Избранные произведения. II том

Глава 1

Полдюжины мужчин устало развалились в откидных креслах у стен спального корпуса на ранчо «Застава Y». Все они были, как на подбор, мускулистые, загорелые и ясноглазые. Их лоснящаяся кожа и гладкие волосы были влажными после недавнего омовения — все они только что поужинали, а перед ужином на ранчо полагалось принять душ.

Один из них пел:

— Тут кто угодно рассмеется! — перебил один из слушателей.

— Захлопни пасть, — оборвал его другой. — В прошлом году я триста шестьдесят пять раз слышал эти куплеты, но не намерен пропустить ни слова и теперь!

Между тем сладкоголосый певец невозмутимо продолжал:

Один из компании — высокий смуглый человек — встал и потянулся, зевая. Пожалуй, в выражении его лица было что-то зловещее. Он редко улыбался, а говорил в трезвом состоянии еще реже.

Этот человек — звали его попросту Быком, а имя, данное ему при рождении, если кто и знал, то давно забыл — был бригадиром уже больше года. Если не вспоминать два-три кутежа, во время которых он нечувствительно устроил стрельбу в соседнем городе, это был отличный начальник: непревзойденный наездник, хорошо знающий пастбища, понимающий в скоте и всегда готовый к тяжелой работе.

Последний раз он упился до невменяемости полгода назад. Правда, время от времени, когда кому-то удавалось пронести флягу-другую из города на ранчо, он выпивал — но самую малость. Его воздержанность во многом объяснялась тем, что Элиас Хендерс, хозяин ранчо, пригрозил разжаловать его за следующее бесчинство. «Видишь ли, Бык, — сказал он, — мы самая большая компания в этой части страны и не можем позволить себе дурной репутации. А если бригадир «Заставы» как ни в чем не бывало палит в близлежащем городе, как какой-то новичок, ушибленный пыльным мешком, — это и есть дурная репутация. И ты это брось! Второго предупреждения не будет».

Бык знал, что старикан не склонен повторять, и потому долгие шесть месяцев был паинькой. И дело было не только в желании удержаться на посту бригадира — мнение молодой Дианы Хендерс имело для молчуна гораздо больший вес, чем мнение ее престарелого папаши.

«Мне стыдно за вас, Бык», — сказала тогда она — и больше недели отказывалась от верховых прогулок с ним. Этого уже было более чем достаточно, но, как будто в насмешку, она еще и несколько раз ездила кататься с новым парнем, недавно прибывшим с севера и охотно принятым Быком на работу, чтобы заполнить вакансию.

С самого начала этот северянин не понравился Быку. «Слишком смазлив, чтобы быть хорошим ковбоем», — заметил философски один из старейших работников. Поначалу новичок, в самом деле чересчур миловидный, вызывал враждебность, однако сумел доказать, что он вполне нормальный парень, и бригада приняла Хола Колби, невзирая на его густые черные волосы, орлиный профиль, белоснежные зубы и смеющиеся глаза.

А певец все пел:

— Пойду-ка я спать, — протянул Бык. В этот момент поднялся Хол Колби.

— Я тоже, — сказал он, направляясь вслед за бригадиром на ночлег.

Уже стоя у своей койки, он вдруг повернулся к Быку, снимающему шпоры. Губы красавчика растянулись в приятной улыбке.

— Взгляни-ка сюда! — прошептал он, а когда тот повернулся к нему, засунул руку под вещмешок, служивший ему подушкой, и вытащил на свет божий флягу объемом чуть больше пинты. — Хочешь промочить горло?

— Думаешь, не хочу? — бригадир пересек комнату и подошел к койке Колби. Сквозь открытое окно в комнату доносились протяжные звуки нескончаемой баллады Техасца Пита:

— Пей, дружище, — пригласил Колби.

— Та еще отрава, — произнес Бык, утираясь обшлагом и возвращая флягу собутыльнику.

— Не так и плохо для дешевого кукурузного виски, — возразил Колби. — Еще по одной? — Но бригадир покачал головой, отказываясь. — Да забей ты на все! Вполне приличное пойло.

А Техасец Пит все пел:

Бык выпил еще — на этот раз порция была больше — и, сворачивая самокрутку, присел на край койки Колби. Он явно был расположен поговорить — виски, как обычно, прорвало плотину его молчания. Низким, хорошо поставленным голосом он рассуждал о прошедшем рабочем дне и планах на завтра. Хол Колби охотно поддерживал разговор — не то чтобы ему нравился Бык, но, подобно многим другим, он был заинтересован в хороших отношениях с бригадиром.

А из окна доносилось:

Между тем Бык вскочил на ноги.

— А чертовски приятная штука, Хол! — заявил он. К этому моменту фляга уже опустела, и бригадир был основательно пьян.

— Подожди минутку, сейчас я достану еще одну. — Хол снова запустил руку под свою «подушку». Бригадир заколебался:

— Пожалуй, я уже достаточно принял…

— Да ты еще вообще ничего не выпил! — настаивал Колби.

Надо сказать, что песни Техасца Пита страдали от многочисленных остановок и заминок, проистекающих из-за споров, в которых Пит принимал непременное живейшее участие. Но как только в беседе наступало временное затишье, он возобновлял свои сизифовы усилия, на которые никто не обращал ни малейшего внимания. Пита удостаивали разве что мимолетной насмешки.

Однако сладкоголосый певец никогда не останавливался на середине строфы, но лишь в ее конце. И как бы долго ни длилась пауза — пусть даже несколько дней, — певец всегда начинал со следующей строфы, без малейшей нерешительности или каких-либо повторов. Вот и теперь, пока Бык и Колби пили, Пит продолжал:

Наконец Бык поднялся на ноги. На вид он был крепок как скала, но Колби видел, что он таки сильно пьян. Еще бы — после полугода почти полного воздержания менее чем за полчаса вылакать много больше пинты дешевого жгучего виски!

— Ну что, теперь спать? — спросил Колби.

— Спать? К чертям собачьим! Я еду в город и этой ночью основательно пошумлю. Ты едешь?

— Нет, я уж лучше на боковую. Желаю приятно провести время.

— Так оно и будет. — Бригадир подошел к своей койке и приторочил к поясу револьвер. Он приладил на место снятую шпору, повязал на шею свежий платок из черного шелка, надвинул сомбреро на копну прямых черных волос и вышел наружу.

Неожиданно Пит перебил сам себя:

— Глядите-ка, куда этот чертов Бык двинул в такое позднее время?

— К конюшне, куда же еще. Приключений ищет на свою голову, — протянул другой ковбой.

— Он ведет себя как кретин, — сказал третий. — Еще и жужжал какую-то песню, когда вышел. Вечно с ним какие-то беды! Дрянное виски ударило в голову, вот он и запел, как Техасец Пит.

— Уехал, — пробурчал один из мужчин, когда смутно различимая в слабом звездном свете фигура всадника скрылась в северном направлении. — Поперся в город.

— Интересно, а знает ли он, что сегодня вечером старик в городе? — поинтересовался Техасец Пит.

— Ей-богу, я еду за Быком! Он же не знает, что старикан уехал в город! — вскочив на ноги, Пит двинулся к конюшне, все еще напевая:

Он поймал одну из свободных лошадей, воткнул ей между челюстей большой посеребренный мундштук, взнуздал ее, водрузил ей на спину тяжелое инкрустированное седло, поставил ногу в болтающееся стремя и скрылся с глаз в туче пыли. Техасец Пит всегда носился в водовороте пыли, исключая разве что дни, когда лил дождь, — тогда он скакал в фонтане грязи.

То, что техасец в столь позднее время несся с такой скоростью, еще не говорило о его особой спешке — точно так же он мчался на свадьбу, похороны или в гости. Однако любой, кто знал Пита, догадался бы, что он ужасно спешит, потому, что он забыл надеть свои ковбойские легины[58] из овечьих шкур, основной предмет его гордости. Действительно, Техасец Пит был в большой спешке.

Что можно сказать об этом ковбое? Он мог жить без работы, в двух шагах от голодной смерти, но были предметы, без которых он не мог обойтись ни при каких условиях. Пара отличных кожаных краг, инкрустированный серебром мундштук, тяжелая уздечка, украшенная накладками, искусно выделанное кожаное седло, широкополый стетсон, два шестизарядных револьвера с кобурами и портупеями, яркий шелковый шейный платок — все это было необходимо ему больше, чем еда и питье.

Возможно, его мустанг стоил не более десяти долларов, башмаки заношены, а штаны — предельно истерты, засалены и истрепаны, но в других отношениях Техасец Пит был воплощением красоты и роскоши. Колесики его мексиканских шпор, отделанных серебром, волочились по земле, когда Пит гулял, и гирьки на них весело звенели в такт стуку его мальчишеского сердца.

Техасец Пит галопом несся по пыльной дороге к небольшому городку, удовлетворявшему простые нужды поселенцев своим магазином, рестораном, китайской прачечной, кузницей, отелем, газетой и пятью барами. При этом он продолжал петь:

Опередив Пита на милю, к городу стремилась другая лошадь — гнедой иноходец с белой звездой во лбу и белоснежными задними ногами. Звездочка, гордость бригадирского сердца. В глубоком седле, слившись с конем, словно кентавр, восседал Бык.

Город Хендерсвиль ранним вечером был ласков и приятен, как поцелуй непорочной девы, но ближе к полуночи начинал жить иной жизнью. В описываемый момент он находился как раз на полпути между этими двумя состояниями. Это было время первой вечерней выпивки, время звона шпор, монет и стаканов.

Внезапно эту идиллию нарушили дикие крики, сопровождаемые бешеным топотом копыт и троекратным щелчком шестизарядного револьвера. Хэм Смит, шериф, вскочил из-за стола, бросив партию в «фараон», и навострил уши.

Хэм держал наиболее прибыльное заведение в Хендерсвиле. Должность шерифа льстила его тщеславию и вдобавок укрепляла его бизнес, но в ней имелись и свои недостатки. Непонятно откуда взявшийся шум как раз был одним из них. Шериф занервничал. В такие моменты он почти желал, чтобы его должность исполнял кто-нибудь другой. Но прикосновение к сияющему значку на левом кармане жилета вернуло ему уверенность, и он гневно оглядел посетителей. Шериф глубоко вздохнул: приближалась как минимум дюжина молодых здоровенных ковбоев, чей визит не предвещал ничего доброго.

На другой стороне улицы, в редакции газеты «Вестник Хендерсвиля», как раз сидел в гостях у редактора Элиас Хендерс. Когда выстрелы нарушили вечернюю тишину, двое мужчин выглянули на улицу.

— Парни остаются парнями, — заметил редактор.

Пуля ударила в оконное стекло. Одним движением редактор загасил лампу на столе, и оба мужчины с неописуемой быстротой упали на пол, укрывшись за тем же столом.

— Иногда эти бестии чертовски неосторожны, — заметил Элиас Хендерс.

А тем временем Техасец Пит скакал по дороге, напевая:

Неподалеку раздались звуки выстрелов.

— Ей-богу, это наш сукин сын! — воскликнул Пит.

Мужчины, расположившиеся в баре «Приют Хэма — ликеры и сигары», заслышав выстрелы, только мрачно ухмыльнулись. Мгновением позже некованые копыта застучали по грубым доскам крыльца, двери распахнулись, и Звездочка поднялась на дыбы прямо посреди комнаты, подстрекаемая дикими криками всадника, который размахивал над головой дымящимся револьвером.

Бык, бригадир «Заставы Y», обвел взглядом комнату, и его серо-стальные глаза остановились на шерифе Смите. Хэм, казалось, потерял последние остатки терпения.

— Ты, черт тебя дери, арестован! — запищал он высоким тонким голосом. Обернувшись к мужчинам, сидящим за соседними столами, он показал сначала на одного, затем на второго: — Ты, черт возьми, и ты, черт побери, и ты, черт тебя раздери — схватите его сейчас же! — возглашал он, быстро обводя их указательным пальцем.

Однако ни один из них не двинулся со своего места. Смит окончательно вышел из себя.

— Хватайте его, олухи! Шериф я этого округа или не шериф?! Черт вас всех раздери, к чертям собачьим вашу мать и бабушку!

— Мой папаша гризли был, а мамаша — оцелот, — продекламировал Бык. — Зубы чистил я колючкой, кактусом башку чесал. И я желаю немедленно выпить! — добавил он патетически.

— Ты всецело под арестом! Сейчас же схватите его! — пронзительно визжал Хэм.

Бык выстрелил в пол, пуля вошла в доску на расстоянии шага от Смита, после чего тот мгновенно скрылся под столиком для игры в «фараон». Мужчины засмеялись. Бык переключил внимание на бармена и выстрелил прямо в стойку. Бармен дернулся.

— Будь осторожен, Бык, — попросил он. — Мой доктор советовал мне избегать беспокойства.

Двери вновь распахнулись. Бык мгновенно развернулся, готовый достойно встретить новоприбывшего своим шестизарядным револьвером, но при виде человека, зашедшего в зал, опустил оружие и мгновенно протрезвел.

— Что ж ты, Бык? — спросил Элиас Хендерс. — Опять хулиганишь?

Мгновение мужчины молча смотрели друг на друга. Никто не мог сказать, что творится у них в душе. Первым заговорил старик:

— Полагаю, что более не нуждаюсь в твоих услугах, Бык. — И после паузы добавил: — Разве что простым рабочим возьму, да и то, когда протрезвеешь.

Он вышел. В тот момент, когда он ступил в дорожную пыль, мимо него, свесившись с мустанга, прошмыгнул Техасец Пит. Бык в этот момент как раз потехи ради усаживал свою лошадь возле стойки бара, а позади него медленно вылезал из-под стола Хэм Смит. Когда он увидел, что Бык стоит к нему спиной, в глазах шерифа сверкнула хитрость. Все присутствующие смотрели на фокусы Быка, шерифа же никто не замечал. Тогда он вытащил револьвер и направил в спину экс-бригадиру «Заставы Y». Но тут у дверей сверкнула вспышка, грянул выстрел — и револьвер выпал из рук шерифа. Все глаза обратились к дверям. Там стоял Техасец Пит с дымящимся револьвером.

— Ты, чертов хорек! — воскликнул он, глядя на Хэма. — Пойдем, Бык, здесь не место для таких славных парней, как мы с тобой.

Бык поднял Звездочку и медленно выехал наружу, даже не взглянув на шерифа. Впрочем, он не смог бы найти лучшего способа, чтобы выразить свое презрение к этому человеку.

Между ними давно пробежала черная кошка. Смит был избран наиболее необузданной частью электората. Бык же во время кампании работал на кандидата оппозиции, которого поддерживали крупнейшие скотоводы во главе с Элиасом Хендерсом. Какова была бы политическая позиция Быка, не будь он в тот момент бригадиром на ранчо Хендерса, — этот вопрос для избирателей Хендерсвиля оставался открытым. Но факты остаются фактами: он был бригадиром и потому работал на кандидата реформистского лагеря. Он не только почти добился его избрания, но еще и столь рьяно полил грязью противоположную партию, что, казалось, теперь ее шансы равны нулю.

«На следующих выборах шерифом станет Бык», — поговаривали одно время надежные источники, более того, это считалось уже решенным делом.

Хэм Смит подобрал свое оружие и тщательно осмотрел. Пуля техасца попала в ствол как раз рядом с барабаном. Вид Хэма говорил, что он зол на всех присутствующих.

— Я хочу, чтобы вы помнили, кто здесь шериф! — крикнул он. — Когда я приказываю вам, это голос закона, и вы все обязаны меня слушаться!

— Заткнись, Хэм! — посоветовал ему кто-то.

Пит оседлал своего мустанга и теперь неторопливо ехал на нем стремя в стремя с Быком, который был сейчас трезв так словно никогда в жизни не брал в рот спиртного.

— Нам повезло, что с ним не было его шайки, — заметил Пит.

Бык пожал плечами, ничего не ответив. Техасец вернулся к своей прерванной песне:

— А что ты вообще-то делал в городе, Пит? — спросил Бык.

— Просто поехал предупредить тебя, что старикан сегодня вечером отправился в город. Кажется, я опоздал, а, парень?

— Да, дружище. Но все равно спасибо. За мной не заржавеет.

— Эх, судьба-индейка!

— А откуда ты знал, что старикан сегодня вечером собирался в город?

— Странно, что ты не знал этого, Бык. Это было известно всем.

— Значит… значит, и Колби тоже?

— Полагаю, что да.

Некоторое время они ехали молча, потом Техасец опять нарушил тишину:

Когда Бык с Питом добрались до ранчо, большая часть рабочих уже спала, лишь Хол Колби ворочался на своей койке. Он усмехнулся, глядя, как Бык зажигает лампу.

— Хорошо повеселился? — спросил он.

— Там был старикан, — коротко бросил Бык. — Так что я больше не бригадир.

— Эх, судьба-индейка! — посочувствовал Колби.

Глава 2

На следующий день утром мужчины как ни в чем не бывало оседлали своих мустангов, собираясь начать работу. Сейчас у них не было бригадира, и они бездельничали, ожидая босса.

Бык праздно сидел на ограде лошадиного загона. Парни почти не обращали на него внимания, но посторонний наблюдатель не смог бы определить по их поведению, уважают ли они чувства экс-бригадира или им наплевать на его проблемы.

Конечно, относились к нему хорошо, но он был молчуном, а молчуны заводят друзей не слишком быстро. Сам сдержанный, он не терпел несдержанности и в других. Его прямые черные волосы и высокая, крепко сколоченная фигура вкупе с дубленой шкурой делали его похожим на индейца, а естественная сдержанность лишь увеличивала это сходство. Длинный же красный шрам, пересекавший подбородок, подчеркивал грубость и жесткость его невозмутимого лица.

Техасец Пит, седлавший мустанга в загоне, начал день с новой песни.

— С работой покончено, Бык? — спросил он, взглянув на экс-бригадира.

— Полагаю, да, — ответил тот.

Пит легко вскочил в седло.

— Похоже, и я собираю манатки, — объявил он. — Мне явно нужен отпуск. Куда отправимся?

Глаза Быка остановились на фасаде ранчо. Как раз в этот момент из офиса вышел старый Элиас, а за ним его дочь Диана и Хол Колби. Эти двое смеялись и весело болтали, причем Бык не мог не заметить, насколько близко негодяй склонялся к лицу девушки. Подумать только, как легко этот мерзавец находил путь к сердцу людей, а в особенности женщин, с какой опасной легкостью завоевывал их доверие!

— Если ты собираешься прочь отсюда, то почему не седлаешь мустанга? — продолжал техасец.

— Похоже, я передумал.

Пит посмотрел в сторону ранчо, в том же направлении, куда и Бык, и пожал плечами.

— Понятно, — прокомментировал он. — Да, местечко-то здесь неплохое. Пожалуй, я тоже останусь ненадолго.

Элиас Хендерс и Хол Колби неторопливо подошли к лошадиному загону, девушка же повернула обратно к дому. Когда двое мужчин вошли в загон, Бык соскочил с изгороди и приблизился к Хендерсу.

— Вы нуждаетесь в рабочих? — спросил он старика.

— Я могу взять тебя, Бык, — ответил Хендерс с тусклой усмешкой. — Тридцать пять в месяц плюс снабжение.

Бывший бригадир кивнул в знак согласия, направился к лошадям, столпившимся с другой стороны загона, и свистнул. Голова Звездочки поднялась над головами других животных. Верный конь мгновенно почуял хозяина и, проталкиваясь сквозь толпу сородичей, устремился прямо к нему.

— Теперь бригадиром будет Колби, — объявил Элиас Хендерс, остановившись в самом центре загона.

Вот и все. Мгновение замешательства — и мужчины продолжили готовиться к ежедневной работе, а те, кто был в седлах, глубокомысленно свертывали самокрутки. Колби уже ходил среди людей, распределяя хорошо известную каждому рутинную работу.

— Ты, Бык, — сказал он, когда очередь дошла до экс-бригадира, — отправишься в Тополиный каньон и последишь за стадом коров бешеного Джо. Если, конечно, у тебя получится. Лично я так и не смог уследить за ними, хотя у меня ушло на это больше недели.

Это было самое тяжелое, требующее массы времени задание, но если Бык и был раздосадован, то не подал виду. Если уж на то пошло, он даже был доволен: будучи заядлым наездником, он к тому же любил скакать в одиночестве. Именно это его свойство служило поводом для различных комментариев и догадок. Многие спрашивали, почему он так часто удаляется от людей, подозревая какую-то тайну и не умея понять простую вещь: есть мужчины, способные находить удовольствие в своем собственном обществе, не считая доброго коня и просторов прерии.

Вход в Тополиный каньон находился на расстоянии добрых двадцати миль от ранчо, а путь к его вершине представлял собой пять миль тяжелого подъема по каменистому неровному склону. Было десять утра, когда Бык натянул поводья возле того самого одинокого тополя, который обозначал вход в каньон и давал ему имя. Он напряженно вслушался. Далеко впереди, в глубине каньона, раздалось едва слышное стаккато ружейных выстрелов — насколько далеко, определить было трудно, так как извилистые стены каньона быстро поглощали звук. Но Быку хватило того, что он вычислил направление, и он тут же погнал своего мустанга вперед по каньону, весь обратившись в слух.

Когда последний из рабочих покинул ранчо, Элиас Хендерс вернулся в свой офис, в то время как Хол Колби поймал двух мустангов, оседлал их и взнуздал, насвистывая при этом какой-то развеселый мотив. Оседлав одну из лошадей, он повел другую на поводу, направляясь к ранчо. Как раз в этот момент Диана Хендерс вышла наружу во всей своей красе, и стало очевидным, для кого предназначена вторая лошадь. Приняв поводья из рук Колби, девушка вскочила в седло, как мужчина.

Надо сказать, что хотя Диана ездила на лошади наравне с лучшими всадниками, а стреляла наравне с лучшими снайперами, о ней никто никогда не сказал ни одного грубого или вульгарного слова. Некоторые старые рабочие знали ее с раннего детства, но даже этот факт вкупе с известной свободой нравов в Аризоне не позволял им проявлять подобную свободу в отношении Дианы Хендерс. Однако она более чем какая-либо другая девушка в этом диком краю могла восприниматься мужчинами как объект охоты.

В присутствии Дианы мужчины не сквернословили. Никто из них не осмеливался опустить лапу на ее стройные плечи или в хорошем расположении духа панибратски шлепнуть ее сзади. Все они боготворили ее, а многие были жестоко в нее влюблены. Что-то в ней — некая врожденная утонченность и благородство — заставляло их держаться на расстоянии или, скорее, знать свое место. Ибо лишь весьма застенчивый человек мог оставаться на расстоянии от Дианы при наличии хоть малейшего шанса быть рядом с ней. Бывало, мужчины говорили о ней как о чистокровном породистом скакуне, чувствуя флюиды благородства, исходящие от всего ее существа.

Элиас Хендерс был из Хендерсов Кентукки. Как и все мужчины в его роду, он получил степень в Оксфорде, поступив туда после окончания alma mater в родном штате. Старый сэр Джон Хендерс, основавший американскую ветвь семейства, был выпускником Оксфорда и желал видеть сына и внука идущими по своим стопам.

Двадцать пять лет тому назад Элиас Хендерс подался на запад на пару со своим одноклассником и соседом по Кентукки Джоном Мэнилом. Двое молодых людей занялись скотоводством. Их объединенный капитал помог им продержаться на плаву года три, защитив от всех ловушек, расставляемых чиновниками и конкурентами. Но что было делать с внезапными набегами апачей? Они, вместе с транспортными трудностями, отдаленностью рынков сбыта и неопытностью, сделали свое черное дело, приведя двух друзей на грань банкротства. Однако, когда все уже почти рухнуло, Хендерс неожиданно открыл на своей земле золото. Не прошло и двух лет, как дела приятелей стремительно пошли в гору.

Хендерс вернулся в Кентукки и женился на сестре Мэнила, а затем отправился в Нью-Йорк — друзья решили, что их бизнес требует представителя на востоке. Мэнил же остался в Аризоне.

Потому-то Диана Хендерс и родилась в Нью-Йорке. Когда ей было около пяти лет, ее мать подхватила туберкулез легких. Врачи посоветовали сухой климат, и тогда Хендерс и Мэнил поменялись местами — Хендерс увез семью в Аризону, а Мэнил с женой и маленькой дочуркой переместился в Нью-Йорк. Последний был женат на простолюдинке. К несчастью, результат этого брака был безрадостен. Будучи человеком хорошего рода и скорее экономным, чем мотом, он в итоге не смог ничего оставить своей сестре и жене своего лучшего друга.

Мать Дианы умерла, когда той было пятнадцать. Девочка, не желая покидать отца, отвергла мысль об окончании образования в одном из восточных колледжей, а Элиас Хендерс, сам боясь расстаться с ней, охотно уступил ее решению. Достаточно образованный, чтобы руководить ею, отец взял заботу о дальнейшем просвещении дочери на свои плечи. Так что в свои девятнадцать девушка с Дикого запада хотя и не обладала многими важными навыками и умениями, но тем не менее была воспитана прекрасно, даже изысканно. Что касается музыки, утехи отца, то и умение играть, и великолепное фортепиано, прибывшее на упряжке волов, были наследием ее покойной матери.

Отец, книги, музыка и лошади — только это и заполняло жизнь девушки. Ее обществом были молодые вакеро[59], наездники, работавшие на ее отца. Без сопровождения хотя бы одного из них ей было запрещено выезжать за пределы ранчо — в те годы апачи все еще оставались страшной угрозой в Аризоне.

Сегодня утром ее сопровождал новый бригадир. Некоторое время они ехали молча, стремя в стремя. Мужчина ехал чуть позади, так что имел возможность без всякого стеснения рассматривать ее профиль. Глаза с пушистыми ресницами, короткий прямой носик, аристократический рот, безупречный подбородок — все достоинства, представшие обожающему взгляду молодого бригадира, повергали его в немой восторг. Однако именно он в конце концов нарушил затянувшееся молчание.

— Ты не поздравила меня, Ди, — сказал Колби. — Или ты еще не знаешь?

— Знаю, — ответила она. — Поздравляю тебя. Но не могу забыть, что твоя удача означает для другого человека несчастье.

— Это его собственный промах, уверяю тебя. Человеку, напивающемуся до такого состояния, нельзя доверять руководящую работу.

— Да, но он был хорошим бригадиром.

— Может быть. Я же не говорю о нем ничего плохого. Однако я вижу, как высоко ты его ценишь, — а что, собственно, ты о нем знаешь? Ты должна быть осторожнее, Ди. В этих краях скрыто много мрачных тайн. Когда парень столь неразговорчив, как он, то, скорее всего, у него на душе есть что-то, о чем ему не надо болтать.

— А я думала, что он твой друг, — заметила девушка.

Колби покраснел:

— Конечно, он мой друг. И, поверь мне, я очень ценю старину Быка. Но в данном случае я думаю только о тебе, а вовсе не о нашей с ним дружбе. Я очень хочу, чтобы с тобой никогда не случилось ничего такого, о чем бы ты впоследствии пожалела.

— Не понимаю, о чем ты, Хол.

Он в замешательстве ударил себя хлыстом по ноге.

— Ерунда, Ди. Естественно, я не хотел сказать ничего дурного о своем друге. Я лишь призываю тебя к бдительности, вот и все. Ты же знаешь, нет ничего такого, чего я не сделал бы для тебя, даже если это будет стоить мне всех друзей на свете. — Нахал переложил поводья в правую руку, а левую, слегка наклонившись, положил на руку Дианы, которую она сразу же отдернула.

— Пожалуйста, не надо, — попросила она.

— Я люблю тебя, Диана, — выпалил он внезапно.

Девушка в ответ на это только рассмеялась — весело, хоть и не без издевки.

— Все до единого мужчины думают так. А все потому, что я здесь единственная девушка и на сто миль вокруг нет ни одной конкурентки.

— Для меня ты единственная девушка в целом мире.

Она повернулась и лукаво взглянула на него. Действительно, он был весьма притягателен. Именно его облик и забавные мальчишеские манеры так привлекли ее поначалу. Ей нравилось то, что он, казалось, держится с ней искренне и открыто. Из всех известных ей мужчин (исключая, пожалуй, отца) он один умел быть ровным и самоуверенным в обращении с женщиной. Остальные были либо робкими и неуклюжими, либо грубыми и несдержанными, либо вообще немыми бревнами, как Бык. Впрочем, он выглядел единственным мужчиной на ранчо, не влюбленным в нее до умопомрачения.

— Поговорим о чем-нибудь другом, — заявила она.

— Есть ли для меня хоть какая-то надежда? — спросил Хол.

— Во всяком случае, люби меня и дальше, — шутливо подбодрила она его. — Мне нравится, когда меня любят.

— Но я не хочу быть в толпе других, — настаивал он.

— Что уж тут поделаешь! Даже наш повар писал мне стихи. Господи, о скольких влюбленных глупцах рассказывал мне отец — и каждый всерьез рассчитывал на успех!

— Мне нет дела до старого желтомазого дурака-повара, — огрызнулся Хол. — Я хочу, чтобы и ты любила меня.

— О! Это другой вопрос. Но теперь мы все-таки сменим тему.

— Пожалуйста, Ди, я ведь серьезно, — умолял он. — Дай же мне хотя бы маленькую надежду.

— Ты не должен так говорить с девушкой, Хол, — сказала Диана. Голос ее при этом был негромким и нерешительным, а глаза наполнились нежностью. На большее в это утро Колби не смел и рассчитывать.

Чем дальше Бык гнал свою лошадку по каменистой тропе Тополиного каньона, тем ближе звучали выстрелы. Их незатихающий треск уверенно указывал нужное направление. Поскольку стреляли уже совсем рядом, экс-бригадир натянул поводья, вынул ружье из футляра и спешился.

— Стой! — приказал он Звездочке шепотом, а сам осторожно пополз вперед. Стреляли теперь непосредственно перед ним, как раз за каменистым выступом горы, покрытым невысоким кустарником. Однако хлопки выстрелов стали менее частыми. Бык предположил, что оба, и охотник, и жертва, спрятались в укрытия и потому обмениваются лишь редкими упреждающими выстрелами.

Ползти прямо на эти выстрелы, продвигаясь по тропке, идущей по дну каньона, означало подвергнуть себя опасности попасть под огонь одной из сторон, а может быть, и обеих. В этом диком краю могло случиться все что угодно. Бывало, что обе стороны, принимавшие участие в конфликте, представляли интересы, враждебные интересам их же нанимателя. С такими невеселыми мыслями экс-бригадир ранчо «Застава Y» осторожно карабкался по крутому склону горы, скрывавшей от него ту часть каньона, где происходила перестрелка.

Из особенностей детонации Бык заключил, что в перестрелке участвуют по меньшей мере пять или шесть ружей. Как они распределены, он не мог даже гадать. Бык решил оценить силы сторон, спрятавшись за гребнем горы, и в том случае, если дело его не касается, дать противникам перестрелять друг друга. Во всяком случае, у него не было ни малейшего желания вмешиваться в чужую разборку, ибо в трезвом виде Бык никогда не искал приключений на свою шею.

Абсолютно бесшумно, с ружьем на изготовку, он наконец заполз на гребень. Нужно было проложить путь сквозь кустарник на другую сторону, а для этого обогнуть гигантское напластование руды, которое мешало продвижению. Вскоре кусты стали реже, и он смог увидеть противоположную стену каньона. Пронзительный звук выстрела раздался непосредственно под ним, за выступом.

Прямо перед ним футов на двадцать возносился над кустарником громадный пласт горной породы, подставляя свою поверхность всем непогодам. Бык дополз до него и залег за этой громадой, а затем внимательно осмотрелся. Он понял, что его убежище располагается на самом краю обрыва, почти перпендикулярного дну Тополиного каньона. Прямо под ним пятеро апачей прятались среди скал и валунов, теснившихся внизу. Им противостоял всего один человек, скорчившийся в неуклюжей позе за камнем на противоположной стороне. Бык не мог видеть его лица, скрытого огромным сомбреро, но покрой одежды выдавал типичного вакеро — он мог быть как из Америки, так и из Мексики. Впрочем, сейчас это было неважно, так как он был один против пятерых, а эти пятеро были индейцами. Минуту Бык наблюдал за развитием ситуации, отметив, что последние минуты огонь велся только со стороны индейцев. Не был ли мертв парень с той стороны каньона? Во всяком случае, он был недвижим.

Вдруг один из индейцев осторожно выполз из своего укрытия, в то время как другие четверо открыли бешеную пальбу по своей жертве. Затем вслед за первым последовал второй индеец, а трое оставшихся продолжали палить, прикрывая маневр своих собратьев.

Бык усмехнулся угрюмой, жестокой усмешкой. Этих краснокожих явно подстерегал величайший сюрприз.

Двое переползали каньон, используя для прикрытия любые неровности. Они были уже рядом с лежащим ничком мужчиной. Вот-вот трое стрелков по эту сторону каньона должны были прекратить стрельбу, а те двое — одним броском покончить с зазевавшейся добычей.

Бык поднял ружье. Последовали два выстрела, почти одновременных, так что невозможно было поверить в то, что стрелял один и тот же человек. Двое индейцев, уже привставшие для финальной атаки, рухнули среди раскаленных на солнце валунов. Мгновенно осознав настигшую их опасность, остальные трое апачей вскочили на ноги и бросились вверх по каньону в поисках нового укрытия. Но их положение было совершенно безнадежным, поскольку Бык со своим ружьем занимал господствующую позицию. Это ружье вновь заговорило, и бегущий впереди индеец вскинул руки над головой, закрутился на месте и упал лицом вниз. Двое других бросились за ближайшие валуны.

Бык взглянул туда, где лежал его протеже. Тот как раз поднял голову и попытался выглянуть из своего укрытия, по-видимому поняв, что в зловещий хор ружейных стволов вступил со своей партией новый голос.

— Ранен? — крикнул Бык. Мужчина, взглянувший в сторону раздавшегося голоса, отрицательно помотал головой. — Тогда что ж ты, мать твою, не стреляешь? Там еще двое осталось — залегли выше на этой стороне.

— Я без оружия, — ответил несчастный.

«Так это была ловушка», — подумал Бык, выискивая укрытие оставшихся двух апачей, и окликнул собеседника:

— Есть еще тут они, кроме этих?

— Нет.

После этого наступило продолжительное молчание, такое всеобъемлющее и мирное, какое, наверное, царило в этом каньоне со дней творения и так бы и продолжалось, если б человек, эта злосчастная болезнь земной коры, не разбил его вдребезги.

«Не могу же я лежать здесь весь день», — подумал Бык. Он продвинулся немного вперед и заглянул за край обрыва. Это была вертикальная стена высотой футов сорок. Он покачал головой. Внезапный выстрел — и пуля оторвала кусок породы у него под ногами. Мгновенно прозвучал другой выстрел с той стороны каньона.

Бык взглянул на укрытие индейцев. Никакого признака их присутствия. Один из них застал его врасплох, а потом нырнул обратно с глаз долой — ладно. Но каким образом тот парень напротив стрелял без оружия?

— Я застрелил одного, — раздался знакомый голос как будто в ответ на его мысли. — Но ты лучше не высовывайся — второй почти рядом с тобой.

— Ты же сказал, что не вооружен, — крикнул в ответ Бык.

— Я вылез и взял ружье у подстреленного индейца.

Бык отполз обратно в свое укрытие, а затем в кустарник и начал огибать гребень, пытаясь зайти в тыл оставшемуся индейцу. Минутой или двумя позже он снова выполз на край. Внизу он увидел оставшегося краснокожего, припавшего к земле за большим валуном. Бык выстрелил — и промахнулся. Индеец вскочил и бросился к мустангу, привязанному невдалеке. Белый же человек пожал плечами, встал на ноги и начал поиски удобного спуска.

Второй белый наблюдал за его действиями, ознаменовавшими конец сражения. Когда Бык достиг дна пропасти, он уже шел навстречу своему спасителю. Особенный свет сверкнул в глазах обоих, когда они сошлись лицом к лицу.

— Ах, да это же сеньор Бык! — воскликнул спасенный. Теперь он говорил по-испански.

— Грегорио! — воскликнул в свою очередь Бык. — Как им удалось заманить тебя в эту западню?

— Я разбил лагерь чуть выше этого места прошлой ночью, — начал рассказывать Грегорио. — Этим утром я шел с ружьем, рассчитывая убить антилопу на завтрак. Но тут сверху нагрянули индейцы. Они обстреливают меня с самого утра. Вы подоспели как раз вовремя, чтобы спасти мне жизнь, сеньор Бык, и Грегорио никогда этого не забудет. — Новообретенный приятель говорил по-английски с небольшим акцентом.

— Тебе не случалось видеть коров бешеного Джо где-нибудь поблизости? — спросил Бык, игнорируя бурные излияния чувств и заверения в благодарности.

— Нет, сеньор, я их не видел, — ответил Грегорио.

— Ладно, я схожу за лошадью и еще разок осмотрю местность с вершины, — Бык повернулся и пошел за Звездочкой.

Пятнадцатью минутами позже, возвращаясь, Бык встретил обрадованного Грегорио, нашедшего свою лошадь и свои вещи целыми и невредимыми.

— С Богом, сеньор, — окликнул его Грегорио.

— До свидания, — отозвался ковбой.

В устье каньона, там, где он сужался до размеров тесного ущелья, Бык тщательно исследовал почву и точно определил, что ни одна корова или иная скотина не проходила здесь уже очень давно. После этого он повернул обратно.

В это самое время с другой стороны в каньон въехал Джим Уэллер, ищущий потерянных лошадей. Увидев Грегорио и узнав его, он расстегнул кобуру и провожал мексиканца взглядом, пока тот не скрылся за выступом горы с восточной стороны от входа в каньон.

В этой части страны Грегорио имел отвратительную репутацию. Еще точнее, он был объявлен вне закона, и за его голову был назначен приз.

«Однако, — подумал Уэллер, — я ищу лошадей, а отнюдь не преступника-рецидивиста», — и со вздохом облегчения отправился дальше, радуясь, что между ним и метким ружьем Грегорио теперь находится целая гора. Десятью минутами позже он встретил Быка, спускавшегося Тополиным каньоном. Мужчины натянули поводья, кивнув друг другу в знак приветствия.

Уэллер спросил о лошадях и узнал от Быка, что в Тополином уже давно не было никакого скота. Он ничего не сказал о своей встрече с Грегорио, но было очевидно, что двое мужчин не могли не пересечься в Тополином каньоне. Что ж, если Джим не хотел говорить об этом, то, очевидно, он имел причину молчать. Не в обычаях Аризоны тех лет было совать нос в чужие дела. Бык тоже ничего не сказал о Грегорио и о стычке с апачами, но это потому, что был неразговорчив.

— Придется искать этих лошадей в Сточной трубе, — заметил Уэллер. (Так назывался следующий к западу каньон.)

— Посмотри заодно, нет ли там коров бешеного Джо, — сказал Бык. — А я поеду в каньон Бельтера и если увижу твоих лошадей, отгоню их домой.

Двое разошлись у входа в Тополиный. Уэллер двинулся на запад, в то время как Бык направился к востоку, в каньон Бельтера, который располагался по дороге к «Заставе Y».

Тремя часами позже еженедельный почтовый дилижанс, мчавшийся на север, притормозил, подняв тучу пыли, и остановился на железнодорожной станции по сигналу одного из двух мужчин, сидевших в открытой коляске. Когда дилижанс остановился, мужчина спрыгнул на землю и затем, вскарабкавшись наверх, занял место рядом с кучером, встретившим его грубо и неприветливо. С собой новый пассажир имел тяжеленный куль, который расположил между ног, и короткоствольный револьвер, притороченный к ноге.

— Святые заступники! — с сильным провинциальным акцентом запричитала толстая леди внутри экипажа. — Да это же налёт!

Пожилой джентльмен с седыми усами, по которым тонкой струйкой стекала слюна, коричневая от жевательного табака, успокоил толстуху:

— Нет, мэм, это курьер с прииска везет золото. Здесь, в этом месте, благословение Богу, уже три недели все спокойно. Времена, мэм, уже не те, что раньше — все эти новые идеи и реформы делают свое дело.

Толстая леди лишь косо взглянула на него с неимоверным презрением, оправила свою безразмерную юбку и покрепче прижала к себе свой багаж. Экипаж заколесил дальше, лошади перешли на галоп. Когда дилижанс в очередной раз качнуло и тряхнуло, леди швырнуло на колени пожилому джентльмену. Ее чепец залихватски сполз на один глаз.

— Не смейте прикасаться ко мне! — воскликнула она, свирепо глядя на крохотного джентльмена, как будто именно он был виновен в происшедшем. Впрочем, едва она восстановила статус-кво, водрузив свои телеса на положенное им место, как другой, еще более сильный толчок швырнул джентльмена на ее колени.

— Негодяй! — закричала она и, сграбастав его своими жирными лапами, отбросила от себя, как котенка. — Какая низость! Бедная вдова не может спокойно проехать, чтобы к ней не полезла всякая сволочь! Никто не присмотрит, не позаботится! Сирая я, убогая, беззащитная! Некому заступиться, некому помочь! Нет мужчин, нет!

Крошечный пожилой джентльмен, хотя у него и были пристегнуты по бокам два огромных револьвера, совершенно съежился. Он был настолько напуган, что не осмелился сказать ни слова, опровергающего столь несправедливые обвинения, а лишь скосил на нее исподтишка свои близорукие водянистые глаза. Вытерев испарину ярким платком, он плотнее вжался в свой угол и больше не издавал ни звука.

К сожалению, получасом позже дилижанс закачало еще больше, а затем он и вовсе въехал в ущелье. Перед путешественниками простиралась холмистая возвышенность. Дорога раскручивалась по этой возвышенности и, минуя ранчо «Застава Y» и городок Хендерсвиль, выходила на равнину. Но в ущелье путь был узким и извилистым, а передвижение по нему — мучительным. Эта отвратительная дорога требовала гораздо более аккуратной езды, чем та, которую обеспечивал возница. Создавалось впечатление, что он представляет себя кучером главы правительства или, по крайней мере, свадебного кортежа. Итак, лошади шли, дилижанс, пошатываясь, перепрыгивал из одной рытвины в другую, тучи едкой пыли в химерическом свете ущелья покрывали животных, экипаж и пассажиров. Сквозь ее плотную завесу кучер не сразу увидел выросшие перед ним фигуры двух мужчин.

— Стой! Руки вверх! — проревел тот из них, что был повыше.

Курьер, сидящий рядом с кучером, сделал попытку достать оружие, но тут прогремел шестизарядный револьвер налетчика, и курьер повалился ничком прямо на круп ближайшей лошади. Та вздрогнула и в ужасе скакнула, дернув хомут. Кучер попытался успокоить ее, но в этот момент двое бандитов поднялись на дилижанс. Один из них взял на мушку кучера и пассажира на передке, другой вошел внутрь.

Толстая леди, скрестив руки на груди, свирепо глядела на вошедшего бандита, в то время как руки крошечного джентльмена уже послушно коснулись потолка экипажа.

— Руки вверх! — свирепо повторил бандит.

Леди не двинулась.

— Будь уверен, я не подниму их и на дюйм! — крикнула она. — Твое счастье, грязный ублюдок, что Мэри Донован не захватила парочки револьверов, а здесь нет ни одного мужчины, чтобы защитить бедную вдову. — Она бросила испепеляющий взгляд на крошечного старого джентльмена. Даже под многолетним загаром было видно, как покраснел бедняга.

— Не двигайтесь и смотрите назад, — предостерег разбойник. — Минут через пять можете ехать.

Затем двое бандитов попятились вверх по дороге, держа дилижанс под прицелом. Курьер стонал в дорожной пыли. Толстая леди открыла дверь и вышла наружу.

— Эй ты, назад! — окликнул ее один из бандитов.

— Пошел к дьяволу, — хладнокровно отозвалась Мэри Донован, остановившись возле стонущего курьера. Тот приоткрыл глаза, попытался встать и наконец с помощью Мэри Донован поднялся на ноги.

— Простая царапина, по-моему, — материнским тоном успокаивала она, помогая ему взобраться на дилижанс. — Утром будешь в полном порядке. А ты, старая баба с артиллерией, давай двигайся и помоги мне! — пронзительно завопила она, обращаясь к пожилому джентльмену.

Вместе они помогли раненому сесть. Бандиты были еще в пределах поля зрения, но оставили ее в покое — без сомнения потому, что она была всего лишь безоружной женщиной. Дама, однако, не ограничилась размещением курьера. Повернувшись к старому джентльмену, она вырвала из кобуры один из его револьверов.

— Гони как дьявол! — закричала она кучеру, высовывая голову из окна дилижанса, и, когда тот хлестнул свою упряжку, открыла огонь по двум удаляющимся бандитам. Те пальнули в ответ.

Стрельба продолжалась до тех пор, пока дилижанс не исчез в клубах пыли, выехав из ущелья и свернув к городу. К чести пожилого джентльмена следует сказать, что он, как и пассажир на передке, принял участие в перестрелке.

Глава 3

Когда часом позже дилижанс заколесил по пыльной улице Хендерсвиля и остановился перед домом Мэри Донован, зеваки из всех окрестных баров и обитатели отеля собрались вокруг него в жажде новостей и сплетен из внешнего мира. Хэм Смит, нынешний шериф, тоже был среди зевак.

— Нас опять грабанули, Хэм, там, в ущелье, — обратился к нему кучер. — Они продырявили Мака.

Как раз в этот момент Мэри Донован и маленький старый джентльмен помогали курьеру спуститься на землю, игнорируя его протесты и уверения в хорошем самочувствии. Тут глаза толстухи остановились на шерифе. Она развернулась к нему и угрожающе подбоченилась.

— Ага, вот и наш образцовый Хэм Смит! Нет, ты не шериф! — завопила она дурным голосом. Ее крик был слышен даже на другом конце улицы. — Три ограбления за два месяца прямо у тебя под носом, и все, что ты можешь сделать, — это только драть глотку! Почему бы тебе не поймать их, ты, старая баба! — заключила она с неимоверным презрением. Но когда она обернулась к раненому курьеру, ее голос вновь смягчился, обретя интонации колыбельной песни: — Пойдем со мной, мальчик мой. Мэри Донован сделает все, что надо, до прихода старого костопила, если он трезвый, а трезвым он не бывает, чтоб я не была Мэри Донован. Пойдем, вот так, тихонько, ты хороший мальчик.

И она помогла ему взойти на веранду. Как раз в этот момент изнутри появилась Диана Хендерс, привлеченная громкими звуками, доносящимися с улицы.

— О, миссис Донован! — воскликнула она. — Что случилось? Боже, да это же Мак! Опять Черный Койот? — догадалась она.

— Наверняка он самый! Я видела его своими глазами — черный шелковый платок на шее и второй такой же на его жуткой роже. А его компаньон — я ни с чем не спутаю его походку вразвалочку — это грязный гризер[60] Грегорио, не будь я Мэри Донован!

Вдвоем женщины препроводили раненого в спальню. Мэри, не обращая внимания на слабые протесты, раздела его и уложила в кровать, а Диана отправилась на кухню за горячей водой и полотенцем.

В боку у Мака зияла ужасная рана. Женщины промыли и дезинфицировали ее со всей возможной тщательностью в ожидании прихода врача — старого пьяницы родом с востока. Конечно, его знания и опыт были выше всяких похвал, и Хендерсвиль гордился своим медицинским светилом — лучшим врачом Аризоны… когда он был трезв.

В «Приюте Хэма — ликеры и сигары» мужское население городка выслушивало отчет о происшествии из уст пожилого крошечного джентльмена и второго пассажира дилижанса, который был не местным. Этот последний, оказавшийся любителем поговорить, мгновенно взял слово.

— Никогда в жизни я так не смеялся, как в тот момент, когда пожилая леди назвала вот этого джентльмена «старой бабой с артиллерией», — сообщил он.

В этот момент пожилой джентльмен стоял у стойки со стаканом виски в руке. Одним стремительным движением он швырнул стакан вместе с содержимым в лицо чужака и, выхватив оба револьвера, открыл огонь. Сию акцию сопроводил поток жесточайших богохульств, однако в каскаде несвязной брани выкристаллизовалась одна идея, оказавшая на всех сокрушительное действие.

— Не мешайте мне! Эта дешевка вздумала шутить с Диким Котом Бобом!

Почти мгновенно, как будто волшебник взмахнул своей палочкой, помещение, заполненное мужчинами, опустело. Человеческий глаз не смог бы разглядеть в нем никого, кроме крошечного пожилого джентльмена с пропитанными табаком длинными усами.

Створки входных дверей распахнулись, пропуская тяжелые куски мебели и бара, выносимые на помойку. Убирали все, за исключением не местного парня с нездоровым чувством юмора — он исчез через заднее окно, прихватив с собой оконную раму. Стрельба прекратилась, и компания вновь воссоединилась. Мужчины сардонически похохатывали, так как большинство из них знало Дикого Кота Боба. К несчастью чужака, он не знал его.

— Я его продырявил, хорька болтливого, — рычал крошечный пожилой джентльмен, наполняя новый стакан. — Полагаю, он получил свой урок. Так неуважительно отзываться о миссис Донован! Назвать ее «пожилой леди»! Да она прекраснейшая из женщин, когда-либо появлявшихся на свет! «Мистер Боб! — сказала мне она. — Какое утешение в момент опасности — иметь рядом с собой такого мужчину, как вы!» Но она не могла вынести кровопролития. Она сидела там, робкая и дрожащая, вся сжавшись, и умоляла меня не стрелять в шалопаев. В противном случае разве позволил бы я им совершить нечто ужасное? — Эта тирада была украшена множеством непристойностей и богохульств.

Стрельба смолкла. Восстановилась долгожданная тишина. Хэм Смит появился, как всегда, с небольшим опозданием. Увидев маленького пожилого джентльмена, он приветливо улыбнулся.

— Проклятье на мою шкуру, если это не Боб! — воскликнул он, раскрывая объятия. — Выпьем за счет заведения!

Дикий Кот проигнорировал нежные приветствия власти.

— Я могу сам заплатить за свою выпивку, мистер шериф, — ответил он. — Вместо того чтобы поить здесь кого попало за свой счет, почему, собственно, вы не разыскиваете Черного Койота? Вы же шериф, черт побери!

— Не волнуйся, Боб, — убеждал его шериф. — Мне нужна компания, не так ли? Вот этим я сейчас и занимаюсь — собираю добровольцев. Начнем с тебя?

— Начнешь с меня? — Пожилой джентльмен фыркнул с отвращением. — Знаю я тебя. Когда ты думаешь, что угроза с севера, то двигаешься на юг. Нет, сегодня я получил уже достаточно впечатлений.

Что-то пробурчав, шериф удалился, а получасом позже выехал из города с отрядом, состоящим из полудюжины его закадычных приятелей, и не торопясь направился к ущелью.

А в гостиной Донованов Мэри, удобно устроившись в кресле-качалке, болтала с Дианой Хендерс. О Маке уже позаботились, насколько позволяли обстоятельства. Доктор заверил, что раненый вне опасности, и отправился в «Приют Хэма — ликеры и сигары».

— Ну и что, позволь тебя спросить, ты делаешь сегодня в городе? — спросила миссис Донован.

— Я приехала с Холом Колби, новым бригадиром, — ответила девушка. — Хотела кое-что купить, пока Хол ездит на Западное ранчо. Там у нас лошади. Хол должен быть здесь с минуты на минуту.

— Значит, Колби стал теперь бригадиром? А что с Быком? Он уехал?

— Опять напился, и папа уволил его. Мне очень жаль.

— Не трать на него свою жалость, — посоветовала Мэри Донован. — Это птица не твоего полета.

— Я совсем не понимаю Быка, — продолжала девушка, не обращая внимания на замечание Мэри. — Иногда мне кажется, что с ним все в полном порядке, а потом опять начинаю бояться за него. Он настолько молчаливый и скрытный, что, мне кажется, о нем никто ничего не знает. Такой скрытный человек, как говорит Хол, внушает подозрения, что, может быть, совершил что-то такое, о чем не желает говорить, боясь выдать себя.

— Значит, Хол Колби говорил так? Что ж, может, он и прав, а может, врет. Мэри Донован никогда не говорит того, чего не знает. Но в чем я уверена, так это в том, что оба они влюблены в тебя. А значит…

— Замолчите, миссис Донован. Все парни думают, что влюблены в меня. Но я ненавижу, когда кто-нибудь говорит об этом всерьез. Это полная чушь. Точно так же они любили бы всякую, будь она, как я, единственной девушкой на ранчо, да что там говорить, почти что единственной в округе… Все, едет Хол, — перебила она сама себя, глянув в окно. — Я должна идти, миссис Донован.

— До свидания, дорогуша. Приезжай опять поскорее — здесь так одиноко, ты не можешь даже вообразить. Еще и этот старый подлец вернулся в город, не говоря уж о Хэме Смите.

— Какой старый подлец?

— Кто же еще, как не Дикий Кот Боб, старый негодяй?

Диана Хендерс рассмеялась.

— Он ваш верный поклонник, не правда ли, миссис Донован?

— Приставучий пьяница — вот он кто, этот старый дурак. Ведет себя как мальчишка семнадцати лет. Ему бы постыдиться. Хотя, конечно, уж лучше он, чем Хэм Смит. Этот-то вообще жулик, хлебнем мы с ним горюшка.

