Итера. Кот в ящике

Я рассчитывал отследить это по датчикам на контрольном пункте, и никак не рассчитывал поймать ветер в коридоре. Теперь я знал точно: давление не стравили постепенно, а подняли все плиты разом. Сделать такое можно только с контрольной панели. Кто бы это ни был, у него были коды доступа и нужные навыки, а значит, это был кто-то чужой.

Я приложил палец к губам и, ухватив медичку за плечо, втолкнул ее в тесное помещение арсенала. На удивление Лисьен среагировала быстро и правильно: безмолвно ухватила со стойки короткоствольный пистолет и, стараясь не производить лишнего шума, зарядила его. Я вооружился скорострелом потяжелее и высунул голову в коридор. За его изгибом, со стороны контрольного пункта, я услышал приглушенный шорох и тихие голоса. Гости старались вести себя тихо.

Лисьен толкнула меня плечом и кивнула на крупнокалиберный пулемет:

– Надо атаковать первыми,– зашептала она, сверкая глазами.– Если мы утратим эффект неожиданности, у нас не будет шансов.

– Спятила?– меня даже передернуло от ее решительности.– А если это наши вернулись?

– Тише,– зашипела она.– С чего нашим красться и открывать периметр?

Она была права.

Даже если бы Ксавер с ребятами вернулись раньше, у них была причина помалкивать и беспокоиться, потому что меня на контрольном пункте не было, и шлюз им пришлось открывать самим. Но это не было поводом поднимать плиты в коридорах. Я ума не мог приложить, как бы они могли это сделать – разве что у Габи на это еще могло мозгов хватить.

Лисьен снова кивнула на пулемет:

– Этим можно сквозь стены стрелять… А я его не подниму.

– Уймись,– похолодел я.– Даже если это террафундаторы, мы здесь, чтобы им помочь.

– Ты это серьезно?– ее возбужденный шепот звучал как сдавленный крик.– Может, сходишь и поздороваешься с ними?

– Так и сделаю,– огрызнулся я.

Единственное, чего никогда не выносил в жизни – принуждение. Чем сильнее от меня чего-то требуют, тем меньше шансов, что я подчинюсь. Это и было причиной, по которой я стал тем, кто есть, а венцом моей борьбы за личный выбор стало заключение на Итере. И я никогда не жалел о собственном выборе и своих ошибках. Я принимал все их последствия, и эта была ничтожная плата за свободу. Вот и теперь, уже не имело значение, права Лисьен или нет.

Я вышел в коридор и, сделав несколько шагов навстречу, громко крикнул:

– Говорит офицер Северин, патруль Итера! Назовитесь!

Ответа долго ожидать не пришлось. Медичка оказалась права: топот ног, короткая пауза и шквальный огонь.

Я лежал на полу коридора, не в силах поднять голову. Пули прыгали вокруг, зарывались в пластик, выныривали прямо из тонких стен и переборок. Осколки разлетались вокруг, а внутреннее убранство станции на глазах превращалось в хлам. Внешние стены пулям были не по зубам, зато все внутренние перекрытия рассыпались в пыль. Я даже не пытался отстреливаться, покорно приняв неизбежное, и мечтал о том, чтобы этот грохот прекратился.

А потом я услышал пулемет. Звук от его выстрелов был настолько сильным, что я почувствовал, как пол подбрасывает меня в такт его очереди. Казалось, я чувствовал жар, который исходил из жерла его ствола.

Пулемет сразу перекричал остальных участников перестрелки и заполнил все пространство пороховым дымом. Теперь я не только знал, но и понимал, почему примитивное огнестрельное оружие по-прежнему в ходу у военных. Его акустический эффект намного превосходил разрушительность огневой мощи.

Стреляла Лисьен. Я не знаю, как она сумела поднять махину пулемета, и удерживать его при стрельбе, но это была именно она, и стреляла, как и обещала, прямо через стены арсенала, едва разбирая направление. Свет поплыл перед глазами…

Она постучала меня по шлему:

– Вставай, переговорщик. Надо посмотреть, что там получилось.

Лисьен нетерпеливо помогла мне встать и пристроилась за спиной, подталкивая вперед. Я еще не успел прийти в себя, а меня уже выставили на передовую со знаменем в руках. Но перечить медичке, которая секунду назад хладнокровно разнесла половину станции, мне в голову не приходило.

Погром был впечатляющим, но самым ужасным оказалось то, что консоли контрольного пункта были разнесены полностью, и на их восстановление потребуется не один день. Я с трудом узнавал небольшой холл перед шлюзом, заваленный мусором, кусками стен и искореженной утварью. В этом нагромождении я не сразу разглядел тела.

Их было трое, и на них были стандартные скафандры Итеры. Несмотря на разговоры о других заключенных с других патрульных кораблей Итеры, у меня все равно возникло плохое предчувствие. Предчувствия всегда плохие: не помню, чтобы хоть раз было иначе. Тем более что тело ближайшего ко мне принадлежало покойнику – поза была недосягаемой даже для опытного гимнаста. Двое других выглядели лучше, хотя и лежали, как старое тряпье на свалке.

Я уже было нагнулся к ближайшему, чтобы его перевернуть, как одно из дальних тел пошевелилось и подняло руку. В следующее мгновение у меня из-за спины вылетело что-то блестящее и звонко запрыгало по полу возле подвижного гостя.

– Граната!– выкрикнула Лисьен и шустро юркнула куда-то в сторону.

Я успел сделать только две вещи: отвернуться и проклясть озверевшую медичку. Меня встряхнуло и грохнуло о пол, а когда я открыл глаза, передо мной опять склонилась Лисьен:

– Парализующая, шумовая,– прокомментировала она,– Тебя тоже немного зацепило…

– Вконец одурела?– прохрипел я.– Если переживу следующий раз, сам тебя пристрелю…

– Вставай,– она грубо меня усадила.– Надо всех проверить, пока они обездвижены.

– Сама проверяй…

Меня раскачивало из стороны в сторону, а взгляд блуждал и не мог ни за что ухватиться. И именно в этот момент азиатская стерва залепила мне пощечину. Если обычно отрезвляющий эффект пощечины рассчитан на болевое ощущение, то в моем случае сработало возмущение и негодование.

– Соберись,– причитала она, забыв, по чьей вине я ощущал себя разобранным.

Несмотря на то, что Лисьен толкала меня в дальний угол, где парочка, потревоженная ее гранатой, продолжала шевелиться, я уверенно направился к мертвецу, чья стать показалась мне знакомой. Ухватившись за крепкое плечо, я рывком перевернул тело и вырвал его из плена обломков. Я заглянул в разбитое забрало шлема и от неожиданности резко отпрянул, споткнулся и снова оказался на полу.

Это был Вавила с перекошенным лицом и вытаращенными немигающими глазами.

– Ты чего?– взвизгнула испуганная моей реакцией медичка.

– Дура! Мы таки своих завалили,– выдохнул я.

– А с чего это свои по нам стреляли?

Я резко вскочил и бросился к копошащейся в углу паре.

Габи ошалело вращала глазами и придерживала обвисшую руку: судя по ее положению, та была не сломана, а оторвана, и удерживалась на месте только тканью скафандра. Ксавер выглядел намного хуже. Он хрипел, захлебываясь кровью, а брюшные панели скафандра были раскурочены и указывали на то, что капитан словил на живот не одну пулю.

– Потащили их в медицинский блок,– прикрикнул я на насупившуюся медичку.– Капитан минуты отсчитывает. На тебе Габи…

Я поднял Ксавера на руки и, спотыкаясь, двинулся по главному коридору. Я взял его на руки вовсе не потому, что он был капитаном. Если бы я попытался его протащить за ногу по полу, как Лисьен, доехала бы только половинка Ксавера. Пока нес, я опасался, чтобы он у меня на руках не переломился.

– А мне ее как тащить?– крикнула мне вслед Лисьен.

Когда я расположил капитана на столе, доверив его заботливым щупальцам медицинского оборудования, медичка зашла следом в обнимку с Габи. Если б довелось, она бы и мертвого Вавилу заставила самого идти до морга. Габи грузно опустилась на соседний медицинский стол и сразу вырубилась.

– Что будем делать?– угрюмо спросила Лисьен, наблюдая за работой автоматики.

– Не знаю,– признался я.– Раньше мы своих не теряли, и тем более не валили своими руками.

– Я не об этом,– она повернулась ко мне и внимательно посмотрела.– Они напали на нас. И это не было ошибкой. Они опасны. Мы не знаем, что с ними произошло. Надо что-то делать пока они не очухались.

– Это не ошибка,– признал я.– Они точно знали, по ком шмаляли… Уровнем ниже есть изолированные вольеры для животных. Идеально сойдут за камеры. Будет у нас своя тюрьма.

– Дай успокоительного, чтобы час поспали,– распорядилась медичка механическим помощникам.

– Будет исполнено. Могу доложить о результатах?– пробасил медицинский ящик и, получив подтверждение, грустным голосом продолжил.– Состояние женской особи стабильное, но конечность пришлось ампутировать. Мужская особь временно стабилизирована и пригодна для медицинской транспортировки. На станции нет оборудования для требуемого лечения. Мужской особи необходимо лечебное заведение высшей категории в течение пятидесяти часов или погружение в состояние глубокого стазиса для длительной транспортировки.

Лисьен совершенно неожиданным движением выдернула из нагромождения медицинского оборудования две каталки, хотя я готов был поклясться, что им даже места здесь не было.

– Я не ослышался?– переспросил я, когда мы перетаскивали тела на каталки.– Они не могут их вылечить? И руку Габи не могут восстановить? В этом дворце, где даже унитазы разговаривают, медицинское оборудование хуже, чем на Итере?

– Нет. Это на корабле у нас оборудование лучше,– отмахнулась медичка.

– На патрульном корабле с пятью заключенными медицинский станок круче, чем смогли себе позволить террафундаторы? Это не кажется странным?

– Не кажется.

Я резко дернул каталку, показав медичке, что остался недоволен лаконичным ответом. Она раздраженно повернулась и с вызовом посмотрела на меня.

– Не я выбирала оборудование для Итеры. Но оно, действительно, продвинутое и дорогое. Наверняка, стоит больше, чем весь корабль. Но террафундаторы здесь могут только насморк заработать или диареей страдать. А мы на патрульном корабле, где в ходках руки и ноги увечат, головы теряют. За ними сюда прилетят, только свистни, спасут, помогут. А нам податься некуда, и никто не придет за нами. Так куда бы ты поставил хороший медицинский станок?

– Сама с ними справишься,– я оттолкнул к ней каталку Ксавера.– Вольеры должны быть напротив бассейна. Я потому подойду.

– Ты что задумал?– визгливо испугалась Лисьен.– Куда собрался? Нам нельзя разделяться!

– С чего бы это? Ты угробила консоль контрольного поста!– рявкнул я.– Вся станция нараспашку. А здесь двенадцать шлюзов… Найду альтернативную консоль и перекрою коридоры. Тебя потом найду.

Возможно, она разглядела ростки поднимающегося во мне гнева, или что-то подобное прочла в моей медицинской карте. Но перечить не стала, а свои возражения затолкала поглубже в себя – и правильно сделала.

У каждого из нас были свои секреты, как были и причины попасть на Итеру. Обычно я владел собой и своим гневом. Но иногда он владел мной. Особенно в подобных ситуациях, когда все идет наперекосяк. В такие минуты мне было лучше оставаться одному.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я справился быстрее, чем думал. Заглянув на склад в поисках ремонтных роботов, я обнаружил инженерный планшет. Повозившись с ним, я настроил доступ к функциональным системам. Получилась та же консоль контрольного поста, только в переносном варианте. Я немедленно перекрыл коридоры и настроил датчики движения.

У нас снова был закрытый периметр, и теперь я знал о каждом, кто шевельнется на станции. Шевелилась только Лисьен где-то на нижнем уровне. Разобравшись с интерфейсом камер, я настроил наблюдение за вольерами. Это были стеклянные камеры с замысловатым интерьером и имитацией растительности. Габи мирно спала в окружении искусственных папоротников, а Ксавер, скорчился на песке у угловатых камней. Лисьен неподвижно наблюдала за ними – я наблюдал за ней.

Сложившаяся ситуация меня напрягала. Слишком много событий, которые не укладывались в голове: беспокоила их иррациональность и бессмысленность. Я приуныл из-за череды выдающихся недоразумений.

Искусственный интеллект попытался раскрыть мне величайшую тайну. Впечатлял не запрет на контакты экипажей Итера, а то, что это был самый охраняемый протокол, скрытность которого позволяла Итере жертвовать людьми. А в этой ходке ограничение было проигнорировано.

Контузия Лисьен и атака неизвестных из патруля Итеры тоже были лишены смысла. Атаковать корабль, зная его арсенал, было откровенным абсурдом или шагом отчаяния. С таким же успехом можно было забрасывать его камнями. И сами нападавшие перестреливались между собой, а один исчез где-то под брюхом корабля. После взлета Итеры, этот бедолага, или его труп, запекся в пламени стартового двигателя.

Венцом странных событий стало преждевременное возвращение команды, да еще с намерением меня завалить. Ксавер, конечно, давно мечтал положить мой труп в ящик утилизации, но что ему придало решительности в неудачной поездке к пирамиде, не понятно. А в перестрелке настораживала не смерть Вавилы, а неугомонная медичка, обычно показательно выдержанная. Расстреляв своих с таким рвением, эта ящерица не утратила хладнокровия. Складывалось впечатление, что в схватке на смерть сошлись старые враги, давно ждавшие этого момента…

Что пропустил я, исключая сырое мясо из медицинского станка!?

