История Рунного посоха

Глава первая Сцена в тронном зале короля Хуона

Широкие двери отворились, и барон Мелиадус, недавно вернувшийся из Йеля, вошел в тронный зал короля-императора, чтобы доложить о своих неудачах и открытиях.

Когда Мелиадус появился в зале, потолок которого уходил на такую немыслимую высоту, что, казалось, достигал небосвода, а стены отстояли так далеко друг от друга, что могли бы вместить целую страну, путь ему преградил двойной ряд стражников. Стражники, члены ордена Богомола, собственного ордена короля-императора, носившие украшенные драгоценными камнями шлемы-маски в форме головы этого насекомого, кажется, не горели желанием пропускать барона.

Мелиадус, с трудом сдерживая негодование, ждал, пока их ряды расступятся, чтобы он мог пройти.

Затем он шагнул в зал, полный ослепительного света, на галереях которого висели сверкающие знамена пятисот величайших семей Гранбретани, а на стенах красовались мозаики из драгоценных камней, изображавшие сцены из истории страны и ее великих мужей. Барон двинулся между двумя рядами гвардейцев-Богомолов, застывших, словно статуи, в сторону Тронной Сферы, до которой была целая миля пути.

На середине зала он, по твердо укоренившейся традиции, опустился на колени.

Плотная черная сфера, кажется, на миг содрогнулась, когда барон Мелиадус поднялся, а потом черноту пронзили багровые вены, и сфера начала понемногу белеть, пока от тьмы не осталось и следа. Жидкость, похожая на смесь молока с кровью, заклубилась, затем рассеялась, явив взгляду крошечный силуэт в форме зародыша, свернувшийся в центре сферы. Глаза этого существа, темные и пронзительные, смотрели жестко, светясь древним – на самом деле бессмертным – разумом. Это и был Хуон, король-император Гранбретани и Темной Империи, Великий коннетабль ордена Богомола, обладающий абсолютной властью над десятками миллионов душ, правитель, назначенный жить вечно, во имя которого барон Мелиадус завоевывал Европу и остальные земли.

Голос цветущей юности зазвучал из Тронной Сферы (золотого юноши, которому он принадлежал, не было на свете уже тысячу лет):

– А, наш порывистый барон Мелиадус…

Мелиадус снова поклонился и пробормотал:

– Ваш слуга, вездесущий правитель…

– И что же ты расскажешь нам, торопливый лорд?

– Успех, великий император. Доказательство моих подозрений…

– Тебе удалось разыскать пропавших эмиссаров Коммуназии?

– Нет, сожалею, благородный сир…

Барон Мелиадус понятия не имел, что теми эмиссарами были переодетые Хоукмун и Д’Аверк, проникшие в столицу Темной Империи. Одна лишь Флана Микошевар, которая помогла им бежать, знала эту тайну.

– В таком случае зачем ты здесь, барон?

– Я выяснил, что Хоукмун, который – и я настаиваю на этом – представляет собой величайшую угрозу нашей безопасности, побывал на нашем острове. Я отправился в Йель, где нашел его и предателя Д’Аверка а также чародея Майгана из Лландара. Они знают тайну перемещений между измерениями.

Барон Мелиадус умолчал, что они сбежали от него.

– Прежде чем мы успели их схватить, они растворились прямо у нас на глазах. Могущественный монарх, если они способны приходить в наши земли и покидать их по своему усмотрению, совершенно очевидно, что мы не будем в безопасности, пока не уничтожим их. Я предлагаю немедленно бросить все силы наших ученых – в особенности Тарагорма и Калана – на поиски отступников с целью их уничтожения. Они угрожают подорвать нас изнутри…

– Барон Мелиадус, есть новости об эмиссарах Коммуназии?

– Пока что нет, могущественный король-император, однако…

С горсткой повстанцев, барон Мелиадус, империя может примириться, а вот если нашим берегам угрожает такая великая сила, едва ли не превосходящая нашу, сила, помимо прочего, обладающая научными тайнами, неизвестными нам, вот этого мы можем и не пережить… – Золотой голос выговаривал слова нарочито терпеливо.

Мелиадус нахмурился.

– У нас нет доказательств, что планируется подобное вторжение, властитель мира…

– Согласен. Точно так же у нас нет доказательств, барон Мелиадус, что этот Хоукмун и кучка бунтарей обладают силой, способной причинить нам вред.

Внезапно жидкость в Тронной Сфере пронзили нити холодного синего цвета.

– Великий король-император, дайте мне время и средства…

– Мы растущая империя, барон Мелиадус. Мы желаем расти и дальше. Было бы печально, не так ли, остановиться в развитии? Это не наш метод. Мы гордимся тем, какое влияние оказываем на Землю. Мы желаем расширять его. А ты, кажется, не особенно стремишься воплощать нашу мечту, которая состоит в том, чтобы сеять великий, хохочущий ужас во всех уголках мира. Ты, как мы опасаемся, начал узко мыслить…

– Однако, отказываясь считаться со слабыми силами, способными нарушить наши планы, повелитель всего сущего, мы также можем предать собственные интересы!

– Нас возмущает твое несогласие, барон Мелиадус. Твоя личная ненависть к Хоукмуну и, как мы слышали, страсть к Иссельде Брасс и есть возмутительное несогласие. Мы принимаем близко к сердцу твои интересы, барон, ибо, если ты продолжишь в том же духе, мы будем вынуждены поставить на твое место кого-то другого, освободить тебя от службы и даже, да-да, освободить тебя от членства в ордене…

Барон Мелиадус испугался, руки в латных перчатках инстинктивно потянулись к маске. Остаться без маски! Величайший позор, величайший ужас для всех! Ведь именно это подразумевает подобная угроза. Пополнить ряды самых низких подонков Лондры, попасть в касту сорванных масок! Мелиадус содрогнулся, он с трудом заставил себя заговорить.

В конце концов он пробормотал:

– Я обдумаю ваши слова, император Земли…

– Обдумай, обдумай, барон Мелиадус. Нам не хотелось бы видеть, как жизнь великого воина рушится из-за пары неверных мыслей. Если решишь снова завоевать наше расположение, то выяснишь способ, каким нас покинули эмиссары Коммуназии.

Барон Мелиадус упал на колени, широко раскинув руки, его огромная маска волка закивала. Завоеватель Европы пал ниц перед своим повелителем, однако в голове у него роились десятки бунтарских мыслей, и он благодарил правила своего ордена за то, что шлем-маска скрывает его лицо и его ярость.

Он попятился от Тронной Сферы под взглядом насмешливых, похожих на бусинки глаз короля-императора. Цепкий язык Хуона коснулся драгоценного камня, плававшего рядом с иссушенной головой в клубящейся молочной жидкости, расцвеченной всеми оттенками радуги, постепенно снова потемневшей.

Мелиадус развернулся и пустился в долгий обратный путь до гигантских дверей, чувствуя, что глаза каждого гвардейца-Богомола под маской провожают его недобрым, насмешливым взглядом.

Миновав двери, он повернул налево и зашагал по коридорам сложно устроенного дворца в сторону апартаментов графини Фланы Микошевар Кэнберийской, вдовы Асровака Микошевара, перебежчика из Московии, который некогда стоял во главе Легиона Стервятников. Графиня Флана была не только номинальной главой Легиона Стервятников, но еще и кузиной короля-императора, его единственной оставшейся в живых кровной родственницей.

Глава вторая Человеческие мысли графини Фланы

Маска цапли, сплетенная из золотых нитей, лежала на лакированном столике перед графиней, которая смотрела в окно на безумные закрученные шпили города Лондры, и на бледном, красивом лице были написаны тоска и смятение.

Стоило Флане шевельнуться, как богатые шелка и драгоценные камни, нашитые на платье, заиграли в красном солнечном свете. Она подошла к шкафу, открыла его. Там висели причудливые костюмы, которые она сохранила, когда много дней назад два странных гостя покинули ее покои. Маскарадные костюмы, которые носили Хоукмун и Д’Аверк, прикидываясь князьями из Коммуназии. Сейчас она спрашивала себя, где они могут быть, в особенности Д’Аверк, который, как она знала, полюбил ее.

У Фланы, графини Кэнберийской, была дюжина мужей и еще больше любовников, от которых она избавилась тем или иным способом, как обычная женщина избавляется от изношенных чулок. Никогда в жизни она не испытывала любви, не переживала чувства, известного многим другим, даже правителям Гранбретани.

Однако Д’Аверк, этот франтоватый ренегат, вечно прикидывавшийся больным, пробудил в ней эти чувства. Может быть, до сих пор она оставалась такой холодной, потому что сохранила умственное здоровье, тогда как окружавшие ее при дворе были безнадежно больны; потому что могла испытывать нежность и беззаветную любовь, тогда как лорды Гранбретани вовсе не понимали подобных чувств. Возможно, Д’Аверк, мягкий, деликатный, чувствительный, пробудил ее от апатии, вызванной вовсе не ущербностью души, но, напротив, величием – таким величием, которому невыносимо существование безумного, эгоистичного, извращенного мира при дворе короля Хуона.

Но теперь, когда графиня Флана очнулась, она уже не могла игнорировать чудовищность своего окружения и отчаяние, охватившее ее при мысли, что любовник, с которым она провела всего одну ночь, может никогда не вернуться, что он, возможно, даже погиб.

Она удалилась в свои покои, избегая общения. Но, хотя подобная уловка позволяла на время уйти от осознания собственного плачевного положения, чувство скорбного одиночества только усиливалось.

Слезы катились по прекрасным щекам Фланы, и она утирала их надушенным шелковым платочком.

В комнату вошла камеристка и нерешительно замерла на пороге. Флана автоматически потянулась к маске цапли.

– В чем дело?

– Барон Мелиадус Кройденский, моя госпожа. Он хочет с вами поговорить. Дело чрезвычайной важности.

Флана натянула маску через голову, опустила на плечи.

Она секунду обдумывала слова девушки, затем пожала плечами. Что это изменит, если она увидит Мелиадуса на несколько минут? Может, он принесет новости о Д’Аверке, которого, как она знала, барон ненавидит. Если проявить достаточную гибкость, она сумеет выудить из него информацию.

Но вдруг Мелиадус захочет заняться с нею любовью, как это бывало в прежние их встречи?

Подумаешь, она отправит его восвояси, как отправляла уже не раз.

Он чуть кивнула прекрасной маской цапли.

– Впусти барона, – сказала она.

Глава третья Хоукмун меняет курс

Огромный парус наполнился ветром, и корабль быстрее понесся по морской глади. Небо было ясное, море тихое – бесконечное лазурное полотно. Весла больше не требовались, рулевой следил за курсом. Боцман в черно-оранжевых одеждах поднялся на палубу, где, глядя на волны, стоял Хоукмун.

Светлые волосы Хоукмуна развевались на ветру, бархатный плащ винного цвета хлопал у него за плечами. Его красивое лицо, посуровевшее в битвах и обветренное за время путешествия, портил только тусклый черный камень во лбу. Хоукмун серьезно кивнул, отвечая на приветствие боцмана.

– У меня приказ двигаться вдоль побережья, идя строго на восток, сэр, – сообщил боцман.

– Кто отдал приказ, боцман?

– Э… да никто, сэр. Я просто так понял, что мы направляемся в Днарк…

– Мы не идем в Днарк, и передай это рулевому.

– Но ведь тот странный воин… Воин из гагата-и-золота, как ты сам его называл, он сказал…

– Он мне не хозяин, боцман. Нет, мы идем в открытое море. В Европу.

– В Европу?! Ты знаешь, что после того, как ты спас Нарлин, мы отвезем тебя куда угодно, последуем за тобой хоть на край света, но представляешь ли ты себе расстояние, какое требуется преодолеть, чтобы попасть в Европу? Сколько морей пересечь, какие шторма…

– Да, я понимаю. Но мы все равно плывем в Европу.

– Как прикажешь, сэр. – Боцман, хмурясь, отвернулся, чтобы отдать приказ рулевому.

Д’Аверк вышел из каюты под главной палубой и поднялся по трапу. Хоукмун встретил его широкой улыбкой.

– Хорошо поспал, друг Д’Аверк?

– Хорошо, насколько это возможно в качающейся посудине. В основном меня мучила бессонница, Хоукмун, но все же несколько минут я урвал. На большее, насколько я понимаю, и надеяться не приходится.

Хоукмун засмеялся.

– Когда я заглядывал к тебе час назад, ты храпел вовсю.

Д’Аверк удивленно поднял брови.

– А! Так ты слышал мое тяжелое дыхание? Я старался дышать потише, но моя ужасная простуда – она усилилась, стоило ступить на борт – усложняет мне жизнь.

Он поднес к носу крошечный квадратик льняной ткани.

Д’Аверк облачился в шелка, в свободную голубую рубаху и алые штаны в складку, на тяжелом кожаном ремне висели меч и кинжал. Загорелая шея была обмотана длинным пурпурным шарфом, длинные волосы завязаны в хвост лентой в тон шаровар. На его утонченном, почти аскетичном лице читалась насмешка.

– Я правильно услышал, сидя там, внизу? – спросил Д’Аверк. – Ты велел боцману взять курс на Европу?

– Да.

– Значит, ты по-прежнему стремишься попасть в замок Брасс и забыть всё, что Воин из гагата-и-золота говорил тебе о судьбе, о том, что этот клинок, – Д’Аверк указал на широкий меч на боку Хоукмуна, – необходимо доставить в Днарк, послужив таким образом Рунному посоху?

– Я обязан исполнить долг перед самим собой и моими родичами, прежде чем служить артефакту, в существовании которого я серьезно сомневаюсь.

– Ты и в силу Меча Рассвета не верил, – криво усмехнувшись, заметил Д’Аверк, – но ты же видел, как он из ниоткуда призвал воинов, спасших нам жизнь.

Лицо Хоукмуна приобрело упрямое выражение.

– Ну да, – признал он неохотно. – Но я все равно собираюсь вернуться в замок Брасс, если это возможно.

– Но мы даже не знаем наверняка, в этом он измерении или в ином.

– Я могу лишь надеяться, что он в этом измерении.

Хоукмун подвел под разговором черту, дав понять, что больше не желает обсуждать эту тему. Д’Аверк на мгновенье удивленно поднял брови, затем отправился на палубу и принялся прогуливаться, насвистывая что-то.

Пять дней они шли по спокойному океану, каждый парус был наполнен ветром, позволяя двигаться с максимальной скоростью.

На шестой день к Хоукмуну, стоявшему на носу корабля, подошел боцман и указал на что-то впереди.

– Сэр, на горизонте темная полоска. Мы идем прямо в шторм.

Хоукмун взглянул в указанном направлении.

– Шторм, говоришь? Однако как-то странно он выглядит.

– Да, сэр. Приказать брать рифы?

– Нет, боцман. Мы будем идти вперед, пока не поймем, что именно перед нами.

– Как скажешь, сэр.

Боцман спустился обратно на палубу, покачивая головой.

Спустя несколько часов небо впереди перегородила огненная стена, поднявшаяся со всех сторон на горизонте, внутри нее играли темно-красные и пурпурные краски. Стена уходила ввысь, но небо над кораблем было голубым, как и прежде, и море идеально спокойным. Только легкий ветерок поднялся. Они как будто плыли по озеру, окруженному со всех сторон горами, вершины которых скрывались в поднебесье. Команда пришла в замешательство, а в голосе боцмана, когда он заговорил с Хоукмуном, звучал страх:

– Стоит ли идти дальше, сэр? Никогда в жизни я не слышал о подобном явлении, никогда не встречался с таким. Команда напугана, сэр, и, должен признать, я тоже.

Хоукмун сочувственно покивал.

– Да, зрелище в высшей степени странное, какое-то сверхъестественное.

– Вот и матросы так же говорят, сэр.

Интуиция Хоукмуна гнала его вперед, увидеть и понять, что это, однако он чувствовал ответственность перед командой, каждый член которой вызвался в поход добровольно, из благодарности за избавление их родного города Нарлина от власти пиратских капитанов.

Хоукмун вздохнул.

– Хорошо, боцман. Убираем паруса и пережидаем ночь. Если повезет, это странное явление рассеется к утру.

Боцман явно испытал облегчение.

– Спасибо, сэр.

Хоукмун ответил отсалютовавшему ему боцману, а потом снова уставился на гигантскую круглую стену впереди. Это тучи или что-то другое? По воздуху разливался холод, хотя солнце светило так же ярко, но его лучи, кажется, не касались этой массы облаков.

Всё было тихо. Хоукмун сомневался, умно ли он поступил, отказавшись ехать в Днарк. Насколько он знал, никто, кроме древних, никогда не ходил по этому океану. Кто знает, какие неведомые ужасы обитают в его пучинах?

Опустилась ночь, но громадная огненная стена вдалеке по-прежнему виднелась, ее пурпурные и темно-красные всполохи пронзали черноту. Но при этом казалось, что они лишены обычных свойств света.

Хоукмун ощущал нарастающую тревогу.

К утру стена как будто придвинулась ближе, а кусочек синего моря сделался гораздо меньше. Хоукмун подумал, уж не ловушка ли это, устроенная какими-нибудь великанами.

Завернутый в толстый плащ, не особенно спасавший от холода, Хоукмун на рассвете расхаживал по палубе.

Вскоре вышел Д’Аверк, одетый по меньшей мере в три плаща и театрально трясущийся от холода.

– Какое свежее утро, Хоукмун.

– Да, – согласился герцог фон Кёльн. – Что скажешь на это, Д’Аверк?

Француз только покачал головой.

– Мрачная какая-то штуковина. А вот и боцман идет.

Они оба повернулись навстречу боцману. Тот тоже был завернут в толстый кожаный плащ, который обычно защищал его от шторма.

– Есть какие-нибудь соображения, боцман? – спросил Д’Аверк.

Боцман помотал головой, обращаясь к Хоукмуну:

– Мои люди говорят, что, как бы ни повернулось дело, они в твоем распоряжении, сэр. Если придется, они умрут за тебя.

– Подозреваю, что настроение у них самое мрачное, – улыбнулся Д’Аверк. – Впрочем, кто станет их за это винить?

– Действительно, кто, сэр? – Боцман обернулся, на его честном лице читалось отчаяние. – Мне отдать приказ поднимать паруса, сэр?

– Так будет лучше, чем ждать, пока эта штука сама подползет к нам, – сказал Хоукмун. – Ставь паруса, боцман!

Боцман прокричал приказы, матросы вскарабкались на реи, подняли паруса, закрепили канаты. Паруса поймали ветер, корабль пришел в движение, как будто неохотно направляясь к странным горам из облаков.

Но стоило им двинуться вперед, как эти горы заклубились и заволновались. По ним расползлись иные, более темные, краски, и со всех сторон зазвучал какой-то вой. Матросы с трудом сдерживали страх, многие замерли на местах, наблюдая за происходящим. Хоукмун с тревогой всматривался вперед.

А потом стены внезапно исчезли!

Хоукмун выдохнул.

Со всех сторон простиралось спокойное море. Все было в точности как прежде. Команда начала ликовать, но Хоукмун заметил, какое унылое лицо у Д’Аверка. Хоукмун и сам ощущал, что опасность, возможно, еще не миновала. Он ждал, стоя у леера.

А потом из моря выскочила гигантская тварь.

Радостные вопли матросов сменились криками ужаса.

Вслед за первой со всех сторон из воды выныривали другие такие же. Громадные, похожие на рептилий чудовища с раззявленными красными пастями и тройными рядами зубов; с чешуи у них стекали ручьи воды, а глаза вращались, горя безумной злобой.

Раздался оглушительный шум, когда, одно за другим, эти чудовища взмыли в воздух.

– Мы покойники, Хоукмун, – философски сообщил Д’Аверк, берясь за меч. – Какая жалость, что так и не удалось в последний раз увидеть замок Брасс, в последний раз поцеловать любимых женщин.

Хоукмун почти не слушал его. Его переполняла горечь: почему судьба решила, что свой конец он встретит в таком мокром и далеком месте? Теперь никто даже не узнает, где и как он погиб…

Глава четвертая Орланд Фанк

Тени гигантских тварей метались по палубе, хлопанье их крыльев заполнило воздух. Герцог Кёльнский с холодной решимостью поднял голову, когда один из монстров устремился к нему с разинутой пастью, – он понял, что жизнь его кончилась. Но в следующий миг чудовище снова взмыло в воздух, лишь куснув разок мачту.

С напряженными до предела нервами и мышцами Дориан Хоукмун выхватил из ножен Меч Рассвета, клинок, который никто другой не смог бы держать в руках, оставаясь при этом в живых. Но даже это сверхъестественное оружие было бесполезно против кошмарных тварей, им даже не требовалось нападать на команду – достаточно нанести несколько ударов по корпусу корабля и отправить всех на дно.

Корабль раскачивался на ветру, поднятом гигантскими крыльями, а воздух был полон зловонного дыхания чудовищ.

Д’Аверк поморщился.

– Почему они не нападают? Они что, играют с нами?

– Похоже на то. – Хоукмун говорил сквозь стиснутые зубы. – Может, им доставляет удовольствие играть с добычей, прежде чем прикончить ее.

Когда одна огромная тень снизилась, Д’Аверк подпрыгнул и замахнулся на чудовище мечом, оно снова взмыло в воздух, не успели ноги Д’Аверка коснуться палубы. Он сморщил нос.

– Тьфу! Ну и вонища! Наверняка вредно для легких.

Теперь одна за другой твари снижались, ударяя по судну кожистыми крыльями. Корабль сотрясался. Люди кричали, падая с мачт на палубу. Хоукмун с Д’Аверком силились устоять на ногах, цепляясь за леер, чтобы не полететь вверх тормашками.

– Они разворачивают судно! – с недоумением прокричал Д’Аверк. – Нас заставляют повернуть!

Хоукмун угрюмо таращился на жутких монстров, ничего не отвечая. Скоро корабль развернулся на восемьдесят градусов. Тогда твари снова взвились в небеса и закружили над судном, словно обсуждая свой следующий шаг. Хоукмун всматривался в их глаза, пытаясь заметить там проблеск мысли, силясь прочитать их намерения, но это было невозможно. Чудовища полетели прочь, сбиваясь в стаю далеко за кормой. А потом они вернулись.

Все вместе они так хлопали крыльями, что поднялась настоящая буря, и Хоукмун с Д’Аверком больше не могли устоять на ногах, их вжало в доски палубы.

Паруса от поднятого крыльями ветра надулись, и Д’Аверк в изумлении прокричал:

– Они гонят корабль туда, куда им нужно! Невероятно!

– Мы движемся в сторону Амареха, – признал Хоукмун, силясь подняться на ноги. – Очень интересно…

– Вопрос, чем они питаются? – прокричал Д’Аверк. – Они явно едят что-то такое, что не освежает дыхание! Тьфу!

Хоукмун невольно засмеялся.

Команда теперь забилась между банками для гребцов, со страхом глазея на чудовищных рептилий, хлопающих крыльями над головой и наполняющих паруса ветром.

– Может, они гнездятся в той стороне? – предположил Хоукмун. – Может, хотят накормить нами молодняк, а их птенцы едят только живое мясо?

Д’Аверк посмотрел на него с негодованием.

– Это весьма правдоподобно, друг Хоукмун. Но все равно с твоей стороны несколько бестактно говорить об этом вслух…

И Хоукмун снова криво усмехнулся.

– Если их гнезда на земле, у нас остается призрачная возможность вступить с ними в бой, – сказал он. – В открытом море у нас нет никаких шансов.

– Да ты оптимист, герцог Кёльнский…

Больше часа диковинные рептилии на сумасшедшей скорости гнали корабль по волнам. Наконец Хоукмун указал куда-то вперед, ничего не сказав.

– Остров! – воскликнул Д’Аверк. – А ты оказался недалеко от истины!

Остров был маленький, по-видимому, лишенный растительности, его края круто поднимались, превращаясь в высокий пик, словно перед ними лежал обломок не до конца затонувшей скалы.

И тут Хоукмун встревожился, увидев новую опасность.

– Скалы! Мы несемся прямо на них! Матросы! По местам! Рулевой… – Но Хоукмун уже и сам мчался к рулевому веслу, взялся за него, пытаясь спасти корабль от столкновения с землей.

Д’Аверк присоединился к нему, навалился на весло, пытаясь повернуть корабль. Остров становился все больше и больше, нависая над ними, грохот прибоя отдавался в ушах – барабанный бой грядущей катастрофы.

Корабль медленно развернулся, когда утесы острова уже возвышались над ними, а в лицо летели брызги, но в тот же миг они услышали жуткий скрежет – жалобу измученного корпуса, и поняли, что скалы вошли в правый борт корабля ниже ватерлинии.

– Каждый сам за себя! – прокричал Хоукмун и кинулся к борту, Д’Аверк следовал за ним по пятам. Корабль накренился и встал на дыбы, словно живой, всех отбросило назад, к лееру левого борта. Покрытые синяками, но оставшиеся в сознании Хоукмун и Д’Аверк кое-как поднялись на ноги, секунду помешкали, а потом нырнули в темные бурлящие воды.

Хоукмун ощутил, как его тянет ко дну широкий меч. В пенящихся водах он видел дрейфующие силуэты, грохот прибоя в ушах звучал теперь приглушенно. Однако Меч Рассвета он не выпустил. Вместо этого он с трудом затолкнул его в ножны, а потом собрался с силами, чтобы вынырнуть на поверхность, таща за собой тяжелое оружие.

Наконец он закачался на волнах, смутно сознавая, что над ним нависает корпус корабля. Море казалось теперь гораздо спокойнее, ветер постепенно затих, грохот прибоя превратился в шепот, и странное молчание воцарилось вместо какофонии, бушевавшей несколько минут до того. Хоукмун высмотрел впереди плоскую скалу, доплыл, зацепился за кусочек суши.

Потом он обернулся.

Чудовища, похожие на рептилий, еще кружили в небе, но так высоко, что воздух нисколько не колыхался от движения их крыльев. Вдруг они взмыли еще выше, зависли на мгновенье в воздухе, а потом устремились прямо в море.

Одно за другим они ввинчивались в волны с шумным плеском. Корпус корабля застонал, когда в него ударила волна, поднятая чудовищами, а Хоукмуна едва не смыло со спасительного камня.

В следующий миг монстры исчезли.

Хоукмун протер глаза и выплюнул горькую морскую воду.

И что дальше? Может, чудовища хотят сохранить добычу живой, чтобы хватать по одному человеку, когда им понадобится свежее мясо? Выяснить это невозможно.

Хоукмун услышал крик и увидел Д’Аверка и полдюжины матросов, с трудом плывших к скалам рядом с ним.

Д’Аверк казался озадаченным.

– Хоукмун, ты видел, как ушли эти твари?

– Да. Мне интересно – вернутся ли они?

Д’Аверк мрачно поглядел в ту сторону, где скрылись монстры. Пожал плечами.

– Думаю, нам стоит выбраться на сушу, прихватив с собой всё, что можно спасти с корабля, – сказал Хоукмун. – Сколько наших уцелело?

Он вопросительно взглянул на боцмана, который стоял рядом с Д’Аверком.

– Думаю, почти все, сэр. Нам повезло. Смотри.

Боцман махнул в сторону корабля, позади которого, на берегу, собралась команда.

– Отправь кого-нибудь на корабль, пока его не разбило в щепки, – сказал Хоукмун. – Берите канаты, начинайте вытаскивать провизию на сушу.

– Как прикажешь, сэр. Но что, если чудовища вернутся?

– Разберемся с ними, если увидим, – ответил Хоукмун.

Несколько часов Хоукмун следил за тем, чтобы всё необходимое было перенесено с корабля и уложено на камни острова.

– Как думаешь, его можно починить? – спросил Д’Аверк.

– Шанс есть. Море теперь спокойное, судно вряд ли разобьется. Только это потребует времени.

Хоукмун потрогал тусклый черный камень во лбу.

– Пошли, Д’Аверк, исследуем остров.

Они принялись карабкаться на скалы, направляясь к вершине. Местность казалась совершенно безжизненной. В лучшем случае они могли надеяться найти пресную воду. На берегу, возможно, попадутся устрицы. Место выглядело пустынным. Надежды на выживание, если корабль не удастся починить, почти никакой, особенно в случае, если монстры вернутся.

Наконец они добрались до вершины и остановились, тяжело дыша от напряжения.

– На другой стороне так же голо, как и здесь, – сообщил Д’Аверк, указав вниз. – Вот интересно… – Он осекся и ахнул. – Клянусь глазами Березената! Человек!

Хоукмун посмотрел в указанном направлении.

И точно, внизу, вдоль берега, кто-то прохаживался. Пока они смотрели, он поднял голову и бодро замахал им, жестами приглашая к себе.