Девушка все еще смеялась, спускаясь с крыльца и усаживаясь на своего мустанга. Хол Колби сидел на своем в нескольких ярдах от нее, разговаривая с полудюжиной мужчин. Увидев Диану, он натянул поводья и присоединился к ней.

— Парни рассказали о последнем ограблении в Чертовом каньоне, — сказал он, скача стремя в стремя с девушкой. — Как там Мак?

— Доктор сказал, что с ним все будет в порядке, но рана кровоточит. Не понимаю, почему никто не покончит с этими ограблениями. Кажется, Хэм Смит не особенно беспокоится о поимке Черного Койота.

— О, Хэм делает все, что может, — добродушно заверил ее Хол.

— Ты слишком легко смотришь на это, Хол. Ты не хочешь дурно говорить о людях, и это правильно. Но наши жизни и наша собственность до некоторой степени находятся под защитой Хэма Смита. Если бы он ревностно выполнял свои обязанности, то приложил бы определенные усилия к поимке бандитов.

— Он и выехал за ними с отрядом — парни, с которыми я разговаривал, сказали мне. А что еще он может сделать?

— Прошло более получаса после прибытия дилижанса, прежде чем Хэм выехал, — возразила она. — Может быть, он или кто-то еще думает, что два негодяя будут ждать его на месте преступления? Не сомневаюсь, что он со своим отрядом прибудет обратно сразу после наступления темноты, скажет, что потерял след, и опять отложит дело до следующего раза.

Мужчина не ответил, и двое продолжили путешествие молча. Через несколько минут девушка снова заговорила.

— Интересно, — сказала Диана, — кто такой этот Черный Койот на самом деле?

— Все люди уверены, что грабит Черный Койот, — заметил Хол. — Но откуда они это знают?

— Один черный шелковый платок у него на лице вместо маски, а другой на шее, — объяснила девушка. — Это должен быть один и тот же человек. Все свидетели ограблений, которые произошли в Чертовом каньоне за последние шесть месяцев, помнят этот платок. Поговаривают, кстати, что напарник главаря — мексиканец Грегорио. А вот самого Койота не опознал еще ни один человек.

— У меня на этот счет есть свое мнение, — произнес Колби.

— Что ты имеешь в виду? Ты знаешь, кто такой Черный Койот, и молчишь?

— Не могу сказать, что точно знаю, но мнение у меня есть.

— Договаривай! — подстегнула его она.

— Не хотел бы называть имен, так как не уверен полностью. Но очень хотел бы видеть бандита пойманным. — Хол умолк и после паузы продолжил: — Никто не разглядел этого Койота и его сообщника как следует. Говорят, они прячутся в придорожных кустах. Но полагаю, что если кому-то удастся увидеть его лошадь, все сразу поймут, кто такой Черный Койот.

Больше Диана не настаивала, догадавшись, чье имя отказывается назвать Колби. «Он поступает правильно», — думала она, восхищаясь Холом. Они заговорили о чем-то другом, двигаясь к дому по пыльной дороге. Мужчина, как обычно, ехал на ширину стремени позади и наслаждался профилем своей спутницы. Подъезжая к ранчо, они заметили фигуру одинокого всадника, приближающегося с севера.

— Вроде бы Звездочка, — заметила Диана.

— Точно, — кивнул мужчина. — Утром я послал Быка в Тополиный каньон. Не пойму, почему он едет с севера, если Тополиный почти прямо на западе.

— Он мог вернуться по Предгорной тропе, — предположила Диана.

— Конечно, мог, но это значительный крюк, а я еще в жизни не видал ковбоя, который потащится дальше, чем ему поручено.

— Бык другой, — ответила она простодушно. — Если его за чем-то пошлешь, он поедет так далеко, как только сможет. Нет, он всегда был отличным рабочим.

Мгновением позже экс-бригадир съехался с ними на пересечении дорог. Он встретил девушку обычным «Привет, мисс» и кивнул Колби. Его лошадь была вся в поту и в пыли. Было ясно, что он проехал большое расстояние.

— Нашел коров? — спросил бригадир.

Бык кивнул.

— В Тополином?

— Нет, в Бельтере.

Диана Хендерс посмотрела на нового бригадира, словно восклицая: «Я же говорила!» Заметив на рубашке Быка коричневатое пятно, она издала возглас сочувствия.

— Ой! — воскликнула она. — Это кровь? Ты ранен? Как это случилось?

— Пустяк, мисс. Так, небольшая царапина. — Он сразу замолк, словно моллюск захлопнул створки раковины, и пришпорил лошадь.

Ни Колби, ни девушка не сказали ни слова, но оба подумали об одном и том же. О том, что Бык носит на шее черный шелковый платок, и что сегодня днем Мэри Донован стреляла в Черного Койота и его товарища.

А миссис Донован как раз стояла в дверях, встречая гостей. Гости пришли на ужин и рассаживались за длинным столом, накрытым красно-белой скатертью. Каждого она встречала ласковым словом, пока ее взгляд не упал на Дикого Кота Боба, пытавшегося проскочить внутрь за широкой спиной Джима Уэллера.

— Та-ак! — воскликнула она с презрительной насмешкой. — Я вижу, старый дурак, ты опять напился! Сейчас же вынь свои револьверы и отдай мне!

— Я не пил ни капли, Мэри, — возразил пожилой джентльмен.

— Не называй меня Мэри, старый распутник, и быстренько отдавай револьверы!

Он покорно отстегнул портупею и отдал их ей.

— Я как раз и принес их тебе, Мэ… миссис Донован, — заверил он ее.

— Так-то лучше. Теперь садись. Сегодня вечером я тебя покормлю, но впредь никогда не вваливайся пьяным в гостиную Мэри Донован!

— Я же сказал, что не пил! — настаивал он.

— Что-о? — Голос Мэри звучал, мягко говоря, недоверчиво.

— Всего лишь каплю, за прибытие. Стряхнуть, так сказать, дорожную пыль, — уточнил он.

— Ты так запылился? — ехидно спросила она.

— Ну да.

— Не возражай мне, понял? — И обратилась к Джиму Уэллеру, широкоплечему парню, которого Боб хотел использовать как ширму: — Ну как, нашел своих лошадей?

Уэллер лишь отрицательно помотал головой — его рот был полон печеных бобов.

— Должно быть, их увели апачи, — заметил Билл Гатлин, кучер дилижанса.

— В этой стране столько всяких перебежчиков и грабителей, что совершенно невозможно жить спокойно, — заметила миссис Донован. — Почему бы так называемым мужчинам не покончить с бандитами и индейцами вместо того, чтобы палить в барах? — добавила она, бросив уничтожающий взгляд на Боба.

— Очень трудно обнаружить хотя бы одного из них, — отозвался Уэллер, прожевав бобы. — Хотя любой сукин сын в этом округе отлично знает, о ком идет речь.

— О ком?

— Да хотя бы о Грегорио. Я видел, как он за три часа до ограбления дилижанса выходил из Тополиного каньона и направлялся к Чертову. Он — и Бык с «Заставы Y».

— Они что, были вместе? — уточнил Гатлин.

— Не совсем. Сначала я встретил Грегорио, который очень торопился, а пятью минутами позже — Быка, спускающегося по каньону. Но, согласитесь, не могли же оба они быть там, не зная друг о друге!

— Я не верю, что Бык сделал это, — решительно сказала Мэри Донован.

— Не говори ничего плохого об этом парне, — нравоучительно вставил Гатлин.

Послышалась дробь копыт, скрип кожаных седел, и через минуту в гостиную вошел шериф с друзьями.

— Надеюсь, что ты поймал его, — саркастически произнесла Мэри. — Иначе не вернулся бы так рано.

— Я же не кошка, миссис Донован, чтобы видеть в темноте! — выговорил шериф, оправдываясь.

— Ты и не шериф, — ответила она.

Дикий Кот Боб хрюкнул, пытаясь подавить смех. Хэм Смит смерил своего противника нехорошим взглядом, мгновенно поняв, что тот безоружен.

— Что случилось со старой бабой с артиллерией? Она подавилась? — спросил он нарочито вежливо.

Дикий Кот Боб апоплексически покраснел, схватил чашку, наполненную кофе, и уже хотел встать.

— Сиди спокойно, — проревел громоподобный голос Мэри Донован.

— Я… — начал Дикий Кот Боб.

— Заткнись и сядь.

Дикий Кот исполнил одновременно обе просьбы.

— Позор! Позор на мою бедную голову! Уважаемая женщина, вдова, всю жизнь должна сносить выходки таких, как вы, — стенала она, всхлипывая и вытирая глаза краем передника. — Одинокая я, беззащитная! Если бы только бедный Тим был здесь, он бы в мгновение ока стер вас обоих с лица земли.

Боб, красный и смущенный, старательно ел, уставившись в тарелку. Мэри Донован хорошо знала, как справиться со старым сорвиголовой. Его крутой нрав и меткую руку все еще чтили, и его слава первого задиры на северо-западе ничуть не потускнела — но его сердце таяло от одной-единственной женской слезинки.

Что до Хэма Смита, то он был весьма рад избежать дальнейшего внимания со стороны Дикого Кота и с большой охотой отдался мирному ужину. Однако беседа за столом увяла.

А на ранчо «Застава Y» мужчины курили после ужина. Бык молча глотал дым. Хол Колби, как всегда в хорошем настроений, рассказывал истории и смеялся. Техасец Пит изо всех сил старался вспомнить полузабытый припев «Плохого парня».

Однако над всем довлела атмосфера напряженной неловкости. Никто не мог понять, в чем ее причина, но все ощущали одно и то же. Все было не таким, как вчера и позавчера. Может быть, рабочие чувствовали, что на место Быка нашелся бы человек и постарше, и поопытнее, а Колби был не только молод годами, но и к тому же новичком на ранчо. Без всякого сознательного желания ковбои разделились — некоторые, по большей части старые работники, как-то незаметно подтянулись к Быку. Среди них был и Техасец Пит. Остальные же стали гораздо громче смеяться над историями Колби.

— Ей-богу, — воскликнул Пит, — я вспомнил, как оно там:

— Спокойной ночи, я ложусь спать, — неожиданно произнес он, допев.

Глава 4

Диана Хендерс была в затруднении. Даже через несколько дней после ограбления в Чертовом каньоне она не могла вычеркнуть из памяти зловещие детали, бросающие тень на Быка. Во-первых, она хорошо знала, как глубоко рабочие преданы ее отцу. Одного этого было достаточно, чтобы девушка беспокоилась о репутации парней с ранчо. Но в случае с Быком имелись и другие причины того, что ей были невыносимы малейшие подозрения в его виновности.

Дело не только в том, что он был надежным бригадиром; что-то в этом человеке, а может быть, в его образе, сложившемся у нее в голове, делало невозможным предположение, что он стрелял в Мака Гербера — такого же рабочего, как сам, — или украл золото с прииска. Он всегда был немногословен и почти робок в ее присутствии, никогда не позволяя себе даже такой небольшой фамильярности, как обращение к ней по имени. А уж это-то было вполне обычным для других мужчин, многие из которых были свидетелями ее постепенного превращения из ребенка в юную леди. Казалось, они даже не замечают этого изменения.

Она также заметила, что Бык любит бывать с ней рядом, хотя нельзя сказать, что она нуждалась в его компании — он был слишком молчалив и даже если открывал рот, отнюдь не делался столь приятным собеседником, как Хол Колби. Но в его обществе у нее появлялось чувство, какого она никогда не испытывала в присутствии других мужчин — абсолютная уверенность в его надежности и способности защитить ее.

Ей было жаль, что его сняли с должности. Ее преданность лишь укреплялась теми подозрениями, которые он возбуждал у большинства и которые она тоже посмела пустить в свою голову. В конце концов нечто вроде угрызений совести подтолкнуло ее сделать какой-нибудь дружеский жест — пусть Бык знает, что дочь хозяина все еще верит ему.

Стояло тихое воскресное утро. Мужчины лениво занимались повседневными бытовыми делами. Кто заменял кожаную шнуровку стремени или кнутовище, кто чинил нож или уздечку, кто чистил револьвер, кто полировал башмаки свиным салом или натирал их сажей, кто брился или стригся.

Пройдя мимо спального корпуса, Диана Хендерс вышла к загону. Обычно она останавливалась возле мужчин и просила кого-нибудь поймать для нее лошадь, что счастливчик и делал, чтобы потом сопровождать ее. Так было заведено. Однако этим воскресным утром Диана пришла раньше обычного, поэтому многие еще занимались той работой, которую обычно стремились закончить до появления девушки. Лишь двое-трое успели принять беспечные позы, выказывая абсолютную готовность исполнить любой свалившийся на их голову приказ.

Техасец Пит подрезал волосы своему приятелю Короткому Бену. Его жертва была уже полностью острижена с одной стороны, с другой же свисала густая каштановая поросль длиной в четыре-пять дюймов, когда Техасец поднял глаза и увидел Диану Хендерс. Бросив ножницы, он поспешно причесал свою жертву.

— Готово. Твоя прическа — само совершенство, — объявил он, удаляясь, будто так и надо.

К несчастью, этим маневром Пит обратил на Бена внимание Дианы, которая как раз проходила мимо. Обезображенный ковбой повернулся в его сторону с пронзительным воплем:

— Вернись, ты, придурковатый кривоногий сукин сын! — Но тут парень тоже увидел Диану. Речь несчастного оборвалась, загорелое лицо приобрело фиолетовый оттенок, и в два прыжка он скрылся в темноте спального корпуса.

Тут появился Хол Колби. Неторопливо двигаясь навстречу девушке, он приподнял широкое сомбреро в знак приветствия, а его тонкое лицо озарилось приятной улыбкой. Иди сейчас судебный процесс над ним, присяжные вынесли бы единогласное решение повесить его на месте — из одной лишь мучительной зависти к нему.

Бык сидел, привалившись к большому тополю, и чистил тряпкой ствол револьвера. Он даже не поднял головы, хотя, разумеется, видел Диану Хендерс с момента, когда она вышла из дому. Бык понимал, что после эксцесса в городе и последующего падения у него не было шанса вновь сопровождать ее. Этот шанс он утратил на многие месяцы, если не навсегда.

— Ты не собираешься проехаться, Ди? — спросил Колби в обычной самоуверенной манере, когда она поравнялась с мужчинами.

— Почему бы и нет? — мягко ответила она. — Я как раз собиралась просить Быка, чтобы он поймал для меня Капитана. Все остальные, кажется, очень заняты.

Колби казался смущенным, но не сдался так легко.

— Мне как раз нечего делать, — заявил он.

— В последнее время я слишком часто заставляла тебя кататься со мной, — небрежно произнесла она. — Даже неудобно получается.

— Я готов пожертвовать завтраком, только бы сопровождать тебя, — шепнул он ей.

В этот момент Техасец Пит, притворившись, что ищет на земле что-то, выроненное в приступе глубокой рассеянности, направился к спальному корпусу и пересекся с собеседниками.

— Думаю, тебе не стоит ехать с ним ни в коем случае, — упрямился Колби.

Девушка остановилась и чуть приосанилась.

— Не будь таким противным, Хол, — сказала она.

— Ты же знаешь, как я не люблю говорить об этом, — продолжал он убеждать ее. — Ты знаешь, как я уважаю и ценю Быка. Он — один из моих лучших друзей. Но после того, что случилось, ты не вправе упрекать меня, Ди. Думаю, твой папа сказал бы то же самое, если бы узнал.

Однако Бык был уже на полпути к загону.

— Я мигом приведу его, мисс, — бросил он через плечо, удаляясь.

— Пока, Хол, — рассмеялась девушка, дразня его. — Зато у тебя будет достаточно времени, чтобы спланировать работу на завтра. Бригадир всегда занят, ты сам знаешь, — и поспешно удалилась вслед за Быком.

Когда Колби возвратился к мужчинам, он увидел широкие ухмылки на лицах большинства из них. Техасец Пит, подойдя к нему, с шутовским почтением снял шляпу и низко поклонился.

— Не собираетесь подстричься, Хол? — спросил он любезно. — Я готов пожертвовать завтраком, только бы подстричь вас.

Громкий взрыв смеха сопроводил эту выходку. Колби, став малиновым, стремительно ретировался в офис.

— Куда едем? — спросил Бык у Дианы, когда оседлали коней.

— Я хочу съездить в город и узнать, как поживает Мак, — ответила девушка, всматриваясь в лицо собеседника.

— Вчера я видел Дикого Кота Боба. Он сказал, что Мак выздоравливает. — Ничто ни в его голосе, ни в выражении лица не выражало иных эмоций, кроме обычного участия.

— А ты видел Мака после того, как его ранили? — спросила она.

— У меня не было времени. Колби слишком загружает меня. Так или иначе, Мак пострадал по собственной глупости, — заметил Бык. — Все равно он ничего не мог сделать, так и нечего было играть в игры с людьми, которые держат тебя на мушке.

— Это было весьма смело с его стороны. Он не струсил и остался верен отцу.

— Не вижу в этом ничего смелого, — отозвался Бык. — Чистой воды глупость. Какого черта он вообще полез за оружием?

— Это был отважный поступок, — настаивала Диана.

— Судя по-вашему, можно назвать героем любого самоубийцу, — возразил он с усмешкой. — Я сужу иначе. А Мак, по всему видать, имел намерение покончить с собой.

— Ты страшный человек, Бык. У тебя нет сердца.

— Почему? Есть. По крайней мере, было, пока… — Он запнулся, посмотрел на нее как-то особенно, но сразу же опустил взгляд на переднюю луку своего седла. — А, не имеет значения!

Ненадолго воцарилась тишина. Кокетство, свойственное всем девушкам, подбивало ее потребовать продолжения. Однако врожденная тактичность и понимание, что это будет непорядочно по отношению к Быку, заставляли Диану молчать.

— Конечно, обидно, что Мака ранили, — снова заговорил Бык, как бы обороняясь. — Но ему еще повезло, что его не убили. Должно быть, этот Черный Койот когда-то был его другом. Мак, наверное, благодарен ему.

— Этой скотине?! Да его надо повесить на самом высоком дереве в округе!

— Да, — согласился Бык и добавил, вновь усмехнувшись: — Давайте, когда приедем в город, попросим об этом Хэма Смита.

Хэм Смит! Диана чуть не расхохоталась. «Если бы на должность шерифа выбирали наихудшего кандидата и выборы были честные, то непременно большинством голосов выбрали бы Хэма Смита», — подумала она.

— Хэм — крутой шериф! — подначивал ее Бык. — Для дешевок и бандитов — лучше не придумаешь!

Она не ответила, так как думала о своем спутнике. Сказанное им, конечно, никак не ослабило ее веру в него — но и не укрепило ее. Его грубое безразличие к страданиям Мака можно было с одинаковой вероятностью списать как на браваду записного головореза, так и на нравы места и времени, где им довелось жить. Перестрелки и внезапные смерти были здесь предметом обыденным, можно даже сказать, повседневным. Но замечание Быка, что Черный Койот — друг Мака и потому ранил, а не убил его, показалось ей зловещей шуткой. Хотя, конечно, могло быть и по-другому. Однако в общем и целом Диана Хендерс не была довольна результатами своей пробы.

В доме Донованов они обнаружили Мака, уже достаточно здорового для того, чтобы сидеть на веранде, где уже собрались постоянные посетители миссис Донован, включая. Дикого Кота Боба и шерифа. Мэри Донован стояла в дверном проеме — одна рука на бедре, другой она, сжав кулак, выразительно рубила воздух, как бы подчеркивая высказываемые суждения.

Когда Диана внезапно появилась перед ними с Быком, очередной развиваемый ею тезис прервался и растворился в неловком молчании. Даже дураку стало бы ясно, что только что здесь обсуждался один из прибывших.

А поскольку ни Бык, ни тем более Диана дураками не были, то разделили всеобщее замешательство, которое, правда, длилось недолго — Мэри обратилась к Диане с сердечными приветствиями. Поздоровалась она и с Быком, за ней это сделал Дикий Кот Боб. Остальные, однако, разговаривали только с Дианой, словно не замечая ее эскорта.

— Пойдем в дом, — попросила Мэри Донован. — Выпей чашечку чая с пирожным!

Но Диана Хендерс даже не сошла с лошади.

— Спасибо, миссис Донован, — ответила она. — Мы приехали лишь для того, чтобы узнать, как поживает Мак, и спросить, не нужно ли ему чего-нибудь. — Она посмотрела на раненого.

— Я в порядке, мисс, — отозвался Мак. — Я же говорил: всего лишь царапина. Встану на ноги за пару дней и буду сопровождать ваши миллионы, как обычно, — делая это последнее заявление, он взглянул прямо на Быка.

— Прекрасно! — поспешно сказала Диана. — Я очень рада, что ты хорошо чувствуешь себя, Мак. Если тебе ничего не нужно, мы отправляемся назад, на ранчо.

Она чувствовала мрачное настроение большинства присутствующих, видела хмурые взгляды, бросаемые на Быка, и отлично понимала, что еще немного, и дойдет до прямых обвинений, которые непременно повлекут за собой перестрелку.

— Поехали, Бык, — приказала она, натягивая поводья.

Они уже отъехали от города на порядочное расстояние, когда она случайно взглянула в лицо своему спутнику. Его выражение было озабоченным, и Бык понял, что она заметила это.

— Интересно, что эти парни сегодня съели на завтрак? — проронил он. — Никто, кроме Дикого Кота, даже не поздоровался со мной. И Мак выглядел чертовски сердитым. Хорошо еще, что никто из них не начал бросаться обвинениями. Черт возьми, пусть я даже пострелял тогда в притоне Хэма Смита, но ведь ни с чьей головы не упал ни один волос!

Девушка гадала, действительно ли он совершенно не осведомлен о направленных против него подозрениях или же лишь делает вид, что это так. Но во втором случае его стремление убедить ее, что причиной столь холодного отношения служит пьяная выходка в салуне шерифа, — лишнее свидетельство против Быка.

— Мне действительно жаль, мисс, — внезапно выпалил он. — У меня и намерения-то такого не было. Я честно не собирался напиваться после того, как пообещал вам не пить, и мне ужасно жаль. Быть может, когда-нибудь вы простите меня и… и дадите мне еще один шанс? — Все это он произнес молящим голосом, очень серьезно.

Девушка была достаточно умна, чтобы понять, сколь тяжело такому жесткому, грубому человеку, как Бык, сказать все это. Она ощутила внезапный прилив жалости к нему.

— Мне тоже жаль, — сказала она Быку. — Я верю в тебя и не хотела бы в тебе разочароваться.

— Пожалуйста, только не говорите, что не доверяете мне, мисс! — взмолился он. — Я хотел бы, чтоб вы верили мне больше, чем кому-то другому!

— Я хочу верить тебе, Бык, — сказала она, а затем порывисто поправилась: — Я верю тебе!

Он подъехал к ней ближе и положил свою грубую руку на ее нежное запястье.

— Я люблю вас, Диана, — сказал он очень просто и с большим достоинством, без тени какой-либо нерешительности или смущения. Она хотела заговорить, но он остановил ее жестом. — Пожалуйста, молчите. Я не жду, что вы полюбите меня, но это не омрачает мою любовь к вам. Просто я хочу, чтобы вы всегда знали это и еще знали, что можете позвать в любую минуту, и я приду на помощь. Я знаю, что вас любят все — ваш папа, да и другие мужчины вокруг. Вряд ли вы нуждаетесь во мне больше, чем в других, — всегда найдется кто-то, кто вам поможет. Но все равно я больше не могу скрывать. Лучше, чтоб вы знали. Больше мы не будем говорить об этом, мисс, но потому-то я и не уехал, когда ваш отец обидел меня.

— Я очень рада, что ты признался мне, Бык, — подбодрила его она. — Это высшая честь, какую мужчина может оказать женщине. Я, Бык, пока никого не люблю в том смысле, в каком любишь ты, но если когда-нибудь полюблю — несомненно, мужчина узнает об этом без всяких слов. Я дам ему какой-нибудь знак — девушки всегда так делают. Правда, говорят, что иногда мужчины страшно невнимательны. Почти что слепы.

— Я бы не был слеп, — уронил Бык. — Думаю, я бы сразу же узнал, что девушка любит меня.

— Правда однажды откроется, — заверила она его.

— Надеюсь на это, мисс, — кивнул Бык.

Она покраснела, поняв, что вложила в свои слова невольное обещание, а тот, кто услышал его, еще и многократно усилил смысл ее слов.

Дальше они ехали молча. Она была смущена тем, что Бык любит ее, но одновременно и рада, что он признался в своей любви. Разумеется, он был простым ковбоем — неграмотным, жестким и иногда грубым. Но об этом она не думала, ибо с самого детства не знала других мужчин, за исключением разве что отца и редких гостей с востока. Если б она его полюбила, ей вовсе не было бы стыдно.

— Пожалуйста, не называй меня «мисс», Бык, — девушка взглянула на него с улыбкой. — Я ненавижу это.

— Вы хотите, чтоб я звал вас по имени? — спросил он.

— Другие же зовут, — напомнила девушка. — Да и ты назвал только что.

— Сорвалось с языка. — Он застенчиво улыбнулся.

— А мне нравится, когда меня так называют.

— Хорошо, мисс.

Девушка громко рассмеялась.

— Я имел в виду — хорошо, Диана, — исправился он.

— Так-то лучше!

Вот так Диана Хендерс, девушка в целом вполне здравомыслящая, вместо того чтобы просто играть с огнем, раздула из маленького костерка большой пожар. Но откуда ей было знать, что для такой натуры, как Бык, позволение звать ее по имени было столь же сильным авансом, как для иного поцелуй или объятие?

Вернувшись на ранчо, они обнаружили коляску, запряженную двумя пугливыми лошадьми, привязанными к ограде загона под тополем. Она стояла прямо напротив офиса «Заставы Y».

— Чей это экипаж? — спросила Диана. — Я его раньше не видела.

— Уэйнрайты с северной стороны холмов. Я видел их в городе около недели назад.

— Ну конечно же! Я слышала о них. Мистеру Уэйнрайту не нравятся северные ландшафты.

— Он присматривает здесь пастбище, — уточнил Бык. — Не поэтому ли он сегодня здесь? Да нет, не похоже. Слишком мало у них воды, снаряжения, да и еды.

Они остановились у загона и спешились.

— Спасибо, Бык. — Девушка передала ему поводья. — Мы прекрасно прокатились.

— Спасибо, Диана! — Он сказал лишь это, но произнес ее имя совершенно иначе, чем все остальные мужчины, когда-либо произносившие его. Она уже почти пожалела, что потребовала звать себя по имени.

Когда Диана вошла в офис и направилась к своей комнате, отец окликнул ее:

— Заходи, Диана. Хочу познакомить тебя с новыми соседями. Моя дочь, мистер Уэйнрайт.

Диана протянула руку толстяку с близко посаженными глазами.

— А это его сын, мистер Джефферсон Уэйнрайт-младший.

Сын оказался холеным молодым человеком лет двадцати двух. Его внешность была достаточно приятной, но наряд производил впечатление избыточности, так что можно было усомниться в хорошем вкусе юноши. Однако ошибка его была вполне обычной для молодых состоятельных жителей востока, прибывающих в край скотоводов. От окаймленного золотом сомбреро до отделанных серебром шпор — парень не упустил ни одной детали одежды декоративного ковбоя. «Боже мой, да он выглядит как настоящая рождественская елка! — вынес приговор Техасец Пит, когда впервые увидел молодого Уэйнрайта. — Разве что свечей не хватает».

— Вы живете на севере? — осведомилась Диана.

— Да-с, милочка, — ответил старший Уэйнрайт. — Но вовсе не рассчитываем застрять там навечно. Вообще-то мы из Массачусетса — Ворчестер, слыхали о таком месте? Коврики, одеяла и попоны принесли нам удачу. Мы производили их даже для правительства. Имея это в виду, Джефф и вбил себе в голову, что хочет заниматься скотоводством. Естественно, я это одобрил. Тогда я как раз имел стабильный кормовой бизнес, еще до того, как купил мельницы. Когда он год назад закончил Гарвард, мы появились здесь. Но та сторона гор мне не нравится, так что я решил переехать сюда.

— Я как раз пытался объяснить мистеру Уэйнрайту, что по эту сторону гор недостаточно воды и кормов для еще одной крупной скотоводческой фермы, — заметил мистер Хендерс.

— Не имеет значения. Назовите свою цену, но назовите ее честно. Я куплю все. Может быть, я куплю половину здешней территории. Но цена должна быть справедливой. Старый Джефф Уэйнрайт слывет жестким торгашом, однако справедливым и честным. Просто скажите цену, имея в виду все заведение — здания, землю, скот, — в общем, все.

В ответ на это Элиас Хендерс лишь добродушно рассмеялся.

— Боюсь, все это не продается, мистер Уэйнрайт.

— Полно! Я куплю, а вы продадите. Продадите все! Джеф Уэйнрайт всегда добивается того, чего хочет. Итак, сынок, нам лучше уйти.

— Разумеется, вы не уйдете, не пообедав с нами, — нашлась Диана. — Обед должен быть уже готов.

— Не возражаю, — ответил старый Уэйнрайт, и они остались на полуденную трапезу.

Диана нашла молодого Уэйнрайта приятным, вежливым собеседником. Это был первый образованный человек, кроме отца, которого она встретила за всю свою жизнь. Его разговор и манеры, столь отличные от грубых манер и речей вакеро, составлявших ее маленький мирок, произвели на нее глубокое впечатление. Он мог интересно рассуждать о каких-то незначительных подробностях культурной жизни, о которых она лишь читала в книгах и газетах, — он же судил обо всем этом по собственному опыту. Первые два часа, проведенные с молодым человеком, увлекли ее и взволновали до невозможности. Они открыли перед ней новый удивительный мир, о котором она до сих пор лишь грезила, считая его скорее недостижимым сном, нежели доступной явью.

Если молодой Уэйнрайт и унаследовал отчасти самовлюбленность отца, то Диана забыла об этом, удивляясь его утонченным манерам и наслаждаясь общением с человеком, равным ей по социальному положению. То, что его папаша невозможен, она поняла с первого же взгляда, но сын казался другим. В отличие от своего родителя, юноша имел какой-то лоск, глянец хорошего воспитания, приобретенный, должно быть, в стенах колледжа.

Однако визит Уэйнрайтов вселил беспокойство не только в обитателей офиса. Тревога охватила все население ранчо. В спальном корпусе сгущались тучи.

— Проклятье на его шкуру! — воскликнул Техасец Пит.

— Чью? — спросил Короткий Бен.

— Моего покойника-папаши! Если бы старика не повесили так не вовремя, может, он послал бы меня в Гаварт[61], и я бы тоже купил себе ранчо. Так или иначе, что может поделать простой парень против этих фальшивомонетчиков, этих бездельников, поедающих крекеры?

Глава 5

— Я получил письмо от Уэйнрайта с сегодняшней почтой, Ди, — неделей позже сообщил дочери Элиас Хендерс. — Он вновь требует назначить цену за все «заведение».

— Мы можем поехать на восток и жить там, разве нет? — спросила девушка.

Хендерс бросил на нее взгляд, полный желчи. В ее тоне ему почудилась неподдельная грусть. Хендерс подошел к дочке и обнял ее.

— Ты хочешь ехать на восток и жить там? — спросил он ее.

— Мне нравится здесь, папа; но ведь там столько всего, чего мы лишены здесь! Мне хотелось бы посмотреть, как живут другие люди. Я хочу побывать в больших отелях, в театре и в опере, хочу встретить образованных культурных людей своего круга. И еще хочу ходить на вечеринки, где никто не напивается и не открывает стрельбу, — заключила она с улыбкой.

— Мы вовсе не должны продавать ранчо, чтобы уехать, — сказал отец. — Боюсь, я был эгоистом. Я не хотел уезжать обратно после того, как твоя мама покинула нас, и забыл, что ты имеешь право на все преимущества цивилизации, которые мы имели в избытке. А мне самому казалось достаточно ранчо и тебя.

— Но если ты уедешь, то кто же будет управлять ранчо, следить за всем? — настаивала девушка.

— О, все это может быть улажено. Неужели ты думаешь, что мы не в состоянии уехать, не продав ранчо?

— Будет лучше, папа, если ты станешь свободен от всех забот, — сказала она. — Если ты продашь ранчо и свою фирму, то не будешь и беспокоиться, как здесь идут дела.

— Старый Уэйнрайт никогда не купит их по их настоящей цене, даже если я соглашусь продать, — объяснил Хендерс. — Я расскажу тебе, что намерен сделать. Я назначу ему цену, и если он согласится, то я продаю ранчо. Но в любом случае, согласится он или нет, мы с тобой уедем на восток, если тебе так хочется.

— И какую ты намерен назвать цену?

— Семьсот пятьдесят тысяч долларов за ранчо и фирму. Мне могли бы дать и больше, если бы я предпринял серьезные усилия по поиску покупателя. Однако это тоже неплохая прибыль для нас. Я знаю, что она удовлетворит и Джона. Кстати, в своих письмах он все время спрашивает меня, почему я не продаю ранчо, не закрываю бизнес и не возвращаюсь на восток.

— Я знаю, дядя Джон всегда хотел, чтоб мы вернулись, — сказала Диана.

— На самом деле старому Уэйнрайту вообще нет дела до ранчо и скота, — помолчав, проговорил Элиас. — Его интересует прииск. Он предлагал мне миллион долларов в случае, если я продам все наши земли в штате, включая прииск. Уэйнрайт заметил, что наша деятельность на нем почти прекратилась. Здесь он прав. Но он думает, что я ухвачусь за возможность продать ему все, лишь бы избавиться от невыгодного дела. Подозреваю, что в последние полгода у него был шпион на прииске. Этот новый бухгалтер, которого прислал Корсон, когда твой дядя Джон был в Европе, — весьма подозрительный тип. Уэйнрайт думает, что узнал нечто, неизвестное мне, но ошибается — мне это известно. Дело в том, Ди, что в этом году мы разведали гораздо более богатую жилу, чем та, которую разрабатывали до сих пор. В принципе я знаю о ней уже два года. Но мы с Джоном считали, что сначала надо выпить досуха старую, благо денег у нас достаточно. Так что только один прииск стоит от десяти до двадцати миллионов долларов.

— Дядя Джон знает об этом? А нет ли опасности, что его могут обманом вовлечь в нечестную сделку?

— Вряд ли такое возможно. Хотя тебе должно быть известно, что он ничего не предпринимает без консультации со мной. Мы, конечно, довольно странные партнеры, Ди, однако полностью уверены друг в друге. Уже давно мы не заключали никаких письменных соглашений. Скрипа перьев между нами было мало, зато доверия — много. Когда кто-либо из нас женился, единственной предосторожностью для защиты наших взаимных интересов было составление завещания, в котором я оставлял все ему, а он — мне. После женитьбы мы составили еще по одному завещанию. Вот и все. Если я умру первым, все перейдет к нему. Если он умрет первым — ко мне, если же мы оба умрем, все будет поровну поделено между нашими здравствующими наследниками. Каждый из нас знает, что таким образом мы надежно защитим интересы своих семей, поскольку безоговорочно доверяем друг другу.

— Давай не будем говорить об этом! — воскликнула девушка. — Никто из вас не собирается умирать, правда?

— Ладно, Ди, — засмеялся отец. — Ты всегда думала по-своему. Ну вот, теперь мы планируем это путешествие на восток. Пожалуй, не стоит ехать, пока не закончится весеннее клеймение скота. Но во всем есть свои плюсы — за это время мы сможем проверить Колби. Если он будет держаться молодцом, то мы прекрасно поступим, в дальнейшем оставив управление на нем. Я считаю, что не стоит брать начальника со стороны, если можешь использовать своего человека. Кстати, что ты думаешь о нем, Ди?

— Право, не знаю, папа. Он мне очень нравится, к тому же он порядочен и предан тебе. Но он не разбирается в скоте и в пастбищах так хорошо, как Бык.

— О Быке не может быть и речи, — обрезал отец. — В третий раз я ему уже не поверю.

— Я знаю, что ты думаешь о нем. Согласна с тобой. И все же… Есть в нем что-то такое, папа, — я не могу как следует объяснить это, — что заставляет полностью доверять ему. Когда он рядом со мной, я чувствую себя в безопасности.

— Он загипнотизировал тебя. Надеюсь, он не влюблен в тебя? — спросил отец весьма серьезно.

— Они все влюблены! — воскликнула она, смеясь. — Но Бык меньше других.

— Полагаю, тебе пора замуж, — проговорил Хендерс. — Если б ты собиралась остаться здесь, я бы предпочел, чтобы ты вышла за западного парня. Но если ты собираешься на восток, то не должна поддаваться чувствам. Ты сама сказала, что существует огромная разница между здешними ковбоями и благовоспитанными жителями востока.

— Успокойся, папа, я до сих пор ни в кого не влюблена. Если и влюблюсь в ближайшее время, то, боюсь, это будет либо Хол Колби, либо Джефферсон Уэйнрайт.

— Неужели старший? — с усмешкой спросил отец.

— О, этот невозможный человек так забавен!

— Уж не знаю, насколько он забавен, но что невозможен — это точно. Даже более того.

— Что ты имеешь в виду?

— Я ему точно так же не доверяю, как не принимаю в расчет Быка. Он из тех жирных котов, которые не брезгуют любыми средствами, лишь бы не оказаться в тюрьме. Правда, мальчишка кажется гораздо более приличным, чем папаша.

— Он очарователен… — мечтательно произнесла Диана.

Проходили дни, прекрасные солнечные дни, которые Диана проводила, мечтая о путешествии на восток. Как обычно, она много каталась — то с одним, то с другим, но чаще всего с отцом и Холом Колби.

Задания, которые получал Бык, обычно вынуждали его находиться слишком далеко от ранчо, чтобы иметь возможность сопровождать ее, да и просто как-то с ней соприкасаться. Если он и понимал, что Колби сознательно дает ему такие задания с целью удалить от Дианы, то никому об этом не говорил. Хотя, разумеется, он не мог не заметить, что после всех случаев, когда он сопровождал Диану (обычно это бывало в воскресенье), он бывал нагружен работой особенно жестоко. В такие дни ему приходилось оставаться в седле до поздней ночи, а порой уезжать на два дня и более.

Наконец наступило время весеннего родео. Начали съезжаться наездники с других ранчо, иногда за сотни миль. Из-за большого количества походных кухонь «Застава Y» стала похожа на военный лагерь. С западных ранчо были привезены дикие, еще не объезженные лошади с выводками жеребят, еще не знавших седел. Все они были распределены между ковбоями — каждому достался целый табун из восьми лошадей. Прибыл и Джефферсон Уэйнрайт-младший, разряженный не хуже царя Соломона. Сначала ковбои очень смеялись над ним, но когда он отнесся к этому добродушно, немного поутихли. А после нескольких вечеров, когда он пел и рассказывал всякие забавные байки, они приняли его почти как своего. По большей части, правда, он находился в обществе Дианы Хендерс. И как результат такого легкомыслия, в его табуне оказались четыре необъезженные дикие лошади. Рабочие усмехались, когда Колби выбирал их для него, и, разумеется, все ранчо присутствовало, когда он впервые попытался объездить одну из них.

Диана тоже была там. Случилось, что она стояла рядом с Быком, когда первая из лошадей, заарканенная и сваленная на землю, была наконец оседлана, взнуздана и готова к объездке. Это был пегий жеребчик с крутой шеей, римским профилем и бельмом на глазу. Спина его — вероятно от страха — была горбатой, как у верблюда.

— Эта скотина выглядит весьма норовистой, — сообщил Бык девушке.

— Нельзя допустить, чтобы мистер Уэйнрайт сел на нее! — ответила она. — Он не привык к злым лошадям и может погибнуть!

— Я подумал об этом еще тогда, когда Хол выбирал ее.

— Не знала, что это его работа. Позор! — воскликнула она. — Эту лошадь для мистера Уэйнрайта должен объездить кто-то, кто умеет — как ты, Бык, — прибавила она, желая польстить ему.

— Вы хотите, чтоб я это сделал? — спросил он.

— Я не хочу видеть, как бедняга убьется.

Бык спокойно выступил вперед и перелез через ограду загона. Молодой Уэйнрайт стоял в нескольких футах от пегого жеребца и наблюдал, как несколько мужчин пытаются поправить повязку на глазах лошади. Бык понял, что парень боится.

— Хотите, я объезжу его для вас, молодой человек?

— Думаете, он не опасен?

— О, разумеется, он не более опасен, чем Канзасский циклон.

Уэйнрайт мило улыбнулся.

— Я буду благодарен, если вы попытаете счастье первым, и даже готов заплатить вам за труды, — пообещал он.

Бык приблизился к мужчинам, державшим коня.

— Выведите его наружу, — приказал он. — Мне требуется место, чтобы оседлать его.

Они выгнали брыкающегося мустанга из загона, а Бык подошел к нему сбоку.

— Что ты делаешь? — громко спросил Колби, стоявший слишком далеко, чтобы слышать предшествующий разговор.

— Объезжаю лошадь для этого хлыща, — спокойно ответил он.

— Не делай этого, — раздраженно приказал Колби. — Ты будешь объезжать тех лошадей, на каких я тебе укажу. Он — тоже.

— Я объезжу эту, — ответил Бык, схватился левой рукой за уздечку — правая была на передней луке седла — и аккуратно поставил ногу в стремя. Потом кивнул людям, державшим коня.

Те расступились, конь дернулся, увлекая за собой стоящего рядом мужчину. Он встал на дыбы, развернулся и лягнул Быка. Но там, куда пришли его копыта, человека уже не было — он был в седле. Жеребец неуклюже рванулся вперед, затем засунул морду между передних ног и начал весьма усердно и методично раскачиваться и бросаться на землю. Падая, он еще и прыгал из стороны в сторону, вправо-влево, дергая и вертя всем телом, и вдобавок истошно ржал и брыкался. Бык взмахнул своим сомбреро и шлепнул коня сперва по шее, а затем по крупу. Пегий взбрыкнул еще сильнее.

Поняв, что сбросить всадника с седла не удается, конь сменил тактику — начал вертеться из стороны в сторону в воздухе, высоко подпрыгивая. Но всадник лишь пришпоривал его, оставаясь в седле. Тогда жеребец, обезумевший от страха и ярости, извернулся и принялся жестоко кусать Быка за ноги. В то же мгновение его бок ожгло ударом плети. Тогда он снова встал на дыбы и рухнул на спину, пытаясь раздавить своего всадника. Вряд ли он промахнулся более чем на дюйм.

Найдутся знатоки, которые объяснят вам, как остаться невредимым, перебрасывая тело на другую сторону, когда лошадь падает набок. Но любой человек, под которым лошадь падала или сознательно бросалась на спину вместе с седоком, хорошо знает, что никакое искусство тут не поможет. Только счастливый случай сохранит всадника в подобной переделке. Так что и Бык остался цел лишь благодаря случаю.

Диана Хендерс ощутила ком в горле. Но в следующий миг конь вновь поднялся на ноги — вместе с всадником. Тот в нужный момент перекинул ноги через седло, а теперь как ни в чем не бывало поднялся и сидел в седле твердо, засунув их в стремена. Плеть опустилась сначала на один бок коня, потом на другой. Последовала дюжина прыжков. Наконец он немного успокоился, перешел на ровный бег и поскакал прочь. Пятью минутами позже конь вернулся размашистым шагом, пыхтя и весь в поту, все еще дрожащий и пугливый, однако спина его выпрямилась и уже не напоминала верблюжью.

— Теперь вы можете ездить на нем, — сказал Бык юному Уэйнрайту. Осторожно спешившись, он стоял, поглаживая пегого скакуна по шее.

Подошел сердитый Хол Колби. Но Бык спешился как раз возле того места, где стояла Диана Хендерс. Первой заговорила с ним она, и Колби, подходя, услышал ее слова:

— Огромное спасибо, Бык, — сказала она. — Прошу прощения, что попросила тебя объездить этого скакуна. Я думала, ты убьешься, когда он бросился на спину. Никогда не прощу себя.

— Ерунда, — ответил Бык. — Это моя работа.

Колби удалился, так ничего и не сказав. Если ранее между двумя мужчинами и имели место плохие отношения, то они никак не проявляли этого внешне. Но с этого момента Колби уже не прикладывал никаких усилий, чтобы скрыть, насколько не выносит Быка. Впрочем, тот тоже использовал малейший шанс, чтобы выказать презрение к бригадиру.

Даже более крепкие отношения, чем те, что связывали этих двоих, могли бы рухнуть из-за женщины. Но у этого охлаждения были и более серьезные причины. Уже то, что Колби получил должность Быка, могло быть достаточным поводом для разрыва. А кроме того, подозрения относительно причастности Быка к ограблению в Чертовом каньоне и ранению Мака Гербера могли настроить против экс-бригадира и куда более великодушную натуру, чем Хол.

Хотя Диане Хендерс и было досадно, что Джефферсон Уэйнрайт позволил другому объездить для него дикую лошадь, тем не менее она не могла отрицать, что сама же это и подстроила. Пожалуй, этим вечером она была чуть холоднее с молодым богачом, но вскоре оттаяла, покоренная мягкостью и любезностью его речей, а также их занятностью. Так что в течение последующих дней, пока продолжалось родео, большую часть времени она проводила с ним, что, конечно, вызывало немалое неудовольствие Хола Колби и остальных.

Правда, вечером того дня, когда Бык объездил пегого для Уэйнрайта, бригадир «Заставы Y» оставил последнего в покое. А на следующее утро Элиас Хендерс самолично явился в загон выбрал новый табун лошадей для «хлыща» и сказал пару слов на ухо своему бригадиру.

Долгие трудные дни, проведенные в седле, настолько вымотали всех обитателей ранчо, что после ужина они были готовы сразу же погрузиться в сон. Сигарета, немного болтовни или грубая шутка — и ковбои под звон своих шпор исчезали в темноте в поисках спальных мест.

— Сегодня мы видели след индейцев, — заметил высокий худой Техасец Пит как-то вечером. — Около дюжины их стояло лагерем по ту сторону каньона. Следы примерно четырехчасовой давности.

— Это могли быть мирные индейцы из резервации, — сказал кто-то.

— Нет, похоже, что ренегаты, — возразил Короткий Бен. — Но в любом случае я не оставлю ни шанса никакому индейцу. Я их всех перестреляю, так что они больше не явятся.

— Ты никогда не видел ни одного враждебно настроенного индейца, — сказал Техасец Пит.

— Много ты знаешь, обрезанный пьяный косоглазый лошадиный вор! — учтиво возразил Короткий Бен. — Нет, братец, с индейцами я страшен.

— Ей-богу! — воскликнул Пит. — Прямо как вот в этом куплете:

С той стороны походной кухни, где была разбита палатка Дианы Хендерс, вокруг костра собралась небольшая группа людей. Возле девушки находились ее отец, Хол Колби и Джефферсон Уэйнрайт-младший. Обоих молодых людей так и тянуло к Диане, когда они были свободны от своих обязанностей. Колби быстро понял преимущества, которые дает его сопернику образование, и вынужден был оставаться молчаливым наблюдателем хороших манер и слушателем бесед Уэйнрайта. Про себя он ужасно презирал юношу, но при этом постоянно искал его общества и часто ездил с ним — ведь он мог почерпнуть у него частицу той изысканности, которая, как он полагал, и составляла предмет восхищения Дианы. Колби задавал ему много вопросов, заставлял говорить о книгах, запоминая названия — он поклялся достать и прочесть все то, что Уэйнрайт обсуждал с Дианой.

Что до Быка, то его не допускали к вечернему костру Хендерсов, а днем Колби следил, чтобы дела не позволяли ему оказаться там, где могла быть Диана. Так что в результате Бык видел ее лишь в обычных домашних обстоятельствах.

Естественная сдержанность экс-бригадира превратилась почти в мрачность. Говорил он очень редко и никогда не улыбался, зато много находился в седле и всегда хорошо выполнял свою работу. Он прослыл лучшим работником фермы. Не было лошади, которую бы он не объездил, опасности, которую бы он не взял на себя, работы — даже самой трудной, — от которой бы он отказался. Несомненно, мужчины уважали его — но не было ни одного, кто любил бы его компанию, исключая разве что Техасца Пита.

— Ладно, парни, — сказал Элиас Хендерс, вставая. — Думаю, нам лучше лечь отдохнуть. Завтра предстоит тяжелый день.

Двое молодых людей встали. Колби потянулся и зевнул.

— Полагаю, вы правы, мистер Хендерс, — согласился он с хозяином, не трогаясь с места. Он ждал, что Уэйнрайт уйдет первым. Последний, однако, остановился, чтобы свернуть сигарету. Привычку курить он приобрел в последнее время, однако совершенства в этом искусстве еще не достиг. Действуя обеими руками, он тем не менее был весьма медлителен. Впрочем, взглянув на него, Колби понял, что тот просто-напросто тянет время, ожидая, что бригадир уйдет первым. Тогда Колби неторопливо извлек собственный кисет из кармана рубашки.

— Сверну сигаретку в свете твоего костра, Ди, — небрежно заметил он.

Согнув кусок бумаги, Колби насыпал в него немного табаку. Завязывая кисет зубами и левой рукой, правой он ловко свертывал сигарету, при этом согнув ее, чтобы заслонить табак от ветра. Уэйнрайт понял, что если он и имел преимущества над Колби в беседе, то были некоторые другие сферы, где бригадир значительно превосходил его. Свертывание сигарет было как раз одной из этих сфер, и Колби, вне всякого сомнения, решил покурить лишь для того, чтобы девушка могла произвести позорное сопоставление. Неуклюжие жесты юного Уэйнрайта так контрастировали с выверенными движениями бригадира!

Уэйнрайт зажег свою сигарету и в досаде переминался с ногу на ногу. «Почему этот несносный Колби не уходит?» — думал он. Колби же позволил сгореть трем спичкам, прежде чем наконец ему «удалось» зажечь свою сигарету. Теперь уже он тянул время. Элиас Хендерс давно отправился смотреть сны с той стороны палатки, вне поля зрения молодых людей.

Девушка заметила игру двух Ромео и с большим трудом подавляла смех. Все же ей было интересно, который победит, иначе она давно бы объявила ничью, отправив обоих по их собственным делам. Наконец Уэйнрайт нашел выход из ситуации.

— Пошли, Колби, — сказал он, кладя руку на плечо соперника. — Мы задерживаем мисс Хендерс. Спокойной ночи, мисс Хендерс! — И, сняв шляпу, вышел, увлекая с собой Колби. Но не прошли они и двадцати шагов, как Уэйнрайт остановился и обернулся назад.

— Ох, мисс Хендерс, я забыл кое-что спросить у вас, — окликнул он девушку и, направляясь в обратную сторону, бросил через плечо: — Не ждите меня, Колби, я ненадолго.

Колби пристально посмотрел вслед удаляющейся фигуре. Он бросил сигарету на землю и, выйдя из себя, затоптал ее.

— Я еще достану тебя, — бормотал он в ярости. — Ты, может быть, и король гостиных, но в Аризоне с гостиными плохо. Чертов хлыщ!

Уэйнрайт же вновь составил компанию Диане.

— Нынче слишком приятный вечер, чтобы идти спать, — сказал он. — Но я не имел ни малейшего шанса поговорить с вами, пока рядом околачивается этот Колби — словно он получил закладную на ваше время и имеет право что-то вам запрещать. Он из тех, кто портит любую беседу, пока она не касается коров — это все, о чем он способен разговаривать.

— Эта тема всегда вызывает интерес в наших краях, — патриотично ответила девушка. — Коровы — это вся наша жизнь, представьте себе.

— Это хорошо для ковбоев. Но для таких девушек, как вы, мисс Хендерс, в жизни есть и другие вещи. Вы достойны чего-то большего, чем коровы и ковбои. Вы любите музыку, книги и не станете отрицать, что любите говорить о них. Вы принадлежите востоку. Вам нужно ехать в Бостон.

— Мы собираемся возвращаться на восток после родео — папа и я, — ответила она. — Правда, не в Бостон, а в Нью-Йорк.

— Действительно? Как это забавно! Я тоже собираюсь возвращаться. Может быть, мы могли бы поехать вместе?

— Это было бы прекрасно, — согласилась девушка.

— А хотите остаться там? — взволнованно спросил он — и совершенно неожиданно взял ее за руку. — Мисс Хендерс! — воскликнул он. — Диана! Хотите ли вы остаться там навсегда? Я бы купил вам дом и сделал все для вашего счастья. Я люблю вас, Диана. Мы могли бы пожениться еще до отъезда. Разве не замечательно — провести на востоке наш медовый месяц? А потом в Европу! Мы могли бы объехать весь свет. Деньги ничего не значат для меня. Вы даже не представляете себе, как мы богаты!

— Да нет, почему же, представляю. Ваш папа упоминал об этом. — Она вырвала руку.

Казалось, Уэйнрайт пропустил мимо ушей намек на хвастливость своего отца.

— Скажи мне, что любишь меня, — настаивал он. — Скажи, что выйдешь за меня.

— Но я не знаю, люблю тебя или нет, — ответила Диана. — Я почти не знаю тебя, да и ты знаешь меня совсем недостаточно, чтобы хотеть прожить со мной всю оставшуюся жизнь.

— Нет, я хочу! — воскликнул он. — О, если б только я мог как-то доказать это! Слова тщетны, они не способны выразить мою любовь к тебе. Я боготворю тебя. Нет такой жертвы, которую я охотно и радостно не совершил бы для тебя и твоей семьи. Я бы умер за тебя, дорогая, и благодарил Бога за эту возможность!