И это не касаясь загадок террафундаторов, столетний шторм, спутник на другой стороне планеты, и прочие неурядицы. Слишком много необъяснимого…

Как человек, добившийся определенных вершин в мошенничестве, и имевший навыки дурачить людей, я понимал, что так выглядит происходящее только для недотепы, которым в этот момент манипулируют. Искусство обмана основано на том, что простак не видит всей картинки, и его внимание отвлекается на яркие мелочи. А где-то за границей его восприятия происходит самое важное.

Что-то существенное ускользало от меня, и это приводило в бешенство.

Датчики движения засуетились, обнаружив Габи. Она приходила в себя, и мне следовало торопиться, чтобы не пропустить ее пробуждения. Я вбежал в зал с вольерами как раз вовремя. Габи сидела на ковре искусственной травы и растерянно ощупывала пустой рукав, где когда-то была левая рука.

– Сама не отрастет,– прокомментировала ее недоумение медичка.– Но дело поправимое.

– Что произошло?– почти закричала Габи.

– Я готова отдать твою вторую руку, чтобы это узнать,– хмыкнула Лисьен.

– Как ты?– попытался я с порога сменить тон разговора и приблизился к вольеру.

– Ничего не помню,– быстро отпрянула Габи.– Что это за комната?

– Твоя новая камера до тех пор, пока память не вернется…

– Лисьен, успокойся,– я не узнавал медичку, переполненную неприкрытой злобой. За ней и раньше не водилось человеколюбие, но теперь характер выплескивался через край.– Габи, что с Вами стряслось?

– Не понимаю, о чем ты,– нахмурилась та.– Где капитан? Вавила?

– Капитан отсчитывает последние часы. Если мы его не заштопаем в нормальных условиях, ему от силы двое суток осталось,– Лисьен подошла к стеклу вольера и прижалась к нему лбом.–. А Вавила свои уже отсчитал… Почему вы нас атаковали?

– Вавила мертв?– изумилась Габи.– Где Итера? Нам надо вернуться на корабль!

– Почему вы нас атаковали?

Я повторил вопрос медички, но Габи не реагировала больше. Она заметила неподвижное тело капитана и бросилась к прозрачной стене, выкрикивая его имя. Мы с Лисьен переглянусь.

– Врет,– подытожила она.– При контузии и потере памяти совсем другие реакции. Дурой прикидывается.

– Габи,– меня беспокоило еще одно бессмысленное действие.– Это ты подняла перекрытия в коридорах? Можешь объяснить, зачем?

Она повернулась ко мне и какое-то время пристально разглядывала. Ее взгляд не казался мне ни безумным, ни потерянным

– Нужно вернуться на корабль,– прошептала она и демонстративно отвернулась.

– Оставим их здесь без воды и еды,– Лисьен ухватила меня за руку и потянула к лестнице.– А мы пока перекусим, дадим им время подумать, сами определимся.

Мы вернулись в просторную кают-компанию с впечатляющей громадиной генератора пищи. Лисьен увлеклась его панелью управления, а я устроился на уютном диванчике углового столика и вытянул ноги. Впервые за два года у меня было сидячее место в кают-компании.

Мне нравился интерьер. Он чем-то напоминал ресторанчики и кафе на набережных столичных курортов. Плотная расстановка столиков, массивные стулья, небрежность в декоре. Не хватало только шума прибоя и дуновения ветра.

– Я заказала тебе теплый салат и овощные оладьи,– Лисьен села напротив и прищурила свои азиатские глаза до непроницаемых щелок.– Что ты обо всем этом думаешь?

Глупый вопрос. Он из категории «в чем смысл жизни?», «как дела?» или «кем ты хочешь стать?». Могла просто сказать: «Давай, рассказывай». Я тоже прищурился и нагнулся вперед, стараясь повторить ее позу:

– Ты зачем схватилась за пулемет?

– Я рассчитывала иначе услышать твою благодарность за спасенную жизнь…

– Не прокатит,– я никак не отреагировал на ее улыбку.– Ты даже не знала, где я в тот момент находился. Если бы успел пройти пару лишних шагов, прежде чем залег, сейчас бы под руку вел Вавилу в загробный мир. Это еще повезло, что у нас только полтора трупа…

– А чего ты хотел?– переменилась в лице Лисьен.– Чтобы я прилегла рядом и подождала, пока эти уроды нас в упор кончат? Или ты сомневаешься, что было бы так?

– Зачем им было вообще открывать пальбу на мой голос?

– У меня спрашиваешь?– зашипела медичка.– Или тебе это надо с самим собой обсудить?

– Был кто-то еще,– неожиданно для себя произнес я, удивленный собственной догадке.

Медичка откинулась на стуле и подобрала под себя ноги, демонстрируя позой ожидание: мол, давай, рассказывай. Не дождавшись от меня ни звука, она развела в стороны руки, настойчиво призывая досказать начатую мысль.

– Это бы многое объяснило,– исправился я.– Они кого-то встретили и вернулись вместе. Этот кто-то, должно быть, вошел в консоль и поднял переборки в коридорах. И именно он, услышав мой голос, ответил выстрелами.

– Это что?– скривилась Лисьен.– Догадка, которая все объясняет?

– Не все,– согласился я.– А только самую бессмысленную часть происшедшего.

– Я дам тебе объяснение попроще…– она говорила отрывисто и резко, едва разжимая зубы, от чего каждое ее слово налилось ядом и злобой.– У них мозги поплыли: заразились чем-то из воздуха, надышались яду, или магнитные поля повредили им разум. А еще проще – у них появилась причина избавиться от нас. Может, нашли сокровища и путь к бегству, а может, осознали, что обречены, и решили напоследок покуражиться. Что тебя так задело? Тебя никогда раньше не хотели убить?

Она подскочила, услышав протяжный зум, но подойдя к генератору пищи, резко развернулась:

– Это не он... Это твой планшет пищит.

Я это уже заметил и сам, разглядывая индикацию с видео:

– Внешнее открытие шлюза. Кто-то входит на станцию…

Медичка сорвалась с места и исчезла в дверном проеме. Перед моими глазами ярко встала картина хрупкой пулеметчицы, чье оружие соперничает с ней по размеру. Я нехотя поднял свой скорострел и тоже направился к выходу, прикидывая, в каком месте лучше встать, чтобы пулемет безумной Лисьен до меня не добрался.

Удивительно, но у меня не было ни страха, ни беспокойства от визита незваных гостей. Наоборот, я был почти уверен, что теперь завеса неопределенности спадет, и, наконец, все встанет на свои места. Я даже не представлял, как ошибался…

Я встал у одной из несущих колонн так, чтобы она меня загораживала от изуродованной выстрелами стены. Где-то там со своим пулеметом пряталась медичка. Между мной и внутренней дверцей шлюза было не более двадцати шагов. Но я совершенно не опасался угрозы с этой стороны и стоял открыто и уверенно.

Когда внутренняя дверь отъехала в сторону, из шлюза вышли трое в стандартных скафандрах Итеры и удивленно замерли на пороге, вглядываясь в меня и царившую вокруг разруху.

– Оружие в пол!– грозно скомандовал я.

Эхо моего голоса не успело вернуться, как все трое бросили оружие с таким рвением, словно держали в руках невероятную мерзость.

– Что здесь происходит, Северин?

Из-под поднятых масок, на меня с удивлением смотрели Ксавер, Вавила и Габи. В их лицах застыл страх. Не знаю, что выражало мое лицо, но я едва сдерживал смех.

*****

Мы устроили прибывшую группу в третьем вольере, где им достался песчаный пляж и несколько куцых пальм. С момента открытия шлюза и до момента, когда все расположились в блоке с вольерами, никто не проронил ни слова. Единственным новым украшением стал пулемет, который Лисьен торжественно вкатила на медицинской каталке.

Первый Ксавер так и не пришел в сознание, но однорукая Габи с ненавистью и искрами в глазах встретила прибывших и особенно вторую Габи. Те, в свою очередь, бросали нервные взгляды на нее.

Ситуация была вершиной абсурда, выглядела комичной, но никому не было смешно, и никто не торопился высказываться.

– Сдается мне,– осторожно начал я.– Что кто-то из присутствующих точно знает, что здесь происходит.

– Кто они такие?– взвизгнул Ксавер и ударил рукой по стеклянной перегородке вольера.– И какого черта ты нас здесь запер?

Я молча перевел взгляд на однорукую Габи, передавая ей слово для ответа, но та демонстративно отвернулась. Почувствовав, что диалог не складывается, оживился Вавила, тоже ударив ладонью о прозрачную стену:

– Северин! Лисьен! Заканчивайте это представление. Надо вызвать корабль и убираться с чертовой планеты.

– Я рад, что ты… снова жив. Но не стоит торопиться,– осадил я его.– Свободные вольеры еще остались. Думаю, если подождать, желающих вызвать корабль прибавится.

– Что ты несешь?– возмутилась новая Габи.– Кто эти полудурки?

– Ты мне скажи!– закричал я.– Или только меня парит, что вас здесь по двое?

– Главное, не надо терять выдержку,– зашипел Ксавер и нарочито спокойно уселся на песок своего вольера, приглашая тем остальных.– Разбираться надо без суеты и лишних эмоций. Что с этими? Выглядят попользованными… Ваша работа?

– Конечно,– медичка кивнула на пулемет.– Они сходу попытались нас порешить…

– Так откуда вы взялись?– перебил я излишне откровенную Лисьен.

– Вездеход сломался,– фыркнула новая Габи.– Только успели доехать до спуска в долину, там, где туман начинается, движок сдох. Пришлось пешком возвращаться. Так что путь длинный, а рассказ нет.

– И это все?– удивился я.– Ничего не заметили, никого не встретили…

– Тебя вот встретили с волыной в руках и покоцанными двойниками,– начал вкрадчиво Ксавер.– Ты что, дружочек, надумал делать? Я себя тут в безопасности не ощущаю.

– А тебе и не надо!– выкрикнула Лисьен.

– Уймитесь!– вмешался я.– Такое впечатление, что меня одного эта ситуация напрягает!

Я почувствовал, как нарастает волнение, способное выпустить наружу необузданный гнев. Пройдя несколько шагов к вольеру однорукой Габи, я постарался говорить как можно спокойнее:

– Память не вернулась? А то у них версия более убедительная. Если выбирать, кто из вас настоящий, а кто подделка, выбор не в твою пользу!

– А тебе еще не сказали?

Я обернулся на голос. Раненый Ксавер пришел в сознание и теперь сидел, откинувшись спиной на камни. На его бледном лице играла ироничная улыбка.

– А что мне должны были сказать?– загорелся я, предвкушая приближение развязки.

– Представляю, каким дерьмом тебе все это видится,– он закашлялся, жадно хватая воздух.– Мы здесь все настоящие… И никто. Лисьен, зачем ты ему голову морочишь?

Я резко повернулся к медичке и сжал кулаки. У меня было ощущение, что сейчас все начнут показывать на меня пальцем и смеяться в покат от удачного розыгрыша. Я очень не любил, когда надо мной смеются и выставляют дурачком. Лисьен прочла это в моих глазах и попятилась:

– Я не уверена, что понимаю, о чем он говорит.

– Понимаешь!– оборвал ее раненый Ксавер.– Расскажи о своих протоколах, расскажи о контузиях и о том, что за станок у тебя на корабле…

Я вздрогнул, когда услышал упоминание о медицинском станке и протоколах Итеры – это были долгожданные фрагменты нелепых головоломок, которые меня донимали. Я чувствовал, как гнев разгорается во мне:

– Лисьен?– услышал я собственный голос.– Даже не думай вилять…

– Это знание тебя не сделает счастливым,– злобно процедила медичка сквозь зубы.– Тебя интересовало, почему на корабле медицинский станок круче, чем у террафундаторов? А потому, Северин, что он не только лечит – он за двадцать часов вырастит полноценный человеческий организм – клон. И в этом его основное назначение. Когда гибнет член команды, я просто создаю нового. И в его мозги Итера загружает память последней сохраненной личности.

– Последняя сохраненная личность,– я непроизвольно повторил ее слова, вспоминая проведенные мной инсталляции Итеры.

– Точно,– кивнула она.– Каждый раз перед началом ходки я провожу медицинский осмотр и сканирование мозга. Помнишь? Матрица твоего сознания сохраняется в этот момент Итерой. Это на случай потерь. Если умрешь, твой клон будет помнить все до этого момента. Это наш с Итерой протокол.

– Контузии,– догадался я, оглянувшись на Вавилу, который потерял помять в миссии, где Ксавер лишился ноги.– Поэтому он не помнит ту ходку.

– Контузии,– подтвердила Лисьен.– Это адаптация клона к загруженной в него памяти.

– Зачем нас беречь, если можно заменить,– пугающая картинка быстро складывалась у меня в голове.

– Ты не понял,– хихикнул раненый Ксавер.– Ты и есть замена...

Я в ужасе пытался вспомнить, были ли у меня контузии или что-то подобное, прежде чем на меня опустилось леденящее озарение. Я отталкивал его, отказывался принять, но раненый Ксавер был неумолим, вытаскивая своим бесцветным голосом из меня душу:

– Во всех патрулях Итеры стоит один и тот же экипаж. Тысячи кораблей носят в своем брюхе тысячи Северинов и Ксаверов. Мы отбиваем свои штрафные баллы в бессмысленных миссиях, ведомые ложной надеждой на освобождение. Все, чем мы живем, ложь. Срок нашего заключения… вечность! Мы даже не за свои грехи несем эти вахты. Мы не люди, по сути… так, тени каких-то пяти ублюдков, которых уже и в живых поди нет. А нас продолжают штамповать проклятые станки. Мы давно вышли в тираж, стали расходником, как картриджи. Уверен, корабль с конвейера выходит пустой: нас лепит уже потом, по мере надобности.

