Источник волшебства

16

Идэль вернулась в особняк в конце дня и до позднего вечера занималась делами. У Дэвида не было никакой возможности поговорить с ней. Важные посетители сменяли один другого: чиновники, высшая знать, магнаты. В числе еще нескольких дворян Дэвид занимался «безопасностью» – если только так можно назвать наблюдение за охраной прибывших, в то время как охрана прибывших следила за дворянами Идэль. Все было спокойно. Как всегда. Хозяйка и гости беседовали за закрытыми дверьми, потом гости уходили и их место занимали новые…

Идэль поужинала с одним из гостей; было уже совсем темно, когда она вызвала Лисс и попросила принести ей сока со льдом. Дэвид отнес заказ сам. Поставил поднос на край стола. Идэль молча смотрела на него. Дэвид не мог понять, что означает выражение ее лица: ждала, пока он уйдет? Хотела, чтобы остался? Он предположил, что и то и другое сразу. Женщины – поразительные существа: могут испытывать две противоположные эмоции одновременно. И главное – неважно, что он сделает: уйдет или останется. В любом случае он будет неправ, и она сможет сказать, какой он бесчувственный болван, потому что не угадал ее настроения.

Он сел в кресло.

– Дэвид. – Идэль вздохнула. – Я устала. Не сейчас. Хочу побыть одна.

– Я тебя и так почти не вижу, – пожаловался он.

Она молча смотрела на него. Дэвиду показалось – с грустью.

Он решился.

– Может быть, сейчас не самое подходящее время. – Землянин сунул руку в карман. – Но, учитывая, как мы живем, у меня крепнет предчувствие, что «подходящее время» никогда не наступит. В общем, вот. – Он достал коробочку. – Это тебе.

Идэль повертела коробочку в руках. Открыла. Дэвид подумал, что он идиот: сначала надо было рассказать ей о земных обычаях. Как-нибудь невзначай. Чтобы она поняла, что к чему и была морально готова. В Кильбрене не было обычая дарить кольцо перед тем, как сделать предложение. Кстати, а как делают предложения в Кильбрене? Он даже не потрудился узнать. Дважды идиот.

Но что-либо менять было поздно. Он уже решился и должен был идти до конца.

– Эээ… – сказал Дэвид. Отличное начало, что и говорить. – Ты выйдешь за меня замуж?

– Красивое, – снисходительно заметила Идэль, разглядывая кольцо на своем пальце. – Прости, что ты сказал?

Дэвид повторил.

– Ты что, с ума сошел? – недоуменно спросила принцесса.

Идэль даже не могла просто ответить «нет». Если «нет», это значит, что она рассматривает это предложение всерьез, что потенциально там могло быть и «да»… Но это же смешно! А он этого не понимает. Он на самом деле думает, что…

– Тебе нужно уехать, – сказала она сухо. Почувствовала, что готова заплакать и возненавидела себя за это. – Сейчас же!

– Куда? – удивился Дэвид.

– Куда хочешь.

– Ну вот опять. – Он печально вздохнул и отвел взгляд. – Опять начинается. Я думал, мы уже все выяснили.

– Я прошу тебя. Умоляю.

– Нет, – произнес он, не поворачивая головы.

– Тебе нравится надо мной издеваться?

– А мне кажется, это ты издеваешься над нами обоими. Ты знаешь, что я тебя люблю и сама меня любишь. Но почему-то ты не можешь довериться. Иногда мы как будто сближаемся, а потом тебя переклинивает и ты снова куда-то уходишь. Власть, политические игры, какие-то важные дяди и тети… Это одурманивает тебя. Ты перестаешь быть собой. А между тем все очень просто. Есть ты, и есть я. А все остальное – просто накипь. Пустые игрушки.

– Дэвид, я правда тебя люблю. – Идэль почувствовала, что плачет. – Но ты не видишь вокруг ничего, кроме своего маленького мира. Как маленькая слепая рыбешка рядом с акулами – ты счастлив и весел только потому, что не понимаешь угрозы.

– А я думаю, – возразил он, – ты создаешь себе миражи, а потом сама же пугаешься их.

– Если ты останешься здесь, тебя просто убьют. Я этого не хочу.

Она подумала о том, что если Кетрав не солгал, она, выйдя замуж за лидера ита-Берайни, и вправду обеспечит безопасность и для себя, и для своего любовника. По крайней мере, на некоторое время. Но Дэвид на такой вариант не согласится, это ясно. Он выкинет какую-нибудь глупость, и Кетрав его убьет. А если даже согласится… Она не хотела, чтобы их отношения заканчивались вот так, пошло и скучно. А они закончатся, если она выйдет замуж за Кетрава. Рано или поздно все придет к своему естественному финалу.

