Искусственная ночь

Мэй ахнула: «Рейзалин, если ты не уберешься отсюда, мне придется тебя ударить.»

Короткая вспышка ярости исказила черты лица Рейзалин, прежде чем она снова расплылась в хищной улыбке.

«Мне следует убить тебя прямо здесь, но не стану, — сказала она. — То, что тебя ждет впереди, причинит тебе еще большую боль.»

Она повернулась на каблуках и вышла из комнаты, оставив нас смотреть ей вслед.

Мэй произнесла дрожащим голосом: «Она ошибается, правда? Ты ведь не вернешься.»

«Должна. Он в моей голове, Мэй, — я повернулась к ней. Ее лицо по-прежнему было моей копией, но оно уже не было зеркалом; у нее были недели, чтобы сделать его своим. Она выглядела встревоженной, испуганной и такой, какая она на самом деле. Это обнадеживало. По крайней мере, у нее был шанс на жизнь. — Я чувствую его. Иногда почти слышу его. Не думаю, что смогу уйти, не встретившись с ним лицом к лицу.»

«Это глупо. Это глупо и все равно что самоубийство, не позволю.»

«Не думаю, что ты имеешь право голоса, дорогая,» — сказала я, мягко убирая ее пальцы со своей руки. Она не сопротивлялась. Она просто стояла и мрачно смотрела, как я сняла Спайка с плеча, положила его на пол и повернулась, чтобы выйти из комнаты. Она не остановила.

Спайк догадался. Я прошла примерно половину коридора, когда звук его когтей раздавался в нескольких футах позади меня, по мраморному полу. Наконец, я повернулась, чтобы посмотреть на него. Он быстро сел, наблюдая за мной горящими, прищуренными глазами.

«Ты не идешь,» — сказала я.

Он встал и прошел вперед, садясь прямо возле моих ног.

«Не пойдешь. Это опасно.»

Взгляд которым он меня наградил выражал: «Если ты пойдешь, я тоже иду.»

Вздохнула.

«Прекрасно, Спайк, делай как хочешь»

Я снова пошла, шаги сопровождались легкими постукиваниями от когтей гоблина и мне приходилось скрывать насколько я счастлива. Зная, что Спайк в безопасности, и мне действительно не хотелось идти одной. Есть много способов умереть, и одиночество всегда казалось одним из худших вариантов. Практически все остальное было намного лучше.

Мы вышли из герцогства, вернувшись обратно в мир смертных, не встретив ни кого по пути. Дверь в дубе закрылась с глухим стуком и я остановилась взглянув на склон холма.

Другие могли подумать, что спасли меня, но я знала каждой клеточкой своего мозга, что это не так. Слепой Майкл слишком долго держал меня, чтобы такое спасение сработало. Часть меня все еще принадлежала ему — и всегда будет принадлежать, что бы ни случилось потом, — и если этому позволить жить, эта часть всегда будет пытаться найти способ вернуть меня к нему. Можно притвориться, что все в порядке, или признать, что все не так, и попытаться что-то сделать.

Слепой Майкл был чудовищем, и ему слишком долго позволяли оставаться безнаказанным. Сколько детей он забрал и искалечил за столетия? Сотни? Тысячи? Фейри ценят детей превыше всего, и все же никто не осмеливался попытаться остановить его — с тех пор, как Луидэд попытались и потерпела неудачу. Кто-то должен был это сделать. Кто-то должен был сделать это давным-давно.

Просто мне очень хотелось чтобы это была не я.

Без какого-либо предупреждения чья-то рука опустилась на мое плечо, я уже была готова бежать пока не услышала голос Сильвестра: «Знаю, куда ты идешь, Октобер.»

Развернулась чтобы посмотреть на него.

«Как долго ты здесь?» — не видела как он подошел. Для человека с рыжей шевелюрой он просто мастерски сливается с местностью.

«С тех пор, как Луна сказала мне, что они привезли тебя домой.»

«Я только что была внутри. Почему ты ждал здесь?»

«Потому, что знаю тебя лучше, чем ты думаешь, — он вздохнул выглядя очень усталым. — Оставшуюся часть разговора могу предположить. Я извинюсь, ты ответишь что все в порядке и ты возвращаешься на земли Слепого Майкла, предупредив меня что я тебя не остановлю. Все правильно?»

«Да…»

«Мне и в голову не придет тебя останавливать.»

Ладно, этого я не ожидала услышать. Я уставилась на него, и он улыбнулся. Мне хотелось спросить, почему он не попытается остановить меня, но не смогла подобрать слов. Ни одного.

«Я слишком хорошо тебя знаю, Тоби, — сказал он, все еще улыбаясь. — Иногда я жалею об этом, поверь мне. Мне бы хотелось иметь какие — то иллюзии, за которые можно зацепиться, но мне больше не за что цепляться. Я просто слишком хорошо тебя знаю.»

«Прости,» — прошептала я.

«Не стоит. Однажды я сам отправился разыграть из себя героя и сделал бы это снова, если бы пришлось, — его улыбка стала задумчивой. — Я бы все повторил и сделал все по-другому. Чтобы когда некоторые люди захотят уйти, ну… все было по-другому. Но мы не можем изменить прошлое, и теперь вижу, как ты уезжаешь. Я видел, как ты родилась. Наблюдал, как ты из смущенной маленькой девочки превращаешься в одного из моих лучших рыцарей. Я не должен видеть, как ты умираешь.»

Я закрыла глаза, содрогаясь. Он не пытался отговорить меня от задуманного, и почему-то от этого стало только хуже.

«Мне очень жаль. Но это важно.»

«Это единственная причина, по которой я могу тебя отпустить. Посмотри на меня, пожалуйста, — я открыла глаза. Он уверенно держал меч в ножнах. — Знаю, куда ты идешь и не остановлю тебя. Но я не отпущу тебя одну.»

«Сильвестр…»

Он продолжал говорить, не обращая внимания на мои возражения.

«Это был меч моего отца. Он подарил его мне, когда я впервые отправился на войну; он сказал, что он никогда не подводил его и не подведет меня. Если бы у меня был сын, меч был бы его — он бы мог принадлежать и Рейзалин, если бы она захотела. Но моя дочь никогда не понимала, что значит носить меч своего отца.»

«Сильвестр?», — все происходило быстро, слишком быстро. Я не знаю как противостоять всему этому.

«Она не подарок: но я хочу ее вернуть. Если придется, я верну ее, когда буду мстить за тебя. Но ты не простишь мне, если я последую за тобой сейчас; ты не позволишь мне украсть твою месть, и присутствие дорогой Мэй говорит о том, что ты не вернешься домой, вне зависимости от того поеду я с тобой или нет. Я отпущу тебя, если ты возьмешь меч моего отца.»

«Почему?»

«Потому что, когда я был моложе, я был героем, — он наклонился и поцеловал меня в лоб, прижимая меч к моим рукам. — Иди во славу, Тоби. Если тебе суждено умереть, сделай это достойно. Если сможешь возвращайся к нам, возвращайся домой.»

Я прикусила губу, чтобы не расплакаться.

«Сильвестр…»

«Ты не можешь поблагодарить меня и не можешь обещать, что вернешься, а это единственное, что я хочу услышать, — он снова улыбнулся, приглаживая мои волосы одной рукой. — Если он убьет тебя, забери его с собой. Покончи с этим. Это все, о чем я прошу. Люблю тебя.»

Повернувшись, он ушел в лес, оставив меня наедине со Спайком и, сжимающий в руках его отцовский меч. Убедившись, что он меня не услышит, прошептала: «Я тоже тебя люблю.»

Опустилась на колени, встретилась взглядом со Спайком: «Останься здесь. Присмотри за Сильвестром. Не позволяй ему плакать из-за меня. Ладно?»

Он оценивающе посмотрел на меня, прежде чем броситься вслед за Сильвестром. Выпрямилась. Если кто-то присмотрит за Сильвестром, даже если этот кто-то розовый гоблин, я смогу уйти. Можно было не отпускать Спайка, если бы Сильвестр был не один. Поэтому у меня нет особого выбора.

Меч оказался на удивление легким; и не был большим, таким что я смогла его поднять. Возможно, отчасти поэтому Сильвестр и отдал его-мне. Он знал, что он хорошо послужит мне, и хотя сам он не смог отомстить, он сможет убедиться, что его меч сделает это за него. Умный парень. Я почти заставила себя забыть, что он оплакивает меня. Почти, но не совсем. Перекинув ножны через плечо, я начала спускаться с холма, остановившись на краю леса, чтобы наполнить свои руки магией и завернуться в человеческую маскировку, которая скрывала мои заостренные уши и меч. Я вздрогнула, когда иллюзия легла на меня, не в силах удержаться от мысли: «это в последний раз». Не было времени сожалеть о случившемся. Пора уходить.

Дэнни ждал на парковке. Сильвестр действительно знал, что я уезжаю. Один из Баргестов сидел на переднем пассажирском сиденье, дружелюбно пыхтя. Я скользнула на заднее сиденье. Дэнни поднял голову и улыбнулся, поймав мой взгляд в зеркале.

«Давно не виделись, а, Дэй?»

«Привет, Дэнни, — я закрыла глаза. — Разбуди меня, когда приедем, ладно?»

«Понял.»

Мы остановились перед домом Луидэд спустя чуть больше часа. Дэнни сдержал слово и не будил меня, пока мы не припарковались перед аллеей Луидэд. Баргест последовал за ним из машины, когда он вылез, чтобы обнять меня на прощание, прыгая и пуская слюни, как корги, на которых он совершенно не походил. Я наклонилась, чтобы почесать его за ушами, и он тщательно облизал мое лицо своим шершавым языком.