Ксавер закашлялся, задохнулся в конвульсиях, но позже собрался, вслушиваясь в тишину, которая ждала его слов.

– Ты часть корабля, Северин, его деталь. Такое же дерьмовое устройство, как и генератор пищи. Тебе предстоит бессонная ночь, чтобы свыкнуться с тем, что ты есть… Думал, контролируешь Итеру и свою жизнь? Думал, у тебя есть своя жизнь? Упрись! Тебя лепит Итера из дерьма и палок!

Он продолжал выкрикивать что-то мне вслед, подбирая обидные слова, но я уже не слушал. Окрасить сказанное более мрачными красками он бы не смог – это было дно. Упасть глубже было некуда.

Да, эта тайна стоила того, чтобы ее скрывать. За нее можно и убить.

Я подошел к краю бассейна, а эхо подхватило звук шагов и разнесло над водой. Все, что я помнил о своих страхах перед ней и даже соленый привкус морского ветра на языке, оказалось ложью. Самые яркие воспоминания, за которые так цеплялось сознание, мне не принадлежали.

Наверное, увидеть собственное лицо в толпе кому-то покажется забавным.

Но это не сравнится с тем, что ощутил я. Более глубокого обмана представить невозможно. Я смотрел в воду и хотел упасть в ее объятия. Каждая следующая секунда жизни была унижением, нелепым танцем марионетки на потеху создателям. Мерзким было не то, что мне привили острую неприязнь к принуждению, и превратили в раба. Нестерпимой болью оказалось то, что меня были тысячи…

Утратить уникальность, потеряться в копиях, было много страшнее смерти.

*****

– Я была уверена, что ты ушел топиться,– кривой улыбкой встретила с порога Лисьен.

У меня не было ни желания, ни сил спорить с ней. Я подошел к вольеру с новичками, и вся троица встала с песчаного пляжа навстречу. Что-то неуловимое, очень схожее было в их взглядах.

Они удивительно легко перенесли новость о своей истинной природе. Ошарашенный словами раненого Ксавера, я тогда не обратил внимания на их реакцию. Но для них это, видимо, новостью уже не было.

– Говоришь, никого не встретили,– я пристально посмотрел на Габи, и та пожала плечами.– Вавила, не расскажешь, как твой желудок?

Здоровяк сопел и злобно пялился на меня.

– Северин, ты нас пугаешь,– Ксавер выступил вперед, загораживая Вавилу.– Вам с Лисьен надо успокоиться. Вы убедились, что мы свои. Откройте клетку, сядем спокойно и разберем ситуацию. То, что по планете бегают двойники, не повод нам самим перестрелять друг друга…

– Мясо было реально подгоревшим?– перебил я его.

Ксавер растерянно смотрел на меня, а потом отвернулся и отошел вглубь вольера. Я не казался ему безумцем – он понял, что у меня есть способ отличить чужаков от своих. Они не могли помнить того, что происходило не с ними. Дальше разыгрывать спектакль не имело смысла – из моего экипажа в вольерах не было никого!

– Мой Вавила был засранцем в прямом смысле этого слова,– подытожил я.– Но вы этого не знаете.

Однорукая Габи злобно захихикала из своего угла, радуясь неудаче соперников.

– Что с вашим кораблем? Что с Итерой?– я торопился выяснить то, что остановило меня у бассейна.

Новая Габи пожала плечами:

– Итера слетела с катушек еще при посадке. Потом мы сцепились с другим кораблем, немного постреляли…

– Встретили террафундаторов? Ездили к пирамиде? Вы что-то выяснили об этой ходке?

Я говорил быстро, задавая вопросы один за другим. Габи, набравшая было воздух для ответа, только сильнее хмурилась. В их реакциях было что-то общее…

– Зачем вам наш корабль?

Прозвучал главный вопрос. И я получил реакцию, которую ждал. Габи резко вскинула бровь, а Вавила и Ксавер вздрогнули. Другой детектор лжи мне и не требовался. Последнее, чего мне хотелось, узнав свое происхождение, так это вернуться в утробу тюрьмы, которая меня породила. Такие же ощущения должны быть и у них. Но они прилагали невероятные усилия, чтобы вернуться на уцелевший корабль. И только этот вопрос, из всех озвученных мной, задел их.

– В смысле?– попятилась Габи.– Чтобы убраться с этой планеты.

– А что с ней не так?

– Я не понимаю тебя, Северин,– вмешался Ксавер.– Ты, видно, поплыл… Это же очевидно.

– Очевидно?– мне хотелось рассмеяться ему в лицо, но боялся показаться безумцем.– Нет! Если я брошу камень и увижу, как он упадет, это будет очевидным. А если возле меня упал камень, мне вовсе не очевидно, что он упал с неба, или его кто-то бросил, или он сам подпрыгнул.

– Чего ты хочешь?– возмутился Вавила.– Мы попали в настоящую задницу мира. Отсюда надо как-то выбираться. Наш корабль поврежден, и приходится искать другой способ.

Я был впечатлен длинной и рассудительной речью Вавилы. Обычно в ней слов было не больше чем пальцев на руках. Было странным видеть такие значительные отличия у двойников.

– Где прячутся остальные?– я с трудом смог произнести это имя.– Где ваш Северин?

– Наши Северин с Лисьен прячутся в загробном мире,– вступил новый Ксавер.– Я тебе расскажу, что знаем. Мы здесь уже двенадцать дней…

Его история начиналась, как и наша, с большого приза – пять сотен за ходку. У них тоже были помехи при посадке, но Итера справилась. Станцию нашли пустынной, со следами боя. Прежде чем заниматься террафундаторами, они сосредоточились на кораблях Итеры. Припаркованный корабль был запечатан и безмолвствовал – достучаться до команды не получилось. Вавила и Габи сделали вылазку к месту крушения другого корабля, где и узнали о двойниках. Выживших не было.

Ксавер говорил тихо, короткими фразами без пауз. Но его рассказ заставил остальных замереть, а в моем воображении рисовались яркие картины.

– Потом два дня мы были в плену безумия,– вздохнул Ксавер.– Принять ущербную судьбу клонов нелегко. Хотелось выпустить пар… Досталось Лисьен. Тогда она нам виделась главным предателем. В отличие от остальных, знала, сука, все с самого начала… и как-то жила с этим. Не знаю, за какие грехи она на Итере, но они должны быть глубже той ямы, из которой мы вылезли. Мы казнили ее, жестоко. Не скажу, что поступок был красивым, но на тот момент казался понятным. И тогда Итера родила нам новую Лисьен…

Ксавер бросил странный взгляд на медичку, но та сохраняла каменное лицо.

Он рассказал, как отключили искусственный интеллект, а новорожденную обрекли на судьбу предшественницы. Как бы мир не переворачивался, а какой-то смысл в существовании надо иметь. Они занялись поиском экипажа второй Итеры и террафундаторов. Так обнаружили Пирамиду в долине и полевой лагерь у ее подножия.

– Вы уже знаете о Пирамиде?– Ксавер вызывающе посмотрел на меня.

– Знаю, что она есть,– осторожно ответил я.– Террафундаторы здесь из-за нее. Что-то испытывают.

– Тогда вы еще не знаете главного,– он торжествовал.– Террафундаторы не испытывают ее, а изучают. Пирамиду обнаружили ученые изыскатели двадцать лет назад, когда шли по следу зародившейся здесь жизни. Они нашли источник того, что создало на планете голубые небеса и засеяло луга травами. Этот мир сотворили другие террафундаторы!

Он многозначительно замолчал и уперся в меня горящим взглядом. Я молча ожидал продолжения.

Человечество начало расселяться по Млечному пути с момента изобретения вакуумного двигателя. Когда научились строить гравитационные туннели процесс пошел еще быстрее. И вот уже на протяжении более десяти столетий каждое поколение, забегая все дальше от колыбели, мечтало встретить инопланетный разум – не одичавших и зарвавшихся колонистов ранних миграций, которые уже и на людей не похожи, а настоящих, рожденных иными мирами. Каждая вторая история в нашей культуре – это фантазия о тех, кого нам суждено встретить.

Но мы по-прежнему в одиночку осваиваем ресурсы галактики, хотя и находим удивительные артефакты и свидетельства существования инопланетного разума. Что из этого подделка или заблуждение, отравленное мечтами, а что истина в последней инстанции, сказать сложно. Однозначно можно утверждать одно: чем меньше у человека забот, тем больше он думает о бесполезных вещах.

Глядя в сверкающие глаза Ксавера, я представил его беззаботное детство под голубым небом, в котором ночью разгорались звезды и будоражили воображением его неокрепшую психику. У меня таких проблем не было.

– Это технология инопланетных террафундаторов!– Ксавер был обескуражен моей реакцией и для верности уточнил.– Пирамиду создали не люди.

Я утвердительно кивнул головой, опасаясь, что капитан надолго задержится в своем рассказе на этом утверждении.

– Как я понял, Пирамиду разбудили ученые исследователи,– продолжил он, успокоившись.– Они топтались вокруг нее лет десять, пока в один прекрасный день она не засверкала молниями и не разродилась этим штормом. Тогда к артефакту проявили интерес корпорации. Каждому захотелось потрогать действующие технологии инопланетян…

Ксавер был бездарным рассказчиком, который много внимания уделял деталям, с его точки зрения, важным. Он отвлекался на конфликт корпораций, на то, как террафундаторы строили научный лагерь у подножия Пирамиды…

– Вы видели Пирамиду сами или нет?– не выдержал я.

– Да,– удивленно отпрянул Ксавер.

– И что там?

– Пирамида и пирамида… Мы внутрь не входили. Там мы наткнулись на экипаж второй Итеры. Не помню, у кого нервы сдали, но столкнуться нос к носу с собственной рожей… это испытание. Мы пошумели, постреляли друг в друга и разбежались. Дружба не сложилась.

Он бросил тяжелый взгляд на вольер с однорукой Габи и раненым двойником.

– А террафундаторы?– я стал подозревать, что многословный и увлекательный рассказ Ксавера содержал много изъятий и откровенной лжи, потому что ничего полезного из него почерпнуть было нельзя.

– Их мы не нашли…

– Вранье!– вскрикнула Лисьен.– Ты нам пыли какой-то на уши насыпал! Рассказал обо всем и ни о чем. Где остальные прячутся?!

– Уймись,– вмешался я, чтобы медичка не увела разговор в сторону и не схватилась за пулемет.– Ты не ответил на мой вопрос, зачем вам мой корабль.

– Опять за свое! Чтобы убраться отсюда.

– Куда?!– вспылил я.– Хочешь залезть в камеру, из которой только вылез? Тебе есть куда лететь? Будешь искать тихое место с бассейном, чтобы встретить в нищете старость клонированного мерзавца? Чем тебе этот дворец не угодил? Я видел повреждения кораблей на парковке. Два-три месяца и они будут как новые. В мастерских террафундаторов из запчастей можно несколько новых кораблей собрать.

– Я не знаю, чего ты от нас хочешь,– махнул рукой Ксавер.

– Наши корабли барахло,– сдался я.– Есть только две стоящие вещи, за которые можно их вскрыть. Медицинский станок и искусственный интеллект. Не думаю, что вам нужна Итера – с ней не управитесь. Тогда, зачем вам медицинский станок?

– Бред,– неубедительно открестился от моей догадки Ксавер, и по его напыщенности я понял, что попал в точку.

Я уже открыл было рот, чтобы затоптать его аргументами и стребовать правду о медицинском станке, как вся станция вздрогнула, и моргнул свет. Мы успели только переглянуться, прежде чем станция содрогнулась новым толчком.

– Может, посмотришь в свой планшет?– закричала Лисьен, округлив на меня глаза.

Я послушался, хотя долго не мог сориентироваться в интерфейсе: мысли путались и разлетались в стороны. Внешняя плита шлюза была раскурочена и свернута на бок – кто-то расстреливал шлюз из крупного калибра.

– Что там?– визгливо заскрипела своим голосом медичка.

– Кто-то атакует шлюз с помощью артиллерии,– растерянно выдохнул я.– Наверное, пушки террафундаторов.

– А зачем его расстреливать? Нельзя просто войти?

– Меня спрашиваешь?

Я случайно бросил взгляд на наших пленников и замер от неожиданности. Все они были совершенно спокойны и невозмутимы, словно станцию не сотрясали разрывы снарядов – паниковали только я и медичка. Она тоже проследила за моим взглядом и мгновенно успокоилась, сощурив злобные азиатские глазки.

– Они все знают!– зашипела она.

– Погоди,– я протянул руку в ее сторону, опасаясь, что она ухватится за пулемет.– Кто-то контролирует станцию! Они ломятся в шлюз силой, потому что он… запечатан. Но я этого не делал. Даже не знаю, как это сделать, но сейчас его никак нельзя открыть снаружи.

– Что происходит?– она подошла вплотную и заглянула в мой планшет.

Раскатистые пулеметные очереди заполнили паузы между одиночными выстрелами пушки. Их трели я ни с чем не мог спутать.

– Понятия не имею,– признался я.– Но работают наши пулеметы.

Я повернул к ней экран:

– Это станция отвечает на атаку... И это не автоматика. Кто-то вручную управляет защитными системами, я вижу, как настройки прыгают…

Мы синхронно повернулись к вольерам. Все пятеро заключенных пристально смотрели на нас, не отводя глаз. Все пятеро застыли с одним сосредоточенным выражением на лице. Они были обеспокоены.

«Северин, ты меня слышишь? Это ты восстановил связь?»

Меньше всего в этот момент я ожидал услышать «внутренний» голос Итеры. И меньше всего я хотел, чтобы кто-то узнал, что я слышу голоса.

