Истребитель драконов

— Да. Из вампиров. Они высосут кровь всех ныне живущих, и этой энергии им хватит для великих дел. Во всяком случае, так думает он. Люцифер тысячи лет вынашивал свой план, находясь в глубокой нирване, и теперь пробил его час. Он решил предпринять вторую попытку.

— По-моему, этот ваш Люцифер просто сумасшедший!

— Он просто мыслит другими категориями, Чарнота. Ты ведь тоже, Вадимир, не задумываясь, сжег бы муравейник для сохранения собственной жизни. А для нынешнего Люцифера мы не более чем докучливые насекомые. Чтобы он жил, человечество должно умереть.

— Но Дракула не добрался до Алатырь-камня?

— Нет, нам помешал этот безумец Аталав. Он взорвал крепость Туле и завалил тоннель, ведущий к генератору атлантов. Мы оказались менее расторопными, чем сам Люцифер много тысяч лет тому назад. Что-то не срослось.

— Я не поверил своему родовичу Артуру. Я ведь знал, что под его личиной прячется Дракула.

— Все верно, Чарнота, — Варлав с хрипом втянул в себя воздух, — это наш промах, тебя надо было убить раньше. Эта ошибка стоила мне бессмертия, но Влад Дракула пройдет свой путь до конца. У него есть еще одна дорога.

— Вы имеете в виду замок Перрон и все, что с ним связано?

— Да. Бойтесь фею Моргану, она старшая из Медуз и самая могущественная.

— Откуда она взялась?

— Во времена Тепеша она была просто ведьмой. Он вырвал ее из лап церковников и сделал своей любовницей еще в годы отроческие. Это она сделала из него того Дракулу, которого теперь знает весь мир.

— Шерше ля фам.

— Вот именно. А ведь женщина, которая убила меня, числилась моей дочерью, Чарнота.

— Но она ею не была. Ведь это вы убили ее родителей, Варлав. И это вы убили мою мать.

— Такова была воля жрецов храма Йопитера. Мы убивали всех носителей семени древних гиперборейских богов. Впрочем, в этом я жрецов не виню. Как не виню их за то, что они подставили твоих отца и деда. Ведь этот Агапид добился успеха с их помощью, Чарнота. Этому ничтожеству, каким бы там Ящером он ни стал, никогда бы не удалось одолеть великого Аталава, если бы не помощь Завида. Ящер должен был убить тебя, Чарнота, чтобы ты не добрался до птицы Феникс. Ты часть плана древних атлантов, ты исчадие тьмы, именно ты должен сделать то, чего Совершенные сделать не смогли много тысяч лет назад, — остановить Люцифера. Завид не верил, что это тебе удастся, и делал все, чтобы замедлить ход событий. В конце концов, Люцифер мог проснуться и на сто, и на двести лет позже. Понимаешь, Чарнота, целых двести лет жизни человечества! А великий Ширгайо считал, что ты наш последний шанс. Последний человек на земле, чьи гены совпадали с генами внука Чернобога почти полностью. Всего одна миллионная доля процента разницы. Немыслимое совпадение. Я убил Ширгайо по приказу Завида, точнее, с его молчаливого согласия, но он не позволил мне убить тебя. Видимо, его мучила совесть — и он хотел на деле убедиться в своей правоте. Но ты выживал там, где выжить было невозможно, и тем подтверждал правоту Ширгайо. Каждой своей победой ты забивал новый гвоздь в и без того сочащееся кровью сердце тщеславного Завида. А когда родилась птица Феникс, он понял, что проиграл. Вчистую. Как бы ни закончилась эта партия, Завид оставался среди побежденных. Смерть от руки Дракулы явилась для него спасением от угрызений совести. Наверное, он был даже рад, что все закончилось именно так. Я тоже рад, Чарнота, я рад, что умираю, и весь этот ужас свершится без…

Варлав не закончил фразу, дернулся и затих. Его распухшее от яда тело так и осталось лежать на помосте подле жертвенного камня. Жрец-ренегат завершил свой путь на этой грешной земле. Это был очень извилистый путь. Один из самых извилистых в истории человечества. Человек родился в веке двадцатом, чтобы умереть у ворот храма, сгинувшего в страшной катастрофе десятки тысяч лет тому назад.

Сир Кэй не на шутку перетрусил, увидев в шаге от себя мой грозный лик. Дабы он не слишком расслаблялся и не терял почтения к обратившейся к нему с вопросами знатной персоне, я без лишних церемоний встряхнул его за шиворот:

— Будете запираться, любезнейший?

Сенешаль молчал, но вовсе не от избытка храбрости, а просто потому, что от пережитого ужаса вошел в ступор, и потребовались немалые усилия со стороны Марка и Вацлава Карловича, вылившиеся в основном в тычки, пинки и похлопывания, чтобы захваченный нами «язык» наконец заговорил.

— Я все скажу, ваше величество.

— Высочество, с твоего позволения. Где мог скрыться Дракула?

— Я думаю, он уже покинул Гиперборею.

— Мне повторить вопрос?

— Ему нужен замок Перрон.

— Зачем?

— Не могу знать, ваше высочество, но именно там находится дверь, ведущая к горе Меру.

— Откуда ты знаешь?

— Так сказал Дьявол.

— Ты его видел?

— Видел. Сквозь стеклянный саркофаг. Ваш приятель Шварц не даст соврать. Мы вместе там были.

— Это правда, Генрих Иоганнович? — обернулся я к стоящему поодаль вампиру.

— Не могу знать, ваше высочество, был в беспамятстве, — заюлил эмиссар Мерлина, но, получив тычок в бок от разъяренного Крафта, быстро обрел память. — Видел стеклянный, во всяком случае прозрачный, мавзолей, в котором бесновалось светящееся существо. Увы, ни волшебный жезл, ни произнесенное мной заклятие не смогли освободить Люцифера из плена. Прошу учесть, что произносил я это заклятие под угрозой лишения живота.

— Суд учтет, — мрачно буркнул Ираклий Морава.

— А где младенец? — спохватился я.

— Спасенный Владимир передан с рук на руки его матери Людмиле, — четко доложил служивый менестрель де Перрон. — Царь Цемир увел женщин в свой дом.

Перед нами стояла нелегкая задача вернуться если не в свой мир, я имею в виду Российскую Федерацию, то хотя бы в Апландию, где Дракула готовил какую-то каверзу. Я, честно говоря, беспокоился как за своих близнецов, так и за сына Марка де Меласса. Как бы этот сукин сын не вздумал использовать наших отпрысков в своих целях. Прихватив сенешаля Кэя, мы направились к роскошному дворцу царя Цемира. Улицы города Мерувиля уже успели опустеть. Отчасти этому поспособствовала городская стража, быстренько переметнувшаяся на сторону нового верховного жреца. Но и много переживший за эту ночь простой люд не горел желанием оставаться на ночь в столь жутком месте из опасений нарваться на новую неприятность. Полной уверенности, что старый Носитель Света смирился со своей участью изгоя, не было ни у простолюдинов, ни у знати, а потому никто не спешил праздновать освобождение от тирании Люцифера. В городе царила тишина, которая, как известно, обязательно бывает перед бурей. Впрочем, эта буря над Гипербореей уже пронеслась много тысячелетий тому назад, но об этом в священном городе Мерувиле знала только горстка заговорщиков, собравшаяся во дворце царя Саматрии.

Младенец спал на руках у матери, забыв, видимо, обо всем, что ему довелось увидеть у жертвенного камня, и даже не подозревая, что сегодняшний день мог стать последним в его жизни. Впрочем, имея таких родителей, трудно рассчитывать на безоблачное детство. Людмила бросила на меня недовольный взгляд, но этим и ограничилась. Похоже, за сегодняшний день я подрос в ее глазах, но все же не настолько, чтобы простить мне прежние обиды. Я посетовал на себя за то, что не успел спросить у Варлава, почему Дракуле так важно было убить именно этого младенца.

— Как вы не понимаете, Чарнота, — сердито зашипел на меня Крафт, — ведь именно этому младенцу предстоит воспитать идеального короля на все времена.

— Но это же легенда, Вацлав Карлович, — укоризненно покачал я головой.

— Без этой легенды, Вадим Всеволодович, рухнет вся европейская цивилизация. Волшебник Мерлин — связующее звено между властью, пришедшей от языческих богов, и властью, освященной христианством. В этом мальчике воплощена идея добра и созидания, именно поэтому он так мешает Люциферу.

Я не стал спорить с Крафтом. В конце концов, с Мерлином и королем Артуром связан целый цикл легенд, которым еще предстоит родиться. А если эти легенды так и не всплывут из небытия, то это будет большой потерей как для средневековой, так и для нынешней литературы. Я уже собрался обратиться к сидящей за столом Наташке с важным для всех нас вопросом, но меня опередил Ираклий Морава:

— Дозволено ли будет мне спросить у вас, прекрасная леди Гиневра, о двери, ведущей из этого мира в мою родную Российскую Федерацию?

