубоко в скальный пол, покрытый волнами приспособившейся к темноте жизни… Но ещё она увидела, что сам кабель вроде бы поврежден, будто его пытались перепилить всего в нескольких ярдах над поверхностью.

— Эй, пап!

— А? — Уиллис, как обычно, казался рассеянным, уделяя ей минимум внимания.

— Плохая новость: узловой пункт каким-то образом спрятан под поверхностью. Я полагаю, если строители обладали возможностью расплавить эту яму, то они могли запросто притопить его в расплавленной породе… И хорошая новость: кабель поврежден. Как будто кто-то пытался его перепилить. Так что есть шанс заполучить наши образцы.

— Ух ты! И мне кажется, мы нашли тех, кто пытался это сделать. Смотри сюда.

Салли обернулась, сместив луч света от своего шлема. Перед собой она увидела стоящего к ней спиной Уиллиса. Одетый в костюм, он держал в руках что-то скрытое в тени. А позади него, рядом со стеной ямы, блеснул металл.

Это был космический корабль. Сильно поврежденные короткий нос и часть крыла торчали из-под плотного слоя глины. Она увидела следы соскобов там, где Уиллис очистил грязь с люка.

— Какого черта?!

— Свеженький, — произнес он. — Ну, относительно. Учитывая, что корабль ещё не рассыпался в пыль. Возможно, они пришли из какого-то другого мира — может быть, даже с Земли из этой вселенной. Как бы то ни было, они, судя по всему, попытались здесь приземлиться…

— М-да… пилоты из них ещё хуже, чем из тебя.

— Они и в самом деле повредили кабель. Что, если бы они его полностью отрезали? Мы могли бы тогда лишиться всего.

Салли подошла поближе, чтобы лучше рассмотреть находку. Похоже, корабль развалился, совершив жесткую посадку, но, судя по всему, он с самого начала выглядел весьма странно. Там имелись какие-то штуковины с углублениями, которые могли быть креслами. Она заметила что-то, напоминающее кости, белеющие под лохмотьями гниющей ткани.

Уиллис держал в руках череп — украшенный гребнем вытянутой формы, в два или даже в три раза крупнее человеческой головы.

В этот момент внимание Салли снова привлекло какое-то движение. Она запрокинула голову, двигая своим фонарем из стороны в сторону, пытаясь увидеть это вновь. Что-то бледное, с хлопающими краями.

— Корабль нас не касается, — сказал Уиллис. — Оставим его для университетских экспедиций. Мы, конечно, сделаем фото и возьмем несколько образцов. Куски костей. Может быть, этот череп. А потом возьмем образец материала, из которого сделан кабель, и уберемся отсюда…

Падающее сверху нечто теперь приближалось, медленно дрейфуя в сгущающемся воздухе, мягко хлопая, словно раненая птица. Когда оно приземлилось на кишащую жизнью поверхность неподалеку от Салли, она увидела, что это прикрепленная к алюминиевым стойкам керамическая панель. На ней был слабо виден рисунок в виде края звездно-полосатого флага.

Это был кусок обшивки «Одина».

Глава 39

«Тор» вырвался из отверстия в марсианском грунте в полуденный свет.

Марс, который находился в полтора раза дальше от Солнца, чем Земля, всегда представлялся Салли тусклым миром, окутанным сумеречными красками. Но после пребывания в яме он показался ей ослепительно ярким: огромное открытое пространство — у неё заняло несколько минут, чтобы сориентироваться.

Затем она увидела, что по всему периметру вокруг ямы были разбросаны куски разбитого планера, похожие на белеющие кости фрагменты, расколотые и изжеванные, словно над ними поработали чьи-то гигантские челюсти.

Как только они поднялись достаточно высоко на тепловых потоках, чтобы выбраться из ямы, Уиллис сразу повернул на запад, к их ночному лагерю. Он спустился пониже, чтобы набрать скорость, — планер понесся над усыпанной камнями поверхностью. Там виднелись похожие на лыжные колеи следы, пересекающие тонкие цепочки следов от ботинок, как у Нила Армстронга, которые их компания оставила во время вчерашней прогулки от лагеря к краю ямы.

Затем её внимание отвлекло какое-то движение вдалеке. Что-то мчалось по каменистой земле под землисто-коричневым парусом, на некоем подобии белоснежных полозьев, вздымая за собой внушительный, словно петушиный плюмаж, хвост пыли.

Подлетев к тому, что осталось от лагеря, они сделали круг над обломками. Планер был так сильно изувечен, что Салли с трудом могла распознать его узкокрылую крестообразную конструкцию.

Их жилые палатки-пузыри по-прежнему стояли нетронутыми среди разбросанных груд снаряжения, еды, воды, одеял, одежды, обломков раций и научного снаряжения.

И ещё она с облегчением увидела там Фрэнка. Он стоял и махал им рукой, внешне целый, без повреждений, в нетронутом защитном костюме.

— Фрэнк? Ты как, нормально? — окликнула она его сверху.

— Как видишь.

— Я спускаюсь, — предупредил Уиллис.

Фрэнк отвернулся, осмотрел горизонт. Несущееся в облаке пыли нечто находилось на приличном от них расстоянии.

— Да, давай. Он ещё достаточно далеко. Нам нужно успеть собрать как можно больше наших вещей. Но только, Уиллис, держи двигатели наготове для взлета. Мы не можем себе позволить потерять наш последний планер.

— Понял, — Уиллис накренил нос планера и выполнил быструю, но жестковатую посадку. Салли немедленно отстегнула ремни сиденья и открыла крышку кабины.

— Слушай, пап, почему бы тебе не остаться на борту? Сиди здесь и будь готов взлететь в случае опасности.

Уиллис вновь заколебался, обдумывая сказанное.

— А что, в этом есть смысл.

Салли шагнула к Фрэнку, который тут же обратился к ней:

— Теперь ты понимаешь, почему я настаивал на запасном плане?

— Сейчас не самый подходящий момент для лекций, Фрэнк, — огрызнулась в ответ Салли.

— Тогда расскажи, что там в дыре?

— Для травелога тоже не время. Фрэнк, у меня такое чувство, что у нас его очень мало.

— Ты права, — он снова всмотрелся во вздымающийся шлейф пыли. — Я глянул на восток — в ту сторону, куда вы ушли. А он вынырнул, словно из ниоткуда, с запада. Сразу направил свою яхту на планер и с первого же захода отрубил ему одно крыло. Я в это время находился рядом с палатками. Вытащил из обломков стойку (единственное, что можно было хоть как-то использовать вместо оружия) и стоял возле палаток с остальным снаряжением, пока он расправлялся с планером. Когда он окончательно доконал нашу птичку, то скинул её остатки в яму. Я видел, как он сбрасывает туда оборудование. Ты знаешь, он умный. Изменил наши аварийные комплекты так, чтобы придать себе гибкости.

— Он? — переспросил Уиллис. — Черт возьми, кто он такой?

Фрэнк мрачно посмотрел на планер.

— Тебе стоило бы знать, Уиллис. Помнишь тех китобоев, миллион миров назад? Ты отдал им Переходники в обмен на доступ к их монолитам. Не припоминаешь, что потом случилось? Один из тех десятируких парней завладел твоими Переходниками с палатками-пузырями и стал править остальными…

— Ты называл его принцем, — вспомнила Салли.

— Да, это тот самый разозленный рак. Думаю, он захватил один из Переходников и все палатки-пузыри, которые только смог украсть, и отправился за нами в погоню.

— Зачем ему это нужно? — хмыкнул Уиллис.

— Позор, — произнесла Салли. — Месть. Фрэнк говорит об этом. Возможно, ты разрушил его социальный статус на глазах у всех, пап. Вот же дерьмо! Мне кажется, я видела что-то, как будто преследующее нас. Свет в темноте. Я не поняла этого, не смогла собрать все детали вместе.

— Что касается тебя, Уиллис, — обратился к нему Фрэнк, — то это твоя вина. Ты облагодетельствовал этих ребят Днем перехода, как и человечество до этого. Для тебя это было просто средством для достижения цели, способом подняться на новую ступень твоего грандиозного плана. Ты никогда не задумывался, какие последствия это им принесет? А они очень серьезные, судя по его одержимой, просто убийственной ненависти.

Салли снова посмотрела в сторону шлейфа пыли. Ей показалось или он приближался?

— Я думаю, Фрэнк прав, папа. Он снова возвращается.

— А мы стоим здесь, болтаем и ещё ничего не погрузили в планер, — Фрэнк ударил кулаком по обтянутой перчаткой ладони. — Мы не можем позволить ему разрушить второй планер, Уиллис…

Уиллис перестал колебаться. Он включил стартовые двигатели, планер подпрыгнул в воздух, а затем сделал над ними круг.

— Слушайте, — обратился он к ним по радио, — я отвлеку его планером. Когда заведу его подальше отсюда, то вернусь обратно — планер гораздо быстрее, чем эта проклятая песчаная яхта, — мы все погрузим и уйдем отсюда.

— Пойдем, — сказал Фрэнк и пошел вперёд, сдувая палатки-пузыри и собирая в одну кучу упаковки с едой и водой. Салли последовала за ним, высматривая в обломках «Одина» все, что ещё можно было спасти.

Уиллис опустил планер поближе к песчаной яхте, и Салли увидела, что та тоже повернула, следуя за птицей в небе.

— Он последует за нами, когда мы осуществим переход, — послышался в наушниках голос Уиллиса. — Но у него не получится подобраться к нам ближе, пока мы будем последовательно двигаться.

— Пап, — произнесла Салли настойчиво, — почему нельзя просто убить его?

— Мне нечем его убить.

— Да ладно! Я не верю, что ты не взял никакого оружия. Какой-нибудь пистолет, переделанный под стрельбу в марсианской атмосфере.

— Поверь мне, я ничего не взял.

— Ну… — она замешкалась. — Ладно, зато я взяла. За шкафами с едой, на обоих планерах. Я припрятала там арбалеты. Чтобы использовать их, ты должен просто…

— Я их нашел и выбросил. Извини, детка.

— Какого черта? — она чуть не задохнулась от ярости. — Слушай меня, пап. Оружие вроде этого долгое время позволяло мне выживать на Долгой Земле…

— Я не связываюсь с оружием. Странно это слышать от парня из Вайоминга, правда, Фрэнк? Оружие убивает людей, когда попадает в руки идиотов. И поскольку бо́льшая часть человеческой расы — идиоты…

— Включая и меня тоже, ты, напыщенный старый тиран? — закричала Салли. — Включая Фрэнка, да?

— В любом случае, нам не понадобится оружие, чтобы избавиться от этого парня. Он скоро сам себя уничтожит. Вреда он мне не причинит. А потом мы отправимся домой. Это будет несколько дискомфортно, но мы справимся. Смотри, он уже далеко от вас и продолжает двигаться дальше. Я вернусь обратно и…

В этот момент Салли увидела ослепительную вспышку света на поверхности равнины, в шлейфе пыли от песчаной яхты, прямо под элегантным силуэтом планера. И искру, яркую, словно земное солнце, — она поднялась в небо, оставляя за собой хвост черного дыма.

Искру, которая по дуге двигалась прямо к «Тору».

Хотя Уиллис увернулся, продемонстрировав впечатляющую скорость своих рефлексов, у него было не больше пары секунд, чтобы среагировать. На глазах Салли искра пронзила планер насквозь, разорвав материал корпуса.

Когда Уиллис снова вернулся в эфир, Салли услышала шум сигналов тревоги на заднем фоне, терпеливые искусственные голоса, озвучивающие степень полученных повреждений.

— Дерьмо, вот дерьмо…

— Пап, черт возьми, что это было? Какая-то ракета?

— Я думаю, это что-то живое. Вроде тех драконоподобных зверей или плюющихся огнем колонн, которые мы раньше видели. Похоже на летающего червя, который сжигает метан и использует свое огненное дыхание в качестве ракетной тяги. Как живая ракета. Может быть, китобои используют их как оружие. Он припас его для подходящего момента, чтобы сделать нам сюрприз, да? До чего же эти ребята умные…

— Да, умные, — вмешался Фрэнк. — А ты считал, что принц тебя и пальцем не тронет.

Несмотря на опасную для них всех ситуацию, Фрэнк был настолько зол, что в его голосе звучало неприкрытое злорадство.

— Ты снова ошибся, Линдси.

— Мы обсудим мои недостатки позже. Слушайте, крылья целые, но управление почти не работает, и давление падает… Я иду на посадку. Давайте придерживаться плана. Загрузим все, что у нас есть, затем снова взлетим и уберемся отсюда. Нам должно хватить времени, пока он до нас не доберется. А когда мы его последовательно обгоним, то сядем и сделаем необходимый ремонт…

— Просто сажай сюда птичку, — огрызнулся Фрэнк.

Салли в это время следила за шлейфом пыли.

— Он приближается. Я думаю, ты все время недооцениваешь этого парня, пап. Он охотник и вырос среди охотников.

— Да-да. Обсудим это потом. Совсем скоро.


Посадка получилась жесткой, но, как справедливо заметил Фрэнк, в текущих обстоятельствах можно было радоваться любой, после которой фюзеляж остается целым.

По приказу Фрэнка Уиллис остался в кабине за штурвалом, готовый в любой момент по команде поднять птичку в воздух. Фрэнк и Салли в это время начали складывать вещи внутрь узкого корпуса планера. По пути им приходилось обходить обожженную, зияющую дыру в хвостовой части, где ракета-червь прошла его насквозь.