«Это Игги, — гордо сказал Дэнни. — Он уже почти приучен к дому.»

«Должно быть, ты очень гордишься им, — выпрямиляясь и одаривая его легкой улыбкой, произнесла я. — Хорошей дороги, Дэнни. Было весело.»

«Приходи на псарню в следующие выходные, я распоряжусь,» — сказал он, подхватывая Игги под мышку и забираясь обратно в кабину. Я помахала ему рукой, пока он отъезжал, затем развернулась и направилась к двери Луидэд.

Она открылась прежде, чем я успела постучать.

«Я ждала тебя еще несколько часов назад.»

«Извини. У меня были некоторые обстоятельства.»

Луидэд взглянула на ножны у меня на плече: «Это меч Сильвестра?»

«Да.»

«Он всегда был немного туповат, — она посмотрела мне в лицо, изучая меня. Вокруг глаз у нее были темные круги. Она слишком устала, насколько что даже я смогла это увиедть. Хватит ли у нее сил сделать то, что мне нужно? — Собираешься геройствовать, не так ли?»

«Так и есть. Извини.»

«Нет, не так, — она пожала плечами. — Все в порядке, это ожидаемо от детей моего отца. Просто я надеялась, что ты будешь другой. Ты понимаешь, что просишь меня помочь убить собственного брата?»

Кивнула: «Знаю. Извини.»

«С чего бы?»

«Потому что кто-то должен, — тихо сказала я. — Он нарушил правила.»

Луидэд посмотрела на меня долгим задумчивым взглядом, прежде чем она кивнула: «Иногда у тебя все же случаются проблески интеллекта. Уверена, черт возьми что ты это получила не от своей матери. Проходи.»

Она развернулась и пошла внутрь, я последовала за ней. Что еще мне оставалось делать?

Она провела меня на кухню, открыла холодильник и достала банку со столовыми ложками и белой жидкостью, сверкающей на дне, словно жидкие бриллианты. Поставив банку на стол, она вытащила из раковины ржавый нож и сказала: «Это то, что я для тебя делаю.»

Затем одним резким движением она полоснула себя ножом по запястью.

Вздрогнула. Луидэд стиснула зубы и перевернула руку вверх тормашками, истекая кровью в банку, пока та не наполнилась алыми полосами. Жидкость, казалось, не смешивалась, а вместо этого закручивалась, как окровавленная конфета, вся в бриллиантах и рубинах смерти.

Когда банка наполнилась наполовину, она отдернула руку и обмотала ее полотенцем, тихо ругаясь. Не глядя на меня, она сказала: «Выпей это.»

«Что она со мной сделает?», — засомневавшись я все же взяла банку, с опаской рассматривая ее содержимое. Можете назвать меня параноиком, но кровь Изначального — это очень мощная штука. Мне бы хотелось знать о последствиях до того как они настанут.

«Сделает? Ничего особенного, — она жестоко рассмеялась. — Просто выведет тебя на кровавую дорогу. Единственную доступную для тебя сейчас. И Тоби ты не сможешь вернуться обратно. Никакие свечи тебя не спасут, — ее голос звучал почти умоляюще. — Измени свое решение. Оставь его в покое. Просто живи.»

«С Кэти все в порядке? — спросила я не сводя глаз с банки, наблюдая, как искрится жидкость.

Луидэд молчала долгое время прежде чем сказать: «Нет, она не в порядке.»

«Убийство поможет ей?»

«Октобер…»

«Убийство ей поможет?

Она вздохнула: «Может быть. Если он умрет, его власть над ней ослабнет, если к тому времени она полностью не сломается. Без его вмешательства я возможно смогу исправить тот ущерб который он ей нанес.»

«Тогда я не могу передумать» — была ли я готова умереть за одну человеческую девушку?

Кровь моей дочери была слишком жидкой, чтобы ей пришлось столкнуться с выбором подменыша, и это делает ее одной человеческой девушкой. Да, готова. Ради одной человеческой девочки, ради всех детей, которых не спасли… и ради всех тех, кого никогда не придется спасать.

«Хорошо, Тоби. У тебя есть один выход, как только ты уйдешь. Если ты сможешь убить его, этого будет достаточно, чтобы заплатить пошлину, и ты вернешься. Если ты не сможешь… кровавая дорога имеет определенную цену.»

«Он или я.»

Она кивнула. Глаза у нее были карие, как у человека, и глубоко посаженные. Она выглядела уставшей.

«Он или ты,» — подтвердила она.

Улыбнулась ей, подняла кувшин и выпила. Жидкость имела вкус горячей крови и холодной соленой воды, каким-то образом смешанной без смешивания. Я почти ожидала отката от крови Луидэд, но его ни чего не предвещало. Ничто не могло.

Луидэд родилась до того, как большая часть мира научилась измерять время. Она наблюдала за подъемом и падением империй, держа мать за руку и смеясь. У меня не было ее воспоминаний — слава Титании, потому что я могла бы сломаться, если бы это было так — но внезапно я ощутила сокрушительное чувство времени, бесконечного времени, врезающегося в меня, когда мир вспыхнул кроваво-красным и солоновато-белым. Я ощутила вкус крови, но не знала, ее ли это кровь, или может быть моя, или это кровь самого времени, жгучая и горькая на моем языке.

Затем время остановилось, и цвета растворились в темноте.

Я падала.

Глава 30

ЛЕС БЫЛ ПОЛОН ВЗДОХОВ. Ветра не было, но ветви склонились друг к другу, шепча о боли, крови и потерях. Я вернулся в лес Акации, и меня это вполне устраивало; она была единственным существом на землях Слепого Майкла, которое мне было жаль оставлять. Повернулась, пытаясь сориентироваться. Я стояла в лесу, когда темнота рассеялась, уже проснувшись. Кровавый путь был наименее болезненным из всех трех. Наверное, потому, что предполагалось, что конец будет самым болезненным.

Что-то было не так. Темнота вокруг деревьев усилилась, и подлесок увял. Лес был единственным местом на этих землях, которое казалось живым, а теперь ощущалось, что он умирает. «Акация?» — позвала я. Ответа не было.

О, корни и ветви. Она помогла мне перед поездкой; она осталась, чтобы поговорить со своей дочерью, после того как была прервана поездка. Слепой Майкл, должно быть, все видел. Это были его земли, и он явно был сильнее ее. Потеря детей, ослабила его. Поэтому ему нужен кто-то — кто угодно — чтобы преподать урок. Акация не была невиновной, но и виноватой тоже не была.

Я сняла меч с плеча и начала обнажать его, не желая пересекать равнины без оружия в руках. Мои ладони скользнули по луке, и я посмотрела вниз. Моя правая рука была в крови, вытекающей из тонкого пореза, который безболезненно открылся поперек запястья. Не было никаких признаков свертывания крови, она просто продолжала кровоточить.

«Кровавая дорога,» — сказала я, осознавая. Порезов будет все больше, и больше, пока я не истеку кровью там, где стою. Это было не то, что я ждала, но и сюрпризом не стало; время было ограничено. Я и так это знала. У меня никогда не было вечности — ее не бывает у подменышей — а теперь время истекало. Слепой Майкл все еще должен был умереть.

Времени было катастрофически мало, ночь очень длинной, и все это было его преимуществом. Все, кроме меня и крови. Кровь указала мне путь, когда ее смешали с воском и связали в свечу; почему она не помогла мне, когда была чистой?

«Сколько миль до Вавилона?» — прошептала я, вытирая кровь с губ, прежде чем рвануть к опушке леса, пробежав между деревьями в окутанную туманом ночь. Кровь знала дорогу, и поэтому я доверяла крови, не сомневаясь в своих шагах, пока бежала в серости.

Не успела я убежать далеко, как увидела вдалеке зарево костра, горевшего на поляне герцогства Слепого Майкла. Всадники снова собирались. Хорошо. Это означает, что он будет там, и я смогу его найти.

По крайней мере, королевство не мешало мне. Я споткнулась о несколько камней, но этого и следовало ожидать; я бежала по земле, которую не видела, и если бы не спотыкалась, то подумала, что попала в ловушку.

Мне действительно нужно научиться больше думать.

Я услышала крики Всадников, когда пробежала равнину почти до середины. Они казались рассерженными, и я не могла их винить; с их точки зрения, Луидэд и компания вмешались в их большой праздничный парад. Конечно, их большой праздничный парад состоял из похищений и промывания мозгов, но что такова в маленькой ужасной пытки между друзьями? Не осталось ничего, что могло бы отвлечь меня, и никого, кого можно было бы спасти. Это было почти облегчением; иногда приятно вернуться к истокам. Я убью Слепого Майкла или умру, пытаясь это сделать. Убить или быть убитым. Жить или умереть.

На лбу у меня открылся порез, и кровь заливала глаза, пока я бежала через герцогство к свету. Никто не остановил меня, даже когда я ворвалась на поляну с криком: «Майкл!»

Там собрался весь двор, чтобы отпраздновать то, чему я помешала. Это было уже слишком. Я споткнулась, удивилась, и два всадника вышли из толпы, чтобы схватить меня, прижав мои руки к бокам.

«Деритесь со мной, ублюдки!» — я отчаянно брыкалась, пытаясь освободиться. Они только смеялись.

Слепой Майкл сидел там, где я помнила, высоко на троне — маленькая часть меня, которая хотела, чтобы я закончила поездку, всегда знала, где он. Для этой предательской части меня он все еще был моим Богом.