— Я не желаю, чтоб ты умирал за меня. Я хочу, чтобы ты пошел спать и дал мне возможность подумать. Я никогда еще никого не любила. Может быть, я и полюблю тебя, кто знает? Но нет никакой необходимости спешить. Я отвечу тебе до своего отъезда на восток. А теперь уходи, будь паинькой.

— Но скажи, дорогая, что я могу надеяться! — взмолился он.

— Это твое неотъемлемое право — надеяться. Конечно, если ты действительно любишь меня, — ответила она, посмеиваясь, повернулась и исчезла в палатке. — Спокойной ночи!

Глава 6

На следующее утро Колби взял Уэйнрайта с собой. Глубоко в своем сердце он затаил решение избавиться от ненавистного соперника. Но как? Бригадир решил выбрать для поездки наиболее опасные и дикие территории и скакать до изнеможения, на износ лошадей. Если хлыщ погибнет, можно будет списать его смерть на какую-нибудь случайность или даже на индейцев. Никто не сможет доказать вину Колби. С другой стороны, ревнивцу и самому не хотелось обвинять себя в том, что Уэйнрайт мертв. Однако в последний момент план Колби был сорван Элиасом Хендерсом и Дианой, которая захотела поехать вместе с ними.

— Вы с Уэйнрайтом езжайте вперед, — сказал Хендерс, — а уж мы с Дианой следом за вами.

Бригадир молча кивнул, пришпоривая мустанга. Уэйнрайт также молча поскакал с ним рядом. Сложившееся сочетание не устраивало ни того, ни другого. Каждый обдумывал план, как бы оставить соперника в обществе старого Элиаса Хендерса, а самому остаться с девушкой, хотя в иных обстоятельствах любой из них был бы в восторге от перспективы провести день в компании босса «Заставы Y».

— Изумительное утро! — воскликнул Элиас Хендерс, обращаясь к дочери. — Может, в некоторых отношениях Бог и обделил Аризону, но в одном он одарил ее щедро — вряд ли где-то еще во всем мире может быть такое же чудное утро.

— Да, разве может быть где-то еще такая же красота? — воскликнула Диана в ответ.

— Это утро пьянит почти как вино, — заключил старик и перешел на другую тему: — Кстати, Бык ведет себя хорошо, не правда ли? Не похоже, чтобы он прикасался к спиртному с той ночи у Хэма.

— При этом он очень прилежно работает, — добавила девушка.

— Он всегда хорошо работал. Это лучший ковбой, какого я видывал. Вряд ли во всех семи округах штата найдется кто-то, кто сможет лучше объездить лошадь, заарканить ее, заклеймить, определить ее возраст или вес, или ухаживать за скотом, в каком бы состоянии он ни был. Никто не знает и пастбищ так, как он. Да вот хотя бы позавчера — один парень с Красных Гряд спросил у него совета по поводу своего пастбища. Так он, как выяснилось, знает его лучше хозяина.

— Действительно, он великолепен, — подтвердила Диана. — Я люблю смотреть на него, когда он в седле — прямо-таки просится на картину. Я всегда гордилась, что у нас работает такой человек. Надеюсь, что больше он пить не будет.

Элиас Хендерс покачал головой.

— Боюсь, ты заблуждаешься, — вздохнул он. — Пить он не бросит. Если уж какой-то порок входит у человека в привычку, то ему нужен стимул, чтобы остановиться. А у Быка такого стимула нет. Разве что работа. Но когда, скажи мне, столь жалкий повод удерживал мужчину от пьянства, а особенно такого, как он — ведь он лучший ковбой во всем штате! Нет такой фермы, которая не наймет его, трезвого или пьяного. Последнее время, Ди, он хотя бы возле тебя не сшивается… Я этому, честно говоря, рад. Не хотел бы, чтобы ты интересовалась парнями вроде Быка. Конечно, болтуны мне не нравятся, но и такие молчуны, как он, — тоже. Боюсь, на его совести есть что-то, что вынуждает его держать язык за зубами.

— Как ты думаешь, что произошло вчера ночью после твоего ухода? — внезапно спросила Диана.

— А что случилось? — спросил Хендерс.

— Джефферсон Уэйнрайт сделал мне предложение.

— Не может быть! И что же ты ему ответила?

— А что я должна была ответить?

— Это зависит от того, что ты думаешь о нем.

— Папа, скажи честно: хотел бы ты видеть его своим зятем?

— Если ты его выберешь, то и мне он будет по душе. Боже мой, да выбери ты хоть самого дьявола, я бы и тогда не протестовал.

— Прекрасно! Он действительно не так плох, как остальные? — воскликнула она со смехом.

— Я вовсе не имел в виду принизить его. По-моему, он весьма приятный парень. Он способен дать тебе все, а главное, может ввести тебя в круг людей, равных тебе, к которому ты принадлежишь по праву рождения. Ты не будешь вынуждена стыдиться его… В общем, все бы хорошо, да только мне не нравится его папаша.

— Да, его отец — и вправду препятствие, — согласилась она.

— Но ты его любишь? — переспросил отец.

— Не знаю. Я так ему и сказала. Он-то хочет, чтобы мы поженились еще до нашего отъезда на восток и чтобы все мы поехали вместе.

— Отличная идея — взять меня с собой в свой медовый месяц! Можете исключить меня, я не обижусь. Если другой мужчина собирается везти тебя на восток, то я, вероятно, могу и не ехать.

— Но я еще не собираюсь никуда с ним ехать. Я сказала ему, что дам ответ до нашего отбытия.

— Хорошая мысль — в том случае, если он действительно собирается жениться на тебе. А если это был минутный каприз? Тогда ты упустила свой шанс, — добродушно подшутил над дочерью Хендерс. — Впрочем, поговорим о другом претенденте, а именно о Холе. Мне кажется, что ветер дует скорее в его сторону? Я прав?

— Может быть, и прав. — Девушка усмехнулась. — Когда я с одним, мне нравится он, когда с другим — другой.

— А когда оба рядом с тобой, кто тебе нравится больше? Ты не задумывалась об этом?

— Задумывалась. Понимаешь, когда мы просто болтаем, то Хол всегда проигрывает Уэйнрайту. Но когда они сидят в седле, все совершенно иначе.

— Но люди проводят семейную жизнь отнюдь не в седле, — с юмором напомнил ей отец. Она вздохнула.

— Я в ужасном затруднении, папа. Знаю только одно — что выйду замуж либо за Хола Колби, либо за Джефферсона Уэйнрайта.

— Либо за кого-нибудь еще, — заметил Хендерс.

— Нет, больше ни за кого! — твердо заверила девушка.

Было уже далеко за полдень, и они повернули обратно, подбирая по пути небольшие стада коров, которых они отгоняли из каньонов и ущелий вниз, на равнину. Элиас Хендерс и Диана ехали на приличном расстоянии от бригадира и Уэйнрайта, когда Хендерс повернул назад и поднялся на вершину небольшого холма, чтобы бросить последний взгляд на местность — не ускользнуло ли от внимания какое-нибудь затерявшееся стадо? Диана находилась на расстоянии нескольких ярдов от него, когда он натянул вожжи. Было очень тихо. Коровы находились довольно далеко и медленно двигались вниз по долине. Слышалось лишь чавканье неподкованных копыт в рыхлом грунте да приглушенный скрип поношенного седла. Она приближалась к отцу.

Вдруг раздался треск ружейного выстрела, и лошадь Хендерса замерла как вкопанная, а затем рухнула наземь. Хендерс, однако, упал удачно и был невредим. Он сразу выхватил револьвер.

— Скачи отсюда, Ди! — окликнул он девушку. — Это индейцы! У тебя еще есть время, если ты отъедешь под прикрытием холма, а потом скачи во весь опор!

Она обернулась и посмотрела в сторону двух всадников за четверть мили от них — Колби и Уэйнрайта. Оба развернули лошадей и смотрели в ту сторону, откуда раздался выстрел. Она подумала, что с места, где они находятся, возможно, видны индейцы, недоступные пока ее взгляду.

Хол Колби пришпорил свою лошадь и стегал ее так, что она буквально полетела над землей по направлению к Диане. Уэйнрайт же заколебался, еще раз взглянул в сторону индейцев, а затем в обратном направлении — в сторону лагеря, находящегося на расстоянии пятнадцати миль. Внезапно он повернул свою лошадь и кинулся наутек.

В ее памяти промелькнули те взволнованные слова, которыми он утомлял ее уши накануне вечером: «Я тебя боготворю. Нет такой жертвы, которую я не принес бы охотно и радостно ради тебя и твоей семьи. Я бы умер за тебя, дорогая, — и благодарил Бога за эту возможность!» Ее губы скривились в презрительной усмешке, а глаза послали полный пренебрежения взгляд вслед удаляющейся фигуре Уэйнрайта.

Затем она вновь глянула на Колби. Как величествен он был в этот момент! Он вынул один из своих шестизарядных револьверов и теперь скакал не к холму, а прямо по направлению к индейцам. Исчезнув из поля зрения, он почти тут же вступил в перестрелку. Ей был слышен треск его револьвера, смешанный с выстрелами индейцев. И тут отец, на миг прервав огонь, обратился к ней:

— Боже мой, Ди, неужели ты еще здесь? Поспеши! У тебя есть немного времени, пока Хол обратил их в бегство, но они еще вернутся. Там их не менее дюжины. Скачи в лагерь за подмогой!

— Туда уже поскакал мистер Уэйнрайт, — сказала она. — Мы должны быть с тобой вместе всю жизнь. Чтобы привести помощь, не нужно двоих, а мой револьвер пригодится здесь, пока не прискачут парни. — И, несмотря на все протесты отца, она спешилась и подползла к нему.

За гребнем Диана видела Колби, скачущего к ним. Индейцы же группировались для преследования четвертью мили далее, окружая холм. На переднем плане валялся убитый краснокожий, а его лошадь, оставшаяся без всадника, убегала навстречу своим подругам.

Диана легла в нескольких футах от отца. Оба были готовы прикрыть отступление Колби, когда индейцы открыли дружный огонь.

— Хотел бы я иметь пару винтовок! — вздохнул Элиас Хендерс. — Будь у меня карабин тридцатого калибра, я бы и один продержался до приезда парней.

— Нам нужно продержаться всего час, папа. Я уверена, что парни успеют вовремя!

— Мы сделаем все, что можем, но, Ди… — Он сделал паузу, а когда продолжил, голос его чуть дрогнул: — Не дай взять себя живой, дорогая. Парни могут и опоздать. Уэйнрайт — никакой наездник, ему понадобится больше времени, чем любому из наших. Они-то загнали бы лошадь, но успели вовремя. Хорошо, если он застанет их. Но все дело в том, что в лагере в такое время может не быть никого, кроме повара, — вот чего я больше всего боюсь, моя девочка. Мы, конечно, сделаем все что можем. Скорее всего, мы спасемся, но если нет — помни, что я тебе сказал. Не дай им взять себя живой. Сбереги один выстрел. Ты поняла?

— Да, папа.

Колби, подгоняя лошадь шпорами и хлыстом, неожиданно выскочил на их сторону холма, резко осадил лошадь рядом с ними и спрыгнул с седла. Бедное животное упало набок в изнеможении. Колби выволок тело пыхтящей, задыхающейся лошади вперед, так, чтобы оно заслоняло собой Хендерсов, затем без единого слова приставил свой револьвер к лошадиному лбу и выстрелил между глаз.

Диана Хендерс испустила тяжелый, смятенный вздох. Неумолимый Колби повернулся теперь к ее собственному мустангу. Девушка закрыла глаза ладонями и сжала губы, чтобы сдержать рыдание. Мгновением позже раздался выстрел и звук падающего тела.

— Заползай за моего конягу, Ди, — приказал Колби. Он вцепился в тело ее мертвого мустанга, пытаясь подтащить его поближе к остальным, чтобы образовать треугольник из него и двух других мертвых лошадей. Получилось бы неплохое укрытие, наподобие окопа. Хендерс встал на колени и стал помогать Колби, в то время как Диана открыла огонь по приближающимся индейцам.

— Думаю, мы продержимся до прихода наших, — подбодрил бригадир. Он владел собой и был абсолютно хладнокровен — настолько же, насколько, вероятно, был хладнокровен Джефферсон Уэйнрайт в какой-нибудь бостонской гостиной. Даже прицеливаясь в полуголого орущего дикаря, Диана Хендерс думала об этом — и промахнулась. Она выстрелила еще раз. На этот раз индеец перестал вопить, схватился обеими руками за живот и свалился наземь. Да, Хол Колби мог бы научиться быть хладнокровным в бостонских гостиных. А вот сможет ли Джефферсон Уэйнрайт когда-нибудь стать хладнокровным среди дикарей в боевой раскраске, пронзительно кричащих и жаждущих его крови?

Теперь индейцы окружили холм, подступили к нему почти вплотную и стреляли, не переставая наступать. Естественно, от этих дикарей не приходилось ожидать и намека на благородство, так что в случае поражения трое людей на холме оказались бы в большой опасности. После того как один из их воинов был сражен пулей Дианы, апачи расширили свой круг и через несколько минут отошли на безопасное расстояние. Недоступные для револьверного выстрела, индейцы сбились в тесную группу. Трое людей на холме увидели, как они возбужденно разговаривают и жестикулируют.

— Замышляют какую-то чертовщину, — проворчал Хендерс.

— Надеюсь, что они не додумаются атаковать с разных сторон до прихода наших, — озабоченно произнес Колби. — Если это случится, нам останется только поцеловать друг друга на прощанье. Хотел бы я, чтобы тебя здесь не было, Ди. Этот чертов трусливый хлыщ смылся! Если бы он сразу не показал хвост, то могла бы ускакать ты. Разумеется, в верховой езде ты заткнешь за пояс этого теленка — ты была бы в лагере вдвое быстрее, чем он. А главное, была бы в безопасности… О дьявол! Они разделяются!

— Да, они опять окружают нас, — сказала Диана.

— Если они будут атаковать, Хол, подожди, пока они подойдут поближе и истратят побольше патронов. Тогда вставай и дай им жару, — распорядился Хендерс. — А ты, Ди, покрепче прижмись к земле и не двигайся, просто смотри на нас. Если увидишь, что мы оба упали, значит, все кончено. Тогда ты должна сделать то, что я сказал тебе.

Хол Колби посмотрел на прекрасную девушку, нахмурившись, — он без объяснений понял, что имел в виду ее отец.

— Чертов хлыщ! — пробормотал он в ярости и после небольшого размышления продолжил: — Может быть, не стоило мне убивать всех лошадей? Тогда Ди еще могла бы скрыться…

— Нет, — заверил его Хендерс. — Ты все сделал правильно, Хол. Ди не успела бы скрыться. Я говорил ей, но она не послушалась — а уже тогда, по большому счету, было поздно.

— Я тоже считал, что слишком поздно, — согласился Колби. — Но, возможно, я ошибался. Хотел бы я, чтобы здесь был этот чертов хлыщ!

— Они подходят! — закричала Диана.

С четырех сторон на них мчались индейцы. Их дикие вопли беспощадно разрушили тишину солнечной долины. Трое припали к земле в томительном ожидании. Безмолвие длилось до тех пор, пока ближайший краснокожий не очутился где-то в двадцати пяти ярдах от них.

— Пора! — сказал Хендерс, вставая. Колби мгновенно поднялся, открывая огонь. Диана тоже не собиралась ждать своей судьбы, припав к земле, — она вскочила на ноги почти так же быстро, как двое мужчин.

— Ложись! — крикнул ей Хендерс, но ее единственным ответом был меткий выстрел, уложивший коня под индейским воином шагах в двадцати от них. Колби и Хендерс тоже положили по индейцу, а Колби попал еще и в лошадь третьего. Теперь ренегаты были совсем близко и представляли собой прекрасные мишени для трех белых, каждый из которых был отменным стрелком. Они не тратили патроны зря, попадая с первого раза.

Индейская лошадь заржала и повернула в сторону, унося своего всадника вниз по покатому склону холма. Вторая споткнулась и обрушилась на землю, распластав в пыли своего раскрашенного хозяина. Раненый воин тоже повернул назад и, нелепо прихрамывая, побежал, пытаясь укрыться от опасности. Еще один упал замертво, уже ни о чем не заботясь. Двое пеших воинов бросились врукопашную, используя свои опустошенные ружья как дубинки. Один из них прыгнул к Диане, другой к Колби. В этот момент Элиас Хендерс поднял обе руки над головой, ружье выскользнуло из его обессилевших пальцев, и он упал как подкошенный прямо на тело своей мертвой лошади.

Колби выстрелил в живот тому, который бросился на него, и мгновенно повернулся в сторону Дианы. Прямо позади нее он увидел раскрашенное лицо огромного вождя. Колби видел, как тот взмахнул ружьем, желая размозжить ей голову. Она дернула курок кольта, чье дуло было направлено на покрытое потом, лоснящееся тело дикаря, но ответного выстрела не последовало. Прыгнув к ним, Колби внедрился между Дианой и вождем, вцепился в ружье и вырвал его из рук краснокожего.

Индеец потянулся к ножу. Колби, у которого было два разряженных ружья, но не было времени заряжать, попытался поразить своего врага одним из них. Борясь, они упали.

Диана Хендерс перезарядила свой револьвер и осмотрелась. Отброшенные индейские воины перегруппировались и возвращались с дикими победоносными криками. Похоже, они считали битву выигранной.

Раненый Элиас Хендерс ценой огромного усилия приподнялся на локте, осмотрел поле битвы и мгновенно оценил ситуацию.

— Ди! — закричал он. — Скорее же, девочка моя! Не нужно ждать, убей себя! Не дайся им живой!

— Некогда! — крикнула она и повернулась к двоим, белому и краснокожему, сцепившимся в смертельной схватке у ее ног. Она приставила дуло своего револьвера к перекатывающемуся, мечущемуся телу индейца и выжидала момент, когда можно будет вогнать пулю в вождя, не поранив при этом Колби.

Сзади к ней быстро приближались возвратившиеся воины. Копыта их лошадей глухо стучали по рыхлой земле. Они были уже почти рядом, когда пальцы Колби наконец нашли горло вождя, и голова последнего резко дернулась в сторону. Этого-то мгновения и ждала Диана. Она приблизилась к ним вплотную, раздался звук выстрела, и ренегат затих в железной хватке Колби.

В то же мгновение они услышали дикий крик откуда-то снизу — кто-то приближался к холму. Однако оставшиеся индейцы наступали с противоположного фланга, поэтому было непонятно, кто же кричит. Не очередной ли это отряд ренегатов?

Колби отбросил в сторону тело вождя и уже стоял на ногах возле любимой. Оба они посмотрели в ту сторону, откуда доносился новый звук, — и увидели, как двое верховых мчатся к ним сумасшедшим галопом.

— Это Бык! — закричала Диана. — Бык и Техасец Пит!

Кони приближающихся ковбоев шли голова к голове. Сами всадники выли как демоны. Индейцы, которых осталось всего пятеро, прислушались к этому реву, на мгновение приостановились и повернули в сторону — бороться с таким подкреплением было для них уже слишком. Выпустив прощальный залп, они во весь опор поскакали прочь.

Но Бык и Пит не собирались давать им уйти так просто. Милю, а то и больше они преследовали ренегатов, пока не поняли, что их почти загнанные лошади не смогут обойти коней противника. Тогда они повернули назад и легкой рысью вернулись к троим на холме.

Как только прямая необходимость в обороне отпала, Диана преклонила колени возле отца и взяла в руки его голову. Колби также подошел к распростертому человеку, чтобы помочь ей. Внезапно, взглянув в глаза Элиаса Хендерса, девушка отпрянула в ужасе.

— Хол! Хол! Он умер! — закричала она и, скрыв лицо в ладонях, разрыдалась.

Колби, непривычный к женским слезам и вообще к столь сильному проявлению горя, на миг утратил дар речи. Он почти механически обнял ее и привлек к себе. Ее лицо было у него на груди, когда Бык и Техасец Пит въехали на холм и спешились. Оба мгновенно поняли смысл этой жалобной сцены. Но помимо гибели «старикана», которого оба любили — по крайней мере, Бык, — они поняли и кое-что другое.

Глядя на Диану и Колби, Бык слышал похоронный звон по малейшей надежде на личное счастье. Он был в высшей степени опечален и ожесточен, поднимая тело убитого хозяина и укладывая его поперек седла.

— Садитесь на лошадь Пита, мисс, — сказал он мягко. — Колби, ты иди вперед, с ней, а мы с Питом пойдем за вами — с телом старика.

Его предложение приняли без единого слова. Было в нем что-то, заставляющее подчиняться, хотя он больше и не был бригадиром. Так было всегда — в любой ситуации он оказывался лидером. Даже если Быку не верили, то все-таки невольно подчинялись. Вероятнее всего, потому, что он был человеком огромной силы, к тому же весьма быстро соображал и почти неизменно оказывался прав. Но вовсе не потому, что люди любили его, — качества, которые обычно привлекают симпатию людей, отсутствовали у Быка напрочь.

Диана и Колби поехали вперед. Бык и Пит надежно привязали тело Элиаса Хендерса к седлу. Маленький траурный кортеж медленно двинулся к лагерю.

Глава 7

Через неделю после похорон Элиаса Хендерса во дворе ранчо «Застава Y» появилась коляска Уэйнрайтов. Отец и сын вылезли из нее и вошли в дом. Они обнаружили Диану в кабинете — она работала с книгами, которые вела для отца, выполняя обязанности бухгалтера в случае, если такового не было в штате. Сейчас как раз был такой случай.

Она приветствовала их вежливо, хотя и без всякой сердечности. Это была первая ее встреча с ними со времени смерти отца — она отказалась видеться с молодым человеком после возвращения в лагерь с телом Элиаса Хендерса.

— Через несколько дней мы рассчитываем отправиться, мисс Хендерс, — сказал старший Уэйнрайт. — Решили перед отъездом навестить вас. Может быть, вам нужен совет или какая-то помощь — поможем всем, чем сможем. Мы оба всегда в вашем распоряжении.

— Весьма любезно с вашей стороны, — ответила девушка. — Но в общем, у меня здесь столько добрых друзей, что я вовсе не собираюсь чем-то беспокоить вас. Все были со мной очень добры.

— От лишнего добра вреда не бывает, — продолжал старик как ни в чем не бывало. — Наши возможности вам известны. Если у вас, к примеру, возникнет нужда в деньгах, чтобы преодолеть трудное время, пока не улажены дела с наследством — что ж, только кликните Джефферсона Уэйнрайта. У него много денег, и он не скупец.

— Ничего не нужно, спасибо, — повторила она с едва заметным оттенком неприязни.

Старик медленно встал с кресла и засунул в карманы свои жирные лапы.

— Пойду-ка я немного прогуляюсь, — произнес он. — Думаю, что вам, молодые люди, есть что сказать друг другу. — Он гадко подмигнул им и удалился вразвалочку.

Когда он вышел, в комнате повисла напряженная тишина. Наконец Джефферсон Уэйнрайт-младший, несколько раз хорошенько прокашлявшись, прервал ее.

— Папаша говорил вполне искренне. Мы действительно в твоем полном распоряжении. А после нашего разговора той ночью… ночью накануне гибели твоего отца — ты знаешь, мне кажется, я имею право помогать тебе, Диана.

Она выпрямилась с суровым и непреклонным видом.

— Думаю, нам лучше забыть об этом, мистер Уэйнрайт. После всего, что случилось, я думаю, что ответ вам ясен, и нам обоим нет смысла унижаться до его произнесения.

— Должен ли я понять, что вы, как и ваши ковбои, обвиняете меня в том, что я поскакал за помощью? Но вас всех убили бы, если б не я! По-моему, я поступил вполне благоразумно, — заключил он даже с некоторым вызовом.

— Да уж, полагаю, вы поступили в высшей степени разумно, — произнесла она ледяным тоном. — А Хол Колби, наоборот, сделал большую глупость, оставшись с нами и рискуя жизнью ради меня с отцом.

— Вы страшно несправедливы, Диана, — настаивал он. — Весь ход событий доказывает, что я поступил правильно. Я встретил Быка и этого техасского парня на полпути к лагерю и прислал их вовремя.

— Если бы они были столь же разумны, как вы, то поехали бы в лагерь за более внушительным подкреплением. Однако они, как и большинство наших здешних парней, не слишком разумны, так что, едва не загнав лошадей, примчались к нам на помощь. Их было всего двое, зарубите это себе на носу. А ведь вы, помнится, сказали им, что мы окружены не менее чем сотней индейцев.

— О Боже, ну будьте же немного снисходительней ко мне, Диана! — взмолился он. — Согласен, что я был напуган и, возможно, поступил не лучшим образом. Но сделайте же скидку на мою неопытность! Все здесь слишком непривычно для меня. До того дня я ни разу в жизни не видел диких индейцев. И все же думаю, что я был прав, поехав за помощью, — толку от меня все равно было бы мало. Неужели вы не способны простить меня, Диана, и дать мне еще один шанс? Если вы выйдете за меня, я заберу вас из этих забытых Богом мест туда, где нет никаких индейцев.

— Мистер Уэйнрайт, я не собиралась обижать вас, но вы просто вынуждаете меня сделать это. Вы должны понять, что если бы даже на земле не осталось других мужчин, кроме вас, я все равно бы за вас не вышла. Я не могу выйти за труса — а вы трус. Точно таким же трусом вы останетесь и на востоке, так что ни в какой опасности на вас нельзя будет положиться. Кстати, некоторые наши парни тоже родом с востока — Хол Колби, например, родился в Вермонте. В тот день, когда вы удрали, произошло его боевое крещение. Если вам нужны какие-то причины моего отказа, то первую и наиглавнейшую я вам назвала. — Голос ее был низким и ровным, как и у покойного отца в те редкие минуты, когда он бывал зол, а вот интонация — резкой и язвительной. — Я убеждена, и всегда буду убеждена, что если бы вы тогда не сбежали, то мы бы справились с дикарями сами, и мой отец не стал бы бессмысленной жертвой!

Она встала. Поднялся и он, безмолвно ожидая окончания ее речи. Дослушав же до конца, повернулся и пошел к выходу. На пороге он замер и вновь повернулся к ней.

— Надеюсь, что вы не пожалеете о своем решении, — уронил Уэйнрайт, и в его тоне послышалась угроза.

— Уверяю вас, что никогда не пожалею о нем. До свидания, мистер Уэйнрайт.

Когда он вышел, девушка содрогнулась всем телом и бессильно упала в кресло. Ей хотелось, чтобы рядом был Хол Колби. Она нуждалась в поддержке и утешении. Как не хватало ей чувства безопасности, которое давало постоянное присутствие любящего отца! Почему все мужчины не могут быть такими, как Хол и Бык?

Когда Диана думала о мужской храбрости, она всегда почему-то представляла себе не только Хола, но и Быка. Как прекрасны были все они в тот день — Хол, Бык и Пит! Да, они были жесткими и грубыми, как всегда — в потертой испачканной одежде, не заботящиеся о внешнем лоске. Не боящиеся ни человека, ни зверя, ни дьявола. Они легко рисковали жизнью и привыкли шутить со смертью. Но при этом с какой заботливой нежностью они тогда доставили ее в лагерь! И в продолжение всей долгой, страшной для нее дороги каждый из трех готов был по первому зову броситься ей на помощь.

Из всех трех больше всех поразил ее Бык, так как прежде именно он казался ей самым грубым и бесчувственным. От него менее всего приходилось ждать проявлений эмоциональности, симпатии или нежности. Но как раз он-то и оказался наиболее чутким и деликатным. Именно он послал Диану вперед вместе с Колби, чтобы она не видела, как бездыханное тело ее отца укладывают на лошадь. Он укрыл останки Элиаса Хендерса попонами, чтобы она не была потрясена, видя, как тело отца раскачивается в такт движению. И это именно Бык всю ночь объезжал отдаленные ранчо и вернулся рано утром с двумя колясками, так что дальнейший путь домой проходил для нее с наибольшим комфортом. Он говорил с ней изменившимся, более мягким, чем обычно, голосом. Он настаивал, чтобы она ела, и даже заставлял силой, когда она пыталась отказаться от пищи.

Однако после похорон отца она больше не видела его, так как он снова был послан загонять скот на последние несколько дней родео — в то время как Хол Колби все время оставался при ней, участвуя в составлении планов на будущее. Он помог ей собрать разбежавшиеся мысли в тот трудный момент, когда утрата близкого человека заставляет даже самого рачительного хозяина ослабить хватку.

Когда Уэйнрайт-младший вышел из ее комнаты, девушка погрузилась в размышления. Стенные часы над отцовским столом шли так же, как шли долгие годы, словно не случилось ужасного события, — она не остановила их вовремя, а теперь вроде бы было уже поздно. Все было так, как будто ее отец сидел в своем привычном кресле, а не лежал в песчаной яме на уединенном кладбище за Хендерсвилем, чьи камни, охраняющие покой разрозненных могил от покушений койотов, служили приютом ящерицам да гремучим змеям.

Ее благоговение было нарушено грохотом тяжелых башмаков по полу веранды. Она подняла глаза как раз в тот момент, когда старший Уэйнрайт ввалился в комнату. На этот раз он не улыбался, да и манеры его были не столь учтивы, как в первый приход.

— Мы собираемся ехать, мисс Хендерс, — бросил он отрывисто. — Но перед отъездом нам не помешает перекинуться словечком-другим. Дело в том, что незадолго до смерти вашего папаши мы вели с ним переговоры о купле-продаже и намеревались заключить сделку. Конечно, вам об этом ничего не известно. Ваш отец хотел уехать отсюда, сдав дела кому-нибудь другому — теперь, когда его прииск иссяк. Я же со своей стороны собирался купить пастбища по эту сторону гор. Мы с вашим папенькой уже почти договорились обо всем, когда произошел этот несчастный случай. Теперь послушайте меня внимательно, дорогое дитя. Разумеется, прииск уже ничего не стоит. Да и пастбища почти не дают корма. К тому же здесь недостаточно воды для того количества скота, которое я собираюсь пригнать сюда. Но Джефферсон Уэйнрайт — человек слова. Если я сказал вашему покойному отцу, что даю ему двести пятьдесят тысяч долларов за его владения, то не снижу цену, даже если пойму, что они стоят гораздо меньше. А я думаю именно так, дорогое дитя. Все бумаги у меня готовы, так что вам не надо тратиться на юриста. Вы можете получить деньги, отправляться на восток и жить, как вам захочется, в свое удовольствие. Как ваша левая ножка захочет, так и будете жить.

Надо сказать, что чем глубже толстяк вдавался в предмет и чем быстрее говорил, тем больше переходил на простонародный диалект своей родины, уснащая свою речь какими-то неясными словечками или циничными присказками. Наконец он приостановился.

— Что скажете? — поинтересовался хитрец.

— Это ранчо не для продажи, мистер Уэйнрайт, — тихо, но твердо ответила девушка.

Толстяк от удивления широко распахнул как свои маленькие свиные глазки, так и огромный ротище.

— Что значит — «не для продажи»? Вы, должно быть, помешались от горя, дитя мое! Вы даже не понимаете, что говорите!

— Я прекрасно понимаю, что говорю. И повторять не собираюсь, — сказала она. — Папа успел обсудить со мной все это. В том числе он рассказывал о вашем предложении купить наши владения за миллион долларов. Но это ранчо не для продажи, будь ему цена миллион или сколь угодно больше. Вам, мистер Уэйнрайт, я не продам его ни под каким соусом. С вашей стороны было бы весьма разумно оставить эту тему и удалиться.

Жирное лицо Уэйнрайта налилось кровью и стало багровым от гнева. Он мгновенно утратил дар речи и, направляясь к дверям, никак не мог подыскать слов, адекватно выражающих его бурные чувства. Конечно, он не был оскорблен, ибо принадлежал к той породе людей, чья толстая шкура, подобно неуязвимой броне, защищает их от любых оскорблений. Скорее, он был взбешен от мысли, что его поймала на мошенничестве, разоблачила и расстроила его планы — девчонка, с его точки зрения, почти младенец! И, как и следует ожидать от подобных людей, он был зол скорее на нее, нежели на свою неловкость. Дойдя до дверей, он наконец нашел, что сказать.

— Ты пожалеешь об этом! Пожалеешь! — закричал он, угрожающе тряся кулаком в ее сторону. — Запомни, я еще получу эту землю! Джефферсон Уэйнрайт может купить и продать тебя двадцать раз. Он всегда добивается того, чего хочет!

Внезапно за его спиной возникла высоченная мужская фигура. Мозолистые трудовые руки весьма невежливо схватили его за воротник пиджака, и тихий голос сказал в самое ухо:

— Разве хорошо трясти кулачишкой перед лицом леди, ты, канюк беременный?

После чего старший Уэйнрайт был бесцеремонно выдернут из дверей и вышвырнут с веранды, а его скорость многократно возросла благодаря пинку высокого ковбойского башмака.

— Думаю, тебе лучше держаться отсюда подальше, — продолжил говорящий низким басом.

Уэйнрайт с трудом поднялся на ноги и повернулся к обладателю голоса. Теперь он затряс уже двумя кулаками и в неистовстве запрыгал или, пожалуй, даже затанцевал:

— Я тебя достану! Да ты хоть знаешь, с кем имеешь дело? Я могу купить и продать тебя сто тысяч раз подряд. Я Джефферсон Уэйнрайт, а ты — двадцатипятидолларовый пастух!

— Vamoose![62] — предложил мужчина. — И побыстрее.

Он подкрепил свой приказ выстрелом — пуля подняла небольшой фонтанчик пыли меж ступней Уэйнрайта. Толстяк побежал к коляске, которую его сын уже подогнал к лошадиному загону. Мужчина на веранде пальнул опять, и снова пыль взвилась возле ног испуганного жителя востока.

Диана Хендерс вышла из комнаты и встала в дверях, опершись о дверной косяк. Она улыбалась.

— Не покалечь его, Бык, — сказала она.

Мужчина коротко усмехнулся.

— Я не собираюсь калечить его. Я просто хочу его немного поучить. Эти пожиратели бобов — совсем серые, их надо обучать манерам.

Говоря это, он продолжал палить по убегающему Уэйнрайту. Каждый выстрел поднимал облачко пыли у ног толстяка. Наконец Уэйнрайт достиг угла спального корпуса и исчез за ним.

Выстрелы привлекли внимание повара и еще нескольких человек, оказавшихся неподалеку, — в итоге образовалась небольшая, но весьма заинтересованная аудитория, наблюдавшая позор Уэйнрайта, в том числе и Техасец Пит, который весь трясся от дьявольского веселья.

— Ей-богу, взгляните-ка на него! — кричал он. — Этот человек всегда хорошо питался! Держу пари, что сейчас он побьет все мировые рекорды на дистанции между офисом и спальным корпусом. Господа, делайте ваши ставки на результаты прыжков в высоту и длину!

Наконец Бык засунул револьвер в кобуру. Улыбка сошла с его лица.

— Я думала, ты еще на родео, Бык, — проговорила девушка.

— Мы закончили прошлой ночью, — объяснил он. — Я приехал сюда первым… — Он склонил голову в очевидном смущении. — Приехал за расчетом, мисс.

— За расчетом? Разве ты собираешься уезжать, Бык?

— Думаю, так будет лучше, — ответил он. — Я собираюсь взять отпуск.

Глаза девушки расширились и заметно увлажнились. Решившись взглянуть ей в глаза, Бык встретил изумленней и обиженный взгляд.

— Видите ли, мисс, — поспешил он объяснить, — мои дела складываются неважно. Я не жалуюсь, но кое-кто здесь не любит меня. Вот я и подумал — лучше уйти самому, не дожидаясь, пока меня выгонят. Пока ваш папенька был жив, все было иначе. Я был бы горд и счастлив работать и у вас — если бы здесь не было кое-кого другого. Но есть и другие. Думаю, у вас найдутся хорошие работники и без меня. Будет лучше для всех, если я уберусь отсюда.

От одной мысли о его уходе Диана почувствовала ком в горле. Она вдруг осознала, насколько стала зависеть от этого человека. Даже простой факт, что Бык находится где-то поблизости, давал ей огромное чувство безопасности. Этот человек стал для нее глубоко въевшейся привычкой, и расставаться с этой привычкой было очень тяжело.

— Только не это, Бык! — воскликнула она. — Я не смогу обходиться одновременно без отца и без тебя. Ты мне как брат, Бык, а я сейчас сильно нуждаюсь в брате. Ты не можешь вот так взять и уйти, а, Бык? Ты ведь и не хочешь уходить на самом деле?

— Да, мисс, я действительно и не должен, и не хочу — если вы хотите, чтоб я остался.

— Так ты останешься?

Он кивнул.

— Но все-таки поговорите с Колби. Я полагаю, он хочет рассчитать меня.

— Да нет же, я уверена, что это не так, — возразила она. — Хол хорошо относится к тебе, Бык. Он говорил мне, что ты — один из его лучших друзей, и очень сожалел, когда ты потерял место бригадира, несмотря на то что занял его сам. Он сказал мне, что не хотел занимать это место.

Бык никак это не прокомментировал. Что бы он ни думал, это не отпечаталось на его лице. Тотчас же он повернулся в сторону загона. Уэйнрайты, старший и младший, поспешно усаживались в свою коляску, уже готовую отправиться.

— Одно ваше слово, — пообещал Бык, — и я загоню их так далеко, что они навсегда забудут путь сюда.

— Не нужно, — ответила она, улыбаясь. — Пускай едут. Я уверена, что они и так никогда не вернутся.

— Полагаю, старый джентльмен осознал, что непопулярен на нашем прииске, — сказал Бык со слабым следом усмешки. — Но вот не знаю, как насчет молодого хлыща. — Он вопросительно посмотрел на Диану.

— Вдвойне, Бык, — махнула рукой девушка. — Я узнала, что это за человек, в день, когда на нас напали апачи. Этого мне хватит на две жизни вперед.

— Полагаю, мисс, теперь наши мнения об этих людях совпадают. Гонору и хвастовства выше крыши, но порой они напоминают старых глупых баб — даже самые крутые.

— Он был чрезвычайно интересной компанией, — не без иронии восстановила она справедливость.

— Пока рядом не было индейцев, — закончил ее мысль Бык. — Кстати, мне показалось, что, когда я оказался поблизости, старый джентльмен был чем-то весьма взволнован. Кажется, он говорил, что твердо намерен получить это ранчо. Так что же, получается, для этого он и приезжал?

— Да, именно для этого. Он предложил мне четверть того, что предлагал отцу накануне его смерти, а отцу предлагал двадцать процентов подлинной стоимости. Видишь ли, Бык, на самом деле их интересует не ранчо и не скот. Они лишь прикрываются всем этим, как предлогом заполучить прииск. Они думают, что отцу была неизвестна подлинная ценность копей, но тут они просчитались. Дело в том, что недавно была открыта новая жила, гораздо богаче первой. Отец знал об этом, и Уэйнрайт как-то тоже узнал.

— Старый скунс! — пробормотал Бык.

Уэйнрайты выехали со двора ранчо и направились в сторону Хендерсвиля. Старик все никак не мог отдышаться и сыпал проклятиями в адрес Дианы и Быка. Юноша был молчалив и мрачен. Они собирались заехать в городок, желая пообедать перед возвращением на свое далекое северное ранчо. Внезапно впереди они увидели всадника, скачущего навстречу. Молодой Уэйнрайт узнал его первым.

— Это Колби, — сказал он отцу. — Он не выносит того парня, Быка, потому что оба запали на девчонку. Имеет смысл подружиться с ним, если ты хочешь разделаться хотя бы с Быком.

Когда коляска поравнялась с Колби, тот ограничился коротким кивком в их адрес. Стало ясно, что беседовать он не намерен. Ему не нравились оба, особенно молодой. Но все же, когда старик окликнул его, Колби повернул коня к их упряжке.

Вы ведь по-прежнему бригадир, не так ли? — поинтересовался Уэйнрайт-старший.

Колби кивнул.

— А что такое? — спросил он.

— Да так. Я только хотел сказать вам, что кое-кто из ваших плохо ведет себя с соседями.

— Как так?

— Я, понимаете ли, выхожу после дружеского визита, как вдруг один из ваших людей начинает палить в меня. Так не поступают с друзьями. Представьте себе, что бы вы подумали, если бы мы обстреляли ваших людей?

— Кто это был? — спросил Колби.

— Бык, — сообщил младший Уэйнрайт. — Думаю, он опять был пьян. Я слышал, что он любит пострелять, когда выпьет. Перед нашим отъездом он стоял на веранде и любезничал с мисс Хендерс, — добавил ябедник. — Я и не подозревал, что она хорошо чувствует себя в обществе подобных людей.

Колби нахмурился.

— Спасибо, что сказали мне. Ну, черт побери, и устрою же я этому нахалу!

— Хорошо бы, дружище. Во всяком случае, я решил, что правильнее будет поставить вас в известность, — сказал Уэйнрайт-старший. — Ну, до свидания. Если будете в наших краях, наведывайтесь.

— Пошел! — крикнул младший Уэйнрайт, и парочка покатила дальше по пыльной дороге.

Колби перешел на галоп. Достигнув ранчо, он увидел Быка, сходящего с крыльца, на котором стояла Диана Хендерс, закусил губу и еще больше нахмурился. Он снял с лошади седло и уздечку и отвел ее в загон, напоследок не слишком-то ласково хлопнув по крупу. Этот шлепок выдавал его расположение духа. Затем он направился прямо к спальному корпусу и подошел к входу одновременно с Быком.

— Слушай, Бык, — сказал Колби без всякой преамбулы. — Эти дела с пьянкой и стрельбой зашли слишком далеко. Я не собираюсь больше терпеть твои выходки. Думаю, тебе лучше всего взять расчет.

— Хорошо, — сказал Бык. — Сходи выпиши мне его, а я пока упакую барахло.

Колби, одновременно ошарашенный и обрадованный тем, что Бык принял увольнение настолько философски, отправился в офис. Бык же пошел в спальный корпус. Короткий Бен, Техасец Пит и еще несколько человек, ставшие невольными свидетелями его разговора с бригадиром, посмотрели на него вопросительно.

— Ей-богу, — воскликнул Пит, — я собираюсь уволиться. Пойду-ка за расчетом прямо сейчас, как можно быстрее. Pronto! — И он направился к выходу.

— Подожди минутку, старина, — остановил его Бык. — Я ведь еще не ушел.

— Разве Колби не рассчитал тебя? — уточнил техасец.

— Он еще может изменить свое мнение, — пояснил Бык с легкой усмешкой.

Войдя в офис, Колби громко поприветствовал Диану.

— Гроссбух у тебя? — сразу же спросил он.

— Да. А зачем он тебе?

— Бык увольняется.

— Увольняется? Но он минуту назад пообещал мне, что останется! Ничего не понимаю!

— Он обещал тебе, что останется? Ты имеешь в виду, что просила его об этом?

— Да, — сказала Диана. — Он заходил сюда просить об отпуске или увольнении. Он боится, что больше не нужен. Но я заставила его пообещать остаться. Уверяю тебя, Хол, нам некем заменить его. Ты думаешь, он серьезно намерен уволиться? Или у тебя есть веские причины для его увольнения? Тогда пришли его сюда опять, я поговорю с ним.

— Я мог и ошибиться, — пошел на попятную Колби. — Бык ведь даже шутит без улыбки на лице. Поговорю с ним еще раз, и, если он твердо решил уволиться, пошлю его к тебе.

Заходя в спальный корпус, он кивнул Быку:

— Можешь остаться, если хочешь. Я пересмотрел дело.

Бык подмигнул Техасцу Питу, который в этот миг восстанавливал в памяти очередной куплет бесконечной поэмы — самовосхваления плохого парня.

— Ей-богу, — воскликнул тот, — наконец-то я вспомнил, как там дальше:

— Вот только, кажется, я пропустил предыдущую строфу! — озабоченно добавил Пит.

— Как мы обрадуемся, если ты забудешь всю эту белиберду разом! — заверил его Короткий Бен.

— Беда в том, неграмотные вы ковбои, что по своей абсолютной тупости вы не способны оценить мои усилия привить вам вкус к хорошей поэзии, — заявил Пит. — Адски трудно быть единственным образованным джентльменом в компании мужланов.

Глава 8

Дилижанс, который, покачиваясь, спустился по крутому неровному склону Чертова каньона, вынесло на изъезженную колею. Далее экипаж повернул налево. Заметим, что обычно, направляясь в Хендерсвиль, он сворачивал направо. Левый рукав дороги тоже вел к городку, но через земли Хендерсов, мимо «Заставы Y». Кучер никогда не ездил этим путем, кроме тех редких случаев, когда вез туда пассажиров, посыльного или важную почту, хотя расстояние до городка здесь было не больше, да и дорога, в общем, ненамного хуже. Сегодня он как раз вез телеграмму для Дианы Хендерс.

На краткий миг возница остановился возле ранчо. Он криком привлек внимание ковбоев, работавших около загона, бросил конверт на дорогу и умчался, оставив в память о себе лишь тучи поднявшейся пыли.

Один из рабочих лениво направился к дороге, поднял конверт и, тщательно рассмотрев обратный адрес, понес послание в офис, где Диана Хендерс работала с бухгалтерскими книгами.

— Вам телеграмма, мисс, — объявил он, направляясь к ее столу.

Она поблагодарила и положила конверт рядом с собой, желая закончить прерванный расчет. В те времена приход телеграммы уже не был чем-то из ряда вон выходящим даже на таких отдаленных ранчо. Они почти всегда имели деловой характер и поэтому не вызывали в Диане никакого особого волнения. Бывало, телеграфировали покупатели скота, дядя Джон же иногда использовал новые технологические возможности и по вовсе не значительным поводам.

Наконец она свела дебет с кредитом, и результат удовлетворил ее. Открыв конверт, она вынула послание и сначала пробежала, не особенно вдумываясь в содержание. Затем прочла его уже серьезно, нахмурившись, как бы не в силах до конца понять его смысл, а главное, поверить в написанное. Она глядела на него неестественно широко открытыми глазами, пока, окончательно раздавленная, не уронила голову на руки и не разразилась тяжкими рыданиями. Телеграмма гласила:

Кто знает, сколько времени Диана просидела вот так, скрыв лицо в ладонях? Понемногу ее рыдания утихли, она овладела собой. Она была потрясена этим новым ударом и слишком хорошо осознавала все страшное значение этой смерти, чтобы ощутить себя почти окончательно уничтоженной. Хотя она с детства не видела дядю Джона Мэнила, тем не менее он был для нее совершенно реален и составлял важную часть ее бытия. Мать Дианы обожала своего единственного брата, а сам Элиас Хендерс не переставал прославлять своего шурина как высочайший образец порядочности. Природа, по словам Хендерса, еще не произвела другого такого джентльмена до мозга костей. К тому же его многочисленные связи на востоке, чистая репутация и прекрасная деловая смекалка всегда играли важную роль в успехе их совместного предприятия.

Смерть отца девушка переживала остро, но исключительно как свое личное горе. Дядя Джон, как нерушимая скала, служил для нее защитой и опорой во всех деловых вопросах. Теперь она осталась совершенно одна. После смерти этих двух людей ей совершенно не к кому было обратиться за консультацией или советом. Хол Колби в лучшем случае был хорошим ковбоем. Там, где требовались какие-то административные навыки ила финансовый опыт, он был совершенно бесполезен.

О Корсоне, поверенном Мэнила, она ничего не знала, но была убеждена, что даже если он докажет свою честность и компетентность в канцелярских делах, то вряд ли окажется способен управлять ранчо и прииском. Юрист и организатор производства — две разные специальности.

Пока она находилась под покровительством Джона Мэнила, ей даже в голову не приходило усомниться в своих деловых способностях, ибо в тех случаях, когда Диана была не уверена в собственном суждении, она всегда могла обратиться к нему за советом. Но без него управление судьбами огромного бизнеса, со всеми его бесчисленными ответвлениями, показалось ей непосильной задачей.

Ей все же удалось стряхнуть с себя ужасное оцепенение. Диана встала, убрала книги в сейф, промокнула глаза носовым платком, надела сомбреро и вышла из офиса, спрятав свои густые вьющиеся волосы под твердым краем тяжелой шляпы. Она направилась к лошадиному загону. Диана собиралась оседлать Капитана и выехать покататься. День был солнечный, да и вообще на свежем воздухе ей лучше, чем где бы то ни было, удавалось справиться с печалью и здраво обдумать свои проблемы.

Когда девушка подошла к загону, ее настиг Хол Колби, ехавший со стороны спального корпуса.

— Прокатиться, Ди?

Она утвердительно кивнула. Впрочем, ей не хотелось никакой компании, даже такой приятной, как Хол. Сегодня ей нужно было побыть наедине со своей бедой.

— Ты же не собираешься ехать одна, Ди? — скорее констатировал, чем спросил, Колби. — Ты знаешь, что это небезопасно. Твой отец не отпустил бы тебя одну, и я тоже не отпущу!

Диана не ответила. Она понимала, что Хол прав. Однако сейчас ею овладело полное безразличие к тому, что может с ней случиться. Судьба и так была слишком жестока к ней и вряд ли была способна навредить ей еще больше. Кроме того, ее до некоторой степени раздражало и возмущало чувство собственности, в последнее время появившееся у Колби по отношению к ней. Но в данном случае Хола никак нельзя было в чем-то обвинить или заподозрить — такое предложение помощи было более чем естественно. К тому же она успела приобрести какую-то психологическую зависимость от него. Был, во всяком случае, кто-то, кто заботился о ней, на чьи широкие плечи она могла переместить хотя бы часть забот. Так что в итоге она отказалась от первоначального намерения отослать его.

Молодые люди вместе выехали из загона и повернули на дорогу, ведущую к городу. Несколько минут они проехали молча, как часто бывает с теми, кто привык подолгу находиться рядом в седле. Мужчина, как обычно, засмотрелся на ее профиль, словно ценитель искусства — на прекрасный портрет. Любуясь, он обратил внимание на некоторые изменения в ее лице и припухшие веки.

— Ты выглядишь так, будто плакала. Что случилось, Ди? — тут же поинтересовался он.

— Я только что получила телеграмму из Нью-Йорка. Два дня назад умер дядя Джон. Почтовый дилижанс привез сообщение из Альдеи.

— Вот черт! Это очень скверно, Ди.

— Теперь я совершенно одинока, Хол, — продолжила она. — Даже не знаю, что мне делать.

— Ты не одна, Ди. Я мог бы помочь тебе. Ты ведь знаешь, как я люблю тебя, так выходи за меня! Замужество очень облегчит твое положение, ибо всегда найдутся желающие использовать в своих целях девушку или женщину, оставшуюся одну. Но если бы у тебя был муж, он всегда мог бы присмотреть за тобой и в случае чего встать горой за твои права. Деньги у меня есть, Ди.

— У меня много денег, Хол.

— Я знаю. Но, черт возьми, лучше бы у тебя их не было — тогда ты не думала бы, что я хочу жениться из-за денег. Поверь, это не так. Что скажешь, Ди? Вдвоем мы могли бы вести хозяйство так, как будто старый мистер Хендерс не умирал.

— Не знаю, Хол, не знаю. Что мне делать? Я не уверена, люблю ли я тебя. Я даже не знаю, способна ли я вообще полюбить кого-то.

— Со временем ты привыкнешь ко мне, — заявил Колби. — А главное, тебе больше не придется ни о чем тревожиться. Я прослежу за всем. Только скажи «да».

Соблазн был столь велик, что даже сам соблазнитель не осознавал всей его силы — склонить усталую голову на чье-то плечо, иметь сильного защитника, который избавит от бремени ответственности, чувствовать постоянный присмотр любящих глаз, который она чувствовала, пока ее отец был жив. Она взглянула на Колби со слабой робкой улыбкой. Но все же, собрав последние остатки своего мужества, она сказала:

— Пока я не могу сказать «да». Подожди немного, Хол, пока приедут мистер Корсон и моя кузина. Когда положение дел прояснится, я думаю… думаю, что скажу тебе «да».

Он импульсивно склонился к ней, обнял и привлек к себе с очевидным намерением поцеловать. Но она его оттолкнула.

— Нет еще, Хол. Подожди, пока я скажу «да».

Неделей позже группа завсегдатаев вольно расположилась на достопамятной веранде дома Донованов в Хендерсвиле. Был день прибытия почтового дилижанса, однако его еще не было, хотя дело шло к ужину. Мак Гербер, чья рана оказалась более серьезной, чем предполагал доктор, все еще не поправился. Мэри Донован, как обычно, стояла в дверях, охотно участвуя в обсуждении сплетен и добродушных шутках.

— Билл никогда не опаздывает, если не случается чего-то нехорошего, — заметила она.

— Хотелось бы, чтобы его больше не грабили, — вставил Мак.

— А я хотел бы хоть неделю побыть шерифом этого округа! — заявил Дикий Кот Боб.

— Ну и что бы ты стал делать? — едко спросила миссис Донован.

Дикий Кот замолк и лишь бормотал что-то невнятное в грязные усы — на миг он забыл о том, что в помещении присутствует миссис Донован.

— Едут! — объявил Мак.

Оповещая о своем прибытии лязгом цепей, скрипом пружин и дробным стуком копыт, дилижанс свернул на единственную проезжую улицу Хендерсвиля. Наконец с пронзительным визгом тормозов он остановился перед домом Донованов.

