Глава 8.

– Как ты сумел это сделать? Превратиться этого жуткого уголовника? Ну, вчера, в Зарядье, в подворотне? – своевременного ответа на вопрос я не получил, и это до сих пор мучает.

– Проще простого. Нужно подключиться к зрительным и слуховым нервам человека, перехватить информацию и вставить свою. У вас в мозгу есть такое место, размером с куриное яйцо, ваши медики именуют его таламус, обычно он блокирует все внешние сигналы во время сна. Это что-то вроде дверцы в ваш мозг. Тебе показать саблезубого тигра? Р-р-р!

Рычание болонки кого угодно до смерти испугает! Вчера я даже не успел увидеть, куда при появлении шпаны исчез пёсик – было не до того. Но, когда из темноты появился разрисованный крестами и змеями пахан – он был реалистичен до деталей: речь, походка, татуировки. Как давно Пестиримус находится среди людей, если настолько детально их изучил? И за какие провинности-заслуги? Я даже знаю, что мне ответят: «Тебе лучше не знать».

– Не сейчас, – я качаю головой: встречаться с тиграми, у которых метровые клыки ни сегодня, ни в обозримом будущем мне не хочется. – То есть ты можешь превратиться в кого угодно? И при этом оставаться маленькой собачкой? Здорово!

Пестиримус останавливается и внимательно на меня смотрит, прямо в глаза:

– Ну, если ты по-прежнему думаешь, что я – собачка…

– Извини, я по привычке.

Екатерининский парк, как и любой парк осенью, выглядит печальным. Лодочная станция закрыта, на дорожках пустынно; деревья, справедливо полагая, что до первого снегопада времени осталось совсем ничего, неспешно избавляются от листвы. Разлапистый кленовый лист заплывает под мостик, что горбатится через Напрудный ручеёк, гордо именуемый рекой, выплывает с другой стороны и неторопливо отправляется курсом в Неглинную, к Самотечной площади. Лист – плоский, если он тоже существо мыслящее, чего я в новой модели мироустройства не исключаю, его вселенная имеет два измерения. Как работают его органы чувств: солнечно – сыро, тепло – холодно, сухо – мокро, светло – темно? И что, соседский лист или ветка дерева воспринимаются им как линия? Ведь мы, существа из трехмерного мира, должны видеть двухмерные существа раскрашенным мультфильмом на поверхности экрана – тогда какими нас, людей, воспринимают существа, у который мир состоит из даже не четыре, а пяти измерений? Ведь для них наш трёхмерный мир – вроде ожившего рисунка на плоскости, лишь одна из возможных проекций, промежуточных состояний, и существа из другого измерения видят нас совсем иначе, чем мы, люди – друг друга? Плоскими кленовыми листьями? Лист плывёт в неведомое: всё лето, провисев на дереве, он наконец-то добился полного суверенитета от кленовой метрополии и теперь пустился в самостоятельное плавание, философски размышляя о свободе выбора и триумфе воли.

– Тебе от меня что-то нужно.

Я подозреваю, что Пестиримус взял на себя роль моего репетитора не случайно. С утра вместе со мной проснулась подозрительность – я далеко не уверен, что тому, кто выглядит как собака, свойственны порывы человечности и альтруизма. Я предостаточно изучил практический характер мнимой болонки, чтобы понять, что просто так та ничего не делает: псевдо-псы – существа рациональные. Тот с лёгкостью это признаёт:

– Само собой. – Что мне в нём нравится, так отсутствие комплексов, присущих крайне мнительной человеческой породе. – Я рад, что ты догадался. Ты не так безнадёжен, как мне сначала казалось.

– И на этом спасибо! – Я расцениваю это как комплемент; сердиться на Пестиримуса – это как обижаться на воду за то, что та мокрая и скоро замёрзнет. – Ты мне вот что объясни. Ты тратишь множество усилий и своё драгоценное время чтобы отыскать человека с двумя лицами, в данном случае – меня. Возишься с ним, как с маленьким, знакомишь со странными стариками, спасаешь от мордобоя. Зачем тебе это нужно?

