Искусница

Глава шестая

В ту ночь Деянира почти не сомкнула глаз. Мрачные картины ей являлись. Она никогда не видела троллей Истинного Мира, поэтому те фигуры, что обступали ее в бредовых видениях, обладали устрашающе-тошнотворной наружностью: как будто все сопли Голливуда были размазаны по их уродливым телам с шипами и повсеместными бородавками. Иногда ей приходила в голову спасительная мысль о том, что Моран — тоже тролль; на короткое время эта мысль изгоняла жуткие видения, но затем все возвращалось.

Ей чудилось, что Броэрек отвез ее к Серой Границе и вызвал для переговоров отряд кошмарных существ. Она почти слышала, как поет в тумане гнусавая труба. «Я привез вам женщину, — скажет Броэрек. — Взамен я хочу, чтобы вы убили для меня человека». И отдаст ее в паучьи лапы троллиного жреца, служителя адского культа.

Все это очень увлекательно, пока не представишь себе воочию, что такое может случиться лично с тобой.

Деянира представляла себе лицо Броэрека — каким оно было во время их последнего разговора. Печальное, задумчивое. Мол, не хотелось бы мне убивать тебя, девочка-которая-слишком-много-знала, но ведь придется!

Впрочем, оба они с Броэреком хороши. Он как будто пытался ей сказать: «Я подстроил гибель Хамурабида и даже заплатил за это, но я не убийца». Но ведь он убийца, что бы он ни говорил по этому поводу, какие бы причины ни приводил. Он убийца, и все тут. А Деянира тоже изображала изо всех сил: «Я знаю твой маленький грязный секрет, и поэтому ты сделаешь для меня все, о чем я попрошу, но имей в виду: вообще-то я порядочная девушка, а не какая-то шантажистка». Чушь! Разумеется, она шантажистка. Кого она обманывает? Если Броэрек решит предать ее, отвезет к троллям и обменяет на какую-нибудь услугу — что она будет делать? Ей даже обвинить будет некого, сама виновата. Работала бы служанкой и горя бы не знала.

«Нет, — сказала себе Деянира строго и очень твердо (солнце уже поднималось над горизонтом, и ночные страхи рассеивались). — Не для того меня мама и папа растили, чтобы я до конца дней своих отмывала эти котлы».

Дверь в каморку отворилась бесшумно и как раз в тот момент, когда Деянира ожидала меньше всего. В девушку полетела охапка какого-то тряпья, так что она даже не успела увидеть вошедшего.

— Одевайся, — послышался спокойный голос Броэрека.

Деянира сгребла одежду в охапку и поверх нее уставилась на говорящего, но Броэрек уже повернулся к ней спиной и вышел из каморки. Девушка разложила тряпки на полу. Штаны, рубаха, плащ, пояс. Обычная солдатская одежда. Даже маленький кинжальчик в ножнах есть. Интересно, где Броэрек отыскал такую кроху? Вряд ли солдаты такими пользуются.

Она натянула штаны, подвернула штанины. Напялила рубаху, подвернула рукава. Сильно надеясь на то, что она не слишком напоминает пугало, Деянира выбралась на кухню. Броэрек уже закончил собирать припасы: ветчина, сыр, хлебные круги, бурдючок с легким пивом. Услышав шаги, Броэрек повернулся.

— Плащ не забудь.

Деянира принялась возиться с пряжкой. Броэрек встал из-за стола, подошел к ней, быстро и ловко застегнул пряжку, поправил на девушке пояс, одернул рубаху. Она сразу почувствовала себя ладно и хорошо одетой. Он еще раз осмотрел ее.

— Тебе удобно?

Деянира кивнула.

— Хорошо, — сказал Броэрек. — Бери свертки, идем.

Она не спрашивала — куда идти, зачем. Просто повиновалась. Но увидев во дворе двух оседланных лошадей, остановилась в нерешительности. Броэрек обернулся к ней, забрал свертки, положил их в сумку у седла.

— Помочь тебе? — он кивнул на лошадь.

Деянира попятилась.

— Я не умею ездить верхом.

— Глупости, — сказал Броэрек. — Все умеют.

Он забросил ее в седло, всунул ее ноги в стремена.