Фрэнк одновременно и бормотал, и рычал:

— Черт, до чего же мне не по себе от мысли, чтобы лететь, не заделав сначала эту дыру.

— Нам придется. И бросить здесь все это снаряжение мы не можем.

— Ты знаешь, я ведь пытался перейти, — сказал Фрэнк. — Когда он появился в первый раз. Салли, он пошел прямо за мной. Даже с таблетками от тошноты переходы делают меня более медлительным, пусть и ненамного. Но только не его, этого принца…

— Не болтай, — оборвала его Салли. — Просто грузи вещи.

— Нам сейчас не хватит мощности. Придется оставить эти вещи здесь…

— Заткнись. — У самого основания шлейфа пыли Салли увидела ещё одну вспышку света, в этот раз вытянувшуюся над поверхностью. В их сторону, как она поняла. — Он снова выстрелил, на этот раз в нас. Пап, быстро поднимайся в воздух, сейчас же.

— Понял.

Планер скользнул в воздух, включив ракетные ускорители.

А Фрэнк Вуд продолжал стоять и пялиться на приближающуюся ракету-червя.

Салли прыгнула вперёд. При пониженной гравитации она летела в направлении Фрэнка слишком медленно. Но затем наконец врезалась в него, обхватила руками за талию и повалила на землю.

Меньше чем через один удар сердца ракета-червь ударила в землю. Салли ощутила на себе воздушную волну, слабую из-за разреженного воздуха, а затем более мощный тепловой удар.

Когда все закончилось, она обнаружила, что лежит на Фрэнке, вцепившись ему в спину, и задыхается. Она неуклюже скатилась с него в своем скафандре.

— Какого черта… как он мог так ударить? — произнес Фрэнк, присев.

— Он попал чертовски близко.

— Если это оружие живое — учитывая весь этот метан и воздушные мешки, — то мне интересно, насколько точно он может прицелиться?

— Если оно живое, то возможно, само направляет себя на цель, — проговорил Уиллис с нарезающего круги планера. — Тут этот парень снова возвращается на своих проклятых санях.

Салли увидела изгибающийся шлейф пыли. Под парусом на палубе стояла фигура: с телом, как у огромной прямоходящей сороконожки, непропорционально завернутая в пластиковый мешок из набора для выживания и с неким подобием копья в руках.

Фрэнк встал, тяжело дыша.

— Клянусь богом, я старею. Ты только посмотри на этого ублюдка. Он не знает жалости.

— Продолжай оставаться наверху, пап, — Салли посмотрела вверх. — Просто оставайся там, куда его ракетные черви не долетают.

— Принято. Но как быть с вами?

Фрэнк обернулся к столбу пыли:

— Мы разделимся.

Не мешкая ни секунды, он развернулся и неуклюже побежал в своем скафандре по грязи.

— Беги, Салли! — крикнул он, обернувшись на ходу. — Беги в другую сторону!

На мгновение она застыла.

А затем побежала в противоположном направлении. Её голова была опущена, тело наклонилось вперёд, сапоги отталкивались от покрытой коркой земли. Она тренировалась бегать в марсианских условиях. И сейчас стало понятно, для чего это было нужно.

— За один заход он может управиться лишь с одним из нас, — услышала она Фрэнка. — Он мог бы ударить и с расстояния, но тогда все равно у одного из нас шансы выше. И если мы будем продолжать двигаться, то, может быть, измотаем его.

— Может, да, а может, и нет. Мы могли просто встать и сражаться.

— Чем? Это лучший вариант, Салли. Сначала вымотаем его, а потом уже прикончим.

— Пап? Что ты оттуда видишь? Что он делает?

— Он мешкает. Сейчас у лагеря, точнее, у того, что от него осталось. Ещё пару раз проехался по остаткам «Одина», думаю, просто забавы ради. Слушайте, у меня возникла мысль получше. Я спущусь и подберу одного из вас.

— Давай, — Фрэнк мгновенно ухватился за эту идею.

— И оставишь другого ему на растерзание? — спросила Салли.

— С этим мы разберемся в процессе, — произнес Фрэнк. — Давай, Уиллис, вперёд.

Салли остановилась, тяжело дыша, и взглянула на нарезающий круги планер. Было видно, что Уиллис ещё не начал опускаться. Оглянувшись, она посмотрела на песчаную яхту, следы от её полозьев в грязи, громоздкую фигуру китобоя, обернутую в мешок для выживания. За ним виднелась все ещё неуклюже бегущая фигура Фрэнка. Ей подумалось, что сверху, откуда смотрел её отец, ситуация должна была выглядеть абсолютно симметричной. Охотник в центре, по сторонам от него две жертвы, обе на более-менее равном расстоянии. Тот, кого Уиллис решит забрать первым, имеет гораздо больше шансов выжить, чем второй; и она, и Уиллис это знали. Так кого же он выберет?

Она была дочерью Уиллиса. И считала, что для большинства людей это имело бы решающее значение. Но Уиллис не был обычным отцом.

Он все ещё колебался. Он действительно размышлял. Выбирал, кого спасать, между ней и Фрэнком Вудом, пока она ждала.

Затем, пошевелив крыльями, планер вышел из виража, будто соскользнув с невидимой в воздухе вершины, и понесся к земле.

Прямиком к Салли.


Сидя в планере, Салли и Уиллис наблюдали с воздуха за тем, как китобойная яхта приблизилась к Фрэнку Вуду, сопровождаемая шлейфом красной марсианской пыли. Фрэнк принял свой последний бой, выбрасывая вперёд кулаки в перчатках всякий раз, когда яхта проходила мимо, снова и снова. Они ничем не могли ему помочь.

Наконец, потеряв терпение, ракообразный спрыгнул со своей яхты и приземлился в пыли — ему явно мешали намотанные на него слои наборов для выживания. Он прыгнул к Фрэнку и выбросил вперёд копье, ещё даже не успев завершить свой шаг при низкой гравитации. Фрэнк попытался перейти, но рак тут же последовал за ним, и, таким образом, они оба прошли между мирами, продолжая сражаться в грязи.

Затем копье ударило в лицевое стекло шлема Фрэнка, и оно разбилось. В то же мгновение звук его прерывистого дыхания исчез из передатчиков, он содрогнулся и упал навзничь.

А Уиллис последовательно повел их над алеющей поверхностью другой марсианской равнины, под таким же маслянистым небом. Смертельная сцена внизу исчезла, унеслась, будто её и не было.

Глава 40

Говорить было нечего. Поэтому первое время они молчали.

Они последовательно продвигались обратно на Запад — тем же путем, которым прошли раньше, на Марс Дыры и в итоге домой. Салли прошла в герметичный кормовой отсек планера, где находилась маленькая ванная. Там она расстегнула скафандр — впервые с того момента, как они покинули лагерь, чтобы исследовать яму. Казалось, это было несколько дней назад, хотя на самом деле прошло всего несколько часов: за бортом по-прежнему стояло раннее марсианское утро. Она вдохнула воздух кабины, подозрительно разреженный, со слабым запахом гари. Вне всяких сомнений, в герметичном внутреннем корпусе образовались трещины после полученного планером повреждения, из-за той пробоины, которую проделал в фюзеляже ракетный червь. Но ею можно было заняться позже, а пока просто уделить немного времени себе: снять скафандр, опорожнить его мочесборник и обтереться влажными полотенцами.

Провести немного времени подальше от отца.

Когда она снова к нему присоединилась, он по-прежнему сидел за приборной доской. Планер двигался на запад, и съежившееся марсианское солнце закатывалось над чередой последовательных ландшафтов — одинаковых во всем, кроме мелькающих мимо, изменяющихся деталей: беспорядочно рассеянных гор, кратеров и рисунков теней. Уиллис взглянул на неё, щиток его шлема был поднят, в руках он держал маленькую стеклянную емкость, внутри которой находилось что-то похожее на китовый ус.

— Когда-нибудь мы вернемся назад и похороним Фрэнка как положено. А потом ему поставят памятник высотой в триста футов. Вырежут из марсианского камня. И все из-за вот этого.

— Из-за кабеля.

— Да. Мы получили то, за чем пришли, пускай нам дорого пришлось за это заплатить. И с его помощью мы изменим мир. Все человеческие миры.

— Что, опять?

— Лучше просто поверь мне. Послушай, Салли, я проверил наши системы. Нам двоим вполне хватило бы тех запасов, которые удалось спасти, чтобы добраться до дома. Но есть другие проблемы. «Тор» не сможет пройти весь обратный путь. Мы получили слишком серьезные повреждения. Потеряли слишком много жидкости для охлаждения и гидравлики. Даже установка для выработки метана вот-вот отключится.

Она села на свое место позади него и пожала плечами.

— Ну, в конце концов, он вполне справился с тем, чтобы продолжить полёт после ракетной атаки.

— Да. Послушай, нам надо будет пройти через щель, — он сделал паузу. — И мне нужно, чтобы ты сказала, где мы можем её найти.

Салли поняла, что он имеет в виду. Она закрыла глаза и почувствовала процесс перехода, его медленный ритм — снова, снова и снова, один переход в секунду — словно размеренная пульсация глубоко в её голове. И за всем этим — смутное ощущение обширной топологии этого Долгого Марса, похожее на то, что всегда возникало у неё на Долгой Земле. Ощущение взаимосвязей.

Отец хотел, чтобы она нашла мягкое место, кратчайший путь через Долгий Марс. Место, через которое они могли бы проскользнуть…

— И я бы привела тебя домой, — закончила она свою мысль вслух. — Сквозь мягкие места, как называл их дедушка Патрик. Держа тебя за руку, как в детстве, когда я маленьким ребенком вела тебя в твой сарай с инструментами в Вайоминге, на Западе-1.

— Это лучшее, что я могу предложить. Это должен быть всего лишь запасной план, Салли. Я имею в виду, что мог это логически предположить, но не был уверен, есть ли здесь мягкие места, сможешь ли ты их найти и использовать…

— Использовать, чтобы спасти тебя. И твой драгоценный «кабельный ус».

— Да, это ценная вещь, Салли. Гораздо более ценная, чем что-либо другое.

— Чем жизнь такого человека, как Фрэнк Вуд?

— Права человека, жизнь одного индивида ничтожны по сравнению с ценностью технологии вроде этой. Мы сейчас рассуждаем о судьбе целого вида.

Она чувствовала себя холодной, вялой и пассивной. Как будто ей пришлось пройти через все это за один шаг.

— Когда ты был в планере, а мы с Фрэнком ждали на земле — кого же из нас ты выберешь, чтобы спасти… Ты ведь колебался.

Он ничего не ответил.

— Я имею в виду, что большинство отцов инстинктивно спасали бы своих дочерей. Правда? Я думаю, Фрэнк бы это понял. Но ты колебался. Ты в это время прикидывал, не так ли?

— Я…

— Вот что я думаю. Ты взвесил нас — меня и Фрэнка. Фрэнк — лучший пилот. С точки зрения управления планером Фрэнк был бы тебе более полезен, чем я. Также совершенно очевидно, что Фрэнк был лучше подготовлен для управления «Галилеем», чтобы отвезти нас домой. Но ты оценил степень причиненного ущерба и понял, что планер не выдержит, что тебе потребуется короткий путь. А что касается «Галилея», то ты наблюдал за моими тренировками для различных аварийных ситуаций… ещё я думаю, что русские из Марсограда помогут нам, когда нужно будет лететь домой. Мы справимся с «Галилеем». Но мягкие места оставались ключевым пунктом. Все это означает, что я оказалась нужна тебе больше, чем Фрэнк. Дело не в семье и не в преданности. Единственное, что тебя интересовало, кто из нас будет полезнее в текущих условиях, исходя из возможности двигаться вперёд. И это оказалась я, из-за моей способности чувствовать мягкие места. Вот почему ты спас меня, а не Фрэнка.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе ответил…

— И конечно же, — перебила она его, — вот почему ты в первую очередь связался тогда со мной. Пригласил в Дыру, позвал на Марс. Ты связался со мной впервые за долгие годы, как гром среди ясного неба объявившись словно из ниоткуда, — отец, который перевернул мир с ног на голову и исчез без следа, когда я была ещё подростком. Тебе не я нужна была в твоем путешествии. Тебе нужны были мои способности. Я была запасным вариантом на случай, если планер не вытянет. «Волшебная лоза» в человеческом обличье, не более.

Казалось, он обдумывал её слова.

— И что ты хочешь этим сказать? Ты будто считаешь, что я действовал неблагоразумно. Правда? Но, Салли, я не благоразумный человек. Благоразумные люди — это такие, как Фрэнк Вуд. Когда его карьера пошла прахом, он с этим смирился. Он работал водителем проклятого экскурсионного автобуса на Мыс, пока каким-то образом не узнал про Дыру. Затем он снова плыл по течению, пока не нарисовалась ты с той женщиной из полиции… В конце концов он принял свою смерть там, в грязи. Я не Фрэнк Вуд и не принимаю безропотно то, что мне подкидывает вселенная. Я не благоразумен. Поэтому я меняю вселенную.

К своему удивлению, она не чувствовала злости. Наверное, она повидала слишком много дерьма во время своих странствий по Долгой Земле, чтобы злиться на недостатки других людей. Даже на своего отца. Тогда что же она чувствовала? Разочарование? Возможно. Но Уиллис всегда себя так вел. Может, жалость? Но к кому — к Уиллису или к себе?