Должно быть, он увидел, как крошечная часть моего сердца засверкала в глазах, потому что рассмеялся и сказал: «У меня было достаточно времени, чтобы поработать над ней. Пусть она подойдет ко мне.»

Всадники отпустили мои руки и встали в ряд с остальными, образовав широкий круг вокруг своего господина. Скорее всего верное решение. Если я проиграю, они будут рядом, чтобы забрать тело; если выиграю, они будут достаточно близко, чтобы уничтожить меня. Пессимизм не лучшее средство в большинстве ситуаций.

Я смотрела на них, сплевывая кровь на землю, пока шла к Слепому Майклу. На нем были доспехи, которые он надел для поездки, но зеркальный блеск исчез, погребенный под пылью и пятнами засохшей крови. Его сверхъестественное самообладание тоже исчезло, сменившись гневным раздражением.

Он удерживал мое внимание только мгновение. Затем его привлек стулу рядом с ним, на котором сидела Акация, с желтыми пустыми глазами и расширенными зрачками.

«Что ты с ней сделал?» — требовательно спросила я.

Слепой Майкл нахмурился, его брови сошлись над ледяными глазами.

«Не смей так со мной разговаривать, — его слова для меня имели такое же значение как семь заповедей. Я почувствовала, как на внутренней стороне моей левой руки открылся еще один порез, добавив к остальным еще одну струйку крови. — Никогда не говори со мной в таком тоне.»

Было трудно двигаться, когда он смотрел на меня сверху вниз, но мне удалось поднести руку ко рту, слизывая свежую кровь с пальцев. Давление его слов и взгляда ослабло, превратившись в раздражающее жужжание на задворках моего сознания. Моя сила всегда исходила в основном от крови. Даже он не мог коснуться меня, пока она у меня есть.

«Я буду говорить с тобой, так как захочу, — сказала я. — А теперь спускайся и сразись со мной.»

«Почему? — он прищурил глаза. Мое зрение распалось, приходя со всех сторон сразу, он заставил меня смотреть глазами Охоты. — Ты моя. Почему я должен бороться с тем, что принадлежит мне?»

«Я не твоя!» — закричала я. Когда зрение вернулось в норму, меня пронзила острая боль. Я не могла поверить, что все так и закончиться: он был слишком близко ко мне.

«Ты ездила Верхом. Ты моя.»

«Я остановилась до окончания».

«Это не имеет значения, ты принадлежишь мне. Все здесь принадлежит мне, — он повернулся и почти нежно провел рукой по щеке Акации. Когда-то там была любовь, до того, как он изуродовал ее. — Как мне напугать ее на этот раз? Последний раз, когда она предала меня, это было ее лицо. Какой она должна быть сейчас? Она страдает за тебя. У тебя есть право голоса в ее боли.»

«Отпусти ее, Майкл.»

Он повернулся ко мне, улыбаясь: «С чего бы это?»

«Потому что, если ты не сделаешь это сам, мне не придется тебя заставить.»

Он рассмеялся.

«О, маленький Подменыш, незаконнорожденная дочь Амандины. Почему ты думаешь, что можешь заставить меня что-то сделать? Возможно, если бы ты приняла мое любезное предложение и стала моей прекрасной невестой, то могла бы иметь некоторое влияние, но ты отклонила его. Теперь ты не под защитой моей сестры. Она не может спасти тебя.»

«Тогда я спасу себя, — посмотрела на него, выплевывая еще один глоток крови. — Мне она не нужна».

«Нет, ты пришла за собой. Глупая маленькая героиня, — он просунул руку между подушками своего трона и вытащил мой нож, прижав его к щеке Акации. Его улыбка не дрогнула. — Удивительно, что хоть кто — то из детей или внуков моего отца выжил.»

«Отдай мне мой нож и отпусти ее.»

«С чего бы это? — он не потрудился обернуться. — На колени.»

Я упала на колени, прежде чем поняла, что он сказал. Удар о землю оставил новые порезы на ногах и коленях. Отекли. Мы шутили, пока я истекала кровью.

«Выкуси», — прорычала я, заставляя себя встать. Это было нелегко, мои ноги все время пытались подогнуться.

«Красивые слова, но ты недостаточно сильна. Иди умри где-нибудь в другом месте.»

«Заставь меня», — сказала я, стиснув зубы и стараясь не упасть снова. Кровь заливала мне глаза, я вытерла ее рукой. Затем остановилась, недоверчиво смотря вниз.

Моя свеча лежала у основания его трона. Я не могла услышать, что она зовет меня из за свежей крови повсюду, но как только я увидела ее, то поняла. Это имело определенный безумный смысл: очевидно, здесь вообще ни когда не убирались, и как только я выбросила свечу, она превратилась в просто мусор. В прошлый раз я отказалась от ее защиты — но это было тогда, а не сейчас. Если смогу до нее дотянуться, то смогу выбраться при свете свечи.

«Не собираюсь умирать,» — сказала я.

«Разве нет? — он ухмыльнулся. — Жаль. Если ты не умрешь, мне не нужно тратить время на то, чтобы убить тебя.»

Он повернулся к Акации и провел ножом по ее лицу. Ее глаза оставались стеклянными и рассеянными, даже когда кровь начала стекать по щеке.

Кровь стекала по моим пальцам и по мечу Сильвестра, когда я направила его на него, металл сверкал пурпуром и золотом в свете костра.

«Оставь ее в покое и дерись со мной! — закричала я. — Будь мужиком, ублюдок, а не богом! Или ты слишком боишься?»

Мое последнее слово разнеслось по площади, как боевой клич. Это был вызов, который он не мог проигнорировать после провальной поездки.

Слепой Майкл бросил мой нож на колени Акации и встал, прищурив невидящие глаза.

«Ты действительно думаешь, что можешь бросить мне вызов? — пророкотал он. — Ты, которая отвергла свое наследие, чтобы жить как ничтожество? Ты дура, Октобер, дочь Амандины. Ты забыла своего бога?»

«На самом деле я скорее атеист,» — ответила я.

«Понимаю, — он улыбнулся, протягивая ко мне пустую руку. Я думала, что слышу, как Всадники вокруг нас кричат с триумфом; затем они исчезли, голоса исчезли, когда туман поднялся, чтобы закрыть пейзаж. — Но церковь — это такое тихое, гостеприимное место. Там нет боли, маленький подменыш. Нет смерти. Нет необходимости в мечах.»

Меч в моих руках исчез, растворившись в тумане. Я сжала пальцы, пытаясь найти его, но нащупала только воздух. В ярости подняла глаза и встретилась взглядом с пустыми глазами Слепого Майкла. Его улыбка не дрогнула. Не могу отвести взгляд.

«Нет боли, — прошептал он. — Нет смерти, нет необходимости сражаться. Вернись, маленький Подменыш. Вернись ко мне и будь со мной всегда.»

Белизна его глаз расширилась, совсем как у его сестры, я тонула.

«Я не твоя», — сказала я, выдавливая слова одно за другим. Становилось трудно двигаться и думать, и что-то в глубине моего сознания терпело поражение, готовое снова прыгнуть в его объятия.

Какая часть меня принадлежит ему? Какая часть меня была готова предать все остальное? Я втянула щеку, пытаясь использовать кровь, которая, как я знала, была там, но я ничего не почувствовала на вкус; его магия была слишком сильна, он не попадется в эту ловушку дважды.

«Не хочу этого,» — прошептала я, осознавая, как слабо это прозвучало. Он сделал еще шаг ко мне, и я упала на колени, глядя на него. На этот раз боли не было. Либо я потеряла больше крови, чем думала, либо он был настолько силен — в любом случае, это практически означает что я облажалась.»

«А почему бы и нет? — спросил он, прижимая руку к моей щеке. Мое зрение изо всех сил пыталось вернуться к множественному восприятию. Я ловила мимолетные взгляды других глаз, наблюдающих, как Подменыш, истекая кровью, склоняется перед своим господином и хозяином. — Без меня ты пропадешь.»

О, дуб и Ясень, Луидэд, Сильвестр, Квентин, мне жаль. Я думала, что на этот раз поступаю правильно. Думала, это важно.

«Я не… потерялась… " — он заполнял собой весь мир. Не осталось ничего, кроме Слепого Майкла и тумана, и кратких, прерывистых видений, которые я крала у других глаз.

«О, но это так, — сказал он. — Ты заблудилась. Ты больше не можешь попасть ни туда ни обратно. А теперь закрой глаза и позволь мне отвести тебя домой.»

Домой? Домой. Все, что мне нужно было сделать, это закрыть глаза, и он позаботится обо всем остальном. Он сделает мир таким, каким он должен быть. Знаю, что истекаю кровью. Знаю, что его дом-не что иное, как волшебство и ложь. Но все это звучало так правильно, а я так устала.

Я опустила голову, дрожа. У меня хватит сил попробовать еще раз; если я потерплю неудачу… все ставки сделаны.

" Да, — прошептала я. — Отвезти меня домой. Слепой Майкл выпрямился и убрал руку с моей щеки, снова уверенный в том, что вернул меня.

Только это мне и было нужно.

Он сделал шаг назад, и я рванула вперед, роясь в грязи. Земля не имела текстуры, это был просто туман. Он рассмеялся у меня за спиной: «Что ты делаешь, маленький Подменыш? Что ты надеешься найти?»