Она не хотела, чтобы чувства, которые она испытывает к Дэвиду, сгнивали заживо, в незаконной любви, которую им «разрешит» Кетрав. В скуке, пресыщении и страхе. Лучше уж сразу все разорвать. И сохранить воспоминания о лучших днях ее жизни где-то глубоко-глубоко в сердце чистыми и незапятнанными.

– Почему? – спросил Дэвид. – Разве высокорожденным можно вступать в брак только с высокорожденными? А тех, кто нарушит правило, ждет мучительная смерть? Не выдумывай. Я еще мало что знаю о вашей истории, но у вас полно случаев, когда заключались браки с дворянами или вообще с какими-нибудь совершенно безызвестными персонами…

– Но только в периоды мира в семье. Иногда мир мог продолжаться несколько столетий. Но сейчас надвигается хаос. Мое положение таково, что меня хочет заполучить каждая из противоборствующих сторон. Все люди в моем окружении, все, кто мне дорог, – все находятся в очень большой опасности. Я ведь уже объясняла. Тебя используют против меня. В конце концов, этим все закончится.

– Ты не можешь знать будущего, – ответил Дэвид. – Ты не знаешь, как все повернется. И ради страхов, которые могут реализоваться потом – а могут и не реализоваться, – ты хочешь выгнать меня сейчас. Ты позволяешь будущему определять настоящее. Это не правильно. Так ты просто покоряешься страху. Заранее. Отказываешься от борьбы.

– А что – правильно? – с тихой злостью спросила принцесса. – Отказаться от всего, что у меня есть ради приятных минут, проведенных нами вместе? Ты хочешь, чтобы я покинула свою родину, уехала с тобой – но я этого не хочу! Я отсюда не сбегу. Это мой дом, моя жизнь – и я не знаю и не хочу другой.

– Я и не говорил об этом. – Дэвид пожал плечами. – Я уже понял, что тебя бесполезно уговаривать уехать. Для тебя это вопрос принципа, ты хочешь выжить в этом мире, найти в нем свое место. Ради этого ты готова на все. Это действительно твоя жизнь. Хорошо, я не против. Но один я отсюда не уеду. Ты остаешься – значит, и я остаюсь. Ты не можешь измениться, но я – могу. Я надеялся, ты это уже поняла. Но нет: снова приходится объяснять все заново.

– А может быть, я не хочу, чтобы ты менялся? – тихо спросила она.

– Для тебя я буду тем же, что и раньше.

– И ты действительно думаешь, что я должна наплевать на свое положение… на здравый смысл… вообще на все – ради тебя?

– Ради меня – не знаю. – Дэвид покачал головой. – Ради любви – да.

– Это чувство – слабость. Мы слишком уязвимы, когда любим кого-то.

Дэвид поймал ее взгляд.

– А зачем быть сильным, если нет ничего, за что стоило бы бороться? Власть ради власти, магия ради магии, мощь ради мощи – это еще более безумно.

– Так значит, ты считаешь, что твоя любовь что-то значит в этом мире? Она способна преодолеть всю эту власть, пересилить любую мощь и волшебство, победить смерть?

Дэвид этого не говорил, но он вдруг понял, что она давно спорит не с ним, а с собой. Какая-то ее часть говорила нечто созвучное словам Дэвида, другая – противоположное. Он понял, что Идэль разрывается между каким-то двумя возможностями, стоит перед важнейшими внутренним выбором, между тем, как видеть мир, что поставить во главу угла, что признать подлинной ценностью. Этот конфликт назревал в ней давно, Дэвид послужил лишь катализатором процесса. Он не думал, что любовь способна решить все проблемы, но Идэль ставила его перед необходимостью ответить «да» или «нет», и никаких полутонов не допускалось. Он это понял, когда начал отвечать, пытаясь уйти от прямого ответа и повернуть разговор в другое русло, – увидел, как тускнеют ее глаза. Она снова отдалялась, становилась чужой. Все равно, как если бы он согласился с тем, что любовь ничего не значит. Идэль не оставляла ему выбора: все или ничего. Два варианта и никакой середины.

– Да, – сказал он, не отпуская ее взгляда. – Да, я так считаю.

– Ну что ж. – Идэль натянуто улыбнулась. – Сейчас мы это проверим.

