Из ниоткуда в никуда

Глава IV О ДРЕВНЕМ ВЕТРЕ И НЕ ТОЛЬКО О НЕМ

Старуха Грельфи никогда в жизни к публичности не стремилась, наоборот. Она и в Латеране подыскала себе небольшой домик, хоть и на приличной улице, но стоявший поодаль от суеты и многолюдства, упрятанный в глубине старого, заросшего сада. Так что Сварогу с Барутой пришлось долго ехать шагом по извилистым дорожкам, то и дело уклоняясь от нависавших над ними веток, а один раз Сварогу вообще пришлось спешиваться и поднимать сбитый корявым суком бадагар.

В небольшой прихожей на сей раз не толклись обычные старухины информаторы и агенты, всегда выглядевшие неприметными и неинтересными. Только в уголке, притворяясь дремлющим, старательно бдил здоровенный парняга — из тех, кого Грельфи подыскала еще в Пограничье. Сварога он, естественно, моментально узнал и почтительно принял подобие стойки «смирно». Небрежно махнув ему рукой и кивнув Баруте на соседний стул, Сварог стал подниматься на второй этаж по узкой, выгибавшейся дугой лестнице. Неизвестно — да и неинтересно — кто построил этот домик в аристократическом районе лет сто назад, но у него определенно были причины опасаться внезапного нападения: лестница примыкала к правой стене дома, а слева оставалось свободное пространство. Нападавшим, рвавшимся наверх, было бы трудно управляться с мечами — а вот защищавшему верхнюю площадку лестницы было бы гораздо сподручнее действовать оружием. Старый фокус, Сварог таких лестниц насмотрелся в гланских замках.

В комнате, служившей старухе кабинетом, вовсю шла работа: большой стол уставлен большими и маленькими ящиками наподобие тех, в которых почтари доставляют посылки. Грельфи, Элкон и девятый член команды, Янош, барон Тайрен, извлекали кучу разнообразных предметов, завернутых то в тряпки, то в мятую бумагу, осторожно, разворачивали, бегло осматривали, укладывали рядками на свободной половине стола.

Сварог придвинул ногой стул, уселся и сказал:

— Я вижу, с хорошей добычей?

Янош месяц провел на Сильване, старательно обходя антикварные лавки в больших городах, а временами в простонародном облике вместе с двумя помощниками отправлялся в близлежащие деревни, изображая старьевщика, которому обычно волокут любой хлам. Сварог не помнил, к каким там именно наукам усмотрели у парня способности в свое время лицейские наставники, но вроде бы точно не к тому, чем Янош увлеченно занимался все время службы. У парня был просто-таки талант выискивать в пыльных закромах антиквариев разные интересные вещицы, чутье какое-то работало — а потому именно он в девятом столе и занимался «черными археологами» и их потаенным рынком, куда уже почти что внедрился под соответствующей маской — не стесненного в средствах юного дворянчика, а, из прихоти тратившего папенькины денежки не на игорные дома и веселых девиц, а разные древние вещички (и не задававшего вопросов по поводу их происхождения).

— Разберемся, посмотрим, — ответила за Яноша Грельфи, поднеся к самым глазам какой-то стеклянный шарик с вплавленными в него медными завитушками. — Кое-что интересное уже есть. Я вот думала, что ни единого «грозового шарика» на свете не осталось — а он вот он, в целости и сохранности…

— А для чего он? — спросил Сварог.

— А для пакостей, — ответила Грельфи. — Если закопать в полночь, и непременно березовой лопаткой, с неделю потом на несколько лиг вокруг будет бушевать жуткая гроза, с молниями, а то и с градобитием. И с ливнем, конечно. Нужно только знать слова. Я-то знаю, а вот молодое поколение забыло напрочь. А потом выкапываешь и используешь еще хоть сто раз, — она с уважением разглядывала шарик. — Хорошая старая работа, нынче так делать разучились, вымирает высокое колдовство, да и ведьмачество тоже…

— Ну, что ж, — подумав, сказал Сварог. — В принципе, вещь в хозяйстве нужная, мало ли где пригодится… Отец Алкес, я полагаю, к этой штуке отнесся бы крайне неодобрительно?