— Да, — произнесла она, — ты человек, который меняет вселенную. Но ещё ты мой отец…

— Так повзрослей наконец! — прорычал он.


И Салли провела отца сквозь прохладные туннели, мягкие места Долгого Марса.

На Марсе Дыры Виктор, Сергей и Алексей были рады увидеть их снова, хотя эту радость омрачило известие о смерти Фрэнка. Затем Салли и Уиллис пересекли космическое пространство, вернувшись на Кирпичную луну и в Космо-Д. Те недели, что занял полёт домой, они практически не разговаривали, обращаясь друг к другу только по рабочим вопросам.

Сразу же после возвращения Салли отыскала семью Фрэнка Вуда. Она ненавидела подобные обязательства, но понимала, что никто кроме неё не расскажет им о том, как он умер.

Затем она посетила могилу Моники Янсон в Мэдисоне, Запад-5, чтобы рассказать и ей тоже.

Именно тогда она получила послание от Джошуа Валиенте.

Глава 41

За окном стоял конец августа, когда возвращение кораблей ВМС США «Нейл О. Армстронг-2» и «Юджин Э. Сернан» из экспедиции в отдаленные уголки Долгой Земли вызвало осложнения для Следующих, находившихся в тюрьме-лечебнице на Гавайях. Потому что капитан Мэгги Кауфман и её команда привезли домой Наполеонов, виновных в гибели «Армстронга-1». Чудовищ, в которых сразу же распознали Следующих.

Нельсон подозревал, что особую роль в этом сыграл образ их лидера, который называл себя просто Дэвидом и стал главной причиной опасных для Следующих последствий. Он не был приспособившимся, сломленным ребенком вроде Пола Спенсера Уагонера и прочих. Дэвид был взрослым, высокого роста, высокомерным и властным; он вызывающе смотрел через решетку клетки, в которую его поместили, в объективы телекамер. Настоящий Наполеон, устрашающий сверхчеловек.

Вокруг Дэвида и ему подобных начали образовываться и сгущаться страхи. Со Следующими надо было что-то делать. Вопрос только: что именно?


Было спешно устроено совещание по конференц-связи, в котором приняли участие высший командный состав базы в Перл-Харбор и должностные лица администрации в сохранившихся после Йеллоустоуна на территории США убежищах. На Гавайях все это проецировалось при помощи дорогостоящего оборудования в мудреной голограммной комнате для конференций.

Нельсон не удивился, когда увидел, что даже в середине XXI века, после огромных сдвигов последних десятилетий, большинство делегатов оказалось белыми мужчинами средних лет.

Самого Нельсона участвовать в дискуссии не пригласили, но ему было позволено наблюдать за её ходом из кабины со стеклянными стенами. К своему удивлению, он обнаружил, что делит кабину с Робертой Голдинг, которая, насколько ему было известно, прибыла на Гавайи, чтобы провести свое собственное расследование. Однажды он уже встречался с ней на вечеринке, устроенной Лобсангом незадолго до извержения Йеллоустоуна. Но тогда пообщаться им не довелось, да и она была ещё слишком молода. А теперь сыграла определенную роль в организации его прикрытия, чтобы он смог проникнуть сюда. Вначале он предположил, что она оказалась здесь по стечению обстоятельств, из-за разразившегося кризиса с «Армстронгом». Но затем напомнил себе, что Голдинг сама была из Мягкой Посадки. Возможно, это вовсе не было совпадением. Одни секреты переплетались с другими. Какова же была её истинная роль? Насколько она была уверена, что он в курсе всего происходящего?

Когда они заняли свои места, Нельсон представился. Роберта ответила ему прохладно, но вежливо.

— Почти все готово к началу, — сказала она, пока они смотрели, как участники конференции входят внутрь шеренгой либо появляются из облака пикселей.

— Да. Я думал, вы будете там, вместе с ними.

— О, это не мой уровень — слишком высоко. И как вы заметили, в основном это военные. Ход совещания возглавляет научный советник президента, она там одна из немногих, кто не в униформе.

— Точно. Это сильно напоминает мне военный бункер времён холодной войны. Ой, прошу прощения, — он вспомнил, что Голдинг было всего лишь около двадцати лет — не намного больше, чем Полу Спенсеру Уагонеру. — Наверное, это мало о чем вам говорит.

— Нет-нет. Я изучала тот период. Возможно, это было самое опасное из проявлений безумия тусклоголовых.

Такое очевидно намеренное использование термина Следующих «тусклоголовые» поразило Нельсона. Он посмотрел на Роберту, ощущая, что его представление о ней стремительно меняется.

Научный советник призвала собрание к порядку. Она объявила, что присутствующие созваны президентом Каули в формате «Специальной целевой группы по непредвиденным обстоятельствам», чтобы рассмотреть доказательства, привезенные экипажами «Армстронга» и «Сернана», и проанализировать иную информацию о Следующих, включая данные, полученные в процессе изучения заключенных здесь, на Гавайях. Целью совещания служила выработка рекомендаций относительно того, какие шаги предпринимать дальше.

Адмирал Хирам Дэвидсон, глава ДолАм, возглавляющий штаб командования, которое контролировало миссию этих кораблей ВМС, заговорил первым, вкратце рассказав о том, что капитан Кауфман и её команда обнаружили в глубинах Долгой Земли и что им пришлось сделать с «этими незадачливыми Гитлерами», как он выразился, чтобы привезти их домой.

— Рассказать о текущей ситуации на этой базе в качестве резюме я хочу пригласить лейтенанта Луизу Ирвин…

Речь Ирвин была хороша — лаконичная и взвешенная, даже с некоторой ноткой сочувствия. Она рассказала участникам о том, что удалось выяснить о Следующих во время их пребывания под наблюдением и — как она сообщила уже более осторожно, под давлением последовавших вопросов — о предположениях относительно их возможностей. Видимо, ничуть не испугавшись высоких чинов вокруг неё, она и не поддержала, и не осудила Следующих; скорее просто дала холодную оценку их интеллекту, психологии и способностям. Но даже при такой подаче, подумал Нельсон — возможно, из-за её бесстрастного аналитического тона, — Следующие по её описанию выглядели весьма устрашающе.

— Я несколько раз разговаривала с Ирвин, — прошептала Роберта. — Заключенным здесь повезло, что они находятся под её наблюдением.

— Да, я могу это подтвердить, — ответил Нельсон.

— В любом случае, вводная часть окончена, сейчас начнутся дебаты.

К некоторому удивлению Нельсона, следующий оратор, глава Управления перспективных исследовательских проектов, передового научно-исследовательского агентства в структуре Министерства обороны, выступил со страстной речью в защиту Следующих. Это был полный, краснолицый мужчина с внешностью классического офисного работника. Когда он начал говорить, Нельсон подумал, что столь дальновидная речь ничуть не соответствует его образу.

— Перед тем как нас вызвали на это совещание, я проконсультировался с некоторыми присутствующими здесь коллегами, включая представителей Национального научного фонда, НАСА, а также некоторых членов президентского научного совета. — Он кивнул другим присутствующим ученым. — И мы все согласились с тем, что из текущей ситуации можно извлечь потенциально большие научные выгоды. Если в данном случае мы имеем дело с неким вариантом видообразования, — а многое говорит именно об этом, — то только подумайте, как много мы сможем узнать о человечестве, о нашем общем генетическом наследии и о природе естественного отбора.

Если у этих Следующих действительно присутствуют интеллектуальные способности, значительно превышающие норму, то кто знает, чему мы могли бы у них научиться? Я имею в виду не просто новые технологии и тому подобное, какие-нибудь передовые математические методы… я имею в виду идеи. Вспомните, что сама история человечества гласит — то, что кажется «очевидным» открытием для одной культуры, может быть полностью проигнорировано другой: например, открытие письма или изобретение колеса. Подумайте об этом примере. Обладая открытым умом и занимаясь простейшими, но систематическими наблюдениями за миром природы, кто-то из древних греков или римлян — к примеру, Плиний[193] — легко мог бы прийти к теории естественного отбора, к этой простой, но блистательной идее. Вместо этого нам пришлось две тысячи лет ждать Дарвина и Уоллеса.[194] Кто знает, какого прогресса мы могли бы достичь, если бы Плиний открыл это первым? И кто знает, каких ещё очевидных сейчас идей и изобретений мы тогда лишились?

Представитель Минобороны только хмыкнул в ответ:

— Плиний? Кто это такой, черт возьми? Я всегда говорил, что вы в своем управлении только впустую тратите деньги. Слушайте, я расскажу вам о единственной вещи, которой мы научимся у этих ненормальных умников, если только дадим им шанс, — как им прислуживать.

— Ну, это необязательно так, генерал, — ответил ему глава ЦРУ. — Этого не случится, если мы сможем их контролировать. Только представьте себе, как можно использовать для обороны эти супермозги.

— Если мы сможем их контролировать.

— Безусловно, — произнес глава ЦРУ. — И мы располагаем вариантами, которые позволяют это сделать. Мы их уже чипировали. Я имею в виду вживили им треккеры.

Нельсон обмер: этого он не знал, и заключенные, он в этом был уверен, — тоже.

Представитель Минобороны ухмыльнулся.

— Им надо бы вживить взрывающиеся чипы. Вот способ, который позволит контролировать.

По лицу главы ЦРУ промелькнула слабая тень отвращения. Затем он продолжил:

— Нам нужно посмотреть на это с более широкой перспективы. Это проблема для всего человечества, не только для Америки. У китайцев тоже будут свои Следующие. И у русских. И у развивающихся народов экваториального пояса Базовой Земли. Нам нужны свои Следующие, чтобы противостоять им.

— Так во что же мы тогда втягиваемся, — громко засмеялся представитель Минобороны, — в гонку вооружений супермозгов?

— Мы, кажется, упорно склоняемся к тому, чтобы считать этих молодых людей опасностью, угрозой, — вмешался научный советник. — Так ли уж это обязательно?

Эти слова вызвали шумную дискуссию. Противники Следующих указывали на наличие у них собственных, не поддающихся расшифровке языков. Также упомянули, что они зарабатывали деньги, создавая алгоритмы инвестиционного анализа, которые бросали вызов существующим рыночным защитным мерам. И то, что они внешне не отличались от нас, представляя коварную, опасную угрозу вроде подкинутых в гнездо кукушат, словно это какое-то инопланетное вторжение из глубин нашей собственной ДНК.

Затем был приведен бесспорный факт: горстка молодых, невооруженных и неподготовленных Следующих смогла обмануть опытных морских офицеров, захватила твен, убила множество членов команды, а оставшихся в живых бросила на верную гибель. По утверждениям военных, этот инцидент доказывал, что Следующие представляют реальную угрозу. Даже на Гавайях наблюдались отдельные инциденты, попытки манипулирования персоналом со стороны находящихся в заключении детей. Некоторых из охранников-морпехов пришлось подвергнуть ротации; с другими проводятся консультации.

— Прямо Ганнибал Лектер какой-то, — удивился представитель Минобороны.

Среди озвученных другой стороной аргументов было, например, заявление представителя Министерства внутренней безопасности о том, что индивиды, которых позднее определили как Следующих, скрытно и не афишируя этого, проявили героизм во время спасательной операции и в последующих восстановительных работах после извержения Йеллоустоуна. Но на общем фоне эти протесты смотрелись слабо и неубедительно.

Слушая дебаты, Нельсон чувствовал себя все более неуютно.

— Мне не нравится подтекст всего происходящего. То, что мы можем прочитать между строк: они не такие, как мы, и поэтому мы должны их уничтожить. Вот о чем они на самом деле говорят. Моё прошлое…

— Южная Африка, — прошептала Роберта, — я знаю. Вы чувствительны к подобным подтекстам. И в этом вы правы. Америка и человечество в целом за последнее поколение пережили настоящую духовную революцию — от открытия Долгой Земли до Йеллоустоуна и вплоть до настоящего момента. Люди в таких обстоятельствах отступают на привычные позиции. Защищают то, что у них есть.

— Люди… — произнес Нельсон. — Тусклоголовые, вы имеете в виду?

Она проигнорировала его вопрос.

— В самой администрации произошел своего рода эмоциональный переворот. Все знают, что именно глубокое недовольство появлением путников, которое вылилось в движение «Друзья человечества», создало президенту Каули основу его поддержки.

— Мне кажется, что сам Каули уже вырос из этого. Он больше старается докопаться до сути. В противном случае его бы не переизбрали.

— Это правда. Но за кулисами по-прежнему остаются некоторые из помощников и советников президента ещё из тех времён. Возможно, что даже в душе самого президента остается это пятно. И вот эта тьма вышла наружу в изменившемся текущем контексте, под давлением обстоятельств. Общий настрой таков, что надо что-то сделать. Нанести удар. На самом деле это не имеет ничего общего с вопросами национальной безопасности и ещё меньше касается проблемы выживания вида. Считается, что данная политика отвечает настроениям в обществе. Возможно, так и есть. Людям нужны козлы отпущения. Ой, конференция, кажется, подходит к концу…

Научный советник президента подытожила текущую позицию, выводы и общее настроение аудитории.

— Это место, Мягкая Посадка… Вы говорите, что это источник?

— Гнездо, — ответил ей глава ЦРУ. — Наши генетики это подтверждают.

— Один из источников, — вмешался представитель ФБР. — Несомненно, есть и другие. Но большинство генетических цепочек ведут именно к Мягкой Посадке. В данный момент это главный центр.