— Ни в коем случае не хватайся за гриву, — сказал он. — Лошадка спокойная, но такого обращения не любит. Просто сиди сверху и позволяй ей тебя везти. Поняла?

Не дожидаясь ответа, он забрался на своего коня, здоровенного черного зверя.

— Подожди, — окликнула Деянира, — мы что, уезжаем?

— Да, — сказал Броэрек.

— Куда?

— Тебе понравится.

— Как-то это быстро… — замялась Деянира.

Броэрек повернулся в седле, глянул на девушку удивленно.

— Ты предпочла бы торчать в замке еще полгода? Кажется, вчера ты рвалась уехать отсюда.

— Я говорила, что я — мастерица, умею шить…

— Здесь мало работы для мастерицы, — объяснил Броэрек. — Разве что шить одежду для солдат да латать прорехи. Вряд ли тебе понравится такая жизнь. Тебе ведь хочется чего-то большего?

— Наверное… — Деянира струхнула. А вдруг она переоценила свои возможности?

— Я отвезу тебя туда, где тебя ожидает хорошая жизнь. Хорошая для женщины, — объяснил Броэрек.

— Стоп-стоп, — Деянира подняла руку. — Объясните мне толком. Что значит, с вашей точки зрения, «хорошая жизнь для женщины»? Быть чьей-нибудь наложницей? Какого-нибудь богатого человека?

Броэрек сморщился.

— По-моему, я тебе уже объяснил, как отношусь к таким вещам…

Деянира пристально посмотрела на него.

— Вам не нужно, чтобы я оставалась в замке.

— Тебе этого тоже не нужно, — просто сказал Броэрек. Ни в его словах, ни в тоне не прозвучало угрозы, но сердце Деяниры екнуло, и девушка сочла за лучшее больше не задавать вопросов.

Они выехали из замка на рассвете и до полудня проделали немалый путь. Все это время Броэрек молчал. Деянира не решалась приставать к нему с разговорами. Она успела уже заметить, что в Истинном Мире люди не то чтобы неразговорчивы — здесь не принято было рассказывать истории.

Все беседы сводились к обмену самой необходимой информацией. Для того, чтобы рассказывать связные истории с приключениями, требовался особый человек — сказитель. Такая профессия. Довольно редкая, кстати. А обычные люди только слушали. Они даже пересказывать услышанное не умели.

Деянира понятия не имела о том, что сказал Броэрек своему брату, как объяснил необходимость этой поездки. И вообще, куда они направляются?

Она посмотрела в спину своему спутнику. Совершенное безумие — вот так безоглядно довериться другому человеку, которого она едва знает.

Они проехали уже две деревни. Одна, как пояснил Броэрек, принадлежит Геранну, вторая — никому. Деянире не показалось, чтобы они сильно различались между собой: обе — довольно зажиточные, дома — красивые, поля — ухоженные. Люди, которых они встречали, выглядели вполне довольными жизнью. Вообще все эти разговоры о вражеских набегах, о сожженных деревнях, о крестьянах, убитых и уведенных в плен, казались Деянире обычным преувеличением. Это все равно как смотреть программу новостей. Послушать телевизор — так везде потопы, пожары, террористы, падения самолетов; а если просто за порог родного дома выйти — так ничего подобного и в помине нет. Аптека, улица, фонарь.

Однако едва она успела подумать об этом, как Броэрек придержал коня и поравнялся с девушкой.

— Смотри туда.

Она вздрогнула всем телом. Он что, мысли ее читает?

Впереди виднелось пепелище. Неизвестно, сколько времени прошло, но запах еще оставался. Тяжелый угарный дух, как в доме с плохой печкой. Деянира подумала: «Я сильная» — и не попросила объехать пепелище стороной. Она должна выдержать.

В конце концов, это ведь просто несколько сгоревших домов.

Они прошли по самому краю, так что Деянира смогла рассмотреть растрескавшиеся черные камни и сгоревшие бревна. В воротах одного из домов — разломанных, но не сгоревших, — Деянира увидела стрелу с коротким ярко-синим оперением. Броэрек на ходу выдернул ее и вручил девушке.

— Вот такими стрелами убивают тролли. Тебе интересно?

Она взяла стрелку, сомкнула на ней пальцы. Троллиная стрела! До сих пор она, кажется, не верила в их существование. Ночные кошмары — не в счет. Она действительно не верила.