— А то как же, — сказала Грельфи. — У него, упрямца, позиция известная: черная там магия или белая, злая или просто никакая — а все равно нужно изничтожать все подряд вещички…

— Ну, мы ему не скажем… — рассеянно произнес Сварог. Подошел к столу, присмотрелся к разнообразным диковинным предметам, чье предназначение выглядело предельно загадочным. — Потрогать-то что-нибудь можно?

— Умнеешь и взрослеешь, светлый король, — одобрительно кивнула Грельфи. — А то раньше, помню, хватался за что попало, не подумав толком, и порой кончалось скверно… — она торопливо добавила, сурово косясь на молодых людей, занятых работой. — Я это не для того говорю, чтобы твой авторитет уронить в глазах подчиненных, просто хочу им самим лишний раз напомнить, что к иным штуковинам нужно подходить очень осторожненько, а то и вообще сразу в воду выкинуть, только непременно в текучую…

Янош отозвался не без подначки:

— Ну, в конце-то концов, все это упаковали и привезли без сюрпризов…

— Упаковать и привезти что угодно можно, — проворчала Грельфи. — А вот потом, ежели начать вертеть и дергать то, что дерганью и верченью поддается, может получиться грустно… У вас ко мне дело, светлый король, или просто по доброте душевной навестили убогую старушонку, никому уже на этом свете не нужную?

— Поговорить бы с глазу на глаз, — сказал Сварог.

— Всегда к вашим услугам, — она показала на уже знакомую Сварогу дверь. — Извольте в мой кабинет. Ага, мы теперь не хуже разных там прочих, кабинеты имеем… А вы, соколы мои, все аккуратно разворачивайте, только ничего не вертите… Как бы оно безобидно ни выглядело… Куда? — прикрикнула она на Элкона.

— Но ведь выглядит именно что безобидно, — сказал Элкон, пожимая плечами.

Янош добавил:

— И продавали эту штуку не саму по себе, а приложением к «Трактату о замысловатой оптике». И еще несколько вещиц.

— Дети малые… — проворчала Грельфи. — «Трактат о замысловатой оптике» с незапамятных времен числится в списке запрещенных книг, что на земле, что там, — она ткнула большим пальцем в потолок. Почему, представления не имею, зато в молодости знала человечка, которого за хранение этого самого трактата надолго за решетку отправили. Оптика, надо полагать, разная бывает…

Сварог присмотрелся. Штука эта, на его взгляд, выглядела вполне безобидно: на бронзовом стержне одна над другой разместились штук восемь выпуклых линз в бронзовой же оправе, на коротких ручках. Сразу видно, что ручки можно вертеть вокруг стержня — и всякая линза своего цвета, густонасыщенного: синий, фиолетовый, зеленый… Ни одного простого стеклышка. Сначала он подумал, что они подобраны по цветам спектра, согласно облегчающей жизнь студиозусам поговорке-подсказке «Каждый Охотник Желает Знать, Где Сидит Фазан» — нет, совершенно в другом порядке расположены…

— И вообще, — сказала Грельфи. — «Трактат о замысловатой оптике»?.. Уж и не припомню с каких времен трудами разных там отцов Алкесов канул в совершеннейшую пропащность, на Таларе его никто и не видел, а на Сильване, значит, сохранился кое-где… Из-под полы брал, конечно?

— Ну да, — сказал Янош. — У «черного перекупщика».