Моя рука наткнулась на что-то, и я схватила это в слепой надежде. Во рту у меня появился привкус крови, во лбу на мгновение вспыхнула острая боль, а потом вспыхнула свеча ярким голубым пламенем, сияя, как звезда, рассеивая туман. Джекпот. Я встала и повернулась к Слепому Майклу, вытирая кровь с глаз свободной рукой.

Каждый дюйм моего тела был покрыт кровью, вытекающей из бесчисленных порезов, покрывающих все мое тело. Сосредоточиться становилось все труднее, и не из-за того, что он сделал; кровавая дорога требует платы.

«Я не пойду с тобой,» — прошипела я.

Он выглядел почти испуганным. Хорошо для него. Меч Сильвестра лежал в пыли между нами; он шагнул к нему, и я двинулась ему навстречу, держа свечу перед собой, как щит.

«Ты действительно думаешь, что можешь угрожать мне?» — требовательно спросил он.

Было бы более убедительно, если бы его голос не дрожал.

«Да,» — ответила я и улыбнулось. Во рту у меня был привкус крови, и сейчас это меня успокаивало. Пока я чувствовала вкус крови, он не мог поймать меня.

Слепой Майкл бросился к мечу. Он был ближе, чем я, поэтому я даже не пыталась его опередить; вместо этого я отпрыгнула назад, схватив нож с колен Акации.

«Брось, Майкл. Это даже не честный бой. Ты старше и сильнее меня. А теперь опусти меня!»

Он сжал меч Сильвестра, выражение его лица выдавало беспокойство. Когда в последний раз его что-то пугало? Всадники шептались в темноте, но никто из них не вышел вперед, чтобы помочь ему. Он сражался со мной в одиночку.

«Ты ниже меня,» — сказал он, стараясь говорить уверенно.

«Не похоже, что ты в это веришь,» — сказала я. Дразнить его было весело, но у меня не было времени на шутки. Я достаточно расслабилась, чтобы в его глазах я выглядела беззащитной, показала ему что моя бдительность ослабла, а затем сделала выпад.

Трудно бороться с тем, чего не видишь, а Слепой Майкл не мог видеть меня. У него была сотня заимствованных ракурсов, но ему не хватало самого важного из них — своего собственного. Он дико замахнулся, когда я приблизился, и я даже не попытался блокировать удар. Меч ударил меня по предплечью, оставив длинный неглубокий порез между плечом и локтем. Это был скользящий удар — он болел, но не сильно, он не покалечил меня. Хорошо. Моя собственная атака зависела от того, сможет ли он победить, хотя бы на мгновение. Он думал, что одержал победу; Я видела это по тому, как он опустил клинок, не потрудившись парировать удар.

Мое плечо ударило его в грудь, сбивая с ног. Этого он не ожидал. Идиот. У меня не было ничего, кроме ножа, в то время как он был в доспехах и с мечом — в чем, собственно, польза от прямого нападения на него? Разоружить его было гораздо лучше.

Он сильно ударился о землю, меч Сильвестра выскользнул из его руки. Я приземлилась ему на грудь, упираясь коленями в предплечья и прижимая лезвие ножа к его горлу.

«Что нужно, чтобы убить бога?» — хладнокровно спросила я.

«Ты не можешь причинить мне боль,» — сказал он.

«Жаль, что ты в это не веришь, — я надавила, сильнее прижимая лезвие к его коже. Моя кровь заливала все вокруг, не давая возможности сказать, действительно ли я причиняю ему боль. — Как давно ты сам не дрался, Майкл? Как давно ты начал прятаться за спинами детей?»

«Я…»

«Как долго?» — закричала я. Он перестал вырываться, глаза закрылись, и я подняла глаза, чтобы увидеть, как Всадники смотрят на меня в едином ужасе. Они, наконец, поверили, что я это сделаю. Что убью их господина. …

И не смогла. Что бы я ни сделала, это не причинит ему вреда. Он должен страдать вечно. Я вздрогнула и опустила голову, пытаясь успокоиться настолько, чтобы перерезать ему горло.

Потом рука Акации легла мне на плечо, и рядом со мной в пыль упал нож.

«Убей его или отпусти, дочь Амандины, но не пытай его, — сказала она. — Сделай свой выбор. У тебя мало времени.»

Я подняла голову: «Акация…»

Она посмотрела на меня сверху вниз, короткие завитки волос обрамляли ее лицо. Очевидно я отвлекла Слепого Майкла, и это, должно быть, разорвало его хватку, позволив ей вырваться. «Нет. Ты слишком часто позволяешь другим решать за тебя. Убей его или оставь в живых, но сделай это сейчас. Больше никаких игр.»

«Не знаю, что делать. "

«Ты всегда знаешь. Просто не слушаешь себя,» — она покачала головой, повернулась и пошла прочь. Всадники расступились, пропуская ее, все еще молча, все еще смотря на меня.

Выбор. О, кровь Оберона, выбор.

Зажав свечу в зубах, я прижала нож к горлу Слепого Майкла. Пламя лизнуло мою щеку, наполняя воздух горячим запахом горелой крови, когда я протянула руку и взял нож Акации. Я чуть не выронила его, когда металл ударил меня по руке. Железо — он был сделан из железа. Неужели я действительно думала, что смогу убить одного из Перворожденных одним серебром? Это просто не вариант. Не реально.

Мой отец был человеком; я могу выдержать прикосновение железа, хотя и с трудом. Я заставила свою руку сомкнуться вокруг рукояти, глядя на Слепого Майкла сквозь тонкую дымку крови, затуманившую мои глаза. Я искала в себе ненависть, но не смогла найти. Нашла жалость и гнев, но не ненависть. Он сошел с ума. Он причинял людям боль, потому что не знал ничего лучшего; он давно не знал ничего лучшего. Освобождает ли это его от ответственности, за то что он сделал? Нет. Правильно ли я поступлю, если буду пытать его?

Нет. Не правильно.

«Извини, — сказала я. — Не могу простить тебя.»

Подняла руку, соединив два ножа вместе, и вонзила их ему в горло.

Железо рассекает плоть фейри, словно это сухие листья и воздух. Вот для чего существует железо: оно убивает нас. Серебро может сделать это так же хорошо, если его использовать правильно. У Акации был железный нож, у Дэйра — серебряный, и я держала их вместе, нанося удары.

Он закричал, когда лезвия пронзили его кожу; это был высокий, детский крик, последний вздох того, кто думал, что он непобедим. Мое зрение на мгновение распалось, разделившись между сотней пар глаз, прежде чем я почувствовала, как они тоже сжимают грудь и закрывают глаза. В тот момент я была Слепым Майклом; я была сломлена; истекала кровью; умирала.

А потом не осталось ничего, кроме крови. Пошлина была уплачена — я просто не знала, кто их заплатил и было ли это сделано вовремя. Он или я? Извечный вопрос. Я рухнула на труп Слепого Майкла, закрыв глаза. На самом деле это не имело значения; он был мертв, я победила, и могу больше не бороться.

Дети больше не будут страдать из-за него. В конце концов я доказала, что являюсь истинной дочерью рода Оберона, как бы я ни пыталась это отрицать; я была героем и умирала, как герой, и это было правильно, потому что так должно было быть. Я сделала долгий, медленный вдох, расслабляясь, кровь стекала по моим щекам, словно тяжелые алые слезы.

С меня хватит.

Темнота была почти вежливой, когда пришла за мной, окутывая мой угасающий разум. У меня было время подумать, смогут ли ночные призраки найти меня в землях Слепого Майкла; там была только темнота и сладкий вкус крови.

С меня хватит.

Глава 31

МЕНЯ РАЗБУДИЛ ВКУС КРОВИ. Я открыла глаза и перевернулась на другой бок, сплевывая на землю. Это не помогло. Воздух вокруг меня был светлым — слишком светлым — со странной, ровной яркостью. Это было немного неприятно. Я села и огляделась, вытирая рот тыльной стороной руки.

Я лежала на ложе из мха на опушке леса Акаций, укрытая деревьями. Ветви надо мной распускали новые бледно-зеленые листья, дрожащие от ветра. Они росли. Все росло. Небо между ветвями было темным, но три бледные Луны сияли в темноте, окруженные россыпью звезд. Странный Новый Свет был лунным. Я знала, что звезды не образуют созвездий, но видеть их было приятно; они были знаком того, что долгая ночь в этой стране меняется, если не подходит к концу.

Кусты за моей спиной зашуршали, я обернулась и увидела Акацию. Ветви гнулись от нее, когда она шла, избегая подола ее серого шелкового платья, а ее коротко остриженные волосы были скручены в гнездо из крошечных узлов, которые перестраивались на моих глазах. На ней не было плаща. Я уставилась на нее, открыв рот, когда поняла, что она скрывала. Никогда не видела ее без плаща; она меняла платья, но покрытие всегда оставалось неизменным. Наконец то стало понятно почему.

Акация расправила крылья. Это были широкие крылья мотылька, бледно-зеленые, с золотыми «глазами» наверху. Края были изодраны от долгого заточения, но они заживут; все, что может продержаться так долго, должно быть очень живучем. И они были прекрасны.

«У тебя есть крылья,» — удивленно сказала я.

«Да,» — сказала она, все еще улыбаясь.

«Но почему ты их спрятала?»

«Потому что, если Майкл забудет о них, он их не заберет как все остальное, — она приподняла лицо вверх, закрыв глаза. — Чувствую звезды. Даже с закрытыми глазами я чувствую звезды.»

«Он…?» — не знала, как вежливо спросить, ведь я убила ее мужа, поэтому остановилась.