Эту стрелу держал тролль. Эту самую.

Деянира встретилась с Броэреком глазами:

— Да, мне интересно.

— Такой стрелой был убит Хамурабид.

— Понятно.

Броэрек показал на невысокий холм, видневшийся неподалеку:

— Там похоронили всех погибших.

— Угу, — сказала Деянира.

— Ты хочешь увидеть Серую Границу?

— Зачем вы все это для меня делаете? — не выдержала Деянира. — Я ведь просила только одного: доставить меня в город.

— Ты не об этом просила, — возразил Броэрек. — Ты хотела перестать быть служанкой.

— Ну да, а для этого мне нужно оказаться в городе… В общем, там, где мои таланты оценят по достоинству.

— Для того, чтобы перестать быть слуясанкой, ты должна кое-что понимать, — сказал Броэрек. — Я не ожидаю от тебя ничего особенного, потому что мозги у тебя все-таки куриные, но на такую малость способна даже ты.

Деянира видела, что он не имел намерения оскорбить се. Просто говорил то, что думал. А думал он, что она — набитая дура.

— Хорошо, — произнесла девушка медленно, — так что я должна понять?

— Мы удерживаем Серую Границу, — сказал Броэрек. — Это не означает, что мы ведем постоянные кровопролитные войны. Это не означает также, что мы ненавидим наших противников. Но мир должен оставаться таким, каким мы получили его от наших предков. Серой Границе не следует с двигаться с места, а набеги троллей надлежит сдерживать. И все же время от времени происходят стычки. Как бы мы пи старались, погибают люди. Прислуге все это безразлично, но ведь ты не желаешь быть прислугой.

И он двинулся прочь от холма, насыпанного над братской могилой. Деянира следовала за ним, как привязанная. Она очень боялась заблудиться.

Броэрек не произнес ни слова до самого вечера, когда остановился на ночлег под большим деревом. Оно росло посреди равнины одиноко, как будто нарочно для того, чтобы под его густой кроной находили приют странники. Поблизости бежал ручей. Броэрек снял Деяниру с седла и помог ей сесть на землю. Ноги у девушки затекли, тело ломило. Она растянулась на траве, положила руки под голову, уставилась и небо. Закат безмолвно угасал, листва была уже черной. Броэрек поблизости возился с лошадьми, потом собирал хворост. Он ни о чем не спрашивал Деяниру, не требовал, чтобы она «выполняла женскую работу» — готовила ужин. Все делал сам, безмолвно и умело.

То ли вообще за человека ее не считает — в смысле, за дееспособного человека, то ли понимает, в каком она сейчас состоянии.

Это неизвестно.

Когда костер был готов, Броэрек навис над ней и сказал:

— Перебирайся ближе к огню. Ночью будет прохладно.

Она надеялась, что хотя бы сейчас он что-то объяснит ей, расскажет о том, куда они едут и как он намерен устроить ее судьбу, но заснула почти сразу. Она даже не доела кусок хлеба с сыром, так и провалилась в сон, сжимая бутерброд в кулаке.

Утром оказалось, что Броэрек закутал ее в плащ и положил ей под голову сапоги. Ой-ой, он ее разувал! Очень мило, конечно, с его стороны, но… Деянира предпочла бы обойтись без таких забот. Но как ему скажешь?

Когда она проснулась, он уже был на ногах. Возился с лошадьми. Как раз седлал лошадку Деяниры.

— Умойся и едем дальше, — приказал он. — Времени у нас немного.

Деянира хотела бы спросить — почему, но Броэрек уже отвернулся. Очевидно, у него мало времени. В конце концов, он на службе. Интересно все-таки, как он отпросился у Геранна, на какие дела сослался?

О том, чтобы снова сесть на лошадь, Деянире и подумать было страшно, однако она стиснула зубы и храбро позволила Броэреку усадить себя в седло. Вроде, ничего. Они двинулись дальше в путь.

Скоро впереди показалась стена пыли. И сколько ни всматривалась Деянира, нигде эта стена не прерывалась. Она немного колебалась, то выпячиваясь, то втягиваясь, но в общем и целом везде оставалась ровной. В высоту она достигала приблизительно двух человеческих ростов.