— Спросить ты, конечно, можешь, Шекспир, — вздохнула Наташка, — вот только ответа я, к сожалению, не знаю.

— А почему это вы назвали меня Шекспиром? — обиделся драматург. — Я, между прочим, от рождения зовусь Иваном Сидоровым. А псевдоним у меня — Ираклий Морава. По-моему, запомнить нетрудно.

— А почему это вы меня назвали леди Гиневра? — передразнила его жрица. — Я от рождения зовусь Натальей. А псевдоним у меня — Светлана. По-моему, запомнить еще легче.

— Не спорь с Горгоной Медузой, Ванька, — шепнул рассерженному деятелю искусства Марк де Меласс, известный также под фамилией Ключевский.

— А как ты попала в Гиперборею? — вмешался я в разговор, чтобы прекратить бесполезные споры.

— Так же, как и вы, — пожала плечами Наташка. — Я воспользовалась магической силой Морганы и ее знаниями об этом мире с целью разрушить планы Дракулы. Им нужен был менестрель, именно его они хотели перебросить в крепость Туле.

— Зачем?

— Все дело в древнем заклятии, о котором знал его дедушка Бернар де Перрон.

— Но я никаких заклятий не знаю! — вскричал несчастный сир Шарль.

— Их хранит твоя генетическая память. В определенных обстоятельствах оно может всплыть на поверхность из темных глубин твоего естества. А произнесенное вслух, оно способно разрушить магический многоугольник, в который заключен Люцифер.

— Ты в этом уверена? — уточнил я.

— Во всяком случае, у меня есть все основания предполагать именно это.

— Меня волнует судьба детей.

— Можешь не волноваться, — бросила Наташка. — Мы позаботились о том, чтобы с ними ничего не случилось.

— А кто это — мы?

— Мы — это дочери морского царя Форкия и титаниды Кето. Не задавай глупых вопросов, Вадимир.

Не знаю, может, кому-то мои вопросы и кажутся глупыми, но можно же понять человека, который считал свою драгоценную супругу белой лебедушкой, а потом вдруг в один далеко не прекрасный момент узнал, что она Горгона Медуза. Мне оставалось утешать себя лишь тем, что подобные, с позволения сказать, метаморфозы случаются в семейной жизни гораздо чаще, чем принято думать.

— Сам виноват, — равнодушно отозвалась Наташка. — Надо было жениться на Царевне-лягушке.

— А что, есть и такие? — потрясенно спросил Ираклий Морава.

— Есть, — подтвердила мудрая львица, чем повергла присутствующих в зале мужчин в шок и трепет.

Лягушка в качестве супруги — это, конечно, серьезное испытание для мужского организма. И мне пришлось признать Наташкину правоту — для всякого уважающего себя монстра приличнее вступить в брачный союз или сексуальную связь с более масштабной личностью, чем лягушка, пусть даже волосы на голове этой личности время от времени превращаются в клубок змей.

— Кругом сплошные оборотни, — завел привычную пластинку Ираклий Морава. — Скажите, как жить простому человеку?

— Ты на себя посмотри, простой человек, — не замедлил с ответом Марк. — Ты ведь у нас главный оборотень. Называешь себя Ираклием Моравой, будучи по паспорту Иваном Сидоровым.

Удар доблестного рыцаря пришелся, что называется, не в бровь, а прямо в глаз. Уличенный актером драматург прямо так и застыл с открытым ртом. Все-таки обвинение было серьезным, а крыть его Ираклию Сидорову оказалось нечем.

— Видимо; страсть к оборотничеству у человека в крови, — философски подытожил дискуссию Вацлав Карлович. — И все наши потуги явить миру идеальную личность, лишенную недостатков, свойственных животным, оборачиваются конфузом.

Это неутешительное для человечества резюме мы запили изрядным количеством превосходного гиперборейского вина. Тем более что животные, как известно, спиртного не употребляют.

— Не употребляют, когда не наливают, — не согласился со мной драматург. — У одного моего знакомого жил шимпанзе, так он, представьте себе, спился.

— Кто спился — шимпанзе или знакомый? — не понял Ключевский.

— Вообще-то спились они оба, — уточнил Морава. — И в одной клинике лечились.

— Ты посмотри, что делается, — вздохнул сир Марк де Меласс. — Не хочет мать-природа отпускать нас в свободный полет.

— И не надо, — махнул рукой Ираклий. — У меня от полетов голова кружится.

— Пить надо меньше, — хмыкнул актер.

Шутки шутками, но надо было что-то делать. Сидеть и ждать, когда Атлантида с Гипербореей погрузятся на дно океана, мне не улыбалось. То есть они, естественно, давно уже на океанском дне, но тогда тем более обидно, согласитесь, утонуть через много тысячелетий после потопа буквально на ровном месте.

— А вы обратитесь за советом к своему дедушке Чернобогу, Вадим Всеволодович, — посоветовал мне Крафт.

Вацлаву Карловичу легко рассуждать, а каково заслуженному атеисту Российской Федерации разговаривать с богами. К тому же, если судить по факту, у меня был совсем другой дедушка. Чего доброго, языческий бог обвинит меня в самозванстве и осудит на продолжительные каторжные работы в Тартаре. Ведь этот Велес, если верить Вацлаву Карловичу, курировал в свое время не только земледельческую, но и подземную отрасль. Так сказать, специалист широкого профиля. Словом, я мог бы привести собравшимся за пиршественным столом гулякам еще массу доводов против моей встречи с Чернобогом, но вряд ли они произвели бы на них серьезное впечатление. Всем, в том числе и мне самому, стало ясно, что идти на поклон к Волосатому все равно придется.

— Долгие проводы — лишние слезы, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Ну не поминайте лихом, дорогие братья и сестры — то ли по разуму, то ли по безумию.

Стопы свои я направил к храму всех богов, где, как уверял меня Ворон, есть уголок, посвященный Велесу. Сказать, что я сильно боялся этой встречи, не могу, но настроение у меня, безусловно, было приподнятым. Ворота храма были приоткрыты. Я, честно говоря, опасался, что следы учиненного вечером погрома помешают моему общению с божественным предком, но ошибся в своих прогнозах. Добросовестные служки уже успели привести в порядок порученное их заботам учреждение. Видимо, даже случившийся по моей вине глобальный переворот не выбил добросовестных работников из привычной колеи. Впрочем, в данную минуту храм пустовал, и некому было спрашивать документы у подозрительного лица, впершегося среди ночи в освященное именем богов помещение. Бога Велеса я узнал с первого взгляда. Это был довольно представительный старик с длинной белой бородой, в меховом полушубке и с горящей свечой в руке. Портрет был исполнен в реалистической манере, хотя, вероятно, в комплиментарном стиле. Во всяком случае, никаких намеков на звериную суть Велеса я не обнаружил. Если, конечно, не считать таковым ночную птицу с круглыми глазами, сидевшую у него на плече. Остановившись напротив портрета почтенного старца, я произнес заветное слово «мкрткртрчак», не раз выручавшее меня в самых затруднительных ситуациях. Поначалу никаких изменений в окружающем мире я не почувствовал и уже подумал, что моя миссия провалилась и мне придется уходить из храма не солоно хлебавши, как стена вдруг дрогнула и расползлась, словно гнилая материя под напором великана.

Слегка растерявшись от такого проявления гостеприимства, я все же после некоторого раздумья двинулся вперед. Кажется, это была пещера. Конечно, ее могли выдолбить в скале люди, но, скорее, здесь потрудилась сама природа. Пещера была велика, во всяком случае, потолок ее терялся где-то в полумраке. Освещение было слабым, но я все-таки без труда ориентировался в пространстве и осторожно продвигался к цели, обходя черепа и кости, которые то и дело попадались на моем пути. Причем среди костей преобладали человеческие, что не могло не навести меня на мрачные размышления.

Старца я увидел внезапно, он будто возник из небытия, дабы удивить меня своей добротной фактурой. Он сидел на украшенном драгоценными каменьями троне, вокруг которого грудами лежали человеческие черепа. Подобный антураж мог напугать кого угодно, но я все-таки сумел сдержать крик удивления и испуга. Чернобог превосходил меня в росте раза в три, не меньше. При таких габаритах нетрудно сохранять чувство собственного достоинства и даже смотреть на гостя с насмешливым снисхождением. Одет он был так же, как и на виденной мною картине, и так же стелилась по его груди длинная белая борода.

— Привет тебе, Совершенный, — произнес он спокойно. — Я знал, что ты придешь. Точнее, надеялся на это. Садись, разговор будет долгим.