«Мертв? Да, ты убила его, — она улыбнулась, не открывая глаз. — Он мертв, насколько это возможно. Больше никаких ночных прогулок верхом или похищения детей, никакой крови на его руках — или на моих.»

«Кровь на руках, — посмотрела на свои руки почти боясь того что увижу на них. Под ногтями и на костяшках пальцев запеклась кровь, но порезы исчезли. Моя кожа была цела. — Я не истекаю кровью.»

«Ты заплатила пошлину.»

Я начала вставать, и поморщившись остановилась, попыталась перенести вес на левую руку. Присмотревшись повнимательнее, увидела, что пиджак и свитер распороты до локтя; порез под ними был длинный и сырой.

«Не совсем.»

«Мой муж оставил это. Это не входило в оплату, — она опустила голову и открыла глаза. — Считай это частью награды.»

«Что теперь? Ты свободна?»

«Интересно, что значит «свободна»? — Акация покачала головой. — Я не покину эти земли, если ты это имеешь в виду; они слишком долго были моим домом. Я не знаю мир, из которого ты пришла. Это бы не было домом для меня.»

«Там Луна.»

«Понимаю. Навещу — теперь я могу это сделать. Могу навещать всех своих детей, — на этот раз ее улыбка была нежной и задумчивой. — Я скучала по ним. Особенно по Луне.»

«Думаю, она тоже по тебе скучала.»

«Она всегда была хорошей девочкой. Она пыталась остаться. Но она умирала здесь.»

Я задумчиво посмотрела на нее. В ее золотистых и каштановых волосах виднелись зеленые отблески. Готова поспорить, что когда лес восстановится, Акация расцветет.

«Она была не единственной.»

«Нет, не была, — она вздохнула. — Он не всегда был таким. Я не буду защищать то, что он сделал или что не сделал, но было время, когда он был …»

«В здравом уме?» — предложила я.

Акация серьезно посмотрела на меня.

«Фейри когда-нибудь бывают в здравом уме? Мы живем в мире, которого нет в реальном времени. Мы утверждаем, что ветряные мельницы-огромны, и поскольку мы так говорим, это правда. Наша жизнь становится мифом и легендой, ведь даже мы сами не можем отличить, кто мы на самом деле, от того, кем нам говорят, что мы должны быть. Как мы можем так жить и считаться нормальными? Мой господин никогда не был в здравом уме, но когда-то он был моей любовью. И всегда будет. Куда бы он не отправился умирать.»

Кивнула и поднялась, на этот раз стараясь не давить на левую руку. Поднявшись, прислонилась к ближайшему дереву и медленно осмотрела его. Все мое тело было в крови, но порез на руке был единственным, что осталось. Все остальные раны были нанесены магией и, казалось, исчезли точно так же.

Подняла глаза и увидела, что Акация наблюдает за мной. «Думаю, ты выживешь,» — сказала она.

«Я тоже. Наверное, стоит…»

«Да, следовало бы, — она указала на землю. Меч Сильвестра был в ножнах, как и ножи, которыми я убила Слепого Майкла. — Я подготовила твои вещи и уверена, что есть люди, которые должны знать, что ты выжила. Я бы поставила на твою смерть. Уверена, они сделали то же самое.»

Действуя импульсивно потянулась к ее рукам.

«Пойдем со мной.»

«Не могу, — сказала она и улыбнулась. — Мне нужно остаться здесь. Я нужна детям.»

Дуб и Ясень, всадники.

«С ними… с ними все будет в порядке?»

«Нет, — просто ответила она. — Они будут всадниками и останутся здесь навсегда. Но они будут лучше, чем были. Теперь это мои земли. Охота закончилась, и мы будем жить по-другому. Не знаю, как. Но мы сделаем это.»

«Одна?»

«Если придется, — она отпустила мои руки. — Ты дала нам то, в чем мы нуждались, Октобер, ты подарила нам свободу. А теперь иди домой и сделай своим близким такой же подарок.»

Наклонился, чтобы собрать оружие, и остановилась, прежде чем взять второй железный нож. Я убила им — теперь он мой. В конце концов я засунула оба ножа за пояс и перекинула меч через плечо.

«Как мне попасть домой?»

«Подойди сюда.»

Ее улыбка была теплой и радушной. Я шагнула вперед, остановившись всего в футе.

«Доверься мне и закрой глаза, — произнесла она. Сделала, как мне было сказано, и почувствовала, как она поцеловала сначала мои веки, потом губы. — До Свидания, Тоби.»

Вокруг поднялся ветерок, и запах воздуха изменился, сменившись с лесной глины на цветы. Я открыла глаза и без удивления обнаружила, что нахожусь в саду стеклянных роз. Свет в окнах показывал, что уже перевалило за полдень, хотя свет в Затененных холмах может лгать. Хрустальные бабочки порхали с места на место, не обращая внимания на внезапное появление подменыша. Как я ухаживаю за собой, так и бабочки ухаживают за цветами — это их работа.

«До свидания, Акация», — сказала я и направилась к выходу. Мне нужно было найти Сильвестра и остальных и дать им знать, что со мной все в порядке. Если я собираюсь стать героем, то моя задача заключается в том, чтобы обеспечить защиту каждой части моей семьи, включая их сердца.

Черт побери, когда я стала героем?

Я вышла в пустой холл, вздрогнув от стука каблуков по мраморному полу. Сняв с плеча меч Сильвестра и прижав его к груди, я двинулась вперед.

Затененные Холмы велики, но некоторые его части остаются постоянными; Путь к тронному залу — один из них. Я шла по коридорам и через прихожую, пока не оказалась перед знакомыми двойными дверями. Лакея не было в поле зрения, поэтому сама открыла двери и вошла внутрь.

Сильвестр, Луна и Мэй сидели на возвышении в передней части зала. Сильвестр сидел на троне со Спайком на коленях, а Луна сидела перед ним на ступеньках, пытаясь успокоить рыдающего Фетча. Когда двери закрылись, все четверо подняли головы и уставились на меня. Я попятилась. Что еще мне оставалось делать?

Луна отпустила Мэй и встала, прижав руку ко рту. Она выглядела очень неряшливо: рубашка была измята, а шерсть на хвостах растрепана. Мэй тоже вскочила на ноги продолжая плакать. Выглядела она так же ужасно как я, когда плачу.

Некоторое время из нас ни кто не двигался. Затем Сильвестр осторожно уточнил: «Тоби? Это ты?»

«Да, — я протянула ему меч, и ножны легли мне на ладони. — Принесла твой меч. Спасибо, что одолжил мне его на время.»

Клянусь, не помню, чтобы хоть кто то двигался. Или перемещался, если уж на то пошло. Никто ни чего не делал, но каким-то образом мы все стояли в центре комнаты, пытаясь обнять друг друга одновременно. Спайк извивался между моими лодыжками, и кто-то плакал. Возможно даже это была я.

«Ты вся в крови, — прошептала Луна. — Здесь так много крови.»

Посмотрела ей в глаза и произнесла: «Луидэд отправила меня обратно по кровавой дороге.»

Она напряглась, глаза расширились: «Тогда… мой отец… он…?»

«Да, Луна. Извини. Он мертв.»

«Ох, — она отвернулась, пощипывая переносицу. — Понимаю.»

«Извини.»

«Не стоит. Больше никаких детей. Никаких сожалений, — она оглянулась, улыбаясь сквозь слезы. — Я буду плакать по нему, но улыбаться им. И для тебя.»

«Хорошо, — сказала я и посмотрела на своего Фетча. Она отступила, когда закончились первые неистовые объятия, настороженно наблюдая за мной. — Мэй?»

«Да?»

«Извини, что я вернулась.»

«Ну да, конечно, — она шмыгнула носом. — Неужели все должно быть связано с тобой? Наркотик.»

«Да, — сказала я, улыбаясь. — Думаю, я в некотором роде наркотик.»

«Хорошо,» — сказала она и нерешительно улыбнулась. Это была не моя улыбка. Она уже улыбалась в ответ. Я наклонилась и обняла ее. Через мгновение она обняла меня в ответ.

Была ли она доказательством того, что я умру? Ладно, может быть. Но обычно Фетч появляется прямо перед смертью. Я столкнулась лицом к лицу и убила сумасшедшего Изначального после того, как пришла Мэй. Я совершила несколько нелепых и самоубийственных поступков и выжила. Что с того, что она была доказательством того, что я умру? Я знаю это очень давно и относиться к ней как к смертному приговору будет несправедливо для нас обеих.

Сильвестр наблюдал за мной, и когда я отпустила Мэй, в его глазах было что-то подозрительно похожее на гордость. Не останавливаясь, я просто шагнула в его объятия, позволяя ему сомкнуть их вокруг меня и отгородиться от мира. На моих руках была кровь. Я убила Слепого Майкла, и ничто этого не изменит. Много людей пострадало; некоторые из детей почти наверняка получили шрамы на всю жизнь; и в данный момент это не имело значения. Нет, если он все еще может меня обнимать.

«Спасибо, что выжила,» — прошептал он так тихо, что я едва расслышала.

Подняла голову и уставилась на него. Запреты говорить «спасибо» невероятно сильны. Спасибо подразумевает обязательства и верность. С другой стороны у Сильвестра уже были оба этих пункта в отношении меня. Поэтому я улыбнулась ему отвечая: «Добро пожаловать.»

Потом я положила голову ему на грудь и закрыла глаза. И так и осталась.