— Следовало ожидать… — проворчала старуха. — Ладно, я пойду поговорю с его величеством, а вы тут, в сотый раз повторяю, не вертите ничего…

«Кабинет» у нее, конечно, был непритязательный — небольшая комнатушка со столом, двумя креслами и обшарпанным шкафчиком, из которого Грельфи проворно вытащила две серебряных стопки и бутылку «Кабаньей крови» лучшего сорта — коричневого стекла, с коротким фигурным горлышком и отлитым сбоку выпуклым силуэтом кабана. Любила старушенция себя потешить маленькими радостями жизни. И, как всегда, разливая по стопкам, проворчала:

— Не подумай, светлый король, не на казенные денежки куплено, а на собственное жалованье, коим, благодаря твоим милостям не обижена…

— Ну? — нетерпеливо спросил Сварог, едва стопки опустели. Два дня назад он дал ей прослушать запись разговора с Литтой — авось что-нибудь полезное да извлечет. Старуха с унылым видом пожевала губами.

— Нечем мне тебя порадовать, твое величество, — сказала она наконец. — По самой простой причине: ни магии, ни колдовства, я тебе точно скажу, там нет ни капельки. Одна техника, — протянула она с оттенком презрения. — Теперь, куда ни плюнь, одна техника, а в ней я не разбираюсь совершенно, куда мне. Одно интересное попалось — эти самые «хваталки». Знаешь, почему интересное? Да потому, что раньше, давным-давно, это была никакая не техника, а самое натуральное заклинание под названием «тихая воровашка». Не такое уж распространенное, но владели им многие. Стоило, правда, дорого — поскольку покупатели его использовали исключительно для своего каприза, а значит, готовы были раскошелиться. С таких и содрать не грех.

— Зачем? — спросил Сварог.

— А ты не догадываешься? — фыркнула Грельфи, проворно наполняя чарки. — Ну, вот представь: есть человек, у которого походка самая неподобающая: и сутулится он, и ноги волочит, пришаркивает, одним словом, неуклюжий и нескладный, как корова на крыше. А ежели это благородный господин, большой любитель прекрасного пола? Только дамы, его завидя, со смеху помирают и дают обидные клички. Вот идет он к колдуну — если знает, куда идти — платит хорошие денежки… Колдун в два счета выискивает подходящую персону: с великолепной осанкой, с красивой походкой, изящными движениями и все такое прочее… И крадет это все. Собственно говоря, и не крадет вовсе, поскольку все это так и остается у использованного, но и заказчик все то же самое получает. Ну, теперь совсем другой человек, дамы совсем иначе относятся… — она осушила свою чарку и захихикала, показав немногочисленные зубы. — Или, скажем, еще почище: нету у человека ни искусства, ни фантазии с дамами в постели обращаться замысловато и изобретательно, скучный он в постели, недовольны им дамы и продолжать знакомство не спешат… Снова берется колдун… Ясно?

— Да уж чего яснее, — сказал Сварог. — Берется какой-нибудь искусный дамский угодник и втихомолку «обворовывается».

— Ну да. Да мало ли для чего ту штуку можно было применить… И ведь сплошь и рядом не для злых дел. Но нашим «багряным» все едино: раз магия — гони, лови… В молодости знавала я двух человек, владевших «тихой воровашкой», у одного сама хотела научиться, но не успела, потому как обоих сгребли. С тех пор я даже и не слышала, чтобы кто-то умел… А теперь, выходит, для того же самого дела приспособили технику… — она хватила третью стопку и откровенно пригорюнилась. — Погубила эта техника наше ремесло… Почитай, на нет свела… — и она выразила свое отношение к техническому прогрессу парой фраз, способных завистливо разинуть рот драгунского вахмистра. — И еще кое-что… Вот что я тебе скажу, светлый король, со всей ответственностью: зря ты Янку запер в Хелльстаде. Никакие такие «хваталки» ей не грозят. Вам всем — да. Но только не ей. Головой клянусь, можешь ее оттуда смело выпускать. Потому что — Древний Ветер… Слышал про такую магию?

— Излагали мне крайне скупо, — сказал Сварог. — Потому что мало что про нее помнят.