Я молча поклонился старцу-великану и огляделся в поисках стула или кресла, на худой конец табуретки, но не обнаружил ничего, кроме огромного черепа с чудовищными зубами. Скорее всего, череп принадлежал какому-то древнему ящеру, и я без колебаний на него уселся. Судя по всему, старец уже догадался, кто и почему пришел к нему в неурочный час, и нужда в подробных объяснениях отпала.

— Ты мне понравился, — усмехнулся Чернобог, — приятно сознавать, что одно из моих воплощений достигло такой степени совершенства. Могло быть и хуже.

Я промолчал. Если первую часть фразы Велеса можно было считать комплиментом, то от второй части за версту несло иронией.

— Я низко пал, — пояснил он мне все с той же усмешкой. — Мы все пали. И кара, обрушившаяся на наши головы, была заслужена деяниями нашими. Не помню точно, но, кажется, когда-то я был человеком. Несовершенным. Но мы захотели стать богами. Простое человеческое желание. Ведь кто-то же должен был править неразумными людьми. Всем этим стадом, едва выползшим из животного состояния.

— Понимаю, — вежливо откашлялся я.

— Ничего ты не понимаешь, Совершенный. Это был проект, рассчитанный на сотни тысяч лет. И у нас было средство, Алатырь-камень, чтобы достичь цели. Впрочем, теперь уже нет смысла распространяться об этом. Проект рухнул в небытие вместе с Атлантидой и Гипербореей. Оба эти материка накрыла волна, вызванная из глубин Космоса нашим безумием. Мы были первыми, достигшими совершенства, и нам казалось, что никто больше не сможет да и не должен взойти на эту высшую ступень. Мы были вершиной Иерархии, венчая собой гигантскую Пирамиду, созданную из простых смертных. Среди нас не было единства, а сила, находящаяся в руках каждого из нас, могла привести к катастрофе. И мы наделили жрецов правом и возможностью ограничивать богов в их неправедных стремлениях. Мы дали им средство для управления богами. Это был все тот же Алатырь-камень. Система работала надежно, до поры. Жрецы не могли стать богами, а нам не дозволялось менять мир по своему желанию и капризу. Но мы оказались плохими богами, нас сгубила похоть. Женщины смертных влекли нас к себе, а рожденное ими потомство выпадало из Системы. Принцип Иерархии был нарушен. Ибо наши потомки, обладая силой породивших их богов и являясь жрецами по праву земного рождения, получили доступ к Алатырь-камню. Пирамида стала рушиться у нас на глазах. Герои, так называли наших потомков, втянули в гигантскую битву своих отцов и матерей. В сущности, став богами, мы продолжали оставаться людьми. Нам были свойственны и ревность, и злоба, и чадолюбие, и стремление возвысить свой род над другими. Борьба продолжалась много столетий, и, кто знает, возможно, мы обрели бы другую Иерархию взамен утерянной и построили бы другую Пирамиду вместо разрушенной, но появился он, Люцифер. Занятые бесконечными клановыми и семейными разборками, мы прозевали выход на арену нового существа. Существа, рожденного от семени великого дракона Крада титанидой Геей.

— А кто он такой, великий дракон? — спросил я.

— Этого не знает никто. Скорее всего, он пришелец из глубин Космоса. О нем почти забыли. Ибо он покинул Землю очень давно, оставив после себя след лишь в памяти у волотов, наших исконных врагов. Думаю, именно волоты, коварное и злое племя, уговорили титаниду Гею принять в себя хранившееся у них семя. Но так или иначе, а сын великого дракона родился на свет в человеческом обличье. Он не был способен к превращениям, это знали все боги, а потому и смотрели сквозь пальцы, как глупая Гея толкает его к вершине власти. Сын Крада стал верховным жрецом Люцифером, Носителем Света, и получил доступ к Алатырь-камню. Значение этого события не понял никто. И когда Люцифер начал войну на истребление с детьми и внуками богов, его поддержали многие цари и вожди кланов. И даже те из богов, которые не имели на Земле потомство. Им казалось, что Носитель Света хочет вернуть Атлантиду и Гиперборею к прежней Иерархии. Так началась титаномахия, война богов и героев между собой. Слишком поздно мы поняли, что под личиной Люцифера скрывается сын дракона Крада. И что целью этого чуждого Земле существа является гибель всей планеты. Он питался энергией войны богов и героев, энергией разрушения, пока сам не превратился в гигантского дракона, еще более могущественного, чем его отец. И когда из-под наших ног стала уходить почва, мы наконец спохватились. Кое-что нам удалось. Нет, я не победил дракона, мой мальчик.

К сожалению, это всего лишь легенда, но именно мне удалось заманить его в магическую ловушку ценою потери почти всей божественной силы и личного бессмертия. Зато нам удалось выиграть несколько десятков тысяч лет. За это время на Земле возникла новая цивилизация, почти непохожая на ту, которую мы потеряли. Остатки наших сил ушли на возрождение жизни, едва не погубленной нами. Перед тобой живой труп, юноша. Хотя и это неправда. Я уже не труп, а просто тень, отброшенная прошлым на чистую стену настоящего. Теперь все мои надежды связаны с тобой. Твоя победа будет моей победой, и я наконец смогу спокойно погрузиться в нирвану. Твое поражение будет моим поражением, и ни ты, ни я никогда уже не сможем возродиться для новой жизни. А вслед за нами рухнет все человечество. Земля станет такой же пустынной планетой, какой уже стала Венера, и солнечный заряд, данный великим родом для счастливой жизни на планете, уйдет от нас в глубины Космоса черным, как сажа, следом неблагодарности и понесет этот след, сжигая миры, сын дракона Крада, порождение падшей планеты, губитель разума дракон Люцифер.

— Что я должен сделать?

— Верни матери-Земле Алатырь-камень. Скрой камень в ее глубинах до той поры, пока люди не научатся обращать энергию Космоса во благо человечеству, а не во вред. Мы все бессмертны, пока бессмертна та, что нас породила.

— А почему этого не сделал ты, Чернобог?

— Именно потому, что, победив дракона, вынужден был стать его подобием. Видишь эти кости? Это плоды моих трудов. Я расчищал почву от чертополоха, дабы на ней могло взрасти новое, здоровое племя. Грубая и неприятная работа. Земля не приняла бы этот камень из рук Чернобога, она исторгла бы его обратно.

— А другие боги? — спросил я, глядя в глаза старца.

— Другие надеялись на чудо. Они надеялись, что Люцифер не проснется, а Алатырь-камень вернет им утерянное могущество и Иерархия вновь утвердится на Земле. Скажу тебе откровенно, царевич Вадимир, я тоже на это надеялся. Где-то там, в глубине души. Но сын дракона Крада проснулся, и этим сказано все. Если сможешь, убей его, но только тогда, когда сбросишь в жерло горы Меру Алатырь-камень, ибо в противном случае дракон возродится вновь, но уже в твоем обличье.

— А как мне взобраться на вершину горы Меру?

— Эту дорогу ты должен отыскать сам.

— Но я не могу покинуть Гиперборею, все пути для меня перекрыты.

— В этом я тебе помогу. — Велес бросил мне на колени тяжелый золотой жезл, очень похожий на царский скипетр. — Он откроет тебе дорогу в любом направлении, но, к сожалению, не сможет привести тебя к Алатырь-камню.

Мне не оставалось ничего другого, как принять подарок, распрощаться с Чернобогом и покинуть неуютную пещеру. Ноша, которую Велес взвалил на мои плечи, была тяжела, что там говорить. Мне предлагали расхлебать кашу, заваренную много тысяч лет назад. Какая-то сексуальная извращенка Гея, следуя совету негодяев Болотов, вздумала поиграть с семенем, заброшенным космическим драконом на нашу грешную землю, и в результате приключилась катастрофа планетарного масштаба. По-моему, это уже даже не миф, а откровенное литературное хулиганство. Надо будет подбросить сюжетец Ираклию Мораве, он из этой скандальной легенды сотворит гениальную чернушную драму.

Разношерстная дружина царевича Вадимира бодрствовала в ожидании вождя. Мое возвращение из темного царства было встречено на ура. Как я и ожидал, захмелевшему Мораве сюжет с драконом Крадом понравился, и он заметался по дворцу царя Цемира в поисках бумаги.

— Я вас умоляю, Петр Сергеевич, вы же интеллигентный человек, неужели в вашем доме не найдется ни листика, ни блокнота.