В конце концов я, должно быть, задремала. Ничего удивительного; если не считать того, что я дремала в такси Дэнни, не могу припомнить, когда в последний раз спала, не будучи раненой или заколдованной. Даже удивлена, что не рухнула раньше.

Я проснулась в большой кровати, одетая в чистую одежду, со Спайком, свернувшимся калачиком посередине груди. Волосы заплетены в косу, кровь смыта, порез на руке болит, но, по крайней мере, перевязан. Села, не обращая внимания на протесты Спайка, после он спрыгнул с моей груди и свернулся калачиком на подушке. В животе у меня заурчало. Понятия не имею, когда в последний раз ела. Просто умираю с голоду.

Вот почему в Тенистых холмах есть кухня. Мне почти удалось вылезти из кровати, когда в дверь влетела Мэй с подносом в руках, ворча: «Приказ Луны: Ты должна что-нибудь съесть, прежде чем я разрешу тебе встать.»

Я посмотрела на нее.

«Ты моя Фетч. Кто сказал, что ты можешь мной командовать?»

«Герцогиня, — весело ответила она, ставя поднос рядом с кроватью. На ней была лоскутная юбка и крестьянская блузка, выкрашенная в яркие красные и пурпурные полосы. Сочетание было пугающим. — А теперь заткнись и ешь.»

В животе снова заурчало, и я посмотрела на поднос, внезапно обрадовавшись тому, что мне сказали. Яичница была идеальна, кофе горячим, а тосты сожжены настолько, чтобы убедить меня, что я не сплю. Небеса. Спайк грыз корку на своей подушке не мешая мне.

Луна пришла, когда я заканчивала, и села на край кровати, сказав без предисловий: «Сделай одолжение.»

Я моргнула: «Конечно.»

«Луидэд. Мне нужно, чтобы ты отвезла Квентина к ней. Это насчет Кэти.»

Замерла, прежде чем медленно кивнуть.

«Да, конечно,» — еще не все. Если Кэти все еще сломлена, это не конец. Дуб и Ясень. Иногда кажется, что крушение поезда никогда не закончится.

Глава 32

На этот раз таксистом был простой смертный и он не говорил по английски. Квентин держал меня за руку всю дорогу, его пальцы сжались в моих, костяшки побелели и дрожали. Он был в ужасе, и мне нужно было хоть что-то сказать, но я не могла. Когда говоришь, это становится реальностью. Кроме того, нужно было подумать о нашем водителе-человеке; он утверждал, что не говорит по-английски, но все же мог понять достаточно, чтобы возникла проблема, если мы заговорим сейчас.

Поэтому я держала рот на замке, просто обняла Квентина за плечи и держала его. Это все, что я могу сделать. Этого никогда не будет достаточно. Когда я передала Спайка Луне и села в такси, чтобы отвезти Квентина навстречу его судьбе, этого было уже недостаточно.

Водитель высадил нас у входа на улицу Луидэд и уехал; Сильвестр уже заплатил за проезд. Надеюсь, что он использовал настоящие деньги. Чистокровки могут иметь своего рода творческую интерпретацию «вежливого» поведения, когда дело доходит до смертных.

Таксисты, как правило, раздражаются, когда совершают большой пробег и обнаруживают у себя в карманах вместо денег, листья и пепел.

Мы остановились на пороге Луидэд. Я посмотрела на Квентина, оценивая напряжение в его глазах: «С тобой все будет в порядке?»

«Нет, — сказал он. — Уверен, что нет. Но я должен.»

Кивнула. Все больше и больше я начинала ценить концепцию «должен». Он не знает, о том что она может быть не совсем правильной. Ещё нет.

«Ты понимаешь, что она может быть сломана так, что даже Луидэд не сможет ее починить? Что мы можем вернуть ее, но никогда не вернем домой? Ты понимаешь?»

Мне многое хотелось сказать, но не могла заставить себя произнести ни слова, потому что, если скажу, это станет реальностью, и никакая подготовка не изменит того, что нас ждет.

«Понимаю. Знаю. Стараюсь не терять надежды.»

«Хорошо, Квентин. Просто помни, что я рядом и больше не уйду, хорошо?»

Он выдавил улыбку и сжал мою руку: «Понимаю. Вряд ли ты совершишь эту глупость дважды.»

«Негодник,» — нежно сказала я и повернулась, чтобы постучать в дверь.

Луидэд прокричала: «Открыто!»

Когда ты легендарная морская ведьма, тебе не нужно беспокоиться о грабителях.

Толкнула дверь и провела Квентина в темный, захламленный холл. Квентин легко ступил в пространство между обломками, двигаясь со спокойной, уверенной грацией, которая естественна для чистокровного Даоин Сидхе. Меня было легче выследить; это я то и дело спотыкалась и ударялась обо что-то в темноте. Коридор Луидэд, кажется, менял длину, чтобы соответствовать ее настроению, и мы шли довольно долго, прежде чем увидели другой конец. Квентин ускорил шаг, все еще держа меня за руку, и я позволила ему тащить меня за собой.

В гостиной, как всегда, царил беспорядок, воняло болотом и разлагающейся набивкой дивана. Квентин остановился на мгновение, очевидно, привыкая к запаху. Потом он увидел Кэти и замер.

Она сидела на диване, сложив руки на коленях, и смотрела вдаль. Ее волосы были вымыты, расчесаны и ниспадали по плечам, одежда чистая и новая. Она выглядела целой и невредимой. Луидэд стояла рядом с ней, положив когтистую руку на колено Кэти.

«Кэти?» — сказал Квентин. Затем он улыбнулся, достаточно ярко, чтобы, казалось, очистить комнату от теней. Я расслабилась, позволив собственной улыбке скользнуть вперед. Потом увидела выражение лица Луидэд, и улыбка исчезла. Она выглядела встревоженной, почти унылой. Я остановилась, улыбка исчезла, и склонила голову набок в молчаливом вопросе. Она едва заметно кивнула и повернулась, чтобы посмотреть на приближающегося Квентина.

Кэти не замечала присутствия Квентина и даже, казалось, не замечала его, пока он не опустился перед ней на колени и не взял ее за руку. Когда он дотронулся до нее, она вздрогнула, прижалась к Луидэд и заскулила. Луидэд подняла руку, чтобы погладить Кэти по волосам, шепча успокаивающие слова на языке, который, вероятно, умер вместе с Атлантидой. Кэти вздрогнула и снова замолчала.

Квентин вскочил на ноги и попятился, глаза его были широко раскрыты и шокированы, как у ребенка, который только что узнал, что огонь жжет. О, детка. Огонь всегда жжет.

«Ты можешь ее вылечить?» — прошептал он, смаргивая слезы. Его мир рушился; я знала, каково это. Можно было бы попытаться предложить ему что-нибудь стоящее, но знала, что ни чего не поможет. Я и так слишком устала. Могу сорваться.

Взгляд Луидэд был мягким, но когда она заговорила, ее тон был ледяным.

«Вылечить ее? Полагаю, что да. У нее есть потенциал для разговоров, смеха, слез, обмана и предательства, как и у любого другого человека. Она может жить, она не слишком сломлена для этого. По крайней мере, пока.»

«Как?» — спросил Квентин с грустью в голосе. Я вздрогнула.

Луидэд положила руку на плечо Кэти и горько улыбнулась.

«Ты заплатишь за ее восстановление? Есть цена и выбор, который нужно сделать — единственный выбор, на самом деле, но он только твой, и это оплатит мой гонорар. Ты можешь заключить сделку с морем во второй раз, малыш?» — Дыхание Кэти успокоилось, когда она прислонилась к Луидэд; Квентин, возможно, и сломался, но она тоже была сломлена, и это была наша вина, каждого из нас. Не все искры, которые летят, когда земли смертных и фэйри встречаются, яркие.

Квентин уставился на Луидэд, и я боролась с желанием выдернуть его из темного места, где морская ведьма держала свой двор и заключала по тихому сделки. Она была моим другом, но она также была чем-то древнем и темным, и она могла стать его смертью. Мне хотелось забрать его отсюда. Не могла. Как сказала Луидэд, выбор может сделать только сам человек, только собственный выбор; кровь, которую я все еще чувствовала на своих руках, была свидетельством этого. Не могу вмешиваться. Могу только смотреть и истекать кровью вместе с ним, если до этого дойдет.

«Это простой выбор, — Луидэд пригладила волосы Кэти когтистой рукой, с нежным выражением. Было время, когда я бы этого не поняла. — Она не Подменыш, ее не заставляли следовать по этой дороге. Она должна выбрать одну сторону или другую. Отвези ее в летние Земли, позаботься о ней, береги ее, и пусть она станет последней жертвой безумия моего младшего брата. Оставь ее или отпусти и никогда больше не приближайся к ней, потому что она полюбит тебя, если увидит, и эта любовь заставит ее вспомнить наш мир. Оставь ее или отпусти. Но выбирай.»

«Это не выбор! — Квентин сжал кулаки. Что он собирался ударить? Реальность? Законы природы? Если ударит Луидэд для него это закончиться смертью. — Это не справедливо!»

«Что есть, то есть, — пожала плечами Луидэд. — Кто тебе сказал, что выбор справедлив, малыш? Я дала тебе выбор, который должен быть дан; я даю тебе шанс решить. Чего ты хочешь, Квентин? Ее жизнь и сердце в твоих руках, она всего лишь дочь Евы. Выбор не за ней. Ей придется отвечать за последствия.»

«Она будет тем кем ты захочешь. Она будет жить или умрет, как ты прикажешь, — в ее голосе не было ни капли жалости. — Просто выбирай, малыш. Это не игра. Выбирай.»