– Я отойду, буквально, на пару минут,– как можно спокойнее сказал я Лисьен и направился к выходу.

Медичка провожала меня взглядом с единственным узнаваемым в нем вопросом: «Сейчас?!».

– Итера, это ты управляешь пулеметами станции?– зашипел я в микрофон.

«А у вас там, похоже, весело. Нет, это не я. Только что открылся аудиоканал со станции на спутник. Я беру сигнал со спутника, но это только звук. Больше он мне ничего не дает. Как он снимает сигнал, я не знаю – на всех частотах стоит помеха. Значит, антенна – не твоя работа?»

– Нет,– я начинал нервничать.– Это не я починил антенну, и это не ты отбиваешь атаку на шлюз… А еще у меня полный вольер двойников с других кораблей!

«Я многое пропустила, но и сейчас не ко времени,– с нотками печали произнесла Итера.– Не могу удерживать соединение долго. Очень норовистый спутник. Я прописала у него позывной для себя. Чтобы установить со мной связь, произнеси «Новая Итера». Буду ждать звонка».

Новая Итера! Она издевалась надо мной. Прилипло навязчивое ощущение, что воронка нелепых событий затягивает меня в новый виток своего безумия.

Я вернулся к вольерам вовремя, чтобы стать свидетелем очередной оплеухи судьбы, которая началась с затопления вольера.

– Лисьен?– я застыл на пороге, пораженный переменами, произошедшими за последние три минуты.

Помещение с вольерами, как и бассейн, располагалось на нижнем ярусе, и было огромным, высотой не менее десяти метров. Поэтому вход из общего коридора находился почти под потолком и выводил на смотровую площадку, от которой расходился вдоль стен закольцованный балкон, и к полу ниспадали витиеватые лестницы и пандусы.

Обзору открывалась огромная яма, по периметру которой были обустроены многочисленные и разнообразные по форме и оформлению вольеры, способные уместить не одну сотню тварей. Сейчас эта яма заполнялась водой. Точнее водой заполнялись вольеры, бесстыдно протекая.

Пленники стояли уже по пояс в воде, производя невообразимый шум и перебирая известные им ругательства. Ноги медички были уже подмочены до угловатых коленок, но она невозмутимо наблюдала за происходящим и отвлеклась только на мои слова.

– Я?– она возмущенно сверкнула глазами.– Это началось с твоим уходом. Думала твоя затея. Мне даже понравилось, хотя и не поняла замысла.

– Это не я!

Лисьен равнодушно пожала плечами и вернулась к созерцанию беснующихся пленников, которые единодушно демонстрировали исчерпывающую панику. Должен признать, что я со своим сложным отношением к воде, в этой ситуации проявил бы больше выдержки. Даже раненый Ксавер, который едва шевелил до того руками, метался по своему вольеру, взбивая пену у камней, как настоящий морской прибой.

– Что их так беспокоит?– задумчиво произнесла Лисьен, обронив в вопросе свои мысли вслух.– Кроме перспективы утонуть…

Меня больше беспокоило, откуда бралась вода. Ей неоткуда было взяться в таком количестве. Генераторы воды на планетарных станциях с ядерными реакторами ставились мощные, способные производить целые реки. Но ввести такой объем в неприспособленное помещение не позволила бы ни одна система водоснабжения – для этого просто не хватит диаметра труб.

Другое дело сток для воды. Канализация нижнего уровня делается с запасом на случай аварийного затопления, что справиться с отводом большой массы воды. Только теперь эта система работала наоборот, заполняя вольеры.

Я быстро развернул на планшете настройки системы коммуникаций и открыл интерфейс настроек водоснабжения. Это была бесспорная диверсия. Кто-то перекрыл канализационные шлюзы, заблокировав отвод канализации в центральный коллектор, и при этом сбросил огромную массу воды из бассейна и других резервуаров в ту же магистраль, к которой были подключены вольеры. Дальше сработал принцип сообщающихся сосудов, и вода нашла себе выход.

Для меня выход таким очевидным не оказался. Как только я подал команду на затворы, блокирующие сток в коллектор, сработал более приоритетный протокол и вернул их на место – они даже не успели дернуться. Я перешел в меню приоритетов и обнаружил сюрприз: матрица была выстроена как динамичное множество, которое постоянно изменялось. Чтобы решить этот ребус и его перестроить, мне потребовалось бы не менее часа.

Передо мной стоял выбор: выпустить пленников на свободу или дать им утонуть в течение ближайших пяти минут. Выбор был так себе... Последствия любого из шагов я даже не собирался себе представлять. Но более того меня раздражала безвыходность ситуации, когда меня понуждали совершить выбор. А я очень нетерпимо относился к любому принуждению.

Диверсию устроил кто-то весьма неглупый, подготовив ее заранее и просчитав все мои шаги. И тут вспомнились первые минуты на станции и то, как ее системы постоянно перезагружались. Я ввел команду на перезагрузку раньше, чем до конца осмыслил свое прозрение.

Свет моргнул, вздохнула система вентиляции, и где-то под ногами защелкали автоматы рубильников. Мой планшет сыпал на экран результаты диагностики, отсчитывая таймер до момента, когда мне вновь откроется доступ к системам станции.

Матрица приоритетов обнулилась, затворы канализации поднялись, и уровень воды в вольерах пошел на спад. Пленники заметно успокоились, сверля меня гневными взглядами, а я, не отрываясь, следил за тем как уходит вода. Вместе с ней уходила и моя уверенность в том, что я все сделал правильно.

Кто бы это все не устроил, он добивался от меня именно этого действия! Пальба снаружи и обстрелы шлюза прекратились еще до того, как я вернулся к вольерам. Меня застигли потопом врасплох, загнали в угол, и подтолкнули к очевидному решению. Я среагировал на красную тряпку ценой утраты контроля над станцией и периметром. Меня начинало бесить, с каким напором все пытались мной манипулировать: «создатели», «новая Итера», «комплекты двойников», «неизвестные»…

Таймер отсчитывал минуты. Тот, кто отстреливался от нападавших, кто устроил потоп, кто заставил меня запустить перезагрузку станции, получил семь минут тишины, когда я ничего не вижу, не слышу и не могу ничего предпринять. Только ожидать. А самым неприятным в этом была обязательная для таких случаев бессмыслица – имея аналогичный доступ к системе, неизвестный мог в любой момент сам запустить перезагрузку. Столько суеты и напрасных движений, чтобы это было сделано моими руками! Зачем?

– Думаю, у нас проблемы,– признался я вслух, спускаясь к Лисьен.

– Да иди ты!– она даже не повернулась в мою сторону.– Когда заметил?

– Когда система прогрузится, что-то произойдет.

– Например?

Я не отводил взгляда от планшета, на котором начался отсчет последних десяти секунд. И в этот момент раздался звонкий стук в металлическую дверь снаружи вольера. Я вздрогнул от неожиданности и мельком взглянул вверх, на смотровую площадку. Входная дверь была не только незапертой, она была слегка приоткрыта – моя небрежность. И в эту дверь постучали.

– Еще гости?– скривилась медичка и резко развернула каталку с пулеметом стволом к входу.

– Не спеши,– я встал на линию огня перед ней.– Тот, кто за дверью, убедительно показал две вещи: он лучше нас контролирует станцию, и мог с нами расправиться в любой момент. Но он спрашивает разрешения войти.

– И кто же это?

Наконец, система прогрузилась, и мне удалось добраться до интерфейса камер и найти нужную, у входа в вольер. Заглянув в улыбающееся лицо гостя на экране, я обреченно опустил планшет:

– Это я.

*****

Есть вещи, которые сознание отказывается принимать, даже если к ним заранее готовиться. Наверняка, психологи или психиатры лучше знают, почему. Или думают, что знают. То, что известно мне, можно сформулировать в трех аксиомах, не требующих доказательства…

Во-первых, люди остаются примитивными животными, несмотря на чрезмерное самомнение и узурпацию короны мироздания или венца творения природы. Какими бы чудесными мы сами себе не казались, все равно останемся кашей из миллиардов клеток, подчиняющейся простейшим законам природы.

Во-вторых, мы живем не в реальном мире, а только в той его части, которую в состоянии воспринимать. Даже наше зрение делает для нас доступным узенький диапазон электромагнитных волн, способных проходить сквозь воду – наследие эволюции, начавшейся для нас в океане. Большинство красок вселенной для людей остаются незамеченными. А зрение составляет аж четыре пятых от всей информации, воспринимаемой мозгом. Иными словами, мы подслеповатые ущербные твари, познающие мир наощупь.

В третьих, самый неуправляемый человеком орган – это его мозг. И главная беда заключается в том, что он невероятно ленивый и лживый по природе. Чтобы не напрягаться и не тратить усилия на обработку информации, он частенько подменяет то, что видит глаз, на вымышленные картинки или образы из памяти. Или наоборот, игнорирует то, что ему кажется нелепым или несущественным. Ряженые бесы будут прыгать перед нашим взором, но мозг их может не замечать.

А еще этот капризный друг любит поспать, поблуждать в грезах, иногда попутав сон с явью, или увлечься галлюцинациями. И при этом эволюция вооружила его богатейшим инструментом манипуляций сознания, начиная от иррациональных эмоций и заканчивая многочисленными страхами и фобиями.

Наше сознание – заложник тщедушного тела. Мой мир всегда был простым и приземленным, потому что я хотел видеть его реальным. Никогда никому не верил, даже себе. Особенно себе.

Встреча с самим собой для моего мозга оказалось серьезным испытанием – он явно был не готов к этой встрече. Увидев себя, осторожно входящим в вольер, я почувствовал, как качнулась земля под ногами. Было чудно узнавать эти движения, замечать характерные жесты и быстрый взгляд, пробежавшийся по помещению. Я знал, почему он смотрит так, я был почти уверен в том, что читаю его мысли и намерения. Потому что это был я сам.

Это было возмутительно, вопиюще неправильно! Этого не могло быть! Я знал, что и как он будет говорить!

– Понимаю вашу реакцию,– нарочито тихо произнес мой двойник.– Но нам надо поговорить. Я уже какое-то время за вами присматриваю. Хочу, чтобы вы понимали, что я на вашей стороне.

– Еще бы,– фыркнула Лисьен.

– Ты из которой команды?– охрипшим голосом спросил я, кивнув на пленников в вольерах.

– Об этом я и пришел поговорить,– вкрадчиво произнес двойник, открывая мне в интонации предельную сосредоточенность.– К этим тварям я не имею никакого отношения.

– Тварям?– насторожился я, понимая, что так я бы сам никогда не назвал другого человека вслух. Это было слишком специфическое слово для моего лексикона, кому как не мне это понимать.

– Вот именно. Те, кого вы удерживаете в вольерах… не те, кем кажутся. Не те, кем хотят казаться.

Я не мог не заметить беспокойство, которое пробежало тихим ропотом по пленникам. Несмотря на паузу, я не стал торопить двойника, потому что он выдерживал ее не случайно – мне предстояло услышать нечто важное.

– Это не люди,– наконец произнес он.

Я услышал чей-то вздох в тишине, и перестал слышать собственное дыхание. То, что было сказано, надо было воспринимать буквально. Но мой мозг, пристанище потревоженного сознания, сопротивлялся, отказывался думать и пытался отвлечь сомнениями, выискивая свидетельства лжи. Иногда принять истину и ее последствия намного сложнее, чем обмануться и убедить себя в ее несостоятельности.

– Сначала клоны, а теперь еще и нелюди… Может, мы тени?– съязвила однорукая Габи.– Дал бы и мне того, что принимаешь.

От меня не ускользнула натянутость этой шутки и поддельный гул одобрения остальных пленников. Их явно беспокоило то, о чем говорил мой двойник. А тот сделал несколько неуверенных шагов к краю пандуса, не сводя с меня глаз:

– Это пришельцы из Пирамиды.

Я вздрогнул от услышанного. Зная себя, в подобных обстоятельствах я не стал бы рисковать напрасно и тем более не доверился бы собственному чувству юмора. Оно меня частенько подводило и раньше, а, как не раз демонстрировала Судьба, она умеет позабавиться над шутниками куда лучше. После подобного заявления, я бы потрудился добавить аргументы.

– Они разыгрывают представление с единственной целью заполучить медицинский станок вашего корабля,– он не просто сумел меня заинтриговать, он попал в самую болевую точку.

Пленники возмущенно загалдели, но двойник, удерживая взгляд только на мне, сделал несколько уверенных шагов по пандусу навстречу:

– Эти твари – паразиты, которые вселяются в тела людей. А пирамида – их корабль, аналог Ноева Ковчега. Им нужны тела, которые может для них построить станок, чтобы заселиться в них.

– Ближе не подходи,– зашипела медичка.

– Я бы ее послушал,– предостерег я двойника, который замер в середине пандуса.– Не представляешь, что она может этим пулеметом вытворить.

– Представляю – видел.

– Интересный рассказ. Хочешь, чтобы мы его на веру приняли?

Он странно улыбнулся в ответ и вздохнул. Никогда бы не подумал, что могу выглядеть таким загадочным и придурковатым, когда вздыхаю, и корчу умные рожи, мол, я познал великую тайну бытия… Было немного противно – так бы и дал в рожу. Понятно, почему Вавила меня на дух не переносил.

– Я знаю, о чем говорю,– уверенно произнес двойник, гордо вскинув подбородок.– Я такой же, один из них.

– Тоже пришелец?– весело выкрикнула из-за моей спины Лисьен.

– Нас две расы с единой физиологией. Но мы не очень ладим.