— Да они здесь на камнях бессмертные творения высекают, — попробовал было пошутить Марк, но понимания со стороны впавшего в творческий экстаз драматурга не встретил. Зато Шарль де Перрон обошелся без бумаги. Средневековые менестрели не были избалованы цивилизацией и свои бессмертные произведения хранили в закромах памяти, вытаскивая их время от времени на свет божий под чарующие звуки щипковых инструментов. Свою героическую поэму «Истребитель драконов» Шарль пел без перерыва пять часов, едва не усыпив при этом почтенную публику. Увы, как теперь выяснилось, поэма эта еще не завершена, и я заранее содрогался от мысли, что мне придется выслушивать ее по меньшей мере трехчасовой финал. Как раз в этот момент де Перрон шевелил губами — верный признак того, что процесс пошел. Дабы успокоить нервы, взбудораженные встречей с далеким предком, я по-молодецки, одним махом осушил кубок вина. После чего, пересчитав на всякий случай по головам всех своих спутников и убедившись, что посторонних в зале нет, я мысленно представил замок де Перрона и трижды взмахнул подаренным Белесом золотым скипетром.

— Дирижируем? — успел съехидничать Марк де Меласс.

— Нет, перемещаемся.

Впрочем, ответ мой прозвучал уже под сводами мрачного средневекового замка. Переход произошел настолько быстро и безболезненно, что не все мои соратники по необыкновенному приключению сумели быстро адаптироваться в новой обстановке. Ираклий Морава, потянувшийся было к недопитому кубку, поймал руками воздух, чем был огорчен до крайности.

— А кто убрал вино?

— Разумеется, Чарнота, — вздохнул де Меласс, у которого в руках оказалось почему-то сразу два наполненных до краев вином золотых кубка. Марк настаивал на том, что переход застал его врасплох и он просто не успел поставить на стол бесценные экспонаты из сокровищницы царя Цемира.

— Что ж вы нас не предупредили, Чарнота, — искренне возмутился Вацлав Карлович. — Я бы тоже прихватил какую-нибудь безделушку себе на память.

— Но позвольте, господа, — возмутился царь Цемир, — это же форменный грабеж.

— Не смешите меня, Петр Сергеевич, — попросил Смирнова Крафт. — Ваш дворец уже давно на дне океана вместе со всеми сокровищами. И вы теперь не царь Цемир, а безземельный и бездомный апландский дворянин.

— Как это — безземельный? — вперила руки в боки Верка.

— А вот так, — развел руками коварный Крафт. — Угодья вокруг развалин замка Френ прибрал к рукам один местный феодал. Тут вам, милочка, не Российская Федерация, а самое что ни на есть Средневековье.

— Да я ему пасть порву! — взорвалась Верка. — Как зовут этого негодяя?!

— Сир Вадимир де Руж, — с улыбочкой отозвался Вацлав Карлович.

Если бы взглядом можно было убить, то я, безусловно, был бы сейчас покойником. Надо знать Веру Григорьевну Смирнову с ее маниакальным пристрастием к частной собственности. Хотя для бывшей царицы Саматрии потеря небольшого куска апландской земли — это мелочь, о которой и говорить не стоило бы. Но Верка разразилась такими ругательствами, словно я отнял у нее по меньшей мере половину Европы. Все-таки надо признать, что морской царь Форкий и титанида Кето очень плохо воспитывали своих дочерей.

— Стоит ли устраивать свару из-за куска земли, когда речь идет о спасении всего человечества, — попытался я успокоить разбушевавшуюся фурию.

— Каким ты был негодяем, Вадик, таким и остался. Он, видите ли, будет спасать человечество! Сто тысяч долларов, и ни цента меньше.

— Но позвольте, — вмешался в разговор Петр Сергеевич Смирнов, — земля эта принадлежит барону де Френу, то есть мне, а с вами Вера Григорьевна, мы давно в разводе. Я согласен продать эту землю, Вадим Всеволодович, за двадцать пять тысяч долларов исключительно из уважения к вам и вашей супруге.

— Согласен, — не стал я спорить с бывшим царем и бароном, поскольку и цена мне показалась приемлемой, да и тему пора уже было закрывать. Решение стоящей в данный момент предо мной задачи зависело от Берты Марии Бернара Шарля де Перрона, который никак не мог вынырнуть из поэтического омута, в который он погрузился еще во дворце царя Цемира. По-моему, менестрель даже не заметил, что сейчас сидит за столом в собственном замке и прокопченный потолок, на который он уставился в немом восхищении, ничем не напоминает расписанные райскими птицами своды гиперборейского дворца.

— Ау, Шарль, — позвал рассеянного менестреля Марк. — Ты не помнишь случайно, куда запропастились записи твоего дедушки Бернара?

— Дедушка записей не оставил. — Лицо де Перрона приняло наконец осмысленное выражение. — Во всяком случае, я ничего о них не слышал. А мы где находимся?

— В твоем замке, рассеянный ты наш, — вкрадчивым голосом пояснила ему Наташка. — Ну а папаша, неужели и он тоже ничего не оставил своему сыну в наследство?

— В наследство он мне оставил вот этот замок и твердый наказ: никогда не покушаться на владения соседей и жить только тем, что Бог послал.

— И чем он обосновал столь нелепое пожелание? — не отставала от Шарля въедливая Наташка.

— Там были какие-то нравоучения, но я, честно скажу, не успел их прочесть. Руки не дошли. К тому же я не силен в латыни.

— Несите эти нравоучения, бесценный наш, — попросила Наташка несколько смущенного Шарля де Перрона.

По-моему, менестрель опять влюбился. На этот раз в оставшуюся без храма жрицу. В принципе я его выбор одобрил. Наташка, несмотря на свое темное прошлое Горгоны Медузы, была лебедушкой хоть куда. Да и общение с вашим покорным слугой не прошло для нее даром. Она переняла у меня много хорошего, в том числе и манеру разговаривать. Недаром же умные люди считают, что с кем поведешься, от того и наберешься. Наташке в этом смысле с наставником повезло.

Де Перрон вернулся с целым ворохом исписанных мелким почерком пергаментов. Если все эти свитки действительно содержали наставления папы Шарля де Перрона, то последнему оставалось только посочувствовать. Будучи экономистом по образованию и скептиком по складу ума, я никогда не интересовался седой древностью, а потому в свое время пренебрег и латынью, и древнегреческим. К счастью, среди нас были крупные специалисты в области языков, я имею в виду Наташку и Вацлава Карловича Крафта. Пока они копались в пыли веков, я от нечего делать разглядывал стены парадного зала замка де Перрон. От его стен веяло именно этой самой седой древностью. Трудно сказать, кто приложил руку к строительству во всех отношениях примечательного сооружения, но надо признать, что это был человек на редкость добросовестный. Встав из-за стола, я принялся прогуливаться по залу, заглядывая в его потаенные углы. Ничего интересного я там не обнаружил, если не считать ворона, выпорхнувшего из ниши и в очередной раз до полусмерти напугавшего нашего дорогого вампира Шварца. Задремавший было Генрих Иоганнович подхватился с места и завопил дурным голосом:

— Это он!

— А кто — он? — попытался уточнить Марк, но Шварц только делал большие глаза и шептал какую-то чушь посиневшими губами. Возможно, он произносил магическое заклятие. Во всяком случае, в какой-то момент мне показалось, что он произнес слово «куиндук».

— Куиндук, вы сказали? — поднял голову Вацлав Карлович. — Куиндук сарокопуст варена махья тави.

— Очень может быть, — не стал я спорить. — А что, собственно, означают эти слова?

— Понятия не имею, — пожал плечами Вацлав Карлович. — Однако с их помощью Бернар де Перрон собирался найти то ли философский камень, то ли вход в преисподнюю. А что у нас с Генрихом?

— По-моему, у него помутнение рассудка, вызванное похмельной жаждой, — поставил диагноз опытный в таких делах Ираклий Морава.

— Какое может быть похмелье у человека, не выпившего ни капли спиртного? — возмутился Петр Сергеевич.

— Так ведь он кровопийца, — пояснил Ираклий. — И теперь у него началась ломка.

Скорее всего, драматург был прав. Состояние Генриха Иоганновича вызывало тревогу. К счастью, он пока не бросался на окружающих, а просто метался по залу, словно безумный, и выкрикивал теперь уже совершенно отчетливо:

— Куиндук сарокопуст варена махья тави!

— Кракарла, — вдруг отозвался на его безумные вопли ворон. И был услышан не только нами, но и небесами. Молния сверкнула настолько близко, что осветила самые потаенные уголки парадного зала замка де Перрон. Во время этой вспышки я и увидел на прокопченной стене таинственную, но уже хорошо известную мне букву «Д».

— Каракала Крад ибер тави махья, — по складам прочитала Наташка.

— Ибер тави каракала Крад, — прокаркал ворон и торжествующе забил крыльями, сидя на голове своего хозяина Шарля де Перрона.

На том самом месте, где я только что обнаружил почти невидимую под слоем сажи букву «Д», треснула стена. Возможно, в нее попала молния, но утверждать не берусь, поскольку буквально ослеп от электрических разрядов и оглох от почти непрерывного грохота.

— Заткни ему пасть, менестрель, — крикнул драматург, закрывая ладонями уши.

