История Ирэн. Гнев

Глава 30

Ханидан. Тегеран. Три недели назад до описанных выше событий.

Якоб Морозов уже почти отчаялся и поверил, что навсегда останется здесь, в этом невыносимо жарком, сухом, пыльном и грязном городе.

В Тегеран пришла «окопная болезнь». Она началась на приграничных территориях и теперь пришла вглубь страны.

Эпидемия вспыхнула, как это ни странно, в Шемиране, в северных районах города, где в основном были респектабельные дома, дворец шаха и воздух был гораздо чище и прохладнее, чем со стороны Рея, расположенного на юге. Тегеран был вытянут вдоль подножия горной цепи Эльборз на склоне горы Точал, отделяющей город от Срединного моря*. Город вытянулся вдоль гор почти на пятьдесят вёрст.

(*Срединное море (выдум.) — аналог Каспийское море)

Может быть дело в том, что в Шемиран возвращались военные, а может, потому что, солнце на юге настолько высушивало всё вокруг, что болезнь не распространялась так быстро. Но Якоб не понимал, как можно жить там, где уже в мае жара такая, что на раскалённых камнях закипает котелок с водой.

Фетх Али-Шах закрылся у себя во дворце, пытаясь спасти себя, свой гарем и детей. Но сегодня Якоб получил известие, что двое детей уже умерли, и сейчас борьба идёт за жизнь старшего сына и наследника шаха.

Али-шах никого не принимал, и Якоб устал «биться в закрытую дверь», мотаясь каждый день в Шемиран, в тщетной надежде попасть на аудиенцию или хотя бы передать послание от своего императора.

И вот в такой момент отчаянья, когда с утра Якоб обнаружил своего денщика с расчесанными до крови руками и грудью, и понял, что скоро и на него перекинется эта зараза, пришло послание от…ангела.

У ангела были глаза цвета перезрелой вишни и имя богини мирной жизни*. Пришло письмо и посылка от Ирэн Виленской.

(*Эйре́на (др. — греч. «покой, мирная жизнь») — богиня мира в древнегреческой мифологии, персонификация мира, дочь Зевса и Фемиды. Ведала сменой времен года и плодородием полей.)

Когда Якоб писал Ирэн он и не надеялся, что ему ответят. Ему просто было важно, что где-то есть она, которая прочитает и будет помнить его, Якоба Морозова, который бесславно погиб в жарком Ханидане.

Но она ответила и прислала посылку с каким-то чудным мылом, которое якобы должно было спасти от «окопной болезни». Говорят, что умирающий готов схватиться за соломинку, поэтому Якоб долго не раздумывал, он вымыл своего денщика вонючим мылом в грязной и мутной воде, и потом вымылся сам, там же выстирал всю одежду.

На следующее утро он не заболел, а денщику стало лучше. Ещё через два дня, стало ясно, что мыло действует. И Якоб понял:

— Вот оно, то, что заинтересует Фетх Али-Шаха

И снова поехал в Шемиран. Чтобы попасть к шаху пришлось расстаться с одним куском мыла, которым Якоб подкупил начальника охраны Мраморного дворца, основной резиденции Фетх Али-шаха, чтобы тот передал шаху мыло и инструкции.

Как бы то ни было, дело было сделано, шах тоже «ухватился за соломинку». Ему очень хотелось спасти сына и чудо произошло и для него.

Через три дня к воротам посольского дома, в котором остановился Якоб Морозов, подъехала личная охрана шаха, и Якоб Морозов получил приглашение в Мраморный дворец.

Сопровождаемый охраной, Якоб подъехал к каменным воротам дворца. Каменные воины, стоящие с обеих сторон ворот с луками в руках, смотрели грозно. И Якоб вдруг вспомнил истории про тех, кто никогда больше не вышел из этих ворот, навсегда пропав в подземных казематах, или был скормлен тиграм, коих шах держал в зверинце на территории дворца.

— Эх, да ладно, — весело подумалось Морозову, двум смертям не бывать, — зато помру не вшивым.

На территории дворца царила прохлада, дворец был выстроен по принципу огромной мечети, над дворцом возвышался купол, который обеспечивал свет и движение воздуха.

Всё так же в почтительном, как хотелось думать Якобу, а не в мрачном, молчании, они прошли по коридорам, пересекли открытую площадь с фонтаном и вскоре вошли в один из малых тронных залов, где Фетх Али-шах принимал только самых близких гостей. Это немного успокоило императорского представителя. Да, и ещё самое главное, что оружие у Морозова не отобрали. Это было высшей формой доверия.

Если ещё предложат воды и еды, значит сработало, — пришла мысль.

В зале был накрыт небольшой стол, за который предполагалось сесть, опустившись на пушистый ковёр, разложенный на мраморном полу.

После лёгкого обеда, когда обмен любезностями и другие ритуалы были соблюдены, наступило время разговора. На Востоке всегда так, даже глядя в лицо «костлявой старухе» никто не спешил.

Разговор шёл без переводчика, шах немного говорил по-русски, а Морозов знал ханиданский.

Разговор получился откровенным, шах открыл многое о чём в Стоглавой догадывались, но точно не знали. Рассказал о роли Бротты в организации нападения на посольство Стоглавой. Все эти фанатики, участвовашие в разгроме посольства, финансировались из Бротты. К самому Фетх Али-шаху несколько раз приезжал посол Бротты с предложением начать полномасштабную войну со Стоглавой империей. Рассказывал, что Стоглавая незаконно владеет территорией Горного княжества, которое граничит с Ханиданом. Бротта обещала помочь оружием.

Услышав это, Якоб спросил:

— А чего же ты не согласился?

В ответ услышал:

— Тогда бы я перестал быть шахом, а стал бы одним из подчинённых броттского короля, а вернее его премьер-министра.