Боевая станция «Громовержец» покинула Хеллаэн незадолго до полуночи. Станция не имела никакого материального воплощения и существовала как исполинский конгломерат заклятий на одном из энергетических пластов Темных Земель. Она вышла за пределы метамагического поля метрополии, влившись в более масштабную систему течений, соответствующую всему нимриано-хеллаэнскому потоку миров. По одной из артерий станция беззвучно продвигалась к периферии. Все энергетические потоки приводили к различным мирам, которые служили как бы поворотными пунктами, регулирующими направление течений. Кроме миров здесь существовали системы меньшей сложности: руины лекемплетов, огромные области разреженной энергии, системы каналов и пересадочных станций, созданные хеллаэнскими торговцами и путешественниками. Сенсоры «Громовержца» были достаточно чувствительными, чтобы фиксировать все это разнообразие, но сам он использовал для перемещения тот уровень частот, который людьми, богами и демонами оставался практически неосвоенным. «Громовержец» был волной, которая сама могла настраивать собственную частоту. Он оставался невидим и неслышен среди блистающего великолепия астрала.

Станция достигла мира НN-2983А через несколько часов. Она могла сделать это и быстрее, но тех, кто контролировал ее, конфиденциальность заботила даже больше, чем успешное выполнение задания. Из энергетических артерий, общих для всего потока, «Громовержец» влился в кольцевые течения НN-2983А. Метамагическое поле этого мира было на несколько порядков проще и слабее, чем то, которое формировала метрополия; «Громовержцу» пришлось двигаться совсем тихо и медленно, чтобы не вызвать возмущений, которые могли быть замеченными обитателями планеты. Словно фантастический, немыслимый корабль, «Громовержец» входил в гавань мира, постепенно приближаясь к своей конечной цели.

Он остановился в той зоне астрала, которая соответствовала излучениям территории вокруг замка Причащенных. Внизу все было тихо. Люди, управлявшие «Громовержцем», – они находились в Хеллаэне, сама станция была абсолютно пуста – отдали ряд команд, результатом которых стало перераспределение энергии внутри станции и перевод ее в боевой режим. Выдвинулись контуры орудий, началось накопление заряда.

Кариглем и Аллайга почувствовали что-то неладное, но характер угрозы остался неясен, они не могли – да и не успели бы – обнаружить станцию за считанные секунды перед ударом. Безымянный волшебник в Хеллаэне под пристальным взглядом нескольких высокопоставленных персон скомандовал залп. Воронка в нижней части «Громовержца» исторгла целый водопад зеленого огня. Возникла чудовищная колонна высотой в двадцать километров, диаметром более ста метров. Нижней точкой для этого огненного столба стал замок.

Колонна, как ослепительная нить, связующая небо и землю, пылала в воздухе меньше двух секунд. Затем она пропала. Заряд иссяк.

– Залп произведен, – отрапортовался командующий станцией.

– Может, стоит повторить? – предложил кто-то.

– Нет. Выводите ее, – скомандовал бургомистр Хоремона.

Станция вышла из боевого режима и по ступеням астральных слоев поднялась ввысь, чтобы вновь выйти в межмировую систему энергетических течений. Но, пока длился переход, сенсоры станции улавливали происходящее на планете НN-2983А и передавали информацию в метрополию. На фантомных экранах, развернутых в командном посту, можно было видеть какие результаты произвел выстрел «Громовержца» на различных пластах мира. Имелись, конечно, и изображения материального плана. После включения фильтров пыли, на этих изображениях даже стало возможным что-то разглядеть.

Замка больше не существовало. Равно как и горной гряды в радиусе четырехсот километров от эпицентра. Непосредственно в том месте, где стоял замок, образовалась воронка глубиной в полтора километра. Большой объем вещества был превращен в пар и плазму; за пределами эпицентра горы просто рухнули, став пылью. Разрушения на чисто энергетических пластах мира были не менее значительными. В трехмерном пространстве планета изменила свою орбиту. В четырехмерном – возмущения, вызванные залпом «Громовержца», докатились до ближайших миров нимриано-хеллаэнского потока – таких же пустых и бесплодных, как и НN-2983А.

Боевая астральная станция, успешно выполнив задание, возвращалась обратно в метрополию, а на планете, которую она покидала, начинался сдвиг материковых плит.

Через бинарный портал они переправились в апартаменты Идэль во дворце. Вышли из здания. Дэвид нервничал: он не знал, куда они направляются, но ему не нравилось то, что для этой прогулки Идэль взяла только одного сопровождающего – его самого. На вопросы о том, куда и зачем они собрались в такой час, принцесса либо молчала, либо отвечала уклончиво. Она на что-то решилась. У Дэвида были плохие предчувствия.