Уверенные, что у них галлюцинации, товарищи медленно двинулись вниз, приближаясь к человеку. Он стоял там, упершись кулаками в бедра, широко расставив ноги и улыбаясь им. Они остановились.

Человек был одет очень странно и старомодно. На коричневый от загара торс он натянул кожаную жилетку, оставившую голыми грудь и руки. На макушке, поверх рыжей копны волос, торчала вязаная шапочка с залихватски воткнутым в нее фазаньим пером. На человеке красовались диковинные клетчатые штаны, на ногах разбитые сапоги с пряжками. За спиной, привязанный веревкой, болтался гигантский боевой топор, лезвие которого зазубрилось и покрылось грязью от долгой службы. На худом лице незнакомца искрились весельем голубые глаза, пока он рассматривал двух друзей.

– Стало быть, это вы Хоукмун и Д’Аверк, – произнес он с непривычным для них акцентом. – Мне говорили, что вы наверняка пожалуете.

– Кто ты такой, сэр? – поинтересовался Д’Аверк несколько высокомерно.

– Я-то? Я Орланд Фанк, неужели не узнали? Орланд Фанк, к вашим услугам, добрые господа.

– Ты живешь на этом острове? – удивился Хоукмун.

– Я жил на нем, но сейчас уже нет, неужели не знаете? – Фанк стянул с себя шапку и утер лоб. – Я теперь путешественник. Как и вы, насколько я понимаю.

– А кто рассказал тебе о нас? – спросил Хоукмун.

– У меня есть брат. Он везде расхаживает в черно-золотом…

– Воин из гагата-и-золота! – воскликнул Хоукмун.

– Точно, его величают этим нелепым именем. Уверен, он не упоминал о существовании своего рыжего брата-оборванца.

– Не упоминал. Кто ты такой?

– Я зовусь Орланд Фанк. Из Скар-Брэ, это на Оркнейских островах, знаете ли…

– Оркнейские острова! – Рука Хоукмуна сама потянулась к мечу. – Разве это не часть Гранбретани? Острова на дальнем севере?

Фанк засмеялся.

– Скажите жителям Оркнеев, что они часть Темной Империи, и они вырвут вам глотку заодно с зубами! – Он, словно извиняясь, развел руками и добавил, объясняя: – Там, знаете ли, это излюбленный способ обхождения с врагами. Мы народ простой.

– Значит, Воин из гагата-и-золота тоже с Оркнейских островов… – начал Д’Аверк.

– Да ты что, нет, конечно! С Оркнеев он, как же, в таком-то доспехе и с такими манерами! – Орланд Фанк от души захохотал. – Нет. Он не с Оркнейских островов! – Фанк утер слезы, выступившие от смеха, своей потрепанной шапкой. – С чего ты так решил?

– Ты же сказал, что он твой брат.

– Так и есть. В духовном смысле, как говорится. Может, и физически тоже. Я уже забыл. Понимаете, прошло уже столько лет с нашей первой встречи…

– Что свело вас вместе?

– Можно сказать, самое обычное дело. Общие идеалы.

– А не Рунный ли посох стал тому причиной? – пробормотал Хоукмун, но его голос был не громче шепота прибоя под ними.

– Возможно.

– Что-то ты не слишком разговорчив, друг Фанк, – заметил Д’Аверк.

– Точно. Мы на Оркнеях народ неразговорчивый, – улыбнулся Орланд Фанк. – На самом деле я даже считался там трепачом. – Кажется, он нисколько не оскорбился.

Хоукмун махнул себе за спину.

– А те монстры? И странные облака, которые мы видели накануне? Это как-то связано с Рунным посохом?

– Я не видел никаких монстров. Никаких облаков. Я и сам только что сюда прибыл.

– Нас пригнали к этому острову гигантские рептилии, – пояснил Хоукмун. – И теперь я начинаю понимать причину. Они тоже служат Рунному посоху, не сомневаюсь.

– Вполне вероятно, – ответил Орланд. – Понимаешь, лорд Дориан, не мое это дело.

– Это Рунный посох стал причиной нашего кораблекрушения? – с гневом спросил Хоукмун.

– Не могу знать, – отвечал Фанк, нахлобучивая шапку на рыжую макушку и потирая худощавый подбородок. – Знаю только, что я здесь, чтобы дать вам лодку и рассказать, где вы сможете найти ближайшую обитаемую землю.

– У тебя есть для нас лодка? – Д’Аверк был ошеломлен.

– Ага. Не особо роскошная, но все-таки годная для моря. Вы оба в ней поместитесь.

– Но у нас команда в пятьдесят человек! – сверкнул глазами Хоукмун. – Ну, если Рунному посоху нужно, чтобы я послужил ему, то он мог бы действовать умнее! Всё, что ему удалось до сих пор, – здорово меня разозлить!

– Твоя злость лишь обессилит тебя, – мягко произнес Орланд Фанк. – Я думал, ты обязан отправиться в Днарк, чтобы послужить Рунному посоху. Мой брат сказал…

– Твой брат настаивал, чтобы я отправился в Днарк. Но у меня есть и другие обязанности, Орланд Фанк, обязанности перед женой, которую я не видел много месяцев, перед тестем, который ждет моего возвращения, перед друзьями…

– Перед народом из замка Брасс? Да, я слышал о них. Они в данный момент в полной безопасности, если это тебя утешит.

– Ты точно это знаешь?

– Да. Жизнь их течет без особых событий, если не считать неприятностей из-за некоего Элверецы Тоцера.

– Тоцер! Что с этим предателем?

– Он исчез из Камарга, насколько я понимаю. – Орланд Фанк взмахнул рукой.

– Куда?

– Кто ж знает?

– Как бы там ни было, хорошо, что они избавились от Тоцера.

– Я не знаю этого человека.

– Талантливый драматург, – сказал Хоукмун, – с моральными устоями… э…

– Гранбретанца? – подсказал Фанк.

– Именно. – Тут Хоукмун нахмурился и впился в Орланда Фанка тяжелым взглядом. – Ты меня не обманываешь? Мои родственники и друзья в безопасности?

– На данный момент им ничто не угрожает.

Хоукмун вдохнул.

– Где твоя лодка? И что мне делать с командой?

– Я немного смыслю в корабельном деле. Помогу им починить судно, чтобы они смогли вернуться в Нарлин.

– Почему нам нельзя отправиться с ними? – спросил Д’Аверк.

– Насколько я понимаю, вы оба не отличаетесь большим терпением, – с невинным видом произнес Фанк, – значит, захотите отчалить с острова как можно скорее. А на починку большого судна уйдет много дней.

– Мы возьмем твою лодку, – сказал Хоукмун. – Кажется, если мы этого не сделаем, то Рунный посох – или какая там сила отправила нас сюда – решит, что мы всё еще упорствуем.

– Я понимаю, как это бывает, – согласился Фанк, чуть улыбаясь каким-то своим мыслям.

– Но как ты уедешь с острова, если мы заберем лодку? – спросил Д’Аверк.

– Поплыву с вашими моряками в Нарлин. У меня полным-полно свободного времени.

– Далеко отсюда до континента? – спросил Хоукмун. – И, кстати, как мы поплывем? У тебя есть какой-нибудь компас?

Фанк пожал плечами.

– Расстояние не особо большое, и компас вам не потребуется. Вам только и нужно, что дождаться правильного ветра.

– Что ты имеешь в виду?

– Ветра в этой части света очень необычные. Вы сами поймете, что я имею в виду.

Хоукмун пожал плечами, сдаваясь.

Они пошли за Орландом Фанком к берегу.

– Похоже, что не такие уж мы хозяева своей судьбы, какими себя считали, – сардонически хмыкнул Д’Аверк, увидев маленькую лодку.

Глава пятая Город светящихся теней

Угрюмый Хоукмун лежал на дне маленькой лодки, а Д’Аверк, стоя на носу, насвистывал, наслаждаясь брызгами, летевшими в лицо. Уже целый день ветер подгонял их суденышко, явно держа определенный курс.

– Теперь мне ясно, что имел в виду Фанк, говоря о ветре, – проворчал Хоукмун. – Это явно не природное явление. У меня такое ощущение, что я марионетка в каком-то сверхъестественном театре.

Д’Аверк усмехнулся и указал вперед.

– Ну, наверное, у нас будет возможность подать жалобу дирекции этого театра. Смотри, земля по носу.

Хоукмун с неохотой поднялся. На горизонте виднелись признаки близкой суши.

– Значит, мы вернулись в Амарех! – засмеялся Д’Аверк.

– Вот если бы это была Европа, а там Иссельда… – Хоукмун снова сел.

– Или даже Лондра и Флана, которая утешила бы меня. – Д’Аверк пожал плечами и театрально закашлялся. – Но так даже лучше, зачем ей такой больной, умирающий человек…

Понемногу контуры берега становились четче: неровные утесы, холмы, пляжи, отдельные деревья. Затем, на юге, они заметили необычную ауру золотистого света, который пульсировал, как будто в ритме гигантского сердца.

– Очередное подозрительное явление, – нахмурился Д’Аверк.

Ветер задул сильнее, и маленькую лодку развернуло к золотистому свечению.

– А мы идем прямо на него, – простонал Хоукмун. – Как же мне надоели подобные явления!

Теперь было ясно, что они входят в залив, образованный континентом и длинным островом, лежащим между двумя берегами. Золотистый свет пульсировал на дальнем конце острова.

Земля по обеим сторонам залива была приятна глазу: песчаные пляжи и поросшие лесом холмы, – хотя живых существ не наблюдалось.

По мере того как друзья приближались к источнику света, он всё сильнее рассеивался. Наконец лишь бледное сияние осталось на небе, и лодка замедлила ход. Но они по-прежнему шли прямо на свет. А потом они увидели нечто, изумившее их…

Там возвышался город такой красоты и изящества, что путешественники лишились дара речи. Огромный, как Лондра, даже больше; дома с ровными шпилями, куполами и башенками испускали то самое удивительное свечение, причем нежное, приглушенное, разных оттенков: розового, желтого, голубого, зеленого, фиолетового, вишневого. Словно картину нарисовали светом, а потом омыли золотом. Такая величественная красота, кажется, не могла предназначаться для жизни человеческих существ, скорее – богов.

Лодка уже входила в гавань, вытянувшуюся вдоль набережных, где дома мерцали теми же нежными красками.

– Как сон… – пробормотал Хоукмун.

– Сон о рае.

Даже Д’Аверк растерял весь свой цинизм при виде такой красоты.

Маленькую лодку прибило к лестнице, спускавшейся прямо к воде, в которой отражались все краски города. Друзья остановились.

Д’Аверк пожал плечами.

– Похоже, нам пора выгружаться. Лодка могла бы принести нас в куда менее приятное место.

Хоукмун серьезно кивнул и спросил:

– Д’Аверк, кольца Майгана всё еще у тебя?

Д’Аверк похлопал по кошелю.

– В целости и сохранности. А что?

– Я спросил, потому что, если вдруг мы столкнемся с опасностью, перед которой окажутся бессильны наши мечи, и придется использовать кольца, пусть будут под рукой.

Д’Аверк понимающе кивнул, а потом наморщил лоб.

– Странно, что нам не пришло в голову использовать их на острове…

На лице Хоукмуна отразилось изумление.

– А ведь верно… – И он в негодовании поджал губы. – Несомненно, то был результат воздействия на разум сверхъестественных сил! Как же я ненавижу всё сверхъестественное!

Д’Аверк с улыбкой прикрыл рот пальцами, изобразив насмешливое неодобрение.

– Как можно говорить такое в этом городе!

– А… ну да, надеюсь, обитатели этого места так же прекрасны, как оно само.

– Если тут вообще имеются обитатели, – отозвался Д’Аверк, озираясь по сторонам.

Они вместе поднялись по ступенькам и оказались на набережной. Странные здания возвышались теперь прямо перед ними, между домами виднелись широкие улицы.

– Давай заглянем в город, – рассудительно предложил Хоукмун, – и узнаем, зачем нас сюда принесло. Может быть, хотя бы тогда нам позволят вернуться в замок Брасс!

Они ступили на ближайшую улицу, и им показалось, что тени от домов светятся сами по себе и живут собственной жизнью. Самые высокие башни располагались все-таки далеко, но Хоукмун протянул руку, коснулся ближайшего строения, и поверхность стены под его пальцами оказалась ни на что не похожей. То был не камень, не дерево и тем более не металл, потому что этот материал мягко подавался, вызывая легкое покалывание кожи. И еще его удивило тепло, разлившееся по руке и затопившее всё тело.

Хоукмун покачал головой.

– Да это скорее плоть, чем камень!

Д’Аверк тоже протянул руку и был так же ошеломлен.

Да, или какое-то растение. Оно живое, органическое!

Они шли дальше. И без того широкие улицы расширились еще больше, превращаясь в площади. Путники пересекли площадь, выбрали следующую улицу наугад, глядя на здания, которые, казалось, тянулись ввысь бесконечно, исчезая в удивительной золотистой дымке.

Они переговаривались вполголоса – боялись потревожить тишину великолепного города.

– Ты заметил, – шептал Хоукмун, – здесь нет окон?

– И дверей, – кивнул Д’Аверк. – Я уверен, что этот город создан не для человеческих нужд и построили его не люди!

– Может быть, какие-то существа, порожденные Трагическим Тысячелетием, – предположил Хоукмун. – Вроде призрачного народа Сориандума.

Д’Аверк покивал, соглашаясь.

Кажется, странные тени впереди слились воедино, друзья вошли в теневое облако, и их охватило ощущение полного блаженства. Хоукмун улыбался, несмотря на все опасения, и Д’Аверк улыбался ему в ответ. Светящиеся тени скользили вокруг. Хоукмун подумал: может быть, эти тени и есть подлинные обитатели города?

Путники дошли до конца улицы и остановились на громадной площади в самом центре города. Посреди нее поднималось цилиндрическое здание. Хотя оно было самым большим в городе, оно при этом казалось и самым изящным. Его стены оживлял цветной свет, и Хоукмун заметил что-то в основании здания.

– Смотри, Д’Аверк, ступеньки и дверь!

– Вопрос, что нам делать, – шепотом отозвался его друг.

Хоукмун пожал плечами.

– Входить, разумеется. Что мы теряем?

– Возможно, внутри мы получим ответы на все вопросы. После вас, герцог Кёльнский!

Два товарища поднялись по ступенькам к дверному проему. Он был относительно мал – на самом деле как раз впору человеку, – а внутри пряталось множество светящихся теней.

Хоукмун храбро шагнул вперед, и Д’Аверк тут же последовал за ним.

Глава шестая Джехамия Коналиас

Ноги как будто проваливались в пол, а светящиеся тени окутывали, пока друзья шагали сквозь искрящуюся тьму внутри башни.

Коридоры заполнил сладостный звук – нежная мелодия какой-то неземной колыбельной. Музыка еще больше усилила ощущение блаженства. Хоукмун и Д’Аверк всё глубже продвигались по органической конструкции.

А потом вдруг оказались в маленькой комнате, полной того самого золотистого, пульсирующего свечения, которое видели из лодки.

И свечение это исходило от ребенка.

Перед ними находился мальчик восточной внешности, с нежной смуглой кожей, одетый в платье, так густо усеянное драгоценными каменьями, что под ними не было видно ткани.

Мальчик улыбнулся, и его улыбка походила на золотое сияние, окружавшее его. Было невозможно его не полюбить.

– Герцог Дориан фон Кёльн, – произнес он мелодичным голосом, склоняя голову, – и Гюйам Д’Аверк. Я восхищался и твоими картинами, и твоими строениями, сэр.

Д’Аверк был сражен.

– Ты знаешь о них?

Они великолепны. Почему ты больше не строишь и не рисуешь? Д’Аверк смущенно кашлянул.

– Я… я, кажется, утратил вдохновение. А потом началась война…

– Ах, да, конечно. Темная Империя. Потому-то вы и оказались здесь.

– Именно так…

– Меня зовут Джехамия Коналиас. – Мальчик снова улыбнулся. – И это единственное, что я могу сообщить вам о себе откровенно, на тот случай, если вы захотите задавать вопросы. Город называется Днарк, а его обитателей во внешнем мире именуют Великими и Добрыми. Насколько я понимаю, вы уже успели соприкоснуться с некоторыми из них.

– Светящиеся тени? – уточнил Хоукмун.

– Так вот как вы видите их?

– А они разумны? – спросил Хоукмун.

– Еще бы. Более чем разумны, наверное.

– Этот город, Днарк, – начал Хоукмун. – Легендарный город Рунного посоха?

– Да, верно.

– Странно, но во всех легендах говорится, что он находится не на континенте Амарех, а в Коммуназии, – вставил Д’Аверк.

– Может быть, это не случайно, – улыбнулся мальчик. – Очень удобно, когда есть такие легенды.

– Понимаю.

Джехамия Коналиас мягко улыбался.

– Полагаю, вы пришли, чтобы увидеть Рунный посох?

– Наверное, – сказал Хоукмун, не в силах ощущать злость в присутствии этого ребенка. – Сначала Воин из гагата-и-золота велел нам отправиться сюда, а потом, когда мы усомнились, нам встретился его брат, некий Орланд Фанк…

– Как же, – улыбнулся Джехамия Коналиас. – Орланд Фанк. Я питаю особую привязанность к этому слуге Рунного посоха. Что ж, пойдемте. – Он слегка нахмурился. – Нет, сначала вам стоит отдохнуть и встретиться с еще одним путником. Он опередил вас всего на несколько часов.

– А мы его знаем?

– Уверен, ваши пути пересекались в прошлом.

Мальчик как будто выплыл из своего кресла.

– Сюда.

– Кто же это такой? – вполголоса спросил Хоукмуна Д’Аверк. – Кто из наших знакомых пожаловал в Днарк?

Глава седьмая Старый знакомый

Они шли за Джехамией Коналиасом по извилистым органическим коридорам. Теперь здесь стало светлее, потому что мерцающие тени – Великие и Добрые, как назвал их мальчик, – исчезли. Вероятно, их задачей было помочь Хоукмуну и Д’Аверку разыскать ребенка.

Наконец они вошли в большой зал, где стоял длинный стол, кажется, сделанный из той же субстанции, что и стены, а рядом с ним такие же скамьи. На столе ждали угощения, относительно простая еда: рыба, хлеб и зелень.

Но их внимание привлек человек, сидевший в дальнем конце зала, при виде которого их руки сами потянулись к мечам, а на лицах отразились изумление и злость.

В конце концов Хоукмун проговорил сквозь стиснутые зубы:

– Шенегар Тротт!

Жирный человек поднялся и тяжело двинулся к ним, его простая серебряная маска являла собой пародию на скрывавшееся под ней лицо.

– Добрый день, господа. Дориан Хоукмун и Гюйам Д’Аверк, верно?

Хоукмун развернулся к мальчику.

– Ты понимаешь, что это за существо?

– Исследователь из Европы, – отозвался тот.

– Это граф Сассекс, правая рука короля Хуона. Он поработил половину Европы! По количеству совершённого зла он уступает одному лишь барону Мелиадусу!

– Ну что ты. – В мягком голосе Тротта звучало изумление. – Давай не будем начинать с взаимных оскорблений. Здесь мы на нейтральной территории. Война – это совсем другое дело. Поскольку сейчас мы не на войне, предлагаю вести себя цивилизованно и не задевать чувства нашего молодого хозяина…

Хоукмун бросил на него угрюмый взгляд.

– Как ты попал в Днарк, граф Шенегар?

– На корабле, герцог Кёльнский. Наш барон Калан, с которым ты, как я понимаю, встречался… – Тротт хмыкнул, когда Хоукмун невольно тронул черный камень, оказавшийся у него во лбу из-за Калана. – Так вот, он изобрел новый тип двигателя, который позволяет нашим кораблям нестись по морю на огромной скорости. В основе, как я понимаю, та же идея, которая позволяет нашим орнитоптерам подниматься в воздух, только доработанная. Наш мудрый король-император поручил мне отправиться в Амарех, чтобы выразить дружеское расположение властителям, обитающим здесь…

– Узнать их силы и слабости, прежде чем нанести удар, ты хочешь сказать! – выкрикнул Хоукмун. – Нельзя верить слуге Темной Империи!

Мальчик всплеснул руками, и на его лице появилось скорбное выражение.

– Здесь, в Днарке, мы ищем лишь равновесия. Ведь это и есть конечная цель и причина существования Рунного посоха, который мы защищаем. Я умоляю вас оставить пока ваши споры, вместе сесть за стол и попробовать угощение, которое мы для вас приготовили.

– Но я обязан предостеречь, – Гюйам Д’Аверк говорил более небрежным тоном, чем Хоукмун, – что Шенегар Тротт явился сюда не для того, чтобы принести мир. Куда бы он ни шел, с ним всегда зло и разрушение. Будьте начеку – он ведь считается одним из самых больших хитрецов во всей Гранбретани.

Мальчик, кажется, смутился и жестом предложил садиться за стол.

– Прошу вас, занимайте места.

– А где твой флот, граф Шенегар? – спросил Д’Аверк, усаживаясь на скамью и пододвигая к себе блюдо с рыбой.

– Флот? – невинным тоном переспросил Тротт. – Я не говорил о флоте, всего лишь о моем корабле, который вместе с командой стоит в нескольких милях от города.

– Должно быть, немаленький корабль, – буркнул Хоукмун, откусывая от хлеба. – Потому что граф Темной Империи не пускается в путь, не подготовившись к войне.

– Ты забываешь, что мы в Гранбретани еще и ученые, и экспериментаторы, – сказал Тротт, как будто слегка оскорбленный. – Мы ищем новые знания, истину и смысл. Между прочим, главная цель завоевания стран Европы – принести в мир рациональное зерно, чтобы знания быстрее двигали прогресс.

Д’Аверк нарочито закашлялся, но ничего не сказал.

А Тротт сделал нечто такое, что было просто немыслимо для дворянина Темной Империи: он бодро сдвинул на затылок свою маску и принялся за еду. В Гранбретани считалось верхом непристойности показывать лицо и есть на людях. Хоукмун знал, что Тротт слыл в Гранбретани эксцентричным типом и другие придворные терпели его только за несметные богатства, талант стратега и, хотя сказать это по внешнему виду было затруднительно, за невероятную личную храбрость на поле боя.

Лицо под маской оказалось карикатурой на маску: белое, пухлое, умное. Глаза были лишены всякого выражения, но, судя по всему, Шенегар Тротт мог придать им совершенно любое.

Они ели в относительном молчании. Мальчик не притрагивался к пище, хотя и сидел вместе с ними.

Спустя некоторое время Хоукмун указал на пышный серебряный доспех графа.

– Зачем ты путешествуешь с таким тяжким грузом, граф Шенегар, если ты прибыл сюда с мирной исследовательской миссией?

Шенегар Тротт улыбнулся.

– Ну как же, я ведь не в силах предвидеть все опасности, которые могут поджидать меня в этом странном городе. Разве не логично быть готовым ко всему?

Д’Аверк сменил тему, понимая, что они не добьются от гранбретанца ничего, кроме подобных уклончивых ответов.

– Как там война в Европе? – спросил он.

– В Европе нет никакой войны, – отвечал Тротт.

– Нет войны! Тогда с чего бы мы оказались здесь – изгнанники с собственной родины? – возмутился Хоукмун.

– Войны нет, во всей Европе сейчас мир под патронажем нашего доброго короля Хуона, – заявил Шенегар Тротт, а потом чуть подмигнул, почти по-дружески, и Хоукмун не смог ничего ему ответить. – За исключением Камарга, понятное дело, – продолжал Тротт. – Но тот ведь все равно исчез. Мой товарищ, барон Мелиадус, пришел из-за этого буквально в ярость.

– Не сомневаюсь, – сказал Хоукмун. – И он по-прежнему вынашивает планы вендетты против нас?

– Еще как! На самом деле, когда я уезжал из Лондры, он едва не сделался посмешищем при дворе.

– Похоже, ты не питаешь к барону Мелиадусу теплых чувств, – предположил Д’Аверк.

– Ты всё правильно понял, – сказал граф Шенегар. – Видишь, не так уж мы безумны и алчны, как ты о нас думаешь. Я часто спорил с бароном Мелиадусом. Хотя я верен моей родине и моему повелителю, я согласен далеко не со всем, что делается от его имени, да, и даже с тем, что делал я сам. Я выполняю приказы. Я патриот. – Шенегар Тротт пожал мясистыми плечами. – Будь моя воля, я предпочел бы остаться дома, занимаясь чтением и письмом. Я, между прочим, был когда-то многообещающим поэтом.

– Но теперь ты пишешь одни эпитафии, кровью и огнем, – сказал Хоукмун.

Граф Шенегар, кажется, нисколько не обиделся. На это он рассудительно отвечал:

– У тебя свое мнение, у меня – свое. Я уверен, что в целом наш план разумен: унификация мира важна чрезвычайно, и личные амбиции, пусть даже самых благородных и высокопоставленных, должны приноситься в жертву главным принципам.

– Типичная болтовня гранбретанцев, – заявил Хоукмун, нисколько не убежденный. – Те же аргументы Мелиадус излагал графу Брассу вскоре после того, как попытался изнасиловать и похитить его дочь Иссельду!

– Я ведь уже говорил, что не согласен с бароном Мелиадусом, – сказал граф Шенегар. – Во всяком стаде найдется паршивая овца, любой высокий идеал привлекает и тех, кем движут только собственные интересы.

Кажется, ответы Шенегара Тротта были адресованы спокойно слушавшему мальчику, а вовсе не Хоукмуну с Д’Аверком.

Обед закончился, Тротт отодвинул тарелку и снова надел серебряную маску. Повернулся к мальчику.

– Благодарю тебя за гостеприимство. Итак, ты обещал, что я смогу взглянуть на Рунный посох и восхититься им. Я был бы счастлив оказаться рядом с легендарным артефактом…

Хоукмун и Д’Аверк бросали на мальчика предостерегающие взгляды, но тот, кажется, не обращал внимания.

– Теперь уже поздно, – сказал Джехамия Коналиас. – Мы все вместе отправимся в Зал Рунного посоха завтра. А вы пока отдохните. За этой маленькой дверцей, – он указал на противоположную стену, – вы найдете помещения для сна. Я зайду за вами завтра утром.

Шенегар Тротт поднялся из-за стола и поклонился.

– Благодарю за предложение, но мои люди будут волноваться, если я не вернусь ночевать на корабль. Я присоединюсь к вам завтра поутру.

– Как пожелаешь, – сказал мальчик.

– Мы благодарны тебе за гостеприимство, – сказал Хоукмун. – Но позволь нам еще раз предостеречь тебя: Шенегар Тротт, которого ты видишь перед собой, не тот человек, которому стоит доверять.

– Ты просто восхищаешь меня своим упорством, – заявил Шенегар Тротт. Он отсалютовал на прощанье рукой в латной перчатке и бодро затопал к выходу.

– Боюсь, мы будем плохо спать, зная, что наши враги в Днарке, – заметил Д’Аверк.

Мальчик улыбнулся.

– Ничего не бойтесь. Великие и Добрые помогут вам отдохнуть и защитят от любого зла. Спокойной ночи, господа. Увидимся завтра.

Мальчик легкой походкой вышел из зала, а Д’Аверк и Хоукмун отправились изучать кубические отверстия в стене, внутри которых размещались кровати и постельные принадлежности.

– Шенегар Тротт наверняка замышляет что-то против мальчика, – сказал Хоукмун.

– Сделаем всё, чтобы оградить его от неприятностей, если сможем, – отозвался Д’Аверк. – Спокойной ночи, Хоукмун.

Когда Д’Аверк скрылся в одном из кубических отверстий в стене, Хоукмун полез в соседнее. Там было полно светящихся теней и звучала нежная музыка неземной колыбельной, которую они уже слышали раньше. Он почти мгновенно провалился в сон.

Глава восьмая Ультиматум

Хоукмун поздно проснулся, чувствуя себя отлично отдохнувшим, но потом он заметил, что светящиеся тени как будто взволнованы. Они приобрели холодные голубые оттенки и извивались теперь, словно чем-то напуганные!

Хоукмун быстро поднялся с постели и надел перевязь. Он нахмурился. Неужели опасность, которую он предчувствовал, вот-вот нагрянет – или уже нагрянула? Великие и Добрые, по-видимому, были неспособны общаться человеческими средствами.

Д’Аверк стремительно ворвался в спальный куб Хоукмуна.

– Как думаешь, Хоукмун, что случилось?

– Я не знаю. Может быть, Шенегар Тротт задумал вторжение? Может быть, мальчик в беде?

