Избранные произведения. II том

Глава 1

«…Если в вашу спальню в полночь тринадцатого дня этого месяца войдет женщина в белом, пожалуйста, ответьте на мое письмо. Если она не появится, я не буду ждать ответа». Прочитав заключительную фразу, я уже собрался кинуть письмо в корзину для бумаг, куда отправлялись все подобные послания, но почему-то продолжил чтение:

«…Если эта особа что-либо скажет вам, не откажите в любезности запомнить ее слова и повторить их в вашем письме…»

Я решил все же дочитать до конца, но тут зазвонил телефон, и я сунул письмо в одну из папок на письменном столе. В папке хранились просмотренные бумаги; а порядок в делах соблюдался неукоснительно, инцидент с загадочным письмом казался законченным.

Из папки бумаги шли в подшивку.

Звонил Ясон Гридли. Его голос звучал взволнованно — он попросил немедленно заехать к нему в лабораторию. Ясон никогда не нервничал по пустякам, и я поспешил удовлетворить его просьбу, а заодно и свое любопытство. Вскочив в машину, быстро проехал разделявшие нас несколько кварталов и убедился, что Ясон, приглашая меня, имел достаточно веские основания. Он только что получил сообщение по радио из внутреннего мира Земли — Пеллюсидара.

Накануне отправления огромного дирижабля 0-220, являющегося завершающим этапом исторического эксперимента, Ясон решил остаться для поисков фон Хорста, единственного пропавшего члена экспедиции. Тарзан, Дэвид Иннес и капитан Зуппер убедили его в неразумности поступка, поскольку Дэвид обещал направить отряд подчиненных ему пеллюсидарских воинов на поиски молодого немецкого лейтенанта.

Однако, вернувшись в наш мир, Ясон испытывал определенную вину за судьбу фон Хорста, молодого человека, любимца всей экспедиции, и время от времени повторял, как он раскаивается в том, что покинул Пеллюсидар, не исчерпав всех средств и возможностей, чтобы спасти фон Хорста или убедиться, что он погиб.

Ясон махнул мне рукой, указывая на кресло, и предложил сигарету.

— Получена депеша от Абнера Перри, — начал он. — Первая за эти месяцы.

— Она должна быть интересной, — заметил я, — раз так взволновала тебя.

— Да. До Сари дошла весть, что фон Хорст нашелся.

Поскольку сообщение Ясона связано с событиями, совершенно не относящимся к нашему повествованию, я упоминаю о нем, чтобы подчеркнуть два факта, которые, несмотря на их незначительность, проливают свет на цепь последовавших за ними примечательных событий. Во-первых, я забыл о письме, о котором упомянул выше, во-вторых, в моем сознании четко зафиксировалась дата его получения — десятое.

Надо заметить, о получении письма я очень быстро забыл. Оно не запечатлелось в памяти и, следовательно, никак не могло влиять на мое сознание в событиях, произошедших позже. Факт существования письма улетучился из головы через пять минут после прочтения настолько полно, как если бы я никогда его не читал.

Следующие три дня были чрезвычайно утомительными, так что когда я тринадцатого поздно вечером отправился спать, голова была настолько забита всяческими подробностями имущественных сделок, которые никак не складывались в нужную картину, что прошло довольно много времени, прежде чем удалось заснуть. Могу, не преувеличивая, утверждать, что последние мысли касались кредитов и несправедливых протестов.

Что меня разбудило, не знаю. Я приподнялся и со страхом увидел закутанную во что-то белое, как мне показалось, развевающуюся простыню, женщину, входившую в комнату через запертую дверь. Стояла ясная лунная ночь, различные предметы обстановки были отчетливо видны. Но особенно четко выделялась похожая на привидение фигура в белом, парящая над полом в футе от постели.

Я не подвержен галлюцинациям, никогда не видел привидений, никогда не жаждал встречи с ними и не имел понятия, как вести себя в подобной ситуации. Даже не будь она столь явно сверхъестественна, все равно было непонятно, как она оказалась ночью в спальне, потому что незнакомые женщины никогда не вторгались в мое пуританское жилище.

— Полночь тринадцатого, — произнесла она низким музыкальным голосом.

— Да, — согласился я и сразу вспомнил про письмо, полученное десятого.

— Сегодня он покинул остров Гуаделупа, — продолжала она. — И ждет в Гарамасе вашего письма.

Вот и все. Она беззвучно пересекла комнату и покинула ее, но не через окно, что было бы естественным, а через сплошную стену. Целую минуту я сидел на кровати ошеломленный, уставившись на то место, где в последний раз видел женщину, и пытался уверить себя, что сплю. Но я бодрствовал, и прошло не менее часа, прежде чем Морфей добился успеха (так писатели славного викторианского времени изящно называли приход сна).

Утром я добрался до своего офиса немного раньше, чем обычно, и, конечно, начал с поисков письма, полученного мною четыре дня назад. Я не знал ни имени писавшего, ни места отправления, но секретарь вспомнил его — оно заметно отличалось от остальной корреспонденции.

— Оно поступило десятого откуда-то из Мексики, — заявил он.

Письма у нас подшиваются в папки по штатам и странам, и отыскать его оказалось нетрудно.

На этот раз я тщательно прочитал письмо. Оно было датировано третьим числом и проштемпелевано в Гарамасе. Гарамас — это порт в в Калифорнийском заливе. Вот его текст.

— Еще один парень с заскоком, — прокомментировал мой секретарь Ротмунд.

— Итак, письмо пришло десятого, — заметил я, — а сегодня четырнадцатое. Теперь в итоге — загадочная история, в которой надлежит разобраться.

— Что может четырнадцатое число добавить к письму? — удивился он.

— Вчера было тринадцатое.

— Не хотите ли вы сказать, что нечто произошло наяву или вы видели во сне… — начал он скептически.

— Именно это я и хочу сказать. Леди приходила… Я ее видел…

Ральф посмотрел на меня с тревогой.

— Не забудьте, о чем медсестра предупреждала вас после операции, — напомнил он.

— Какая медсестра? У меня их побывало девять, и нет двух, которые говорили бы одинаковые вещи.

— Джерри. Она объяснила, что средство, применявшееся для наркоза, часто действует на мозг в течение нескольких месяцев. — Его тон был тревожен и заботлив.

— Хорошо! По крайней мере Джерри допускает, что мой мозг не похож на мозг многих людей. Но как бы то ни было, я видел женщину в белом. Пожалуйста, напишите письмо мистеру Нейперу.

Несколькими днями позже пришла телеграмма от Нейпера из Гарамаса.

«Письмо ваше получил точка благодарю точка буду у вас завтра точка», — гласила она.

— Ему придется лететь, — заметил я, прочитав телеграмму.

— Или явиться в белом саване, — подсказал Ральф. — Думаю, надо позвонить капитану Ходсону, чтобы он послал сюда нескольких патрульных: иногда эти парни бывают опасны. — Он все еще был полон скептицизма.

Мы оба с интересом ждали прибытия Карсона Нейпера. Думаю, Ральф предполагал увидеть маньяка с безумными глазами. Я же не мог представить, как мог выглядеть автор письма.

На следующее утро, около одиннадцати часов, Ральф зашел в мой кабинет.

— Мистер Нейпер здесь! — объявил он.

— Его волосы стоят дыбом, а белки глаз освещают все вокруг? — спросил я.

— Нет, — ответил Ральф, улыбаясь. — Это приятного вида молодой человек. И все же, — добавил он серьезно, — я думаю, парень с заскоком!..

— Попросите его ко мне, — предложил я, и минутой позже Ральф ввел исключительно красивого молодого мужчину — между двадцатью пятью и тридцатью годами.

Улыбка осветила лицо вошедшего, и, когда я поднялся, приветствуя его, он шагнул навстречу с протянутой рукой. После обычного обмена любезностями он сразу перешел к цели своего визита.

— Чтобы пояснить вам мое предложение, — начал он, — расскажу немного о себе. Мой отец — офицер британской армии, мать американка из Вирджинии. Я родился в Индии, когда отец там служил. Был воспитан домашним учителем, старым индусом, преданным моим отцу и матери. Учитель, Чандр Каби — немного мистик, научил меня многому, что не входит в школьный курс для детей, которым меньше десяти. В частности, телепатии, которой он владел с таким искусством, что мог беседовать, несмотря на огромные расстояния, с тем, кто психологически гармонирует с ним, с такой же легкостью, как делаем мы, находясь лицом к лицу. И более того: собеседник, точнее, реципиент, мог видеть то же, что видел Чандр Каби, или то, что индус желал ему показать. Всему этому он научил и меня.

— И при помощи телепатии я тринадцатого увидел полуночную посетительницу?

Он кивнул:

— Это испытание необходимо, чтобы установить, способны ли вы войти со мной в психологический контакт. Ваше письмо точно цитирует слова, которые должен был произнести призрак, и я наконец убедился, что нашел человека, которого искал долгое время.

Но продолжу свое повествование. Надеюсь, не надоел вам; мне абсолютно необходимо рассказать все о моем прошлом. Тогда вы сможете решить, достоин я вашего доверия и помощи или нет.

Я заверил его, что слушаю с величайшим интересом. Он продолжал:

— Мне еще не исполнилось одиннадцати, когда умер отец и мать увезла меня в Америку. Мы сначала направились в Вирджинию и жили там три года у прадеда по материнской линии, судьи Джонсона Карсона, имя и репутация которого вам, несомненно, известны.

После смерти старика мы с матерью переехали в Калифорнию. Там я ходил в частную школу, а позже поступил в небольшой колледж в Клермонте, который славился научными традициями, высокой квалификацией преподавателей и прилежностью студентов.

Вскоре после поступления в колледж третья трагедия в моей жизни — умерла мать. Оглушенный этим ударом, я потерял интерес к жизни, но обрывать ее не пожелал. Чтобы заглушить душевную боль, бросился в безрассудные предприятия. Выучился летать. Рискуя жизнью, стал каскадером. В заработке я не нуждался. После смерти матери я унаследовал значительное состояние прадеда Карсона, настолько большое, что только расточитель мог бы промотать годовой доход с него. Упоминаю об этом лишь потому, что затеянное мной предприятие требует значительных затрат, и хочу, чтобы вы знали: моих личных средств вполне достаточно…

Однако жизнь в Голливуде тяготила меня. Здесь слишком многое напоминало мне о матери. Я решил отправиться путешествовать и довольно быстро объехал мир. Будучи в Германии и заинтересовавшись ракетными исследованиями, финансировал некоторые из них. Именно там родилась моя идея. Ничего оригинального, за исключением решения применить полученные результаты исследований с великой целью — отправиться на ракете в экспедицию к другим планетам.

Имеющиеся данные убедили меня, что из всех планет Марс единственная, предположительно населенная существами, подобными нам. В то же время я осознавал, что, даже если смогу успешно достичь Марса, то вероятность того, что мне удастся возвратиться на Землю, окажется ничтожно мала.

Помимо личного интереса необходимо иметь дополнительные веские поводы, чтобы пуститься в подобную авантюру. Вот почему я начал искать, кому передать информацию, полезную для науки в случае успеха. Затем мне пришло в голову, что мой опыт смогла бы использовать вторая экспедиция, решившая отправиться на Марс. Не сомневаюсь, что найдется много искателей приключений, готовых пуститься в подобные полеты, если их осуществимость будет доказана.

Больше года ушло на конструирование и постройку гигантской ракеты на острове Гуаделупе, у западного побережья Нижней Калифорнии. Мексиканское правительство оказывало мне всяческую помощь. На сегодняшний день готово все до последней детали. В любой момент можно стартовать.

Он закончил и вдруг медленно растаял. Стул, на котором сидел Карсон, оказался пустым. Кроме меня в комнате не было никого. Пораженный, почти испуганный, я неожиданно вспомнил, что Ротмунд напоминал о действии лекарственных препаратов на мой разум. Кроме того, душевнобольные никогда не сознают, что они сумасшедшие. Не сошел ли я с ума? Холодный пот выступил на лбу, ладони стали влажными. Потянулся к кнопке, чтобы вызвать Ральфа. Сомнений, что Ральф нормален, у меня не было. Если он встретил Карсона Нейпера и провел его в мой кабинет, то что же произошло?

Но прежде чем пальцы коснулись кнопки вызова, Ральф торопливо вошел в комнату.

— Мистер Нейпер пришел снова, — озадаченно произнес он и добавил: — Но как он вышел? Ведь вы с ним разговаривали?

Я вздохнул облегченно и вытер пот с рук и лица: если тут и есть сумасшедшие, то их двое.

— Позови его и останься здесь.

Нейпер вошел; взгляд его выражал немой вопрос.

— Вы полностью уловили ситуацию, которую я попытался объяснить? — спросил он, словно наш разговор не прерывался.

— Да, но… — начал я.

— Подождите, пожалуйста, — попросил он. — Понимаю, что вы собираетесь сказать, но позвольте объяснить и извиниться. Видите ли, меня здесь не было… Это последняя проверка. Вы были уверены, что видите Карсона Нейпера и разговариваете с ним, а ведь я говорил с вами, сидя в своей машине. Когда я буду на Марсе, мы сможем так же легко и свободно общаться.

— Но, — перебил Ротмунд, — вы были здесь! Разве я не пожимал вам руку, когда вы вошли, и не беседовал с вами?

— Вам лишь казалось, — ответил Нейпер.

— Ну, и кто из нас сумасшедший? — спросил я довольно резко, однако Ротмунд решил, что мы его разыгрываем.

— Вы уверены, что он сейчас здесь? — обратился ко мне Ральф, включаясь в розыгрыш.

— Не знаю, — огрызнулся я.

— Сейчас это действительно я, — засмеялся Нейпер. — Так на чем мы остановились?

— Вы сказали, что ракета полностью подготовлена к старту и стоит на острове Гуаделупе.

— Правильно! Вижу, вы поняли все… Теперь возможно короче опишу, какую помощь надеюсь получить. Обращаюсь к вам по нескольким причинам, самые важные из которых — ваш интерес к Марсу, ваша профессия (результаты эксперимента должны быть описаны опытным писателем) и ваша репутация честного человека. В течение некоторого времени я тщательно наблюдал за вами. Прошу записать и опубликовать сообщения, которые получите от меня, и вести дела в мое отсутствие.

— Счастлив буду сделать первое, но не решаюсь принять ответственность за второе.

— Я уже сказал, что полностью доверяю вам, — произнес он тоном, не допускающим возражений. Видимо, этот человек не признавал препятствий — пожалуй просто не допускал их существования! — Что касается ваших публикаций, — продолжал он, — то на них вы сделаете себе имя.

— Но это займет большую часть вашего времени, — вставил Ральф, обращаясь ко мне, — а оно очень ценно.

— Разумное возражение, — согласился Нейпер. — Мы с мистером Ротмундом, в случае нашего согласия, обсудим финансовые детали позже.

— Это вполне подходит мне, — обрадовался я, бесконечно устав от переговоров по покупке и продаже.

— Теперь вернемся к самой важной и намного более интересной части нашей беседы: каково ваше отношение к плану в целом?

— Марс далеко от Земли, — заметил я, — Венера на девять или десять миллионов миль ближе, а миллионы миль — это дополнительные часы и дни полета, полного опасностей.

— Да, следовало предпочесть Венеру, закутанную в облака, поверхность которой навсегда закрыта от наших взоров, — тайну, которая будоражит воображение человечества. Но последние исследования астрономов выявили там условия, враждебные любой жизни, подобной земной. Ряд ученых считает, что Венера, более близкая к Солнцу планета, чем Земля, постоянно обращена к нему одной и той же стороной, как Луна к Земле. Если это так, тогда в одном ее полушарии царит страшная жара, а в противоположном — чудовищный холод, что препятствует возникновению и развитию жизни.

Даже если факты не подтвердят предположения сэра Джеймса Джинса, все равно дни и ночи на Венере в несколько раз длинней земных, поэтому температура ночью падает ниже точки замерзания воды, а в долгие дни температура поднимается выше точки ее кипения.

— И все же жизнь способна приспособиться к подобным условиям, — возразил я. — Ведь человек может существовать и в экваториальной жаре и в арктическом холоде.

— Но только при наличии кислорода, — заметил Нейпер. — Великий Джон Гершель подсчитал, что количество кислорода в облачном покрове, окружающем Венеру, — менее десятой доли процента от концентрации кислорода на Земле. И, в конце концов, мы должны преклоняться перед таким человеком, как сэр Джеймс Джинс. Ведь он возражает тем, кто полагает, что Венера — единственная планета в Солнечной системе, кроме Марса и Земли, на которой возможна жизнь. Правда, на ней нет растительности, нет кислорода для высших форм жизни, что, по его мнению, ограничивает возможности исследования планеты.

Мы обсуждали планы Карсона Нейпера весь остаток дня и изрядную часть ночи, а следующим утром он вылетел на Гуаделупу на самолете-амфибии конструкции Сикорского. С тех пор я его не видел, по крайней мере лично, однако благодаря изумительной силе телепатии непрерывно с ним общался и наблюдал за событиями в странном мире, который четко отражался в моем сознании. Таким образом, я — посредник, который записал на Земле удивительные приключения Карсона Нейпера. Но я — лишь диктофон: рассказ, который последует ниже, целиком принадлежит ему!

Глава 2

Когда я посадил свою амфибию в уютной бухточке на берегу острова Гуаделупа, небольшой мексиканский пароход, зафрахтованный для перевозки людей, материалов и продовольствия с материка, мирно стоял на якоре в небольшом порту.

На берегу у лаборатории толпились, ожидая моего прибытия, механики и рабочие, которые долгие месяцы самозабвенно трудились, готовясь к решающему дню. В толпе возвышалась голова Джимми Уэлша, единственной американца среди них.

Подрулил к берегу и поставил амфибию на якорь. Ко мне уже гребли на лодке, чтобы помочь добраться до берега.

Меня не было меньше недели; большую часть этого времени я провел в Гарамасе, ожидая письма.

Но люди приветствовали меня с такой радостью, как будто встречали давно потерянного и воскресшего из мертвых брата: так тосклив, безлюден и изолирован остров Гуаделупа для тех, кто должен оставаться на его пустынных берегах пусть даже и на недолгие промежутки времени между прибытиями пароходов с материка.

Возможно, тепло встречи объяснялось и желанием скрыть тяжесть предстоящего расставания. Истинные мужчины всегда сдержанны в проявлении чувств. Мы жили и работали вместе месяцами, сдружились, а сегодня ночью нас разделят космические расстояния, и вряд ли когда-нибудь встретимся. Последний день на Земле! Завтра я буду для них так же потерян, как если бы три фута земли покрыли мое безжизненное тело. Друзья понимали: предстоящее расставание со всем земным — это самое тяжелое из всех испытаний, предстоящих мне.

Я встречался с жителями многих стран, но ни с кем меня не связывали такие дружеские чувства, как с мексиканцами, не испорченными нерешительностью и жаждой денег, присущей уроженцам Соединенных Штатов. А потом появился Джимми Уэлш. Прощание с ним — как разлука с братом. Много раз он умолял взять его с собой; несомненно, он будет упрашивать об этом до последней минуты; но без необходимости нельзя рисковать еще одной жизнью.

Мы вместе погрузили продукты и материалы на вагонетки, обычно используемые для транспортировки грузов от берега до лежащего в нескольких милях в глубине острова лагеря. В этот раз мы отправили вагонетки в сторону небольшого плато, где на направляющих рельсах в милю длиной лежала гигантская сигара.

— Все готово, — объявил Джимми. — Мы все закончили сегодня утром. Каждый ролик и каждый направляющий рельс осмотрен по крайней мере дюжиной человек. Мы оттянули старую корзину назад и проверили три раза всю длину рельсов при помощи платформы с грузом, а затем смазали их лучшим маслом. Трое отдельно проинспектировали каждую единицу снаряжения и продовольствия. Сделано все, осталось лишь нажать кнопку: полет полностью подготовлен. Ты возьмешь меня с собой, не так ли, Кар?

Я отрицательно покачал головой.

— Пожалуйста, не надо, Джимми. Я вправе рисковать своей жизнью, но не твоей, не забывай этого. Но хочу в знак особой оценки твоей помощи подарить тебе свой самолет-амфибию, чтобы ты всегда помнил меня.

Конечно, он был благодарен, но все же не скрывал разочарования, что не сможет сопровождать меня на «старой корзине», как он окрестил огромный, похожий на гигантскую торпеду аппарат, готовый унести меня через несколько часов в космос.

— Тридцать пять миллионов миль! — посетовал он меланхолически. — Подумай только, Марс вместо родных стен!

— Но это же мечта моей жизни! — воскликнул я горячо.

Эстакада, с которой должна взлететь ракета, явилась результатом целого года расчетов и консультаций. День отправления планировался заранее, и задолго до старта было вычислено положение Марса в момент взлета ракеты. Требовалось учесть вращение Земли и притяжение ближайших небесных тел. Эстакада была проложена в соответствии с расчетами; она шла с очень легким понижением на первых трех четвертях мили, а затем постепенно поднималась под углом в два с половиной градуса над горизонтом.

Скорость четыре с половиной мили в секунду в момент отрыва от эстакады должна быть достаточной, чтобы вывести на круговую орбиту вокруг Земли. Чтобы выйти из сферы притяжения Земли, я должен достичь скорости 6,9 мили в секунду. Для достижения такой скорости я установил на ракету двигатель, способный разогнать мой корабль до семи миль в секунду в точке отрыва от эстакады и десяти миль в секунду при прохождении атмосферы. Какова будет скорость ракеты в космическом пространстве — неизвестно, но я опирался в своих расчетах на предположение, что она будет примерно та же, что и при выходе из земной атмосферы до того момента, когда я войду в сферу притяжения Марса.

Точное определение момента старта беспокоило меня больше всего. Я вычислял его снова и снова, но в расчете учитывалось так много факторов, что я решил отдать свои расчеты для проверки и перепроверки известным астрономам, математикам и выдающимся физикам. Их выводы в точности соответствовали моим — ракета должна отправиться в путь незадолго до того, как красная звезда бога войны взойдет на востоке. Траектория ее должна постепенно становиться близкой к прямой линии вследствие уменьшения притяжения Земли в соответствии с законом всемирного тяготения. Многократно проверенные расчеты указывали, что после отрыва ракеты от Земли при правильно выбранном моменте старта ее нос после выхода из сферы Земли будет направлен прямо на Марс.

На бумаге расчеты казались убедительными, но должен сознаться: по мере приближения старта я осознал, что моя судьба зависит от тех предположений, на которые опирался расчет, а кто мог бы поручиться за их абсолютную надежность? Слишком поздно до меня дошло безрассудство столь сумасшедшей авантюры!

Огромная шестидесятитонная ракета в начале эстакады в милю длиной показалась мне гигантским гробом — моим собственным, в котором я упаду обратно на сушу или на дно Тихого океана, или же улечу в необъятный космос, где придется блуждать до конца моих дней. Я испугался… Это чувство приходило ко мне раньше, но только теперь ощущался не столько страх смерти, сколько внезапное осознание могущества противостоящих мне космических сил, и это временами лишало меня уверенности в своих возможностях.

И тут послышался голос Джимми.

— Давайте в последний раз, прежде чем вас выпихнут с Земли, осмотрим все внутри старой корзины, — предложил он, и мое волнение и все предчувствия утонули в звуках его спокойного голоса.

Вместе мы проверили кабину, где сосредоточены приборы управления, достаточно вместительную и комфортабельную спальную каюту с широкой и удобной койкой, стол, кресло, материалы для письма и небольшую, хорошо подобранную библиотеку. За кабиной находился маленький камбуз, а за ним — кладовая с годовым запасом консервированных и обезвоженных продуктов. Здесь же размещались электрические батареи для освещения, приготовления пищи и обогрева. Тут же было место для динамо-машины и газового двигателя. Отделение на корме занимали главный двигатель и сложные механические устройства, по сигналам от приборов управления снабжающие горючим камеры сгорания.

Перед кабиной управления размещался отсек с резервуарами для воды и кислорода и с большим количеством разных полезных и бесполезных инструментов, оружия, необходимых как для обеспечения безопасности, так и для комфорта в столь длительном полете.

Все было тщательно укреплено в предвидении внезапного рывка от ускорения, возникающего при старте. Я знал, что в космосе сильные перегрузки при движении с выключенными двигателями ощущаться не будут, но при старте они неизбежны. Ракета имела особую конструкцию, призванную по возможности ослабить действие ускорения при взлете. Она состояла из двух ступеней, вложенных одна в другую, причем меньшая значительно короче большей и имела собственные двигатели, а также систему остроумно сконструированных гидравлических амортизаторов, призванных смягчить действие инерционных сил во время старта. Все это при правильной работе обеспечивало безопасный взлет.

Кроме того, мое кресло перед пультом управления было достаточно мягким и снабжено хорошими пружинами. К тому же имелись ремни, при помощи которых можно привязаться к креслу перед стартом.

Я старался не упустить ничего существенного для обеспечения безопасности, ведь от этого зависел успех всего проекта.

Проведя последний осмотр корабля, мы с Джимми поднялись на самый верх сигары, чтобы в последний раз осмотреть парашюты. С их помощью гасилась скорость после входа в атмосферу Марса, что позволило бы мне покинуть ракету и совершить безопасную посадку. Основные тормозные парашюты были размещены рядами, протянувшимися во всю длину верхней части ракеты. Это был целый комплекс парашютов разных размеров, начиная с малых и кончая достаточно большими. Каждый комплект открывался по желанию оператора из кабины. Все парашюты прикреплены к ракете отдельными металлическими канатами. Около половины парашютов будут наверняка сорваны и потеряны, прежде чем ракета уменьшит скорость, но оставшиеся затормозят ракету до такой скорости, что я смогу без опасения открыть люк и выпрыгнуть с собственным парашютом и кислородным прибором.

Приближался момент отправления. Мы с Джимми спустились на землю, и тут наступило самое тяжелое для меня испытание — сказать: «Прощайте!» верным друзьям и помощникам. Мы не говорили много, мы были слишком взволнованны, и ни у одного из нас не было сухих глаз.

Никто из мексиканских рабочих не мог понять, почему торпеда не была направлена вертикально вверх, если цель ее полета — Марс. Ничто не могло их убедить, что я не собираюсь лететь на короткую дистанцию и врезаться носом в Тихий океан.

Вокруг раздались рукоплескания. Проверив отбрасывающий механизм лестницы, ведущей к входу в ракету, я вошел внутрь. Пока закрывалась внешняя дверь, все провожающие сели в вагонетки и старались поскорее удалиться, потому что на расстоянии мили от ракеты никого не должно быть — выброс газов и море пламени сопровождают старт. Закрепив внешний люк прочными болтами, а затем закрыв внутренний, я проверил еще раз герметичность люков и занял место перед пультом управления, не забыв застегнуть привязанные ремни.

Посмотрел на часы. До старта оставалось девять минут. Через девять минут я или буду на пути в космос, или умру. Если все пойдет не так, как мы предвидели, то катастрофа последует через малую долю секунды после нажатия кнопки зажигания топлива.

Семь минут! Мое горло пересохло: хотелось пить, но уже не было времени доставать воду.

Четыре минуты! Тридцать пять миллионов миль — это очень много, но согласно расчетам полет должен продолжаться всего сорок пять дней.

Две минуты! Я взглянул на прибор, контролирующий подачу кислорода в кабину, и открыл кран немного больше.

Одна минута! Мысль о матери — может быть, она там где-то ждет меня.

Тридцать секунд! Руки легли на рычаги управления. Пятнадцать секунд! Десять, пять, четыре, три, две, одна!

Повернут рычаг и нажата кнопка. Раздался оглушительный рев. Ракета рванулась вперед. Взлет!

Я почувствовал, что старт прошел успешно, и взглянул в иллюминатор в момент, когда ракета оторвалась от эстакады, но из-за огромной скорости различил лишь туманные пятна — местность подо мной стремительно проносилась мимо. Меня приятно взволновала и восхитила легкость взлета. Должен сознаться, что ускорение в кабине оказалось почти незаметным. Возникло чувство, будто огромная рука прижала к обивке сиденья, но это чувство быстро прошло. Ощущения напоминали кресло-качалку в комфортабельной гостинице на родной Земле.

После нескольких первых секунд, в течение которых ракета проходила земную атмосферу, движения не замечалось. Все, что было в моих силах, сделано; остальное зависело от начальной скорости, тяготения и судьбы. Освободившись от привязных ремней, я обошел кабину, вглядываясь в иллюминаторы, расположенные по всему корпусу по бокам ракеты.

Космос — это черная пустота, усеянная бесчисленными точками света. Земли не видно, ибо ее заслонила корма ракеты. Высоко над головой — Марс. Кажется, все в порядке! Включил свет и сделал первые записи в судовом журнале, а затем стал сверять с расчетными фактические время и расстояние.

Согласно расчетам, примерно через три часа после старта ракета должна быть нацелена носом к Марсу — и время от времени я заглядывал в широкоугольный телескоп с перископическим окуляром, установленный на внешней поверхности ракеты, однако наблюдения не слишком успокаивали. Марс был прямо впереди, но через два часа траектория ракеты никак не становилась прямой линией… Вот тут я почувствовал страх. Где ошибка? Почему наши расчеты оказались неверными?..

Я отошел от телескопа и пристально вгляделся в задний иллюминатор. Подо мной — Луна. Великолепное зрелище в прозрачной пустоте космоса на расстоянии менее семидесяти двух тысяч миль — зрелище, какого я никогда до этого не видел, да и не мог видеть, так как земная атмосфера затрудняет наблюдения и размывает контуры.

Кратеры Тихо и Коперник рельефно выступали на светлом диске спутника Земли благодаря контрасту с более темным Морем Ясности и Морем Спокойствия. Контуры лунных Апеннин и Алтая вырисовывались так отчетливо, как их никогда нельзя увидеть в самые лучшие телескопы с поверхности Земли. Зрелище поражало великолепием, но беспокойство по-прежнему не оставляло меня.

Тремя часами позже ракета еще ближе подошла к Луне. Пролетая на высоте менее девяти тысяч миль над ее поверхностью, я смог полюбоваться видами ее рельефа, не под дающимся описанию, но мрачные предчувствия все больше росли.

Наблюдая в телескоп и пользуясь картами Луны, я рассчитал кривизну траектории ракеты, определил ее параметры и возможность пересечения с орбитой Марса. С ужасом убеждался, что этого не произойдет, иными словами, я никогда не достигну цели. Стараясь не думать о том, что ожидает меня впереди, принялся искать ошибку, вызвавшую катастрофу.

Целый час я проверял и перепроверял расчеты, но не мог найти ничего, что пролило бы свет на причину неудачи. Тогда я выключил освещение и решил снова посмотреть через задний иллюминатор на приближающуюся Луну. Ее там не было! Я бросился к носовому иллюминатору.

На мгновение меня охватил леденящий страх — полнеба в нем занял диск Луны! Передо мной, в двадцати трех тысячах миль была Луна! Я должен столкнуться с ней со скоростью тридцать шесть миль в секунду!

Я прыгнул к телескопу и в следующие несколько секунд проделал в уме серию расчетов с такой скоростью, которая сделала бы честь любой вычислительной машине. Пронаблюдав за положением диска Луны, определил расстояние до нее и скорость ракеты и пришел к выводу, что у меня достаточно шансов пролететь мимо огромного каменного шара и не столкнуться с ним. Кроме прямого удара, я ничего не опасался, поскольку скорость ракеты настолько велика, что притяжение Луны не могло захватить меня в плен, даже пролети ракета в футе от ее поверхности. Однако оно заведомо повлияло бы на траекторию. Поняв это, я нашел ответ на роковой вопрос!

Сверкнула мысль об истории создания первой идеальной книги. Надо сказать, что ни одна книга, выпущенная за всю историю книгопечатания, не обходилась хотя бы без одной ошибки. Выпустить книгу без опечаток взялось одно из крупнейших издательств мира. Гранки читались и перечитывались дюжиной специалистов, корректуры страниц подвергались самому внимательному просмотру. Наконец шедевр был готов для печати — безошибочный! Он был отпечатан, переплетен и разослан в продажу, и только тогда обнаружилось, что на титульном листе в заголовке — грубейшая опечатка!

Мы же со всеми тщательными расчетами, проверками и перепроверками упустили самое очевидное — не приняли во внимание тяготения Луны.

Объясните случившееся, если можете! Я не могу! Это один из тех случаев, когда прекрасная вроде бы лошадь проигрывает. Все рассчитывают на успех фаворита, а он приходит последним!

Я не смог ничего исправить и только сидел у телескопа, наблюдая за приближающейся Луной. Она становилась чем ближе, тем великолепнее. Каждая горная вершина и каждый кратер представали с удивительной четкостью во всех деталях. Я смотрел сверху вниз на вершины, и, казалось, даже с расстояния 25 тысяч футов, что их высота огромна и до столкновения остаются считанные секунды.

И тут до меня дошло, что громадная Луна уменьшается и уходит из поля зрения телескопа. Вздох облегчения — ракета не прочертит борозду на лунной поверхности, а пролетит мимо!

Я нагнулся к иллюминатору. Луна была как раз над головой, чуть левее. Диск Луны заполнял все поле зрения. На его нимбе выделялись титанические пики, на светлой поверхности там и сям зияли колоссальные кратеры. Я же был высоко и, подобно Богу, смотрел вверх на мертвый мир, подсознательно ощущая, что это иллюзия, поскольку понятия «верх» и «низ» в космосе теряют смысл.

Чтобы промчаться мимо Луны, потребовалось меньше четырех минут. Как близко я пронесся, приходилось только догадываться: возможно, не больше пяти тысяч футов над высочайшими пиками, но того было достаточно. Поле тяготения Луны изменило траекторию полета, и лишь благодаря огромной скорости я избежал ее Гравитационных объятий. Теперь ракета мчалась прочь от Луны. Но куда?

Ближайшая звезда, Альфа Центавра, находилась на расстоянии двадцати с половиной тысяч миллиардов миль от Земли.

Вероятность того, что из всех интересных мест в беспредельном космическом пространстве ракета попадет именно на Альфу Центавра, бесконечно мала. Я знал, что простора для странствий у меня много, так как по научным данным диаметр нашей Вселенной равен восьмидесяти четырем тысячам миллионов световых лет. Если учесть, что скорость света равна ста восьмидесяти шести тысячам миль в секунду, то, естественно, страсть наиболее изощренного любителя путешествий будет наверняка удовлетворена…

Однако меня не слишком интересовали такие расстояния, ибо я захватил воды и провизии всего на год, за который моя ракета могла пролететь немногим более трехсот пятнадцати миллионов миль. Даже если она когда-нибудь достигнет нашей ближайшей соседки, Альфы Центавра, то я к тому времени уже восемьдесят тысяч лет буду мертв. Такова необъятность космоса, который нас окружает!

В течение следующих двадцати четырех часов траектория ракеты пролегала почти параллельно лунной орбите вокруг Земли. Но не только поле Луны определяло ее полет; казалось вполне возможным, что корабль захватило поле тяготения Земли и что теперь мне суждено вечно кружиться вокруг нее крошечной второй Луной. Я, естественно, не желал становиться второй Луной, ничтожным спутником, который нельзя заметить даже в крупнейший телескоп.

Следующий день был самым тяжелым в моей жизни. Может показаться, что я находился на вершине самомнения, описывая свою жизнь на фоне космических сил, но я ценил свою единственную жизнь. И все более грозным представлялся момент, когда притяжение Земли погасит ее, как слабый, мерцающий во мраке космоса огонек. Нет, дорожа своей жизнью, я решил бороться за нее, дюйм за дюймом удлиняя отведенное судьбой время.

В конце второго дня наконец стало ясно, что удалось избежать и поля тяготения Земли. Не могу сказать, что это открытие подняло мое настроение. Теперь было бы хорошо вернуться на Землю, ведь план полета на Марс рухнул! Поскольку я рассчитывал безопасно опуститься на Марс, то существовала возможность и благополучного приземления. Была и другая причина, которая заставляла меня думать о возвращении. Солнце! Мысль о нем, ужасная мысль, вспыхнула молнией. Ракета неслась прямо к нему! В объятиях его могучего поля тяготения ничто не могло бы изменить судьбу, я был обречен. Оставалось ждать неизбежного конца — погружения в эту пылающую печь. Хотя печь — не совсем подходящее слово, ведь температура в центре нашего светила достигает 30–60 миллионов градусов. Правда, этот факт меня не слишком беспокоил, потому что я превращусь в раскаленный газ, далеко не достигнув центра.

Скучно тянулись дни или, точнее сказать, долгая ночь. Здесь не было суточных изменений, разве что рос отсчет проходящих часов, который я вел с момента старта, отмечая привычные земные дневные и ночные периоды. Много читал, делал записи в судовом журнале, хотя и не регулярно. Зачем описывать то, что вскоре будет поглощено Солнцем? И такое подавленное настроение преобладало…

Я с увлечением экспериментировал на камбузе, изобретал разнообразные кушанья. Много ел, что помогало тянуть время, и наслаждался приготовленными обедами, интеллектуально расслабившись и опустив руки перед грядущей неизбежной катастрофой.

На тринадцатый день вдруг увидел впереди великолепный сверкающий полумесяц справа по курсу. Признаться, я уже мало интересовался зрелищем космоса — через семьдесят дней предстояло падение на Солнце. Однако задолго до этого меня убьет его жар. Конец быстро приближался.

Глава 3

Психологический эффект стресса, подобного моему, был очень силен, хотя измерить его невозможно. У меня пока сохранились какие-то смутные надежды. В течение тридцати дней я летел один через космос к неизбежной гибели в огненной печи Солнца. Приближение смерти переживалось в глубоком одиночестве; чувства притупились, что, несомненно, явилось мудрой предосторожностью матери-природы.

Даже сознание того, что сверкающий мир, растущий в иллюминаторе с правого борта, и есть Венера, не возбудило любопытства. Что из того, что я подлетел к Венере ближе, чем любой человек за всю историю? Это ведь никак не меняло моего катастрофического положения.

Даже если бы я оказался пред ликом самого Бога, ничего, бы не изменилось. Истинная ценность моих наблюдений будет измерена лишь космонавтами будущего, а им не скоро представится возможность повторить мой полет. Обо всем, увиденном мной, не узнает никто на Земле.

Однако больше для того, чтобы убить время, чем из практического интереса, я проделал кое-какие расчеты. Они показали, что ракета находится примерно в восьмистах шестидесяти трех тысячах милях от орбиты Венеры и пересечет ее через двадцать четыре часа. Однако я не смог вычислить точное расстояние до планеты в момент сближения. Известно лишь, что оно будет близким… Говоря «близким», я имею в виду космические масштабы. Земля в двадцати пяти миллионах миль от меня. Солнце в шестидесяти восьми миллионах. Так что такой крупный объект, как Венера, на расстоянии одного-двух миллионов миль был действительно близким.

Поскольку Венера мчится по своей орбите со скоростью около двадцати двух миль в секунду, или миллион шестьсот тысяч миль за земные сутки, казалось несомненным, что она пересечет траекторию ракеты в течение следующих суток.

Мне пришла в голову спасительная мысль, что, проходя рядом с Венерой, ракета неизбежно изменит курс под влиянием тяготения планеты и я не упаду на Солнце; в то же время осознавал, что надежды тщетны… Несомненно, курс ракеты изменится, но Солнце не откажется от своей добычи. Эти мысли снова ввергли меня в апатию, всякий интерес к Венере и к возможности попасть на нее был утерян.

Выбрал книгу и прилег на койку почитать. Кабина была ярко освещена. Не стоило экономить электричество, ресурсов для его выработки хватало еще по меньшей мере на одиннадцать месяцев, а оно не потребуется уже через пару-тройку недель. Так зачем скупиться?

Книга увлекла на несколько часов, но чтение в кровати всегда усыпляет, и в конце концов пришлось сдаться.

Проснувшись, несколько минут лежал не шевелясь. Странное чувство: я мчался к гибели со скоростью тридцати шести миль в секунду, но самому не хотелось даже пошевелиться. Вспомнив прекрасное зрелище Венеры, наблюдаемое мной, решил еще раз полюбоваться на нее. Вяло потянувшись, встал и приблизился к одному из иллюминаторов правого борта.

Картина, оправленная в эту круглую раму, была великолепна. Вполовину ближе и вдвое больше по диаметру, на меня смотрела Венера, очерченная светлым ореолом — Солнце находилось как раз за ней. Солнечные лучи освещали ее атмосферу и следы облаков, зажигая ярким блеском тонкое кольцо вокруг планеты, и все это было рядом!..

Посмотрел на часы. С момента, когда в иллюминаторе впервые появилась планета, прошло двадцать часов. Вот теперь наконец я заволновался. За это время ракета прошла половину пути, отделявшего ее от Венеры. Столкновение становилось реальным. Казалось, сама судьба направляет меня на поверхность негостеприимного, по заверениям ученых, мира. Ну и что? Разве я уже не погиб? Какая разница, если конец придет на несколько недель раньше, чем ожидалось? Несмотря на такие мысли, волнение не утихало. Не скажу, что это был страх; мысленно я уже подготовил себя к неизбежному концу. Что мне терять, если и отец, и мать мои уже умерли? Но теперь неизбежное оказалось совсем рядом, так близко, что меня вдруг наполнило ожидание его, и я ощутил величие свершившегося.

Проходил час за часом. Время тянулось удивительно медленно. Казалось неправдоподобным, что ракета и Венера мчатся к одной и той же точке пространства с непостижимой быстротой: одна со скоростью тридцать шесть миль в секунду, другая — двадцать две мили в секунду.

Уже трудно видеть весь диск планеты через бортовые иллюминаторы. Перешел к телескопу: Венера величественно сопровождала меня в иллюминаторах. Ракета в этот момент находилась на расстоянии менее тридцати шести тысяч миль, то есть меньше чем в часе полета до точки встречи. Теперь было ясно, что ракета уже попала в сферу тяготения планеты. Ракету ожидал почти лобовой удар. Даже при столь трагичных обстоятельствах невозможно было сдержать улыбку при мысли о столь метком попадании. Целился в Марс, а через некоторое время попаду в Венеру. Несомненно, это мировой «рекорд» для скверных стрелков!..

Что меня ждет на планете, если я избегну смерти при спуске? Лучшие ученые утверждают, что Венера не годится для того, чтобы человек мог жить на ней; ее поверхность ужасно холодна, там отсутствует кислород… И все же жажда жизни, которая рождается вместе с каждым из нас, заставила меня произвести приготовления к посадке, которые первоначально планировались для высадки на Марс.

Облачился в утепленный комбинезон, надел очки-консервы и шлем; затем приладил кислородные баллоны, крепившиеся спереди, чтобы не запутались стропы парашюта; баллоны могли автоматически сбрасываться, если попаду в пригодную для жизни атмосферу, с тем, чтобы они не превратились в неудобный и опасный дополнительный груз при посадке. После этого надел парашют.

Поглядел на часы. Если расчеты надежны, вхождение в атмосферу произойдет через пятнадцать минут. Еще раз подошел к телескопу.

Вид, открывшийся мне, поистине внушал благоговение. Корабль погружался во взвихренную массу черных облаков. Это казалось первобытным хаосом на заре созидания мира. Тяготение планеты уже меняло курс ракеты, пол кабины теперь был не подо мной: я стоял на передней переборке. Такая возможность была учтена при конструировании ракеты. Нос ее смотрел прямо вниз, к поверхности планеты. В космосе нет ни низа, ни верха, но здесь эти понятия стали вполне определенными.

С того места, где я стоял в полном снаряжении, можно было достать до приборов управления, а рядом находился выходной люк. Выпустив три комплекта парашютов, открыл внутренний люк. Парашюты раскрылись с громким хлопком и заметно снизили скорость падения. Это значило, что ракета вошла в атмосферу планеты и больше нельзя терять ни секунды.

Поворот рукояти — и выпущены оставшиеся парашюты. Теперь внешний люк. Его запоры управлялись большим колесом, установленным в центре люка. Надев кислородную маску, я быстро повернул колесо.

Люк сразу же и без затруднений открылся, и давление воздуха в ракете вытолкнуло меня из нее. Правая рука автоматически схватила кольцо парашюта, но не надо торопиться! Оглянулся на ракету: она падала почти рядом со мной, а над ней раздувались купола парашютов. Но вот она погрузилась в облачную массу и скрылась из виду. Какое сказочное зрелище представилось мне в короткое мгновение!

Когда угроза того, что мой парашют запутается в ракете миновала и облака тоже поглотили меня, я рванул кольцо. Несмотря на комбинезон, было мучительно холодно: облака встретили меня ледяным душем Шарко в лицо; затем парашют раскрылся, и падение замедлилось.

Ниже, ниже, ниже падал я, как капля дождя. Невозможно было сообразить, сколько времени прошло и какое расстояние осталось позади. Было очень темно и очень сыро, как при погружении в глубокое море, но без ощущения давления воды. Свои мысли во время долгого спуска не могу передать. Быть может, кислород немного опьянил — не знаю. Я был весел и полон страстного желания сорвать покров тайны с загадочной планеты. Мысль о том, что смерть рядом, беспокоила меня гораздо меньше, чем возможность увидеть необычное. Я опускался на поверхность Венеры — первый человек, который увидит лицо планеты без облачной чадры!

Неожиданно облачный слой оборвался, и я вылетел в безоблачное пространство. Далеко внизу виднелось что-то, в темноте казавшееся еще одним слоем облаков. Это вызвало в памяти часто выдвигавшееся предположение о двух оболочках Венеры. По мере спуска температура постепенно увеличивалась, но все еще было холодно.

Когда я попал во второй слой облаков, температура ощутимо поднялась. Перекрыл кран подачи кислорода и попытался дышать через нос. Глубоко вздохнул и с радостью обнаружил, что воздух на планете пригоден для дыхания. Итак, астрономическая теория об отсутствии кислорода на Венере разлетелась вдребезги! Быть может, для меня еще не все кончено…

По мере спуска где-то глубоко подо мной стало заметно тусклое свечение. Что это? Очевидно, свет не солнечный, ведь лучи Солнца сюда не доходят, к тому же на этом полушарии планеты сейчас ночь. Может, свет от моря раскаленной лавы? Немедленно отбросил такое объяснение: ведь жар раскаленной поверхности давно испепелил бы меня. Может быть, отражение солнечного света от облаков? Но тогда облака вокруг меня тоже светились бы, а они были темными.

Правда, есть одно — и очень естественное — объяснение. К нему логически должен прийти любой землянин, а ведь я был земным человеком, цивилизованным существом из мира с развитыми наукой и техникой. Ведь источник таинственного света мог быть связан с разумом! Тусклое свечение — отражение от нижней поверхности облачной массы искусственного света, зажженного разумными существами, живущими в этом мире. И к ним я медленно опускался!

На кого же такие существа могут быть похожи? Волнение все возрастало с приближением момента, когда они предстанут передо мной, но волнение, думаю, можно простить. На пороге такого приключения кто не волнуется в ожидании будущих открытий! Снял совсем маску и обнаружил, что дышится легко. Свет внизу постепенно усиливался. Недалеко в облачной массе виднелись темные тени, но тени чего? Снял с себя кислородный баллон, сбросил его, и через мгновение услышал удар — мне показалось, о почву. Затем темная тень промелькнула подо мной, и еще через мгновение ноги ударились обо что-то, мягко пружинящее. Это были ветки дерева.

Упав в густую листву, я схватился за нее, чтобы удержаться. Однако моментом позже падение возобновилось. Понятно, что случилось: мой парашют порвался от удара. Снова ухватился за листья и ветви, но без успеха, и вдруг — внезапная остановка: очевидно, стропы в чем-то запутались. Оставалось надеяться, что удержусь в ремнях, пока не найду более безопасного места.

Я стал осторожно ощупывать все вокруг, вглядываясь в темноту, и скоро руки наткнулись на крепкие ветви, через секунду я уже сидел на них верхом, спинок к стволу огромного дерева. Еще одна теория пошла по позорному пути своих предшественниц: на Венере была растительность! По крайней мере, имелось одно дерево. Я мог поручиться за это, поскольку сам сидел на нем, а темные тени вокруг были не чем иным, как деревьями, еще более высокими.

Найдя надежную опору, отстегнул парашют, оставив себе, однако, несколько строп, чтобы облегчить спуск с дерева. Никто не сможет сказать, попав на верхушку дерева в темноте среди облаков, как далеко до поверхности. Сняв очки, начал спускаться. Хотя ствол дерева был толстым, ветки росли достаточно близко друг от друга, и без труда находилась опора для ног.

Не знаю, сколь долго я пролетал сквозь второй облачный слой и спускался с дерева (а эта высота, как мне кажется, составляла около двух тысяч футов), но я все еще был в облаках. Неужели вся атмосфера Венеры заполнена туманом? Хотелось надеяться, что нет, иначе это было бы печальной перспективой. Свет внизу усиливался по мере спуска, но ненамного. Вокруг по-прежнему царила темнота. Продолжил спуск: утомительное занятие, к тому же и опасное — цепляться за незнакомое дерево, в тумане, в ночи, направляясь вниз к неизвестному миру. Но не мог же я оставаться там, где был!

Какую странную партию сыграл со мной шальной рок! Я хотел лететь на Венеру, но отбросил эту мысль, когда друзья-астрономы уверили меня, что на планете не может существовать ни животная, ни растительная жизнь. Стартовал к Марсу, а теперь, за десять дней до того, как должен был достичь красной планеты, оказался на Венере и свободно дышу отличным воздухом в ветвях дерева, напоминающего гигантскую секвойю.

Теперь странная иллюминация становилась все ярче, облака рассеивались, сквозь разрывы в листве я заметил внизу проблески того, что казалось нескончаемым морем листвы при мягком лунном свете. Но у Венеры нет спутника! Хотя бы в этом астрономы были правы: свет исходил не от Луны, если только под облачным слоем не находится спутник Венеры!

Неожиданно облачный туман кончился, но я не увидел вокруг себя ничего, кроме листвы. Внизу тоже ничего, кроме хаоса листвы и веток. В мягком свете я не мог распознать цвет листвы, но был уверен, что она не зеленая.

Спустился еще на тысячу футов и только тогда полностью освободился от облаков и тумана. К этому времени я уже изрядно устал (сказался месяц бездеятельности и обжорства). Вдруг я увидел прямо под собой нечто, что показалось мостками, которые вели от моего дерева к соседнему. Чуть ниже того места, где я цеплялся за дерево всем, чем только мог, до самых мостков ветви были стесаны! Эти два явных и неоспоримых свидетельства присутствия разумных существ на Венере озадачили меня: планета населена! Но кем? Что за странные древесные существа построили мостки на такой высоте среди гигантских деревьев? Какая-нибудь разновидность людей-обезьян? Высок или низок уровень их цивилизации? Как они встретят меня?

Размышляя с глубокомысленным видом над возникшими вопросами, я был порядочно напутан неожиданным шумом. Что-то двигалось не таясь в ветвях над головой…

Шум приближался, его издавало существо достаточно большого веса и размеров, но это могло быть плодом воображения. Я никогда не носил оружия. Друзья перед путешествием предлагали взять целый арсенал. Но мне казалось — прилет на Марс без оружия должен свидетельствовать о мирных намерениях. Если же прием окажется враждебным, хуже не будет, нельзя надеяться завоевать целую планету одной парой рук с любым оружием.

Тем временем к треску тяжелого тела, продирающегося выше меня сквозь листву, добавились ужасающие вопли. Новый источник шума свидетельствовал о появлении еще одного существа. Похоже, меня преследуют разные свирепые обитатели венерианского леса!

Возможно, нервы мои слегка сдали, но кто может укорять за это после всех событий, целого долгого месяца пути? Однако самообладание сохранилось, можно было трезво оценить ситуацию» Мне приходилось слышать койотов, визжащих и лающих ночами вокруг лагеря в Аризоне: если полагаться только на слух, следовало поклясться, что их не один или два, а сотня.

Но в данном случае звуки явно исходят не от одной твари: они раздавались то вместе, то по отдельности, и их перемещение определенно свидетельствовало, что таинственные обитатели приближались ко мне. Где-то в глубине сознания тихий голос уверял, что кто-то меня преследует.

Следовало добраться до мостков внизу (на двух ногах я чувствовал бы себя увереннее), но до них было слишком далеко, а веток, дружески поддерживающих меня, больше не было. Тут вспомнилось о стропах, которые остались от парашюта. Быстро размотал их, перекинул один конец через ветку, на которой сидел, и, крепко схватив оба конца рукой, приготовился повиснуть на этой качалке. Вдруг визги и рыки прекратились, и затем, теперь уже совсем близко, стало заметно, как ветви прогибаются под тяжестью моего преследователя.

Спрыгнув с ветки, я скользнул вниз и без труда преодолел те пятнадцать или чуть более футов, которые отделяли меня от мостков. Молчание огромного леса снова взорвалось отвратительными звуками над моей головой.

Быстро взглянув вверх, я увидел рычащее существо с отвратительной мордой, странно напоминающей лицо с горящими глазами и приплюснутым носом. Затем существо скрылось среди листвы.

Другая тварь в этот момент уже была в воздухе на пол-пути ко мне. Все запечатлелось в сознании как мгновенный снимок, неслучайно я вспоминал о происшедшем позже при обстоятельствах настолько бедственных, что разум земного человека с трудом способен постичь их.

Я отскочил в сторону, но тварь прыгнула на меня. В руках остался конец стропы. Крепко сжимая стропу в кулаке, отпрыгнул и потащил ее за собой. Случайно, не сомневайтесь, совершенно случайно!

Животное опустилось на все четыре лапы в нескольких футах от меня и прижалось к стволу, очевидно, озадаченное моим прыжком. К счастью, оно не сразу атаковало, и я успел собраться с силами и медленно отодвинуться, машинально намотав стропу на правую руку. Очевидные и простые действия в момент страха и волнений совершаются без видимых причин и не поддаются объяснению. Думаю, они бывают продиктованы подсознанием, реагирующим на призыв инстинкта самосохранения. Они не всегда своевременны, могут быть и ошибочными. Наверное, подсознание не менее подвержено ошибкам, чем сознание. Поэтому я не могу объяснить, что заставило меня не отбросить стропу.

Снова наступило зловещая тишина. С того момента, как рычание отвратительного существа, отступившего в тень листвы после прыжка, прекратилось, не было слышно ни единого звука. Тварь, которая припала к стволу напротив меня, казалась сбитой с толку. Очевидно, она не гналась за мной, а ее саму преследовала другая, более сильная.

В тусклом полумраке венерианской ночи передо мной застыло существо, которое могло бы появиться лишь в каком-нибудь ночном кошмаре. Что-то похожее на взрослую пуму, но стоящее на четырех рукоподобных конечностях. Очевидно, большую часть жизни оно проводило на деревьях. Передние лапы выглядели немного длиннее задних, как у гиены. Шкура твари была расчерчена продольными полосами чередующихся красных и желтых тонов, а отвратительная голова не была похожа ни на что земное. Ушей не было, а в нижней части лба сверкал единственный круглый глаз на конце толстой антенны четырех дюймов длины. Мощные челюсти вооружены острыми клыками, а с каждой стороны шеи выбрасывалась могучая клешня. Никогда не видел я существа, столь вооруженного для нападения, как эта молчащая тварь из другого мира. Мощная крабья клешня, значительно более сильная, чем рука человека, легко хватала врага и тянула к страшным челюстям.

Некоторое время чудовище глядело на меня единственным глазом, колышущимся туда-сюда на кончике антенны, его клешни медленно и волнообразно шевелились, открывались и закрывались. Я бегло огляделся и обнаружил, что стою перед стёсом на стволе дерева — открытым местом в три фута шириной и шесть футов высотой. Но самым поразительным было то, что на стволе имелась дверь в виде массивной деревянной решетки.

Пока стоял перед решеткой, пытаясь понять ее назначение, я заметил за ней что-то движущееся. Затем из темноты прозвучал голос, похожий на женский. И хотя я не понимал слов, тон речи был властным. Уверен, что говоривший спросил: «Кто вы, что тут делаете среди ночи?»

— Чужеземец, — произнес в свою очередь я, — который пришел с миром и дружбой.

Конечно, кто бы ни находился за дверью, он не мог понять меня, но я надеялся, что дружелюбный голос уверит его в моих мирных намерениях. После минуты молчания я услышал другие голоса. Очевидно, ситуация оживленно обсуждалась. Однако тварь, угрожавшая мне, поползла в мою сторону, и пришлось обратить на него все внимание.

Оружия никакого, кроме бесполезного куска тонкого каната, но ведь что-то надо сделать! Я размотал стропу и больше от отчаяния, чем с какой-то надеждой, изо всех сил стегнул ею по морде приближающегося врага. Я не предполагал таким путем побороть противника, просто не знал, что дальше делать…

Канат щелкнул, как кнут укротителя. Результат продемонстрировал эффективность одного глаза и быстроту клешней. Хотя конец каната просвистел с большой скоростью, чудовище успело уцепиться за него и начало пытаться подтащить меня к страшным челюстям.

Многим приемам метания лассо меня научили друзья-ковбои в дни, когда мы работали в киностудии. И теперь один из них я применил, чтобы избежать клешней. Внезапно дав канату достаточную слабину, я накинул на клешню петлю и сразу затянул ее. Чудовище натянуло стропу назад. Думаю, это мотивировалось исключительно стремлением подтянуть к челюстям все, что захвачено клешнями. Однако как долго оно будет продолжать тянуть и когда атакует? Оставалось поспешно обмотать конец стропы, который был в моих руках, вокруг одной из крепких стоек, поддерживающих перила мостка. Внезапно с яростным рычанием свирепое чудовище бросилось на меня.

Я сразу повернулся и побежал, надеясь, что смогу ускользнуть от его клешней до того, как чудовище будет остановлено канатом. Это все, что можно сейчас сделать. Облегченно вздохнул, увидев, как огромное тело опрокинулось на спину, когда канат натянулся в струнку. Но последовало отвратительное рычание чудовища, заставившее меня похолодеть. Мое торжество было непродолжительным: когда чудовище перевернется обратно на ноги, оно схватит другой клешней канат и перекусит его, а затем снова окажется рядом. И уж на этот раз не промахнется.

Итак, мое пребывание на Венере обещало быть коротким, но тут вдруг дверь в дереве отворилась, и на мостик выпрыгнули три человека как раз позади атакующего меня страшилища. Первый из них швырнул короткий тяжелый дротик, который глубоко вонзился в спину разъяренного зверя. Чудовище мгновенно остановилось и повернулось к новым, более опасным врагам, но в грудь его вонзились еще два больших дротика. Издав последнее, леденящее душу рычание, оно шлепнулось мертвым.

Затем один из моих спасителей подошел ко мне. В слабом свечении леса он, казалось, не отличался от человека Земли. Он приставил острие огромного обоюдоострого меча к моему бренному телу. За его спиной стояли товарищи, каждый с обнаженным мечом.

Первый человек обратился ко мне суровым командирским голосом, но я покачал головой, жестом показывая, что не понимаю. В ответ он нажал острием меча на мой комбинезон и уколол. Пришлось сделать шаг назад. Он подходил и колол снова, а я отступал вдоль мостков. Затем подошли двое других Вместе сбили меня с ног, видимо, чтобы получше рассмотреть. Одновременно они переговаривались между собой.

Теперь я мог разглядеть их лучше. Ростом они были примерно с меня и внешне очень походили на земных людей. Бросалось в глаза, что они были почти нагими: лишь набедренные повязки и пояса, к которым пристегивались ножны мечей. Кожа казалась много темней моей, но не такая темная, как у негров, а лица были спокойны и красивы.

Несколько раз то один, то другой обращался ко мне, и я каждый раз показывал жестами, что не понимаю. В конце концов после долгих дискуссий один из них вошел в отверстие в дереве, и мгновением позже через дверной проем я увидел освещенную комнату; затем мне указали на дверь и подтолкнули меня.

Сообразив, что от меня требуется, я шагнул вперед. Еще один человек ждал в центре вырубленной в огромном дереве обширной комнаты. За его спиной виднелись двери, несомненно, ведущие в другие помещения. В комнате стояли столы и кресла, стены украшены резьбой и окрашены, на полу лежал ковер. Мягкий свет освещал комнату так ярко, как солнечный свет из открытого окна, но без ослепляющего блеска.

Последний из оставшихся на мостках человек вошел и закрыл дверь, которая запиралась непонятным устройством, затем один из них указал на кресло и подтолкнул меня в ту сторону. В ярком свете они рассматривали меня, а я — их. Моя одежда, по-видимому, потрясла больше всего: они обсуждали материал, его фактуру, покрой комбинезона, если, конечно, я правильно судил по их жестам и интонациям.

Почувствовав, что в утепленном комбинезоне очень жарко, я снял его, затем пиджак и рубашку. Каждый вновь снятый предмет увеличивал их любопытство и оживленно комментировался. Светлая кожа и белокурые волосы также привлекли их внимание.

Вскоре один из приведших меня вышел из комнаты. Пока он отсутствовал, другой убрал различные предметы, лежавшие на столе. Они показались мне похожими на книги в кожаных переплетах. Я заметил также несколько безделушек и кинжал в красивых ножнах.

Человек, выходивший из комнаты, вернулся с едой и питьем. Все принесенное он поставил на стол; знаками все трое показали, что я могу есть. Это были фрукты и орехи в гладко отполированных деревянных чашах; нечто, похожее на хлеб, лежало на золотой тарелке; серебряный кувшин наполнен медом. В высоком изящном керамическом кубке прелестного голубого оттенка налита беловатая жидкость, напоминающая молоко. Посуда, вещи, а также обстановка комнаты говорили о культуре, утонченности и хорошем вкусе, не совместимых, на мой взгляд, с примитивной одеждой их владельцев.

Фрукты и орехи были совершенно незнакомы ни по внешнему виду, ни по вкусу. Хлеб грубый, но вкусный, и мед, если это мед, напоминал засахаренные фиалки. Молочная смесь (не могу подобрать другого слова) была крепкой и острой, но приятной.

Я попытался представить себе, из чего получают такой напиток, но не смог.

Посуда на столе очень походила на принятую в цивилизованных частях земного мира. Лежали и столовые приборы: с углублениями — чтобы можно было черпать, острые — резать, с зубчиками накалывать. Была даже и ручная дробилка, которую я порекомендовал бы земным домохозяйкам.

Пока я ел, трое серьезно беседовали, причем то один из них, то другой периодически предлагали мне еще еды. Они казались гостеприимными и вежливыми. Если такое поведение типично для всего населения Венеры, жизнь здесь окажется достаточно приятной! Однако на то, что мне встретятся не только розы, но и шипы, указывало оружие, которое было у этих людей: никто не носит меча или кинжала, если не рассчитывает использовать его хотя бы для парада.

Когда я поел, двое проводили меня из общей комнаты через заднюю дверь вверх по пролетам винтовой лестницы и ввели в маленькую комнатку. Лестница в коридоре освещалась небольшой лампой, похожую на висевшую в первой комнате. Свет ее проникал сквозь щели массивной деревянной решетки в комнату, где меня заперли и предоставили самому себе.

На полу лежал мягкий тюфяк, поверх которого развернуты покрывала, похожие на шелковые. Было тепло — я снял все, что оставалось из одежды, за исключением белья, и лег, чтобы заснуть и восстановить силы. Я устал после трудного спуска с гигантского дерева и задремал почти мгновенно. Однако мой сон вновь и вновь прерывали видения ужасной твари, преследовавшей меня по дереву, ее рев, ярость и злоба.

Скоро я все же заснул, и сон наполнился хаосом воспоминаний об изнурительных приключениях минувшего дня.

Глава 4

Когда я проснулся, в комнате было совершенно светло, в окно заглядывала листва деревьев, бледно-лавандовая и светло-фиалковая в свете дня. Поднялся и подошел к окну — все залито ярким, но отнюдь не прямым светом. Было даже жарко и немного душно. Ниже виднелись многочисленные мостки, перекинутые от дерева к дереву. Временами там и сям на мостках появлялись люди, практически обнаженные, если не считать набедренных повязок. Испытав на себе венерианскую жару, перестаешь удивляться скромной одежде венериан. На мостках виднелись и мужчины, и женщины, причем мужчины вооружены мечами и кинжалами.

Все, кого я видел, казались примерно одного возраста: не было ни детей, ни стариков. Все были красивы и прекрасно сложены. Глядя через решетчатое окно, я пытался разглядеть хоть кусочек земли, но везде, куда падал взгляд, виднелась только удивительная листва деревьев самых разных оттенков фиолетового цвета. Как башни, возвышались огромные стволы деревьев диаметром примерно целых добрых две сотни футов. Дерево, по которому я спускался, представлялось гигантом, но теперь, в сравнении с этими великанами, оно казалось совсем невысоким и выглядело наподобие куста орешника по соседству с мачтовыми соснами.

Пока я любовался этим величественным зрелищем, за спиной послышался звук открывающейся двери. В комнату вошел один из моих хозяев. Он приветствовал меня несколькими словами, которых я не понял, и приятной улыбкой, полной доброжелательности, на которую я тоже ответил улыбкой и произнес: «С добрым утром!»

Он жестом пригласил меня выйти из комнаты, но я знаком показал, что сначала желаю одеться. Понятно, в одежде будет жарко и неудобно, да и никто здесь не был одет подобно мне, и все же власть обычаев и привычек так сильна, что я уклонился от разумного решения — отправиться в одних трусиках.

Когда пришедший понял, чего я хочу, он знаками предложил мне оставить одежду на прежнем месте и идти в чем есть; при этом лицо его было полно доброжелательности. Он был худощав и немного ниже меня. При свете дня я смог разглядеть, что его кожа имела коричневый оттенок, такой, какой придает сильный солнечный загар людям моей расы. Темно-карие глаза, черные волосы. Весь его облик резко контрастировал с моей светлой кожей, голубыми глазами и белокурыми волосами.

Все-таки одевшись, я последовал за ним по лестнице вниз в комнату, примыкавшую к той, в которую меня привели ночью. Здесь нас ждали двое мужчин, видимо, приятели моего провожатого, а за накрытым столом сидели две женщины. Их глаза с нескрываемым любопытством устремились на меня и особенно на мою одежду: мужчины улыбнулись и приветствовали столь радушно, как это сделал ранее их сотоварищ, а один из них указал на кресло. Женщины, необыкновенно привлекательные, оценивающе разглядывали меня, откровенно, но не вызывающе. Видимо, они уже достаточно наговорились обо мне. Глаза и волосы у них были того же цвета, что у мужчин, а кожа более светлая. Каждая носила одежду из шелковистого материала, подобного тому, из которого сделаны покрывала, в виде длинного шарфа. Середина шарфа плотно окутывала грудь и талию, один конец обертывал бедра и спускался спереди до колен, а второй поднимался вверх до подмышек, где и закреплялся.

Вдобавок к этим костюмам, окрашенным в разные цвета, женщины носили пояса, к которым подвешивались сумки-карманы и ножны кинжалов. На обеих женщинах были кольца и браслеты, а в волосах сверкали драгоценные гребни. Некоторые украшения были выполнены из золота и серебра, а другие напоминали слоновую кость и кораллы. Но что меня поразило больше всего, так это утонченное мастерство, с которым были изготовлены вещи. Думаю, художественная работа ценилась намного больше, чем сам материал. Так, среди украшений было несколько прелестных вещиц, изготовленных из обычной кости.

На столе лежал хлеб — не такой, который я ел прошлой ночью, — стояли кушанья, по внешнему виду напоминавшие яйца и мясо, запеченные вместе, а также несколько блюд, совсем не похожие на земные. Блюда сильно отличались друг от друга по запаху и вкусу и были превосходно приготовлены.

Во время еды хозяева затеяли серьезный спор. Из их жестов и взглядов стало понятно, что предметом дискуссии был я. Женщины оживляли завтрак, пытаясь завязать со мной разговор; эти попытки доставляли им много веселья, и трудно было не присоединиться к их смеху, настолько он был заразителен. В конце концов одной из них пришла в голову счастливая мысль учить меня языку. Она указала на себя и сказала: «Зуро», а затем показала на другую девушку: «Алзо». Заинтересовались и мужчины. Скоро я знал, что имя того, кто казался главой дома и первым вышел ко мне прошлой ночью, Дуран. Двух других звали Олсар и Камлот.

Однако прежде чем я усвоил имена и названия некоторых блюд на столе, завтрак окончился, и трое мужчин пригласили меня с собой. Пока мы шли по мостику от дома Дурана, в глазах встречных, как только они замечали меня, вспыхивало любопытство и удивление. Очевидно, люди моего типа совершенно неизвестны на Венере или, по крайней мере, очень редки. Голубые глаза и светлые волосы, да еще одежда, вызвали много комментариев, о чем можно было судить по жестам и пристальным взглядам.

Нас часто останавливали сгорающие от любопытства друзья моих спутников или хозяев (не знаю пока, к какой категории их отнести), но никто не оскорбил, не обидел меня. Ну, раз я оказался объектом их любопытства, они будут объектом моего.

Все встреченные нами люди тоже оказались красивыми и молодыми. Их можно было бы назвать цветом данной расы. И опять не довелось видеть ни стариков, ни детей.

Вскоре мы подошли к дереву таких колоссальных размеров, что едва верилось глазам: не менее пятисот футов в диаметре. Освобожденная от ветвей на сотню футов вверх и вниз от мостка поверхность ствола была усеяна окнами и дверями и опоясана широкими балконами или верандами. Перед большой, искусно украшенной дверью стояла группа вооруженных людей, около которых мы остановились, и Дуран обратился к одному из них.

Мне послышалось, что он называл этого человека Тофаром, и, действительно, его так и звали, как я узнал позже. На нем было ожерелье, к которому крепился металлический диск с рельефной иероглифической надписью, а в остальном он ничем не отличался от своих товарищей.

После разговора с Дураном он внимательно Оглядел меня с ног до головы. Затем они оба вошли в дверь, а остальные продолжали рассматривать меня, Камлота и Олсара.

Я воспользовался временем ожидания, чтобы как следует рассмотреть искусную резьбу портала, образующего арку шириной в «ять футов. Резьба явно была на историческую тему, очевидно, в изображениях отражались различные события из жизни правительства или народа. Мастерство исполнения было высоким, и не требовалось напрягать воображение, чтобы понять, что каждое скульптурно вырезанное лицо — это портрет какой-нибудь живой или умершей знаменитости. В очертаниях фигур не было ничего гротескного, как в работах подобного характера на Земле, и только бордюры, которые окружали всю резьбу и разделяли смежные сюжеты, были обычными.

Мое внимание все еще привлекали эти прекрасные образцы резьбы по дереву, когда Дуран и Тофар вернулись и приказали мне, Олсару и Камлоту следовать за ними в помещение, расположенное в толще гигантского дерева. Мы прошли несколько больших комнат и широких длинных коридоров, вырезанных в стволе живого дерева. По великолепной лестнице спустились на этаж ниже. Комнаты освещались лампами, подобными тем, какие были в доме Дурана.

Перед дверью одной из комнат стояли двое вооруженных людей с дротиками и мечами. Меня ввели внутрь. На другом конце помещения, за столом у большого окна, сидел человек. Около дверей мы остановились, причем мои спутники застыли в торжественном молчании, пока человек за столом не поднял голову и не повернулся к нам. Затем они пересекли комнату, сопровождая меня, как караульные, и встали, вытянувшись, перед столом. Стоявший за столом человек пристально разглядывал нас.

Он поприветствовал моих спутников, называя каждого по имени, и, когда они ответили, я понял, что его называют Джонгом. Это сравнительно пожилой, но хорошо выглядевший человек с мужественным лицом и царственной осанкой. Его наряд подобен тому, который носили другие мужчины-венериане, только на голове повязка, поддерживающая круглый металлический диск в центре лба. Казалось, он очень заинтересовался и внимательно следил за мной, слушая Дурана, излагавшего историю моего появления прошлой ночью.

Когда Дуран закончил, человек по имени Джонг обратился ко мне. Манера говорить была серьезной, тон мягкий. Из учтивости ответил ему, хотя знал, что он понимает меня не лучше, чем я его. Он улыбнулся и покачал головой, затем вступил в дискуссию с другими. В заключение он ударил в маленький гонг на столе, поднялся и, обойдя вокруг стола, подошел ко мне. Тщательно осматривая мою одежду и даже щупая ее, как бы проверяя качество, он одновременно разговаривал с присутствующими, словно обсуждая ее материал и покрой. Затем осмотрел кожу моих рук и лица, пощупал волосы, заставил открыть рот, чтобы осмотреть зубы. Я вспомнил о лошадиной ярмарке и о работорговле. Возможно, последнее казалось более подходящим.

Вошел человек, очевидно, слуга и, получив приказ от Джон га, снова вышел, а я продолжал оставаться объектом изучения. Моя двадцатичетырехчасовая щетина вызывала оживленные комментарии. Борода, редкая и рыжеватая, никогда не отличалась красотой, и я намеревался удалить ее, как только найдутся необходимые принадлежности для бритья.

Нельзя сказать, что мне понравился такой подробный осмотр, но манера и форма, в которой он проводился, были далеки от какого-либо проявления грубости или невоспитанности, а положение мое здесь было настолько неопределенно, что здравый смысл подсказывал воздержаться от возмущения фамильярностью человека по имени Джонг. Как выяснилось позже, мой такт оценили.

Вскоре через дверь справа вошел человек. Вероятно, именно его вызвал слуга, недавно вышедший отсюда с каким-то поручением. Когда он приблизился, стало видно, что он очень похож на остальных: красивый молодой человек лет тридцати. Есть люди, которым не нравятся монотонность красоты, они считают, что красивое все одинаково. Венериане же отличались друг от друга: они были красивы, но каждый по-своему.

Человек, именуемый Джонгом, коротко пересказал ему все, что они обо мне узнали. Когда Джонг закончил, вошедший жестом пригласил следовать за ним. Несколькими минутами позже я оказался в другой комнате на том же этаже. В ней было три больших окна, обстановка состояла из нескольких досок, столов и кресел. Почти все стены занимали полки, а на них, как я смог догадаться, стояли тысячи книг.

Следующие три недели были необычайно интересны. Все это время Данус, в чье распоряжение я поступил, обучал меня венерианскому языку и подробно рассказывал мне о планете, людях, среди которых я оказался, об их истории. Я легко научился языку и овладел им мастерски, однако не буду описывать его полностью. В венерианском алфавите двадцать четыре буквы, из которых только пять обозначают гласные звуки. Заглавных букв нет. Система пунктуации отличается от нашей и более практична: например, прежде чем вы начинаете читать предложение, вы уже знаете, какое оно: восклицательное, вопросительное, ответ на вопрос или простое повествование. Знаки, соответствующие точке и точке с запятой, используются так же, как и у нас; двоеточия нет. Точка следует в конце предложения, а вопросительный или восклицательный знаки предшествуют ему.

Я овладел языком своих хозяев, писал и читал, а когда мой учитель отсутствовал (он был хранителем библиотеки), проводил много приятных часов, роясь в огромной библиотеке. Данус был к тому же врачом короля и главой колледжа медицины и хирургии.

Первый вопрос, который задал Данус, — откуда я появился? Однако на мой ответ, что прибыл из другого мира, отстоящего более чем на двадцать шесть миллионов миль от родного Амтора,[14] он скептически покачал головой:

— Нет жизни за пределами Амтора, — заявил он. — Как может быть жизнь там, где все — огонь?

— Это ваша теория… — начал я, но остановился. В венерианском языке не было слова «вселенная», как не было слов «луна», «солнце», «звезда» и «планета». Великолепие небес, которое наблюдаем с Земли, никогда не видят обитатели Венеры из-за двух облачных слоев, постоянно окружающих планету. Я продолжил: — А что, по-твоему, окружает Амтор?

Он шагнул к полке и вернулся с огромным фолиантом, открыл его и показал великолепно выполненную карту Амтора. На ней были три концентрические окружности. Между центральной и внешней лежала область, обозначенная, как Трабол, что означало «Страна Тепла». Границы морей, материков и островов были доведены лишь до этих окружностей, и только в некоторых местах проведенные контуры пересекали ограничивающие окружности, как бы обозначая области, в которых безрассудные исследователи бросают вызов опасностям, таящимся в неизвестных и негостеприимных странах.

— Это Трабол, — объяснил Данус, положив палец на среднюю часть карты. — Он окружает Страбол — жаркую область. Страбол предельно разогрет, его земля покрыта гигантскими лесами и плотным кустарником. Он населен гигантскими сухопутными зверями, рептилиями и птицами, его теплые моря кишат подводными чудовищами. Никто из людей, заходивших в дебри Страбола, не вернулся живым.

— За Траболом, — продолжал он, положив палец на другую часть, обозначенную как Карбол, — находится Страна Холода. Здесь настолько холодно, как в Страболе жарко. Странные твари живут там: искатели приключений возвращаются оттуда с рассказами о свирепых человекоподобных существах, одетых в меха. Но это крайне негостеприимная страна, и редко кто отваживается отправиться туда, потому что все боятся свалиться с края в раскаленное море.

— С какого края? — спросил я.

Он посмотрел на меня с изумлением.

— Легко можно поверить, что ты пришел из другого мира, если задаешь такие вопросы, — заметил он. — Ты действительно ничего не знаешь о физическом строении Амтора?

— Я ничего не знаю о твоей теории строения Амтора. И мне крайне интересно все, что ты расскажешь.

— Не теория, а факт, — поправил он вежливо. — Никаким иным путем разнообразные явления природы не могут быть объяснены. Амтор — огромный диск с перевернутым ободом, наподобие гигантского блюдца. Он плавает в море расплавленного металла и камня. Этот факт неоспоримо подтверждается тем, что иногда из вершин гор изливается жидкая расплавленная масса. Такое случается тогда, когда в диске Амтора возникает отверстие. Карбол, Страна Холода, — мудрая мера предосторожности природы, уравнивающей ужасный жар, постоянно царящий за внешним краем Амтора.

Над Амтором и вокруг него — хаос огня и пламени. От этого хаоса нас защищают облака, в которых иногда случаются разрывы. В такие моменты тепло от огня над нами (если все происходит днем) настолько сильно, что блекнет листва и гибнет все живое, а свет, проникающий сверху, невиданно ярок; если же это случается ночью, то жара нет, но отчетливо видны искры от небесного огня.

Я попытался объяснить, что Амтор — планета, а планеты имеют форму шара. Карбол — это холодная область планеты, окружающая один из полюсов, тогда как Страбол — лишь одна из двух одинаковых температурных зон; вторая из них лежит за экватором, делящим планету на два равных полушария, а не окружность с центром в середине диска, как он описал.

Данус выслушал вежливо, но только улыбнулся и покачал головой, когда я закончил.

Мне было непонятно, как человек с недюжинным умом, образованный и культурный, может придерживаться подобных взглядов. Однако, закончив свои объяснения, подумал, что ни он, ни кто другой из его предков никогда не видели неба, и осознал, что фактических оснований для любой другой теории строения мира у них нет. Вот когда стало ясно, что значит астрономия для человеческой расы, ее науки и культуры. Мог ли быть таким высоким уровень развития наук на Земле, если бы над ней небеса были надежно и навечно спрятаны от наших взоров?

Однако я не отступил. Попробовал привлечь внимание к тому факту, что если бы теория Дануса была правильной, то границы между Траболом и Страболом (то есть умеренной и экваториальной зонами) должны быть намного короче, чем граница, разделяющая Трабол и Карбол (полярную область), как показано на карте. Достаточно выполнить соответствующие измерения, чтобы убедиться: истинная картина противоположна той, которая представлена на карте, и, значит, верна моя модель строения Амтора, где граница между полярной и умеренной зонами короче, чем между умеренной и экваториальной. Он согласился, что сделанные измерения указывают именно на такие расхождения, о которых я упомянул, но остроумно объяснил это противоречие амторской теорией относительности расстояний, с которой тут же меня познакомил.

— Градус есть одна тысячная часть окружности, — начал он. — Это — амторский градус. Ученые Амтора не имеют возможности видеть Солнце, чтобы предложить другое деление окружности, как это сделали древние вавилоняне, разделив ее на триста шестьдесят равных частей. И нет сомнений, что длина окружности измеряется как раз тысячей градусов. Окружность, которая разделяет Трабол и Страбол, обязательно имеет тысячу градусов длины. Ты согласен с этим?

— Вполне, — ответил я.

— Очень хорошо. Тогда ты должен согласиться, что окружность, которая отделяет Трабол от Карбола, тоже измеряется тысячей градусов.

Я кивнул в знак согласия.

— Величины, равные одной и той же мере, равны между собой, не так ли? Следовательно, внутренние и внешние границы Трабол а имеют одинаковую длину, и это верно, поскольку верна теория относительности расстояний. Градус — это мера линейного расстояния. Смешно говорить о том, что чем дальше от центра Амтора, тем больше единица измерения; она только кажется более длинной: относительно общей длины окружности или расстояния до центра Амтора она остается такой же.

— Я знаю, — продолжал Данус, — что на карте длина градуса не кажется одинаковой, и у нас нет фактических доказательств ее равенства, но она должна быть равной, потому что иначе границы Амтора должны быть длиннее по внутренней окружности, нежели по внешней, а это настолько смехотворно, что даже не требует опровержения.

Добавлю, что это противоречие доставляло древним ученым значительное беспокойство, пока три тысячи лет назад Куфлер, великий ученый, не предположил, что видимые и реальные измерения расстояний могут быть согласованы путем умножения каждой величины на квадратный корень из отрицательной величины, что он с успехом продемонстрировал.

Я понял, что любые аргументы бесполезны, и ничего не возразил в ответ: нет нужды спорить с человеком, который мог умножить какую-либо действительную величину на квадратный корень из отрицательной величины.

Глава 5

Через некоторое время я узнал, что нахожусь в доме Минтепа, короля страны Вепайя. Слово «джонг», которое я принял за имя, на самом деле было титулом и обозначало «король». Дуран принадлежит к дому Зара, а Олсар и Камлот — его сыновья. Зуро, одна из двух женщин за столом, жила у Дурана, другая, Алзо, — у Олсара; у Камлота женщины не было. Я использовал понятие «жила у Дурана», поскольку слов, обозначающих брачный союз в нашем понимании, в амторском языке нет.

Они не вступают в брак в земном смысле слова, потому что здесь не известен институт брака. Нельзя сказать, что женщины принадлежат мужчинам, которые используют их в качестве рабынь или служанок. Они не приобретаются за деньги или за пищу и не добываются силой оружия. Они приходят к мужчинам по собственному желанию после ухаживания и могут уйти, когда захотят; точно так же и мужчины свободны уйти искать другого союза. Однако эти союзы редко разрушаются, а неверность столь же редка, сколь распространена на Земле.

Каждый день я занимался физкультурой на обширной веранде, окружавшей ствол дерева, на которую выходила дверь моей комнаты. Веранда шла, по-видимому, вокруг дерева, поскольку часть, отведенная мне, имела сотню футов длины — пятнадцатую часть окружности огромного дерева. На каждом конце веранды стояла плотная, хотя и невысокая ограда. Соседняя секция, примыкавшая к моей справа, была садом, ибо я видел там множество цветов и кустарников, растущих на почве, очевидно, принесенной с расположенной далеко внизу поверхности планеты, которую я так еще и не видел. Слева моя секция граничила с квартирой нескольких молодых офицеров, прикрепленных к семье короля. Я зову их молодыми, потому что так назвал Данус, но мне казалось, что они такого же возраста, как все остальные венериане. Они были славными парнями, и, когда я овладел языком, мы нередко болтали друг с другом.

Секция справа была всегда безлюдна, но в один из дней, когда Данус отсутствовал, я, прогуливаясь по веранде, увидел там среди цветов девушку. Меня она не заметила. И хотя не успел ее толком разглядеть, думы о ней заполнили душу. В ней было что-то необычное, заставлявшее нетерпеливо желать увидеть ее снова. С этого времени я стал реже встречаться с молодыми офицерами.

Хотя в последующие несколько дней я часто выходил на конец веранды, прилегающий к саду, но ни разу не видел девушку. То место казалось необитаемым, пока однажды не заметил среди густых кустов человека. Он двигался очень осторожно, тайком прокрадываясь куда-то, а вскоре я обнаружил еще одного, и еще, и еще, пока не насчитал пятерых.

Люди походили на вепайцев, но немного отличались от них. Они более низкорослы, с грубыми чертами лица. Было что-то угрожающее и зловещее в их таком абсолютном молчании и крадущейся походке.

Я недоумевал, что они здесь делают, затем подумал о девушке, и у меня появилось убеждение: они намерены причинить ей зло. Значит, все виденное мной сулит ей беду. Каким образом они могли это сделать, не понимал, ибо очень мало знал о людях, к которым забросила меня судьба, и их взаимоотношениях. Но впечатление было вполне определенным. Это настолько взволновало меня, что я решился кое-что предпринять.

Не думая о последствиях, стараясь не шуметь, перепрыгнул через ограду и пошел за ними. Они не видели меня — между нами был густой куст, росший рядом с оградой, отделяющей сад от моей веранды. Через ветки куста Наблюдал я за ними, оставаясь незамеченным.

Осторожно подкрадываясь, я скоро догнал последнего. Все пятеро направились к открытой двери, за которой в богато обставленной комнате скрывалась девушка, прекрасное лицо которой толкнуло меня на эту сумасшедшую авантюру. Она подняла голову и, увидев первого человека в двери, вскрикнула.

Не останавливаясь, я бросился на человека перед собой, громко вскрикнув, надеясь таким путем привлечь к себе внимание остальных, в чем полностью преуспел. Четверо немедленно повернулись. Для пятого мое появление было таким сюрпризом, что я смог вырвать его меч из ножен, прежде чем тот пришел в себя. И когда он обнажил кинжал и попытался ударить меня, его сердце пронзил меч. В этот момент на меня бросились остальные.

Лица их исказились от ярости. Узкое пространство между кустами уменьшало преимущество четверых против одного, потому что атаковать меня они могли только поодиночке. Но я знал, каким будет исход, если не придет помощь, и так как единственным моим намерением было отвлечь их внимание от девушки, начал медленно отступать к ограде своей веранды, убедившись, что они не намерены отставать.

Мой крик и крик девушки вызвали тревогу, и скоро стало слышно, как в комнате, где находилась девушка, громко топают люди, а ее голос направляет их в сад. Оставалось надеяться, что помощь придет прежде, чем нападающие прижмут меня к стенке, где под ударами четырех мечей мне придется плохо. Нападавшие владели мечами несравненно лучше меня. Я благодарил судьбу, давшую мне возможность позаниматься фехтованием. Это помогло, хотя продержаться против четверых с новым для меня оружием — венерианским мечом — долго не удалось бы.

Наконец, отступая, я достиг ограды и уперся в нее спиной. Человек передо мной, злобно усмехаясь, взмахнул мечом. Я слышал, как из комнаты девушки выбежали спешащие на помощь. Смогу ли продержаться еще немного? Мой противник замахнулся со страшной силой, целясь мечом в голову, но вместо того, чтобы парировать удар, я прыгнул в сторону, затем вперед, и сам нанес удар! Но из-за спины упавшего противника на меня бросился еще один.

Спасение близилось… Девушка в безопасности… Не стоило больше испытывать судьбу, оставаясь на поле боя и рискуя быть изрубленным на куски. Поэтому, вонзив меч в наступавшего венерианца, рывком повернулся и перепрыгнул через ограду своей веранды.

Оглянувшись, увидел дюжину венерианских воинов, которые прикончили двух оставшихся в живых незваных гостей. Не было слышно никаких звуков и криков, кроме лязга мечей, когда эти двое тщетно пытались защитить себя. Обреченные не вымолвили ни слова!.. Казалось, они были потрясены и скованы ужасом, хотя их страх, по-видимому, не был вызван превосходящими их в силе противниками. Это было что-то такое, чего я не понимал, — какая-то таинственность в их молчании, поведении, действиях…

Воины быстро подобрали тела пятерых пришельцев, потащили к внешней стене сада и сбросили в бездонную пропасть. Затем так же молча они удалились из сада тем же путем, каким вошли в него.

Видимо, солдаты меня не видели, и девушка — тоже. Как они объяснили смерть убитых до их прихода трех пришельцев, я никогда не узнал. Вся история вообще была окутана тайной и прояснилась только через некоторое время.

Я подумал, что Данус упомянет об этом случае, и тогда задам ему вопрос, но он не сказал ни слова о происшедшем, и я, в свою очередь тоже промолчал, так как что-то удерживало меня. Скромность, наверное. Хотя в других случаях любопытство мое, касающееся этих людей, было ненасытным. Даже боялся, что надоем Данусу до крайности непрерывными вопросами. Оправданием мне было, что могу изучить язык, только разговаривая на нем и слушая живую речь, а Данус, наиболее замечательный из венериан, настаивал, что учить меня не только удовольствие, но и его обязанность, поскольку об этом допросил сам джонг, посоветовавший рассказать мне все, касающееся жизни, обычаев и истории вепайцев.

Один из многих вопросов, ставивших меня в тупик, — почему разумные и культурные люди живут на деревьях, по-видимому, без слуг или рабов и, как я понял, практически без связи с другими народами. Как-то вечером я решил расспросить Дануса.

— Это долгая история, — ответил он. — Многое ты сможешь найти вот на тех полках, но, если хочешь, я постараюсь кратко ответить на твой вопрос.

Столетие назад короли Вепайи правили огромной страной — не лесным островом, где ты нашел нас, а огромной империей с тысячами островов, простиравшейся от Карбола до Страбола. В нее входили громадные пространства суши и великие океаны, она была украшена могучими городами и гордилась своими богатствами и торговлей, не превзойденными в веках ни до, ни после.

Население Вепайи в те дни измерялось многими миллионами: миллионы купцов, миллионы наемных рабочих, миллионы рабов. Немного меньше было работников умственного труда, к каким причисляют людей науки и искусства. Военные руководители отбирались из всех классов. Страной правил джонг, трон передавался по наследству.

Границы между классами не были жестко определенными. Раб мог стать свободным человеком, свободный человек — кем угодно в пределах своих способностей, только, конечно, не джонгом. Правда, четыре основных класса мало общались друг с другом, каждый класс имел так мало общего с другим. Тем не менее никто не чувствовал свое превосходство или, наоборот, неполноценность. Когда человек из низшего класса достигал уровня культуры, свойственной более высокому классу, он получал равные с его членами права.

Вепайя процветала и благоденствовала, но недовольные все-таки были: лентяи и бездарности, преступные элементы. Они завидовали тем, кто добился высокого положения в обществе, ведь им самим достичь того же не позволяли умственное убожество и нежелание трудиться. В течение долгого времени они творили мелкие беспорядки и безобразия. Но основное население не обращало на них внимания, или просто высмеивало. Тогда нашелся лидер из их числа. Это был чернорабочий по имени Тор, человек с преступным прошлым.

Тор создал тайную организацию, члены которой именовали себя «тористами». Он проповедовал учение о классовой ненависти, получившее название торизм. При помощи активной пропаганды Тор привлек к себе много последователей и, поскольку его деятельность направлялась лишь против одного класса образованных, заручился поддержкой миллионов людей других классов. Правда, многих сторонников он нашел и среди торговцев, предпринимателей, землевладельцев.

Единственной целью тористских лидеров была личная власть и обогащение за счет грабежей и насилия. Но так как агитация велась исключительно среди темных, невежественных масс, для них не составляло труда обмануть не искушенных в политике людей, которые в конце концов под руководством своих фанатичных лидеров подняли массы на восстание, ставшее приговором культуре и цивилизации многих народов.

Целью восстания было уничтожение культурных классов. Люди других классов, если они не были с ними заодно, порабощались или уничтожались. Они хотели убить джонга и его семью. Совершив это, восставшие наслаждались бы абсолютной свободой: ни хозяев, ни налогов, ни законов!

Они уничтожили большую часть культурного класса, а также многих торговцев и предпринимателей. Затем выяснилось, что кто-то все же должен править, и лидеры торизма уже оказались готовы натянуть на совершившую восстание массу жесткую узду ограничений и создать свое правительство. И народ отверг правление образованных и культурных классов, выбрав тористов, алчных и невежественных.

Теперь участники восстания попали в фактическое рабство. Армия шпионов строго следила за ними, а армия охранников удерживала от восстания против новых хозяев и возвращения к старым порядкам. Жизнь стала нищенской и безрадостной, и помощи искать было негде.

Те, кто бежал с нашим джонгом, отыскали удаленный незаселенный остров. Здесь построили древесные города, высоко над землей, где нас не смогут обнаружить. С собой мы принесли свои знания, культуру и кое-что из материальных ценностей, но наши желания скромны — и мы счастливы! Мы уже не вернемся к старой общественной системе. Жестокий урок истории усвоен: люди, разделявшиеся между собой на какие-то жестко разграниченные группы, не могут быть счастливыми. Даже мелкие классовые различия вызывают зависть и ревность. У нас этого нет. Мы все принадлежим к одному классу. У нас нет слуг: любую работу мы делаем лучше их. Даже те, кто служит джонгу, не слуги в прямом понимании; служба у джонга считается делом чести, которой удостаиваются лучшие.

— Но почему вы выбрали жизнь на деревьях, высоко над землей?

— Много лет тористы охотились за нами и уничтожали, — объяснил Данус. — И мы были вынуждены жить в скрытых и недоступных местах. Такой тип городов, где мы живем сейчас, оказался решением проблемы. Тористы все еще преследуют нас и иногда совершают набеги, но теперь у них иная задача. Теперь они решили ловить наших людей. Когда они убили и изгнали из своего общества лучшие умы нации, их цивилизация начала быстро деградировать: эпидемии, не встречая сопротивления, совершали опустошительные набеги; появились старики и начались заупокойные службы. И тогда они принялись охотиться за умными людьми, которых уже нет среди них и которые остались только у нас.

— Появились старики. Что это значит? — спросил я.

— Разве ты не заметил, что среди нас нет ни одного старого человека? — осведомился он.

— Конечно, — ответил я, — и нет детей. Почему же?

— Дело не в явлении природы. Просто великое достижение нашей медицинской науки. Тысячи лет назад была создана сыворотка долговечности. Она вводилась каждому человеку и давала не только иммунитет против болезней, но и обеспечивала полную регенерацию стареющих органов и тканей.

Но даже в хорошем всегда есть зло. Никто не старел, никто не умирал (исключая насильственную смерть), и мы столкнулись с печальной опасностью перенаселения. Поэтому был введен обязательный контроль за рождаемостью. Иметь детей разрешается только для возмещения потерь населения. Если кто-то в семье умирает, женщине из этой семьи разрешается родить ребенка, если она способна. Но после целых поколений, искусственно ограниченных в возможности деторождения, число женщин, способных рожать, постоянно падает. Эту ситуацию мы ожидали и встретили ее подготовленными.

За тысячи лет наши статистики вывели среднее значение смертей на тысячу человек: они установили, что только пятьдесят процентов наших женщин могут рожать, следовательно, именно они должны восполнять недостаток потомства. Ежегодно желающим иметь детей разрешается подавать прошения.

— До сих пор я ни разу не видел детей на Амторе.

— Здесь есть дети, но немного.

— И нет старых людей, — задумался я. — Могу ли я тоже получить эту сыворотку, Данус?

Он улыбнулся.

— Думаю, с разрешения Минтепа получить ее будет несложно. Пойдем, — добавил он, — я возьму анализ твоей крови, чтобы определить тип и дозу сыворотки долголетия, наиболее подходящие для тебя.

И он провел меня в лабораторию. Когда взяли анализ, Данус был поражен разнообразием болезнетворных микробов, которые обнаружились в моей крови.

— Ты угрожаешь существованию человечества на Амторе! — воскликнул он со смехом.

— Но я считался очень здоровым человеком в своем мире.

— Сколько тебе лет, мой друг?

— Двадцать семь.

— Ты не будешь столь здоров через сотню лет, позволив этим бактериям остаться в организме.

— Сколько же я проживу, если их уничтожить?

Данус пожал плечами:

— Мы не знаем. Сыворотка создана тысячи лет назад. Среди нас есть люди, которые первыми получили ее. Мне пятьсот лет, Минтепу — семьсот. Мы верим, что, если исключить несчастные случаи, будем жить вечно, — но практических подтверждений мы не имеем. Уже давно у нас не умирали естественной смертью.

В этот момент его вызвали, и я вышел на веранду, чтобы сделать зарядку. Она была необходима, чтобы поддерживать форму. Плавание, бокс и борьба развили и укрепили мускулатуру с тех пор, как в возрасте одиннадцати лет я вернулся с матерью в Америку. Уже после смерти матери я усердно занимался фехтованием. Продолжил занятия фехтованием и любительским боксом в колледже в Калифорнии и даже выступал в среднем весе, а на соревнованиях по плаванию получил несколько медалей. Вынужденный пассивный образ жизни двух последних месяцев огорчал меня. К концу обучения в колледже я перешел в тяжелый вес, но в результате развития мускулатуры; теперь же оказался по крайней мере на двадцать фунтов тяжелее, весь избыток был ненужным жиром.

На своей веранде я делал все доступное. Пробегал целые мили, боксировал с тенью, прыгал со скакалкой и часами занимался по привычному, собранному из семнадцати упражнений комплексу. В правом конце веранды усердно боксировал с тенью и внезапно обнаружил, что девушка в саду наблюдает за мной. Когда наши глаза встретились, я остановился и улыбнулся ей. Испуганное выражение появилось на ее лице, она тут же повернулась и упорхнула.

Недоумевая, побрел в свою комнату, забыв про упражнения. На этот раз лицо девушки оказалось совсем близко, и я был поражен ее красотой. Все мужчины и женщины, которые попадались мне с момента спуска на Венеру, были красивы. Но не ожидал увидеть в этом мире, да и ни в каком другом, такого совершенного творения, такой поразительной индивидуальности, таких черт лица и в то же время такого характера и разума, — все это олицетворяла девушка в саду за низенькой оградой. Но почему она убежала, когда я улыбнулся?

Возможно, потому, что обнаружила мой интерес к ней. Ведь человеческая натура везде одна и та же. Даже за двадцать шесть миллионов миль от Земли у человеческих существ такая же психология, как и у нас, и девушка, обладающая нормальным человеческим любопытством, скрылась, как только заметила, что на нее смотрят. Я не удивлюсь, если она и в других отношениях окажется похожей на земных девушек, но она слишком красива, чтобы ее можно было сравнивать с кем-либо хоть на Земле, хоть на небесах. А сколько ей лет? А что, если семь сотен?!

Вошел к себе в комнату и приготовился принять ванну и сменить одежду. К одежде амторцев привыкал долго. Когда взглянул в зеркало, которое висело в ванной комнате, то внезапно понял, почему девушка испугалась и исчезла — моя борода! Ей был уже месяц, и она легко могла испугать любого, кто никогда не видел бороды.

Когда вернулся Данус, я сразу спросил его, что можно сделать с моей бородой. Он вышел в другую комнату, вернулся и подал мне бутылочку с мазью.

— Вотри ее в корни волос на лице. Но будь осторожен, чтобы мазь не попала на брови, ресницы или волосы на голове. Оставь ее на минуту, а потом смой.

В ванной я открыл сосуд; мазь напоминала вазелин и ужасна пахла, но я все же втер ее, как велел Данус. Умывшись, я увидел, что борода исчезла. Тогда вернулся в комнату, где оставил Дануса.

— Теперь ты такой же, как мы, — улыбаясь, заметил он. — Неужели у всех людей твоего мира, о котором ты рассказывал, растут волосы на лице?

— Нет, не у всех. В моей стране большинство мужчин сбривают бороду и усы.

— А женщины тоже должны бриться? — поинтересовался Данус. — Женщина с волосами на лице показалась бы амторцам омерзительной.

— У наших женщин волосы на лице не растут, — заверял я.

— А у мужчин растут? В самом деле, невероятный мир!

— Но если у амторцев не растут бороды, какая же нужда в мази, которую ты мне дал?

— Она была создана как медицинское средство, — объяснил он. — При лечении ран черепа необходимо убрать волосы с области раны. Мазь для таких целей лучше, чем бритье. К тому же она препятствует росту новых волос в течение длительного времени.

— А волосы отрастут снова?

— Да, если не применять мазь слишком часто.

— Как часто? — поинтересовался я.

— Если мазаться шесть дней подряд, то волосы никогда больше не вырастут. Мы используем ее для уничтожения волос с голов осужденных преступников.

— Когда в моей стране видят бритого наголо человека, — улыбнулся я, — увидевший его крепче сторожит свою девушку. Да, кстати, кто та прекрасная девушка, которую я видел справа от нас?

— Одна из тех, кого тебе не полагается видеть. Будь я на твоем месте, никому бы не говорил, что видел ее. Она тебя заметила?

— Да, — подтвердил я.

— Что она сделала? — тон его был серьезен.

— Испугалась и убежала.

— Тебе лучше держаться подальше от того конца веранды, — посоветовал он. Что-то в его голосе исключало мои дальнейшие расспросы, и больше мы этого предмета не касались. Такова была первая тайна, встреченная мной в Вепайе. Естественно, мое любопытство разгорелось. Почему нельзя больше видеть девушку? На других женщин я смотрел без риска вызвать раздражение и их, и окружающих. Была ли девушка единственной, на кого я не имел права смотреть, или все остальные тоже неприкасаемы для меня? Может быть, она жрица какого-нибудь свирепого божества? Но такое предположение тут же отбросил, ибо амторцы были не религиозны — по крайней мере, так свидетельствовали разговоры с Данусом. Я попытался описать некоторые земные религии, но он просто не понимал их цель или значение, как и в случае с Солнечной системой и Вселенной.

Увидев девушку один раз, я страстно захотел увидеть ее снова; теперь, когда это оказалось запретным, желание увидеть ее божественную красоту и просто поговорить с ней стало еще сильнее. Я ничего не обещал Данусу и решил поступать, когда представится удобный случай, по своему усмотрению.

Я начал уставать от содержания фактически в заключении, которое оказалось мои уделом с момента прибытия на Амтор. Ведь даже добрый тюремщик и мягкий тюремный режим — недостаточные заменители подлинной свободы. Поинтересовался у Дануса, какова моя дальнейшая судьба и что собираются со мной делать, но он уклонился от прямого ответа, сказав, что я гость джонга Минтепа и моя судьба будет обсуждаться после аудиенции у джонга.

Теперь сильнее, чем раньше, я вдруг почувствовал ограничения своего положения, угнетавшие меня. Я не совершил никакого преступления. Я мирный гость Вепайи, никогда не желал ни властвовать, ни причинять кому-либо вред. Взвесив все обстоятельства, решил форсировать ход событий.

И хотя несколько минут назад я было смирился с судьбой и намеревался подождать решения своих хозяев, острые ощущения несправедливости заточения внезапно изменили меня. Тайная ли алхимия моей психики превратила свинец безразличия в золото честолюбивых желаний? Или дуновение женской красоты?

Я повернулся к Данусу:

— Ты очень добр, и дни мои здесь полны счастья. Но я из породы людей, которые жаждут свободы больше всего остального! Я попал сюда случайно, но, очутившись здесь, вправе ожидать такого приема, какой оказали бы тебе в моей стране при подобных обстоятельствах.

— Какой же это прием?

— Право на жизнь, на свободу и борьбу за собственное счастье.

Я подумал, что не следовало упоминать о парадных обедах и ленчах, триумфальных парадах и репортажах по радио, ключах от городов, пресс-конференциях и фотографированиях, о кинорепортерах — цене, которую ему, несомненно, пришлось бы платить за жизнь, свободу и борьбу за счастье.

— Дорогой друг, неужели ты считаешь себя пленником здесь! — воскликнул он.

— Несомненно, Данус, — ответил я, — и никто не знает этого лучше тебя.

Он пожал плечами:

— Извини, но что делать, если ты ощущаешь себя так, Карсон?

— Как долго это еще продлится? — потребовал я конкретного ответа.

— Джонг есть джонг. Он пошлет за тобой, когда ему будет угодно. Пока давай дружески относиться друг к другу, как раньше.

— Надеюсь, они никогда не изменятся, Данус, — ответил я, — но попробуй объяснить Минтепу, что я не могу принимать его гостеприимство слишком долго, пойду своим путем.

— Не надо пытаться, друг мой.

— Почему?

— Ты не пройдешь больше чем дюжину шагов от комнат, которые отведены тебе.

— Кто меня остановит?

— Воины, дежурящие в коридоре, — объяснил он. — Они имеют приказ от джонга.

— И ты все еще утверждаешь, что я не пленник?! — воскликнул я с горьким смехом.

— Извини, но ты сам поднял этот вопрос, — произнес он. Иначе ты никак не мог бы об этом узнать.

Итак, здесь действительно чувствовалась стальная рука, но в мягких перчатках. Оставалось надеяться, что она не принадлежит волку в овечьей шкуре. Положение было незавидным. Побег был бессмысленным — на Венере нет места, куда можно отправиться. Но я и не собирался покидать Вепайю — мне бы хотелось видеть девушку из сада. Казалось, что я уже не могу жить, не любуясь ее чудесным лицом и фигурой.

Глава 6

Проходила неделя за неделей, за которые я успел полностью избавиться от своей красновато-рыжей бороды и получить инъекцию сыворотки вечной жизни. Последнее как будто сулило надежду, что Минтеп в конце концов освободит меня: к чему даровать бессмертие потенциальному врагу или заключенному? Но вскоре выяснилось, что сыворотка отнюдь не гарантирует мне абсолютного бессмертия: Минтеп может убить меня, если захочет.

Когда Данус впрыскивал мне сыворотку долголетия, я спросил его, много ли врачей в Вепайе.

— Не так много по отношению ко всему населению, как было тысячу лет назад, — ответил он. — Теперь все люди заботятся о своем теле и учатся наиболее полезному для здоровья и долгой жизни.

Даже без сыворотки наши люди жили бы долго, ибо мы постоянно поддерживаем в своих организмах иммунитет против болезней. Санитария, диета, упражнения могут творить чудеса.

Но нам все-таки необходимы врачи. В настоящее время у нас один врач на пять тысяч граждан, и, кроме инъекций сыворотки долголетия, доктора лечат пострадавших на охоте, дуэлях, на войне.

Первоначально врачей было намного больше, чем требовалось. Но десять лет учебы, долгая учебная практика, трудные выпускные экзамены после окончания практики, которые необходимо сдать всем кандидатам данной профессии, быстро ограничило число действующих врачей.

Был издан закон, предписывающий всем терапевтам и хирургам представлять полную историю болезни каждого из пациентов главному медицинскому офицеру своего района. Все — от постановки диагноза до констатации полного выздоровления или смерти — должно быть зафиксировано и доступно для оценки обществу. Когда кому-либо понадобятся услуги хирурга или терапевта, он легко сможет определить, чьи действия были наиболее успешными. Закон оказался полезным.

Это было очень интересно, поскольку я на Земле общался со многими врачами.

— Сколько же врачей удовлетворили требования этого закона? — спросил я.

— Около двух процентов от общего числа.

— Должно быть, на Амторе очень хорошие врачи, — заметил я.

Время текло монотонно, как вода сквозь пальцы. Очень много читал, но молодому активному человеку трудно ограничить свои жизненные интересы лишь чтением книг. А справа находился сад… Мне посоветовали избегать этого конца веранды, но выполнять совет, по крайней мере, в отсутствие Дануса, не хотелось. Когда он уходил, я часто посещал то место, где впервые увидел девушку; однако сад казался необитаемым.

Однажды за цветущими кустами мелькнула ее фигура. Мою площадку и ее сад разделяла ограда — невысокая решетка, всего около пяти футов. На этот раз девушка не убежала, а стояла, глядя прямо на меня, возможно, думая, что ее не заметно за густой листвой. Но она ошибалась, на самом деле я видел ее, и только Бог знает, как хотел ее видеть!

Какую же необъяснимую и коварную приманку представляет женщина для мужчины! Для одних существует одна-единственная женщина в мире, с такой силой влекущая к себе. Для других имеется несколько привлекающих женщин, а для некоторых — ни одной. Для меня такой стала девушка иной расы на чужой планете. Возможно, существовали и другие. Но на Земле я их не встречал. Ни разу до того у меня не возникало такого неодолимого влечения. Все поступки диктовались внутренними импульсами, столь же непреложными, как силы природы; а может, это и было желанием природы?

Не задумываясь, перескочил через ограду.

Раньше, чем девушка успела убежать, я уже стоял рядом. В глазах ее — ужас и смятение.

— Не бойся. Я не причиню тебе вреда, и только хочу поговорить с тобой.

Она подняла голову.

— Я не боюсь, — произнесла она. — Я… — она заколебалась, затем продолжила: — Если тебя здесь увидят, ты будешь убит. Возвращайся к себе сейчас же и никогда не отваживайся больше на такие опрометчивые шаги.

Сердце мое затрепетало от радости при мысли, что страх, мелькнувший в ее глазах, был страхом за мою жизнь.

— Когда я могу увидеть тебя еще?

— Никогда, — резко ответила она.

— Но я смотрю на тебя и хочу делать это снова и снова. Хочу видеть тебя постоянно или умереть, пытаясь увидеть тебя.

— Или ты не понимаешь, что творишь, или сошел с ума, — гневно сказала она и, повернувшись, пошла прочь.

— Подожди! — я схватил ее за руку. Она встрепенулась, как тигрица, и дала мне пощечину, а затем выхватила кинжал из ножен на поясе.

— Как ты отважился дотронуться до меня!

— Почему к тебе нельзя прикасаться?

— Я ненавижу тебя, — был ответ, прозвучавший вполне серьезно.

— А я люблю тебя, и знай, что говорю правду.

При этих словах в ее глазах отразился ужас. Она так сильно рванулась, что легко вырвалась и исчезла. Броситься за ней или нет? Но во мне проснулась крупица благоразумия, оградившая от безумной выходки.

Минутой позже я снова перемахнул через забор. Не знаю, видел нас кто-нибудь или нет; по правде говоря, меня это не волновало.

Через некоторое время вошел Данус. Он объявил, что Минтеп приглашает меня к себе. Может быть, это связано с приключением в саду? Спрашивать не стал, сочтя лишним: узнаю в свое время. По выражению лица Дануса ничего не было видно, что теперь отнюдь не успокаивало меня. У меня зародилось подозрение, что амторцы мастера лицемерия.

Два молодых офицера проводили меня в комнату, где джонг желал поговорить со мной. Сопровождали ли они меня, чтобы предотвратить бегство, или по другой причине, не могу сказать. Пока мы шли по коридору и по лестнице вверх на следующий этаж, они по-приятельски болтали со мной, но охранники всегда дружески разговаривают с осужденным, если он поддерживает разговор. Меня привели в комнату, где находился джонг. Он был не один: вокруг него собралось много народа. Среди собравшихся я узнал Дурана, Олсара и Камлота. Почему-то джонг и его окружение напомнили мне суд присяжных, и ничего удивительного, если бы они удалились и вернулись с приговором.

Я поклонился джонгу, встретившему меня достаточно вежливо, улыбнулся и кивнул троим, в чьем доме провел первую ночь на Венере. Минтеп молча смотрел на меня. Это длилось минуту-другую. Когда он увидел меня в первый раз, я был облачен в земную одежду, теперь же был одет (точнее, раздет), как венерианин.

— Твоя кожа не такая светлая, как я думал, — наконец заметил он.

— Свет на веранде сделал ее более темной. — Я не мог сказать «солнечный свет», потому что у вепайцев нет слова для обозначения светила, о существовании которого они даже не догадывались. Тем не менее ультрафиолетовые лучи Солнца явно проникали сквозь окружающую планету слой облаков, и я так загорел, как если бы провел время под прямыми лучами на пляже.

— Я уверен, что здесь ты счастлив, — произнес джонг.

— Со мной обращались с мягкостью и предупредительностью. И я счастлив… как заключенный.

Тень улыбки тронула его губы.

— Ты искренен.

— Искренность — характерная черта людей той страны, откуда я пришел.

— Мне не нравится слово «заключенный».

— Мне тоже, джонг, но я люблю правду. Я заключенный и ждал возможности, чтобы спросить, почему, и потребовать освобождения.

Он поднял брови, затем улыбнулся совсем открыто.

— Думаю, что полюблю тебя, — произнес он. — Ты честен и мужествен, или я не умею судить о людях.

Я наклонил голову в знак признательности за комплимент. Трудно было ждать, что он встретит мое настойчивое требование с таким благородным пониманием, но полное облегчение не пришло: опыт подсказывал, что эти люди обходительны, но в тоже время бескомпромиссны.

— Есть несколько вещей, которые я хочу тебе сообщить, и несколько вопросов, на которые хочу получить ответ, — помолчав, продолжил джонг. — Мы окружены врагами, они иногда посылают вооруженные отряды против нас и пытаются завербовать шпионов. У нас имеются три вещи, в которых они нуждаются, если не хотят полностью деградировать: ум, знания, умение применять знания… Вот почему они ни перед чем не останавливаются, чтобы похитить наших людей, а похищенных насильно превратить в рабов и заставить делиться знаниями, которых сами не имеют. Они также похищают наших женщин в надежде, что те дадут им потомство, обладающее большими умственными способностями, чем их собственные дети.

История, которую ты рассказал нам — о преодолении миллионов миль в пространстве при полете из другого мира, — разумеется, нелепа и возбудила подозрение. Мы приняли тебя за еще одного тористского шпиона, умно замаскированного. Вот почему ты много дней находился под тщательным и разумным наблюдением Дануса. Он заверяет, что ты совершенно не знал амторского языка, когда явился к нам, а это — единственный язык, на котором разговаривают все известные нам народы мира. Мы пришли к выводу, что твой рассказ может быть частично верен. То, что твоя кожа, волосы, глаза иные по цвету, чем у любых известных нам людей, — еще одно подтверждение такого заключения. Следовательно, мы должны признать, что ты не торист, но остаются два вопроса: кто ты? И каким образом сюда попал?

— Я говорил вам только правду. Мне нечего добавить, кроме предложения обсудить тот факт, что облачные слои, постоянно окружающие Амтор, мешают вам узнать, что находится за ними.

Он покачал головой.

— Давай прекратим обсуждение: бесполезно пытаться опровергнуть собранные за тысячи лет научные знания. Мы склонны допустить, что ты принадлежишь к другой расе. По одежде, бывшей на тебе, можно предположить, что ты из холодного и мрачного Карбола.

Ты волен идти куда пожелаешь. Если хочешь остаться у нас, тебе необходимо придерживаться законов и обычаев Вепайи. И ты должен стать самостоятельным человеком. Что ты умеешь делать?

— Сомневаюсь, что смогу конкурировать с вепайцами в их ремеслах и профессиях, но дайте мне время, чтобы чему-нибудь научиться!

— Возможно, мы найдем кого-нибудь, кто займется твоим обучением, — согласился джонг, — а пока можешь оставаться в моем доме, помогая Данусу.

— Мы возьмем его к себе и обучим, — предложил Дуран, — если он захочет помочь нам в охоте и сборе тарелла.

Тарелл — это прочное шелковистое волокно, из которого вепайцы делают ткани и веревки. Я решил, что сбор его — однообразная и монотонная ручная работа, но мысль об охоте привлекла меня. Разумеется, нельзя было пренебречь приглашением Дурана, сделанным с самыми добрыми намерениями. Мне не хотелось обидеть его отказом, и к тому же необходимо что-то делать, чтобы стать независимым!

Итак я принял предложение Дурана. Когда аудиенция окончилась, я попрощался с Данусом, доброжелательно пригласившим меня почаще приходить к нему в гости, и ушел с Дураном, Камлотом и Олсаром.

Поскольку никто не упомянул о встрече с девушкой в саду, мне стало ясно, что свидетелей не было. Единственное, о чем стоило сожалеть, — необходимость покинуть дом джонга, где оставалась девушка, безраздельно воцарившаяся в моем сердце…

Так я снова попал в дом Дурана. Камлот принял на себя заботы обо мне. Младший из братьев, он был спокойный, молчаливый человек с мускулистой фигурой атлета. Показав мою комнату, повел в другую, которая напоминала миниатюрный арсенал, битком набитый оружием.

Здесь хранилось большое количество мечей, дротиков, луков, щитов, множество копий и стрел. Около окна стояли стеллажи с разнообразным инструментом, висели полки со всем необходимым материалом для изготовления луков, стрел и древков для копий. Тут же стоял молот с наковальней, а рядом были свалены металлические листы, прутья и целые слитки.

— Ты когда-нибудь пользовался мечом? — спросил он, выбрав один из них для меня.

— Только для упражнений. У нас в стране более совершенное оружие, которое делает меч бесполезным в бою.

Он расспросил меня о этом и очень заинтересовался описанием огнестрельного оружия.

— Здесь, на Амторе, тоже было нечто похожее на ваше. Но у вепайцев его нет, потому что единственное местонахождение вещества, которым оно заряжается, находится в центре страны тористов. Наше оружие заряжалось химическим элементом, испускающим лучи предельно короткой длины, которые разрушают органические ткани, но это происходит только под действием другого, тоже редкого элемента. Некоторые металлы непроницаемы для лучей. Вот те щиты, которые висят на стенах, покрыты одним из подобных металлов. В оружии, которое мы изобрели, два элемента разделены перегородкой из металла, непроницаемого для излучения. Достаточно убрать перегородку, нажав на спусковой крючок, как возникает поток губительных лучей, который проходит сквозь ствол к цели.

— Мой народ создал и усовершенствовал это оружие, — добавил он печально, — а теперь оно направлено против нас — В дополнение к мечу и кинжалу тебе нужны лук, стрелы и копье.

Он выбрал все для меня, в том числе и короткое тяжелое копье, к концу древка которого была прикреплена маленькая катушка, похожая на спиннинговую, с длинным тонким шнурком, заканчивающимся петлей. Камлот смотал шнур каким-то особым способом и вложил в маленькую выемку на конце древка.

— Для чего служит шнурок? — спросил я, осматривая копье.

— Мы охотимся высоко на деревьях, и если бы не шнурок, то терялось бы много копий.

— Разве такой тонкий шнур годится?

— Он из тарелла и может выдержать вес десяти человек. Ты скоро узнаешь о качестве тарелла и его ценности. Завтра мы пойдем на сбор, а то у нас кончаются его запасы.

В тот же день за ужином я снова встретил Зуро и Алзо, очень доброжелательных ко мне. Вечером они стали обучать меня любимой вепайской игре торку, в которую играют при помощи картинок-листов, очень напоминающих земные игральные карты. Торк оказался поразительно похож на земной покер.

В эту ночь я великолепно спал в своей новой квартире. Когда же стало светать, быстро поднялся, в экспедицию мы должны были выйти рано. Не могу сказать, что я чувствовал какой-то энтузиазм от мысли провести день, собирая тарелл. Климат Вепайи жаркий, и я рисовал себе это занятие таким же нудным и неприятным, как сбор хлопка в Имперской долине Индии.

После легкого завтрака, который я помог приготовить Камлоту, он напомнил, чтобы я захватил оружие.

— Ты должен всегда иметь при себе меч и кинжал, — добавил он.

— Даже дома? — удивился я.

— Всегда и везде! Это не только обычай, это — закон! Неизвестно, в какой момент понадобится защищать свои жизни, свои дома, своего джонга, и потому необходимо быть всегда наготове.

— Это все, что нужно? — поинтересовался я, выходя из комнаты, обвешанный оружием.

— Обязательно возьми копье: мы идем собирать тарелл, — попросил он.

Зачем нужно копье при сборе тарелла, было непонятно, но я взял все, что указал Камлот. Когда я вернулся, он вручил мне сумку на ремне, которая надевалась на шею.

— Это для тарелла? — спросил я, и, получив утвердительный ответ, снова задал вопрос:-Ты не надеешься собрать его много?

— Мы можем вообще ничего не найти, — ответил Камлот. — Если наберем вместе полный мешок, то по возвращении нам будут завидовать.

Я больше ничего не спрашивал, решив, что лучше узнать кое-что на собственном опыте, чем все время проявлять прискорбное невежество. Если тарелл так редок, как он говорил, много его не наберешь, а это вполне устраивало. Я не лентяй, но люблю работу, которая держит в напряжении ум, а не мускулы.

Когда мы были готовы, Камлот направился вверх, что немало озадачило меня, но не соблазнило на новые расспросы. Мы поднялись на два этажа дома и вошли в темный спиральный коридор с лестницей, ведущей вверх по дереву. Пройдя футов полтораста, Камлот остановился, и я услышал, как он шарит у себя над головой. Вскоре в коридор хлынул свет, льющийся через небольшое круглое отверстие, обычно закрытое прочной крышкой. Через отверстие я пополз вслед за Камлотом и очутился на ветке гигантского дерева.

Тут оказалось, что снаружи люк прикрыт корой, так что отыскать его, когда он закрыт, было нелегко.

С почти обезьяньим проворством Камлот карабкался вверх, и я едва поспевал за ним. Ведь мне не приходилось жить на деревьях, и нет такой практики, как у моих хозяев. Лишь благодаря меньшей силе тяжести на Венере удавалось не отставать от Камлота.

Поднявшись на сотню футов, Камлот перебрался на соседнее дерево, ветви которого смыкались с нашим, и снова начался подъем по веткам. Иногда, после перехода с одного дерева на другое или подъема на следующий уровень, вепайец останавливался и прислушивался. После часового путешествия он снова остановился и подождал, пока его не догнали. Палец на губах побуждал к молчанию.

— Тарелл, — прошептал он, указывая на листву соседнего дерева.

Я удивился, к чему этот шепот, и посмотрел, куда он указывал. В двадцати футах от меня висела гигантская паутина, частично прикрытая листвой.

— Готовь копье, — прошептал Камлот — Продень руку сквозь кольцо на шнурке. Иди за мной, но не слишком близко: тебе нужно пространство, чтобы бросить копье. Видишь его?

— Нет, — признался я. Я не видел ничего, кроме сети из паутины; на что еще нужно смотреть, оставалось неясно.

— Не будь я собой, он, наверное, спрятался! Посматривай вверх, он наверняка способен напасть неожиданно.

Это оказалось увлекательнее, чем сбор хлопка в Имперской долине, хотя я не понимал, что заставляет меня волноваться. Камлот же был абсолютно невозмутим, однако проявлял крайнюю осторожность. Медленно пополз к паутине с копьем наизготовку; за ним я. Вблизи мы увидели, что паутина пуста. Камлот опустил копье и повернулся ко мне:

— Начинай обрезать ее. Режь ближе к веткам и продвигайся по окружности. Я начну с другого конца, пока не встретимся. Будь осторожен, не запутайся в паутине, особенно если его угораздит вернуться.

— А разве нельзя просто обойти вокруг нее? — поинтересовался я.

Камлот недоуменно посмотрел на меня.

— Зачем же нам обходить?

— Собирать тарелл.

— Как ты полагаешь, что это такое? — он указал на паутину.

— Паутина.

— Это тарелл!

Я умолк, считая, что тарелл спрятан за паутиной, хотя ничего там не видел; просто не знал, что такое тарелл и как он выглядит. Мы начали осторожно разрезать паутину и проработали несколько минут, но тут послышался шум на ближайшем дереве. Камлот услышал его одновременно со мной.

— Идет сюда! — произнес он. — Будь готов.

Он сунул кинжал в ножны и взял в руки копье. Я последовал его примеру.

Звук прекратился, а сквозь листву ничего не было видно. Вскоре опять что-то зашуршало, и в листве в пятидесяти ярдах от нас показалась морда. Ужасная морда колоссально увеличенного в размерах паука. Когда тварь ощутила, что ее заметили, она издала самое страшное рычание, какое я когда-либо слышал.

Вот тогда я узнал и рычание, и морду. Это существо, которое догоняло преследовавшую меня тварь той ночью, когда я свалился на настил перед домом Дурана.

— Приготовься! — предупредил еще раз Камлот — Сейчас он бросится.

Только эти слова слетели с губ вепайца, как страшное существо обрушилось на нас. Тело его и ноги покрыты длинными черными волосами, а в каждом большом круглом глазе светилась желтая точка. Животное устрашающе рычало, явно стремясь парализовать ужасом.

Рука Камлота подалась назад, затем рванулась вперед, и тяжелое копье полетело в нападавшее страшилище, глубоко погрузившись в тело, но не остановив бешеную тварь.

Она бросилась прямо на Камлота. Я метнул копье, и оно попало ей в бок, но опять же не задержало. К моему ужасу, я увидел, что чудовище схватило моего товарища. Он упал на широкую ветку, на которой стоял, и паук подмял его под себя.

И для Камлота, и для паука опора была достаточно надежной, потому что они к ней привыкли, мне же казалась очень непрочной. Конечно, ветви были прочными и тесно переплетались между собой, но уверенности не было. Однако раздумывать некогда. Камлоту грозила смерть. Обнажив меч, я прыгнул в сторону гигантского паука и в ярости ударил его по голове. Паук бросил Камлота и повернулся ко мне. Но он уже был сильно изранен и двигался с трудом.

Ударив в страшную морду, я с ужасом заметил, что Камлот лежит как мертвый, не двигаясь. У меня хватило времени лишь на мимолетный взгляд. Забуду об осторожности — поплачусь жизнью!.. По-прежнему грозная тварь казалась наделенной неиссякаемой жизненной силой. Она истекала липкой кровью из нескольких ран, из которых по крайней мере две были смертельными, и тем не менее упорно пыталась достать меня мощными клешнями, чтобы подтащить к челюстям.

Лезвие вепайского меча обоюдоострое, хорошо заточенное, более широкое и толстое у острия, нежели у рукоятки. И хотя меч дрожал у меня в руке, все-таки он был серьезным оружием. Когда огромная клешня протянулась ко мне, я отсек ее одним ударом. Чудовище зарычало еще страшнее и из последних сил прыгнуло на меня (наверное вы видели, как прыгают пауки на жертву). Выставив меч, я отступил, и когда паук приблизился ко мне, направил острие прямо между глаз.

В момент, когда чудовище обрушилось на меня, я поскользнулся и почувствовал, что падаю. К счастью, мне удалось задержаться на следующем слое веток и схватиться за них. Очутившись на широкой ветке пятнадцатью футами ниже, держа в руке меч, целый и невредимый, я поспешил как можно быстрее, чтобы спасти Камлота. Но Камлот уже не нуждался в защите: огромный тарго (так именовалось чудовище) был мертв.

Камлот тоже был мертв. Пульс не ощущался. Мое сердце замерло: я потерял друга, которых имел здесь так мало, и потерялся сам…

Невозможно самому отыскать обратный путь в город вепайцев, даже если от этого зависела моя жизнь (как сейчас и было)! Я мог спуститься вниз, но попаду ли я в город — неизвестно. Сомнения терзали меня.

Значит, вот что такое сбор тарелла, занятие, которое, как я опасался, будет тяготить своей монотонностью!

Глава 7

Продолжив сбор тарелла, я закончил работу, начатую нами и прерванную нападением тарго; если сумею найти город, нужно принести что-то, хотя бы частично оправдывающее наши усилия. Но как быть с Камлотом? Бросить тело казалось недостойным. Даже при недолгом знакомстве я полюбил Камлота и считал своим другом. Его народ принял меня дружески; единственное, что можно сделать — это принести его труп. И хотя от меня требуется немало усилий, я должен это сделать. К счастью, у меня хорошая мускулатура, а сила тяжести на Венере слабее земной и облегчит мне ношу примерно на двадцать фунтов.

С меньшим трудом, чем ожидал, я поднял тело Камлота на спину и привязал шнуром от копья. Предварительно прикрутил нитями тарелла к трупу оружие Камлота, что значительно утяжелило ношу (не зная обычаев Вепайи, старался обезопасить себя во всех отношениях).

Пережитое за следующие десять — двенадцать часов напоминало кошмары, которые хотелось бы навсегда забыть. Тело мертвого товарища рядом, чувство растерянности и ощущение тщетности усилий подавляли меня. Часы шли, спуск продолжался, изредка с короткими передышками, а вес ноши, казалось, постоянно возрастал. При жизни Камлот тянул на сто восемьдесят земных фунтов (около ста шестидесяти на Венере), но во мраке, обволакивающем хмурый лес, и в духоте, характерной для Венеры, можно было бы поклясться, что он весит тонну.

Усталость вынуждала двигаться медленно, тщательно ощупывая каждую новую опору для рук и ног. Мои тренированные мышцы удержали бы ношу, но ненадежная опора или неосторожно сделанный шаг могли низвергнуть в загробный мир. Смерть была рядом.

Пожалуй, я спустился на несколько футов, но не обнаружил ни единого признака города. Слышал, как по далеким деревьям пробираются невидимые мне звери, дважды меня заставил вздрогнуть рев тарго. Надо было не думать о возможном нападении какого-нибудь чудовища, пытаясь занять мозг воспоминаниями о земных друзьях, детских годах в Индии, уроках старого Чандра Каби. Думать о дорогом друге Джимми Уэлше, о тех женщинах, которых любил, причем почти всерьез. Последнее воспоминание вызвало в памяти прекрасную девушку в саду джонга, и все прочее сразу куда-то отошло. Кто она? Что за странный запрет видеть ее и разговаривать с ней? Она заявила, что ненавидит меня, и вместе с тем позволила, чтобы я признался ей в любви. Теперь мой поступок выглядел скорее глупостью, нежели наглостью. Разве можно полюбить девушку с первого взгляда, девушку, о которой абсолютно ничего не знаешь — ни ее возраста, ни даже имени! Но сомнений не было: я полюбил безымянную красавицу из маленького сада.

Возможно, эти мысли отвлекли меня, и в лесном мраке нога соскочила с опоры. Пытался схватиться за ветку, но мой вес с ношей сделал это невозможным, и вместе с телом Камлота я полетел вниз, в темноту. Лицо овеяло холодное дыхание смерти…

Но падение оказалось недолгим, нас задержало что-то мягкое, оно выдержало наш вес, затем подбросило снова и снова, как на сетке батута. В слабом, но заполняющем всю амторскую ночь свете я разглядел то, о чем уже догадался: мы упали на сеть одного из страшных амторских пауков.

Я попытался подползти к ее краю, где смог бы схватиться за ветку и освободиться, но каждое движение запутывало меня все больше и больше. Ситуация, и так достаточно ужасная, через минуту стала еще хуже: в дальнем углу паутины притаился громадный тарго.

Вытащив меч, принялся кромсать опутывающую меня паутину, а грозное чудовище медленно ползло вперед. Мои попытки освободиться из смертельной ловушки перед лицом приближающегося, чтобы сожрать меня, монстра были тщетны. Теперь я понял, что испытывает муха, попавшая в сети паука. Но по крайней мере перед мухой у меня были кое-какие преимущества: меч и разум.

Тарго подползал все ближе и ближе. Без единого звука. Почему-то он не пытался парализовать меня своим ревом. На расстоянии десяти футов от меня он приготовился к прыжку, двигаясь с неправдоподобной медлительностью на восьми волосатых ногах. Я встретил его прыжок острием меча! Чудесным подарком судьбы было то, что на пути острия не встретилось никаких препятствий: меч попал прямо в нервный узел. Я едва верил своим глазам: чудовище бездыханным завалилось на бок. Спасен!

Теперь за работу. Осторожно разрезал нити и, освободившись, через четыре-пять минут спустился на ветку дерева чуть ниже. Сердце бешено колотилось, наваливалась изматывающая усталость. Четверть часа я отдыхал, затем снова продолжил казавшийся бесконечным спуск в недра страшного леса.

Какие еще опасности поджидают меня? Какие иные чудовища обитают на гигантских деревьях? Мощные сети паутины, способные удержать вес быка, не могли быть рассчитаны только на человека. За предыдущий день не раз мелькали огромные птицы: если они плотоядны, то не менее опасны, чем тарго; но не их боялся я сейчас, а разных ночных бродяг, всегда населяющих леса.

Медленно спускался все ниже и ниже, чувствуя, что в каждый следующий момент моей выносливости не хватит. Встреча с тарго отняла остатки энергии, растраченной и дневной охотой, и ночным спуском, но останавливаться было нельзя. Как долго еще выдержу? Я почти изнемог, когда ноги наконец коснулись твердой почвы. Сначала не поверил своим чувствам, потом, оглядевшись, увидел, что в самом деле достиг дна леса; после месяца пребывания на Венере мои ноги в первый раз коснулись поверхности планеты. Гигантские стволы огромных деревьев были видны везде, куда не посмотришь. Под ногами — толстая подстилка опавших листьев, побелевших и высохших. Я разрезал нити, которыми труп Камлота был привязан к моей спине, и положил своего бедного товарища на землю, затем прилег рядом и сразу уснул. Когда проснулся, уже снова был день. Вокруг ничего не видно, кроме толстого слоя белых листьев, разбросанных между гигантскими стволами. Но они и должны были быть огромными, чтобы выдержать такой вес: ведь многие из деревьев возвышались более чем на шесть тысяч футов над поверхностью планеты, а их вершины скрывались в вечном тумане внутреннего облачного слоя. Чтобы вы могли как-то представить размеры здешних деревьев, скажу, что, обойдя вокруг одного, я насчитал тысячу шагов, — диаметр дерева достигал тысячи футов-, а таких стволов было много. Дерево десяти футов в диаметре показалось бы тростинкой или даже низенькой травинкой по сравнению с венерианскими гигантами. Знания, приобретенные в школе и колледже, убеждали что деревья таких размеров просто не могут существовать. Наверное, на Венере действуют какие-то особые силы, делающие невозможное возможным. Я попытался так объяснить удивительное явление. Поскольку на Венере сила тяжести меньше, это должно благоприятствовать росту более высоких деревьев. Тот факт, что их вершины всегда в облаках, открывает им постоянный доступ к углекислоте и влаге, необходимым для роста и развития. Признаюсь, впрочем, что тогда не слишком долго размышлял: нужно было подумать о себе и бедном Камлоте. Что делать? Конечно, лучше всего вернуться с ним к его народу, но моя попытка оказалась неудачной. Сомнительно, что мне когда-нибудь удастся найти вепайцев. Оставалось одно — похоронить Камлота.

Приняв такое решение, начал разгребать листья рядом с телом, чтобы добраться до земли и вырыть могилу. Листьев и лиственной трухи было около фута, а ниже — мягкая почва, легко поддающаяся острию копья. Я выгребал ее руками, предварительно разрыхлив копьем. Чтобы вырыть хорошую могилу, много времени не потребовалось. Она получилась шесть футов длины, два ширины и три глубины. Собрав немного свежих листьев, устлал ими дно и обложил стенки.

Работая, пытался вспомнить погребальную службу. Я хотел похоронить Камлота самым лучшим способом, который я смогу осуществить. Не знаю, как отнесутся здешние боги к тому, чтобы принять первую амторскую душу, отпущенную в мир иной по христианскому обычаю со скрещенными руками на груди. Когда я кончил работу и сложил руки на груди, чтобы опустить в могилу, то с изумлением заметил, что оно теплое. Этого не могло быть. Человек мертв уже восемнадцать часов и должен остыть. А может быть, Камлот не мертв? Приложил ухо к его груди и услышал слабое биение сердца. Какое облегчение! Во мне возрождалось желание новой жизни, новых надежд, новых устремлений. Прочь мрачные глубины одиночества!..

Но почему Камлот остался жить? Сначала нужно было ответить на этот вопрос. Снова осмотрел раны — два небольших, но глубоких отверстия на груди, чуть ниже сосков. Они кровоточили, но немного, и имели заметный зеленоватый оттенок. Как ни странно, но именно это помогло мне! Ведь некоторые разновидности пауков впрыскивают своим жертвам яд, парализуя их и сохраняя в таком состоянии, пока не появится надобность сожрать жертву. Тарго не убил, а парализовал Камлота!

Первой мыслью было стимулировать кровообращение и дыхание, и я стал, чередуя, массировать его тело и делать искусственное дыхание. Что именно дало результат, не знаю, но долгие усилия были вознаграждены явными признаками возвращения к жизни. Камлот вздохнул, и ресницы его задрожали. Через довольно долгое время, за которое я, что называется, высунул язык, он открыл глаза и взглянул на меня.

Сначала его взгляд был бессмысленным и ничего не выражал; возможно, на него подействовал яд. Затем недоуменно-вопросительное выражение появилось в его глазах, и, видимо, он начал вспоминать, что произошло. Я стал свидетелем воскрешения.

— Что случилось? — прошептал он через полминуты. — О, конечно, я вспомнил: тарго достал меня.

Он приподнялся с моей помощью и оглянулся — Где мы?

— На поверхности, — ответил я, — но в каком месте, не знаю!

— Ты спас меня от тарго, — пробормотал он. — Ты его убил? Да, тебе удалось это, иначе ты никогда не смог бы утащить меня. Расскажи!

Коротко рассказал ему и добавил:

— Я старался перенести тебя в город, но заблудился и потерял направление. Не представляю, куда идти.

— Что это? — спросил он, бросив взгляд на яму рядом.

— Твоя могила. Я думал, ты мертв.

— И ты нес труп полдня и полночи?

— Но я не знаю обычаев вашей страны. Твоя семья так добра ко мне, и единственное, что я мог сделать, — принести твое тело; и потом — нельзя же оставить друга на съедение птицам и зверям!

— Я не забуду, — произнес он тихо. Затем попытался подняться с моей помощью. — Скоро буду в порядке, — уверил он, — но после того, как немного поупражняюсь. Действие яда тарго без лечения проходит через двадцать четыре часа. То, что ты сделал, помогло быстрее нейтрализовать яд, а небольшая разминка окончательно уничтожит последние следы. — Он стоял, озираясь, как бы желая сориентироваться, и тут его взгляд упал на оружие, которое я намеревался похоронить с ним. — Ты даже это унес! — воскликнул он. — Ты джонг среди друзей!

Он застегнул ремень с мечом, подобрал копье, и мы двинулись через лес, рассчитывая натолкнуться на какие-либо признаки, указывающие на то, что город над нами. Камлот объяснил, что деревья вдоль важнейших троп, ведущих к городу, помечены секретным способом, как и деревья, по которым пробираются вверх, в город.

— Мы спускаемся на поверхность Амтора, но редко, — пояснил он. — Иногда торговые отряды отправляются к побережью, чтобы встретить корабли из стран, с которыми ведется тайная торговля. Руки тористов простираются далеко, однако мы знаем несколько народов, над которыми они пока не властны. Временами мы спускаемся, чтобы поохотиться на басто из-за шкуры и мяса.

— Что такое басто? — поинтересовался я.

— Это большой всеядный зверь с мощными челюстями, вооруженными четырьмя клыками. На голове у него два тяжелых рога. Ростом он с высокого человека. Я добывал таких, которые весили три тысячи шестьсот тобов.

Тоб — это амторская единица веса, равная трети английского фунта; любой вес вычисляется в тобах или десятичных производных от тобов, это здесь общеупотребительная десятичная система измерения. Она показалась мне куда практичней, чем запутанный набор гранов, граммов, унций, фунтов и других единиц, применяемых на Земле.

По рассказам Камлота я представил себе басто в виде огромного кабана с рогами или бизона с челюстями и зубами хищника и подумал, что двенадцать сотен фунтов мускулов должны сделать его весьма опасным животным. Я спросил Камлота, с каким оружием охотятся на басто.

— Некоторые готовят луки, другие — копья, — пояснил он. — И всегда полезно иметь рядом дерево с низкими ветвями, — добавил он с усмешкой.

— Они агрессивны? — поинтересовался я.

— Очень. При встрече басто человек может оказаться и охотником, и дичью. Но сейчас речь не о басто. Нужно определить, где мы находимся.

Мы шли по лесу, пытаясь найти секретные путевые знаки вепайцев. Камлот описал их мне так же хорошо, как и места, где они обычно ставятся. Знак — это длинный острый гвоздь с плоской головкой, на которой имеется номер; гвозди вбиты в дерево на определенной высоте над землей. Их трудно найти (мера вынужденная, чтобы враги вепайцев не нашли и не выдернули их или же не использовали в поисках лесных городов).

Вепайцы применяют знаки с умом, превращая деревья с тайными знаками в целую картографическую сеть: они кратко информируют посвященного, где он находится на острове, на котором расположено королевство джонга Минтепа. Каждый гвоздь устанавливается специальными людьми, и его местонахождение наносится на карту острова вместе с номером на головке. Прежде чем вепайцу разрешат спуститься на землю одному или с группой, он должен хорошенько знать положение каждого сигнального гвоздя в Вепайе. Камлот пояснил, что если мы найдем хоть один гвоздь, сразу же станут ясны расстояния до соседних гвоздей и направление к ним, точное наше расположение на острове и местонахождение города. Правда, можно блуждать, прежде чем мы обнаружим первый гвоздь, довольно долго.

Лес казался удивительно однообразным. Здесь росли деревья всего нескольких видов: некоторые с ветвями, подметающими землю, у других ветви начинались за сотню футов от корней. Были стволы гладкие, как стекло, и прямые, как корабельные мачты. Камлот рассказал, что ветви с листьями у этих деревьев объединены в один огромный пучок далеко в облаках. Я спросил, забирался ли он когда-нибудь на них, и Камлот ответил, что поднимался на верхушку самого высокого дерева, но чуть не замерз.

— Мы из деревьев добываем воду. Они поглощают водяной пар в облаках, и вода течет сверху вниз, к корням. Они не похожи на прочие деревья. Пористая сердцевина передает воду из облаков к корням, оттуда она поднимается снова вверх в виде соков, питающих дерево. Вставив кран в такое дерево, можно получить обильный источник чистой прохладной воды — счастливый подарок…

— Кто-то идет, Камлот, — прервал я, — слышишь?

Он вслушался.

— Да, — согласился он. — Спрячемся на дереве, пока не увидим, что это.

Он вскарабкался на ветку ближайшего дерева, я — за ним; притаившись, мы стали поджидать. Было слышно, как кто-то продирается через лес, приближаясь к нам. Мягкий ковер листьев под ногами заглушал шаги — слышался лишь шелест сухих листьев. Звук приближался медленно и неторопливо, и вдруг из-за ствола рядом появилась огромная морда.

— Басто, — прошептал Камлот, но по его описанию я уже понял, что это именно он.

Морда басто напоминала кабанью, только шире; выделялись тяжелые кривые клыки и острые зубы хищника. Голова и лоб, за исключением пролысины на затылке, поросли густыми вьющимися волосами. Глаза маленькие, с красными ободками. Короткие мощные рога американского бизона. Шкура голубая, примерно той же толщины, что и у слона, с редкими волосами.

— Идет наш будущий обед, — произнес Камлот будничным тоном. Басто остановился и посмотрел туда, откуда слышался голос моего товарища — Из него выйдет вкусный обед, — добавил Камлот, — а мы не ели очень давно. Нет ничего лучше бифштекса из басто, зажаренного на хорошем огне.

У меня потекли слюнки.

— Давай, — произнес я и начал слезать с дерева с копьем в руке.

— Вернись, — крикнул Камлот, — ты не представляешь, что делаешь!

Басто заметил нас и направился в нашу сторону, издавая рычание, услышав которое, самый матерый лев сгорел бы от стыда. Оно началось серией хрюканий, а затем мощь его возросла настолько, что рев, казалось, сотрясал почву.

— Кажется, он сердится, — заметил я, — но если мы собираемся позавтракать им, то должны убить его первыми, а как мы его прикончим, оставаясь на дереве?

— Я не собираюсь оставаться на дереве, — крикнул Камлот, — но тебе надо остаться. Ты не знаешь, как на них охотятся. Только умрешь сам, да и меня в придачу погубишь. Оставайся, где находишься, я позабочусь о басто и об обеде.

Этот план не устраивал меня, но я понимал, что Камлот лучше знает дело и имеет куда больший опыт. Пришлось подчиниться, но тем не менее я был готов, если потребуется, прийти на помощь товарищу.

К моему удивлению, Камлот бросил копье на землю и вместо него срезал тонкую ветку с листьями. Он спустился на землю, попросив меня отвлечь внимание басто, что я и принялся делать, громко крича и колотя по ближайшей ветке дерева.

Вскоре, к своему ужасу, я увидел Камлота на открытом месте в десяти шагах позади животного, вооруженного только мечом и веточкой с листьями в левой руке. Копье лежало недалеко от рассвирепевшего зверя, и положение охотника казал ось почти безнадежным, если зверь обнаружит его прежде, чем тот достигнет ближайшего дерева. Поняв это, я удвоил усилия, отвлекая внимание зверя, пока Камлот не крикнул:

— Достаточно!

Решив, что он сошел с ума, я не собирался послушаться, но голос привлек басто. Немедленно вслед за возгласом Камлота огромная голова тяжело повернулась в его направлении, и сверкающие яростью глаза обнаружили охотника. Чудовище стояло так минуту, рассматривая смелого, но слабого пигмея, а затем спешно направилось к нему.

Я больше не ждал, а спрыгнул на землю с намерением напасть на животное с тыла. Что случилось потом, произошло настолько быстро, что даже рассказ об этом займет гораздо больше времени. Пока я доставал меч, могучий зверь припал к земле, готовясь напасть на Камлота. У того в руках были лишь короткий меч и веточка. Вдруг Камлот махнул по его морде веточкой, покрытой листьями, и легко отскочил в сторону, одновременно ударив острым концом меча в правое плечо животного. Меч вошел по рукоятку в огромное туловище.

Басто остановился, все четыре ноги его разъехались на мгновение. Он закачался и рухнул у ног Камлота. Крик восхищения сорвался с моих губ. И тут я случайно взглянул вверх. Что привлекло мое внимание, не знаю, возможно, невнятный голос шестого чувства. То, что я увидел, изгнало все мысли о басто и о подвиге Камлота.

— О Боже! — воскликнул я по-английски и по-амторски: — Смотри, Камлот!

— Что такое?

Глава 8

Сначала мне показалось, что над нами парят пять огромных птиц, но вскоре сообразил, что это — крылатые люди. Они были вооружены мечами и копьями, и каждый тащил длинный канат с проволочной петлей на конце.

— Кланганы! — закричал Камлот. — Люди-птицы!

И прежде чем я осознал опасность, угрожающую сверху, пара петель из проволоки молниеносно опустилась и обвилась вокруг нас. Пытаясь освободиться, ударяли по петлям мечами, но наши клинки оказались бессильными разрубить проволоку, а до канатов не могли дотянуться.

Пока мы бились в петлях, безуспешно пытаясь вырваться, кланганы уселись на земле — каждая пара по разные стороны от пойманной жертвы. Мы оказались совершенно беспомощными, как молодые бычки, удерживаемые на месте двумя натянутыми в разные стороны лассо. Пятый кланган направился к нам с обнаженным мечом и обезоружил нас. (Нужно пояснить, что «анган — это единственное число, а «кланган» — множественное. Множественное число в амторском языке образуется приставкой «клу» к словам, начинающимся на согласную, и «кл» — начинающимся на гласную.)

На нас напали столь умело, что все кончилось почти без усилий со стороны людей-птиц. Прежде чем прошло изумление, вызванное внезапной атакой, все было кончено. Теперь я вспомнил, что слышал, как Данус пару раз упоминал о кланганах, но подумал, что сказанное относится к людям, приручающим птиц, или чему-то в этом роде. Как далеко все оказалось от реальности!

— Думаю, мы останемся здесь, — заметил Камлот мрачно.

— Что они сделают с нами? — полюбопытствовал я.

— Узнай у них.

— Кто вы? — требовательно спросил один из людей-птиц.

Я очень удивился, услышав его слова, хотя было неясно, чему, собственно, удивляться.

— Я из чужого мира. Мы с моим другом не враждуем с вами. Отпустите нас.

— Ты напрасно расточаешь слова, — бросил мне Камлот.

— Да, напрасно, — согласился анган. — Вы вепайцы, а мы получили приказ доставлять вепайцев на корабль. Ты не выглядишь вепайцем, — добавил он, оглядывая меня с головы до ног. — Но другой-то уж точно вепайец.

— Вы не тористы, а следовательно, враги, — вставил другой.

Они сняли с нас петли и обернули канаты вокруг шеи и под мышками. Затем два клангана подхватили канаты, которыми связан Камлот, а два — мои, и, расправив крылья, поднялись в воздух, унося нас под собой. Наш вес в основном приходился на веревки, укрепленные под мышками, но другая, обмотанная вокруг шеи, постоянно напоминала, что произойдет, если мы не будем вести себя благоразумно.

Они летели невысоко между деревьями, и тела наши проносились всего в пяти футах над землей, потому что лесные тропинки часто перекрывались низко расположенными ветвями. Кланганы постоянно громко болтали, кричали, смеялись и пели, довольные собой и своим подвигом. Голоса их мягки и приятны, а песни смутно напоминали негритянские. Сходство усиливалось очень темным цветом их кожи.

Камлота тащили передо мной, и это дало возможность рассмотреть странные существа, в плен к которым мы попали. У них низкие покатые лбы, огромные клювообразные носы и выступающие челюсти; глаза маленькие и посажены близко друг к другу, уши плоские и слегка заостренные. Большие грудные клетки напоминали птичьи. Руки тоже напоминали птичьи лапы, пальцы оканчивались длинными ногтями. Нижняя часть туловища непропорционально маленькая, талия узкая, ноги короткие, туловище коренастое. На ногах с длинными острыми когтями всего по три пальца. На головах вместо волос — перья. Когда птицы-люди бывали возбуждены (например, когда они на нас напали), перья вставали дыбом, но обычно они лежали ровно. Все перья одинаковы: у корней белые, затем полоса черная, затем опять белая, верхушка же красная. Подобные перья росли и на нижней части туловища спереди, был еще один достаточно большой пучок как раз выше ягодиц — великолепный хвост, который они распускали в огромный веер, когда желали покрасоваться.

Их крылья состояли из очень тонкой перепонки, натянутой на легкий каркас. Они напоминали крылья летучих мышей и казались недостаточными для поддержания тел этих существ в воздухе, но позднее я узнал, что их кажущаяся массивность была обманчива, ибо кости у них, подобно птичьим, были пустотелыми.

Кланганы унесли нас очень далеко, но как далеко, я не знал. Мы были в воздухе полных восемь часов и, когда деревья расступались, летели очень быстро. По-видимому, они были неутомимы, а мы с Камлотом изнемогли задолго до того, как кланганы достигли цели. Канаты врезались в тело, заставляя хвататься за них руками и подтягиваться, чтобы избежать удушения. Казалось, смерть была не за горами.

Но все наконец кончилось. Внезапно мы вылетели из леса и устремились к порту, спрятанному в уютной бухте, и я в первый раз увидел воды венерианского моря. Между двумя мысами, которые образовали вход в бухту, я мог видеть океан, раскинувшийся, на сколько хватало взгляда, — чудесный, интригующий, возбуждающий фантазию. Какие народы и страны лежат за ним? Узнаю ли я об этом когда-нибудь?

Тут мое внимание привлек корабль, который я сначала не заметил, стоящий на якоре в тихих водах бухты, а рядом — второй. Туда и полетели наши похитители, и пока мы приближались к цели, я внимательно рассматривал корабль. Он отличался от земных судов, но не намного. Длинный и узкий корпус, высокий нос, острый и выпирающий вперед, напоминающий острие кривой восточной сабли. По виду корабль казался очень быстроходным. Но что приводило его в движение? Не было ни мачт, ни парусов, ни труб. На корме находились две овальные надстройки — большая и на ней поменьше. На крыше верхней — круглая башня, увенчанная маленьким «вороньим гнездом». В башне и надстройках виднелись окна и двери. Когда подлетели поближе, стало видно много открытых люков на палубе и людей, стоящих на палубе и на площадке, окружавшей башню и верхнюю надстройку. Они наблюдали за нашим приближением. Когда нас опустили на палубу, вокруг сразу собралась толпа галдящих людей. Мужчина, по виду офицер, приказал снять с нас веревки. Пока выполнялся приказ, он расспрашивал кланганов.

Все эти люди по цвету кожи и телосложению были подобны вепайцам, но лица грубее и с менее правильными чертами, лишь несколько из них обладали приятной внешностью и только одного или двух можно было назвать красивыми. Здесь впервые на Амторе у окружающих людей были заметны следы старости и болезней.

Затем офицер приказал следовать за ним и вызвал четверых отвратительного вида парней для сопровождения. Мы прошли на корму, затем вверх на башню, минуя первый и второй этажи верхних надстроек. Здесь офицер оставил нас. Конвоиры смотрели с явным неодобрением.

— Вепайцы, не так ли? — ухмыльнулся один из них — Думаете, вы лучше обычных людей? Думаете, умнее нас? Счастливей нас? Мне лично не нравится, что вас отвезут в нашу страну. Я бы с удовольствием прикончил вас, — и он похлопал по оружию, висевшему в кобуре у пояса.

Оружие (точнее, его рукоятка) напоминало автоматический пистолет, очевидно, это было то поражающее смертоносными лучами устройство, о котором рассказывал мне Камлот. Я уже собрался попросить парня показать мне оружие, но появился офицер.

Нас провели в каюту, где сидел хмурый мужчина, пытающийся сохранить на лице бесстрастность. Он бросил на нас оценивающий взгляд. На губах его застыла ухмылка не вполне уверенного в себе человека, старающегося скрыть комплекс неполноценности.

— Еще два клуганфала! — оглядев нас, воскликнул он (ганфал — по-амторски преступник). — Еще две твари, которые эксплуатировали рабочих; но не преуспели, не так ли? Теперь хозяева мы. Вы в этом убедитесь прежде, чем мы достигнем Торы. Есть среди вас врач?

— Нет, — покачал головой Камлот. Молодчик, которого я принял за капитана корабля, уставился на меня.

— Ты не вепайец, — наконец объявил он. — Кто ты? Никогда раньше не видел человека с желтыми волосами и голубыми глазами.

— Насколько это доступно вашему пониманию, я вепайец. Я никогда не был в других странах Амтора.

— Что ты хочешь выразить словами «доступно для понимания»? — потребовал он ответа.

— То, что ты понял сразу! — огрызнулся я. Нет, мне он решительно не нравился, и скрыть это было трудно. Но я и не старался.

Он покраснел и привстал с кресла.

— Что?! — закричал он.

— Сиди, — спокойно посоветовал я. — Тебе приказано вернуться с вепайцами. Никого не заботит, что ты о них думаешь, но тебе будет плохо, если не доставишь их куда надо.

Вообще-то говоря, мне следовало изъясняться более дипломатично, но вот этого как раз я и не умел, особенно когда разъярен. Сейчас же я был не только разъярен, но и возмущен, потому что эти люди явно относились к нам также с невежественным предубеждением и злобой. Из крупиц информации, полученной от Дануса, и из замечаний матроса, признавшегося, что, будь его воля, он убил бы нас, можно было сделать вывод, что мое предположение не было ошибочным: офицер, несмотря на мою грубость, превысит границы своих полномочий, если причинит нам вред. Однако я все-таки шел на большой риск и теперь с интересом ждал, что произойдет дальше.

Мой противник повел себя, как дворняжка, которой показали кнут, опустился в кресло после короткой вспышки.

— Мы еще посмотрим. — Он открыл книгу, которая лежала перед ним. — Ваше имя? — спросил он, кивнув в направлении Камлота. Даже кивок был мне противен.

— Камлот дома Зара, — ответил мой товарищ.

— Профессия?

— Охотник и резчик по дереву.

— Ты вепайец?

— Да.

— Из какого города?

— Из Куада.

— А ты? — обратился офицер ко мне.

— Карсон дома Нейпера, — ответил я, используя амторскую форму представления.

— Профессия?

— Авиатор, — ответил я английским словом.

— Что-что? Никогда не слышал такого слова. — Он попытался записать слово в книгу и затем произнести его, но не смог ни того, ни другого. (В амторском языке нет эквивалента многим нашим гласным звукам, и амторцы затрудняются произнести кое-какие звуки. Напиши я ему это слово буквами амторского алфавита, он произнес бы его неверно: здесь нет длинного «эй» и короткого «оу», а их «ай» всегда длиннее нужного звука.)

В конце концов, чтобы не показать своего невежества, он записал что-то в книге, затем поднял глаза на меня и снова спросил:

— Так ты доктор?

— Да, — ответил я и, пока офицер записывал, уголком глаза взглянул на Камлота и подмигнул ему.

— Уведите их, — приказал офицер. — И будьте с ним заботливее, — добавил он, показывая на меня. — Он доктор.

Нас вывели на главную палубу и повели под аккомпанемент насмешек матросов, собравшихся вдоль нашего пути. Я увидел, как вокруг важно ходили кланганы с распущенными хвостами. Заметив нас, они указали на Камлота: это тот, кто убивает басто одним ударом меча! Такой подвиг вызывал явное восхищение.

Нас под конвоем подвели к открытому люку и столкнули в темную, плохо вентилируемую каюту, где оказалось еще несколько пленников. Некоторые из них были торийцами, другие — вепайцами, похищенными, как и мы, среди них даже нашелся один, который узнал Камлота и приветствовал его.

— Джодадес, Камлот! — крикнул он амторское приветствие, эквивалентное земному — «Удачи тебе!»

— Ра джодес, — ответил Камлот. — Что за злая судьба забросила сюда Хонана?

— Злая судьба — этого мало, — с горечью произнес Хонан — Катастрофа — вот лучшее слово! Кланганы хватают как женщин, так и мужчин. Они увидели Дуару и погнались за ней; попытался ее защитить, но они захватили и меня.

— Твоя жертва не бесцельна, — наставительно произнес Камлот. — Даже если бы ты умер, исполняя долг, ты принес бы пользу.

— Все напрасно, говорю тебе, катастрофа!

— Что ты хочешь сказать? — насторожился Камлот.

— Они захватили ее, — пробормотал Хонан удрученно.

— Они захватили Дуару! — воскликнул Камлот с ужасом — Клянусь жизнью, не может этого быть!

— Хотелось бы, чтобы не было, — печально отозвался Хонан.

— Где она? На корабле? — спросил Камлот.

— Нет, ее увезли на другой корабль — «Совонг».

Камлот, казалось, был сражен известием. Это было похоже на чувство влюбленного, навсегда потерявшего подругу. Я был удивлен, так как никогда не слышал от него о девушке по имени Дуара, но, естественно, при таких обстоятельствах не стал о ней расспрашивать. Щадя молчаливое горе друга, решил оставить его наедине с печальными мыслями.

На следующее утро, вскоре после рассвета, корабль отправился в путь. Как хотелось быть на палубе, чтобы полюбоваться видами незнакомого мира! Мое и так опасное положение пленника у ненавистных тористов усугублялось опасением, что мне, первому землянину, плывущему по венерианскому морю, суждено сидеть взаперти в душной норе под палубой откуда невозможно ничего увидеть!

Неужели придется сидеть внизу все плавание? Но опасения оказались напрасными. Вскоре после отплытия нам приказали выйти и заняться уборкой.

Когда пленники вылезли на палубы, наш корабль проходил в кильватере другого судна между двумя мысами, образующими вход в бухту. Как приятно полюбоваться видом исчезающего позади берега, словно погружающегося в море, и безбрежного пространства океана впереди!

Прибрежная растительность была намного ниже, чем деревья-гиганты в глубине острова. Последние внушали почти благоговейное чувство своим величественным видом со стороны открытого моря. Их могучие кроны терялись в облаках. Но мне недолго позволили любоваться красотами природы. Удовлетворение эстетических потребностей души пришлось отложить до лучших времен.

Мы с Камлотом занялись чисткой пушек. Их было много по каждому борту, одна — на корме и две — на площадке самой верхней башни. Непонятно откуда они взялись, потому что вчера не было видно никаких признаков, что корабль вооружен. Но скоро нашлось объяснение: орудия были установлены на опускающихся платформах, прикрывались выдвигающимися крышками.

Стволы пушек были около восьми дюймов в диаметре, а жерла — чуть толще моего мизинца; прицелы остроумны и сложны, но затворов и отверстий в казенной части не было видно, если не считать одного, укрытого окружающим его ободом. Единственная деталь, которую я смог обнаружить и которая могла быть запальным устройством, выступала на задней части и напоминала вращающуюся ручку, используемую в некоторых земных орудиях, чтобы открывать затвор.

Стволы орудий были футов пятнадцать длины и имели одинаковый диаметр от дула до казенной части. При выстрелах они выступали за борт корабля на две трети их длины, обеспечивая таким образом более широкое поле обстрела в горизонтальной плоскости и освобождая место на палубе, что особенно ценно на таком узком корабле.

— Чем пушки стреляют? — спросил я работающего рядом Камлота.

— Т-лучами, — ответил он.

— Они отличаются от лучей, которые используются, как ты говорил, в миниатюрном оружии тористов?

— Р-лучи убивают только живые ткани, — объяснил мне Камлот, — но нет ничего, что способно устоять перед т-лучами. Они очень опасны, поскольку даже материал стволов орудий не полностью поглощает их. Они используются лишь потому, что т-лучи распространяются по линии наименьшего сопротивления, какой, естественно, является канал ствола. Но иногда эти лучи разрушают и само орудие.

— Как же оно стреляет? — поинтересовался я.

Он показал на рукоятку в конце казенной части.

— Поверни ее, и уберется перегородка, препятствующая радиации элемента 93 облучать элемент 97, высвобождая тем самым смертоносные т-лучи. (Надо упомянуть, что, по словам Дануса, химики Венеры тоже открыли периодическую систему элементов, естественно, с теми же порядковыми номерами.)

— Почему же мы не можем развернуть пушку и снести все с палубы? — предложил я. — Враги будут уничтожены, мы получим свободу.

Камлот указал на маленькое, неправильной формы отверстие в конце ручки.

— Потому что у нас нет ключа, который сюда подходит.

— А у кого ключ?

— У офицеров, ответственных за орудия. У капитана есть ключи от всех орудий, а кроме того, у него имеется главный ключ, который открывает все замки. По крайней мере, такова была система старинного вепайского мореходства, такой она осталась и у тористов.

— Стоит достать главный ключ, — заметил я.

— Согласен, — ответил Камлот. — Но это невозможно.

— Нет ничего невозможного, — возразил я.

Он ничего не сказал, а я не продолжил расспросы, но глубоко задумался.

Наш корабль беззвучно скользил по морю. Двигатели (если они были) работали бесшумна Я спросил Камлота, что же приводит корабль в движение. Он долго и подробно разъяснял мне. Говоря кратко, дело сводится к следующему. Элемент ВИК-РО использован здесь в сочетании с веществом ЛОР, содержащим элемент ЛОР-АН. Действие элемента ВИК-РО на элемент ЛОР-АН приводит к его полной аннигиляции с высвобождением огромной энергии. При аннигиляции тонны угля, к примеру, энергия в восемнадцать тысяч миллионов раз большая, чем при полном сгорании угля. А теперь учтите возможности этого чудесного открытия венериан. Все горючее для корабля помещается в пол-литровой кружке!

Днем мы крейсировали вдоль побережья, ведь вчера земли не было видно. Теперь в течение нескольких дней земля почти всегда была видна с судна. Отсюда следовал вывод, что материки Венеры больше по площади, чем ее море. Правда, подтвердить свое предположение я пока не мог. Разумеется, невозможно было опираться на карту, которую показывал Данус, поскольку амторские представления о форме мира исключали существование сколько-либо надежных карт.

Нас с Камлотом разделили: его отправили на камбуз, который расположен в передней части надстройка на корме. Я завязал дружбу с Хонаном, но мы работали в разных местах, а к ночи обычно так уставали, что, лежа на жестком полу, перед тем как заснуть, разговаривали очень мало.

Но в одну из ночей печаль от разлуки с Камлотом заставила меня вспомнить о загадочной Дуаре. Я спросил Хонана о том, кто она такая.

— Она — надежда Вепайи, — ответил он, — а возможно, надежда всего Амтора.

Глава 9

Постоянное общение вызывает определенное чувство близости даже между врагами. Шли дни, ненависть и презрение, которое простые матросы, казалось, питали к нам, сменились почти дружеской фамильярностью, как будто обнаружилось, что мы неплохие парни, и мне понравились эти простые, хотя и невежественные люди. Худшее, что можно было сказать о них — то, что они позволяли своим ленивым лидерам обманывать себя. Большинство были добрыми и великодушными, но невежество делало их легковерными. На их чувства можно повлиять такими надуманными аргументами, которые не произвели бы никакого впечатления на образованного человека.

Естественно, было легко перезнакомиться с пленниками, и скоро наши отношения переросли в дружбу. Они были поражены моими светлыми волосами и голубыми глазами. Это, конечно, вызывало массу вопросов о моем происхождении. Я отвечал правдиво, и мои рассказы слушали с большим вниманием. Каждый вечер после работы сыпались просьбы рассказать о далеком таинственном мире. В отличие от высокообразованных вепайцев, они верили всему рассказанному, что сделало меня героем в их глазах. Я стал бы их богом, если бы у них были религиозные чувства.

В свою очередь, и я расспрашивал их и с удивлением обнаружил, что они не боролись со своей судьбой. Те, что раньше были свободными, поняли, что променяли свободу на статус наемных рабочих, на положение рабов. И это состояние уже не скрывалось номинальным равенством.

Среди заключенных были трое, к которым я особенно привязался. Первым стал Ганфар, высокий, неуклюжий парень, бывший фермером во времена джонга. Он был очень умен и, хотя принял участие в восстании, теперь горько раскаивался и обличал тористов, правда, шепотом, мне на ухо.

Второго звали Кирон. Стройный и красивый, атлетически сложенный мужчина, который служил в армии джонга, но участвовал в мятеже. Теперь он был офицером, наказанным за несоблюдение субординации по отношению к человеку, бывшему до мятежа правительственным клерком.

Третий до восстания был рабом. Звали его Заг. Недостаток образования он компенсировал силой духа и прекрасным характером. Он убил офицера, который ударил его, и теперь его везли в столицу для суда и наказания. Заг гордился тем, что он свободный человек, хотя признавал, что раньше, будучи рабом, он больше наслаждался свободой, чем теперь, когда он официально — свободный человек.

Он объяснял:

— Раньше я имел одного хозяина, а теперь много: чиновники правительства, шпионы, солдаты — никто из них обо мне ничуть не заботится, а ведь прежний мой хозяин был добр и заботился о моем благосостоянии.

— Хочешь ли ты быть снова свободным? — спросил я его. У меня постепенно зарождался один замысел.

Но, к моему удивлению, он сказал:

— Нет, я хочу остаться рабом.

— Но тебе хочется выбирать себе хозяев, не так ли?

— Конечно, если смогу найти кого-нибудь, кто будет добр ко мне и защитит от тористов.

— А если появится возможность убежать от них теперь, ты сделаешь это?

— Конечно! Но зачем ты спрашиваешь? Я не смогу убежать.

— Без помощи — да, — согласился я. — Но если другие присоединятся к тебе, ты попытаешься?

— Непременно, ведь меня везут в столицу, чтобы казнить. Ничего худшего быть не может. Но почему ты спрашиваешь?

— Если найдем достаточно желающих, чтобы объединиться, почему не попытаться стать свободными? Когда освободишься, то можешь остаться свободным или выбрать себе хозяина по своему вкусу. — Я внимательно наблюдал за его реакцией.

— Это что, еще одно восстание? — спросил он. — Ничего не выйдет. Другие пытались, но у них не получилось.

— Не восстание, — заверил я, — лишь стремление к свободе!

— Но как это сделать?

— Для нескольких человек будет нетрудно захватить корабль. Дисциплина;«а судне плох л я. Ночные караулы малочисленны, к тому же они так уверены в себе, что будут застигнуты врасплох.

Глаза Зага засверкал.

— Если добьемся успеха, многие из команды присоединятся. Далеко не все довольны. Большинство ненавидит офицеров. Думаю, пленники примкнут к нам, но надо быть осторожными — шпионы! Они везде! Тебе грозит большая опасность… Среди пленников есть, по крайней мере, один шпион.

— А как насчет Ганфара? — спросил я.

— Можешь на него положиться, — заверил Заг. — Он не говорит много, но в его глазах ненависть к ним.

— А Кирон?

— Верный человек! — воскликнул Заг. — Он их презирает и не считается с тем, что об этом знают. Потому его и арестовали. Говорят, это не первая его провинность, но Кирон будет наказан за государственную измену.

— Но он только нагрубил офицеру и отказался повиноваться!

— Это — государственная измена, особенно когда нужно избабиться от человека, — объяснил Заг. — Можешь на него положиться. Хочешь, я с ним поговорю?

— Нет. Я сам поговорю и с ним, и с Ганфаром. Тогда, если никто не сделает ошибки, мы нанесем удар, а если шпион пронюхает о нашем плане, ты не будешь замешан.

— Это меня не волнует! — воскликнул он. — Убить могут лишь один раз, а за что именно — неважно.

— И все же я поговорю сам, и, когда они присоединятся, мы подумаем, как привлечь других.

Мы с Загом работали рядом, драя палубу, и у меня до ночи не было возможности для разговора с Ганфаром и Кироном. А ночью оба они с энтузиазмом согласились, но заметили, что шансы на успех невелики. Однако каждый заверил меня в своей поддержке, а затем мы разыскали Зага и уже вчетвером обсудили все детали — на это ушел остаток ночи. Мы забились в дальний угол каюты, в которой были заперты, и разговаривали тихим шепотом, склонив друг к другу головы.

Следующие дни прошли в вербовке сторонников — весьма деликатное занятие, так как все уверяли, что почти наверняка среди пленников есть шпион. Каждого приходилось уламывать хитрейшими средствами. Эту работу было решено предоставить Ганфару и Кирону. Я был исключен ввиду недостаточного знания психологии этих людей, их надежд и стремлений. Зага отстранили, потому что требовался более гибкий и хитрый ум.

Ганфар предостерег Кирона от разглашения нашей тайны тем, кто слишком открыто признается в ненависти к тористам.

— Это уловка, которую применяют все шпионы, чтобы усыпить бдительность подозреваемых в нелояльных мыслях. Отбери людей, которых знаешь, действительно недовольных, а также тех, кто угрюм и молчалив, — порекомендовал он.

Немного беспокоило, сможем ли мы повести корабль в случае победы. Я поговорил с Ганфаром и Кироном и узнал много полезного и интересного.

Амторцы изобрели магнитный компас, подобный нашему. По словам Кирона, он всегда указывает на центр Амтора, — то есть центр мифического круглого пространства, называемого Страболом, или Горячей страной. Отсюда я сделал вывод, что нахожусь в южном полушарии планеты, а стрелка компаса, конечно, указывает на Северный полюс планеты. Поскольку здесь не знают ни Солнца, ни Луны, ни звезд, вся навигация основана на расчетах по картам (Неверным!), однако они изобрели навигационные инструменты, которые позволяют распознать сушу на большом расстоянии и указывают точное направление к ней и расстояние до нее; другие инструменты измеряют скорость, пройденное расстояние, быстроту течения, а также глубину в радиусе мили от корабля.

Все инструменты для измерения расстояний основаны на радиоактивности различных элементов. Гамма-лучи (конечно, они называются по-другому), на которые не влияет магнитное поле, — наиболее удобное средство для подобных целей. Они распространяются прямолинейно с постоянной скоростью, пока не встретят препятствие, от которого частично отразятся, и приборы регистрируют по отраженному сигналу расстояние до этого препятствия. По тому же принципу устроены приборы для измерения глубины; записывают расстояние от корабля до морского дна (то, что авиаторы и моряки называют наклонной дальностью), приборы строят прямоугольный треугольник, в котором это расстояние представляет гипотенузу, а катетами является глубина океана и расстояние от корабля, с которого эта глубина измеряется; в этом треугольнике известны все три угла и гипотенуза.