Когда задаёшь вопрос – надеешься получить ответ, даже догадываясь, что он тебе может совсем не понравиться. Так и сейчас: меня одолевает нехорошее предчувствие. Задавать вопросы – это как после свежевыпавшего снега ходить по скользкому льду – никогда не знаешь, когда брякнешься.

– Просто прими на веру то, что я тебе сейчас сообщу, – Пестиримус серьёзен и невозмутим, как сфинкс. – Тогда всё встанет на своё место.

– Хорошо. Давай попробуем.

– Скоро наступит Конец Света.

– Да ладно…

Его привычка рубить правду-матку, не заботясь о последствиях, мне начинает нравиться меньше. Вот я как чувствовал, что он что-то недоговаривает!

– А что-то можно сделать?

– Имеется два варианта. Первый – закатить грандиозную всемирную вечеринку.

Да запросто – такой опыт у меня имеется – позвоним Джону, он мигом целую толпу соберёт. Но проблемы это не решит.

– Второй – нужно приложить некоторое количество совместных усилий и спасти Землю, Солнечную систему, а заодно всю Вселенную. С обоими копиями.

Я догадывался, что намечается что-то интересное, но, чтобы настолько глобально… Да, тут не только падение, тут ещё и лёд проломился.

– Если не вмешаться, оба параллельных мира исчезнут. Совсем. Мгновенный финал света, тьмы, времени и праздным прогулкам по паркам. Одному мне не справится. Мне нужно, чтобы ты мне помог.

С той поры, как я познакомился с говорящей болонкой, меня не покидает ощущение, что я угодил в какой-то странный сон, а проснуться не получается. Само-собой, чувство юмора у Пестиримуса своеобразное, но сейчас мне ясно, что со мной не шутят:

– Скажи мне, что мне всё это снится…

– Да пожалуйста: «тебе всё это сниться». Что ещё я могу для тебя сделать?

Я мысленно плаваю в ледяной воде, и никто спасать меня не собирается.

Екатерининский парк неестественно безлюден. Пуста не только дорожка, что кольцом огибает главный пруд, пустынны все его аллеи – идеальное одиночество посреди огромного города, какое только можно вообразить. Может быть, исчезновение мира разделено на этапы, и люди уже исчезли первыми? В таком случае, хорошо было-бы, чтобы парк и пруд были в этой очерёдности крайними.

Вода парит, изморозь белесой крупой осела на опавшей листве и влажной краске скамеек. Ещё один подмёрзший лист срывается с липы и плавным штопором отправляется в недолгое путешествие к остальным собратьям, уже усеявшим газон и дорожки. Вода в пруду начала подмерзать, ближе к берегу её серая поверхность уже превратилась в узорчатое стекло. Несколько упрямых уток упорно продолжают выписывать круги в полыньях, наивно надеясь, что лёд до центра пруда не доберётся, и светопреставления не случиться.

– И когда он настанет? Конец Света?

Апокалипсис от Пестиримуса, часть первая, продолжение следует. Первый ангел вострубил, и все воды земные сделалась как кока-кола.

– Неправильный вопрос. Правильный вопрос – каков сценарий.

– Не знал, что у конца света есть сценарий.

– У него даже имеется название – «Бездонная Дырка».

Ничего себе утречко – меня только-что проинформировали о близком конце света, пока – без уточнения сроков. Второй ангел вострубил, и свернулось небо ванильной трубочкой. То, что дальше рассказывает Пестиримус, мне нисколько не нравится: на одной из копий Земли находится Бездонная Дырка, недолго, всего несколько миллионов лет. Она не опасна, пока пребывает в заархивированном состоянии. Именно её и следует найти, не дав попасть ей в не те руки. Особенность её в том, что если переместить её в параллельный временной поток, она станет активной, и тогда никому мало не покажется. Сгинет не только будущее, но и прошлое, они взаимосвязаны; поэтому в прошлом не спрятаться, оно тоже исчезнет. Голова не заболела?

– Нет, только кружится. И кому она понадобилась?