— Где Хэм Смит? — закричал Билл Гатлин, не сходя с облучка.

— А мы знаем, что ли? Опять грабанули? — поинтересовался один из сидящих на веранде бездельников.

— Да! — рявкнул Гатлин.

Мак Гербер поднялся с кресла и выступил к порогу веранды, как на трибуну.

— Черный Койот? — спросил он.

Гатлин кивнул и вновь воззвал к «этому чертову шерифу».

— Его здесь нет. Но даже если бы он здесь был, вряд ли мы получили бы с этого какой-то толк, — ответил Дикий Кот Боб.

— Нам не нужен никакой шериф, чтобы сделать все, что требуется, — неожиданно заявил Мак Гербер с праведным гневом.

— Это как? — поинтересовался Дикий Кот.

— Никакой шериф не нужен для «галстучной вечеринки», — грозно произнес Мак.

— Несомненно. Но сначала ты должен поймать того, кого собираешься осчастливить галстуком.

— Это совсем просто.

— И как же? — спросил Боб.

— Мы все знаем, кто такой этот Черный Койот, — вынес приговор Мак. — Значит, остается только найти веревку и повесить его.

— Кого именно? — настаивал маленький джентльмен.

— Дьявол тебя раздери! Ты точно так же, как и я, знаешь, что это Бык! — ответил Мак.

— Я ничего такого не знаю, молодой человек, — отрезал Боб. — Да и ты не можешь этого знать. Если у тебя есть какие-то доказательства, я пойду с тобой. Если же нет, тогда я против тебя.

— Разве Бык не носит всегда на шее черный шелковый платок? — спросил Мак, войдя в роль прокурора. — Такой же платок носит и Черный Койот. И у них обоих шрамы на подбородке, так что не может быть никаких сомнений.

— Значит, ты хочешь вздернуть Быка лишь за его черный платок и шрам? Нет, парень, пока старый Дикий Кот еще может поднять револьвер, ты не сделаешь ничего такого. Представь веские доказательства, и я буду первым, кто затянет петлю на его шее, но будь добр, найди что-нибудь более веское, чем черный платок.

— На этот раз ты прав, старый пустомеля, — прокомментировала Мэри Донован. — Давайте идите ужинать — и даже думать забудьте о том, чтобы повесить такого приличного молодого человека, как Бык. Никогда не поверю, что в своей жизни он хоть раз кого-нибудь ограбил. К тому же он всегда со мной вежлив: миссис Донован, мэм, миссис Донован, то, мэм, это. И еще он привозил мне лес. Он сделал мне так много хорошего, как никто из вас, бездельники! Так что засуньте себе в задницу вашу идею, что он и есть Черный Койот.

— Ну хорошо. Но насчет Грегорио мы точно знаем, что он — с ним. Мы можем повесить хотя бы Грегорио, — настаивал Мак.

— Мы даже этого не знаем, — возразил Дикий Кот. — Но если речь идет о том, чтобы вздернуть Грегорио или любого другого гризера, то я не против. Поехали, поймаем его, Мак, и я лично помогу тебе намылить веревку.

Общий смех присутствующих послужил ответом на шутку Боба. Из всех известных «плохих парней» штата мексиканец Грегорио был, пожалуй, тем наихудшим, о котором любил петь Техасец Пит. Поехать за ним в погоню и догнать было бы равносильно самоубийству для большинства мужчин. Так что, хотя никто не сомневался в необходимости этого, желающих не находилось. Уже то, что его укрытие было никому не известно, привело бы к провалу любую попытку поймать его.

— Единственный способ взять его, сынок, — продолжал Дикий Кот, — заключается в том, чтобы посадить в дилижанс человечка с золотишком. Понятно, мальчик мой?

Мака бросило в краску.

— Вы тоже были там, когда они меня ранили! — нанес он ответный удар. — У вас было два больших шестизарядных револьвера. И что, позвольте узнать, вы сделали? Что?!

— Малыш, я не нанимался охранять золотишко и не сидел на облучке с короткоствольным револьвером у колена. Я путешествовал как пассажир, внутри экипажа, к тому же с дамой. Что я мог сделать? — Он оглядел присутствующих в поисках поддержки.

— Ты-то, конечно, ничего не мог сделать! Без кварты «ерша»[63] в брюхе ты вообще тихий! Только и можешь, что оскорблять бедного невинного юношу! — произнесла Мэри Донован.

Дикий Кот Боб тревожно заерзал, но затем счел благоразумным сосредоточиться на ужине. Он налил чая в блюдце и начал шумно дуть на него, пытаясь остудить, а потом не менее шумно хлебать, купая усы в блюдце. Но тут в тарелку ему легла вторая, причем гораздо более щедрая, порция десерта и окончательно успокоила его.

Когда весть о новом ограблении дилижанса достигла «Заставы Y», она, как всегда, породила волну предположений и измышлений. Новость была привезена запоздалым ковбоем, проезжавшим Хендерсвиль по пути с одного западного ранчо. Мгновенно над столом, где ужинали мужчины, повисла тягостная тишина — они вдруг поняли, что один из них отсутствует. Далее ужин продолжился почти в полном молчании. Когда они перешли к пудингу, вошел Бык, как всегда, хмурый и молчаливый. Он приветствовал товарищей, как обычно, лишь кратким кивком. Никто не проронил ни слова. Так все и молчали, пока мужчины, закончившие еду, не стали отодвигать тарелки, готовясь встать.

— Полагаю, Бык, ты знаешь, что опять ограблен дилижанс с золотом, — сказал Хол Колби, выбирая зубочистку в стакане.

— Откуда я могу это знать? — спросил Бык. — Разве я не торчал весь день в Сточной Трубе, куда ты послал меня? Я никого не видел с тех пор, как утром покинул ранчо.

— Теперь ты знаешь. Это сделали те же самые двое ловкачей.

— И много они взяли? — полюбопытствовал Бык.

— Это был большой груз, — ответил Колби. — Впрочем, как обычно, — маленькие партии они никогда не трогают. Похоже, они знают, когда мы везем больше, чем обычно. Выглядит подозрительно.

— Ты только что понял это? — спросил Бык.

— Да нет, уже давно. И это может помочь мне найти того, кто это делает.

— Желаю удачи, — проронил Бык и продолжил есть.

Закончив ужин, Колби встал из-за стола и направился к хозяйскому дому. В уютной гостиной он нашел Диану за фортепиано. Ее пальцы мечтательно, как бы во сне, скользили по клавишам слоновой кости.

— Опять плохие новости, Ди, — объявил Колби.

Она уныло повернулась к нему.

— Что на этот раз?

— Опять появился Черный Койот. Сегодня он снял груз нашего золота.

— Кто-нибудь ранен?

— Нет, — заверил он.

— Я рада. Золото — чепуха, я бы отдала его все за жизнь любого из наших людей. Я говорю им всем, как и отец, чтобы они не рисковали и не пытались захватить его. Если бы можно было сделать это без потерь, я бы обрадовалась. Но я не вынесу, если хоть один из наших будет ранен. Это хуже, чем потерять все золото на прииске.

— Я думаю, Ди, Черный Койот знает об этом, — сказал Колби. — Именно это и делает его столь наглым. Койот — это один из наших людей. Неужели ты не видишь этого, Ди? Он всегда осведомлен о величине груза и никогда не трогает мелкие партии. Также он знает и о приказе твоего отца не предпринимать попыток задержания. Мне самому неприятно думать об этом, но никаких иных версий я не вижу. Это один из наших. И я не стал бы предпринимать кругосветное путешествие, чтобы указать на него пальцем.

— Я не верю! — закричала она. — Не верю, что кто-то из моих людей способен на такое.

— Ты не хочешь верить, вот в чем дело. Ты знаешь так же хорошо, как и я, кто делает это. Ты чувствуешь это нутром. Я точно так же не хочу верить этому, как и ты. Но я не слепой, и я не могу выносить, что тебя одновременно обманывают и грабят. Я думаю, ты будешь говорить, что не веришь, даже если я поймаю его за руку на месте преступления.

— Хол, мне кажется, я понимаю, кого ты имеешь в виду. Но я совершенно уверена, что ты заблуждаешься.

— Дай мне шанс доказать это.

— Но как?

— Пошли его на прииск и поставь охранять золото, пока Мак не поправился, а потом вообще отстрани Мака, хотя бы на месяц, — стал объяснять свой план Колби. — Держу пари — либо в этот месяц не произойдет ни единого ограбления, либо их будет совершать один человек, а не двое. Ну как, согласна?

— Нет, мне это не по душе. Я вообще не подозреваю его.

— Зато все остальные подозревают. Будет справедливо дать ему шанс доказать свою невиновность — если он, конечно, невиновен.

— Это ровным счетом ничего не докажет, кроме того, что в его дежурство ограблений не было.

— Но, на мой взгляд, кое-что докажет, если ограбления возобновятся после его ухода с должности, — возразил бригадир.

— Может быть. Но я все равно не поверю ничему, пока не увижу собственными глазами.

— Тьфу ты! Проблема в том, Ди, что ты слишком мягко к нему относишься и тебе плевать даже на то, что у тебя крадут золото, если это делает он.

Диана встала во весь рост.

— Я больше не намерена обсуждать это, — отрезала она. — Спокойной ночи!

Он злобно схватил свою шляпу и загрохотал башмаками, выходя. У дверей он бросил на нее прощальный гневный взгляд и, прежде чем выйти в ночь, сказал:

— Ты просто не решаешься сделать это! Ты боишься!

Когда он ушел, она вновь села за фортепиано, но уже не могла сосредоточиться на музыке. Она кусала губы, то ли от гнева, то ли от накатившего на нее чувства вины или страха. Что-то сдавило ей сердце. Но после краткого всплеска эмоций девушка попыталась объективно взвесить все за и против. Умение рассуждать всегда было ее сильной стороной. Напугана ли она? Действительно ли боится сделать то, что предложил ей Колби? Она легла в постель, но сон не шел, и Диана продолжала допрашивать себя.

Хол Колби тем временем ворвался в спальный корпус. Он так хлопнул дверью, что внезапный сквозняк почти загасил единственную лампу. Лампа освещала стол из нескольких ящиков, за которым играли в покер Бык, Техасец Пит, Короткий Бен и еще один парень по прозвищу Айдахо.

— Ставлю десять долларов, — мягко сказал Айдахо, когда лампа вновь зажглась, испустив тонкую струйку черной копоти.

— Что ж, я ставлю всю мою кучу, — отозвался Бык, подталкивая несколько столбиков серебра к центру стола.

— Сколько здесь? — спросил Айдахо.

Бык стал считать.

— Вот твои десять. Еще десять, пятьдесят, двадцать пять… В общей сложности девяносто шесть, — подвел он итог. — Ставлю девяносто шесть долларов, Айдахо.

— У меня нет девяноста шести долларов, — проворчал Айдахо. — У меня всего восемь сверх тех десяти.

— У тебя есть седло, не так ли? — мягко спросил Бык.

— И рубаха, — добавил Техасец Пит.

— Мое седло стоит триста пятьдесят долларов, если оно вообще чего-то стоит, — обиженно заявил Айдахо.

— Никто и не говорил, что оно чего-то стоит, — вставил Короткий Бен.

— Я включаю его в счет и приглашаю тебя сыграть, — объявил Бык. — Твоя рубаха мне не интересна — она вся в дырах.

— Но что поставишь ты? — спросил Айдахо. — Я ничего не вижу.

— Подожди секунду, — Бык встал и шагнул к своей койке, где некоторое время рылся в походной сумке. Возвратившись к столу, он бросил поверх своего серебра небольшой мешочек оленьей кожи.

— Здесь пятьсот долларов золотым песком, — сообщил он. — Если ты выиграешь, завтра утром в офисе мы отсыплем то, что тебе причитается.

Хол Колби наблюдал все с большим интересом.

Остальные хранили молчание. Техасец Пит недоуменно нахмурился.

— Давайте посмотрим, — предложил Айдахо.

Бык развязал мешочек, и на ладонь ему пролилась струйка желтых крупиц.

— Устраивает? — спросил он. Айдахо кивнул. — Тогда показывай, что там у тебя.

Широко улыбаясь, Айдахо выложил на стол четырех королей.

— Четыре туза, — спокойно сказал Бык и сгреб все, что лежало на столе помимо карт.

— Ты не собираешься повышать ставки? — спросил Короткий Бен.

— Я же сказал, что мне не интересна его рубаха, — сказал Бык. — Не нужно мне и твое седло, парень. Только денежки. Парням вроде тебя вредно иметь много денег. А седло оставь себе.

— Я, наверное, иду спать, — Короткий Бен зевнул и встал.

— Не лучше ли вам всем пойти спать и дать такую же возможность остальным?! — взъярился бригадир. — С этими вашими чертовыми играми и песнями парни не высыпаются, а потом ничего не соображают по утрам. Что, вы еще не расползаетесь?

— Расползаемся! Расползаемся! — воскликнул Техасец Пит. — Выползаем! Ползем, как гремучие змеи по пустыне! Ей-богу, вот он, следующий куплет!

Глава 9

— Вы посылали за мной, мисс? — спросил Бык, входя в офис на следующее утро. Шляпу он держал в руках, не пристегнутые краги свободно болтались на бедрах. Два больших револьвера немного выдавались вперед, больше, чем обычно, бросаясь в глаза. После эпизода со старшим Уэйнрайтом было ясно, что они всегда готовы к мгновенному применению. Черный шелковый платок ниспадал на синюю рубашку, которая обтягивала мощную грудную клетку. Черные волосы были зачесаны назад и завязаны ремешком в стиле XVIII века.

От покрытых серебром шпор до шляпной тульи это был типичный образец ковбоя тех дней. В его одежде и экипировке не было ничего, не обусловленного утилитарными соображениями. Разумеется, кое-какие украшения присутствовали, но были явно вторичны по отношению к прямым нуждам его профессии. Ничто не было заношено или потерто, но каждая вещь была использована до той степени, когда делается неотъемлемой частью своего хозяина. Ничто не сидело на нем неловко или неудобно. Даже тяжелые револьверы, казалось, гармонично вписались в общий ансамбль и стали естественной частью облика.

Развернувшись в кресле, девушка вдруг почувствовала, что у нее буквально пересохло в горле и слова застряли в нем — настолько жалким и незначительным показалось ей все, что она хотела сказать, при виде человека, который, как она знала, любил ее. Она заранее раскаивалась в том, что собиралась сделать. Но после чудовищной бессонной ночи, полной мучительных размышлений, она уже не сомневалась, что обязана решиться на это.

— Да, Бык, я посылала за тобой. Ты, наверное, слышал, что вчера снова был ограблен дилижанс. Мак еще долгое время вряд ли будет способен приступить к работе, а тот парень, что ехал вчера, уволился — сказал, что еще не настолько устал от жизни, чтобы кончить ее самоубийством. Мне нужен кто-то для охраны перевозимого золота.

— Да, мэм, — Бык чуть склонил голову.

— Я совсем не призываю тебя лезть в бутылку. Пусть лучше я потеряю все золото, чем ты будешь ранен.

— Я не буду ранен, мисс.

— Так ты не против заняться этим? — переспросила она.

— Я ковбой, — сказал он. — Но не откажусь и от работы охранника — только для вас. Я обещал вам однажды, мисс, что сделаю для вас все что угодно — и я не просто языком молол.

— Однако ты делаешь не все, о чем я просила тебя, Бык, — улыбнулась она.

— Чего же я не сделал?

— Ты продолжаешь называть меня «мисс», а мне это не нравится. Ты ведь мне больше, чем брат, Бык, а «мисс» звучит слишком официально.

Какая-то болезненная гримаса исказила его темное лицо. Все же, вероятно, именно женщине принадлежит патент на открытие огня!

— Не требуйте от меня слишком многого, мисс, — тихо произнес он, поворачиваясь к двери. — Полагаю, я должен отправиться на прииск сегодня же, не так ли?

— Да, сегодня, — согласилась она, и он вышел.

Долгое время Диана Хендерс находилась во власти беспокойства. Ей стоило больших психологических затруднений назначить Быка на должность охранника, ибо это означало молчаливое согласие с подозрениями Колби. Боль на лице Быка, которую Диана успела заметить, задела ее — как и его прощальные слова, как и отказ называть ее по имени. Девушка тщетно гадала: была ли эта боль порождена обидой и безответной любовью — или угрызениями совести от сознания своей вины и предательства?

Как раз в то утро Хол Колби рассказал ей о мешочке с золотом, который Бык демонстрировал накануне ночью во время игры в покер. Это тоже встревожило ее, так как более, чем что бы то ни было, подкрепляло догадки обывателей в его отношении. А она уже видела, что с объективной точки зрения эти догадки выглядят далеко не беспочвенными.

«Я не верю этому! — повторяла она полушепотом. — Я не верю этому». Отправляясь на верховую прогулку, она продолжала убеждать себя.

Когда она вошла в загон, там не было никого, кроме Хола Колби и Техасца Пита. Но этим утром ей не хотелось разговаривать с Холом, так что она избрала спутником Техасца — к великому удивлению и восторгу последнего.

Дни тянулись, сливаясь в недели. Дилижанс делал два рейса в неделю, регулярно перевозя партии золота. Ограблений не было.

В один прекрасный день прибыли Морис Б. Корсон и Лилиан Мэнил. Экипаж остановился у ворот дома как раз в момент, когда Диана и Хол Колби возвращались из поездки на западное ранчо. Диана впервые в жизни видела Лилиан Мэнил. Девушка с востока сидела между кучером Биллом Гатлином и Быком. Все трое смеялись. Было видно, что каждый из них весьма доволен компанией. Диана, однако, обратила внимание лишь на Быка, который удивил ее своим смехом, так как смеялся очень редко.

Бык первым сошел и подал руку Лилиан, помогая ей. Морис Б. Корсон появился изнутри коляски, сквозь окна которой Диана смогла разглядеть других трех пассажиров. Двоих из них она сразу же узнала — это были Уэйнрайты. Диана спешилась и побежала обнять кузину, статную темноволосую девушку примерно ее лет.

Бык, все еще улыбаясь, снял шляпу, приветствуя ее, — она лишь коротко кивнула. Непонятно почему, но последнее время она злилась на него. Бык и Колби сбегали к багажному отделению и приволокли вещи Корсона и Мэнил. Лилиан в это время успела представить Диане Корсона. Это был типичный нью-йоркский житель, молодой человек немногим более тридцати лет от роду.

— Давай поторопимся, Бык! — крикнул Гатлин. — А то в городе подумают, что нас опять ограбили.

— Кстати, полагаю, что Черный Койот ушел в отставку, — проронил Колби, бросив многозначительный взгляд на Диану. Девушка мгновенно вспомнила о своей дружеской преданности.

— Он боится нападать на дилижанс, пока золото стережет Бык, — возразила она.

— Долго еще вы продержите меня на этой работе? — спросил ее Бык, поднимаясь на сиденье уже тронувшегося экипажа. — По-моему, Мак уже совершенно здоров.

— Еще одну-две недели, Бык! — крикнула ему вслед Диана, но дилижанс уже несся галопом прочь.

— Разве он не великолепен? — воскликнула Лилиан. — Первый настоящий ковбой, с которым я вообще когда-либо говорила!

— Здесь очень много ковбоев, — сказала Диана. — Таких же замечательных, как и Бык.

— Я уже вижу! — заметила Лилиан, откровенно улыбаясь Холу Колби. — Но этот Бык — единственный в своем роде! Его зовут Бык, не так ли?

— Прошу прощения! — воскликнула Диана. — Я не представила вам мистера Колби. Хол, а это мисс Мэнил.

— О, так вы и есть тот самый бригадир, о котором рассказывал мне мистер Бык! Как это волнующе!

— Держу пари, он не сказал обо мне ничего хорошего, — уронил Колби.

— Наоборот! Он рассказывал о вашем героизме, когда вы защищали Диану и моего бедного дядю! — воскликнула Лилиан.

Колби покраснел.

— В сущности, если бы не Бык, нас всех перестреляли бы, как куропаток, — признал он, устыдившись.

— Да что вы! Он не говорил об этом ни слова. Он вообще не сказал, что участвовал в том сражении.

— Как похоже на него! — сказала Диана.

Компания направилась к дому. Диана и Колби вели в поводу своих мустангов. Гости с востока с интересом рассматривали сооружения и постройки для скота. Во всем здесь чувствовалось очарование романтики, которое так привлекает к Дикому Западу непосвященных (а если сказать правду, то и посвященных).

— Здесь, конечно, замечательно, но, должно быть, ужасно одиноко! — доверительно обратилась Лилиан к идущему рядом с ней рослому бригадиру.

— Мы этого не замечаем, — ответил Колби. — Ведь мы постоянно заняты. Такое большое предприятие, как наше, требует полностью выкладываться. Вечером мы валимся с ног от усталости и мгновенно засыпаем. У нас просто нет времени чувствовать одиночество.

— А это действительно такое большое предприятие, как вы сказали?

— Я думаю, большей фермы нет на всей западной территории, — ответил Колби.

— Подумать только! И вы здесь бригадир! Какой вы, должно быть, удивительный человек!

— О, в этом нет ничего особенного, — заверил ее Колби, хотя на самом деле был крайне доволен такой похвалой. Разумеется, это не ускользнуло от внимания молодой леди.

— Вы, большие сильные мужчины, не боящиеся этих огромных просторов, оказывается, так скромны и застенчивы!

На это он просто не нашел, что ответить. Фактически, хотя раньше он об этом не задумывался, ее утверждения казались ему вполне справедливыми.

Лилиан взглянула на элегантную фигуру своей кузины, идущей впереди, вместе с Корсоном.

— Как изящно сидит на Диане этот костюм! — воскликнула она. — Вероятно, моя кузина превосходно ездит верхом?

— Даже более того, — заверил ее Колби.

— О, как же я мечтаю научиться верховой езде! Как вы думаете, я могла бы?

— С легкостью, мисс. Главное — почувствовать лошадь.

— Как вы думаете, кто-нибудь может поучить меня? — Она игриво взглянула на него.

— Буду весьма польщен такой возможностью, мисс.

— О, вы бы могли?! Как это чудесно! А можем мы начать сразу же, скажем, завтра?

— Будьте спокойны, можем хоть сегодня. Но только вам нельзя садиться на лошадь в этой одежде, — добавил Колби, хмуро окинув взглядом ее нью-йоркский дорожный костюм.

Девушка весело рассмеялась.

— Боже мой, я этого и не предполагала! — воскликнула она. — Я не настолько глупа, как вы думаете, и, конечно же, захватила с собой костюм для верховой езды.

— Да нет, все в порядке, — вежливо сказал он. — Однако вам вовсе не обязательно было привозить какие-то костюмы. Обычно у нас, в Аризоне, достаточно тех шмоток, что на нас, какие бы они ни были — плохие или хорошие.

И вновь зазвенел колокольчик ее смеха.

— Вы большой насмешник! Подшучиваете надо мной лишь потому, что я новенькая! Только не убеждайте меня, что не знаете, каков должен быть дамский костюм для верховой езды. Постыдились бы так дразнить меня, бедную малышку!

Они как раз проходили мимо спального корпуса. Рабочие, только что помывшиеся перед ужином, сидели на корточках и с откровенным насмешливым любопытством разглядывали вновь прибывших. Когда Лилиан Мэнил и Корсон миновали Короткого Бена, он вдруг сильно пихнул Техасца Пита, так что тот растянулся на земле.

— Скажи-ка, Пит, видел ты их панталончики?

— Видел, — сказал Пит. — Но как ты посмел толкнуть меня и испачкать мой выездной костюм, пустозвон неученый, из-за каких-то забавных панталончиков?!

— А рожу Колби вы видели? — спросил Айдахо. — Пожалуй, он уже не отличит лошадь от сигареты!

— По-моему, он решил, что исповедует ее во грехах, — сказал Техасец Пит.

— О, эти панталончики! Эти панталончики! — стонал Короткий Бен, раскачиваясь на пятках и обняв колени огромными лапами. Этот славный парень был шести футов трех дюймов росту и был уверен, что Канзас-Сити находится на Атлантическом побережье.

Быстрый, пронзительный взгляд Корсона не пропускал ни одной заметной черты в окружающей обстановке. Они с Дианой подошли к двухэтажному дому, выстроенному из необожженного кирпича. В последние годы к нему с двух сторон были пристроены широкие крытые веранды. Корсон заметил, насколько хорошо сохранилось не только главное здание, но и загоны, ограды и внешние строения. Все выглядело опрятно, во всем чувствовалась забота и попечение. Это явно было стабильное, упорядоченное предприятие с хорошим управлением, как говорится, в расцвете своих возможностей. В сравнении с тем, что он видел на востоке, это хозяйство смотрелось весьма выигрышно.

— Вы, я вижу, поддерживаете хозяйство в должном порядке, — сказал Корсон Диане. — Делаю вам комплимент.

— Спасибо. Это то, на чем всегда настаивал покойный отец. Я, как могу, стараюсь придерживаться той же экономической политики и после его кончины.

— А из чего построены эти здания? Выглядит как цемент, однако вряд ли это цемент, ведь его перевозка очень дорого стоит.

— Необожженный кирпич. Просто большие глиняные кирпичи, высушенные на солнце.

Он понимающе кивнул, но затем нашел, к чему придраться.

— В здешней архитектуре не видно никаких особенных изысков, — заметил он со смехом. — Единственная попытка украшения — вон тот парапет с амбразурами на крыше дома, но он ничего не прибавляет к облику этого места.

Диана сочла его критицизм дурным вкусом. Да и вообще манеры этого деятеля что-то не слишком напоминали манеры человека, который никогда не видел имущества и впервые знакомится с ним. В его тоне отчетливо слышались собственнические нотки. В душе это возмутило Диану, но она решила выждать и сохранила внешнюю корректность.

— Вы бы поняли, как много этот парапет прибавляет месту, если бы вам посчастливилось находиться здесь во время налета апачей. Он строился вовсе не как украшение.

Корсон даже присвистнул.

— Не хотите же вы сказать, что здесь настолько опасно! Это же, в конце концов, не осажденная крепость!

— Конечно, в большинстве своем они уже давно сошли с тропы войны, — заверила его Диана. — Однако со времени постройки дома этот парапет использовался в боевых целях не раз и не два. Никто не гарантирует, что в любой момент они не объявятся снова во всеоружии. Может, этот дом не столь привлекателен с эстетической точки зрения, как вам хотелось бы, но уверяю вас, мистер Корсон, что с другой точки зрения он хорош. Этот дом — отличный укрепленный пункт. Когда за любым углом вы можете наткнуться на индейского лазутчика, то будете рассматривать архитектуру именно с такой точки зрения, мистер Корсон.

— Вы думаете, существует реальная опасность их нападения? — довольно нервно спросил молодой человек.

— Безусловно, здесь никогда не бывает полной безопасности, — ответила Диана. Она видела, что гость испуган, и дух озорства подсказал, как она может отомстить за бестактную критику дома, любимого ею с детства. — Вы же знаете, что всего несколько недель назад моего отца убили апачи.

Корсон заметно приуныл. Его дальнейшие суждения о доме к которому они приближались, уже не были определены соображениями архитектурного вкуса.

— Я смотрю, у вас толстые жалюзи на всех окнах, — сказал он. — Надеюсь, вы запираете их на ночь?

— О Боже! Разумеется, нет! — воскликнула Диана, расхохотавшись. — Исключительно во время пыльных бурь или нападения индейцев.

— А если они нагрянут неожиданно?

— Тогда есть шанс увидеть пыль или индейцев внутри дома.

— Думаю, пока мисс Мэнил здесь, лучше будет запирать их на ночь, — потребовал Корсон. — Я боюсь, что иначе она будет нервничать.

— Ваши комнаты на втором этаже, — успокоила его Диана. — Разумеется, вы можете держать их крепко запертыми. Думаю, вам будет достаточно свежего воздуха из окон патио. Ночи здесь в основном прохладные, но мне, знаете ли, душно спать, когда все закупорено.

— Посмотрим, — только и ответил Корсон, но что-то в его тоне ей опять не понравилось. В любом случае после этой непродолжительной беседы Диана Хендерс была более чем убеждена, что мистер Морис Б. Корсон ей совершенно не по вкусу.

Когда часом позже они сели ужинать, Лилиан Мэнил вопросительно посмотрела на свою кузину.

— А где же мистер Колби? — полюбопытствовала она.

— Полагаю, ест свой ужин, — ответила Диана.

— Разве он ужинает не с нами? Он показался мне очень приятным молодым человеком.

— Он, конечно, весьма приятный молодой человек, — согласилась хозяйка. — Но здесь так заведено, что рабочие едят отдельно от хозяев. Тем более что женщины портят им аппетит. Как вы думаете, дорогая кузина, чем это мы внушаем им такой ужас?

— Но мистер Колби показался мне весьма непринужденным и легким в общении человеком, — настаивала Лилиан.

— Хол, конечно, отличается от других. Но сам факт, что он — бригадир, принуждает его ужинать вместе с другими рабочими. Таков обычай.

— Кстати, мистер Бык тоже оказался весьма непринужденным парнем, стоило только расшевелить его. Он, конечно, не особенно разговорчив, но мне показалось, что он совершенно меня не боится.

— Бык вообще ничего не боится, — заверила ее Диана. — Однако я поражена другим. Если вы, кузина, смогли заставить его разговориться, значит, вы обладаете удивительной властью над мужчинами. Я редко когда добивалась от него более дюжины слов за один раз.

— Да уж. Что-что, а обращаться с мужчинами я умею, — самодовольно заметила Лилиан.

— Боюсь, вы найдете Быка не особенно чувствительным, — произнесла Диана с некоторой долей сарказма.

— О, не думаю, — парировала мисс Мэнил. — Он уже обещал учить меня верховой езде и стрельбе.

Некоторое время после этого Диана ела молча. Она уже начала сомневаться, а нравится ли ей кузина Лилиан. Но в конце концов она все же решила, что кузина ей, безусловно, нравится, отбросив все сомнения как глупость чистой воды.

— Сегодня в дилижансе я встретил старого приятеля, — чуть погодя заметил Корсон.

— Как это приятно! — Диана учтиво подняла брови.

— Действительно приятно. Я не видался с ним уже пару лет. Джефферсон Уэйнрайт, чудесный парень, мой собрат по университету. Я был курсом старше его, но мы регулярно встречались на спортивных состязаниях в Гарварде. Его отец тоже прекрасный человек. К тому же у него горы «длинных зеленых».

— Это он нам говорил, — протянула Диана.

— О, так вы с ними знакомы? Они ничего не сказали об этом.

— Я их встречала. Мистер Уэйнрайт-старший собирался купить наше ранчо.

— Да? Припоминаю, он что-то говорил об этом. И почему же вы отказались продать?

— Он предложил слишком мало. Это одна причина, а вторая заключается в том, что я вообще не собираюсь никому уступать свои имущественные права.

В этом месте Корсон и мисс Мэнил обменялись мгновенными взглядами, и это не ускользнуло от Дианы.

— И сколько же он вам предложил? — спросил Корсон.

— Двести пятьдесят тысяч долларов.

— Но это, как мне кажется, вполне справедливые деньги.

— Это просто смехотворная цена, мистер Корсон, — ответила девушка. — Если вы хорошо осведомлены о делах мисс Мэнил, то должны понимать это не хуже меня.

— Я отлично знаком с делами мисс Мэнил, — слегка обиженно ответил ньюйоркец. — Из ваших ответов я делаю вывод, что знаком с ними куда ближе, чем вы.

— Тогда вы должны знать, что одна только скотоводческая ферма стоит в три раза дороже — это если вообще не брать в расчет прииск.

Корсон покачал головой.

— Боюсь, что вы находитесь слишком далеко от финансового центра страны, чтобы иметь полную и объективную информацию о ценах. Сейчас беговые лошади фактически вообще перестали котироваться на рынке домашнего скота. Еще счастье, если в ближайшем году нам удастся окупить затраты, а уж о прибыли и мечтать не приходится. Что касается прииска, то нечего и говорить, что он уже почти выработан. Затраты на его дальнейшую эксплуатацию совершенно бессмысленны. Было бы большой удачей получить за весь этот бизнес двести пятьдесят тысяч долларов. Но я сомневаюсь в том, захочет ли старый Уэйнрайт повторить свое предложение. Это очень практичный и рассудительный деловой человек.

Диана Хендерс ничего не ответила, но ей стало любопытно, откуда этот Морис Б. Корсон столько знает о рынке домашнего скота и о прииске. Почему-то она была склонна думать, что он знает даже больше, чем обнаружил своими словами.

В это время пансионеры Мэри Донован собрались за ее широким столом. Мак Гербер и Джим Уэллер с подозрением косились на Быка. Их настроение было таково, что дело могло дойти до открытого столкновения, если б им только удалось добиться поддержки Хэма Смита. Но Хэм Смит не искал проблем. Он сердито смотрел в свою тарелку и в душе ненавидел Быка. Со своей стороны Дикий Кот Боб давился супом и ненавидел Хэма Смита. В общем, все ненавидели друг друга в меру своих сил.

Оба Уэйнрайта старались пореже поднимать глаза от еды. Они боялись встретиться взглядами с человеком, который выгнал старшего из них с ранчо Хендерсов. Это происшествие до сих пор жестоко терзало сердца обоих. Бык, как обычно, бессловесный, ел с видом льва, вынужденного находиться в компании шакалов. Мэри Донован неподвижно застыла в дверях. Бык положил ложку, залпом выпил стакан воды и встал.

— Уверена, что ты не откажешься от еще одной порции пудинга, Бык, — властно произнесла Мэри.

— Нет, спасибо, миссис Донован. Я абсолютно сыт.

Он прошел мимо нее на кухню и вышел через черный ход. Оставшиеся гости издали почти явственно слышимый всеобщий вздох облегчения.

— Он ведет себя как хозяин дома, — заметил Джим Уэллер, имея в виду, что Бык вышел через священную для Мэри Донован территорию кухни.

— Запомни, он делает это по моей просьбе, — бросила Мэри. — Он так любезен, что согласился ходить для меня за дровами. Не то что ты, Джим Уэллер. Вечно ты боишься запачкать свои башмаки. Только сидишь здесь и отпускаешь свои дурацкие замечания, ленивое ты отродье!

Мистер Уэллер замолк.

Трапеза закончилась. Все гости разошлись — за исключением Мака Гербера, Джима Уэллера и Уэйнрайтов, остановившихся на веранде побеседовать.

— Кажется, вы не любите парня, которого зовут Бык, — заметил молодой Уэйнрайт Уэллеру.

— Не скажу, чтобы он мне сильно не нравился, но и не скажу, чтобы сильно нравился, — неопределенно выразился Уэллер.

— А мне он точно не нравится, — сообщил Мак, неистово сверкнув глазами. — Мне бы и собственная бабушка не понравилась, если бы выстрелила мне в брюхо.

— Так это он подстрелил вас? — спросил Уэйнрайт.

— Меня подстрелил Черный Койот. А если Бык и Черный Койот не одно и то же лицо, то меня зовут Мак Гиннис.

— Вы уверены, что это он грабит дилижанс? — спросил старший Уэйнрайт.

— Не один я, — отозвался Мак. — Большинство думает так же. Если бы у нас был шериф, а не мешок картошки, то этот парень давно сидел бы в тюрьме, где ему и место, а может быть, сушился бы на тополе в Чертовом каньоне. Мне кажется, что Хэм либо в деле с Быком, либо боится его.

— Да Хэм всего на свете боится, — вставил Уэллер.

— Так вот, — решительно сказал Джефферсон Уэйнрайт-старший. — Когда мы переберемся на эту сторону гор, я подумаю как изменить все к лучшему. Не будет здесь больше этих забавных игр с огнем. А всех так называемых плохих парней мы вышлем отсюда подальше.

— А вы действительно планируете переезжать сюда? — спросил Мак.

— Решенное дело. Я собираюсь купить всю фирму «Застава Y»,

— Черта с два! Я слышал, мисс Ди не продаст ее вам.

— Ее слово здесь уже ничего не значит. Я собираюсь купить фирму у нового владельца. А он очень хороший бизнесмен, как и я.

— А кто это? Колби?

— Нет, Колби — пустое место. Я говорю о мистере Корсоне из Нью-Йорка. Теперь он контролирует все права Джона Мэнила. Сегодня он как раз приехал туда вместе с дочерью покойного. Мы, кстати, вместе ехали в дилижансе, и я рассказывал ему о замечательных манерах девчонки Хендерс. Говорю вам, в скором времени обстоятельства изменятся. Корсон собирается оценить имущество. Так что фактически можно считать, что здешние владения уже проданы мне.

Глава 10

Бык сидел в углу салуна «Чикаго», наблюдая за игрой в «фараон». Было еще слишком рано, чтобы идти спать, а чтение он не любил. Даже если было что почитать, он не утруждал себя этим занятием, считая его бесполезным. Но в этот вечер никакого чтива, к счастью, и не было. Бык бегло просмотрел последние восточные газеты, которые привез почтовый дилижанс, и покончил с этим делом — до следующей поездки с грузом золота, которая должна была вновь привести его к соприкосновению с газетами. Он просматривал заголовки, более пристально изучал сводки с рынка скота — и отбрасывал газету прочь, глубоко удовлетворенный.

К нему подошел некий человек, пивший неумеренно и рьяно.

— Пей, парень, — приказал он, и это не было официальным приглашением.

— Я не пью, — тихо ответил Бык.

— А придется, — заявил радушный незнакомец. — Когда дяденька говорит «пей», надо пить, понял? Я плохой человек. Эхма! — И, вытащив револьвер, он начал палить в пол рядом с ногами Быка.

Внезапно какой-то другой человек обошел его с тыла, с силой вздернул за руку, держащую револьвер, и отволок в противоположный угол помещения. В этом углу под аккомпанемент зловещих богохульств он призвал его к осмотрительности.

— Так тебя и растак! — кричал не намного более трезвый приятель. — Тебе что, жить надоело?! Идиот болтливый! — И прошептал что-то на ухо первому человеку. Эффект был ошеломительный — забияка мгновенно протрезвел. Выпученными, засиявшими как звезды глазами он посмотрел на Быка, так и не сдвинувшегося со своего места.

— Надо смываться отсюда, — выговорил протрезвевший. — А то он может передумать.

— Я так и не понял, почему он не просверлил тебя, — заметил его приятель. — На твоем месте я бы извинился.

Медленно и нерешительно мнимый «плохой парень» пересек помещение, направляясь к месту, где сидел Бык. Тот не только не двинулся, но и в лице не изменился с момента, когда пьяница обратился к нему в первый раз. Мужчина остановился перед Быком со слащавой улыбкой на распухшей роже.

— Не обижайся, товарищ! Просто я немного перебрал. Я не хотел оскорбить тебя. Всего лишь шутка — вот и все, поверь!

Мгновение Бык сосредоточенно всматривался в его лицо.

— О да! — сказал он в следующую секунду. — Я узнал тебя. Ты тот самый болтун, который посмеялся над старым Диким Котом пару месяцев назад. Кстати, когда ты вернешь оконную раму, которую унес с собой? Я слышал, Хэм страшно буянил из-за нее. — Пока Бык говорил все это, на его лице не промелькнуло и тени улыбки. — Я, правда, там не был, но мне все очень хорошо описали.

Его собеседник попытался придумать какой-нибудь остроумный ответ, однако не сумел и с позором удалился под взрывы хохота картежников, ставших свидетелями их короткой беседы.

Бык тоже встал.

— Уже уходишь? — спросил кто-то из его знакомых.

— Думаю, да. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Бык.

Он вышел из салуна и шагнул в ясную звездную ночь. Невольно он взглянул в северо-восточном направлении, в сторону ранчо «Застава Y». Диана была там. Долгое время он неподвижно стоял, глядя на безводную равнину в лунном свете. Она простиралась до самых ног его любимой Дианы. Кто знает, что за чувства таились под непроницаемой маской спокойствия, застывшей на его лице?

Пока он так безмолвно стоял, откуда-то из пространства между салуном «Чикаго» и «Приютом Хэма — ликеры и сигары» до него донеслись голоса.

— Он сейчас там, — говорил один из них. — Если б там было не так чертовски много народу, я мог бы его достать.

— Лучше нам уйти. Ты скорее отыщешь кучу проблем на свою задницу, чем достанешь его, — убеждал второй голос.

— Все в порядке. Я знаю, что делаю. Нельзя, чтобы какой-то высохший ослиный хвост гонял меня из салуна. Я не могу уйти, не отомстив ему.

— В таком случае я пошел домой, — объявил второй голос. — Я-то свою норму знаю.

— Иди-иди. Я тоже пойду спать, но только после того, как отстрелю уши мистеру Дикому Коту.

— Ты идешь отстрелить уши Дикому Коту? После этого ты действительно будешь спать — но мне почему-то кажется, что вечным сном.

— Вот как? Тогда я иду, а ты стой и гляди, что будет!

— Нет уж, я ухожу, пока не поздно, — сказал второй, и Бык услышал, как он выходит из-за угла здания. Бык тут же шагнул обратно к входу в «Чикаго». Мгновением позже он увидел, как тот большой парень, который оттаскивал от него своего друга несколько минут назад, торопливо удаляется. Затем он сразу же увидел фигуру второго человека. Тот вышел из-за здания и приблизился к входу в «Приют Хэма».

Бык стоял как раз позади злоумышленника. Дверь в «Приют Хэма» была открыта. Мужчина сделал несколько шагов внутрь и затаился за одной из грубых и неказистых колонн, поддерживающих второй этаж. На другом конце помещения Дикий Кот Боб как раз поставил на стойку недопитый стакан виски, вытер усы рукавом и повернулся к столику с картежниками. В этот момент за ним была лишь задняя стена помещения. Он представлял собой великолепную живописную мишень, прямо как в тире.

Бык увидел, как незнакомец направляет свой револьвер в намеченную цель. Ни о чем не подозревая, беззащитный Дикий Кот отхлебнул глоток виски — возможно, последний в своей жизни. Бык стоял слишком далеко, чтобы схватить пьяницу, прежде чем тот нажмет на курок. Предупредить Дикого Кота было тоже невозможно. Существовала единственная альтернатива тому, чтобы в бездействии наблюдать, как трусливый убийца хладнокровно застрелит из-за угла старого Дикого Кота и кровь растечется по грязному полу заведения Хэма.

Именно эту жестокую альтернативу избрал Бык. Когда над дулом его револьвера поднялся дымок, чужой вскинул руки над головой, его ставшее бесполезным оружие с грохотом упало на пол и он повернулся, медля упасть. Его затуманенный взгляд наткнулся на Быка с суровым лицом и дымящимся револьвером в руке. Внезапно смертельно раненный человек издал пронзительный вопль.

— Это он! — закричал он, указывая на Быка. — Меня убил Черный Койот! — И бездыханное тело свалилось замертво.

Несколько мгновений Бык молча смотрел на лица посетителей. Помещение бара было битком набито мужчинами и женщинами, и все они уставились на него. Наконец он засунул револьвер обратно в кобуру и, смущенно улыбаясь, подошел к Дикому Коту Бобу.

— Этот парень хотел убить тебя, Боб, — объяснился Бык. — Он был пьян, но я не знал, как остановить его другим способом. Это тот, которого ты тогда выкинул в окно, помнишь?

Подвыпивший Хэм Смит поспешил отреагировать на происшествие. Прислонившись к задней стене бара, он направил указательный палец на Быка и заорал:

— Ты арестован! Ты арестован за убийство!

— Да напорись ты на сучок, — порекомендовал ему Бык. — Если бы я не достал этого парня, он бы прикончил Боба. У меня не было выхода.

— Вы все слышали, как он назвал его?! — визжал Хэм, указывая сначала на мертвеца, затем на Быка. — Черт возьми! Ты ты и ты, арестуйте же его, парни!

Никто не двинулся со своего места, за исключением Дикого Кота Боба, который подошел к Быку и встал рядом с ним, достав свои длинные револьверы с тяжелыми рифлеными рукоятками

— Кто хочет арестовать этого парня, пускай подойдет! — прорычал Дикий Кот Боб, и его водянистые голубые глаза с ужасным выражением уставились на шерифа.

— Вы все должны знать, что, когда я говорю, меня надо слушаться! — пронзительно взвизгнул Хэм. — Вы все слышали, как мертвый назвал его. Разве этого не достаточно? Да вы вообще когда-нибудь слышали о чувстве долга?

Двое-трое мужчин, друзья Хэма, нервно заерзали на своих местах. Бык, почувствовав опасность, вынул оба револьвера и теперь стоял рядом с Диким Котом во всеоружии, а его спокойные серые глаза бдительно следили за любым враждебным движением.

— Лучше сидите как сидели, джентльмены, — посоветовал он. — Вы все видели, что произошло. Вы видели, что я не мог сделать ничего другого. Если из-за того, что сказала эта задница, Хэм думает, что я и есть Койот, то почему он сам не подойдет и не арестует меня? Я не ищу себе проблем, но не желаю быть жертвой оговора какого-то дохлого ублюдка!

— Сдавайся! — потребовал Хэм Смит.

— Не пытайся быть чем-то большим, чем придурком, которым создал тебя Господь, — порекомендовал Дикий Кот Боб. — Если этот парень не Черный Койот, то он не виноват. А если бы он был Койотом, то ты бы не просиживал штаны в этом баре, а давно бы взял его — если бы мог. Верно? Но лично я не верю, что он Черный Койот, и у меня есть две старых плевательницы, которые думают так же, как я. Что скажешь, Хэм?

— Ладно, — подытожил Хэм после непродолжительного колебания. — Возможно, он застрелил того парня по ошибке. По домам, джентльмены!

Когда Бык и Дикий Кот Боб вошли в дом Донованов, Мэри заметила их через распахнутую дверь гостиной и окликнула.

— Заходите и выпейте со мной чайку, прежде чем ложиться, — пригласила она. Когда они зашли, она строго исследовала состояние Боба. Очевидно, результат осмотра удовлетворил вдову — ее лицо прояснилось.

— Я знаю, что виски в Хендерсвиле никогда не кончается, — сказала она. — Так что полагаю, у тебя кончились деньги, Дикий Кот.

Маленький старый джентльмен засунул руку в карман, извлек пригоршню серебра и с величайшим удовольствием сунул вдове под нос.

— Святые заступники! — воскликнула Мэри Донован. — У тебя деньги в карманах, и ты явился домой рано и трезвый! Не болен ли ты, Дикий Кот Боб?

— Я исправился, Мэри, — заверил ее хулиган и торжественно пообещал: — Я вообще больше не собираюсь брать в рот ни капли спиртного!

— Ты что, будешь уверять меня, что совсем не пил этим вечером? — подозрительно спросила она.

— Понимаешь… — Он колебался. — Понимаешь…

— Я все понимаю! — презрительно бросила она.

— Но, Мэри, я выпил совсем чуть-чуть! Неужели тебе жалко, если старичок примет перед сном один малюсенький стаканчик?

— Ладно, — уступила она, смягчившись. — Один маленький стаканчик не принесет вреда старичку. Я бы и сама от него не отказалась.

Дикий Кот снова полез в карман.

— Я как раз подумал об этом, Мэри, и кое-что тебе принес. — С этими словами он вытащил пинтовую флягу.

— Дьявол тебя проглоти, Дикий Кот Боб! — воскликнула она, однако с добродушной улыбкой потянулась к фляжке.

Бык встал, посмеиваясь.

— Спокойной ночи! — сказал он. — Я иду спать.

— Выпей с нами капельку, — предложила Мэри.

— Нет, спасибо, я ухожу, — ответил Бык. Чуть позже они услышали, как он поднимается по лестнице в свою комнату.

— Он хороший мальчик, — сказала Мэри, вытирая губы и закрывая фляжку пробкой.

— Да, он такой, Мэри, — согласился Дикий Кот, принимая у нее флягу. Несколько минут они удовлетворенно молчали.

— Что и говорить, одинокая жизнь у вдовы, это да, — заметила Мэри с глубоким вздохом.

Дикий Кот придвинул свое кресло к ней поближе, покраснел от собственной инициативы и принялся в смущении разглядывать носок своего ботинка. Мэри сосредоточенно раскачивалась в своем кресле, обняв красными руками могучие колени, и, не отрываясь, смотрела на Дикого Кота. Последовала еще одна продолжительная пауза, и снова ее прервала миссис Донован:

— Безусловно, это очень забавно, что ты никогда не был женат, Боб.

Боб попытался ответить, но его рот был полон табачной слюны. Встав, он вышел из гостиной, открыл входную дверь и обильно проплевался. Вернувшись в комнату, он придвинул свое кресло еще ближе к Мэри, как бы совершенно случайно.

— Я… — начал он, но, очевидно, это было плохое начало, и Боб решил начать заново: — Я… — Он снова осекся.

— Что — «ты»? — мягко подбодрила его Мэри Донован.

— Вы… — сказал Дикий Кот и снова застрял. Внутреннее волнение, по-видимому, стимулировало работу его слюнных желез, так что он вновь был вынужден прогуляться к входной двери. Возвратившись, он еще немного подтолкнул свое кресло к креслу Мэри.

— Ты хотел что-то сказать, — поторопила его Мэри.

— Я… Я…

— Да, — сказала Мэри, — продолжай, Боб!

— Я только хотел сказать, что сегодня ночью вряд ли пойдет дождь, — закончил он с самым жалким видом.

Мэри Донован подбоченилась, сжала губы и бросила на несчастного Боба иссушающий взгляд, полный презрения. Все было кончено. Он вновь вернулся к созерцанию дыры на своем ботинке, а лицо его приобрело фиолетовый оттенок.

— Дождь? — переспросила Мэри. — В это время года в Аризоне? Может быть, ты, парень, думал еще, не пойдет ли снег?

Дикий Кот издал лишь какое-то невнятное бульканье. Вновь на долгое время воцарилась тишина, нарушаемая лишь поскрипыванием кресла-качалки Мэри.

— Дай-ка мне фляжку! — внезапно сказала она.

Боб передал ей названный предмет. Мэри сделала длинный глоток, вытерла ладонью горлышко фляги и вернула ее Дикому Коту. Он тоже выпил. Снова помолчали.

Вечер явно подходил к концу. Фляга опустела. Пришла полночь, а с нею — Хэм Смит, который неверной походкой брел спать. Пошатываясь, он пересек прихожую, и Мэри с Бобом услышали, как он спотыкается о лестничные ступеньки.

Мэри Донован встала.

— Иди спать, — сказала она. — Я не могу всю ночь сидеть тут и сплетничать с тобой.

— Спокойной ночи, Мэри, — Боб тоже поднялся. — Это был незабываемый вечер.

— Да, — кивнула Мэри Донован.

Карабкаясь по лестнице к своей комнате, Дикий Кот бормотал: «Черт возьми! Какая досада! Если б только я принял пару стаканчиков, то сделал бы это!»

— В конечном счете нет абсолютно ничего забавного в том, что старый олух ни разу не был женат, — сказала сама себе Мэри Донован, запирая дверь спальни.

Глава 11

Лилиан Мэнил проснулась рано утром. Через окно, выходящее в патио, комнату освещал яркий солнечный свет. На наружном окне, понятное дело, были плотные жалюзи из опасения индейцев. Она томно потянулась и вновь было погрузилась в утренний сон, однако внезапно передумала, сбросила одеяло и встала. Вставать в такое время Лилиан не привыкла — для нее это была страшная рань. Но она хорошо помнила, что после завтрака ей обещан урок верховой езды. А завтракали здесь, как объяснила ей Диана, очень рано. Одеваясь, она выбрала модное выходное платье от хорошего портного. В костюм для верховой езды она собиралась переодеться после завтрака. А перед завтраком Лилиан захотелось немного прогуляться по двору в новом модном платьице, которое, как она знала, очень ей шло.

Несколькими минутами позже, спустившись во двор, она заметила признаки какой-то активности в лошадином загоне и направилась прямо туда. Техасец Пит помогал подсобному рабочему кормить лошадей. Заметив ее приход, он начал судорожно осматриваться в поисках удобного пути бегства. Однако было поздно. Пути к отступлению не было, так как Лилиан Мэнил была уже между ним и спасительным спальным корпусом. Тогда он со всей самоотверженностью отдался работе, старательно действуя вилами и притворившись, что вовсе не замечает ее. Правда, это притворство не произвело на Лилиан Мэнил никакого впечатления. Она остановилась перед стойлом и заглянула внутрь.

— Доброе утро! — сказала она.

Техасец сделал вид, что не расслышал.

— Доброе, — уронил он, немедленно с энтузиазмом взявшись за вилы. Он хотел, чтобы она ушла. Лошади были накормлены, и у него не осталось другого повода оставаться в загоне. Но чтобы вернуться в спальный корпус, он должен был пройти мимо этой нарушительницы спокойствия. Он ни в каком отношении не был любителем женщин и отдавал себе в этом отчет. Диана была не в счет — он привык к ней. Хотя он, как все, был в нее безумно влюблен, она не внушала ему особого беспокойства или интереса, за исключением двух-трех случаев, когда он пытался поддержать с ней более или менее продолжительный разговор.