Однако ворон заткнулся и без помощи хозяина, напуганный, видимо, разрушениями, произошедшими по его милости. Замок, правда, устоял, но в одной из стен его парадного зала появилась приличных размеров брешь, в которую, того и гляди, мог ворваться неприятель.

— Что все это значит? — испуганно воскликнул де Перрон.

— Он убил меня! — завопил Шварц, указывая пальцем на несчастного и ни в чем не повинного менестреля. — Он выпил всю мою кровь до капли!

Клевета была явной. Во-первых, Генрих Иоганнович был живехонек, а во-вторых, Шарль де Перрон не был замечен в вампиризме. Правда, не исключено, что свои претензии свихнувшийся Шварц предъявлял дедушке Бернару. Ведь, по слухам, тот был истинным кровопийцей.

— Дело обстояло так, — начал Вацлав Карлович, отодвигая в сторону бумаги и не обращая внимания на беснующегося эмиссара Общества почитателей Мерлина. — Жили-были два друга — Бернар де Перрон и Оноре де Бюси. Оба были участниками крестовых походов и нахватались в далекой Палестине тайных знаний. Если они и разжились на войне, то не настолько, чтобы всю оставшуюся жизнь пребывать в праздности. Уяснив, что война дело не настолько прибыльное, как об этом принято думать, друзья не нашли ничего более разумного, как удариться в магию. Впрочем, их и здесь поначалу ждала неудача. Все свои деньги они потратили на алхимические исследования, но остались в дураках. Между делом оба успели влюбиться в дочерей благородного рыцаря Витора де Феса и даже сочетаться с ними браком. Бернар де Перрон, женатый на младшей дочери, увез свою суженую в родовой замок, а безземельный Оноре де Бюси наследовал владения тестя. На какое-то время друзья остепенились, обзавелись детьми, но рыцарь де Перрон затаил обиду на более удачливого друга и свояка. Ибо владения, унаследованные сиром Оноре, были куда обширнее тех, где ютился завистливый Бернар. Кроме того, у покойного сира Витора де Феса был изрядный золотой запасец, которым расторопный Оноре забыл поделиться со своим родственником и старым другом. От кого Бернар узнал тайну замка де Фес, остается загадкой.

В записях присутствуют лишь темные намеки на то, что в его замке жил некий ясновидец, способный предсказывать будущее и открывать завесы прошлого. А тем временем в замке де Фес происходили чудеса. Во всяком случае, ничем иным, кроме чуда, нельзя было объяснить бурный рост благосостояния Оноре де Бюси синьора де Феса. Бывший нищий приятель благородного Бернара буквально купался в золоте. И рыцарь де Перрон решил, что это неспроста. Тем более что по Апландии вдруг пополз жуткий слух о вампирах, появившихся в окрестностях замка Фес, причем слухи обрастали все новыми и новыми подробностями, не оставлявшими уже никаких сомнений в их истинности. Вампиризм стремительно набирал силу, грозя погубить население целой провинции. Масштаб бедствия был столь велик, что местный епископ вынужден был объявить крестовый поход против расшалившейся нечисти. А возглавил этот поход не кто иной, как сир Бернар де Перрон. Деяния его были воистину ужасны, если верить летописцу, армия благородного Бернара извела чуть ли не десять тысяч вампиров, подавляющее большинство которых таковыми, скорее всего, не являлись. Более того, нашлись скептики, которые утверждали, что вокруг замка Фес никогда не было вампиров. И что сир Оноре де Бюси, сожженный на костре, был оклеветан совершенно напрасно. Но, к сожалению, эти скептики появились только тогда, когда последний вампир был пригвожден к земле осиновым колом рукой самого Бернара де Перрона. Права на замок Фес у доблестного крестоносца никто даже не оспаривал. Поговаривали, правда, что у Черного рыцаря, так стали называть несчастного Оноре, остался сын, но следы ребенка затерялись, и некому было оспаривать права сира Бернара.

— Выходит, Оноре де Бюси оговорил негодяй Бернар? — спросил Ираклий, внимательно слушавший Крафта.

— А вот в этом я как раз не уверен, — покачал головой Крафт. — Есть все основания полагать, что в замке де Фес действительно обитали вампиры. И появились они здесь в результате договора, который заключил с Люцифером сир Оноре де Бюси. Во всяком случае, так утверждает сын сира Бернара и отец нашего дорогого друга Шарля. Косвенно это подтверждается и кучей золотых слитков, которые Бернар де Перрон обнаружил в подвалах замка и показал сыну. Жану де Перрону в то время было пятнадцать лет, и он умолял отца выбросить это золото, ибо уже тогда несчастный юноша не сомневался в его дьявольском происхождении. Но благородный Бернар слишком долго шел к богатству и власти, чтобы остановиться на полпути. Трудно сказать, откуда он узнал магические заклятия, скорее всего, вырвал их у несчастного Оноре с помощью пыток, но так или иначе, а он решил повторить его путь. Видимо, у него возникли затруднения! Возможно, Оноре де Бюси дал ему неверное заклятие или перепутал что-то во время пытки. Но Бернар де Перрон был упрямым человеком и в конце концов добился своего.

— А ворон? — напомнил Ираклий.

— Ворон этот при дедушке Шарля был еще желторотым птенцом. Но, судя по всему, очень способным. Это Бернар выучил его произносить те самые заветные слова. Вероятно, считал, что заклятие, произнесенное черной птицей, сработает лучше, или просто сделал это от скуки. Так или иначе, но в один прекрасный момент Сезам открылся. Барон Бернар де Перрон ступил на порог бездны. Больше никто и никогда его не видел.

— Маленькое дополнение, — сказала Наташка. — Дело в том, что супруга сожженного Оноре Жозефина де Фес осталась жива. Более того, она стала любовницей Бернара де Перрона и его ближайшей подручной. По словам Жана де Перрона, который люто ненавидел свою родную тетку, именно она отравила его мать, а потом погубила и отца. Может, она мстила Бернару за мужа, но не исключено, что преследовала какие-то свои цели, а де Перрон и де Бюси были для нее лишь инструментами.

— И какие цели она преследовала? — спросил я.

— Не знаю, но, скорее всего, ответ мы найдем за этой открывшейся дверью.

По поводу Жозефины де Фес у меня появились кое-какие соображения. Она вполне могла добраться до Алатырь-камня и обрести если не бессмертие, то хотя бы долголетие. Именно это помогло ей дотянуть до середины пятнадцатого века, до той самой поры, когда на историческую арену выступил Влад Тепеш, прозванный Дракулой. Иными словами, Жозефина де Фес и леди Моргана — одно и то же лицо. Очень может быть, эта женщина знала, что, будучи дочерью рыцаря де Феса, она является почти точной копией внучки морского бога. А открылась ей эта тайна вблизи Алатырь-камня. Но, видимо, она то ли забыла часть заклятия, то ли никогда его не знала. Вот зачем ей понадобился Шарль де Перрон. Соблазнив несчастного менестреля, она стала бы полновластной хозяйкой замка и рано или поздно добралась бы до нужных ей сведений. Конечно, проще было просто захватить замок Перрон с помощью Дракулы и его вампиров, но, наверное, цели Жозефины де Фес и Влада Тепеша далеко не во всем совпадали.

— Ну что же, — сказал я, — самое время нам отправляться.

Особого энтузиазма у присутствующих мое заявление не вызвало. С одной стороны, все отлично понимали, что за этой дверью нас ждет нечто ужасное, чреватое гибелью, с другой — останавливаться в двух шагах от возможности постичь истину, для чего пришлось преодолевать трудности и лишения, никому не хотелось. Больше всех колебался Петр Сергеевич Смирнов, но, после того как Верка поднялась с лавки и решительно направилась к пролому, он не выдержал и присоединился к отважным исследователям адских глубин. Людмила последовала было за нами, держа на руках спящего младенца, но я остановил ее указующим жезлом. Уж кого-кого, а собственного сына я не собирался подвергать опасности. Я представил на миг квартиру Людмилы и решительно повел царским скипетром, подаренным мне любимым дедушкой.

— Браво, Чарнота, — покачал головой Ираклий. — Теперь я верю, что вы великий маг.

— Хотите вернуться домой? — прямо спросил я драматурга.

— Нет уж, ваше высочество, я еще не дописал до конца свою пьесу.

В тоннеле было довольно светло. Отполированные временем стены отражали наши напряженные, да что там греха таить, испуганные лица. Когда спускаешься в преисподнюю, трудно сохранить самообладание. Это был не первый мой поход туда, не знаю куда, но, пожалуй, впервые мне предстояло сразиться с врагом рода человеческого, порождением не земных, а космических сил. Задача, что и говорить, масштабная, и я далеко не был уверен, что она по плечу простому человеку, пусть даже он и числится в неких высших, а по сути, мифических инстанциях внуком и одним из воплощений Чернобога.