— Хорошо, — советник повернулась к Дэвидсону. — Какие в нашем активе есть возможности, Хирам? ДолАм — это твоя вотчина.

— «Армстронг-2» и «Сернан» — лучшие корабли из всех, которые у нас есть. Они могут быть там уже через несколько дней.

— Эти корабли несут кое-какое серьезное вооружение, — проворчал представитель Минобороны. — Мы позаботились об этом ещё перед тем, как они ушли в свою экспедицию, во тьму неизвестности. Адмирал, просто убедитесь, что вашей любительнице троллей, капитану Кауфман, приказано взять с собой Эда Катлера. Тогда в этой игре у нас появится серьезная карта.

— Что за вооружение?.. — спросил Нельсон. — О боже. Они что, обсуждают военную операцию, да?

— Я ожидала такого решения, — произнесла Роберта ровным голосом. — Карта уже почти сыграна.

— А как же наши заключенные? Что с ними сделают?

— Ничего хорошего, я предполагаю. И уж точно они никогда не выйдут на свободу. — Она повернулась к нему с серьезным, решительным выражением лица. — Они молоды, как вам известно. Они страдают за все свое высокомерие и неуживчивость. Я одна из них — я знаю, что вы догадываетесь об этом.

Теперь он это понимал. Ему подумалось, что она должна обладать железным самоконтролем, чтобы маскировать свою природу в суматошном муравейнике Мэдисона, Запад-5. Там, где сейчас находился новый Белый дом.

— Когда-то я была очень похожа на них, поэтому теперь понимаю, каково им. Что это значит — быть другим, окруженным пустыми лицами и такими же пустыми головами, знать, что тебе не с кем поговорить, что у тебя нет ни родителей, ни учителей, нет возможности освободить свою голову от грохочущих внутри мыслей. И почти все время бояться.

— Бояться?

— Не забывайте, что Следующие могут читать людей с точностью, которой вы, тусклоголовые, лишены. Они смотрят на взрослого и как будто читают, что у него на уме. Они могут ясно видеть безразличие, злорадство, похоть и расчет, спрятанные за широкой улыбкой. Все это очень заметно даже для самого маленького, самого беспомощного ребенка. Мы видим мир ясно. У нас нет иллюзий, — мрачно сказала Роберта. — Мы слишком умны, чтобы довольствоваться вашими историями про богов и про небеса.

Нельсон задумался.

— Однажды я видел, как Пол Спенсер Уагонер плакал ночью. Со смотровой дорожки там, наверху. Я решил его тогда не беспокоить.

— Я тоже плачу по ночам.

— Вы тоже называете себя Следующей? — спросил Нельсон, обдумав её слова.

— Ярлыки для подростков, — улыбнулась она. — Как будто мы какие-то герои из комиксов. Я не заморачиваюсь ярлыками. Но я — другая. Может быть, я менее развитая, чем те, кто здесь, но бо́льшую часть жизни я росла в человеческом обществе и у меня были хорошие учителя — я решила, что моё место тут, в человеческом мире, работать неким подобием интерфейса.

— Это, наверное, адски тяжело — работать интерфейсом в Белом доме, — улыбнулся Нельсон.

— Я стараюсь. Но моя бабушка по материнской линии тоже носила фамилию Спенсер. У меня есть и более глубокие привязанности: сейчас тут обсуждается в том числе и моя семья. Я смогу найти способ вытащить отсюда заключенных. — Она обернулась к нему лицом: — Вы поможете мне?

— Конечно, помогу. Именно поэтому я здесь.

— Что нам надо делать?

Нельсон подумал о Лобсанге и Джошуа Валиенте — и о том, что ему было известно о его подруге Салли, с её способностью находить мягкие места…

— Есть один способ.

Совещание закончилось. Делегаты вставали, смешиваясь в общей массе, кто находился в одном и том же помещении — жали друг другу руки. Затем их голографические изображения одно за другим, мигая, уходили в небытие.

Глава 42

Нельсон Азикиве связался с Джошуа, а тот с Салли, только что вернувшейся с Долгого Марса сквозь Дыру. Вместе они разработали безопасный способ эвакуации из тюрьмы на Гавайях через мягкие места. Джошуа и Салли тайком проникли на базу и начали выводить оттуда заключенных Следующих, одну группу за другой.


Они прошли сквозь мягкие места рука об руку — Джошуа, Салли и последняя группа Следующих. Даже Джошуа, король прирожденных путников, всякий раз, когда он следовал за Салли Линдси через эту странную сеть взаимосвязей, чувствовал, будто бесконтрольно падает сквозь некую невидимую, холодную шахту, глубокий озноб высасывал внутренний жар из его тела: такова была плата, взимаемая вселенной за этот чудесно быстрый переход.

Но зато это происходило быстро — вот в чем смысл. Мягкая Посадка лежала более чем в полутора миллионах шагов от Базовой Земли. Вырвавшись с Гавайев следом за Салли и Джошуа, переходя от одного мягкого места к другому, группа беглых Следующих проделала весь этот путь за время, равное лишь дюжине шагов, не больше.

В итоге они вышли на открытое пространство в сельской местности, меньше чем в миле от Мягкой Посадки. Салли позволила своим спутникам перевести дыхание, посидеть на земле и сделать пару глотков воды из фляжек.

Джошуа прошелся среди них, проверяя, как они себя чувствуют. Хоть они и были юными гениями, но путники из них были относительно неопытные. Немного придя в себя, подростки начали болтать друг с другом на своем усложненном постанглийском с огнестрельной скоростью. Самое необычное заключалось в том, что они все разговаривали разом, говоря и слушая одновременно. Джошуа представил себе мегабайты информации и предположений, проносящиеся между ними через эту перегруженную языковую сеть.

Джошуа испытал облегчение, когда они освобождали из тюрьмы в Перл-Харборе последнюю группу. В неё входили Пол Спенсер Уагонер, его младшая сестра Джуди и другие, которых он знал не так хорошо. Что ж, наконец-то они это сделали.

Джошуа решил немного прогуляться, чтобы немного прийти в себя, и, взобравшись на утес, посмотрел вниз на Мягкую Посадку. Посреди поселения он увидел приземистое здание мэрии с несколькими столбиками дыма, поднимающимися от ночных каминов в утренний воздух, и услышал мягкий шум речного течения. Воздух был чист и свеж, как ему и полагается быть в штате Вашингтон, с густыми запахами леса.

К нему подошла Салли.

— Голова болит?

— Хуже. Каким-то образом я их чувствую, Салли. Этих молодых яйцеголовых. Этот новый вид разумной жизни в мире. Или в мирах.

— Ты прямо как Первое Лицо Единственное Число.

— Ага. И это не тот дар, который был бы мне по душе. Хотя, может быть, иногда от него и была бы польза.

— У меня было что-то похожее на Марсе. Впрочем, это долгая история. Ну что ж, мы снова здесь, в этом жутком месте.

— Жутком? Салли, ты сама привела меня с Лобсангом сюда при первой же возможности.

— Да. Но я всегда ощущала в этом месте что-то странное. Даже когда впервые оказалась здесь ребенком…

Однажды она рассказала ему, как её семья прирожденных путников привела её сюда и как она всегда чувствовала себя здесь чужой. Между строк её рассказа легко читалось её отношение ко всему этому.

Он кивнул в сторону Следующих, увлеченных своей жуткой сверхречью.

— Что ж, если все это следствие Мягкой Посадки, то твоя интуиция тебя не подвела. Но даже если так — ты пересекла три миллиона Марсов и после этого считаешь это место странным?

Она пожала плечами:

— Чем больше ты путешествуешь, тем больше видишь общих черт. Все время, пока я была на Марсе, мы прыгали по склонам больших щитовых вулканов…

— Прямо как на Гавайях, на Земле.

— Да. Это заставило меня почувствовать себя как дома. По крайней мере, если сравнивать с путешествием в компании Следующих. Так о чем они сейчас разговаривают?

Джошуа оглянулся:

— Эй, Пол, что там вас так увлекло?

— Мягкие места, — откликнулся Пол. — Мы обсуждаем, что их существование рассказывает нам о высшем порядке топологии Долгой Земли. — Даже отвечая, Пол не отрывался от продолжающейся болтовни остальных. Глаза Следующих горели энтузиазмом. Воссоединившись со своими сверстниками, он ничем не напоминал того одинокого, угрюмого мальчика-мужчину, с которым встретился Нельсон Азикиве в Перл-Харборе. — Даже те наблюдения, которые мы сделали во время этого короткого путешествия, позволяют нам экстраполировать огромные участки комплексной межпространственной структуры. У нас нет подходящих терминов для её описания — как нет даже необходимых математических обозначений, чтобы суметь записать это…

— До сих пор, пока не появились вы, признанным мировым экспертом по части структуры Долгой Земли считался мой отец, — с тревогой произнесла Салли.

— Все проходит, Салли, — ответил ей Джошуа.

— Ага. — Она указала на следы. — Нам лучше двигаться дальше.

Следующие поднялись на ноги.

С некоторой неохотой Пол оторвался от остальных и повернулся к Салли:

— М-м… пока мы не двинулись дальше, я бы хотел поговорить с вами, мисс Салли. Вы спасли нас из тюрьмы. Возможно, вы спасли наши жизни, судя по тому, к чему там все шло.

— Не стоит благодарности, — ответила Салли в своей привычной холодной манере. Рядом с этими детьми стал особенно заметен её возраст, подумал Джошуа, — её поздние сорок. Но даже с её напряженным телом, обветренным, в морщинах лицом и седеющими волосами она выглядела лучше любого из них, включая самого Джошуа.

— Надо сказать спасибо тому благому божеству, которое позволило найти мягкое место всего в одном переходе от той тюрьмы, где вас содержали. Если кого и нужно благодарить, так это Джошуа. И спасибо Нельсону, который увидел, что совершается настоящее преступление — как увидела потом и я, когда мне об этом рассказали. Я всего лишь положила этому конец.

Пола, казалось, это заинтересовало.

— Это преступление с вашей точки зрения. Но не для правительства США, это очевидно. Для того правительства, которое определяет законы, по которым вы живете.

— Я не обязана по ним жить.

— То есть у вас есть собственный моральный кодекс? Вы верите, что у вселенной есть некие базовые моральные ценности, или это зависит от человека — познает ли она собственные потаенные истины? Следуете ли вы императивам Канта или…

— Пол, — серьезно произнес Джошуа, — заткнись. Салли же сказала: «Вам рады». У вас ещё будет и время, и место для философских дебатов.

Салли оглянулась на Мягкую Посадку.

— Да, у нас есть проблемы посерьезнее этих.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы привели детей домой. Но здесь что-то не так. Прислушайся.

— К чему? — Джошуа встал с ней рядом.

— К троллям.

— К троллям?

— Именно.

И тут Джошуа понял. Среди всех когда-либо ему встречавшихся человеческих поселений Мягкая Посадка была особенно переполнена троллями. Тролли и люди жили здесь бок о бок. Однажды Пол ему рассказал, что это и было истинной целью основания общины; в этом-то и заключался секрет того, как все работает. И где бы тролли ни находились, они всегда пели — все время. Это означало, что Джошуа должен был их слышать отовсюду — из города и его окраин, из лесов и полей.

Но сейчас троллей не было. Это было похоже на жуткое эхо 2040 года, когда в ответ на массовые волнения тролли покинули все человеческие миры…

— Надвигается беда, — сказал он. — Но какая?

Салли взглянула на небо.

— Возможно, что-то вроде этой.

Два огромных корабля материализовались прямо над их головами, их тяжелые корпуса были украшены звездами и полосами, а блестящие днища ощетинились смотровыми окнами и пушечными стволами. Вынырнув из перехода, они повернули свои большие носы к Мягкой Посадке. Джошуа почувствовал нисходящий поток теплого воздуха от их турбин.

Молодые Следующие сначала раскрыли рты в изумлении, а затем, похватав свои скудные пожитки, заторопились к городу. Пол и его сестра Джуди шли впереди всех, держась за руки.

Глава 43

Спустя двадцать четыре часа после того, как «Армстронг» и «Сернан» заняли позицию над Мягкой Посадкой, капитан Мэгги Кауфман пригласила капитана «Сернана» Эда Катлера в свою каюту на «Армстронге». Её послание состояло всего из одной строки: «Нам надо обсудить вашу записку».

Затем, поразмыслив, она попросила присоединиться к ним Джо Маккензи.

Перед прибытием офицеров Шими потерлась о её ногу и спросила:

— Почему Мак?

— Потому что мне нужен кто-то здравомыслящий.

— Я и есть здравомыслящая.

— Ага, верно. Только держись подальше.

— Я всегда держусь подальше от Мака.

Маккензи прибыл первым, в своем зеленом медицинском халате, прямиком от рабочего стола, помятый и несобранный.

— Это какой-то цирк, — бросил он, упав в кресло. — Я имею в виду этого идиота Катлера.

— Согласна, что цирк. Но мы вынуждены иметь с ним дело. Выпить не хочешь?

Прежде чем он успел ответить, внутрь вошел капитан Эдвард Катлер, неся в руке маленький портфель. Одетый по всей форме, он вытянулся по стойке смирно и отдал честь.

— Что касается выпивки, капитан. У вас есть пшеничное виски и дождевая вода? Для вас это ведь яд, правда, Эд? Только подумайте о чистоте ваших телесных жидкостей.

— Я абсолютно не понимаю, о чем идёт речь, доктор, — мрачно ответил ему Катлер.