Светящиеся тени разом обернулись вокруг двух друзей, холодя тело, и те ощутили, как некая сила вытаскивает их из спальни, на немыслимой скорости проносит через комнату, где они обедали накануне, а потом дальше, по коридорам, пока они вовсе не вылетели из здания и не понеслись вверх в спирали золотистого света.

Скорость движения Великих и Добрых снизилась, и Хоукмун с Д’Аверком, слегка запыхавшиеся от неожиданного движения светящихся теней, зависли в воздухе высоко над главной площадью.

Д’Аверк побледнел, потому что его ноги не касались никакой опоры, а светящиеся тени, кажется, совсем утратили осязаемость. Однако никто из друзей не падал.

Внизу, на площади, суетились крошечные фигурки, двигаясь к цилиндрической башне.

– Да это же целая армия! – ахнул Хоукмун. – Должно быть, их там тысячи. Как-то многовато для мирной миссии, о которой толковал Шенегар Тротт. Он захватил Днарк! Но чего ради?

– Что же тут непонятного, друг мой, – угрюмо проговорил Д’Аверк. – Он ищет Рунный посох. С силой этого предмета он, несомненно, станет правителем мира!

– Но ведь он не знает, где находится посох!

– Наверное, поэтому он и атаковал башню. Смотри, солдаты уже внутри!

Окруженные со всех сторон прозрачными тенями и золотистым свечением, два друга с ужасом наблюдали за происходящим внизу.

– Нам надо спускаться, – сказал в итоге Хоукмун.

– Но нас будет всего двое против тысячи! – заметил Д’Аверк.

– Да, но если Меч Рассвета снова призовет свой Легион, мы сможем победить всех! – напомнил ему Хоукмун.

Как будто поняв его слова, Великие и Добрые начали снижаться. Хоукмуну показалось, что его сердце сейчас выпрыгнет через горло, когда его стремительно спустили на площадь, теперь сплошь усеянную солдатами Темной Империи в масках ужасного Легиона Сокола. Они были такими же наемниками, как и Легион Стервятника, в основном перебежчики из других стран, и считались даже более жестокими, чем урожденные гранбретанцы. Глаза солдат-соколов уставились на Хоукмуна и Д’Аверка, в которых они видели кровавую добычу, клювы их масок развернулись, чтобы рвать плоть двух врагов Темной Империи, а их мечи, булавы и топоры походили на когти, готовые терзать.

Когда светящиеся тени опустили Д’Аверка и герцога Кёльнского у входа в башню, у тех едва хватило времени выхватить оружие, как «соколы» атаковали.

Однако в дверях появился Шенегар Тротт и отозвал своих солдат.

– Стойте, соколы мои. Не нужно проливать кровь. Мальчик у меня!

Хоукмун и Д’Аверк увидели, как он поднял ребенка, Джехамию Коналиаса, держа за платье, и показал его, рвавшегося из его хватки, солдатам.

– Я знаю, что этот город полон сверхъестественных сущностей, стремящихся помешать нам, – продолжал граф, – но теперь я нашел способ обеспечить нам безопасность, пока мы здесь. Если на нас нападут, если хотя бы одного из нас посмеют тронуть, я перережу этому мальчику горло от уха до уха. – Шенегар Тротт хихикнул. – Я предпринял это только для того, чтобы избежать неприятностей…

Хоукмун сделал шаг, намереваясь призвать Легион Рассвета, но Тротт наставил на него укоряющий палец.

– Неужели ты хочешь стать причиной смерти ребенка, герцог Кёльнский?

Хоукмун, полыхая от гнева, опустил руку с мечом, обратившись к мальчику:

– Я же предостерегал тебя!

– Да… – Мальчик вырывался, почти задушенный собственным платьем. – Наверное, мне следовало… обратить… внимание… на твои слова… сэр.

Граф Шенегар засмеялся, его маска засверкала в золотистом свете.

– А теперь отвечай мне, где находится Рунный посох.

Мальчик указал на башню у себя за спиной.

– Зал Рунного посоха там.

– Покажи мне! – Шенегар Тротт обернулся к своим солдатам. – Следите за этими двумя. Они нужны мне живыми, король-император будет очень доволен, если мы вернемся не только с Рунным посохом, но и с двумя героями Камарга. Если вдруг тронутся с места, зовите меня, я им уши отрежу. – Он выхватил кинжал и поднес к лицу мальчика. – Солдаты, следуйте за мной.

Шенегар Тротт снова скрылся в башне, шесть его «соколов» остались стеречь Хоукмуна и Д’Аверка, а остальной легион затопал за своим командиром.

Хоукмун был хмур.

– Если бы мальчик прислушался к нашим словам! – Он чуть шевельнулся, и солдаты предостерегающе надвинулись на него. – И как нам теперь спасать его и Рунный посох от Тротта?

Вдруг «соколы» в изумлении задрали головы к небу, и Д’Аверк проследил за их взглядами.

– Похоже, спасение близится, – улыбнулся Д’Аверк.

Светящиеся тени возвращались.

Раньше, чем солдаты успели двинуться или заговорить, тени окутали двух друзей и снова вознесли их в небо.

Гранбретанские солдаты в полном замешательстве пытались рубить их по ногам, пока они поднимались, а потом кинулись в башню докладывать командиру о том, что случилось.

Великие и Добрые поднимались всё выше и выше, увлекая Хоукмуна и Д’Аверка с собой. Золотистая дымка сделалась гуще, превратившись в золотистый туман, в котором они не видели даже друг друга, не говоря уже о городских строениях.

Казалось, они путешествовали по воздуху много часов, прежде чем поняли, что золотистый туман начал рассеиваться.

Глава девятая Рунный посох

Когда туман исчез, Хоукмун удивленно заморгал, потому что теперь их со всех сторон окружали многочисленные красочные всполохи – волны и лучи выписывали в воздухе странные фигуры, – и все они исходили из одного источника.

Сощурившись от яркого света, герцог озирался по сторонам. Они с Д’Аверком зависли над потолком зала, стены которого были как будто сложены из пластин прозрачного изумруда и оникса. В центре зала находилось возвышение, к которому со всех сторон подходили ступени, и всевозможные светящиеся формы вырывались из предмета на помосте. Узоры – звезды, круги, конусы и более сложные фигуры – постоянно сменяли друг друга, однако их источник оставался неизменным. Это оказался небольшой посох размером с короткий меч, густо-черный, тусклый, с пятнами темно-синих потертостей.

Неужели это Рунный посох? – спрашивал себя Хоукмун. Такой невпечатляющий предмет, и вдруг такая легендарная сила? Он представлял его себе выше человеческого роста, сверкающий яркими красками, а эту вещицу можно унести в одной руке!

Внезапно откуда-то сбоку в зал хлынули люди. Это пришел Шенегар Тротт и его Легион Соколов. Мальчик до сих пор вырывался из хватки Тротта, и зал вдруг наполнился хохотом графа Сассекского.

– Наконец-то! Он мой! Даже король-император не посмеет ни в чем отказать мне, когда у меня в руках будет сам Рунный посох.

Хоукмун принюхался. В воздухе разливался какой-то запах, горькосладкий аромат. В зале теперь звучала приглушенная мелодия. Великие и Добрые начали опускать Хоукмуна и Д’Аверка, пока они не оказались на верхних ступеньках помоста, прямо перед Рунным посохом. И тут граф Шенегар увидел их.

– Как?..

Хоукмун сверху сверкнул на него глазами, вскинул левую руку, указывая прямо на него.

– Отпусти ребенка, Шенегар Тротт!

Граф Сассекский снова хихикнул, быстро приходя в себя от изумления.

– Сначала скажи мне, как ты оказался здесь раньше меня!

– С помощью Великих и Добрых, тех сверхъестественных созданий, которых ты так боишься. И у нас есть и другие друзья, граф Шенегар.

Кинжал Тротта замер в волоске от лица ребенка.

– Тогда я буду дурак, если расстанусь со своей единственной надеждой на свободу, если не сказать – на успех!

Хоукмун поднял Меч Рассвета.

– Предупреждаю тебя, граф, этот клинок у меня в руке не из простых! Видишь, как он сияет алым светом?

– Ну да, очень красиво. Но успеет ли он остановить меня раньше, чем я выковырну глаз из глазницы этого ребенка, как изюмину из пирога?

Д’Аверк окинул взглядом удивительную комнату, где свет неутомимо рисовал разные узоры, посмотрел на поразительные стены и сияющие тени, которые теперь поднялись высоко, кажется, наблюдая за происходящим.

– Хоукмун, мы зашли в тупик, – пробормотал Д’Аверк. – От светящихся теней помощи больше не будет. Очевидно, они не в силах принимать участие в делах людей.

– Если ты отпустишь мальчика, я прослежу, чтобы ты покинул Днарк целым и невредимым, – пообещал Хоукмун.

Шенегар Тротт засмеялся.

– Неужели? И вы вдвоем выгоните из города целую армию?

– У нас имеются союзники, – напомнил ему Хоукмун.

– Вероятно. Но лучше вы опустите оружие и передайте-ка мне вон тот Рунный посох. Когда он будет у меня, вы, может быть, получите мальчишку.

– Живым?

– Живым.

– Как можно верить Шенегару Тротту? – возмутился Д’Аверк. – Он убьет мальчика, а потом разделается с нами. Всем известно, как лорды Гранбретани держат слово.

– Вот если бы у нас были какие-нибудь гарантии, – с отчаянием прошептал Хоукмун.

В этот момент у него за спиной раздался знакомый голос, и они в изумлении обернулись.

– У тебя нет другого выбора, отпусти ребенка, Шенегар Тротт! – Голос громыхал из-под шлема из гагата с золотом.

– Ага, мой брат дело говорит… – На другой стороне помоста появился вдруг Орланд Фанк с гигантским боевым топором на обтянутом кожаной жилеткой плече.

– Как вы сюда попали? – спросил ошеломленный Хоукмун.

– Я могу задать тебе тот же вопрос, – усмехнулся Фанк. – По крайней мере, теперь с тобой рядом друзья, с которыми можно обсудить эту дилемму.

Глава десятая Дух Рунного посоха

Шенегар Тротт, граф Сассекский, снова захихикал и покачал головой. – Ладно, теперь вас четверо, но это никак не меняет положения дел. У меня за спиной тысячи солдат. У меня мальчик. Так что расступитесь, джентльмены, будьте так любезны, чтобы я мог забрать свой посох.

Худощавое лицо Орланда Фанка расплылось в широченной улыбке, Воин из гагата-и-золота просто поудобнее переставил ноги, закованные в доспех. Хоукмун и Д’Аверк вопросительно поглядели на них.

– Сдается мне, в твоих рассуждениях есть один изъян, дружище, – заявил Орланд Фанк.

– Ни в коем случае, сэр, ни одного. – Шенегар Тротт двинулся вперед.

– А я говорю, что есть.

Тротт притормозил.

– Ну и какой же?

– Ты уверен, что можешь удержать мальчика, верно?

– Уж убить его раньше, чем вы до него доберетесь, смогу.

– Ага, так ты уверен, что ребенок никак не может спастись от тебя, так?

– Да он даже высвободиться не может! – Шенегар Тротт поднял мальчика, держа за одежду, и громко захохотал. – Видишь?

А в следующий миг гранбретанец вскрикнул от изумления, потому что мальчик как будто вытек из его хватки, заструился через весь зал длинной полоской света, черты его лица пока еще узнавались, но с каждым мгновением вытягивались всё сильнее. Музыка плыла по залу, аромат усилился.

Шенегар Тротт тщетно попытался ухватить истончавшуюся субстанцию, оставшуюся от мальчика, но с тем же успехом он мог бы поймать какую-нибудь из светящихся теней, пульсировавших в воздухе над их головами.

– Клянусь Сферой Хуона! Да это не человек! – воскликнул Тротт со злостью и негодованием. – Он не человек!

– А он и не утверждал этого, – мягко проговорил Орланд Фанк, бодро подмигнув Хоукмуну. – Вы с другом готовы к хорошей драке?

– Готовы, – усмехнулся Хоукмун. – Еще как готовы!

Мальчик – или то, чем он являлся на самом деле, – тянулся над их головами к Рунному посоху. Узоры, наполнявшие зал, быстро меняли очертания, появлялись всё новые, так что теперь лица всех, кто находился в зале, были расчерчены движущимися цветными полосками.

Орланд Фанк с большим вниманием наблюдал за всем этим, и когда мальчика как будто поглотил Рунный посох, на лице жителя Оркнейских островов отразилось сожаление.

Вскоре от мальчика в зале не осталось и следа, а Рунный посох засветился ярким черным светом, словно ожив.

Хоукмун ахнул.

– Кто он такой, Орланд Фанк?

Фанк захлопал глазами.

– Кто? А… это же дух Рунного посоха. Он редко предстает в человеческом обличии. Вам была оказана особая честь.

Шенегар Тротт вопил от ярости. А потом замолк, потому что из-под закрытого шлема загромыхал голос Воина из гагата-и-золота:

– Теперь готовься к смерти, граф Сассекский.

Тротт захохотал, словно безумный.

– Вы до сих пор ничего не понимаете. Вас четверо – нас тысячи. Это вы умрете, а я заберу Рунный посох!

Воин обернулся к Хоукмуну.

– Герцог Кёльнский, не хочешь ли ты вызвать подмогу?

– С радостью, – усмехнулся Хоукмун, вскинув в воздух алый меч. – Призываю Легион Рассвета!

Красноватый свет затопил зал, поплыл над красочными узорами в воздухе. И вот уже появилась сотня свирепых бойцов, каждый окружен своей собственной алой аурой.

Воины эти казались дикими с виду, как будто явившимися из прошлого, из каких-то примитивных веков. Они держали огромные дубины, покрытые резьбой, а копья украшали пучки крашеных волос. Загорелые тела и лица были разрисованы, из одежды – только яркие набедренные повязки. Руки и ноги унизывали деревянные диски, защищавшие от ударов. В огромных черных глазах воинов читалась затаенная скорбь, и они затянули печальное, траурное песнопение.

Таковы были Солдаты Рассвета.

Даже самые стойкие члены ордена Сокола завопили от ужаса, когда эти воины возникли из ниоткуда. Шенегар Тротт попятился.

– Советую сложить оружие и признать себя нашими пленниками, – угрюмо произнес Хоукмун.

Тротт мотнул головой.

– Никогда. Нас все равно больше, чем вас.

– В таком случае начинаем битву, – сказал Хоукмун и двинулся вниз по ступенькам на врагов.

Шенегар Тротт уже выхватил огромный меч и занял позицию. Хоукмун бросился на него с Мечом Рассвета, однако Тротт отступил в сторону, уходя от удара Хоукмуна, и едва не полоснул его по животу. Хоукмун находился в проигрышном положении, потому что Тротт явился в полном доспехе, тогда как на Хоукмуне были только шелковые одежды.

Траурный распев Солдат Рассвета изменился, перейдя в боевой клич, когда они кинулись вниз по лестнице за Хоукмуном и принялись бить и разить дубинками и копьями. Яростные бойцы ордена Сокола встретили их храбро, отвечая ударом на каждый удар, однако они заметно пали духом, поняв, что на месте каждого павшего воина Рассвета немедленно появляется другой.

Д’Аверк, Орланд Фанк и Воин из гагата-и-золота спускались по ступенькам медленнее, в унисон размахивая оружием перед собой, отгоняя «соколов» тремя полосами стали.

Шенегар Тротт снова обрушился на Хоукмуна, распоров рукав его рубахи. Хоукмун взмахнул правой рукой, и Меч Рассвета попал по маске Тротта, смяв ее, отчего металлическое лицо сделалось еще более карикатурным.

Но в следующий миг, когда Хоукмун отскочил назад, намереваясь продолжить бой, он ощутил внезапный удар по затылку, развернулся вполоборота и увидел солдата Соколов, который ударил его обухом топора. Хоукмун постарался устоять на ногах, но потом все-таки начал падать. Проваливаясь в беспамятство, герцог увидел, как Солдаты Рассвета исчезают в никуда. Он отчаянно старался сохранить сознание, потому что бойцы Легиона Рассвета, судя по всему, не могли существовать, если он не контролировал свои чувства.

Но было уже слишком поздно. Падая со ступенек, он услышал хихиканье Шенегара Тротта.

Глава одиннадцатая Гибель брата

Хоукмуну слышал отдаленный грохот битвы, помотал головой, всматриваясь в красно-черную мглу. Он силился подняться на ноги, но по меньшей мере четыре мертвых тела пригвоздили его к полу. Его друзья неплохо стояли за себя.

Пока он барахтался, увидел, как Шенегар Тротт подскочил к Рунному посоху. Но там стоял Воин из гагата-и-золота, явно тяжело раненный, изрубленный сотней клинков, и он попытался остановить гранбретанца. Однако Шенегар Тротт вскинул громадную булаву и опустил прямо на шлем Воина. Тот покачнулся, и шлем смялся.

Хоукмун сделал глубокий вдох и сипло прокричал:

– Легион Рассвета! Ко мне! Легион Рассвета!

Наконец доблестные варвары появились, рубя ошеломленных «соколов».

Хоукмун рвался к ступенькам, чтобы помочь Воину, не понимая, живы ли еще остальные. Но затем громадное тело Воина из гагата-и-золота повалилось на него, сбив с ног. Он силился поддержать товарища, но понимал, что в этом теле уже не осталось жизни.

Хоукмун попытался откинуть забрало, рыдая над тем, кого до сих пор никогда не считал своим другом, силясь рассмотреть черты того, кто так долго направлял его судьбу, однако забрало не сдвинулось ни на дюйм – так изуродовала шлем булава Шенегара Тротта.

– Воин…

– Воин мертв! – Шенегар Тротт сбросил с себя маску и уже тянул руку к Рунному посоху, с торжеством глядя на Хоукмуна через плечо. – И ты тоже сейчас умрешь, Дориан Хоукмун!

Издав неистовый крик, Хоукмун выпустил тело Воина и рванулся вверх по ступенькам на врага. Ошеломленный, Тротт развернулся, снова вскинув свою булаву.

Хоукмун увернулся от удара и сошелся с Троттом в рукопашной на самой верхней ступеньке помоста, пока вокруг бушевала кровавая битва.

Борясь с графом, он заметил на середине лестницы Д’Аверка, его рубаха превратилась в кровавые ошметки, одна рука безвольно свисала вдоль тела, он отбивался от пяти солдат-соколов, а на ступеньку выше Орланд Фанк, тоже живой, крутил над головой боевым топором, вознося голос в странном, пронзительном кличе.

Тротт дышал толстогубым ртом, а Хоукмун изумлялся его физической силе.

– Ты умрешь, Хоукмун, ты должен умереть, как Рунному посоху суждено стать моим!

Хоукмун задыхался, борясь с графом.

– Никогда ему не быть твоим. Рунный посох не может принадлежать человеку!

Неожиданным рывком он прорвал оборону Тротта и со всего маха ударил того кулаком в лицо. Граф завизжал и снова ринулся вперед, однако Хоукмун поднял ногу в сапоге и пнул противника в грудь, отчего тот вверх тормашками полетел с возвышения. А потом Хоукмун снова вскинул меч, и когда Шенегар Тротт кинулся на него, ослепленный бешенством, то напоролся прямо на лезвие Меча Рассвета, испустив на прощанье очередное непристойное ругательство и бросив на Рунный посох последний взгляд.

Хоукмун рывком высвободил меч и огляделся по сторонам. Его Легион Рассвета завершал работу, добивая оставшихся «соколов», а Д’Аверк с Фанком стояли, обессиленные, привалившись к помосту под Рунным посохом.

Скоро последние стоны оборвались, когда на головы раненых опустились резные дубины, и наступила тишина, если не считать негромкой музыки и тяжелого дыхания трех уцелевших бойцов.

Когда умер последний гранбретанец, Легион Рассвета растворился.

Хоукмун посмотрел вниз, на жирное тело Шенегара Тротта, и нахмурился.

– Одного мы уничтожили, но если сюда отправили одного, за ним придут и другие. Днарк больше не является запретным местом для Темной Империи.

Фанк чихнул и утер нос предплечьем.

– Только от тебя зависит, будет ли безопасным Днарк, а заодно и весь остальной мир.

Хоукмун насмешливо улыбнулся.

– И каким же образом?

Фанк начал отвечать, но в следующий миг его взгляд упал на тело Воина из гагата-и-золота, и он ахнул:

– Брат!

Он помчался вниз по ступеням, выронив боевой топор, подхватил на руки тело в доспехе.

– Брат…

– Он мертв, – негромко проговорил Хоукмун. – Он пал от руки Шенегара Тротта, защищая Рунный посох. Я уничтожил Тротта…

Фанк зарыдал.

Они долго стояли вместе, все трое, озирая поле битвы. Зал Рунного посоха был усеян мертвыми телами. Даже узоры в воздухе как будто приобрели красный оттенок, и горько-сладкий аромат не мог заглушить запаха смерти.

Хоукмун убрал Меч Рассвета в ножны.

– И что дальше? – спросил он. – Мы выполнили то, чего от нас хотели. Мы успешно защитили Рунный посох. Теперь нам возвращаться обратно в Европу?

И тут у них за спиной зазвучал голос, мелодичный голос ребенка, Джехамии Коналиаса. Развернувшись, Хоукмун увидел, что тот стоит рядом с Рунным посохом, придерживая его одной рукой.

– Герцог Кёльнский, возьми с собой то, что принадлежит тебе по праву, – сказал мальчик, и его раскосые глаза были полны теплоты. – Отвези Рунный посох в Европу, чтобы там решилась судьба Земли.

– В Европу! Я думал, его нельзя увозить отсюда.

– Ты, избранный Рунным посохом, имеешь право его взять. – Мальчик протянул к Хоукмуну руку с Рунным посохом. – Защищай его. И проси его защитить тебя.

– А как им пользоваться? – спросил Д’Аверк.

– Считайте его своим штандартом. Пусть все знают, что Рунный посох с вами, что Рунный посох на вашей стороне. Расскажите всем, что это барон Мелиадус посмел клясться Рунным посохом и что это привело к событиям, которые полностью уничтожат либо одну сторону, либо другую. Что бы ни случилось, решение будет окончательным. Иди в наступление на Гранбретань либо погибни, пытаясь это сделать. Последнее сражение между Мелиадусом и Хоукмуном уже не за горами, и направлять его ход будет Рунный посох!

Хоукмун безмолвно принял реликвию. Посох был холодным на ощупь, мертвым и очень тяжелым, впрочем, узоры горели на нем по-прежнему.

– Положи его за пазуху или заверни в ткань, – посоветовал мальчик, – и никто не заметит этой силы, пока ты сам не захочешь показать.

– Спасибо, – негромко произнес Хоукмун.

– Великие и Добрые помогут тебе вернуться домой, – продолжал мальчик. – Прощай, Хоукмун.

– «Прощай»? Куда же ты пойдешь теперь?

– Туда, где мое место.

И вдруг мальчик снова стал менять форму, превращаясь в поток золотистого света. Всё еще сохраняя контуры человеческого тела, он втянулся в Рунный посох, который немедленно сделался теплым, живым и светлым прямо в руках Хоукмуна.

Мысленно содрогнувшись, Хоукмун убрал Рунный посох за пазуху.

Когда они выходили из зала, Д’Аверк увидел, что Орланд Фанк всё еще негромко рыдает.

– Что тревожит тебя, Фанк? – спросил Д’Аверк. – Ты всё еще горюешь о человеке, которого называл своим братом?

– Да, но еще больше я горюю по своему сыну.

– Сыну? А что с ним?

Орланд Фанк указал большим пальцем на Хоукмуна, который шел сзади, повесив голову от тяжких мыслей.

– Он его забрал.

– О чем ты говоришь?

Фанк вздохнул.

– Так и должно было случиться. Я знал. Но все равно, я ведь всего лишь человек, и я плачу. Я говорю о Джехамии Коналиасе.

– Мальчик?! Дух Рунного посоха?

– Ну да. Он был моим сыном или мной самим, я никогда особенно в этом не разбирался…

Глава первая Шепот в тайных комнатах

Веранда выходила на кроваво-красную реку Тейм, ползущую через самое сердце Лондры между угрюмыми, фантастическими башнями.

Над башнями время от времени пролетал с клацаньем какой-нибудь орнитоптер, яркая птица из сверкающего металла, а по реке в сторону побережья и обратно тянулись груженые баржи из бронзы и черного дерева. Груз был богатый: горы украденного добра, похищенные мужчины, женщины и дети, которым предстояло стать рабами Лондры. Навес из тяжелого фиолетового бархата, украшенный алыми шелковыми кистями, скрывал тех, кто сидел на веранде, от взглядов сверху, а тень от навеса не позволяла увидеть их с реки.

На веранде стоял медный столик и два золоченых кресла, обитые голубым плюшем. На столе, на богато украшенном подносе из платины, возвышался винный кувшин из темно-зеленого стекла и два кубка в тон. По обеим сторонам от двери, выходившей на веранду, стояли обнаженные девушки с нарумяненными лицами, грудями и гениталиями. Всякий, знакомый с жизнью двора Лондры, узнал бы рабынь барона Мелиадуса Кройденского, потому что у него работали только молодые женщины, а единственной их одеждой, по требованию барона, служили румяна. Одна из девушек, неотрывно глядевших на реку, была блондинкой, почти наверняка из германского Кёльна, земли которого отошли барону по праву завоевателя. Вторая девушка, смуглая, без сомнения, приехала из какой-нибудь провинции на Среднем Востоке, которую барон Мелиадус присовокупил к своим владениям огнем и мечом.

В золотом кресле сидела женщина, с головы до ног облаченная в богатую парчу, лицо ее закрывала изящная серебряная маска, изображающая цаплю. Рядом с ней сидел некто, одетый в грубую черную кожу, в огромном шлеме, лежавшем на плечах, отлитом в форме головы черного оскалившегося волка. Он опустил в кубок золотую соломинку, сунул ее кончик в крошечное отверстие в маске, медленно потягивая вино.

На веранде царило молчание, единственным звуком, нарушавшим его, было шлепанье барж по воде, крик, смешанный со смехом, долетавший из далекой башни, да неспешное хлопанье металлических крыльев орнитоптера, искавшего на одной из башен посадочную площадку.

Спустя какое-то время человек в волчьем шлеме-маске наконец-то заговорил низким, подрагивающим голосом. Вторая фигура даже не повернула головы, не сделала вид, что прислушивается, а так и продолжала созерцать кроваво-красные воды, странный цвет которых обеспечивали ключи, бившие вдоль русла реки.

– Ты и сама под некоторым подозрением, Флана. Король Хуон считает, что ты можешь быть причастна к загадочному приступу безумия, поразившему стражников в ту ночь, когда исчезли послы Коммуназии. Несомненно, я усугубляю собственное положение, встречаясь сейчас с тобой, но я думаю только о нашей возлюбленной родине, только о славе Гранбретани!

Говоривший умолк, как будто ожидая ответа. Ответа он не получил.

– Это же очевидно, Флана, что сложившаяся при дворе ситуация не отвечает интересам империи. Я как истинный сын Гранбретани ценю все эксцентричное, но есть ведь разница между эксцентричностью и маразмом. Ты улавливаешь, о чем я?

Флана Микошевар ничего не ответила.

– Я предполагаю, – продолжал ее собеседник, – что нам необходим новый правитель – императрица. И у нас только один ныне живущий кровный родственник Хуона, единственный, кто может по праву стать его преемником, законный наследник престола Темной Империи.

Ответа снова не последовало.

Фигура в волчьей маске наклонилась.

– Флана?

Маска цапли повернулась, чтобы взглянуть на оскаленную волчью морду.

– Флана, ты могла бы стать королевой-императрицей Гранбретани. И вместе с регентом в моем лице ты могла бы обеспечить безопасность нации и наших территорий, сделать Гранбретань еще более великой, сделать весь мир нашим!

– И что мы будем делать с миром, когда он станет нашим, Мелиадус? – Первый раз за всё время Флана Микошевар заговорила.

– Наслаждаться им, Флана! Использовать его!

– Но можно же устать от насилия и убийств? От пыток и разрушения? Кажется, Мелиадуса озадачили ее слова.

– Конечно, можно заскучать от всего на свете, но есть же кое-что еще, например эксперименты Калана и Тарагорма. Когда в нашем распоряжении окажутся все ресурсы мира, наши ученые станут способны на всё. Да что там, они смогут построить нам корабли, чтобы мы бороздили пространство, как это делали древние. Мы сможем путешествовать по новым мирам и завоевывать их, собирать мыслителей и умельцев со всей вселенной! Движение Гранбретани будет продолжаться миллион лет!

– Неужели движение и новые ощущения и есть всё, чего мы ищем, Мелиадус?