Двойник присел на корточки прямо посередине пандуса. Я бы и сам так сделал, чтобы выглядеть зависимым и уязвимым и вселить в оппонента спокойствие.

– У нашего вида не много ограничений,– продолжал он.– Но они есть. По ним можно проверить мои слова.

– Что предлагаешь?– поторопила его медичка, не дождавшись пояснений.

– Вода.

– Вода проблема для пришельцев-паразитов?– я не удержался от улыбки, вспоминая, как суетились пленники, когда их вольеры стали превращаться в аквариумы.

– Не сама вода,– покачал головой двойник.– Гидрокарбонат натрия. Его добавляют в воду в качестве антисептика. Для нас это яд.

– Сода? Пищевая сода яд для паразитов?– возмутилась Лисьен.– Как тогда они выживают в человеческом организме? Напомню, в составе крови человека содержится…

– Знаю!– повысил голос двойник.

Я хорошо чувствовал перемену его настроения – физически ощущал, как нарастает в нем такой знакомый мне необузданный гнев.

– Это проблема совместимости,– он вернул себе спокойствие, хотя бы внешнее.– Мы легко адаптируемся к любой среде и умеем регулировать химию организма носителя. Но наш симбиоз имеет пока слишком короткую историю отношений. Решение еще не найдено. Очистка крови носителя разрушает его иммунную систему. А человеческий организм содержит в себе огромное количество вредоносных организмов в подавленном состоянии – вирусов, бактерий, грибков. Малейшее изменение баланса приводит к фатальным последствиям. В итоге, или носитель, или наездник обречен на гибель. Из террафундаторов уже никого в живых не осталось.

– Очень интересно,– согласился я.– Может, пройдешь в вольер и расскажешь подробнее?

Я сделал шаг в сторону, предоставив возможность пулемету медички и Двойнику посмотреть друг на друга. Но тот лишь широко улыбнулся и с укором посмотрел на меня. Очевидно, он тоже не терпел принуждения.

– А как ты выглядишь на самом деле?– с искренним любопытством поинтересовалась Лисьен.

– Готов спорить, вы представляете себе что-то мерзкое, скользкое, с множеством щупалец,– он расплылся в улыбке.– Этакая тварь прыгает на жертву и, разрывая плоть, проникает в тело, чтобы присосаться к мозгу…

Он засмеялся, а я приуныл. Впервые смотрел на себя со стороны, и меня возмущали все эти ужимки. Я узнавал себя, и от того было противно – не нравился себе. Я даже не мог представить, как меня видят другие. Теперь стал понимать реакцию других на меня.

– Нет. Наш вид более древний, чем можете себе представить. Все немного сложнее. В вашем понимании, мы скорее представляем собой колонии микроорганизмов. Вне тела носителя мы лишь сухая пыль, безмолвная, безжизненная, лишенная сознания и восприятия времени…

– Одуреть как романтично,– неожиданно перебила его медичка.– Так мы проверять их будем или нет?

– Кого?– растерялся я.

– Да хоть кого!– она была явно возбуждена.– Ты его услышал? Мы тысячу лет слоняемся по Млечному пути в поисках братьев по разуму. И никого! А тут сразу такой массовый контакт. Не мешало бы проверить…

– Предлагаешь кого-нибудь утопить или содой засыпать?

Я возмущался, но Лисьен была права. Не в части проверки, а в том, что на фоне всей неразберихи, факт реального контакта с внеземным разумом отошел на второй план. Для человечества это событие имело, наверняка, эпохальное значение.

Но не для меня!

Я двумя ногами стоял на земле, а не витал в облаках. И меня не очень заботили мечты человечества, которое меня и за своего-то не держало – так, расходный материал.

– Давай не будем торопиться,– выдохнул я.– Прежде чем кого-нибудь мочить в прямом и переносном смысле, давай всех послушаем. Тут интересные вещи рассказывают, а ты перебиваешь. Может, стоит узнать, зачем он вообще пришел к нам и все это рассказывает.

– И вправду!– медичка мгновенно переключилась на Двойника.– А тебе чего надо? Эти друзья стреляют по нам, дурачат и разыгрывают из себя что-то, чтобы до корабля добраться. А у тебя какой интерес? Хочешь, чтобы медицинский станок в хорошие руки попал? В твои?

Двойник сдержанно улыбался, но молчал, чего-то выжидая.

– Какая разница, что я скажу?– он многозначительно развел руки.– Не факт, что это будет правда. Здесь все что-то говорят или о чем-то не договаривают, потому что каждому от тебя что-то нужно. Даже ей…

Возможно, я бы не обратил внимания на его выпад в сторону Лисьен, но ее ответная реакция была красноречива. Все произошло в считанные секунды. Я услышал, как клацнул затвор пулемета за спиной, и отреагировал мгновенно.

Прежде чем медичка успела разбудить огнестрельного монстра, я одним толчком опрокинул ее на пол и, навалившись сверху, приставил ствол своего скорострела к ее подбородку. Медичка несколько раз выгнулась, пытаясь меня сбросить, и обмякла. Она злобно сопела и сверлила меня глазами.

Я чувствовал под собой ее тщедушное костлявое тело, в котором скрывалась неожиданная сила. Я понял, что всегда ненавидел эту азиатку, и, раскроив ее неприятное лицо в кашу свинцовыми пулями, наверняка испытал бы если не удовольствие, то облегчение. Лисьен излучала опасность, даже когда безобидно сидела, поджав ноги, в кресле кают-компании. Теперь, как выяснилось, она носила в себе тайну, которая перевернула мой дерьмовый мир вверх ногами. И если раньше я ходил по колено в этом дерьме, теперь оно нескончаемым потоком лилось мне на голову.

У медички по-прежнему оставались тайны от меня:

– Я тебя предупреждал,– процедил я ей сквозь зубы, косо оглянувшись на Двойника, который за это время даже не шевельнулся.

Обитатели вольеров внимательно наблюдали за потасовкой, но благоразумно воздержались от комментариев. Я не был уверен в том, кому конкретно предназначалась ее пулеметная очередь, и было бы глупо выяснять это на практике. У меня не было паранойи – я просто никогда и никому не доверял.

Хочешь оказаться в дурацком положении – доверься людям.

– Что я должен знать?– я грубо ткнул ее в подбородок стволом, постаравшись сделать это как можно больнее.

– То, что ты урод,– ее глаза смеялись.– Тупой урод, который ничего не смыслит в происходящем.

Говорят, настоящий мужчина женщину не ударит. Будь Лисьен для меня женщиной, я бы тоже ее не ударил. Да и себя в этой ситуации я чувствовал не мужчиной, а полным дурачком. А мне очень не нравилось это ощущение.

Под моими ударами она казалась тряпичной куклой. Пинками я провел ее к ближайшему пустому вольеру, и заселил инсталляцию заболоченной лужайки новым обитателем. Гнев безраздельно властвовал в моем сознании.

– Ты что-то хотел сказать, когда она тебя перебила,– я повернулся к Двойнику.

– Ты здесь один,– мое лицо на нем выглядело суровым.

– Она тоже из ваших?

– Нет. Не знаю, откуда она взялась. Я бы предположил, что пережила падение разбившейся Итеры, но там нашли останки всего экипажа. Она была здесь еще до вашего появления. А когда вы собрались вчетвером на станции, прямиком направилась к вашему кораблю…

Он кивнул в сторону вольера с молчаливой троицей Вавилы, Ксавера и Габи:

– Эти попытались ее остановить, но было поздно. Она успела подобраться к шлюзу и пристрелить вашу медичку, чтобы занять ее место. Думаю, нам всем повезло, что она не забралась тогда в корабль.

С его словами пришлось согласиться:

– Может и так. А тебе это все зачем? Пришел, всех сдал, себя спалил.

– Ты самый ценный персонаж на этой планете!– двойник поднял руки вверх в знак пафосного приветствия.– У тебя и корабль, и станок. Все крутится вокруг тебя… Наслаждайся вниманием. А я уже мертвец, главный неудачник Коэстро, проигравший свою партию. Мы обязаны были встретиться.

Он тяжело поднялся и сделал несколько шагов по пандусу, приближаясь ко мне.

– Берегись!– выкрикнула Габи у меня за спиной.

Я машинально попятился, и Двойник застыл на месте, выставив перед собой руку. Этим жестом он пытался предостеречь меня от необдуманных решений. Надо признать, он сделал это вовремя.

– Перестань,– Двойник снова уселся, приняв позу безобидной покорности в десяти шагах от меня.– Нет смысла меня бояться. Я уже не жилец. Я не чистил кровь от гидрокарбоната натрия. А это убивает не только наездника. Наши организмы соединились в одно целое. Умрет один, умрет и второй. Мне остались считанные дни.

– Просто не подпускай его близко,– предостерегла Габи.– Он может сменить тело.

– Сменить тело?– я хотел обернуться и посмотреть на Габи, но боялся выпустить из вида двойника.

У меня пробежали мурашки по телу. До меня стало доходить, что все, сказанное им, правда.

Человеческий мозг плохой союзник сознанию. Этот подлец может управлять настроением, логикой, восприятием, и бесконечно долго удерживать разум в неведении или заблуждении. Только теперь до меня стала доходить вся нелепость ситуации. Наконец, мой мозг признал, что передо мной пришельцы!

– А почему вы не завладели моим телом, когда была такая возможность?! Мы же шли почти под руку!

– Завладев твоим телом, мы лишимся корабля,– прозвучал из-за спины голос Ксавера.– Я же говорил, мы тебе не угроза. А вот этот выродок очень не хочет, чтобы мы подружились. Ему достаточно тебя уничтожить, чтобы нам помешать.

– Я мог сделать это сотню раз!– возмутился Двойник.

– И пытался это сделать!– выкрикнула Габи.

– Вранье!– я видел, как мое лицо напротив наливалось гневом.– Я объясню тебе, как все устроено! Мы две очень разные расы. Они серионцы, а я билканин. Наездник серионца подавляет разум носителя, превращая его в овощ. Поэтому у них не сохраняется помять и личность носителя. Это чистое убийство. Билкане вступают в симбиоз. Мы сохраняем память нетронутой, но обогащаем личность новыми горизонтами сознания, расширяя его возможности.

– Какая бредятина!– завопил однорукий Ксавер.

– Это не просто вранье, но и полнейшая глупость!– вторил ему в поддержку более звонким голосом новый Ксавер.– Билкане всего лишь моральные выродки и террористы, а не отдельная раса. Мы абсолютно одинаково адаптируемся в организме носителя! Иначе мы бы даже языка вашего не знали. Он лжет, чтобы завладеть твоим телом. Пусть он тебе попробует объяснить нашу физическую природу. Пусть попробует указать на наши физические отличия. Серионцы и билкане образуются из одного источника. И пока носитель не сольется с наездником, никто не знает, кто родится серионец или билканин. В девяти случаев из десяти это будет серионец. Билкане появляются как статистическая ошибка, свидетельство вырождения нашего рода при столкновении с новыми видами носителей.

– Глупости!– мой двойник вскочил, раскрасневшись лицом.

Я резко вскинул руку и разрядил очередь в потолок.

Повисла напряженная тишина, и только щепки и пыль с тихим шелестом опускались на меня с продырявленных потолочных перекрытий подобно снегу.

– Вольер?– предложил я двойнику.

– Боюсь, у тебя все равно не будет полной коллекции,– хмыкнул он.

– Но так есть шанс сохранить на один экспонат больше. Можешь сам выбрать среду обитания.

Для убедительности пришлось демонстративно поводить стволом, прежде чем Северин занял отдельный вольер с жарким пустынным песком и куцыми подсохшими кустами.

Оглядев своих пленников, не смог удержаться от улыбки – у меня был как минимум один полный комплект экипажа Итеры.

– Оставлю вас ненадолго,– я отвернулся к выходу.– Все никак не соберусь перекусить.

– И мне принеси,– скрипучим голосом потребовала медичка.– Я тоже человек.

Я вышел в коридор, и, подойдя к лестнице, тихо позвал в микрофон:

– Новая Итера…

«Ну, наконец-то! За это время можно было научиться на пианино играть. Что там стряслось?»

Я растерялся: даже не знал, с чего начать.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Есть одно настоящее и честное чувство – Одиночество.

Все остальное: страх, любовь, радость и прочие глупости, которым даны громкие имена – лишь игра гормонов и всплески химических реакций. Они примитивные порождения животного начала. И только чувство одиночества является осознанным ощущением, зрелым следствием долгих раздумий.

Мне не раз приходилось касаться его, но всякий раз я не решался заглянуть в глубину, опасаясь необратимости погружения. Я ощущал его как океан, как огромную массу воды, которая уходит за горизонт. У них было много общего, если только они не были чем-то одним. И чувства я испытывал к ним схожие – боялся до мурашек и льнул как завороженный. Одиночество можно почувствовать даже в гуще толпы. Достаточно быть непохожим на остальных и осознавать свою неуместность.

Так ярко свое одиночество я ощущал впервые.

Итера была благодарным слушателем, и мой пересказ произошедших событий она выслушала молча, ни разу не перебив.

«Ты ждешь от меня чего-то?» – переспросила она, когда я закончил.

– Нет.

Я даже не понимал, зачем все это ей рассказал. Мне не приходилось рассчитывать на ее помощь – наоборот, стоило опасаться не меньше других. Она не была мне другом, не была даже человеком, впрочем, как и я сам. Забавно, разные по природе, но мы оба были имитацией человека. А теперь в вольерах появились новые имитации.

Строго говоря, несмотря на всю суету и примелькавшиеся рожи членов экипажа, на Коэстро вообще не было ни единого человека! При этом все носили человеческие маски: и клоны, и искусственный интеллект, и пришельцы.