Пит продолжал кормить лошадей. Он уже скормил им двойную дневную порцию сена, несмотря на то что их должны были снова кормить вечером. Наконец он осознал, что дальше оттягивать трудный момент встречи невозможно, а девушка не уйдет. Он ожесточенно воткнул вилы в стог и почти в ужасе зашагал к выходу из загона. Пит попытался сохранить равнодушие и пройти мимо, даже не посмотрев в сторону Лилиан. Однако оба эти намерения не смогли осуществиться — во-первых, потому, что на самом деле он был далеко не равнодушен, а во-вторых… Во-вторых, потому, что она встала прямо у него на дороге, сладко улыбаясь.

— Еще прошлым вечером я и предположить не могла, что буду иметь удовольствие встретить вас здесь, — начала она. — Я мисс Мэнил, кузина мисс Хендерс.

— Да, мэм, — сказал Пит.

— Я полагаю, вы один из «коровьих джентльменов», — добавила она.

Пит побагровел. Из его гортани вырвались странные звуки — можно было подумать, что Пит подавился или поперхнулся. В действительности они выражали глубочайшую обиду. Однако он мгновенно овладел собой. Что-то в этом глупом замечании освободило его от смущения и стеснительности, и неожиданно он ощутил себя почти равным ей.

— Нет, мэм, — объявил он уже совсем другим тоном. — Я вовсе не один из коровьих джентльменов — я всего лишь новичок.

— Я бы так не сказала. Вы не выглядите новичком. Особенно в этих кожаных штанах с меховым начесом. Но вы ведь ездите верхом, не правда ли? — добавила она поспешно.

— Я еще не обучен, — заверил он.

— О, ну не печально ли это?! А я-то была уверена, что вы прекрасный кавалерист. И я хотела попросить вас поучить меня верховой езде. Давайте после завтрака вместе пойдем к мистеру Колби и попросим его научить нас обоих!

— Боюсь, ему это не понравится. Утром он обучает только женщин, а лично я обучаюсь в его послеобеденном классе.

— А он что, обучает езде регулярно?

— О Боже, ну конечно! Это как раз то, для чего он здесь. Он обучает нас ездить на лошадях, чтобы мы могли ловить коров или просто прогуливаться.

— Я думала, он бригадир, — сказала Лилиан.

— Да, мэм, но это одна из его обязанностей — учить коровьих джентльменов ездить.

— Как это интересно! Я уже успела узнать здесь так много нового! А ведь я всего лишь второй день в Аризоне! Мистер Бык тоже был очень добр и снисходителен ко мне — он терпеливо отвечал на все мои маленькие глупенькие вопросы.

— Я полагаю, он может осветить любой вопрос, мэм, — сказал Пит.

— Да, я почувствовала! К тому же он уже очень давно в Аризоне и столько должен был совершить для развития этих земель! Да вот же, например — вы знаете, что это он посадил все те липы, что растут на берегах маленькой забавной речки, вдоль которой мы вчера ехали так долго — мили и мили?

— Он сказал вам так? — спросил Техасец Пит.

— Да. Не поразительно ли это? На мой взгляд, это обнаруживает у него артистический темперамент.

— Это больше, чем я мог ожидать от него, — пробормотал техасец с благоговением.

Внезапно страшный металлический звон нарушил спокойствие прохладного аризонского утра. Девушка коротко взвизгнула и прыгнула к Питу, обняв его за шею обеими руками.

— Ой, что это?! — воскликнула она. — Неужели индейцы?

— Нет, мэм. — Техасец Пит пытался ослабить ее захват, а несколько нечестивых коровьих джентльменов, наблюдавших эту пикантную сцену с крыльца спального корпуса, бросали на него злорадные взгляды. — Нет, мэм, это не индейцы. Это звонит колокольчик к завтраку.

— Как это глупо с моей стороны, — расстроилась она. — Думаю, теперь мне пора идти. Очень рада была познакомиться с вами, мистер…

— Меня зовут Техасец Пит.

— Очень рада, мистер Пит. Я надеюсь, что вы быстро научитесь верховой езде. Я уверена, мы будем устраивать восхитительные экскурсии и пикники среди этих чудных холмов. О, не божественно ли это — только вы и я, мистер Пит! — И она бросила на беднягу такой взгляд, который вскружил бы голову и более искушенной натуре.

Когда она наконец ушла, а Пит направился на кухню, он провел пятерней по копне своих волос и в ужасе пробормотал:

— Боже мой! За исключением ее, моя голова в порядке.

У входа на кухню его поджидал Короткий Бен, который набросился на него и обвил обеими руками за шею.

— Поцелуй меня, дорогуша! — заорал он. — Меня еще никто не целовал перед завтраком!

— Закрой пасть, ты, морж длинноластый! — ответил Пит, отпихивая здоровенного приятеля.

Ел Пит молча, невзирая на насмешки товарищей, которые скоро иссякли — ковбои поняли тщетность попыток разгневать его шутками. Все знали, что в гневе Техасец страшен, а при необходимости может и за револьвер схватиться. Но его невозможно было разозлить, пока в уколах оставалась хоть толика юмора.

— Послушай, повар, — окликнул он старого китайца. — Ты самый образованный парень в этом стаде бодливых коров. Скажи мне, что такое «каверист»?[64]

— Кое-что, чем ты суп наклывать, — ответил китаец.

Техасец Пит почесал в голове.

— Я все никак не мог понять, почему она мне не понравилась. Теперь знаю!

Диана Хендерс приветствовала входящих в столовую гостей живой улыбкой и теплыми словами.

— Надеюсь, вы отлично спали? — осведомилась она.

— О да! — воскликнула Лилиан. — Я ни о чем не думала с момента, когда моя голова коснулась подушки. Это была совершенно восхитительная ночь!

— А я не спал, — сказал Корсон, и Диана сразу заметила, что он выглядит усталым и измученным. — Что случилось ночью?

— Если что-то и случилось, то я об этом ничего не знаю, — ответила хозяйка. — А почему вы спрашиваете?

— Вы видели кого-нибудь из ваших людей этим утром? Или кого-то из соседей? — спросил он встревоженно.

— Я говорила сегодня с двумя-тремя рабочими. А соседей у нас нет.

— Сколько женщин находится в этом месте? — не отставал Корсон.

— Только я и Лилиан.

— Может быть. Но этой ночью, я уверен, произошло нечто ужасное. Такой страшной, отвратительной ночи я не проводил еще ни разу в жизни. Забавно, что вы ничего не слышали.

— А что я должна была услышать? — поинтересовалась хозяйка.

— Эту женщину. Боже мой! Я и сейчас явственно слышу ее вопли!

— О, Морис, что вы имеете в виду? — воскликнула мисс Мэнил.

— Это было примерно в полночь, — стал объяснять Корсон. — Я еще не спал — только начал дремать, — когда совершенно внезапно поднялся собачий лай. А затем закричала женщина. Это был самый ужасный, длительный и отчаянный вопль, какой я когда-либо слышал. У меня сложилось впечатление, что кто-то пытал ее. Держу пари, что прошлой ночью неподалеку были индейцы, и скоро мы узнаем об ужасной резне. Так же внезапно, как начался, этот крик прервался, но довольно скоро вновь залаяли собаки — должно быть, их там было штук пятнадцать — и эта женщина закричала вновь. Ей-богу, я буду слышать этот крик в час моей смерти! Я считаю, вы не должны сегодня отпускать куда-либо ни одного человека, пока не узнаете, что случилось этой ночью. Может быть, индейцы только поджидают момент, когда рабочие уйдут, чтобы внезапно напасть на нас и растерзать!

Едва заметная улыбка понемногу начала проявляться на лице Дианы Хендерс, в углах ее глаз появились тоненькие морщинки.

— Чему вы улыбаетесь, мисс Хендерс? — возмутился Корсон. — Если бы вы слышали этот крик, у вас надолго пропало бы всякое желание улыбаться.

— То, что вы слышали, мистер Корсон, — вовсе не женский крик. Это были койоты.

Он некоторое время тупо и беспомощно смотрел на нее.

— Вы уверены? — наконец выдавил он из себя.

— Разумеется, уверена.

У Корсона вырвался вздох облегчения.

— Хотел бы я поверить в это, — сказал он подозрительно. — Во всяком случае, если бы я знал это, то спал бы лучше.

— Можете быть уверены в этом, мистер Корсон.

— Не хотел бы я встретиться с ними в темное время суток, — признался он. — Стая в пятьдесят-сто особей — а прошлой ночью их было как раз столько — запросто может разорвать человека в мелкие клочья.

— Они совершенно безвредны, — заверила его Диана. — К тому же, вероятно, их было не более двух-трех, а скорее всего — только один.

— Я полагаю, что слышал целую сотню, — настаивал он.

— Обычно на слух кажется, что их гораздо больше, чем на самом деле.

— Я привык верить своим ушам! — недоверчиво покачал головой Корсон и после непродолжительной паузы сменил тему. — Я должен показать вашему повару, как правильно варить кофе, — заметил он как бы вскользь.

Диана покраснела.

— Может быть, это и не самый лучший кофе, — сказала она. — Но мы привыкли к нему и считаем вполне приличным. Я думаю, Вонг варит лучший кофе, какой возможно сделать из имеющихся ингредиентов.

— Полагаю, не будет ничего страшного, если я поучу его делать кофе, — сказал Корсон.

— Он служит у нас уже много лет и всегда был очень предан нам. Думаю, он страшно обидится, если приезжий будет критиковать его кофе.

— Морис удивительно разборчив в вопросах еды, — вставила мисс Мэнил. — Я будто университетский курс окончила, слушая, как он распоряжается обедом в Дельмонико. А как он разносил официантов, если что не так! О, это еще тот гурман! Я до сих пор помню его недовольные крики в Дельмонико. Видели бы вы людей за соседними столиками, которые что-то шептали друг другу на ухо, глядя на Мориса!

— Могу вообразить! — вежливо сказала Диана, однако далее свою мысль развивать не стала.

Корсон аж весь раздулся от удовольствия.

— Позовите своего китайца, мисс Хендерс, — потребовал он, — и я дам ему урок прямо сейчас. Вы тоже сможете много почерпнуть из моих наставлений. Уверяю вас — здесь, в такой дали от Нью-Йорка, у вас никогда не случится другого шанса. Ничто, на мой взгляд, не воздействует так хорошо на грубые нравы, как облагораживающее влияние культуры востока.

— Лучше я побеседую с Вонгом сама и с глазу на глаз. Да и то если сочту нужным, — отрезала Диана.

— Хорошо, но только чтобы потом я получил пристойный кофе! — великодушно согласился Корсон.

Лилиан Мэнил, окончив завтрак, встала из-за стола.

— Пойду надену свой костюм для верховой езды, — сказала она. — А вы, Морис, идите и попросите мистера Колби подождать меня.

Диана Хендерс поджала губы, но промолчала. Корсон встал и направился к дверям. Он был одет в костюм для верховой езды от нью-йоркского портного, сшитый по последней английской моде. Диана вновь поджала губы, но теперь уже не от досады, а в попытке сдержать смех. Корсон, небрежно сдвинув шляпу на один глаз, вышел, величаво спустился по лестнице и двинулся в сторону загона. Ковбои в это время как раз седлали лошадей, готовясь к дневной работе. Корсон зажег большую черную сигару и удовлетворенно затянулся. Когда его фигура возникла в поле зрения ковбоев, работа в загоне как-то сама собой затихла.

— Бог мой! — простонал Техасец Пит.

— Кто его сюда пустил? — поинтересовался Айдахо.

— Помолчи, — предостерег его Колби. — Похоже, что этот парень будет здесь хозяином!

— Он никогда не будет распоряжаться мной! — сказал Короткий Бен. — Интересно, нельзя ли немного примять эту его забавную шляпу? — И он потянулся к своему револьверу.

— Не дури, Бен. Он друг мисс Хендерс, — прошипел Колби. — Это огорчит ее.

Колби не мог найти более сильного аргумента. Короткий Бен мгновенно убрал руку с рукояти револьвера, и почти сразу же работа продолжилась. У подошедшего Корсона не было оснований предполагать, что он стал предметом насмешки или жалости.

— Слушай, Колби, — сказал он. — Оседлай двух надежных коней для мисс Мэнил и меня и жди, пока она спустится. Ты должен дать ей несколько уроков верховой езды.

— А мисс Хендерс не против? — поинтересовался Колби. — А то, вы знаете, работы у нас много, а рабочих мало.

— Все в порядке, мой мальчик, — самонадеянно сообщил Корсон. — Ты можешь спокойно выполнять все, что я скажу тебе. Я управляю всеми интересами мисс Мэнил и вообще присматриваю за всем, пока происходит оценка имущества. А ты давай беги и оседлай пару лошадок, да проследи, чтобы они были смирными. Я не садился на лошадь уже много лет, хотя в детстве делал успехи.

Долгую минуту Колби не сводил глаз с мистера Мориса Б. Корсона. По выражению его лица трудно было решить, о чем он думал, хотя другие ковбои со всей уверенностью судили о его дальнейших намерениях. Они столпились вокруг с недвижными лицами, ожидая начала забавы, — однако были обречены на жестокое разочарование. Стрельбы не последовало. Они рассчитывали, что Колби хотя бы заставит хлыща «потанцевать». Но вместо этого он без единого ответного слова отвернулся от Корсона, дал несколько заключительных распоряжений по работе, вскочил в седло и поскакал к офису. При этом он абсолютно игнорировал приказания ньюйоркца. Корсон сделался малиновым от гнева.

— Эй вы, люди! — крикнул он, повернувшись к ковбоям, большинство из которых уже оседлало своих мустангов. — Я требую немедленно оседлать пару лошадей — для мисс Мэнил и для меня!

Молча, полностью игнорируя его, как будто его вообще здесь не было, всадники один за другим выезжали из загона. Неподалеку они натянули поводья, ожидая Колби.

— Видал я в своей жизни наглецов, — заметил Техасец Пит, понизив голос. — Но этот хлыщ хуже пыльной бури.

— Если он не заткнет хлебало, — проворчал Короткий Бен, — я снимаю с себя всякую ответственность за последствия. Мне уже тяжело сдерживаться.

— Я только не пойму, чего Колби-то смолчал, — сказал Айдахо.

— Некоторые парни готовы на все, чтобы удержаться на своем месте, — объяснил Короткий Бен.

— Пусть меня поимеют прямо сейчас, если я проглочу оскорбления этого чертова пижона! — заявил Техасец Пит.

— Вон идет хозяйка, — сказал Айдахо. — Пусть во всем разберется ее маленькая милая головка, — прибавил он с чувством.

Диана стояла рядом с домом и слушала Колби, который, как видели ковбои, что-то взволнованно ей втолковывал.

— Послушай, Ди, — говорил он, — я хочу знать, должен ли я слушать приказы этого хвастливого крючкотвора. Кто здесь хозяин — он или ты?

— Полагаю, что я, — ответила Диана. — Хотя есть подозрение, что мистер Корсон сомневается на сей счет. Что он сказал тебе?

Колби пересказал, повторив слова Корсона так точно, как только мог. Девушка не смогла сдержать смеха.

— Очень смешно, — раздраженно уронил Колби. — Но лично я не вижу ничего забавного в том, что этот хлыщ, фальшивомонетчик и пожиратель крекеров при всем честном народе называет меня «мой мальчик» и приказывает оседлать ему коня. «Беги, — сказал он мне, — и оседлай пару лошадей. Да смотри, чтобы они были смирные!» Мой Бог, Ди, ты же не думаешь, что я буду слушать подобный треп?

Диана уже почти плакала от смеха. Наконец Колби и сам не смог сдержать улыбку.

— Не отказывай ему, Хол, — попросила Диана. — Он — один из этих самонадеянных, заносчивых, наивных ньюйоркцев. Эти люди весьма ограниченны и неприятны в общении, но поскольку мы вынуждены какое-то время принимать его, то надо постараться извлечь из этого как можно больше пользы. Сейчас как раз предоставляется случай проявить гостеприимство в лучшем виде! Скажи Билли, чтобы он оседлал им двух лошадей, и позаботься, чтоб лошадь для мисс Мэнил была абсолютно, смирной, — произнося последнюю фразу, Диана слегка подмигнула Колби.

Бригадир повернул своего мустанга и поскакал к загону. Он передал приказание хозяйки подсобному рабочему Билли — худому, костлявому и прыщавому парню. Билли, который мысленно называл себя не иначе, как Диким Биллом, с важным видом удалился ловить двух мустангов, внутренне потешаясь оттого, что мистеру Корсону предназначался Буравчик.

Мистер Корсон, увидев приближающуюся Диану, пошел ей навстречу, все еще красный от злости.

— Послушайте, мисс Хендерс, — начал он. — Вы должны объяснить этим ребятам, кто я такой. Я приказал им оседлать двух лошадей, но они словно не услышали. Скажите им, что если я приказываю, они должны подчиняться.

— Я думаю, станет проще, если приказывать буду я, — ответила она. — Нехорошо, когда слишком много хозяев. И потом, вы же видите, что эти парни весьма эксцентричны. Они люди не того сорта, с которым вы, вероятно, привыкли иметь дело. Лучше не разговаривать с ними так, как с официантами в Дельмонико — если вы, конечно, еще не устали от жизни, мистер Корсон. Они привыкли ко мне, мы с ними друзья, и мои приказы они выполняют без лишних вопросов. Так что в любом случае лучше объясняйте свои пожелания мне. Колби передал мне, чего вы в данный момент хотите, и лошадей сейчас оседлают.

Корсон хотел что-то возразить, но затем, очевидно передумав, с видимым усилием сдержал себя.

Вместе они дошли до загона, где Билли седлал спокойную старую лошадь для мисс Лилиан. Рядом с опущенной головой и уныло-мрачным видом стоял Буравчик.

— Которая для меня, сынок? — спросил Kopcoн.

Дикий Билл взглянул на него с мрачным презрением, помедлил, а затем выбросил грязный указательный палец в сторону Буравчика.

— Это старое воронье пугало?! — воскликнул ньюйоркец.

— Вы сказали, что хотите смирную лошадь, — объяснил Колби, развалившийся в седле неподалеку. — А Буравчик не брыкается.

— Я сюда не на танцы пришел, — проворчал мистер Корсон. — Если я сижу на лошади, я хочу знать, что это в самом деле лошадь!

— Вы и будете знать, что вы на Буравчике, — вежливо убеждал его Колби. — Он вовсе не так туп, как кажется! Вы только вонзите в него шпоры, и он станет весьма энергичным.

— Ладно, — угрюмо сказал Корсон. — Прикажите парню поторопиться. Мисс Мэнил уже идет.

Были и другие, кто заметил приход мисс Мэнил. Среди них был Техасец Пит.

— О Господи! — воскликнул он. — Смотрите-ка, что нам обломилось!

Лилиан Мэнил приближалась к ним с небрежным изяществом светской львицы, одетая в черный костюм для верховой езды. На ней была обширная юбка, а также мужской шейный платок и черный цилиндр с развевающейся вуалеткой. Короткий Бен долго смотрел на нее, потом перевел взгляд на мистера Корсона.

— Для меня небезопасно ехать в Нью-Йорк, — доверительно сообщил он Айдахо. — Я там умру от смеха.

В это время Лилиан Мэнил как раз присоединилась к группе, стоявшей рядом с двумя оседланными лошадьми. Билли вывел их из загона.

— Как это мило! — воскликнула мисс Мэнил в своей мелодраматической манере. — А нет ли у вас дамского седла? Я же не могу усесться на эту страшную штуковину!

— Весьма сожалею, но нет, — сказала Диана. — Сомневаюсь, что во всем округе найдется хотя бы одно дамское седло. Но я думаю, вы пока можете использовать то, что есть, если обхватите ногами переднюю луку. А в следующий раз я найду для вас такую же юбку, как у меня, и тогда вы сможете сидеть, раздвинув ноги.

— Вы уверены, что эта лошадь спокойная? — спросила Лилиан. — Я хотела бы получить какие-то навыки, прежде чем садиться на эту здоровенную тварь. Ой, здравствуйте, мистер Колби! Я уже здесь и готова начать свой первый урок верховой езды!

Ее глаза остановились на группе ковбоев, стоящих в нескольких ярдах от них.

— Вижу, мистер Колби, сегодня утром у вас целый класс! А мистер Пит почему-то сказал мне, что вы обучаете коровьих джентльменов после полудня.

Бригадир глянул на Пита, который внезапно был сражен жестоким приступом кашля. Зная Техасца, Колби моментально вник в ситуацию:

— О, я был вынужден закрыть свои послеобеденные классы, когда оказалось, что только один мистер Пит не умеет ездить.

— Не печально ли это? — сказала она вежливо и повернулась к Корсону: — Мне кажется, Морис, лучше вам попробовать первому, а я посмотрю, как вы будете это делать.

— Прекрасно! — воскликнул Корсон. — Прошло много времени с тех пор, как я ездил верхом, но полагаю, навык вернется быстро. Думаю, что буду в силах послужить вам образцом.

Корсон подошел к Буравчику справа и взялся за луку седла, не обращая внимания на уздечку, которую держал Билли. Буравчик уныло посмотрел на него. Когда ньюйоркец попытался поймать ногой стремя, Буравчик тут же развернулся на сто восемьдесят градусов.

— Вы лучше садитесь с другой стороны, мистер Корсон, — посоветовала ему Диана. — Эта лошадь не привыкла, чтобы на нее садились справа.

— Я с самого начала понял, что он проклятый индеец, — заметил в сторону Айдахо.

— И лучше возьмите уздечку — она вам еще пригодится, — присовокупил Билли, который, по сути дела, имел доброе сердце и боялся кровопролития.

Корсон подошел к Буравчику с другой стороны. Правой рукой он небрежно взял поводья, сунул ступню в стремя и обеими руками схватился за луку седла. Затем он осторожно, исследуя каждый дюйм, подтянул себя в седло. Буравчик стоял как вкопанный.

— Пошел! — крикнул мистер Корсон. Но Буравчик не двигался.

— Вонзите в него шипы! — ликующе закричал Билли.

— Почему старый скот не идет? — спросил Корсон, встряхивая поводьями.

— Воспользуйся шпорами! — посоветовал ему один из ковбоев. — Ведь ты купил их именно для этого, не так ли?

Мистер Корсон воспользовался своими шпорами, но результат был слишком ошеломляющим. Укол шпорами мгновенно сподвиг Буравчика на неожиданное действие, которое пролило свет на происхождение его имени — он начал с бешеной скоростью крутиться на одном месте.

Забавная шляпа мистера Корсона улетела куда-то в сторону. Время от времени он хватался за луку седла, а его безумные попытки натянуть свободно висящие поводья оказались тщетными. Внезапно Буравчик застыл, а потом вновь закрутился. Мистер Корсон потерял стремена, а затем, совсем отпустив поводья, обеими руками схватился за луку седла.

— Остановите его! — заголосил мистер Корсон. — Тпру! Тпру!

— Разорви его! — пронзительно завизжал Билли. — Воткни ему шпоры в глаза!

— Сделай его, ковбой! — крикнул Айдахо.

Тут Буравчика понесло. Мистер Корсон стал опасно съезжать на один бок. Стоярдовый спринтерский пробег с возвратом к месту старта — и Буравчик вновь закружился в диком танце. Это был конец. Мистер Корсон сполз вниз, приземлившись на спину. С величайшей, никем не ожидавшейся от него проворностью он откатился в сторону и в ужасе пополз на четвереньках прочь от этого людоеда, который, как он был уверен, преследует его. Но Буравчик лишь уныло стоял со склоненными долу ушами.

Корсон встал на ноги. Его окружали суровые дикие ковбои, а не чувствительные жители Нью-Йорка. Все они откровенно и грубо смеялись.

— Это было подстроено! — пролепетал он. — Вы ответите за это, Колби! Вы сами сказали, что эта скотина смирная!

— Я сказал, что Буравчик не брыкается, и он действительно не брыкался, мистер Корсон, — невозмутимо ответил Колби.

Мисс Мэнил двинулась к дому.

— Что-то сегодня мне не хочется кататься, — протянула она.

Глава 12

Техасец Пит, как всегда, пел:

— Привет! Смотрите, кто пришел! — неожиданно воскликнул он, прервавшись.

В спальный корпус вошел Бык с усмешкой и кивком.

— Все поешь, Пит, как я слышу, — сказал он вместо приветствия. — Никак не можешь закончить?

Пролетело уже две недели со времени прибытия Корсона и мисс Мэнил. Бык только что был освобожден от «золотого конвоя» и вернулся в привычную обстановку. В те недели, когда он сопровождал золото с прииска, не произошло ни одного ограбления, и никто ни разу не видел ни Черного Койота, ни Грегорио.

— Как дела? — спросил Бык.

— Да так себе, — ответил Техасец Пит.

— Где Колби? Я должен отчитаться перед ним.

— Он в доме. Ест.

Бык воздержался от комментариев. Он подумал, что знает, почему Хол Колби ест в доме. Несомненно, скоро он будет и спать там, как хозяин.

— Эта телка Мэнил запала на него и настояла, чтоб он ел в доме, — объяснил Техасец Пит. — Вообще с тех пор, как эти двое появились здесь, многое изменилось. Хозяйка все время выглядит усталой и расстроенной. Похоже, она точно так же терпеть не может этих двоих, как и все остальные.

— А Колби тоже без ума от этой Мэнил?

— Не понять. Иногда кажется, что да, а иногда — что нет. Похоже, что он не знает, на какую сторону мазать масло, и ждет развития событий.

Бык молча занялся приведением в порядок своей койки. Техасец Пит вдруг как-то странно посмотрел на него с озабоченностью во взгляде и нервно откашлялся. В этот момент в спальном корпусе не было никого, кроме них.

— Скажи, Бык, — наконец спросил Пит. — Мы с тобой, я думаю, настоящие друзья?

Бык на миг отвлекся от складывания покрывала.

— А что, кто-то сказал, что мы не друзья? — осведомился он.

— Нет, никто не говорил, — заверил Пит.

— Тогда какая муха тебя укусила?

— Просто народ кое-что болтает о тебе, Бык, и я хочу, чтобы ты знал это.

— Что именно?

— Что ты и Черный Койот — одно лицо. Мне-то нет до этого никакого дела. Я не спрашиваю тебя, так это или не так. Просто хотел сообщить тебе ради твоего же блага.

Бык выдавил одну из своих неярких усмешек.

— Если я — не Черный Койот, я и скажу, что я — не он, не так ли?

— Полагаю, да.

— Но если я — это он, то должен это отрицать, так?

— Полагаю, да, — снова согласился Пит.

— Тогда, черт побери, зачем вообще что-нибудь говорить?! В особенности если мне нет никакого дела до чужого мнения.

— Не знаю, — покачал головой Пит.

— Пойду в дом отчитаться перед Колби, — сказал Бык после паузы.

— Смотри, чтобы эта телка Мэнил не подцепила тебя на крючок! — шутливо предостерег Пит.

Диана Хендерс сидела в офисе и писала какое-то письмо. Услышав голос Быка, она вздрогнула.

— Я так рада, что ты вернулся! — воскликнула она.

— Спасибо, мисс. Я пришел доложиться Колби, но вижу, его здесь нет.

— Он в гостиной с мистером Корсоном и мисс Мэнил.

— Тогда, наверное, я увижу его позже, — Бык собрался уходить, но был остановлен взмахом руки Дианы.

— Не уходи, — сказала она. — Я хочу поговорить с тобой. Сядь, пожалуйста.

Он подошел и опустился в большое мягкое кресло, ранее принадлежавшее ее отцу. Движения мужчины были подобны движениям льва — спокойные, полные уверенной силы без всяких уловок. Впервые за многие недели давящее чувство одиночества отступило. Бык вернулся! Словно старший брат возвратился домой после долгого отсутствия. Ее сердце забыло о том, в чем уже был убежден ее разум — о том, что Бык был разбойником из Чертова каньона, что он месяцами грабил ее и ее отца, что он подстрелил Мака Гербера. Ей было важно другое — в его присутствии она ощущала спокойствие и безопасность. Почти все боялись его. Многие его ненавидели. Неужели все они заблуждаются? Могла ли быть права ее одинокая вера, если сердце ее шло против мудрых доводов разума?

— Да, мисс? — сказал он вопросительно, прервав ее колебания.

— Уэйнрайты снова пытаются купить ранчо, Бык, и мистер Корсон, кажется, одобряет эту идею.

— А вы хотите его продать? — спросил он.

— Нет, не хочу. Но самое худшее — это цена, на которой они настаивают. Двести пятьдесят тысяч долларов за все наши владения — ранчо, скот и прииск. Они давят на меня массой разных способов. Мистер Корсон говорит, что я должна либо выкупить владения, либо согласиться на их продажу, но у меня нет такой суммы наличными, а векселя они не берут.

— Не продавайте, мисс, за такую цену. А если не хотите, то вообще не продавайте — они не могут заставить вас силой.

— Но они рисуют весьма неприятную для меня картину. Мистер Корсон говорит, что цены на рынке домашнего скота упали и лошади больше не котируются. А новая жила на прииске, как он уверяет, вообще не существует.

— С рынком домашнего скота все в порядке, мисс. Давно не бывало так хорошо. Что касается новой жилы, с ней тоже все о’кей. Я сам немного наскреб во время визитов на прииск в последние недели. Золото превосходное. Проблема в том, что у вас нет там подходящего человека. Этот новый управляющий кажется мне жуликом. Вы, кстати, знаете, что Уэйнрайты часто там бывают?

— Нет. Что, действительно?

— Да. И неразлучны с новым управляющим, как выпивка с куревом.

— Он же не имеет права пускать их на предприятие!

— Однако пускает, — сказал Бык с ноткой мрачной иронии. — При этом он метал громы и молнии, когда заподозрил, что я сую нос в работу прииска. Мне не нравится этот парень, мисс.

— Кажется, все против меня, Бык. И так трудно понять, что же делать теперь, когда отца нет со мной. Мистер Корсон и моя кузина все время капают мне на мозги — убеждают продать. Иногда я почти решаюсь избавиться от них.

— Если вы хотите избавиться от них, мисс, это очень просто, — уведомил Бык. — Вам нужно лишь сказать мне. Я угоню их с ранчо, как скот, и выставлю из округа. Мне кажется, не существует лучшего способа избавиться от них.

— Я думала, что ты увлекся моей кузиной, когда вез ее сюда в дилижансе, — невесело сострила Диана.

— Единственное ее достоинство в моих глазах — то, что она ваша кузина, — без улыбки ответил Бык, и Диана поняла, что это правда. — Если вы хотите, чтоб я выгнал их из этих мест, скажите словечко — и они уберутся за десять минут, бегом и прыжками.

— Не думаю, что стоит действовать такими методами, — ответила она, чуть усмехнувшись.

— Не вижу причин, почему бы и нет.

Тут в комнату вошел Хол Колби.

— Опять ты? — Бык не отреагировал на такой очевидно глупый вопрос. — Сколько времени ты уже здесь находишься?

— Около получаса.

— Почему не доложил мне о приезде? — Колби был страшно раздосадован. Его уязвляла дружеская близость Быка и хозяйки, легкость их отношений, сам факт, что Бык свободно расположился в хозяйском кресле, беседуя с Дианой.

— У тебя что, глаз нет? — спросил Бык. — Ты же видишь, я сижу здесь и докладываю моей хозяйке.

— Ты обязан докладывать мне! — рявкнул Колби.

— Я могу делать многое из того, что не обязан, — сдержанно сказал Бык.

— Полагаю, что уже все знают об этом, — со значением произнес Колби.

— Постойте! — воскликнула Диана. — Не ссорьтесь, парни, у меня и без вас достаточно проблем. Между прочим, Бык искал тебя, чтобы доложиться, — обратилась она к Колби. — Когда он вошел, то первым делом спросил, где ты.

— Почему же он тогда так и не сказал? У меня для него есть работа, я жду его целый день.

— Я здесь, — сказал Бык. — Какая у тебя работа?

В отличие от голоса Колби, в его голосе не было слышно даже и намека на гнев, так что Диане не было понятно, сердится он или нет.

— Крамер хочет отлучиться на несколько дней. Тебе надо будет поехать на Западное ранчо и последить за лошадьми, пока он не вернется. Там есть несколько жеребят, от которых надо избавиться. В общем, Крамер скажет тебе, что делать.

— Когда мне выезжать?

— Сегодня вечером. Это даст Крамеру возможность выехать рано утром.

— Хорошо, — кивнул Бык, вставая. — Спокойной ночи, мисс Хендерс.

— Спокойной ночи, Бык; наверное, я уеду, пока ты будешь на Западном ранчо. Я собираюсь хорошенько осмотреть местность. Крамер сказал, что нам нужны новые загоны.

Бык еще раз кивнул и вышел из комнаты.

— Не могу понять, почему ты так добра к человеку, который месяцами грабил тебя и твоего папашу, — сказал Колби, когда Бык вышел. — Или ты не веришь в это и теперь?

— Я понимаю, Хол, что подозрения небеспочвенны, но мне очень тяжело поверить, что Бык — преступник. Я не хочу верить в это. Я почти ни капли не верю в это. Ты строг с ним, потому что он тебе не нравится.

— Вспомни, разве я не говорил тебе, что он был одним из моих лучших друзей, пока я не узнал о его проделках? Я не хочу иметь такую гремучую змею в своих друзьях.

Диана вздохнула и устало встала с кресла.

— Пойду приму душ перед ужином, — сказала она.

Как только она вышла, в офис вошел Корсон.

— Итак? — спросил он. — Не передумала ли она?

— Я ничего не говорил ей на эту тему, — ответил Колби. — Из этого не вышло бы никакого толку, особенно после того, что сказал ей Бык перед тем, как я вошел в комнату.

— И что же он сказал ей? — спросил Корсон.

— Убеждал ничего не продавать. Более того, он предложил выгнать вас с мисс Мэнил в случае, если она разрешит.

— А что сказала она? — В голосе Корсона послышалась нервозность.

— Разумеется, она не поддержала эту идею. Но, в любом случае, он весьма опасен рядом с ней. Черт возьми, он имеет на нее слишком большое влияние.

— Хотелось бы избавиться от него, — сказал Корсон. — Весьма забавно, что он еще не арестован, хотя любой встречный знает, что он — Черный Койот.

— Скоро он будет болтаться в петле, — заверил Колби.

— Если не поторопимся, он вполне может сорвать наше соглашение с Уэйнрайтами, — проговорил Корсон. — В глубине души я уверен в этом. Хочу поскорее убраться из этих чертовых мест. Они действуют мне на нервы — слишком много индейцев, койотов и невменяемых парней с огнестрельным оружием. Здесь небезопасно.

— Я не пойму одного — почему вам так хочется сразу продать дело? — сказал Колби. — Ведь вы могли бы получить за него гораздо больше, если бы попытались.

— Для этого надо ехать в Нью-Йорк. Здесь нет больших капиталов. Уэйнрайт обеспечен, честен и прям. Я не могу тратить время на улаживание дел на востоке, пока не знаю, что замышляет мисс Хендерс. К тому же мисс Мэнил хочет быстро получить живые деньги и удрать. Мне, полагаю, остается одно — открыть девице последнюю карту. Я собирался сделать все по-тихому, но она настолько упряма, что вынуждает меня к этому.

— К чему? — спросил Колби.

Корсон наклонился к нему поближе и несколько минут шептал что-то ему на ухо. Когда он закончил, Колби откинулся в кресле и присвистнул.

— Да вы шутите! — воскликнул он.

— Уэйнрайт прибывает в Хендерсвиль завтрашним дилижансом, — как ни в чем ни бывало продолжал Корсон. — Сегодня я намерен окончательно утрясти вопрос с девицей Хендерс, чтобы завтра сказать Уэйнрайту что-то определенное. Надеюсь, что она наконец переменит свое мнение, так как, по-моему, начинает понимать, что прииск выработан, а рынок домашнего скота не принесет ей ничего, кроме проблем. Разумеется, не так уж и важно, что она думает по этому поводу, но здесь она способна устроить нам большие неприятности, если захочет.

— Стоит ей захотеть — она устроит неприятности и вам, и Уэйнрайту, — согласился Колби. — И не морочьте голову сами себе: она вовсе не думает, что этот бизнес ничего не стоит. Бык подкрутил ей мозги, когда был здесь.

— Как это? — спросил Корсон.

— Я слышал, как он говорил ей, что обследовал прииск, когда был там, и богатство новой жилы — доказанный факт. Также он говорил, что скотоводческий бизнес в полном порядке. Полагаю, она скорее поверит ему, чем вам.

Корсон поджал губы.

— Это меняет дело! — воскликнул он. — Я слишком долго попусту тратил время! Сегодня же вечером я поговорю с ней.

Возле спального корпуса несколько человек мылись перед ужином. Внутри Бык упаковывал свою постель, собираясь после ужина отправиться на Западное ранчо.

— Что ты делаешь? — спросил Техасец Пит. — Увольняться решил?

— Собираюсь на Западное ранчо. Крамер уходит в отпуск, — объяснил Бык.

— Похоже, здесь не очень дорожат твоей компанией, — заметил Пит.

Бык лишь пожал плечами и продолжал паковать последний узел, после чего бросил его на койку.

— Мне кажется, ты не задержишься здесь, — сказал Техасец Пит. — Давай собирать манатки. Я никогда не был в Калифорнии, а ты?

Бывший бригадир покачал головой:

— У меня есть свои причины остаться здесь ненадолго.

Пит ничего не ответил. Однако реакция Быка на предложение покинуть Аризону встревожила его. Пит был убежден, что друга удерживает здесь вовсе не Диана Хендерс — ведь Хол Колби давным-давно болтал, насколько вообще позволяли приличия, что это он женится на изысканной хозяйке.

Маловероятно было и то, что Бык остается из-за работы. Техасец Пит знал, что с тех пор, как Колби сделался бригадиром, он ни на минуту не давал Быку покоя и превратил его работу в ад кромешный. Не предполагать же, что Бык остается из-за любви к Колби! Бык ни разу не сказал о бригадире ничего непочтительного и никогда не критиковал его методы, но Пит знал так же хорошо, как если бы Бык сам сказал ему, что он терпеть не может бригадира.

Что же удерживало Быка? Дружеская верность мешала Питу предпочесть тот единственный ответ, к которому подталкивало его понимание событий. Но именно этот ответ все чаще всплывал в его сознании. Если Бык все-таки был Черным Койотом, то он нигде не мог бы нажиться так, как работая на «Заставе Y», где у него постоянно была информация из первых рук о самых больших партиях золота.

— Ей-богу! — сказал себе Техасец Пит. — Мне совершенно наплевать, он это или не он, но будь я проклят, если это не он!

А в гостиной хозяйского дома Колби с жаром уговаривал Лилиан Мэнил. Пока не подали ужин, Корсон ушел в свою комнату привести себя в порядок, а Диана еще не спускалась.

— Послушай, Лиль, — убеждал Колби. — Мне не нравится, как Корсон обращается с малышкой Дианой. Я забочусь об этой девушке и не хочу видеть, как она страдает.

Лилиан Мэнил вытянула руки и обвила ими шею бригадира.

— Оставь это, Хол, — промурлыкала она. — Ты постоянно говоришь, как сильно меня любишь, но как же я могу поверить в это, если ты все время думаешь о ней и никогда — о моих интересах! Ты хочешь, чтобы она владела всем, а мне не хочешь оставить ничего. Нет, Хол, ты меня не любишь!

— Я люблю тебя, Лиль. Я без ума от тебя!

— Тогда делай все как положено и прекрати все время держаться ее стороны, — посоветовала она. — Я собираюсь стать очень богатой девочкой, Хол, и мы сможем прекрасно проводить время после нашей свадьбы. Если ты, конечно, не будешь столь глуп, чтобы помешать мне овладеть моей законной собственностью!

— Что-то не очень я уверен, что ты собираешься выйти за меня, — угрюмо заметил Колби. — Слишком уж ты близка с этим Корсоном, и он с тобой ласков. Только дурак поверит тебе.

— Пф-ф! — Лилиан беспечно рассмеялась. — Что ты! Морис для меня что-то вроде старшего брата. А теперь поцелуй меня, будь хорошим мальчиком и скажи, что не позволишь ни Диане, ни кому-нибудь еще украсть все твои деньги. — Она притянула его лицо к своему, и их губы слились в долгом поцелуе.

Когда их лица вновь разъединились, Колби тяжело дышал.

— О Боже! — хрипло прошептал он. — Да я на преступление пойду ради тебя!

В это время в темном холле Морис Б. Корсон через полуоткрытую дверь хмуро смотрел, как они целуются. Переждав момент кульминации, он предупредительно кашлянул и вошел в столовую. Лилиан уже лениво наигрывала что-то на фортепиано, а Колби внимательно изучал картину, висящую на стене.

Корсон приветствовал их приятными словами и величественной улыбкой. Через минуту вошла Диана Хендерс, и все четверо сели к столу. Трапеза, как, впрочем, и все предыдущие в эти недели, была отмечена заметной натянутостью. Беседа по большей части вращалась вокруг погоды — единственного общего для этих четырех людей предмета, который они могли обсуждать открыто. А поскольку летняя погода в Аризоне не давала почвы для обширных дискуссий, то их совместные трапезы не блистали красноречием. Этот ужин не стал исключением из правила. Но когда он уже подошел к концу, Корсон вдруг прочистил горло, как это свойственно многим людям, вынужденным затронуть в беседе неприятный предмет после долгих колебаний и сомнений.

— Мисс Хендерс… — начал он.

Хол Колби встал.

— Пойду поговорю с Быком, пока он еще не уехал, — поспешно объявил он, выходя из помещения.

— Мисс Хендерс, — повторил Корсон, — я должен выполнить болезненную обязанность. Я долгое время пытался действовать в согласии с вами, но не встретил с вашей стороны даже намека на сотрудничество. Потому я вынужден открыть вам факт, который заставит вас наконец подчиниться моему мнению в вопросе о продаже этого имущества.

— Что же это за факт? — любезно спросила Диана.

— Мы перейдем к нему позже, — пообещал он. — А сейчас подумайте о том, что смерть вашего родителя, моя дорогая юная леди, оставила вас в весьма несчастных обстоятельствах. Но, разумеется, со стороны мисс Мэнил будет вполне естественным сделать для вас все, что она сможет.

— Боюсь, что я не понимаю, — произнесла Диана. — Лилиан и я одинаково пострадали — каждая из нас потеряла и отца, и дядю. Вместе же мы унаследовали ответственность за большой и иногда обременительный бизнес. Я уверена, что мы обе желаем помогать друг другу, сколь возможно, — я точно так же, как и она.

— Боюсь, что вы не поняли меня, мисс Хендерс, — торжественно сказал Корсон. — По условиям, оговоренным в завещании мистера Мэнила, весь бизнес переходил вашему папеньке в случае, если он переживет мистера Мэнила — однако же он не пережил. Ваш отец составил сходное завещание, оставив все вашему дяде. Итак, вы видите! — Корсон развел ладони и вскинул брови в жесте беспомощности.

— Должно быть, я очень глупа, — наморщила лоб Диана. — Но я до сих пор не могу понять, куда вы клоните, мистер Корсон.

— Все очень просто, — сказал Корсон. — Дело в том, что ваш отец завещал все вашему дяде, а ваш дядя завещал все своей дочери. Весьма досадно, мисс Хендерс. Мисс Мэнил весьма огорчена этим, но ничего не попишешь: закон недвусмысленно говорит, что вы остаетесь без единого цента.

— Но это не то, что они подразумевали, должно быть другое завещание! — воскликнула Диана. — И дядя Джон, и отец оба хотели, чтобы после их смерти все имущество было поровну разделено между законными наследницами — каждой по половине. Отец оставил такое завещание и считал, что дядя Джон составил такое же. Я уверена, что он это сделал, так как он был человеком чести. Их завещания были одинаковы — отец не раз говорил мне об этом. Насколько я понимаю, они настолько доверяли друг другу, что каждый завещал все другому в полной уверенности, что в конечном итоге все достанется обеим наследницам.

— Не сомневаюсь, что ваш отец оставил подобное завещание, если вы говорите об этом. Однако факт остается фактом — мистер Мэнил такого завещания не оставил, — решительно произнес мистер Корсон. — Однако вы не будете нуждаться, — заверил он ее после некоторой паузы. — Ваша кузина позаботится об этом. Она уже уполномочила меня навести справки по поводу обеспечения ежегодной ренты, которая убережет вас от нужды. Во всяком случае, до вашей свадьбы — мы полагаем бессмысленным продлевать ренту дальше этого срока по очевидным причинам.

— Вы хотите сказать, что у меня ничего нет? — тупо спросила Диана. — Что я нищая? Что даже эта крыша, под которой я прожила почти всю свою жизнь, уже не принадлежит мне даже частично? Что у меня нет здесь никаких прав?

— О, пожалуйста, не говори так, дорогуша! — воскликнула Лилиан Мэнил. — Ты сможешь оставаться здесь столько, сколько захочешь, моя лапочка! Ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме.

«Мой дом»! Диана едва сдержала стон, наполовину горький, наполовину гневный. Какая несправедливость! Так вывернуть наизнанку формальную сторону вопроса ради своей корысти, чтобы отнять все, принадлежащее ей по праву! Во всяком случае, она была довольна тем, что они наконец заявили об этом открыто, не скрывая своих гнусных намерений. Вот только почему они не сделали этого раньше?

— Разумеется, — продолжал Корсон, — как сказала мисс Мэнил, вы можете оставаться здесь, сколько пожелаете — но лишь до тех пор, пока она является хозяйкой этой собственности. Как вам известно, мы получили выгодное предложение продать ее. А следовательно, мы, как порядочные люди, обязаны предупредить вас, чтобы вы строили свои планы в соответствии с этим.

— Вы собираетесь продать все Уэйнрайтам за двести пятьдесят тысяч долларов? — спросила Диана.

Корсон кивнул. Диана встала и прошлась по комнате, потом повернулась и взглянула на него:

— Нет, мистер Корсон, вы ничего не продадите, пока у меня остается хотя бы один малейший способ предотвратить это. Вы не украдете так просто мою собственность. Зачем тогда все эти долгие недели вы упорно пытались склонить меня к продаже, если с самого начала знали, что я не имею доли в этой собственности? — спросила она внезапно.

— С нашей стороны это было единственно из желания облегчить вашу участь, — вежливо объяснил он ей. — Ваша кузина готова была скорее отдать вам половину полученных денег, нежели открыть неприятную для вас правду, мисс Хендерс. Но вы вынудили нас к этому. Это ее собственность, и она хочет ее продать. Лишь вы одна со своим упрямством стоите на ее пути. Вы сами — свой наихудший враг, мисс Хендерс. Вы могли бы получить сто двадцать пять тысяч долларов, если бы не были такой несговорчивой, теперь же вам придется удовлетвориться тем малым, что мисс Мэнил сочтет нужным выделить вам в качестве ренты.

Диана выпрямилась.

— Мисс Мэнил может вообще ничего не давать мне. Я не принимаю как чаевые то, что принадлежит мне по праву. Если вы, мистер Корсон, рассчитываете, что вам удастся отнять мою собственность без борьбы, то глубоко ошибаетесь. — С этими словами она развернулась и пошла к выходу.

— Подождите секундочку, мисс Хендерс! — закричал ньюйоркец. — Я юрист и прекрасно знаю, как дороги нынче судебные процессы. Если вы намерены затеять процесс — а я полагаю, что именно это вы имеете в виду под словом «борьба», — то он будет длиться годами. Вся ваша собственность в этом случае уйдет на оплату услуг адвокатов и судей, так что ни одна из вас не получит ни цента. Я видел такие вещи десятки раз. Давайте пойдем на компромисс, мисс Хендерс. Мы намеревались сделать вам подарок в виде половины продажной цены сразу же по получении денег от Уэйнрайта. Это предложение остается в силе. Оно весьма справедливо и великодушно, и если вы благоразумны, то примете его.

— Никогда! — крикнула Диана.

В полном молчании мистер Корсон и Лилиан слушали, как шаги Дианы удаляются вверх по лестнице. Затем они услышали, как дверь ее комнаты захлопнулась. Девушка повернулась к Корсону.

— Ты, молокосос несчастный! — воскликнула она. — Кто ты такой, чтобы предлагать ей сто двадцать пять тысяч, когда мы не должны дать ей ни цента!

— Не будь свиньей, Лиль, — порекомендовал мужчина. — Мы с тобой получим достаточно. Лучше отдать ей эти сто двадцать пять тысяч, чтобы избежать множества проблем. Ты не можешь предугадать, что сделают эти местные! Взять, к примеру, этого Быка — он уже предлагал ей выгнать нас отсюда, если только она скажет словечко. Ты же знаешь, как он поступил со старым Уэйнрайтом. Да и помимо него у нее здесь достаточно друзей, для которых изрешетить нас так же просто, как съесть свой воскресный обед. Не дай Бог она хотя бы намекнет им, что мы хотим лишить ее всего. А мы в любом случае получим достаточно. Ты — треть, я — треть, и треть Уэйнрайт. Да и прииск стоит миллионы! Да что тут говорить — мы можем позволить себе отдать ей все двести пятьдесят тысяч, если она согласится на продажу!

— Я не так сильно, как ты, стремлюсь пустить на ветер свои деньги, — заметила Лилиан.

— Твои деньги? Черта с два! Ты не получила бы вообще ничего, если бы не я! А что до ничтожной суммы в сто двадцать пять тысяч долларов, то эту цену мы платим за то, чтобы договориться со здешними ковбоями и не иметь от них неприятностей, пока не покончим с этим дельцем. Я уже пообещал Колби десять тысяч долларов. Кстати, что касается Колби — я видел вас обоих в гостиной перед ужином и вот что скажу — ты это оставь. Ты переходишь все границы. Такая близость с этим парнем ни в коем случае не может мне понравиться. Запомни, ты принадлежишь только мне! — вдруг добавил он неистово.

— Ой, да ну тебя, Морис! Не будь таким глупышом, — ответила Лилиан. — Ты сам говорил, что его надо привлечь на нашу сторону. И как я, по-твоему, должна добиваться этой цели? Рожи строить?

— Ты не должна заходить так далеко. Я слышал, ты что-то говорила ему про то, как у вас пойдут дела после свадьбы. Может быть, ты прекрасная маленькая актриса, Лиль, но тот поцелуй, который ты подарила ему, выглядел, черт возьми, слишком реалистично. Я не собираюсь позволить тебе улизнуть со смазливым наездником, когда ты наложишь свои лапки в митенках на эти небольшие деньжата.

— Ты что, вправду подумал, что я готова выйти за эту деревенщину? — Лилиан Мэнил разразилась взрывом хохота.

Колби нашел Быка в спальном корпусе.

— Я хочу, чтобы ты завтра съездил в каньон Бельтера и посмотрел, на каком уровне держится вода, — начал он.

— Слушай, Бык, — перебил его Техасец Пит, — я вспомнил, что дальше:

Глава 13

После того как Диана Хендерс вышла из столовой, выслушав объяснения мистера Корсона, она полностью оборвала всякие сношения с двумя приезжими. Теперь она была твердо уверена, что они вошли в преступный сговор с целью лишить ее всего. На следующий день она ела на кухне, где поведала повару Вонгу обо всех своих печалях. Старый китаец сосредоточенно слушал ее, пока она не закончила, затем встал, пересек кухню и подошел к серванту. Лукавая улыбка оживила его круглую желтую физиономию.

— Я это готовить, но я это не любить, — сказал он, вернувшись к столу со склянкой белого порошка в руке.

— О нет, Вонг! — воскликнула девушка, мгновенно сообразив, о чем думает старый верный слуга. — Ты не должен делать таких ужасных вещей. Скажи мне, что не будешь!

— Халасо-халасо, однако ви иметь в виду, — ответил он, пожав плечами, и вернул скляночку на место.

— Вечером я собираюсь уехать, Вонг, — призналась она. — Обещай мне, что ничего ужасного не произойдет, пока меня здесь не будет, и что ты останешься здесь до моего приезда, никуда не отлучаясь. Никому другому я не могу доверить смотреть за домом — только тебе, Вонг.

— А ви велнуться?

— Да, Вонг, я собираюсь доехать до Хендерсвиля и заночевать в отеле миссис Донован, а утром сесть на дилижанс до Альдеи. Я собираюсь поехать на поезде в Канзас-Сити и проконсультироваться кое с кем из друзей отца. Надеюсь, что они порекомендуют мне хорошего адвоката. Ты позаботишься обо всем, Вонг?

— Не сомневаться, миси! Это пустяки!

После обеда она послала за Колби и, когда тот явился, передала ему слова Корсона. Казалось, Колби был смущен и испытывал определенную неловкость.

— Мне очень жаль, Ди, — сказал он. — Но я не вижу, что тут можно поделать. Если бы я был тобой, то согласился бы принять половину предложенной цены. Они сделали тебя недееспособной, и ты не добьешься денег, враждуя с ними.

— Но я не собираюсь принимать такое предложение и удивлена, что ты советуешь мне это.

— Это лишь для твоего же блага, Ди, — заверил он ее. — Лилиан не виновата, что твой дядя оставил твоего отца без наследства. Ты не можешь обвинить ее в том, что она хочет получить положенное. Мне кажется, с ее стороны было весьма мило предложить поделиться.

— Я так не думаю, — ответила Диана. — По-моему, за этим предложением кроется что-то другое. Здесь дело нечисто. Я собираюсь расследовать это и еду в Канзас-Сити, чтобы нанять адвоката. Так что мне понадобится экипаж и человек, который довезет меня до города сегодня вечером.

— Очень сожалею, Ди, но Корсон и мисс Лилиан уже отправились на коляске в город.