Это и была Серая Граница. Не пыль, как первоначально показалось Деянире, а туман. И за этим туманом — ничего. Сплошная пустота. Нечто непознаваемое. Нечто, готовое в любое мгновение разродиться опасностью.

Броэрек погнал коня вдоль границы. Казалось, он совершенно забыл о существовании своей спутницы. Густая полоса небытия — вот и все, что он видел, о чем помнил. Туман то и дело плескал под ноги его коню, и в этом ощущалось узнавание: граница хранила память обо всех, кто когда-либо нырял в ее мутные воды. Деянира пыталась представить себе все то, о чем днем раньше поведал ей Броэрек: как он вошел в гнилую сердцевину тумана и поднес к губам гнусавую троллиную трубу, как сквозь сумрак к нему вышли чужаки с узкими бесстрастными глазами, и как Броэрек сказал им:

— Я хочу, чтобы вы убили для меня человека.

Они продолжали равнодушно рассматривать его. Потом один из них пошевелил плечами, словно у него чесалось между лопатками, и гортанно крикнул:

— Хисара! Мое имя.

Броэрек лишь наклонил голову и промолчал.

Тот, который назвался Хисарой, приблизился к нему вплотную, и на Броэрека потянуло резким звериным запахом — как будто он стоял у водопоя, куда приходят дикие животные.

— Его зовут Хамурабид, — сказал Броэрек. — Мне нужно, чтобы вы устроили набег на какую-нибудь деревню. — И он назвал ту, где у Хамурабида была одна из наложниц. — Не убивайте там всех. Возьмите в плен одну-двух женщин.

Тролли засмеялись. Они подталкивали друг друга локтями, переглядывались, растягивали губы, но их глаза оставались безмолвными.

Броэрек продолжал:

— Когда Хамурабид поедет туда, подстрелите его. Я сам выведу его к вам под выстрел.

— Какую добычу мы возьмем? — спросил тролль Хисара. — Нам мало одного трупа и двух-трех женщин.

— Забирайте все украшения и железные вещи, — сказал Броэрек. — Все это ваше.

— Мы не успеем ограбить деревню, — с сомнением произнес тролль Хисара. — Нам будут мешать, если мы не убьем там всех.

— Я позабочусь о том, чтобы вам не помешали, — обещал Броэрек.

Они расстались, и Броэрек уехал обратно в замок, а граница долго еще волочилась за ним, туманными клочьями прилипая к ногам его лошади.

Тролли напали через пять дней, и Хамурабид отправился во главе малого отряда отражать атаку. Когда Броэрек с телегой, груженной стрелами и копьями, прибыл к деревне, там уже пылало несколько домов. Убитые — что ж, всегда бывают убитые.

Броэрек спрыгнул с телеги и побежал с мечом в руках туда, где кишели тролли.

Он заметил Хисару и еще одного из числа тех, кто были на переговорах. Для большинства людей и для всех эльфов тролли все на одно лицо, но только не для Броэрека. Вот кто привык замечать любую мелочь, любую деталь. Для Броэрека в мире не существовало двух одинаковых вещей, не говоря уж о живых созданиях.

Хисара тоже узнал Броэрека и весело закричал ему, размахивая руками. Броэрек молча набросился на него, и они успели обменяться несколькими ударами, прежде чем Хисара произнес:

— Знатно дерешься!

— Лучше, чем ты, — задыхаясь, сказал Броэрек.

— Это ты, брат, врешь, — захохотал Хисара. — Я поддаюсь.

— Зачем полдеревни сожгли? — спросил Броэрек. — Такого уговора не было.

— Тут уж как вышло, — ответил Хисара. — Да мы почти ничего и не сожгли.

— Сколько человек убили?

— Да кто их считал? Мало! — закричал Хисара. — Ты крохобор! Где твой покойник?

— Командир отряда, — показал Броэрек.

Хисара повернул голову и увидел роскошного Хамурабида, рыжеволосого, в сверкающем доспехе. Хмыкнул.

— Завидуешь?

— Нет, — сказал Броэрек. — Не твое дело. Просто убейте мне его.

— Уведи его от остальных, — попросил Хисара. — Поставь мне под выстрел, я сниму его из лука.

— Что, слишком хорош для тебя? — поддразнил Броэрек.