Однако из-за крайне недостоверных карт польза таких инструментов сильно уменьшается, ибо неизвестно, как указать на карте курс, если они не ориентированы на север. Корабль, двигаясь с неизменный курсом по компасу, приближается к арктическим областям. Амторцы уверены, что суша впереди, но что это за земля, они не знают, разве что плавают по хорошо знакомым местам на близкие расстояния. Поэтому они и стараются крейсировать вдоль побережья, и путешествия, которые могли бы быть короткими, сильно удлиняются. По этой же причине значительно ограничена дальность амторских морских экспедиций. Думаю, что огромные пространства южной умеренной зоны никогда не будут исследованы ни вепайцами, ни их противниками, не говоря уж о северном полушарии, о существовании которого они и не подозревают. На картах, которые показывал Данус, значительные области были обозначены лишь одним словом «джарам».[15]

Однако вопреки этому (а возможно, благодаря), я был уверен, что мы сможем вести корабль так же хорошо, как вели его сейчас офицеры, а может быть, и лучше. Кирон со мной согласился.

— По крайней мере мы знаем общее направление на столицу, — сказал он, — следовательно, сможем поплыть и в противоположную сторону.

Наши планы зрели, а возможность их осуществления представлялась более и более реальной. Мы завербовали двадцать заключенных, среди которых было пять вепайцев. Эту маленькую команду мы превратили в тайную организацию с паролями, менявшимися ежедневно, условными сигналами и рукопожатиями (последнее было взято из практики моего пребывания в колледже). Мы также приняли имя, назвав себя Солдатами Свободы.

Меня выбрали вукором, или капитаном. Кирон, Ганфар, Заг и Хонан стали моими лейтенантами. Она знали, что если мы успешно захватим корабль, Камлот станет моим первым заместителем.

План действий разработали до последней детали. Каждый точно знал, что ему следует делать. Одним вменялось в обязанность убрать ночную стражу, другие должны были направиться в каюты офицеров и добыть оружие и ключи. Затем необходимо собрать команду и предложить тем, кто захочет, присоединиться к нам. Что делать с остальным?.. Здесь я столкнулся с проблемой. Почти все члены нашей организации предлагали уничтожить тех, кто не пойдет за нами, и, казалось, что действительно не было иного выбора, но я надеялся, что найду более гуманный способ избавиться от них.

Среди заключенных был один, которого мы все подозревали. Его злое лицо не было единственным основанием для недоверия — он слишком громко и страстно обличал торизм. Мы тщательно наблюдали за ним, где могли, и каждый член организации был начеку в разговорах с ним. Камлоту первому показалось, что парень по имени Анус подозрителен. Он домогался дружбы членов нашей группы, вовлекал их в разговоры о торизме, распространялся о своей личной ненависти к этой доктрине, постоянно расспрашивал каждого из нас о других, всегда намекая, что кто-то из них шпион. Но мы ожидали такого поведения и считали, что он приставлен следить на нами. Парень мог подозревать нас сколько хотел, но пока у него не было никаких доказательств, и я, честно говоря, не видел, чем он может нам повредить.

Однажды Кирон подошел ко мне, с трудом скрывая волнение. Это было в конце дня, и нам только что принесли ужин — сухую рыбу и твердый, темного цвета хлеб, испеченный из грубой муки.

— Новости, Карсон, — прошептал он.

— Давай поедим вон в том углу, — предложил я, и мы побрели туда, смеясь и громко болтая о дневных происшествиях. Когда уселись на пол, чтобы проглотить скудный ужин, к нам присоединился Заг.

— Сядь поближе, Заг, — попросил Кирон, — хочу кое-что сказать, о чем должны знать лишь Солдаты Свободы.

Он сказал не «Солдаты Свободы», а только — «канг, канг, канг». «Канг» — название амторского знака, который соответствует нашей букве «к». Когда я впервые произнес эти звуки, то невольно рассмеялся, они полностью соответствовали названию хорошо известной тайной организации в южных штатах США.

— Пока я буду говорить, — предостерег нас Кирон, — смейтесь время от времени будто мы обмениваемся анекдотами, тогда никто не подумает, что у нас тайное совещание, к тому же и очень важное.

— Сегодня я работал в судовом арсенале, чистил пистолеты, — начал он. — Солдат, который меня охранял, мой старый друг, вместе служили в армии джонга. Он мне как брат. Мы умрем друг за друга! Вспоминали о старых временах под знаменем джонга и сравнивали те дни с нынешними, а особенно старых и новых офицеров. Он, как и я, как любой старый солдат, ненавидит нынешних офицеров. А потом он вдруг сказал: «А как насчет заговора среди пленных?» Я чуть было не упал, но не выдал волнения, потому что сейчас даже брату нельзя верить до конца. «А ты что-то слышал?» — «Я слышал разговор двух офицеров. Один сказал, что пленный Анус рапортовал капитану, и капитан приказал ему узнать имена всех заговорщиков и их планы, если, конечно, сможет».

— А что ответил Анус? — спросил я друга.

— Он сказал, что если капитан даст ему бутыль вина, то он попытается подпоить одного из заговорщиков и выпытать у него все подробности. Капитан дал ему вино. Это было сегодня.

Мой друг посмотрел на меня и сказал: «Кирон! Мы больше, чем братья. Если я могу помочь, тебе достаточно попросить».

Я знаю это, и видя, как близки мы к провалу, решил довериться ему и заручиться его помощью. Пришлось все ему рассказать. Надеюсь, я не ошибся, Карсон?

— Ни в коем случае, — уверил я. — Мы ведь вынуждены рассказывать о наших планах тем, кому верим, правда, в меньшей степени, чем лучшим друзьям. Но что же он ответил?

— Он сказал, что поможет нам и, когда мы выступим, присоединится. Он также обещал, что и другие солдаты наверняка сделают то же, а самое важное — передал мне ключ от арсенала!

— Великолепно! — воскликнул я. — Теперь мы можем начать сразу, сегодня ночью! Передай об этом Ганфару и Хонану, они пусть передадут остальным Солдатам Свободы.

Мы все усердно рассмеялись, как будто один из нас рассказал забавную историю, затем Заг и Кирон ушли, чтобы передать наш план Ганфару и Хонану.

На Венере, как и на Земле, заговоры зарождаются легко, а вот выполнение их не всегда проходит гладко.

Каждую ночь со времени отплытия корабля из бухты Вепайи люк нашей дурно пахнущей тюрьмы открывался для вентиляции, а рядом сторожил лишь один солдат. Сегодня люк был закрыт.

— Это, — прорычал Кирон, — результат доноса Ануса.

— Мы выступим днем, — прошептал я, — но сообщить всем сегодня ночью не сможем. Здесь, внизу, так темно, что нас могут подслушать шпионы.

— Тогда завтра, — согласился Кирон.

Я тщетно пытался заснуть — меня мучила тревога за судьбу нашего плана. Очевидно, у капитана после доноса возникли подозрения, и, хотя он не знал деталей нашего замысла, а лишь чувствовал недоброе, он решил принять меры предосторожности.

Ночью я лежал, бодрствуя, пытаясь спланировать завтрашнее выступление, как вдруг услышал крадущиеся шаги. Я стал гадать, кто это и что ему нужно, как сразу же вспомнил о бутылке с вином, которую дали Анусу. Наверняка он принялся за дело, но голоса были слишком тихие, и я так и не понял, кто это был. В конце концов я услышал сдавленный крик, шум стычки, и затем в комнате снова наступила тишина.

— «Кто-то, очевидно, увидел дурной сон», — уже в дремоте подумал я и скоро заснул.

Наконец пришло утро, и, когда открыли люк и свет немного рассеял мрак нашей тюрьмы, моряк спустил корзину со скудным завтраком. Мы собрались вокруг нее. Каждый взял свое и отошел, чтобы приступить к еде. И вдруг из дальнего угла комнаты раздался крик:

— Смотрите, что здесь! Анус убит!

Глава 10

Да, Анус убит, и мне показалось, что шума и крика поднялось куда больше, чем было бы при смерти простого пленника. Анус лежал на спине рядом с бутылкой вина. В местах, где чьи-то пальцы сжали его шею, проступили белые пятна, ясно говорившие, что смерть была насильственной.

Вскоре всех выгнали на палубу, где по приказу капитана корабль обыскали, пытаясь найти оружие. Сам капитан наблюдал за этой процедурой. Он был разгневан и, как показалось, слегка напуган. Он допрашивал нас одного за другим. Когда наступил мой черед, я не стал упоминать о ночном происшествии, а сказал лишь, что спал в противоположном конце помещения.

— Был ли ты знаком с умершим?

— Не больше, чем с любым другим.

— Но с некоторыми из них ты знаком довольно хорошо, — заявил он твердым тоном — Ты когда-либо разговаривал с ним?

— Он заговаривал со мной несколько раз.

— О чем?

— В основном о своей ненависти к тористам.

— Но он же торист! — воскликнул капитан.

Он пытался выведать, знаю ли я что-нибудь о настоящей роли Ануса. Но успеха не достиг — ума ему явно не хватало.

— Если он торист, то предает свою страну, — возразил я. — По тому, что он говорил, я не мог отнести его к верным тористам, потому что постоянно подбивал меня на захват корабля и убийство офицеров. Думаю, с такими предложениями он обращался и к другим, — я говорил умышленно громко, так как хотел, чтобы все Солдаты Свободы поняли мой намек. Достаточно было некоторым из них подтвердить мои слова, и офицеры убедятся, что заговор — плод воображения Ануса, а донос — лишь средство для одобрения у начальства, трюк, достойный шпиона.

— Уговорил ли он кого-нибудь из пленников последовать за ним? — спросил капитан.

— Думаю, что нет, над ним все смеялись.

— Кто его убил?

— Вероятно, какой-нибудь торист, возмущенный предложением, — бойко заявил я.

По этой же схеме капитан продолжал допрашивать и других, и я с удовольствием отметил, что почти каждый из Солдат Свободы упирал на вероломства Ануса и виртуозно разоблачал его. Заг утверждал, что никогда с ним не разговаривал, и это было чистой правдой.

После допроса капитан оказался от истины дальше, чем был раньше, потому что, а в этом я был уверен, начал сомневаться в правдивости доносов Ануса.

Во время обыска я опасался, что у Кирона найдут ключ от арсенала, но этого не случилось; позже он признался, что ночью спрятал ключ в волосах, потому что боялся какой-либо случайности.

Амторский день длится двадцать шесть часов пятьдесят шесть минут и четыре секунды по земному времени, и амторцы делят его на двадцать равных часов, называемых «ти». Для простоты я заменяю их примерно равными земными эквивалентами — часами, хотя и получается, что здешний час содержит 80,803 земных минуты. На борту корабля через каждый час звучала труба. Первый сигнал означал восход солнца. Заключенные должны проснуться и получить завтрак. Через сорок минут начиналась работа, продолжавшаяся десять часов с коротким перерывом для обеда в середине дня. Иногда, если вздумается надсмотрщику, мы кончали работу в восемь и даже в девять часов. Необходимо было действовать.

В тот же день, когда Солдаты Свободы собрались вместе в обеденный перерыв, я пустил по кругу приказ, что начинаем восстание после обеда, когда протрубят семь часов. Те, кто работает на корме у арсенала, должны напасть на него под руководством Кирона; если арсенал заперт, он должен его открыть. Остальные атакуют ближайших солдат, используя в качестве оружия все, что попадет под руки, и отбирают у них пистолеты и мечи. Пятеро займутся офицерами. Часть будет орать наш боевой клич: «За свободу!». Прочие будут инструктировать остальных заключенных и присоединившихся к нам солдат.

План поистине безумный, и только отчаявшиеся до предела люди могли надеяться на его успех.

Мы выбрали семь часов потому, что в это время почти все офицеры собирались в кают-компании на легкий ужин с вином.

Конечно, лучше было напасть ночью, но мы опасались, что нас, как всегда, соберут под палубой и запрут, а какой-нибудь другой шпион выдаст заговор — урок Ануса многому нас научил. Ждать нельзя.

Напряженность росла, а время подпирало. Иногда я поглядывал на товарищей и у некоторых замечал признаки нервозности, тогда как другие работали, будто ничего необычного не происходит. Заг, работавший рядом, был спокоен, невозмутим и даже не бросал взгляды на верхнюю палубу, с которой вскоре труба протрубит роковой час. Мне самому все труднее удавалось сохранять внешнее спокойствие. Никто не мог заподозрить, что Заг вот-вот бросится на стоящего рядом солдата или что ночью он убил человека. Он спокойно чистил ствол большой пушки и что-то беззаботно насвистывал.

Ганфар и, к счастью, Кирон работали на корме, надраивая палубу, и я видел, как Кирон все ближе и ближе продвигается к двери арсенала. Как бы я хотел, чтобы Камлот знал о приближении решающего момента! Как много он мог сделать для успеха восстания! А он даже не знал, что готовится…

Я оглянулся и встретил взгляд Зага. Шутливо-торжественно он прищурил левый глаз, давая знать, что начеку. Это успокоило меня и прибавило бодрости. Почему-то последние полчаса я чувствовал сильное одиночество.

Приближался решающий момент. Я пододвинулся поближе к своему охраннику и стоял теперь почти вплотную спиной к нему. Что делать, я знал точно и был уверен, что сделаю удачно. Немного надо, чтобы человек свалился без сознания на палубу, а через несколько минут так и будет! Солдат даже не подозревает об этом, не знает, что безмолвный пленник завладеет его кинжалом, мечом и пистолетом, когда над водами широкого амторского моря прозвучит семичасовой сигнал.

Я стоял спиной к палубной постройке и не мог видеть, как горнист выйдет на мостик, чтобы протрубить время, но знал, что это будет вот-вот и, тем не менее, первый звук я встретил в каком-то оцепенении. Думаю, что такова была реакция после долгого нервного напряжения.

Однако все это никак не повлияло на мои двигательные рефлексы. Когда первая нота достигла ушей, я стремительно развернулся и врезал правой в подбородок моего беспечного стража. Удар был похож на взмах косы и сделал свое дело. Парень хлопнулся на палубу, и в тот момент, когда я нагнулся за его оружием, на корабле начался ад. Визги, рев, ругань, а над всем военный клич Солдат Свободы. Мои люди ударили по врагу, и это был удар в сердце!

Теперь я услышал таинственное, прерывистое шипение или гудение амторского лучевого оружия. Вы когда-либо наблюдали мощный рентгеновский аппарат в действии? Так вот, звуки похожи, но громче и более зловещие. Быстро выхватил кинжал из ножен и пистолет из кобуры свалившегося стража, не теряя времени на то, чтобы снять с него пояс. Теперь я готов встретить события, которых так долго ждал! Могучий Заг вырвал оружие у стражника, а затем подхватил его и швырнул за борт. Очевидно, времени для обращения в нашу веру не нашлось…

У дверей арсенала сражение шло с переменным успехом: атакующие пытались войти, но солдаты отбрасывали их назад. Я рванулся туда. Но передо мной появился солдат, и я услышал свист лучевого пистолета. Однако стрелок нервничал или вообще плохо стрелял. И мне ничего не оставалось делать, как нажать на спуск своего пистолета. Убитый опрокинулся на палубу, дорога дальше была свободна.

У арсенала бились мечами, кинжалами и просто кулаками. Все перемешались, и применять лучевое оружие было нельзя. Я прыгнул в центр свалки. Сунув пистолет за пояс, с ходу проткнул мечом огромного типа, пытавшегося зарезать Хонана. Затем схватил еще одного за волосы и отшвырнул от дверей, крикнув Хонану, чтобы он его прикончил: слишком долго было бы вонзать меч в тело и снова вытаскивать его. Нужно скорее пробиться поближе к Кирону и помочь ему.

И все время слышались крики: «За свободу!» и рев присоединившихся к нам солдат — насколько можно судить, с нами были уже все пленники. И тут еще один солдат встал у меня на пути. Я видел его спину и хотел уже переадресовать Хонану и тем, кто шел за мной, но тот ударил кинжалом стоящего перед ним солдата и тоже крикнул: «За свободу!». По крайней мере, в нашей группе один перебежчик уже есть, но тогда еще было неизвестно, как их много!

Когда в конце концов удалось пробиться к арсеналу, Кирон уже успел там закрепиться. Многие из мятежников через окна забирались в каюту, и каждому Кирон давал несколько мечей и пистолетов, приказывая раздавать их сражающимся на палубе.

Увидев, что здесь все в порядке, я взял несколько человек и поспешил с ними на верхнюю палубу, где офицеры с мостика палили по мятежникам и своим людям без разбору. При виде этой жестокости многие солдаты перешли на нашу сторону. И первый же человек, которого я увидел на палубе, был Камлот с мечом в одной руке и с пистолетом в другой — он стрелял в офицеров, пытавшихся прорваться на главную палубу.

Я несказанно обрадовался снова увидев друга, и он, заметив меня, одарил быстрой улыбкой приветствия. Бросился к нему на подмогу и тоже открыл огонь по офицерам.

Пятеро из них были убиты, а двое оставшихся повернулись и попытались спастись бегством. За ними устремились более двух десятков мятежников, страстно желавших взобраться наверх, где нашли убежище оставшиеся офицеры, но еще больше восставших толпились за нами. Мы с Камлотом побежали к следующей палубе. Перегоняя нас, с криками и руганью промчался авангард мятежников.

Восставшими уже никто не управлял. Моих первоначальных соратников было слишком мало, и поэтому большинство мятежников не знали никого из руководителей — каждый сражался за себя. Хотел бы защитить некоторых офицеров, но предотвратить кровавую расправу не удалось.

Офицеры, дравшиеся за жизнь и наносившие большой урон нападавшим, в конце концов были смяты за счет численного превосходства нападавших. Мятежники и присоединившиеся к ним солдаты, казалось, имели зуб или на конкретного человека, или на офицерство в целом, и на время все превратились в разъяренных маньяков, снова и снова штурмовавших последний бастион власти — овальную башню на верхней палубе.

Убитых или раненых офицеров перекидывали через перила, и тела, падая с палубы на палубу, исчезали в море. Так, убивая врагов на месте или сбрасывая их вниз, где их добивали другие мятежники, восставшие пробирались к башне.

Капитан был последним, кого спихнули вниз. Его нашли в шкафу в своей каюте. При виде его поднялась такая буря гнева и ярости, какой я раньше никогда не наблюдал и, надеюсь, никогда больше не увижу. Мы с Камлотом были беспомощными свидетелями этой вспышки гнева. Капитана буквально растерзали на куски и сбросили в море.

Капитана убили, сражение окончилось. Корабль наш! План завершился успешно, но я внезапно осознал, что выпустил на волю страшную силу, управлять которой может оказаться не под силу. Я тронул Камлота рукой:

— Пошли со мной, — и потянул его на главную палубу.

— Кто зачинщик этого? — спросил Камлот, когда мы с трудом пробрались через ряды возбужденных мятежников.

— Восстание — мой замысел. Но не резня, — ответил я. — Теперь надо попытаться навести порядок.

— Если сможем, — заметил он скептически.

По дороге я собирал членов своей организации, каких заметил; в конце концов собрались почти все. Среди мятежников обнаружился трубач: он, сам того не ведая, подал сигнал к восстанию. Я попросил его просигналить, чтобы все собрались на главной палубе. Не знаю, подействуют ли на возбужденных людей звук трубы, но среди военных людей так сильна привычка к дисциплине, что, как только прозвучал сигнал, со всех сторон стали сбегаться люди.

Я взобрался на лафет одного из орудий и, окруженный своей верной командой, провозгласил, что Солдаты Свободы захватили корабль и что те, кто пожелает остаться с нами, должны подчиняться вукору, а остальные могут сойти на берег.

— А кто вукор? — осведомился солдат, который, как я помнил, больше всего неистовствовал в сражении с офицерами.

— Я.

— Вукор должен быть из наших, — прорычал он.

— Карсон организовал восстание и привел нас к победе, — закричал Кирон. — Карсон — вукор!

Из глоток моих товарищей и сотни новобранцев вырвались возгласы одобрения, но многие молчали или говорили что-то вполголоса недовольным тоном тем, кто стоял рядом. Среди них был и Каджи — солдат, который оспаривал мое право на руководство; вокруг него уже собралась группа сторонников.

— Необходимо, — объявил я, — чтобы все вернулись к своим обязанностям. Кораблем нужно управлять, кто бы им ни командовал. Споры о власти мы разрешим позже. Сейчас командую я. Камлот, Ганфар, Заг, Кирон и Хонан — мои лейтенанты. Они и я в настоящий момент — ваши командиры. Оружие всем немедленно вернуть Кирону в арсенал, за исключением тех, кому оно необходимо для охранной службы.

— Никто меня не разоружит! — разбушевался Каджи — Я имею столько же прав на оружие, как любой другой. Теперь мы все свободны. Никто не может отдавать мне приказы!

Заг пробился к нему сквозь толпу и схватил его одной рукой за горло, другой — за пояс.

— Ты будешь подчиняться приказам нового вукора или отправишься за борт, — прорычал он, отпуская беднягу и отдавая его оружие Кирону.

На мгновение установилась нездоровая тишина, которая затем взорвалась криками и смехом.

«Никто меня не разоружит», — кричал кто-то, передразнивая Каджи. Это вызвало новую волну смеха, и я почувствовал — опасность миновала. Кирон, используя подходящий момент, приказал всем идти в арсенал и возвратить оружие и сам первым показал пример; за ним пошли верные Солдаты Свободы.

Прошел час, прежде чем восстановился порядок. Камлот, Ганфар и я собрались в штурманской рубке на башне. Мачты второго корабля скрылись за горизонтом, и мы обсуждали, как захватить его без кровопролития и освободить Дуару и других вепайцев, находившихся там.

Мысль об этом вертелась у меня в голове с самого начала подготовки к мятежу, и это было первое, о чем заговорил сейчас Камлот. Но Ганфар сильно сомневался в успехе такого дела.

— Мало кто заинтересован в спасении вепайцев, — напомнил он нам. — У всех одна лишь мысль — собственная безопасность. Никто не будет рисковать обретенной свободой для дела, совершенно им не нужного.

— А ты сам что думаешь об этом? — спросил я.

— Я повинуюсь тебе и сделаю все, что прикажешь. Но я один, а их две сотни, и их желания необходимо учитывать.

— Я приму во внимание лишь желания своих офицеров, — заметил я. — Остальным буду приказывать.

— Это верный путь, — одобрил Камлот.

— Передай офицерам, что мы атакуем «Совонг» на рассвете, — приказал я.

— Но мы не может стрелять по нему, — запротестовал Камлот. — Там же Дуара!

— Надо взять корабль на абордаж, — заявил я. — На палубе в тот час останутся только часовые. На спокойной воде корабли могут подойти вплотную друг к другу, не вызывая подозрений. Абордажная команда будет состоять из ста человек, которые спрячутся, пока корабли не сблизятся. В утренние часы море обычно спокойно. Если нет, отложим на следующее утро. Отдай приказ, чтобы не было резни. Пусть не убивают тех, кто не сопротивляется, — добавил я. — Оружие небольших размеров и прочее снаряжение, а также вепайских пленников, мы заберем на «Софал».

— А что ты намереваешься делать дальше? — спросил Ганфар.

— Об этом потом. Сначала надо оповестить команду «Софала». Ты с Камлотом изложи мой план остальным офицерам, они — Солдатам Свободы, а уж те, — всем остальным. И пусть запомнят тех, кто встретит приказ без удовольствия. Их мы оставим на «Совонге», вместе с теми, кто сам захочет. В одиннадцать часов соберите на главную палубу всех, я выступлю перед ними.

Камлот и Ганфар удалились выполнять приказ, а я вернулся в штурманскую рубку. «Софал» двинулся вперед с возросшей скоростью и медленно нагонял «Совонг», но не так быстро, чтобы можно было заподозрить погоню. Наверняка на «Совонге» ничего не знали о событиях, происшедших у нас, потому что амторцам неизвестен беспроволочный телеграф, а у офицеров «Софала» не было времени сигнализировать на «Совонг» — настолько внезапно вспыхнуло и победило восстание.

Прошел по кораблю. Во многих местах собирались маленькие группы людей, слушавших, что им говорят Солдаты Свободы. Одна из групп, большая, чем остальные, внимала громкоголосому оратору, в котором я узнал Каджи. С первого взгляда стало ясно, кто является возмутителем спокойствия. Какое влияние он приобрел, неизвестно, но его выступление было направлено против меня. От Каджи я намеревался избавиться сразу после захвата «Совонга».

Когда протрубили одиннадцать часов, быстро собрался народ, и я спустился по трапу. Остановился перед людьми на одной из нижних ступенек, откуда видел всех и все видели меня. Большинство было спокойно и готово слушать. Лишь в одной группе, в центре которой был Каджи, бормотали и шептались.

— На рассвете мы возьмем на абордаж «Совонг» и захватим его, — начал я. — Приказ вы получите от своих непосредственных начальников, но хочу подчеркнуть одно: не должно быть ненужных убийств. После захвата корабля мы заберем на «Софал» оружие, продовольствие и пленников — все, что нам нужно. И одновременно отпустим на «Совонг» тех, кто не желает оставаться на этом корабле под моей командой, и тех, кого я не пожелаю оставить, — и, сказав так, посмотрел на Каджи и недовольных вокруг него.

Я продолжал:

— Каждый до рассвета может продумать свое будущее: останется ли он здесь, с нами, или перейдет на «Совонг». Те, кто останется, должны строго повиноваться приказам, необходимым в плавании, которое нам предстоит совершить. Цель экспедиции двойная: захватывать тористские суда и исследовать неизвестные земли Амтора. Вепайских пленников мы, конечно, вернем на родную землю.

Будут приключения. Будут и опасности. И я не хочу иметь на борту ни трусов, ни нарушителей порядка. Все должны быть полезны. Я уверен, богатые суда тористов постоянно бороздят моря Амтора. Мы всегда найдем возможность, используя нашу военную мощь и боевое умение, захватить любой встречный корабль тористов, и это будет богатая добыча. Война, может быть, зажжет огонь восстания против тирании тористов. И Солдаты Свободы будут в первых его рядах!

А теперь вернитесь в свои каюты и хорошенько приготовьтесь к утренней атаке.

Глава 11

В эту ночь я спал мало. Офицеры постоянно приходили с докладами. От них я узнавал о том, что мне было нужнее всего, — о настроении команды. Никто не относился неодобрительно к захвату «Совонга», но о том, что последует дальше, мнения разделялись. Одни хотели, чтобы их высадили на берег, чтобы они могли вернуться домой; большинство с энтузиазмом думало о захватах и грабеже тористских судов, в то время как идея изучения неизвестных амторских морей воспринималась ими с недоумением и страхом; кое-кто не хотел отпускать вепайцев домой; было и активное, крайне голосистое меньшинство, которое настаивало, чтобы команда корабля сдалась тористам. Здесь явно чувствовалась рука Каджи.

— Тех, — объявил Ганфар, — на чью верность ты можешь положиться, почти сотня. Они признают тебя своим вождем и будут беспрекословно повиноваться приказам.

— Вооружи их, а всех остальных закрой в трюме, пока мы не захватим «Совонг». Как же быть с кланганами? Они не принимали участия в мятеже. Они за нас или против?

Кирон засмеялся.

— Они ни от кого не получили приказ, — объяснил он. — У них самих нет инициативы. Если только они не повинуются таким примитивным инстинктам, как голод, любовь или ненависть, они ничего не сделают без приказа вышестоящих.

— Их не волнует, кто командует ими, — добавил Заг. — Они служат достаточно верно, пока их хозяева не умрут, не потерпят поражения, не продадут их или не выгонят. Тогда они верно служат новому хозяину.

— Они заявляют, что ты — их новый хозяин, — сказал Камлот, — и будут повиноваться тебе.

Поскольку на борту «Софала» было всего пять людей-птиц, их позиция меня не слишком волновала, но заверения, что они не враги нам, весьма ободряло.

В двенадцать часов я приказал сотне верных мне людей собраться и спрятаться на нижней палубе. Все остальные были заперты еще раньше внизу. Второй мятеж был предотвращен лишь потому, что все, за исключением верных Солдат Свободы, были обезоружены.

Всю ночь мы постепенно сближались с ничего не подозревавшим «Совонгом», пока не оказались в сотне ярдов от него, несколько позади. Через носовой иллюминатор я видел темную громаду на фоне волшебного свечения безлунной амторской ночи, белые и цветные фонари и силуэты часовых на палубе.

Ближе и ближе подкрадывался «Софал» к своей жертве. У штурвала стоял один из Солдат Свободы — тот, который раньше служил штурманом на корабле тористов. На нашей палубе не было никого — лишь часовые. В нижнем этаже палубной надстройки сто человек ждали команды на абордаж. Я стоял возле Хонана в штурманской рубке (пока я готовил абордажную команду, судном командовал он) и смотрел на непривычный амторский хронометр. Я отдавал Хонану команды, а он действовал рычагами штурвала. «Софал» и «Совонг» все сближались. Хонан прошептал последнее распоряжение рулевому, и мы почти стукнулись о борт нашей жертвы.

Я поспешил по трапу вниз на главную палубу и дал сигнал Камлоту, стоявшему в дверном проеме надстройки. Корабли почти касались бортами. Море было абсолютно спокойно. Лишь мягкая зыбь поднимала и опускала скользящие в тишине судна. Человек мог бы перепрыгнуть с корабля на корабль.

Вахтенный офицер с «Совонга» окликнул нас:

— Почему подошли так близко? Что случилось? Эй, там, отходите!

В ответ я молча пересек палубу «Софала» и прыгнул на другой корабль, — а за мной и сотня безмолвных воинов.

Не было криков, почти не было шума — лишь топот ног и негромкий лязг клинков.

За нашей спиной абордажные крючья мертвой хваткой вцепились в борт «Совонга». Каждый знал, что делать. Оставив Камлота командовать на главной палубе, я побежал с дюжиной людей на верхнюю, а Кирон — на вторую палубу, где размещались офицеры.

Прежде чем вахтенный офицер успел собраться с мыслями, в него уперся мой пистолет.

— Веди себя тихо, — прошептал я, — и останешься жив.

Мой план состоял в том, чтобы взять как можно больше людей в плен до того, как грянет сражение, и этим свести к минимуму резню. Нужно было соблюдать тишину. Передал пленного одному из своих людей, и тот разоружил его; сам же стал искать капитана, а двое из моего отряда устремились к рулевому.

Капитан оказался в каюте и уже тянул руку за оружием. Его разбудил шум, он вскочил и зажег свет.

Когда он поднимал пистолет, я уже оказался перед ним и, прежде чем он выстрелил, выбил оружие из его рук. Однако он шагнул назад с мечом наизготовку, и мгновение мы стояли с ним лицом к лицу.

— Сдавайся, — обратился я к нему, — и будешь цел!

— Кто ты и откуда взялся? — в ответ спросил он.

— Я был заключенным на «Софале», но теперь командую кораблем. Если хочешь обойтись без кровопролития, иди со мной на палубу и отдай команду сдаваться.

— И что потом? Разве вы напали не для того, чтобы убить?

— Нет, мы хотим лишь забрать провизию, оружие и вепайских пленников, — объяснил я.

Вдруг смертоносное стаккато пистолетных выстрелов прозвучало откуда-то снизу.

— Мне бы тоже не хотелось убийств, — согласился он.

— В таком случае, если можешь остановить их, иди и отдай приказ сдаться.

— Я не верю! — неожиданно закричал он. — Это обман!

И он бросился на меня с мечом.

Я мог бы хладнокровно его застрелить, но тоже обнажил меч. Я еще не привык к амторскому оружию, но был сильнее и, как уже упомянул, знал кое-какие приемы немецкой школы фехтования.

Амторский меч — режущее оружие, а увеличенный вес его конца сделал меч особенно эффективным именно для атаки, возможность же парировать удары меньше. Мне пришлось нелегко. Капитан был активным и искусным бойцом. Он сразу понял, что перед ним новичок, и наседал с такой силой, что я вскоре пожалел, что не застрелил его. Теперь поздно: этот тип не давал мне возможности достать пистолет.

Он гонял меня по всей каюте, пока не встал между мной и дверью, не оставив лазейки для бегства. Теперь ему оставалось поскорее прикончить меня. Для меня же схватка пока свелась к обороне. Так быстры и упорны были его атаки, что приходилось лишь защищаться.

Куда делись люди, сопровождавшие меня? Гордость не позволяла звать на помощь. Правда, позже выяснилось, что все были заняты отражением атаки выскочивших откуда-то снизу офицеров.

Зубы противника сверкали, пока он безжалостно сокрушал мою защиту; казалось, он был уверен в победе и пожирал меня глазами, предвкушая ее. Лязг стали о сталь заполнял всю каюту, где мы сражались; я не знал, продолжаются ли подобные же бои в других уголках корабля, побеждаем мы или терпим поражение. А ведь мне нужно было знать все, я ответствен за происходящее на борту «Совонга», необходимо вырваться из капитанской каюты и занять место во главе нападающих и вести их к победе или на смерть!

Положение поэтому оказалось куда серьезнее, ведь дело касалось не только моей жизни. Надо срочно принять какое-то героическое решение. Сокрушить противника и поскорее!

Капитан почти прижал меня к стене. Острие его меча уже коснулось один раз шеи и дважды туловища, и хотя раны серьезными не были, обильно текла кровь. Наконец, он прыгнул на меня, в безумной решимости поразить насмерть. Я парировал удар, и его меч прошел справа от моего плеча, чуть не задев руку. Тогда молниеносно отвел свое оружие назад, и, прежде чем противник смог прикрыться, мой меч пронзил ему сердце.

Он рухнул на пол, я вырвал меч из его тела и выбежал из каюты. На схватку ушло всего несколько минут, хотя они показались вечностью, но за это короткое время на палубах и в каютах «Совонга» произошло множество событий. Верхние палубы очищены от противника, у рулевого колеса встал один из моих людей, у рычагов управления — другой, но на главной палубе продолжалась борьба. Там несколько офицеров «Совонга» с горсточкой своих людей вели безнадежную оборону. Однако, когда я добрался туда, все уже кончилось. Камлот убедил офицеров, что им сохранят жизнь, и они сдались — «Совонг» был наш!

«Софал» взял свой первый трофей!

Я бросился в середину толпы возбужденных воинов на главной палубе. Должно быть, у меня был довольно жалкий вид, так как я истекал кровью, но люди встретили меня громкими криками восторга. Как выяснилось позже, мое отсутствие было замечено и произвело плохое впечатление, но когда бойцы увидели, что я появился с неопровержимыми доказательствами храбрости, положение мое среди них чрезвычайно укрепилось. Мои раны, три царапины, сыграли свою роль, но и они мало чего стоили, если бы не обильная кровь на моем обнаженном мече. Вот это произвело огромный эффект.

Мы быстро согнали в кучу и разоружили наших пленников. Камлот со своим отрядом освободил вепайцев и переправил их на «Софал». Это были почти сплошь женщины, но я не видел их в момент освобождения, так как занялся другими делами. Могу, однако, представить себе счастье Камлота и Дуары при встрече, на которую Дуара, вероятно, уже не надеялась…

Вскоре все нужное нам вооружение перенесли с «Совонга» на «Софал», оставив только самое необходимое для офицеров захваченного корабля. Работой руководил Кирон, а исполняла ее наша команда, тогда как Ганфар с пленниками переправлял на «Софал» излишки продовольствия. Когда все закончилось, я приказал выкинуть за борт все пушки «Совонга». Последним актом этой драмы был перевод сотни недовольных с «Софала» на «Совонг» и представление им нового командира, которого я и поздравил.

Он был не слишком-то этим доволен, и я его не осуждаю. Наши пленники тоже не были довольны. Многие умоляли оставить их на «Софале», но у меня уже и так было больше людей, чем нужно для задуманного плавания и захвата кораблей. К тому же каждый из них мог поставить под угрозу какую-то часть или весь мой замысел, и я брал лишь тех, в чьей верности и сотрудничестве был абсолютно уверен. Остальные были бесполезны и даже вредны.

Очень странно, но Каджи оказался самым упорным. Упал на колени и умолял оставить его на «Софале», обещал такую верность, какую никто не обещал до этого. Но у меня было достаточно времени, чтобы узнать Каджи, и я остался непоколебим. Тогда он поклялся всеми предками, что будет со мной, если даже это займет целую тысячу лет.

Вернувшись на «Софал», я приказал отцепить абордажные крючья, и вскоре два корабля уже продолжали каждый свой путь, «Совонг» — в ближайший порт тористов, «Софал» — к Вепайе. Теперь можно было оценить потери: четверо убитых и двадцать один человек раненых. Потери команды «Совонга» оказались неизмеримо больше.

Большую часть оставшегося дня я вместе с офицерами формировал личный состав «Софала», планировал его действия. В этой работе Кирону и Ганфару не было цены. И только после обеда я смог проверить положение освобожденных вепайцев. По свидетельству Камлота, никому из них на борту «Совонга» не было причинено вреда.

— По-видимому, отряды получили приказ доставить женщин в Тору целыми и невредимыми и создать им в пути хорошие условия, — объяснил он. — Они предназначались для более важных персон, чем корабельные офицеры и корабельная охрана. Однако Дуара рассказала, что капитан сделал ей предложение. Если б я знал об этом, когда был на «Совонге», убил бы его вот этой рукой!

Тон Камлота был резок, и сам он выказывал признаки необычайного возбуждения.

— Успокойся, — попросил я. — Дуара отомщена.

— Что ты хочешь сказать?

— Я убил капитана.

Камлот хлопнул меня ладонью по плечу, глаза его загорелись.

— Снова ты совершаешь бессмертные подвиги! — воскликнул он. — Я хотел бы сам убить чудовище во имя Вепайи, и хотя не смог сделать сам, счастлив, что сделал ты, Карсон, а не кто-то другой.

Он придавал слишком большое значение действиям капитана «Совонга», а ведь тот не причинил Дуаре никакого вреда, но я понял, что любовь вызывает в человеческой душе странные превращения: оскорбление девушки в глазах влюбленного может трансформироваться в масштабы национального бедствия.

— Ну, теперь все кончилось, — утешил я его, — и твоя возлюбленная вернулась к тебе целой и невредимой.

От моих слов он пришел в ужас.

— Моя возлюбленная! Именем предков всех джонгов! Ты не знаешь, кто такая Дуара?

— Очевидно, девушка, которую ты любишь, — предположил я. — Но кто же она?

— Конечно, я люблю ее. Все вепайцы любят ее: она дочь царствующего джонга Вепайи.

Если бы он объявил о присутствии на борту богини, его голос не мог быть более почтителен. Я сделал вид, что поражен, лишь бы не оскорбить его.

— Будь она твоей девушкой, мне было бы куда более приятно участвовать в ее освобождении.

— Что ты говоришь! — воскликнул он. — Остерегайся, как бы другие вепайцы не услышали подобные слова! Ты рассказывал мне о божествах того странного мира, из которого явился; так вот, персона джонга и его детей значит для нас примерно то же — они священны.

— Тогда они священны и для меня, — заверил я.

— Кстати, хочу обрадовать тебя. — вепайцы рассматривают это как высокую честь. Дуара хочет видеть тебя, чтобы лично поблагодарить. Это, конечно, не по правилам, но иногда обстоятельства делают приверженность к обычаям и этикету нашей страны непрактичной, если не невозможной. Несколько сот человек уже видели ее, многие говорили с ней, и почти все были врагами, так что ничего плохого не случится, если она увидит своих защитников и поговорит с ними.

Не понимая, куда он клонит, я согласился и сказал, что отдам дань уважения принцессе, прежде чем кончится день.

Дел у меня было по горло и, если говорить честно, предстоящий визит не очень волновал. Скорее я опасался его, не слишком желая склоняться ниц перед королевской особой, но решил, что в знак уважения к чувствам Камлота выполню долг как можно скорее. Закончив самые неотложные дела, направился к каюте Дуары, расположенной на второй палубе.

Амторцы не стучат в дверь, они свистят. По сравнению с нашими обычаями это, пожалуй, более удобно. Каждый имеет индивидуальный сигнал. Стук информирует, что кто-то желает войти; свист же сообщает и о том, кто стоит за дверьми.

Мой сигнал был очень прост: высокая длинная нота, две короткие низкие. Стоя перед дверью в каюту принцессы, я думал не о ней, а о другой девушке, которую встретил далеко отсюда — в Куаде, городе на деревьях, в Вепайе. Ее я часто вспоминал, хотя видел всего два раза, лишь один раз говорил и сразу признался в любви, пришедшей внезапно.

В ответ на мой свист мягкий женский голос пригласил войти. Я шагнул внутрь и очутился лицом к лицу с принцессой Дуарой. Ее глаза расширились, и легкий румянец вспыхнул на щеках.

— Ты! — воскликнула она.

Я был потрясен: передо мной стояла девушка из сада джонга!

Глава 12

Какая неожиданность! Внезапный поворот событий заставил меня молчать. Дуара тоже была смущена. Необычная, парадоксальная встреча — но для меня, по крайней мере, она была счастливой.

Я рванулся вперед, но в моих глазах, должно быть, она прочитала больше, нежели разрешалось этикетом, и это напугало ее. Она отпрянула назад еще поспешнее.

— Не касайся меня! — прошептала она. — Не смей!

— Разве я сделал вам когда-нибудь что-то плохое? — спросил я.

Мой вопрос ее, казалось, успокоил. Она покачала головой и подтвердила;

— Нет, никогда. Я послала за тобой, чтобы поблагодарить за услуги, уже оказанные тобой, но не представляла, что это ты! Я не знала, что Карсон, о котором все говорят, это человек, который… — Она остановилась и нерешительно посмотрела в мою сторону.

— Который сказал вам в саду джонга, что любит вас, — поставил я точку.

— Нет! — воскликнула она. — Наверное, ты не осознаешь всю оскорбительность, всю преступность подобных слов!

— Разве любить вас — преступление?

— Преступление — говорить мне такое, — ответила она довольно высокомерно.

— Тогда я закоренелый преступник, — согласился я, — потому что не смогу удержаться и не говорить вам о любви, где бы вас ни видел.

— Если так, ты не должен меня больше видеть, чтобы никогда не говорить мне этого, — решительным тоном заявила она. — За верную службу я прощаю все твои прежние оскорбления, но не повторяй ошибок!

— А если не смогу? — настаивал я.

— Ты должен! — она была серьезна. — Для тебя это вопрос жизни и смерти.

Ее слова поставили меня в тупик.

— Не понимаю, что значат ваши слова!

— Камлот, Хонан и любой из вепайцев на борту корабля убьет тебя, если узнает, что ты мне говорил. Джонг, мой отец, уничтожит тебя, как только мы вернемся в Вепайю. Все зависит только от того, кому я скажу первому.

Я подвинулся поближе и заглянул ей в глаза.

— Вы никогда не скажете.

— Почему? Ты в этом уверен? — резко осведомилась она, но голос ее дрогнул.

— Потому что вы желаете моей любви, — бросил я ей вызов.

Дуара сердито вскочила на ноги.

— Ты безумен, безрассуден или просто невоспитан! Вон! Не желаю больше тебя видеть!

Грудь ее бурно вздымалась, прекрасные глаза сверкали, и опасная близость такой красоты чуть не заставила меня поддаться безумию и схватить ее в объятия. Хотелось прижать к себе и покрыть губы поцелуями, но больше всего я желал ее любви, а потому обуздал свой порыв. Завоевать сердце, только покорив ее разум. Не знаю, откуда родилась уверенность, но так было! Нельзя применять силу к женщине, которой противны твои ухаживания. Но с первого момента, когда я увидел девушку в саду в Вепайе, во мне росло убеждение: она испытывала ко мне более чем простой интерес!.. Это было одно из тех подсознательных чувств, которые сильно помогали ученикам старого Чандра Каби.

— Простите, но вы отправляете меня в изгнание, — произнес я как можно спокойнее. — Не думаю, что заслужил наказание, но обычаи вашего мира не похожи на наши. У нас любовь мужчины не позорит женщину, даже если она уже замужем за другим!

И тогда мне в голову вдруг пришла новая мысль — Вы уже принадлежите кому-то? — спросил я, холодея.

— Конечно, нет! — воскликнула она. — Мне нет еще девятнадцати!

У меня отлегло от сердца…

И то, что ей не семьсот лет, уже было приятно… Я ведь часто думал о ее возрасте, хотя это ничего и не значило: людям столько лет, на сколько они выглядят, будь то на Венере, на Земле или на любой другой планете!..

— Ты уйдешь! — пригрозила она. — Или я позову кого-нибудь из вепайцев и скажу, что ты меня оскорбил.

— И меня убьют? Нет, вы не заставите меня поверить, что способны на такой поступок!

— Тогда уйду я! И помни: не пытайся увидеться со мной или заговорить.

Сказано было тоном, далеким от ультиматума, после чего она вышла в соседнюю комнату. Таков был конец нашей встречи — нельзя же преследовать ее. Повернувшись, я печально побрел к башне в капитанскую каюту.

Теперь, когда аудиенция кончилась, стало очевидно, что я не только не добился успеха, но, наоборот, ощутил тщетность своих усилий. Между нами непреодолимый барьер! Невозможно поверить, что она полностью безразлична ко мне; или ее поведение — лишь реакция на мою самоуверенность? Похоже, Дуара ясно доказала и словами и делами, что она и я — по разные стороны пропасти. Я оказался персоной нон грата — нежелательной личностью, как говорят дипломаты.

Несмотря на это, или, может быть, благодаря этому, вторая, значительно более долгая встреча, лишь разожгла мою страсть. Я оказался в труднейшем положении отчаявшегося влюбленного. Ведь она рядом на «Софале»: невозможность встречи лишь бередила мои раны.

Беспредельное несчастье, с одной стороны, и монотонность плавания назад в Вепайю, не отмеченного событиями, не давали поводов, чтобы отвлечься от моей личной драмы. Как бы я хотел увидеть какой-либо корабль, потому что любой корабль мог быть только вражеским. Мы вне закона! Мы на «Софале» — пираты, морские разбойники, каперы. Правда, я больше склоняюсь к первому термину. Конечно, у нас еще не было возможности доставлять трофеи в Вепайю к Минтепу, но мы могли уничтожать врагов империи, поэтому называть нас каперами несколько преждевременно. Однако то, как нас называли — пиратами или разбойниками, — меня не слишком огорчало. У разбойников должна быть в подчинении бесшабашная публика. «Разбойник», с моей точки зрения, звучит чуть лучше, чем «пират».

В названии всегда таится большой смысл. С самого начала меня привлекло имя «Софал». Оно психологически совпадало с внезапно открывшейся передо мной карьерой. И значило — «убийца». (По-венериански «убивать» — «фал». Приставка «со» превращала глагол в существительное «убийца». В английском для этого применяется суффикс «er»). Я углубился в раздумья по поводу названий, пытаясь отвлечься и забыть Дуару. Но тут вошел Камлот, и я решил разузнать у него об амторских обычаях в отношениях между мужчинами и женщинами. Камлот сам облегчил начало разговора, спросив, видел ли я Дуару.

— Да, видел. Но не понял ее. Она заявила, что смотреть на нее — преступление.

— Так оно и есть при обычных обстоятельствах, — ответил он. — Но, как я уже объяснял раньше, испытания, которым мы подверглись, временно уменьшили важность освященных веками вепайских законов и обычаев. Вепайские девушки достигают совершеннолетия в двадцатилетием возрасте, до этого они не могут вступать в союз с мужчинами. Обычай, имеющий силу закона, накладывает на дочерей джонга одиннадцать ограничений. Они до двадцати лет не должны разговаривать и даже видеться с кем-либо из мужчин, кроме их кровных родственников и нескольких тщательно отобранных слуг. Нарушение обычая будет означать позор и бесчестие, а для мужчины — немедленную смерть.

— Какой глупый закон! — Только сейчас я понял, каким отвратительным должно было показаться принцессе мое поведение.

Камлот пожал плечами.

— Может быть и глупый, — произнес он, — но закон, и в случае с Дуарой значит много. Она — надежда Вепайи.

Я и раньше слышал этот ее титул, даже несколько раз, но не понимал его смысла.

— Да, кстати, а что ты хочешь сказать, называя ее «надеждой Вепайи»? — поинтересовался я.

— Она — единственный ребенок джонга Минтепа. У него никогда не было сына, хотя сотня женщин пыталась родить ему наследника. Династия кончится, если Дуара не родит сына, а если и родит, то важно, чтобы его отец соответствовал положению отца джонга.

— Значит, для Дуары уже выбирают отца ее детей?

— Конечно, нет, — пояснил Камлот. — И не будут, пока ей не исполнится двадцати лет.

— А ведь ей нет девятнадцати, — заметил я со вздохом.

— Да, — согласился Камлот, пристально на меня взглянув, — но почему тебе важно знать?

— Да, важно!

— Что это значит? — потребовал он ответа.

— Я хочу жениться на Дуаре!

Камлот вскочил и обнажил меч. В первый раз я видел его таким взволнованным. Мне показалось, он хотел уничтожить меня на месте.

— Защищайся! — крикнул он. — Я не могу убить безоружного.

— Почему ты вдруг захотел убить меня? С ума сошел?

Острие меча опустилось к полу.

— Не хочу тебя убивать, — произнес он печально. В его голосе выразилось глубокое волнение. — Ты мой друг, спас мне жизнь. Нет, скорее я убил бы себя, но твои слова влекут за собой смерть.

Я пожал плечами: мне было непонятно, что я ляпнул?

— Так почему я заслуживаю смерти?

— Ты заявил о намерении жениться на Дуаре.

— В моем мире, — объяснил я ему, — мужчин убивают за слова о том, что они не желают жениться на каких-либо девушках.

Я сидел у стола в своей каюте. Когда Камлот мне угрожал, не встал. Теперь же поднялся и подошел к нему.

— Лучше убей меня, — обратился я к нему, — потому что я говорю правду!

Он минуту колебался, глядя мне в глаза, а затем вложил меч в ножны.

— Не могу! — пробормотал хрипло. — Пусть предки проклянут меня! Не могу убить друга! Возможно, — добавил Камлот, ища себе оправдание, — ты не должен отвечать за нарушение обычаев, которых не знаешь. Я забыл, что ты из иного мира. Но ответь мне, чтобы я мог оправдать тебя хотя бы перед собой, твоим другом, что заставило тебя сказать эти слова? Даже слышать такое — для меня преступление!

— Я хочу жениться на ней, потому что люблю ее и верю, что она полюбит меня.

Камлот снова пришел в ужас и сник, как после тяжелого удара.

— Это невозможно! — отчаянно прошептал мой друг. — Ты не видел ее раньше, она не могла знать, что делается в твоем сердце или в свихнувшемся мозгу!

— Наоборот Она видела меня раньше и прекрасно знала, что делается у меня в «свихнувшемся мозгу». Я говорил с ней в Куаде и повторил это сегодня.

— И она выслушала?!

— Она была потрясена, но выслушала, а затем выгнала меня и приказала не показываться ей больше на глаза.

Камлот вздохнул с облегчением:

— Она-то по крайней мере не сошла с ума. Но не могу понять, почему ты решил, что она полюбит тебя?

— Ее глаза многое сказали мне, и, что важнее, она не приказала убить меня на месте.

— Это безумие, — печально покачал головой Камлот. — Не представляю, что делать! Ты упомянул, что видел ее в Куаде. Невероятно! Но если ты видел ее раньше, то почему не интересовался ее судьбой, когда она оказалась в плену на «Совонге»? Почему думал, что Дуара моя возлюбленная?!

— Тогда я не знал, что девушка, которую видел в саду Куада, — Дуара, дочь джонга.

Несколькими минутами позже мы снова спокойно разговаривали с Камлотом в моей каюте. Нас прервал свист у двери, и, когда я разрешил войти, появился один из вепайцев, освобожденных нами с «Совонга». Он был не из Куада, а из другого вепайского города, и никто из вепайцев ничего о нем не знал. Звали его Вилор, и он казался хорошим парнем, скромным и молчаливым, правда, несколько замкнутым.

Он очень интересовался кланганами и часто бывал у них, объясняя это тем, что он — ученый и хотел бы поближе познакомиться с людьми-птицами, о которых много слышал, но никогда не видел.

— Я пришел, — объяснил Вилор в ответ на мой вопросительный взгляд, — чтобы попросить вас назначить меня офицером! Мне хочется присоединиться к вашей группе и участвовать в работе экспедиции.

— Все, кто нам нужен, в том числе и офицеры, у нас уже есть, — ответил я. — Кроме того, я не знаю тебя настолько, чтобы быть уверенным в твоей квалификации. По пути в Вепайю мы лучше познакомимся, и если ты будешь нужен, я тебя приглашу.

— Хорошо, но что-то я должен делать, — настаивал он. — Могу я охранять джанджонг, пока мы не достигнем Вепайи?

Он имел в виду Дуару, титул которой состоял из двух слов — «дочь» и «королева», то есть что-то вроде «принцессы». Мне показалось, что в его голосе услышал некоторое волнение.

— Она надежно охраняется.

— Но я в знак любви и верности к джонгу могу нести караул в ночную смену, что никто не любит.

— Нет необходимости. Стражи уже достаточно.

— Она в кормовой каюте на второй палубе, не так ли? — спросил он.

— Так, — подтвердил я.

— И у нее специальная охрана?

— Перед дверью ночью всегда находится часовой.

— Только один? — осведомился он.

— Мы считаем, что одного достаточно для регулярной охраны: у нее нет врагов на «Софале».

«Эти люди определенно полны беспокойства о благоденствии и безопасности своих королей, — подумал я, — и, пожалуй, больше, чем необходимо».

В конце концов Вилор удалился, дав толчок к дальнейшим размышлениям.

— Кажется, он заботится о благополучии Дуары еще больше, чем ты, — обратился я к Камлоту, когда Вилор ушел.

— Да, похоже, так, — ответил мой лейтенант задумчиво. — Никто не заботится о Дуаре больше меня, но считаю, что нет необходимости принимать дополнительные предосторожности. Уверен, — добавил Камлот, — ее хорошо охраняют.

И, выкинув визит Вилора из головы, мы взялись за обсуждение других дел, а тут еще услышали крик впередсмотрящего:

— Вуу нотар! Корабль!

Выбежав на верхнюю палубу, мы узнали у дежурного офицера, в каком направлении движется встречный корабль и как далеко до него. Его курс и скорость вскоре стали нам известны.

По каким-то причинам, которых я до сих пор не понял, видимость на Венере обычно хорошая. Низкая облачность и туманы редки, независимо от состояния атмосферы, что возможно, связано с излучением таинственного элемента, в избытке находящегося на планете. Благодаря ему же в безлунные ночи на Венере довольно светло.

Но как бы ни было, мы заметили корабль, и почти немедленно на «Софале» все пришло в движение. Еще один потенциальный трофей, и вся команда страстно желала добыть его. Мы изменили курс и устремились прямо к жертве, что вызвало горячее одобрение на палубе. Члены команды готовили оружие, вытаскивали на особые позиции и заряжали палубные и башенные пушки. «Софал» мчался вперед.

Вскоре стало ясно, что настигаемый корабль того же типа, что и «Софал», и несет флаги Торы. Более внимательное наблюдение показало, что перед нами вооруженное торговое судно.

Был отдан приказ всем, кроме орудийных расчетов, спрятаться на нижнюю палубу, чтобы с другого корабля не заметили толпу вооруженных людей и не успели принять мер защиты. Были отданы подробные распоряжения, каждый знал, что делать, от всех потребовали избегать ненужного пролития крови. Если я пират, то, по крайней мере, должен быть, насколько возможно, гуманным пиратом.

Я расспрашивал Кирона, Ганфара и других жителей Торы из команды о теории и практике морской войны. Например, я узнал, что военное судно имеет право останавливать и подвергать досмотру торговые суда. На этом и была построена наша тактика: жертва ничего не поймет, пока мы не вцепимся в нее абордажными крючьями.

Когда приблизились на расстояние окрика, я попросил Кирона передать приказ застопорить машины, как будто мы хотим произвести досмотр. Но тут появилось первое препятствие… На мачте будущей жертвы вдруг взвился вымпел. Мне это ни о чем не говорило, но многое сказало Кирону и другим торийцам с «Софала».

— Теперь нам придется труднее, — вздохнул Кирон — На борту корабля находится ангам, что освобождает судно от досмотра в море. Это свидетельствует также о большем, чем обычно на торговом судне, отряде солдат.

— Чей друг? — спросил я. — Твой? (Ведь «ангам» означает «большой друг», «выдающийся», «возвышающийся».)

Кирон усмехнулся:

— Таков титул. В Торе существует сто клангамов, и один из них на корабле. Несомненно, они большие друзья… самим себе, они правят Торой более деспотично, чем любой джонг, и демократичны только для своих.

— А как будут чувствовать себя наши люди, узнав о такой высокой персоне на корабле? Пойдут ли в атаку?

— Да будут драться между собой за право первым проткнуть его!

— Нет, не следует убивать ангама, — объявил я. — У меня есть лучший план.

— Как только люди вступят в схватку, ими будет трудно управлять. Я не знаю, кто из офицеров это сможет сделать. В старые дни, при джонге, они послушались бы любого приказа, но теперь… нет.

— На борту «Софала» должна быть дисциплина. Пошли со мной, надо поговорить с командой.

Вместе направились на нижнюю палубу, где толпились вооруженные бойцы, ожидая сигнала к атаке. Их было около сотни — грубых, умеющих хорошо сражаться людей, почти поголовно невежественных и жестоких. Мы стояли друг против друга — командир и Толпа. Было мало времени, чтобы оценить их отношение ко мне. Но одно я понял: ни у кого не должно быть сомнений, что здесь командую я — независимо от того, что обо мне думали.

Когда мы подошли, Кирон призвал к вниманию, и теперь все глаза смотрели на меня.

— Мы собираемся захватить корабль, на борту которого, как мне сказали, есть некто, кого вы не прочь были бы убить. Это ангам. Я пришел к вам, чтобы сказать, он не должен быть убит!

Возгласы неодобрения раздались при моем заявлении, но я продолжал говорить, не обращая внимания на выкрики.

— Я пришел, потому что услышал, будто офицеры не смогут контролировать вас после начала схватки. Есть причины, по которым нам лучше захватить ангама в плен, нежели убить, но это ничего не меняет: все приказы, мои или других офицеров, необходимо выполнять! Все мы участвуем в деле, успех которого может быть достигнут только при соблюдении дисциплины. Я веду вас к победе и потому требую исполнения моих команд и приказов. Неподчинение будет караться смертью.

Оставив сзади сотню молчащих людей, я медленно пошел с палубы. Ничто не указывало на их реакцию. Кирона я взял с собой: команда могла обсудить мои слова сама, без участия офицеров. Пока у меня не было среди этих людей настоящего авторитета, и теперь они должны решить, будут ли повиноваться мне; чем скорее решат, тем лучше будет для нас всех.

Амторские суда имеют только один примитивный способ связи. Это грубая и громоздкая ручная сигнализация флагами; кроме того, используются звуки трубы, которыми можно передать большое количество сигналов. Но самым совершенным средством связи оставался человеческий голос.

Поскольку на нашей добыче болтался вымпел ангама, мы были вынуждены идти параллельным курсом на некотором расстоянии. На главной палубе врага собралась группа вооруженных людей. Появились четыре пушки, готовые к стрельбе. Вражеский корабль приготовился ко всяким неожиданностям, но все же, я уверен, о наших истинных намерениях на нем пока не подозревали.

Я отдал приказ, и «Софал» стал приближаться к противнику, и по мере того, как расстояние сокращалось, все возрастало возбуждение и беспокойство на палубах.

— Что вы делаете? — закричал офицер с башни — Стойте! У нас на борту ангам!

Ему никто не ответил. «Софал» продолжал сближаться со своей жертвой, офицер все больше нервничал. Он оживленно жестикулировал, почтительно обращаясь к толстому человеку, стоявшему рядом, затем завопил:

— Стойте! Или кто-то из вас ответит за это! — Но «Софал» продолжал подходить все ближе. — Стойте, или я открою огонь!

В ответ я приказал зарядить все бортовые орудия и выкатить их на огневые позиции. Противник не мог открыть сейчас огонь, потому что первый же залп «Софала» сметет все в море, а это тот случай, которого я хотел избежать так же, как и он.

— Что вы от нас хотите? — закричал офицер, увидев наши приготовления.

— Мы хотим захватить ваш корабль, — объявил я, — и без кровопролития, если удастся.

— Восстание! Мятеж! — завопил толстый человек, стоявший рядом с капитаном. — Приказываю удалиться и оставить нас в покое! Я ангам Муско! — и затем крикнул солдатам, расположившимся на главной палубе — Отбросьте их! Убейте любого, кто осмелится ступить на нашу палубу!

Глава 13

Итак, ангам Муско приказал отразить любые наши попытки овладеть кораблем, а капитан круто повернул штурвал влево, одновременно дав приказ увеличить скорость. Вражеское судно стремилось уйти. Конечно, нетрудно потопить его, но кому нужна добыча, лежащая на дне океана? И я приказал прибавить ход. Началась погоня.

Корабль, который назывался «Яан», шел, набирая скорость, слева впереди, но на большем расстоянии, чем уверял меня Кирон. Однако «Софал» оказался значительно быстроходней, и на вражеском судне вскоре поняли, что попытка бегства не удалась. Дистанция между нами медленно но неумолимо, сокращалась.

И тогда капитан «Яана» сделал то, что сделал бы на его месте любой: он подпустил «Софал» поближе и открыл огонь из кормовых орудий, расположенных на палубе в башне. Маневр безошибочный — теперь мы не могли ввести в бой большое количество пушек: ведь нельзя было менять курс и подставлять борт под обстрел. И такой маневр давал «Яану» возможность спастись от погони.

Что-то жуткое было в громе первых услышанных мною амторских пушек. Не было ни дыма, ни пламени — лишь оглушительное стаккато, больше похожее на короткую пулеметную очередь, чем на выстрел обычной пушки. Сначала я не замечал никакого эффекта, но затем увидел, как отломилась часть носовой обшивки, похоронив под собой двух членов команды.

Вступило в бой наше носовое орудие. Волны от «Яана» раскачивали нас и затрудняли пристрелку. Корабли на полной скорости мчались вперед. Нос «Софала» разрезал и вспенивал молочно-белые воды. Море у бортов «Яана» кипело, и на этих волнах плясал наш корабль. Но азарт погони и сражения переполнял сердца, а устрашающий грохот корабельных орудий поддерживал боевой дух.

Я рванулся на нос корабля, чтобы оттуда корректировать огонь пушек. Мгновением позже расчет одного из орудий «Яана» был уничтожен — наши артиллеристы поймали их в прицел.

Все ближе надвигался «Софал» на «Яан», и орудия сосредоточили огонь на башне и стоявших там пушках. Ангам уже давно ретировался с верхней палубы в более безопасное место, и только двое из экипажа остались там, где еще недавно стоял капитан в окружении свиты. Эти двое и доставляли больше всего забот и неприятностей.

Мне было непонятно, почему орудия обоих кораблей сравнительно малоэффективны, поражая лишь людей, стоящих на открытом месте, хотя лучи смертоносны! Но позже я узнал, что все важные части судов защищены слоем того же поглощающего т-лучи материала, из которого изготовлены стволы пушек. В противном случае т-лучи пронизали бы весь корабль, уничтожая людей и приборы управления. Но я уже понял, что надо сначала уничтожить защиту корабля и башни.

Наконец удалось поразить оставшуюся пушку. Однако догнать «Яан» и поравняться с ним значило бы подставить себя под огонь всех его остальных орудий — башенных, бортовых и палубных. У нас уже были потери, и под огнем вражеских орудий их будет много больше. И от погони мы не могли так легко отказаться. Короче, я не знал, что делать!..

Приказал двигаться вдоль левого борта «Яана» и стрелять, стараясь в первую очередь уничтожать вражеские пушки. Бортовые орудия будут введены в бой, как только вражеский борт окажется в зоне их поражения. Таким образом, ведя истребительный огонь по «Яану», мы постепенно сближались с ним.

Люди гибли, но наши потери были несравнимы с потерями на «Яане», палубы которого уже были завалены трупами и умирающими. Положение «Яана» стало безнадежным, и его капитан начал понимать это. Несколькими минутами позже суда соприкоснулись, и наша абордажная команда ринулась на штурм.

Когда мы с Камлотом стояли на башне «Софала» и наблюдали за отрядом, ведомым Кироном, который устремился на захват трофеев, я не мог не размышлять, каким же будет ответ команды корабля на требование полного подчинения мне как капитану. Свобода от постоянной тирании прежних хозяев была для них так непривычна, что внезапная перемена могла привести к нежелательным эксцессам. Возникла опасность, что мне придется примерно наказать любого, кто не будет повиноваться или хотя бы серьезно нарушит дисциплину.

Большая часть людей под командой огромного Зага очищала от врагов главную палубу, а малочисленный отряд Кирона пробирался на верхнюю палубу в поисках ангама и капитана.

Прошло долгих пять минут, и лейтенант вышел из башни «Яана» с двумя пленниками. Он провел их по трапу через главную палубу, а затем на «Софал», под грозное молчание и проклятия сквозь зубы сотни пиратов. Но ни одна рука не поднялась на них.

Когда эти двое проследовали на борт «Софала», Камлот вздохнул с облегчением.

— Думаю, наши жизни висели на волоске, как и их, — произнес он.

Да, это было так. Если бы мои люди, вопреки приказу, начали бы убивать на «Яане», то сначала должны были бы убить меня, что повлекло бы за собой междоусобицу и дикую резню. Таким образом, их верность спасла жизнь не только мне, но и им. Когда пленники предстали передо мной, ангам все еще бушевал, но капитан был словно парализован страхом. Во всем происшедшем он увидел что-то таинственное и непонятное для него, а когда на близком расстоянии рассмотрел меня, совсем растерялся.

— Это преступление! — орал ангам Муско. — Я прикажу, чтобы всех вас до единого уничтожили. — Он дрожал от бешенства, покрывшись от ярости багровыми пятнами.

— Пусть заткнет глотку и откроет лишь тогда, когда с ним будут разговаривать, — приказал я Кирону и повернулся к капитану. — Как только мы заберем с корабля то, что нам нужно, я освобожу тебя и ты продолжишь плавание. Не я виноват, что ты не подчинился приказу остановиться — это спасло бы много жизней. В следующий раз, когда тебе с «Софала» прикажут остановиться, выполняй приказ, а когда вернешься домой, сообщи всем владельцам судов, что «Софал» вездесущ и ему следует повиноваться.

— Ты понимаешь, что говоришь? — возмущенно воскликнул капитан. — Кто ты и под чьим флагом служишь?

— В данный момент я вепайец, но плаваю под собственным флагом. Никакая страна не несет ответственности за наши дела, и мы не отвечаем ни за кого.

Подключив к работе оставшуюся часть команды «Яана», мои офицеры до темноты переправили на «Софал» все оружие и значительную часть продовольствия и груза. Затем сбросили в воду пушки противника и позволили «Яану» отплыть восвояси, предварительно забрав рабов, а также желающих присоединиться к нам: таких нашлось немало.

Муско я оставил в качестве заложника. Возможно, он понадобится для обмена. Во всяком случае, наличие его на борту предупреждало нападение тористских крейсеров. Пока его содержали на главной палубе под охраной, и я усиленно соображал, куда его поместить. Женщины-вепайянки, которых мы освободили с «Совонга», а также наши офицеры размещались на второй палубе, и свободной каюты для Муско не нашлось, а держать его в трюме с остальными пленниками я не хотел.

Поделившись своими затруднениями с Камлотом, я неожиданно увидел рядом Вилора, который сразу же предложил отдать Муско его собственную каюту и согласился отвечать за него. Что ж, это было разумное решение проблемы, и я доверил Муско Вилору.

Погоня за «Яаном» увела нас с прежнего курса, и теперь, как только мы повернули к острову Вепайя, справа во мгле появилась смутная громада земли. Можно лишь гадать о том, какие тайны скрывались там, какие странные чудовища и люди населяли неведомую землю, подлинную «терра инкогнита», которая простиралась далеко от Страбола и занимала всю экваториальную область Венеры. Чтобы хоть как-то удовлетворить свое любопытство, направился в штурманскую будку и определил, насколько это возможно сделать без точных измерений, наше положение. Мы находились близ побережья Нубола. Я припомнил, что Данус упоминал об этой стране, но что он говорил, не мог вспомнить.

Обдумывая ситуацию, я вышел на верхнюю палубу башни и долго стоял там, глядя на волшебно светящиеся воды ночного Амтора и на таинственный Нубол. Ветер крепчал и вскоре почти достиг силы ситорна — первого ветра, с которым я познакомился со времени прибытия на Венеру; начали вздыматься тяжелые валы, но корабль был надежен, а офицеры опытны. Тут мне пришло в голову, что шторма могут испугаться женщины, и я сразу же подумал о Дуаре. Возможно, она тоже напугана.

Даже отсутствие повода является хорошим поводом для мужчины, желающего встретиться с предметом своего увлечения. Но сейчас для встречи имелась очень веская причина, и Дуара должна признать, что предлог продиктован заботой о ее самочувствии. Вот почему я спустился по трапу на вторую палубу с намерением посвистеть у двери Дуары, но так как мой путь шел мимо каюты Вилора, я решил заодно взглянуть на своего пленника.

Ответом на мой сигнал было минутное молчание. Затем Вилор пригласил меня войти. Шагнув внутрь, я был поражен: рядом с Муско и Вилором сидел анган. Замешательство Вилора было очевидным, Муско побледнел, а человек-птица дрожал от страха. Для людей высшей расы общение с кланганами было довольно необычно, может быть, поэтому они были в замешательстве. Как бы там ни было, я был рассержен. Положение вепайцев на борту «Софала» оставалось весьма деликатным и полностью зависело от того, насколько достойно мы сумеем выглядеть в глазах торийцев. В нашей команде их было большинство, и они свысока смотрели на вепайцев, невзирая на все усилия офицеров.

— Твоя каюта дальше, — сказал я ангану, — что ты здесь делаешь?

— Это не его вина, — стал оправдываться Вилор, когда человек-птица вышел — Оказывается, Муско никогда не видел ангана, и я позволил ему удовлетворить любопытство. Извини, в произошедшем виноват только я.

— Это несколько меняет дело, но думаю, что пленный мог бы посмотреть на кланганов на палубе, когда они там.

Обменявшись еще несколькими фразами с Вилором, я оставил его вместе с пленником и двинулся к следующей каюте, в которой помещалась Дуара, и эпизод с анганом забылся почти мгновенно, освободив в моем сознании место для более приятных мыслей.

В каюте Дуары горел свет, и я просвистел перед дверью, гадая, пригласит она меня войти или откажется принять. Сначала ответа не было, и я уже решил, что Дуара не желает меня видеть, как вдруг услышал ее мягкий голос, приглашающий войти.

— Ты очень настойчив, — заметила она, но в голосе слышалось куда меньше неудовольствия, чем во время последнего разговора.

— Зашел узнать, не опасаетесь ли вы шторма, и хочу успокоить, что опасности нет!

— Я не боюсь, — пожала плечами Дуара. — Это все, что ты хочешь сказать?

Такой ответ был очень похож на просьбу удалиться.

— Нет, не только.

Она подняла брови:

— Что же еще? Не то ли, что я уже слышала?

— Возможно, — согласился я.

— Не надо, — она предостерегающе подняла руку.

Я подошел ближе.

— Посмотрите на меня, Дуара, раскройте свои глаза и посмотрите, и потом скажите мне, что вам не нравится мое объяснение в любви!

Ее глаза опустились.

— Я не должна слушать, — прошептала она и приподнялась, должно быть, желая уйти.

Опьянев от любви, разгоряченный ее присутствием, я схватил ее за руку, притянул к себе и покрыл ее губы поцелуями. Внезапно она с усилием отстранилась, и я увидел в ее руке кинжал.

— Вы правы, — с горечью произнес я. — Всего один удар! Я совершил непростительное! Единственное извинение — моя любовь, она сметает разум и гордость!

Ее кинжал дрожал.

— Не могу! — воскликнула она и выбежала.

Я вернулся в свою каюту, кляня себя за грубость и опрометчивость. Не могу понять, как решился я на такой поступок? Кляня себя, в то же время не мог забыть ее губы, нежные и горячие. — Сознаюсь, раскаяния в моих мыслях было маловато.

Лежа на койке, я долго не мог заснуть, думая о Дуаре, вспоминая все, что произошло между нами. В ее возгласе: «Я не должна слушать!» — таился какой-то скрытый смысл. Она не приказала меня убить и сама этого не сделала. Ее «Не могу!» прозвучало почти объяснением в любви. Разум твердил, что я безумен, но такое безумие было полно радости.

В течение ночи шторм все усиливался и достиг такой силы, что вой ветра и дикая качка заставили меня проснуться задолго до рассвета. Мгновенно вскочив, я выбежал на палубу, где меня чуть не сбило с ног ветром. Огромные валы вздымали «Софал» ввысь, чтобы в следующую минуту низвергнуть в бездну.

Корабль жестоко бросало в разные стороны, иногда огромная волна перехлестывала через борт и проносилась по главной палубе, а с правого борта все время маячила темная громада земли, которая казалась намного ближе, чем вчера вечером.

Ситуация становилась опасной.

Я зашел в рулевую рубку и нашёл там Хонана и Ганфара. Рядом с ними был рулевой. Они опасались близости земли. Откажи машина или рулевое устройство хоть на несколько минут, и нас немедленно выбросит на берег. Я приказал им оставаться на месте и помчался к каютам второй палубы поднимать Кирона, Камлота и Зага.

У основания трапа, на второй палубе, я заметил, что дверь каюты Вилора открывалась и закрывалась в такт качке корабля, но не придал этому значения, торопясь разбудить лейтенантов.

Разбудив офицеров, побежал в каюту Дуары, думая, что она встревожена качкой корабля и ревом ветра. К моему удивлению, дверь ее каюты тоже болталась, не запертая изнутри.

Что-то возбудило мои подозрения, возможно, тот необычный факт, что каюта оказалась незапертой в такую качку, когда волны захлестывали палубу. Быстро шагнув внутрь, зажег свет и осмотрел каюту. Ничего подозрительного, за исключением того, что дверь внутреннего помещения была также распахнута и болталась туда и сюда. Может быть, Дуара настолько испугана, что не может встать и закрыть их?

Шагнул во вторую каюту и громко позвал ее. Ответа не было. Позвал снова и громче — молчание. Теперь я заволновался. Взглянул на кровать. Она пуста! А в дальнем углу лежало тело человека, который должен был стоять на страже у ее дверей.

Отбросив условности, я ворвался в соседние каюты, где были размещены остальные вепайские женщины. Все были на месте, кроме Дуары. Женщины ее не видели и не знали, где она. В неистовой тревоге, одолеваемый мрачными предчувствиями, я бросился к каюте Камлота. Услышав мой сбивчивый рассказ, он перепугался.

— Она должна быть на борту! — закричал он. — Куда она могла деться?

— Знаю, что должна, но ее нет. Нужно обыскать весь корабль от носа до кормы и от киля др верхней палубы.

Мы с Камлотом выскочили из каюты, и я приказал Кирону, Загу и тем, кто появился к коридоре, начать поиски. Затем окликнул парня из охраны и приказал подняться наверх и расспросить вахтенного. Нужно узнать, произошли ли на корабле во время его дежурства какие-либо происшествия, потому что со своего места он мог видеть все происходящее на палубах.

— Проверь всех, — приказал я Камлоту. — Не исчез ли кто-нибудь? Обыщи каждый дюйм корабля.

Все убежали выполнять приказ, и тут я вспомнил, что хлопали две двери — Дуары и Вилора. Трудно было связать одно событие с другим, но в памяти всплыли все мелочи — пусть меня назовут подозрительным. Я помчался к каюте Вилора, и, включив свет, увидел, что нет обоих — ни Вилора, ни Муско. Где же они?

Никто не мог оставить корабль в шторм и уцелеть при этом, ведь даже в хорошую погоду незаметно спустить на воду лодку было нельзя.

Вызвав матроса, приказал ему сообщить Камлоту, что Вилopa и Муско нет на месте, и как только он их найдет, пусть немедленно пришлет ко мне. Затем направился в каюты женщин, собираясь расспросить их более подробно.

Исчезновение Муско и Вилора поставило меня в тупик. А пропажа Дуары еще более сгущала покров тайны и делала ее зловещей. Я пытался найти какую-нибудь связь между событиями и вдруг вспомнил! Вилор очень настойчиво просил поручить ему охрану Дуары! Это было первое, что давало связующую нить между двумя как будто бы различными событиями. Однако нить на этом обрывалась. Они не могли отлучиться надолго, так как невозможно покинуть корабль во время шторма без…

Короткое слово «без», именно оно, ужаснуло меня больше всего!

С тех Пор, как я обнаружил отсутствие Дуары, меня терзал подсознательный страх: может быть, считая мою любовь бесчестием для себя, она бросилась за борт? Но какое значение могли иметь сейчас угрызения совести за потерю разума и контроля над собой и что значат запоздалые сожаления?

Теперь неожиданно мелькнул проблеск надежды. Если отсутствие Вилора, Муско и Дуары — не просто совпадение, значит, эти события реально связаны между собой, и смешно думать, что все эти люди бросились в бушующее море.

С этим подспудным страхом я шел в каюты вепайских женщин и только собрался войти, как матрос, посланный допросить вахтенного, запыхавшись, подбежал ко мне.

— Ну, — поторопил я его, когда он остановился, переведя дыхание, — что видел впередсмотрящий?

— Ничего, капитан, — ответил матрос. Голос его дрожал от волнения и напряжения.

— Ничего! А почему?

— Он мертв, мой капитан, — выдохнул матрос.

— Мертв?!

— Убит.

— Как?

— Тело его проткнуто мечом Думаю, его ударили в спину. Он лежал лицом вниз.

— Быстрей найди Камлота и сообщи ему об этом, пусть он немедленно заменит вахтенного и осмотрит мертвого. Затем доложи мне.

Потрясенный зловещей новостью, я пошел к женщинам. Они все сгрудились в одной каюте, бледные и испуганные, но внешне спокойные.

— Вы нашли Дуару? — спросила одна из них.

— Нет, — ответил я, — но появилась другая тайна: исчез ангам Муско, а с ним и вепайец Вилор.

— Вепайец?! — воскликнула Виса, женщина, спросившая о Дуаре. — Нет, Вилор не вепайец!

— А кто же он?

— Он тористский шпион, — спокойно ответила она. — Он послан в Вепайю давным-давно, чтобы разведать секрет сыворотки долголетия, и, когда нас схватили, кланган взял его, наверное, по ошибке. Мы узнали об этом случайно, уже на «Совонге».

— Но почему я об этом ничего не знал? — возмутился я.

— Мы думали, все знают, — виновато пояснила Виса — И считали, что Вилора взяли на «Софал» как пленника!

Еще одна нить, связывающая события и кое-что разъясняющая! И, тем не менее, было далеко до понимания, куда тянется цепь событий и где ее конец.

Глава 14

Расспросив женщин, я вышел на главную палубу. Нетерпение мое было так велико, что я не дождался лейтенантов на своем месте в башне. Они закончили обыск корабля и спешили ко мне с докладом. Никто из них не нашел пропавших, но обнаружилась еще одна потеря: исчезли все пять кланганов.

Осмотр корабля оказался достаточно опасным делом, поскольку «Софал» немилосердно качало и через палубу перекатывались огромные валы. Тем не менее обыск был проделан успешно, и все собрались в большой каюте на главной палубе. Камлот, Кирон, Ганфар и Заг вместе со мной занялись выяснением всех обстоятельств этого таинственного дела. Хонан остался в рубке.

Рассказав им, что Вилор на самом деле не вепайец, а тористский шпион, я напомнил Камлоту, как Вилор просил поручить охрану джанджонг именно ему.

— От Висы стало известно кое-что еще, — добавил я. — Во время пребывания на «Совонге» Вилор настойчиво добивался внимания Дуары. Он влюблен в нее!

— Думаю, что это последняя крупица информации, в которой мы нуждались. Теперь можно восстановить все нити событий прошлой ночи, — начал Ганфар — Вилор хотел обладать Дуарой. Муско — бежать из плена. Первый общался с кланганами и заручился их дружбой: это было известно каждому на «Софале». Муско — ангам, а всю жизнь кланганы смотрят на ангамов как на носителей высшей власти. Они поверили его обещаниям и решили помогать. Несомненно, Вилор и Муско детально разработали план бегства. Прежде всего, они послали ангана убить впередсмотрящего. Ведь только тогда их замысел мог быть успешно осуществлен. Затем Вилор, вероятно, в сопровождении Муско, направился в каюту Дуары. Они убили часового, схватили ее на постели, сунули в рот кляп и отнесли к сходням, где их ждал анган. Да, был шторм, но ветер дул как раз в сторону близкого берега, а кланганы хорошо летают. Такова была, по-моему, картина происшедшего, пока мы спали, — этими словами Ганфар подвел итог своим размышлениям.

— И ты веришь, что кланганы перенесли всех троих на берег Нубола? — усомнился я.

— Ничего другого быть не могло. Таковы факты, — подтвердил Ганфар.

— Я согласен с ним, — добавил Камлот.

— Следовательно, остается лишь одно, — подытожил я. — Необходимо вернуться и направить в Нубол поисковую партию.

— Ни одна лодка не уцелеет в такой шторм, — произнес Кирон.

— Шторм не длится вечно. Нужно оставаться близ берега, пока ветер не стихнет. Я пойду в башню, а вы опросите команду: может, кто-нибудь прольет новый свет на произошедшее. Кланганы — большие болтуны, а кто-нибудь, возможно, и вспомнит о замыслах Вилора и Муско.

Когда я выбрался на главную палубу «Софала», корабль как раз поднялся на гребень огромной волны, а затем соскользнул во впадину между гребнями и зарылся носом в бушующие волны. Палуба круто накренилась. Скользкие мокрые доски под ногами не давали опоры, и я беспомощно пролетел почти пятьдесят футов, прежде чем смог остановить падение. Затем корабль опять задрал нос, взбираясь на очередную гору воды, и огромная водяная стена пронеслась по палубе от носа до кормы, подхватив меня и унеся с палубы.

На мгновенье я погрузился под воду, но очередная исполинская волна вытолкнула меня на поверхность, и я увидел, как пляшет на волнах «Софал» в пятидесяти футах от меня.

Даже в далеком космосе я не был так беспомощен, как сейчас, в объятиях бушующего океана, в неизвестном мире, окруженный мраком и хаосом разъяренной стихии. Кто знает, какие страшные чудовища таятся в бездне? Я погиб! Даже если друзья узнают, что меня смыла волна, им не удастся мне помочь — они тоже беспомощны! Никакая лодка не сможет подойти ко мне при таком волнении, как правильно говорил Кирон, и никакой пловец не удержится на поверхности в бешеном круговороте водяных гор!

Я был песчинкой, захваченной самумом в пустыне…

Безнадежно! Так нельзя говорить, нужно никогда не терять надежды. Раз нельзя выплыть против волн, то, может быть, можно вместе с ними? А до земли недалеко! К тому же я хорошо плаваю на дальние расстояния, и сил у меня достаточно. Если вообще кто-то сможет выжить в такую бурю, то это буду я! В противном случае я, по крайней мере, найду удовлетворение в неравной борьбе со смертью.

Одежда не стесняла: то, что носили на Амторе, можно назвать одеждой лишь с большой натяжкой. Единственной помехой было оружие, но здесь я заколебался, зная, что на недружелюбной планете шансы выжить зависят только от наличия оружия. Ни пояс, ни пистолет, ни кинжал не будут на берегу лишними, да и вес их был невелик, но меч! Если вы никогда не плавали с мечом, болтающимся у вас между ног, то не пытайтесь этого сделать, тем более в бушующем море. Вы думаете, что меч будет свешиваться вниз и позволит плыть? Ничуть не бывало! Огромные волны безжалостно швыряли меня, вертя во все стороны, а меч то упирался в самые нежные места, то болтался между ног, то ударял по голове. Тем не менее я не хотел его бросать.

После первых нескольких минут сражения с морем стало ясно, что непосредственной опасности утонуть нет. Можно было без всякого труда поднимать голову и набирать в легкие воздух. Вода была теплой, и не было опасности окоченеть или получить судорогу. Ведь чаще всего люди тонут в холодных морях. В этом негостеприимном мире существовали лишь две прямые угрозы для жизни: нападение какого-нибудь чудища амторских глубин и, более серьезная, — береговой прибой, который мне придется преодолеть.

Вот это действительно могло нагнать уныние; еще на Земле я насмотрелся, как могучие волны утюжат, крушат, уничтожают все на своем пути, даже вечные камни гор, когда обрушиваются на берег.

Я медленно продвигался к берегу; к счастью, в ту же сторону был устремлен бег волн. Не нужно истощать силы, без надобности борясь с волнами, поэтому плыл медленно, намереваясь достичь берега днем; каждая очередная волна высоко поднимала меня, берег виднелся все яснее и яснее. Он был всего в миле, но картина его мало вдохновляла. Огромные валы разбивались о скалы, вздымая фонтаны белой пены. Грохот прибоя, перекрывая рев бури, разносился вокруг, предупреждая, что смерть ожидает на пороге спасения. Оставалось выбирать. Смерть была везде, и мне предстояло решить, что предпочесть: утонуть там, где я сейчас, или разбиться о скалы. Правда, ни один вариант не вызывал у меня энтузиазма. Смерть, как хозяйка положения, не торопила, и я решил не умирать.

Но это было только мыслью, только желанием. Что надо сделать, чтобы мое решение осуществилось?

Лишь только берег мог даровать жизнь, а вместе с тем берег и угрожал моей жизни. Я направился к нему… В голове проносились разнообразные мысли, иногда не имеющие никакого отношения к той ситуации, в которой я очутился. Так, я вдруг подумал о похоронном бюро… Согласитесь, мысли не всегда подчиняются настроению и логике, однако даже в расцвете сил мы, оказавшись перед лицом смерти, невольно начинаем задумываться о неизбежности и близости конца. Вертя эту мысль так и этак, я вдруг ощутил в ней зародыш надежды. Высокая волна дала возможность увидеть прямо перед собой смерть, в которой я пытался отыскать жизнь. Берег был совсем рядом — остроконечные зубцы утесов и белая пена на них, но детали скрывались за мимолетностью видимого, потому что каждый раз волна поднимала вверх, а затем с быстротой курьерского поезда швыряла на дно водяной бездны. Нередко казалось, что я разобьюсь о морское дно.

Собственные усилия, помноженные на ярость бури, продвигали меня довольно быстро к берегу, к той точке, где рассвирепевшие воды размозжат меня об утесы, о которые разбиваются пенные гребни валов, накатывающиеся в каком-то неистовом упорстве и каждый раз откатывающиеся кипящими водоворотами назад. Надо было дождаться высокой волны.

Вот, наконец, гребень колоссальной волны увлек меня и швырнул вперед. Со скоростью норовистой лошади волна несла меня к берегу; пена накрыла с головой, меня вертело, как ветку в водовороте, но я упорно боролся за то, чтобы иногда приподниматься над водой — лишь для одного-единственного глотка воздуха! Я сражался за то, чтобы прожить на мгновение дольше, чтобы не умереть до того, как волна перебросит меня через остроконечные скалы — жажда жизни управляла моими инстинктивными движениями.

Волна продолжала нести, мгновения казались вечностью! Где же утесы? Я ждал их, тосковал по ним. Думал о матери и Дуаре. Даже размышлял, по-философски спокойно, о моем страшном конце. В том, другом мире, оставленном мною навсегда, никто не узнает о моей судьбе. О, этот вечный эгоизм человека, который даже перед лицом смерти нуждается, чтобы его выслушали, посочувствовали и пожалели!..

И тут на краткий миг я поймал взглядом скалы. Они слева! Но ведь должны быть передо мной! Непостижимо! Волна мчалась, таща меня за собой, и вокруг обнаженного тела — лишь одна вода. Но где же скалы?

И когда ярость моря неожиданно осталась позади, меня подняло на гребень небольшой волны, и я с удивлением увидел сравнительно тихие воды крошечной бухты. Меня пронесло сквозь узкую лощину в скалах, и теперь предо мной оказался песчаный полумесяц пляжа. Смертник вырвался из черных пальцев старухи с косой! К сожалению, такие чудеса встречаются значительно реже, чем в романах.

Море дало прощальный пинок, выбросило далеко на песок и смешало с водорослями и разными обломками. Я поспешно приподнялся и огляделся. Более религиозный, чем я, человек, наверное, упал бы на колени и воздал бы благодарение Господу Богу за чудесное спасение, но у меня не проходило ощущение, что, хотя я спасен, Дуара по-прежнему в опасности. Все мысли были направлены на спасение Дуары.

Бухта, куда меня забросила волна, оказалась выходом каньона, пересекавшего гряду низких холмов, вершины и склоны которых поросли невысокими деревьями. Нигде до этого мне не встречались такие гигантские деревья, как в Вепайе, но, возможно, здесь не взрослые деревья, а лишь молодая поросль? Однако их приходилось называть деревьями, поскольку многие из них имели от пятидесяти до восьмидесяти футов в высоту. Небольшая речка водопадом стекала со дна каньона в бухточку, бледно-фиолетовая трава, усеянная синими и пурпурными цветами, покрывала склоны холмов. Повсюду поднимались деревья с красными стволами, гладкими и блестящими, как бы покрытыми глазурью. Рядом стояли деревья с голубыми стволами. От бури колыхалась листва — все те же гелиотропы и лаванда с фиалками. Окружающий мир был прекрасен и необычен, но мне было не до него. Счастливый поворот судьбы выбросил меня на берег, куда, я был уверен, улетели похитители. Теперь моя мысль работала в одном направлении: необходимо извлечь все преимущества и попытаться найти и освободить Дуару.

Разумеется, моя уверенность, что она действительно здесь, была лишь правдоподобным предположением. Однако правильнее было начать поиски немного правее того места, куда меня выкинули волны, судя по курсу «Софала» в предыдущую ночь. И с этой единственной путеводной нитью я начал взбираться по склону каньона.

На вершине холма немного передохнул, чтобы обозреть окрестности и сориентироваться. Передо мной простиралась холмистая местность, покрытая лесами и лугами, а за ней — гряда гор, вырисовывающаяся на горизонте. Мой путь лежал на восток вдоль берега, горы простирались на севере, в направлении к экватору (если, конечно, верно, что я нахожусь в южном полушарии планеты). Море — к югу от меня. Я поглядел в его сторону, ища «Софал». Корабль был далеко-далеко, он направлялся к востоку. Очевидно, мои приказы были выполнены, и он плыл назад вдоль берега, ожидая, когда погода позволит пристать в удобном месте.

Итак, я пошел на восток. На каждом подъеме останавливался и внимательно осматривал незнакомую местность во всех направлениях, надеясь заметить какой-нибудь след тех, кого искал. Вокруг была жизнь, но не разумная. Множество травоядных животных паслось на фиолетовых лугах. Многих я видел достаточно близко, чтобы хорошо разглядеть. Некоторые походили на земных животных, но ни одно не соответствовало тем видам и родам, какие я знал на Земле. Их настороженность, быстрый бег и ловкие прыжки давали основание предполагать, что у них много врагов: недоверчивость ко мне свидетельствовала, что среди врагов не последнее место занимает человек.

Я стал осторожнее, чтобы избежать серьезных опасностей. На мое счастье, в этой милой стране было полно деревьев, растущих на удобных расстояниях. Не мог забыть свирепого басто, с которым мы с Камлотом встретились в лесах Вепайи, и хотя ничего похожего среди окружающих зверей не было, но вдалеке виднелись такие, вид которых напоминал тех бизоноподобных всеядных.

Я продвигался довольно быстро — меня подгонял страх за Дуару. Если моя нить не приведет к цели в первый же день, поиски могут оказаться тщетными. Мне казалось, что кланганы должны опуститься на берег и оставаться там, по крайней мере до рассвета, и вряд ли они задержатся дольше.

Необходимо найти их прежде, чем они продолжат полет.

Передо мной лежала местность, изрезанная лощинами и оврагами, сбегающими к морю. Почти во всех лощинах текла вода — от крошечных ручейков до реки. Но нигде я не встретил серьезных препятствий, хотя некоторые потоки пришлось пересекать вплавь, и два из них оказались значительными. В этих двух реках обитали отвратительные и опасные рептилии, которых, к счастью, мне удалось не потревожить. Один раз на плоскогорье я издалека увидел огромное существо, напоминавшее кошку, подкрадывающееся к стаду животных, похожих на антилоп. Оно или не видело меня, или ему была интересна лишь привычная добыча, но хищник не обратил на меня внимания.

Немного позднее я Спустился к маленькому заливу, и когда поднимался на склоны на другом его берегу, заметил всего на миг еще одну бестию этого дикого края. Не уверен даже, была она на самом деле или нет, ибо в следующий миг исчезла.

Внезапно я насторожился, потому что услышал человеческий крик и леденящий душу звук амторских пистолетов.

Усердно осмотрел местность вокруг. Но ничего не смог заметить. Было ясно одно: здесь люди, они где-то впереди, и там — какая-то схватка. И хотя здравый смысл подсказывал, что далекие звуки могли быть и не связаны с Дуарой и ее похитителями, я, забыв осторожность, бросился бежать на звуки схватки, которые становились все громче. В конце концов они вывели меня к краю довольно глубокого каньона, по дну которого протекала большая река.

Но ни красота долины, ни величина реки и на секунду не отвлекали меня от цели. Внизу, на дне ущелья, разыгрывалась сцена, сразу захватившая мое внимание. На берегу реки укрываясь за мощными скалами, сбились в тесную группу шесть фигур. Пятеро были кланганы, шестая — женщина, Дуара! Эту шестерку атаковала дюжина волосатых человекообразных существ. Орудиями нападения служили камни и стрелы, выпускаемые из примитивных луков.

Дикари и кланганы в ходе сражения осыпали друг друга бранью и насмешками. Именно эти звуки я услышал издалека. К ним примешивалось жужжание и свист лучевых пистолетов кланганов.

Трое кланганов лежали на земле недвижимо, очевидно, уже мертвые. Два клангана и Дуара стреляли из пистолетов, защищая свою позицию и жизнь.

За скалами и деревьями валялось около дюжины трупов дикарей. Оставшиеся в живых дикари не жалели ни камней, ни стрел, и, хотя лишь немногие долетали до цели, было ясно, что даже если похитители Дуары уничтожат еще немало врагов, все равно исход поединка предрешен — гибель кланганов и Дуары неизбежна!

Все эти детали запечатлелись сразу, хотя они потребовали довольно длительного описания. Нельзя было тратить драгоценное время на поиски наилучшего образа действий. В любой момент одна из стрел могла поразить девушку. Поэтому надо было прежде всего отвлечь внимание дикарей и вызвать огонь на себя.

Я находился несколько позади их позиции, что давало мне явное преимущество, подкрепленное еще и тем, что я был выше своих противников. Издав боевой клич, как команчи, я прыгнул с крутого склона каньона, на ходу стреляя из пистолета. Мгновенно картина военных действий изменилась. Дикари, напуганные новым врагом, напавшим с незащищенного тыла, вскочили на ноги в замешательстве. Сразу же двое оставшихся в живых кланганов узнали меня и поняли, что это — помощь. Они перескочили через укрывающий их гребень и помчались на окончательно деморализованных этим дикарей.

Прежде чем оставшиеся побежали, мы вместе успели уничтожить шестерых, но еще раньше один из кланганов был сражен увесистым камнем, попавшим ему в голову. Я видел, как он падал, и вскоре подошел к нему, надеясь, что он только тяжело ранен. В то время я еще не знал, с какой силой эти обезьяноподобные существа бросают свои снаряды. Кланган был убит наповал, а во лбу у него торчал кусок острого камня.

Затем подошел к Дуаре. Она стояла с пистолетом в руке, усталая и растерянная, хотя в меньшей степени, чем можно было ожидать. Пожалуй, она была рада видеть меня, ибо наверняка предпочитала мое общество обществу волосатых дикарей, от которых она только что избавилась. Тем не менее тень страха то и дело мелькала в ее глазах, как будто она не знала, чего можно ждать. И, в общем, была права, но я решил, что больше никогда не буду вызывать ее неудовольствие. Нужно завоевать ее доверие, а вместе с доверием в конце концов и любовь.

Когда я приблизился, ее глаза не зажглись улыбкой приветствия, что причинило мне большую боль, чем я мог ожидать. Выражение ее лица отразило скорее трагический отказ от всего, чем грозило мое присутствие.

— Вы целы? — спросил я. — Все в порядке?

— Вполне. — Ее глаза смотрели на стену каньона, откуда я спрыгнул на дикарей. — Где остальные? — спросила она с недоумением, слегка взволнованным тоном.

— Какие остальные? — поинтересовался я.

— Те, кто сошел с тобой с «Софала» искать меня.

— Других нет. Я один.

После моих слов она помрачнела.

— Почему ты пришел один? — страх звучал в ее голосе.

— Чтобы быть честным, скажу, что на этот раз моей вины в том нет. Когда вы исчезли с «Софала», я отдал приказ, чтобы корабль остался у берега, пока не стихнет шторм и мы сможем выслать поисковый отряд. И тут же сразу меня унесло волной за борт. Теперь все выглядит как счастливое обстоятельство. Естественно, попав на берег целым и невредимым, я подумал о вас. Бросился искать, услышал выстрелы и вопли дикарей — и поспешил сюда.

— Ты пришел вовремя, чтобы избавить меня от них, — подтвердила она, — но для чего? Что ты собираешься со мной делать?

— Собираюсь вывести вас к берегу как можно быстрей и вызвать «Софал». С него пришлют лодку и заберут вас и меня.

Дуара, казалось, с облегчением выслушала мой план.

— Ты заслужишь вечную благодарность моего отца-джонга, если вернешь меня в Вепайю, — произнесла она.

— Для меня достаточно служить его дочери, — ответил я, — хотя то, что я сделал, еще не заслужило ее благодарности.

— То, что ты сделал с большим риском для жизни, вполне достаточно, — заверила она, и голос ее был более приветлив, чем раньше.

— А что стало с Вилором и Муско? — поинтересовался я.

— Они переплыли реку и удалились вон в том направлении, — она указала на восток.

— Почему кланганы остались с вами?

— Им поручили защищать меня. Они разумны лишь настолько, чтобы выполнять приказы, и к тому же любят сражаться. У них нет ни ума, ни воображения, но они прекрасные бойцы.

— Почему же они не улетели от опасности, забрав вас с собой, когда увидели дикарей?

— Когда они решили так сделать, было слишком поздно, — объяснила Дуара. — Их бы убили камнями клунобарганы.

(Это слово — интересный пример производных от амторских существительных. В целом оно означало «дикарь», точнее — «волосатей человек». «Ган» — человек, «бар» — волос, «нобар» означает «с волосами», «волосатый». «Нобарган» — «человек с волосами». Приставка «клу» образует форму множественного числа. Итак, «клунобарганы» — это волосатые люди, дикари.)

Мы осмотрели четырех лежавших кланганов и поняли, что они мертвы. Тогда Дуара, я и оставшийся анган начали спускаться вниз по реке к океану. По дороге Дуара рассказывала, что произошло ночью на» Софале», и я признал, что Ганфар, описывая события, был почти прав.

— Что же они задумали, забрав вас с собой? — спросил я.

— Вилор хотел меня, — ответила Дуара.

— А Муско — сбежать?

— Да, он решил, что его убьют, когда корабль придет в Вепайю.

— Как же они надеялись выжить в такой дикой стране? — поинтересовался я. — Или они не знали, куда попадут?

— Они считали, что мы у берега страны Нубол, — ответила она, — но не были в этом уверены. Тористы имеют агентов в Нуболе из числа тех, кто подстрекает к свержению правительства. Некоторые из них оседают в городах на побережье. Муско искал такой город, где, как он утверждал, у него есть союзники, могущие переправить всех троих в Тору.

Некоторое время мы шли молча. Я — впереди, Дуара — сзади меня, анган замыкал шествие. Он, казалось, упал духом и был подавлен. Кланганы обычно болтливы, и необычное для него молчание привлекло мое внимание.

— Быть может, тебя помяли в схватке? — обратился я к нему.

— Я не ранен, мой капитан.

— Что же тогда с тобой случилось? Ты скорбишь о гибели своих товарищей?

— Это не так. Там, откуда мы пришли, их еще много. Я скорблю о своей смерти.

— Но ты же не мертв.

— Уже скоро.

— Почему ты так думаешь?

— Когда я вернусь на корабль, меня убьют за то, что сделал ночью. Если не вернусь, то убьют здесь. Здесь никто в одиночку не выживает.

— Если будешь мне хорошо служить, никто тебя не «Софале» не тронет, — заверил я его.

От этих слов он заметно повеселел.

— Я буду служить тебе и повиноваться во всем, мой капитан, — обещал он и вскоре уже улыбался и пел снова, как если бы у него не осталось никаких забот и смерти не существовало вообще.

Иногда, случайно оглядываясь, я обнаруживал, что Дуара рассматривает меня, но каждый раз быстро отводит взгляд, как если бы ее уличили в чем-то запретном. Я разговаривал с ней только в случае необходимости, ибо решил загладить былые грехи, обращаясь с ней сугубо официально, чтобы она больше не опасалась моих чувств.

Трудной же задачей было все это для меня! Как хотелось взять ее на руки и снова шептать слова любви! Но я уже научился управлять собой и не сомневался, что и в дальнейшем смогу вести себя сдержанно, пока Дуара продолжает враждебно относиться ко мне.

Вскоре, к моему удивлению, она спросила:

— Ты все время молчишь. Что случилось?

В первый раз Дуара отметила перемену во мне и дала понять, что думает обо мне. Ведь до сих пор она проявляла ко мне не больше интереса, чем к любому предмету обстановки или окружающей местности.

— Со мной ничего не случилось. Я озабочен одним — доставить вас в целости и сохранности как можно скорее на «Софал».

— Не надо больше об этом, — разочарованно воскликнула она. — Когда я впервые увидела тебя, ты был красноречивей и умел говорить и на другие темы.

— Вероятно, я и в самом деле говорил слишком много и на темы, мало интересующие вас, но, как видите, стараюсь больше не досаждать вам.

Она опустила глаза.

— Это не досаждало мне, — прошептала она почти неслышно.

Но теперь, когда меня приглашали делать то, чего я страстно желал сам, я как бы онемел: все вылетело из головы.

— Понимаешь, — продолжала она нормальным голосом, — сейчас условия очень отличаются от тех, в которых я выросла и воспитывалась. У себя дома я не видела ничего подобного. Теперь я понимаю, что правила и законы, по которым я жила среди своего народа, не могут применяться к таких необычным ситуациям, к необычным людям, к столь чуждым мне местам. Я много думала об этом и о тебе. После того, как увидела тебя в саду, мне стали приходить в голову странные мысли. Хотелось говорить не только с теми, с кем позволяют в доме отца. Я устала от одних и тех же людей — и мужчин, и женщин, — но обычаи сделали меня трусихой и рабой наших обычаев и законов. Я не могла делать то, что хотела. Я всегда хотела поговорить с тобой, и теперь, после того краткого мига, когда мы встретились на «Софале», где я снова попала под власть законов Вепайи, я собираюсь быть свободной. И буду делать то, что хочу. Хочу говорить с тобой.

Эта наивная декларация открыла новую Дуару, в присутствии которой было трудновато следовать принципам чистого платонизма. Тем не менее я продолжил свою новую линию поведения.

— Почему ты молчишь? — воскликнула она, когда я ничего не ответил.

— Не знаю, о чем говорить, — признался я, — что бы я ни говорил, меня занимает лишь одна мысль.

Она помолчала минуту, ее брови задумчиво нахмурились, и затем она наивно спросила:

— И какая?

— Любовь, — пробормотал я, глядя ей в глаза.

— Нет! — воскликнула она. — Мы не должны говорить о любви. Это дурно, это преступно!

— Неужели любовь на Амторе кажется преступлением?

— Нет-нет, я не хотела сказать этого, — поспешила она отступить, — но нельзя говорить о любви со мной, ведь мне нет еще двадцати!

— А тогда будет можно, Дуара?

Она покачала головой, немного печально, как мне показалось.

— Нет, даже тогда — нет, — прошептала она. — Ты никогда не должен говорить мне о любви, это — грезы; я не могу тебя слушать, ведь я дочь джонга.

— А может быть, безопаснее вообще не говорить ничего? — возразил я мрачно.

— О нет, давай разговаривать, — принялась умолять она. — Расскажи мне о странном мире, из которого ты пришел.

Чтобы развлечь ее, я сделал, как она просила. Болтая, мы подошли к океану. Далеко от берега я увидел «Софал», и теперь надо было изобрести способ, как ему просигнализировать.

Шторм кончился.

На обеих сторонах каньона, по которому в океан текла река, были очень высокие утесы. Один из них на нашей стороне казался самым высоким, к нему я и направился в обществе Дуары и ангана.

Подъем был крутой, и большую часть пути мне пришлось помогать Дуаре, так что я часто прикасался к ней.

Сначала я опасался, что ей это не понравится, но она не протестовала, а на некоторых ровных местах, где помощь моя в общем-то была не нужна, я не выпускал ее руки из своей, и она не вырывала ее, нисколько не обижаясь на такую фамильярность.

На вершине скалы я с помощью ангана быстро собрал хворост и валежник, и вскоре сигнальный костер вздымал в небо столб черного дыма. Ветер стих, и дым столбом поднимался прямо над утесом. Я был уверен, что с «Софала» сигнал заметят, но сумеют ли правильно истолковать? Этого я не знал.

Высокие волны все еще катились по морю и не позволяли спустить лодку, но у нас был анган, и, если «Софал» подойдет достаточно близко к берегу, он сможет легко перенести нас на него по одному. Пока корабль был так далеко, я опасался рисковать Дуарой.

С вершины нашего утеса мы могли обозревать скалы на другой стороне, и вскоре анган обратил мое внимание на них.

— Люди пришли! — заметил он.

Я сразу поглядел туда. Да, там были люди — не дикари, которые атаковали Дуару и кланганов.

Теперь стало особенно важно, чтобы нас как можно скорее заметили с «Софала», и я развел еще два костра, чтобы на «Софале» поняли, что это не обычный пожар, а именно сигнал.

Видели или нет на «Софале» наш сигнал, не знаю, но очевидно, его заметили люди из приближающегося отряда. Они подходили все ближе и ближе, и вскоре я разглядел их вооружение. Они принадлежали к той же расе, что и вепайцы. Незнакомцы были еще достаточно далеко, когда мы заметили, что «Софал» изменил курс и направляется к берегу. Сигнал наш увидели, и друзья решили поближе рассмотреть, что там такое. Но придут ли они вовремя? От этого зависела жизнь Дуары и моя. Ветер поднялся снова. Я спросил ангана, сможет ли он лететь против ветра, потому что решил отослать с ним Дуару.

— Могу один, — ответил он, — но сомневаюсь, если придется нести кого-либо.

Мы наблюдали, как «Софал» переваливался с боку на бок и зарывался в волны, все приближаясь, и как с той же уверенностью к нам подходил враждебный отряд. Я не сомневался, кто будет первым; надежда была лишь на то, что «Софал» приблизится настолько, что анган сможет безопасно долететь до корабля с Дуарой на руках.

Теперь отряд достиг утеса на другом берегу каньона и там расположился, рассматривая нас и что-то обсуждая.

— Среди них Вилор! — вдруг воскликнула Дуара.

— И Муско, — добавил я. — Я вижу обоих.

— Что будем делать? — со страхом спросила Дуара. — Ах, они снова схватят меня!

— Нет. — обещал я ей.

Они начали спускаться в каньон, потом благополучно переплыли реку и подошли к подножию нашего утеса. «Софал» медленно приближался к берегу. Я подошел к кромке обрыва и посмотрел на карабкающихся людей. Они уже забрались на половину высоты утеса. И тут я вручил Дуару ангану.

— Мы не можем больше ждать, — обратился я к ней и ангану. — Возьми джанджонг и лети на корабль. Он теперь близко, и ты сможешь! Должен!

Он подхватил принцессу, но Дуара вырвалась.

— Я не согласна, — возразила она спокойно, — я не оставлю тебя одного.

При этих словах я ощутил такое счастье, какое никогда в жизни не испытывал. Моя Дуара снова преобразилась. Я не ждал ничего подобного и не думал, что она питает ко мне такое дружеское чувство, а что может быть желаннее для любящего мужчины, чем самоотверженность любимой женщина? Я потерял самообладание, но лишь на мгновение. Враги уже у вершины утеса и через минуту будут рядом с нами! И я действительно усидел первого из них.

— Анган, возьми ее, — крикнул я. — Нет времени для церемоний!

Он схватил ее, она вырвалась; тогда я поймал ее; кровь бросилась мне в голову, когда я почувствовал ее в своих руках. Я сжал ее в объятиях на секунду, поцеловал и вручил человеку-птице.

— Быстрей, — крикнул я. — Они идут!

Расправив крылья, он оторвался от утеса, а Дуара протянула ко мне руки и закричала:

— Не отсылай меня от себя, Карсон! Не отсылай! Я люблю тебя!

Но было слишком поздно; я не должен был звать ее назад, даже если бы мог. На меня со всех сторон навалились вооруженные люди.

Итак, меня уводили в плен в Нубол. Приключение это лежит за пределами моего рассказа, но уходил я счастливый: женщина, которую я боготворил, любит меня!

Предисловие

Когда Карсон Нейпер покинул мою контору, чтобы лететь в остров Гуаделупа и оттуда отправиться на Марс в построенной им гигантской ракете, я был убежден, что больше никогда о нем не услышу. У меня не было сомнений, что его поразительные телепатические способности помогли бы мне получать от него информацию. Но я считал, что он погибнет через несколько секунд после начала осуществления своего безумного плана.

Однако мои опасения не оправдались. Я следил за ним во время его фантастического полета в космосе, вместе с ним дрожал от ужаса, когда притяжение Луны изменило траекторию ракеты и направило ее в сторону Солнца, у меня перехватило дыхание, когда он оказался в плену притяжения Венеры, я переживал вместе с ним его первые приключения на этой таинственной, закрытой вечным облачным покровом планете, названной ее разумными обитателями, с которыми встретился Карсон, Амтор.

Его любовь к недоступной Дуаре, дочери тамошнего короля, захват в плен жестокими тористами, самоотверженность Карсона при спасении любимой им девушки взволновали меня.

Я видел его глазами удивительного человека-птицу, уносящего Дуару со скалистых берегов Нубола к кораблю, который должен увезти ее на родину, в тот момент, когда Карсон Нейпер был схвачен сильным отрядом тористов.

Я видел это — но пусть теперь Карсон Нейпер расскажет, что произошло дальше, своими собственными словами, а я опять стану беспристрастным летописцем.

Глава 1

Захвативших меня в плен тористов возглавляли ангам Муско и шпион тористов Вилор, которые задумали и осуществили похищение Дуары из ее каюты на борту «Софала».

Едва добравшись до материка на кланганах, этих странных крылатых людях Венеры, они бросили Дуару на произвол судьбы, ибо на их отряд напали волосатые дикари, от которых я спас принцессу с помощью героически защищавшего ее ангана.

И хотя похитители оставили Дуару на верную смерть, они были вне себя, когда я сумел вырвать ее из их лап и переправить на палубу «Софала». Мне помог последний оставшийся в живых анган. Теперь, когда нападавшие разоружили меня и я оказался в их власти, они осмелели и с яростью бросились ко мне.

Я наверняка был бы убит на месте, но одному из командиров отряда пришла в голову идея получше.

Вилор, у которого не было оружия, взял меч у солдата и направился ко мне с намерением, не вызывающим никаких сомнений.

— Подожди! Чем заслужил он право быть убитым быстро и без мучений? — вмешался этот командир.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился Вилор, опуская оружие.

Страна, куда мы попали, Вилору была почти так же незнакома, как и мне, поскольку он был родом из далекой Торы. Отряд же, который помог захватить меня, состоял из жителей Нубола, которых тористы вынудили присоединиться к своему союзу, стремясь разжечь по всему Амтору раздоры и войны и уничтожить существующие государства, чтобы установить собственную невежественную тиранию.

Поскольку Вилор колебался, тот постарался его переубедить.

— У нас в Капдоре, — объяснил он, — есть гораздо более интересные способы уничтожения врагов, чем просто заколоть их мечом.

— Расскажи мне подробнее, — потребовал Муско — Этот человек заслуживает долгой и мучительной смерти. Он, оказавшись на борту «Софала» в качестве пленника вместе с другими вепайцами, возглавил бунт, в ходе которого были убиты все офицеры корабля.

Он захватил другой корабль, «Совонг», освободил пленников, ограбил корабль, потопил его большие пушки в море и принялся пиратствовать.

Он напал на «Яан», торговый корабль, на котором я, ангам Муско, плыл как пассажир. Невзирая на мои полномочия, открыл по «Яану» огонь и захватил его. Ограбив корабль и уничтожив вооружение, сделал меня пленником на борту «Софала». Он обращался со мной с крайним неуважением, лишив свободы и угрожая жизни.

За все это он должен умереть, и если его смерть будет соответствовать его преступлениям, вас не оставят без награды те, кто правит Торой.

— Давайте отведем его в Капдор, — предложил сторонник изощренных способов казни — Там у нас есть комната с семью дверями. Обещаю вам, что его мучения в стенах комнаты будут более ужасными, чем от любой раны, нанесенной мечом.

— Хорошо! — воскликнул Вилор, возвращая меч солдату, у которого позаимствовал оружие. — Эта тварь заслуживает наихудшего.

Меня повели вдоль берега в том направлении, откуда они пришли. Во время похода из их разговоров стало ясно, какое несчастное стечение обстоятельств определило злую судьбу, предавшую меня в тот момент, когда Дуара и я могли спокойно вернуться на «Софал» к своим верным друзьям.

Пленивший нас вооруженный отряд из Капдора искал сбежавшего узника, когда их внимание привлек бой между волосатыми дикарями и кланганами, защищавшими Дуару. На эту же сцену обратил внимание и я в поисках прекрасной Дуары — дочери Минтепа, джонга Вепайи.

Отряд подошел, чтобы узнать в чем дело. Здесь они встретили Муско и Вилора, сбежавших с поля сражения. Эти двое, сопровождаемые отрядом, вернулись назад именно в тот момент, когда Дуара, оставшийся в живых анган и я заметили у берега «Софал» и собирались подать ему сигнал.

Поскольку человек-птица мог перенести только одного из нас за один полет, я приказал ему, против его желания, отнести Дуару на корабль. Она отказывалась покинуть меня, а он боялся возвращаться на «Софал», ибо помогал похитить принцессу. Но в конце концов я заставил ангана взять принцессу и улететь, когда отряд тористов уже был рядом.

С моря дул сильный ветер, и меня беспокоило, что анган не сможет из-за ветра опуститься на палубу «Софала». И все же смерть в морских волнах будет гораздо лучшей участью для Дуары, чем плен у тористов, особенно во власти Муско.

Мои стражи наблюдали, как человек-птица со своей ношей борется со встречным ветром, но это продолжалось всего несколько минут. Затем они двинулись обратно в Капдор, ибо Муско опасался, что Камлот, который теперь командовал «Софалом», высадит своих людей и будет преследовать их отряд, как только Дуара сообщит ему, что я попал в плен. Вот почему они торопились уйти и быстро скрылись за острыми скалами, а анган и Дуара исчезли из виду. Очевидно мне суждено прожить оставшиеся краткие часы жизни, не зная о судьбе венерианской красавицы-принцессы, ставшей по капризу судьбы моей первой любовью.

То, что я полюбил именно эту девушку из королевства Вепайя, где так много прекрасных женщин, само по себе оказалось трагедией. Дуара была девственной дочерью джонга — короля страны, закон и традиции которой строго предписывали принцессе оставаться всю жизнь недоступной святыней.

За восемнадцать лет жизни Дуаре не было позволено говорить ни с одним мужчиной, кроме членов королевской семьи и нескольких особо доверенных приближенных. И тут по воле случая я вторгся в ее жизнь. Вскоре с ней случилось худшее. Отряд тористов похитил ее — тот же самый отряд, который потом схватил Камлота и меня.

Она была потрясена и испугана моим признанием в любви, но не стала винить меня. Видимо, она относилась ко мне с презрением до самого последнего момента на вершине каменных утесов, возвышавшихся над бурным венерианским морем, когда я приказал ангану отнести ее на «Софал». И лишь тогда она, протянув руки, воскликнула:

— Не отсылай меня от себя, Карсон! Не отсылай! Я люблю тебя!

Эти невероятные слова звенели в моих ушах, поддерживали силы даже перед лицом смерти, ожидавшей в комнате с семью дверями, о которой говорил главарь тористов.

Конвоиры очень заинтересовались моими светлыми волосами и голубыми глазами. Такого они не видели ни у одного жителя Венеры. Они расспрашивали Вилора обо мне. Он отвечал, что я — вепайец, а поскольку вепайцы — смертельные враги тористов, он не мог бы найти худшего клейма, даже окажись я не виновным в преступлениях, в которых меня обвинял Муско.

— Он утверждает, что прибыл из иного мира, находящегося далеко от Амтора. Но его схватили в Вепайе вместе с другим человеком, вепайцем, и он хорошо известен Дуаре, дочери Минтепа, джонга Вепайи.

— Какой же может быть другой мир, кроме Амтора? — усмехнулся один из солдат.

— Конечно, никакого, — кивнул другой — За пределами Амтора — только расплавленные камни и огонь.

Я был измучен событиями, которые пришлось пережить с тех пор, как рев урагана и качка «Софала» разбудили меня прошлой ночью. Когда огромная волна смыла меня за борт, пришлось бороться с морской стихией, с которой вряд ли справился бы менее сильный, чем я, человек. А когда я добрался до берега, пришлось долго бродить в поисках Дуары и ее похитителей. Еще больше истощились силы в упорном бою с клунобарганами, волосатыми зверолюдьми, напавшими на похитивших принцессу негодяев.

Вот почему я почти выбился из сил, когда мы одолели подъем и перед нами появился окруженный стенами город, лежавший на берегу моря в устье небольшой реки. Это и был Капдор, цель нашего пути. И хотя я понимал, что здесь меня ждет смерть, все же смотрел на него с надеждой, поскольку полагал, что за этими мрачными стенами смогу получить пищу и воду.

Городские ворота, через которые мы прошли, надежно охранялись. Очевидно, у обитателей Капдора много врагов. Все жители вооружены мечами, кинжалами и пистолетами. Пистолеты походили на те, с которыми я познакомился в доме Дурана, отца Камлота, в городе на деревьях Куаде — столице островного королевства Вепайи.

Я уже упоминал, что это оружие испускало пучки смертоносных р-лучей, разрушавших живые ткани. Оно опаснее, чем известные на Земле автоматические винтовки и пулеметы.

На улицах Капдора было многолюдно. Однако жители выглядели вялыми и апатичными. Даже облик голубоглазого светловолосого пленника не вызывал интереса. Мне они показались вьючными животными, выполняющими свои давно надоевшие обязанности. Казалось, они полностью утратили воображение и надежду. Так выглядели те, кто был вооружен кинжалами, но попадались и другие. Их я принял за солдат. Они носили мечи и пистолеты, выглядели живее и веселее. Очевидно, они принадлежали к привилегированному классу; впрочем, умнее, чем остальные, они не казались.

В основном город состоял из захудалых лачуг, но порой попадались и более претенциозные двух- и даже трехэтажные дома. Многие были деревянными, поскольку эта часть Амтора богата лесами. Правда, здесь не встречались те огромные деревья которые растут на острове Вепайя — первое, что меня поразило на Венере.

Вдоль улиц, по которым мы шли, стояло немало и каменных зданий. Однако они выглядели скучными коробками, без всяких признаков вмешательства вдохновения или гения искусства. В этом отношении они напомнили так называемую современную архитектуру, которая уже заявила о себе перед моим отлетом с Земли.

Вскоре стражи привели меня на широкую площадь, окруженную более высокими, хотя и не более красивыми зданиями, чем те, мимо которых мы проходили раньше. Здесь тоже чувствовалось убожество, неумение и презрение к красоте.

Мы вошли в дом, вход в который охранялся солдатами. Вилор, Муско и главарь отряда, захватившего меня, прошли внутрь, в большую комнату, где крупный, тучный человек спал в кресле, положив ноги на стол, очевидно, служивший ему и для еды, поскольку был завален бумагами и остатками пищи.

Спящий, потревоженный нашим появлением, открыл глаза и какое-то время тупо щурился на нас.

— Привет тебе, друг Сов! — воскликнул офицер, сопровождавший меня.

— А, это ты, друг Окал, — пробурчал Сов сонно. — А кто остальные?

— Ангам Муско, Вилор и вепайский пленник, захваченный мной.

При упоминании титула Муско Сов поднялся, поскольку ангам — это человек, занимающий высокое положение в иерархии тористов.

— Привет тебе, ангам Муско! — воскликнул он. — Значит, вы привели вепайца? А он случайно не врач?

— Не знаю, кто он, и меня это не интересует, — заявил Муско. — Врач или не врач, он головорез и мерзавец, и должен умереть.

— Но нам очень нужен врач, — настаивал Сов. — Мы погибаем от болезней и старости. Если у нас не будет врача, то умрут все.

— Ты слышал или нет, что я сказал, друг Сов? — отрезал Муско раздраженно.

— Да, ангам, — ответил Сов покорно — Он умрет. Должен ли я уничтожить его немедленно?

— Друг Окал сказал, что у вас есть более медленный и приятный способ уничтожения злодеев, чем с помощью лучевого ружья или меча. Мне интересно. Расскажи о нем.

— Я имел в виду комнату с семью дверями, — объяснил Окал. — Видишь ли, преступления этого человека чудовищны: он захватил великого ангама и даже угрожал его жизни.

— У нас нет наказания, соответствующего такому преступлению, — разъярился Сов, — к сожалению, мы не можем предложить ничего лучше комнаты с семью дверями, и она будет подготовлена.

— Опиши ее, — потребовал Муско — Что это такое? Что с ним произойдет? Как он умрет?

— Не будем говорить в присутствии пленника, — предложил Окал, — если хочешь получить максимум удовольствия от его мучений.

— Да, заприте его, заприте его! — приказал Муско — В камеру!

Сов вызвал пару солдат, которые отвели меня в дальнюю комнату и запихнули в темный погреб без окон. Солдаты захлопнули над головой тяжелый люк, заперли его и оставили наедине с мрачными мыслями.

Комната с семью дверями! Название интриговало. Какая ужасная смерть ожидает там? Вдруг в конце концов это окажется не так ужасно? Возможно, враги лишь пытались напугать, ожидая проявления страха или слабости.

Итак, вот чем заканчивалась моя безумная попытка попасть на Марс! Смертью в одиночестве в далекой цитадели тористов в Нуболе, о которой почти ничего не известно, кроме названия. На Венере осталось столько любопытного, а я так мало успел повидать!

Я припоминал все, рассказанное мне Данусом о Венере, так воспламенившее воображение, — отрывочные истории, напоминавшие сказки: о Карболе, холодной стране, где обитают неведомые свирепые звери и еще более странные и свирепые люди; о Траболе, теплой стране, где лежал остров Вепайя и куда случай направил ракету, на которой я прилетел с Земли. Больше всего меня интересовал Страбол, жаркая страна, поскольку я был уверен, что это — экваториальный район Венеры и за ним лежат огромные неисследованные пространства — северная умеренная зона, — о которых не имели никакого представление обитатели южного полушария.

Когда я захватил «Софал» и сделался капитаном пиратов, я надеялся, что смогу найти океанский проход на север к этим неизвестным землям. Какие странные расы, какие новые цивилизации мог я встретить там! Но теперь наступал конец не только моим надеждам, но и самой жизни.

Я решил не думать о таких вещах. Сочувствовать себе очень легко, но этого никогда не надо делать, ибо лишает присутствия духа.

За прожитую жизнь у меня накопилось достаточно приятных воспоминаний; их-то я и призвал к себе на помощь. Счастливые дни, проведенные в Индии до того, как умер мой отец-англичанин, служили пищей для чудесных картин прошлого. Припомнился старый Чандр Каби, мой учитель, и все то, что узнал от него помимо школьных учебников. Не последним из его уроков было то видение мира, которое я призвал к себе на помощь. Именно Чандр Каби научил меня, как использовать все ресурсы разума и как отправлять мысленные послания через какие угодно расстояния другому уму, настроенному на их получение. Без участия того далекого воспринимающего разума все впечатления и подробности моих удивительных приключений погибли бы вместе со мной в комнате с семью дверями.

И другие приятные воспоминания помогали разогнать мрак, окутывающий ближайшее будущее, — о славных и верных друзьях, приобретенных за краткое время пребывания на Венере: о Камлоте, моем лучшем друге, и «трех мушкетерах» на «Софале» — фермере Ганфаре, солдате Кироне и рабе Заге. Они были настоящими друзьями!

И наконец — самое приятное из воспоминаний — Дуара. Ради нее я рисковал. Ради ее последних слов, обращенных ко мне, можно и умереть. Она крикнула, что любит меня, — она, несравненная, недоступная, она, надежда Вепайи, дочь короля. Я едва мог поверить, что слух не обманул меня, ибо за все время нашего знакомства в тех немногих словах, которые она снисходительно бросала мне, она старалась неизменно внушить, что не только не предназначена для такого, как я, но и что ненавидит меня. Женщины — странные существа. И на Венере, и на Земле.

Не знаю, сколько времени прошло в темной дыре; должно быть, несколько часов. Наконец послышались шаги в комнате наверху, затем люк поднялся, и мне приказали выходить.

Несколько солдат отвели меня в грязный кабинет Сова, где этот офицер проводил время в беседе с Муско, Вилором и Окалом. Кувшин и стаканы, а также запах крепкого напитка свидетельствовали о способе, которым они оживляли беседу.

— Отведите его в комнату с семью дверями, — приказал Сов охранявшим меня солдатам. Сами же они последовали за конвоем, который вывел меня из кабинета.

Промаршировав мимо Сова, солдаты свернули в узкую извилистую аллею, и вскоре мы вышли на довольно большую площадь. В центре ее располагалось несколько строений. Среди них выделялась круглая башня, окруженная рвом и высокой каменной стеной.

Через маленькие ворота мы вошли в крытый проход — мрачный туннель, который заканчивался крепкой дверью. Один из конвоиров отомкнул ее большим ключом, переданным ему Окалом. Затем солдаты встали по обеим сторонам двери, а я вошел внутрь с Совом, Муско, Вилором и Окалом.

Мы оказались в просторной круглой комнате, в стенах которой были семь абсолютно одинаковых дверей, расположенных на равных расстояниях по окружности.

В центре комнаты стоял круглый стол. На нем — семь больших блюд с различными кушаньями и семь кувшинов с напитками. Над центром стола свешивалась веревка с петлей на конце; верхний конец ее терялся во тьме под высоким потолком, поскольку комната едва освещалась.

Я сильно страдал от жажды и умирал с голода, так что вид накрытого стола поднял мой слабеющий дух. Очевидно, даже если пришло время умирать, я не умру голодным. Тористы может быть, жестоки и бессердечны в некоторых отношениях, но несомненно в них теплилась частица доброты, иначе бы никогда не дали обреченному человеку столько еды.

— Слушай внимательно! — бросил Сов, обращаясь ко мне. — Слушай то, что я скажу.

Муско изучал комнату со злорадной ухмылкой на губах.

— Мы оставим тебя одного. Если сможешь выбраться отсюда, тебе будет сохранена жизнь. Как видишь, здесь семь дверей. Ни на одной из них нет засова или запора. За каждой начинается коридор, точно такой же, как тот, через который мы вошли в комнату. Тебе можно открыть любую из дверей и выйти в любой из коридоров. Но после того, как войдешь в дверь, пружина захлопнет ее и ты не сможешь открыть дверь с той стороны. Двери устроены так, что их нельзя ничем подпереть, чтобы оставить открытыми, за исключением той двери, через которую мы вошли в комнату. За этой единственной дверью тебя ждет жизнь, за остальными — смерть.

В коридоре за второй дверью ты обязательно наступишь на скрытую пружину, которая выпустит в тебя длинные острые стрелы; они полетят отовсюду, ты будешь пронзен ими и умрешь.

В третьем коридоре такая же пружина подожжет пламя, и ты погибнешь в огне. В четвертом ты попадешь под смертоносные р-лучи и умрешь немедленно. Когда же ты войдешь в пятую, на другом конце откроется дверь и в коридор войдет тарбан.

— Что такое тарбан? — спросил я.

Сов посмотрел на меня в изумлении.

— Ты знаешь не хуже меня! — проревел он.

— Говорю тебе, что я из другого мира, и не знаю, что это такое.

— Не будет вреда, если мы скажем, — предложил Вилор, — вдруг он в самом деле не знает и тогда не сможет по-настоящему узнать ужас комнаты с семью дверями.

— Неплохая мысль, — заметил Муско. — Опиши тарбана, друг Сов.

— Ужасный зверь, — объяснил Сов, — огромный и страшный. Покрыт жесткой, как щетина, шерстью красноватого цвета, с белыми полосами, идущими вдоль тела, а брюхо голубоватого оттенка. С могучими челюстями и острейшими когтями, и не ест ничего, кроме мяса.

Тут раздался оглушительный рев, который, казалось, мог покачнуть башню.

— Вот и тарбан, — заметил Окал с усмешкой. — Он не ел три дня и не только очень голоден, но и очень зол.

— А что за шестой дверью? — осведомился я.

— В коридоре за шестой дверью спрятаны трубки, из которых польется кислота. Она попадет тебе в глаза и выжжет их, медленно разъест плоть, но ты умрешь не слишком быстро. Вполне хватит времени, чтобы раскаяться в преступлениях, которые привели тебя в комнату с семью дверями. Лично мне кажется, что шестая дверь — самая ужасная из всех.

— Я считаю, что седьмая хуже, — возразил Окал.

— Возможно, — согласился Сов. — В седьмом коридоре смерть приходит не так быстро, и мучения длятся долго. Когда ты наступишь на скрытую пружину в коридоре за седьмой дверью, стены медленно начнут сдвигаться. Их движение так медленно, что его почти невозможно заметить, но в конце концов стены постепенно раздавят тебя.

— А зачем петля над столом? — спросил я.

— Когда ты будешь мучиться от невозможности решить, за которой дверью находится жизнь, — объяснил Сов, — у тебя появится искушение покончить с собой, для чего и висит петля. Но она с умыслом подвешена на такой высоте от стола, что ей нельзя воспользоваться, чтобы сломать шею и принять быструю смерть; ты можешь только задохнуться.

— Похоже, вы потратили много усилий, придумав столь изощренный способ уничтожения врагов, — заметил я.

— Комната с семью дверями предназначена в первую очередь не для уничтожения людей, — разуверил меня Сов. — Она используется как средство убеждения не верящих в торизм, и прямо-таки удивительно, насколько действенна комната, — добавил он со смехом.

— Могу представить, — ответил я. — А теперь, когда вы любезно познакомили меня с худшим, будет ли мне разрешено удовлетворить голод и жажду перед тем, как умереть?

— В последние часы жизни ты можешь делать со всем, находящимся в комнате, что захочешь. Но заранее предупреждаю: из семи блюд на столе одно отравлено. И прежде чем ты удовлетворишь жажду, тебе наверняка будет интересно знать, что из семи изысканных напитков, налитых в сосуды, шесть отравлены. А теперь, убийца, мы покидаем тебя. Последний раз ты глядишь на людей.

— Я с удовольствием встречу смерть, — ответил я, — если в жизни мне не осталось ничего более приятного, чем глядеть на вас.

Один за другим они покинули комнату через дверь жизни. Я внимательно глядел на эту дверь, чтобы хорошенько ее запомнить, а затем тусклый свет погас, и комната погрузилась во тьму.

Я быстро пересек помещение по прямой линии к тому самому месту, где находилась дверь. Улыбнулся про себя — какие же они простаки, коль скоро вообразили, что я немедленно потеряю ориентировку только из-за того, что погас свет. Надо надеяться, они не лгали, тогда я выйду из комнаты почти так же быстро, как они, и потребую обещанную мне жизнь.

С вытянутыми руками приблизился к двери. Неизвестно почему, но слегка кружилась голова. Было трудно сохранять равновесие. Пальцы прикоснулись к движущейся поверхности. Это стена скользила под пальцами влево. Я почувствовал, как поверхность двери проскользнула под ними, появилась и другая, потом еще одна. Все ясно — пол, на котором я стоял, крутился! Дверь, ведущая к жизни, потеряна!

Глава 2

На мгновение я впал в отчаяние и застыл на месте. Внезапно свет зажегся, и стало видно, как стена и двери медленно перемещаются передо мной. Какая из дверей вела к жизни?

Как-то сразу я ощутил страшную усталость и почти полную безнадежность. Меня преследовали муки голода и жажды. Подошел к столу в центре комнаты. Различные вина, молоко и вода, налитые в семь кувшинов, дразнили. Один из семи был безопасный и мог быстро утолить мучившую меня жажду, уже ставшую пыткой. Вдыхая запах, я попытался исследовать содержимое каждого кувшина. Здесь было два кувшина с водой, содержимое одного показалось мне мутным: я решил, что в другом жидкость была не отравленной.

Я поднял кувшин. Запекшееся горло умоляло об одном маленьком глоточке. Поднес кувшин к губам, но тут вновь нахлынули сомнения. Пока оставался хоть ничтожный шанс выжить, нельзя рисковать, и потому кувшин остался на столе.

Оглядев комнату, увидел в тени стул и койку у стены. Поскольку я не мог ни есть, ни пить, то по крайней мере стоило отдохнуть и, может быть поспать. Моим тюремщикам придется подождать осуществления своих ожиданий — так долго, как только возможно. Размышляя, я осторожно приблизился к койке.

Свет в комнате был очень слабый, но все же когда я был уже готов броситься на койку, мне удалось заметить, что кровать утыкана острыми, как иглы, металлическими шипами. Мечты о спокойном сне рассеялись. Ощупав стул, я понял, что и он оснащен колючками.

Как откровенно тористы проявили свою дьявольскую сущность в замысле этой комнаты и ее обстановки! В ней не оказалось ничего, что можно использовать без опасности, кроме, пожалуй, пола. Я так устал, что растянулся на нем во весь рост. На мгновение он показался роскошным ложем. Правда, неудобство моей постели становилось все более ощутимым — пол дьявольски твердый. И все же усталость взяла свое — я задремал, когда почувствовал, как что-то прикоснулось к спине — холодное и липкое.

Сразу поняв, что это какой-нибудь новый дьявольский вид пытки, вскочил на ноги. По полу извивались, подползали ко мне змеи всех размеров, и у многих был довольно устрашающий вид — змеи с саблевидными клыками, змеи с рогами, змеи с ушами, змеи голубые, красные, зеленые, белые и пурпурные. Они выползали из дыр внизу и вытягивали отвратительные головы во все стороны, словно искали меня.

Итак, даже пол, который я считал своей последней надеждой, предал меня. Осталось вспрыгнуть на стол посреди отравленной еды и напитков и там опуститься на одно колено, наблюдая, как отвратительные пресмыкающиеся извиваются внизу.

Внезапно пища начала искушать меня, но не потому, что я был голоден. В ней таилось спасение от безнадежности и ужаса моего положения. Есть ли шансы остаться в живых? Тюремщики знали, когда привели меня сюда, что отсюда нет выхода. Какой напрасной и дурацкой была бы надежда в таких обстоятельствах!

Я думал о Дуаре. Что с ней? Даже если бы мне каким-нибудь чудом удалось спастись отсюда, можно ли надеяться когда-нибудь снова увидеть ее? Невозможно даже предположить, в каком направлении лежала Вепайя, страна ее народа, страна, куда ее несомненно вез Камлот в этот момент.

После захвата в плен я лелеял надежду, что Камлот высадит с «Софала» вооруженный отряд, чтобы спасти меня. Но я давно уже оставил ее, понимая, что прежде всего он будет заботиться о Дуаре, дочери короля, и никакие соображения не удержат его от немедленного возвращения в Вепайю.

Пока я размышлял таким образом и следил за змеями, до моих ушей долетел звук, который можно было принять за крик женщины. Я немного подивился, какие еще ужасы царят в страшном городе. Как бы то ни было, я не мог помешать этому и потому не обратил на крик внимания. К тому же неожиданно змеи стали активнее.

Самая большая из них, толстое, отвратительное создание двадцати футов длиной, подняла голову на уровень стола и уставилась на меня своими немигающими глазами. Мне казалось, что я прямо-таки читаю реакцию тупого мозга гада на присутствие добычи.

Змея положила голову на крышку стола, а затем, медленно извиваясь всем телом, заскользила ко мне.

Я лихорадочно окинул комнату взглядом, пытаясь найти какой-нибудь путь к спасению. Напрасно. Лишь семь дверей, теперь неподвижных, — пол перестал вращаться вскоре после того, как свет вновь зажегся, — давали какую-то призрачную надежду. За одной из семи одинаковых дверей лежала жизнь, за остальными шестью — смерть. На полу, между дверями и мной, извивались змеи. Правда, пол был покрыт ими неравномерно. Кое-где виднелись свободные места, по которым можно было быстро пробежать, не встретив более одного пресмыкающегося. Но даже одна-единственная, будь она ядовитой, оказалась бы такой же опасной, как и все остальные, вместе взятые. Мне не давало покоя сознание того, что я ничего не знаю ни об одном из собранных здесь гадов.

Огромная голова змеи, которая заползла на стол, медленно приближалась ко мне; большая же часть ее тела извивалась по полу, волнообразно перемещаясь вслед за головой. А я не имел никакого представления о том, как она нападает. Чего надо ожидать: ударит ядовитыми клыками, или раздавит меня в сжимающихся кольцах, или попросту заглотнет широко раскрытой пастью? В детстве я видел, как змеи заглатывали лягушек и птиц. В любом случае перспектива была не из приятных. Двери манили снова. Может быть, если повезет, принять свою смерть от судьбы?

Отвратительная голова все ближе и ближе придвигалась, я отпрянул прочь, готовясь добежать до той двери, на пути к которой было меньше змей. Быстро оглядев комнату, увидел относительно свободный путь, ведущий к двери прямо за утыканными шипами койкой и стулом. У меня был один шанс из семи и отсутствовал какой-либо способ отличить одну дверь от другой. За любой дверью могла ждать жизнь или смерть. Но по крайней мере сохранялся шанс! Оставаться там, где я был, и стать добычей отвратительного гада не сулило никакого шанса вообще.

В моей жизни всегда оказывалось больше счастливых «красных» номеров, чем обычно приходится на долю человека, и сейчас будто что-то подсказывало, что судьба ведет к той единственной двери, за которой лежат жизнь и свобода. Вот почему с чувством почти гарантированного успеха я спрыгнул со стола, прочь от раскрытой пасти огромной змеи, и бросился к выбранной двери.

И все же я не забыл здравого совета: «На Бога надейся, а сам не плошай!». В данном случае я мог бы перефразировать старую поговорку так: «На судьбу надейся, но сохраняй путь к отступлению!»

Меня предупреждали, что двери открываются наружу из круглой комнаты. Если я выскочу в одну из них, она захлопнется и не позволит вернуться. Что делать?

Раздумья заняли не больше нескольких секунд. Быстро пересек комнату, уклонившись от встреч с одной или двумя змеями, оказавшимися на пути. Вокруг раздавались шипение и свист. Змеи, извиваясь, ползли вперед, чтобы догнать меня или отрезать путь.

Что подсказало схватить стул с шипами, когда я пробегал мимо него, — не знаю: озарило вдохновение, или, возможно, подсознательно я надеялся использовать его как оружие для защиты, но он пригодился совсем для другого.

Когда ближайшие змеи были рядом, я добежал до двери. Времени для дальнейших размышлений не было. Распахнул дверь и вступил в мрачный коридор. Он выглядел точно так же, как коридор, по которому меня привели в комнату с семью дверями. Надежда ожила, но все же я не забыл подпереть дверь стулом, чтобы она не закрылась.

Удалось сделать лишь несколько шагов по коридору, и тут кровь у меня застыла при звуке самого ужасного рева, который мне когда-либо приходилось слышать. В темноте передо мной пылали два огненных шара: я открыл дверь в пятый коридор, который привел в логово тарбана!

Для колебаний не было времени: во тьме мрачной дыры меня ждет смерть. Нет, она даже не ждала: она прыгнула вперед, на встречу со мной!

Я повернулся и кинулся в комнату, где свет и пространство могли дать временное убежище. Попытался вырвать стул, чтобы дверь закрылась перед пастью преследовавшего свирепого зверя. Но вышло иначе. Сильная пружина двери захлопнула ее, прежде чем я успел убрать стул, и крепко заклинила его. Тщетно я пытался вытащить стул. Он торчал там, и дверь оставалась полуоткрытой.

Мне доводилось и раньше попадать в крутые переделки, но такого еще не было. Передо мной извивались змеи, и среди них огромный гад, едва не доставший меня на столе; позади ревущий тарбан. Единственным прибежищем вновь оставался стол, с которого я бежал несколько секунд назад.

Справа от двери открылось небольшое пространство, на котором не оказалось змей. Перескочив через тех, что шипели и бросались на меня, я застыл на свободной площадке в то мгновение, когда тарбан ворвался в комнату.

Мной овладело единственное желание — оказаться на столе. Мне не приходило в голову, насколько тщетной и глупой могла быть эта мысль. Возможно, именно благодаря такой целеустремленности я все же достиг стола. И когда опять оказался среди кувшинов и тарелок с отравленной пищей и напитками, оглянулся и увидел, что дело приняло неожиданный оборот.

На полпути между дверью и столом тарбана — ревущего, вставшего на задние лапы монстра — атаковали змеи. Он хватал, бил и рвал, раздирал их в клочья, разрывал пополам, но они неудержимо нападали на него, шипя, подскакивая и обвиваясь. Он безжалостно кромсал змей, отрывал головы, но их число не уменьшалось; со всех концов комнаты на место одной уничтоженной гадины появлялось десять.

В свалке медленно и грозно поднималось вверх пятнистое тело гада, который намеревался сожрать меня. Похоже, тарбан понял, что именно эта тварь — основной противник, ибо, отметая прочь и давя меньших змей, все время поворачивался к самой большой и самые ожесточенные удары наносил ей. Но тщетно! С быстротой молнии извивающиеся толстые кольца бросались по сторонам, избегая его когтей. Змея вела себя, как опытный боксер, и с ужасающей силой успевала наносить тарбану удары в каждое незащищенное место.

Рев хищника смешивался с шипением змей, производя отвратительный шум, от которого стыла кровь в жилах.

Кто победит в битве титанов? Изменит ли это как-нибудь мою судьбу, или просто-напросто решается вопрос, в чей желудок попаду? И все же я не мог не наблюдать схватку с растущим интересом стороннего наблюдателя.

Это была кровавая схватка, но кровь лилась только из тарбана и змей поменьше. Огромная пятнистая тварь, боровшаяся за право сожрать меня, пока была невредима. Как она ухитрялась перемещать массивное тело с такой быстротой, чтобы избежать яростных и стремительных бросков тарбана, остается загадкой. Может быть, объяснение кроется в том, что она встречала каждую атаку ужасающим ударом головы, заставлявшим тарбана отшатываться назад полуоглушенным.

Вскоре тарбан прекратил атаки и начал отступать. Я наблюдал, как гибко покачивающаяся массивная голова большой змеи следовала за каждым движением противника. Змеи поменьше обвивались вокруг тела тарбана, но он и не замечал их. Внезапно зверь повернулся и прыгнул ко входу в коридор, ведущий в его логово.

Очевидно, именно этого и ждала змея, которая лежала, полусвернувшись, и теперь, как гигантская пружина, внезапно развернулась в воздухе так быстро, что я едва мог уловить, что произошло. Она в мгновение ока обвила тело тарбана полудюжиной колец, с шипением раскрыла свою пасть над его шеей и вцепилась в нее!

Ужасный рев вырвался из глотки хищника, когда могучие кольца стали сжиматься вокруг него. Я слышал, как трещат кости, видел, как из раздавленного тела потоком хлынула кровь.

Я вздохнул с облегчением, решив, что тарбан надолго удовлетворит голод чудовища и отвлечет от меня. Пока я ожидал передышки, исполинский победитель вновь свернул кольца, обвившие тело жертвы, и медленно повернул голову в мою сторону.

Мгновение я глядел, как завороженный, в холодные, немигающие глаза без век, а затем с ужасом увидел, что тварь медленно подвигается к столу. Она двигалась не так быстро, как в бою, а очень медленно. Неизбежность, проявлявшаяся в мерном волнообразном движении, парализовала меня.

Вот тварь вновь поднимает голову на уровень стола, вот ее голова скользит среди блюд в мою сторону. Я больше не мог вынести и повернулся, чтобы бежать — все равно куда, в любое место, лишь бы на мгновение перестать видеть холодный блеск страшных глаз, несущих смерть. И когда наконец обернулся, произошли две вещи: опять раздались далекие крики женщины, а лица коснулась петля, свисавшая из глубокой тени под потолком.

Крики мало тронули меня, но вид петли навел на мысль. Конечно, петля подвешена здесь не для пробуждения надежд, но все-таки могла пригодиться. Она открывала хоть какой-то путь спасения от змей, и я не стал долго раздумывать.

Холодная морда змеи коснулась моей голой ноги как раз в тот момент, когда я подпрыгнул и ухватился за веревку выше петли. Я слышал громкое яростное шипение, пока взбирался, перехватываясь руками, в густую тень, где надеялся найти по крайней мере временное убежище.

Веревка была привязана к металлическому крюку, закрепленному на большой балке. Я быстро перебрался на эту балку и поглядел вниз. Огромная змея шипела и извивалась подо мной. Она подняла вверх чуть ли не треть своего тела, пытаясь обвиться вокруг свисающей веревки и последовать за мной, но веревка раскачивалась, и попытки змеи оказывались тщетными.

Вряд ли гигантская змея сможет взобраться по такой относительно тонкой веревке. Но чтобы не оставлять ей никаких шансов, я подтянул петлю вверх и обмотал веревку вокруг балки. По крайней мере, ненадолго я был в безопасности. С облегчением вздохнул и начал осматриваться вокруг.

Тьма была густой и почти непроницаемой, и все же оказалось, что потолок комнаты еще выше. Меня окружало хитросплетение балок, подпорок и стропил. Я решил исследовать верхнюю часть комнаты с семью дверями. Поднявшись и встав на балку, осторожно начал передвигаться к стене. Добравшись до нее, обнаружил узкие мостки, пристроенные к стене. Очевидно, мостки шли вокруг комнаты. Они были фута в два шириной, без поручней. Видимо, это была часть лесов, оставленных рабочими при строительстве или ремонте здания.

Когда я исследовал узкую дорожку, тщательно выбирая, куда поставить ногу и ощупывая стену рукой, опять раздался крик, который уже дважды привлекал мое внимание. Но и сейчас меня куда больше интересовала собственная судьба, чем крики неизвестной женщины чужой расы.

В следующий момент пальцы наткнулись на то, что разом заставило забыть о кричавшей. На ощупь это была рама двери или окна. Я исследовал находку обеими руками. Да, сомнений нет, дверь! Узкая дверь в шесть футов высотой. Нащупав петли, стал искать задвижку и наконец нашел ее. Осторожно отодвинул задвижку и вскоре почувствовал, как дверь открывается.

Что находилось за ней? Новая дьявольская выдумка, сулящая смерть или пытку? Или свобода? Я не знал, да и не мог узнать, не открыв врата тайны.

Я колебался недолго. Медленно приоткрыл дверь, приблизив глаз к узкой щели. Меня коснулось дуновение ночного воздуха, и передо мной раскрылось бледное свечение венерианской ночи.

Возможно ли, что хитроумные повелители Капдора по невнимательности или забывчивости упустили эту лазейку?

Вряд ли, но мне все равно ничего не оставалось, как продолжить поиски и узнать, что находилось снаружи.

Потихоньку открыл дверь и ступил на балкон, уходивший в обе стороны и исчезавший из поля моего зрения за изгибами круглой стены, вдоль которой он шел. На внешнем краю балкона был низкий парапет, за которым я прилег, обдумывая сложившуюся ситуацию. Похоже, мне не угрожали новые опасности, но приходилось быть настороже. Я медленно двинулся на разведку, когда мучительный крик опять прорезал тишину ночи. В этот раз он звучал отчетливее и ближе; стены здания раньше заглушали его.

Я двигался как раз в направлении звука и ускорил продвижение. Правда, я искал возможность спуститься вниз, а не несчастную женщину. Боюсь, что в тот момент вел себя далеко не по-рыцарски. Но, по правде говоря, тогда меня никак не трогало, что погибает какой-то обитатель Капдора — мужчина или женщина.

Обогнув закругление башни, я прямо перед собой увидел здание, находившееся всего в нескольких ярдах от меня. И в тот же момент заметил нечто, пробудившее надежду — узкий мостик, ведущий с балкона, на котором я находился, на такой же балкон соседнего здания.

Снова послышались крики. Они как будто неслись из здания, которое я только что обнаружил. Но я, передвигаясь по мостику, больше думал не о криках, а о том, удастся ли отсюда спуститься вниз.

Быстро перебравшись на другой балкон, я дошел до ближайшего угла и, обогнув его, заметил свет, падавший из окон, находившихся на уровне балкона.

Сначала решил вернуться, опасаясь, что меня обнаружат, когда пойду мимо окон. Но до меня снова донесся крик. Он явно исходил из помещения, откуда падал свет. В крике звучала такая безнадежность и страх, что я не мог не почувствовать сострадания. Оставив осторожность, подкрался к ближайшему окну.

Оно было широко раскрыто. Я увидел комнату, а в ней женщину во власти мужчины, который удерживал ее на кровати и колол острием кинжала. Было неясно, стремился ли он убить ее. Похоже, это скорее была пытка.

Мужчина стоял спиной ко мне и закрывал собою лицо женщины. Вновь кольнул ее, и она вскрикнула; мужчина захохотал отвратительным злорадным смехом. Я решил, что он законченный мерзавец, получающий удовольствие, причиняя боль объекту маниакальной страсти.

Он наклонился, чтобы поцеловать женщину. Та ударила его по лицу. Отвернул голову, чтобы избежать второго удара, и я увидел его в профиль. Это был ангам Муско.

Должно быть, он частично ослабил хватку, когда отпрянул, поскольку женщина приподнялась на кровати, пытаясь спастись. Она повернула лицо ко мне, и моя кровь вскипела от ярости. Это была Дуара!

Одним прыжком я перескочил через подоконник и набросился на Муско. Схватив за плечо, развернул его к себе. Увидев меня, ангам вскрикнул от ужаса и отпрянул назад, цепляясь за кобуру на поясе. Он успел выхватить пистолет. Ударом снизу я направил дуло к потолку. Муско споткнулся и рухнул спиной на койку, увлекая меня за собой.

Он выронил кинжал, когда полез за пистолетом. Пистолет же я выбил из его руки и отшвырнул прочь. Мои пальцы искали горло Муско.

Он был большим, крупным мужчиной, правда, толстым и страдал одышкой. Но все же был довольно мускулистым, а страх смерти придал ему новые силы. Он боролся с отчаянием обреченного. Я сбросил Муско с койки, чтобы не ранить Дуару. Сцепившись, мы покатились по полу. Он принялся звать на помощь, и я удвоил попытки нащупать горло, пока вопли не достигли чьих-либо ушей. Он отбивался как дикий зверь. Бил по лицу и, в свою очередь пытался схватить меня за горло. Измученный всем пережитым, а также недостатком сна и пищи, я слабел. А Муско, казалось, становился все сильнее.

Чтобы остаться в живых и не потерять Дуару, нужно победить. И как можно скорее. Собрав все силы, нанес ему удар в подбородок.

Он на мгновение поник, и в тот же момент мои пальцы сомкнулись на горле ангама. Он отчаянно извивался, пытаясь вырваться. Хотя у меня кружилась голова, я сжимал ему горло, пока, наконец, он не забился в конвульсиях и не рухнул на пол. Несколько секунд я стоял над ним, задыхаясь от напряжения.

Только после этого повернулся к Дуаре. Она, полусидя, притаилась на койке и безмолвно наблюдала за схваткой.

— Ты! — воскликнула она. — Не может быть!

— И все-таки это я!

Она медленно встала с кровати и подошла ко мне. Я тоже приблизился к ней и раскрыл объятья, чтобы прижать к себе.

— Нет! — крикнула она. — Не прикасайся.

— Но ведь ты сказала, что любишь меня. И знаешь, что я люблю тебя.

— Это ошибка, — возразила она. — Я не люблю тебя. Страх, благодарность, симпатия, помутнение разума от того, что перенесла — вот что заставило мои губы произнести нелепые слова, которые не выражают чувств, скрытых в моем сердце.

Внезапно я почувствовал холод, усталость и безразличие. Надежда на счастье умерла в моей груди. Я отвернулся от нее. Меня больше не заботило, что будет дальше. Но отчаяние только на миг овладело мною. Не имеет значения, любит она меня или нет, — мой долг оставался прежним: вырвать ее из Капдора, из лап тористов и, если возможно, вернуть отцу, джонгу Вепайи, Минтепу.

Подойдя к окну, я прислушался. Насколько можно судить, призывы Муско о помощи не услышаны. Никто не торопился сюда. И если окружающие не обращали внимания на крики Дуары, то почему бы их привлекли вопли Муско? Я решил, что вряд ли кто-нибудь захочет узнать, в чем дело.

Вернувшись к телу Муско, снял с него перевязь, на которой висел меч в ножнах, затем поднял кинжал и пистолет. Теперь я чувствовал себя гораздо лучше. Обладание оружием делает чудеса даже с теми, кто не привык его носить. А до того, как оказался на Венере, я вообще никогда не носил оружия.

Потом исследовал комнату — вдруг в ней есть то, что пригодится нам в попытке вырваться на свободу. Помещение было довольно большое. Его пытались обставить замысловато и с претензией, но в результате получился образец дурного вкуса.

Однако в одном углу оказалось кое-что, вызвавшее мое живейшее одобрение. Это был стол, ломившийся от яств.

— Хочу увезти тебя из Нубола, — обратился я к Дуаре. — Попытаюсь вернуть в Вепайю. Может быть, мне и не удастся, но сделаю все, что смогу. Будешь ли ты доверять мне и пойдешь ли со мной?

— Как ты можешь сомневаться? — ответила она. — Если сумеешь вернуть меня в Вепайю, тебя вознаградят и окажут почести.

Ее слова разозлили меня. Я повернулся, и с губ был готов сорваться горький упрек, но не произнес ни слова. Какая польза от слов? Все свое внимание я обратил на стол.

— Я обещал попытаться сиасти тебя. Но не смогу этого сделать на пустой желудок и потому хочу поесть, прежде чем уйти отсюда. Не соизволишь ли присоединиться?

— Нам нужны силы, — заметила она. — Я не голодна, но будет разумно, если мы оба поедим. Муско приготовил все для меня, но я не могла есть в его присутствии.

— Значит, Карсон не так неприятен тебе, как Муско?

Прежде чем ответить, она секунду молча на меня смотрела, затем произнесла:

— Нет, не так.

Я подошел к столу. Вскоре она присоединилась ко мне. Мы поели в молчании. Самой разнообразной еды было вдосталь, а также свежей воды, вина и других напитков. Я набросился на все, как голодный волк.

Каким же образом Дуара попала в Капдор? Однако из-за ее жестокого и труднообъяснимого обращения со мной прямо спрашивать об этом не стал. Но вскоре понял, что веду себя, как капризный ребенок, и попросил рассказать обо всем, что произошло с тех пор, как я приказал ангану лететь с ней на «Софал» и до того момента, когда обнаружил ее в лапах Муско.

— Почти нечего рассказывать. Вспомни, как боялся анган возвращаться на «Софал», опасаясь наказания за участие в моем похищении. Ведь они очень убогие существа с неразвитым мозгом, которые реагируют только на самые примитивные естественные побуждения — самосохранение, голод, страх…

Мы находились почти над палубой корабля, когда анган заколебался, а затем повернул назад к берегу. Я спросила, что он делает. Анган ответил, что боится мести моих людей за то, что он помогал украсть меня.

Я обещала заступиться и уверяла, что ему не причинят никакого вреда, но он не поверил. Ответил, что первые господа — тористы наградят его, если он доставит меня к ним. Это он знал хорошо, а мне не поверил, считая, что Камлот убьет его.

От мольбы я перешла к угрозам, но тщетно. Негодяй летел прямо к этому ужасному городу и передал меня капдорцам. Когда Муско узнал, что я здесь, он воспользовался своей властью и объявил меня своей собственностью… Остальное ты знаешь.

— А теперь, — предложил я, — мы должны отыскать способ выбраться на побережье. Возможно, «Софал» еще не уплыл. Не исключено, что Камлот отправил отряд на поиски.

— Из Капдора выбраться нелегко, — напомнила Дуара. — Когда анган принес меня сюда, я заметила высокие стены и часовых.

Я покачал головой.

— Будем пытаться, Ну, а для начала нужно выбраться из этой тюрьмы. Тебе не удалось что-нибудь рассмотреть?

— Кое-что. На первом этаже сразу от входа большой длины зал ведет прямо к лестнице, расположенной в задней части здания. В зал выходят двери нескольких комнат. В двух ближайших ко входу были люди, но что находится в остальных, я не увидела — двери были закрыты. Возможно, что комнаты не пустуют.

— Надо узнать. Если услышим внизу шум, то подождем, пока все заснут. А сейчас выйду на балкон и погляжу, нет ли какого-нибудь более безопасного пути вниз.

Я вылез в окно и обнаружил, что начался дождь. Медленно обошел здание вокруг, глядя вниз на улицу. Там не было заметно никаких признаков жизни — похоже, дождь разогнал всех по домам. Вдали смутно виднелись очертания городских стен. Все было слабо освещено странным ночным светом, характерным для амторских пейзажей. С балкона на землю не вело никаких лестниц или выступов. Спуститься вниз можно только внутри здания.

Я вернулся к Дуаре.

— Пошли, — позвал я. — Попробуем выбраться.

— Подожди! — воскликнула она. — Я вспомнила кое-что из услышанного на борту «Софала» относительно обычаев тористов. Ведь Муско — ангам.

— Был ангамом.

— Это неважно. Суть в том, что он был одним из правителей так называемой Свободной Земли Торы. Его власть, особенно здесь, где нет других членов олигархии, абсолютна. Но его не знал ни один из жителей Капдора. Как же тогда он мог подтвердить свой высокий титул?

— Не знаю. Наверное, должны быть какие-нибудь верительные грамоты.

— На указательном пальце его правой руки ты найдешь большое кольцо. Я полагаю, оно-то, очевидно, и является знаком высокого положения.

— Ты думаешь, мы сможем воспользоваться кольцом, чтобы пройти мимо часовых?

— Возможно.

— Но неправдоподобно. Даже в самом диком полете фантазии никто не сможет принять меня за Муско — разве только я раздуюсь от собственного самомнения.

Слабая улыбка появилась на губах Дуары.

— Тебе вовсе не обязательно выглядеть так же, как он. Эти люди очень невежественны. BceFo несколько солдат видели Муско, когда он прибыл сюда. Вряд ли они стоят в карауле до сих пор. Сейчас ночь, а во тьме, под дождем, опасность разоблачения твоего самозванства невелика.

— Стоит попробовать, — наконец согласился я и, подойдя к телу Муско, нашел и снял кольцо с его пальца. Оно было мне велико, поскольку пальцы у Муско были толстые. Но если найдется простак, который примет меня за ангама, то он вряд ли заметит такую малость.

Потом мы с Дуарой тихо выбрались из комнаты, подошли к лестнице и замерли, прислушиваясь. Внизу было темно, но доносились звуки голосов, приглушенные, словно они исходили из-за закрытых дверей. Крадучись мы спустились по лестнице. Я чувствовал тепло тела девушки, когда она прикасалась ко мне, мною все сильнее овладевало желание обнять ее, и крепко прижать к себе. Но я продолжал идти.

Мы попали в длинный зал и ощупью двинулись к выходу на улицу. Я уже внутренне ликовал, когда внезапно открылась дверь в конце зала и в проход упал свет из комнаты.

В дверном проеме я увидел очертания человеческой фигуры. Человек говорил с кем-то в комнате, из которой он выходил. Еще миг — и выйдет в зал. В какую сторону пойдет?

Рядом со мной находилась дверь. Осторожно отодвинув засов, я приоткрыл ее. Помещение за ней было погружено во тьму. Есть ли кто-нибудь там или нет? Зайдя в темную комнату, я увлек Дуару за собой и прикрыл дверь, оставив только узкую щель.

Вскоре мы услышали, как человек, стоявший в дверном проеме, сказал: «До завтра, друзья. Спите спокойно». Дверь захлопнулась, и зал опять погрузился во тьму.

Послышались шаги, приближающиеся к нам. Я осторожно вытащил из ножен меч Муско. Шаги приблизились. Они замедлились перед дверью, за которой я ждал, но, может быть, так мне только показалось. Наконец шаги стали удаляться, и я услышал, как человек поднимается по лестнице.

И тут меня встревожило другое. Что, если человек войдет в комнату, где лежит тело Муско? Он, разумеется, поднимет тревогу. Нужно торопиться.

— Быстрее, Дуара! — прошептал я. Мы выскочили в коридор и почти бегом пустились к дверям.

Через несколько секунд мы оказались на улице. Моросящий дождь перешел в ливень. На расстоянии нескольких ярдов ничего нельзя было разглядеть. Это было нам на руку.

Мы поспешили вдоль улицы, направляясь к стене и воротам. По счастью никто не попался навстречу. Ливень все усиливался.

— Что ты скажешь часовому? — неожиданно задала вопрос Дуара.

— Не знаю, — ответил я чистосердечно.

— У него появится подозрение, если не придумать подходящий предлог. Согласись, рискованно покидать стены города в такую ночь. Тем более без охраны идти туда, где бродят свирепые звери и не менее свирепые люди.

— Постараюсь придумать что-нибудь, — буркнул я. — Другого выхода нет.

Она промолчала, и мы продолжали путь к воротам. Они были недалеко от того здания, из которого мы бежали, и маячили перед нами сквозь дождь большим темным пятном.

Часовой, укрывшийся в нише, заметил нас и осведомился, что мы делаем здесь в такой час и в такую ночь. Правда, ответ его не сильно интересовал, ему не приходило в голову, что мы намереваемся выйти из ворот. Он принял нас всего лишь за пару горожан, возвращающихся домой.

— Сов пришел? — спросил я.

— Пришел ли Сов? — воскликнул он изумленно. — Что будет Сов делать здесь в такую ночь!

— Он должен встретиться со мной. Я приказал ему явиться.

— Ты приказал Сову явиться! — часовой засмеялся. — А кто ты такой, чтобы давать приказания Сову?

— Я — Муско, ангам.

Часовой изумленно поглядел на меня.

— Я не знаю, где Сов, — наконец ответил он, насторожившись, как мне показалось.

— Ладно. Неважно, — махнул я рукой. — Он скоро будет здесь. А ты тем временем открой ворота, потому что нам надо спешить.

— Я не могу открыть ворота без приказания Сова, — проворчал часовой.

— Ты отказываешься подчиниться ангаму? — спросил я самым грозным голосом, какой только смог изобразить.

— Я никогда не видел тебя раньше, — отпарировал он. — Откуда мне знать, что ты ангам?

Я протянул руку с кольцом Муско на указательном пальце.

— Ты знаешь, что это такое?

Он осмотрел кольцо.

— Да, ангам! — пробормотал часовой со страхом. — Я знаю.

— Тогда открывай ворота, и поживее! — прикрикнул я.

— Давай подождем, пока придет Сов. У нас будет достаточно времени.

— Я не могу ждать, приятель. Открывай, как я приказал. Только что бежал вепайский пленник, и мы с Совом и отрядом солдат будем искать его.

Упрямый часовой все еще медлил. До нас донесся сильный шум с той стороны, откуда мы пришли. Я решил, что человек, который прошел мимо нас по коридору, обнаружил труп Муско и поднял тревогу.

Мы слышали, как бегут люди. Больше нельзя было терять ни секунды.

— Вот идет Сов с отрядом! — гаркнул я. — Открывай ворота, дурак, или тебе будет хуже! — Я вытащил меч, намереваясь пронзить солдата, если он не подчинится.

— Зачем открывать их сейчас, ангам? — спросил он, колеблясь. — Почему бы не подождать, пока не подойдет Сов?

— Мы сэкономим время, если откроем их, — вот почему. Поспеши, пока я не разозлился!

Наконец он начал выполнять мое приказание. Возбужденные голоса приближавшихся к нам людей становились все громче и громче. Из-за дождя было плохо видно, но когда ворота распахнулись, я разглядел во мраке приближавшиеся фигуры.

Взяв Дуару за руку, я пошел в ворота. Часовой все еще сомневался и хотел остановить нас, но уверенности в нем не было.

— Скажи Сову, чтобы он поспешил, — крикнул я напоследок. И прежде чем часовой успел собраться с духом, мы с Дуарой шагнули в окружающую тьму и исчезли из его глаз.

Я намеревался добраться до побережья и двинуться вдоль него, не дожидаясь дня. Оставалось надеяться и молиться, чтобы мы увидели «Софал» у берега, тогда бы мы смогли подать сигнал.

Всю эту ужасную ночь мы ощупью пробирались сквозь тьму и ливень. Мы не слышали за собой погони, но и до океана не добрались.

Дождь прекратился перед рассветом; слабый дневной свет разлился вокруг. Мы жадно стали оглядываться в поисках моря. Но вокруг виднелись только низкие холмы, на которых тут и там росли деревья. А вместо моря темнел лес.

— Где же море? — тихонько спросила Дуара.

— Не знаю, — признался я.

На Венере стороны света можно определить только на рассвете или на закате в течение нескольких минут: в это время направление, где находится солнце, можно заметить по чуть более яркому свету над горизонтом на западе или на востоке.

И сейчас солнце поднялось слева от нас. Но если бы мы шли в направлении, где, как я считал, расположен океан, оно поднялось бы справа…

Сердце у меня упало — я понял, что мы заблудились.

Глава 3

Дуара, пристально следившая за моим лицом, догадалась, что дело неладно.

— Ты не знаешь, где находится море? — настойчиво обратилась она ко мне.

Я покачал головой:

— Нет.

— Значит, мы заблудились?

— Боюсь, что так. Мне очень жаль, Дуара. Я был уверен, что мы найдем «Софал» и ты будешь в безопасности. Это все из-за моей глупости и невежества.

— Не говори так. Никто бы не знал, куда идти в темноте, да еще в дождь. Возможно, мы в конце концов найдем море.

— Даже если мы сможем это сделать, боюсь, будет поздно…

— Ты думаешь, «Софал» отплывет?

— Конечно, есть и такая опасность. Но больше всего боюсь, что нас опять захватят тористы. Они наверняка бросятся туда, где схватили нас вчера. Они не такие уж дураки и понимают, что мы будем искать «Софал».

— Когда мы выйдем к океану, то сможем спрятаться на берегу, — предложила Дуара, — пока они не устанут искать и не вернутся в Капдор. И если «Софал» будет там, мы спасемся.

— А если его нет? Что ты знаешь о Нуболе? Не найдется ли здесь дружественного народа, который поможет нам вернуться в Вепайю?

Она покачала головой.

— Мне мало известно про Нубол, но то немногое, что помню, не обещает ничего хорошего. Эта малозаселенная страна простирается до Страбола, жаркой страны, где люди не могут жить. Там только звери и племена дикарей. А здесь лишь редкие поселения вдоль берега. Большинство захвачено и покорено тористами; да и другие, конечно, для нас будут не менее опасны, поскольку их жители всех чужаков считают врагами.

— Да, перспективы не блестящие, — признал я. — Но не надо отчаиваться. Что-нибудь придумаем.

— Если кто-нибудь и сможет это сделать, так только ты, — улыбнулась она.

Комплимент Дуары был мне сладок. За все время нашего знакомства она всего один раз сказала мне ласковые слова, да и то потом взяла их обратно.

— Я бы совершал чудеса, если бы ты любила меня, Дуара.

Она надменно выпрямилась.

— Ты не должен говорить так, — произнесла она с истинно королевской холодностью.

— Дуара, почему ты ненавидишь меня — человека, который тебя любит?

— Я не ненавижу тебя, — помолчав ответила она, — но ты не должен говорить о любви дочери джонга. Тебе необходимо это знать. Возможно, мы долго пробудем вместе, и потому помни, что я не должна слышать слова любви из уст ни одного мужчины. То, что мы просто говорим друг с другом, — уже преступление, но в сложившихся обстоятельствах нам не остается ничего иного, как нарушить закон и обычай. До того, как меня украли из дома джонга, никто, кроме членов нашей семьи, не говорил со мной, за исключением нескольких верных слуг отца. И до тех пор, пока мне не исполнится двадцать лет, это будет тяжким грехом для меня и преступлением для любого человека, который преступит древний закон королевских семей Амтора.

— Ты забыла, — напомнил я, — что один человек обращался к тебе в доме твоего отца.

— Бесстыжий негодяй, — отрезала она, — он должен был умереть за свое безрассудство.

— Однако ты никому не сказала о случившемся.

— Вот почему я так же виновата, как и ты, — ответила она, покраснев — Это постыдный секрет. Он останется со мной до самой смерти.

— Чудесное воспоминание, которое всегда будет поддерживать мои надежды! — воскликнул я.

— Фальшивые надежды, способные привести тебя к смерти, — промолвила она и добавила — Почему ты напоминаешь мне о том дне? Думая о нем, я невольно начинаю тебя ненавидеть. А я не хочу ненавидеть тебя.

— Это уже кое-что.

— Твое нахальство и твои надежды питаются из очень скудного источника.

— Кстати, о питании… Хорошо бы найти и какой-нибудь источник пищи для наших тел. Они не могут существовать на столь легкой диете, как надежда.

— В лесу может быть дичь, — она показала на лес, по направлению к которому мы двигались.

— Поглядим, а потом вернемся и будем искать океан, — сказал я.

Венерианский лес — замечательное зрелище. Растительность не слишком яркая — преобладают орхидеи, гелиотропы и фиалки, но стволы деревьев великолепны. Они окрашены в яркие цвета и часто так блестят, что кажутся лакированными.

Лес, к которому мы приблизились, состоял из мелких разновидностей деревьев, достигающих в высоту от двухсот до трехсот футов, и в диаметре от двадцати до тридцати футов. Здесь не было ни одного из тех колоссов с острова Вепайя, которые возносят свои вершины на высоту пяти тысяч футов и пронизывают нижний облачный слой, вечно укутывающий планету.

Внутри лес был освещен таинственным свечением, исходившим от почвы. Вот почему, в отличие от земных лесов в облачный день, он отнюдь не казался ни темным, ни мрачным. И все же в нем было что-то зловещее. Я не мог объяснить, почему и отчего возникало подобное ощущение.

— Мне не нравится это место, — произнесла Дуара, вздрагивая, — нет ни следов зверей, ни голосов птиц.

— Возможно, мы распугали всех, — предположил я.

— Не думаю. Скорее, здесь есть что-то другое, пугающее их.

Я пожал плечами.

— Тем не менее, нам надо найти пищу, — напомнил я и продолжал идти по зловещему и в то же время великолепному лесу, напоминавшему красивую, но злую женщину.

Несколько раз мне чудилось какое-то движение за стволами деревьев, когда же мы подходили ближе, там никого не было. По мере углубления в лес чувство надвигающейся угрозы становилось все сильней. Как будто что-то страшное таилось вокруг, готовое броситься из засады.

— Там! — внезапно прошептала Дуара, показав, — там что-то… вон за тем деревом. Я видела, как оно двигалось.

Что-то слева от нас привлекло мое внимание. Я быстро повернулся, какая-то тень скользнула за ствол большого дерева.