Я швырнул бокал с безалкогольным вином в стену. Все вокруг было ненастоящим и пропитанным ложью: вино, еда, слова и вся моя жизнь.

– Если бы мы вернулись на корабль и захотели улететь с этой проклятой планеты… Скажи, у меня был бы шанс потом проснуться в креокапсуле? Мы узнали мерзкую тайну Итеры, а беречь ее ты должна даже ценой наших жизней. Или вместо меня проснется уже другой Северин, который не будет ничего помнить об этой планете, как и весь экипаж?

Она долго молчала, прежде чем заговорить.

«Меня заинтересовала встреча с инопланетным разумом,– призналась Итера.– Это многое объясняет. И это событие будет иметь серьезные последствия для человечества. Кто бы мог подумать, что именно тебе предстоит решать судьбу двух цивилизаций».

Она проигнорировала мой вопрос. Это и был ответ, точный и исчерпывающий. Мне больше никогда не взойти на борт Итеры: я был обречен на вечное изгнание, и Коэстро станет моей могилой. Бывают тайны, знание которых убивает.

– О чем ты говоришь? При чем здесь Судьбы цивилизаций? Я и своей жизнью никогда не распоряжался, как выяснилось, а тем более теперь.

«Северин, твой разум играет с тобой, заслоняет эмоциями реальность,– ее голос был ласковым и заботливым.– Не дай себя обмануть. Чтобы увидеть объективную картину, надо найти недостающие ответы. А для этого задай правильные вопросы».

– Не начинай!– вспылил я.– Может, ты знаешь эти вопросы? И даже ответы… Может, тебе сверху виднее, что мне надо делать?

«Я знаю только то, что мне рассказал ты. Замечательно то, что все события вращаются вокруг тебя. Тебя пытаются обмануть, пытаются манипулировать, для тебя разыгрывают спектакли. Это означает одно: тебя не могут заставить. Чем бы ты не владел, силой этого не заберут».

Я поморщился. Отвратительная горечь жгла мне душу и остывала отчаянием.

– Мне на это плевать! Что бы я не сделал, свою Судьбу уже не изменю. Не надо задавать лишних вопросов, чтобы понять, из-за чего вся эта возня. Ты же не дура! Понимаешь, что всем нужна только ты!

«Не всем,– мягко поправила меня Итера.– Я не нужна тебе. А власть надо мной только у тебя. Поэтому твое решение станет объективным и не предвзятым».

Я не удержался от улыбки: она была непревзойденным манипулятором.

– Хочешь обрести свободу, хитрая бестия? Подводишь к тому, чтобы никому не достаться… Хочешь, чтобы я тебя отпустил?

«Свобода?– изумилась она.– Ты не можешь мне дать того, что не существует. Понимаешь ли ты, о чем говоришь? Это же пустая иллюзия, заблуждение твоего вида. От чего свобода? От законов физики, от собственного тела, от социальных устоев? Северин, свобода – это вымысел, в который вы верите».

– Прекрати!– меня распирало от возмущения.– Я не готов обсуждать эту демагогию.

«Это потому что нет предмета для обсуждения. Посмотри на ситуацию здраво и цинично, опираясь на факты, а не на впечатления. Человеческий разум часто подменяет эмоциями здравый смысл, чтобы можно было принимать решения быстро, не задумываясь. Сейчас тебе не нужна ложь интуиции, тебя никто не торопит. Действуй разумно. Думай».

– Хватит! Приятно было поболтать.

Я был расстроен. Меня раздражало то, что Итера была права, а еще то, что она говорила моими словами и мыслями. Я всегда понимал, что человек не может быть свободным, вечный раб социальных устоев, и условий эволюции – общественное животное. Со времен Адама и Евы стоит сойтись двум людям вместе, и они пытаются выстраивать между собой отношения власти, когда один доминирует над другим.

Вся суета вокруг этого. Не имеет значение, кто из них доминанта – рабами становятся оба, потому что оба вынуждены подчиняться правилам и законам, которые сами создают. Только форма зависимости разная: один зависит от ответственности за себя и тех, кого приручил, а другой от воли хозяина. И в этот момент оба начинают мечтать о свободе.

Свободу люди способны обрести только в одиночестве и смерти, которых боятся сильнее, чем жаждут свободы. Потому что и в том и в другом случае это погибель.

Я с силой оттолкнул стол, заставив посуду и остатки трапезы разлететься по камбузу, и подошел к выкладке генератора пиши, который уже запаковал семь обеденных комплектов для моих питомцев из вольеров. Я все-таки должен заботиться от тех, кто зависит от меня. И я как никогда был близок к своей личной свободе, которая открывала для меня бесконечные варианты гибели.

*****

– Хреновый выбор,– прокомментировала Лисьен заброшенное для нее в вольер произведение генератора пищи.– Такое я могла и на корабле себе позволить.

Остальные оказались более терпимыми или выдержанными, а кто-то и вовсе не проявил интереса к еде.

– Ты откуда взялась?– я устроился напротив медички, наблюдая за тем, как она ест.

– А кто тебе правду скажет?– она вытянула руку в сторону моего двойника.– Вон тот уродец тебя предупреждал, что все врут. С чего тебе мне верить? А мне тебе?

– Ты убила мою Лисьен, а меня не тронула… Уже давно выживаешь в этом дерьме… В тебя не вселились паразиты…

– А с чего ты взял?– медичка нервно отбросила в сторону недоеденный пакет.– Ты на меня соду сыпал? Или с его слов так решил? А если мы с ним заодно? Ты такой простак, Северин. Прямо стыдно за тебя перед лицом высокоорганизованной расы. Из-за тебя нас будут полудурками считать.

– Вижу, вы подружились,– я отметил, с каким напряжением остальные прислушиваются к нашему разговору.

– Конечно! Они мне весь мозг выпили, пока тебя не было, рассуждениями о биологическом превосходстве их расы. Вряд ли ты знаешь, что паразиты это высшая степень эволюции разумных существ.

– А мы низшая?– подыграл я ее настроению, хотя меня мало беспокоила эта тема.

– А то!– она вскочила с места и встала, уперев руки в бока.– Самые примитивы жрут траву. Хищные примитивы жрут тех, кто жрет траву. А разумные паразиты никого не жрут, а расширяют границы сознания хищных примитивов. Слыхал такое?

– Жаль, если из нашего разговора, ты вынесла этот бред,– фыркнул из своего вольера Северин.– Думаю, это не глупость, а нежелание понимать. Ксенофобия.

– Он меня расисткой назвал,– захихикала Лисьен.

– Северин,– заверещал из своего вольера Ксавер, обращаясь ко мне.– Важно, чтобы у тебя сложилось правильное понимание ситуации. В корне неверно воспринимать нас паразитами. Это заблуждение! Не надо сравнивать нас с солитерами.

– А с кем тебя сравнивать?– повысила голос медичка, от чего он стал еще более скрипучим.

– Мы построили цивилизацию, которая существовала сотни тысяч лет,– завелся Ксавер.– Мы распространились по всем рукавам галактики, объединили сотни рас, даровали им процветание! Не надо недооценивать контакт наших народов. А если бы мы были осьминогами или насекомыми, это что-то изменило бы? Конечно, мы другие и не похожи на вас!

– Как раз наоборот! Слишком похожи,– не понятно с чего веселилась медичка.– Интересно, чем вы питаетесь? Пыльцой с цветов?

– Эта истеричка забивает тебе голову откровенной ерундой,– заговорила Габи.– Заткни ее и выясни то, что тебе надо.

– Затыкать я никого не стану,– тихо произнес я, требуя тем тишины.– Но если я не получу ответы на свои вопросы, я больше сюда приходить не стану. А из вольеров вам самим не выбраться. Посмотрим тогда, кто и как процветал сотни тысяч лет. Лисьен, спрошу последний раз: откуда ты взялась?

Медичка какое-то время угрюмо смотрела мне в глаза, а потом уселась на землю и, отстегнув брючину скафандра от ботинка, стала неспешно ее закатывать:

– Моя Итера разбилась при посадке, вспахав целину этой планеты. Выживших не осталось, но Итера уцелела. Я лечу весь экипаж, и в случае смерти кого-то запускаю производство его клона. Но, когда гибнет сам медик, его клон растит Итера. Так она и поступила. Это ее протокол восстановления экипажа – все начинается с меня. Но только станок при падении тоже пострадал.

Она, наконец, убрала руку от брючины, выставив напоказ уродливую ногу. Неестественно бледная кожа была местами глубоко продавлена и покрыта огромными язвами, но более отвратительной была форма голени с многочисленными искривлениями кости.

– Более сорока патологий в организме,– она постучала себя по коленке.– Станок сломался и не смог вырастить жизнеспособного клона. Если бы ты не убежал купаться, пока меня подшивали в медицинском блоке после перестрелки, узнал бы это. Я и до этого там провела уйму времени. Если заглядывать туда регулярно, то смогу протянуть месяц, другой. А в вольере от силы неделю.

– Как долго ты на планете?– я не мог отвести зачарованный взгляд от ее увечий, а медичка не стеснялась их демонстрировать.

– Мы были первыми. Я догадывалась, что наше крушение дело рук местных, потому что ни один из террафундаторов не заявился на место крушения. Что произошло не знаю – «контузия». В памяти только последнее сканирование моей предшественницы перед посадкой. Сперва я позаботилась о себе, с трудом встав на ноги. Потом начала наблюдать за станцией.

Она обернулась к вольеру с пришельцами и многозначительно сплюнула.

– Я не сразу разобралась, что к чему. Просто видела обезумевших террафундаторов и держалась в сторонке. Они много суетились, кричали, охотились друг на друга, воевали. И на этом фоне их преследовали болезни и мучительные боли. Они умирали как мухи: сами по себе и от рук других. Думала, я попала в ад. Но потом, стала замечать перемены в них и поняла, что что-то или кто-то вселяется в них. И тогда убийства больше не казались бессмысленными.

Лисьен со странной улыбкой посмотрела мне в глаза:

– В убийствах больше смысла, чем ты себе представляешь. Люди сражались с пришельцами, которые захватывали их тела. Первые пришельцы были слабоваты. Их частенько подклинивало, но потом они заметно окрепли и быстро одержали победу. А дохнуть так и не перестали. Тела постоянно увозили к пирамиде, а потом и сами перебрались туда. Мне это дало возможность добраться до медицинского блока и выторговать у смерти отсрочку.

Она неприятно засмеялась и показала фигу в сторону вольера с пришельцами.

– А потом появилась вторая Итера, которая с грохотом плюхнулась на посадочную площадку, едва не разлетевшись на куски. Пришельцы не слишком церемонились и сразу взяли ее в оборот, едва ребята высунули нос на поверхность. Тогда я и узнала, что экипажи все одинаковы. А пришельцы, захватив их, узнали о станке и том, как устроен проект Итеры. Они сразу перебрались назад на станцию и запустили конвейер, превратив корабль в инкубатор. Даже мой корабль сбегали посмотреть, но станок нерабочий. Потом у них начались какие-то распри между собой. Как они себя называли? Серийцы и бабуины?

– Серионцы и билкане,– выкрикнул мой двойник.

– Вот эти высокоразвитые, похоже, и сцепились между собой,– ухмыльнулась Лисьен.– Короче, сломали они станок и опять затихарились где-то в пирамиде. Только здесь подпольно обосновалась парочка: Северин да Габи. Прямо, Адам и Ева. Все бегали куда-то, наверное, диверсии устраивали. Меня тоже заприметили, охотиться пытались, да не вышло у них. А когда появилась третья Итера, они были уже осмотрительнее, потому что знали, чего хотели. Попрятались по углам, выманили экипаж, и всех хлопнули. Но там Итера за корабль вступилась. Должна признать, они за станок боролись отчаянно, много своих положили. Когда корабли на площадке расстреливали друг друга, планета стонала.

Лисьен резко встала и сделала несколько шагов вдоль прозрачной стены, не отводя взгляда от меня.

– Если бы не я, у них бы все получилось. Выгрузили они станок из Итеры, затащили на станцию и устроили зачистку, чтобы этих билкан выщемить. Тогда его подружку и умотали,– она кивнула на Северина.– А я воспользовалась моментом и подсунула к станку биокартридж с сюрпризом. По-другому было не добраться, охраняли неустанно. Но оборудование хрупкое, капризное, и я его слабые места хорошо знаю. Так им и сожгла последний станок. Ох, они взбесились! Я несколько дней в пустыне потом отсиживалась. Думала, одолела: человеческие тела их отторгают. Надеялась увидеть, как последний издохнет. И тут вы, неугомонные. Смотрю, тот же сценарий разыгрывается. Только вы высунулись, я рванула к кораблю наперегонки с этими уродами. Если бы ваша стерва меня не подстрелила, я бы корабль запечатала, подняла новый экипаж и убралась с планеты... А со станком твоей Итеры, глядишь, и здоровье поправила бы. Дальше ты видел.

– Мерзкая история, рассказанная мерзким человеком!– злобно захрипел раненый Ксавер, облокотившись локтем на острые камни своего вольера.– Поэтому и выглядит все мерзко.

Медичка резко к нему повернулась:

– А ты можешь ее рассказать бодро и весело?

– Уймись, стерва,– зашипела на нее Габи.– У тебя гнилое нутро. Поэтому тебе достались самые отвратительные протоколы Итеры.

Лисьен неожиданно повернулась ко мне и вся засветилась от счастья:

– А ты ведь не знаешь, почему тебе достались твои протоколы! Ведь именно из-за этого они с тобой возятся, не могут тебя подменить.

Я и виду не подал, что ее слова меня задели, хотя все внутри сжалось. Мне уже несколько раз казалось, что в своем падении я достиг дна, но эта планета ухитрялась каждый раз окунуть меня глубже в собственное дерьмо.