Квентин повернулся ко мне, широко раскрыв глаза, полные молчаливой боли. Он был еще так молод. Фейри — настоящие фейри, а не их подменыши — отбросы, живут вечно, и когда впереди у тебя вечность взрослой жизни, ты задерживаешься на детстве. Бережете его и держите его близко к сердцу, потому что, как только оно закончится, все закончится. Квентину едва исполнилось пятнадцать. Он никогда не видел Великой Охоты, которая спускалась каждые двадцать один год, не присутствовал на коронации короля или королевы кошек, не объявлял о своей зрелости перед троном Верховного короля Этлина. Он был ребенком, и у него должны были остаться десятилетия, чтобы играть; столетие для игр и радости, осторожно, не торопясь приближаясь ко взрослой жизни.

Всего этого он не сделал. Я видела, как в его глазах умирает детство, когда он смотрел на меня, молча умоляя ответить за него. Я наконец поняла, почему Луидэд сказала, что выбор оплатит ее гонорар. Отдаст он Кэти или нет, он играл со своей невинностью. Есть выбор, который ты должен сделать для себя, если не хочешь провести остаток жизни, лежа без сна и удивляясь, когда тени стали такими темными. Если он оставит ее с собой, то заставит принадлежать ему до самой смерти. Пути назад не будет: она будет принадлежать ему вечно, чего бы она ни захотела. Но любовь заканчивается, и люди меняются, и приказывать кому-то любить тебя до конца жизни-плохая идея.

Кэти была достаточно молода и невинна для земель Слепого Майкла. Переживет ли она еще одно похищение?

Любовь-могущественная вещь; она делает всех нас равными, делая нас кроткими, прекрасными людьми. Первая любовь ранит глубже и ранит сильнее, и когда ты попадаешь в ее когти, ты не можешь представить, что это когда-нибудь закончится. Я была ребенком, когда влюбилась в первый раз. Я справилась с этим, но это заняло время, у Квентина и Кэти этого времени не было.

«Я… " — голос Квентина безжизненно упал в темноту. Его трясло. Было время, когда я бы не поверила, что он такой человеко люб.

«Квентин — начала я. Луидэд взглядом заставила меня замолчать. Это не моя битва — и никогда ею не была.

Он должен был произнести эти слова один.

Еще мгновение он стоял неподвижно, дрожа. Затем его плечи поникли, когда он сказал: «Понимаю», и подошел к ней.

Никто из нас не произнес ни слова, когда он опустился на колени у ног Кэти, и на мгновение я увидела его во всем ужасном великолепии его взрослой жизни. Они прекрасны и ужасны, владыки наших земель; прекрасны и ужасны безмерно. Но, наблюдая за Квентином, я поняла, что у них также есть потенциал быть добрыми. Когда это началось? И что еще важнее, как сделать так, чтобы это никогда не кончалось?

«Кэти, — сказал он и взял ее за руки. Может быть, дело было в медлительности его приближения, или в смирении звучавшем в его голосе, но что бы это ни было, она не отстранилась. — Я никогда не хотел причинить тебе боль. Я действительно не знал, — эти слова полностью принадлежали его детству, они молили о прощении и не могли видеть дальше наказания. — Думал, все будет хорошо. Думал, что буду любить тебя, не причиняя боли. Думал, мы можем быть разными. Извини.»

Кэти просто продолжала смотреть вдаль; где бы она ни была, это было место, где не было простых слов. Квентин замолчал и некоторое время жадно смотрел на нее, словно стараясь запомнить каждую деталь. Может, так оно и было. Вечность-это долгое время. Нужно выжечь края памяти на своем сердце, или они могут исчезнуть, и иногда вторая потеря хуже, чем первая.

«Я бы остался с тобой, — прошептал он. — Когда ты состарилась, когда заболела, я бы остался. Я …»

Он остановился и покачал головой.

«Нет. Не хочу и не буду. Я любил тебя. Этого достаточно,» — он посмотрел на Луидэд, как будто спрашивая разрешения, и она кивнула. Горько плача, Квентин наклонился и поцеловал Кэти в последний раз.

«Мы закончили, мы закончили с приходом солнца, — сказала Луидэд, проводя рукой по волосам Кэти. Квентин отстранился, наблюдая за ней. — Теперь появляется утренний свет, и дворы Фей приближаются, чтобы станцевать с нашими королевами на тихой и влажной от росы зелени. Человеческое дитя, беги скорее; эльфы приходят с наступлением дня.»

Что-то старое, дикое и холодное пронзило тьму квартиры. Я вздрогнула, когда это пронеслось мимо меня, вспомнив мой собственный Выбор Подменыша, когда я отвергла Эдем ради Диких Земель за его пределами.

Кэти моргнула, широко раскрыв глаза, когда заклинание обернулось вокруг нее.

«Квентин?» — Интересно, что она видела, когда смотрела на него, какую выдумку использовал ее разум, чтобы скрыть то, что, черт возьми, было на самом деле. Имеет ли это значение? Он бросил ее. Она больше не была заботой Фейри.

Квентин посмотрел на Луидэд, и она слегка кивнула, давая свое согласие. Повернувшись к Кэти, он протянул ей руки.

«Подойди. Давай я отвезу тебя домой.»

«Домой — да, пожалуйста. Хочу домой,» — она встала, позволяя ему проводить себя в холл. Теперь коридор стал короче, и через несколько мгновений они достигли входной двери.

Квентин оглянулся, его лицо напоминало маску, прежде чем они вышли на свет. Ужасный день. Солнце не любит таких, как мы. Знаю что последует дальше: это была обычная история. Он проводит ее до угла, поймает такси, отвезет домой и оставит на пороге, как все фейри поступали со своими смертными любовниками с незапамятных времен. Хорошо это или плохо, но она никогда больше не прикоснется к миру Фейри. Она была свободна. Все, чего это стоило, — сердце Квентина.

Я прошла по комнате и села рядом с Луидэд, наблюдая за ней. Она долго оглядывалась, прежде чем повернуться и сказать: «Я пыталась, Тоби. Правда. Поверить сразу в оба мира для нее слишком. Это был либо наш мир, либо ее, и я не смогла сделать выбор за нее.»

«Знаю,» — как ни странно но это сказала я. Мне не удалось сделать выбор за Клиффа или за Джиллиан, и человеческий мир забрал их обоих. Понимание не сделало это менее болезненным.

«Ты вернулась.»

«Как плохой пенни.»

«Ты шла по кровавой дороге.»

«Да, это это было заметно.»

«Мой брат…»

«Мертв.»

«Понимаю, — она подняла голову и посмотрела на меня серьезными, древними глазами. — Было время, когда я бы вырвала твое сердце из груди и съела его на твоих умирающих глазах за то, что ты сказала мне такое.»

«Знаю.»

«Только ты бы не умерла. Я бы оставила тебя сломаной и бессердечной на вересковых пустошах, истекающей кровью, как предупреждение любому, кто прикоснется к моей семье. Я бы уничтожила тебя.»

«Это я тоже знаю», — мне не было страшно. Когда я перестала бояться?

«Раньше.»

«Но это было так давно.»

«Знаю, — она замолчала, глядя на свои руки. Изящные когти на кончиках ее пальцев втянулись, превратившись в человеческие ногти. — Как он умер?»

" Я убила его серебром, железом и светом свечи,» — вздрогнула, когда воспоминания скользнули по мне, пытаясь игнорировать ощущение крови на моих руках. Кровь обладает силой; часть меня принадлежала ему навсегда. Ножи были из железа и серебра, но это был только конец убийства, а не средство. Он умер от крови, огня и веры, от роз и холодного мерцания свечей. Мои клинки были лишь запоздалой мыслью, острым напоминанием о том, что долгая, дикая погоня закончилась, и пришло время лечь и успокоиться. Пора было закрывать окна детской. Пора повзрослеть.

Рука Луидэд на моем плече вернула меня к реальности. Я замерла, моргая, смотря на нее, и она улыбнулась: «Так и должно было быть. Серебро было его правом, а железная воля заставляла ублюдка оставаться мертвым. Помни об этом; ты можешь убить Изначального, только если используешь оба металла. Они слишком далеки для серебра и слишком прочны для железа. Любой, кто говорит иначе, лжет. Ты молодец, Тоби. Если кто и должен был это сделать, я рада что это была именно ты.»

«О», — начала я и остановилась. Мне больше нечего было сказать. Я всегда гордилась своим словарным запасом, но он покинул меня. Он так часто это делал в последнее время.

Луидаг вздохнула и обняла меня, притягивая к себе.

«Иди сюда, — сказала она. — Мне нужно кого-то обнять, и тебя тоже. Это честная сделка. Только на некоторое время, и тогда мы сможем продолжать быть теми, кто мы есть.»

Хотела было возразить, но отбросила эту мысль и прижалась к ней, наслаждаясь чувством безопасности, которое давало знание, что кто-то больше и сильнее меня не причинит мне боли. В конце концов, это все детство: сильные руки, сдерживающие тьму, история, заставляющая тени плясать, и свеча, сопровождающая долгое путешествие в день. Песня, чтобы сдерживать полеты ангелов. Сколько миль до Вавилона? Извините. Меня это не интересует.

Глава 33

Я позвонила в дверь одной рукой, балансируя охапкой пакетов, чтобы не разбросать их по крыльцу. Это не очень хорошо работало, и Спайк на моем левом плече совсем не помогал.

Изнутри пронзительно прозвучал голос: «Получу, получу, получууу.»