Дуара обернулась и воскликнула:

— Они вокруг нас!

— Ты можешь понять, что это такое?

— Мне показалось, я видела волосатую руку, но не уверена. Они быстро движутся, невозможно рассмотреть. О, давай вернемся! Это страшное место, я боюсь.

— Хорошо, — согласился я. — Так или иначе, не похоже, чтобы здесь можно было удачно поохотиться, а в конце концов, больше нам ничего и не надо.

Мы повернулись, чтобы вернуться по пройденному пути. Внезапно вокруг раздался хор хриплых голосов — получеловеческих, полузвериных, как рычание и рев животных, смешивающиеся с голосами людей. И сразу на нас со всех сторон набросилось из-за деревьев множество волосатых человекоподобных существ.

Я тут же узнал их — это были клунобарганы, такие же волосатые человекообразные существа, как и те, что напали на похитителей Дуары. Они были вооружены грубыми луками со стрелами и пращами для метания камней. Мне стало ясно, что нас хотят захватить живыми, поскольку нападавшие не пользовались оружием.

Но я не собирался легко сдаваться. Нельзя было допустить, чтобы Дуара попала в руки зверолюдей. Подняв пистолет, я выстрелил смертоносными р-лучами. Несколько нападавших упали, другие скрылись за деревьями.

— Не отдавай меня им, — произнесла Дуара ровным голосом, не подвластным эмоциям — Если увидишь, что нам не спастись, убей.

Ужасная мысль! Но я знал, что скорее выполню ее просьбу, чем допущу, чтобы она попала в лапы этих существ.

Я выстрелил из пистолета в высунувшегося клунобаргана. Он упал, но на меня сзади посыпался град камней. Я повернулся и выстрелил, и в тот же момент свет померк в моих глазах.

Первое, что я почувствовал, придя в сознание, было невыносимое зловоние. Вслед за этим — как что-то грубое обдирает мою руку. Еще я почувствовал, что мое тело ритмично встряхивается. Эти ощущения вряд ли осознавались мной в тусклом свете возвращающегося рассудка. Когда же сознание вернулось полностью, я понял, что меня несет, перекинув через плечо, сильный клунобарган.

От запаха его тела буквально перехватывало дыхание, грубая шерсть, обдиравшая мне спину, раздражала сильнее, чем даже его шаги, болью отдававшиеся в теле.

Я попытался освободиться. Поняв, что я пришел в сознание, он швырнул меня на землю. Вокруг были отвратительные рожи и волосатые тела клунобарганов. В воздухе распространялось исходившее от них ужасное зловоние.

Уверен, что это были самые грязные и самые отталкивающие создания, которых я когда-либо встречал. Возможно, они предки человека на пути его эволюции от зверя; но они стали хуже, чем звери. Ради привилегии ходить прямо на двух ногах, что освободило руки от вековечного закабаления, и ради дара речи они принесли в жертву все, что есть прекрасного и благородного в звере.

Я убежден, что человек не просто произошел от животных, но и опустился до достигнутого ими уровня, а потом потратил бесчисленные годы, чтобы вновь подняться на уровень своих древних предков. Но в некоторых отношениях ему это не удалось до сих пор, даже на вершине той цивилизации, которой он так гордится.

Оглядевшись, я увидел Дуару — огромный клунобарган тащил ее за волосы. Еще я обнаружил, что у меня отняли оружие. Уровень разума клунобарганов настолько низок, что они не способны пользоваться оружием цивилизованных людей, попадающим в их руки, так что они просто все выкинули.

Но даже разоруженный, я не мог видеть, как Дуара подвергается столь позорному обращению. Не раздумывая, прыгнул вперед, прежде чем твари смогли задержать меня, и бросился на существо, осмелившееся так обращаться с дочерью джонга, которую я любил.

Я дернул клунобаргана за волосатую руку и, развернув лицом к себе, сбил с ног сокрушительным ударом в подбородок. Его товарищи немедленно начали громко ржать — их насмешило, что он свалился с ног. Правда, тут же они набросились на меня, и можете быть уверены — их методы не отличались особой вежливостью.

Звероподобная тварь, которую я свалил, шатаясь, поднялась на ноги, отыскала меня взглядом и бросилась с яростным ревом. Это могло дорого обойтись мне, если бы не вмешался другой. Массивный и высокий, он встал между мной и моим противником. Тот остановился в замешательстве.

— Стой! — приказал мой защитник, и если бы я услышал, как говорит горилла, то не был бы удивлен больше. Так я познакомился с примечательным фактом: все человекоподобные расы Венеры (по крайней мере те, с которыми я вступал в контакт), говорят на одном и том же языке. Возможно, кто-нибудь сможет объяснить это, но не я. Когда я позже расспрашивал амторских ученых, те были просто ошеломлены моим вопросом — они даже и не предполагали, что могло быть по-другому. Вот почему мне не довелось получить никакого вразумительного объяснения.

Конечно, языки различаются в соответствии с культурой народов. Там, где меньше желаний и меньше знаний, там и слов меньше. Язык клунобарганов, вероятно, самый ограниченный — им могло хватить и сотни слов. Но основные, корневые слова оставались одинаковыми повсюду.

Вскоре оказалось, что существо, защитившее меня, было джонгом, или, точнее, вождем племени. Как я узнал позже, он руководствовался не гуманностью, а желанием приберечь меня для другого…

То, что я сделал, привело к кое-каким изменениям — оставшуюся часть похода Дуару не тащили за волосы. Она поблагодарила за то, что я защитил ее. Эти слова стоили того, чтобы вынести и самые страшные муки. Она предостерегла, чтобы я не разжигал их гнева еще больше.

Обнаружив, что хотя бы одно из существ может произнести по крайней мере одно слово из амторского языка, я попытался заговорить с ним в надежде узнать, зачем они захватили нас.

— Почему вы схватили нас? — обратился я к зверю, сказавшему «стой».

Он удивленно посмотрел на меня, а те, кто стоял близко и слышал вопрос, начали гоготать и повторять его. Их смех отнюдь не был довольным, беззаботным или успокаивающим. Они скалили зубы в отвратительной гримасе и издавали звуки, больше всего напоминавшие рвоту от морской болезни. Да и в глазах не было веселости.

— Албарган не знает? — спросил вождь, прервав смех. «Албарган» означает буквально «без — волос — человек», то есть безволосый.

— Не знаю, — ответил я. — Мы не причинили вам вреда. Искали берег моря, где нас ждут люди.

— Албарган скоро узнает, — и он засмеялся снова.

Я попытался придумать способ подкупить его, но поскольку с нас сняли и выбросили все ценные вещи, это казалось безнадежным. Мне нечего было предложить.

— Скажи, что ты больше всего хочешь, — еще раз попытался я, — и мне удастся дать тебе это, если ты приведешь нас на берег.

— У нас есть все, что мы хотим, — отрезал он, и этот ответ опять вызвал у них смех.

Теперь я шел с Дуарой рядом, и ее взгляд не выражал никакой надежды.

— Я боюсь того, что нас ждет, — наконец произнесла она.

— Это моя вина. Если бы я смог выйти к океану, такое бы никогда не случилось.

— Не вини себя. Никто не смог бы сделать больше, чтобы защитить и спасти меня, чем ты. Пожалуйста, не думай, что я не ценю этого.

Дуара никогда раньше не говорила мне столько добрых слов, и они сверкнули, как солнечный луч, во мраке моего отчаяния. Такое сравнение могло родиться только на Земле, поскольку на Венере не видно Солнца. Оно ближе к Венере, чем к Земле, и ярко освещает внутренний облачный слой, но это рассеянный свет, не отбрасывающий четко очерченных теней и не создающий резких контрастов. Здесь все кругом наполняет сияние с неба, смешивающееся с постоянным свечением почвы. В результате повсюду возникают мягкие и прекрасные пастельные цвета.

Стражи отвели нас далеко в глубь леса. Мы шли практически весь день. Они переговаривались редко и односложно. Хорошо хоть больше не смеялись. Трудно представить себе более отвратительный звук.

Мы могли лучше рассмотреть их за время долгого перехода. Было непонятно — зверовидные ли это люди или человекоподобные звери. Их тело целиком покрыто шерстью, ступни большие и плоские, а пальцы на ногах и руках снабжены толстыми острыми ногтями, похожими на когти. Фигуры крупные и массивные, с широкими плечами и толстыми шеями. Глаза посажены чрезвычайно близко к переносице, а лица походят на морды бабуинов, так что их головы имеют сходство с головами собак, а не людей. Мужчины мало отличались от женщин, которых в отряде было несколько. Последние в свою очередь поведением не отличались от самцов и держались на равных с ними. Они тоже несли луки со стрелами и пращи для метания камней, небольшой запас которых помещался в кожаных мешочках, повешенных через плечо.

Наконец мы вышли на опушку у маленькой речки, где стояло несколько очень грубых и примитивных жилищ, сооруженных из веток всех размеров и форм, переплетенных без всякого порядка и прикрытых сверху листьями и травой. В нижней части каждой постройки виднелось единственное отверстие, через которое можно пролезть лишь ползком. Все это напоминало мне крысиные норы, увеличенные во много раз.

Здесь были другие члены племени, включая нескольких детей, которые бросились вперед с возбужденными криками. Вождь и другие члены отряда с трудом отогнали их, не позволив разорвать нас в клочья.

Меня и Дуару запихнули в одно из таких зловонных гнезд и поставили у входа часового. Подозреваю, это было сделано скорее для того, чтобы защитить от своих соплеменников, чем предотвратить наше бегство.

Грязь в хижине невозможно описать. В полутьме помещения я нашел короткую палку, которой разгреб в стороны гниющий мусор, покрывающий пол, расчистил место, достаточно большое, чтобы мы могли прилечь на относительно чистой земле.

Мы легли головами в сторону входа, чтобы получить хоть немного свежего воздуха. Отсюда было видно, как несколько дикарей роют в мягкой земле две параллельные канавы — каждая около семи футов в длину и двух футов в ширину.

— Что они делают, как ты думаешь? — спросила Дуара.

— Не знаю, — ответил я, хотя начал кое-что подозревать:

уж очень они походили на могилы.

— Может быть, нам удастся бежать, когда они заснут, — предположила Дуара.

— Конечно, мы воспользуемся первой же возможностью, — поддержал я, но надежды у меня не было. Когда клунобарганы отправятся спать, нас скорее всего уже не будет в живых.

— Посмотри, что они делают теперь, — позвала Дуара вскоре, — они наполняют канавы сучьями и сухими листьями. Ты не думаешь?.. — воскликнула она и затаила дыхание.

Я взял в свою руку ее ладонь и сжал ее.

— Мы не должны ничего думать, — произнес я. — Не надо воображать лишние ужасы. — Наверняка она сделала тот же вывод. Дикари готовили костры для приготовления жаркого.

Мы молча наблюдали, как эти существа трудятся над двумя канавами. Они соорудили подобие стен из камня и земли высотой в фут вдоль длинных сторон обеих канав, уложили поперек стенок жерди на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Мы видели, как на наших глазах постепенно появляется сооружение, очень напоминающее два гриля.

— Это ужасно, — прошептала Дуара.

Ночь наступила раньше, чем приготовления закончились. Настал момент, когда вождь подошел к нашей тюрьме и приказал выходить. Когда мы вышли, нас схватили несколько самок и самцов, державших длинные крепкие лианы.

Нас бросили на землю и оплели лианами. Дикари оказались очень неуклюжими и неумелыми. Они не умели завязывать узлы и потому оборачивали лианы вокруг нас до тех пор, пока, по их мнению, мы уже не могли освободиться.

Меня скручивали крепче, чем Дуару, но все равно их работа казалась на редкость неуклюжей. Однако они добились своей цели, поскольку мы не могли сопротивляться, когда нас подняли и положили на два ряда палок.

Завершив приготовления, клунобарганы медленно отодвинулись, образовав кольцо. Около нас внутри кольца сидел самец, который добывал огонь самым примитивным способом, вращая конец заостренной палки в наполненной гнилушками дырке в колоде.

Изо ртов закружившихся вокруг дикарей вырывались странные звуки, которые не были ни речью, ни песней. Я подумал, что они пытались нащупать какую-то мелодию песни, а своим неуклюжим кружением стремились найти самовыражение в танцевальном ритме.

Мрачный лес, слабо освещенный таинственным свечением почвы — характерной особенностью амторской ночи, — нависал темной массой над жуткой сценой! Вдали слышался угрожающий рев зверей.

Пока волосатые дикари кружили вокруг нас, самец у колоды наконец добыл огонь. Струйка дыма медленно поднялась от гнилушек; самец подложил несколько сухих листьев и подул на слабый огонек. Крошечный язычок пламени вырвался вверх, и кружащиеся танцоры издали восторженный крик. Из леса на него откликнулся рев зверя, который мы уже слышали незадолго до того. Теперь он раздавался ближе, и его сопровождали такие же громоподобные голоса других зверей.

Клунобарганы приостановили танец, с опаской вглядываясь в темный лес. Они выражали неудовольствие ворчанием и тихим рычанием. Самец около огня начал зажигать факелы, груда которых лежала рядом с ним. Он стал передавать их окружающим, и те возобновили танец.

Крут сжимался, и то и дело кто-нибудь из танцоров выскакивал из круга и делал вид, что поджигает хворост под нами. Пылавшие факелы освещали эту жуткую сцену, отбрасывая причудливые тени, которые прыгали и играли, как гигантские демоны.

Недвусмысленность нашего положения теперь была слишком очевидной, хотя еще задолго до того, как нас положили на костер, мы заподозрили, что нас собираются поджарить в качестве лакомого угощения на празднике каннибалов.

Дуара повернула ко мне лицо.

— Прощай, Карсон Нейпер, — шепнула она. — Прежде чем меня не станет, хочу сказать тебе, что оценила жертву, которую ты принес ради меня. Но я бы предпочла, чтобы ты сейчас плыл на борту «Софала», в безопасности среди верных друзей.

— Лучше я буду здесь с тобой, Дуара, чем где-нибудь во Вселенной без тебя.

Она отвернулась и ничего не ответила. Огромный лохматый самец подскочил с горящим факелом и поджег хворост в канаве под ней.

Глава 4

Из леса донесся близкий рев голодных зверей, но эти звуки не трогали: меня заполнял ужас при виде страшной участи Дуары.

Она отчаянно извивалась в своих путах, я сам извивался в них — но мы не могли справиться с обмотанными вокруг нас прочными лианами. Небольшие языки пламени под ее ногами подбирались к более крупным ветвям. Дуара сумела отползти к передней части ямы, и пламени под ней не было. Она по-прежнему боролась со своими путами.

Я почти не обращал внимания на клунобарганов, но внезапно осознал, что они прекратили свои танцы и песни. Бросив взгляд, обнаружил, что они стоят, вглядываясь в сторону леса, и сжимая факелы в руках, однако еще не подожгли хворост подо мной.

Снова послышался громоподобный рык зверей — опять он звучал совсем рядом. Между деревьями скользили смутные силуэты, и во мраке блестели горящие глаза.

Вскоре огромный зверь выскользнул из леса на поляну. Я узнал его по описаниям Сова — жесткая щетина, покрывавшая лопатки, шею и спину, белые продолговатые полосы, оттенявшие красноватую шерсть, голубоватое брюхо и огромная пасть. Это был тарбан, огромный хищник, напоминающий льва.

Клунобарганы тоже следили за ним. Они принялись громко кричать и метать в него камни из пращей, стараясь испугать и отогнать его, но он не отступал. Наоборот, медленно подходил ближе, страшно рыча, а следом за ним шли другие — два, три, дюжина, два десятка тарбанов, появлявшихся из лесной чащи. Они непрерывно рычали, и их могучий рык сотрясал все вокруг.

Клунобарганы дрогнули и начали отступать. Огромные звери, вторгшиеся в деревню, бросились вперед, и внезапно волосатые дикари повернулись и побежали. Тарбаны помчались за ними.

Настоящим откровением оказалась скорость выглядевших столь неуклюжими нобарганов. (Я опускаю амторскую приставку множественного числа «клу» и использую менее громоздкую и более знакомую форму земного языка). Они стремительно исчезли в темном лабиринте леса, и было неясно, настигнут ли их тарбаны, хотя они двигались так же быстро, как атакующий лев.

Хищники не обратили внимания на нас с Дуарой. Вряд ли они даже заметили нас, их привлекали дикари.

Наконец Дуаре удалось скатиться с решетки на землю; пламя уже почти лизало ее ноги. На какое-то время она избавилась от опасности, и я про себя прочитал краткую благодарственную молитву. Но чего ждать от будущего? Лежать здесь, пока вернутся нобарганы или на нас набредут тарбаны или какие-нибудь другие звери?

Дуара поглядела на меня, продолжая бороться с путами.

— Мне кажется, я смогу освободиться, — произнесла она, — меня связали не так крепко, как тебя. Только бы успеть до того, как они вернутся!

Я молча наблюдал за ней. Казалось, прошла вечность, прежде чем она наконец освободила руку. Все остальное пошло относительно легко. Выбравшись на свободу, Дуара быстро развязала меня.

Как два призрака в таинственном свете амторской ночи, мы исчезли среди теней мрачного леса. Не сомневайтесь в том, что мы направились не в ту сторону, куда помчались львы и каннибалы.

Приподнятое настроение, охватившее меня после того, как мы спаслись от нобарганов, быстро прошло, когда я обдумал наше положение. Мы одиноки, без оружия, заблудились в незнакомой стране, где нас окружали, как уже стало ясно с первых шагов, грозные опасности. Воображение рисовало сотни бед, еще более страшных, чем те, с которыми мы встречались до сих пор.

Дуара, выросшая в строго охранявшемся уединении в доме джонга, имела такое же представление о флоре, фауне и природных условиях Нубола, как и я, пришелец с далекой планеты. Несмотря на цивилизованность, природную сообразительность, мою недюжинную физическую силу, наше положение было немногим лучше, чем у заблудившихся в дремучем лесу детей.

Мы брели в тишине, вглядываясь и вслушиваясь в ночь, ожидая в любой момент какую-нибудь новую опасность. Дуара тихо произнесла, словно задавая вопрос самой себе:

— Вернусь ли я когда-нибудь в дом отца, джонга? Поверит ли он в историю, которую я ему расскажу? Что я, Дуара, дочь джонга, прошла через такие невероятные опасности и осталась живой, — она повернула голову и посмотрела мне в лицо. — Ты веришь, Карсон Нейпер, что мне суждено когда-нибудь вернуться в Вепайю?

— Не знаю, Дуара, по правде сказать, это почти невозможно. Неизвестно, куда мы попали и где находится Вепайя. Быть может, мы никогда не найдем Вепайю и проведем много лет вместе? Останемся ли мы просто знакомыми? Или у меня сохраняется надежда? Надежда завоевать твою любовь…

— Разве я не сказала, что нельзя говорить со мной о любви? Девушке, которой не исполнилось двадцати лет, не подобает говорить и даже думать о любви, а мне, дочери джонга, и подавно. Будешь продолжать настаивать, я вообще перестану разговаривать с тобой.

Мы долго шли молча. Очень устали, хотели есть и пить, но на время все подчинилось стремлению уйти подальше от нобарганов. Наконец я понял, что силы Дуары на исходе и надо сделать привал.

Выбрав дерево, на нижние ветви которого легко забраться, мы стали карабкаться, пока я не наткнулся на грубое подобие гнезда, — возможно, его соорудило какое-нибудь существо, обитающее на деревьях, или это был мусор, принесенный ураганом. Куча сучьев лежала на двух почти горизонтальных ветвях, отходивших от ствола примерно на одном уровне, и была достаточно большой, чтобы нам вдвоем на ней поместиться.

Когда мы вытянули усталые тела на не слишком удобном, но тем не менее желанном ложе, донесшееся снизу рычание большого зверя убедило нас, что убежище отыскалось вовремя. Я понимал, что нам может грозить от хищников, которые живут или охотятся на деревьях, но все мысли о том, чтобы не спать, были сломлены полным истощением и тела, и разума.

Засыпая, я услышал голос Дуары. Он был сонным и далеким.

— Скажи мне, Карсон Нейпер, а что такое любовь?

Когда я проснулся, наступил новый день. Я поглядел на сплетение ветвей и листвы подо мной и какое-то время не мог понять, где нахожусь и как попал сюда. Повернув голову, увидел лежащую рядом со мной Дуару и сразу вспомнил последний вопрос, который она задала мне, и понял, что так на него и не ответил.

Два дня мы продвигались в том направлении, где, как нам казалось, лежал океан. Пищей служили яйца и разные плоды, имевшиеся в лесу в изобилии. Лес кишел жизнью — неведомые птицы, обезьяноподобные существа, которые бегали, непрерывно болтая, по деревьям, пресмыкающиеся, травоядные и плотоядные животные. Многие из них выделялись размерами и свирепостью. Худшими из тех, кого мы видели, были тарбаны; но нам удавалось избегать их благодаря привычке этих зверей рычать и реветь, что предупреждало об их близости.

Другим существом, заставившим нас пережить несколько неприятных моментов, был басто. Я уже встречался с ним и раньше, когда мы с Камлотом отправились в злосчастную экспедицию за тареллом. Поэтому пришлось быстро влезть на деревья, едва только мы завидели одного такого зверя.

Верхняя часть головы басто напоминает американского бизона — у него такие же короткие, мощные рога и плотная вьющаяся шерсть на затылке и на лбу. Маленькие глаза окаймлены красным ободком. Шкура голубая и немного напоминает шкуру слона, с редко растущими волосами, за исключением головы и кончика хвоста, где волосы гуще и длиннее. Плечи зверя поднимаются очень высоко, но спина быстро опускается к огузку. Передние ноги, чрезвычайно короткие и массивные, переходят в трехпалую ступню. Задние ноги более длинные и тонкие, и ступни меньше. Передние несут на себе три четверти веса зверя. Морда похожа на кабанью, только шире; снаружи видны два больших изогнутых клыка.

Басто — всеядное животное, легко раздражается, так что от него лучше держаться подальше. Благодаря басто и тарбанам мы с Дуарой за первые несколько дней скитаний по лесу стали первоклассными древолазами.

В нашем противоборстве с природой меня больше всего удручало отсутствие оружия и неспособность добыть огонь. Возможно, — последнее самое худшее, потому что огонь необходим и как защита от зверей, и для приготовления пищи.

На каждом привале я экспериментировал. Дуара тоже увлеклась этим, и ни о чем другом мы не думали и не говорили. Зато постоянно проверяли всевозможные комбинации из камней и кусков дерева, которые подбирали по пути.

Я много раз читал, как первобытные люди добывают огонь, и теперь перепробовал разные способы. Натер мозоли, вращая палочки, ударяя камнями друг о друга. Наконец, измучившись, я готов был прекратить свои попытки.

— Не верю, что кто-нибудь может добыть огонь, — ворчал я.

— Ты же видел, нобарган смог, — напомнила Дуара.

— Там была какая-то хитрость, — настаивал я.

— Ты хочешь прекратить попытки? — не унималась она.

— Конечно, нет. Это вроде гольфа. Большинство людей не может научиться играть в гольф, но лишь немногие бросают попытки овладеть искусством игры. Я, наверное, буду продолжать свои мучения до самой смерти или до тех пор, пока Прометей не спустится на Венеру, как когда-то на Землю.

— Что такое гольф и кто такой Прометей? — спросила Дуара.

— Гольф — помутнение рассудка, а Прометей — миф.

— Я не понимаю, как они могут тебе помочь.

Я склонился над кучей гнилушек, прилежно ударяя друг о друга разными камешками, которых мы набрали днем.

— Я тоже не понимаю, — пробормотал я, со злостью ударяя двумя новыми камнями. Сноп искр вырвался из-под пальцев и поджег гнилушки.

— Прошу прощения у Прометея! — воскликнул я. — Он вовсе не миф!

Благодаря огню я смог сделать лук, заострить копье и стрелы. Я натянул на лук на тетиву из волокон прочной лианы и приладил к стрелам перья птиц в качестве оперения.

Дуара очень заинтересовалась моей работой. Она собирала перья, расщепляла их и привязывала к стрелам длинными стеблями очень прочной травы, росшей в изобилии по всему лесу. Наша работа облегчалась использованием острых кусочков камня, служивших прекрасными скребками.

Не могу найти слов, чтобы описать перемену, произошедшую со мной после изготовления оружия. Раньше я чувствовал себя, как зверь, на которого охотятся и чье единственное спасение — в бегстве, а это самая неподходящая ситуация для человека, который хочет произвести впечатление на объект любви своими героическими качествами.

Не могу сказать, что в то время я думал именно так, однако, все лучше осознавая тщетность моей мечты и постоянно ощущая, как во мне растет комплекс неполноценности, и в самом деле начал стремиться предстать пред Дуарой в более выгодном свете.

Теперь все изменилось. Я стал охотником, а не добычей. Мое жалкое, несовершенное оружие изгнало сомнения из моего рассудка. И я готов поспорить с любой опасностью.

— Дуара, я найду Вепайю и привезу тебя домой, к твоему отцу!

Она посмотрела на меня с сомнением.

— В последний раз, когда мы разговаривали, — напомнила она, — ты сказал, что не имеешь понятия, где находится Вепайя, и даже если бы знал, то не надеешься попасть туда.

— Но тот наш разговор был несколько дней назад. Теперь все изменилось. Теперь, Дуара, мы можем охотиться и у нас будет мясо на ужин. Следуй за мной, чтобы не распугать дичь.

Я зашагал вперед со своей былой самоуверенностью и, возможно, несколько неосторожно. Дуара шла в нескольких шагах позади. В этой части лес густо зарос кустарником, и я не мог видеть далеко ни в одном направлении. Мы шли звериной тропой, быстро и бесшумно.

Вскоре я заметил какое-то движение в зелени перед собой, а затем различил очертания большого животного. И почти сразу тишина леса была разбужена мычанием басто и громким треском ломающегося кустарника.

— На дерево, Дуара! — крикнул я, тут же повернувшись и побежав назад, чтобы помочь ей избежать опасности. Но Дуара неожиданно споткнулась и упала.

Басто опять замычал. Оглянувшись, я обнаружил, что свирепое создание стоит на тропе всего в нескольких шагах от меня. Он не бросился в атаку, но медленно приближался, и я понимал, что зверь обязательно догонит нас раньше, чем мы успеем залезть на дерево. И все из-за секундной задержки, вызванной падением Дуары.

Оставалось одно — задержать зверя, пока Дуара не окажется в безопасном месте. Я вспомнил, как Камлот убил одно из этих существ, сумев отвлечь внимание зверя при помощи ветки с листьями в левой руке, и затем правой рукой вонзив меч под лопатку. Но у меня нет ветки, а всего лишь грубое деревянное копье.

Басто был почти рядом со мной, его налитые кровью глаза горели, белые клыки блестели. Моему возбужденному воображению он показался таким же огромным, как слон. Басто склонил голову, и новый громовой рев вырвался из его глотки.

Затем он бросился вперед.

Глава 5

Пока басто несся на меня, я думал только о том, чтобы отвлечь его внимание от Дуары. Может быть, она успеет скрыться. Все произошло столь быстро, что не было времени подумать о своей собственной судьбе.

Бросившись в атаку, зверь стоял так близко, что не смог сильно разогнаться. Он приближался с опущенной головой, такой могучий и внушающий трепет, что я даже не надеялся остановить его своим слабым и практически бесполезным оружием.

Наоборот, я отбросил его. Все мои мысли сосредоточились на одном — как бы не попасть на эти короткие острые рога.

Я схватился за них, когда басто ударил меня. Благодаря своей силе я смог ослабить удар и не дать рогам вонзиться в меня.

Почувствовав мой вес, зверь резко мотнул головой вверх, пытаясь сбросить меня. Последнее ему удалось, да так, что далеко превзошло все, что могли ожидать и я, и он.

Подброшенный мощными рывком, я взлетел вверх, сокрушая ветки. К счастью, не ударился головой ни обо что крупное, не потерял сознания и даже сохранил присутствие духа, ухватившись за ветку, на которую упал. Оттуда я быстро переполз на более надежный толстый сук.

Моя первая мысль была о Дуаре. В безопасности ли она? Успела ли залезть на дерево до того, как басто напал на меня?

Мои страхи сразу кончились, как только я услышал ее голос.

— О, Карсон, Карсон! Ты ранен? — кричала она. Ее неприкрытое страдание послужило достаточным вознаграждением за все полученные раны.

— Пожалуй, нет. Только немного стукнулся. Как у тебя дела? Где ты?

— Я здесь, на соседнем дереве. О, я думала, что он убил тебя!

Я ощупал свои суставы, руки, ноги и голову, но не обнаружил ничего серьезного, одни синяки. Правда, их было более чем достаточно.

Пока я осматривал себя, Дуара перебралась по густым переплетенным ветвям и вскоре оказалась рядом со мной.

— Кровь? — испугалась она. — Ты ранен!

— Это только царапины. Пострадала лишь моя гордость.

— Твоя гордость!? Как она могла пострадать?

— Я был уверен в себе мгновение назад и так доволен своим новым оружием. А теперь погляди на меня — безоружного и довольного тем, что сижу на дереве, спасаясь от первого же встреченного зверя.

— Тебе нечего стыдиться. Ты должен гордиться тем, что сделал. Я видела. Оглянулась, когда встала на ноги, и увидела, что ты стоишь прямо на пути этого ужасного зверя, заслоняя меня.

— Возможно, я слишком испугался, чтобы бежать, страх сковал меня.

Она улыбнулась и покачала головой.

— Я лучше знаю, как было. Я слишком хорошо знаю тебя.

— Я готов пойти на любой риск, лишь бы заслужить твое одобрение.

Она секунду помолчала, глядя вниз на басто. Чудовище рыло землю и мычало, время от времени останавливаясь и глядя на нас.

— Он кажется очень злым, — заметила девушка. — Хотелось бы мне оказаться подальше от него.

— Он ждет, когда мы свалимся с дерева, судя по тому, как он поглядывает на нас. Интересно, сколько времени он здесь проторчит?

— Давай попробуем уйти от него по деревьям, — предложила Дуара. — Они здесь растут очень близко друг от друга.

— И бросим мое новое оружие?

— Ох, я и забыла о нем. Конечно, этого нельзя делать.

— Возможно, он уйдет в скором времени, — предположил я. — Как только поймет, что мы не спустимся.

Но басто не уходил. Он мычал и рыл землю, а затем улегся под деревом.

— Этот парень — оптимист, — заявил я.

— Почему ты так считаешь?

— Он думает, что если останется здесь, то дождется нас.

Девушка засмеялась.

— Может быть, он рассчитывает на то, что мы умрем от старости и свалимся вниз?

— Ну, тогда он будет разочарован — ведь он не знает, что нам введена сыворотка долголетия.

— Но пока что тут не очень сладко — я голодна.

— Дуара, смотри, — шепнул я, увидев что-то мелькнувшее в чаще кустарника позади басто.

— Что это? — спросила она тоже шепотом.

— Не знаю, что-то большое.

— Оно так тихо пробирается через заросли. Карсон, ты думаешь, что еще какой-нибудь ужасный зверь учуял нас?

— Ну, мы все-таки на дереве, — успокоил я ее.

— Да, но многие из здешних тварей отлично лазают по деревьям. Вот если бы у тебя было оружие!

— Когда басто на минуту отвлечется, я спущусь и заберу его.

— Ни в коем случае — ты станешь добычей кого-нибудь из них двоих.

— Он подходит, Дуара! Смотри!

— Это тарбан, — прошептала она.

Злая морда жестокого хищника высунулась из подлеска неподалеку от басто, за его спиной. Последний ничего не замечал, и его ноздри не чуяли запаха огромного хищника, напоминающего гигантскую кошку.

— Он не видит нас, — произнес я, — следит за басто.

— Ты полагаешь… — начала Дуара, но ее слова были оборваны самым жутким рычанием, какое я только слышал, вырвавшимся из глотки тарбана в тот миг, когда тот прыгнул на застигнутого врасплох басто. Тарбан вскочил ему на загривок, глубоко вонзив клыки и когти.

Рев басто смешался с рыком тарбана в ужасающей какофонии звериной ярости, от которой, казалось, дрожал весь лес.

Огромный бык неистово вертелся и пытался вонзить рога в хищника на его спине. Тарбан яростно наносил удар за ударом по морде басто, разрывая шкуру и мясо до костей. Его коготь вырвал глаз соперника.

Басто, голова которого превратилась в кровавую массу, неожиданно с почти кошачьей ловкостью опрокинулся на спину, пытаясь придавать своего мучителя; но тарбан успел отскочить в сторону и, едва бык поднялся на ноги, вновь прыгнул ему на спину.

На этот раз басто, развернувшись с невероятной скоростью, поймал тарбана на рога и подбросил высоко в воздух.

Огромный хищник пролетел всего в нескольких футах от нас с Дуарой; размахивая лапами и рыча, он свалился вниз.

Словно огромный кот, тарбан упал на четыре лапы. Басто с вытянутым хвостом уже нагнул голову, чтобы поднять его на рога и еще раз подбросить. Тарбан упал прямо на могучие рога, но когда басто мотнул мощной шеей еще раз, тарбан не полетел вверх. Он вцепился когтями и клыками в голову и шею своего противника, раздирая горло и спину басто, пока тот пытался стряхнуть его с себя. Ужасными ударами когтей тарбан буквально рвал басто в клочья.

Израненный зверь превратился в кровавое мессиво. Полностью ослепленный, он кружился в причудливом и бессмысленном танце смерти. Ревущая Немезида висела на нем, нанося раны в бешеном слепом гневе, и ужасный рык смешивался с предсмертными стонами раненого быка.

Вдруг басто остановился, ноги широко разъехались. Некоторое время он стоял, слабо шатаясь. Кровь лилась из шеи таким потоком, что я понял — у него разорвана яремная вена. Конец близился, и я удивлялся, с каким невероятным упорством зверь цепляется за жизнь.

Тарбану тоже нельзя позавидовать. Он был проткнут рогами, и кровь из ран смешивалась с кровью басто. Шансы остаться в живых у него почти столь же малы, как и у быка, уже, видимо, мертвого, хотя еще стоящего на ногах.

Но откуда я мог знать о невероятной жизнеспособности могучих созданий!

Внезапно тряхнув головой, бык напрягся, затем опустил рога и слепо бросился вперед, со всей силой и страстью жажды жизни.

Это была короткая атака. Рога с силой ударили в ствол дерева, на котором мы притаились. Ветка, за которую мы держались, дернулась и закачалась так, словно налетел ураган. Нас с Дуарой буквально скинуло с нее.

Тщетно пытаясь уцепиться за что-нибудь, мы свалились прямо на тарбана и басто. Я испугался за Дуару, но боятся было нечего. Ни один из борцов не бросился на нас — они даже не пошевелились. Несколько конвульсивных судорог были последними признаками жизни. Так их смерть спасла нас от гибели.

Тарбан оказался зажат меж стволом дерева и массивным лбом быка. Ударом он был смят в лепешку. Басто умер, отомстив тарбану.

Мы свалились на землю рядом с телами титанов и теперь, целые и невредимые, вскочили на ноги. Дуара была бледна и дрожала, но все-таки храбро улыбнулась мне.

— Наша охота оказалась успешнее, чем мы могли мечтать, — крепясь, выговорила она. — Здесь хватит мяса на десятерых.

— Камлот говорил, что нет ничего вкуснее мяса басто, зажаренного на костре.

— Вот и чудесно. Я уже глотаю слюнки.

— Я тоже, но без ножа мы ничего не сделаем. Посмотри-ка на его толстую шкуру.

Дуара удрученно поглядела.

— Бывает же так, чтобы людям постоянно не везло! Но ничего. Возьми свое оружие, и, возможно, мы найдем что-нибудь, чтобы разрезать быка на части или приготовить целиком.

— Подожди! — воскликнул я, развязав мешочек, висевший у меня через плечо на прочной веревке. — Я сохранил камень с заостренным краем, которым делал лук и стрелы. Теперь он пригодится нам.

Работа оказалась тяжелой, но я успешно справился с ней. Пока разделывал тушу, Дуара собрала гнилушки и дрова.

Она удивила нас обоих, добыв огонь, чем была очень довольна и горда. За всю свою жизнь ей, изнеженной, никогда ничего не приходилось делать по хозяйству. Так что даже такое маленькое достижение наполнило ее радостью.

Обед был незабываемым, прямо-таки историческим, эпохальным. Он ознаменовал становление первобытного человека, его выход из состояния до человеческого существования. Человек добыл огонь, сделал оружие, убил более сильного, чем он, зверя, первый раз в жизни ел приготовленную на огне пищу. И мне хотелось продолжить метафору чуть дальше и думать о помощнице во всех свершениях как о своей подруге. Я вздохнул, представив себе то счастье, которое мы могли бы испытать, если бы Дуара ответила на мою любовь.

— В чем дело? — осведомилась Дуара. — Почему ты вздыхаешь?

— Вздыхаю, потому что не настоящий первобытный человек, а лишь его слабое подобие.

— Почему ты хочешь быть первобытным человеком? — поинтересовалась она.

— Потому что первобытный человек не ограничен никакими дурацкими условностями. Если он хочет женщину, а она не хочет его, хватает ее за волосы и тащит на свое ложе. Все делается очень просто.

— Хорошо, что я не живу в то время, — заметила Дуара, — не хотела бы, чтобы меня тащили за волосы на ложе. Если кто-нибудь попытается это сделать, я убью его.

Прошло несколько дней скитаний по лесу. Мы безнадежно заблудились, и хотелось поскорее выбраться из мрачного леса. Он действовал на нервы. Мне удавалось убивать мелких животных при помощи лука и стрел, здесь было изобилие плодов и орехов, полно воды. Что касается еды, то мы жили как короли. Нам везло и еще в одном отношении: мы больше не сталкивались с крупными животными. К счастью, не встречались и хищники, обитающие на деревьях. В этом отношении нам тоже везло, поскольку в лесах Амтора много ужасных существ, охотящихся на деревьях.

Дуара, несмотря на все трудности и опасности, редко жаловалась. Она оставалась жизнерадостной, хотя было абсолютно ясно, что у нас нет никакой надежды найти далекий остров, где ее отец был джонгом. Но иногда она надолго замолкала. Я решил, что в такие моменты она грустила, однако со мной своими печалями не делилась. А мне так этого хотелось! Мы ведь делимся своими тревогами с теми, кого любим.

Как-то раз она внезапно присела и зарыдала. Я так удивился, что несколько минут стоял, уставясь на нее, прежде чем решился что-то сказать; правда, я не смог придумать ничего утешительного.

— Дуара, что ты? — крикнул я. — В чем дело? Ты больна?

Она потрясла головой и попыталась остановиться.

— Извини, — наконец, выговорила она. — Я не хотела… Я пыталась удержаться… Но этот лес! О, Карсон, он сведет меня с ума! Он преследует меня даже во сне, он бесконечен, тянется и тянется без конца — мрачный, отвратительный и полный ужасных опасностей. Там!.. — воскликнула она и махнула рукой, словно хотела рассеять неприятные видения. — Ладно, теперь все в порядке, больше не повторится. — Дуара улыбнулась сквозь слезы.

Я хотел обнять ее и успокоить. Как сильно мне хотелось это сделать! Но я только положил руку ей на плечо.

— Я понимаю, что ты чувствуешь. И испытываю то же самое уже давно. Жаль, что не умею плакать, мне было бы легче. Я борюсь, ругаясь втихомолку. Так не может продолжаться вечно, Дуара. Очень скоро все кончится. К тому же не забывай, что лес кормит нас, защищает и укрывает.

— Как тюремщик кормит, защищает и укрывает преступника, осужденного на смерть, — отозвалась она вяло. — Ладно, идем!

Подлесок опять стал густым, и мы пошли по звериной тропе, такой же неровной, как большинство звериных троп. Думаю, густые заросли угнетали Дуару даже больше, чем сам лес. Во всяком случае, меня они заставляли постоянно держаться настороже. Тропа была широкой, и мы шли рядом. Внезапно за поворотом лес кончился. Перед нами лежало открытое пространство, а за ним — очертания далеких гор.

Глава 6

Вскоре мы вышли к краю высокого обрыва. Далеко внизу, по крайней мере, в пяти тысячах футов, простиралась широкая долина. Впереди в невероятной дали виднелись силуэты гор, окаймлявших долину с противоположной стороны. Справа и слева они терялись в дымке из-за большого расстояния.

Во время наших многодневных блужданий по лесу мы, видимо, постоянно шли в гору, но подъем был настолько незначительным, что его попросту не ощущали. Зато вид глубокой котловины просто ошеломлял. Как будто смотришь в огромную яму, лежащую гораздо ниже уровня моря. Такое впечатление, однако, быстро рассеялось — вдалеке виднелась большая река, мягко извивающаяся по долине. И она обязательно текла к какому-нибудь океану.

— Новый мир! — восхищенно вздохнула Дуара. — Как он прекрасен по сравнению с ужасным лесом!

— Будем надеяться, что он окажется к нам не менее милосердным, чем лес.

— Да он не может не быть немилосердным! Он так прекрасен, — мечтательно произнесла она. — Здесь должны жить люди благородные, добрые и такие же красивые, как долина. Не может быть зла в таком замечательном месте. Возможно, они помогут нам вернуться в Вепайю. Я уверена, что помогут.

— Я тоже надеюсь, — согласился я.

— Гляди! Там маленькие речки, текущие в ту большую реку, и равнины с деревьями, и леса, но не та ужасная чаща, которая все тянется и тянется без конца и края.

Она помолчала, а потом поинтересовалась:

— Карсон, ты видишь какие-нибудь селения и следы людей?

Я покачал головой.

— Нет, не вижу. Мы очень высоко над долиной, и большая река, на которой должны бы стоять поселения и города, далеко от нас. Отсюда удалось бы заметить только город-гигант с высокими зданиями. Не исключено, что дымка над долиной скрывает даже большой город. Придется спуститься в долину, чтобы узнать, так ли это.

— Я сгораю от нетерпения!

Тропа, по которой мы пришли к обрыву, резко поворачивала налево и шла вдоль его края. Но от нее ответвлялась более узкая тропинка, которая направлялась вниз.

Еле заметная дорожка вилась по почти отвесному склону. У слабонервных людей закружилась бы голова, а по спине побежали мурашки.

— Здесь мало кто ходит, — заметила Дуара, заглянув через край обрыва на головокружительный спуск.

— Может быть, лучше пройти дальше и поискать более безопасный спуск, — предложил я, думая, что она боится.

— Нет, — запротестовала Дуара, — я хочу поскорее вырваться из леса. Ведь кто-то ходит по дорожке вверх и вниз? И если он может пройти, то пройдем и мы.

— Тогда держись за меня, тут очень круто.

Она сделала, как я велел. В качестве посоха я отдал ей свое копье. Потом начался рискованный спуск. Даже теперь страшно вспоминать его. Спуск не только был опасным, но и выматывал все силы. С десяток раз я решал, что мы обречены, когда казалось, что дальше идти нельзя, а вернуться наверх невозможно, потому что не один раз попадались места, где нам приходилось слезать с выступов, на которые мы не смогли бы снова взобраться.

Дуара оказалась очень храброй. Она изумляла меня. Замечательной была не только ее смелость, но и выносливость, почти невероятная для такого хрупкого существа. К тому же она оставалась веселой и добродушной, часто смеялась, когда оступалась и чуть не падала, а ведь падение означало бы верную гибель.

— Я говорила, — вспоминала она во время одного из привалов, — что кто-то должен ходить по тропе вверх и вниз. Интересно, что за существо?

— Возможно, горные козлы. Больше никто не способен пройти здесь.

Она не знала, кто такие горные козлы, а я не знал венерианского животного, с которым их можно сравнить. По ее мнению, по тропе может ходить мистал. Никогда не слышал о таком животном, но из описания Дуары решил, что зверь по виду напоминает домашнюю кошку.

Отдохнув, мы продолжили спуск. Внезапно я услышал шум где-то ниже нас и выглянул за край выступа, на котором мы стояли.

— Наше любопытство будет скоро удовлетворено, — прошептал я Дуаре. — Сюда идет тот, кто проложил тропинку.

— Мистал? — спросила она.

— Нет, но и не горный козел. Такое существо может ловчее всех взбираться по вертикальному склону. Как он называется?

Это был огромный, страшного вида ящер двадцати футов в длину. Он медленно карабкался вверх прямо туда, где мы стояли.

Перегнувшись через мое плечо, девушка взглянула вниз. Она тихо вскрикнула от ужаса.

— Думаю, что животное зовут виром, — прошептала она, — и если это так, мы пропали. Я никогда не видела, но читала о них и встречала изображения — выглядит он так же, как на картинках.

— Они опасны? — спросил я.

— Ужасно опасны.

— Посмотри, не можешь ли ты сойти куда-нибудь с тропы. А я попытаюсь задержать зверя здесь, пока ты не будешь в безопасности.

Я повернулся к животному, медленно взбиравшемуся наверх. Вир покрыт красными, черными и желтыми чешуйками, переплетавшимися в замысловатом узоре. Расцветка и узор красивы, но на том красота твари и кончалась. Голова напоминала крокодилью, а по обеим сторонам челюсти шел ряд ослепительно белых рогов. Почти всю верхнюю поверхность головы вира занимал единственный глаз, состоящий из бесчисленных фасеток.

Он пока не обнаружил нас, но через полминуты оказался бы рядом. Я расшатал камень и кинул вниз, думая, что смогу заставить животное повернуть назад. Мой снаряд ударил вира по морде. Он с рычанием поднял голову и увидел меня.

Его огромные челюсти раскрылись, и изо рта выстрелил самый удивительный язык, какой мне только приходилось встречать. Как молния, он обвился вокруг меня и потащил прямо в раскрытую пасть, из которой вырывался резкий, ревущий свист.

Я не был мгновенно проглочен только потому, что оказался крупноватым кусочком и застрял поперек пасти. Оставалось бороться изо всех сил, чтобы избежать горькой участи.

Глотка, куда мне не хотелось попасть, была большой и мокрой. Очевидно, существо заглатывало добычу целиком, а рога, видимо, служили исключительно для защиты. Из зева исходил зловонный запах, от которого мутилось сознание. Возможно, это были ядовитые испарения, парализующие жертву. Чувствовал, как слабею, кружилась голова. Внезапно я увидел Дуару.

Она сжимала обеими руками мое копье и с яростью ударяла им в морду вира. Какой маленькой, хрупкой и беззащитной она казалась, напав на страшного зверя!

Дуара рисковала жизнью, чтобы спасти меня, хотя и не любила. Ничего удивительного — ведь есть благородные чувства, гораздо менее эгоистичные, чем любовь. Верность, например. Но я не мог позволить ей принести себя в жертву верности.

— Уходи, Дуара! — крикнул я. — Ты не спасешь меня — я пропал. Беги, пока можешь, иначе мы погибнем оба.

Она не обратила внимания на мои слова и опять взмахнула копьем. На этот раз оно вонзилось в фасеточный глаз. Пронзительно шипя от боли, ящер кинулся на девушку и попытался поддеть ее рогами, но она удержалась на ногах и вонзила копье между раскрытыми челюстями, глубоко в розовую плоть отвратительной глотки.

Видимо, копье пронзило язык, потому что хватка внезапно ослабла, и я вырвался из его пасти.

Моментально вскочив на ноги и схватив Дуару за руку, оттащил ее в сторону, когда вир слепо бросился в атаку. Он промчался мимо нас, шипя и воя, а затем повернулся, но не в том направлении.

Я понял, что тварь ослепла. Рискуя сорваться, мы с Дуарой соскользнули с выступа, на котором столкнулись с ящером. Если бы остались там еще на мгновение, то были бы убиты или изувечены яростно стегающим во все стороны хвостом разъяренного чудовища.

Счастье благоприятствовало нам. Мы оказались на другом выступе, находившемся немного ниже. Над нами раздавались шипящие вопли вира и удары хвоста по каменистому склону.

Из страха, что тварь может спуститься вслед за нами, мы спешили, рискуя даже больше, чем раньше, и не останавливались, пока не оказались на относительно плоской площадке. Там присели отдохнуть, задыхаясь от усталости.

— Ты была восхитительна! — обратился я к Дуаре. — Но рисковала жизнью, чтобы спасти меня. В следующий раз будь осторожнее.

— Мне просто страшно остаться одной. И я заботилась только о себе.

— Не верю. — По правде говоря, я не хотел верить ее словам. Другое объяснение было бы гораздо милее и приятнее.

— Так или иначе, — заключила Дуара, — а мы узнали, кто проложил тропинку.

— И что наша прекрасная долина может оказаться не такой безопасной, как кажется, — добавил я.

— Но тварь поднималась из долины в лес, — возразила Дуара, — наверное, вир живет там.

— Короче, нам надо постоянно быть настороже.

— Теперь у тебя нет копья. Большая потеря — ведь оно спасло тебе жизнь.

— Видишь, чуть дальше внизу, — указал я, подняв руку, — изгибается полоса леса. Она, видимо, следует за извивами ручья. Там мы, пожалуй, сделаем новое копье. И там вода — я прямо-таки погибаю от жажды.

— И я тоже, — заявила Дуара, — и хочу есть. Может, ты убьешь еще одного басто?

Я засмеялся.

— Теперь я и тебе смастерю копье и лук со стрелами. Судя по тому, как ты с ними управляешься, басто скорее убьешь ты, чем я.

Мы неторопливо двигались по лесу. До него оставалось около мили по мягкой траве бледно-фиолетового оттенка. Вокруг в изобилии росли цветы — пурпурные, голубые и бледно-желтые; их листья, как и они сами, совершенно непривычны для земного глаза. Иные оттенки цвета человеческий глаз никогда не видел, а в языке нет подходящих названий.

Такое необычное восприятие рождало странное ощущение. Я бы назвал его одиночеством чувств. Ведь каждое наше чувство живет в своем собственном мире; рядом с ним существуют другие чувства, но само оно ничего не знает о мирах других чувств.

Мои глаза видят цвет, но пальцы, уши, нос, язык никогда не воспримут этого цвета. Я не могу даже описать его так, чтобы вы ощущали данный цвет так же, как и я. Тем более если речь идет о цвете, который вы никогда не видели. Еще труднее описать запах и вкус или ощущение от восприятия какой-нибудь неизвестной доселе субстанции. Только с помощью сравнений можно охарактеризовать ландшафт, расстилавшийся перед моими глазами, так как в земном мире нет ничего для сравнения: сияющий облачный покров над головой, неяркие луга и леса мягких пастельных цветов и далекие, закутанные в туман горы — без густых теней и резких контрастов, странные, прекрасные и волшебные, все интригующее, возбуждающее, неотразимое, всегда зовущее к более близкому знакомству и новым приключениям.

На равнине между обрывом и лесом росли одиночные деревья. Под ними лежали и паслись на открытых местах животные, которых мне никогда не доводилось видеть — ни здесь, ни на Земле. Даже при первом взгляде было ясно, что представлено несколько различных семейств и многочисленные роды.

Некоторые большие и неуклюжие, другие — мелкие и изящные. Все они находились слишком далеко от меня, чтобы различить подробности. Впрочем, я был этим доволен, ибо среди диких зверей по крайней мере некоторые могут оказаться опасными для человека. Но, как и все животные, за исключением голодных хищников и людей, они не обнаруживали намерений напасть на нас, пока мы не сталкивались с ними или не подходили слишком близко.

— Я вижу, мы не останемся голодными, — заметила Дуара.

— Надеюсь, что некоторые из маленьких существ превосходны на вкус, — засмеялся я.

— Например, вон тот под деревом наверняка очень вкусен, — она показала на огромное, как слон, лохматое существо. У Дуары определенно было чувство юмора.

— По-видимому, ему в голову пришла та же самая идея насчет нас, — предположил я. — Оно приближается!

Огромный зверь двигался к нам. До леса все еще оставалось около сотни ярдов.

— Может, побежим? — спросила Дуара.

— Боюсь, что это может плохо кончиться. Ты знаешь, зверь почти инстинктивно станет преследовать существо, бегущее от него. Думаю, что лучше всего продолжать не спеша двигаться к лесу. Если тварь не увеличит скорости, мы дойдем до деревьев быстрее его, если же побежим, он наверняка нас догонит, потому что из всех существ человек, похоже, одно из самых медлительных.

Продолжая идти, мы все время оглядывались на идущее за нами лохматое чудище. Оно брело по-прежнему спокойно, но его широкие шаги постепенно сокращали расстояние между нами. Стало ясно, что он догонит нас раньше, чем мы доберемся до леса, и я чувствовал полное бессилие своего хилого лука и тоненьких стрел перед приближающейся горой мяса.

— Прибавь шагу, Дуара, — приказал я.

Она пошла быстрее, но, сделав несколько шагов, оглянулась.

— А ты?

— Не спорь, — оборвал я разговор несколько резко. — Делай, что тебе говорят.

Она остановилась, поджидая меня.

— Я сделаю то, что ты просишь, но не хочу, чтобы ты жертвовал собой ради меня. Если тебе суждено умереть, умру с тобой. Кроме того, Карсон Нейпер, помни: я дочь джонга и не привыкла, чтобы мне приказывали.

— Если бы меня не занимали более важные вещи, я бы выдрал тебя, — прорычал я.

Она посмотрела на меня испуганно, затем гневно топнула маленькой ножкой и закричала:

— Ты помыкаешь мной, потому что нет никого, кто бы защитил меня, — выкрикивала она. — Я ненавижу тебя, ты… ты…

— Но я стараюсь защитить тебя, Дуара, а ты затрудняешь мне задачу.

— Я не нуждаюсь в твоей защите, лучше умру. Больше чести в том, чтобы умереть, чем позволить говорить так: я дочь джонга!

— Как мне кажется, ты уже сообщала это несколько раз раньше, — спокойно заметил я.

Она вскинула голову и пошла не оглядываясь. Даже ее маленькие плечи и спина излучали оскорбленное достоинство и сдерживаемый гнев.

Я оглянулся. Могучее животное было меньше чем в пятидесяти футах, лес впереди примерно на таком же расстоянии. Дуара не оборачивалась. Я остановился и повернулся лицом к колоссу. К тому времени, как он разделается со мной, Дуара, возможно, будет в безопасности на ветвях ближайшего дерева.

Я поднял было лук, но стрелы остались в грубом колчане, который я соорудил, чтобы держать их за правым плечом. У меня хватило разума понять, что они лишь разъярят волосатую гору мускулов.

После того как я остановился, животное стало приближаться медленнее и более осторожно. Два широко расставленных маленьких глаза внимательно оглядывали меня, два больших ослиных уха нацелились вперед, дрожащие ноздри расширились.

Теперь зверь приближался очень медленно. Внезапно костистая выпуклость, простирающаяся от его носа до лба, начала подниматься, и я с изумлением увидел торчащий рог. Рог поднимался, пока не стал выдаваться вперед под углом в сорок пять градусов. Это было ужасное оружие нападения.

Он еле двигался. Знание земных животных научило меня, что редко кто начинает атаку, если его не провоцировать. Я поставил свою жизнь на то, что такое же правило действует на Венере. Разумеется, имеются и другие побуждения, кроме чувства страха и злобы; самое действенное из них — голод. Однако существо казалось мне травоядным; оставалось надеяться, что это действительно так. Но я не мог забыть басто, который по виду напоминал американского бизона, однако был всеядным.

Осторожный зверь подходил ближе и ближе, медленно, очень медленно, как будто все сильнее сомневался. Он возвышался надо мной, как живая гора. Я ощущал его горячее дыхание на своем теле; но, что гораздо важнее, — мог чувствовать его запах, — приятный запах травоядного животного. Мои надежды возрастали.

Животное приблизило свою морду; низкий рев вырвался из огромной груди; ужасный рог коснулся меня, затем ткнулся холодный, мокрый нос. Оно фыркнуло. Рог медленно опустился.

Внезапно животное повернулось и помчалось прочь, поднимаясь на дыбы и подпрыгивая, словно игривый молодой бычок, скачущий и подпрыгивающий, вытянув короткий хвост. Вид у него самый нелепый — как у паровоза со скакалкой. Я засмеялся, возможно, немножко истерически, потому что колени внезапно ослабели и задрожали. Если я и не побывал рядом со смертью, то во всяком случае мысленно уже приготовился к ней.

Повернувшись к лесу, увидел, что Дуара стоит на опушке и глядит на меня. Глаза ее широко раскрылись, она дрожала.

— Ты очень храбрый, — еле выговорила она. Похоже, что ее гнев прошел — Ты остался там, чтобы я спаслась.

— Просто ничего другого мне не пришло в голову, — небрежно отозвался я. — Ладно, все позади. Давай посмотрим, не удастся ли нам найти чего-нибудь поесть. Хорошо бы не такую гору бифштексов, а что-нибудь помельче. Нам надо добраться до лесного ручья. Попробуем найти брод или водопой, куда приходят все звери.

— На равнине много маленьких животных, — напомнила девушка — Почему бы тебе не поохотиться там?

— Животных-то действительно много, да деревьев мало, — ответил я со смехом. — А на охоте могут понадобиться деревья. Я мало что знаю об амторских зверях, так что не хочу рисковать без нужды.

Мы вступили под нежную листву леса и пошли меж непривычных ярко окрашенных стволов с белой, красной, желтой и синей, словно бы лакированной корой.

Вскоре мы вышли к маленькой речке, лениво вьющейся между фиолетовыми берегами. Маленькое существо пило там воду. Размером с козу, оно отдаленно напоминало ее. Острые уши все время двигались, как будто пытались уловить малейшие признаки опасности, а пушистый хвост нервно вздрагивал. Ожерелье из коротких рогов опоясывало шею в том месте, где оно соединялось с головой. Рога слегка наклонены вперед. Их около дюжины. Я не мог не удивиться, для чего нужно такое приспособление, пока не вспомнил про вира, из чьей пасти только что спасся. Такое ожерелье почти наверняка отпугнет любую тварь, имеющую привычку целиком заглатывать свою жертву.

Мягко толкнув Дуару за дерево, я пополз вперед, прилаживая стрелу к тетиве. Едва изготовился к выстрелу, как существо резко подняло голову и полуобернулось. Возможно, оно услышало меня. Я подползал сзади, но, изменив свое положение, оно подставило левый бок, и первая же стрела попала прямо в сердце.

Мы разбили лагерь около реки и пообедали сочными бифштексами, изысканными фруктами и чистой водой из маленького ручья. Вокруг царила идиллия. Незнакомые птицы пели нам, древесные зверьки сновали по веткам, мелодично болтая что-то монотонными голосами.

— Здесь прелестно, — протянула мечтательно Дуара. — Мне даже захотелось, чтобы я не была дочерью джонга.

Глава 7

Нам обоим так понравилось это чудесное место, что мы провели там целых два дня. Я изготовил оружие для Дуары и новое копье для себя.

Я соорудил маленькую площадку на дереве, свисавшем над рекой, где ночью мы были в относительной безопасности. Мягкая музыка журчащей воды убаюкивала нас, но в любой миг сон мог быть внезапно нарушен яростным рычанием охотящихся зверей или криками их жертв. Далекое мычание и блеяние огромных стад на равнине добавляли гармоничные полутона к первобытной симфонии.

В последнюю ночь в столь приятном лагере мы сидели на маленьком помосте, наблюдая, как резвятся и прыгают рыбки в реке.

— Я мог бы вечно быть здесь счастлив — с тобой, Дуара, — обратился я к ней.

— Нельзя думать только о своем счастье, — задумчиво ответила она, — есть еще и долг.

— Но что же делать, когда обстоятельства не дают возможности выполнить долг? Может, это послужит оправданием, если мы стараемся приспособиться к судьбе и пользоваться случаем там, где найдем его?

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Ведь у нас практически нет шансов вернуться в Вепайю. Мы даже не знаем, где она расположена, а если бы знали, у нас вряд ли найдется малейший шанс остаться в живых среди опасностей, которые встретятся на пути, ведущем в дом Минтепа, твоего отца.

— Понимаю, что ты прав, — устало произнесла она, — но я должна попытаться. И никогда не смогу прекратить свои попытки, до конца жизни. Неважно, сколь малы будут шансы на успех.

— Тебе не кажется такое поведение немного неразумным?

— Ты не поймешь, Карсон Нейпер. Будь у меня брат или сестра, все могло бы оказаться по-другому. Но их нет, мы с отцом — последние в роду. Я должна вернуться не для себя и не для отца, а для моей страны — род джонгов Вепайи не должен пресечься, а кроме меня его некому продолжить.

— А когда мы вернемся — что тогда?

— После того, как мне исполнится двадцать лет, я выйду замуж за благородного человека, которого выберет отец. В случае смерти отца стану ваджонг — королевой.[16] А когда моему старшему сыну исполнится двадцать лет, джонгом будет он.

— Но ведь благодаря изобретенной вашими учеными сыворотке долголетия отец никогда не умрет. Зачем же тогда возвращаться?

— Надеюсь, он не умрет. Но ведь бывают роковые случайности, войны, покушения. О, но к чему спорить! Королевский род должен продолжаться!

— А что станет со мной, когда мы вернемся в Вепайю? — спросил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Будет ли у меня какой-нибудь шанс?

— Не понимаю.

— Если твой отец даст согласие, ты выйдешь за меня замуж? — выпалил я.

Дуара покраснела.

— Сколько раз повторять, что со мной нельзя говорить о таких вещах!

— Ничего не могу поделать — я люблю тебя. Меня не волнуют обычаи, джонги и династии. Я скажу твоему отцу, что люблю тебя и что ты любишь меня.

— Я не люблю тебя, и ты не имеешь права говорить так. Это грешно и безнравственно. Один раз в минуту слабости я потеряла голову и произнесла то, что не соответствует действительности. И нельзя постоянно напоминать мне об этом.

Сказано было совсем по-женски. Все время, что мы были вместе, я боролся с собой, стараясь не говорить о любви. Пожалуй, не могу вспомнить другого случая, когда бы потерял контроль над собой, и тем не менее она обвинила меня в том, что постоянно тычу ей в лицо тем неосторожным признанием в любви.

— Ладно, — угрюмо пробормотал я. — Все же поступлю так, как сказал, когда вновь увижу твоего отца.

— Знаешь, что сделает он?

— Ну, как настоящий отец, скажет: «Благословляю вас, дети мои».

— Он прежде всего джонг, а не отец, и казнит тебя. Даже если ты не сделаешь столь сумасшедшего признания, мне придется применить всю силу убеждения, чтобы спасти тебя от смерти.

— Почему же он захочет убить меня?

— Ни один человек, который говорил с джанджонг — принцессой — без королевского разрешения, не должен оставаться в живых. То, что ты пробудешь наедине со мной месяцы, а может быть, годы, прежде чем мы вернемся в Вепайю, еще более усугубит тяжесть ситуации. Я перечислю твои заслуги, расскажу, как ты бессчетное число раз рисковал жизнью, спасая меня. Наверное, этого будет достаточно, чтобы сохранить тебе жизнь. Но, разумеется, ты будешь изгнан из Вепайи.

— Приятная перспектива. Я могу умереть и наверняка потеряю тебя. Ты полагаешь, что в таких обстоятельствах я буду продолжать поиски Вепайи с растущим энтузиазмом и старанием?

— Возможно, без энтузиазма, но со старанием. Ты сделаешь это ради меня, ради того, что называешь любовью. Я уже поняла, что ради нее ты сделаешь все, что угодно.

— Возможно, ты права, — пробормотал я, зная, что так оно и есть.

На следующий день, в соответствии с выработанным планом, мы отправились вниз по речке к большой реке, по которой могли добраться до моря. Что делать дальше, было неясно. Мы решили подождать, пока не доберемся до моря, и лишь тогда обсудить дальнейшие планы. Мы не знали, что нас ожидает. Но если бы предвидели все ожидавшие нас впереди ужасные испытания, то охотно вернулись бы даже в тот угрюмый лес, который с таким удовольствием недавно покинули.

Уже поздним вечером нам пришлось пересечь небольшое открытое место, где река делала большую петлю. Переход оказался довольно трудным, пришлось перебираться через завалы камней и валунов, и вдобавок местность прорезали неглубокие овраги. Валуны и скальные выступы торчали повсюду и ограничивали обзор во всех направлениях, даже когда мы выбирались наверх. А уж на дне оврагов мы видели только то, что было прямо перед нами.

Мы карабкались вверх по склону особенно глубокого оврага, и я, случайно обернувшись, увидел странного зверя, стоявшего на противоположном краю оврага и следившего за нами. Размером он приблизительно напоминал немецкую овчарку, но на этом сходство кончалось. Массивный, изогнутый клюв, совсем как у попугая; тело покрыто перьями. Но это не птица: у него нет крыльев и он ходит на четырех лапах. Прямо перед короткими ушами торчали рога, по одному у каждого уха, а третий рог рос посредине головы. Когда он повернулся назад, чтобы взглянуть на что-то, чего мы не видели, я заметил, что у него нет хвоста. Лапы издали напоминали птичьи.

— Видишь ли ты зверя, Дуара? — спросил я, кивнув в сторону невиданной твари. — Или у меня горячка?

— Конечно, вижу, — подтвердила она, — но не знаю ничего об этом звере. Уверена лишь, что на острове Вепайя нет таких существ.

— Вон еще один такой же, и еще, и еще! — воскликнул я. — Боже! Да их тут дюжина!

Они стояли кучкой, разглядывая нас. Внезапно тварь, которую мы увидели первой, подняла свою несуразную голову и издала хриплый, воющий звук. Затем кинулась в овраг и помчалась к нам быстрым галопом, за ней последовали другие члены стаи, издавая те же отвратительные звуки.

— Что нам делать? — крикнула Дуара. — Как ты думаешь, они опасны?

— Не знаю, опасны или нет, но мне бы хотелось, чтобы рядом было дерево.

— Лес имеет свои преимущества, — признала Дуара. — И все же, что будем делать?

— Бегство не поможет, так что придется оставаться здесь и разобраться с ними. У нас есть преимущество, пока они взбираются по склону оврага.

Я наложил стрелу на тетиву, и Дуара сделала то же самое. Мы стали ждать их приближения. Они легко пересекли дно оврага и начали подниматься. Похоже, они не очень спешили, хотя могли бегать быстрее. Но не торопились, вероятно, потому, что мы не убегали от них.

Возможно, наше поведение удивило их, поскольку вскоре твари перешли на шаг и стали осторожнее. Они перестали выть и лаять. Перья на спинах встали дыбом, пока они подкрадывались к нам.

Тщательно прицелившись в переднего, я спустил тетиву. Стрела вонзилась зверю в грудь, и он, взвыв, остановился и вцепился лапами в оперенное древко, торчавшее из тела. Остальные остановились, издавая странные кудахтающие звуки.

Раненое существо зашаталось и рухнуло. Немедленно остальные набросились на него, разрывая на куски. Какое-то мгновение оно яростно сопротивлялось, защищаясь, но тщетно.

Когда остальные начали пожирать погибшего члена стаи, я побудил оцепеневшую Дуару следовать за мной. Мы повернулись и побежали к деревьям, видневшимся в миле впереди, там, где река, снова сделав петлю, пересекала наш маршрут. Но не успели убежать далеко — за нами вновь раздались знакомые звуки. Стая снова шла по нашим следам.

В этот раз они нагнали нас, когда мы переходили по дну неглубокой лощины. Мы снова остановились. Однако вместо того, чтобы сразу атаковать нас, звери подкрадывались, оставаясь вне пределов досягаемости, как будто поняли, где проходит черта, за которой они в безопасности, и медленно окружали нас.

— Если набросятся все разом, — шепнула Дуара, — мы пропали.

— Возможно, мы сумеем убить пару. Тогда другие остановятся, чтобы сожрать их, а у нас прибавится шансов подойти к лесу, — возразил я с напускным оптимизмом, которого на самом деле не ощущал.

Ожидая последующих действий наших преследователей, мы услышали громкий звук сверху. Бросив взгляд наверх, я увидел на краю лощины человека, сидящего верхом на каком-то четвероногом животном.

При звуке голоса человека окружившие нас звери повернули головы к нему и немедленно принялись кудахтать. Человек медленно двинулся к нам. Когда он подъехал к кольцу зверей, они неохотно расступились и дали ему проехать.

— Вам повезло, что я успел вас заметить, — произнес незнакомец, когда животное, на котором он сидел, остановилось перед нами, — мои казары — свирепые звери. — Он внимательно оглядывал нас, особенно Дуару — Кто вы и откуда? — спросил он.

— Мы из другой страны и заблудились в здешних местах. Я из Калифорнии — Мне не хотелось говорить ему, что мы из Вепайи, пока не узнаю о нем побольше. Если это торист, он был врагом, и чем меньше знает о нас, тем лучше. Тем более что мы были из страны джонга Минтепа, самого злого врага тористов и потому предмета их особой ненависти.

— Калифорния, — повторил он. — Никогда не слышал о такой стране. Где она находится?

— В Северной Америке, — ответил я, но он только покачал головой.

— А кто ты? — в свою очередь задал вопрос я. — И как называется страна, в которой мы находимся?

— Нубол, как вы, конечно, знаете. Эта часть известна под названием Моров. Я — Скор, джонг Морова. Но вы не назвали свои имена.

— Женщину зовут Дуара, — ответил я, — а меня Карсон — Свою фамилию называть не стал, потому что они редко используются на Венере.

— И куда вы идете?

— Мы хотим выйти к океану.

— Откуда вы пришли?

— Мы недавно были в Капдоре, — объяснил я.

Его глаза зловеще сузились.

— Значит, вы тористы, — крикнул он.

— Нет, — горячо заверил я его, — мы не тористы. Мы были пленниками в Капдоре. — Я надеялся, что мелькнувшее предположение было правильным и он не расположен дружески к тористам. Единственным основанием для моих надежд была тень, пробежавшая по его лицу, когда я упомянул Капдор.

К моему облегчению, выражение его лица изменилось.

— Хорошо, что вы не тористы, иначе я не помог бы вам.

— Значит, ты поможешь нам? — спросил я.

— С удовольствием — Он говорил, глядя на Дуару. Мне не очень понравился тон его голоса и выражение лица.

Казары окружили нас, кудахча и присвистывая. Когда кто-нибудь из них подходил слишком близко, Скор стегал его длинным хлыстом, и существо отскакивало, кудахча еще громче.

— Пойдемте, — предложил он. — Я отведу вас к себе домой, там мы сможем обсудить планы на будущее. Женщина может поехать позади меня на зорате, а ты пойдешь пешком. Здесь совсем недалеко.

— Я лучше пойду пешком, — произнесла Дуара. — Я привыкла.

Глаза Скора сузились. Он хотел что-то сказать, но оборвал себя. В конце концов пожал плечами.

— Как хочешь, — буркнул он и повернул верхового зверя в направлении дома.

Зорат — существо, на котором Скор ехал, — не походило ни на одно животное, которое я видел раньше. Размером с небольшую лошадь. Длинные, стройные ноги говорили о том, что он может развивать большую скорость. Они оканчивались круглыми копытами, без пальцев. Из-за почти вертикальных бабок казалось, что у него очень жесткий шаг, но это не так. Позже я узнал, что почти горизонтальные плечевые и бедренные кости поглощали толчки, и ездить верхом на зорате очень легко.

Выше холки у него поднимались мягкие подушечки или миниатюрные горбики, которые образовывали прекрасное седло с естественными луками. Голова короткая и широкая, с двумя большими, похожими на блюдца глазами и длинными ушами. Судя по зубам, зорат травоядное животное. Я не заметил каких-либо других средств защиты, кроме скорости, хотя позднее имел случай узнать, что он способен очень эффективно кусаться, тем более, что нрав его нельзя назвать кротким.

Мы направились вместе со Скором к дому, а причудливые казары послушно следовали за нами по команде их хозяина. Наш путь вел прямо к большой излучине реки, которую мы хотели обойти, и к лесу, тянувшемуся по ее берегам. Из-за близости казаров я нервничал, потому что то и дело какой-нибудь оказывался рядом с нами. Я опасался, что свирепые твари могут поранить Дуару, прежде чем я смогу вмешаться. Я спросил Скора, для чего ему нужны казары.

— Я использую их на охоте, — объяснил он, — но главным образом для защиты. У меня есть враги, кроме того, здесь, в Морове, обитает множество свирепых зверей. Казары бесстрашные и очень жестокие бойцы. Самый большой их недостаток — склонность к каннибализму: они прервут бой, чтобы сожрать своего собственного раненого товарища.

Вскоре после того, как мы достигли леса, показалось большое и мрачное каменное здание, похожее на крепость, возведенное на небольшом холме у самой воды. Река омывала кладку. Каменная стена, соединявшаяся со стенами строения, огораживала несколько акров земли перед зданием. Тяжелые ворота закрывали единственный вход, видневшийся в стене.

Когда мы приблизились, Скор крикнул:

— Открывайте! Это джонг! — Ворота медленно распахнулись наружу.

Мы вошли. Несколько вооруженных людей, сидевших под одним из многочисленных деревьев, явно оставленных при расчистке места под постройку, поднялись и встали со склоненными головами. Их вид говорил о тяжелой и печальной участи. Больше всего меня поразил странный оттенок их кожи — отталкивающая нездоровая бледность, свидетельствующая о сильном малокровии. Я встретился взглядом с одним из них, случайно поднявшим голову, когда мы проходили мимо, и вздрогнул. У него были тусклые глаза без блеска, без жизни. Я подумал, что парень слепой, но его глаза, встретившись с моими, быстро опустились. У другого была страшная открытая рана на щеке от виска до подбородка, на вид совсем свежая, но она не кровоточила.

Скор отдал короткий приказ, и двое людей загнали стаю казаров за крепкую ограду около ворот. Мы направились к дому. Наверно, его стоило назвать замком, поскольку по виду он был похож именно на замок.

Огороженный двор, через который мы прошли, содержался в редком беспорядке и был замусорен всевозможным хламом. Старая обувь, тряпки, осколки посуды, кухонные отбросы громоздились там и сям беспорядочными кучами. Единственным местом, которое хоть как-то пытались держать в чистоте, была каменная площадка в несколько сот квадратных футов перед главным входом в здание.

Здесь Скор сошел на землю, а из здания вышли трое понурых людей, таких же, что были у ворот. Один из них отвел животное Скора прочь, а остальные встали по обеим сторонам дверей, пока мы проходили внутрь.

Дверной проем был маленьким, а дверь, закрывавшая его, толстой и тяжелой. Похоже, что это был единственный путь в дом. На уровне второго и третьего этажей я увидел маленькие зарешеченные окна. На углу здания размещалась башня, возвышавшаяся еще на два этажа над главной частью замка. В ее стенах были маленькие окошки, некоторые зарешечены.

Внутри помещение оказалось темным и мрачным. Вместе с обликом обитателей оно вызывало во мне чувство подавленности, от которого я никак не мог отделаться.

— Должно быть, вы голодны, — предположил Скор. — Проходите во внутренний двор — там приятнее. А я пока распоряжусь, чтобы принесли еду.

Мы последовали за ним по короткому коридору и через узкую дверь вышли на внутренний двор. Все, что я увидел, напоминало мне тюремный двор. Он был замощен камнем. Здесь не росло ни травинки. Серые каменные стены с прорезанными в них маленькими окнами вздымались с четырех сторон. Не было сделано никакой попытки как-нибудь их украсить — хотя бы с помощью примитивного орнамента. Сам двор тоже безотраден. Те же груды мусора и хлама, которые, очевидно, проще выбрасывать, чем выносить наружу.

Меня одолевали дурные предчувствия и сожаление, что мы попали сюда. Правда, пока Скор проявлял себя скорее добрым и заботливым хозяином, чем злодеем, и, похоже, хотел помочь нам. Но я уже сомневался в том, что он действительно джонг, поскольку ни в его окружении, ни в образе жизни не было никаких признаков королевского величия.

В центре двора стоял деревянный стол в окружении грязных скамеек. На нем валялись остатки еды. Скор милостиво указал нам на скамьи, затем три раза хлопнул в ладони, перед тем как самому усесться во главе стола.

— Я редко принимаю гостей, — любезным тоном произнес он. — Это для меня большое удовольствие. Надеюсь, вам понравится. — Он так глядел на Дуару, что происходящее мне не нравилось все больше.

— Я уверена, что мы получим удовольствие, и была бы рада остаться, — быстро ответила Дуара, — но мне нужно вернуться в дом отца.

— Где он находится? — спросил Скор.

— В Вепайе.

— Никогда не слышал о такой стране, — покачал головой Скор — Где она расположена?

— Ты никогда не слышал о Вепайе?! — воскликнула Дуара недоверчиво — Вся нынешняя свободная от тористов земля называлась Вепайей, пока они не завладели ею и не изгнали оставшихся былых хозяев на остров. Теперь остров — последнее, что осталось от древней империи Вепайи.

— О да, я слышал, — признал Скор, — но все происходило очень давно и в далеком Траболе.

— А разве здесь не Трабол? — спросила Дуара.

— Нет, — ответил Скор. — Мы находимся в Страболе.

— Но Страбол — жаркая страна, — возразила Дуара. — В Страболе нельзя жить.

— Сейчас вы в Страболе. Какую-то часть года тут действительно жарко, но не настолько, чтобы жара оказалась непереносимой.

Мне стало интересно. Если сказанное Скором правда, то, значит, мы пересекли экватор и находимся в северном полушарии Венеры. Вепайцы рассказывали мне, что Страбол — необитаемые жаркие и влажные джунгли, где живут страшные кровожадные звери и опасные пресмыкающиеся. Все северное полушарие оставалось для людей из южного полушария неизвестной землей. Поэтому-то мне и хотелось изучить его.

Приняв на себя ответственность за Дуару, я не мог всерьез заниматься исследованиями, но сейчас представился случай разузнать кое-что от Скора. Я стал расспрашивать его о странах, лежащих дальше к северу.

— Там нет ничего хорошего, — неохотно начал он. — Там страна дураков. Они косо смотрят на подлинные науки и прогресс. Изгнали меня и хотели убить. Тогда я пришел сюда и основал королевство Моров. Все произошло давно — может быть, сто лет назад. С тех пор я не возвращался на родину. Но иногда люди оттуда попадают сюда, — и он как-то неприятно засмеялся.

Наконец из дома вышла женщина средних лет, очевидно, чтобы исполнить приказания Скора. Ее кожа была того же самого отталкивающего оттенка, что и у мужчин, которых я видел, и очень грязной. Рот разинут, а язык, опухший и обветренный, высовывался наружу, глаза тусклые и вытаращенные, а двигалась она медленной, неуклюжей и шаркающей походкой. Вслед за ней пришло двое мужчин. Они выглядели так же. Во всех них сквозило что-то неописуемо отталкивающее.

— Уберите все! — приказал Скор, махнув рукой на грязную посуду. — И принесите еду.

Они собрали блюда и зашаркали прочь. Никто из них не проронил ни слова. Скор не мог не заметить выражение ужаса в глазах Дуары.

— Тебе не нравятся мои слуги? — спросил он с раздражением.

— Я ничего не говорила, — возразила Дуара.

— Я прочел это у тебя на лице, — Скор внезапно рассмеялся.

В смехе не было веселья, и в его глазах тоже, — в них проскользнуло иное выражение, страшная вспышка, которая исчезла так же быстро, как и появилась.

— Они прекрасные слуги, — произнес он нормальным голосом, — не говорят много, и делают только то, что я им прикажу.

Вскоре слуги вернулись, неся блюда с едой. Мясо, полусырое, пол у обугленное и совершенно невкусное; фрукты и овощи, оказавшиеся немытыми, и вино. Только оно и годилось в пищу.

Обед не был удачным. Дуара не могла есть. Я потягивал вино и наблюдал, как Скор прожорливо ест с грязного стола. Из приоткрытой двери выбежало несколько маленьких животных и суетливо подбежали к столу. Скор кинул им обглоданную кость, и они начали драться за нее, а Скор глядел и смеялся. Существа были грызунами примерно с земную кошку.

Я увидел, что Дуара тайком сбрасывает еду из своей тарелки на пол, когда Скор не глядел на нее. Следуя ее примеру, я стал делать то же самое. Таким образом мы смогли не есть, не оскорбляя хозяина, а мисталы получили обильную трапезу.

Уже стемнело, когда Скор поднялся из-за стола.

— Я покажу вам ваши комнаты, — предложил он. — Вы, наверное, устали.

У него были тон и манеры образцового хозяина.

— Завтра вы сможете продолжить свое путешествие.

Успокоенные его обещанием, мы вошли за ним в дом: темное и мрачное жилище, холодное и безрадостное. Последовали за нашим хозяином вверх по лестнице на второй этаж и, поднявшись, пошли по длинному темному коридору. Вскоре он остановился перед дверью и распахнул ее.

— Спокойного сна, — пожелал он Дуаре, поклонившись и приглашая ее войти.

Дуара медленно переступила порог, и Скор закрыл за ней дверь. Он провел меня до конца коридора, мы поднялись вверх по двум лестничным пролетам и вошли в круглую комнату, которая, как я решил, находилась в башне.

— Надеюсь, что ты проснешься бодрым, — произнес он вежливо и вышел, закрыв за собой дверь.

Я услышал, как он спускался с лестницы, и постепенно шаги его затихли. Я подумал о Дуаре, оставшейся в одиночестве внизу, в мрачном и таинственном замке. У меня не было явных причин думать, что ей что-то угрожает, но какие-то неясные подозрения томили меня. Так или иначе, я не собирался оставлять ее там в одиночестве. Если что-нибудь произойдет, я хотел быть рядом, чтобы защитить Дуару.

Я подождал немного, чтобы Скор успел уйти к себе. Когда все стихло, шагнул к двери, намереваясь пойти к Дуаре, и попытался открыть ее. Она была заперта снаружи. Я быстро подбежал к окну. Оно было зарешечено. И мне послышался издевательский, жуткий смех где-то вдали.

Глава 8

Комната в башне, где я оказался узником, освещалась только таинственным сиянием, рассеивающим ночную тьму на Венере. Смутно вырисовывалась убогая обстановка комнаты. Она больше походила на тюремную камеру, чем на спальню для гостя.

Я подошел к комоду и вытянул ящики. Они были наполнены разным хламом: остатками поношенной одежды, обрывками тканей, кусками веревок. Я ходил из угла в угол, все больше беспокоясь о Дуаре. Как помочь ей? Я не мог ничего сделать. Бесполезно колотить в дверь или звать на помощь. Воля того, кто запер меня, господствовала здесь. И только он мог освободить.

Усевшись на грубую скамейку около маленького стола, я попытался продумать план действий, найти какую-нибудь лазейку для спасения. Я встал и еще раз осмотрел решетку на окне и дверь — они были сделаны на века.

В конце концов я подошел к шаткой кровати, стоявшей у стены, и прилег на покрывавшую ее старую вонючую шкуру. Вокруг царила абсолютная тишина — тишина могилы. Она долго ничем не нарушалась. Однако постепенно я различил какой-то звук над собой. Я вслушался, пытаясь понять его происхождение. Он походил на тихие шаги босых ног — взад-вперед, взад-вперед — над моей головой.

Я считал, что нахожусь на верхнем этаже башни, но теперь решил, что над комнатой, в которой меня заперли, имеется еще одна, если только звук, который я слышал, действительно вызывали шаги человека.

Монотонный звук успокаивал мои измученные нервы. Раза два я начинал задремывать, хотя не хотел засыпать, как будто что-то подсказывало, что нужно бодрствовать, но сон одолел меня.

Не знаю, сколько времени я спал. Проснулся внезапно, от какого-то прикосновения. Неясная фигура склонилась надо мной. Я начал подниматься. Тут же мое горло обхватили сильные пальцы — холодные, липкие. Казалось, это пальцы самой Смерти.

Защищаясь, я в свою очередь искал горло противника. Мне удалось добраться до него — оно тоже было холодным и липким. Я сильный человек, но напавший на меня был сильнее. Попытался ударить его кулаком. От двери донесся тихий, жуткий смех. От ужаса у меня встали волосы дыбом.

Я понимал, что смерть близка как никогда. Множество мыслей промелькнули в голове. Но самой главной была мысль о Дуаре и мучительное сожаление, что вынужден оставить ее здесь в когтях злодея, который, несомненно, был вдохновителем нападения. Наверняка он хотел избавиться от меня и тем самым убрать единственное препятствие, могущее встать между ним и Дуарой, которой он явно домогался.

Я продолжал бороться, когда меня чем-то ударили по голове. Затем наступило забытье.

Когда пришел в себя, уже рассвело. Я лежал на кровати и, глядя в потолок, пытался собраться с мыслями, мучительно вспоминая, что же произошло. Внезапно увидел прямо над собой щель, как будто там находился полуоткрытый люк. И через щель на меня смотрели два глаза.

Какой-то новый кошмар? Я не двигался и лежал словно зачарованный, наблюдая, как люк медленно открывается. Наконец появилось лицо — лицо очень красивой девушки, но сейчас оно было напряжено и искажено, а глаза выражали сильный испуг.

Девушка заговорила шепотом.

— Ты жив?

Я приподнялся на локте.

— Кто ты? Это какая-то очередная пытка?

— Нет. Я тоже узница. Он ушел. Возможно, мы сможем спастись.

— Как? — Я был настроен весьма скептически, считая ее союзницей Скора.

— Ты можешь подняться сюда? Здесь на окнах нет решеток, потому что они так высоко, что никто не может выпрыгнуть отсюда, не разбившись или не покалечившись. Если бы у нас была веревка!

Прежде чем ответить, я какое-то время размышлял. Возможно, очередная хитрость? Может ли в проклятом замке в одной комнате быть хуже, чем в другой?

— Здесь есть веревка, — наконец произнес я. — Прихвачу ее и поднимусь. Возможно, веревки не хватит, но я принесу все, что нашел.

— Как же ты поднимешься?

— Это несложно. Подожди, я возьму веревку.

Подойдя к комоду, вытащил все веревки, которые обнаружил в предыдущую ночь. Потом передвинул комод так, что он оказался прямо под люком.

Встав на комод, легко дотянулся до края люка. Передав веревку девушке, подтянулся на руках и влез в ее комнату. Она закрыла люк, и мы оказались лицом друг к другу.

Несмотря на ее растрепанный и испуганный вид, я понял, что она еще красивее, чем показалась сначала. Когда же взгляд прекрасных глаз встретился с моим, я перестал опасаться предательства. За этим прелестным лицом не могло скрываться двуличие.

— Не сомневайся во мне, — она будто прочла мои мысли, — хотя и не удивительно, что ты ждешь предательства в столь ужасном месте…

— А как же ты доверяешь мне? Ведь ты меня не знаешь.

— Знаю достаточно, — возразила она. — Я видела из окна, как вы со своей спутницей пришли вчера со Скором, и поняла, что у него появились две новые жертвы. Слышала, как тебя прошлой ночью привели в нижнюю комнату. Я не знала, кто из вас там остался. Хотела предупредить, но очень боюсь Скора. Долго ходила по комнате, пытаясь придумать, что делать.

— Значит, это твои шаги я слышал наверху?

— Да. А потом услышала, что они пришли опять. До меня доносились звуки борьбы и ужасный смех Скора. Как я ненавижу этот смех и как страшусь его! Потом стало тихо. Я думала, что они убили тебя, если там был ты, или увели девушку, если ее заперли в комнате внизу. О, бедняжка! А она такая красивая. Надеюсь, что она выбралась отсюда и теперь в безопасности, хотя надежды мало.

— Выбралась отсюда? Что ты имеешь в виду? — изумился я.

— Она скрылась рано утром. Не знаю, как убежала из комнаты, но видела из окна, что девушка пересекла внешний двор, взобралась на стену, идущую вдоль реки и, должно быть, прыгнула в реку.

— Дуара бежала! Ты уверена, что это она?

— Да, та красивая девушка, которая вчера пришла сюда с тобой. Примерно через час Скор обнаружил побег. Он выскочил из замка в ярости, забрал с собой всех тех несчастных, которые стерегут ворота, всю свору своих свирепых казаров и отправился в погоню. Если мы сейчас не постараемся бежать, то, может быть, нам больше никогда не выпадет другого шанса.

— Тогда к делу! — воскликнул я. — У тебя есть план?

— Да. По веревке мы спустимся на крышу замка, а с нее во двор. Никто не стережет ворота, казаров нет. Если нас увидят, придется положиться на ноги. Но в замке осталось только трое или четверо слуг Скора, а они не очень-то бдительны, когда его нет.

— У меня есть оружие, — вспомнил я. — Скор не отобрал его, и если кто-нибудь попытается остановить нас, он будет мертв.

Она покачала головой.

— Ты не сможешь убить их, — прошептала она, содрогнувшись.

— Что ты имеешь в виду? Почему я не смогу убить их?

— Потому что они уже мертвы, — ответила она с ужасом.

Я глядел на нее с изумлением, пока значение ее слов медленно проникало в мой потрясенный разум. Так вот чем объясняется странный вид этих жалких созданий, возбудивший у меня страх и отвращение!

— Но как они могут быть уже мертвыми? Я видел, как они движутся и выполняют приказы Скора.

— Не знаю. Это страшная тайна Скора. И вскоре ты, если не спасешься, станешь таким же, как они, и девушка, которая пришла с тобой, и я — чуть погодя. Он немного побережет нас во плоти для своих ужасных опытов. Каждый день берет у меня немного крови. Ищет секрет жизни. Говорит, что может воспроизводить клетки тела, и с их помощью вкладывает искусственную жизнь в существа, воскрешенные из могилы. Но это только пародия на жизнь. В мертвых венах не течет кровь, а мертвый разум приводится в движение только теми мыслями, которые Скор передает им какими-то тайными телепатическими способами.

Главная цель Скора — воспроизвести зародышевые клетки и таким путем создать новую расу существ, полностью подчиненных его желаниям. Поэтому он берет кровь у меня, поэтому ему нужна девушка, которую ты называешь Дуарой. Когда в наших телах останется так мало крови, что смерть будет близка, Скор убьет нас, но не оставит в замке, а заберет в город, где правит как джонг. Здесь же держит только несколько несчастных, деградировавших экземпляров, однако утверждает, что в Корморе много удачных.

— Так Скор действительно джонг? Я не верил ему.

— Он сам провозгласил себя джонгом и создал вот таких подданных.

— И держит тебя, чтобы брать кровь?

— Да. Он не похож на других мужчин, в нем нет ничего человеческого.

— Сколько же времени ты в этом доме?

— Долго. Но пока жива, потому что Скор почти все время находился в Корморе.

— Нам нужно убираться отсюда, до того как он вернется. И надо найти Дуару. Она погибнет одна.

Я подошел к окну — ни на одном не было решеток — и поглядел вниз; до крыши замка около двадцати футов. У нас было несколько кусков веревки общей длиной футов сорок — более чем достаточно, причем веревка толстая. Я связал куски и вернулся к окну. Девушка все время не отходила от меня.

— Кто-нибудь может увидеть нас отсюда? — спросил я.

— Оживленные не очень бдительны, они находятся в комнате на первом этаже с другой стороны замка. Когда Скора нет, просто сидят. Вскоре двое принесут еду. Нам надо бежать до их прихода, потому что иногда они забывают, что должны вернуться назад, и тогда часами сидят у моей двери. Видишь, в двери решетка, через нее увидят, что мы пытаемся бежать.

— Тогда пошли сейчас же, — предложил я. Затем сделал петлю на одном конце веревки, завязал беседочным узлом и показал девушке, как сидеть в веревочной петле, пока я буду спускать ее на крышу.

Без малейших колебаний она поднялась на подоконник и, перегнувшись через край, уселась в петле. Уперев ноги в стену, я быстро начал спускать ее вниз и вскоре почувствовал, что веревка в руках ослабела.

Затем подтянул веревку, развязал узлы и спустил оба свободных конца в окно. Середину накинул на ножку стола, подтащив его к окну. Крепко ухватившись за обе свисающие веревки, пролез в окно и быстро соскользнул к ожидавшей внизу девушке. Не мешкая, потянул за один конец веревки, и она целиком упала на крышу. Теперь ее можно было использовать для следующего спуска.

Мы быстро пересекли крышу и подошли к ее краю, выходившему на внешний двор, куда и собирались переправиться. Никого не было видно, и я уже начал спускать веревку вниз, когда позади нас раздался громкий крик.

Повернувшись, увидели, что из нижнего окна крепости с противоположного конца внутреннего двора глядят трое слуг Скора, которые почти в тот же момент исчезли, и было слышно, как они шумно бегут по замку.

— Мы пропали! — воскликнула девушка. — Мертвые выйдут на крышу через дверь в башне и поймают нас. Это не слуги, а трое стражников. Я думала, что все ушли с ним, но ошиблась.

Я молча схватил ее за руку и побежал к дальнему концу крыши. Во мне вспыхнула внезапная надежда, рожденная рассказом девушки о бегстве Дуары.

Мы бежали так быстро, как могли, и, добравшись до края крыши, увидели реку, огибающую стену замка двумя этажами ниже. Я снова сделал петлю с беседочным узлом. Девушка не задавала вопросов и не спорила, быстро перелезла через низкий парапет, села в петлю, и я начал спускать ее в реку.

До меня донесся страшный крик. Я повернулся: трое мертвецов бежали ко мне по крыше. Пришлось опускать веревку так быстро, что она обожгла ладони. Но времени не было. Я боялся, что они настигнут меня раньше, чем я опущу девушку.

Поспешные шаги и бессвязные выкрики оживленных трупов звучали все ближе. Послышался всплеск, и веревка провисла в моих руках. Теперь можно было обернуться назад. Ближайший из мертвых уже протягивал руки, чтобы схватить меня. Это был один из тех, что стояли вчера у ворот. Я узнал его по бескровному шраму на щеке; глаза ничего не выражали — тусклые и вытаращенные, — но рот исказился в ужасном рычании.

Чтобы он не схватил меня, оставался единственный выход: вскочить на парапет и прыгнуть. Я хорошо нырял, но сомневаюсь, чтобы когда-нибудь в своей жизни нырнул лучше, чем сейчас, прыгнув ласточкой с парапета мрачного замка Скора, джонга Морова.

Вынырнув на поверхность и отфыркиваясь, огляделся в поисках девушки. Ее нигде не было видно. Я знал, что она не могла доплыть до берега за короткое время, прошедшее с того момента, как я опустил ее в реку. Из-за отвесной кладки замка и стен, продолжавшихся выше и ниже строения, на расстоянии в несколько сот футов в обоих направлениях не за что ухватиться, а до другого берега слишком далеко.

Оглядываясь вокруг, пока течение несло вниз, я увидел, что голова девушки показалась над водой неподалеку. Рванулся к ней, но голова исчезла под водой. Я нырнул вслед за ней и подхватил тонущую. Она еще была в сознании, но обессилела и обмякла в моих руках, как неживая.

Оглянувшись на замок, я увидел, что наши преследователи исчезли с крыши. Очевидно, они вскоре появятся на берегу реки, готовые схватить нас, когда мы доплывем туда. Но я не собирался вылезать на их стороне.

Поддерживая девушку, направился к другому берегу. Здесь река была значительно глубже и шире, чем у замка. Я не имел понятия, какие неизвестные существа населяют ее глубины. Оставалось только надеяться, что если и тут есть большие и хищные твари, они не увидят нас.

Девушка не шевелилась. Я начал опасаться за ее жизнь и напряг все силы, чтобы побыстрее доплыть до берега. Течение сносило нас вниз, увлекая все дальше от замка и слуг Скора.

Наконец я достиг берега и вытащил девушку на маленький пятачок бледно-фиолетовой травы. Попытался сделать искусственное дыхание, но только приступил, как она открыла глаза и поглядела на меня. Тень улыбки пробежала по ее губам.

— Через минуту со мной все будет в порядке, — слабо шепнула она. — Я просто испугалась.

— Ты не умеешь плавать?

— Нет — Она покачала головой.

— И ты позволила спустить тебя в реку, не предупредив? — Я был изумлен ее храбростью.

— Больше ничего не оставалось. Если бы я сказала, ты не стал бы спускать меня, и нас обоих схватили. Я даже сейчас не понимаю, как ты успел спуститься и почему тебя не поймали.

— Я нырнул.

— Ты прыгнул с крыши замка? Это невероятно!

— Значит, ты не из страны, где много воды, — засмеялся я.

— Почему ты так думаешь?

— В противном случае ты бы много раз видела, как прыгают с высоты в воду.

— Моя страна находится в горах, наши реки — бурные потоки, и в них нельзя плавать.

— А где находится твоя страна?

— О, очень далеко. Я даже не знаю, где.

— А как ты попала в страну Скора?

— Во время войны враги захватили меня в плен вместе с другими. Нас увели на большую равнину. Однажды ночью я и еще один пленник бежали. Моим спутником оказался солдат, долго служивший моему отцу. Он был глубоко предан нам и пытался вернуться на родину, но мы заблудились. Не знаю, сколько времени блуждали, но в конце концов вышли к большой реке.

Там были люди, плававшие по реке в лодках. Они постоянно жили в лодках и ловили рыбу. Они попытались схватить нас. Мой спутник погиб, а я опять попала в плен. Но не пробыла там долго. В первую же ночь мужчины поспорили: каждый считал меня своей собственностью. Пока они ссорились, я успела взять маленькую лодку, привязанную к большой, и уплыла вниз по реке.

Плыла много дней и чуть не умерла с голоду, хотя видела, что по берегам растут фрукты и орехи. Но у лодки отсутствовали весла, а она такая тяжелая, что я не могла направить ее к берегу наперерез быстрому течению.

В конце концов лодка застряла на песчаной отмели, где река делает большую петлю и течет медленно. Случилось так, что Скор охотился поблизости и увидел меня. Вот и все. Я провела здесь много времени, даже не знаю, сколько.

Глава 9

Едва девушка кончила рассказывать, как я заметил трех мертвых, стоящих на другом берегу реки. Они недолго колебались, увидев нас, и сразу кинулись в воду.

Я подхватил девушку и помог ей подняться. Наше спасение в скорости. Хотя мне пришлось расстаться с копьем, остались лук и стрелы. Стрелы надежно упакованы в колчане, а лук я закрепил петлей на плече перед тем, как бежать из замка. Но могут ли стрелы спасти нас от мертвецов?

Бросив еще один взгляд на преследователей, я увидел, что они неуклюже барахтаются в воде. Стало ясно, что никто не умеет плавать. Они беспомощно размахивали руками, а течение быстро несло мертвых вниз. Иногда всплывали вверх спинами, иногда лицами. Большую же часть времени головы были под водой.

— Их можно не опасаться, — обратился я к девушке — Все они утонут.

— Они не могут утонуть, — заметила девушка с содроганием.

— Я не подумал об этом. Но по крайней мере вряд ли доберутся до берега. Во всяком случае не раньше, чем их снесет далеко вниз. У нас есть время.

— Тогда пойдем. Ненавижу это место.

— Пока не найду Дуару, не уйду отсюда.

— Да, верно. Мы попытаемся отыскать ее. Но где и как?

— Она наверняка постарается дойти до большой реки и вдоль нее до океана. Скорее всего Дуара рассудит так же, как и мы, — безопасней всего идти вдоль речки вниз до слияния с большой рекой, поскольку по пути она сможет скрываться в лесу.

— Нам нужно остерегаться мертвых, — предупредила девушка. — Если они доберутся до этого берега, нам надо быть готовыми к встрече с ними.

— Хорошо бы узнать, где они выберутся на берег; я хочу пересечь реку и поискать Дуару на той стороне.

Некоторое время мы осторожно и молча шли вдоль реки, стараясь не упустить никаких звуков, которые могли означать опасность. Я думал о Дуаре и ее участи, а потом мои мысли обратились к девушке, которая шла рядом со мной. Меня восхищали ее храбрость во время побега и готовность пожертвовать своим спасением, во имя спасения Дуары. Несомненно, благородство характера соответствовало красоте лица и фигуры. А я даже не знал, как ее зовут!

Это поразило меня, тем более, что мы узнали друг о друге всего час назад. Взаимное доверие, возникшее в борьбе с общей бедой и опасностью, связало нас так прочно, что казалось — я знал ее всегда.

— Послушай, — обратился я, повернувшись к ней, — ведь мы не знаем имен друг друга! — И назвал свое имя.

— Карсон Нейпер! — повторила она. — Странное имя!

— А твое?

— Налте ву джан кум Балту, что означает Налте, дочь Балту; народ называл меня Ву Джан — «дочь», но мои друзья всегда звали Налте.

— А как я должен называть тебя?

Она ответила удивленно:

— Конечно, Налте.

— Спасибо за то, что приняла меня в число своих друзей.

— Но разве ты сейчас не мой лучший и единственный друг во всем Амторе?

Я признал ее рассуждения весьма здравыми.

Мы шли, стараясь не терять речку из виду. Налте внезапно взяла меня за руку и показала на противоположный берег, одновременно оттащив за куст.

Прямо напротив нас на берег выбирался мертвый, а чуть пониже еще двое других наших преследователей. Пока мы смотрели, они медленно поднялись на ноги. Первый подозвал остальных. Три мертвеца совещались, бормоча и жестикулируя. Это было ужасно. Я чувствовал, как по коже бегут мурашки.

Куда они направятся? Продолжат поиски или вернутся в замок? Чтобы искать, надо переправиться через реку, а они, должно быть, поняли, что такое им не по силам. Но, значит, мертвые мозги способны мыслить! Я спросил Налте, поскольку она знала о мертвых больше, чем я.

— Ничего не могу сказать. Видишь, они совещаются и, наверное, обладают каким-то разумом. Вначале я считала, что мертвые действуют только благодаря гипнотическому воздействию Скора, как бы думают его мыслями. Но сейчас они самостоятельно принимают решения, ведь Скора нет. Как утверждал Скор, они разумны. Он стимулировал их нервную систему, так что его подопечные получили подобие жизни, хотя кровь и не течет по жилам. Последние жизненные впечатления, полученные перед смертью, влияют меньше на их разум, чем та система поведения, которую Скор вложил в мертвые мозги. Он признает, что мертвые обитатели замка очень тупые, но считает, что они и в жизни были тупыми людьми.

Мертвые еще некоторое время совещались, а затем медленно пошли вверх по реке в направлении замка. Мы с облегчением наблюдали за их уходом.

— Теперь постараемся найти подходящее место для переправы, — произнес я. — Надо поискать на той стороне какие-нибудь следы Дуары. Возможно, остались отпечатки ног на мягкой почве.

— Здесь, ниже по реке, брод, — ответила Налте. — Когда Скор захватил меня, мы переправлялись через него на пути в замок. Я точно не помню, где-то недалеко.

Мы прошли вниз по реке около двух миль, не заметив никаких следов переправы. Внезапно я услышал знакомое кудахтанье, доносившееся откуда-то издалека.

— Слышишь? — спросил я.

Она прислушалась. Кудахтанье стало громче.

— Да, — уверено ответила Налте, — это казары. Надо прятаться.

Мы поспешили укрыться за кустами и стали ждать. Кудахтанье становилось все громче — казары приближались.

— Ты думаешь, нас преследует Скор? — шепотом обратился я к Налте.

— Скорее всего. Если верить Скору, в окрестностях нет другой стаи.

— А дикие казары?

— Он рассказывал, что на той стороне большой реки диких нет. Они бродят по другой стороне. Наверняка его стая.

Затаившись, мы ждали в молчании и вскоре увидели, как по противоположному берегу бежит новый вожак стаи. За ним тянулась еще несколько причудливых зверей, а затем показался и Скор, верхом на зорате, окруженный свитой мертвых.

— Дуары среди них нет! — прошептала Налте. — Скор не нашел ее.

Мы следили за Скором и его отрядом, пока они не скрылись из виду за деревьями. Я со вздохом облегчения перестал видеть последнего, как я надеялся, джонга Морова.

Сознание того, что Скор не нашел Дуару, радовало меня, но я все равно опасался за ее участь. Одинокая и беззащитная, она встретилась бы со многими опасностями в дикой стране. Но где ее искать, я не знал.

После проезда Скора мы продолжили путь вниз по реке. Вскоре Налте указала на цепочку небольших водоворотов, протянувшуюся от берега к берегу в том месте, где река расширялась.

— Здесь брод. Но пересекать его и искать следы Дуары бессмысленно. Если бы она осталась на том берегу, то казары давно бы нашли ее. Значит, Дуары там нет.

Я не был уверен. Мне было неизвестно, умеет ли Дуара плавать, но скорее всего нет, потому что родилась и выросла в городе на деревьях Куаде, в тысяче футов над поверхностью Венеры. И все же я не понимал, почему свора не взяла след.

— Возможно, они нашли ее и убили, — предположил я, содрогаясь от подобной мысли.

— Нет, — не согласилась Налте. — Скор не допустил бы этого, она ему нужна.

— Но Дуару могло погубить еще что-нибудь. Ведь они могли отыскать ее мертвой.

— Скор привез бы ее в замок и вдохнул такую же искусственную жизнь, которая движет другими мертвыми, — возразила Налте.

Но я все еще не был убежден.

— Как казары ищут след? По запаху?

Налте покачала головой.

— У них слабое обоняние, но зрение очень хорошее. Когда идут по следу, они полагаются только на свои глаза.

— Тогда, может быть, они вообще не вышли на след Дуары?

— Возможно, но не похоже, — ответила Налте. — Скорее всего, ее убил или съел какой-нибудь зверь.

Такое объяснение уже приходило мне на ум, но я отвергал его.

— Тем не менее я буду искать ее, — настойчиво произнес я. — Сейчас мы легко переберемся на другой берег. Если идти вниз по течению большой реки, то надо обязательно пересечь поток, а другой брод может и не встретиться, поскольку река ближе к устью становится шире и глубже.

Брод был широким и легко прослеживался благодаря ряби на воде, и переход на противоположный берег казался нетрудным. Однако приходилось внимательно смотреть под ноги, поскольку брод шел двумя изгибами, образовывавшими букву S. Стоило оступиться, как течение тут же понесло бы нас.

В результате нас едва не постигла беда. По чистой случайности я взглянул вперед, на другой берег реки. Я шел чуть впереди Налте. Для большей безопасности мы держались за руки. То, что я увидел, заставило остановиться так неожиданно, что девушка налетела на меня. Затем она взглянула туда, куда я смотрел, и непроизвольно вскрикнула.

— Что это?

— Не знаю. А ты знаешь?

— Нет. Никогда раньше не видела таких существ. Как они ужасны!

У воды, поджидая нас, стояло полдюжины человекообразных существ. К ним то и дело присоединялись другие, которые выходили из леса, спрыгивая с деревьев, и неуклюже ковыляли к броду. Ростом они были около трех футов и полностью покрыты длинными волосами, сначала я решил, что это обезьяны, хотя их черты ошеломляюще походили на человеческие. Но когда они, поняв, что мы обратили на них внимание, заговорили, стало ясно, что перед нами совсем не обезьяны.

— Я Ул, — крикнул один из них. — Уходите из земли Ула. Я Ул, я убью!

— Мы не причиним вам вреда, — как можно любезнее ответил я. — Мы только хотим пройти через вашу страну.

— Уходите! — прорычал Ул, обнажая острые клыки.

Теперь у берега собралось десятков пять разъяренных маленьких людей, рыча и угрожая нам. На них не было одежды или украшений, они не носили никакого оружия, но их острые клыки и мощные мускулы рук свидетельствовали, что угрозы Ула были не пустым звуком.

— Что же делать? — жалобно спросила Налте. — Они разорвут нас в клочья, едва мы ступим на берег.

— Может быть, нам удастся убедить их пропустить нас, — сказал я. Но после пяти минут бесплодных усилий пришлось признать свое поражение. Все ответы Ула на мои слова были:

— Уходите! Я убью! Я убью!

Мне не улыбалось возвращаться, поскольку нам так или иначе придется пересекать реку, а нового брода мы могли и не найти. Наконец, очень неохотно, я повернул назад, держа Налте за руку. Дойдя до берега, мы оглянулись. Маленькие волосатые люди молча наблюдали за нами. Мы углубились в лес и больше их не видели.

Всю оставшуюся часть дня мы шли вниз по течению реки, искали следы Дуары. Все усилия оказались безуспешными. Я терял надежду, чувствуя, что больше никогда ее не увижу. Налте пыталась приободрить меня, но ее слова не утешали.

Поздно вечером я сумел убить небольшого зверька. Поскольку мы оба ничего не ели в этот день, то буквально умирали с голода, так что быстро развели костер и поджарили куски нежного мяса.

После ужина я соорудил грубый помост на ветвях большого дерева. Охапки крупных листьев послужили нам и матрасом, и одеялом. Когда спустилась тьма, мы с Налте устроились не так уж неудобно в нашем убежище.

Некоторое время мы лежали молча, размышляя каждый о своем. Не знаю, о чем думала Налте, но мои мысли были мрачными. Я проклинал тот день, когда задумал построить огромную ракету, доставившую меня на Венеру. Но тут же и благословил его, поскольку узнал и полюбил Дуару.

Тишину нарушила Налте. Она спросила, будто прочитав мои мысли:

— Ты очень сильно любил Дуару?

— Да, — вздохнул я.

Налте тоже глубоко вздохнула.

— Должно быть, очень грустно потерять супругу.

— Она не была моей супругой.

— Нет? — удивилась Налте. — Но вы любили друг друга?

— Дуара не любила меня, — ответил я. — По крайней мере говорила так. Понимаешь, она дочь джонга и не могла никого любить, пока ей не исполнится двадцать лет.

Налте засмеялась.

— Любовь не подчиняется никаким законам или обычаям и приходит, когда захочет.

— Но даже если Дуара и любила меня, а это было не так, она не могла признаться, ибо ей запрещалось даже думать о любви. Ведь она дочь джонга, к тому же слишком юная. Я этого не понимаю, так как пришел из другого мира и ничего не знаю о ваших обычаях.

— Мне девятнадцать лет, — произнесла Налте, — и я тоже дочь джонга, но если бы я полюбила кого-нибудь, то не стала скрывать.

— Наверное, законы и обычаи вашей страны и той, откуда родом Дуара, разные?

— Они наверняка сильно различаются. В моей стране мужчина не говорит девушке о любви, пока она сама не заявит, что любит его. Дочь джонга выбирает супруга по своему желанию.

— Возможно, такой обычай имеет свои преимущества, но если я полюблю девушку, то захочу иметь право сказать ей об этом самому.

— О, мужчины находят способы дать девушке знать, не говоря ни слова. Я могу сразу сказать, любит ли меня тот или иной человек, но когда сама полюблю очень сильно, то не буду ждать его признания.

— А что, если он не любит тебя? — спросил я.

Налте вскинула голову.

— Полюбит.

Да, не полюбить Налте было очень трудно. У нее стройная фигура, оливковая кожа и густые темные волосы в прелестном беспорядке. Глаза сияли задором и умом. Черты лица правильные, почти мальчишеские, но во всем облике ощущалось достоинство. Я не сомневался, что она действительно дочь джонга. Похоже, мне суждено постоянно встречаться с дочерьми джонгов! Я упомянул Налте об этом.

— И многих ты встретил? — тут же поинтересовалась она.

— Двух, — ответил я. — Тебя и Дуару.

— Ну не очень много, если учесть, сколько на Амторе джонгов и сколько у них дочерей. У моего отца семь.

— И все они такие же красивые?

— Ты считаешь, что я красивая?

— Ты и сама это знаешь.

— Но мне нравится слушать, как говорят другие. Мне нравится слушать, когда так говоришь ты, — добавила она, помолчав.

Из темного леса до нас время от времени доносился рев охотящихся зверей и жалобные крики жертв. Затем наступала тишина, нарушаемая лишь журчанием реки, текущей к неведомому морю.

Обдумывая, как потактичнее ответить на откровенную реплику Налте, я задремал и уснул.

Проснулся оттого, что меня трясли за плечо. Я открыл глаза и встретился взглядом с Налте.

— Ты собираешься проспать весь день? — спросила она со смехом.

Было совсем светло. Я сел и огляделся вокруг.

— Еще одну ночь пережили.

— И встретили новый день. Каким он будет? — спросила она.

— Кто знает?

Я собрал фруктов, приготовил еще немного мяса, оставшегося от вчерашней добычи. Мы прекрасно позавтракали и направились вниз по реке — в поисках чего?

— Если сегодня мы не найдем Дуару, — начал я, — придется признать, что безвозвратно потерял ее.

— И что тогда? — спросила Налте.

— Ты хочешь вернуться в свою страну?

— Конечно.

— Тогда направимся вверх по большой реке к твоему дому.

— Может быть, мы никогда не дойдем туда, — после паузы заметила Налте, — но…

— Что но?

— Я подумала, что мы можем быть очень счастливы, пока будем добираться до Анду, — решилась она.

— Анду? — переспросил я.

— Так называется моя страна, — объяснила она. — Горы в Анду очень красивы.

В ее голосе послышалась нотка тоски, а глаза мысленно видели пейзаж, совершенно мне неизвестный. Внезапно я осознал, какой храброй была девушка, какой жизнерадостной она оставалась во время трудностей и опасностей бегства, невзирая на почти полную безнадежность нашего положения. Я мягко коснулся ее руки.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ты вернулась в прекрасные горы Анду.

Налте задумчиво покачала головой.

— Я больше никогда их не увижу, Карсон. Даже большой отряд воинов не сможет вынести тех опасностей, что встретятся на пути до Анду. А тысяча копов по жестокой и враждебной земле — разве можно надеяться преодолеть их вдвоем?

— Тысяча копов — далековато, — согласился я. — Все действительно выглядит безнадежным, но не надо сдаваться!

Уже упоминалось, что амторцы делят окружность на тысячу частей и получают свой хита, или градус; а коп — это одна десятая градуса долготы на экваторе (или того, что амторцы называют Малым Кругом), около 2¹/₂ земных миль; следовательно тысяча копов — примерно равно 2500 миль.

Такая арифметика убедила меня, что Налте не могла проплыть вниз по большой реке 2500 миль без еды, и я поинтересовался, уверена ли она, что Анду находится так далеко.

— Нет, — призналась она, — но мне кажется, что очень далеко. Мы долго блуждали, прежде чем дошли до реки, а затем я плыла по ней так долго, что я потеряла счет времени.

Тем не менее, если мы найдем Дуару, встанет серьезная проблема. Одна девушка должна идти вниз по течению в поисках своей страны, а другая — вверх! И только одна из них имеет смутное представление, где лежит ее страна!

Глава 10

Вечером, на второй день поисков, мы подошли к большой реке, которую мы с Дуарой видели с верхней точки обрыва. Это была та самая река, по которой Налте приплыла в когти Скора.

Пожалуй, ее можно сравнить с Миссисипи. Она бежала мимо низких утесов из сияющего белого известняка, тихо стремясь из одной неизвестности в другую. Над ее широкими просторами — оттуда, где она величественно появлялась перед глазами, огибая низкий мыс, и до того места, где опять исчезала за поворотом, — не было никаких признаков жизни. На обоих берегах — только Налте и я. Я чувствовал благоговейный трепет перед великолепием этой реки. Рядом с ней остро ощущалось собственная ничтожность.

Не находилось слов, чтобы выразить свои чувства. Я был доволен, что Налте стояла молча, вглядываясь в речной простор.

Девушка глубоко вздохнула. Это напомнило мне о необходимости действовать. Нельзя стоять завороженными, когда столько неотложных забот.

— Ну вот, — заметил я, — мы так и не перебрались через реку — Я имел в виду тот приток, вдоль которого мы шли вниз от замка Скора.

— Хорошо хоть, что нам не надо переправляться через большую реку, — заметила Налте.

— Нам и так придется нелегко, когда мы будем пересекать эту, — предупредил я.

Приток тек слева от нас и делал внезапный поворот, прежде чем слиться с большой рекой. Ниже по течению — бурный водоворот, который засыпал ближний берег мусором: листьями, ветками и сучьями всех размеров, даже стволами крупных деревьев.

— Как же мы переправимся? — поинтересовалась Налте. — Здесь нет брода, а она выглядит слишком широкой и быстрой, чтобы ее переплыть, даже если бы я хорошо плавала. — Она быстро взглянула на меня — похоже, ей пришла в голову новая мысль. — Я обуза для тебя. В одиночку ты без труда переплывешь реку. Не обращай на меня внимания. Я останусь на этом берегу и пойду вверх по реке в сторону Анду, а ты переправишься, чтобы найти Дуару.

Я взглянул на нее и улыбнулся.

— Ведь ты сама не веришь своим словам и не сомневаешься, что я не сделано ничего подобного. Разумнее построить плот из вон того хлама и переплыть на нем через реку, — я указал на обломки деревьев, наваленных на берегу.

— Конечно, мы так и сделаем, почему бы нет? — воскликнула Налте.

Она прямо-таки излучала готовность взяться за работу и через секунду присоединилась ко мне, помогая вытаскивать то, что могло пригодиться для плота.

Это была тяжелая работа. Постепенно мы собрали достаточно материала. Предстояло связать детали будущего плота так крепко, чтобы река не могла разломать его, прежде чем мы доберемся до противоположного берега.

Для этого мы набрали лиан, и хотя трудились так быстро, как только могли, уже стемнело, когда мы завершили работу.

Пока я оценивал итоги наших усилий, я увидел, что Налте с сомнением рассматривает крутящуюся воду.

— Мы будем переправляться сейчас, — не глядя на меня, спросила она, — или дождемся утра?

— Сейчас почти темно. Я думаю, лучше подождать до завтра.

Она заметно повеселела и вздохнула с облегчением.

— Тогда подумаем об ужине, — объявила Налте. Я понял, что в этом отношении девушки на Венере не отличаются от своих земных сестер.

Наш ужин состоял только из фруктов и кореньев, но их было достаточно. Я снова соорудил площадку в ветвях дерева и помолился, чтобы нас не обнаружил какой-либо лазающий по деревьям хищник.

Каждое утро, просыпаясь на Венере, я удивлялся, что еще жив. Утро на большой реке не было исключением.

Позавтракав, мы сразу же направились к плоту и после некоторых затруднений сумели спустить его на воду. Я положил на него несколько длинных палок и несколько более коротких. Ими можно будет воспользоваться как веслами, когда мы попадем на глубокое место. Разумеется, они были неважной заменой весел. Я полагал, что водоворот донесет нас до мелководья у противоположного берега, где мы сможем с помощью длинных палок добраться до суши.

Плот держался на воде гораздо лучше, чем я предполагал. Я боялся, что его будет заливать водой, но, очевидно, дерево оказалось легким настолько, что поверхность плота поднималась над водой на несколько дюймов.

Едва мы отчалили, водоворот подхватил нас и понес вверх по течению, постепенно затягивая в центр. Пришлось потрудиться, чтобы плот не затащило в воронку. Отчаянно работая шестами, мы старались удержаться на краю водоворота. Но вскоре река стала такой глубокой, что шесты больше не доставали до дна. Мы схватили импровизированные весла и принялись отчаянно грести. Это была очень напряженная работа, но Налте не бросала ее.

Наконец нас вынесло к левому берегу, и мы опять взялись за шесты, но, к своему разочарованию, я обнаружил, что вода здесь слишком глубока. Течение оказалось гораздо сильнее, чем у другого берега, и наши жалкие подобия весел были почти бесполезны.

Река безжалостно держала плот крепкой хваткой и увлекала в водоворот. Мы яростно гребли и добились своего, не попали в центр бурлящего потока, хотя нас и далеко отнесло от левого берега.

Вскоре плот оказался посреди реки и как будто застрял на самом краю водоворота. К этому времени мы оба выдохлись, но не позволяли себе остановиться хотя бы на мгновение. Последним отчаянным усилием мне удалось вырвать плот из цепких когтей потока, тащившего в объятия водяного тайфуна. Нас сразу же подхватило основное течение. Плот крутился и качался; без всякого управления его несло вниз, к большой реке.

Я отложил бесполезное весло.

— Мы сделали все, что смогли, Налте, — объявил я, — но это не помогло. Теперь остается надеяться, что наш плот не развалится, пока нас не вынесет на какую-нибудь большую реку.

— Нам нужно поскорей пристать к берегу, — заметила Налте.

— Почему?

— Когда Скор нашел меня, он сказал, что мне повезло, раз я выбралась здесь на берег, поскольку дальше река низвергается с утесов водопадом.

Я поглядел на низкие скалы, тянущиеся по обоим берегам реки.

— Тут мы не сможем высадиться.

— Возможно, нам повезет немного ниже, — предположила Налте. Течение стремительно несло нас, иногда подтаскивая близко к одному берегу, иногда к другому, поскольку фарватер был довольно извилистым. Порой плот опять относило на середину. Иногда мы видели небольшие расселины в утесах, где можно было бы высадиться, но каждый раз замечали их слишком поздно, и течение проносило нас мимо раньше, чем мы успевали направить к расселине неуклюжий плот.

Когда плот прибивало близко к берегу, мы с надеждой искали какие-нибудь перемены в береговых ландшафтах, но каждый раз бывали разочарованы: высадиться там было невозможно. Наконец, обогнув выдающийся в реку мыс, мы увидели два города. Один лежал на левой стороне реки, другой — на правой, прямо напротив первого. Город слева выглядел серым и однообразным даже издалека. А тот, что возвышался на правом берегу, был белоснежным, прекрасным и радостным, окруженным красивыми стенами и башнями из известняка, с многоцветными крышами домов.

Налте кивнула в сторону города на левом берегу:

— Наверное, — это Кормор. Скор говорил мне, что он расположен где-то здесь.

— А другой город?

Она покачала головой.

— Скор никогда не упоминал про второй город.

— Возможно, перед нами один город, но расположенный на обоих берегах реки, — предположил я.

— Нет, не думаю. По утверждению Скора, люди, живущие на другом берегу реки, напротив Кормора, его враги, но он никогда ничего не рассказывал про город. Я считала, что он имел в виду лишь племена дикарей. Но, посмотри, какой великолепный город — гораздо больше и красивее Кормора!

Мы пока не могли составить более ясного суждения ни об одном из городов, но когда подплыли ближе, стало очевидно, что город на правом берегу протянулся по реке на несколько миль. Его было проще рассмотреть, потому что река текла здесь по прямой, почти как канал. Город на левом берегу — Кормор — оказался значительно меньше и протянулся по реке всего на милю. Оба города обнесены стенами, в том числе и со стороны реки. У Кормора была небольшая пристань перед воротами примерно в средней части городской стены. Пристань другого города казалась длинным проспектом, тянущимся далеко, насколько хватало глаз.

Некоторое время нас несло мимо города на правом берегу, потом потащило ближе к Кормору. На длинном причале первого города было несколько рыбаков и других людей, возможно, часовых, которые стояли на стене. Многие из них заметили нас, показывали друг другу и явно обсуждали событие. Но нас ни разу не прибило достаточно близко к берегу, чтобы можно было разглядеть их или окликнуть.

Мы оказались недалеко от пристани Кормора. От нее отчалила небольшая лодка. В ней сидело трое: двое гребли, а третий расположился на носу. Было ясно, что они намереваются перехватить нас.

— Это люди Скора, — заявила Налте, содрогаясь.

— Как ты думаешь, чего они хотят от нас? — спросил я.

— Захватить и передать Скору, конечно. Но я им не достанусь! — она отступила на край плота.

— Что это значит? — крикнул я. — Что ты хочешь сделать?

— Прыгнуть в реку.

— Но ты не умеешь плавать и наверняка утонешь.

— Этого я и хочу. Я не позволю Скору снова схватить меня.

— Подожди, Налте, — принялся умолять я. — Они еще не захватили нас. Может быть, им не удастся.

— Нет, удастся — возразила она, потеряв надежду.

— Никогда не надо отчаиваться, Налте. Обещай мне, что подождешь. Ты сможешь выполнить свой план даже в последнюю секунду.

— Подожду, — пообещала она, — но в последнюю секунду ты лучше присоединись ко мне. Мы умрем вместе. Это лучше, чем попасть в руки Скора и стать одним из тех лишенных радостей жизни существ, которых ты видел в его замке. Ведь тогда ты не сможешь найти спасение даже в смерти.

Лодка подошла ближе, и я окликнул ее экипаж.

— Что вам нужно от нас?

— Вы должны плыть к берегу с нами, — объявил человек на носу.

Он теперь был достаточно близко, и я мог хорошо его рассмотреть. Вначале я предположил, что передо мной один из живых мертвецов Скора, но сейчас увидел щеки человека, розовые от здоровья и полнокровия.

— Мы не поплывем с вами, — ответил я. — Оставьте нас, мы не причиним никому вреда. Дайте нам спокойно продолжать свой путь.

— Вы переправитесь на берег с нами, — повторил человек.

Теперь его лодка подошла еще ближе.

— Убирайтесь, или я убью вас! — крикнул я, натягивая тетиву лука.

Человек засмеялся сухим мрачным смехом. В ту же секунду я увидел его глаза. Меня охватил озноб. Это были мертвые глаза трупа!

Я выпустил стрелу. Она вонзилась прямо в грудь существу, но он снова рассмеялся и оставил торчать стрелу в груди.

— Ты разве не знаешь, — крикнула Налте, — что не можешь убить мертвого? — Она отступила на дальний край плота.

— Прощай, Карсон, — проговорила она тихо, — последняя секунда пришла.

— Нет! Нет, Налте! — воскликнул я. — Подожди! Это еще не конец!

Я снова повернулся к приближающейся лодке. Ее нос был уже на расстоянии фута от плота. Прежде чем существо, стоявшее на носу, поняло мои намерения, я прыгнул на него.

Он сжал меня своими мертвыми руками. Мертвые пальцы обхватили мое горло. Но нападение было слишком быстрым и неожиданным. Он потерял равновесие, и в то же мгновение я сильным толчком бросил его за борт.

Двое других гребли, сидя спинами вперед, и не подозревали, что им угрожает опасность, пока я не схватился с их вожаком. Когда тот упал за борт, ближайший из гребцов поднялся и повернулся ко мне. Его щеки тоже были отмечены подобием жизни, но мертвые глаза нельзя замаскировать.

Он бросился ко мне с ужасным нечленораздельным воплем. Я встретил его бросок ударом справа в челюсть, который мог надолго уложить живого человека. Поскольку невозможно послать такую тварь в нокаут, я послал его за борт.

Беглый взгляд на этих двоих, оказавшихся в воде, убедил, что мое предположение было верным — как и подобные им существа в замке, они не умели плавать, а беспомощно барахтались в потоке, несущем их вниз. Но оставался еще один.

Он шагнул через банки навстречу мне.

Я прыгнул вперед, стараясь нанести боковой снизу в челюсть. Удачный удар мог бы послать его за двумя другими, если бы попал в цель. Этого, к сожалению, не случилось. Наши прыжки раскачали лодку, я потерял равновесие, и, пока поднимался, мертвый бросился на меня.

Он был очень сильным, но боролся без огня и желания — как холодный, мертвый механизм. Схватил меня за горло; хватать за горло его самого было бесполезно. Я не мог задушить жизнь в теле, которое уже безжизненно. Все, что оставалось — вырваться из его хватки и ждать удачного стечения обстоятельств, которое могло и не наступить.

Я довольно сильный человек и сумел отбросить на секунду тварь. Но гребец немедленно напал снова. Он не говорил ничего, не подал ни одного звука. В тусклых глазах не было никакого выражения, но тонкие губы обнажили желтые зубы в злобной гримасе. Его вид и прикосновение холодных, липких пальцев сводили с ума; а также странный запах, тяжкий, гнетущий — запах смерти. Это было невыносимо.

Он опять шел на меня, пригнув голову и вытянув руки. Я бросился на него и обхватил голову сверху правой рукой. Шея мертвеца оказалась у меня под мышкой. Потом я схватил себя за правое запястье левой рукой и зажал противника в замок. Затем резко повернулся и сразу выпрямился. Я едва не перевернул лодку, зато мертвец потерял равновесие и почти повис на мне. Последним усилием подсек его ударом ноги и разжал руки. Он полетел через борт в воду. Как и остальных, течение быстро понесло тварь прочь.

В стороне покачивался плот с Налте, застывшей и напряженной от возбуждения. Схватив весло, я подгреб к ней и, протянув руку, помог перебраться в лодку. Она вся дрожала.

— Испугалась?

— Да, за тебя. Неужели ты сумел справиться со всеми тремя. Даже сейчас не могу в это поверить. Никто не мог сделать то, что сделал ты.

— Мне помогла удача и то, что удалось застать их врасплох. Они не ожидали ничего подобного.

— Как быстро все меняется, — произнесла Налте. — Только что я была готова утопиться от отчаяния, а теперь все изменилось. Опасность миновала и вместо бесполезного плота у нас удобная лодка.

— Это еще раз доказывает, что никогда не надо терять надежду.

— Я не буду, пока ты со мной, — пообещала она.

Я внимательно следил за пристанью Кормора, ожидая, что в погоню пошлют еще одну лодку, но ничего подобного не случилось. Рыбаки и часовые на пристани бросили свои занятия и наблюдали за нами.

— Поплывем к ним и посмотрим, как они поведут себя, — повернулся я к Налте.

— Я боюсь. Мы в Анду говорим, что чем дальше незнакомцы, тем они кажутся лучше.

— Ты думаешь, что нам причинят вред?

Налте пожала плечами.

— Не знаю, но, скорее всего, тебя убьют, а меня схватят.

— Постараемся избежать этого. Но мне хочется хоть ненадолго задержаться здесь и поискать Дуару.

— Ты не можешь высадиться на левом берегу, пока из Кормора видят лодку, — заметила Налте. — Иначе нас быстро поймают.

— А если мы высадимся поблизости от другого города, люди оттуда, как ты считаешь, тоже погонятся за нами?

— Давай поплывшем вниз, пока не скроются оба города. Подождем до ночи, прежде чем возвращаться в Кормор, поскольку искать Дуару надо именно там.

Согласившись с Налте, я позволил лодке плыть вниз по течению. Вскоре Кормор остался позади, но белый город на другом берегу тянулся еще две мили. Пожалуй, его протяженность по берегу реки была не меньше пяти миль, и во всю длину простиралась широкая пристань, за которой возвышалась сияющая белая стена. В ней было несколько ворот — я насчитал шесть или семь.

Сразу за городом река повернула вправо, и утесы скрыли от нас оба города. Одновременно изменился и пейзаж вокруг. И белые известковые утесы исчезли, река текла между низких берегов. Здесь она разливалась очень широко, но впереди снова сужалась, втекая в ущелье между скалами, которые были гораздо выше тех, мимо которых мы плыли раньше. Утесы впереди были покрыты лесами.

До моих ушей донесся смутный, непрекращающийся гул. Вначале он казался журчанием, но постепенно становился все громче и громче.

— Ты слышишь шум? — спросил я. — Или у меня шумит в голове?

— Далекий грохот?

— Да. Теперь уже грохот.

— Должно быть, водопад, о котором рассказывал мне Скор, — вспомнила Налте.

— Боже! Да, конечно, он! — воскликнул я. — Нам лучше высадиться на берег, пока не поздно.

Течение несло нас ближе к правому берегу, и прямо впереди я заметил маленький ручей, впадавший в реку. На дальнем берегу ручья начинался лес, а на ближнем к нам росли отдельные деревья. Место, идеальное для лагеря.

Мы без труда достигли берега, поскольку течение не было сильным. Я загнал лодку в устье ручья, но здесь оказалось мелко. Однако мне удалось затащить лодку и привязать ее к низко склонившейся над водой ветке дерева. Тут ее не могли заметить возможные преследователи из Кормора, спустившись вниз по реке в поисках нас.

— Теперь, — объявил я, — меня больше интересует еда!

— И меня тоже, — призналась Налте, рассмеявшись. — Куда ты пойдешь охотиться? Похоже, что лес на том берегу ручья полон дичи.

Она говорила, глядя на лес. Я же стоял спиной к нему. Внезапно ее лицо изменилось, и она схватила меня за руку с тревожным криком:

— Карсон! Что там такое?

Глава 11

Я резко обернулся. Краем глаза заметил, как что-то мелькнуло за низкими кустами на другом берегу ручья. Или мне просто померещилось?

— Что ты заметила, Налте? Ты кого-нибудь видела?

— О, наверно, все-таки не то, что я подумала, — прошептала она со страхом. — Скорее всего я ошиблась.

— А что ты подумала?

— Вон другой — там, гляди! — крикнула она.

И тогда я увидел его. Он вышел из-за ствола большого дерева и, глядя на нас, ворча, оскалил клыки. Это был человек, передвигавшийся на четвереньках, как зверь. Его ноги были короткими, и он ходил словно на цыпочках. От пяток к коленям шли сухожилия, как у животных. Руки выглядели более человеческими, и он опирался на ладони. Плоский нос, широкий рот, тяжелые, выдвинутые вперед челюсти с могучими зубами дополняли его облик.

Да еще глаза — маленькие, очень близко посаженные друг к другу и чрезвычайно свирепые. Белая кожа не имела волос, которые росли только на голове и на лице.

— Ты не знаешь, кто они такие? — спросил я у Налте.

— Я слышала о них в Анду. Никто, правда, не верил, что они существуют. Это занганы. По рассказам, они ужасно свирепы. Охотятся стаями и пожирают людей и животных без разбора.

«Занган» означает «человек-зверь», и никакое выражение не могло описать точнее то существо, которое разглядывало нас с другого берега маленького ручья. Все новые и новые занганы появлялись из-за кустов и стволов деревьев.

— Нам лучше поохотиться еще где-нибудь, — пробормотал я, пытаясь пошутить.

— Давай вернемся в лодку, — предложила Налте. Мы уже немного отошли от места, где я причалил судно.

Повернувшись, я увидел, что несколько занганов вошли в ручей и приближались к лодке. Они были гораздо ближе к ней, чем мы, и добрались бы до нее прежде, чем я смог отвязать лодку и оттащить ее на глубину.

— Слишком поздно! — крикнула Налте.

— Давай медленно отходить к той маленькой горке. Возможно, я смогу удержать их.

Мы медленно отступали, следя за занганами, пока они перебирались через ручей на нашу сторону. Выйдя на берег, они отряхнулись, как собаки, и стали подкрадываться к нам, вытянув шеи и шевеля губами.

Порой они рычали и кусали друг друга, обнаруживая нрав, более злобный, чем у других зверей. В любой момент я ожидал атаки, понимая, что когда она начнется, наши с Налте неприятности закончатся навсегда. Нет никаких шансов спастись от свирепой стаи.

Нападавших было около двух десятков, в основном самцы. Но среди них я заметил пару самок и двух или трех детенышей. На спине одной из самок сидел малыш, крепко обнимавший шею матери.

Хотя существа наводили на нас леденящий ужас своим видом, они так осторожно следовали за нами, словно немного побаивались. Но расстояние неуклонно сокращалось.

Наконец мы добрались до маленького холма, к которому отступали. Они находились ярдах в пятидесяти от нас. Когда мы начали подниматься на холм, вперед выскочил крупный самец и издал низкий, раскатистый рев, как будто понял, что мы пытаемся спастись, а он должен предотвратить это.

Я остановился и повернулся к нему, натягивая тетиву лука. Оттянув ее до предела, пустил стрелу. С легким шорохом она сорвалась с тетивы и через мгновенье вонзилась ему точно в грудь. Он замер, взревел и вцепился в оперенное древко, торчащее из тела. Затем сделал несколько шагов, зашатался и рухнул на траву, судорожно задергался и затих.

Остальные остановились, наблюдая за агонией. Внезапно молодой самец подбежал и стал яростно колотить его по голове и шее. Отскочив, он поднял голову и издал ужасающий рев. Я решил, что это вызов, так он грозно глядел на других членов стаи. Скорее всего он заявил права на роль вожака после павшего от моей руки.

Никто не был готов оспаривать его власть, и тогда он обратил внимание на нас. Он не стал прямо приближаться к нам, но отошел в сторону. Затем повернулся и заворчал на своих товарищей. Стало очевидным, что он отдавал им приказ, потому что они немедленно стали расходиться, окружая нас.

Не медля, я выпустил еще одну стрелу, теперь в нового вожака. Она вошла ему в бок прямо над бедром и вызвала такую симфонию боли и ярости, какой, я надеюсь, мне никогда не придется слышать снова — по крайней мере, не в таких обстоятельствах.

Молниеносно протянув руку, человек-зверь вцепился в древко и вырвал стрелу из тела, нанося себе гораздо более серьезную рану, чем та, что сделал мой выстрел. Теперь вопли и рев буквально сотрясали окрестности.

Другие остановились, внимательно глядя на него, и я увидел, что большой самец тихо подкрался к раненому вожаку. Последний заметил его и набросился на смельчака, скаля клыки и испуская свирепое рычание. Честолюбивый самец, очевидно, поняв, что претензии преждевременны, повернулся и убежал. Новый вожак дал ему уйти и снова повернулся к нам.

К этому времени мы были на три четверти окружены. На нас надвигалось двадцать свирепых зверей, а у меня оставалось меньше дюжины стрел.

Налте взяла меня за руку.

— Прощай, Карсон, — промолвила она, — теперь уже точно пришла последняя секунда.

Я покачал головой.

— Постараюсь оттянуть приход той секунды, что принесет нам смерть. До тех пор не хочу знать ни о какой последней секунде. А потом думать будет некогда.

— Я восхищаюсь если не твоим разумом, то твоей храбростью, — произнесла Налте, и тень улыбки пробежала по ее губам — Но смерть по крайней мере будет быстрая — видел, как тот тип терзал вожака, подстреленного тобой? Такой конец лучше, чем от руки Скора.

— По крайней мере, мы умрем, — заметил я.

— Они близко! — крикнула Налте.

Да, они приближались с трех сторон. Я посылал в них стрелу за стрелой и ни разу не промахнулся. Те, в которых я попадал, останавливались, но оставшиеся в живых продолжали наступать.

Они были уже рядом с нами, когда я выпустил последнюю стрелу. Налте прижалась ко мне. Я обнял ее одной рукой.

— Обними меня крепче, — попросила она. — Я не боюсь умирать, но не хочу оставаться одна — даже на мгновение.

— Ты еще не мертва, Налте. — Больше я ничего не мог придумать. Должно быть, мои слова прозвучали глупо, но Налте не заметила.

— Ты был очень добр ко мне, Карсон, — прошептала она.

— А ты молодчина, Налте, своя в доску, хоть вряд ли понимаешь, что значит такое выражение.

— Прощай, Карсон! Наступила действительно последняя секунда!

— Кажется, ты права, Налте, — я наклонился и поцеловал ее. — Прощай!

Сзади и выше нас со склона внезапно донеслось гудение и потрескивание, напоминающее шум, который издает работающий рентгеновский аппарат. Я сообразил, что происходит, даже не глядя на корчащиеся тела занганов, падавших перед нами, — это был звук амторского лучевого ружья!

Я обернулся и взглянул на вершину холма. Там стояла дюжина людей, обрушивших потоки смертельных лучей на окружавшую нас стаю. Это продолжалось всего несколько секунд, но никто из кровожадных зверей не ушел. Один из наших спасителей (или будущих стражей?) подошел к нам.

Он, как и его товарищи, был почти идеального телосложения, с красивым, одухотворенным лицом. У меня мелькнула мысль, что если это обитатели того белого и светлого города, то мы, должно быть, забрели на Олимп, населенный исключительно богами.

Подошедший человек был облачен в военные доспехи амторцев. На плече виднелся знак различия — зигзаг из белого шнура. Его наряд был красивым, хотя без особых украшений. Зигзаг и знаки на повязке вокруг головы, по-видимому, означали, что он офицер.

— Вы оказались в большой опасности, — произнес он любезно.

— Пожалуй, даже в слишком большой, чтобы это было приятно, — отозвался я. — Мы благодарим вас за спасение.

— Я рад, что успел вовремя. Мне случилось быть на городской стене у реки, когда вы проплывали мимо. Я видел вашу стычку с мертвыми из Кормора. Мне стало интересно. Зная, что ниже по реке вас ждет водопад, я взял нескольких своих людей и поспешил за вами, чтобы предупредить.

— Довольно необычный интерес к незнакомцам для человека Амтора, — произнес я, — но заверяю вас, что ценю вашу услугу, хотя и не догадываюсь о ее мотивах.

Он усмехнулся.

— Это все из-за схватки, когда ты расправился с тремя мертвецами Скора, — пояснил он. — Я увидел, что в таком человеке кроются большие возможности. Мы же всегда ищем людей с хорошими способностями, чтобы улучшить расу Гавату. Но позвольте мне представиться. Я — Иро Шан.

— А это Налте из Анду. Я же — Карсон Нейпер из Калифорнии.

— Я слышал об Анду, — кивнул он. — Там сумели создать исключительно красивую расу. О твоей стране ничего не знаю. До сих пор никогда не видел человека с голубыми глазами и желтыми волосами. А что, все люди в Кали…

— Калифорнии, — подсказал я.

— … в Калифорнии вроде тебя?

— О, нет! У нас есть все цвета — и волос, и глаз, и кожи.

— Но тогда как вы размножаетесь, чтобы сохранить идеальный тип? — спросил он.

— Никак, — признался я.

— Весьма неприятно, — заметил он как бы самому себе, — аморально, аморально в расовом отношении. Но как бы там ни было, похоже, что ваша система произвела в твоем случае превосходный тип. Теперь, если вы пойдете со мной, мы вернемся в Гавату.

— А мы вернемся, — осведомился я, — как гости или как пленники?

Он улыбнулся, но лишь бледной тенью улыбки.

— А существует ли разница — как и в том, хотите вы пойти со мной или нет?

Я взглянул на вооруженных людей за его спиной и усмехнулся.

— Нет, не существует.

— Все же давайте будем друзьями, — произнес он. — В Гавату вас ожидает суд. Если вы заслужите право называться гостями, с вами будут обращаться как с гостями, а если нет… — он пожал плечами.

Поднявшись на вершину холма, мы увидели низкую открытую автомашину без верха с сиденьями поперек салона. Строгость очертаний кузова и отсутствие украшений говорили о том, что перед нами военная машина.

Мы с Иро Шаном и Налте уселись на заднем сидении. Его люди заняли места впереди. Иро Шан подал команду, и машина мягко тронулась с места. Водитель сидел слишком далеко от меня, к тому же его закрывали люди, занявшие места между нами, так что я не мог рассмотреть, как он управляет машиной. Она двигалась по неровному грунту быстро и без тряски.

Вскоре, поднявшись на очередной холм, мы увидели белый город Гавату, раскинувшийся перед нами. В плане он имел форму полукруга, причем прямая сторона лежала вдоль реки. Со всех сторон его окружали стены.

Ниже города река поворачивала вправо. Путь, которым мы следовали, привел нас к воротам, расположенным в нескольких милях от реки. Форма и размеры ворот были удивительно пропорциональны, а сами ворота — подлинным произведением искусства. Они свидетельствовали о высокой цивилизации и культуре. Городская стена, сложенная из белого известняка, украшена красивыми рельефами, изображавшими, как я понял, историю города или населяющего город народа. Эта работа была задумана и выполнена с редким вкусом. Рельефы тянулись, насколько видел глаз.

Если принять во внимание, что стена имела в длину не менее тридцати миль и была вся покрыта искусными рельефами, можно представить, сколько труда и времени понадобилось, чтобы воплотить такой замысел на обеих сторонах двадцатифутовой стены.

Когда у ворот нас окликнули часовые, я увидел над входом надпись на общеамторском языке: «Таг Кум By Кламбад», что означает Ворота Психологов.

За воротами начинался прямой широкий проспект. Он вел к центру прибрежной стороны. Движение на нем оживленное — машины различных размеров и очертаний проносились бесшумно и быстро во всех направлениях. Нижний уровень проспекта занимался машинами, пешеходам же предоставлялись дорожки, проходившие на высоте вторых этажей зданий и соединенные виадуками во всех направлениях.

Здесь практически не было шума — не слышалось ни звуков сирены, ни визга тормозов — движение регулировало само себя. Я обратился к Иро Шану.

— Все очень просто, — пояснил он. — Экипажи получают энергию от центральной станции, которая излучает ее на трех частотах. На приборной доске каждого экипажа имеется указатель, он позволяет водителю выбрать нужную ему частоту. Одну — для проспектов, идущих от внешней стены к центру города, другую — для поперечных проспектов, третью — для движения вне города. Первые две включаются и выключаются попеременно. Когда включена одна, движение в поперечном направлении автоматически замирает у перекрестков.

— Но почему одновременно не останавливается движение между перекрестками? — спросил я.

— Это регулируется еще одной частотой, — объяснил он. — За сто футов до перекрестка фотоэлементы автоматически устанавливают указатель на приборной доске на частоту, соответствующую данному перекрестку.

Налте была взволнована всем, что видела. Девушка из маленького горного государства, она впервые попала в большой город.

— Он изумителен, — объявила она. — И как красивы здесь люди!

Это же подметил и я. Мужчины и женщины в машинах, проезжавших мимо, отличались совершенством черт лица и сложения.

Кламбад Лат, проспект Психологов, привел нас прямо к полукруглой площади у прибрежной стены города. От нее расходились к внешней стене главные проспекты подобно спицам колеса от ступицы к ободу.

Среди пышного парка возвышались великолепные здания. Иро Шан провел нас в роскошный дворец. В парке я заметил множество людей, входивших и выходивших из различных зданий. Не видно спешки, суеты или беспорядка, но никто не слонялся без дела. Все говорило о тщательно продуманной, неспешной целесообразности. Голоса беседующих приятны, хорошо поставлены. Я уже устал повторять о красоте людей.

Мы следовали за Иро Шаном. Войдя в здание, двинулись по широкому коридору. Многие из тех, мимо кого мы проходили, приветствовали нашего спутника. На нас смотрели с заметным дружеским интересом, но без всякого назойливого любопытства.

— Прекрасные люди в прекрасном городе, — пробормотала Налте.

Иро Шан повернулся к ней с быстрой улыбкой.

— Я доволен, что тебе понравились мы и наш город, — произнес он. — Надеюсь, ничто не омрачит твоего первого впечатления.

— Ты думаешь, это возможно? — спросила Налте.

Иро Шан пожал плечами.

— Все зависит от тебя, — ответил он. — Или, скорее, от твоих предков.

— Не понимаю, — пожала плечами Налте.

— Скоро поймешь.

Он остановился перед дверью и распахнул ее, приглашая нас войти. Мы оказались в маленькой приемной, в которой работали несколько служащих.

— Пожалуйста, сообщите коргану кантуму Мохару, что я хочу его видеть, — обратился Иро Шан к одному их них.

Тот нажал какую-то кнопку на столе и произнес:

— Корган, сентар Иро Шан хочет видеть вас.

Низкий голос, раздавшийся откуда-то, как мне показалось, из крышки стола, ответил:

— Пусть войдет.

— Прошу, — предложил нам Иро Шан. Мы пересекли приемную и подошли к двери, ее перед нами распахнул служащий. Войдя в кабинет, мы оказались лицом к лицу с человеком. Он взглянул на нас с таким же дружеским интересом, какой проявляли попадавшиеся нам наверху люди.

Когда нас представили коргану кантуму Мохару, он поднялся с поклоном, затем пригласил сесть.

— Вы — иностранцы в Гавату. Не часто иностранцы входят в наши ворота, — он обратился к Иро Шану. — Как все произошло?

Иро Шан рассказал о моей схватке с тремя существами из Кормора.

— Мне стало очень жаль, что такой человек погибнет в водопаде, — закончил он, — и я решил доставить его в Гавату для экзамена. Вот почему привел их прямо к тебе. Надеюсь, ты согласен со мной?

— Что ж, это не принесет вреда, — согласился Мохар. — Экзаменационный Совет сейчас заседает. Уведи их. Я сам извещу Совет, что разрешил экзамен.

— Что за экзамен и в чем его смысл? — спросил я. — Может быть, мы не хотим сдавать его.

Корган кантум Мохар улыбнулся.

— Решаете не вы, — объявил он.

— Ты имеешь в виду, что мы пленники?

— Лучше скажем так — вынужденные гости.

— Так ты не назвал нам цель экзамена?

— Отчего же. На нем решится, будет ли вам позволено остаться в живых.

Глава 12

Все они были очень вежливые, приятные, умные и хорошо знали свое дело. Вначале мы вымылись, затем у нас взяли анализ крови, обследовали сердце, измерили давление, проверили рефлексы. И, наконец, ввели в большую комнату, где за длинным столом сидело пять человек.

Иро Шан все время сопровождал нас. Как и все остальные, он был дружески настроен и приветлив. Ободрял нас, говоря, что мы наверняка успешно выдержим экзамен. И все же я не понимал, что происходит, и снова обратился к нему с вопросом.

— Твоя спутница отметила, как красив Гавату и его люди, — ответил он. — Ваш экзамен — объяснение этой красоты и многих других вещей… Ты еще не знаешь о них.

Пять человек, сидевших за длинным столом, производили такое же приятное впечатление, как и все остальные жители Гавату. Они спрашивали нас в течение часа, а затем отпустили. Из заданных вопросов я понял, что один из них биолог, второй психолог, третий химик, четвертый физик, а пятый — военный.

— Корган сентар Иро Шан, — произнес человек, который, очевидно, возглавлял Экзаменационный Совет. — Возьми под свою охрану мужчину, пока результат экзамена не будет оглашен. Хара Эс будет охранять девушку, — он указал на женщину, которая вошла в комнату с нами и стояла подле Налте.

Налте придвинулась ко мне.

— О, Карсон! Они собираются разлучить нас, — прошептала она.

Я повернулся к Иро Шану с протестом, но тот жестом призвал меня к молчанию.

— Вам придется подчиниться, — заметил он, — но, думаю, у вас нет причин для беспокойства.

Затем Хара Эс увела Налте, а Иро Шан повел меня с собой. Его ждала машина. На ней мы приехали в район красивых жилых домов и остановились у одного из них.

— Это мой дом, — объявил мой спутник. — Ты будешь гостем, пока не объявят результатов экзамена. Я хочу, чтобы ты отдохнул и хорошо провел время. Отбрось все тревоги, они вредны для здоровья. Налте в безопасности, о ней позаботятся.

— Что ж, по крайней мере мне дали красивую тюрьму и приятного тюремщика, — заметил я.

— Пожалуйста, не считай себя узником, — стал умолять Иро Шан. — Иначе мы оба будем несчастливы, что в Гавату запрещено.

— Я далеко не несчастен. Наоборот, в восторге от всего окружающего, но никак не могу понять, в чем нас с Налте обвиняют, причем от решения суда будет зависеть наша жизнь.

— Перед судом предстал не ты, а твоя наследственность, — объяснил он.

— Такое объяснение, — возразил я, — оставляет меня так же в потемках, что и прежде.

Беседуя, мы вошли в дом, и я оказался в таком прелестном окружении, какого никогда не видел. Хороший вкус продиктовал не только внешний вид дома, но и его убранство. От входа в конце широкого холла открывался чудесный вид на красивый сад. Иро Шан провел меня в сад, а из него мы попали в помещение, находившееся за садом.

— Здесь ты найдешь все, что потребуется, — обратился он. — Я отдам приказ человеку обслуживать тебя. Он будет вежлив и послушен. Но он также будет отвечать за твою персону, когда тебя опять потребуют в Центральную Лабораторию — А теперь, — он присел в кресло у окна и повернулся ко мне, — давай я отвечу на твой последний вопрос более подробно: Гавату и населяющая его раса — результат отбора в ряде поколений, основанного на научной культуре. Изначально мы были народом, которым правили наследственные джонги. При них различные клики боролись за власть ради собственного обогащения, совсем не принимая во внимание благосостояние остального населения.

Когда во главе стоял разумный джонг с сильным характером, годы его правления приносили процветание стране; в противном случае политиканы управляли нами из рук вон плохо. Они были приспособленцами, демагогами или еще того хуже, и по большей части некультурными, неумными людьми, поскольку лучшие представители всех слоев не шли в политику, не желая иметь дело с непорядочными дельцами.

Половина нашего народа жила в ужасающей нищете, в пороках и грязи. Они размножались, как мухи. Остальные, не желающие, чтобы их дети жили в таком мире, начали быстро сокращаться по численности. Везде правили невежество и посредственность.

И вот на трон взошел великий джонг. Он отменил существующие законы, отставил правительство и сосредоточил всю власть в своих руках. Он получил два эпитета — один — пока был жив, и другой — после смерти. Первый — Манкар Кровавый, второй — Манкар Спаситель.

Он проявил себя как великий полководец, и воины пошли за ним. Проявив, как тогда казалось, полную безжалостность, он изгнал всех политиков и на их посты назначил лучшие умы Гавату — физиков, биологов, химиков и психологов.

Он поощрял рождение детей у тех, кого ученые определили как пригодных для этого, и запретил иметь детей всем остальным. Он следил, чтобы люди, физически, морально или умственно неполноценные, не могли иметь потомства. Ни одному неполноценному ребенку не было позволено остаться в живых.

Перед смертью он создал новую форму правления — правительство без законов и без короля. Он отрекся от престола и вручил судьбы Гавату Совету Пятерых, которые правят и судят.

Из этих пятерых один — сентар (биолог), второй — амбад (психолог), третий — калто (химик), четвертый — кантум (физик) и последний корган (солдат). Совет Пятерых называется Санджонг (буквально — пять королей), и пригодность его членов для работы в Совете определяется экзаменом, аналогичным тому, через который прошел ты. Экзамен проводится каждые два года. Любой гражданин имеет право участвовать в нем; любой гражданин может войти в Санджонг. Это самая высокая честь, какую может заслужить гражданин Гавату. И он способен получить ее только благодаря своим личным качествам. Избиратели не вправе нудить и квалифицировать кандидата, поскольку на них влияют страсти и заблуждения политической кампании или случайностей рождения, делающие одного человека рабом, а другого — королем.

— И эти пятеро издают законы и осуществляют правосудие? — поинтересовался я.

— В Гавату нет законов, — ответил Иро Шан. — За много поколений после Манкара мы вырастили расу разумных людей. Они знают, как отличить правое от неправого, и потому для них не нужны законы, которые бы регламентировали их поведение. Санджонг только управляет, а не судит. Когда возникают новые проблемы, с которыми не знакомы наши люди, Санджонг принимает то, что считает целесообразным. Если гражданин не хочет следовать предложениям Санджонга и наносит городу вред, он предстает перед судом.

Конечно, мы не совершенны, ни один человек никогда не сможет стать идеальным, но преднамеренные действия, которые наносят вред нашим согражданам или Гавату в целом, чрезвычайно редки.

— У вас не бывает трудностей с подбором соответствующих людей для Санджонга? — спросил я.

— Никогда. В Гавату есть тысячи людей, которые могут служить достойно и с честью. Существует тенденция воспитывать кандидатов в Санджонг среди пяти или шести классов, на которые естественным образом разделен народ Гавату.

Когда ты познакомишься с городом, ты узнаешь, что полукруглый район перед Центральной Лабораторией разделен на пять секций. Секция, ближайшая к реке и выше Центральной Лаборатории, зовется Кантум. Здесь размещаются физики. Между физиками и любым из других пяти классов нет каких-либо кастовых различий, но поскольку все они живут в одном и том же районе и поскольку их интересы одинаковы, они с большим желанием общаются друг с другом, чем с представителями других классов. В результате они чаще выбирают супругов из своего класса — законы наследственности делают остальное, и раса физиков в Гавату постоянно улучшается. В результате каждый раз место в Санджонге получают все более талантливые физики.

Следующий район — Калто. Здесь живут химики. Центральный район — Корган, там живу я. Он отведен для воинов. Дальше идет Амбад, секция психологов; и, наконец, Сентар, предназначенный для биологов, лежит вдоль реки ниже Центральной Лаборатории.

Гавату выстроен как половина колеса с Центральной Лабораторией в центре. Главные секции города ограничены четырьмя концентрическими полуокружностями. Внутри первой находится Гражданский Центр, где расположена Центральная Лаборатория. Именно это место называется центром. Между ним и следующей полуокружностью лежат пять подрайонов, которые я только что описал. Между ними и третьей полуокружностью находится самый большой район, который называется Джорган; здесь живут простые люди. А в четвертой секции, узкой полосе вдоль стены, размещаются склады, магазины и заводы.

— Все это очень интересно, — заметил я, — но самое интересное для меня, что городом управляют без законов.

— Без законов, придуманных человеком, — поправил Иро Шан. — Нами управляют естественные законы, с которыми знакомы все разумные и нормальные люди. Применяя законы евгеники и отбора, мы избавились от неумных, неразумных людей.

Конечно, иногда случается, что гражданин совершает поступок, причиняющий вред другому человеку или спокойствию города, поскольку гены, ответственные за порочные или антиконформистские черты характера не полностью удалены из половых клеток граждан Гавату.

Если кто-нибудь совершает деяние, направленное против других или общего благосостояния, он предстает перед судом. Суд не интересуют процедурные тонкости или прецеденты. Принимая во внимание все факты данного случая, включая наследственность подсудимого, суд выносит решение, которое является окончательным и не подлежит обжалованию.

Результат самого деяния не обсуждается; суд интересуют только причины. У нас нет наказания в том смысле, как понималось раньше. Единственное назначение суда — не допустить повторения антисоциального действия в данном или следующих поколениях.

Если это первый проступок в семье подсудимого за четыре поколения, то он просто записывается в родословную. После второго, менее тяжкого проступка за провинившимся родом устанавливается наблюдение. За более серьезные нарушения или повторение предыдущих члены данной семьи лишаются возможности воспроизводить потомство; за любой четвертый проступок, как правило, подсудимый уничтожается.

— Мне кажется, что слишком жестоко наказывать человека за проступки предков, — заметил я.

— Но мы не наказываем, — объяснил Иро Шан, — мы только стремимся улучшить свою расу с целью достичь наибольшего счастья и благополучия. Антиконформисты — неважный материал для улучшения расы, как и люди, делающие слишком много ошибок.

— Должно быть, Гавату, в котором нет плохих людей, идеальное место для жизни, — предположил я.

— О, здесь есть плохие люди, — возразил Иро Шан, — потому что плохие гены имеются у всех нас. Но мы умный народ, а чем умнее люди, тем больше они способны контролировать свои дурные наклонности. Иногда в Гавату попадают иностранцы — плохие люди из города, лежащего за рекой. Как им удается — тайна, которая до сих пор не разгадана, но мы знаем, что они появляются и время от времени похищают наших мужчин и женщин. Тех из них, кого удается поймать, мы уничтожаем. Наши люди редко совершают преступления. Обычно они вызываются приступами страсти. Правда, иногда имеют место и преднамеренные преступления. Последние — угроза для расы, и совершившим их мы не позволяем остаться в живых и передать свои черты будущим поколениям или влиять на окружающих дурным примером.

В комнату вошел атлетически сложенный человек.

— Ты посылал за мной, корган сентар Иро Шан? — спросил он.

— Заходи, Герлак, — протянул ему руку Иро Шан. Затем обратился ко мне. — Герлак станет служить тебе и стеречь, пока не объявят результат экзамена. Ты найдешь в нем услужливого и приятного спутника. — Герлак, — продолжил он, обращаясь к моему стражу, — этот человек — иностранец. Он только что предстал перед Экзаменационным Советом. Ты отвечаешь за него, пока не будет объявлено решение Совета. Его зовут Карсон Нейпер.

Человек наклонил голову, подтверждая, что он понял.

— Вы оба пообедаете со мной через час, — объявил Иро Шан, собираясь уходить.

— Если хочешь отдохнуть перед обедом, — предложил Герлак, — в соседней комнате стоит кровать.

Я пошел туда и прилег, а Герлак сел в кресло в той же комнате. Было очевидно, что он не собирается спускать с меня глаз. Я очень устал, но спать не хотелось, поэтому начал беседовать с Герлаком.

— Ты служишь в доме Иро Шана?

— Я солдат в его подразделении, — ответил он.

— Офицер?

— Нет, простой солдат.

— Но он попросил тебя пообедать с ним. В моем мире офицеры не общаются так близко с простыми солдатами.

Герлак засмеялся.

— То же самое было в Гавату много веков назад, — пояснил он, — но сейчас положение иное. У нас нет социальных различий. Мы слишком умны, слишком культурны и уверены в себе, чтобы нуждаться в искусственных условностях, определяющих наше значение в обществе. Не так важно, подметает человек улицы или заседает в Санджонге; самое главное, как он выполняет свои обязанности, как придерживается принятой в нашем обществе морали и культуры.

В мире, где все люди умны и культурны, они должны быть более или менее общительными, и ни один офицер не потеряет свой авторитет, если будет близко общаться с подчиненными.

— Но разве солдаты не используют близость, чтобы как-то влиять на офицеров? — удивился я.

Герлак посмотрел с изумлением.

— А зачем? — в свою очередь спросил он. — Они знают свои обязанности так же хорошо, как офицер свои. Цель жизни каждого гражданина — выполнение своего долга, а не уклонение от него.

Я покачал головой, вспомнив о том беспорядке, который царит на Земле, потому что там люди ни в одной стране не применяют к человеческой расе простые правила, хотя соблюдают их для улучшения собак, коров и свиней.

— А люди из различных классов вступают в брак друг с другом? — поинтересовался я.

— Конечно, — ответил Герлак, — таким образом мы поддерживаем высокий моральный и умственный уровень людей. Если бы происходило обратное, то джорганы, то есть простой народ, деградировали бы, а остальные классы общества так отдалились бы друг от друга, что в конце концов не осталось бы ничего общего, никакой основы для взаимного понимания и уважения. Наступило бы непонимание, раздоры, споры и неизбежная гибель расы.

Я опять не мог не вспомнить о тех же самых вещах на Земле, которые сложились из-за веков неравенства в рождении, и помолился, чтобы и в моем мире появился Манкар Кровавый.

Мы долго еще говорили в ожидании обеда, и простой солдат из Гавату рассуждал о науке и искусстве с гораздо большим пониманием, чем я. На мой вопрос, не получил ли он особенно хорошего образования, Герлак ответил, что нет — все мужчины и женщины в Гавату получают одинаковое образование до определенного уровня, после чего серия детальных экзаменов определяет то призвание, к которому они более всего пригодны и в котором могут достичь наивысшего успеха.

— Но откуда у вас берутся дворники? — улыбнулся я.

— Ты говоришь так, как будто есть в чем упрекнуть подобную профессию, — запротестовал он.

— Но такую работу многие находят у нас низкой, — возразил я.

— Необходимая и полезная обществу работа никогда не будет низкой для человека, который лучше всего приспособлен для ее выполнения. Конечно, интеллигентные люди предпочитают творческую работу. И те необходимы, но более или менее простые работы, которые, между прочим, в Гавату выполняются при помощи механических приспособлений, никогда не станут жизненным призванием ни одного человека. Их может выполнять любой, так что каждый делает такую работу по очереди — каждый из джорганов. Таков его вклад в общественное благосостояние — налог, оплачиваемый полезным трудом.

Вошла девушка и пригласила нас обедать. Она была прелестна. А одежда — что-то вроде саронга из прекрасного материала — и со вкусом подобранные украшения лишь подчеркивали ее красоту.

— Она из семьи Иро Шана? — спросил я Герлака, когда она вышла.

— Она работает в его доме, — ответил Герлак. — У коргана сентара Иро Шана нет семьи.

Я уже слышал, как к имени Иро Шана добавляли титул «корган сентар». Оказывается, эти два слова означали «солдат-биолог», но я не мог понять смысла титула и спросил Герлака, когда мы пересекали сад, направляясь в столовую.

— Такой титул означает, что он и солдат и биолог, и выдержал экзамены, допускающие в оба разряда. То, что он, помимо коргана, является также членом одной из четырех секций, делает его офицером и дает право на титул. Мы, обычные солдаты, желаем служить у выдающегося, одаренного человека. Поверь мне, лишь блестяще одаренные люди способны выдержать вступительный экзамен в один из научных классов, поскольку приходится держать экзамен и в те три класса, в которые они не стремятся.

Герлак провел меня в просторный зал, где уже сидели Иро Шан и еще трое мужчин и шестеро женщин, улыбающихся и непринужденно беседующих. Разговор стих, едва мы вошли в комнату. В мою сторону было брошено несколько заинтересованных взглядов. Иро Шан вышел вперед, чтобы встретить и представить другим гостям, которые любезно приветствовали меня.

Насколько я помню, мужчин звали амбад Агон, калто Бо Гасто и джорган Данар, женщин — Луан, Гара Ло, Гамби Кан, Оросо, Кабелл и Джоран. Все присутствующие — красивые и умные, хотя некоторые принадлежали к классу джорганов.

На обеде я сидел между Луан и Гарой Ло. Обе чрезвычайно красивые и приятные. Никогда в жизни прежде я не присутствовал в столь блестящем обществе. Искрометное остроумие, легко текущая беседа казались совершенно естественными и совершались без усилий, как дыхание. Никто не напрягался, чтобы произвести какой-либо эффект или выдать вымученную шутку, и нередко наступала тишина. Казалось, никто не чувствовал, что необходимо говорить, так что паузы не бывали напряженными и не вызывали неловкости.

Луан расспрашивала меня о стране, откуда я прибыл. Я объяснил, что прибыл сюда из другого мира, и она попросила рассказать, как и где существует мой мир.

Я вкратце изложил то, что знают наши астрономы о Солнечной Системе. Расстояния ошеломили ее.

— Двадцать шесть миллионов миль? — воскликнула она, когда услышала, какое расстояние отделяет Амтор от моей родной Земли.

Упомянул и про звезды — другие солнца, разбросанные в космосе, и что до ближайшей из них 255 миллионов миль. К тому времени все за столом с удивлением слушали меня.

— Наши ученые давно предполагали, — заявила Луан, что старая теория о том, что Амтор — диск, плавающий в море из расплавленного камня, неверна. Они смутно ощущали что-то подобное, о чем говоришь ты. Должно быть, у вас очень мудрые ученые, раз они разработали такую теорию. К тому же, как ты утверждаешь, они доказали ее истинность.

— У наших ученых есть большое преимущество. Они наблюдают другие планеты и звезды ночью, а солнце днем. Наш мир не окружен постоянно облачным слоем, как Амтор.

— Ты рассказал Экзаменационному Совету обо всем этом? — обратилась Луан ко мне.

— Меня не спрашивали, — ответил я.

— Они не должны уничтожать тебя! — воскликнула Луан. — Возможно, у тебя есть ключ ко многим секретам, которые они ищут веками.

— Ты считаешь, меня могут уничтожить? — спросил я.

— Как я могу знать то, чего не знает даже сам Экзаменационный Совет?

Глава 13

Хотя моя жизнь висела на волоске, я хорошо выспался. Герлак спал на койке недалеко от меня. Я назвал его часовым при смертнике, и он был достаточно вежлив, чтобы сделать вид, будто ему понравилась моя шутка.

Иро Шан, Герлак и я позавтракали вместе. Нам прислуживала девушка, пригласившая нас вчера на обед. Ее ослепительная красота меня сильно смущала: казалось, что не она, а я должен ей прислуживать. Девушка выглядела очень молодой, но в то время все, кого я видел на Амторе, казались молодыми.

Впрочем их молодость не удивляла меня, я уже знал о сыворотке долголетия, изобретенной амторскими учеными. Мне тоже была сделана прививка против старости. Но все же спросил Иро Шана о секрете их молодости.

— Да, — подтвердил он, — мы можем жить вечно, если так постановит Санджонг. По крайней мере, не умрем бы от старости или болезней. Но они решили иначе. Наша сыворотка обеспечивает иммунитет на двести или триста лет, что зависит от естественного здоровья индивидуума. Когда сыворотка перестает действовать, смерть наступает быстро.

— Но почему вы не живете вечно, раз существует такая возможность? — спросил я.

— Если бы жили вечно, то число детей, которых будет разрешено иметь, окажется слишком маленьким и не приведет к сколько-нибудь значительному улучшению расы. Поэтому мы отказались от бессмертия в интересах будущих поколений и всего Амтора.

После завтрака Иро Шану был передан приказ немедленно доставить меня в Экзаменационный Совет. Вместе с сопровождающим нас Герлаком мы сели в машину Иро Шана и поехали по Клукорган Лат, или проспекту Воинов, к Центральной Лаборатории.

И Иро Шан, и Герлак были необычно сосредоточенными и серьезными все время поездки. Мне показалось, что они предчувствуют самое худшее. Я тоже не проявлял жизнерадостности, хотя меньше всего беспокоился об уготованной мне судьбе — все мысли были о Дуаре и Налте.

Величавые правительственные здания Центральной Лаборатории, или Сера Тартум, как называли их, выглядели очень красиво в пышном окружении Манкар Пола — парка, названного в честь великого последнего джонга Гавату. Мы подъехали и остановились перед зданием, в котором днем раньше я экзаменовался.

То, что здания назывались лабораторией, выразительно объясняет психологию правления Гавату. Управление они сделали наукой, а ученые проводят исследования и эксперименты в лабораториях. Мне понравилась такая идея, и я рекомендую землянам не название, а применение науки для улучшения земной расы в условиях, в которых она живет.

Нам не пришлось долго ждать после того, как мы вошли в здание, — нас немедленно провели в Экзаменационный Совет. Мрачные лица экзаменаторов предвещали недоброе, и я приготовился к худшему. Хотя сознание спешно продумывало планы бегства, что-то подсказывало мне: эти люди настолько хорошо все делают и организуют, что я не смогу избежать участи, предназначенной Советом.

Кантум Шоган, председатель Совета, предложил мне сесть. Я занял стул перед августейшей пятеркой. Иро Шан сел справа от меня, Герлак слева.

— Карсон Нейпер, — начал кантум Шоган, — наш экзамен обнаружил, что ты не лишен достоинств. Физически ты находишься близко к тому совершенству, к которому постоянно стремится наша раса; интеллектуально способен, но дурно образован — у тебя нет культуры. Это может быть исправлено, но с огорчением сообщаю тебе, что ты обладаешь врожденными психическими недостатками, которые, будучи переданы потомству или восприняты другими при общении с тобой, могут принести неисчислимый вред будущим поколениям.

Ты — несчастная жертва унаследованных предрассудков, комплексов и страхов. И хотя в значительной степени преодолел столь деструктивные черты, твои хромосомы полны порочных генов и представляют потенциальную угрозу для еще не родившихся поколений.

В результате, хотя и с глубоким сожалением, мы не можем не сделать вывод, что в интересах человечества тебя необходимо уничтожить.

— Могу ли спросить, по какому праву вы решаете, оставить ли меня в живых или нет? Я не гражданин Гавату. И не пришел в Гавату по собственной воле. Если…

Кантум Шоган поднял руку в жесте, восстанавливающем тишину.

— Я повторяю, мы сожалеем о такой необходимости. Но говорить больше нечего. Твои достоинства не столь велики, чтобы перевесить твои врожденные недостатки. Весьма прискорбно, но, конечно, нельзя ожидать, что Гавату должен страдать из-за тебя.

Итак, мне предстояло умереть! После всего, через что я прошел, все завершилось так нелепо только потому, что какой-то из моих предков не догадался проявить немного ума при выборе невесты. Но пройти такой длинный путь, чтобы умереть! Это заставило меня улыбнуться.

— Чему ты улыбаешься? — спросил один из членов Совета. — Смерть кажется тебе такой забавной вещью, или надеешься избежать смерти посредством какой-нибудь уловки?

— Я улыбаюсь, хотя, наверное, нужно рыдать при мысли о том труде, знаниях и энергии, которые потратил, чтобы преодолеть двадцать шесть миллионов миль. И все для того, чтобы умереть, потому что пять человек из другого мира считают, что мною унаследованы недостаточно хорошие гены.

— Двадцать шесть миллионов миль? — воскликнул один из членов Совета. А другой спросил:

— Другой мир! Что это значит?

— Только то, что я прибыл сюда из другого мира, лежащего в двадцати шести миллионах миль от Амтора, из мира, в некоторых отношениях гораздо более развитого, чем ваш.

Все члены Совета проявили живейший интерес к моему заявлению. Я слышал, как один из них сказал другому:

— Его слова подтверждают теорию, которой давно придерживаются многие из нас.