В старом дворце, как всегда, было полно охраны. Идэль оставила Дэвида в одной из приемных комнат на втором этаже и несколько минут в соседнем помещении спорила с охраной. О чем шла речь, Дэвид не слышал, понял лишь, что, похоже, ее куда-то не хотели пускать. Ухо уловило лишь последнюю реплику Идэль, сказанную на повышенных тонах: «…Ну так позовите его!» Через несколько минут появился Вомфад. С ним Идэль говорила совсем тихо. Во время короткой беседы военный министр несколько раз посмотрел на Дэвида, в силу чего землянин предположил, что речь идет о нем. Дурные предчувствия усилились.

Потом Вомфад кивнул и что-то сказал своим людям. Похоже, вопрос был решен. Идэль немедленно вернулась к Дэвиду, сняла колье и пару колец и потребовала, чтобы Дэвид отдал скорпионцам все свои артефакты. Сначала он пытался возражать, но, посмотрев в ее глаза, понял – не стоит. Поэтому он просто решил ей довериться. В любом случае, если окружавшие их боевые чародеи поведут себя агрессивно, никакие артефакты его не спасут. Но как он не хотел с ними расставаться! Раздеться догола во время светского банкета было бы в тысячу раз легче…

Они миновали несколько комнат – везде охрана, видимая и невидимая, все следят за всеми – после чего оказались в пустом помещении, в котором была только одна дверь – не считая той, через которую они вошли. Дэвид почувствовал прикосновение каких-то чар…

– Не обращай внимания, – посоветовала Идэль. – Последняя проверка.

Она решительно пересекла комнату и вошла в следующую залу. Дэвид последовал за ней.

Этот зал был не похож на другие. Окон не имелось – у Дэвида возникло впечатление, что они находятся в самом центре дворца. Помещение было круглым, и не то чтобы слишком большим… оно казалось большим, потому что ни мебели, ни чего-либо подобного здесь не было и в помине. Гладкие стены и пол, потолок в форме полусферы. Свет скапливался в центре комнаты над сложной геометрической фигурой, начертанной на полу. Ее основу составляли вложенные друг в друга круги, витиеватые надписи на двух колдовских языках заполняли все свободное пространство между линиями. Символов было так много, что они казались частью узора. Строго говоря, здесь было не два языка, а три: геометрические фигуры, составлявшие основу пантаклей, в Хеллаэне и сателлитных мирах рассматривались как третий язык магов, наряду с Искаженным наречием и рунными монограммами.

Следуя за Идэль, Дэвид приблизился к внешнему кругу. От этого места исходила сила. И большая.

Идэль остановилась за несколько шагов до границы. Подождала, пока он подойдет. Встала так близко, что Дэвид ощутил тепло ее тела. Это было так приятно… Они давно не обнимались.

– Ты действительно думаешь, что достоин стать мужем кильбренийской принцессы? – спросила Идэль, когда он взглянул на нее. На магическую систему кругов она не смотрела – только на Дэвида.

– Я хочу жениться на тебе, а не на принцессе, – ответил он. – А с тем, что тебя угораздило родиться правнучкой приора, я уже почти смирился. У каждого из нас есть свои недостатки.

– Отрезать бы тебе язык… – Идэль против воли улыбнулась.

– Не поможет – освою язык глухонемых. Как я понимаю, это и есть Рунный Круг? – Дэвид кивнул в сторону магического узора. – Зачем ты меня сюда привела?

Вместо ответа Идэль его поцеловала. Он удивился, но не настолько, чтобы не ответить. Он думал, что это всего лишь выражение нежности, – оказалось, что не совсем. Идэль не собиралась его отпускать. Оставалось только гадать, чем вызван этот приступ романтического настроения. Потом Дэвид почувствовал, как ее пальцы расстегивают ремень на его штанах. М-да, похоже одной романтикой тут не обойтись. Не то чтобы он был против, но…

– Что, прямо здесь?.. – спросил он в перерыве между поцелуями.

– Да, – сказала принцесса. – Прямо здесь.

Тон ее голоса говорил немного другое… что-то вроде: «Заткнись, проклятый идиот, пока я еще добрая». Дэвид почел за лучшее заткнуться. В принципе, это место не хуже и не лучше любого другого. Может, близость Источника ее как-то особенно заводит, кто знает? Кто разберет этих женщин…

Они помогли друг другу освободиться от одежды. Тряпки положили на пол – уже не так жестко. Дэвид подумал: если б знать, что так все повернется, захватил бы с собой пару одеял… Но кто же мог знать?