– Те, кто её ищут, зовутся Пилигримы, это некие бестелесные и могущественные существа. Зачем она им – можно только предполагать.

– Вот это задачка! И как эта Бездонная Дырка выглядит? – всё сходится, именно дырку без дна во время вчерашней встречи упоминал тот странный старец, сделавший мне необычные подарки.

– Никак не выглядит.

– Не понимаю.

– Она невидима.

– Совсем?

– Попробую объяснить так, чтобы тебе стало ясно. На небе есть звёзды.

– Да, я в курсе.

– Раньше или позже, только любая звезда в конце концов перестаёт светить. После этого то, что от неё осталось, сжимается до такой степени, что образует гравитационную ловушку. В такой ловушке время, каким его мы с тобой знаем, исчезает. Звезда становится размером с футбольный мяч, только в футбол им не сыграешь – её гравитация становится настолько мощной, что даже свет больше не может из неё вырваться. Пространство и время в ней перестают иметь какое-либо значение, а все известные нам законы мироздания, для описания которых необходимы эти два понятия, больше не действуют. В результате то место, где раньше находилась звезда, становится темнее чёрного – это и есть Бездонная Дырка. Её даже мне не увидеть.

– Но в активном состоянии искать её будет поздно?

– Конечно. Никакого смысла – можно сразу переключаться на организацию вечеринки.

– Значит, мы будем искать не её? Тогда что?

– Дырку заархивировали и спрятали. Возможно, сами Пилигримы – просто забыли, куда засунули, а теперь ищут. Может быть, кто-то ещё, о ком мы вообще не знаем. Точно не известно. Но если Пилигримы найдут Дырку первыми – всем крышка.

Задачка из сказки про Ивана-дурочка – найди то, не знаю что! Где оно находится – неизвестно, как выглядит – а никак! Сколько времени на поиск – его нет совсем, но время пошло.

– И какая она? В заархивированной версии?

– Это довольно крупный, даже по вашим меркам, объект. Его особенность – одна его половина должна находиться в охлаждённом, а вторая – в нагретом состоянии, так она лучше хранится. По вашей температурной шкале – плюс и минус.

– То есть, этот объект, весьма большущий, размером с гору. Существует с одном из миров, а в другом его нет?

– Точно.

– И как нам найти эту самую Дырку?

– Я над этим много думал. Понятно, что она упрятана в одном из параллельных миров, в каком – неизвестно. Поэтому оба мира следует сравнить, чем один отличается от другого.

И где такое прикажете искать, дырку от бублика? Можно, конечно, просто поспрашивать – дойти до Садового кольца, где народу побольше, и ну приставать с вопросами к прохожим: «Гражданин, вы Дырки не видели? Здоровая такая! Вся такая тёмная! И без дна!» Можно объявление дать, в газету: «Пропала Бездонная Дырка. Прошу вернуть за вознаграждение». Не успеем – всё исчезнет. Тётушка исчезнет, а мне так много нужно ей сказать. Моя комната исчезнет, вместе с ней – моя коллекция пластинок. Как я без них? Никак, потому что я тоже исчезну. Наш дом на Пименовской исчезнет. Мне нравится наш дом, мне в нём уютно, двор у нас хороший. Дача на Николиной Горе исчезнет, вместе с тётушкиным огородом, она такого не переживёт! Это плохо. Но если меня не будет, как я пойму, что ничего нет? Москва тоже исчезнет, но зато в ней пробок не будет. А может в том, что всё исчезнет, имеются какие-то плюсы? Сосед этажом выше исчезнет, этой весной залил нам кухню, не извинился, ещё и нахамил! Из Зарядья шпана исчезнет. Зимней сессии не будет, экзамены можно будет не сдавать. Рекламы телевизионной не будет! Вообще никакой! Войн не будет – воевать будет некому! Если хорошо подумать – всём есть свои положительные стороны.

– И мы все погибнем?

– Ты душ с утра принимал?

– И что? Это спасёт?

– Кого-то уже нет. После полоскания и вытирания ты брызнул себе под мышку этой вонючей жидкостью из баллончика.