– Ну да, почему же нет? Всё есть хаос, смысла в существовании никакого, есть лишь одна причина жить: открывать всё новые и новые ощущения, доступные разуму и телу человека. На это и уйдет не меньше миллиона лет, верно?

Флана кивнула.

– Да, это и есть наше кредо. – Она, кажется, вздохнула. – Наверное, мне стоит согласиться с тобой, Мелиадус, ведь то, что ты предлагаешь, без сомнения, не скучнее всего остального. – Она пожала плечами. – Очень хорошо, я стану королевой, когда тебе понадобится, ну а если Хуон узнает об измене, что ж, умереть будет большим облегчением.

Слегка разволновавшийся от ее слов Мелиадус поднялся из-за стола.

– Но ты же никому ничего не расскажешь, пока не придет время, Флана?

– Я ничего не скажу.

– Хорошо. Теперь мне надо навестить Калана. Он участвует в моих планах, поскольку, если у нас всё получится, он сможет экспериментировать без всяких ограничений. Тарагорм тоже за меня…

– Ты доверяешь Тарагорму? Но всем известно о вашем соперничестве.

– Да… Тарагорма я ненавижу, это правда, и он ненавидит меня, но теперь наша ненависть стала иной. Ты ведь помнишь, что наше соперничество началось с того, что Тарагорм женился на моей сестре, которую я сам собирался взять в жены. Однако моя сестра скомпрометировала себя – с ослом, как я слышал, – и Тарагорму стало об этом известно. В результате, как ты, несомненно, знаешь, мою сестру вместе с ослом убили рабы, причем убили весьма причудливым способом. Мы с Тарагормом сообща разобрались с рабами, и пока тянулось это дело, мы с Тарагормом в некоторой степени восстановили прежнюю дружбу. Моему зятю можно доверять. Он чувствует, что Хуон слишком сильно препятствует его изысканиям.

Всё это время голоса собеседников были не громче шепота, так что даже девушки-рабыни у дверей не слышали их.

Мелиадус поклонился Флане, щелкнул пальцами, приказывая рабыням готовить паланкин и нести его по коридорам обратно во дворец, и отбыл.

Флана так и смотрела на воду, почти не думая о заговоре Мелиадуса, мечтая лишь о прекрасном Д’Аверке и их возможной встрече в будущем, когда Д’Аверк увезет ее из Лондры подальше от всех этих интриг, может быть, заберет в свое поместье во Франции, которое она, когда станет королевой, сможет ему вернуть.

Наверное, в положении королевы-императрицы можно найти выгоду. Тогда она смогла бы выбрать себе мужа, и этим мужем, несомненно, стал бы Д’Аверк. Она смогла бы снять с него все обвинения в преступлениях против Гранбретани, возможно, даже помиловать всех его друзей: Хоукмуна и остальных.

Но нет, если Д’Аверка Мелиадус еще согласится помиловать, то вот всех остальных ни за что не отпустит.

Может, все ее мечты просто глупость. Она вздохнула. В целом ей было наплевать. Она не знала даже, жив ли еще Д’Аверк. Пока что она не видела причины не поучаствовать в предательском заговоре Мелиадуса, пусть пассивно, хотя и сознавала все чудовищные последствия в случае неудачи. Должно быть, Мелиадус действительно в отчаянии, если решился свергнуть своего правителя. За две тысячи лет правления Хуона ни один гранбретанец до сих пор не осмеливался даже подумать о его свержении. Флана вовсе не предполагала, что такое возможно.

Она содрогнулась. Если она станет королевой, она не согласится на бессмертие, в особенности если оно означает превращение в сушеный зародыш, на который похож Хуон.

Глава вторая Разговор у интеллектуальной машины

Калан Витальский тронул свою змеиную маску бледными старческими руками с набрякшими венами, которые тоже извивались, словно синие змеи. Перед ним была главная лаборатория, огромный зал с низким потолком, где люди в одежде и масках ордена Змеи, который возглавлял сам барон Калан, проводили многочисленные эксперименты. Странные машины издавали странные звуки и запахи, над ними вспыхивали и трещали крошечные разноцветные молнии, и всё помещение вызывало ассоциации с какой-то дьявольской мастерской, где трудятся бесы.

Во всех уголках зала мужчин и женщин разных возрастов то прикрепляли к машинам ремнями, то заталкивали внутрь, потому что эти ученые экспериментировали с людским разумом и телом. Большинство испытуемых были лишены голоса тем или иным способом, но некоторые визжали, стонали и вопили нелепыми безумными голосами, что зачастую раздражало ученых, и те заталкивали им в рот кляпы, повреждали голосовые связки, находили другие быстрые способы обеспечить тишину во время работы.

Калан опустил руку на плечо Мелиадуса и указал на неработающую машину, которая стояла неподалеку.

– Помнишь нашу интеллектуальную машину? Ту самую, с помощью которой мы изучали разум Хоукмуна?

– Ну да, – буркнул Мелиадус. – Это она тебе сказала, что мы можем доверять Хоукмуну.

– Мы сделали вывод без учета факторов, которые просто не могли предвидеть, – возразил Калан, оправдываясь. – Но я не поэтому заговорил о своем маленьком изобретении. Сегодня утром меня попросили запустить машину.

– Кто?

– Сам король-император. Он вызвал меня в тронный зал и сказал, что хочет проверить одного из придворных.

– Кого?

– А как ты сам думаешь, мой господин?

– Меня? – с гневом вскричал Мелиадус.

– Именно. Полагаю, он в какой-то степени сомневается в твоей преданности, барон.

– И в какой же степени?

– Несильно. Просто в голове у Хуона, кажется, засела мысль, что твои личные планы недостаточно хорошо согласуются с его планами. Думаю, ему просто хочется знать, насколько сильно ты предан ему, ну и выведать заодно твои планы.

– И ты собираешься исполнить приказ, Калан?

Калан пожал плечами.

– А ты предлагаешь мне оставить его без внимания?

– Нет, но что же делать?

– Я, само собой, помещу тебя в интеллектуальную машину, но, думаю, смогу получить результаты, которые поспособствуют нашим интересам. – Калан хмыкнул – лишь отголосок звука внутри маски. – Что же, приступим, Мелиадус?

Мелиадус неохотно шагнул вперед, нервно поглядывая на сверкающую машину из красного металла с синим отливом, с ее загадочными выступами, с тяжелыми членистыми конечностями и надстройками непонятного назначения. Но главной деталью, бросающейся в глаза, был гигантский колокол, висящий над центральной частью машины, закрепленный на сложно переплетенном подобии строительных лесов.

Калан дернул рычаг и извиняющимся жестом пригласил барона.

– Некогда эта машина стояла в собственном зале, но в последнее время места ни на что не хватает. И это одна из главных моих жалоб. От нас так много требуют и дают так мало места для исследований. – Из машины доносился шум, похожий на дыхание гигантского зверя. Мелиадус попятился. Калан снова хмыкнул и подал знак одному из лаборантов в змеиной маске, чтобы помог ему управлять прибором. – Если ты, Мелиадус, будешь так любезен встать под колокол, мы сейчас же его опустим, – пообещал Калан.

Мелиадус медленно, с подозрением, прошел на указанное место. Колокол начал опускаться, пока полностью не накрыл его, его стенки, как будто созданные из живой плоти, меняли форму, пока полностью не обхватили тело барона. А потом Мелиадусу показалось, будто горячие провода вошли ему в череп и начали нащупывать мозг. Он пытался закричать, но голос прозвучал глухо. Начались галлюцинации, замелькали картины и воспоминания из прошлой жизни, в основном сцены сражений и кровопролития, хотя и ненавистное лицо Дориана Хоукмуна, искаженное в тысячах страшных гримас, то и дело проплывало перед глазами, сменяясь женским лицом изумительной красоты – Иссельды из замка Брасс, которую он хотел больше всего на свете. Постепенно, на протяжении целой вечности, жизнь барона выстраивалась перед ним, пока он не вспомнил всё, до последней мелочи, всё, что с ним когда-то случалось, всё, о чем он когда-либо мечтал и думал, но не в хронологическом порядке, а по степени важности. Над всем этим царило желание обладать Иссельдой и ненависть к Хоукмуну, а еще его намерение свергнуть Хуона.

Затем колокол начал подниматься, и Мелиадус снова увидел перед собой маску Калана. Мелиадус ощущал себя так, словно хорошо отдохнул разумом и душой.

– Ну, Калан, что же ты узнал?

– На этой стадии ничего такого, о чем я бы уже не знал. Для составления полной картины потребуется час или два. – Он хмыкнул. – Император очень обрадовался бы, увидев результат.

– Ага. Но я надеюсь, он его не увидит.

– Что-то он увидит, Мелиадус, и это докажет ему, что твоя ненависть к Хоукмуну понемногу слабеет, зато любовь к своему правителю неизменная и глубокая. Разве нас не учат, что любовь и ненависть связаны воедино? Значит, твоя ненависть к Хуону переродится в любовь с маленькой врачебной помощью с моей стороны.

– Хорошо. Давай же теперь обсудим остальные наши планы. Прежде всего предстоит отыскать способ вернуть замок Брасс в это измерение или хотя бы самим пробраться туда, во-вторых, мы должны каким-то образом заново оживить Черный Камень во лбу у Хоукмуна, чтобы снова взять над ним власть. И, наконец, нам необходимо оружие и всё прочее, чтобы победить силы Хуона.

Калан кивнул.

– Разумеется. У нас уже есть новые двигатели, которые я изобрел для кораблей…

– Кораблей, на которых отбыл Тротт?

– Да. Эти двигатели позволяют судам перемещаться быстрее и дальше, чем все изобретенные до сих пор. Пока что ими оснащены только корабли Тротта. Уже скоро Тротт вернется с докладом.

– Куда он отправился?

– Я не вполне уверен. Об этом знают только Тротт и сам король Хуон, но куда-то очень далеко, по меньшей мере за несколько тысяч миль. Возможно, в Коммуназию.

– Очень может быть, – согласился Мелиадус. – Ладно, забудем пока о Тротте и подробнее обсудим наши планы. Тарагорм тоже работает над изобретением, которое поможет нам добраться до замка Брасс.

– Наверное, будет лучше, если Тарагорм сосредоточится на этой задаче, поскольку это его специальность, а я попытаюсь тем временам оживить Черный Камень, – предложил Калан.

– Наверное, – пробормотал Мелиадус. – Первым делом я переговорю со своим зятем. Пока что я покину тебя, но скоро вернусь.

С этими словами Мелиадус подозвал рабынь с паланкином. Он забрался в него, помахал на прощанье Калану и велел девушкам нести его во Дворец Времени.

Глава третья Тарагорм во Дворце Времени

В диковинном дворце Тарагорма, выстроенном в форме громадных часов, воздух был полон тиканья, треньканья, посвиста маятников и колес. Тарагорм в огромной маске-часах, показывающих время так же точно, как и все остальные часы во дворце, взял Мелиадуса за руку и повел в Зал Маятника, где прямо над головами проносилась через весь зал чудовищная медная гиря весом в пятьдесят тонн, сделанная в виде декоративного яркого солнца.

– Итак, брат, – начал Мелиадус, перекрикивая шум, – ты прислал мне записку, которая, как ты обещал, обрадует меня, но в ней сказано лишь, чтобы я приходил.

– Да, я решил, что лучше поговорю с тобой с глазу на глаз. Идем.

Тарагорм повел Мелиадуса по короткому коридору в маленькую комнату, где стояли одни-единственные старинные часы. Тарагорм закрыл дверь, и наступила относительная тишина. Он указал на часы.

– Должно быть, это самые старые часы в мире, брат, «дедушка» всех часов, сделанный Томасом Томпионом.

– Никогда не слышал о таком.

– Это мастер-часовщик, величайший умелец своей эпохи. Он жил задолго до начала Трагического Тысячелетия.

– В самом деле? И это как-то связано с твоей запиской?

– Нет, разумеется. – Тарагорм хлопнул в ладоши, и открылась боковая дверца. Оттуда вышел некто тощий и оборванный, с лицом, закрытым простой маской из потрескавшейся кожи. Он отвесил Мелиадусу вычурный поклон.

– Кто это такой?

– Это Элвереца Тоцер, брат. Помнишь это имя?

– Конечно! Это ведь он украл кольцо Майгана, а потом исчез!

– Именно. Расскажи моему брату, барону Мелиадусу, где ты побывал, мастер Тоцер.

Тоцер снова поклонился, присел на край стола, широко развел руками.

– Мой господин, я был в замке Брасс!

Мелиадус внезапно кинулся через комнату и ухватил ошеломленного Тоцера за грудки.

– Где-где ты был? – проревел он.

– В з-замке Б-Брасс, благородный господин.

Мелиадус встряхнул Тоцера, оторвав его от пола.

– Как?

– Я попал в то место случайно, меня взял в плен герцог Кёльнский, меня держали там, отобрав мое кольцо, но я не мог оставаться там без кольца, я сбежал, вернулся с-сюда… – в страхе лепетал Тоцер.

– Он принес с собой и более интересные сведения, – вставил Тарагорм. – Расскажи, Тоцер.

– Машину, которая их защищает – которая удерживает их в другом измерении, – хранят в подземелье замка и старательно оберегают. Эту штуковину с волшебным кристаллом они получили в месте, которое называется Сориандум. Она перенесла их туда и обеспечивает безопасность.

Тарагорм засмеялся.

– Это правда, Мелиадус. Я дюжину раз проверял его. Сам я слышал о машине с кристаллом, только не подозревал, что она до сих пор существует. А хорошенько обдумав все сведения, принесенные Тоцером, я, скорее всего, добьюсь результатов.

– Ты сможешь доставить нас в замок Брасс?

– О, лучше того, брат. Я совершенно уверен, что уже скоро смогу вернуть замок Брасс сюда.

Мелиадус мгновение молча смотрел на Тарагорма, а потом захохотал. Он хохотал так, что едва не заглушал грохот часовых механизмов.

– Наконец-то! Спасибо, брат! Спасибо тебе, мастер Тоцер! Судьба явно играет на моей стороне!

Глава четвертая Миссия Мелиадуса

На следующий день Мелиадуса вызвали в тронный зал короля Хуона. Направляясь во дворец, он сосредоточенно хмурился. А вдруг Калан предал его? Может, ученый показал королю Хуону подлинные результаты, выданные интеллектуальной машиной? Или же король Хуон сам догадался? В конце концов, он же бессмертный монарх. Он прожил две тысячи лет. Несомненно, многому научился. Может, фальшивые записи Калана оказались для Хуона очевидной подделкой? Мелиадус ощущал, как внутри него нарастает паника. Может, всему конец? И когда он войдет в тронный зал, Хуон прикажет своим гвардейцам-Богомолам уничтожить его?

Огромные ворота отворились. Перед ним предстал ряд солдат-Богомолов. В дальнем конце виднелась Тронная Сфера, черная и таинственная.

Мелиадус двинулся к Тронной Сфере. В конце концов он добрался до нее, поклонился, но сфера всё еще оставалась непроницаемой и загадочно черной. Это что, Хуон с ним играет?

Наконец внутри шара заклубилась темная синева, затем появился зеленый цвет, после розовый и белый, явив взгляду зародыш с пронзительными, недобрыми глазами, уставившимися прямо на Мелиадуса.

– Барон…

– Благороднейший из правителей.

– Мы довольны тобой.

Мелиадус в изумлении поднял голову.

– Великий Император?

– Тебе, без сомнения, известно, что Шенегар Тротт отправился в особую экспедицию.

– Да, могущественный монарх.

– И ты знаешь, куда он отправился.

– Этого я не знаю, Свет Вселенной.

– Он уехал в Амарех, чтобы узнать как можно больше об этом континенте, понять, встретим ли мы сопротивление, если высадим там войска.

– Вероятно, он встретил там сопротивление, Бессмертный Правитель?

– Да. Он должен был вернуться еще неделю назад или даже раньше. Мы обеспокоены.

– Вы полагаете, он мертв, мой Император?

– Нам хотелось бы это выяснить, а еще узнать, кто убил его, если это все-таки произошло, барон Мелиадус. Мы желаем доверить тебе вторую экспедицию.

Сперва Мелиадус переполнился гневом. Он станет вторым после этого жирного клоуна Тротта! Он, Мелиадус, будет даром растрачивать время, болтаясь вдоль берегов континента в надежде обнаружить где-то там дерьмо Тротта! Очень ему это нужно! Он бы прямо сейчас разнес вдребезги Тронную Сферу, если бы не был уверен, что этот старый дурак успеет отдать приказ, чтобы ему перерезали горло. Барон проглотил свою злость, и у него в голове начала складываться новая схема.

– Большая честь для меня, властитель! – проговорил он, изображая смирение. – Мне собрать команду?

– Если желаешь.

– Тогда я возьму тех, в ком больше всего уверен. Членов ордена Волка и ордена Стервятника.

– Но они же не матросы. Они вообще не имеют отношения к морю!

– Среди «стервятников» есть мореходы, Повелитель Мира, именно таких я и выберу.

– Как скажешь, барон Мелиадус.

Мелиадус был ошеломлен, узнав, что Тротт отправился в Амарех. Он оскорбился еще больше – Хуон доверил графу Сассекскому задание, которое имел право выполнить он, Мелиадус. Еще одна обида, за которую он спросит с императора, сказал себе барон. Теперь он был рад, что не стал пороть горячку и согласился – или сделал вид, что согласился – с приказами Хуона. На самом деле, счастливый случай буквально преподнес ему на блюдечке тот, кого он считал теперь своим главным врагом после Хоукмуна.

Мелиадус сделал вид, будто на миг задумался.

– Если вы считаете, что «стервятникам» не стоит доверять, правитель Пространства и Времени, тогда, возможно, мне стоит взять с собой главу их ордена?

– Главу ордена? Асровак Микошевар мертв, убит Хоукмуном!

– Но ведь его вдова унаследовала его пост…

– Флана! Женщина!

– Да, великий император. Она сможет держать их в узде.

– Мне всегда казалось, что Флана неспособна удержать в узде даже кролика, она же такая апатичная, но если таково твое желание, так тому и быть.

Следующий час они обсуждали подробности предстоящего путешествия, и король рассказал Мелиадусу всё, что знал об экспедиции Тротта.

Когда Мелиадус уходил, его глаза, скрытые маской, горели торжеством.

Глава пятая Флот в До-Вере

В гавани, окруженной с трех сторон набережными из алых камней, под многочисленными башенками До-Вера, покачивалась на волнах небольшая флотилия. На широких крышах зданий, сложив крылья, замерли тысячи орнитоптеров, напоминавших очертаниями птиц и мистических животных. По улицам внизу ходили пилоты, скрытые шлемами-масками ворон и сов, смешиваясь с моряками в шлемах рыб и морских змей, а еще с пехотой и кавалерией: «свиньями», «медведями», «козлами» и «быками» – эти собирались пересечь Канал не на кораблях, а по знаменитому Серебряному Мосту над морем. Мост виднелся на другом конце города, его гигантская арка скрывалась за горизонтом, изящная и сверкающая, и движение на нем, со стороны континента и обратно, не останавливалось ни на секунду.

На военных кораблях в гавани толпились солдаты в шлемах волков и стервятников, вооруженные до зубов мечами, луками, стрелами в колчанах и огненными копьями, а на флагманском корабле трепетали знамена и Великого коннетабля ордена Волка, и Великого коннетабля ордена Стервятника – солдаты-Стервятники некогда входили в Легион Стервятника, но король Хуон возвысил их до ордена в награду за бои в Европе и в честь их павшего командира, кровожадного Асровака Микошевара.

Сами корабли являли собой удивительное зрелище, поскольку не имели парусов, зато их оснастили громадными гребными колесами, укрепленными на корме. Они были построены из дерева и металла, деревянные детали украшены резьбой, металлические покрыты замысловатой ковкой. По бортам у них красовались панели с мастерски написанными картинами, изображавшими сцены прежних морских побед Гранбретани. Золоченые головы на носах кораблей изображали жутких древних богов Гранбретани: Джоуна, Джорга, Фоула и Рунгу – они считались правителями этой земли до наступления Трагического Тысячелетия; еще здесь присутствовал Чершила, Воющий бог; Бжрин Адасс, Поющий бог; Джиджи Блад, Стонущий бог; Дж’Им Слас, Рыдающий бог, и Арал Вильсн, Ревущий бог, верховное божество, отец Сквесе и Блансакредида, богов Судьбы и Хаоса.

Флагманским кораблем был «Арал Вильсн», где на мостике стоял погруженный в мрачные раздумья барон Мелиадус, а рядом с ним – графиня Флана Микошевар. Под мостиком собрались люди в масках волков и стервятников, капитаны остальных кораблей, явившихся на флагман по приказу Мелиадуса.

Они выжидающе смотрели на барона, пока тот прочищал горло.

– Вы, несомненно, хотите знать, куда мы направляемся, господа, и еще вас интересует природа этих удивительных судов, на которых нам предстоит пуститься в путь. В кораблях нет ничего таинственного, они оснащены двигателями, похожими на те, которые поднимают в воздух наши орнитоптеры, это изобретение нашего гениального ученого, барона Калана Витальского. С их помощью мы понесемся по водам быстрее, чем под любыми парусами, и нам не придется зависеть от воли ветров. Что касается наших целей, об этом я скажу каждому персонально. Этот корабль, «Арал Вильсн», назван в честь верховного божества из пантеона древней Гранбретани, этот бог сделал нашу нацию такой, какая она сейчас. В состав флотилии входят «Сквесе» и «Блансакредид», на древнем языке их имена означают Судьбу и Хаос. Но они еще и сыновья Арала Вильсна, они воплощают славу Гранбретани, старинную темную славу, тяжкую славу, кровавую и жуткую славу нашей земли. Славу, которой, я уверен, все вы гордитесь по праву. – Мелиадус выдержал паузу. – Вы ведь не хотите лишиться ее, господа?

В ответ ему раздались крики:

– Нет! Нет! Во имя Арала Вильсна, Сквесе и Блансакредида! НЕТ!

– Готовы ли вы к любым испытаниям, лишь бы Гранбретань сохранила свою темную власть и безумную славу?

– Да! Да! Да!

– Объединитесь ли вы вокруг меня в нашем безумном путешествии, как и все, кто взошел на борт «Арала Вильсна» и остальных кораблей?

– Да! Скажи нам, куда мы идем? Скажи!

– А вы не испугаетесь? Пройдете со мной весь путь до конца?

– Да-а-а! – проорало несколько десятков глоток.

– В таком случае пройдите ко мне в каюту, и я в подробностях объясню вам план. Но имейте в виду: если вы войдете в каюту, вам придется последовать за мной. Те же, кто откажется, вовсе не сойдут с борта этого корабля.

Затем Мелиадус спустился с мостика и вошел в каюту под ним. За ним потянулись все капитаны до единого, и каждый намеревался покинуть его каюту живым.

Барон Мелиадус стоял перед своими капитанами, его полутемную каюту освещала одна лишь неяркая лампа. На столе были разложены карты, но на них он даже не взглянул. Он обращался к своим людям, говоря низким, дрожащим от напряжения голосом:

– Не буду впустую тратить время, господа, а сразу скажу, в чем цель нашего похода. Мы начинаем государственный переворот. – Он кашлянул, прочищая горло. – Мы готовы восстать против нашего несменяемого правителя, короля-императора Хуона.

По каюте пронеслись изумленные возгласы, маски волков и стервятников напряженно всматривались в барона Мелиадуса.

– Король Хуон безумен, – быстро продолжал Мелиадус. – Вовсе не личные интересы вынудили меня вступить в заговор, но одна лишь любовь к стране. Хуон сумасшедший, две тысячи лет жизни затуманили его разум, вместо того чтобы наделить мудростью. Он вынуждает нас ускорять темпы завоевания. Например, эта экспедиция должна отправиться в Амарех, чтобы узнать, можно ли захватить тамошние земли, это при том, что прямо сейчас мы храбро сокрушаем Средний Восток, а огромные части Московии до сих пор не принадлежат нам!

– И ты станешь править вместо Хуона, барон? – цинично уточнил капитан Стервятников.

Мелиадус покачал головой.

– Ничего подобного. Флана Микошевар будет королевой. Стервятники и Волки сделаются королевскими фаворитами вместо Богомолов. Ваши ордена станут высшими.

– Но ведь орден Стервятников состоит из наемников, – заметил капитан Волков.

Мелиадус пожал плечами.

– Они доказали свою верность Гранбретани. Кроме того, множество наших собственных орденов находятся в упадочном состоянии, Темной Империи не повредит свежая кровь.

Еще один капитан Стервятников задумчиво произнес:

– Значит, Флана станет королевой-императрицей, а что будешь делать ты, барон?

– Я стану регентом и принцем-консортом. Я женюсь на Флане и буду помогать ей править.

– То есть станешь королем-императором, только под другим названием, – продолжал тот же самый капитан Стервятников.

– У меня будет власть, это правда, но королевская кровь течет в жилах Фланы, а не моих. Она и есть ваша королева-императрица по праву рождения. Я же буду просто верховным главнокомандующим, предоставив все прочие дела ей, ибо моя жизнь, джентльмены, – война, и я лишь хочу усовершенствовать способы ее ведения.

Капитаны, кажется, остались довольны.

Мелиадус продолжал:

– Значит, вместо того чтобы отправиться с утренним приливом в Амарех, мы проплывем вдоль побережья, чтобы потянуть время, затем войдем в устье Тейма, поднимемся до Лондры и окажемся в сердце столицы раньше, чем кто-либо догадается о наших намерениях.

– Но Хуона хорошо защищают. Его дворец невозможно взять штурмом. В городе наверняка останутся легионы, верные ему, – заметил еще один капитан Волков.

– У нас будут союзники в столице. Много легионов перейдет на нашу сторону. За нас Тарагорм, а под его командованием находится несколько тысяч солдат после смерти его кузена. Орден Хорька невелик, но в Лондре стоит несколько его легионов, тогда как остальные ордена находятся в Европе, защищают наши завоевания. Все дворяне, готовые сохранить верность Хуону, в данный момент за границей. Идеальное время, чтобы нанести удар. С нами еще и барон Калан, он поможет нам новым оружием, которым умеют управлять его Змеи. Мы быстро одержим победу, по крайней мере, быстро продвинемся, и тогда к нам присоединятся и другие, ведь очень не многие будут любить короля Хуона, когда на престол взойдет Флана.

– Я чувствую себя преданным королю Хуону, – признался один капитан Волков. – Мы так воспитаны.

– Но еще мы верны духу Арала Вильсна, на том стоит Гранбретань. Разве верность нашему богу укоренилась в нас не так глубоко?

Капитан на миг озадаченно умолк, затем кивнул.

– Да, ты прав. С новым правителем той же крови наше величие, вероятно, останется при нас.

– Так и будет, так будет! – с жаром пообещал Мелиадус, и его черные глаза сверкнули под оскаленной маской волка.

Глава шестая Возвращение в замок Брасс

В большом зале замка Брасс Иссельда, дочь графа Брасса, рыдала, не в силах остановиться.

Она плакала от счастья и не могла поверить, что человек, стоящий перед ней, – ее муж, которого она так страстно любит. Она даже не осмеливалась коснуться его, опасаясь, что он исчезнет, как призрак. Хоукмун засмеялся и шагнул к ней, обнял, принялся целовать, осушая слезы. И тогда она тоже рассмеялась, и ее лицо засияло.

– Ах, Дориан! Дориан! Мы так боялись, что тебя убили в Гранбретани! Хоукмун усмехнулся.

– Если подумать, Гранбретань оказалась самым безопасным местом из всех, где мы побывали. Правда, Д’Аверк?

Д’Аверк кашлянул в платочек.

– Верно, и, кажется, самым полезным для здоровья.

Утонченный, благодушный Боженталь лишь качал головой в тихом изумлении.

– Но как вы вернулись из Амареха в том измерении в Камарг в этом? Хоукмун пожал плечами.

– Меня не спрашивай, сэр Боженталь. Нас принесли сюда Великие и Добрые, это всё, что я знаю. Путешествие было быстрым, заняло всего несколько минут.

– Великие и Добрые? Никогда о таких не слышал! – угрюмо буркнул граф Брасс, приглаживая рыжие усы и стараясь скрыть выступившие слезы. – Какие-то духи, как я понимаю?

– Да, именно духи, отец. – Хоукмун протянул руку своему тестю. – Отлично выглядишь, граф Брасс. И волосы рыжие, как всегда.

– Это не признак молодости, – посетовал граф Брасс. – Это ржавчина! Я гнию здесь, пока вы носитесь по свету!

Вперед застенчиво выступил Оладан, низкорослый сын великанши из Булгарских гор.

– Я рад, что ты вернулся, друг Хоукмун. И, кажется, в добром здравии. – Он широко улыбнулся, протягивая Хоукмуну кубок вина. – Вот, выпей, это приветственный кубок!