Хисара неожиданно обрушил удар меча ему на голову.

Броэрек едва успел отразить атаку и потерял равновесие. К счастью, тролль не собирался убивать его — просто разозлился и к тому же вспомнил о необходимости изображать поединок.

— Он хорош, — признал Хисара. — Не хочу рисковать. Сделай как обещал, и мы уйдем.

— Поддайся сейчас, — попросил Броэрек.

Он опрокинул Хисару на землю, перескочил через него и побежал к Хамурабиду. Тот обрадовался:

— Привез стрелы?

— Едем, — крикнул Броэрек. — Там впереди еще один отряд. Скачи, я догоню — только возьму лошадь.

Хамурабид не медлил ни мгновения. Развернул коня и помчался в том направлении, куда показал Броэрек.

— Держаться! — закричал Броэрек, обращаясь к остальным солдатам. — Их здесь немного, отбейтесь! Пусть крестьяне помогают, я привез дротики и стрелы! Отбивайтесь!

Он побежал обратно, к телеге, возле которой уже собирались крестьяне. Ему дали лошадь, чтобы он мог догнать Хамурабида. Тролль Хисара, скрываясь за дымом от пожара, ехал следом.

— А на кого похожи тролли? — спросила Деянира, догнав Броэрека.

Тот обернулся, очень бледный, хмурый.

— Тролли похожи на людей, только некрасивых, — сказал он. — И на зверей они тоже похожи. Большинство тех, кто живет по нашу сторону границы, никогда с ними не разговаривает.

— Но вы сделали это.

— Я? — Броэрек пожал плечами. — Я имею слишком мало значения. Чем ты ничтожней, тем больше в тебе от тебя самого и меньше — от мира, к которому ты принадлежишь. Поэтому я и могу разговаривать с троллями. А вот мой брат — другое дело.

— Ясно, — сказала Деянира. Хотя многое ей было по-прежнему неясно. — А этот Хамурабид, когда его подстрелили… он понял?

— Да, — сказал Броэрек. — И не поверил.

— В ваше предательство?

— Да нет, в мое предательство он как раз поверил… Он все удивлялся тому, что его прекрасная, великолепная, такая важная для него жизнь так быстро закончилась.

Он опустил веки и сразу же увидел перед собой физиономию Хисары. Человек и тролль стояли над умирающим, которого убили вдвоем, и молча переглядывались. Хисара был Броэреку близок и понятен, а Хамурабид — совершенно чужд. А потом Хисара сказал:

— Если бы какой-нибудь тролль так цеплялся за жизнь, то родная мать плюнула бы на его труп и отказалась бы напиться на его похоронах.

На прощание он дружески сжал плечо Броэрека, махнул ему рукой и уехал. А Хамурабид протестующе покачал головой и вдруг затих. И стрела в его груди перестала вздрагивать.

— Удивительно, что вас никто не заподозрил, — заметила Деянира.

— Мой брат не сомневается во мне, — ответил Броэрек. Он уже успокоился и теперь не спеша ехал вдоль границы. — К тому же считается, что люди высокого происхождения просто не в состоянии общаться с троллями.

— А вы разве… — начала было Деянира и осеклась.

Броэрек и бровью не повел.

— Я рассказывал тебе о том, кем был мой отец, — напомнил он.

— Я все думаю, — медленно проговорила Деянира, — какой урок я должна извлечь из всей этой истории?

— Урок? — Броэрек пожал плечами. — Здесь нет никаких уроков, девочка. Ты можешь доверять всем подряд, ты можешь не доверять вообще никому, но все зависит не от этого, а от того, с кем ты столкнешься. Всегда помни о том, что даже с троллями можно договориться. А я даже не тролль. Я тебя не обижу.

Деянира почувствовала себя гораздо лучше, когда Серая Граница осталась далеко позади. Раньше ей казалось, что глупо поступают те персонажи, которые поворачиваются спиной к опасности и надеются прожить остаток дней в относительном спокойствии. Куда правильнее — смотреть надвигающимся бедам в лицо и твердо знать, что рано или поздно начнется война, грядет нашествие нелюдей и тэ дэ.