— Зато я понимаю, — Мэгги бросила взгляд на Мака. — Нет времени для старых киношных шуток, Мак. И ради бога, Эд, сядьте. Лучше расскажите мне о том, что вы написали в своей записке.

Рукописную записку Мэгги доставил лично Эдкинс, старпом Катлера и, по-видимому, его правая рука.

— Ну, вы же читали её, капитан…

— У вас на «Сернане» действительно есть тактическое ядерное оружие?

Мак в изумлении разинул рот:

— Мать вашу, о чем мы тут разговариваем?

— Мы говорим о ядерном оружии, доктор. О котором я даже не знала, пока мы сюда не прибыли. И которое, судя по всему, мы таскали с собой все время пути до Шангри-Ла Дугласа Блэка и обратно, абсолютно без моего ведома. И о котором Эд Катлер знал все это время…

— Оно сравнимо по своей мощи с тем, что было использовано для удара по Хиросиме, — Катлер через стол подвинул в её сторону портфель, но она не стала его открывать. — Механизм запуска в портфеле, вместе с моими приказами. Я думаю, что это не требует пояснений. Для того чтобы его активировать, вам потребуется второй офицер, но вы свободны в его выборе. Это не обязательно должен быть я.

— О, как приятно знать, что у меня есть какая-то свобода действий.

— Я всего лишь выполняю роль службы доставки, если пожелаете, — он прямо лучился чувством собственной правоты и нескрываемым удовольствием от выполнения своих тайных приказов.

— Так, давайте убедимся, что я все правильно понимаю, — произнес Мак. — Мы таскали эту проклятую бомбу…

— И соответствующее техническое обеспечение для неё.

— О, ещё лучше. То есть мы тащили её на себе все время до Запада-250000000 и обратно?

— Да. Его не загружали специально для этой миссии, чтобы привезти сюда. В Мягкую Посадку. — Он произнес это нелепое название так, будто это было какое-то богохульство. — Это было сделано, чтобы у вас была дополнительная возможность, капитан. В случае, если возникнет какая-либо угроза.

— Черт возьми, какая угроза может потребовать применения ядерного оружия?

— Угроза нашему существованию. Угроза всему человеческому виду. Те, кто планировал миссию, не вполне понимали, что это может быть. Они не знали, что может ждать нас там, на Долгой Земле, с какими угрозами мы можем столкнуться и какие проблемы можем расшевелить.

— Я могу представить множество угроз, против которых ядерное оружие бесполезно, — произнесла Мэгги.

— Это правда. Как я уже сказал, капитан, смысл приказов был в том, чтобы у вас была дополнительная опция. А моя задача состояла в том, чтобы вам её предоставить, когда это потребуется.

— Вы так считаете?

— Да, это моё мнение. Однако выбор в любом случае остался бы за вами. Использовать его или нет. Адмирал Дэвидсон всегда ясно давал понять, что, находясь так далеко от руководящего звена, капитан твена самостоятелен в своих решениях, не так ли? То же самое и в данном случае.

Конечно, в этом он был прав. До Дня перехода вооруженные силы, как и все остальные, привыкли к опутанному сетями коммуникаций миру, где каждый мог переговорить с кем угодно и где угодно с задержкой всего лишь в какие-то доли секунды. Но все это рухнуло, когда началось большое расселение по Долгой Земле. Находясь на Высоких Меггерах, Мэгги была от ДолАм так же далеко, как капитан Кук от Адмиралтейства в Лондоне, когда он ступил на землю Гавайев. Поэтому из-под слоя пыли были вытащены старые модели делегирования полномочий, родом ещё из XVIII и XIX веков. Да, «в полях» Мэгги обладала широкой свободой действий — её обучали принимать подобные решения.

— Но я никогда не предполагала столкнуться с такой ситуацией, Эд. С этим вашим чертовым ядерным оружием.

— И что же это за угроза такая, которая требует от нас применения этой опции? — прорычал Мак. — Кучка хитрожопых детишек?

— Которые сбежали из серьезно охраняемого военного объекта, где их содержали, доктор, — покачал головой Катлер. — Которые угробили военный корабль США. Которые представляют собой новый вид существ и бродят среди нас с неизвестными возможностями. Исходя из содержания моих приказов, совершенно точно, что они — «потенциальная угроза существованию». А это место, Мягкая Посадка, — своего рода центр, источник. Гнездо, если вам так больше нравится. Нас послали сюда…

— Изучить это место! — вскипел Мак. — Поговорить с людьми! Наши корабли набиты этнологами, антропологами, генетиками и лингвистами, чтобы все это осуществить. Таковы наши приказы.

— Это всего лишь прикрытие, — ответил Катлер пренебрежительно.

— Хм, — произнесла Мэгги, — в своей записке вы написали, что уже подготовили бомбу. Ещё до того, как сообщили мне о её существовании.

— И снова приказы, капитан Кауфман, — он постучал по портфелю. — Сейчас все, что от вас требуется, — это принять решение. С помощью этого вы можете отключить оружие, мы извлечем его и унесем прочь. Либо…

— Ок, Эд, ты сказал все, что должен был. Теперь проваливай отсюда.

Он встал — самодовольный, лоснящийся, аккуратно подстриженный.

— Я выполнил возложенные на меня приказы. Но если вам потребуется дополнительная информация…

— Не потребуется.

Когда он наконец-то ушел, она подошла к столу.

— А вот теперь уже мне надо выпить. Принеси стаканы, Мак. Как будто мне не хватало проблем с тем, как справиться с последствиями нашей экспедиции.

Мак в ответ лишь сочувственно кивнул. После их длительного путешествия осталось одно незавершенное дело. По пути назад они смогли забрать группу, которую Мэгги оставила для изучения цивилизации крабов на Западе-17 297 031. Но ранее, на Луно-Земле, Запад-247 830 855, они не нашли ни следа аналогичной научно-исследовательской группы. Состояние корабельных запасов не позволяло заниматься поисками дальше, и Мэгги не хотела больше никого оставлять, никаких поисковых групп, учитывая неуверенность в том, что сюда когда-нибудь доберется новая экспедиция. Поэтому они отправились домой, оставив на месте припасы, маячки, указания — и Переходники — в случае, если исчезнувшая команда найдет путь обратно к месту встречи. Мэгги ненавидела терять людей. По возвращении она полностью посвятила себя общению с их семьями, пока Дэвидсон не вызвал её на новое задание и не отправил снова — на этот раз сюда.

И вот прямо сейчас она сидит на атомной бомбе, как несчастная курица.

— Ох уж этот Катлер, — проворчала она, наливая Маку его порцию виски. — Никогда не встречала парня, более подходящего для занимаемой роли в жизни, чем он.

— И ни на что больше не годного, — хмыкнул Мак. — А вот ты более гибкая. Поэтому он подчиняется тебе, Мэгги, а не наоборот. Наши старшие командиры совсем не идиоты, по крайней мере не все.

— Будем считать, что это комплимент. Но ты же знаешь, что ходили всякие сплетни о Катлере и его роли в экспедиции ещё до того, как мы покинули Базовую Землю. Я помню, как Натан Босс приходил поделиться со мной корабельными слухами о том, что у Катлера какое-то спецзадание от Дэвидсона.

— Ну и что? — спросил Мак пренебрежительно. — Слушай, Эд Катлер уже не играет никакой роли. Он свою работу выполнил. Важно то, как ты распорядишься этой кнопкой на столе перед тобой.

— У меня чувство, что я все испорчу. Честно. Меня просят решить не только судьбу этих Следующих, кем бы они, черт возьми, ни были, но всего этого поселения. Мы говорим сейчас об атомном оружии. Будут побочные жертвы…

— Но ты же можешь просто отказаться от этого.

— Нет, не могу. Я должна отнестись к этому серьезно.

— Решающий для карьеры момент?

— Более того, Мак. Решающий для всей жизни. Какое бы решение я ни приняла, мне потом жить с ним до скончания моих дней. — Она потерла виски. — В одном я точно уверена. Сидеть здесь и пялиться на свою совесть — этого недостаточно. Надо во всем этом хорошенько поковыряться. Посовещаться.

— Назначить слушания, — брякнул Мак.

— Что?

— Возьми пару адвокатов. По одному на каждую сторону — бомбить или не бомбить? Но они не должны быть приверженцами защищаемой ими позиции. Пусть они обоснуют её чисто логически.

— Не самая плохая идея, — она посмотрела ему в глаза. — И знаешь что? Ты только что сам вызвался.

Он сделал глоток солодовой.

— Я предполагал, что так будет. С удовольствием.

— Вот это, боюсь, вряд ли.

— А что такое?

— Я же не могу позвать какого-нибудь окосевшего фанатика защищать сторону ядерного оружия. Эда Катлера, например? Мне нужен кто-то вменяемый. Ты, Мак.

— Так, стоп, подожди минуту. Ты хочешь, чтобы я говорил в пользу ядерной бомбы?

— Ты же сам сказал, что адвокаты не должны быть сторонниками защищаемой позиции…

— Ради бога, я же доктор. Как вообще возможно, чтобы я ратовал за массовую бойню?

— Отбросив свою совесть и апеллируя к логике. Все как ты сказал. Ты доктор, но в то же время ты военный, Мак. Если твоя логика будет убедительна, значит, ты выиграешь этот спор.

— Ты сама говорила, что потом придется как-то жить с этим. Если я выиграю спор — я не смогу себе этого простить. Даже священник не сможет мне этого простить.

— Я ценю то, чего это тебе будет стоить. Так ты поможешь мне?

— Это приказ?

— Конечно же, нет.

— Черт возьми. Ладно, черт с тобой, — он осушил свой стакан и встал. — Когда?

Она задумалась.

— Бомба пока спрятана. Но долго так продолжаться не может. Приходи через двадцать четыре часа, Мак.

— Боже, боже мой, — он двинулся в направлении двери. — Кого ты выберешь мне в оппоненты?

— Не знаю. Мне нужно подумать.

— О господи! — Уходя, он хлопнул дверью.

Мэгги откинулась назад, вздохнула, подумала налить ещё порцию виски, но в итоге отказалась от этой идеи.

Шими выскользнула откуда-то из своего укрытия и запрыгнула на столешницу. Обнюхала портфель, в её электронных глазах светилось подозрение.

— А я говорила тебе, что Катлер находится на борту в качестве оружия, капитан, — промурлыкала она.

— Да-да…

— Моя интуиция меня не подвела. Но даже я не могла предположить, что правда окажется настолько буквально правдивой.

— Да, хитропопая ты моя. Вопрос в том, что нам делать дальше.

— У тебя есть выбор, — ответила Шими. — Эта идея со слушаниями очень хороша. Но, как спрашивал Мак, кто же будет на стороне Следующих?

— Кто-то из них, предполагаю.

— Нет, это не может быть кто-то из Следующих.

— Почему?

— Давай рассуждать логически, — начала Шими. — Суть обвинений против них заключается в том, что они не люди. Они — новый вид. Вот почему они — угроза человечеству. Отсюда вытекает, что решение должен принять человек. Сами Следующие не могут в этом принимать участие, ни в каком виде. Тебе нужен человек, который отстоит их право на жизнь, опираясь на интересы человечества, а не Следующих. Конечно, этот адвокат может брать показания со всех, с кого посчитает нужным.

— Почему ты говоришь «он»? Кого ты имеешь в виду?

— Джошуа Валиенте.

— Этого суперпутника? Ты знаешь его?

— Он мой старый друг.

— И почему я не удивлена? Так где же он? Как ты сможешь это узнать?.. А, черт. Конечно, ты знаешь. Ты можешь найти его и попросить прийти?

— Можешь на меня положиться.

Кошка спрыгнула со столешницы.

Глава 44

Пока она готовилась к «слушаниям» с участием Мака и Джошуа Валиенте, у Мэгги было достаточно времени подумать, почему именно её угораздило оказаться в таком тяжелом положении.

Адмирал Дэвидсон, очевидно, находился под сильным давлением Белого дома, если разрешил тайком погрузить оружие массового поражения на корабли, которые должны были повторить подвиг исследовательских судов Льюиса и Кларка. И под ещё бо́льшим — если поручил применить ядерное оружие против Мягкой Посадки, гражданского поселения в пределах американской Эгиды. Но Мэгги знала Дэвидсона с давних пор. Например, во время восстания на Вальгалле сорок лет назад он доказал, что не в его привычках стрелять первым. Возможно, передав Мэгги эту чашу с ядом, он решил, что таким образом гарантированно не позволит ей пролиться. Но все это не имеет значения, подумала Мэгги. Как бы она ни распорядилась возложенной на неё ответственностью — она должна будет это сделать. И как бы на неё ни давили с тех пор, как она приняла командование «Бенджамином Франклином», не говоря уже об «Армстронге», как капитан твена ВМС она была полностью самостоятельна в принятии решений, независимо от обстоятельств. В этом Катлер был прав. Право выбора оставалось за ней, а не за Дэвидсоном или кем-то ещё, и неважно, как она здесь оказалась.

Время наступило ещё до того, как она это поняла.


Ровно через двадцать четыре часа после встречи с Маком и Эдом Катлером курсант Снежок, бигль из команды Мэгги, провел Джошуа Валиенте в её каюту. Там уже находился Мак, злой как черт и при полном параде, на столе перед ним лежал планшет с заметками. Когда Джошуа вошел, он встал и коротко поприветствовал Снежка.