— Очень интересно и весьма правдоподобно, — согласился другой — Я бы хотел послушать еще.

— Ты говоришь, что Амтор — не единственный мир? — спросил кантум Шоган. — Тогда где же находится другой?

— Небеса наполнены бесчисленными мирами. Ваш мир, мой и по крайней мере восемь других миров обращаются вокруг огромного шара из раскаленных газов. Мы называем его Солнцем. Солнце с обращающимися вокруг него мирами, или планетами, зовется Солнечной Системой. Бесконечное пространство небес наполнено бесчисленным количеством других солнц, многие из которых являются центрами иных планетарных систем. Никто не знает, сколько всего существует миров.

— Подожди, — произнес кантум Шоган. — Ты сказал… достаточно, чтобы сделать вывод: наш экзамен относительно тебя был неверным, поскольку он строился на основе постулата, что мы обладаем всей суммой ценных человеческих знаний. Как теперь стало ясно, ты можешь обладать знаниями такой огромной важности, что они способны перевесить все присущие тебе биологические недостатки.

Мы подробнее расспросим тебя относительно изложенных представлений. Исполнение приговора откладывается. Окончательное решение касательно твоего будущего зависит от исхода дальнейшей беседы. Наука не может игнорировать возможные источники знания. И если твои представления окажутся разумными и откроют новые области для исследования, ты будешь освобожден, чтобы пользоваться всеми радостями жизни в Гавату. Ты также не останешься без вознаграждения.

Хотя я получал награды, обучаясь в колледже с очень высоким уровнем преподавания, сейчас, перед этими выдающимися деятелями науки, я понял — все, что кантум Шоган сказал обо мне, было правдой. В сравнении с ними я малообразован и некультурен, мои ученые степени ничего не значат, мой диплом простая бумага. И все же в одной области науки мои знания оказались значительнее. Когда объяснял строение Солнечной Системы и рисовал ее устройство, то чувствовал их живой интерес и готовность к пониманию.

Сейчас они впервые слышали объяснение феномена смены дня и ночи, времен года и приливов. Их взгляд был ограничен сплошным облачным покровом, вечно окутывающим Венеру. Они не могли наблюдать ничего из того, на чем можно основать правильное представление об их собственной планете и мироздании. Не удивительно, что астрономия была совершенно неизвестной наукой, а Солнце и звезды до сих пор как бы не существовали.

Они слушали и задавали вопросы целых четыре часа. Затем приказали Иро Шану и Герлаку выйти вместе со мной в приемную и ждать, пока не вызовут снова.

Долго сидеть не пришлось. Минут через пятнадцать мы вновь предстали перед Советом.

— Наше единогласное мнение, — объявил кантум Шоган, — что твоя ценность для человечества перевешивает опасность, которой оно подвергается из-за твоих врожденных дефектов. Ты останешься в живых и будешь наслаждаться свободой в Гавату. Твои обязанности будут заключаться в обучении других новой науке, которую ты называешь астрономией, и в применении ее на благо человечества.

Поскольку сейчас ты единственной член своего класса, можешь жить в той секции города, которую выберешь сам. Все, что необходимо для твоих личных нужд и для развития науки в твоей области, будет предоставлено Сера Тартумом.

Некоторое время тебе рекомендуется оставаться на попечении коргана сентара Иро Шана, поскольку ты иностранец и должен поближе познакомиться с нашими обычаями и привычками.

С этими словами он отпустил меня.

— Прежде чем уйти, я хотел бы узнать о судьбе той девушки, Налте, что была вместе со мной, — осведомился я.

— Она признана пригодной, чтобы остаться в Гавату в секции джорганов. Когда ее обязанности окончательно определятся, ей будет выделено жилище, тебе дадут знать, где ее найти.

Я с чувством облегчения оставил Сера Тартум и вышел с Иро Шаном и Герлаком. Налте, как и мне, ничто не угрожало. Если бы только найти Дуару!

Следующие несколько дней я знакомился с городом и приобретал вещи, которые требовались для нормальной жизни. Мне усердно помогал Иро Шан. В их числе была машина. Получить ее оказалось очень просто — достаточно было подписать поручительство.

— Но как они проверят мои расходы? — спросил я своего друга — Я даже не знаю, насколько велик мой кредит.

— Зачем им проверять, сколько ты тратишь? — спросил он.

— Но я могу оказаться нечестным. Например, буду покупать вещи, которые мне не нужны, а затем перепродавать их.

Иро Шан рассмеялся.

— Они знают, что ты так не сделаешь. Если бы психолог, который исследовал тебя, не знал, что ты честный человек, то даже знание астрономии не спасло бы тебя. Это, кстати, единственный порок, который мы не терпим. Когда Манкар уничтожал продажность и испорченность, он почти полностью искоренил эти пороки, и за ряд последующих поколений мы сумели закончить начатую им работу. В Гавату нет нечестных людей.

Я часто говорил с Иро Шаном про Дуару. Мне хотелось пересечь реку и начать искать ее в Корморе, но Он убеждал, что такая попытка равносильна самоубийству. У меня не было веских причин верить, что Дуара находится именно там, и я отбросил эту идею.

— Если бы у меня был самолет, — заметил я, — то можно было бы облететь Кормор.

— Что такое самолет? — спросил Иро Шан. А когда я объяснил, он заинтересовался еще больше, поскольку авиация на Амторе попросту неизвестна, по крайней мере, в тех странах, с которыми я знаком.

Идея полета в воздухе так сильно заинтриговала моего товарища, что он едва мог говорить о чем-нибудь другом. Я описал различные типы аппаратов тяжелее воздуха, рассказывал о ракете, в которой пересек пространство с Земли до Венеры. Он попросил меня нарисовать несколько типов аппаратов, про которые я рассказывал. Его интерес превращался в навязчивую идею.

Однажды вечером, вернувшись в дом, который я теперь разделял с Иро Шаном, я обнаружил, что меня ожидает послание. Оно было от клерка, служащего в Экзаменационном Совете, и извещало об адресе дома, в котором жила Налте.

Поскольку я был уже знаком с городом, то после ужина отправился на машине нанести визит Налте. Я поехал один, потому что Иро Шан получил другое приглашение. Думаю, он встречался с Гарой Лo, одной из тех девушек, что присутствовали на обеде в тот день, когда нас доставили в Гавату.

Я отыскал дом, в котором жила Налте, в секции джорганов на тихой улице недалеко от Клукорган Лат, проспекта Воинов. В доме жили женщины, которые убирались в подготовительных школах на Клукорган Лат по соседству. Одна из них приветливо встретила меня и объявила, что позовет Налте. Она провела меня в гостиную, где находились восемь или девять женщин. Одна из них играла на музыкальном инструменте, другие рисовали, вышивали или читали.

Когда я вошел, они оставили свои занятия и любезно приветствовали меня. Среди них не было ни одной, которая была бы некрасивой; все они выглядели умными и развитыми. И такими в Гавату были уборщицы! Отбор в течение поколений сделал с народом то, что он сделал с нашими призовыми молочными стадами — он продвинул их всех к совершенству.

Налте была очень обрадована, увидев меня. Мне хотелось побыть с ней наедине, и я пригласил ее прокатиться по городу.

— Как хорошо, что ты успешно выдержала экзамен, — заметил я, когда мы поехали в сторону Клукорган Лат.

Налте весело рассмеялась.

— Я еле преодолела его, — призналась она. — Интересно, какова была бы реакция в Анду, если бы там узнали, что я, дочь джонга, была признана пригодной только для мытья полов в Гавату? — и она беззаботно рассмеялась. Ее гордость явно не страдала от такого назначения. — Но в конце концов, — продолжала она, — высокая честь, что мне разрешили остаться среди расы суперменов даже на таких условиях.

Теперь настала моя очередь смеяться.

— А я вообще не прошел экзамен и был бы уничтожен, если бы не мое знание науки, неизвестной в Амторе. Это большой удар по моему самолюбию.

Мы проехали по проспекту Воинов через обширный общественный парк и парадную площадь, в центре которой находился великолепный стадион, а затем по проспекту Ворот, по большой дуге с внутренней стороны стены, окружающей Гавату с суши.

Здесь, между проспектом Ворот и Джорган Лат, на широком проспекте в пределах городских стен, находились заводы и магазины. Главные магазины размещались вдоль проспекта Ворот. Проспект и магазины сияли огнями, по улицам мчались экипажи, а пешеходные дорожки на уровне вторых этажей кишели людьми.

Мы дважды проехали вдоль всего проспекта, любуясь жизнью и красотой зданий. Налюбовавшись окружающим, мы поставили машину на одной из специальных стоянок. С ними сообщаются все нижние этажи на основных магистралях. Оставив машину, мы поднялись по эскалатору на уровень выше.

Здесь витрины магазинов были заполнены товарами, как в американских городах. Мне показалось, что многое было выставлено просто, чтобы порадовать глаз, а отнюдь не для привлечения внимания покупателей.

Ученые Гавату изобрели особое освещение — очень яркое и в то же время мягкое. В результате они достигли эффектов, которые невозможно получить с помощью наших относительно грубых способов освещения. Источник света вообще не виден. Он отбрасывает мягкие тени и не дает тепла. Свет напоминает солнечный, но способен давать также мягкие, пастельные тени различных оттенков.

После того, как мы целый час наслаждались необычным зрелищем, смешиваясь со счастливой толпой на пешеходных дорожках, я сделал несколько небольших покупок, в том числе подарок для Налте. Устав, мы вернулись к машине, и я отвез свою спутницу домой.

Весь следующий день был занят организацией занятий по астрономии. Желающих обучаться оказалось так много, что пришлось организовать несколько больших классов. Поскольку работе обычно посвящалось четыре часа в день, стало очевидно, что вначале придется заняться обучением инструкторов, чтобы быстро изложить основы науки всем, кто заинтересовался ею.

Мне очень льстил состав учеников. Среди них не только ученые и солдаты из пяти классов Гавату, но и все члены Санджонга, правящего Совета Пятерых. Жажда этих людей к полезным знаниям была ненасытной.

Закончив свою работу в тот день, я получил приглашение посетить коргана кантума Мохара, солдата-физика, который руководил нашим с Налте экзаменом.

Зачем я ему понадобился? Может быть, меня ждет еще один экзамен? Я подумал, что теперь всегда буду связывать имя Мохара с экзаменом.

Когда я прибыл в назначенное время в Сера Тартум, он сам встретил меня и приветствовал в той же приятной манере, что и при нашей первой встрече. Правда, его приветливость не успокаивала, ведь он был столь же приветлив, когда сообщил мне, что если не выдержу экзамен, то расстанусь с жизнью.

— Заходи и садись рядом, — пригласил он. — Есть кое-какие вопросы, которые я хотел бы обсудить с тобой.

Я сел в кресло рядом с ним и увидел разбросанные по столу рисунки воздушных кораблей, сделанные мною для Иро Шана.

— Все рисунки принес мне Иро Шан, который описал их, как мог. Он был очень возбужден и пылал энтузиазмом. Должен признаться, что часть своего энтузиазма ему удалось передать мне. Я очень заинтересовался и хотел бы знать больше об этих кораблях, плавающих по воздуху и не падающих.

Около часа я объяснял ему и отвечал не вопросы. В основном речь шла о практических возможностях авиации — дальности полетов, достижения больших скоростей, а также способов применения самолетов в мирное время и на войне. Корган кантум Мохар был действительно глубоко заинтересован. Его вопросы обнаруживали четкий ум исследователя, а также солдата, человека действия.

— Можешь ли ты построить один из таких кораблей? — спросил он в конце нашей беседы.

Я ответил, что могу, но для этого потребуются достаточно длительное время и эксперименты. Нужны также материалы для постройки надежного самолета.

— В твоем распоряжении двести или триста лет, — ответил он с улыбкой, — и ресурсы расы ученых. Материалы, которых у нас сейчас нет, мы можем создать — для науки нет ничего невозможного.

Глава 14

Мне представили мастерские рядом с Таг Кум By Клукантум — воротами Физиков, в конце проспекта Физиков. Я выбрал это место, потому что за воротами простиралась обширная плоская равнина. Она была бы отличной взлетной полосой. Да и собранный воздушный корабль можно было легко вывезти за пределы города, не нарушая движения транспорта.

По рекомендации Санджонга, проявившего глубокий интерес к новому начинанию — аэронавтике, как и к новой науке астрономии, я разделил свое время на две части.

Я работал гораздо больше, чем обычные четыре часа в день. Но мне нравилась работа, особенно построение воздушного корабля. Мной все крепче овладевала мечта исследовать Венеру на своем собственном воздушном корабле.

Необходимости отдыхать и развлекаться народ Гавату придает особое значение. Поэтому Иро Шан постоянно отрывал меня от чертежной доски или совещаний с группой помощников, которых предоставил в мое распоряжение Мохар, чтобы пригласить посетить то или иное место.

Театры, выставочные залы, интересные лекции, концерты, различные спортивные соревнования в закрытых залах и на большом стадионе — всего этого в городе было в изобилии. Многие из состязаний оказались чрезвычайно опасны, и смерть или увечья сопровождали их. На большом стадионе по крайней мере один раз в месяц люди сражаются с дикими зверями или друг с другом насмерть, а раз в год проводится большая военная игра. Иро Шан, Тара Лo, Налте и я присутствовали на большой игре настоящего года. Для нас с Налте все было совершенно ново. Стоя на стадионе, мы не знали, чего ожидать.

— Возможно, мы станем свидетелями таких чудес науки, на которые способны только люди Гавату, — предположил я.

— Не имею ни малейшего представления о том, что нас ждет, — ответила Налте. — Никто ничего не хочет рассказывать. Они говорят: «Подожди — сама увидишь. Ты будешь восхищена, как никогда раньше».

— Эта игра, без сомнения, основана на использовании новейших научных способов ведения военных действий, — попробовал угадать я.

— Ну, — заметила она, — скоро узнаем. Игра вот-вот начнется.

Большой стадион, рассчитанный на двести тысяч человек, был заполнен до отказа. Наряды и украшения женщин и благородные костюмы мужчин создавали замечательную картину. Высокая культура жителей Гавату позволяла им в полной мере наслаждаться красотой и искусством. Но даже великолепное предстоящее зрелище не могло сравниться с поразительной красотой людей.

Внезапно раздались приветственные крики.

— Идут! Идут! Воины идут!

На поле с двух сторон вышли по сто мужчин. Они были обнажены и различались только по зигзагам: у одной группы они были белыми, у другой — красными. Вооружение воинов состояло из изящных коротких мечей и щитов. На некоторое время они замерли, чего-то ожидая. На поле выехали две небольшие автомашины. В каждой сидели водитель и молодая женщина, вернее, выглядевшая молодой — ей могло быть сколько угодно лет — от восемнадцати до трехсот. Ведь люди на Амторе не стареют после наступления зрелости; по крайней мере внешне они не меняются.

Одна из машин была красной, другая белой. Красная машина подъехала к группе воинов, которая носила красные зигзаги, а белая — к белым.

Затем обе группы обошли поле стадиона по часовой стрелке. Зрители громко приветствовали их криками поддержки и восхваления. Воины прошли по кругу и снова заняли места на противоположных сторонах поля.

Вскоре прозвучал сигнал трубы. Красные и белые приблизились друг к другу. Теперь их строй изменился. Они разделились на авангард, арьергард и фланги. Машины остановились позади, прямо перед арьергардом. На подножках, шедших кругом машин встали по нескольку воинов.

Я наклонился к Иро Шану.

— Расскажи, в чем смысл игры, чтобы лучше понять ее и получить больше удовольствия.

— Все очень просто, — ответил Иро Шан. — Они будут сражаются пятнадцать вир (что равно шестидесяти минутам земного времени), и побеждают те, кто большее количество раз захватит королеву противника.

Признаюсь честно, я никак не ожидал того, что последовало. Красные перестроились клином, острием обращенным к белым и бросились в атаку. В последовавшей схватке трое воинов были убиты, более дюжины ранено, но белые сумели защитить свою королеву.

Если королева подвергалась серьезной опасности, ее машина разворачивалась и отъезжала, а арьергард отражал атаки противника. Схватка перемещалась взад и вперед по полю. Иногда казалось, что белые вот-вот захватят королеву красных, но тут же над их собственной королевой нависала опасность. Было много отдельных поединков, которые демонстрировали великолепное мастерство фехтования.

Все так не гармонировало с тем, что я видел в Гавату раньше, что я никак не мог подыскать происходящему объяснения. Высочайшая культура и цивилизация, которую только может вообразить человек, внезапно превратились в варварство. Это было необъяснимо. И самым странным для меня было наслаждение, с которым люди наблюдали кровавое зрелище.

Должен признать, что оно действительно захватывало. Но я был доволен, когда оно кончилось. За всю игру королеву взяли в плен только один раз: уже в самом конце игры красная королева попала в руки белых, но только после того, как пали последние ее защитники.

Из принимавших участие в игре двухсот человек все оказались ранены, пятьдесят убито, и, как я узнал потом, еще десять человек скончались позже от ран.

Когда мы ехали со стадиона домой, я спросил Иро Шана, как они могут терпеть такое дикое и жестокое зрелище, а тем более наслаждаться им, это они-то — утонченные и культурные люди.

— Мы почти никогда не воюем, — ответил он. — Веками война была естественным состоянием человека. В ней он реализовал свою страсть к приключениям, которая является частью его генетической наследственности. Наши психологи пришли к заключению, что человек должен иметь какой-нибудь выход для своей вековечной потребности. Если он не сможет реализовать ее в войнах или опасных для жизни играх, то он будет искать случай удовлетворить ее, совершая преступления и вступая в конфликты с товарищами. Лучше уж таким образом. Иначе человек может впасть в стагнацию или умереть со скуки.

Подобная философия показалась мне странной, но я был вынужден принять ее, как принял все рожденное мудростью Гавату.

Теперь я работал над воздушным кораблем с растущим энтузиазмом, поскольку видел, как быстро движется дело.

Рождался самолет, который, как я искренне верил, невозможно было построить нигде на Амторе, кроме Гавату. Здесь в моем распоряжении имелись материалы, которые могли создать только прекрасные химики, — искусственная древесина, сталь и ткань, обладавшие высочайшей прочностью в сочетании с малым весом.

Горючее для двигателя самолета, как и для двигателей «Софала» и «Совонга», включало элемент ВИК-PO, неизвестный на Земле, и вещества ЛОР. В результате действия элемента ВИК-PO на элемент ЛОР-АН, содержащийся в веществе ЛОР, происходит аннигиляция. Горючее, необходимое для моего самолета на все время его существования, уместилось бы на ладони. А материалы, из которых строился воздушный корабль, по оценке физиков, принимавших участие в его постройке, гарантировали примерно пятьдесят лет его работы. Можете представить себе, с каким нетерпением я дожидался завершения наших трудов!

И, наконец, воздушный корабль был построен! Весь последний вечер я с большой командой помощников тщательно проверял его. Утром предстояло вывезти корабль через Таг Кум By Кантум для испытательного полета. Я был уверен, что полет пройдет успешно. Да и мои помощники не сомневались. То, что он должен летать, было фактом. После работы я решил немного отдохнуть. Позвонив Налте по системе беспроволочной связи, не требовавшей ни приемников, ни передатчиков, очередное чудо Гавату, я спросил, не поужинает ли она со мной. Налте согласилась с готовностью и видимым удовольствием, которое согрело мое сердце.

Мы пообедали в маленьком саду на крыше здания, что стояло на углу Джорган Лат и Гавату Лат около стены в нижнем конце Гавату Лат — проспекта, который тянется вдоль реки.

— Как хорошо, что я снова вижу тебя, — радовалась Налте. — Со дня военной игры прошло так много времени. Я подумала, что ты забыл меня.

— Нет, нет, — заверил ее я, — просто день и ночь работал над своим воздушным кораблем.

— Я слышала о нем, но похоже, что все, с кем я говорила, мало в нем понимают. Что он собой представляет и для чего нужен?

— Корабль, который летит по воздуху быстрее самых быстрых птиц.

— А какая от него польза?

— Он может быстро и безопасно перевозить людей из одного места в другое, — объяснил я.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что на нем будут летать люди? — воскликнула она.

— Конечно. А для чего же я его строил?

— Но как он удержится в воздухе? Будет махать крыльями, словно птица?

— Нет. Просто парить, подобно птице на раскинутых крыльях.

— А как же ты пролетишь через густой лес, где деревья растут друг около друга?

— Я полечу над лесом.

— Так высоко? О, как опасно! — испугалась она. — Пожалуйста, не делай этого, Карсон Нейпер!

— Полет совершенно безопасен, — заверил я, — гораздо безопаснее, чем идти через лес пешком, подвергаясь нападениям людей и зверей. Ни дикий зверь, ни дикарь не смогут причинить вред тому, кто путешествует на воздушном корабле.

— Подумать только — летать выше деревьев! — удивлялась Налте, слегка вздрагивая.

— И даже еще выше. Я буду летать над самыми высокими горами.

— Но ты никогда не поднимешься над большими деревьями Амтора.

Она имела в виду гигантские деревья, которые вздымают вершины на пять тысяч футов над поверхностью Амтора, чтобы получать влагу из внутреннего облачного слоя.

— Вполне возможно, что пролечу даже над ними, хотя меня и не вдохновляет слепой полет в плотном облачном слое.

Она покачала головой.

— Мне станет страшно всякий раз, когда я узнаю, что ты летишь на своем корабле.

— Ты перестанешь бояться, как только поближе познакомишься с ним. Скоро я возьму тебя с собой в полет.

— Нет, нет! — принялась отказываться Налте. — Только не меня…

— Ты не понимаешь… Ведь мы сможем улететь в Анду. Я думал об этом еще раньше, чем начал строить корабль.

— В Анду? — пораженно воскликнула она. — Домой! О, Карсон, неужели это возможно?

— Теперь возможно! Надо только найти Анду. Воздушный корабль доставит нас куда угодно. Мы можем находиться в воздухе пятьдесят лет. Конечно, не удастся запастись на столько лет водой и провизией. Разумеется, чтобы найти Анду, столько времени не потребуется.

— Мне нравится в Гавату, — промолвила она мечтательно, — но, в конце концов, дом есть дом. Я хочу посмотреть на свой народ… Но потом мне захочется вернуться назад в Гавату. Правда, при одном условии…

— При каком? — спросил я.

— Если ты собираешься остаться здесь.

Я приподнялся и через стол пожал ей руку.

— Мы стали хорошими друзьями, не правда ли, Налте? Будет очень грустно знать, что больше не увижу тебя.

— Пожалуй, у меня никогда не было лучшего друга, чем ты, — призналась она, а потом взглянула на меня и рассмеялась. — Знаешь… — начала Налте, но внезапно остановилась и опустила глаза, слегка покраснев.

— Знаю — что? — спросил я.

— Ладно, пожалуй, теперь могу сказать. Я очень долго считала, что люблю тебя.

— Это для меня большая честь, Налте.

— Я пыталась скрыть свое чувство, зная о твоей любви к Дуаре. Но вот недавно Иро Шан пришел навестить меня, и я поняла, что такое настоящая любовь.

— Ты полюбила Иро Шана?

— Да.

— Очень хорошо. Он великолепный парень. Вы будете с ним счастливы.

— Может быть, ты прав, но есть одна малость, — смутилась она.

— Что именно?

— Иро Шан не любит меня.

— Откуда ты знаешь? Просто не представляю, как он может не полюбить тебя. Если бы я не знал Дуару…

— Но тогда он бы сказал, — прервала Налте. — Иногда мне кажется, он думает, что я принадлежу тебе. Мы ведь пришли сюда вместе и сейчас часто бываем вместе. Но к чему все рассуждения? Если бы он любил меня, ему не удалось бы скрыть свои чувства.

После обеда я предложил немного прокатиться по городу, а затем пойти на концерт.

— Давай лучше не покатаемся, а немного погуляем, — ответила Налте. — Смотри, какой чудесный вид открывается отсюда.

В таинственном сиянии амторской ночи просторы огромной реки словно еще больше расширялись и терялись во мраке выше и ниже города. На противоположном берегу мрачный Кормор казался всего лишь более темным пятном в ночной тьме. Только кое-где мелькало несколько тусклых огней, в резком контрасте с сияющим Гавату, раскинувшимся у наших ног.

Мы прошли по пешеходной дорожке вдоль Гавату Лат до узкой боковой улицы, отходившей от реки.

— Давай повернем сюда, — сказала Налте. — Мне сегодня хочется тишины и неярких огней, а не блеска и многолюдия.

Улица, на которую мы свернули, находилась в секции джорганов. Освещение ее было действительно неярким, а пешеходная дорожка оказалась пустынной. Тихая и спокойная улица, даже по сравнению с далеко не шумными главными проспектами Гавату. Там, кстати, очень решительно пресекают всякие мешающие шумы.

Мы совсем немного отошли от Гавату Лат, когда я услышал, что позади нас открылась дверь, мимо которой мы только что прошли. Сзади послышались шаги. Шли двое. Я не придал этому никакого значения. Правильнее сказать, я просто не успел ни о чем подумать — внезапно кто-то грубо напал на меня сзади. Повернувшись, я увидел, как еще один человек схватил Налте, зажал ей рукой рот и втащил в дверь, из которой вышли эти двое.

Глава 15

Я пытался вырваться из железной хватки державшего меня человека, но он был очень сильным. Однако я сумел повернуться и даже ударить его. Я сделал это несколько раз, нанося удар за ударом в лицо, в то время как он тянулся к моему горлу.

Должно быть, мы подняли изрядный шум на этой тихой улице, хотя боролись молча — из одного окна высунулась голова, а вскоре из домов выбежали мужчины и женщины. Прежде чем кто-нибудь из них добежал до нас, я сделал подсечку противнику и оказался на нем, сжимая его горло. Я бы задушил его, если бы несколько человек не оттащили меня от него.

Они были шокированы таким нарушением порядка. Ссоры были редкостью на улицах Гавату. Нас задержали, не желая слушать того, что я пытался сказать им.

— Тебя выслушает судья, — вот все, что я слышал в ответ.

— Нам не дано судить.

Каждый гражданин в Гавату наделен полномочиями полицейского, поскольку здесь нет собственно полицейских сил. Так что задержки, связанной с ожиданием прибытия полиции, неизбежной в любом земном городе, здесь не было.

Нас впихнули в большую машину, принадлежащую одному из граждан, и под охраной увезли в Сера Тартум.

В Гавату все происходит быстро. Не знаю, есть ли в городе тюрьма; полагаю, что имеется. Но зря время здесь не теряют, и государство не терпит излишних расходов. Поэтому нас не посадили в камеру, а сразу приступили к делу.

Срочно собрали пятерых человек, по одному из каждого класса — они и были судьями в последней инстанции. Заседание проходило в большом кабинете, напоминавшем огромную библиотеку. Судивших обслуживала дюжина клерков.

Судьи сначала опросили арестовавших нас людей, выясняя, почему мы попали сюда. Во время опроса один из корганов, очевидно, найдя то, что искал, положил какую-то книгу открытой перед судьями. Другой продолжал поиски.

Один из судей прочел вслух в раскрытой книге официальную запись обо мне, начиная с появления в Гавату, включая неблагоприятный результат экзамена, которому я подвергся.

Судья велел мне дать показания. В нескольких словах я рассказал о нападении на нас и похищении Налте. В заключение заявил:

— Вместо того, чтобы тратить время и судить меня за то, что я стал жертвой неспровоцированного нападения и защищался от обидчика, вы бы лучше помогли организовать поиск похищенной девушки.

— Покой в Гавату важнее, чем жизнь любого отдельного лица, — возразил судья. — Когда мы установим ответственность за нарушение спокойствия, будут рассмотрены и другие обстоятельства.

Второй клерк подошел к судье и доложил:

— Имя арестованного, который называет себя Мал Ун, отсутствует в списках жителей нашего города.

Все взгляды обратились в сторону моего противника, Мал Уна. Только сейчас я впервые хорошенько разглядел его при ярком свете. Сразу же обратил внимание на глаза. Немедленно вспомнил, что раньше отметил лишь подсознательно — холод рук и горла, когда боролся с ним. А теперь эти глаза! Глаза мертвого человека.

Я повернулся к судьям.

— Я все понял! Когда я попал в Гавату, мне сказали, что в городе нет опасных людей, но время от времени — никто не знает как — такие люди проникают сюда из Кормора. Они похищают здесь мужчин и женщин. Этот человек из Кормора! И не живой человек, а труп! Он и его товарищи пытались похитить Налте и меня для Скора!

Тут же были сделаны несколько коротких и простых, но тем не менее эффективных, тестов над Мал Уном. Судьи немного посовещались, не покидая своих мест. Затем председательствовавший на суде объявил:

— Мал Ун, ты будешь обезглавлен и кремирован немедленно. Карсон Нейпер, ты оправдан. Тебе разрешается проводить поиски своей спутницы. Можешь прибегнуть к помощи любого гражданина Гавату, какая бы помощь тебе ни потребовалась.

Покидая комнату, я слышал мрачный смех, вырвавшийся из мертвого рта Мал Уна. Он все еще звенел в моих ушах, когда я вышел в ночь. Мертвый человек смеялся, потому что его приговорили к смерти!

Естественно, первым, о ком я подумал в сложившихся обстоятельствах, был Иро Шан. Моя машина стояла там, где я ее оставил — на углу проспектов Джорган Лат и Гавату Лат, но с помощью общественного транспорта я быстро добрался до дома, где Иро Шан проводил вечер.

Входить не стал, а попросил передать, что хочу поговорить с ним о крайне неотложном деле. Через мгновение он шел из дома навстречу мне.

— Что привело тебя сюда, Карсон? Я думал, что ты у Налте.

Я вкратце рассказал, что случилось. Иро Шан страшно побледнел.

— Нельзя терять ни минуты! — крикнул он. — Ты сможешь найти тот дом?

— Конечно, могу! Эта дверь отпечаталась в моей памяти навсегда.

— Отпусти свою машину, поедем на моей.

Не прошло и минуты, как мы уже мчались к месту, где была похищена Налте.

— Как я сочувствую тебе, мой друг… — проникновенно заговорил Иро Шан. — Потерять женщину, которую любишь… И такую женщину! Такое горе не могут выразить никакие слова.

— Да, — ответил я, — и если бы я действительно любил Налте, огорчение было бы не меньше.

— Даже если бы ты любил Налте! — повторил он недоверчиво — Но, дружище, разве ты не любишь ее?

— Мы были только друзьями. Правда, очень близкими, — ответил я. — Но Налте любит не меня.

Иро Шан не ответил. Он молча гнал машину. Мы очень быстро добрались до места похищения. Та часть улицы, где стоял нужный нам дом, располагалась рядом с большим проспектом с оживленным движением. Вот почему улица была приспособлена только для пешеходов.

Иро Шан остановил машину у ближайшей лестницы. Мы поднялись по ней на пешеходную дорожку и через пару секунд уже стояли возле зловещей двери. На наши звонки никто не ответил. Я попробовал открыть дверь и обнаружил, что она не заперта.

Мы вошли в неосвещенное помещение. Я пожалел, что у нас нет оружия, но в мирном Гавату его никто не носит. Иро Шан нашел выключатель. Комната, куда мы вошли, озарилась светом, и мы увидели, что она совершенно пуста.

Два этажа здания возвышались над пешеходной дорожкой, а еще один этаж находился на уровне улицы. Сначала мы осмотрели верхние этажи и крышу. В этой части города на большинстве крыш разбиты сады, где легко укрыться. Но мы не нашли никаких следов, свидетельствующих о том, что здесь недавно кто-то побывал. Осмотр нижнего этажа тоже не дал никаких результатов. Тут было помещение для стоянки машин и несколько темных кладовых.

— В доме нет ни одного живого существа, кроме нас, — произнес Иро Шан. — Должно быть, они увели Налте в какой-нибудь другой дом. Необходимо произвести обыск, но дом гражданина можно обыскать только с согласия Санджонга. Идем! Надо получить разрешение.

— Иди. А я останусь здесь. Надо тщательно следить за домом.

— Ты прав, — ответил он. — Я скоро вернусь.

После того как Иро Шан ушел, я еще раз принялся внимательно осматривать здание. Снова прошел по всем комнатам в поисках тайника, куда можно было бы спрятать человека.

Осмотрев верхние комнаты дома, я спустился на первый этаж. Повсюду толстым слоем лежала пыль. И вот тут я заметил, что в одной из задних комнат слой пыли нарушен. На темном полу и в таком месте, куда мы с Иро Шаном не заходили, виднелись какие-то следы. Тогда это ускользнуло от нас. Теперь я почувствовал, что тут кроется разгадка исчезновения Налте.

Я тщательно исследовал пол. На нем виднелись следы ног. Они вели к стене. На полу явно протоптана дорожка к определенному месту у стены. Я осмотрел стену. Она покрыта обычным в Гавату синтетическим деревом, но когда я тихонько постучал по ней, она отозвалась гулкой пустотой.

Стена была покрыта панелями, шириной каждая фута три. В самом верху той панели, что я исследовал, была маленькая круглая дырка около дюйма в диаметре. Просунув туда палец, я нашел именно то, что хотел, — защелку. Нажал на нее, и панель отошла в сторону, открыв потайной ход.

Я смутно различил уходившую вниз лестницу и внимательно прислушался. Ни звука не доносилось из тьмы, в которой исчезала лестница. Почти наверняка похититель Налте утащил ее этим путем.

Конечно, следовало подождать возвращения Иро Шана. Но когда я подумал, что, может быть, в этот момент Налте угрожает смертельная опасность, то почувствовал, что не могу тратить на ожидание ни одной минуты.

Решительно шагнул на лестницу и начал спускаться. Панель тут же закрылась за мной, приведенная в действие пружиной; послышался щелчок замка. Я оказался в абсолютной темноте. Приходилось искать дорогу на ощупь. В любой момент можно наткнуться на подстерегающего меня похитителя Налте. Признаюсь, ощущение было чрезвычайно неприятным.

Лестница была вырублена в известняке, на котором стоял Гавату, и, видимо, уходила на большую глубину. Опустившись до конца, я попал в узкий коридор. Время от времени останавливался и прислушивался. Поначалу ничего не слышал — тишина была поистине могильной.

Вскоре я почувствовал на стенах сырость, на голову начали падать капли воды. Низкий приглушенный звук заполнял подземный коридор. Было ощущение неясной, но реальной угрозы, таящейся неизвестно где.

Я продолжал на ощупь продвигаться вперед. Идти быстро было невозможно, поскольку приходилось ощупывать перед собой каждый новый участок коридора, прежде чем сделать шаг. Я совершенно не представлял, что находилось впереди.

По моим расчетам я прошел так довольно большое расстояние, пока не наткнулся на какое-то препятствие, исследовал его, обнаружил ступеньку лестницы, которая, похоже, вела наверх.

Я начал подниматься по ней и снова уперся в стену. Опыт подсказал, где искать выход: сообразил, что дальнейшему продвижению мешает дверь, а у дверей, как правило, бывают замки.

Вскоре пальцы нащупали то, что искали. Дверь подалась. Медленно приоткрыл ее, пока узкая щель не позволила заглянуть за нее.

Я увидел угол комнаты, слабо освещенной ночным светом Амтора. В той части, которую я видел, никого не было. Открыл дверь шире — в комнате пусто. Я втиснулся в нее, но прежде чем позволил двери закрыться, отметил отверстие, через которое отпирался замок с наружной стороны.

Комната, куда я попал, оказалась грязной, отвратительный запах свидетельствовал о запустении.

В противоположной стене темнели три отверстия — дверное и два оконных, но ни оконных рам, ни двери не было. За дверным проемом виднелся двор, ограниченный стеной здания и еще какой-то высокой стеной. Этот двор казался еще более запущенным, чем комната, но пока он меня не интересовал.

На первом этаже, куда я вышел были три комнаты. Я наскоро обыскал их — поношенная мебель, старые тряпки и грязь. Потом я поднялся наверх. Еще три комнаты, но в них ничего интересного, как и в комнатах внизу.

Кроме шести заброшенных комнат, больше ничего примечательного в доме не нашлось. Налте надо искать в другом месте. В доме ее не было.

Я осторожно осмотрел двор из окна на втором этаже. За стеной виднелась грязная, мрачная улица. Дома, стоявшие на ней, казались одинаковыми и обветшавшими. Не требовалось долго глядеть на них, чтобы понять, где я нахожусь. Я уже давно догадался, что попаду в Кормор — город, где правил жестокий джонг Морова. Туннель, через который я попал из Гавату, проложен под большой рекой, которая, кстати, называлась Герлат Кум Ров, Река Смерти. Теперь было абсолютно ясно, что Налте похищена людьми Скора.

Из окна были видны немногочисленные пешеходы. Они шли тихой, шаркающей походкой. Я невольно содрогнулся, рассматривая отвратительные фигуры, которым уже давно надлежало стать прахом в могилах, но не позволил себе долго предаваться подобным гнетущим размышлениям. Страшная тревога владела мной — где-то здесь, в городе мертвых, находилась Налте, и ей угрожало такое же существование. От одной мысли об этом меня охватил озноб. Я должен найти ее! Но как?

Спустившись во двор, я проскользнул через ворота на улицу. Она освещалась только естественным ночным светом. Я заколебался, выбирая, в какую сторону идти, понимая, что необходимо постоянно двигаться, чтобы не привлекать к себе внимания.

Должен признаться, что я чувствовал себя слабым и не подготовленным к стоявшей передо мной непростой задаче — борьбе со Скором!

То, что я знал о Скоре, подсказывало, что там, где находится он, вероятнее всего будет и Налте. Поэтому надо найти дворец джонга. Казалось, можно просто остановить одного из прохожих и спросить его; но я не осмеливался это сделать, поскольку открыть свое неведение означало признать себя чужаком, а следовательно, врагом.

Навстречу медленно приближались два человека. Как можно спокойнее я прошел мимо них, обратив внимание на их мрачную одежду. Я увидел также, что они остановились, завидев меня, и внимательно рассматривают. Однако со мной не заговорили, и чуть позже я с облегчением убедился, что они побрели по своим делам дальше.

Только тут я сообразил, что одеждой, живым, быстрым тагом и осанкой буду резко выделяться в Корморе. Требовалось как можно скорее замаскироваться. Принять такое решение оказалось легче, чем выполнить. И все же это надо было сделать. Иначе я не смогу разыскать и спасти Налте: ведь в любой момент меня могли опознать и схватить люди Скора.

Резко повернувшись, я направился обратно к лачуге, которую только что покинул. Вспомнил, что видел там обноски и остатки разных тряпок и одежды, среди которых, как я надеялся, можно выбрать себе подходящие, чтобы надеть на себя взамен моего прекрасного платья.

Уже через несколько секунд я вышел на улицу, одетый в наиболее чистые из тех обносков, из которых мог выбирать. Чтобы полностью замаскироваться, я медленно шаркал ногами, словно какая-то жалкая дохлятина из давно забытой могилы.

Встречные прохожие теперь не останавливали на мне внимания, и я понял, что маскировка удалась. По всем внешним признакам я был всего лишь одним из ходячих трупов в темном мрачном городе.

В нескольких домах горели тусклые огни, но я не слышал голосов, а тем более пения или смеха. Улицы ужасали грязью, надо всем витал гнетущий запах склепа. Где-то в городе-могиле находилась Налте. Такое чудесное создание дышало этим смрадным воздухом! Само по себе это было отвратительным, но гораздо нестерпимее было сознание того, что ее жизнь висит на волоске.

Если Скор в городе, он может моментально убить ее в припадке ярости, ибо она однажды уже бежала от него. Я рассчитывал, что Скор находился в своем замке за городом и его подчиненные будут сторожить Налте, не причиняя ей вреда, пока он не вернется в Кормор. Но как узнать, так ли это?

Расспрашивать кого-либо из обитателей города опасно, но другого способа быстро отыскать дом Скора не было. Необходимо спешить, если я намеревался найти Налте, прежде чем окажется слишком поздно.

За все время своих странствий по городу я не обнаружил ничего, что могло бы сойти за центр города, его лучший район, такой, в котором, по моему мнению, мог бы находиться дворец джонга. Все дома были низкими, мрачными и некрасивыми, а улицы кривыми и грязными.

Я увидел человека, стоявшего на перекрестке, и подошел к нему. Он посмотрел на меня своими стеклянными глазами без всякого интереса.

— Я потерялся, — произнес я глухим, бесцветным голосом.

— Все мы потерялись, — ответил он, ворочая мертвым языком в мертвом рту.

— Я не могу найти дом, где живу.

— Иди в любой дом, какая разница?

— Я хочу найти свой дом, — настаивал я.

— Ступай и найди. Как я могу знать, где он находится, если ты не знаешь?

— Он рядом с домом джонга.

— Тогда иди к дому джонга.

— Где он находится? — спросил я все тем же глухим голосом.

Мертвый показал вдоль улицы, затем повернулся и зашаркал прочь в противоположном направлении, а я побрел в ту сторону, куда он махнул рукой. Не терпелось быстрее добраться до места, но я не осмелился ускорить шаг, опасаясь привлечь ненужное внимание, и волочил ноги, как другие прохожие.

Где-то впереди лежал дворец Скора, джонга Морова. Теперь появилась уверенность в успехе поисков Налте. Но что потом?

Глава 16

Дворец Скора представлял собой трехэтажное здание из серого камня, похожее своим уродством на его замок в лесу у реки. Правда, этот был значительно больше. Он стоял на открытом пространстве, и с ним соседствовали убогие лачуги. Дворец окружала высокая стена, а перед мощными воротами стояла дюжина воинов. Он выглядел неприступным.

Я медленно прошаркал мимо ворот, разглядывая их краем глаза. Бесполезно даже пытаться здесь пройти. Часовым наверняка дан приказ не пускать тех, у кого нет дела внутри. Какую причину мог указать я, чтобы пройти? Какой довод подействует на караул?

Требовалось изыскать какой-нибудь иной способ проникнуть внутрь. В крайнем случае вернусь к воротам. Должен признаться, что перспектива попасть внутрь казалась безнадежной.

Обошел высокую стену, окружавшую дворец, но нигде не обнаружил места, где на нее можно взобраться. В высоту она достигала двенадцати футов — слишком высоко, чтобы ухватиться руками за гребень, даже с разбега.

Убедившись, что удобного места нет, вернулся к задней стороне дворца. На грязных улицах, окружавших стену, высились горы мусора, но ничего, что можно использовать как лестницу, не попадалось.

На другой стороне улицы теснились жалкие лачуги, многие из которых выглядели заброшенными. Лишь несколько тусклых огней указывали на то, что там кто-то живет. Прямо напротив меня на одной петле висела открытая дверь. Это подтолкнуло мой уснувший было разум.

Шаркая, я пересек улицу. Ни в одном из ближайших домов не было света. Тот, перед которым я стоял, казался нежилым. Осторожно подкрался к двери и прислушался. Из темноты не доносилось ни звука, но следовало убедиться, что там действительно никого нет.

Едва дыша, я вошел в дом, а вернее, в одноэтажную развалину, состоявшую из двух комнат. Обыскал их. Дом был пуст. Тогда я вернулся к двери и осмотрел петлю, на которой она висела. К моей радости, дверь легко снималась.

На улице по-прежнему никого не было ни справа, ни слева. Подняв дверь, снова перешел на другую сторону и прислонил свою находку к дворцовой стене. Еще раз огляделся по сторонам. Все было спокойно.

Я осторожно влез на дверь. Выпрямившись и вытянув руки, зацепился пальцами за верх стены. Отбросив осторожность, подтянулся и спрыгнул во двор резиденции Скора. Даже мгновенная задержка на верху стены грозила бедой, ибо меня могли увидеть из окон дворца или с улицы.

Вспомнив про свирепых казаров, которых Скор держал в своем лесном замке, я взмолился, чтобы их здесь не оказалось. Но никто на меня не набросился и ничто не говорило, что мое вторжение замечено.

Передо мной возвышался дворец, темный и страшный, хотя внутри горел свет. Мощеный двор такой же голый, как и в лесном замке. Правда, куч мусора хватает.

Быстро перебежав от стены к зданию, крадучись, двинулся вдоль него, отыскивая вход. Я заметил по крайней мере две башни; вероятно, их было больше. Многие окна зарешечены, но не все. За одной из таких решеток, возможно, томилась Налте. Мне предстояло выяснить, за какой.

Я не осмелился подойти к главному входу дворца: там бы меня наверняка заметила стража и принялась выяснять, кто я и что здесь делаю. Приходилось искать какой-нибудь другой вход в здание. Вскоре я наткнулся на маленькую дверь, единственную на этой стороне здания. К несчастью, она надежно заперта. Пройдя чуть дальше, обнаружил открытое окно, комната за ним была темной; казалось, в ней никого нет. Я прислушался, но ничего подозрительного не услышал. Тогда потихоньку забрался на подоконник и мягко спрыгнул внутрь. Наконец-то я проник во дворец джонга Морова.

На противоположной стороне помещения нащупал дверь. Осторожно отворив ее, увидел тускло освещенный коридор. Через открытую дверь до моих ушей доносились приглушенные звуки, идущие из покоев дворца.

Коридор был пуст. Я осторожно вошел в него и направился в сторону, откуда доносились звуки. За поворотом передо мной открылся более широкий и ярче освещенный коридор. Здесь то и дело сновали, если можно сказать так про ходячие трупы, мертвые мужчины и женщины. Некоторые несли блюда с едой, другие навстречу им — пустые.

Я осознавал, что меня могут опознать и разоблачить, но понимал, что рано или поздно столкнусь с этим — так какая разница, когда все случится? Еще я подметил, что встреченные мною трупы были словно раскрашены в цвета жизни и здоровья; истину выдавали только глаза и шаркающая походка. Я не мог переменить глаза, но опустил их, когда зашаркал по коридору вслед за человеком, несшим поднос с едой.

Мы прошли в большой зал, в котором за праздничным столом сидело два десятка мужчин и женщин. Здесь собрались живые люди — хозяева Кормора. Они не казались уж очень веселой компанией, но и понятно — в таком месте не очень-то повеселишься. Мужчины были красивы, женщины прекрасны. Я удивлялся и гадал, что могло привести их сюда и что удерживает здесь — в отвратительном городе смерти.

Интересной особенностью собрания оказались зрители, наполнявшие помещение. Их было так много, что едва оставалось свободное место, чтобы слуги могли подойти к столу. Зрители были так искусно подкрашены, что я поначалу принял их за живых людей.

В этой толпе было легко затеряться; я пробрался сначала в задний ряд, а потом начал медленно и как можно незаметнее и естественнее продвигаться в передний ряд наблюдателей, пока не встал прямо позади большого, похожего на трон кресла, которое стояло во главе стола и, как я решил, принадлежало самому джонгу — Скору.

Близкое соседство с мужчинами и женщинами, окружавшими пирующих, показало, что я, без сомнения, единственное живое существо среди них. Никакой внешний облик, никакая раскраска их мертвых лиц, как бы правдоподобно она ни выглядела, не могла скрыть отсутствие выражения в мертвых глазах, вернуть огонь жизни или огонь душ. Бедные существа! Как я жалел их, хотя они растерзали бы меня, узнав, зачем я сюда пожаловал.

От парадного входа донесся звук труб. Все пирующие поднялись и посмотрели в том направлении. В банкетный зал вошли плечом к плечу четыре трубача. За ними появилось восемь воинов в великолепных доспехах. В центре процессии шли мужчина и женщина, частично скрытые от моего взгляда воинами и трубачами, шагавшими перед ними. Замыкали шествие еще восемь воинов.

Трубачи и воины разделились на две шеренги и образовали проход, по которому прошли мужчина и женщина. Наконец-то я смог разглядеть их, и сердце мое упало. Скор и… Дуара! Мужчина, которого я ненавидел, и женщина, которую я боготворил, моя первая и единственная любовь!

Голова Дуары была высоко поднята — невозможно сломить этот гордый дух, но отвращение, страдание и безнадежность в ее глазах поразили меня, кинжалы впивались в сердце. И все же надежда вспыхнула в моей груди, когда я увидел ее глаза. Они не были безжизненными, их выражение свидетельствовало о том, что Дуара жива — Скор еще не успел сделать с ней самого худшего.

Они подошли к столу и заняли свои места. Скор во главе стола, Дуара справа от него, чуть ли не в трех шагах от меня. Гости вновь опустились на свои места.

Я пришел за Налте, а нашел Дуару! Как ее спасти? Я понимал, что нужно проявить выдержку и не делать опрометчивых поступков. Столкнувшись с непреодолимыми препятствиями в твердыне врага, вряд ли можно рассчитывать на силу. Находчивость и осторожность — вот что могло помочь.

Я оглядел банкетный зал. На одной его стороне были окна, в середине противоположной стены виднелась маленькая дверца, а в дальнем конце зала располагались большие парадные окна. Прямо за спиной у себя я обнаружил еще одну небольшую, плотно затворенную дверь.

Я пока не придумал никакого плана, но было разумно запомнить декорации на сцене.

Но вот Скор стукнул по столу кулаком. Гости посмотрели на него. Скор поднял кубок, и гости послушно сделали то же самое.

— За джонга! — крикнул он.

— За джонга! — повторили гости.

— Пейте! — приказал Скор, и гости выпили.

Затем Скор обратился с речью. Правда, речью это назвать трудно, скорее монолог, обращенный к себе, который внимательно выслушали. Скор явно считал свою речь веселым анекдотом. Закончив, он сделал паузу, ожидая смеха. В ответ — мертвая тишина.

Скор нахмурился.

— Смейтесь! — приказал он, и гости засмеялись — глухим, лишенным подлинного веселья смехом. Когда я услышал смех, у меня зародились подозрения.

Скор опять начал длинный монолог. И снова, когда он окончил, наступила тишина и продолжалась до тех пор, пока он не скомандовал:

— Хлопайте!

Последовали аплодисменты. Скор улыбнулся и поклонился, благодаря за них, как будто аплодисменты были искренними и родились самостоятельно.

— Пируйте! — скомандовал он, и гости принялись пировать.

Спустя некоторое время Скор приказал:

— Беседуйте! — И они начали разговаривать.

— Давайте веселиться! — крикнул Скор. — Это счастливый день для Морова. Я привел к вам вашу будущую королеву! — И он показал на Дуару.

Опять наступила гнетущая тишина.

— Хлопайте! — прорычал Скор, и, когда они исполнили приказание, опять стал побуждать их веселиться.

— Давайте смеяться! — последовал новый приказ. — Начиная слева от меня, смейтесь по очереди, и когда смех обойдет вокруг стола и дойдет до вашей будущей королевы, повторите смех еще и еще!

Гости стали смеяться. Волна смеха, поднимаясь и опадая, обошла вокруг стола. Боже! Что за зловещая пародия на застольное веселье!

Меня сильно толкнули, и я оказался прямо за стулом Скора. Если бы Дуара посмотрела в мою сторону, она бы заметила меня, но этого не произошло. Она сидела, глядя прямо перед собой, стараясь не обращать внимание на ужасных зрителей и их мертвые глаза.

Скор наклонился к ней и заговорил.

— Ну не прекрасны ли эти образцы? Ты видишь, я подхожу все ближе и ближе к исполнению своей заветной мечты. Невозможно не заметить, как все люди в Корморе отличаются от презренных существ в моем замке. Посмотри хотя бы на гостей за столом. Даже в глазах что-то подобное настоящей жизни. Скоро я вложу в мертвых полноценную жизнь! Подумай, какую расу тогда создам! И буду джонгом над новым народом, а ты станешь ваджонг!

— Я не хочу быть ваджонг, — ответила Дуара словно в пустоту. — Я хочу только свободы.

Мертвый человек, сидевший напротив нее, отозвался:

— Каждый из нас желает ее, но мы никогда не получим свободу.

Затем настала его очередь смеяться, и он засмеялся. Смех прозвучал нелепо, ужасно. Я заметил, как Дуара вздрогнула и побледнела.

Желтое лицо Скора исказилось от ярости. Он взглянул на говорившего.

— Я был готов дать тебе жизнь, — крикнул злобно Скор, — но ты не заслужил ее.

— Мы не хотим жизни, — возразил мертвый — Мы желаем смерти. Дай нам смерть и забвение. Позволь мирно вернуться в наши могилы.

При этих словах Скор задрожал в припадке гнева. Он приподнялся с кресла и, вытащив меч, ударил им по лицу говорившего. Острое лезвие оставило ужасную рану от виска до подбородка. Края раны широко разошлись, но из нее не потекла кровь.

Мертвый рассмеялся.

— Ты не можешь убить меня, — поддразнил он Скора.

Скор трясся от ярости. Он пытался что-то сказать, но не мог. Гнев душил его. На губах выступила пена. Если мне и доводилось видеть бесноватого, то это было сейчас. Внезапно он набросился на Дуару.

— Все из-за тебя! Не смей больше говорить подобные слова моим подданным. Ты будешь королевой! Я сделаю тебя королевой Морова, живой королевой, или превращу в подобие этих. Что ты выбираешь?

— Дай мне смерть, — тихо ответила Дуара.

— Ты никогда не получишь настоящую смерть, а только суррогат, такую, какую видишь перед собой — ни жизнь, ни смерть. Одумайся, пока не поздно!

Наконец ужасный пир подошел к концу. Скор поднялся и приказал Дуаре следовать за ним. Он покинул комнату не так, как вошел — его не сопровождали ни трубачи, ни воины. Он подошел к маленькой дверце в задней части комнаты. Толпа присутствующих зрителей безучастно расступилась перед ним и Дуарой.

Скор внезапно обернулся; я испугался, что он увидит меня. Но если и увидел, то не узнал. Он и Дуара подошли к двери. Я последовал за ними, каждое мгновение ожидая, что на мое плечо опустится рука и остановит меня. Но, похоже, никто не обратил внимание. Вошел в дверь вслед за Скором и Дуарой без всяких осложнений. Скор даже не повернулся, когда отодвинул портьеры в проходе и дал им сомкнуться за спиной.

Мягко и бесшумно двигался я вслед за ними. Коридор, по которому мы шли, был пустынным и коротким и упирался в тяжелую массивную дверь. Скор отворил ее; за ней оказалась комната, похожая на кладовую. Она была набита разнообразным хламом: мебелью, посудой, массивными вазами, одеждой, оружием, картинами и чем-то еще. Все перемешано в беспорядке и покрыто пылью и грязью.

Скор секунду помедлил на пороге, очевидно, оглядывая свою сокровищницу. В его голосе прозвучала нескрываемая гордость:

— Что ты думаешь об этом?

— Думаю о чем? — переспросила Дуара.

— Да об этой прекрасной комнате! — произнес он, входя туда и увлекая за собой Дуару. Дверь осталась открытой — На всем Амторе не может быть более изысканной комнаты, — продолжал он. — Нигде больше нет такого собрания редкостных вещей. А теперь я добавляю к ним самое прекрасное — тебя! Здесь будет твоя комната, Дуара, — личные апартаменты королевы Морова.

Я вошел в комнату и прикрыл за собой дверь, ибо убедился, что вокруг, кроме нас троих, никого нет. Это явный риск. Но вряд ли потом представится столь благоприятный момент для решительных действий.

Входя, я старался не шуметь. Скор в отличие от меня был вооружен. Оставалось наброситься на него сзади и одолеть прежде, чем он применит оружие. Но замок двери предательски щелкнул, Скор обернулся.

Когда взгляд джонга Морова встретился с моим, он мгновенно узнал меня, дико рассмеялся и молниеносно выхватил меч. В общем, моя атака закончилась позорным концом — никто не может рассчитывать на победу с острием меча у своего живота.

— Та-а-ак! — протянул он. — Это ты? Ну-ну! Приятно снова увидеть тебя. Признаться, я не ожидал подобной чести. Я полагал, что судьба очень милостива ко мне, когда вернула двух юных женщин. А теперь пожаловал и ты! Получается чудесный вечер!

С последними словами его тон, до этого саркастически поддразнивающий, изменился — он буквально прошипел последние слова. Выражение лица тоже изменилось. Оно внезапно стало исступленно-злорадным, в глазах засверкал тот огонь безумия, который я наблюдал и раньше.

За ним стояла Дуара, ее широко раскрытые глаза остановились на мне с выражением изумления, смешанного с ужасом.

— О, зачем ты пришел, Карсон?! — крикнула она. — Скор убьет тебя!

— Я скажу, зачем он пришел. Он пришел за другой девушкой, за Налте, а не за тобой. Ты находишься здесь уже давно, но Карсон не приходил. Сегодня один из моих людей похитил девушку Налте в Гавату, и он, дурак, немедленно примчался, чтобы спасти ее. Мне давно известно, что они в Гавату. Мои шпионы видели их там. Не знаю, как он проник сюда. Но теперь останется здесь навсегда, можешь быть уверена!

Скор уколол меня острием меча.

— Как ты желаешь умереть, дурень? Быстрый удар в сердце? Такой почти не искалечит тебя. Будешь прекрасным образчиком моего искусства. Ну, что скажешь? Помни, у тебя последний шанс подумать своими собственными мозгами — потом я буду думать за тебя. Будешь сидеть в моем банкетном зале и смеяться, когда прикажу. Будешь лицезреть двух женщин, которые любят тебя, но постараются ускользнуть от прикосновения твоих липких рук, твоих холодных, мертвых губ. И всегда на глазах у тебя они будут со Скором, в жилах которого течет горячая кровь жизни!

Положение казалось безнадежным. Меч у живота был достаточно острым. Я мог схватиться за него, но края лезвия сразу прорезали бы руки до костей, и меч все равно вонзился бы в тело. И все же я намеревался действовать, а не ждать, как овца ждет смертельного удара мясника.

— Ты не ответил, — снова прошипел Скор. — Очень хорошо, очень хорошо… Мы быстро кончим дело! — Он отвел руку с мечом назад, чтобы размахнуться.

Дуара стояла прямо за ним, рядом со столом, заставленным всяким хламом, к которому Скор так неравнодушен, — его идиотскими произведениями искусства. Скор на мгновение замер — видимо, решая, как лучше насладиться моей агонией. Но явно разочаровался — я не доставил такого удовольствия. Чтобы лишить радости победы, рассмеялся ему в лицо.

В это мгновение Дуара схватила со стола тяжелую вазу, высоко подняла и обрушила на голову Скора. Он обмяк и без звука свалился на пол.

Я наклонился над его телом, а потом подошел к Дуаре, желая заключить ее в объятия. Она гневно оттолкнула меня обеими руками.

— Не прикасайся ко мне! Если хочешь выбраться из Кормора, нельзя терять ни минуты. Идем со мной! Я знаю, где девушка, за которой ты пришел.

Похоже, ее отношение ко мне изменилось. Моя гордость была уязвлена. Молча последовал за ней из комнаты. Она вышла в коридор, по которому мы прошли в злополучную комнату. Открыв дверь сбоку, Дуара поспешила по другому коридору и остановилась перед массивной дверью, запертой на несколько тяжелых засовов.

— Она здесь.

Я с трудом отодвинул засовы и открыл дверь. Посреди комнаты стояла Налте, глядя на меня. Она вскрикнула от радости и бросилась ко мне на шею.

— О, Карсон! Карсон! — повторяла она. — Я верила, что ты придешь! Что-то говорило мне, что ты придешь! Знала, ты меня не оставишь!

— Нам надо спешить, — обратился я к ней. — Мы должны немедленно выбираться отсюда.

Я повернулся к двери. Дуара стояла там, высоко подняв голову, ее глаза пылали. Она не произнесла ни слова.

Налте увидела ее и узнала.

— О, Дуара! Ты жива! Я так рада. Мы боялись, что ты погибла.

Дуара была озадачена искренностью Налте. Она не ожидала, что Налте окажется рада тому, что соперница жива. Она немного смягчилась.

— Если мы хотим спастись, хотя я и сомневаюсь, что нам это удастся, надо выбраться из дворца, — произнесла она. — Кажется, я помню выход из замка — секретный путь, которым пользовался Скор. Однажды он показал мне дверь, во время очередного приступа безумия. Ключ он держит при себе. Надо завладеть ключом, прежде чем двинемся дальше.

Мы вернулись в комнату, где оставили Скора. Войдя, я увидел, что джонг Морова уже сидит и даже пытается подняться на ноги. Он не умер, хотя невозможно представить, как остался жив после такого удара по голове. Мы пришли вовремя.

Я подбежал к нему и вновь бросил на пол. Он еще не полностью пришел в себя и почти не сопротивлялся. Я понимал, что лучше всего убить его, но не смог заколоть мечом беззащитного человека — даже такого негодяя, как Скор. Крепко связал его и сунул в рот кляп. Затем обыскал и обнаружил целую связку ключей разной формы и величины.

Дуара провела нас на второй этаж дворца в большую комнату, обставленную в том же странном вкусе Скора. Она прошла через помещение и отодвинула пеструю портьеру, за которой скрывалась маленькая дверь.

— Вот эта дверь. Попробуй отыскать ключ, который подходит к замку.

Я перепробовал несколько ключей и, наконец, нашел нужный. За дверью нам открылся узкий коридор. Мы вошли в него, не забыв задвинуть портьеру и запереть дверь. Через несколько шагов мы оказались у верхнего конца винтовой лестницы. Я шагнул первым, держа меч Скора, который забрал у него вместе с ключами. Обе девушки следовали за мной.

К счастью, лестница была освещена, что позволяло нам спускаться быстро, не рискуя сломать шею. Внизу проходил еще один коридор. Я подождал, пока обе девушки не оказались рядом со мной.

— Ты знаешь, куда ведет коридор? — спросил я Дуару.

— Нет, не знаю. Скор только сказал, что он может выйти из здания, и никто его не увидит. Он всегда приходит и уходит этим путем. Практически все, что он делает, даже самые обычные вещи, окружены таинственностью.

— Судя по высоте лестницы, — заметил я, — думаю, что мы уже ниже первого этажа дворца. Конечно, хорошо бы знать, где заканчивается коридор, но чтобы выяснить, есть лишь один способ. Пошли!

Глава 17

Коридор освещался только светом с лестницы, и чем дальше мы уходили от нее, тем темней становилось. Довольно долго коридор вел прямо и закончился у подножья деревянной лестницы. Я на ощупь поднялся на несколько ступенек. Внезапно моя голова наткнулась на что-то твердое. Ощупав препятствие, понял, что оно из досок. Очевидно, крышка люка. Я попытался поднять ее, но не смог. Наученный опытом, принялся шарить по краю люка пальцем и, наконец, нашел то, что искал, — защелку. Отомкнув ее, снова нажал на люк, и он подался. Приоткрыл только на дюйм или два, но в щели не появилось никакого света. Тогда поднял крышку выше и высунул голову наружу.

Теперь стало виднее, но не намного. Мы попали в помещение с единственным крошечным окном, через которое слабо пробивался ночной свет Амтора. Сжав меч крепче, я осторожно поднялся по ступенькам. Вокруг все тихо.

Девушки последовали за мной и теперь стояли рядом. В глухой тишине я без труда слышал их дыхание. Постояли некоторое время, чутко прислушиваясь. Глаза медленно привыкали к полумраку. Мне казалось, что рядом с единственным окном находится дверь. Я подошел и провел рукой. Да, действительно дверь, но что за ней?

Приоткрыл ее… и оказался на одной из грязных улиц Кормора. Огляделся, пытаясь сориентироваться. Наконец понял, что улица — одна из тех, что вели от дворца Скора. Сам дворец возвышался темной громадой над стеной справа от меня.

— Пошли! — прошептал я и вместе с девушками вышел на улицу. Сразу повернули налево. — Если встретим кого-нибудь, — предупредил я, — помните, что надо идти как мертвые, шаркая ногами. Смотрите в землю. Именно ваши глаза могут выдать нас.

— Куда мы идем? — спросила Дуара шепотом.

— Надо отыскать дом, через который я попал в город, но не знаю, удастся ли мне.

— А если не удастся?

— Тогда постараемся выбраться за стены города. Ничего, мы найдем дорогу, Дуара.

— А какая разница? — пробормотала она как бы про себя. — Если мы выберемся отсюда, разве что-нибудь изменится? Лучше бы мне умереть, чем снова идти куда-то.

Нотки безнадежности в ее голосе никак не связывались с прежней Дуарой.

— Ты не должна так говорить и думать, Дуара, — горячо начал я. — Когда мы вернемся в Гавату, ты найдешь там и безопасность, и счастье. А я приготовил для тебя сюрприз, который вдохнет в тебя новую надежду.

Я имел в виду воздушный корабль, на котором мы сможем попытаться найти Вепайю, родину Дуары, которую она отчаялась когда-нибудь увидеть.

Она покачала головой.

— Для Дуары больше нет надежды. Надежды на счастье.

Какие-то фигуры, показавшиеся вдали на ухабистой, грязной улице, положили конец нашему разговору. Мы приближались к ним с опущенными глазами и шаркающей, вялой походкой. Они безучастно прошли мимо, и я с облегчением перевел дух.

Бесполезно описывать напрасные поиски дома. Я так и не нашел его, хотя мы искали всю оставшуюся часть ночи. С приближением рассвета я понял, что нужно поскорее найти место, где можно спрятаться, пока снова не настанет ночь.

Я увидел дом с выбитой дверью, что не выглядело необычным в угрюмом Корморе. Быстрый осмотр показал, что дом необитаем. Мы вошли в него и поднялись на второй этаж. Здесь, в задней комнате, мы кое-как устроились и приготовились отдыхать весь долгий день.

Мы очень устали, окончательно выбились из сил, так что дружно улеглись на грубые доски пола и попытались заснуть. Мы молчали, каждый ушел в свои собственные мрачные мысли. Спустя какое-то время я понял по ровному дыханию, что девушки уснули. А вскоре и я погрузился в тяжелый, беспокойный сон.

Не знаю, сколько времени спал. Меня разбудили шаги в соседней комнате. Кто-то там ходил, и я слышал невнятное бормотание человека, разговаривающего с самим собой.

Я тихо поднялся на ноги, держа меч Скора наготове. То, что он бесполезен против мертвых, не пришло мне в голову. Но если бы и вспомнил — то все равно с мечом чувствовал бы себя уверенней.

Шаги приблизились к двери комнаты, где мы нашли прибежище. Мгновением позже на пороге появилась старуха. Глаза ее широко раскрылись от изумления.

— Что ты здесь делаешь?

Если она была удивлена, то я не меньше, потому что до сих пор не видел на Амторе старых людей. Ее скрипучий голос разбудил девушек, и я услышал, что они быстро поднимаются на ноги за моей спиной.

— Что вы делаете здесь? — повторила старуха брезгливо — Убирайтесь вон из моего дома, проклятые трупы! В моем доме не будет ни одного из этих исчадий злого разума Скора!

Я посмотрел на нее в изумлении.

— Разве ты не мертвая?

— Конечно, нет!

— И мы тоже.

— Как? Не мертвые? — Старуха подошла поближе. — Дайка мне посмотреть в твои глаза. Да, они не похожи на глаза мертвецов. Но говорят, что Скор нашел какой-то грязный способ осветить мертвые глаза фальшивым светом жизни.

— Мы не мертвые, — настаивал я.

— Тогда что вы делаете в Корморе? Я думала, что знаю здесь всех живых мужчин и женщин, но вас не видела. И женщины тоже живые?

— Да, мы все живые.

Я лихорадочно соображал. Можно ли доверить ей наш секрет и попросить помощи?

Она явно ненавидела Скора. А мы были целиком в ее власти. Я чувствовал, что в любом случае хуже не будет.

— Мы были узниками Скора и бежали. Хотим выбраться из города. Мы в твоей власти. Поможешь нам или выдашь Скору?

— Я не выдам вас Скору, — отрезала она. — Я не выдам злодею даже последний труп, но не знаю, чем могу помочь. Вы не выберетесь из Кормора. Часовые вдоль стены никогда не спят.

— Я вошел в Кормор так, что меня не видели часовые, — объяснил я. — Мне только надо найти тот дом, и мы выберемся отсюда.

— Какой дом? — спросила она.

— Дом, в который выходит туннель, идущий под Герлат Кум Ров из Гавату.

— Туннель из Гавату! Никогда не слышала ни о чем подобном. Ты уверен?

— Я прошел по нему вчера ночью, — заверил я.

Она покачала головой.

— Ну, не знаю, где он находится, но попробую помочь. По крайней мере, спрячу вас и накормлю. Мы всегда помогаем друг другу в Корморе. Мы, живые.

— А есть и другие живые люди в Корморе? — спросил я.

— Несколько человек. Скор не смог выследить всех. Живем мы ужасно, все время прячемся и боимся. Но это все-таки жизнь. Если он отыщет нас, то сделает такими же, как остальные жители Кормора.

Она подошла поближе.

— Я все еще не могу поверить, что вы живые, — по-прежнему сомневалась она. — Наверное, вы обманываете — Старуха прикоснулась к моему лицу, а затем ощупала пальцами верхнюю часть моего тела — Ты теплый, — объявила она, и затем потрогала пульс — Да, ты действительно живой.

Таким же образом она осмотрела Дуару и Налте и, наконец, поверила, что мы говорим правду.

— Пошли! — позвала она. — Я отведу вас в место получше, чем здесь. Там удобнее и безопаснее.

Она провела нас вниз по лестнице во двор. За двором стоял совсем убогий и полуразвалившийся дом. Старуха отвела нас в заднюю комнату и велела оставаться в ней.

— Уверена, что вы голодны. Сейчас принесу поесть.

— И пить, — добавила Налте. — Я ничего не пила со вчерашнего вечера, ни капельки.

— Бедняжка, — посочувствовала старуха. — Принесу тебе воды. Как ты молода и красива! Когда-то я тоже была молодой и красивой.

— Почему ты состарилась? Я думал, что все люди на Амторе знают о сыворотке долголетия.

— Да. Но как достать сыворотку в Корморе? У нас она была, пока не пришел Скор. Он отнял ее и объявил, что создаст новую расу, которой она не понадобится, потому что никто не состарится и без сыворотки. Действие моей последней прививки давно кончилось, и теперь я старею и скоро умру. Умереть не так уж плохо, если только Скор не найдет труп. Мы, оставшиеся в живых, тайно хороним своих мертвецов в подвалах домов. Мой муж и двое наших детей лежат под этим полом… Пойду-ка принесу для вас пищу и свежую воду. Скоро вернусь.

— Бедное старое создание, — вздохнула Налте. — Ее ничего не ждет впереди, кроме могилы, а Скор может лишить и этого.

— Как странно она выглядит! — в глазах Дуары застыл испуг. — Вот какова старость! Никогда не видела такого раньше. И я стала бы такой, если бы не сыворотка?! Как ужасно! О, лучше умереть, чем стать старой. Старость! О, как ужасно!

Удивительная ситуация. Я видел реакцию девятнадцатилетней девушки, которая прежде никогда не встречалась с тем, что делает с человеком старость. Невольно задумаешься, не оказывает ли старость такой же эффект на подсознание молодых, даже привыкших видеть ее?

Мои размышления прервало возвращение старой женщины, и тогда я узнал еще одну, новую для меня черту характера Дуары.

Когда старуха вошла в комнату с увесистыми свертками, Дуара подбежала к ней и забрала у нее все.

— Мне надо было пойти с тобой и помочь. Я моложе и сильнее.

Затем поставила еду и воду на стол, с доброй улыбкой обняла старуху за высохшие плечи и отвела к скамье.

— Садись, отдохни. Мы с Налте приготовим пищу. Посиди и подожди, пока все будет готово, а потом мы поедим вместе.

Старая женщина секунду смотрела на нее в изумлении, а потом заплакала. Дуара присела на скамью рядом и нежно обняла ее.

— Почему ты плачешь?

— Я не знаю, почему, — всхлипывала старуха. — Мне хочется петь, а я плачу. Так давно не слышала добрых слов, потому что никого не заботило, хорошо мне или плохо, устала я или уже отдохнула.

Я увидел, как слезы наворачиваются на глаза Дуары и Налте. Им пришлось поскорее заняться завтраком, чтобы скрыть свои чувства.

Ночью дюжина живых обитателей Кормора собрались в доме Круны — так звали старую женщину, приютившую нас. Все они были очень старыми, некоторые старше Круны. Они посмеивались над страхами Круны, будто Скор хочет их найти, и доказывали — как, вероятно, делали уже множество раз: если бы Скору нужны были старые тела, он давно бы разыскал их. Ведь старость была наглядным доказательством, что они живые. Но Круна упорно настаивала, что всем грозит большая опасность. Я скоро понял, что это у нее навязчивая идея, без которой она была бы еще несчастней, чем сейчас. Видимо, Круна испытывала какое-то удовольствие, живя в постоянной тревоге и прячась то в одном доме, то в другом.

Все живые обитатели Кормора единодушно решили, что нам действительно угрожает очень большая опасность. Чудесные старики наперебой предлагали свою помощь. Они были готовы приносить нам еду и воду, прятать от врагов. Это было все, что они могли сделать, так как никто не верил, что из Кормора можно выбраться.

Пока мы оставались на прежнем месте. Рано утром следующего дня приковылял очень старый человек, с которым мы познакомились предыдущей ночью. Он был взволнован и сильно обеспокоен. Его старческие руки дрожали.

— Они разыскивают вас по всему городу, — прошептал он. — Рассказывают ужасные вещи, что вы сделали со Скором и что он сделает с вами, когда поймает. Он пролежал ночь, день и еще ночь, связанный и беспомощный, там, где вы оставили его, пока один из мертвых нашел и освободил Скора. Теперь они подняли на ноги город. Обыскиваются все дома. Могут нагрянуть сюда в любую минуту.

— Что же делать? — спросила Дуара. — Где спрятаться?

— Вам ничего не остается, — прошамкал старик, — как ждать их прихода. Во всем Корморе не останется места, которое они не обыщут.

— Кое-что можно сделать, — вступила в беседу Налте. — Помоги раздобыть краски, такие, какие используют мертвые, чтобы выглядеть живыми.

— Хорошо, — ответил старик.

— Только поскорее принеси их, — попросила Налте. Старик заковылял из комнаты, что-то бормоча про себя и тряся головой.

— Ты права, это единственный способ, Налте! — воскликнул я, поняв ее замысел. — Если он вернется вовремя, мы сможем обмануть их, ведь мертвецы сообразительностью и разумом не отличаются.

Казалось, прошла целая вечность, пока старика не было. Наконец он вернулся и принес большую коробку с гримировальными красками. Это был богатый набор, который, по словам старика, он взял у художника, своего друга, тоже живого человека. Тот применяет свое мастерство, делая грим мертвым.

Налте тут же принялась за работу и скоро превратила Дуару в старуху с морщинами и дряблой кожей. Труднее всего было с волосами. В конце концов удалось достичь желаемых результатов, хотя пришлось истратить все белила, втирая их в волосы.

После этого мы с Дуарой занялись Налте, поскольку понимали, что нельзя терять ни минуты, — старик сказал, что обыск идет уже в соседнем квартале. Затем Налте и Дуара быстро превратили меня в жалкого старика.

Круна заявила, что мы должны чем-нибудь заняться, чтобы выглядеть естественно. Она всучила Дуаре и Налте какие-то старые тряпки, и они делали вид, будто шьют из них одежду, а меня послала во двор копать яму. Такое занятие было очень кстати, ведь у меня оставался меч Скора. Если бы его обнаружили, нас ничто бы не спасло.

Завернув меч в тряпье, взял его с собой. Можете мне поверить, яму я вырыл за несколько секунд. Когда я засыпал меч мусором, принялся копать другую яму рядом с первой, а землю бросал на кучу, под которой лежал меч.

Едва я кончил работу, как ворота во двор отворились и отряд мертвых с шарканьем вошел вовнутрь.

— Мы ищем чужаков, которые бежали из дворца, — обратился ко мне один из них. — Они здесь?

Я приложил руку к уху и крикнул:

— Что ты сказал?

Мертвый повторил свой вопрос, громко прокричав. Я опять проделал то же самое. Тогда он оставил меня в покое и вошел в дом, сопровождаемый остальными.

Я слышал, как они обыскивают его. Каждую секунду ожидал услышать радостный крик, когда кто-нибудь из них обнаружит и разоблачит маскировку Дуары и Налте.

Глава 18

Мертвые слуги Скора обыскали дом Круны гораздо основательнее, чем другие дома. Конечно, Скор понимал, что из всего населения Кормора именно живые охотнее окажут помощь живым. Так что приказ он отдал разумный.

Наконец мертвые стражники вышли из дома и зашаркали прочь. Я опустился на кучу мусора и отер пот со лба. Это был пот отнюдь не от тяжелой работы. Просто мало кому случалось за пятнадцать минут испытать такое нервное напряжение. Тут мог бы выступить и кровавый пот.

Войдя в дом, я увидел, что Дуара, Налте и Круна сидят молча, как бы оглушенные. Они словно не понимали, что мы успешно прошли испытание.

— Ну, — бодро заметил я, — все кончилось.

Мой голос словно разрушил заклятие, висевшее над ними, и они зашевелились.

— Знаешь, что спасло нас? — спросила меня Налте.

— Конечно, знаю — маскировка.

— Да, — согласилась она, — и она помогла. Но настоящее спасение связано с их глупостью. Они едва глядели на нас. Они искали то, что спрятано, а поскольку мы не прятались, на нас не обратили внимание.

— А можно ли теперь избавиться от грима? — спросила Дуара. — В нем очень неприятно.

— Лучше оставить, — предложил я. — Ведь они нас пока не нашли. Наверняка Скор прикажет сделать еще один обыск. А в следующий раз можно не успеть замаскироваться, тем более, что у нас нет больше красок.

— Наверное, ты прав, — согласилась Дуара. — В конце концов, это неудобство — ерунда по сравнению с тем, что было.

— Маскировка имеет одно преимущество, — заметила Налте. — Можно свободнее передвигаться, не опасаясь, что нас обнаружат. Ведь невозможно все время сидеть в крошечной душной каморке. Я хотя бы переберусь в переднюю комнату, чтобы подышать воздухом посвежее.

Это было неплохое предложение, и мы с Дуарой присоединились к Налте. Круна занялась какими-то домашними делами. Передняя комната на втором этаже выходила на улицу. Было слышно, как в соседнем доме идет обыск и как по пыльной улице бредут редкие прохожие.

Внезапно Налте схватила меня за руку.

— Видишь этого человека? — ее голос дрожал от возбуждения.

По улице шаркал рослый мертвый, приукрашенный под подобие живого. Его одежда была гораздо лучше, чем у большинства обитателей Кормора. И только характерная походка открывала посвященному, что он был не живым человеком, а живым мертвецом; Смерть выдавала себя за жизнь.

— Да, вижу, — ответил я, — а что?

— Этот человек похитил меня из Гавату.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Пока жива, не забуду его физиономию.

У меня сразу возник план, который лучше назвать внушением свыше.

— Прослежу за ним. Скоро вернусь. Надейтесь на лучшее, — повернулся и выскочил на улицу.

Через секунду я уже брел за этим типом. Если мои предположения правильны, он в конце концов приведет меня к входу в туннель, идущий в Гавату. Возможно, не сегодня, но если узнать, где он живет, то в какой-нибудь другой день.

Его шаг был поживее, если можно так сказать применительно к мертвецу, чем у обычного жителя Кормора. Он шел, двигаясь к определенной цели. Видимо, это было одно из самых удачных творений Скора. Вот почему он был выбран в качестве агента джонга в Гавату. Обычный мертвый из Кормора не смог бы там долго выдавать себя за живого человека.

Следуя за ним, я старательно запоминал приметы улицы, по которой мы шли, чтобы потом найти обратную дорогу. Когда он свернул на улицу, идущую к реке, мои надежды возросли, и я тщательно запомнил дома на перекрестке.

Около реки мертвый направился в маленькую аллею, прошел по ней на следующую улицу и затем свернул еще ближе к реке. Прямо впереди, даже прежде, чем он подошел к нему, я узнал дом, в который выходил туннель.

У ворот, ведущих во двор перед домом, человек впервые остановился и внимательно оглядел улицу. Наверняка, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает. И тут он увидел меня.

Мне ничего не оставалось делать, как продолжать брести вперед. Я опустил глаза и не обращал на него внимания, приближаясь к нему, — хотя остро чувствовал его недоверчивый взгляд. Казалось, прошла вечность, прежде чем я дотащился до него. Я уже готов был вздохнуть с облегчением, пройдя мимо, когда он заговорил.

— Кто ты такой и что здесь делаешь?

— Я ищу себе дом, в котором жить. В моем вывалились все окна и двери.

— Здесь нет для тебя дома. Таким, как ты, не позволено бывать в этом районе. Убирайся отсюда и никогда больше не показывайся.

— Да, — я покорно повернул назад.

К моей радости, он дал мне уйти. Через мгновение я повернул в аллею и скрылся с его глаз. Я узнал все, что хотел, и трепетал от радости. Теперь только случайность могла помешать мне увести Дуару и Налте в Гавату.

Пока возвращался по улицам Кормора к дому Круны, мой разум строил и строил один за другим планы спасения. Я решил отправиться в путь, как только стемнеет, и уже обдумывал, что буду делать после возвращения в Гавату из Кормора.

Но когда я вошел в дом Круны, то сразу почувствовал опасность. Дуара и Налте бросились ко мне, и было видно, что обе очень встревожены.

Круна и старик, принесший нам гримировальные краски, — о чем-то возбужденно говорили друг с другом, жестикулируя.

— Вернулся, наконец! — воскликнула Налте. — Мы думали, что ты никогда не придешь!

— Может быть, даже сейчас не слишком поздно, — произнесла Дуара.

— Я хотела увести их и спрятать, — прокаркала Круна, — но они не хотели уходить без тебя. Они заявили, что если тебя схватят, то пусть забирают и их тоже.

— Вначале объясните, о чем вы говорите, — попросил я. — Что случилось?

— Все просто, — объяснил старик. — Художник, у которого я позаимствовал краски, чтобы превратить вас в старых людей, предал нас. Он хотел выслужиться перед Скором. Один человек слышал, как он велел своему слуге пойти во дворец и сообщить Скору, что может указать место, где вы прячетесь. Этот человек был моим другом. Он пришел и рассказал мне, что слышал. Люди Скора могут нагрянуть с минуты на минуту.

Не раздумывая, я повернулся к Дуаре и Налте.

— Сотрите грим как можно быстрее, я сделаю то же самое.

— Но тогда мы наверняка пропадем! — воскликнула Дуара.

— Наоборот, — ответил я и принялся счищать краску со своих светлых волос.

— Они тут же узнают нас без грима, — настаивала Дуара. Тем не менее они с Налте послушно последовали моему примеру.

— Теперь лучшей маскировкой будет наша молодость, — объяснил я. — Создания Скора не обладают острым умом. Когда их пошлют искать трех беглецов, замаскировавшихся под старых людей, они будут смотреть только на тех, кто выглядит очень старым. И если уберемся из дома раньше, чем они придут, наверняка избежим ареста.

Мы работали быстро и скоро избавились от малейших следов грима. Затем сердечно поблагодарили Круну и старика, попрощались с ними и покинули дом. Выйдя на улицу, мы увидели, что со стороны дворца приближается отряд воинов.

— Чуть-чуть не успели, — вздохнула Налте. — Может, попробуем убежать?

— Ни в коем случае, — запротестовал я. — Так только привлечем их внимание. Они непременно погонятся за нами и скорее всего схватят. Идем! Прямо навстречу им…

— Что? — спросила Дуара с ужасом. — Ты собираешься сдаваться?

— Ну нет, — возразил я. — Конечно, мы рискуем, но выбора нет. Когда они увидят, что три человека идут прочь, они заинтересуются нами. Тогда нас схватят. А вот увидав, как приближаемся к ним, они решат, что мы их не боимся, и, следовательно, не те, кого они ищут. Шагайте такой же шаркающей походкой, как мертвые, смотрите в землю. Дуара, ты первая, Налте в нескольких шагах от тебя. Я перейду на другую сторону улицы. Разделившись, мы меньше привлечем их внимание. Ведь ищут троих людей, которые держатся вместе.

— Надеюсь, ты рассуждаешь правильно, — согласилась Дуара, но было видно, что она не слишком верит в мои доводы. Не могу сказать, что мне самому план был по душе, но придумать что-нибудь лучшее не было времени.

Я пересек улицу и оказался на той стороне, по которой приближались воины. Выбрал их сторону именно потому, что воины с меньшей вероятностью узнают меня, чем Дуару, которая довольно долго пробыла во дворце Скора.

Должен признаться, чувствовал себя не слишком уверенно. Расстояние между мной и воинами постепенно уменьшалось. Медленно брел, шаркая ногами, безучастно опустив глаза.

Наконец поравнялся с ними. Их предводитель шагнул ко мне. Сердце у меня остановилось.

— Где дом Круны? — спросил он.

— Не знаю… — глухо ответил я и зашаркал дальше. Я ждал, что в следующее мгновение меня схватят, но воины направились прочь. Хитрость удалась!

Едва я почувствовал себя в безопасности, перешел на другую сторону улицы. Оказавшись рядом с девушками, велел им идти следом, но близко не подходить.

До захода солнца оставался примерно час. Рискованно приближаться к туннелю, пока не стемнеет. Надо найти место, где спрятаться и не бродить по улицам.

Свернув в боковую улицу, я вскоре нашел пустой дом. Их в Корморе предостаточно. Спустя короткое время мы опять оказались в укрытии.

Обе девушки впали в уныние. Я понял это по их мрачному молчанию и глубокой апатии. Будущее казалось им безнадежным. Но они не жаловались.

— У меня хорошие новости, — попробовал ободрить их я.

Дуара поглядела на меня без всякого интереса, как будто для нее больше не существовало хороших новостей. Она была необычно тихой все время, начиная с момента нашего бегства из дворца Скора, говорила только в тех случаях, когда к ней обращались, и избегала разговоров с Налте, хотя и не относилась к ней с явным недружелюбием.

— Какие хорошие новости? — спросила Налте. — Признаюсь, я уже начинаю терять надежду.

— Я отыскал вход в туннель, что ведет в Гавату.

Это сообщение произвело такой эффект, будто Налте ударило током. Но оно, похоже, не привлекло внимания Дуары.

— В Гавату… — протянула она. — Я буду столь же далеко от Вепайи.

— Но твоей жизни ничто не будет угрожать.

Она пожала плечами.

— Не знаю, зачем мне жить.

— Не падай духом, Дуара, — ободрил я ее. — Когда мы окажемся в Гавату, я постараюсь найти способ доставить тебя в Вепайю.

Я думал о готовом воздушном корабле, ожидавшем в ангаре на Кантум Лат, но ничего не сказал о нем. Мне хотелось сделать ей сюрприз. Кроме того, мы еще не выбрались из Кормора.

Два часа, которые пришлось ждать, пока полная темнота не накроет город, тянулись бесконечно.

Наконец решил, что можно попытаться добраться до брошенного пустого дома у реки.

К счастью, улица была пустынной, когда мы покинули наше укрытие. Теперь-то я хорошо знал, как дойти до места назначения. Без каких-либо задержек или приключений мы добрались до заброшенного дома, в котором находился путь к спасению.

Я провел девушек в дом. Мы остановились в темноте и прислушались. Жалко, что со мной не было меча, отобранного у Скора и зарытого во дворе дома Круны. Он безусловно дал бы мне чувство большей безопасности.

Убедившись, что в доме никого нет и нас никто не преследует, я подошел к двери, закрывавшей вход в туннель. Дуара и Налте последовали за мной.

Без труда нашел защелку, и через мгновение мы уже спускались в темный коридор. Правда, оставалась вероятность, что мы встретим на своем пути одно или несколько созданий Скора, возвращавшихся из Гавату. Все же ситуация как будто складывалась в нашу пользу, поскольку вряд ли человек, за которым я следил, будет возвращаться.

Ничто не говорило, что пришельцев из Кормора в Гавату много.

Те двое, напавшие на Налте, действовали на свой страх и риск, без помощи жителей Гавату. Если так, то, видимо, Скор никогда не направлял из Кормора больше двух своих слуг. Оставалось надеяться, что так оно и будет.

В тишине и полной темноте мы пробирались по холодному сырому коридору под Рекой Смерти. На этот раз я двигался и ориентировался смелее и свободнее, чем в прошлый раз, когда брел по туннелю в Кормор. Я знал, что на моем пути нет ловушек.

Мы шли, еще не веря в спасение. И даже удивились, когда добрались до лестницы, ведущей наверх из туннеля. Мгновением позже я уже стоял у двери, отделяющей нас от Гавату. Я не стал ждать и прислушиваться — меня уже ничто не могло остановить. Сейчас я бы схватился с дюжиной трупов из Кормора, окажись они на пути.

Но ни мертвые, ни живые не встретились нам, когда мы вышли на нижний этаж пустого здания на Гавату Лат. Быстро выбрались из дома и через минуту стояли на знакомом проспекте с его сияющими огнями и двумя нескончаемыми потоками машин.

Выглядели мы достаточно подозрительной троицей в наших грязных и рваных одеждах, которые помогали спастись в Корморе. Теперь на нас то и дело бросали взгляды.

Я быстро поймал такси и попросил водителя отвезти нас к дому Иро Шана. Устроившись на удобных сиденьях, мы впервые расслабились за все прошедшее время.

Неожиданно для себя во время поездки мы разговорились, особенно я и Налте. Видимо, сказывалось предшествовавшее нервное напряжение. Дуара, напротив, сидела очень тихо. Она оживлялась только при виде красоты города и окружавших чудес. Это было ей внове и поражало, но затем она опять уходила в себя.

Водитель глядел на нас с подозрением сразу, как мы сели в машину. Высаживая перед домом Иро Шана, он вел себя весьма странно.

Иро Шан был очень рад, увидев нас. Прежде всего он позаботился о еде и напитках. И не мог успокоиться, пока мы не рассказали всю нашу историю несколько раз. Он поздравил меня с тем, что я нашел Дуару. Я обратил внимание, как он был счастлив оттого, что Налте вернулась. Он сиял и прямо-таки пожирал ее глазами.

Девушки устали и нуждались в отдыхе. Мы уже собрались отвезти их в дом Налте, и вот тут-то, словно гром с ясного неба, раздался первый удар, поставивший под угрозу жизнь двоих из нас. Он сверг нас с высот счастья в глубины отчаяния.

У главного входа позвонили, и почти сразу в комнату вошел слуга. За ним шел отряд воинов под командой офицера.

Иро Шан поглядел на эту процессию с изумлением. Он был знаком с офицером и назвал его по имени, спросив, что привело его сюда, да еще с вооруженными людьми.

— Мне очень жаль, Иро Шан, — ответил офицер, — но у меня приказ Санджонга — арестовать трех подозрительных человек, которых видели входившими в твой дом некоторое время назад.

— Послушай! — воскликнул Иро Шан. — В мой дом не входил никто, кроме Карсона Нейпера, которого ты знаешь, и двух молодых женщин. Все они мои друзья.

Офицер критически оглядел наши обноски — они явно внушали подозрения.

— Вероятно, это именно те, за которыми меня посылали, если больше никто не входил в твой дом сегодня вечером, — произнес он после некоторого колебания.

В итоге нам пришлось следовать за конвоем. Иро Шан отправился с нами, и вскоре мы оказались перед следственной комиссией, состоящей из трех человек.

Свидетелем обвинения оказался тот самый шофер, который довез нас от входа в туннель до дома Иро Шана. Он объяснил, что живет по соседству и, зная о похищении Налте, немедленно насторожился, когда увидел трех человек, одетых в тряпье.

Он решил, что мы шпионы из Кормора, и настаивал, что все трое лишь раскрашенные мертвецы, как и тот человек, который был схвачен после похищения Налте и затем предстал перед судом.

Члены следственной комиссии выслушали и мой рассказ, после чего быстро опросили Дуару и Налте. Они расспрашивали Иро Шана относительно нас и, не покидая комнаты, оправдали Налте и меня. А Дуаре было приказано явиться для дальнейшего расследования, которое должен был провести официальный Экзаменационный Совет на следующий день.

Было очевидно, что они не оставили подозрения относительно Дуары. Да и Иро Шан тоже, хотя и признался только после того, как мы отвезли девушек в дом Налте и остались одни.

— Конечно, правосудие в Гавату иногда ошибается, — заявил он серьезно. — Наши решения в вопросах, связанных с Кормором, во многом определяются ненавистью города ко всему, что с ним связано. Дуара признает, что провела в Корморе некоторое время. Она рассказала, что жила во дворце Скора, джонга. Экзаменационный Совет не знает про нее ничего, кроме того, что говорит она и что говоришь ты. Но, как ты понимаешь, они не знают, можно ли верить кому-либо из вас. Вспомни, что результат твоего экзамена не таков, чтобы тебе могли полностью доверять.

— Ты считаешь, что жизнь Дуары в опасности? — спросил я.

— Не могу ничего сказать, — ответил он. — Все может кончиться благополучно. С другой стороны, если у Совета появится малейшее подозрение относительно Дуары, он прикажет уничтожить ее. Согласно нашим взглядам, лучше причинить несправедливость одному человеку, чем подвергать опасности благополучие многих. Иногда такая позиция чересчур жестока, но результаты показывают, что она предпочтительнее мягкотелой сентиментальности.

В эту ночь, несмотря на усталость, я не мог спать спокойно. Меня терзал страх за исход завтрашнего суда.

Глава 19

Мне разрешили сопровождать Дуару на экзамен. Ее охраняла та самая женщина, что стерегла Налте во время нашего экзамена, Хара Эс.

Чтобы хоть как-то провести часы, оставшиеся до оглашения результата, я отправился в ангар — осмотреть воздушный корабль. Он был в прекрасном состоянии. Мотор работал бесшумно. В обычных обстоятельствах я не смог бы противиться искушению вывести самолет на равнину за городом для пробного полета. Сейчас же я был так обеспокоен судьбой Дуары, что ничего не хотел делать.

Я провел час в ангаре в полном одиночестве. Ни одного из моих помощников не было, все они, закончив постройку самолета, вернулись к своим обычным занятиям. Затем я отправился в дом, где жил вместе с Иро Шаном.

Его не было. Я попытался читать, но не мог сосредоточиться. Глаза следили за странными амторскими буквами, но мысли постоянно возвращались к Дуаре. Наконец бросил книгу и вышел прогуляться в сад. Беспричинный страх овладел мной, буквально парализуя тело.

Не знаю, сколько времени я так бродил, но внезапно мои печальные размышления были прерваны звуком шагов в доме. Я знал, что Иро Шан выйдет в сад, и стоял в напряженном ожидании, глядя на дверь, через которую он должен появиться. В то мгновение, когда я увидел его, сердце мое замерло. По выражению его лица понял, что мои худшие опасения подтвердились.

Он подошел и положил свою руку мне на плечо.

— Я принес плохие новости, мой Друг, — произнес он печально.

— Знаю, я прочел это в твоих глазах. Они приказали уничтожить Дуару?

— Правосудие ошиблось, Карсон, но ничего не поделаешь. Мы должны согласиться с решением, поскольку Совет чистосердечно убежден, что именно так будут соблюдены интересы Гавату.

— Я ничего не могу сделать?

— Ничего.

— Они не разрешат увезти ее из Гавату?

— Они так боятся оскверняющего влияния Скора и его созданий, что никогда не оставят в живых тех, кто попадал в их руки.

— Но она не имеет никакого отношения к созданиям Скора! — настаивал я.

— Наверное. Они тоже в этом не убеждены, но сомнение истолковывается в пользу города, а не подсудимого. Больше ничего сделать нельзя.

— Как ты думаешь, позволят ли мне повидаться с ней?

— Возможно, — ответил он. — По каким-то причинам ее казнят только завтра.

— Ты не попытаешься организовать мне свидание, Иро Шан?

— Конечно. Подожди здесь, а я узнаю, чем смогу помочь.

Я никогда не проводил более долгих и горьких часов, чем эти, ожидая возвращения Иро Шана. Никогда раньше не чувствовал себя таким беспомощным. Если бы я имел дело с обычными людьми, оставался бы хоть маленький луч надежды. Здесь же надежд не было. Честность обитателей Гавату не давала возможности подкупить даже самого последнего сторожа. Не поддадутся они и на призыв к милосердию — холодная, жесткая логика их мышления превращала разум в неприступную крепость. Штурмовать ее было абсолютно бесполезно.

Я сказал, что у меня не осталось надежды, но это было не совсем верно. Чем питалась надежда, не знаю, но мне казалось совершенно невозможным, что Дуара будет казнена, и мой разум каким-то уголком не мог принять безысходную реальность жизни.

Стемнело, когда вернулся Иро Шан. Я не смог прочесть ни отчаяния, ни надежды по выражению его лица, когда он вошел в комнату, где я дожидался. Он выглядел очень серьезным и очень усталым.

— Ну? — нетерпеливо спросил я. — Каково решение? Ты чего-нибудь добился?

— Это оказалось нелегко. Мне пришлось пройти все инстанции, чтобы добраться до Санджонга, но в конце концов я получил для тебя разрешение повидать ее перед смертью.

— Где она? Когда я смогу ее увидеть?

— Я сейчас же отвезу тебя к ней.

Когда мы сели в его машину, я спросил, как ему удалось добиться свидания.

— Мне помогла Налте, которую я привел с собой. Она знает о тебе и обо всем, через что вы с Дуарой и с ней прошли вместе, больше, чем кто-нибудь в Гавату. Некоторое время я даже надеялся, что ей удастся убедить Санджонг изменить приговор относительно Дуары. Но увы! Только благодаря ее обращению они дали согласие на вашу последнюю встречу. Обычно так не бывает.

Он помолчал и продолжил:

— От Налте я узнал очень много о тебе и Дуаре. Гораздо больше, чем ты говорил мне, и узнал еще кое-что…

— Что же? — спросил я, поскольку он опять замолчал.

— Я понял, что люблю Налте, — серьезно ответил он.

— А тебе известно, что она любит тебя?

— Да. Если бы не твое несчастье, сегодня я был бы самым счастливым человеком в Гавату. Но откуда ты знаешь, что Налте любит меня?

— Она сама призналась мне.

— А ты ничего не сказал!.. — произнес он укоризненно.

— Я не мог, пока не узнал, что ты тоже ее любишь.

— Налте рассказала, что ты собираешься повезти ее обратно в Анду. Теперь, наверно, в этом не будет необходимости — похоже, что она довольна жизнью в Гавату.

Мы ехали по Корган Лат в сторону стадиона, а затем Иро Шан повернул на боковую улицу и остановился около маленького, уютного на вид дома.

— Приехали, — он повернулся ко мне. — Это дом Хары Эс, которой поручено стеречь Дуару. Хара ждет тебя. Я останусь здесь. Тебе разрешено пробыть с Дуарой пять вир.

Пять вир — чуть больше двадцати земных минут. Срок показался мне слишком коротким, но все же лучше, чем ничего. Я подошел к двери дома, и после моего звонка Хара Эс впустила меня.

— Я ждала тебя, — проговорила она. — Следуй за мной.

Она провела меня на второй этаж и, отперев дверь, распахнула ее.

— Входи, — распорядилась она. — Через пять вир я приду за тобой.

Когда я вошел в комнату, Дуара поднялась с кровати. Хара Эс закрыла дверь и заперла ее. Я услышал, как она спустилась с лестницы. Мы с Дуарой были одни, в первый раз за долгое время, за бесконечно долгое время.

— Зачем ты пришел? — спросила Дуара устало.

— И ты меня спрашиваешь! — воскликнул я. — Ты знаешь, зачем.

Она покачала головой.

— Ты не сможешь ничего для меня сделать, Карсон Нейпер. Наверное, никто не сможет. Тебе имело смысл прийти, если бы ты мог помочь. Но раз это невозможно, то не стоило приходить попусту.

— Я пришел, потому что люблю тебя.

— Не говори мне о любви. Моя смерть на пороге, но я все еще дочь джонга Вепайи.

Даже в крайних обстоятельствах Дуара оставалась жертвой ограничений, наложенных королевской кровью. Я решил не омрачать ее последние минуты, демонстрируя свои чувства, хотя с чрезвычайным трудом сдерживался, чтобы не обнять и не покрыть прекрасные губы поцелуями.

Попробовал развеселить Дуару, но она заявила, что не чувствует себя несчастной.

— Я не боюсь смерти, Карсон Нейпер. Поскольку мне не суждено вернуться в Вепайю, лучше умереть. Я никогда не смогу быть счастлива. Лучше мне умереть.

— Зачем ты так говоришь? — спросил я.

— Это моя тайна. Я заберу ее с собой в могилу.

— Я не хочу, чтобы ты умирала, Дуара! Ты не должна умереть! — воскликнул я.

— Ты так думаешь, Карсон, но мы ничего не можем сделать.

— Надо что-то предпринять. Кроме тебя и Хары Эс, сколько еще человек в доме?

— Никого.

Внезапно мной овладела безумная мысль. Я быстро оглядел комнату. В ней не было ничего, кроме абсолютно необходимого. Глаз не замечал ни одной вещи, с помощью которой я смог бы осуществить свой план. Время летело.

Хара Эс должна скоро вернуться. Наконец мой взгляд остановился на длинном шарфе, который был на Дуаре, обычном предмете одежды женщин Амтора.

— Позволь мне взять его, — произнес я, подойдя к ней.

— Зачем? — спросила она.

— Не спрашивай. Делай, что говорю!

Дуара давно научилась подавлять свою гордость, когда мой тон говорил ей, что угрожает опасность, и немедленно подчинялась. То же сделала и сейчас: быстро размотала шарф и отдала мне.

— Вот возьми. Что ты с ним сделаешь?

— Увидишь. Встань здесь справа. Сюда идет Хара Эс, я слышу ее шаги.

Я быстро отступил в сторону, чтобы оказаться за дверью, когда она отворится. Мне было нужно, чтобы Хара Эс не видела меня, когда войдет. Оставалось ждать. На карту поставлено больше, чем моя жизнь, но я был спокоен. Сердце билось так ровно, будто я не замышлял ничего, кроме приятного визита в гости.

Я услышал, как Хара Эс остановилась перед дверью. Повернулся ключ. Затем дверь распахнулась, и Хара вошла в комнату. Едва она сделала пару шагов, как я схватил ее сзади за горло и захлопнул дверь ногой.

— Если ты издашь хоть звук, ты умрешь.

Она не потеряла спокойствия.

— Ты глупец, — с трудом выговорила она. — Это не спасет Дуару и будет означать твою смерть. Ты не сможешь выбраться из Гавату.

Я ничего не ответил, а стал быстро и бесшумно действовать. Надежно связал Хару шарфом и всунул в рот кляп. Затем поднял с пола и положил на кровать.

— Прости меня, Хара Эс, что я вынужден так поступить. Теперь избавлюсь от Иро Шана. Он не знает, что я сделал. Пожалуйста, объяви Санджонгу, что Иро Шан никак не ответствен за происшедшее. Я оставлю тебя здесь, пока не избавлюсь от Иро Шана, не возбудив его подозрений. Дуара, стереги Хару Эс до моего возвращения. Смотри, чтобы она не ослабила путы.

Я наклонился и поднял с пола оброненный ключ, затем покинул комнату, заперев дверь. Через мгновение я сидел в машине рядом с Иро Шаном.

— Давай поскорее вернемся домой, — попросил я и погрузился в мрачное молчание. Иро Шан, уважая мою печаль, не стал нарушать ее.

Мы ехали быстро, но, казалось, прошла вечность, прежде чем машина оказалась в гараже около дома. Поскольку в Гавату не было воров, замки были не нужны, так что двери гаража всегда стояли распахнутыми. Моя машина стояла рядом с машиной Иро Шана.

— Ты почти ничего не ел весь день, — заботливо произнес Иро Шан, когда мы вошли в дом, — думаю, пора подкрепиться.

— Нет, спасибо. Пойду в свою комнату. Я не могу сейчас есть.

Он положил руку мне на плечо, но ничего не сказал и тут же, оставив меня, ушел. Иро Шан чудесный друг. Ужасно предавать его, но я бы предал самого Господа, лишь бы спасти Дуару.

Я зашел в свою комнату, но только для того, чтобы взять оружие, затем вернулся в гараж. Усевшись в машину, я поблагодарил небо за то, что моторы в Гавату бесшумные. Подобно призраку, машина выскользнула из гаража, и я тихо попрощался с Иро Шаном.

Приближаясь к дому Хары Эс, я впервые за все это время начал беспокоиться. Дом выглядел по-прежнему пустынным. Быстро вошел в него и взбежал по лестнице на второй этаж.

Отперев дверь комнаты, в которой оставил Дуару и ее стражницу, я вздохнул с облегчением, увидев их обеих. Подошел к кровати и осмотрел путы Хары Эс. Они выглядели вполне надежными.

— Идем! — позвал я Дуару. — Нам нельзя терять время.

Она вышла со мной из комнаты. Я запер дверь, нашел другой шарф для Дуары на первом этаже, и через мгновение мы уже были в моей машине.

— Куда мы едем? — спросила она. — Мы не сможем спрятаться в Гавату. Нас найдут.

— Мы покинем Гавату навсегда, — ответил я, и в этот момент заметил, как мимо проехала машина и остановилась перед домом, который мы только что покинули. В ней сидело два человека. Один из них выскочил и пошел к двери. Я резко прибавил скорость.

Дуара тоже их видела.

— Теперь они все обнаружат, — горько усмехнулась она, — убьют тебя. Я предчувствовала, что произойдет катастрофа. О, почему ты не дал мне умереть одной? Я хочу умереть!

— Никогда!

Она замолчала. Мы мчались по почти пустынным улицам к Воротам Физиков.

Мы уже проехали две мили из трех, что отделяли нас от цели, когда раздался зловещий звук, какого никогда прежде не слышал в Гавату. Он был подобен завыванию сирен на полицейских машинах в городах Америки. Конечно, это сигнал тревоги. Видимо, человек, вошедший в дом Хары Эс, обнаружил ее, и теперь о нашем бегстве стало известно.

Звуки сирен раздавались все ближе и ближе, пока я подруливал к ангару, где стоял воздушный корабль. Вой сирен раздавался отовсюду. Я не удивился тому, что они догадались, где нас искать, поскольку даже последнему дураку было очевидно, что именно здесь находился единственный шанс нашего спасения.

Буквально таща Дуару за собой, я выпрыгнул из машины и вбежал в ангар. Большие двери открывались от одного нажатия кнопки. Я подсадил Дуару в кабину. Она не задавала никаких вопросов, на это просто не было времени.

Я занял свое место рядом с ней. Корабль я делал для учебных полетов, и в нем было два сиденья, каждое на двух человек. Запустил мотор — бесшумный, мощный, не требовавший прогрева!

С работающим мотором вырулил на Кантум Лат. Сирены раздавались совсем рядом. Я увидел огни машин, мчавшихся к нам. Развернув самолет к Воротам Физиков, услышал сзади звуки стрельбы из амторских ружей. Нас обстреливали!

Потянул ручку на себя. Колеса оторвались от земли. Большие ворота маячили прямо по курсу. Выше! Выше! Быстрее! Быстрее! Затаил дыхание. Удастся ли? Легкая машина послушно поднялась почти вертикально. В последний момент чуть не задела ворота, но пронеслась от них буквально в нескольких дюймах.

Мы спасены!

Заключение

Далеко внизу мерцали огни Гавату. Я развернул самолет к сияющей ленте, которая звалась Рекой Смерти, — для нас она была Рекой Жизни и Надежды. Она должна привести нас к неизвестному океану, где мы сможем найти Вепайю.

Дуара молчала. Я чувствовал, как дрожит ее рука рядом с моей. Я положил на нее свою ладонь.

— Почему ты дрожишь? Теперь ты в безопасности.

— Что это за штука, в которой мы летим? — в свою очередь спросила Дуара. — Почему она не падает на землю? Что ее держит в воздухе?

Я объяснил ей, как мог. Постарался убедить, что не надо бояться, самолет не упадет. Лишь тогда она глубоко и облегченно вздохнула.

— Если ты уверен, что мы в безопасности, я больше не боюсь. Но скажи мне, зачем ты пошел на такую жертву ради меня?

— Какую жертву? — удивился я.

— Ты не сможешь теперь вернуться в Гавату; тебя убьют.

— Я и не собираюсь возвращаться в Гавату, раз ты не можешь жить там в безопасности.

— Но ведь там Налте! Вы любите друг друга, а теперь больше никогда не увидитесь.

— Я не люблю Налте, и она не любит меня. Я люблю только тебя, Дуара, а Налте и Иро Шан любят друг друга.

Дуара долго сидела молча. Но вот она повернулась и посмотрела мне в лицо.

— Карсон! — позвала она тихо.

— Да, Дуара, что такое?

— Я люблю тебя!

— Я не мог поверить, что правильно расслышал ее слова, слишком невероятным они мне показались.

— Но, Дуара, ты же дочь джонга Вепайи! — воскликнул я.

— Это я знала всегда, — шепнула она. — Но только теперь поняла, что прежде всего я женщина.

Тогда я обнял ее. Я мог бы держать ее в объятиях вечно, но пришлось отпустить уже через секунду, чтобы выправить самолет, устремившийся в штопор.

Глава 1

Все, кому приходилось летать на самолете, конечно, помнят глубокое волнение, охватывающее при первом полете, особенно над знакомой местностью.

Глядя на проносящийся внизу пейзаж под новым углом зрения, придающим таинственность и загадочность известному, казалось бы, миру, человек тем не менее считал себя дома и в безопасности. Отсюда — спокойствие и уверенность, что аэродром не так уж далеко и даже в случае вынужденной посадки каждому диспетчеру будет известно, где ты находишься и как тебе помочь добраться домой.

Но в то утро, когда под громкий треск амторианских винтовок я вместе с Дуарой вылетел из Гавату, мы летели над совершенно незнакомым мне миром. Здесь не было и намека на летное поле или строение, которые могли бы служить ориентирами. И все же именно тогда был самый волнующий момент в моей жизни.

Женщина, которую я любил, только что призналась мне в своих чувствах. Я снова управлял воздушным кораблем и был свободен. Я летел с любимой навстречу неизвестности и бесчисленным опасностям, подстерегавшим меня на Амторе. Попытка найти в таинственном мире Вепайю на первый взгляд казалась неосуществимой, но тогда ничто не омрачало нашего счастья, и мы не предчувствовали невзгод. По крайней мере я.

Правда, у Дуары дело обстояло немного по-другому. У нее такое предчувствие могло быть: с момента, когда мы взлетели над гребнем стены Гавату, она в глубине души ожидала неведомых и страшных событий.

Дуара не имела представления о летательных аппаратах, на которых человек способен подняться в воздух, взлететь над Амтором и быстро перемещаться в воздушном пространстве. Естественно, это вызывало у нее что-то вроде шока, но она оказалась достаточно смелой, взяла себя в руки и сразу поверила моим словам, что мы находимся в полной безопасности и в полете нам ничто не угрожает.

Воздушный корабль, на котором мы летели, был идеальным прототипом летательных аппаратов будущего. Когда-нибудь он станет обычным явлением в воздушном пространстве Земли. Конечно, это окажется возможным, лишь когда земная наука поднимется до уровня, уже достигнутого наукой Гавату. Наш корабль был изготовлен из синтетических материалов, очень прочных и исключительно легких.

Итак, с кораблем все в порядке. Наша беда в том, что у нас нет провизии. Мы улетели из Гавату внезапно, так что было не до припасов. Нам удалось спастись, однако мы оказались лишь в той одежде, которая была на нас в крепости. Это все, что мы имели, но тем не менее чувствовали себя счастливыми. И мне не хотелось портить радостного настроения и задумываться о грядущем, хотя вопросов о нашей дальнейшей судьбе было более чем достаточно.

Неожиданно Дуара задала один из таких вопросов:

— Куда ты направляешься?

— Искать Вепайю. Я собираюсь отвезти тебя домой.

Она отрицательно помотала головой.

— Мы не можем лететь туда.

— Но ведь именно домой ты стремилась с тех пор, как тебя похитили кланганы, — напомнил я.

— Это так, Карсон, однако теперь мой отец убил бы тебя. Мы признались друг другу в любви, а как тебе хорошо известно, ни один мужчина не может под страхом смерти говорить об этом дочери джонга, пока ей не исполнится двадцать лет.

— Да, я знаю. Ты рассказывала мне об этом, и достаточно часто.

— Я делала так для твоей безопасности, хотя мне всегда нравилось слушать слова любви, когда их произносил ты, — призналась она.

— С самого начала?

— С самого начала, Карсон, я полюбила тебя с самого начала!

— Ты богиня притворства! Я считал, что ты ненавидишь меня, хотя иногда сомневался…

— Вот почему ты не должен попасть в руки моего отца.

— Но куда же мы полетим, Дуара? Знаешь ли ты какое-нибудь место на планете, где мы были бы в безопасности? Такого места нет! А если мы долетим до Вепайи, то по крайней мере ты будешь спасена. Я же постараюсь переубедить твоего отца, когда встанет вопрос о моей жизни.

— Это тебе никогда не удастся, — категорически возразила она. — Наш обычай столь же древен и неизменен, как сама древняя империя Вепайя. Ты рассказывал мне о богах и богинях Земли. В Вепайе знатная семья занимает такое же положение. И девственность дочери джонга — один из неизменных канонов. Он священен. Даже смотреть на нее недопустимо, а говорить с ней — преступление, караемое смертью.

— Идиотский обычай! Что было бы с тобой, если бы я посчитался с ним? Ты была бы мертва! По-моему, твой отец должен быть благодарен мне — ведь я спас его дочь!

— Как отец — да, но как джонг — нет!

— Я уверен, что он прежде всего джонг, — с горечью заметил я.

— Да, он прежде всего джонг, и мы никогда не сможем вернуться в Вепайю, — твердо заявила она.

Таков был коварный удар судьбы. С огромными трудностями, в двух мирах я нашел девушку, полюбил ее, а все заканчивается тем, что она оказалась неприступной богиней-весталкой. И все же я не желал, чтобы моя судьба была иной. Любить Дуару и знать, что и она любит, было для меня неведомым блаженством, счастьем без начала и конца.

Решение Дуары не возвращаться в Вепайю спутало мои и без того смутные планы. Хотя я сомневался, что смогу найти Вепайю, но все-таки у меня была какая-то цель. Теперь же стало неясно, что делать дальше.

Гавату — прекрасный город, и мне там очень понравилось, но несправедливое решение судей, которые осудили Дуару после, того как я спас ее из Города Мертвых, и наш побег делали невозможным возвращение в Гавату.

Искать гостеприимный город в столь странном мире представлялось бесполезным и даже безнадежным делом. Венера — планета противоположностей, мир аномалий и парадоксов. Среди покоя и красоты здесь сталкиваешься с самыми страшными чудовищами. В среде высококультурных людей существуют, а иногда и господствуют бессмысленные и варварские обычаи. Жители городов, мужчины и женщины, — очаровательные и обаятельные люди, но они практически не знают чувства милосердия; особую безжалостность проявляет правосудие.

Велика ли надежда найти в таком мире безопасное место для Дуары и для себя? Вот почему я все же решил отвезти Дуару в Вепайю. Пусть хотя бы она будет в безопасности.

Мы летели вдоль реки Герлат Кум Ров[17] по направлению к морю. Я надеялся, что река и море в конце концов подскажут мне правильный путь. Мы летели невысоко и хорошо видели, как чудесно меняется ландшафт по мере приближения к морю. Под нами проплывали высокие леса, холмы и взгорья, широкие долины. Дальние вершины окаймляли горизонт, и нижний облачный покров казался гигантским тентом, растянутым над горными цепями. Плотный слой облаков делал возможной жизнь на Венере.

Мы видели стада животных, пасущихся на равнинах, но не замечали ни людей, ни построек. Под нами был живописный, но безлюдный ландшафт — типичная картина на Амторе.

Наш воздушный корабль летел на юг, и я надеялся, что мы достигнем моря и продолжим полет над морскими просторами, поскольку Вепайя — остров.

Я снабдил свою летательную машину поплавками, подобными убирающимся шасси самолета. Обдумывая свой план, я заметил стадо животных, медленно бредущих по равнине. Их вид напомнил о, пище и подогрел и без того разыгравшийся аппетит.

Я спросил Дуару, не голодна ли она. В ответ она проглотила слюну и простонала, что готова съесть даже тарбана, но вряд ли это поможет — ведь пищи нет и не будет!

— А вон внизу обед, — указал я за борт.

— Да, но пока мы спустимся, он убежит! Как только животные заметят эту летающую штуку, они сразу разбегутся и окажутся в нескольких милях от тебя, — смеясь, заметила девушка, — если только какое-нибудь не испугается и не умрет от разрыва сердца.

Конечно, она не сказала «мили», она назвала «клукоп»: «коп» — это единица расстояния, равная примерно двум с половиной милям, а приставка «клу» означает множественное число. И «эту штуку» она тоже произнесла по-амториански.

— Пожалуйста, не называй воздушный корабль «штукой», — взмолился я.

— Какой же это корабль, — возразила она. — Корабль плывет по воде, а твой летает по воздуху. Я назову его «Анотар». Ты согласен, Карсон?

Хорошее имя, поскольку «нотар» означает «корабль», приставка «а» — название амторианской птицы. Итак, «Анотар» — корабль-птица. И особенно приятно, что имя кораблю дала Дуара.

Я летел на высоте около тысячи футов, но так как мотор работал совершенно бесшумно, животные внизу даже не подозревали, что над ними парит невиданная птица.

Когда я начал резко снижаться, Дуара немного захлебнулась встречным потоком воздуха, открыв от испуга рот, и схватила меня за руку. Одного прикосновения ко мне оказалось достаточно, чтобы в ней снова проснулись уверенность и мужество. Она выдержала первый экзамен на летчика-наблюдателя.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

— Собираюсь спуститься за нашим обедом, — ответил я. — Не пугайся…

Дуара больше ничего не сказала, но крепко ухватилась за мою руку. Наверное, это помогало ей сохранить мужество.

Мы быстро снижались. Случайно одно из животных заметило «Анотар» и издало предостерегающий крик. Животные понеслись по равнине. Они наскакивали друг на друга и в спешке даже сбивали с ног слабых. Я выровнял «Анотар» и начал погоню, летя над самыми спинами убегающих животных.

С высоты, на которой мы летели раньше, скорость движения над поверхностью планеты казалась Дуаре незначительной. Тем больше было ее удивление, когда, снизившись до нескольких футов над убегающим стадом, мы легко обгоняли мчавшихся животных.

Я не считаю достойным убивать животных с борта самолета. Но в данном случае я не охотился, а добывал необходимую нам пищу. Другого способа получить еду в моем распоряжении не было, а спуститься на землю и оказаться на пути бегущего стада означало подвергать свою и Дуары жизнь опасности без всякой нужды. Поэтому, вытащив пистолет, я тщательно прицелился и сразу свалил животное неизвестного мне вида.

В возрасте жертвы я мог ошибиться, но, сравнивая размеры убегающих животных, постарался выбрать примерно годовалый экземпляр. Погоня приблизила нас к подлеску, растущему по берегу Реки Смерти, так что мне пришлось резко взмыть вверх, чтобы не натолкнуться на стволы деревьев. Когда я взглянул на Дуару, она была бледной и, чтобы не вскрикнуть, закусила губу.

Я осторожно посадил «Анотар» рядом с убитым животным. Поляна уже была пуста — остальные животные убежали. Оставив Дуару в кабине, я вышел, чтобы разделать тушу. Я намеревался отрезать побольше мяса, которое можно сохранить свежим во время нашего, как мне казалось, непродолжительного путешествия, а затем поискать более удобную стоянку для отдыха и приготовления пищи, в которой мы так нуждались.

Я трудился недалеко от «Анотара», и ни Дуара, ни я не смотрели в сторону леса, который находился у нас за спиной. Это была наша роковая ошибка.

Разумеется, мы оказались неосторожны и недостаточно бдительны. Все внимание уделялось разделке туши — делу для меня непривычному и потому нелегкому. Внезапно я услышал предостерегающий крик Дуары: «Карсон, берегись!» Обернувшись, я увидел десяток воинов, подбегавших ко мне. Трое сбили меня с ног и стояли надо мной с обнаженными саблями. Шансов на спасение не было. Я вскочил и попытался ускользнуть от занесенных клинков, но получил сильнейший удар и замертво свалился. В последний момент, уже теряя сознание, я вдруг понял, что нападавшие были женщины! Это открытие я воспринял уже скорее подсознанием и провалился в беспросветную тьму.

Я пролежал без сознания несколько часов. Придя в себя, обнаружил, что лежу в луже крови. Очевидно, меня приняли за мертвого и оставили на съедение хищникам. Ни нападавших воительниц, ни Дуары нигде не было видно.

Глава 2

По мере того как возвращалось сознание, меня все сильнее охватывало отчаяние и духовная опустошенность. Такого со мной еще не случалось. Дуара, а с нею и счастье исчезли после нескольких часов блаженства. Это был страшный удар. Но тревога за судьбу Дуары быстро вернула мне самообладание. Ко мне возвращалось сознание и способность логически мыслить.

Физическое состояние было неважным. Голова и верхняя часть туловища залиты запекшейся кровью, вытекшей из нескольких ран, нанесенных клинками женщин-воинов. До сих пор не понимаю, почему меня не добили, и нахожу только одно объяснение: сочли мертвым и не стали тратить лишних сил.

Раны оказались довольно серьезными, но не опасными для жизни. Хотя голова сильно болела, череп не был поврежден. Правда, от нервного потрясения и потери крови я был слаб как маленький ребенок.

Осмотрев «Анотар», я убедился, что он совершенно не поврежден, а оглянувшись вокруг, понял, что воздушный корабль спас мне жизнь: вдалеке, на расстоянии в несколько сотен шагов, группа туземцев внимательно наблюдала за кораблем. По-видимому, не похожий ни на что «Анотар» смутил дикарей, и они держались в стороне, боясь незнакомого предмета.

Оставленные в качестве сторожей или наблюдателей туземки все же не рисковали приблизиться. Беглый взгляд на женщин-воинов убедил меня, что они не были настоящими дикарями: какие-то признаки цивилизованности были заметны в их фигурах, лицах и украшениях.

Это подсказало мне, что воительницы должны жить в каком-то поселении поблизости, поскольку они явились сюда налегке.

Теперь я был уверен, что нападавшие вышли из леса рядом с местом посадки «Анотара», так что розыски Дуары нужно вести именно в этом направлении. Нам не удалось до посадки увидеть какое-нибудь поселение, хотя наш обзор охватывал несколько миль, и мы внимательно следили за местностью, над которой летели, в надежде обнаружить следы цивилизации.

Начать поиск Дуары пешком, да еще в присутствии воинственных женщин, внимательно следивших за кораблем, было бы верхом глупости. Если деревня этих амазонок находится на открытом месте, то лучшего наблюдательного пункта, чем «Анотар», мне не найти.

Я был очень слаб, и сильно кружилась голова, но все же сел за штурвал. Только беспокойство за судьбу Дуары и опасение за собственную жизнь вынуждали меня, напрягая волю, управлять «Анотаром» в том состоянии, в котором я находился.

Благополучно взлетев и оказавшись в воздухе, я сразу забыл не только о своих ранах, но и о своих караульных. Это было ошибкой — позднее я сообразил, что, проследив за ними, быстрее добрался бы до цели.

Осматривая каждый куст и каждое дерево, я летел низко над лесом, бесшумно, как парящая птица. Правда, если бы деревня располагалась в лесу, было бы трудно или даже невозможно обнаружить ее с воздуха. Но поскольку мой «Анотар» летел на небольшой высоте и беззвучно, я надеялся услышать шум, создаваемый жителями, особенно детьми.

Лес занимал небольшую площадь. Я быстро облетел его, внимательно всматриваясь и прислушиваясь, однако никаких признаков жилья не обнаружил.

За лесом располагалась цепь холмов, и на просеке, пересекавшей лес, я внезапно заметил хорошо утоптанную тропинку. Я полетел вдоль нее, но деревни поблизости не оказалось, хотя местность просматривалась на несколько миль. Холмы разделялись небольшими долинами и ущельями. Местность выглядела дикой, и вряд ли здесь располагался поселок. Поэтому я прекратил поиск и развернул «Анотар» обратно к поляне, где похитили Дуару, решив, что надо искать в другом направлении.

В глубине души я пожалел, что не захватил в плен хотя бы одну женщину-воина для допроса, применив все технические возможности, имеющиеся в моем распоряжении. Несмотря на мои ранения, попытка могла оказаться успешной. К сожалению, раны и психологический шок выбили меня из колеи, и время было упущено.

Обратно я летел на небольшой высоте, проносясь над теми же местами, над которыми прошел в сторону холмов, и неожиданно заметил человека, быстро идущего по равнине. Это был мужчина. Он очень торопился и постоянно оглядывался. Вряд ли он видел бесшумно летящий «Анотар» — его внимание было целиком поглощено тем, что находилось у него за спиной. Немного погодя я понял, что его волновало. За ним крался амторианский тарбан — зверь, напоминающий земного льва, свирепый хищник. Он быстро настигал свою жертву, не оставалось сомнений, что тарбан вот-вот кинется на человека и начнется кровавый пир.

Решение пришло мгновенно. Быстрый крутой вираж — и я не опоздал. Зверь прыгнул. Человек обернулся ему навстречу, выставив жалкую пику, видимо, понимая безнадежность своего положения.

Я достал амторианский пистолет, стреляющий р-лучами, выровнял «Анотар» над тарбаном и, не мешкая, выпустил в него весь заряд. Думаю, что это была скорее удача, чем меткость: зверь сразу упал бездыханным. Сделав круг над спасенным человеком, я мягко опустился на землю позади него.

Он был первым венерианцем, которого я встретил с момента похищения Дуары, и мне надо было обязательно его расспросить. Он был вооружен только пикой и потому мне неопасен. Не понимаю, почему он не убегал: видимо, его парализовали как неожиданная гибель хищника, так и вид воздушного корабля. И пока я опускался, выруливал и выходил из «Анотара», он застыл на месте.

Передо мной оказался невзрачный молодой человек небольшого роста. На нем была набедренная повязка, причем настолько широкая, что больше походила на короткую юбку, на шее — несколько ожерелий из цветных камней и бусин, на руках и ногах — браслеты, сделанные из дерева. Длинные черные волосы собраны в два пучка, по одному на каждом виске. В волосы воткнуты маленькие разноцветные перья.

Когда я подошел к нему, он попятился и угрожающе отвел вбок руку с пикой.

— Кто ты? — спросил мужчина — Я не хочу тебя убивать, но если ты подойдешь ближе, мне придется это сделать. Что ты хочешь? Чего тебе нужно?

— Я не причиню тебе вреда. Мне только необходимо поговорить с тобой.

Мы разговаривали на общепринятом языке Амтора.

— О чем ты собираешься говорить со мной? Но сначала скажи, зачем ты убил тарбана, который хотел сожрать меня?

— Чтобы он не убил тебя и не сожрал.

Он покачал головой.

— Очень странно. Ты меня не знаешь. Мы не друзья. Почему ты спас мне жизнь?

— Потому что и ты, и я — люди.

— Хорошая мысль, — обрадовался он. — И если бы все люди ощущали себя одной человеческой общностью, они наверняка обращались бы лучше с себе подобными. Но и тогда, наверное, многие из нас боялись бы друг друга. А что это за штука, в которой ты летаешь? Теперь я вижу, что она неживая. Почему же она не падает на землю и не убивает тебя?

У меня не было ни времени, ни желания объяснять ему основы механики и аэродинамики, и я ограничился замечанием, что «штука» не падает, потому что я заставляю ее держаться в воздухе. Мой не слишком вразумительный ответ тем не менее удовлетворил его.

— Ты, должно быть, замечательный человек! — восхитился он. — Как твое имя?

— Карсон. А твое?

— Лула — ответил он и тут же задал вопрос — Карсон — довольно странное имя для мужчины. Звучит скорее как женское.

— Не более чем Лула, — заметил я, пряча улыбку.

— О, нет! Лула — настоящее мужское имя. И мне кажется, очень красивое. Как ты считаешь?

— Да, очень, — заверил я его. — А где ты живешь, Лула?

Он указал направление, откуда я только что прилетел, отказавшись от надежды найти поселок.

— Я живу в деревне Хаутомай, которая находится в узком глубоком ущелье.

— Как далеко отсюда?

— Около двух клукопов, — последовал ответ.

Два клукопа! Пять миль по земному счету. Я, безусловно, просматривал этот участок местности несколько раз, но не заметил никаких признаков поселка.

— Совсем недавно я видел женщин-воинов с саблями и копьями, — обратился я к нему. — Ты не знаешь, где они живут?

— Они могут жить в Хаутомае или в одной из соседних деревень. О, мы — самары — очень сильны, у нас много поселков. Была ли среди тех, кого ты видел, большая и сильная женщина с глубоким шрамом на левой стороне лица?

— К сожалению, я не смог хорошенько рассмотреть их.

— Пожалуй, тебе повезло, что не удалось подойти к ним поближе — они наверняка убили бы тебя. Я просто подумал, что если среди женщин была Бонд, то они наверняка из Хаутомая. Понимаешь, Бонд — это моя подружка. Она очень сильная и должна стать вождем.

Он сказал «джонг», что означает «король»; но «вождь» — более подходящий титул для дикарей. Из моего краткого общения с дамами самаров я мог уверенно заключить об их дикости.

— Ты отведешь меня в Хаутомай?

— Нет. О, пощади меня — они тебя убьют! А ведь ты спас мне жизнь, и я не хочу подвергать тебя опасности.

— Почему же они захотят убить меня? — потребовал я объяснения. — Я не сделал им ничего плохого и не намерен поступать плохо дальше.

— Это ничего не значит для женщин-самаров, — заверил он меня. — Они не любят мужчин. Они убивают всякого чужого мужчину, который им попадется, даже не спрашивая, зачем он здесь появился. Они убили бы и нас, если бы не боялись, что тогда племя самаров начнет вымирать. Время от времени они убивают некоторых мужчин, если очень рассердятся. Моя супруга пыталась убить меня вчера, но я бежал очень быстро и она отстала. Я убежал и с тех пор прячусь. Надеюсь, что она уже перестала гневаться и я сумею проникнуть в деревню и разузнать, что там происходит.

— Предположим, они похитят чужую женщину, — волнуясь, спросил я. — Что с ней сделают?

— Превратят в рабыню и заставят работать на себя.

— А как с ней будут обращаться?

— Они ни с кем хорошо не обращаются. Живут за счет рабынь и нас, мужчин, — заявил он с горечью.

— Как ты думаешь, ее не убьют?

Он пожал плечами.

— Могут сделать все что угодно. У них очень вспыльчивый характер. Если рабыня ошибется, ее изобьют. И женщины-воины забивают рабынь до смерти…

— Тебе нравится Бонд?

— Нравится ли Бонд? Кто слышал о мужчине, которому нравится женщина? Но что я могу поделать? Ведь я должен как-то жить. Если бы захотел сбежать в другую деревню, меня бы просто убили. Пока я здесь и ублажаю Бонд, я сыт, напоен, защищен и у меня есть место, где я могу переночевать. Кроме того, мы, мужчины, можем немного повеселиться — посидеть и поговорить, когда изготовляем сандалии и набедренные повязки. А когда женщины охотятся или отправляются в набеги, мы играем в разные игры. Во всяком случае, это лучше, чем быть мертвым.

— Я попал в беду, Лула, и ты мне можешь помочь.

— Мы, мужчины, должны стоять друг за друга. Чем я могу помочь тебе?

— Отведи меня в деревню Хаутомай.

Он подозрительно посмотрел на меня и задумался.

— Не забывай, что я спас тебе жизнь.

— Это верно, — согласился он, — я тебе обязан. Это долг благодарности, и его надо выполнить. Но зачем ты хочешь попасть в Хаутомай?

— Мне надо узнать, там ли моя жена. Ее похитили женщины-воины.

— А зачем ты стремишься вернуть ее обратно? Я был бы очень рад, если бы кто-нибудь похитил Бонд.

— Ты не поймешь, Лула, но я действительно хочу получить свою жену обратно. Ты поможешь мне?

— Я доведу тебя до начала ущелья, но не смогу провести в деревню. Они убьют нас при первой же встрече. В тебе сразу узнают чужого и убьют по этой причине, а меня — за то, что осмелился привести тебя в деревню. Вот если бы волосы у тебя были черными, как у нас, ты стал бы незаметным. Смешные желтые волосы сразу выдают тебя. С черными волосами и в темноте можно было бы попытаться проникнуть в одну из мужских пещер и прятаться там довольно долго. Даже если женщины заметят тебя, они не обратят никакого внимания. Они не смотрят ни на кого, кроме собственных мужчин.

— А мужчины не выдадут меня?

— Что ты! Они сочтут это хорошей шуткой. Всегда приятно обмануть женщин. А если тебя обнаружат, мы скажем, что ты обманул и нас. Эх, как бы я хотел, чтобы у тебя были черные волосы!

В тот момент я тоже страстно хотел, чтобы у меня были черные волосы. Это помогло бы мне пробраться в деревню. Но может быть… у меня зародился план.

— Лула! Ты хочешь взглянуть на мой воздушный корабль?

— Пожалуй, — нехотя согласился он.

Я направился к «Анотару». Лула побрел за мной. Я влез на сиденье и пригласил его сесть рядом. Когда он наконец уселся, я перекинул через него привязной ремень и пристегнул его.

— Ты хотел бы прокатиться по воздуху?

— По воздуху? — удивился он. — Пожалуй, нет…

— Ну, тогда прокатимся по земле.

Я не солгал ему, проехав по поляне, пока не повернул навстречу ветру. Потом резко прибавил обороты, и «Анотар» стал быстро разгоняться.

— Не так быстро! — закричал Лула, пытаясь выскочить. Однако он не знал, как расстегнуть привязной ремень. Возясь с пряжками, он несколько секунд не смотрел вниз, а когда взглянул, мы уже поднялись на несколько десятков футов выше деревьев. В страхе Лула отвернулся, закрыл глаза и застонал.

— Ты солгал мне! — хрипло крикнул он. — Ты сказал, что мы прокатимся по земле.

— Но мы действительно прокатились по земле, а я не обещал, что не поднимусь в воздух.

Конечно, это был дешевый трюк, но передо мной была цель, более важная, чем даже жизнь, а парню ничего не грозило.

— Тебе нечего бояться. Я пролетел много тысяч миль и, как видишь, жив и здоров. Открой глаза и посмотри вокруг. Пройдет минута-две, и полет тебе понравится.

Он последовал моему совету, и, хотя у него сначала захватило дух и от удивления раскрылся рот, вскоре он уже заинтересовался и вертел головой во все стороны, разглядывая знакомую местность.

— Здесь ты в большей безопасности, чем на земле, — заметил я. — Ни женщины, ни тарбаны тебя не достанут.

— Это верно, — согласился Лула.

— А кроме того, ты можешь гордиться.

— Почему? — заинтересовался он.

— Ты третье человеческое существо, поднявшееся в воздух над Амтором, — конечно, исключая кланганов, которые, по-моему, вовсе не люди.

— Конечно, нет. Кланганы — просто птицы, умеющие говорить. Куда ты меня везешь?

— Мы уже на месте.

Я пошел на посадку, делая круги над равниной, где охотился и где похитили Дуару. Несколько хищников уже набросились на тушу, но испугались пролетавшего над ними воздушного корабля и разбежались в разные стороны. Быстро выскочив из приземлившейся машины, я срезал несколько полос жира, вернулся в кабину и сразу поднялся в воздух. К этому времени Лула превратился в активного пассажира-наблюдателя и, если бы не привязные ремни, обязательно вывалился бы из кабины, стремясь рассмотреть все и по всем сторонам одновременно.

Вдруг он понял, что мы летим совсем не по направлению к деревне Хаутомай.

— Эй! — закричал он. — Ты летишь не туда, Хаутомай вон там, — он указал направление рукой. — Куда же ты летишь?

— За черными волосами, — усмехнулся я.

Он со страхом взглянул на меня, явно принимая за маньяка или сумасшедшего, после чего сразу притих. Я возвращался к реке, где, как я вспомнил, был небольшой остров, низкий и ровный.

Выпустив понтоны, я мягко опустился на воду и отрулил в небольшую бухту, ухитрившись после нескольких маневров добраться до берега. Привязав «Анотар» веревкой к дереву, заставил Лулу выйти из корабля и разжечь костер. Конечно, я мог сделать это сам, но туземцы разводят огонь значительно расторопнее и быстрее.

С растущих рядом кустов я сорвал несколько покрытых восковым налетом листьев. Когда огонь разгорелся, разрезал жир на куски и начал сжигать его кусок за куском, старательно собирая сажу на листья. Вся процедура заняла значительно больше времени, чем я рассчитывал, но зато удалось собрать столько сажи, сколько было нужно.

Смешав сажу с оставшимся жиром, я втер смесь в волосы. Пока я занимался импровизированной гримировкой, Лула следил за мной с широкой ухмылкой на лице. Вместо зеркала я посматривал в воду — гладкая поверхность служила отличным зеркалом. После окончания гримировки пришлось смывать сажу с рук и лица, пользуясь золой вместо мыла. Одновременно удалось смыть все следы крови с лица и тела. Теперь я чувствовал себя словно заново рожденным и даже забыл о ранах.

— Пора отправляться в Хаутомай, — объявил я Луле, забираясь в «Анотар».

Взлет с воды прошел труднее, чем я ожидал, так как пришлось сделать длительный разбег по гладкой воде из-за отсутствия ветра. Подняв фонтаны брызг по бокам, «Анотар» наконец поднялся в воздух, и я направил его в сторону Хаутомая.

Найти поселок с большой высоты не очень просто. Внезапно Лула закричал и показал вниз. Я посмотрел… и ничего не заметил, кроме узкого ущелья с почти отвесными склонами. Никаких следов строений.

— Где же поселок?

— Да вот он.

Я все еще ничего не замечал.

— Но ведь ты не видишь отсюда пещеры!

Только теперь я понял, что Хаутомай — это поселение пещерных жителей. Неудивительно, что я пролетал над ним много раз, однако, не смог обнаружить. Сделав несколько кругов над Хаутомаем, я внимательно изучил прилегающую местность, засекая при этом время. Я знал, что близится закат. Мой план уже созрел. Лула пойдет в ущелье вместе со мной и покажет пещеру, где он живет. Самому мне ее никогда не найти. Однако я опасался, что если отпущу Лулу сразу после посадки, то он сбежит и нарушит все мои замыслы. Поэтому первая задача состояла в том, чтобы отыскать безопасное место для посадки «Анотара» неподалеку от пещер.

Наконец удалось найти площадку, на которой, как мне показалось, можно оставить корабль.

С наступлением темноты я посадил «Анотар» в выбранном месте, подрулил к группе деревьев и закрепил корабль крепкими канатами. Мне очень не хотелось уходить и бросать «Анотар» на произвол судьбы. Животных я не боялся — вряд ли зверь, даже самый крупный, осмелится подойти к незнакомому предмету с неизвестным запахом. Но что сделают туземцы с кораблем, если обнаружат его под деревьями? Об этом лучше не думать…

Впрочем, ничего другого не оставалось, и после захода солнца Лула и я подошли к началу узкого ущелья. Мрак ночи становился все гуще. Это было не слишком приятно. Издалека уже доносился рев хищников, выходящих на ночную охоту, а рядом шагал Лула, за которым надо было постоянно присматривать, поскольку он явно намеревался удрать от меня в первый же подходящий момент. Он глубоко сожалел о своем обещании помочь мне и думал только о том, что будет с ним, когда обнаружится, что именно он привел чужого человека в деревню.

Я убеждал, что сумею защититься сам и защитить его, клялся всем святым для амторианцев, что ни за что не выдам его и буду утверждать, что никогда не видел его, если меня будут спрашивать. Наконец мы подошли к подножию утеса, в толще которого были сооружены пещеры Хаутомая. До сих пор все шло без осложнений. Кое-где на земле горели костры; неподалеку полыхал большой костер и теплился маленький. Вокруг большого сидели несколько женщин, перетянутых ремнями. Они громко разговаривали, спорили и, казалось, ссорились. Впрочем, это не мешало им раздирать на части большие куски мяса, жарившегося над костром и распространявшего довольно аппетитный запах.

Около меньшего костра расположились несколько маленьких мужчин. Они сидели спокойно, а если и разговаривали, то очень тихо, понизив голос почти до шепота. Изредка кто-нибудь осторожно усмехался. Тогда все спешно оборачивались и подозрительно смотрели в сторону женщин. Однако те не обращали на мужчин никакого внимания, придавая их присутствию не больше значения, чем бродившим у них под ногами морским свинкам и каким-то похожим на кошек животным, сладострастно принюхивающимся к запаху жареного мяса.

К этой группе мужчин меня и подвел Лула.

— Ничего не говори, — предупредил он, — не привлекай к себе внимания.

Я держался за спинами мужчин, стараясь спрятать лицо в тени, отбрасываемой их фигурами. Лула приветствовал собравшихся, и по манере их разговора я мог судить, что униженность положения и дружеские связи между товарищами по несчастью крепко объединяют их.

Поискав взглядом Дуару, я не увидел ни одной женщины, похожей на нее.

— Как настроение Бонд? — услышал я вопрос Лулы.

— Плохое, как всегда.

— Налет и охота прошли удачно? Что говорят женщины?

— Да, все было удачно, — последовал ответ — Сегодня мяса достаточно, а Бонд привела с собой женщину-рабыню, которую она захватила в плен. Но самое странное — это Тот. Даже женщины немного испугались, когда увидели Того, о котором они рассказывали. Во всяком случае, они поторопились убраться оттуда и даже не обыскали мужчину, который был около Того и которого они убили.

— О, я знаю, что там было. — Луле явно не терпелось. — Это «Анотар».

— А что такое «Анотар»? — потребовал объяснения один из мужчин.

Лула начал заикаться и понес какую-то несуразицу.

— Вы что, шуток не понимаете? — капризно объявил он, вконец запутавшись.

Я улыбнулся, сознавая, как близко оказался Лула к предательству из-за своего тщеславия. Хотя он и доверял друзьям, но явно не мог позволить себе быть полностью откровенным с ними. Теперь можно перевести дух. Я в нужной деревне, и Дуара где-то рядом. Но где? Можно спросить у сидевших около костра мужчин, но если им не вполне доверяет Лула, то как могу довериться я?

А если встать и позвать Дуару? Надо обязательно дать ей знать, что я жив и нахожусь поблизости. Хорошо зная Дуару, я опасался, что она покончит с собой, посчитав ситуацию безнадежной… Надо срочно что-то придумать. Я пододвинулся к Луле и, когда оказался достаточно близко, прошептал ему на ухо:

— Отойди от костра, мне надо поговорить с тобой.

— Уйди, я тебя не знаю, — шепотом ответил Лула.

— Ты меня знаешь! Если не подойдешь, я расскажу всем, где ты был весь день и что ты привел меня сюда!

— Ты не сделаешь этого!

— Тогда подойди ко мне.

— Хорошо, — сдался Лула и, поднявшись, отошел от костра в тень, подальше от огня.

Я показал на женщин и спросил:

— Бонд там?

— Да, эта самая большая скотина сидит к нам спиной.

— Новая рабыня Бонд в ее пещере?

— Наверное.

— Одна?

— Нет, другая рабыня, которой Бонд доверяет, будет наблюдать за ней, чтобы она не убежала.

— А где пещера Бонд?

— Высоко, на третьей террасе.

— Отведи меня туда, — скомандовал я.

— Ты сумасшедший! — взвизгнул он. — Или считаешь меня дураком!

— Но вам же позволяют подниматься на скалу?

— Да, но я не могу идти в пещеру Бонд, если она не посылает за мной.

— Тебе незачем идти; просто проводишь меня и укажешь нужную пещеру.

Он замешкался и почесал в затылке.

— Хорошо, — согласился он наконец. — Пожалуй, таким способом я избавлюсь от тебя. Но не забывай свое обещание никому не говорить, что именно я привел тебя.

Я последовал за ним по лестнице сначала на первую террасу, затем на вторую, но когда мы почти поднялись на третью, нам встретились две женщины, спускавшиеся вниз. Лула страшно испугался.

— Сюда, — прошептал он, нервно схватив меня за руку.

Мы пошли вдоль не слишком надежной дорожки, тянувшейся от пещеры к пещере и кончавшейся у самой дальней из них. Здесь Лула остановился, весь дрожа.

— Мы едва не попались, — снова зашептал он. — Даже с черными волосами ты не слишком похож на местного мужчину. Ты большой и сильный, словно женщина. Да и эта штука, висящая на поясе, выдает тебя как чужого: у нас такой ни у кого нет. Лучше брось ее.

Слова Лулы относились к моему пистолету — единственному оружию, кроме охотничьего ножа, которое я захватил с собой. Разумеется, я не собирался следовать совету Лулы выбросить пистолет. Но в одном он был прав: оружие могло выдать меня, хотя именно оно в какой-то степени обеспечивало безопасность в этих почти безнадежных условиях. Мне с трудом удалось спрятать пистолет в складках одежды.

Дожидаясь, когда мимо нас пройдут женщины, я сошел с тропы и стал наблюдать за сценой, разыгравшейся у костра, где сидели женщины.

Большинство воительниц были опоясаны ремнями; у них широкие плечи, мощные грудные клетки, сильные руки и ноги. Они напоминали гладиаторов, а не представительниц слабого пола. Голоса низкие, смех и шутки — грубые. Падающий от костра свет играл на почти голых телах. Огрубевшие мужеподобные лица были видны довольно четко.

Их нельзя назвать безобразными, несмотря на короткие волосы и бронзовый цвет кожи. Но хотя их фигуры отдаленно напоминали современных женщин, ничего женственного в них не было. О них невозможно было думать как о женщинах.

Пока я смотрел, две из них начали ссориться. Они обзывали друг друга самыми оскорбительными словами. Потом в ход пошли палки и кочерга. И дрались они не как женщины. Не было хватанья за волосы или царапанья. Их драка больше напоминала схватку дикарей ледникового периода. Совсем по-другому вели себя мужчины у другого костра. Они сидели как мышки и с почтительного расстояния радостно любовались борьбой. По сравнению с женщинами они были невысокими и хрупкими, голоса нежными и приятными, манера поведения благопристойная, как в женской монастырской школе. Лула и я не собирались ждать исхода борьбы. Две женщины, которые помешали нам сразу пройти на третью террасу, спустились вниз и прошли дальше. Наконец мы поднялись на уровень, где располагалась пещера Бонд. Лула потихоньку пробормотал, что пещера его жены — третья слева. Исполнив свое обещание, он уже собрался покинуть меня, но я его задержал:

— А где пещеры мужчин?

— На самой верхней террасе.

— Там и твоя пещера?

— Да, это последняя пещера слева от лестницы. Я сейчас иду туда и надеюсь, что никогда больше не увижу тебя.

Голос у него дрожал, и он трепетал, как лист на ветру. Казалось невозможным, чтобы мужчина был доведен до такого жалкого состояния — безумного панического страха перед женщинами. А ведь он встретил прыжок тарбана с истинным мужеством.

Сочувственно покачав головой, я направился к пещере Бонд.

Глава 3

Подходы к пещерам и переходы между ними показались мне не слишком удобными, но, видимо, жители Хаутомая приспособились к ним. Конструкция их достаточно простая. В песок перед входами в пещеры горизонтально вкопаны бревна, фута на два выступающие над обрывом. Бревна перевязаны гибкими ветками. Снизу они подпираются укосинами, тоже привязанными к концам бревен веревками, свитыми из травы. Образовавшийся помост-дорожка очень узкий, и нигде нет даже намека на перила. Я невольно подумал, каково придется, если на такой дорожке произойдет стычка. Зато защищать подходы даже против многочисленных врагов не составляло особого труда.

Размышляя так, я добрался до третьей пещеры слева. Кругом все спокойно, и в пещере темно.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул я.

Сонный голос не торопясь ответил:

— Кто это? Что надо?

— Бонд требует, чтобы ее новая рабыня спустилась вниз, — объявил я и услышал, как в пещере кто-то завозился; женщина с всклокоченными волосами неторопливо подошла к выходу.

К счастью, вокруг было слишком темно, и она не могла разглядеть черты моего лица и фигуру. Кроме того, я надеялся, что караульная окажется слишком сонной, чтобы мой голос вызвал у нее подозрение, ибо звучал он не так, как голоса местных мужчин, которые я уже слышал, хотя изо всех сил старался подражать голосу Лулы.

— Что от нее хочет Бонд?

— Откуда я знаю?

— Смешно, — хихикнула она. — Бонд строго-настрого приказала не выпускать ее из пещеры… Да вот и сама Бонд идет сюда.

Я взглянул вниз. Драка закончилась, и женщины поднимались к своим пещерам. Для меня стало ясно, что от пещеры Бонд необходимо убраться как можно скорее. Сделать что-либо для Дуары сейчас невозможно, и следовало уходить, чтобы не попасть в западню.

— Наверное, Бонд изменила решение, — пробормотал я.

Говоря так, я повернулся лицом к лестнице, ведущей на верхнюю дорожку. К счастью, рабыня еще по-настоящему не проснулась, а главное — ей хотелось как можно скорее добраться до постели. Она пробормотала что-то нечленораздельное, но прежде чем успела понять, что происходит, я уже исчез.

Чтобы добраться до лестницы, ведущей к пещерам мужчин, не понадобилось много времени. Не задерживаясь, я поднялся по ступеням и нырнул в глубину пещеры. Там было темно и пахло как в свинарнике, который не чистили много лет. Помещение явно нуждалось в срочном проветривании.

— Лула, — шепнул я и с радостью услышал недовольное ворчанье:

— Это опять ты?

— Твой старый друг Карсон собственной персоной, — подтвердил я как можно веселее — Ты, кажется, совсем не рад мне?

— Конечно, нет! Надеялся больше не увидеть. Думал, тебя убьют. Почему тебя не убили? Значит, ты не стал там долго задерживаться и тебя не заметили? Почему же ты ушел?

— Чтобы увидеть своего старого друга Лулу!

— А исполнив свое желание, оставишь наконец меня в покое?

— Не сегодня. Может быть, завтра. Надеюсь, нет, почти наверняка я уйду завтра!

Он снова заворчал:

— Смотри, чтобы тебя не увидели выходящим из пещеры. О, зачем я сказал, где моя пещера!

— Это действительно было глупо с твоей стороны, но не переживай: я не причиню тебе никакого вреда и беспокойства, если ты мне поможешь.

— Помочь? Помочь украсть твою подругу у Бонд? Она же убьет меня!

— Давай не будем нервничать, подождем до завтра. Нам обоим нужно отдохнуть и выспаться, но смотри, Лула, не выдай меня! Если ты это сделаешь, я расскажу Бонд обо всем. Еще один вопрос перед сном: ты занимаешь пещеру один?

— Нет! Со мной двое мужчин. Наверное, они скоро поднимутся. Не разговаривай со мной больше, когда они придут.

— Как ты думаешь, они нас не выдадут?

— Не знаю. Но рисковать не намерен.

Мы замолчали. Вскоре снаружи послышались шаги, и через несколько секунд двое мужчин вошли в пещеру. Они продолжали разговор:

— …бить меня, поэтому я ничего не мог сказать, но перед тем как подняться, слышал, как женщины говорили об этом. Тогда они почти все были в своих пещерах, а мы собирались разжечь костер для последней еды перед темнотой. Я вышел из пещеры, взглянул наверх и увидел…

— Почему же твоя женщина побила тебя?

— Она сказала, что я лгу, а она не любит лжецов и ни единому слову не верит. А коли я рассказываю такие небылицы, то, значит, могу соврать о чем угодно.

— Но две женщины подтвердили, что они тоже видели Это! Как же тогда повела себя твоя женщина?

— Она пообещала снова побить меня.

Как свойственно женщинам, логика в действиях воинственной подруги одного из говоривших отсутствовала.

— А на что Это похоже?

— На большую птицу, только крыльями не размахивает. Она летела прямо над ущельем. Женщины, видевшие Это, утверждали, что такая же штука была на поляне, когда захватили новую рабыню и убили желтоволосого мужчину.

— Эта штука, наверное, тот самый «Анотар», о котором говорил Лула.

— Но ведь он сказал, что шутит!

— Как он мог шутить о том, чего никогда не видел? Очень странно.

— Эй, Лула!

Ответа не последовало.

— Эй, Лула! — мужчина позвал громче и настойчивее.

— Я сплю, — ответил Лула сонным голосом.

— Тогда просыпайся, — настаивал один из вошедших — Мы хотим знать все об «Анотаре».

— Я ничего не знаю… Я никогда его не видел и не подходил к нему…

— А кто сказал, что ты подходил и даже залезал в него? Человек не может подняться в воздух. Такого не может быть!

— О, эта штука летает! — воскликнул Лула. — На «Анотаре» могут подняться двое мужчин, а может быть, и четверо. Если понадобится, он может летать кругами!

— Я думал, ты ничего не знаешь, — заметил другой мужчина.

— Я засыпаю, — пробормотал Лула.

— Ты нам все расскажешь про «Анотар», или я донесу на тебя Бонд!

— О, Вила, не делай этого! — испугался Лула.

— Обязательно сделаю, — не уступал Вила. — Говори!

— А если я расскажу, ты обещаешь, что никогда не разболтаешь другим об услышанном?

— Обещаю.

— Ты, Элли, тоже обещаешь?

— Я никому не донесу, ты же знаешь, Лула!

— А теперь вставай и расскажи все, что ты знаешь.

— Слушайте! Я видел «Анотар», ездил на нем и даже поднимался в небо!

— Ну и врешь же ты, Лула, — подначил Вила.

— Честное слово, не вру! — обиделся Лула. — Если не веришь, спроси Карсона.

— А кто такой Карсон? — потребовал объяснений Вила.

— Тот, кто поднимает «Анотар» в воздух.

— Но как мы спросим у него? Мне кажется, ты снова врешь, Лула. У тебя в последнее время появилась дурная привычка врать!

— Я не вру. Если не верите, спросите Карсона — он здесь, в нашей пещере.

— Что? — закричали они в ужасе.

— Лула не лжет, — вступил я в разговор — Я здесь. И Лула действительно летал на «Анотаре» вместе со мной. Если и вы захотите прокатиться, это можно устроить завтра. Только помогите мне выбраться отсюда, чтобы женщины не видели меня.

Какое-то время царило молчание. Затем Элли испуганно пробормотал:

— Что скажет Джеда, если узнает об этом?

Джеда была вождем деревни Хаутомай.

— Но ведь не обязательно ей рассказывать, — рассудительно заметил Лула.

— Джеда не должна знать, и она об этом не узнает, если никто из вас не донесет. А если вы так поступите, я обязательно заявлю, что вы трое знали обо всем, провели меня в пещеры и прятали там, чтобы я ее убил!

— О, нет! — запричитал Элли, — ты так никогда не сделаешь!

— Не сделаю, если вы мне поможете. Просто никто не должен знать обо мне, и тогда мы покатаемся на «Анотаре».

— Нечего бояться, — вступил в беседу Лула. — Я тоже не побоялся. Вы увидите весь мир сразу, и никто не сможет добраться до вас. Хотелось бы мне всегда оставаться там! Не нужно бояться тарбанов и даже Бонд!

— Я бы хотел полетать, — согласился наконец Вила — Не испугался же Лула, значит, и мне бояться нечего!

— Если ты полетишь, то и я тоже, — поддержал Элли.

Мы поговорили еще немного, прежде чем уснуть. Я расспрашивал о привычках женщин-воинов и выяснил, что охота и набеги обычно начинаются утром. В деревне остаются только несколько женщин — не столько для охраны, сколько для поддержания дисциплины среди мужчин и присмотра за рабынями. Утром рабыни спускаются вниз, и пока женщины занимаются набегами и охотой, они собирают дрова для костров и приносят в пещеры воду в глиняных кувшинах. Рабыни также помогают мужчинам делать сандалии, набедренные повязки, глиняную посуду и украшают орнаментом кувшины и плошки.

На следующее утро я остался в пещере и наблюдал за оживленной жизнью обитателей поселка. Когда женщины-воины покинули деревню, спустился по лестнице к подножию утеса. Я уже знал достаточно о местных женщинах, чтобы вести себя, не привлекая внимания.

То, что они презирают мужчин и пренебрегают ими, облегчало задачу. Вряд ли любая женщина могла узнать другого мужчину, кроме своего сожителя. Остальные были им глубоко безразличны. Но мужчин мне следовало опасаться. Они знали друг друга, и как поступят, увидев неизвестного, предугадать было невозможно. С полдюжины женщин собрались в середине ущелья, когда рабыни и мужчины занялись своими привычными делами. Я заметил, что некоторые рабыни разглядывают меня. Очевидно, я чем-то привлек их внимание, спускаясь с лестницы.

Очутившись внизу, я направился к группе рабынь, работавших у входа в ущелье. Мое появление прошло незамеченным. Хотя я старался держаться подальше от мужчин, но все равно волновался.

Всматриваясь в рабынь, я все время искал Дуару. Страх охватывал меня, когда я раз за разом убеждался, что ее здесь нет. Некоторые рабыни заметили пристальное внимание к ним, вопросительно на меня поглядывали и даже делали попытки заговорить.

— Кто ты? — спросила наконец одна.

— Ты должна бы знать! — ответил я и, пока она старалась понять мой ответ, успел отойти подальше.

Вдруг из леса вышли несколько рабынь, нагруженных вязанками дров. Сердце мое замерло: среди них я узнал Дуару. Я бросился к тропинке, по которой она должна была пройти. Встав у самого края дорожки, ждал взгляда дорогого мне человека. Все ближе подходила она, и с каждым ее шагом сердце стучало все сильнее. Когда оставалось лишь несколько шагов, она подняла глаза, взглянула… и равнодушно прошла мимо. Ее лицо не изменилось — она не узнала меня. На какой-то миг я был огорошен и раздавлен, а потом разозлился. Повернувшись, догнал ее.

— Дуара! — позвал я шепотом.

— О, Карсон! Что с тобой случилось?

Я забыл про черные волосы и уродливые ссадины на лице, про шрам, рассекающий лоб от виска до виска. Она и не могла узнать меня в новом обличье.

— Так ты не умер! Не умер! Я думала, что они убили тебя. Скажи мне…

— Не сейчас, дорогая! — прервал я ее. — Сначала нам надо выбраться отсюда.

— Но как? Ведь они сторожат нас…

— Мы просто убежим, вряд ли нам подвернется лучшая возможность. — Я быстро огляделся. Женщины-воины по-прежнему судачили, не обращая внимания ни на нас, ни на кого-либо другого. Они были полными владыками в поселке и спокойно, с пренебрежением поглядывали вокруг.

Большинство мужчин и рабынь были в ущелье позади нас, но некоторые могли бы преградить нам путь к бегству.

— Ты еще пойдешь за дровами?

— Да, обязательно.

— Хорошо! Когда будешь возвращаться, постарайся идти последней. Я тебя встречу. А теперь иди. Не стоит привлекать внимания окружающих.

И она ушла. Пренебрегая возможной опасностью, я бросился разыскивать Лулу. Мужчины подозрительно провожали меня глазами, но были так тупы, что лишь удивлялись появлению незнакомца, так непохожего на них, но не собирались что-либо предпринимать. Оставалось надеяться, что когда они обо всем догадаются, то уже не смогут помешать моему плану.

Когда я нашел Лулу, он так обрадовался, словно увидел привидение.

— Разыщи Вилу и Элли, — приказал я. — Вы пойдете со мной.

— Зачем? — Его шепот был едва слышен.

Узнаешь потом. Делай как я сказал, и побыстрее, иначе обо всем скажу женщинам!

Он был так перепутан, что безропотно отправился на поиски и вскоре привел обоих.

— Что ты хочешь от нас? — перешел в наступление Вила.

— Я собираюсь покатать вас на «Анотаре», как обещал вчера.

Они посмотрели друг на друга. Было видно, что они трусили. Возможно, их страшила мысль о полете, но еще больше они боялись женщин. Элли закашлялся.

— Сегодня я не могу.

— Вы пойдете со мной независимо от того, полетите вы на «Анотаре» или нет, — отрезал я. — Это приказ!

— Но куда ты нас поведешь? — пытался поторговаться Вила.

— Идите за мной, и я вам скажу. И не забудьте, что, если вы ослушаетесь, я расскажу женщинам, как вы собирались убить Джеду. Ну, пошли!

— Ты низкая тварь! — взвыл Вила.

Их так много били всю жизнь, что господствующим мотивом поведения стал комплекс неполноценности. Они боялись всех, и если не давать им времени думать, то они готовы подчиниться любой команде достаточно волевого лидера. Вот почему я не сомневался, что они пойдут со мной.

За это время рабыни положили принесенные вязанки дров и возвращались в лес за новыми дровами. Я уверенными жестами направил своих далеко не добровольных помощников к дорожке, по которой рабыни ушли в лес. Мы должны были нагнать их и похитить Дуару, которая, как мы договорились, шла в конце цепочки носильщиц.

Догнав рабынь, я окружил Дуару своими спутниками, чтобы хоть на короткое время скрыть от женщин-воинов, что происходит в хвосте колонны, а затем направил всю нашу группу из пяти человек к входу в ущелье.

В этот момент я дорого отдал бы за зеркало, которое позволило бы видеть, что происходит позади нас. Никогда минуты не казались мне такими длинными, но наконец мы подошли к нижнему концу ущелья. И тут раздался грубый голос женщины:

— Куда вы направляетесь? Возвращайтесь назад!

Трое мужчин сразу остановились. Я взял Дуару за руку и продолжал идти. Только теперь я позволил себе оглянуться. Лула, Вила и Элли послушно маршировали назад к своим хозяйкам, а трое женщин спускались вниз по ущелью по направлению к нам.

Они заметили, что двое из группы пренебрегают командой, и снова закричали, но когда мы не обратили никакого внимания на повторные окрики, женщины-воины бросились за нами вдогонку. Тут и мы припустились во весь дух.

Я не сомневался, что они не смогут нас догнать — ведь их фигуры, громоздкие и приземистые, не были приспособлены для бега. Но нам надо не просто быстрее пробежать определенную дистанцию. Мы должны опередить их на значительное расстояние, чтобы добежать до «Анотара», успеть развязать канаты, удерживающие корабль, и запустить мотор — и все за считанные секунды, пока женщины не догнали нас.

Когда мы выбежали из нижней, узкой части ущелья, невдалеке уже была видна поляна, на которую я посадил «Анотар». В том направлении, куда мы бежали, росли высокие развесистые деревья, под которыми стоял наш корабль. Там нас ждало спасение, но на пути к нему внезапно появилось почти непреодолимое препятствие: в нескольких сотнях шагов у дороги, по которой мы бежали, в угрожающих позах стояли три тарбана.

Глава 4

Вид огромных животных, преградивших нам путь, ошеломил нас. Возникло чувство, что мы натолкнулись на нечто непреодолимое. В таких случаях невольно опускаются руки, и лишь немногие начинают лихорадочно искать способ обойти препятствие.

У меня был лучевой пистолет, но даже если бы мне удалось прикончить страшилищ, задержка дала бы возможность женщинам догнать нас и лишила последней надежды на спасение. Я уже слышал их крики и боялся, что шум привлечет внимание одной из групп женщин, ушедших на охоту. Тогда положение станет еще более трудным.

К счастью, наши преследователи пока не выскочили из ущелья, и мне показалось, что появился единственный шанс ускользнуть как от них, так и от тарбанов.

Рядом с нами поднимались деревья, густая листва которых могла бы стать отличным прикрытием. Поэтому я подсадил Дуару на нижнюю ветку и подтянулся за ней сам. Взобравшись повыше, мы стали ждать, стараясь не высовываться из-за листьев.

Тарбаны отлично видели нашу уловку и уже направились к дереву. Но когда из ущелья показались бегущие женщины, звери сразу забыли о нас и все внимание уделили новой добыче.

Вид тарбанов заставил женщин насторожиться. Я видел, как они оглядываются, ища нас. Но когда тарбаны дружно двинулись вперед, женщины быстро ретировались в узкий каньон. Тарбаны последовали за ними, и, когда они скрылись из глаз, мы с Дуарой спрыгнули на землю и поспешно бросились к «Анотару».

До нас доносился рев и рычание тарбанов, отчаянные вопли женщин. Мы бежали, иногда от усталости переходя на шаг, но с каждой секундой приближались к кораблю.

То, что несколько минут назад казалось катастрофой, стало нашим спасением: мы могли не опасаться ни тарбанов, ни женщин.

Теперь моей единственной заботой был «Анотар», и я почувствовал себя по-настоящему счастливым, увидев воздушный корабль и убедившись, что он в полном порядке. Через пять минут мы поднялись в воздух, и наши приключения в Хаутомае стали лишь неприятным воспоминанием. И все же — как близки мы были к тому, что означало смерть для меня и жизнь в рабстве для Дуары! Если бы женщины-воины задержались на мгновение, чтобы убедиться в моей гибели, исход оказался бы совсем иным. Я до сих пор считаю, что вид незнакомой для женщин-воинов летательной машины настолько испугал их, что вынудил как можно быстрее удалиться. Дуара сказала мне, что взявшие ее в плен женщины долго спорили о корабле по пути в деревню, опасаясь, что неизвестное «животное» бросится за ними в погоню.

Нам было о чем поговорить, пока я кружил над равниной в поисках дичи. Пища была необходима, поскольку я не ел два дня, а Дуара проглотила всего несколько кусочков, пока была в пещере у Бонд. Дуара все время смотрела на меня и даже трогала рукой, словно не веря глазам и желая еще раз убедиться, что я жив — настолько она была уверена, что тогда, у опушки, напавшие внезапно воинственные женщины убили меня.

— Я не прожила бы долго, Карсон, если бы ты не появился в деревне, — наконец произнесла она. — Когда я думала, что ты мертв… умер… что тебя убили, я не хотела жить. И не просто потому, что была в рабстве. Я не могу жить без тебя и искала удобного случая, чтобы покончить с собой!

Наконец я нашел стадо похожих на антилоп животных и сразу убил одну из них, как в предыдущий день, но теперь Дуара бдительно несла караул, пока я разделывал тушу. Забрав мясо, мы полетели к острову, где я останавливался с Лулой, когда преображал себя в брюнета. На этот раз мне пришлось проделать обратную операцию, после чего мы приготовили мясо и с аппетитом поели.

И снова мы были счастливы. Наши недавние волнения и тревоги казались теперь далекими воспоминаниями. Как быстро душа человека уходит от депрессии и сталкивает мрак отчаяния в бездонные глубины забвения!

Дуара очень беспокоилась о моих ранах и настояла, что сама промоет их. Единственная опасность состояла в возможности инфекции, поскольку у нас не было лекарств. Но опасность эта на Венере гораздо меньше, чем на Земле с ее огромным населением и повсеместной городской грязью.

Сыворотка долголетия, которую мне ввел Данус вскоре после моего появления на Венере, способствовала выработке стойкого иммунитета. В общем, я не очень беспокоился, но Дуара чувствовала себя наседкой с единственным цыпленком. Наконец у нее проснулись природные стремления и инстинкты, и, признав любовь ко мне как свершившийся факт, она без меры расточала преданность и заботу на предмет своей любви. Это придавало ее чувству высоту и святость.

Мы оба ощущали радость после всего хорошего и плохого, что с нами случилось, и решили остаться на острове по крайней мере до следующего дня. Я был уверен, что здесь нет ни людей, ни опасных животных, и впервые за много месяцев мы могли отдохнуть и думать только друг о друге. Это был лучший день в моей жизни.

На следующее утро мы поднялись с нашего маленького островка и полетели на юг вдоль Реки Смерти. Мы знали, что она должна впадать в океан, но в какой и где? Что находится за ним? Куда мы можем направиться в этом огромном и таинственном мире?

— Может быть, мы найдем где-нибудь островок побольше и будем жить там вдвоем — только ты и я? — предложила Дуара. — Одни… Ведь нам никто не нужен.

У меня не хватило духу сказать ей, что спустя всего несколько месяцев жизни на таком острове нам скорее всего захочется зарезать друг друга. И нужно смотреть правде в глаза. Куда нам направиться? Вернуться в Вепайю было невозможно. Теперь я твердо знал: Дуара скорее умрет, чем разлучится со мной. И не было сомнений, что в Вепайе казнь состоится в тот же день, когда Минтеп, ее отец, схватит меня.

Единственной причиной моего желания вернуть Дуару на родину была вера в то, что там она будет в безопасности и в конечном счете добьется счастья. Независимо от того, что станет со мной — ведь не будет она всю жизнь носиться по планете рядом с человеком, у которого в этом жестоком мире нет корней. Теперь же я всем существом понял иное: мы оба скорее умрем, чем навсегда расстанемся.

— Давай полетим куда глаза глядят — обратился я к Дуаре, — и когда найдем место, где мы сможем жить в покое и безопасности, поселимся там.

— У нас еще пятьдесят лет до того, как «Анотар» откажется нам служить, — шутила и смеялась Дуара.

Вскоре я заметил на горизонте быстро растущую блестящую полоску воды, казавшуюся пустынной и безжизненной. Мы достигли океана.

— Давай полетим и поищем наш остров, — предложила Дуара.

— Но сначала запасемся водой и пищей, — заметил я.

Добытое на охоте мясо было завернуто в большие ароматные листья, и я не сомневался, что оно сохранится еще несколько дней. Но есть сырое мясо нам не хотелось. В полете приготовить пищу невозможно, и мы приземлились, чтобы подготовиться к дальним перелетам. Помимо мяса я набрал фруктов и крупных орехов. Kpомe того, мы запасли клубней, почти повсеместно растущих на Амторе, очень приятных на вкус и питательных даже в сыром виде.

Во время полета мы обнаружили долину, тянущуюся от Реки Смерти на несколько миль в сторону. С одной стороны ее окаймлял лес, а вдоль другой текла небольшая речка, вливающаяся в поток, сбегающий с окрестных гор. Я приземлился вблизи леса, надеясь найти фрукты и орехи, и не разочаровался. После этого, набрав еще и дров, погрузил их в заднюю кабину и подрулил к речке.

Место, где мы остановились, просматривалось во всех направлениях, так что мы могли не опасаться неожиданного появления людей или животных. Я развел костер и поджарил мясо на вертеле, а Дуара караулила наш покой. Чистая вода из ручья до краев наполнила бак, которым я предусмотрительно снабдил «Анотар» еще при постройке.

Теперь у нас было достаточно пищи и воды на несколько дней непрерывного полета. Мы поднялись в воздух и, увлеченные духом исследования, направились к морю, пролетая над огромной дельтой Реки Смерти, которая по размерам могла бы соперничать с Амазонкой.

С самого начала Дуара заинтересовалась пилотированием «Анотара». Я уже объяснил ей назначение и принцип работы системы управления воздушным кораблем, но пока она самостоятельно еще ни разу не вела корабль. Теперь же я позволил ей всерьез взяться за штурвал. Я понимал, что она должна научиться хорошо управлять «Анотаром». В случае длительных полетов это было необходимо — а именно такая ситуация складывалась при перелете через океан. Ведь мне обязательно понадобится сон, и Дуаре придется заменить меня.

Управление «Анотаром» в воздухе при обычных условиях не труднее ходьбы по ровной дороге, и потребовалось немного времени, чтобы научить Дуару обращаться со штурвалом и педалями, придать ей уверенности, а также дать «почувствовать» воздушный корабль. Со временем к Дуаре придут и плавность движений, и быстрота реакции. Мы летели на такой высоте, которая позволяла мне оказать ей помощь в случае необходимости.