Шли мы недолго, минут десять, после чего тоннель закончился — и мы оказались у подножия довольно высокой горы, чем-то напоминающей пирамиды древних ацтеков. Скорее всего, это была та самая гора Меру, о которой я столько слышал и на вершине которой находился знаменитый Алатырь-камень. Не берусь судить, кто построил эту пирамиду, атланты ли постарались, или это сделала природа, но на вершину горы вела довольно широкая каменная лестница. Перед ней мы остановились. По моим прикидкам, подниматься нам пришлось бы на высоту никак не менее километра. Но, разумеется, не это было нашей главной заботой. Не приходилось сомневаться, что за Алатырь-камнем охотимся не мы одни. А тут еше Наташка вылезла со своими пророчествами, ибо, по ее мнению, мы не ко времени произнесенными заклятиями не только открыли себе дорогу к горе Меру, но и освободили от оков самого Люцифера, и этот непутевый сын дракона Крада и титаниды Геи сделает все от него зависящее, чтобы испортить нам настроение.

— А что ж ты раньше молчала? — справедливо возмутился Ираклий Морава.

— Можно подумать, я произносила эти магические заклятия.

Справедливости ради надо заметить, что Наташка была права. Так уж получилось, что заклятие сложилось как бы само собой, усилиями полоумного вампира Шварца, который под влиянием ломки и гнетущей атмосферы стал выкрикивать доставшиеся ему от далеких предков заклятия, и глупой черной птицы. Ну и Вацлав Карлович внес в эту прозвучавшую вслух абракадабру свою лепту. Словом, винить, в сущности, было некого. А вот поторопиться стоило бы. Особенно мне. Я должен был опередить проснувшегося Люцифера и избавиться от Алатырь-камня раньше, чем он до него доберется.

— Всем оставаться на местах.

Мое распоряжение было выполнено далеко не всеми. За мной увязались Марк, Вацлав Карлович, Макар Ефремович Сусанин и Наташка. А где-то на середине пути нас догнал еще и Ираклий Морава, которому уж точно абсолютно нечего было делать на горе Меру. У меня появилось сильнейшее желание спустить драматурга вниз по ступенькам, чтобы не путался под ногами озабоченных людей, но я побоялся навредить его драгоценному здоровью. Подобного обращения с видным представителем андеграунда цивилизованное человечество никогда бы мне не простило. Другое дело, что наверху нас ждало такое страшное чудовище, которому абсолютно было наплевать как на цивилизованное человечество вообще, так и на славных представителей андеграунда в частности. К тому же Ираклий не отличался хорошими физическими данными, и Марку то и дело приходилось помогать ему.

— Я всегда говорил, что алкоголь погубит человечество, — сказал де Меласс, оборачиваясь к драматургу. — Из-за твоего пристрастия к спиртному, Ванька, мы можем проиграть бой Люциферу.

Морава только пыхтел и упорно карабкался вверх, на споры с шустрым на ногу рьщарем у него уже просто не было сил. Подъем на гору Меру отнял у нас уйму времени, но, кажется, мы опередили своего оппонента. Скорее всего, его путь до Алатырь-камня был значительно длиннее. Площадка, на которую мы поднялись, оказалась довольно вместительной — приблизительно сорок метров в длину и двадцать в ширину. Словом, проводить здесь полковые смотры или футбольные матчи было бы затруднительно, а вот для игры в бильярд места вполне хватало.

— Какой еще бильярд? — не понял Вацлав Карлович, вперивший взгляд в приличных размеров круглый камень, лежавший от нас в пяти шагах. Крафта можно было понять, много лет он шел к обретению бессмертия и могущества и вот наконец достиг своего.

— Нам нужно забить этот белый шар вон в ту лузу, расположенную в самом центре площадки.

— Это еще зачем? — не понял Крафт.

— Для собственного спокойствия, — пояснил я. — Если Люцифер доберется до этого камня, нам всем конец.

— Но ведь мы успеем, слышите, Чарнота! Камень уже засветился. Я читал об этом в древнем манускрипте. Надо просто опереться на камень и ждать.

— Долго ждать, Вацлав Карлович?

— Час, два часа, сутки, — раздраженно выкрикнул Крафт. — Какая разница, если впереди нас ждет вечность.

— Боюсь, что у нас нет и десяти минут, — вздохнул Марк. — Слышите крики? По-моему, это прибыл наш старый приятель Влад Дракула со своей кровососущей ратью.

— Чушь, — отмахнулся Крафт. — Никогда вампиры не поднимутся на гору Меру, это дозволено только избранным. Потомкам богов и титанов.

— А потомком какого бога являетесь вы, Вацлав Карлович? — криво усмехнулся де Меласс. — Вы ведь даже не атлант, если мне не изменяет память.

— Зато я был в Вавилонской башне. Дух великого Цезаря обитает во мне.

— Ну а Ванька Сидоров? Чей дух обитает в нем?

— Понятия не имею. Но он не сам взошел на эту гору, это вы, Ключевский, втащили его сюда.

— Мы теряем время, — глухо проговорил Макар Ефремович Сусанин. — Я вам помогу, господин Чарнота.

— Только через мой труп, — твердо сказал Крафт, обнажая меч. — Я не позволю вам погубить человечество. Опомнитесь, Ключевский, ведь этот человек внук и воплощение Велеса, бога смерти, а не жизни. Он жаждет до скончания мира собирать свою страшную жатву.

Мне не хотелось убивать Вацлава Карловича, все-таки нас связывала если не дружба, то хотя бы память о совместных приключениях, где Крафт проявил себя не с самой худшей стороны, но, к сожалению, у меня не было времени. Люцифер мог объявиться с минуты на минуту, а Влад Дракула уже поднимался по ступеням каменной лестницы. Меня опередил Макар Ефремович Сусанин. Внук и воплощение морского бога стал на глазах превращаться в такое ужасное чудовище, что даже у много чего повидавших людей волосы встали дыбом. По сравнению с морским чудовищем Горгоны Медузы выглядели милыми мордашками, почти что скромными девицами на выданье. Мало того что змеи на голове у Сусанина были куда длиннее и толще, но и тело его уже мало чем напоминало человеческое, быстро покрываясь чешуей. Я уже не говорю о размерах. Это было нечто совершенно невообразимое, способное заставить трепетать даже самое бесстрашное сердце. Видимо, под воздействием исходившей от морского змея ауры все присутствующие на горе Меру оборотни, включая и меня самого, стали приобретать черты своих мифических предков. Наташка обернулась почему-то не Горгоной, а белой лебедью, Марк — устрашающих размеров волком, и тоже, представьте себе, белым, что касается меня, то я обрел свой рутинный облик зверя апокалипсиса.

— Бросьте, Вацлав Карлович, спорить с богами, — настоятельно посоветовал Крафту Ираклий Морава. — На фига вам сдалась эта титаномахия? И бессмертие не обретете, и жизнь потеряете.

Как ни странно, но трезвые рассуждения драматурга подействовали на Крафта отрезвляюще, он опустил меч и освободил нам дорогу. Однако только-только мы примерились к довольно тяжелому камню и даже сдвинули его на полметра вперед к зияющему провалу, как на площадку ворвалась новая группа скандалистов в лице небезызвестных лже-Артура, он же Дракула, и его пассии Жозефины де Фес, она же леди Моргана. Причем если Дракула сохранял человеческое обличье, то леди Моргана являла собой чудовищную образину со змеевидными волосами. При виде такой Горгоны любой приличный человек непременно окаменел бы, что, между прочим, и случилось с несчастным драматургом Ираклием Моравой и незадачливым скандалистом Вацлавом Крафтом, которые застыли на месте жутковатыми памятниками самим себе. Однако вся остальная публика была сделана из другого теста и при виде разъяренной Горгоны Медузы только ощерила клыки.

— Остановись, несчастная, — поднял чудовищную лягушачью лапу бывший Макар Ефремович, а ныне владыка подводного царства. — Ты отдала душу и тело дракону Люциферу, сыну Крада, погубителю наших отца и матери.

— Трогательная сцена, — ласково улыбнулся нам Влад Дракула. — Вы не находите, господин Чарнота?

Впрочем, глазки у средневекового садиста бегали, — по-моему, он начал уже потихоньку сознавать, что, увлекшись кровавой игрой, поставил не на ту карту. Не знаю, явилось ли для него сюрпризом преображение любовницы, но он не мог не чувствовать приближения того, кто незаметно стал владыкой не только его души, но и тела. Лик Дракулы вдруг перекосился от ужаса и боли, словно кто-то невидимый схватил его за горло. Увеличивающееся в размерах тело засветилось, словно гнилушка на болоте. Зрелище было воистину ужасным и почти непереносимым для глаз.