— Это точно. Мало. Но кое-что помнят все же, — Грельфи значительно подняла палец: — Я тебе хоть головой, хоть чем угодно поклянусь: на того, кто владеет Древним Ветром, ничего не действует. Ничего, соображаешь? Ни магия, ни, прости за выражение, техника. Никакая. Почему так, я не знаю и никто не знает. Но — не действует. Так что можешь смело ее выпускать. Ничего на нее не подействует, будь этих «хваталок» или чего-то другого хоть сотня. Янка, правда, сама до сих пор плохо представляет, чем владеет, и умеет пользоваться лишь крохотной долей… но сути дела это не меняет. Коли уж она вся пронизана Древним Ветром, в каждой капельке крови, в каждом волоске, в каждой той самой… не помню, как это называется по-ученому. В каждой частичке тела. И начни она всерьез осваивать все, что в ней заложено… Эх… — старуха помотала головой, не находя слов. — Вы бы все такое увидели… Только она не хочет. Ей и так хорошо. Пользуется иногда вершками, а с головой уходить не хочет.

— Может, это и правильно? — тихо спросил Сварог.

— Ну не знаю, не знаю… — Грельфи мечтательно уставилась в потолок. — Мне бы хоть частичку… Эх… Помнишь, как-то сидели с отцом Алкесом, и он вспоминал, что я по юной глупости хотела продать запеченного с потрохами гуся на перекрестке дорог сам понимаешь кому?

— Припоминаю что-то.

— А это, между прочим, была вовсе не юная глупость, — сказала Грельфи почти шепотом, наклонившись к нему через стол. — Знаешь, чего я тогда хотела? Хоть кусочек Древнего Ветра. И он ведь пришел, уж я-то знала, как «продавать гуся», все в точности выполнила. Только едва он услышал, что мне нужно, перекорежился весь, закорячился и в землю ушел. Тогда я и поняла, что Древний Ветер — не черная магия, а что-то совсем другое… В общем, ты за нее не бойся нисколечко. И любое заклинание, и любой фортель вашей техники… Так что нечего ее там держать, как в тюрьме. Никто у нее никогда ничего не украдет. Потому как — Древний Ветер… Неуязвимая она у тебя. А ты, дурная голова, уж прости между своими, и не понял, что за девушка тебе досталась. Единственная в мире владелица Древнего Ветра…

— Подожди, — сказал Сварог. — А как же та история на Сильване? Когда ей было двенадцать? Уж ты-то должна помнить…

Грельфи фыркнула:

— А еще толкуют со всех сторон: великого, мол, ума король Сварог… Тогда на нее ни магией, не техникой не действовали — дурили голову чисто словесно. И созданием соответствующей обстановки. Соображаешь, в чем тут разница? То-то… Чего ты хочешь, двенадцать лет было девчонке. Это сейчас ей никакой пройдоха голову не задурит. В общем, держать ее в Хелльстаде совершенно незачем. В любой момент можешь выпустить.

— Грельфи, — сказал Сварог негромко, холодно, наклонившись вперед. — Если что, головой отвечаешь…

— Отвечаю, — сказала старуха тихо и серьезно. — Потому что точно знаю: от Древнего Ветра все отлетит, как горох от стенки. Уж ты поверь…

…Статс-секретарь, распахнув золоченую половинку двери малого кабинета, бесстрастно доложил:

— Ваше величество, графиня Дино…

Сварог кивнул, и секретарь отступил на шаг, пропуская Маргилену, после чего бесшумно прикрыл за собой дверь. Встав и обойдя стол, Сварог остановился перед ней, и она низко присела в церемонном поклоне, ничуть не изменившаяся за последние годы, что они не виделись: светловолосая и сероглазая, очаровательная — и все такая же легкомысленная и ветреная на вид, и ее глаза пуританин по-прежнему назвал бы бесстыжими, а поэт — игривыми… Сварог прислушался к себе, но не испытал и тени умиленной ностальгии по прежним временам и прежним приключениям — как-то это у него не работало, совершенно… Во всяком случае, крайне редко срабатывало, но безусловно не сейчас.