Перед тем как уйти, бигль наклонился к Джошуа и обнюхал его лицо. Мэгги знала, что для него это сродни рукопожатию, только в более смягченной для человеческого общества форме.

— Джош-шуа… как добр-рался?

— Без приключений. Ни царапины.

— Как тв-воя р-рука?

Джошуа согнул искусственные пальцы:

— Лучше, чем настоящая. Без обид.

— Р-р-рад тебя снова видеть, Джош-шуа.

— Я тебя тоже, Крипто.[195]

Когда Снежок ушел, Джошуа присел, и Мэгги быстро представила его Маку. По её распоряжению в каюту вкатили тележку, уставленную водой, кофе и безалкогольными напитками. Мэгги сама встала налить напитки — воды себе и Маку, — но Джошуа попросил себе кофе, что было характерно для пионеров, которые никогда не упускали шанса полакомиться этим чудным напитком.

На Джошуа Валиенте были джинсы с заплатками, практичного вида куртка поверх джинсовой рубашки и шляпа, как у Индианы Джонса, которую он повесил на спинку своего стула. Он выглядел подходяще для своей роли, как настоящий пионер Долгой Земли, и Мэгги задалась вопросом, не оделся ли он так специально, чтобы произвести впечатление. Очевидно, что нет, предположила она нерешительно. Это был подлинный Валиенте. Но он ощущал себя так же неловко, как и Мак.

Когда они наконец разобрали свои напитки, Мэгги закрыла дверь каюты.

— Итак, джентльмены, начнем. Туалет тут рядом, за дверью. Так что никто не войдет и не выйдет отсюда, пока мы… прошу прощения, пока я не приму решения. Оно полностью зависит от нас. Однако нас будут записывать для военного суда, который, вероятно, ждёт меня в будущем.

На лице Джошуа отразилось удивление.

— Такова военная жизнь, мистер Валиенте.

— Зовите меня Джошуа.

— Спасибо. Но вы оба можете не беспокоиться. Я посоветовалась с моим начальником штаба, он провел некоторые юридические изыскания, и я записала его рекомендации вместе с моей интерпретацией. Вы просто советники. Включая тебя, Мак.

— Очевидно, что я все равно уйду со службы после этого, — пожал плечами Мак.

— Не сомневаюсь. Что касается вас, Джошуа, — спасибо, что пришли. Я понимаю, как вы все это воспринимаете — поверьте, вы не обязаны в этом участвовать. И кстати, я не знала, что вы раньше встречались со Снежком.

— Однажды он спас мне жизнь. Или, по меньшей мере, пощадил её. Я считаю, это серьезный повод для дружбы, — ухмыльнулся Джошуа. — Как у кошки с собакой, да?

Она посмотрела на Мака, но тот не обратил на неё внимания. Мэгги заключила, что Джошуа ничего не знал о той роли, которую сыграл Мак в постигшем биглей несчастье.

— Как скажешь, Джошуа.

— Слушайте, капитан, я не вполне понимаю, почему вы выбрали именно меня для этих… как вы это называете — слушаний?

— Можешь это так называть, — рыкнул Мак. — Группа людей судится за свои жизни. Или целый новый вид перед угрозой истребления. В зависимости от того, как ты на это смотришь.

— А почему я?

Мэгги вспомнила, что ей рассказала Шими, все, что ей было известно об этом человеке, Валиенте.

— Потому что вы тоже были когда-то чужим. Тогда, в первое время после Дня перехода. Вы другой. Вы знаете, каково это. И, несмотря на все это, вы доказали, что вы достойный человек со здоровыми инстинктами. Ваши публичные записи говорят об этом. Также отчеты из Перл-Харбора указывают на то, что вы дружите с одним из Следующих. — Она взглянула в свои собственные заметки: — Пол Спенсер Уагонер? Так что вы в состоянии понять эту проблему.

— Я не уверен, что чувствую себя человеком, сидя на судилище вроде этого.

Мак холодно усмехнулся, его лицо ничего не выражало.

— Хочешь поменяться местами?

— Мне принимать решение, Мак, а не тебе, — ответила ему Мэгги. — Эта обязанность возложена на меня.

Джошуа кивнул, хотя внешне явно оставался по-прежнему недоволен.

— Я никак не подготовился, ничего не изучил. Я даже не знаю, откуда начать и что искать.

— Все в порядке, — успокоила его Мэгги. — Просто следуй своему сердцу. Итак, начнем. У меня нет для вас никакой повестки дня, ни формата, ни лимита времени. Мак, ты хочешь начать первым?

— Конечно, — Мак напоследок бросил взгляд в свой планшет, а затем провел руками по поверхности стола. — Для начала давайте четко разберемся, о чем мы здесь говорим. Мы привезли ядерное оружие, аналогичное тому, что было использовано в Хиросиме — к слову, более мощное, чем то, которое стерло с лица земли Мэдисон, Джошуа, я знаю, ты видел его последствия, — и без предупреждения установили его посреди этого поселка. Понятно почему — ведь мы хотим поймать их всех. Могу отметить, что его применение вызовет обычные в таких случаях последствия. Последний прогноз погоды для этого региона, который я получил от метеорологов корабля, указывает на то, что шлейф радиоактивных осадков проследует на юго-восток. Пострадают другие поселения — многие из них, насколько нам известно, не имели ничего общего со Следующими. Такова суть нашей операции. Но Мягкая Посадка будет уничтожена вместе со всем живым в округе, за исключением тараканов, — с людьми, Следующими, троллями и кем угодно ещё.

— Военная цель состоит в том, чтобы устранить предполагаемый источник данного феномена, Следующих, — кивнула Мэгги.

— Правильно, — ответил Мак. — И поскольку мы все согласны с тем, чего нам будет это стоить, позвольте привести всего один, наиболее убедительный довод, почему мы должны это сделать — потому что мы можем. Такого шанса нам может больше не выпасть. Мы подозреваем, что есть и другие источники, и занимаемся их отслеживанием, но благодаря генетикам у нас есть абсолютная уверенность, что это место до сих пор остается главным центром. Безусловно, мы убьем не всех Следующих, однако это будет достаточно ощутимый удар, который даст нам время на то, чтобы выследить и уничтожить остальных. Но если мы только замешкаемся… — он пристально посмотрел на Мэгги. — Сейчас они суперумные, но их мало, и они слабы как физически, так и экономически. У них нет никакого супероружия или чего-то подобного — в этом отношении они сейчас ничуть не сильнее нас. Но не факт, что так будет продолжаться дальше.

Я видел результаты лингвистических экспертиз и когнитивных тестов. Этих наших смешных попыток измерить интеллект этих созданий. Они умнее нас. Качественно умнее. Настолько, насколько мы умнее шимпанзе. Так же как шимпанзе не могут представить себе природу самолета, пролетающего над вершиной деревьев… и ещё меньше глобальную технологическую цивилизацию, частью которой он является, — точно так же мы не можем понять и даже просто предположить, что сделают, скажут или придумают Следующие. Не более чем какой-нибудь неандерталец мог предположить, что ядерная бомба упадет когда-нибудь на Мягкую Посадку. Мы должны ударить сейчас, пока ещё можем — пока они не могут нас остановить.

— Я прямо так и вижу, как подобный сценарий репетировался в военных кабинетах, — произнесла Мэгги. — Мы должны собраться и ударить по ним так, как американские индейцы должны были ударить по конкистадорам, когда те только сошли со своих кораблей на берег.

Мак мрачно улыбнулся.

— Или — в данном конкретном случае это будет более подходящей аналогией — как те неандертальцы, которых я упомянул, должны были взять свои здоровенные дубины и вломить первым Homo sapiens по первое число, когда те только пришли в Европу.

— Можно мне сейчас сказать? — вмешался Джошуа.

— Говори, когда хочешь, — ответила Мэгги. — Никаких правил.

— В обоих упомянутых вами случаях сопротивление позволило бы лишь немного выиграть время перед вторжением. Ещё больше европейцев последовало бы за Колумбом, Кортесом и Писарро.

— Верно, — согласился Мак. — Но мы можем с пользой использовать это время. Мы не гении-сверхлюди, как эти Следующие, но отнюдь не дураки. Мы не настолько слабы, как индейцы или неандертальцы. И значительно превосходим их количеством. Имея больше времени, мы можем организоваться, продолжать охоту и ловить их. Помните, что у них особенная ДНК, её невозможно скрыть. И нас миллиарды, а их всего лишь горстка. — Казалось, он чувствовал себя немного не в своей тарелке. — Также многих из них чипировали во время содержания на Гавайях. Это нам поможет.

— Но, Мак, ты выступаешь за убийство. Хладнокровное, расчетливое убийство. Ты можешь как-то оправдать это? — спросила его Мэгги.

К чести Мака, тот не смутился и продолжил гнуть свою линию:

— Мэгги, это не убийство. В том случае, если вы примете в качестве аргумента тот довод, что это разные виды, что Следующие — не люди. Возможно, это жестоко — пристрелить лошадь. Но это не будет убийством, поскольку лошадь не принадлежит к нашему виду. Все наши законы и обычаи поддерживают эту точку зрения. Всю нашу историю — черт возьми, да ещё даже в доисторические времена — мы ставили интересы людей выше интересов животных. Мы убивали леопарда, преследующего нас в африканской саванне, уничтожали волков, которые охотились за нашими детьми в лесах Европы. И по-прежнему уничтожаем, если нам это нужно. Вирусы, бактерии…

— Но Следующие относятся к совершенно иной категории, чем вирусы, — резко возразил ему Джошуа. — И мы не всегда убиваем просто потому, что мы можем это сделать. Мы же защитили троллей, — он взглянул на Мэгги. — Вы ведь были вовлечены в эту кампанию, капитан. Черт побери, даже тот пример, что вы взяли их в свою команду…

— Тролли защищены законами США так же, как если бы были людьми, — покачал головой Мак. — Но их не считают настоящими людьми и даже каким-то их подобием. В любом случае здесь есть ряд совершенно иных практических аспектов. Нет никаких доказательств, что тролли причиняли вред людям, кроме как случайно или в результате провокации. Тролли не представляют угрозы. А в случае со Следующими есть опасения, что однажды они могут стать угрозой не просто отдельным людям, а всему человечеству, как сказал Катлер. Они могут поставить всех нас на грань вымирания.

— Это крайняя точка зрения. Даже если бы они были враждебны нам, почему все обязательно должно зайти так далеко? — спросил Джошуа.

— Справедливый вопрос, — ответил Мак. — Но все генетические, лингвистические и когнитивные доказательства указывают на один факт — это действительно иной вид, формирующийся прямо в сердце наших миров. Из-за этого между нами неизбежно возникнет конфликт. Конфликт, который должен, просто обязан закончиться уничтожением той или иной стороны. И я тебе скажу почему.

Следующие — не люди. Но самый серьезный аргумент против них из всех, что у меня есть, — это то, насколько они близки к людям. Возможно, они и умнее нас, но внешне выглядят точно так же, питаются той же едой и требуют тех же климатических условий для жизни. Это дарвинский конфликт между двумя видами, конкурирующими за одну и ту же экологическую нишу. И Дарвин знал, что это означает. — Он перевернул листок в своем планшете. — Я читал обо всем этом ещё в медицинском училище, совсем в другие времена… Никогда не думал, что это может быть применимо ко мне. Глава третья из «Происхождения видов»:[196] «Так как виды одного рода обычно, хотя и не всегда, сходны в своих привычках и конституции и всегда сходны по строению, то, вообще говоря, борьба между ними, если только они вступают в конкуренцию друг с другом, будет более жестокой, чем между видами различных родов». — Он опустил планшет. — Дарвин знал. Он это предвидел. Войны здесь не будет, и это будет совсем не цивилизованно. Все гораздо примитивнее — чистая биология. Это конфликт, в котором мы не можем позволить себе проиграть, Мэгги. Только одни из нас выживут: либо они, либо мы. И если мы проиграем, то потеряем все. Единственный для нас способ выиграть — если ты сделаешь сейчас то, что должна.

— Мы говорим сейчас не о какой-то биологии, а о разумных существах, — горячо возразил ему Джошуа. — Даже если бы они могли нас уничтожить, нет ни малейших доказательств, что они когда-либо это сделают.

— На самом деле есть, — сказал Мак.

— И какие же?

— Сам факт того, что мы готовы сидеть здесь и обсуждать уничтожение безусловно разумного, человекоподобного вида. Проще говоря, мы создаем своего рода прецедент, не так ли? И если мы сейчас можем предположить такую возможность, то почему бы и им не сделать это в будущем?

— Это смешно, — сказал Джошуа. — Такой ход мыслей мог бы превратить холодную войну в горячую ещё за несколько десятилетий до Дня перехода. Сбросить бомбу на других просто потому, что у них есть возможность сбросить её на вас.

— Вообще-то нет, — вмешалась Мэгги. — Наше мышление не настолько примитивно, Джошуа. За последние десятилетия человечество стало гораздо лучше справляться с угрозами своему существованию, которые обычно имеют низкую вероятность, но непредсказуемые последствия. Мы не смогли предвидеть Йеллоустоун, но зато разработали способы борьбы с опасными астероидами — да, мы занимались этим ещё до Йеллоустоуна. Я бы сказала, что суть нашей философии в том, чтобы действовать в отношении таких угроз в согласии с обществом, используя тот объем ресурсов, который можно считать пропорциональным вероятности этого события и серьезности его последствий.