Мда. Рассуждать подобным образом хорошо лежа на диване с книжкой. Очутившись лицом к лицу с границей, Деянира поняла: она — жалкий обыватель. Она — то самое, трусливое и недальновидное существо. Ей хотелось поскорее очутиться в городе, в безопасности… точнее, там, где ничто не будет напоминать ей об опасности.

Броэрек, кажется, даже не подозревал о потаенной буре чувств, кипевших в груди его спутницы. Он повернул от границы около полудня и больше ни разу не оборачивался. Деянира следовала за ним как пришитая.

Они по-прежнему не ночевали в деревнях, хотя встретили еще одну по пути. Броэрек объехал ее по широкой дуге и даже не захотел купить там продуктов, хотя их припасы были уже на исходе. Деянира усилием воли заставила себя не беспокоиться об этом. Угадав ее мысли, Броэрек сказал:

— У крестьян всегда очень много поводов для страха и недовольства. Если бы мы туда заехали, нас задержали бы на день всеми этими разговорами.

Деянира молча кивнула. Если у Броэрека есть причина избегать встреч с людьми, значит… значит, у него есть причина. Может быть, это как-то связано с его предательством. А может быть, он просто не хочет, чтобы местные знали, куда он направляется. Путешествие в одиночку по здешним краям может оказаться небезопасным.

Они заночевали в роще, где протекал ручей. Из-за близости воды земля там была прохладная, и Деянира, закутанная в оба плаща, свой и Броэрека, все равно полночи стучала зубами. Броэрек пытался развести костер, но огонь все время гас. К полуночи ему надоела бессмысленная возня, он улегся рядом с девушкой, обхватил ее руками, и они смогли наконец согреться.

От всех парней, с которыми когда-либо пыталась обниматься Деянира, пахло куревом и пивом, и этот запах отвращал ее от всякого желания с ними целоваться. А от Броэрека не пахло даже потом. Ну, самую малость. Поэтому она даже не проснулась, когда он прижал ее к себе.

Утро просачивалось сквозь кроны деревьев бледно-зеленым светом. Медленно проступали золотые пятна на прошлогодней листве, покрывавшей землю в роще. Вода в ручье тускло вспыхивала и тотчас гасла. Здесь сохранялся сумрак.

Деянира первая открыла глаза. Увидела листья над собой, жучка на низко склоненной ветке, потом, совсем близко, — сонное мужское лицо. Она попыталась отодвинуться, но не тут-то было: Броэрек крепко держал ее.

— Эй, — шепотом сказала Деянира, — отпустите. Вы меня задушите.

Броэрек распахнул глаза и мгновение с ужасом рассматривал девушку. Потом перевел дыхание.

— Это ты.

— Конечно, я, кто же еще! — возмутилась Деянира. — И нечего глядеть на меня как на ночной кошмар.

Не разжимая рук, он покачал головой:

— А ты не помнишь своих снов?

Она задумалась. Ну, что-то ей определенно снилось… Возможно, что-то из школьной жизни. Безнадежно запущенная химия, а завтра контрольная… Потерянная физкультурная форма… Странная вечеринка, где все парни незнакомые, а все девчонки куда-то вдруг подевались… Нет, она не помнит. Что-то неприятное — это точно.

— Послушайте, вы не могли бы отпустить меня, — взмолилась Деянира. — Мне скоро нечем дышать будет.

— Я не могу, — ответил Броэрек.

— В каком смысле? — прошептала Деянира.

— В том, что не могу, — повторил он. — Смотри.

И тут она наконец увидела то, во что отказывалась поверить: все пальцы его рук срослись между собой, а предплечья вросли в левый бок Деяниры. Когда Броэрек пытался двинуть рукой, натягивалась их общая кожа.

Деянира закрыла глаза. И вдруг подумала: «Интересно, как там поживают мама и папа? Что наплел им Джурич Моран? Или все обстоит гораздо проще, и пока для меня тут проходят месяцы и годы, для них там не прошло и получаса? А вдруг наоборот, и когда я вернусь, окажется, что на земле миновало уже триста лет? И я узнаю, что будет через триста лет? Только хорошо бы не рассыпаться прахом вот так сразу после возвращения, а спокойно дожить до старости…»

Она совсем было увлеклась этими мыслями, но потом неловко повернулась, и Броэрек вскрикнул от неожиданности и боли.

— Ой, простите.