— Прошу вас, графиня, — сказал он, придвигая Маргилене кресло высшего разряда. Вновь занял свое место.

Маргилена села, как школьница в классе, даже не сделав попытки положить ногу на ногу. Ее очаровательное личико было серьезным, а взгляд — пытливым: ну конечно, она просто-напросто гадала, как теперь следует с ним держаться. За все эти годы Сварог видел ее раза три, во дворце, на торжественных приемах, издали. Но о том, что образ жизни она ведет прежний, знал прекрасно — трудами незаменимого Интагара.

«Черт знает чем приходится заниматься, — подумал он сердито, — но никуда не денешься…»

— Маргилена… — сказал он.

— Да, ваше величество? — произнесла она, глядя так же серьезно и настороженно.

Сварог усмехнулся:

— В кабинете прямо-таки чувствуется тягостная неловкость… Верно? По-моему, мы когда-то были на «ты». Почему бы не держаться, как прежде? С той же непринужденностью?

Она впервые улыбнулась прежней улыбкой — лукавой и не глупой:

— Всякое бывает. Иногда люди очень меняются, достигнув… высот. Я, правда, могу держаться, как прежде?

— Конечно, — сказал Сварог. — Мне бы того очень хотелось.

— Ты велишь подать кофе или вина, и мы будем вспоминать старые добрые времена?

— Вот уж на что у меня нет никакой охоты, — признался Сварог.

Она вздохнула с несомненным облегчением:

— Вот и славно. У меня тоже нет привычки смотреть назад. Что-то было красиво, что-то просто прелестно, но оно — ушло… Значит, ты не изменился, правда?

— Для старых знакомых, думаю, нисколечко.

— И с тобой можно говорить так же непринужденно, как в прежние времена?

— Ну да.

— Просто прекрасно, — сказала прежняя Маргилена. — Знаешь, чего я все это время боялась?

— Ну откуда?

— Что ты захочешь возобновить прежние отношения, — сказала она, потупясь с наигранным лукавством. — Я бы тогда оказалась в чертовски сложном положении. Ты как-никак король, а королям отказывать просто не принято… но я никогда не смотрю назад. Ни разу не возвращалась ни к одному из прежних любовников. Вот не могу, и все. Натура такая, — она глянула чуть настороженно. — Ты, случаем, не собираешься предложить…

— Не беспокойся, — сказал Сварог. — Что было — то прошло.

— Ох… — вздохнула она облегченно. — Я тебя обожаю, вернее подданной у тебя нет…

— Ловлю на слове.

— Ты о чем?

— Чуть погодя, — сказал Сварог. — Я слышал, у тебя все по-прежнему?

— Я о тебе слышала и более интересные вещи, — сказала Маргилена с очаровательной улыбкой. — Иные сплетни императорского двора и до нас долетают…

— Ну, как-то так получилось… — сказал он, и глазом не моргнув.

— А Мара?

— Самое смешное, что они отлично уживаются, — сказал Сварог.

— Ну, тебе всегда везло на женщин. На меня в том числе, — она мечтательно улыбнулась. — Знаешь, я не люблю вспоминать прошлое, но иногда что-то вроде гордости чувствую: я была любовницей нынешнего великого короля Сварога, когда он… — Маргилена глянула настороженно. — Или тебе, как некоторым, неприятно вспоминать о таком прошлом?

— Ну что ты, — усмехнулся Сварог. — Наоборот, так даже забавнее: вспоминать себя бесприютным бродягой, за которым, полное впечатление, гонится весь белый свет…

— Вот и хорошо, — вздохнула Маргилена облегченно. — Нет, правда, я иногда вспоминаю, как ты у меня прятался, гонимый и бесприютный… Я никому никогда не рассказывала, ты не думай, — и уставилась на него не без уважения. — И как это ты ухитрился столько наворотить…

— Сам удивляюсь, — хмыкнул Сварог. — Как-то само собой подворачивается — не то, так это…

Он никак не мог перейти к серьезному разговору, для которого ее и вызвал, — и немного злился на себя. Очень уж тема щекотливая…

— Значит, живется тебе по-прежнему весело? — спросил он.