Полет продолжался всю ночь, и примерно треть этого времени за штурвалом находилась Дуара. Когда наступило утро, мы увидели землю. Насколько можно было видеть, и на востоке, и на западе листья и стволы гигантских деревьев поднимались на тысячи футов, и их вершины исчезали в нижнем облачном слое, который вечно прикрывает небо над просторами Амтора. Этот слой облаков защищает поверхность Венеры от солнечного излучения, которое в противном случае сожгло бы все живое на планете.

— Картина кажется мне знакомой, — обратился я к Дуаре, когда она проснулась.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, что под нами Вепайя. Мы пролетим вдоль побережья и, если я прав, увидим естественную гавань, где в тот день, когда тебя похитили, а меня схватили кланганы, на якоре стояли «Софал» и «Совонг». Уверен, что узнаю местность.

Дуара ничего не ответила. Она долго молчала, пока мы летели вдоль берега. Вскоре мы пролетели над гаванью.

— Вепайя, — вздохнула она.

— Мы можем снизиться, Дуара. Хочешь остаться?

Она покачала головой.

— Без тебя — нет!

Я наклонился и поцеловал ее.

— Тогда куда?

— О, давай просто полетим дальше. Все пути одинаково хороши, если ты рядом.

«Анотар» летел чуть севернее побережья, так что я просто не стал менять курс. Мир, проносящийся под нами, был совершенно не знаком ни Дуаре, ни мне. Следуя установленным курсом, мы оставляли в стороне антарктические области и держали путь в северную часть умеренной области Венеры. Это нас устраивало. В противоположном направлении лежали крепости и замки тористов, где нас ждали только плен и смерть.

Пока медленно тянулся длинный день, под нами монотонно плескался безграничный океан. Вепайя давно исчезла за горизонтом, и нигде не было видно никаких признаков суши. Изредка поверхность океана бороздили неведомые чудовища устрашающего вида.

Все механизмы «Анотара» работали безупречно. Да это и не могло быть иначе, поскольку в его конструкции сочеталось лучшее, что достигнуто наукой Земли и Венеры. «Анотар» рассчитан на четверых: двое рядом в открытой кабине и двое в закрытой обтекаемой кабине, расположенной в хвостовой части. Рычаги управления находились в обеих кабинах, так что «Анотаром» можно управлять с любого места. Я уже упоминал, что воздушный корабль был амфибией.

Днем я обучал Дуару приемам посадки и взлета. Дул легкий западный бриз. Нам приходилось все время быть настороже, следя за огромными обитателями моря. Некоторые из них без всякого труда могли бы потопить «Анотар», если только их нрав соответствовал внешнему виду.

Когда наступила ночь, безбрежный амторианский океан окутался в таинственное ночное свечение — предусмотрительная природа одарила им лишенную спутников планету.

Безграничный, как межзвездное пространство, океан катил свои волны, слабо шумя и переливаясь ночными бликами. Ни один корабль не покушался на безмятежное спокойствие могучего океана. Только наш беззвучный «Анотар» и мы — два ничтожно малых атома жизни — с видимой бесцельностью блуждали над его просторами. Дуара придвинулась ко мне и теснее прижалась. В этом одиночестве было что-то пугающее; оно требовало близкого контакта с подобным себе.

Ночью ветер изменился и задул с юга, а на рассвете я увидел гряду облаков. Ее пересекала узкая полоса, принявшая форму воронки, узкая часть которой погружалась в море.

Резко похолодало, пополз туман, который быстро становился все гуще. Очевидно, мы достигли границы южного полярного кольца штормов. Мне не нравился ни туман, ни гигантские смерчи на горизонте. Я подсветил пилотажные приборы — кто захотел бы лететь вслепую в мире, о географии которого он ничего не знает? Я надеялся, что туман с поверхности моря рассеется. Попробовал спуститься на водную поверхность, но заметил многочисленных играющих и резвящихся в море левиафанов, и мысль совершить посадку вблизи прыгающих по волнам гигантов показалась мне непривлекательной. Пришлось всерьез задуматься об изменении курса прямо на север, чтобы избежать зоны тумана и смерчей, но меня остановила Дуара, указав на что-то чернеющее внизу.

— Это земля? — спросила она, пристально вглядываясь в туман.

— Действительно похоже на землю, — согласился я, внимательно рассматривая темное пятно под «Анотаром».

— Может, это наш остров? — пошутила Дуара.

— Снизимся и посмотрим, пока туман не сгустился и не закрыл его.

— И снова земля покажется такой привлекательной, — вздохнула Дуара. Она явно устала от многодневного полета.

— Да, пожалуй, мы уже вдоволь насмотрелись на бескрайние водные просторы.

Подлетев поближе к побережью, мы увидели вдали на северо-западе что-то напоминающее гигантские леса Вепайи, а на берегу — скопление разнообразных построек.

— Город! — воскликнула в волнении Дуара.

— Да, это морской порт, и не маленький. Интересно, что за люди здесь живут?

Дуара отрицательно покачала головой:

— Я не знаю. На северо-западе от Вепайи есть земля. Она называется Аплан. Я видела ее на карте. Частично она лежит в Траболе, а частично в Страболе. На карте земля показана как остров, очень большой остров, но никто не знает, так ли это на самом деле. Страбол никогда тщательно не исследовался.

Как мне кажется, ни одно место на Венере не изучалось тщательно, и я не удивился, что Дуара не знает подобных вещей.

Приблизившись к городу, мы увидели, что он обнесен крепостной стеной и сильно укреплен. Подлетев еще ближе, обнаружили, что город осажден крупным вооруженным отрядом. До нас доносился гул амторианских орудий. На стенах толпились защитники города, а перед стенами и непосредственно под ними — ряды людей, осаждавших крепость. В руках каждого из нападавших был металлический щит. Я уже знал, что такие щиты изготовляют из металлов, хорошо поглощающих р- и т-излучения — основные средства поражения на Амторе. Укрывшиеся за щитами атакующие были намного подвижнее, чем земные солдаты, укрывающиеся от пуль и осколков в окопы и блиндажи. Практически щит служил своего рода индивидуальным окопом для человека; его преимущество состояло в том, что войска могли маневрировать на поле боя почти в любых направлениях, а находясь под огнем, несли минимальные потери.

Когда мы пролетали над городом, обе стороны прекратили огонь. Мы видели множество лиц, поднятых к небу, и могли представить себе изумление тысяч солдат и горожан. Вряд ли кто-нибудь из них представлял себе истинную природу огромной птицы, бесшумно проносящейся над их головами.

Поскольку все части «Анотара» покрыты слоем поглощающего материала, мы могли чувствовать себя в полной безопасности, пролетая над сражающимися на небольшой высоте. Я сделал несколько кругов, снижаясь все больше, и пролетел над самыми стенами города, приветственно помахав рукой. Люди на стенах громко закричали, а атакующие направили на нас сноп боевого излучения.

«Анотар» можно было обеспечить радиационной защитой, но нас с Дуарой нет. Поэтому я поднялся на безопасную высоту и направил корабль в глубь страны, чтобы закончить разведку и собрать побольше данных.

Покинув город, я направился в сторону лагеря осаждавших и здесь снова снизился. За главным лагерем широкое шоссе вело на юго-запад, откуда подходили войска и тянулись обозы. В огромные фургоны были впряжены неуклюжие животные; люди сидели на них верхом и управляли, как погонщики слонами. Нигде не было заметно даже признаков механической тяги.

Повернув на север, я продолжил полет. Мне хотелось знать как можно больше о стране и ее населении. Судя по тому, что я видел, жители казались крайне воинственными, но ведь где-то мог быть мирный и гостеприимный город, в котором незнакомцев приняли бы с уважением.

Я искал одинокого путника в надежде расспросить его без риска для Дуары или себя, потому что посадка среди воюющих наверняка была бы опасной. Особенно это касалось осаждающих, которые уже стреляли в нас. Так могли делать лишь фанатики, для которых каждый, не принадлежащий к их армии, подлежит уничтожению.

Отношение осажденных представлялось более дружественным, но я все же не мог рискнуть приземлиться там, не имея никаких сведений о них. Да к тому же было бы верхом неблагоразумия совершить посадку в осажденном городе, который, судя по числу осаждавших и подходивших подкреплений, будет взят со дня на день. Мы с Дуарой искали мира, а не войны.

Хотя я осмотрел довольно большую часть местности, однако ни одного человека обнаружить не удалось. Но вдруг я увидел одинокого путника, выходящего из узкого каньона в горах в нескольких милях севернее большого лагеря, над которым я пролетал.

Выбора не было, и я снизился. Беззвучный спуск «Анотара» не мог насторожить его, и тем не менее он внезапно повернулся и посмотрел вверх. Путник — это был мужчина — не побежал, а остался стоять на месте и вытащил из кобуры лучевой пистолет.

— Не стреляй! — крикнул я, пролетая на малой скорости мимо него. — Мы друзья!

— Что вам надо? — прокричал он в ответ.

Я сделал еще круг и посадил «Анотар» в трехстах шагах от него.

— Я чужестранец и хочу кое-что узнать.

Он смело направился к кораблю, но оружие на всякий случай держал наготове. Спустившись из кабины, я пошел ему навстречу с поднятой правой рукой, показывая тем самым, что в ней нет оружия. Он поднял левую руку, не желая рисковать. Но его жест говорил все же о дружественном или по меньшей мере невраждебном отношении.

Легкая улыбка появилась на его лице, когда он увидел, как я вылезаю из кабины.

— Итак, вы все же человек, — обратился он ко мне. — Сначала я предположил, что вы — часть этого летающего предмета, чем бы он ни был. Откуда вы? Что вам от меня нужно?

— Мы чужестранцы и даже не знаем, в какой находимся стране. Нам бы хотелось знать отношение жителей к чужестранцам и существует ли поблизости город, который мог бы оказать нам гостеприимство.

— Это земля Анлап, — сообщил путник, — и вы в королевстве Корва.

— Что за город у моря, у стен которого идет бой?

— Вы видели бой? — воскликнул он. — Как он проходит? Город пал или еще держится?

Казалось, он сгорает от нетерпения, ожидая ответа.

— Город не пал, — успокоил я его, — и защитники, по-видимому, в бодром состоянии.

Он с облегчением вздохнул и вдруг нахмурил брови:

— Откуда я знаю, что ты не агент зани?

— Конечно, ты не можешь знать. Но я не агент. Я даже не знаю, кто такие зани.

— Нет, ты не можешь быть зани, — произнес незнакомец, внимательно разглядывая меня. — Твои желтые волосы доказывают, что ты не принадлежишь к нашей расе!

— Ну, а раз так, не мог бы ты ответить на мои вопросы? — улыбаясь, спросил я.

Он улыбнулся в ответ.

— Согласен. Ты хочешь знать, как относятся народы Корвы к чужестранцам и название города у моря. До того как зани захватили здесь власть, к вам хорошо бы отнеслись в любом городе Корвы. Но теперь все изменилось. Санара — так называется город, о котором ты спрашивал, — приветствовал бы вас: он еще не попал под власть зани. Сейчас зани стремятся покорить его, и если Санара падет, последний оплот свободы в Корве погибнет!

— А ты из Санары?

— Да, в настоящее время… Я раньше жил в Амлоте — столице, пока к власти не пришли зани. Теперь я не могу вернуться в Амлот — ведь я сражался против них.

— Я только что пролетал над большим лагерем к югу отсюда. Это лагерь зани?

— Да, и я отдал бы все, чтобы увидеть его. Сколько у них людей?

— Не знаю точно, но лагерь большой, и еще больше солдат и припасов подвозят с юго-запада.

— Из Амлота, — подтвердил он. — О, если бы я мог увидеть все сам!

— Ты увидишь, — заверил я.

— Каким образом? — удивился он.

Я показал на «Анотар». Незнакомец, казалось, несколько смутился, но только на секунду.

— Хорошо, — согласился он. — Ты не пожалеешь о своей доброте…

— Можно спросить, как тебя зовут?

— Томан.

— А меня Карсон.

Он посмотрел на меня с нескрываемым любопытством.

— Из какой ты страны? Я никогда не видел амторианцев с желтыми волосами.

— Это длинная история. Пока достаточно сказать, что я не амторианец, а человек из другого мира!

Мы вместе направились к «Анотару». Тем временем он спрятал пистолет в кобуру. Когда мы приблизились, он впервые увидел Дуару. Я заметил с трудом сдерживаемое изумление. Дуара была восхитительна. Я познакомил их, а затем помог войти в заднюю кабину и застегнуть привязные ремни. Я не мог видеть, как вел себя Томан при взлете, но потом он признался, что, когда «Анотар» оторвался от земли, он решил, что настал его последний час.

Воздушный корабль развернулся и понес нас к лагерю зани вдоль шоссе на Амлот.

— Замечательно! — восклицал Томан время от времени. — Я могу все видеть и даже сосчитать орудия, батальоны и обозы!

— Скажи мне, когда насмотришься, — сказал я.

— Думаю, что увидел достаточно. Бедная Санара, ей не удастся противостоять такой орде! А я даже не могу вернуться и сообщить, что видел. Город, должно быть, полностью окружен войсками зани, а я узнал об этом лишь анс назад!

Анс — это двадцать дней по амторианскому календарю или немногим больше двадцати двух с половиной суток по земному счету.

— Да, город окружен, — подтвердил я. — Сомневаюсь, что ты сможешь пройти через кольцо осаждающих даже ночью.

— Нет, — вдруг произнес он после минутного раздумья — Это было бы слишком — просить о такой услуге чужестранца. Ты рисковал бы не только своей жизнью, но и жизнью своей спутницы.

— А есть ли внутри стен Санары достаточно места, чтобы посадить мой корабль?

— Ты правильно угадал, — засмеялся он. — Сколько тебе надо места?

Я объяснил ему.

— Да, — последовал ответ — Возле центра города есть большое поле для скачек. Ты легко там приземлишься.

— Еще пару вопросов.

— Конечно. Спрашивай все, что хочешь.

— Обладаешь ли ты достаточным влиянием у военных властей, чтобы гарантировать нам безопасность? Ты понимаешь, конечно, что в первую очередь я думаю о своей жене. Я не могу рисковать.

— Даю тебе слово дворянина, что вы будете в полной безопасности под моей защитой, — твердо заявил он.

— И нам разрешат покинуть город, когда мы захотим, не будут досаждать осмотром корабля и задерживать его?

— Еще раз даю тебе слово: будет выполнено все, что ты пожелаешь, — подтвердил Томан. — Боюсь только, что прошу чужестранца слишком о многом — о самопожертвовании во имя спасения чужого тебе народа!

Я повернулся к Дуаре.

— Что ты скажешь, любимая?

— Думаю, что мне понравится Санара.

Я сделал крутой вираж и направился к морскому порту Корвы.

Глава 5

Я сразу почувствовал, что Томан — свой парень, и Дуаре он тоже понравился. Обычно она редко вступала в разговор с незнакомыми. Древний порядок, запрещающий дочери джонга разговаривать с посторонними, преодолеть было нелегко, но она болтала с Томаном, пока мы летели, и задавала множество вопросов.

— Вам понравятся наши люди, — заверял Томан. — Конечно, сейчас, когда город осажден и жизнь там ненормальная, люди не те. Но они радушно встретят вас и будут дружелюбно к вам относиться. Вы будете жить у меня в доме, и моя жена сделает все, чтобы вам было удобно даже в условиях осады.

Когда мы пролетали над войском зани, они снова принялись обстреливать нас, но «Анотар» летел слишком высоко, чтобы выстрелы принесли нам вред. Тем временем мы с Томаном обсуждали предстоящую посадку.

Я опасался, что защитники города могут испугаться странной «птицы», когда попытаемся посадить корабль в центре города, тем более что мы летим с вражеской территории. Поэтому я предложил Томану план дальнейших действий, с которым он сразу согласился, и мы немедленно приступили к его осуществлению. Томан написал несколько записок одинакового содержания. В них он сообщал, что находится на воздушном корабле и желающие могут увидеть его, когда он будет пролетать над городом. Он просил командующего освободить поле для скачек, чтобы мы могли благополучно приземлиться. Если командующий получит записку и разрешит нам сесть, то несколько человек с флагами должны встать на наветренный край поля и размахивать флагами до тех пор, пока не увидят, что мы заходим на посадку. Это сослужит нам сразу две службы: во-первых, подтвердит, что в нас не будут стрелять, даже случайно, а во-вторых, даст указание о направлении ветра, что облегчит посадку и сделает ее безопаснее.

Мы прикрепили записки к большим орехам, собранным в лесу, и я сбросил их над городом в разных местах, а потом поднялся на безопасную высоту и начал медленно кружить. Мне было хорошо видно поле и большое число людей на нем — слишком большое, чтобы не мешать посадке. Оставалось ждать условных сигналов, если только Томан не преувеличил своего значения в городе.

Пока мы кружили над городом, Томан показывал его достопримечательности: парки, общественные здания, казармы, дворец правителя. Он сообщил, что сейчас во дворце живет и управляет городом племянник джонга, а сам джонг — пленник зани в Амлоте. Ходят даже слухи, что его казнили. Этого жители города боялись не меньше, чем победы зани, потому что не доверяли племяннику джонга и не хотели, чтобы он стал их постоянным джонгом.

Покружив над городом около часа, мы получили первый сигнал, что наши записки попали по назначению. Сначала я увидел солдат, освобождающих поле от горожан. Это было хорошим знаком. Потом появилась дюжина солдат с флагами, которые направились к одному концу поля и принялись размахивать там флагами. Я начал снижаться по спирали, не торопясь садиться. Во-первых, мне не хотелось слишком приближаться к городским стенам, а во-вторых, место для посадки окружали высокие строения.

Взглянув вниз, я увидел людей, сбегавшихся со всех улиц и переулков. Известие о том, что на поле для скачек опускается с неба воздушный корабль, видимо, распространилось по городу подобно лесному пожару. Народ подходил толпами, создавая на улицах заторы. Я решил, что для сдерживания толпы и создания благоприятных условий для посадки не обойтись без подкреплений. Пришлось просить Томана написать еще одну записку. Он так и сделал. Я выбросил записку уже проверенным способом на поле рядом с группой лиц, по виду офицеров, и поднялся выше. Вскоре мы увидели целый батальон, промаршировавший на поле и оцепивший его плотным кольцом. Теперь я решительно пошел на посадку.

Собравшиеся молча наблюдали за моими последними виражами в воздухе и короткой пробежкой «Анотара» по полю. А потом разразилась буря восторга. Было очень приятно, что нас так приветливо встречают, ибо до тех пор наше положение казалось безнадежным. Приобретенный опыт подсказывал, что чужестранцев редко приветствуют в амторианских городах. С этим я столкнулся сразу, когда приземлился в Вепайе на ракетном корабле. И хотя в конце концов меня признали, по существу я оставался пленником во дворце вепайского джонга.

Когда Томан вышел из «Анотара», я помог Дуаре выбраться из кабины. Она встала на крыло на виду у всей толпы, и возгласы приветствия на мгновение стихии. А затем толпа разразилась восторженными воплями.

Вряд ли кто-нибудь понимал, что третий член экипажа — женщина. Это стало ясно им, когда Дуара поднялась на крыле во весь рост. То, что на воздушном корабле летела женщина, да еще поразительной красоты, буквально потрясло людей, и овация в честь Дуары была совершенно искренней. Можете не сомневаться, что с этого момента я полюбил людей Санары всем сердцем.

Несколько офицеров подошли к «Анотару». Последовали взаимные приветствия и представления. Я отметил уважение, которым пользовался Томан, и понял, что мне посчастливилось оказать важную услугу действительно влиятельному в городе человеку. Насколько он влиятелен, я узнал позже.

Мы обошли поле, приветствуя собравшихся. Неподалеку я заметил огромных животных; они были запряжены в лафеты орудий и армейские фургоны того же типа, как у зани. Животные стояли на одной стороне поля, позади толпы. Теперь же их погнали к кораблю и подвели настолько близко, насколько удалось погонщикам. И животные, и люди явно опасались незнакомого летающего предмета.

Так я впервые увидел гантора вблизи.

Ростом животное больше африканского слона, и ноги у него напоминают слоновьи. Но на этом сходство кончается.

У гантора голова быка с рогом длиной в фут, растущим посередине лба. Огромная пасть, полная кривых зубов. Короткая рыжевато-желтая шерсть на спине, с белыми пятнами. Между шеей и плечами — густая жесткая грива. Хвост похож на бычий. На концах ног — три огромных роговых нароста, напоминающих копыта. На каждом ганторе сидел погонщик, располагаясь на гриве повыше плеч, а за ним на длинной прямой спине гантора помещался хаудак — большой открытый ящик, в котором, не теснясь, могли бы разместиться человек двенадцать. Позднее я узнал, что хаудаки бывают разные, в зависимости от назначения. На том животном, которое должно было увести с поля Дуару, меня и Томана, хаудак был богато украшен и вмещал четырех человек.

Слева у каждого гантора висела лесенка. Когда погонщики добились, чтобы их подопечные как можно ближе подошли к кораблю, они спрыгнули на землю и приставили лесенки, оперев их о бок животного. По этим лесенкам пассажиры забирались в хаудаки. Я с интересом наблюдал за этой процедурой, не понимая, как погонщик возвратится на свое сиденье, если он привяжет лесенку обратно к боку гантора, или что он будет делать с лесенкой, если взберется вслед за пассажирами на спину животного. Вскоре мое недоумение развеялось. Оказывается, был еще один способ.

Погонщик привязал лесенку на бок гантору. Потом обошел своего подопечного спереди и дал команду. Гантор сразу опустил голову, так что рог его принял горизонтальное положение. Погонщик взобрался на рог и отдал еще одну команду. Гантор поднял голову, и погонщик спокойно уселся на свое привычное место на плечах животного.

В хаудаки на других ганторах забрались офицеры и солдаты. Они выполняли роль нашего эскорта: несколько ганторов впереди, несколько с боков, а остальные замыкали шествие, пока мы двигались с поля, а потом по широкой улице.

Когда мы приблизились к толпе, стоявшей по обе стороны дороги, люди приветствовали нас, поднимая руки примерно на сорок пять градусов и скрещивая ладони. Я отметил, что они поступают так только при приближении нашего гантора, и вскоре понял, что они салютовали Томану: он принимал приветствия, раскланиваясь направо и налево. Еще одно доказательство высокого положения и глубокого уважения народа к путнику, которого я случайно встретил.

Люди на улицах были одеты легко; это нормально на Амторе, поскольку там тепло и душно. Прохожие носили холодное оружие — видимо, таков был обычай: мужчины — шпаги и кинжалы, а женщины — только кинжалы. В толпе встречались и солдаты, вооруженные пистолетами в кобурах через плечо.

Это были красивые нарядные люди с добрыми и приветливыми лицами. Окружающие здания, простые по архитектуре, выглядели весьма эффектно. Хотя многие постройки явно носили типовой характер, строители умело добивались разнообразия, создававшего приятные контрасты по цвету и форме и подчеркивавшего благородство линий.

Мы свернули на другую улицу, где дома были выше и красивее, но благородство архитектурных линий сохранялось. Когда мы приблизились к довольно высокому, пышно украшенному зданию, Томан объяснил, что это дворец правителя, где живет племянник джонга и осуществляет правление в отсутствие своего дяди-джонга. Наконец мы остановились около большого здания как раз напротив дворца правителя. Солдаты, стоявшие в карауле перед огромными воротами, расположенными в середине высокой стены, идущей вдоль улицы, отдали Томану честь и распахнули настежь ворота.

Эскорт из солдат и офицеров еще раньше повернул назад к скаковому полю, а наш погонщик осторожно провел огромное животное по широкому проходу в обширный двор, усаженный деревьями, экзотическими кустарниками и цветами, с красивым фонтаном в центре. Здесь был дворец Томана.

Небольшая группа людей выбежала из здания. Конечно, я не знал их, но понял, что это офицеры и слуги Томана. Они с глубоким почтением приветствовали хозяина, и их поведение говорило лучше всего об искренней привязанности.

— Известите джанджонг, что я вернулся и веду с собой гостей в ее апартаменты, — приказал Томан одному из офицеров.

«Джанджонг» дословно означает «дочь джонга», и другими словами — принцесса. Это официальный титул дочери джонга, правящего в данный момент, но на Венере его часто употребляют в повседневной жизни как титул, сохраняемый и после смерти джонга. То же относится и к слову «танджонг» — сын джонга, принц.

Томан показал нам наши комнаты, зная, что мы захотим привести себя в порядок перед представлением джанджонг. Рабыни завладели Дуарой, а мне раб показал ванну и принес новую одежду.

Наши апартаменты состояли из трех жилых комнат и двух ванных. Все комнаты богато и красиво обставлены. Для Дуары это было подобно возвращению в рай: ведь она не знала ни удобств, ни комфорта, с тех пор как была похищена из дворца джонга больше года назад.

Когда мы были готовы, пришел слуга и проводил нас в небольшую приемную на том же этаже, но в другом крыле дворца. Здесь нас ждал Томан. Он спросил, как нас следует представить джанджонг, и когда я назвал ему титул Дуары, то понял, что для него это было и неожиданно, и приятно. Меня же я попросил представить как Карсона с Венеры. Конечно, для него слово «Венера» ничего не значило, поскольку планета известна аборигенам под названием «Амтор». Затем нас ввели к джанджонг.

Представление проходило без излишней торжественности. Люди знакомятся просто и непосредственно. Никаких высокопарных речей. Мы оказались в обществе прекрасной женщины; она улыбнулась и поднялась нам навстречу.

— Это моя жена Дисахара, джанджонг Корвы, — представил Томан свою жену. Затем он повернулся к Дуаре. — Это Дуара, джанджонг Вепайи и жена Карсона с Венеры.

Да, все было очень просто. Конечно, Томан, представляя Дуару, не произнес слова «жена». Среди народов, которые я знал на Амторе, нет брака в нашем понимании. Просто пары договариваются между собой жить вместе, и обычно они верны друг другу не меньше, а даже больше, нежели обвенчанные по всем церковным канонам у нас на Земле. Только соблюдение внешней благопристойности не делает явными бесконечные измены супругов на Земле. На Амторе все иначе: супруги могут расстаться и взять другого супруга или супругу, если захотят, но это происходит достаточно редко, так что измены здесь — дело неизвестное. С тех пор как была открыта сыворотка долголетия, многие пары прожили вместе сотни лет в полном согласии, возможно потому, что узы, связывающие их, не были оковами. Слово, которое Томан употребил вместо «жена», было «оольганья» — любимая женщина. Мне это понравилось.

Во время нашего визита к Томану и Дисахаре мы многое узнали о них и о Корве. Корва вела длительную войну, в ходе которой истощились ее материальные и духовные ресурсы. Появился новый чуждый культ, его возглавил простой солдат по имени Мефис. Он с группой сторонников обманом захватил власть, завладел столицей государства Амлотом и разрушил почти все города Корвы, за исключением Санары, куда собрались многие дворяне Корвы со своими слугами. Мефис пленил и заключил в тюрьму отца Дисахары Корда, за отказ от требования править в качестве лица, подчиненного Мефису. Недавно до населения Санары дошли слухи, что Корда убили и Мефис предложит власть джонга кому-нибудь из королевской семьи или присвоит титул сам. Но достоверных сведений об этом нет.

Мы пришли к выводу (хотя веских оснований не было), что племянник джонга Мусо, ныне правящий джонг, не пользуется большой популярностью и авторитетом ни у дворянства, ни у простого народа. Только позже мы узнали, что Томан (а в его жилах текла королевская кровь) имел реальные шансы на королевский трон после Мусо и что последний очень завидовал популярности Томана среди всех слоев населения. Когда мы подобрали Томана за вражескими линиями, он возвращался с опасного задания, которое поручил ему Мусо, возможно, в расчете на то, что при выполнении его Томан погибнет.

Стол был накрыт в комнатах Дисахары. Пока мы ели, доложили, что прибыл офицер джонга. Он принес послание, в котором говорилось, что джонг будет рад принять нас, если Томан и Дисахара привезут своих гостей во дворец и представят джонгу. Разумеется, по существу это был приказ.

Мы нашли Мусо и его супругу Иллану в зале для аудиенций дворца, окруженных многочисленной свитой. Они восседали на внушительных по размеру и пышности тронах. Было ясно, что Мусо с преувеличенной важностью относится к своему королевскому положению. Так велико было его чувство собственного достоинства, что он даже не удостоил нас улыбкой, хотя внешне был достаточно вежлив. Правда, его душевное равновесие на мгновение нарушилось, когда перед ним появилась Дуара. Ее красота явно произвела на него сильное впечатление, но я давно привык к такой реакции — Дуара всегда поражала людей.

Мусо задержал нас в зале для аудиенций ровно столько, сколько нужно было для совершения формальностей, после чего провел в свои личные апартаменты.

— Я видел тот странный предмет, на котором вы летаете, пока он кружил над городом, — сразу перешел он к делу — Как вы его называете? И что поддерживает его в воздухе?

Я ответил, что Дуара дала ему имя «Анотар», а потом постарался разъяснить принцип полета аппарата, который тяжелее воздуха.

— Приносит ли такой аппарат практическую пользу? — спросил он.

— В мире, откуда я пришел, воздушные корабли перевозят пассажиров, почту и грузы, установлены регулярные авиалинии между всеми крупными городами и между странами. Правительства имеют большие воздушные флоты для военных целей.

— А как можно использовать «Анотар» для военных целей?

— Например, для разведки. Мы с Томаном пролетали над вражеским лагерем и вдоль линии снабжения. Его также можно применять для разрушения военных баз, артиллерийских батарей и даже для прямых атак на вражеские войска.

— А нельзя ли использовать ваш корабль против зани?

— Если систематически бомбить войска, лагерь, базы и склады боеприпасов, то можно снизить их боевой дух и внести панику; конечно, с одним воздушным кораблем сделать много не удастся.

— Не могу с тобой согласиться, — вступил в разговор Томан. — Психологический эффект будет несомненно куда сильнее, чем ты предполагаешь.

— Думаю, Томан прав, — произнес Мусо.

— Буду рад служить джонгу Корвы и оказать посильные услуги, — согласился я.

— Примете ли вы офицерский чин от меня? — прямо задал вопрос Мусо. — Это будет означать, что вы клянетесь в верности джонгу Корвы.

— Что ж, — ответил я. — У меня нет родины на Амторе, а правитель и люди Санары оказали мне гостеприимство.

Я принял присягу на верность Корве и был произведен в капитаны армии джонга. Теперь у меня была родина, потому что хотя я не представлял собой нечто особенное, но в душе оставался яростным индивидуалистом.

Глава 6

Следующие несколько недель были заполнены захватывающими событиями. По моему заказу в Санаре изготовили р- и т-лучевые бомбы, а также специальные зажигательные гранаты. Почти каждый день я совершал полеты над вражескими войсками и лагерем. В лагере и на шоссе мне удалось вызвать настоящую панику и почти полностью уничтожить склады боеприпасов. Правда, один воздушный корабль не мог выиграть войну, но в нескольких случаях мои налеты настолько деморализовали противника, что гарнизон Санары произвел несколько удачных вылазок и нанес большие потери вражеским войскам. Были взяты пленные; от них мы узнали, что повторяющиеся бомбежки оказывали серьезное влияние на боевой дух осаждавших и что главарь зани Мефис назначил огромное вознаграждение за разрушение «Анотара» и за захват меня — живым или мертвым.

В течение этих недель мы оставались гостями Томана и Дисахары. Нас часто приглашал Мусо, правящий джонг, и его жена Иллана. Иллана — спокойная и застенчивая женщина высокого происхождения, но не блиставшая красотой. Обычно Мусо игнорировал Иллану, а когда был вынужден уделять ей внимание, то его отношение к ней было достаточно бесцеремонным. Но она всегда держалась ласково и была незлопамятной. Мусо был гораздо внимательнее к Дуаре, чем к своей жене, но это казалось естественной реакцией хозяина, желающего сделать приятное гостю. Хотя мы не приходили в восторг от такого поведения хозяина, приходилось с этим мириться.

Осада Санары почти зашла в тупик. Город имел огромные запасы продовольствия, в том числе синтетического, а ресурсы воды обеспечивались многочисленными артезианскими колодцами. В боеприпасах также не было недостатка. Осаждающие не могли проникнуть в город, а из-за потери боеприпасов вследствие бомбардировок пришлось прекратить интенсивный обстрел города и его стен. Однажды, примерно месяц спустя после нашего прибытия в Санару, Мусо внезапно вызвал меня. Он нервными шагами метался по комнате, в которой мы когда-то были представлены ему. Мусо явно был не в своей тарелке, вероятно, это было вызвано затянувшейся осадой города. Мое предположение вроде подтвердилось, когда он заговорил именно об этом. Но внезапно разговор резко изменился.

— Капитан, у меня к вам серьезное поручение, — начал он. — Я хочу передать депешу одному из моих агентов в Амлоте. На вашем «Анотаре» вы легко пересечете линию фронта и достигнете окрестностей Амлота, не рискуя быть схваченным. Я направлю вас на место, где вы установите контакт с людьми, способными провести вас в город. Проникнув туда, вы будете действовать самостоятельно. Но это должна быть действительно тайная экспедиция. Никто, кроме меня и вас, не должен знать о задании, даже Томан и ваша жена. Вы улетите утром под предлогом обычного полета и не вернетесь, пока не выполните свою миссию. После возвращения уже не нужно будет ничего скрывать. Если вы удачно выполните мое поручение, вам будет присвоен титул онгву, а после окончания войны и восстановления мира я позабочусь, чтобы вы получили землю и дворец.

Титул «онгву» буквально означал «высокопоставленный» и являлся наследственным в побочных ветвях королевской семьи, хотя иногда его присваивали дворянам за особые заслуги перед джонгом и королевством.

Мне показалось, что поручаемое дело выполнить нетрудно и оно не заслуживает такой высокой награды. Я хотел сказать об этом, но джонг меня торопил. Лишь потом я понял, что, прежде чем соглашаться на столь заманчивое предложение, не грех было серьезно подумать.

Мусо подошел к столу и вынул из ящика два запечатанных пакета.

— Это депеша, которую нужно доставить. Томан говорил, что вы из другого мира и потому не читаете по-амториански. Напишите на первом и втором пакетах на своем языке имена тех, кому вы должны их передать.

Он подал мне один пакет.

— Этот вы доставите Лодасу на его ферму в пяти клукопах на северо-запад от Амлота. Я дам вам карту с отметкой местонахождения его фермы. Лодас позаботится, чтобы вы попали в город. Там вы доставите вторую депешу человеку по имени Спехон; у него вы получите новые инструкции.

Из другого ящика он достал карту и разложил ее на столе.

— Вот здесь, — он сделал пометку, — на северо-запад от Амлота холм с высокой вершиной; вы легко найдете его, поскольку он расположен между двумя рукавами реки на плоскогорье. С высоты вы без труда найдете нужное место. Там, где рукава разделяются, и расположена ферма Лодаса. Не говорите о своем задании Лодасу и не называйте имени человека, с которым вы должны встретиться в Амлоте.

— Но как я отыщу Спехона в большом городе?

— К этому я и перехожу. Спехон выдает себя за верного зани и занимает высокий пост в правительстве Мефиса. Его канцелярия находится во дворце, который раньше принадлежал моему дяде Корду, джонгу Корвы. Найти его не составляет труда. Конечно, вы не можете находиться в безопасности в Амлоте с вашими желтыми волосами — это сразу вызвало бы подозрение. С черными волосами все будет в порядке, если вы к тому же не станете много разговаривать и говорить лишнего. Не быть членом партии зани — еще не беда в Амлоте. Там много преданных Мефису людей, хотя не все они члены партии зани.

— А как они узнают, что я не член партии зани?

— Члены партии узнают друг друга по особой стрижке, — объяснил Мусо. — Они бреют голову, оставляя лишь полоску волос примерно в два пальца шириной, идущую со лба до затылка. Вы все поняли, не так ли?

Я ответил утвердительно.

— Тогда возьмите пакеты и карту, а вот это — флакон с краской для волос. Покрасьте волосы перед тем, как покинуть Санару.

— Вы позаботились обо всем, — заметил я одобрительно.

— Да, — улыбнулся он, — я всегда так делаю. Ну а теперь не хотите ли вы попросить меня о чем-либо?

— Я хотел бы попросить разрешения сообщить жене, что улетаю на несколько дней, чтобы она напрасно не беспокоилась.

— Это невозможно, — запротестовал он. — Никто не должен знать. Везде шпионы. Если я увижу, что она обеспокоена, обещаю успокоить ее. Вы улетаете завтра утром. Желаю удачи.

Аудиенция была закончена. Я отдал честь и повернулся, чтобы выйти, но прежде чем дошел до двери, он спросил меня:

— А вы действительно не читаете по-амториански?

Вопрос показался мне неуместным, а тон резким. Может быть, именно это, а может, и интуиция побудили меня ответить утвердительно.

— Если такое умение столь важно для выполнения задания, тогда лучше поедать кого-нибудь другого. Я довезу его до Лодаса и привезу назад, когда задание будет выполнено.

— Нет, — поспешно остановил меня Мусо. — У вас не будет необходимости читать по-амториански.

Закончив разговор, он отпустил меня.

Обучаясь во дворце джонга Вепайи под руководством Дануса, я, конечно, мог читать по-амториански не хуже самого Мусо.

Весь вечер я чувствовал себя предателем перед Дуарой, но раз я поклялся в верности Мусо, то, пока служу ему, должен подчиняться его приказам.

На следующее утро, когда я целовал Дуару на прощанье, я вдруг ощутил, что это, может быть, наша последняя встреча. Я прижал ее к себе, и она почувствовала мое волнение.

— Что с тобой, Карсон? Что-нибудь неладное?

— Только то, что сегодня не хочу покидать тебя больше, чем обычно.

Я еще раз поцеловал ее и вышел.

Предупрежденный Мусо о шпионах, я принял свои меры, чтобы обмануть противника. Полетел на восток над океаном, затем повернул на север и миновал пространство, где мог находиться в поле зрения противника. Затем пролетел намного дальше своих обычных маршрутов и наконец снова вышел к океану на западе от Амлота. Теперь с высоты в несколько тысяч футов и в двух-трех милях от берега мне нетрудно было найти холм с плоской вершиной, который был моим главным ориентиром. Во время полета я успел выкрасить волосы в черный цвет, убрал эмблему Санары и знаки различия со своей формы, состоящей в основном из рубашки и набедренной повязки. Теперь я мог сойти за обыкновенного жителя Амлота, если только не обращать внимания на цвет моих глаз.

Я без труда обнаружил ферму Лодаса и сделал несколько кругов в поисках места для посадки. Когда я приземлился, несколько человек, работавших в поле, побросали свои убогие орудия труда и побежали к дому, где уже толпились люди, выскочившие на крики бежавших. Всем хотелось посмотреть на чудо — летающую штуковину.

Мое появление несомненно вызвало тревогу, потому что через некоторое время человек пять самых смелых направились к месту посадки, держа оружие наготове.

Я выбрался из кабины и пошел им навстречу, подняв руки над головой в знак того, что у меня нет оружия, а намерения чисто дружественные. Когда расстояние между нами значительно сократилось, я окликнул их:

— Кто из вас Лодас?

Они поколебались с ответом, но наконец высокий парень вышел вперед.

— Я — Лодас, — ответил он с некоторой нерешительностью в голосе. — Кто ты и откуда знаешь мое имя?

— У меня есть письмо для тебя. — Я протянул ему пакет. Он довольно неуверенно взял его из моих рук. Остальные ждали, пока он вскроет и прочтет письмо.

— Хорошо, — обратился он ко мне, закончив чтение, — наконец-то… Пойдем со мной в дом.

— Но сначала надо спрятать в безопасное место мой воздушный корабль, — попросил я. — Где бы его поместить? Нужно, чтобы он был защищен от ветра и незаметен.

С минуту он смотрел на «Анотар», а потом покачал головой.

— У меня нет достаточно большого помещения, чтобы укрыть его целиком, но ты можешь поставить эту штуку между вон теми строениями — там она будет защищена от ветра.

Он указал в сторону двух больших амбаров. Я решил, что это место подойдет, направился к «Анотару» и подрулил к амбарам. С помощью Лодаса и двух дюжих парней мы надежно закрепили корабль на растяжках.

— Пусть никто не касается его и даже не подходит близко! — предупредил я Лодаса.

— Думаю, никто и не захочет подойти к нему, — в голосе Лодаса явно звучал страх перед незнакомым предметом. Должно быть, воздушный корабль выглядел в глазах амторианских крестьян чудовищем из другого мира.

Теперь корабль был укрыт и закреплен, рабочие ушли в поле, а мы с Лодасом отправились в дом. Нас сопровождали две женщины, сгоравшие от любопытства.

В доме, длинном и узком здании, расположенном с запада на восток, с южной стороны во всю его длину была построена веранда. На северной же стороне не было даже окон: с севера дул постоянный теплый ветер, иногда приносивший горячие порывы из тропического пояса планеты.

Лодас ввел меня в большую комнату в центре дома; она совмещала в себе гостиную, столовую и кухню. Кроме огромного камина в комнате была и большая печь, обмазанная глиной. Камин необходим в зимние месяцы, когда дули холодные ветры.

В дверях Лодас отослал женщин, сказав им, что намеревается поговорить со мной наедине. Казалось, он нервничает и побаивается, и когда мы остались одни, он потянул меня в дальний угол комнаты, сел поближе и зашептал на ухо:

— Это дурное дело — везде шпионы. Может быть, некоторые люди, работающие здесь, посланы Мефисом: у него есть шпионы, следящие за каждым жителем, и есть шпионы, которые следят за этими шпионами. До нас уже дошли слухи из Амлота о странной штуке, летающей по воздуху и бросающей огонь и смерть на армию Мефиса. Мои рабочие сразу догадаются, что предмет, на котором ты летел, — та самая страшная штука, о которой ходят слухи. Они будут подозревать. Они будут болтать. Если среди них есть шпион, он донесет Мефису, и тогда мне конец. Что же делать?

— А что тебе приказано в письме?

— Я должен переправить тебя в Амлот, и больше ничего…

— Это возможно?

— Я готов все сделать для Корвы и моего джонга. Да, я выполню приказание, хотя могу погибнуть.

— Попробуем что-нибудь придумать, — ободрил его я. — Если здесь есть шпион или твои люди слишком болтливы, для меня это окажется так же плохо, как и для тебя. Найдется ли поблизости место, где я смогу спрятать свой воздушный корабль? Где было бы безопасно и притом недалеко?

— Если Мефис узнает о корабле, то нам несдобровать, — подтвердил Лодас.

Он подумал минуту, а потом продолжил:

— Единственное место, которое тебе подойдет, — это остров у берега, как раз южнее нас.

— Что за остров? — заинтересовался я. — Есть ли на нем хоть клочок ровной земли?

— Да, остров весь ровный. Он покрыт травой, и на нем никто не живет. Туда редко кто плавает — после революции там не был никто.

— А как далеко он от берега? Сумею ли я дойти оттуда на веслах?

— Не сомневайся. Я на лодке доплывал за несколько минут.

— У тебя есть лодка?

— Да, раз в году мы ездим туда по ягоды. Потом женщины варят варенье, которое не портится целый год.

— Отлично! — воскликнул я. — Теперь у нас есть план действий, и ты не попадешь под подозрение, даже если шпион донесет обо мне. Слушай! — И я минут десять объяснял Лодасу детали моего плана.

Иногда Лодас хлопал себя по коленям, иногда цокал языком от восторга и смеялся. Он чувствовал облегчение и был очень обрадован. Этот большой сильный парень был добрым и верным малым. Нельзя было не полюбить его и не доверять ему. Мне не хотелось причинять ему беспокойство и возлагать на него ответственность за риск; я чувствовал, что любую беду, в которую вовлеку его, должен разделить с ним.

Мы решили немедленно приступить к осуществлению задуманного плана. Поэтому, выйдя во двор, Лодас закричал:

— Убирайся отсюда со своей штуковиной! Я не хочу иметь с тобой никаких дел!

Я быстро направился к кораблю, сбросил веревки и вырулил на поле. Лодас следовал за мной и не переставая ругал последними словами, так что у работников, слышавших все это, рты открылись от удивления. Наконец он дал последний залп:

— Убирайся, мне не о чем с тобой разговаривать, и чтобы я больше никогда не видел тебя на ферме!

Не отвечая, я забрался в кабину и поднялся в воздух. Поскольку мой отлет, а возможно и выбранный курс, видели достаточно много глаз, я прибегнул к тому же приему, что и утром, — сначала выбрал направление, противоположное нужному, а когда ферма скрылась из зоны видимости, повернул назад к океану, далеко обходя ферму. Без труда найдя остров, указанный Лодасом, я осторожно приземлился и стал искать укрытие для «Анотара». С наветренной стороны рос высокий кустарник, в котором легко укрылся воздушный корабль. За тот же кустарник я надежно закрепил его, так что лишь ураган мог бы сдвинуть его с места.

Я захватил из Санары еду и теперь вознаградил себя за долгую голодную диету. Насытившись, забрался в заднюю кабину и уютно устроился на ночлег. Пока я прятал «Анотар», ел и готовился ко сну, я не увидел и не услышал ничего подозрительного, так что остров был действительно необитаем. Только ветер шелестел в кустах, да в незнакомый берег бил неумолчный прибой.

Во сне я увидел Дуару, чувствовал, что она уже волнуется за меня, и ощущал себя предателем. Правда, оставалась надежда, что скоро Мусо успокоит ее, объяснив, что я улетел по его заданию. В лучшем случае я рассчитывал вернуться домой послезавтра.

Проснулся я рано и пошел по острову в сторону материкового берега. Примерно через полчаса увидел вдали громадного гантора, тянувшего за собой большой фургон. Когда фургон приблизился, я узнал в погонщике Лодаса и приветливо помахал ему рукой. В ответ он тоже помахал мне, удостоверяя, что все спокойно. Оставив фургон у берега, Лодас спустился в маленькую незаметную бухточку и вскоре столкнул на воду грубое подобие лодки. Скоро мы уже были в лодке вместе, и он греб обратно к материку.

— Как дела? — спросил я.

— Прекрасно, — улыбнулся он. — Я не стал говорить, что ты хотел получить от меня помощь, а заявил, что происходит неладное и я немедленно отправляюсь в Амлот рассказать властям о появлении «Анотара». Это всех удовлетворило, так что если на ферме и есть шпион, то он вряд ли доставит нам неприятности. Ты очень умно все придумал!

Зайдя в бухточку, мы вытащили лодку на небольшой камень и забрались в ожидавший нас фургон — повозку на четырех колесах, очень похожую на ящик. Фургон был нагружен овощами и сеном. Лодас отгреб вилами сено с одной стороны, велел залечь в образовавшуюся яму, после чего забросал меня сеном.

До Амлота было примерно десять миль, и это оказались самые неприятные мили, которые мне когда-либо довелось проехать. Хотя лежать в сене было довольно удобно, но оно забиралось в уши, нос, рот, под набедренную повязку и рубашку, и я почти задыхался под сеном. Хотелось почесаться и чихнуть, но даже подумать об этом было страшно.

Повозка двигалась, мягко говоря, довольно странно. Она подпрыгивала, перекатывалась, налетала на что-то лежащее на дороге. Должно быть, она была новой, когда только что изобрели сыворотку долголетия, но забыли спрыснуть ее этим снадобьем. Гантор двигался гораздо быстрее, чем я ожидал. У него был широкий размашистый шаг — нечто среднее между трусцой и рысью лошади, и мы делали не меньше шести миль в час. Наконец мы добрались до Амлота. Я понял это, когда мы остановились и стали слышны голоса людей, о чем-то расспрашивающих Лодаса. Один из них сказал:

— Я знаю этого фермера, он часто привозит в город свои овощи. С ним все в порядке.

Нас пропустили, и мы поехали дальше. По звуку колес я определил, что мы едем по мощеной дороге — значит, мы были в стенах Амлота. Итак, первый этап благополучно завершился. Если и дальше дело пойдет столь же успешно, я завтра вернусь к Дуаре.

Мы ехали по городу довольно долго, но наконец остановились. Снова послышались голоса. Однако говорили негромко, и я ничего не мог разобрать. Раздался звук, похожий на скрип тяжелых ворот, и мы двинулись вперед. Проехав немного, фургон опять остановился, и снова раздался скрип ворот. Только потом до меня донесся голос Лодаса, предлагавшего мне выйти. Я поспешил выбраться наружу. Отбросив сено, вылез и огляделся. Мы находились во дворе небольшого одноэтажного дома. Рядом с Лодасом стоял человек и смотрел на меня. Казалось, он был не слишком рад гостю.

— Мой брат Хорьян, — представил человека Лодас, — а это… Постой, как же твое имя?

— Разве оно не указано в письме? — удивился я.

— Нет, скажи сам, как тебя зовут.

Я подумал, что лучше не упоминать свое настоящее имя.

— Там, откуда я родом, меня называли Гомо Сапиенс. Зови меня Гомо.

Так я стал Гомо.

— Плохо дело, если его обнаружат зани, нас засадят в тюрьму, начнут пытать и казнят! — закричал Хорьян.

— Но мы рискуем во имя джонга, Хорьян, — напомнил Лодас, как будто это было основанием для любой жертвы.

— А что, джонг сделал что-нибудь для нас? — не сдавался Хорьян.

— Он наш джонг, — повторил Лодас. — И мне стыдно за тебя!

— Ладно, продержу его до утра, а потом пусть уходит по своим делам. Теперь идите в дом, там я смогу спрятать вас. Не нравится мне это, совсем не нравится! Я боюсь! Стража зани творит страшные вещи с теми, кого они подозревают.

Так я попал в дом Хорьяна в Амлоте нежеланным гостем. Независимо от моих чувств к обоим братьям я должен выполнить приказ Мусо.

Глава 7

Хозяин отвел мне маленькую комнатку во дворе и велел оставаться там, чтобы меня никто не видел. Они с Лодасом ушли. Вскоре Лодас вернулся и сказал, что отправляется на рынок со своими товарами. Он зашел попрощаться со мной и пожелать удачи, прежде чем отправиться домой. Хороший и преданный человек!

Часы в маленькой душной комнате тянулись медленно. В сумерках хозяин принес воды и кое-что из пищи. Он неуклюже пытался узнать, зачем я прибыл в Амлот, но мне удалось без труда уклониться от его расспросов. Он не переставая твердил, что будет рад избавиться от меня, и наконец ушел.

Поев, я попробовал вздремнуть, но сон упорно не приходил. Однако как только меня стало клонить в сон, в соседней комнате послышались голоса, сначала более громкие, а потом заметно притихшие. Впрочем, перегородка оказалась настолько тонкой, что без труда было слышно каждое слово. Один голос принадлежал хозяину, Хорьяну, второй был мне незнаком.

— Говорю тебе, это дурное дело. Здесь человек, который спрятался. Я его не знаю. Если станет известно, что он здесь, — беды не миновать, и вся вина падет на меня, хотя я не имею понятия, зачем он прячется. — Это был голос Хорьяна.

— Ты делаешь глупость, что позволяешь ему оставаться, — говорил кто-то другой.

— Что же мне делать? — жалобно спросил Хорьян.

— Выдай его страже зани.

— Но ведь они решат, что я приютил его у себя, — тяжело вздохнул хозяин дома.

— Скажи, что не знаешь, как он попал в твой дом, что тебя не было в то время, а когда ты вернулся, то обнаружил человека, спрятавшегося в твоей комнате. Тогда стража не сделает тебе ничего плохого. Они даже наградят тебя.

— Ты так думаешь?

— Конечно. Мой сосед донес на своего соседа, и они наградили его.

— Правда? Об этом стоит подумать. Он может быть опасным человеком. А если он приехал, чтобы помочь Корду?

— Так ты и скажи, — подбодрил его незнакомец.

— Они дали бы за него большое вознаграждение, не правда ли? — все еще сомневался Хорьян.

— Думаю, очень большое.

Они замолчали, а потом я услышал шум отодвигаемой скамьи.

— Куда ты? — спросил гость Хорьяна.

— Пойду расскажу зани.

— Я пойду с тобой, — не отпустил его незнакомец — Не забывай, что мысль пойти к зани — моя, и я должен получить половину вознаграждения. А может быть, и две трети…

— Но он мой пленник, — настаивал Хорьян. — Это я собрался оповестить о нем стражу. А ты оставайся здесь.

— Нет, не останусь. Ведь если бы я рассказал страже о том, что знаю, то арестовали бы вас обоих, а вознаграждение получил бы один я! И очень большое вознаграждение!

— Ты не сделаешь этого! — закричал Хорьян.

— Обязательно сделаю, если ты попытаешься украсть мою долю награды.

— Но я не обкрадываю тебя, а предлагаю десятую часть.

— Десять процентов! Это я дам тебе десять процентов — гораздо больше, чем ты заслужил, строя козни против Мефиса, Спехона и всех остальных.

— Ты не имеешь права так говорить обо мне! — завопил Хорьян. — Тебе никто не поверит: все знают, какой ты лгун. Куда ты торопишься? Возвращайся! Это я иду рассказать им…

Раздался топот ног и хлопанье дверей, а потом наступила тишина. Надо было скорее выбираться отсюда, и я не стал терять ни минуты. Я не знал, далеко ли им придется бежать за стражей. Может быть, до ближайшего угла. Выскочив из своей каморки, издали увидел двух торопившихся «друзей», не перестававших ссориться даже на бегу. Видимо, раздел награды, которую они рассчитывали получить за меня, еще не закончился. Я повернулся и укрылся в ночной тени, падавшей от соседнего дома.

Бежать было бесполезно. Я даже не торопился, шел не спеша, как на прогулке, словно был коренным жителем Амлота и шел намереваясь навестить свою тещу. Улица, по которой я шел, была темной, но впереди мелькал свет, и я направился в сторону более оживленных улиц. По дороге мне повстречалось несколько человек, но никто не обратил на меня внимания. Вскоре я очутился на улице с множеством маленьких лавочек. Все они были открыты, покупатели входили и выходили. Здесь было очень много солдат, и я впервые столкнулся с зани.

Их было трое. Они важно шли по тротуару, сталкивая мужчин и женщин на мостовую. Я немного нервничал, пока приближался к ним, но они не обратили на меня внимания.

Из головы не выходил подслушанный разговор «друзей» в доме Хорьяна. Я не мог забыть, что незнакомец упомянул имя Спехона в связи с Мефисом. Пакет, лежавший у меня в кармане, был адресован Спехону. Зачем же Мусо поддерживал связь, причем тайную, с одним из лидеров зани? Это казалось совершенно непонятным и серьезно беспокоило. Потом я припомнил, как проходил мой тайный и поспешный отъезд и предупреждение Мусо, чтобы я не называл Лодасу имя человека, которому везу депешу. Почему он скрыл это от верного Лодаса? Не хотел, чтобы оно стало ему известно? И почему Мусо почувствовал такое облегчение, когда я убедил его, что не умею читать по-амториански? Мое сознание начало проясняться. Я стал понемногу понимать, в чем истина. Правду я мог не узнать никогда, а мог узнать и завтра. Это во многом зависело от того, доставлю я пакет Спехону или нет. Быть может, надо приложить все усилия, чтобы выбраться из Амлота, добраться до «Анотара» и полететь в Санару, рассказать все Томану, которому я безгранично доверял? Но чувство благодарности за оказанное мне доверие скоро вытеснило это побуждение из головы. Нет, я пойду дальше и выполню приказ — таков мой долг солдата, давшего клятву верности.

По мере того как я шел по улице, магазины по сторонам становились все больше и роскошнее, одежда на прохожих — пышнее, а драгоценности сверкали все ярче. Богато украшенные ганторы везли своих пассажиров вверх и вниз по улице или останавливались около магазинов, пока хозяин или хозяйка ходили за покупками. Перед ярко освещенным зданием стояли двадцать или тридцать огромных ганторов. Когда я заглянул в окна, то понял: это ресторан. Вид огней, смеющихся довольных людей и хорошо приготовленной еды возбудил мой и без того не удовлетворенный аппетит. Я вошел в ресторан и увидел, что свободных мест нет. Постояв минуту в поиске места, я уже собрался уходить, когда ко мне подошел официант и спросил, не хочу ли я пообедать. Я ответил утвердительно, и он провел меня к столику на двоих, за которым уже сидела женщина.

— Присаживайтесь, — предложил он.

— Но столик занят, — запротестовал я.

— Я не возражаю, — обратилась ко мне женщина — Пожалуйста, присаживайтесь.

Мне ничего не оставалось, как поблагодарить ее и занять свободный стул.

— Вы очень добры.

— Не стоит благодарности.

— Право, я не знал, что официант ведет меня к столику, который уже занят. Это очень нетактично с его стороны.

Она улыбнулась. У нее была милая улыбка, да и вообще она была очень привлекательна и выглядела совсем молодой. Однако я уже знал, что нельзя по внешнему виду понять, сколько лет венерианской женщине — семнадцать или семьсот. Вот что делает с ними сыворотка долголетия!

— Это не так уж нетактично, как могло показаться, — снова улыбнулась она. — По крайней мере со стороны официанта. Я попросила, чтобы он пригласил вас.

Я не мог скрыть удивления.

— Вы очень добры. — Ничего, кроме самых банальных слов, не приходило на ум.

— Видите ли, — продолжала она, — вы явно искали столик и были огорчены, что свободных мест нет. Здесь было свободное место, я одна и чувствовала себя одинокой. Надеюсь, вы не возражаете?

— Я восхищен. Вы были не единственным одиноким человеком в Амлоте. Вы уже сделали заказ?

— Нет еще. Обслуживание отвратительное. Всегда не хватает официантов. Но еда — лучшая в городе. Вы, конечно, часто здесь бываете? Ведь тут все обедают…

Разговор приобретал опасный оттенок. Может, лучше сразу признаться, что я иностранец, чем притворяться и потом выдать себя какой-нибудь явной ошибкой, которую я непременно допущу в разговоре с человеком, хорошо знающим Амлот, манеры и обычаи здешних жителей? Я заметил, что она внимательно изучает меня, бросая взгляд на одежду, глаза, волосы. Несколько раз я ловил ее насмешливый взгляд. И уже решил признаться, что я иностранец, когда наше внимание привлекла суматоха в зале. Группа стражников зани допрашивала посетителей, сидевших за одним из соседних столиков. Манеры их были грубые и бесцеремонные. Они вели себя как банда гангстеров.

— Что происходит? — спросил я свою соседку.

— А вы не знаете?

— Это одна из многих вещей, которых я не знаю, — признался я.

— Они ищут изменников и санарцев. Это постоянно происходит в Амлоте. Странно, что вы не знаете. Теперь они идут сюда…

Не оставалось сомнений, что стражники направлялись через весь зал к нашему столику, а их главный не отрываясь смотрел на меня. Позже я узнал, что у них принято обшаривать все вокруг и допрашивать несколько человек. Делается это больше ради морального воздействия на горожан, нежели с иной целью. Конечно, стража производит аресты, но, в основном, под влиянием каприза или по доносам осведомителей.

Главарь шел, пошатываясь, прямо на меня и придвинул свое лицо почти вплотную к моему.

— Кто ты? — спросил он. — Доложи о себе.

— Это мой друг, — спокойно сказала женщина через стол — С ним все в порядке, кордочан.

Стражник взглянул на нее и сразу сник.

— Конечно, Тогания, — выпрямился он, словно отдавая рапорт. Потом отвел своих людей подальше от нашего столика и вышел из ресторана.

— Я получаю огромное удовольствие, находясь в вашем обществе. Мне очень повезло, что это место оказалось единственным свободным в ресторане. Хотя мне действительно нечего бояться. Просто такие инциденты приводят в замешательство иностранца.

— Значит, я правильно угадала. Вы иностранец?

— Да, Тогания. Я как раз собирался объяснить вам, но бравый кордочан помешал мне.

— А у вас имеется мандат?

— Мандат? Нет…

— Тогда вам очень повезло, что я здесь. В противном случае вы уже находились бы в тюрьме, а завтра вас наверняка расстреляли, если бы у вас не нашлось здесь друзей.

— К счастью, один есть.

— Можно спросить, кто он?

— Вы!

Мы оба улыбнулись.

— Расскажите о себе, — попросила она.

— Вам, наверное, кажется невероятным, что сегодня в Амлоте находится такой наивный человек. Я добрался до города только днем, — объяснил я. — Видите ли, я солдат удачи. Я слышал, что здесь часто происходят сражения, и поспешил на помощь, готовый выполнить любое поручение.

— Чьей стороны? — задала она вопрос.

Я пожал плечами.

— Пока ничего не знаю ни о той, ни о другой.

— А как вы попали в город и почему вас не арестовали?

— Группа солдат, несколько рабочих и фермеров шли через городские ворота. Я просто присоединился к ним. Никто меня не остановил. Никто не задал ни одного вопроса. Я поступил неправильно?

Она покачала головой.

— Нет, раз вы смогли выйти из положения. Все верно, пока вы и дальше будете выпутываться из сложившейся ситуации. Преступлением это станет тогда, когда вас поймают. Расскажите мне, откуда вы, — если, конечно, ничего не имеете против.

— Разумеется, нет. Мне нечего скрывать. Я пришел из Водаро. — Землю под таким названием я видел на карте, которую показывал Данус. Она простиралась от южной границы умеренной зоны до неизвестной околополярной области Венеры. По словам Дануса, об этой земле мало что известно. Оставалось надеяться, что здесь о ней тоже знают не много — во всяком случае, меньше, чем я.

Она кивнула.

— Я была уверена, что вы из какой-то далекой страны. Вы очень отличаетесь от людей Корвы. У вас там у всех серые глаза?

— О, да, — заверил я, — у всех или почти у всех водаронцев серые глаза! — Мне пришла в голову мысль, что она могла повстречать водаронца с черными глазами. Или стала бы скрупулезно изучать посетителей ресторана и нашла бы такого водаронца, и потому не хотел рисковать. По-видимому, она относилась к тем бдительным и внимательным людям, которые стремятся узнать как можно больше нового.

Наконец официант соизволил подойти к нам и принять заказ. После обеда я пришел к выводу, что его стоило ждать так долго. За обедом моя новая знакомая много рассказывала о жизни в Амлоте при правлении зани, но все излагалось так дипломатично, что понять, «за» она или «против», мне не удалось.

К середине нашего обеда в ресторан вошел другой отряд стражников зани. Они направились прямо к соседнему столику; сопровождающий их человек указал на одного из обедавших:

— Это он! Его прапрабабка была не из Корвы!

Обвиняемый поднялся, он был очень бледен.

— Мистал! — выкрикнул кордочан, командовавший отрядом, и сильно ударил арестованного по лицу, сбив его с ног. К упавшему подскочили стражники и принялись пинать его ногами. Наконец, избив до полусмерти, вытащили на улицу.

Мистал — грызун ростом с кошку. Слово часто употребляется как ругательство и соответствует нашему «свинья».

— Что все это значит? — обратился я к своей собеседнице, кипя негодованием. — С какой стати нужно избивать до полусмерти человека только потому, что его прапрабабку вскормила женщина не из Корвы?

— Молоко, а значит, и кровь чужестранки попала в жилы предка этого человека, загрязнив тем самым чистоту крови высшей расы Корвы, — объяснила мне соседка.

— А что плохого в крови чужестранки? — удивился я — Разве они больные?

— Иностранцу трудно понять, — задумчиво ответила она. — На вашем месте, пока вы в Амлоте, я бы приняла это без обсуждения, как факт.

Я сразу оценил мудрость совета. Из того, что уже видел, мне стало ясно, что чем меньше обсуждать что-то, тем лучше для тебя и тем дольше сможешь прожить.

— Вы не назвали своего имени, — заметила Тогания. — Меня зовут Зерка.

Я не решился назвать ей ни свое настоящее имя, ни даже то, под которым представился Лодасу. Скорее всего Хорьян и его приятель уже донесли обо мне страже. Поэтому приходилось срочно обзаводиться новым именем.

— Водо, — быстро ответил я, решив, что сочетание «Водо из Водаро» звучит как триумфальный звук трубы.

— В вашей стране вы, вероятно, очень важное лицо.

Она явно старалась выудить как можно больше сведений, и было бы бесполезно уверять, что я — водитель такси, писатель или банковский служащий. Поскольку я уже стал на путь обмана, можно было выдумать для себя любую профессию и общественное положение.

— Я — танджонг Водаро, но, пожалуйста, никому не говорите об этом. Я путешествую инкогнито…

— Но как же ваше правительство позволяет вам путешествовать одному… вот так? Ведь вас могли и могут убить!

— Как видите, в Амлоте мне удалось найти общий язык с вами, — попробовал отшутиться я. — Практически я сбежал. Устал от свиты, от церемоний дворцовой жизни… Мне хотелось пожить как все, как простой человек…

— Это очень интересно, — она наклонилась ко мне. — Если вы хотите найти здесь работу, я, наверное, смогу помочь. У меня есть определенный вес в Амлоте и кое-какие идеи. Приходите ко мне завтра. Любой погонщик ганторов в Амлоте знает мой адрес. Сейчас же я должна уйти. Сегодняшний день был замечательным приключением. Вы спасли меня от полнейшей скуки.

Я пошел с ней к двери, где двое военных отдали ей честь и проводили до экипажа. Один из них вызвал ее личного погонщика.

— Где вы остановились? — поинтересовалась она, пока мы дожидались гантора.

— Еще нигде, — признался я. — И как иностранец прошу совета — нет ли поблизости приличного места?

— Да, идемте со мной.

Украшенный хаудак на широкой спине вмещал четверых. Впереди сели Зерка и я, а на задней паре сидений поместились два вооруженных стража.

Пока огромное животное величественно шагало по проспекту, я с большим интересом наблюдал за ночной жизнью амторианского города. Раньше я бывал в Куаде, лесном городе Вепайи, Городе Мертвых и в чудесном городе Гавату. Последний из них, Амлот, был единственным, который можно действительно назвать городом, и хотя Амлот не сравнить с Гавату, все же и здесь многолюдно и на улицах кипела жизнь. Несмотря на поздний час, главная улица заполнена прохожими. Вереницы пестро украшенных ганторов двигались в обоих направлениях, нагруженные пассажирами, веселыми и грустными, молодыми и пожилыми. Везде бросались в глаза стражники зани — странные прически сразу выделяли их из толпы: торчащий гребень волос от лба до затылка. Их одежда отличалась богатством и обилием украшений. По обе стороны улицы теснились великолепно освещенные рестораны, игорные дома, магазины и театры. Амлот не был похож на военный город. Я сказал об этом Зерке.

— Так мы поддерживаем моральный дух жителей, — пояснила она. — Последняя война принесла нам лишь разочарование, горечь и бедность, хотя люди вначале были воодушевлены идеями революции. Нам пришлось отказаться от торгового и военного флота. Жизнь на улицах Амлота замерла. Тогда декретом джонга Корда было приказано открыть все места общественных увеселений и оказывать им всемерную поддержку. Эффект оказался потрясающим. А после революции Мефис продолжил эту политику. В результате настроение и дух жителей находятся на достаточно высоком уровне. А вот мы и у дома путешественников. Это неплохая гостиница, — заключила Зерка. — Завтра я жду вас у себя.,

Я поблагодарил ее за заботу и приятный вечер, который мы с ней провели.

Погонщик установил лесенку сбоку гантора, и я уже собирался спуститься на землю, когда мне на плечо легла рука Зерки.

— Если тебя спросят, — негромко произнесла она, — повтори им то, что ты рассказал мне, а если тебе не поверят, направь их к Тогании. Скажи, что я разрешила тебе поступать так, как ты поступаешь. Вот, возьми и носи — Она сняла кольцо с пальца и протянула его мне. — Это будет хорошим знаком моей дружбы. А теперь еще одно. Я не буду напоминать, что ты танджонг. У нас в стране королевская власть не пользуется прежней популярностью. Недавно сюда прибыл один великий джонг в поисках своей дочери, которую похитили. И он с тех пор находится в заточении в тюрьме Ган-Кум-Ров, если только еще жив.

— Великий джонг, дочь которого была похищена? Неужели такое возможно? Кто тот великий джонг? — забросал я ее вопросами.

Ее глаза сузились.

— В наше время в Амлоте нельзя быть слишком любопытным.

— Прости. — Больше я не мог ничего сказать.

Я спустился на тротуар, и ее огромный гантор двинулся вниз по улице.

Глава 8

Дом для путешественников — проще говоря, гостиница, куда привезла меня Зерка, — был действительно великолепен и служил наглядным доказательством благополучия и гостеприимства Амлота. Вестибюль дома ничем не отличался от вестибюля любой гостиницы, однако конторкой служила большая круглая будка в центре. Вокруг стояли диваны, кресла, стулья, цветы, работали маленькие киоски. Я почувствовал себя как дома. Вестибюль был переполнен.

Вездесущие стражники мелькали здесь и там. Пока я шел к конторке, двое последовали за мной и внимательно слушали, как клерк расспрашивал меня о моем имени и адресе.

— А где твое удостоверение? — грубо вмешался один из зани.

— У меня нет удостоверения, — как можно спокойнее ответил я. — Я чужестранец и прибыл в Амлот из Водаро в поисках службы.

— Нет удостоверения? А может, ты прибыл не из Водаро, а из Санары? — Он орал так, что привлек внимание всех присутствующих в зале, и вокруг нас быстро образовалась пустота — люди не желали иметь каких-либо дел с зани. — Вот что тебе надо! — Он размахнулся и ударил меня.

Я потерял терпение, хотя понимал, что поступаю очень глупо. Без труда парировал следующий удар и нанес такой прямой в подбородок, что он отлетел шагов на десять и свалился на пол. Его напарник поспешил ко мне с обнаженной саблей.

— Тебе следует подумать, прежде чем действовать, — я протянул в его сторону руку с кольцом, переданным мне Зеркой.

Он взглянул на кольцо и опустил оружие.

— Почему ты не сказал сразу? — спросил он. Его тон был совсем другим по сравнению с тоном напарника. К этому времени тот поднялся на ноги и направился в мою сторону, вытягивая саблю из ножен.

— Погоди, — напарник, которому я показал кольцо, наклонился к его уху и что-то прошептал. Затем они повернулись и побрели из вестибюля, как пара побитых собак. Теперь клерк превратился в образец учтивости и спросил о багаже; я ответил, что он будет позже. Тогда клерк подозвал рослого парня, на спине которого висело нечто, напоминающее стул.

Парень подошел ко мне и опустился на колени, а я занял место «а стуле, поскольку он ждал от меня именно этого. Парень поднялся, взял ключ у клерка и без труда пробежал три пролета лестницы — живой лифт; других лифтов в Амлоте не существовало. Я хотел дать чаевые этому потомку Геркулеса и Меркурия, но он не понял моих намерений и наверняка решил, что с ним пытаются сделать что-то нехорошее. Не сомневаюсь, что в его донесении отмечалось, какой я неблагонадежный человек.

У меня оказалась большая, хорошо обставленная комната. Рядом с ней — ванная, к которой тоже не возникло претензий. С балкона открывался вид на океан. Я вышел на балкон и долго стоял, думая обо всем происшедшем. Прежде всего мои мысли занимала Дуара, но немалое место было отведено и неожиданной встрече с Тоганией Зеркой. Я не мог до конца поверить, что ее интерес ко мне объясняется только дружескими чувствами к одинокому чужестранцу, и все же иных поводов не находил. Она — загадочная женщина, в этом сомнений не было. Возможно, я не полностью доверял ее искренности, поскольку был недоверчив, но что мне оставалось делать? Я оказался в городе, полном врагов, окружен всеобщей подозрительностью, и со мной немедленно расправятся, если заподозрят правду. Поскольку я не был искренним и был вынужден лгать, а приходилось делать это, чтобы извлечь какую-то пользу, мне казалось, что я сумел ввести в заблуждение Зерку. Но может быть, я ошибаюсь? Значит, она обманывает меня? Ведь город полон шпионов, и проще всего выудить у иностранца неосторожные признания с помощью красивой женщины. Способ стар, как сам шпионаж.

Сообщение Зерки, свидетельствующее, что отец Дуары, возможно, пленник Амлота, представляло для меня особый интерес и вынуждало оставаться здесь, пока я не выясню истину. Меня также все время тревожило упоминание о Спехоне как близком к диктатору человеке — его имя назвал сообщник Хорьяна. Ведь именно Спехону я должен передать послание от Мусо. Возможно, в письме кроется разгадка, почему все шло не так, как мне было обещано? Наконец я решился. Вытащил пакет, вскрыл его, сломав печати, и принялся за чтение.

Я похолодел при мысли, что мог отдать письмо Спехону, не прочитав. По существу, я передал бы собственный смертный приговор. Письмо следовало немедленно уничтожить. Я огляделся и увидел большой камин у дальней стены. Подойдя к нему с роковым документом, уже протянул руку, чтобы сжечь, но тут новая мысль остановила меня. Ведь письмо могло многое значить для Томана и Корвы, если его правильно использовать. Нет, уничтожать письмо было бы глупо. Но не меньшей глупостью было таскать в кармане. Где же спрятать письмо? Ни одно место в комнате не подходит, поскольку на меня в любой момент может пасть подозрение. Я не сомневался, что как только выйду из комнаты, она будет тщательно обыскана. Что же делать?

Подумав, я положил письмо в пакет и отправился спать. Завтра обдумаю все еще раз, а сегодня слишком устал.

Я спал очень крепко, ни разу не проснувшись, и поднялся только в два часа по местному времени, что соответствует шести часам сорока минутам по земному счету. Сутки на Амторе длятся двадцать шесть часов пятьдесят шесть минут и четыре секунды земного времени.

Я чувствовал себя хорошо отдохнувшим и готовым отправиться к Зерке с надеждой устроиться на какую-нибудь работу поближе к зани, что помогло бы мне установить, действительно ли Минтеп, отец Дуары, находится в тюрьме Амлота. Теперь письмо Мусо к Спехону не представляло угрозы для меня. Единственная проблема — найти подходящее место и спрятать его, но вряд ли мне удастся ее решить.

Встав с постели, я вышел на балкон подышать свежим утренним воздухом и посмотреть на город при дневном свете. Дом путешественников находился гораздо ближе к морю, чем мне показалось ночью. Почти у моих ног простиралась спокойная гладь великолепной, закрытой со всех сторон гавани. Множество лодок стояли на якорях или были пришвартованы к набережной.

Мне предстояло прожить здесь еще один день. Что он принесет? Сначала надо принять ванну, переодеться, позавтракать, а там посмотрим. Залезая в ванну, я обратил внимание на то, что моя одежда в беспорядке лежит на полу. Я был уверен, что не оставлял ее в таком состоянии, и это настораживало. Первая мысль — что с сумкой? Я бросился к ней. Письма не было! Я подбежал к двери. Она закрыта так же, как я оставил ее вчера. Наверное, это стражники, с которыми я не поладил в вестибюле. Теперь они отомстят! Оставалось гадать, когда же меня арестуют. Самое плохое, что со мной могут сделать, — это доставить к Спехону, который, возможно, уже отдал приказ уничтожить меня. Правда, если меня сразу не арестуют, появится возможность бежать из города. Я не мог помочь Минтепу, оставаясь здесь. Единственная надежда — добраться до Санары и предупредить Томана.

Я поспешил закончить туалет и спустился в вестибюль. Он был почти пуст. Дежурный клерк разговаривал со мной вполне вежливо. Больше никто не обратил на меня внимания, пока я шел в ресторан и заказывал завтрак.

Надо обязательно встретиться с Зеркой. Возможно, она поможет бежать из Амлота. Причину, по которой мне понадобилось срочно покинуть город, найти нетрудно. Закончив завтрак, я вернулся в вестибюль. Тут уже царило оживление. Несколько стражников зани слонялись у конторки. Я решил проверить всех сразу и смело подошел к клерку, задав несколько вопросов. Повернувшись, увидел еще двух стражников — моих вчерашних знакомых. Они узнали меня., но молча прошли мимо, отсалютовав как на параде. Спокойно выйдя на улицу, я направился к витринам магазинов. Это давало возможность убить время и заодно проверить, не следят ли за мной. Убедившись в отсутствии слежки, направился к общественному гантору и попросил погонщика отвезти меня во дворец Зерки. Минутой позже я уже покачивался в хаудаке столь необычного транспорта, влившегося в поток уличного движения.

Мы двигались по улице, идущей параллельно океану. Как только деловая часть города осталась позади, нам начали попадаться чудесные дворцы, расположенные в самых красивых уголках побережья. Наконец гантор остановился перед массивными воротами. Погонщик громко крикнул, и стоявший в карауле воин открыл ворота. Я слез с гантора и подошел к стражнику, вопросительно глядевшему на меня.

— Кто ты и что ты хочешь?

— Я прибыл по приглашению Тогании Зерки.

— Пожалуйста, назови свое имя.

— Водо, — произнес я, едва не назвавшись ранее придуманным — Гомо.

— Тогания ожидает тебя, — объявил стражник и пропустил во двор.

Дворец Тогании представлял собой чудесное строение из белого мрамора или материала, похожего на мрамор. Дворец окружали кусты, подстриженные деревья и прекрасные цветы, испускающие редкостный аромат. Одна стена дворца выходила прямо к берегу океана. Но меня сейчас мало волновала красота — надо мной нависла серьезная опасность.

Через некоторое время меня ввели к Зерке. Ее приемная выглядела как тронный зал, а сама она сидела в большом кресле, стоявшем на возвышении, что подчеркивало ее высокий сан. Она сердечно приветствовала меня и пригласила сесть на подушку у ее ног.

— Сегодня ты выглядишь отдохнувшим, — произнесла она, внимательно разглядывая меня. — Надеюсь, ты спокойно провел ночь?

— Спасибо, все было в порядке, — поблагодарил я.

— Никаких приключений с тех пор, как мы расстались?

У меня было такое впечатление, что она выпытывает какие-то сведения. Не знаю, почему — то ли чувствуя свою вину, то ли желая завоевать ее доверие, — я рассказал ей о случившемся в вестибюле.

— Пришлось поссориться с двумя зани. Один ударил меня, и я сбил его с ног. Все вышло очень глупо.

— Да, действительно глупо. Не ввязывайся в такие истории, даже если тебя будут провоцировать. А как удалось выпутаться?

— Показал кольцо, и меня оставили в покое. Сегодня встретил их снова, и они не сказали ни слова.

— И это все, что произошло с тобой?

— Больше ничего значительного.

С минуту она молча смотрела на меня. Казалось, хотела понять, о чем я думаю. Наконец заговорила опять:

— Я послала за человеком, которому собираюсь поручить заботу о твоем будущем. Ты можешь довериться ему во всем. Понимаешь — во всем!

— Спасибо, — я был тронут — Не знаю, почему ты так внимательна ко мне, но хочу, чтобы знала, как высоко ценю твою доброту к чужестранцу, и если понадоблюсь — тебе достаточно приказать…

— О, пустяки, — заверила она. — Ты избавил меня от ужасного вечера, который пришлось бы провести одной, и я тебя еще не отблагодарила.

В этот момент слуга открыл дверь и провозгласил:

— Малту Мефис! Мантар!

Высокий мужчина в одежде и с прической зани вошел в приемную. Он приблизился к возвышению, где сидела Зерка, остановился и тоже произнес:

— Малту Мефис!

— Малту Мефис! — повторила Зерка. — Я рада видеть тебя, Мантар. Это — Водо. А это — Мантар.

— Малту Мефис! Я рад с тобой познакомиться, Водо! — сказал Мантар.

— И я рад познакомиться с тобой, Мантар, — ответил я.

Мантар с удивлением взглянул на улыбающуюся Зерку.

— Водо — чужестранец. Он не знает наших обычаев. Тебе придется рассказать ему обо всем.

Мантар облегченно вздохнул.

— Начну сейчас же, — объявил он. — Ты не обидишься, Водо, если я буду часто поправлять тебя?

— Конечно, раз это необходимо.

— Прежде всего, каждый гражданин перед приветствием должен произнести слова «Малту Мефис!». Пожалуйста, никогда не забывай. Ни в коем случае не критикуй правительство, общественные организации или члена партии зани. И вообще лучше, если ты будешь поступать так же, как делают другие — даже когда не понимаешь, зачем это делается.

— Разумеется, я последую твоему совету, — заверил я, предпочитая не распространяться о мыслях, возникших у меня по этому поводу; возможно, и он сделал то же самое.

— А сейчас, Мантар, помоги Водо. Честолюбивый молодой человек приехал к нам из Водаро и хочет послужить солдатом в Амлоте. Подумай, что можно сделать для него! Теперь идите, сегодня мне предстоит много дел. Водо, я жду твоего прихода!

Глава 9

Выйдя от Зерки, Мантар повел меня во дворец, где раньше жил джонг Корд, а теперь располагались Мефис и его ближайшее окружение.

— Мы пойдем прямо к Спехону, — обратился ко мне Мантар — Не стоит терять времени.

К Спехону! К человеку, которому Мусо советовал уничтожить меня! Я был уверен, что письмо уже у него в руках, поскольку оно наверняка украдено зани или их агентами.

— А зачем мы пойдем к Спехону?

— Спехон — начальник стражников зани, в том числе и секретной службы. Зерка предложила устроить тебя на должность в караульную службу. Твое счастье, что у тебя такой друг, как Зерка, иначе, даже если бы ты и получил место, тебя сразу отправили бы на фронт, где дела идут не очень-то хорошо с тех пор, как Мусо взял на службу какого-то парня по имени Карсон с его дьявольским изобретением, летающим по воздуху и бросающим бомбы на головы солдат.

— Летает по воздуху? — переспросил я с притворным изумлением — А разве такое бывает?

— Мы ничего толком не знаем, — признался Мантар — Многие из воинов, осаждающих Санару, видели его, кое-что мы узнали от пленных, членов санарской партии, находившихся на передовой. Они сообщили имя человека, управляющего летательной машиной, и то немногое, что знали о нем, но сведения очень скудны. Да, тебе повезет, если попадешь в караул. А удастся получить офицерское звание — будет совсем хорошо, настоящая синекура, — тебе придется лишь следить за своими поступками. Ты должен ненавидеть все, что ненавидим мы, и приветствовать все, что приветствуем мы. Ни при каких обстоятельствах не осуждай то, что делают зани. Я приведу пример. Однажды вечером, когда мы слушали речь любимого Мефиса, яркий свет, неожиданно ударивший в глаза, заставил одного офицера поморщиться и закрыть глаза. Это было похоже на выражение недовольства. Офицера арестовали и расстреляли.

— Я буду очень осторожен. И клянусь, что говорю от чистого сердца.

Дворец бывшего джонга был действительно чудесным строением, но я вряд ли был способен оценить достоинства этого шедевра архитектуры. Пока мы шли по коридорам, мой ум был занят только одним вопросом — получил ли Спехон письмо Мусо или нет? Наконец мы вошли в приемную и ожидали около получаса вызова. Бесконечным потоком в приемную входили и выходили люди. Здесь царила деловая атмосфера. Большинство посетителей носили форму зани и имели одинаковые прически, и, поскольку они непрерывно входили и выходили, в комнате постоянно раздавалось «Малту Мефис!» — так они приветствовали друг друга.

Но вот нас вызвали к Спехону. Как и все цивилизованные люди Амтора, внешне он был приятным человеком, но форма рта выдавала жестокость, а глаза свидетельствовали о хитрости. Мантар и я произнесли «Малту Мефис!» и отсалютовали.

— Малту Мефис! — ответил Спехон — Приветствую тебя, Мантар. Что занесло тебя сюда? — Он не говорил, а выкрикивал слова и фразы.

— Малту Мефис! Это Водо, — объяснил Мантар. — Я привел его по просьбе Тогании Зерки, его близкого друга. Она рекомендовала Водо на службу в карауле.

— Но он даже не зани! — попытался возразить Спехон.

— Он даже не из Амлота, — ответил ему Мантар, — но хочет быть зани и служить нашему любимому Мефису!

— Откуда ты приехал? — требовательно обратился ко мне Спехон.

— Из Водаро, — четко ответил я.

— В твоих жилах течет кровь врагов Корвы — амирян?

— Если бы текла, меня давно убили бы в Водаро! — воскликнул я.

— Почему? — заинтересовался он.

— Позволь спросить тебя, Спехон, почему здесь преследуют амирян?

— Только потому, что у них большие уши. Мы должны сохранять чистоту крови Корвы!

— Прости меня, но ты сам ответил на свой вопрос. Мы, жители Водаро, тоже гордимся чистотой своей крови и тоже преследуем амирян, потому что у них длинные уши!

— Отлично! — воскликнул он. — Клянешься ли ты любить, чтить и подчиняться во всем нашему любимому Мефису, отдать за него жизнь, если потребуется, и ставить его в нашей партии зани выше всех?

— Клянусь! — гаркнул я, но в этот момент пальцы моих рук были скрещены — старый прием пиратов. Затем мы отсалютовали и произнесли: «Малту Мефис!»

— Теперь ты зани, — объявил Спехон. — Я приветствую тебя и поздравляю. Малту Мефис!

— Малту Мефис! — ответил я и отсалютовал.

Мне было присвоено звание токордочан, что соответствует нашему лейтенанту. Кордочан приравнивается к сержанту, а приставка «то» означает «выше», то есть выше, чем сержант.

— Ты будешь отвечать за обучение Водо, — предупредил Спехон Мантара. После этого мы распрощались.

Я облегченно вздохнул, выходя из приемной Спехона. Очевидно, письмо Мусо к нему еще не попало. Судьба была ко мне милостивой.

Мантар повел меня к месту расквартирования офицеров, расположенному рядом с казармами, где жили солдаты. Все это размещалось в пределах ограды дворца. Здесь же парикмахер сделал мне прическу, какую принято носить воинам зани, после чего мы с Мантаром направились подобрать форму и оружие токордочана караула зани.

На обратном пути из вещевого склада я заметил признаки всеобщего возбуждения. Люди, выстроившись в шеренгу, что-то кричали. Сначала я ничего не мог разобрать, но потом расслышал непрерывно повторяющийся возглас «Малту Мефис!» и разглядел, что приветствие адресовано шеренге ганторов, неторопливо идущих по улице.

— Это движется наш любимый Мефис! — обратился ко мне Мантар. — Когда кортеж приблизится, стань в приветственную позу и кричи как можно громче «Малту Мефис!», пока он не проедет.

Присмотревшись, я увидел людей, стоявших на головах вдоль тротуара. Каждый из них выкрикивал приветствие во всю силу своих легких. Только женщины и дети не становились на головы, но все кричали и делали приветственные жесты руками, если только с их помощью не поддерживали тела в вертикальном положении. Крики начинались, когда первый гантор подходил на расстояние в несколько шагов, и завершались тогда, когда последнее животное отходило от приветствующих на некоторое расстояние. У меня создалось впечатление, что все эти люди начисто лишены чувства юмора.

Процессия поравнялась со мной, и я понял, что таких богато украшенных и крупных ганторов еще не видел. В золоченом хаудаке на одном из них сидел маленький невзрачный человечек в форме кордочана зани. Это и был Мефис. Он показался мне испуганным. Глаза бегали из стороны в сторону. Я догадался — и догадка позже подтвердилась, — что он постоянно боится за свою жизнь. Как впоследствии выяснилось, не без оснований.

После проезда Мефиса со свитой я обратился к Мантару, сказав, что хотел бы осмотреть город, особенно море и лодки на нем.

— А зачем это тебе? — с подозрением спросил он.

— Жизнь людей Водаро в основном связана с водой, и мы все любим воду, интересуемся лодками и плотами. Вот почему меня так привлекает конструкция малых лодок Амлота. Честно говоря, я бы не отказался иметь собственную маленькую лодку, потому что очень люблю плавать и рыбачить.

По-видимому, мое объяснение удовлетворило его. Мы наняли гантора и поехали на пристань. Здесь я увидел бесчисленное множество лодок, большая часть которых давно не использовалась по назначению.

Мантар объяснил, что, наверное, они принадлежат людям, мобилизованным в действующую армию.

— Как ты думаешь, удастся мне купить или нанять одну из лодок? — спросил я.

— Ты не должен ничего покупать или нанимать. Ты теперь член караула зани и можешь брать все, что пожелаешь, у любого, если он не член караула зани.

Это было выгодное преимущество. Увидев и узнав все, Что меня интересовало, я решил вернуться в город и начать обучение под руководством Мантара. Мы напряженно трудились целую неделю; за это время я не получал никаких распоряжений от Спехона и ни разу не был у Зерки. Неужели письмо Мусо так и не попало в руки Спехона? В это трудно было поверить. И в то же время я не сомневался, что, знай он о письме, меня бы в тот же день арестовали. Но может быть, он по каким-либо причинам считает предложение Мусо невыгодным и потому пока не собирается убивать меня? Я терялся в догадках.

Не могу сказать, что мне нравилась компания моих сослуживцев. За исключением Мантара. Он настоящий джентльмен. Большинство же остальных — грубы, жестоки и невежественны. Те, кто находился под нашим командованием, были ничуть не лучше. Казалось, все подозревали друг друга постоянно во всем, но особенно Мантара и меня. Их раздражала наша образованность; чувствуя свою необразованность, они ненавидели нас. В такой атмосфере всеобщей подозрительности мне не удавалось получить какие-либо сведения о том, что задерживало меня в Амлоте, а именно: о судьбе Минтепа, отца Дуары. Я верил, что он находится в одной из тюрем Амлота. Сам я мог без особого труда сбежать из города, завладев маленькой лодкой, и добраться до острова, где спрятан «Анотар». Однако прежде следовало выяснить, верны ли мои подозрения. Все, что мне до сих пор удалось узнать, я услышал случайно. Я не мог спросить напрямую и проявлял интерес к любому политическому или спорному вопросу. В результате нервы у меня были постоянно напряжены, и приходилось выбирать слова и контролировать жесты и поступки, и притом делать это достаточно естественно. Но подобное поведение характерно здесь для всех, я думаю, в том числе для Спехона и даже Мефиса. Каждый знал, что за ним следят — либо осведомитель, либо профессиональный шпион. Результатом была скрытность — беседы как таковые не велись, разве только между самыми близкими людьми, да и в таких случаях вряд ли люди разрешали себе высказываться о том, что таилось в их сердцах.

Прошло десять дней, но я ни на шаг не приблизился к своей цели. Я беспокоился и все больше скучал по Дуаре. Что она могла подумать? Как ей живется? Эти вопросы сводили меня с ума. Я был почти готов бросить то дело, за которое добровольно взялся, и бежать в Санару. Но когда я думал, какое счастье принесла бы Дуаре встреча с отцом или какое горе она почувствует, узнав, что отец томится в амлотской тюрьме и в любой момент может быть убит, мне только оставалось сжимать зубы и продолжать делать то, что я считал своим долгом. Вот в таком настроении я получил от Зерки приглашение посетить ее. Это совпадало с моим желанием, и я с радостью отправился к ней.

Мы приветствовали друг друга привычным «Малту Мефис!», которое перестало казаться мне неуместным. У меня зародилось подозрение, что Зерка прячет улыбку, когда исполнялся традиционный обряд приветствия. И еще мне показалось, что она сама меньше всего подходит к весьма невысокому уровню общества зани.

— О, — воскликнула она, улыбаясь, — какой симпатичный воин зани из тебя получился!

— С такой прической? — переспросил я, сделав гримасу.

Она приложила палец к губам:

— Ш-ш! Я думала, что ты лучше узнал наше окружение.

— Неужели нельзя критиковать даже самого себя?

Она покачала головой.

— На твоем месте я критиковала бы только жителей Амтора и наших врагов в Санаре.

— Я молчу. Как говорится, ставлю на уста печать молчания.

— Не слыхала такого выражения, — подала она реплику. — А разве жители Водаро говорят на другом языке?

— О, нет, мы говорим на том же языке, — заверил я ее.

— А читаете тоже на нем?

— Конечно!

— Я так и думала, — произнесла она с неожиданной серьезностью.

Я не понял, почему она придавала такую важность своему вопросу. Не успел спросить — она переменила тему разговора.

— Тебе нравится Мантар?

— Очень. Приятно иметь дело хоть с одним джентльменом!

— Будь осторожен, — еще раз предостерегла Зерка. — Тс, что ты сейчас сказал — не прямая критика, но и она может оказаться роковой. Вокруг полно шпионов, и мы никогда не знаем, кто слышит наши слова, кроме тех, для кого они предназначены. Но если мы отправимся на прогулку и будем разговаривать, вот тогда ты сможешь говорить что хочешь. Мой погонщик служит нашей семье всю жизнь и никому не расскажет, что слышал.

Мне показалось странным, что она подталкивает меня к откровенности, хотя только что предостерегала об обратном.

— Уверен, что весь мир может слышать то, что я говорю. Я очень счастлив здесь!

— Рада за тебя.

— Мне известно и то, что не следует говорить слишком много. Удивляюсь, как это я не разучился разговаривать.

— Но ты, конечно, беседуешь с Мантаром?

— Я ни с кем не говорю о том, о чем не следует.

— Но с Мантаром все по-другому, — задумчиво произнесла она. — Ты можешь полностью ему довериться. Обсуждай с ним все что захочешь. Мантар никогда не выдаст.

— Почему?

— Потому что ты — мой друг.

— Я высоко ценю твое отношение, — сказал я, глядя ей в глаза — И очень благодарен за дружбу. Мне хотелось бы сделать что-либо для тебя.

— Возможно, такой случай представится, когда я узнаю тебя лучше.

Во двор особняка Зерки прибыл гантор, и мы поднялись в хаудак. На этот раз вооруженной охраны не было — только мы и погонщик.

— Куда отправимся? — спросила Зерка.

— Куда скажешь. Мне хочется побывать в общественных местах.

Я надеялся таким способом обнаружить, где находится тюрьма Ган-Кум-Ров, в которую заключен таинственный узник — великий джонг. Я не осмеливался спросить об этом ни у кого, даже у Зерки. Несмотря на все ее попытки призвать меня говорить откровенно, я не был до конца уверен, что это разумно. Ведь она могла оказаться шпионкой. Внезапная дружба, поощряемая с ее стороны, питала и усиливала мои подозрения, и хотя ее симпатия ко мне казалась искренней, я не мог полагаться на случай. Приходилось подозревать каждого — в этом я не отличался от настоящего зани.

Зерка дала какие-то распоряжения погонщику, а затем удобно устроилась на сиденье.

— Ну вот, теперь мы одни, и давай поговорим откровенно — ведь мы так мало знаем друг друга.

— Ты меня удивляешь — такое важное лицо, а тратишь время на разговоры с совершенно незнакомым человеком.

— Не думай, что трачу время зря. Это не простое времяпрепровождение — заводить новых друзей. Их у меня не так много. Война и революция унесли большинство. Война забрала у меня мужчину (она произнесла слово «осьяган» — любимый). С тех пор живу одна — бесполезная жизнь, как я считаю. А теперь расскажи о себе.

— Ведь ты уже знаешь все, что я могу рассказать.

— Расскажи о своей жизни в Водаро, — настаивала она. — Хочу знать больше об обычаях и нравах столь далекой страны.

— Вряд ли это тебя заинтересует. Мы простые люди. — Не мог же я ей сказать, что она знает о Водаро гораздо больше меня!

— Нет, мне действительно интересно, — повторила она. И настойчиво спросила — Расскажи, как ты попал сюда?

Я чувствовал себя крайне неловко, поскольку сознавал, что лгу неубедительно, и боялся допустить ошибку. У меня были слишком смутные представления о стране Водаро — я мельком видел ее расположение на карте Дануса в Куаде. Единственное, что запомнил (Но больше ничего!) — страна находится далеко в Карболе, полярной области планеты.

Отвечая на вопросы Зерки, следовало считаться с тем, что все сказанное может быть тщательно проверено. Поэтому приходилось взвешивать каждое слово, но так, чтобы паузы казались естественными.

— Один из наших купцов зафрахтовал небольшой корабль и загрузил его мехами, которыми он собирался торговать в других странах. Мы плыли на север в течение месяца, не встречая суши, пока не приблизились к Амлоту. Здесь нас застиг жестокий шторм, потопивший корабль. Меня вынесло на берег. Возможно, из всего экипажа я уцелел один. Меня подобрал местный фермер. От него я узнал, что попал в королевство Корва, близ города Амлота. Он рассказал также, что в Корве сейчас идет война, и проводил до города, следуя с грузом овощей. Об остальном я уже говорил.

— А как имя фермера? Его надо непременно наградить!

— К сожалению, не знаю, — соврал я в очередной раз.

Она посмотрела на меня с легкой улыбкой, которая не оставляла сомнений в том, что догадывается о моей лжи. Правда, причиной моих опасений было и сознание собственной вины. Так или иначе, к этой теме мы больше не возвращались, за что я был ей очень благодарен. Когда мы приблизились к одному из главных проспектов города, я увидел людей, стоявших на головах и кричавших «Малту Мефис!». Другие салютовали и громко выкрикивали то же самое приветствие.

— Наверное, наш любимый Мефис выезжает из дома, — почтительно заметил я.

Зерка бросила на меня острый взгляд, но я постарался сохранить нейтральное выражение лица.

— Да, — подтвердила она, — и не забудь встать и приветствовать его. Сегодня за городом будет проходить смотр войск. Новое соединение отправится на фронт. Наш любимый Мефис выехал, чтобы присутствовать на смотре. Тебя это интересует?

Я ответил утвердительно, и мы последовали на некотором расстоянии за кортежем Мефиса на обширное поле вблизи городских стен.

После того как Мефис занял свое место и приветствия замерли, Зерка приказала погонщику стать так, чтобы нам было удобно наблюдать за происходящим. Слева от нас выстроились колонны войск, и по сигналу, поданному Мефисом, они перестроились поротно и затем двинулись в сторону трибун, где находился великий человек. Это так походило на смотр войск в цивилизованных странах Земли, что я был поражен. Очевидно, смотр войск по-другому провести просто нельзя.

Когда первая рота была в сотне шагов от трибуны Мефиса, воины сменили шаг. Вся рота делала три шага вперед, подпрыгивала один раз на левой ноге, потом делала еще три шага вперед, снова прыгала фута на два вверх, и все повторялось сначала, пока рота не подошла к трибуне. При этом солдаты все время нараспев повторяли: «Малту Мефис!»

— Разве это не производит впечатления? — спросила Зерка, глядя, как я наблюдаю за столь странной маршировкой, и стараясь уловить мою реакцию.

— Даже очень большое, — искренне ответил я.

— Это нововведение предложил сам любимый Мефис, — объяснила Зерка.

— Я так и думал, — заключил я.

Глава 10

Долгая прогулка с Зеркой доставила мне большое удовольствие. Мы пообедали в том же ресторане, где встретились в первый раз, побывали в одном из театров Амлота и наконец, во второй половине дня, возвратились домой. Зерка пригласила меня на легкий ужин. Но за это время мы не узнали друг о друге ничего нового, хотя у обоих было большое желание как-то сломать лед недоверия. Не удалось мне выяснить что-либо нового и о Ган-Кум-Рове. Однако я провел отличный день, который омрачали только постоянные и все более тяжкие раздумья о Дуаре.

Театры Амлота и игравшаяся там пьеса немало удивили меня. Публика в театре сидит спиной к сцене. Перед ней на стене висит огромное зеркало, расположенное так, что каждый находящийся в зале видит хорошо все, что происходит на сцене.

Зрелище немного напоминает старые «волшебные картинки», только движущиеся. Действие, происходящее на сцене позади публики, отражается в зеркале и с помощью специальной системы освещения усиливается или ослабляется. Манипулируя освещением, можно устроить короткий антракт, сменить декорации. Конечно, отражение актеров в зеркальном экране меньше их реального размера, вследствие чего появляется иллюзия нереальности происходящего, напоминающая о кукольных спектаклях или ярмарочных балаганах, где показывали первые немые ленты.

Я спросил у Зерки, почему публика не поворачивается к сцене и не смотрит непосредственно на артистов. Она объяснила, что быть актером долгое время считалось позорным, и потому придумали такой остроумный способ. До сих пор считается дурным тоном поворачиваться лицом к сцене, хотя общественное мнение о профессии актера уже переменилось.

Но больше всего меня позабавила-сама пьеса. В Амлоте около ста театров, и во всех идет один и тот же спектакль, посвященный жизни Мефиса! Зерка рассказала, что пьеса насчитывает сто один эпизод. Один из них составляет всю программу вечера. Каждый житель Амлота обязан посещать театр раз в десять дней. Выдаются специальные свидетельства, подтверждающие этот факт. Пьеса идет уже более года.

На следующий день после визита к Зерке я получил под свое начало отделение из стражников зани и приказ о дальнейшем прохождении службы в Ган-Кум-Рове. Это не расстроило меня. Здесь, в карауле, я безуспешно добивался получить хоть какую-нибудь должность, пусть даже временную. А теперь меня официально откомандировали для службы в тюрьму. Что входит в мои обязанности и придется ли находиться там постоянно, я не знал. Мне приказали поступить в распоряжение начальника тюрьмы по имени Торко.

В моем отделении одиннадцать человек, в том числе кордочан. Именно ему я приказал отвести отделение в тюрьму. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь из солдат догадался, что я не знаю, где она находится. Оказалось, что тюрьма расположена на маленьком острове в заливе, не больше чем в ста ярдах от берега. Я уже несколько раз видел ее, но мне и в голову не приходило, что эти постройки и есть страшное место заточения.

На пристани мы поднялись на палубу корабля, принадлежащего тюрьме, и скоро очутились в ее мрачных стенах. Наша принадлежность к караулу зани немедленно раскрыла перед нами все двери, и через короткое время я уже входил в кабинет Торко. Это крупный мужчина с грубыми чертами лица, выражавшими жестокость, какую до сих пор мне не доводилось встречать. В отличие от других жителей Амтора он был некрасив и неприятен на вид. Я почувствовал, что не понравился ему. Впрочем, неприязнь была взаимной.

— Я никогда не встречал тебя прежде, — проворчал он после того, как я доложил о прибытии — Почему не прислали кого-нибудь, кого я знаю? Ты хоть имеешь представление о службе в тюрьме?

— Нет, не имею. Я не просил об этом назначении, но подчинился приказу. Придется то же сделать и вам.

Он пробурчал что-то неразборчивое и обратился ко мне чуть приветливее:

— Следуй за мной! Раз ты здесь, тебя надо познакомить с тюрьмой и системой безопасности.

Вторая дверь в его кабинете, расположенная напротив той, в которую я вошел, вела в комнату, полную караульных зани. Одному из них Торко приказал спуститься во двор и привести моих людей. Потом он пересек караульное помещение и подошел к двери, закрытой на засов. Когда открыли и эту дверь, я увидел длинный коридор, по обе стороны которого были установлены перегородки из массивных железных решеток. У задних стен этих закутков толпились несколько сот узников, многие из которых были покрыты ранами и болячками.

— Эти скоты проявили неуважение к нашему любимому Мефису или к славным героям зани. Им нет пощады!

В конце коридора была еще одна запертая на засов дверь. Открыв ее, мы по лестнице поднялись на второй этаж, где были одиночные камеры. В каждой камере-колодце находилось от одного до трех узников, хотя места едва хватало на одного.

— Это предатели, — объяснил Торко — Они ждут суда. У нас не хватает помещений, поэтому каждый раз, когда прибывает новая партия, мы забираем часть этих и расстреливаем. Конечно, мы даем им возможность исповедоваться.

Если они сознаются, обходимся без суда и расстреливаем сразу. Если же не сознаются, расстреливаем за введение правосудия в заблуждение.

— Все очень просто, — сказал я.

— Да, очень просто, — согласился Торко.

— Наш любимый Мефис знает, кого выбирать себе в подчиненные, не так ли?

Он казался очень довольным и даже улыбался. В первый раз я увидел его улыбающимся и надеялся, что больше не увижу никогда — его лицо сделалось еще более отталкивающим.

— Пожалуй, я ошибся на твой счет: ты говоришь как разумный человек. Мы великолепно с тобой сработаемся! — воскликнул он. — Ты принадлежишь к ближайшим соратникам нашего любимого Мефиса?

— К сожалению, нет, — ответил я, — просто верно служу ему.

— Но, значит, ты знаешь кого-то, кто принадлежит к ним? — настаивал он.

Я уже собирался ответить отрицательно, но вспомнил о кольце, подаренном мне Зеркой. Оно было мало для моих пальцев, и я носил его на шейной цепочке. Я молча показал на него.

— Я угадал! — обрадовался он. — Ты знаешь Тоганию Зерку. Ты удачливый парень!

Мне не хотелось говорить с ним о Зерке, но он продолжал:

— Она правильно сделала, что пришла к зани. Большинство ее родственников убили, а такие, когда они переходят к нам, находятся под постоянным подозрением, но только не Тогания Зерка! Говорят, что Мефис ей полностью доверяет и часто советуется с ней даже в вопросах политики. Это она предложила организовать караул зани, чтобы отыскивать предателей и граждан, не приносящих городу никакой пользы. Пьесы о жизни нашего любимого Мефиса — тоже ее идея, как и мысль о том, чтобы жители приветствовали любимого Мефиса, стоя на голове. Она же придумала обращение «Наш любимый Мефис». Замечательная женщина! Мефис ей многим обязан.

Было неприятно слушать его. Мне казалось, что Зерка неискренна в своих похвалах, и я даже сомневался в ее верности Мефису и идеалам зани. Теперь только оставалось поздравить себя, что я не доверился ей, чего она явно добивалась. И все же мне было не по себе; так бывает, когда разочаруешься в друге, которым восхищался.

— Я надеюсь, — обратился ко мне Торко, — что если ты замолвишь за меня словечко, то оно обязательно дойдет до нашего любимого Мефиса. Не так ли, дорогой друг?

— Мне надо узнать тебя получше, — ответил я, — чтобы понять, о чем говорить Тогании.

Это был почти неприкрытый шантаж, но я не чувствовал угрызений совести.

— Ты должен говорить обо мне только хорошее, — убеждал он. — Мы великолепно поладим. А сейчас я отведу тебя в зал, там вершится правосудие, и покажу камеры, в которых наш любимый Мефис держит самых важных узников.

Он провел меня в темный подвал, а затем в большую комнату, где вдоль одной стены тянулась длинная скамья. Позади скамьи стояли в ряд кресла; все они были приподняты фута на два над полом. По стенам комнаты расставлены низкие скамейки, явно предназначенные для зрителей. Все остальное место в зале занимали орудия пыток — самые страшные, какие только могло изобрести извращенное сознание. Казалось, достаточно одного взгляда на них — и человек признается в чем угодно. Всю жизнь я буду стараться забыть эти орудия и те кошмарные сцены, которые мне довелось наблюдать.

Торко сделал широкий приветственный жест.

— Мои любимые игрушки, — объявил он. — Многие из них изобрел я сам. Стоит обвиняемому взглянуть на них — признание получено. Но мы все-таки даем им попробовать…

— Даже после признания? — поинтересовался я.

— Конечно. Ведь если ими не пользоваться, они могут заржаветь, не правда ли?

— Разумеется, — согласился я. — Ты рассуждаешь как государственный человек. Теперь мне ясно, что ты истинный зани.

Он повел меня по темному коридору за залом пыток. Здесь размещались маленькие камеры, тускло освещенные единственным слабым огоньком в центральном коридоре. В каждой камере находилось по одному человеку. Было темно, и я не мог рассмотреть заключенных как следует, поскольку они сидели или лежали далеко от дверей. Многие прятали лицо в ладонях, не замечая нашего присутствия. Один стонал, другой повизгивал, потеряв рассудок.

— Вот тот, — пояснил Торко, — был известным врачом, и ему доверяли все, даже наш любимый Мефис. Но ты никогда не догадаешься, чем же отплатил предатель за оказанное ему доверие.

— Неужели он попытался отравить нашего любимого Мефиса?

— До этого он не додумался. Но ты ужаснешься, когда узнаешь, что он сделал. Он попытался облегчить страдания жителей Амтора, умирающих от неизлечимых болезней. Можешь представить себе такое?

— Нет, — ответил я, — не могу. Есть вещи, недоступные воображению обычного человека, и ты убедил меня в этом.

— Его приговорили к смертной казни, но, когда он сошел с ума, казнь отменили. Мы решили, что он будет страдать больше, если останется жить. И оказались правы!

Он повел меня по другому коридору в комнату в дальнем конце здания. Здесь не было ничего, кроме огромной печи. В помещении стоял отвратительный запах.

— Тут мы сжигаем тела, — объявил Торко и показал на люк-ловушку в полу. — Осторожно, не наступи на него. Он не очень прочный. Пепел мы выбрасываем в залив. Если оступишься, попадешь прямо в воду!

Неделю я провел, обучаясь антигуманизму. Затем Торко уехал, и я остался за начальника тюрьмы. Пока он отсутствовал, я делал все возможное, чтобы облегчить страдания заключенных. Приказал вымыть камеры и разрешил помыться заключенным, сменить одежду и выдать приличную еду. За это время не состоялось ни одного заседания суда и лишь одна казнь, но таков был приказ свыше. Однажды в одиннадцать часов я получил уведомление, что Мефис посетит тюрьму в тринадцать часов, то есть в два часа дня по местному времени. Поскольку мне ни разу не доводилось проводить встречу великого человека и никаких тонкостей подобной церемонии я не знал, мое положение оказалось не самым лучшим. Любая ошибка, даже ничтожная, могла стоить мне головы. К счастью, мой кордочан — бывалый солдат — взялся помочь мне. Ему страстно хотелось проявить все свои знания, и, несмотря на столь короткий срок, я вскоре уже достаточно уверенно принимал участие в развертывающихся событиях. С несколькими воинами в качестве эскорта я ожидал в гавани на тюремном корабле прибытия высокого гостя. Когда появился Мефис со свитой, выстроил своих людей, и мы дружно прорычали «Малту Мефис!», он оказался достаточно любезным и удостоил меня личным приветствием.

— Я слышал о тебе. Раз ты протеже Тогании Зерки, то должен стать достойным зани.

— Есть только один достойный зани! — гаркнул я.

Он решил, что я имею в виду его особу, и это ему польстило. Кордочан выстроил всех оставшихся караульных в комнате, и, когда мы проходили, каждый во всю силу своих легких выкрикивал приветствие Мефису. Я удивился, как мог выслушать все это Мефис, не почувствовав себя ослом, но потом решил, что и сам длинноухий не всегда догадывается, что он осел…

Великий человек захотел побывать в подвале, где содержались особо важные преступники. Он взял только меня и двух своих помощников, один из которых был его фаворитом: изнеженный мужчина, похожий на женщину.

Когда мы вошли в коридор, где размещались камеры, Мефис приказал показать камеру, в которой находился Корд, джонг Корвы.

— Торко не назвал имен узников, — объяснил я с соблюдением всех правил отдачи приветствия — Он сказал, что ты пожелал не раскрывать их имен.

— Правильно, — кивнул он, — но, конечно, исполняющий обязанности начальника тюрьмы все же должен знать, где кто содержится, хотя и держать знания при себе.

— Ты хочешь поговорить со мной, Мефис? — послышался голос из ближайшей камеры.

— Это он. Открой камеру и выведи его, — приказал Мефис.

Я снял ключ с пояса и выполнил приказание. Несмотря на перенесенные лишения и голод, Корд все еще оставался красивым и величественным человеком.

— Что ты хочешь от меня? — требовательно обратился он к Мефису, не произнося обычного приветствия «Малту Мефис!». Корд по-прежнему оставался джонгом, а Мефис сжался, чувствуя свое ничтожество. Наверное, именно это вызвало у него раздражение и злобу.

— Отправьте узника в зал суда! — крикнул он и в сопровождении своих спутников направился туда же.

Я легонько взял Корда за руку.

— Пойдем!

Он явно ожидал получить пинок или грубый толчок и с удивлением оглядел меня. Я всем сердцем был на его стороне, ибо понимал, какое унижение он испытывает, когда им, джонгом, командует какой-то подонок, захвативший власть. Кроме того, я боялся, что Корда начнут пытать, и не знал, сумею ли выдержать это зрелище. Только сознание того, что вмешательство не принесет никакой пользы и лишь погубит меня, позволило собрать всю волю, скрыть возмущение и безропотно принять надвигающиеся события.

Когда мы вошли в зал, я увидел, что Мефис и его помощники уже заняли места судей. Мефис приказал подвести узника ближе. С минуту диктатор сидел молча, и глаза его беспокойно метались по комнате. Наконец он заговорил:

— Ты был могущественным джонгом, Корд. Ты можешь снова стать им. Я пришел, чтобы предложить тебе занять трон.

Он ждал, но Корд хранил молчание и стоял, иссохший, но величественный, высокомерно, по-королевски, глядя Мефису в лицо. Такое поведение еще больше раздражало Мефиса, ничтожного человечка, хотя и обладавшего большой властью, но всем существом ощущавшего превосходство гордо стоявшего перед ним узника.

— Я обещаю, что верну тебе трон, Корд — Голос Мефиса все повышался. — Тебе нужно лишь подписать бумагу — Он протянул большой лист — Это позволит Корве сохранить мир и закончить ненужное кровопролитие. Народ Корвы заслуживает мира.

— Что здесь написано? — требовательно спросил Корд.

— Приказ, который ты отдашь Мусо, — ответил Мефис. — Приказ сложить оружие, ибо ты снова провозглашен джонгом и мир вернулся в Корву.

— И это все?

— Практически все, — заявил Мефис. — Только еще одна бумага, которую тебе надо подписать, от чего зависит мир и процветание Корвы.

— Что за бумага?

— Указ о назначении меня советником джонга с правом решать все внутренние вопросы. Там еще содержится условие подтвердить и ратифицировать законы, принятые партией зани с тех пор, как она установила контроль над Корвой.

— Иными словами, бумаги означают передачу всей власти в руки Мефиса, — произнес Корд. — Я бы стал предателем, подписав их. Я отказываюсь.

— Подожди отказываться! Если ты их не подпишешь, тебя сочтут изменником и поступят с тобой соответственно…

— Кто сочтет?

— Суд.

— Значит, в случае отказа меня просто убьют?

— Казнят, — поправил Мефис.

— Я все равно отказываюсь.

Мефис поднялся со своего места. Его лицо было мертвенно-бледным от гнева.

— Тогда умри, глупец! — выкрикнул он и, выхватив пистолет, выпустил в стоящего перед ним безоружного человека пучок смертоносных р-лучей. Корд, джонг Корвы, рухнул на пол.

Глава 11

На следующий день во время обхода тюрьмы я решил навести справки о количестве узников и о приговорах, которые уже вынесены, поскольку заключение в тюрьму Ган-Кум-Ров было суровым наказанием. Я узнал, что многие узники осмелились выразить свое мнение о Мефисе и о зани, а их друзья поторопились донести на них. Многие не знали выдвинутых против них обвинений. Некоторые попали сюда в отместку за старые обиды членам партии зани. Один мужчина был осужден за то, что чихнул, стоя на голове, и потому не мог выкрикнуть приветствие; другой задержан, потому что офицер караула пожелал его жену.

Единственное, что могло спасти, — это взятки или помощь видного члена партии зани, но на последнее надежды было мало, поскольку они тоже боялись оказаться под подозрением. Все это касалось узников, находящихся на основном этаже тюрьмы. Но самыми интересными для меня были камеры в полутемном коридоре под землей, где, как я полагал, томится Минтеп. Я не осмеливался проявить интерес к этим заключенным, опасаясь, что на меня донесут, ибо среди узников имелись информаторы, которые докладывали о своих товарищах по камере и получали некоторые поблажки, а иногда и свободу. Торко заявил, что я не должен знать даже имен узников, содержащихся в нижних этажах, но я хотел выяснить, находится ли среди них Минтеп. В конце концов я выработал план действий для достижения своей цели.

Собрав все свои дарования, я написал несколько плохих стишков на языке Амтора и принялся распевать их на мотив модной в Америке мелодии того времени, когда я покинул Землю. В двух куплетах содержалось послание, которое, как я надеялся, привлечет внимание Минтепа, вызовет его ответную реакцию и тем самым поможет мне обнаружить его камеру.

Чтобы не вызвать подозрений, я стал напевать песенку при совершении ежедневного обхода, причем начал петь на верхних этажах. Мой кордочан и другие заинтересовались песенкой и расспрашивали о ней. Я отвечал, что не знаю ее происхождения, слова, на мой взгляд, не очень удачные, но мне нравится мотив.

В дополнение к моим поэтическим упражнениям я занялся и другими делами. Все замки в тюрьме были разные, но существовал один главный ключ, открывавший любую камеру. Пока Торко не было, я носил ключ с собой, и первое, что сделал, как только он попал ко мне в руки — тайком пронес в город и изготовил два дубликата. Тогда у меня еще не было плана, как их использовать, но риск, связанный с изготовлением дубликатов, не был напрасным: при освобождении Минтепа они безусловно сыграют главную роль, если только он действительно узник Ган-Кум-Рова.

Приходилось соблюдать величайшую осторожность, с тем чтобы не вызвать подозрений, не навлечь на себя неприязнь, не возбудить зависть, ибо я помнил, что каждый житель Амлота был шпионом или потенциальным доносчиком. Кроме того, меня не оставляло беспокойство по поводу пропавшего письма Мусо.

Я приобрел привычку бродить в одиночестве по тюрьме, проверяя камеры, караульное помещение и кухню, поэтому никого не удивляло мое появление в разных местах. А то, что постоянно напевал свою песенку, стало в глазах персонала тюрьмы знаком, что все в порядке. В результате мои действия перестали казаться необычными.

За день до приезда Торко я решился на решающий эксперимент. С этой целью я побрел по коридору, напевая свою песенку и одновременно ощущая себя безумцем, входящим в комнату со змеями.

Проходя по подземелью, я упорно пел два куплета, сочиненные для привлечения внимания Минтепа. Вот эти строки, за которые заранее прошу прощения у читателя:

Проходя мимо камер, я напевал эти куплеты, но никакой ответной реакции не было. Я дошел до конца коридора и повернул назад, повторяя те же слова. В последней камере увидел человека, прижавшегося к решетке. В тусклом свете я не мог разглядеть его лица, но услышал только одно слово, произнесенное едва слышным шепотом:

— Здесь!

После возвращения Торко я перешел в комнату рядом с караульным помещением. Кордочан привел новых узников. Одной из моих обязанностей было принимать заключенных, предварительно допрашивать и размещать по камерам. Всю рутинную работу вел кто-нибудь из персонала тюрьмы — картотеку, книги и прочее. Мне же оставалось только запугивать узников.

Их было трое. Они стояли перед моим столом. Я сразу узнал в одном из них Хорьяна, брата Лодаса, и к своему ужасу понял, что и он узнал меня. Или мне только показалось?

— Как твое имя? — спросил я.

— Хорьян.

— Как ты попал сюда?

— Некоторое время назад я донес о том, что у меня в доме скрывается незнакомец. Пришедшие стражники никого не нашли — этот человек сбежал. Они очень рассердились. Сосед, которому я рассказал о неизвестном, тоже рассердился. Он донес зани, что видел спрятавшегося человека и якобы я помог ему скрыться. Он заявил, что этот человек — шпион Санары и сейчас находится в городе.

— Откуда твой сосед знает, что шпион все еще в городе?

— Он его видел и запомнил, как выглядят лицо и глаза. Беглец был в форме офицера зани.

Я твердо знал, что приятель Хорьяна никогда не встречал меня и не мог опознать. Значит, Хорьян давал понять, что узнал меня.

— Будет очень плохо, если твой приятель даст ложные показания. Тогда его будут пытать, а потом убьют. Но, может, стоит вызвать твоего приятеля и попросить подробно описать неизвестного?

Хорьян побледнел. Он понял, что совершил ошибку, и Апугался — ведь он знал, что приятель никогда не видел меня.

— Надеюсь, что у него не будет неприятностей, — продолжал я. — К сожалению, в Амлоте много лишних разговоров. Было бы лучше, если бы некоторые покрепче держали язык за зубами.

— Да, — покорно согласился Хорьян, — болтают слишком много лишнего. Но вы можете быть уверены — я не произнесу ни слова.

Этот случай не на шутку взволновал меня. Не пора ли мне исчезнуть из Амлота? Но как? То, что я нашел Минтепа, еще больше осложнило дело.

На следующий день я был направлен произвести аресты в квартирах ученых и преподавателей.

Это были те немногие, кого еще не убили или не арестовали. Им не разрешалось покидать свои квартиры, особенно тем, кто находился под подозрением зани или вызывал особое недовольство. Зани преследовали ученых по малейшему поводу. Они ненавидели их, потому что ненавидели всех, кто выше по интеллекту или нравственности — а таких было подавляющее большинство.

Однажды я прошел мимо поля, на котором обучались сотни мальчиков под руководством кордочан караула. Здесь были мальчики пяти-шести лет, но большинство составляли ребята постарше. Подобное обучение — единственное образование, которое получали мальчики зани. Основными игрушками для них служило оружие. С раннего детства им давали в руки кинжалы. Я упомянул, что это все, чему их обучали. Я был неточен — их учили также по поводу и без повода кричать «Малту Мефис!», а кроме того, заучивать главы из книги «Жизнь нашего любимого Мефиса», написанной им самим. Таково было всестороннее образование зани.

Квартира, в которой я должен был произвести арест, когда-то была очень хорошей и находилась в отличном состоянии, так как во времена правления Корда ученые и преподаватели были в стране уважаемые люди. Но сейчас все изменилось, и несколько ученых, встреченных мной на улицах, выглядели полуголодными и оборванными. Подойдя к дому своей жертвы (другого слова подобрать не могу), я вошел с двумя из моих людей, оставив остальных на улице. В большой комнате, которую можно назвать гостиной, я заметил женщину, торопливо отступившую за занавеску, однако не столь быстро, чтобы я ее не узнал. Это была Зерка.

Мужчина и женщина, сидевшие в комнате, поднялись и смотрели на меня. Оба были удивлены и испуганы.

— Ты Нарван? — спросил я мужчину. Он утвердительно кивнул:

— Да, я Нарван. Что вам от меня надо?

— У меня приказ арестовать тебя, — ты пойдешь с нами.

— В чем меня обвиняют?

— Это мне неизвестно, просто я получил приказ арестовать тебя. Вот все, что я знаю.

Нарван повернулся к женщине, чтобы проститься, и когда взял ее руки в свои и поцеловал, она упала в обморок. У него перехватило дыхание, пока он старался поднять ее.

Кордочан, сопровождавший меня, выступил вперед и грубо схватил мужчину за руку.

— Ну, пошли! — резко выкрикнул он. — Ты думаешь, что мы собираемся торчать здесь целый день, пока вы будете ворковать, грязные предатели!

— Оставь их! — приказал я. — Пусть они попрощаются.

Кордочан бросил в мою сторону злой взгляд и отступил.

Это был не мой кордочан, который хотя и недостаточно, но все же научился от меня сдержанности.

— Хорошо, — нехотя сказал он, — пока они будут прощаться, я обыщу дом.

— Ничего подобного. Ты останешься здесь и будешь беспрекословно выполнять мои приказы.

— Разве ты не видел, как в заднюю комнату проскочила женщина, когда мы вошли сюда?

— Разумеется, видел.

— И ты не собираешься пойти за ней?

— Нет. Мне приказано арестовать только этого человека. Никто не приказывал обыскивать дом и допрашивать кого-либо еще. Я точно исполняю полученные приказы и советую тебе делать то же самое.

Он посмотрел на меня отнюдь не дружеским взглядом и что-то проворчал, чего я не понял. Он оставался хмурым до конца дня. По пути в тюрьму я шел рядом с Нарваном. Увидев, что кордочан чем-то отвлекся и не может услышать нас, я шепотом спросил:

— Та женщина, которую я видел у тебя в доме и которая выбежала из комнаты, — твой хороший друг?

Он показался мне испуганным и помолчал перед ответом по крайней мере на секунду больше, чем было бы естественно.

— Нет, — наконец произнес он. — Я никогда раньше не встречал ее. Не знаю, что ей нужно. Она зашла как раз перед вами. Просто перепутала дом и очень смутилась. Ты знаешь, как опасно теперь допускать ошибки, какими бы безобидными они ни казались.

Его могли подвергнуть пытке и казнить только за такие слова, и он должен был знать об этом. Я предупредил его.

— Ты странный зани, — пробормотал он. — Ты поступаешь так, как если бы был моим другом.

— Забудь об этом, — посоветовал я.

— Забуду, — пообещал он.

В тюрьме я сразу провел его в кабинет Торко.

— Ты большой ученый, Нарван, — прорычал Торко. — Лучше бы читал свои книжки, а не готовил восстание. Кто твои сообщники?

— Я не делал ничего недозволенного, — спокойно ответил Нарван. — И у меня нет никаких сообщников.

— Завтра мы освежим тебе память, — огрызнулся Торко. — Наш любимый Мефис сам будет вершить над тобой суд, и ты поймешь, как много у нас способов развязать языки у предателей. Отведи его на нижний этаж, Водо, а потом доложи мне лично.

Когда мы проходили с Нарваном через зал суда, я заметил, что он побледнел, увидев орудия пыток.

— Ты не назовешь имена своих сообщников, не так ли? — спросил я.

Он вздрогнул и внезапно сжался.

— Не знаю, — признался он. — Я никогда не мог переносить боль. Что же мне делать? Я боюсь, очень боюсь! Почему они не могут просто убить меня, не пытая?

Я и сам очень боялся, боялся за Зерку. Не знаю почему — ведь она была преданной зани. Возможно, я опасался, так как не верил в это.

Когда я вернулся в кабинет Торко, оттуда как раз выходил кордочан, с которым мы были при аресте Нарвана. Торко был рассержен.

— Мне доложили о твоих неверных действиях во время ареста и моего отсутствия.

— Если у меня здесь нет врагов, то тебе должны были доложить только то, что ты уже знаешь.

— Информация ко мне поступает из различных источников. Оказывается, ты очень мягко обращался с заключенными.

— Я не был жесток, если это имеется в виду. Мне никто не приказывал быть жестоким.

— А сегодня ты не обыскал дом предателя, где скрывалась женщина.

— У меня не было приказа обыскивать дом или допрашивать кого-либо, — возразил я. — Ведь мне не сообщили, что этот человек — предатель. Мне даже не сказали, в чем он обвиняется.

— Формально ты прав, — признался он. — Однако ты должен проявлять инициативу. Мы не подвергаем аресту никого, кто не опасен для государства. Но преступники не заслуживают пощады. Кроме того, ты шептался с арестованным, пока вел его сюда.

Я громко рассмеялся.

— Кордочан не любит меня, потому что я поставил его на место. Он хотел продемонстрировать свою власть, а я такого не терплю. Разве разговаривать с арестованными запрещено?

— Чем меньше люди говорят друг с другом, тем в большей безопасности они находятся, — изрек Торко.

Он отпустил меня, не делая больше замечаний, но я понял, что попал под подозрение. Все, что я собирался предпринять, надо было делать быстро, раз я намереваюсь совершить побег. Слишком много рук уже указывали на меня, да еще кто-то прятал письмо Мусо. Я попросил разрешения сходить на следующий день на рыбалку, а так как Торко очень любил свежую рыбу, он отпустил меня.

— Но тебе лучше оставаться здесь до тех пор, пока наш любимый Мефис не уедет из тюрьмы, — добавил он. — Возможно, потребуется твоя помощь.

На следующий день Нарвана допрашивал сам Мефис. Я тоже присутствовал. Мы выстроились в ряд по обе стороны скамьи, на которой сидели Мефис, Спехон и Торко. У стен на скамьях расположились важные персоны. Когда ввели Нарвана, Мефис задал ему только один вопрос:

— Кто твои соучастники?

— Я ничего не сделал, и у меня нет никаких соучастников. — Нарван казался растерянным. Он говорил слабым голосом и вздрагивал каждый раз, когда бросал взгляд на орудия пыток. Я понимал, что его охватил страх. И не осуждал его.

По знаку Мефиса его начали пытать. Не стану описывать пытки. Это слишком ужасно, чтобы передать словами. Скажу только, что палачи испробовали все средства, придуманные одним человеком, чтобы вызвать муку у другого. Когда Нарван терял сознание, его приводили в чувство, и пытки продолжались. Крики разносились, вероятно, на целую милю вокруг. Наконец он сдался.

— Я скажу, я все скажу! — не выдержал он.

— Имя, — потребовал Мефис.

— У меня только один сообщник, — прошептал Нарван так тихо, что его почти не было слышно.

— Громче! — закричал Мефис.

— Это То… — и он потерял сознание. Его пытались привести в чувство, но было поздно. Нарван умер.

Глава 12

Я отправился на рыбалку и поймал немного рыбы, но в памяти стояла смерть Нарвана. Не мог забыть его предсмертные слова. Сопоставляя их с тем фактом, что Зерка оказалась в его доме, пытался сделать выводы из недосказанного им. Догадался кто-нибудь из зани о том, что знаю я? Во время рыбалки я не столько ловил рыбу, сколько напряженно думал. Что будет с Зеркой, следует ли мне рисковать жизнью Минтепа и предупредить ее? Однако меня могли арестовать вместе с ней. Выход был только один. Я обязан предупредить ее, поскольку она многое сделала для меня и помогла в трудную минуту. Я вернулся в лодку, подплыл к тюрьме и потихоньку обогнул стену. Меня интересовали дальнее крыло тюрьмы и наружная стена. Внутри тюрьмы я знал все, что необходимо. Осмотрев то, что мне хотелось, я вышел на берег и направился в свою квартиру в казарме караула. Здесь меня ждал приказ, освобождающий от дежурств в тюрьме за проявленную мягкость к Заключенным. Итак, Торко все же счел меня слишком гуманным. А может быть, за этим крылось что-то другое? Я физически ощущал, как вокруг меня стягивается гибельная сеть.

Выйдя в общую комнату, я подсел к компании офицеров, хотя мысли были далеки от всех развлечений, которые заботили моих собеседников. Вошел дежурный и объявил, что комендант вызывает меня к себе. «Это конец! — подумал я. — Они собираются меня арестовать!» Бежать? Но это было бы безумием. Поэтому я отправился к коменданту.

— С фронта в Санаре доставлена партия заключенных, — обратился он ко мне. Я поручил допросить их двенадцати офицерам. Так мы узнаем намного скорее и больше, чем при допросе поодиночке. Ты славишься своей мягкостью. Попробуй быть добрым с человеком, которого к тебе приведут. Угости его вином и дай поесть. Расскажи, как хорошо живется солдатам в Амлоте, но постарайся добыть у него всю возможную информацию. После допроса отправим их на несколько дней в тыловые части, а затем двоих пошлем обратно на фронт и дадим возможность бежать и рассказать о прекрасном обращении, которое они здесь встретили. Это будет способствовать дезертирству из армии Санары. А остальных расстреляем.

Зани были горазды на такие штучки. Я забрал пленника, привел к себе, усадил поудобнее и принялся усиленно угощать вином, едой и вопросами. Мне хотелось узнать как можно больше о событиях в Санаре по собственным соображениям, но не показать, как много я знаю о городе и жизни в нем. Мой пленник оказался молодым офицером и очень общительным парнем. Он знал все, вплоть до сплетен о дворе и жизни влиятельных людей Санары.

Имелся ряд вопросов, которые интересовали бы любого зани. Об обороне города, о числе защитников и других чисто военных проблемах пленник говорил так охотно и так многословно, что я не поверил ни одному его слову. Я начал осторожно расспрашивать его о Мусо и быстро убедился, что мой собеседник его не любит.

— Он выгнал свою женщину. Ее имя — Иллана. Чудесная женщина. Все об этом очень сожалеют. Но что мы можем поделать? Ведь он джонг! Говорят, что женщина, которую Мусо выбрал вместо Илланы, не любит его. Но он джонг, и если прикажет ей прийти, она должна будет повиноваться, потому что ее мужа убили здесь, в Амлоте. Мусо послал его с опасным поручением в город, и все уверены, что он нарочно послал его на смерть.

У меня пересохло во рту, поэтому не сразу удалось задать следующий вопрос.

— А кто был этот человек? — наконец справился я с собой.

— Тот, кто летал над вашими солдатами и бросал бомбы. Имя его — Карсон с Венеры. Странное имя…

Я задал пленному последний вопрос, затем отвел в караульное помещение, а сам поспешил к пристани. Уже стемнело, и улица, по которой я быстро шел, не была освещена. Именно поэтому я и направился по ней. Почти у самой пристани столкнулся с отделением караула зани под командованием офицера. Он окликнул меня с другой стороны улицы и подошел, оставив своих караульных.

— Мне кажется, я узнаю тебя, — тихо сказал он. Это был Мантар — У меня на руках приказ о твоем аресте. Солдаты уже обшарили весь город.

— Я был у себя дома. Почему они не искали меня там?

— Торко заявил, что ты пошел рыбачить.

— За что же меня арестовывают?

— Решили, что ты — шпион Санары. Заключенный по имени Хорьян донес на тебя. Он рассказал, что ты прятался в его доме за день до поступления в караул.

— А Зерка? — спросил я. — Ее тоже подозревают? Ведь она поручилась на меня!

— Меня это тоже беспокоит, — признался он.

— Ну хорошо, а что вы собираетесь делать?

— Прежде всего хотел бы услышать от тебя правду, — ответил он. — Я твой друг. И если то, о чем Зерка и я подозревали давно, правда, то помогу тебе.

Я вспомнил, как Зерка говорила, что можно полностью доверять Мантару. Да у меня и не было другого выхода. У зани накопилось достаточно данных, чтобы подвергнуть меня пытке и расстрелять. Вот почему оставалось использовать последний шанс.

— Я — Карсон с Венеры. Прибыл сюда с письмом от Мусо, адресованным Спехону. Письмо украли.

— Куда ты сейчас спешишь?

— К пристани, а потом в Санару, где остались мои друзья и сердце.

— Ты сможешь туда добраться?

— Надеюсь, что смогу.

— Тогда иди. Твое счастье, что мои подчиненные не знают Водо в лицо. Удачи тебе!

Он повернулся и перешел улицу, а я направился к пристани. Напоследок услышал, как Мантар обратился к своему кордочану:

— Он говорит, что Водо в казармах… Быстрее!

Я беспрепятственно дошел до пристани и вывел лодку, в которой ездил на рыбалку. Это была небольшая лодка с парусом, чуть больше каноэ. Когда оттолкнулся от берега, то услышал торопливые шаги и крик:

— Стой! Вернись!

Но парус уже был поднят, и лодка взяла ветер. Последнее, что я услышал, — это треск лучевого пистолета и голос:

— Вернись, Водо! От нас не уйдешь!

Пришлось достать лучевой пистолет и выстрелить в преследователей. Это вызвало у них замешательство и позволило мне скрыться в темноте. Вокруг ничего не было видно, только на берегу мелькали вспышки выстрелов.

Итак, я оставлял в тюрьме Минтепа, но сейчас передо мной стояла более важная задача. Я проклинал Мусо за двуличность и молил Бога помочь мне за ночь добраться до Санары. Если не удастся вырвать Дуару из его рук, я по крайней мере убью его, чтобы отомстить за предательство.

Но преследователи еще не оставили меня. Через некоторое время послышался шум моторной лодки — за мной направилась погоня. В бухте дул бриз, и мне нужно было выйти в открытое море раньше преследователей. Однако у меня не было шансов обогнать моторную лодку, и я постарался перехитрить противника. Скорее всего они рассчитывали, что я возьму курс на Санару, чтобы добраться туда поскорее. Вот почему я направил лодку в противоположную сторону, к острову, на котором спрятан «Анотар». Я не ошибся, шум мотора послышался в стороне и вскоре затих. Со вздохом облегчения я лег на прежний курс и вышел в открытое море. Здесь ветер был не сильнее, чем в бухте, но я упорно держался берега — предстояло выполнить еще один долг в Амлоте, прежде чем продолжить бегство.

Я во многом обязан Зерке и не мог оставить ее, не предупредив о грозящей опасности. Я помнил место, где на побережье находился ее дворец, окруженный садами, и рассчитывал, что визит к ней займет всего несколько минут. Условия были идеальными — слабое волнение и легкий бриз с берега. Тихо и плавно скользила лодка по морю. При слабом свете амторианской ночи четко прочерчивалась темная полоса берега, усеянная точками многочисленных огней, — светились окна дворцов богачей и местных владык. Даже в полутьме было нетрудно найти дворец Зерки. Я причалил к берегу, спустил парус и перескочил через борт. Вытащил повыше лодку, чтобы ее не достала самая сильная волна, и направился во дворец.

Я знал, что рискую. Зерка явно находилась под наблюдением, и не исключено, что во дворце засада. В саду и во дворце могли быть шпионы. Даже того, что знал я, было достаточно, чтобы арестовать Зерку, но ведь и зани могли догадаться, кого собирался назвать перед смертью Нарван. И все же я не мог не предупредить ее.

Я подошел прямо к воротам, ведущим на террасу, выходящую в сад и на берег моря. В Амлоте нет дверных замков и люди не стучат в двери — они свистят. У каждого человека своя мелодия свиста — иногда простая, иногда замысловатая. При входе установлены рупоры, в которые надлежит свистеть. Волнуясь, я свистнул в небольшой рупор у ворот дворца Тогании.

Прошло несколько минут. Ни звука в ответ. Я уже собирался повторить свист, когда дверь отворилась, и на террасу вышла Зерка. Не говоря ни слова, она взяла меня за руку и поспешила в сад, в густую тень от кустов и деревьев. Там она, тяжело дыша, усадила меня на скамейку.

— Ты сошел с ума! Они только что были здесь. Дверь едва закрылась за ними, когда я услышала твой свист. Как ты сюда попал? Если можешь выбраться из города, уходи немедленно! Среди моих слуг наверняка есть шпионы. О, зачем ты пришел!

— Я пришел, чтобы предупредить тебя.

— Предупредить о чем?

— Я присутствовал при пытке Нарвана, — пояснил я и почувствовал, как она напряглась.

— И что?

— Мефис стремился узнать у него имена сообщников.

— И что он сказал? — она затаила дыхание.

— Он начал произносить имя Тогания, но умер, не закончив слово. Не знаю, что подозревал Мефис, — ведь он не знал, что я видел в доме Нарвана. Но боюсь, что может заподозрить тебя, и потому пришел, чтобы предупредить об опасности и забрать с собой.

Она сжала мне руку.

— Ты хороший друг, — прошептала она горячо. — Я поверила в тебя. Первым доказательством было то, что не позволил кордочану обыскать дом Нарвана. Теперь ты доказываешь это во второй раз. Ты очень хороший друг, Карсон с Венеры.

Имя, сорвавшееся с ее губ, удивило меня.

— Откуда ты знаешь, — не удержался я, — и с каких пор?

— Наутро после того дня, когда мы встретились с тобой в первый раз.

— Но каким образом?

Она рассмеялась.

— Мы здесь в Амлоте очень подозрительны. Постоянно ищем новых друзей и в то же время ожидаем появления новых врагов. Увидев тебя в ресторане, я сразу поняла, что ты не из Амлота и даже не из Корвы. Значит, ты агент Санары. И я должна была выяснить, так ли это. Представляешь, как часто я смеялась, вспоминая твои рассказы о Водаро? Ты не знаешь самого главного об этой стране.

— Но как ты догадалась, кто я?

— Послала агента в твою комнату в гостинице, чтобы сделать обыск, пока ты спал. Он-то и принес мне письмо Мусо к Спехону.

— Так вот почему оно не было использовано против меня! — воскликнул я. — Письмо беспокоило меня больше всего, пока я был в Амлоте.

— Я хотела тебе признаться, но не могла. Ты не представляешь, как мы должны быть осторожны.

— Но ты проявила неосмотрительность, войдя в дом Нарвана, — упрекнул я.

— Мы не подозревали, что Нарван находится под наблюдением. Теперь, когда я не сомневаюсь в твоей преданности, могу сказать, что мы готовим восстание, которое уничтожит власть зани и восстановит на троне Корда.

— Увы, этого никогда не произойдет, — печально произнес я.

— Почему? — потребовала она объяснения.

— Корд мертв!

Она пришла в ужас.

— Ты уверен?

— Был свидетелем, как его застрелил Мефис.

Я рассказал о случившемся. Зерка покачала головой.

— Нам не за что больше бороться, — произнесла она с тоской, — Мусо может оказаться таким же подлецом, как Мефис.

— Мусо — предатель. Письмо, которое я привез в Амлот, неопровержимо свидетельствует об этом. Жаль, что я не могу взять его в Санару. Армия поднялась бы против Мусо, а народ сплотится вокруг человека, которого он любит и безусловно захочет видеть своим джонгом.

— Кто же этот человек? — с интересом спросила она.

— Томан, — ответил я.

— Томан? Но Томан мертв!

— Томан умер? Откуда ты знаешь?

У меня замерло сердце. И я и Дуара лишались могущественного друга в Санаре.

— Некоторое время тому назад нам стало известно от одного захваченного в плен солдата, что Мусо послал Томана в Амлот с опасным заданием, и он не вернулся в Санару. Отсюда следует вывод, что он погиб.

Я облегченно вздохнул.

— Он вернулся в Санару до того, как я уехал оттуда, и если его до сих пор не убили, значит, еще жив.

— Письмо я тебе верну, — заметила она. — Я его сохранила. Но как ты собираешься выбраться из Амлота, минуя дозоры зани?

— Ты забыла, что Карсон с Венеры летает над линией окопов и сбрасывает бомбы над ними?

— На чем же ты полетишь? Ведь у тебя нет с собой летательной машины!

— Она недалеко отсюда. Молю Бога, чтобы с ней ничего не случилось. Этой возможностью я и собираюсь воспользоваться.

— Ты такой везучий, что обязательно найдешь ее невредимой. И кстати о везучести. Как тебе удалось выбраться из города? Караул зани ищет тебя, они перевернули весь город и заглянули буквально в каждый закоулок.

— Меня остановил наряд по дороге на пристань. К счастью, солдатами командовал Мантар. Он настоящий друг, спасибо ему!

— Мантар — один из наших.

— Я с самого начала догадался, кто вы, несмотря на придуманное тобой «Малту Мефис!» и дурацкий способ приветствовать Мефиса.

— Я тоже верила тебе и потому вела себя вольнее, чем обычно. Я чувствовала, что ты не зани.

— У нас уже не осталось времени. Принеси письмо Мусо и захвати несколько личных вещей: мы отправимся за летательной машиной.

Она покачала головой.

— Мне бы очень хотелось пойти с тобой. Но надо еще кое-что сделать, прежде чем я смогу покинуть Амлот.

— Нет ничего важнее спасения жизни, — настаивал я.

Она снова покачала головой.

— Для меня существует нечто более важное, чем даже жизнь. Я хочу рассказать тебе, что это такое и почему для меня важнее жизни. До сих пор я поделилась своей тайной только с Мантаром. Он и мой муж были близкими друзьями. Они служили в одном полку, входящем в гвардию джонга. Когда Мефис в ходе последней кровопролитной войны создал партию зани, мой муж был одним из его непримиримых врагов.

Официально объявлено, что он убит в последнем сражении. Но солдат, бывший при Мантаре, видел моего мужа мертвым и рассказал, как он погиб в действительности. Оказывается, муж был схвачен бандой зани и убит по приказу Мефиса. Узнав об этом, я поклялась убить Мефиса, но сделать это так, чтобы его смерть принесла пользу стране. Мы готовили внезапный удар по зани. Когда соберем достаточно сил, внезапная смерть Мефиса приведет зани в замешательство, и их власть будет легче уничтожить. Вот почему я должна остаться здесь и готовиться к расправе над Мефисом.

— А вдруг на тебя падет подозрение и тебя арестуют?

— Даже если меня арестуют, я все равно сумею убить Мефиса. Меня приведут к нему на допрос, а возможно, и для пыток, и тогда я убью это ничтожество. А теперь пора уходить. Сейчас я принесу письмо Мусо. Подожди минуту.

И Зерка поднялась со скамейки.

С печалью я смотрел ей вслед. Предчувствие, что больше не увижу ее, наполняло меня тоской. Она обречена на смерть — может быть, мучительную, — даже если ей удастся убить Мефиса.

Вскоре она вернулась с письмом Мусо.

— Вот, — протянула Зерка пакет. — Я думаю, оно поможет Томану стать джонгом Санары. Я хотела бы дожить до этого дня.

Но она и сама понимала несбыточность своего желания. В тот момент я ненавидел Мефиса как никого на свете.

— Я вернусь, Зерка. Постараюсь помочь тебе в борьбе против зани. Несколько бомб в нужный момент сослужат хорошую службу. А может, ты передумаешь и уйдешь со мной? Слушай внимательно: юго-западнее Амлота расположена гора с плоской вершиной.

— Мне знакомо место, о котором ты говоришь, — подтвердила она. — Гора называется Барсан. Две реки сливаются поблизости от нее.

— Так вот, у слияния рек находится ферма, принадлежащая человеку по имени Лодас.

— Я хорошо его знаю, это один из наших.

— Когда я вернусь, пролечу над фермой, сделав несколько кругов. Если на поле Лодаса будет гореть костер, значит, мне необходимо приземлиться и получить весточку о тебе или от тебя, что еще лучше. Не увидев дыма, я полечу и сделаю круг над Амлотом. Если ты будешь жива, разложи костер на берегу около дворца. Два костра будут обозначать, что нужно сбросить бомбы на дворец Мефиса или казармы зани. Если же я не увижу костра, значит, тебя нет, и тогда к черту разбомблю всех зани!

— Что такое «черт»?

— Слово на языке землян, — засмеялся я. — А теперь мне пора уходить. До свидания! — и я коснулся губами ее руки.

— До свидания, Карсон, — произнесла она. — Надеюсь, что ты вернешься и в любом случае к черту разбомбишь всех зани!

Глава 13

Казалось, удачно ускользнув из дома Зерки и выйдя в море, я мог успокоиться. Увы, этого не произошло. Моя любимая Дуара находилась в смертельной опасности. И дело было даже не столько в посягательствах Мусо, сколько в том, что она скорее покончит с собой, чем станет женой негодяя. В Амлоте я оставил хорошего друга, жизнь которого тоже висела на волоске. А в амлотской Тюрьме Смерти томился отец моей жены. Мозг изнемогал от тяжести свалившихся бед.

Отойдя от берега, я поймал свежий юго-западный ветер. Парус надулся, и я понесся вперед со скоростью гоночной яхты. Море заволновалось, и у меня зародились сомнения в надежности утлого суденышка. Я боялся, что высокие волны захлестнут лодку, но ее легкость и хорошие мореходные качества уберегали от катастрофы. Правда, оставалась опасность наткнуться на подводную скалу или риф, поскольку я ничего не знал об условиях плавания в этих водах. Приходилось плыть вблизи берега, чтобы не пропустить маленький остров, где остался «Анотар». Наконец я его увидел и без особых трудностей высадился в той же самой бухточке, из которой уплыл с Лодасом.

Теперь меня охватил страх за судьбу воздушного корабля. Найду ли я ею там, где оставил? Не обнаружил ли его какой-нибудь вездесущий рыбак? Пока я затаскивал лодку повыше и спешил к тому месту, где был укрыт корабль, я успел придумать добрый десяток причин, почему «Анотар» мог быть поломан или исчез. Но вот в ночи появился смутный силуэт, и через минуту у меня вырвался глубокий вздох облегчения: «Анотар» стоял на прежнем месте, целый и невредимый.

Освободив корабль от веревок и бросив их в кабину, я вывел его на обширную поляну, занимавшую большую часть острова. Через минуту «Анотар» уже был в воздухе, держа курс на Санару. Пролетая над домом Лодаса, я увидел слабые огоньки; еще через несколько минут подо мной промелькнули огни Амлота, после чего на земле не стало видно никаких признаков жизни.

Прошло не так много времени, и сначала заблестели костры в лагере зани, а затем впереди засветились огни Санары. Там была моя Дуара! Еще несколько минут, и я буду держать ее в объятьях. Попытка увеличить скорость оказалась безуспешной — двигатель и так работал на максимальных оборотах. Казалось немыслимым, что столько событий вместилось всего в несколько часов — допрос в казармах Амлота, беседа с Зеркой, плавание по бурному морю и полет на встречу с Дуарой!

Я подлетал к Санаре без опознавательных огней и на высокой скорости, сбросил обороты, сделал несколько кругов и опустился на поле, которым пользовался раньше и где знал каждый бугорок. Подрулил к ангару, выстроенному по приказу Мусо, и заглушил двигатель. Поле было пустынно: час поздний, и на улицах никого. Мне показалось, никто не был свидетелем моего приземления. Именно на это я надеялся, поскольку больше всего хотел поскорее увидеть Дуару, до того как встречу кого-нибудь еще.

Я не снял летного шлема, чтобы скрыть прическу зани, и рассчитывал, что в темноте никто не разберет, какая на мне надета форма. Надо было быстрее добраться до дворца Томана. Подойдя к нему, я увидел, что дворец Мусо на противоположной стороне улицы сверкает тысячами огней. По обеим сторонам улицы терпеливо ждали сотни великолепно украшенных ганторов. Из дворца неслись чудесные мелодии и слышался шум голосов. Было ясно, что Мусо развлекается.

Часовой у дворца Томана остановил меня у входа.

— Что тебе нужно? — потребовал он ответа.

Я знал, что когда солдат стоит в карауле у дверей, он должен соблюдать хорошие манеры. В противном случае его переводят на другой пост.

— Мне надо войти. Я — Карсон с Венеры!

Караульный отступил, как будто увидел привидение. Вероятно, он так и подумал.

— Карсон с Венеры! — воскликнул он. — Мы думали, что ты мертв. Мусо выпустил траурный листок. Ты должен быть мертв!

— Как видишь, я живой и хочу видеть жену и Томана.

— Их здесь нет.

— Но где же они?

— Через улицу…

Казалось, он чувствует себя неловко, беседуя со мной, но, возможно, я ошибался.

— Тогда пойду туда.

— Вряд ли Мусо будет рад тебя увидеть, — предупредил страж, но я уже торопливо направился во дворец, и он не пытался препятствовать.

У самого дворца меня еще раз остановил часовой. Он не поверил, что я Карсон с Венеры, и уже собрался отвести меня в караульное помещение, но небольшая взятка убедила бравого воина сначала сходить за офицером. Офицера я хорошо знал, он много раз летал со мной на «Анотаре», и мы были друзьями. Когда он увидел меня, то потупился и явно пришел в замешательство.

— Пожалуйста, на смущайся, мне уже все известно. Я пришел вовремя?

— Вовремя, — подтвердил он. — Все назначено на двадцать пять часов — у тебя еще час.

— Можно мне войти? — спросил я, хотя решил пройти во что бы то ни стало, даже если придется пролить кровь.

— Я был бы последним подонком, если бы стал на твоем пути, хотя это может стоить мне жизни.

— Спасибо, — поблагодарил я и побежал вверх по парадной лестнице.

Впереди был широкий коридор и большой тронный зал, убранный в стиле лучших аристократических домов Санары. Я знал, что наиболее важные события происходят в тронном зале, и поспешил туда. На возвышении у трона стоял Мусо, так что все присутствующие казались значительно ниже его. Он торжественно обращался к залу:

— Джонг должен взять себе жену на глазах у всех, чтобы все знали, кого чтить как свою ваджонг. Живя без жены, я решил осчастливить ту, чей муж отдал жизнь на службе Корве и мне. Это самая большая награда, которой я могу почтить его память…

Я локтями пробивал себе дорогу в толпе, вызывая недоумение и неудовольствие присутствующих. В конце концов один из офицеров схватил меня за плечо и повернул к себе лицом. Узнав меня, он криво улыбнулся и дал мне дорогу, протолкнув вперед. Когда передо мной появился весь помост, я заметил на нем Дуару, сидевшую на Хжамейке у его края. Взгляд ее был устремлен вперед; она была похожа на птицу, которая рвется из готовой захлопнуться клетки. Воины караула джонга сидели по обе стороны от Дуары. Только так, видимо, удалось удержать ее на помосте.

— А теперь, — провозгласил Мусо, — есть ли хоть один человек на свете, который скажет, что я не могу взять себе в жены Дуару, джанджонг Вепайи?

— Есть! — громко сказал я, выступив вперед.

Дуара быстро взглянула на меня и, прежде чем стражи успели помешать ей, спрыгнула на пол зала и бросилась мне в объятия.

Мусо замер с открытым ртом, руки у него повисли. Неплохое выражение «сбить спесь» хорошо подходило к этому случаю. Создалась ситуация, из которой, казалось, у него не было выхода. Он выдавил из себя слабую улыбку и заговорил:

— Я скорбел при мысли, что ты мертв… Вот поистине счастливый случай…

Я ничего не ответил. В тронном зале стояла мертвая тишина. Она тянулась целую минуту и показалась вечностью не только мне, но и большинству присутствующих. Наконец кто-то направился к дверям, и, как на похоронной процессии, за смельчаком потянулись остальные. Я почувствовал руку у себя на плече и оглянулся. Рядом стояли Томан и Дисахара; последняя выглядела испуганной и обрадованной одновременно.

— Пойдемте, — негромко произнес Томан. — Вам лучше уйти отсюда.

Когда мы уже подходили к выходу, я оглянулся. Мусо все еще стоял у трона, словно застыв в трансе. Мы вышли на улицу и направились прямо во дворец Томана. Однако мы вздохнули свободно, только когда оказались в комнатах Дисахары.

— Тебе придется немедленно покинуть Санару, — обратился ко мне Томан — Сегодня же ночью, если это возможно.

— Но я не хочу уезжать из Санары. Здесь мы с Дуарой наконец-то нашли место, где сможем жить в мире и счастье, где у нас близкие друзья. Я не позволю выдворить меня отсюда.

— Однако ты не можешь бороться с джонгом, — заметил Томан. — А до тех пор, пока Корд не вернется, Мусо останется джонгом.

— Думаю, что смогу, — не согласился я. — Более того, я уверен, что возведу на трон нового джонга, потому что Корда нет в живых!

— Корд мертв? Откуда ты знаешь?

— Я был свидетелем того, как Мефис убил Корда. — И я рассказал им, как погиб джонг Корвы.

— А новый джонг? — спросила Дисахара. — Кто станет им?

— Томан! — уверенно сказал я.

— Это невозможно, — твердо заявил Томан. — Если Корд мертв, я должен сохранить верность Мусо.

— Даже если будут предоставлены доказательства того, что Мусо предал свой народ?

— Конечно, не в этом случае! Но Мусо не предавал своего народа.

— Сколько высших офицеров армии и членов правительства разделяют твои убеждения? — спросил я.

— Все, кроме тех немногих, кто обязан всем Мусо.

— Сколько из них ты можешь собрать здесь сегодня ночью?

— Двадцать или тридцать самых влиятельных.

— Собери их! Я убедительно прошу довериться мне. Для пользы Корве — стране, которую я хочу назвать своей.

Он позвал несколько верных людей и отдал распоряжения. Затем Томан, Дисахара и Дуара устроились поудобнее, чтобы выслушать рассказ о моих приключениях в Амлоте, пока не прибудут приглашенные. Я не стал говорить только о том, что отыскал отца Дуары в Тюрьме Смерти в Амлоте, и рассказал ей об этом, когда мы остались одни. Она держалась мужественно и была убеждена, что я найду способ спасти его.

Наконец начали прибывать приглашенные. Среди них были генералы и консулы — самые почетные и влиятельные люди страны, цвет аристократии, уцелевшие в войнах и борьбе против зани. Мы собрались в большом зале для аудиенции и сели вокруг стола, внесенного специально для заседаний. Томан сидел во главе стола, я же, не имея высокого звания — в дальней его части. Когда все расселись, поднялся Томан.

— Вы все знакомы с Карсоном с Венеры и знаете, как много он сделал для Санары. Он попросил созвать вас в столь поздний час, поскольку этого требуют интересы нации. Я верю ему и думаю, что это действительно необходимо. Вот почему мы должны выслушать Карсона. Вы согласны?

Тридцать голов склонилось в знак одобрения. Томан повернулся ко мне.

— Говори, Карсон с Венеры, но помни, что у тебя должны быть веские доказательства. Ты мне друг, но не забывай, что наш долг — служить джонгу.

— Прежде чем я сообщу все, что мне известно, позвольте, почтенные джентльмены, задать вам вопрос, — начал я. — Если будет точно установлено, что ваш джонг вступил в преступный сговор с врагом с целью добиться поражения войск, удерживающих Санару, и сдать город зани за определенное вознаграждение, чувствовали бы вы себя свободными от клятвы верности этому человеку и могли бы возвести на трон того, кому вы доверяете и кто принадлежит к королевскому роду?

— Ты предлагаешь нам взять на себя великую ответственность, — отозвался один из генералов.

— Я задал вам вопрос и жду ответа, а не вынуждаю вас взять на себя ответственность.

— Нет необходимости спрашивать, что бы я сделал, если бы так случилось! — горячо возразил генерал. — Я бы первый выступил против джонга, совершившего предательство. Но так никогда не поступит ни один джонг Корвы…

— А что скажут остальные? — задал вопрос я.

Бее без исключения согласились с генералом.

— Тогда я расскажу вам все. Возможно, мое сообщение потрясет вас. Прошу отнестись к нему со вниманием и беспристрастно, как бы тяжело вам ни было его выслушивать.

— Я обещаю тебе, — произнес Томан.

— Мусо взял с меня клятву молчания, — начал я, — и послал с тайным письмом в Амлот к Спехону, главному заместителю Мефиса. Во-первых, он думал, что я не читал по-амториански и потому не смогу узнать содержания письма Во-вторых… второе доказательство вы видели сегодня во дворце — он хотел забрать у меня жену. Но я знаю язык Амторы и, когда был в Амлоте и у меня возникли подозрения, прочел письмо, адресованное Спехону. В письме Мусо предлагал открыть ворота Санары войскам зани при условии предоставления ему трона Корвы. Он соглашался сделать Мефиса своим советником — а по сути полным хозяином — и богато наградить зани. Он написал, что Карсона с Венеры лучше уничтожить…

— Абсурд! — выкрикнул один из советников. — Такое обвинение может выдвинуть только сумасшедший, который мстит Мусо за свою жену!

— Это не может быть правдой! — поддержал его другой.

— Томан, — закричал третий, — я требую, чтобы Карсона немедленно арестовали!

— Вы не сдержали своего обещания. Разве я мог думать так о великих людях Корвы? Неужели вы считаете меня способным выдвинуть обвинение, не имея доказательств, подтверждающих правоту моих слов? В таком случае я бы собственными руками подписал себе смертный приговор. Все мои поступки продиктованы интересами единственной страны на Амторе, которую я могу назвать своей, страны, в которой моя принцесса и я чувствовали себя среди друзей.

— Продолжай, — обратился ко мне генерал. — И прости, что я перебил тебя.

— Но где же доказательства? — спросил Томан.

— Вот они, — ответил я и, достав из сумки письмо Мусо, протянул Томану пакет — Вы узнаете его почерк?

Он открыл его и внимательно прочел про себя, потом передал человеку, сидящему рядом с ним. И пока письмо не совершило полный круг и каждый внимательно не прочел его, в зале царило гробовое молчание. И даже когда письмо вернулось к Томану, никто не нарушил тишину. Первым заговорил знаменитый генерал.

— Я не сомневаюсь в честности Карсона с Венеры и в его убежденности в двуличности Мусо. Этого достаточно, чтобы посеять в каждом из нас сомнение и поколебать веру. Кроме того, он знает, что Мусо покушался на его жену. Не могу обвинить Карсона в предвзятости; я бы думал так же. Но он по рождению не корванец, в нем не воспитаны с детства уважение и преданность нашим джонгам. Для него этот документ является неопровержимым доказательством, но не для меня… Я — первый генерал армии джонга, знатный человек Корвы, и потому должен поделиться с Мусо своими сомнениями. Возможно, письмо — хитрая уловка со стороны Мусо, чтобы отвлечь врага от какого-то слабого места в обороне Санары. Тогда письмо оказалось бы блестящим стратегическим ходом. Вот почему я предлагаю выяснить, было ли письмо действительно предательством Мусо или только хитроумной уловкой, чтобы обмануть врага.

— Но как это сделать? — поинтересовался Томан.

— Мы постараемся организовать так, чтобы противник выстрелил в три следующих друг за другом дня синими ракетами в воздух перед главными воротами, и посмотрим, что предпримет Мусо.

— Но как заставить врага содействовать нам? — спросил один из присутствующих.

— Я пошлю Карсона с Венеры доставить письмо к боевым линиям врага. Он заявит, что мы хотим провести переговоры, и попросит в случае согласия три дня подряд запускать ракеты.

— Отличное решение, — согласился Томан.

— Однако, узнав, что я жив, Мусо неизбежно должен что-то заподозрить, ведь он просил Спехона уничтожить меня, — возразил я.

— Напиши рапорт, — предложил генерал, — и доложи, что после передачи письма ты испугался и сбежал.

— Такое объяснение непременно возбудит подозрения Мусо, — заметил Томан.

— Я бы мог сказать ему правду, а именно, что письмо у меня украли в первую же ночь по прибытии в Амлот. Это объяснит мое долгое отсутствие — я искал письмо, и убедит, что не читал его и потому не знаю содержания.

— Наверное, лучше не придумать, — согласился генерал. — Но почему ты на самом деле так долго оставался в Амлоте, если у тебя была возможность скрыться?

— По нескольким причинам. Я подозревал, что в амлотской тюрьме содержится Минтеп, отец моей прекрасной принцессы. Кроме того, хотел собрать как можно больше информации для высшего командования Санары. И, наконец, должен был как-то проявить себя перед попыткой бегства. Я стал офицером караула зани и некоторое время был начальником амлотской Тюрьмы Смерти — Ган-Кум-Ров.

— И тебе удалось добыть важную информацию?

— Да, и много. Я узнал, что в Амлоте существует оппозиция, сторонники которой надеялись вернуть на трон Корда.

— Ты сказал «надеялись», — заметил один из присутствующих. — Разве они сейчас оставили свои намерения?

— Корд мертв! — ответил я.

Казалось, в зале взорвалась бомба. Они вскочили на ноги. Корд мертв! Новость оглушила их так же, как раньше Томана и его жену.

— Но мы слышали об этом, — воскликнул один из них, — однако не было доказательств!

— Я присутствовал при его смерти, — объяснил я, — и мне пришлось быть свидетелем ужасного преступления.

Они собрались уходить, но у меня остался еще один вопрос.

— А сейчас, джентльмены, — обратился я к ним, — скажите, кто будет защищать мою принцессу и меня самого от Мусо? Если я не ошибаюсь, мне предоставляется прекрасная возможность быть убитым, как только я окажусь на улице.

— Он прав, — согласился генерал.

— Конечно, он нуждается в охране, генерал, — подтвердил Томан.

— Хорошо, — произнес генерал. — Я не знаю более безопасного места, чем то, где мы собрались сейчас, под защитой человека, ближе всего находящегося к трону после Мусо.

После этих слов раздались крики одобрения, чем я не был удивлен. Томан — самый популярный человек в Санаре. Минуту он сидел с опущенной головой, а затем посмотрел на генерала. На его лице отразились душевное напряжение и тревога.

— Мне бы хотелось согласиться с вами, — проговорил он, — но, к сожалению, дело обстоит далеко не так. Честно говоря, я уверен, что мой дворец — самое ненадежное место для Карсона с Венеры и джанджонг Вепайи. За последние десять дней было произведено три покушения на мою жизнь: два раза с помощью яда и один раз — кинжала.

Его слова произвели такое впечатление на присутствующих, что некоторое время в зале стояла тишина. Наконец заговорил генерал:

— Негодяев схватили? Ты знаешь, кто они?

— Да, — ответил Томан, — но они всего лишь орудие в руках других.

— И ты знаешь, кто эти другие? — спросил один из советников.

— Могу только предполагать. К сожалению, мои приближенные убили всех троих до того, как их допросили.

— Может быть, — вступил я в беседу, — мне лучше остаться здесь для дополнительной защиты будущего джонга Корвы?

— Нет, — отказался Томан — Я высоко ценю твое великодушие, но меня надежно защитят мои люди, а тебе предстоят более важные дела.

— Переезжай в мой дворец, — предложил генерал. — Клянусь, никто не сможет причинить тебе вреда, даже если мне придется защищать тебя всей армией Санары.

Я покачал головой.

— Мусо непременно пошлет за мной. Если я откажусь, это вызовет у него подозрение, и весь план потерпит провал. Мне кажется, я могу предложить лучшее решение.

— Что ты предлагаешь? — спросил Томан.

— Пусть генерал срочно подготовит письмо к неприятелю, я же напишу рапорт Мусо. Дайте мне двух офицеров-добровольцев для дополнительной охраны и сопровождения. Как только письмо будет готово, генерал направит меня со специальным заданием. Я возьму с собой принцессу и двух офицеров, доставлю письмо и скроюсь на некоторое время, пока вы не убедитесь, виноват Мусо или невиновен. Для того чтобы я знал, пришло ли время возвращаться в Санару на «Анотаре», выпустите один шар, если я могу безопасно вернуться в город, два шара, если мне можно вернуться только на следующий день. Если же мне возвращаться нельзя, выпустите три шара. В последнем случае высажу офицеров в городе, но мне нужны гарантии, что смогу беспрепятственно сесть и взлететь.

— Отличный план, — одобрил Томан. — Но запиши все сигналы, чтобы не получилось путаницы.

— Извини меня, но зачем тебе нужны два офицера? — поинтересовался генерал.

— Один должен сопровождать меня, когда я попытаюсь освободить из тюрьмы джонга Вепайи, а другой останется с моей принцессой и воздушным кораблем. Его задача — охранять их, пока я буду в Амлоте.

— У меня не будет недостатка в добровольцах! — обрадовался генерал. — А теперь, раз ты хочешь выбраться до рассвета, нам надо заняться делом.

Глава 14

За час до рассвета мы покинули дворец Томана — Дуара, два офицера, добровольно вызвавшихся сопровождать нас, и я. Присутствие Дуары требовало повышенного внимания, и офицеры вселяли некоторое чувство безопасности. Нам предстояло пройти в поле зрения караула у дворца Мусо. Десять ганторов с солдатами были готовы защитить меня и Дуару, но, честно говоря, я вздохнул с облегчением, только когда мы все оказались на борту «Анотара» и поднялись в воздух. Наш воздушный корабль пролетел над стенами Санары и устремился вперед. Я был свободен и чувствовал себя по-настоящему счастливым: со мной была Дуара.

Оба офицера — Улан и Леган — сидели в задней кабине, Дуара — рядом со мной. В каждой кабине была корзина с небольшими мощными бомбами. Корабль был загружен как никогда, но это не сказалось ни при подъеме, ни в полете.

Мы медленно летели к лагерю зани, коротая время до наступления рассвета. Без сомнения, молодые офицеры волновались — ведь это был их первый полет. Дуаре и мне больше всего хотелось побыть одним, и мы крепко, как маленькие дети, держали друг друга за руки.

Еще до того как мы покинули дворец Томана, я изготовил маленький парашют. Это был прямоугольник из тонкой, но прочной ткани, сотканной из паутины тарелла — гигантского паука, живущего на деревьях высотой в милю, растущих во многих странах Амтора. Ткань настолько прозрачна, что казалась невидимой. К четырем углам квадрата я привязал шнуры, стянутые узлом, прикрепил пакет, в который вложил письмо генерала, адресованное неприятелю.

Начинался рассвет, и мы полетели к лагерю зани. Бдительный часовой, должно быть, заметил нас, потому что сразу раздался окрик, из окопов выбежала группа солдат и бросилась в укрытие. Я продолжал кружить над ними вне пределов досягаемости р-лучей, пока не взошло солнце. Тогда, оценив силу ветра и скорость «Анотара», я выбросил письмо. Маленький парашют сразу раскрылся и стал плавно спускаться над лагерем. Я видел тысячи людей с поднятыми вверх головами, наблюдавших за невиданным зрелищем. Наверняка они подумали, что это новое оружие невиданной разрушительной силы: когда парашют опустился в центре лагеря, они бросились во все стороны как овцы. Я продолжал кружить над лагерем, пока один храбрец не набрался смелости и не поднял парашют с письмом. Увидев это, я качнул крыльями и улетел.

Полет до знакомого острова прошел без осложнений. Я покружил некоторое время над домом Лодаса, но не заметил каких-либо сигналов. Тогда я направился к острову и без помех приземлился. На Амторе местность, за исключением окрестностей городов, как правило, пустынна — между фермой Лодаса и островом мы не заметили ни малейших признаков жизни. Лишь немногие фермеры проявили такое безрассудство, как Лодас, устраивая свои фермы по соседству с бродящими по лесам и долинам Венеры страшилищами, из которых тарбаны — одни из самых мирных. Эта особенность делала мой остров безопасным убежищем для «Анотара», а также для маленькой лодочки, которая, как я надеялся, доставит меня в Амлот, в объятия зани.

Когда мы приземлились, я убедился, что лодка находится на прежнем месте. Это еще раз подтверждало, что остров — надежное убежище и для Дуары, и для «Анотара», что в какой-то мере облегчало мне выполнение намеченного плана.

Предстояло дождаться темноты, чтобы предпринять попытку освобождения Минтепа. Я поручил Легану остаться на острове с Дуарой, охранять ее и помогать в случае надобности. К этому времени Дуара стала опытным пилотом. Я проинструктировал ее, как подняться в воздух в случае неожиданной опасности. У нее уже накопился солидный летный опыт. Я неоднократно брал ее в полеты над окопами противника, она много раз взлетала и садилась на высохшем озере, которое обнаружил неподалеку от Санары. Дуара умела держаться в воздухе много часов и совершать посадку в непростых условиях. У нее была составленная мной карта Амлота с указанием месторасположения казарм, складов боеприпасов и дворцов, в том числе дворца, где находилась резиденция Мефиса. Мы договорились, что если я не вернусь на остров к рассвету, то она и Леган полетят в сторону Амлота на поиски моей лодки, а если найти меня не удастся, то совершат налет на Амлот и сбросят бомбы на дворец и казармы, после чего продолжат поиски в бухте. Я был уверен, что Дуара легко узнает меня с борта «Анотара» по летному шлему.

От Амлота до острова я добрался в прошлый раз за три амторианских часа. Следовательно, за восемь часов можно успеть проплыть в оба конца и еще останется время, нужное для освобождения отца Дуары из тюрьмы Ган-Кум-Ров. Я решил, что покину остров около двадцати часов по-амториански, чтобы успеть вернуться к рассвету.

Мы условились, что если я и Улан не возвратимся, то Дуара и Леган полетят в Санару и разыщут Томана, поскольку только у него она будет в безопасности. Если же ей просигналят, что возвращаться в Санару нельзя, она должна постараться добраться до Вепайи, хотя мы оба понимали, что такая попытка почти наверняка означает гибель.

— Я даже мысли не могу допустить, что ты не вернешься из Амлота, Карсон! Если ты не вернешься, мне будет безразлично, куда лететь — я не смогу жить без тебя!

Улан и Леган осматривали лодку. Я обнял и поцеловал Дуару и пообещал обязательно вернуться.

— Ради твоего отца я возвращаюсь в Амлот и рискую не только своей, но и твоей жизнью, любимая!

— Как бы мне хотелось, чтобы ты остался, Карсон! Каким страшным возмездием будет, когда из-за трона, который оставила ради тебя, я потеряю своего любимого. Каким злым возмездием это будет!

— Ты не потеряешь меня, дорогая, — успокоил я ее, — только бы отец не отнял тебя. Надеюсь, что теперь он так не поступит. Хотя он и джонг, я ему не подчинюсь!

— Боюсь, он будет неумолим, — продолжал я. — Помнишь, как ты была потрясена при одной только мысли, что тебе придется заговорить со мной? Когда я сказал, что люблю тебя, ты бросилась на меня с ножом. Ты действительно считала, что я заслуживаю смерти. Как же он сможет спокойно отнестись к тому, что ты безвозвратно принадлежишь мне? Он захочет убить меня!