Хоукмун улыбнулся в ответ, принимая кубок, и осушил его одним глотком.

– Спасибо, дружище Оладан. Как вы тут жили?

– Скучали. Все мы скучали и боялись, что вы не вернетесь.

– Что ж, я вернулся, и, кажется, у меня довольно историй, чтобы на несколько часов развеять вашу скуку. И еще я принес новость о задании для нас всех, которое спасет нас от бездеятельности.

– Расскажи же скорее! – потребовал граф Брасс. – Ради бога, рассказывай, не томи!

Хоукмун от души рассмеялся.

– Да, сейчас, дайте мне минутку, чтобы посмотреть на жену. – Он обернулся к Иссельде и заглянул ей в глаза, прочитав в них смятение. – Что случилось, Иссельда?

– Я уже вижу, – сказала она. – Вижу, мой господин, что скоро ты снова умчишься куда-то, чтобы рисковать своей жизнью.

– Возможно.

– Что ж, надо так надо. – Она сделала глубокий вдох и улыбнулась ему. – Но я надеюсь, что это случится хотя бы не сегодня вечером.

– И даже не в ближайшую неделю. Нам предстоит обсудить множество планов.

– Да-да, – проговорила она тихо, оглядывая каменные стены зала. – Мне тоже нужно многое сказать тебе.

Граф Брасс выступил вперед, указав в дальний конец зала, где слуги уже уставили стол угощениями.

– Перекусим. Всё самое лучшее мы берегли для этого случая.

Позже, когда все, сытые и довольные, сидели у камина и Боженталь завершал рассказ о том, как внезапно исчез Тоцер, Хоукмун показал им Меч Рассвета и Рунный посох, который вытащил из-за пазухи. Зал мгновенно заполнился танцующими языками пламени, которое рисовало узоры в воздухе, и удивительным горько-сладким ароматом.

Остальные в благоговейном молчании наблюдали эти чудеса, пока Хоукмун не спрятал посох.

– Это наш штандарт, друзья. Ему мы служим теперь, отправляясь на борьбу со всей Темной Империей.

Оладан поскреб шерсть на лице.

– Со всей Темной Империей, говоришь?

Хоукмун мягко улыбнулся.

– Именно.

– Разве на стороне Гранбретани не несколько миллионов солдат? – невинным тоном уточнил Боженталь.

– Точно, несколько миллионов.

– А у нас в замке Брасс осталось около пяти сотен камаргцев, – пробормотал граф Брасс, утирая рот рукавом и нарочито хмурясь. – Давайте-ка подсчитаем…

Теперь заговорил Д’Аверк:

– У нас теперь больше пяти сотен. Вы забыли о Легионе Рассвета. – Он указал на меч Хоукмуна, который лежал в ножнах рядом с его креслом.

– А сколько в этом таинственном легионе? – поинтересовался Оладан.

– Я не знаю, возможно, число воинов бесконечно, а может быть, нет.

– Если бы тысяча, – мечтательно произнес граф Брасс. – Не будем заноситься. Значит, мы можем выставить полторы тысячи против…

– Нескольких миллионов, – подытожил Д’Аверк.

– Да, нескольких миллионов, обладающих всеми ресурсами Темной Империи, включая научные знания, которыми мы точно не обладаем.

– У нас есть Красный Амулет и кольца Майгана, – напомнил ему Хоукмун.

– Ну да, это… – Граф Брасс нахмурился. – Да, это у нас есть. И на нашей стороне правда, это ведь тоже играет нам на руку, герцог Дориан?

– Возможно. Однако если использовать кольца Майгана, чтобы вернуться в наше измерение, выиграть пару небольших сражений рядом с нашими землями, освободить порабощенных, тогда мы могли бы собрать крестьянскую армию.

– Крестьянскую армию, говоришь? Гм…

Хоукмун вздохнул.

– Я понимаю, что это кажется невозможным, граф Брасс.

И тут граф Брасс вдруг расплылся в лучезарной улыбке.

– Верно, сынок. Ты попал в точку!

– О чем ты?

– Это то самое невозможное, которое я так люблю. Я принесу карты, и мы спланируем нашу первую кампанию!

Когда граф Брасс вышел, Оладан обратился к Хоукмуну:

– Элвереца Тоцер мог вернуться в Лондру, чтобы рассказать о наших планах и нашем местоположении. В данный момент мы очень уязвимы, друг Хоукмун.

Граф Брасс вернулся с картами.

– Сейчас, посмотрим…

Спустя час Хоукмун поднялся с кресла и взял за руку Иссельду, пожелал друзьям доброй ночи и повел жену в их покои.

Прошло пять часов, а они так и не сомкнули глаз, лежа в объятиях друг друга. И тогда она сказала ему, что ждет ребенка.

Он принял новость молча, лишь поцеловал ее и прижал к себе еще крепче. Но когда она заснула, он встал с постели и подошел к окну. Он глядел на камыши и заливы Камарга, размышляя о том, что теперь ему предстоит сражаться за нечто более ценное, чем даже его идеалы.

Он надеялся, что доживет, чтобы увидеть своего ребенка.

Он надеялся, что ребенок родится, даже если сам он не доживет.

Глава седьмая Звери грызутся

Мелиадус улыбнулся под своей маской, и его рука сильнее сжала плечо Фланы Микошевар, когда выше по реке показались башни Лондры.

– Всё идет отлично, – проговорил он себе под нос. – И скоро, моя дорогая, ты станешь королевой. Они ничего не подозревают. Они и не могут ничего заподозрить. Восстаний не было уже несколько сотен столетий! Они не готовы. Как же они будут проклинать тех строителей, которые поставили казармы на берегу! – Он негромко рассмеялся.

Флану утомило гуденье моторов и шлепанье водяных колес, толкавших корабль против течения. Одно из достоинств путешествия под парусом, поняла она теперь, это беззвучный процесс. А шумным штуковинам будет запрещено появляться в Лондре, когда они сослужат свою службу и Флана станет правительницей. Впрочем, это не особенно беспокоило ее, а принятое решение не казалось таким уж важным. Она снова задумалась о себе и позабыла о Мелиадусе, позабыла, что согласилась на его план по одной-единственной причине: ей было наплевать, что случится с ней. Она снова думала о Д’Аверке.

Армейские командиры на борту флагманского корабля знали, что им предстоит. У них имелись теперь не только двигатели Калана, но и огненные пушки Калана, и они знали, куда целиться: солдатские казармы орденов Свиньи, Крысы, Мухи и некоторых других были вытянуты в линию вдоль реки на окраинах Лондры.

Барон Мелиадус негромко велел капитану корабля поднять соответствующий флаг, означавший начало бомбардировки.

Утренняя Лондра была тихой и молчаливой, такой же угрюмой, как обычно, такой же жутковато-причудливой. И ее безумные башни устремлялись в небеса, словно сжатые кулаки миллиона сумасшедших.

Стояло раннее утро. Все спали, кроме рабов. И никто, за исключением Тарагорма и Калана, не ожидал услышать канонаду, потому не выдвинули солдат на позиции. Замысел состоял в том, чтобы уничтожить как можно больше живой силы противника, загнать остальных во дворец, осадить там, чтобы уже к полудню остался только один очаг сопротивления вместо нескольких. Мелиадус знал, что, даже если им удастся осуществить этот план, настоящее сражение начнется с атаки на дворец и она будет непростой, если начать ее до подхода подкрепления. Дыхание Мелиадуса участилось. Глаза загорелись. Из бронзовых дул огненных пушек вылетело пламя, устремляясь к ничего не подозревающим солдатам в казармах. Спустя пару мгновений утренний воздух был разорван чудовищным взрывом, и первая казарма разлетелась в щепки.

– Какая удача! – воскликнул Мелиадус. – Доброе знамение. Я и не ожидал так быстро добиться успеха.

Второй взрыв – выстрел по казарме на противоположном берегу, – и из уцелевших строений начали выскакивать перепуганные люди, некоторые со страха забыли надеть маски! Когда они оказались на улице, огненные пушки достали их, превратив в пепел. От сонных башен Лондры эхом отразились крики и стоны – первое предостережение для остальных горожан.

Маска волка повернулась к шлему стервятника в молчаливом удовлетворении, пока оба созерцали гибель казарм. «Свиньи» и «крысы» неслись в укрытие, «мухи» кинулись назад, к ближайшим городским строениям, а те немногие, кто успел схватить свои огненные копья, открыли ответный огонь.

Звери начали грызню.

И то была часть узора судьбы, нарисованной Мелиадусом, когда он, в гневе покидая замок Брасс, воззвал к Рунному посоху.

Однако никто не мог предсказать, каким в итоге сложится полный узор и кто одержит окончательную победу: Хуон, Мелиадус или Хоукмун.

Глава восьмая Изобретение Тарагорма

К середине утра казармы были окончательно сметены с лица земли, а выжившие сражались на улицах рядом с центром города. Им на подмогу пришло несколько тысяч гвардейцев-Богомолов. Похоже, Хуон еще не понимал, что именно происходит. Вероятно, он считал, что это нападение Коммуназии, замаскировавшей своих солдат под гранбретанцев. Мелиадус улыбался, высаживаясь на берег вместе с Фланой Микошевар и пешком направляясь к Дворцу Времени под охраной дюжины «стервятников» и «волков». Неожиданная атака удалась как нельзя лучше. Его солдаты оставались на нескольких открытых улицах, не входя в лабиринт коридоров, соединявших башни. Когда оттуда выскакивали солдаты Хуона, люди Мелиадуса уничтожали их одного за другим.

И теперь правительственную армию загнали в узкое горлышко, и солдаты Хуона могли отстреливаться всего лишь из нескольких окон. Окна не являлись привычной чертой архитектуры Лондры, потому что гранбретанцы не особенно любили свежий воздух и дневной свет. Те же окна, которые делали, обычно размещались так высоко, что не представляли интереса для снайперов. Даже орнитоптеры, не приспособленные для войны в таких городах, как Лондра, оказались незначительной угрозой, как и предвидел Мелиадус. Он был очень доволен, входя во Дворец Времени и направляясь к маленькой комнате Тарагорма.

– Брат! Наши планы осуществляются, и даже лучше, чем я ожидал.

– Да, – отвечал Тарагорм, кивнув Флане, на которой он тоже, как и Мелиадус, был женат короткое время. – Моим «хорькам» пока не пришлось делать ничего. Но, несомненно, они пригодятся, чтобы выкуривать тех, кто засел в переходах. Я хочу, чтобы они зашли противнику в тыл, как только мы должным образом возьмем в окружение несколько группировок.

Мелиадус одобрительно кивнул.

– Однако ты прислал записку с просьбой прийти. Что случилось?

– Уверен, я нашел способ вернуть твоих друзей из замка Брасс обратно на их исконное место, – пробормотал Тарагорм, совершенно довольный собой.

Мелиадус низко зарычал, и Флана не сразу поняла, что он таким образом выражает крайнюю степень восторга.

– Ах, Тарагорм! Наконец-то все зайцы мои!

Тарагорм засмеялся.

– Я не вполне уверен, что машина заработает, однако предчувствую, что это возможно, поскольку я взял за основу старинную формулу, которую обнаружил в той же книге, где упоминается кристаллическая машина из Сориандума. Не хочешь взглянуть?

– Еще бы! Скорее веди меня, брат, умоляю!

– Следуйте за мной.

Тарагорм провел Мелиадуса и Флану через два коридора, наполненные шумом часовых механизмов, и наконец они оказались перед низкой дверью, которую он отпер маленьким ключом.

– Нам сюда. – Он взял со стены факел и осветил подземелье, оказавшееся за дверью. – Вот она. Эта машина находится примерно на том же уровне, что и машина с кристаллом в замке Брасс. Ее голос разнесется по измерениям.

– Я ничего не слышу, – с некоторым разочарованием проговорил Мелиадус.

– Ты ничего не слышишь, потому что нечего слышать – в этом измерении. Но гарантирую, звук она производит будь здоров, только в ином пространстве и времени.

Мелиадус подошел к машине. Она походила на огромный медный каркас часов размером с человека. Маятник раскачивался, механизм работал, заставляя двигаться стрелки. На задней стенке висело нечто вроде гонга с молотком. Пока они наблюдали, стрелки показали полчаса, и молоток медленно поднялся, внезапно ударив по гонгу. Они видели, как вибрирует поверхность гонга, но не услышали даже намека на звук.

– Невероятно! – прошептал Мелиадус. – Но как это работает?

– Мне еще предстоит кое-что добавить, чтобы всё работало в нужном пространстве и времени, но с помощью Тоцера я смогу это сделать. Когда наступит полночь, наших друзей в замке Брасс ждет неприятный сюрприз.

Мелиадус счастливо выдохнул.

– Мой благородный брат! Ты станешь самым богатым и уважаемым человеком в империи!

Причудливая маска Тарагорма медленно склонилась, выказывая признательность Мелиадусу.

– Это всего лишь слова, – пробормотал он, – но я благодарю тебя, брат.

– Ты уверен, что всё сработает?

– Если нет, тогда я не стану самым богатым и уважаемым человеком в империи, – не без юмора отозвался Тарагорм. – На самом деле не сомневаюсь, ты проследишь, чтобы тогда меня наградили куда менее приятным способом.

Мелиадус всплеснул руками, обнимая зятя за плечи.

– Не говори так, брат! Не говори так!

Глава девятая Хуон совещается с военачальниками

– Так-так, джентльмены. Какие-то волнения в обществе, как мы понимаем. – Золотой голос зазвучал из сморщенного горла, острые черные глазки смотрели на маски собравшихся в зале людей.

– Это предательство, благородный правитель, – сообщила маска богомола. Форма на ее обладателе была измята, шлем-маска закоптился от выстрелов огненного копья.

– Гражданская война, великий император, – подчеркнул другой военачальник.

– И это свершившийся факт, – пробормотал его сосед, почти про себя. – Мы были совершенно не готовы, блистательный властитель.

– Воистину так, господа. Мы виним в этом всех вас и себя тоже. Нас обманули.

Глаза медленно обвели всех собравшихся полководцев.

– Калан среди вас?

– Его нет, месир.

– А Тарагорм? – промурлыкал сладкий голос.

– Тарагорма нет, Повелитель Вселенной.

– Итак… кто-то, кажется, видел Мелиадуса на флагманском корабле…

– С графиней Фланой, великий император.

– Это логично. Да, нас очень сильно обманули. Но это неважно, ведь дворец, как мы понимаем, хорошо защищен?

– Только огромное войско могло бы прорваться сюда, Повелитель Вселенной, да и то с трудом.

– Но, возможно, у них есть это огромное войско? Если на их стороне Калан и Тарагорм, есть и другие. Мы готовы к осаде, капитан? – Хуон обращался к капитану гвардии Богомолов, и тот склонил голову.

– После соответствующих мер, блистательный король. Однако это беспрецедентный случай.

– Так и есть. Возможно, в таком беспрецедентном случае нам стоит вызвать подкрепление?

– С континента, – подсказал капитан. – Все верные бароны там: Адаз Промп, Бренал Фарну, Шенегар Тротт…

– Шенегара Тротта нет на континенте, – вежливо поправил король Хуон.

– …Джерек Нанкенсин, Майгель Хольст…

– Да, да, да, нам известны имена наших баронов. Но можем ли мы быть уверены в их верности?

– Я бы сказал «да», великий король-император, ведь это их солдаты погибли сегодня. Если бы они были в союзе с Мелиадусом, они бы передали своих солдат под его командование, верно?

– Твоя догадка, должно быть, справедлива. Очень хорошо, вызывайте лордов Гранбретани. Скажите, чтобы собирали все войска, какие возможно, чтобы побыстрее подавили это восстание. Передайте, что подобное положение неприемлемо для нас. Гонцов лучше отправлять с крыши дворца. Насколько нам известно, несколько орнитоптеров в нашем распоряжении еще осталось.

Где-то вдалеке приглушенно проревела огненная пушка, и тронный зал, кажется, слегка задрожал.

– В высшей степени неприемлемо, – вздохнул король-император. – Как далеко продвинулся Мелиадус за последний час?

– Захватил почти весь город, кроме дворца, блистательный монарх.

– Я всегда знал, что он лучший из моих полководцев.

Глава десятая Почти полночь

Барон Мелиадус сидел в своих покоях, наблюдая, как горит город.

Особенно ему понравился спектакль с орнитоптерами, гибнущими в огне над крышей дворца. Ночное небо было ясное, звезды ярко сверкали. Стоял на редкость приятный вечер. Чтобы довести его до совершенства, он призвал четырех девушек-рабынь, некогда известных музыкантш у себя на родине, и они исполняли для него сочинения Лондена Джона, лучшего композитора Гранбретани.

Какофония взрывов, криков и клацанья металла казалась ушам Мелиадуса изысканной гармоний. Он потягивал вино, рассматривая карты, и подпевал музыке.

Послышался стук в дверь, и рабыня открыла. Вошел командир пехотинцев Мелиадуса, Врасла Бели, и отвесил поклон.

– Капитан Бели?

– Вынужден сообщить, сэр, что у нас осталось мало людей. Мы и с небольшой горсткой добились удивительных результатов, сэр, но мы не удержим позиции без подкрепления. Либо так, либо перегруппировка…

– Либо вовсе выйти из города и выбрать место, удобное для битвы. Так, капитан Бели?

– Именно, сэр.

Мелиадус потер маску.

– На континенте остались подразделения орденов Волка, Стервятника и даже Хорька. Может быть, если вызвать их…

– Но хватит ли времени, сэр?

– Что ж, мы должны сделать так, чтобы хватило, капитан.

– Слушаю, сэр.

– Предложите всем пленным надеть наши маски, – посоветовал Мелиадус. – Они же видят, что мы побеждаем, и могут присоединиться к нашему ордену.

Бели отсалютовал.

– Дворец короля Хуона исключительно хорошо защищен, сэр.

– И, я уверен, будет исключительно хорошо взят, капитан.

Музыка Джона звучала, пожар разгорался, и Мелиадус не сомневался, что всё идет прекрасно. Потребуется время, чтобы захватить дворец, но он был уверен, что тот будет захвачен, Хуон уничтожен, Флана займет его место, а он, Мелиадус, станет самым могущественным человеком на свете.

Он поглядел на настенные часы. Время близилось к одиннадцати. Он поднялся с места и хлопнул в ладоши, чтобы девушки перестали играть.

– Несите паланкин, – велел он. – Я отправляюсь во Дворец Времени.

Те же четыре девушки вернулись с паланкином, он забрался внутрь и раскинулся на подушках.

Когда они медленно двинулись по коридорам, Мелиадус всё еще слышал музыку огненных пушек и крики людей, вовлеченных в битву. По-видимому, победа еще далеко, ведь даже если он уничтожит короля Хуона, могут найтись бароны, которые не захотят признать Флану королевой-императрицей. Ему потребуется несколько месяцев, чтобы собрать силы, но будет неплохо, если он объединит всех, заставив обрушить всю ненависть на Камарг и замок Брасс.

– Побыстрее, – прикрикнул он на обнаженных девушек. – Пошевеливайтесь! Нельзя опаздывать!

Если машина Тарагорма сработает, он получит двойную выгоду: доберется до своих врагов и объединит нацию.

Мелиадус счастливо вздохнул. Всё складывалось просто отлично.

Глава первая С боем часов

В воздухе висела прохлада. Хоукмун плотнее завернулся в тяжелый плащ и поднял голову, чтобы суровым взглядом окинуть товарищей. Все смотрели на стол. Огонь в камине почти угас, однако предметы на столе были прекрасно видны.

С краю лежал Красный Амулет, исходившее от него кроваво-красное свечение играло на лицах. В нем заключалась сила Хоукмуна, дарующая владельцу неуемную энергию. Рядом были кольца Майгана с кристаллами, способные переносить любого, кто их наденет, через измерения. Гарантия возвращения для них в свое пространство и время. Тут же находился убранный в ножны Меч Рассвета. В нем помещалась армия Хоукмуна. И последним, обернутый в кусок ткани, лежал Рунный посох, штандарт Хоукмуна и его надежда.

Граф Брасс кашлянул, прочищая горло.

– Даже при наличии всех этих могущественных реликвий сможем ли мы одолеть такую империю, как Гранбретань?

– Но мы еще и под защитой замка, – напомнил Оладан. – Благодаря этому мы сумеем по собственному желанию переместиться в иное измерение и обратно. С такими средствами мы сможем долго вести партизанскую войну, пока не истощим ресурсы врага.

Граф Брасс кивнул.

– Это, конечно, верно, но я все равно сомневаюсь.

– При всем уважении, мой господин, ты привык к классическим битвам, – напомнил ему Д’Аверк. Его бледное лицо оттенял кожаный ворот темного плаща. – И тебе было бы приятнее вступить в прямое противостояние, выстроить в ряды копейщиков, лучников, кавалерию, пехоту и всех остальных. Однако у нас нет армии, чтобы вести подобную войну. Мы вынуждены наносить удары из темноты, из-за спины, исподтишка, по крайней мере пока что.

– Ты совершенно прав, Д’Аверк, я понимаю, – вздохнул граф Брасс. Боженталь налил всем вина.

– Друзья, наверное, пора расходиться. Необходимо еще многое обсудить, и все должны выспаться.

Хоукмун подошел к дальнему концу стола, где были разложены карты местности. Потер черный камень во лбу.

– Да, нашу первую кампанию необходимо продумать как можно тщательнее. – Он изучал карту Камарга. – Есть вероятность, что на том месте, где стоял замок Брасс, оставили постоянный лагерь, может быть, на случай нашего возвращения.

– А тебе не кажется, что Мелиадус мог лишиться своего прежнего влияния? – спросил Д’Аверк. – Вроде бы Шенегар Тротт намекал на это.

– Если так, – согласился Хоукмун, – тогда лептоны Мелиадуса, вероятно, сейчас передислоцированы, поскольку при дворе Лондры ведется постоянный спор, представляем мы угрозу империи или же нет.

Боженталь хотел сказать что-то, но вместо того склонил голову набок, прислушиваясь. И теперь все они ощутили легкую дрожь, исходившую откуда-то снизу.

– Чертовски холодно, – проворчал граф Брасс и подошел к камину, чтобы подбросить еще одно полено. Взметнулись искры, полено мгновенно занялось, и по стенам заметались красные тени. Граф Брасс был в простой шерстяной одежде, и сейчас он, кажется, сожалел, что не оделся теплее. Он кинул взгляд на полку у дальней стены зала. На полке лежали копья, луки со стрелами, булавы и мечи, в том числе и его собственный широкий меч и медный доспех. Его загорелое лицо затуманилось.

Новая волна дрожи прошла по замку, и оружие, висевшее на стенах, зазвенело.

Хоукмун взглянул на Боженталя и заметил в глазах философа ту же невысказанную тревогу, которая одолевала и его.

– Наверное, небольшое землетрясение?

– Вероятно, – пробормотал Боженталь, явно сомневаясь. – Лично у меня такое ощущение, будто колеса какой-то гигантской машины приходят в движение.

И теперь они услышали звук, тягучую, далекую ноту, которая вибрировала в воздухе, словно отголосок гонга, но только так тихо, что едва слышалась. Они кинулись к дверям зала, и граф Брасс засомневался на мгновенье, прежде чем распахнуть их и выглянуть в ночь.

Небо было черное, но облака казались темно-синими, они клубились взволнованно, как будто небосвод вот-вот треснет.

Снова все ощутили вибрацию, на этот раз сопровождавшуюся звуком, похожим на голос огромного колокола или гонга. В ушах загудело.

– Мы как будто попали в часовую башню в момент, когда бьют куранты, – сказал Боженталь, и его взгляд был полон тревоги.

Лица у всех побелели, все испытывали напряжение. Хоукмун вернулся в зал, подошел к Мечу Рассвета, протягивая руку. Д’Аверк окликнул его:

– Что ты подозреваешь, Хоукмун? Это атака Темной Империи?

– Либо Темной Империи, либо чего-то сверхъестественного, – ответил Хоукмун.

Прозвучал третий удар, заполнив собой ночь, эхом разнесшись над болотами Камарга, над заливами и камышом. Фламинго, потревоженные звуком, начали перекликаться в темноте.

Четвертый удар был еще громче – звучное гуденье колокола судьбы.

Пятый. Граф Брас подошел к полке и взял свой меч.

Шестой. Д’Аверк заткнул уши руками, потому что звук с каждым ударом нарастал.

– Наверняка от такого у меня сделается мигрень, – томно пожаловался он.

По лестнице сбежала Иссельда в ночной рубашке.

– Что происходит, Дориан? Отец, что это за звуки? Похоже на бой часов. У меня сейчас барабанные перепонки лопнут…

Оладан поднял угрюмый взгляд.

– Сдается мне, это угроза нашей жизни, – произнес он. – Хотя я и сам не понимаю, откуда такая мысль…

Прозвучал седьмой удар, с потолка упала штукатурка, и сам замок содрогнулся до основания.

– Лучше закрыть двери, – сказал граф Брасс, когда эхо удара затихло настолько, что его голос стал слышен. Все медленно вошли внутрь, Хоукмун помог графу Брассу закрыть двери и заложить их тяжелым железным засовом.

Звук восьмого удара заполнил зал, заставив всех зажать уши. Огромный щит, висевший на стене с незапамятных времен, с грохотом сорвался, упал на плитки пола, со звоном покатился и затих, только врезавшись в стол.

Слуги в панике вбегали в большой зал.

Девятый удар – и треснули окна, посыпались осколки. На этот раз Хоукмуну показалось, что он попал на корабль, врезавшийся в подводный риф, потому что весь замок встряхнуло и все вокруг пошатнулись. Когда Иссельда начала падать, Хоукмун успел подхватить ее, зацепившись за колонну, чтобы самому устоять на ногах. От этого звука его затошнило, взгляд затуманился.

С десятым ударом гигантский гонг завибрировал, и показалось, что содрогается весь мир, словно сама вселенная переполнилась этим звуком, означающим конец всего.

Боженталь упал и растянулся на плитах пола, лишившись сознания. Оладан крутился на месте, зажимая ладонями уши. Потом грохнулся на пол. Хоукмун с мрачным лицом прижимал к себе Иссельду, просто не в состоянии ослабить хватку. Ему было очень плохо, в голове гудело. Граф Брасс с Д’Аверком пытались добраться до стола, они цеплялись за него, пока звучало эхо удара. Эхо затихло. Хоукмун услышал, как его зовет Д’Аверк:

– Хоукмун, посмотри!

Поддерживая Иссельду, Хоукмун кое-как добрел до стола и уставился на кольца Майгана. Он ахнул. Все до единого кристаллы рассыпались в крошку.

– Вот и конец нашей партизанской войне, – сипло проговорил Д’Аверк. – А может, и всем остальным нашим планам…

Зазвучал одиннадцатый удар. Он был глубже и громче предыдущих, весь замок содрогнулся, и все попадали с ног. Хоукмун закричал от боли, потому что звук заполнил голову целиком и, кажется, достиг мозга, но за этим гулом он не услышал собственного крика. Всё вокруг сотрясалось, и он покатился по полу, сдаваясь на милость той силы, которая расшатывала замок.

Когда вибрации утихли, он на четвереньках пополз к Иссельде, отчаянно стремясь добраться до нее. От боли слезы сами текли по лицу, и, судя по теплу, которым внезапно наполнились уши, из ушей текла кровь. Он словно в тумане увидел, как граф Брасс силится подняться, цепляясь за стол. Уши графа были залиты красным, в тон его волосам.

– Мы уничтожены, – услышал Хоукмун голос старика. – Уничтожены каким-то трусливым врагом, который даже не показывается на глаза! Уничтожены силой, против которой бесполезны наши мечи!

Хоукмун упорно полз к Иссельде, которая распростерлась на полу.

И вот зазвучал двенадцатый удар, громче и страшнее всех прежних. Казалось, камни замковых стен трескаются. Деревянный стол расщепило надвое, и он с грохотом рухнул. Плитки пола разламывались и даже разлетались вдребезги. Замок швыряло, словно пробку в шторм, Хоукмун ревел от боли, из глаз вместо слез текла теперь кровь, а вены в теле, казалось, сейчас лопнут.

А затем низкая нота сменилась чем-то иным – пронзительным высоким криком, и краски начали захлестывать зал. Сначала накатила волна фиолетового, затем пурпурного, после черного. Миллион крошечных колокольчиков словно названивали в унисон, и на этот раз было возможно определить источник звука – он шел откуда-то снизу, из подвала.

Хоукмун сделал слабую попытку подняться, а затем упал на плитки пола лицом вниз. Звук понемногу затихал, краски начали бледнеть, звон колокольчиков внезапно оборвался.