— Ну конечно, — безмятежно ответила Маргилена. — Правда, с некоторых пор стало самую чуточку скучнее: мне почему-то больше ничего не поручает восьмой департамент, не хватает приключений и интриг…

— Постараюсь что-нибудь придумать, — сказал Сварог. — Есть одна миссия на Сильване, как для тебя созданная… А пока что… Маргилена, у меня к тебе очень серьезный разговор.

— Да?

— Щекотливый разговор, — сказал Сварог. — В жизни бы не подумал, что придется такой вести, но нет у меня другого выхода…

— Ты меня заинтриговал, — улыбнулась Маргилена. — Умираю от любопытства… Долго ты намерен меня томить? Я же, если ты помнишь, любопытна, как десять министров тайной полиции…

— Тебе все это определенно не понравится, — сказал Сварог. — Всерьез предполагаю, что не понравится. Но нет у меня другого выхода… Ну, ладно! — воскликнул он, решившись. — Речь пойдет о тебе… точнее, о твоем муже. У вас ведь все по-прежнему? Две ночи любви в месяц… а иногда, если ты закапризничаешь, то всего одна…

— А иногда и ни одной, — с лукавым блеском в глазах сказала Маргилена. — Когда я бываю очень уж… занята.

— Ну да, я помню, — сказал Сварог. Теперь, когда дело сдвинулось, ему стало как-то легче. — Сапоги любовников валяются в коридоре у дверей твоей спальни… Любовники с тобой непринужденно завтракают в главной столовой, вежливо раскланиваясь с вошедшим мужем… И все такое прочее…

— Ага, — сказала Маргилена без тени смущения. — Все, как в прежние времена. Такая уж у меня живая и непосредственная натура. А он давно смирился.

— Думаешь, он не переживает?

Маргилена на минутку призадумалась.

— Ну, вообще-то… — протянула она без всякого раскаяния. — Мне думается, иногда все же переживает чуточку…

— Я бы не определил это как «чуточку», — сказал Сварог. — С тех пор, как он стал главой Казначейства и мы часто общаемся, я успел к нему присмотреться. Он переживает всерьез и постоянно. Хотя старательно это скрывает. Ну, у меня есть кое-какие возможности, каких нет у обычного человека, и я вижу, чувствую…

— Честное слово, я не понимаю, к чему весь этот разговор… — пожала она точеными обнаженными плечами.

— Он мне просто необходим как министр финансов, — сказал Сварог. — Пожалуй, он лучший финансист королевства, один из лучших финансистов Талара… Великолепный мастер своего дела.

Маргилена сделала капризную гримаску:

— Вот эта сторона его жизни меня не интересует совершенно. По-моему, нет ничего на свете скучнее финансов. Нет, конечно, я, как примерная жена, рада, что он сделал у тебя такую карьеру… Но слово «финансы» на меня нагоняет смертную тоску.

— Признаюсь откровенно, на меня тоже, — сказал Сварог. — Но, в отличие от тебя, я должен этим заниматься. Так вот… Как бы охарактеризовать ситуацию поточнее… Он тебя любит по-настоящему и никого, кроме тебя, не хочет.

— Ой, да я знаю, — досадливо отмахнулась Маргилена. — Набила особняк смазливыми служанками, назначила неплохое вознаграждение той, что все же сумеет затащить его в постель, приглашаю в гости самых красивых и беспутных подруг, оставляю с ними наедине… Я же не чудовище, я понимаю, что мужчине необходима женщина. Но зачем же форменным образом подвигаться умом на мне? Это даже как-то и противоестественно, мне кажется… И ничего не могу с ним поделать. Подавай ему меня…

— Человек тебя любит.