— Когда ты собираешься рассказать о нас отцу?

— Только после того, как доставлю на остров. Иначе он перевернет лодку!

Она с сомнением пожала плечами.

— Не знаю, как отец все воспримет. Он джонг, очень гордый джонг, воспитанный в традициях королевской семьи, родословная которой восходит к доисторическим временам. К тому же, Карсон, он не знает тебя, как знаю я. Если бы знал, то гордился, что его дочь принадлежит такому человеку. Карсон, он может убить даже меня! Ты и представления не имеешь о всех табу и запретах, диктующих отношение людей к священной и девственной дочери джонга. В жизни нет ничего, с чем можно сравнить строгость этих традиций!

— Есть, Дуара, — улыбнулся я.

— Что же?

— Ты!

— Глупый! — рассмеялась она. — Мой дорогой глупыш, я знаю, что ты веришь в правоту своих слов.

День клонился к закату, и надвигалась ночь. Улан и Леган наловили рыбы, а мы развели костер, поджарили их улов и затем наслаждались вкусным ужином. Не без труда мне удалось срезать молодое стройное деревце футов двадцати высотой. Я уложил его в лодку. В двадцать шесть часов в последний раз поцеловал Дуару. Она долго не выпускала меня из объятий, боялась, что это наша последняя встреча. Наконец я и Улан сели в лодку. Дул хороший бриз, и мы быстро поплыли в темноте к Амлоту.

С вами, наверное, случалось, что вы то и дело запускали руку во внутренний карман, проверяя, не забыли ли билеты на спектакль, хотя и были уверены, что с ними все в порядке. Точно так же я раз за разом проверял, на месте ли ключ от камер смертников — тот самый дубликат, который сделал почти сразу, приступив к исполнению обязанностей начальника тюрьмы Ган-Кум-Ров. Беспокойство не было напрасным — не имея универсального ключа, я не смог бы попасть в камеру Минтепа без помощи Торко, а представить Торко в роли своего помощника по организации побега одного из вверенных ему заключенных я как-то не мог.

Мы обогнули мыс и вошли в гавань Амлота через три часа. С приближением к острову, где высилась страшная амлотская тюрьма, я спустил парус, чтобы его не увидел какой-нибудь бдительный зани.

Мы плыли на веслах вдоль мрачных стен, осторожно пробираясь мимо холодных мокрых камней. Я заранее предупредил Улана, что малейший шум может оказаться роковым. Поэтому мы договорились, что и как будет делать каждый.

Я еще раз проверил, на месте ли ключ. Затем, пока Улан удерживал лодку у входа в стремнину, вытащил шест, вставил в гнездо в дне лодки и хорошенько закрепил. Потом, передохнув, вскарабкался по шесту и стал нащупывать люк в своде. Наконец мне удалось его найти — на меня посыпался пепел сожженных узников Ган-Кум-Рова.

Добравшись до вершины шеста, я поднял руку и почти сразу наткнулся на крышку люка-ловушки в нескольких дюймах надо мной. Оттолкнув ее, перевалился через край и оказался в помещении тюрьмы. Поднялся и остановился, прислушиваясь. До меня доносились только стоны и причитания заключенных. Все было спокойно. Осторожно поднялся еще выше и выпрямился. Итак, я попал — без разрешения и содействия зани — в тюрьму смертников Ган-Кум-Ров.

Несколько шагов — и я в тускло освещенном коридоре. Я точно помнил, где находится камера Минтепа, и направился прямо к ней. Все приходилось делать быстро и бесшумно. Прижав лицо к решетке, заглянул внутрь. Мне показалось, что в дальнем углу смутно видна фигура, скорчившаяся на полу. Вставил ключ в дверь камеры и осторожно повернул. С трудом, но замок открылся. Теперь дело за дверью. Наконец подалась и она. Я наклонился над лежащим человеком и прислушался — он спал. Пришлось осторожно встряхнуть его за плечо. Когда он пошевелился, предупредил о молчании.

— Ты Минтеп? — спросил я, боясь, что Минтеп умер, а на его место поместили другого заключенного. По службе в тюрьме я знал, как быстро здесь происходят изменения, связанные то с причудами начальства, то со смертью заключенных. Ожидая ответа, еле сдерживал волнение. Наконец узник произнес:

— Кто ты?

— Не имеет значения, — раздраженно ответил я. — Ты Минтеп?

— Да, я Минтеп.

— Следуй за мной. Тебя ждет Дуара.

Этого было достаточно. Он сравнительно бодро встал и последовал за мной в комнату с печью для кремации. И все же было заметно, что он пошатывается от слабости. С большим трудом мне удалось спустить его в лодку. Теперь оставалось убрать шест. Затем я тихо оттолкнулся, и мы на веслах осторожно двинулись к входу в гавань. Парус не поднимали, чтобы нас не заметили.

Но вот мы вышли в море. Над лодкой взвился парус, и она ходко пошла вперед.

И здесь успех, что называется, вскружил мне голову. Я уже повидал однажды Зерку, сделав остановку во время моего первого побега из Амлота. Тогда все казалось очень просто и безопасно. Течение и ветер были опять благоприятными. Почему бы не повторить? Можно получить информацию, очень ценную для меня и моих друзей в Санаре. Я рассказал Улану и Минтепу, что собираюсь сделать, и они согласились со мной. В первый раз мы отважились говорить в полный голос, не боясь быть обнаруженными.

— Кто ты такой? — спросил Минтеп.

— Вспомни офицера, который пел для тебя песни в тюрьме, — ответил я.

— То был зани, — возразил Минтеп.

— Я стал зани только для того, чтобы отыскать тебя.

— Но кто же ты? — настаивал Минтеп.

— Некоторое время я был вынужденным гостем у тебя во дворце. Я чужестранец по имени Карсон!

— Карсон! — воскликнул он. — Ты действительно был моим гостем в Куаде! Когда Камлот вернулся, он рассказал обо всем, что ты сделал, служа Дуаре. И ты говоришь, что она в безопасности и ждет меня…

— Да, через два-три часа мы увидим ее.

— И ты сделал это ради меня?

— Ради Дуары, — ответил я, но он, кажется, не расслышал моих последних слов.

Дальше мы плыли в полном молчании, пока не оказались у дворца Зерки. Я направил лодку к берегу. Господи! Какие глупости может совершать человек! Дворец был ярко освещен, все казалось спокойным. Я надеялся, что Зерка будет одна. Мне нужно обменяться с ней всего несколькими фразами.

— Оставайтесь в лодке! — приказал я Улану. — Будь готов отплыть каждую секунду.

Затем я поднялся вверх и пошел по саду к большим дверям, ведущим на террасу. Остановился и прислушался, но все было тихо. Свистнул и подождал. Потом… Потом я услышал топот бегущих людей, но он раздался не из комнат, а из сада позади меня. Я оглянулся и в свете, падающем из окон дворца, увидел десяток караульных зани, бегущих ко мне.

— Отплывай, Улан! — изо всех сил закричал я. — Отплывай и доставь Минтепа к Дуаре. Это приказ!

Бежать было бесполезно: солдаты уже окружили меня, а на звук моего голоса открылись окна, и я увидел в огромном зале дворца Тогании Зерки множество зани. Меня втащили в зал, а когда узнали, помещение заполнили свирепые крики.

Глава 15

Нет ничего глупее и трагичнее, чем совершить нелепую ошибку и потом винить в этом себя. Когда меня втащили в зал, я был и обозлен, и испуган. Для испуга были причины, поскольку меня могли попросту разорвать на куски или пристрелить на месте. Огромный зал набит караульными зани, но среди них и несколько высокопоставленных особ — в их числе даже Мефис и Спехон. Неподалеку от них, отделенные плотной стеной караульных, стояли Зерка и Мантар. Они были в наручниках. Взгляд Зерки встретился с моим, и я прочитал в нем страдание и боль. Мантар тихо покачал головой, как бы говоря: «Бедный глупец, зачем ты опять лезешь головой в петлю?»

— Итак, ты вернулся, — раздраженно выкрикнул Мефис. — По-моему, это не слишком умно, и более того, просто глупо!

— Лучше сказать — неудачно, Мефис, — как можно спокойнее заметил я. — Неудачно для тебя…

— Почему неудачно для меня? — удивился он, сразу выходя из себя и пугаясь одновременно.

— Неудачно потому, что ты обязательно захочешь убить меня, но если ты это сделаешь или причинишь малейший вред Тогании Зерке или Мантару, ты умрешь на рассвете.

Зерка бросила на меня какой-то странный взгляд. Мефис зарычал:

— Ты еще смеешь угрожать? Ты, грязный негодяй! Ты грозишь великому Мефису? В Ган-Кум-Ров его! И этих двоих тоже! Пусть Торко делает с ними что хочет! Я посмотрю, как они будут корчиться! Послушаем, как они будут вопить от боли!

— Погоди, Мефис, — я обратился к нему безо всяких титулов и приветствий — Я не угрожал, а говорил о фактах. Перед тем как идти сюда, я отдал приказ — если не вернусь до рассвета живой и невредимый, город будет подвергнут бомбардировке, а мои люди знают расположение всех казарм и дворцов!

— Ты лжешь! — завизжал он.

— На твоем месте я бы отдал приказ оставить нас в покое хотя бы до трех часов и приготовить лодку, чтобы мы могли отплыть после того, как ты нас освободишь.

— Я никогда вас не освобожу! — снова зарычал он, но тем не менее приказал не пытать впредь до дальнейших распоряжений.

Итак, меня, Зерку и Мантара отправили под конвоем в Ган-Кум-Ров. С нами обращались вежливо и даже сняли наручники с Зерки и Мантара. Стражники поместили нас вместе на первом этаже, что меня очень удивило, поскольку особо опасных врагов Мефис приказывал сразу отправлять в подвал и размещать по одиночным камерам.

— Зачем ты совершил такую глупость и вернулся? — с упреком спросила Зерка, когда мы остались одни.

— Да еще после того, как я рисковал жизнью, чтобы помочь тебе бежать из города, — добавил Мантар с усмешкой.

— Я хотел увидеть Зерку и спросить, поддерживает ли армия Санары вашу организацию?

— Могла бы поддержать, — ответила Зерка, — но теперь о нас никто не узнает. Нам нужно оружие. Ты мог бы доставить его в город на своей летательной машине, о которой рассказывал мне.

— Это я сделаю, — уверенно произнес я.

— Ты сошел с ума! — воскликнула она. — Неужели ты не понимаешь, что, несмотря на все твои мужественные речи, мы погибли — нас будут пытать и убьют. Возможно, уже сегодня.

— Нет. Этого не произойдет. Все то, что я сказал Мефису, было не просто блефом. Я слов на ветер не бросаю. Но сначала расскажи, что заставило их арестовать тебя и Мантара?

— Видимо, растущее подозрение со стороны Спехона, — объяснила Зерка. — Донос Хорьяна и твое исчезновение породили недоверие. Спехон начал проверять твои связи, обратил внимание на нашу дружбу, а также на хорошие отношения между тобой и Мантаром. Мантар был моим другом и командовал отделением. С ним ты повстречался по дороге на пристань. Он пропустил тебя, но один его солдат донес, что не задержанный Мантаром прохожий был по всем приметам не кем иным, как Водо. Эти подробности усилили подозрения Спехона. Сыграли свою роль и последние слова Нарвана — те самые, которые убедили тебя, что я враг зани. Итак, против меня собралось много улик — гораздо больше, чем обычно требуется для ареста. Однако Мефис долго не мог поверить, что я что-то замышляю против него… Этот дурак был уверен, что моя любовь к нему и преданность безграничны…

— До недавнего времени я тоже не мог понять, каковы твои истинные чувства к Мефису. Меня уверяли, что ты необычайно высоко ставишь Мефиса, придумала дурацкие приветствия, и именно по твоему предложению «Жизнь нашего любимого Мефиса» идет во всех театрах.

— Тебя точно проинформировали, — засмеялась Зерка — Я действительно была инициатором всех этих глупостей, с тем чтобы пробудить умы жителей Амлота и заставить их понять необходимость сопротивления подобной тирании. Главари зани оказались настолько ограниченными, что глотали любую лесть, какой бы грубой и неискренней она ни была.

Пока мы разговаривали, к двери камеры, громко топая, подошел Торко. Его не было в тюрьме, когда нас доставили сюда, и теперь он обрадовался возможности расправиться с такими важными заключенными. Войдя, с минуту разглядывал нас, громко сопя. Было очевидно, что он постарается запугать своей жестокостью. Я не сдержался и расхохотался, да и не старался сдерживаться. Именно так выводят из себя людей, подобных Торко. Я знал, что независимо от его отношения к нам он выполнит свою работу тюремщика и палача со всей старательностью.

— Чего ты смеешься? — угрожающе спросил он.

— Я не смеялся, пока тебя здесь не было, Торко. Значит, я смеюсь над тобой.

— Ты смеешься надо мной? Ты… ты… грязная свинья, — прошипел он, не в силах придумать что-нибудь пообиднее. — Ну, погоди же, завтра утром ты не будешь смеяться, когда окажешься в зале суда.

— Завтра утром меня там не будет, Торко, а если и окажусь, там не будет тебя. Ты будешь сидеть в одной из камер, а потом на себе испытаешь все прелести тех приспособлений для пыток, которые сам же изобрел.

Зерка и Мантар смотрели на меня с нескрываемым изумлением; первая улыбалась, думая, что это очередной блеф, а второй недоумевал. Торко буквально кипел от ярости.

— Я сейчас же прикажу отвести вас вниз, — грозил он, — и вы убедитесь, насколько я изобретателен.

— Ты не осмелишься, Торко. У тебя есть приказ относительно нас, а что касается тебя, то Мефису будет любопытно узнать, что начальник тюрьмы просил меня замолвить за него словечко перед Тоганией Зеркой в обмен на дружбу. Ему не понравится, что ты разрешил мне ловить рыбу под стенами тюрьмы и тем самым помог подготовить побег на лодке. Да кроме того, Торко, есть еще одна вещь, которая приведет Мефиса прямо-таки в ярость… Я просто не знаю, что он сделает с тобой, когда узнает…

Торко заметно забеспокоился, но прибег к приему, к которому прибегают все великие люди Земли, когда их ловят с поличным.

— Это ложь! — пронзительно закричал он. — Мефис мне верит!

— Когда он узнает о той, другой вещи, он тебе не поверит, и тогда тебе не сдобровать. Это то, в чем он сможет убедиться собственными глазами, — добавил я.

— Что за другая вещь? — потребовал он ответа, тем самым выдавая любопытство и страх.

— То, что ты открыл камеру Минтепа, джонга Вепайи, и дал ему возможность бежать.

— Наглая ложь! — завопил он.

— Пойди и проверь сам, — предложил я. — Раз его там нет, а ключ только у тебя, то кто же тогда открыл дверь камеры?

— Он не сбежал, — забормотал Торко, устремляясь вниз по лестнице.

— У тебя сегодня хорошее настроение, — заметил Мантар, — и мы пока можем повеселиться. Но когда наступит утро, поводов для веселья будет не много.

— Наоборот, именно тогда и наступит самое приятное время.

— Мне хорошо и сейчас, — промолвила Зерка. — Но как разозлится Торко, когда узнает, что напрасно бегал в подвал!

— Нет, я его не обманул. Он найдет дверь камеры Минтепа открытой и не обнаружит там узника.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Зерка.

— Я сам освободил Минтепа, и сейчас он уже в безопасности.

— Тебе удалось войти в Ган-Кум-Ров и увести оттуда заключенного под носом у зани! — воскликнула Зерка — Не может быть! Даже если ты проник в тюрьму, тебе не открыть двери камеры!

— О, это оказалось очень простым делом.

— Но как? — все еще не верила она.

— Во-первых, пока я был здесь начальником, заготовил дубликат универсального ключа, которым можно открыть двери всех камер. Во-вторых, прошлой ночью я подплыл на лодке к тюрьме, проник в нее через колодец, в который сбрасывают пепел сожженных заключенных, и вывел Минтепа тем же путем.

Мантар и Зерка с недоверием смотрели на меня. Жителям Амлота казалось невероятным, что заключенный сбежал из Ган-Кум-Рова, так как людям там известно о тюрьме лишь то, что из нее нельзя убежать.

— И у тебя есть ключ к замкам от камер? — спросил Мантар.

— Вот он, — я достал ключ из сумки. — Если нас переведут в подвал, мы легко убежим, но нам не удастся выбраться из залива, поскольку у нас нет лодки.

— А ты не боишься, что ключ у тебя отберут? — покачала головой Зерка.

— Конечно, боюсь, но что можно сделать? Остается надеяться, что меня не будут обыскивать. Пока нас не переведут в подвал, он нам не пригодится. А кроме того, у меня есть идея, которая, я надеюсь, поможет выбраться отсюда даже без помощи ключа.

— Ты оптимист, — сказал Мантар. — Но я что-то не вижу оснований для оптимизма.

— Подождем до рассвета, — предложил я.

— Послушайте, — остановила нас Зерка.

Откуда-то снизу донесся голос Торко, выкрикивающего приказы. Караульные бегали взад и вперед. Они разыскивали Минтепа. Добравшись до нашего этажа, они принялись заглядывать во все камеры. У Торко было хмурое и испуганное лицо. Когда он подошел к нашей камере, его била дрожь от страха.

— Что ты с ним сделал? — спросил он.

— Я? — Мое удивление казалось совершенно искренним. — Как я мог попасть в столь неприступную крепость, так хорошо охраняемую? Только с помощью Торко… Мефис скажет то же самое!

— Послушай, — тон у Торко стал заметно мягче, а голос понизился до шепота — Я хорошо к тебе относился, пока ты был здесь. Не обрекай меня на смерть. Не говори Мефису, что Минтеп сбежал. Если ему не донесут, он никогда не узнает. Он уже забыл о Минтепе. Обещай, что не расскажешь, а я не буду подвергать пыткам тебя и твоих товарищей, если только меня не заставят.

— Когда меня будут пытать, я обязательно все расскажу.

Торко был у меня в руках. Он в раздумье почесал затылок.

— Послушай, конечно, не ты его освободил. Но откуда ты узнал, что Минтепа нет в камере?

— Я психолог, Торко. И даже знаю, что вскоре произойдет… Который час?

— Первый час, — пробормотал Торко. Отвечая, он испуганно смотрел на меня. — А что такое?

— Скоро ты услышишь сильный шум в той части города, где находится дворец Мефиса, и поймешь, что смерть и разрушение идут на вас с небес за то, что вы держите здесь меня и моих друзей. Когда Мефис освободит нас, все прекратится.

— Вздор! — крикнул Торко и снова отправился на поиски Минтепа, джонга Вепайи, но так и не нашел его.

Медленно тянулось время. Наконец забрезжил рассвет, и первые лучи света начали пробиваться сквозь грязные окна Ган-Кум-Рова. Я с нетерпением ожидал разрыва бомб. Пошел второй час, потом третий. Все было тихо. Не попала ли Дуара в беду? Мне мерещились сотни ужасных вещей, которые могли случиться. Самой реальной казалась катастрофа при взлете. Меня не покидали мрачные мысли, когда пришел Торко с отрядом стражников и отвел нас в зал, где вершился суд. Там уже были Мефис, Спехон и несколько высших чинов зани. Нас выстроили перед ними. Они смотрели на нас, как великаны-людоеды на лакомое блюдо.

— Уже третий час, — объявил Мефис. — Я ждал. И за то, что ты заставил меня ждать, продлю твои мучения как можно дольше. Если вы еще надеетесь на помилование, то назовите всех своих сообщников — всех тех, кто собирался вместе с вами лишить зани власти. Торко, первой бери женщину. Мы заставим ее заговорить. А тебя, — он с ненавистью посмотрел на меня, — я оставлю напоследок. Торко, сними у него с головы это украшение, — он показал рукой на мой пилотский шлем.

Торко стащил с меня шлем и отнес в угол. Пот струился по его лицу, хотя в зале было нежарко.

— Не забывай, Торко, — шепнул я ему.

— Пощади, — взмолился он. — Мне же придется исполнять приказы…

Зерку уложили на скамью с зажимами, которые будут медленно сдавливать ей сначала пальцы рук и ног, потом выше, затем еще выше… Принесли горшок с расплавленным свинцом и поставили рядом с ней. Его назначение было ясно… Я отвернулся.

— Ты сознаешься? — спросил Мефис.

— Нет! — твердо ответила Зерка.

— Хочешь что-нибудь сказать? — настаивал Мефис.

— Только то, что вступила в партию зани, когда узнала, что ты пытал и убил моего мужа. Я перешла к вам, чтобы отомстить… чтобы убить тебя!

Мефис расхохотался.

— Так-то ты убиваешь меня?

— Нет, не так. И не так, как предполагала, но единственным способом, который был в моем распоряжении.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Мефис.

— Я отомстила за смерть мужа, но ты не знал об этом. Узнай же теперь! До наступления дня ты будешь мертв!

— Как же я умру от руки мертвой женщины, позволь тебя спросить?

— Прошлой ночью ты ел у меня, Мефис. Помнишь? Пища была отравлена. Я давно приготовила яд на случай, если меня схватят. Прошлой ночью яд получил ты! И что бы со мной ни случилось, ты умрешь до наступления следующего дня!

Лицо Мефиса стало мертвенно-бледным. Он попытался заговорить, но не было слышно ни звука. Он поднялся и указал рукой в сторону Торко, пытаясь отдать приказ начать пытку. Торко взглянул на меня и задрожал. Остальные зани не отрываясь смотрели на Мефиса. И вдруг совсем рядом раздался взрыв, потрясший стены тюрьмы. Дуара прилетела! Но она бомбила тюрьму вместо дворца — наверное, ошиблась.

— Я предупреждал вас! Город будет разрушен, если вы не освободите нас и не дадите лодку!

— Никогда! — прохрипел Мефис. — Уничтожить их всех! — Внезапно он схватился за горло и рухнул на скамью.

Его сразу окружили зани. Другая бомба разорвалась так близко, что задребезжали оконные стекла и со стен посыпалась штукатурка. Мы бросились на пол. Спехон первым вскочил на ноги.

— Мефис умер! — закричал он. — Спехон — правитель Корвы!

— Да здравствует правитель Спехон! — дружно ответили ему зани.

Следующая бомба разорвалась в дальней части здания тюрьмы, и мы снова бросились на пол.

— Выведите их отсюда! — крикнул Спехон. — Дайте им лодку! Поторопитесь!

Нас вывели из тюрьмы, но это было далеко не безопасно. Повсюду рвались бомбы. В небе над нами, как хищная птица, кружил «Анотар». Нас провели в безопасную часть залива и дали лодку — хорошую рыбацкую лодку с парусами. Мы быстро поставили паруса и поплыли к выходу из бухты. Отчаливая от берега, я заметил, как «Анотар» сделал над нами великолепный вираж с последующим крутым подъемом. Дуара хотела убедиться, что в лодке нахожусь именно я, а не кто-нибудь другой. Она не опускалась слишком низко, чтобы не попасть в зону поражения р-лучей и огня амторианских орудий, поражающих т-лучами. Воздушный корабль могли обстрелять, и я предупреждал Дуару об этом.

«Анотар» совершил еще несколько кругов, а затем направился к городу. Меня удивило, что Дуара не полетела за нами в море, чтобы взять на борт. Вскоре мы услышали новые разрывы в городе. Дуара продолжала бомбардировку. Я начал догадываться о причине: Дуара не узнала меня — ведь на мне не было летного шлема! В лодке сидели женщина и двое мужчин, причем у обоих прически зани. Ясно, что это враги.

Я поделился горькой правдой с Зеркой и Мантаром. Наше положение казалось почти безнадежным. Мы не могли вернуться на берег — на нас обрушился бы гнев зани, поскольку бомбежка не прекратилась даже после того, как нас выпустили на свободу. Если же остаться в бухте, в надежде, что Дуара еще раз снизится и все-таки узнает меня, то зани вышлют корабль и схватят нас.

— Возможно, Дуара будет ждать нас в море. Обойдем мыс и ляжем в дрейф подальше от города, — предложил я, не очень веря в разумность своей идеи.

Однако оба моих спутника согласились, и я повел лодку к выходу из гавани, туда, где мы были бы скрыты от города выступающим в море мысом. Еще раз заметили кружащийся над городом «Анотар»: Далеко за полдень Дуара направила воздушный корабль к северу от Санары.

Глава 16

Несколько минут чувство отчаяния не покидало меня, но потом я вспомнил зал суда с орудиями пыток и о тех страданиях, которые несомненно ожидали бы нас всех. Если бы я не попытался пробраться во дворец Зерки в прошлую ночь, то и она, и Мантар были бы сейчас замучены. Должно быть, они тоже подумали об этом, потому что, несмотря на наше положение, были оживлены и счастливы.

И все же ситуация оказалась не из завидных. У нас нет воды, пищи и оружия. Мы находимся в не очень подходящей для этого случая лодке вблизи вражеского берега. Санара от нас в пятистах милях и, возможно, уже в руках врага.

Но хуже всего было сознавать, что и Дуара в опасности. Она не осмелится вернуться в Санару до тех пор, пока не узнает, что Мусо свергнут. А если этого не случится? Куда тогда ей направляться? И все время она будет убеждена, что я погиб. У меня хоть то преимущество, что я знал: Дуара жива. Конечно, она теперь с отцом, но заменит ли это потерю любимого человека? Кроме того, отец не сможет защитить ее так, как я — он мог бы сделать это в своем королевстве, но не здесь. Правда, и мне самому не всегда удавалось защитить Дуару, но в конце концов все обходилось.

Когда «Анотар» исчез вдалеке, я снова поставил паруса и направил лодку в сторону Санары.

— Куда мы плывем? — поинтересовалась Зерка. Я ответил. Она согласно кивнула головой.

— Я спросила только из любопытства. Куда бы ты ни поплыл, меня устраивает. Спасибо тебе, что мы остались живы. Нам больше не о чем просить.

— Что ж, — заметил я, — возможно, и в нашем положении есть какие-то преимущества. «Анотар» не смог бы поднять семерых.

Подгоняемые свежим ветром, мы плыли всю ночь, а утром повернули к берегу в поисках воды. Наконец мы заметили ручей, сбегающей с крутого берега в море. Мы подошли ближе и утолили жажду. Но у нас не было ничего, в чем держать воду, так что пришлось быстро отплыть в поисках места для временного лагеря и тогда попытаться раздобыть или изготовить самое необходимое. Около полудня мы нашли подходящее место — небольшую бухточку, в которую втекал чистый ручей, а по берегам росло множество деревьев и кустарников.

Я быстро отыскал огромное древовидное растение диаметром около фута, с твердой и гладкой поверхностью и мягкой сердцевиной. Нам удалось повалить один ствол. Разложив костер, мы вытащили внутреннюю часть ствола. Наши старания были вознаграждены: у нас оказалась бочка для воды диаметром в фут и высотой три фута. Мы справились с этим делом настолько быстро, что сделали еще две бочки.

В лесу нашлись орехи и фрукты, и теперь мы больше всего нуждались в оружии. Если бы у нас был нож, можно было изготовить лук и стрелы. Но ножа не было. Пришлось мне и Мантару отправиться на морской берег за раковинами и заостренными камнями. Наши усилия увенчались успехом, и скоро у нас появились копья, луки, стрелы и два длинных гарпуна. Наверняка наше оружие хуже, чем у далеких предков, но как-то оно нам служило. Набрав воды, орехов и фруктов, мы погрузились в лодку и отправились в долгое путешествие в Санару.

Нам сопутствовала удача. Ветер дул в нужном направлении, и погода стояла как нельзя лучше. Это было очень важно, поскольку мы не хотели без нужды подходить к берегу. Когда же приходилось, со страхом наблюдали за огромными животными, бродящими на берегу. К счастью, удалось избежать встреч с опасными морскими чудовищами. За все плавание мы видели только двух, да и то вдалеке. С помощью гарпунов пополняли стол вкусной рыбой, которую приходилось готовить на берегу, когда высаживались за свежей водой.

Если бы не постоянные мысли о Дуаре, то путешествие можно было считать даже приятным. Но стремление поскорее попасть в Санару гнало вперед. Меня раздражали даже остановки для пополнения запасов и приготовления пищи, хотя я и понимал всю нелепость своего поведения.

На шестую ночь мы плыли вдоль низкого берега, и я отчетливо увидел в небе отблеск синей ракеты. Через мгновение за ней последовала вторая, затем третья. Итак, осаждавшие использовали ловушку, в которую должен попасть Мусо! Конечно, меня интересовало, была ли первая, вторая или третья ночь. Но это и не так важно, потому что нам требовалось не меньше двух дней, чтобы приблизиться к Санаре.

Следующей ночью мы ожидали повторения сигналов, о назначении которых я рассказал Зерке и Мантару, но наше бодрствование ничем не было вознаграждено. Следовательно, ракеты, выпущенные прошлой ночью, были последними, и теперь Мусо должен попасть в ловушку, которую я для него подготовил. Как бы я хотел стать свидетелем его падения!

Днем задул сильный ветер, перешедший в шторм. Нас отнесло к берегу. Мы нашли скрытую бухту и стали на якорь, пережидая шторм. До Санары оставался день пути. Задержка сводила меня с ума, но предпринять что-либо было невозможно. Мы преодолеваем препятствия, которые на нашем пути ставят люди, но преграды, воздвигнутые природой, оказываются непреодолимыми. Во время вынужденной остановки мы обсуждали возможности прохода в город через линию обороны и пришли к выводу, что пока это далекая мечта, а вероятность попасть в руки зани, осаждающих Санару, весьма велика. И все же решили продолжать путь, надеясь, что обстоятельства разрешат стоящие перед нами трудности.

Вечером третьего дня шторм внезапно стих. И хотя волны не успокоились, мы вышли из уютной бухточки и взяли курс на Санару. Возможно, это глупо, но я ничего не мог поделать с собой. Гряды волн с шумом и плеском набегали на берег, однако мы благополучно шли с хорошей скоростью и на рассвете оказались близ устья реки, в нескольких милях от которого находилась Санара.

— Что же будем делать? — спросила Зерка. Я в отчаянии покачал головой.

— Молиться Госпоже Удаче!

— Единственный план, который пришел в голову, вряд ли увенчается успехом, — вступил в беседу Мантар. — Ночью я могу попытаться пройти через линии зани. Меня хорошо знают многие знатные санарцы и военные. Они примут меня и поверят; я буду в безопасности, если Мусо все же джонг. Попав в город, устрою так, что твоя принцесса прилетит за тобой и заберет тебя и Зерку.

— Вряд ли она там, — возразил я. — Раз Мусо все еще джонг, значит, ее там нет.

— Вот это и надо выяснить, — не сдавался Мантар.

— А что будет с Зеркой? Если ты окажешься в городе, где джонгом по-прежнему Мусо, то я не смогу войти в него. Как же мы переправим туда Зерку?

— Я останусь с тобой, Карсон, и не беспокойся обо мне, — успокоила Зерка.

— Во всяком случае, что бы мы ни затеяли, до наступления темноты сделать ничего нельзя. Придется ждать. Может быть, придумаем что-нибудь получше. План Мантара кажется слишком рискованным.

Монотонное кружение на одном месте утомило всех. Мы не находили себе покоя — быть близко от цели и в то же время так далеко! Оставалось наблюдать, как в прозрачной воде маленькие рыбки что-то ловят, а их время от времени хватают разные хищные твари. Около восьми часов Зерка вскрикнула и показала в сторону города. Я бросил туда взгляд и увидел над Санарой «Анотар». Он только что поднялся в воздух. Это означало важную вещь — нет, две важные вещи: первая — что Дуара жива, вторая — Мусо больше не джонг. Ведь никто, кроме Дуары, не мог управлять «Анотаром», а она не появилась бы в городе, если там правит Мусо.

«Анотар» полетел к морю. Может быть, за нами? Я спешно спустил паруса, и мы приготовились привлечь к себе внимание Дуары.

Но, взлетев из города, Дуара продолжала набирать высоту и к моменту приближения к берегу уже была довольно высоко. Она наверняка не видела, что происходит внизу, и даже не заметила нас. Я следил за ее полетом: может, она направляется в сторону моря на поиски и скоро вернется? Тогда мы могли рассчитывать на удачу. Но она не вернулась, держа по-прежнему курс на юго-восток. В полной тишине мы смотрели, как воздушный корабль превращался в светлую точку и наконец исчез совсем.

Я бессильно опустился на скамью, осознав, что произошло. Дуара решила, что меня нет в живых, и возвращалась в Вепайю вместе с отцом. Больше я никогда не увижу ее! Как я доберусь до Вепайи? А если и доберусь, то Минтеп уничтожит меня, прежде чем встречусь с Дуарой. Объятый тоской, я бессмысленно смотрел в бескрайний океан, над которым скрылась потерянная мною любовь.

Зерка положила руку на мое плечо, и ее участие понемногу согрело меня и вернуло к жизни. Спустя некоторое время я поставил парус и направил лодку к берегу. Когда мы уже вошли в устье реки, заговорил Мантар:

— Что ты собираешься делать?

— Хочу пробраться через линии зани и попасть в город.

— Ты сошел с ума? Ночью это, может, удастся, но днем — невозможно. Тебя арестуют, даже если на переднем крае никто не узнает. Потом отошлют в Амлот, и ты погибнешь!

— Проберусь или нет, но в Амлот не вернусь.

— Ты в отчаянии, Карсон, — попробовала остановить меня Зерка, — но не стремись навстречу смерти! Быть может, тебе еще повезет. Почему ты считаешь, что твоя принцесса не вернется из Вепайи?

— Нет, — возразил я, — если она туда попадет, ее ни за что не выпустят.

Недалеко от берега я выпрыгнул из лодки.

— Не уплывайте далеко. Я передам вам весточку. Наблюдайте за городом. Если увидите шары, поднимающиеся днем, или ракеты — ночью, значит, мой план удался, и я постараюсь переправить вас в город. До свидания!

Город был неподалеку, и я направился прямо к нему, не делая никаких попыток скрываться. Только через некоторое время я обратил внимание, что никто не мешает моему движению к цели. Я должен бьщ проходить близ боевых линий зани, но нигде не было ни малейших признаков войск или военных действий. Через некоторое время я достиг места, где осаждавшие город зани провели несколько месяцев.

Земля была перерыта и полна следов войны, лежало несколько трупов, но между мной и городом не было ни единой души! Осада снята, зани ушли.

Я повернулся и почти бегом направился обратно к берегу. Зерку и Мантара течение медленно сносило в море. Я закричал, чтобы они вернулись, и когда расстояние между нами сократилось, торопливо, не дожидаясь, когда лодка причалит, рассказал, что осада снята и зани ушли. Они едва поверили моим словам, и я с трудом убедил их, что доступ в город свободен. Наконец я сел в лодку, и мы поплыли вверх по реке к городским стенам.

Не доплыв примерно четверть мили до города, мы вылезли на берег и направились к ближайшим воротам. С городских стен за нами с явным подозрением наблюдали несколько воинов, поскольку и у меня, и у Мантара были прически зани, да и форма тоже соответствовала нашему прежнему положению. Поэтому с приближением к стенам Мантар и я начали усиленно жестикулировать, подчеркивая наши мирные намерения. Нас окликнул офицер:

— Эй, зани! Что вам надо в Санаре? Убирайтесь, пока вас не подстрелили!

— Мы не зани, — ответил я. — Мы хотим поговорить с Томаном.

— Итак, вы не зани, — засмеялся он. — И вы думаете, что мы не узнаем зани, если увидим их?

— Я — Карсон с Венеры. Передай обо мне Томану.

Ой ушел со стены. Скоро ворота приоткрылись, и тот же офицер вышел с несколькими военными, чтобы рассмотреть нас получше. Я узнал его, а он меня: это был один из офицеров, летавших со мной бомбить лагерь зани. Я представил ему Зерку и Мантара, за которых поручился. Он пропустил нас в город и даже решил сопровождать к Томану.

— Один вопрос, прежде чем я попаду в Санару, — остановил его я. — Мусо все еще джонг?

Он улыбнулся.

— Я знаю, что тебя интересует. Нет, Мусо больше не джонг. Высший совет избрал джонгом Томана.

Я вновь вошел в Санару с чувством огромного облегчения после изнурительных недель опасностей и неопределенности, через которые мне пришлось пройти. До сих пор не было места на этой странной планете, где бы я чувствовал себя в безопасности: ни в Куаде, где даже лучшие друзья были готовы убить меня за то, что я и их принцесса осмелились полюбить друг друга; ни в Капдоре, городе Нубола: там меня поместили в комнату-камеру за семью дверями, откуда ни один человек не выходил живым; ни в Корморе, Городе Мертвых, где я выкрал Дуару и Налте из дворца Строка; ни в Гавату, городе на берегу Реки Смерти, из которого я спас Дуару; ни в Амлоте, где люди Спехона разорвали бы меня на куски. Оставалась только Санара. Но если бы Мусо продолжал быть джонгом, мне пришлось бы скитаться по планете в полном одиночестве.

Наконец появился город, который могу назвать своим, где буду жить в мире и довольстве. Однако это не принесло радости, потому что Дуара не могла разделить мои чувства. Вот почему я входил в Санару печальным. На крупном военном ганторе нас доставили во дворец Томана. Хорошо, что офицер оказал любезность сопровождать нас! Люди принимали нас за зани и готовы были расправиться с нами, но их останавливали солдаты. Заверений офицера, что мы не зани, никто не слушал.

Глава 17

Томану доложили о моем возвращении в Санару, и он приказал немедленно ввести нас. Он хорошо знал Тоганию Зерку из Амлота. Выслушав ее рассказ, Томан пообещал наградить ее и Мантара за ту опасную работу, которую они вели среди зани. Мне он даровал знатность, пообещав выделить дворец и земли, как только в Амлоте придет к власти новое правительство. Когда мы рассказали, что нам угрожали на улицах Санары, принимая за зани, он приказал тут же принести новую одежду и парики для меня и Мантара. Потом предоставил Зерку и Мантара заботам своих приближенных, а меня повел к королеве Дисахаре. Я понял, что он хочет поговорить со мной наедине и рассказать о Дуаре, самом дорогом для меня человеке.

Маленькая принцесса Нна была с матерью, когда мы вошли в покои Дисахары, и обе радостно приветствовали меня. К счастью для Нна, она не была рабой нелепых обычаев Вепайи, которые сделали Дуару пленницей в доме своего отца, и могла свободно общаться с людьми, как и другие члены королевской семьи. Это была прелестная девочка — гордость Томана и Дисахары. Вскоре после моего прихода Нна увели, и мне суждено было увидеть ее лишь после перенесенной ею смертельной опасности.

Когда мы остались одни, я повернулся к Томану.

— Расскажи о Дуаре, — попросил я. — Мы видели, как «Анотар» поднялся над городом и полетел в сторону океана. Никто, кроме Дуары, не мог им управлять, поскольку только мы двое знаем, как это делать.

— Ты прав, — подтвердил он.

— И она полетела с отцом в Вепайю?

— Да. Ее заставил сделать так Минтеп. Она еще верила, что ты жив, и хотела остаться, лететь в Амлот с бомбами и письмом, чтобы продолжить бомбардировку, пока тебя не освободят. Но Минтеп запретил. Он поклялся, что убьет тебя, если ты жив. Хотя как отец он не может не быть благодарен тебе за спасение дочери, но как джонг Вепайи должен убить за то, что ты осмелился полюбить его дочь и взять ее в жены. В конце концов он приказал ей вернуться в Вепайю и предстать перед судом знатных людей Куада за нарушение одного из старейших табу Вепайи.

— Это может означать для нее только смерть, — печально заключил я.

— Да, она и Минтеп знают, каково будет решение суда, но обычаи и законы Вепайи настолько укоренились в обоих, что для них немыслима даже попытка обойти их или пренебречь ими. Дуара сказала, что возвращается в Вепайю с удовольствием, так как предпочитает смерть, чем жизнь без тебя. Я не знаю, что сделал бы Минтеп, если бы Дуара отказалась вернуться в Куад; думаю, убил бы собственными руками. И это несмотря на то, что любит ее! Я даже был готов посадить Минтепа в тюрьму, чтобы спасти Дуару. Признаюсь, обстановка оставалась напряженной. Я никогда не встречал человека такого высокого интеллекта и одновременно такого фанатичного, как Минтеп. Правда, только в одном вопросе. Во всем остальном он нормальный человек и действительно любит Дуару как отец. Было бы интересно узнать, что он мог сделать с Дуарой, если бы она нашла тебя в Амлоте. Я не могу представить вас втроем на одном «Анотаре»! Но объясни, почему изменились твои планы? Дуара рассказала, что ты не отплыл на лодке после освобождения, как вы договорились.

— Я сделал все как мы намечали, но со мной в лодке были Зерка и Мантар, а Дуара искала лодку с одним человеком. К тому же мой шлем остался в тюрьме, и Дуара не смогла опознать меня. Вот она и приняла нас за трех зани…

— Ты прав, она видела вас. Она говорила, что от пристани отчалила лодка с тремя зани. Когда же ты не появился, как она надеялась, то решила, что зани убили тебя, и продолжала бомбить город, пока не израсходовала все бомбы. Тогда она вернулась за Минтепом, Уланом и Леганом и оставалась в окрестностях Санары еще несколько дней.

— А что с Мусо? У городских ворот мне сказали, что он свергнут.

— Да, и заключен в тюрьму. Но у него еще остались приверженцы, положение которых стало небезопасным, когда Мусо перестал быть джонгом. Вчера ночью им удалось освободить Мусо из тюрьмы, и сейчас он скрывается где-то в городе. Мы не верим, что ему удалось бежать из Санары, хотя это входит в его планы. Он надеется, что если ему удастся добраться до Амлота, то зани сделают его джонгом. Но он не знает того, что знаем мы: Мефис мертв, и после его смерти вспыхнуло восстание, которое окончательно свергло власть зани. Вчера утром весть об этом дошла до войск, осаждавших Санару, и они сразу направились в Амлот, оставив свои позиции.

— Значит, многолетняя гражданская война кончилась?

— Да, — ответил Томан, — и я надеюсь скоро перенести столицу обратно в Амлот. Я уже направил послание, что дарую амнистию всем, кроме активных зани и тех, кто совершил преступления перед народом Амлота. Надеюсь, дорогой друг, что ты будешь сопровождать меня и принимать в моей столице почести, которых ты достоен.

Я покачал головой.

— Не подумай, что я не ценю твоей доброты, но, как ты понимаешь, для меня нет никакой радости принимать почести одному, без моей принцессы.

— Я с тобой не согласен. Ты должен жить в почестях и комфорте. Какие у тебя могут быть еще планы?

— Я собираюсь последовать за Дуарой в Вепайю.

— Это невозможно! — воскликнул он. — Тебе не добраться до Вепайи! Все корабли Корвы захвачены врагом во время войны или уничтожены.

— У меня есть лодка, на которой я приплыл из Амлота.

— Рыбачья лодка?

— Да.

— Но ведь это скорлупка. Она не выдержит первого же шторма!

— И тем не менее я попытаюсь.

Он печально покачал головой.

— Я бы не хотел тебя отпускать — не только потому, что ты мой друг, но и из-за того, что мог бы принести огромную пользу Корве.

— Каким образом?

— Показав нам, как строить «Анотары», и обучив офицеров летать на них.

— Соблазн велик, но я не успокоюсь, пока не сделаю все возможное, чтобы спасти Дуару.

— Но ты можешь отправиться позже, и мы с наибольшей пользой проведем это время.

Зерка, Мантар и я обедали вечером в большом банкетном зале дворца джонга с Томаном и Дисахарой, а также с несколькими знатными людьми Корвы. Все знали меня, некоторые хорошо; и все согласились, что в парике я неузнаваем. Впрочем, причина была не только в парике. Пережитое наложило отпечаток и на мое лицо.

Во время званого обеда мы трое, прибывшие из Амлота, полностью завладели вниманием присутствующих, но это произошло не из-за нашей нескромности. Гости настаивали, чтобы мы подробно рассказали о том, что видели и пережили. Особенно их заинтересовали методы подготовки восстания против зани, несмотря на поголовное истребление всех, на кого падало хоть малейшее подозрение. Об этом подробно рассказала Зерка. Во время ее рассказа вошел взволнованный адъютант и доложил что-то Томану. Я видел, что новый джонг побледнел, поднялся с места и, взяв за руку Дисахару, вышел из банкетного зала. Уход джонга означал полную свободу действий для присутствующих, но никто не поднялся. Мы почувствовали, что у Томана какие-то серьезные неприятности, и все собравшиеся думали, как ему помочь. Мы не ошиблись, потому что офицер скоро возвратился и попросил подождать, пока Томан не вернется. Через некоторое время Томан вошел в зал и, остановившись у стола, обратился к нам:

— Здесь собрались самые близкие мне люди. Я хочу посоветоваться с вами и просить помощи. Дело в том, что джанджонг Нна похищена!

Возгласы удивления и ужаса наполнили зал.

— Это могло случиться лишь при содействии кого-то, кто находился во дворце, — продолжал Томан. — Были убиты два стражника, пытавшиеся защитить ее. Вот все, что я пока знаю.

Кто-то прошептал: «Мусо!», и в тот же момент в зал вбежал офицер и протянул Томану записку:

— Эту записку мы только что нашли в комнате джанджонг.

Томан прочел записку, и лицо его исказилось.

— Вы правы, — с горечью сказал он. — Это Мусо! Он угрожает убить Нна, если я не откажусь от власти в его пользу и не принесу ему присяги верности.

Мы были ошеломлены. Что тут можно сказать? Посоветовать отцу пожертвовать любимой дочерью? Согласиться, что джонгом Корвы станет Мусо? Ответов на эти вопросы не было.

— Указано ли в записке время, к которому ты должен принять решение? — спросил генерал.

Томан кивнул:

— Между первым и вторым часом я должен поднять шары над крышей дворца: один — если я отказываюсь, два — если согласен.

— Сейчас шестнадцать часов, следовательно, у нас остается одиннадцать часов. За это время, Томан, я прошу не давать никакого ответа. Надо обязательно поискать выход.

— Я возлагаю принятие окончательного решения на тебя, генерал, — обратился к нему Томан. — Оповещай меня обо всем, что происходит, но не подвергай опасности жизнь моей дочери.

— Ее безопасность будет нашей главной задачей! — заверил генерал.

Томан сидел с нами, когда мы обсуждали план возможных действий. Казалось, самым лучшим был бы тщательный обыск города, и генерал приказал всем солдатам и караульным немедленно начать обыск.

Я попросил разрешения присоединиться к поисковой группе и, после того как генерал дал согласие, сразу направился в свою комнату и позвал слугу. Когда он пришел, я поручил ему достать мне одежду бедного горожанина, но такого, который имеет право носить оружие, на вызывая подозрений.

— Это нетрудно сделать, господин, — ответил слуга — Мне нужно только сходить домой и принести одежду, которую я ношу, когда не бываю во дворце.

Через десять минут я превратился в обыкновенного горожанина низкого происхождения и вышел на улицу. У меня созрел план — не очень блестящий, но ничего лучшего я пока не придумал. Я знал несколько притонов, где бывали люди, которые за определенную плату готовы взяться за любое грязное дело. Заглядывая в эти притоны, я могу увидеть или услышать кое-что интересное, например, как хвалится удачливый наемник или хотя бы разговоры о похищении.

Нельзя сказать, что я с радостью взялся за это дело, но очень любил маленькую Нна и не мог спокойно сидеть, сознавая, что ее жизни угрожает опасность.

Я направился в нижнюю часть города, где находились рыбные рынки, собирались моряки и рыбаки, чтобы попировать и подраться. Сейчас здесь было пустынно. Я ходил из одного кабачка в другой, — выпил стаканчик вина в одном, поболтал о жизни в другом, — и везде внимательно прислушивался, стараясь уловить любой намек. Все напрасно. Разговоров о похищении принцессы было много — событие чрезвычайное! — но ничего конкретного не говорилось. До двадцати часов меня преследовали неудачи.

Уже таяла надежда, когда я забрел в маленький погребок у самой городской стены. Голова моя стала заметно тяжелее под грузом выпитого вина. Тем не менее и здесь пришлось отведать напиток, показавшийся мне смесью джина и керосина; к обоим составляющим я не питал особой любви. После выпивки дал себя втянуть в азартную игру и немедленно проиграл, но сделал это с юмором и тут же заплатил.

— Должно быть, у тебя денег куры не клюют, — заметил один из завсегдатаев, сидевший рядом со мной.

— Я знаю, как делать деньги. Этой ночью я приобрел достаточно. Раз могу их добывать, значит, могу и тратить!

— Правильная мысль! Но как тебе удается делать такие большие деньги? И так легко?

— Если скажу, мне отрубят голову…

— Держу пари, я знаю, как ты их добыл, — произнес другой, тоже сидевший за нашим столом. — И голову тебе отрубят, если ты…

— Если… что если? — потребовал я ответа.

— Хорошо, выйдем отсюда, чтобы нас никто не слышал, и я тебе кое-что покажу…

Я заметил хитроватый блеск в его глазах, когда мы выходили. Скоро мы нашли пустынное место, тускло освещенное лампой, стоявшей на окне дома напротив, но до того, как он успел переложить мои деньги в свою сумку, я достал пистолет и ткнул ему в живот.

— Если надо, буду стрелять без предупреждения. А теперь веди меня к девочке, и никаких трюков! Приведешь, получишь деньги, нет — заряд в живот. Ну, живей!

Он скривился и пошел вниз по темной улице, а я рывком вытащил у него пистолет из кобуры: надо было предупредить любую неожиданность.

— Молодец, парень, — одобрил он. — Когда с этим делом будет покончено, я хотел бы поработать с тобой. Ты действуешь быстро и знаешь, чего хочешь. Тебя никго не одурачит!

— Спасибо, — поблагодарил я. — Будь здесь же завтра ночью, и мы поговорим обо всем! — Я подумал, что мое предложение предупредит какие-либо шутки с его стороны, но продолжал держать пистолет у его ребер.

Он повел меня вдоль реки к старому заброшенному зданию с огромной печью на одном конце, дверцы которой выходили на улицу. Остановившись, внимательно прислушался.

— Она здесь, — прошептал он. — Печь открывается внутрь помещения. А теперь отдавай пистолет и отпусти меня.

— Не так быстро. Мы договорились, что покажешь, где девочка. Пошли!

— Они убьют меня, — пробормотал он.

— Если не покажешь мне девочку, им не придется трудиться, — процедил я. — А теперь не разговаривай, нас могут услышать. Если я войду один, то лишь потому, что ты будешь лежать мертвым у дверей…

Больше он ничего не сказал, но, пробираясь через жерло печи, весь дрожал. Я положил его пистолет на выступ около дверцы и последовал за ним. В помещении, куда мы попали, было очень темно, и мне пришлось держать своего проводника за одежду, чтобы он не сбежал. Мы стояли в тишине и прислушивались. Мне показалось, что слышен слабый шепот. Мой спутник двигался очень осторожно, продвигаясь шаг за шагом. Было ясно, что он здесь не первый раз. Наконец мы пересекли комнату и остановились у закрытой двери.

— Вот путь к отступлению, — прошептал он и отодвинул засов. По расположению двери я догадался, что она выходит на улицу.

Он повернулся и так же осторожно направился в противоположный угол. Здесь оказалась другая дверь, которую он открыл с особой осторожностью. Когда дверь распахнулась, шепот стал более отчетливым. На полу комнаты был виден слабый лучик света. Мой спутник подвел меня ближе, и я увидел, что свет исходит из щели между дверью и полом.

— Загляни туда, — шепнул он.

Поскольку мне пришлось лечь на пол, я и его заставил лечь рядом с собой. Я видел только часть комнаты, но и того, что увидел, было достаточно. За столом сидели два человека, один из них — Мусо. Они тихо разговаривали между собой. Девочки не было видно, но она могла находиться вне поля зрения. Мужчины повысили голос.

— Ты не собираешься убивать ее, не правда ли? — говорил собеседник Myco.

— Если до двух часов не получу ответа от Томана, то убью, — ответил Мусо — Пусть напишет отцу письмо, как я велел, тогда сразу освобожу ее. Томан не позволит дочери умереть, когда она сама попросит его о спасении.

— Тебе лучше сделать так, как велят, — произнес второй мужчина. — Осталось мало времени.

— Никогда! — раздался детский голосок. Я убедился, что Нна здесь.

— Теперь можешь идти, — прошептал я своему спутнику. — Твой пистолет лежит на выступе около дверцы. Подожди! А как попасть в ту комнату?

— В углу, справа от тебя, еще одна дверь, — ответил он и скрылся настолько быстро, что я скорее почувствовал, чем увидел его исчезновение. Его можно понять: только глупец захотел бы остаться со мной.

В заброшенную грязную комнату просачивался слабый отблеск приближающегося рассвета. Проходил первый час. Через сорок минут земного времени пробьет два часа — и дочь джонга умрет.

Глава 18

Сорок минут! Что можно сделать за этот срок, чтобы спасти принцессу? Будь у меня больше времени, я бы успел позвать солдат, и они окружили бы здание. Вряд ли похитители посмели бы убить девочку, сознавая, что им не уйти. Но что-то надо предпринять! Минута летела за минутой. Наконец я поднялся и ощупью начал пробираться в угол комнаты. Слегка толкнув дверь, убедился, что она не заперта. Немного постояв, рывком распахнул ее и прыгнул в комнату, где была Нна, держа в руке пистолет. К счастью, после прыжка я удержался на ногах. Мое появление оказалось столь внезапным, что на какой-то момент Мусо и его сообщник застыли словно изваяния.

— Не шевелитесь! — предупредил я. — Или убью обоих!

В этот момент я заметил еще двух мужчин в дальнем углу комнаты. Они вскочили с груды тряпья, на котором спали, и схватились за пистолеты. Медлить было нельзя, и двумя выстрелами я уложил обоих. Треск выстрелов заставил Мусо броситься на пол, но его собеседник успел навести на меня пистолет. Я его опередил, и он рухнул на пол к ногам Мусо. Как трое не смогли попасть в меня в таком маленьком помещении, не понимаю до сих пор. Скорее всего двое вскочивших с постели просто не успели проснуться по-настоящему, а у третьего слишком дрожали руки — от торопливости или испуга.

На поле боя остался один Мусо. Я приказал ему подняться и забрал у него пистолет. Только теперь я получил возможность оглядеться и взглянуть на Нна. Она сидела на скамье, забившись в дальний угол. Я бросился к ней:

— Они не сделали тебе ничего плохого?

— Нет, но кто ты? Ты пришел от моего отца, джонга Корвы? Ты друг или еще один враг?

— Я твой друг, — успокоил я девочку — И пришел, чтобы забрать тебя отсюда и отвести во дворец.

Она не узнала меня в новой одежде и черном парике.

— Кто же ты? — задыхаясь, произнес Мусо. — И что собираешься сделать со мной?

— Собираюсь убить тебя, Мусо. Я давно надеялся на такой случай.

— Зачем же тебе убивать меня? Я не сделал принцессе ничего плохого. Я только хотел напугать Томана, чтобы он вернул мне трон.

— Ты лжешь, Мусо, и уже за это достоин смерти, но я убью тебя по другой причине: не за то, что ты сделал, а за то, что тебе не удалось!

— Мы никогда не встречались раньше. Что же я тебе сделал?

— Нет, встречались. Ты послал меня на смерть в Амлот и пытался украсть у меня жену!

Глаза его расширились.

— Карсон с Венеры! — выдохнул он.

— Да, Карсон с Венеры — тот, кто лишил тебя трона, а теперь лишит жизни. Но не за то зло, что ты причинил лично мне. Я не прощу страданий, которые ты причинил принцессе. За это ты умрешь!

— Ты не убьешь меня здесь! — закричал он.

— Убью, но в честном бою. Защищайся!

Я положил его пистолет на скамью рядом с Нна, а свой — на стол, за которым сидел Мусо. Обнажив мечи, мы замерли на миг, а потом бросились в схватку. С первых минут я почувствовал в Мусо сильного противника, и потребовалось напряжение всех сил, чтобы защититься от его ударов. Сначала я в основном уклонялся, но вскоре понял, что достаточно расслабиться на миг, и его меч вонзится в мое тело. Надо было менять тактику. Я удвоил усилия и, разгадав его манеру атаки, начал гонять противника по комнате, закрепляя преимущество. Предвкушая успех, я потерял бдительность и не заметил коварную уловку. Отступив к столу, он внезапно бросил меч прямо мне в лицо и одновременно схватил другой рукой пистолет, лежавший на столе. Раздался треск выстрела, но упал, пронзенный смертоносными р-лучами, не я, а Мусо. Он внезапно повалился спиной на стол и медленно сполз на пол. Я увидел Нна, стоявшую с пистолетом в руке. Она не дала мне отомстить, но спасла жизнь.

Я не успел еще опомниться и продолжал смотреть на нее, как вдруг она бросила пистолет на скамью и разразилась рыданиями. Маленькой девочке пришлось слишком многое пережить за последние несколько часов. Но скоро она взяла себя в руки и улыбнулась.

— Я действительно не догадалась, кто ты, пока Мусо не назвал имени. Тогда я поняла, что нахожусь в относительной безопасности. Но мы еще не спаслись: сюда должны прийти люди Мусо.

— Тогда надо поскорее выбраться отсюда. Пошли.

Я сунул пистолет в кобуру, и мы шагнули к лестнице, ведущей к двери. Но тут раздался тяжелый звук шагов в комнате над нами. Мы опоздали.

— Они пришли, — прошептала Нна. — Что же нам делать?

— Иди обратно к своей скамье и садись. Здесь даже один человек сможет сражаться со многими.

Я быстро собрал оружие убитых и отнес к месту, откуда мог с наименьшей для себя опасностью держать под обстрелом лестницу.

Раздался голос:

— Эй, Мусо!

— Что тебе надо от Мусо? — спросил я.

— У меня к нему письмо.

— Я возьму его. Кто ты? И что в письме?

— Я — Улан из караула джонга. У меня письмо от Томана. Он соглашается на твои требования, если ты вернешь Нна и гарантируешь Томану и его семье безопасность.

Я облегченно вздохнул и присел на стоящий рядом стул.

— Мусо не интересуется твоим предложением. Спустись и посмотри сам, почему все это больше не интересует Мусо!

— Никаких шуток! — предупредил он, спускаясь.

Но когда увидел четыре трупа на полу, его глаза округлились. Улан узнал в одном из убитых Мусо. Заметил наконец Нна и подбежал к ней:

— Тебе не причинили вреда, джанджонг?

— Нет, но если бы не этот человек, меня бы уже убили.

Улан повернулся ко мне. Я понял, что он, как и многие другие, не узнал меня.

— Кто ты?

— Разве ты меня не знаешь?

Нна хихикнула, а я рассмеялся.

— Что же тут смешного?

— Быстро ты забываешь старых друзей!

— Я никогда не видел тебя, — раздраженно заметил Улан.

— Ты не знаешь Карсона с Венеры? — спросил я, и теперь мы рассмеялись вместе. — Но как ты узнал, где искать принцессу?

— Когда Томан подал условленный сигнал о своем вынужденном согласии, один из агентов Мусо сообщил, где находится принцесса.

Мы поспешили во дворец и сразу прошли в комнаты джонга. Здесь Томан и Дисахара ожидали ответа. Когда двери раскрылись, мы послали Нна вперед, а сами остались в маленькой приемной, зная, что им необходимо побыть одним. Джонг не захочет, чтобы офицеры видели его плачущим, а я был уверен, что Томан не сдержит слез, когда увидит свою дочь живой и невредимой.

Через несколько минут он вышел в приемную. Лицо его было серьезным. Он был очень удивлен, увидев меня, и лишь кивнул Улану.

— Когда Мусо вернется во дворец?

Мы оба с недоумением посмотрели на него.

— Разве джанджонг ничего не рассказала? — воскликнул Улан — Она должна была сказать…

— Она так плакала от радости, что не могла вымолвить ни слова. Что она должна была сказать?

— Мусо мертв! — торжественно провозгласил Улан. — Ты — джонг!

Нна и Улан подробно рассказали обо всем случившемся, и благодарность Томана поистине не знала границ.

Я думал, что в эту ночь наконец-то усну спокойно и хорошенько высплюсь. Но мне не дали спать долго. В двенадцать часов я был разбужен одним из адъютантов Томана и приглашен в большой тронный зал. Здесь меня ожидало множество знатных людей, седевших у подножия трона за большим столом; оставшиеся места в зале занимала менее знатная публика.

Томан, Дисахара и Нна сидели на своих тронах на возвышении, а слева от Томана стоял свободный стул. Адъютант подвел меня к помосту и попросил встать на колени. Томан — единственный человек, перед которым я согласился опуститься на колени. Он безусловно заслуживал величайшего уважения за ум и высокие душевные качества. Поэтому я, не колеблясь, преклонил колено.

— Чтобы спасти жизнь моей дочери, — начал Томан, — я, с согласия Большого Совета, был готов отдать свой трон Мусо. Ты, Карсон, спас мою дочь и мой трон. Воля Большого Совета, к которой я с радостью присоединяюсь, наградить тебя высочайшей наградой джонга Корвы! Я возвожу тебя в ранг приближенных короля и, поскольку у меня нет сына, усыновляю тебя и дарую титул танджонга Корвы!

Он поднялся и, взяв меня за руку, подвел к свободному трону слева от себя.

Мне полагалось произнести речь, но должен признаться, я авиатор, а не оратор. Затем прозвучали выступления великих граждан Корвы, после чего мы провели часа два в банкетном зале дворца. Из бездомного бродяги я стал вторым человеком империи. Но не это самое важное. Главное — у меня теперь есть дом и друзья. Не было только Дуары, чтобы счастье стало полным!

Наконец я нашел страну, где мы могли жить в мире и уважении. Но судьба разлучила нас.

Глава 19

Водопад почестей и бремя ответственности — вот, пожалуй, основное, что мне вспоминается о днях, предшествовавших моему отъезду в длительное плавание по морю на маленькой рыбацкой лодочке.

Томан пытался отговорить меня, то же делали Дисахара и Нна, а также мои многочисленные друзья в Корве. Но я не мог отказаться от плавания, как бы безнадежно оно ни выглядело. Мое положение принца, роскошь и почет — все лишь укрепляло мою решимость, ибо наслаждаться этим без любимой казалось мне кощунством.

Все помогали снаряжать меня в путь. Сделали специальные емкости для воды; к ним на всякий случай добавили устройство для опреснения морской воды. Фрукты, овощи и орехи, которые некоторое время могли обеспечить мне питание, были заключены в специальную упаковку. Новые паруса были изготовлены из легкого и прочного материала. Меня снабдили оружием и припасами, одеждой и теплыми одеялами, а также навигационными приборами. Таким образом, я получил лучшее снаряжение, какое только имелось в Корве.

Наконец пришло время отплытия. Я направился к реке, сопровождаемый всеми почестями и церемониями, приличествующими принцу Корвы. Среди провожавших были Томан, Дисахара и Нна, почетный караул и оркестр. Меня приветствовал народ, и это был счастливый день для многих, но сам я был огорчен необходимостью расставания с друзьями. Передо мной открывался бесконечный океан, с просторов которого, быть может, не суждено вернуться. Я был печален, пока не скрылись вдалеке горы Анлапа. Тогда, стряхнув грусть, я с нетерпением начал вглядываться в даль.

Мне предстояло плыть от десяти до двадцати дней, в зависимости прежде всего от ветра. Но была опасность и пропустить остров Вепайю, поскольку это не континент и его размеры не превышали четырех тысяч миль в длину и полутора тысяч в самом широком месте. Мои опасения показались бы нелепыми любому моряку на Земле, но на Венере дело обстояло по-другому. Все карты, которые мне до сих пор попадались, были неверными. Например, на многих указывалось, что Амлот находится всего в пятистах милях от Вепайи, но я твердо знал, что их разделяют по крайней мере полторы тысячи миль.

Дуара и я обнаружили этот прискорбный факт, когда летели из Вепайи на «Анотаре». Как я уже говорил, причина непригодности венерианских карт кроется в совершенно неверных представлениях о форме и размерах планеты.

Не буду описывать первую однообразную неделю путешествия. Дул устойчивый попутный ветер, так что ночью я закреплял руль и спал с завидным спокойствием. Если лодка отклонялась от курса даже на несколько градусов, автоматический штурман поднимал тревогу. Все приборы надежно работали с помощью электричества.

С тех пор как за горизонтом скрылся берег Корвы, я больше не видел суши. Вокруг было много рыбы, изредка я замечал морских чудовищ, выплывающих из глубин. Самые крупные достигали тысячи футов в длину. У них были огромные пасти и два больших выпуклых глаза, между которыми помещался третий глаз, меньших размеров. Когда подобная тварь отдыхает или спокойно плавает, она лежит на воде плашмя, но если встревожена или охотится, тело ее располагается вертикально.

На рассвете восьмого дня я заметил то, что мне хотелось видеть меньше всего, — корабль. Ни один корабль, плавающий по морям Амтора, не мог быть дружеским, если только «Софал» не продолжал пиратских рейсов. Вот почему я не жаждал встречи в открытом море. Корабль держал курс на восток, так что через некоторое время наши пути должны были пересечься. Чтобы избежать встречи, я спустил парус и лег в дрейф, надеясь, что корабль пройдет прежним курсом. Примерно с полчаса так и было, но потом корабль резко изменил курс и направился в мою сторону. Меня заметили.

Это было небольшое судно, по тоннажу похожее на «Софал» и даже напоминающее его по обводам. На нем не было мачт, парусов и труб. Палуба была пуста. Лишь на корме возвышались две овальные палубные надстройки — большая по размерам и на ней маленькая. Наверху маленькой надстройки находилась овальная башенка с «вороньим гнездом». На носу и корме, а также в «вороньем гнезде» торчали флагштоки, на которых развевались флаги. По правилам, на самом верхнем флагштоке полагалось быть флагу той страны, которой принадлежит корабль; флаг на носу — городу, из которого он плыл; флаг на корме обычно означал владельца. В случае войны на его место поднимался флаг народа, которому принадлежит корабль. По мере приближения встречного корабля я заметил, что он не обозначен флагами страны или города. Значит, корабль пиратский, а на нем, вероятно, личный флаг капитана. Из всех бед, с которыми я мог столкнуться, это была наихудшая. Но избежать встречи было уже невозможно. К счастью, при отплытии из Санары я шел по улицам в черном парике, и он до сих пор был на мне.

Когда корабль приблизился, он лег в дрейф. Наконец я обнаружил название — вдоль борта шла надпись «Нойо Дания». Около сотни людей столпились на палубе, наблюдая за мной, на верхней палубе стояли несколько офицеров. Один из них крикнул:

— Заходи к борту!

Это было не предложение, а приказ. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Подняв парус, я приблизился к пиратскому кораблю. Мне бросили веревку, чтобы я привязал лодку, и еще одну веревку с узлами, чтобы поднялся на палубу. Затем несколько пиратов спустились в мою лодку и перенесли все имущество на борт. После этого они обрезали веревку, которой была привязана лодка, и та поплыла по ветру. За всем этим я наблюдал с верхней палубы, куда меня привели, чтобы я ответил на вопросы капитана.

— Кто ты? — спросил он.

— Меня зовут Софал, — ответил я.[18]

— Софал! — повторил он, как мне показалось, не без иронии. — А из какой ты страны и что делаешь в открытом океане на такой маленькой лодочке?

— У меня нет родины. Мой отец был фалтарганом!

Я становился профессиональным обманщиком — это я-то, гордившийся своей правдивостью! Но, думаю, есть случаи, когда ложь можно оправдать, особенно если речь идет о спасении жизни.

Слово же «фалтарган» имеет запутанное происхождение. «Фалтар» — пиратское судно, происходит от «ганфал» — преступник, которое, в свою очередь, является производным от слова «ган» — мужчина и слова «фал» — убивать. Прибавьте к «ган» — человек слово «фалтар», и получится «фалтарган» — пират.

— Итак, ты пират, — продолжал капитан, — а внизу был твой фалтар?

— И да, и нет.

— К чему ты клонишь? — потребовал он более вразумительного объяснения.

— Да, я пират, но то, что внизу — это не фалтар, а рыбацкая лодка. И я удивляюсь, как ты, старый морской волк, принял ее за пиратский корабль!

— Не распускай язык, парень! — огрызнулся он.

— А ты не показывай пустую голову! Тебе нужен такой офицер, как я. Я был капитаном на своем судне и знаю свое дело.

По тому, что видел, могу заключить, что офицеры на твоем корабле не очень-то расторопны. Что ты скажешь на это?

— Скажу, что тебя стоит выбросить за борт! — зарычал он. — Иди на палубу и доложи Фолару. Скажи, что я приказал дать тебе работу. Офицер! Если из тебя получится хороший матрос, я оставлю тебя в живых, и это будет лучшее, на что ты можешь надеяться. Пустая голова!..

Пока я спускался на палубу, было слышно его сердитое ворчание.

Не знаю, почему я так старался настроить его против себя. Видимо, понимал, что, если начну раболепствовать, он почувствует ко мне презрение и убьет, не задумываясь. Людей такого типа я знавал и раньше. Тех, кто не подчиняется им, они уважают, а иногда и боятся, ибо в большинстве случаев все они трусливы.

Спустившись на палубу, я имел возможность разглядеть команду поближе. Это была шайка негодяев. Они, в свою очередь, смотрели на меня с презрением и неприязнью, поскольку по одежде и оружию признали во мне франта, а не достойного представителя племени воинственных мужчин.

— Где Фолар? — спросил я у первой группы моряков.

— Вон там, «ортий оолья»! — высоким фальцетом ответил мне один, указывая на огромную бороду мужчины, не сводившего с меня глаз.

«Ортий оолья» означало на их языке «любовь моя». Такое обращение намекало, что на мне женская Одежда. Я улыбнулся про себя, подходя к Фолару.

— Капитан приказал мне доложить…

— Как твое имя? — прервал он. — И что может делать твоя милость на борту такого судна, как «Нойо Дания»?

— Мое имя Софал, — как можно спокойнее ответил я, — и могу делать на борту и на берегу все, что умеешь ты, и даже лучше тебя!

— Хо, хо! — изобразил он подобие смеха. — Ты — убийца! Послушайте, братья, вот убийца, и он может делать все лучше меня!

— Давай посмотрим, как он убьет тебя! — раздался чей-то голос сзади.

Фолар обернулся.

— Кто это сказал? — прорычал он, но ответа не последовало. И опять голос сзади произнес:

— Да ты боишься его!

Эта перебранка свидетельствовала, что Фолар не пользуется здесь особым уважением. Он сразу вышел из себя и выхватил меч. Не дав мне возможности обнажить оружие, он бросился на меня. Пришлось отскочить, чтобы избежать удара, но раньше, чем Фолар успел воспользоваться своим преимуществом, я извлек меч из ножен, и мы начали схватку в круге, сразу образованном пиратами. Уже в первые минуты мы оценили возможности и сноровку друг друга.

Фолар не владел мечом — он действовал как мясник. Наносил ужасающие удары, которые могли бы уложить гантора, если бы попадали в цель, но этого, к счастью, не происходило. Я угадывал его намерения раньше, чем он успевал их осуществить. После каждого удара он оставался незащищенным. За первые три минуты боя я мог бы проколоть его много раз, но мне не было резона убивать-Фолара. Я понял, что он — любимчик капитана, а я уже сделал достаточно, чтобы настроить его против себя… Для осуществления моего плана нужно было протянуть время.

Фолар наскакивал на меня, стараясь наносить все более сокрушительные удары. Наконец это мне надоело, и я уколол его в плечо. Он заревел, как бык, схватил меч обеими руками и пошел на меня, словно разъяренный гантор. Я еще раз уколол его. Он стал осторожнее, поскольку, видимо, почувствовал, что могу убить его, когда захочу. Терпеливо, подождав нужного момента, сильным ударом я выбил меч у него из рук. Когда его оружие зазвенело по палубе, сделал выпад и приставил острие своего меча к сердцу.

— Убить его? — спросил я.

— Да! — раздался громовой хор зрителей. Я опустил меч.

— Нет, на этот раз не буду убивать. Забирай свое оружие, будем считать бой тренировочным, — обратился я к Фолару — Ты согласен?

Он пробормотал что-то, подбирая меч, а потом повернулся к одноглазому моряку, стоявшему в первых рядах зрителей:

— Парень будет работать у тебя, Нен. Следи за его работой.

С этими словами он покинул палубу. Моряки обступили меня.

— Почему ты не убил его? — спросил один.

— Чтобы капитан приказал бросить меня за борт? Нет, я могу пользоваться своей головой не хуже, чем мечом.

— Да, — произнес Нен, — у тебя был шанс, а ты им не воспользовался. Берегись, потому что коли такая возможность появится у Фолара, он ее не упустит.

Поединок с Фоларом придал мне вес в экипаже, а когда они убедились, что я знаю язык моря и пиратское судно, они приняли меня как своего. Нен вроде бы относился ко мне с особой симпатией. Я думаю, он рассчитывал унаследовать место Фолара, когда его убьют, и несколько раз предлагал мне затеять с ним ссору и прикончить.

Разговаривая с Неном, я как-то спросил, куда направляется судно.

— Мы пытаемся найти Вепайю, — ответил он.

— А зачем вам Вепайя? — поинтересовался я.

— Мы ищем человека, который нужен тористам. Они предложили миллион пандаров тому, кто доставит его живым в Капдор.

— А вы сами тористы?

Тористы — это члены многочисленной политической группы, захватившей бывшую империю Вепайя, некогда простиравшуюся на огромные пространства к югу от умеренной зоны Амтора. Они были злейшими врагами Минтепа и многих стран, не попавших в их руки.

— А кто тот человек, которого разыскивают? — Я думал, что Нен назовет Минтепа.

— Парень, который убил их агента в Капдоре; его имя Карсон.

Вот так дотянулась до меня длинная рука тористов! К счастью, об этом знал только я один. Но было ясно, что мне надо сбежать с корабля раньше, чем он зайдет в любой порт, где власть принадлежит тористам.

— Как же вы узнали, что этот парень находится в Вепайе?

— Мы предполагаем, — продолжал рассказывать Нен. — Он скрылся из Капдора с джанджонг Вепайи; если они живы, то скорее всего вернулись в Вепайю. Вот почему мы ищем эту страну; сначала проведем поиски там, а потом, если не отыщем, направимся на Нубол и перероем весь остров.

— Вам предстоит трудная работа, — заметил я.

— Да, — признался мой собеседник, — но на след этого человека напасть нетрудно. Ведь ему приходится встречаться с людьми, а кто его увидит хоть раз, не забудет никогда: ни у кого в мире нет таких желтых волос — только у него!

Я с благодарностью подумал о своем черном парике.

— А как вы собираетесь попасть в города Вепайи? Ведь они не любят принимать у себя чужестранцев.

— Что ты знаешь о них? — заинтересовался Нен.

— Кое-что знаю. Я был в Куаде.

— В Куаде? Именно там мы собираемся разыскивать Карсона.

— Тогда я, возможно, смогу вам помочь.

— Я передам капитану. Никто из наших не был в Куаде.

— Но ты не объяснил, как вы собираетесь проникнуть в город.

— Охрана в Куаде, надо полагать, разрешит одному человеку войти в город для торговли. Знаешь, у нас много алмазов и других драгоценностей с кораблей, на которые мы нападали. Этот человек может с таким товаром войти в город, и если будет пошире раскрывать глаза и прислушиваться, то скоро узнает, здесь ли Карсон. А если он там, мы найдем способ заманить его на корабль.

— Это будет нетрудно, — сказал я.

— Не знаю, — покачал головой Нен.

— Это будет нетрудно для меня, хорошо знающего Куад. У меня там найдутся друзья.

— Но прежде надо найти Вепайю.

— Это тоже легко сделать.

— Как?

— Пойди и скажи капитану, что я могу привести вас в Вепайю.

— Ты действительно можешь?

— Думаю, что да.

— Тогда я сейчас же поговорю с капитаном. А ты подожди и последи за Фоларом. Это самый отъявленный негодяй на всем Амторе…

Глава 20

Я следил, как Нен пересекает палубу и поднимается по лестнице, ведущей к каюте капитана. Если ему удастся убедить капитана довериться мне, то появится возможность добраться до Куада, которая иначе не представится никогда. Зная курс, которым идет «Нойо Дания», я догадывался, что мы идем параллельно побережью Вепайи, но слишком далеко от берега, чтобы заметить сушу. И хотя полной уверенности у меня не было — в морях Амтора моряки узнают точно свое местонахождение, лишь приблизившись к берегу, я не сомневался в верности расчетов.

Когда я стоял у поручней, ожидая возвращения Нена, на палубе появился Фолар. Он был темнее тучи и направился прямо ко мне. Моряк, стоявший рядом, предупредил шепотом:

— Берегись, он намеревается убить тебя!

Только сейчас я заметил, что его кобура расстегнута, пистолета в ней нет, а правая рука Фолара спрятана за спиной. Я не стал ждать, пока он совершит задуманное, и выхватил пистолет в тот момент, когда он уже поднимал свое оружие. Мы выстрелили одновременно. Он чуть-чуть промахнулся — р-луч скользнул рядом с моим ухом; я же оказался более метким. Фолар грузно опустился на палубу. Меня мгновенно окружила толпа.

— Теперь тебя бросят за борт, — произнес один из матросов.

— Это не так просто сделать, но в конце концов это обязательно произойдет, — подтвердил другой.

Офицер, видевший случившееся, бегом спустился с верхней палубы. Сквозь толпу он пробился ко мне.

— И ты думаешь, что капитан простит тебя? — потребовал он ответа.

— Все видели, что Фолар пытался убить его, — вступился за меня один из матросов.

— Тогда как он пощадил Фолара, которого победил в честном бою, — добавил другой.

— У Фолара было право убить любого члена экипажа, если он найдет нужным, — раздраженно заметил офицер, — о чем вы, негодяи, знаете не хуже меня. Отведите этого франта к капитану, а Фолара сбросьте за борт.

Меня повели в каюту капитана, который все еще разговаривал с Неном.

— Вот он, — показал Нен, когда я появился в каюте.

— Входи, — пригласил капитан. — Хочу поговорить с тобой.

Сопровождавший офицер недоуменно посмотрел на капитана, столь дружески обращавшегося ко мне.

— Этот человек только что убил Фолара, — доложил он.

Капитан и Нен удивленно уставились на меня.

— Ну и что? — Я решил не менять взятого с капитаном тона. — Он был бесполезен для вас и намеревался убить единственного человека, который способен привести вас в Вепайю и пробраться в Куад. Вы должны быть благодарны, что я прикончил его.

Капитан посмотрел на офицера.

— Почему он убил Фолара?

Офицер рассказал, все как было, и капитан дослушал его до конца, ни разу не перебивая.

— Фолар был негодяем, — произнес он. — Его давно следовало убить. Можете идти, — обратился он к офицеру и матросам, которые привели меня — Я хочу допросить этого человека.

Когда все вышли, он подошел ко мне.

— Нен говорит, что ты можешь привести наш корабль в Вепайю и что ты знаком с Куадом. Это правда?

— Я хорошо знаком с Куадом и смогу привести «Нойо Данию» в Вепайю. Тогда все будет в порядке.

— Какого курса нам держаться?

— А каким курсом вы идете сейчас?

— На восток, — ответил он.

— Измените на южное направление.

Капитан покачал головой, но отдал необходимые распоряжения. Я видел — он сомневался, что таким курсом можно попасть в Вепайю.

— Когда же мы увидим землю?

— Не могу сказать точно. Буду постоянно наблюдать днем, а ночью надо обязательно сбавлять ход.

Капитан сообщил, что отныне я буду жить с офицерами. Мои новые товарищи мало отличались от рядовых матросов. Да они и были обычными моряками. У нас нашлось мало общего, и большую часть времени я сидел в «вороньем гнезде», стараясь заметить признаки земли.

Это случилось после первого часа на следующее утро. На горизонте появилась черная полоса над морем. Я уже знал, что так выглядят леса Вепайи: гигантские деревья поднимают вершины на пять-шесть тысяч футов, чтобы поглощать влагу из нижнего слоя облаков, плотным покровом окружающих планету. Где-то в этой темной массе в тысяче футов над поверхностью планеты находится великий город Куад. Там я найду свою Дуару, если она еще жива.

Я спустился вниз в каюту капитана, чтобы доложить о приближении к берегу, но когда подошел к двери, то услышал голоса.

Первое слово, которое донеслось до меня, было мое имя — Софал, и я затаил дыхание. Капитан разговаривал с одним из офицеров.

— …а когда он будет не нужен, мы его убьем. Не забудь только объявить экипажу, что это наказание за убийство Фолара. Мы не должны распускать людей и позволять им думать, что все дозволено. Если бы он не был нужен, я бы выбросил его за борт еще вчера…

Я тихо отошел от двери и через некоторое время вернулся, насвистывая песенку. Когда я доложил капитану, что увидел землю, он и офицер вышли на палубу. Теперь берег был хорошо виден, и через два часа мы подошли к нему. Поскольку мы слишком спустились к востоку, я рекомендовал плыть вдоль берега, пока не заметим гавань. Капитану посоветовал спустить пиратские флаги и подойти к причалу с самыми мирными намерениями.

— С какой страной они поддерживают дружеские отношения? — спросил он.

— Думаю, с удовольствием примут корабль с Корвы.

Вскоре над палубой взвился флаг Корвы, а на место флага владельца корабля капитан приказал вывесить флаг с потопленного судна.

Мы вошли в гавань. Там уже находился какой-то корабль — судно с одного из маленьких островков, лежащих к западу от Вепайи. Он стоял под погрузкой. Здесь же располагался большой отряд воинов Вепайи, поскольку порт находился на некотором расстоянии от Куада и власти постоянно опасались нападения со стороны Торы или других недружественных стран.

Капитан послал меня на берег для переговоров о посещении Куада и заверения властей, что мы прибыли с самыми дружественными намерениями. Отрядом в гавани командовали два офицера, с которыми я был знаком, когда жил в Куаде. Один из них, Тофар, — капитан дворцового караула; другой, Олтар, — брат моего лучшего друга в Куаде, Камлота. Тофар пользовался доверием Минтепа, и я опасался, что он узнает меня. Однако разговор с обоими убедил, что мне нечего опасаться.

— Что вам надо в Вепайе? — осведомились они далеко не дружелюбным тоном.

— Мы — торговцы из Корвы, — ответил я.

— Из Корвы? — удивились они. — Но мы слышали, что торговый флот Корвы уничтожен в последней войне.

— Почти весь, — подтвердил я, — но несколько кораблей уцелело, поскольку они находились в длительном плавании и избежали общей участи. Наш корабль — одно из таких судов.

— А чем вы собираетесь торговать? — задал вопрос Тофар.

— В основном драгоценностями. Я хотел бы отвезти товар в один из ваших больших городов. Уверен, что дамы из дворца джонга захотят взглянуть на драгоценности.

Тофар спросил, нет ли у меня образцов товара. Когда же я показал ему кое-что из вещей, спрятанных в моей сумке, он заинтересовался и пожелал увидеть еще. Я не хотел брать его с собой на «Нойо Данию», так как боялся, что вид экипажа вызовет у него подозрение.

— Когда вы возвращаетесь в город?

— Как только загрузят вон то судно, — ответил Олтар. — Это будет приблизительно через час, а потом мы сразу отбудем в Куад.

— Я заберу все, что у меня есть, и отправлюсь в Куад вместе с вами.

Олтар, казалось, был озадачен и вопросительно взглянул на Тофара.

— Все будет в порядке, — примирительно сказал тот. — В конце концов, он будет один, а кроме того, из Корвы — это много значит для Минтепа. К нему и к джанджонг хорошо относились в этой стране. Я слышал, что Минтеп очень тепло отзывался о джонге Корвы и ее знатных людях.

Мне с трудом удалось скрыть чувство радости, охватившее меня. Дуара жива и находилась в Куаде!

— Вы упомянули о джанджонг. Я рад, что у вашего джонга есть дочь. Он непременно захочет купить несколько камней для нее.

Они не ответили, и я заметил, что мои собеседники обменялись быстрыми взглядами, но значения их не понял.

— Иди и принеси свои драгоценности, — предложил Тофар. — Мы захватим тебя, когда будем возвращаться в Куад.

Капитан очень обрадовался, узнав, как быстро я добился успеха.

— Постарайся уговорить Карсона вернуться с тобой на корабль, если найдешь его в Куаде, — заметил он.

— Уверен, что это мне удастся, — заверил я капитана.

И я отправился с Тофаром, Олтаром и их отрядом через лес в Куад. Мы отошли совсем недалеко, когда Олтар заявил, что мне необходимо завязать глаза. Два солдата встали с обеих сторон, чтобы вести дальше и помогать обходить препятствия. Зная, как ревностно охраняют обитатели Куада путь к своему городу, я не удивился принятой предосторожности, хотя должен заметить, что удобств для путешественника это не создает. Наконец мы добрались до места, где меня провели через дверь. Когда повязку сняли, я увидел себя внутри огромного дерева. Офицеры, солдаты и я поместились в клети подъемника. Раздался звуковой сигнал, и клеть начала подниматься. Через тысячу футов мы добрались до уровня пешеходных дорожек. Тик я снова попал на улицы Куада — первого города Амтора, который я увидел. Где-то неподалеку Дуара, и мое сердце было готово выпрыгнуть из груди.

— Возьми меня во дворец, — попросил я Тофара. — Хочу показать эти чудесные вещи женщинам из свиты джонга.

— Пойдем, — пригласил он меня — Постараюсь получить разрешение.

Пройдя немного, мы оказались у огромного дерева, внутри которого размещался дворец Минтепа. Как здесь все знакомо! Как напоминало первые дни моего пребывания на Венере и тот счастливый день, когда впервые увидел Дуару и полюбил ее с первого взгляда! И вот теперь я снова входил во дворец ее отца, но уже рискуя жизнью.

При входе во дворец стоял знакомый караул. Я хорошо помнил его начальника, но он меня не узнал. Когда Тофар передал мою просьбу, начальник караула вошел во дворец, попросил нас подождать. Через некоторое время он вернулся и передал, что Минтеп будет рад приветствовать в своем дворце купца из Корвы.

— Он послал сказать женщинам, что ты покажешь товары в комнате для приемов, — добавил он. — Скоро они соберутся, и ты сможешь войти.

Я сунул руку в сумку и вынул кольцо с бриллиантом, которое предназначалось Тофару.

— Пожалуйста, примите от меня в знак благодарности за вашу доброту. — С этими словами я протянул ему кольцо. — Подарите своей женщине.

Если бы он знал, что кольцо ему дает Карсон с Венеры!

Женщины собрались в комнате для приемов, и я разложил перед ними драгоценности. Я знал многих из них, знал и мужчин, которые пришли посмотреть, что выберут их жены, но никто не узнал меня.

Пришла и очень красивая девушка, которая была близка к Дуаре. Я постарался завязать с ней разговор. Ей понравилась одна вещица, но цена оказалась слишком высокой для нее.

— А где же твой мужчина? — спросил я. — Он, конечно, купит это украшение…

— У меня нет мужчины. Я служу джанджонг и не могу иметь никого, пока она не выйдет замуж или не умрет…

Голос ее задрожал от сдерживаемых рыданий.

— Возьми, — прошептал я. — Я уже много продал и теперь могу отдать эту вещицу тебе, а когда приду в следующий раз, ты вернешь мне долг, если у тебя будут деньги.

— Но я не смогу вернуть! — воскликнула она.

— Пожалуйста, — просил я. — Мне будет приятно знать, что вещь, которой я сам восхищаюсь, теперь будет принадлежать такой очаровательной женщине.

Я видел, что она ужасно хочет заполучить эту вещицу, а когда женщина хочет, она не останавливается ни перед чем.

— Хорошо, — наконец согласилась она. — Буду выплачивать тебе понемногу. Если бы могла, заплатила бы сразу.

— Я рад, что ты решила оставить ее у себя. Но у меня есть и то, что мне хотелось бы показать твоей джанджонг. Как ты думаешь, это возможно?

— О, нет, — прошептала девушка, — совершенно невозможно… Она… она… — Ее голос опять дрогнул.

— С ней что-то случилось?

Она кивнула головой.

— Джанджонг должна умереть! — послышался ее шепот.

— Умереть? Но почему?

— Так решил Совет Знатных.

— Ты любишь ее?

— Да, конечно. Я готова отдать за нее жизнь.

— Ты действительно так предана ей?

Она удивленно взглянула на меня.

— А почему ты спрашиваешь?

Я внимательно смотрел на нее, стараясь прочесть, что творится в ее душе. В глазах светились искренность и любовь — любовь к моей Дуаре.

— Я доверяю тебе. И отдаю в твои руки свою жизнь и жизнь джанджонг. Я Карсон с Венеры!

Глаза ее расширились, у нее перехватило дыхание. Она долго смотрела на меня.

— Да, теперь я вижу… Ты действительно Карсон с Венеры, но как ты изменился…

— Страдания и парик могут сильно изменить внешность. Я с огромными трудностями добрался сюда, чтобы спасти Дуару. Ты мне поможешь?

— Я уже сказала, что готова отдать за нее жизнь. Но что я должна сделать?

— Проведи меня в комнаты Дуары и спрячь там. Вот все, о чем я прошу.

Она немного подумала.

— Сделаем так. Собирай все и уходи, предупредив, что придешь завтра.

Я сделал как она предложила, успев продать еще кое-что и пообещав, что приду на следующий день. Я улыбался, представив себе ярость капитана пиратов, когда он узнает, с какой легкостью я раздаю его драгоценности. Наконец я собрал все оставшееся и направился к двери. Тогда Вейара, девушка Дуары, заговорила со мной так, чтобы нас заведомо услышали окружающие.

— Перед тем как уходить, пожалуйста, занеси свой товар в мою комнату. У меня есть украшения, к которым мне хочется подобрать что-нибудь из твоих драгоценностей. Кажется, у тебя есть подходящие!

— Спасибо, — ответил я. — Готов следовать за тобой!

Мы вышли из приемной, и она повела меня по коридорам к двери, которую открыла ключом, предварительно оглянувшись. В коридоре никого не было.

— Сюда. Это комната джанджонг. Она одна. Я сделала что могла. До свидания, и желаю вам счастья!

Она закрыла за мной дверь. Щелкнул замок. Я оказался в очень маленькой комнате. Позже я узнал, что в этой комнатке слуги ожидали приема. Я направился к двери в противоположной стене и открыл ее потихоньку. Передо мной была прекрасно обставленная комната. На диване сидела и читала Дуара. Когда я вошел, она повернулась, и ее взгляд упал на меня. Глаза Дуары расширились, она вскочила и бросилась ко мне. Только она одна сразу узнала меня!

Мы оба не могли произнести ни слова. Да и потом, хотя у нас было о чем поговорить, единственной темой был план побега.

— Теперь все будет просто, раз ты здесь, — произнесла она. — Совет Знатных приговорил меня к смерти. Все они — мои друзья, но закон джонгов Вепайи сильнее любви и дружбы, кроме нашей с тобой любви. Все будут рады, если я убегу, поскольку они исполнили свой долг. Мой отец тоже будет рад.

— А джонг Вепайи? — спросил я.

— Уверена, джонг тоже будет рад.

— Почему же ты не убежала, раз это так просто сделать? — не удержался я от вопроса.

— Потому что дала слово не убегать из-под ареста. Но ничего не смогу сделать, если меня уведут силой.

Она очень серьезно произнесла эти слова, и я не улыбнулся.

Мы проговорили до темноты. Когда ей принесли ужин, она прятала меня, а потом мы вместе поели. Подождали, пока стихнет город, и тогда она подошла ко мне.

— Ты должен вынести меня отсюда, потому что я сама не могу уйти.

Во дворце есть потайная дверь, которая выходит на лестницу, ведущую вниз, на землю. Там нет подъемника, только бесконечная лестница. О ее существовании знают лишь джонг и его семья. Мне казалось, что я никогда не доберусь до цели, но наконец мы оказались на земле.

Дуара сказала, что она оставила «Анотар» недалеко от дворца, у дерева на опушке леса.

— Если он там, то мы спасены. Если же его нет или он разбит, тогда мы погибли. Это наш единственный шанс: на следующее утро Дуара должна умереть.

Выбравшись из ствола дерева, мы пробирались в темноте, опасаясь хищных тварей, которыми так богаты леса Вепайи. Я уже начал беспокоиться, что мы прошли мимо воздушного корабля, как вдруг в темноте увидел еле заметный силуэт. И мне не стыдно сознаться, что из глаз у меня потекли слезы, когда я осознал, что моя дорогая Дуара спасена. Теперь она снова со мной.

Через несколько минут мы уже были в небе Вепайи. Выровняв «Анотар», я направил его на северо-запад, к королевству Корва — нашему королевству, навстречу миру, друзьям, счастью и любви.

Предисловие

Когда Венера находится на минимальном расстоянии от Земли, она удалена от нас на двадцать шесть миллионов миль — всего-навсего маленький прыжок со шпалы на шпалу, какой-то пустяк по сравнению с бесконечными просторами космоса. Ее поверхность, скрытую от наших взоров вечным покровом облаков, за всю историю человечества видел один-единственный житель Земли — Карсон с Венеры.

Перед вами, читатель, четвертая повесть о приключениях Карсона на Пастушьей звезде. Он передал ее телепатическим путем Эдгару Райсу Берроузу в Ланикай на острове Оаху. Повести интересны сами по себе. И вовсе нет необходимости читать предисловие, разве что вы захотите узнать (или вспомнить), как Карсон пересекал межпланетное пространство, и кое-какие подробности о чужих землях, где он побывал, громадных пустынных океанах, которые бороздил, страшных чудовищах, с которыми сражался, друзьях и врагах, приобретенных им, а также о девушке, любви которой добился, несмотря на препятствия, казавшиеся непреодолимыми.

В гигантской ракете Карсон стартовал с острова Гуаделупа, что у западного побережья Мексики, намереваясь попасть на Марс. В течение года расчеты траектории его полета проверялись и перепроверялись самыми выдающимися математиками и астрономами Америки; был вычислен точный момент старта, а кроме того, положение и угол наклона стартовой эстакады длиной около мили, по которому разгонялась ракета при взлете. Учли сопротивление атмосферы Земли, действие земного тяготения, силы притяжения других планет и Солнца. Скорость ракеты в земной атмосфере и за ее пределами была вычислена так точно, как только позволяла современная наука. И все же один фактор оказался неучтенным. Это может показаться невероятным, но никто не вспомнил о притяжении Луны!

Уже вскоре после старта Карсон обнаружил отклонение от вычисленного курса, а еще через некоторое время ему стало казаться, что он обязательно врежется в наш естественный спутник. Лишь колоссальная скорость ракеты и тяготение Солнца спасли путешественника от такого исхода. Он пролетел мимо Луны на минимальном удалении, в каких-то пяти тысячах футов от ее высочайших вершин.

Затем, в течение необыкновенно долго тянувшегося месяца, он считал, что попал в объятия солнечного тяготения и обречен, потому что ракета мчится прямо к Солнцу. Он уже утратил всякую надежду, и тут, далеко впереди, немного в стороне от курса, замаячила Венера. Он осознал, что пересечет орбиту планеты и что у него появился шанс быть захваченным ее полем тяготения вместо солнечного. И по-прежнему понимал свою обреченность, поскольку ученые убедительно доказали, что на Венере нет кислорода и она неспособна поддерживать такие формы жизни, какие существуют на Земле.

Действительно, вскоре Венера изменила траекторию ракеты, и корабль на огромной скорости нырнул во вздымавшиеся волнами облака, закрывающие ее поверхность. Следуя той процедуре, которую он намеревался выполнить, совершая посадку на Марс, он применил тормозные парашюты. Они частично погасили скорость корабля. Затем, надев кислородную маску и захватив баллон с кислородом, покинул ракету и опустился на ветви гигантских деревьев, вздымавших вершины на высоту пять тысяч футов над поверхностью планеты. Почти сразу же он столкнулся с первой серией многочисленных приключений, которые заполнили его жизнь почти непрерывной чередой со времени его прибытия на Амтор, как называют Венеру ее жители. Его преследовали и атаковали коварные хищные звери, обитающие на деревьях. С большими трудностями он добрался до Куада — города на деревьях, столицы королевства Вепайя — и стал гостем-пленником Минтепа, местного короля-джонга. Там он увидел и полюбил Дуару, дочь джонга. По здешним обычаям она считалась священной и неприкосновенной, и ее лицо не мог увидеть и остаться после этого в живых ни один мужчина не королевского происхождения.

Карсон был взят в плен врагами Вепайи и попал на судно, которое должно было отвезти его в рабство в дальнюю страну. Он возглавил мятеж, захватил корабль и стал пиратом. Он также спас Дуару от врагов ее отца, похитивших дочь короля, но она отвергла его любовь. Вновь и вновь он защищал ее и спасал жизнь, но она была верна обычаям родины и оставалась неприступной дочерью джонга.

Он был захвачен противниками Минтепа — тористами, однако сумел спастись из комнаты с семью дверями в морском порту Капдор. Он сражался с тарбанами, басто и волосатыми дикарями. Он встретился с Дуарой в Корморе, городе мертвецов, в котором воскресшие трупы жили печальной и отвратительной жизнью.

Он добился положения в Гавату, идеальном городе, где построил первый на Амторе самолет. На нем совершил побег вместе с Дуарой, после того как суд в Гавату несправедливо приговорил ее к смертной казни.

Они прибыли в страну, именуемую Корва, где правил Мефис, жестокий и трусливый диктатор. Там томился в плену отец Дуары, приговоренный к смерти. После свержения Мефиса Дуара, полагая, что Карсон погиб, улетела на родину вместе с отцом. По возвращении она была приговорена к смерти, ибо вступила в брак с простым смертным, ниже ее по происхождению.

Карсон отправился за ней в маленькой лодке, был взят в плен пиратами, но в конце концов добрался до столицы королевства Минтепа. Хитроумными уловками он сумел спасти Дуару, и они бежали на единственном на Венере самолете.

О своих дальнейших приключениях Карсон с Венеры расскажет своими собственными словами с помощью телепатии, через Эдгара Райса Берроуза, что живет в Ланикае на острове Оаху.

Глава 1

Если вы посмотрите на любую хорошую карту Венеры, то увидите, что континент, именуемый Анлап, лежит северо-западнее острова Вепайя, откуда мы с Дуарой недавно бежали. На Анлапе находится Корва, дружественная нам страна. К ней я и направил полет нашего «Анотара».

Правда, хороших карт Венеры не существует, по крайней мере мне не встречалось ни одной. Причина в том, что ученые из Южного полушария планеты, куда судьба забросила меня после прыжка с парашютом из космического корабля, следуют нелепой и ошибочной концепции о форме своей планеты. Они уверены, что Амтор, как они ее называют, имеет форму блюдца и плавает в море расплавленной магмы. Они считают, что Карбол, то есть Холодная Земля, лежит на периферии блюдца, хотя на самом деле, это антарктический регион, окружающий Южный полюс Венеры. Их концепция искажает реальное положение вещей и пагубно отражается на картах. Тогда как меридианы на правильной карте соединяются у полюсов, согласно их воззрениям, они сходятся к экватору, то есть в центре блюдца, а дальше всего отстоят друг от друга на периферии, у края блюдца.

Кроме того, не следует забывать, что местные жители никогда не видели неба из-за вечного облачного покрова, окутывающего планету. Они никогда не наблюдали Солнца и планет, да и других бесчисленных солнц, которые в виде звезд украшают ночное небо. Как в таком случае они могут понимать что-либо в астрономии или хотя бы предполагать, что живут на шаре, а не на блюдце? Но если вы подумаете, что они глупы, вспомните, что человек жил на Земле много веков, пока наконец кому-то пришло в голову, что Земля — это шар. Вспомните, что еще сравнительно не так давно инквизиция подвергала людей жестоким пыткам: их растягивали на дыбе, четвертовали, сжигали на костре за приверженность к подобным отвергаемым церковью теориям. Даже сегодня в штате Иллинойс существует секта, считающая Землю плоской. И все это при том, что люди могли свободно видеть и изучать небо в любую ясную ночь даже тогда, когда их древнейший предок висел на хвосте в доисторическом лесу. Разве могли бы у нас появиться астрономические теории, если бы мы ни разу не видели Луны, Солнца с планетами, мириады звезд и даже не знали, что они существует?

Однако как бы ошибочна ни была теория, на основе которой амторские картографы создавали свои карты, все же они были не совсем уж бесполезны, хотя и требовали значительных умственных упражнений в математике для перевода в нужную информацию даже без помощи теории относительности расстояний, о которой мне рассказал Данус, мой вепайский наставник.

Итак, руководствуясь показаниями карт и компаса, я летел на северо-запад с твердой уверенностью, что без труда долечу до Анлапа и отыщу там Корву. Но разве я мог предвидеть, что поистине катастрофический катаклизм в атмосфере Венеры вскоре преподнесет нам страшный сюрприз в виде угрозы мгновенного уничтожения и вовлечет в целую цепь смертельно опасных ситуаций, подобных той, от которой мы сбежали с Вепайи?

С тех пор, как мы пустились в наше странствие, Дуара словно оцепенела. Я понимал почему и сочувствовал ей. Собственный народ, который она любила, отец, которого она чтила не только как отца, но и как джонга, приговорили ее к смерти за то, что она вышла замуж за любимого человека. Все сокрушались и так же, как она, осуждали суровость закона династии, но закон есть закон, и даже сам джонг не имел права уклониться от его выполнения.

Я знал, о чем она думает, и, сочувствуя, мягко положил на ее руку свою.

— Все вздохнут с облегчением, когда утром обнаружат, что ты бежала. Они почувствуют облегчение и радость.

— Я знаю.

— Тогда не грусти, дорогая.

— Я люблю свой народ, свою страну, но не смогу туда больше вернуться. Вот почему мне так грустно. Но печалиться не буду: ведь у меня есть ты, человек, которого я люблю более своего народа и страны. Пусть же предки простят мне это!

Я сжал ее руку. Мы долго молчали. Восточный горизонт слабо озарялся блеклым светом. На Венере занимался новый день. Я думал о друзьях, оставшихся на Земле, и гадал, чем они сейчас занимаются и вспоминают ли обо мне. Тридцать миллионов миль — большое расстояние, но мысль преодолевает его мгновенно. Хочется надеяться, что в будущем люди смогут передавать на огромные расстояния не только мысли, но и образы во всей полноте.

— О чем ты думаешь? — спросила Дуара.

Я поделился с ней своими мыслями.

— Должно быть, порой тебе очень одиноко. Ведь твой мир и твои друзья очень далеко.

— Напротив. У меня есть ты, множество друзей в Корве, уверенность в будущем и силы, чтобы преодолеть трудности. Есть и надежное положение в Корве, — помолчав, добавил я.

— О, у тебя окажется весьма надежное положение на небесах, о которых ты говорил, если когда-нибудь попадешься в руки Мефиса, — усмехнулась Дуара.

— Я забыл, что ты не знаешь всего, что произошло в Корве.

— Ты мне ничего не объяснил. Как же давно мы не были вместе!

— И все это время нам казалось, что если мы не будем разлучаться, то больше ничего нам не надо. Правда, Дуара?

— Конечно, но все же расскажи подробнее, что там случилось.

— Прежде всего, Мефис мертв. Теперь джонг Корвы — Томан.

И я подробно описал ей все мои приключения. Упомянул и о том, что Томан, не имея сына, усыновил меня в благодарность за спасение жизни его единственной дочери, принцессы Нна.

— Итак, ты танджонг Корвы! — воскликнула она. — Когда Томан умрет, станешь джонгом. Ты преуспеваешь, землянин!

— Я надеюсь преуспеть еще больше, — скромно заметил я.

— Да? Каким образом?

Я привлек ее к себе и поцеловал.

— Вот так! Я поцеловал священную дочь амторского джонга!

— Но ведь ты делал это уже тысячи раз. Неужели все земляне такие же глупые?

— Были бы, если б могли.

Дуара забыла свои грустные мысли, и мы шутили и смеялись, пролетая над громадным амторским океаном по направлению к Корве. Иногда Дуара сменяла меня за штурвалом, она стала отличным пилотом. Мы часто снижались и летели на небольшой высоте, наблюдая за странными морскими существами, которые время от времени взрывали водную поверхность. Из таинственных океанских глубин появлялись гигантские чудовища, достигавшие иногда размеров океанского корабля. Видели множество менее крупных существ, убегавших от грозных и кровожадных врагов, наблюдали титанические битвы исполинских левиафанов — извечную как мир борьбу за выживание, не прекращающуюся на каждой обитаемой планете Вселенной. Кстати, мне кажется, что и войны между нациями столь же извечны и неизбежны — таков космический закон жизни.

Стоял обычный, спокойный полдень. А между тем событие, которому было суждено в очередной раз изменить наши планы, неотвратимо приближалось. Первым намеком стал неожиданно вспыхнувший далеко впереди на небосводе яркий огонь. Мы с Дуарой заметили его одновременно.

— Что это? — спросила Дуара. — Я никогда ничего подобного не видела.

— Похоже на то, что солнечный свет пробивается сквозь облака Амтора. Молю Бога, чтобы этого не случилось.

— Я слышала, что такое уже происходило в далеком прошлом, — произнесла Дуара. — Конечно, мы ничего не знаем о Солнце, о котором ты рассказывал. Люди думают, что огонь поднимался из расплавленной магмы, в которой плавает Амтор. Когда в защищающем нас облачном покрове происходили разрывы, пламя прорывалось внутрь и сжигало все, что встречалось на его пути.

К счастью, за штурвалом находился я и тут же, не мешкая, резко повернул на север.

— Надо уходить отсюда, — решил я. — Солнце пробилось сквозь верхний слой облаков, вполне возможно, что пробьется и сквозь нижний.

Глава 2

Никуда не удавалось уйти от усиливающегося света, который буквально залил небо и океан. Сильнее всего он был в одной точке. Некоторое время он походил на обычный яркий солнечный свет, к которому я привык на Земле. Затем хлынул ослепляющий неистовый огонь. Сквозные дыры образовались в обоих облачных слоях, и дыры совпали. Неожиданно на большом пространстве океан вскипел. Мы видели зрелище издалека, но оно было страшным. Заклубились огромные облака пара. Жара все усиливалась и стала в конце концов непереносимой.

— Это пришел конец, — произнесла Дуара самым будничным тоном.

— Еще нет, — отозвался я.

Мы стремительно мчались на север. Я выбрал такое направление, потому что эпицентр катаклизма находился к юго-западу от нас. Ветер же дул с запада, и, поверни я на восток, он бы обрушил весь пар на нас. Лишь на севере сохранялась слабая и единственная надежда на спасение.

— Мы уже достаточно пожили, — продолжала Дуара. — Жизнь не даст нам ничего лучше того, что мы испытали. Я почему-то совсем не боюсь умереть. А ты, Карсон? Может, вы, земляне, воспринимаете все по-другому?

— Ну, до конца еще далеко. А боюсь ли умереть — этого не знаю, — улыбаясь ответил я. — Пока жив, не допускаю возможности смерти. Надеюсь, что для меня она не существует — по крайней мере с тех пор, как Данус ввел мне сыворотку долголетия и обещал, что я проживу не менее тысячи лет. Любопытно узнать, прав он был или нет.

— Ты просто дурачок, — рассмеялась она, — но хорошо умеешь успокаивать.

Меж тем тучи пара укутали все пространство к юго-западу от нас, они поднимались в небо, затмевая солнечный свет. Можно себе представить, какой ущерб понес океан — погибли миллиарды живых существ. Последствия катастрофы явственно обозначились прямо под нами: гигантские стаи различных рептилий и рыб, спасаясь от уничтожения, направлялись на север. Значит, я выбрал верное направление. Инстинкт самосохранения наполнил меня новой надеждой.

Глядя на отчаянное бегство целого сонма живых существ, можно было подумать, что океан ожил. Смертельные враги плыли бок о бок. Сильнейшие теснили слабейших, более проворные неслись прямо по головам более медлительных. Как они почувствовали приближение опасности, я не знаю, но, видимо, они уже давно спасались бегством, ибо их скопище простиралось далеко вперед. А ведь скорость нашего полета значительно больше, чем у самого быстрого из них, неистово стремящегося убежать от смерти.

Температура воздуха, кажется, больше не повышалась. Я надеялся, что мы сумеем спастись, если дыра в облаках не увеличится и солнце не захватит еще один кусок поверхности Амтора.

Вдруг ветер переменился. Он подул свирепым порывом прямо с юга, неся с собой почти непереносимую жару. Облака сгущавшегося пара закружились рядом с нами, обволакивая влагой и сводя видимость к нулю.

Я поднялся выше, надеясь пройти облака сверху, но горячая влага окутала все пространство, а ветер усиливался. Правда, он нес наш самолет к северу, прочь от кипящего моря и смертельного солнца. Если дыра не расширится, можно надеяться на спасение.

Я взглянул на Дуару. Ее губы упрямо сжаты, она глядела перед собой, хотя, кроме вздымающегося пара, не было видно ни зги. Она не струсила. Думаю, что благородная кровь взяла свое, ведь ее род насчитывал не одно поколение джонгов. Дуара почувствовала мой взгляд и подняла глаза.

— Кажется, у нас новые приключения.

— Если ты надеялась жить спокойно, Дуара, то выбрала не того мужчину. Со мной всегда что-то происходит. И не думай, что я хвастаюсь. Один из известных антропологов моего мира, который возглавлял многие экспедиции в самые отдаленные утолки Земли, — и они всегда проходили без приключений — говорил, что приключения — показатель некомпетентности и глупости.

— Не очень-то ему верю. Пожалуй, весь интеллект и все умение в мире не смогли бы предвидеть и тем более предотвратить эту дыру в облаках.

— Если бы я был более благоразумен, то удержался бы от полета на Марс. Но тогда не встретил бы тебя. Нет, знаешь, я доволен, что у меня интеллекта не больше, чем есть.

— Я тоже.

Жара не увеличивалась, но вот ветер… Он дул с ураганной силой и кружил наш воздушный корабль, как перышко. Я ничего не мог поделать. Управление стало бессильным в такую бурю. Оставалось надеяться, что высота полета достаточна, чтобы не разбиться о горные вершины и не врезаться в гигантские амторские леса, поднимавшиеся на высоту в несколько тысяч футов, чтобы поглощать влагу из облачного покрова. Я с трудом различал нос моего самолета. Должно быть, мы пролетели огромное расстояние под действием ураганного ветра, который яростно нес нас к северу; океан остался позади, и теперь неслись над сушей. Впереди ждали и грозили гибелью вершины гор. Не скажу, что был доволен этим приключением. Люблю, когда опасности можно посмотреть в глаза. Если я вижу ее, то могу противостоять чему и кому угодно.

— Что ты сказал? — спросила Дуара.

— Я и не заметил, как стал размышлять вслух. Думал о своей готовности отдать все, лишь бы узнать, что впереди.

И, словно в исполнение моего желания, впереди, в клубящемся паре, внезапно показался просвет, и… Я буквально остолбенел от того, что увидел: мощная горная цепь вырисовывалась над нами прямо по курсу! С трудом я накренил «Анотар» и свернул в сторону, но безжалостный ветер нес его к гибели. Ни единого звука не сорвалось с губ Дуары, ничем она не выдала того, что ощущала. А ведь она так молода…

Именно мысль о том, что удивительное, юное, прекрасное создание разобьется о бесчувственный утес, ужаснула меня более всего в ту долю секунды, которая оставалась на размышления. Я благодарил Господа за то, что тоже умру и не увижу этого. У подножия скалы мы будем покоиться вместе навеки, и никто во всей Вселенной не узнает место нашего упокоения.

Катастрофа близилась, но неожиданно «Анотар» устремился вертикально в небо буквально в десяти ярдах от скалы. Ураган, как и прежде, забавлялся нами.

В месте столкновения ревущего урагана со скалой образовался мощный восходящий поток. И это спасло нас. К тому же, обнаружив, что не могу маневрировать и обогнуть утес, я выключил мотор.

Нас подняло высоко над огромным плоскогорьем. Пар, разорванный на клочки, разлетался в стороны маленькими облачками. Мы снова видели мир под нами. И снова могли дышать спокойнее.

Но до спасения было очень далеко. Ураган не утихал. Я взглянул назад, туда, где была дыра в облаках, — света больше не видно. Дыра затянулась, следовательно, опасность сгореть заживо миновала.

Я включил двигатель в тщетной попытке вернуть управление кораблем. Но сейчас мы больше зависели от привязных ремней, нежели от двигателя. «Анотар» так болтало, что часто шасси оказывались у нас над головой, а сами мы беспомощно повисали на ремнях.

Это было мучительное испытание. Нисходящие потоки порой с огромной скоростью тянули нас к земле. И уже казалось, что мы неминуемо разобьемся, как тут же гигантская рука бури швыряла нас высоко вверх.

Могу только предполагать, как долго мы были игрушкой у шторма-владыки. Еще не совсем рассвело, когда ветер чуть-чуть стих, и мы получили хоть какую-то возможность самим распоряжаться нашими судьбами. Но даже теперь мы продолжали двигаться по воле ветра: сопротивляться было бесполезно.

Мы молчали уже много часов. Иногда пытались заговорить, но рев бури заглушал голоса. Я видел, что Дуара обессилела от беспрестанной болтанки и нервного напряжения, но ничего не мог сделать. Только отдых поможет ей, но до посадки о нем нельзя думать.

С наступлением дня перед нами предстал совершенно другой мир: мы летели над берегом океана, и видели огромные равнины с лесами и реками, а далеко впереди — горы с белоснежными вершинами. По моим расчетам, нас отнесло на тысячи миль к северу: большую часть времени двигатель работал на полной мощности и скорость полета была максимальной. К тому же, нас гнал к северу ужасный ветер.

Где мы находимся? С некоторой долей уверенности я предполагал, что мы пересекли экватор и оказались в Северном полушарии. Но в какой стороне от нас Корва, я не только не знал, но даже не догадывался.

Глава 3

Ураган умирал в последних судорожных конвульсиях. Воздух неожиданно успокоился. После всех передряг нам показалось, что мы в раю.

— Ты, наверное, очень устал, — заметила Дуара. — Давай-ка мне штурвал. Ты сражался с бурей добрых шестнадцать или семнадцать часов и вот уже два дня не спал.

— Верно, но ведь и ты тоже. А, кстати, мы ведь не пили и не ели с тех пор, как улетели из Вепайи.

— Внизу под нами река, по ее берегам наверняка водится дичь. До сих пор я и вправду не сознавала, как голодна и как хочу пить. И спать. Даже не знаю, чего хочу больше.

— Ну что ж, сначала есть и пить, а потом спать, — решил я.

Мы совершили плавный круг, высматривая признаки человеческого жилья, потому что больше всего приходится опасаться человека. Где нет людей, там можно чувствовать себя в относительной безопасности, даже если кругом — дикие звери.

Наконец я заметил невдалеке большое озеро или морской залив. Возле него темнели пятна леса, а вся равнина под нами усеяна одиночными точками деревьев. Увидев пасущихся животных, спустился ниже, чтобы высмотреть добычу, догнать ее и застрелить с «Анотара». Пусть это и не спортивно, но речь шла о нашем выживании.

Моя попытка оказалась неудачной: животные обнаруживали нас задолго до того, как оказывались в пределах досягаемости, и уносились прочь, как черти в преисподнюю.

— Убегает наш завтрак, — уныло констатировал я.

— И обед, и ужин, — добавила с не менее унылой гримасой Дуара.

— Хорошо вода остается. В конце концов мы можем хотя бы попить, — и я решительно приземлился возле ручья.

Лужайка, дочиста объеденная стадами, подходила к самой воде. Напившись, Дуара растянулась на траве, чтобы немного передохнуть. Я стоял, озираясь вокруг и надеясь, что какое-нибудь животное выскочит из ближнего леса, где они скрывались после моей безуспешной погони.

Не больше одной или двух минут я осматривал окрестности в тщетном поиске «еды на копытах», когда же вновь поглядел на Дуару, она уже крепко спала. Мне стало жаль будить ее — я понимал, что сон ей нужен даже больше, чем еда. Присел рядом и стал охранять ее покой.

Наступила прелестная минута, тихая и мирная. Только журчание ручья нарушало тишину. Окрестности казались безопасными, ведь все вокруг просматривалось на значительное расстояние. Монотонное журчание ручья успокаивало издерганные ураганом нервы — я прилег, опершись на локоть, чтобы было удобнее наблюдать.

Так я лежал около пяти минут, когда произошло удивительное событие. Из ручья вышла большая рыба и села рядом со мной. Она внимательно разглядывала меня целую минуту. Я не мог догадаться, что у нее на уме, так как ее морда ничего не выражала. Этим она напомнила мне некоторых кинозвезд, которых когда-то встречал, и я не смог удержаться и рассмеялся.

— Над кем ты смеешься? Надо мной?

— Конечно нет, — ответил я, не удивившись, что рыба говорит. Все выглядело вполне естественно.

— Ты Карсон с Венеры.

Это был не вопрос, а утверждение.

— Откуда ты знаешь? — полюбопытствовал я.

— Томан сказал. Он поручил доставить тебя в Корву. Там будет грандиозная процессия. Ты и твоя принцесса проедете на могучем ганторе по бульварам Санары к дворцу джонга.

— Это прекрасно, — одобрил я. — Но не могла бы ты объяснить, кто и почему тычет мне в спину?

Рыба неожиданно исчезла. Я оглянулся и увидел с десяток вооруженных мужчин, стоящих надо мной. Один из них тыкал мне в спину трезубцем. Дуара уже проснулась, и ее лицо выражало неподдельный ужас. Я вскочил на ноги. Немедленно несколько трезубцев уперлись в меня. Два воина стояли над Дуарой — их трезубцы угрожали ее сердцу. Я мог выхватить пистолет, но не решался им воспользоваться. Прежде чем убью их всех, один из нас будет мертв. Я не хотел рисковать там, где ставкой была жизнь Дуары.

Я взглянул на воинов и заметил в их облике что-то странное, нечеловеческое, а что именно, понял мгновение спустя. У них были жабры, которых не скрывали густые бороды. А пальцы рук и ног соединялись перепонками. Я сразу вспомнил рыбу, говорившую со мной, — значит, сплю, все еще сплю! Невольно я улыбнулся.

— Над кем ты смеешься, надо мной? — спросил один из воинов.

— Над самим собой! Мне снится такой странный сон.

Дуара смотрела на меня широко открытыми глазами.

— Что с тобой, Карсон? Что с тобой случилось?

— Ничего особенного, кроме того, что сейчас спать очень глупо. Но я надеюсь пробудиться.

— Ты не спишь, Карсон. Очнись, посмотри на меня и скажи, что все в порядке.

— Неужели ты видишь то же, что и я?

— Мы оба спали, но теперь проснулись. Пленниками.

— Да, вы пленники, — подтвердил воин, уже говоривший со мной. — Следуйте за нами.

Дуара порывисто встала и прижалась ко мне. Воины ей не мешали.

— Почему вы хотите пленить нас? — обратилась она к воину. — Мы ведь не сделали ничего плохого. Мы попали в шторм и опустились здесь, чтобы поесть и попить. Отпустите нас.

— Нет. Мы должны доставить вас в Мипос, — ответил воин. — Тирос решит, что с вами делать. А я всего лишь солдат. Решать — не мое дело.

— Кто такие Мипос и Тирос? — спросила Дуара.

— Мипос — королевский город, а Тирос — сам король, — он сказал «джонг».

— Как ты думаешь, он отпустит нас?

— Нет. Тирос Кровавый не отпускает пленников. Вы будете рабами. Рабов можно убивать сразу же или позже, но, думаю, вас Тирос оставит в живых.

Воины вооружены трезубцами, мечами и кинжалами, но огнестрельного оружия у них нет. Я решил, что нашел способ спасти Дуару.

— Я задержу их своим пистолетом. А ты успеешь добежать до «Анотара».

— А потом?

— Попробуешь добраться до Корвы. Лети на юг целые сутки. Пересечешь океан и тогда поворачивай на запад.

— А тебя бросить здесь?

— Я постараюсь убить их всех, и, если удастся, ты подберешь меня.

Дуара решительно покачала головой.

— Я останусь с тобой.

— О чем вы шепчетесь? — спросил один из воинов.

— Мы думаем, может быть, вы позволите нам взять с собой наш воздушный корабль.

— Что мы будем делать с этой штукой в Мипосе?

— А вдруг Тирос захочет посмотреть на него, Улирус? — засомневался другой воин.

Улирус покачал головой.

— Мы не протащим его сквозь лес. — Вдруг он резко повернулся ко мне. — Как вы сюда попали?

— Заберись сюда, и я покажу, — я указал на «Анотар».

Если бы нам с Дуарой удалось заманить его в кабину, Улирус не скоро увидел бы Мипос. Может быть, никогда. Но Улирус был подозрителен.

— Объясни словами, — потребовал он.

— Мы прилетели из страны, что в тысяче миль отсюда.

— Прилетели? — удивился он. — Что ты имеешь в виду?

— То, что слышал. Мы садимся внутрь «Анотара», он взлетает в воздух и доставляет туда, куда мы пожелаем.

— Вот и врешь!

— Раз ты не веришь, мы готовы тебе доказать. Я и моя супруга поднимемся на этой штуке в воздух, и ты увидишь все своими глазами.

— Ну уж нет! Если то, что ты сказал, правда, то вы никогда не вернетесь.

В конце концов после долгих препирательств и уговоров они все-таки помогли мне спрятать воздушный корабль среди деревьев и закрепить его. Я сказал, что джонг обязательно захочет увидеть такую диковинку. И если с «Анотаром» что-нибудь случится, то джонг наверняка рассвирепеет и накажет их. Это их проняло. Они, видимо, очень боялись Тироса Кровавого.

Мы двинулись через лес. Меня и Дуару окружала бдительная стража. Улирус шел рядом с нами. Он оказался не таким уж плохим. Мне даже шепнул, что рад бы нас отпустить, но боится, что Тирос узнает, и тогда ему, Улирусу, придет конец. Он очень заинтересовался моими серыми глазами и светлыми волосами и задал много вопросов о стране, откуда я прилетел.

Я тоже заинтересовался им и его товарищами. Бросались в глаза их очень красивые тела — ровные, гладкие, мускулистые — ни унции лишнего веса. Но лица были еще примечательней. Густые черные бороды и жабры я уже упоминал, но оттопыренные губы и выпученные глаза опускали красоту лиц ниже нулевой отметки.

— Они похожи на рыб, — шепнула Дуара.

О том, какое отношение к рыбам имели мипосане, мы узнали позднее.

Глава 4

Мы шли по хорошо проторенной тропе через обычный амторский лес, яркий, изысканный и привлекательный. Лаковая кора деревьев была разноцветной, как и листья, окрашенные в пастельные тона — сиреневый, розовато-лиловый, фиолетовый. Цветущие лианы увеличивали богатство красок. По сравнению с ними наиболее яркие и величественные из земных цветов — орхидеи — казались бы серыми, как церковная мышь на карнавале.

На Венере, как и на Земле, леса очень разнообразны, но тот, по которому мы шли, можно назвать типичным. Самые поразительные и внушающие благоговение и страх леса покрывают Вепайю. Деревья достигают высоты пяти тысяч футов, и стволы у них такие толстые, что в Куаде дворец джонга выдолблен на высоте тысячи футов внутри одного из деревьев.

Я заядлый поклонник всего прекрасного. Даже теперь, когда мы с Дуарой шли навстречу неизвестности, я не утратил способности восхищаться тем, что видел вокруг. Удивлялся ярко раскрашенным птицам и маленьким летающим ящерицам, порхающим с цветка на цветок в своих нескончаемых заботах. Удивило и то, что Улирус не отобрал у меня пистолет.

Пожалуй, найдется немного людей, которые одарены больше меня даром телепатии. Но вот извлекать из своей способности выгоду умею далеко не всегда. Вот и сейчас: стоило мне подумать, почему Улирус не обезоружил меня, как тот повернулся и, указав на пистолет, потребовал объяснить, что это такое. Конечно, могло произойти и случайное совпадение, но все же…

— Амулет, — ответил я, не моргнув глазом — Охраняет меня от зла.

— Отдай, — он протянул руку.

Я покачал головой.

— Не хотел бы причинять тебе зло — ты вел себя очень порядочно по отношению к моей жене и ко мне.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Улирус. Остальные воины, казалось, тоже заинтересовались.

— Мой личный амулет, обладающий немалой силой. Другой человек, коснувшийся его, может умереть.

В конце концов в моих словах была и доля правды.

— Конечно, если хочешь, можешь проверить.

Я вынул пистолет из кобуры и протянул ему.

Он колебался с минуту. Воины выжидательно смотрели на него.

— Потом, — решил Улирус. — Сейчас нужно спешить в Мипос.

Я взглянул на Дуару. Лицо ее оставалось очень серьезным, но глаза смеялись. Итак, мне удалось сохранить оружие, по крайней мере пока. Хотя воины не изъявляли желания взять мой амулет в руки, они не потеряли к нему интереса и продолжали пожирать пистолет глазами, правда, старались не коснуться его, когда приближались ко мне.

Мы прошли по лесу около мили и вышли на открытое пространство. Впереди блестела вода. Перед нами было озеро, замеченное мною с «Анотара» перед роковой посадкой. На берегу, примерно в миле от нас, стоял город, окруженный стенами.

— Это Мипос, — объяснил Улирус. — Самый большой город во всем мире.

С возвышенности, на которой мы стояли, хорошо виден весь город — он занимал около сотни акров. Однако я не стал оспаривать утверждение Улируса. Если ему хочется верить в то, что Мипос самый большой город в мире, я не против.

Мы подошли к городским воротам, которые тщательно охранялись. Они распахнулись, когда подошел отряд Улируса. Офицер и стража собрались вокруг, задавая множество вопросов конвою. Я был в восторге от того, что одной из первых новостей, о которых они сообщили, был рассказ об амулете, несущем смерть всякому, кто его коснется.

— Они скрючиваются, как черви, и умирают в страшных конвульсиях, — охотно объяснял Улирус. Он оказался настоящим пропагандистом, правда, не по своей воле.

Ни у кого не возникло желания потрогать пистолет.

— Надеюсь, что теперь ты проводишь нас к Тиросу, — обратился я.

Улирус и офицер изумились.

— Он сумасшедший? — спросил офицер.

— Он пришелец, — пожал плечами Улирус. — И не знает Тироса.

— Моя жена и я из королевской семьи Корвы. Когда джонг там умрет, джонгом стану я. Джонг другой страны должен приниматься соответственно его высокому рангу.

— Но не Тиросом, — возразил офицер — Вы, правда, еще не знаете, что Тирос — единственный настоящий джонг в мире. Остальные самозванцы. Лучше не говорите ему о своих претензиях на родство с джонгами. Он убьет вас незамедлительно.

— Что же вы намерены с нами делать?

Улирус поглядел на офицера, словно ожидая инструкций.

— Отведи их в отделение для рабов во дворце. Они выглядят вполне годными для службы джонгу.

Мы направились ко дворцу. Шли по узким, кривым улочкам вдоль одноэтажных домов, построенных из дерева или известняка. Первые — из грубо обтесанных досок, кое-как прибитых к бревенчатому каркасу, вторые — из плохо пригнанных камней. Дома такие же кривые, как и улицы. Очевидно, их строили на глаз, без линейки и отвеса. Двери и окна всех размеров и форм. Впечатление было такое, что они спроектированы или модернистом из моего мира, или пятилетним ребенком.

Как я позднее узнал, город лежал на берегу громадного пресного озера. Когда мы приблизились к его берегу, то увидели двухэтажные дома, некоторые с башнями. Самым большим из них был дворец Тироса.

Помещение, в которое нас привели, соседствовало с дворцом. Несколько сотен небольших клетушек выходили на открытый двор, в центре которого находился пруд.

Перед тем как нас туда отправить, Улирус наклонился и прошептал:

— Не говори никому, что ты сын джонга.

— Но я уже сообщил тебе и офицеру у ворот.

— Мы-то не станем никому докладывать, а вот рабы могут донести, чтобы завоевать расположение к себе.

Я был поражен.

— А почему вы не скажете?

— Потому что ты мне понравился, а, кроме того, я ненавижу Тироса. Здесь все его ненавидят.

— Спасибо за предостережение, Улирус. Уж и не знаю, чем отплатить за него. Наверное, так и останусь твоим должником.

Страж отворил ворота, и нас ввели в тюрьму.

Здесь содержалось около трехсот рабов, в основном таких же пленников, как и мы. Но я заметил и нескольких мипосан. Последние были обычными преступниками или теми несчастными, кто возбудил гнев Тироса Кровавого. Мужчины и женщины содержались вместе, и нас с Дуарой не разлучили.

Вокруг нас сразу же собралась небольшая толпа рабов. Одни дивились красоте Дуары, другие — моим голубым глазам и светлым волосам. Начались расспросы, и вдруг офицер, впустивший нас в город, вошел на невольничий двор.

— Глядите-ка, — прошептал один из рабов. — Вомер идет сюда, — и все быстро разбежались.

Вомер подошел к нам и осмотрел с головы до ног сначала меня, затем Дуару. Ему явно хотелось как-то унизить нас.

— Я слышал, — спросил он резко, — что ты летал на чем-то по небу, словно птица. Правда ли это?

— Откуда мне знать, что ты слышал? — парировал я.

О реакции мипосан невозможно судить по их лицам, потому что они, как и рыбьи физиономии, ничего не выражают. Жабры Вомера быстро раскрылись и вновь сомкнулись. Видимо, таков признак гнева или возбуждения. Точно я не знал, да и не интересовался. Он мне не нравился и раздражал, поразительно напоминая рыбу-луну, которую я когда-то поймал у берегов Флориды.

— Как ты со мной разговариваешь, раб? — заорал Вомер. — Разве ты не знаешь, кто перед тобой?

— Не знаю.

Дуара подошла поближе.

— Не спорь с ним, Карсон, — прошептала она. — Хуже будет только нам.

Она, конечно, права. О себе-то я не беспокоился, но ее безопасностью рисковать не хотел.

— Так что же тебя интересует? — спросил я примирительным тоном, хотя он мне давался с трудом.

— Хочу знать, правда ли то, что говорит Улирус. Он утверждает, что вы якобы летали на большой штуке, которая, как птица, парила в воздухе. И другие воины из его отряда подтвердили его слова.

— Да, правда.

— Но так не бывает, — возразил Вомер.

Я пожал плечами.

— Если ты считаешь, что так не бывает, то зачем спрашиваешь?

Вомер с минуту пристально глядел на меня своими рыбьими глазами, потом повернулся и молча пошел прочь.

— Вот ты и приобрел себе врага, — отметила Дуара.

— Они тут все — наши враги. С каким удовольствием двинул бы ему в морду!

Раб, стоявший рядом, засмеялся.

— Мы все не прочь так поступить, — шепнул он.

Это был приятный парень, прекрасно сложенный, настоящий человек, не то что этот безумный каприз природы — мипосане. Я приметил его еще раньше. Он тоже все время украдкой посматривал на меня. Очевидно, моя внешность возбуждала его любопытство.

— Мое имя Кандар, — представился он, видимо, желая завязать разговор. — Я из Джапала.

— Я Карсон с Венеры — гражданин Корвы.

— Никогда не слышал об этой стране и не встречал людей с похожими на твои волосами и глазами. В Корве все такие?

Я попытался растолковать ему истинное положение вещей, но, разумеется, он не мог понять, что, кроме Амтора, существуют и другие миры. Не понимал он и того, что Корва лежит в нескольких тысячах миль к югу отсюда.

— В той стороне край Амтора, — возразил он. — До него четыреста или пятьсот копов. Никакой страны не может быть там, где только огонь и расплавленный камень.

Итак, он тоже считал свой мир плоским.

Я, в свою очередь, расспросил о здешних порядках, наших стражах, как они обращаются с рабами, чего можно ожидать от них.

— Работа на берегу не слишком тяжелая. Обращаются тут с нами не так уж и плохо, но вот на море все по-другому. Молись, чтобы тебя не отправили на море.

Глава 5

Кроме мипосан, все остальные рабы были родом из самых разных краев — загадочных территорий со странными названиями, расположенных на востоке, севере, западе, но только не на юге. Юг был «Terra Incognita», страной ужасов, куда никто не отваживался заходить.

Почти все они попали в плен после кораблекрушений у берегов огромного озера, на котором лежит Мипос, или океана, до которого, по их словам, недалеко, — миль десять от города.

Кандар рассказал, что озеро имеет в длину около пятисот миль; Мипос расположен на его узком конце, а Джапал — на противоположной стороне.

— Мы, джапальцы, — объяснил он, — торгуем с несколькими дружественными странами, которые тоже расположены у большого озера. Наши торговые пути проходят мимо Мипоса. Порой случаются кораблекрушения, а иногда на наши корабли нападают мипосане и берут в плен. Большинство крушений происходит там, где озеро соединяется узким каналом с океаном. Лишь во время высокого прилива корабль может пройти по каналу в озеро. Во время отлива воды озера бешено мчатся в океан. И ни один корабль не преодолеет течение. Когда же уровень прилива достаточно высок, начинается обратное движение и воды океана устремляются в озеро. И тогда корабли могут войти в него.

Мы с Дуарой заняли маленькую клетушку, оставалось надеяться на то, что нас оставят в покое, пока обстоятельства не подскажут какой-нибудь план бегства.

Рабов кормили два раза в день. Еда представляла собой нечто тушеное, похожее на смесь мелких креветок и рубленных корнеплодов. Все приправлено мукой из зерен местного неприхотливого растения, которое дает хороший урожай почти без всякого ухода.

Кандар объяснил, что пища, хотя и не слишком вкусная, но зато полезная и сохраняет силу. Порой в ней даже попадались кусочки мяса.

— Они хотят, чтобы рабы оставались здоровыми и могли лучше работать. Мы строим для них корабли и дома, гребем на галерах, возделываем поля, перетаскиваем грузы. Мипосане, у которых много рабов, не работают.

На следующий день после нашего пленения пришел Вомер с воинами и выбрал нескольких мужчин-рабов, которым приказал следовать за ним. Мы с Кандаром попали в их число. Нас отвели на берег, где я впервые увидел корабли мипосан. Некоторые из них довольно большие, около ста футов в длину. Они оснащены как парусами, так и веслами. Самые большие корабли стояли на якоре под защитой довольно грубого волнореза. Кандар объяснил, что это военные корабли-биремы с обширными плоскими палубами, выступавшими над верхним рядом скамей для гребцов. На кораблях могло разместиться несколько сотен воинов. На носу и корме возвышались небольшие палубные надстройки. Наверху виднелись какие-то приспособления, назначение которых я сразу определить не сумел. С ними мне довелось познакомиться позднее к своему неудовольствию и несчастью.

Я спросил Кандара, есть ли у мипосан суда, движимые моторами, но он даже не понял вопроса. Это возбудило мое любопытство; расспросы подтвердили мои предположения: нас отнесло далеко к северу от экватора, к территории, считавшейся у южан «Terra Incognita» Венеры. Здесь преобладал совершенно иной тип цивилизации. Невозможно сравнить уровень их развития с передовыми цивилизациями Корвы, Вепайи и Гавату — странами, которые я знал лучше всего.

Как среди самих мипосан, так и среди рабов попадались люди, у которых были отчетливо видны признаки болезней и старости. Это свидетельствовало о том, что они ничего не знали о сыворотке долголетия, повсеместно применявшейся на юге. Их вооружение и обычаи тоже разительно отличались от существующих у южан. Однако язык их походил на язык южан, хотя и не полностью идентичен.

Вомер приказал грузить баржу камнем для укрепления волнореза. Он прохаживался среди нас с подобием пастушеского кнута в руках, стегая то одного, то другого раба по голым ногам и спинам. Эти его действия диктовались исключительно садизмом, потому что лучшие работники получали столько же ударов, что и лентяи. Он не спускал с меня глаз и неторопливо прокладывал кнутом дорогу в моем направлении. Мне стало интересно — осмелится ли он меня ударить.

В конце концов он приблизился на достаточное для удара расстояние и заорал:

— А ну-ка, работай, раб! — Вомер занес руку для удара.

Я немедленно бросил камень, который поднимал, повернулся лицом к нему и положил руку на рукоятку пистолета. Вомер заколебался, его жабры затрепетали — признак гнева или возбуждения у странных существ, лишенных лицевых мускулов.

И воины, находившиеся здесь же, и другие рабы смотрели на нас. Вомер оказался в центре всеобщего внимания. Как же он выйдет из положения? Его реакция оказалась типичной для мелкого тирана и хулигана. Он заорал: «Работать!» — и хлестнул другого раба.

Воины глядели на него рыбьими глазами. О чем они думали — понять невозможно, однако помощник Вомера вскоре прояснил ситуацию.

— Дай-ка мне твой кнут, — обратился он к Вомеру. — Если ты боишься наказать раба, то я-то не боюсь.

У парня была отвратительная внешность — он походил на карпа с усами. Его жабры пульсировали: ему не терпелось заработать себе очки.

— Кто сказал, что я боюсь? — заорал Вомер.

— Я, — отозвался помощник.

— Здесь командую я, — надменно произнес Вомер, — и могу наказать любого раба, когда найду нужным. А могу и не наказывать. Ну раз ты хочешь поразмяться — на, возьми мой кнут.

Парень схватил кнут и подошел ко мне.

— Ты ему не рассказывал об этой штуке? — спросил я Вомера, указав на пистолет.

— О какой штуке? — заинтересовался «карп».

— Вот такой, — показал я. — Могу ею убить тебя. Ты даже не успеешь замахнуться.

Его оттопыренные губы сложились буквой О. Он шумно втянул в себя воздух через стиснутые зубы. Так мипосане смеются. Когда сердятся, то обычно проделывают обратные манипуляции и выдувают воздух со свистом. Он продолжал наступать.

— Мне не хочется убивать тебя, — мирно продолжал я, — но если ты хлестнешь меня кнутом, то пеняй на себя.

Единственной причиной, по которой я не хотел его убивать, была безопасность Дуары. А вообще-то с удовольствием прикончил бы его и других таких же мерзавцев.

— Кольни-ка раба трезубцем, — рявкнул воин, стоявший поодаль.

— Я уже забивал кнутом рабов до смерти, — похвастался «карп», — и этого тоже забью.

Он подскочил ко мне с поднятым кнутом.

Я мгновенно выхватил лучевой пистолет, разрушающий и мясо, и кости, и угостил его славным зарядом. Не было ни дыма, вообще ничего, заметного глазу, только резкое жужжание. На лице парня появилась большая дыра, и он упал навзничь мертвый.

Все рабы стояли вокруг с вытаращенными от ужаса глазами. Жабры у человекорыб закрывались и распахивались. Воин, посоветовавший убитому ударить меня трезубцем, поднял свое оружие и собирался метнуть его, но тоже упал с дырой в сердце.

Я быстро огляделся, чтобы видеть реакцию остальных воинов. Они смотрели на Вомера, словно ожидая приказа. Он колебался. Я направил дуло пистолета на него.

— За работу, рабы, — приказал он. — Мы потеряли слишком много времени — Его голос, как и колени, дрожали.

Кандар работал рядом со мной.

— Нужно все время следить за ним. Иначе он ударит сзади. Постараюсь помочь тебе и предупредить, если что.

Я поблагодарил и понял, что у меня появился друг.

Глава 6

Когда мы вернулись на невольничий двор, Кандар рассказал Дуаре, что случилось. Я не успел остановить его, бедной моей спутнице и так было о чем беспокоиться.

— Я поняла, что ты приобрел врага в лице Вомера, еще когда он впервые подошел к тебе. Это должно было случиться. И даже хорошо, что все определилось, теперь мы знаем, чего бояться.

— Если бы мне удалось встретиться с Тиросом, то, вероятно, я бы добился лучшего обращения с нами или даже освобождения.

— Почему ты так думаешь? — спросил Кандар.

— Он джонг, и как мне кажется, создаст для людей своего ранга более сносные условия, как принято в цивилизованном обществе. Моя жена — дочь джонга, а я сын другого джонга.

Кандар скептически улыбнулся и покачал головой.

— Ты не знаешь ни Тироса, ни психологии мипосан. Они мнят себя высшей расой, а нас ставят на один уровень с дикими зверями. Я своими ушами слышал, как они удивляются, что мы умеем говорить. Тирос мечтает завоевать весь мир, распространить культуру мипосан на покоренные народы и одновременно поработить и уничтожить их. Он прекрасно знает, что я старший сын джонга Джапала, но со мной обращаются, как с последним рабом. Нет, мой друг, аудиенция у Тироса, если ты, конечно, добьешься ее, в чем я сильно сомневаюсь, не принесет ничего хорошего. Остается надеяться на невозможное.

— Что же ты считаешь невозможным? — поинтересовалась Дуара.

— Побег.

— По-твоему, он невозможен? — спросил я.

— Ну давай определим так: почти невозможен, — ответил Кандар. — Ведь, в конце концов, для человека с выдумкой и инициативой, каким ты мне кажешься, нет ничего невозможного.

— Вправе ли мы рассчитывать на твое участие?

— Всецело. Я вовсе не собираюсь оставаться здесь рабом. Уж лучше смерть.

— Ты здесь находишься дольше меня. И наверняка уже думал о побеге. Есть ли у тебя какой-нибудь план?

— О, как бы мне хотелось его иметь, — с горечью ответил он. — Но трудно планировать, если ты не хозяин своего положения. Не властен делать самые простые вещи, да еще постоянно находишься под бдительными взорами охранников и шпионов из числа рабов.

— Шпионов? — удивилась Дуара. — Что ты имеешь в виду?

— Да то, что среди рабов всегда находятся такие, кто доносит на своих же товарищей по несчастью, в надежде заполучить расположение хозяев. Нужно быть предельно осторожными, когда делишься своими планами. Вот, может, я тоже шпион, вы ведь не знаете, — добавил он с улыбкой.

— Я полагаюсь на судьбу. К тому же, считаю себя неплохим знатоком людей и надеюсь, что отличу человека чести даже после недолгого знакомства.

— Спасибо. Но все же не надо быть чересчур самоуверенным, — засмеялся он, и искренний, располагающий смех подтвердил мою уверенность в его порядочности.

Мне нравился Кандар, нравился он и Дуаре. Он был очень искренен: людей такого сорта можно встретить в офицерских клубах Сан-Диего или Скофилда. Если бы он не попал в плен, то рано или поздно стал бы джонгом Джапала. Вероятно, фамильное древо его рода корнями уходило далеко в древность, как и у большинства королевских фамилий Амтора, с которыми я был знаком.

В отличие, например, от полинезийцев, чья генеалогия передавалась столетиями в изустном предании и смешивалась с мифами и легендами, эти люди владели письменностью, и записи велись в течение многих веков верно и точно. Например, я со стороны матери могу проследить своих предков до диакона Эдмунда Райса, который прибыл в Садбери, штат Массачусетс, примерно в 1639 году, а от него до Коула Кодовега, что был королем Британии в III веке нашей эры. Однако по сравнению с Дуарой, Кандаром или Томаном я был практически безродным.

Эти люди очень гордились своей родословной, но все же сохраняли способность оценивать других по их человеческим качествам, не обращая внимания на происхождение.

На следующий день после моей стычки с Вомером он около полудня явился на невольничий двор надутым от важности в сопровождении нескольких воинов-телохранителей. Было совершенно ясно: рабы так его ненавидели, что он не решался появляться среди них один, без охраны.

Громовым голосом он приказал Дуаре выйти вперед. Я мгновенно насторожился и приготовился к действиям. Не знаю, что ему было нужно от Дуары, но хорошего ждать не приходилось. И я тоже шагнул вперед вместе с ней.

— Я не называл твоего имени, раб! — зарычал Вомер самым оскорбительным тоном, на какой только был способен. — Убирайся в свою конуру!

— Не уйду, пока не узнаю, что ты хочешь от моей жены.

Его жабры зашлепали, он сморщил свои отвратительные губы и выдохнул воздух, как кит. Такое шлепанье всегда противно слышать: получается какой-то отвратительный звук, прямо-таки непристойный, и воздух они выдувают, когда злятся, тоже некрасиво. Как бы прилично или неприлично все это ни звучало, одно было ясно — Вомер очень злится. Я наблюдал отвратительные проявления гнева не без удовольствия от сознания того, что гнев вызван мной. Как вы догадываетесь, мне не нравился Вомер.

Он сделал шаг ко мне, но тут же заколебался, взглянул на воинов, но те глядели в другую сторону. Очевидно, они или сами видели возможности моего пистолета, или были уже наслышаны про них. Между шлепаньем и свистом он попытался овладеть своим голосом, но все равно получился визг.

— Карсон с Венеры, шаг вперед!

— Уже здесь, — объявил я. Но Вомер проигнорировал мои слова.

— Кандар из Джапала, шаг вперед! — просипел он.

Ему, вероятно, хотелось прореветь команду, но жабры все еще хлопали, дыхание оставалось спазматическим, что, конечно, мешало издать грозный рев. Я засмеялся.

— Почему ты смеешься, раб?

Дуара дотронулась до моей руки, прежде чем я успел ответить. У нее больше разума, чем у меня. Я собирался поведать, что видел луну-рыбу, пойманную у берегов Флориды, но никогда ранее мне не доводилось видеть луну-рыбу с бородой, что выглядит на редкость забавно.

Вомер выкрикнул еще несколько имен. Рабы выступили вперед и встали рядом с нами. Он приказал построиться и идти за ним. Воины взяли нас в кольцо. Мы покинули невольничий двор и пошли по узким улицам города.

Куда мы шли? Навстречу новым приключениям, опасностям, испытаниям вели нас?

Глава 7

Улицы Мипоса узки и извилисты. А поскольку мипосане никогда не пользуются колесным транспортом или вьючными животными, то им и не требовались широкие улицы. Теснота и извилистость улиц очень удобны при обороне города. Один-единственный крепкий воин мог долгое время сдерживать значительно превосходящего по численности противника.

Во многих местах нашему маленькому отряду, состоявшему из рабов и воинов, приходилось идти в затылок друг другу. Встречные пешеходы прижимались вплотную к стене, а мы протискивались вперед.

Через некоторое время мы вышли, на открытую площадку на берегу озера. Там уже сновали мипосане. Часть их стояла вокруг небольшой платформы. Рядом с ней мы и остановились. Тут же несколько мипосан подошли и начали осматривать нас, а один, с большой бородой, взобрался на платформу. Кто-то из тех, что расхаживал среди рабов, крикнул, привлекая его внимание, и дотронулся до плеча Дуары.

Бородач нашел глазами Вомера.

— Приведи женщину на платформу, — приказал он.

Я смотрел, как Вомер вел Дуару по трем или четырем ступенькам туда, где стоял бородач. Что сейчас произойдет? Я еще не знал, но подозрения у меня уже зародились.

— Что ты можешь сказать об этой женщине? — спросил бородач Вомера.

Мипосанин, тронувший Дуару за плечо, подошел к платформе, другие собрались вокруг него.

— Она взята в плен за дальним лесом вместе с мужчиной, который утверждал, что она джанджонг из какой-то страны, о которой никто никогда не слышал, — доложил Вомер. — Больше я ничего о ней не знаю. Ее поведение хорошее, но муж ведет себя вызывающе и представляет опасность. Он тоже здесь. — Вомер указал на меня.

Человек с большой бородой перевел свои рыбьи глаза на меня, а Вомер с самым серьезным видом что-то нашептывал ему. Так они беседовали с минуту, потом Вомер спустился с платформы.

Человек, стоявший рядом с Дуарой, оглядел небольшую толпу внизу.

— Есть ли желающие приобрести знатную рабыню?

Вот оно что! Я давно заподозрил, что это произойдет, но ничего не мог сделать.

— Покупаю, — объявил человек, дотронувшийся до Дуары.

Я мог убить многих из пистолета, но они все равно одолели бы меня. И тогда Дуаре пришлось бы еще хуже.

— Сколько ты предлагаешь? — задал вопрос аукционер.

— Сто клуволов, — ответил человек.

Вол равнялся примерно пятидесяти девяти центам. (Напоминаю, клу — приставка, обозначающая множественное число.) И это существо осмелилось оценить Дуару, потомственную дочь джонгов, в пятьдесят девять долларов! Я с тоской ощупывал курок пистолета.

— Кто-нибудь заплатит больше? — крикнул аукционер.

— О чем ты спрашиваешь? — прорычал мипосанин, стоявший рядом со мной — Кто осмелится соперничать с Кодом, поставщиком Тироса?

Других предложений не поступило, и Дуара попала к Коду. Я был вне себя от бешенства. Дуару забирали от меня, и, что хуже всего, она становилась собственностью бессердечного тирана. Мои мирные намерения пошли прахом. Я решил отбить ее, убив столько врагов, сколько удастся. Затем вместе с Дуарой пробиваться к городским воротам. При определенном везении можно надеяться на удачу, потому что я владел бы инициативой, да и элемент неожиданности стал бы моим союзником.

Я не заметил, что Вомер и его воины окружили меня. Кольцо смыкалось все теснее. Я не успел привести свой план в действие, как они разом прыгнули и повалили меня на землю. Таков был результат совещания Вомера с аукционером.

Прежде чем я выхватил пистолет, мне завернули руки за спину. Сопротивляться было бессмысленно. Пистолет не отобрали, и понятно почему, — верили, что прикосновение к нему смертельно.

Пока я лежал, Вомер пинал меня в ребра, а когда поднялся, ударил в лицо. Не знаю, сколько это могло продолжаться, но аукционер приказал прекратить избиение.

— Ты что, хочешь испортить вполне пригодное имущество? — закричал он.

— Не дал бы за него и одного вола, — огрызнулся Вомер.

Я безмерно страдал от унижения, которое терпел от Вомера, но еще больше от неопределенности будущего Дуары. Код же уводил ее прочь, она оглянулась в последний раз и подбадривающе улыбнулась мне.

— Я приду за тобой, Дуара! Что бы там ни было, но приду — жди меня.

— Молчать, раб, — зарычал Вомер.

Кандар стоял рядом.

— Дуаре повезло, — сказал он.

— Почему?

— Она куплена для Тироса.

— И что же здесь хорошего? Мне кажется, хуже не бывает. Для такой женщины, как Дуара, это равносильно смерти.

— Не скажи. Она будет служить у одной из женщин королевского семейства.

— Но только до того, как Тирос увидит ее.

— Скабра увидит раньше и, конечно, сделает все, чтобы она не попалась на глаза Тиросу.

— Кто такая Скабра?

— Супруга Тироса и ваджонг Мипоса. Тарбан в юбке. И страшно ревнивая. Можешь не беспокоиться, Дуара не попадет в лапы Тиросу, пока жива Скабра. Она слишком красивая. Была бы дурнушкой, Скабра сразу отдала бы ее Тиросу.

Что ж, появился хоть луч надежды. Сейчас я был благодарен даже самому слабому ее мерцанию.

К нам подошел какой-то мужчина и тронул Кандара за плечо. Они поднялись на платформу. Несколько мипосан сгрудились вокруг Кандара, трогали его мышцы, смотрели зубы.

Ставка, предложенная за Кандара, оказалась высокой. Он потянул на триста пятьдесят клуволов — в три с половиной раза больше, чем Дуара. Но он сильный, рослый мужчина, а поскольку покупался не поставщиком Тироса, участвовать в аукционе могли все.

После того как Кандара продали, человек, который его купил, тронул за плечо меня. Настала моя очередь идти. Со связанными за спиной руками я поднялся на платформу.

— Кто желает купить отличного раба?

В ответ — молчание. Ставок не последовало. Аукционер подождал минуту, переводя взгляд с одного потенциального покупателя на другого.

— Он очень силен. У него отличные зубы, я сам проверял. Может выполнять трудную работу в течение многих лет. Уверен, что он достаточно разумен, хотя и принадлежит к низшей расе. Кто желает купить раба?

И снова все промолчали.

— Ведь грех убивать такого замечательного раба, — настаивал аукционер. Он чуть не плакал. Вполне понятно. Ведь он получал комиссионные за каждого проданного раба. Любой же не проданный — становился пятном на его репутации.

Неожиданно он пришел в ярость.

— Зачем ты до него дотронулся? — набросился аукционер на человека, который положил руку мне на плечо.

— Я трогал его не затем, чтобы покупать, — огрызнулся парень — Просто из любопытства, хотел проверить, крепок ли он телом.

— Не надо было этого делать. А теперь называй цену. Ты же знаешь закон невольничьего рынка.

— Ладно, — махнул рукой парень. — Мне он не нужен, но раз так, пожалуй, дам за него десять клуволов.

— Еще кто-нибудь желает купить прекрасного раба? — закричал аукционер.

Желающих не нашлось.

— Хорошо, — решил аукционер. — Этот прекрасный раб продается агенту Ирона за десять клуволов. Забирай его!

Итак, я был продан за пять долларов и девяносто центов! Какой удар по самолюбию! Хорошо еще, что у меня сохранилось чувство юмора.

Глава 8

Итак, мы с Кандаром оказались снова вместе, а это было уже кое-что — ведь он пробыл в Мипосе довольно долгое время и знал город, повадки и обычаи его обитателей. Если предоставится возможность для побега, станет очень ценным союзником.

Агент Ирона велел следовать за ним. Кандар повиновался, я же остался на месте.

— Пошел, раб! — приказал агент. — Что ты стоишь? Иди за мной! — Он поднял плетку, которую носил с собой, чтобы ударить меня.

— У меня связаны руки, — сказал я.

— Ну и что? Иди!

— Не пойду, пока не развяжешь руки!

Он ударил меня плеткой.

— А ну, пошел, раб!

— Не пойду, пока не развяжешь, — упрямо повторил я.

Тогда он снова меня ударил, да так, что я упал. Подниматься не стал.

Парень впал в бешенство. Он нещадно бил меня, но я не шевелился.

— Если ты хочешь, чтобы раб остался в живых, — вмешался Кандар, — освободи ему руки. Иначе он не пойдет.

Я понимал, что рабу, приобретенному за пять долларов и девяносто центов, упрямиться бесполезно, но решил, что если поставлю себя с самого начала, то потом будет легче.

Агент нанес на всякий случай еще с дюжину ударов, а потом развязал руки.

— Вставай! — заорал он, и пока я поднимался, он на глазах раздувался, выпуская воздух сквозь губы, и самодовольно объявил:

— Я великий укротитель рабов. Они всегда повинуются мне.

Я был рад, что он удовлетворен, и подмигнул Кандару.

Тот усмехнулся.

— Будь осторожен! С непокорными рабами здесь не церемонятся. Не забывай, что ты обошелся Ирону недорого. Он без колебаний избавится от тебя.

Вомер стоял рядом и с удовольствием наблюдал за избиением.

— Не надо было развязывать ему руки, — обратился он к агенту Ирона.

— Почему?

— Теперь он может убить тебя этой штукой, — Вомер указал на пистолет.

— Дай ее сюда! — потребовал агент.

Я достал пистолет и протянул его дулом вперед.

— Не прикасайся! — закричал Вомер. — Кто к нему прикоснется, тот умрет.

Человек отпрянул. Он был в недоумении.

— Не бойся, — успокоил я. — Но никогда до него не дотрагивайся. А если будешь хорошо обращаться со мной и Кандаром, то останешься жив, — и я убрал пистолет в кобуру.

— Да, хорошего раба ты купил для Ирона, — съязвил Вомер. — Когда он обнаружит это, тебе не сносить головы.

Я думаю, парень почувствовал себя несчастным, его жабры затрепетали, а вот лицо не изменилось. Лицевых мускулов, которыми мы выражаем свои эмоции, у него не было.

— Пошли, рабы! — приказал он, и мы с Кандаром двинулись вперед.

До дома Ирона было недалеко, и вскоре мы вошли в просторный дворик, в центре которого находился бассейн шириной футов в пятьдесят и в сотню футов длиной. Тут росли деревья, цветы и кустарники, все в мягких, пастельных тонах, характерных для амторской растительности. Несколько рабов подрезали ветви, стригли газоны, возделывали землю. Три раба с деревянными трезубцами стояли у пруда как часовые. Я заметил, что они постоянно поглядывали в небо. Я взглянул туда тоже, но ничего не увидел. В бассейне плавало несколько рыб. Они меня не заинтересовали. Тогда не заинтересовали.

Кто-то сообщил Ирону, что прибыли новые рабы, и он вышел во дворик посмотреть на нас, как земной фермер проверил бы купленных коров и лошадей.

Ничем особенным он от остальных не отличался, только одежда и оружие были украшены побогаче. Ирон тщательно нас осмотрел, проверил зубы и мускулы.

— Хороший экземпляр, — кивнул он в мою сторону — Сколько ты за него заплатил?

— Десять клуволов.

— Наверное, столько же они тебе приплатили, чтобы ты купил вон того, — и он кивнул в сторону Кандара.

Я улыбнулся Кандару.

Думается, агенту было в тот момент не очень весело. Взвесив все «за» и «против», он сказал:

— Мне повезло, я купил двоих за триста шестьдесят клуволов.

— Ты хочешь сказать, что заплатил за него, — он указал на Кандара, — триста пятьдесят клуволов? Зачем, если ты мог купить отличный экземпляр за десять?

— Его никто не хотел брать, и только поэтому я купил его так дешево… Больше никто не хотел… — залепетал агент.

— Почему?

— Раб неуправляем и опасен. Ему связали руки, чтобы он никого не убил.

Жабры Ирона задрожали и зашлепали. Он все выдувал и выдувал воздух, напоминая волка из «Трех поросят».

— Значит, — прямо-таки завизжал Ирон, — значит, ты купил опасного раба, которого никто не хотел брать, и привел его сюда!

— Аувдионер заставил меня купить, — защищался агент. — Но если хочешь, я убью его и заплачу тебе десять клуволов.

Я положил руку на рукоять пистолета, и агент это заметил.

— Лучше куплю и потом перепродам. Может быть, мне даже удастся заработать.

— Послушай, — обратился я к Ирону, — все это очень глупо. Если со мной и с моим другом будут хорошо обращаться, то я никого не трону.

— А станешь ли меня слушаться и выполнять приказания? — недоверчиво спросил Ирон.

— Пока будете с нами хорошо обращаться.

— Как тебя зовут?

— Карсон.

— А тебя?

— Кандар.

Ирон подозвал маленького комичного человечка, чей рот, казалось, находится ниже подбородка. Он очень походил на акулу. Здесь он был чем-то вроде мажордома.

— Карсон и Кандар пойдут с нами в плавание в следующий раз, а пока пусть охраняют детей у бассейна, — приказал он «акуле».

— Ну а с тобой мы решим вот как, — обратился Ирон к агенту. — Если Карсон причинит нам какие-нибудь неприятности, то ты отправишься на корабль.

Потом он подошел ко мне и стал разглядывать.

— Ты из какой страны? Я никогда еще не видел таких людей, с желтыми волосами и серыми глазами.

Поскольку не имело никакого смысла пытаться объяснить ему то, что он все равно не поймет, я просто сказал: пришел из страны, которая лежит далеко на юге.

— На юге нет никакой страны, там только расплавленные камни и огонь.

Решив таким образом проблему — откуда я, Ирон, знатный вельможа, отошел прочь и скрылся в доме.

Мажордом приблизился к нам. Казалось, он не шел, а плыл волнообразными движениями, вот-вот перевернется на спину и кого-нибудь укусит, как акула. Он вручил нам по деревянному трезубцу.

— Вы должны стоять у бассейна, пока вас не сменят. Не допускайте, чтобы кто-нибудь обижал детей. Не позволяйте никому входить в бассейн, кроме Ирона или его супруги. Постоянно следите за гайполами. И не забывайте о том, что вам просто посчастливилось служить у такого великого человека, как благородный Ирон.

После этих слов он уплыл.

Мы с Кандаром направились к бассейну, где расхаживали три других раба. Один из них почтительно поздоровался с Кандаром. Тот удивился.

— Конечно, ты меня не узнаёшь, — произнес раб. — Я был одним из телохранителей Джантора, джонга Джапала, твоего отца. Мое имя Артол. Как жаль, что принц Джапала попал в рабство. Раз я служил твоему отцу, то буду служить и тебе, насколько это будет в моих силах.

— Тут нет ни простых воинов, ни принцев королевской крови, — заявил Кандар. — Так что будем служить друг другу.

— Как хочешь, — ответил Артол — Но все-таки ты мой принц.

Кандар засмеялся и пожал плечами.

— Как ты очутился здесь? — спросил он.

И Артол рассказал нам свою историю.

Глава 9

— Нас было двадцать, — начал он, — двадцать воинов из личной охраны джонга. Большой корабль с двумя рядами весел из дуба, которыми гребла сотня рабов, и с огромными парусами на случай хорошего ветра был приготовлен для перевозки большой партии грузов в Торлак, который находится в пяти сотнях клукопов к западу от нас, на берегу Ноэллат-Герлу.

Мы догадывались, что груз представляет большую ценность, потому что для его охраны направили нас, двадцать личных телохранителей джонга, лучших из лучших воинов Джапала.

Это было долгое путешествие — две сотни клукопов вниз по великому Джапальскому озеру, пятьсот клукопов вдоль побережья Ноэллат-Герлу до Торлака и потом назад — четырнадцать сотен клукопов (3500 миль по земным мерам) в общей сложности.

(Как я позже узнал, Ноэллат-Герлу — название океана, означающее «Огромная Вода». «Эллат» — «огромная», а приставка «но» идентична суффиксу «н» и окончанию «ый»; поэтому «ноэллат» в переводе значит «огромный». «Герлу» — «вода».)

— Но путешествие, очевидно, оказалось коротким, ведь ты добрался только до Мипоса, — сказал Кандар.

— Наоборот, мой принц, плавание закончилось в Торлаке, но без происшествий не обошлось. Когда мы ждали в узком конце озера Джапал отлива, который пронес бы нас через канал в Ноэллат-Герлу, мы были атакованы мипосанским военным кораблем — в пятьдесят весел и с сотней воинов.

Они подплыли ночью и толпой высадились на нашу палубу. Это была хорошая драка, принц, — двадцать против сотни, от галерных рабов проку мало, матросы тоже не лучше. Наш офицер погиб в первый же момент, и я, Артол, взял на себя командование. Капитан корабля, испугавшись, спрятался, и командовать кораблем тоже пришлось мне. Мы бились, как может биться только личная гвардия джонга, но пятеро против одного — это было многовато. Они вооружили своих галерных рабов и силой заставили сражаться с нами.

Мы держались из последних сил. Палуба покраснела от крови. Едва убивали одного нападавшего, как на его место появлялись двое новых. Наши силы были действительно на исходе. И тут я увидел, что прилив сменился отливом, вода устремилась из озера в океан.

До сих пор нам удавалось удерживать проход, который вел с боевой палубы на ту, где сидели гребцы на веслах. Я послал туда командовать надежного человека; после чего собственными руками обрубил якорь, подал команду грести и прыгнул к рулю.

Наш корабль мгновенно развернулся и устремился в океан, волоча за собой вражеское судно. Было очевидно, что один из кораблей разобьется, а возможно, и оба. Мипосане бежали на свой корабль в тот момент, когда люди, оставшиеся там, начали отвязывать свой от нашего. Нас несло в бурлящем, стремительном потоке из озера в океан.

Раздавались удары бичей по голым спинам рабов. Корабельные надсмотрщики погоняли их. Ведь только невероятными усилиями удавалось удерживать корабль в нужном направлении в безумном потоке.

Я воин, а не моряк, но все же провел корабль по каналу во тьме ночи, и он благополучно вышел на просторы океана. После этого капитан появился из своего укрытия и принял командование. Вместо благодарности за спасение корабля, он попенял мне за срезанный якорь.

Мы поругались, и я пообещал, что, когда мы вернемся в Джапал, пойду к джонгу и доложу, что он трусливо прятался во время сражения вместо того, чтобы защищать корабль на палубе вместе с остальными. Вот почему я оказался здесь.

— Не понял, — удивился Кандар.

— Подожди, рассказ не закончен. Сейчас все поймешь. После битвы я узнал, что уцелело только десять воинов, да и то пятеро получили ранения. Кроме того, у нас оказалось одиннадцать пленных мипосан из тех, кто не успел вернуться на палубу своего корабля. Их послали вниз, к гребцам.

В надлежащий срок мы добрались до Торлака, разгрузились и взяли другой груз для Джапала. Обратный путь проходил спокойно до тех пор, пока не вошли в Джапальское озеро. Мы остановились в нижнем его конце и решили дожидаться темноты, чтобы проплыть мимо Мипоса ночью, как это обычно делалось. Стемнело, и мы стали тихо продвигаться по каналу, потушив все огни, которые могли бы нас выдать.

Ночь выдалась такая темная, что на палубе нельзя было рассмотреть лиц людей, непрестанно сновавших то туда, то сюда. Мы плыли прямо напротив Мипоса. Отчетливо просматривались огни города.

Кто-то произнес: «Что это там — у правого борта?». Я с моими воинами бросился к фальшборту и едва успел туда подойти, как меня схватили и увлекли к самому борту, а потом сбросили в воду.

Это сделал пленный мипосанин. Ты ведь знаешь, как они плавают. Половину времени он держал меня под водой и едва не утопил. Во всяком случае когда меня вытащили на берег у Мипоса, то я был скорее мертвым, чем живым. Когда же отдышался и собрался с мыслями, то обнаружил, что нахожусь вместе со всеми своими людьми на невольничьем дворе в Мипосе. Позже я узнал, как это произошло.

Капитан из боязни, что я сообщу о нем джонгу, освободил мипосан с условием, что те захватят воинов в плен и утопят, но соблазн продать нас в рабство и поднажиться оказался для них слишком велик. Это спасло нам жизнь.

— Вот так, мой принц, я попал в рабство, и если еще жив, то только для того, чтобы вернуться в Джапал и убить предателя и труса, который обрек на рабство гвардейцев джонга.

— Как имя капитана? — спросил Кандар.

— Гангор.

Кандар кивнул.

— Я много слышал о нем, но только плохое. Ходили слухи, что он один из заправил в партии, которая намеревается свергнуть джонга, моего отца.

Мне же имя Гангора ничего не говорило. Но стало много значить гораздо позже.

Глава 10

Пока мы втроем разговаривали, к нам подплыл мажордом, еще более, чем когда-либо напоминавший акулу.

— Что такое? Вы стоите здесь и болтаете, рабы! — обвиняюще завопил он. — И совсем не следите за гайполами. Вас придется наказать плетьми. Разойтись! Охранять бассейн.

Если хоть один ребенок пострадает, вы умрете. И ужасной смертью!

И мы стали ходить вокруг бассейна вместе с остальными двумя стражами, которые все время глядели в небо, а для чего — я так и не понимал.

Когда мажордом ушел из дворика, я спросил Кандара:

— Кто такие гайполы?

— Огромные хищные птицы, и очень опасные. Не будь стражи, они бы спустились и сожрали всех детенышей. Впрочем, есть ли охрана или нет ее — птицы все равно прилетят и нападут рано или поздно. Вот тогда кто-то из нас будет убит. Они ужасно свирепые и сильные и абсолютно ничего не боятся.

Все это показалось мне довольно дурацким занятием — оберегать детей от птиц, в особенности, когда нет ни тех, ни других. Было бы намного лучше, если бы нам позволили присесть и подождать, пока дети не выйдут во двор.

Так как гайполы в темноте не летали, то нас отпустили, когда стемнело, отвели в помещение для рабов и накормили жуткой бурдой. Потом загнали в сарай, где нас ждали грязные травяные матрасы. Рабов у Ирона явно не слишком баловали.

Я думал о Дуаре. Как-то с ней обращаются? Не угрожает ли ей какая-нибудь опасность? Увижу ли ее еще когда-нибудь? Наконец я забылся неспокойным, тревожным сном.

На заре следующего дня после столь же гнусного завтрака нас снова направили во двор к бассейну, приказали высматривать гайполов и охранять детей.

— Коль скоро гайполы так опасны, как ты говоришь, — заметил я Кандару, — почему же нам дали деревянные трезубцы? Что мы сделаем с этими деревяшками против таких лютых птиц?

— Сделаем то, что в наших силах, — пожал он плечами — Они боятся вооружать нас металлическими трезубцами, чтобы мы не повернули их против них же самих. Ты ведь знаешь, что мипосане — в душе невероятные трусы.

— Ладно, надеюсь, что увижу сегодня гайпола, хотя бы чтобы разогнать скуку. Еще я не прочь поглядеть на детей — ведь они могли бы привлечь пару гайполов. Кстати, где они держат этих самых детей?

Кандар рассмеялся и показал на бассейн.

— Вот они.

Я заглянул в бассейн, но не увидел ничего, кроме нескольких странных на вид рыбок, которых случайно заметил накануне.

— Ничего не вижу, только несуразные рыбешки.

— Это и есть дети, — пояснил Кандар.

Какое-то время я глядел на него с удивлением, пока меня не озарило.

— Понял! В нашем мире тоже бывают похожие люди. Будучи бездетными, они дарят свою привязанность собакам и кошкам. А тут эти люди усыновили рыб.

Кандар покачал головой.

— Ты ошибаешься сразу по двум причинам. Во-первых, мипосане неспособны ни к кому чувствовать привязанность; во-вторых, это на самом деле их дети — и он указал на игриво плавающих рыбешек.

— Ты умеешь хорошо шутить.

— И не собираюсь. Я говорю серьезно. Эти рыбоподобные создания — действительно дети Ирона и его жены.

— Невероятно!

— Но факт остается фактом. Человеческие существа, вроде нас с тобой, производят малышей, похожих на них самих. Так же размножается большинство животных. Некоторые существа откладывают яйца, в которых развивается эмбрион.

А самки у мипосан производят на свет рыб, понимаешь? Рыб, которые потом развиваются и постепенно превращаются в мипосан.

Если ты внимательно посмотришь на них, то увидишь, что самое крупное из этих созданий уже имеет крошечные руки и ноги. Потом оно сбросит хвост, станет амфибией и начнет выходить на сушу. Постепенно его голова и лицо изменятся, станут более человеческими. Оно встанет и пойдет на задних ногах, выпрямится окончательно и превратится в мипосанина. Но наравне с легкими у него останутся жабры, и оно частично сохранит черты амфибии.

Я пристально посмотрел на одну из стремительно скользящих рыб и действительно увидел недоразвитые руки и ноги, что почему-то показалось мне совершенно неприличным.

— Вынужден извиниться, Кандар, но я действительно думал, что ты шутишь. Так вот как выглядят «детки», которых мы охраняем. Премиленькие создания. Папа, кажется, весьма печется об их безопасности, но в остальном и он, и мама не уделяют им никакого внимания.

По мере дальнейших наблюдений я понял, что мипосане действительно абсолютно свободны от каких-либо привязанностей. В их языке нет даже слова «любовь». Однако инстинкт защиты потомства силен. Чисто биологическая реакция, направленная на воспроизводство вида. Они даже способны на самопожертвование, защищая маленьких монстриков.

— Детеныши родились недавно, не так ли? — спросил я.

— Им уже больше года. Самки приходят в бассейн откладывать икру раз в год; один помет дает тысячи рыбоподобных созданий, некоторые даже утверждают, что миллион. Они моментально находят путь в озеро через подземные каналы, которые соединяют все бассейны города с Джапальским озером. Куда они направляются — точно не известно, возможно, в океан, где проводят целый год. Конечно, большая часть пожирается крупными обитателями океана. Например, у жены Ирона из прошлогоднего помета вернулись только трое.

— Но они ведь могут оказаться чужими, — предположил я.

— Нет, это ее дети! — заверил Кандар. — Инстинкт всегда приводит маленьких негодяев обратно в тот самый бассейн, где они появились на свет.