И Якоб понял, почему Фетх Али-шаха называют великим. Не каждый правитель осознавал, чем заканчивалась помощь Бротты, а когда осознание всё-таки приходило, зачастую было уже поздно. В стране не оставалось ни одного правителя, кто бы мог принимать самостоятельные решения.

Доверие — это то, что растится годами, но, чтобы создать эту атмосферу быстро, надо было тоже поделиться информацией. И Якоб, со своей стороны, рассказал Фетх Али-шаху, где и кто придумал это мыло, что в Никольском уезде есть помещик Лопатин и вот он-то вместе с дочерью и стоит за этим изобретением.

Шах был готов подписать мирный договор со Стоглавой, освободить все захваченные территории, отпустить пленных, выплатить контрибуцию золотом и не требовать освобождения тех территорий, которые захватила Стоглавая. Но основным условием была поставка чудо-мыла от «окопной болезни». Сколько надо мыла шах не мог сказать, он хотел постоянные поставки. Единственное, что удалось отторговать Якобу, это оговорку, что поставки будут продолжаться в максимально возможном количестве без ущерба интересов Стоглавой империи, пока стороны не договорятся об определённом объёме.

С такой формулировкой уже можно было отправлять запрос Шувалову. Якоб был счастлив, на обратном пути из Мраморного дворца в посольский дом ему чудился прохладный майский ветерок и тёплая атмосфера в поместье Лопатиных. И он уже завидовал послу Ханидана в Стоглавой, для которого попросил разрешения посетить Никольский уезд.

Никольский уезд.

Соглашение было заключено, по условиям договора Лопатины получали освобождение от налогов на три года, безвозмездную передачу помещения в Никольском для производства мыла, была также установлена цена за каждый фунт*. Стоглавая обязалась обеспечить оборудование и упаковку, а также выплатить премиальные в счёт повышенных затрат за срочность. От наместника предполагалось прошение на имя императора для получения дворянства и баронского титула для разработчиков мыла, в кои входили помещик Лопатин Леонид Александрович, профессор Аристарх Викентьевич Шмоль, горожанка Софья Андреевна Штромбель и главный доктор уездной больницы Путеев Николай Ворсович.

(*фунт- Имперский фунт официально определяется как 453,59237 граммов)

— Что и для себя ничего не попросите? — с сарказмом поинтересовался Гайко, практически утирая пот со лба и удивляясь как он ещё не убил эту «прекрасную женщину».

Но Ирину было нелегко смутить, и она с вызовом спросила:

— А надо?

Гайко тут же понял свою ошибку и попросил прощения за тон.

Зато, когда Ирина вышла из кабинета, то сразу попала в руки Прасковьи Валуевны, которая заговорщицким тоном прошептала:

— Так их, Ирэн, так, а то ишь всё им задарма подавай.

Получив такую поддержку от супруги наместника, Ирина сразу почувствовала облегчение. Всё-таки было страшно торговаться не с кем-нибудь, а фактически с императором, пусть и в лице его наместника.

После небольшого перерыва Ирина вернулась в кабинет. Иоган Шульц уже вылез из-под стола и был готов к указаниям от хозяйки.

Ирина не стала терять время и сразу перешла к делу:

— Иоган, останавливай всё, кроме дуста, закажи холщового тряпья, будем по пластам заворачивать. Посчитай, сколько надо ещё людей, чтобы фабрика работала круглые сутки.

Забела смотрел на Ирину. Вот кому надо армиями командовать. Сразу вникла в суть дела, и быстро продумав, выдала решение и план действий.

Но здесь от Шульца прозвучало:

— Людей я найду, но нам не хватит сырья. Жира привозят немного. Весна.

Ирина обернулась к наместнику:

— Мирослав Мирославович, вы знаете у кого мы может купить жир?

Гайко в свою очередь посмотрел на главу дворянского собрания Никольского уезда, Говорова Василия Ивановича, который тоже был вызван в этот «мыльный штаб», как про себя назвала его Ирина.

— Василий Иванович, организуй от каждого, запиши

Повернулся к Ирине:

— Сколько надо?

Шульц незамедлительно выдал цифру.

— Давай Иоган езжай на фабрику, по пути захвати Софью, я сейчас пошлю в поместье за профессором.

Иоган как раз что-то закончил писать, протянул расчёты Ирине и ещё раз уточнил:

— Но это только, если жир привезут.

Позже, уже на фабрике, Ирина просчитала сколько они смогут произвести на существующем оборудовании. Получалось, что за неделю они могли сварить тысячу фунтов. Много это или мало трудно было сказать, здесь пока норма расхода мыла на человека были неясны.

Вот в прежнем мире на её фабрике, по данным охраны труда, норматив был один килограмм мыла в сутки на человека. Здесь же, даже, если перевести в режим экономии, надо минимум рассчитывать полкило на человека в сутки, а это один фунт мыла. Значит надо озадачить Иогана набрать столько человек и заказать столько сырья, чтобы производить тысячу фунтов в сутки. Это вполне возможно, но не сразу. Людей ещё надо будет обучить.

А ночью начали привозить чаны разных размеров и котлы. Наместник выделил соседнее здание, где ввиду специфики мыловаренного производства решили не делать большого ремонта, а просто провели усиленную уборку.

Профессор и Софья засели в лаборатории, синтезируя дуст, Шульц носился как угорелый, разбираясь с поставщиками и оборудованием. Ирине даже казалось, что он раздвоился, потому что его одновременно могли видеть и на одной, и на другой фабрике. Все были при деле. Первая партия мыла уже варилась. Ирина рассчитывала, что к появлению гвардейцев у неё уже будет, что отгружать.

Война шла далеко от Никольского, но мир ковался, вернее «варился» в больших чанах именно здесь.