Вывод: носите с собой одеяла постоянно. Поскольку далеко не всегда можно предвидеть, где это произойдет, когда и как…

Эти мысли проносились в его голове, как случайные огоньки, не задерживаясь и не оставляя следа, в то время как глаза, руки, все тело ласкало Идэль. Они прильнули друг к другу – две змеи, андрогин, половинки единого целого. Он знал ее тело лучше, чем свое. Они не торопились: Идэль хотела растянуть эти минуты, и он хотел того же самого, потому что этого хотела она. Ласки сменились объятьями; он лег на нее, целуя ее губы, подбородок, шею и ощущая, как узкая ступня Идэль гладит его бедра и ягодицы. Она приняла его в себя, мир стал похож на сердце, пульсирующее сначала медленно, потом все быстрее… Дэвид остановился, заметив, что она плачет. Желание отхлынуло.

– Что-то не так?

– Продолжай, – прошептала Идэль, прижимая его к себе. – Пожалуйста…

Он так и поступил – недоумевая, чем же вызваны ее слезы, но не желая думать об этом сейчас. Водоворот затянул его, мысли исчезли, остались лишь чувства… Ее тело напряглось и несколько раз содрогнулось; Дэвид достиг пика чуть позже. Потом они лежали, тяжело дыша – он по-прежнему оставался сверху. Четверть минуты чистой нирваны, абсолютный покой, отсутствие всего… Дэвид поменял позу – лег на бок, собираясь ее обнять. Она не позволила сделать это – встала и подала ему руку, приглашая подняться. Меньше всего ему хотелось сейчас двигаться, но она настаивала. Он встал, Идэль потянула его за собой. Он не сразу понял, куда она его ведет. Остановился лишь тогда, когда напор Источника стал ощутимым почти физически. Он бы отшатнулся назад, не держи Идэль его руку в своей.

– Ты что?.. – тихо спросил он.

– Ты мне веришь? – ровным голосом произнесла Идэль.

Дэвид запнулся, прежде чем ответить. Ее поведение было странным. Кильбренийский Источник оставляет в живых только высокорожденных. Она сама ему это говорила…

– Д-да…

– Тогда иди за мной. – Она снова потянула его в Рунный Круг.

– Но…

– Веришь или нет?

Дэвид не мог поверить в то, что она собирается его убить. Выглядело все именно так, но эта мысль просто не умещалась в его сознании. Идэль была для него самой жизнью – как жизнь может убить?

Делая шаг, он ощущал себя так, как будто к ногам привязаны две стокилограммовые гири. Ягненок, которого ведут на закланье, но который так доверяет ведущему, что не пытается сбежать, хотя и может. Он чувствовал себя таким ягненком, нет, не ягненком – бараном, который все понимает, но все равно тупо идет дальше к обрыву, потому что не верит в то, что видит.

Но уже через несколько шагов эти мысли исчезли. Давление стало слишком сильным, Дэвиду показалось, что его пытаются раздавить. Его гэемон существенно окреп с тех пор, как Лэйкил кен Апрей принял землянина в ученики, и какое-то время еще мог сопротивляться напору энергий Круга, но долго так продолжаться не могло. Дэвида как будто размазывало по стене, остановить это – все равно что пытаться голыми руками задержать многотонный пресс…

Откуда-то издалека он услышал голос Идэль:

– Не сопротивляйся, – звуки искажались, растягивались, меняли тембр и ритм. Каждый звук он ощущал физически, как прикосновение. Идэль он не видел, хотя все еще смутно чувствовал ее руку. – Не сопротивляйся. Отдайся ему.

Что-то вынудило его идти дальше – он уже не был способен понять, что это Идэль влекла его за собой. Обычный мир исчез, пространство стало другим; вибрации, струны и сгущения проникали в него, раздирая на части. Он уже не шел – падал куда-то. Он прекратил борьбу, отдался потоку – это был самый быстрый способ умереть. Источник рвал его, как хищник рвет беззащитную жертву; связки гэемона лопались одна за другой, жизненные нити превратились в лохмотья, в спутанный комок остриженных волос… Дэвид не чувствовал, как падает, как Идэль, плача и крича, обнимает его, умоляя идти дальше… В бездне, куда он летел, было так темно и тихо… Не было ничего… Словно еще до рождения… Тишина и покой… Боль, агония умирающего оставались где-то рядом, но он потерял с ними связь: как будто за стеной буянили соседи, а там, где он, все спокойно и мирно… чужая агония, чужая борьба не имеют к нему никакого отношения. Мир угасал. Скоро все стихнет. Он ждал этого.