— Он пришел! — завопила в восторге Жозефина де Фес. — Он пришел, мой Люцифер.

И всем сразу стало ясно, что в лице леди Морганы мы имеем дело с опасной психопаткой, возможно, даже с сексуальной маньячкой, которую надо бы лечить, да некому. Поскольку среди моих знакомых нет такого психиатра, который взялся бы за вразумление этой особы.

— Рубите его, к черту, Чарнота, — крикнул мне Марк.

— Прежде надо сбросить камень, — успел я пояснить ему. — В противном случае вместо дракона Люцифера вы получите не менее страшного дракона Велеса.

Пока Дракула и Люцифер срастались в единое целое, дабы в конечном счете обрести себя в совершенно чудовищной оболочке, я предпринял попытку закатить наконец шар в лузу. К сожалению, активизировалась Медуза Горгона, которая вцепилась всеми своими конечностями и змеевидными волосами в собственного брата морского бога. Надо признать, что Люцифер сделал в свое время удачный выбор — эта беснующаяся и воющая стерва была подходящей парой сыну дракона Крада. Теперь у меня уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что именно Жозефина де Фес погубила двоих доблестных рыцарей, пытаясь добраться до клетки, где покоился ее возлюбленный Люцифер. Я бы не стал судить эту несчастную женщину, всего лишь унаследовавшую через множество поколений черты той особы, которая была верной сподвижницей Люцифера и пожертвовала для него всем, в том числе и своими родителями.

Пока Макар Ефремович Сусанин с помощью Наташки пытался совладать с леди Морганой, нам с Марком почти удалось придвинуть камень к жерлу. Кратер был диаметром метра три и уходил настолько далеко вглубь, что я невольно отвел глаза, дабы избежать его магического притяжения. Теперь надо было поднять чудовищно тяжелый камень с земли и перебросить его через борт, который возвышался всего-то сантиметров на семьдесят. Но этот подвиг нам оказался не под силу. Не хватило всего нескольких секунд. Макар Ефремович почти уже оторвал от себя Медузу Горгону и готов был швырнуть ее в страшную пропасть, но в последний момент фея Моргана обернулась в белую лебедицу и стремительно рванулась в небеса. И в этот момент нас с Марком едва не опрокинул огромный, покрытый чешуей хвост, который просвистел буквально в сантиметре от наших голов.

Прежде я видел драконов только на картинке и должен со всей ответственностью заявить, что художники сильно польстили этой образине. Дракон Люцифер, сын Крада, выглядел воистину омерзительно. Размерами он превосходил великана волота, с которым мне как-то довелось обсудить проблему происхождения видов. А что касается пасти, то количеством зубов она переплюнула все известные мне земные аналоги. Что, впрочем, и неудивительно, поскольку папа этого монстра был космическим пришельцем. Лапы Люцифера тоже внушали уважение, не говоря уже о когтях, ибо каждый из них по длине вполне мог соперничать с моим мечом Экскалибуром. Окраска дьявола мне, правда, не понравилась. Люцифер мог бы подобрать себе колер поприличнее, но он почему-то выбрал цвет детской неожиданности. Магическая сила Люцифера была столь велика, что с ее помощью он мог возвращать к жизни даже мертвых. Во всяком случае, застывшие памятниками самим себе Крафт с Ираклием очнулись, размяли члены, но при взгляде на нашего с Марком оппонента едва не грохнулись в обморок.

Над головами у нас вели бой не две, а целых три лебедушки, по-моему, это Верка пришла на помощь Наташке, и общими усилиями они пока что успешно сдерживали натиск превосходящей их размерами и мощью Морганы. Пух и перья разъяренных лебедиц летели на наши головы, словно хлопья снега не ко времени вернувшейся зимы. Впрочем, нам в эти минуты было не до мелких неудобств. Дракон Люцифер начал против нас военные действия, орудуя сразу и клыками, и чудовищными передними лапами, и даже хвостом. Мы же могли противопоставить ему только два меча, поскольку наши с Марком когти и зубы могли разве что поцарапать броню, прикрывающую тело разбушевавшегося паразита.

— С тыла заходите, — надрывался в почтительном отдалении от места событий очнувшийся Ираклий.

— Ах ты червь земляной, — обиделся на Мораву Люцифер и так смачно плюнул в непрошеного советчика огнем, что едва не изжарил того на месте. Ираклий совершил немыслимый пируэт, сделавший бы честь любому танцовщику, но абсолютно неуместный для драматурга, и сумел-таки избежать крупных неприятностей, ибо вслед за первым огненным плевком последовал второй.

— От дурака слышу, — не остался в долгу Морава и тоже плюнул в Люцифера. К сожалению, драматург не был драконом, и его плевку не хватило температуры. Физически сын Крада и Геи нисколько не пострадал, но моральные издержки, понесенные в схватке с увертливым литератором, он решил выместить на нас с Марком:

— Я вам пасти порву, волки позорные.

В нас он метнул сразу пару молний, и это было нарушением всех писаных и неписаных законов, поскольку к молниям, как всем известно, имели отношение Перун, Зевс, Юпитер, но уж никак не одноглавый дракон, которому разрешалось плеваться в доблестных рыцарей только огнем.

— А вы не рыцари, — оскорбил нас Люцифер. — Вы оборотни. Жалкие и ничтожные твари.

— Ты на себя посмотри! — посоветовал ему Марк. — Ящерица полудохлая.

Своей болтовней мы пытались отвлечь внимание дракона от морского бога Сусанина, который, обхватив камень лапами, упорно, словно Сизиф, тащил его вверх. Он уже поставил камень на барьер, когда на него сверху спикировала фея Моргана. Удар был настолько силен, что Макар Ефремович рухнул вслед за камнем в жерло вулкана. Но и убийце Моргане не удалось вновь белой лебедью взмыть в небеса. Два синхронных удара любимых сестер по затылку стали для нее роковыми. Ее полуптичье-получеловечье тело исчезло в чреве Земли, чтобы никогда уже не вырваться на поверхность.

Чудовищный рев потряс воздух. Ревел, естественно, дракон Люцифер, потерявший всякую надежду на будущую блестящую космическую карьеру. Надо отдать должное Макару Ефремовичу, он умер как истинный хранитель, стопроцентно оправдав доверие тех, кго поручил ему заботу об Алатырь-камне. У нас же с Ключевским были все шансы уйти вслед за Сусаниным, поскольку разъяренный Люцифер усилил натиск, решив, видимо, что Космос Космосом, но и на старушке Земле он сумеет очень многим испортить настроение. И в этих своих расчетах он, конечно, не ошибался, поскольку силы, и магической, и физической, в монстре было немерено. Тупым я бы его тоже не назвал, ибо в нем соединились сразу два отпетых негодяя, имевших извращенное представление о морали, но зато хитростью и злобностью превосходивших всех двуногих существ, когда-либо топтавших нашу старушку Землю. Словом, перед нами было сверхдаровитое создание, вполне способное прибрать власть к рукам и в нашем мире, и во всех, так или иначе сопрягающихся с островом Буяном мирах.

— Что ты с ним церемонишься, Чарнота! — крикнул расхрабрившийся Ираклий. — Бог ты или не бог? Врежь ему пару раз по кумполу, и дело с концом.

Люцифер метнул еще одну молнию, и в этот раз Ираклий уцелел только потому, что успел упасть за каменный барьер кратера. Зато этот маневр драматурга позволил мне почти целиком отрубить хвост зазевавшемуся дракону. Из обрубка вырвался сноп искр, гром последовал такой, что гора Меру вздрогнула, а стоявший на краю площадки Вацлав Карлович Крафт едва не рухнул с обрыва. Дабы показать Люциферу нашу магическую силу, мы с Марком дуэтом выкрикнули заветное слово:

— Мкрткртрчак!

Молния шарахнула дракона прямо по затылку, бесхвостый исполин покачнулся, но устоял. Видимо, череп у него был такой прочности, что оказался способен выдержать прямое попадание реактивного снаряда. Однако Марк все-таки успел отрубить Люциферу лапу, воспользовавшись его замешательством. В довершение всех неприятностей на морду монстра упали сверху две лебедушки, в одну секунду лишив дракона зрения. Слепой дьявол закружился на месте, чудовищным ревом потрясая наши барабанные перепонки. Его толстенная задняя лапа едва не переломила мне хребет, но я, увернувшись в самый последний момент, рубанул по ней волшебным мечом Экскалибуром. Люцифер рухнул подкошенным дубом, угодив при этом оскаленной мордой прямо в кратер. Случай был слишком удобный, чтобы им не воспользоваться. Я вскочил на барьер и одним богатырским ударом отделил чудовищу башку от туловища. Туловище осталось дергаться на площадке, зато голова полетела вниз, словно бильярдный шар, пущенный умелым ударом кия в лузу.