— Откровенно говоря, мне от этой любви никакой радости. Одни неудобства и тоска, эти две ночи в месяц — такая беспросветность… Ты хоть знаешь, что он признает только две позиции, а все остальное считает извращением? Ты хоть знаешь, что он вбил себе в голову, будто «игра на флейте любви» унижает женщину? — она яростно фыркнула. — Да нисколечко это меня не унижает, наоборот, мне нравится… — она бросила на Сварога лукавый взгляд. — Сам должен помнить… И еще он мне спину царапает! И всегда выключает лампу, потому что заниматься любовью при свете — это опять-таки разврат… Знал бы ты, каково мне с ним приходится! Каждый раз в спальню идешь, как на пытку… — она посмотрела вопросительно: — А почему вдруг ты завел разговор именно об этом?

— Потому что я — король, — со вздохом сказал Сварог. — А он — лучший финансист страны. И мне просто необходимо, чтобы он работал идеально, в полную силу. Но он не может. Именно потому, что всерьез и постоянно угнетен вашими отношениями. А это, рассуждая с позиций не чувств, а голого практицизма, наносит нешуточный вред государственным делам, королевству, мне… И я твердо намерен исправить положение.

— Интересно, каким образом? — прищурилась Маргилена.

— Давай-ка забудем на минутку обо всем прошлом, — сказал Сварог должным голосом. — Сейчас перед тобой сидит король, и только король. Который в любую минуту может сказать любому из своих подданных: «Такова моя королевская воля». А добрый подданный королевской воле не смеет противиться…

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она, насупившись.

— Вот это уже насквозь деловой разговор, — сказал Сварог. — Я хочу, чтобы ты перестала приводить любовников домой, чтобы твой муж никогда с ними не пересекался. Подыщи себе уютный домик для подобных встреч, если хочешь, целый особняк… если хочешь, это сделают мои люди и платить за все будет казна, у тайной полиции богатые фонды… Далее. Я хочу, чтобы ты с ним проводила четыре ночи в месяц, и никогда не отлынивала, не пропускала этих дней, чтобы ты… Ну, мы люди взрослые и опытные, так что будем называть вещи своими именами: я хочу, чтобы ты старалась изо всех сил, и он каждую ночь чувствовал бы себя на седьмом небе. Такова моя королевская воля. Я хочу, чтобы твой муж был весел, доволен и радовался жизни. Понятно?

Маргилена уставилась на него ошеломленно:

— Но ты же не всерьез…

— Я совершенно серьезен, — сказал Сварог с королевским металлом в голосе. — Положение нужно исправить, и я его исправлю. Повторяю: такова моя королевская воля. Все, о чем я говорил, ты будешь выполнять самым скрупулезным образом. Иначе… Уж извини, я сейчас не человек, я король. Иначе… Нет, я не собираюсь тебя пугать ни опалой, ни отлучением от дворца, — он натянуто улыбнулся. — В первую очередь оттого, что это опять-таки не лучшим образом скажется на твоем муже. Я сделаю изящнее. Для обычного человека это, может, и подлость, а для короля — рабочие будни… Так вот, тайная полиция в два счета и мастерски распустит слух, что ты — моя любовница, и я чертовски ревнив. Для полного правдоподобия с парочкой твоих последних любовников и в самом деле приключится… что-нибудь крайне нехорошее. Но тут уж ты будешь виновата, а не я — коли уж не желаешь выполнять мою волю. Чем все это кончится? Все потенциальные кандидаты в любовники будут от тебя шарахаться, словно от адского пламени… И очень быстро у тебя останется один-единственный мужчина в жизни — законный муж… А теперь подумай, ты ведь умница, уж я-то тебя знаю… По-моему, гораздо выгоднее принять мое предложение, чем отказать… Как, Маргилена?