— Не понимаю, как это можно проверить, — возразил я.

— Это тоже инстинкт, — объяснил Кандар. — Они наделены врожденной антипатией к себе подобным, но обладающим не идентичными генами. Если кто-то из другого выводка заплывет по ошибке в чужой бассейн вместо своего, эти создания немедленно нападают на него и прогоняют. Могут даже и убить.

У родителей, особенно самок, также существует инстинкт распознавания своих детей. Мипосанские рабы рассказывали, что порой из выводка не возвращается никто: все погибают в океане. Если в таком случае в бассейн заплывет кто-то из другого выводка, самка сразу же опознает чужака и убьет его.

— Я полагаю, что таким образом Природа предотвращает кровосмешение или родственные браки.

— Наоборот, таким путем Природа гарантирует кровосмешение, — сказал Кандар. — Мипосане никогда не сочетаются браком с выходцами из других семейств. Если побудешь здесь подольше, чего тебе, конечно, не желаю, — то будешь поражен удивительным сходством характеров и облика внутри одного семейства. Ты увидишь, что Ирон и его жена схожи лицом и манерами. И если когда-нибудь доведется увидеть сборище их клана, просто ужаснешься их поразительному сходству между собой.

Только я собрался задать следующий вопрос, какой — я даже уже и не помню, как вдруг услышал над головой пронзительный клекот и шум крыльев.

— Гайполы! — крикнул Артол.

Глава 11

Гайполы! Они и вправду были большими и свирепыми. Целая дюжина кровожадных чудовищ пикировала на нас и на бассейн. Мы тыкали в них нашими деревянными трезубцами, били их, а они клекотали и пикировали вновь и вновь.

Из дома выбежали мипосане. Ирон и его жена были среди них. Раздавались вопли и причитания женщин, шум схватки, клекот и хлопанье крыльев. Все были страшно возбуждены. Подбежали воины с железными трезубцами, но гайполы ловко уворачивались от них. Казалось, они понимали, что деревянное оружие рабов не причинит им вреда.

Мипосане дико свистели и шлепали жабрами. Все выкрикивали приказы и советы. Это был настоящий бедлам. Такой шум отпугнул бы кого угодно, только не гайполов. Мы неплохо отбивались, и нам удавалось держать гайполов на расстоянии. Внезапно один из них прорвался сквозь наш заслон и спикировал прямо в бассейн. Было похоже, что вот-вот одна из крошек миссис Ирон станет его добычей.

Трудно проявлять подлинный энтузиазм, когда речь идет о защите рыбы. Во всяком случае я его не чувствовал. Но это, черт побери, была моя работа! И от меня требовалось совершить максимум возможного, чтобы показать себя с наилучшей стороны.

Кажется, я особенно не раздумывал, действуя автоматически. Если бы задумался на секунду, то сказал бы себе так: «Может быть, для кого-то это дети, а для меня рыбы; и если спасу их, они вырастут и станут моими врагами. Пусть лучше умрут сейчас». Но я ничего подобного не подумал. Полагаю, что в моем мозгу что-то мелькнуло и побудило к действию — импульс из подсознания, напомнившего, что мне дана работа — защищать эти существа.

Все произошло в долю секунды. Гайпол спикировал в бассейн, я поднял лучевой пистолет и прострелил в нем дыру. Он рухнул в воду, подняв тучу брызг, а я навел пистолет на других, кружившихся и дожидавшихся возможности прорваться через нашу оборону. Еще трое упали, а остальные улетели.

Ирон подошел ко мне. Я думал, что он собирается выразить свою признательность — ничего подобного. Он даже не поблагодарил за спасение своих малюток.

— Что это за штука? — потребовал он ответа.

— Пистолет.

— Что такое пистолет?

— Вот эта штука.

— И она убила гайполов?

— Гайполов убил я. Без меня пистолет не может убивать. Если, конечно, — благоразумно добавил я, — к нему не прикоснется кто-нибудь чужой.

— И он может убивать кого-нибудь еще?

— Конечно. Кого угодно.

— И меня?

— И тебя, и всех твоих людей, — заверил я.

— Дай мне его, раб, — потребовал он.

— Пожалуйста, — я протянул пистолет, — но если ты прикоснешься к нему, он убьет тебя.

Ирон отступил и засвистел. Жабры у него хлопали.

— Выброси его! — скомандовал он.

Он мог с таким же успехом попросить меня отсечь правую руку и выбросить ее. Я берег пистолет для будущего. Вы, видимо, удивлены, почему я до сих пор не применил его против этих людей и не добыл себе свободу? Оттого, что еще не нашел подходящих условий, когда можно было бы совершить успешный побег вместе с Дуарой. Я не собирался бежать без нее.

Я ухмыльнулся и затряс головой.

— Он может пригодиться, если люди Мипоса будут плохо обращаться с моей женой или со мной.

Ирон буквально приплясывал передо мной.

— Выброси его, раб! Я, Ирон, вельможа Мипоса и твой господин, приказываю тебе сделать это!

— А я, Карсон с Венеры, принц Корвы, отказываюсь подчиниться.

Хлопанье жаберных крышек Ирона раздавалось, вероятно, на целый квартал, он выдувал воздух, как кит, пускающий фонтан, хотя кита напоминал мало. Я не знаю, бывает ли у рыб высокое давление, но уверен, что у Ирона его быть не могло, иначе бы его просто разорвало. Пожалуй, я еще ни разу не видел существо в таком гневе — страшном и в то же время бессильном.

— Хватайте его! — приказал он нескольким воинам, выбежавшим по тревоге к бассейну. — Хватайте и уничтожьте эту штуку!

Воины с интересом прислушивались к нашему разговору и запомнили мои слова о смертоносной силе пистолета. Подходили осторожно, тактично, пропуская друг друга вперед. В данном случае они проявили себя как воспитанные люди. Никто не отпихивал другого локтями, чтобы схватить меня первым.

— Вы подошли уже достаточно близко, — предупредил я, наводя на них пистолет.

Воины застыли там, где стояли, им было очень неуютно.

— Проткните его копьями! — командовал Ирон.

Я навел пистолет на Ирона.

— Когда поднимется первая рука с копьем, ты умрешь, — сообщил я. Воины вопросительно посмотрели на него.

— Стойте! — крикнул Ирон. — Не убивайте! Пока… Дайте я отойду.

— Ты не уйдешь, пока не отменишь свой приказ. Пора обсудить этот вопрос, чтобы между нами не возникало недоразумений, они всегда досадны, а порой и опасны.

— Я ничего не обсуждаю со своими рабами, — высокомерно заявил Ирон.

— Ну как хочешь, мне все равно. Но запомни, если моя жена, мой друг Кандар или я пострадаем, ты умрешь. Я могу убить тебя в любое время, когда захочу.

— Твоя жена? Здесь нет твоей жены!

— Здесь действительно нет — она во дворце Тироса. Ее купили на невольничьем рынке. Лучше похлопочи, чтобы с ней хорошо обращались. А еще лучше — устрой так, чтобы нас освободили и возвратили на то место, где мы были захвачены в плен.

— Какая наглость! Подожди, вот Тирос узнает и вы будете казнены.

Не раньше, чем я сам убью Тироса. Можешь передать ему мои слова.

Я решил, что коль уж так получилось — нужно как можно полнее использовать момент. Было ясно, что Ирон изрядно напуган.

— Что ты несешь! Как ты доберешься до Тироса в его дворце? — потребовал он ответа.

— Буду убивать всех, кто встанет у меня на пути. И начну с тебя, — ответил я, вертя пистолет в руке.

— Не верю, что ты сможешь. Просто хвастаешь, — махнул рукой Ирон.

— Давай проверим, — предложил я и прицелился в него.

Он мгновенно нырнул в бассейн и исчез. Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться — уж очень смешно это выглядело. Воины и рабы стояли вокруг на почтительном расстоянии и глядели на меня.

Я дожидался, когда Ирон вынырнет на поверхность, потому что хотел для верности припугнуть его еще разок. Но он не выплывал. Прошло пять минут, а его все не было. Воины стали потихоньку расходиться, исчезая в доме. В конце концов во дворике остались только мы, рабы.

— Наверное, Ирон утонул, — сказал я Кандару.

— Да нет, что ты! — удивился Кандар. — Он, вероятно, уже в озере или в гроте на дне бассейна, а может, вернулся во дворец.

— Но как? — в свою очередь удивившись, спросил я.

— Ты забыл? Они же амфибии и могут долго находиться под водой. К тому же, там подводные коридоры ведут из их бассейнов в озеро, в другие малые бассейны внутри дворца. Глубоко под водой обычно имеются гроты, где они могут прятаться, дыша с помощью жабр.

Кандар рассказал еще много интересного про мипосан. Впоследствии мне больше всего пригодились описания подводных коридоров. Он не любил мипосан, относился к ним весьма презрительно. Утверждал, что они и не рыбы, и не люди, а их невежественный эгоцентризм надоел ему до предела.

— Мипосане считают себя сверхчеловеками, чье назначение — править миром, навязывая то, что они называют культурой, всем другим народам. Культура! — презрительно фыркнул Кандар, подходящих слов у него не нашлось.

— В моем мире тоже были подобные народы, — сказал я. — Их вели за собой такие люди, как Чингисхан или предводитель гуннов Аттила. Они сокрушили культуру и цивилизацию своего времени и отбросили развитие мира на сотни лет назад. Я думаю, что, к сожалению, появятся и другие.

— А что происходило после них? — поинтересовался Кандар.

— Цивилизация медленно выбиралась из трясины, куда они ее погружали. Культура и цивилизация всегда будут оправляться от подобных катастроф. Но каких славных высот человечество могло бы достичь, если бы не исторические катаклизмы, если бы подобные деспоты не рождались!

Глава 12

Следующий день начался, как любой другой. Нежный солнечный свет, прошедший через облачные слои, напоминал свет в апреле в Северном полушарии, когда солнце прикрыто кучевыми облаками.

И все же для меня он оказался не совсем обычным. Этому дню было суждено принести с собой решительную перемену в моей судьбе.

Вместе с другими рабами я по-прежнему охранял маленьких уродцев в пруду. Мечтал о Дуаре, вновь и вновь оживляя в памяти наши счастливые минуты, проведенные вместе. Строил различные планы, продумывал фантастические схемы нашего побега. Но все же оставался рабом.

Мажордом-«акула» вышел во двор с четырьмя воинами, одеяние которых отличалось от того, которое я видел во дворце у Ирона или в других местах. На их мундирах сияло большое количество украшений.

Кандар подошел и встал рядом со мною.

— Воины из личной охраны джонга, — заметил он. — Интересно, что они тут делают?

Скоро это выяснилось. Сопровождаемые мажордомом воины подошли к нам. Мажордом остановился напротив. Его жабры бешено двигались, и он тихонько присвистывал, как подобает тому, кто обращается к низкому рабу.

— Раб, — высокомерно произнес он, — ты пойдешь с воинами.

— Зачем? — спросил я.

Теперь жабры зашлепали, и он сердито выдул воздух.

— Потому что я так приказал, — заревел он.

— Этого еще не достаточно. Мне не нравится здесь, но я не хочу идти в другое место, где станет еще хуже.

— Хватит препираться! — заорал один из воинов джонга. — Пошел, раб! Иди, пока жив, или мы отнесем тебя мертвого!

Он подошел ко мне.

Я достал пистолет, а мажордом схватил воина за руку.

— Осторожно! Этой штукой он может тебя убить.

— Он смеет угрожать телохранителю джонга?! — закричал воин.

— Да. Я угрожаю и могу убить вас всех. Спроси у любого слуги Ирона, говорю ли я правду.

— Почему у него не отобрали эту штуку? — строго спросил воин.

— Потому что тот, кто до нее дотронется, сразу умрет, — ответил мажордом.

— Скажите мне, куда и зачем меня поведут, и я никого не трону.

«Акула» и телохранитель джонга отошли в сторону, пошептались, и первый сообщил мне:

— Мы не видим причины скрывать от тебя, что благородный Ирон в знак благодарности и уважения дарит тебя нашему любимому джонгу.

Так! Благородный Ирон избавляется от опасного и нежелательного чужака, посылая его своему правителю. Преданный Ирон! Я улыбнулся. Это было все равно, как если бы кайзер Германии подарил русскому царю Троцкого, вооруженного бомбой.

— Почему ты улыбаешься? — насторожился воин.

— От счастья, — не замедлил я с ответом. — Пришел в восторг оттого, что попаду во дворец джонга Тироса. Охотно пойду с вами, но при одном условии…

— Рабы не ставят условий, — перебил воин.

— Я исключение. Ведь до сих пор вам не встречался такой раб. — Слова сопровождались поигрыванием пистолетом.

— Ладно, говори, что тебе надо?

— Ирон должен подарить своему джонгу еще и Кандара. Кандар намного послушней меня, и если Ирон по-настоящему желает продемонстрировать свою преданность и глубокое уважение джонгу, он должен сделать действительно королевский подарок — двух принцев вместо одного. Наследного принца Корвы и наследного принца Джапала.

Разумеется, я сказал не «наследный принц», а «танджонг».

Я объявил это условие не только потому, что очень сдружился с Кандаром, но и в расчете на то, что он окажется полезным в попытке спасти Дуару при возможном побеге.

— Что ж, превосходное предложение, — согласился воин.

— Но Ирон назвал только раба Карсона, — возразил мажордом.

— Ты хочешь, чтобы я вернулся к Тиросу с одним рабом и доложил, что Ирон отказался отдать второго? Джонг очень сильно рассердится, — рассудительно заметил телохранитель.

Мажордом оказался в весьма затруднительном положении.

— Мне нужно посоветоваться с хозяином, — произнес «акула».

— Мы подождем, — кивнул воин, и мажордом исчез в недрах дворца.

— Надеюсь, что ты не против того, чтобы пойти со мной, — обратился я к Кандару. — Полагаю, нам не стоит разлучаться. А обсудить с тобой просто не было возможности.

— Что ты, я в восторге, но мне хотелось бы, чтобы с нами пошел и Артол.

— Мне бы тоже хотелось, но боюсь, что это уже будет слишком. Может вызвать подозрения у Тироса, если он узнает, что ему подарили троих рабов, связанных узами дружбы. Да к тому же, один из них абсолютно неуправляем. Я и так догадываюсь, что Ирон попал впросак.

Акулоподобный мажордом вернулся во двор, как всегда, словно волнообразно вплывая в него. Его жабры мягко шевелились, и он, втягивая воздух сквозь зубы, обратился к воину.

— Благородный Ирон восхищен возможностью подарить двух рабов горячо любимому Тиросу. Он был бы счастлив подарить и троих.

— Это весьма благородно с его стороны, — вмешался я. — И если воин джонга захочет выбрать действительно прекрасного раба, могу порекомендовать одного, которого хорошо знаю с момента пребывания во дворце Ирона — И указал на Артола.

Мажордом сверкнул на меня своими рыбьими глазами, его жабры шлепнули, и он с шумом выдохнул воздух. Артол был одним из лучших и дорогостоящих рабов Ирона. Воин осмотрел его, проверил мускулы.

— Отличный экземпляр. Я думаю, джонг будет очень доволен таким подарком.

Артол тоже остался доволен тем, что его не разлучат с любимым танджонгом. И я был доволен, Кандар доволен, воины джонга довольны. Мажордом был недоволен, но скорее всего Ирон был рад избавиться от меня любой ценой. Теперь можно выходить во дворик, не опасаясь за жизнь. Вот если бы удалось заставить Тироса так же возжелать избавления от меня, тогда, глядишь, он освободил бы нас.

Предводитель воинов стоял и смотрел на меня. Казалось, он колебался. Я думаю, он размышлял, какие еще фортели я могу выкинуть, когда он попытается увести меня, и колебался, стоит ли подвергать свой авторитет риску в дальнейших пререканиях со мной.

Кандар, Артол и я стояли вместе. Остальные рабы, воины и мажордом смотрели на раздумывающего о чем-то воина. Ситуация становилась натянутой и тяжелой. Я уже был готов разрядить ее, предложив отправиться во дворец Тироса, когда раздался шум крыльев и пронзительный свист привлек наше внимание к небу.

— Гайпол! — крикнул кто-то; и как подтверждение громадный гайпол, появившись непонятно откуда, нырнул прямиком в бассейн.

Воины с металлическими трезубцами и рабы с деревянными метались, визжали, гремели, подняв такой шум, что он испугал бы и батальон гвардейцев, но не устрашил гайпола. Тот нырнул прямо в середину бассейна, оставаясь вне досягаемости трезубцев. Несколько трезубцев полетели в него, но все метавшие промазали.

То, о чем так долго рассказывать, случилось в считанные секунды. Я выхватил пистолет и, когда гайпол поднялся над поверхностью бассейна, всадил в него пучок р-лучей. Хищник рухнул в воду и окрасил ее кровью. Вода в бассейне успокоилась, и он закачался на поверхности уже мертвый.

Воийы в замешательстве глядели на меня. Мажордом как-то значительно кивнул головой.

— Вот видите, — обратился он к воинам, — то, что я говорил, правда. Это очень опасный человек.

— И Ирон отдает его Тиросу! — воскликнул предводитель воинов.

— Ты меня не понял, — постарался исправить положение мажордом. — Это самый покорный раб Ирона. Он может в одиночку охранять детей от гайполов. И уже дважды проявил свои способности. Вот Ирон и подумал, что Тирос будет доволен таким стражем для королевских детей.

Воин с сомнением пробурчал:

— Пожалуй.

— А теперь, — обратился я к воину, — почему бы тебе не отвести нас к Тиросу! Зачем мы стоим здесь и слушаем этого маленького человечка?

Мажордом утратил дар речи, и только воздух с силой выходил через жабры.

— Прекрасно, — решил воин. — Идите, рабы!

И мы отправились во дворец к Тиросу. Кандар, Артол и я.

Глава 13

Я-то думал, что буду часто видеть Дуару, но пришлось испытать горькое разочарование. Дворец Тироса охватывал пространство во много акров. Как я выяснил вскоре после прибытия, отделение, в котором содержались обычные рабы, было расположено слишком далеко от чертогов королевской семьи, где находилась Дуара.

Жильем для рабов служили навесы, образующие квадрат, в центре которого был бассейн. В квадрате не росло ни былинки, только голая земля, утрамбованная босыми и обутыми в сандалии ногами. Спали мы на набитых травой матрасах. Бассейн предназначался для купания. Канал, соединявший его с озером, был слишком узок, чтобы бежать через него. Свежая вода постоянно поступала в бассейн из ручья, который сбегал с окрестных холмов. Вода всегда оставалась чистой и светлой. В целом отделение для королевских рабов содержалось в безукоризненном порядке, а рацион питания был намного лучше и обильнее, чем у Ирона. Фактически нам не на что было жаловаться, если бы не высокомерие и жестокость стражей, отравлявшее жизнь многим рабам.

Моя репутация добралась сюда раньше, чем я сам. Это стало понятно по тому, как стражи смотрели на меня и на мой пистолет. Слух дошел и до рабов. Неудивительно, что я немедленно стал центром всеобщего внимания. Кандар и Артол в сотый раз пересказывали историю о моей стычке с Ироном и мажордомом, и смех раздавался такой громкий, что стражи прошлись среди нас с плетками, и досталось не одной спине. Я подозвал Кандара и Артола к себе поближе и, когда охранники, хлеща направо и налево, приблизились к нам, положил руку на пистолет. Они прошли мимо.

Среди рабов находился один дружелюбный к нам мипосанин по имени Плин. Я не очень-то расположен к мипосанам, но дружественный мипосанин мог нам пригодиться. Так что я особенно не поощрял, но и не отталкивал дружеские экивоки Плина.

Он очень заинтересовался пистолетом, все время расспрашивал о нем и удивлялся, почему меня до сих пор не убили, поскольку вооруженный раб — очень опасная фигура для любого хозяина. Я ответил, что Кандар, Артол и я спим по очереди, чтобы предупредить подобные попытки.

— А он действительно убивает всех, кто к нему прикоснется?

— Конечно.

Плин покачал головой.

— Может быть, другие вещи, о которых ты рассказывал — правда, но не верю, что он может убить того, кто к нему прикоснется. Если это так, то ты был бы уже мертв.

— Не желаешь ли проверить?

— Конечно. Я не боюсь. Дай его мне.

— Нет. Не позволю своему другу убить себя.

Он осклабился.

— Ты очень сообразительный человек.

Я подумал, что и он тоже неглуп, ибо оказался единственным мипосанином, разгадавшим мою уловку. Я остался доволен, что он друг, а не враг, и надеялся, что он будет хранить свою догадку про себя.

Чтобы сменить тему разговора, которая становилась мне неприятной, я спросил, почему он оказался в рабстве.

— Я был воином у одного вельможи. Однажды он застал меня, когда я занимался любовью с одной из его сожительниц. За это он сделал меня рабом и продал агенту Тироса.

— И ты останешься рабом до конца своих дней?

— Не останусь, если мне посчастливится, и я заслужу расположение Тироса. Тогда я снова стану свободным и, возможно, мне даже разрешат служить в гвардии Тироса.

— И ты думаешь, это может случиться?

— Некоторые говорят, что может произойти в любой момент.

— Значит, ты был рабом во дворце Тироса? — продолжал я свои расспросы.

— Да.

— Тогда, наверное, ты сможешь сообщить кое-какие нужные мне сведения?

— С удовольствием, если смогу. Что ты хочешь узнать?

— Моя жена — Дуара — была куплена агентом Тироса. Не видел ли ты ее? Не знаешь ли, где она сейчас и как у нее дела?

— Да, я ее видел, — ответил Плин. — Она очень красивая и у нее все в порядке. Она служит Скабре, королеве Тироса. Именно потому, что она такая красивая.

— Не понял, — сказал я.

— У Тироса много наложниц, часть их — рабыни, но, пожалуй, ни одна не блещет красотой. Скабра строго следит за этим, она очень ревнива, и Тирос боится ее. Она разрешает ему иметь несколько некрасивых сожительниц, но когда такая красивая женщина, как твоя жена, появляется во дворце, Скабра берет ее к себе.

— Значит, моя жена в безопасности?

— Пока служит Скабре, да.

Жизнь в отделении рабов джонга Мипоса протекала монотонно. Стражники посменно водили нас на работы, выполнявшиеся на территории дворца. Как правило, им самим было так скучно, что они развлекались, хлеща плетками тех, кто обессилел и ослабел и не мог себя защитить. Меня, Кандара и Артола они оставили в покое из-за моего пистолета. Плина тоже, потому что он получал деньги с воли и подкупал стражников, чтобы они его не трогали. Он постоянно вертелся вокруг меня, льстил и подхалимничал. Я очень устал от него.

К тому же меня раздражало вынужденное бездействие, которое отдаляло малейшую надежду на побег. Мне хотелось побольше работать, чтобы занять время и разведать окрестности для побега.

— Вот подожди, пошлют тебя на корабли, — заметил один из рабов, моих приятелей, — там будет полно работы.

Дни еле тянулись. Я тосковал по Дуаре и по свободе. От тоски принялся разрабатывать фантастические и абсолютно нереальные планы побега. Это превратилось в манию. Я не обсуждал их ни с Кандаром, ни с другими, потому что прекрасно понимал их абсурдность. И очень хорошо, что я этого не делал!

И вот однажды Тирос прислал воинов за мной. Тирос, великий джонг, послал за рабом! Весь невольничий двор гудел от возбуждения. Я догадывался, почему мне выпала такая честь. Сплетни, гуляющие среди рабов и охранников, достигли ушей Тироса. У него пробудилось любопытство. Он захотел увидеть странного раба со светлыми волосами, который осмеливается противоречить и дерзить вельможам и воинам.

Как говорят американцы, любопытство погубило кошку, но я боялся, что в случае со мной произойдет обратное. И все же этот вызов вносил разнообразие, а не исключено, что и перемену в монотонности нынешнего существования. К тому же появилась возможность взглянуть на Тироса Кровавого. А еще — впервые получу доступ во дворец, ведь мне хотелось познакомиться с его планировкой на тот случай, если удастся похитить Дуару.

Итак, сильный отряд воинов повел меня во дворец Тироса, джонга Мипоса.

Глава 14

Мипосане почти полностью лишены эстетического дара. Казалось, они не имеют ни малейшего понятия о форме и линии. Улицы кривы, дома кособоки. Единственной гармонией, присутствовавшей повсеместно, была гармония асимметрии. Дворец Тироса не являл собою исключения. Тронный зал оказался многоугольным бесформенным помещением и располагался где-то в середине дворца. В одних местах потолок достигал высоты двадцати футов, а в других только четырех. Он поддерживался колоннами разных размеров, размещенных без всякой регулярности. Создавалось впечатление, что дворец строился пьяным сюрреалистом, к тому же больным шизофренией.

Трон, на котором восседал Тирос, походил на деревянную скамейку. Казалось, его вытащили из гигантского ящика и оставили там, где достали. Никто, если бы подумал, не мог специально поставить его в это место, поскольку большая часть зала осталась за ним, и Тиросу приходилось к тому же сидеть спиной к главному входу.

Меня провели вокруг зала и поставили перед самым троном. Я впервые увидел Тироса. Зрелище, надо сказать, не из приятных. Он очень толст — пожалуй, я впервые увидел столь скверно сложенного мипосанина. Выпученные глаза и огромный рот. Глаза так далеко расположены друг от друга, что, казалось, будто они смотрят назад. Большие жабры все время шевелились, шлепали и выглядели нездоровыми. В целом, повторяю, зрелище не из лучших.

В комнате толпились знать и воины. Одним из первых я увидел Ирона. Его жабры трепетали, он тихонько выдувал воздух, что говорило о его растерянности. При виде меня его жабры злобно шлепнули.

— Как сегодня чувствует себя благородный Ирон?

— Молчать, раб! — приказал один из стражников.

— Но Ирон мой старый приятель! Я уверен, что и он рад нашей встрече.

Ирон стоял на месте, хлопал жабрами и выдувал воздух. Некоторые вельможи рядом с ним втягивали воздух сквозь зубы. Думаю, они смеялись над его положением, а может быть, даже специально пришли, чтобы позабавиться.

Был здесь и Вомер. Признаться, я забыл о его существовании. С ненавистью он вылупил на меня свои тупые рыбьи глаза. В большом зале, заполненном людьми, у меня не оказалось друга.

Когда я был поставлен перед троном, Тирос с усилием сосредоточил свое внимание на мне.

— Желтые волосы! — прокомментировал он. — Существо со странной внешностью. Ирон, помнится, говорил, что он очень ценный раб. Что делает его таким ценным? Может быть, дело в желтых волосах? Я слышал о тебе много разных вещей, раб: что ты неуправляем и непочтителен, и у тебя есть оружие, которое убивает людей, если его просто на них направить. Что за чушь? Не правда ли, что они все наврали?

— Ирон, вероятно, да. Неужели он говорил, что я ценный раб?

— Молчать! — закричал кто-то из вельмож — Раб не смеет задавать вопросы великому джонгу.

Тирос раздраженно махнул рукой, чтобы тот замолчал.

— Пусть говорит. Я задал ему вопрос. И меня интересует ответ. Да, раб, Ирон утверждал, что ты очень ценный.

— А он не сообщил, сколько заплатил за меня? — спросил я.

— Очень большую сумму. Не могу вспомнить, сколько точно, но создалось впечатление, что ты стоишь целое состояние.

— Он заплатил десять клуволов. Я не обошелся ему слишком дорого. К тому же, он боялся меня и поэтому подарил тебе.

— Почему он боялся? — спросил Тирос.

— Потому что знал — я могу убить его в любое время и решил отделаться от меня. Вероятно, хотел, чтобы я убил тебя.

У всех громко захлопали жабры. Глаза присутствующих остановились на Ироне.

— Лжет! — завизжал он. — Я подарил его тебе, Тирос, чтобы он охранял твоих детей. Дважды он спасал моих от гайполов.

— Но он стоил тебе только десять клуволов? — строго осведомился Тирос.

— Просто это была выгодная сделка. Я…

— Но он стоил только десять клуволов, и ты боялся его. И дал его мне. — Тирос тоже визжал. Неожиданно он направил свои выпученные глаза на меня, как осененный новой идеей.

— Откуда мне знать, может ли эта штука, что у тебя на поясе, убивать? — спросил он.

— Тебе сказал об этом благородный Ирон, — напомнил я.

— Благородный Ирон — лжец и сын лжеца, — рявкнул Тирос — Притащить раба! — заорал он на воина, стоявшего рядом с ним.

Пока дожидались, когда приведут раба, он сосредоточил свое внимание на несчастном Ироне. Он ругал и поносил его и его предков до десятого колена; потом принялся за его жену и ее предков, перешел на их потомство; не умолкал ни на секунду, пока не привели раба.

— Поставьте его спиной к колонне, — приказал Тирос и повернулся ко мне. — Теперь убей его этой штукой, если сможешь.

— Почему я должен убивать своего товарища — раба, когда здесь в зале полно моих врагов?

— Потому что я приказываю!

— Я убиваю только для самообороны. И не хочу убивать этого человека.

— Просто не можешь его убить, вот в чем дело. Этой штукой нельзя убить. Ты лжец и запугал своей ложью других, но тебе не испугать Тироса.

— Но я могу очень просто доказать, что эта штука может убивать, оставив в покое беззащитного раба.

— Как? — спросил Тирос.

— Убью тебя.

Тирос вскочил, буквально воткнувшись в потолок. Его жабры бешено хлопали, и он засопел так сильно, что с минуту ничего не мог ответить.

— Хватайте его! — крикнул он своим гвардейцам. — Отберите у него эту вещь.

— Стойте! — приказал я, направив пистолет на него. — Если кто-то подойдет или будет угрожать, убью тебя, Тирос. Если захочу, могу перебить всех в зале. Я не желаю никого убивать, пока меня не вынудят. Все, что я требую, — это освободить мою жену Дуару, меня и моих друзей, Кандара и Артола. Мы уйдем, и вам ничто не будет угрожать. А пока я здесь, Мипос не может чувствовать себя в безопасности. Что ты скажешь, Тирос?

Его воины колебались, повернувшись к нему. Тирос оказался в весьма затруднительном положении. Если обнаружит страх, то потеряет авторитет. Будет настаивать на выполнении своего приказа, может потерять жизнь. Он решил отвертеться. И нашел способ: повернулся к Ирону.

— Предатель! — завизжал он. — Убийца! Ты направил сюда этого раба, чтобы уничтожить меня. И за то, что он отказался выполнить твой приказ, я прощаю его. В конце концов, это всего лишь невежественное создание низшего порядка. Он не умеет вести себя по-другому. Но ты — негодяй! Ты умрешь! За государственную измену приговариваю тебя к смертной казни, а этот человек приведет мой приговор в исполнение. Он будет твоим палачом.

— Увести второго раба на невольничий двор и поставить Ирона на его место у колонны, — приказал он. Затем повернулся ко мне. — А теперь поглядим, как действует твоя штука. Убей Ирона!

— Я уже сказал, что убиваю, только защищая себя. Если ты хочешь, чтобы я кого-нибудь убил, иди сам сюда и напади на меня. Или заткнись.

Как многие тираны и деспоты, Тирос был полусумасшедшим и не умел контролировать свои эмоции, а уж теперь и вовсе впал в бешенство. От него даже пошел пар. Он почти лаял, хлопал жабрами, рвал бороду, но я видел, что он боится и потому не сделал ни малейшей попытки атаковать меня и не отдал никаких приказаний.

— Послушай, — обратился я. Пришлось кричать, потому что Тирос поднял ужасный шум. — Отпусти нас и дай нам уйти с миром. Иначе дела могут обернуться так, что мне придется убить тебя, чтобы добиться свободы.

— От него нужно избавиться любой ценой, — посоветовал какой-то вельможа из зала.

Этого-то Тирос и ждал, чтобы дать задний ход, не потеряв лица.

— Что ж, если так желает мой народ, я рассмотрю его предложение. Вернуть раба на невольничий двор. Я не желаю больше его видеть.

Глава 15

Вернувшись, я увидел, что раб, в которого я отказался стрелять, рассказывал всем о моей стычке с Тиросом. Как обычно, в таких историях, он все неимоверно приукрасил. Остальные рабы смотрели на меня, как на выходца из могилы или, лучше, как на смертника. Они столпились вокруг, задавали множество вопросов. Некоторые даже стремились меня потрогать, как человека, осмелившегося напасть на льва в его собственном жилище. Плин восхвалял меня громче всех. Кандар казался озабоченным. Он считал, что я на этот раз погорячился и предрешил свою участь. Артол искренне радовался. У него типичная реакция воина — за то, что я сделал, не жалко и умереть. Восхваления Плина казались мне неискренними и приправленными завистью. В конце концов, он мипосанин.

Кандар, Артол и я после всех расспросов отделились от остальных и уселись на утрамбованную землю, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Они оба были очень признательны мне, что я включил их в свое требование об освобождении, но никто не надеялся, что существует хоть малейший шанс на спасение.

— Тирос найдет способ убить тебя, — предупредил Кандар. — Все-таки один человек не в состоянии одолеть целый город, полный врагов.

— Но как? — спросил Артол. — Ты представляешь себе, как?

— Тс-с-с! — предостерег Кандар. — Сюда идет Плин.

Кандар не доверял мипосанину. Неудивительно, парень был слишком скользким, а его изъявления дружбы чересчур преувеличенными.

Мы втроем уже давно спали по очереди, ночью один из нас всегда бодрствовал. Но в ту ночь мы, должно быть, заснули, и на следующее утро я обнаружил пропажу пистолета. Его украли, пока мы спали. Я спохватился сразу, как проснулся, и, когда сообщил о пропаже остальным, Кандар тут же спросил:

— Где Плин?

Плина на невольничьем дворе не было. Мы удивились, что он осмелился дотронуться до оружия. Вероятно, соблазн вознаграждения или же страх перед наказанием были столь велики, что он решился. Как видите, у нас не возникло сомнений, кто это сделал.

Я ожидал, что меня убьют немедленно, но вмешались непредвиденные обстоятельства, отсрочившие мой конец. Джонг устроил праздник. У одного из детенышей Тироса развились руки, ноги и легкие. Он уже мог выйти из бассейна — будущий джонг Мипоса. В связи с торжествами понадобилось много рабов, и все мы были доставлены на огромный дворцовый двор, занимавший несколько акров. В центре находился бассейн, где и подрастали королевские монстрики.

Во дворе было полно знати, женщин и рабов. Я заметил Плина и хотел подойти к нему, но он быстро ушел прочь, в ту часть сада, где разрешалось находиться только свободным людям. Так вот какой была награда за его предательство! Разумеется, пойти за ним я не мог. Стражники строго следили за порядком.

Один из дворцовых рабов наблюдал эту маленькую драму, когда Плин удирал, а стражники грубо отправили меня назад. Этот парень улыбаясь сказал:

— Должно быть, ты тот самый раб, у которого Плин украл странное оружие.

— Да, это я, и мне очень хотелось бы знать, где оно.

— Оно в бассейне. Тирос так был им напутан, что от страха приказал бросить его в воду.

Ну ладно, теперь я по крайней мере знал, где находится мой пистолет, хотя толку от этого мало. Он мог лежать там вечно, металл, из которого делалось оружие, не подвержен коррозии. Несомненно, что ни один мипосанин не рискнет к нему притронуться.

Вокруг бассейна шла дикая попойка. Пили какую-то крепкую бурду, которую стряпают мипосане. Тирос пил много и крепко захмелел. Я увидел Скабру, его ваджонг — даму весьма внушительного вида. Неудивительно, что Тирос ее боялся. Увидел я и Дуару, но никак не мог сделать так, чтобы и она заметила меня. Подобраться поближе не удавалось — между нами постоянно мельтешили сотни людей, да и воины пресекали мои попытки приблизиться к бассейну.

В полдень раздался громкий крик глашатая, и взоры всех присутствующих обратились к бассейну, откуда вылезало отвратительное маленькое земноводное. У него все еще была голова рыбы. Все представители знати побежали ловить принца, но он ловко увернулся от них и стал носиться по двору, не даваясь в руки. Наконец его загнали в какую-то ловушку, набросили сеть, после чего отнесли в королевскую детскую, где у него будет отдельный бассейн и где он закончит свое развитие.

К этому времени Тирос был уже совершенно пьян. Я увидел, как он приближается к Дуаре. Скабра поднялась со своей скамьи и тоже пошла туда. Я не слышал, что Тирос сказал Дуаре, но увидел, как ее маленький подбородок вздернулся вверх, и она повернулась к нему спиной. Раздался гневный голос Скабры — пронзительный, скрежещущий, — и Тирос, обычно робевший перед ней, тут, ободренный напитком, рявкнул что-то в ответ. Они обзывали друг друга всевозможными, отнюдь не королевскими именами, которые только приходили им на ум. Взоры всех обратились на них.

Внезапно Тирос схватил Дуару и потащил за собой. И тут я бросился вслед за ними. Никто не обратил на меня внимания. Все были слишком увлечены королевским поединком, потому что Скабра кинулась за ними в погоню. Тирос мчался к пруду, волоча за собой Дуару. Он добежал до края бассейна и, к моему ужасу, нырнул, утащив Дуару за собой.

Глава 16

Какой-то воин пытался преградить мне дорогу, когда я мчался к бассейну. Я ударил его правой в челюсть, и он свалился. Трезубец просвистел над моей головой, когда я нырнул, другой вошел вслед за мной в воду. Но никто не бросился в погоню. Вероятно, они считали, что Тирос в своей родной стихии и не нуждается в защите. Возможно, их даже не очень-то волновало, что с ним произойдет, настолько все его боялись и ненавидели.

Бассейн был глубоким, даже очень глубоким. Внизу я различал силуэты Тироса и Дуары, уходившие все глубже и глубже. Удастся ли мне догнать их, прежде чем Дyapa захлебнется? Уцелеем ли мы вообще в поединке с человеком-амфибией и успеем ли вынырнуть на поверхность? Эти вопросы волновали меня, когда я плыл за Тиросом.

Достигнув дна, я увидел, что Тирос исчез в темной щели в стене бассейна. Я последовал за ним. Мои легкие были на пределе. И тут я заметил на дне свой пистолет. Он лежал там, куда его бросил Плин по приказанию Тироса. Мне оставалось только протянуть руку и схватить его, и тут же я вплыл в темный туннель, чтобы бороться за жизнь Дуары и свою.

Мне казалось, что туннель никогда не кончится. Не успокаивала меня и мысль, что он ведет в подводный грот, откуда ни мне, ни Дуаре уже не выбраться. Оставалось лишь надеяться на рассказы Кандара о бассейнах, соединявшихся друг с другом. Я молился, чтобы этот туннель привел в какой-нибудь другой бассейн. Так, к счастью, и случилось. Я увидел свет сначала впереди, а потом и сверху. Почти на грани потери сознания от удушья, с бешено колотящимся сердцем и разрывающимися легкими, устремился к поверхности. И вовремя. Мне кажется, еще мгновение — и я бы умер, честно признаюсь вам.

Я увидел, как Тирос вытаскивает Дуару из бассейна. Очевидно, она мертва. Если бы я был в этом убежден, то пристрелил бы Тироса тут же. Но я все еще надеялся. В краткий миг моей нерешительности он втащил ее в какую-то дверь и исчез.

Я же был совершенно изможден. С трудом попытался выбраться из бассейна и убедился, что сил у меня не хватает. Затяжной заплыв под водой отнял их целиком. Я огляделся, прислонившись к стенке бассейна. Он находился в небольшой комнате, занимая весь ее пол. Крыши не было. Я заметил несколько дверей и маленькое окно.

Силы быстро возвращались: я выкарабкался из бассейна и толкнул дверь, через которую исчез Тирос с Дуарой. Войдя, обнаружил, что стою в настоящем лабиринте расходящихся коридоров. Куда направился Тирос? Ответа не было. Каждая секунда дорога. Если Дуара еще жива, ее нужно немедленно спасать. Если мертва, я должен отомстить за нее. Это сводило меня с ума.

Я услышал вдалеке чей-то голос и пошел, ориентируясь на него. Вскоре понял, что пьяный Тирос выкрикивает какие-то приказания. Наконец я нашел его. Он склонился над безжизненной Дуарой и требовал, чтобы она поднялась и пошла за ним. Орал, что устал таскать ее. Казалось, он не понимал, что она умерла.

Увидев меня и наведенный на него пистолет, Тирос завизжал от ужаса. Потом подхватил тело Дуары и выставил перед собой, как щит. Да еще предварительно ухитрился метнуть в меня трезубец. Бросок был плохой, неточный и слабый. Я медленно подходил к нему, не спеша, наслаждаясь местью.

Тирос все время вопил о помощи. Меня это не волновало — какая бы помощь ни пришла — всегда успею его убить, прежде чем они прикончат меня. Я был готов умереть в этой комнате, потому что жить без Дуары не собирался.

Тирос пытался обнажить свой меч, когда я подошел ближе, но ему мешало тело Дуары. В конце концов он выпустил ее из рук и, все еще крича, пошел на меня. Дверь отворилась и дюжина воинов ворвалась в комнату.

Тироса Кровавого я угостил первым. Он содрогнулся от удара и рухнул. Не медля направил свое оружие на вбежавших воинов. Они едва не прикончили меня, поскольку целый рой трезубцев несся к моему почти обнаженному телу. Именно их большое количество и принесло спасение. Они ударялись один о другой и падали, не достигая цели. Да и я инстинктивно увертывался от них. И очень удачно. Все остальное произошло быстро. Воины с их мечами не представляли большой опасности. Десятерых я уложил, а двое повернулись и побежали.

Я остался наедине с телом своей супруги. Я медленно повернулся. Дуара сидела и с удивлением смотрела на меня.

— Как тебе удалось, Карсон? Как тебе удалось все это сделать?

— Ради тебя я могу сделать все, — заверил я ее, заключив в объятия.

— А что теперь? Мы в ловушке. Но по крайней мере умрем вместе.

— Ну пока мы живы, — сказал я. — Пошли!

Мы вернулись к бассейну, из которого недавно вылезли. Сквозь маленькое окошко я разглядел всего в сотне ярдов от нас большое озеро. Ясно, из бассейна туннель шел в озеро.

— Ты смогла бы проплыть сотню ярдов под водой? — спросил я Дуару.

— Попытаюсь, — ответила она.

— Подожди. Надо удостовериться, что туннель действительно ведет в озеро, — и нырнул в бассейн. Скоро я обнаружил отверстие у дна в том конце бассейна, что находился ближе к озеру. Итак, этот туннель несомненно выведет нас из Мипоса. Единственным недостатком нашего плана было то, что мы выплывем в озеро прямо перед набережной Мипоса, да еще средь бела дня. Я просто не представлял себе, как нам остаться незамеченными.

Когда я вернулся в бассейн, Дуара прошептала, что слышит, как кто-то идет сюда. Я прислушался. Да, действительно, ясно слышались шаги, затем очень близко зазвучали мужские голоса.

— За мной, Дуара! — позвал я, и мы нырнули.

Я указал ей начало туннеля и последовал за ней. Я ошибся в оценке расстояния. Оно значительно превышало сотню ярдов. Я изумлялся выдержке Дуары, потому что сам находился на пределе. Наконец наверху забрезжил свет. Я решил всплыть и глотнуть воздуха. Мы пулей вылетели на поверхность. Наши головы показались над водой почти одновременно. Дуара подарила мне ободряющую улыбку. Ах, какая девушка! На двух планетах, даже во всей Вселенной другой такой не найдется, не сомневаюсь в этом!

Мы увидели, что находимся в круглом, маленьком бассейне на дне башни; ни крыши, ни окон не было. Бассейн окружал бордюр шириной в несколько футов. Мы вылезли и уселись на него, чтобы передохнуть и подумать, как быть дальше. Мы решили остаться здесь до наступления темноты, а потом попытаться выбраться в озеро. Если наши преследователи приплывут сюда, я тут же обнаружу их головы, когда они покажутся над поверхностью. Как я был благодарен Небесам за мой пистолет!

Так и вышло. После наступления темноты мы проплыли через оставшийся отрезок туннеля до озера. Долго плыли вдоль берега, пока не оказались за пределами города. Каких ужасных водных чудовищ нам удалось избежать, даже не представляю. Как бы то ни было, мы благополучно выбрались из озера. Больше по интуиции, чем руководствуясь чем-либо еще, я нашел обратный путь к тому месту, где оставался наш воздушный корабль. Наши сердца затрепетали от радости, когда мы увидели его. Ночь была темной, и ничего не стоило пройти мимо.

Даже странное ночное свечение поверхности Венеры казалось менее сильным, чем обычно. Последние силы оставили нас, и мы легли прямо на мягкую траву, чтобы отдохнуть.

Очевидно, мы немедленно заснули, потому что следующее, что я увидел, был дневной свет. Я сел и огляделся. Дуара еще спала рядом со мной, а в сотне ярдов от нас, в середине лесочка стоял наш воздушный корабль!

Я никогда не забуду то чувство благодарности Господу и то облегчение, которое мы испытали, когда «Анотар» поднялся над этой негостеприимной страной.

Единственным пятном на моей душе было то, что Кандар и Артол по-прежнему пленники в Мипосе.

Глава 17

Мгновения наивысшей радости остаются в нашей памяти навечно, они не подвластны времени. Если порыться в моем сознании, то, уверен, одним из наиболее ярких моментов будет тот, когда мы взлетели, и я осознал, что мы с Дуарой снова вместе и она в безопасности.

Безопасность! У этого слова множество оттенков. Безопасность всегда относительна. Относительно того, что мы недавно пережили, Дуара действительно была в полной безопасности. Но мы все еще находились в тысячах миль от Корвы и имели очень смутное представление о том, в какую сторону лететь.

Горючего нам хватило бы на пятьдесят лет полета; но ведь время от времени придется совершать посадки, чтобы запастись пищей и водой. А нам уже казалось, что всякий раз, когда мы спускаемся, с нами случается что-нибудь ужасное. Что поделаешь — Венера есть Венера. Если вы совершаете вынужденную посадку, скажем, в Канзасе, Мэне или Орегоне, единственное, о чем вам придется побеспокоиться, — это как благополучно посадить самолет. Но если вы делаете посадку на Венере, то никогда не угадаете, с чем столкнетесь. Это могут быть клунобарганы, волосатые дикари-каннибалы; или тарбан, наиболее страшный из венерианских хищников; басто, огромный, ужасного вида зверь, обладающий некоторым сходством с американским бизоном; или, что, вероятно, хуже всего, — обычные человеческие существа вроде тебя самого, только с невысоким мнением о ценности жизни, разумеется, твоей, а не своей.

Но меня сейчас не столько беспокоили размышления о возможных встречах, сколько судьба Кандара и Артола. Великолепные ребята по-прежнему остаются рабами мипосан. Я мучительно страдал от мысли, что бросил их.

Дуара, очевидно, наблюдала за мной, потому что спросила:

— Чем ты так озабочен, Карсон? Ты выглядишь огорченным.

— Я подумал о Кандаре и Артоле, — вздохнул я. — Мы надеялись убежать вместе.

— Кто такой Артол? Я не припомню раба с таким именем.

— Я встретил его, когда меня продали во дворец Ирона. Он был воином из охраны Джантора, джонга Джапала, отца Кандара.

— Если это возможно, давай поможем им бежать.

— Мне не хочется снова ставить на карту твою безопасность.

— Но они наши друзья. Мы не можем бросить их, не попытавшись выручить из беды.

Как это было похоже на Дуару.

— Ладно, — пробурчал я, скрывая радость, — попробуем пролететь над городом и поглядеть, удастся ли что-нибудь сделать. У меня есть план. Не знаю, сработает он или нет. Все будет зависеть от Кандара и Артола, а не от нас. Сядь-ка на минуту за управление.

Когда она повела корабль, развернув его в сторону Мипоса, я отыскал письменные принадлежности в одном из отсеков и написал записку Кандару, которую показал Дуаре. Прочитав, она одобрительно кивнула.

— Нам несложно сыграть наши роли. Надеюсь, они справятся со своими.

Я привязал к записке тяжелый болт и снова взялся за штурвал. Мы находились в тысяче футов над Мипосом, и «Анотар» начал описывать широкую спираль с центром над дворцом Тироса.

Подлетев ближе, мы увидели людей, глазевших на нас отовсюду — с улиц, из дворцовых служб и домов. Многие старались спешно укрыться в безопасном месте. Конечно, никто до сих пор не видел самолета за исключением воинов Мипоса, схвативших нас. Они всем рассказывали о нем, но, разумеется, тогда никто им не поверил. Насколько мне известно, наш «Анотар» — единственный на Венере.

Я направил свой корабль к той части дворца, где содержались рабы. Летели мы очень низко и высматривали Кандара и Артола. Наконец, я увидел их обоих: они стояли рядом, глядя вверх на нас. Хотя я и рассказывал Кандару про «Анотар», он выглядел сейчас так, словно не мог поверить своим глазам.

Я заложил новый крут и снизился. Некоторые из воинов Тироса подбежали ближе и стали швырять в нас копья — а трое метнули трезубцы, которыми были вооружены. Нам они не были страшны; но, падая вниз, один трезубец ранил воина. Лишь после этого они прекратили столь бесполезное занятие.

Мне не хотелось, чтобы воины оставались на невольничьем дворе и заметили, как я брошу Кандару записку. Но как от них отделаться? Наконец я придумал. Правда, трудность состояла в том, что это могло прогнать со двора и Кандара. Однако пришлось рискнуть.

Взмыв на тысячу футов вверх, заложил вираж и спикировал на невольничий двор. Вы бы видели, как удирали рабы и воины! Но Кандар и Артол не двинулись с места. Будь двор немного длиннее или там не было пруда, я бы сел и взлетел снова, вместе с Кандаром и Артолом, прежде чем напуганные воины поняли, что происходит.

Дуара слабо вскрикнула, когда я выровнял самолет и прошел на волосок от угла одного из строений дворца. Еще один вираж, поворот — и записка упала к ногам Кандара. Затем я сделал на небольшой высоте круг над дворцом и увидел, что Кандар подобрал записку и читает ее. Он сразу же поднял левую руку над головой. Это был условный знак, о котором я написал ему в записке, означавший, что он согласен попытаться бежать, действуя по моему плану. Улетая, я заметил, как он уничтожил послание.

Я набрал высоту и направился в глубь суши. Пусть мипосане думают, что мы улетели совсем. Когда город скрылся из глаз, я повернул на север и постепенно, описав плавную дугу, вернулся к озеру, на котором расположен Мипос. Отыскал уединенный заливчик и посадил «Анотар» на воду на небольшом удалении от берега. Там мы стали дожидаться темноты.

Глава 18

Воды маленького залива выглядели очень мирными. Ни одно из тех страшных чудовищ, которыми кишат озера и моря Венеры, не показывалось на его поверхности. Все дышало покоем и миром. Единственное, что нас беспокоило, — отсутствие пищи. На берегу можно было бы найти фрукты, орехи и ягоды, но мы заметили клунобарганов, наблюдавших за нами из-за деревьев и кустарника. К счастью, мы находились на пресноводном озере и от жажды не страдали. К тому же, мы были рады, что снова вместе, и так довольны хотя бы временной передышкой, что почти не замечали голода.

Когда стемнело, мы снова отправились в полет, взяв курс на Мипос. Мотор «Анотара» работал бесшумно, и я не очень боялся, что нас обнаружат. Я летел над водой примерно в миле от города и медленно снижался, избегая кораблей, стоявших на якоре вблизи берега.

У Венеры нет естественного спутника, а звезды не видны из-за постоянного облачного покрова. Только таинственное, фантастическое свечение ослабляет темноту ночи, отчего они здесь не бывают совершенно темными. Всегда можно чуть-чуть видеть на небольшом расстоянии.

В конце концов мы опустились на поверхность озера в сотне ярдов от дворца и стали ждать. Ночь тянулась и тянулась. Мы видели призрачные силуэты кораблей. На них там и сям мерцали слабые огоньки. Доносились звуки голосов с кораблей и берега. На берегу горело много огней.

— Боюсь, что у них ничего не вышло, — заметил я.

— Я тоже, — ответила Дуара. — Но подождем до рассвета. Они еще могут приплыть.

И тут я услышал крики на берегу и смутно различил лодку. Она только что отчалила от берега. В ней зажгли фонарь, и я увидел, что в лодке полно воинов. Было слышно, как кричали с берега:

— Не там! Прямо!

— Вероятно, они бежали, — решила Дуара, — а люди на лодке их преследуют.

— И могут наткнуться на нас, — заметил я, потому что лодка изменила свой курс и двигалась теперь по направлению к нам.

Я внимательно следил за поверхностью воды, чтобы обнаружить хоть какие-нибудь признаки приближения Кандара и Артола, но ничего не видел. Лодка меж тем приближалась все ближе, хорошо хоть, что не очень быстро. Очевидно, они двигались осторожно, чтобы не проглядеть беглецов в темноте.

Внезапно я услышал тихий свист — условный сигнал. Казалось, он исходил из воды, прямо перед носом «Анотара», направленного в сторону берега; лодка с воинами приближалась с правого борта.

Я ответил на сигнал и включил мотор. Мы медленно двигались в ту сторону, откуда донесся свист. Но я все еще не видел ни Кандара, ни Артола.

Кто-то из лодки закричал:

— Вот они!

И тут же две головы высунулись из воды в нескольких ярдах от нас. Теперь понятно, почему я их не видел: чтобы их не обнаружили, они плыли под водой, вынырнули подать сигнал и снова нырнули, услышав ответ. Теперь они быстро плыли к нам, но лодка приближалась быстрее, двадцать весел гнали ее по воде. Казалось, она доплывет до нас одновременно с Кандаром и Артолом.

Я закричал им:

— Когда я буду рядом с вами, хватайтесь за поплавки корабля и держитесь крепче. Я протащу вас подальше от лодки, чтобы воины не схватили вас и не подняли на борт.

— Хорошо, — ответил Кандар, — мы готовы.

Прибавив обороты, начал приближаться к пловцам. Мипосане были очень близко. Вероятно, они изумились, увидев воздушный корабль на воде, но тем не менее продолжали преследование. Человек, стоявший на носу, поднял трезубец и приказал нам остановиться.

— Садись за управление, Дуара, — попросил я. Она знала, что делать. Дуара всегда все знает. Для девушки, которая, пока не появился я, вела затворническую жизнь во дворце отца, она являла чудеса сообразительности и находчивости.

Я повернулся к лодке как раз в тот момент, когда парень, сидевший на носу, бросил свой трезубец. Он пролетел совсем рядом — между нашими с Дуарой головами. Два других воина тоже поднялись и целились трезубцами в нас. Но тут начал действовать я. Жужжание моего лучевого пистолета не прозвучало для них грозно, но почти одновременно три мипосанских воина скорчились и свалились с лодки.

Кандар и Артол ухватились за поплавки «Анотара», и Дуара прибавила скорость. Еще два трезубца мелькнули в воздухе, но пролетели далеко от нас. Мы быстро удалялись, и тут Дуара увидела впереди еще одну лодку с воинами, которая, вероятно, была спущена с одного из кораблей.

Мгновенно сообразив, Дуара сбавила скорость.

— Влезайте, быстро! — крикнула она нашим друзьям. Кандар и Артол не стали терять времени и повиновались.

Она тут же резко набрала скорость и устремилась прямо на вторую лодку. Я услышал испуганные вопли ее экипажа и увидел их неловкие попытки уйти с нашего курса. Дуара потянула рычаг на себя, и мы взмыли прямо над ними.

— Чистая работа! — одобрил я.

— Великолепно! — воскликнул Кандар.

Артол же просто лишился дара речи. Это был его первый побег и первый полет на самолете, который он, к тому же, видел в первый раз.

— А почему мы не падаем? — наконец спросил Артол.

Кандар же был поражен. Он слышал раньше мои рассказы об «Анотаре», но воспринимал их с долей изрядного скепсиса. И теперь с трудом верил в реальность собственных ощущений.

Я решил вернуть Кандара и Артола в Джапал, где отец Кандара, Джантор, был джонгом. Джапал расположен на верхнем конце Джапальского озера, примерно в пятистах милях от Мипоса. И, коль скоро нам не хотелось прилететь туда ночью, я вознамерился совершить посадку и переждать ночь.

Погода стояла безветренная, поверхность озера походила на зеркало. Мы совершили посадку без происшествий и начали готовиться улечься спать до утра, с удовольствием устраиваясь в двух кабинах и радуясь отдыху.

Я спросил Кандара, много ли у них было трудностей при побеге.

— Это было непросто, — начал он. — Ты ведь знаешь — туннель, соединяющий невольничий пруд с озером, слишком узок, чтобы там протиснулся человек даже небольшого роста. Поэтому пришлось придумать, как добраться до одного из дворцовых бассейнов.

После того как ты убил Тироса, во дворце царит хаос. Скабра, его жена, провозгласила себя единовластной правительницей, но ее все так дружно ненавидят, что возникло несколько группировок, настаивавших, чтобы джонгом стал именно их кандидат. Их много, они мешают друг другу, расстраивают взаимные планы, интригуют… Так что правит по-прежнему Скабра. Однако дисциплина у дворцовой стражи стала не та. Конечно, они готовы подчиниться тому, кто станет джонгом, и поскольку надеются, что это будет не Скабра, то не очень-то ее слушаются. Большую часть времени они сейчас проводят на секретных митингах и собраниях, а внутренняя охрана дворца ведется крайне небрежно.

Мы с Артолом решили воспользоваться ситуацией. Договорились действовать дерзко и решительно. Известно, что королевский бассейн соединяется с озером. Мы выбрали для побега именно этот путь.

Невольничий-двор обычно охраняется очень строго, но сегодня охраны почти не было. Только один стражник стоял на воротах, которые вели на дворцовую территорию. У нас не было оружия, даже деревянного трезубца, которые обычно выдают, когда мы охраняем королевский бассейн. Мы шли с голыми руками.

— И с огромным желанием убежать, — добавил Артол.

— Да, — согласился Кандар, — самое мощное наше оружие — желание убежать. Ну вот и придумали, как добраться до стражника, огромного бородатого парня, который всегда крайне жестоко обращался с нами и другими рабами.

— Что облегчило нашу задачу, — вставил Артол.

— Как бы то ни было, у Артола все получилось быстро, — усмехнулся Кандар. — Когда мы подошли к нему вплотную, стражник спросил, что мы здесь делаем и приказал вернуться в свои клетки; приказ он подтвердил тычком трезубца. Именно на это мы рассчитывали. Я вцепился в трезубец, а Артол прыгнул на парня и схватил его за горло.

Вы даже не представляете, какой Артол сильный и быстрый. Стражник, не успев даже вскрикнуть, свалился на спину. Артол, сидя на нем, выбивал из него дух, а я завладел трезубцем.

Мы забрали меч и трезубец и, оставив стражника на месте, вышли на территорию дворца. Эта часть находилась в полутьме, и нам удалось незамеченными подойти к стене, окружавшей королевский бассейн. Тут на нашем пути попался другой стражник. С ним было гораздо проще, потому что теперь у нас были меч и трезубец.

Оставив его тело мирно покоиться на земле, вышли на площадь, где находился королевский бассейн; он хорошо освещался. На другом его берегу, в саду, слонялось несколько человек. Едва мы подошли к бассейну, как один из гуляк направился нам навстречу. Это оказался Плин.

— Бывший раб, который стал предателем и украл мой пистолет, — пояснил я Дуаре.

— Да, кстати, а как ты вернул его назад? — спросил Кандар.

— Плин швырнул пистолет в королевский бассейн, и когда я нырнул туда вслед за Тиросом и Дуарой, то обнаружил его на дне. Ну ладно, а что было дальше?

— Так вот, — продолжал Кандар. — Плин завопил, подзывая стражников. Мы не стали их дожидаться и нырнули в бассейн, надеясь, что отыщем туннель, ведущий в озеро.

— И чуть было не захлебнулись, — добавил Артол. — Мне кажется, я тонул пару раз, пока моя голова не оказалась на поверхности. А когда это случилось, уже потерял сознание, и если бы не Кандар, мне пришел бы конец.

— Все-таки без жабр очень трудно, — усмехнулся Кандар.

— Вот почему вас так быстро начали искать, — заметил я, — опять паршивец Плин.

Кандар кивнул.

— Да, и единственное, о чем жалею, покидая Мипос, — что не рассчитался с Плином.

— Могу отвезти тебя назад, — предложил я.

Кандар ухмыльнулся.

— Нет, спасибо. Не очень уж я сумасшедший. К тому же, такой друг, как ты, перевешивает Плина со всеми остальными врагами. Я даже не могу выразить, как я благодарен тебе и Дуаре за то, что вы сделали для нас, — у меня просто нет слов. Я никогда не найду способа выразить вам мою признательность.

— Я только простой воин, — добавил Артол, — и не умею красиво говорить. Но после моего джонга вся моя преданность принадлежит вам.

Глава 19

Еще до рассвета мы стартовали и полетели над озером к Джапалу. Кандар считал, что лучше посадить «Анотар» за городом, а потом он и Артол подойдут к воротам и объявят о себе.

— Я боюсь, — пояснил он, — что, увидев эту штуку летящей над городом, они могут открыть по ней стрельбу.

— А чем они будут стрелять? Мне кажется, ты говорил, что у вас нет огнестрельного оружия.

— Да, такого оружия у нас нет, — подтвердил Кандар. — Но у нас есть метательные машины, которые швыряют камни или зажженные факелы на сотни футов. Машины расположены на стенах города и на палубах кораблей, стоящих на якоре на небольшом удалении от берега. Если какой-нибудь камень врежется в ваш пропеллер, то вы не сможете летать.

— Хорошо, приземлимся за городом, — согласился я. Так мы и сделали.

Джапал выглядел гораздо красивее и больше Мипоса. Снаружи за его стенами простиралась ровная местность. Здесь, на равнине, мы и совершили посадку в сотне ярдов от ворот. Наше появление вызвало переполох у стражников, охранявших ворота. Несколько воинов, находившихся снаружи, вбежали внутрь и захлопнули створки ворот. Другие сгрудились к стене, указывая на нас и отчаянно жестикулируя.

Кандар и Артол спрыгнули на землю и направились к воротам. Мы видели, как они разговаривают с людьми, стоящими на стене. Поговорив, повернулись и пошли назад к нам. Тут же открылись ворота, и несколько воинов двинулись за ними. Кандар и Артол бросились бежать.

Тут я понял, что все идёт совсем не так, как мы рассчитывали. Кронпринц страны, как правило, не бегает от своих солдат, если не произошло нечто непредвиденное. Я видел, что воины собирались догнать Кандара и Артол а прежде, чем они добегут до нашего корабля. По крайней мере постараются убить их копьями, которыми грозно размахивали на бегу.

Я не знал, в чем дело, но видел, что Кандар и Артол попали в весьма затруднительное положение. А я уже начал чувствовать ответственность за них. Ведь мы всегда несем ответственность за своих друзей. По крайней мере я уж точно. Надо было что-то предпринимать. Лучшей защитой в данных обстоятельствах был «Анотар». Я включил мотор и направился по земле в сторону преследователей. А потом оторвался от земли — ровно настолько, чтобы не задеть бегущих Кандара и Артола — и опустился прямо на стражников. Я не стал убирать шасси, поэтому они разбросали всех в разные стороны. Я поднялся выше, сделал вираж и совершил посадку рядом с Кандаром и Артолом. Задыхаясь, они вскарабкались в заднюю кабину, и мы сразу взлетели.

— Что случилось? — наконец удалось мне задать вопрос Кандару.

— Увы! Произошел переворот. Его возглавил тот самый моряк по имени Гангор, — ответил он. — Мой отец бежал. Вот и все, что мне сообщил один из стражников на воротах. Он рассказал бы еще больше, если бы не появился один из офицеров Гангора и не попытался арестовать нас.

— Это Гангор устроил так, что ты попал в плен к мипосанам? — спросил я Артола.

— Да, — ответил тот. — Теперь у него двойной должок. Я хотел бы попасть в город, даже если никогда не сквитаюсь с ним за все зло, что он мне причинил.

— Может, и сквитаемся когда-нибудь, — грустно пробормотал Кандар.

— Нет, — не менее грустно отозвался Артол. — У него всего одна жизнь, а я должен сначала посчитаться с ним за моего джонга.

— Куда теперь? — спросил я Кандара. — Мы отвезем вас в любое место, куда вы скажете, прежде чем отправимся на поиски Корвы.

— Есть такое место, куда мог уйти отец. Далеко в горах живет племя дикарей-аборигенов, называемых тималы. Мой отец когда-то заключил союз с их вождем, Джатом, и с тех пор они весьма дружественны ко всем джапальцам, хотя и отказываются присягать в верности кому-либо, кроме их собственного предводителя. Мне очень хотелось бы попасть в страну тималов и посмотреть, там ли мой отец.

Полет проходил трудно. Мы миновали несколько удивительных по красоте долин, преодолели несколько горных хребтов, пока наконец не прибыли в страну Тимал. Она представляла собой высокогорное плато, окруженное зубчатыми пиками. Крайне неприступная страна, где легко обороняться от захватчиков.

Кандар указал нам на деревню в каньоне, который выходил на плато. Я пошел на снижение и сделал круг над деревней. На единственной улице стояли люди и глядели на нас. Они не обнаруживали ни паники, ни страха. В их внешности было что-то необычное, и все же они выглядели человеческими существами. Я даже и не мог понять сразу, в чем дело. Когда же мы спустились еще ниже, я заметил у них короткие хвосты и рога. Вооружены копьями и ножами; некоторые особи мужского пола грозили нам оружием. И тут Кандар увидел отца и окликнул его.

— Мой брат Доран тоже здесь, — заметил Кандар. — Он стоит рядом с отцом.

— Спроси отца, можем ли мы сесть, — подсказал, я.

Он крикнул, перевесившись вниз, и получил отрицательный ответ.

— Джат говорит, что вы можете прийти в деревню, но только без чужаков, — прокричал отец Кандара.

— Но я не смогу прийти, — кричал Кандар, — если вы не разрешите посадку. Скажи Джату, что эти люди — мои друзья. Один из них Артол, твой бывший телохранитель, а другие — Карсон с Венеры и его супруга, Дуара из Вепайи. Они спасли меня от Гангора. Уговори Джата разрешить нам посадку.

Мы видели, как Джантор повернулся и стал говорить с крупным дикарем. Тот постоянно отрицательно тряс головой; Джантор снова крикнул нам, когда мы низко закружились над их группой:

— Джат говорит, что чужие в Тимал не допускаются, только я и члены моей семьи. Ему не нравится корабль, который кружится в воздухе. Он считает это противоестественным, а людей, которые летают на нем, — ненастоящими. Они могут принести несчастье его народу. Я понимаю его чувства, потому что и сам впервые вижу, как человеческие существа летают. Ты уверен, что Карсон с Венеры и его супруга — люди?

— Они такие же люди, как ты и я, — закричал Кандар. — Скажи Джату, что он должен разрешить кораблю посадку, и может осмотреть его. Никто на Амторе не видел до сих пор таких вещей.

Наконец Джат разрешил посадку. Я сел на краю деревни и вырулил до конца единственной улицы. Ожидал, что невежественные дикари напугаются, когда «Анотар» поедет прямо на них, но никто и глазом не моргнул и не отодвинулся ни на шаг. Я остановился в двух ярдах от Джантора и Джата. Немедленно мы оказались в окружении особей Мужского пола с грозно поднятыми копьями. Какой-то момент все это выглядело весьма серьезно. Тимальцы казались суровыми и свирепыми. Их лица сплошь покрывала разноцветная татуировка, а рога отнюдь не смягчали облика.

Джат смело подошел к борту корабля и взглянул вверх на меня с Дуарой. Джантор и Доран сопровождали его. Кандар представил нас, и старый глава тимальцев оглядел нас пристально и неторопливо. Наконец он повернулся к Джантору.

— Он мужчина, такой же, как и ты, — произнес он, указывая на меня. — Хочешь ли ты, чтобы мы стали друзьями этого мужчины и его жены?

— Это доставило бы мне удовольствие, — кивнул Джантор, — потому что они друзья моего сына.

Джат обратился ко мне.

— Хочешь ли ты быть другом народа Тимал и жить с ним в мире? — спросил он.

— Да, — без колебаний отвечал я.

— Тогда вы можете покинуть это странное создание, — он указал на «Анотар». — Можете оставаться здесь столько, сколько вам будет угодно, друзья Джата и его народа. Я сказал, а мой народ услышал.

Мы спустились вниз, довольные возможностью размять затекшие ноги. Тимальцы собрались вокруг, хотя и на почтительном расстоянии. Они разглядывали и нас, и воздушный корабль с равным вниманием. Манеры их оказались куда более благопристойными, чем у цивилизованных обитателей больших городов Земли, которые, при подобных обстоятельствах, вероятно, растащили бы наш корабль на кусочки для сувениров и разорвали нашу одежду для тех же целей.

— Они приняли вас в число своих друзей, — обратился к нам Джантор. — Теперь вы увидите, какие они добрые и гостеприимные. Это гордый народ, который свою честь считает самым священным в мире делом. Пока вы будете ценить их дружбу, они будут добры к вам; но если вы нарушите дружеский союз, они вас убьют.

Глава 20

Старина Джат ужасно заинтересовался «Анотаром». Он обошел его вокруг, иногда тыча куда-нибудь пальцем.

— Он неживой, — заметил он Джантору, — а все-таки летает как птица.

— Не хочешь ли подняться внутрь и посмотреть, как я им управляю? — предложил я.

Вместо ответа он вскарабкался в переднюю кабину. Я сел рядом и стал объяснять, как управлять кораблем. Он задал несколько вопросов, и все весьма разумные. Я убедился, что, несмотря на хвост и рога, Джат относился к высокоразвитым мыслящим человеческим существам.

— А не хочешь ли подняться на нем в воздух?

— Да.

— Тогда прикажи своим людям, чтобы они отошли и не приближались близко, когда я буду взлетать.

Он сделал все, как надо. Я развернул «Анотар» и покатил по улице вниз, к маленькой площадке. Ветер дул вниз по каньону, и мой старт получился вверх по склону, поэтому мы проехали практически до самой деревни, прежде чем оторвались от земли. Пролетели над головами остолбенело глазевших тимальцев, а затем, сделав вираж, набрали высоту. Я взглянул на Джата. Он не обнаруживал никаких признаков волнения, сидел безучастно, словно мороженая золотая рыбка, глядя на открывшийся ландшафт и бросая быстрые взгляды через окно кабины на местность внизу.

— Как тебе нравится? — спросил я.

— Неплохо, — сдержанно отозвался он.

— Скажи, когда захочешь вернуться в деревню.

— Летим туда, — он показал рукой.

Полет проходил между горами, в указанном мне направлении. Впереди и далеко позади простиралась широкая долина.

— Теперь туда, — он снова ткнул пальцем — Еще ниже, — скомандовал Джат через минуту, и я увидел под нами деревню. — Спустись как можно ниже над деревней.

Я пролетел прямо над домами с тростниковыми крышами. Женщины и дети завизжали и попрятались в хижины. Несколько воинов швырнули в нас копья. Джат высунулся далеко из кабины, когда по его просьбе мы еще раз пролетели над деревней. Я услышал, как один из воинов крикнул:

— Это Джат, тималец!

Джат выглядел счастливым, как заяц с морковкой.

— Пора лететь домой, — распорядился он.

— Это были враги моего народа, — объяснил он через некоторое время. — Теперь они убедились, какой великий человек Джат-тималец.

Все жители деревни Джата терпеливо дожидались, когда он вернется.

— Я очень рад, что вы прилетели, — заметил Кандар. — Эти парни уже начали нервничать. Некоторые решили, что ты украл их вождя.

Воины сгрудились вокруг Джата.

— Я увидел новый мир, — объявил Джат. — Подобно птице я пролетел над деревней Долинных Людей. Они увидели и узнали меня. Пусть знают, какие великие люди тимальцы!

— Ты пролетел над деревней Долинных Людей? — воскликнул один из воинов — Но ведь это далеко, целых два больших перехода.

— Я летел очень быстро, — ответил Джат.

— Я бы хотел полетать на корабле-птице, — заявил помощник вождя, а затем и десяток других воинов выразили такое же желание.

— Нет, — решил Джат. — Разрешается только вождям.

Он сделал то, что до сих пор не совершал никто в его мире. Это поставило его в особое положение по сравнению с остальными и сделало еще более великим вождем, чем он был.

Нам очень понравились тимальцы. Они были изысканно вежливы с Дуарой, особенно женщины, которые сходили с тропы, уступая ей дорогу. Никогда не ожидал от таких примитивных дикарей подобной учтивости.

Мы отдыхали несколько дней, а затем я повез Джантора, Кандара и Дорана в Джапал на разведку. Поскольку в «Аногаре» могут с удобствами разместиться только четверо, я оставил у тимальцев Дуару и Артола. Я не сомневался, что она будет здесь в безопасности, а кроме того, намеревался вернуться назад еще до ночи.

Мы сделали низкий круг над Джапалом, вызвав необычайный переполох на улицах. Джантор надеялся как-нибудь войти в контакт с друзьями и узнать, что происходит в городе. Его согревала надежда совершить контрпереворот, который снова вернул бы ему трон. Но, вероятно, его друзья были убиты или брошены в темницу, или же боялись сделать попытку связаться с ним. Он так и не увидел никого, кому мог бы доверять.

Когда мы собрались лететь назад в Тимал, я сделал большой крут над озером, набирая высоту. Джантор обнаружил флотилию кораблей далеко в нижней части озера.

— Если возможно, — обратился он ко мне, — давай слетаем и выясним, что там за флот.

Я направил воздушный корабль к флотилии, и вот он уже кружится над ней. Мы насчитали пятьдесят военных кораблей с воинами на палубах. Большинство из кораблей составляли биремы; кроме того было несколько пантеконтеров — открытых галер с палубами на носу и на корме; их приводили в движение пятьдесят весел, а также паруса. Некоторые биремы имели по сотне весел на каждой стороне и везли несколько сот воинов. Все паруса были подняты, корабли использовали легкий бриз.

— Мипосанская военная флотилия, — сказал Джантор, — и она направляется в Джапал.

— У Ган гора скоро будет много хлопот, — заметил Кандар.

— Мы должны его предупредить, — решил Джантор.

— Но ведь он наш враг, — удивился Доран.

— Джапал — моя страна, — ответил Джантор. — Неважно, кто там джонг, мой долг предупредить об опасности.

На обратном пути в Джапал Джантор написал послание. Мы сбросили его вниз, пролетев низко над городом. Джантор подавал знаки мира, поднимая правую руку. Почти немедленно люди стали выходить из дворца. Джантор узнал Гангора и обратился к нему.

— У меня важное сообщение для тебя, — крикнул он и бросил записку. Воин поймал ее, прежде чем она долетела до земли, и отдал Гангору.

Этот парень старательно прочел ее и затем попросил нас опуститься ниже, что я и сделал, совершив круг прямо над ним.

— Я признателен за предупреждение, Джантор, — прокричал Гангор, когда мы оказались в пределах слышимости. — Мне бы хотелось, чтобы ты совершил посадку. Нам понадобится твоя помощь и советы при обороне города. Обещаю, что ты будешь в безопасности.

Я взглянул на Джантора. Кандар и Доран тоже вопросительно посмотрели на него. Мы ожидали вежливого отказа.

— Это мой долг, — обратился он к нам — Моя страна в опасности.

— Не делай этого, — посоветовал Кандар. — Гангору нельзя доверять.

— Он не осмелится причинить мне вред после того, как дал обещание, — возразил Джантор, — слишком много воинов слышали его, а среди них есть и честные люди.

— Все, кто с ним, предатели, как и он сам, — отрезал Доран.

— Мой долг сейчас быть там, — настаивал Джантор — Опусти меня, пожалуйста, на землю.

— Раз ты настаиваешь, я посажу «Анотар», но за городом. Это твое право рисковать жизнью, отдавая себя в руки такого мерзавца, как Гангор. Не хочу рисковать безопасностью жены и своим кораблем.

Я снова сделал низкий круг над ними, и Кандар потребовал от Гангора нового обещания, что отцу не причинят вреда и он сможет покинуть город, когда захочет. Гангор охотно согласился — слишком охотно, подумалось мне.

— Посади эту штуку, на которой летаешь, прямо здесь, у дворца, — сказал он, — я прикажу людям освободить место.

— Не нужно, я приземлюсь за городскими воротами.

— Очень хорошо, — одобрил Гангор, — и я выйду встретить тебя, Джантор, и провожу в город.

— Не бери с собой много воинов, — предостерег я его, — и не подходи к кораблю слишком близко, ближе, чем на бросок трезубца. Я стартую сразу же, как только джонг сойдет на землю.

— Возьми с собой Кандара и Дорана, Джантор, — пригласил Гангор — Мы все будем рады им. И я опять же обещаю, что все вы будете в абсолютной безопасности с того момента, как войдете внутрь Джапала.

— У меня будет легче на душе, если мы с Дораном отправимся вместе с тобой, — заметил Кандар отцу, когда мы поднялись и полетели к площадке за городом.

— Нет, вам не нужно сопровождать меня, — решил Джантор. — Вы не верите Гангору и, возможно, правы. Если я погибну, судьба нашей страны и будущее нашей династии будет лежать на тебе и Доране. Вы должны остаться в живых, чтобы произвести на свет мужчин-наследников. Если мы все трое отдадимся во власть Гангора, то искушение будет для него слишком велико. Он не устоит. Думаю, что один я там буду в полной безопасности. Никто из вас не должен меня сопровождать.

— Пойдем вместе, отец, — воскликнул Кандар. — Ты должен позволить нам идти с тобой.

— Да, — подтвердил Доран. — Ты должен. Мы твои сыновья. Что подумает народ Джапала о нас, если мы позволим отцу пойти одному в руки его злейшего врага?

— Вы не пойдете со мной, — повторил Джантор непререкаемым тоном. — Таков мой приказ.

В его голосе и осанке я сразу почувствовал властного джонга.

И это решило дело.

Я посадил корабль в трех-четырех сотнях ярдов от ворот. Гангор вышел из города и приблизился с десятком воинов. Они держались на почтительном расстоянии от корабля. Джантор спрыгнул, приблизился к ним.

— Лучше бы мы совсем не прилетали сюда, — досадовал Кандар. — Не могу отделаться от мысли, что отец совершил роковую ошибку, доверившись Гангору.

— Он, кажется, вполне уверен, что Гангор сдержит свое обещание, — возразил я. — Вы слышали, как он просил меня задержаться и понаблюдать за сражением, а затем забрать его, когда все закончится?

— Да, — подтвердил Доран, — однако я не разделяю его уверенности. Гангор всегда был способен на подлость. На это никто, к сожалению, не обращал должного внимания, потому что он был всего лишь капитаном торгового судна и вел дело на свой страх и риск. Кто тогда мог предположить, что он задумал стать джонгом Джапала?

Глава 21

Я невольно почувствовал огромное уважение к Джантору. Его поступок был по-настоящему мужественным, хотя и безрассудным. Я смотрел, как он шел навстречу врагам. Шаг тверд, голова высоко поднята. Он джонг до мозга костей.

Я стартовал сразу же, как только Джантор нас покинул, и кружился над ними на сравнительно небольшой высоте. Джантор приблизился на несколько шагов к Гангору. Внезапно тот взмахнул своим коротким, массивным копьем и вонзил его в сердце джонга.

Кандар и Доран издали крик ужаса. Я резко прибавил обороты и спикировал прямо на негодяя. Он все же сумел увернуться и вместе с воинами побежал в город. Преследуя их, я сделал несколько выстрелов из пистолета. Несколько воинов упали, но Гангор целый и невредимый добрался до города.

Не говоря ни слова, я набрал высоту и полетел над городом и дальше, над озером. Некоторое время ни Кандар, ни Доран не произносили ни слова. Их лица словно окаменели. Я всем сердцем сочувствовал. Наконец Кандар спросил, куда мы направляемся.

— Я собираюсь сообщить мипосанам, что Джапал предупрежден и готов уничтожить их.

— Зачем? — удивился он.

— Таково было желание вашего отца — он хотел спасти город. В один прекрасный день ты станешь здесь джонгом. Разве ты хочешь, чтобы твой город победили человекорыбы?

— Ты прав, — согласился Кандар.

Уже начало темнеть, когда я пролетел над главной галерой мипосан, самой крупной из бирем. Они, очевидно, увидели нас давно, и палубы были усыпаны воинами. Все уставились на нас.

— Будь осторожен, — предупредил Кандар. — Они готовят катапульту. Если в нас попадут, то нам крышка.

Я сделал им знак мира и крикнул, что у меня есть послание для их главнокомандующего. Громадный детина, которого я видел во дворце Тироса, ответил на мой мирный знак и показал жестами, чтобы я приблизился.

— Прикажи им вынуть камень из катапульты, — крикнул я.

Он кивнул и отдал соответствующий приказ. Лишь после того, как он разрядил опасную машину, я опустился очень низко. Мой корабль легок в управлении и очень маневрен. Он может летать на очень маленькой скорости У меня не возникло трудностей при ведении отрывистой беседы с кораблем.

— Кто командует флотилией? — спросил я.

— Скабра, ваджонг, — ответил он.

— Тебе известно, кто я такой?

— Да, раб, который убил Тироса.

— Мне нужно поговорить со Скаброй, если она не слишком зла на меня.

Парень ухмыльнулся. Лица человекорыб всегда бесстрастны и не могут ничего выражать. Но их ухмылка способна напугать даже смельчака. Рыбьи рты растягиваются во все лицо, заставляя жабры широко раскрыться, а бесчисленные острые зубы появляются на всеобщее обозрение из их густых бород.

— Скабра не сердится, — объявил он.

— Какой ее корабль?

— Этот.

— Ладно, скажи ей, что Карсон с Венеры желает поговорить с ней. Передай, что у меня очень важные новости.

Только я закончил говорить, как старая прелестница вышла на палубу! Боже! Вот это красотка! Выглядит, как копченая треска.

— Что тебе нужно? — проскрипела она. — Ты хочешь убить и меня тоже?

— Нет, — крикнул я, — ты была добра к моей жене. Я не причиню тебе вреда. У меня для тебя важные новости, но я не могу сообщить их вот так. Сядь в мою маленькую лодку и отплыви немного в сторону. Я спущусь, сяду на воду и поговорю с тобой.

— Ты, должно быть, считаешь меня дурой, — возразила она. — Ведь я окажусь в твоей власти.

Мне приходилось все время кружиться около корабля, выкрикивая по несколько слов за один заход. Так беседовать невозможно.

— Информация, которую я могу тебе передать, очень важная. Даю слово, что никоим образом не причиню тебе вреда. Однако поступай так, как тебе угодно. Жду еще несколько минут.

Я видел, как они какое-то время возбужденно обсуждали на палубе. Затем лодку со Скаброй спустили на воду; я посадил «Анотар» невдалеке от корабля и стал ждать. Они подплыли. Старая карга приветствовала меня очень любезно. Казалось, Скабра не в претензии за то, что я прикончил ее супруга. И неудивительно. Ведь я не только избавил ее от весьма противного муженька, но и расчистил ей место на троне, где она намеревалась править до тех пор, пока страшненький монстрик-амфибия, ее сын — не достигнет совершеннолетия.

— Первое, что мне любопытно было бы узнать, — обратилась она, — как ты сбежал из Мипоса.

— Я могу снова оказаться там пленником, так что пусть лучше это останется моей тайной.

— Что ж, — ответила она, — дело твое. Но если ты попадешь к нам еще раз, с тобой будут хорошо обращаться, пока я ваджонг Мипоса. Теперь о деле. Какие новости ты хочешь мне сообщить?

— В Джапале известно о приближении вашей флотилии, и город полностью готов к обороне. Советую вам повернуть назад.

— Почему ты это делаешь? — спросила она.

— По двум причинам: ты была добра к моей супруге, и сыновья Джантора — мои друзья. Мне не хотелось бы видеть Мипос и Джапал, истребляющими друг друга.

Она кивнула.

— Понимаю, но не вернусь назад. Мы атакуем Джапал. Нам нужны рабы. На многих галерах не хватает гребцов. Эти создания мрут на веслах, как мухи.

Мы побеседовали еще немного. Видя, что мне не удалось убедить ее изменить планы, я отплыл в сторону и взлетел. Флотилия двинулась к Джапалу. Мы увидели, что она полностью готова к сражению, но остановилась в конце концов возле города, не предпринимая никаких действий. Кандар хотел подождать, чтобы узнать исход битвы. День уже клонился к вечеру, скорее всего столкновение должно было состояться не раньше завтрашнего утра. Людям на кораблях надо отдохнуть. Биремы будут двигаться с небольшой скоростью, чтобы не изнурять людей на веслах; их сила и энергия потребуются при маневрировании во время битвы.

— Вероятно, они подойдут еще на коп (две с половиной мили), — предположил Кандар, — и останутся там до рассвета, чтобы рабы отдохнули.

Меня столь долгое ожидание не очень устраивало, я жаждал вернуться к Дуаре и как можно быстрее отправиться на поиски Корвы. Однако это было так важно для Кандара, он так переживал, что я согласился подождать. Он знал, где неподалеку от города на побережье находилась бухта, мы направились туда и встали на якорь.

На рассвете Кандар разбудил меня.

— Мипосанская флотилия пришла в движение. Слышен скрип их весел.

Я прислушался. Очень смутно различил скрип весел в деревянных уключинах. Весло, даже смазанное, не бывает бесшумным. Мы взлетели, направились к Джапалу и сразу увидели, что флотилия мипосан приближается к городу, выстроившись в три ряда по пятнадцать-шестнадцать кораблей в каждом. Флотилия же Джапала еще находилась вблизи от городских стен.

Когда первая линия мипосанского отряда кораблей оказалась в сотне ярдов от флотилии противника, сражение началось. Огненный шар взлетел с палубы одного из джапальских кораблей, описал красивую дугу и упал на палубу биремы мипосан. Горящий факел выбросила катапульта. И сразу же сражение стало всеобщим. Огненные шары и тяжелые камни метали обе стороны. Многие из них падали в воду, но многие достигали цели. Три корабля уже были охвачены пламенем. Я видел, как люди черпали воду из озера, чтобы тушить огонь.

Мипосанская флотилия все еще наступала.

— Они собираются идти на абордаж, — крикнул Доран.

Скоро я понял, почему джапальская флотилия оставалась у берега: к битве подключилась батарея, находившаяся на городских стенах. Орудия более мощные, чем катапульты на кораблях, бросали более тяжелые камни и крупные огненные снаряды. Пантеконтеры выдвигались вперед между больших мипосанских кораблей. Они были быстроходней и маневренней. Их главной целью, насколько я мог судить, было поразить противника, подойдя к борту и швырнув короткие копья в отверстия, за которыми находились гребцы, прикованные к своим скамьям. Если удастся вывести из строя гребцов, корабль станет беспомощным. Тяжелый камень береговой катапульты упал прямо в центр палубы одного из пантеконтеров, убив двух или трех человек и пробив днище корабля, который тут же стал погружаться в озеро. Уцелевших воинов, прыгавших за борт, встречали копья с палубы джапальского корабля, который они только что атаковали. До меня доносились вопли и проклятия умирающих.

— Удачный выстрел, — одобрил Кандар.

Теперь горели четыре атаковавших корабля. Их экипаж пересел в маленькие лодки, но места для всех не хватило. Рабы горели, прикованные к скамьям цепями. От их криков стыла кровь в жилах.

Другие мипосанские корабли сцепились бортами с джапальскими. На палубах шла рукопашная схватка, они были скользкими от крови. Это было ужасное, но захватывающее зрелище. Когда дым от горевших кораблей затмил видимость, я опустился ниже, чтобы лучше все видеть.

По неосторожности я опустился слишком низко! Камень, выпущенный из катапульты, ударил в пропеллер и разбил его вдребезги. Теперь я и мои спутники оказались в весьма затруднительном положении.

Глава 22

Первая мысль, когда я осознал постигшее нас несчастье, была о Дуаре. Почему я оказался над битвой между двумя народами, враждебными мне? Какой ничтожный шанс имеется теперь у меня, чтобы вернуться когда-нибудь в Тимал? Что станется с Дуарой?

Я проклинал себя за свою непроходимую тупость, повторяя эти ужасные вопросы, а меж тем «Анотар» скользил в воздухе как планер. Приходилось совершить посадку. Высоты, на которой летел корабль, едва хватило, чтобы приземлиться у берега в миле от Джапала. Оставалось надеяться, что в пылу сражения со стен города никто не заметил случившегося и не видел, куда мы направились.

Я посадил свой корабль совсем близко от леса и сразу же вместе с Кандаром и Дораном спрятал его в укрытие между густо растущими деревьями. Закончив работу, мы взглянули на город и убедились, что дым горящих кораблей скрывает подробности сражения от наших взоров. Оставалось надеяться, что он также скрыл и место нашего приземления.

Кандар и Доран сочувствовали мне и сокрушались по поводу постигшей нас беды. Они повторяли, что это их вина. Если бы я не старался помочь им, то происшествия не случилось бы.

Нет смысла рыдать над разлитым молоком, возразил я и тут же объявил, что нужно найти инструменты и крепкую древесину для нового пропеллера. Тщательно осмотрев все, что осталось от старого, я выяснил, что починка вполне возможна.

Когда я подробно объяснил Кандару, какие инструменты требуются мне и какой сорт древесины, то был удивлен его интересом. Он задал множество вопросов о конструкции пропеллера: как определить нужный угол лопастей и так далее. Можно было подумать, что он сам собирался делать его.

Отыскать нужную древесину оказалось проще всего. Та же порода деревьев, из древесины которых был изготовлен прежний пропеллер, росла и в лесу, рядом с которым мы приземлились. Добыть же инструмент оказалось гораздо труднее.

— Их полно в Джапале, — сказал Кандар. — Нужно найти способ пробраться туда. У нас с Дораном сотни друзей в городе; если бы только удалось связаться с ними.

Они пораскинули мозгами и составили кое-какой план, но в целом предприятие все равно выглядело достаточно безнадежным. Наконец Дорану пришла в голову идея, которая содержала в себе по крайней мере крупицу надежды — правда, очень маленькую крупицу.

— Мне знаком человек, который изготавливает ножи. Я знаю его очень хорошо, поскольку часто делал ему заказы. Он — человек честный и преданный. Живет прямо у стены, недалеко от задних ворот, ведущих в город с суши. Если удастся добраться до его дома, мы могли бы добыть необходимые инструменты.

— Вопрос в том, как добраться до его дома, — промолвил Кандар.

— Через стену, — ответил Доран.

Кандар рассмеялся.

— В самом низком месте высота стены целый тед.[19] Я не умею так высоко прыгать.

— Никому и не придется прыгать, — объяснил Доран — Ты встанешь Карсону на плечи, я на твои — вот так и взберусь на стену.

— А если тебя схватят, Гангор тебя прикончит на месте. Нет, так рисковать нельзя.

— Да тут практически нет риска, — возразил Доран — Мы проделаем это ночью. После битвы все устанут. Во всяком случае, стража у нас никогда не отличалась бдительностью.

— А как ты вернешься назад? — спросил Кандар.

— Дом приятеля стоит прямо у стены. Крыша на один вулат ниже верха стены. Я спущусь через слуховое окно, возьму инструменты и перелезу через стену.

— Звучит просто и заманчиво, — хмыкнул Кандар.

— Мне все-таки кажется, что риск слишком велик, — возразил я.

— Все получится, как надо! — горячо заверил Доран.

Что ж, пожалуй, другого выхода нет. Мы подошли к городской стене после захода солнца. Доран привел нас к месту, где, он предполагал, за стеной стоял дом ножовщика. Это было недалеко от задних ворот — к сожалению, слишком недалеко, как мне показалось, особенно, если часовые будут зорко смотреть по сторонам.

Поначалу все шло просто блестяще. Кандар влез на мои плечи, а Доран вскарабкался на его. Только мы обрели равновесие, как резкий голос за нашими спинами сказал:

— Спускайтесь! Вы арестованы. Мы стража!

Я держал за ноги Кандара, подстраховывая его, и прежде чем успел вытащить пистолет, меня схватили сзади. Кандар и Доран потеряли равновесие и рухнули на голову мне и полудюжине стражников. Многих из них они сбили с ног, но парень, державший меня, не ослабил своей хватки.

Мы пришли в себя и поднялись на ноги. Я обнаружил, что меня разоружили. Один из воинов с гордостью показал мой пистолет.

— Я видел, как он этим пользовался утром, — сказал он. — Если бы я не узнал его и не отобрал эту штуку, он уложил бы нас всех.

— Обращайся с ним осторожней, — предостерег я, — он может вас убить.

— Не беспокойся, я буду осторожным, — приосанился он. — Я оставлю его у себя. Завтра, признаюсь, я с гордостью покажу его своим детям.

— Ха! Твои дети никогда не увидят его, — съязвил второй. — Гангор отберет его у тебя.

Пока они так переговаривались, мы подошли к задним воротам. Нас ввели внутрь. Снова я оказался пленником. Единственное, за что я благодарил Небеса — это за то, что Дуары со мной не было.

Конвоиры втолкнули нас в караульное помещение на башне и оставили там до утра. Ни один из воинов, казалось, не узнал Кандара и Дорана. Я надеялся, что их и не узнают.

Доран, который был сообразительным парнем, рассказал небылицу о том, что они охотились и, опоздав к закрытию ворот, пытались попасть в город через стену.

Один из стражников удивился:

— Как это вы охотились, когда весь город сражался?

— Сражался?! — воскликнул Доран. — С кем? Мы уходили на два дня.

— Мипосане пришли на многих кораблях, — объяснил страж, — была великая битва, но мы их прогнали. Мы взяли много пленных, а они — никого.

— Вот здорово! — воскликнул Кандар. — Как жаль, что нас там не было!

Утром пришел офицер и сказал, что Гангор хочет видеть человека, что летел по воздуху и убил многих его воинов.

Я шагнул вперед.

— А другие? — спросил он.

— Я их не знаю. Они возвращались с охоты, когда я их встретил. Это было вчера вечером. Они попросили меня помочь им забраться на стену, чтобы попасть в город.

Казалось невероятным, что офицер не знал Кандара и Дорана. Позже они мне объяснили, что Гангор, очевидно, завербовал множество парней низкого рода, матросов с кораблей, на которых он плавал. Неудивительно, что они их не узнавали.

— Ладно, — решил офицер, — но, пожалуй, все-таки отведу вас всех к Гангору, возможно, он захочет посмотреть и на твоих дружков.

Едва мы предстали перед Гангором, как он узнал Кандара с Дораном.

— Ага! — воскликнул он. — Предатели! Я видел, как вы сражались вчера против моих кораблей.

— Ничего подобного ты не мог видеть, — возразил я.

— Молчать! — заорал Гангор. — Вы дураки, что пытались проникнуть в Джапал. Зачем вы пробирались сюда? Ага! Я знаю. Вы пришли убить меня. И поэтому умрете. Приговариваю вас всех к смертной казни. Увести их. Позже я решу, какой казнью вас казнить.

Глава 23

Нас отвели в подземелье, находившееся под дворцом джонга, в который теперь вселился Гангор. Должен заметить, очень грязное и неприятное место. К тому же нас приковали цепью к стене. Тюремщик, выполняя это, был без всякой необходимости груб с нами. Он носил на шее ключи и от темницы, и от замков, которыми запирали наши цепи. Он поднял конец цепи и ударил нас несколько раз, просто так, чтобы удовлетворить тягу к насилию и жестокости. Другой причины не могло быть, поскольку мы не сопротивлялись и даже не разговаривали с ним. И если я когда-нибудь в душе желал кого-то убить, то именно в этот раз. Долгое время прикидывал, как его лучше прикончить. Возможно, из-за бессильной ярости мне в голову пришел план.

Когда детина оставил нас одних, я заметил, как Доран подавлен и, чтобы подбодрить его, сказал, что нам все равно пришлось бы когда-нибудь умереть. Правда, сам тоже не очень веселился, вспоминая о Дуаре. Она так никогда и не узнает, что со мной случилось, просто поймет: я умер. Она знает, только смерть способна помешать мне вернуться к ней.

— Как же не падать духом, — всхлипнул Доран, — если моя дурацкая затея привела нас всех на край могилы.

— Это скорей наша вина, чем твоя, — произнес Кандар. — Мы должны были использовать имевшуюся возможность. Просто нам не повезло.

— Никогда себе не прощу, — упорствовал Доран.

Мы просидели в темнице пару недель. Раз в день раб приносил еду. Больше мы никого не видели. Наконец появился наш тюремщик. Он был один, а я прижался спиной к стене, когда он вошел.

— Должен вам сообщить, — прорычал детина, — что вы умрете завтра утром. Вам отрубят головы.

— Оттяпать надо твою недоразвитую башку, — заявил я. — А кстати, ты кто, мипосанин?

Я увидел, что Кандар и Доран посмотрели на меня с ужасом.

— Заткнись, — проревел тюремщик, — или еще раз отведаешь цепей.

— Катись отсюда! — заорал я в свою очередь. — Вонючка! Иди помойся, прежде чем приходить сюда, к людям, которые выше тебя по положению.

Парень так рассвирепел, что лишился дара речи. Но, как я и рассчитывал, он подошел в горячке ко мне, грозно крутя свою цепь. Этого-то мне и требовалось — все произошло так, как я и надеялся. Когда он подошел совсем близко, я схватил его за глотку обеими руками. Он попытался позвать на помощь, но я заткнул ему рот. Однако все это время он лупил меня цепью. Мои друзья остолбенели. Пришлось прикрикнуть на Кандара.

— Держи цепь! А то он убьет меня…

Кандар схватился за цепь, пока я душил негодяя и садиста. Я не забыл об ударах, которые он наносил нам просто так, незаслуженно, и свернул ему шею. Мне пришлось убить многих, защищая себя или по какой-либо другой причине; некоторых убивал с радостью, и все же всегда было грустно сознавать, что забираю человеческую жизнь. Но только не в этом случае. Тут я наслаждался каждой секундой, пока его тело не обмякло в моих руках.

Я сорвал ключи с цепи. Открыл свой замок и освободился. Быстро проделал то же самое с Кандаром и Дораном.

— Сначала, — переводя дух, пробормотал Доран, — я не мог понять, зачем ты выводишь из себя этого парня и напрашиваешься на новые побои. Но в тот момент, когда он шагнул к тебе, догадался о твоем плане. Ты здорово придумал.

— Да, — согласился я. — Но что будем делать дальше?

— Может быть, спрячемся? — предложил Кандар. — Мы родились и выросли во дворце. Знаем о нем больше, даже чем наш отец, джонг.

— Больше, чем все остальные в Джапале, — добавил Доран. — Тебе ведь известно, каковы мальчишки. Мы обследовали каждый уголок дворца.

— И вы можете выбраться из него? — поинтересовался я.

— Да, — подтвердил Кандар, — правда, имеется одно препятствие.

— Что такое?

— Есть подземный ход, который ведет из дворца в город. Он заканчивается в здании у стены. В подвале того дома начинается другой туннель, и он ведет за город.

— Тогда за чем же остановка?

— Дело в том, что потайной ход начинается в спальне джонга, а, вероятнее всего, ее теперь занимает Гангор.

— Подождем, пока он уйдет, — предложил Доран.

— А мы сможем пробраться туда незамеченными?

— Попытаемся, — пожал плечами Кандар. — Лучше всего ночью.

— Так уже стемнело, — заметил я.

— Тогда пошли, — предложил Кандар.

— Да не покинет нас удача, — добавил Доран.

Мы направились за Кандаром по темному коридору и наверх по лестницам, после чего он осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату, что находилась за ней.

— Все в порядке, — прошептал он, — пошли.

Кандар повел нас в дворцовую кухню, а через нее и несколько кладовых — в огромную королевскую трапезную. Джонги Джапала жили неплохо. Мы прошли вслед за Кандаром в дальний от главного входа конец зала, и там он указал на маленькую дверь, спрятанную за драпировками.

— Вот куда джонг обычно сбегал, когда ему все надоедало, — объяснил он.

За дверью начинался узкий коридор.

— Идите тихо, — предостерег Кандар. — Коридор ведет в спальню джонга. Заглянем туда, посмотрим, там ли Гангор.

Мы бесшумно прошли по маленькому темному коридору, пока Кандар не остановился перед дверью. Помедлив, отворил ее. В комнате царила тьма.

— Видимо, Гангор пьянствует со своими дружками, — прошептал Кандар, — и еще не явился. Нам повезло. Пошли за мной, но тихо.

Мы пробирались через темную комнату, Доран держался за Кандара, а я за Дорана. Помещение показалось мне бесконечным, и, пересекая его в абсолютной темноте, я неожиданно потерял равновесие и взмахнул ногой, чтобы не упасть. И взмахнул я ею не вовремя и некстати. Нога задела столик, или что-то вроде него, и опрокинула. Он упал на пол с таким грохотом, что разбудил бы и мертвого. Мгновенно в темноте раздался крик и зажегся свет.

Прямо перед нами на кровати сидел Гангор и визжал, подзывая стражу. На столе сбоку от кровати лежал мой пистолет. Гангор отобрал его у стражника, как и предполагали его дружки. Лучше бы он этого не делал.

Одним прыжком я оказался у стола и схватил пистолет. Десяток стражников почти тут же ворвались в спальню.

— Сюда! — крикнул Кандар, и мы стали пятясь отступать к потайной двери, ведущей в подземный ход. По крайней мере я так думал, но Кандар, оказывается, вел нас не туда. Позже он объяснил, что не хотел раскрывать секрет хода Гангору и стражникам.

Я направил на приближавшихся воинов пистолет.

— Стойте! Не подходите! — приказал я. — Или я вас убью.

— Убейте их, — визжал Гангор, — убейте их!

Один стражник прыгнул на меня. Я нажал на курок, — но выстрела не последовало. Впервые за все время мой лучевой пистолет подвел меня — подвел именно тогда, когда вопрос шел о жизни и смерти, и даже более того — о том, вернусь ли я когда-нибудь к Дуаре!

Однако, хотя я и оказался безоружным, под рукой находились другие предметы. Правда, они не предназначались в качестве орудий убийства, но тут им пришлось послужить для этой цели. Я схватил скамью и швырнул ее в наступавшего стражника. Он упал, и тут же вслед за мной Кандар и Доран использовали мебель в спальне таким же образом. Началась настоящая свалка.

За нами на стене, украшая ее, висело десяток копий. Я увидел их, и мы тут же вооружились. Но силы были неравные — двенадцать против троих, хотя, вернее, одиннадцать, потому что воин, которого я ударил скамьей, лежал и не шевелился. Гангор же по-прежнему сидел на кровати и визжал, призывая на помощь. Я увидел, что Кандар пробивается к нему; туда же ринулись и мы с Дораном, прижимаясь спиной к стене.

Поединок на копьях — очень интересное занятие; тут дремать не приходится, могу вас заверить. Так получилось, что копье, попавшее ко мне, оказалось легким и довольно длинным. Это давало некоторое преимущество, которым я не преминул воспользоваться. Хотя мне трудно было отражать удары, но колоть оказалось удобно. Схватив легкий столик и пользуясь им как щитом, я настолько преуспел, что тут же пронзил сердце моего очередного противника, парировав столом его удар.

Доран и Кандар тоже уложили по одному воину. Оставшиеся уже были не столь храбрыми, как вначале. Они несколько сникли. Кандар усердно работал оружием, пока не оказался у кровати Гангора. Я видел, как он вырвал свое копье из сердца мертвого стражника, изогнулся и всадил его в тушу Гангора.

Гангор умер не сразу. Он корчился на кровати, обливаясь кровью, бился и ревел в агонии. Джантор, джонг Джапала, был отмщен.

Тем временем в комнату набилось еще больше воинов. Наше положение становилось не очень веселым. Внезапно шум схватки перекрыл звук гонгов и фанфар. Словно по мановению волшебной палочки, сражение прекратилось, и все мы прислушались.

Глава 24

Вслед за звуками гонгов и фанфар мы услышали крики.

— К оружию! — воззвал какой-то воин — На город напал враг.

— Мипосане вернулись, — предположил другой. — Кто же поведет в бой? У нас теперь нет джонга.

— У вас есть джонг! — крикнул я. — Идите за Кандаром! Он ваш джонг.

Какой-то момент они колебались; затем кто-то крикнул:

— Кандар наш джонг! Я пойду за ним. Кто еще готов служить ему?

Кандар, воспользовавшись замешательством, решительно направился к двери. Мы с Дораном следовали за ним.

— Все на улицу! — приказал Кандар. — За мной! На оборону Джапала.

Как послушное стадо, воины гурьбой бросились выполнять приказ.

Мы вышли на дворцовую площадь. Когда воины, собравшиеся здесь, увидели Кандара и Дорана и узнали, что произошло, их ликованию не было предела. Кандар тут же возглавил войско и повел сильный отряд на улицы города, где разгоралось сражение.

С изумлением я увидел, что на Джапал напали не мипосане, а странные, отвратительного вида воины, кожа которых болезненно-зеленоватого оттенка, почти безволосые — никаких волос на голове, ни бровей, ни ресниц, ни бороды, — а прямо на макушке — маленькая мясистая шишка. Они сражались мечами и крюками на длинной рукоятке, держа последние в левой руке. Крюками они цепляли противника, подтаскивали поближе к себе, а затем рубили или протыкали мечом. Иногда бывало достаточно и одного крюка, если его острие попадало в затылок. Жутковатое оружие, да и владели им нападавшие мастерски.

Будь мой пистолет в порядке, я бы не так беспокоился, а с одним лишь копьем чувствовал себя неуютно. До сих пор у меня не было времени проверить, что с пистолетом. Теперь же, прежде чем броситься в гущу сражения, тщательно проверил его.

Очевидно, кто-то пытался разобрать пистолет, желая узнать как он устроен. С большим облегчением я увидел, что просто-напросто нарушена регулировка. За несколько секунд устранил неисправность и, закончив ремонт, поднял глаза и сделал это весьма своевременно или почти своевременно. Говорю не очень уверенно, потому что громадный зеленый дьявол уже тянулся ко мне с крюком.

Я оказался в невыгоднейшем положении, поскольку, занявшись пистолетом, держал копье сгибом левой руки, а острие воткнулось в грунт. Крюк тем временем был уже заведен за мои плечи и нацелился в мой затылок. Доля секунды — и мне конец.

Вероятно, я сделал самое удачное, что мог. Правда, сделал совершенно автоматически — времени на обдумывание не было. Я прыгнул на противника. Если бы отскочил в сторону, то оказался на крюке. Прыгнув вперед, я застал его врасплох. В прыжке отбил меч в сторону, одновременно послав пучок лучей прямо в сердце. Все решили секунды.

Кандар и Доран находились немного впереди меня, в гуще баталии. Кандар стоял рядом. Он яростно сражался с одним из зеленых. У него тоже было только копье, и я поспешил к нему на выручку. Пока ему удавалось отбивать в сторону вражеский крюк. Сразу же после этого ему приходилось парировать выпад меча, так что пустить в дело копье не удавалось. Он все время оборонялся, а ни один поединок еще не выигрывался таким образом.

Я подоспел в тот момент, когда его атаковал второй противник. Луч вырвался из ствола моего оружия, и оба нападавшие на Кандара рухнули. Затем я помчался сквозь вражеские ряды, направляя лучи направо и налево, расчищая проход, настолько широкий, что мог проехать «Анотар». Это был миг моего триумфа. Я чувствовал себя так, словно один выиграл сражение.

Неожиданно я осознал, что захватчики бегут впереди меня и по бокам. Я оглянулся. Но не увидел никого, кроме коварных врагов. Они уже сомкнули свои ряды, и меня уносило в общем потоке. Я попал в ловушку. Осознал это со всей очевидностью, когда поскользнулся и упал. Меня тут же схватили, выбили из рук пистолет. Я оказался отступающим по главной улице Джапала и через задние ворота за пределы города вместе с побежденным войском. Отступление не кончилось и здесь, поскольку воины Джапала продолжали преследование далеко на равнине, постоянно атакуя арьергард. Почти стемнело, когда погоня прекратилась, войска Кандара вернулись в город. И тогда я понял: Кандар не знает о том, что случилось со мной. Если бы знал, то не прекратил бы погоню.

Все время меня тащили два воина и отпустили только теперь, когда преследование закончилось. Пока эти существа отдыхали, мне на шею накинули веревку. Вскоре они двинулись дальше, а меня повели, как быка на бойню.

Я заметил, что пистолет торчит из набедренной повязки одного из воинов, и не спускал глаз с парня, надеясь, что найду способ вернуть оружие. Надежда была весьма прозаичной. Я не смог бы сделать даже одного выстрела, если бы сумел выхватить его. Противник был настолько многочислен, что, убей я даже многих из них, они все равно одолели бы меня.

Стоит ли говорить, как я был подавлен. Невезение все время преследовало меня. Уже на пороге свободы, которая позволила бы вернуться к Дуаре, — попасть из-за опрометчивости и глупости в такое неприятное положение! Вероятно, оно оказалось самым опасным из всего, с чем я когда-либо сталкивался. Зачем мне понадобилось бросаться в гущу сражения практически одному? Не знаю. Возможно, я переоценил свои силы, но у меня были для этого основания. Ведь я прошел через множество невероятно тяжелых испытаний и избежал сотни, если не тысячи, опасностей.

Куда вели меня странные и молчаливые существа? Какой жребий ждал? Я не слышал, чтобы они произнесли хотя бы словечко с тех пор, как увидел их, и гадал, не немые ли они и есть ли у них вообще органы речи.

Один из них приблизился ко мне, когда мы после очередного привала снова тронулись в путь. Он носил три золотых браслета, а рукоять его крюка украшали три золотых кольца.

— Как твое имя? — спросил он на универсальном языке Амтора.

Значит, немыми они все-таки не были.

— Карсон с Венеры, — отвечал я.

— Из какой ты страны?

— Из Соединенных Штатов Америки.

— Никогда о такой не слышал, — подумав, заключил он. — Как далеко она от Брокола?

— Я никогда не слыхал о Броколе, — теперь настала моя очередь удивляться. — Это где же?

Он казался оскорбленным.

— Все знают про Брокол. Это самая великая империя на Амторе. Она расположена в сорока копах отсюда по другую сторону гор.

Другими словами — сто миль. Я не только угодил в плен, но мне еще придется идти пешком сотню миль!

— Тогда моя страна находится в десяти миллионах четырехстах тысячах копов от Брокола, — подсчитал я в уме.

— Таких расстояний не бывает, — заявил он раздраженно — Ты лжешь, и это ухудшает твое положение.

— Я не лгу. Таково самое близкое расстояние от моей страны до Брокола, иногда она бывает еще дальше.

— Ты самый большой лжец, каких я когда-либо встречал, — утвердился он в своем мнении — Сколько народа живет в твоей стране?

— Ты мне все равно не поверишь.

— Все же скажи. Может быть, это маленькая страна. А знаешь, сколько народа живет в Броколе?

— Боюсь, что не смогу догадаться.

— Ты действительно не сможешь догадаться — в Броколе живет пятьдесят тысяч человек!

Я думаю, он ожидал от меня изумления.

— Неужели? — сказал я.

— Да, пятьдесят тысяч, я не лгу. А теперь скажи, сколько человек в твоей маленькой стране? Говори мне правду.

— Сто тридцать миллионов.

— Я велел говорить тебе правду. На всем Амторе не найдется столько народа.

— Моя страна не на Амторе.

Я думал, что он взорвется, так он разозлился.

— Ты все еще дурачишь меня? — возмутился он, став темно-зеленым.

— Вовсе нет, — заверил я его. — Какой мне смысл лгать. Моя страна находится в другом мире. Если бы Амтор не окружали облака, вы бы видели ее по ночам, сияющую, как маленький огненный шарик.

— Я уже говорил, что ты самый большой лжец, каких я когда-либо встречал в своей жизни. А теперь, утверждаю, что ты самый большой лжец, какие вообще существуют. Ты самый большой лжец в мире.

Мне не по вкусу, когда меня обвиняют во лжи, но что оставалось делать? К тому же, в том, как он это произнес, послышалось даже некоторое уважение. Прозвучало скорее комплиментом, чем оскорблением.

— Не понимаю, почему ты мне не веришь. Ведь наверняка ты никогда не слышал такие названия, как Вепайя, Гавату или Корва, хотя эти страны существуют.

— Где они находятся?

— Здесь, на Амторе.

— Если ты можешь привести нас в страны, о которых мы не слышали, мы тебя, пожалуй, не станем приносить в жертву Лото-Эль-Хо-Ганье. Но для тебя будет лучше, если ты скажешь правду ей или Думе.

Лото-Эль-Хо-Ганья, если буквально перевести, означает Высочайшая-Выше-Чем-Женщина. Ни один из народов, с которыми я сталкивался на Амторе, не имел религии. Это же имя и упоминание о жертвоприношении предполагали, что она могла быть богиней.

— Лото-Эль-Хо-Ганья — ваша ваджонг? — спросил я.

Ваджонг означает королева.

— Нет, она не женщина, выше, чем женщина. И не рождена женщиной. Она не висела ни на одном из растений.

— Но выглядит как женщина?

— Да, но ее красота настолько удивительна, что смертные женщины кажутся низшими существами по сравнению с ней.

— А Дума? Кто такой Дума?

— Наш джонг. Самый богатый и могущественный джонг на Амторе. Ты, вероятно, увидишь его, если дойдешь до Брокола, а может быть, увидишь и Лото-Эль-Хо-Ганью. Я думаю, они захотят послушать такого большого лгуна, у которого врут даже глаза и волосы.

— Что ты имеешь в виду? — удивился я.

— А то, что таких людей с желтыми волосами и серыми глазами, не бывает; значит, и они тоже должны быть ложными.

— Твоя железная логика и вообще твои умственные способности очень любопытны.

Он важно кивнул в знак согласия, а затем напыщенно произнес:

— Я уже достаточно сказал, — и отошел прочь.

Если у брокольцев и есть чему поучиться, так это их неболтливости. Они говорят только тогда, когда им очень нужно что-то сказать, в остальное время молчат, чем сильно отличаются от большинства представителей моего собственного вида. Я всегда изумлялся, если не забавлялся, взрыву женской болтовни, которая происходит, когда перед антрактом опускался театральный занавес. Казалось, не было ничего более важного в жизни в такой момент, чем их беседа.

Глава 25

Должен признаться, что после разговора с тем парнем, имя которого, как я узнал позже, — Ка-ат, мне действительно захотелось попасть в Брокол и посмотреть на женщину, столь красивую, что другие особи женского пола казались по сравнению с ней дурнушками. Если бы не мысли о Дуаре, то я ринулся бы вперед в новое приключение. Ведь можно умереть, даже когда введена вакцина долголетия; если нет никого, кто бы ждал и зависел от тебя, как ни наполняй свою жизнь приключениями и испытаниями, пусть даже самыми опасными.

Во время перехода до Брокола со мной больше никто не разговаривал. Общение происходило исключительно жестами. Я иногда удивлялся и гадал, не атрофируются ли у них голосовые связки. У меня оставалось много времени для размышлений, и, конечно, большинство мыслей вертелось вокруг Дуары. Думал я и о той странной фразе, которую произнес Ка-ат. Что же он имел в виду, когда сказал, что Лото-Эль-Хо-Ганья никогда не свисала ни с одного растения? Почему кто-то должен висеть на растении? Я был абсолютно уверен, что конокрады, которых линчевали в дни нашего старого дикого Запада, не захотели бы добровольно висеть на дереве.

Брокольцы не несли ничего, кроме своих копий, мечей и маленькой сумки с провизией — видимо, неприкосновенным запасом. Питались же мы тем, что попадалось по дороге. В результате проходили каждый день не слишком большое расстояние. На утро пятого дня вскарабкались на горный перевал, и с его верхней точки я увидел город, расположившийся на высокогорной равнине, обильно обводненной.

Отряд остановился наверху, и, глядя вниз на город, все трижды поклонились в пояс. Мы стояли достаточно близко друг к другу, и случай, которого я так долго дожидался, наконец-то представился. Я стоял за спиной воина, несшего пистолет, и почти прикасался к нему. После того, как он согнулся в поклоне, я прижался еще теснее, а когда он выпрямился, то пистолет уже оказался в моей набедренной повязке.

Пока я не видел возможности применить его ни сейчас, ни даже в будущем. Выстрелами дорогу из города, полного врагов, не проложить. Зато как самый крайний вариант смогу дорого продать свою жизнь. В любом случае я рад, что вернул оружие. На Венере оно придавало чувство безопасности и уверенности в себе.

Поклоны с перевала, как мне стало известно позже, были чем-то вроде религиозного ритуала. Брокол считался священным городом. В нем находился главный храм Лото-Эль-Хо-Ганьи. Сюда приходили люди из небольших селений на поклонение и приносили дары.

Мы сразу продолжили наш путь и вскоре уже стояли около одних из ворот Брокола. Не буду утомлять вас деталями нашего входа в город, но должен сказать, что для Ка-ата он не стал триумфальным. Его отряд разбит наголову, не принес никакой добычи и лишь одного-единственного пленника. Ка-ат был йоркокор, или командир тысячи человек (буквально «тысячи кинжалов»), и его воинское звание соответствует нашему полковнику. Три золотых браслета, которые он носил, и три золотых кольца, украшавших древко оружия, были его знаками отличия.

Меня привели на открытую площадку в бедной части города и заперли в клетку. Рядом стояли такие же клетки и все пустовали, кроме одной, соседней с моей. В ней находилось человеческое существо, вроде меня. Многие брокольцы приходили на площадку поглазеть на нас. Одни тыкали палками, другие бросали камни. Однако большей частью они стояли и комментировали увиденное одним словом или короткой фразой, особенно не предаваясь велеречивости.

Так некий броколец, взглянув на меня, спросил приятеля:

— Что это?

Тот затряс головой.

— Желтые волосы, — сказал первый.

— Серые глаза, — добавил второй.

Они были ужасно разговорчивы для брокольцев.

— Вы слишком много болтаете, — закричал мужчина из соседней клетки.

Они бросили в него камень, после чего молча удалились.

— Брокольцы терпеть не могут, когда им говорят, что они слишком много болтают, — сообщил сосед.

Я молча кивнул. У меня неожиданно защемило сердце, словно предчувствуя приближение беды. Почему-то я связал это с Дуарой, и мне не хотелось разговаривать.

Парень в соседней клетке печально покачал головой.

— Ты не похож на брокольцев, — сказал он, — а молчишь, как они. Это очень плохо. Когда я увидел тебя, то думал, что смогу хоть с кем-то перемолвиться словечком. Я начинаю бояться, что разучусь разговаривать.

— Извини. Буду рад поговорить с тобой.

Он посветлел лицом.

— Меня зовут Джонда.

— А меня Карсон.

— Я из Тонглапа. А ты?

— Из Корвы, — ответил я. Не было смысла углубляться в пустые объяснения о том, где находятся Соединенные Штаты Америки. Ни один человек на Венере все равно не сумеет понять.

— Никогда не слышал о Корве. Тонглап далеко отсюда, вон там, — он ткнул на север. — Я вукор в армии Тонглапа.

Вукор в буквальном переводе «один кинжал»: это офицер, который командует сотней человек, соответствует званию капитана. Тонглап означает «большая земля».

Дни тянулись медленно, и я тут, в чужой стране, в клетке, пленник у странных существ, постоянно впадал в депрессию. Мой сломанный воздушный корабль находился в Джапале. Дуара далеко в Тимале. Будут ли дикари, гадал я, оставаться дружелюбными к ней. Терялась последняя надежда, что мы с ней снова когда-нибудь встретимся и доберемся до Корвы.

Джонда сказал, что в любой момент один из нас может быть принесен в качестве жертвы Лото-Эль-Хо-Ганье.

— Из тех разговоров, которые я слышал, она не то пьет кровь своих врагов, не то купается в ней.

— Говорят, она очень красива. Ты видел ее когда-нибудь?

— Нет, и не хочу. Я понял, что это не очень полезно для здоровья, если Лото-Эль-Хо-Ганья проявит интерес к кому-то.

Лучше будем надеяться, что она никогда о нас не услышит.

Через пару недель меня и Джонду выпустили из клеток и дали работу — чистить овальное поле, вокруг которого стояли ярусы скамеек. Ряды сидений поднимались амфитеатром, нижний ряд был примерно на десять футов выше грунта. В целом все это напоминало испанскую арену для боя быков. Еще я заметил двое больших ворот и несколько маленьких дверей в окружавшей арену деревянной ограде.

Как ни странно, но в городе нам не встретились другие рабы. Насколько мне представлялось, кроме нас с Джондой, их больше не было.

— И я не видел никого, — подтвердил Джонда. — Дума, джонг, послал отряд под командованием Ка-ата, чтобы они привели рабов, но Ка-ат не справился с заданием и может поплатиться за это головой.

— Заткнись! — рявкнул один из стражников, охранявших нас — Слишком много болтаешь. Работай, а не мели языком.

Пока мы работали, с полдюжины воинов пришли на арену и подошли к нашей страже.

— Джонг послал за этими двумя, — сказал старший.

Один из стражников кивнул. Никаких лишних слов.

Через хорошо ухоженный сад с маленькими фруктовыми деревьями нас провели на дворцовую площадь. Я заметил нечто похожее на какие-то фрукты, свисавшие с ветвей, но только по два-три на дереве. Вокруг стояло много стражников.

Когда мы подошли к саду поближе, я был несказанно удивлен и даже развеселился, увидев, что фрукты были на самом деле уменьшенными брокольцами, болтающимися на плодоножках, которые прикреплялись к их макушкам. Это внезапно прояснило многое, например, почему на головах всех брокольцев имеются шишки, а также утверждения Ка-ата, что Лото-Эль-Хо-Ганья никогда не висела на растении.

Маленькие брокольцы прекрасно сложены. Большинство висели спокойно, покачиваясь на легком ветерке, с закрытыми глазами, но некоторые — их было немного — вели себя очень активно, махали руками и издавали жалобные звуки. Все это напоминало мне первое шевеление новорожденного младенца, однако тут почудилась даже какая-то непристойность. Они были всех размеров — одни не больше дюйма, другие — все пятнадцать.

Джонда указал на одного из таких и заметил:

— Почти спелый, скоро отвалится.

— Заткнись! — рявкнул один из стражников.

Так обычно заканчивались наши разговоры.

Глава 26

Нас привели к джонгу и приказали четырежды поклониться. Весьма примечательно, что от дебрей африканских лесов до Версальского дворца на Земле и здесь на Венере, очень сходны и мундиры, и ритуалы королевского окружения.

Тронный зал Думы был настолько изыскан, насколько позволяли уровень культуры и материальные возможности брокольцев. На стенах — избранные батальные сцены, на окнах и дверях — пестро раскрашенные ткани, мечи, копья и головы животных.

Дума восседал на резной скамье, стоявшей на возвышении, выстланном мехами. Крупный, плотный мужчина, такой же безволосый и отталкивающий, как и его подданные. Он был украшен золотыми браслетами, кольцами на предплечьях и лодыжках. Брокольская женщина, первая, какую мне довелось увидеть, восседала рядом с ним на скамье пониже. Она тоже отличалась обилием тяжелых золотых украшений. Позже я узнал, что это Дуа, ваджонг. Тогда же выяснилось, что всех джонгов в Броколе зовут Дума, а всех ваджонг — Дуа.

— Который из них раб из Джапала? — спросил Дума, и тут же добавил: — Вижу, вижу, тот, с желтыми волосами и серыми глазами. Ка-ат не солгал. Ты, парень, говорил Ка-ату, что пришел из страны, которая находится на расстоянии десяти миллионов четырехсот тысяч копов от Брокола?

— Да, — ответил я.

— Говорил ли ты ему, что в твоей стране сто тридцать миллионов человек?

— Верно.

— Значит, Ка-ат не солгал, — кивнул он.

— Я тоже не солгал, — подтвердил я.

— Молчать! — рявкнул Дума. — Ты слишком много болтаешь. Могу ли я отправить в твою страну экспедицию, чтобы завоевать рабов и другую добычу?

— Конечно, нет. Вы не сможете попасть туда. Даже я, вероятно, уже никогда не вернусь туда.

— Ты самый большой лгун в мире, верно сказал Ка-ат, — заявил Дума. Затем он направил свой взор на Джонду. — А ты, ты откуда?

— Из Тонглапа.

— Сколько народу живет там?

— Я их никогда не считал, — ответил Джонда, — но берусь утверждать, что их там раз в десять больше, чем в Броколе.

— Еще один лжец, — хмыкнул Дума. — Брокол — самая большая страна мира. Можешь ли ты провести войско в Тонглап, чтобы мы добыли пленников и золото?

— Могу, но не стану, — объявил Джонда. — Я не предатель.

— Молчать! — снова рассвирепел Дума. — Ты слишком много болтаешь.

Он приказал офицеру.

— Взять вон того, из Тонглапа, и посадить назад в клетку. Лото-Эль-Хо-Ганья желает видеть другого. Она никогда не встречала мужчины с желтыми волосами и серыми глазами. Она не поверила Ка-ату еще больше, чем я, и сказала, что ей будет забавно послушать самого большого лгуна на Амторе.

Джонду увели прочь, а несколько мужчин с перьями, прикрепленными к головам, окружили меня. Они были вооружены золотыми крюками и тяжелыми короткими мечами с узорными рукоятями. Их предводитель взглянул на Думу. Тот кивнул, и меня увели из тронного зала.

— Когда ты предстанешь перед Лото-Эль-Хо-Ганьей, поклонись семь раз и не говори сам, пока к тебе не обратятся. Только отвечай на вопросы и все. Ни о чем не спрашивай и не делай никаких пустых замечаний.

Вот такие наставления я получил.

Лото-Эль-Хо-Ганья имела собственный тронный зал в храме, который располагался недалеко от дворца. Когда мы подошли к нему, я увидел сотни людей с подношениями. Конечно, я не мог разглядеть всего, что они приносили, но заметил и продукты, и поделки, и ткани. Вероятно, было выгодно возглавлять храм в Броколе, как это, впрочем, выгодно для большинства церквей и других культовых заведений. Даже в наших христианских странах не всегда оказывается невыгодным подражать скромному образу жизни Христа и распространять его кроткое учение.

Лото-Эль-Хо-Ганья восседала на пышном золотом троне, по сравнению с которым скамья Думы показалась мне скамейкой молочницы. Ее окружали мужчины, убранные подобно тем, что эскортировали меня. Все они были жрецами.

Лото-Эль-Хо-Ганья оказалась совсем недурной девчонкой. Она явно была не из Брокола, а существом, подобным мне. Черные, как смоль, волосы и глаза, кремовая кожа с оливковым оттенком, сквозь которую просвечивал нежный румянец щек. Я бы назвал ее если не красавицей, то определенно очень привлекательной и интересной. К тому же, она показалась мне живой и интеллигентной.

После того как я поклонился семь раз, она продолжала сидеть, долго и молча глядя на меня.

— Как твое имя? — спросила она наконец приятным контральто. Слушая ее, я не мог представить, что она пьет человеческую кровь или купается в ней.

— Я Карсон кум Амтор, танджонг кум Корва, — отвечал я, что означало: Карсон с Венеры, кронпринц Корвы.

— А где находится Корва?

— Очень далеко на юге.

— Как далеко?

— Не знаю точно — пожалуй, несколько тысяч копов.

— Разве ты не говорил Ка-ату, что твоя страна находится в десяти миллионах четырехстах тысячах копов от Брокола? — заявила она. — Когда ты лгал — тогда или сейчас?

— Я не лгал никогда. Мир, откуда я когда-то прибыл, это не Корва и находится в десяти миллионах четырехстах тысячах копов от Брокола.

— Как он называется?

— Соединенные Штаты Америки.

Она нахмурила брови, обдумывая мой ответ. Странное, удивленное выражение появилось на ее лице. Она, казалось, напряглась, чтобы вызвать из дальних уголков памяти что-то забытое, но лишь слабо качнула головой.

— Соединенные Штаты Америки, — задумчиво повторила она. — Ты расскажешь что-нибудь о твоей стране? Я не понимаю, чего ты добиваешься, когда лжешь.

— Буду рад рассказать все, что ты желаешь знать, — ответил я. — И могу заверить, что не лгу.

Она поднялась с трона и сошла с подиума.

— Пойдем со мной, — позвала она и затем повернулась к одному из жрецов. — Я поговорю с ним наедине. Вы все можете идти.

— Однако, Лото-Эль-Хо-Ганья, — возразил жрец, — тебе опасно оставаться одной с этим мужчиной. Он враг.

Она выпрямилась во весь рост.

— Я Лото-Эль-Хо-Ганья, — надменно произнесла она. — Я знаю все на свете. Я глядела в глаза этого мужчины, я глядела в его душу, я знаю, что он не сделает попытки причинить мне вред.

Жрец все еще колебался.

— Такое еще никогда не делалось, — упорствовал он.

— Ты слышал мой приказ, Ро-тон, — повторила она резко. — Как ты, мой главный жрец, осмеливаешься сомневаться в моей власти?

После этих слов он пошел прочь, другие последовали за ним.

Лото-Эль-Хо-Ганья повела меня через зал к маленькой двери. Тронный зал богини, если она была ею, отличался большей изысканностью, чем зал Думы, джонга. Но настенный декор ужасен — ряды человеческих черепов со скрещенными костями под ними. Несомненно, это были черепа и кости, остававшиеся от человеческих жертвоприношений.

В маленькой комнате, куда она привела меня, стояло небольшое бюро, несколько скамеек и кушетка. И скамейки, и кушетка покрыты мехами и подушками. Лото-Эль-Хо-Ганья села за бюро.

— Садись, — кивнула она, и я уселся напротив.

Она задавала мне те же вопросы, что и Дума, и я отвечал так же, как и ему. Она попросила объяснить, может ли существовать другой мир столь далеко от Венеры. Я прочитал ей очень короткую лекцию о строении Солнечной системы.

— Солнца, планеты, луны, — повторила она задумчиво, — луны и звезды…

Я не говорил ничего о звездах. Меня удивило, откуда она могла знать это слово.

— Меня предупредили, чтобы я говорил лишь тогда, когда ты ко мне обратишься, и не задавал никаких вопросов.

— А ты хочешь спросить меня?

— Да.

— Хорошо, спрашивай. Ро-тон и остальные низшие жрецы будут шокированы, — добавила она, пожимая плечами и улыбаясь.

— Откуда ты знаешь о звездах?

Она казалась удивленной.

— Звезды! Что я знаю о звездах? Я Лото-Эль-Хо-Ганья. Это ответ на твой вопрос. Я знаю о многих вещах. Иногда даже сама не понимаю, откуда и почему знаю, в том числе и про звезды. В глубинах моего сознания находится миллион воспоминаний, но большинство из них смутные и отрывочные. Я стараюсь, очень стараюсь соединить их вместе или выстроить в понятное целое, — вздохнула она, — но мне это ни разу не удалось.

— Конечно же, ты не из Брокола, — решил я. — Как же ты оказалась здесь, живая богиня среди чужого народа?

— Не знаю. Это одна из тех вещей, которых не могу вспомнить. Однажды обнаружила себя сидящей на троне в храме. Я даже не знала языка этого народа. Им пришлось обучать меня. Выучив язык, я узнала, что я богиня и пришла из огня, который окружает Амтор. Мой полный титул Лото-Эль-Хо-Ганья Кум О Радж (буквально Высочайшая-Выше-Чем-Женщина Из Огня, или кратко: Богиня Огня). Но он слишком длинный и употребляется только во время государственных торжеств и в особых обрядах. Ро-тону и некоторым другим я разрешаю называть меня, когда мы наедине, Лото. — Она произнесла Лото, и поскольку это означало Высочайшая, то все еще звучало как титул. — Ты, — добавила она, — тоже можешь называть меня Лото, когда мы наедине.

Я почувствовал, что моя карьера быстро движется в гору, раз богиня разрешает называть ее по имени. Возможно, понравлюсь ей настолько, что она не станет пить мою кровь или тем более купаться в ней.

— Я буду звать тебя Карсон, — продолжала она. — Есть еще много других вещей, которых я не могу понять. Меня тянет к тебе какая-то сила с той самой минуты, как я увидела тебя, словно мы связаны таинственными узами близости. По-моему, все началось, когда ты сказал: Соединенные Штаты Америки. Название страны затронуло какую-то струну в моем сознании. Не знаю, почему Соединенные Штаты Америки! — Она прошептала эти слова мягко и медленно, почти бережно, и в ее глазах появилось какое-то далекое и странное выражение.

Глава 27

Лото и я прекрасно поладили. Наша беседа еще продолжалась, когда в дверь кто-то заскребся.

— Войди, — разрешила Богиня Огня.

Дверь отворилась, и на пороге появился хмурый Ро-тон.

— Мне показалось, что я велела тебе оставить нас одних. — Богиня была достаточно сурова.

— Я пришел от Думы, — возразил Ро-тон. — Он желает принести жертву Лото-Эль-Хо-Ганье, — и посмотрел прямо на меня с очень мрачным выражением на зеленом лице.

— Раз он настаивает, я приму его жертву, — заявила Лото, — но оставляю за собой право самой избрать ее, — и она посмотрела на Ро-тона так многозначительно, что тот стал темно-зеленым, а потом быстро поблек до болезненного зеленовато-белого цвета. — Вероятно, это будет один из тех, кто не повинуется мне.

Ро-тон исчез, закрыв за собой дверь. А Лото топнула обутой в сандалию ножкой об пол.

— Он ужасно раздражает меня, — фыркнула она. — Стоит мне проявить симпатию к кому-нибудь, как он тут же бежит к Думе и заставляет его выбрать этого человека жертвой. Скоро я потеряю терпение и выберу самого Ро-тона. Большая честь для него, но я не думаю, что он сможет наслаждаться ею.

— Правда ли, что ты пьешь кровь при жертвоприношениях?

Ее глаза сердито сверкнули.

— Ты самонадеян! — воскликнула она. — Воспользовался моей мягкостью и хочешь выведать один из самых священных секретов храма!

Я встал.

— Прости, — поклонился я. — Теперь мне пора идти.

— Садись, — прикрикнула она. — Я сама решу, когда тебе уходить. Ты не знаком с хорошими манерами!

— Никогда прежде не удостаивался чести, чтобы меня развлекала богиня, поэтому и не знаю, как себя вести.

— Богиня не развлекает, — возразила она. — Это ты развлекаешь ее. Богиня не развлекает никого, особенно рабов.

— Надеюсь, что я развлекаю тебя, Высочайшая.

— Да. Теперь расскажи мне еще о Соединенных Штатах Америки. Там много городов?

— Тысячи.

— И есть такие крупные, как Брокол?

— Большинство из них еще крупнее. В одном почти семь миллионов жителей.

— И как называется город?

— Нью-Йорк.

— Нью-Йорк, — повторила она. — Мне кажется, будто я когда-то слышала это название прежде.

Снова нас прервало царапанье в дверь. Жрец пришел объявить, что Дума, джонг, прибыл в храм отдать дань уважения Лото-Эль-Хо-Ганье. Лото вспыхнула от гнева, но сказала:

— Мы примем его. Созови жрецов в Священную палату.

Когда жрец ушел, она повернулась ко мне.

— Не могу оставить тебя одного, поэтому ты пойдешь со мной.

Мй вышли в тронный зал, который она назвала Священной палатой. Лото приказала мне встать у подножия, а сама заняла свое место на троне. Палату заполнили жрецы, пришел Ро-тон. Со своей зеленой кожей и плюмажем они являли собой актеров варварского спектакля на сцене, декорированной черепами.

Послышался звук барабанов, сначала отдаленный, потом все ближе. Вошел Дума, сопровождаемый барабанщиками и целой сотней офицеров. Они остановились у возвышения и семикратно поклонились. Дума поднялся на подиум и занял нижнюю скамью рядом с Лото-Эль-Хо-Ганьей. Все остальные в зале продолжали стоять. Можно было бы услышать, как падает иголка, так было тихо.

Пока длились этапы глупого обряда, Дума каждые несколько секунд вставал и кланялся семь раз. Когда церемония закончилась, они приступили к беседе. Я слышал каждое слово.

— Ро-тон говорит, что ты отказываешься принять мою жертву, — произнес Дума. — До сих пор подобного не бывало.

— Я не отказываюсь, — отвечала Лото. — Просто решила сама избрать жертву.

— Это то же самое, что отказаться принять, — возразил Дума. — Я желаю сам избрать свою жертву тебе.

— Конечно, ты можешь сделать это, но я имею право отказаться от жертвы, если она мне не подходит. Кажется, ты забываешь, что я Лото-Эль-Хо-Ганья Кум О Радж.

— А ты, кажется, забываешь, что я джонг Брокола, — набычился Дума.

— Для богини джонг всего лишь простой смертный, — произнесла Лото ледяным тоном. — Теперь, если у тебя больше ничего ко мне нет, я разрешаю тебе удалиться.

Дума пришел в ярость. Он стал темно-зеленым и твердо посмотрел на Лото.

— У джонга есть воины, — заявил он сердито — Он может добиться исполнения своих желаний.

— Ты угрожаешь мне? — резко спросила Лото.

— Я требую, чтобы мне позволили выбирать самому свою жертву, — Дума уже по-настоящему кричал.

— Я решила, что ты можешь назвать свой выбор.

— Очень хорошо, — прорычал Дума — Это раб, Карсон, с которым ты заперлась наедине на много часов, пренебрегая традициями храма.

— Я отклоняю твою жертву, — голос Лото оставался по-прежнему ледяным.

Дума вскочил на ноги.

— Забрать раба назад в клетку, — закричал он. — Я займусь этой женщиной позже. Я заявляю, что она не богиня, а бог я сам, Дума! Пусть те, кто считает меня своим богом, поклонится семь раз.

Это было последнее, что я слышал: несколько воинов схватили и вывели меня из Священной палаты.

Они привели меня и заперли в клетке. Джонда все еще сидел в соседней, и когда я рассказал ему обо всем, что случилось, он решил, что жить мне осталось недолго.

— Вот что получается, когда связываешься с богинями и джонгами.

— Они все равно собирались меня убить, — напомнил я. — По крайней мере никто не будет пить мою кровь.

— Может быть, Дума будет, — предположил он. — Ты же сказал, что он теперь бог. Если это так, то первой жертвой он выберет тебя.

— Интересно, поддержат ли люди отстранение Лото-Эль-Хо-Ганьи.

— Если у джонга много воинов, то народ поддержит все, что он захочет, — усмехнулся Джонда.

— Лото-Эль-Хо-Ганья кажется мне всемогущей. Главный жрец и джонг уговаривали ее и прыгали вокруг, пока Дума не потерял терпение.

— Гляди! — воскликнул Джонда, указывая пальцем. — Кого они ведут сюда? Никогда не видел здесь женщин.

Я посмотрел и ужаснулся.

— Это же Лото-Эль-Хо-Ганья!

— Так что Дума сейчас стал богом! — заключил Джонда.

Два воина сопровождали Лото-Эль-Хо-Ганью. Они не были грубы. Вероятно, чувствовали, что она продолжает оставаться богиней, хотя Дума и провозгласил себя богом. И не хотели обижать богиню.

Они шли к нашим клеткам, остановившись перед моей, открыли дверь ключом и втолкнули Лото.

Глава 28

В моей полной приключений жизни хватало необыкновенных моментов, но, чтобы меня запирали в клетке на ночь вместе с богиней, — это что-то новое. Лото казалась потрясенной. Я представляю: шок от падения с Олимпа, вероятно, был ужасен.

— Что случилось? — спросил я.

— Это конец, — прошептала она. — Слава Богу, конец. Я чувствую, что пришел конец.

Она говорила по-амторски. Все, кроме одного слова: Бог. Она произнесла его по-английски! В амторском языке такого слова нет. Высочайшая-Выше-Чем-Женщина Из Огня — это самое большое приближение к имени божества, которое мне когда-либо доводилось здесь слышать. Где она могла выучить английское слово? Я спросил ее, но она лишь взглянула на меня еще более изумленно, чем прежде, и ответила, что не знает.

— Почему конец, Лото?

— Он приговорил меня к смерти, — сообщила она и рассмеялась. — Я, которая не может умереть, приговорена к смерти. Но он приговорил и тебя, и другого узника, — а вот вы можете умереть. Как мне хочется спасти вас!

— Ты уже пыталась, Лото, — напомнил я. — Зачем ты это сделала? Только попала в неприятности.

— Ты мне понравился, — призналась она. — Меня к тебе тянуло какой-то необъяснимой силой.

Мы трое, приговоренные к смерти, Лото, Джонда и я, беседовали далеко за полночь. Они рассказали мне странные, почти невероятные вещи о брокольцах. Оказывается, их кровь не красная, а белая, подобно соку некоторых растений, и что они не едят мяса, хотя и пьют кровь теплокровных животных.

Я спросил про крошечных брокольцев, свисающих с деревьев. Они объяснили, что брокольские самки откладывают маленькие яйца, напоминающие орехи, и сажают их в землю. Из ореха вырастает дерево, через год на нем появляются плоды, которые я уже видел. Когда маленькие брокольцы дозревают, они падают с деревьев — дикие, не дрессированные существа. Их приходится ловить и прививать им дисциплину.

Каждая семья обычно владеет собственным садом брокольских деревьев. Тот, который я видел, принадлежал королевскому семейству. Гайполы, большие птицы, с которыми я познакомился в Мипосе, не прочь полакомиться маленькими, созревающими броколятами, чем и объясняется присутствие солдат с оружием, охранявших королевский сад. Вот такая интересная человеческая раса, обладающая не только фамильным деревом, но и фамильным садом.

Когда женщина сажает в грядку яйцо, она втыкает рядом с лункой маленькую палочку, чтобы отметить место посадки. Так наши садовники делают каждую весну маркировку в своем саду, чтобы знать, где у них свекла, а где помидоры.

В результате нападений гайполов и большого количества вредных насекомых смертность броколят чрезвычайно высока: нередко из тысячи ни один не достигает зрелости. Однако поскольку брокольцы имеют по нескольку жен, а почва, равно как и самки, крайне плодовита, опасность того, что их род прекратит свое существование, крайне не велика.

Во время одной из пауз в нашей беседе Лото внезапно воскликнула:

— Я никогда не пила человеческую кровь. Пока была Лото-Эль-Хо-Ганья Кум О Радж, я не имела права говорить, но теперь, когда низложена, могу рассказать всю правду.

— Я никогда не верил, но рад услышать это из твоих уст.

— Ро-тон, Дума и еще несколько избранных жрецов брали кровь и пили ее. Только их жажда крови заставляла приносить в жертву человеческих рабов, хотя они считаются очень ценной рабочей силой. Большинство жертв, совершенных в храме, были брокольцами, вызвавшими гнев Думы или Ро-тона, но их кровь они не пили. Я никогда не убивала жертв: это делал Ро-тон. Я просто сидела на троне и пела гимн; но жрецы распускали в народе слухи, будто я пью кровь, чтобы все трепетали передо мной. Вероятно, простой народ должен бояться своей богини, тогда его легче держать под контролем.

— Вы с Карсоном говорите о странных существах, о которых я никогда не слышал, — вступил в разговор Джонда, человек, не знающий бога.

— Давайте поговорим о чем-нибудь еще, — предложила Лото, — я с удовольствием послушаю про Соединенные Штаты Америки, Нью-Йорк — Нью-Йорк — Нью-Йорк, — она шептала слово медленно, растягивая его; и ее глаза стали мечтательными и как бы вглядывались в далекий город на берегу океана.

Вдруг она воскликнула:

— Бетти! Бетти! Бетти! Я начинаю что-то вспоминать! — Она пришла в необычайное возбуждение. — Зови, зови, Бетти, зови! Я почти вспомнила! О Господи, кажется, я все вспомнила! Бруклин! Теперь я вспомнила Бруклин!

И, произнеся это, упала в обморок.

Я безуспешно пытался привести Лото в чувство, но мне пришлось отказаться от своих попыток. Постепенно сознание само вернется к ней.

Ее слова заинтересовали меня. Что она могла знать о Бруклине? Я упоминал Нью-Йорк, но о Бруклине не говорил. И все же ошибки быть не могло — слово «Бруклин» произнесено ею отчетливо. А что она имела в виду, когда повторяла «зови», и кто такая Бетти? Когда придет в себя, попрошу ее объяснить. Неужели на Венере мог оказаться еще один американец, которого она видела и с которым беседовала? Раз я добрался до Пастушьей звезды, то и кто-нибудь еще мог это сделать. Возможно, он был тут пленником и принесен в жертву, а перед его смертью ей удалось с ним поговорить. Надо все выяснить. Но какой прок в том, что удовлетворю свое любопытство? Разве не суждено мне завтра умереть?

С такими мыслями я заснул.

Когда проснулся, уже наступило утро. Я был один. Лото в клетке не было, а дверь надежно заперта.

Глава 29

Я разбудил Джонду, но и он не смог сообщить ничего нового. Я чувствовал, что больше никогда не увижу Лото и унесу неразгаданную тайну с собой в могилу.

Около полудня брокольцы начали выстраиваться в шеренгу возле наших клеток. Они направились к «арене для боя быков», которую мы с Джондой приводили в порядок. Многие из них останавливались и смотрели на нас, комментируя весьма нелестным образом наш внешний вид и поведение.

Вот пришли за нами десятка два стражников. Я хотел воспользоваться пистолетом, но потом решил дождаться, когда нас выведут на арену и я смогу причинить более значительные опустошения.

Стражники выглядели очень озабоченными и в немалой степени подавленными отсутствием Лото. Они видели, что замок на двери был совершенно целым. Когда меня спросили, как она выбралась, я только и мог ответить, что не знаю. Они отвели нас на арену. Ряды скамеек заполнили брокольцы. Все было очень спокойно, ничего похожего на приготовления к бою быков в Испании или на минуты перед игрой в бейсбол в Америке. Зрители иногда переговаривались, но ни веселья, ни выкриков. Когда вошел Дума со своим семейством и эскортом, вообще воцарилась гробовая тишина.

Мы с Джондой стояли в центре арены, окруженные стражниками, один из которых отделился от нас и подошел к Думе. Затем вернулся и объявил, что Дума желает, чтобы я приблизился к нему. Половина стражников направилась вслед за мной.

— Что стало с женщиной? — потребовал ответа Дума, игнорируя то обстоятельство, что я не поклонился ему ни четырежды, ни даже единожды.

— Ты задал глупый вопрос.

Дума приобрел цвет зеленого лимона.

— Неужели тебе непонятно, что даже если бы я знал, то не сказал бы. Ты все равно не поверишь, но я на самом деле не знаю. Нет, не знаю, но у меня есть предположение.

— Какое предположение?

— Я догадываюсь, что богиню ты за решеткой не удержишь, думаю, что она удалилась, чтобы приготовить наказание тебе и Ро-тону за ваше с ней обращение. Очень неумно вести себя с Высочайшей-Выше-Чем-Женщиной Из Огня таким неподобающим образом.

— Это все Ро-тон, он виноват, — проворчал Дума.

Ро-тон стоял тут же и, когда Дума повторил еще раз: «Это Ро-тон виноват», он не смог сдержаться.

— Ты захотел стать Высочайшим-Выше-Чем-Мужчиной Из Огня, — ляпнул он, не подумав. — Это была твоя, а не моя затея. Если она вернется, то сама разберется, кто виноват.

— Богини всегда все знают, — подтвердил я. — Их не одурачишь.

— Увести его, — рявкнул Дума. — Он мне не нравится.

— Кажется, уже слышно, как она приближается, — я взглянул на небо.

Незамедлительно Дума, Ро-тон и все те, кто их окружал, взглянули вверх. Момент был очень напряженный, но никакой Лото-Эль-Хо-Ганьи Кум О Радж не появилось. Однако я вывел их из душевного равновесия, на что и рассчитывал. Впрочем, не произошло бы ничего удивительного, если бы девушка, ухитрившаяся исчезнуть ночью так таинственно и бесследно, как Лото, вновь внезапно материализовалась, с огненным мечом в карающей деснице. Однако она этого не сделала. Меня снова водворили в центр арены.

Джонда поклонился мне семь раз. У Джонды развито чувство юмора, совершенно отсутствовавшее у брокольцев. Послышался шипящий шум, словно тысячи человек одновременно сипло задышали. Очевидно, именно так и случилось, затем наступила мертвая тишина.

Дума что-то прокричал, но слов я не расслышал. Забили барабаны, и воины оставили нас одних в центре арены.

— Мы сейчас умрем, — обратился ко мне Джонда. — Давай покажем себя.

Вышли два стражника и вручили нам по крюку и мечу.

— Смотрите, устройте нам хорошее представление, — бросил один из них.

— Вы сейчас станете зрителями лучшего из представлений, какие только видела эта арена, — пообещал я.

Затем воины ретировались в безопасное место, после чего открылась одна из маленьких дверей арены и выбежали шесть нобарганов, волосатых человекоообразных каннибалов, с которыми я уже не раз встречался.

Нобарганы приблизились к нам, рыча, как дикие звери, от которых они недалеко ушли. Если бы они половчее управлялись со своими пращами и луками, то наши крюки и мечи оказались бы бесполезными. Мы не смогли бы даже приблизиться к ним.

Я отбросил крюк и вытащил пистолет, а меч взял в левую руку, чтобы отбивать камни и стрелы дикарей. Джонда хотел броситься вперед и сцепиться врукопашную, но я велел подождать, сказав, что у меня сюрприз и для него, и для нобарганов, и для брокольцев. Он послушно держался рядом со мной.

Дикари попытались взять нас в кольцо. Я поднял пистолет и уложил первого; дальше мне оставалось только проявить выдержку. Один за другим волосатые существа падали на арену. Несколько камней просвистели над нашими головами. Трое дикарей попытались атаковать, но я уложил и их.

Наступила полнейшая тишина, и продолжалась она около минуты. Затем я услышал, как Дума взревел словно безумный. Он обманулся в своих ожиданиях. Никакого поединка не получилось, и мы не погибли. Он приказал стражникам забрать пистолет.

Они двинулись ко мне, но явно без энтузиазма. Я велел не приближаться и пригрозил убить, как убил нобарганов.

Дума завизжал от ярости и потребовал выполнить его распоряжение. Конечно, им пришлось пойти вперед, и я уложил одного за другим, как только что сделал с дикарями.

Среди зрителей воцарилось гробовое молчание. Это был самый спокойный народ! Один лишь Дума не мог успокоиться и буквально подскакивал от ярости. Если бы у него на голове росли волосы, он бы их обязательно выдрал. Наконец он приказал всем вооруженным мужчинам, что были среди публики, пойти на арену и схватить меня, предлагая огромную награду.

— Чистая работа, — одобрил Джонда — Продолжай в том же духе и дальше. Когда убьешь всех жителей Брокола, мы сможем пойти домой.

— Всех убить не удастся, — пробормотал я. — Их сейчас набежит слишком много. Нас схватят, но им это дорого обойдется.

Сотни вооруженных мужчин перепрыгивали через барьер и направлялись к нам. Не могу сказать, что они очень спешили. Каждый был явно согласен, чтобы награду получил кто-то другой. Тем не менее они все шли и шли.

Когда они окружили нас плотной стеной, я услышал над собой знакомое гудение.

Не может быть!

Я взглянул вверх. Над моей головой кружил воздушный корабль. Невероятно, но факт. Чем дольше я вглядывался в него, тем теплее становилось на душе. Это был мой «Анотар»! Кто починил его? Кто летел на нем? Кто же мог там быть, как не Дуара, единственное существо во всем мире, способное управлять самолетом.

— Глядите! — крикнул я; указывая вверх. — Она приближается! Лото-Эль-Хо-Ганья Кум О Радж возвращается для возмездия!

Все взглянули наверх. Потом обернулись и поглядели на Думу и Ро-тона. Я тоже посмотрел на них. Они улепетывали с самой немыслимой скоростью. Могу поклясться, что до сих пор еще бегут где-нибудь.

Теперь «Анотар» кружился совсем близко, и я бешено взмахивал руками, чтобы привлечь внимание Дуары или того, кто находился там. И вот Дуара высунулась из кабины и махнула мне рукой!

Я крикнул брокольцам, чтобы они отошли с дороги, или их убьет птица-корабль, принесшая новую Лото-Эль-Хо-Ганью. Я опасался, что они слишком быстро заметят, что Дуара не Лото. Но они спешно освободили место, убираясь с арены и покидая стадион как можно быстрее.

Дуара приземлилась на арене — красивая получилась посадка — и минутой позже я сжимал ее в своих объятьях. Я сделал бы то же самое, если бы мы стояли на углу 42-й улицы и Бродвея.

В корабле рядом с ней был Доран, через мгновение там очутился и Джонда. Я сел за штурвал. Дуара рядом со мной. Нас так переполняли вопросы, что мы перебивали друг друга. Но постепенно я узнал, что одним из первых дел Кандара, когда он стал джонгом Джапала, была отправка сильного отряда воинов в Тимал, чтобы привезти Дуару и Артола к его двору. Он сделал также, следуя моим инструкциям, новый пропеллер к «Анотару». Поняв, что я захвачен в плен брокольцами, он догадался, где вести поиск, хотя надежды найти меня живым почти не было.

Мы летели на высоте двух тысяч футов, когда я оглянулся и взглянул на Джонду. Он глазел по сторонам и вниз с расширенными от возбуждения глазами.

— Что ты теперь скажешь? — спросил я его.

— Не верю, — ответил он. — Ка-ат был прав — ты самый большой лжец на Амторе.

Примечание издателя. Не столько для того, чтобы подтвердить эту историю, я все же хочу привести пример любопытного совпадения и цитирую недавнее газетное сообщение:

Глава 30

В молодости я мечтал о жизни, полной приключений, и, вероятно, юношеские мечты предопределили течение моей дальнейшей жизни. Очевидно, поэтому я увлекся полетами, когда стал постарше, что привело меня к решению построить космическую ракету и совершить путешествие на Марс — путешествие, закончившееся на Венере!

Я всегда стремился к приключениям, но в последнее время испытал их несколько больше, чем нужно. Да и слишком суровыми они оказались. Поэтому должен признаться, что уже сыт ими по горло. И когда Дуара и Доран оказались над ареной Брокола, в то самое мгновение, когда мы с Джондой стояли перед сотнями воинов, вооруженных крюками и мечами, сознавая, что сопротивление бесполезно, и спасли нас, я принял решение. Хватит! Больше никаких приключений, удачных или неудачных. Только на юг, на поиски Корвы, и как можно скорее.

При обычных обстоятельствах я бы с радостью доставил Джонду на его родину, в Тонглап, но теперь мне больше не хотелось рисковать безопасностью Дуары. А когда Доран сказал Джонде, что его с радостью примут в Джапале, пока он не найдет возможности возвращения в Тонглап, я был страшно доволен, поскольку, по моим расчетам, Джапал находился на пути в Корву, а Тонглап — в стороне.

В Джапале нас ожидал поистине королевский прием. Там мы загрузили «Анотар» запасами провизии и воды и, как только нам позволили приличия, распрощались с друзьями и двинулись в путь.

Мы с Дуарой внимательно обсудили курс полета и пришли к заключению, что если полетим на юго-восток, то должны увидеть континент, именуемый Анлап, или Страна Птиц, на котором расположена Корва. На протяжении пятисот миль курс проходил вдоль Джапальского озера и через Ноэллат-Герлу, или Огромную Воду, как по-амторски называется океан.

— Не очень-то утешительно! — вздохнула Дуара.

— После всех испытаний нам все покажется утешительным, — отвечал я. — На мой взгляд, пожалуй, слишком спокойно и слишком хорошо, чтобы сбыться.

— Я уже думала, что никогда больше не увижу тебя, Карсон. Мне рассказали про ужасные обычаи в Броколе — как они пьют человеческую кровь и многое другое. Я была вне себя, пока не смогла взлететь на «Анотаре» и отправиться на поиски. Разве не чудесно вернуться в Корву, где нас любят?

— И впервые с того дня, как мы встретились, насладиться миром и покоем. Моя милая, если это вообще в человеческих силах, я надеюсь, что никогда больше не уеду из Корвы.

— Как будут рады Томан и Дисахара, когда увидят нас снова! О, Карсон, я просто не могу дождаться нашего возвращения!

— Это долгий перелет, и даже когда мы прилетим в Корву, нам потребуется время, чтобы разыскать Санару — очень маленький городок в огромной стране.

Океан, над которым мы летели, казался бескрайним и, надо сказать, очень пустынным. Мы заметили лишь несколько кораблей в нижнем конце Джапальского озера и еще несколько у океанского побережья. После этого мы не видели ничего — только серые волны океана, который никогда не бывает голубым, — ведь над ним нет голубого неба, которое бы в нем отразилось; в него смотрится только облачный покров, окутывающий Венеру.

Я уже упоминал, что амторские моряки редко удаляются от берега настолько, чтобы терять его из виду, вследствие несовершенства карт.

Мы с Дуарой находились в лучшем положении, поскольку в Гавату я изготовил надежный компас. Кроме того, постарался хотя бы приблизительно откорректировать карты Амтора, исходя из моих знаний о действительном очертании и размерах планеты. Разумеется, мои карты тоже были неточными, но в них по крайней мере имелась хоть какая-то претензия на истинность.

Мы изрядно устали от полета над океаном, когда Дуара заметила сушу. Я был уверен, что Джапал находится в Северном полушарии. Судя по преодоленному нашим кораблем расстоянию, мы наверняка должны были пересечь экватор и, как я считал, уже летим в Южном полушарии, где находится Корва. Неужели под нами Корва?! Эта мысль наполнила нас обоих восторгом.

Под нами простиралась действительно симпатичная страна, хотя и просто голая скала показалась бы нам привлекательной после бескрайнего океана, который мы пересекли. Целую неделю мы не видели ничего, кроме воды. Я опустился ниже, чтобы рассмотреть все получше. В широкой долине извивалась лента могучей реки, впадающей в океан почти под нами. Долина заросла бледно-фиолетовой амторской травой, испещренной голубыми и пурпурными цветами. Там и сям пестрели небольшие заплатки лесов. Мы видели на деревьях глянцевитые лаковые чашечки цветов — красные, лазурные, белые; листву гелиотропов, заросли лаванды — фиолетовая масса, шевелящаяся под легким бризом.

В амторском ландшафте есть своя завораживающая прелесть, фантастическая и странная. Быть может, это из-за мягких, пастельных полутонов, делающих его более похожим на произведение рук человека, чем на творение природы. Подобно величественному закату на Земле, в нем есть нечто, что невозможно воспроизвести ни одному художнику. Я иногда размышляю над тем, что бессилие художника отразить красоты природы привело нас к той отвратительной жути, что именуется современным искусством.

— О, как бы я хотела совершить посадку среди вон тех цветов! — воскликнула Дуара.

— И оказаться схваченной или убитой одним из кровожадных существ, населяющих твою фантастическую планету, — парировал я. — Нет уж, юная леди! Пока у нас есть пища, вода и горючее, мы побудем в воздухе. Здесь мы в безопасности.

— Так, значит, моя планета фантастическая? — оскорбилась Дуара, немедленно переходя к защите и восхвалению своего мира, подобно тому, как это делают Бюро путешествий в Гонолулу или Торговая палата Лос-Анджелеса.

— А твоя планета, значит, самая совершенная, с ее хитроватыми политиканами, постоянно воюющими религиозными сектами, гангстерами и смешными одеждами?

Я рассмеялся и поцеловал ее.

— Никогда этого не говорил.

— Ну во всяком случае, из твоих рассказов можно сделать один вывод: самого лучшего, что было на твоей планете, там уже нет, — заявила она.

— Чего именно?

— Тебя!

И я снова поцеловал ее.

— Гляди! — воскликнул я. — Город!

Действительно, в нескольких милях выше по реке, прямо на берегу, находился город.

— Это не Санара? — спросила с надеждой в голосе Дуара.

— Нет, не Санара. Там река течет на восток, а здесь — на юг. Более того, город ничем не напоминает Санару.

— Давай подлетим и посмотрим на него, — предложила Дуара.

Я не видел в этом ничего опасного и направился к городу. Он напомнил мне Гавату, за исключением того, что был совершенно круглым, а Гавату располагался полукругом. Большая центральная площадь с широкими улицами, расходившимися от нее, как спицы в колесе. Другие улицы проходили концентрическими кругами на равном расстоянии одна от другой между центральной площадью и высокими внешними стенами города.

— Напоминает два Гавату, склеенных вместе, — заметила Дуара.

— Хотел бы я, чтобы под нами был Гавату, — кивнул я.

— Почему? — спросила Дуара. — Мы ведь едва вырвались из этого города. Мне совсем не хочется туда возвращаться. Неприятна даже сама мысль об этом. Я, дочь тысячи джонгов, недостаточно хороша, чтобы жить в Гавату! И они хотели убить меня!

— Разумеется, неумно с их стороны, — согласился я.

В городе все было круглым — центральная площадь круглая, здания круглые, весь город круглый, а многие здания увенчивались сферическими крышами.

Народ выбегал на улицы и главную площадь, люди высыпали на крыши, разглядывая нас. Многие махали нам, мы им отвечали.

— Какой интересный город, — заметила Дуара. — Я бы не прочь побывать тут. Люди кажутся вполне дружелюбными.

— Моя дорогая, — отвечал я, — ты становишься истинной любительницей бедствий.

— Я бы не сделала здесь посадку ни за что на свете, — возразила Дуара. — Я просто сказала, что не прочь побывать там.

И в этот момент пропеллер «Анотара» отвалился.

Глава 31

Это был тот самый пропеллер, который изготовил и приладил Кандар, пока я был пленником в Броколе. Очевидно, он закрепил его не очень надежно.

— Кажется, твое желание исполнится, Дуара. Наша высота недостаточна, чтобы спланировать за пределы города. Очевидно, придется посадить «Анотар» прямо на площадь.

Пока я закладывал вираж перед посадкой, народ убежал с площади, освободив достаточно места. Едва «Анотар» замер, люди собрались снова, образовав круг. Они танцевали, пели и смеялись. Иные из них набирали пригоршни цветов и осыпали нас. Песни, которые они распевали, звучали вполне приветственно. Такой прием незнакомых людей в амторском городе был новинкой, во всяком случае в моей практике, и казался занятным, что, конечно, успокоило нас.

Трое из танцующих приблизились к нам. Пение и танцы прекратились, поскольку толпа приготовилась слушать. И все улыбались. Чем-то они напоминали мне арлекинов, которых я когда-то видел в старинных водевилях, с обязательным набором улыбок — кажется, их называли приторными.

Один из троицы поклонился и сказал:

— Добро пожаловать в By-ад, если вы пришли с миром.

By-ад означает «Первый город».

— Мы приземлились из-за поломки нашего воздушного корабля, — ответил я, — прибыли с миром и признательны вам за дружеский прием.

— Мое имя Ата-ву-мед-ро, — объявил он. (Я говорю «он», хотя так и не смог определить, был ли говоривший мужчиной или женщиной.) Как и все остальные, это существо выглядело и как мужчина, и как женщина, или, вернее, никак. А поскольку Ата-ву-мед-ро означало Я-один-миллион-три, то имя не помогло мне установить пол говорившего.

— Моя супруга Дуара из Вепайи. А я — Карсон с Венеры.

— Мы рады приветствовать вас в нашем городе, — сказал он. — И надеюсь, что вы спуститесь со странного существа, которое летает по воздуху подобно птице, и пойдете со мной, чтобы засвидетельствовать свое почтение нашему джонгу Вик-вик-вику.

И тут я увидел, что один из жителей подхватил пропеллер и побежал с ним прочь. Я крикнул, обратив внимание Ата-ву-мед-ро на это и попросил, чтобы пропеллер вернули. Я надеялся, что он не очень пострадал, так как упал в цветочную клумбу.

— Вы получите его, когда он вам понадобится, — заверил тот меня.

Мы с Дуарой вылезли из «Анотара» и вместе с Ата-ву-мед-ро и двумя его спутниками пошли через площадь к одному из больших зданий, выходивших на нее. Это был дворец джонга. До самых дверей нас сопровождала большая толпа.

В толпе я не заметил ни стариков, ни детей. Горожане выглядели более или менее одинаково — пухлые и довольно добродушные на вид. Хотя все носили оружие — меч и кинжал, они не выглядели расой воинов. Одежда напоминала юбку или платье. Впрочем, как выяснилось позже, она вовсе не была одеждой — просто ряд длинных сумок или карманов, подвешенных к шее и ниспадавших до колен. Карманы прилегали так плотно друг к другу, что напоминали плиссированную юбку. Прямо посредине их головы и тела, спереди и сзади, пролегала четкая красноватая линия, походившая на родимое пятно.

Как известно, наши лица и тела не полностью симметричны. У этих людей отсутствие симметрии бросалось в глаза еще больше, хотя и не создавало впечатления деформированности. Впрочем, тонкая красная линия, пересекавшая лица, усиливала кажущиеся различия между двумя половинками тела.

Нас ввели к джонгу Вик-вик-вику, что означает 999. Он весьма милостиво улыбнулся и произнес:

— Вуйорганцы приветствуют вас в By-аде, — или Первый Народ приветствует вас в Первом Городе.

Он задал нам множество вопросов о странах, из которых мы прибыли, и просил считать себя его гостями. Как можно любезнее я сообщил, что хотел бы произвести необходимый ремонт нашего корабля и сразу же отправиться в путь, попросил его распорядиться, чтобы мне возвратили пропеллер.

— Видите ли, мы очень давно не были дома и хотим поскорей вернуться.

— Я прекрасно понимаю вас, — отвечал он, — но мы будем весьма разочарованы, если вы не останетесь здесь по крайней мере дня на два. Эта часть Анлапа почти пустынна. У нас нет дружественных соседей и очень мало посетителей из других стран. Поэтому вы оказали бы нам большую честь, оставшись хотя бы на короткий срок. Мы так мало слышим и знаем о жизни в других частях Амтора.

— Мы действительно попали на Анлап? — уточнил я. — Тогда, быть может, вы скажете, в каком направлении отсюда находится Корва?

— Я слышал о Корве, но не знаю, где она находится. Теперь прошу вас — останьтесь по крайней мере на пару дней. Я хочу устроить банкет и представление для вас, прежде чем вы отправитесь дальше.

В сложившихся обстоятельствах единственное, что мы могли сделать, учитывая великодушное гостеприимство, — это остаться. Я ответил, что для нас его предложение — большая честь. Он, казалось, был искренне рад и приказал Ата-ву-мед-ро показать нам город и проследить, чтобы ничто не могло омрачить наш визит в Ву-ад.

Наискосок от дворца джонга находилось очень большое круглое здание — должно быть, целых две сотни футов в диаметре. Оно сразу привлекло наше внимание, когда мы вышли из дворца вместе с Ата-ву-мед-ро. Здание напоминало огромный собор, высотой по меньшей мере в сотню футов. Своими размерами оно господствовало над окружающими. Естественно, оно пробудило наше любопытство. Я спросил Ата-ву-мед-ро, что это такое.

— Вы осмотрите его, прежде чем покинете By-ад, — отвечал он. — Я оставлю его напоследок, как наивысший момент вашего визита в город. Даю вам гарантию, что вы найдете его очень интересным.

Он провел нас по городу, показывая все достопримечательности, магазины, цветы и кустарники, росшие в изобилии, обращая внимание на прихотливые изгибы зданий. Мы посетили художественный салон, где были выставлены работы лучших художников By-ада. Эти люди обнаружили примечательные способности в воспроизведении природных объектов с почти фотографической точностью, но ни в одной из увиденных нами работ я не заметил ни малейшего намека на творческую одаренность.

Мы обратили внимание, что люди выглядели и одевались почти одинаково, в то же время многие из них выполняли грязную или тяжелую работу. Я спросил Ата-ву-мед-ро, есть ли у них касты.

— Да, конечно, — ответил он, — все клу-меды и более высокие числа являются слугами; ву-меды, у которых нет «ду», относятся к следующему по высоте классу, это ремесленники; далее следуют ву-меды, у которых есть «ду», — к этому классу принадлежу и я. Мы находимся прямо под знатью — от ву-йор-йорко до ву-йорко; королями всегда бывают йорко. Есть и другие деления на касты, но все это достаточно сложно, да и не будет интересно для вас.

Вероятно, сказанное выше вас очень заинтересовало, но в переводе звучит более любопытно, что выявляет смысл из странных числовых имен. Он сказал, что все 2000000-е и выше — слуги; 1000000-е без приставки «ду» относятся к классу ремесленников; далее следовал его класс, 1000000-е с приставкой; знать относится к 1000 до 1000000; а короли всегда ниже 1000. Вик-вик-вик, или 999,— это имя джонга и оно же его порядковый номер.

Высокие номера не означают, что в By-аде так много жителей. Просто такова система наименований; для меня это еще одно свидетельство полного отсутствия у них творческого начала.

Мы с Дуарой провели два достаточно скучных дня в Вуаде, и к вечеру второго дня нас пригласили присутствовать на банкете, который давался джонгом. Стол, в форме кольца, с людьми, сидевшими по оба его края, стоял в круглой комнате. Присутствовало около двухсот гостей, все, очевидно, одного пола и ранга. Одеты они были почти одинаково и выглядели более или менее одинаково. Бросалось в глаза обилие волос на головах, на лицах же — ни единого волоска. Застолье оживлялось веселой болтовней и смехом, но сопровождалось все теми же вечными, замороженными улыбками, если они не хохотали. Во время беседы я выслушал множество вещей, вызывавших взрывы смеха, но не обнаружил ничего действительно смешного. Дуара, сидевшая между Вик-вик-виком и мной, вежливо заметила, что некоторые кушанья, которые она отведала, восхитительны. Вик-вик-вик и остальные, разразились в ответ смехом. Я не видел в этом никакого смысла. Мне нравится наблюдать веселых людей, но тогда, когда понимаю, почему они такие веселые.

Еда была действительно великолепна, вина тоже. Гости ели и пили в таком количестве, которое нам с Дуарой показалось невероятным. Они получали удовольствие и удовлетворение от еды и питья гораздо большее, чем предполагало само действо. Некоторые даже падали в обморок от восторга. Я счел это отвратительным, и от всей души желал, чтобы банкет поскорее закончился и мы с Дуарой могли бы откланяться. Мы хотели хорошенько выспаться, поскольку на следующий день предполагали отправиться в дальнейшее путешествие. Мне все еще не удалось приладить пропеллер, его кстати, так пока и не вернули. Я спросил джонга, отдал ли он соответствующее распоряжение.

— Завтра перед отъездом вы получите их в большом количестве, — ответил он со своей мягкой улыбкой.

— Мы должны завтра улететь как можно раньше, — сказал я, взглянув на Дуару.

Мне сразу бросилось в глаза, как она изменилась: на лице появилось изумленное, и испуганное выражение.

— Со мной что-то случилось, Карсон, — прошептала она.

Я попытался встать. Но не мог сдвинуться с места: меня парализовало от шеи до пят.

Глава 32

Я поглядел на других гостей — они по-прежнему болтали и смеялись и все свободно двигали и руками, и телом. Они не были парализованы — только мы с Дуарой. Я взглянул на Вик-вик-вика — он внимательно смотрел на нас.

— Вот очень изысканный плод, — он предложил мне нечто, выглядевшее как гибрид авокадо с бананом.

Разумеется, я не мог пошевелить рукой, чтобы взять его. Тогда он предложил его Дуаре — та тоже оказалась столь же беспомощной. Вик-вик-вик выждал момент и швырнул мягкий плод ей в лицо.

— Так вот как вы принимаете мое гостеприимство! — закричал он и разразился громким смехом, привлекая к нам внимание гостей. — Ладно, пусть даже так, — продолжал он, — хотя вы отказываетесь принять то, что я вам предлагаю, — вы все еще мои гости. И останетесь ими навсегда!