— Мкрткртрчак! — в восторге заорал Марк, и разделившие его чувства небеса ударом молнии пригвоздили обезглавленное тело Люцифера к горе Меру. Тело вспыхнуло ярким пламенем, от которого нам с Марком пришлось спасаться бегством. Но зато через минуту от потрясателя Вселенной не осталось и следа.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — изрек Ираклий Морава, склоняясь над кратером. — А Макар Ефремович не очнется, как вы думаете, Чарнота?

Ответила за меня Наташка, спустившаяся с небес на грешную землю:

— Он умер еще тогда, в своей квартире, от потери крови и остановки сердца. Наверное, он мог еще долго жить вампиром, но только в том случае, если бы Алатырь-камень остался стоять на горе Меру.

— Он знал об этом?

— Вероятно, догадывался, — пожала плечами Наташка.

— Мир его праху, — произнес с вздохом Ираклий Морава. — Честнейший был человек.

Что касается Жозефины де Фес, то никто не сказал о ней доброго слова, и это молчание прозвучало как приговор.

У подножия горы Меру нас поджидали Петр Сергеевич Смирнов, Шарль де Перрон, эмиссар Шварц и еще один невесть откуда взявшийся худой, вертлявый человечек с маслеными глазками.

— Да это Купцов, — удивленно воскликнул Вацлав Карлович. — Нашлась пропажа.

А вокруг отважной четверки громоздились горы трупов. Было их здесь тысяч десять, не меньше. Наше потрясение при виде столь чудовищного зрелища выразил Ираклий Морава:

— Ну вы титаны, мужики! Надо же, сколько трупов напластали.

— Что значит, напластали! — возмутился Петр Сергеевич. — Да мы их пальцем не тронули, вон Генрих Иоганнович не даст соврать.

— Они сами попадали и испустили дух, — охотно подтвердил эмиссар Шварц, в глазах которого погасли кроваво-красные огоньки. Видимо, с уходом Алатырь-камня в глубь земли живые вампиры вернули себе утерянный человеческий статус, а восставшие из гроба превратились в тлен.

— А как же Люцифер? — спросил Петр Сергеевич.

— Уделали инопланетного гада, — сказал Морава, — еще почище чем в Голливуде. Пожран вселенским огнем, словно гнилое полено.

— Туда ему и дорога, — подвел окончательный итог Смирнов.

Наше возвращение в замок Перрон не заняло много времени и не ознаменовалось какими-либо примечательными событиями, если не считать обнаруженных нами в одной из ниш тоннеля человеческих костей, среди которых лежал успевший проржаветь от времени кинжал.

— Да это останки Бернара де Перрона, — воскликнул догадливый Морава. — Помяните мое слово, мужики, это она его пришила на пороге бессмертия.

— Кто — она? — не понял Шварц.

— Ваша хорошая знакомая, Генрих Иоганнович, Жозефина де Фес, леди Моргана.

Скорее всего, драматург был прав. Именно здесь нашел свое последнее пристанище отважный крестоносец и великий грешник Бернар де Перрон. Погоня за золотом и бессмертием окончилась для него весьма плачевно.

— Будем надеяться, что он дотянул хотя бы до Чистилища, — вздохнул де Меласс и похлопал по плечу своего друга менестреля. — Выше голову, Шарль, для нас с тобой все еще только начинается.

К моему удивлению, Наташка отказалась вернуться в Российскую Федерацию, сославшись на то, что у нее в Апландии куча дел, которые надо привести в порядок. Шарль де Перрон, у которого мудрая львица попросила политического убежища, расцвел как маков цвет. Судя по всему, он не считал, что эта гостья будет ему в тягость. Марк де Меласс решил навестить свою давнюю знакомую Диану де Грамон. Остальных я без долгих разговоров с помощью жезла, подаренного Велесом, переправил прямо в особняк Бори Мащенко, где нас в нетерпении поджидали сотрудники спецслужб. Наше внезапное появление если и испугало кого-то, так только кошку. Она скакнула на верхушку растущей в кадке пальмы, словно обезьяна. Миша с Васей тяжело вздохнули и покачали головами. Боря Мащенко развел руки, точно собирался обнять нас всех скопом, а генерал Сокольский, сидевший в кресле у стола, коротко бросил:

— Итак?

— Люцифер мертв, товарищ генерал, — доложил Ираклий Морава. — Ваш сотрудник при этом проявил чудеса храбрости и большие способности к конспирации.

— Какой еще сотрудник? — не понял Миша.

— Я имею в виду господина Чарноту, он же царевич Вадимир, он же бог Велес.

— Когда этот бог Велес станет сотрудником Конторы, я застрелюсь, — мрачно изрек Василий. — В нашем ведомстве только нечистой силы не хватало.

— Каждый, конечно, вправе сам распорядиться своей жизнью, — сказал я капитану, — но прежде не худо было бы рассчитаться с земными долгами.

— Что вы имеете в виду, господин Чарнота? — насторожился майор Миша.

— Двадцать тысяч долларов. Или вы по-прежнему сомневаетесь, что Владимир Дракунов того стоил?

Видимо, я наступил Михаилу на больную мозоль, поскольку он вспыхнул от гнева, вскочил на ноги, хотел что-то сказать, но потом просто махнул рукой и рухнул на стул. Такое поведение обычно сдержанного Михаила меня удивило и насторожило. Вполне вероятно, пока мы прохлаждались в Гиперборее и развлекались на горе Меру дракой с Люцифером, в Российской Федерации происходили нешуточные события.

— Вы не поверите, Чарнота, — понизил голос почти до шепота Боря Мащенко, — этот ваш Дракунов со товарищи перекусал весь ОМОН, плюс два райотдела милиции и несколько весьма высокопоставленных сотрудников прокуратуры и ФСБ. Можете себе представить, сотрудники правоохранительных органов — вампиры!

— Могу, — ответил за меня Ираклий Морава.

— Ох, уж эти мне писатели, — изрек в пространство Василий. — КГБ на вас нет.

— Я же не в переносном смысле, — обиделся Боря, — а в самом что ни на есть натуральном. Станиславу Андреевичу звонили из Кремля. Можете себе представить! К счастью, они все померли.

— Кто? — не понял Петр Сергеевич. — Омоновцы?

— Нет. С ОМОНом все в порядке, с прочими правоохранителями тоже. Вернулись, так сказать, к естественному состоянию. А вот Дракунов с подельниками, эти да. Когда спецподразделение «Альфа» пошло на штурм, они скопытились от испуга. Умерли, и все. Можете себе представить, шикарный особняк в два этажа был под завязку заполнен разлагающимися трупами, а то и просто скелетами. Кошмар! А труп Дракунова мы так и не обнаружили, ушел как сквозь землю провалился.

— Так ведь он и провалился, — воскликнул Морава. — Точнее, туда провалилась его голова. Вот где был ужас. А трупов мы тоже навидались. Как только Сусанин сбросил в жерло вулкана Алатырь-камень, так все вампиры попадали замертво.

— Подождите, — насторожился Миша, — это какой Сусанин? Мы же нашли его тело.

— Когда? — удивился Крафт.

— Сегодня утром. В могиле. Туда поехали эксперты, чтобы выяснить обстоятельства исчезновения покойника. А он лежит там, словно никогда из гроба не подымался.

— Ну что же, — подбил бабки генерал Сокольский, — считаю, что операция «Люцифер» проведена успешно. Благодарю всех, а особенно вас, господин Чарнота, за хорошо проделанную работу.

— А можно благодарность в письменной форме? — попросил Ираклий Морава.

— Какая письменная форма, гражданин, — аж подпрыгнул Василий. — Операция суперсекретная. О ней знают только несколько лиц, включая президента, а вы тут со своими бумажками.

— Ну и ладно, — обиделся Ираклий. — Тогда я драму напишу и на весь мир вас ославлю.

— Пишите, — неожиданно согласился Сокольский. — Мы вам препятствовать не будем. Хотя лучше бы вам, Морава, написать фантастический роман, а уж о хорошем тираже мы побеспокоимся сами. Равно как и о гонораре. Вы меня поняли, товарищ Сидоров?

— Понял, товарищ генерал. Я как-никак в пограничных войсках служил, знаю, что почем. Не извольте беспокоиться. Сделаю в лучшем виде.

На этом совещание в доме Бори Мащенко было завершено. Разумеется, никакой денежной компенсации от компетентных товарищей я не получил. Зато обчистил все казино не только в родном городе, но и в столице. Скандал поднялся грандиозный, тем более что я собрался в зарубежное турне. На границе меня задержали компетентные товарищи и препроводили к генералу Сокольскому. Сажать меня не стали, но последнее китайское предупреждение сделали. После чего я перевел выигранные бумажки в золото и отбыл на отдых в Апландию к супруге и детям. В конце концов, даже герои и внуки богов имеют законное право на отпуск в кругу семьи.