— И поэтому, — с нажимом произнес Мак, — с одной стороны, мы взвешиваем риск быть уничтоженными Следующими или ужасы послабее (такие, как оказаться у них в рабстве), а с другой — стоимость одной ядерной бомбы и последующей кампании по их искоренению и уничтожению. Это… и ещё смерти неопределенного числа невинных душ. Обычных людей, я хочу сказать. Хотя я тоже считаю, что дети Следующих ни в чем не виноваты. — Он посмотрел на Мэгги и Джошуа. — Это все, что я хотел сказать.

Какое-то время в каюте стояло гробовое молчание. Затем тишину нарушила Мэгги:

— Черт, Мак. Ты дал достойный бой. Джошуа, пожалуйста, скажи мне, в чем он не прав.

Джошуа взглянул на Мака.

— Что ж, я ничего не могу сказать о Дарвине, — произнес он. — Мы не были знакомы. О Колумбе, Кортесе или неандертальцах тоже. У меня нет каких-то великих теорий. Все, что я могу вам рассказать, касается тех, кого я знаю. Если порыться в памяти, я могу предположить, что первый Следующий, с которым я познакомился, был парнишка по имени Пол Спенсер Уагонер. Впрочем, вы это знаете, это есть в документах. Я встретил его здесь, в Мягкой Посадке. Ему тогда было пять лет. Сейчас, спустя все эти годы, я привел его сюда обратно. Он там, на земле, сидит прямо на вашей чертовой бомбе. Ему девятнадцать лет…

И он рассказал все о детстве Пола Спенсера Уагонера. О родителях, которым было неуютно в беспокойной Мягкой Посадке. О том, как эмоциональные стрессы, вызванные самой природой детей Следующих, разрушили семью. Как потерянный маленький мальчик нашел убежище в Приюте, где ранее воспитывался сам Джошуа. Как травмированный юноша, которым он стал подобно любому, приговоренному к пожизненному заключению, все ещё был полон жизни, лидерства и сострадания.

— Это наши дети, — произнес он сурово. — Всех нас. Да, они умнее, чем мы. Ну и что? Должен ли отец убить своего сына только за то, что тот умнее его? Вы не можете преодолеть различия только потому, что боитесь их, — он взглянул на Мэгги. — Я уверен, капитан, что вы не будете этого делать. Ради бога, но только не с троллями и биглем в вашей команде.

Не говоря уже о робокошке, подумала Мэгги.

— Я имею в виду, скажите, почему вы взяли этих существ на борт?

Мэгги задумалась.

— Наверное, чтобы утереть нос всяким скептикам и недалеким людям. И…

Тут она вспомнила, что сказал Снежок, когда вдали от дома они удивлялись разумным крабоподобным: «Твоя мысль и моя мысль всегд-да зависят от кр-р-рови, от тела. Нужна др-р-ругая кр-р-ровь и др-р-ругие тела, чтобы подтвер-р-рдить эту мысль. Моя кр-р-ровь — не твоя. Моя мысль — не твоя…»

— Для разнообразия, — добавила она. — Чтобы была другая точка зрения. Не обязательно лучше или хуже. Как ещё мы сможем увидеть мир таким, каков он есть, если не другими глазами?

— Так и есть, — согласился Джошуа. — Следующие, какими бы спорными они нам ни казались, представляют собой что-то новое. Разнообразие, да. Для чего тогда жить, если не принимать этого? И… что ж, они одни из нас. Мне больше нечего сказать, капитан. Надеюсь, этого достаточно.

— Спасибо тебе, Джошуа. — Она подумала, что решение уже вырисовывается в её голове. Но лучше ещё раз убедиться в этом. — Как насчет последней речи? По строчке от каждого. Мак?

Мак закрыл глаза и откинулся на спинку стула.

— Знаешь, больше всего я боюсь не рабства или даже вымирания. А того, что мы станем поклоняться им. Как богам. Как там в заповедях? «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». «Исход», глава двадцатая, стих третий. У нас есть биологическое, моральное и даже религиозное обоснование сделать это, Мэгги.

Она кивнула.

— Джошуа?

— Думаю, мой последний довод более практичен. Вы не сможете сейчас схватить их всех. Вы утверждаете, доктор, что сможете изловить остальных. Я в этом сомневаюсь. Они слишком умны. Они найдут такой способ ускользнуть, о котором мы даже не имеем представления. У вас не получится убить их всех. Но они будут помнить, что вы попытались это сделать.

В этот момент Мэгги почувствовала в глубине души укол холода.

Мак вздохнул так, словно все накопившееся напряжение покинуло его.

— Ну так что? Мы закончили? Ты хочешь, чтобы мы оставили тебя одну?

— В этом нет нужды, — улыбнулась она. А затем постучала по встроенному в стол экрану. — Натан?

— Да, капитан?

Ещё секунду она колебалась, вновь оценивая свой выбор. Затем повернулась к Джошуа и Маку.

— Лично мне логика предельно понятна. С моральной и стратегической точки зрения будет неправильно осуществить подобное истребление. Успешным оно будет или нет. Мы не можем спасти себя, уничтожив что-то новое. Нам нужно просто научиться сосуществовать вместе — и надеяться, что они простят нас.

— Капитан?

— Извини, Натан. Спускайся вниз вместе с капитаном Катлером и забери оттуда эту проклятую бомбу. Я прямо сейчас её отсюда обезврежу. Позаботься об этом лично, сынок.

— Да, капитан.

Скривившись, она подняла портфель Катлера с пола и открыла.

— Мак, пока я занята, почему бы тебе не налить мне выпить? Ты знаешь, где стаканы. Джошуа, присоединишься?

Мак встал.

— Это становится у тебя плохой привычкой, Мэгги.

— Просто налей мне чертовой выпивки, старый ты хитрец.

Однако, пока он занимался этим, она заметила усталость в уголках его рта, напряженную шею и пустоту в глазах. Он проиграл спор, хотя сделал все, чтобы выиграть. Она подумала, что понимает, как он сейчас себя чувствует. Что, если бы он выиграл? Как бы он дальше жил с этим? Что же она с ним сделала — какой ценой старому другу обошлась её сегодняшняя победа?

Она встретилась глазами с Джошуа. В них светилось понимание. Понимание и сочувствие — к ней и к Маку.

Шими появилась словно из ниоткуда. Мэгги не знала, что она тоже находилась в комнате. Кошка вскочила на колени к Джошуа, который ласково её погладил.

— Привет, малышка.

Шими зашипела на Мака, и тот прошипел в ответ.

Затем Мак отодвинул свой стул, поднялся и направился к двери.

— Пойду-ка я немного помучаю Катлера. Может быть, мне стоило одолжить для этого твой ручной протез, Джошуа. Слышишь, Эд! Майн фюрер, я могу ходить!

— Я скажу вам кое-что, — поделился с Мэгги Джошуа, когда он ушел. — Для тебя это мало что значит, но моя головная боль прошла. Может быть, это означает, что сегодня мы сделали правильный выбор. Как думаешь, Шими?

Кошка в ответ лишь заурчала и ткнулась головой в его искусственную руку, выпрашивая ещё ласки.

Глава 45

Месяц спустя после возвращения «Армстронга» и «Сернана» из Мягкой Посадки Лобсанг объявил, что хочет ещё раз наведаться в это место.

И Агнес отправилась вместе с ним.

До сестры доходили лишь самые поверхностные слухи, в основном от Джошуа, о произошедшем в Мягкой Посадке — о какой-то серьезной драме, в которой оказались замешаны военные твены, различные виды оружия и дети, которых называли Следующими. Главное, как она поняла, состояло в том, что никто никого не бомбил и Пол Спенсер Уагонер, бывший воспитанник Приюта, был в безопасности — хотя, казалось, никто не знал, где он точно сейчас находится.

Однако ей было любопытно увидеть это загадочное место самой. Почему бы и нет? Поэтому они отправились в путешествие, Лобсанг и Агнес, вдвоем на маленьком, но удобном частном твене.

В тот день, когда они прибыли в Мягкую Посадку, Агнес, как обычно, проснулась на рассвете. Быстро приготовила в маленьком камбузе омлет и кофе и отнесла их на подносе в гостиную к Лобсангу. Он всегда утверждал, что им обоим полезно есть яйца, поскольку их искусственные органы нуждались в белке.

Она застала его около большого обзорного окна — он смотрел куда-то вдаль. Взглянув с высоты вниз, Агнес узнала пейзаж с ранее изученных карт: река, мэрия, переходящие в леса общественные скверы. Она не заметила ни одного признака, что здесь когда-либо были военные корабли. Это место выглядело как абсолютно нормальное поселение на Верхних Меггерах.

Только здесь не было видно никакого движения. Ни машин на грязных дорогах. Ни столбов дыма, поднимающихся из домов. Ни троллей, поющих у реки.

— Пусто, — произнесла она.

— Они ушли. Следующие. Они и их семьи. Даже соседние поселения опустели. Мы стоим на пустом континенте, Агнес. И… Ох. — Лобсанг, вздрогнув, застыл. Казалось, он совсем лишился способности двигаться.

— Лобсанг? Ты в порядке? — Она поставила свой поднос и потрясла его за плечо. — Лобсанг!

Он вернулся к жизни, его тело снова ожило. Он присел — резко, будто его ударили.

— Лобсанг, что такое? Что случилось?

— Я получил послание.

— Что за послание? От кого?

— От Следующих, — сказал он несколько раздраженно. — От кого же ещё? Наше прибытие каким-то образом его активировало. Оно записано на радиочастотах — так, что еле уловишь.

— Не важно, как оно записано. Оно предназначено тебе?

— Не совсем. Оно адресовано всему человечеству, — он глухо засмеялся. — Если бы только оно было адресовано мне… Ты знаешь, как я хотел общаться с ними на равных. И ведь по большому счету это я их спас — своей заботой, махинациями с Нельсоном, Джошуа, Робертой Голдинг и Мэгги Кауфман, благодаря которым их вытащили с базы на Гавайях и спасли от ядерного уничтожения. Полагаю, я надеялся, что они примут меня за своего. Но, видимо, они так не думают.

— И кем же они тебя считают?

— Полагаю, посредником. В лучшем случае послом. В худшем — просто гонцом.

— Гонцом?

— Но даже это сообщение они оставили не только для меня… Они ушли, Агнес. Вот о чем оно. Ушли куда-то, куда мы не сможем добраться. Прочь из нашей зоны досягаемости. Что ж, разве ты поступила бы иначе, учитывая, что человечество им уже причинило и ещё только намеревается сделать? — Он вздохнул. — Я должен прикинуть, что с этим делать. Но сначала надо посадить корабль на землю.

— Сначала ты съешь свой завтрак, — сказала Агнес и потянулась за подносом.


Твен опустился на покрытую травой пустошь у реки. Вдвоем они спустились по трапу на землю, усыпанную осенними листьями. Вокруг не было ни единого следа какой-либо суеты, которую ожидала встретить Агнес: ни людей, ни троллей. Единственным движением было падение кленовых листьев; подобрав один, она ощутила исходивший от него слабый аромат. Некоторые листья упали в реку и плыли стайками, словно участвуя в регате — в отсутствие людей это зрелище показалось Агнес почему-то более тревожным, чем должно было быть.

Тут она услышала мягкий шелест. Звук шагов по листьям? Она повернулась посмотреть, кто это.

— У этого места больше нет какой-либо цели, — произнес Лобсанг. — И оно слишком хорошо известно, чтобы Следующим когда-нибудь снова было здесь комфортно. Мы потеряли уникальное сообщество, малую толику из сокровищницы человеческого опыта. И остались теперь одни, Агнес…

— Не совсем, — она указала рукой в сторону.

Со стороны мэрии к ним приближались две фигуры — юноша и мальчик, одетые в нечто похожее на дешевую пионерскую одежду.

— Привет, Лобсанг, — сказал юноша с сильным нью-йоркским акцентом и усмехнулся. Грабли в его руках смотрелись довольно занятно — будто он только что подметал листья.

Мальчик с азиатской внешностью, возможно, японец, промолчал.

Они оба смотрели на сестру Агнес в её облачении и на Лобсанга, сверкающего лысиной в своей фирменной оранжевой рясе.


Они забрали мальчиков с собой на твен, позволили им принять душ, а затем накормили и дали более подходящую одежду, чем те бесхозные обноски, которые они нашли в опустевших лачугах Мягкой Посадки. Пообещав забрать их отсюда и отвезти, куда те захотят, затем они выслушали их рассказ.

Оказалось, что юношу зовут Рич. Он «свалился» сюда — кажется, это было самым точным определением того, как была устроена Мягкая Посадка: ты падал, беспомощный и несчастный, сквозь некую сеть мягких мест, пока не оказывался в этом странном месте, — прямиком из Дублина, который, впрочем, тоже не был для него родным. Он был американским студентом, приехавшим по программе культурного обмена изучать ирландскую мифологию.

— Вначале я подумал, что все дело в «Гиннессе», — признался он с сожалением. — Или в лепреконах, о которых читал до этого.

Японский мальчик носил не очень подходящее ему имя Джордж. Его мама была англичанкой. А сам он — старшеклассником, который тоже провалился сюда во время прогулки.

Оба застали это место уже опустевшим. Видимо, сверхъестественный механизм соборной Долгой Земли, который охранял это место, когда оно было населенным, не перестал работать после эвакуации его обитателей. К счастью, подумала Агнес, Рич прибыл сюда первым и оказался рядом, чтобы помочь двенадцатилетнему Джорджу, когда тот объявился здесь позднее. Но даже так им пришлось прожить тут в одиночестве несколько недель.