Но окончательное забвение не приходило. Кто-то отчаянно удерживал его на самом краю, оставался дрожащей натянутой нитью между ним и болью. Дэвид хотел разорвать ее, но не мог: этой нитью была Идэль. Он не мог причинить ей вред даже сейчас. Он просил отпустить его – она не слушала. Потом он ощутил, что его притягивает обратно. Он не хотел, даже сопротивлялся, но в какой-то момент ощутил, что боль – уже не рядом, она – часть его. Это было ужасно, как прикосновение раскаленного железа к коже новорожденного. Его гэемон продолжал распадаться; мучение было невообразимым, он не мог его вынести… но выбора ему не оставили. В какой-то момент он понял, что Идэль, не разжимая объятий, ползет, пытаясь тащить его за собой куда-то дальше; потом он понял, что уже не дышит сам – он дышит через нее. Это ему не показалось странным; наоборот, только так сейчас и было возможно дышать: она дышала за двоих, ему доставалась половина того, что попадало в ее легкие. Она была такой хрупкой… Он попытался помочь ей тащить себя и даже несколько раз сумел оттолкнуться от пола чужими руками и ногами. Своего тела он практически не чувствовал: как будто бы они вдвоем тащили труп; зато Идэль он ощущал так ясно, как никогда раньше. Словно его нервы подсоединили к ее телу. Последнее усилие. Они замерли. Здесь был полный ад. Бесконечная, невообразимая мощь. Такая сила, что способна раздавить любого… но он дышал ею через Идэль, она текла через них двоих, не встречая сопротивления, и после вечности томления Дэвид вдруг понял, что все еще жив. Он мог дышать и существовать здесь. Это было очень странно. Он отдался силе, и она перестала порабощать, он чувствовал себя так, как будто завис в нигде… на огромной глубине, где нет никого живого… но почему-то океан не убил его… он поднял голову. Это было также необычно, как водолазу – осознать, что он превратился в глубоководную рыбу, способную существовать на самом дне океана.

Мир прояснялся – медленно, медленно… Дэвид всплывал к существованию, еще не понимая, что происходит, но инстинктивно стремясь наверх, к свету… Боль утихла, потом совсем ушла. Ему как будто дали новое тело, которое не болит. Он открыл глаза и обнаружил, что полулежит, полусидит на полу; его голова покоится на коленях Идэль. Дэвид попытался встать. Идэль помогла ему. Он был слаб, и подводила координация движений. Но его путь к свету из глубин еще не закончился. Что-то в нем менялось. И продолжало меняться.

– Смотри-ка, – сказал он с легкой растерянностью, и слова – диковинные комки вибраций – сорвавшись с его губ, поплыли направо… налево. – Я еще жив…

Он тронул одно из слов пальцем, и оно распалось на сгустки поменьше.

– Тихо, – сказала Идэль. – Потом поговорим… Пока просто дыши.

Он пил энергию Источника, и сила текла сквозь него, не встречая препятствий. Сила создала его заново – таким же, как прежде, но все же немного иным. Он понял разницу, когда, подчиняясь инструкциям Идэль, стал выходить из Рунного Круга, постепенно приглушая уровень энергообмена с окружающей средой. Он как будто родился заново. Ощущения, которые он не мог описать. Он никогда не думал, что можно чувствовать мир – так.

Сначала ему казалось, что эта эйфория – просто обратное тому, что он испытывал, входя в Источник, но, когда Дэвид переступил последнюю границу, странности не исчезли. Напротив, их стало еще больше, поскольку собственные токи Круга перестали влиять на его восприятие. Он оглядывался вокруг и не мог понять, в чем дело. Он не вызывал Око – но видел энергетический пласт реальности яснее и лучше, чем прежде, когда он пользовался этой Формой. Мир был огромен, и материальный пласт был лишь его частью – не чем-то обособленным, отдельным от целого, а важной деталью общей мозаики. Появились новые способы ощущать мир – об их существовании он даже не подозревал. Прежде он пользовался своим гэемоном, но был похож на слепоглухонемого, вынужденного полагаться только на тактильные ощущения; теперь он видел и слышал.

И – что было особенно важно – он чувствовал Идэль, не поворачиваясь к ней. Единство, достигнутое там, в Источнике, хотя и перестало быть таким ярким, сохранилось.

– Что-то с моим восприятием… – недоуменно сказал он. – Все… другое. Глубже… полнее… я как будто прозрел…

– Изменился уровень твоей силы, – откуда-то сзади донесся голос Идэль. – Быстро и резко… стал намного больше. Я сама увидела мир таким совсем недавно, после инициации… А хеллаэнские дети видят его таким с детства.

Дэвид медленно повернулся. Только сейчас до него начало в полной мере доходить, что произошло.