— Попробуем сесть, — предложил он.

Они забарахтались на земле, стараясь приноровиться к своему нынешнему состоянию. Потом Броэрек решительно приподнялся, и Деянира вместе с ним.

— Кажется, еще и ноги срослись.

— И бок, — прибавила девушка. — Что здесь происходит? Этого ведь не может быть на самом деле?

— Почему? — удивился Броэрек. — Почему не может? Очевидно, я перепутал рощи…

И он начал тихонько свистеть. Деянира сидела у него на коленях, прижимаясь головой к его груди, — это была единственно возможная для нее поза, — и с возрастающим изумлением внимала бесконечным трелям. Не слишком-то мелодично насвистывал Броэрек, но, очевидно, в этом заключался какой-то смысл.

«Ой, — подумала Деянира. — А теперь мне хочется в кусты. И рано или поздно придется это сделать. С приросшим ко мне мужчиной. Ой, ой».

От этой мысли ей сделалось дурно. Она даже застонала сквозь зубы. Нет, это все не может происходить на самом деле. Это как-то очень несерьезно.

— Гальярда, — прошептал вдруг Броэрек.

— Гальярда — кажется, такой танец, — заметила Деянира. — Только я не помню, быстрый или медленный. В средние века.

— Гальярда — это имя, — шепнул Броэрек. — Тише.

Деянире показалось, что рядом промелькнуло пятно света — очень яркое, как будто кто-то пустил солнечного зайчика. Пятнышко это проплясало несколько шагов, мазануло по листьям, заставив их на мгновение блеснуть красным, как в разгар осени, и наконец остановилось. Теперь Деянира смогла разглядеть крошечную женскую фигурку, сплошь состоящую из сияния. Девушке подумалось, что это — иллюзия, игра света и тени, но затем фигурка пошевелилась и шагнула навстречу Броэреку.

— Гальярда, — сказал он, морщась, — пожалуйста, не нужно.

Ступая на носочках, как балеринка, светящаяся фигурка обошла обоих пленников. Деянира видела ее очень близко: правильное личико с огромными застывшими глазами, удлиненные пропорции, слишком тоненькие ручки. Сияние мешало рассмотреть ее получше, но Деянира и так видела, что существо по-своему очень красиво.

Гальярда присела на плечо Броэреку, пощекотала пальцами ноги его ухо.

— Ты счастлив? — спросила она тихо.

— Нет! — ответил он. Было видно, что он сердится. — Отпусти нас, Гальярда!

— Разве вы не влюбленные? — Она засмеялась, откидываясь назад. У нее были очень длинные волосы, которые волочились за ней по земле. Сейчас Деянира ясно видела, что они голубого цвета.

— Мы не влюбленные, — сказал Броэрек. — Отпусти нас.

— В моей роще все влюбленные сливаются воедино, — объявила Гальярда.

— Прости нас, — терпеливо произнес Броэрек. — Я перепутал рощи. Это целиком моя вина.

— О нет, ты ничего не перепутал! — обрадованно закричала Гальярда.

Она вскочила и завертелась в легком танце, со щенячьей бесцеремонностью наступая Броэреку и Деянире то на руки, то на живот, то налицо.

— Ты не мог ничего перепутать, о влюбленный рыцарь, ибо все рощи здесь — мои, и кто бы ни заночевал в них, он всегда сольется с возлюбленной. Но что же ты недоволен? Это ведь не навсегда.

— Не навсегда? — переспросил Броэрек. — Слушай, Гальярда, мой господин и сеньор, мой брат Геранн, — он ведь защищал тебя.

— Да, — важно подтвердила Гальярда. — Я его вассал. Я давала ему клятву верности.

— Во имя этой клятвы — освободи нас!

— Ну уж нет! — она затрясла волосами, и они поднялись сияющим голубым вихрем. — Ни за что! В этом и состоит моя клятва верности! Вот послушайте. — Она уселась на животе у Деяниры, крошечное прохладное существо с пушистыми волосами. — Я фэйри, и меня зовут Гальярда, потому что мне нравится это имя, и все эти рощи принадлежат мне, и все ручьи, бегущие по этой земле, — мои. И все мужчины и женщины, которым вздумалось прикоснуться друг к другу, — тоже мои. Не навсегда же! Почему вы все так ужасаетесь? Разве не в этом состоит ваше заветное желание — никогда не размыкать объятия?