— Ты скотина, — выпалила Маргилена. — Делай со мной что хочешь, но ты скотина…

— Я король, — сказал Сварог не без грусти. — И поэтому любые ругательства в мой адрес бесполезны и бессмысленны. Маргилена, я не могу быть ни скотиной, ни мерзавцем, когда занимаюсь государственными делами и думаю о благе королевства…

Маргилена смотрела на него, словно обиженный ребенок. Она не плакала, но на ресницах поблескивали слезинки. Сварогу было ее по-настоящему жаль, но он старательно гнал это чувство — он был король…

— Ты не представляешь, каково мне будет… — она не всхлипывала, просто пару раз хлюпнула носом.

Сварог встал, подошел к ней, погладил по щеке и сказал насколько мог убедительнее:

— Маргилена, милая, это не моя прихоть, а государственная необходимость. Ну, постарайся уж как-нибудь потерпеть. Четыре ночи в месяц… Сними ожерелье. Ну?

Она, насупясь, расстегнула застежку, осведомившись вяло:

— А тут какие государственные интересы?

— Да просто хочу сделать тебе подарок, — сказал Сварог.

И положил ей в руку ожерелье из вентордеранского сундука — с рубинами, каких, пожалуй, не имелось ни у одной придворной дамы. Ага, природа взяла свое, Маргилена, как бы ни была обижена и расстроена, завороженно уставилась на изящнейший образчик искусства давным-давно ушедших из этого мира ювелиров. Медленно застегнула на шее, встала, подошла к зеркалу и стала себя разглядывать с таким выражением, что Сварог понял: поединок выигран.

— Нравится? — спросил он, подойдя сзади.

— Покажи мне женщину, которой это не понравится…

— В подобных безделушках недостатка у тебя не будет, — сказал Сварог. — Нужно же как-то компенсировать тебе все неудобства… Мало того. Я тебя сделаю фрейлиной хелльстадской королевы. Очень скоро. Все твои недоброжелательницы и соперницы при дворе умрут от зависти.

— Но в Хелльстаде нет никакой королевы… — сказала она отрешенно.

— Скоро будет, — сказал Сварог, с радостью убедившись, что слезинки с ресниц она сморгнула, а новых так и не появилось. — И первый же знак фрейлины — твой. Хочешь, я приглашу тебя на свадьбу? Там великолепный замок… И компания избранная. Точно, все умрут от зависти…

— Мара?

— Там увидишь, — сказал Сварог, почувствовав легкую неловкость. — Ну как, мы договорились? Маргилена, у тебя будет все, что захочешь… А от тебя требуются сущие пустяки — чтобы он четыре раза в месяц был на седьмом небе. Ну, и все остальное, о чем я говорил.

— Это черт знает что, — сказала Маргилена сварливо, с бледной, но улыбкой. — Из меня делают проститутку, которой платят за то, что она спит с собственным мужем. Ситуация… Даже названия не подберешь.

— Не надо такого трагизма, — сказал Сварог. — Всего лишь уговорили почаще выполнять супружеские обязанности… Мы договорились? Можешь дать слово?

— Даю, — пробурчала она, поправляя ожерелье. Подняла лицо к Сварогу, улыбаясь чуть сердито, но уж никак не тоскливо. — И все-таки ты скотина…

Сварог развел руками:

— Я король, Маргилена. К великому моему сожалению…

— Но на свадьбу ты меня непременно пригласишь.

— Непременно.

Маргилена глянула лукаво, став почти совершенно прежней:

— А ничего, если я попытаюсь его развратить?

— Валяй, — сказал он.

— Ты, конечно, скотина… Но, с другой стороны, из всего этого можно сделать очередное веселое приключение. Развратить собственного непроходимо унылого мужа и сделать его хорошим любовником.

— Вряд ли у тебя получится, — со вздохом сказал Сварог (как легко догадаться, исключительно подначки ради).

И рассчитал все правильно: Маргилена, уже забыв о только что пережитых печалях, прямо-таки взвилась от возмущения:

— У меня?! Да я просто никогда не бралась за него всерьез! Да он у меня «шмеля в бутоне розы» будет делать!

Глядя на ее азартное личико, Сварог облегченно вздохнул про себя: ну вот, кажется, получилось…