– После инициации? Так значит – я…

– Да. – Идэль плакала и улыбалась одновременно. – Теперь ты один из нас. Я сама не могу в это поверить.

Позже, когда они оделись, забрали у скорпионцев свои вещи и переместились обратно в особняк, Дэвид захотел узнать кое-какие подробности. В частности, его интересовало, зачем Идэль врала, говоря, что пройти инициацию в Круге может только потомок Гельмора кен Саутита.

– Но это действительно так, – ответила она. Была середина ночи. Пели цикады, шумели деревья. Идэль и Дэвид стояли на широком балконе на верхнем этаже дома. Ветер был прохладным, но еще летним; осень лишь надвигалась на Кильбрен, и лето пока не сдало своих позиций.

– А как же я? – спросил землянин.

– Хочу рассказать тебе одну историю. – Идэль, облокотившись на перила, смотрела куда-то в ночь. – Своего рода семейное предание… Жил один принц по имени Лезиар. И до него, и после многие пытались понять, почему Источник принимает только наших, где в его структуре прописана способность отличать высокорожденных от простых смертных и как вообще происходит различение. Выяснить это так и не удалось. Лезиар предположил, что Рунный Круг следует рассматривать как живое существо; невозможно в его структуре – по крайней мере, в доступной нам части – найти какую-то одну схему, которая бы отвечала за оценку инициируемого и принятие решения. Вероятнее всего, Источник дает комплексную оценку, но, как и всякое живое существо, его можно обмануть. Для этой цели Лезиар предложил довольно интересный способ. – Идэль улыбнулась. – Если считать Круг – живым, то, поскольку у него нет человеческих органов чувств, логично предположить, что человека, проходящего инициацию, он воспринимает просто как скопление энергии. Подделать энергетику искусственным путем невозможно: во время инициации Круг все равно уничтожит все наложенные заклятья. Однако известно – это азы – что когда мужчина и женщина занимаются любовью, их энергии смешиваются; женская сторона силы переходит к мужчине, а мужская – к женщине. По мысли Лезиара, это смешение способно обмануть Круг: он примет двоих людей за одного, ведь в каком-то смысле во время секса они и становятся одним. Лезиар только теоретизировал, но проверять свои идеи на практике не спешил. В это же время жил один герцог по имени Октольд, у него была атта, наложница, которую он очень любил. Ее звали Нимра. Октольд хотел жениться на ней, но наши обычаи не допускают возможность брака с рабами. Атта не может переменить своего состояния; если он или она желают этого, это означает лишь, что перед нами – негодная вещь. Таково общественное мнение, но Октольд не хотел с ним считаться. В идеях Лезиара он увидел шанс изменить ситуацию, ведь высокорожденный, доказавший свою «голубую кровь» посвящением в Круге, не может быть атта, это нонсенс. Он провел Нимру к Источнику, занялся с ней любовью и… она прошла испытание. Для кланов это стало настоящим шоком. Случившееся угрожало стереть все грани между сословиями, разрушить всю существующую иерархию. Октольда и Нимру несколько раз пытались убить; но нашлись и те, кто воспринял случившееся с восторгом. Высокорожденные женщины приводили к Источнику мужчин, мужчины женщин, надеясь повторить то, что сделал Октольд, вот только… люди, которых они пытались провести в Круг, погибали. Случившееся с Нимрой оставалось единственным удачным случаем инициации постороннего. Это остудило консерваторов, и на Октольда и Нимру перестали покушаться. Попытались разобраться, в чем дело. В конце концов, восторжествовала версия, согласно которой Нимра также была потомком Гельмора кен Саутита, хотя и не знала об этом: например, с ее прабабкой мог позабавиться кто-то из высокорожденных. Лезиар оспаривал это мнение. Чтобы доказать обратное, он привел к Источнику молодую рабыню. Она погибла. Лезиар предположил, что все дело в том, что она не была колдуньей: ведь даже высокорожденные, чей Дар недостаточно развит, могут получить повреждения или даже умереть при посвящении. Поэтому Лезиар нашел в Хеллаэне чародейку, уговорил ее пройти испытание… Увы, она тоже погибла. Лезиара чуть позже убили родственники колдуньи. Все успокоились. Казалось, версия о том, что Нимре улыбнулась удача потому, что в ней текла кровь высокорожденных, стала общепринятой. Правда, в эту версию не вписывалось то обстоятельство, что Нимру до посвящения колдовать никто не учил; ее гэемон ничем не отличался от гэемона любого другого Бездаря. Но об этом предпочитали не вспоминать.