Раздался громовой смех всех присутствовавших.

— Какой примечательный вклад вы сделаете своими персонами в нашу коллекцию Музея Естественной истории. Я полагаю, что у нас нет подобных пар в верхней категории, и, разумеется, нет ни одного самца с серыми глазами и желтыми волосами.

— У нас нет ни одной самки в этой категории, мой джонг, — заметил Ату-ву-мед-ро.

— Ты прав, — согласился Вик-вик-вик. — У нас есть самка нобаргана, но едва ли она принадлежит к тому же виду, что и данная женщина.

— Что все это значит? — резко спросил я. — Что вы с нами сделали?

— Результаты того, что мы сделали, должны быть совершенно очевидны для вас, — отвечал Вик-вик-вик, продолжая смеяться.

— Вы заманили нас в ловушку показным дружелюбием, чтобы убить. Я встречался со многими коварными и подлыми деяниями, но подобное заставило бы покраснеть от стыда даже нобаргана.

— Вы ошибаетесь, — отвечал джонг, — мы вовсе не намерены убивать вас — как выставочные экземпляры вы представляете гораздо большую ценность. В интересах науки и образования будете законсервированы навечно, служа гораздо более возвышенной цели, чем если бы продолжали свое глупое, похотливое существование.

Он повернулся к Ата-ву-мед-ро.

— Унеси их прочь.

Принесли носилки, и восемь существ 2000000-й касты вынесли нас из дворца и пронесли наискосок через площадь в тот самый громадный собор, о котором я уже рассказывал. Ата-ву-мед-ро говорил, что посещение здания останется напоследок, как наивысший момент визита в By-ад. Когда я подумал о дьявольском лицемерии этого существа, то смог только проскрежетать зубами — все, что мне оставалось, больше я ничего не мог сделать.

Внутри собор представлял собой огромный зал с платформами, размещавшимися концентрическими кругами. На них находились экземпляры множества крупных представителей животного мира Амтора, поддерживаемые подпорками или каркасом. На стенах же висели, вероятно, сотни две человеческих существ и нобарганов в хитроумно придуманных петлях, которые распределяли их вес равномерно на все части тела.

Подобные петли были прилажены и к нам с Дуарой, и мы повисли на стене бок о бок. Уже были прикреплены таблички с надписями, указывавшими наши имена, страны, из которых прибыли, пол и всякую прочую информацию, которая, очевидно, представлялась вуйорганам интересной или несущей образовательную функцию. И все это готовилось, пока нас развлекали как почетных гостей!

Те, из уже висевших здесь экземпляров, кто был в состоянии нас видеть, наблюдали за нашим прибытием и «восхождением» с большим интересом. Другие, очевидно, спали, их подбородки покоились на груди. Теперь так и нам предстояло спать! Ладно, пусть это будет нечто вроде передышки, маленький подарок коварного рока, который взял над нами верх.

Группа вуйорганов, находившихся в здании, собралась, чтобы посмотреть, как нас развешивают. Они читали описания на табличках и довольно развязно комментировали. Их больше интересовала Дуара, она, вероятно, была первой представительницей женского пола нашего вида, которую они когда-либо видели. Я обратил особое внимание на одного вуйоргана — он ничего не говорил, а стоял и глазел, словно остолбеневший от ее красоты. Присмотревшись, я удивился тому, что у него отсутствовала красноватая средняя линия и обе половины лица практически идентичны. Это существо было, как выражаются биологи, «мутантом». Он отличался и еще одним: не смеялся, не улыбался беспрестанно, как остальные, и не болтал непрерывно с окружающими. (Мне трудно писать об этих существах не как о самцах. Они выглядели такими одинаковыми, что невозможно определить, кто из них мужчина, а кто женщина, но поскольку все носили мечи и кинжалы, я счел, что имею дело с мужчинами.)

Они оставили оружие при нас: я заметил, что и остальным экземплярам музея тоже сохранили их оружие. Даже копья прикреплены рядом на стенах. Оружие, конечно, предназначалось для образовательных целей и не представляло опасности, ибо все существа были парализованы.

Вуйорганы непрерывно входили в здание и слонялись по проходам, знакомясь с экспонатами. Иногда останавливались поболтать с каким-нибудь экземпляром. Но поскольку они обычно насмехались над бедными беспомощными существами, им, как правило, отвечали ледяным молчанием.

После наступления темноты здание осветилось, и огромные толпы вуйорганов явились глазеть на нас. Они останавливались и смеялись, отпуская насмешливые и нелестные замечания в наш адрес. Это были те же люди, что танцевали вокруг нас пару дней назад, осыпая цветами, приветствуя в своем городе.

Через пару часов здание опустело, свет погас. Осталось лишь несколько человек из охраны, принадлежащих к касте «1000000».

Хотя огни почти погасли, было еще достаточно светло, чтобы видеть пространство рядом с внешней стеной здания, в котором мы висели, поскольку полностью погасли только центральные огни.

Во всем огромном здании осталось около двадцати охранников. Почему столько, я не понимал. Не похоже, что хотя бы один из нас в состоянии устроить бунт или сбежать. Этого не сделаешь, когда у тебя двигается только голова да шея.

Некоторые из охранников рассматривали нас и поздравляли By-ад с приобретением таких ценных пополнений в коллекцию Музея Естественной истории.

— Мне всегда хотелось увидеть женщину, — заявил один из них. — Другие экземпляры часто разговаривают между собой о женщинах. Они ведь чем-то отличаются от самцов, не так ли? Действительно, у нее совершенно другая фигура и более тонкое лицо, чем у самца; и больше волос на голове — как у нас, вуйорганов.

— Серые глаза и желтые волосы делают его необычайно ценным экземпляром, — подхватил другой.

Мои глаза были серо-голубыми, иногда казались серыми, иногда голубыми. Я думаю, в действительности трудно определить, какого они цвета, но волосы не были желтыми, хотя жители Амтора называли их так, не находя слова для понятия блондин.

Один из охранников, стоявший напротив нас, был молчалив и спокоен: не смеялся и ничего не бормотал. Внезапно он задрожал, словно в агонии, зашатался, как пьяный, и упал на пол, где стал извиваться, словно в эпилептическом припадке, который, видимо, и стал причиной его падения.

— Дан-ву-мед будет делиться, — заметил один из парней. Два других посмотрели на Ду-1000000 и стали равнодушно прогуливаться.

— Вы бы лучше принесли пару носилок, — крикнул им вслед первый из говоривших.

Приятель глянул вниз на Дан-ву-меда, извивавшегося, визжавшего и бившегося в конвульсиях на полу.

— Да, уже пора, — пробормотал он. — Дан-ву-мед начал беспокоиться — боится, что од может оказаться одним из тех несчастных, что умирают до того, как произведут свое дитя. (Од — это местоимение среднего рода, аналогичное местоимению «оно»).

Родовые схватки стали неистовыми. Вопли и стоны заполнили огромный зал, отзываясь многократным эхом от купола. К моему ужасу, я увидел, что существо разделилось пополам вдоль красноватой средней полосы, которую я уже описывал, — прямо посредине головы и тела.

В последней яростной конвульсии обе половинки раскатились в разные стороны. Крови не было. Каждая половинка защищена тонкой пульсирующей пленкой, сквозь которую ясно различались внутренние органы. Принесли двое носилок, половинки уложили на них и унесли прочь. То, что они были еще живы, сомнений не вызывало, поскольку я видел, как колышутся легкие.

Бедная Дуара побелела, как призрак, и была на грани тошноты от увиденного зрелища.

— Ох, Карсон! — воскликнула она. — К каким ужасным существам мы попали?

Прежде чем я успел ответить, чей-то голос за моей спиной воскликнул:

— Карсон! Карсон Нейпер! Неужели это ты?

Глава 33

Я повернул голову. Голос принадлежал мужчине, висевшему на стене позади меня. Я сразу же узнал его.

— Иро Шан!

— И Дуара тоже тут. Бедные мои друзья! Когда вас сюда принесли?

— Сегодня вечером.

— А я спал, — подосадовал он. — Стараюсь спать как можно больше: единственный способ скоротать время, когда висишь вот так на стене, — он криво усмехнулся. — Но какое злосчастие принесло вас сюда?

Я вкратце рассказал про наши приключения. А затем спросил, как случилось, что он покинул свой прекрасный город и угодил в западню.

— После того как вы с Дуарой убежали из Гавату, — начал он, — Санджонг[20] поручил мне выстроить аэроплан по твоим чертежам. Я обнаружил, что некоторые важные подробности ты, вероятно, держал в голове, потому что в чертежах они отсутствовали.

— Не совсем так. Их не было в чертежах, которые я оставил в Гавату, поскольку у меня появилась привычка держать рабочие чертежи в самолете, после того как работа над ним стала близиться к завершению. Сам не знаю, почему я так сделал.

— Ну ладно, так или иначе — у меня получился воздушный корабль, который мог летать. Хотя я несколько раз чуть не разбился во время его испытаний. Несколько лучших умов Гавату работали вместе со мной, и в конце концов нам удалось сконструировать и построить самолет, который действительно мог летать. Еще никогда в жизни я не был так счастлив. Мной овладел восторг. Все время хотелось летать, и я совершал полеты дальше и дальше от Гавату. Летал с Налте в Анду, в гости к ее родителям. Можешь себе представить, какую сенсацию вызвал там наш самолет.

— Расскажи о Налте! Как она поживает? — воскликнула Дуара.

— В последний раз, когда я ее видел, она была здорова и счастлива, — ответил Иро Шан. — Надеюсь, и сейчас тоже.

— Наверное, здорова, но счастлива ли? Ведь тебя нет с ней, — заметила Дуара.

— Страшно подумать, что мы никогда больше не увидимся, — произнес он печально — Но теперь, — продолжал более спокойно, — я опять вместе с вами; так что ваша неудача обернулась для меня везением. Впрочем, предпочел бы увидеть вас невредимыми и подальше отсюда.

— Продолжи свой рассказ, как ты очутился здесь — экспонатом в Музее Естественной истории?

— Так вот, однажды я улетел на большое расстояние от Гавату в неисследованный район на юго-западе. Там попал в самый сильный ураган, какой когда-либо видел в своей жизни. Мало того, что он был воистину яростным, его сопровождали еще и облака горячего пара.

— Наверное, тот же ураган, что унес нас на север в Мипос, — предположил я. — Солнце пробилось сквозь просветы в облачных покровах, океан закипел, что и вызвало ужасный ветер.

— Да, видимо, так, — согласился Иро Шан. — Как бы то ни было, ураган протащил меня через океан в эту страну. Когда я пролетал мимо By-ада, мотор отказал. Пришлось совершить посадку. Люди выбежали из города…

— …танцевали вокруг и осыпали тебя цветами, — перебил я.

Иро Шан рассмеялся.

— И совершенно одурачили меня. А Вик-вик-вик устраивал в вашу честь банкет? — спросил он.

— Сегодня после полудня. Мы, кажется, попадаем в беду везде, куда бы ни прилетели, — даже в прекрасном Гавату.

— Да! Я должен вам сообщить, — спохватился Иро Шан, — что после вашего побега Санджонг пересмотрел приговор, касавшийся Дуары, и обнаружил, что судьи ошиблись, приговорив ее к смерти. Вы оба можете теперь без опасений вернуться в Гавату.

— Это замечательно! — воскликнул я смеясь — Пожалуйста, расскажи об этом Вик-вик-вику!

— По крайней мере, — заметила Дуара, — нам надо сохранить чувство юмора, это как-то скрасит нашу жалкую участь. Только бы забыть ту ужасную сцену, свидетелями которой мы оказались, пока ты спал.

— Что случилось? — спросил Иро Шан.

— Одно из существ билось в эпилептическом припадке и распалось на две половинки. Тебе приходилось видеть что-либо подобное?

— Часто, — отвечал он.

— И половинки, казалось, еще жили, когда их унесли прочь, — добавила Дуара.

— Они и были живыми, — пояснил Иро Шан. — Видишь ли, эти существа — своего рода амебы и поэтому лишены пола. Их деление — чисто физиологический феномен воспроизводства себе подобных. Среди них нет самок и самцов, но более или менее периодически, обычно после насыщения обильной едой и питьем, одна часть делится на две, подобно амебам, по хорошо заметной средней линии их тел. Каждая из этих «половинок» выращивает за несколько месяцев вторую «половинку», после чего наступает новое деление. Иногда сразу после деления одна из половинок оказывается нежизнеспособной и умирает; бывают случаи, когда половинка умирает еще до отделения; в этом случае мертвая половинка просто отпадает. Возможно, умирает более старая половинка, уже не раз делившаяся, а оставшаяся потом наращивает новую половинку. Деление происходит примерно раз девять в течение жизни одной половинки.

Вот почему эти существа лишены способности испытывать любовь, дружбу или какие-либо иные чувства, характерные для нормальных человеческих существ. Поэтому они также лишены творческого начала в искусстве и литературе. Они лишь превосходно копируют, но у них нет воображения за исключением самых низших чувств.

Прием гостей типичен для поведения вуйорганов. Будучи физически слабыми, они пользуются коварством как оружием. Пение, танцы, цветы, которыми они вас осыпают, — все орудие обмана. Пока вас ублажали пышными приемами, здесь уже готовили таблички. Двоедушие — самая характерная их черта.

— И нет никакого выхода? — спросила Дуара.

— Недалеко от меня находится мужчина из города под названием А мл от, находящегося где-то на Анлапе. Он сказал, что висит здесь уже целых сто лет, и за это время никто не сбежал.

— Ох, почему нас не убили! — воскликнула Дуара. — Это было бы гораздо милосерднее.

— Вуйорганы не знают милосердия, — напомнил Иро Шан.

Мы уснули. Наступил новый день, а с ним и поток зрителей. Существо, обнаружившее интерес к Дуаре, пришло раньше всех и стояло, уставившись на нее. Целыми часами оно слонялось вокруг, не сводя с нее глаз — от восхищения или отвращения, определить я не мог. Непохожее на других, оно не смеялось и не кривлялось. В конце концов оно подошло вплотную и прикоснулось к ее ноге.

— Убирайся отсюда! — закричал я.

Оно отпрянуло назад, пораженное, посмотрело на меня и сказало:

— Я не хотел причинить вред женщине.

— Кто ты? — спросил я строго. — И почему постоянно слоняешься возле моей супруги? Она не для тебя; любая женщина не для тебя.

Существо вздохнуло; оно действительно выглядело несчастным.

— Я Вик-йор, — представилось оно — Я не похожу на своих сородичей. Отличаюсь от них. Сам не знаю, почему, но не могу наслаждаться тем, чем довольны они: есть и пить до такой степени, чтобы потом развалиться на половинки. Никогда не разделюсь пополам, не распадусь надвое. Я не годен ни для себя самого, ни для кого-нибудь еще. Если бы было можно все время проводить с такой, как она, я был бы счастлив.

Вскоре Вик-йор удалился. Его имя, или число, указывали на принадлежность к королевской касте.

— Почему же ему так не повезло? — спросил я Иро Шана.

— Мутация. Такие вещи периодически происходят, особенно в старшей, королевской касте. Не исключено, что Вик-йор — половинка от деления Вик-вик-вика. Когда оно нарастило себе другую половину, она получилась идентичной первой, и разделительной линии между двумя половинками не образовалось. Я имею в виду линию расщепления. Допускаю, что, подобно первым амебам, > некоторых из них присутствует тенденция к развитию в более высокие формы жизни. Эти существа обнаруживают аналогичную тенденцию, когда утрачивают способность делиться. Возможно, таков шаг к форме человеческого существа вроде нас.

— Это займет несколько миллионов лет, чудес тут не бывает, — заметила Дуара.

— И все же остается фактом, что его действительно влечет к тебе, — сказал Иро Шан, — значит, он чувствует что-то лучшее и более благородное, чем жизнь амебы. Почему бы не ободрить его немного? Быть с ним помягче. Нам не помешало бы обрести здесь если не друга, то союзника.

Дуара содрогнулась.

— Они мне все ужасно противны, — передернулась она. — Я так и жду, что кто-нибудь опять распадется пополам.

— Вик-йор не может разделиться надвое, — напомнил Иро Шан.

— Ну ладно, по крайней мере хоть это говорит в его пользу. Возможно, я попытаюсь сделать то, что ты предлагаешь, Иро Шан. Хуже не будет. Могу даже постараться стать, как говорит Карсон, авантюристкой и заставить Вик-йора влюбиться в меня, — она засмеялась.

— Я думаю, что он уже готов, — заметил я.

— Ревнуешь? — спросила Дуара.

— К амебе? Едва ли.

— Я думаю, что это амеба-самец, — подсмеивалась надо мной Дуара, — он уже научился пускать в ход руки.

Глава 34

Конечно, Вик-йор продолжал приходить в музей каждый день. Теперь мы все старались быть вежливыми с ним. Он был предан Дуаре как божеству, и она даже приводила меня в ярость, кокетничая с ним. Казалось невероятным, что Дуара из Вепайи, дочь тысячи джонгов, которая воспитывалась так, что считала себя близкой к богам, как их понимают вепайцы, могла пытаться завоевать любовь такого существа, как Вик-йор.

Я подшучивал над ней.

— Если бы я был амебой, ты бы не насмехалась так долго над моей любовью. Ты бы сама искала меня и всюду бегала за мной.

— Не будь таким ужасным ревнивцем, — отшучивалась Дуара, — ради нашей свободы я готова кокетничать даже с мипосанином.

— Неужели ты веришь, что мы можем обрести свободу?

— Попытаюсь добиться, — ответила она.

— Но какой толк от свободы для людей, парализованных от шеи до пят?

— Существует еще свобода в смерти, — заявила она.

— Ты хочешь сказать, что заставишь Вик-йора убить нас?

— Ну, это мы оставим на крайний случай, — отвечала она, — но разве смерть не лучше, чем прозябание здесь? Вон мужчина из Амлога провисел сто лет!

— Но Вик-йор никогда тебя не убьет — вмешался Иро Шан.

— Он и не будет знать, что убивает меня.

— Что ты хочешь устроить? — заинтересовался я.

— Просто собираюсь научить Вик-йора обращаться с лучевым пистолетом. Скажу, что если он приставит его к нашим сердцам и нажмет курок, то мы присоединимся к нему и убежим отсюда, так как это освободит нас от сковывающей оболочки.

— Почему ты решила, что он непременно хочет убежать вместе с тобой?

— О, я узнала многое о мужчинах, с тех пор как покинула дворец отца в Вепайе.

— Но Вик-йор не мужчина.

— Он становится им, — усмехнулась Дуара, и в ее глазах мелькнул огонек.

— Он просто проклятая амеба, — взревел я, — и мне он не нравится.

На следующий день, как только Вик-йор пришел, Дуара действительно занялась им.

— Мне кажется, тебе смертельно наскучил By-ад, — сказала она, — ты так не похож на всех остальных.

Вик-йор и вправду польщенно рассмеялся.

— Ты действительно считаешь, что не похож? — спросил он.

— Конечно, — проворковала Дуара. — Если бы ты поездил по миру, то увидел, что там есть чем заняться, — интересная жизнь и всякие увлекательные дела, красивые женщины, сколько угодно красивых женщин.

— Самая красивая женщина в мире находится здесь, — заявил Вик-йор, осмелев. — О, Дуара, ты самая красивая вещь, которую я когда-либо видел в своей жизни!

— И парализованная от шеи до пят, — вздохнула Дуара. — Знаешь, если бы я не была парализована и мы были бы свободны, то все вместе могли улететь на нашем воздушном корабле и прекрасно проводить время.

— Ты хочешь сказать, что вы взяли бы меня с собой? — удивился он.

— Конечно, — кивнула Дуара.

— И могу всегда быть с тобой?

Ему здорово повезло, что я парализован.

— Ты мог бы видеть меня столько, сколько это было бы возможно, — пообещала Дуара.

Вик-йор смотрел на нее очень долго — одним из тех пожирающих, похотливых взглядов, которые заставляют супругов искать в верхнем ящике комода семейный пистолет.

Вик-йор подошел совсем близко к Дуаре.

— Я могу освободить тебя, — прошептал он, но я все равно расслышал.

— Как? — спросила практичная Дуара.

— Для яда, который тебя парализовал, есть противоядие, — объяснил Вик-йор. — У нас оно всегда под рукой. Наши собственные люди, когда выпьют слишком много вина, иногда ошибаются и выпивают яд, предназначенный для потенциального экспоната. Достаточно одной капли снадобья — и яд, проникший в нервные центры, полностью нейтрализуется.

— Когда ты принесешь его? — вкрадчиво спросила Дуара. — И как ты сможешь его дать и освободить нас так, чтобы не заметила охрана?

— Я приду ночью и принесу охране отравленное вино, — объяснил Вик-йор. — Тогда смогу освободить тебя. И мы убежим из города.

— Мы все будем очень благодарны! — воскликнула Дуара. — И возьмем тебя с собой.

— Я освобожу только одну тебя, — возразил Вик-йор. — Другие мне не нужны. И уж в любом случае не хочу, чтобы твой супруг был с тобой.

Для амебы, Вик-йор проделал приличный отрезок эволюционного развития: теперь он стал по меньшей мере вошью! Что ждало его в будущем, я предсказать не могло крайней мере до тех пор, пока не избавлюсь от своего паралича. А тогда, мои провидческие способности приблизились бы к волшебным… Он, значит, не хочет меня брать!

На предложение Вик-йора Дуара отрицательно покачала головой.

— Я не уйду без Карсона с Венеры и Иро Шана, — объявила она.

— Я не освобожу их, — заупрямился Вик-йор, — он мне не нравится. Карсон меня не любит. И с удовольствием убил бы меня; я его боюсь.

— Ты убил бы Вик-йора, если бы был свободен, Карсон?

— Нет, если он будет хорошо себя вести, — пробурчал я.

— Вот видишь, — заметила Дуара. — Карсон говорит, что не хочет тебя убивать, если будешь вести себя прилично.

— Я не освобожу его, — ответил упрямо Вик-йор. Очевидно, он не собирался вести себя хорошо.

— Что ж, если так, — объявила Дуара, — нам больше не о чем говорить. Раз ты не хочешь оказать мне такую услугу, нечего больше приходить сюда и говорить со мной. Пожалуйста, уходи.

Вик-йор покрутился немного вокруг Дуары, стараясь заставить ее разговориться; но она больше не сказала ни слова, и в конце концов он ушел прочь из музея.

— Вот и все, — констатировал я. — Наш маленький план рухнул — любовный треугольник сломался, твой мальчик-паж ушел прочь в гневе, и ты его больше никогда не увидишь.

— Ты не знаешь нашу амебу, — возразила Дуара. — Он вернется.

— У меня есть план, Дуара. Лучше пусть один из нас убежит, чем нам всем вместе оставаться тут навсегда. Раз появилась такая возможность, нам с Иро Шаном нет смысла удерживать тебя.

— Никогда! — отрезала Дуара. — Никогда не уйду без тебя и без Иро Шана.

— Слушай, — стал объяснять я. — Пусть Вик-йор тебя освободит. Став подвижной, возьми мой пистолет. Ты достаточно хорошо знаешь конструкцию «Анотара», чтобы с помощью Вик-йора поставить на место пропеллер. Если не сможешь убежать без него, то справишься с ним при необходимости при помощи пистолета. Лети в Санару; я почти уверен, что она находится к югу от нас. Когда туда прилетишь, расскажи про меня. Томан непременно снарядит экспедицию для спасения нас с Иро Шаном.

— Очень удачный план, — поддержал Иро Шан.

— Мне не нравится сама идея — я должна стать свободной, а вы останетесь здесь, — все еще колебалась Дуара.

— Это и наш единственный шанс. Правда, если Вик-йор не вернется, то у нас не будет даже этого шанса.

— Вик-йор вернется, — уверенно заявила она.

Забавно, как хорошо женщины знают мужчин, даже мужчин-амеб. Потому что Вик-йор действительно вернулся. Правда, прошло два дня, прежде чем он появился, — два дня мучительной неопределенности. Я был готов от души обнять его, когда увидел, как он пробирается в нашем направлении, делая вид, что страшно увлечен другими экспонатами. Рассказывая о нем, использую местоимение «он». Ведь когда знаешь, что некто влюбился в твою жену, то, естественно, не будешь говорить «оно».

Во всяком случае в конце концов он добрался до нас. Не удостаивая вниманием ни меня, ни Иро Шана, засуетился перед Дуарой.

— О, ты вернулся, Вик-йор! — воскликнула она. — Как я рада тебя видеть. Ты ведь передумал, не так ли? И собираешься освободить всех и улететь с нами в тот прекрасный мир, о котором я рассказывала.

— Нет, — потупился Вик-йор — Я возьму с собой только тебя, других не возьму. А если не пойдешь по-хорошему, то отравлю вместе с охраной и тех двоих. Тогда тебе придется пойти со мной. Если Вик-вик-вик обнаружит, что действие яда прекратилось, он убьет тебя.

— Иди с ним, Дуара, — вмешался я, — не думай о нас.

Вик-йор взглянул на меня с удивлением.

— Может быть, я ошибаюсь насчет тебя.

— Конечно ошибаешься, — заверила Дуара. — Карсон очень приятный человек. И нам он действительно пригодится, если мы попадем в беду, так как отлично владеет мечом.

— Нет, — отрезал Вик-йор — Я знаю, ты хочешь его взять, потому что любишь больше, чем меня. Вот потому-то я собирался отравить его в любом случае, прежде чем мы убежим. Теперь, правда, могу передумать…

— Лучше передумай, — умоляюще воскликнула Дуара, — ведь если ты причинишь ему какой-нибудь вред, я тебя убью! Ты понимаешь это? Я пойду с тобой, но только при условии, что ты не причинишь вреда ни Карсону с Венеры, ни Иро Шану.

— Пусть будет так, — согласился Вик-йор. — Я хочу, чтобы ты ко мне хорошо относилась; поэтому сделаю все, чтобы угодить тебе — за исключением спасения тех двоих.

— «Анотар» в порядке? — спросила Дуара. — Ваши люди не поломали его?

— С ним все в порядке, — успокоил Вик-йор. — Он стоит на площади, там же, где и стоял.

— А та деталь, которая отвалилась, — ты знаешь, где она?

— Знаю. Могу взять ее в любое время, когда только захочу. Все, что мне сейчас нужно, — это захватить с собой отравленное вино и навестить дом того, кто нашел отвалившуюся деталь.

— Когда ты придешь за мной? — осведомилась Дуара.

— Сегодня ночью, — ответил Вик-йор.

Глава 35

— Твой юный паж — настоящий Медичи в амебном царстве, — заметил я, когда Вик-йор ушел.

— Какой он ужасный, — воскликнула Дуара. — Я чувствую себя убийцей!

— Ты фактически являешься соучастницей, — поддразнил я, — а раз так, то вина ваша одинакова.

— Прошу тебя, не надо так шутить, — умоляюще попросила Дуара.

— Извини, но для меня они не люди. Отравить их — то же самое, что разбрызгать керосин на поверхность стоячего пруда, чтобы убить комарные личинки.

— Да, — поддержал Иро Шан. — Пусть это тебя не угнетает. Подумай о том, как поступили с нами. Они не заслуживают ни снисхождения, ни жалости.

— Вероятно, вы правы, — согласилась Дуара. — В любом случае мне придется сделать это.

Остаток дня прошел, как в дурном сне, в котором снится, что ты увяз по колено в глине. Когда охранников не было поблизости, мы вновь и вновь обсуждали свой план. Я убеждал Дуару, что она должна попытаться набросать хотя бы в общих чертах карту местности, над которой будет пролетать, разыскивая Санару. Расстояние оценит приблизительно по скорости корабля, а компас поможет определить направление. Отмечая все приметные ориентиры на своей карте, она передаст Томану очень ценную информацию, которая пригодится спасательной экспедиции.

Разумеется, мы не имели ни малейшего представления о расстоянии до Санары. Анлап, континент, на котором она находится, мог быть и совсем небольшим, и огромным. Я склонялся к последнему и считал, что Санара находится в трех — пяти тысячах миль от By-ада. Если даже она и ближе, Дуаре все равно потребуется много времени, чтобы разыскать ее. Ведь нельзя совершать посадки в разных частях Амтора и спрашивать дорогу, даже если и будет кого спросить. Дуаре надо найти Санару и узнать ее, прежде чем решиться на посадку. Она может затратить целый год на поиски, но так и не найти ее. Если придется садиться, чтобы пополнить запасы воды и провизии, она будет подвергаться риску быть захваченной или убитой. Да к тому же еще этот Вик-йор! Мне, конечно, придется испытать немало беспокойных часов, а может быть, и лет! Не исключено, что всю оставшуюся жизнь меня будут мучить беспокойство и запоздалые сожаления!

И вот наступила ночь. Проходили томительные часы, Вик-йор не появлялся. В музее оставались лишь охранники — только они да живые мертвецы. Заревел басто. Я так и не понял, какие черти или духи помогли им добыть некоторых крупных животных, которые тоже стали музейными экспонатами. Басто, высотой в холке целых шесть футов, весил, должно быть, двенадцать сотен фунтов, если не больше. Пением и танцами вокруг него, осыпанием цветами они бы не добились ничего — он бы их просто разнес в клочья.

Мычание басто разбудило остальных низших животных, включая нобарганов, зарычавших и заревевших, словно звери. Целый час мы внимали какофонии звериных рыков. Затем все прекратилось так же неожиданно, как и началось.

— У твоего юного пажа, видимо, сердце ушло в пятки, — заметил я Дуаре.

— Почему сердце смогло оказаться у него в пятках? — заинтересовалась она.

— Ох, постоянно забываю, что ты не из страны свободных людей и не из дома храбрых.

— Где эта страна находится? — спросил Иро Шан.

— Она граничит на севере с Канадой, а на юге граница проходит по Рио-Гранде, на востоке ее омывает Атлантический океан, а на западе Тихий.

— Вероятно, где-то в глубине Страбола, — глубокомысленно заметил Иро Шан, — потому что я никогда не слышал об этих местах.

— Вон идет Вик-йор, — возбужденно воскликнула Дуара.

— Идет твой поклонник? — спросил я, наверное, слишком торопливо.

— Ох, боюсь тебе не нравится Вик-йор, дорогой, — протянула Дуара.

— Я рад, что ты своей интонацией поставила запятую на нужном месте.

— Не будь глупцом, — ответила Дуара.

Полагаю, что каждого, кто так влюблен, как я в Дуару, постигала время от времени подобная участь: становиться глупцом. Разумеется, я знал, что Дуара любит меня, знал, что могу доверять ей до конца времени… Но! Что-то забавное имеется в любовных делах — вот это маленькое «но». Одна мысль о том, что некое амебообразное существо среднего рода влюбилось в нее (хотя непонятно, как «нечто» понимает любовь) и что оно должно пробыть с ней неопределенно долгое время, а я останусь тут висеть на стене, мертвый от шеи до пят, — приводила меня в бешенство. Если ты мужчина, мой дорогой читатель, и если влюблен, то поймешь, что я тогда чувствовал.

Вик-йор тащил кувшин. Я знал, что в кувшине. Во мне возникло какое-то странное ощущение, если я мог в то время что-то ощущать — отвращение к трусоватому существу, которое пришло отбирать жизни у своих же собственных приятелей.

Он подошел в Дуаре.

— Все подготовил? — спросила она. — Корабль? Пропеллер?

— Да, — доложил он. — Нам очень повезло, потому что сегодня ночью Вик-вик-вик устроил банкет, и все так напьются, что мы убежим незаметно.

— Ты взял противоядие?

Он вытащил маленький пузырек из одного из карманов-мешочков и показал ей.

— Вот оно.

— Дай мне его сейчас же, — взмолилась Дуара.

— Не сейчас. Сначала уберем стражу, — он поднес кувшин к губам и сделал вид, что пьет.

Один из охранников подошел поближе.

— О, — сказал он, — Вик-йор! Я думал, что пришел кто-нибудь из тех, кому нельзя находиться здесь после закрытия. Мы всегда рады видеть королевских особ, интересующихся экспонатами.

— Может, выпьешь вина? — спросил Вик-йор.

— Да, с большим удовольствием, — отозвался охранник.

— Тогда зови остальных, — предложил Вик-йор, — и выпьем вместе.

Очень скоро вся охрана собралась около нас, распивая вино из кувшина Вик-йора. Не очень-то приятно, доложу вам, висеть и смотреть, как совершается убийство оптом. Мою совесть облегчала лишь мысль, что они поступили с нами столь же двулично, когда обрекли на участь, худшую, чем смерть. Во всяком случае у охранников получился неплохой жизненный финал — поскольку все были пьяны в стельку, они смеялись, плясали, пели — потом, один за другим, падали замертво. Их было двадцать, и все умерли практически у наших ног.

Вик-йор был горд, как павлин.

— Разве я не умен? — обратился он к Дуаре. — Никто никогда не догадается, что я их отравил. Даже Вик-вик-вик не смог бы сделать лучше.

— Ты просто замечательный, — сквозь зубы похвалила Дуара. — Дай мне противоядие.

Вик-йор полез в один мешок кармана, потом в другой.

— Куда я его дел? — непрерывно повторяло это существо.

Дуара все больше нервничала и пугалась.

— Разве ты его не принес? Ты же доставал пузырек, — волновалась она. — Или ты показывал мне что-то другое?

— Да оно где-то здесь, — бормотал Вик-йор. — Но где же?

В глубине души я почти желал и почти надеялся, что он не найдет его. Разлучиться с Дуарой, да еще при таких обстоятельствах, было немыслимо. Мне порой казалось, что уж лучше смерть. Меня мучило предчувствие, что если она уйдет с Вик-йором, то я ее никогда больше не увижу. Я начинал жалеть, что согласился участвовать в безумной затее.

— Посмотри в одном из задних карманов, — настаивала Дуара, — во всех остальных ты уже смотрел.

Вик-йор потянул за пояс, поворачивая его, пока не добрался до мешочка, который висел сзади.

— Нашел! — воскликнул он. — Видимо, пояс перевернулся, пока я отплясывал со стражниками. Я же знал, что он где-то у меня. Я не сомневался, что с ним ничего не случилось.

— Быстрей! Дай противоядие, — потребовала Дуара.

Вик-йор опрокинул пузырек, потряс его и велел Дуаре высунуть язык. Вынув пробку, несколько раз прикоснулся ею к языку. Я смотрел как зачарованный. Иро Шан вытягивал шею сколько мог, чтобы видеть Дуару.

И вот она тяжело задышала.

— Со мною что-то происходит, — с волнением призналась она. — Я чувствую, как жизнь возвращается в мое тело. О, Карсон, если бы и ты пошел вместе с нами!

Вик-йор пристально смотрел на Дуару. Он напомнил мне большого кота, глядящего на мышь, — жирного, бесстыдного кота. Вот он шагнул к ней и разрезал петли. В какой-то миг ее нужно было поддержать. Когда я увидел руку, обвившуюся вокруг ее талии, мне показалось, что Дуара осквернена. Однако почти тут же она уже смогла стоять без поддержки. Отскочила от него и рванулась ко мне. Она не дотянулась до моих губ, я висел на стене слишком высоко, и стала целовать и целовать мою руку. Я смотрел вниз и все видел, но совершенно не чувствовал ее прикосновений.

Вик-йор подошел к ней и положил руку на плечо.

— Хватит, перестань! — потребовал он.

Дуара потянулась и достала мой лучевой пистолет из кобуры. Я подумал, что она тотчас же выстрелит в Вик-йора, но этого не произошло.

— Почему ты медлишь? — спросил я, многозначительно поглядев на Вик-йора.

— Не теперь, — покачала она головой.

— Пошли! — приказал Вик-йор.

— Возьми-ка и кобуру, — сказал я. Она подошла и сняла ее. И вновь припала к моей руке. Вик-йор грубо потащил Дуару прочь.

— Может быть, ты и не подозреваешь, Вик-йор, — не сдержался я, — но однажды ты умрешь. Я собираюсь убить тебя и убью — за то, что ты собираешься сделать, за то, что уже сделал и даже за то, чего никогда не сможешь сделать!

Существо издевательски захохотало, утаскивая Дуару прочь. Она все время поворачивала ко мне свое милое личико.

— Прощай, любимый, — крикнула она. И тут же Вик-йор добавил: —Ты никогда ее больше не увидишь. Теперь она моя, вся моя.

— Это существо лжет! — зарыдала Дуара. — Прощай, мой любимый, скоро я вернусь!

— Прощай! — ответил я. Она скрылась за громадным гантором, слоноподобным животным, каких я видел в Корве.

Я взглянул на Иро Шана. В его глазах стояли слезы.

Глава 36

Вик-йор и Дуара еще не успели выйти из здания, а у входа раздался громкий шум — топот множества ног, смех и болтовня. Мы с Иро Шаном увидели, что по меньшей мере сотня человек, шатаясь и качаясь, ворвались в музей. Это был Вик-вик-вик и его гости. Они пришли с банкета, и большинство из них были абсолютно пьяны.

При виде охранников, валявшихся тут и там на полу, Вик-вик-вик пришел в ярость.

— Ленивые скоты! — взревел джонг и стал пинать одного из них. И тут-то обнаружилось, что все охранники мертвы.

— Они мертвые! — воскликнуло существо потрезвее. — Кто мог их убить?

— Сейчас это не так уж и важно, — заявил Вик-вик-вик, — выясним потом. Первым делом я хочу получить женщину, за которой пришел. Иди сюда. Ата-ву-мед-ро! Где противоядие? Мы вернем ее к жизни и заберем на банкет. Она будет жить во дворце с Вик-вик-виком. У других джонгов есть ваджонги, а я чем хуже?

— Конечно, — выкрикнул какой-то подхалим.

Вик-вик-вик и Ата-ву-мед-ро обшарили стену, где должна была находиться Дуара.

— Она исчезла! — ошарашенно воскликнул последний.

Джонг строго взглянул на меня и спросил:

— Где она, существо?

— Откуда мне знать? Ее уже давно нет.

— Куда она могла деться? Кто забрал ее? — окончательно разъярился Вик-вик-вик.

— Не знаю. Я спал. Когда проснулся, ее уже не было.

Вик-вик-вик повернулся к гостям.

— На поиски! Обыскать весь город! Быстро! — Потом обратился к Ата-ву-мед-ро: — Вызвать всех, кто сегодня был здесь в охране.

Ата-ву-мед-ро выбежал вслед за остальными.

Джонг испытующе поглядел на Иро Шана.

— А ты видел ее?

— Да, — отвечал Иро Шан.

— Кто забрал ее?

— Мужчина.

— Что за мужчина? — удивился джонг.

— Незнакомый мужчина, потому что все остальные мужчины в By-аде висят здесь, на стенах.

— Тогда кто же это был?

— Я никогда его прежде не видел, — блефовал Иро Шан. — У него крылья, как у ангана, но это не анган. Скорее мужчина — человек-мужчина. Он влетел, взглянул на охранников, и они тут же все упали замертво. Затем срезал петли, на которых висела женщина, и улетел с ней. Сказал, что вернется, чтобы посмотреть на тебя и на остальных вуйорганов. Так что очень скоро вы будете мертвы — если не освободите всех людей. Вот что он сказал.

— Чепуха! — отрезал Вик-вик-вик. — Ты все врешь! — Но вид у него был взъерошенный.

И тут же я услышал жужжащий звук, доносившийся со стороны площади — стрелял лучевой пистолет. Вслед на ним раздались визг и крики.

— Что там такое? — завертел головой джонг.

— Судя по звукам, начал действовать мужчина, который забрал женщину, — предположил Иро Шан. — Когда он думает, его мозг издает такой звук. Полагаю, что именно так он убил охранников.

Вик-вик-вик удалился, и удалился бегом — вероятно, во дворец.

— Это была Дуара! — объяснил я Иро Шану. — Ее поймали. Очевидно, не хватило времени.

— Нет, еще не схватили! — воскликнул Иро Шан, когда жужжание пистолета опять донеслось до наших ушей, смешанное с криками и визгом вуйорганов.

— Наверное, все жители города уже собрались на площади из-за поднятого там шума. Я сомневаюсь, что Дуара сможет справиться с ними.

— По-моему, они не очень-то умеют драться, — возразил Иро Шан. — У нас есть прекрасный шанс, только бы они не успели испортить самолет.

— Если Вик-йор к тому же не струсит.

— Он уже не может оказаться трусливее.

Шум на площади продолжался еще некоторое время, перемежаясь с периодическими выстрелами лучевого пистолета. Его жужжание успокаивало меня — это был знак, что Дуара жива, ее еще не схватили. Но между выстрелами я почти впадал в бешенство от беспокойства.

Спустя некоторое время шум затих: не слышались крики, и пистолет тоже не жужжал. Что там произошло? Каков исход отважной попытки Дуары совершать побег? Схватили ли ее? Жива ли она? Или ей действительно удалось улететь? Узнаю ли я когда-нибудь ответ по крайней мере на один из этих вопросов?

Иро Шан заговорил, оборвав нить моих мрачных размышлений.

— Вероятно, нам не следовало отпускать Дуару.

— Я рад, что она ушла. Уж лучше пусть будет мертвой, чем приговоренной навечно к столь отвратительному существованию.

— Вообще-то, конечно, — согласился Иро Шан, — будем надеяться, что ей повезло, и в один прекрасный день твой друг Томан, джонг Корвы, придет с отрядом в By-ад и освободит нас.

— Но, допустим, — возразил я, из-за страха и боли за Дуару все еще склонный видеть во всем темную сторону, — допустим, что Томан действительно придет. Ну и что? Мы по-прежнему останемся парализованными.

— Да ладно! — воскликнул Иро Шан, — не будь таким мрачным. Если Томан захватит By-ад, то уж он заставит джонга выдать противоядие.

— Ты говоришь так, словно об осуществившемся факте, — сказал я с улыбкой. — Хотя, впрочем, мы должны сохранять надежду. Сожалею, что впал в депрессию. Постараюсь исправиться. Кстати, какой смысл был в той небылице, которую ты рассказал Вик-вик-вику, — о человеке, который влетел и улетел прочь вместе с Дуарой?

Иро Шан засмеялся.

— Если можешь поселить страх в сердцах врагов, то у тебя появится преимущество перед ними. Особенно, когда у страха сверхъестественная природа. Есть нечто такое, с чем им не справиться. Даже убив тебя, они не избавятся от страха, только почувствуют, что опасность возросла. К тому же, я хотел отвести подозрение, которое могло у него возникнуть, — что ты или я как-то участвовали в побеге. В таком случае для него было бы разумнее убить нас, чтобы мы не могли убежать сами и освободить других.

Я не спал в эту ночь, думая о Дуаре. Попытался расспросить новых охранников, пришедших на дежурство. Но они грубо велели мне заткнуться, унесли мертвые тела своих приятелей и держались подальше от Иро Шана и меня.

День тащился бесконечно медленно, а мы так и не слышали ни одного слова, касавшегося Дуары. Охрана с нами не разговаривала. Молчали и те, кто приходил в музей поглазеть на нас. Стало ясно, что им приказано молчать, и, конечно, приказал джонг.

Удалось ли Дуаре бежать? Если удалось, то она сейчас находится где-то одна с Вик-йором. Мысль, разумеется, не добавляла покоя моей душе за эти долгие часы. Я убивал Вик-йора самыми разными способами, в десятках различных ситуациях. Порой, казалось, что мне это приносит настоящее удовлетворение. Я мысленно убивал не только Ата-ву-мед-ро и Вик-вик-вика, но и предавался подлинной оргии убийств, увлекшись бесплодными мечтами импотента. Однако мечты были приятные: ведь выбор удовольствий у того, кто висит на стене, мертвый от шеи до пят, весьма невелик.

Глава 37

Вик-йор и Дуара еще не успели выйти из здания, когда Вик-вик-вик и его пьяные гости ворвались в музей.

— Быстрей! Прячься! — прошептал Вик-йор, таща Дуару назад, за тушу гантора. — Пьяные дураки! — бормотал он. — Сорвали все мои планы, теперь нам не выбраться отсюда.

— Они уже прошли, — сказала Дуара спокойно, — нечего медлить, бежим скорее.

Вик-йор заколебался.

— Они могут вернуться.

— Если обнаружат, что я исчезла, конечно, устроят обыск, — настаивала Дуара, — и тебя поймают.

— И убьют, — прошептал Вик-йор, дрожа — Но я не хочу умирать! Скроюсь отсюда, и найдут только тебя. Им и в голову не придет, что это я освободил тебя. Оставайся здесь, а я пойду и присоединюсь к ним. Сделаю вид, что тоже был на банкете.

— Ничего подобного ты не сделаешь, — обозлилась Дуара, — пойдешь на площадь и поможешь починить самолет. Вот с этой штукой мы сумеем пробиться.

— Нет, — упрямился Вик-йор — Вик-вик-вик убьет меня, если узнает, что я освободил тебя.

— Если ты не пойдешь, — пригрозила Дуара, — он все равно узнает.

— Как узнает?

— Я ему скажу.

— Нет, не скажешь, — зарычал Вик-йор и выхватил кинжал. Дуара направила на него лучевой пистолет.

— Убери кинжал, или я убью тебя, — пригрозила она.

Вик-йор заколебался. Он не знал, как действует лучевой пистолет, но был отъявленным трусом. Хватило одного грозного окрика Дуары, чтобы напугать его. Он убрал кинжал в ножны.

— Нет, — потребовала Дуара, — дай его мне, да и меч тоже, тебе доверять нельзя.

С некоторыми колебаниями Вик-йор отдал свое оружие.

— А если они сейчас нас атакуют?

— Можешь спрятаться за меня, — усмехнулась Дуара. — Теперь пошли! Идем на площадь — Она ткнула дулом пистолета в спину Вик-йора, чтобы заставить идти к выходу.

Через мгновение они вышли на площадь. В это время ночи там никого не было, и они без труда оказались у воздушного корабля.

Пропеллер лежал под аппаратом, и беглый осмотр показал, что он в хорошем состоянии. Дуара проверила соединительный фланец. Осмотрела конец вала, на котором крепился пропеллер. Болты на месте и не повреждены — все гайки, вероятно, отвинтились от вибрации почти одновременно. Кандар, видимо, пренебрег мелочами и не установил шайб и контргаек.

Дуара отыскала все недостающие детали среди запасных частей в кабине. Вскарабкавшись на капот, она приказала Вик-йору поднять пропеллер. Совместными усилиями они насадили пропеллер на болты, а Дуара принялась закручивать гайки — сначала вручную, затем гаечным ключом, громоздким инструментом, орудовать которым в таком неудобном положении, в каком находилась она, было очень нелегко.

Едва она надежно закрутила и закрепила две гайки, из музея высыпали толпой гости, направлявшиеся на ее розыск. «Вот она!» — почти сразу же крикнул один. Все побежали к кораблю. Вик-йор уже забрался в кабину и спрятался там. Дуара переложила гаечный ключ в левую руку и достала пистолет.

— Не подходите! — закричала она — Или вы попробуете вот это!

Конечно, они не поняли, чем им угрожают, и продолжали приближаться. Пистолет прожужжал, и самые близкие преследователи повалились на мостовую. Это охладило и протрезвило преследователей. По крайней мере на время. Дуара продолжала лихорадочно закручивать гайки.

Вик-йор подал голос из кабины — он увидел мертвых и услышал крики раненых. Такой оборот событий показался ему вполне безопасным и подходящим. Он вылез и стал помогать Дуаре, лихорадочно заканчивающей работу. Она продумала свои действия гораздо дальше Карсона или Иро Шана. Впрочем, столь быстрое их обнаружение вуйорганами все усложнило и сделало гораздо труднее, чем она предполагала. Но тем не менее Дуара была полна решимости довести все до конца — а улетать из By-ада без Карсона и Иро Шана в ее планы не входило.

Первое, что она планировала сделать, после того как вместе с Вик-йором отремонтирует «Анотар», — заставить отдать пузырек с противоядием, даже если придется его убить. Затем она намеревалась вернуться в музей и освободить Карсона и Иро Шана. Приход вуйорганов не поколебал намерений. Дуары.

Все больше и больше существ выбегало на площадь. «Анотар» окружили. И опять Дуаре пришлось прекратить работу и несколькими выстрелами остановить тех, кто приблизился слишком близко. И снова остальные отпрянули назад. На этот раз Вик-йор не прятался. Чувствуя себя под защитой Дуары в безопасности, он оставался рядом с ней и наблюдал, как она действует пистолетом. Эта штука необычайно заинтересовала его. У него появились кое-какие идеи, одну из которых он воплотил в жизнь сразу же после того, как Дуара сунула пистолет в кобуру и продолжала работу над последней гайкой. Поскольку все ее внимание сосредоточилось на работе, Вик-йор подкрался сзади и тихонько вытащил пистолет.

Дуара обнаружила, что оружие у нее похищено, услышав внезапный звук «бр-р-р», раздавшийся сбоку ог нее, она обернулась и с изумлением увидела, что Вик-йор посылает лучи без разбора в толпу, окружавшую «Анотар». Многие существа упали, мертвые и раненые, другие бежали, ища спасения в близлежащих зданиях.

— Отдай пистолет! — потребовала Дуара.

Вик-йор направил дуло на нее.

— Заканчивай работу! — приказал он. — Я хочу выбраться отсюда.

— Ты дурак, — закричала Дуара. — Поверни эту штуку в другую сторону; если ты убьешь меня, то никогда отсюда не выберешься. Отдай ее мне!

— Нет, — произнес Вик-йор угрюмо — Я оставлю ее у себя. Для тебя единственный шанс выбраться отсюда — делать то, что я прикажу. Неужели ты думаешь, что я отдам эту штуку тебе? Чтобы ты меня убила? Я не такой дурак!

Дуара вернулась к работе. Она умела терпеливо ждать. Закрутив накрепко последнюю гайку, повернулась к Вик-йору.

— Влезай в кабину. Мы готовы к полету.

Вик-йор вскарабкался в кабину, а Дуара заняла место за штурвалом. Мотор заработал, пропеллер закрутился, корабль тронулся с места. Дуара вырулила к дальнему концу площади, затем развернулась по ветру. Сотни глаз наблюдали за самолетом со всех сторон площади, но никто не осмелился задержать его — Вик-йор был слишком необуздан в стрельбе.

«Анотар», набирая скорость, грациозно поднялся в воздух и, повернув на юг, исчез в ночи.

Вик-йор был напуган, он дрожал и стонал в отчаянии и ужасе.

— Мы упадем! — монотонно повторял он. — Мы упадем!

— Успокойся! — прикрикнула Дуара.

— Выпусти меня! Выпусти меня!

Дуара с радостью выполнила бы его просьбу, если бы получила пистолет и пузырек с противоядием. Она не отвечала, но потянула штурвал на себя и набирала высоту. За ее спиной Вик-йор съежился от страха и прикрыл руками глаза.

— Мы спускаемся? — спросил он.

— Подожди, — ответила Дуара, — пока не смотри.

Она поднялась уже на пять тысяч футов. Обрывки облаков из нижнего облачного слоя цеплялись за ветровое стекло; в призрачном свете амторской ночи равнина под ними была еле видна — она казалась гораздо дальше, чем была в действительности.

Дуара выключила мотор и стала планировать.

— Можешь теперь выходить.

Вик-йор открыл глаза и посмотрел за борт кабины, и тут же с визгом отпрянул назад. Он дрожал так, что не мог даже говорить. Взглянув наверх, увидел близко над собой облака и закричал снова.

— Перестань визжать! — приказала Дуара.

— Ты хотела меня убить, — наконец удалось произнести Вик-йору — Хотела заставить меня шагнуть наружу, чтобы я упал.

— Отдай противоядие и пистолет, и я опущу тебя вниз и высажу, — предложила Дуара.

Существо поглядело вниз через борт. На этот раз оно глядело гораздо дольше.

— Мы не падаем, — сказал Вик-йор. Убедившись, что «Анотар» продолжает лететь, он медленно обретал самообладание, если не храбрость.

— Ладно, если хочешь опуститься вниз и выйти, отдай мне пузырек и пистолет, — настаивала Дуара.

— Ты спустишь меня вниз, но их я сохраню при себе, — заявил Вик-йор.

— Думаешь, это у тебя получится? — спросила Дуара.

— Вот что поможет мне, — сказал Вик-йор, приставив пистолет к боку Дуары, — опусти меня вниз, или я тебя убью.

Дуара рассмеялась.

— А что тогда случится с тобой? Или ты считаешь, что корабль полетит сам собой? Если я оставлю управление хотя бы на минуту, корабль врежется в поверхность Амтора под нами и похоронит и себя, и нас с тобой.

— Врешь, — пробормотал Вик-йор. — Он сам спустится вниз.

— Вот об этом я и говорю — он прекрасно спустится сам, но ни от него, ни от нас ничего не останется. Ты мне не веришь?

— Нет. Ты врешь.

— Ладно. Сейчас я тебе покажу, — и Дуара ввела корабль в штопор.

Сквозь рев ветра доносились вопли Вик-йора. Дуара выровняла корабль на высоте пятисот футов.

— Ну а теперь продолжаешь думать, что я вру? — ее голос был твердым и ровным, он не выдал ни малейшего признака ужаса, охватившего ее на первых двух тысячах футов долгого падения. Всего только два раза она выводила корабль из штопора, но тогда за другим пультом управления находился Карсон и подстраховывал ее. Сейчас, вплоть до последнего момента, она боялась, что не сумеет справиться с машиной.

— Больше никогда так не делай! — завыл Вик-йор — Мы могли разбиться.

— Теперь отдашь мне пузырек и пистолет? — спросила Дуара.

— Нет, — ответил Вик-йор.

Глава 38

К тому времени, когда настало утро и Вик-йор смог посмотреть вниз и увидеть мир, медленно проплывавший под ними, он утратил большую часть страха перед непривычной ситуацией, в которой оказался. Теперь он ощущал почти абсолютную веру в способность Дуары держать летящую штуковину в воздухе. С возвращением самообладания начал думать и о других вещах.

— Ты прижимала губы к его рукам, — проскрипел он. — Почему ты так делала?

Мысли Дуары были далеко.

— Что? — рассеянно спросила она. — Ах, это! Потому что я его люблю.

— Что такое люблю? — спросил Вик-йор.

— Ты не поймешь. Невозможно объяснить тому, кто не умеет любить. Это то, что чувствуешь к своему мужу.

— А ему нравилось, что ты прижимаешь губы к его руке?

— Уверена, что нравилось, надеюсь на это.

Вик-йор протянул руку.

— Сделай и мне так же, — распорядился он.

Дуара ударила его по руке и содрогнулась.

— Ты мне противен!

— Ты принадлежишь мне, — опять заскрипел Вик-йор. — Будешь меня учить, что такое любовь.

— Не говори о любви, — рассердилась Дуара, — ты оскверняешь само это слово.

— Почему я тебе не нравлюсь? — допытывался Вик-йор.

— Не только потому, что ты не человек, — ответила она, — мне нравились многие низшие животные. Скорее потому, что ты — коварный и трусливый, потому, что заставил меня лететь прочь и оставить моего супруга в том ужасном месте, потому, что в тебе нет ничего от настоящего мужчины, потому, что ты не мужчина. Ответила я на твой вопрос?

Вик-йор пожал плечами.

— Ладно. Не так важно, нравлюсь я тебе или нет. Главное, ты мне нравишься. То, что нравится или не нравится тебе, меня не касается. Конечно, если бы я тебе нравился, все было бы гораздо приятнее. Во всяком случае сейчас ты принадлежишь мне. Могу смотреть на тебя, прикасаться. Пока я жив, ты будешь всегда со мной. Раньше мне никто не нравился. Я даже не знал, что другое существо может нравиться. Вуйорганам никто не нравится, но никто и не противен. Если кто-то сегодня с нами, а завтра его нет, — нам все равно. До того, как я начал меняться, я делился, как и все. Даже будучи несколько лет вместе с другой моей половинкой, никогда не скучал по ней после того, как мы разделились. И к новой половине, что вырастала на мне, я тоже ничего не испытывал. Когда-то я был левой половинкой Вик-вик-вика, джонга. За правой сохраняется имя и личность. До сих пор я всегда оставался левой половинкой — но теперь целый. Я — как ты, Карсон и Иро Шан. Я — мужчина! В результате изучения поведения других форм жизни некоторые из мудрецов считают, что наши правые половинки аналогичны самкам других видов, а левые — самцам. Так что, как видишь, я всегда был самцом.

— Мне это неинтересно, — фыркнула Дуара.

— Зато интересно мне, — продолжал Вик-йор. — Интересно тебе или нет, главное — интересно мне. Я люблю говорить о себе, думать о себе.

— Ну в таком случае я уже почти верю, что ты действительно мужчина, — саркастически рассмеялась Дуара.

Вик-йор какое-то время молчал. Он разглядывал новый мир, над которым корабль летел, словно птица. Дуара старалась придумать, как ей завладеть пузырьком и пистолетом. Теперь вся ее жизнь сосредоточилась вокруг этого.

— Я голоден, — проскрипел Вик-йор.

— Я тоже, — призналась Дуара. — Но не отважусь совершить посадку, пока у меня нет пистолета — на нас могут напасть.

— Но ведь я тоже могу им убивать, — возразил Вик-йор — Разве ты не видела, как я стрелял ночью? Убил около пятидесяти вуйорганов.

— Стрелять в толпу не то же самое, что стрелять в нападающего на тебя басто, — возразила Дуара. — Если мишеней много, то куда-нибудь да попадешь.

— Быть может, ты и права, — согласился Вик-йор, — но пистолет не отдам. Если я отдам его — ты убьешь меня. Что ты делаешь? — Дуара заложила вираж над большим озером.

— Осторожней! — крикнул Вик-йор. — Мы утонем, если ты войдешь в воду.

— Пускай, — заявила Дуара, — лучше утонуть, чем умирать с голоду. Ты отдашь пистолет?

— Нет. Лучше утону.

Разумеется, он догадался, что это была очередная попытка женщины запугать его и принудить отдать пистолет. Вик-йор был далеко не дурак. Однако он пережил неприятное потрясение, когда Дуара не стала поднимать «Анотар» вверх, и он закачался на воде. Вик-йор не умел плавать.

Дуара взяла канистру для питьевой воды в одном из отсеков и, пройдя по крылу, зачерпнула воды. Она сделала долгий, жадный глоток, затем легла на крыло и вымыла лицо и руки.

— Дай мне немножко воды, — попросил Вик-йор, когда она поднялась.

Дуара вылила всю воду из канистры и вернулась в кабину.

— Разве ты не слышала, что я сказал? — завопил Вик-йор — Дай мне немного воды!

— Я слышала, — ответила Дуара, включая мотор.

— Так иди и принеси воды! — настаивал вуйорган.

— Если отдашь пистолет, — пожала плечами Дуара, поворачивая «Анотар» против ветра, чтобы взлететь.

— Я не отдам тебе пистолет, — продолжал упорствовать Вик-йор.

— Как хочешь, — согласилась Дуара. Корабль разгонялся по озеру, готовясь взлететь. — Это была очень хорошая вода. Теперь мы можем не встретить пресной воды несколько дней.

Вик-йор ничего не ответил. Он обдумывал массу вещей: оказывается, владеть женщиной не очень-то и приятно. Вот если бы научиться управлять этой штуковиной, он мог бы тогда убить женщину… Ну и что? Тут Вик-йор оказался в тупике. После всего, что он натворил, вернуться в Ву-ад нельзя, потому что Вик-вик-вик обязательно казнит его. Не мог он и жить в мире дикарей, полном ужасных зверей и людей.

Вик-йор был не первым, кто хватал что-нибудь, а потом не мог с этим расстаться. Вуйорган оказался в затруднительном положении, возможно, в самом трудном, в какое попадала амеба с начала зарождения жизни на Амторе.

Дуара продолжала лететь на юг. Она не могла следовать первоначальному плану, пока у нее не было лучевого пистолета. Теперь оставалась надежда отыскать Санару, в которой она оказалась бы среди друзей. Уж они-то отобрали бы пистолет у Вик-йора.

Впереди появилось препятствие, перегородившее дальнейший путь на юг, — лес, который вызвал у нее легкий приступ ностальгии. Только в родной Вепайе она видела подобный лес. Верхушки деревьев терялись во внутреннем слое облаков на высоте пяти тысяч футов от поверхности Амтора. Огромные стволы иных гигантов достигали в диаметре тысячу футов. В Вепайе жилища ее народа выдолблены в живых деревьях на высоте тысячи футов от грунта. Пролететь над таким лесом невозможно, а пролететь, аккуратно пробираясь через его лабиринт, — крайне опасно. Карсон еще мог бы отважиться на это при крайних обстоятельствах, но не Дуара. Она повернула на восток, отыскивая кружной путь.

Она испытывала очень сильный голод, но в таких мощных лесах плоды висят слишком высоко. Лес простирался на сотни миль, заканчиваясь у подножия горного хребта. Хребет представлял для дальнейшего полета столь же непреодолимое препятствие. Громоздившиеся, как башни, пики терялись в сплошных облаках. Внизу, в каньонах, клокотали и ревели горные потоки, питаемые дождями, выпадавшими на верхние склоны. Потоки соединялись в реки, разрезавшие обширную долину, простиравшуюся на восток насколько хватало глаз. Все реки, в свою очередь, сливаясь, образовывали мощную, широкую реку, катившую свои воды за горизонт в один из далеких безымянных океанов.

На огромной и пустынной равнине Дуара нигде не нашла никаких следов человеческой деятельности. Зато повсюду паслись стада и бродили хищники. Леса из невысоких деревьев, должно быть, изобиловали съедобными орехами и фруктами.

Конечно, хорошо заставить Вик-йора поголодать, чтобы он стал покладистей, подумала Дуара, но только чтобы это не предполагало ее собственного голодания. В конце концов вуйорган мог торжествовать победу — Дуара стала отыскивать надежную посадочную площадку у леса. Стадо пасшихся травоядных ускакало галопом прочь, когда она снизилась и сделала круг, осматриваясь перед посадкой. Не видя поблизости опасных зверей, Дуара посадила «Анотар» прямо у леса.

— Что ты собираешься делать? — забеспокоился Вик-йор.

— Отыскать какую-нибудь еду, — ответила Дуара.

— Принеси мне тоже что-нибудь.

— Если ты голоден, то сам найдешь еду.

— Я не хочу идти в лес — там на меня могут напасть опасные звери.

— Тогда сиди голодный.

— Буду голодать, — заупрямился Вик-йор.

Дуара вылезла из кабины и спрыгнула на грунт. Она чувствовала бы себя несравненно спокойнее с пистолетом, но уже поняла, что просить отдать его бесполезно.

— Подожди меня! — крикнул Вик-йор. Голод наконец одолел трусость, и он тоже выбрался из кабины. Дуара не стала ждать, а пошла к лесу. Вик-йор трусил за ней и когда догнал, то никак не мог отдышаться.

— Почему ты не захотела подождать? — строго спросил он. — Ты принадлежишь мне и должна делать то, что я прикажу.

Дуара посмотрела на него с неприязнью.

— Я принадлежу мужчине, — парировала она.

— Я мужчина, — настаивал Вик-йор.

— Ты не станешь мужчиной и через тридцать миллионов лет. Удивляюсь, как ты еще осмелился выкарабкаться из стоячего пруда.

Они вошли в лес, и Дуара стала присматриваться к деревьям в поисках съедобных орехов. Вик-йор внезапно подпрыгнул и вскарабкался на дерево. Тут же отвратительный рев сотряс тишину леса. Дуара обернулась. К ней подкрадывался тарбан. Вик-йор заметил его и забрался в безопасное место, не предупредив Дуару. Теперь он сидел в относительной безопасности на соседнем дереве, трясясь, словно в припадке.

Глава 39

Тарбана можно назвать амторским львом. Впрочем, у него не так много внешнего сходства с земным львом за исключением того, что это тоже кровожадный хищник. Он гораздо крупнее, его рыжевато-коричневая шкура украшеня продольными полосами белого цвета; огромные челюсти, занимающие половину головы, вооружены шестнадцатью или восемнадцатью громадными зубами, а лапы оснащены тремя пальцами с тяжелыми когтями. Черная грива очень похожа на конскую. Длинные, остроконечные уши и хвост льва дополняют его облик. Зверь очень агрессивен. Аппетит неутолимый.

Положение Дуары было не слишком благоприятным. Хотя вокруг стояли деревья, она, вероятно, не успела бы вскарабкаться в безопасное место, прежде чем хищное создание прыгнет на нее.

— Стреляй! — крикнула она Вик-йору.

Вуйорган, трясясь, вытащил пистолет. Его рука дрожала так, что он не мог прицелиться, и лучи жужжали без всякого толку, попадая куда угодно, только не туда, куда нужно.

— Осторожней, — крикнула Дуара, — ты меня застрелишь.

Тарбан, казалось, наслаждался ситуацией. Он неторопливо подкрадывался к добыче, словно зная, что ей некуда деться.

— Брось мне пистолет, — потребовала Дуара.

— Нет, — закричал Вик-йор, — я уже сказал, что не дам его тебе.

— Дурак! — взвизгнула Дуара.

Она оказалась перед ужасным хищником, вооруженная лишь мечом — оловянный свисток мог бы быть таким же эффективным. Она стоит на пороге смерти, и Карсон никогда не узнает, что произошло. Он будет висеть там на стене до тех пор, пока смерть не освободит его. Прививка долголетия, которую ему ввели в Вепайе, окажется проклятием, а не благодатью.

Внезапно тарбан остановился и издал громовой рев — казалось, сама почва задрожала. Дуара поняла, что зверя привлекло что-то за ее спиной. Она бросила быстрый взгляд в том же направлении. Зрелище, представшее перед ее взором, ошеломляло. Сзади подкрадывалось животное, такое же огромное и страшное, как тарбан. Его тело напоминало бенгальского тигра, в центре лба сверкал единственный глаз на короткой антенне, а от лопаток, как раз над передними лапами, торчали две огромные клешни. Челюсти были не менее страшные, чем у тарбана.

Это существо хорошо знакомо Дуаре. Они обитают и в лесах Вепайи, хозяйничая там от земли до самых высоких веток. Всюду, где попадается что-нибудь живое, тонгзан не брезгует ничем. Появление еще одного зверя изменило положение Дуары только в том смысле, что было неясно, кто бросится на нее первым. Звери находились от нее на равном расстоянии.

В ответ на рев тарбана раздался визг тонгзана. Теперь тарбан прыгнул, боясь, что добыча достанется противнику. То же самое опасение, вероятно, двигало и тонгзаном, потому что и он бросился в атаку. Дуара, между этих двух исчадий смерти, казалось, будет разорвана в клочья. Вик-йор, сидя на дереве, наблюдал за разворачивающимися внизу событиями, думая только о себе. Если Дуара погибнет, он больше не сможет летать и станет добычей какого-нибудь хищника, вроде тех, что собирались разорвать и сожрать Дуару. Вик-йор почувствовал огромную жалость к себе, проклинал тот час, когда посмотрел на женщину и решил, что сможет соперничать с мужчиной.

Оба зверя прыгнули на Дуару. Она молниеносно бросилась на землю, а хищники столкнулись над ней. Она почувствовала подушечки лап и когти на своем теле; их рев и визг звучали в ее ушах, когда они дрались над ней. Но вот один из них подался на несколько футов назад, освободив ее. Дуара осторожно откатилась в сторону. Теперь звери были целиком поглощены дракой и не обращали на нее внимания. Тонгзан уже утратил единственный глаз, а заодно и пол морды, но крепко держал тарбана одной из мощных клешней, притягивая его все ближе и ближе к страшным челюстям, терзая и раздирая другой клешней.

Дуара осторожно добралась до ближайшего дерева и вскарабкалась на безопасную высоту. Она постаралась выбрать молодое деревце, поскольку могла прийти самка тонгзана, а Дуара знала, что эти звери не могут влезать на тонкие деревья. Из своего убежища она следила за кровавой дуэлью, продолжавшейся внизу. Тарбан нанес ужасную рану тонгзану, буквально разодрав его на полосы от морды до спины. Но и тарбан был не в лучшем состоянии. Он весь обливался кровью, передняя лапа оторвана гигантской клешней, подбиравшейся теперь к его глотке, в то время как другая держала тарбана мертвой хваткой.

Ослепленный тонгзан непрерывно визжал, а тарбан ревел; лесное эхо усиливало отвратительные звуки. Вик-йор сидел, прижавшись к стволу, трясясь от ужаса. Дуара с соседнего дерева рассматривала его с презрением — и это существо еще мечтало быть мужчиной! Она взглянула вниз на дерущихся хищников — тонгзан терзал тарбана когтями обеих передних лап, а слепо шарившая клешня отыскивала его глотку. Наконец, широко разжавшись, она нашла свою цель, и тогда ее мощные клещи сомкнулись. Голова торбана покатилась на грунт, срезанная, словно гильотиной.

Какой-то миг победитель стоял над поверженным противником, а потом стал пожирать его. Слепой, изувеченный, но все же его ненасытная утроба должна была наполниться. Кровь текла из него потоками, и все же он ел и ел, пока не рухнул безжизненный на окровавленные остатки трапезы — мертвый от потери крови.

Прямо перед собой Дуара обнаружила гроздь фруктов, похожих на виноград. Она тоже стала утолять свой голод. Вик-йор смотрел на нее с завистью.

— Принеси и мне, — потребовал он.

— Найди сам, — посоветовала Дуара.

— На моем дереве нет фруктов.

Дуара больше не обращала на него внимания. Осматриваясь вокруг, обнаружила ореховое дерево. Она знала, что орехи на нем вкусные и сытные. Она спрыгнула со своего дерева и вскарабкалась на другое, набрала орехов и наелась, вдобавок набила ими карманы и затем спустилась.

— Я ухожу, — крикнула она Вик-йору, — если хочешь последовать за мной — спускайся с дерева.

Она с удовольствием ушла бы и оставила его в лесу, если бы не пистолет. Без пистолета ей вряд ли удалось бы осуществить свой план.

— Я боюсь, — взвыл Вик-йор, — могут появиться и другие звери.

Дуара продолжала идти к «Анотару». Внезапно она остановилась и крикнула Вик-йору:

— Оставайся на месте! Прячься! Я приду за тобой позже, если они не доберутся до тебя.

Она увидела дюжину мужчин, подкрадывавшихся к «Анотару». Малорослые, коренастые, волосатые, они держали в руках копья. Дуара побежала, воины кинулись наперерез. Это был бег наперегонки, кто первый добежит до воздушного корабля. У Дуары было небольшое преимущество — она находилась ближе и бегала быстрее.

Один из воинов вырвался далеко вперед, но Дуара первая добежала до самолета и вскарабкалась на корабль в тот момент, когда ее догнал волосатый карлик. Он уже забрался на крыло. Мотор заработал, пропеллер зажужжал. «Анотар» побежал, подскакивая на неровностях грунта. Воин держался изо всех сил, чтобы не упасть. Машина взмыла вверх. Человек вцепился в ребро крыла, посмотрел вниз, готовясь прыгать — ему надоело трястись. Увидав землю далеко внизу, он от ужаса закрыл глаза и вцепился в крыло обеими руками.

Дуара накренила «Анотар», и тело мужчины скользнуло по крылу. Он яростно цеплялся за него, подбираясь к кабине. Он громко визжал. Дуара накренила «Анотар» еще раз и более круто, стараясь стряхнуть его, но тот держался мертвой хваткой. Когда же он£ выровняла машину, он стремительно прополз по крылу и вскарабкался в кабину за ее спиной.

Какое-то время он просто сидел, тяжело дыша, безвольный как тряпка; слишком напутанный, чтобы пошевелиться. Дуара пристегнулась ремнем безопасности и стала набирать высоту. Мужчина посмотрел за борт и вытащил из-за пояса грубо сделанный кинжал. Он ткнул его острием в бок Дуары.

— Спусти меня на землю, — скомандовал он хриплым гортанным голосом. — Не спустишь — убью.

— Тогда эта штука упадет, и ты разобьешься, — пригрозила Дуара. — Лучше убери-ка нож, если хочешь, чтобы я спустила тебя вниз.

Он отвел нож на несколько дюймов.

— Поторопись! Спусти меня вниз.

— А ты обещаешь отпустить меня, если я спущу тебя вниз?

— Нет, ты моя добыча. Я отведу тебя в деревню.

— Ты делаешь ошибку. Если ты пообещаешь отпустить меня, я спущу тебя вниз. А если нет — пеняй на себя.

— Что?! — зарычал мужчина. — Я собираюсь взять тебя к себе. И что ты будешь делать, если я не дам обещания отпустить тебя?

— Сейчас покажу! — ответила Дуара, и в ее голосе прозвучала угроза. — Ты этого хотел, вот и получишь.

— Чего я хотел? — спросил мужчина.

— Вот чего! — Дуара потянула штурвал и вошла в мертвую петлю.

С воплями мужчина вывалился и полетел вниз. Он упал недалеко от соплеменников. Те сразу же подошли и обследовали пятно и яму, которую тело проделало в грунте.

— Немного, однако, осталось от Джуна, — покачал головой один.

— Эта штука, однако, возвращается, — сказал другой, глядя в небо.

— Если она подойдет близко, мы сможем убить ее копьями, — предложил третий, — мы раньше убивали больших птиц.

— Мы не сможем, однако, убить ее, — возразил первый воин, — потому что она неживая. Я пойду, однако, в лес, где ей не поймать нас.

И он побежал в лес, а остальные за ним.

Дуара старалась отогнать их в сторону, чтобы они не обнаружили Вик-йора. Но ими овладел страх, и они не сворачивая побежали в лес в то самое место, откуда вышла Дуара. Наткнувшись на мертвые тела тарбана и тонгзана, присели на корточки и тут же принялись есть. Ели по-звериному, отрывая мясо от костей большими ломтями и беспрестанно урча.

Вик-йор сидел над ними на дереве, парализованный от страха. Ну зачем он только покинул By-ад? Что заставило его вообразить, будто он хочет женщину? Теперь он ненавидел ее. Это ее вина. Он раньше не знал этого, но быстро постигал истину, что в основе всего — особенно зла — всегда скрывается женщина.

Один из воинов взглянул наверх и показал другим.

— Что там? — спросил он своих товарищей.

Это была нога Вик-йора, нечаянно высунувшаяся из листвы.

— Там, однако, нога, — сказал другой.

— На ее конце должен быть мужчина.

— Или, однако, женщина! Я полезу узнаю.

Дерево закачалось, и Вик-йор посмотрел вниз. Он увидел, что один из волосатых воинов лезет к нему. Он истерично завизжал и полез вверх. Воин погнался за ним и, будучи более ловким, вскоре догнал. Вик-йор забыл про лучевой пистолет, спрятанный в одном из карманов. С ним он одолел бы и пятьдесят волосатых дикарей.

Воин схватил Вик-йора за ногу и потянул вниз. Держа за волосы своего пленника, он спустился.

Глава 40

Дуара кружилась над лесом, дожидаясь, когда выйдут или воины, или Вик-йор; она не теряла надежды завладеть пистолетом. Если бы она знала, что происходило в тот момент в лесу, ее надежды рухнули бы.

Дрожащего и почти неспособного стоять Вик-йора окружили его враги. Они рассматривали его.

— Однако мы уже поели, — сказал один — Можем отвести женщинам и детям — Он ткнул Вик-йора — Нежный, однако. Может, мы найдем еще чего-нибудь для женщин и детей? Я и сам смогу, однако, съесть его вечером.

— Почему нам не съесть его здесь? И сейчас? — спросил другой.

— Женщины и дети поднимут большой шум, если мы не поделимся с ними.

— Это моя добыча, — заявил дикарь, который лазил на дерево за Вик-йором. — И я хочу отвести его в деревню.

Он завязал кожаный ремень вокруг шеи Вик-йора и потащил за собой. Другие воины шли следом.

Когда они вышли на открытое место, Дуара увидела их и подлетела ближе. Так вот где Вик-йор! Как же ей теперь выручить пистолет?

Воины глядели на «Анотар» и обсуждали, что делать дальше. По мнению некоторых, им лучше снова углубиться в лес. Но когда они не обнаружили никаких признаков того, что Дуара собирается напасть на них, забыли свой страх и продолжали идти в деревню, которая располагалась на берегу реки неподалеку от того места, где Вик-йор попал в плен. Ее непросто разглядеть с воздуха, поскольку она состояла всего из нескольких бедных травяных шалашей, едва достигавших высоты трех футов; деревня скрывалась в высокой траве, среди которой и была выстроена.

Пока маленький отряд находился в пути, Дуара, снизившись, сделала несколько кругов, умоляя Вик-йора незаметно выбросить пистолет. Она предполагала, что сможет спланировать и отпугнуть воинов на такое расстояние, что дикари не смогут поднять его, прежде чем она сделает это сама. Однако Вик-йор отказывался с упорством глупца.

В конце концов они добрались до деревни, где им навстречу выбежали две дюжины грязных женщин и детей. Все старались дотронуться до Вик-йора и требовали мяса.

Дуара, кружась над ними, поняла, что Вик-йор, вероятно, скоро будет для нее потерян, а вместе с ним и пистолет.

Сделав низкий вираж, она крикнула:

— Глядите! Я спускаюсь, чтобы убить вас!

А затем спикировала на них. Она понимала, что шансов выиграть немного, потому что в ход пойдут копья. Один удачный удар приведет к катастрофе. Но она должна вернуть пистолет!

Под градом копий она пикировала, выпустив шасси, чтобы побольше напутать дикарей. Это ей удалось, нервы у них не выдержали, они повернулись и побежали. Побежал и Вик-йор, решивший, что его жизнь оказалась под такой же угрозой, как и жизни остальных. К счастью, Вик-йор побежал в другую сторону, и Дуара посадила «Анотар» рядом с ним.

— Влезай! Скорей! Вон они уже бегут к нам.

Разумеется, все бежали за своим лакомым куском — полдюжины женщин впереди, но они опоздали. Дуара опередила их, и спустя мгновение корабль взмыл в воздух и полетел прочь.

— Если бы у меня был пистолет, — произнесла Дуара, — ни одна из этих неприятностей не случилась бы. Отдай его мне, чтобы впредь нам не пришлось больше рисковать.

— Нет! — отрезал Вик-йор, надувшись.

— Ты предпочитаешь погибнуть от когтей дикого зверя или быть съеденным дикарями, но не отдать мне пистолет? Ведь им я смогу защитить нас обоих.

— Меня не съедят ни дикари, ни дикие звери, — заскрипел Вик-йор. — Я решил вернуться в By-ад. Вик-вик-вик не сделает мне ничего хуже того, что я уже пережил. Немедленно лети в Ву-ад.

— Чтобы меня снова повесили на стену? Ты думаешь, я ненормальная? Вот что я тебе скажу: если отдашь пистолет и пузырек, отвезу тебя назад. И скажу Вик-вик-вику, что вынудила тебя сбежать из Ву-ада.

Вуйорган затряс головой.

— С пистолетом, который так легко убивает, я и сам заставлю Вик-вик-вика считаться со мной. Если же вернусь без него, меня убьют. Я наблюдал, как ты управляешь этой штукой и теперь тоже смогу так. Или ты отвезешь меня назад в Ву-ад, или я убью тебя и полечу туда сам. Пожалуй, это будет лучше всего. Подумай только, какое произведу впечатление, если сам, один прилечу в Ву-ад! Тогда убью Вик-вик-вика и стану джонгом. Чем больше об этом думаю, тем больше мне нравится мой план. А как считаешь ты?

— Не могу сказать, что он меня восхищает, — качнула головой Дуара. — Прежде всего меня не прельщает перспектива быть убитой. Да и ты не сможешь лететь на «Анотаре». Даже если и оторвешься от земли, то потом обязательно разобьешься. К сожалению, твоя гибель, не компенсирует мне потери «Анотара».

— Ты нарочно стараешься отговорить меня, — расстроился Вик-йор, — но тебе меня не одурачить.

Он навел на нее дуло пистолета.

— Немедленно сажай эту штуку.

Дуара была уверена, что Вик-йор вознамерился убить ее, лишь только «Анотар» приземлится, а потом попытается взлететь. Единственный способ разрушить его план — держать корабль в воздухе.

— Я велел посадить его, — рявкнул Вик-йор, когда стало очевидно, что самолет не снижается.

— Если я это сделаю, ты меня убьешь, — пожала плечами Дуара.

— Выполняй мой приказ, или я тебя убью, — закричал Вик-йор. — У меня тоже есть такие же штуки, которые ты называешь управлением. Сейчас застрелю тебя и начну летать сам. Знаешь, почему я велел посадить его. Выпущу тебя, а потом немного поупражняюсь. Если обнаружу, что мне это не нравится, возьму тебя снова.

— После того как ты поупражняешься несколько минут, мне некуда будет возвращаться.

— Не пытайся переубеждать, меня не запугаешь, — бубнил Вик-йор. — Уж раз я решил, то…

— Да, — согласилась Дуара, — я уже заметила. Очень хорошо, — добавила она, — убери пистолет, и я спущу тебя на землю.

Вик-йор убрал пистолет в один из своих карманов-мешков и стал внимательно следить за каждым движением, которые выполняла Дуара, выводя «Анотар» на посадку.

— Теперь вылезай, — приказал он.

— Ты направляешь «Анотар» против ветра, — объяснила Дуара, — двигаешься все время прямо; не старайся набирать высоту слишком быстро.

Она шагнула на крыло и спрыгнула вниз.

Вик-йор дал полные обороты мотору, и «Анотар» рванулся вперед, кренясь на правую сторону. Дуара затаила дыхание, когда корабль начал ковылять и лихорадочно прыгать. Она ахнула, заметив, что крыло чиркнуло по земле. Все же корабль поднялся в воздух. Дуара услышала вопли ужаса, которые издавал Вик-йор — она была рада их слышать даже ценой потери самолета.

Существо ухитрилось выровнять корабль, и все же «Анотар» кренился сначала на один бок, затем на другой. Он выделывал немыслимые пируэты, нырял вниз, затем его нос неожиданно задрался, и он взмыл вверх. Наконец «Анотар» перевернулся, и Вик-йор повис головой вниз, чудом удерживаясь в кабине. Его визг наполнил окрестности.

Каждую минуту Дуара ожидала, что корабль разобьется. Это не удивило бы ее. Но когда Вик-йор выполнил мертвую петлю и выровнял полет почти в нескольких футах от грунта, вот тут уж она была действительно удивлена. Корабль направился к реке, близ которой стартовал. В ужасе вуйорган стал хвататься за все подряд на пульте управления; наконец добрался до одной кнопки — и мотор остановился.

«Анотар» грациозно планировал вверх по течению реки в нескольких футах от воды, потеряв скорость, он шлепнулся на поверхность. Его пилот висел в полуобморочном состоянии на ремнях безопасности. Дуаре с трудом верилось, что безумный полет не закончился трагически, и корабль цел и невредим. Все же это было именно так. Машина мирно плыла вниз по реке, словно не проделала только что такие рискованные трюки, какие выпадают на долю далеко не каждого самолета.

Дуара побежала к берегу реки, надеясь, что течение прибьет корабль к берегу. Казалось, он постепенно приближается. Обнаружив, что он жив, Вик-йор от облегчения чуть ли не впал в истерику. Он выл и лаял от восторга.

— Ну что, говорил я тебе, что умею летать? — ликовал он.

Теперь течение относило корабль на середину реки; вскоре он проплывет мимо Дуары. Она взглянула на глубокую, стремительную воду. Какие ужасные чудовища таятся под ее спокойной поверхностью? Расстаться с «Анотаром» означало и расстаться с ее жизнью и жизнью Карсона тоже. И эта последняя мысль помогла ей войти в стремнину. Загребая руками, она мощными рывками плыла к «Анотару». Шершавое тело, словно щеткой, провело по ноге. Сердце ее сжалось, и она уже ждала, что огромные челюсти сомкнуться вокруг другой ноги, но ничего не произошло. Дуара подплыла к «Анотару», схватилась за понтон и вскарабкалась на крыло. Она в безопасности!

Вик-йор обнаружил запас орехов и жадно пожирал их. Ей это было безразлично; главное — воздушный корабль цел, и она снова на его борту.

Глава 41

Дуара запустила мотор, чтобы быть наготове; но стала дрейфовать вниз по реке. Наконец нашла то, что искала, — маленький островок с небольшой спокойной заводью на нижнем конце. Завела «Анотар» туда и бросила якорь.

Вик-йор не обращал никакого внимания на то, что происходило вокруг — он все время грыз орехи, как сумасшедшая белка. Дуара потянулась за орехом, однако Вик-йор отбросил ее руку в сторону и убрал орехи подальше. Дуара реагировала на это с насмешливым удивлением. Существо же едва справлялось, прожевывая грубую мякоть очередного ореха. Ему даже приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Вскоре он начал смеяться, а затем запел. Пел, правда, недолго и снова с жадностью набросился на орехи.

— Вина! Эх, если бы я только мог достать вина!.. Но тут есть вода. — Он наконец огляделся вокруг и увидел, что воздушный корабль мирно покачивается у берега маленького острова. — Что мы тут делаем? — строго спросил он.

— Собираемся остановиться на ночлег, — ответила Дуара.

— Я пойду на берег, — решил Вик-йор. — А ты все равно не сможешь улететь, потому что у меня пузырек с противоядием и пистолет.

Он вновь начал петь и смеяться, собрал все оставшиеся орехи и выбрался на берег. Там улегся на живот и стал пить из реки.

Он все ел и пил. Дуаре показалось, что он вот-вот лопнет. И чем больше ел и пил, тем истеричней становился. В полном экстазе катался по земле, визжа и хохоча; потом затих. Так пролежал минут пятнадцать, после чего медленно поднялся на ноги, совершенно обессиленный.

Вик-йор сделал несколько шагов в сторону «Анотара», глаза его остекленели и застыли; по телу пробежала судорога. Он упал, забившись в конвульсиях, отчаянно визжа.

— Я делюсь, но не могу разделиться!

Дуара холодно наблюдала, как он бился в конвульсиях, пока не умер.

Она сошла на берег, вытащила пузырек и пистолет из карманов-мешков этого существа. Затем снялась с якоря и завела мотор. «Анотар» взмыл, словно большая птица и кружился некоторое время, пока Дуара приходила в себя. Приглушенный свет наступающей ночи обеспечивал хорошую видимость. В полночь будет темнее всего, потому что тогда солнце освещает противоположное полушарие планеты, и рассеянный от внешнего слоя облачности свет наименее интенсивен. В полночь Дуара должна вернуться в Ву-ад.

Она взяла курс на север. Большой горный хребет остался слева от нее, таинственный и немного путающий в полумраке. Затем пошли мощные леса, темные и зловещие. Как изменилось все без Карсона! Теперь это был мир, наполненный одиночеством и опасностями, сумрачный, путающий. С ним он хотя и оставался бы таким же темным, но стал бы увлекательным и интересным.

Она летела назад, к Карсону! Застанет ли его в живых? Увенчается ли успехом ее отважный план?

Вот на какие вопросы должны были ответить эти ночные часы.

Глава 42

Иро Шан проснулся и огляделся вокруг. Музей Естественной истории опустел, остались лишь несколько сонных охранников да грустные, потерявшие всякую надежду, выставочные экспонаты.

— Ты не спишь, Карсон? — позвал он.

— Нет, — ответил я. — Никак не могу избавиться от страха, что с Дуарой случилось что-то ужасное. Только представлю ее там, в ночи, одну с этим получеловеком. Да еще пистолет у него. Я слышал, как охранники говорили между собой, что Вик-йор убил многих своих сородичей из моего пистолета. Очевидно, он отобрал оружие у Дуары, а оно было гарантией ее личной безопасности!

— Не беспокойся, — посоветовал Иро Шан, — этим все равно не поможешь. Ты веришь в вещие сны?

— Нет.

Иро Шан засмеялся.

— Ну ладно, тогда и я не верю. Но мне только что приснился замечательный сон. Возможно, он не сбудется, но все-таки был очень приятным. Мне снилось, что мы вернулись в Гавату, и Налте закатила нам великолепный обед. На нем присутствовали все члены Санджонга, и они пели хвалу Дуаре.

— Мне тоже приснился сон, — проворчал я. — Снилось, что «Анотар» разбился, а тело Дуары лежит на траве рядом с ним.

— Тогда правильно делаешь, что не веришь в сны, — грустно сказал Иро Шан.

— Не верю в сны, — почти кричал я, — но почему же мне приснился такой ужасный сон? Почему?!

Подошел охранник. Взмахнув небольшой плеткой, ударил меня по лицу. «Тихо!» — рявкнул он. И тут из-за большого гантора слева от меня раздалось жужжание лучевого пистолета, и страж рухнул на пол.

Другие охранники сбежались к нему. А из-за гантора выступила стройная фигурка.

— Дуара! — крикнул я.

Охранники устремились к ней, но она пошла прямо на них, и смертоносные лучи не пропускали ни одной мишени. Когда четверо или пятеро упали, остальные повернулись и побежали, зовя подмогу.

Дуара подскочила ко мне, пузырек сверкнул в ее руке. Она прикоснулась несколько раз пробкой к моему языку, затем то же самое проделала с Иро Шаном. Еще до того как противоядие подействовало, она срезала петли, на которых мы висели.

Я почувствовал, как жизнь возвращается ко мне: я мог шевелить руками и ногами. Поднятые по тревоге воины ворвались в здание. Дуара повернулась, чтобы задержать их, пока мы с Иро Шаном не встанем на ноги, и все время оглядывалась, проверяя, готовы ли мы последовать за ней. Мы бросились к выходу, она впереди, мы за ней с обнаженными мечами.

Вуйорганы падали под смертоносными лучами, как спелая пшеница под серпом, а оставшиеся в живых повернулись и побежали прочь от здания. Некоторые метали в нас копья, но, к счастью, не попадали. Мы оказались на площади и увидели толпу, устремившуюся к «Анотару» — взбесившийся сброд собирался разгромить его.

— Быстрей! — крикнула Дуара.

В таком приглашении мы не нуждались — половину пути уже проделали. Когда мы подбежали, вуйорганы успели окружить корабль. Причинили ему непоправимый ущерб или нет — мы не знали. Они были настроены более решительно, чем я ожидал. Но что они могли поделать против наших мечей и лучевого пистолета, которым Дуара владела мастерски! Вскоре те, кто остался в живых, бежали в соседние с площадью здания, и мы полностью овладели ситуацией.

— Дай мне пузырек, Дуара, — попросил я.

— Что ты собираешься с ним делать? — поинтересовалась она, вручая мне противоядие.

— Пойду к тем беднягам, что внутри, — кивнул я в сторону музея.

— Правильно, — согласилась она, — я тоже собиралась их освободить. К сожалению, помешали амебы, и я не успела. Особенно из-за опасности, грозившей нашему кораблю. Но как нам лучше поступить? Мы ведь не должны разлучаться. И «Анотар» нельзя оставлять без присмотра.

— Подгони машину к входу в музей, — посоветовал я, — чтобы он блокировал его полностью. Ты с пистолетом, Иро Шан с мечом будете держать оборону, а я войду и освобожу несчастных.

Мне потребовалось полчаса, чтобы освободить пленников-людей. Все они были воинами, у всех было оружие — и все они яростно жаждали мести! Те, кто освободился первым, помогали мне освобождать остальных. И к тому времени, когда операция подошла к концу, две сотни прекрасно вооруженных воинов были готовы выйти на площадь.

Не буду пытаться описывать вам их благодарность; несколько закаленных в сражениях мужчин, с телами и лицами, покрытыми шрамами, рыдая упали передо мной ниц. Они были готовы следовать за нами хоть на край света, стоило лишь слово сказать. Если бы наш корабль мог увезти всех, я бы взял их. С таким отрядом можно покорить весь мир.

Мы отогнали самолет от входа и выпустили пленников. Поняв, что они не смогут пойти со мной, они попращались и направились ко дворцу Вик-вик-вика. Мы молча взлетели над By-адом. Снизу, из дворца, до нас доносились крики и проклятия.

Я спросил Дуару, что стало с Вик-йором. Она рассказала всю их эпопею. Помолчала и потом добавила:

— Бедняга не мог не только размножаться, но и делиться.

Через какое-то время Иро Шан ткнул пальцем назад. Небо окрасилось заревом пожара. Воины, которых я освободил, сожгли Ву-ад.

— Больше они не будут встречать гостей цветами и песнями, — произнес Иро Шан.

— И Вик-вик-вик не сможет устраивать свои восхитительные банкеты, — добавила Дуара.

Мы летели в ночь, на юг. Снова вместе с Дуарой и в безопасности. И снова продолжали поиск города Санары, что в королевстве Корва на континенте Анлап.

Глава 43

Анлап — довольно большой континент в Южном полушарии Венеры. Большая его часть расположена в южной умеренной климатической зоне, но он простирается и на север, далеко заходя в Страбол, в тропический пояс. Практически вся эта территория Анлапа не исследована и не нанесена на карту. Ее северная граница обозначается на амторских картах пунктирной линией.

Когда Дуара, Иро Шан и я сбежали из By-ада, мы направились прямо на юг, где по моим расчетам находится Корва, королевство моего друга Томана.

Мы не имели ни малейшего представления о том, насколько удалена от нас Санара, морской порт Корвы, который Томан сделал столицей империи после того как победил восставших зани. Дуара уже пролетала довольно большой отрезок в этом направлении вместе с Вик-йором, когда готовилась спасти нас с Иро Шаном из By-ада. Она рассказала, что ее дальнейшее продвижение на юг было остановлено гигантским и высоким горным хребтом, вершины которого вечно спрятаны в нижнем слое облаков, которые окружают Венеру. Позже нам удалось узнать, что Анлап разделен на три части двумя горными хребтами — тем, который видела Дуара и еще одним, который простирался дальше, к югу. Оба проходят с востока на запад, а между ними находится огромное, хорошо обводненное плато, представляющее собой обширные равнины, почти плоские, без ощутимых неровностей рельефа.

Я был бы рад доставить Иро Шана в его родной город, Гавату, но первостепенной и единственно важной задачей для меня было обеспечить безопасность Дуары. Могу признаться, что я и сам тосковал по миру, покою и отдыху, которые Санара, казалось, могла предоставить нам. Всем этим я наслаждался крайне редко с того злополучного дня, когда моя космическая ракета стартовала в пустоту космоса с уединенного островка Гуаделупа, что у берегов Мексики.

Иро Шан настаивал, чтобы мы летели в Санару и отвезли Дуару в безопасное место, а уж потом думали о его возвращении в Гавату. Я заверил, что там, на месте, помогу ему построить новый воздушный корабль, на котором он вернется домой.

Долетев до горного хребта, я повернул на восток и стал разыскивать просвет в горной цепи, через который можно было бы провести самолет. Лететь сквозь нижний слой облачности, не располагая ни малейшими данными о высоте горных вершин, было самоубийством. Не хочу утомлять вас описанием скучных и утомительных поисков. Достаточно сказать, что нижний слой облачности не всегда находится на одной и той же высоте. Он колеблется, то поднимаясь выше, то опускаясь почти до высоты пяти тысяч футов. И это был один из таких случаев, когда он поднялся очень высоко. Я даже мог различать вершины более низких пиков, за которыми, как мне казалось, начиналось открытое пространство.

Я летел, почти касаясь внутреннего слоя облачности, все время на юг и, выдерживая почти предельные обороты мотора, поспешил проскочить над зубчатыми пиками, которых, несомненно, не видел ни один человек со времен их сотворения.

Сейчас самым главным для нас была скорость; предстояло проскочить опасный участок до того, как облака спустятся ниже и окутают нас.

— Как хорошо! — произнесла Дуара и вздохнула с облегчением, когда обширная равнина, о которой я уже упоминал, открылась перед нами — Мы проскочили. Хотелось бы верить, что перед нами наконец-то открылись благоприятные перспективы на будущее. Но ведь это не похоже на местность вокруг Санары?

— Совсем не похоже, — подтвердил я. — И, насколько могу судить, здесь нет никаких признаков того, что близок океан.

— Может быть, на Корву и не похоже, — добавил Иро Шан, — но местность очень красивая.

Он был прав. Насколько хватало глаз, куда ни посмотришь, местность была идеально ровной. Лишь кое-где виднелись незначительные понижения рельефа. Однообразие равнины, окрашенной пастельными тонами, перемежалось рассеянными там и сям холмами, лесами и реками.

— Посмотри, — показала Дуара, — там внизу что-то движется.

Далеко впереди виднелись какие-то мелкие точки. Они продвигались параллельно большой реке.

— Может, это гамы, — предположил Иро Шан, — и мы добудем немного мяса.

Кем бы они ни были, но передвигались с такой военной организованностью и четкостью, что я засомневался, гамы ли это. Однако решил все-таки спуститься и посмотреть. Когда мы приблизились на достаточно близкое расстояние и разглядели их получше, то увидели одну из самых забавных вещей, которую когда-нибудь кто-либо из нас троих видел. Приблизительно двадцать рукотворных предметов, похожих то ли на китов, то ли на подводные лодки, ползли по равнине. Перед ними, по бокам и замыкая шествие ползли уменьшенные варианты этих левиафанов. Общее количество на глаз казалось очень большим.

— Что это может быть? — спросила в недоумении Дуара.

— Выглядит как боевая морская флотилия, выкарабкавшаяся на сушу, — ответил я. — Самое комичное зрелище в моей жизни. Хочу опуститься и получше разглядеть, что там происходит.

— Только осторожней, — предостерегла Дуара. — Не забудь, что та вещь, которую ты называешь злосчастьем, все еще не отстала от нас и идет по пятам.

— Моя милая, согласен с тобой, ты совершенно права. Я не стану подлетать слишком близко. Но мне так хочется посмотреть, что же там такое…

Я сделал круг над странным караваном и опустился до высоты тысячи футов. И со столь близкого расстояния разглядел, что составляющие его единицы еще более забавны и необычны, чем казалось на расстоянии. Наиболее крупные экземпляры достигали в длину семи — восьми сотен футов, а в поперечнике — более ста. Они поднимались в высоту почти на тридцать футов, а с более легкими надстройками — еще на тридцать футов над тем, что мне хочется назвать верхней палубой. И вблизи походили на дредноуты. На надстройках, а также на носу и корме висели флаги и вымпелы, а корабли буквально набиты разнообразным вооружением.

Менее крупные боевые единицы напоминали крейсеры и линкоры, немного отличаясь между собой конструкцией, в то время как крупные были, несомненно, сухопутными дредноутами или, я бы даже сказал, супердредноутами. Верхние палубы и надстройки заполняли люди, которые разглядывали нас. Так продолжалось некоторое время, потом все они вдруг исчезли в недрах кораблей, и я мгновенно понял, что им приказали занять боевые места.

Это не предвещало ничего хорошего, и я стал как можно скорей набирать высоту. Одновременно послышалось жужжание оружия, стреляющего смертоносными лучами. Дредноуты открыли по нам огонь.

С отчаянной скоростью я взлетал все выше и выше, делая зигзаги, чтобы уклониться от их огня и проклиная свое дурацкое любопытство, которое могло слишком дорого обойтись нам. Через несколько минут, когда я уже поздравлял себя с удачным избавлением от опасности, у «Анотара» исчез нос вместе с пропеллером.

— Злосчастье снова с нами, — прокомментировала Дуара.

Глава 44

Наш воздушный корабль, планируя, стал снижаться. Огонь прекратился, а от колонны отделилась пара мелких боевых единиц и стремительно помчалась в нашем направлении. Когда мы сели, они находились уже поблизости, а дула их орудий недвусмысленно уставились на нас. Я встал во весь рост и поднял вверх руки в знак мира. Боковая дверца этого ощетинившегося всеми своими стволами чудовища отворилась, шесть человек выпрыгнули оттуда и подошли к нам. Все они были вооружены лучевыми пистолетами и винтовками, за исключением того, кто ими командовал. Их костюмы состояли из набедренных повязок, сандалий и шлемов; шлемы были единственным отклонением от универсальной одежды мужчин Амтора. Выглядели они довольно угрюмо: тяжелые квадратные челюсти и застывшие, неулыбчивые лица. И тем не менее казались даже красивыми. Они подошли и остановились рядом с «Анотаром», глядя на нас.

— Выходите, — приказал офицер.

Я спрыгнул на грунт и помог Дуаре спуститься.

— Почему вы сбили нас?

— Вероятно, лотокор Данлот объяснит вам, — ответил офицер. — Вас отвезут к нему.

Они посадили нас в брюхо своей машины. Там находилось не меньше двух-трех сотен солдат. На нижней палубе трехсотфутового неолантара, как они его называли, размещались кубрики для сна, камбуз и кают-компания, а также кладовые для хранения продовольствия и боеприпасов. На следующей палубе выстроились батареи орудий, которые стреляли через порты, в обоих бортах. Батареи располагались также на полукруглом носу и на корме. Верхняя палуба, куда нас в конце концов привели, тоже была изрядно оснащена орудиями-пушками на вращающихся лафетах спереди и на корме, легкими пушками наверху башен и батареями спереди и сзади, поверх которых могли стрелять башенные орудия. Надстройка возвышалась в центре верхней палубы. Верхняя палуба надстройки, видимо, служила мостиком; внизу находились каюты офицеров.

Все корабли именовались лантарами, что является сочетанием двух слов — «лан» и «нотар»; «лан» означает «суша», а «нотар» — «корабль».

Большой дредноут назывался тоглантар, или большой сухопутный корабль, крейсер — колантар, или быстрый сухопутный корабль, а эсминец — неолантар, или малый сухопутный корабль. Я называю их супердредноутами, линкорами, крейсерами и эсминцами, поскольку они больше всего напоминали земные военные корабли.

Нас подвезли к одному из супердредноутов, который оказался флагманским кораблем эскадры. Выглядел он просто чудовищем — длиной семьсот пятьдесят футов, а в поперечнике сто шестнадцать футов. Верхняя палуба поднималась на высоту тридцати футов над грунтом, а надстройки — еще на столько же. Его украшали флаги, знамена и вымпелы. В остальном же это была типичная боевая и грозная на вид машина. Впереди, на верхней палубе, стояла группа офицеров; к ним мы и направились.

Лотокор Данлот, командующий эскадрой, был на вид жестким, суровым мужчиной.

— Кто вы и что делали над эскадрой Фалзы в этой штуке? — строго спросил он. Он разглядывал нас пристально и подозрительно.

— Несколько месяцев назад мы заблудились, — отвечал я, — теперь ищем дорогу домой.

— Откуда вы?

— Из Корвы.

— Никогда не слышал, — произнес Данлот. — Где это?

— Я и сам точно не знаю, — отвечал я. — Но где-то на южном побережье Анлапа.

— Здесь Анлап, — кивнул он. — Но океан находится на востоке, и там нет Корвы. На юге горы, которые непроходимы. Что за штука, в которой вы летаете по воздуху? Почему она не падает?

Я вкратце объяснил принцип действия летательного аппарата.

— Кто его построил? — спросил Данлот.

— Я.

— Откуда вы сейчас летите?

— Из города под названием By-ад, к северу от горного хребта.

— Никогда не слышал о таком, — заявил Данлот. — Ты меня обманываешь, жалкий лжец! Говоришь, что прибыл из места, о котором я никогда не слышал, и что направляешься в место, о котором никто не слыхал! И ты думаешь, что я тебе поверю? Я скажу тебе, кто вы — вы шпионы Пангана.

В ответ я засмеялся.

— Почему ты смеешься?

— Потому что твое утверждение абсолютно смехотворно, — ответил я. — Если бы мы были шпионами, то никогда бы не спустились на такую высоту, чтобы вам удалось нас сбить.

— Панганцы все дураки, — отрезал Данлот.

— Могу согласиться с тобой, что я действительно дурак, — поклонился я, — но не панганец. Никогда даже не слышал ничего о Пангане. Я не имею ни малейшего представления, в какой стране нахожусь.

— А я говорю, что вы шпионы, — настаивал он, — и поэтому вас надо казнить.

— Моя супруга, — указал я на Дуару, — была раньше джан-джонг Вепайи, а мой друг Иро Шан — солдат-биолог из Гавату; я же Карсон с Венеры, танджонг Корвы. Если вы цивилизованные люди, то должны обращаться с нами подобающим нашему рангу образом.

— Я слышал о Гавату, — оживился Данлот. — Он находится в трех тысячах миль к востоку отсюда, за океаном. Много лет назад у берегов Фалзы потерпел крушение корабль. Это был корабль из страны под названием Тора. На его борту был пленник — человек из Гавату. Команду корабля мы уничтожили, а человека из Гавату пощадили. Он очень умный и ученый человек и до сих пор живет с нами в Онаре. Пожалуй, я оставлю вас в живых до нашего возвращения в Онар.

— Как имя человека из Гавату? — спросил Иро Шан.

— Корган Кантум Амбат, — ответил Данлот.

— Я хорошо его знаю, — оживился Иро Шан. — Он таинственно исчез много лет назад. Это действительно очень образованный человек, солдат-физик.

— Он рассказывал, что однажды ночью упал с набережной в реку, — продолжал Данлот, — его протащило через высокие пороги, что находятся ниже по течению, и унесло в океан. Там его подобрали и взяли в плен торийцы. Поскольку не было возможности вернуться на родину, он остался здесь.

После этого отношение Данлота к нам смягчилось. Флотилия направлялась в панганский город Ор. Данлоту не очень хотелось брать нас с собой в предстоящее сражение. Мы являлись помехой для них, особенно Дуара.

— Если бы у меня был лишний корабль, я отправил бы вас в Онар. Лантары — не место для женщины.

— Я могу перейти к моему клукору, — заявил офицер, который привез нас, — а женщина расположится в моей каюте.

Клукор — это лейтенант.

— Очень хорошо, Вантор, — кивнул Данлот, — и потом ты можешь взять женщину с собой.

Мне это очень не понравилось, о чем я прямо заявил. Вантор объявил, что на борту корабля для меня нет места. Данлот кратко и не допускающим возражений тоном напомнил, что мы пленники. Я увидел тень саркастической усмешки, промелькнувшей на губах Вантора, когда он уводил Дуару с собой. Я преисполнился самых плохих предчувствий, видя, как она покидает флагманский корабль и поднимается на эсминец. Сразу же эскадра снова двинулась в путь.

Данлот поселил меня с юным младшим лейтенантом, или рокором, а Иро Шана с другим, дав понять, что мы сможем спать только тогда, когда офицеры будут на вахте, и должны освобождать каюты, когда те вернуться. В остальное время нам придется слоняться по кораблю. Я был весьма удивлен такому решению, но убедился, что Данлот больше не считает нас панганскими шпионами.

Примерно через час пути я увидел прямо перед нами нечто, что неслось навстречу с бешеной скоростью. Когда объект приблизился, я увидел, что это лантар, но уменьшенного размера. Он подошел к борту флагманского корабля, который по-прежнему двигался вперед, не снижая скорости. Офицер перепрыгнул с его борта на наш и сразу же направился к Данлоту. Вскоре флаги и вымпелы на корабле были спущены, за исключением флага командующего и поднятого под главным на мачте, стоявшей на надстройке, красного флага с двумя перекрещивающимися мечами черного цвета — боевого флага Фалзы.

Эскадра развернулась к бою. Эсминцы выстроились в три ряда далеко впереди. За ними следовали три ряда крейсеров. Линкоры замыкали строй в вершине треугольника, обращенного одной стороной к противнику. С фронта и флангов прибыли маленькие разведывательные судна и заняли позиции у бортов корабля, которому были приданы.

Люди на флагманском корабле заняли свои посты. Громадная эскадра упорно двигалась вперед в образцовом порядке. Это был боевой порядок, и я понимал, что сражение неминуемо, но никак не мог обнаружить, где же находится противник. Никто не обращал на меня внимания. Я прошел на мостик, чтобы лучше видеть происходящее и определить, где же противник.

На мостике стояли офицеры и сигнальщики, отправляющие и принимающие донесения. Здесь же находились три лучевых орудия, каждое с расчетом, состоящим из трех артиллеристов. На мостике, хотя и широком, было очень тесно и, конечно, для зевак тут места не предусматривалось. Я очень удивился, когда они разрешили мне остаться. Как выяснилось впоследствии, по приказу Данлота мне было разрешено свободно перемещаться на корабле, чтобы увидеть, шпион я или нет. Если шпион, то обязательно как-нибудь выдам себя.

— Ты когда-нибудь раньше видел битву эскадр лантаров? — спросил меня один из офицеров.

— Нет, до сегодняшнего дня я и лантара тоже не видел.

— Ты бы спустился вниз, — посоветовал офицер. — Здесь самое опасное место на корабле. По всей вероятности, больше половины нас убьют, прежде чем закончится сражение.

Едва он это сказал, как послышался свист, который перерос в протяжный и пронзительный вой и закончился мощным взрывом. Снаряд разорвался в сотне ярдов перед флагманским кораблем.

В ответ дружно ударили большие орудия на линкорах.

Сражение началось.

Глава 45

Самые крупные орудия линкора стреляли снарядами весом в тысячу фунтов на расстояние около пятнадцати миль, а орудия меньшего калибра — пятисотфунтовыми снарядами на двадцать или двадцать пять миль. Эти орудия применялись, когда противник находился за горизонтом, поскольку т- и р-лучи распространяются строго прямолинейно, цель должна быть видна артиллеристу.

Передние эсминцы и крейсеры находились пока за горизонтом, спеша навстречу врагу, чтобы стало возможным применять лучевые орудия. Снаряды противника градом сыпались вокруг нас; наши линкоры тоже вели огонь залп за залпом.

Внезапно линкоры рванулись вперед на повышенной скорости, ныряя и раскачиваясь на неровностях почвы так, что создавалось впечатление, будто ты находишься на палубе океанского корабля в сильный шторм. Огонь по-прежнему не ослабевал.

Я увидел прямое попадание снаряда в надстройку соседнего корабля. Вероятно, все на мостике погибли мгновенно. Корабль показался мне похожим на человека, потерявшего глаза, однако сохранил свое место в ряду и продолжал вести огонь. Его командир и экипаж действовали из бронированной рубки управления внутри корабля, получая сигналы с флагмана. Даже изувеченный, линкор все еще сохранял боеспособность.

— Видишь, о чем я говорил, — офицер, который советовал мне спуститься вниз, кивнул в сторону обломков надстройки.

— Вижу, — отозвался я, — но здесь гораздо интересней, чем внизу.

— Когда подойдем вплотную, будет еще интересней, — ухмыльнулся он.

Впереди были видны наши крейсер и несколько эсминцев. Они сблизились с боевыми судами противника, и наконец из-за горизонта показались линкоры врага. Через полчаса мы оказались в гуще событий. Маленькие суда-разведчики кружили вокруг, словно москиты. Как они, так и эсминцы запускали вращающиеся торпеды во вражеские корабли, а корабли противника того же класса использовали подобное же оружие против нас.

Залпы крупных орудий уступили место злому шипению лучей, способных разрушать почти любое вещество.

Корабли обладали двумя видами защиты: тяжелыми броневыми плитами против снарядов, а поверх плит тонким защитным слоем, непроницаемым для т-лучей. Однако такой слой разрушался под действием некоторых химических веществ. И теперь, когда обе эскадры вошли в тесное соприкосновение, в действие вступил новый вид орудий, стреляющих снарядами, начиненными кислотой. При прямом попадании большие пятна кислоты растекались по борту пострадавшего корабля, растворяя защищающий от т-лучей материал и обнажая броневые плиты. Корабль сразу же становился уязвимым для лучевого поражения. Лучевые орудия с корабля противника сразу же палили в него. Стратегия поврежденного корабля состояла в искусном маневрировании, чтобы не подставлять слабый участок противнику.

Когда нас охватил вихрь сражения, я обнаружил, что один из самых интересных эпизодов боя сосредоточился вокруг маленьких самодвижущихся торпед.

Установленные на трехколесных платформах, эти торпеды должны были по прямой линии двигаться к цели, которая им задана при запуске. Естественно, что неровности местности отклоняли торпеды в сторону. Поэтому действительно эффективны они оказываются только на очень близких расстояниях. Их предназначение — вывести из строя гусеницы, на которых передвигались лантары на манер наших гусеничных тракторов и танков. Задача маленьких разведывательных судов состояла в обезвреживании вражеских торпед и запуске своих собственных. По-моему, управлять этими судами было интереснее всего. Поразительно маневренные и самые быстрые из всех машин, участвовавших в сражении, они показались мне самыми занятными: то запустят торпеду, то делают зигзаги на бешеной скорости, чтобы уклониться от залпов т-лучей, то гонятся за вражеской торпедой и выводят ее из строя.

Флагманский корабль находился в гуще сражения. Вскоре я нашел еще более интересные вещи, чем маленькие разведывательные суда, потому что мы оказались вовлечены в поединок с экипажем военного корабля противника, подошедшего к правому борту. Шестеро из нашей команды уже были убиты, а одно из орудий выведено из строя. Химический снаряд повредил броню, растворил защитную оболочку и обнажил ее для смертоносных лучей.

Т-лучи пробили в броне большую дыру, и артиллеристы падали один за другим. Два человека тащили новый щит к орудию. Я стал им помогать. Мы держали щит перед собой, прикрываясь от вражеского огня, но, прилаживая его на место, мои компаньоны высунулись из-за его края и моментально погибли.

Я огляделся вокруг — не придет ли кто-нибудь командовать орудием, но обнаружил, что на мостике все уже убиты за исключением расчетов других орудий, причем из одного стрелял единственный оставшийся в живых офицер. Тогда я уселся на сиденье у щитка пушки и припал глазом к перископу-прицелу. Я был полностью защищен от всего, кроме снарядов. Во всяком случае пока очередной химический снаряд не ударит в мой щит.

Через прицел хорошо виден мостик вражеского корабля. Их положение было ненамного лучше. Палуба усеяна трупами, два орудия бездействовали. С нижних палуб обоих кораблей следовали один за другим залпы, стреляли химическими снарядами и т-лучами в борта. В броне противника виднелась зияющая дыра, но наши лучевые орудия никак не попадали в эту уязвимую точку.

Я навел прицел на мостик противника и заметил ногу, высунувшуюся из-за щитка орудия прямо напротив меня. Я тщательно навел прицел и выстрелил. Раздался истошный крик, и бедный парень покатился по палубе. Ему бы было лучше потерпеть, так как голова осталась без защиты тоже, а через пару секунд она разделила участь его ноги. Однако орудие продолжало вести огонь. За щитом находились еще по меньшей мере два артиллериста.

Т-лучи распространяются по прямой, диаметр их пучка не превышает толщину обычного карандаша. Два выстрела, что я сделал из пушки, убедили меня в надежности и точности орудия. Естественно, движение, постоянное раскачивание и тряска обоих кораблей на ухабах делали почти любой выстрел неточным — слишком велика была власть случайности. Но с какой бы скоростью ни катился корабль, всегда находится миг, когда движущийся объект как бы застывает, и именно в эти моменты я и сделал два удачных выстрела.

Теперь я решил попытаться сделать еще один такой же выстрел и стал целиться в крошечное отверстие в вражеского орудия, хотя и не рассчитывал на успех. Если бы мне удалось поразить столь малую цель, орудие надолго, а может быть, и навсегда, вышло бы из строя. Следить за такой целью было очень трудно — нервы напряглись до предела. Я сделал с дюжину выстрелов, и все безрезультатно. А затем на какую-то долю секунды оба корабля, казалось, одновременно застыли. Перекрестье прицела точно совпало с отверстием в щитке, и я выстрелил. Орудие противника словно задрожало крупной дрожью — т-луч и прошили его насквозь. Этому орудию больше в сражении не участвовать.

На мостике противника уцелела всего одна действующая пушка. Двое из ее расчета лежали мертвыми около нее. Уцелел лишь один артиллерист. Оставшиеся в живых люди, стрелявшие из орудия, которое я вывел из строя, будут, конечно, стараться перебежать к единственной пушке и пополнить ее расчет. Я нацелил орудие на пространство между этими двумя пушками и стал ждать. Конечно, оба артиллериста, торопясь, побежали одновременно, и я уложил обоих.

Оглядываясь вокруг и высматривая, где еще можно нанести ущерб противнику, я наводил прицел на другие части линкора. Он был уже изрядно потрепан, но большая часть орудий все еще стреляла. Я разглядел пятно кислоты, расползшейся очень низко на корпусе. Туда попал химический снаряд. Оно находилось на бронированном щитке, который защищал шасси линкора. Навел орудие на это пятно и нажал кнопку. Пятно прыгало в прицеле, поскольку оба корабля раскачивались. Тем сильнее я был доволен, увидев, как в броне образовалась дыра. Я стрелял в нее до тех пор, пока она не расширилась до размера человеческой головы, обнажив большое металлическое звено гусеницы, на которой передвигался этот монстр. Гусеница перемещалась с такой скоростью, что т-лучи рассеивались по ее поверхности, и немедленный эффект получить не удавалось Но вот наконец одно звено смялось под тяжестью гигантского корабля. В тот же миг линкор зашатался и качнулся в нашу сторону. Гусеница по левому борту оказалась зажатой. Однако правая сторона продолжала двигаться. Мы на полной скорости отскочили в сторону, чтобы избежать столкновения. Когда же корабль противника окончательно замер, оставили его эсминцам и разведывательным судам, которые уже собрались вокруг него, словно гиены и шакалы.

Впервые с того времени, как я заменил расчет орудия, у меня появилась возможность оглядеться по сторонам. Я понял, что эскадра противника наголову разбита, и наши эсминцы и крейсеры добивали ее. Вокруг, насколько хватало глаз, равнина усеяна выведенными из строя кораблями обеих сторон. Я видел, что тут и там идет рукопашная схватка, так как фалзанцы хотели взять побольше пленных.

Опустилась ночь, и наш флагманский корабль дал сигнал к возвращению в строй. Насколько я мог понять, битва закончилась. Когда я еще раз огляделся, то понял, почему офицер советовал мне спуститься с мостика вниз. Из всего состава остались он да еще два артиллериста. Я встал и начал осматривать наши потери. Офицер подошел ко мне и заговорил.

— Ты хорошо стрелял, — похвалил он меня.

— Не как панганский шпион? — отозвался я с улыбкой.

— Нет. Но и не как человек, впервые в жизни увидевший лантар, — засмеялся он.

— Ну, мне приходилось видеть другие корабли и сражаться на них тоже; они, правда, передвигались по океану, а не по суше.

— Завтра будет еще более жаркая драка, — сообщил он. — После полудня подойдем к Ору, и вот тогда-то развернется настоящее сражение.

— Из-за чего вы воюете? — поинтересовался я.

— Из-за пастбищ, — пояснил он. — Панга хочет захватить все себе. Поэтому последние десеть лет нам постоянно приходится драться. Пока мы сражаемся, люди из Ангора украли почти все их стада, а люди из Малтора украли почти все стада у нас.

— И ни одна из сторон не одержала решающей победы?

— Наша флотилия в подобных боях постоянно одерживает верх. Но пока нам не удается занять город Ор, что решило бы исход войны.

— А после этого что?

Он пожал плечами.

— По-моему, я знаю не больше тебя. Но, очевидно, потом нам придется воевать с Малтором, чтобы заставить их вернуть нам украденный скот.

После сражения из тыла подошли два судна-госпиталя и одно транспортное судно. На транспорте прибыло подкрепление, а госпитали забрали на борт раненых. Большая часть ночи была посвящена ремонту, спать пришлось мало.

При свете утра я увидел очень странные на вид сухопутные корабли, прибывшие к нам ночью. Огромные чудовища с тяжелой броней, с выступающим далеко вперед коническим носом, поднятым на высоту пятнадцати футов над землей. Каждое судно имело на вооружении по четыре тяжелых пушки, направленных прямо вперед, вдоль носового выступа. Жерло каждой пушки закрывалось бронированной плитой. Сами орудия размещались внутри корабля, надежно защищенные бортом, по одному с каждой стороны корпуса, и еще два в носовой части — одно наверху, другое под ним. Легкие т-лучевые орудия стреляли из отверстий, расположенных вдоль бортов и на корме. Борта, да и весь корпус отличались плавными, обтекаемыми линиями, так что весь корабль походил на гигантскую торпеду. Я не понимал назначения этих гигантов, ясно было только одно — их маневренность весьма невысока.

Сразу же после рассвета мы двинулись в путь, сохраняя боевой порядок. Вскоре Данлот прислал за мной.

— О твоем храбром поведении во время вчерашнего сражения мне доложили, — сказал он. — Твои действия достойны всяческой похвалы, и я хотел бы каким-либо образом выразить свою признательность.

— Разреши мне соединиться со своей супругой, — тут же ответил я.

— Это отдельная тема нашего разговора, — нахмурился он. — Твоя супруга исчезла.

— Исчезла! — я был просто потрясен. — Что ты имеешь ввиду?!

Неужели она убита во вчерашнем сражении?

— Нет, — он помрачнел еще больше — Тело Вантора было найдено в его каюте сегодня утром. Он заколот ударом кинжала в сердце, а твоей супруги на корабле не оказалось, хотя обыскали все.

Глава 46

Дуара исчезла! Ушла одна, неизвестно куда, пешком, без всякой защиты в страшной стране. Не знаю, как я не сошел с ума в эти минуты. Все же взял себя в руки и обратился к Данлоту.

— Пожалуйста, отпусти меня, чтобы я мог отыскать свою супругу. — Я буквально молил этого бесчувственного вояку.

Данлот отрицательно покачал головой.

— Ты ничего не сможешь сделать. Я уже посылал два разведывательных лантара, чтобы они тщательно обыскали местность.

— Очень любезно с твоей стороны, — поблагодарил я.

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Очевидно, ты ничего не понял. Твоя супруга убила одного из наших офицеров, или по крайней мере улики — против нее. Она должна предстать перед судом.

И снова я пережил сильнейшее потрясение.

— Ты ведь все прекрасно понимаешь! — воскликнул я. — За что же ее судить? Совершенно очевидна причина, по которой она была вынуждена убить его. И ясно, что он заслужил это, сам спровоцировал собственную смерть.

— Мы считаем иначе, — ответил Данлот — Вантор был хорошим офицером, с многолетней выучкой и опытом. Его ценность для Фалзы превышает ценность даже сорока женщин.

— А теперь, — продолжал он, словно исчерпав инцидент и подчеркивая, что меня это отныне уже не касается, — как же отблагодарить тебя за совершенное вчера?

Мне стоило огромных усилий, чтобы удержаться и не высказать все, что думал и о его правосудии, и об оценке Дуары. Я решил ради того, чтобы иметь возможность помочь ей, не ссориться с Данлотом. Кроме того, у меня стал зарождаться неплохой план.

— Мы с Иро Шаном хотим помочь экипажу одного из разведывательных судов. Мне представляется, они дают гораздо больше возможности для активных боевых действий, чем какие-либо другие. Именно на таком судне мы могли бы принести максимальную пользу Фалзе.

Он пристально смотрел на меня какое-то время, прежде чем ответить, а потом спросил:

— Ты любишь сражения, не так ли?

— Когда есть за что сражаться, — пожал я плечами.

— И ради чего же ты сражаешься здесь? — осведомился он. — Ты не фалзадец и не ссорился с панганцами. Ведь если то, что вы о себе рассказали, правда, то ты до вчерашнего дня ничего не слышал о них.

— Я хотел бы иметь возможность завоевать доверие и благодарность Фалзы. Это помогло бы умерить гнев правосудия, если когда-нибудь моя супруга предстанет перед ним.

— Очевидно, в вашей стране высоко ценят женщин? — поинтересовался Данлот.

— Мы действительно уважаем их, в высшей степени уважаем. Честь женщины стоила бы жизни сорока ванторов, а то и больше.

— Мы очень, очень не похожи, — покачал он головой. — Мы смотрим на женщину, как на неизбежное зло, и не более того. Я плачу дороже за хорошего зората, чем за женщину. Но вернемся к вашей просьбе — я склонен ее удовлетворить. Поскольку вы останетесь здесь до конца жизни, то тебе и твоему другу нужно научиться быть полезными Фалзе.

— Почему ты считаешь, что мы останемся здесь до конца жизни? — с вызовом спросил я.

— Потому что будет так! — изрек он непререкаемым тоном. — Абсолютно невозможно пересечь горы, которые перегораживают Анлап с севера и юга. На востоке лежит огромный океан, а у вас нет корабля. На западе простирается неизведанная земля, в которой не был еще ни один человек. А кроме того, я не думаю, что вам разрешат покинуть страну. Вам будет известно слишком много наших военных секретов. А вдруг вы каким-то образом окажетесь в другой стране, чьи люди могут добраться до нас? Нам и так достаточно хлопот с панганцами, и мы не хотим, чтобы войско еще какой-либо страны напало на нас.

После столь малоутешительного разговора с Данлотом я отыскал Иро Шана.

— Ты еще даже не подозреваешь об этом, — сообщил я ему, — но знай, ты жаждешь отправиться вместе со мной и помочь экипажу одного из быстроходных маленьких судов-разведчиков.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — удивился он.

— И не можешь понять, поскольку я получил для нас разрешение Данлота служить на борту одного из малых кораблей.

— Я-то солдат, — кивнул он, — но вот тебе зачем это?

Тогда я рассказал про то, что случилось с Дуарой. А коли служба на одном из разведывательных судов позволит нам передвигаться по местности гораздо дальше и быстрее остальных кораблей эскадры, мы можем случайно найти ее, чего мы никогда не добьемся, находясь на борту большого линкора или еще какого-либо дредноута.

— И что ты будешь тогда делать? Офицер, который командует разведчиком, немедленно арестует и доставит Дуару в суд, и ты ничего не сможешь поделать.

— Думаю, что смогу, — возразил я. — Мы к тому времени научимся управлять кораблем, изучим местность, вооружимся пистолетами — а на судне, кроме нас, по-моему, будет всего пятеро фалзанцев.

Иро Шан понимающе кивнул.

— Вижу разумное зерно в твоем плане, — заметил он с лукавой усмешкой.

В это время к нам подошел офицер и довел до нас приказ Данлота: мы прикомандированы к атгану 975, который сейчас находится у борта линкора. Мы немедленно отправились на нижнюю палубу, а потом вышли наружу, там нас ожидал атган 975.

(Слово «атган» означает «разведчик». Оно состоит из слов «ат», то есть «взгляд», и «ган» — человек. Вместе получается «человек-взгляд», или разведчик.)

Командовал 975-м рокор, или младший лейтенант, по имени Ганджо. Он не проявил особого энтузиазма при известии о назначении на его корабль двух зеленых новичков. Хмуро спросил, что мы умеем делать. Я ответил, что мы артиллеристы, и он посадил Иро Шана на корму, а меня на нос. Таким образом, я получил возможность сидеть рядом с водителем. Не знаю, как его правильнее назвать, может быть, лучше пилотом?

Кроме рокора, на борту находились еще семь человек — пилот, четыре артиллериста и два торпедиста. Каждый артиллерист отвечал за две пушки: одна стреляла химическими снарядами, другая — т-лучами. Стволы пушек спарены: т-лучевой ствол укреплен над стволом для химических снарядов. Стволы надежно скреплены, поэтому можно пользоваться одним прицелом. Орудия выступали из борта корабля примерно на три четверти их длины и могли поворачиваться на сорок пять градусов в любом направлении. Орудия на левом и правом бортах, а также на корме имели одинаковый сектор обстрела. С каждого борта корабля выбрасывалась торпеда, так что при нашей большой скорости и маневренности, мы были весьма опасным маленьким жучком. Заняв позицию у носового орудия, я внимательно следил за каждым движением пилота и вскоре понял, что смогу сам управлять 975-м, и жаждал попытаться это сделать.

Отряд, к которому был придан 975-й, мчался далеко впереди эскадры. Вскоре стало понятно, почему фалзанцы носили шлемы — хотя мы были крепко пристегнуты к сиденьям привязными ремнями, нас изрядно мотало, и мы нещадно стукались о потолок, когда маленький корабль мчался с бешеной скоростью по неровной местности.

К полудню мы оказались вблизи большого города. Это, как я понял, был Ор. До сих пор мы не встретили ни одного корабля из эскадры противника. Теперь же их разведывательные корабли и эсминцы помчались навстречу нам от городских ворот. Они намного превышали нас численностью. Правда, мы были всего лишь разведкой. Командир нашего отряда отдал приказ к отходу. Мы старались избегать прямых столкновений с противником. Один из атганов немедленно отправился назад, к главной эскадре, с донесением Данлоту. Мы маневрировали в ожидании главных сил неприятеля. Но панганцы не спешили обнаружить себя.

В послеполуденный час наконец появилась фанзанская эскадра. Но она известила о своем приближении задолго до прибытия, послав через наши головы тяжелые снаряды, разрывавшиеся в городе. Защищавшие город батареи отвечали ей из-за стен Ора.

Ор оказался импозантным столичным городом внушительных размеров, с высокими и довольно красивыми зданиями, выглядывавшими из-за величественных стен. Он был хорошо укреплен. В общем, перед нами высилась мощная крепость, казавшаяся совершенно неприступной: недаром за десять лет Фалза так и не сумела покорить ее.

Наблюдая за артобстрелом, мы стали свидетелями ужасного, но, по-моему, впечатляющего зрелища, — тысячефунтовый снаряд угодил в одно из самых высоких зданий города. Последовал страшный взрыв, и здание, вздрогнув и покачнувшись, медленно развалилось на части. Даже мы услышали тяжкий грохот, хотя находились далеко на равнине. Пыль клубящимся облаком взметнулось высоко над городской стеной. Панганцы ответили яростной канонадой, уничтожившей два наших дредноута.

Но вот эскадра подошла ближе. Я увидел, что два мощных торпедообразных монстра, прибывших ночью, выдвинулись вперед. Я расспросил пилота о них.

— Прежде не применявшаяся новинка, — пояснил он, — если она сработает, то панганцам придется туго.

И тут трое громадных городских ворот распахнулись, и появилась вся панганская эскадра, ведя непрерывный огонь.

Мне показалось, что маневр очень глуп, поскольку корабли скапливались в воротах и служили прекрасной мишенью. Я спросил пилота, так ли это.

— Никогда нельзя сказать, что замышляют панганцы, — отозвался тот — Вероятно, их джонг сошел с ума, когда мы разрушили огромное здание, и приказал всей эскадре жестоко расправиться с нами. Вчера в сражении участвовала только половина их флотилии. Сегодня нас ждет горячий денек. Вон идут ганторы! — воскликнул он. — Теперь мы увидим их в действии!

Два громадных корабля, похожих очертаниями на исполинские торпеды, приближались на большой скорости, окруженные группой защищающих их эсминцев. Огромный линкор панганцев направлялся навстречу им, стреляя из всех орудий. Однако ганторы, как назвал их наш пилот, подобно слоноподобным и тяжеловесным амторским животным, с ревом продвигались вперед. Команда линкора, очевидно, почувствовав, что противник собирается идти на таран, развернулась, чтобы отступить, но не успела. Линкор подставил борт ближайшему гантору, который внезапно с бешеной скоростью рванулся вперед.

Положение линкора оказалось безнадежным. Острый бронированный нос гантора протаранил середину борта и вошел в него на пятьдесят футов. Одновременно тяжелые носовые орудия, а также орудия левого и правого бортов вели непрерывный огонь, корежа и выворачивая все внутренности линкора.

Когда он через несколько минут закончил свою разрушительную работу, подоспел другой гантор, и — будьте уверены! — никто из панганской эскадры не решился вступить в бой с ним. Ему открылась широкая дорога, впереди не оказалось больше ни одного корабля, и он помчался прямо к городу.

Первый гантор выбрался тем временем из раскорёженного динкора и, дав задний ход, целый и невредимый, последовал за своим напарником. Они направились к выбранным ими воротам, и тут-то я наконец догадался об их истинном назначении. Мы и еще несколько атганов бросились вслед за одним из ганторов. За нами двигалась колонна линкоров.

— Если окажемся в городе, — сказал рокор, — наша задача — занять первую улицу слева. Она ведет к казармам. Это цель нашего отряда. Стрелять во всякого, кто окажет сопротивление.

Массивные ворота Ора были сделаны из крепких бревен, покрытых броневыми плитами. Но когда гантор на полной скорости врезался в них, они сразу рухнули. Ганторы прошли по ним, а следом ворвались мы, повернув налево на первую улицу.

За нами в сорванные ворота въехали большие линкоры. Они устремились вперед. До нас доносились яростные звуки боя, который шел в центре города, в то время как мы прокладывали себе путь к казармам. Это здание, вернее, целый комплекс зданий стояли на краю огромного плаца, где, очевидно, устраивались парады.

Панганцы явно не подготовились к такому повороту событий. Не нашлось ни одной пушки, ни одного укрепления, способных оказать достойное сопротивление. Солдаты выскакивали из казарм лишь с лучевыми пистолетами и винтовками, бесполезными против нашего бронированного атгана.

Бой в городе продолжался почти до ночи. Фалзанские атганы оцепили улицы, наводя ужас в сердцах их жителей. Линкоры же скопились в большом сквере перед дворцом джонга и крушили все вокруг, неся смерть и разрушения, пока джонг не сдался.

Между тем главные силы панганской эскадры отступили через задние ворота города. Где находились теперь ее корабли и что замышляли командиры, — оставалось неизвестным. Тем не менее Ор был взят, и десятилетняя война, видимо, закончилась.

Пока шли бои в черте города, наш экипаж пострадал трижды. Был убит пилот разведчика случайным выстрелом т-лучей, попавших в смотровое отверстие. Погибли также наш рокор и стрелок у левого орудия. Теперь я вел атган, а так как пилот по рангу считался следующим после рокора, то и принял командование кораблем. Единственное, почему мне удалось это сделать, объяснялось тем, что о моем «командирстве» не знал ни один вышестоящий офицер, а три оставшихся фалзанца оказались простыми солдатами, которыми мог командовать любой инициативный человек.

Глава 47

Некоторое время мы стояли на плацу, ожидая инструкций от командира нашего отряда, но не дождались. Вокруг все постепенно стихло. Панганцы, в основном девушки, свободно разгуливали по площади. Я увидел с ними фалзанских солдат — было очевидно, что ребята праздновали победу. В это время три панганские девушки подошли в 975-му и предложили нам ликер в маленьких кувшинчиках. Мы с Иро Шаном отказались, но три фалзанца из нашего экипажа приняли дары с энтузиазмом. После нескольких глотков они сделались очень веселыми и общительными и, говоря что-то о добыче, которая полагается победителям, вылезли из корабля и отправились куда-то под руку с девушками. Я им не препятствовал.

Мы с Иро Шаном остались на атгане одни. Обсудили ситуацию и прикинули, что можно сделать в создавшейся обстановке.

— Теперь, когда 975-й в нашем распоряжении, — сказал я, — мы можем отправиться на поиски Дуары.

— У нас один шанс из миллиона найти ее, — засомневался Иро Шан, — но я — за то, чтобы попытаться использовать этот миллионный шанс, раз ты так считаешь.

— Ладно. Конечно, бесполезно искать ее в городе, — в раздумье продолжал я, — нужно, не мешкая, выбраться отсюда и попытаться обследовать местность в том районе, где она исчезла.

— Ты понимаешь, какая нас ждет кара за то, что мы похитили боевой корабль и дезертировали, если нас в конце концов поймают. А вероятность того, что нас поймают, очень высока.

— Да мы вовсе не дезертировали, — пожал я плечами, — а искали командира нашего отряда.

Иро Шан понимающе рассмеялся.

— Тогда все в порядке.

Я направил 975-й по улице, по которой мы ехали от ворот, когда вошли в город. Вдоль всей улицы толпы пьяных солдат пели и танцевали с панганскими девушками.

— Панганцы кажутся самым гостеприимным народом, — заметил Иро Шан.

— Фалзанцы считают их дураками, — ответил я, — но мне думается, что в дураках окажутся фалзанцы.

Когда мы добрались до ворот, которые по-прежнему лежали там, куда их отшвырнул большой гантор, то обнаружили, что они тщательно охраняются фалзанскими военными, остановившими нас. Девушек тут не было, а люди выглядели вполне трезвыми.

К нам подошел офицер и спросил, кто мы такие и куда направляемся.

— Я разыскиваю командира своего отряда, мы не нашли его в городе и предполагаем, что наш отряд может дислоцироваться за стенами Ора.

— Возможно, вы найдете вашего командира в районе центральной площади, — предположил офицер. — Большая часть эскадры находится там. За городом не осталось никого.

Разочарованный, я повернул назад и направился по главной улице ведущей к центру города и дворцу джонга. По мере продвижения мы видели все новые и новые свидетельства щедрого гостеприимства панганцев, превратившегося в пьяную оргию. Бросалось в глаза отсутствие на улицах панганских мужчин и то, что лишь немногие панганские девушки выглядели пьяными. Да, пожалуй, таких и не было вовсе.

На центральной площади перед дворцом джонга царило вавилонское столпотворение. Подавляющее большинство кораблей нашей эскадры находилось здесь, сбившись в кучу без всякого порядка. Их палубы заполняли панганские девушки и пьяные фалзанские солдаты. Шум и беспорядок, царившие там, не поддаются описанию.

Чтобы поддержать версию о поисках своего командира отряда, я начал расспрашивать военного с флагманского корабля, который уже видел меня у Данлота, и при необходимости узнает и вспомнит меня.

— Командир вашего отряда? Ищите его во дворце. Джонг дает банкет для офицеров эскадры.

Он протянул мне кувшин.

— Выпей. Хороший ликер. Лучшего я, пожалуй, никогда и не пил. Панганцы действительно удивительный народ, раз они так с нами обращаются. После десяти-то лет военных действий. Да еще теперь, когда мы выиграли войну и покорили Ор! Выпей!

— Нет, спасибо, — уклонился я. — Пойду во дворец и разыщу своего командира.

Мы направились ко дворцу джонга.

— Ты действительно считаешь, что тебе надо попасть туда? — спросил Иро Шан.

— Конечно, — кивнул я. — Данлот должен знать, что все его люди пьяны. Пошли со мной, Иро Шан. Что бы ни произошло, мы должны быть вместе.

Охрана у дверей остановила нас.

— У меня важное донесение к лотокору Данлоту, — сказал я.

Часовой недоверчиво осмотрел нас. За исключением шлемов на нас не было ничего из военной формы Фалзы. Парень заколебался, а затем все-таки позвал офицера, которому я все повторил. Офицер явно был навеселе.

— Ладно, — согласился он, — проходите. Вы найдете командующего в банкетном зале.

Коридоры дворца и апартаменты, куда мы могли заглянуть, были набиты пьяными фалзанскими офицерами и трезвыми панганцами. У входа в банкетный зал нас остановили еще раз, и снова я повторил, что у меня важное сообщение к Данлоту. Пока мы ждали офицера, которого вызвал часовой, у нас была возможность полюбоваться сценами в банкетном зале. Помещение заполняли длинные столы, за которыми сидели пьяные высшие офицеры флота Фалзы, а рядом с каждым пьяным фалзанцем — трезвый панганец. На возвышении в дальнем конце зала у небольшого стола я увидел Гайяна, джонга Панги, окруженного высшими офицерами и командованием эскадры Фалзы. Данлот занимал место справа от джонга. Он развалился на своем стуле, подбородок уткнулся в грудь. Казалось, он спит.

— Не нравится мне все это, — прошептал я Иро Шану.

— Мне тоже, — согласился он. — Нам нужно выбираться отсюда. Мы зря потеряем время, если будем что-то говорить Данлоту.

— Боюсь, что уже поздно, — засомневался я.

Стоило мне так сказать — мы еще стояли и смотрели в банкетный зал, — как джонг Гайян поднялся и выхватил меч. Было очевидно, что он подал условный сигнал, потому что одновременно каждый панганский офицер в банкетном зале последовал примеру своего джонга, и каждый панганский меч был направлен в грудь фалзанцу. Прозвучали сигнальные фанфары, разнося призыв к оружию по всем коридорам дворца и за его стены, в ожидавший город.

Я сорвал с себя и с Иро Шана шлемы и сбросил их на пол. Он взглянул на меня с удивлением, а потом рассмеялся, сообразив, что теперь никто не сможет опознать в нас фалзанцев. Тем временем мы оглядимся и попробуем бежать отсюда.

Некоторые фалзанские офицеры оказали сопротивление и тут же были убиты, но большинство просто обезоружили и взяли в плен. В возникшем переполохе мы благополучно выбрались из дворца и прошли через двери с несколькими панганскими офицерами.

Выйдя на площадь, мы увидели, как панганские войска стекались к ней из каждой улицы, а панганские девушки бежали со всех кораблей.

Сражение на площади быстро прекратилось; то же самое произошло и в других частях города. Пьяные, дезорганизованные фалзанцы не могли оказать серьезного сопротивления, тем более что большинство было тайком обезоружено панганскими девушками.

В течение часа уцелевших фалзанцев согнали на площадь перед казармами и приставили к ним охрану. Большинство тут же уснуло на газонах в пьяном оцепенении. Немногие из тех, кто стоял на посту на воротах, бежали пешими в ночь. Панганцы захватили тысячи пленных и всю сухопутную эскадру Фалзы. И мне показалось, что десятилетняя война теперь-то уж действительно закончилась.

— В конце концов оказалось, что панганцы не такие уж дураки, — заметил я Иро Шану.

Мы стояли рядом со своим 975-м, тоскливо глядя на него и прикидывая, как бы нам выбраться на нем из города, когда сзади подошел панганский офицер и ударил меня по плечу.

— Кто вы такие? — спросил он, когда я повернулся к нему.

— Пленники фалзанцев, но после того, как люди, сторожившие нас, напились, мы бежали…

И тут меня озарило.

— Мы оба артиллеристы, а я еще и водитель. Мы хотели бы поступить на службу к вашему джонгу.

Офицер озадаченно почесал в затылке.

— Вы действительно не похожи на фалзанцев, но вы и не панганцы, поэтому я на всякий случай арестую вас, а завтра компетентные власти решат, что с вами обоими делать.

Он подозвал солдат и велел запереть нас, а утром привести к нему в штаб. Судя по его знакам различия, он имел звание, соответствующее нашему полковнику.

Где бы я ни был на Венере, я нигде не встречал разницы между сухопутной армией и морскими силами. Звания, которые я переводил в военные звания наших сухопутных войск, моряк назвал бы в терминах военно-морских званий. Мне нравится венерианская система — она упрощает дела субординации и рангов и объединяет войска, представляя различные ветви всех служб.

Нас с Иро Шаном отвели в караульное помещение и заперли.

Так закончился день энергичных действий, восторга, успеха и поражения. Вместе с ним лопнули мои надежды похитить 975-й и продолжить поиски Дуары.

Глава 48

На следующее утро никто не пришел, чтобы отвести нас к офицеру. Мы промаялись в караулке до самого полудня. Наконец нас повели куда-то по городу. На улицах мы увидели колонны побежденных фалзанцев, проходивших маршем через ворота Ора на равнины, начинавшиеся за ними. Конвоир сказал, что Данлот и некоторые другие высшие офицеры Фалзы оставлены заложниками до подписания договора, который устроил бы Пангу. Остальным фалзанцам разрешили отправиться домой вместе с двумя кораблями, груженными провизией. Им предстояло пройти пешком примерно две тысячи миль. И неразлучными их спутниками будут унижение и горькое сожаление. Вчера — армия победителей, сегодня — побежденные и безоружные. Вся их мощная эскадра досталась панганцам.

— Не позавидую той девушке, которая когда-нибудь предложит одному из этих людей выпить, — заметил Иро Шан.

Иро Шана и меня привели в штаб Баната, йоркокора, который накануне распорядился о нашем аресте. Мы прошли с ним к офицеру еще более высокого ранга, лотокору, или генералу, а если ты, читатель, моряк, то в этом случае можешь именовать его адмиралом.

Банат рассказал об обстоятельствах нашего ареста и повторил всю информацию, которую я сообщил вчера.

— Откуда же вы, если не из Фалзы? — строго спросил генерал. — Значит, вы из Ангора или Малтора.

— Иро Шан из Гавату, а я из Корвы, которая расположена за горным хребтом на юге.

— За горным хребтом ничего нет, — возразил генерал. — Там конец света. Если вы перейдете через горы, хотя они и непреодолимы, то упадете в море расплавленной магмы, в котором плавает Амтор.

— За горами есть множество стран, и я побывал в нескольких, с тех пор как впервые попал на Амтор.

— С тех пор как ты впервые попал на Амтор! — удивился генерал. — Что ты имеешь в виду? Ведь ты родился на Амторе и не мог нигде больше жить до своего рождения.

— Я не рожден на Амторе, — возразил я, вызвав его неподдельное изумление. — Я рожден в мире, который находится от Амтора в 26 миллионах миль.

— Этот человек сумасшедший, — воскликнул генерал — Кроме Амтора, не существует других миров.

— Я не такой уж и сумасшедший, могу метко стрелять из пушки и неплохо пилотировать корабль. Мне хотелось бы воспользоваться шансом послужить Панге, до тех пор, пока не отыщу свою супругу.

— Твою супругу? Где она?

— Она тоже была захвачена фалзанцами, когда наш «Анотар» был подстрелен. Но ей удалось убежать в ночь накануне их наступления на Ор.

— Что такое «Анотар»? — опять изумился он.

— Корабль, который летает по воздуху. Иро Шан, моя супруга и я пытались долететь на нем до Корвы, когда фалзанцы нас подстрелили.

— Корабль, который летает по воздуху! — фыркнул генерал — Сначала ты заявил, что явился из другого мира, а теперь утверждаешь, что вы путешествовали повсюду на корабле, который летает по воздуху. Ты стараешься оскорбить мой рассудок.

— Вполне вероятно, что последнее из его утверждений соответствует истине, — вмешался Банат. — Вчера вечером на банкете я беседовал с фалзанскими офицерами. Они действительно рассказывали мне о чудесном корабле, который им удалось подстрелить и в котором двое мужчин и одна женщина летели по небу.

— Они были пьяные, — отрезал генерал.

— Наша беседа состоялась до того, как начали пить, — стоял на своем Банат. — Я убежден, что в данном случае мужчина говорит правду.

— Ладно, если ты согласен отвечать за них, — пожал плечами генерал, — можешь оставить у себя и занять делами по своему усмотрению.

Когда мы ушли от генерала, я рассказал Банату, что мне больше всего знакомы маленькие суда-разведчики, чем что-либо еще, и пояснил, что содержался пленником на 975-м, который стоит на площади перед дворцом, и в совершенстве владею его управлением.

Банат пригласил нас к себе домой. Это казалось мне странным, пока я не понял, что его ужасно заинтересовал мой рассказ о мире ином, чем Амтор. Он долго задавал вопросы и обнаружил весьма высокий интеллект и подлинный интерес к моим объяснениям строения Солнечной системы.

— Ты говоришь, что Амтор — круглый шар, летающий вокруг того, что вы называете Солнцем? И он совершает полный оборот вокруг него каждый день? Почему же тогда мы не падаем, когда находимся внизу? Это, дружище, тебе будет трудно объяснить.

Пришлось рассказать ему о тяготении, и я думаю, что он что-то смутно понял. Во всяком случае остался под большим впечатлением от моих знаний и признался, что я объяснил многие вещи, которые до той поры его озадачивали. Больше всего он был поражен объяснением смены дня и ночи, которая происходит так регулярно.

— Что еще так удивляло меня, — признался он, — это то, как может Амтор плавать в море расплавленной магмы и не плавиться.

В результате нашей долгой беседы он был так поражен моей опытностью и эрудицией, что разрешил пилотировать 975-й, а Иро Шану остаться на нем бортовым стрелком.

Несколько следующих дней мы с Иро Шаном приводили 975-й в боевое состояние, ликвидируя следы сражений, через которые он прошел, и выполняя различные ремонтные работы, Банат прислал нам на помощь несколько панганских механиков, и поскольку он не назначил на 975-й офицера, то за работами следил я. Моя военная карьера, начатая у фалзанцев, успешно продолжалась и у панганцев.

Примерно через десять дней после нашего прибытия в Ор Банат сообщил, что мы со своим 975-м приданы эскадре, которая на следующий день идет в боевой поход на город Ангор. Люди Ангора постоянно совершали набеги на панганские стада, пока Панга воевала с Фалзой. Это была карательная экспедиция, в ней участвовала техника захваченной фалзанской эскадры.

Ангор лежал на побережье, примерно в пятистах милях на восток от Ора. Основан Ангор сотни лет назад изгнанниками из Ора и Онара, столицы Фалзы. Эти люди натворили в своих странах много преступных дел и в конце концов сделались бродягами и преступниками. Они-то и основали Ангор.

Об этом рассказал нам Банат и добавил, что их стало слишком много, и теперь, когда война с Фалзой закончена, панганцы рассчитаются за все вылазки ангорцев, похитивших большую часть панганских стад, и разгромят Ангор. Он прислал шесть человек для пополнения экипажа 975-го и снова не назначил офицера. В результате командовать атганом стал я, как мне и хотелось. Казалось бы, на такие решения способны только беспечные и легкомысленные люди. Как я убедился позже, это и есть один из недостатков панганцев. В душе все они — штатские люди и часто действуют импульсивно, без должной осмотрительности и расчета.

Свидетельством тому был даже боевой порядок эскадры. Когда мы двигались в сторону Ангора, не осталось и следа от той выучки и мастерства, которые бросались в глаза, пока эскадра принадлежала Фалзе. Корабли растянулись миль на двадцать. Вперед не выслали никаких разведывательных судов, отсутствовали они и на флангах. Даже когда эскадра приблизилась на расстояние пятидесяти миль к Ангору, она все еще не выстроилась в боевой порядок, а люди на кораблях не были приведены в боевую готовность.

Мы двигались параллельно цепи низких холмов, когда неожиданно из какой-то долины вышла и развернулась в атаку эскадра из скоростных крейсеров и разведывательных кораблей противника. Прежде чем командующий панганской эскадрой понял, что произошло, его силы оказались рассеченными на две части и окружены. Химические снаряды и т-лучи били в большие корабли со всех направлений, а мелкие маневренные разведчики выпускали управляемые торпеды. Они носились вдоль наших рядов и обстреливали их, почти не встречая сопротивления.

Боевая тактика ангорцей была совершенно иной, чем у фалзанцев. Их скоростные крейсеры мчались вдоль наших больших судов, и, когда находили удобную позицию, воины выходили на верхние палубы, а затем быстро перебирались на танганские корабли с р-лучевым оружием и мечами, нападали на офицеров и экипаж, будь то на мостике или на нижней палубе. В то же время маленькие и маневренные разведывательные корабли сеяли панику в наших рядах.

Я сцепился с тремя из них и держался неплохо, пока одна из торпед не разбила гусеницу нашего атгана. Это означало конец 975-го как боевой единицы. Когда нападавшие увидели, что корабль выведен из строя, они направились дальше сражаться с остатками эскадры.

Спустя всего полчаса после начала атаки многие наши корабли тоже были выведены из строя, а уцелевшие обращены в бегство. Быстроходные крейсеры и маленькие разведчики ангорцев преследовали убегающие панганские корабли.

— И вот тут-то мы поменяем флот, — заметил вполголоса Иро Шан.

— Меня это устроит, но вот согласятся ли они, — отвечал я так же тихо. — Наверное, любой флот лучше, чем панганский. Я никогда в своей жизни не встречал такой непрофессиональности и глупости.

— Неудивительно, что фалзанцы называют их дураками, — заметил Иро Шан.

— Пока никто не обращает на нас внимания, давай-ка рванем к тем холмам, — предложил я Иро Шану.

— Отличная идея, — согласился он и повернулся к панганцам из нашего экипажа. — Как вы считаете?

— Они сразу же схватят нас, — ответил один из солдат, — и убьют за попытку к бегству.

— Ладно, — сказал я, — делайте, как хотите, а мы с моим другом все-таки попытаемся убежать. Пошли, Иро Шан!

И мы спрыгнули с 975-го и побежали к холмам.

Глава 49

Мы благополучно добрались до холмов и, пройдя по каньону небольшое расстояние, стали подниматься наверх по склону, пока не оказались на достаточно большой высоте, откуда открывался хороший обзор равнины. Мы увидели, как стоявший рядом с 975-м панганский экипаж ждет, когда их возьмут в плен. Повсюду панганские корабли отступали на бешеной скорости. Их успешно преследовали крейсеры и разведчики ангорцев. Многие панганские корабли были выведены из строя или схвачены в плен. Это был полный разгром, решительное поражение. Я подумал, что теперь ангорцы будут впредь неизвестно сколько времени воровать панганский скот.

Мы оставались в укрытии до тех пор, пока победоносная эскадра не отправилась в Ангор с трофеями и пленниками. Выведенные из строя корабли, которые еще могли двигаться, прицепили на буксир к неповрежденным панганским линкорам.

Убедившись, что наш побег никто не заметил, мы спустились в каньон и вернулись к 975-му, зная, что в его отсеках найдем пищу и воду.

Пока окончательно не стемнело, обследовали повреждение, которое нанес кораблю вражеский разведчик, и выяснили, что его нетрудно вернуть в рабочее состояние. На борту имелись и инструменты, и запасные части.

Мы немедленно приступили к работе и прекратили ее, лишь когда стемнело.

После ужина обсудили, что делать дальше, и решили попытаться отыскать Онар, столицу Фалзы, где, по нашим предположениям, могла находится в плену Дуара. Маршрут наметили вдоль подножий северного хребта, опасность того, что нас обнаружат, будет минимальной, поскольку окажемся достаточно далеко от городов и наезженных дорог. Я был уверен, что в Онаре нас встретит хороший прием, поскольку мы отправились на войну в рядах фалзанской эскадры. Там ведь никто не знает, что мы сражались и на стороне панганцев. Таковы наши планы. Уверенность в их успехе была такой полной, что они казались нам уже почти свершившимися. С тем и заснули.

На следующее утро проснулись еще до рассвета, позавтракали и возобновили починку гусеницы. Когда рассвело, работа уже кипела вовсю.

Мы трудились, как пара галерных рабов под угрозой бича, и после полудня ремонт был завершен.

— Вон там, — произнес я, вылезая из-под 975-го, — в двух взмахах хвоста дохлого ягненка, мы будем через полчаса, — и тут я увидел, что Иро Шан смотрит мимо меня на что-то, и по безнадежно-унылому выражению его лица догадался, что увиденное его совсем не радует.

Я медленно обернулся. Прямо над нами стояло около пятидесяти мужчин очень дикого вида. Они сидели верхом на зоратах, тех жутковатых на вид созданиях, которых амторцы используют для верховой езды, и которых я уже описал.

Окружившие нас мужланы — их трудно называть как-то по-другому — были вооружены лучевыми винтовками и пистолетами, а кроме того, мечами. Они носили кричаще яркие набедренные повязки разных цветов и такие же тюрбаны, ловко обмотанные вокруг головы, с концом длиной с ярд, свисавшим на левое плечо. Скуластые лица казались твердыми, словно высеченными из камня.

— Что вы тут делаете, панганцы? — сурово спросил один из них.

— Мы не панганцы. Стараемся починить корабль, чтобы добраться до Ангора и узнать, как нам выбраться из этой страны, не попав снова в плен к панганцам.

— Вы были пленниками панганцев?

— Да, — кивнул я. — Они захватили нас с собой, когда отправились вчера в атаку на Ангор.

— Может ли корабль двигаться? — спросил какой-то мужчина.

— Нет, не может. Его нельзя отремонтировать.

— Если вы не панганцы, — продолжал первый парень, — то, значит, фалзанцы или малторцы.

— Ни те и ни другие, — пожал я плечами.

— Не может быть, — сказал он. — На Анлапе нет других городов.

— Мы не из Анлапа.

— Откуда же тогда?

— Из Калифорнии. Это маленькая страна, которая ни с кем не воюет, и уж, конечно, не с Ангором.

Он велел двум своим спутникам слезть с зоратов и разоружить нас, после чего приказал сесть верхом позади всадников, и мы двинулись в путь по направлению к Ангору.

Зораты бежали очень резво и явно не уставали. Мы легко покрыли пятнадцать, а то и все двадцать миль и прибыли в лагерь еще засветло. Лагерь находился в лесу, у реки в устье каньона. Здесь паслось большое стадо амторского рогатого скота.

В лагере этих пастухов, которые одновременно были и воинами, находилось несколько женщин, но без детей. Они стряпали ужин. Я говорю стряпали ужин, но на самом деле они варили на кострах часть ужина — овощи. Основной же едой было мясо. Его ели сырым. Женщины разносили мясо на громадных подносах, а мужчины отрезали ломти и с жадностью пожирали.

Благовоспитанностью и хорошими манерами они не отличались. Нравы их были грубыми и жестокими. Во время еды и после нее вспыхнуло несколько кровавых стычек, большей частью из-за женщин. Я видел, как одного мужчину жестоко избили только за то, что он слишком пристально посмотрел на какую-то женщину. Хотя они яростно дрались по малейшему поводу или вообще без повода, оружие в ход не пускали, полагаясь исключительно на кулаки, ноги и зубы. Убивать друг друга не разрешалось. Если бы кто-то нарушил неписаный закон, другие набросились бы на него и убили.

Дискуссия, касавшаяся нас с Иро Шаном и местоположения Калифорнии, имела успех.

— Эта маленькая страна с нами не воюет, — объяснил один из членов отряда, арестовавшего нас. — И они идут в Амтор, чтобы кто-нибудь сказал им, как добраться до Калифорнии.

Ответом был дикий гогот.

— Когда окажутся в Ангоре, — проревел один из мужиков, — пусть сразу же идут к Джефту и попросят показать дорогу!

Все снова загоготали.

— А что тут смешного? — спросил я одного из них.

— Вы бы поняли, если бы знали Джефта.

— Кто такой Джефт?

— Наш джонг. Он настоящий джонг. Ни один раб не сбежал еще из Ангора с тех пор, как Джефт стал джонгом.

— Вы собираетесь отвести нас в Ангор и продать в рабство?

— Конечно.

— А вы бывали когда-нибудь рабами? — спросил один из них с насмешливым любопытством.

— Да, — ответил я.

— Ладно, только не думайте, будто знаете, что такое рабство, раз вы не были рабами Джефта. Если останетесь после этого живыми, вот тогда можете хвастаться.

Через какое-то время они разрешили нам устраиваться на ночлег. Мы свернулись калачиком прямо на земле.

— Вероятно, Джефт очень милый человек, — заметил Иро Шан.

— Мипосане не были милыми людьми и брокольцы тоже, да и вуйорганцы. Но я перенес их фокусы и все-таки убежал, как это ни казалось невероятным.

— Может, тебе здесь тоже повезет и ты долго не задержишься у добряка Джефта, — произнес Иро Шан сонно и сразу же мирно заснул.

Рано утром нас снова посадили на зоратов и отправили под конвоем из пяти человек в Ангор, куда мы прибыли к вечеру.

Ангор оказался маленьким, невзрачным, обнесенным стенами городком с узкими, кривыми, грязными улицами. Вдоль улиц стояли лачуги, ни одну из которых язык не поворачивался назвать домом. Неряшливые женщины сидели на их порогах, а в уличной грязи копошились дети.

Дом джонга, куда нас сразу же отвели, был побольше, но не лучше остальных.

Джефт сидел во внутреннем дворе дома. Вид джонга Ангора вполне соответствовал виду его города — грубое и жестокое лицо, грязная набедренная повязка, на которой виднелись следы какого-то узора, и такой же засаленный тюрбан. Он что-то прихлебывал из огромной кружки, проливая большую часть питья на подбородок и грудь.

— Кто такие? — проревел он, когда нас привели к нему.

— Два человека из Калифорнии, которые убежали от панганцев во время вчерашнего сражения, — объяснил один из конвоиров.

— Из Калифорнии, говоришь? — хмыкнул Джефт. — Я как раз хотел заполучить в свои руки таких вот зоратокрадов из Калифорнии.

— О, — сказал я, — так ты знаешь Калифорнию?

— Разумеется, знаю Калифорнию, — заорал он. — Кто говорит, что не знаю? Уж не хочешь ли ты сказать, что я вру? Чего тебе надо в моей стране, если ты приходишь сюда и называешь меня вруном?

— Я так не говорил. Наоборот, обрадовался, когда услышал, что ты знаешь Калифорнию.

— Значит, опять считаешь меня вруном. Раз я сказал, что ты назвал меня вруном, значит, ты действительно назвал меня вруном.

— И все-таки мне приятно, что ты знаешь Калифорнию, — повторил я.

— Не веришь, что я знаю Калифорнию! Не веришь, что я бывал в Калифорнии! Да? А я говорю, что был там! Что ты еще замышлял, когда явился сюда и полез на рожон?

Я не стал отвечать, и это сразу же привело его в еще большую ярость.

— Почему ты не отвечаешь? — заорал он.

— Какой толк отвечать, если ты знаешь заранее все ответы? — Я старался выглядеть как можно хладнокровнее. — Ты даже все знаешь о стране, о которой прежде ничего не слышал и которая находится в другом мире в 26 миллионах миль от Амтора. Ты большой пустомеля, Джефт, мешок с ветром, как говорят у нас в Калифорнии. И если я раньше не назвал тебя вруном, то делаю это сейчас.

Я понимал, что нам нечего рассчитывать на его снисхождение. Что бы я ни сказал, ничто не облегчило и не усугубило бы нашего положения, раз уж мы оказались здесь. Джефт — невежественный и дегенеративный тип с агрессивными наклонностями. Это стало мне ясно с первого взгляда. Так что остальное от меня не зависело.

Однако мои слова произвели совсем не тот эффект, которого я ждал. Подобно мешку с ветром, как я его обозвал, он поник, словно его проткнули. Сделал большой глоток из кружки, чтобы скрыть, как я думаю, свое замешательство, а потом обратился к нашим конвоирам:

— Увести их прочь и отдать Сталару. Да передайте ему, пусть как следует смотрит, чтобы эти два негодяя не отлынивали от работы.

Глава 50

Нас снова повели по кривым улицам. В некоторых местах мы по щиколотку тонули в грязи. Наконец мы попали в место, показавшееся нам самой окраиной города. Там, в грязной комнатенке у городских стен, нас передали Сталару. Это высокий мужик с тонкими, кривыми губами и близко посаженными глазами. Он был вооружен двумя р-лучевыми пистолетами, а на конторке лежал тяжелый бич.

— Откуда вы? — спросил он.

— Из Калифорнии, — отвечал я.

Услышав мои слова, он вскочил и схватил бич.

— Хватит врать! — заорал он. — Вы панганцы.

Я пожал плечами.

— Ладно, пусть будет по-твоему. Мне совершенно не интересно, что ты думаешь. У тебя и мозгов-то в голове нет.

После таких слов Сталар обошел конторку с бичом в руке.

— Тебя нужно проучить, раб! — злобно заревел он.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Попробуй только ударить, я тебя убью. Если не веришь, что я в состоянии тебя убить, то попробуй.

Желтый, как называют в Америке трусов, и нахальный выродок отступил.

— Кто сказал, Что я собирался тебя ударить, — пробормотал он. — Я собирался проучить тебя. Мне сейчас некогда возиться с вами. Пошли вон, во двор — и он открыл дверь в стене, за которой находился большой загон, битком набитый людьми, почти все они — пленники, захваченные во время боя с панганской эскадрой.

Одним из первых, кого я увидел, был Банат, панганский офицер, покровительствовавший нам. Он оказался ужасно подавленным. Тем не менее, заметив нас, подошел и с грустной усмешкой заговорил:

— Я думал, что вы сбежали.

— Мы тоже так думали, — махнул я рукой.

— Ребята из вашего экипажа сказали, что вам удалось добраться до холмов и укрыться там. Что же случилось потом, почему вы здесь?

— Мы действительно затаились на время, но, к сожалению, когда вернулись наутро к 975-му за провизией, нас схватила орава ангорских пастухов. Кстати, как тут с вами обращаются ангорцы?

Вместо ответа Банат повернулся ко мне спиной и показал дюжину кровавых рубцов.

— Вот как с нами обращаются, — горько усмехнулся он. — Они пристраивают к городу довольно большой участок и хотят ускорить строительство плетьми.

— Не позволю им так обращаться с собой, — отрезал я.

— Лучше уж терпеть, — начал он уговаривать. — Вчера двое сопротивлялись, так их застрелили на месте.

— Что ж, по крайней мере это самый простой выход.

— Я тоже так думал, но все-таки трудно расстаться с жизнью. Пока живешь, всегда остается какая-то надежда, хоть и слабая.

— Может, Карсон и избежит такой судьбы, — вмешался Иро Шан, — он только что избежал смерти — его не тронул ни джонг, ни парень по имени Сталар. Все они отступили, хотя он был с ними очень дерзок.

— Некоторые из надсмотрщиков, которые тут ходят и щелкают бичами, не захотят отступать, — предупредил Банат. — У них мозгов меньше, чем даже у нобарганов. И они слишком упиваются своей властью над людьми.

Через какое-то время несколько женщин вошли в загон, неся пищу. Она представляла собой грязное месиво в грязных тазах. Ее было так мало, что каждому рабу не хватило бы и на половинную порцию.

— Кто эти женщины? — спросил я Баната.

— Рабыни, захваченные во время набегов. Их доля еще хуже нашей.

— Да-а… Могу себе представить, — кивнул я, вспомнив повадки и облик звероподобных существ, которые считались в Ангоре мужчинами.

На следующее утро нас снова «щедро» угостили такой же пищей и погнали на работу. Нам было велено вырубать блоки из лавовой породы — туфа, из которых возводилась стена вокруг новой части города. Блоки потом подносили к стене. Двадцать пять или тридцать надсмотрщиков с лучевыми пистолетами и плетками следили за нами. Стоило им заметить, что раб остановился даже для того, чтобы утереть пот с лица, как они тут же жестоко хлестали его до крови.

Меня поставили вырубать блоки на небольшом расстоянии от новой стены. Я видел, что на стене работают женщины-рабыни. Они готовили раствор и наносили его на стену. На раствор устанавливались другие блоки. Через некоторое время на нашем участке появился Сталар. Казалось, он высматривает кого-то, и я догадался, кого он ищет. Ждать пришлось не очень долго. В конце концов он меня нашел.

— Как работает этот раб? — спросил он надсмотрщика.

— Пока нормально, — ответил тот — Даже, я бы сказал, неплохо, Он очень сильный. Может один ворочать камни, которые с трудом поднимают два раба.

— Присматривай за ним, — сказал Сталар, — и если будет отлынивать от работы или причинит тебе какое-нибудь беспокойство, бей без жалости, пока не завизжит и не запросит пощады. Имей в виду — это баламут.

И он удалился.

— Почему Сталар так настроен против тебя? — поинтересовался мой надсмотрщик, после того как тот отошел достаточно далеко.

— Не имею ни малейшего представления, — я пожал плечами. — Скорее всего потому, что принимает меня за панганца.

— А ты разве не панганец? — спросил надсмотрщик.

— Нет.

Поддерживая разговор, я старался не прекращать работу, опасаясь, что он ищет повод меня хлестнуть. Сейчас было бы глупо нарываться на их недовольство. Да еще доводить его до такой степени, что они могли бы убить меня. Я убеждал себя, что еще сохраняется надежда на побег и на встречу с Дуарой, если она жива.

— Сталар — подлый человек, — внезапно произнес мой надсмотрщик.

— Неужели? — удивился я. — Он не причинил мне особого зла.

— Подожди, — усмехнулся страж в ответ, — он еще до тебя доберется. Раз так следит за тобой, значит, что-то затеял.

— Он хочет, чтобы ты расправился со мной вместо него, — предположил я.

— Пожалуй, ты прав, — согласился он. — Ну ладно, давай работай, и я ничего тебе не сделаю. Не очень-то люблю бить людей, не то что некоторые.

— Мне кажется, ты приличный парень.

После того как я вырубил несколько блоков нужной величины, страж велел отнести их к стене. Надсмотрщик, который наблюдал за строительством, показал, что их надо положить рядом с рабыней, которая наносила раствор. Едва я сделал это, она повернулась и посмотрела на меня. Сердце у меня замерло и подпрыгнуло — это была Дуара.

Я хотел что-то сказать, но она подала знак молчать, приложив палец к губам. А потом прошептала уголком рта:

— Он изобьет нас обоих, если мы заговорим.

И я тут же почувствовал на спине жгучий удар плетью и резко повернулся, оказавшись лицом к надсмотрщику.

— Ты что тут бездельничаешь? — орал он.

Первым моим побуждением было убить его, но мгновенно подумал о Дуаре. И понял, что должен стерпеть: мне обязательно нужно выжить. Я повернулся и побрел прочь, чтобы притащить новые блоки. Парень хлестнул еще раз, когда я уходил, бич обвился вокруг моего тела. Брызнула кровь.

Когда я вернулся к вырубленным мною блокам, надсмотрщик, увидев рубцы на моем теле, спросил:

— Почему тебя ударили?

— Надсмотрщику на стене показалось, что я болтаюсь без дела.

— Это правда?

— Ты ведь знаешь сам, что я не бездельничаю.

— Верно, — согласился он и добавил: — Пойду с тобой, когда ты понесешь следующую порцию камней.

К своей обычной ноше я на этот раз добавил еще два каменных блока, что было больше, чем смог унести любой из других рабов. Подняв свой груз, пошел к стене, сопровождаемый моим стражем.

Складывая камни рядом с Дуарой, украдкой прикоснулся к ней рукой.

— Мужайся, — я найду способ спастись.

Я выпрямился и увидел, что страж со стены подходит ко мне, зловеще крутя плеткой.

— Опять ты тут болтаешься, бездельник? — зарычал он, занося плетку для удара.

— Он не болтается, — вступился мой надсмотрщик. — Оставь его в покое. В конце концов, я присматриваю за ним и знаю, что ему делать.

— Я могу отхлестать любого ленивого раба, кого захочу, — сказал страж. — И тебя тоже, если уж на то пошло, — и он замахнулся на моего надсмотрщика.

Не раздумывая, я прыгнул и выхватил его плетку. Конечно, это было глупо с моей стороны, но я уже ничего не соображал. Отобрал у него плетку так легко, словно у ребенка. Когда же он вытащил лучевой пистолет, без всякого труда отобрал и его.

И тут, откуда ни возьмись, подскочил Сталар.

— Что тут происходит? — закричал он.

— Раб только что пытался убить меня, — доложил надсмотрщик со стены. — Его нужно забить до смерти.

Дуара смотрела на нас, ее глаза округлились от ужаса — она решила, что со мной сейчас случится что-то страшное. Должен сказать, что был весьма недоволен собой, потому что даже короткое знакомство с надсмотрщиками-садистами говорило о том, что Сталар может приказать привести в исполнение предложение пострадавшего охранника. Тут вмешался мой страж.

— На твоем месте, Сталар, я не делал бы ничего подобного. Этот парень замахнулся на меня, и тогда раб встал на мою защиту. Он ничего больше не сделал, только разоружил парня, не причинив ему никакого вреда, и убивать не собирался.

Было видно, что Сталар пришел в ярость, но сдержался и только приказал:

— Всем возвращаться к своей работе. И глядите мне, чтобы больше этого не повторилось.

Тут его взгляд упал на Дуару.

— Ну-ка, работай, рабыня, — рявкнул он и поднял свой бич для удара.

Я встал между ними.

— Не сметь! — прорычал я.

Сталар заколебался. Он так никогда и не узнает, что находился в этот момент на волосок от смерти. Он был трусом и боялся меня. Струсил и на этот раз.

— Ну-ка, за работу! — повторил Сталар, повернулся на пятках и зашагал прочь.

Я пошел назад к своей груде камней вместе с надсмотрщиком.

— Очень порядочно с твоей стороны, — поблагодарил я, — большое спасибо, но не будут ли у тебя неприятности из-за этого случая?

— Да нет, — усмехнулся он. — Джефт, джонг, мой дядя.