— Нет! — хором произнесли Броэрек и Деянира.

— Глупости! — фыркнула фэйри. — Если Геранн и вправду твой брат, ты должен знать, что он подтвердил мою привилегию испытывать чувства любовников.

Броэрек хмуро молчал. Очевидно, Гальярда была права, коль скоро он и не пытался возражать ей.

Между тем фэйри продолжала:

— Много лет назад жили юноша и девушка. Они так страстно мечтали не расставаться ни на миг, что я решила срастить их тела. Не полностью, а так, наметочкой. Тут прихватила, там. И когда они проснулись, то не смогли разомкнуть объятия. Так прожили они три дня, и все эти три дня были счастливы. Потом я сняла заклятие, чтобы они могли любоваться друг другом не только вблизи, но и на некотором расстоянии. И все равно они были счастливы. Это была самая счастливая пара из всех! С тех пор все мои союзники подтверждают мое право соединять влюбленных.

— Так через три ночи мы разлепимся? — спросила Деянира.

Фэйри сморщила носик.

— Ты груба, — сказала она. — Можно подумать, ты мечтаешь поскорее убежать от своего любовника?

— Он мне не любовник! — возмутилась Деянира.

— В таком случае, спать с ним под одним покрывалом, да еще липнуть к нему так бесстыдно, как это делала ты, было более чем неосмотрительно, — заявила фэйри. — Я не совершаю ошибок. Я соединяю только тех, кто действительно жаждет соединения.

— А ты разъединяешь тех, кто жаждет разъединения?

— Через три дня.

Броэрек вздохнул и вытащил кинжал.

— Мне придется нанести увечья этой даме, — предупредил он фэйри. — У меня нет трех дней, чтобы таскать ее на себе в ожидании, пока тебе вздумается снять проклятие.

— Не проклятие, а заклятие, — поправила фэйри. И вдруг всполошилась: — Что значит — нанести увечья?

— Я разрежу ее кожу, — объяснил Броэрек.

Деянира вдруг поняла, что вот-вот описается. Потому что Броэрек не шутил. И не притворялся. У человека, который счел правильным пойти на сговор с троллями, нет чувства юмора.

— Сама посуди, Гальярда: я должен освободиться, — продолжал Броэрек. — А ты приклеила ко мне какую-то девицу, которая мне совершенно безразлична. И говоришь, что я должен так существовать три дня кряду. Я лучше отрежу ее от себя, вот и все.

Гальярда залилась слезами. Она рыдала и всхлипывала, вытирая лицо волосами. Броэрек холодно смотрел на нее, а потом поднес лезвие к тому месту, где его кожа срослась с кожей Деяниры, и сделал надрез. Брызнула кровь. Деянира не почувствовала боли, зато Гальярда разразилась пронзительными криками. Вскочив, фэйри отбежала на несколько шагов и принялась заламывать руки.

— Нет счастья! — кричала она. — Нет любви! Нет!

Она упала на землю и покатилась, обматываясь волосами, как маленькое веретено. В воздухе мелькали ее дрыгающиеся ноги.

— Не режьте больше, — прошептала Деянира. — Она не смотрит.

— Я не для нее это делаю, а для себя, — ответил Броэрек.

— Но ведь мы по вашей вине здесь очутились! — возмутилась Деянира.

— Нет, дорогая, это ты захотела уйти из замка, — сказал Броэрек. — Я вообще не собирался этого делать.

— Я думала, что…

Он приложил лезвие к ее губам.

— Помолчи.

Гальярда вскочила и махнула руками в их сторону. Золотистое облако накрыло обоих людей, а миг спустя их объятие наконец было разорвано. Деянира растерянно терла руки и бока: в местах сращения кожа покраснела и очень чесалась. Броэрек, как выяснилось, поранил не девушку, а только себя. Царапина была пустяковая, он даже перевязывать ее не стал, просто залепил листком, сорванным с дерева.

Фэйри, страшно разобиженная, топнула ногой и убежала.

Броэрек не стал медлить ни мгновения.

— Уйдем отсюда как можно скорее, — обратился он к Деянире. — И не прикасайся ко мне!