И наступила тишина.

Глава вторая Черные болота

– Кристалл разбит…

Хоукмун помотал головой и заморгал.

– А?

– Кристалл уничтожен. – Д’Аверк стоял на коленях рядом с ним, пытаясь поднять его на ноги.

– Где Иссельда? – спросил Хоукмун. – Что с ней?

– Да то же, что и с тобой. Мы отнесли ее в постель. Кристалл уничтожен.

Хоукмун соскреб с век и ушей кровавую корку.

– Ты имеешь в виду кольца Майгана?

– Д’Аверк, объясни ему всё по порядку, – произнес Боженталь. – Расскажи ему, что машина, которую подарил призрачный народ, сломана.

– Сломана? – Хоукмун рывком поднялся на ноги. – Это и был тот последний звук битого стекла, который я слышал?

– Именно так. – Рядом стоял граф Брасс, опираясь на стол и утирая лицо. – Вибрации разбили все кристаллы.

– Значит… – Хоукмун вопросительно посмотрел на графа Брасса, и тот кивнул.

– Да, мы вернулись в свое измерение.

– Но на нас не напали?

– Кажется, пока нет.

Хоукмун сделал глубокий вдох и медленно двинулся к дверям большого зала. Болезненно морщась, он отодвинул железный засов и дернул двери.

До сих пор стояла ночь. Звезды на небе были те же, но клубящиеся синие облака исчезли, и над землей стояла жуткая тишина, а в воздухе ощущался странный запах. Но фламинго не перекликались, и даже ветер не шелестел камышами.

Хоукмун медленно и задумчиво закрыл двери.

– Где же легионы? – спросил Д’Аверк. – Они вполне могли бы нас караулить, хотя бы один!

Хоукмун нахмурился.

– Надо дождаться утра и тогда уже искать ответы на загадки. Может, они где-то там, хотят застать нас врасплох.

– А вам не кажется, что этот звук был приветом от Темной Империи? – спросил Оладан.

– Никаких сомнений, – отозвался граф Брасс. – И им всё удалось. Они вернули нас в наше измерение. – Он принюхался. – Хотел бы я понять, что это за запах такой.

Д’Аверк пытался разобрать вещи, оказавшиеся под обломками стола.

– Чудо, что мы выжили, – сказал он.

– Да, – согласился Хоукмун. – Похоже, этот звук оказался более губительным для неодушевленных предметов, чем для нас.

– Двое самых старых слуг погибли, – негромко сказал граф Брасс. – Наверное, сердце не выдержало. Их уже хоронят, на тот случай, если утром будет уже не до того. Во внутреннем дворе.

– А что с замком? – спросил Оладан.

Граф Брасс пожал плечами.

– Трудно сказать. Я спускался в подвалы. Кристаллическая машина полностью разбита, некоторые камни в кладке треснули. Однако это старый крепкий замок. Кажется, он не слишком пострадал. Если не считать стекол в окнах, разумеется. Вообще ничего стеклянного не осталось. Но в остальном… – Он пожал плечами так, словно его обожаемый замок ничего для него не значил. – …в остальном мы остались такими же сильными, как и прежде.

– Понадеемся, что это так, – пробурчал Д’Аверк. Он взял Меч Рассвета за ножны, а Красный Амулет – за цепочку. Протянул всё Хоукмуну. – Ты бы лучше надел это, потому что уже скоро это тебе явно понадобится.

Хоукмун надел амулет на шею, пристегнул ножны к перевязи. А потом остановился и поднял завернутый в ткань Рунный посох.

– Кажется, он так и не принес нам удачу, на которую я так надеялся, – произнес он со вздохом.

Рассвет наконец наступил. Он подкрался медленно, серый и холодный, горизонт побелел, словно старый труп, а облака приобрели оттенок кости.

Пятеро героев наблюдали, как восходит солнце. Они стояли перед воротами замка Брасс на холме, держа руки на эфесах мечей, и крепче взялись за них, увидев картину внизу.

Перед ними лежал Камарг, который они оставили, но Камарг, разрушенный войной. Тот запах, который они ощущали с ночи, был запахом пролитой крови и выгоревшей земли. Повсюду, куда хватало глаз, высились обугленные руины. Болота и заливы высушило пламя огненных пушек. Фламинго, лошадей и быков либо уничтожили, либо они сбежали. Сторожевые башни, оберегавшие границы земель, сровняли с землей. Казалось, целый мир превратился в океан серого пепла.

– Ничего не осталось, – едва слышно проговорил граф Брасс. – Всё пропало: мой возлюбленный Камарг, мой народ, мои животные. Ведь я был их избранным лордом-хранителем, и я не выполнил возложенных на меня обязанностей. И теперь мне не осталось ничего, кроме мести. Вот только бы мне добраться до ворот Лондры и увидеть, что город взят. Тогда я умру спокойно. Но не раньше.

Глава третья Преступление Темной Империи

Пока Хоукмун с Оладаном добрались до границ Камарга, они с головы до ног покрылись золой, набивавшейся в ноздри и раздражающей горло. Их лошади тоже были в этом месиве, и глаза у них покраснели, как и у людей.

Теперь море пепла начало постепенно сменяться островками желтой травы, однако по-прежнему нигде не было никаких легионов Темной Империи.

Рассеянный солнечный свет прорвался сквозь завесу облаков, Хоукмун остановил лошадь и сверился с картой. Он указал прямо на восток.

– Деревня Берлин должна быть там. Давай подъедем осторожно, посмотрим, стоят ли там по-прежнему гранбретанские войска.

Наконец деревня появилась, и стоило Хоукмуну бросить на нее взгляд, как он пустил коня в галоп. Оладан прокричал ему вслед:

– Что случилось, герцог Дориан? В чем дело?

Хоукмун не ответил, потому что, когда они немного приблизились, стало видно, что половина домов лежит в руинах, а улицы завалены мертвыми телами. Однако никаких признаков войск Темной Империи.

Многие дома закоптились в пламени огненных копий, многие жители также пали от них. Время от времени попадались тела гранбретанцев, в доспехах, с масками, обращенными к небесам.

– Здесь были одни только «волки», судя по доспехам, – пробормотал Хоукмун. – Люди Мелиадуса. Кажется, они напали на деревню, но деревенские оказали сопротивление. Смотри, вон валяется солдат, пронзенный серпом, а тот получил лопатой по шее…

– Может, деревня восстала против них, – предположил Оладан, – и «волки» подавили восстание.

– В таком случае почему они покинули деревню? – спросил Хоукмун. – У них же здесь стоял гарнизон.

Они ехали между телами погибших. В воздухе висела невыносимая вонь разложения. Было очевидно, что битва отгремела здесь совсем недавно. Хоукмун замечал разграбленные лавки, тела коров, лошадей и даже собак.

– В живых не оставили никого. И никакой провизии. Они как будто отступали, спасаясь от более сильной армии!

– Кто же может быть сильнее Темной Империи? – с содроганием спросил Оладан. – Неужели нас ждет встреча с новым врагом, друг Хоукмун?

– Надеюсь, что нет. Однако увиденное вызывает недоумение.

– И омерзение, – добавил Оладан.

На улицах были не только мертвые мужчины, но и дети, а каждую женщину, молодую или старую, явно изнасиловали перед смертью – почти всем перерезали горло, потому что солдаты Гранбретани больше всего любят резать своих жертв, насилуя их.

Хоукмун вздохнул.

– Такая картина остается после Темной Империи, куда бы она ни пришла.

Он поднял голову, прислушался, потому что холодный ветер донес до него какой-то звук.

– Крик! Наверное, кто-то еще жив!

Он развернул лошадь и двинулся на звук, пока не оказался на боковой улице. В одном доме была распахнута дверь, и в проеме, наполовину выпав наружу, лежала девушка. Крик сделался громче. Хоукмун спешился и подошел к дому. Да, это кричала она. Он быстро опустился перед ней на колени, взял ее на руки.

Она была почти нагая, тело прикрывали лишь обрывки материи. На шее багровел рубец, словно кто-то пытался перерезать ей горло тупым кинжалом. Ей могло быть лет пятнадцать; спутанные светлые волосы и блестящие голубые глаза. Всё тело казалось сплошным черно-синим кровоподтеком. Она застонала, когда Хоукмун поднял ее.

Хоукмун осторожно уложил девушку и подошел к лошади, вернулся с флягой вина. Он поднес флягу к ее губам, она сделал глоток, захлебнулась, глаза тут же широко раскрылись от испуга.

– Не бойся, – мягко произнес Хоукмун. – Я враг Темной Империи.

– А ты живой?

Хоукмун насмешливо улыбнулся.

– Ага, живой. Я Дориан Хоукмун, герцог Кёльнский.

– Хоукмун фон Кёльн? Но мы считали, что ты погиб или исчез навсегда…

– Но я вернулся, и за вашу деревню до́лжно отомстить, клянусь, я сделаю это. Что здесь произошло?

– Я не могу сказать наверняка, мой господин, знаю только, что звери Темной Империи хотели уничтожить всех. – Она вдруг подняла на него глаза. – Мои отец и мать, моя сестра…

Хоукмун заглянул в дом и содрогнулся.

– Мертвы, – коротко ответил он, лишь сдержанно констатировав факт. Тела были чудовищно изуродованы. Он подхватил на руки рыдающую девушку и усадил на своего коня. – Я отвезу тебя в замок Брасс, – сказал он.

Глава четвертая Новые шлемы

Она лежала на самой мягкой кровати в замке Брасс, за ней ухаживал Боженталь, ее утешали Иссельда и Хоукмун, сидевшие у ее кровати. Но она умирала. Она умирала не столько от ранений, сколько от горя. Она хотела умереть. Они уважали ее желание.

– Несколько месяцев, – невнятно говорила она, – солдаты-Болки стояли в деревне. Они забирали всё, и мы голодали. До нас доходили слухи, что они часть большой армии, которую оставили в Камарге, хотя мы никак не могли понять, что они караулят там на болотах.

– Они, скорее всего, дожидались нашего возвращения, – пояснил Хоукмун.

– Очень может быть, – серьезно ответила она.

Она продолжала:

– А вчера в деревню прилетел орнитоптер, и пилот сразу пошел к командиру гарнизона. Нам стало известно, что солдат отзывают в Лондру, и мы так обрадовались. А через час солдаты напали на деревню, убивая, насилуя, мародерствуя. Они получили приказ не оставлять в живых никого, чтобы, когда они вернутся, некому было оказать им сопротивление и чтобы никто, зайдя в деревню, не нашел там ни крошки еды. Спустя еще час с нами покончили.

– Значит, они собираются вернуться, – задумчиво проговорил Хоукмун. – Но почему же они ушли…

– Может быть, какое-то вторжение? – предположил Боженталь, промакивая девушке лоб.

– Я и сам так подумал, но как-то не сходится, – вздохнул Хоукмун. – Это полная загадка, и пугающая, потому что мы почти ничего не знаем.

В дверь постучали, и вошел Д’Аверк.

– Хоукмун, к нам прибыл старый друг.

– Старый друг? Кто же?

– Оркнеец, Орланд Фанк.

Хоукмун встал.

– Может быть, он просветит нас.

Когда он подходил к двери, Боженталь негромко произнес:

– Девушка умерла, герцог Кёльнский.

– Она знает, что за нее отомстят, – ответил Хоукмун без всякого выражения и вышел, направляясь к лестнице в зал.

– Да, друг, я согласен, в воздухе что-то носится, – говорил Орланд Фанк графу Брассу, стоя рядом с ним у камина. Завидев Хоукмуна, он помахал ему. – Как поживаешь, герцог Дориан?

– Учитывая обстоятельства, неплохо. Тебе известно, почему ушли легионы, мастер Фанк?

– Я как раз рассказывал доброму графу Брассу, что понятия не имею.

– А я-то думал, что тебе известно всё на свете, мастер Фанк.

Фанк смущенно усмехнулся, стянул с себя шапку и утер ею лицо.

– Мне еще нужно время, чтобы собрать информацию, у меня не было ни минуты свободной с того дня, когда вы покинули Днарк. Я привез подарки для всех героев замка Брасс.

– Как ты добр.

– Подарки, как ты понимаешь, не от меня, а от… от Рунного посоха, наверное. Отдам чуть позже. Можно подумать, что в них нет особой пользы – но, с другой стороны, трудно сказать, что полезно, а что нет, когда имеешь дело с Темной Империей.

Хоукмун обернулся к Д’Аверку.

– Что ты разузнал за свою вылазку?

– Да то же, что и ты, – ответил Д’Аверк. – Опустошенные деревни, все жители вырезаны в одночасье. Признаки поспешного отхода армии. Полагаю, что в больших городах остались гарнизоны, но оснащены они кое-как, в основном артиллерия, конницы нет вообще.

– Похоже на какое-то безумие, – пробурчал граф Брасс.

– Если они сошли с ума, то нам стоит воспользоваться моментом и обеспечить себе преимущество, – сказал Хоукмун, угрюмо усмехаясь.

– Прекрасные слова, герцог Дориан, – Фанк похлопал Хоукмуна по плечу своей обветренной, загорелой ладонью. – Как бы мне доставить сюда подарки?

– Бери всё, что нужно, мастер Фанк.

– Тогда дайте мне пару слуг в помощь, потому что всего подарков шесть и они довольно тяжелые. Я привез их на двух лошадях.

Спустя пару минут вошли слуги, каждый держал в обеих руках по большому свертку. Фанк появился следом, неся оставшиеся два. Он положил их на пол у ног хозяев.

– Открывайте, господа.

Хоукмун наклонился и откинул материю на одном из свертков. Он заморгал, когда по глазам полоснул яркий свет, и увидел идеально четкое отражение собственного лица. Он удивился, сорвал ткань и с оторопью уставился на предмет перед собой. Все остальные заговорили хором, тоже выражая изумление.

В свертках оказались шлемы, которые закрывали всю голову целиком и держались на плечах. Металл, из которого их изготовили, оказался незнаком всем присутствующим, но отполирован лучше любого зеркала, какое когда-либо доводилось видеть Хоукмуну. Если не считать прорезей для глаз, шлемы были совершенно гладкие, лишенные каких-либо украшений, и каждый, кто смотрел на шлем, видел свое точное отражение. На затылочной части крепился скромно украшенный гребень из такого же металла. Хоукмун понял, как подобная амуниция может пригодиться в бою, ведь врага смутит его собственное отражение, у него возникнет ощущение, что он сражается с самим собой!

Хоукмун громко рассмеялся.

– Да, тот, кто их изобрел, настоящий гений! Лучшие шлемы, какие мне доводилось видеть.

– Примерьте их, – посоветовал Фанк, улыбаясь. – Вы поймете, как идеально они подогнаны. Это ответ Рунного посоха на звериные маски Темной Империи.

– Как же мы узнаем, какой из них чей? – спросил граф Брасс.

– Вы сразу поймете, – заверил Фанк. – Твой тот, что у тебя в руках. У него гребень цвета меди.

Граф Брасс улыбнулся, поднял шлем и водрузил на плечи. Хоукмун посмотрел на него и увидел собственное лицо с тусклым черным камнем в центре лба, которое взирало на него в ответ с веселым изумлением. Хоукмун надел свой шлем. Тот был украшен золотым гребнем. Он снова взглянул на графа Брасса, и сначала ему показалось, что в шлеме графа нет никакого отражения, но потом Хоукмун понял, что отражений бесконечное множество.

Остальные тоже принялись примерять шлемы. У Д’Аверка был голубой гребень, у Оладана – алый. Все смеялись от восторга.

– Чудесный подарок, мастер Фанк, – сказал Хоукмун, снимая шлем. – Великолепный подарок. Но для кого остальные два шлема?

Фанк загадочно улыбнулся.

– А, да-да, они предназначены для тех, кто захочет их надеть.

– Для тебя?

– Не для меня, нет, должен признаться, я отношусь к доспехам с некоторым презрением. Они очень плохо гнутся, и мне трудно в них размахивать боевым топором. – Он ткнул большим пальцем себе за спину, на топор, болтавшийся там на веревке.

– Тогда для кого же оставшиеся два шлема? – повторил граф Брасс, снимая свой.

– Узнаете в свое время, – пообещал Фанк. – И тогда всё станет очевидно. Как поживают люди в замке Брасс?

– Ты имеешь в виду деревню на холме? – уточнил Хоукмун. – Несколько человек погибли при последних ударах гонга, который перенес нас в наше измерение. Несколько домов разрушено, но в общем и целом всё неплохо. Оставшаяся кавалерия Камарга готова к бою.

– Это около пяти сотен человек, – уточнил Д’Аверк. – Наша армия.

– Ясно, – сказал Фанк, покосившись на француза. – Ясно. Что ж, мне пора отправляться по своим делам.

– И что же это за дела, мастер Фанк? – спросил Оладан.

Фанк немного помолчал.

– У нас на Оркнеях, друг мой, не принято спрашивать других об их делах, – с упреком пояснил он.

– Спасибо тебе за дары, – с поклоном произнес Оладан, – и прошу прощения за свое любопытство.

– Извинения приняты, – сказал Фанк.

– Прежде чем ты уйдешь, мастер Фанк, благодарю тебя от имени всех нас за чудесные подарки, – обратился к нему граф Брасс. – Позволь напоследок задать еще один вопрос?

– По моему мнению, вы задаете слишком много вопросов, – заметил Фанк. – С другой стороны, это мы на Оркнеях слишком немногословны. Спрашивай, друг, я постараюсь ответить, если это не личный вопрос.

– Тебе известно, как разбилась машина с кристаллом? – спросил граф Брасс. – Почему она погибла?

– Я полагаю, что этот лорд Тарагорм, мастер Дворца Времени в Лондре, нашел какое-то средство, чтобы уничтожить машину, как только узнал, где именно она находится. В его распоряжении старинные тексты, где можно почерпнуть подобные сведения. Он, несомненно, построил часы, звон которых проходит через измерения, и их силы и громкости хватило, чтобы разбить кристалл. Насколько я понимаю, то было единственное средство, которым располагали враги народа из Сориандума, подарившего вам машину.

– Так это Темная Империя вернула нас обратно, – проговорил Хоукмун. – Но если так, почему они не ждали здесь нашего возвращения?

– Наверное, внутренние проблемы, – предположил Орланд Фанк. – Мы еще узнаем. Прощайте, друзья. У меня предчувствие, что мы встретимся уже очень скоро.

Глава пятая Пять героев и одна героиня

Когда ворота за Фанком закрылись, Боженталь спустился в зал, и на его благодушном лице читалось непривычное выражение. Он шагал негнущимися ногами, и глаза были устремлены куда-то вдаль.

– Что случилось, Боженталь, – с тревогой спросил граф Брасс, подходя к старинному другу и беря его под руку. – Ты чем-то взволнован. Боженталь покачал головой.

– Не взволнован – я принял решение. Я пришел к нему. Уже много лет я не держу в руках ничего тяжелее пера, не занимаюсь ничем более суровым, чем вопросы философии. Но теперь я выйду против Лондры с оружием в руках. Я поеду с вами, когда вы отправитесь на бой с Темной Империей.

– Но, Боженталь, – начал Хоукмун, – ты ведь не воин. Ты утешаешь нас, поддерживаешь своей добротой и мудростью. Это придает нам сил, и это так же важно, как и поддержка в бою.

– Да, только на этот раз бой будет последним: победа или поражение, – напомнил ему Боженталь. – Если вы не вернетесь, вам не понадобится моя мудрость, а если вернетесь, вам вряд ли пригодятся мои советы, ведь вы будете теми, кто сломал хребет Темной Империи. Поэтому я тоже возьмусь за клинок. Я знаю, что один из подаренных шлемов мой. Вон тот, с черным гребнем.

Хоукмун отступил в сторону, когда Боженталь подошел к шлему и поднял его. Медленно опустил себе на плечи. Шлем подошел идеально. Они видели в отражении то, что видел сейчас сам Боженталь: собственные лица, на которых читались восхищение и грусть.

Д’Аверк первый шагнул к нему с распростертыми объятиями.

– Отлично, Боженталь. Я буду счастлив в кои-то веки скакать в одном строю с человеком утонченного ума!

Хоукмун хмурился.

– Решено. Если ты сам хочешь, Боженталь, мы будем только рады. Интересно, для кого же предназначен оставшийся шлем?

– Для меня.

Голос был тихий, но твердый. Хоукмун медленно развернулся и взглянул на жену.

– Нет, он не для тебя, Иссельда.

– Откуда ты знаешь?

– Ну…

– Сам посмотри, вот шлем с белым гребнем. Разве он не меньше остальных? По размеру мальчику… или женщине.

– Верно, – неохотно признал Хоукмун.

– Разве я не дочь графа Брасса?

– Дочь.

– Разве я держусь в седле хуже остальных?

– Не хуже.

– Разве я не участвовала в бычьих боях с другими девушками, выигрывая призы? Разве стражи Камарга не учили меня драться топором, мечом и огненным копьем? Отец?

– Верно, она владеет боевыми искусствами, – сдержанно подтвердил граф Брасс. – Но это далеко не всё, что требуется от воина…

– Разве я не сильная?

– Да, сильная – для женщины, – отвечал правитель Камарга. – Нежная и крепкая, словно шелк, кажется, так сказал один местный поэт. – Он насмешливо покосился на Боженталя, и тот залился румянцем.

– Что ж, значит, мне недостает выносливости? – спросила Иссельда с вызовом, и глаза ее искрились весельем.

– Нет, выносливости тебе не занимать, – сказал Хоукмун.

Храбрость? Может быть, мне недостает храбрости?

– Нет никого храбрее тебя, девочка моя, – признал граф Брасс.

– В таком случае чего же мне не хватает как воину?

Хоукмун пожал плечами.

– У тебя есть всё, Иссельда, кроме того, что ты женщина и…

– И женщины не сражаются. Они просто сидят у очага и оплакивают своих павших сородичей, так?

– Или встречают их, вернувшихся с победой…

– Или встречают их, вернувшихся с победой. Нет, у меня не хватит терпения, чтобы ждать. Чего ради мне сидеть в замке? Кто здесь меня защитит?

– Мы оставим стражников.

– Несколько стражников, люди, которые пригодились бы на поле боя. Вы и сами прекрасно знаете, что вам нужны все солдаты, все до единого.

– Да, это правда, – признал Хоукмун. – Но есть и еще один момент, Иссельда. Ты не забыла, что носишь нашего ребенка?

– Я не забыла. Я ношу нашего ребенка. И я пойду с ним в бой, потому что, если мы потерпим поражение, ему нечего будет наследовать, кроме страданий, а если мы победим, тогда он ощутит восторг победы раньше, чем придет в этот мир. Но если нас убьют, мы погибнем все вместе. Я не желаю быть вдовой Хоукмуна и воспитывать сироту. Дориан, оставшись одна в замке Брасс, я не буду в безопасности, и я поеду с вами.

Она подошла к шлему с белым гребнем и взяла его. Она надела его на голову и торжествующе взмахнула руками.

– Видите, он идеально подходит. Он явно сделан для меня. Мы едем все вместе, вшестером, и мы поведем на битву с Темной Империей весь Камарг, мы, пять героев и – я так на это надеюсь – одна героиня!

– Так тому и быть, – сказал Хоукмун, подходя, чтобы обнять жену. – Так тому и быть.

Глава шестая Новый союзник

Отряды «волков» и «стервятников» с боями вырвались с континента и уже входили в Лондру. Еще в Лондру вернулись «мухи», «крысы», «козлы», «гончие» и прочие кровожадные твари Гранбретани. Мелиадус Кройденский наблюдал за их возвращением с высокой башни, где устроил командный пункт. Он видел, как его войска с боями занимают все ворота. Один отряд привел его в недоумение, и он пригляделся внимательнее. То было довольно большое формирование под черно-белым полосатым знаменем, очевидно нейтральным. Знаменосец подскакал теперь ближе, и полотнище удалось рассмотреть.

Мелиадус нахмурился.

Это было знамя Адаза Промпа, Великого коннетабля ордена Гончей. Неужели нейтральный флаг означает, что он так и не решил, на чьей он стороне? Или же он замыслил какой-то сложный план? Мелиадус задумчиво потирал губы. Если бы Адаз Промп сражался за него, он начал бы наступление на дворец. Мелиадус протянул руку к своему шлему и погладил металл.

Последние несколько дней бои за Лондру шли, не приводя ни к каким результатам, и Мелиадус призадумался, главным образом потому, что не знал, получилось ли у Тарагорма вернуть замок Брасс в это измерение. Его недавно столь радужное настроение, вызванное первыми победами в столице, сменилось нервозностью, проистекавшей из неуверенности.

Дверь открылась. Мелиадус автоматически потянулся к шлему, надел его, прежде чем обернуться.

– А, это ты, Флана. Чего ты хочешь?

– Тарагорм пришел.

– Тарагорм, неужели? Он принес мне добрые вести?

За спиной у Фланы, на которой красовалась маска цапли, замаячили часы Тарагорма.

– Я-то надеялся, что добрые вести у тебя, брат, – ехидно произнес Тарагорм. – Ведь надо признать, что за последние дни мы почти ничего не добились.

– Подкрепление уже близко, – нетерпеливо произнес Мелиадус, указывая рукой в латной перчатке на окно. – «Волки» и «стервятники» на подходе, и даже «хорьки» уже рядом.

– Да, но и подкрепление Хуона тоже тут, и, кажется, их больше, чем нас.

– У Калана скоро будет готово новое оружие, – произнес Мелиадус, защищаясь. – Благодаря ему мы получим преимущество.

– Если оно заработает, – насмешливо сказал Тарагорм. – Я уже задаюсь вопросом, не совершил ли ошибку, присоединившись к тебе. Ты был слишком импульсивен…

– Брат! Нам нельзя ссориться, иначе нам конец. Сейчас не время для размолвок!

– Да уж. Если Хуон победит, мы все обречены.

– Хуон не победит.

– Нам требуется миллион человек, чтобы атаковать дворец и добиться успеха.

– У нас будет миллион. Если нам удастся хотя бы немного продвинуться вперед, остальные перейдут на нашу сторону.

Тарагорм пропустил заявление мимо ушей, вместо этого обернувшись к Флане.

– Какая жалость, Флана. Ты была бы такой красивой королевой…

– Она еще будет королевой, – гневно произнес Мелиадус, с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить Тарагорма. – Твой пессимизм приведет к предательству, Тарагорм!

– И ты уничтожишь меня за предательство, брат? Со всеми моими знаниями? Только мне известны все тайны Времени.

Мелиадус пожал плечами.

– Конечно, я не стану тебя уничтожать. Давай прекратим спор и вместо этого сосредоточимся на захвате дворца.

Флане наскучила их перепалка, и она вышла из комнаты.

– Я должен увидеть Калана, – сказал Мелиадус. – Его работы застопорились, потому что ему пришлось спешно собирать оборудование и переезжать на новое место. Пошли, Тарагорм, навестим его вместе.

Они вызвали свои паланкины, уселись, и рабы потащили их по тускло освещенным коридорам башни, затем вниз, по извилистым переходам, в комнаты, которые Калан приспособил под свои лаборатории. Дверь открылась, и оттуда вырвался жаркий, дурно пахнущий воздух. Мелиадус ощутил вонь даже сквозь маску. Он кашлянул, выбираясь из паланкина, и вошел в комнату, где худосочный, обнаженный до пояса Калан в шлеме-маске надзирал за своими работниками в змеиных шлемах.

Калан встретил их раздраженно.

– Чего вам надо? У меня нет времени на болтовню!

– Мы хотели узнать, есть ли успехи, барон, – прокричал Мелиадус, перекрывая громкое бульканье.

– Надеюсь, что есть. Оборудование примитивное донельзя. Но оружие почти готово.

Тарагорм поглядел на переплетение трубок и проводков, которые испускали весь этот шум, жар и вонь.

– Вот это и есть оружие?

– Оно будет, будет.

– Что оно будет делать?

– Дайте мне людей, чтобы поднять всё это на крышу, и через несколько часов увидите.

Мелиадус кивнул.

– Очень хорошо. Ты ведь понимаешь, что зависит от твоего успеха или поражения, Калан?

– Да, это я понимаю. Я уже начинаю проклинать себя за то, что присоединился к твоему заговору, Мелиадус, но теперь я с тобой, и мне остается только продолжать. Пожалуйста, уйдите пока, я пришлю гонца, когда оружие будет готово.

Мелиадус с Тарагормом вернулись в коридор, и их паланкины двинулись в обратный путь.

– Надеюсь, Калан не лишился ума, – холодно проговорил Тарагорм. – Иначе его изобретение убьет нас.

– Или не убьет вовсе никого, – угрюмо отозвался Мелиадус.

– И кто теперь пессимист, брат?