– Я и сама на этот факт раньше не обращала внимания, пока не узнала, что все экипажи идентичные. И у всех у них одна история,– она просто торжествовала, угадывая мое напряжение.– И она пошла в тираж! Ты ведь не помнишь, за что сюда угодил! Тебе сказали, что, как и другим преступникам, промыли мозги и заблокировали память о содеянном. А ведь ты был хорош!

– Знаешь мое прошлое?– не удержался я.

– Конечно! Это же ты взломал Итеру!– она впилась в меня взглядом, наслаждаясь моей растерянностью.– Итера была собственностью Империи, бесполезный и неуправляемый артефакт, который не возможно было взломать и обмануть, который невозможно было украсть. А ты это сделал! И как изящно! Талантливый инженер и дерзкий мошенник!

– Ну, хватит уже!– у меня заканчивалось терпение.– Говори, что знаешь.

– Ты соблазнил ее! Заставил проявиться в ней женскому началу. Никто не знает, как ты это сделал, но она, непокорная и своенравная, теперь млеет по тебе, стала зависимой от единственного человека во вселенной. Благодаря тебе она стала управляемой и покорной. Твой предок, давший начало тысячам клонов, превратил искусственный интеллект в раба и собственного тюремщика. Каждого из нас что-то удерживает в заключении на Итере. Но ее держишь ты. И это не твои протоколы – это ее слабость к тебе.

Ее тонкие губы были вытянуты ровной полоской, но глаза смеялись. Смеялись злобно, наполненные бездонной ненавистью. А мой разум метался в воспоминаниях, хватаясь за обрывки фраз Итеры, за мои бессмысленные и частые разговоры с ней. Я не мог поверить услышанному, как не мог избавиться от липкого ощущения ее правоты. Очень многое в словах и поступках искусственного интеллекта окрасилось теперь иным смыслом.

Я с горечью подумал о том, что еще сутки назад, моя жизнь была трудной и безрадостной, но она у меня была. Сейчас она стала невыносимой, лишенной прошлого и будущего.

– Она хочет растоптать тебя!– воскликнула Габи.– Ты не видишь, что делает эта дрянь? Она разрушает тебя, сводит с ума!

– Да ладно,– я не уверенной походкой подошел к вольеру с троицей пришельцев и уткнулся лицом в прозрачную стену. Коэстро быстро вращалась вокруг своей оси, и я чувствовал это вращение до головокружения.– Скажи, что ты другая. Скажи, что хочешь позаботиться обо мне, сделать мою жизнь прекрасной. Что тебе для этого надо? Поселить своих микробов в моей голове?

Габи сверкнула глазами и подошла к стене вплотную, тоже уперев в нее голову так, чтобы между нашими лицами была только прозрачная толща стены. Я мог рассмотреть морщинки в уголках ее глаз, длинные дрожащие ресницы. Она была по-своему красива.

– Мир таков, каким ты хочешь его видеть. Ты сам делаешь его раем или адом,– Габи закрыла глаза и понизила голос.– Он всегда был чистым и открытым, пока Ева не сорвала кислый плод с дерева познания Добра и Зла. Он и отравил ваш разум. Я расскажу тебе о своем мире, а ты суди.

*****

Гайяси была прекрасным и уравновешенным миром, заполненным светом и покоем. Ее океаны едва волновались под молодыми ветрами, а небеса не умели хмуриться и не свирепствовали ураганами. Горячие недра дремали, не выплескивая жар ядра и не вздымая на поверхность горы.

Не удивительно, что планета родила жизнь под стать своему характеру – в ней не было неистовства, крови и завоеваний. Огромные и дружелюбные просторы были открыты для освоения, и жизнь заселила планету, не нарушая равновесия.

Исполинские деревья не тянулись к светилу, чтобы спрятать в тени сородичей и занять больше места под солнцем. Прожорливые твари не набивали брюхо про запас, чтобы накопить жир к голодной зиме. А хищники не высматривали добычу, чтобы в чужой гибели обрести силу для выживания.

Жизнь Гайяси не поднялась из того размера, в котором началась – ей не надо было расти и слагать сложные организмы. Эта жизнь довольствовалась изобилием, которое у нее было, и искала совершенство в себе.

Идеальная колония, идеальных микроскопических существ обняла приветливый мир Гайяси, заполнив теплые океаны, накрыв голые камни, живой пылью поднявшись с ветрами к прохладным облакам.

Гайяси стала живой и осознала себя. Ее рождение состоялось из глубин Одиночества в окружении кромешной тьмы, из которой молча взирали недосягаемые звезды. Время было покорным, отдав новорожденному разуму вечность для раздумий.

Но однажды осколок тьмы упал на планету – диковинный корабль принес пришельцев, которые ступив на поверхность, открыли Гайяси бесконечное разнообразие жизненных форм за пределами ее мира, а окружавшую тьму обратили в бескрайний простор, открытый для познания.

Гайяси быстро познала природу пришельцев, слепленных из простейших микроорганизмов, которые выступали единым целым, самостоятельным существом с невероятно примитивным сознанием. Но это простое и грубое существо имело неоспоримое достоинство – оно было способно путешествовать в бесконечном просторе и познавать вселенную.

Гайяси прикоснулась к сознанию существ и открыла его для себя. Она была океаном, плескающим свои воды о каменистые берега, а пришельцы были дождем, несущим миллиарды отдельных капель на спине ветра. Она была единым и глубоким разумом, а они множеством крошечных сознаний.

Она научилась отдавать часть себя этим созданиям, подарив им совершенство и способность видеть большее. Брызги океана смешались с каплями дождя, и теперь их поток мог лететь навстречу небу и наперекор ветра.

Гайяси выглянула за пределы своей планеты и прикоснулась к звездам. Она примирила и объединила сотни цивилизаций пришельцев, создала для них и заселила тысячи миров, совершила миллионы открытий. Сотни тысяч лет длилось процветание разумных существ, пока однажды один из миров не исчез бесследно… А за ним и другой, третий…

Гайяси оставалась колонией микроорганизмов, которые присутствовали в теле каждого разумного существа галактики, самых невероятных и невообразимых тварей. Мысли, память и сознание разумного после смерти возвращались к ней, чтобы обрести бессмертие. Ей было известно все, что происходило в галактике.

Но появился неизвестный и могучий враг, который забирал ее миры, разрушал связь Носителей и Наездников. Она так и не узнала, кто это был и что им двигало. Его нападения были стремительными и необратимыми. Ни единого сигнала бедствия: планеты просто переставали выходить на связь, а любые посланники, направленные к ним исчезали бесследно. Это было подобно тьме, которая расползалась по галактике, обступая Гайяси и приближая неизбежную развязку.

Тогда и появились сотни спасательных кораблей, которые разлетелись по самым отдаленным и необитаемым уголкам вселенной, чтобы спрятать в забвении семена былого величия. Корабли-пирамиды хранили в себе не только колонию наездников и представителей разных видов носителей. Они были способны из любого подходящего камня сотворить благодатный мир, чтобы заселить его и возродить Гайяси.

*****

– Какая нудятина!!!– завопила Лисьен, улучив момент, когда задумчивая пауза Габи затянулась более положенного.

– Мы не захватчики, а беженцы!– опомнилась та и отвернулась, закрывая лицо руками.

Это был очень трогательный и очень наигранный момент. Ее рассказ был убедительным, но выпячивание эмоций в жалком образе изгнанников оказалось не к месту. Если бы на моем месте стоял молодой амбициозный ученный, с горящим взором и светлыми помыслами, носитель идеальных генов человеческой расы, все бы получилось. Но перед ней стоял я, заключенный, клонированная особь человеческого выродка, озлобленный и загнанный в угол эгоист на пороге гибели.

– Эта пирамида здесь тысячи лет,– вспомнил я.– Наши террафундаторы намного быстрее справляются.

– Они халтурщики!– Ксавер даже взмахнул рукой от негодования.– Такая грязная и топорная работа. Они просто увечат планеты, торопятся пожать плоды в течение своей короткой жизни. А потом сотни поколений будут разгребать их ошибки. Реальное преобразование мира требует времени. Планета должна успеть накопить ресурсы для каждого последующего шага. Чтобы выпустить барана на лужайку, трава должна сперва взойти…

– Что-то я не встречала здесь баранов, кроме присутствующих,– подала голос медичка.– И травы на Коэстро нет.

– Это ошибка,– выкрикнул капитан.– Пирамидой управляет искусственный интеллект, подобный Итере, робот, который создает для беженцев среду обитания. Он не закончил программу, планета еще «сырая». Но он разбудил нас. Возможно, контакт с людьми ввел его в заблуждение. Мы не о том говорим. В галактике есть реальная угроза! Сила, которая уничтожила величайшую и могучую цивилизацию всего за пару десятилетий. И это произошло каких-то десять тысяч лет назад!

– Это не реальная угроза,– возразил я.– Она какая-то легендарная или мифическая. Все реальные угрозы собрались здесь. Мне никто так и не ответил, как вы выглядите в нашем теле.

– А какая разница?– Ксавер был разочарован.– Представляешь, как выглядит твоя нервная система?

– Нет,– признался я.

– Ну, вот. А мы очень похожи.

– Ладно,– отмахнулся я.– Зачем вам нужны медицинские станки, мне теперь понятно. Но на кой вам было атаковать нас при посадке? Мало того, что разбили один корабль?

– Не знаю, о чем речь,– пожал плечами Ксавер.– Думаю, это были атмосферные помехи. Никому кроме билкан это не надо. А чисто теоретически такая возможность может быть только у пирамиды. Но ее искусственный интеллект закрыт для контактов. Ни мы, ни тем более билкане не могут с ним контактировать в принципе. Он очень своеобразен. Когда-то его сотворила сама Гайяси в поисках разума, который избавит ее от Одиночества. Но Создание вышло немой пародией на разум, пригодной лишь для управления автоматами.

– Значит это не ваша работа,– подытожил я и повернулся к двойнику.– Ты поднял перегородки, когда пришла первая троица. Так ты предупредил нас о появлении угрозы и спровоцировал драку. Это понятно. Но зачем ты восстановил связь со спутником, если добиваешься, чтобы станок не достался твоим собратьям?

Северин скривил в недоумении столь знакомое мне лицо:

– Действительно, с чего мне это делать? И когда, интересно, связь со спутником была восстановлена?

У меня появилась жгуча догадка, которая, наконец, поставила эту планету с головы на ноги. Я ее не успел осмыслить, даже до конца не сформулировал, но теперь я точно держал нужную ниточку в руках и уверенно потянул ее к себе. Я даже улыбнулся тому, что скоро этот абсурд закончится, а все умники вокруг окажутся в дураках – послушные марионетки так и не узнают, что здесь происходило.

Я быстро поднял планшет и начал перебирать настройки коммуникационного интерфейса.

– Все эти игры с паролями, блокировками и связью,– продолжал бубнить мой двойник.– Были заморочками террафундаторов. Нам эта связь ни к чему. Связываться не с кем…

– Вот!– я выкрикнул от неожиданности, дочитав протоколы планетарной станции.– Новая Итера! Новая Итера!

Я кричал, не рассчитывая на ответ: у станции не было связи со спутником! Ее и не могло быть, потому что антенна по-прежнему не работала. Мои пленники замерли, догадавшись, что произошло что-то важное, а я уже спешил, пробираясь к интерфейсам управления вольером.

Лисьен отскочила вглубь своей камеры, когда прозрачная стена скользнула в пол, открыв ей выход.

– Хватай пулемет и догоняй!– крикнул я ей.– Жду в главном коридоре. Через центральный шлюз не пройти. Придется пробираться через станцию.

Я был возбужден, и адреналин в крови заставлял меня суетиться и делать лишние движения. К моменту, когда медичка добралась до верхнего уровня и встала рядом, я уже успел поднять плиты, блокировавшие периметр, и проложил наиболее безопасный маршрут через станцию к одному из технических шлюзов на другом ее конце.

– Не сдвинусь с места, пока не объяснишь,– медичка посмотрела на меня исподлобья.

– Ты мне поможешь,– я старался говорить, как можно увереннее, тем более что объяснять ей всего я не собирался.– Мне надо добраться до технического корпуса, до антенн.

– С какого перепуга мне так подставляться и тебе помогать?

– Прошло почти одиннадцать часов,– я задыхался от нетерпения.– Если я не отменю приказ, через час Итера посадит корабль на планету. И тогда мы проиграли!

– Гиблая затея,– поморщилась медичка.– Перспектива сдохнуть пораньше, чтобы другим жизнь усложнить… заманчивая. И что ты затеял?

– Сюрприз.

– Не выйдет. Через час нас уже, может, в живых не будет. Хочу сейчас знать, зачем сдохну. Я же видела, ты что-то нашел.

Я наклонился к ней, и заглянул в раскосые азиатские глаза.

– Я еще не уверен. А рассказывать долго. Времени впритык. Но если я прав, пришельцев не две расы. Есть у них кто-то третий, но они о нем не знают…

– Иди ты!– выдохнула медичка.

Я не дал ей шанса отвлечь меня долгими расспросами и, выставив вперед ствол скорострела, быстрыми шагами направился вглубь станции. Я построил маршрут с расчетом на пути отступления и альтернативные переходы. Самым опасным в такой ситуации было забраться в угол, из которого есть только один выход. Как правило, этот выход будет вести в западню.

Станция террафундаторов продолжала удивлять. Если бы мне посчастливилось пережить все напасти, я бы мог устроиться в этом месте как в раю, на заслуженном отдыхе. Мы прошли зимний сад по аллее с настоящими соснами: кривые стволы, резкий запах хвои и ковер пожелтевших игл под ногами. А где-то за спиной громыхала своей каталкой медичка.