— Тогда я поскачу на Капитане, — решила она. — Пожалуйста, позаботься, чтобы его оседлали сразу же после ужина.

Она упаковала свою одежду и другие необходимые вещи в небольшую сумку, которую можно было привязать к седлу, надела юбку из оленьей замши и новую блузку для поездки в город. После ужина она, напрасно прождав несколько минут, была вынуждена сама отправиться к загону. Она рассчитывала, что Капитана приведут прямо к дому, и весьма удивилась, когда Хол проигнорировал ее пожелание.

К своему изумлению, она обнаружила, что Капитан не то что не оседлан, а вообще бегает по пастбищу за милю от ранчо. Она пошла в спальный корпус, чтобы попросить кого-то из мужчин поймать его, но нашла корпус пустым. Оттуда она прошла на кухню, где нашла лишь повара, пекущего хлеб на завтра.

— Где парни? — спросила она.

— Они собилаться на ланч Джонсон вечелом. Часть из них ускакать. Длугие пойти в голод. Айдахо, Колоткий Бен и Пит идти на танцы.

— Где Хол?

— Я думать, он уйти в город — я не видеть его с обеда.

— Билли тоже ушел?

— Нет, Билли быть здесь. Хэй, Билли!

Из темноты появился Билли.

— О, Билли, это ты?! — обрадовалась Диана. — Пожалуйста, поймай для меня Капитана и оседлай его.

— Вы же не собираетесь ехать одна на ночь глядя? — спросил он ее.

— Я должна ехать в город, Билли, а Хол забыл попросить кого-нибудь поехать со мной, — объяснила она.

— Понятно. Тогда я сам поеду с вами. Сейчас я оседлаю лошадь! — И Билли умчался. Через десять минут оба были в седлах и скорой рысью направлялись к городу.

— Я не понимаю, как Хол мог отпустить всех людей одновременно, — сказала Диана задумчиво. — Так никто никогда не делает — это небезопасно.

— Бык никогда не делал так, — сказал Билли. — Бык был классным бригадиром.

— Тебе нравится Бык? — спросила она.

— Еще бы! — решительно заявил Билли. — А вам?

— Мне нравятся все наши парни, — сдержанно ответила она.

— Бык бы никогда не оставил вас здесь на ночь одну. Он вас страшно высоко ценит, мисс, — лишь благодаря ночному мраку Билли осмелился говорить столь свободно. Тьма скрывала досадную неловкость, которую он мог ощутить, зайдя так далеко. Но та же тьма скрыла и краску, залившую щеки Дианы — краску раскаяния за те подозрения, которые она питала по отношению к Быку.

Еще до того, как достигнуть Хендерсвиля, они поняли, что в городе творится что-то странное. До них донесся глухой шум возбужденных людских голосов, из которого выделялись редкие одиночные выкрики. Когда они въехали на единственную улицу городка, то увидели сотни фигур, волнующихся перед салуном Хэма. Какой-то человек, взобравшись на веранду, выступал перед толпой.

— С этим делом пора кончать! — кричал человек, в то время как Диана и Билли остановились у края толпы. — Пришло время положить конец бесчинствам! Все вы так же хорошо, как я, знаете, кто это делает! Все, что мы должны сделать сейчас, — это поехать и взять его. Он сейчас в Тополином каньоне — у нас под рукой, а веревок в стране ковбоев пока достаточно. Кто со мной? — На его призыв откликнулось два десятка голосов, полных свирепой решимости. — Так седлайте своих мустангов, друзья! Поедем и схватим его!

Диана узнала в ораторе Хола Колби. Она обратилась к какому-то человеку, который остался стоять на месте, в то время как большинство ринулось седлать своих коней.

— О чем он говорит? — спросила она. — Что случилось?

Человек взглянул на нее и, узнав хозяйку прииска, смущенно снял шляпу.

— Ах, это вы, мисс Хендерс! Видите ли, сегодня днем снова ограбили дилижанс, и Мак Гербер был убит. Это был его первый рейс после того, как его ранили в тот раз. И первый рейс после того, как Бык ушел с должности курьера. Вот многие и вбили себе в головы, что это сделал именно Бык.

— Это не так! — закричал маленький старый человек, стоявший неподалеку. — Это не Бык! — Диана узнала в говорящем Дикого Кота Боба.

— Я тоже так не думаю, — сказал первый человек. — Но дела его плохи. Парни на взводе. Любой в этой толпе готов свою бабушку линчевать, если примет лишнего. А выпили они порядочно — Хэм пару часов бесплатно поил их в своем заведении. Никогда я не видел от него такой щедрости.

— Он хочет, чтобы кто-то другой вместо него ехал за Черным Койотом, — сказал Дикий Кот Боб. — Иначе не расплескивал бы так чертовски щедро свое вонючее пойло! У него-то самого никогда не хватит смелости, выхлебай он даже целый винокуренный завод!

— Вы думаете, они действительно намерены линчевать Быка? — переспросила девушка.

— Не может быть двух мнений, мисс, — отозвался мужчина, с которым она заговорила вначале. — Они собираются сделать это, и думаю, что сделают. Вы же видите, как они сердиты. Мак попытался отстреливаться, и Черный Койот продырявил его ровнехонько между глаз. Потом он взял золото, отвязал и отпустил лошадей — и исчез. Вот почему мы узнали об этом только что — им не на чем было доехать до города, и они шли пешком.

Толпа мстителей к этому моменту уже собралась. Они ехали, покачиваясь в седлах, с дикими выкриками. Будучи трезв, ни один из них никогда даже не подумал бы ехать ловить экс-бригадира «Заставы Y» — однако в пьяном виде они забыли о своем страхе перед ним. Диана поняла, что они вполне способны выполнить свой план.

Они ехали линчевать Быка! Это казалось неправдоподобным, немыслимым. Но с другой стороны — могла ли она осуждать их? Даже зная его достаточно хорошо, она все же отчасти допускала, что слухи о его вине справедливы. А это было еще до последнего, сегодняшнего злодеяния. Этот возмутительный акт насилия, казалось бы, уничтожил последние сомнения в преступности Быка — за те шесть недель, которые он охранял золото, никаких ограблений не было, но в первый же день, когда дилижанс выехал после его увольнения с должности, зверства возобновились.

Она стала припоминать различные факты, компрометирующие его. Например, то, что в день одного из ограблений его видели вместе с Грегорио. Она вспомнила кровь на его рубашке, которую заметила в день, когда Мэри Донован стреляла в бандитов. Она подумала и о мешочке с золотым песком, который он показал в спальном корпусе во время игры в карты. Пожалуй, не оставалось никаких путей избежать веры в его вину.

Орущие мстители кружили вокруг заведения Хэма, богохульствовали, палили из ружей и револьверов. Вдруг на веранде появился сам шериф и поднял руку, призывая к вниманию.

— Я представляю закон! — возгласил он. — И по закону я не могу позволить вам линчевать кого бы то ни было. Но как хозяин этого заведения я могу пригласить — и приглашаю вас всех — выпить перед отъездом.

Последовали всеобщие крики одобрения и давка у ограды. Те, кто не мог пробиться, пускали своих лошадей прямо в салун. Когда последний из них исчез, Диана, потерявшая Билли в давке и всеобщем возбуждении последних пяти минут, повернула коня и поскакала в том направлении, откуда прибыла.

Однако миновав последние дома, она внезапно повернула налево, хотя ранчо «Застава Y» находилось справа. Пустив Капитана рысью, она поскакала через темноту на запад. Через некоторое время она выехала на хорошо различимую тропу. Подгоняя Капитана словами и уколами шпор, всадница заставила его мчаться галопом. Выносливое животное стремительно неслось сквозь ночную тьму, а сердце его хозяйки билось в такт стуку его неподкованных копыт.

Что она делала? Не обезумела ли она? Дюжину раз Диана Хендерс повторяла эти риторические вопросы. Но в ответ лишь единственная фраза, совершенно против ее воли, билась в ее воспаленном мозгу. Она монотонно повторялась, служа как бы аккомпанементом к стуку копыт Капитана:

«Я не дам убить его! Я не дам убить его! Я не дам убить его!»

То и дело до нее доносились звуки, издаваемые толпой мстителей. Она понимала, впрочем, что достаточно сильно оторвалась от них на старте, а потому имела все шансы опередить их, даже если бы ее конь не был столь быстр. В эту ночь Капитан за полчаса прошел десять миль от Хендерсвиля до Западного ранчо.

Диана спешилась у ворот и протиснулась сквозь брусья ограды, оставив усталого коня лежать с вытянутыми ногами и головой, уткнувшейся в землю. Она сознавала, что ему понадобится некоторое время, чтобы восстановить силы. Девушка поспешила к темному домику и заколотила в дверь.

— Бык! — закричала она. — Бык!

Но никакого ответа не последовало. Диана открыла дверь, вошла и, пошарив в темноте, обнаружила стол, а на нем — спички. Она зажгла одну — однокомнатная лачуга была пуста. Ее скачка не имела смысла! Быка не было. Но мстители могли залечь в кустах и сколько угодно ждать его возвращения, а затем хладнокровно пристрелить. Теперь у него не оставалось никаких шансов. Если б она только знала, в какую сторону он уехал, то направилась бы ему навстречу, чтобы предупредить. Но, к несчастью, она не знала.

Стоп! Оставался еще один шанс! Если Бык — это Черный Койот, то он, несомненно, должен появиться с севера или северо-востока. Именно в этом направлении располагался Чертов каньон, место действия его многочисленных ограблений.

Но ведь Бык — не Черный Койот… он не мог быть им… из всех людей в мире Бык менее всего был способен ограбить ее или убить ее курьера.

Она медленно возвратилась к Капитану. Конь уже стоял, но бока его ходили ходуном, а ноздри расширились. Он немного пошатнулся, когда девушка вскочила в седло, но, послушный движению поводьев, повернулся и вошел в глубокую полынь, направляясь на север. Диана проехала с четверть мили, затем остановила коня и громко окликнула мужчину по имени. Никакого ответа. Тогда она повернула на восток, немного проехала в этом направлении и вновь крикнула: «Бык!» Ее голос прозвучал так странно и зловеще, что она и сама испугалась. Неподалеку лаяли и выли койоты.

Теперь она повернула на запад, чтобы поехать в другую сторону от домика, но потом одумалась, немного утвердившись во мнении, где именно она может перехватить Быка, чтобы предупредить о грозящей ему засаде. Периодически она громко выкликала его имя и часто останавливалась, прислушиваясь, чтобы не пропустить приезд линчевателей.

Стояла бесподобная аризонская ночь. Мириады звезд сверкали на темно-синем бархате безграничного неба, равно одаривая мягким светом низины и возвышенности. Их сияние рассеивало темноту и делало различимыми если не формы отдаленных объектов, то, во всяком случае, их размер. Благодаря этому свету Диана увидела массу приближающихся всадников еще тогда, когда они были на весьма значительном расстоянии. А увидев их, она больше не решалась громко произносить вслух имя Быка.

Теперь толпа всадников ехала молча — зловещая, громадная тень ползла через ночь, чтоб наложить кровавые лапы на свою добычу. За четверть мили от домика она приостановилась, и всадники спешились. Двое или трое остались сторожить лошадей, остальные осторожно двинулись вперед.

Диана тоже спешилась, понимая, что так она менее заметна, и повела Капитана окольным путем на северо-восток. Через некоторое время девушка опустилась на колени и припала к земле, вслушиваясь.

Слабо, на очень большом расстоянии, раздавался ритмичный стук лошадиных копыт. Бык скакал рысью сквозь ночь, шел сюда, не зная, что подстерегает его в ночной тьме. Он скакал к своей смерти. Она поспешила вперед и через некоторое время снова прислушалась. Если на этот раз звуки станут четче, она будет уверена, что он приближается с северо-востока.

Отряд добровольцев крался к своей цели. Согласно генеральному плану, внушенному им Колби, люди разбились на два подразделения и окружили домик. Под конец они ползли по-пластунски под прикрытием зарослей полыни, скрывавшей их от взгляда того, кто, как они считали, находился в домике. Наконец Колби встал и отважно двинулся к двери. Постучав, он громко окликнул Быка по имени. Никакого ответа.

— Эй, Бык! — повторил Колби дружелюбным голосом. — Это Хол.

Ответа снова не было. Колби толкнул дверь и вошел. Из всей пестрой команды, сопровождавшей его, лишь он один посмел сделать это. Он подошел к грубому столу и, чиркнув спичкой, зажег свечу, торчащую из пятна натекшего воска в крышке от коробки пищевой соды.

Краткое обследование помещения показало ему, что оно нежилое. Он загасил свет и возвратился к своей команде. Было решено укрыться в зарослях и тихо ждать появления намеченной жертвы.

В это время одинокий всадник соскочил с полузагнанной лошади на ранчо «Застава Y». Увидев свет на кухне, он, как снег, упавший на голову, вломился туда и предстал перед изумленным поваром Вонгом.

— В чем, челт тебя побилать, дело, Дикая Кота Боба? — спросил последний.

— Где Бык? — выдохнул маленький старый человечек.

— Полагаю, поехать на Западный ланч. По меньшая мера, туда он собилаться. А что?

— А не было здесь группы молодых людей, которые спрашивали бы о нем?

— Нет.

Волна жесточайших богохульств наполнила помещение. Так Дикий Кот попытался выразить свое самочувствие, а заодно и мысли о собственной персоне.

— Они решили линчевать Быка, — объяснил он наконец повару. — Я, разумеется, полагал, что он здесь, и поехал вперед, чтобы предупредить его. А теперь, разрази дьявол мою негодную старую тушу, похоже, они уже взяли его там, на Западном ранчо. Где остальные парни? Где Пит? Ты же не будешь говорить мне, что и эта тварь с Колби?

— Нет, далеко не так, — ответил повар. — Этот подделживать Быка, даже если тот глабить вся эта стлана. Также Колоткий Бен и Айдахо. Но их здесь никого нет. Они все ушли на ланч Джонсон, на танцы.

— Ясно, — махнул рукой Дикий Кот. — Хотелось как лучше, а получилось как всегда. Если б только я имел лошадь вместо этого куска падали для койотов, я мог бы попытаться успеть на Западное ранчо. Так или иначе, но я сделал все, что мог. Прощай! — И он вышел. Получасом позже его лошадь сдохла милей севернее Хендерсвиля, а сам всадник был вынужден избрать кратчайший путь к Западному ранчо прямиком через равнину.

Долгое время спустя донельзя раздраженный и мертвенно бледный Дикий Кот Боб тащился по пылище единственной проезжей улицы Хендерсвиля. Наконец он остановился перед верандой отеля миссис Донован, где его приветствовала группа людей, собравшихся здесь в немногословном ожидании.

— Святые угодники! — воскликнула миссис Донован. — Это привидение или кто?

— Хуже, — сказал Билл Гатлин, кучер дилижанса. — Это Дикий Кот Боб гуляет.

— Они взяли беднягу? — спросила Мэри жалобным голосом. На это старый джентльмен ни с того ни с сего вновь взорвался потоком столь причудливых и разнообразных богохульств, что мистер Джефферсон Уэйнрайт-младший почувствовал прилив горячей крови к лицу. Краска залила его вплоть до ушей, молодой человек прямо-таки горел.

— Если б только мне попался тот выродок, который одолжил мне эту горбатую тварь с кривой шеей и гнилыми костями, эту пищу койотов, я бы вырвал ему сердце! — орал Дикий Кот Боб высоким фальцетом. Однако в конце концов Мэри Донован вытянула из него факты.

— Ты поступил хорошо, Дикий Кот, — утешила она его. — Ты сделал все, что мог. Откуда ты мог знать, что его нет на своем ранчо?

— Не подумал бы, что вас так заботит судьба бандита и убийцы! — объявил Джефферсон Уэйнрайт-младший.

— А кто, черт побери, вообще просил тебя думать, хлыщ вонючий? — закричал Дикий Кот Боб, хватаясь за револьвер.

Мистер Уэйнрайт тут же посчитал гостиную наиболее безопасным местом. Убегая туда, он перевернул свое кресло и почти опрокинул миссис Донован.

— Не стреляйте! — кричал он, удирая. — Не стреляйте! Я не хотел вас оскорбить!

Дикий Кот Боб рванулся его преследовать, но Мэри Донован поймала старого джентльмена за талию и впихнула обратно в кресло.

— Успокойся, Роберт, — материнским тоном произнесла она.

Встав на ноги после второй попытки определить, откуда доносился топот копыт, Диана уже была уверена, что одинокий всадник скачет с северо-востока. В указанном направлении она и повела Капитана, намереваясь вскочить в седло сразу же, как только почувствует, что расстояние от домика и окруживших его людей стало достаточно безопасным. Она продвигалась вперед еще минут пять, когда вдруг начала спускаться под откос и оказалась в неглубокой влажной низине, где полынь разрослась до невероятных размеров.

Здесь было бы очень удобно вскочить в седло. Обдумывая это намерение, Диана спускалась через редкие заросли все ниже ко дну. Обогнув особенно высокий куст, она внезапно столкнулась лицом к лицу с человеком, тоже ведущим лошадь в поводу.

— Руки вверх, — шепнул человек, упирая ей в пупок чертовски неприятно выглядящий револьвер.

— О, Бык! — тихонько отозвалась она. Его голос она узнала бы среди тысячи других.

— Вы? — воскликнул он. — Боже мой! Мисс, что вы делаете здесь?

— Они пришли линчевать тебя, Бык, — торопливо выговорила Диана. — Там их сорок или пятьдесят человек, в траве вокруг твоего домика. Они говорят, что сегодня ты ограбил дилижанс и убил Мака Гербера.

— И вы пришли предупредить меня? — Его голос прозвучал как бы издалека, словно, озадаченный каким-то трудным, почти неразрешимым вопросом, он беседовал сам с собой.

— Ты должен уходить, Бык, — настаивала она. — Тебе необходимо покинуть округ.

Он не обратил никакого внимания на ее слова.

— С минуту назад я заметил вспышку света в домике, — сказал он. — И решил, что надо немного осмотреться, прежде чем подходить ближе. Вот почему я шел пешком, когда услышал вас. Я собирался оставить Звездочку здесь и пойти разведать, что там творится. Теперь садитесь в седло, я провожу вас домой.

— Нет, — помотала головой Диана. — Ты должен уехать. Я могу добраться домой сама. И вообще я собиралась в город, хотела заночевать у Мэри.

— Я поеду с вами, — уперся он.

Она знала его достаточно хорошо и понимала, что он никогда не позволит ей ночью ехать в город одной. Они сели в седла и вместе поскакали к Хендерсвилю по влажной низине.

— Вы говорите, что остановитесь у Мэри? — спросил он.

— Только на ночь. Утром я сяду в экипаж до Альдеи. Я собираюсь в Канзас-Сити проконсультироваться с адвокатами. Эти люди пытаются отнять у меня собственность, Бык. — И она рассказала ему все то, что произошло со вчерашнего дня.

— Вам не адвокат нужен, мисс, — жестко сказал Бык. — Вам нужен человек с парой револьверов. Но до сих пор вы не нуждались в нем, и это единственная причина того, что случилось с вами. Езжайте домой, и утром там не будет никаких заносчивых хлыщей и хлыщовок, желающих наложить лапы на то, что им не принадлежит.

— О, Бык, неужели ты не понимаешь, что нельзя делать ничего такого, о чем ты говоришь? — воскликнула она. — Это сделает ситуацию еще безнадежнее, чем она сейчас. Вонг тоже хотел отравить их.

— Добрый старый Вонг! — вставил Бык.

— Но мы не должны сами становиться убийцами только потому, что нечестивы они.

— Уничтожить гремучую змею — невеликое преступление, — возразил он.

— Но обещай мне, что ты не будешь! — убеждала она его.

— Я не сделаю ничего такого, что вы не хотите, мисс, — мрачно сказал он.

Они были уже возле города. В глаза им бросились огни, горящие во всех окнах и дверях.

— Теперь тебе лучше скрыться, Бык, — выговорила Диана.

— Не раньше, чем я доставлю вас до места целой и невредимой, — ответил он.

— Я в полной безопасности. Осталось совсем немного. И я боюсь, что они поймают тебя, если ты будешь в городе.

— Ерунда. Они не возьмут меня теперь, когда я знаю об их планах… Скажите, мисс, — внезапно поинтересовался он, — вы так и не спросите меня, не я ли убил Мака?

Она остановилась с некоторым высокомерием и коротко бросила:

— Не спрошу, Бык.

— Но вы бы не поехали предостеречь меня, если бы думали так, — заметил он.

Мгновение она молчала, а потом произнесла очень тихим голосом:

— Поехала бы.

Он пожал плечами.

— Я уже один раз говорил Питу: сделал я это или нет, в любом случае я скажу, что это не я, так зачем же колебать воздух попусту? Но все равно я не забуду, что вы сделали для меня, мисс.

— Так ты уедешь? — спросила она.

— Нет, мэм, я останусь здесь. Полагаю, что еще пригожусь вам, судя по тому, что вы рассказали мне, так что я задержусь ненадолго. Я буду то и дело наведываться на ранчо по ночам. Если ненароком услышите пение жаворонка после полуночи, знайте, что это я.

— Но я боюсь, Бык, что тебя схватят, если ты останешься здесь. Они страшно злы на тебя, — предостерегла она.

— Вряд ли они будут способны искать меня после того, как чуток протрезвеют, — сказал он с усмешкой. — Колби — единственный, у кого хватит смелости выйти против вооруженного человека один на один.

— Не понимаю, почему он так тебя ненавидит, — вздохнула Диана. — Я думала, что ты ему нравишься.

— Тогда, мисс, все, что я могу сказать, — вы совершенно слепы, — отозвался Бык.

Диана, очевидно, не была настолько слепа, как он подозревал, так как покраснела от удовольствия.

— Теперь поворачивай, — попросила она. — Они, наверное, уже в городе.

— Я уеду, но только потому, что они не должны видеть вас рядом со мной, — ответил мужчина.

Она осадила лошадь и протянула ему руку.

— До свидания, Бык!

— До свидания, Диана! — Он взял ее маленькую ладонь и сильно сжал. Она вновь тронула Капитана и поехала к маленькому городку, а мужчина остался сидеть в темноте, глядя на ее удаляющийся силуэт, пока она не скрылась за углом дома Донованов.

Глава 14

Бык повернул Звездочку на северо-восток и не спеша выехал в сторону каньона Койота (как уже называл его кое-кто). Там, у его начала, находилась дикая и почти недосягаемая местность, которая распространялась далеко на восток от Чертова Ущелья. Там была вода и много дичи, а для Звездочки — обильные пастбища.

Направляясь туда, он мурлыкал себе под нос какую-то веселую легкомысленную песенку, что было так не свойственно угрюмому молчаливому парню, каким его знали все знакомые. Бык был счастлив, так счастлив, как не был уже многие месяцы, а то и годы.

— Подумать только! — говорил он сам себе вслух. — Она поехала совершенно одна, чтобы предостеречь меня. А когда-то она сказала мне: «Бык, я не знаю, люблю ли я кого-нибудь, Бык, в этом роде, но если я когда-нибудь полюблю, то он узнает об этом без всяких слов. Я сделаю что-то такое, что докажет ему. Девушки всегда так делают». Вот что она тогда сказала — это ее собственные слова. Я не забыл их, хотя я им и не верю. Только доброе сердце заставило ее предупредить меня. Она сделала бы то же самое для любого другого.

Когда Диана предстала перед публикой, собравшейся на веранде дома Донованов, ее встретила онемевшая от изумления Мэри.

— Диана Хендерс, дитя! — воскликнула она. — Что ты здесь делаешь в такое время? Я была уверена, что ты вернулась на ранчо после того, как была в городе вечером.

Диана спешилась без какого-либо ответа и привязала Капитана к ограде отеля. Когда она поднималась по лестнице отеля, молодой Уэйнрайт вежливо встал. Корсон и Уэйнрайт-старший лишь кивнули ей, последний к тому же неприветливо хрюкнул. Лилиан Мэнил сделала вид, что не замечает ее.

— Я хотела бы остановиться здесь на ночь, миссис Донован, — сказала Диана хозяйке. — Если, конечно, у вас есть комната для меня.

— Если ее и нет, то я постараюсь освободить ее для тебя, — заверила Мэри.

— Не будете ли вы так добры устроить моего Капитана, Боб? — обратилась Диана к Дикому Коту. Когда старик пошел вниз выполнять ее просьбу, она повернулась и вошла в дом, сопровождаемая Мэри.

— Нельзя ли попросить у вас чашку чая, миссис Донован? — спросила девушка. — Я совершенно разбита. Такой кошмар, как вся эта ночь, и во сне не приснится!

— Ты имеешь в виду беднягу Быка? — переспросила Мэри. Диана кивнула. — Они еще не возвращались. Но я полагаю, что они его схватили. Чтоб им сдохнуть!

Диана подошла вплотную к толстухе и прошептала:

— Они не схватили его. Я только что его видела. Он довез меня до окраины города.

— Славься, славься Господь на небесах! — воскликнула Мэри Донован. — А то я уже сама начинаю сомневаться, виновен он или нет. Не нравится мне все это!

— Факты говорят против него, миссис Донован, — сказала Диана. — Но все равно я не могу поверить, что он виноват.

— И не верь, дорогая, и не верь, — посоветовала Мэри. — А теперь устраивайся поудобнее, а я мигом принесу тебе чашечку чая.

Стоило хозяйке покинуть гостиную через одну дверь, как через другую тут же вошел Джефферсон Уэйнрайт-младший со шляпой в руке.

— Могу я перемолвиться с вами парой слов, мисс Хендерс? — спросил он.

Девушка кивнула в знак согласия, хотя и не слишком приветливо, и Уэйнрайт вошел в небольшую комнату.

— Не могу передать вам, мисс Хендерс, — начал он, прочистив горло, — как тяжело я переживаю ситуацию, которую во всех подробностях описал нам мистер Корсон. Не может быть никаких сомнений по поводу бесчеловечности и несправедливости подобных решений. Но закон есть закон, и я не вижу путей, какими вы могли бы обойти его или сопротивляться ему.

— Мистер Уэйнрайт, я не желаю утруждать себя разговорами с вами на эту тему, — оборвала его Диана, вставая.

— Подождите минутку, мисс Хендерс! — умолял он. — Это, в сущности, не то, что я хотел обсудить с вами, хотя и имеет к этому отношение. Для вас есть способ избежать неприятностей, и о нем-то я и хотел поговорить. Ваш отец был состоятельным человеком, и вы привыкли иметь все то, что способны дать деньги в этой стране. В одночасье пасть от достатка к нищете — слишком тяжелый удар для вас, и я хотел бы предохранить вас от него.

— Весьма любезно с вашей стороны, — заметила Диана. — Но я не могу понять одного — как вы можете помочь мне, если ваш отец является заинтересованной стороной в этом деле.

— Мне кажется, вы немного строги к нему, — возразил молодой человек. — Вы не можете обвинять его в желании заключить как можно более выгодную сделку. Он первым делом бизнесмен, а потом уже все остальное.

Диана лишь пожала плечами.

— Теперь же, как я сказал, — продолжал мистер Уэйнрайт, — для вас есть средство не только сохранить ту привычную роскошь, к которой вы привыкли с детства, но и многократно приумножить ее, а заодно удержать в своем владении ранчо «Застава Y».

— Да?! — Она взглянула на него вопросительно. — И как же?

— Выйдя за меня замуж, мисс Хендерс. Вы же знаете, как я люблю вас, мой милый ангел. Вы знаете, что нет ничего такого, чего я не сделал бы для вас. Нет такой жертвы, какой я не принес бы для вас охотно и радостно. Я умер бы за вас, милая девочка, и благодарил бы Бога за посланную мне возможность.

Губы Дианы Хендерс презрительно искривились.

— Мне кажется, когда-то я уже слышала те же самые утверждения, причем едва ли не в тех же формулировках. Это было ночью накануне вашего бегства, мистер Уэйнрайт. На следующий день вы удрали, как и подобает трусу, бросив нас на милость апачей. Если бы у вас было столько же смелости, сколько бесстыдства, мистер Уэйнрайт, лев показался бы мышью в сравнении с вами. Пожалуйста, не упоминайте более об этом предмете, впрочем, вам нет никаких причин беспокоить меня насчет какого бы то ни было предмета. Спокойной ночи.

— Вы пожалеете об этом, вот увидите! — воскликнул он, покидая комнату. — Вы могли иметь доброго друга на своей стороне — теперь у вас нет друзей. Раз так, мы разденем вас до последнего цента. А потом вы выйдете за невежественного, неумытого ковбоя и нарожаете ему шпаны в хижине-развалюхе. Вот что вы будете делать!

— А знаешь, что будешь делать ты прямо сейчас? — спросил скрипучий голос позади.

Джефферсон Уэйнрайт-младший повернулся, чтобы тут же увидеть, к своему ужасу, Дикого Кота Боба, смотрящего на него из дверей. Лицо молодого человека приобрело какой-то болезненный цвет, и он судорожно осмотрелся по сторонам в поисках путей к бегству. Но Дикий Кот Боб был как раз между ним и выходом наружу и уже тянулся к одному из своих ужасных револьверов. С каким-то полузадушенным воплем Уэйнрайт прыгнул в гостиную и ринулся к Диане. Он обежал девушку и спрятался за ней, так что она оказалась между ним и револьвером Дикого Кота.

— Боже мой! Мисс Хендерс, не дайте ему убить меня! Я безоружен. Это будет настоящее убийство. Спасите меня! Спасите!

На крики в комнату явились его отец, Корсон, Лилиан Мэнил и Мэри Донован. Им предстала жалкая картина: молодой Уэйнрайт, коленопреклоненный, в раболепном ужасе прячется за юбкой мисс Хендерс.

— Что все это значит? — закричал старший Уэйнрайт.

— Ваш сын оскорбил меня, предложив выйти за него замуж, — объяснила ему Диана и приказала Дикому Коту: — Дайте ему уйти, Боб.

— Какого черта, мисс?! — воскликнул старый джентльмен огорченным тоном. — Разве вы хотите, чтобы я отпустил его? Нет уж, я не упущу шанса разом избавиться от всей этой хвастливой кодлы. У меня есть к тому причина, и будет неправильно дать им уйти. Лопни моя голова, если это правильно! И аморально вдобавок.

— Пожалуйста, Боб! У меня и так достаточно проблем. Дайте ему уйти.

Медленно и неохотно Дикий Кот вернул револьвер в кобуру и скорбно покачал головой. Уэйнрайт-младший вскочил на ноги и выскользнул из комнаты. Когда все постояльцы вернулись на веранду, его отец о чем-то говорил ворчливым голосом. Дикий Кот расслышал два слова — «закон» и «шериф».

— Что-что? — спросил он своим высоким фальцетом. Старший Уэйнрайт подобострастно съежился и засеменил к двери.

— Ничего! — заверил он Дикого Кота. — Ничего! Я вообще ничего не хотел сказать!

Было уже раннее утро, когда усталые и почти протрезвевшие участники «галстучной вечеринки» возвращались в город. Хэм Смит и еще кое-кто, в том числе Дикий Кот Боб, встречали процессию на улице.

— Схватили его? — спросил шериф.

— Нет, — ответил Колби. — И я никак не пойму, почему. Должно быть, кто-то предупредил его. Но я нашел четкие доказательства его вины, — он вынул из кармана рубашки старый кожаный мешочек. — Это одна из емкостей с золотом, которые были взяты вчера с дилижанса, найденная под его одеялом. Он мог быть там и заметить, что мы подходим. Но вряд ли — мы подкрались достаточно быстро. Значит, кто-то дал ему знать.

— Интересно, кто бы это мог быть! — сказал Хэм Смит.

Когда толпа стала рассеиваться, Дикий Кот заметил среди прочих Билли.

— Эй, ты! — позвал он. — Что ты делаешь среди этого стада баранов? Я думал, ты считаешь себя другом Быка.

— Конечно, я его друг, — смело заявил Билли. — Но я никогда в жизни не видел повешенного.

Несколькими часами позже Диана Хендерс отбыла в Альдею. После этого Корсон и Лилиан Мэнил отправились обратно на ранчо, взяв с собой обоих Уэйнрайтов. Хол Колби сопровождал их верхом. Он не видел Диану до ее отъезда и не делал никаких попыток повидать ее.

— Было бы весьма разумно, Корсон, уладить все до того, как она вернется, — сказал старший Уэйнрайт.

— Правительственный патент на землю, как и завещание Мэнила, находится в нью-йоркском офисе, — ответил Корсон. — Я послал за ними и рассчитываю, что они прибудут с завтрашним дилижансом, в крайнем случае, со следующим. Но поскольку по крайней мере до конца недели она не вернется, у нас есть три дня. Потом мы поедем в Альдею, где оформим купчую и все нужные бумаги. Вы передадите деньги нам с мисс Мэнил, и в ту же ночь я отбуду на поезде в Нью-Йорк. Я уже по горло сыт этой чертовой Аризоной!

К счастью для своего душевного спокойствия, Хол Колби не слышал этих слов. Они очерчивали совершенно иной сценарий развития событий, нежели тот, который только вчера внушила его горячечному воображению Лилиан Мэнил. Ее вариант включал поспешную свадьбу и бесконечный медовый месяц, в продолжение которого бригадир «Заставы Y» должен был вкусить все сладости кругосветного путешествия в компании с очаровательной, влюбленной в него невестой.

— Вы хотите удрать, взвалив все опасности на меня? — спросил старший Уэйнрайт.

— Теперь все опасности позади, раз этот Бык вне игры! — заверил его Корсон.

— Хотел бы я быть уверен, что он вне игры! — сказал Уэйнрайт с сомнением в голосе. — Я весьма недолюбливаю этого парня.

— Он больше не покажется, — доверительно сказал Корсон. — И в любом случае, как только я приеду в Нью-Йорк, то приищу хорошего человечка, который будет представлять здесь мои интересы. Будьте уверены, я выберу как можно более жестокого головореза.

— Боюсь, что я приобрел гору проблем вместе с этой третью интереса в прииске, — проговорил Уэйнрайт, задумчиво почесывая плешь.

— Вспомните, что вы получите от этой сделки! — подбодрил его Корсон. — Держу пари, что уже в следующем году мы будем иметь с этого прииска миллионный доход!

Вернувшись на ранчо, Колби встретился с хмурым трио — это были Техасец Пит, Короткий Бен и Айдахо.

— Где Бык? — сразу спросил Пит.

— Откуда я знаю? — грубо ответил Колби. — Разве я когда-нибудь был ему нянькой?

— Ты ездил, чтобы схватить его, с шайкой пьяных телят, — выдвинул обвинение Короткий Бен. — И должен знать, поймал ты его или нет.

— Они его не поймали, — кратко доложил Колби.

— Это хорошая новость, что они его не поймали! — сказал Техасец Пит. — Для тебя хорошая, Колби. А другая новость — мы хотим уволиться. Нам больше не хочется работать под началом у черного хорька.

— Обойдемся без вас, — парировал Колби, игнорируя оскорбление. — Через неделю можете прийти за расчетом, а сейчас хозяйки нет.

— Тогда мы останемся здесь до ее приезда, — сказал Пит.

— Смотрите сами, — махнул рукой Колби, уходя.

Со временем жизнь на ранчо вернулась в рутинную колею. Правда, заметно было отсутствие духа товарищества, который царит на хорошо организованной скотоводческой ферме. Небольшая группировка, возглавляемая Техасцем Питом, говоря на западном жаргоне, «паслась» отдельно. Остальные ковбои группировались вокруг бригадира. Обеденное время, обычно отмеченное шумными разговорами и грубыми, но добродушными шутками, теперь было наполнено зловещим молчанием, и каждый хотел как можно быстрее покончить с трапезой. Возникавшая в эти минуты благопристойная неловкость была, пожалуй, чересчур благопристойной для таких грубых людей, чтобы предвещать что-то доброе. Она скорее демонстрировала, чем скрывала, близость открытого столкновения.

При этом была одна тема, которую в разговоре избегали особенно тщательно. Этой темой был Бык. Его имя никогда не упоминалось в час, когда партии находились вместе. Предубеждение для одних, приверженность для других — и не дай Бог кто-то чиркнул бы огнивом предубеждения рядом с порохом приверженности!

Дилижанс вновь прибыл в Хендерсвиль через три дня после отъезда Дианы. Он привез почту для ранчо, но вакеро, который был послан за ней с «Заставы Y», промедлил в городе дольше, чем предполагал, засидевшись в «Приюте Хэма — ликеры и сигары». В результате он привез ее лишь после ужина, когда уже совершенно стемнело.

Когда перед его глазами возник желтый прямоугольник двери офиса, то, вероятно, либо этот свет, либо свет его собственных пьяно-очумелых глаз не позволил ему увидеть фигуру мужчины, таящегося в тени огромных тополей вокруг дома. Не заметил он и гнедую лошадь с белой звездой во лбу и белыми задними ногами, стоящую так же тихо, как и ее хозяин. Стояли они футах в пятидесяти от входа в дом.

Задержавшийся вакеро вошел в офис, где Корсон беседовал с Уэйнрайтами, и положил почту на стол. Ньюйоркец схватил ее и пробежал глазами. Здесь было большое письмо, адресованное ему лично.

— Как раз то, чего мы ждали, — сказал Корсон, быстро просмотрев два конверта и отложив их в сторону, чтобы после внимательно прочитать письма. В это время человек, таящийся в тени тополей, подошел чуть ближе к открытой двери офиса, в то же время стараясь держаться подальше от луча желтого света.

Бык прискакал к «Заставе Y» из своего скрытого убежища в каньоне Койота не для того, чтобы шпионить за Корсоном. Он имел иное намерение — надеясь, что Диана возвратится с дневным дилижансом, Бык желал перемолвиться с нею словечком. Он, конечно, понимал, что она не могла бы съездить в Канзас-Сити и вернуться обратно в такой короткий срок. Но она ведь могла и передумать, изменив свои планы в Альдее, и отменить поездку. Именно в расчете на это он и спустился с гор на ночь глядя.

Он уже осознал, что Диана не приехала, но все еще медлил. Это были ее злейшие враги, и будет только польза, если он немного понаблюдает за ними. Ему не нравились собственнические манеры Корсона, развалившегося в кресле «старикана». Что до Уэйнрайтов, то они тоже чувствовали себя более дома, чем хотелось бы Быку. Его рука с большим чувством поглаживала рукоять револьвера.

— Черт возьми! — вдруг воскликнул, будто взорвался, Корсон, дойдя до середины письма. — Пустоголовый идиот!

— Что случилось? — спросил старший Уэйнрайт.

Вместо того чтобы более внятно объяснить содержание письма, Корсон грубо смял его.

— Этот урод выкопал бумаги, которые нам совершенно ни к чему, — объяснил он наконец. — Они не нужны нам здесь, в Аризоне, никоим образом. Это новый сотрудник. Я думал, что это человек со здравым смыслом и проницательный. Но он оказался просто нулем. Послать их сюда заказным письмом! Если бы они попали в руки девице Хендерс, то нашу песенку можно считать спетой. Этот малый пишет, что они проливают новый свет на всю ситуацию и что я буду обрадован, получив их. Они действительно раскрывают новый аспект ситуации, но это меня совершенно не радует. Будь у меня побольше здравого смысла, я бы уничтожил их еще в Нью-Йорке. Но кто же мог знать, что они просочатся наружу из моего собственного офиса?! Я был бы весьма рад надавать этому парню по шее. О Боже! А вдруг они утеряны?! Они должны быть здесь вместе с этими письмами!

— Заказная почта могла достаточно сильно задержаться и не успеть к альдейскому дилижансу, — заметил Уэйнрайт. — Тогда они, наверное, будут у нас со следующей почтой. И все же, что это за бумаги? — подозрительно добавил старик.

Корсон заколебался. Захваченный врасплох, он выдал себя своей яростью и невольно сказал слишком много.

— Возможно, я в гневе переоценил их значение, — начал выкручиваться Корсон. — В общем и целом, они не могут нанести нам значительного вреда.

— Что это за бумаги? — настаивал Уэйнрайт.

— Данные, которые показывают огромную ценность новой жилы на прииске, — бойко соврал Корсон.

Уэйнрайт откинулся в кресле с глубоким вздохом облегчения.

— Э, если это все, то нам нечего беспокоиться, — произнес он. — Мы уже, считай, получили эту землю. Съездим завтра в Альдею, чтобы все урегулировать?

— Думаю, стоит подождать следующей почты, — возразил Корсон. — Вряд ли она нанесет какой-либо вред, но лучше мне быть здесь, когда она придет, и собственными глазами увидеть, что ее не вскрывал никто другой.

— Может, вы и правы, — согласился Уэйнрайт и встал, зевая и потягиваясь. — Пойду-ка я в кровать.

— Думаю, я тоже, — присоединился его сын. — Надеюсь, завтра утром мисс Мэнил будет чувствовать себя лучше.

— Э, с ней все в порядке, — сказал Корсон. — Небольшая головная боль. Спокойной ночи! Я тоже сейчас уйду.

Они зажгли фонари, потушили лампу в офисе и разошлись по своим комнатам. Человек же, скрывавшийся в тени, тронул лошадь вперед. Но стоило ей сделать несколько шагов, как он вновь остановил ее, прислушиваясь.

Кто-то шел сюда. Бык всматривался в темноту в том направлении, откуда доносились шаги. Кто-то приближался по дорожке от спального корпуса. Спрятавшись за стволом огромного дерева, Бык тихо ждал. Через мгновение он увидел слабо освещенную мужскую фигуру, и когда она подошла поближе, звездный свет помог опознать Колби.

Как и его соперник, Колби ждал в тени деревьев, безмолвно вглядываясь в черный прямоугольник окна офиса. Тишина была почти осязаемая, абсолютная; она полностью царила над миром мрака. Бык поразился, как в такой тишине Колби не слышит его дыхания. Звездочка тоже была на удивление спокойна — даже ролик в ее мундштуке был неподвижен. Но такая тишина не могла длиться слишком долго. Лошадь могла в любой момент двинуться или издать какой-нибудь звук. Результат был бы один и тот же — стрельба.

Бык не хотел убивать Колби. Не сейчас! Тому имелось две причины, но достаточно было и одной — того, что Диана Хендерс собиралась выйти за этого парня.

Но вдруг тишину нарушили, правда, незначительно — какой-то слабый звук раздался в доме. Затем неясный колеблющийся свет таинственного происхождения упал на стены офиса. Постепенно он делался все ярче, пока комната не осветилась полностью.

Оттуда, где стоял, Бык не мог видеть внутреннюю часть помещения, но понял, что тот, кто несет лампу, спускается по лестнице, минует холл и заходит в офис. Затем он увидел, как Колби двинулся вперед и беспечно ступил на веранду. Через мгновение дверь офиса открылась от толчка изнутри, и за ней обнаружилась Лилиан Мэнил в прозрачном неглиже. Увидев девушку, Колби притянул ее к себе и покрыл ее губы поцелуями. Девица впустила любовника внутрь, и дверь захлопнулась.

С гримасой отвращения Бык подошел к Звездочке, сел в седло и медленно поехал прочь. Теперь у него осталась только одна причина не убивать Колби.

Глава 15

Вновь настала среда. Четыре лошади, истекая потом, тяжело трудились, таща громоздкую повозку по северному склону Чертовых гор. Это была очень трудная задача даже при легком грузе — по-хорошему ее выполнение требовало шести лошадей, как в прежние времена. Впрочем, на этот раз груз был легким — единственный пассажир, вернее, пассажирка. Она сидела на облучке рядом с Биллом Гатлином и вела с ним затянувшуюся дискуссию.

— Говорю вам — я не верю, что это его рук дело. И я очень рада, что он сбежал.

Гатлин покачал головой.

— Никто не имеет большего права говорить так, чем вы, мисс, — сказал он. — Взяли-то ваше собственное золото, и убит был ваш человек. Однако же, так или иначе, я имею свое мнение и оставлю его при себе. А оно таково, что это сделал именно Бык.

— Хотела бы я однажды посмотреть на этого Черного Койота, — сказала вдруг девушка. — Тогда бы я знала точно, Бык это или нет.

— Сегодня, мисс, у вас вряд ли будет шанс встретиться с ним, — скептически произнес Гатлин. — Сегодня мы не повезем золота.

— А разве он никогда не ошибается? — спросила девушка.

— Никогда, мисс.

Диана погрузилась в молчание. Ее мысли возвратились к разговору с адвокатом в Канзас-Сити. Его прогнозы не отличались оптимизмом. С помощью судебного процесса — затяжного и дорогостоящего — она могла через несколько лет отсудить себе небольшую часть отцовской доли в бизнесе. Гораздо выгоднее, по его словам, было согласиться на предложенные деньги. Сто двадцать пять тысяч долларов в руках были, по его мнению, гораздо лучше, чем многолетняя тяжба, которая практически ничем не отличалась от азартной игры с крупными ставками, притом с раскладом не в ее пользу.

— Но я не должна! Не должна! Не должна быть ограблена! — воскликнула она полушепотом.

— Что вы говорите, мисс? — спросил Билл Гатлин. — Это вы мне?

— Должно быть, размышляла вслух, — ответила она, улыбнувшись. — Какой долгий подъем, Билл!

— Мы уже почти у вершины, — ответил возница, останавливая четверку для краткого отдыха.

А на уступе Фургонной горы, возвышающейся над южным рукавом дороги по Чертову ущелью, в зарослях чаппараля ждали в седлах двое мужчин. Густые заросли полностью скрывали их от взоров людей, едущих по дороге, они же могли видеть ее на протяжении почти всей длины, от вершины до самой щели на дне.

— Вот он, — произнес один из ждущих.

Это был смуглый могучий мексиканец сильно за тридцать — бандит Грегорио. Его компаньон приладил на лицо черный шелковый платок с таким расчетом, чтобы тот почти полностью скрывал его черты. Лишь два небольших отверстия, прорезанные напротив глаз, позволяли ему видеть, что дилижанс достиг перевала и начал спускаться к Хендерсвилю по довольно крутому склону.

— Поехали, — сказал Грегорио и повернул коня. Лошадь его компаньона внезапно дернулась — как раз в тот момент, когда он затягивал узел платка. Мужчина потянулся к уздечке, и платок на миг соскользнул с лица, обнажив его. Это был Бык.

Бандиты двинулись вниз по крутому склону. Они держались ниже гребня и оставались по южную сторону горы, до времени скрываясь от взглядов возницы и пассажирки. Их лошади двигались с величайшей осторожностью и без спешки. Путь был весьма ненадежен — время от времени лошадям приходилось усаживаться на круп, некоторое время они скользили вниз, после чего вновь умудрялись находить подходящую опору для ног. Всадники производили впечатление в высшей степени невозмутимых людей. Казалось, их не страшит ни крутой спуск, ни предстоящая встреча. Было заметно, что эти двое заняты привычной рутинной работой. В часто разросшемся кустарнике, как раз над ущельем, они привязали лошадей и продолжили путь пешком.

Дилижанс громыхал вниз, раскачиваясь из стороны в сторону. Диана сжалась на облучке, крепко ухватившись за сиденье, и молчала. Билл Гатлин взглянул на нее краем глаза.

— Ничего-ничего! — сказал он, словно отвечая на ее непроизнесенное замечание.

Диана много раз ездила с Биллом и знала, что за этим последует. Она уже неоднократно слышала его любимую историю.

— Нет, мэм, — продолжал Билл, — это пустяки. Вот если бы вы были со мной в одну ночь, когда я ездил на Денвер в прежние дни! Тогда железные дороги еще не проткнули всю страну, как гвозди. Тропинка проходила прямо по вершине горы, а никакой дороги и в помине не было. У меня был старый дилижанс, набитый пассажирами до отказа — они висели даже на багажнике. Темень была — как дегтем намазано. Такой дьявольски темной ночи я больше никогда в жизни не видел. Я даже не различал в темноте собственной коренной. Единственным видимым признаком лошадей были искры, высекаемые их подковами из камней дороги. Прежде чем мы достигли вершины горы, полил худший ливень из всех, когда-либо виденных мною. Последние сотни роудов[65] до вершины лошади вынуждены были проделать вплавь. Волны так трепали старый дилижанс, что восемь пассажиров заболели морской болезнью. Но ничего страшного не случилось. Когда мы въехали на вершину, я увидел, что дорога полностью размыта. Тут и ушастый заяц не нашел бы никакой дороги. Но я вез почту, как и сейчас, и должен был поспеть, вовремя. Это была высокая гора с отвесной кручей, и там не было ни одного деревца. Я понял, что остается лишь одно — спускаться, неважно, есть там какая-то дорога или нет. На вершине горы я стегнул кнутом свою четверку и пустил ее к Денверу. О, как мы скакали! Быстрее, чем в тот раз, я в жизни своей не ездил. Коренные бежали, словно хотели оторваться от дилижанса, а передние — словно хотели убежать от коренных. Мы мчались столь быстро, мэм, что трением расплавило гайку в ближайшем ко мне переднем колесе, и это колесо самостоятельно укатилось вниз по склону, но не смогло угнаться за дилижансом и очень быстро возвратилось назад. Впрочем, дилижанс катил так быстро, что этой пропажи никто даже не заметил. Правда, весьма скоро отстало заднее колесо. И это колесо уже не смогло угнаться за дилижансом, хотя я краешком глаза видел, что оно делает для этого все, что только можно. Да, мэм, не прошло и пары минут, как оторвалось и другое заднее колесо. Но мы в тот момент мчались уже вдвое быстрее, чем когда оторвалось первое колесо. Теперь старый дилижанс летел на одном колесе и при этом держался гораздо ровнее, чем когда-либо на четырех. Когда мы были уже почти на дне, сорвалось и последнее колесо. Тут я уже перестал сомневаться, что мы встали и теперь нам не добраться до Денвера. Однако мы получили, оказывается, такой гигантский импульс движения, что потеря последнего колеса осталась столь же незамеченной, как и потеря всех предыдущих. Лошади сами несли дилижанс, как комета тащит свой хвост. Мы пронеслись вниз с горы и еще пять миль по ровной поверхности. Только после этого дилижанс — и я с пассажирами — столкнулись с землей. Разумеется, мы были вынуждены остановиться. Это оказалось весьма неприятно — удар был, я вам доложу, очень чувствительный! Но притом я не выбивался из графика. Вдруг один из пассажиров говорит мне: «Взгляни-ка вон туда, Билл! Смотри, что катится!» Я смотрю и вижу — четыре оторвавшихся колеса катятся по равнине прямо к нам. Тэк-с… Короче говоря, они устали и упали прямо рядом с нашим дилижансом. С помощью пассажиров и нескольких дополнительных гаек их вставили на место, и я доехал до Денвера на целых два часа раньше срока. Но я доложу вам, мисс, это было что-то с чем-то! Не хотел бы я снова такого рейса! Так что…

— Руки вверх!

Дилижанс замедлил движение из-за того, что дорога в горном ущелье была очень каменистая, поэтому двое мужчин с прикрытыми лицами могли спокойно стоять на пути лошадей. Они навели на кучера и его пассажирку свои устрашающие револьверы.

Диана Хендерс сидела, словно обратившись в камень. Ее глаза сосредоточенно всматривались в высокую стройную фигуру главного разбойника. Легкий порыв ветра заставил пошевелиться черный платок, скрывавший его лицо, так что она увидела (или подумала, что увидела) шрам на его квадратном подбородке. Она вовсе не боялась. Неподвижной ее делал не приземленный страх за свою жизнь, а нечто гораздо худшее — ужас, парализовавший сердце и душу. Был ли это Бык? Мог ли это быть он?

Но Бог мой, могла ли она и дальше заблуждаться? Могла ли не узнать очертания знакомой фигуры, если каждое движение, каждый жест выдавали невыносимую правду? Он молчал. Диана была рада этому как последней возможности сохранить толику сомнений. Второй разбойник отдавал краткие команды. Не приходилось сомневаться, что это Грегорио.

— Брось вниз сумку с почтой, — приказал он вознице.

Билл Гатлин подчинился. Высокий человек взял ее и отъехал за дилижанс, скрывшись из поля зрения. Пятью минутами позже Грегорио приказал им трогать.

Вот и все. Происшествие длилось каких-то шесть минут, но за этот краткий промежуток времени картина мироустройства в душе Дианы была до основания потрясена. Новая ужасная правда захватила ее — правда, которая могла бы возродить ее и поднять на волне восторга и счастья, а теперь волокла вниз, в водоворот самобичевания и боли.

Несколько минут они ехали в полном молчании. Билл Гатлин хлопал своим длинным кнутом по ушам передних лошадей, без труда скачущих по сравнительно ровной дороге.

— Черт возьми! — сказал он через некоторое время. — Если бы меня время от времени не грабили, я чувствовал бы себя намного более одиноким на долгой дороге. Но это становится слишком уж регулярным, чтобы вызывать приятные ощущения. Однако, мисс, вы добились желаемого — увидели Черного Койота. Что же вы теперь скажете? Бык это или не Бык?

— Конечно, это был не он, — резко сказала девушка, поджав губы.

— А на мой взгляд, выглядит совершенно как он, — заметил Гатлин.

Когда они остановились перед домом Мэри Донован, все та же компания зевак и бездельников подошла поближе, любопытствуя, что новенького привез почтовый дилижанс. Для них это была единственная связь с цивилизацией, и они ждали, что сейчас на них золотым дождем польются ее блага. Однако они приветствовали Диану ничуть не менее сердечно, хотя она была единственным пассажиром на этой колымаге и ничего нового и интересного дилижанс не привез.