Рич хоть и не излучал восторга от пережитого опыта, все же радовался тому, что их нашли; поскольку они оба слабо понимали, как оказались здесь, и ещё меньше — как попасть обратно домой. Пока они разговаривали, Джордж понемногу выбрался из своей раковины отчуждения. На глазах Агнес он как будто стал более уверенным и даже властным. Пускай он был моложе, но явно намного смышленее, чем Рич. Она подумала, что он вполне мог бы оказаться ещё одним суперумным ребенком из Мягкой Посадки; возможно, в нем говорили гены Спенсеров или Монтекьютов. Она задалась вопросом, что же с ним будет теперь.

Общение с мальчиками всегда придавало Агнес некую силу добра.

Такие отпуска были не для неё, хоть она и убеждала себя, что делает это ради Лобсанга. Иногда она спрашивала себя — не превратилась ли она в игрушку для состоятельного человека? Какая ужасная судьба! В давно минувшие школьные дни сестра Консепта предупреждала старших девочек о карающем адском пламени — что, наоборот, делало подобную перспективу извращенно соблазнительной. Агнес и её подружки, вроде Женевьевы Перч, в это время хихикали, прикрыв рот ладонями. Что ж, эти рассказы никак не тронули Женевьеву, которая на пике своей карьеры владела обширной недвижимостью в Марбелье и на Сейшелах, а также очень дорогим частным домом в георгианском стиле в центре Лондона, где можно было разместить целую Палату общин… Однажды Агнес побывала у неё в Лондоне в гостях, и Женевьева показала ей кое-какие секреты в своем хорошо оборудованном подвале. Там хранились безвкусные приспособления, карикатурные объекты страсти, власти и жестокости, история использования которых была скрупулезно записана Женевьевой в маленьком блокноте, — все это заставило Агнес громко рассмеяться, к вящему удивлению подруги, которая, наверное, ожидала гневной отповеди.

Но за выпивкой Агнес рассказала ей, что насмотрелась греха и душевной тьмы в маленьких безымянных квартирах Мэдисона, штат Висконсин, гораздо больше, чем можно было вообразить в том лондонском подвале. Больше греха — и больше ада. Она старалась не пускать это глубоко в душу, но даже сейчас это было трудно. Иногда Агнес замечала, что готова согласиться с худшими из тирад Лобсанга о неадекватности человечества. Трудно помнить, что сама она всегда была невинной.

В глубине души она не изменилась; ею двигали те же импульсы, которые всегда составляли смысл её жизни. Она стремилась утешить испуганных детей — только и всего. Успокоить испуганных и встревоженных, накормить голодных. В конце концов, это и была её жизнь — бо́льшая её часть. В то время как другая бесцельно тратилась в залах сильных мира сего. О, как же она сейчас мечтала о палатах и детских садах, кухнях и хосписах! Можно не сомневаться, что она попросила бы Лобсанга дать ей возможность на время удалиться, чтоб найти какой-нибудь несчастный, брошенный уголок Долгой Земли или исстрадавшейся Базовой, где она могла бы все изменить.

Или, что ещё лучше, они могли найти что-то, над чем могли бы поработать вместе. Она чувствовала, что Лобсанг сам вступает во время перемен. Он все больше погружался в себя, становился более рефлексивным. Он даже робко попросил Агнес остановить его тренировочные программы. Она вежливо уволила его добровольных тренеров; Чойдже, она была уверена, сейчас держал школу бокса для йеллоустоунских сирот на одной из Ближних Земель. Да, наверное, сейчас было самое время для неё и Лобсанга заняться каким-нибудь совместным делом. Чем-то позитивным, чем-то достойным, что позволит заглушить изматывающее её чувство вины.

С другой стороны, циничная часть её «я» упрекала себя за это коварное чувство вины. Конечно, в этом заключался тёмный секрет католицизма, который работал, каким бы искушенным ты себя ни считал, как бы ни был знаком с его трюками. Ты всегда носил с собой своего Инквизитора. В случае Агнес — даже после смерти.

Тем вечером, когда мальчики улеглись на своих импровизированных постелях в подсобке, Агнес поразилась, застав Лобсанга — который в других своих воплощениях, несомненно, бродил в этот момент в глубинах океана или по обратной стороне Луны — сидящим за столом в маленькой обзорной галерее твена. Он заботливо обрезал внутри стеклянного шара большой бонсай, уделив расположению каждого корня, ветви и прутика такое внимание, которым мать одарила бы своего первенца. На миниатюрных ветвях он повесил маленькие самодельные обереги, как это принято делать в садах буддистских монастырей.

— Это замечательно! Никогда раньше не видела ничего подобного, — выдохнула Агнес.

Лобсанг встал, когда она вошла в каюту. Он вставал всякий раз, когда она входила в комнату, и она, размышляя об этом, ощутила прилив тепла.

— Я подумал, что настало время уделить ему внимание. Это подарок от Салли Линдси, представляешь? Это дерево изначально выросло в космосе. Она нашла его на обратном пути с Долгого Марса. Салли не из тех, кто привозит домой сувениры, а уж тем более подарки для меня. Но, по её словам, оно напоминает ей обо мне — о Земле и в то же время не только о ней. Кажется, оно очень хорошо адаптируется к силе тяжести…

Когда она по-товарищески села рядом, не нарушая тишину, позволив ему вернуться к своему занятию, то задумалась о своих чувствах к этому созданию — как у призванного к жизни чудовища к доктору Франкенштейну. Лобсанг бесконечно манипулировал людьми и обстоятельствами, вмешиваясь тайно и беспрепятственно, чем нажил себе множество врагов. Но насколько она могла видеть, это всегда делалось с позиции заботливой любви к человеческим созданиям, пускай он и придирался к их недостаткам. Насколько ей было известно, ни одна жизнь не пострадала от его вмешательства, тогда как множество было, наоборот, спасено его незримой рукой — самым свежим примером стали эти дети-Следующие, благодаря его закулисным манипуляциям с участием Джошуа, Салли и Нельсона. Не говоря уже о том, что он сделал в прошлом для троллей…

Так что же она чувствовала к Лобсангу на самом деле? Не любовь — это точно. Она была его женой лишь в метафорическом смысле. И вообще, Лобсанг был не тем созданием, которого можно было бы любить по-человечески. Это было похоже, как ей иногда казалось, на жизнь с ангелом.

— Словно то, чего я никогда раньше не видела, — прошептала она. — Или только когда-нибудь увижу.

— Что такое, Агнес?

— Лобсанг, остановись на минуту, пожалуйста.

Будто на миг озадачившись, Лобсанг встал и подошел к Агнес — та встала навстречу, схватила его, поцеловала в щеку и тесно прижалась к нему, склонив голову на грудь этого самостоятельного в своих поступках модуля. И пока он держал её, она могла поклясться, что ровный шум механизмов твена как будто сбился. Но, наверное, у неё просто разыгралось воображение.

Той ночью вместо того, чтобы, как обычно, раздеться и лечь в кровать, Агнес оделась потеплее, прошла через гостиную и постучала в дверь рулевой рубки. В открывшейся двери показался недоумевающий Лобсанг. Лампы внутри тускло светили, маленькую кабину заливал лунный свет.

Агнес подошла к нему.

— Знаешь, однажды давным-давно ты рассказал мне, что по ночам, когда путешествуешь в твене, ты любишь вставать и смотреть на Луну. Или на луны, если ты в это время переходишь. Давай этой ночью посмотрим на Луну вместе.

Его улыбка была неподдельно искренней.

— С удовольствием. Это будет честью для меня.

— Не будь со мной таким слащавым, — хмыкнула она. — Теперь скажи мне, где ты держишь «Бэйлис»?

Но спустя какое-то время, сидя рядом с Лобсангом с одеялом на коленях, в тепле рулевой рубки, погрузившись в её спокойное механическое жужжание, она всё-таки заснула.


Когда она проснулась, было уже утро. Лобсанг все ещё стоял у окна, хмуро глядя на Мягкую Посадку.

— Лобсанг?

— Нам надо здесь прибраться, — сказал он, не оборачиваясь.

— Прибраться? Как?

— Нужно убрать все это. Здания, изгороди в полях, даже дороги. Стереть. Это то немногое, что я могу сделать для Следующих и человечества, просили меня об этом или нет.

Она сдержала вздох. Ей очень не хватало первого утреннего кофе, прежде чем общаться с Лобсангом, когда он становился Лобсангом.

— О чем ты говоришь? Зачем тебе это делать?

— Агнес, прекрати смотреть на меня как на сумасшедшего. Давай рассуждать логически. Грядущая раса ясно дала понять, что ушла так далеко, что нам до неё не добраться.

— И как ты думаешь, куда они ушли?

— В полученном мною послании говорилось, что они организовали себе что-то вроде резервации на ранее незаселенной территории Долгой Земли, которую они теперь считают своей собственностью. Они назвали её Фермой. Насколько она велика — один мир или миллионы, и где он, на Западе или на Востоке, и как далеко от нас — я не знаю. Вполне возможно, что он даже не непрерывен — я имею в виду, что, может, он состоит из нескольких частей. Всю остальную Долгую Землю они оставляют нам. Любезно с их стороны, правда?

— Но, честно говоря, если самопровозглашённая сегрегация — это их выбор, что ж, могло быть намного хуже. Для нас, я имею в виду. Ведь мы уже один раз угрожали их уничтожить. Прямо сейчас кажется, что их приоритетом является выживание, по крайней мере до тех пор, пока их так мало. Я не верю, что они могут причинить нам какой-то вред — до тех пор, пока мы не нарушим их одиночество. Но подозреваю, что мы можем сами создать себе неприятности…

— Поэтому ты не хочешь оставлять шанс последовать за ними.

— Точно.

— И поэтому ты уничтожишь это место. И любые возможные указания на их местонахождение.

— Это все, что я могу сделать, Агнес.

Однако Агнес в глубине души знала, что Лобсанг очень хочет сделать больше. Он жаждал знать. Быть со Следующим. Но все, что он мог, — это сыграть здесь роль смотрителя, прибраться за ними так же, как он подметал листья в своем парке троллей в последовательном Мэдисоне.

Он продолжал размышлять вслух:

— Как это сделать? Полагаю, я мог бы убедить так много троллей, сколько смогу найти, чтобы они пришли сюда и все уничтожили. Убрали все следы того, что было Мягкой Посадкой. В качестве альтернативы можно разве что сбросить небольшой астероид прямо на крышу мэрии. Дешево и сердито, если учесть, от чего я должен отталкиваться в своей работе.

— Правда? И от чего же?.. Упоминая астероиды, я полагаю, ты говоришь о космосе. Конечно, ведь, по твоим словам, ты работаешь из облака Оорта.[197]

Его ухмылки временами могли быть удивительно причудливыми.

— Мои лучшие шутки как хорошее вино — с годами становятся только лучше. Мне не нужно работать из облака Оорта, чтобы провернуть подобную операцию. Небольшой околоземной астероид можно было бы отклонить для удара за считаные дни или и того меньше. Или даже часы, если бы он пролетал достаточно близко. Конечно, перед этим я бы убедился, что эта территория пуста, и предупредил бы слоняющихся вокруг пионеров, а также установил что-то вроде системы помощи тем, кто проваливается сюда через мягкие места тем же таинственным способом, что Рич и Джордж…

Она взяла его руки в свои.

— Не сейчас. Пойдем. Давай позавтракаем, а затем отвезем наших потерявшихся мальчиков домой.

Но он не сдвинулся с места. Затем посмотрел на показания приборов перед ним.

— Мальчики ведь в безопасности на борту, не так ли?

— Да. Все ещё спят. Почему ты спрашиваешь? — В этот момент что-то в окне отвлекло её. — Лобсанг?

— Да?

— Что это за свет в небе?

— Агнес, я был не совсем честен с тобой. Как только я получил это сообщение от Следующих, сразу начал приготовления. Я мог бы легко увести метеорит прочь, если бы это выглядело приемлемым.

— Этот свет, который падает с неба… получается, ты серьезно поработал этой ночью, да? Я ведь должна была быть твоей совестью. Что же ты наделал, Лобсанг? Что ты наделал?


Чтобы следить за происходящим, Лобсанг запустил воздушные шары, летательных дронов и даже пару наноспутников с твена. Поэтому Агнес видела все.

В последние моменты своего существования астероид сделал крюк над Северной Америкой. Он пробил земную атмосферу за доли секунды, взрывая воздух и оставляя позади себя туннель из вакуума.

Затем глыба изо льда и пыли размером с маленький дом ударила в землю.

Сам астероид был полностью уничтожен. Территорию вокруг зоны удара смело ударом расплавленного камня и перегретого пара, воздушными ударными волнами и летающими обломками, а затем окончательно уничтожило чередой сотрясений, прошедших через само основание коренной породы.

Это был всего лишь удар небольшого астероида, какими обычно и бывают такие удары. Неглубокий кратер должен был вскоре остыть; вокруг не осталось никакой радиации. Никто не пострадал и никогда не пострадает из-за этого.

Но Мягкая Посадка перестала существовать.

Глава 46

Согласно «Бардо Тодол», в состоянии сидпа бардо духовное тело может объять целый континент в одно мгновение. Оно может оказаться в любом желаемом месте за время, достаточное, чтобы протянуть вперёд руку.

И все же Лобсанг задавался вопросом: может ли духовное тело объять человеческое сердце?



Загрузка...