Входная дверь распахнулась, и на пороге появилась запыхавшаяся шестилетняя девочка, измученная попытками опередить своих братьев и сестер.

«Тетя Берди!»

«Привет, Джесси, — сказала я, опускаясь на колени и обнимая ее свободной рукой. Раздраженно чирикнул Спайк, спрыгивая на пол. — Как поживаете?»

Она, кажется, оправилась от пребывания в землях Слепого Майкла, по крайней мере внешне; внутри все было по-другому. Ее мать сказала, что она просыпалась с криком почти каждую ночь. Если бы я могла убить ублюдка снова, то сделала бы это.

«Думаю, все в порядке, — она высвободилась, покачиваясь на каблуках. — Ты пришла на вечеринку?»

«Нет, я продаю продукцию Амвэй — взъерошила ей волосы. — Глупышка. Отведи меня к своему командиру.»

«Ладно! — она схватила меня за руку и потащила на кухню, крича, — Кареееен! Тетя Берди здесь!»

Семья собралась вокруг стола на кухне. Именинница улыбнулась со своего места и помахала рукой.

«Знаю, — сказала Карен. — Привет, Тетя Берди.»

Она замолчала и захихикала, когда Спайк запрыгнул к ней на колени.

«Привет, детка. Привет, Стейси.» — я положила пакеты и крепко обняла свою лучшую подругу. Она вздрогнула и обняла меня в ответ.

«Рада, что ты пришла,» — прошептала она.

«Меня ни что не сможет остановить.»

Все дети вернулись домой, по крайней мере для Митча и Стейси, но этого было недостаточно, и никогда не будет. Я до сих пор не могу представить, что бы я сделала, если бы кто-то забрал у меня Джиллиан. Как бы то ни было, время отняло ее у меня, и это, по крайней мере, немного легче понять.

В первый раз, когда я пришла проведать детей после того, как все уладилось, я все рассказала Стейси. После того как рассказала ей о Мэй, мне показалось, что она собирается ударить меня, но она удивила: вместо того чтобы разозлиться, она отвезла меня обратно в Тенистые холмы, подошла к моей Фетч и поздоровалась с ней так вежливо, как только могла. Мэй не раз спасала мне жизнь. Этого было достаточно для того чтобы она стала частью семьи, независимо от того, откуда пришла.

«Привет ребят? Вы когда-нибудь слышали о том, что можно придержать дверь? — Мэй вошла следом за мной, ее собственные подарки были более благоразумно засунуты в пластиковый пакет. На ней была юбка цвета лесной зелени, доходившая почти до лодыжек, и розовая футболка с надписью «Женский кружок шитья — террористическое общество». — Не то чтобы я возражала против ожидания на морозе или что-то в этом роде, но это не вежливо».

Стейси отпустила меня и улыбнулась: «Прости, Мэй.»

«О, Ничего страшного. Это дало мне возможность поздороваться с вашими соседями. Которые очень милые, но держат самую уродливую собаку в мире, — она положила сумку на стол, повернулась кругом, чтобы поцеловать Карен в лоб. — Привет, Соня.»

«Привет, Тетя Мэй.»

Дети быстро свыклись с мыслью о двух тетушках — во-первых, это означало больше подарков, и хотя она была похожа на меня, нас было нетрудно отличить друг от друга. Моя Фетч имела свой собственный стиль: стиль, который она разбрасывала по всей моей больше не свободной спальне. Она появилась на моем пороге через три дня после того, как Квентин попрощался с Кэти, выглядя смущенной и неся немногочисленные пожитки, которые ей удалось собрать в картонную коробку. Что мне оставалось делать? Если бы не я, ее бы не было, и я позволила ей переехать. Было приятно, что кто-то платит половину арендной платы, даже если я не представляю где именно она работает. Сильвестр помог ей получить удостоверение личности; что касается штата Калифорния, то у меня всегда была сестра-близнец.

Бьюсь об заклад, Амандина была бы удивлена, услышав это.

Я села и была вознаграждена тем, что Эндрю забрался ко мне на колени. «Привет.»

Он вытащил палец изо рта. «Привет.»

«Ты в порядке?»

«В порядке,» — он сменил большой палец.

У Эндрю дела шли лучше, чем у Джессики; он спал ночами и перестал рисовать тревожные картинки. Его родители сказали, что я позаботилась о монстрах, и этого было достаточно для него. Он был еще достаточно юн, чтобы верить, в то что герои могут решить все проблемы. Я скучаю по этому чувству.

Дети Тибальта, казалось, чувствовали себя хорошо. Радж приезжал в гости несколько раз, к большому раздражению Квентина; однажды он даже взял с собой Хелен, обращаясь с ней так, будто она была сделана из стекла. Мне было интересно, что думают об этом его родители — межрасовые знакомства могут быть больным местом для некоторых чистокровок, а Радж должен был когда-нибудь стать королем. Ну что ж. Не мой двор, не моя проблема.

Сам король кошек не разговаривал со мной с тех пор, как умер слепой Майкл; прошел почти месяц, а я все еще не получила ни слова. Это хорошо. В конце все было слишком запутано и дополнительные осложнения мне были не к чему.

Коннор мне тоже не звонил, и это тоже было хорошо.

«Итак, Карен, тебе сегодня двенадцать? — Мэй мельком улыбнулась, — поздравляю.»

Карен застенчиво кивнула: «Да».

«Тоби! — Митч обнял меня сзади. — Рад, что ты смогла приехать.»

Откинувшись назад произнесла: «Ни за что бы не пропустила. Разве это не слишком маленькая вечеринка?»

«Просто семья, — ответила Карен. Я посмотрела на нее, и она улыбнулась. — Это казалось правильным.»

«Да, — согласилась я. — Так и есть.»

Луидэд не смогла сказать мне, откуда взялась онейромантия Карен; этого не должно было быть в ее родословной, но было. По крайней мере, Карен вроде бы поправлялась. Она была спокойнее, чем раньше, но не намного, и счастлива. Вот что главное. Все остальное не имеет значения.

Луна была в землях Слепого Майкла, чтобы навестить свою мать, по крайней мере дважды, насколько я знаю. Только это были уже не Земли Слепого Майкла, а Акации, и, по словам Луны, они цвели. Из всего, что случилось, вышло что-то хорошее. Попробуйте сказать это родителям, чьи дети так и не вернулись домой. Родителей-фейри было мало, и они почти понимали: жизнь за пределами летних земель всегда сопряжена с риском. Но человеческие родители никогда не узнают, и поэтому мне было очень жаль. Мне удалось сделать то, что намеревалась: я привела своих детей домой. Почему это было похоже на провал?

Квентин смог бы ответить на этот вопрос если бы мне хватило смелости задать его. Он отбросил всю свою смертную сущность, оставив ее для нее, и даже не попытался создать новую — думая, что это будет обманом. Однажды он бросил Кэти — благодаря заклинанию Луидэд, она даже не помнила о его существовании, и он не собирался давить на нее, пытаясь быть рядом с ней как кто-то другой. Это говорило о наличии мужества и зрелости, с которой ему еще не следовало жить. Он взрослел. Бедный ребенок. Без смертного существования, которое занимало бы его, я встречалась с ним намного чаще, и общение с подростком, несомненно, было познавательным. Во-первых, он мог заставить бейсбол казаться интересным, и я уже привыкла видеть его спящим на моем диване каждое субботнее утро. Ландшафт моего мира менялся, и почему-то я совсем не возражала.

Когда я вернулась в чайный сад, Лили плакала. Она не ожидала увидеть меня снова, не могу ее в этом винить. Луидэд была права, когда говорила, что я пытаюсь умереть; просто я не видела этого, пока это не оказалось прямо передо мной. Все еще не уверена, что смогу это исправить, но, по крайней мере, теперь знаю, что это есть. Это уже кое-что. Мы с Лили пили чай и говорили о всяких пустяках, а она улыбалась так, что я боялась, как бы ее лицо не раскололось. После этого я стала навещать ее раз в неделю и брать с собой Квентина и Мэй, когда они приезжали. Нечестно играть в игры с сердцами людей, которые меня любят. И они действительно любили меня — я должна была признать это, иначе ничто больше не имело бы смысла.

А я? Где — то на этом пути я столкнулась с фактами, от которых убегала долгое время-возможно, еще до чайного сада. До всего. Наконец-то у меня не осталось мест, где можно было бы спрятаться от правды. Я герой. Это означает определенные вещи. Возможно, я не доживу до глубокой старости, Сильвестр — исключение из правил, но я всегда это знала. Никогда не думала, что буду жить вечно. Может, признаться в этом самой себе — и это все, что нужно сделать. Остальное придет позже.

Дорога в Вавилон длинная и трудная, но туда и обратно можно добраться при свете свечи. Вы просто должны зажечь ее для себя.

«А вот и торт! — взвизгнула Джессика. Стейси приглушила свет, и я, обернувшись, увидела Эндрю и Кассандру, которые входили в комнату, держа в руках по обе стороны большой белый торт. Все радостно запели: «С Днем Рождения!» Даже Спайк щебетал вместе с мелодией. Я не пела. Вместо этого я переводила взгляд с одного лица на другое, наблюдая, как мои дети — люди, которые стали моей семьей — радуются тому, что они живы, что они вместе и пережили еще один год.

«Задуй свечи, детка!» — настаивала Стейси. Карен наклонилась вперед и дунула. Свечи плавились и гасли, мерцая, как звезды.

Они больше не нужны.

Мы уже были дома.