— Опять ограбление, — объявил Билл Гатлин. — Кто-нибудь сходите, скажите Хэму. Может, он захочет выбрать кого-то для захвата бандитов.

Толпа немедленно заинтересовалась. Люди стали задавать вопросы.

— Они не нашли золота и взяли почту, — уточнил Билл Гатлин. — Полагаю, если кто-то из вас ждет писем, то он их не обнаружит.

— Нью-йоркский парень на ранчо ждет важной депеши, — немедленно подал голос человек, приехавший с «Заставы Y». — Он послал меня сюда специально ради этого.

— Эй, а это что такое? — воскликнул один из собравшихся, заглянув внутрь экипажа. — Вот же она, сумка с почтой, лежит себе спокойненько! — он вытащил ее и показал остальным.

— Что-то с ней не то, — сказал другой парень и показал на большую прорезь в коже.

Подошел почтмейстер и реквизировал сумку. Толпа последовала за ним в супермаркет, где располагалось почтовое управление. Здесь почтмейстер, подбадриваемый толпой, проверил содержимое сумки.

— Не могу сказать, что пропало, — сообщил он. — Но заказного письма мистеру Корсону нет.

Диана Хендерс немедленно ушла в отель. Она добежала до него так скоро, как если бы направилась туда сразу же, сойдя с дилижанса. Мэри Донован пригласила ее к себе в гостиную на «чашечку чайку», о чем девушка только и мечтала последнюю пару часов. Здесь она рассказала толстой ирландке, относившейся к ней по-матерински, обо всех подробностях поездки в Канзас-Сити и о том, что она не знает, как ей дальше быть с Корсоном.

— Будь у меня соратники по борьбе, я бы боролась, — заключила Диана. — Но я совершенно одна. Даже закон, похоже, не на моей стороне, хотя это против всякой логики.

— Не сомневайся, ты не одна, — заверила ее Мэри Донован. — Твои друзья бросятся драться за тебя по первому знаку. Поверь мне, они выбросят отсюда этих баранов, только слово скажи.

— Я знаю, — согласилась девушка. — Я признательна парням за их готовность. Но нельзя же действовать такими методами! Отец всегда горой стоял за закон и порядок. И мне не хотелось бы поддерживать беззаконие.

— Дьявола изгоняют огнем, — с особым значением произнесла Мэри.

Диана не ответила. Она потягивала чай, чувствуя ужасное уныние, сковавшее все ее существо, но при этом вовсе не думала ни о тех, кто отбирал ее собственность, ни об их нечестивых методах. Мэри Донован двигалась взад и вперед по комнате, занимаясь уборкой.

Вздохнув, Диана поставила пустую чашку на расшатанный стол с керосиновой лампой, плюшевым альбомом с фотографиями и золоченой раковиной моллюска. Миссис Донован, взглянув на нее краем глаза, проницательно предположила, что ее беспокоит нечто большее, чем нью-йоркский хлыщ. Ирландка подошла ближе и встала напротив девушки.

— Что случилось, птичка ты моя певчая?! — спросила она. — Расскажи Мэри Донован.

Диана встала, полуобернулась в сторону и закусила нижнюю губу в тщетном усилии сдержать короткий быстрый вздох, который был почти приступом удушья.

— Сегодня снова был ограблен дилижанс, — начала она, овладевая собой, и обернулась, глядя на старшую подругу полными слез глазами. — Я видела их. Их обоих.

— Да, птичка! — сказала Мэри Донован.

— Но это не он! Не он! Нет! Это не он, Мэри Донован! — И Диана, бросившись к Мэри, прижалась к ее широкой материнской груди. Она залилась слезами, но сквозь эти слезы у нее то и дело вырывалось: — Не он! Не он!

— Конечно, это не он, — поддержала ее Мэри. — Первый, кто скажет, что это он, лучше бы и на свет не рождался! Но даже если и он, Диана Хендерс, то я скажу так: порой даже хорошие люди сбиваются с истинного пути, а потом вновь обретают его. Да вот взгляни хоть на старого дурака Дикого Кота! Говорят, он был бандитом с большой дороги лет тридцать назад и убил столько народу, что сбился со счету. А посмотри на него теперь! Тихий и мирный пожилой человек, и в придачу весьма добропорядочный гражданин — разумеется, когда он трезв, а это бывает не часто.

Диана вытерла слезы и заулыбалась.

— Вы ведь очень влюблены в Боба, не так ли? — спросила она.

— Уйди ты! Скажешь тоже! — воскликнула Мэри Донован, застенчиво улыбаясь.

— Я думаю, Боб был бы вам хорошим мужем, — продолжала Диана. — Вы действительно нуждаетесь в мужчине. Он бы помогал вам вести дела. Почему бы вам не выйти за него? Я знаю, что он хочет этого.

— Выйти за него! Ну конечно! — фыркнула Мэри. — Старый дурак бывает слишком ошарашен, когда остается наедине с дамой, чтобы внятно объясниться. Если он когда-нибудь и женится, то только в том случае, если девушка сама сделает предложение.

Их беседу перебил стук в дверь. В гостиную вошел вакеро с «Заставы Y», который приехал за почтой.

— Билл Гатлин сказал мне, что вы здесь, мисс, — сообщил он. — Мне сказать Колби, чтобы он прислал за вами коляску?

— Спасибо, я оставила здесь Капитана, — ответила Диана. — Я немного отдохну, переоденусь и приеду на ранчо.

— Подождать вас?

— Нет, спасибо. Я не знаю, сколько еще здесь пробуду. Но если Техасец Пит там, попроси его встретить меня.

Получасом позже Диана выехала из Хендерсвиля на Капитане.

Она трусила по извилистой пыльной дороге, окаймленной бесконечной полынью и солончаковыми кустарниками, волнообразная лавина которых распространялась вширь по всем холмам вплоть до гор на севере — так далеко, насколько мог достигнуть взгляд. В этой дали под покрывалом легкого тумана вставали едва различимые очертания других, дальних, гор, таинственных и величественных. Низкое солнце раскладывало по земле длинные тени, в том числе и ее собственную. Благодаря этому солнцу лошадь в воображении хозяйки превратилась в какое-то потустороннее существо из страны великанов, семенящее на тонких и длинных нелепых ножках.

Обитатели степных деревень смотрели на ее приближение с возрастающей подозрительностью и в конце концов убегали, ища безопасности в своих подземных убежищах. В поле зрения девушки оставался лишь какой-нибудь древний патриарх да два-три угрюмых мужчины со зловещими выражениями на лицах. Да и те смотрели на нее, оставаясь в достаточной, с их точки зрения, близости от входов в свои норы, с тревогой ожидая, когда она скроется из виду.

Вероятно, для стороннего наблюдателя не было более унылой и безрадостной сцены. Но для Дианы все это входило в понятие «дом», и слезы наворачивались ей на глаза, когда она думала, что через несколько дней или недель этот дом придется покинуть навсегда. Ее дом! И они хотят изгнать ее из него, отнять его! Тот дом, который ее отец построил для ее матери! Тот, который он намеревался завещать Диане после смерти! Что за подлость?! Что за несправедливость?! Вот что особенно оскорбляло — несправедливость! Она смахнула набежавшие слезы гневным жестом. Нет, она не даст выселить себя из родного дома! Она будет бороться! Мэри Донован права — нет греха в том, чтобы изгнать дьявола огнем.

Тут она увидела всадника, приближающегося со стороны ранчо. Ее глаза, давно приученные к наблюдательности большими просторами, узнали его еще за минуту до того, как стали различимы его черты. Лицо девушки омрачилось. Это был не Техасец Пит, как она рассчитывала, а Хол Колби. «Может быть, и к лучшему», — приободрила себя она. Все равно когда-то ей надо было увидеться с ним и поговорить. Когда он приблизился, Диана вместо гостеприимной улыбки увидела на его лице выражение озабоченности. Тем не менее он, как всегда, сердечно приветствовал ее.

— Привет, Ди! — закричал он. — Почему ты не дала знать, что приедешь сегодня?

— У меня не было никакого способа дать тебе знать, — ответила она. — Но ты же понимал, что я буду так скоро, как только смогу.

— Сэм только что приехал из города и сказал, что ты собираешься на ранчо, вот я и поспешил перехватить тебя. Тебе нет нужды ехать на ранчо сейчас. Там для тебя будет во всех отношениях неприятно.

— Почему же? — спросила она.

— Во-первых, там Уэйнрайты, — сказал он, останавливаясь прямо перед ней и загораживая дорогу. Она сжала свои маленькие крепкие зубы и объехала его.

— Я еду домой, — сказала она.

— На твоем месте я бы не делал глупостей, Ди, — настаивал он. — Это только прибавит лишних проблем. Можно считать, что они уже владеют этой землей. Мы не можем бороться с ними, это ни к чему не приведет. Я убедил их, что они должны кое-что сделать для тебя, и они согласились с этим. Они готовы дать тебе сумму, достаточную для приличного существования, если только ты будешь вести себя разумно. Я добился от них величайших уступок для тебя. Но если ты собираешься бороться, они не дадут тебе вообще ничего.

— Они в любом случае не дадут мне ничего! — закричала она. — Да я ничего и не приму у них. Но я возьму и сохраню за собой то, что мне принадлежит. И мои друзья помогут мне.

— Ты только навлечешь на себя и своих друзей массу проблем.

— Послушай, Хол. — Она заколебалась, но потом все же заговорила, слегка запинаясь: — Я хочу кое-что тебе сказать. Ты просил моей руки. Я ответила, чтобы ты подождал немного и дал мне время на размышления. Так вот — я никогда не смогу сказать «да», Хол, потому что не люблю тебя. Извини, конечно, но с моей стороны более честно сказать тебе об этом.

Он выглядел уныло. Видно было, что он в замешательстве. Хотя он и понимал, что глупо настаивать на своем сватовстве сейчас, когда она обеднела, но тем не менее его гордости был нанесен удар — ведь он втайне мечтал одержать над ней верх во всех возможных отношениях. Внезапно Колби понял еще и то, что все равно страстно желает получить ее — богатую или бедную. Его увлечение Лилиан Мэнил вдруг предстало перед ним во всей своей низости. Это была не любовь. Все деньги мира, все роскошные туалеты и соблазны Нью-Йорка не сделали бы Лилиан такой же желанной, как Диана Хендерс.

Колби был недалекий, необразованный человек. Но и он разгадал в Диане Хендерс определенные свойства, выходящие за тесные рамки его рассудка, которые слишком высоко поднимают ее над Лилиан Мэнил и другими, подобными ей. Колби понял, что желает Диану Хендерс саму по себе, а не из-за чего-то другого. А вот Лилиан Мэнил он желал из-за ее денег и той вульгарной привлекательности, которой обладает определенный тип женщин.

Он жил в весьма беззаконной стране, в весьма беззаконные времена, так что нет ничего удивительного, что он возжелал владеть ими обеими. Даже дураку было ясно, что получить законным путем ту, что с деньгами, — лишь часть победы. Но это были не более чем пустые размышления, и он поскорее отбросил их.

— Мне очень жаль, Ди. Разумеется, тебе виднее, — только и сказал он, но мысли его были гораздо длинней и разнообразней. И чем больше он думал, тем больше понимал, как сильно хочет ее теперь, когда она стала менее податлива. На его лице появилось выражение, какого Диана никогда на нем не видела. Это уже не был тот смеющийся, добродушный Хол, который ей очень нравился и которого она почти любила. Теперь в нем проступило что-то зловещее. Диана даже заинтересовалась, не производят ли любовные неудачи подобный эффект на всех мужчин вообще.

— Как шли дела на ранчо, пока меня не было? — спросила она через какое-то время.

— Так себе, — ответил Колби. — Кое-кто из рабочих хочет уволиться. Ждут, пока ты приедешь, чтобы взять расчет.

— Кто именно?

— Пит, Короткий Бен и Айдахо, — ответил он. — Но они как раз первые, кого следовало бы уволить при сокращении штата, так что без разницы.

— А ты планируешь остаться бригадиром?

— Почему бы и нет? Не все ли мне равно, на кого работать?

Девушка не ответила, и они продолжали путь молча. Он оставил свои попытки разубедить ее. «Дай им сделать их грязную работу», — думал он.

Когда они уже почти доехали, появился другой всадник. Он выехал со двора им навстречу, тучи поднятой пыли скрыли ранчо и все остальное пространство позади него. Это был Техасец Пит. Он посадил лошадь на круп рядом с Дианой и развернул животное вокруг своей оси, с опорой на задние ноги.

— Я только что приехал, мисс, — объяснил он. — Сэм сказал, что вы просили меня встретить вас. Очень жаль, что я опоздал.

Каждый из мужчин игнорировал другого так, будто его вообще не существовало.

— Я слышала, ты хочешь уволиться, Пит? Ты, Короткий Бен и Айдахо? — спросила Диана.

Пит стыдливо опустил голову.

— Мы собира-ались, — протянул он.

— Когда мы доедем, зайди ко мне в офис и возьми с собой Короткого Бена и Айдахо, — приказала девушка. — Я хочу поговорить с вами.

— Хорошо, мисс.

Дальше ехали молча. Диана спешилась у загона и оставила коня Питу, чтобы он расседлал его, сама же направилась в офис. Приближаясь к комнате, она увидела, что там находятся нескольких человек, а войдя, тут же столкнулась с Корсоном, Лилиан и обоими Уэйнрайтами. Корсон кивнул ей и встал, молодой Уэйнрайт — тоже.

— Добрый вечер, мисс Хендерс. С благополучным возвращением!

Она проигнорировала его любезные приветствия и некоторое время молча смотрела на них, слегка прищурившись. Ее широкополое сомбреро прямо и ровно сидело над слегка нахмуренными бровями. Вьющиеся волосы нежно подрагивали у виска, выбившись из-под тугого края тяжелой шляпы, но не могли смягчить ее холодного твердого взгляда, выражавшего жестокую обиду на этих четырех людей.

У ее бедер висела полная патронов портупея и тяжелый револьвер — не та игрушка, какими подчас балуются дамы, но настоящая пушка сорок пятого калибра, грозное, внушительных размеров оружие, завораживающее одним своим видом. Местами синяя краска стерлась, и просвечивала сталь.

— О законе я знаю немного, мистер Корсон, — сказала она без преамбулы. — Всю свою жизнь я прожила без какой-либо поддержки или же угрозы с его стороны. Мы здесь не особенно хлопочем об этом. Зато мы прекрасно понимаем моральную сторону дела. Мы знаем, что такое справедливость, и у нас есть свои методы ее защиты. Есть у нас и способы защитить собственные права. Это значит, что я намерена сопротивляться вам, как и любому, кто придет, чтобы отнять принадлежащее мне по праву. Я не решаю за вас, но обязана предупредить, что наши методы в таких случаях бывают неожиданными и довольно неприятными. Мистер Корсон и мисс Мэнил, я даю вам один час на то, чтобы покинуть помещение. Коляска будет готова. Мистер Уэйнрайт и его сын имеют только пять минут, так как у них отсутствуют какие-либо причины находиться здесь. Теперь идите!

Глава 16

Кривая усмешка исказила и без того не слишком приятный рот мистера Корсона. Мистер Уэйнрайт-старший вскочил на ноги, но это не был запоздалый рыцарский порыв. Лилиан Мэнил вяло поднялась и прикрыла рот тыльной стороной ладони, имитируя зевоту. Мистер Уэйнрайт-младший неловко переминался с ноги на ногу.

— Боюсь, мисс Хендерс, что вы не вполне понимаете ситуацию. Вы… — начал Корсон.

— Это вам никак не удается понять ее, мистер Корсон, — оборвала его Диана. — И, пожалуйста, не забудьте, что у вас всего час на упаковку вещей.

Корсон отбросил свою учтивость.

— Послушайте! — воскликнул он. — Я уже более чем достаточно валяю тут с вами дурака. В скором времени вы покинете эту землю. Вы не имеете на нее права. Вы не владеете ни одной веткой, ни одним камнем, ни одним копытом или хвостом во всю длину и ширину «Заставы Y». Теперь вы быстро уйдете отсюда — в противном случае вы поселитесь в тюрьме. Там вы в избытке столкнетесь с теми угрозами, которые бросили нам, и думаю, кое-что поймете насчет закона.

— Почему это? — спросил голос Техасца Пита от входной двери, и мгновенно три фигуры появились на веранде. — Вы посылали за нами, мисс, и мы здесь, — продолжил Пит.

— Похоже, мы успели как раз вовремя. Вечеринка в самом разгаре, — высказался Короткий Бен.

— Требую первый танец вон с тем хлыщом в забавных панталончиках, — указал на Корсона Айдахо.

— Парни! — повернулась к ним Диана. — Вот эти люди хотят отнять у меня мое ранчо, прииск и весь скот. Я дала мисс Мэнил и мистеру Корсону час на то, чтобы освободить помещение. Айдахо, проследи, чтобы они уехали вовремя, и отвези их — нет, лучше скажи Билли, чтобы он отвез их в город. Мистер Уэйнрайт и его сын имеют в своем распоряжении пять минут, чтобы покинуть ранчо. Три минуты они уже израсходовали. Можешь ли ты помочь им убраться вовремя, Короткий Бен?

— Вот так так! — воскликнул Короткий Бен. — Мой дым — их бренные останки! Освежитесь, джентльмены! — Он впрыгнул в комнату и обошел Уэйнрайтов, чтобы напасть на них сзади, следуя инстинкту ковбоя.

По-видимому, с языка старшего Уэйнрайта чуть не сорвались какие-то аргументы — это было видно по его глазам, — однако он так и не озвучил их. Как говорится, он взял ноги в руки. Его сын следовал за ним, не отставая ни на шаг. Однажды мистер Уэйнрайт-старший уже был выставлен с «Заставы Y», и пережитый опыт отнюдь не пришелся ему по вкусу. На этот раз он передвигался с величайшей поспешностью и целенаправленностью. Он спешил к загону, его сын следовал по пятам. Завершала процессию громоздкая фигура Короткого Бена.

К частичному удовлетворению мистера Уэйнрайта-старшего, Короткий Бен пока что отказывал себе в удовольствии пострелять. Но это могло последовать в любой момент. Испарина выступила на красном лице производителя одеял из Ворчестера. Он уже было вздохнул с облегчением, достигнув загона, но внезапно новая мысль заставила его вздрогнуть от ужаса. У них оставалось не более минуты. За это время невозможно было успеть не то что запрячь лошадей в коляску — вообще ничего. Протискиваясь в стойло, он попытался объяснить эту невозможность Короткому Бену.

— Езжайте верхом, — посоветовал их конвоир.

— Но у нас нет седел! — взмолился младший Уэйнрайт.

— Нет, — согласился Короткий Бен. — У вас нет ничего. Но еще минута — и у вас уже никогда ничего не будет. Я буду стрелять, когда минута закончится, и не собираюсь тратить патроны на стрельбу в воздух. Я ждал этого шанса многие месяцы.

В неукротимом порыве Уэйнрайт-старший схватил под уздцы упирающуюся лошадь и поволок ее прочь из стойла. Вытащив ее из загона, он попытался вскарабкаться ей на спину. Полный провал. Он вновь схватился за веревку и стал усиленно дергать ее, пытаясь сдвинуть лошадь по направлению к воротам. Его более удачливый сын оседлал другого коня, но, проезжая мимо отца, имел несчастье концом своего недоуздка пребольно хлестнуть по крупу отцовскую лошадь. Воздействие этого акта насилия было мгновенным и весьма бурным. Лошадь скакнула вперед, опрокинув несчастного Уэйнрайта-старшего, и рысью устремилась к воротам, а затем — в безбрежные просторы прерий.

— Пять секунд, — объявил Короткий Бен.

Кое-как приняв вертикальное положение, мистер Уэйнрайт устремился за лошадью. Вслед за своим сыном и наследником он миновал ворота «Заставы Y»— с запасом в одну секунду. С отвращением Короткий Бен засунул револьвер обратно в кобуру.

— Живите, — пробурчал он. — Но больше здесь не появляйтесь. Черт возьми, хотел бы я, чтобы она дала им только четыре минуты! — бормотал он себе под нос, возвращаясь в офис,

Внезапно путь ему преградил Колби, с трудом переводя дух.

— Что ты делаешь? — закричал бригадир. — Я видел конец этой сцены из окна кухни. Какого черта ты выгнал их, и что это вообще значит? А?

Короткий Бен весьма нахально оглядел его с головы до ног.

— У меня нет на тебя времени, Колби, — произнес он. — Я выполняю приказы моей хозяйки. Если она скажет мне выгнать какую-нибудь злобную тварь со двора ранчо, я тут же выполню ее приказ. Проникся?

— Ты хочешь сказать, что мисс Хендерс приказала тебе выгнать Уэйнрайтов? — переспросил Колби.

— Не знал, что ты еще и глухой, — ответил Короткий Бен и продолжил прерванный путь к офису. Колби последовал за ним. В комнате он обнаружил Техасца Пита и Айдахо. Диана сидела в отцовском мягком кресле.

— Что все это значит, Ди? — нервно спросил он. — Я требую объяснений. Ты действительно приказала Короткому Бену выгнать Уэйнрайтов?

— Их выгнала я, Хол, — ответила девушка. — Короткий Бен лишь проследил, чтобы они уехали вовремя. Я также приказала уехать мистеру Корсону и мисс Мэнил. Айдахо проследит, чтобы они добрались до города в целости и сохранности.

— Не сошла ли ты с ума? — воскликнул Колби. — Они направят против тебя всю мощь закона.

— Я не сошла с ума, Хол, — ответила Диана. — Возможно, я была немного близорука, но я далеко не сумасшедшая, и теперь мои глаза широко открыты. Достаточно широко, чтобы отличить друзей от врагов.

— Что ты имеешь в виду? — воскликнул он, углядев в этой фразе намек на себя.

— Я имею в виду, Хол, что те люди, которые рассчитывали работать у ньюйоркцев после того, как они намеревались со мной поступить, не будут работать у меня. Пит даст тебе расчет. Он исполняет обязанности бригадира, пока не вернется Бык. — При этих словах ее подбородок гордо вздернулся вверх.

Колби был потрясен. Он молча взял расчет и повернулся уходить. Но в дверях оглянулся и посмотрел на нее.

— Бык никогда не вернется, — заявил он. — Разве что с петлей на шее.

Трое других мужчин посмотрели на Диану, ища в ее чертах какой-нибудь намек на пожелание или ясно выраженную волю. Но она сидела неподвижно, лишь постукивая носком сапожка со шпорой о коврик работы навахо, лежащий у ее ног. Колби вновь развернулся и исчез в сгустившихся сумерках.

Получасом позже Дикий Билл, более известный как Билли, неторопливой рысью ехал по пыльной дороге в город с Морисом Б. Корсоном, Лилиан Мэнил и их багажом. На полпути они нагнали Уэйнрайтов. Старший восседал на лошади, которую уступил ему сын, младший брел за ним, весь покрытый пылью. Корсон велел Билли остановиться и взять их в коляску.

— Ни в жизнь! — ответил Билли. — Я получаю приказы от моей хозяйки, а она ничего не говорила о том, чтобы подвозить этих хлыщей. Н-но!

Еще позже вечером один из столиков в заведении Хэма был занят избранным обществом. Здесь были Уэйнрайты, Морис Б. Корсон, Лилиан Мэнил, Хол Колби и Хэм Смит. Все, кроме Хэма, были не в духе и плохо себя чувствовали. Оно и понятно — Хэм был единственный в этом собрании, кого не выгнали с ранчо.

— Закон на нашей стороне, мистер шериф, — уверял Корсон. — Мы добиваемся лишь вашей официальной поддержки. Мне кажется, первое, что надо сделать, — это обезвредить хулиганов, нанятых ею, и тогда мы быстро приведем ее в чувство. Самый опасный из них — тот парень, Бык, но теперь, когда он практически вне закона, взять его сравнительно легко. Я договорюсь, чтобы следующим дилижансом с прииска отправили особенно большую партию золота, и приму меры, чтобы это не держалось в слишком большом секрете. Эта новость, несомненно, дойдет до него по обычным каналам и послужит приманкой, которая должна соблазнить его еще раз ограбить дилижанс. Вы же могли бы спрятаться неподалеку с отрядом своих людей. Пусть даже вам не удастся взять его живым, обществу будет хорошо и в том случае, если вы возьмете его мертвым. Вы меня понимаете?

— Здесь так действовать нельзя, — перебил его Колби. — На расстоянии пяти миль от ущелья вы нигде не спрячетесь так, чтобы об этом не узнали те двое парней. Забудьте о своем плане и предоставьте все мне. Все, что требуется от вас и вашего отряда, — держаться подальше от ущелья.

— Думаю, Хол прав, — согласился Хэм Смит. — Все вы, господа, знаете, как чертовски хитра эта парочка. Вы только вспомните, сколько времени я уже охочусь за ними! Просто оставьте это Холу, и я уверен, что он возьмет их.

— Прекрасно! — сказал Корсон. — А после этого мы уж как-нибудь схватим остальных трех. Нужно заманить их в город по одному. Впрочем, мне ли объяснять вам, джентльмены, как это делается? Имейте в виду, что я заплачу по тысяче долларов за каждого, если они больше не будут нас беспокоить.

Утомленная дневными волнениями, Диана ушла в свою комнату сразу же после одинокой вечерней трапезы. Напряжение последних часов взвинтило ее нервы до предела, и теперь, когда появилась возможность расслабиться, на нее словно в отместку навалились усталость и подавленность. Она была слишком слаба даже для того, чтобы раздеться. Девушка опустилась в мягкое кресло и долго сидела с откинутой назад головой и прикрытыми глазами.

Ее окно, выходящее на двор ранчо и лошадиный загон, было широко открыто, впуская прохладный воздух летней ночи. Лампа, горевшая на прикроватном столике, отбрасывала золотой отблеск на ее распущенные волосы и безупречный профиль.

Неожиданно возле дома появилась какая-то фигура. Человек осторожно двигался вокруг здания, пока не оказался среди деревьев под самым окном Дианы. Взглянув вверх, мужчина смог различить очертания ее лица над подоконником. Мгновение он смотрел на нее, потом внимательно огляделся, словно хотел увериться, что поблизости никого нет. Через какое-то время, поначалу робко и тихо, в ночной тиши раздалось нежное пение жаворонка. Глаза Дианы мгновенно открылись, она сосредоточенно вслушалась. Через минуту короткая сладкозвучная мелодия повторилась вновь. Девушка вскочила, собрала волосы в узел и побежала вниз по лестнице, через холл, в офис. Когда она подбежала к дверям, сердце ее билось чуть более бурно, чем обычно. Без всякого колебания она ступила в ночной мрак. У крыльца стоял высокий широкоплечий мужчина.

— Бык! — воскликнула она тихим шепотом.

Мужчина стянул с головы широкое сомбреро.

— Добрый вечер, сеньорита! — сказал он. — Я не сеньор Бык — я Грегорио.

Диана Хендерс отпрянула. Она уже успела снять пояс и револьвер. Она была так уверена, что это Бык, и питала к нему такое доверие, что вовсе не подумала о том, что безоружна. Разве может быть лучшая защита для девушки, чем Бык?

— Что вам здесь нужно, Грегорио? — спросила она.

Мексиканец почувствовал ее смущение, заметил, как она в ужасе отпрянула, и улыбнулся. Его вовсе не оскорбляло то, что она его опасалась. Он стал тем, чем был, именно внушая людям страх, и был даже горд тем, что объявлен вне закона, и тем, что гринго за ним охотятся. Ему нравилось, что они уважают если не его самого, то его дерзость и меткую руку.

— Не бойтесь, сеньорита, — улыбнулся он. — Меня послал к вам сеньор Бык. Он передает вам письмо. — Бандит достал длинный широкий конверт. — Прочтите его и спрячьте так, чтобы никто не мог найти. Он сказал, что вы знаете, как воспользоваться этим.

— Почему сеньор Бык не приехал сам? — спросила она, принимая протянутый конверт.

— Как я могу знать, сеньорита? — ответил разбойник. — Должно быть, решил, что вы не захотите видеть здесь Черного Койота. Он понял, что вы узнали его сегодня, увидел по вашим глазам.

Она помолчала, придумывая ответ на эту тираду, но так ничего и не сказала, лишь спросила:

— Это все, Грегорио?

— Все, сеньорита.

— Тогда спасибо — и прощай. Передай мою благодарность сеньору Быку. И еще скажи ему, что, когда он сможет вернуться, его ждет здесь работа.

Грегорио низко опустил шляпу, кланяясь, и скрылся в тени. Диана задумчиво вернулась в офис, едва не забыв закрыть за собой дверь. Войдя в свою комнату, она поставила кресло рядом с лампой для чтения и, усевшись в него, исследовала конверт, врученный ей Грегорио.

Письмо было адресовано Морису Б. Корсону! «Как оно могло оказаться у Быка?» — тупо спрашивала себя Диана, все еще не желая согласиться с тревожной истиной. Но никуда не денешься — это была часть почты, доставшейся ему после ограбления дилижанса.

Девушка вздрогнула и отодвинула конверт прочь. К тому же она заметила, что он вскрыт. Это сделал Бык. Или Грегорио? Долгое время она сидела, уставившись на конверт и ни на что не решаясь. Могла ли она прочитать письмо, если оно было предназначено не ей?! Разве возможно было для нее, Дианы Хендерс, поставить себя на одну доску с Черным Койотом и прочесть чужое письмо? В этом случае она стала бы таким же вором, как и он. Наиболее правильно и честно было бы как можно быстрее доставить письмо в руки Корсона. Не могла же она стать соучастницей преступлений Быка, почти членом его шайки!

Она положила конверт на стол, почти бросила, словно это была какая-то нечистая вещь, и надолго погрузилась в тяжкие раздумья. Время от времени глаза ее возвращались к письму. Казалось, эта вещь болезненно притягательна для нее. «Что там, внутри?» — спрашивала себя девушка и в смущении отбрасывала этот вопрос. Содержание письма должно касаться ее лично, иначе Бык не передал бы его ей. Тем не менее следует послать его Корсону — завтра же утром. Однако… однако Бык не мог потребовать, чтобы она читала что-то, не имеющее к ней отношения.

Она встала и начала раздеваться. Несколько раз она подходила к столу и долго смотрела на конверт. Уже в ночной рубашке, подойдя загасить лампу, она несколько минут, как завороженная, изучала адрес и вновь подумала, что Бык не отдал бы ей этого письма, если бы считал, что его прочтение как-то повредит ей. С этой мыслью в голове она выключила свет и легла в постель.

Час или более того Диана Хендерс беспокойно металась в кровати, не в силах сомкнуть глаза. Конверт, лежащий на прикроватном столике, неотступно преследовал ее. Это было чужое письмо! Оно принадлежало Морису Б. Корсону! Если бы его обнаружили у нее в руках, она оказалась бы виновна точно так же, как грабитель, вынувший его из мешка с почтой Соединенных Штатов! Ее могли посадить в тюрьму! Тем не менее эти мысли почему-то не так уж пугали ее.

Что же там, внутри? Что-то, касающееся собственности, которую хотят отнять у нее. Теперь она была в этом уверена. Они, а не она, были ворами! Разве не справедливо — так или иначе попытаться разрушить их нечестивые планы?

Внезапно она вспомнила слова Мэри Донован. Дьявола изгоняют огнем!

Диана сбросила одеяло и опустила ноги на пол. Когда она зажигала лампу, сомнения полностью покинули ее душу.

Она взяла конверт и извлекла из него три бумаги. В первой она обнаружила краткое письмо о пересылке нотариально заверенных документов, подписанное клерком из конторы Корсона. Второй документ она прочла особенно внимательно. Это было завещание Джона Мэнила — то второе завещание, которое Корсон объявил несуществующим. Она прочитала его почти по слогам и, слово за слово, поняла, что это точная копия последнего завещания отца, за исключением имени в конце бумаги. Присутствовал в нем и пункт о передаче собственности одновременно и поровну всем наследникам в случае преждевременной смерти ее отца.

Внезапно Диана ощутила прилив такого восторга и такой свободы, каких не испытывала с тех пор, как умер отец. Теперь она могла бороться с ними. Она имела нечто, с чем была не безоружной девочкой, а равным по силе соперником и даже более того. Теперь Лилиан Мэнил могла претендовать лишь на то, что принадлежало ей в действительности.

Конечно, равномерное разделение собственности могло повлечь за собой многие неприятные формальности и усложнить ведение дел. Но, по меньшей мере, теперь они не могли отнять ее собственную долю. Они могли продать свою половину — и, наверное, продадут — Уэйнрайтам, которые, разумеется, отвратительны. Но во всяком случае, она оставалась на своей земле и при своих правах, и ей было почти безразлично теперь, кто будет владеть другой половиной.

Отложив завещание в сторону, она обратила внимание на третью бумагу. Это было письмо, написанное характерным почерком ее дяди и адресованное покойному отцу.

«Дорогой Эл! — писал дядя. — В том случае, если моя кончина последует первой, я хотел бы попросить тебя присмотреть за Лилиан, хотя бы до ее свадьбы. После смерти матери у нее не осталось никого, кроме меня. Естественно, я чувствую не только определенную ответственность за нее, но и настоящее волнение, почти отцовское, хотя ей был уже год, когда я женился на ее матери. Она не знала другого отца — ее собственный был убит еще до ее рождения. Ей известна правда о своем происхождении, тем не менее она смотрит на меня как на своего родителя. Так что если по воле судьбы я буду более не в силах заботиться о ней, то рассчитываю на тебя. Я не упомянул ее в завещании, поскольку наш с тобой договор подразумевал лишь законных наследников, или, я вынужден сказать, наследницу — твою дочь Диану. В том случае, если она унаследует всю нашу с тобой собственность, надеюсь, что ты передашь ей мою просьбу, которую я прилагаю к своему завещанию.

Любящий тебя Джон».

Диана с изумлением взирала на лежащее в ее руках письмо. И она еще намеревалась отослать эти бумаги Корсону! Почти отослала! Она вздрогнула, сообразив, по краю какой пропасти ходила, даже не подозревая об этом. Что же получается? Значит, эта компания ничуть не лучше разбойников с большой дороги? Они — всего лишь нарушители закона!

А она — она единственная законная наследница «Заставы Y»! В этот момент она не думала ни о золотом прииске, ни о ценах на скот, ни о громадных стадах и широких землях. Она думала только о том, что любила и называла своим домом.

Теперь уже никто не мог отнять у нее ранчо. Но все же она не была счастлива. Чертов каньон трещиной пролег через ее душу. Бык объявлен вне закона! А кто, кроме него, может служить ей надежной опорой и советчиком во всех делах?

Он был хорошим пастухом — ее отец всегда говорил это, веря в его способности и доверяя его суждениям. Единственным недостатком он считал буйство во хмелю, но она интуитивно понимала, что этот недостаток преодолим. В верности не было ни малейших сомнений — до тех пор, пока не поползли ужасные слухи, связывающие его с ограблениями дилижанса. Она неизменно отказывалась им верить, вплоть до отказа верить собственным глазам. Но приход Грегорио окончательно разрушил остатки ее надежд.

Однако даже сейчас она все еще думала о Быке, как о своем последнем шансе, упорно продолжая верить в него. Она не в силах была постигнуть те глубинные душевные процессы, которые даже теперь позволяли ей думать о нем без всякого омерзения, презрения или пренебрежения. Но имела ли она право так слепо верить себе самой? Диана, как могла, избегала этой мысли, однако она вновь и вновь навязывала себя ее сознанию. Впрочем, даже в те минуты, когда ум Дианы отказывался вставать на защиту Быка, его защищало ее сердце. Любовь торжествовала там, где рассудок оставался бессилен.

Тяжкие, непривычные мысли переполняли ее. Девушка пыталась отогнать их, но это было невозможно. Разве может она, Диана Хендерс, любить преступника-рецидивиста, объявленного вне закона? Нет! Она должна навсегда вычеркнуть его из памяти. С этим решением, вся в слезах, она и уснула.

Глава 17

Настало утро, и сознание Дианы Хендерс до некоторой степени прояснилось. Она освободилась от хаотичных, конфликтующих между собой эмоций, которые захлестнули ее предыдущим вечером и помешали здраво рассмотреть планы на ближайшее будущее. Первым ее намерением было немедленно ехать в Хендерсвиль и посмотреть в глаза Корсону и Лилиан Мэнил, представив им доказательства их вероломства. Но, здраво поразмыслив, она пришла к другому, на ее взгляд, более разумному решению. Закон теперь был всецело на ее стороне. В ее руках были неопровержимые доказательства. Эта шайка была не в силах навредить ей, так что можно было и не устраивать скандал, а продолжать жить на ранчо в соответствии с издавна заведенным укладом, исполняя все, что положено. Жить, как если бы эти мерзавцы вовсе не существовали. Если же они отважатся что-либо предпринять, она была готова достойно встретить их.

В течение часа она сидела в офисе, продолжая работать с бумагами. Затем послала за Техасцем Питом, и когда он явился, вручила ему конверт.

— Доставь его в Альдею, Пит, и оттуда отправь в Канзас-Сити с первым поездом, едущим на восток, — приказала она. — Я не могу доверять почтовому дилижансу — в последнее время слишком участились ограбления. Помни, Пит, я посылаю тебя, поскольку верю, что ты доберешься до Альдеи так быстро, как только сможешь, не позволяя ничему задержать тебя. Это очень важно для меня, Пит.

— Я доставлю его туда, — кивнул Техасец, и она знала, что так оно и будет.

Десятью минутами позже, выглянув в дверь кухни, где болтала с Вонгом, она увидела тучу пыли, стремительно пронесшуюся на север, в сторону Чертова каньона. Она летела прямо через равнину, оставляя в воздухе заметный след. Когда скорость важнее всего, дороги и дорожки были не для таких парней, как Техасец Пит.

День, наполненный привычными обязанностями, прошел без всяких инцидентов. От Корсона не было никаких известий. Пришел следующий день, принесший с собой возвращение Техасца Пита из Альдеи, и тоже прошел вслед за бесконечной чередой иных дней. Вновь не было никаких известий о Корсоне. Под вечер Диана уже почти уверилась, что ньюйоркец, понявший, к чему может привести кража его почты, оставил свои коварные планы, а значит, дилижанс, прибывающий в среду в Хендерсвиль, заберет его вместе с сообщницей обратно в Альдею, на восточный экспресс.

Этими приятными соображениями она занимала себя в то утро, когда в дверях офиса появилась фигура мужчины. Взглянув, она увидела Хэма Смита со шляпой в руке.

— Утро доброе, мисс! — приветствовал он ее.

Диана кивнула, заинтригованная тем, что Хэм Смит может делать на ранчо «Застава Y», где всегда был непрошеным гостем.

— Я приехал, чтобы выполнить одну весьма неприятную обязанность, мисс, — заявил Хэм Смит. — Как шериф этого округа, я должен официально известить вас, что вы обязаны освободить эту собственность не позже завтрашнего полудня, когда ее собирается занять законный владелец.

— Вы имеете в виду мистера Корсона и мисс Мэнил? — вежливо спросила Диана.

— Да, мисс, и они надеются, что никаких осложнений не будет. Им хочется, чтобы вы, к вашему же собственному благу, выехали мирно и быстро.

— Не откажетесь ли вы передать записку мистеру Корсону? — спросила она вместо ответа. — Думаю, я смогу убедить его, что он совершает ошибку.

О, Хэм Смит был бы рад оказать ей маленькую услугу. Конечно, он все передаст, но, как старинный друг ее отца, он советует ей сделать все необходимые приготовления к скорейшему отъезду. Терпение мистера Корсона уже истощилось, и он, как агент мисс Мэнил, вынужден предпринять решительные меры для овладения ранчо.

Когда мистер Морис Б. Корсон прочел записочку, он в течение целого часа изрыгал сквернословия. Не став открывать содержание записки Уэйнрайтам, он вместо этого удалился на закрытое совещание с Хэмом Смитом и Холом Колби. Оно длилось целый час. Некоторое время спустя шериф с дюжиной выбранных им людей выехал из Хендерсвиля. За ними ехали Корсон, Лилиан Мэнил и Уэйнрайты (в коляске последних, которую Диана великодушно выслала им на следующее утро после поспешного бегства с «Заставы Y»).

В этот полдень ранчо было пустынно. Никого не было, за исключением двух рабочих, кухарки на кухне и Вонга в его резиденции. Техасец Пит и его вакеро разъехались по громадным владениям, выполняя обязанности по работе. Айдахо, согласно освященной веками традиции, остался дома, чтобы служить телохранителем Дианы в случае, если ей захочется проехаться. Ей захотелось, и оба отбыли куда-то на юго-восток, в направлении ранчо Джонсонов.

Был тихий, располагающий к лени летний день. Воздух вибрировал от зноя. В углу кухни, на приличном расстоянии от выключенной плиты, находился прохладный уголок или нечто еще меньшее. Там стоял длинный стол, ранее украшавший столовую. На нем во всю длину навзничь лежал Вонг и спал. Его трубка с крошечной медной чашей все еще была зажата в свесившейся вниз руке.

Его разбудили голоса со стороны фасада. Открыв глаза, он сел и прислушался. Среди мужских голосов был и один женский, но это не был голос «миси Ди», как он называл свою хозяйку. Удивившись сверх всякой меры, Вонг поднялся и направился в сторону офиса. Он занял такое место, откуда можно было наблюдать за происходящим внутри, не рискуя самому попасться на глаза.

Его узкие глаза еще больше сузились от гнева, когда он увидел, что происходит в офисе. Там были Корсон, мисс Мэнил, оба Уэйнрайта и Хэм Смит. Корсон обшаривал письменный стол Элиаса Хендерса, словно свой собственный. Обследовав целую гору документов, он, очевидно, нашел то, что ему было нужно. На его лице проступило облегчение, он бегло просмотрел документы и запихнул их во внутренний карман пиджака. Уэйнрайт-старший ежеминутно оборачивался на дверь с чрезвычайно нервозным видом.

— Вы думаете, это полностью безопасно, шериф? — спросил он.

— Конечно, Уэйнрайт! — рявкнул Корсон. — Я говорю вам, что закон на нашей стороне, и здесь достаточно людей, чтобы привести его в действие. Едва ее люди поймут, что у нас серьезные намерения и мы будем платить им жалованье, как сразу же перестанут досаждать нам — если, разумеется, она сама не будет науськивать их. А многие из них, я уверен, захотят работать на нас, когда увидят, что Колби снова стал их бригадиром. У него среди них много друзей.

— Что-то я не пойму, почему сегодня с нами нет Колби, — проворчал Уэйнрайт.

— Он хочет дождаться, пока мы полностью вступим во владение имуществом. После этого мы будем иметь право нанять бригадиром того, кого нам вздумается, — сказал Корсон. — Я понимаю, почему он не хочет принимать участие в выселении — это поможет ему занять более устойчивое положение среди рабочих и не портить отношений с соседями. А хорошие отношения выгодны и нам, если исходить из долгосрочной перспективы. Нам нужно иметь как можно больше друзей в этом округе.

— Боюсь, что они понадобятся нам в самом ближайшем будущем, — согласился Уэйнрайт. — Надеюсь, что в первую очередь вы уволите этого Техасца Пита и тех, кого зовут Короткий Бен и Айдахо. Они мне не нравятся.

— Я намерен сделать это сразу же, как только они появятся здесь, — пообещал Корсон. — А сейчас давайте позовем этого чертова наглого китайца и объясним ему, как много народу он должен сегодня накормить обедом, или ужином, или как они это тут называют.

Вонг, слышавший всю беседу, на цыпочках побежал на кухню, где минутой позже его обнаружила мисс Мэнил и передала ему приказ Корсона.

А часом позже на двор ранчо въехал Техасец Пит со своими людьми. В загоне его встретил человек, в котором он узнал завсегдатая заведения Хэма, — некто Тинк.

— Добрый вечер, — сказал Тинк.

— Добрый, — ответил Техасец Пит. — Что ты делаешь здесь, Тинк?

— Тебе, Короткому Бену и Айдахо приказано подняться в офис.

— Кто это приказал?

— Мисс Хендерс и люди, которым она продала ранчо.

— Продала! Черт! — воскликнул Пит.

— Пойди наверх и спроси их.

— Да уж конечно, пойду. Пошли, Бен. Айдахо должен быть где-нибудь возле спального корпуса.

Двое поискали Айдахо в спальном корпусе, но его там не было, и они пошли без него. Подойдя к дому, они увидели на веранде троих мужчин, развалившихся в креслах перед дверью в офис. Это не были люди с «Заставы Y». Внутри офиса за столом сидел Корсон.

— Заходите, парни, — вежливо пригласил он.

Как только они зашли, за их спинами выросли трое мужчин с револьверами и уткнули их стволы в спины вошедшим ковбоям. В то же время трое других с другой стороны офиса взяли их на мушки.

— Поднимите руки, — порекомендовали Питу и Короткому Бену — и они, будучи людьми благоразумными, подняли их. После этого один из джентльменов, находившихся сзади, освободил их от их оружия.

— А теперь послушайте, парни, — сказал Корсон довольно любезно. — Мы с вами не ссорились и не хотим никаких скандалов. Но вы чересчур быстры со своими револьверами. Поэтому мы приняли меры для обоюдной безопасности на время нашей дружеской беседы. Теперь мистер Уэйнрайт, мисс Мэнил и я — хозяева ранчо «Застава Y». Мисс Хендерс, осознав, что не может иметь никаких претензий, освободила помещение и передала его нам. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах. Мы выплатим вам месячное жалованье и сопроводим до города, где вам будет возвращено оружие. Но хочу серьезно предупредить вас, чтобы вы не возвращались на «Заставу Y». Если же вы вернетесь, я прослежу, чтобы закон был суров с вами.

— Где мисс Хендерс? — мрачно спросил Техасец Пит.

— Она покинула ранчо, — ответил Корсон. — Не знаю точно ее планов, но думаю, она направилась прямо в Альдею, чтобы сесть на восточный поезд.

— Я тоже не знаю ее планов, — заявил Техасец Пит. — Но знаю, что ты — чертов лгун. Ты уволил меня и Короткого Бена, и мы уедем в город, как ты сказал. Но если остальное из того, что ты сказал нам, неправда, то мы вернемся. И когда мы вернемся, всем хлыщам в этих краях будет чертовски неприятно. Понял?

— Если ваши физиономии покажутся здесь еще хоть раз, в вас будут стрелять без предупреждения, — сказал Корсон. — У нас достаточно людей и денег, чтобы держать это ранчо так, как нам будет угодно, и нанимать того, кого мы захотим. Мы свое дело знаем. Старинные позорные и беззаконные дни миновали. В этой стране уже нет места для плохих парней вроде вас.

— На этот раз, Пит, он нас сделал, — сказал Короткий Бен. — Наше время истекло. Теперь у нас появилась новая порода плохих парней. Их выращивают в Нью-Йорке, они носят забавные панталончики и грабят сирот.

— Проводите их в город, ребята, — приказал Корсон своим людям. — А потом возвращайтесь сюда. Все вы получите работу на «Заставе Y». И первой вашей обязанностью будет без предупреждения стрелять в нехороших парней, если они покажутся на территории ранчо.

Техасец Пит и Короткий Бен повернулись и вышли вместе со своим эскортом, а после этого сразу же, опять-таки под стражей, поскакали в направлении Хендерсвиля.

На этот раз дилижанс был переполнен пассажирами. Среди них был и адвокат из Альдеи, выписанный, чтобы оформить документы на владение Уэйнрайта «Заставой Y» и передачу ста двадцати пяти тысяч долларов в руки Корсона и Лилиан Мэнил. На прииске дилижанс остановился, и на него взошел курьер с золотом. Затем под треск кнута Билла Гатлина колымага, пошатываясь, двинулась дальше, к ущелью. Билл распинался перед новичком, который имел неосторожность высказать мнение о засушливом, безводном и пустынном ландшафте Аризоны, простиравшемся так далеко, как только хватало глаз.

— Не хотел бы я остаться здесь один, — сказал молодой человек. — Боюсь, я умер бы от жажды или от голода.

— Это еще пустяки! — заметил на это Билл Гатлин. — Вовсе не так уж страшно. Вот, помню, в семидесятые, когда я ездил для фирмы Лэйзи в Монтане, охотился я как-то на дичь. Гоню, понимаешь, во весь опор, и вдруг моя лошадь проваливается в барсучью нору, после чего делает три полных кувырка и как ни в чем не бывало встает на все четыре ноги. Однако заметьте, она до смерти испугана. Все бы ничего, да, к несчастью, совершая свой последний кувырок, эта чертова тварюга выбросила меня из седла. И, ей-богу, мне чертовски не повезло: моя нога застряла в стремени, и эта чертова тварь потащила меня за собой. Она была так испугана, что не снижала скорость и не останавливалась три дня и три ночи. И все время, пока она тащила меня, я мог есть только землянику, да и то лишь тогда, когда она пробегала через земляничные поляны. А пить я мог лишь тогда, когда она тащила меня по реке. Нет, сэр, после того случая мне уже не слишком-то страшно остаться одному где бы то ни было, в любой стране.

Новичок взглянул на Билла с благоговейным трепетом, но ничего не сказал. Тут дилижанс выскочил на разбитую неровную дорогу и, накренясь, как пьяный вакеро, стал объезжать большую выбоину.

Человек с закрытым лицом безмолвно ожидал за большими валунами на южной оконечности ущелья. Видно было, что он сильно нервничает. Разбойник постоянно оглядывался на заросли чаппараля, из которых сам появился несколькими минутами раньше.

— Куда подевался чертов Грегорио? — бормотал он полушепотом. — Прошлой ночью этот поганый гризер обещал быть здесь раньше меня.

Дилижанс подъезжал все ближе. Билл Гатлин натянул вожжи перед первой большой выбоиной на выезде из ущелья. Лошади ступали медленно, выискивая подходящие места, то и дело спотыкаясь и попадая в глубокие пыльные ямы. Все это и создавало куску дороги длиной в каких-нибудь пятьдесят ярдов наиболее дурную славу из всех сотен и сотен миль.

Одинокий разбойник больше не мог ждать своего товарища — ему оставалось лишь попытать счастья в одиночку. Он уже вышел навстречу дилижансу, ползущему с черепашьей скоростью, когда вдруг позади него раздался шум. Взглянув назад, он увидел второго человека с прикрытым лицом, одетого в до боли знакомые тряпки Грегорио. Издав глубокий вздох облегчения, он жестом приказал напарнику поторапливаться и двинулся вперед. Второй человек не отставал ни на шаг.

Ни Билл Гатлин, ни пассажиры не были удивлены, когда двое здоровенных мужчин вышли на середину дороги и преградили им путь. В другой ситуации они, может быть, и удивились бы — да и то не особенно. Но сегодня их предупредили, что ожидается попытка ограбления, так как на дилижансе находится особенно ценный груз золота, служащий приманкой для Черного Койота. Им также были даны указания не оказывать сопротивления, так как Хол Колби сказал, что сможет поймать прославленного злодея, лишь если награбленное полностью будет у него в руках. Он не хотел, чтобы оставались какие-либо сомнения относительно личности преступника. Так что в этот день мешать Черному Койоту было воспрещено. Все это бесконечно радовало Билла Гатлина и курьера, так как освобождало обоих и от опасности, и от ответственности.

Билл не только не выказал никакого удивления при появлении двух грабителей, но фактически остановил свою упряжку уже в тот момент, когда они появились из-за валунов. Он поднял руки еще до того, как эта команда сорвалась с губ главного разбойника. Как обычно, мексиканец взял возницу и курьера на прицел, а Черный Койот подошел к фургону, чтобы забрать золото. Впрочем, на этот раз второй бандит следовал за своим патроном на гораздо меньшей дистанции, чем прежде — он буквально наступал ему на пятки. Койот погрозил пассажирам своим оружием, проследив, чтобы все руки были подняты, и, засунув оба револьвера в кобуры, потянулся к мешкам с золотом, чтобы забрать их у курьера.

Разбойник поставил ногу на ступицу переднего колеса, чтобы подняться повыше — это дало бы ему возможность дотянуться до драгоценных мешков. И тут его сообщник быстро шагнул к нему и ткнул дулом револьвера в спину Койота.

— Спускайся и поднимай руки, — скомандовал он. — С тобой покончено.

— Да разорви мою голову! — воскликнул Билл Гатлин. — Хол весьма сообразителен! Я до последнего момента думал, что он — это Грегорио. На этот раз он, кажется, добрался до Быка.

Со злобным рычанием Черный Койот спустился с экипажа.

— Ты, грязный гризер! — кричал он. — Я достану тебя, Грегорио!

Тот, кого он назвал «Грегорио», кивнул курьеру:

— Спустись и забери у него револьверы. И когда сказанное было исполнено, продолжил: — Сорви с него маску!

Одним быстрым движением курьер сдернул черный шелковый платок с лица Койота. Внезапно он отступил, расширив глаза в изумлении.

— Колби! — вскрикнул он.

Билл Гатлин едва не проглотил свой кусок жевательного табака.

— Неплохо же надо мной подшутили! — воскликнул он, а потом обратился ко второму бандиту: — Значит, ты все время был и оставался Грегорио — а я-то принял тебя за Колби! Надо мной действительно подшутили. Да еще как! Выпивка за мной.