– Дезодорантом.

– И тем самым уничтожил высокоразвитую цивилизацию разумных микробов, у которых как раз заканчивался период Высокого Возрождения и вот-вот должна была начаться Великая Промышленная революция. Ты же этого не заметил? Пилигримы – точно такие-же. Не потому, что какие-то бессердечные или ужасно злобные, им просто нет дела до ползающих рядом бактерий. Насколько мы сумели в них что-то понять – только то, что все остальные для них – что-то вроде микроорганизмов: микробы существуют, копошатся, возможно у них своя жизнь, полная радостей, огорчений, приключений, преступлений. У микробов собственный мир и свои войны, возможно, среди них существует гениальный литератор, который описал всё это. Вероятно, Пилигримы тоже могут взять микроскоп, или что там у них вместо него, и посмотреть, чем заняты, к примеру, инфузории: только подозреваю, что это им малоинтересно. И пожалуйста, не пользуйся больше этой гадостью, у меня от неё нюх пропадает и брюхо чешется.

Первое, что я сделаю, вернувшись домой – выброшу в мусорное ведро всю вонючую косметику в надежде, что это спасёт остальные уцелевшие цивилизации, в каком-бы месте они не находились.

– Расскажи о Пилигримах.

– О них мало что известно. Они ни с кем не контактируют, ни во что не вмешиваются. Если мы умеем перемещаться вдоль времени, то они могут им управлять. Они-то путешествуют во времени и пространстве по-другому, используя Бездонные Дырки как пространственные тоннели. Возможно, что Пилигримы – не множество различных существ, а одно единственное, что-то вроде Бога. Только вряд ли у него есть понимание того, что именуется «добро» и «зло».

– Как они выглядят?

– Неизвестно. Их невозможно увидеть, даже мне, с моими двенадцатью органами чувств. Я могу только ощутить их присутствие, но говорить с ними можно только тогда, когда они сами захотят.

– У них есть какой-то язык? С ними можно общаться? Ну, если такой контакт вдруг состоится?

– Только образами. Чтобы им что-то сообщить, в голове следует выстроить нечто вроде объёмной и подробной картинки. Если им интересно, они отреагируют. Как – не знаю.

Сидеть на лавочке мне надоело и уши замёрзли. Я встаю, и мы идём по дорожке вдоль пруда. Навстречу – группа девочек лет по четырнадцать, одетых в одинаковую униформу Екатерининского института благородных девиц – он расположен рядом, за оградой, бывший когда-то загородной усадьбой графа Салтыкова. Воспитанницы хихикают и бросают на меня призывные взоры, которые моя тётушка сочла-бы неприличными – девиц сколько хочешь, а вот с благородством в наше время неважно. Слышен далёкий звук колокола, церковь Иоанна Воина видна силуэтом сквозь полуголые деревья. Монотонный звон с её колокольни звучит тоскливо: по ком звонит колокол? Колокол звонит по нам всем, включая собак и благородных девиц.

Неожиданно Пестиримус останавливается и задаёт необычный вопрос:

– У тебя дома имеются консервы?

– Собачьи? – вопрос меня удивляет, Пестиримус сам говорил, что кормить его не обязательно. – Ты что, кушать захотел?

– Я неверно выразился. Консервы… Консервированные знания. Я имел ввиду знания в концентрированном виде. Такие – чтобы употребил и сразу всё знаешь.

– Знания в консервированном виде? Изложенные примитивно и сжато?

– Вроде того.

Я задумываюсь – ну, конечно!

– Энциклопедии, ещё лучше – школьные учебники. В них всё изложено так, чтобы понял последний лоботряс – концентрировано и просто. Поэтому ты все мои книжки с учебниками распотрошил?

Песик делает вид, что у него проблемы со слухом:

– Нам следует проникнуть в параллельный мир и забрать оттуда эти-самые учебники, по всем предметам. Их сравнение следует сделать тебе, у тебя это получиться много лучше. На предмет того, чем миры отличаются. Надеюсь, это должно дать результат.

Загрузка...