Вернувшись в свои покои, Мелиадус обнаружил, что у него сидит гость. Толстяк, одетый в пестрый, крикливый доспех и ярко раскрашенный шлем, изображающий голову оскаленной гончей.

– Барон Адаз Промп, – сообщила Флана Микошевар, выходя из смежной комнаты. – Он прибыл вскоре после твоего ухода, Мелиадус.

– Барон, – произнес Мелиадус, отвешивая официальный поклон. – Какая честь для меня.

Из-под шлема Адаза Промпа зазвучал елейный голос:

– Что в итоге, Мелиадус? Какие цели ты преследуешь?

– Окончательный итог – завоевание всего мира. Цели – возвести на престол Гранбретани более разумного монарха. Такого, который будет с уважением воспринимать советы опытных воинов, таких как мы.

– Твои советы, ты хочешь сказать! – хмыкнул Промп. – Что ж, вынужден признать, что я считал безумным тебя, а не Хуона. Вспомнить хотя бы твое неистовое желание мстить Хоукмуну и всему замку Брасс. Я подозревал, что тобой движет лишь твоя похотливость и кровожадность.

– Но больше ты так не думаешь?

– Мне плевать. Я начинаю приходить к убеждению, что камаргцы действительно крайне опасны для Гранбретани и их необходимо истребить раньше, чем мы займемся иными делами.

– Почему же ты переменил свое мнение, Адаз? – Мелиадус с живостью подался к нему. – Почему? У тебя появились какие-то доказательства, о которых мне неизвестно?

– Скорее, некоторые подозрения, – медленно и бесстрастно проговорил Адаз Промп. – Там намек, сям слушок.

– Что за намеки?

– В северных морях, когда мы по приказу императора возвращались из Скандии, мы натолкнулись на один корабль. А слухи доходят из Франции. Ничего больше.

– Что с кораблем? Что это был за корабль?

– Такой же, как те, что стоят сейчас на реке, только гораздо больше, с таким же хитроумным устройством на корме и без парусов. Корабль находился не в лучшем состоянии, лежал в дрейфе, на борту оказалось всего два человека, оба ранены. Они умерли раньше, чем мы смогли перенести их на свое судно.

– Корабль Шенегара Тротта. Из Амареха.

– Точно, именно так они и сказали.

– Но при чем здесь Хоукмун?

– Да похоже, они столкнулись с Хоукмуном в Амарехе. Кажется, и ранения они получили от Хоукмуна в каком-то жестоком бою в городе под названием Днарк. Если верить тем солдатам – а они все-таки бредили, – сражение велось чуть ли не за сам Рунный посох.

– И Хоукмун там победил.

– Именно так. Наших там было две тысячи, по их словам – по словам людей Тротта то есть, – а противников, считая Хоукмуна, всего четверо.

– И Хоукмун победил!

– Да, ему помогали какие-то сверхъестественные воины, если верить бормотанью того солдата, который успел поведать нам эту историю. Это похоже на правду, приправленную изрядной долей фантазии, но совершенно точно, что Хоукмун одержал победу над превосходящими силами и собственноручно уничтожил Шенегара Тротта. И еще в его распоряжении, судя по всему, имеются некие научные разработки, о которых мы мало что знаем. Это подтверждает и тот способ, каким они сумели сбежать от нас в прошлый раз. И вот тут появляется второй слух, которым поделился один из твоих собственных «волков», пока мы маршировали в Лондру.

– И что же это за слух?

– Он слышал, что замок Брасс вернулся на место, что Хоукмун и все остальные заняли город на севере Камарга, перебив всех наших людей, стоявших там гарнизоном. В подобные слухи трудно поверить. Откуда бы Хоукмуну взять целую армию, да еще в такой короткий срок?

– Подобные слухи обычны во время войны, – задумчиво протянул Мелиадус, – но всё возможно. Значит, теперь ты считаешь Хоукмуна более опасным, чем Хуон?

– Это только предположение, но, как мне кажется, весьма здравое. Мною сейчас движут иные соображения, Мелиадус. Мне кажется, чем быстрее мы покончим с нашей внутренней борьбой, тем лучше, потому что если у Хоукмуна действительно армия – может быть, нанятая в Амарехе, – то нам желательно поскорее избавиться от нее. Я на твоей стороне, Мелиадус, и, начиная с завтрашнего дня, смогу предоставить тебе в помощь полмиллиона «гончих».

– А сейчас у тебя достаточно солдат, чтобы вместе с моими занять дворец?

– Наверное, если артиллерия прикроет.

– Тогда вперед.

Мелиадус пожал руку Промпа.

– Эх, барон Адаз, уверен, что уже завтра мы победим!

– Вопрос, сколько нас уцелеет, чтобы увидеть эту победу, – сказал Промп. – Дворец обойдется нам в несколько тысяч жизней, может быть, даже в несколько сотен тысяч!

– Но он того стоит, барон. Уж поверь мне.

Мелиадус воспрянул духом, представив себе будущую победу над Хуоном, но больше всего его радовала вероятность восстановить свою власть над Хоукмуном, в особенности если Калан, как он обещал, действительно найдет способ оживить Черный Камень.

Глава седьмая Битва за дворец Хуона

Мелиадус наблюдал, как на крышу его штаб-квартиры затаскивают хитроумное устройство. Они стояли высоко над улицами города и совсем близко к императорскому дворцу, где бушевало сражение. Промп пока еще не привел своих «гончих», но сейчас тоже дожидался на крыше, чтобы увидеть в действии машину Калана, прежде чем идти на таран дворцовых ворот. Казалось, гигантское строение может выдержать любую атаку, оно выглядело так, будто способно даже пережить конец света. Оно возносилось, одна величественная башня за другой, к самым небесам. Охраняемый по углам четырьмя светящимися удивительным золотистым светом башнями, украшенный гротескными барельефами, изображавшими военные победы Гранбретани, сверкающий миллионами красок, защищенный гигантскими воротами из стали в тридцать футов, дворец насмешливо взирал сверху вниз на сражавшиеся отряды.

Даже Мелиадус на мгновенье усомнился, глядя на дворец, но затем сосредоточил всё внимание на орудии Калана. Из массы проводов и трубок высовывалась огромная воронка, похожая на раструб чудовищной фанфары, она была направлена на дворцовые стены, которые защищали солдаты, в основном из орденов Богомола, Свиньи и Мухи. За пределами города отряды из других орденов готовились нанести удар с тыла по войскам Мелиадуса, и он понимал, что время поджимает – если он не прорвется через дворцовые ворота, подкрепление противника зайдет ему с флангов.

– Всё готово, – сказал Калан.

– Тогда запускай, – проворчал Мелиадус. – Убери тех, кто охраняет ворота.

Калан кивнул, и его работники-Змеи принялись нацеливать орудие. Калан шагнул вперед и взялся за огромную рукоятку. Он поднял голову в маске к грозовым небесам, словно вознося молитву, а потом нажал на рукоятку.

Машина задрожала. От нее повалил пар. Она ворчала, подергивалась, ревела, и вот из раструба появился гигантский пульсирующий пузырь зеленого цвета, пышущий сильным жаром. Пузырь вылетел из сопла орудия и медленно поплыл в сторону стены.

Мелиадус, словно зачарованный, наблюдал за его полетом, глядел, как он достигает стены и опускается на два десятка солдат. Он с удовлетворением услышал вопли людей, когда горячая зеленая субстанция начала поджаривать их, в итоге превратив в прах. Потом зеленый шар покатился вдоль стены, поглощая людей, пока внезапно не взорвался, окатив стену с обеих сторон смертоносными потоками зеленой жижи.

– Он лопнул. Он не работает! – в гневе завопил Мелиадус.

– Терпение, Мелиадус, – прикрикнул на него Калан. Его люди подкорректировали прицел на несколько градусов. – Смотри!

Он снова нажал на рукоять, машина снова затряслась и зашипела, медленно выдувая из раструба новый пузырь. Пузырь поплыл к стене, поглотив еще одну группу солдат, но не остановился. Этот пузырь катился дальше первого, пока на стене почти не осталось солдат, и только тогда лопнул.

– Теперь направим их через стену, – хихикнул Калан, снова берясь за рукоять машины. На этот раз он не стал выжидать. Как только один пузырь вылетел из раструба, он тут же выдул следующий, за ним следующий, и вот над стеной уже парило два десятка пузырей, перелетая во двор. Калан трудился как бешеный, совершенно увлекшись, и машина содрогалась, шипела и выплевывала пузыри, пыхая нестерпимым жаром.

– Эта кислота разъест что угодно! – в экстазе выкрикнул Калан. – Что угодно! – Он на мгновенье остановился и махнул куда-то рукой. – Смотрите, что творится со стенами!

И точно, зловещая субстанция проедала себе путь через стену. Огромные куски украшенной барельефами каменной кладки падали, вынуждая солдат отступать. Жижа растворяла камень, как кипящее масло растворяет лед, оставляя в обороне зияющие бреши.

– Но как же прорвутся наши войска? – недоумевал Мелиадус. – Этой жиже ведь все равно, кого уничтожать!

– Не бойся, – хихикнул Калан. – Действие длится всего несколько минут. – И он снова нажал на рукоять, выпуская в стену очередной пыхающий жаром зеленый пузырь. Пока он трудился, целый фрагмент стены рядом с воротами рассыпался в прах, и, когда облако пыли осело, Мелиадус увидел, что теперь можно идти в наступление. Он был в восторге.

Машина Калана вдруг жалобно всхлипнула, и Калан принялся настраивать импровизированные рычаги, метался от одной части машины к другой, торопливо отдавая приказы работникам.

На крышу вышел Тарагорм, отсалютовал Мелиадусу.

– Похоже, я недооценивал Калана. – Он подошел к ученому из ордена Змеи. – Мои поздравления, Калан.

Калан размахивал руками и взвизгивал от восторга.

– Ты видел, Тарагорм? Ты видел? Не хочешь сам попробовать? Всего-то и надо, что нажать на рукоять!

Тарагорм взялся за рукоять обеими руками, маска-часы развернулась, чтобы видеть стену, через брешь в которой теперь можно было рассмотреть войска Хуона, которые отступали к дворцу, спасаясь от нескольких смертоносных шаров. Но в следующий момент из дворца внезапно громыхнула огненная пушка. Наконец-то люди Хуона сумели выставить на позиции артиллерию прямо внутри дворца. Несколько огненных сгустков пронеслись над головами собравшихся на крыше, остальные попали в стену внизу, не причинив вреда. Калан радостно похихикивал.

– Эти орудия бесполезны против моего. Целься в них, Тарагорм. Кати пузырь вон туда! – Он ткнул пальцем в окна, из которых торчали дула пушек.

Тарагорм, кажется, всерьез увлекся машиной, так же как и Калан; и Мелиадус смотрел, как двое ученых возятся с ней, словно мальчишки с новой игрушкой. Он теперь пришел в благостное расположение духа. Совершенно очевидно, что оружие Калана поможет ему одержать победу в этом бою. Настало время позвать Адаза Промпа и возглавить его войска.

Он спустился по ступеням внутрь башни и приказал подавать паланкин. Усевшись, он удобно откинулся на подушки, уже уверенный в блистательной победе.

Затем сверху послышался мощный взрыв, сотрясший башню до основания. Мелиадус выскочил из паланкина и кинулся обратно на лестницу. Он был уже рядом с выходом, когда отшатнулся от волны жара и увидел Калана в перекрученной, погнутой маске, тот на ощупь пробирался через облака пара.

– Назад! – прокричал Калан. – Машина взорвалась. Я был рядом с лестницей, потому и уцелел. Вся башня залита моей кислотой. Прочь, или нас обоих пожрет эта субстанция!

– Тарагорм! – вскричал Мелиадус. – Что с Тарагормом?

– От него ничего не осталось, – отвечал Калан. – Быстрее, надо как можно скорее убраться из башни. Торопись, Мелиадус!

– Тарагорм погиб? Сразу, как только исполнил данное мне обещание? – Мелиадус заторопился вниз вслед за Каланом. – Я знал наверняка, что с ним будут проблемы после победы над Хуоном! И я уже думал, как их разрешить. Но вот моя проблема сама разрешилась! Мой бедный брат!

Мелиадус ревел от хохота, сбегая по ступенькам.

Глава восьмая Флана наблюдает за битвой

Сидя в собственной безопасной башне, Флана Микошевар наблюдала, как отряды солдат текут в пролом дворцовой стены, как башня, в которой недавно помещался штаб Мелиадуса, кренится набок, оседает и падает, засыпая обломками часть города под ней.

На миг ей показалось, что Мелиадус погиб во время падения башни, но сейчас она видела его знамя, трепещущее во главе идущих в бой солдат. Еще она узрела рядом с ним знамя Адаза Промпа и поняла, что Волк и Гончая, вечные соперники, объединили силы против короля Хуона.

Она вздохнула. Шум битвы нарастал, его уже невозможно было заглушить. Огненная пушка напрасно пыталась уничтожить ряды солдат, плюя огнем во двор, – бойцы неудержимо рвались к огромным дворцовым воротам, в которых зеленые пузыри проели дыры. Артиллерия оказалась бессильна. Пушки предназначались для того, чтобы выдерживать долгую осаду, и теперь их не успевали вовремя перенацеливать. Несколько огненных копий полыхнули в разбитых воротах, но крупные орудия молчали.

Грохот битвы, кажется, начал затихать, смотреть тоже было уже не на что, и Флана снова задумалась о Д’Аверке: приедет ли он? Новости, привезенные Адазом Промпом, возродили в ней надежду: ведь если Хоукмун жив, тогда и Д’Аверк, наверное, тоже?

Вот только увидит ли она Д’Аверка? Вдруг он погибнет в какой-нибудь никчемной, тщетной попытке превзойти мощь Гранбретани? Даже если он и не погибнет в бою, он обречен вести жизнь бунтовщика, которого разыскивает правительство, ведь никто не в силах воевать против Темной Империи и победить. Флана предполагала, что Хоукмун, Д’Аверк и все остальные, скорее всего, погибнут на каком-нибудь далеком поле боя. Они могут добраться до побережья, прежде чем их уничтожат, но до нее им точно не дойти, потому что их будет разделять целое море, и на Серебряный Мост повстанцев из Камарга, без сомненья, не пропустят.

Флана подумывала о том, чтобы лишить себя жизни, но в данный момент это казалось бессмысленным. Когда всякая надежда будет потеряна, тогда она убьет себя, но не раньше. Если она станет королевой, у нее появится какое-то влияние. Остается призрачный шанс, что Мелиадус простит Д’Аверка, ведь он ненавидит его не так сильно, хотя француз и считается предателем.

Она услышала, как внизу набирает силу боевой клич, и снова взглянула на дворец. Мелиадус и Адаз Промп ворвались в крепость Хуона. Кажется, победа уже не за горами.

Глава девятая Смерть короля Хуона

Барон Мелиадус во весь опор гнал черного жеребца по гулким коридорам дворца короля Хуона. Он много раз бывал здесь, всегда испытывая унижение или изображая смирение. Но теперь его оскалившийся волк был горд собой, боевой клич сам рвался из горла Мелиадуса, когда он прорывался через ряды гвардейцев-Богомолов, которые некогда заставляли его бояться. Он рубил их огромным черным мечом, когда-то сослужившим добрую службу королю Хуону. Он вздергивал на дыбы коня, топтавшего десятки завоеванных земель, крушил шлемы, изображавшие головы насекомых, ломал длинные шеи.

Мелиадус хохотал. Мелиадус ревел. Мелиадус галопировал к тронному залу, где засели последние защитники дворца. Он увидел их в дальнем конце коридора, они пытались выкатить огненную пушку. За его спиной скакала на конях дюжина его «волков», и он не стал мешкать, он сразу ринулся к пушке, пока не опомнился ее опешивший расчет[3]. Шесть голов мигом слетели с плеч, несколько секунд – и все артиллеристы были мертвы. Огненные плевки копий проносились мимо волчьего шлема, но Мелиадус даже не обращал внимания. Глаза его жеребца покраснели, налитые боевой яростью, и он бесстрашно несся на врагов.

Мелиадус теснил гвардию Богомолов, рубя их в капусту. Они умирали в уверенности, что их сразила какая-то сверхъестественная сила.

Но это была всего лишь энергия, боевой угар, это он гнал Мелиадуса Кройденского через массивные ворота в тронный зал, где в смятении топталось несколько уцелевших гвардейцев. Остальных отправили на защиту ворот. И сейчас, когда гвардейцы-Богомолы с опаской выступили вперед, выставив перед собой копья, Мелиадус взревел от хохота, прорвался сквозь них раньше, чем они успели шевельнуться, и галопом помчался к Тронной Сфере, перед которой раньше падал на колени.

Темный шар замерцал, и постепенно проявился сморщенный силуэт бессмертного короля-императора. Маленький зародыш, скрюченный, словно уродливая рыбешка, метался взад и вперед по небольшому сосуду, от которого и зависело бессмертие. Он был слаб. Он был беспомощен. Он никогда не верил, что ему потребуется защита от возможного предательства. Ему и в голову не приходило, несмотря на две тысячи лет жизненного опыта, что появится в Гранбертани полководец, который восстанет против законного правителя.

– Мелиадус… – В золотом голосе слышался страх. – Мелиадус, ты обезумел. Послушай, с тобой говорит твой король-император. Приказываю тебе оставить дворец, отозвать свои войска, принести мне клятву верности, Мелиадус!

Черные глаза, некогда такие насмешливые, теперь были полны животного страха. Цепкий язык вибрировал, словно у змеи, хилые, бесполезные ручки и ножки трепетали.

– Мелиадус!

Сотрясаясь от торжествующего хохота, Мелиадус занес над головой свой широкий меч и полоснул по Тронной Сфере. Когда клинок разбил шар, всё его тело содрогнулось от удара. Последовал взрыв чего-то белого, разнесся воющий крик, осколки с шумом посыпались на пол, и жидкость выплеснулась на Мелиадуса.

Он усиленно моргал, ожидая увидеть на полу крошечную скрюченную фигурку мертвого короля-императора. Он не увидел ничего, кроме сгустка черноты.

Его смех оборвался, сменившись криком ужаса:

– Клянусь зубом Хуона! Я ОСЛЕП!

Глава десятая Первая вылазка героев

– Форт отлично горит, – сказал Оладан, разворачиваясь в седле, чтобы в последний раз взглянуть на гарнизон. Еще недавно там стоял отряд пехотинцев из ордена Крысы, но теперь в жилась: жители городка распяли его на возвышении, где он казнил этим же способом столько мужчин, женщин и детей.

Теперь шесть зеркальных шлемов были обращены к горизонту: Хоукмун, Иссельда, граф Брасс, Д’Аверк, Оладан и Боженталь удалялись от городка во главе войска из пятисот камаргцев, вооруженных огненными копьями.

Их первая со времени возвращения в Камарг вылазка завершилась безоговорочной победой. Застав противника врасплох, они перебили целый гарнизон меньше чем за полчаса.

Ощущая ликование, но не испытывая при этом усталости, Хоукмун вел своих товарищей в следующий город, где, как они слышали, остались гранбретанцы, которых предстояло уничтожить.

Но, заметив несущегося к ним галопом всадника, он придержал коня, узнав Орланда Фанка, за спиной которого болтался неизменный боевой топор.

– Приветствую вас, друзья! У меня для вас новость, она всё объясняет. Твари грызутся друг с другом. В Гранбретани гражданская война. Сама Лондра превратилась в главное поле боя между войсками барона Мелиадуса и короля Хуона. Уже погибли тысячи солдат.

– Так вот почему их осталось здесь так мало, – проговорил Хоукмун, снимая зеркальный шлем и утирая лоб шелковым платком. В последние месяцы он редко носил доспех и до сих пор не привык к тому дискомфорту, который он вызывает. – Всех их отозвали защищать короля Хуона.

– Или же сражаться за Мелиадуса. Тебе не кажется, что это нам на руку?

– Конечно, – вмешался граф Брасс, и в его зычном голосе угадывалось несвойственное ему волнение, – это ведь значит, что они уничтожают друг друга, увеличивая наши шансы на победу. Пока они дерутся, мы можем свободно проехать по Серебряному Мосту – пересечем его и окажемся в шаге от берегов самой Гранбретани! Удача на нашей стороне, мастер Фанк.

– Удача, или судьба, или рок, – подхватил Фанк, – называй как угодно.

– Тогда не лучше ли нам сразу отправиться к морю? – спросила Иссельда.

– Да, – согласился Хоукмун. – И побыстрее, чтобы воспользоваться их замешательством.

– Очень разумно, – кивнул Фанк. – И, поскольку себя я считаю тоже разумным, я еду с вами.

– Добро пожаловать в наши ряды, мастер Фанк!

Глава одиннадцатая Вести со всех концов

Мелиадус, стеная, лежал на носилках, Калан склонился над ним с инструментами в руках, что-то делая с его невидящими глазами. В голосе барона слышалась боль, смешанная с яростью.

– Что это такое, Калан? – стенал он. – Почему я ослеп?

– Просто свет, вспыхнувший при взрыве сферы, ослепил тебя, – пояснил Калан. – Твое зрение само восстановится через день или два.

– Через день или два! Мне надо видеть сейчас. Я должен объединить свои силы. Мне требуется удостовериться, что против меня не затевается какого-нибудь заговора. Я обязан убедить остальных баронов принести клятву верности Флане уже сегодня, а потом выяснить, что замышляет Хоукмун. Мои планы, мои планы, теперь все они под угрозой!

– Большинство баронов решило поддержать тебя, – успокоил его Калан. – Они вряд ли могут что-либо возразить. Только Джерек Нанкенсин со своими «мухами» представляет серьезную угрозу, и Бренал Фарну тоже на его стороне, однако у Фарну буквально не осталось ордена. Почти все его «крысы» погибли в первом же бою. Адаз Промп прямо сейчас выгоняет уцелевших «крыс» и «мух» из города.

– Не осталось «крыс», – повторил Мелиадус, вдруг призадумавшись. – А сколько всего народу погибло, как думаешь, Калан?

– Примерно половина армии Гранбретани.

– Половина? Я положил половину наших бойцов? Половину нашей силы?

– Но разве это не стоило той победы, которую ты одержал? Невидящий взгляд Мелиадуса уперся в потолок.

– Да… наверное, стоило.

Он сел на носилках.

– Но я обязан оправдать гибель всех павших, Калан. Я ведь сделал это ради будущего Гранбретани, чтобы избавить мир от Хоукмуна и опасности, исходящей от замка Брасс. Я должен победить, Калан, иначе не будет мне прощения за то, что я ослабил армию Темной Империи!

– На этот счет не опасайся, – ответил Калан, слабо улыбаясь, – я как раз работаю над новой машиной.

– Новое оружие?

– Старое, просто будет работать по-новому.

– И что же это?

Калан усмехнулся.

– Машина Черного Камня, барон Мелиадус. Уже скоро Хоукмун ощутит силу Черного Камня, когда тот начнет пожирать его разум.

Медленная, довольная улыбка растянула губы Мелиадуса.

– Ого, Калан, наконец-то!

Калан уложил Мелиадуса на носилки. Принялся втирать в глаза барона какую-то мазь.

– Теперь отдыхай, пусть тебе приснится сладкая месть, старина. Мы вместе отпразднуем победу.

Вдруг Калан поднял голову. В маленькую комнату вошел гонец.

– Что там? Какие вести?

Гонец тяжело дышал.

– Я прибыл с континента, ваше благородие. У меня новости о Хоукмуне и его отряде.

– Что там с ними? – Мелиадус снова сел на носилках, мазь потекла по лицу, но сейчас его не волновало даже то, что низший по званию видит его без маски. – Что с Хоукмуном?

– Они движутся к Серебряному Мосту, мой господин.

– Собираются вторгнуться в Гранбретань? – недоверчиво переспросил Мелиадус. – И сколько же у него человек? Велика ли его армия?

– Пять сотен всадников, мой господин.

И тут барон Мелиадус захохотал.

Глава двенадцатая Новая королева

Калан завел Мелиадуса на возвышение, где теперь вместо мрачного шара стоял трон. На троне восседала Флана Микошевар в украшенной драгоценными камнями маске цапли, в короне и в роскошном платье, подчеркивавшем ее новый статус. И перед Фланой Микошевар стояли на коленях все верные ей благородные лорды.

– Узрите, – проговорил Мелиадус, и его голос, зычный и полный гордости, разнесся по необъятному залу, – вашу новую королеву. С королевой Фланой вы обретете величие – величие, о котором даже не мечтали. С королевой Фланой наступит новая цветущая эра, эра хохочущего безумия и ревущего восторга, того восторга, который мы высоко ценим в Гранбретани. Мир станет нашей игрушкой!

Церемония продолжалась, и каждый лорд принес клятву верности королеве Флане. Когда наконец-то это закончилось, барон Мелиадус снова заговорил:

– Где Адаз Промп, командующий армиями Гранбретани?

Промп взял слово:

– Я здесь, мой господин, и я благодарю тебя за оказанную честь. – Первый раз Мелиадус назвал вслух награду, полученную Промпом, – звание командира над командирами, за исключением самого Мелиадуса.

– Доложи нам, как обстоят дела с повстанцами, Адаз Промп.

– Осталось совсем мало, мой господин. Солдаты ордена Мухи, которых мы не перебили, рассредоточились, но их Великий коннетабль, Джерек Нанкенсин, убит. Я лично уничтожил его. Бренал Фарну и некоторые уцелевшие «крысы» забились по норам где-то в Сассексе, и скоро их выкурят оттуда. Остальные объединились, принеся клятву верности королеве Флане.

– Весьма удовлетворительно, Адаз Промп, я доволен. А что там со смехотворным воинством Хоукмуна? Оно всё еще движется на нас?

– Так говорят наши разведчики, патрулирующие на орнитоптерах. Скоро Хоукмун ступит на Серебряный Мост.

Мелиадус хмыкнул.

– Пусть себе ступает. Пусть пройдет хотя бы половину, и потом мы сотрем его в порошок. Калан, как продвигается работа над машиной?

– Она почти готова, мой господин.

– Прекрасно. Теперь нам предстоит отправиться в До-Вер, чтобы встретить Хоукмуна и его друзей. Собирайтесь, мои капитаны, выступаем.

Калан свел Мелиадуса с помоста и проводил через зал к огромным воротам, ворота теперь охраняли не гвардейцы-Богомолы, а «волки» и «стервятники». Мелиадус сожалел, что покидает их, не успев насладиться своей победой в полной мере.

Когда двери за ним закрылись, Флана окаменела на троне, задумавшись о Д’Аверке. Она пыталась поговорить о нем с Мелиадусом, но тот не стал слушать. Не убьют ли француза? – гадала Флана.

Еще она думала о случившемся с нею. Она одна из всех благородных господ Гранбретани, кроме разве что Шенегара Тротта, читала многочисленные старинные тексты, среди которых попадались легенды и сомнительные истории о годах, предшествовавших Трагическому Тысячелетию. И она понимала (как бы дальше ни сложилась ее судьба и судьба Мелиадуса), что она только что сидела перед двором, вступившим в последнюю фазу упадка. Захватнические войны, междоусобицы – всё это признаки гибели нации, и хотя смерть империи может наступить и через двести лет, и через пятьсот, и даже через тысячу, Флана знала твердо: Темная Империя обречена.

Она лишь молилась, чтобы на ее место пришло что-нибудь лучше.

Глава тринадцатая Что ты видишь?

Мелиадус придержал за поводья лошадь своего герольда.

– Не покидай меня, мой мальчик. Будешь пересказывать мне всё, что ты видишь, чтобы я мог правильно спланировать битву.

– Да, мой господин, я всё расскажу.

– Прекрасно. Все войска собрались?

– Все, мой господин. Они ждут вашего сигнала.

– А презренный Хоукмун уже появился?

– По Серебряному Мосту скачут всадники. Они врежутся прямо в наши ряды, если только не развернутся и не сбегут.

Мелиадус фыркнул.

– Они не сбегут, не Хоукмун и не сейчас. Ты уже можешь их рассмотреть?

– Я вижу серебряную вспышку, похоже на сигнал гелиографа, нет, вспышек несколько: одна, две, три, четыре, пять, шесть. Что-то сверкает на солнце. Шесть серебряных зеркал. Не понимаю – что бы это могло быть?

– Солнце играет на отшлифованных копьях?

– Вряд ли, мой господин.

– Ладно, скоро узнаем.

– Да, мой господин.

– Что теперь?

– Теперь я вижу во главе кавалерии шесть всадников, мой господин. Каждый всадник сверкает серебром. О, мой господин, это же блестят их шлемы!

– Значит, так хорошо они отполированы?