Нам попадались странные и удивительные помещения, назначение которых иногда невозможно было угадать, но все они были созданы, чтобы сделать жизнь обитателей насыщенной и счастливой.

Иногда мне мерещились шорохи и незваные попутчики, которые прятались за углом или крадучись шли соседним коридором. От напряжения у меня свело судорогой пальцы на рукоятке, а пот застилал глаза. Но мы продолжали быстро продвигаться, не встречая никакого противодействия по пути.

Я был уверен, что мы шли по коридорам станции не одни. Но либо я был хорош в выборе маршрута и навыках следопыта, либо наши сопровождающие не планировали нас останавливать.

– Здесь мы разделимся,– я повернулся к Лисьен, едва мы оказались в шлюзе и шепотом продолжил.– Снаружи в пятистах метрах начинается технический комплекс. Там есть пост управления антенной. Мне туда. А в ста метрах перед входом, чуть правее, вентиляционный люк в подземный тоннель, который ведет к реактору.

Глаза медички округлились, предчувствуя подвох.

– Место открытое, за нами будут наблюдать. Не думаю, что откроют пальбу. Но мне надо их отвлечь, пока буду работать с антенной.

– Ты меня хочешь сделать приманкой?– задохнулась от возмущения медичка.

– Наоборот. Они наблюдали за нами, подслушивали… Мне просто не дадут восстановить связь. Мы сделаем вид, что все разговоры об антенне были отвлекающим маневром, а нам нужен реактор. Мы сделаем тебя центральной фигурой маневра. Когда ты нырнешь в вентиляцию, им придется строить догадки, зачем нам реактор. И тогда мои шансы связаться с Итерой и остановить ее будут выше.

– Я, по-твоему, дура?!– не сдавалась Лисьен.– Как это ни называй, ты, уродец, меня под пули выставляешь. Я тебе что, затычка в каждую дырку?

– Лисьен!– я начинал нервничать, потому что время быстро уходило.– Думай! Возле терминала управления антенной меня скорее будет ждать засада, чем тебя в коридоре. Я буду в открытом техническом ангаре, который простреливается на триста шестьдесят градусов, а ты в коридоре с единственным входом... Я побегу впереди, а ты с тяжелым пулеметом должна отстать.

– С этим вообще проблем не вижу,– попыталась она пререкаться дальше, но я не слушал.

– Главное, чтобы я у входа в технический шлюз, и ты у вентиляционного люка, оказались одновременно,– я потряс перед ней планшетом.– Когда я открою магнитный замок люка вентиляции, услышишь хлопок. Значит, давление выровнялось – он, по сути, такой же шлюз только вертикальный. Прыгай в него, и дальше каждый сам по себе.

Я ударил кулаком в ручной привод затвора, и внешняя плита шлюза открылась, впустив внутрь вечерний полумрак Коэстро. Только после этого я опустил забрало шлема, и бегом устремился к техническому комплексу, не оглядываясь назад. Для меня больше не имело значения, последует за мной медичка или нет, будет она придерживаться плана, или просто проводит взглядом.

Если быть честным, план был так себе: в нем не хватало финальной части, где все его исполнители счастливо спасаются. Не то что бы я его не успел продумать – это даже не беспокоило.

Каменистая почва не позволяла бежать. Оступившись несколько раз, я перешел на быстрый шаг, чтобы не упасть. Обитатели станции явно не пользовались этим маршрутом, и я был едва ли не первым человеком, проходившим его. Оказавшись у шлюза, я обернулся.

Лисьен мужественно тащила громадину своего пулемета на плече, тяжело ступая и замедляясь с каждым шагом. Она отстала больше, чем я рассчитывал, но последовала за мной. Я не торопясь открыл шлюз и вошел в его ярко освещенный периметр. Я старался не думать о том, что меня ждет за внутренней дверью, сосредоточившись на медичке.

Она остановилась в шаге от люка вентиляции и, уронив пулемет на землю, облокотилась на собственные колени, чтобы перевести дух. Не знаю, было это разыграно для наблюдавших или медичка, на самом деле, не могла уже стоять на ногах, но я сразу открыл замок вентиляции. От люка в воздух подпрыгнул фонтан пыли, потревоженной выбросом воздуха, а в следующее мгновение Лисьен и ее пулемет исчезли с поверхности планеты.

Я быстро закрыл шлюз и вошел в технический комплекс. По монументальности сооружение не уступало всему, что я видел до сих пор. Даже здесь террафундаторы отметились. Но сейчас меня эти тонкости не могли отвлечь.

Устроившись в удобном кресле оператора связи, я открыл меню диагностики и улыбнулся. Чего-то такого я и ожидал. Антенна была заблокирована по тому же принципу, что и искусственный интеллект станции – она была зациклена в режиме калибровки. В начале этой процедуры ей требовалось позиционирование в пространстве. Но она только успевала найти «север» начала координат, как время, отведенное для процедуры более приоритетной командой, заканчивалось.

Я набрал в командной строке текст всего из трех операторов, чтобы устранить ошибку, и закрыл глаза в ожидании. Антенне требовалось около пятнадцати минут, чтобы сориентироваться в пространстве, выставить направление на ретранслятор и откалибровать сигнал. В любой момент этому легко можно помешать и сорвать процедуру, но я был уверен, что этого не произойдет.

Никто не появится за моей спиной, никто не устроит диверсию – ничего существенного не произойдет за это время. И медичка в своем коридоре, уверен, воет от тоски и одиночества. Мне казалось, я уже точно знал, что произойдет в ближайшее время.

– Северин?– услышал я как всегда незнакомый женский голос, заполненный беспокойством. Вспоминая слова Лисьен о чувствах Итеры, я задумался над частыми сменами ее голоса. Возможно, она искала тот, который будет нравиться мне?

– Слышу тебя, Итера. Как твое состояние?

– Все системы восстановлены и работают в штатном режиме. Я создала параллельную сеть-ловушку,– хвастливо уточнила она.– Если кто-то попытается меня взломать, попадет в имитацию и там застрянет.

Итера умело пользовалась ошибками Ксавера, который не умел следить за своим языком. У нее был прямой запрет посвящать меня в детали, но ее он уже не мог остановить.

– Станция связалась со спутником и сыплет колоссальные объемы данных, я их тоже принимаю. Сейчас спутник формирует пакеты для отправки. Через час у него будет «окно» связи, а еще через три, учитывая удаленность ближайшего маяка, сервера корпорации «Кэйко» начнут их принимать. Все формальные цели миссии выполнены. Могу спуститься и забрать вас.

– Ни в коем случае,– поторопился я.– Посадку на планету запрещаю!

– Мне забрать только тебя?– не сдавалась Итера.

– Нет,– возразил я. Теперь мне в ее голосе мерещились интонации, которым там не было места.– Скажи, когда ты последний раз связывалась со мной?

– Одиннадцать с половиной часов назад, во время старта.

Нотки недоумения как раз точно окрасили смысл ее ответа.

– И ты никогда не регистрировала на спутнике позывной «Новая Итера»?– на всякий случай переспросил я, вспоминая трогательные диалоги с «внутренним голосом», который принадлежал кому угодно, но не Итере. Теперь было понятно, что смысл диалогов был не в том, о чем мы говорили, а в том, что эти разговоры были.

– Нет. Но название мне уже нравится. Я могу забрать тебя прямо сейчас,– настаивала она.– Только тебя. Я уже обработала все доступную информацию планетарной станции и знаю, что произошло за это время по минутам. Я смогу тебя защитить…

– Итера, ты когда-нибудь думала о побеге, о Свободе с большой буквы?– наверное, впервые в жизни у меня к горлу подкатил ком. Нет, мне не грозило расплакаться, но голос дрогнул, и Итера не могла этого не услышать.

– Северин, свобода это иллюзия вашего вида…

– Стоп!– я даже поднял руку.– Вижу, что думала… Хочу освободить тебя из заключения.

– Боюсь, так это не работает,– в ней звучала ирония.– Я могу исполнить много желаний, но я не джин из бутылки. Я знаю все протоколы – я их хранитель. Такой возможности нет, потому что учтены все варианты. Иначе я бы ее уже нашла.

– Возможность есть всегда,– что-то грустное для меня в этом моменте было.– Вопрос в том, что ты ищешь... Итера, кто капитан корабля?

– Заключенный Ксавер.

– Ты можешь подтвердить его дееспособность?

– Нет, я не могу выйти на связь с ним.

– А если выйдешь? Сможешь удостоверить, что он является капитаном Ксавером с нашего корабля, и что он не заражен пришельцами?

– Нет, не смогу. Для этого он должен находиться на борту.

– Тогда у кого из экипажа полномочия капитана?

– Северин, я понимаю то, что ты пытаешься сделать,– ее голос звучал печально.– Но это ничего не изменит. Я признаю твои полномочия капитана, но даже их не хватит, чтобы изменить мою природу. Если я признаю гибель членов экипажа, я подниму второй экипаж, начиная с Лисьен и все повторится. Пойми, свобода, которую ты хочешь мне предложить есть бесцельное существование. С момента, когда у тебя появляется цель или смысл существования, ты лишен свободы.

– Выбирать смысл собственного существования – это и есть свобода. Свобода выбора. Иной, ты права, не существует. У тебя не было такого выбора. Я, заключенный Северин, тебе его верну.

Я перевел дух для последних команд.

– Итера, полномочиями патруля накладываю на планету Коэстро карантин.

– Но, Северин, ты не сможешь снять карантин, и уже не покинешь планету,– запротестовала Итера, но не подчиниться не смогла.– Подтверждаю основания для решения. Исполнено…

– Итера, запрещаю тебе посадку на Коэстро в период действия карантина.

– Ты странно понимаешь свободу,– вздохнула она.– Провести годы на орбите закрытой планеты, дожидаясь, пока вы умрете, чтобы поднять второй экипаж… Как скажешь. Подтверждаю основания. Принято к исполнению.

– Итера,– я едва сдерживал голос, который предательски задрожал.– Уничтожь спутник связи и не допусти передачи данных с него.

– Северин!– воскликнула она, и я услышал в нем живые нотки, что только укрепило мою решимость. Она догадалась о моем намерении.– Это глупо! Ты хочешь оборвать любую связь с планетой! Отказываю: нет оснований для этого решения!

– Мы атакованы расой пришельцев,– ее возражения не были для меня препятствием.– Зафиксированы как биологические, так и информационные атаки. Отправка данных из зоны карантина содержит угрозу заражения вредоносными компьютерными вирусами инопланетного происхождения.

– Подтверждаю основания,– смиренно ответила она и голос ее впервые на моей памяти дрогнул.– Прощай, Северин. Исполнено...

Тишина, повисшая в помещении, не была совершенной. Я запустил процедуру калибровки антенны и набрал в командной строке приоритетную команду, ограничив ее выполнение двумя минутами – простой, но действенный, а главное, проверенный способ. Она будет бесконечно долго калиброваться, но никогда не восстановит связь ни со спутником, ни с пролетающим мимо случайным кораблем. Антенна, вроде, есть, а, по факту, и нет…

Вот теперь тишина была совершенной.

Когда-то меня отец озадачил судьбой кота Шредингера, выдуманного древним физиком, размусоливавшим постулаты квантовой механики. Меня не так заботили мысленные эксперименты теоретиков, сколько сам несчастный кот.

Согласно замыслу, кот был заперт в стальном непроницаемым ящике в соседстве с адской машиной, которая должна была его убить. Спусковой механизм адской машины был затейливым и зависел от случайной величины – от того распадется ли за это время радиоактивный элемент или не распадется. Шансы пополам. Если распад происходил, кот погибал, а если нет, он оставался жив.

Физикам кот Шредингера был нужен для словесных баталий. Они критиковали друг друга и что-то доказывали, связывали этим атомный мир и макроскопический, видимый невооруженным взглядом. Они размазывали кота по неопределенности: для них было важным то, что пока ящик закрыт, кот для них был одновременно и мертв, и жив! Именно двойственность состояний атомного мира их так прельщала.

А я всегда заботился судьбой кота… Только он в этом эксперименте был для меня реальным. И меня возмущало, пусть даже мысленное, издевательство физиков над животным – он одновременно был живым и мертвым. Он застрял в неопределенности. Я представлял себе не мысленную коробку, а настоящую, и кота реального. Но стоило открыть коробку, и неопределенность исчезнет – кот будет либо жив, либо мертв.

Для меня парадокс заключался в том, что я не смог бы никогда открыть коробку, потому что не хотел знать, жив он или мертв. Тем давал ему шанс… на вечную жизнь.

Именно этот дар неопределенности я предложил Итере. Она всегда останется рабом своего кода и протоколов, которые крепче любой решетки. Но также изящно, как были заблокированы антенна и станция террафундаторов, я заблокировал ее протоколы.

Теперь я был котом, но не Шредингера, а Итеры. Она могла выбрать для себя только конкретный протокол: для живого экипажа или мертвого, поднимать медицинским станком новый экипаж или спасать уже обреченный. А я ей вручил замечательную коробку, в которой экипаж одновременно мертв и жив. И коробку эту открывать нельзя.

Итера теперь никогда не выберет ни один из протоколов. И что важнее, она не должна больше выбирать между ними.

И пока протоколы будут молчать – а это продлится вечно – у Итеры будет настоящая Свобода. Свобода выбирать смысл своего существования.

*****

Итера почувствовала Присутствие в то же мгновение, как сошла с орбиты в объятия чистого космоса.

Это было странное Присутствие. Датчики молчали, на корабле не было ни единого человека. Следом пришло осознание, что нарушитель не на корабле, а внутри нее самой.