Однако, прошло время, и мысли Лезиара получили новое развитие – в основном, в романтической литературе. Октольд и Нимра уже скончались и не могли помешать формированию образа идеальной пары. Их воспевали в стихах и прозе. В конце концов, как-то сформировалось мнение – конкретного автора у него не было, и возникало оно постепенно, на протяжении целой литературной эпохи – что дело было вовсе не в сексе. Любовь – влечение сердец, а не тел – вот что сделало их единой сущностью с точки зрения Источника. Это все подавалось в очень возвышенных тонах, в весьма красивых образах… – Идэль мечтательно закатила глаза. – В подростковом возрасте я зачитывалась этими старинными любовными романами. Так упоительно верить в то, что любовь что-то значит, что-то способна преобразовать, является одной из действующих сил этого мира… Потом я поняла, что это наивно. Но все же… все же… Понимаешь, некоторые из этих романтиков рисковали. И приводили к Источнику тех, кого любили. Практически все они умирали в страшных мучениях. Но были и выжившие – единицы. Консервативная часть общества объясняла эти случаи так же, как и историю Нимры: в них течет кровь Гельмора, хотя они сами об этом не знают. Любовные романы сочинялись тоннами, но чем дальше, тем реже высокорожденные приводили к Источнику обычных людей. Слишком велика была смертность. Те, кто любил, редко соглашались поставить на кон жизнь любимых, а кто не любил, столь же редко желали поделиться собственным могуществом…

Она замолчала.

– Но ты решила рискнуть, – без всякого выражения произнес Дэвид.

– Да. Я… я почти не верила, что что-то получится. Вернее, нет, не так… Я хотела верить в это, но умом я понимала, что… вероятность удачи слишком мала. Ведь в любом кильбренийце потенциально может быть кровь Гельмора кен Саутита – за десять тысяч лет наша семья успела наделать кучу бастардов… А ты родился совсем в другом мире.

– А если бы я погиб? – спросил Дэвид и в ту же секунду подумал: «Дурацкий вопрос…»

– Когда ты умирал, мне казалось, что я убиваю часть самой себя, – ответила Идэль. – Я не прошу прощенья. Не знаю, смогла бы я жить – и как бы я жила – если бы ты умер, но что-то со всем этим нужно было делать. Сами по себе, такими, как мы были раньше, мы не могли жить в мирах друг друга… я имею в виду не места рождения, конечно, а образы жизни, мышления… личную силу… я не могла и не хотела отказываться от всего ради «рая в шалаше», а ты не мог жить моей жизнью, как ровня… но и расстаться с тобой я тоже не могла. Ты не хотел уходить. А что-то решать было нужно. Дальше так продолжаться не могло.

Дэвид вздохнул. Он хотел сказать ей много нелестного. Фактически, она только что призналась в том, что предпочла бы убить его, чем отказаться от своих идиотских политических игр, от блеска в обществе, от ощущения чрезвычайной значимости своей высокородной персоны в данном мире. Существовали как бы две Идэли: собственно, Идэль и «принцесса» – та роль, которую ей предназначили с рождения. Живая Идэль сопротивлялась отождествлению себя со своей ролью как только могла; увы, смерть Джейбрина и Севегала перевернула все вверх ногами. Теперь она полагала, что у нее появились какие-то «обязанности» по отношению к этому миру, если раньше, будучи ребенком, она сопротивлялась вживанию в роль, то теперь, напротив, изо всех сил пыталась стать хладнокровной бесчувственной особой, в которую ее так долго пытались превратить. Идэль-принцесса почти победила живую Идэль, но… что-то произошло. Как ни странно, он, Дэвид, все еще жив. И не просто жив: он выиграл еще один поединок со смертью и стал сильнее. Намного сильнее.

Дэвид поймал взгляд темноволосой девушки, стоявшей рядом с ним на балконе особняка и спросил:

– Ты выйдешь за меня?

Она ответила не сразу. В ее глазах читался затаенный страх. Словно зверушка, загнанная в угол. В эту минуту Идэль ощущала себя почти так, как Дэвид – в Источнике: она словно падала в бездну. Мир стал непонятным и новым; старый порядок вещей уже рухнул, а новый еще не успел родиться; хаос между прошлым и будущим, хаос настоящего, пожирающий все причины, которые были ранее, и все следствия, которые должны будут произойти потом, казался неодолимым, как сама смерть. Все стало неустойчивым.

Все, кроме ее собственного выбора, уже сделанного ранее. Она сама определила условия, при которых признает правоту этого странного человека, ворвавшегося в ее жизнь из ниоткуда. Она покорилась ему – на этот раз уже навсегда.

– Да, – сказала она. – Да. И пусть все катится в Преисподнюю.