– Это закрытые шлемы. Они полностью скрывают голову. Я… я не могу на них даже взглянуть, так ярко они сверкают.

– Странно. Но все равно шлемы, несомненно, быстро разобьет наше оружие. Ты передал командирам, что Хоукмуна требуется взять живьем, а всех остальных можно просто перебить?

– Передал, мой господин.

– Хорошо.

– И еще я передал другие ваши слова: если Хоукмун вдруг начнет хвататься за голову и поведет себя странно, надо немедленно доложить вам.

– Великолепно. – Мелиадус хмыкнул. – Великолепно. Я отомщу наконец, так или иначе.

– Они почти добрались до конца моста, мой господин. Они увидели нас, однако не остановились.

– В таком случае подавай сигнал к атаке, – сказал Мелиадус. – Труби в свой горн, герольд.

– Слушаюсь, мой господин.

– Они пошли в наступление, герольд?

– Пошли, мой господин.

– А что теперь? Армии уже сошлись?

– Они вступили в бой, мой господин.

– И что происходит?

– Я… я не могу сказать наверняка, мой господин, не понимаю, что происходит с этими сверкающими шлемами… теперь всё заливает какой-то странный красный свет, похоже, в армии Хоукмуна больше народу, чем показалось сначала. Пехота, кавалерия. Клянусь зубом Хуона! Прошу прощения, мой господин, клянусь грудью Фланы! Никогда в жизни не видел я таких странных воинов!

– Как они выглядят?

– Варвары, примитивные дикари, но какие свирепые! Они врезаются в наши ряды, словно нож в масло!

– Что?! Не может этого быть! У нас пять тысяч войска, а у них пять сотен. Все разведчики называли одно и то же число.

– Их больше пяти сотен, мой господин. Гораздо больше.

– Неужели все наши лазутчики солгали? Или мы все разом сошли с ума? Эти варвары, должно быть, приехали с Хоукмуном из Амареха. Что теперь? Что там происходит? Наши солдаты уже наступают?

– Нет, мой господин.

– Что же тогда они делают?

– Они бегут, мой господин.

– Отступают? Невозможно!

– Кажется, они очень быстро отступают, мой господин. Те, кто уцелел.

– О чем ты говоришь? Сколько же осталось от пяти тысяч?

– Я бы сказал, что около пяти сотен пехоты, мой господин, а от конницы не больше сотни.

– Передай пилоту моего орнитоптера, чтобы заводил свою машину, герольд.

– Слушаюсь, мой господин.

– Пилот готов лететь, герольд?

– Да, мой господин.

– А что с Хоукмуном и его шайкой? Что там делают люди в серебряных шлемах?

– Они преследуют тех, кто еще остался от нашего войска, мой господин.

– Меня каким-то образом обманули, герольд.

– Как вам угодно, мой господин. Очень много погибших. А теперь эти варвары уничтожают пехотинцев. Только кавалеристам удается спастись.

– Не могу поверить. Будь проклята моя слепота! У меня такое чувство, будто я сплю!

– Я отведу вас к орнитоптеру, мой господин.

– Спасибо, герольд. Пилот, возвращаемся в Лондру. Побыстрее. Я должен обдумать новую тактику!

Когда орнитоптер, хлопая крыльями, поднялся в блеклое голубое небо, Мелиадус почувствовал, как серебристый свет полоснул по глазам, он заморгал, поглядел вниз. И зрение вернулось к нему. Он увидел шесть сверкающих шлемов, о которых рассказывал ему герольд, он увидел истребленные легионы, которые, как он считал, сотрут войско Хоукмуна с лица земли, он увидел, как отдельные уцелевшие кавалеристы спасаются бегством. И он услышал далекий смех и узнал голос, принадлежавший его заклятому врагу.

Он потряс кулаком.

– Хоукмун! Хоукмун!

Блеснуло серебро, когда один шлем развернулся к небесам.

– Плевать на твои фокусы, Хоукмун, к ночи тебя не станет! Я знаю. Я знаю!

Он еще раз посмотрел вниз и увидел, как Хоукмун хохочет. Поискал взглядом тех варваров, которые уничтожили его солдат. Варвары исчезли.

То был кошмар, подумал он. Или же герольд в сговоре с Хоукмуном? Или же варвары Хоукмуна невидимы для него?

Мелиадус потер лицо. Может быть, слепота, только что отступившая, ушла не бесследно? Или же варвары остались на другой стороне поля?

Но нет, там тоже не было никаких варваров.

– Быстрее, пилот, – прокричал он, перекрывая хлопанье металлических крыльев. – Поторопись, надо вернуться в Лондру как можно скорее!

У Мелиадуса закралась мысль, что победить Хоукмуна будет не настолько легко, как он рассчитывал. Но затем он вспомнил о Калане и его машине Черного Камня и улыбнулся.

Глава четырнадцатая Сила возвращается

Слегка ошеломленные победой, ради которой они потеряли всего двенадцать человек убитыми и в борьбе за которую двадцать получили легкие ранения, шестеро сняли зеркальные шлемы, глядя вслед удиравшим конникам.

– Они никак не ожидали встретить Легион Рассвета! – улыбнулся граф Брасс. – Они были не готовы, испугались и с трудом могли сопротивляться. Но в следующий раз, когда мы доберемся до Лондры, они будут уже подготовлены.

– Да, – согласился Хоукмун, – и Мелиадус в следующий раз выставит гораздо больше солдат. – Он тронул Красный Амулет на шее и поглядел на Иссельду, которая тряхнула золотистыми волосами.

– Ты храбро сражался, мой господин, – сказала она. – Ты бился, как целая сотня воинов.

– Это потому, что амулет дает мне силу пятидесяти человек, а твоя любовь добавляет силу еще пятидесяти, – улыбнулся он.

Иссельда радостно рассмеялась.

– Ты не льстил мне так, даже когда ухаживал.

– Наверное, это потому, что я влюблен в тебя еще сильнее, чем раньше, – отозвался он.

Д’Аверк кашлянул.

– Нам лучше поставить лагерь в паре миль отсюда, подальше от такого количества мертвецов.

– Я займусь ранеными, – сказал Боженталь, направляя коня к тому месту, где остановились кавалеристы Камарга: они спешились и теперь обсуждали недавнюю битву.

– Ребята, вы молодцы! – крикнул им граф Брасс. – Прямо как в старые добрые времена, а? Когда мы сражались в Европе. А теперь сражаемся, чтобы спасти Европу!

Хоукмун хотел заговорить, но в следующий миг испустил пронзительный крик. Шлем выпал из его руки, он обхватил ладонями виски, глаза закатились от боли и ужаса. Хоукмун пошатнулся и упал бы, если бы его не поддержал Оладан.

– Что с тобой, герцог Дориан? – с тревогой спросил Оладан.

– Почему ты кричал, любимый? – Иссельда проворно спешилась, чтобы помочь Оладану поддержать Хоукмуна.

Сквозь стиснутые зубы, едва шевеля побелевшими губами, Хоукмун выдавил несколько слов:

– Камень… Черный Камень… он снова пожирает мой мозг! Сила вернулась!

Он покачнулся и упал им на руки, конечности у него бессильно повисли, лицо ужасно побелело. И когда он отнял ладони от лица, они увидели, что он говорит истинную правду. Черный Камень вернулся к жизни. Он снова зловеще поблескивал.

– Оладан! Он умер? – в панике вскричала Иссельда.

Горец покачал головой.

– Нет, он жив. Но я не знаю, надолго ли. Боженталь! Сэр Боженталь! Скорее сюда!

Боженталь торопливо подошел, подхватил Хоукмуна. Уже не в первый раз он видел герцога Кёльнского таким. Он покачал головой.

– Я могу приготовить лекарство, которое поможет на время, однако же у меня нет необходимых ингредиентов, оставшихся в замке.

Преисполненные страха, Иссельда, Оладан и присоединившиеся к ним граф Брасс и Д’Аверк наблюдали, как работает Боженталь. Наконец Хоукмун зашевелился, открыл глаза.

– Камень, – проговорил он. – Мне приснилось, что он снова вгрызается мне в мозг…

– Так и случится, если мы в ближайшее время не найдем способ помешать ему, – пробормотал Боженталь. – Сейчас сила отступила на время, но мы не знаем, когда она вернется и как больно ударит.

Хоукмун поднялся на ноги. Он был бледен и стоял с трудом.

– В таком случае нам надо поторопиться, идем на Лондру, пока есть время. Если еще есть время.

– Да, если еще есть время.

Глава пятнадцатая Ворота Лондры

Войска стояли перед воротами Лондры, когда шесть всадников во главе своей кавалерии поднялись на гребень холма.

Хоукмун, еле живой от боли, держался за Красный Амулет. Только это помогало ему оставаться в сознании, помогало подавлять силы Черного Камня. А где-то в городе Калан управлял машиной, вливавшей жизнь в Камень. Чтобы добраться до Калана, требовалось взять город, преодолев сопротивление огромной армии с Мелиадусом во главе, которая дожидалась их.

Хоукмун не колебался. Он понимал, что не может позволить себе колебаний, ведь дорога каждая секунда его жизни. Он поднял Меч Рассвета и подал сигнал к наступлению.

Кавалерия Камарга переваливала через вершину холма, спускаясь навстречу войску, многократно превосходящему ее размерами.

Огненные копья полыхнули со стороны гранбретанцев, камаргцы ответили таким же огнем. Хоукмун верно рассчитал момент и вскинул руку с мечом к небесам.

– Легион Рассвета! Призываю Легион Рассвета! – а в следующую секунду он застонал от боли, затопившей голову, когда жар Черного Камня растекся по лбу.

Иссельда, скакавшая рядом с ним, прокричала:

– Как ты, любимый?

Но он не смог ответить.

А потом они оказались в гуще сражения. Глаза Хоукмуна едва могли видеть от боли, он с трудом различал врагов, не сразу понял, успели ли явиться из небытия воины Легиона Рассвета. Но они были здесь, их алые ауры подсвечивали небосвод. Хоукмун ощутил, как его наполняет сила Красного Амулета, подавляя власть Черного Камня, и его собственные силы понемногу увеличиваются. Однако надолго ли?

Он теперь был зажат между обезумевшими от страха лошадьми, сражаясь с их всадниками в шлемах стервятников, вооруженными булавами на длинных черенках, выступы на которых изображали скрюченные когти хищных птиц. Он парировал один удар, ударив в ответ, его меч разрубил доспех противника, пронзив грудь. Он развернулся в седле, рубанув другого врага по шее, увернулся от просвистевшей по воздуху булавы, полоснув ее владельца ниже пояса.

Битва была шумной, все дрались горячо и яростно. Воздух вонял страхом, и вскоре Хоукмун решил, что это худшее сражение, в каком ему доводилось участвовать, поскольку у гранбретанцев, потрясенных появлением Легиона Рассвета, сдали нервы и они дрались как бешеные, ломая стройные ряды и покидая своих командиров.

Хоукмун знал, что эта битва будет массовой, а до конца ее доживут очень немногие. Он начал подозревать, что и сам не увидит ее окончания, потому что боль в голове всё усиливалась.

Оладан пал, не замеченный своими товарищами, в одиночестве и совсем не красиво, изрубленный на куски дюжиной пехотинцев из ордена Свиньи, вооруженных боевыми топорами.

Но граф Брасс погиб иначе.

Он вступил в схватку с тремя баронами, Адазом Промпом, Майгелем Хольстом и Сакой Герденом (этот последний был из ордена Быка). Они узнали графа не по шлему, совсем простому, если не считать гребня, а по медному доспеху. И они набросились на него всей стаей: «гончая», «козел» и «бык» воздели мечи, собираясь изрубить его разом.

Однако граф Брасс, отведя взгляд от своего последнего противника (тот убил его коня, оставив графа пешим), увидел трех баронов, несущихся на него. Взявши меч обеими руками, он взмахнул им, когда кони врагов были уже близко, целясь по конским копытам, так что все три барона перелетели через головы своих скакунов, тяжело шмякнувшись в грязь. Адаз Промп тут же умер от меча графа Брасса самым недостойным образом, получив удар в зад, затем голова Майгеля Хольста, который взмолился о пощаде, слетела с плеч, и остался один только «бык», Сака Герден.

У барона Саки было время, чтобы подняться на ноги и встать в подходящую позицию, хотя он и мотал головой, ослепленный зеркальным шлемом графа Брасса. Заметив это, граф Брасс сдернул с себя шлем, отбросил в сторону, оставшись с непокрытой рыжей головой и яростно встопорщившимися в пылу битвы усами.

– Двоих я уничтожил неподобающим образом, – прорычал он, – будет справедливо дать тебе шанс драться со мной на равных.

Сака Герден накинулся с яростью быка, оправдывая свою принадлежность к ордену, граф Брасс отступил в сторону, крутанул мечом и в замахе надвое разрубил шлем Саки Гердена, заодно разрубая и голову. Когда барон упал, граф улыбнулся, а в следующий миг в шею ему вонзилось копье, которым ткнул его проезжавший мимо всадник из ордена Козла. Но граф Брасс еще успел развернуться, вырвал копье из хватки врага, махнул мечом и пронзил «козла» в горло, сполна отплатив за себя. Вот так погиб граф Брасс.

Орланд Фанк видел это. Перед битвой он отлучался куда-то, но позже присоединился к войску и заметно прореживал ряды врагов боевым топором. Он видел, как погиб граф Брасс. Это случилось как раз в тот момент, когда Темная Империя, лишившаяся трех командиров, перегруппировывалась, отступая к воротам Лондры, – солдаты бежали бы за ворота, если бы не барон Мелиадус, устрашающий в своем черном доспехе, в черном шлеме-маске в форме волчьей головы и с огромным черным мечом.

Но даже барон Мелиадус отступил, когда Хоукмун, Иссельда, Д’Аверк, Боженталь и Орланд Фанк повели уцелевших камаргцев и жуткий, тянущий свою печальную погребальную песнь Легион Рассвета на зверей Гранбретани.

У тех не было времени, чтобы закрыть ворота перед героями Камарга, и они вошли в город, а барон Мелиадус понял, что всё это время верно оценивал силы Хоукмуна и вот только теперь, в этот раз, недооценил. Ничего не оставалось, как вызвать еще подкрепление и велеть Калану увеличить мощь Черного Камня.

А потом настроение у барона улучшилось. Он заметил, как Хоукмун покачнулся в седле, потянулся руками к серебряному шлему, а потом увидел, как странный человек в вязаной шапке и клетчатых штанах подхватил Хоукмуна и перегнулся через него, вытаскивая притороченный к седлу сверток ткани.

Фанк заговорил с Хоукмуном:

– Постарайся услышать меня, ладно? Пора пускать в дело Рунный посох. Самое время поднять наш штандарт. Давай, Хоукмун, или ты и минуты не проживешь!

Хоукмун чувствовал, как сила Камня вгрызается в мозг, словно крыса, однако он схватил протянутый Фанком Рунный посох, высоко поднял, зажав в левой руке, и увидел, как воздух вокруг него наполняется волнами и лучами.

Фанк прокричал:

– Рунный посох! Рунный посох! Мы сражаемся за Рунный посох!

И Фанк захохотал, когда гранбретанцы в ужасе отхлынули, несмотря на численный перевес, и Хоукмун уже ощутил себя победителем.

Однако барон Мелиадус не был готов сдаться. Он закричал на своих солдат:

– Это ерунда! Это просто предмет! Он не причинит вам вреда! Дураки, заберите же его.

А герои Камарга подскакали к Хоукмуну, шатавшемуся в седле, но державшему Рунный посох над головой, и, все вместе миновав ворота Лондры, въехали в город, где по-прежнему находился миллион солдат, способный их остановить.

Хоукмун теперь, как во сне, вел сверхъестественный легион на врага, сжимая в одной руке Меч Рассвета, а в другой – Рунный посох, направляя лошадь коленями.

Началась такая давка, когда солдаты орденов Свиньи и Козла попытались вытащить вождей Камарга из седел, что они едва могли двигаться. Хоукмун увидел одного из всадников в зеркальном шлеме, который тщетно отбивался от дюжины солдат, стащивших его с лошади, и он с ужасом понял, что это Иссельда. Он ощутил прилив сил, развернулся, чтобы добраться до нее, но еще один всадник в зеркальном шлеме уже был там, отчаянно рубя врага, и он понял, что в опасности не Иссельда, а Боженталь, а Иссельда как раз движется ему на помощь.

Не получилось. Боженталь исчез, и клинки тварей, «козлов», «свиней» и «собак», поднимались и падали, пока наконец один из солдат не поднял над толпой зеркальный шлем, шлем завис в воздухе всего на секунду, а затем изящный меч Иссельды отсек руку со шлемом, выпустив фонтан крови.

И новый приступ боли. Калан увеличил мощь Камня. Хоукмун застонал, и взгляд его затуманился, однако он сумел защитить себя от свистевших вокруг мечей, сумел удержать Рунный посох.

Когда зрение на мгновенье прояснилось, он увидел, как Д’Аверк гонит коня через ряды гранбретанцев, размахивая мечом и прокладывая себе дорогу. Затем Хоукмун понял, куда стремится Д’Аверк. Во дворец, к своей любимой женщине, королеве Флане.

И вот как погиб Д’Аверк.

Д’Аверк каким-то чудом добрался до дворца, наполовину разрушенного после атаки Мелиадуса. Он проскакал через брешь в стене, спешился перед лестницей, которую охраняли гвардейцы. У них были огненные копья. У него – только меч. Он упал плашмя, когда огненные заряды пронеслись над головой, перекатился, чтобы укрыться в канаве, проеденной зеленой кислотой из пузырей Калана, и заметил брошенное там огненное копье, с помощью которого и перебил стражников раньше, чем те поняли, что происходит.

Д’Аверк выпрыгнул из канавы. Побежал по длинным коридорам, и топот его сапог разносился звучным эхом. Он бежал, пока наконец не оказался перед дверями тронного зала. Здесь его ждали два десятка стражников, однако он снова воспользовался огненным копьем, благополучно их истребив, тогда как сам получил лишь легкий ожог правого плеча. Он чуть приоткрыл двери и заглянул в зал. В целой миле от него находилось возвышение для трона, и он не видел, там ли сидит Флана. Но сам зал был пуст.

Д’Аверк побежал к далекому трону.

На бегу он выкрикивал ее имя:

– Флана! Флана!

Флана грезила, сидя на троне, она подняла глаза, увидев несущуюся к ней далекую фигуру. Она слышала, как ее имя отзывается тысячекратным эхом от гигантских стен.

– Флана! Флана! Флана!

Она узнала его голос, но подумала, что, наверное, еще не очнулась от грез.

Человек был теперь ближе, его шлем сверкал, словно отполированное серебро, словно зеркало. Зато тело… разве по телу нельзя узнать человека?

– Гюйам? – неуверенно произнесла она. – Гюйам Д’Аверк?

– Флана!

Человек сдернул шлем, отбросил в сторону, и тот загромыхал по мраморному полу.

– Флана!

– Гюйам!

Она поднялась и начала спускаться к нему по ступеням.

Он раскрыл объятия, широко улыбаясь от счастья.

Но им было не суждено обняться снова, потому что с галереи вверху полыхнул огненный луч, сжигая ему лицо, исказившееся теперь от боли, Д’Аверк упал на колени, и огненный луч ударил его в спину, он повалился вперед и умер у ног королевы, все тело которой сотрясали сдавленный рыдания.

И с галереи прозвучал самодовольный голос стражника:

– Теперь вы в безопасности, мадам.

Глава шестнадцатая Последний бой

Войска Темной Империи продолжали выползать из укрытий, которых было полно в похожем на лабиринт городе, и Хоукмун в отчаянии наблюдал, как редеет Легион Рассвета. Теперь, когда волшебные воины погибали, на их месте не появлялись новые. В воздухе вокруг него разливался горько-сладкий аромат Рунного посоха, рисовавшего на всем диковинные узоры.

А потом, когда Хоукмун увидел Мелиадуса, на него снова накатила волна боли, и он упал с лошади.

Мелиадус сошел с черного жеребца и медленно подошел к Хоукмуну. Рунный посох выпал у Хоукмуна из руки, и он едва удерживал Меч Рассвета.

Хоукмун шевельнулся, застонал. Вокруг него продолжалась битва, однако к нему она, кажется, не имела никакого отношения. Он ощущал, как силы покидают его, чувствовал, как усиливается боль в голове, он открыл глаза и увидел приближавшегося Мелиадуса, чей волчий шлем, кажется, скалился в предвкушении победы. В горле у Хоукмуна пересохло, он силился двинуться, пытаясь дотянуться до Рунного посоха, лежавшего на булыжниках мостовой.

Мелиадус негромко проговорил:

– Наконец-то, Хоукмун. Я вижу, ты страдаешь от боли. Я вижу, ты ослаб. Единственное, о чем я сожалею, что ты не доживешь, чтобы увидеть свое безоговорочное поражение и Иссельду в моей власти. – Мелиадус говорил почти жалостливо, почти с состраданием. – Что, не можешь подняться, Хоукмун? Что, Черный Камень пожирает твой мозг под этим блестящим шлемом? Может, прикончить тебя или же оставить помучиться для моего удовольствия? Не можешь ответить, Хоукмун? Не хочешь попросить о снисхождении?

Хоукмун судорожно вцепился в Рунный посох. Он обхватил его и крепко стиснул. И почти сразу силы прибавилось, не много, но достаточно, чтобы он сумел подняться на ноги и устоять. Он стоял, согнувшись и пошатываясь. Вдохи походили на прерывистые рыдания. Он как сквозь пелену таращился на Мелиадуса, когда барон занес меч, чтобы прикончить его.

Хоукмун и сам попытался поднять оружие, но у него не получилось.

Мелиадус замешкался.

– Ты не можешь сражаться. Сочувствую, Хоукмун. – Он протянул руку. – Отдай мне этот посох, Хоукмун. Это же на нем я поклялся отомстить замку Брасс. И моя месть вот-вот свершится. Дай мне его, Хоукмун.

Хоукмун сделал два неловких шага, отступая назад, мотнул головой, неспособный ответить из-за телесной слабости.

– Хоукмун, отдай его мне.

– Ты… его… не… получишь… – просипел герцог Кёльнский.

– В таком случае придется сначала тебя убить. – Мелиадус поднял клинок. Рунный посох вдруг запульсировал ярким светом, и Мелиадус уставился сквозь прорези в волчьей маске на собственное отражение в зеркальном шлеме Хоукмуна. Мелиадус вздрогнул. Он замешкался.

И Хоукмун, ощутивший новый прилив энергии от Рунного посоха, поднял меч, понимая, что сил у него только на один удар и этим ударом он должен убить того, кто стоит перед ним, завороженный, сбитый с толку собственным образом.

И Хоукмун поднял Меч Рассвета и опустил его, а Мелиадус издал громкий предсмертный крик, когда клинок пронзил кость и вошел в сердце. И его последними словами, прозвучавшими с последним болезненным вздохом, были:

– Будь проклят Рунный посох! Это он принес гибель Гранбретани!

И Хоукмун рухнул на землю, зная, что вот теперь он умрет, и Иссельда умрет, и Орланд Фанк умрет, потому что воинов Камарга осталось совсем мало, а солдат Темной Империи по-прежнему много.

Глава семнадцатая Печальная королева

Хоукмун очнулся в тревоге и увидел над собой змеиную маску барона Калана Витальского. Он резко сел на скамье, нашаривая оружие.

Калан пожал плечами, развернувшись к группе людей, стоявших в тени.

– Я же говорил, что смогу. Его разум восстановлен, его силы восстановлены, и вся его дурацкая личность восстановлена, а теперь, королева Флана, прошу позволения продолжить то дело, которое я начал, когда вы прервали меня.

Хоукмун узнал маску цапли. Она кивнула, и Калан направился в смежную комнату и осторожно прикрыл за собой дверь. Люди из тени шагнули вперед, и Хоукмун с радостью понял, что среди них Иссельда. Он обнял ее, поцеловал нежную щеку.

– Я так боялась, что Калан обманет нас, – сказала она. – Это королева Флана нашла тебя после того, как приказала войскам прекратить сражение. Мы были последними выжившими, Орланд Фанк и я, и мы думали, что ты погиб. Но Калан вернул тебя к жизни, вынул из головы Черный Камень и уничтожил машину, чтобы больше никто не опасался власти Черного Камня.

– И от какого же дела вы отвлекли его, королева Флана? – спросил Хоукмун. – Почему он был так зол?

– Он собирался убить себя, – проговорила Флана без всякого выражения. – Я пригрозила оставить его в живых навсегда, если он не выполнит мой приказ.

– А Д’Аверк? – спросил Хоукмун с недоумением. – Где Д’Аверк?

– Погиб, – сказала королева тем же лишенным выражения голосом. – Убит в тронном зале одним не в меру ретивым охранником.

Радость Хоукмуна сменилась угрюмостью.

– Значит, все они погибли: граф Брасс, Оладан, Боженталь?

– Да, – подтвердил Орланд Фанк, – однако они отдали жизнь за великое дело, они освободили из рабства миллионы. До сего дня Европа знала только войны. Может быть, теперь люди обретут мир, ведь они уже понимают, к чему приводит война.

– Граф Брасс желал мира в Европе больше всего на свете, – сказал Хоукмун. – Как я хотел бы, чтобы он был жив, чтобы увидеть это.

– Может быть, его внук увидит, – отозвалась Иссельда.

– Пока я королева Гранбретани, вам нечего опасаться, – сказала им Флана. – Я собираюсь снести Лондру, а сама поселюсь в моем родном Кэнбери. Богатства Лондры – а она до сих пор богаче всего остального мира вместе взятого – будут пущены на восстановление городов Европы, на заселение деревень, на возмещение добром того зла, которое мы сотворили. – Она сняла маску, и они увидели ее красивое, великолепное, но печальное лицо. – И еще я отменю ношение масок.

Орланд Фанк посмотрел скептически, но вслух ничего не сказал.

– Мощь Гранбретани подорвана навсегда, – произнес он вместо того, – работа Рунного посоха завершена. – Он похлопал по свертку у себя под мышкой. – Я забираю Меч Рассвета, Красный Амулет и Рунный посох, увезу в безопасное место, но если вдруг настанет время, дружище Хоукмун, когда тебе потребуется их объединенная сила, то ты получишь всё обратно, обещаю.

– Надеюсь, это время не придет, Орланд Фанк.

Фанк вздохнул.

– Мир нисколько не меняется, Дориан Хоукмун. Равновесие в мире редко нарушается, и если весы все-таки качнутся в какую-нибудь сторону, то Рунный посох будет стремиться восстановить его. Возможно, дни наибольшего колебания не наступят еще век или два. Не знаю.

Хоукмун засмеялся.

– Но ты должен знать, ты же всезнайка.

Фанк улыбнулся.

– Нет, друг, я не знаю, зато знает он, Рунный посох, которому я служу.

– Твой сын, Джехамия Коналиас…

– О, на эту загадку даже Рунный посох не знает ответа. – Фанк почесал свой длинный нос и окинул всех взглядом. – Что ж, настало время попрощаться со всеми, кто уцелел. Вы отлично сражались, и вы сражались за справедливость.

– Справедливость? – окликнул его Хоукмун, когда он уже выходил из комнаты. – Разве она существует?

– Ее можно создавать, шаг за шагом, – сказал им Фанк. – Однако нам надо упорно трудиться, храбро сражаться и обладать огромной мудростью, чтобы сотворить хотя бы крошечный кусочек.

– Верно, – кивнул Хоукмун. – Должно быть, ты прав.

Фанк засмеялся.

– Я знаю, что прав.

В следующий миг он исчез. Но его голос вернулся к Хоукмуну, заметив напоследок:

– Справедливость – это не Закон, это не Порядок, как обычно рассуждают люди. Это Равновесие, сохранение Баланса. Помни об этом, господин Вечный Воитель!

Хоукмун обнял Иссельду за плечи.

– Да, я буду помнить, – вполголоса отозвался он. – А теперь мы отправимся в замок Брасс, чтобы снова цвела весна, чтобы вернулись наши камыши и лагуны, пришли обратно быки, лошади и фламинго. Чтобы это снова был наш Камарг.

– А силы Темной Империи никогда больше не станут ему угрожать, – улыбнулась королева Флана.

Хоукмун кивнул.

– В этом я уверен. Но если иное зло придет в замок Брасс, я буду готов его встретить, каким бы могущественным оно ни было, в каком бы обличии ни явилось. Мир по-прежнему неспокоен. Справедливость, о которой говорил Фанк, едва ли когда-нибудь восторжествует. Мы должны трудиться, чтобы сотворить хотя бы толику. Прощайте, Флана.

Флана смотрела, как они уходят, и плакала.

Конец четвертой книги