— Еще бы! — согласился второй грабитель, засунул один из револьверов в кобуру и сорвал собственную маску.

— Быть мне рогоносцем, если это не Бык! — пробормотал Билл Гатлин.

— Держи его на прицеле, — сказал Бык курьеру. — А я пока схожу за лошадьми.

Колби лишь мрачно посмотрел вслед Быку, когда тот пошел за лошадьми, но так ничего и не сказал. Он все еще не мог прийти в себя от удивления при виде Быка, замаскированного под Грегорио. Действительно, Бык полностью присвоил всю экипировку мексиканца вплоть до револьверов. Когда он вернулся, ведя в поводу лошадей Грегорио и Колби, Черный Койот все еще смотрел на него так, словно не мог поверить в его реальность.

— Залезай! — велел лжемексиканец. Колби сел на лошадь, и Бык набросил петлю своего лассо на шею пленника. Он затягивал узел, пока веревка не коснулась воротника рубашки.

— Может, мне остаться с тобой на случай, если понадобится помощь? — спросил Билл Гатлин.

— Она мне не понадобится, — коротко возразил Бык. Не скрывая облегчения, Билл опустил кнут на спины лошадей.

Когда дилижанс исчез из поля зрения, скрывшись в поднятой туче пыли, к Быку и Колби галопом подскакал смуглый всадник на гнедой лошади со звездой во лбу. Это был Грегорио. Колби бросил на мексиканца испепеляющий взгляд.

— Ты! Ты! — закричал он.

— Заткнись, Колби, — перебил его Бык. — Ты получил то, что тебе причиталось. Это научит тебя не кидать друзей.

Грегорио спешился и снял кожаную безрукавку и синюю рубашку Быка. Бык тоже снял вышитую мексиканскую куртку. Обменявшись одеждой и лошадями, они перебросились парой дружеских шуток о событиях, произошедших за день. Оба были довольны. Грегорио первым вскочил в седло.

— С Богом, сеньор Бык! — крикнул он и помахал рукой на прощание. — Может быть, через несколько дней Грегорио спустится с холмов, а?

— Я улажу это, когда покончу с нынешним делом, Грегорио, — ответил ковбой. — Не переживай, заметано!

— И я буду работать на ранчо «Застава Y»?

— Так же, как и я. Прощай, Грегорио.

— С Богом, сеньор! — И Грегорио повернул своего коня назад, в горы. Бык проронил ему вслед:

— Этот гризер белее иных белых!

Въехав в Хендерсвиль рысью на несколько минут позже дилижанса, Бык заметил, что новость уже распространилась. Толпа, собравшаяся возле отеля миссис Донован, окружила его и пленника плотным кольцом.

— Разорви его шкуру! — воскликнул один из тех, кто не так давно ездил на Западное ранчо, чтобы повесить Быка. — Я всегда сомневался, что это Бык! Я всегда подозревал этого парня, Колби!

Не успел Бык натянуть вожжи, как появились Техасец Пит и Короткий Бен, препровожденные в город своим эскортом. Ковбои были целы и невредимы. Их револьверы были возвращены им — освобожденные от патронов и брошенные на землю на окраине города. Эскорт во весь опор поскакал обратно на ранчо «Застава Y».

Техасцу Питу было не до вопросов. Он мгновенно окинул взглядом всю мизансцену и, вероятно, нашел объяснение происходящему — или что-то понял из комментариев толпы. Но его мысли занимало что-то другое, гораздо более важное. Прокладывая себе дорогу сквозь массу народа, он направил своего коня в сторону Быка.

— Ты видел где-нибудь здесь мисс Ди? Она в городе?

— Понятия не имею. А что?

— Ее нет на «Заставе Y». Корсон сказал, что она продала ранчо и уехала в Альдею, — ответил Пит.

— Корсон лжец, — резко сказал Бык. Он повернулся в сторону веранды дома миссис Донован, где заметил его хозяйку: — Миссис Донован, скажите, мисс Хендерс в городе?

— У меня ее нет, Бык, — ответила Мэри.

Бык окинул глазами толпу. Его взгляд остановился на парне, которого он знал как порядочного и не водящегося с шайкой Хэма Смита.

— Томпсон, — окликнул он его, — возьми Колби и стереги, пока я не вернусь. Не давай Хэму Смиту забрать его. Слезай с коня, Колби. Если будешь устраивать фокусы, Томпсон пристрелит тебя без разговоров. Поехали, парни! — И поскакал к «Заставе Y». Техасец Пит и Короткий Бен следовали за ним по пятам.

— Что бы все это значило? — спросил Пит у Быка, мотнув головой в сторону Хендерсвиля.

— Я только что поймал Черного Койота, — ответил тот.

— Колби?

Бык кивнул.

— Я подозревал его очень давно, — сказал он. — Но мне никак не удавалось напасть на его след. Скрываясь в каньоне Койота, я как-то раз наткнулся на Грегорио. Он и Колби долго работали вместе, но впоследствии гризер понял, что Колби хочет его надуть и в одиночку дернуть на юг со всем награбленным. Сегодняшнее дело должно было стать последним, причем Колби каким-то образом сам организовал такую большую партию золота. Грегорио и я поняли это. Мы поменялись одеждой и конями, и я пошел вместо гризера. Колби так и не заподозрил ничего до той самой минуты, когда я скинул маску.

— Я думал, Грегорио терпеть тебя не может, — сказал Короткий Бен.

— Я оказал ему небольшую услугу какое-то время назад, — сдержанно сказал Бык, имея в виду перестрелку с апачами в Тополином каньоне, когда он рисковал жизнью, спасая мексиканца.

Вдали уже были видны строения ранчо, угнездившиеся среди деревьев, когда Техасец Пит обратил внимание на небольшое пятнышко среди кустов полыни далеко на юго-востоке. Для нетренированного глаза оно было едва заметно.

— Это оседланная коняга, — сказал Пит. — Что она там делает?

Бык пристально посмотрел в сторону животного.

— Кажется, это гнедая, на которой ездит Айдахо, — сказал он.

— Айдахо остался дома с мисс Ди, — заметил Пит.

Трое, как один, натянули поводья и полетели над рыхлой землей в сторону далекой лошадки. Их кони перемахивали через кусты с легкостью ушастых зайцев. Звездочка достигла гнедой, опередив других, Бык соскочил с седла и встал на колени возле распростертого на земле человеческого тела. Фигура лежащего мужчины была наполовину скрыта кустами. Это был Айдахо. Бык взял в руки его голову. Айдахо открыл глаза и посмотрел на Быка в замешательстве. Его лицо выражало отчаянные усилия что-то вспомнить и рассказать. В туче пыли и сквернословия подоспели Пит и Короткий Бен.

— Что это ты здесь прохлаждаешься? — поинтересовался Короткий Бен.

— И где хозяйка? — добавил техасец.

Айдахо медленно сел, поддерживаемый Быком. Он посмотрел на поводья, обмотанные вокруг его запястий, пощупал свой бок, и рука его окрасилась кровью.

— Я сделал все, что мог, — прошептал Айдахо. — Но их было слишком много.

— Где хозяйка, ты, идиот просверленный? — закричал Техасец Пит. — Кто они? Что они с ней сделали?

— Они все были в масках, — выговорил Айдахо. — После того как они оглушили меня, я ничего не видел и не знаю, что они сделали с ней. Помоги мне сесть на лошадь, ты, болтун кривоногий. Мы натянем поводья и найдем ее вместо того, чтобы сидеть тут и слушать твою болтовню.

Пит, спешившись, аккуратно подсадил Айдахо в седло.

— Лучше вали в город, — посоветовал он. — С пулей сорок пятого калибра между ребер ты так или иначе плохой помощник нам.

— Заткнись! — ответил Айдахо. — Будь я даже просверлен, как солонка, мое место все равно рядом с вами.

Его немного покачивало в седле, но он встряхнулся и выпрямился. Было очевидно, что он слишком слаб от шока и потери крови.

— Ступай назад, Айдахо, — велел Бык. — Ты не в той форме, чтобы ехать с нами, а я полагаю, что у нас впереди тяжелая поездка.

— Возвращайся, ты, чертов дурак, — повторил Техасец Пит, который под покровом грубых и почти жестоких шуток скрывал подлинную заботу о благополучии приятеля.

— Убирайся вон! Я еду с вами.

Больше они не тратили времени на уговоры. Сделав широкий круг в надежде обнаружить следы похитителей, они нашли достаточно улик, чтобы убедиться: в деле участвовало около дюжины всадников. Это подтвердило слова Айдахо. Около половины из этих людей, сделав свою грязную работу, поскакали в сторону «Заставы Y», остальные взяли курс на юг. Именно это направление выбрали ковбои после того, как Бык заметил отпечаток подковы. Так как Капитан совсем недавно был подкован на передние ноги, то наиболее заслуживало доверия предположение, что Диану повезли в южном направлении.

Они скакали быстро, так как уже сгущались сумерки. Когда стало слишком темно, чтобы различать следы с седел, они были вынуждены часто останавливаться и спешиваться. Несколько раз им приходилось зажигать спички, дабы убедиться в том, что они движутся в правильном направлении. Их продвижение с неизбежностью было слишком медленным. К полуночи они совершенно потеряли след. В этом месте они оставили Айдахо, слишком слабого от потери крови, чтобы продолжать путь.

Глава 18

В задней комнате салуна «Чикаго» Томпсон стерег Хола Колби, который был умело связан и привязан к стулу, на котором сидел.

В отеле миссис Донован в полном разгаре был обед. Вошел Хэм Смит и занял свое привычное место. Он только что прибыл с «Заставы Y», и поскольку в обеденное время улицы Хендерсвиля были пусты, то он никого не встретил.

— Привет, Хэм, — сказал Билл Гатлин. — Полагаю, ты уже слышал, что поймали Черного Койота?

— Можно подумать, у меня нет сегодня других дел в городе, кроме как узнать об этом, — проворчал шериф. — Но я всегда был уверен, что Хол Колби поймает эту тварь. Правда, в последний раз он выглядел немного таинственно и тревожно. Где же преступник?

— Под стражей в салуне «Чикаго», — ответил Дикий Кот Боб.

— Я полагаю, что лучше отвезти его в тюрьму, — сказал Хэм Смит.

— А я полагаю, что ты оставишь его в салуне «Чикаго», — возразил Дикий Кот. — Ты хоть знаешь, кто это?

— Бык, разумеется.

— Бык?! Черта с два! Это Колби.

Хэм Смит немного побледнел.

— Здесь, должно быть, какая-то ошибка, — сказал он негромко. — Кто его поймал?

— Его поймал Бык, и здесь не может быть никакой ошибки, — сказал Билл Гатлин. — Лично я-то всегда считал, что это не Бык.

— Вот как?! — сказал Хэм Смит. — Все равно салун «Чикаго» — не место для опасного преступника. Сразу же после обеда я перевезу его в тюрьму, откуда он не сбежит!

— Говорю тебе, что ты оставишь его в «Чикаго»! — взвился Дикий Кот Боб.

— Я шериф этого округа, — пролаял Хэм Смит, — и никому не позволено вставать у меня на пути во время исполнения служебных обязанностей. Ты слышишь меня, Дикий Кот Боб?

— Я слышу тебя, но это производит на меня не больше впечатления, чем ослиная задница, — отозвался Дикий Кот, пересыпав свое замечание особенно выразительными непристойностями. Он закончил свою трапезу первым и вышел.

Когда Хэм Смит тоже вышел от миссис Донован, он первым делом направился в свой салун, где набрал полдюжины бездельников, напоил их и повел эту банду в салун «Чикаго». Придя туда, он потребовал от хозяина, чтоб тот немедленно выдал ему Хола Колби, известного также как Черный Койот.

— Он в задней комнате, — ответил хозяин салуна. — Если вы требуете его, что ж, идите и возьмите. Мне он совсем не нужен.

Однако перед дверью в заднюю комнату обнаружился Дикий Кот Боб. Его локти покоились на коленях, а в обеих руках покачивались револьверы сорок пятого калибра.

— Именем закона! — взвизгнул Хэм Смит своим высоким тонким голосом. — Я требую выдать мне Хола Колби.

— Пошел к черту, выродок! — заорал Боб.

— Лучше прислушайся к доводам разума, Дикий Кот! — крикнул шериф. — Или я применю к тебе всю мощь закона.

Дикий Кот Боб, подняв голос еще выше, чем его старинный враг, излил на него поток бессвязных богохульств и грязной брани. Хэм Смит повернулся и прошептал что-то одному из своих людей, который тут же вышел из комнаты вместе с двумя другими. После этого Хэм отошел на другую сторону помещения и, указывая на маленького старого человека, сидящего перед запертой дверью, обратился к остальным сподвижникам:

— Возьмите его, ребята! Выполните свой долг!

Один из его людей выступил вперед. Дикий Кот Боб крутанул револьвер вокруг указательного пальца и, не прицеливаясь, сбил шляпу с головы этого парня. Трое остальных отскочили назад. Вдруг послышался звук разбиваемого стекла изнутри комнаты, где находился под стражей Колби. Раздался протестующий голос Томпсона, затем выстрелы. Дикий Кот Боб вскочил на ноги и потянулся к дверной ручке, таким образом на миг повернувшись спиной к бару. В этот миг Хэм Смит поднял револьвер и выстрелил. Без единого звука Дикий Кот обрушился на пол и затих.

Смит и его люди бросились к двери. Она была заперта. Это была тяжелая, крепкая дверь, несколько минут сопротивлявшаяся их совместным усилиям. Когда наконец она сдалась и люди Смита переступили через порог, то увидели лишь тело Томпсона, распростертое на полу в луже крови. Черный Койот скрылся.

Окруженная людьми в масках, которые расправились с ее телохранителем, Диана Хендерс совершенно отчетливо видела всю тяжесть своего положения. Она не узнала ни одного из тех, кто устроил на нее засаду, но прекрасно понимала, что они действуют по приказу Корсона. Из записки ньюйоркец понял, что девушке известна его тайна, она владеет документами, неопровержимо доказывающими его грязную игру, и в любой момент может вывести мошенника на чистую воду. Это и толкнуло его на отчаянную авантюру. Корсон поставил ва-банк.

Всадники в масках напали внезапно, выскочив со дна высохшего оврага. В мгновение ока они окружили Диану и ее телохранителя. Верный неписаному кодексу своей должности и своей эпохи, Айдахо бросился на защиту дамы. Но счет был слишком очевидно не в его пользу, даже будь он не один. Заговорили револьверы, и за свое рыцарство он был сбит с седла и оставлен умирать на выжженной земле, а его противники умчались на юг, увозя с собой Диану.

Пришла ночь, но всадники продолжали свой путь. Двое скакали впереди Дианы, четверо — позади. Они ехали быстро, не жалея лошадей. Приняв во внимание этот факт и определив направление, куда они двигаются, Диана поняла, что их путь лежит к границе. Впрочем, где-то в горах они перешли на медленный шаг и около девяти устроили краткую передышку. В этом месте была вода, которой смогли освежиться лошади и их хозяева.

Поначалу Диана пыталась расспросить об их намерениях, но они отказывались отвечать, куда ее везут, и в конце концов проклятиями и угрозами вынудили ее замолчать. Никто из них не открывал лиц, пока темнота полностью не скрыла их черты. Это, как и почти не нарушаемое молчание, убедило ее в том, что похитители боятся быть узнанными. Значит, они были рекрутированы где-то поблизости, может быть, из числа ее соседей.

У Дианы возникло неприятное подозрение, что завсегдатай «Приюта Хэма» мог бы узнать их всех. В таком случае, похищение было спланировано или по меньшей мере допущено шерифом. Это было, конечно, немыслимо, но не противоречило предыдущему выводу, что похитители выполняют распоряжение Корсона.

Об их целях она не имела ни малейшего представления. Возможно, ее хотели на время перевезти в некое тайное место, где она больше не могла бы мешать планам ньюйоркца. Но у них могли быть и более дурные намерения. Она знала, что Корсон никогда не сможет спокойно владеть «Заставой Y», пока она жива, и отдает себе в этом отчет. Но хватит ли у него смелости разделаться с ней?

После полуночи они перевалили через вершину в таком месте, где не могло остаться даже намека на какой-либо след, и оказались на крутом опасном склоне лесистого каньона. Дюжину раз жизнь девушки была в опасности. Ее единственным телохранителем была ловкость и устойчивость Капитана. Получасом позже каньон расширился, образовав небольшой горный карман. Здесь они вновь остановились. Во мраке глубокой и узкой горной теснины ее глаза наконец различили очертания небольшого домика.

Мужчины спешились. Один из них предложил Диане тоже спуститься и, когда она сделала это, грубо взял ее под руку. «Идем со мной!» — хрипло сказал он и отвел ее в хижину. Чиркнула спичка, осветив единственную бедно обставленную комнату. Стол, несколько скамеек и пара коек были на скорую руку сколочены из обрубков деревьев, растущих вокруг хижины. На столе стоял подсвечник со свечой, которую парень тут же зажег. С краю находился закопченный очаг, над ним — длинная полка с множеством коробок и бидонов. На колышках и гвоздях с обеих сторон от очага висела грубая кухонная утварь — сковорода, кастрюля, кофейник. Большой котелок для кипячения воды был наполовину зарыт в пепел очага.

Вошли остальные мужчины. Все они снова были в масках. Один взял котелок, вышел наружу и в скором времени вернулся с водой. Другой принес дров, третий начал готовить еду. Они привезли с собой некоторое количество муки и бекона. В бидонах над очагом нашлись соль, сода, перец и сахар, а также кофе и чай.

Аромат готовящейся еды заставил Диану почувствовать, как она голодна. Надо сказать, ее положение, хотя и тяжелое, пока еще не достигло той точки, которую она сочла бы опасной. Отношение к ней этих людей было довольно-таки неприязненным, но ни разу не становилось действительно угрожающим. То, что они делали, очевидно, совершалось лишь под давлением приказа, отданного кем-то, кто не принимал в похищении никакого участия и даже не присутствовал на месте событий.

Диана Хендерс была более или менее знакома с этими южными горами и быстро поняла, что прежде никогда не оказывалась в этом месте. Это была идеальная возможность совершить преступление и уничтожить или скрыть все его следы.

Девушка отбросила неприятные мысли и обратила внимание на бекон, шипящий на очаге. Он наполнял комнату восхитительным запахом. Ей выдали порцию, и, сидя на одной из примитивных коек, она жадно уничтожила ее. Страхи ничуть не испортили девушке аппетит. Да и вообще она ничем не показывала, что боится — неважно, самих ли похитителей или той судьбы, которая ей уготована.

Когда ужин был закончен, один из мужчин встал и вышел из домика. Из односложной беседы девушка поняла, что его посылают назад по пройденному пути в какое-то место, где он должен был стоять на часах. Казалось, они вовсе не ожидают преследования и принимают эту меру предосторожности лишь исходя из полученного приказа или разработанного заранее плана.

После ужина похитители немного покурили, а затем один за другим повалились спать на грубые доски. Они расположились так, чтобы девушка не могла подойти ни к двери, ни к единственному окну, не потревожив кого-либо из них. Человек, ложившийся последним, задул свечу. Диана Хендерс во всю длину вытянулась на грубом настиле одной из кушеток и попыталась уснуть. Сколько-то времени она пролежала без сна, но в конце концов провалилась в легкую дремоту, от которой очнулась около трех часов утра, услышав стук копыт рядом с домиком. Раздались приглушенные мужские голоса. Внезапно девушку охватило предчувствие близкого спасения. Она услыхала, как открылась дверь. Мгновенно двое из спящих на полу проснулись и сели.

— Кто там? — спросил один из них.

— Свои, — ответил один из вновь прибывших. — Будите остальных — нам пора убираться отсюда. — Он шагнул к столу, чиркнул спичкой и зажег свечу. В ее неярком свете Диана узнала силуэт того человека, которого отправили стоять на часах. Другой человек, приехавший с ним, был Хол Колби.

— Убери свет, чертов придурок! — заорал один из разбуженных людей. — Ты что, хочешь, чтобы девчонка узнала нас всех?

Свет был сразу же потушен. Хол Колби шагнул в ее сторону.

— Все в порядке, Ди, — произнес он. — Я пришел за тобой.

— Кто-то идет за нами по следу, — сообщил часовой товарищам. — Колби обогнал их кратчайшим путем. Он ехал за ними около часа и говорит, что их трое. Нам надо уходить.

Похитители в спешке поднялись и отправились за лошадьми. Колби взял Диану под руку.

— Идем, — сказал он. — Я вытащу тебя отсюда.

— А зачем мне уходить, если кто-то едет, чтобы отнять меня у этих людей? — спросила она.

— Но я-то здесь, — заявил Колби. — Я заберу тебя с собой, Ди. Пойдем, мы должны спешить.

— Нет, я остаюсь здесь, — упрямо помотала она головой.

— Они не позволят тебе остаться и силой заберут с собой. Лучше тебе пойти со мной. Я твой друг.

— Ты не можешь быть одновременно их и моим другом.

— Поехали. — Он крепко взял ее под руку. — У нас нет времени валять дурака.

Она вырвалась, и они стали бороться. Когда Колби попробовал силой вытащить Диану из хижины, она ударила его по лицу крепким кулачком.

— Ты!.. — закричал он, прибавив низменный эпитет. — Черт возьми, ты у меня пойдешь!

Он поднял ее на руки и вынес наружу. Ночь шла к концу. Почти все похитители уже были в седлах лошадей.

— Где ее лошадь? — спросил Колби. Когда коня подвели, он грубо бросил девушку в седло и связал ее же собственным лассо. Затем он вскочил на свою лошадь и, ведя в поводу Капитана, устремился на юг по каменистому, заросшему лесом ущелью.

Несколькими милями западнее трое мужчин остановили коней на перевале.

— Мы опять потеряли этот чертов след, — кисло пробормотал Пит.

Бык выпрямился на своей Звездочке и откинул голову назад. Его ноздри раздулись.

— Что ты высматриваешь там, наверху? — спросил Короткий Бен. — Следы этой стаи койотов не ведут на небеса.

— Чувствуешь? — спросил Бык.

— Что?

— Запах дыма. Его несет восточным ветром. Поехали! — И он вслепую поскакал сквозь мрак, рассчитывая лишь на инстинкт и зоркость своей лошади, — на восток, к тому огню, от которого мог исходить этот слабый, едва уловимый запах горевших дров. Там, где есть огонь, должны быть и люди, — обоснованно решил Бык.

Через полчаса трое уже скользили, качались и вертелись, спускаясь по крутому склону ущелья в горную расселину, подобную чаше. Там в неясном свете раннего утра они увидели жалкую, но защищенную от непогоды хижину. Из покосившейся трубы поднималась тонкая струйка дыма. В недвижном воздухе скального кармана она поднималась наверх, к краю каньона, где ветер уносил ее на запад. Трое ковбоев спрятали лошадей среди деревьев, а сами, где прячась за кустарником, а где и ползя на четвереньках, подкрались к хижине с трех сторон. Бык вошел первым. Выпрямившись и прыгнув к входу, он ворвался внутрь маленького здания с двумя револьверами на изготовку. Но там было пусто. Последние красные угольки тлели в покрытом многолетней грязью очаге. С одной стороны валялась жирная сковорода, с другой стоял котелок, до половины налитый теплой водой. В воздухе висел тяжелый, резкий запах плохого табака.

— Они были здесь, но ушли, — подытожил Бык, когда друзья присоединились к нему.

— Они не могли уйти далеко, — сказал Короткий Бен.

Трое нашли след, ведущий по каньону, и двинулись по нему.

Несколькими милями впереди них Колби с Дианой и шестеро мужчин в масках выбрались на широкую равнину у подножия гор и здесь остановились.

— Пусть один из вас поменяется лошадью с девчонкой! — скомандовал Колби. — А потом все сворачивайте обратно на северо-запад, да не забудьте устроить в Хендерсвиле знатную попойку! Ну, Грифт, бери ее лошадь!

— Зачем? — спросил Грифт.

— Чтобы сбить со следа ее дружков, — разъяснил Колби. — Скажи им, что нашел ее коня с той стороны гор, на Западном ранчо, и пусть они ищут ее там до второго пришествия.

Грифт, удовлетворенный объяснением, спешился и взял коня Дианы, после чего она была привязана к его лошади.

— Теперь прочь! — приказал Колби. — Я сам позабочусь о девчонке. И двинулся на юг, тогда как остальные свернули на запад.

— Думаю, я их одурачил, — сказал он Диане, когда они отъехали на достаточное расстояние. Она ничего не ответила. — Те три парня идут по твоему следу, Ди, — продолжал Колби. — Они достаточно сообразительны, чтобы отличить след Капитана. Полагаю, я неплохо провел их. Грифт никогда не стал бы меняться, если б знал мои мысли.

Диана молчала. Она даже не взглянула на него. Некоторое время они ехали молча.

— Слушай, Ди! — воскликнул наконец Колби. — Ты точно так же можешь принадлежать кому-то, как твоя лучшая лошадь. Теперь ты принадлежишь мне, и я намерен владеть тобою столько, сколько мне захочется. Теперь я богат. Я получу все деньги, какие мне нужны, от Лилиан Мэнил, но люблю я только тебя. Только тебя я хочу — и собираюсь получить. После того как мне достанутся все деньги Лилиан, я брошу ее, и мы с тобой совершим путешествие. Но на какое-то время я все-таки должен жениться на ней, чтобы получить эти деньги. Понимаешь?

— Ублюдок! — прошептала Диана, содрогнувшись.

— Отлично! Если ты хочешь принадлежать ублюдку, называй меня так, — сказал он, посмеиваясь. — Потому что с сегодняшнего дня ты принадлежишь мне, и обратного пути у тебя нет. Ты думала, что отвергла меня, разве не так? Ты хотела этого грязного бандита? Ну так ты его не получишь! Если сейчас он не следует за тобой по пятам с теми тремя парнями, то уже не догонит нас даже по эту сторону границы. А уж по ту сторону он не найдет нас и за сотню лет. Он пойдет по следам копыт Капитана, пока не догонит тех ребят, и эта шайка понаделает в нем дырок. Как славно я обвел вокруг пальца все это стадо!

Взгляд Дианы Хендерс выражал неописуемое презрение и ненависть. Колби погрузился в молчание, увидев, что вовлечь девушку в разговор невозможно. Так они проехали еще с милю. Внезапно далеко-далеко на севере прозвучали слабые, едва слышные звуки перестрелки.

Бык и его товарищи атаковали шестерых похитителей без какой бы то ни было преамбулы. Ни одного вопроса не было задано. Трое просто пришпорили лошадей и обрушились на удирающих людей Хэма, которые, сделав свою работу, уже не имели ни малейшего желания вступать с кем-то в дискуссии. Подскакав на расстояние выстрела, Бык открыл огонь из одного револьвера. Первой же пулей один из преследуемых был выбит из седла. За этим последовал беглый огонь, пока в живых не остался лишь один из шести. Держа одну руку высоко над головой, он остановил свою измученную лошадь и бросил револьвер на землю. Бык остановился возле него.

— Где мисс Хендерс? — спросил он.

— Я ничего о ней не знаю. Я не видел ее.

— Врешь, — зловеще произнес Бык. — Ты едешь на ее лошади. Где она? Даю тебе пять секунд, прежде чем ты отправишься в ад!

— Колби повез ее на юг, в сторону границы! — в испуге выкрикнул Грифт. Бык удивился, поскольку оставил Черного Койота запертым в Хендерсвиле.

— Грифт, доставь эту лошадь домой, на «Заставу Y», — приказал он. — Если ты соврал мне о мисс Хендерс, или если этой лошади не будет на «Заставе Y» к моему возвращению, я сделаю из тебя шумовку. Понял? — Грифт кивнул. — Тогда пошел прочь!

После этого Бык повернул на юг. Вновь началась тяжелая, изнурительная скачка. Трое гнали своих усталых лошадей под палящим солнцем, через горячие солончаковые равнины.

— Ты сделаешь это, Звездочка. Ты сделаешь это! — шептал Бык на ухо своей лошади. — Она не может быть слишком далеко. Нет никого, кто ушел бы от нас с тобой, Звездочка, не было и не будет. Когда-нибудь мы догоним ее.

Глава 19

Было десять утра, когда Бык, Техасец Пит и Короткий Бен напали на след Колби. К этому времени он и его невольная спутница опережали их на добрых четыре часа. На усталых лошадях, по палящей жаре аризонского дня настичь их казалось невозможным, а ночью Колби мог уже пересечь границу.

Впрочем, для трех преследователей границы государств были такими же ничего не значащими линиями на карте, как географические широты и долготы или изотермические графики.

Незадолго до полудня они были вынуждены остановиться возле большой ямы и дали усталым коням напиться тошнотворной, но все-таки освежающей воды. В грязи на границе они различили свежие следы лошадей Колби и Дианы. Было очевидно, что они останавливались здесь на немалое время. Колби действительно не торопился, будучи уверен, что сбил ковбоев со следа. К тому же, по его расчетам, их ожидало столкновение с превосходящими силами противника, и было резонно ожидать их уничтожения до последнего человека. Преследователи позволили своим лошадям не более пяти минут отдыха, а потом снова были в седлах.

— Взгляните! — воскликнул Техасец Пит, указывая на юг. — Если это не дождь, то я годовалый младенец.

— Сезон дождей начнется не раньше чем через месяц, — заметил Бык. — Сейчас для них еще слишком рано. Но это и вправду дождь, причем дьявольский! Взгляните, какая молния! Что ж, если они еще не перебрались через «Ладошки Салли», то уже не переберутся, пока этот дождь не закончится.

— Но если перебрались, мы их уже никогда не догоним, — сказал Короткий Бен.

— Я догоню их, даже если мне придется спуститься в ад и потратить на это сотни лет, — сквозь зубы ответил Бык.

Дождь застал Колби и Диану аккурат на северной оконечности «Ладошек». На них рушились потоки воды, а иногда и сплошная масса, которая готова была раздавить их. Ливень сопровождался оглушительными раскатами грома и ослепительно яркими вспышками молнии — настоящая гроза.

В том месте, где они находились сейчас, было ужасно, но Колби знал по опыту, что в ложбине на верхнем конце «Ладошек» будет бесконечно хуже. Пришпорив свою лошадь, он перешел на галоп и заставил сделать то же самое лошадь Дианы. Он понуждал их выбиваться из последних сил, зная, что если не пересечет стремнину сейчас, за нескольких минут, то ему придется ждать дни, а может быть, и недели, по эту сторону «Ладошек».

Наконец они достигли потока. Колби увидел, как три фута мутной, бурлящей воды с безумной яростью несутся по узкому руслу меж двух отвесных глинистых стен. Его лошадь с трудом нашла затопленную тропинку, протоптанную скотом в то время, когда русло бывало сухим. Сила течения почти сбивала ее с ног, однако выносливая кобыла оказывала сопротивление потоку, упираясь в дно всеми четырьмя широко расставленными ногами. Колби, дважды обмотав свое лассо вокруг передней луки седла, тащил за собой лошадь Дианы, постоянно следя, чтобы она не отстала. Наконец, выбравшись на отмель, он обернулся и окинул взглядом взбесившийся поток.

— Если дождь простоит долго, то какое-то время с той стороны сюда больше никто не перейдет, — сказал он с усмешкой. — Через десять минут Салли наполнится до предела. Мы еще отделались малой кровью.

Он вновь тронулся с места, но на этот раз шагом. Теперь не было никакой причины спешить, даже если она существовала до этого, в чем он тоже сомневался. Лошади, освеженные дождем, могли бы теперь сделать рывок, но это, по мнению Колби, уже не было необходимо. После мили езды они заметили тусклые очертания кирпичного дома, проступившие сквозь сплошную пелену обложного дождя. Дом стоял прямо перед ними, они почти наткнулись на него. Колби подъехал вплотную к дверям и, нагнувшись в седле, постучал. Никто не отозвался.

— Имеет смысл остановиться здесь ненадолго, — сказал он, слезая с лошади, открыл дверь и заглянул внутрь. Дом был пуст. Позади него находился навес для скота, к нему они и поехали. Колби помог Диане сойти, снял с лошадей седла и упряжь и привязал их под навесом. Потом он повел девушку, руки которой все еще были связаны, в дом. Теперь у нее не было шансов убежать, так что мужчина слегка ослабил ее узы.

— Мы сделаем передышку на несколько часов и дадим отдохнуть лошадям, а потом снова пустимся в путь. Нам нужно поесть, а то мой желудок уже прирос к позвоночнику, — сообщил он. — Давай будем друзьями, Ди. Ты тоже можешь найти в этом свои хорошие стороны. Нельзя же осуждать человека за то, что он тебя любит! Я не так уж и плох. Бывают люди много хуже меня. — Он подошел к ней и поднял руку, собираясь коснуться ее.

— Не трогай меня! — Она отшатнулась с дрожью отвращения. Он рассмеялся.

— Со временем ты почувствуешь себя лучше, Ди, — ободрил он ее. — Мы оба слишком устали, чтобы быть друг другу доброй компанией. Лично я собираюсь немного поспать и советую тебе сделать то же самое. Но я буду вынужден вновь связать тебя, если ты пообещаешь не предпринимать попыток к бегству.

Она не ответила.

— Прекрасно, — сказал он. — Если ты предпочитаешь быть связанной, пожалуйста.

Он подошел и связал ей руки за спиной. Взяв в руку один конец веревки, он улегся на грязный пол и скоро заснул. Диана сидела, прислонившись спиной к стене, и вслушивалась в дождь, который нещадно колотил по крыше и стенам. В нескольких местах крыша протекала и требовала срочного ремонта. На полу образовывались лужи, соединяясь в ручеек, который тек к двери и исчезал под ней.

Какая безнадежность! Девушка едва сдерживала рыдания. Она устала, была голодна и слаба от истощения. Этот ужасный дождь уничтожил последние слабые следы надежды на спасение — теперь уже ни человек, ни животное не сможет пересечь «Ладошки Салли». Она знала лишь одного, кто отважился бы на это, знай он о ее затруднительном положении. Но как мог узнать о нем преследуемый всеми беглец, скрывающийся в горах далеко на севере?

Ковбои обязаны были пересечь «Ладошки» до того, как поток станет непроходимым. Понимая необходимость экстремальной спешки, трое преследователей гнали утомленных лошадей на пределе их убывающих возможностей. Вместе с тем эта гонка стала экзаменом на выносливость, проверкой, какая из лошадей наиболее крепкая.

Звездочка медленно, но верно обходила двоих других. Еще задолго до того, как Бык достиг «Ладошек», дождь освежил и лошадь, и человека, и Звездочка, будто заново рожденная, все увеличивала разрыв между собой и двумя своими сородичами. Усиливающийся дождь мгновенно стирал все следы, но с неизбежностью заставлял точно следовать по пути предшественников, ибо другого не было — до самого края потока, где недавно останавливались Колби и Диана.

Бык натянул поводья и, нахмурившись, посмотрел вперед, на бурлящую завесу желтой воды. На двадцать футов в ширину и на десять в глубину, крутясь и бурля, подобно адскому котлу, свирепствовала стихия. Бык окинул взглядом скользкую грязь берега. Если бы он был твердым и сухим, то Звездочка нашла бы опору для прыжка. Однако ковбой понимал, что прыгать нельзя — так же, как и перебраться вплавь. Даже если бы лошадь перескочила на противоположную сторону, она не смогла бы вскарабкаться на отвесную, постоянно осыпающуюся стену, атакуемую мощным течением. Но безнадежность не овладела Быком. Он просто обдумывал варианты дальнейших действий, искал выход — но ему ни на мгновение не пришло в голову оставить преследование или хотя бы отложить его до того момента, когда вода спадет.

Взяв лассо, он спешился и подошел к берегу потока, по обеим сторонам которого росли бесчисленные солончаковые кустарники. Видимо, он разработал некий план, так как вытащил один из своих револьверов и перебросил через поток. За первым последовал второй револьвер, портупея с патронами и, один за другим, башмаки. Ослабив веревку, он взмахнул петлей на конце лассо, которое, развернувшись, описало в воздухе размытый круг, напоминающий нимб святого. Это длилось всего мгновение, затем праща взмыла вверх и, плавно перелетев образовавшуюся реку, опустилась в заросли солончака на противоположной стороне.

— Подойди! — сказал Бык Звездочке, и лошадь встала рядом с ним на самом краю потока. — Теперь стой! — скомандовал он, зная, что Звездочка, если надо, может стоять часами, пока ее хозяин не отдаст новый приказ.

Бык свернул лассо так, чтобы оно туго натянулось, и изо всех сил дернул за веревку, испытывая ее на прочность. Испытания удовлетворили его — веревка выдержала самые энергичные усилия. Тогда он обвязал свободный конец вокруг талии, ступил на край и прыгнул.

Хол Колби проснулся и осмотрелся. Его взгляд остановился на девушке, которая все так же сидела, опираясь спиной на противоположную стену комнаты.

— Чувствуешь себя бодрее? — спросил он. — Лично я — да. Нет ничего лучше крепкого сна, за исключением жратвы.

Она не ответила. Колби встал на ноги и подошел к ней.

— Ты и вправду угрюмый маленький дьявол, но я выбью из тебя дурь. Немного любви исправит тебя. Встань и поцелуй меня!

— Ты непостижимая тварь. Назвать тебя ублюдком — оскорбить незаконнорожденного, — ровно сказала Диана. На это Колби лишь добродушно усмехнулся.

— Раз тебе больше нравятся бандиты, могу предоставить одного, — произнес он и вновь усмехнулся, на этот раз своей двусмысленности.

— Если ты дал себе труд заметить, что я предпочитаю Быка, то ты совершенно прав. Благодари Бога, что его здесь нет. Но он придет, и ты заплатишь.

— Ты все еще не встала и не поцеловала меня, — заметил Колби. — Должно быть, ты хочешь, чтобы я сам поднял тебя? Ты многому должна научиться, и я тот парень, который может научить тебя. До тебя я укрощал многих, которые были ничуть не хуже. Я укрощал их, и им это нравилось. Не одним способом, так другим. Иногда помогает плеть, — Колби взял в руки свой хлыст и хлестнул себя по крагам, демонстрируя, что ее ждет. — Вставай, ты! — Он схватил ее под руки и грубо поднял. Она вновь ударила его. На этот раз мужчина ответил на удар, вытянув ее хлыстом по плечам. Жгучая боль пронзила Диану.

— Я научу тебя! — крикнул он.

Она попыталась освободиться и вновь ударила его, но он грубо схватил ее и стал жестоко хлестать, не задумываясь, куда попадает.

Падающая вода, подхватившая Быка, вертела и переворачивала его, утаскивая все дальше. Уже почти утонув, он все же сумел на миг поднять голову над поверхностью. До сих пор он не имел понятия о страшной силе этого потока. Он чувствовал себя обломком разбитого корабля, отданным во власть волн. Бык не мог сопротивляться им, он был почти беспомощен. Веревка, опоясывающая его, внезапно натянулась, и его вновь поволокло под воду. Он изо всех сил греб руками, пытаясь плыть к противоположному берегу. Но огромные волны не позволяли этого и тянули вниз, в пучину, а сила их намного превосходила силу множества мужчин.

Внезапно безумный поток опять изверг его на поверхность, но на этот раз рядом с берегом, к которому был привязан конец его лассо. Опасно натягивая свою ненадежную опору, Бык ухватился за скользкую красную грязь, неистово скребя по ней пальцами и пытаясь вцепиться во что-то твердое. Вода снова накатила на него и опрокинула. Но он продолжал героически бороться — не для спасения своей жизни, но ради девушки, которую любил — и наконец его легендарное упрямство победило стихию. Медленно ковбой заполз на берег, почти полностью уничтоженный, и поначалу даже не мог встать. С трудом, пошатываясь, он все же поднялся и взглянул на ту сторону потока, на свою лошадь.

— Очень жаль, Звездочка! — сказал он, покачав головой. — Я собирался перетащить и тебя, но не могу сделать этого. Теперь мне придется идти пешком. — С этими словами он уселся в грязи, натянул ботинки, поднял револьверы и портупею, свернул лассо и обратил лицо к югу. — Я догоню его, даже если мне понадобятся сотни лет и придется спуститься в ад, — снова повторил он.

Все еще изнуренный и выдохшийся после страшного напряжения сил во время борьбы с потоком, он, пошатываясь, побрел вперед через слепящий дождь и липкую грязь с упрямо опущенной головой, сопротивляясь буре. Это было непросто, но мысль об отступлении по-прежнему не посещала его. Он должен был найти ранчо, чтобы получить лошадь. Был также шанс раздобыть ее, набредя на пастбище. У него было лассо, хотя не так просто было подойти к животным столь близко, чтобы воспользоваться им. Но он должен был раздобыть лошадь! Без нее он ощущал абсолютную беспомощность. Представьте себя брошенным на произвол судьбы в холодном, неприветливом мире, без карманного ножа, связки ключей, носового платка, денег, даже без туфель — и вы поймете, как чувствует себя ковбой без лошади.

Шаг за шагом он в буквальном смысле слова протискивался сквозь грозу, пока вдруг прямо перед ним не возникли очертания кирпичного дома. Судьба смилостивилась над ним. Здесь он мог найти себе лошадь! Он шагнул к двери и почти окаменел, услышав голос женщины, исполненный протеста и боли. Придя в себя, он одним рывком широко распахнул дверь и вошел внутрь.

Схватив Диану за запястье, Колби в приступе гнева заламывал ей руку. Поскольку она сопротивлялась ему, с него сошли последние следы цивилизованного лоска и благородной мужественности, обнажив разнузданную, дикую, первобытную бестию. Он заметил Быка, как только тот открыл дверь, и, прикрываясь девушкой, как щитом, потянулся за оружием.

Диана тоже увидела фигуру в дверях. В ее душе поднялась огромная волна радости. Правда, увидев, как сверкнул револьвер Колби, она подумала, что Бык не станет стрелять, так как побоится задеть ее. Но она все еще плохо знала Быка. Не проявил должной сообразительности и Колби. В тот самый момент, когда он поднял свой револьвер, мужчина у дверей выстрелил с бедра. Оружие выпало из обессилевших пальцев, рука на запястье Дианы разжалась, и Хол Колби упал навзничь с пулей между глаз.

Девушка пошатнулась, изумленная своим нежданным спасением. Когда Бык подошел, она бросилась к нему и обвила руками его шею.

— Бык! — Это было почти рыдание. Мужчина обнял ее.

— Диана! — В этом слове было все благоговение и вся почтительность, какие он испытывал по отношению к ней. Оторвав лицо от его плеча, она немного отодвинулась и посмотрела ему в лицо.

— Бык! — сказала она. — Один раз ты сказал, что любишь меня. Скажи мне это еще раз!

— Слово «любовь» не выразит и половины того, что я чувствую, — ответил он хриплым голосом.

— О Бык! — воскликнула она. — Как глупа я была! Я люблю тебя! Я всегда тебя любила, но не знала об этом до той ночи, когда тебя хотели схватить на Западном ранчо.

— Но ты не можешь любить меня, Диана, если думаешь, что я Черный Койот!

— Мне безразлично, Бык, кто ты такой. Все, что меня заботит и что я знаю, — то, что ты мой мужчина. Мы вместе уедем далеко-далеко и начнем новую жизнь. Ты ведь сделаешь это, Бык, ради меня?!

Тогда-то он и рассказал ей, что не должен уезжать, и кто на самом деле был Черным Койотом.

— Только подумай, он даже подбросил мешочек с золотом под мою постель на Западном ранчо, чтобы доказать, что я и есть тот, кого надо искать, — сказал Бык. — Он увидел мешочек с золотым песком, который я показал Айдахо, и пытался всех уверить, что это твое золото. Он посылал меня одного на дальние работы как раз в те дни, когда грабил дилижанс. А когда припекло, было так удобно перевести на меня подозрения! Он и вправду был неглупым парнем, этот Хол.

— Но в тот день, когда был ранен Мак, мы встретили тебя, помнишь? Ты ехал с севера, и на твоей рубашке была кровь.

— В тот день у меня случилась стычка с апачами в Тополином каньоне. Мы с Грегорио отстреливались от них, и меня поцарапало. Сущий пустяк.

— Подумать только! Все время он клялся в дружбе с тобой и одновременно пытался внушить мне, что Черный Койот — это ты! — воскликнула Диана. — Он был даже хуже, чем мистер Корсон. Пожалуй, он самый плохой человек, какого я когда-либо встречала.

— Кстати, нам пора подумать о возвращении и полюбовном соглашении с этим Корсоном, — устало заметил Бык. — Уже вышло солнце. Теперь, когда ты в безопасности, все будет хорошо!

Они пошли к выходу. Дождь прекратился так же внезапно, как начался, раскаленное солнце яростно сияло. От влажной грязи поднимался пар.

— Где ваши лошади? — спросил Бык.

— Под навесом, позади дома.

— Отлично. Нам надо отправляться. Если я не ошибаюсь, двадцатью пятью милями ниже по течению был мост. Кажется, теперь я вспоминаю этот дом. Я проезжал этими местами года два назад.

— А что делать с ним? — Она кивнула в сторону мертвого Колби.

— Пусть гниет здесь. Мне нет до него дела, — сурово ответил Бык. — Он бил тебя! Боже! Если бы у него было девять жизней, как у кота, я с удовольствием убил бы его девять раз подряд.

— По крайней мере мы должны известить Хэма Смита, чтобы он послал кого-то похоронить его, — сказала Диана, закрывая дверь в дом.

— Хэму Смиту больше нечего здесь ловить, — мрачно возразил Бык, седлая лошадей. Он немного отдохнул, к тому же был освежен последними часами, когда жара отступила. Они с Дианой вскочили в седла и тронулись в путь.

Не проскакав и половины пути до потока, они увидели на том берегу двух всадников.

— Техасец Пит и Короткий Бен. Ждут нас, — пояснил Бык.

Парни узнали девушку и своего друга и разразились восторженными возгласами.

Быку и Диане предстоял тяжкий путь до моста по непролазной грязи. Но он был проделан, и четверо друзей, объединившись, взяли курс на север, к дому. По дороге они подобрали Айдахо, который был еще слаб, но уже способен сидеть в седле.

Им понадобилось два дня на то, чтобы добраться до ранчо «Застава Y». Во дворе их с шумными приветствиями встретили Билли, Вонг и один из рабочих.

— Где Корсон? — спросил Бык.

— Вся шайка ехать в голод уладить дела. У них выйти заминка недавно. Я слышать беседу. Колсон не хотеть ничто, кломе золота. Уэйнлайт посылать за ним в Альдея. Они говорить, что оно ехать на сегодняшний дилижанс, — рассказал Вонг.

— Я еду в город, — тут же объявил Бык.

— Я тоже, — сказала Диана.

— Мы все едем, — заключил Короткий Бен.

— Поймай нам несколько свежих лошадей, Билли, — попросил Техасец Пит и обратился к Диане: — Вы еще не сказали, мисс, что я больше не бригадир.

— Нет еще, Пит. Я посоветуюсь с Быком, — ответила Диана, и оба улыбнулись.

Вновь сев в седла, они галопом помчались к Хендерсвилю — все, кроме Айдахо. Его оставили на ранчо, невзирая на протесты, так как он нуждался в отдыхе и лечении.

Они прибыли в город на полчаса позже почтового дилижанса.

Войдя в дом Мэри Донован, они обнаружили там Корсона, обоих Уэйнрайтов и Лилиан Мэнил вместе с адвокатом, прибывшим из Альдеи, и Хэмом Смитом.

— Ты под арестом! — завизжал Хэм Смит, едва завидев Быка, и вскочил на ноги.

— За что? — спросил Бык.

— За ограбление почты Соединенных Штатов, вот за что!

— Придержи лошадей, Хэм, — порекомендовал ему Бык. — С тобой я поговорю после. Сперва я должен пообщаться вот с этими пижонами. — Он повернулся к старшему Уэйнрайту. — Ты собирался заплатить этому хлыщу сто двадцать пять тысяч за «Заставу Y»?

— Не твоего ума дело! — отрезал тот.

Бык положил руку на рукоять одного из револьверов.

— Я что, должен выгнать тебя и из Хендерсвиля, чтобы услышать вежливый ответ? — спросил он.

Уэйнрайт побледнел.

— Я уже заплатил, и «Застава Y» моя, — ответил он зло.

— Тебя одурачили. Эти двое — жулики. Девчонка не является наследницей дяди мисс Хендерс, и у нас есть бумаги, чтобы доказать это. И еще завещание, которое этот скунс, — он указал на Корсона, — пытался захватить и уничтожить. Мисс Хендерс послала их в Канзас-Сити перед тем, как Корсон попытался их украсть. Техасец Пит, который находится здесь, отвез их в Альдею — вот почему ты не нашел их в офисе, Корсон. Вонг видел тебя и рассказал нам об этом, когда мы заезжали на ранчо. То, что ты нашел, — это копии, сделанные мисс Хендерс. Но я не ожидал, что ты потребуешь от Уэйнрайтов золото.

— Он врет! — закричал Корсон Уэйнрайту. — Вы что, поверите такому парню, как он? Да он уже в следующем месяце будет в государственном исправительном заведении за ограбление почтового дилижанса! Ни один суд на земле не поверит его словам.

— Сейчас я не там и туда не собираюсь, — коротко ответил Бык.

— Тем не менее ты под арестом! Прямо сейчас! — закричал Хэм Смит. — Я требую, чтобы ты корректно вел себя с представителем закона!

— Перехожу к тебе, Хэм, — как ни в чем не бывало уронил Бык. — Лучше бы тебе слинять отсюда, а то жаль на тебя патроны переводить. Грегорио все мне рассказал. Он раскаялся и хочет встать на праведный путь, и для начала составил и подписал признание, которое сделает этот климат вредным для твоего ревматизма.

— Грегорио — грязный, лживый гризер! — возопил Хэм. — Ему никто никогда не поверит. Никто никогда не находил у меня краденого.

— Не находил, — подтвердил Бык. — Но это не значит, что его у тебя нет. Почти каждая унция золота, кроме того, что вы с Колби потратили на свои нужды, и того немногого, что вы дали Грегорио, хранится в подвале под задней комнатой твоего салуна. Но я, Пит и Короткий Бен здесь, и мы присмотрим, чтобы никто не брал чужого.

— Подлая ложь! Это не так! — побледнел Хэм Смит.

— Второй раз за пять минут меня назвали лжецом, — помрачнел Бык. — Я пока молчу, потому что здесь присутствуют дамы, но я хочу попросить их выйти из комнаты, и тогда мы поговорим об этом — если вы еще будете здесь. Однако я советую вам поскорее убраться. Уэйнрайт, я видел твою коляску рядом с гостиницей. Пять человек в нее поместится. Я имею в виду тебя, твоего пижона-сынка, Корсона, мисс Мэнил и Хэма. Грузитесь в нее, и скатертью дорога — на север, на ту сторону гор. Даю вам на это пять минут, после чего я и парни начинаем стрелять. Кстати, Уэйнрайт, не забудь урегулировать с Корсоном маленькое дельце со ста двадцатью пятью тысячами. Если ты сможешь забрать их назад, мне плевать. Но если нет — так тебе и надо, потому что ты такой же крупный мошенник, как и он, разве что не такой сообразительный. А теперь убирайтесь. И побыстрее, черт возьми! — внезапно его голос из насмешливо-ироничного сделался зловещим и серьезным. Это был свирепый голос, отдающий последний приказ, не терпящий отлагательства.

Хэм Смит покинул комнату первым, за ним последовали остальные.

— Проводите их до границы города, парни, да смотрите, чтобы они не задерживались, — сказал Бык Короткому Бену и Техасцу Питу.

— Ой, мама! — воскликнул Короткий Бен. — Ну почему меня не допустили до тех забавных панталончиков?!

Бык повернулся к адвокату из Альдеи.

— У меня нет данных, что вы замешаны в этом деле, — сказал он. — Так что вы можете подождать и уехать на завтрашнем дилижансе.

— Спасибо, — сказал адвокат. — Меня уверили, что это совершенно легитимное дело. Я рад, что с ним покончено, и я могу заняться не столь сомнительными делами других моих клиентов. К сожалению, я не был осведомлен, что «Застава Y» продается. Если бы я знал об этом, то приехал бы уже давно. Я ведь представляю большой синдикат восточных экспортеров, которые, я уверен, заинтересуются этой собственностью. Если мисс Хендерс сделает предложение, я буду рад передать его им. Это совершенно иные люди, чем те, которых вы выгнали, — с ними вполне можно вести дела.

— Благодарю вас, но «Застава Y» не продается, — возразила Диана. — Мы собираемся вместе управлять ранчо, да, Бык?

— Бесспорно, — кивнул он.

Внезапно из внутренней комнаты выскочила Мэри Донован.

— Именины сердца! — воскликнула она. — Диана Хендерс, я до этой самой минуты не знала, что ты здесь! Но я слышала, что ты сейчас сказала, и не настолько глупа, чтобы не понять, что ты имеешь в виду! Как же я счастлива, благослови тебя Господь! Побегу и скажу моему старичку — он тоже будет рад!

— Вашему старичку? — переспросила Диана.

— Ну да, — сказала Мэри, покраснев. — Ты что, не знала, что мы с Бобом позавчера поженились? Они могли и убить его, и тогда бы я его уже не получила! Конечно, он никогда не был очень хорош, а дырка от пули не сделала его лучше. Но он мужчина! Хоть и плохонький, но все лучше, чем никакой!